Книго

Геннадий ПРАШКЕВИЧ

ТУМАН В БОТИНКЕ

Дом Сени Шустова стоял на краю крошечного среднеазиатского городка. Сразу за окнами начиналась пустыня. В тени сорок пять, серебристая джидда не дает тени, песок до горизонта, а по горизонту, как в кино, ходят два-три смерча, изгибаясь синхронно и медлительно. Сеня Шустов (двадцать семь лет, инженер-геофизик, не привлекался, не бывал, даже не слышал) длинноволосый, загорелый, живой только что закончил Письмо другу детства Римасу Страздису. Литовец Римас Страздис родился в Сибири, общее детство повязало его с Сеней на всю жизнь. Правда, после ТГУ и недолгой работы в Якутске, Сеня попал в Кызыл-Кумы, а вот Римас, наконец, вернулся на родину, в Вильнюс, откуда в сорок восьмом его отца, известного историка, выслали в Сибирь "за идеализацию средневековья времен великих князей Гедимина и Витовта, а также за глубокий консерватизм". Назад отец не вернулся, зато Римас теперь преподавал в Вильнюсском университете, в беседах сильно поминал Риббентропа и Молотова и не раз зазывал непрактичного увлекающегося Сеню в гости. Но Сене было не до гостей. Все последние годы он строил свою чертовски необходимую людям теорию. В принципе, считал Сеня, на нашу планету Земля давно пора взглянуть как на существо в некотором смысле живое. Чем больше мы его травим, взрываем, перепахиваем, засоряем ядами и отходами, тем больше она нервничает - изрыгает волны цунами, плюется вулканическими бомбами, рушит города конвульсиями землетрясений, короче, ведет с человечеством самую настоящую геофизическую войну. Полистайте любую газету, обязательно что-то такое встретится. Цель жизни Сени Шустова в том и заключалась, чтобы найти управу на взбесившуюся планету. На людей, похоже, управу уже не найти. На старом казенном "москвиче" Сеня в свободное от работы время уезжал прямо к песчаным смерчам, никогда, правда, до них не доезжая. Останавливался перед мертвыми Черными останцами. На свете, известно, много древних уголков. Скажем, Свазиленд с его миллиардновозрастными толщами или Месопотамия, в холмах которой захоронена не одна цивилизация. Черные останцы, этот развал голых камней, обожженных неистовым пустынным солнцем, тоже не выглядели новеньким местечком. Возможно, камни эти помнили еще пучеглазых и робких двоякодышащих рыб, никогда не предполагавших, что их вояжи на сушу приведут когда-нибудь к появлению Леонардо и Лоллобриджиды, Риббентропа и Молотова. Сени и Римаса, философов и ученых, как бы впоследствии они что-то там ни идеализировали. Сеня как раз об этом писал Страздису. Раскаленные потрескавшиеся скалы Черных останцев часто и привычно рушились. Сеня, экспериментируя, именно здесь пытался уловить одну важную закономерность, которая и могла в будущем помочь человечеству в его борьбе с землетрясениями. "Я нашел!" - так написал Римасу Сеня. А заканчивая письмо, указал адрес маленького ведомственного пансионата, расположенного в старинном русском городе на реке Великой, куда его, Сеню, начальство срочно отправляло на отдых. Отправляли Сеню на отдых действительно - якобы в связи с его переутомлением. Местные пастухи, прогоняя дромадеров и бактрианов мимо названных выше Черных останцев, не раз видели там Сеню, а главное слышали. Черные камни, латунное небо, а на фоне неба Сеня, черный от загара. Внизу балдеют под камнями от жары черепахи. Упрется такая лбом в камень и перебирает конечностями, никак до нее не дойдет, что проще обойти камень. А Сеня, широко расставив ноги, сосредоточенный, широкоплечий, стоит на площадке под самым опасным, под самым иссеченным трещинами обрывов и, приняв решение, выпаливает из ракетницы прямо в обрыв. Грохот. Лавина черных перегретых солнцем камней грозно рушится вниз и вот тут-то своим мощным и низким голосом, данным ему от природы, Сеня останавливает катаклизм. Одной всего лишь фразой, состоящей из двух лишь слов. Правда, слова эти Сеня искал несколько лет, перепробовав бесчисленные варианты. - Такой-то - жеребе-е-ец! Резонируя с оползающей лавиной, голос Сени, точнее, высвобождаемая Сеней латентная, скрытая энергия организма творила чудеса - лавина останавливалась, редко какой камень докатывался до ног Сени. Вот она управа на землетрясения! Мысль Сени, в сущности, была проста, подсказывала ему и та же природа. Если помните, перед землетрясением собаки воют, коровы мычат, ослы заходятся в воплях. Казалось бы, чего выть, мычать, заходиться в воплях? Беспокойся себе молча. Но Сеня сумел дойти до глубинного смысла, он понял, что все это не случайно. Просто животные инстинктивно направляют скрытую энергию своих организмов на грозящую опасность и делают правильно, только при их небольших мозгах никак они не могут допереть до того, что мычать, выть, вопить надо всем сразу, всем вместе и нечто единое. И Сеня нашел эту волшебную фразу. Вывел ее эмпирическим путем и отработал в Черных останцах. Причем внешний ее смысл никакого значения для Сени не имел, просто так получилось, что в звуковую универсальную форму удачно легла фамилия именно такого-то. Сумей коровы, лошади, собаки, ослы промычать, проржать, пролаять, возопить найденное Сеней имя - любое бы землетрясение в корне угасло. Но их сумеречное сознание не освещалось и перед лицом смерти. Зато местные пастухи, случайно услышав в Черных останцах Сеню, не остались равнодушными к его судьбе. "Верблюды и те бледнеют, начальник..." - сказал один из них, добравшись до парторга Сениной экспедиции. Год шел восьмидесятый и фамилия _т_а_к_о_г_о_-_т_о звучала чрезвычайно сильно. Она еще и сейчас звучит сильно, так сильно, что я не желаю ее тут воспроизводить. Просто договоримся: т_а_к_о_й_-_т_о_, и все. А хочется поэкспериментировать, подставьте в формулу фамилию, кажущуюся вам подходящей, и бегите на ближайший обрыв. "Верблюды бледнеют?" - переспросил парторг. И посоветовал пастуху: "Помалкивай". И срочно вызвал к себе Сеню. Разговор получился не длинным. Ты вот, Сеня, беспартийный, ты всех подводишь. Ты отрываешься от масс, любишь уединение, это нередко приводит к ошибкам. Работник, ничего не скажу, ты нужный, много дал экспедиции, а значит, стране, но ты явно переутомился, ты в отпуске не был давно. Вот горящая путевка в тихое место. Давай, давай, завтра же! "И пастухи отдохнут", - добавил парторг загадочно. Сеня согласился. Фразу, нужную по звучанию, он нашел. Теперь следовало оснастить ее математическим аппаратом, вывести изящную и простую формулу. Где, как не в пансионате? Той же ночью Сеня улетел в старинный русский городок на реке Великой. Пансионат Сене понравился. Большая комната, все удобства, покой. Зуб, правда, заболел, щеку разнесло, но Сене было не до зуба. Забывая пообедать, он сидел за столом, обдумывая результаты своих необычных экспериментов. Иногда он звонил в Вильнюс Римасу, советовался с ним по определенным деталям. Принимая теорию в общем виде, Римас не одобрил деталей звуковой формулы и советовал Сене не торопиться, работать в уединении, даже приглашал: приезжай лучше в Вильнюс, у нас катакомбы есть, поработаешь в катакомбах... Да ну тебя, сердился Сеня и бежал под мост - еще и еще раз проверить свою формулу. Мост через реку Великую грузен, огромен. Построили его еще при Николае II, но он и сейчас держал на крутой спине бесчисленное количество "КамАЗов", "БелАЗов", "Като" и "Уралов". Каменные быки сотрясались, клепанные фермы дрожали, весь мост трепетал как при жестоком, на десятки лет затянувшемся землетрясении. Сеня опускался на берег, утверждался на песке и, выждав самый напряженный момент, мощно выводил: - Т_а_к_о_й_-_т_о_ - жеребе-е-ец! Римас Страздис явно недооценивал формулу Сени: массивные быки моста незамедлительно обмирали, даже сама вода реки Великой задумывалась, забывая, в каком направлении ей следует течь. А если бы выведенную Сеней формулу проревели бы все жители старинного русского городка? Вот она защита от землетрясений! Взлохмаченный, усталый, с флюсом на щеке, Сеня Шустов вернулся в пансионат. Стояла ранняя ночь, огни в спящем городке гасли, помаргивали робкие звезды, пытаясь добраться до городка сквозь облако смога. Конечно, добродушно думал Сеня, _т_а_к_о_м_у_-_т_о_, возможно, неприятно слышать свою фамилию в подобном контексте, но ведь _т_а_к_о_й_-_т_о_ не раз утверждал: его жизнь - она для народа. И утверждал с высокой трибуны, не просто так. Вот пусть и потрудится для народа, напрасно Римас так о нем беспокоится. Сене в голову не приходило, что друг его детства беспокоится не о таком-то, а о нем, о Сене. Он стоял у окна, он был счастлив, он понимал, что нашел ключ к решению великой задачи. Стук в дверь несколько его удивил. Все же второй час ночи. - Семен Шустов? - Ага, - сказал он, открыв дверь и держась рукой за щеку. - А я доктор, - маленькая милая женщина стояла между двух здоровенных зверовидных санитаров. Ее глаза сияли: - Зубик болит? - Ага. - А мы вам его подлечим. - Ну? Прямо здесь? - сервис выглядел непривычным. - Зачем же здесь? - мило укорила Сеню доктор. - Прокатимся. У нас чисто, стерильно. Вон ведь как раздуло щеку. В общем, женщина-доктор Сене понравилась. Предупредительная. А машина ждала под окном. Фары пригашены, отъехали тихо - зачем мешать отдыхающим? Сеня от удовольствия даже подмигнул санитарам, но они, наверное, умаялись за день - отвернулись, не ответили. А в большом кабинете Сеню на несколько минут оставили совсем одного. Тихо, покойно. Он головой покрутил. Завтра, решил, позвоню Страздису. Пусть знает, как у нас меняется жизнь. А тут как раз вернулась женщина-доктор. Все, в общем, обычно. Имя, фамилия, где живете? Ах, в пустыне. Как далеко! Геофизик? Как интересно! Наверное, весь мир изъездили, на Яве были? Да ну, отмахнулся Сеня, такая дыра. Но уж где-нибудь в Якутии точно были, падали, ушибались? Зачем падать? - удивился Сеня. Я же не сумасшедший. - Скажите, - спросила женщина-доктор, - я не кажусь вам какой-нибудь необычной? - Похоже, Сеня сильно пришелся ей по душе. - Вы не находите во мне что-нибудь такое необычное? - Глаза, - застеснялся Сеня. - У вас глаза прямо лазерные. - Как вы сказали? - Лазерные. Женщина-доктор удовлетворенно кивнула, после чего Сеню, правда, провели в зубной кабинет, правда, выдернули зуб, и где Сеня, правда, сразу заторопился: - Мы ведь недолго ехали, я теперь сам пойду. И так отнял у вас время, - он прямо горел желанием снова засесть за свои формулы. Ему хотелось и женщину-доктора, так мило с ним кокетничавшую, приобщить к своему открытию: - Вы ведь даже не знаете, кому вырвали зуб. - Ну почему? Почему? - кокетничала женщина-доктор. - Семену Шустову, геофизику из пустыни. - Если бы! - сказал он восторженно. - Вы спасителю человечества зуб вырвали. Человеку, который нашел способ спасти людей и материальные ценности от землетрясений. - Это как? - обрадовалась она. - Волевым усилием, звуковой гаммой, - Сеня старался объяснить популярно. Ему хотелось еще больше понравиться маленькой женщине-доктору, упрощений он не боялся. - Планета, она ведь в некотором смысле живая. Начнет трясти, надо уметь на нее прикрикнуть. Сами ее довели. - А что кричать-то? - потрясенно спросила женщина-доктор. Она в Сеню прямо влюбилась. - Т_а_к_о_й_-_т_о_ - жеребе-ец, - с удовольствием подсказал Сеня, ничуть уже не стесняясь. - Ну? - у женщины-доктора округлились глаза. - Это у вас достоверная информация? - Какая там информация, не в _т_а_к_о_м_-_т_о_ дело, это символ, формула. Будет время, подберем что-нибудь поточнее. - Вот как? - Да, ладно, - засмущался Сеня. - Я вам потом расскажу. А сейчас пора мне. - Да уж нет, вы отдохните. Вам непременно следует отдохнуть. Пришли здоровенные зверовидные санитары, не слушая удивленного Сеню, долго вели его по длинному коридору, а там с рук на руки передали громоздкой, как холм, тете Моте. Так она назвалась. - Ветеран? - С чего это? - еще больше удивился Сеня. - У нас всякие бывают... Тетя Мотя вышла на пару минут из кабинета - пошептаться с санитарами. Сеня, пользуясь тем, что остался один, а стол заставлен телефонами, выбрал наугад самый симпатичный и быстро набрал код города Вильнюса. Римас Страздис ответил сразу. Вот смотри, волнуясь сказал Сеня Страздису, я и зуб удалил, и формулу вывел, и устроился хорошо. Еще он невнятно намекнул на присутствие женщины-доктора. Если останусь на ночь, невнятно намекнул он, ты позвони. Я, может, долго не усну... Номер телефона? Он взглянул на ярлычок, приклеенный к аппарату, и продиктовал номер. - Ошалел! Совсем ошалел! - в кабинет ворвалась громоздкая тетя Мотя и с неожиданным проворством вырвала трубку из рук Сени. - Казенный! Как можно? И выговорила сердито: - Вроде тихий, а бесишься. Идем, третьим будешь. Палата, действительно, оказалась просторная, хорошо освещенная, стояло в ней три койки. Соседи Сеню несколько насторожили. Один сидел и трясся, как автомат, второй без всякой причины то и дело заглядывал под койку. Сеня тоже туда глянул, но ничего под ней не увидел. - Чего это он? Тетя Мотя не ответила. Тетя Мотя уже покинула палату, даже не представив Сене соседей. Похоже, братья не по разуму, испугался Сеня. И бросился к двери. Дверь оказалась запертой. Он стал стучать. Он достучался. Он потребовал, достучавшись до тети Моти, чтобы его отправили в пансионат. Тетя Мотя возразила: а тут чем плохо? Он возразил: в пансионате его ждет работа. Она возразила: а ты спроси, что ждет тебя здесь? Он сказал: мне это все равно, я соседей не выбирал, я в пансионат хочу. Тетя Мотя сказала: ты эгоист. Он сказал: хочу домой, он в это время читает, занимается самообразованием, он сказал, что чуточку культуры всегда уместно. Тетю Мотю это не тронуло. - Ложись! - прикрикнула она. - Ложись и спи. А будешь шуметь, мы тебя зафиксируем. - Выйти хочу! - крикнул Сеня уже в отчаянии. Как ни странно, его крик тетю Мотю успокоил. А вот нагрузим тебя квадратно-гнездовым способом, пообещала она, сульфазин у нас всегда есть, и отправим в буйное отделение. От этих слов даже у неопытного Сени зачесались ягодицы и под лопатками зачесалось тоже. А соседи по палате, те вообще юркнули под одеяла. И, как по команде, пришли здоровенные зверовидные санитары, молча бросили Сеню на койку. Там оказались специальные ремешки, привязали Сеню надежнее, чем в самолете. - Я кричать буду. - Это можно, - разрешила тетя Мотя. - Только не громко. Здесь не городской мост. Дверь захлопнулась. Сеня подергался, но ремни оказались, правда, надежными и он почувствовал себя побежденным. А эти... братья не по разуму... они кусаться не будут? Нет, братья не по разуму вели себя приветливо, а потом еще и тетя Мотя заглянула в палату. - Ну и кореш у тебя, - сказала, она ошеломленно. - Уже дозвонился до нас, змей. Где это, спрашивает, отдыхает нынче мой друг детства Сеня? А голос иностранный. Я, конечно, говорю: в хорошем, в надежном месте, а он адрес требует, главного врача требует. Это ночью-то! А еще говорит: передай Сене... И такое просил передать... - глаза у тети Моти совсем округлились. - Туман в ботинке! Вот. Понял? Это он тебе: туман, дескать, в ботинке. Этот иностранец твой. Хорош он у тебя. Видно, к нам рвется. Тут Сеня затосковал. Почему туман в ботинке? С чего это Римас взялся шутить? Он со стыдом вспомнил, как сам шумел под мостом. Ведь это Римас предостерегал его: работай в уединенных местах... Вот лежи теперь зафиксированный. В одном ему повезло: на соседей. Тот, что заглядывал под койку, оказался марсианином. - Недавно он телепортировал с Марса прямо на городской телеграф и решил сразу отбить телеграмму во Всемирный Совет Марса, правда, телеграфистка вызвала санитаров. А второй был автоматом. Вот брось мне денежку, сказал он Сене, я как затрясусь-натрясусь. - Ты и так все время трясешься. - Это я на холостом ходу. - Ты с тетей Мотей поосторожней, - посоветовал марсианин. Говорил он с милой и мягкой недоверчивостью к интеллекту Сени. - Она не человек. Ты все отрицай. Ты не говори, кто ты. - Ну и зря, - отозвался автомат, - лечить все равно будут. - От чего? - испугался Сеня. Но автомат затрясся и не ответил. Сеня на все махнул рукой. Пусть все течет как течет. По опыту он знал, противодействовать превосходящим силам не стоит. С ним было, он однажды под Якутском гулял по тундре и нечаянно нарвался на здоровенного медведя, который как раз искал что-то такое. Там Сеня тоже не стал рвать когти. Зачем? Он просто пал на колени перед медведем в сырые хладные мхи, сорвал с головы шапку и низким голосом завопил: "Наверх вы, товарищи, все по местам..." Медведь оторопел. Он встал на дыбы, он свесил передние лапы, он щурился сердито. Чего в тот день Сеня ему не перепел! От матерных частушек до Интернационала - весь комплекс, все, что хранилось в Сениной памяти. На пятом часу концерта появился вдали вездеход... Но насчет лечения Сеня здорово испугался: - Не надо меня лечить. Я только что сделал серьезное открытие. - Нам не рассказывай, - забеспокоился автомат. - Почему? - Соучастниками сделают. В общем, ребята оказались терпимые. Да и тетя Мотя под утро снова заглянула, расфиксировала Сеню, сводила в туалет. Вишь, геофизик, как нас сердить. Ножки-ручки затекли, да?.. А этот твой, он опять звонил. Голос важный: как Сеня? А ты, змей, хитрый, рассекретил наш телефон... А этого твоего, с важным голосом, тоже надо лечить. Он опять про туман в ботинке. Странно как-то. Он не шпион? Ты дай нам его телефончик. - Не дам. У него отец и так страдал за идеализацию. Сеня, правда, был рассержен. Всю жизнь с ним вот так. - Письмо написать можно? - А хоть два, - тетя Мотя вдруг стала добренькой. И автомат и марсианин, они оба таинственно подмигивали Сене, но он их лукавства презрел, карандашом на бумаге, принесенной тетей Мотей, накатал письмо в свое геологическое управление: вот, мол, ничего такого не сделал, а поместили меня в какое-то специальное заведение. Куда он мог еще обратиться, кроме своего управления? Тетя Мотя проводила Сеню в коридор, там висел на стене голубой ящик. В него. Сеня и бросил письмо. - Теперь отдыхай, - тетя Мотя заперла дверь. А марсианин сказал, все с тем же мягким недоверием к Сениному интеллекту: - Этот ящик в коридоре, он для дураков. И письмо теперь вклеят в твою историю болезни. - Какой болезни? Нету у меня болезни! - Все вольны, всех лечить надо, - мягко заметил марсианин. - Я вот, например, из писем голубков делаю и пускаю в форточку. Так надежны. Кто-нибудь обязательно найдет голубка и отправит по адресу. Он тайком показал бумажного голубка. Адрес был такой: "Марс, Всемирный Совет Марса, Председателю". "Сеня вздохнул: немало, видно, таких голубков вклеено в твою историю болезни. Марсианин обиделся: я не больной, я командированный с Марса! И автомат его поддержал. Так прошла ночь, наступило утро. Субботнее, к сожалению. Никаких обходов, никаких докторов. Тетя Мотя позволила Сене помыть полы, очень радовалась его кротости и трудолюбию. У нас хорошо лечат, успокаивала она Сеню, ты здоровым домой вернешься. Разговаривали они в ординаторской, но к телефонам она его больше не допустила. Этот твой опять звонил, сообщила она. И поинтересовалась, что там за открытие Сеня сделал? Важное, наверное, если его привезли прямо ночью. Сеня, несколько упрощая, пересказал тете Моте суть своего открытия. Тетя Мотя ведь тоже могла когда-нибудь оказаться в зоне землетрясения, ей тоже надо знать, как бороться с землетрясениями. Тетя Мотя, послушав, прониклась, даже пустила по столу пустую эмалированную кружку и когда та стала падать, шепнула, пугливо оглядываясь: - Т_а_к_о_й_-_т_о_ - жеребе-е-ец! Но кружка упала. - С тобой сама в дурдом угодишь, - вздохнула тетя Мотя. Короче, всю эту историю Сеня рассказал мне в своем маленьком среднеазиатском городке, куда его доставили коллеги, срочно побывавшие в городке на реке Великой. На адрес лечебницы вывел их Римас Страздис, друг детства. Поскольку Сеня ни в чем дурном прежде не был замечен, его с трудом, но отбили - под расписку, под наблюдение местных врачей. А дома сказали: ни одной ногой никуда больше! Время такое... Потрясенный Сеня так и поступил. А на Римаса Страздиса даже обиделся: что это там за туман в ботинке, зачем тетю Мотю пугал? Страздис позвонил и долго смеялся: сам ты тетя Мотя! Не туман в ботинке, а _т_у _м_а_н _п_а_т_и_н_к_и_. По-литовски это дружок. Ты мне нравишься, значит. А в отпуск соберешься, езжай ко мне, ну их, эти ведомственные пансионаты! Когда я прощался с Сеней, он проводил меня до калитки. Серебристая джидда, не дающая тени, пески до горизонта, на горизонте два-три смерча, изгибаются синхронно. Светлый, свободный, счастливый мир, живи себе и работай. Но Сеня притянул меня к себе, оглянулся, и быстро шепнул: - Слышь, писатель. Это я тебе говорю. Вот тряхнет землю, все полетит к чертям, всем надо сразу выскакивать на балконы и крыши, скапливаться на площадях и всем сразу в один голос кричать: _т_а_к_о_й_-_т_о_ - жеребе-е-ец! Клянусь, проверено. Всегда при бедствиях помогает. Только дружно надо кричать, всем вместе. Чуден мир. Ту ман патинки, мой Сеня.

Книго
[X]