МАДАМ ЛОПАХИНА И ВЕЧНЫЙ СТУДЕНТ
...НЕДОТЕПЫ...
Рецензия на спектакль «Вишневый сад» во МХАТЕ им. Чехова
18 июня 2004 года
...Они все такие в спектакле. Мысль возникает, как только более или менее удается разглядеть очередного персонажа. Ответственность на каждом актере невероятная – пьеса, давным-давно вознесенная на пьедестал и основной массой критиков именуемая вершиной чеховского гения. Игранные-переигранные десятки раз роли. Казалось бы, каждый в зале точно должен знать, как именно выглядит Лопахин, как именно двигается Раневская, какие именно слова вот сейчас, сейчас произнесет Аня. И показать это надо достаточно по-новому – чтобы не ушли в антракте...и достаточно по-старому – чтобы это был «Вишневый сад». Чтобы вишневый сад – цвел.
Визуально начало спектакля так же сильно, как слаб его конец. Потрясающе обыгранное художником решение – знаменитый МХАТовский занавес, неожиданно распадающийся вокруг кружка персонажей на тонкие полоски вместо того, чтобы традиционно отъехать в сторону. Слышны пораженные возгласы в зале. Тишина.
Сцена уставлена скамейками. На них в основном и происходит все действие. Конечно, будет еще кресло для Раневской – чтобы сумела достойно сесть, не запутавшись в вычурном платье, будет оркестр, так необходимый Лопахину в страшном и прекрасном его монологе, и много-много свободного пространства, где смогут побегать Аня с Петей и Варей. Спектакль под завязку набит талантливейшими учениками Табакова. Сразу думаешь, как бы это действо выглядело на сцене знаменитого Подвала. М-да. Странно бы выглядело. Но, может...ближе? Или не уместился бы там вишневый сад?...
Роль Раневской играет Рената Литвинова. Я не знаю, какая она на телеэкране – честно не знаю, не видела. Но слушая монологи, ради которых кинодива неизменно подходит к самому краешку сцены, все время одинаково заламывая унизанные перстнями руки, хочется то ли уйти, то ли пересесть поближе – чтобы хоть что-то расслышать, то ли рассмеяться. Кстати, смеялись в зале. Смеялись там, где от слов Раневской мурашки должны бежать по коже и едва сдерживаемая боль прорываться сквозь каждую щелочку. Видимо, поняв, что она вообще может сделать с этой ролью, Литвинова откровенно решила наплевать на трагизм и играть комедию. Это даже ей немного удалось. Но сцены, те сцены, из-за которых и проникаешься безумным состраданием к разорившейся помещице – провалены. Я немного другим шрифтом напишу – ПРОВАЛЕНЫ. В голосе Литвиновой до смешного не хватает чувства. «Мама не перенесла, ушла, ушла без оглядки», - говорит Аня, подразумевая раннюю гибель сына Любови Андреевны. Да никуда она не ушла, вот же она, бродит по сцене. Живая, реальная. Только неумело прикидывается полубезумной.
Молодая актриса МХАТа Анастасия Скорик играет ту самую все и всем поясняющую Аню, родную дочь Раневской - самого нормального человека во всей пьесе. Как и обычно у Скорик, ее героиня – порывистая и юная, но трезвая и рассудительная. Она всегда знает, что делать и что говорить, только чувствует она это сердцем – и не ошибается. Тоненькая, с копной коротких медных кудряшек, Настя Скорик бегает по сцене – и вдруг надолго замирает в кресле, у развевающихся занавесок... В звонком голосе неожиданно появляются тяжелые горькие нотки зрелой женщины, уже кое-что знающей, испытавшей... Семьдесят процентов «чеховской атмосферы» на сцене – заслуга Скорик. Она играет ярко, четко, не убавляя и не перебарщивая – и здесь можно только аплодировать.
Приемная дочь Раневской Варя – Екатерина Соломатина – полная противоположность Ани. Персонаж ее – из тех женщин, что стареют, не успев расцвести. Она все делает по дому, не может без дела ни минуты; она одевается почти как прислуга только потому, что сама не замечает этого; она думает, что влюблена в Лопахина, хотя по-настоящему просто считает, что любая нормальная женщина рано или поздно должна оказаться замужем, а никого более подходящего рядом и нет; в конце концов, она кричит и срывается не на тех, потому что она – не Раневская, а именно она – глубоко несчастна. «Мадам Лопахина!» - говорит ей Петя Трофимов, только чтобы услышать в ответ ее «...Вечный студент!» Она сама зарывает в землю свою жизнь, она этой жизни боится, и нет ни одного человека, способного помочь ей, подтолкнуть, избавить от душащих ее комплексов, которые только множатся. Соломатина так и играет – и ее серая мышка Варя, которую и не запомнишь-то толком, оживает, и пытается сделать еще шаг, и пробует что-то сказать, но... уже поздно. Сад продан. Уезжать пора. Варя – отчаянная фаталистка – сдается. На сопротивление сил нет.
На роль Ермолая Лопахина режиссером был выбран гениальный Андрей Смоляков – центральная «движущая сила» «Табакерки». Скажем так, Шапиро не промахнулся. Гротескно и жалко смотрятся щеголеватая шоколадного цвета шляпа и белый шарф на этом вечно размахивающем руками, говорящем неправильно и невпопад человеке; это тот случай, когда деньги есть, а применить их он не умеет. Не обучен. Да он и сам понимает это все, он об этом говорит, едва раскрывается занавес, ему и самому режет сердце подобное несоответствие, осознание собственной ничтожности перед старинным великолепием сада, аристократического поместья и его бледной изысканной хозяйки. Но сделать-то он ничего не может. Таким создан. Деньги есть. Есть горькие воспоминания. Больше нет ни-че-го.
Существуют актеры, амплуа которых четко не определено. Так и мечутся всю жизнь. Здесь иное. При том, что Андрей Смоляков умеет быть и смешным, и задумчивым, родился он все же трагиком и под этой звездой продолжает свой путь – а она разгорается все ярче и ярче, и от всего сердца – сил ему, потому что они тут нужны невероятные. Невероятный талант уже есть.
Адольф Шапиро, вместе со Смоляковым вытаскивая с чеховских страниц образ Лопахина, сделал великую вещь, переиграв один штамп, который до него никто переиграть не решался. Его Лопахин не влюблен в Раневскую. Да, любит – но как в женщину, именно как в женщину – не влюблен. Она дорога ему как память, как мелькнувший под утро сон, который и разгадать потом не в силах, как нечто, до чего не достучаться. В своей центральной сцене, где вступает оркестр, гаснет свет и Лопахин выставляет наконец на всеобщее обозрение дикую свою боль, представление-то это все – прежде всего для Раневской. А она сидит в углу. На него не смотрит. Как бы и нет ее. И приходится объяснять зрителям... А они всего лишь в зале – ну что они поймут???
Очень и очень хороши те, кто пришел в этот спектакль из «Табакерки». Все до единого. Евдокия Германова – Шарлотта Ивановна– выведена в постановке клоунессой, и кажется, такой и должна быть; Дмитрий Бродецкий – Яша – ну совершенно не похож на прислугу, он ведет себя покруче господ, то и дело вызывая смех в зале. Епиходов – «двадцать два несчастья» - вообще поднят Сергеем Угрюмовым на высоту едва ли не главного героя. Когда они полукругом выстраиваются на сцене, во главе со страшно измученным ролью, но безмерно счастливым Смоляковым-Лопахиным, хочется кричать браво, им, всем им, и хлопать без конца. А потом на поклон из глубины сцены, по центру, выходит Рената Литвинова – Раневская последних трех часов, и ею, конечно, можно полюбоваться, как изящной, необычно-красивой женщиной. Цветы преподнести, так они идут к ее бледности и нежно-палевому платью. Но... Любовь Андреевна, помещица безумная, она-то где? Ах, в Париж уехала... Разве только сейчас?
...Мне показалось, еще до начала спектакля.