Евгений Антонов

ЧТО-ТО ЗНАКОМОЕ

Я Пабло. Я взмокший и напуганный. Я отчаянно гребу, пытаясь уйти с такими же как и я несчастными от преследующих нас туземцев. Их много. Очень много. Если обернуться, то кажется, что за тобою движется целая орда. Их копья - сплошная щетина, их боевая раскраска с перьями и амулетами - взбитая над водой радуга. От мельтешения множества мокрых, бликующих на солнце весел рябит в глазах и животный страх смерти, как липкая паутина, начинает опутывать все твое существо, заставляя полностью отдаться во власть инстинктов и удесятеряя физическую силу.

Я Луис. Я бегу по бесконечным коридорам и лестницам какого-то высотного здания, пытаясь не потеряться в темноте и окруженный толпой плачущих женщин и растерянных мужчин, гонимых страхом смерти. Мы бежим, не видя наших преследователей. Осознание того, что мы бежим в тупик, заставляет некоторых из нас сдаться. Тогда мы слышим где-то позади себя сухой треск автоматных очередей, подгоняющих нас, словно хлыст погонщика.

Я Пабло. В этих чертовых озерах можно заблудиться : сплошные острова, поросшие камышом, рукава и боковые проходы. Им было бы гораздо сложнее преследовать нас в узком месте, но, боясь оказаться в тупике, мы не рискуем куда-либо сворачивать. Топкие берега дрейфующих торфянных островов представляют собой зыбучую трясину и высадка на них означает ту же смерть. Между тем, они все ближе, и чувство безысходности начинает сковывать волю. Этот новенький, что сидит позади меня - мы его почти не знаем - он вдруг прокричал, задыхаясь, что у нас есть только один выход - зайти в узкую протоку между двумя дрейфующими островами, которые сомкнуться за нами до того, как они успеют подойти. Ему никто не ответил, но было ясно, что с этим согласны все.

Я Луис. Я совсем выбился из сил, тащя за собой то одного, то другого из тех, кто еще не сдался и продолжает бежать. Пока нас спасает только то, что наши преследователи и не торопятся, загнав нас в тупик. В темноте я толком не смог разглядеть человека, предложившего захлопнуть самих себя в этой мышеловке так, что бы и они не смогли до нас дотянуться. Сделать это можно было только разрушив пару пролетов лестницы, ведущей с этажа на этаж. Он сказал, что они уже расслабились, что для них это стало просто игрой, и что он попробует внезапно напасть на первого (или первых) из них и, захватив гранаты (он видел, что они ими просто обвешаны), взорвать какой-нибудь из пролетов. Было бы глупо, не признать справедливость его доводов. Он остался, сидя на полу, пытаясь отдышаться и собраться с силами, а мы двинулись дальше.

Я Пабло. Я изо всех сил упираюсь веслом в колышущуюся травяную массу. Выбранная нами протока настолько узка, что мы не гребем, а проталкиваемся по ней, пытаясь успеть выскочить на чистую воду до того, как она совсем исчезнет. Наши весла проваливаются и вязнуть, но близость спасения заставляет нас делать почти невозможное : мы преодолеваем последние метры, скользя уже не по воде, а по бурой чавкающей жиже. Крик радости вырывается из наших пересохших глоток, сливаясь с диким и злобным воем туземцев, понявших, что мы от них ускользнули. И хотя, их стрелы могут с легкостью преодолеть это расстояние, нам они практически не страшны : мы успеваем укрыться за стеной камышовых зарослей, лишив их, тем самым, возможности стрелять прицельно.

Я Луис. Я уже не могу бежать, сильно ударившись обо что-то лодыжкой. Взрыв, донесшийся до нас снизу, дал нам понять, что дальше можно было уже не бежать. Тем более, что сил для этого уже ни у кого не осталось. Мышеловка захлопнулась, сохранив нам жизнь, как это ни парадоксально...

Я Пабло. Я все еще не верю, что мы спасены. Однако, оставаться здесь нельзя : эта орда вовсе и не собирается смириться с таким положением дел. Они ждут, когда проход снова откроется. Наверное, так бывает, если они ждут. Мы можем плыть по нескольким протокам, входы в которые четко различимы. Некоторые из них тупиковые. Все это похоже на большой лабиринт, выход из которого можно увидеть только поднявшись высоко в небо. И тогда снова подал голос тот парень, что сидел позади меня. Он сказал, что сможет узнать, куда нам плыть, если ему никто не будет мешать. Он разувается, стаскивает с себя рубаху, прыгает в воду и, отплыв на некоторое расстояние, переворачивается на спину и лежит так на поверхности, расслабившись и закрыв глаза. Спустя некоторое время, он возвращается в лодку и указывает нам путь. По его словам, выход отсюда единственный и придется плыть не один час, пока мы снова не выйдем на большую воду.

Я Луис. Я даже и не предполагал, что человек, отрезавший от нас погоню, все еще жив. Он пришел и сообщил нам, что все это - лишь временная передышка. Взрыв разрушил всего один пролет лестницы, но зато разозлил и подстегнул наших преследователей. Им не составит труда вскарабкаться по остаткам арматуры и довести дело до конца. Вместе с тем, он принес и обнадеживающую весть : выглянув в окно, по дороге к нам, он обнаружил, что где-то двумя-тремя этажами выше нас закреплена подвесная строительная люлька. Возможно, на ней мы сможем перебраться в другую часть здания, с отдельным подъездом и лестничной клеткой, или, даже, спуститься вниз.

Я Пабло. Я устало гребу на пироге, пробираясь вместе с такими же как я по указанной нам узкой протоке.

Я Луис. Я перевожу в темноте, под проливным дождем, первую партию людей, в основном - женщин, на маленькой строительной люльке, руками подтягиваясь вдоль троса, натянутого горизонтально.

Я Пабло. Я вижу, как он, этот парень, снова лежит в воде, пытаясь узнать, по какому из двух рукавов протоки нам следует плыть дальше. Всем нам остается только ждать.

Я Луис. Я вижу, как этот человек, лицо которого я так и не смог рассмотреть по хорошему, пытается что-нибудь сделать с люлькой, что бы не дать нашим преследователям воспользоваться ею. Мы, все остальные, ждем его, стоя на площадке строительного лифта, смонтированного на тросах вдоль стены здания.

Я Пабло. Я больше уже не верю, что это когда-нибудь закончится. Мы плывем практически наугад. Никто не мог понять, что происходит до тех пор, пока бурлящая вода не стала красной от крови и в ней не промелькнул хвост огромного аллигатора...

Я Луис. Я позволяю площадке медленно опускаться, ломом разжимая тормозные колодки лебедочного барабана. В темноте и пелене дождя я не видел, как он падал. Я слышал только его крик и почувствовал, как ослаб трос, на котором висела люлька.

Я Пабло. Я начал замечать, что протока расширяется.

Я Луис. Я нашел оптимальный режим торможения и мы спускаемся довольно быстро.

Я Пабло. Я уже вижу устье протоки. Все будет в порядке, если мы снова не окажемся в поле зрения туземцев.

Я Луис. Я понял по количеству троса на барабане, что мы уже почти спустились. Только бы внизу нас не поджидал кто-нибудь из них.

Я Пабло. Я верил, что...

Я Луис. Я так хотел, что бы...

Я Пабло...

Я Луис...

Я Пабло Луис Суарес. Я боюсь, что больше уже не смогу поправиться и стать таким, как все. Говорят, что нет страшней болезни, чем быть скорбным головой. Я надеюсь, что это продлиться недолго. Лучше умереть в одном из своих бредовых видений, чем остаться здесь навсегда и продолжать видеть бесконечную их череду. Кто этот парень? Он появляется всякий раз, когда мне грозит опасность... Кажется, я начинаю его ненавидеть...

Боже, какая тяжелая голова! Я не могу оторвать ее от подушки... Когда-нибудь я убью его сам... Веки словно свинцовые... Интересно, я настолько болен, или мне что-то вкололи?.. Но сначала надо узнать о нем побольше... Кажется, я опять отключаюсь... Надо с ним поговорить... Что-то мне... Я убью его...

Я Пабло...

Я Луис...

17.03.00