Игорь Пидоренко.
Сейвер
1. НАСТОЯЩЕЕ ДЕЛО Вызов! От кресла до стартовой кабины путь недолгий - пять шагов, три секунды. Еще секунда - на контакт с машиной. Глаза закрыты, глубокий выдох - секунда. И десять секунд перехода. Итого - пятнадцать. Треть этого времени занимает путь от кресла до стартовой кабины, остальные секунды - прыжок в полмира. Переход - сплошные неприятности. Тошнота, головокружение. Словно подготовка к тому, что тебя ожидает ТАМ. Твое собственное тело остается в кабине, а сам ты открываешь глаза - и оказываешься на краю пропасти, в пустыне, в снегах или в лодке, летящей к водопаду. Недаром поговорка "Сейвера не зовут на праздник" стала рекламным девизом фирмы. Существует два типа вызова. Срочный - те самые пятнадцать секунд, после которых не знаешь, ни кем стал, ни где находишься. На срочный вызов идут сейверы первого класса: железные нервы, мгновенная реакция и в пятидесяти случаях из ста - комфортабельная психушка фирмы в конце карьеры. При обычном - такой горячки нет. Успеваешь собраться с мыслями и усвоить ту скудную информацию, которую машина может тебе дать о личности клиента, его местонахождении и ситуации, в которую он попал. Только вот не везло последнее время с вызовами. Работы хватало. Но все причины - пустяковые, какие-то глупые. То старикан с молодой девицей катался на лодке, и ухитрились они эту лодку перевернуть. Пока вызов сработал, переход прошел, старикашка уже успел порядочно воды наглотаться. Пренеприятное ощущение - полный желудок воды. Да ведь еще и плыть надо! А то молодые обормоты "подвиг" совершили. Всех решили удивить и тайно на скалу полезли. Взобраться-то взобрались, а назад, вниз - слабо стало. Часа три на вершине "Мама!" орали, прежде чем один вспомнил, что у него пульт вызова сейвера на поясе висит. Нет, все, конечно, правильно, благородная работа - людей спасать. Но вот настоящего дела не было, так, чтобы бороться за жизнь и тело клиента изо всех сил, чтобы все, что умеешь и знаешь, применить пришлось. Пусть будет срочный вызов, пусть обычный, - все равно. Лишь бы дело настоящее. Работа по обычному вызову немногим легче, чем по срочному. Бывают ведь типы, которые в трясине по самые уши, а продолжают считать, что не все потеряно и есть еще время. Обычный-то стоит дешевле срочного. И намного. Дональд Осборн еще помянет крепким словцом подобных гадов, сидя на земле и с досадой разглядывая подвернутую, опухающую ступню. А сейчас он повисает на стропах парашюта, приходя в себя после перехода и не успевая этого сделать, потому что поздно, поздно он появился здесь! Невероятно голубое небо бьет по глазам, заставляет зажмуриться, и вот уже земля, а в ушах еще шумит после выстрела катапульты; страх, оставшийся от "того", уходит, но деревья накатываются снизу, ветки больно бьют по лицу, что-то трещит, разрываясь, он валится на бок и падает щекой в жесткую, высохшую, желтую траву. "Главной задачей сейвера сразу же после перехода в чужое тело является оценка обстановки, в которой находится клиент. Сейвер должен одним мощным усилием погасить сознание клиента, преодолеть остаточные рефлексы и подчинить своему сознанию тело клиента, ибо от этого, прежде всего, зависит успешное выполнение задания..." (Из Наставления по работе сейвера). Переход удался вполне. Видно, парень отключился со страху сам. Ладно. Плоховато с ногой, но что теперь делать? Клиент-долечит, лишь бы удалось выбраться. Что в снаряжении? Фляга, пакет с НЗ, жужжалка от комаров, пистолет с двумя запасными обоймами, темные очки, радиомаяк - радиус действия 30 миль, большой нож, аптечка с вакциной от змеиных укусов и таблетками для дезинфекции воды, компас. Связка ключей с брелоком. А брелок-то тоже из снаряжения? Запаянная в пластик записка: "Маршрут - строго на юг. Избегать любых контактов с местным черным населением. После пересечения линии фронта искать встречи с европейцами в военной форме". Интересная инструкция! Судя по всему, на этот раз мы где-то на юге Африки. А кто у нас носит военную форму в этом районе мира? Впрочем, плевать нам на политику. Наше дело сейверское: переселился, спас - получай чек. А парень готовился к тому, что его собьют: пластик брелока потерся - давно в кармане таскает. Что там еще? Удостоверение. Роберт Ван-Вааден, 25 лет, лейтенант ВВС. Ничего, милый парнишка. И тело неплохое, подтянутое, мускулистое. Видно, что хозяин форму держит, не распускается. Одежда: летний комбинезон, высокие ботинки. Однако трус. Страха пришлось выгонять целую гору. Да и выбраться вполне можно было самому. Фронт наверняка недалеко... Ну, хватит! Мало ли какие обстоятельства у человека? Какое тебе до этого дело?! Потоптался на месте, освоился - и довольно. Теперь вперед, и чем быстрее, тем лучше. Где у нас юг? Так, ясно. И Дональд Осборн - Роберт Ван-Вааден, волевым импульсом погасив боль в подвернутой ноге, раздвинул подобранной палкой свисающие ветви. К полудню он понял, что путь не будет таким гладким, как представлялось вначале. На пути Дональда был фронт, были дозоры, линии окопов и передовое охранение. А это почти неизбежно означало перестрелки, потасовки и прочие атрибуты военного времени. Кроме того, нужно было учитывать, что пилота сбитого самолета наверняка уже разыскивают специально посланные отряды. И на помощь "своих" рассчитывать не приходилось. Сообразив это, Дональд зашвырнул подальше пистолет и запасные обоймы, чтобы не было соблазна. Да и если возьмут без оружия - больше шансов остаться в живых. Мешала поврежденная нога. Попробуй стать бесшумным быстрым индейцем, скользящим сквозь заросли, если одну ногу приходится едва ли не волочить следом за собой! Колючки цеплялись за комбинезон, дыхание сбивалось, терялась скорость, пот заливал глаза, пересыхал рот. Словом, поломка одной детали вела за собой неисправность всего механизма. Как это обычно и бывает. Но он продвигался вперед, и довольно быстро. Необходимо было уйти как можно дальше от места падения самолета, оторваться от поисковых групп. А впереди был фронт. И к вечеру нужно было до него добраться, прикинуть время перехода. В его положении для этого больше всего подходила ночь. Не будь повреждена нога, он смог бы перейти фронт и днем. Пара обездвиженных стрелков, несколько часов легкого, сторожкого бега - пустяки для такого тела, которое досталось на этот раз. Но проклятая нога сделала-таки свое дело. Стоило чуть отвлечься, гася внезапный укол боли, и он не расслышал шороха, раздавшегося впереди. А когда отвел ветку, закрывающую путь, едва не свалился в крохотный окопчик, на голову сидевшему там солдату. Солдат дремал, уткнувшись сползшей каской в колени. Потертая пятнистая форма, на ногах зеленые рваные кеды. Автомат стоит рядом, у стенки окопа. Вояка! Конечно - тылы! Солнце печет. Да и цикады жужжат, звенят усыпляюще. Дональд осторожно убрал занесенную ногу. Она опустилась бы точно на каску часового. Огляделся. В дозорах по одному не стоят. Второго он увидел минут через десять. Тот шел, беззаботно посвистывая, нес котелок, прикрытый алюминиевой миской. Обед товарищу несешь. Повезло твоему товарищу. Да и тебе тоже, что сейчас я руковожу этим телом, а не его настоящий хозяин. Лежали бы сейчас: один в окопе, а другой рядом. Знаем мы обычаи ребят с той стороны фронта. Глотку перережут спящему и не моргнут. Только вот к своим добраться через позиции противника трусят. Дядю-сейвера нанимают. Дональд слился с кустом, пропуская караульного, и только когда треск веток под ногами стих, двинулся дальше. Стемнело быстро. Не хватило времени добраться до боевых порядков. Дональд позволил себе немного передохнуть, дожидаясь, когда станет совсем темно. Все равно двигаться дальше сейчас бессмысленно. Ночью будет легче. В трех шагах неподвижно застывший человек кажется пнем, ложное движение сбивает с толку, и пули летят мимо цели. ...Удобство ночи оказалось палкой о двух концах. И хотя глаза Дональда привыкли к темноте, кто же мог знать, что человек здесь, не боясь змей, может расположиться на ночлег прямо на земле, под деревом?! Когда Дональд наступил ему на ногу, тот заорал так дико, что слышно было, наверное, по всему лесу. Тени, бросившиеся к Дональду сразу же после крика, вероятнее всего, не были группой поиска летчика со сбитого самолета. Просто здесь расположилось какое-то подразделение, часть войск, державших оборону. Но разбираться было некогда. Руки, ноги, все тело работало, подчиняясь приказам мозга, и противники валились, не успев даже вскрикнуть. Подвернутая ступня не напоминала о себе - не до того! В темноте слышались только резкие выдохи и глухие удары. Дональд походил на гигантскую кошку, молниеносно прыгавшую, падавшую, перекатывающуюся. Казалось, он лишь слегка касается набегавших пальцами рук и носками ног. Но после такого касания человек оседал на землю и больше не поднимался. Нет, удары не были смертельными, но полчаса неподвижности упавшему обеспечивали. Все окончилось так же стремительно, как и началось. Нападавшие оказались на земле, даже не успев понять, что произошло. И сразу же Дональд растворился в темноте. Здесь не приходилось ждать аплодисментов за мастерски проведенный бой. Он уходил от места схватки, стараясь не расслабиться. Только предельное напряжение давало гарантию успеха. И в случае новой неожиданной встречи, он повторил бы то, что сделал только что. Получаса мало для того, чтобы перейти фронт. Набросим еще минут сорок на выяснение, сообщение, соображение и оповещение. А потом уже - держись, сбитый летчик, пробирающийся к своим! Правда, и тут у него есть преимущества. Будут искать и ловить обычного человека, а не сейвера. Кунг-фу далеко еще не все, что он умеет. Легким, быстрым шагом вперед и вперед! Теперь перебежка, здесь приникнуть к земле, слиться с деревом... Обнаружили его только при пересечении последней линии окопов. То ли спохватились и объявили общую тревогу, то ли нашелся, наконец, неспящий часовой и, разглядев двигающуюся тень, не раздумывая, открыл огонь. А через несколько минут могло показаться, что стреляет весь лес. Воздух наполнился визжащими и жужжащими осами пуль. К счастью, если стреляет много людей, да еще в темноте, не видя цели, то ничего путного, как правило, не выходит. Дональд спокойно переждал первый шквал огня за достаточно толстым деревом, а затем перебежками, от укрытия к укрытию, двинулся дальше. Рассвет застал его уже далеко за линией фронта. И это при том, что он подремал пару часов под кустом. Вода во фляге была выпита наполовину, размякшего шоколада оставался еще приличный кусок. Нечего баловать тело, сил в нем еще на пару таких переходов. Вперед, вперед! Последний участок пути - самый безопасный, но и самый длинный. Как там говорилось в записке? "Избегать любых контактов с местным черным населением?.." Не с кем было вступать в контакт. Прифронтовая зона пустовала на многие километры. От небольших деревушек остались лишь обгорелые поляны с торчащими головешками хижин. То ли бои тут прокатились, то ли жители сами ушли, сжигая за собой дома? Дональд проходил мимо пепелищ не останавливаясь, отмечая только про себя, что горело недавно. А потом сам увидел, как горят такие хижины. Самолеты распарывали небо, словно огромный лист жести, расстреливая ракетами деревню и окружающий лес. Следующая пара сбрасывала напалмовые бомбы. В газетах, помнится, упоминалось о подобных акциях, как об "уничтожении очередной базы террористов". Террористами эта деревушка была явно небогата - по самолетам не раздалось ни одного выстрела. Зато женщин и детей хватало. Дональду с вершины холма, куда он добежал, заслышав рев самолетов, было хорошо видно, как метались черные фигурки под бомбами среди горящих хижин и не могли найти спасения от гремящей над головой смерти. А Дональд лежал, укрывшись за деревом, колотил в ярости кулаками по земле, кричал в небо черные слова и ничего не мог сделать. Потом самолеты ушли, и из-за леса, почти цепляясь за верхушки деревьев, вывернула тройка вертолетов. Со свистом и клекотом они прошли над деревней, обрабатывая ее из пулеметов, и сели на окраине, еще в воздухе, в метре от земли, выплюнув из себя людей в пятнистых комбинезонах. Комбинезоны рассыпались среди догорающих хижин. Сквозь стрекот винтов послышались короткие щелчки выстрелов - добивали раненых и тех, кто все-таки уцелел после двойной обработки с воздуха. Дональд не помнил, когда встал во весь рост, вглядываясь бешеными глазами в то, что происходило внизу. Одинокую фигуру в голубом комбинезоне было теперь видно издалека, и пятнистые, закончив свое дело в деревне, спокойно, организованно, как на учениях, стали окружать подножие холма. Но вот уже к Дональду с распростертыми объятиями побежал, косолапя, загорелый коротышка с погонами капитана: - Ван-Вааден, дружище, какая встреча, какое счастье, что ты жив! А Дональд стоял, зажмурившись, и не мог себе простить, что после приземления выбросил пистолет... - Осборн, вас к Бикому! Дональд молча кивнул. Ничего хорошего этот вызов означать не мог. Скорее всего, кто-то пришел с жалобой. А поскольку последним Дональд вытаскивал Ван-Ваадена, то естественным было предположить, что тот и явился с жалобой. Идти не хотелось. И не потому, что, предстоял нагоняй. Прежде чем перейти на административную работу и стать директором фирмы по персоналу, Морис Биком был сейвером (и по слухам - неплохим). Так что неприятностями с клиентом его не удивишь. Да и не будет никакого нагоняя. Одни слова. Фирма твердо защищала интересы своих сотрудников и в обиду их не давала. Идти не хотелось совсем по другим причинам. Вернулся Дональд с последнего дела мрачным, ушедшим в себя. Отмалчивался и отмахивался от расспросов, не "загудел" с друзьями, как обычно после успешного перехода. И сейчас не шел - тащился по коридорам, цепляясь за любую возможность, чтобы оттянуть момент встречи с пилотом, которого спас. Он жалел теперь о том, что сейверу нельзя отказываться от задания: взялся - выполняй. С каким удовольствием он засунул бы тогда сознание этого щенка в его собственную шкуру! Выбирайся сам, пожинай плоды своей глупости, ненависти, корысти или что там еще толкнуло тебя на то, чтобы бомбить хижины, расстреливать из пулемета женщин, стирающих белье в реке, и долбить реактивными снарядами машины с рисом, мукой и аспирином! А старики-родители ждут тебя дома, и младший брат гордится тем, что ты военный летчик, и девушка ждет тебя, хорошая, наверное, девушка, и я вытащил твое сильное, здоровое, молодое тело и вернул его тебе, а ты потом наверняка врал, как сражался с целой стаей вражеских истребителей и сбил три или четыре, но кончились патроны, и ты с великими трудностями и опасностями выбирался к своим, чтобы вновь стать в строй борцов за славное дело. И никому не рассказывал о том, что бросил себя, передоверил эти фунты костей и мускулов тому, чья профессия не убивать, а спасать. Я спас твое тело, но мне не спасти твою душу, потому что ты давно уже запродал ее дьяволу. Сколько жизней на твоей совести, пилот? Пролетая над позициями, ты поднимаешь свой самолет на такую высоту, где его не могут достать зенитки, а потом, в тылу, бросаешь машину на цели, которые никто не обороняет. Кому придет в голову, что у тебя хватит подлости посчитать целью школу или больницу? Но в тот раз тебе не повезло. Тепловая ракета воткнулась в зад твоего истребителя. И ты ни о чем уже не думал, дрожащей, потной ладонью нащупывал спусковой рычаг катапульты, а в воздухе, болтаясь под куполом парашюта, все давил и давил на кнопку вызова сейнера. Тебе было страшно. Тебе было страшно с того момента, как ты ступил на скользкий путь убийцы. Не бывает храбрых подлецов. Подлость - синоним трусости. Ты подлец, Ван-Вааден, и будь моя воля, я не стал бы спасать твое тело. Я бросил бы его там, в лесу. И пусть это не по-сейверски. Зато одной гремящей смертью могло стать меньше над соломенными крышами маленьких мирных деревушек. Дональд затушил сигарету, вяло прошагал мимо секретарши Бикома, постучал в дверь кабинета и, не дожидаясь разрешения, вошел. Да, это был он. Парень в лихо заломленном берете и с лейтенантскими звездочками просто кипел от негодования. Он не за то платил деньги, чтобы получить от начальства выговор, да еще неделю не вставать с постели по причине растянутых связок. Сейверу платят, и он, Ван-Вааден, думает, совсем не плохо платят. Так что незачем портить доверенное тебе тело и, главное, хамить начальству клиента. Насчет хамства - это правда. После того, как Дональда вывезли в тыл на вертолете, он отказался отвечать на вопросы, потребовал встречи с представителем фирмы, а когда очень уж стали приставать, открытым текстом послал всех подальше. Ван-Вааден, теперь уже в присутствии Дональда, повторил свои претензии. Откинувшись в кресле, Морис Биком вертел в пальцах сигарету, сочувственно кивал, поддакивал, но в глазах его прыгали чертики. Ситуация даже веселила его. Еще бы! Здоровенный мужчина жалуется на то, что его плохо спасли от смерти! Потом директор по персоналу заговорил успокаивающе. Разъясняя обиженному летчику некоторые трудности и особенности профессии сейвера, извинился от лица фирмы, пообещал, что Дональда Осборна примерно накажут, и предложил обсудить сумму, на которую будет снижена оплата господином Ван-Вааденом услуг фирмы в связи со сложившимися обстоятельствами, если, конечно, господин Ван-Вааден представит документы, подтверждающие нанесенный ему моральный и физический ущерб. Господин Ван-Вааден заверил директора по персоналу, что такие документы он приготовил и представит их, но прежде хотел бы знать, какому наказанию будет подвергнут сейвер. Директор возвел глаза к потолку и, подумав минуту, сказал, что сейвера, к примеру, могут лишить, ну... части гонорара и запретят впредь спасать доблестных офицеров славных вооруженных сил. Господин Ван-Вааден насмешки не понял, наклонил голову удовлетворенно и стал доставать требующиеся бумаги из папки. На протяжении всего разговора Дональд не произнес ни слова. Биком с клиентом сошлись наконец на двадцати процентах: десять за растяжение связок и десять, за выговор от начальства. Поднялись, пожали друг другу руки. И тут подал голос Осборн. - Спроси его, - обратился он, к Бикому, как будто лейтенанта и не было в кабинете, - спроси его", во сколько он оценил бы вывихнутую челюсть и несколько выбитых зубов? Во взгляде Мориса появился тревожный интерес. Вопрос был очень сейверским. Но господин Ван-Вааден намека не понял. Сделав вид, что его совершенно не оскорбило обращение через посредника, он задумчиво пожал плечами, прикинул в уме и сказал, что это соответствовало бы десяти-пятнадцати процентам. - Но я не понимаю, к чему эти разговоры?.. - Он так же обращался к Бикому, даже не глядя в сторону Осборна. - Челюсть у меня на месте, с зубами тоже все в порядке. - Сейчас... - сказал Дональд. Затем он сделал быстрый шаг вперед, взмахнул рукой и... Ван-Вааден пролетел через кабинет, гулко ударился о стену и стал сползать по ней вниз. Глаза его закатились, на губах показалась красная пена. Биком хладнокровно плеснул из сифона в стакан, склонился над летчиком. Потом обернулся к сейнеру, покачал головой: - И не пахнет десятью процентами. Верные тридцать - челюсть ты ему сломал. Дональд скупо ухмыльнулся: - Не рассчитал. Он достал книжку, выписал чек и положил его на стол, потом вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь. 2. ПОБЕГ ВДВОЕМ Руки стянуты сзади наручниками. Чувствуется, что пластиковые, затягивающиеся при малейшей попытке освободиться. Синяя, грубого хлопчатника роба. На ногах тяжелые башмаки. Добротные, рассчитанные на многолетнее пользование. Тюрьма, похоже. Х-хе, в тюрьме Дональду Осборну сидеть еще не приходилось! Впрочем, в данный момент он не сидит, а идет. По длинному полутемному коридору. В спину то и дело тычут стволом карабина - поторапливают. Коридор узкий, в стенах железные дверцы с засовами и замками. Захудалая, должно быть, тюрьма. Сыро, с потолка капает в мелкие лужицы на полу. Шлепанье капель, гулкий топот конвоира да шарканье Дональда - уж больно тяжелы ботинки - вот и все звуки. Ночь сейчас, что ли? Конвоир, ожесточенно засопев, еще пару раз больно сунул стволом между лопаток, и коридор кончился. За поворотом его перегораживала решетка из толстых стальных прутьев. Конвоир подтолкнул Дональда лицом к стене, позвенел ключами, затем, опять же стволом карабина, заставил пройти в открывшуюся в решетке дверь. Процедура повторилась, на этот раз конвоир, закрывая дверь, возился подольше, а Дональд стоял, почти уткнувшись лбом в сырой бетон стены, и размышлял о том, куда же судьба и профессия закинули его на этот раз? Предпринимать что-то было явно рано. Уясни обстановку, разберись, что к чему - потом действуй, применяя все свое умение и используя обстоятельства в свою пользу. Все это, если время позволяет. Правило сейвера, хотя применимо не только к экстремальным ситуациям. Пока время позволяло. Персонифицировать себя так, сразу, было довольно трудно. Под мышкой чувствовалась коробочка "вызовника". Скорее всего, ее пронесли тайно и тайно же передали клиенту. Вряд ли "вызовник" мог попасть сюда вместе с клиентом. А это означает, что зарегистрирован "вызовник" в фирме на другую фамилию и на другую совсем личность. Теперь вот еще вопрос: кто клиент, за что в тюрьме оказался? Может, Менсон-Сатана какой-нибудь, маньяк, садист, вообще бяка. А может, и хороший человек, невинный. Такие тоже в тюрьмы попадают. С людьми всякое может случиться. Дональд, повинуясь молчаливым приказам конвоира, шагал, отмечая все подробности, автоматически прикидывая возможности для бегства, но попыток освободиться не делал, выжидал. Все шло своим чередом. Коридор, решетка с дверью, лестница, решетка с дверью, опять коридор и опять решетка. Выводили его из подвала. Довольно глубокого, надо заметить. Как-то незаметно охранников стало двое, потом возник офицер в черном мундире. Он давал указания солдатам, но слишком тихо, Дональд уловить, о чем шла речь, не мог. Язык показался испанским. Ничего, тоже скоро должно проясниться. Краем глаза он изучал конвоиров. Рожи у них были еще те. Один худой, высокий, чуть не гнулся под тяжестью карабина. Второй, тот, что с самого начала все подталкивал в спину, был, в противоположность первому, свинья-свиньей. Жирные щеки почти скрывали маленькие глазки, штаны на толстых ляжках вот-вот треснут. Оба одинаково не бриты и вид имеют невыспавшийся и усталый. Офицер выбрит до синевы, затянут в портупею и выглядит выглаженным и ухоженным. Ни следа усталости, кроме черных кругов под глазами. Что-то происходит, какие-то события, раз все они не высыпаются. Примем к сведению. На улице была ночь. Это Дональд почувствовал несмотря на плотную черную повязку, которую ему надели на глаза перед тем, как вывести во, двор. Конвоиры замешкались, в спину толкать перестали, и Дональд остановился. Повел носом. Пахло недавним дождем, железом, бензином и, все тем же сырым бетоном. Очевидно, это был внутренний двор тюрьмы - городского шума слышно не было. Заминка длилась недолго, и Дональда опять толкнули в спину, да с такой силой, что он едва не упал. Собственно, и упал, поскольку прямо перед ним оказался вход в машину, и в этот вход вели две ступени. Видеть их Дональд, естественно, не мог и довольно чувствительно ушиб ногу. Все так же молча, пинками и прикладами его загнали внутрь фургона, толкнули в угол, на скамейку. Конвоиры (двое, офицер сел в кабину) тоже поднялись в фургон, захлопнули дверцу и тут же, как по команде, закурили. Фургон был тесным, курили они дрянные сигарки, и через три минуты дышать стало абсолютно нечем. Затарахтел мотор, сквозь его шум послышались невнятные голоса. Язык действительно испанский, отметил про себя Дональд. Машина дернулась и тронулась. Пока ничего интересного не происходило, Дональд начал изучать доставшееся на этот раз тело. Лет сорок, но физическая форма поддерживается. Что-то не в порядке внутри. Побаливают почки. Хотя, может быть, по ним били? Очень может быть, скула саднит, один зуб шатается, другого и вовсе нет. Суставы ног не то, чтобы скрипят, но ощущаются. Так, теперь суставы рук, это очень важно. Деликатно, микродвижениями, чтобы не затянулись еще больше наручники, Дональд принялся разминать затекшие кисти. Фургон был довольно старым, скрипел, подпрыгивал и раскачивался. Чтобы не очень трясло, Дональд прижался плечом к холодным бортам в углу. Мысли текли своим чередом. Не очень понятна ситуация, в которую он попал, но что-то она ему не нравилась. Возможно, конечно, что клиента перевозят из одной тюрьмы в другую. Но не исключен и такой вариант, что вывезут сейчас в какое-нибудь глухое место и шлепнут. А то и просто на шоссе, безо всяких глухих мест. Если он попал в одну из латиноамериканских стран, то очень даже просто такое может произойти. В этом случае, кем бы клиент ни был, нужно думать о спасении его тела. Очень не хочется, чтобы расстреливали. Неприятное, должно быть, ощущение. Дональд напряг свои познания испанского, сказал в пространство: - Ребята, дали бы покурить! Конвоиры, слышно было сквозь лязг и дребезжание, что-то побурчали между собой, и через минуту Дональд почувствовал, как в губы ему ткнулся обслюнявленный окурок сигары. Он перехватил его поудобнее зубами, сказал невнятно: - Спасибо! - И, сделав пару затяжек, продолжал: - Куда меня везете-то? - Помалкивай, сукин сын, - ответил ему, судя по голосу, жирный. - Везут и везут. А твое дело сидеть и не рыпаться. Сказано это было без злобы, но так, что Дональд понял - дальнейшие расспросы не рекомендуются. А дразнить конвоиров в его планы не входило. Он поудобнее откинулся в угол и занялся наручниками. Во времена Гудини таких, похоже, не было, да это не утешение. Так сказать, чем богаты... Ехали час с немногими минутами. Время Дональд хорошо чувствовал. И его, времени, хватило на все. Теперь он готов был спасать и спасаться. Тяжеловато, но тело должно выдержать нагрузку. Только бы не выстрелили в затылок при выходе из машины. Когда открыли дверцу, пахнуло таким сложным букетом, что Дональд понял - городская свалка. Значит, действительно будут расстреливать. От сознания этого появилась та самая холодная злость, которая очень была ему нужна теперь. Ну, я вам расстреляю! Узлами карабины позавязываю, вояки хреновы! Распаляться больше он себе не позволил. Прежде нужно было попробовать договориться. Может быть, и не придется прыгать, скрываться и вытворять прочие чудеса. Вот только как доказать, что ты не тот, за кого тебя принимают? Ладно, попробуем. Интуиция подсказывала ему, что не станут обычного, даже очень опасного уголовника тайно вывозить и расстреливать за городом безо всякой официальной канители. Что-то тут было не так. И все же... Все так же грубо его спустили по ступенькам из машины, повели, придерживая за локоть. Под ногами тарахтели консервные банки, скрипело битое стекло. Дональд сориентировался по слуху на осторожные шаги офицера - тот ступал как бы на цыпочках, плавно, стараясь не испачкаться и не поцарапать ботинки о ржавое железо, - и, повернув лицо в ту, сторону, позвал: - Лейтенант! И тут же получил прикладом по спине так, что едва не сунулся носом в землю. Конвоиры с двух сторон зашипели: "Заткнись!", но он, не обращая на это внимания, продолжал, возвышая голос: - Лейтенант, вы делаете ошибку! Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете! Конвоиры опять ему наподдали, но послышалась короткая команда: "Отставить!", и все остановились. Осторожные шаги проскрипели и замерли рядом. Высокий, хрипловатый от усталости голос лейтенанта сказал: - Имеете что-то сообщить? Дональд облизал пересохшие губы. - Да. Имею. Я совсем другой человек. Происходит чудовищная ошибка. - А-а... - разочарованно протянул лейтенант. - Все это мы уже слышали. Ничего нового. Я думал, вы наконец образумились. - И скомандовал солдатам: - Вперед! - Погодите, не валяйте дурака! - Голос Дональда окреп. Несмотря на приклады, он не сдвинулся с места. - Сначала выслушайте, а потом расстреливайте, если уж вам так хочется. Но я уверен, что желание это у вас пропадет, едва я закончу. После некоторого молчания лейтенант неохотно разрешил: - Ну что же, говорите... "А ведь ему наплевать, тот я человек или не тот, - внезапно понял Дональд. - Какие бы невероятные вещи он сейчас ни услышал - на-пле-вать! Он устал, ему все надоело, но есть армейский устав, который он клялся исполнять, есть приказ, а приказ для него - закон. Прикажут поджечь - подожжет, прикажут расстрелять - расстреляет. И умереть прикажут - щелкнет каблуками, отдаст честь и отправится умирать. Ох, не докажу я ему ничего!" Он заговорил, стараясь придать своим словам максимум убедительности. Рассказал о сейверах, привел пару примеров их работы, разъяснил, что, по его мнению, произошло в данном случае. Он говорил, но ему казалось, что слова его падают в пропасть, в пустоту. С таким же успехом он мог рассказывать все это кирпичной стене. Хоть бы как-то отреагировал! Ну, удивился бы, ну, хмыкнул: "Вот заливает!" Задумался хотя бы! Тупое и глухое равнодушие. Он слышал в ответ только сиплое дыхание терпеливо ждущих конвоиров да-ленивые зевки лейтенанта. Идиотское положение! Конечно, психологическая подготовка у сейверов на высшем уровне. Сейвер может висеть, уцепившись одной рукой за край крыши небоскреба, прыгать с вагона на вагон несущегося во весь опор курьерского поезда, бегать под пулями. Да мало ли чего! И все это - не моргнув глазом, не дрогнув ни одной стрункой души. А тут Дональд не выдержал равнодушия, с которым его слушали, вышел из себя: - Да черт вас побери, лейтенант! Ведь это все так легко проверить - свяжитесь с нашим посольством, там подтвердят. Я не знаю, каким образом клиенту передали "вызовник". Может быть, он и заслуживает того, чтобы его расстреляли. Но я-то здесь при чем? Молчание в ответ. Тогда Дональд решился на последнее средство, тайное свое, которое приберегал на крайний случай. - Ну, вот смотрите. У вас очень надежные наручники, да? Их невозможно снять? Получите! - Он высвободил руки из-за спины и поболтал пустыми браслетами в воздухе. И в тот же момент всем телом ощутил острую опасность. Теперь стало не до церемоний. Дональд сдернул повязку с глаз и прямо перед собой увидел пляшущее дуло пистолета. Лейтенант не был запрограммирован на удивление. При попытке к бегству приговоренного он должен был стрелять без предупреждения. Что и собирался сделать в тот момент, когда Дональд сорвал повязку. Палец лейтенанта уже нажимал на спусковой крючок. И тут Дональд взорвался. Что-что, а сражаться сейверы умеют. Наручники полетели в лицо лейтенанту, и одновременно Осборн ударил его головой в живот, сбив с ног, но удержавшись сам. Молниеносный переворот через голову, и оба конвоира успели ощутить лишь, как что-то гигантское и безжалостное обрушилось на них и погасило звезды в небе. Дональд, наклонившись, растирал ногу, когда от машины захлопотал короткоствольный "узи". Собака, о шофере-то он и забыл! Хорош сейвер, нечего сказать. Пришлось в лучших традициях сейверства хладнокровно бегать под пулями. Благо, на свалке было множество ржавых автомобильных кузовов. Неспокойно было у Дональда на душе, не знал он, правильно ли сделал, взявшись объяснять лейтенанту "кто есть кто". Существует железное правило сейвера: "Взялся - спасай". Потом, кому надо, разберутся... Поэтому не стал он сейчас связываться со все еще палящим от грузовика шофером, а, осторожно пробираясь между гор мусора, направился в ту сторону, где светилось зарево города. Долог и труден был его путь до посольства. В городе, вне всякого сомнения, действовал комендантский час. А потому улицы были пустынны и под полупритушенными огнями реклам далеко разносились шаги патрулей. Изредка проносились джипы, полные национальных гвардейцев. Дональд часа три шнырял по центру, скользя от подъезда к подъезду и от подворотни к подворотне, пока не сообразил, в какой именно стране он находится, и тогда уже, подключив резервы памяти, вывел из них план города с красной точкой - местом расположения посольства. Находилось оно в старом красивом особняке на тихой улочке, что исключало возможность шумных многолюдных манифестаций протеста под окнами - им просто не хватило бы места. А жиденький ручеек протестующих, сумевших протиснуться сюда, полиция разогнала бы в два счета. И хотя обстановка в стране сейчас к демонстрациям не располагала, два здоровенных морских пехотинца, вооруженные короткими карабинами, исправно несли круглосуточную службу у мощных чугунных ворот. По всему периметру забора наверняка сигнализация. А то еще автоматы понатыканы. Сунешься - такую пальбу поднимут, что полгорода всполошится. Дональду очень хотелось устроить панику в посольстве - террористы проникли! - просто перемахнув через забор. Но он сдержался - к чему эти светошумовые эффекты? Несолидно. И спокойным шагом, подняв руки, чтобы видно было, что оружия, у него нет, он направился к часовым. Парни были выучены как надо. Уже через пять минут один из них вызывал начальника караула и докладывал, что вот явился некто в тюремной робе и требует встречи с таким-то секретарем посольства по делу, имеющему государственное значение. Второй пехотинец, держа карабин у бедра, тихонечко поводил стволом из стороны в сторону, как бы предупреждая - спокойно, не приближаться, держать руки за головой. Явился начальник караула вместе с тем самым, нужным, секретарем посольства. Секретаря подняли с постели, он был сонный, злой от этого и, услышав пароль, особой радости от встречи не испытал. Но положение сотрудника фирмы обязывало, и Дональда наконец пропустили на территорию посольства. В малых странах, где то и дело происходили революции и военные перевороты, фирма своих отделений не держала. Накладно было бы каждый раз после очередной заварушки восстанавливать аппаратуру и набирать персонал. Тем не менее, связь была нужна: исключительно в целях безопасности сограждан, которых черти заносили в эти страны - полазить по сельве, покопаться в песках, покарабкаться по отвесным скалам. Поэтому поступали проще: по соглашению с правительством, в каждой такой стране имелся человек, обученный для приема сейвера в теле клиента. Немного волокитно, но иного выхода пока придумать не могли. Только на следующее утро Дональд наконец узнал, кого же он спас. Секретарь - представитель фирмы - сунул ему за завтраком местные газеты: "Читайте, в какую историю мы влипли". Он едва не добавил: "Из-за вас", но вовремя сообразил, что Дональд, хотя и в обличье клиента, был тут совершенно ни при чем. На первых полосах почти всех газет была фотография того человека, чье лицо Дональд тщательно рассматривал сегодня в зеркале, бреясь. Естественно, без кровоподтеков и следов ожогов. Серхио Баррера, один из руководителей подполья, министр национальной культуры при бывшем правительстве, свергнутом военной хунтой год назад. Левый. Организатор крупных актов саботажа на военных заводах, редактор подпольной газеты "Венсеремос". Схвачен три месяца назад. Бежал из-под стражи при переводе из одного места заключения в другое (Дональд усмехнулся). Указывалась также сумма вознаграждения за сведения о теперешнем местонахождении. Немалая, прямо скажем, сумма. - Ума не приложу, как им удалось одурачить наших ослов в фирме? - озабоченно говорил секретарь-представитель. При свете дня оказался он совсем не сонным букой, как ночью, а был толстеньким живчиком, охочим до вкусной еды и крепкой выпивки. Однако удручен был живчик сейчас тем, как вывезти Осборна-Барреру из страны, а еще больше тем, что именно на его голову свалилась подобная напасть. Дональда эти вопросы не занимали. Он свое дело сделал, и теперь, завернувшись в халат секретаря-представителя, потягивал безумно крепкий местный кофе и раздумывал о том, сколько же трудностей пришлось преодолеть этим ребятам из подполья, чтобы, обманув сотрудников фирмы (что само по себе было делом очень непростым), добыть коробочку "вызовника", доставить ее сюда и протащить в тюрьму. Однако они смогли, и успели это сделать, и, честное слово, Дональд уважал их за это не меньше, чем своих коллег по ремеслу - сейверов. Ему в высшей степени было начхать на расстановку сил здесь, в маленькой бананово-кофейной республике, но то, что сделали эти люди для своего товарища, могли сделать только Настоящие Люди. Неделю Дональду пришлось просидеть в посольстве, дожидаясь, пока суета из-за побега Барреры немного утихнет. И за эту неделю ему до такой степени надоело и само посольство с унылым видом из окон на узкую улочку, и крепкие затылки морских пехотинцев у ворот, и секретарь-представитель с его неумеренными обжорством и пьянством, что он на полном серьезе предложил собственными силами добраться до аэропорта. На что живчик замахал руками: - И не думайте! Если вас убьют ненароком, кому отвечать? Мне? Да меня дома трое детей ждут! - и Дональду пришлось смириться. Наконец, со многими предосторожностями, загримированного, с фальшивым паспортом, его вывезли в багажнике посольского "вольво" и посадили в ДС-9 рейсом на Мехико. А еще через сутки он с удовольствием ощутил свое тело, надиктовал на кассету отчет руководству о проделанной работе и закатился с друзьями в китайский ресторанчик. Так бы эта история и закончилась еще одной записью в послужном списке сейвера, если бы спустя два месяца, вернувшись с очередного дела, Дональд случайно не обнаружил в газете заметку о том, что, по требованию правительства маленькой латиноамериканской страны, государственный преступник Серхио Баррера выдан ее властям. Психологическая подготовка у сейверов на высоте, а потому Осборн не кинулся к руководству искать правды. Пораскинув мозгами, он понял, какую свинью подложил своему бывшему клиенту. Лейтенант доложил по начальству о том, что говорил "Баррера" перед побегом, а там уже нетрудно было установить, куда делся из страны беглый подпольщик. И пошли прахом все усилия ребят, добывших и пронесших в тюрьму "вызовник". Ему так и неизвестно, какой ценой это было сделано. Ну что же, вздохнул Дональд, отпуск ему полагается - только что с дела, вернулся... И кто же может помешать провести этот отпуск с толком, размяться самому, в своем теле, а заодно и исправить кое-какие ошибки? Замок громко лязгнул, дверь карцера приотворилась, и в образовавшуюся щель влетел, явно получив дополнительное ускорение в виде пинка в зад, парень лет тридцати в затертых джинсах и мятой клетчатой рубашке. Довольно сильно приложившись об пол, он тем не менее легко поднялся и подмигнул Серхио Баррере, политзаключенному, сидевшему на корточках у стены. - Ну что, клиент, сидим - штаны просиживаем? На уголовный жаргон это никак не походило. Впрочем, парень мог оказаться кем угодно. Военный режим шатался, тюрьмы были переполнены, и сажали в камеры уже не разбираясь: уголовников к политическим и наоборот. Улыбка у парня была хорошей, открытой. Так улыбаются честные люди. Преимущественно. И Баррера улыбнулся в ответ, хотя улыбаться ему сейчас совсем не хотелось. После возвращения в страну и нового ареста его опять били в застенках секретной службы, допытываясь, кто принес ту коробочку и помог бежать, очень досталось почкам, и теперь они болели почти постоянно, по временам так отдавая во все тело, что хоть кричи. Парень присел рядом, все так же улыбаясь, потом спросил: - Представляться или сами узнаете? Да нет, вы меня, наверное, и не видели. Слово такое слышали - сейвер? Голос его уходил, гулко доносился издалека. Опять навалилась боль. Тело мгновенно покрылось противной холодной испариной. Парень, заметив, как посерело лицо Барреры, погасил улыбку, засуетился, помог лечь на бок, заботливо подложил под голову свернутое одеяло. Потом, приподняв его рубашку, бережно ощупал поясницу. И странное дело, от прикосновения его прохладных чутких пальцев боль стала затихать, уменьшаться. Парень сказал: - Они и, тогда, два месяца назад, у вас побаливали; я чувствовал, мешало сосредоточиться. - И ответил на недоуменный взгляд Барреры: - Меня зовут Дональд Осборн. Я сейвер. Баррера понял: - Это вы меня спасали? Дональд кивнул: - Я. Баррере стало легче, он приподнялся и сел. - А теперь-то как здесь очутились? - Да в отпуске я. Вот и решил вас навестить. - Осборн опять улыбался. - Только здесь я как крупный хулиган Игнасио Хутглар прохожу - витрину разбил и властям сопротивлялся. - И совсем уже весело добавил: - Да двум уголовникам морды пришлось разбить, чтобы к вам пересадили. - Но зачем вам ко мне? - спросил Баррера, хотя начинал уже кое-что понимать. Дональд в смущении потер ладонью лицо. - Понимаете, я ваш должник. Ведь в том, что вас в страну вернули, я виноват - язык за зубами не держал, когда расстреливать повезли, думал, без драки обойдется. Надо поправлять как-то это дело. - И спросил неожиданно: - На волю хотите? Баррера уже верил этому, человеку, верил до конца, верил, что тот выведет его отсюда, неизвестно как, но выведет. Ему перехватило горло от волнения, и он только кивнул утвердительно. Дональд опять весело подмигнул, вставая: - Тогда пошли. Я ведь сейвер. Я многое могу.
[X]