Игорь Подгайный
Сувенир
Сувенир - художественное изделие, какой-либо предмет как память о посещении страны, города и т. д., а также о ком-либо. Теперь-то я совершенно точно знаю, с чего всё началось. Но для этого пришлось накопить, как говорят кибернетики, определённый банк данных. Потребовалось время, чтобы спокойно и непредвзято осмыслить те ситуации, в которых довелось нам побывать и выбраться, что называется "сухими из воды", понадобилась встреча с Евгением... Познание - это ещё не есть знание. А само знание не всегда является плодом аналитического мышления, подчас основную роль играет слепой случай. В этой истории ключом к пониманию событий и, в конечном счёте, к непредсказуемому финалу также послужила совершеннейшая случайность. I Отпуск, как правило, я стараюсь проводить в горах, твёрдо будучи убежден, что только здесь можно снять накопившиеся нервно-стрессовые нагрузки и хорошенько припугнуть пресловутую гиподинамию. На этот раз мы вместе с моим старинным приятелем, довольно известным в республике геологом Виктором Ш., решили добраться до высокогорного озера Сары-Челек. Я там ещё ни разу не был и, кроме того, меня интересовали слухи о каком-то загадочном существе, виденном, якобы, в тех краях местными старожилами. Виктор, вдоль и поперёк исходивший весь Тянь-Шань, предложение поддержал в свойственной ему манере: - Нечего таскаться невесть куда, у себя под носом чудес хватает. На осторожно высказанное сомнение, будет ли ему интересно вновь пойти уже хоженными путями, он только хмыкнул и пробормотал что-то насчёт разницы между рисовой кашей и узбекским пловом. Под последним он подразумевал, по-видимому, отпуск... Наш зелёный "Москвич" с натугой карабкался по тугим спиралям круто уходившего вверх серпантина головокружительной трассы. С обеих сторон блекло-серое полотно дороги и сбегающую вниз горную речку тесно сжимали каменные громады. Кое-где на крохотных пятачках ровной земли зацепились разноцветные домики пчелиных ульев, иногда сиротливо чернела одинокая юрта. Там и сям на крутых склонах маячили аккуратные зелёные ленточки. Это сборщики лекарственных трав сушили на солнце срезанную эфедру. До знаменитого туннельного перевала Туя-Ашу было ещё довольно далеко, когда Виктор свернул машину в неожиданно открывшееся за скальным выступом узенькое, но всё же какое-то чрезвычайно светлое и радостное ущелье. На дне его звенел и плескался прозрачный пенистый ручеек. Плохо накатанная дорога-тропа тянулась вдоль его береговых откосов, скрываясь в густых зарослях барбариса и облепихи. - Чон-Мазар, - сказал Виктор. Но я уже и сам догадался, куда нас занесло: слишком много был наслышан об этом удивительном, практически бесснежном во все времена года урочище. Тем не менее это меня несколько озадачило, так как его посещение не входило в план нашего маршрута. Виктор как будто уловил моё недоумение: "Поедем, покажу тебе карстовые пещеры. Обитателю равнин это всегда интересно". Помнится, я ещё подумал, что, очевидно, у него имеется какой-то свой профессиональный интерес, но спрашивать не стал: захочет, сам скажет, нет - и так увижу. Между тем наше не очень мощное транспортное средство, переваливаясь с камня на камень, добралось наконец до огромной гранитной глыбы, свалившейся откуда-то сверху - и напрочь закупорившей проезжую часть. - Перст судьбы,- выдвинул я гипотезу, оглядываясь как бы поудобнее развернуться. Но Виктор мои философские изыскания никак не воспринял. Среди вещей он разыскал свой объёмистый, неизвестно чем нашпигованный рюкзак, сунул мне в руки геологический молоток, сумку с продуктами и молча двинулся в обход каменного препятствия. Мне ничего другого не оставалось как последовать за ним, громко негодуя на его черствость и сухой геологический профессионализм, мешающий спокойному созерцанию ландшафта. После трехчасового лазанья по скалам мы забрались в какую-то дикую расщелину, без единого кустика, без следа даже чахлой травинки. Честное слово, своей безжизненностью она удивительно напоминала лунный пейзаж. Голые базальтовые скалы, тягучие осколочные осыпи и камни, камни, камни. Были правда, ещё две небольшие пещерки, тёмные и мрачные, и больше, пожалуй, ничего, заслуживающего внимания. По крайней мере, на мой взгляд, так как Виктор, вооружившись молотком, полез колотить им скалы и делал это со сноровкой завзятого молотобойца. В конце концов мне все это изрядно надоело, и я решил заняться нехитрыми хозяйскими заботами: выбрал ровную площадку и застелил её куском брезента - подготовил стол. На середину его вытряхнул банки, склянки, мешочки с продуктами. Все это старательно раскидал по брезенту и побрел собирать топливо для костра. Легко сказать - собирать, попробуй найти дрова там, где ничего не растёт. По склону горы я возвращался к нашему бивуаку после длительного, однако всё же не бесплодного сбора сухих хворостинок и стеблей колючего татарника, когда последний малиновый луч падающего за гору солнца вдруг превратился в яркую звёздочку, вспыхнувшую на пологом склоне щебнистой осыпи. Явление было столь неожиданным и так меня поразило, что руки сами собой выпустили охапку с таким трудом добытого валежника. "Что же там может быть?"- совещался я сам с собой, а ноги уже тащили усталое тело вновь вверх, по ползущей из-под ступней щебенке. "Ну, если это просто консервная банка, тогда... Что тогда? Тогда, наверное, я просто осёл, раз опять полез на кручу. Нет, осёл в квадрате",- убежденно поправил я себя, споткнувшись о камень и больно ударившись коленкой. Но в малопочтенного и упрямого хвостатого мне превратиться было не суждено. Среди россыпи рваного камня, словно в гнёздышке, лежало и искрилось полированным боком крупное серебряное яйцо. Оно было довольно тяжелым и тёплым на ощупь. С интересом рассматривая находку, я обнаружил, что она имела не симметричную форму - острый конец был наискось срезан и являл идеально ровную гладкую поверхность. В ней, как в кривом зеркале, отражалась моя давно уже не бритая физиономия. Любопытно, что ж это за материал такой? Уж не серебро ли взаправду? Тогда почему оно тёплое, если от холода изо рта идёт пар? (Я забыл сказать, что с наступлением сумерек географическое понятие Средняя Азия здесь вполне можно воспринимать как нечто сродное Гренландии. Если преувеличение и имеется, то совсем небольшое.) Как известно из школьного курса физики, всякий металл обладает блеском. Поэтому ничтоже сумняшеся, вооруженный столь необходимым знанием, я тут же прочертил перочинным ножом длинную царапину прямо поперёк своего изображения. Да, блеск был! Действительно был в прошедшем времени, так как буквально через две-три секунды от царапины не осталось и следа. Она на моих глазах просто-напросто растворилась. Вот это чудеса! Похоже, я счастливчик: наткнулся на нечто такое, чего наша наука ещё не знает? Минерал, рожденный в недрах горных пород подобно алмазам в кимберлитовых трубках? Или самородок неизвестного металла? А может, это осколок метеорита? Пока я почти на ощупь добирался в темноте до нашего бивуака, меня одолевали все новые и новые версии относительно происхождения странного предмета. Ночью, сидя у костра, я показал Виктору свою находку. Он очень внимательно её осмотрел, насколько это возможно при неверных отблесках пламени, зачем-то несколько раз подбросил на руке, кажется, даже хотел попробовать "на зуб", но воздержался. Выводов тоже делать не стал - утро вечера мудренее. Плотно поужинав, мы забрались в спальные мешки и заснули. Помню, той ночью мне снились серебряные круглые камешки, с сухим перестуком лавой катившиеся вниз по расщелине прямо на нас с Виктором, запутавшихся и отчаянно бьющихся в своих неудобных спальниках, подобно рыбе в сети... Проснулись мы почти одновременно и оба в дурном настроении, наверное товарищу моему тоже пригрезилась какая-нибудь чепуха. Но он об этом промолчал и только уже много позже, ознакомившись с черновиком рукописи данной истории, признался, что видел тот же самый сон с точностью до отдельных деталей. И в доказательство напомнил некоторые моменты, которые я уже сам позабыл. (Поразительное "совпадение", не правда ли?!) После завтрака Виктор проделал мой давешний опыт с царапиной. Затем извлёк из своего рюкзака какие-то химические реактивы и долго поливал ими камень, несмотря на мои настойчивые просьбы не портить такое произведение природы. Однако "произведение" легко выстояло даже в поединке с "царской водкой", более того, оказалось совершенно невосприимчивым вообще ни к каким кислотам и щелочам. Притом, оно продолжало сохранять повышенную температуру, словно являло собой миниатюрный реактор. Виктор был совершенно обескуражен (думаю, более всего тем обстоятельством, что не мог подобрать приличествующую случаю геологическую теорию). Он заставил меня показать точное место находки, и мы облазили все близлежащие кручи в поисках ещё чего-нибудь подобного, но тщетно. Тогда Виктор сложил небольшой каменный тур, очевидно, рассчитывая сюда вернуться, и затем мы покинули нашу стоянку. На перевале Туя-Ашу, как всегда, гулял ветер. Он крутил в воздухе мелкую снежную крупку и с силой кидал ее в ветровое стекло. Сумрачный тяжёлый небосклон придавил к земле несколько обшарпанных строений, напоминавших овечьи кошары. Здесь ежегодно проводила летний сезон научная экспедиция медицинского института, в составе которой были и наши друзья. Однако мы не стали задерживаться - какие уж тут встречи, когда вокруг серая мгла со снегом, от одного вида которой коченеют конечности. Пропустив встречный караван машин, мы вслед за тяжёлым самосвалом нырнули в тёмное сырое жерло знаменитого туннеля. Минут через пятнадцать гора нас вытолкнула на противоположный свой склон, где по-летнему сияло солнце, купаясь лучами в свежей зелени лежащей внизу долины. Два дня мы провели в этом своеобразном, суровом и все же по-своему очаровательном уголке Тянь-Шаня. Собирали белые грибы на пологих земляных склонах адыров, в тихих речных заводях ловили радужную форель. Пожалуй, не было бы нужды об этом вообще упоминать, если бы не одно НО! Грибы мне попадались почему-то все крупные, отборные, без единого червя. При этом я совершенно точно знал, куда за ними нужно идти. В то же время, спроси меня кто-нибудь, откуда вдруг такое знание, я не мог бы ответить ничего вразумительного. То же самое происходило и на рыбной ловле. Пока Виктор вытаскивал одну чахлую полузадохнувшуюся от испуга рыбешку, у меня в садок успевало попадать не менее пяти-шести великолепных экземпляров. В результате мой друг до того меня зауважал, что чуть было при обращении не перешел на Вы. Все это, несомненно, льстило моему самолюбию. И только потом, при тщательном анализе нашего путешествия, я установил истинную причину столь редкого везения: все это время в кармане моей видавшей виды штормовки покоилась серебристая находка из Чон-Мазара. Итак - дальше. Ошский тракт, прогнувшись в низине, теперь компенсировал свою уступчивость, как если бы это было на шоссе, а широкая плоская пружина, нагруженная посередине. Подъём, сначала малоощутимый, а затем всё более крутой, тихо и незаметно умерил резвую прыть "Москвича". Когда начали втягиваться на долгий и тягучий перевал Ала-Бель, вновь пошёл снег. А у меня возникло неприятное томительное чувство безысходности. Научного объяснения этому феномену пока нет, но известно немало достоверных случаев, когда люди заранее, без видимых на то оснований, явственно ощущали ожидающую их опасность. То же самое, вероятно, происходило и со мной. Не знаю, может быть, гнетущее ощущение появилось ещё раньше, но точно помню, как холодно защемило в груди, когда пошёл . снег. И чем выше мы забирались в горы, тем сильнее нарастал внутренний протест против дальнейшего продвижения вперёд. В ушах плескался нудный, непрекращающийся звон, лоб и щёки горели, на фоне никогда ранее не слышанной мелодии рождались и гасли хаотичные обрывки мыслей. Сквозь горячечный туман настойчиво и властно пробивалось - не моё, а откуда-то извне - желание во что бы то ни стало остановиться, вернуться назад в спокойную зелёную долину. Я боялся смотреть на Виктора, боялся ненароком помешать ему управлять машиной, однако переферийным зрением видел, как по его лицу стекали и тяжело падали неправдоподобно крупные капли пота. Он даже не вытирал их. Сбросив перчатки, как будто ему было очень жарко, вцепившись обеими руками в рулевое колесо и сжав зубы так, что лицо исказилось гримасой боли, он, казалось, действовал как слепой, не управляемый манекен, ничего не видя, ничего не слыша. Потом он мне скажет, что вёл машину на верхнем пределе своих сил, крайним напряжением подавляя желание вывернуть руль влево, на разворот. Автомобиль между тем упрямо полз вперёд. Безудержный, надсадный вой двигателя сменился более низкими тонами - наконец-то мы взобрались на водораздел. Заметно прибавилась скорость, очевидно, дорога шла под уклон. Изменился пейзаж: голые, тоскливо однообразные склоны зазубренных кряжей оживились сочными голубыми мазками тянь-шаньских елей. У меня даже как-то отлегло от сердца. И тут неожиданно в окружающем ледово-каменном мире что-то произошло. Мы ещё не знали, что именно, но почувствовали сразу, одновременно... - Дави! - заорал я. И мой товарищ изо всех сил вжал до предела педаль акселератора. Меня буквально вдавило в сиденье. В следующую секунду раздался оглушительный пушечный залп, потрясший мёртвую тишину, и сверху, с огромной высоты, начала надвигаться колоссальных размеров мохнатая белая шуба. За ней, ширясь и стараясь не отставать, следовало пушистое клубящееся облако, застилающее стройные силуэты замёрзших елей. Все слилось в непроницаемую туманную мглу, сквозь которую с ревом рвался механический болид с двумя почти потерявшими рассудок пассажирами. Мы сжались, уменьшились до микроскопических размеров и превратились в пулю, пронзающую тьму барашковой шкуры. Скоротечность явлений бросила нас на грань микро- и макромира. Что преобладало в нашем восприятии окружающей реальности, трудно сказать, в любое мгновение мы могли оказаться по другую сторону барьера... И всё же мы не захотели уйти туда, где не существует ничего, даже законов физики. Очевидно поэтому наше стремительное движение по прямой кончилось немыслимым виражом, и машина из последних сил, зацепившись за край дороги, остановилась у... Впрочем, там ничего не было. Впереди раскрывала объятия бесконечная пустота. Такая же пустота была и внутри нас. Ни чувств, ни эмоций, ни сил. Сзади, буквально в десятке метров, дорожное полотно ныряло под возникшую в одночасье крутую снежную сопку. И мы не были в этом кургане погребены! Обманув судьбу, мы сидели рядом в разогретой машине и ошалело разглядывали предназначавшееся нам монументальное надгробие. Слов не было. Мыслей - тоже. И снова дорога, дорога, дорога. Убегает назад горная панорама Чичкана с неповторимыми скульптурными изваяниями, воздвигнутыми в свою честь природой, ажурными мечтами электропередач, непостижимо как забравшимися в недоступные выси, бурной порожистой рекой. Но ощущение от этих контрастов какое-то неполное, размытое - очевидно, мы еще не оправились от пережитого шока. Хорошо было бы принять что-нибудь успокоительное. Но такового, к сожалению, в походной аптечке не предусмотрено, а мы взять с собой не догадались. Между тем справа, словно в волшебной сказке, вырисовались контуры абсолютно правильной четырёхгранной пирамиды. Ее ступенчатые стены сверкали ослепительным серебряным блеском в лучах полуденного солнца. Возникшее видение несколько странно подействовало на моего спутника. Он вдруг резко сбросил скорость и начал с опаской оглядываться по сторонам. Невольно заражаясь его примером, я тоже завертел головой. Но вокруг - ничего... По крайней мере, явной опасности не было. Да, нервы, очевидно, начали сдавать; неважный признак для отпускников, тем более автотуристов. Не успел я как следует переварить эту мысль, как мы уже вновь оказались в критической ситуации. Ну не мистика ли?! Несмотря на весь наш закоренелый материализм, в тот момент впору было увериться, что какая-то неведомая сила то ли преследует, то ли оберегает нас от беды. Машина как раз вписалась в крутой поворот, и через сплошную листву густого рябинника, заслонившего обзор, мы буквально в самый последний момент заметили тёмную стену, выросшую на пути. Мощный трайлер полностью перегородил проезжую часть дороги и, окутываясь едким дымом, делал судорожные попытки развернуться. Как уже говорилось, Виктор словно заранее был подготовлен к подобному исходу. Он резко увел руль вправо и остановился, не доехав каких-то полметра до ревущего мастодонта. Меня просто ошеломила его интуиция, ведь, не сбавь он вовремя скорость... Я с содроганием представил груду искореженного зеленого металла - цвет нашего "Москвича", и в ней, где-то внутри, два сплющенных в лепёшку тела. Ясно, как божий день, что нам вновь улыбнулась фортуна. Да что тут говорить, в жизни такое бывает не часто: два раза подряд сыграть в поддавки с костлявой и выкрутиться при этом без единой царапины. Мы смело могли поздравить себя с днём рождения. Чтобы не искушать судьбу, было решено, что на сегодня с нас хватит. Рядом нашелся как будто специально подготовленный спуск к реке, и мы, конечно, не преминули воспользоваться им, загнав автомобиль под сень раскидистых деревьев. Отсюда загадочная пирамида была видна как на ладони. Впрочем, покров тайны был сброшен довольно скоро, когда по дороге в сторону Фрунзе прогромыхала колонна тяжёлых самосвалов, груженных искрящимися мраморными глыбами. Серебряная гора оказалась прозаическим карьером. Открывшееся обстоятельство однако нисколько не поколебало нашу романтическую настроенность, ибо красота - всегда красота. Обидно только, что видеть её, наслаждаться ею может далеко не каждый. Ночевали на открытом воздухе у костра. Перед самым сном Виктор сказал, как-то странно посмотрев на меня: - Знаешь, я вновь почувствовал это... Как тогда, на перевале. Поэтому я затормозил, хотя впереди как будто ничего не было... Никак не могу понять... Может, парапсихология какая, а? Он умолк и, кажется, вскоре уснул. А я долго размышлял, сопоставляя события последних дней, но в голову ничего путного не шло. И уже в дремотном парении меня посетила мысль, от которой я даже привскочил. Но тут же лёг вновь - она была чересчур фантастической. По-видимому, нет необходимости живописать неповторимые пейзажи трассы над обрывистыми берегами могучего Нарына или картины голой, всхолмленной долины, от которой остаётся одно полное ощущение - первобытного царства жёлтой глины. Не буду подробно рассказывать и о реликтовых ореховых лесах Сары-Челека, напоенных ароматами множества удивительных трав. Все это, к сожалению, не имеет отношения к сюжету рассказа, хотя рука сама тянется сделать робкую попытку хотя бы приблизительно отобразить тот или иной волшебный уголок Востока, на которые мать-природа так щедро отпустила немыслимую палитру красок. За весь оставшийся путь с нами ничего из ряда вон выходящего не произошло (обычные мелкие дорожные происшествия - не в счет). Мы благополучно достигли конечной цели своего вояжа. Итак - Сары-Челек. Три горных озера, как три голубых сапфира в оправе из бирюзовых хвойных лесов и белизны снежных вершин. Одно озеро - большое, два других - совсем крохотные. Сюда подходит узкая грунтовая дорога, по которой возят "культурных" туристов. Вся зона вокруг - заповедная, поэтому туристы, вволю нафотографировавшись и омочив пальцы ног в прозрачной очень холодной воде, вынуждены через несколько часов ретироваться вниз, в долину, на свою турбазу, где их ждут горячий ужин, набор стандартных развлечений и тёплая постель. Бродячих же горных путешественников-одиночек сюда попросту не пускают. Что касается нас, то мы попали в это святая святых лишь благодаря тому обстоятельству, что Виктор здесь работал некоторое время с геологической партией и, как оказалось, был достаточно популярен у местного начальства. По этой причине для нас сделали исключение и разрешили разбить палатку прямо на травянистом берегу большого озера. Более того, в качестве дружеского жеста предоставили возможность пользоваться моторной лодкой. Как-то неудобно об этом писать, но должен честно признаться: у меня сразу так и зачесались руки попытать рыбацкого счастья, хотя, как известно, места эти заповедные, и ловить рыбу категорически запрещается. А ее здесь, надо сказать, просто кишмя кишит. На прибрежных отмелях здоровенные маринки греют свои веретенообразные тела, нахально так, словно уверены, что на них не найдется охотника. Посмотрел я, посмотрел на такие чудеса и, каюсь, не выдержал, решил нарушить запрет. С совестью же своей довольно быстро сошелся на том, что если удастся что-либо поймать, то добыча обязательно будет отпущена. Ведь, в сущности, не в рыбе дело, главное охотничий азарт испытать, вибрирующую от напряжения леску почувствовать. На том я сам с собой и порешил. Чуть свет - еще только макушки пиков порозовели, выполз я по-пластунски из нашего брезентового дома - друг мой даже ухом не повел - и двинулся по росной траве напрямую к импровизированному причалу - полузатопленной сучковатой коряге. В боковом кармане моей штормовки о что-то позвякивала плоская металлическая коробочка с нехитрой рыболовной снастью, приготовленной загодя. Другой карман оттопыривала консервная банка с накопанными прошлым вечером червями. Таким образом, к браконьерским действиям я был подготовлен и, что называется, материально. Чтобы не нарушить покой еще не проснувшейся природы, а в большой степени (если уж откровенно), чтобы не будить Виктора и не ставить под сомнение реализацию намеченной затеи, от берега я отошел на веслах и греб до тех пор, пока наша оранжевая палатка не превратилась в маленькое пятнышко, чуть различимое в предутренней тени. Тогда только, почувствовав полную безопасность и безнаказанность, опустил винт и, как сейчас помню, долго дергал за шнур стартера. Мотор чихал, как простуженный, и никак не хотел заводиться, а я все дергал и дёргал проклятую веревку. Наконец, не выдержав борьбы, он сдался и, как бы в оправдание за свою строптивость, бодро потянул лодку, надвое разваливая зеркальную поверхность. Путь мой лежал к противоположному берегу, представлявшему собой очень высокую скалистую стену, отвесно падавшую в воду. По суше к этим местам подобраться было совершенно невозможно, а, по моим предположениям, глубины здесь должны были быть большими. Такая перспектива собственно и привлекала. Всем рыбакам почему-то всегда кажется, что чем большая под тобой глубина, тем крупнее там водится рыба. Впрочем, это наблюдение не лишено основания. Облюбовав себе ориентир, последние метров двести я вновь подгребал на веслах - по старой привычке соблюдать на месте лова полнейшую тишину. В этот момент солнце как раз перебросило свои лучи через горы и нежно окунуло их в воду, а она здесь, надо сказать, хо-о-лодная! И ощущение еще больше усиливается темнотой подводного сумрака. Глубина действительно оказалась большой. Тридцатиметровая веревка, с привязанным на конце камнем, дна не доставала. Ничего другого не оставалось, как положиться на волю волн и ветра. К счастью, ни того, ни другого не было - день начинался удивительно тихо. Потому выполняемый маневр назывался "дрейф на месте". Когда я, трясущимися от азарта руками, распутывал свалявшуюся в клубок леску, из-под лодки выскочила здоровенная рыбина и, зависнув в воздухе, с шумным плеском шлепнулась обратно в свою родную стихию. Мне показалось, что она с любознательным нахальством глядела на мои жалкие потуги. Ну ж ты, погоди! Непослушными пальцами мне удалось насадить на крючок червя. Крючок что надо - "сазанья десятка", кованый! Ну ж ты, погоди! Не успела прозрачная нить скользнуть в воду, как резкий рывок чуть не вырвал у меня снасть из рук. Такой дерзости я, признаться, не ожидал, думал, что, как обычно, рыба походит, подумает. А тут - на тебе! С ходу! И экземпляр оказался увесистый, килограмма на три, никак не меньше. Через минуту опять тяну. Там что-то сопротивляется, да сильно так! Я тоже! Как известно, сила действия равна силе противодействия. Но я ногами в лодку упираюсь, а значит у меня силы все-таки больше. Потому вторая красавица тоже на дне лодки бьется. Ну, еще раз закинем. Еще! Вот уж их десяток, а то и больше шевелит серыми хвостами в грязной лужице на дне лодки. А леску все дергает, не успеваю забрасывать. Срывов почти нет. Под ноги валятся и валятся рыбины, одна крупнее другой. И тут, вдруг, как отрезало. Неожиданно. Сразу. Словно и не было ничего. Не успел я подивиться капризам местной фауны, как увидел такое... Да, от подобного видения у любого молодца мурашки по телу забегают и конечности затрясутся. Мне же, по правде сказать, впервые в жизни довелось испытать то самое ощущение, когда волосы на голове сами собой начинают шевелиться. Если бы все происходило на берегу, на твердой почве, можно, наверное, было бы что-то предпринять, по крайней мере, одно сознание этого уже вселяет в человека некоторую надежду, побуждает к защитным действиям. А здесь, в утлой лодчонке, за двести метров от ближайших утесов, на которые, появись даже такая возможность, все равно не вскарабкаешься... Здесь оставалось только сидеть тихо, как мышь, и, затаив дыхание, ожидать своей участи. Произошло, правда, все не так быстро. Вначале краем глаза я уловил едва заметное колебание воды. Затем, буквально следом, гладкая, без единой до сего времени морщины, поверхность вспучилась, вздулась крутым зыбучим пузырем. Из середины его проклюнулась и, как перископ подводной лодки, начала подниматься все выше и выше полуметровая узкая голова с немигающими маленькими черными глазками. Относительно тонкая блестящая шея, гибко покачиваясь, вознесла свою ношу высоко надо мной и склонилась в вопросительном полупоклоне. Глазки-буравчики бессмысленно и бесстрастно рассматривали странного пришельца, осмелившегося забраться в чужие владения. Хищно разомкнулись плоские челюсти, обнажившие два ряда мелких и острых, как пила, зубов, до отказа наполнявших всю эту ужасную пасть. Я не помню точно, какие мысли проносились в тот момент у меня в голове. Кажется, я просто оцепенел. В то же время весь ход событий отпечатался в моей памяти с фотографической точностью. Змееподобное существо, очевидно, желая рассмотреть застывшую с перепугу добычу со всех ракурсов, поднялось еще выше, и над поверхностью появилась верхняя часть скрытой до этого огромной слоноподобной туши. Неправдоподобно длинная и тонкая шея, оказывается, принадлежала настоящему подводному чудищу, одного неосторожного движения которого было бы достаточно, чтобы перевернуть и пустить ко дну лодку и ее хозяина. Боже мой! Да это же Несен! Сколько раз приходилось видеть изображения этого легендарного ископаемого, якобы сохранившегося в шотландском озере Лох-Несс. Как же я сразу-то не догадался?! Но там, на газетных и журнальных оттисках, благодаря фантазии художников, оно выглядело куда миролюбивей и привлекательней. Какое заблуждение! Здесь ее соплеменница вела себя явно агрессивно. Разглядывание объекта (то есть меня) закончилось, и массивная лоснящаяся рептилия с куриным мозгом, очевидно, за миллионы лет ничуть не развившимся, медленно, но неуклонно стала ко мне подбираться. Нет сомнений в том, что она была совершенно уверена в своей безнаказанности, а, может быть, просто слепо подчинялась движущим ею инстинктам - раз имеется что-то съедобное, значит, надо его попробовать. Как бы там ни было, факт остается фактом: разверстая пасть склонялась все ниже и ниже над моей ничем не защищенной головой... И в этот критический момент, когда, казалось, что все уже кончено, меня неожиданно осенило. Абсолютно отчетливо я понял, в чем скрыто мое спасение. С молниеносной быстротой правая рука оказалось в кармане штормовки и выхватила оттуда овальный предмет с гладко срезанной вершиной. (Любопытно, что до сих пор я вовсе о нем не вспоминал, а тут вдруг...) Он был нагрет до такой степени, что обжигал ладонь, и удержать его было совершенно невозможно. Что такое на меня нашло? В той, казалось бы, безвыходной ситуации, наверно, думать и действовать нужно было как-то совсем иначе. Но... Я уронил камень (тогда он все еще представлялся мне таковым) на дно лодки, и небольшая, плескавшаяся у ног лужица закипела и испарилась прямо на глазах. В следующую секунду предмет окутался голубоватой прозрачной дымкой, быстро принявшей форму идеального шара. Тот, в свою очередь, принялся стремительно расти наподобие выдуваемого через соломинку мыльного пузыря. Только в отличие от последнего он, увеличиваясь в объеме, даже и не думал лопаться. Физическая субстанция, его составлявшая, была явно иного происхождения. Вот тончайшая радужная оболочка благополучно прошла сквозь меня, не причинив ни малейшего неудобства, и с той же скоростью продолжала расти в поперечнике. Таким образом, я вместе с лодкой и клочком водной поверхности очень скоро оказался внутри замкнутой, расширяющейся зоны. В то же время мне каким-то чудом удавалось следить за "лохнесской двойняшкой". Точно помню, что в агатовых глазках мелькнула искра изумления, когда граница сферы коснулась ее вытянутой головы. Честно говоря, до сих пор не знаю, было ли это силовое поле или оболочка материализовалась, но впечатление осталось такое, будто "Несен" получила хороший удар в челюсть. Шея ее резко качнулась в сторону, а пасть сомкнулась со звуком захлопнувшегося чемодана. Похоже, для животного такое обращение явилось полной неожиданностью, поскольку в горячке оно вновь попыталось сходу атаковать непонятное существо. Однако натолкнулось на непреодолимую преграду и, кажется, получило еще хороший щелчок по носу, поскольку отпрянуло, как от удара электрическим током. Последующие действия хозяина вод были вполне логичными для отпетого драчуна, получившего "сдачу". Не мудрствуя лукаво, он кинулся удирать "во все лопатки", а затем, вспомнив про спасительные глубины, с шумом нырнул, задрав над водой черные перепончатые лапы. Крутая, разбегающаяся во все стороны волна с силой качнула лодку, заставив меня руками ухватится за планширь. Следом последовала вторая, третья... Плоскодонка сваливалась бортом вниз и тут же вновь подпрыгивала, как норовистый конь. Опасности перевернуться, правда, не было - волны шли по убывающей, но все же подобные качели, надо сказать, вызывают не очень-то приятные ощущения. И все это время по жестяному дну - то туда, то сюда - со стуком перекатывался какой-то предмет. Наконец он, по-видимому, застрял за переборкой, и я машинально потянулся к нему рукой... Утренние сюрпризы сыпались, словно из решета, мне бы их с лихвой хватило на всю оставшуюся жизнь. За металлической обрешеткой лежал овальный серебристый камень со скошенной гранью. Тот самый, что случайно попался мне на глаза в Чон-Мазаре, а теперь, по-существу, спас жизнь, окружив непроницаемым барьером. Но теперь этот скромный трудяга, сиротливо лежащий на мокром, покрытом чешуей и рыбьей слизью дне старой лодки, являл собой нечто совсем иное. Обращенная кверху маленькая плоскость превратилась в цветной телеэкран с превосходным изображением. Можете мне поверить, что подобной четкости никогда не видели создатели всех наших "Радуг", "Фотонов" и "Горизонтов". Шла "трансляция" из подводного царства. Замерев от изумления, я имел возможность наблюдать, как, стремительно работая лапами-плавниками, летела в синюю сумеречную глубину оскорбленная сарычелекская "Несен". Справа надвинулось нагромождение скалистых уступов, сплошь покрытых тонкими бурыми водорослями. Среди перистых метелок сновали юркие стайки рыбьей мелюзги. Тут "камера" изменила кадр, открыв широкую изломанную арку подводного грота. Оттуда, из кромешной тьмы, словно следуя сценарию, неторопливо выплыла живая субмарина - точная копия только что скрывшегося существа. Следом в кильватерном строю также величаво появилось еще две. Они плавно сделали разворот и зависли над бездной, как будто к чему-то прислушиваясь. Если я не ошибся в своем предположении, то со слухом у них дела обстояли совсем не плохо. Через пару минут в "кадре" головой вниз появилась моя близкая знакомая. Произведя сложный маневр торможения, она присоединилась к своим товаркам. Те дружно сгрудились вокруг, голова к голове, тихо помахивая плавниками и длинными извивающимися хвостами. По-видимому, они выслушивали захватывающий рассказ о пережитом, одновременно прикидывая план дальнейших действий. Не скрою, у меня от одной только мысли о предстоящем поползли мурашки по коже. Изображение тем временем размылось и начало слабеть. Я осмотрелся: защитного шара нигде не было, он исчез вместе с последней вспышкой экрана. Растворился без следа, оставив меня совершенно беззащитным посреди озера, Теперь-то стало совершенно очевидным, что необходимо срочно "сматывать удочки". Вновь знакомые места. Дорога, как кинолента, пущенная вспять, повторяет уже виденные картины в обратном порядке. Виктор, словно коршун в добычу, вцепился в рулевое колесо, и о том, чтобы немного поразмяться, не может быть и речи - в горах он водит сам. Одно слово - частник. Я тоже себя чувствую таковым, поскольку прикарманил нашу находку. Теперь она, тщательно упакованная в полиэтиленовый пакет, оттягивает боковой карман. О последних событиях, из которых я выкрутился с опереточной легкостью, а, паче, и о новых свойствах "камушка" приятель даже не подозревает. Собственно тайны никакой нет, да только зачем говорить о том, во что здравый человек все равно никогда не поверит? Виктор именно такой - реалист до мозга костей. Расскажи ему, глядишь, вновь начнет "царской водкой" крапить, еще испортит вещь. А путь ей уже определен - прямым ходом в институт кибернетики Академии наук. Мы опять в Чичкане. Удивительная несправедливость: о Дарьяльском ущелье знает каждый ученик, о Чичканском - никто. А ведь "ущелье мышей"1 - подлинная природная жемчужина Тянь-Шаня. Воображение путника поражает все: старые гранитные развалы, яркие мазки зелени и пурпура всевозможных кустарников, упрямо цепляющихся за отвоеванные склоны, пенные буруны гудящей в восторге прозрачно-ледяной реки и в довершение - тоненькая паутинка "чертова моста", переброшенного через стремнину чьей-то удалой рукой. Ну да ладно, лирику в сторону. Восторги для тех, кому нечем заняться, то есть мне. Виктору же было что делать - он с упоением профессионального любителя ковырялся в системе зажигания нашего четырехколесного друга. Я уже битый час созерцал окружающий мир, с легкостью и нахальной убежденностью дилетанта "подбрасывая" своему товарищу технические советы. В общем, вполне тривиальный эпизод, и не стоило о нем даже упоминать, если бы... Да, если бы он едва не окончился трагически для меня, и, главное, не привел к безвозвратной утере находки, имевшей все основания считаться бесценной, пожалуй, даже с позиций общечеловеческого познания. А началось все до нелепости обыденно: Виктору в конце концов до чертиков надоели мои сентенции. Нет, он не рассвирепел и не бросился на меня с баллонным ключом, не покинул одного на произвол судьбы в диком ущелье, отнюдь. Просто он своим ровным, хорошо поставленным баритоном изрек мысль о том, что в этих краях должны быть целые залежи мумиё. Лучше бы он это слово не произносил! Мумиё! Панацея от всех напастей! Загадочное вещество, о котором пишут и говорят. Потом говорят и снова пишут. От малоизвестных провинциальных изданий до солидных центральных журналов - все словно сговорились "подогревать" читателя гипотезами, одна занимательнее другой. Отсюда должно быть вполне понятно, что искра нашла самый подходящий горючий материал. Итак, слово было произнесено. Следом последовало то, что и должно было последовать,- Виктор был освобожден от моего присутствия, а хрупкая конструкция неречевого мостика испуганно затряслась над водным потоком горной реки от бега еще одного искателя чудодейственного снадобья. Облюбовав местечко, где трещины изломали камень сильнее, чем морщины лицо столетнего старца, я, словно муха, пополз по вертикали отвесной скалы, пытаясь подобраться к небольшой пещерке с кляксами черных наплывов по краям. Кажется, не так уж и много - метров семь-восемь, а мне их пришлось преодолевать более четверти часа. Очень мешали тяжелые горные ботинки. Из-за них ноги не чувствовали опоры, скользили и срывались. Практически вся нагрузка ложилась лишь на кончики пальцев рук. Запустив их в очередную трещину и извиваясь ужом, я подтягивался на несколько сантиметров, а затем судорожно начинал нащупывать ногой какой-нибудь выступ, чтобы хоть чуть-чуть, на миг, в него упереться. Иногда попадалось приличное углубление или чудом закрепившийся в расщелине кустарник, и тогда можно было немного передохнуть и отереть пот. Как придется потом спускаться, я тогда не думал, хотя спуск в таких условиях всегда намного сложнее подъема. Все же мне удалось подобраться к намеченной цели и даже кое-как закрепиться. При этом одна половина моего тела каким-то образом держалась, а вторая находилась в свободном парении. Я почти испытывал волнительное чувство полета (чуть позже я его действительно ощутил). Левая нога закрепилась в удачно расположенной расщелине, а левая рука намертво ухватилась за торчащий из стены толстый шероховатый корень. Вторая нога болталась в воздухе. Свободной оставалась одна рука, которой я извлек из кармана перочинный нож и принялся соскабливать черный налет, облепивший углубление. К моему разочарованию, он оказался старым потемневшим от времени и осадков лишайником, ничуть не напоминавшим мумиё. Однако отчаиваться не стоило. Оно здесь все-таки было. В глубине грота, в извилистых трещинах таились темные комочки искомого вещества. Сухие на ощупь куски,- я выгребал их вместе с песком и пылью,- пролежавшие здесь, наверное, не одну сотню лет, действительно должны были бы представлять для науки несомненный интерес. Известно множество возможных применений мумиё для излечения различных недугов. Оно с успехом применялось в медицине стран Древнего Востока. Однако у нас в стране его серьезным изучением занимались лишь отдельные ученые-энтузиасты. Дальше шума в прессе дело не пошло, ни фармакопейный, ни фармакологический комитеты им не заинтересовались - очевидно, и здесь сработал бюрократический подход. Вот так, повиснув между небом и землей, рассматривал я неказистые рыхлые образования темного вещества и не подозревал совсем, что у них имеется свой надежный страж. Потом все происходило как в калейдоскопе: ситуации менялись с лихорадочной поспешностью, а в памяти остались лишь отрывочные и яркие эпизоды... Аккуратная усеченная головка с раздвоенным подергивающимся язычком выдвинулась из расщелины прямо перед моим лицом. Слух уловил сердитое свистящее шипение. Мы встретились глаза в глаза - змея и человек. Кто уступит первым? Нелепый вопрос... Кажется, я успел сгруппироваться и, изо всех сил оттолкнувшись от скалы, полетел вниз. Затем - падение по касательной в колючие кустарники барбариса, несколько акробатических переворотов и - сумасшедшие ледяные струи ревущего потока... На берег выкарабкался я сам, правда, не помню, каким образом. Течением протащило меня не менее двухсот метров, но промелькнуло все настолько быстро, что я даже испугаться как следует не успел. Да и понять, что случилось,- тоже. Потом я сидел на камне на пронизывающем ветру в мокрой порванной рубашке - штормовку сорвало течением - и дрожал крупной нервной дрожью; холода не чувствовал вовсе. Попытался подняться и не смог - ноги отказались служить. Кровь из разбитой головы капала на колени и, смешиваясь с водой, стекала по брюкам тонкой алой струйкой. Вдалеке по мостку, размахивая руками, бежал Виктор. Он, по-видимому, стал совсем прозрачным, так как сквозь него я продолжал видеть узкую срезанную головку с раздвоенным язычком... Я видел плавные изгибы чешуйчатого сильного тела, яростное мелкое подрагивание кончика хвоста, отточенные полые клыки в нераскрытой пасти, выдавливаемый из желез смертельный яд... Я видел... - Слава богу, ты жив! - Наверное, это был щитомордник. - Главное, что ты жив. - А камень пропал... Унесло с курткой... II Познакомились мы волею случая и, как это часто случается с командированными, попавшими в один гостиничный номер, прочти сразу же перешли на "ты". Он отрекомендовался инженером по астрокибернетике, представителем какого-то закрытого почтового ящика из Ленинграда. "Странная однако специальность,- подумалось мне,- звучит уж больно фантастично. Кто же, интересно, таких готовит?" Название высшего учебного заведения, прозвучавшего как бы в ответ на мои мысли, ровным счетом ни о чем не говорило. Следующая фраза о том, что этого института нет в справочниках, невольно вызвала кое-какие сомнения в искренности соседа по комнате. Как там ни крути, а я сам имею диплом о высшем техническом образовании и даже незаконченную диссертацию, а потому уже накопил достаточный скепсис, чтобы принимать на веру подобные заявления. "Все равно на работу не приму, даже если попросится, - мстительно решил я про себя. - Трепачей не держим, а если держим, то в черном теле..." Но Евгений - так звали моего нового знакомого - оказался вовсе не похож ни на авантюриста, ни на заправского хвастуна, ни на... Однако же в нем что-то такое было. Вот - что?! Словами, пожалуй, этого не передать. То ли это сквозило в манере говорить - плавно, не прерываясь, и в то же время продуманно, выстраивая абсолютно правильные фразы, словно читая подготовленный текст. То ли во взгляде его совершенно зеленых и прозрачных, как родниковая вода, глаз (таких необычных мне видеть еще не доводилось), то ли в мимике, без единой морщинки, чересчур уж живого лица - что-то такое было, что и привлекало к нему, и настораживало одновременно. Притом, он оказался на редкость контактным, или, как сейчас принято говорить, коммуникабельным человеком. Не более, чем через полчаса, он очень увлекательно и популярно уже излагал новейшие концепции робототехники, выстроив логическую цепочку от пресловутой мыши Шеннона2 до саморазвивающихся компьютерных систем шестого поколения. Здесь мое поминание сути предмета катастрофически пошло на убыль, в чем пришлось честно и самокритично сознаться. В ответ Евгений неожиданно рассмеялся добрым ритмичным смехом,- словно из автомата прострочил,- и огорошил меня монологом-поучением с явно технократическим привкусом, припасенным, смею думать, для аудитории умственно отсталых детей. - Земляне, если рассуждать о технологической сфере цивилизации, только еще выбираются из колыбели и нуждаются в игрушках, которые бы им помогли познать и по-настоящему освоиться с окружающей реальностью. Все, что было выше сказано об эволюции современной кибернетики, является не более чем младенческими погремушками, а о серьезных вещах вообще не упоминалось (полагаю, он видел во мне неандертальца). Тем не менее дети (он сказал "младенцы") оказались весьма изобретательны и очень скоро - чересчур! - исхитрились расщепить атомное ядро. Далее он довольно ловко, как если бы читал лекцию для домохозяек, перебрался к теме современной политической ситуации и привел меня к мысли, что процесс перехода к бесклассовому обществу в общемировом масштабе протекает крайне болезненно и сейчас достиг наивысшей фазы. Как выяснилось, мир расколот на две полярные системы. (Почему-то это прозвучало "ваш мир", но он не заметил своей оговорки.) Величайшее же открытие обратилось во зло человечеству; при этом гигантская энергия оказалась сконцентрированной в тысячах ядерных вестниках всеобщего апокалипсиса. К чему это приведет? Никто не знает. Можно лишь с большой долей уверенности догадываться. Титанические усилия к снижению рокового порога наталкиваются... - И так далее в том же духе. Полчаса подобного всеобуча меня вконец утомили, но он упрямо продолжал свое: - В таких условиях люди сами должны сделать свой выбор, решить свои внутрипланетные проблемы. Они должны быть совершенно уверены в том, что никакого миротворческого вмешательства извне не последует. И это главное... Затем после непродолжительной паузы последовал заключительный аккорд: - Доверять землянам более развитую технологию сейчас нельзя, она неминуемо будет использована в военных целях... Неприятно резало слух, что все это говорилось как бы с позиции стороннего наблюдателя, спокойно и бесстрастно анализирующего причины и следствия и никакого отношения к нашим земным делам не имеющего. Общеизвестные прописные истины преподносились Евгением так, словно он сам их открыл и теперь пытается вдолбить в голову туповатого собеседника. В конце концов мне изрядно надоел и он сам, и его назидательный менторский тон. Лекция о кибернетике, надо сказать, была прочитана куда профессиональней. Мое раздражение, видимо, не укрылось от него, и он умолк, так и не закончив своей тирады. Мы прожили вместе еще три дня (вернее будет сказать - три вечера), но больше этой темы не касались. Он вскакивал спозаранку и бесшумно исчезал из номера еще до моего пробуждения. Что делал мой сосед здесь, в горном поселке гидростроителей, для меня оставалось совершеннейшей загадкой. Спрашивать же не хотелось из-за извечной интеллигентской боязни показаться любопытным или бестактным, тем более, что он мог иметь специальное задание, связанное с оборонной областью. Во всяком случае, никакого другого объяснения появлению засекреченного астрофизика в зачуханном поселке, затерявшимся в тянь-шаньской глухомани, у меня не имелось. Через день Евгений показал мне забавное устройство, своим видом сильно смахивавшее на божью коровку, только размерами со спичечный коробок. "Коровка" проворно бегала по столу и с незаурядным аппетитом поедала разбросанные после ужина хлебные крошки. В считанные секунды отполировав поверхность до зеркального блеска и оставив после себя неуловимо тонкий приятный аромат, она вспорхнула на край тарелки, хранившей остатки твердокаменного сыра, и уже через мгновенье мы могли любоваться ее девственной чистотой. Точно так же, очень ловко, милое существо расправилось с белыми кефирными натеками в наших стаканах, превратив последние в искрящиеся прозрачностью хрустальные бокалы. Однако на этом программа представления исчерпана не была. Поужинав, существо легко спрыгнуло на пол - прямо-таки, вспорхнуло и, выбравшись на середину комнаты, занялось десертом. Зрелище, надо вам сказать, просто поразительное, кто не видел - вряд ли поверит. Вначале "коровка" с легким пергаментным шелестом расправила крылышки, вывернув их наизнанку и образовав нечто наподобие чаши на постаменте. Затем послышался тонкий, на пределе слышимости, звук, какой издает рой голодных москитов, имеющих желание нанести ущерб вашей внешности. А далее... Далее я с удивлением заметил, как несколько деловито сновавших по столу мух вдруг изменили непредсказуемые траектории своего движения и дружно, наперегонки, поползли в одну сторону. Добираясь до самой кромки они, одна за другой, словно пикирующие бомбардировщики, сваливались в подготовленную для них посуду. С потолка и из дальних углов, проявляя солидарность, следовали десятки их товарок. В открытую форточку из необъятных просторов южной ночи со звоном ворвалось несколько крупных комаров и тоже бросилось в общую кучу. Когда последнее насекомое добралось до заветной цели, "мухоловка" захлопнулась - верхние кромки чашеобразной емкости стянулись навстречу друг другу, образовав полое тело, и цветом и формой напоминавшее нераспустившийся бутон горного пиона. Оно крутанулось несколько раз вокруг вертикальной оси, а затем с хрустом вновь развернулось крылышками безобидной божьей коровки. Вот так номер - от надоедливых насекомых не осталось и следа. - Ну как? Неплохая игрушка? - Евгений подставил раскрытую ладонь, на которую та тут же взлетела и по руке хозяина, по лацкану пиджака, как по тротуару, быстро-быстро направилась прямехонько к нему в карман. - Таких вот тысяч десять - да в Центральную Африку, и от мухи це-це - ни рожек, ни ножек. - Он захохотал своим добрым смехом. - Она еще не то может. Отпугивать змей, например, других ядовитых тварей. Может опылять растения, получать мед, высматривать рыбу. Прямо незаменимая штука для туристов-охотников, рыбаков-геологов. - Он вновь рассмеялся. - Ну, что? Встречал когда-нибудь что-либо подобное?.. - Представь себе. - ?! И я рассказал ему историю о путешествии к Сары-Челеку со всеми сопутствующими приключениями. Евгений на протяжении всего длинного повествования не задал ни единого вопроса, ни разу не перебил меня и, кажется, даже не пошевелился. И только когда я умолк, он, как-то весь напрягшись, попросил возможно подробнее описать место находки. Затем вынул из саквояжа сброшюрованную кипу изрядно потрепанных бумаг, сноровисто, очевидно, хорошо зная предмет поисков, перелистал их и, найдя необходимую, протянул мне. - Покажи. - Он явно был взволнован, хотя пытался скрыть свои чувства под маской естественного любопытства. Бумажный лоскут оказался цветной мелкомасштабной картой хорошо известного мне района. Из-под моего пальца возникали знакомые названия речек, горных кряжей и перевалов. А вот и ущелье Чон-Мазар. Его окружало целое созвездие нанесенных фломастером зеленых звездочек. Этакий цветок с изумрудными лепестками и вытянутой пустотой сердцевины. В нее-то я твердо и упер свой перст. - Здесь? Ты точно уверен? - Еще бы! Ни малейшего сомнения. Он пытливо посмотрел на меня, как бы удостоверяясь в моей искренности, затем как-то вдруг сник, расслабился, будто после очень тяжелой работы и произнес всего только одно слово, совершенно, как мне показалось, некстати: - Благодарю. На следующий день я вернулся в гостиницу раньше обычного и застал в номере старушку-горничную, менявшую белье на соседней постели. Она, не отрываясь от дела, скороговоркой сообщила, что жилец срочно уехал и велел мне кланяться. Признаюсь, от этого сообщения мне стало почему-то грустно. Вот ведь знал человека всего ничего, а расставаться жаль. Так всегда бывает после мимолетного знакомства с интересным собеседником, и, как правило, такие встречи остаются своеобразными вехами в нашей жизни. "Хоть бы попрощался", - подумал я с обидой. И словно в ответ, распахнулась дверь, и в комнату ворвался Евгений. - Уезжаю. Срочно вызвали,- запыхавшись, доложил он с порога и тут же потребовал: - Давай скорее адрес, буду во Фрунзе, загляну. Я вынул из кармана визитную карточку. Он быстро сунул ее в портмоне и протянул на прощанье руку: - Ну будь здоров. Спасибо за компанию, за все. Ты многое для меня сделал. - Порывисто повернулся и исчез в дверном проеме. - Постой! А тебя где искать?! Но обращение прозвучало в пустоту. Через несколько секунд за окном взревел мотор автомобиля. Почтовый ящик просто раздуло от корреспонденции. Старик-сосед, которому я поручал очищать его на время командировки, срочно уехал к больной дочери в другой город, о чем сообщал запиской, засунутой в щель между дверью и косяком. Среди газет, извещений, приглашений и прочей писчебумажной продукции обнаружился конверт без почтового штемпеля и обратного адреса. Однако фамилия адресата, выведенная строгим каллиграфическим почерком, не вызывала никаких сомнений в правильности его доставки. Анонимное письмо? Интересно. Текст его, выведенный столь же идеально,- словно писала машина,- был не менее примечательным. Вот он. Привожу дословно, так как он врезался мне в память: "По поручению Вам. Евгений выбыл в связи с окончанием миссии. Большую благодарность передает. Сведения, представленные Вами, точными оказались. Остатки контейнера обнаружены и изъяты. Пояснение: Эксперты Ассоциации Гуманоидов считают политический климат планеты Земля не стабильным. Напряженность - выше Предельного уровня. Средств уничтожения живого - сверх всех разумных пределов. АГ обладает мнением - существует угроза цивилизации людей, планете как космическому телу вообще. Технологические идеи, не известные Вашей науке, но в наших изделиях воплощенные, повлекут нежелательные результаты. Человечеству во вред. АГ считает контакты преждевременными, работу временно сворачивает. Постскриптум: По поручению Евгения Вам посылка". Едва я успел прочитать последнюю фразу, как листок на глазах начал таять и исчез, растворился словно дым на ветру. Что за глупый розыгрыш? Я вообще-то ценю в людях чувство юмора и сам, кажется, в какой-то степени им обладаю, но здесь что-то не то. Евгений мне показался человеком более серьезным. Хотя, если вдуматься, то кое-какие настораживающие моменты имели место, а я им просто не придал значения. Да, действительно, крепки мы задним умом. Фигура Евгения вырисовывалась передо мной теперь уже в несколько ином свете. Сомнительный астрофизик из несуществующего ведомства. Примитивные рассуждения о политической ситуации. Теперь вот сомнительная шутка с отчетом-посланием от прищельцев. Да, но с другой стороны, ведь были и блестящая лекция по теории кибернетики и практическое ее приложение в виде "божьей коровки". Не приснилось же мне все это в конце концов? Потом наша находка с Виктором - ведь она-то уж никак не мираж; я, словно вновь, ощутил ладонями ее приятную теплоту. Однако сомнения не отпускали меня. Откуда у него точнейшие карты местности? И что это за россыпи зеленых звездочек? Уж не натворил ли я глупостей? Может быть, Евгений вовсе не Евгений, а, просто-напросто, замаскированный под ученого агент иностранной разведки?! Ведь не напрасно же он так усиленно добивался координат известного ему теперь места. Ну, хорошо. Допустим, все так. Тогда на кой ляд потребовалось подобное послание, да еще с извращенной стилистикой? Сбить меня с толку? Вызвать подозрения? Глупо! От всех этих "зачем" и "почему" сильно разболелась голова. Я сунулся было в аптечку за анальгином, но именно в этот момент раздался дребезжащий зуммер телефонного аппарата (давно пора заменить, да как-то жалко, привык). Звонили с почты. Женский приятный грудной голос просил срочно забрать посылку, поскольку РСУ наконец-то решило отремонтировать помещение. Маленькая пластмассовая коробочка, похожая на те, которые мы видим во дворах у любителей "забивать козла". Смешанное чувство охватило меня, когда я извлек ее из вороха упаковочной бумаги. Что в ней?! Осторожно приоткрыл. Не взорвется? Нет - что-то завернутое в мягкую ткань. Медленно разворачиваю негнущимися пальцами и... На серой поверхности, словно оттеняя ее, серебрится овальной предмет с несимметрично-скошенной гранью. Трогаю ее пальцем - он теплый. Неужели?! Оно! И тут краем глаза ухватываю, как из другого отсека посылки самостоятельно выбирается лиловое существо размером не более спичечного коробка... Я верю, Евгений, мы еще встретимся! 1 Чичкан (кирг.) - мышь. 2 Шеннон Клод Элвуд (р. 1916 г.) - американский инженер и математик. Заложил основы теории информации и теории автоматов. Известен опытами с кибернетическими устройствами. Звездный патруль: Фантаст. рассказы: Для юношества/ Сост. А. Ф. Малышев; Худож. М. Бекджанов. - Фрунзе: Адабият, 1989. -144 с.: ил. ISBN 5-660-00121-1 Стр. 97-118. -------------------------------------------------------------------- "Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 18.12.2003 13:12
[X]