Антон ПЕРВУШИН

                     
НЕБЕСНОЕ КОПЬЁ (ОПЕРАЦИЯ "КОПЬЁ")
("Пираты XXI века", Книга Третья)
 ПРОЛОГ

  УДАР КОПЬЯ

  (Иерусалим, II non. Aprilis, DCCLXXXVII год от основания Рима)

  Было жарко, как в термах. Но если в термах жар благостный и целебный, то
здесь он иссушал и тело, и душу.
  Центурион Гай Кассий по прозвищу Лонгин всё чаще задавался вопросом, на
кой ларв сдалась Империи эта земля - почти совсем бесплодная, выжженная
солнцем; земля варваров и фанатиков, умеющих только поклоняться своему
варварскому богу да совать ножи в бок зазевавшемуся на посту легионеру.
Хорошенький подарочек преподнёс в своё время Риму знаменитый проконсул и
последний солдат республики Помпей - хорошенький, нечего сказать.
  В то же время Гай Кассий понимал, что всё его раздражение и эти мысли
вызваны только проклятой жарой и тем окружением, в котором он согласно
приказу прокуратора оказался - будь всё иначе, сиди он сейчас в кабаке для
римских солдат, что у западных ворот, в окружении весёлых собутыльников, и
мысли, и чувства у него были бы совсем другими, и он полагал бы правильным
то, что Империя пришла сюда, неся свет цивилизации варварским племенам,
погрязшим в кровавом хаосе междоусобных войн, и поднимал бы чарку во славу
и здравие императора Тиберия. Так что, нечего тут вздыхать и жаловаться -
служба есть служба, и уж во всяком случае лучше просто жариться на солнце,
чем жариться, вися на кресте.
  Обозревая окрестности, центурион не спеша обошёл по длинной дуге место
казни, потом снова остановился в трёх шагах от расположившихся прямо на
земле легионеров. Легионеры - числом четверо - играли в кости. Играли без
обычного азарта, а как-то с ленцой. Ставкой был цельнотканый хитон одного
из осуждённых - единственный предмет одежды, представлявший хоть какую-то
ценность; всё остальное легионеры разорвали на тряпки. Время от времени
кто-то из солдат прикладывался к кувшину с поской - слабым раствором
уксуса, единственным напитком, который хоть ненадолго был способен унять
жажду.
  - Садись, центурион, - запанибратски пригласил присоединиться к компании
один из легионеров. - Кинь кости и расслабься.
  Кому другому центурион не спустил бы подобной фамильярности, но с Флавием
Постумом они были знакомы лет двадцать, отшагали вместе не одну тысячу
стадиев по горам и равнинам, не раз пили из общей чаши и не раз дрались с
варварами, стоя плечом к плечу. Поэтому он только покачал головой и,
прикрывая глаза от солнца, посмотрел туда, где возвышались кресты с
распятыми на них осуждёнными.
  Осуждённых было трое. Слева висел зелот-сикарий, попавшийся во время
недавнего мятежа над трупом заколотого им легионера. Справа - разбойник с
большой дороги, прославившийся тем, что не убивал своих жертв, а только
ослеплял их. А по центру стоял крест с человеком, который называл себя "Царём Иудейским".
  Гай Кассий знал, что с делом "Царя Иудейского" не всё чисто. Перед Пасхой
Иерусалим ломился от разного рода проповедников и пророков - у иудеев было
в моде прослыть проповедником или пророком. Одним больше, одним меньше -
погоды это не делает. Но "Царь Иудейский" чем-то очень насолил местному
жречеству. Гай Кассий присутствовал на суде прокуратора, состоявшемся этим
утром на помосте у претории и видел, что прокуратору явно не хотелось
предавать этого молодого человека столь лютой казни. Согласно положениям
римского права, если своими речами этот проповедник не подстрекал к бунту,
а он не подстрекал, его можно было отпускать на все четыре стороны - даже
бичевание было бы слишком суровым наказанием для него. Прокуратор хотел
было умыть руки, отправив "Царя Иудейского" тетрарху Антипе, но тот тоже
не захотел брать ответственность на себя и отослал молодого человека
назад. Тогда прокуратор снова вышел на помост и заявил жрецам следующее:
"Я, прокуратор Иудеи, провёл расследование деятельности этого галилеянина,
однако не нашёл за ним никакой вины из тех, которые вы против него
выставляете. Я должен его отпустить". Жрецы под водительством архиерея
Ханана бен Шета и его зятя Кайафы тут же начали подбивать собравшийся на
площади народ высказываться за немедленную казнь "Царя Иудейского". Делали
они это с такой варварской непосредственностью, без всякого стеснения и
прямо на глазах у прокуратора и стоявших в оцеплении легионеров, что
вызвали у последних насмешки и подзуживающие возгласы.
  Простые иудеи, малоискушённые в подобных вещах (или просто купленные через
одного), принялись дружно взывать к прокуратору: "Смерть самозванцу!
Смерть самозванцу! Распни его! Распни!". Некоторые даже попытались
прорваться сквозь оцепление к судебному помосту, где в кресле сидел
прокуратор, и стоял, опустив плечи, "Царь Иудейский". Гай Кассий,
выполнявший на судилище роль начальника стражи, махнул рукой, и легионеры,
сразу посерьезнев, сомкнули строй и выставили копья. Толпа отхлынула, но
от намерений своих не отказалась.
  "Распни его! Распни!"

  Лицо прокуратора омрачилось. Положение казалось безвыходным, но тут на
помост вбежала девушка, в которой Гай Кассий, несмотря на слабое зрение,
легко опознал служанку жены прокуратора. Она что-то зашептала прокуратору
на ухо, и тот улыбнулся с облегчением. После чего встал и объявил, что
согласно древнему обычаю, римские власти в канун приближающегося праздника
могут освободить одного из приговорённых к смертной казни.
  В толпе иудеев возникло замешательство, а Гай Кассий чистосердечно
восхитился находчивостью прокуратора. На судьбу самозванца, называющего
себя "Царём Иудейским", центуриону было по большому счёту наплевать.
Однако и он, подобно прокуратору, считал, что любое наказание должно быть
заслужено. Более того, потакать Ханану и Кайафе - это не уважать самого
себя и ставить власть Рима над этой провинцией ниже местечковой власти
иудейского жречества.
  Однако, несмотря на первую растерянность, вызванную словами прокуратора о
старинном римском обычае, жрецы перестроились буквально на ходу и из толпы
раздались новые крики: "Освободи Бар-Аббу! Освободи нам Бар-Аббу!"
Прокуратор изогнул бровь. Удивился и Гай Кассий. О "подвигах" Иешуа
Бар-Аббы все присутствующие были наслышаны - этот мятежник и убийца давно
заслуживал смерти и отпускать его меньше всего входило в планы
прокуратора. Прокуратор недооценил Ханана бен Шета, и сам попался в силки,
которые расставил для других.
  "Освободи нам Бар-Аббу! Освободи Бар-Аббу!"
Прокуратор всё же попытался спасти положение. Он вытолкнул "Царя
Иудейского" вперёд и воззвал:
  "Вот ваш Царь! Его я хочу освободить!" "Долой самозванца! - отозвалась толпа. - Долой! Распни его!" "Распять вашего Царя?" - прокуратор очень искусно изобразил недоумение -
словно и в самом деле не понимал, о чём идёт речь.
  "Нет у нас царя, кроме Цезаря!" - выкрикнул Кайафа, и толпа, в едином
порыве вздохнув, сразу притихла.
  Лицо прокуратора закаменело, и Гай Кассий понял, что самозванец обречён.
Лучшего хода иудейский жрец вряд ли мог придумать. Он не оставлял
прокуратору выбора: если прокуратор после столь верноподданнического
заявления решится защищать самозванца, он очень скоро будет иметь
нелицеприятную беседу с легатом Сирии, а если весть о странном поведении
прокуратора дойдёт до Тиберия... Об этом лучше не думать.
  Прокуратор повернулся к "Царю Иудейскому" и сказал только: "Ты будешь
распят".
  Так следствие по делу самозванца было завершено. Вопиюще несправедливый
приговор был вынесен, и Гай Кассий стал одним из тех, кто привёл его в
исполнение.
  У подножия холма, на котором стояли кресты (за особую форму этот холм
называли Голгофа - Череп), возникло какое-то движение. Иудеи, собравшиеся
там сразу после того, как троица осуждённых была распята, представляли
собой довольно пёструю компанию. Там были и просто зеваки, пришедшие
поглазеть на казнь и высказать своё презрение тем, кто осмелился
преступить закон; были и родственники распятых (у любого иудея их
неисчислимое количество - плодятся, как саранча); были и люди Ханана,
присланные наблюдать и подзуживать. Отличить их друг от друга на таком
расстоянии было довольно затруднительно, тем более, что в последние годы
зрение у Гая Кассия заметно ухудшилось, а левый глаз и вовсе поразила
катаракта. Поэтому вместо отдельных людей центурион видел разношёрстную
массу. Однако на то, чтобы разглядеть процессию, поднимающуюся к лобному
месту, возможностей его ослабевшего зрения хватило.
  - К оружию! - призвал он легионеров.
  Те немедленно оставили кости и схватились за мечи.
  - Я их знаю, - сообщил командиру Постум, глаз которого был зорок, как и в
годы юности. - Это отряд храмовой стражи.
  - Нам только их и не хватало, - пробормотал Гай Кассий.
  С офицерами иудейской храмовой стражи центурион был знаком. Неоднократно
встречался с ними по делам службы. При этом он был очень невысокого мнения
о них. Вояки из храмовых стражников были аховые, и единственное, чем они
могли по праву гордиться, так это прекрасным знанием жутких обычаев и
ограничений, предписываемых каноном иудейской религии.
  Когда процессия из семи стражников приблизилась настолько, что даже Гай
Кассий смог различить лица, центурион вышел ей навстречу, и поднял руку,
привлекая внимание идущего впереди капитана. Тот тоже остановился и
вежливо приветствовал центуриона на ломаной латыни. Гай Кассий поморщился
и перешёл на арамейский, который он знал намного лучше, чем этот капитан -
латынь.
  - Зачем вы здесь и кто вас прислал? - спросил Лонгин.
  Капитан, с которого градом катился пот, облегчённо улыбнулся, заслышав
арамейскую речь - общий язык был найден.
  - Мы пришли по приказу первосвященника Ханана бен Шета и тетрарха Ирода
Антипы, - заявил он напыщенно. - По нашим обычаям, осуждённые на казнь
должны умереть до наступления Пасхи. Мы пришли убить их.
  "Варвары, - подумал Гай Кассий, неприязненно разглядывая капитана. - Всё
им мало. Приговорили невинного, а теперь ещё и добить его хотят. Будто он
сам к вечеру не окочурится".
  - Осуждённые не доживут до наступления вашей Пасхи, - сказал центурион. -
Посмотрите сами.
  - Нам приказали убить их, - стоял на своём капитан храмовой стражи. - И мы
не уйдём, пока не выполним приказ.
  "Что ж, - решил Гай Кассий. - По крайней мере, быстрая смерть сократит
страдания несчастных".
  - Выполняйте приказ, - бросил он, отступая в сторону.
  Капитан удовлетворённо кивнул и сделал знак своим людям. Процессия
двинулась дальше, к крестам, и тут центурион увидел орудие, которым
стражники собирались завершить начатое их верховным жрецом. Его нёс один
из стражников, и было это копьё довольно устрашающего вида: шесть локтей в
длину, толстое древко, выкрашенное охрой в красный цвет, большой и
туповатый наконечник, выкованный, по виду, из небесного железа.
Разумеется, это ритуальное копьё: с таким в поход не отправишься. Более
того, убить им противника будет непросто. Но только не в том случае, когда
"противник" висит неподвижно - распятый на деревянном кресте.
  Капитан и его люди направились прямиком к тому осуждённому, который висел
по центру - к "Царю Иудейскому". Легионеры, а с ними и Гай Кассий тоже
подошли ближе, чтобы лучше видеть и вмешаться в случае чего: нельзя было
исключать возможности, что Ханан задумал какую-нибудь очередную мерзость,
- в полномочиях центуриона было немедленно прекратить любое действие
храмовой стражи.
  Самозванец не видел тех, кто пришёл его убить - голова в терновом венце
была низко опущена - возможно, "Царь Иудейский" потерял сознание, но в
любом случае он был ещё жив: впалая грудь опускалась и поднималась в такт
неслышимому дыханию.
  Капитан отобрал у стражника копьё и, взяв его двумя руками, чего не сделал
бы ни один из римских солдат, нанёс первый удар. С сухим треском, словно
палка, сломалось ребро, но тупой наконечник ритуального копья даже не
разорвал кожу распятого. "Царь Иудейский" поднял голову и протяжно
закричал, глядя незрячими глазами в раскалённое небо.
  - Палачи, - буркнул Постум и демонстративно повернулся спиной к
происходящему.
  Охваченные единым порывом, остальные легионеры сделали то же самое. Один
только Гай Кассий не отвернулся - ему нужно было составить отчёт для
прокуратора, поэтому он обязан был наблюдать экзекуцию до конца.
  - Йе-ех! - такой клич издал капитан храмовой стражи перед тем, как нанести
второй удар.
  И снова у него не получилось добить распятого.
  "Неудачно выбранная позиция, - отметил центурион глазом бывалого воина, -
слабый замах, тупое копьё..."
Ещё один удар. С тем же результатом. Распятый больше не кричал - он только
шептал что-то пересохшими губами. Гай Кассий не выдержал. Он шагнул к
капитану и протянул руку:
  - Дай сюда!
  Капитан остановил замах и оглянулся. На его смуглом и мокром лице
отразилось недоумение.
  - Дай копьё! Я покажу, как надо...
  Капитан покачал головой, и тогда центурион с силой вырвал ритуальное
орудие из его рук. Быстро примерился и вонзил копьё "Царю Иудейскому" под
углом в самый верх живота. Направляемый опытной рукой наконечник копья
пробил кожу и мышцы, достав до сердца. Тело распятого выгнулось в
предсмертной судороге, потекла тёмная кровь, но "Царь Иудейский" успел
сказать ещё одно слово:
  - Свершилось.
  Голова его упала на грудь. Он был мёртв.
  В этот момент Гай Кассий по прозвищу Лонгин понял, что прозревает.
Катаракта исчезла без следа, мир вновь обрёл яркие краски, чёткие
очертания, и центурион увидел будущее...



                                  ГЛАВА ПЕРВАЯ


  К ВОПРОСУ О РЕЛИГИИ

  (Моздок, Северная Осетия, октябрь 1999 года)

  Майор ВВС Семён Колчин не был религиозным человеком. Ещё полгода назад на
вопрос о его отношении к религии, он ответил бы так: "Я - атеист. Причём,
воинствующий". И, подмигнув, рассмеялся бы. Но очень часто вещи, о которых
мы думать не думаем и вспоминать не вспоминаем в мирное время, становятся
для нас необычайно важными, когда начинается война. Именно на войне Семён
Колчин по-настоящему задумался о том, что для него значит Бог. И,
задумавшись об этом, он вдруг понял, что вся его жизнь до этого момента
была пуста и бессмысленна. А была она таковой, потому что в ней не нашлось
места Богу.
  В самом деле, если вселенная появилась в результате случайной флюктуации,
как утверждают учёные, и за любым процессом, в том числе за жизнью
человеческой, ничего не стоит, кроме бездушных физических законов, как
утверждают материалисты, тогда всё и вправду бессмысленно, и смерть друзей
от пуль чеченских бандитов напрасна, и сама эта война среди гор Кавказа не
имеет никакого значения. А самое главное - получается, что не существует
разницы между тем, что делают эти убийцы и насильники, превратившие
некогда цветущий край в преисподнюю, и тем, что делает он, майор Семён
Колчин, сражающийся за целостность своей страны, за будущее своих детей -
перед лицом вечной пустоты и мрака, который ждёт их всех после смерти. И
те, и другие равны, и не будет никогда высшего и справедливого суда, по
приговору которого каждому воздастся по делам его.
  Такое положение вещей не устраивало Семёна, и однажды он собрался с духом
и пришёл к отцу Мефодию (кстати, бывшему офицеру), устроившемуся при штабе
группировки. Отец Мефодий выслушал его, не перебивая, потом спросил:
  - Крещён ли ты, сын мой?
  - Да, - кивнул Колчин. - Меня бабушка окрестила. Тайком от отца и матери.
  - Это хорошо, - высказался отец Мефодий. - Тогда тебе ничто не
препятствует обратиться в православную веру. Вот возьми книжку, почитай,
потом придёшь и расскажешь, что ты понял.
  Книжку, которую отец Мефодий выдал Колчину для изучения, можно было легко
спрятать в нагрудный карман. Называлась она "От Иоанна Святое
Благовествование".
  В тот же вечер майор, освободившись от текущих дел и расположившись на
койке в казарме, устроенной в одной из местных школ, раскрыл эту книжку и
стал читать, шевеля по привычке губами. Первый же абзац принёс неожиданное
открытие. "В начале было Слово, - писал Иоанн, - и Слово было у Бога, и
Слово было Бог". Майор озадачился. Он где-то слышал, что именно так
начинается Библия, а потому ещё раз взглянул на обложку. Нет, всё
правильно: "От Иоанна Святое Благовествование". Про "Библию" ни слова.
  "Никто ничего толком не знает, - подумал Семён с неудовольствием. - Лишь
языком умеют трепать".
  Он углубился в чтение, и очень скоро понял, что перед ним Евангелие - одно
из жизнеописаний Иисуса Христа. О Евангелиях он слышал больше, хотя до сих
пор не проявлял любопытства в этом направлении и в своей небольшой
домашней библиотеке "Новый завет" не держал. Несмотря на довольно трудный
для понимания язык, текст Благовествования увлекал, и Колчин не заметил,
как пролетел час, выкроенный им у сна. Но и потом, перевернув последнюю
страницу, спрятав книжку и накрывшись с головой одеялом (он всегда спал,
накрывшись с головой), майор долго ворочался на жёсткой койке, вспоминая
прочитанное.
  "Всё, что даёт Мне Отец, ко мне придёт, и приходящего ко мне не изгоню
вон; ибо Я сошёл с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю
пославшего Меня Отца. Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того,
что Он Мне дал, ничего не погубить, но всё то воскресить в последний день;
воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в
Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день".
  В ту ночь Семёну Колчину снился древний город и три деревянных креста на
горе над ним.
  Через неделю, перечитав книжицу раз восемь, а некоторые места выучив
наизусть, Семён снова пришёл к отцу Мефодию.
  - Я понял слова Сына Божьего так, - без предисловий начал Колчин. - Если
верить в него и следовать его заповедям, он гарантирует всепрощение и
защиту.
  Отец Мефодий улыбнулся чему-то своему.
  - Ты богохульствуешь, Семён, - сказал он. - Но это от незнания. Запомни.
Бог никогда и ничего не гарантирует, его милость нельзя купить за пять
копеек. Думать иначе - значит, пытаться предугадать волю Господа, а это
грех.
  - Но я хочу быть уверен, что сражаюсь за правое дело, - возразил майор. -
А для этого я должен быть уверен, что моё дело угодно Богу.
  Отец Мефодий покачал головой, с сомнением глядя на Колчина, потом достал
из стола обитую бархатом шкатулку и открыл её. Семён увидел, что в
шкатулке лежат маленькие позолоченные крестики. Отец Мефодий пощёлкал над
раскрытой шкатулкой пальцами, выбирая, затем ухватил один из крестиков за
стальную цепочку, продетую сквозь ушко, и подал крестик майору.
  - Носи, Семён, - сказал отец Мефодий. - Может быть, это придаст тебе
уверенности.
  Колчин с благодарностью принял крестик. Однако побыть православным ему
дали недолго. Всего лишь через двое суток, поздно вечером, его вызвал к
себе заместитель командира отдельной вертолётной эскадрильи - полковник
Шуринов. Выглядел полковник невыспавшимся и смертельно уставшим, а потому,
даже не поздоровавшись, протянул планшетку.
  - Здесь полётное задание, - сообщил полковник скупо. - Слетаешь в
Пятигорск, заберёшь новых пилотов.
  - Почему ночью? - рискнул спросить Колчин, который тоже не высыпался.
  - По кочану, - отвечал полковник, но потом снизошёл и добавил: - Слушай,
Семён, я знаю, как ты устал. Мы все устали. Но эти ребята уже завтра утром
должны сесть на штурмовики и лететь на Грозный. Таков приказ командования,
и не нам с тобой его обсуждать. Так что, извини, выспишься потом.
  Колчин козырнул и вышел.
  "В конце концов, - рассуждал он, - всего сто сорок километров над своей
территорией. Одна нога здесь, другая - там".
  Он, конечно же, помнил, что в нескольких десятков километров южнее его
маршрута проходит граница Федеративной Республики Народов Кавказа1,
активно поддерживающей чеченских сепаратистов и воинственной настолько,
что на государственный флаг у неё были вынесены аж два стилизованных
изображения автомата Калашникова, но в последнее время активность на этом
участке заметно снизилась, и Колчин подумал: авось, пронесёт.
  Майор поднял на ноги навострившегося вздремнуть штурмана, и через
пятнадцать минут его вертолёт - транспортная модификация "Ми-8" - под
натужный вой турбин поднялся над аэродромом в Моздоке и, быстро набрав
скорость, взял курс на северо-запад. Ещё через полчаса он заходил на
посадку в Пятигорске.
  - Вас ждут, двадцать восьмой, - порадовал по ближней связи дежурный с
вышки КДП2.
  - Отлично,- сдержанно отозвался Колчин.
  Когда шасси "Ми-8" коснулись бетона вертолётной площадки, майор резко
убавил газ, но останавливать лопасти не стал, предоставив им возможность
вращаться на холостом ходу.
  - Пойди открой люк, - приказал он штурману.
  Тому очень не хотелось вылезать из удобного кресла, он заворчал невнятно,
но спорить не посмел, а, повозившись со страховочными ремнями и наконец
расстегнув их, пошёл к люку. Клацнули замки, и в нутро вертолёта ворвался
холодный осенний воздух. Колчин инстинктивно поёжился.
  - Эй, командир, - позвал штурман после некоторой паузы, - иди глянь на
этих орлов.
  Майор без особого энтузиазма встал и направился вслед за штурманом. У люка
он наклонился и выглянул наружу. В свете прожекторов Колчин увидел целую
толпу офицеров в кожаных, отороченных мехом куртках и в фуражках. Напор
воздуха от лопастей, вращающихся на холостом ходу, был столь силён, что
офицеры пригибались, как под встречным ветром и придерживали фуражки
руками.
  - Сколько вас?! - зычным голосом бывалого вертолётчика вопросил Колчин.
  - Тридцать человек! - ответили ему.
  Майор и штурман озабоченно переглянулись.
  - Ну, тридцать человек мы ещё увезём, - с некоторым сомнением сказал
Колчин.
  - На пределе грузоподъёмности, - напомнил штурман. - Придётся идти ниже
трёх.
  Он очень не любил "ходить ниже трёх". Да и кто любит? Высота в три
километра - предельная для ракет переносного ЗРК3 класса "Стингер",
любимого оружия афганских и чеченских моджахедов.
  - Ладно, - Колчин безнадёжно махнул рукой, - залезайте.
  Не прошло и пяти минут, как в грузовом отсеке "Ми-8" было уже не
протолкнуться. Пилоты, ставшие сегодня пассажирами, один за другим
забирались в вертолёт, волоча с собой скромные пожитки.
  - Откуда вы, ребята? - полюбопытствовал Колчин.
  - С "Адмирала Кузнецова"4, - отозвался один из "ребят". - Слышал о таком
авианосце?
  - А-а. Так вы морская авиация? Но "Кузнецова" же, по слухам, продали
индусам?
  - На то они и слухи, - пилот морской авиации улыбнулся, но как-то очень
невесело. - "Москву" индусам продали, а "Варяг" - китайцам. А мы уж пять
лет как к Северному флоту приписаны, у Североморска швартуемся.
  - Ну да, конечно, - вспомнил Колчин. - У вас ещё недавно учения были.
  - Они и сейчас продолжаются. Только без нас.
  - Ничего, - приободрил майор пилотов, - вам тут понравится. Опыт реальных
боевых действий...
  - Чихал я на твой опыт, - резко отозвался пилот, и Колчин сразу утратил
всякое дружелюбие по отношению к своим новым пассажирам. - Все сели? -
сварливо осведомился он и, не дожидаясь утвердительного ответа, захлопнул
люк.
  Потом вернулся в своё кресло.
  - Сосунки, - сообщил он штурману. - Элиту из себя корчат.
  - Ага, - охотно согласился штурман. - Пороха не нюхали, а туда же...
  Тут Колчин вспомнил, что он теперь православный и должен прощать ближнему
мелкие прегрешения.
  - Хрен с ними, - махнул он рукой. - Давай работать. Я сегодня ещё ухо
придавить собираюсь - часов эдак на двенадцать.
  - Всегда "за", - поддержал штурман.
  Майор запросил у КДП разрешение на взлёт и, получив его, поднял
отяжелевшую машину в воздух. Обратно шли на относительной высоте5 в
полтора километра и на скорости в сто шестьдесят километров в час. Штурман
постоянно сверялся с картой местности - теперь это имело значение.
  Тем временем в небольшой заросшей густым кустарником лощине всего в десяти
километрах западнее взлётно-посадочной полосы аэродрома Моздока
расположились пятеро в камуфляжных костюмах без знаков различия. Впрочем,
знаки различия им были не нужны - они уже месяц воевали вместе и прекрасно
знали, кто есть кто и чего каждый из них стоит. Трое из пятерых были
вооружены автоматами Калашникова, обвешаны гранатами и полными магазинами
- они осуществляли прикрытие. Двое других были расчётом зенитно-ракетного
комплекса "Стингер ПОСТ". Они задолго услышали звук, издаваемый силовой
установкой и лопастями приближающейся "вертушки".
  - Летят. Значит, наводчик не обманул, - констатировал вполголоса
стрелок-оператор. - Товьсь! - скомандовал он скорее по привычке, чем по
необходимости.
  Второй оператор помог стрелку взвалить на плечо пусковую трубу "Стингера",
сделанную из стекловолокна. Стрелок привёл в действие съёмный пусковой
механизм, висящий у него на поясном ремне.
  - Так, - произнёс он, приникнув к видеоискателю прицела. - Я их вижу.
Помех не ставят. Идут низко. Будто у себя в Москве.
  Члены группы прикрытия поглядывали на оператора с восхищением. Для них -
вчерашних студентов первого курса Грозненского университета, призванных
Асланом Масхадовым на священную войну - старший офицер, столь
непринуждённо разбирающийся со "сложным военным оборудованием", казался
полубогом.
  - Стреляю на счёт "три", - предупредил оператор своих спутников. - Раз...
два... три!
  Воспламенившись, пороховой стартовый ускоритель вытолкнул зенитную
управляемую ракету FIM-92B из пускового контейнера, и она почти мгновенно
набрала максимально возможную для ракет этого класса скорость - семьсот
метров в секунду. Двухдиапазонная (инфракрасная и ультрафиолетовая)
головка самонаведения захватила цель, и ракета, корректируя свой курс
двумя рулями, устремилась навстречу вертолёту "Ми-8".
  Майор Колчин засёк момент старта ракеты, но ничего не успел сделать. Он не
успел даже крикнуть. Через две секунды после старта ракета FIM-92B попала
точно в один из воздухозаборников "вертушки". Контактный взрыватель
сработал, как часы, и мощнейший взрыв сотряс вертолёт. Отсек двигателей и
отсек главного редуктора охватило пламя. Одна из лопастей несущего винта
оторвалась, и "Ми-8" камнем рухнул вниз.
  Главным недостатком любых вертолётов является невозможность быстрой
эвакуации экипажа и пассажиров в случае аварии. Катапульта предусмотрена
пока только в одном вертолёте - в знаменитом "Ка-50", "Чёрная акула".
"Ми-8" такого средства эвакуации не имел. Поэтому, когда вертолёт,
управляемый майором Колчиным, задымил и с высоты в полтора километра упал
на землю, никто не должен был уцелеть. Однако на войне, как нигде в другом
месте, случаются настоящие чудеса. Первый удар о склон холма пришёлся на
хвост, в результате он переломился, и нос вертолёта вошёл в землю под
острым углом. Остекленение кабины разлетелось тысячей осколков, и Колчина
выбросило в образовавшийся проём вместе с креслом. Через секунду
взорвались топливные баки, и останки вертолёта охватило пламя.
  В это время в лощине, откуда вылетела ракета, шёл горячий спор.
Оператор-стрелок освободился от пускового контейнера и съемного пускового
механизма и теперь спорил с группой прикрытия. Молодые люди говорили, что
нужно уходить как можно быстрее. Они опасались появления отряда быстрого
реагирования в районе падения "вертушки". Стрелок же намеревался осмотреть
место катастрофы на предмет поиска уцелевших: он хотел быть уверенным, что
дело доведено до конца. Молодёжь трусила и пыталась доказывать, что после
падения с такой высоты уцелевших быть не может. Стрелку-оператору надоело
спорить, и он сказал так:
  - Я мог бы приказать вам, молокососы, но я не буду этого делать, потому
что так вы ничему не научитесь. Поэтому я просто пойду туда один, но потом
- потом! - доложу о вашем поведении Шамилю. Не думаю, что он обрадуется,
узнав, какое дерьмо служит под его началом.
  Членам группы прикрытия очень не понравилось, что об их трусости узнает
бешеный Шамиль. Больше того, кроме репутации они могли потерять и
премиальные, которые полагались за вылазку на территорию, контролируемую
"федералами". Осознание этого придало им мужества, и вскоре вся группа под
покровом ночи продвигалась в направлении склона, где разбился вертолёт.
  Майор Колчин пришёл в себя через четверть часа после того, как его вместе
с креслом выбросило из "вертушки". "Ми-8" догорал. Элементы его
конструкции, разбросанные взрывом баков далеко вокруг, распространяли
удушливый чад. У Семёна болело всё тело, но особенно мучительной была боль
в позвоночнике - туда словно засадили раскалённый штырь. Семён попытался
выбраться из кресла, к которому был пристёгнут и вместе с которым лежал
теперь на боку. Однако руки не послушались его. Он попытался кричать, но
сумел выдавить из себя лишь слабый всхлип.
  "Боже, - подумал Колчин, - я, кажется, умираю".
  Эта мысль его не испугала. Он был на всё согласен, лишь бы избавиться от
жуткой сверлящей боли. Он попробовал молиться, но тут оказалось, что он не
знает молитв. Отец Мефодий почему-то не снабдил его молитвенником, а сам
майор, занятый другим, забыл попросить об этом.
  "Но ведь это ничего, Господи, - мысленно обратился он к Всевышнему, - это
ведь ничего, что я не знаю правильных слов? Главное - я верую и искренен в
своих словах. Я скоро встречусь с тобою, Господи, и прошу простить мне все
грехи - большие и маленькие - которые я совершил..."
Майор попытался вспомнить, какие именно грехи он совершил в своей жизни,
ведь именно так, вроде бы, полагается делать на исповеди, но любые
воспоминания о прошлом оттеснила сиюминутная невыносимая боль, и он так ни
в чём и не сумел покаяться.
  Прошло довольно много времени. Или Колчину только показалось, что много,
но за истёкшие минуты (или часы?) ничего не изменилось. Всё так же чадил
разломленный остов вертолёта, всё так же болело тело, всё так же майор не
мог подобрать слов, которые были ему сейчас очень важны.
  "Прости меня за все грехи - большие и маленькие, - вертелась
одна-единственная мысль. - Прости меня за все грехи - большие и
маленькие..."
И вдруг в неверных отсветах открытого пламени Колчин увидел, что к нему
идёт человек.
  "Ангел, - подумал майор. - Наверное, это ангел смерти. Он пришёл забрать
мою душу".
  Отчасти он был прав. Человек, который продвигался к нему по склону,
настороженно оглядываясь по сторонам и переступая через мелкие остывающие
в траве обломки, пришёл забрать душу майора, но только вряд ли ангел
станет носить камуфляжную форму без знаков различия и автомат Калашникова
на ремне, перекинутом через плечо.
  Когда человек подошёл ближе, Колчин снова попробовал пошевелиться, и снова
тело отказалось повиноваться ему. Впрочем, он мог наблюдать за "ангелом
смерти" и лёжа на земле.
  Незнакомец приблизился настолько, что можно было бы разглядеть его лицо.
Подойдя, он даже присел на корточки, склонившись над Колчиным. Однако лица
у "ангела смерти" не было. Точнее, оно было скрыто под маской, и только в
специальных прорезях горели два чёрных злых глаза.
  - Давно обосновался? - спросил Человек-без-лица.
  Говорил он чисто, без малейшего акцента, так что неясно было, кто перед
Колчиным - чеченец, хохол из наёмников, а, может быть, и впрямь, русский?
  - Что молчишь? - Человек-без-лица проявил нетерпение. - Язык проглотил от
страха?
  Он включил фонарик и посветил Колчину прямо в лицо, потом луч фонаря
скользнул по груди майора с врезавшимися в неё ремнями, по переломанным
ногам.
  - Ого! - удивился Человек-без-лица. - Как тебя отделало. Не жилец, -
подытожил он.
  Майор и сам знал, что он не жилец. Он только хотел, чтобы всё это
побыстрее закончилось. Сзади подошёл ещё кто-то. Второй говорил с
акцентом, что сразу выдавало в нём чеченского боевика.
  - Эй, командир, - позвал этот второй, - уходить надо. Там все мёртвые -
проверено.
  - Сейчас уйдём, - отмахнулся Человек-без-лица.
  Сказав так, он вытащил из чехла на поясе штык-нож.
  "Вот и конец", - подумал Семён Колчин.
  Он зажмурился, приготовившись принять смерть. Однако время шло, а удар
милосердия заставлял себя ждать. Колчин почувствовал, что его
переворачивают, и открыл глаза. Человек-без-лица, ловко действуя ножом,
перерезал страховочные ремни, переложил безвольное тело Колчина сломанной
спиной на землю, расстегнул на майоре куртку и принялся шарить рукой,
нащупывая карманы.
  "Мародёр, - подумал Семён отрешённо. - Это же просто мародёр".
  Через некоторое время Человек-без-лица обнаружил цепочку на шее Сёмёна и
резко дёрнул её на себя, одним усилием разорвав звенья.
  - А ты, значит, православный, - с утвердительной интонацией произнёс
Человек-без-лица.
  Он поднёс крестик к глазам, разглядывая. Потом выругался непонятно и
отбросил его в сторону.
  - Дерьмо! Позолота! - сказал он с отчётливым отвращением. - Что же ты,
православный, так низко ценишь своего Бога, что таскаешь на шее подделку,
а?
  Человек-без-лица выпрямился во весь рост. Клацнул предохранитель,
переводимый в положение для стрельбы одиночными. Человек-без-лица навёл
автомат на Семёна.
  - Прощай, православный, - сказал Человек-без-лица. - Отправляйся к своему
нищему Богу.
  В лицо Семёну ударило ослепительно белое пламя. Звука выстрела он уже не
услышал...

  (Санкт-Петербург, декабрь 1999 года)
Стены лабиринта, сложенные из белого кирпича, были покрыты плесенью
ядовито-жёлтого цвета. С потолка свисали какие-то непонятные зелёные сопли
- возможно, лианы, хотя откуда взяться лианам в сыром, вонючем и
полутёмном подвале?..
  Было видно, что Кирюша идёт по подвалу не в первый раз. Он сразу свернул
налево, ткнулся в стену, что-то там нажал, и со страшным протяжным скрипом
участок стены поддался, сдвинулся, и за ним обнаружилась комнатка, набитая
боеприпасами.
  - Теперь куда? - спросил Константин Громов.
  Стоя над сыном, он повязывал галстук. Галстук был хороший, немецкого
производства, его полагалось повязывать по всем правилам, однако именно
этих правил Громов, привыкший пользоваться офицерским галстуком "на
резинке", не знал и знать не особенно хотел. Галстук в свою очередь не
хотел знать Громова - узлы получались кривые и самого ужасного вида.
Громов перевязывал галстук уже в десятый раз.
  - Теперь прямо, - отвечал сын Кирюша.
  - Ух ты! - воскликнул Громов-старший, когда стальная, в заклёпках, дверь
ушла в сторону, и за ней нарисовался рядовой вермахта в сапогах, каске и
при пистолете.
  - Hande hoch6! - угрожающе крикнул рядовой, поднимая своё оружие.
  Но Кирюша успел первым. Пистолет, зажатый в его выставленных вперёд руках,
дёрнулся, грохнул выстрел, изо рта противника выплеснулась ярко-алая
кровь, и фашист, издав отчаянный крик, повалился спиной на пол. Из-за угла
сразу же налетел второй, но и его Кирюша уложил в два выстрела.
  - Ловко ты их, - похвалил Громов-старший.
  - Это ещё что, - отозвался Кирюша с превосходством. - Вот сейчас
гестаповец будет...
  - Тут и гестаповцы есть? - удивился Константин.
  - И не только они, - пообещал Кирюша.
  Помещение, в котором он теперь оказался, было гораздо просторнее того, с
которого он начал. Ярко светились лампы в зелёных плафонах, подвешенных
под потолком. В центре помещения кто-то додумался выложить колодец,
наполненный доверху неестественно голубой водой. Кирюша к колодцу не
пошёл, а свернул направо - в боковой проход.
  - Сейчас, сейчас... - бормотал он.
  Тут прямо по курсу движения появился некто, затянутый в синюю униформу, с
заломленным на бровь берете и пистолетом-пулемётом "МР-41"7 наперевес.
  - Гестапо! - с непередаваемым апломбом заявил этот новый персонаж.
  - Получи! - отозвался Кирюша, азартно давя на клавиши.
  Он выстрелил три раза подряд, и "синий", сказав нечто вроде: "Meine
Liebe"8, завалился.
  - Теперь у меня есть автомат "шмайссер", - с гордостью сообщил Кирюша.
  - Сколько раз тебе повторять? - немедленно укорил Громов-старший. -
Во-первых, это "МР-41". У него только приклад от Шмайссера. Во-вторых, под
маркой Шмайссера никогда не выпускались автоматы - только
пистолеты-пулемёты. А немецкий автомат того времени выглядел совсем
по-другому. Он, скорее, на автомат Калашникова похож.
  - Зануда ты, папа, - проинформировал отца непочтительный подросток. -
Пистолет, автомат... главное - стреляет классно.
  - Ну ладно, - сказал Константин; он всё ещё не мог справиться с галстуком.
  - Показывай дальше.
  - Мужчины! - позвала из соседней комнаты Наташа Громова. - Вы готовы?
  Громов-старший посмотрел на сына, сын посмотрел на Громова-старшего.
  - Мы готовы? - шёпотом спросил Константин, пытаясь затянуть на шее
созданный собственными руками и совершенно невообразимый узел.
  - Мы готовы, - сказал Кирюша, поправляя бабочку, - а вы... не знаю.
  - Умный больно стал, - Громов отвесил отпрыску лёгкий подзатыльник. -
Акселерат, понимаешь.
  Кирюша не обиделся на "акселерата", хотя значения этого слова пока не
знал. Он любил отца и прекрасно разбирался, когда тот по-настоящему
сердит, а когда занимается тем, что сам же иронически называет
"воспитанием подрастающего поколения".
  С галстуком Громов-старший так и не справился. Пришлось вмешаться Наташе,
и через пятнадцать минут всё семейство наконец вывалилось из парадной дома
на Серебристом бульваре, чтобы разместиться со всеми удобствами в
новенькой (всего месяц назад приобретённой) "девятке".
  - Интересная игра, - с заметным опозданием высказал своё отношение к
увиденному Громов-старший; сев за руль, он завёл двигатель, включил
электропечку и теперь дожидался, когда в салоне прогреется воздух. - Надо
будет поиграть. Как она называется?
  - "Копьё Судьбы", - ответил Кирюша и перевёл с невыносимой важностью на
английский: - "Spear of Destiny".
  - Ага, - Константин помотал головой. - Буду знать.
  Кирюша учился в четвёртом классе коммерческого лицея "с компьютерным
уклоном". Часть предметов в этом лицее преподавалась на английском языке,
и Кирюша уже неплохо разбирался и в языках, и в компьютерах, однако
Громов-старший всё никак не мог привыкнуть к тому, что его сын знает и
умеет гораздо (на несколько порядков) больше, чем он сам в его возрасте. И
каждый раз, когда случай подтверждал это, только изумлённо мотал головой.
Новое поколение, появившееся на свет уже после того, как некогда
всемогущая Коммунистическая Партия Советского Союза была заклеймена и
запрещена, и не помнящее ничего из той, прежней (доисторической, как
мезозой), жизни, всегда поражало Константина. На младших представителях
этого поколения, только ещё подошедших к своему первому десятилетнему
рубежу, новая реальность ставила свои отметины, напоминая тем, кто полагал
иначе, что равенство - это миф, придуманный от большого жиру. Будущий
жизненный успех или неуспех этих ребят определялся вовсе не их
способностями, что было бы в порядке вещей в мире "равных возможностей"
(или даже в мире "уравненных возможностей"), а чистейшей случайностью.
Разве не случайность, что полтора года назад Константин Громов стал одним
из исполнителей в операции "Испаньола"? А ведь именно это в конечном
итоге привело к кардинальному изменению его социального статуса и доходов.
Сложись по другому, он мог бы до сих пор оставаться на старой должности -
командиром части 461-13(бис( - и нищенствовать, по полгода дожидаясь чисто
символической зарплаты. Что несомненно сказалось бы и на Кирюше: сын
учился бы в обыкновенной школе у обыкновенных, замордованных жизнью,
учителей по обыкновенной программе, которая, как хорошо помнил
Громов-старший, могла научить только одному - абсолютному нежеланию
что-либо знать и что-нибудь уметь. Да, сейчас модно рассуждать о том, что
если человек приложит усилия, будет трудиться по пятнадцать часов в сутки
без выходных и отпусков, он сможет многого добиться и в конце концов
разбогатеет. Однако те, кто так утверждает, лукавят, потому что без
продуманной экономической политики в государстве любой, самый тяжёлый,
труд обесценивается и любые, самые крупные, сбережения могут вылететь в
трубу. А дети - что дети? - дети об этом даже не задумываются. Как не
задумывались они об этом во все времена...
  К церкви Благовещения Пресвятой Богородицы Громовы прибыли за четверть
часа до начала назначенной церемонии. По дороге Константин остановил
машину у цветочного павильона и купил три огромных букета.
  - Это ещё зачем? - глупо спросил Кирюша, для которого традиция свадебной
церемонии была в новинку.
  - Держи, - отозвался Громов-старший, передавая ему один из букетов. -
Вручишь невесте.
  - А когда вручать?
  - Следи за другими, - посоветовал Константин. - Когда все вручать будут,
тогда и ты.
  - А я креститься не умею... - сообщил Громов-младший, которому сразу
расхотелось участвовать в предстоящем ритуале.
  - Тебе не обязательно, - отмахнулся Константин. - Главное - в носу
поменьше ковыряй.
  Наташа предпочитала не вмешиваться в мужской разговор.
  Приехали они далеко не первыми. У церковной ограды было припарковано с
десяток автомашин, среди которых выделялся вызывающе белый "джип" Алексея
Лукашевича. Сам Лукашевич, одетый в парадный мундир со всеми орденами и
медалями, как и полагается жениху, имеющему офицерское звание, о чём-то
беседовал с родителями невесты. Завидев "девятку" Громова, он сделал
отмашку рукой, давая понять Константину, что видит и приветствует.
  Константин пристроил свой автомобиль с краю от общего ряда, вылез наружу и
предупредительно открыл дверцу, выпуская жену с букетами. Кирюша, щурясь
на скупом зимнем солнце, вылез сам. Настроение его ухудшалось прямо
пропорционально уменьшению расстояния до церковной паперти. Он ёжился в
своём выходном пальто и смотрел волком.
  - Пап, можно я в машине посижу? - попросил он. - Дядя Лёша без меня
обойдётся.
  Но Громов-старший был неумолим.
  - Нечего ныть, - сказал он строго. - Тебе это на пользу пойдёт.
  Тут уже вмешалась Наташа.
  - Костя, ну что ты в самом деле? - одёрнула она мужа. - Я тоже не понимаю,
зачем нам идти на эту... этот ритуал. Я раньше не замечала за тобой особой
религиозности.
  Громов внимательно посмотрел на жену.
  - Всё когда-нибудь случается в первый раз, - заметил он с лёгкой усмешкой.
- И мы это уже обсуждали, Ната. Мой друг захотел, чтобы его брак был
засвидетельствован не только в загсе, но и на небесах. Я уважаю своего
друга, а значит, уважаю и это его решение. И я должен быть там, чтобы
своим присутствием выразить своё уважение...
  - Это всё понятно, - прервала его Наташа. - Твоё уважение к Алексею и его
желаниям достойно всяческих похвал, но Кире зачем там быть?
  Громов вздохнул.
  - А Кириллу нужно расширять кругозор. Чтобы знать, в каком мире он живёт.
А то сутками из-за компьютера не вылезает.
  Аргумент был железный. Когда персональные компьютеры только появились,
никто и представить не мог, как быстро они станут любимой игрушкой
юношества, и молодые матери (к которым относилась и Наташа) будут с
возрастающим беспокойством наблюдать за тем, как их любимые чада
погружаются без остатка в глубины виртуальной реальности. Сам
Громов-старший относился к этой новой проблеме философски. Он неплохо знал
историю и помнил, что ещё ни разу появление новых средств обработки и
воспроизведения информации не меняли жизнь и быт столь кардинальным
образом, чтобы изменилась мораль. Понятия "что такое хорошо" и "что такое
плохо" не претерпели существенных изменений ни с возникновением
кинематографа, ни с возникновением телевидения.
  Революционность информационных технологий кажущаяся, полагал Громов, они
вызывают страх только потому, что большинство людей до сих пор ни бельмеса
в них не смыслят. А юношеский максимализм в этих делах - всего лишь
юношеский максимализм. Мы вон в своё время пятнадцать раз "Пиратов XX
века" смотреть бегали, - тоже ещё то погружение в виртуальную реальность,
- но ведь дебилами не выросли.
  В общем, Константин Громов с уверенностью смотрел в будущее. Чего нельзя
сказать о его жене Наташе, которая в последнее время была сильно озабочена
"компьютерной проблемой".
  Кирюша понял, что если отец прибег к запрещённому приёму, он не
отступится, и значит, идти в церковь хочешь не хочешь, а придётся. Поэтому
без дальнейших возражений Громов-младший взял свой букет и покорно
поплёлся к воротам.
  У ворот семью Громовых нагнал Алексей Стуколин, приехавший на трамвае. Он,
подобно Константину, предпочёл гражданский костюм. Единственным предметом
одежды, выдававшим его принадлежность к российской армии, была кожаная
пилотская куртка.
  - Здорово, Костя! Здравствуйте, Наташа! Хай, Кир! - приветствовал он
семейство. - Как поживаете?
  - Нормально, - отвечал за всех Громов-старший, улыбаясь.
  - Надеюсь, это надолго не затянется, - высказался Стуколин, доставая из
кармана куртки пачку сигарет "North Star" и закуривая.
  (Как и его друзья - Громов с Лукашевичем - капитан ВВС Алексей Стуколин
раньше не курил, но после выполнения секретной силовой акции в Средней
Азии вдруг начал и избавиться от этой дурной привычки уже не смог).
  - Минут сорок, сорок пять займёт, - проинформировал приятеля знаток
религиозных церемониалов Громов.
  Раскланиваясь по дороге с родственниками брачующихся и другими
приглашёнными, все четверо двинулись к церкви. У паперти уже дожидались
нищие и увечные, предчувствующие скорую наживу. Среди них выделялся
молодой человек без ног, но в камуфляжной куртке и чёрном берете сапёра.
  - Где зацепило, братишка? - спросил его Стуколин.
  - Чечня, - буркнул инвалид, глядя исподлобья.
  Стуколин пожертвовал ему червонец. Алексей и сам написал два десятка писем
на имена Министра обороны и Главнокомандующего с просьбой направить его в
зону боевых действий в Чечню, однако никакого ответа не получил. В местном
же военкомате на него посмотрели, как на придурочного, и велели больше не
появляться, заявив, что пилотов на этом участке вполне хватает. Стуколин
немедленно устроил скандал, грозился "набить морду" начальнику военкомата
и его "прихлебателям" и уйти после этого добровольцем в мотострелковую
часть. Однако уже на следующий день Алексей имел конфиденциальную беседу с
лейтенантом ФСБ Владимиром Фокиным, курировавшим группу
Громов-Лукашевич-Стуколин ещё со времён операции "Испаньола". После этой
беседы, продолжавшейся без малого два часа, Стуколин поумнел, присмирел и
перестал бомбардировать Министерство обороны своими письмами. Громов
только диву давался столь разительной перемене и как-то раз вызвал друга
на откровенность с целью выяснить, что же произошло между Стуколиным и
Фокиным при встрече. Алексей отмалчивался и загадочно улыбался. Только
однажды он обронил, что есть дела поважнее Чечни и бессрочный
неоплачиваемый отпуск, в котором не по своей воле оказались трое офицеров,
скоро закончится. Громов пожал плечами и никак не откомментировал эту
новость. К "антитеррористической операции" в Чеченской республике и к
происходящим вокруг неё событиям он относился спокойно - без лишних эмоций
и высказываний. В зону боевых действий он тоже не рвался, резонно полагая,
что каждый должен делать своё дело на своём месте. "Мы своё отбомбили", -
заявил он однажды друзьям, имея в виду прежде всего силовую акцию в
Средней Азии.
  Ожидание у паперти церкви надолго не затянулось. Ровно в два часа, как и
было назначено, из церкви вышел седобородый священник в рясе и клобуке и
пригласил брачующихся внутрь.
  Громов взял насупленного Кирюшу за свободную руку и, наклонившись к нему,
сказал:
  - Смотри и запоминай. А я буду объяснять.
  Виновники торжества, а за ними и все приглашённые, вошли под высокие своды
церкви. В носу у Кирюши засвербело от щекочущего запаха ладана, и он едва
удержался от того, чтобы не чихнуть.
  - Церемония делится на две части, - зашептал ему отец. - На обручение и
венчание. Раньше, видишь ли, эти ритуалы были разделены и разнесены во
времени. То есть обручение могло произойти задолго до венчания. Очень
часто обручали младенцев...
  Кирюша почти не слушал отца. Церковь произвела на него сильное
впечатление. Причудливое и роскошное убранство, позолота, цветные витражи,
тёмные лики икон, горящие свечи могли поразить и менее впечатлительную
натуру. Кирюша совсем притих и только оглядывался вокруг с изумлением.
  Тем временем свадебная церемония развивалась согласно канону. Обручение
происходило в притворе церкви. Выговаривая сильным басом молитвы,
седобородый священник благословлял жениха и невесту. Жених, Алексей
Лукашевич, запакованный в мундир, и невеста, Зоя Пономарёва, в белом
свадебном платье и под фатой, заученно крестились в нужных местах.
  "Ишь навострился, - думал Алексей Стуколин, наблюдая за Лукашевичем не из
самой удобной позиции - со спины. - И откуда что взялось?"
Впрочем, он знал, откуда это взялось. Итоги операции "Испаньола" и
последовавшая за ней силовая акция в Средней Азии, когда им троим -
Громову, Лукашевичу и Стуколину - пришлось бомбить лагерь "террористов",
многое изменили в их жизни, и, как следствие, в душе каждого. Самое
любопытное, что внешне эти изменения почти никак не проявлялись - все трое
давно научились скрывать свои истинные чувства, и только человек, который
их хорошо и долго знал, мог бы заметить разницу. Например, Алексей
Стуколин начал курить. Константин Громов рассказывал всё меньше
фантастических историй, но зато всерьёз взялся за гитару и за каких-то
полгода выучился играть и петь на вполне приличном уровне. А Лукашевич вот
окрестился и стал верующим. Без фанатизма, конечно, - Лукашевич никогда и
ничего не делал с фанатизмом - но осознанно и с чувством выполненного
долга.
  Константин Громов, рассказывая сыну о подробностях православного
свадебного ритуала, в свою очередь вспоминал, как они - Лукашевич и Зоя -
впервые увидели друг друга. Это был заслуживающий внимания эпизод их
совместной биографии, и он, словно в каком-нибудь пошловатом "женском"
романе, начался с взаимной пикировки. Громов очень хорошо помнил тот день,
когда "комиссия от администрации Мурманска", возглавляемая советником по
безопасности Львом Максимовичем Маканиным, появилась на территории
авиационной воинской части 461-13(бис(, чтобы дать своё заключение о
готовности этой части к ведению боевых действий. Это произошло в августе
98-го года - то есть уже больше двух лет назад. Тогда только-только
случился знаменитый "дефолт", и даже офицерам, живущим и несущим службу
вдали от столиц и столичных проблем, довелось испытать на своей шкуре, что
это такое - жить в условиях финансового кризиса. Были они поэтому
необычайно злы, и замечание Зои, высказавшейся в том смысле, что
"МиГи-23", которыми была укомплектована часть - это полное старьё,
восприняли весьма агрессивно. Да, много воды утекло с тех пор, и разве мог
себе представить Алексей Лукашевич, встретив Зою, мягко говоря,
неприветливо, предположить, что через два года он будет стоять с этой
женщиной под сводами церкви Благовещения Пресвятой Богородицы в Петербурге
и слушать священника, совершающего свадебный обряд?
  "Никогда не угадаешь, - подумал Громов, - где найдёшь, где потеряешь..."
Первый этап церемонии бракосочетания - обручение - подходил к концу.
  - Ты, Господи, с самого начала создал мужчину и женщину, - напевно говорил
священник, - и от тебя даётся мужу жена в помощь и для воспроизведения
рода человеческого. Обменяйтесь кольцами, дети мои, - приказал он молодым.
  Кирюша вздохнул с облегчением и посмотрел на отца. Он ошибочно полагал,
что обмен кольцами есть последний акт церемонии. Громов снова наклонился к
нему.
  - Теперь начинается вторая часть, - "порадовал" он сына, - собственно
венчание.
  Алексей и Зоя прошли в средний храм, остановившись перед аналоем9. Здесь
священник задал главный вопрос, перейдя на церковно-славянский и обращаясь
сначала к жениху:
  - Раб божий Алексий, имаши ли произволение благое и непринуждённое и
крепкую мысль пояти себе в жену сию, юже зде пред тобою видеши? И не
обещался ли еси иной невесте?
  - Да, - ни секунды не колеблясь и громко, чтобы все слышали, отвечал
Лукашевич.
  Священник обратился к невесте:
  - Раба божья Зинаида, имаши ли произволение благое и непринуждённое и
крепкую мысль пояти себе в мужи сего, юже зде пред тобою видеши? И не
обещалась ли еси иному жениху?
  - Да.
  "Ну вот, - отметил про себя Стуколин. - и всех делов. Теперь я один
холостой остался". Он задумался, так ли это плохо. И решил, что узнать это
можно, только женившись. В планах на ближайшее будущее женитьба у
Стуколина не значилась, и он отложил рассмотрение этого вопроса до лучших
времён.
  Трёхкратное произнесение формул "Венчается раб божий на рабе божьей" и
"Венчается раба божья на рабе божьем" с последующим трёхкратным же обходом
аналоя и целованием икон заняло ещё четверть часа. На этом мучительная для
многих неверующих, собравшихся в этом зале, процедура закончилась, и
родственники выстроились в очередь, чтобы поздравить новобрачных. Подошли
и Громовы. Хмурый Кирюша вручил Зое цветы и предпринял попытку спрятаться
за спиной отца. Зоя не дала ему этого сделать, присела на корточки и
поцеловала в щёку:
  - Спасибо, Кирилл, - очень серьёзно поблагодарила она.
  Кирюша зарделся.

  * * *
Саму свадьбу сыграли в ресторане с историческим названием "Варяг", снятом
Лукашевичем на два дня. Долго ждать прибытия молодых, как это принято на
других свадьбах, не пришлось. У Алексея в братской могиле на Пискарёвке
были похоронены дед и прадед, а потому ко всем этим поездкам счастливых
пар к мемориальным комплексам он относился с нескрываемым отвращением.
Единственное, что он сделал, - это оторвался от общей кавалькады машин,
свернул с проспекта на боковую улицу и где-то проплутал, опоздав к
застолью всего лишь на десять минут.
  Свадьбу вёл подполковник Зураб Амонашвили, старый друг семьи Лукашевичей -
лучший тамада из всех, кого знал Громов. Кроме того, на эстраде ресторана
наигрывала популярные мелодии некая безымянная группа. Этим
консолидирующие ресурсы ограничивались, и желающие могли не обращать
внимания ни на подполковника, ни на группу, развлекая себя самостоятельно.
Громов и Стуколин сели друг напротив друга и после первых тостов и
холодных закусок Константин, обслужив жену, расположившуюся справа, и
сына, усевшегося слева, спросил товарища:
  - Есть что-нибудь новенькое?
  - Есть новенький анекдот, - отвечал Стуколин, наливая себе водки из
запотевшего графина, и не дожидаясь согласия Громова слушать, начал
пересказ: - Встречаются два российских танковых генерала в оккупированном
Париже, и один другого спрашивает: "Ты не помнишь, кто господство в
воздухе завоевал - мы или НАТО?"
Кирюша рядом фыркнул и подавился "фантой".
  - Старенький твой анекдот, - сказал Константин, не поведя бровью. - Мне
его ещё полгода назад рассказывали. Да и спрашивал я о другом.
  Стуколин посмотрел на всё ещё вздрагивающего от едва сдерживающего смех
Кирюшу, потом повернул голову и посмотрел на насторожившуюся и явно
прислушивающуюся к разговору Наташу.
  - Старый капитан заскучал на берегу? - спросил Алексей не без намёка.
  - Не то, чтобы заскучал, но снасти пересохли, - в тон ему ответил Громов.
  Наташа положила вилку.
  - Мальчики, - обратилась она к офицерам, - может быть, хотя бы на сегодня
вы забудете о делах?
  Если бы Наташа знала или хотя бы догадывалась, о каких "делах" собирается
говорить её муж со своим старым другом и одногодкой Алексеем Стуколиным,
она не только высказала бы своё негодование по поводу неурочности диалога,
но и вообще увела бы Громова от греха подальше. Но она не догадывалась.
  Константин поднял руки, сдаваясь:
  - Молчим, - сказал он.
  Впрочем, ему не дали бы продолжить диалог и по другой причине. Зураб
Амонашвили, произносивший очередной тост - что-то там о ястребе и синице -
вдруг вспомнил о двух, присутствующих за праздничным столом сослуживцах
жениха, удостоенных звания "Герой России". Закончив тост и проследив,
чтобы все, кто ещё был в состоянии его слушать, выпили, он обратился к
гостям со следующим спичем:
  - Франц Меринг в своей книге "Военное искусство", отмечая безусловную
храбрость русских солдат, пытается понять одно загадочное русское слово:
"наши". "Русский солдат, - пишет историк, - считает большим бесчестьем и
позором оставить наших, то есть своих товарищей и всё русское войско, в
опасности, и способен на самые большие жертвы по отношению к ним". Он
приводит пример, когда русская гвардейская пехота, находящаяся в резерве,
чуть было не бросилась в атаку, вопреки приказу, ропща: "Наши там кровь
проливают, а нас держат позади, стыдно!" В такой же ситуации прусская
гвардия не проявила ни малейшего беспокойства, когда их войска истекали
кровью. Русские сильны словом "наши". Я предлагаю поднять бокалы за
русскую душу и русское чувство локтя. За наших!10
Призыв выпить за "наших", тем более высказанный чистокровным грузином, не
могли не поддержать.
  - Ура! - закричал уже порядком захмелевший отец Зои.
  - А теперь, - после естественной паузы сказал Амонашвили, - я хотел бы
предоставить слово боевым товарищам нашего уважаемого жениха -
подполковнику ВВС, Герою России, Константину Громову и капитану ВВС, Герою
России, Алексею Стуколину.
  За столом все притихли. Громов вопросительно посмотрел на жену. Та поняла
без слов.
  - Давай, - шепнула она. - Я сяду за руль.
  Громов наполнил пустовавшую до этого рюмку, встал и, поразмышляв две
секунды, сказал:
  - Я вижу, что сегодня за этим прекрасным столом собрались представители
самых разных поколений. Казалось бы, их мало что может объединять, однако
это не так - нас объединяет общее будущее. Мы с вами живём на излёте
тысячелетия, и именно нам, а не каким-нибудь абстрактным потомкам,
предстоит войти в XXI век. И свадьба, на которую нас всех пригласили, есть
не только акт соединения в браке двух любящих сердец, но и символ того,
что будущее у нас всё-таки есть. Я хотел бы поднять этот бокал за то,
чтобы у нас и у нашей страны всегда было будущее.
  Публике тост понравился. Кто-то даже захлопал, хотя это было и не совсем
уместно в данной ситуации. За Громовым выступил Стуколин. Он был как
всегда краток, без лишних слов поздравив молодожёнов со свершившимся
фактом бракосочетания.
  Потом Амонашвили попросил Константина что-нибудь спеть под гитару. Громов,
не слишком любивший выступать перед большой аудиторией, в этот раз
отказаться не мог. Он вышел на эстраду и попросил у музыкантов гитару.
Получив инструмент и быстро его подстроив, он сел к микрофону и перед тем,
как начать, сказал:
  - На свадьбах принято исполнять весёлые песни. Это понятно, ведь
бракосочетание - почти всегда счастливое событие, и никому не хочется
омрачать его. Однако сегодня я собираюсь нарушить эту неписаную традицию,
чтобы напомнить и нашим молодым, и всем присутствующим, сколь хрупок мир,
в котором мы живём. Завтра всё может необратимым образом измениться, пойти
кувырком. Помните об этом, держитесь друг друга и цените каждую минуту
счастья, которые выделяет нам скупое на подарки время. Ну а теперь
собственно песня...
  Константин Громов тронул струны и тихим голосом запел:

  Не кричи, глашатай, не труби сбора.
  Погоди, недолго терпеть.
  Нет, ещё не завтра, но уже скоро
Риму предстоит умереть.

  Радуйся, торговец, закупай мыло,
Мыло скоро будет в цене.
  Скоро будет всё иначе, чем было.
  А меня убьют на войне.

  Не зевай, историк, сочиняй книгу,
Наблюдай вращенье Земли.
  Каждому столетью, году, дню, мигу,
Сколько надлежит, удели.

  Ветер подымается, звезда меркнет,
Цезарь спит и стонет во сне.
  Скоро станет ясно, кто кого свергнет.
  А меня убьют на войне.

  Смейся, Левконоя, разливай вина,
Знать, что будет, ты не вольна.
  Но можешь мне поверить, по всему видно,
Что тебя не тронет война.

  Знать, что будет завтра - много ль в том толка!
  Думай о сегодняшнем дне.
  Я ж, хотя и знаю, но скажу только,
Что меня убьют на войне11...


  (Москва, декабрь 1999 года)
До штаб-квартиры "Белого орла" в доме на Семёновской набережной капитан
ФСБ Владимир Фокин добрался на "леваке". У самого дома он высаживаться,
разумеется, не стал, а попросил довезти его до станции метро
"Электротехническая", где и вышел. Там он прогулялся вдоль ряда торговых
палаток, съел "ход-дог", купил свежий номер "Московского комсомольца",
быстро, на ходу, просмотрел газету, после чего выбросил её в мусорный бак.
Потом Фокин зашёл в павильон станции, приобрёл за четыре рубля одноразовую
проездную карточку, сунул её в щель турникета, спустился на эскалаторе
вниз, сел на поезд в сторону Кольцевой линии, проехал четыре остановки,
вылез на "Смоленской", перешёл платформу и вернулся назад. Всё это время
капитан украдкой разглядывал окружающих его людей, запоминая их лица. При
этом он перебирал в голове картотеку, в которой были собраны приметы всех,
когда-либо виденных им людей. Знакомых пока не наблюдалось. Повторяющихся
лиц тоже.
  Сложный маршрут капитана основывался на следующем соображении,
сформулированном Фокиным за долгие годы службы в "наружном наблюдении".
Координатор "наружки", если такая "ведёт" сейчас Фокина, может располагать
довольно широкой сетью агентов - настолько широкой, чтобы менять
"топтунов" на каждой станции метро из тех, которые проезжает объект
наблюдения. Однако и его, координатора, возможности ограничены; в конце
концов он - не Господь Бог, чтобы просчитать все возможные варианты, а
значит, будет действовать по проверенной схеме, то есть снимать агентуру с
менее напряжённых участков и переводить её на более напряжённые. И первым
местом, откуда он уберёт всех, будет, конечно же, отправной пункт -
станция метро "Электротехническая". Согласно теории разведки, вернуться в
ту же точку, откуда начал движение, мог или полный идиот, или профессионал
высочайшего класса. Владимир Фокин надеялся, что мифический координатор не
считает его ни тем, ни другим.
  Во второй раз за сегодня добравшись до "Электротехнической", Фокин сделал
ещё один финт - сменил внешность. Ввинчиваясь в толпу у самого эскалатора,
он сдёрнул приметное белое кашне, накинутое поверх пальто, на самом пальто
расстегнул все пуговицы, из кармана вытащил глубокий полиэтиленовый пакет,
в который спрятал кашне и кейс. Покончив с внешними атрибутами, он занялся
лицом, а именно: сдвинул шляпу на затылок, одновременно подогнув её мягкие
фетровые поля, и нацепил заранее припасённые очки в массивной оправе. В
результате этой метаморфозы из станции метро "Электротехническая" вышел
совершенно другой человек - расхристанный и слегка пьяненький интеллигент,
который даже привлёк на мгновение внимание двух патрульных милиционеров,
но поскольку по всем приметам выглядел этот интеллигент гражданином с
московской пропиской и с достатком ниже среднего, патрульные подумали и
решили не связываться.
  Пошатываясь и помахивая пакетом, Фокин добрёл до ближайшего пивного
киоска, купил четыре бутылки "Балтики", три из них уложил в пакет поверх
кейса, а одну попросил открыть.
  В конце концов капитан пришёл к выводу, что "хвоста" за ним нет, и,
прихлёбывая на ходу пиво, отправился на Семёновскую набережную.
  Нужную парадную перекрывала массивная стальная дверь с домофоном. Однако у
Фокина имелся свой ключ и через минуту, сбив у порога снег с ботинок, он
уже входил в штаб-квартиру, как к себе домой.
  В гостиной - самой большой комнате этой восьмикомнатной квартиры - царил
полумрак: шторы были опущены, люстра погашена, горело только хрустальное
бра в углу. Работал телевизор - видеостена фирмы "Филипс" с невероятно
огромным экраном. Однако звук был выключен, и красотка в короткой юбочке,
скачущая по эстраде, выглядела по меньшей мере нелепо. В глубоком кресле
перед телевизором сидел человек, одетый по-домашнему в халат. Был этот
человек немолод, но принадлежал к числу тех, кто до самой смерти смотрится
лет на десять-пятнадцать моложе своего истинного возраста. Человек уютно
посапывал, то ли действительно задремав, то ли прикидываясь задремавшим.
  Фокин снял пальто и довольно бесцеремонно бросил его на свободное кресло.
Туда же положил пакет с бутылками. Бутылки звякнули. Человек в кресле
вздрогнул и поднял голову.
  - Здравия желаю, товарищ генерал-майор! - рявкнул Фокин.
  - А это ты, Владимир, - генерал-майор улыбнулся. - Опаздываешь, - заметил
он, взглянув на часы, - на четыре минуты.
  - Никак нет, - отозвался Фокин. - Ваши спешат.
  Генерал-майор изобразил неудовольствие - правда, несколько наигранно.
  - Всё дерзишь? Ну-ну...
  Фокин развёл руками, как бы говоря, что по-другому он не умеет. По-другому
он действительно не умел. Именно поэтому и засиделся в лейтенантах аж до
тридцати пяти лет в то время, как его коллеги-одногодки перескакивали с
должности на должность, получая новые звания и назначения чаще, чем
обычный человек меняет обувь. Однако дерзость в большинстве случаев
соединяется с умением нестандартно мыслить и действовать. Советник по
безопасности Маканин, земля ему пухом, прекрасно это понимал, и, несмотря
на лейтенантское звание и молодость, Фокин был направлен на
ответственейший пост - он занимался координацией совместной деятельности
силовых структур в Заполярье и обладал практически ничем не ограниченной
властью.
  Надо заметить, что власть его не испортила. Например, он не гнушался
оперативной работой и очень часто самолично выезжал на места событий,
всегда оказываясь на наиболее напряжённом участке. За это его тоже ценили.
  - Кстати, поздравляю с внеочередным званием, - сказал генерал-майор.
  - Служу Отечеству, - буркнул Фокин, потом не удержался и добавил: - Вы же
знаете, Юрий Анатольевич, как я отношусь к званиям. Мне кажется, это
лишнее. Внеочередное звание привлекает внимание, а зачем нам лишнее
внимание?
  - Не скажи, - возразил генерал-майор. - В данном конкретном случае как раз
низкое звание привлекает внимание. Думаешь, легко было бы организовать
твой перевод в Москву, оставайся ты в лейтенантах? Да и вообще, Владимир,
неужели ты напрочь лишён честолюбия? Это же, наверное, чертовски приятно -
из лейтенантов сразу в капитаны, и не за красивые глаза, а за отлично
сделанную работу.
  Фокин вздохнул и сел в кресло.
  - Я честолюбив, - признался он, - но для удовлетворения моего честолюбия
вполне хватает понимания того, насколько важным делом я занимаюсь. И не
более того.
  - Это похвально, Владимир, - оценил генерал-майор, - вот только наше
руководство очень не любит, когда человека не за что зацепить. Ты
понимаешь, о чём я говорю? Ангелы никому не нужны, да и не бывает в
природе ангелов.
  Фокин рассмеялся.
  - Что, внутренняя служба безопасности забеспокоилась? - поинтересовался
он. - "Не за что зацепить"? Передайте им, Юрий Анатольевич, пожалуйста,
что я азартен, люблю играть в карты на деньги, неразборчив в связях и
готов изменить присяге, если это нужно для дела. Такой список моих
недостатков устроит? Или маловато будет?
  Генерал-майор покачал головой.
  - Всё-таки молод ты ещё, Владимир.
  - Ну, это единственный мой недостаток, который со временем исправим...
Пива не хотите?
  Фокин извлёк из пакета бутылку "Балтики" и легко, зубами, открыл её.
  - Спасибо, - генерал-майор неодобрительно поджал губы, - но не испытываю
потребности.
  - А я выпью, - Фокин сделал большой глоток..
  Капитан знал, что его собеседник выпить далеко не дурак, однако всему
остальному предпочитает хорошие марочные вина. Поэтому предложение
"хлебнуть пивка" было данью вежливости.
  - Ладно, - сказал генерал-майор, - с твоими недостатками разберёмся в
другой раз. Пора переходить к делу.
  Он взял лежавший под рукой пульт дистанционного управления и направил его
в сторону видеостены. Молчаливый клип сменился "снегом", затем зажглись
индикаторы на панели встроенного видеомагнитофона, и на экране перед
Фокиным предстал незнакомый ему, совершенно лысый человек, одетый весьма
странно - в судейскую мантию, с огромным орденом в виде многолучевой
звезды на груди. Позиция съёмки находилась несколько выше уровня глаз
лысого человека, и камера была наклонена так, чтобы зритель мог видеть,
что находится на столе, за которым человек сидит. На столе находился
один-единственный предмет - хрустальный шар на золотой подставке в виде
змеи, кусающей себя за хвост. По низу экрана побежали титры: "АНАТОЛИЙ
ДУГОВ, ЭЗОТЕРИЧЕСКИЙ ПСЕВДОНИМ - АНТЕЙ, МАГИСТР МОСКОВСКОГО ОРДЕНА
МАРТИНИСТОВ, ДИРЕКТОР НИИ НЕМАТЕРИАЛЬНЫХ ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ, СОТРУДНИК
СПЕЦИАЛЬНОГО ОТДЕЛА ПРИ КГБ СССР С 1982 ГОДА".
  - Интересно, - сказал Фокин.
  - Смотри, - посоветовал генерал-майор, - дальше ещё интереснее будет.
  Магистр и маг Анатолий Дугов тем временем положил длинные белые пальцы рук
на хрустальный шар. Где-то на заднем плане включился магнитофон, и
заиграла довольно необычная мелодия - с ритмом морского прибоя, вызывающим
тревожное чувство. Внутри шара зажёгся тусклый поначалу огонёк - словно
спираль лампочки, горящей вполнакала. Подчиняясь ритму мелодии, он то
вспыхивал чуть ярче, то снова угасал. Огонёк притягивал взгляд,
завораживал, и Фокину пришлось сделать волевое усилие, чтобы не впасть в
гипнотический транс.
  Это продолжалось минут пять - огонёк внутри шара вспыхивал, магистр сидел
неподвижно - и капитан успел заскучать, и едва не пропустил момент
перехода. Глаза магистра вдруг закатились, и сам он подался назад, не
выпустив, впрочем, шар, который ярко засветился под его руками.
  Фокин ухмыльнулся: все эти фокусы были для него не в диковинку. Спецотдел
при КГБ СССР (формально ликвидированный после путча ГКЧП 1991 года, а на
самом деле почти в полном составе перешедший под управление некоего
Общества с неограниченной ответственностью "Икстлан") был вообще горазд на
разного рода фокусы. Большее количество профессиональных шарлатанов,
собранных в одном месте, трудно было себе вообразить.
  Магистр Дугов быстро забормотал на незнакомом Фокину языке.
  - Что он говорит? - капитан оглянулся на генерала-майора.
  Вместо ответа генерал-майор кивнул на экран. По экрану снова побежали
титры: "ПЕРЕВОД С ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОГО СДЕЛАН ПОДОТДЕЛОМ АНТИЧНЫХ ЯЗЫКОВ
СПЕЦОТДЕЛА ПРИ КГБ СССР. ТЕКСТ ПЕРЕВОДА: В МИР ПРИШЁЛ ВЛАСТЕЛИН И ВОИТЕЛЬ.
ОН РОДИЛСЯ В СТРАНЕ, НАРОД КОТОРОЙ НАЗЫВАЕТ СЕБЯ ЗАПАДНЫМ. ОН ОТСТАИВАЛ
ПРАВА СВОЕГО НАРОДА ВОЕННОЙ МОЩЬЮ НА МОРЕ И НА СУШЕ. ЗАВИСТНИКИ УБИЛИ ЕГО
В ГОРОДЕ, ПРОСЛАВЛЕННОМ ДИОНИСИЙСКИМИ ИГРАМИ И МЕНЯЛАМИ. НО НА САМОМ ДЕЛЕ
ОН ЖИВ. ОН СТОИТ НА СНЕЖНОМ ПОЛЕ, НА ЕГО ЧРЕСЛАХ ФАРТУК С ИЗОБРАЖЕНИЕМ
ПЯТИДЕСЯТИ ЗВЁЗД, В ЕГО РУКАХ КОПЬЁ, КОТОРЫМ БЫЛ ПОВЕРЖЕН ВЕЛИЧАЙШИЙ ИЗ
БОГОВ. ДУХ ВЛАСТИТЕЛЯ НЕЗРИМО НАПРАВЛЯЕТ ЗАПАДНЫЙ НАРОД НА ПУТИ К ВЛАСТИ
НАД МИРОМ".
  Магистр Дугов замолчал. Было хорошо видно, как вымотал его этот монолог
над хрустальным шаром. На лысине выступили бисеринки пота, он тяжело
дышал, хватая воздух ртом, словно задыхался. Генерал-майор нажал на кнопку
"Пауза", и картинка на экране застыла.
  - Это всё? - с сарказмом поинтересовался Фокин. - Ничего умнее Спецотдел
предложить не может?
  И снова генерал-майор должным образом не прореагировал на дерзость
капитана.
  - Ещё не всё, - сказал он. - Взгляни сюда, Владимир.
  С этими словами генерал-майор протянул Фокину папку на скоросшивателе, на
картонной обложке которой стоял гриф "Совершенно секретно" и имела место
поясняющая надпись: "Выдержки из отчёта Специального отдела при КГБ СССР
за 1989 год".
  - Вы думаете, это стоит смотреть? - спросил капитан, неохотно отставляя
бутылку с пивом.
  - А ты посмотри.
  Фокин раскрыл папку. Внутри обнаружилось шесть страниц текста,
отпечатанных на стандартной пишущей машинке через два интервала. Пролистав
их одну за другой и убедившись, что на каждой стоит соответствующий номер
и подпись начальника Главного архива ФСБ, капитан углубился в чтение.

  "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
  Председателю КГБ СССР,
генералу армии В.А.Крючкову.

  ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
последовательности астральных объектов, зарегистрированных в ходе
свободного астрального поиска, проведённого согласно рабочему
плану-графику отдела "Астрал" 22 ноября 1990 года.
  Свободный поиск выполнял директор НИИ нематериальных взаимодействий
А.В.Дугин.
  Интерпретацию подготовил руководитель отдела "Астрал" НИИ нематериальных
взаимодействий В.С.Моносов.

  Во время свободного астрального поиска А.В.Дугов наблюдал следующие
объекты: "Дух властелина-воителя", "Народ, называющий себя западным",
"Город, прославленный Дионисийскими играми и менялами, где был убит
властелин-воитель", "Снежное поле", "Фартук с изображением пятидесяти
звёзд", "Копьё, которым был повержен величайший из богов".
  Последовательность перечисленных объектов не является случайной. Они
выстроены в ряд, определяемый датой астрального поиска - 22 ноября.
Наиболее важным событием, произошедшим 22 ноября и значительно изменившим
астральный план, считается убийство Джона Фицджеральда Кеннеди, 35
президента США. Именно его астральное тело можно интерпретировать как "Дух
властелина-воителя".
  Некоторые атрибуты, присущие "Властелину-воителю" и описывающие его
прижизненную биографию, подтверждают эту версию.
  "Народ, называющий себя западным" - это, вероятно, Соединённые Штаты
Америки или страны-члены блока НАТО.
  "Город, прославленный Дионисийскими играми и менялами" можно
интерпретировать как Даллас (штат Техас) - город, где в 1963 году был убит
президент Кеннеди. "Дионисийские игры" - древнегреческий прообраз
современных драматических представлений. В США из драматических
представлений наибольшей популярностью пользуются телевизионные сериалы
для домохозяек, один из которых называется "Даллас". Кроме того, именно
Даллас считается крупнейшим торгово-финансовым центром юга США, что
опредёленным образом ассоциируется с "Менялами".
  Следует также отметить, что именно администрация Джона Ф. Кеннеди и его
приемника - 36 президента США Линдона Джонсона - положила начало политике
"Новых рубежей", в рамках которой США заявили о своём праве вмешиваться во
внутренние дела других государств и народов.
  Гораздо большие затруднения вызывает интерпретация атрибутов, связанных с
посмертным существованием "Властелина-воителя".
  "Снежное поле", по всей видимости, описывает некую северную территорию -
возможно, это Аляска. То есть местоположение "Духа властелина-воителя"
указывает на существование у Генштаба армии США планов агрессии против
СССР на дальневосточном направлении. Настоящее толкование представляется
нам наиболее приближённым к действительности, однако возможны и другие
варианты. Поэтому для полноценного анализа значения астрального объекта
"Снежное поле" необходимы дополнительные данные.
  Следующий посмертный атрибут - "Фартук с изображением пятидесяти звёзд" -
указывает на принадлежность Джона Ф. Кеннеди к американскому масонству.
Однако ни Научно-исследовательский институт нематериальных взаимодействий,
ни Специальный отдел при КГБ СССР не располагают документально
подтвёрждённой информацией о том, что президент Кеннеди являлся членом
какой-либо организации эзотерического толка. Наоборот, именно президента
Кеннеди многие источники называют чуть ли не единственным исключением в
ряду президентов США, состоявших или состоящих действительными членами
масонских лож. Следовательно, мы можем сделать заключение, что "Фартук с
изображением пятидесяти звёзд" имеет отношение только к астральному телу
Джона Ф. Кеннеди и символизирует эзотерическую подоплёку современной
американской внешней политики.
  Третий посмертный атрибут "Властелина-воителя" - "Копьё, которым был
повержен величайший из богов" - связан с легендой о Копье Судьбы. Согласно
поздней христианской традиции, этим копьём, принадлежавшим иудейскому
храму в Иерусалиме, был заколот Иисус Христос. "Удар милосердия" нанёс
центурион Гай Кассий Лонгин, впоследствии принявший христианство и
почитаемый некоторыми церквями как святой. По утверждению ряда авторов,
Копьё Судьбы аккумулирует в себе энергию Космоса и является одним из
Предметов Силы. Армия, главнокомандующий которой вооружён Копьём Судьбы,
непобедима. То, что "Дух властелина-воителя" вооружён астральным образом
Копья Судьбы, весьма настораживает. Для того, чтобы понять, чем может
угрожать присутствие Копья на астральном плане Советскому Союзу,
необходимо обратиться к истории самого Предмета Силы.
  Современная история Копья Судьбы полна "белых пятен". Известно, что
последним правителем, претендовавшим на Копьё Судьбы в расчёте на его
высшую энергетику, был Адольф Шикльгрубер (Гитлер). Именно Гитлер после
осуществления аншлюса потребовал у правительства Австрии выдать Копьё,
хранившееся до 1938 года в Зале сокровищ музея Хофбург (Вена). Его приказ
был выполнен и, начиная с октября 1938 года по февраль 1943 года, Копьё
Судьбы находилось в Нюрнберге, в зале состязаний мейстерзингеров12 Церкви
святой Екатерины. В феврале 1943 года по личному распоряжению Гитлера оно
было помещено в тайник под школой на Паниер-плац (Нюрнберг), где 30 апреля
1945 года его обнаружили офицеры 7 американской армии. Однако некоторые
источники называют "американское" Копьё Судьбы искусной подделкой (см.,
например, Доклады НИИ НМВ по теме "Влияние Предметов Силы на исход 2-й
мировой войны"). Существует также несколько версий о местонахождении
подлинного Копья Судьбы. Авторы одной из них указывают на озеро Целль
вблизи Зальцбурга (Австрия). Другие - на территорию, которую нацисты
называли Новой Швабией - довольно обширная часть Земли Королевы Мод
(Антарктида), куда в период с 1938 по 1943 годы было отправлено несколько
экспедиций под совместным руководством капитана цур зее Карла Ратшера и
штандартенфюрера СС Отто Келера. В последнем случае предполагается, что на
побережье Земли Королевы Мод была построена укреплённая военная база
(источники называют ее Шангриллой), именно туда в самом конце войны на
одной из подводных лодок (предположительно, это "Ю-977", капитан - Хайнц
Шеффер) и были переправлены реликвии нацистов.

  ВЫВОДЫ.
  Интерпретация последовательности астральных объектов, замеченных
А.В.Дуговым во время свободного астрального поиска, состоявшегося 22
ноября 1990 года, свидетельствует о ведущейся подготовке вооружённой
агрессии США против СССР. Дату начала агрессии необходимо уточнить в ходе
дальнейших астральных поисков.

  ПОДПИСИ:
  Анатолий Дугов, директор НИИ нематериальных взаимодействий.
  Всеволод Моносов, руководитель отдела "Астрал" НИИ нематериальных
взаимодействий".

  Ознакомившись с интерпретацией, Фокин перешёл к оставшимся страницам. Как
оказалось, к основному документу прилагалась расшифровка астрологической
натальной карты, привязанной к моменту выхода Анатолия Дугова в астрал и
сделанной, как утверждалось в приписке, неким Ю.П.Глобовым, заведующим
астрологической лабораторией НИИ нематериальных взаимодействий. Встретив
на первой же странице "расшифровки" такие маловразумительные понятия как
"экваториальный ассендант", "феральность" и "лунация", капитан решил не
вникать и захлопнул папку.
  - Ну? - спросил генерал-майор. - Что ты теперь скажешь?
  - На мой взгляд, полный звездёж, - высказал своё мнение Фокин. - И ВэВэ в
это верит?
  Генерал-майор вздохнул и отобрал документы.
  - ВэВэ в это, разумеется, не верит, - подчеркнул он. - Он у нас вообще из
тех людей, которые верят только в то, что видели собственными глазами и
трогали собственными руками. А эти... хм-м... "нематериальные
взаимодействия", сам понимаешь, ни увидеть, ни потрогать. Однако нас всё
это не касается. Того, что проблемой интересуются американцы, нам вполне
достаточно, чтобы начать действовать.
  Капитан Фокин изумился и даже не попытался своего невероятного изумления
скрыть:
  - А они интересуются?!
  - Ещё как. ВМФ США готовит экспедицию. Авианосец плюс семь вспомогательных
кораблей. Всё это хозяйство отправляется в Антарктиду через четыре недели.
И знаешь, как называется авианосец? - генерал-майор смерил капитана
торжествующим взглядом, словно он, а не американцы, отправлял экспедицию.
- "Джон Фицджеральд Кеннеди"!
  - Мама моя, - только и сказал на это Фокин.



                                  ГЛАВА ВТОРАЯ


  КОНЕЦ ОТПУСКА

  (Мульвийский мост, река Тибр, Римская империя, октябрь 312 года)

  С утра августу Константину нездоровилось. Без видимой причины разболелась
голова, да так, что круги плыли перед глазами. Он прекрасно понимал, что
не время сейчас болеть, да и что это за необъяснимые болезни в двадцать
семь лет, когда мужчина только входит в свою лучшую и самую зрелую пору(
Однако ничего поделать с этим он не мог. Вызвать эскулапа из обоза перед
началом решающей битвы - значит, проиграть её ещё до того, как над Тибром
просвистит первая стрела: по лагерю пойдут слухи, старшие офицеры,
искушённые в политике, заподозрят сговор, и очень быстро смутные сомнения
перерастут в каменную уверенность. Этого допустить было нельзя, и август
Константин не стал обращаться к кому-либо за помощью, надеясь, что богиня
Фортуна будет к нему благосклонна, и боль уймётся сама собой.
  Он решил прогуляться на свежем воздухе - иногда это помогает. Выйдя из
походного шатра, раскинутого в полумиле от берега, Константин остановился,
озираясь. К нему подбежал один из комитов13, готовый выполнить любой
приказ, но Константин жестом отослал его.
  Огромный лагерь жил своей жизнью. Пахло дымом костров и конским навозом,
свежей кровью и жареным мясом. Бряцало оружие, легионеры перекликались
между собой, где-то ржали лошади, слышались беззлобные ругательства и
беззаботный смех. Нигде не было заметно признаков уныния или других
внушающих тревогу симптомов. Да и зачем простому легионеру впадать в
уныние и тревожиться о будущем, если он сыт и выспался, меч его наточен, а
все решения за него принимает командир? И только командир может рассказать
- каково это думать за всех, решать за всех и отвечать потом за всех.
  Август Константин был из тех командиров, которые осознают всю меру
ответственности за подчинённых ему людей, и в случае своей ошибки готов
был расплатиться за неё по самой высокой цене - собственной жизнью. Но
одного понимания своей исключительности для подлинного вождя мало -
необходимо ещё точное знание того, на что ты способен лично и на что
способны твои люди. Ты, август Константин, оказался способен с войском из
четырёхсот центурий (всего лишь шесть легионов!) пройти через всю Италию и
трижды - под Сузой, Туриной и Миланом - разгромить превосходящие силы
ставленников этого самозванца и болтуна Максенция. Потом была битва у
Брешии и осада Вероны. И здесь, несмотря на то, что армию Вероны вёл один
из лучших полководцев современности - Руриций Помпеян, ты, август
Константин, снова победил. Фортуна неизменно улыбается тебе, но может ли
это продолжаться до бесконечности? Особенно, когда в пяти милях южнее
расположилось войско числом в двенадцать легионов хорошо обученных,
откормленных и преданных Максенцию преторианцев14.
  Головная боль он этих невесёлых мыслей только усилилась, и Константин
поспешно пошёл прочь от своего шатра, двигаясь без особой цели - куда
глаза глядят. Претор15 сделал знак своим людям, и двое телохранителей
последовали за Константином, выдерживая почтительное расстояние в десять
шагов.
  "Что ж, - думал август Константин, выходя за пределы лагерного форума, -
даже если мне сегодня или завтра суждено погибнуть, я могу умирать в
уверенности: я сделал всё, что мог, чтобы вернуть в Империю мир и порядок.
И Рим ещё долго будет вспоминать меня и моих легионеров".
  Выйдя на "главную улицу"16 лагеря, Константин поколебался и направился к
"северным воротам". Встречные легионеры приветствовали его радостными
возгласами, и он кивал им с достоинством подлинного цезаря.
  Почти у самых "ворот" август повстречал небольшой отряд готов. Эти
простые, грубоватые и бесхитростные люди, родом с севера, оказались
прекрасными солдатами. Именно они, встав плечом к плечу с галлами,
остановили Руриция, когда он шёл к Вероне с подкреплением, и не позволили
снять осаду. Львиная доля всех побед принадлежит им. Константин когда-то
опасался, что готы, и по происхождению, и по образу жизни считающиеся
варварами, не научатся блюсти воинскую дисциплину, после первого же успеха
разбегутся по захваченной территории, грабя, насилуя, убивая, и был
приятно удивлён, когда наёмники не проявили ни малейшей охоты к
мародёрству.
  "О, мои верные готы!" - подумал август, с приливом несвойственной ему
нежности разглядывая приближающийся отряд.
  Что-то задело его, какое-то несоответствие, и он присмотрелся к отряду
повнимательнее. Да, глаза его не обманули: среди пёстрых кафтанов, которые
в армии Константина носили только готы, выделялась длинная белая туника,
поверх которой была надета зелёная пенула без капюшона, расшитая красными
крестами - с отрядом шёл христианский священник. Точнее, не шёл, а его
вели. Причём, довольно грубо - подталкивая древком копья в спину.
  Завидев Константина, отряд готов остановился.
  - Да здравствует август! - рявкнул старший из них, и остальные подтянули
животы, хотя и остались стоять кучей, словно малообразованные новобранцы.
  - Кто это такой? - спросил Константин, указывая на священника. - Как он
оказался среди вас?
  С трудом подбирая латинские слова, старший из готов доложил, что его отряд
совершал вылазку в направлении лагеря "пса Максенция", и этот "италик"
сдался им в плен, чтобы "побеседовать с августом".
  "Италик" в облачении христианского священника держался гордо. Несмотря на
свежую ссадину на смуглом лице и разорванный рукав - готы его помяли по
своей привычке - "италик" выглядел бодрым и уверенным в себе.
  "Лазутчик? - подумал о нём Константин. - Но почему тогда он оделся столь
заметно? А может быть, это посол Максенция? Максенций считает, что я не
трону христианина, ведь христиане отказываются принимать участие в войнах,
по какой бы причине они не велись? Но что может предложить мне посол
Максенция? На мирное соглашение я не пойду, и он это знает. Или он решил
сдаться и открыть мне ворота Рима? Имея под своим началом двенадцать
свежих легионов и хорошо укреплённую позицию? Невозможно поверить! Тем
более, он догадывается, что я сделаю с ним и с его семьёй, когда войду в
Рим..."
Так и не сумев подыскать версию, которая разумно объясняла бы появление в
походном лагере христианского священника, но тем раззадорив собственное
любопытство, Константин подошёл к "италику" и спросил:
  - Кто ты? Откуда? И о чём ты хотел со мной поговорить?
  Один из готов вытолкнул священника вперёд. Тот оправил полы пенулы и
произнёс:
  - Приветствую вас, великий август! Я хотел бы поговорить с вами с глазу на
глаз.
  - Для этого есть основания?
  - Да, и то, что я сообщу вам, очень важно не только для меня, но и для вас.
  - Пока я в этом не уверен.
  Священник смотрел прямо и выглядел искренним. О чём же он хочет говорить?
Любопытство Константина возрастало, но на то он и август, чтобы уметь не
проявлять своих истинных чувств ни при каких обстоятельствах.
  - Христиане Италии знают, - сказал священник, - что вы, великий август,
терпимо относитесь к любой форме вероисповедания, не делая ни для кого
исключения. В отличие от августа Максенция...
  Что-то начинало проясняться, и Константин с удивлением покачал головой.
  - Идите! - приказал он готам. - Вы хорошо справились со своим делом.
Передайте казначею, что я велел вознаградить вас.
  Готы радостно зашумели, и их словно ветром сдуло. Телохранители остались
на месте, но за пределами слышимости.
  - Говори, - обратился Константин к священнику.
  - Христиане также знают, - продолжил священник, - в каком трудном
положении вы находитесь. Август Максенций собрал все свои силы против вас.
Преимущество на его стороне, но это мнимое преимущество.
  - Почему ты так считаешь?
  - Потому что христиане Рима ждут вас и готовы выступить на вашей стороне.
  - Вы готовы взять в руки оружие и драться за меня?! - Константин был
сильно удивлён.
  - Да, - кротко отвечал священник.
  - Но ведь до сих пор вы отказывались нести военную службу!
  - Не думайте, что нам легко далось это решение. На Соборе мы долго
обсуждали его. Были и сомневающиеся, были и противники. Но решение
принято, и мы будем сражаться за вас.
  - А как же одна из ваших заповедей - "Не убий"? - поинтересовался
Константин.
  - Вы осведомлены о наших заповедях? - впервые за время беседы священник
растерялся.
  - Да, осведомлён. Ведь моя мать, Елена, - христианка.
  - Тогда вы должны знать, что мы, христиане, верим в божественное
предначертание. Если человек, идущий за Христом, должен кого-то убить,
значит, это делается во имя Божье и по воле Его, и этот грех будет прощён,
когда наступит Царствие небесное.
  - Мне это непонятно, - заявил Константин. - Я привык думать, что если
человек идёт на войну, он должен забыть любые заповеди.
  Священник молчал. Не выдержав испытующего взгляда Константина, он опустил
глаза.
  "А ты, пожалуй, из сомневающихся, - подумал август, - что, впрочем, не
мешает тебе выполнять волю Собора".
  - Но в конце концов это ваше дело, - сказал Константин вслух. - Не мне, а
вам отвечать перед лицом своего бога. Сколько солдат христиане могут
выставить против Максенция?
  - Триста сотен. Со своим оружием.
  Константин не поверил своим ушам, но переспрашивать не стал. Мысли его
понеслись вскачь, обгоняя друг друга, и он даже не заметил, как разом,
словно её никогда не было, исчезла головная боль.
  "Пять легионов! Это же пять легионов! Целая армия!"
Однако в душу августа тут же закралось подозрение, что подпортило триумф
от предощущения скорой победы.
  - Как я могу верить твоим словам? - спросил Константин. - А если ты
подослан Максенцием?
  - Подсылать меня у августа Максенция нет причин, - возразил священник, он
снова смотрел в глаза. - Максенций абсолютно уверен в победе. К тому же ни
один настоящий христианин не согласился бы помогать ему, ведь он - один из
наиболее рьяных гонителей христиан.
  - Откуда мне знать, настоящий ты христианин или только называешь себя
таковым?
  Лицо священника омрачилось, он воспринял слова августа как отказ, однако
Константин поднял руку, показывая, что не закончил:
  - Но я готов поверить твоим словам. Тем более, что у меня всегда будет
возможность отомстить за предательство, а отомщу я жестоко. Сейчас меня
беспокоит другое: я не знаю, что за солдаты получатся из христиан. Не
побегут ли они в самый ответственный момент сражения? Не сдадутся ли?
  - Мы предвидели ваш вопрос, - отозвался священник.
  Он покопался в складках своей причудливой одежды и извлёк некий тёмный
предмет, в котором август без труда опознал наконечник копья.
  - Это одна из самых ценных реликвий христиан, - сообщил священник, подавая
наконечник Константину. - Это копьё велел выковать первосвященник Финеес.
Иисус Навин держал это копьё в своей руке во время осады Иерихона. Ирод
Великий был хозяином этого копья, когда отдавал приказ об истреблении
иудейских младенцев. Этим копьём был пронзён бок Сына Божьего Иисуса
Христа, когда он висел на кресте. И ещё оно приносит удачу в сражении. С
ним победишь!
  Август Константин принял копьё с осторожностью, почти с благоговением. Он
верил в силу талисманов и понимал, какую жертву приносят христиане,
отдавая в его руки наиглавнейшую из своих святынь.
  - Что мне нужно сделать? - спросил он у священника.
  - Необходимо подготовить древко и покрасить его в красный цвет, - объяснял
священник. - Нести его следует впереди войска. Все христиане, которые
выступят на вашей стороне, будут знать, какая реликвия ведёт их в бой. Они
будут счастливы умереть во имя богоугодного дела.
  - Мне не нужно, чтобы они умирали, - проворчал Константин, - мне нужно,
чтобы они побеждали.
  Он снова взглянул на священника:
  - Что вы хотите получить за это? Ведь тебя послали ко мне с каким-то
умыслом?
  - Мы - смиренные рабы божьи, - сложив руки у груди, священник наклонил
голову. - Мы не требуем себе привилегий и особых почестей. Мы лишь просим,
чтобы Рим позволил нам свободно исповедовать свою веру.
  - Почему бы и нет? - Константин мысленно засмеялся: он и так собирался
разрешить христианство - об этом давно просила его мать. - Если мы
победим, я сделаю это.
  - Когда-нибудь вас назовут величайшим из цезарей, - пообещал священник.
  - Да будет так, - согласился август Константин.
  На следующее утро его новые легионы вступили в бой. Копьё с
кроваво-красным древком по приказу августа несли во главе наступающих
колонн. Армия Максенция была разгромлена. Сам Максенций позорно бежал с
поля битвы, но утонул, пытаясь переправиться на противоположный берег
Тибра. Римляне приветствовали Константина как освободителя.
  Через год, будучи в Милане, император Константин издал эдикт, разрешающий
свободное исповедание христианства на всей территории Империи наряду со
старыми языческими культами. Ещё через год Церковный Собор, состоявшийся в
городе Арелате, постановил, что христиане не должны более отказываться от
несения военной службы в римской армии...

  (Николаев, Украина, январь 2000 года)
Проект 11435 - несчастливый проект. Его доводка пришлась на период
"демократических реформ", что фактически поставило крест на надеждах
России иметь когда-нибудь современный авианосный флот.
  В 1985 году на воду был спущен только один корабль этого проекта - тяжёлый
авианесущий крейсер "Леонид Брежнев". Тогда же - буквально через двадцать
минут после спуска - на стапельном комплексе Черноморского
судостроительного завода был заложен второй корабль серии - под названием
"Рига". До первых лётно-конструкторских испытаний было ещё не скоро, но
уже в 1986 году "Леонид Брежнев" был переименован в "Тбилиси". Те, кто
верит в морские приметы, только покачивали головами: не к добру все эти
переименования, ох не к добру.
  Однако работы продолжались, и 1 ноября 1989 года на полётную палубу
авианесущего крейсера "Тбилиси" впервые в истории отечественной авиации и
военно-морских сил совершили посадку корабельные истребители "Су-27К" и
"МиГ-29К" (самые современные по тому времени модификации этих известных
самолётов). ОКБ имени Сухого представлял лётчик-испытатель Виктор Пугачёв,
ОКБ имени Микояна - лётчик-испытатель Токтар Аубакиров. К тому времени уже
был спущен на воду второй крейсер "Рига" (проект 11436), заложен атомный
авианосец "Ульяновск", и у судостроителей были все основания ликовать и
пить шампанское. Но радость их была преждевременной.
  В конце 1991 года ТАКР17 "Тбилиси", получивший очередное имя - "Адмирал
Флота Советского Союза Кузнецов", вышел в свой первый большой поход,
обогнул Европу и пришвартовался в Североморске. Достройка "Риги", тоже
получившей новое название - "Варяг", продолжалась вплоть до ноября 1991
года.
  Путч и последовавший за ним развал СССР серьёзно ударили по программе
строительства дорогих авианосцев. То, что мог себе позволить Советский
Союз, не могли, да и не хотели себе позволить "самостийная Украина" и
"демократическая Россия". Строительство "Варяга" (при его готовности на 70
%) было немедленно остановлено, а по прошествии ещё года никто уже и не
помышлял о том, что оно когда-нибудь будет возобновлено.
  "Адмирал Кузнецов" тоже переживал не лучшие времена. Совершив на очередной
и кратковременной волне патриотических настроений ("Россия - это морская
держава, понимаешь!") свой второй поход (на этот раз - в Средиземное море,
где миротворствовал Шестой флот США) и вернувшись назад, авианосец снова
был надолго забыт. Лишь изредка средства массовой информации (в основном -
оппозиционные) выдавали короткие сообщения о бедственном положении
"Кузнецова" и его команды, недостатке финансирования и задержке мизерных
зарплат.
  О "Варяге" писали гораздо больше. Неоднократно поднимался вопрос о его
достройке, но платить за это никто не хотел, и в результате тяжёлый
авианесущий крейсер был продан за 20 миллионов долларов британской фирме
"Адженсиа туристика деверсус чонлот лимитед", зарегистрированной в
португальской колонии Макао, что в Китае. Сделка выглядела более чем
подозрительно, и хотя покупатели неоднократно заявляли, что собираются
сделать из авианосца модный игорный дом, в печати муссировалась версия,
будто хитрые китайцы приобрели "Варяг" для того, чтобы довести его до ума,
снарядить истребителями "Су-33"18 и заявить наконец о своём праве на Тихий
океан.
  Несмотря на свою несчастливую судьбу, тяжёлые авианесущие крейсеры
"Адмирал Кузнецов" и "Варяг" остаются уникальными по устройству и внешнему
виду.
  В своё время вокруг базовых элементов их конструкции было сломано много
копий. Отказ от паровых катапульт - стандартного и общепринятого в мире
средства для разгона самолётов - был поначалу принят в штыки. В самом
деле, эскизный проект авианосца с взлётно-посадочной палубой,
заканчивающейся нашлёпкой универсального трамплина, смущал непривычный к
подобным изыскам глаз. Противники проекта твердили, что замена катапульт
трамплином приведёт к неоправданно большому увеличению линейных размеров
крейсера, соответственно - к росту его себестоимости и снижению
экономичности. Сторонники трамплина, наоборот, показывали, что катапульты,
разработанные Пролетарским заводом катапульт, плохо вписываются в
конструкцию всего корабля в целом, что без серьёзных изменений в схеме
расположения систем вооружений удаётся пристроить только одну катапульту,
которая таким образом становится самой лакомой целью для противника, а
значит, и наиболее уязвимой частью корабля.
  Затянувшийся спор разрешил Центральный научно-исследовательский институт
военного кораблестроения, предложивший свой вариант авианесущего крейсера
с укороченной полётной палубой и катапультой. Да, водоизмещение этого
нового корабля было заметно меньше (55 тысяч тонн против 65 тысяч тонн
проекта 11435), однако выполненная военно-экономическая оценка показала,
что его боевая эффективность будет ниже на 30 %. Более вопрос о
катапультах не поднимался.
  Помимо общих характеристик особое внимание вызывал и комплект вооружений,
которым в перспективе должны были быть снабжены оба авианесущих крейсера.
Помимо авиагруппы, состоящей из пятидесяти истребителей "Су-27К" (после
принятия на вооружение - "Су-33") и многоцелевых корабельных вертолётов
"Ка-27", на ТАКР планировалось установить 12 противокорабельных крылатых
ракет большой дальности (комплекс "Гранит"); оборона от воздушного
нападения обеспечивалась четырьмя зенитными ракетными комплексами
"Кинжал", четырьмя комплексами ближнего рубежа "Кортик" и шестью
30-миллиметровыми артустановками АК-630. Для защиты от вражеских субмарин
были предусмотрены два противолодочных комплекса "Удав-1". Всё вместе это
могло произвести и производило достаточно сильное впечатление даже на
самых искушённых военных моряков, и всё это волей недальновидных политиков
должно было превратиться в ржавеющий у пирсов хлам. Если бы не одно "но"...
  На "Адмирале Кузнецове" провели плановый ремонт, и крейсер принял участие
в масштабных учениях Северного флота. "Варяг" готовили к переходу в Макао,
и, по заявлениям официальных источников, на нём было демонтировано всё
оборудование военного назначения. Однако знающие люди, работавшие по
специальному контракту с новым хозяином крейсера, могли бы рассказать, что
на самом деле никакого демонтажа не проводилось - наоборот, поэтапно
пополнялся боекомплект, отрабатывались тесты и учебные атаки, заменялись
выработавшие ресурс или пришедшие в негодность блоки и целые узлы. На
корпусе и внутри него, на полётной палубе и на "острове"19 - везде можно
было увидеть копошащихся рабочих, управляемых деятельными инженерами и
военно-морскими офицерами непонятной государственной принадлежности. И эти
работы меньше всего напоминали процесс переделки корабля в плавучее
казино.
  С начала 1999 года на "Варяг" начали набирать новую команду. Предпочтение
отдавалось тем, кто отслужил более пяти лет на боевых кораблях флотов
Советского Союза. Таковых оказалось предостаточно - Украина и Россия были
не в состоянии содержать черноморцев, и тех увольняли в запас пачками.
Всем, кто подписал контракт с "Адженсиа туристика деверсус чонлот
лимитед", была тут же выдана новенькая с иголочки форма и назначено
довольствие размером двести долларов в месяц. Для обнищавших за последние
годы морских офицеров это были огромные деньги, и кое-кто из них, позабыв
на радостях о двадцать шестом пункте контракта, в котором чёрным по белому
и на чистейшем русском языке было записано, что "в случае вольного или
невольного разглашения условий настоящего Договора лицо, именуемое
Работником, будет немедленно уволено", оповестили о подвалившем счастье
друзей и знакомых. И, разумеется, тут же были уволены. Осведомлённость и
оперативность нанимателей, строго следящих за соблюдением всех пунктов
контракта, произвела впечатление - оставшиеся на крейсере с тех пор
предпочитали держать язык за зубами.
  К лету работами на "Варяге" заинтересовалась украинская контрразведка. В
местное управление Службы Безопасности пришла соответствующая директива, в
которой контрразведчикам Николаева предписывалось как можно скорее
разобраться с ситуацией, складывающейся вокруг злополучного крейсера.
Ответ был получен только через месяц, и это была явная отписка. Тогда из
Киева делегировали полномочных представителей - шестерых, известных своей
бескомпромиссностью и националистическими воззрениями. Эти вернулись через
две недели - молчаливые и словно чем-то озабоченные. Выводы, сделанные
ими в ходе командировки и изложенные в пухлом отчёте, можно было бы свести
к сакраментальной фразе: "В Багдаде всё спокойно". Что именно предложила
им "Адженсиа туристика" в обмен на фальсификацию результатов
расследования, так и осталось загадкой. Известно только, что в течение
года после этой поездки все шестеро уволились из органов. Трое затем ушли
в коммерцию и возглавили некие канадско-украинские предприятия, один вдруг
оказался по происхождению немцем и уехал на ПМЖ в Германию, оставшиеся
двое сделали карьеру в "Уна-Унсо" и сели в Верховной Раде народно
избранными депутатами.
  Высшее руководство УСБ в Киеве тоже почему-то утратило интерес к "Варягу"
и ведущимся на нём работам, вроде бы полностью удовлетворившись
предоставленным отчётом.

  * * *
В сентябре на главный трап "Варяга" ступил капитан. Был это вице-адмирал
Тихоокеанского флота в отставке Георгий Семёнович Долгопрудный -
заслуженный моряк, до 1996 года ходивший командиром тяжелого авианесущего
крейсера "Новороссийск".
  В своё время он запомнился постоянным читателям газеты "Дальний Восток"
под прозвищем "Плачущий адмирал". Дело было так. Когда в 1995 году зашла
речь о продаже Южной Корее на металлолом двух тяжёлых авианосцев "Минск" и
"Новороссийск", тихоокеанские военные моряки возмутились, в них взыграл
патриотизм, и дело, вполне возможно, закончилось бы бунтом, но тут
командующий флотом адмирал Игорь Хмельнов выступил с заявлением, в котором
дал обещание вырученные от продажи авианосцев деньги направить в жилищный
фонд и выдать каждому флотскому офицеру по новенькой квартире. И моряки,
измученные "квартирной проблемой", поверили ему. Как оказалось, патриотизм
отступает на второй план, когда речь заходит о личной выгоде. Всяческие
волнения почти сразу сошли на нет.
  Не поверил и не сдался только вице-адмирал Долгопрудный. Когда делегация
представителей покупателя явилась осмотреть крейсер, он встречал её на
сходнях, одетый в белую парадную форму с полным комплектом орденов и
медалей на груди и с кортиком над левым бедром. Впереди шёл
мордоворот-охранник (из новых и наглых, называющих себя на иностранный
манер: "секьюрити") и вид грозного вице-адмирала не произвёл на него
ровно никакого впечатления.
  - Подвинься, дед, - грубовато потребовал охранник.
  "Дедом" моряки называют старшего механика корабля или судна, и ничего в
этом прозвище нет оскорбительного или унижающего личное достоинство.
Однако назвать так вице-адмирала и командира тяжёлого крейсера рискнёт не
всякий. Кровь прихлынула к лицу Георгия Семёновича, и он вцепился в
поручни, окончательно перегородив проход.
  - Ты, щенок, как ты разговариваешь с адмиралом?!
  Охранник остановился, окинул Долгопрудного презрительным взглядом с ног до
головы и сказал:
  - Права качаем, дед? - он выпятил челюсть, видимо, полагая, что при этом у
него становится особо зверский вид. - Сам уйдёшь с дороги или тебе помочь?
  - Молчать! - рявкнул на охранника Долгопрудный.
  - А в чём собственно дело, Георгий Семёнович? - очень спокойно
поинтересовался хорошо одетый молодой человек, который возник из-за
широкого плеча "секьюрити" и в котором вице-адмирал без труда опознал
одного из местных вице-губернаторов. - Вы же ознакомлены с приказом
главнокомандующего...
  - Иди ты на хуй, гнида! - Долгопрудный в критических ситуациях не выбирал
выражений.
  Охранник не стал дожидаться дальнейшего развития конфликта. Он попёр
вперёд, словно айсберг, и вице-адмирал сам не понял, как очутился на
палубе. Сильно болели голова и левое плечо, которым Долгопрудный, падая,
ударился.
  - Ну зачем же так, Витя? - мягко упрекнул охранника вице-губернатор. - Это
же всё-таки вице-адмирал. Вам помочь, Георгий Семёнович? - участливо
обратился он к лежащему на спине Долгопрудному.
  Впрочем, он и не собирался помогать вице-адмиралу. Когда Георгий Семёнович
смог открыть глаза и приподняться, делегация уже удалялась к "острову", и
только один из корейцев оглядывался, удивлённо таращась - он явно не
понимал, что происходит. Из команды крейсера к Георгию Семёновичу никто не
подошёл. Поддержки от этих "продажных шкур" ждать не приходилось.
  Помогая себе руками, вице-адмирал встал на ноги, присел на кнехт и
заплакал. Именно в этой позиции его и застал репортёр "Дальнего Востока",
приехавший вместе с делегацией и задержавшийся на причале, снимая панораму
бухты и ржавеющие военные корабли. Дважды клацнул затвор фотоаппарата. Вид
плачущего вице-адмирала показался репортёру "забавным" - такое не стыдно
поставить и на первую полосу. Долгопрудный не стал заслоняться рукой или
отнимать фотоаппарат у репортёра - это было бы ниже достоинства
вице-адмирала.
  Через месяц командующий флотом утвердил рапорт Георгия Семёновича с
просьбой о досрочной отставке. В свете произошедшего на сходнях инцидента
и скандальной публикации "Плачущий адмирал" в одной из самых читаемых
газет Владивостока подобное решение главкома не вызвало ни удивления, ни
нареканий. А через год и сам командующий флотом Хмельнов был вынужден уйти
в отставку в связи с расследованием его махинаций с недвижимостью. Квартир
доверчивые моряки так и не получили, а деньги, перечисленные за "Минск" и
"Новороссийск", затерялись где-то по полпути из одного коммерческого банка
в другой.
  Георгий Семёнович по поводу своего ухода из флота сильно не переживал, и
больше его никто плачущим не видел. Наоборот, все знакомые и друзья
вице-адмирала отмечали, что он посвежел, помолодел и "выглядит на все
сто". Близких родственников у него не было (сын, пошедший по стопам отца и
сделавший неплохую карьеру, внезапно и страшно погиб в 85-ом, жена, узнав
о его смерти, слегла и больше не вставала, истаяв за какой-то год), и о
причинах столь разительной перемены никто ничего не мог сказать. Однако
таковые причины всё же имелись: взамен "Новороссийска" Долгопрудному
предложили другой корабль - и такой, о каком он даже во сне не мог
мечтать. Поэтому, когда пришло ему время показаться на новом корабле,
вице-адмирал Долгопрудный без малейшего сожаления оставил свою
трёхкомнатную квартирку во Владивостоке, переписав её на своего старого
флотского товарища, бедствующего в коммуналке на окраине, взял только
самые необходимые вещи, включая семейный альбом, выходную форму, кольцо
жены, ордена свои и сына. Вице-адмирал не собирался возвращаться. Он решил
связать оставшиеся ему дни с крейсером "Варяг" и готов был при
необходимости погибнуть вместе с ним.
  К его появлению старшие офицеры крейсера подготовили торжественную
встречу. На полётной палубе были построены полторы тысячи человек команды.
Над кораблём были подняты андреевский флаг и брейд-вымпел командира
соединения. (На самом деле это было нарушением всех правил: "Варяг" ещё не
вступил в строй и не мог считаться флагманом, да и сам общепринятый
порядок подъёма военно-морских флагов выглядит несколько иначе - однако
чего не сделаешь для нового начальника?). Ко всему этому были приготовлены
торт-гигант и хороший коньяк. Однако все эти усилия оказались напрасны.
Вице-адмирал воспринял построение как должное, выслушал рапорт, кратко
поприветствовал моряков и, приказав немедленно доставить ему личные дела
всех, кто уже был нанят для службы на крейсере, удалился в каюту капитана.
Офицеры, настроившиеся на продолжительное и весёлое застолье, были немало
разочарованы. Посовещавшись, они отправили к некомпанейскому вице-адмиралу
посла - капитана первого ранга Мстислава Губанова, командира боевого
информационного поста, временно исполняющего обязанности старшего офицера
по воспитательной работе. Губанов взял бутылку "Хеннесси", затесавшуюся в
ряду коньяков попроще и поотечественнее, упаковку ветчины, банку мидий и,
мысленно перекрестившись, пошёл к командиру. Выяснилось, что адмирал уже
очень неплохо устроился, развесил в каюте портреты жены и сына и теперь
вытирал невидимую пыль с предметов обстановки (Губанов точно знал, что
пыль "невидимая" - только вчера он лично посылал матросов вылизать каюту
капитана до блеска, а потом приходил проверять с зажатым в кулаке
белоснежным платочком).
  - Ага, - сказал Долгопрудный, - это вы... э-э-э... товарищ Губанов, -
(Мстислав очень удивился: он и вообразить не мог, что престарелый
вице-адмирал запомнит его фамилию сразу по ходу церемонии представления
офицерского состава крейсера новому командиру). - Рад вас видеть. Вы
принесли личные дела команды?
  - Никак нет, товарищ вице-адмирал, - Губанов почувствовал смущение, но
отступиться уже не мог. - Старшие офицеры хотели бы встретиться с вами...
  - По какому вопросу? - Георгий Семёнович отложил тряпицу, которой как раз
протирал настенный барометр в корпусе из красного дерева.
  Губанов подошёл к столу и выставил бутылку "Хеннесси".
  - Это презент от команды. Лично вам, товарищ вице-адмирал. Здесь ещё
деликатесы, - он зашуршал пакетом. - А через некоторое время мы ждём вас в
кают-компании для старшего офицерского состава.
  Георгий Семёнович внимательно посмотрел на Мстислава.
  - Вам не кажется, товарищ капитан первого ранга, что вы нарушаете
субординацию?
  Губанову очень не понравилось, что вице-адмирал назвал его не по фамилии,
как перед этим, а гораздо более официально.
  - Я просил вас принести мне личные дела всех, кто устроился на крейсер с
момента перехода его под юрисдикцию Макао, - напомнил Долгопрудный. - А
что вы мне принесли? Как вы собираетесь служить под моим началом, если не
в состоянии выполнить элементарный приказ?
  Губанов похолодел. Он уже привык к тёплому местечку на "Варяге", к
денежному довольствию, о котором многие его сослуживцы по Черноморскому
флоту не могли сегодня даже мечтать, а теперь, после слов вице-адмирала (и
упрёка, прозвучавшего в этих словах - весьма справедливого, кстати), он
понял, насколько неустойчиво то положение, которое он, капитан первого
ранга и старший офицер по воспитательной работе, в этой жизни занимает и
как легко будет рассерженному вице-адмиралу лишить его и тёплого места, и
денежного довольствия. Губанов проклял тот момент, когда согласился пойти
к Долгопрудному с "презентом от команды" и тех, кто его на это уговорил. В
конце концов, почему именно он должен за всех отдуваться? Что он -
крайний?!
  Но вице-адмирал вдруг сменил гнев на милость:
  - Впрочем, я понимаю, почему вы поступили так, как поступили. Скорее
всего, я, находясь на вашем месте, сделал бы то же самое. Я, как и вы,
уважаю военно-морское офицерское братство и все сопутствующие традиции. Но
вы очень торопитесь, ребятушки. Нет ещё корабля, нет ещё братства. Более
того, я пока не знаком ни с кем из вас, но постараюсь заполнить этот
пробел в самом ближайшем будущем. Но сейчас извините - празднуйте без
меня. Хотя я не советовал бы: плохая примета...
  - Так точно, товарищ вице-адмирал! - Губанов от греха подальше перешёл на
суконный язык уставных взаимоотношений.
  Вице-адмирал кивнул, всё так же пристально глядя на Мстислава.
  - Если вы правильно меня поняли, а я очень на это надеюсь, то идите и
выполняйте мой приказ.
  - Так точно, товарищ вице-адмирал!
  Губанов козырнул и строевым шагом отправился к двери, но на пороге
спохватился и, приостановившись, спросил:
  - Разрешите обратиться, товарищ вице-адмирал?
  - Да, я слушаю вас, товарищ Губанов.
  - Может быть, мы оскорбляем вас этим подарком? - Мстислав указал глазами
на стол, на котором стояла бутылка "Хеннесси" и пакет с деликатесами. -
Может быть, это... убрать?
  Вице-адмирал тихо засмеялся:
  - Наоборот, - сказал он. - Отказавшись от подарка, я этим обижу вас...
  Рассказ Губанова о том, что произошло между ним и Георгием Семёновичем в
персональной каюте последнего, вызвал настоящий фурор среди членов команды
"Варяга". Мстиславу пришлось повторить эту историю не менее сотни раз, и
каждый раз его слушали, раскрыв рты. Обсуждение продолжалось целую неделю.
Мнения команды относительно личности новоиспечённого командира
разделились. Одни говорили, что Долгопрудный - "старый козёл, который всех
поставит раком", другие - что "знающий кэп, и "Варяг" при нём поднимется".
Когда у самого виновника переполоха спрашивали, что он думает по поводу
командира, Губанов только тряс головой и говорил, что предпочёл бы никогда
не попадаться тому на глаза.

  * * *
Между тем дела на крейсере шли своим чередом, оборудование обновлялось,
системы тестировались, орудия приводились в состояние боевой готовности.
Скучала только команда технического обслуживания авиационной группы: ни
самолётов, ни пилотов на "Варяге" до сих пор не видели.
  Оставаясь для подавляющего большинства загадкой и ни с кем не сблизившись
более, чем положено субординацией, Долгопрудный тем не менее быстро
вписался в работы по достройке "Варяга", выполняя свои обязанности
энергично и со знанием дела. Если нужно было кричать - он кричал. Если
нужно было топать ногами - он топал ногами. Но если нужно было улыбаться -
он прямо-таки излучал дружелюбие.
  Только один человек на всём "Варяге" мог рассказать, кто такой Георгий
Семёнович Долгопрудный, но этот человек молчал, пряча улыбку в усы. Звали
его Василий Рушников, и на "Варяге" он занимал должность командира расчёта
одной из зенитных ракетных установок "Кинжал". Под его началом служили
двенадцать человек, которых Рушников ласково называл: "Мои апостолы".
Подчинённые его уважали, хотя он был младше любого из них по возрасту -
ему совсем недавно исполнилось тридцать пять. А вице-адмирала
Долгопрудного он знал, потому что начинал свою флотскую службу на Тихом
океане, и лишь потом, в 92-ом году, запросился на родину, на Украину, где
проживали его родители, в одночасье превратившиеся из обеспеченного
семейства флотского офицера в тех, кого называют "живущими за гранью
бедности". Его возвращение, его умелые умные руки позволили семье
Рушниковых как-то сводить концы с концами в самые тяжёлые годы, но
настоящее благосостояние пришло только теперь - когда Василий стал членом
команды "Варяга".
  Однажды Долгопрудный посетил пост управления "Кинжала". Рушников построил
личный состав и доложил вице-адмиралу о готовности расчёта выполнить любую
боевую задачу. Георгий Семёнович, который уже ознакомился с персональным
досье и послужным списком Василия, одобрительно кивнул. Потом повернулся к
стоящим в одну шеренгу "апостолам" и спросил: "Ну как, ребятушки,
покажете, на что способны?". Сформулированный в виде просьбы, приказ
остаётся приказом, моряки быстро заняли свои места, и Рушников,
удостоверившись в этом, запустил на компьютере управления тестовую
программу.
  За две секунды программа сгенерировала четыре цели, по характеристикам
соответствующие американским противокорабельным ракетам "Гарпун" RGM-84,
на скорости в триста метров в секунду приближающиеся к кораблю. Кроме
того, компьютер усложнил задачу, создав мощную завесу из помех, чем
попытался сбить с толку собственную систему радиолокационного обнаружения.
"Антенна! - прикрикнул Рушников, увидев, как цели на экране радиолокатора
раздвоились. - Выделить ложные!". Оператор антенного поста быстро
подкорректировал показания локатора с помощью телевизионно-оптической
системы наведения, и целей снова осталось только четыре. Василий помедлил
ещё несколько секунд, выжидая, когда условные ракеты войдут в зону
поражения, которая для комплекта "Кинжал" составляет 12 километров, и
отдал приказ: "Расчёту, цели номер один, два, три, четыре - уничтожить!".
Если бы в подпалубных пусковых установках находились контейнеры с
телеуправляемыми зенитными ракетами 9М330, а цели были бы настоящими, а не
учебными, то в этот момент почти одновременно откинулись бы массивные
крышки, и четыре дымные полосы расчертили бы воздух над морской гладью
акватории. С интервалом в три секунды, определяемым скорострельностью,
условные ракеты комплекса "Кинжал" ушли в сторону условных целей. Расчёт
напряжённо следил за тем, как сближаются ракеты и цели, а комплекс
автоматически отработал полный цикл и приготовился к новому залпу. Ещё
через двенадцать секунд после этого все четыре условные цели были
уничтожены.
  Вице-адмирал похлопал в ладоши, выказывая высокую оценку слаженной работе
расчёта комплекса и высокому профессионализму его командира, потом отвёл
Рушникова в сторонку.
  - Молодец, Василий, - похвалил он подчинённого. - Хорошо себя показал... -
Долгопрудный сделал паузу и добавил заговорщическим голосом: - А ведь я
тебя помню, Рушников, и "подвиги" твои помню.
  - Неужели, товарищ вице-адмирал?
  "Подвиги" за Рушниковым водились, но он предпочитал их не афишировать: не
попали в личное дело, и славно.
  - Значит, так, - сказал Долгопрудный, - будь я на Тихом твоим начальником,
ты бы в два счёта с флота вылетел - за любую из своих выходок. Не
посмотрел бы ни на выслугу, ни на рабоче-крестьянское происхождение. Но
здесь выбирать не приходится, а службу ты знаешь - так что служи, но если
ещё хоть раз...
  Дополнительные разъяснения, что последует за ещё одним "разом", не
потребовались. Рушников вытянулся по стойке "смирно" и гаркнул:
  - Подобное больше не повторится, товарищ вице-адмирал! Я давно взялся за
ум и остепенился.
  - Верю, - сказал Георгий Семёнович и, кивнув, ушёл к себе.
  Василий проводил его долгим задумчивым взглядом.

  * * *
Работы на "Варяге" продолжались, и вскоре среди команды пошли разговоры о
скором переходе в Макао. Это радовало. Многим уже наскучило стоять у
Северной набережной Большого ковша Черноморского судостроительного завода
- хотелось открытого моря и свежего ветра.
  И вот в один из пасмурных зимних дней, когда на море штормило, а с серого
неба сыпал мокрый снег вперемешку с холодным дождём, на крейсере появился
молодой широкоплечий человек в тесном длиннополом пальто и с чёрным
"дипломатом" в руках. Молодой человек предъявил пропуск, подписанный
начальником порта ЧСЗ, и, сопровождаемый вахтенным офицером, направился
прямо в каюту капитана.
  Георгий Семёнович в это время беседовал с первым помощником - обсуждался
вопрос готовности корабля к пробному выходу за акваторию. Шагнув в каюту и
плотно прикрыв за собой дверь, молодой человек поздоровался и произнёс
вполне обычную фразу: "Вам привет от Моисея Моисеевича", которая произвела
на вице-адмирала удивительный эффект. Лицо Долгопрудного, обычно
нахмуренное, в один момент разгладилось, глаза загорелись, на губах
заиграла улыбка, и он даже вскричал нечто вроде: "Мой милый, как я рад!",
после чего шагнул к молодому человеку с явным намерением его обнять.
Молодой человек в узком пальто вежливо отстранился и глазами указал на
первого помощника. Вице-адмирал понял намёк и немедленно приказал первому
помощнику покинуть каюту, но не отлучаться далеко, поскольку скоро
воспоследует ряд новых распоряжений, требующих быстрого и неукоснительного
исполнения.
  Первый помощник отдал честь и вышел. Как и приказывал вице-адмирал, он не
стал далеко уходить от каюты, прогуливаясь по центральному коридору,
ведущему на мостик. И в результате стал невольным свидетелем окончания
разговора между Долгопрудным и загадочным молодым человеком. О чём
впоследствии рассказал на "посиделках" в офицерской кают-компании. Прошло
чуть более четверти часа, как дверь, закрывшаяся за старшим помощником,
резко распахнулась. Через комингс переступил вице-адмирал, и был он снова
сердит, от его недавней приветливости не осталось следа.
  - То, что вы предлагаете, - это безумие! Слышите? Бе-зу-ми-е! - говорил
Долгопрудный, поправляя на ходу свой парадный китель.
  Старший помощник превратился в слух, стараясь не пропустить ни единого
слова. Молодой человек шёл за Георгием Семёновичем и выглядел спокойным,
словно раздражение, изливаемое вице-адмиралом, его совершенно не касалось.
  - Пиратский рейд! - продолжал Георгий Семёнович, очевидно, не замечая
вставшего навытяжку старшего помощника. - Вот как это называется! Без
поддержки, без боевого охранения, к чёрту на кулички. Где мы топливо будем
брать, в конце концов? И под каким флагом прикажете выступать? Может, нам
поднять чёрный? С черепом и косточками?
  - Зачем же такие ужасы? - высказался на это молодой человек. - Можно под
"Андреевским". Моисей Моисеевич уверен, что это не вызовет никаких
дипломатических осложнений. А если даже и вызовет... Шила в мешке не
утаишь.
  - Уверен он, - буркнул Долгопрудный. - Без году неделя! Исполняющий
обязанности, а туда же! Что он понимает в мешках?..
  Тут Георгий Семёнович сообразил, что и так сказал более чем нужно в
присутствии постороннего, замолчал и с недоумением воззрился на замершего
старпома.
  - Ах, это вы, - пробормотал он и тут же снова принял независимый и вполне
респектабельный вид. - Так, - сказал вице-адмирал, - а вы что стоите?
  - Жду ваших дальнейших распоряжений, товарищ вице-адмирал, - браво отвечал
старпом.
  Вице-адмирал посмотрел на него исподлобья, потом встрепенулся и громко
объявил:
  - Немедленно постройте офицеров, за исключением вахты, на полётной палубе!
- и добавил тоном ниже: - Буду говорить с людьми...
  Приказ был выполнен в точности, и через полчаса, невзирая на снег и
морось, на палубе крейсера был построен весь офицерский состав. Георгий
Семёнович начал без предисловия:
  - Товарищи! Мы получили приказ. В течение двух недель мы должны закончить
подготовку и перевооружение крейсера и покинуть Николаев. Курс пока - на
Атлантику, дальше - будет видно. Хочу предупредить вас: это не простой
поход - вполне возможно, что мы встретимся с противником, превосходящим
нас по боевой мощи. Так что будьте готовы к любому развитию событий. Я
надеюсь на вас, верю в ваше мужество и профессионализм. Не посрамим чести
советского флота!
  Он сказал "советского" не случайно: в команде "Варяга" хватало и
украинцев, и представителей других национальностей стран СНГ, потому
говорить "русского" было некорректно, а "эсэнгэшного" - глупо.
  Офицеры молчали. Лишь лёгкий шепоток прошёл по строю, сразу затихнув.
  - Наверняка, у вас есть вопросы, - продолжил вице-адмирал после небольшой
паузы. - Спрашивайте сейчас, и если я смогу - отвечу. Потом времени на
вопросы и ответы не будет.
  - Разрешите обратиться, товарищ вице-адмирал?
  То был командир расчёта ЗРК "Кинжал" - Василий Рушников.
  - Разрешаю, - Долгопрудный кивнул.
  - От кого исходит приказ?
  Стоявшие рядом офицеры посмотрели на Василия, как на блаженного. Самое
интересное, что точно ответить на вопрос, кому сегодня принадлежит
"Варяг", никто из них не смог бы, однако в их сознании давно закрепилась и
заменила собой истину одна из высказанных кем-то гипотез, основанная на
простейшей бытовой конспирологии - будто бы существует тайная
наднациональная организация, объединяющая в себе лучших представителей
силовых структур и ставящая своей целью не больше и не меньше, как
восстановление Советского Союза, и будто бы именно эта организация
приобрела авианесущий крейсер, дабы спасти его от разграбления и
переплавки в сковородки с тефлоновым покрытием. Однако вице-адмирал
ответил.
  - Приказ отдал... Президент, - сказал он громко. - Наш Президент.
  Ответ подразумевал множество толкований, но Рушников, видимо,
удовлетворился, потому что задал новый вопрос:
  - Вы говорили о "противнике, превосходящем нас по боевой мощи". Кто бы это
мог быть?
  Вице-адмирал оглянулся на молодого человека в тесном пальто. Тот
промолчал, предоставив Долгопрудному самому выпутываться из сложной
ситуации.
  - Противником будет считаться тот, - произнёс вице-адмирал со значением, -
кто попытается помешать нашему крейсеру выполнять поставленные перед ним
задачи. Большего я сказать пока не могу.
  - Спасибо, - с достоинством поблагодарил за ответы Василий Рушников. -
Разрешите встать в строй?
  - Разрешаю.
  Больше вопросов не поступало, и Долгопрудный отпустил офицеров. Те не
стали задерживаться на палубе. Две недели - не слишком большой срок, чтобы
подготовить тяжёлый авианесущий крейсер к первому самостоятельному
плаванию. Но они справились. А как же иначе?

  * * *
...Через две с половиной недели после получения приказа от "нашего
Президента" авианосец бросил якоря в пятидесяти милях от входа в пролив
Босфор. Как и предписывалось Конвенцией о морских проливах 1936 года,
принятой в швейцарском городе Монтрё, радисты "Варяга" на частоте в 500
килогерц вызвали сигнальную станцию Босфора, расположенную в Анадолу,
сообщили наименование и позывные корабля, после чего запросили разрешение
на проход в Мраморное море. Согласно той же Конвенции, черноморские
государства, желающие провести корабли через Босфор или Дарданеллы,
обязаны за восемь дней по дипломатическим каналам послать турецким властям
уведомление о своём намерении. Применительно к "Варягу" это было сделано
заблаговременно, однако у турецкой разведки чесались руки и все остальные
органы от желания заглянуть на нижние палубы крейсера, а потому разрешение
получено не было.
  В тревожном ожидании прошла ночь. Долгопрудный вёл переговоры с сигнальной
станцией, а турецкие пограничные катера бороздили воду вокруг "Варяга",
действуя на нервы боевым расчётам, просидевшим всю ночь на своих постах и
наблюдавшим за этим безобразием на экранах локаторов и сквозь
видеоискатели оптических прицелов. "Пропустят - не пропустят? - задавались
вопросом офицеры крейсера. - И что будем делать, если не пропустят?".
  Однако с рассветом турки дали "добро", и тяжёлый авианосец на скорости в
10 узлов двинулся дальше, держась азиатского берега. Распоряжение
пропустить корабль поступило с самого верха, и турецкие разведчики с
пограничниками ничего не смогли сделать. Они, разумеется, не знали, что
это распоряжение появилось в результате блестящей операции, проведённой
военным атташе российского посольства в Анкаре. Денег, перечисленных на
специальный счёт, атташе не жалел, и несколько видных чиновников Турции в
ту ночь заметно увеличили свои капиталы. Дарданеллы тяжёлый крейсер
миновал уже без малейших задержек.
  Восточнее Мальты "Варяг" был визуально замечен с борта авианосца
"Америка". Между командирами двух военных и сравнимых по мощи кораблей
состоялся краткий диалог по ближней радиосвязи. Переводчик не понадобился
- оказалось, что Георгий Семёнович неплохо владеет английским. В
результате этого диалога капитан "Америки" пожелал Долгопрудному и
вверенному ему кораблю счастливого пути, а разведка ВМФ США обогатилась
ещё одним - в ряду сотен других - донесением о появлении на мировых
океанских линиях приписанного к порту Макао тяжёлого авианесущего крейсера
под названием "Варяг".
  Моряки "Америки", высыпав на палубу, не без изумления взирали на грозный
силуэт крейсера - четыре года назад они видели в этих водах точно такой же
(систер-шип "Адмирал Кузнецов" заходил сюда во время проведения
международной операции по умиротворению военного конфликта, названного
впоследствии Боснийским Кризисом), но к формам крейсера проекта 11435
трудно было сразу привыкнуть. Ещё они видели перед собой осколок огромной
и страшной Империи и могли только благодарить своего протестантского
Бога20 за то, что он услышал их молитвы и не допустил, чтобы дело дошло до
Большой войны и здесь, в Средиземном море, им повстречался всего лишь один
(да и то "безоружный") крейсер потенциального противника, а не десять или
двадцать плавучих монстров с лучшими в мире истребителями на борту...
  За время перехода к Атлантике "Варяг" дважды сменил флаг. Если порт
Черноморского судостроительного завода он покинул под жёлто-синим флагом
Украины то, после того, как крейсер миновал Дарданеллы, над его "островом"
взвился красный флаг Китайской Народной Республики, и только за
Гибралтарским проливом на гафеле был поднят настоящий "Андреевский" флаг -
две синие полосы крест-накрест на белом фоне.

  (В/ч 45678, Ленинградская область, январь 2000 года)
Клиент был пьян. В стельку.
  Он сидел на скамейке в раздевалке служебного помещения под "вышкой"
командно-диспетчерского пункта и, тупо глядя перед собой, зычно икал. И
больше от него ничего нельзя было добиться.
  - Везёт тебе, Костя, - заметил начштаба и главный радетель коммерческих
полётов подполковник Лаптев. - И деньги заплачены, и лететь никуда не надо.
  Громов снял фуражку и размотал шарф.
  - А где остальные басурмане? - поинтересовался он, направляясь к своему
шкафчику.
  Имелись в виду спутники клиента: эти ребята обычно приезжали компаниями -
пофорсить друг перед другом, сняться всей кодлой на фоне современного
истребителя.
  Лаптев засмеялся.
  - Остальные ещё хуже, - сообщил он. - В "джипе" у КПП сидят- вылезти не
могут.
  - Понятно, - сказал Громов; он начал расстёгивать шинель.
  - Ты куда это собрался, подполковник? - подозрительно осведомился Лаптев.
  - Керосин оплачен? - спокойно спросил Громов и сам же ответил: - Оплачен.
Ресурс оплачен? Оплачен. Чего тебе ещё нужно, подполковник?
  Лаптев обиделся:
  - А тебе, подполковник, всегда нужно больше всех!..
  Клиент вдруг издал низкий утробный звук, и его вырвало зелёным прямо на
брюки.
  - Ай-ай-ай, - Громов покачал головой. - Какая неприятность. Займись,
подполковник, это входит в перечень услуг.
  Начштаба побагровел. Вывести его из себя всегда было довольно просто.
  - Ты у меня попомнишь, подполковник, - пообещал он зловеще и выскочил из
раздевалки.
  - Попомню, - невозмутимо отвечал Константин.
  Через пятнадцать минут полностью экипированный и готовый к вылету Громов
неторопливо шёл по рулёжной дорожке, направляясь к ангарам, где его ждал
красавец-истребитель "Су-27УБ"21. Сержант из роты технического
обслуживания приветливо улыбнулся ему:
  - Здравия желаем, товарищ подполковник!
  - Здорово, Иван. Как тут "журавль"22 без меня поживает?
  - На пять с плюсом. У нас всё схвачено, товарищ подполковник, не
беспокойтесь.
  Громов знал, что у техников действительно "всё схвачено" и не беспокоился.
Он кивнул сержанту и по приставленной лестнице забрался в кабину.
Устроился в кресле, пристегнулся, включил питание приборной доски, окинул
критическим взглядом россыпь зелёных огоньков, проверил состояние
многофункциональных дисплеев и табло отказов. В это время сержант убрал
колодки и лестницу, помахал рукой, показывая, что всё готово. Громов
запустил силовую установку, прислушиваясь к тому, как мощно раскручиваются
роторы двух турбореактивных двигателей АЛ-31Ф производства фирмы "Сатурн"
Архипа Люльки. Потом перебросил тумблер на приборной доске и вышел на
связь с командно-диспетчерским пунктом.
  - База, говорит Витязь, как слышно меня, приём?
  - С добрым утром, Костя, - поприветствовал Громова весёлый голос.
  Константин сразу опознал его владельца - майора Саблина, который сегодня
дежурил на КДП.
  - С добрым утром, Слава. Выпускай на взлёт, не томи.
  Возникла заминка. Потом, понизив тон, Саблин сообщил:
  - Тут начштаба всех строит - не велит тебя выпускать.
  - Основания?
  - Говорит, полёт отменяется в связи с неявкой клиента.
  - Хм-м... Клиент, по-моему, на месте. И при деле.
  Саблин приглушённо засмеялся. Он был в хорошем настроении и, видимо,
вполне оценил юмор ситуации. Громов услышал, как на заднем плане громко,
но невнятно рокочет разобидевшийся подполковник Лаптев. Ему кто-то робко и
так же невнятно отвечал. Константин разобрал всего несколько слов и
обрывков фраз: "этот наглец", "приказ", "клиент", "его урою" и "он у
меня".
  Двигатели "Су" продолжали работать на холостом ходу, и Громов скучным
официальным голосом снова запросил у КДП разрешение на взлёт и
эшелонирование23. Саблин вернулся к выполнению своих прямых обязанностей:
  - Витязь, вам отказано в вылете. Заглушите двигатель и покиньте самолёт...
Костя, начштаба упорствует. Говорит, что клиент находится на земле, а без
клиента ты не полетишь.
  -.А ты ему объясни, - посоветовал Громов с ленцой, - что клиенты разные
бывают. Кому-то нравится участвовать в процессе, а кто-то предпочитает
наблюдать.
  Саблин передал народу слова Громова, и тут же эфир взорвался
жизнерадостным хохотом. Смеялись все, кто был на КДП, кроме, наверное,
уязвлённого в очередной раз подполковника Лаптева.
  - Ну что там? - спросил Громов, когда смех несколько поутих.
  - Начштаба нас покинул, - безо всякого сожаления сообщил Саблин. - Ты бы
только видел его физиономию!
  - Мне разрешат сегодня вылет или нет?
  - Лети, сокол, - дал своё согласие Саблин. - Занимай третий эшелон и
крутись в своё удовольствие. Кобру покажешь?
  - Покажу, если просите.
  - Тогда дай знать - ребята посмотреть хотят.
  - Не налюбовались ещё?
  Говоря это, Громов двинул РУД24 до защёлки "малого газа" и по рулёжной
дорожке повёл истребитель к взлётно-посадочной полосе. Машина катилась
ровно, турбины свистели, и жизнь была прекрасна.
  - База, говорит Витязь, я на исходной.
  - Витязь, взлёт разрешаю.
  Громов вывел обороты двигателя на взлётный режим, полоса заскользила
навстречу, теперь РУС25 на себя, и вот уже мелкая тряска, сопровождающая
движение истребителя по полосе, разом прекратилась, и земля плавно уходит
вниз, проваливается под фюзеляж, а впереди - только небо.
  Набрав высоту, Константин надел маску кислородной системы ККО-5 и снова
связался с Саблиным:
  - Начинаю маневрирование. "Поворот на горке".
  Посторонний наблюдатель увидел бы, как раскрашенный в камуфляжные цвета
"Су-27УБ" вдруг резко задрал нос и полетел в зенит, двигаясь практически
вертикально - манёвр, называемый "горкой". Затем истребитель снизил
скорость до минимума, и оставаясь в той же плоскости, завалился на крыло,
разворачиваясь на сто восемьдесят градусов в пикирование.
  - Отчаянный малый наш Громов, - одобрительно обронил Саблин, наблюдавший
за истребителем сквозь панорамное окно КДП. - "Поворот на горке" на машине
весом в двадцать две тонны - это не хухры-мухры. Не всякий рискнёт.
  - Да, - согласился один из находившихся в диспетчерской офицеров. - Я бы
не рискнул.
  - А кто он такой - этот Громов? - поинтересовался молодой лейтенант, лишь
неделю назад прибывший в часть и ещё не успевший сделать ни единого
вылета. - Как приехал, только и слышу: Громов, Громов, Громов. Он что,
действительно из "Витязей"26?
  - Из них, - подтвердил Саблин. - Потому и держим. Он умеет делать то, чего
никто не умеет. Да и басурмане, как услышат, что их "Витязь" будет возить,
на лишнюю сотню баксов всегда готовы разориться.
  Громов тем временем вышел из манёвра и объявил "Петлю Нестерова с
переворотом в верхней точке и выходом в управляемый штопор".
  - А почему он здесь, а не в Кубинке? - поинтересовался лейтенант.
  - Выперли его из "Витязей". В девяносто шестом. Он в Ле Бурже выступал, ну
и впилился в какого-то француза на "Мираже". Или француз в него впилился.
История-то знаменитая - про неё тогда во всех газетах писали. А
разбираться никто не стал, вот и списали нашего Костю. Он в Заполярье
потом служил - командиром части, а теперь у нас.
  - Ясно, - лейтенант вздохнул. - А он учеников берёт?
  Саблин хохотнул.
  - Что, тоже "единичку" на грудь заработать захотелось?
  Лейтенант, носивший на груди значок пилота третьего класса, покраснел и
потупился.
  - Манёвр завершил, - доложил Громов. - По заказам радиослушателей выполняю
"Кобру Пугачёва".

  (Вообще-то "Кобру Пугачёва" придумал не Пугачёв - это всеобщее
заблуждение. К счастью, капризуля История в данном случае сохранила имя
подлинного первооткрывателя. А было так. Однажды лётчик-испытатель Игорь
Волк (ведущий пилот Лётно-исследовательского института имени Громова,
поднимавший, в частности, нашу космическую гордость - "Буран") гонял
экспериментальный образец "Су-27" на различных критических режимах,
включая управляемый штопор. Погасив скорость и увеличивая угол атаки, Волк
с удивлением обнаружил, что самолёт не сваливается на крыло, как это
сделал бы любой другой, а всё больше запрокидывается назад, сохраняя при
этом первоначальное направление движения. Повинуясь скорее инстинкту, чем
знанию, Волк отдал ручку управления самолётом вперёд, после чего "Сухой"
опустил нос и продолжил полёт как ни в чём не бывало. Рассказ Волка о
новом манёвре переполошил ЛИИ. В процессе всестороннего изучения такой
режим полёта получил название - "динамическое торможение", и только после
того, как шеф-пилот КБ Сухого, Виктор Пугачёв, продемонстрировал его
публике на очередном авиа-шоу в Ле-Бурже, манёвр окрестили "Коброй
Пугачёва". Надо отдать должное Игорю Волку: он не стал скандалить из-за
приоритета, заявив, что "мы уж как-нибудь с Виктором славой сочтёмся".
  Продолжая тему, можно сказать, что "кобру" освоили и умеют делать почти
все современные российские истребители, но до сих пор этот манёвр не
доступен для подавляющего большинства западных летательных аппаратов.
Завистливые американцы оспаривают целесообразность применения "кобры" в
современном воздушном бою, однако из кожи вон лезут, чтобы придумать
какой-нибудь антиманёвр. Не так давно американский испытатель Хербст,
летающий на экспериментальном самолёте "X-31", придумал довольно сложный
разворот, который окрестил "Мангустом". Всё бы хорошо, да вот незадача:
"Х-31" - лёгкий планер, на него нельзя установить даже пулемёта, а наши
пилоты легко смогли воспроизвести "разворот Хербста" на тяжёлых
современных машинах класса "Су" и "МиГ").

  - Вон он! - крикнул возбуждённо лейтенант.
  Сначала все увидели истребитель, на огромной скорости идущий с севера,
затем пришёл звук - оглушающий вой двигателей, способных на форсаже
развивать тяговую мощность в сто тысяч лошадиных сил каждый. Нос самолёта
задрался, хвост ушёл вниз, и какое-то время истребитель, продолжая лететь
вперёд, действительно напоминал изготовившуюся к броску кобру. У
лейтенанта вырвался вздох восхищения. Когда скорость упала до критической,
Громов опустил нос самолёта, чтобы избежать сваливания и продолжил полёт
уже в горизонте27.
  - Чисто сделал, - уважительно прокомментировал Саблин. - Профессионал.
  Грянул звонок телефона. Майор с неудовольствием посмотрел на чёрный
аппарат, стоящий на пульте, но трубку снял:
  - Дежурный по КДП слушает!
  На том конце провода быстро заговорили, Саблин некоторое время внимал,
затем спросил озадаченно:
  - А кто вы собственно такой?..
  Ему что-то ответили.
  - Вы уверены, что он поймёт?
  На том конце были уверены. Саблин шумно почесал в затылке и вызвал Громова:
  - Витязь, на связи База. Ответьте Базе, Витязь.
  - База, я весь внимание.
  - Слышь, Костя, тут тебе из Города звонят - говорят, срочное дело.
  - Кто звонит?
  - Чудак какой-то. Назвался Капитаном. Говорит, ты поймёшь.
  - Понял. Возвращаюсь.
  Громов заложил вираж и лёг на обратный курс к аэродрому. На лице его,
спрятанном под забралом защитного шлема и кислородной маской, играла
неопределённая улыбка - ни один из его многочисленных друзей, даже
Лукашевич или Стуколин, не смогли бы сказать, что она означает. Возможно,
это была просто улыбка.

  (Санкт-Петербург, январь 2000 года)
На улице Некрасова имеется небольшой ресторан под названием "Пивной клуб".
Там можно отведать жаркое из ляжки кенгуру или стейк из хвоста крокодила.
К обширному меню из сотни деликатесных блюд прилагается список на два
десятка сортов пива. Кроме того, прислуживает в этом ресторане довольно
забавный, но вполне натуральный негр - наверное, для того, чтобы любой
россиянин, придя сюда, мог почувствовать себя (белым человеком(. По
соседству с "Пивным клубом" располагается магазин "Солдат удачи",
торгующий военной амуницией. Настоящий солдат удачи, занеси его в этот
магазин нелёгкая, будет наверняка разочарован: вместо реального оружия
здесь продаются макеты и модели, которые ни один уважающий себя
коллекционер не то что на стенку не повесит, но даже и в руки не возьмёт.
Однако, купившись на название магазина, офицеры разных мастей и воинских
званий частенько появлялись на улице Некрасова, а чтобы не уходить просто
так, заглядывали в "Пивной клуб", в конце концов облюбовав его для
постоянных посиделок.
  Бывал там - не реже раза в неделю - и капитан ВВС в отставке Алексей
Стуколин. Работа в качестве консультанта по военной технике при одном из
питерских издательств, специализирующихся на выпуске роскошных и безумно
дорогих энциклопедий, доход приносила небольшой, но Алексей жил экономно,
а потому мог себе позволить раз в неделю "оттянуться на полную катушку" в
компании себе подобных.
  И вот как-то погожим субботним днём Стуколин сел на трамвай и приехал на
улицу Некрасова. Войдя в ресторан, он обнаружил за одним из столиков
компанию из трёх знакомых ему офицеров.
  Сегодня всеобщим вниманием овладел коллега Золотарёв. Он недавно вернулся
из Чечни, заработав там орден Мужества и очередное звание, а потому мог
поделиться свежим боевым опытом. Стуколин заказал себе две кружки
"Будвайзера" и солёных сухариков, после чего присел к столику.
  - Ну так вот, - рассказывал Золотарёв, - только я из манёвра вышел, тут
мне и засадили "стингеpом" прямо в мотор. Машину вниз повело, чую - в
штопор заваливаюсь. Дёргаю ручку на себя, но тут обшивка рваться начала, и
я за рычаги катапультирования схватился...
  На этом месте Золотарёв остановился и сделал большой глоток, разом
опустошив кружку. Слушатели нетерпеливо заёрзали. Стуколин, которому ни
разу не приходилось катапультироваться в ходе боя, посмотрел на них с
превосходством; он полагал, что пилот, не сумевший уберечь свой самолёт, -
это плохой пилот.
  - И ты, значит, катапультировался? - не выдержал один из слушателей -
капитан противовоздушных войск Андронов, прославившийся тем, что в самом
начале необъявленной войны НАТО против Югославии подал рапорт и уехал
добровольцем в Косово.
  Золотарёв ухмыльнулся, пригладил свои пышные усы и, взявшись рукой за
новую кружку, продолжил рассказ:
  - Катапультировался, в общем, - подтвердил он догадку Андронова. - А
видимость, я уже говорил, у земли была низкая - туман, и чечены не видели,
куда я сел. Но вот ведомый - дурак! - вздумал посмотреть, как я там
устроился, и два круга надо мной сделал. Радисты потом рассказывали, что
чечены сразу это дело просекли и в эфире обменивались: мол, если самолёт
круги нарезает - значит, лётчик жив и где-то внизу прячется. А я за дерево
зацепился и повис. Пояс с гранатами вниз тянет. Хотел расстегнуть и
сбросить, но испугался: кольцо за ветку заденет - взрывом на клочки
порвёт. Короче, вместо этого стал раскачиваться, пока до ствола не
добрался. Ухватился, перерезал стропы. Слез вниз. Думаю, надо уходить.
Если чечены найдут - живым в землю закопают; были прецеденты. Пошёл в
горы... - Золотарёв выдержал новую паузу, наслаждаясь нетерпением
слушателей. - С грехом пополам влез куда-то, а тут стемнело совсем. Решил,
дальше не пойду, здесь переночую. Распаковал НАЗ28. Лодку резиновую на
склоне расстелил, парашютом накрылся. Ночь, короче, перекантовался, хотя
больше мёрз, чем спал. В "Комаре"29 батарейки севшие оказались; найти бы
ту суку, которая НАЗ собирала - убил бы урода! Думаю, возвращаться надо
под моё дерево. Где в другом месте свои же не найдут, и тогда точно
кранты. Пошёл назад, сел, жду. Слышу - где-то внизу собаки лают. Ага,
думаю, это по мою душу чечены идут. Сдаваться я не собирался. Взял
гранаты. Одну - на груди оставил, одну - к животу привязал, остальные -
вокруг разложил. Всё, думаю, отлетался...
  Негр-официант принёс Стуколину пиво и сухарики, и, пока тот разбирался со
всем этим хозяйством, Золотарёв молчал, хитро улыбаясь.
  - Надо думать, всё идёт к счастливой развязке, - заметил ещё один из
участников посиделок - майор Кривцов, отслуживший три месяца в
миротворческом контингенте в Приштине. - Иначе ты здесь не сидел бы.
  - Логично, - признал Золотарёв. - Но главное ещё впереди.
  Стуколин пригубил из кружки и спросил.
  - Ты хочешь сказать: позади?
  Он всегда более чем скептически относился к байкам, рассказываемым
коллегами, не без оснований полагая, что цветистые подробности их подвигов
высосаны из пальца. Он сам мог порассказать много интересного и
поучительного, однако на все подначки предпочитал отшучиваться: честное
слово, данное когда-то советнику Маканину, было покрепче любой подписки о
неразглашении.
  - Давай рассказывай, - снова проявил нетерпение Андронов.
  - На чём я остановился? - спохватился Золотарёв, несколько озадаченный
вопросом Стуколина. - А, ну да. Попрощался я, значит, с жизнью. Но тут
слышу: "вертушка" летит. Блин, думаю, в самый раз. Воля к жизни
пробудилась. Потом-то выяснилось, что наши меня с рассвета искали. И вот
нашли. Но оказалось, я рано радовался. Тут как в кино: и наши подвалили, и
чечены. Наши с "вертушки" по ним палят, чечены - по мне. Но самое страшное
уже в конце было. Я на тросе вишу, лебёдка крутится медленно, глаза
закрыл, из АКСУ30 своего палю в божий свет, как в копеечку. Вдруг по ушам
как шарахнет, огонь, жар. Ну, думаю, теперь точно звездец. А это,
оказывается, вертолётчик, дубина, по чеченам HУРСами31 садит - прямо над
головой. Думал, оглохну к чертям собачьим. До сих пор в ушах звенит...
  Офицеры помолчали, ожидая, что Золотарёв добавит что-нибудь к уже
сказанному. Но это было всё.
  - Да-а, - протянул Андронов. - История...
  - А вообще чечены воевать умеют, - сообщил Золотарёв. - Настоящие солдаты.
  - Ещё бы не умели, - поддержал Андронов. - У них все полевые командиры -
бывшие офицеры Советской армии. И не в малых чинах. Тот же покойный Дудаев
был генералом стратегической авиации.
  - Это значения не имеет, - вмешался Кривцов. - Мало ли кто какие погоны
носил или носит. Вон у натовцев тоже - генералы, адмиралы, а как воевать
не умели, так и не умеют.
  - С чего это ты решил? - изумился Золотарёв. - Вынесли же Милошевича - и
трёх месяцев не прошло.
  - Ага, забомбили до усрачки и ходят теперь орлами. Кнопки нажимать
большого геройства не требуется. А я их на земле видел. И уж насмотрелся.
  - Чем же они так плохи? - заинтересовался Стуколин, который только что
прикончил свою первую за сегодня кружку и сделал паузу, чтобы выкурить
сигарету.
  - Солдат на войне должен думать о войне, - нравоучительно заявил Кривцов,
поворачиваясь к Алексею, - а не о том, сколько он бабок загребёт, когда
война закончится. А то они, понимаешь, до ветру идут - каску и бронежилет
надевают.
  - И какая тут связь?
  - Самая прямая, - Кривцов отхлебнул пива. - Если их вояка, например, в
собственном дерьме поскользнётся и ногу сломает, и будет при этом не по
форме одет, то травму ему засчитают как бытовую и со службой не связанную;
а если по форме - как полученную при выполнении боевого задания, за что
полагается солидная премия и бирюлька на грудь...
  - Ага, - сказал Стуколин. - Но тут я их понимаю. Если бы у нас такое
ввели, мы бы тоже до кустов в бронежилетах бегали. Так ведь не введут же!
  - ...И считают, всё время считают, - развивал мысль Кривцов. - Кто сколько
получит за то, за это; с командирами спорят. Разве ж такими должны быть
солдаты?
  - Да ладно тебе, - отмахнулся справедливый Алексей. - Среди наших уродов
тоже хватает. И в Афгане такие были, и теперь - в Чечне.
  - У нас это - единичные случаи! - начал закипать Кривцов. - А у них -
система! Или вот ещё. Трусы они страшные. От любого шороха дёргаются. Едут
в патруль - набьются в БТР, как сельди в бочку, и ещё люки изнутри
законопатят. А наши - всегда сверху, на "броне".
  - Да, - согласился Стуколин. - Башку под пули подставлять наши умеют. Если
одна дурь в башке, так чего ж не подставить?
  Он скромно умолчал при этом, что в своё время - чуть более года назад - и
сам "подставлял под пули башку", не задумываясь о последствиях,
свидетельством чему на его теле была глубокая отметина - звездообразный
некрасивый шрам под правым соском.
  - Сам дурак! - огрызнулся Кривцов. - Эти натовцы тоже считали, будто умнее
всех, а когда БТР с французами в пропасть завалился, так на пену изошли,
оправдываясь.
  - А что, был такой случай? - оживился Золотарёв.
  - Угу, - подтвердил майор. - Девять трупов - как с куста. По частям из
брони вырезали.
  Офицеры помолчали. Беседа о низких моральных качествах бывших
потенциальных противников как-то уж очень быстро приобрела
мрачновато-траурный оттенок. Кривцов решил подкорректировать беседу,
оставшись в том же русле.
  - Но французы, или там немцы - ещё ничего, а вот штатовцы - те вообще. Ну
вот, скажем, ты, Сергей, - майор посмотрел на Золотарёва, - ты что в
бумажнике таскаешь?
  - Деньги, - ответил пилот, - когда они есть.
  - Фото какие-нибудь носишь? - уточнил Кривцов.
  - Ну да, конечно... Жена, дети, мама...
  - Вот! - Кривцов поднял указательный палец. - Нормальный человек. Амы тоже
фотокарточки носят. Мне показывали. Жена, дети, мама и... - он сделал
эффектную паузу, - собственный автомобиль!
  Золотарёв громко засмеялся, чем вызвал неудовольствие посетителей Клуба,
расположившихся за соседним столиком.
  - Что, серьёзно? - спросил он.
  Кривцов с видом знатока кивнул.
  - И ладно бы ещё просто автомобиль, а то целый набор: автомобиль сразу
после покупки, автомобиль после пробега в сто тысяч, автомобиль после
капитального ремонта. Абсолютная шиза!
  - Да, - задумчиво сказал капитан Андронов. - Для кого-то автомобиль -
средство передвижения, для кого-то - роскошь, а для амов, значит, член
семьи? А мы-то, дураки, с мещанством боремся.
  - Ерунда всё это, - напористо встрял Стуколин. - Вы фигню всякую
обсуждаете: кто трус, кто не трус, кто какие карточки в бумажнике таскает,
а надо в суть смотреть: если боевой задор у них есть, всё остальное
приложится.
  - Нет у них никакого боевого задора! - немедленно парировал Кривцов. - Ты,
небось, об амах только по фильмам и знаешь. А кто у них фильмы снимает?
Сами амы и снимают! Как ты думаешь, будут они о себе правду снимать?
  - Почему бы и нет? - заметил Стуколин.
  - Ага, жди больше. Покажут в фильме, в "Рембо" каком-нибудь, как ихний
спецназовец всех одной левой, а на самом деле...
  - А что на самом деле?
  - Ну ты сам посуди, - майор понизил голос. - У них в фильмах как
показывают? Команда накачанных хлопцев: большая часть - белые, один или
парочка - негры, девица какая-нибудь сумасшедшая. Совершают подвиги во
славу своего звёздно-полосатого, выносят напрочь и русских, и китайцев, и
арабов, и вьетнамцев - кр-р-рутые, блин. А на самом деле в армии у них в
основном служат латиносы, один другого страшнее - у нас такие сортиры
драят, к автомату их подпускать нельзя...
  - Зато уж мы все из себя герои, - съязвил Стуколин. - После бутылки водки
готовы полмира завоевать, а как до дела дойдёт!..
  - А ты кто такой?! - встрепенулся Золотарёв; слова Алексея явно задели его
за живое. - Кто ты такой, чтобы так говорить? Отсиживался у себя в
Заполярье, пока мы кровь за Родину проливали!
  Теперь уже взъярился Стуколин.
  - Что ты обо мне знаешь? - привстав, он навис над столом, буравя
Золотарёва взглядом и потирая кулак. - Что? Да если бы не я... если бы не
мы... и в Заполярье, и в Средней Азии... да мы, если хочешь знать... - он
запнулся, замолчал и опустился на своё место.
  - То-то и оно, - Золотарёв победно огляделся вокруг, - и сказать даже
нечего.
  - Ладно тебе, - примирительно сказал капитан Андронов. - Не видишь, что
ли? Человек подписку дал. Я вот тоже давал. И тоже помалкиваю.
  - Подписку они давали, - заворчал Золотарёв. - Знаем мы эти подписки...
  - А по большому счёту ты прав, - продолжал Андронов, - а Алексей - нет.
Вынесли бы мы натовцев при прямом столкновении. И раньше выносили, и
теперь вынесли бы. Невзирая на разруху и бардак.
  - Это откуда же следует? - снова встрепенулся Стуколин. - Шапками
"Ф-117"32 не закидаешь.
  Андронов усмехнулся чему-то своему и ответил так:
  - Закидывали уже твой "Ф-117" шапками. И, не поверишь, закидали.
  - Ну хорошо, ну пусть, - сдался Стуколин, - победили бы мы и америкосов, и
немцев, и французов. Но только повода подраться с ними нам не дадут.
  - Было бы желание, а повод всегда найдётся, - резонно заметил Андронов.
  - Да никто к нам не полезет, - легкомысленно отмахнулся Алексей. - Сам
подумай. Пока у нас ядерная дубинка имеется, и ПВО работает, ни одна
сволочь сюда не сунется. Что они - идиоты?
  Стуколин забыл, что всего лишь год назад примерно теми же самыми словами
он характеризовал запутанную политическую ситуацию, складывавшуюся вокруг
автономного края Косово - тогда Алексей тоже считал, что в НАТО служат не
идиоты и что воевать с Сербией всерьёз никто из западных стратегов не
решится...
  К столику, за которым сидели, беседуя, офицеры, подошёл давешний официант.
  - Прошу прощения, - обратился он к Андронову с лёгким акцентом, - кто из
вас будет капитан Стуколин?
  Все посмотрели на Алексея. Тот нахмурился:
  - А кто меня спрашивает?
  Официант подал ему трубку от радиотелефона. Стуколин поднёс её к уху,
послушал, что говорят на том конце линии связи, бросил коротко: "Приду",
после чего вернул трубку официанту. И быстро допил оставшееся в кружке
пиво.
  - Куда вызывают? - спросил Кривцов без особого интереса. - В редакцию?
  - А вот и нет, - ответил Стуколин с гордостью. - Обратно. В строй!..

  (Выборгское шоссе, Россия, январь 2000 года)
Таможенник был из нового набора - молодой, голодный, а потому агрессивно
настроенный. Он ещё плохо разбирался во всех тонкостях работы на кордоне,
но уже завистливо поглядывал на "иномарки", в которых разъезжали его
старшие товарищи и коллеги, на костюмы и часы, которые они носили, на
пухлые конверты, которые они получали из пухлых рук, а значит, правильно
расставил приоритеты и был готов как можно скорее присоединиться к великой
армии мздоимцев - во все века самой грозной и непобедимой силе России.
  Подойдя к "мерседесу", он критически осмотрел его со всех сторон, постучал
носком ботинка по облепленному снегом шипованному протектору.
  - Новый? - это было первое, что услышал Алексей от молодого таможенника.
  - Почти, - откликнулся Лукашевич со своего места в приоткрытое окно
"мерседеса", в которое залетали редкие снежинки, - пробег - две сотни, а
для "мерса" это пшик.
  Таможенник внимательно посмотрел на Алексея.
  - Выйдите из машины, - вдруг сказал он.
  - Что? - Лукашевич удивился: обычно на этом участке трассы обходилось без
заминок.
  - Я сказал, выйдите из машины! - повторил таможенник громче и с угрожающей
интонацией госавтоинспектора при исполнении.
  Алексей пожал плечами и, открыв дверцу, выбрался из машины. Одет он был не
по погоде легко - в парадную форму капитана ВВС с орденскими планками и
Звездой Героя на груди. Ступив начищенным до блеска ботинком на
обледенелый асфальт, Лукашевич выпрямился и вопросительно посмотрел на
таможенника.
  - Пройдёмте на пост, - приказал тот.
  Сзади в пятно света, выхваченного из предрассветного сумрака ярким
прожектором, установленным на крыше таможенного поста, шагнул плотный
бритоголовый субъект в зимней кожаной куртке, камуфляжных штанах и высоких
шнурованных башмаках натовского образца.
  - Хей, братан! - обратился он к таможеннику. - Есть проблемы?
  Таможенник напрягся, украдкой оглянувшись в сторону барьера, за которым
покуривали двое пограничников с автоматами, - всё-таки он был ещё очень
молод и не уверен в себе. Наметившийся конфликт пресёк в зародыше сам
Лукашевич.
  - Спокойно, Вован, - сказал он, даже не обернувшись к бритоголовому. -
Проблем не будет.
  Вован потоптался на месте, бросил: "Ну смотри, кэп", после чего вернулся к
своей машине.
  Таможенник вздохнул с облегчением и повёл Лукашевича к домику таможенного
поста. Там оказалось на удивление тепло и уютно. Новенькая мебель финского
производства, двухкамерный холодильник, телевизор "Филипс" в углу, дубовая
недавно покрашенная стойка, парочка компьютеров, один из которых был
включён в сеть и отыгрывал на экране бесконечно повторяющееся стриптиз-шоу.
  Таможенник сел за стойку, а Лукашевичу предложил располагаться на любом из
свободных стульев. Алексей не стал мудрствовать, выбрал ближайший, сел, с
интересом оглядываясь вокруг.
  - Итак, - начал таможенник, перебирая документы, представленные
Лукашевичем, - двенадцать автомобилей. Дюжина.
  - Совершенно верно, - подтвердил Алексей. - Двенадцать.
  - Иностранного производства, - отметил таможенник, делая вид, будто что-то
записывает в блокнот.
  - Вы на редкость наблюдательны.
  Таможенник вскинул голову. Было видно, что последнее замечание его
разозлило.
  - Шутки шутим, капитан? - осведомился он. - Это ты зря. Я шуток не понимаю.
  - Очень жаль, - Лукашевича трудно было задеть или смутить: он почти
полгода занимался перегоном иномарок через финскую границу и успел
привыкнуть к неотёсанности представителей закона, обживших выгодную трассу.
  - Зачем тебе двенадцать автомобилей, капитан? - таможенник как-то
совершенно неуловимо перешёл на "ты". - Ты что, их солить собираешься?
  - Да нет, - сказал Лукашевич, изображая полную невинность, - я собираюсь
на них ездить.
  - Тогда зачем тебе дюжина машин? Одной не хватает?
  - Представьте себе, - Лукашевич белозубо улыбнулся, - я привык на одной по
городу ездить, на другой - на дачу, на третьей - по грибы...
  Таможенник посмотрел волком:
  - Снова шутки шутим?
  - Какие могут быть шутки? - оскорбился Алексей. - Чистейшая правда. А что,
товарищ лейтенант, с документами непорядок?
  - С документами всё в порядке, - с видимым сожалением таможенник
отодвинул от себя пачку листков, украшенных многочисленными печатями и
росчерками. - Ты мне вот что скажи, капитан, сколько с машины имеешь?
  - В каком смысле?
  - Не валяй дурочку, капитан. Всем всё давно известно. Тебе как бывшему
военному лётчику и Герою России положена льгота - не нужно платить за
"растаможку", а это, с учётом сегодняшних цен и курса доллара, очень
неплохие деньги. Сколько ты с этого имеешь?
  Лукашевич вдруг наклонился вперёд, заговорщически подмигнул и спросил,
понизив голос:
  - А вы никому не скажете?
  - Само собой, капитан, не для протокола выясняю.
  - Я с этого ни-че-го не имею, - раздельно произнёс Алексей и с победным
видом откинулся на спинку стула.
  Таможенник некоторое время ошалело смотрел на него.
  - Кроме, разумеется, доброго расположения родственников, - выдержав паузу,
добавил Лукашевич.
  - Каких родственников? - изумлённо переспросил таможенник.
  - У меня много родственников, - сообщил Алексей гордо, - и всем им позарез
нужны автомобили. Может быть, это непатриотично, но мои родственники
предпочитают иномарки.
  Таможенник понял, что здесь ему ничего не светит. Капитан повёл себя
слишком независимо, да и с его бритоголовыми сопровождающими связываться
не очень-то хотелось. Однако оставлять за ним последнее слово таможенник
не собирался и, набычившись, сказал:
  - Зря ты так, капитан. Секреты твои - не секреты. Ставка давно известна.
Двести баксов с тачки имеешь, ведь так?..
  Лукашевич промолчал.
  - ...Умножаем на двенадцать - получаем две тысячи четыреста долларов за
ездку. Неслабый заработок для офицера запаса. Мог бы и поделиться.
  - С кем? - удивился Алексей.
  Ответить на последний "идиотский" вопрос Лукашевича таможенник не решился:
кто его знает этого строптивого капитана - может, он специально издевается
и провоцирует, а у самого в кармане диктофон, включённый на запись.
Сказалось отсутствие опыта: молодой таможенник пока не понимал, что для
выведения на чистую воду одного конкретного взяточника никто не станет
снаряжать караван из дюжины машин.
  Лукашевич демонстративно зевнул, посмотрел на часы и спросил:
  - У вас ещё есть ко мне вопросы?
  - Нет.
  - Я могу ехать?
  - Ну езжай, - с тоской во взоре ответил таможенник и добавил, подумав: -
Если у тебя совсем совести нет.
  - Почему же нет? - Лукашевич легко извлёк из кармана форменных брюк
заранее приготовленный белый конвертик. - Я человек верующий,
православный, и совесть у меня есть.
  - Что ж ты сразу-то... - таможенник заметно оживился, и глаза у него
заблестели.
  - Сразу только кошки родятся, - щегольнул цитатой Алексей, не подозревая,
по-видимому, что в оригинале она звучит несколько иначе.
  Тут у него в кармане гнусаво пискнул пейджер. Лукашевич вытащил его и
поднёс к глазам, читая сообщение.
  - Что пишут? - поинтересовался таможенник, пряча вожделенный конверт.
  - Хорошие новости, - Лукашевич широко улыбнулся. - Начинаем настоящее дело.
  Таможенник завистливо вздохнул. По его представлениям, если человек,
перегоняющий по дюжине иномарок в неделю и зарабатывающий по две тысячи
долларов, говорит о "настоящем деле", значит, здесь пахнет как минимум
шестизначными суммами - чего-либо другого таможенник и представить себе не
мог. Он очень сильно удивился бы, узнай от кого-нибудь, что его утренний
визави был готов в любой момент и без всякого сожаления обменять свой
прибыльный бизнес и любые шестизначные суммы на возможность снова
вернуться туда, где ревут двигатели, стартуют ракеты, металл кромсает
металл, а рассчитывать можно только на себя и друзей, которые всегда
прикроют спину, не взирая ни на "понятия", ни на "авторитет".

  (Санкт-Петербург, январь 2000 года)
За полгода пребывания во внутренней тюрьме Управления ФСБ по
Санкт-Петербургу и Ленинградской области Руслан Рашидов, бывший пилот
советских ВВС и один из лучших выпускников Ейского высшего авиационного
училища, изучил свою камеру до мельчайших деталей. Площадь - десять
квадратных метров: два с половиной на четыре. Неровный бетонный пол, на
котором всяким холодным утром появлялись лужи из сконденсировавшейся
влаги. Одинокая двухсотваттная лампочка в предохранительной сетке на
высоте трёх метров. Чугунный унитаз с клеймом сорокового года. Надписи на
шершавых стенах, выцарапанные каким-то острым предметом (или предметами),
от самой старой: "Товарищи, передайте на волю, я ни в чём не виноват! Да
здравствует товарищ Сталин! 20 июня 1941 года" до совсем свеженькой:
"Спартак - чемпион!". Руслан свою надпись оставлять не стал: с одной
стороны, не было под рукой острого предмета, с другой - он не принадлежал
к тому сорту заключённых, которые имеют склонность доверять свои мысли,
чувства, переживания бессловесным каменным стенам.
  Вместо этого он писал письма - по одному в неделю. Адрес получателя всегда
был один и тот же: "Москва, Кремль, Президенту Российской Федерации -
лично". В каждом из этих писем Рашидов просил Президента разрешить ему
вернуться в вооружённые силы, при этом он готов был служить где угодно -
хоть в дисбате.
  Очередное послание Руслан начинал с цветистого обращения: "Многоуважаемый
господин Президент!", затем на несколько секунд задумывался, глядя на
серый потолок и жёлтые потёки на стенах, после чего начинал быстро писать,
покрывая чистые листы аккуратными - будто по линейке - строчками.
  Обычно в этих посланиях Руслан Рашидов вкратце рассказывал свою
предысторию, не забывая упомянуть о том весьма коротком периоде своей
жизни, когда ему пришлось оплачивать "интернациональный долг" в небе
Афганистана. Описывая свои дальнейшие похождения и зная, что престарелый
Президент России является лицом сугубо гражданским и что воинственность он
склонен проявлять только за шахматной доской Большой политики, Рашидов
делал основной упор на разочаровании, которое испытал, узнав о выводе
войск из Афганистана и других стран, находившихся под гласным или
негласным патронажем СССР - Руслану казалось, что уж это-то Президент
поймёт, не может не понять. Однако Рашидов не договаривал (и вполне
сознательно) главное: разочарование пришло к нему гораздо раньше, ещё до
принятия Михаилом Горбачёвым "судьбоносного" решения, и оно, это
разочарование, никоим образом не было связано с изменениями
внешнеполитического курса Советского Союза.
  Далее Руслан сообщал Президенту, что переосмыслил собственные взгляды на
новейшую политическую историю, "проникся" демократическими ценностями и
просит только одного - позволить ему вернуться в стройные ряды Вооружённых
сил, чтобы с автоматом (а хотя бы и с лопатой) в руках эти самые ценности
защищать и отстаивать.
  Письма забирал охранник - вислоусый колоритный хохол в камуфляжной форме
без знаков различия, который смотрелся здесь примерно так же, как
смотрелась бы Царь-пушка в центре Нью-Йорка.
  - Що? - спрашивал он. - Знову листа напысав? Ты як Тарас Шевченко. Пишеш i
пишеш, лише папiр переводиш33.
  Руслан был с охранником предельно вежлив, соблюдал дистанцию и на
"подколки" не отвечал. Только просил, чтобы письма были отправлены
адресату как можно скорее.
  - Ти не хвилюйся, - отзывался охранник. - Там розглянуть34.
  Следствие по делу Чёрного Истребителя давно закончилось, все протоколы
были оформлены и подписаны, однако до суда почему-то не дошло, и уже более
трёх месяцев вислоусый охранник, изъясняющийся исключительно на украинской
мове, был единственным посетителем и собеседником подследственного
Рашидова. Нельзя сказать, чтобы общество этого простецкого мужика тяготило
Руслана в большей степени, чем общество подтянутых, интеллигентного вида
следователей, однако неопределённость положения угнетала. Рашидов терпеть
не мог какой-либо неопределённости.
  Чтобы он окончательно не свихнулся в четырёх стенах своей одиночной
камеры, ему позволили слушать радио - на волне радиостанции "Маяк". Руслан
внимательно следил за политическими новостями, пытаясь хотя бы на
основании анализа общей конъюнктуры понять, что его ждёт в будущем. Вот,
например, объявили амнистию для тех чеченских боевиков, которые по доброй
воле сложили оружие и сдались властям. Распространяется эта амнистия на
него или нет? Ведь если разобраться по существу, то и он, Руслан Рашидов,
добровольно сдался властям. Этот зазнайка Громов может, конечно, говорить
что угодно: мол, победил врага в честном поединке, раздавил морально и
физически, но рацию-то починил не он, а я - вот этими самыми руками, и
точные координаты крейсера сообщил не он, а я, хотя мог бы, между прочим,
не делать ни того, ни другого... В общем, у Рашидова были основания
надеяться, что раньше или позже российские власти изменят своё мнение о
нём и простят те преступления, которые он по недомыслию совершил. В том,
что в последнее время им управляло сплошное недомыслие (а как это ещё
назвать?), Руслан не сомневался.
  Несмотря на то, что бывший старший лейтенант советских ВВС очень
внимательно следил за новостями, о которых ему рассказывали дикторы
радиостанции "Маяк", внезапная и весьма эффектная смена верховной власти в
Российской Федерации, случившаяся под Новый год, застала его врасплох. Он,
разумеется, ждал чего-то подобного (как и все, живущие в этой стране), но
одно дело ожидать, другое - знать наверняка.
  Стремительное возвышение молодого политика Владимира Путина из
премьер-министра в исполняющие обязанности Президента России Руслан
воспринял, как знак судьбы, и в первый же день 2000 года засел за
очередное письмо, проставив на конверте новое имя. Самое интересное, что
Руслан много раз слышал об этом политике, но ни разу не видел его воочию:
газет и телевизора ему, по установленному кем-то режиму, не полагалось.
Однако заявления, которые делал Путин, став премьер-министром, в связи с
войной в Чечне и на аналогичные темы вызывали у Рашидова удивление, быстро
сменившееся неподдельным уважением. Казалось, это первый человек в
новейшей истории России, который говорит вслух то, что на уме у каждого, и
главное - не боится нести ответственность за свои слова.
  "Значит, это ОН, - думал Рашидов, меряя свою камеру шагами и пропуская
мимо ушей ехидные комментарии ведущего программы политических новостей к
только что прослушанному выступлению молодого премьера. - ЕГО время
пришло, и ОН появился. Джибрил был прав, и значит, мне суждено следовать
за НИМ".
  Руслан Рашидов был из тех людей, кто верит в предзнаменования и знаки
судьбы. А как не верить? Маленький мальчик из горного аула, которому
суждено было всю жизнь пасти овец и стоять за грязным прилавком на
рыночной площади, сумел разорвать порочный круг и подняться в небо,
оставив далеко позади и внизу многих своих сверстников - и более умных, и
более талантливых. Рашидов отлично понимал, что такое случается крайне
редко, а значит, он был отмечен ещё при рождении. Более того, за ним
постоянно наблюдают некие высшие силы, избравшие его для выполнения некоей
Миссии. Впрочем, они не только наблюдали, но и вмешивались при
необходимости, оберегая Рашидова от всяческих опасностей. А однажды
незримые покровители даже представились ему.
  Это случилось зимой 87-го года. "Су-25", за штурвалом которого сидел
Руслан, сбили над Афганистаном, и он только чудом дотянул до узбекского
аэродрома. Потом, когда Рашидов лежал под скальпелем на операционном
столе, он увидел сон. В этом сне ангел Джибрил провёл его через семь
небесных Врат, испытывая твёрдость духа и веру Руслана, и он выдержал
испытание, после чего был пропущен к безликому божеству. Небесные
покровители объяснили Рашидову, что грядёт "великая война за веру", и он
должен стать солдатом этой войны. Очнувшись, Руслан вообразил, что смысл
этой войны в разрушении Империи русских, к которым он всегда питал ярко
выраженную антипатию, и, вроде бы, поначалу небесные покровители
поддержали его выбор, поскольку удача сопутствовала Рашидову в нелёгкой
борьбе за ценности сепаратизма и исламизма. С какого-то момента о его
безрассудной смелости и везении стали слагать легенды. Потом президент
Федеративной республики, образовавшейся на месте отделившейся от СССР
национальной автономной области, пригласил Рашидова сформировать и
возглавить гвардейский авиационный полк, и вот тут везение Руслана
внезапно кончилось.
  В первой же масштабной военной операции в Заполярье, в которой полк принял
самое непосредственное участие, истребитель Рашидова (а он тогда летал на
"Су-27К") подбил старший лейтенант Стуколин - на старом, неповоротливом и
слабовооружённом "МиГе-23". Рашидов был вынужден катапультироваться и в
результате оказался на метеостанции "Молодёжная", где нос к носу
столкнулся с майором Громовым, которого сам сбил несколькими часами
раньше. В реальной жизни случаются совпадения и почище, однако Руслан в
совпадения не верил, усмотрев в этой встрече новый знак судьбы - своего
рода сообщение от небесных покровителей. Его явно поставили перед выбором,
и он решил расставить все точки над i, предложив Громову поединок. Если он
всё делает правильно, он должен одолеть этого нелепого русского майора. Но
он не сумел победить его! Несмотря даже на то, что имел опыт боя на ножах,
а майор Громов, судя по всему, нет. Это потрясло Рашидова настолько, что у
него не выдержали нервы, и он разрыдался прямо на глазах гяуров, что,
разумеется, было несмываемым позором. Двойное поражение для человека,
который не привык к поражениям, - что может быть страшнее?
  И Руслан сломался, сдался на милость победителей. Он рассказал Громову всё
о дислокации своего полка на мысе Святой Нос, о крейсере "ал-Бурак" и,
более того, починил рацию метеостанции, чтобы Громов мог связаться со
своим командованием - как оказалось, из всех присутствующих на
метеостанции лишь Руслан более или менее разбирался в радиотехнике. А
потом, в ожидании своей дальнейшей участи, Рашидов уснул, и во сне к нему
снова явился ангел по имени Джибрил.
  Декорации были те же. Белая пустыня и чёрное небо, усыпанное огромными
яркими звёздами, ледяной режущий ветер в лицо и глухая ватная тишина.
  "Ну, здравствуйте", - шепнул Руслан и медленно двинулся вперёд.
  На этот раз долго идти ему не пришлось. Пространство впереди вдруг
отвердело, и на песок ступила огромная фигура в десяток человеческих
ростов и с крыльями за спиной. Глаз ангела, как и раньше, разглядеть не
удалось - там, где положено быть глазам, клубился белесый туман, в котором
беспорядочно вспыхивали алые искры.
  "Приветствую тебя, Джибрил!" - обратился Рашидов к ангелу.
  "Приветствую тебя, Руслан Рашидов, солдат!" "Что случилось, Джибрил? - спросил Рашидов. - Почему я проигрываю битву за
битвой?" "Так и должно быть, Руслан Рашидов, солдат, ты ошибся в выборе пути".
  Что-то в этом духе Руслан и рассчитывал услышать, но не думал, что ангел
будет столь конкретен. Его это задело.
  "Но почему? - возмутился Руслан. - Ведь я выполнял приказ Всевышнего. Я
старался быть..." "Ты ошибся, - оборвал его Джибрил. - Никто не велел тебе воевать с
русскими".
  У Рашидова опустились руки.
  "Ты по-своему истолковал приказ Всевышнего, - продолжал Джибрил, - а это
грех. Но ты остался верен нам, даже заблуждаясь, а это искупает любой
грех".
  "Я требую встречи с Всевышним! - заявил Рашидов. - Пусть он сам скажет, в
чём я заблуждался".
  "Ты снова хочешь пройти семь Врат?" - удивился Джибрил.
  Рашидов вспомнил и содрогнулся.
  "Нет, но..." "Тогда не требуй того, чего сам сделать не можешь. А защищать нашу веру
вовсе не означает воевать с русскими".
  "Тогда скажи мне, что означает защищать веру".
  "Жди, - сказал Джибрил. - Скоро придёт Он. Тот, кто объединит народы. Это
может быть человек любой национальности: грузин, татарин, чеченец, узбек
или даже русский. Ты должен следовать за Ним".
  "Как я узнаю его?" "Узнаешь. Он будет говорить так, как полагается настоящему властителю. Он
не будет никого жалеть и ни с кем считаться. Он взорвёт весь мир, но
добьётся своего".
  "Мне не нравится всё это, Джибрил".
  "Что именно тебе не нравится, Руслан Рашидов, солдат?" "Не нравится, что мне придётся служить человеку, а не вере".
  "Я мог бы не отвечать тебе, Руслан Рашидов, солдат. Ты должен выполнять
приказы, а не задавать вопросы. Но ты уже один раз ошибся и можешь
ошибиться ещё раз, поэтому я отвечу. Он - человек судьбы. Такой же, как и
ты, Руслан Рашидов, солдат. И судьба его прямо связана с войной за веру".
  "С войной за какую веру? Что такое вера? Какой из них я буду служить?" "Что ты сказал?! - грозно переспросил ангел. - Как ты смеешь сомневаться?
Ты сам выбрал этот путь, добровольно".
  "Я не выбирал этот путь, - дерзко отвечал Рашидов, которому уже нечего
было терять: он высказался достаточно, чтобы быть проклятым навеки. - Я не
выбирал эту веру. Вы выбрали за меня и путь, и веру, а я - лишь игрушка в
ваших руках".
  Великан вдруг переломился в поясе - неестественно, будто сломанная спичка
- и, расправив крылья, навис над Русланом:
  "Молчи, солдат, - зашипел ангел. - Ты на пороге предательства. А ты
знаешь, что мы прощаем всё, кроме предательства".
  "Если моя вера - ложь, - гордо сказал Руслан, - я готов стать предателем".
  Джибрил помолчал. Он явно был потрясён смелостью Рашидова, бросившего
вызов своим небесным покровителям.
  "Хорошо, - сказал он затем. - Твоя храбрость заслуживает уважения, Руслан
Рашидов, солдат. Чего же ты хочешь?" "Я хочу сам выбирать свой путь в войне за веру. Мне не нужен ни ваш
надзор, ни ваша помощь".
  Джибрил снова помолчал - на этот раз пауза была заметно длиннее, потом
выпрямился и сказал так:
  "Что ж, ты волен сам распорядиться своей жизнью. Ты можешь отказаться от
нашей помощи, доверившись своему собственному разуму или чувствам. Но
подумай: хватит ли тебе опыта и рассудка, чтобы отличить правду от лжи, а
чёрное от белого. Ведь если ты ошибёшься, на этот раз кара будет ужасной".
  "Я принимаю это условие", - заявил Рашидов, не думая долго.
  "Тогда прощай, Руслан Рашидов, солдат, - сказал Джибрил. - И помни о Том,
кто придёт".
  Великан взмахнул крыльями - мощный порыв ветра едва не сбил Руслана на
песок - оттолкнулся ногами и взлетел. И тут же исчез, растворившись в
пространстве, словно никогда его здесь и не было.
  "Кто ты?! - выкрикнул Руслан в тёмное небо, усыпанное неземными звёздами.
  - Ответь мне, кто ты?! Ангел или демон?! Кто ты?!"
Этот новый сон произвёл на Рашидова очень сильное впечатление. Руслан
вспоминал его подробности в одиночной камере следственного изолятора
Мурманской военной прокуратуры, потом - во внутренней тюрьме Мурманского
Управления ФСБ; вспоминал, сидя на жёстком, чертовски неудобном стуле в
кабинете следователя; вспоминал, выставив оголённый зад над чугунной
парашей. И когда его перевозили этапом в Петербург, он уже вполне спокойно
смог принять решение.
  Против судьбы не пойдёшь, решил Руслан. Выбирать можно только тогда, когда
у тебя есть возможность выбора. Сегодня у тебя её нет, а, значит,
действительно стоит подождать и посмотреть на "Того, кто придёт", а уж там
думать, следовать ли указаниям Джибрила или вести свою собственную линию.
  Однако это оказалось не таким простым делом - ждать, сидя в четырёх
стенах, слушая радио "Маяк" и общаясь только с вислоусым охранником. И в
какой-то момент Руслан не выдержал и попросил охранника принести ему
шариковую ручку и бумагу - так на свет появилось первое послание,
адресованное Президенту Российской Федерации.
  Теперь, 1 января 2000 года, Рашидов не смог бы с точностью сказать,
сколько писем он уже написал и с чего всё началось (с памятью сидящих в
одиночных камерах порой случаются очень странные вещи), но он всем нутром
чувствовал, что находится у порога серьёзных перемен в своей судьбе, что
стоит сделать один только шаг, и мир завертится вокруг, меняясь на глазах,
превращаясь в нечто совершенно новое, другое и такое же далёкое от всего,
что было раньше, как самая далёкая галактика.
  "Многоуважаемый господин Президент, - писал Руслан, презрев всяческие
условности, связанные с правильностью произнесения и написания настоящей
должности бывшего премьера. - Я, старший лейтенант запаса Руслан Рашидов,
обращаюсь к Вам с прошением о помиловании и переводе меня в любую из
действующих частей Вооружённых Сил Российской Федерации.
  Долгое время я служил тем, кто считается врагом России, я защищал их
интересы в самых различных регионах бывшего Советского Союза, принимал
участие в преступных расправах, террористических акциях и вооружённых
нападениях на гражданское население и подразделения Вооружённых Сил
Российской Федерации. Мне нет прощения, я готов принять любое наказание,
но прошу о снисхождении, потому что испытываю глубочайшее раскаяние от
содеянного мной в последние годы. Сегодня я понимаю, что поддался лживой
пропаганде экстремистов, у которых нет ни Родины, ни веры; их деятельность
несовместима с государственностью в любой форме, она ведёт к хаосу, к
войне всех со всеми.
  Как человек, воспитанный на уважении к сильной централизованной власти, к
порядку, устанавливаемому государственными институтами, я не могу больше
принимать участия в их разрушительной "борьбе". Однако хотел бы активно
выступать в поддержку тех начинаний по укреплению Российской Федерации,
которые сегодня связывают с Вашим именем. Я верю, что Вы являетесь тем
лидером, который способен вывести народы России (вне зависимости от их
принадлежности к той или иной национальности, к той или иной конфессии) из
тупика экономического и политического кризиса. Вы способны вернуть России
статус величайшей Державы мира. Сегодня я разделяю Ваши убеждения, и хотел
бы делом доказать свою приверженность избранному Вами курсу и свою
преданность Вам лично.
  Теперь о том, что я мог бы предложить Вам. Наверняка, моё личное дело до
сих пор хранится в архивах Министерства обороны, и Вы легко сможете
навести справки обо мне. Если же вкратце, то я - военный лётчик, освоивший
9 модификаций современных боевых истребителей и штурмовиков; я служил на
дальневосточной границе и принимал участие в операциях советской авиации в
Афганистане. У меня достаточный боевой опыт, и я способен выполнить
задание любой сложности и на любой территории.
  Если же Вам покажется, что я прошу слишком многого, Вы вольны
распорядиться моей судьбой и жизнью по собственному усмотрению. Я с
благодарностью приму любое Ваше решение.
  Жду Вашего ответа.
  С глубочайшим уважением,
Руслан Рашидов".
  Поставив подпись, Руслан внимательно перечитал послание. Отредактировал.
Вычеркнул из фразы "Сегодня я разделяю Ваши убеждения" слово "сегодня",
поскольку в первом варианте вся фраза звучала несколько двусмысленно:
сегодня разделяю, а завтра нет? Удовлетворившись, переписал послание
начисто. Оно ему понравилось. Скорее всего, до премьера Путина,
исполняющего обязанности Президента России, оно не дойдёт, но по крайней
мере, те, кому предстоит на самом деле решать судьбу бывшего старшего
лейтенанта советских ВВС, будут знать о его, старшего лейтенанта, настрое
и готовности вернуться в армию.
  Вызванный охранник, от которого отчётливо несло перегаром - Новый Год
всё-таки - повертел сложенное письмо в руках.
  - Що? - поинтересовался он. - Знову листа напысав? Ты як Тарас Шевченко.
Пишеш i пишеш, лише папiр переводиш.
  Прошло две недели - ничем не примечательных. Рашидов ел, спал, размышлял,
слушал радио. Вот и утром, в четверг, он подчищал миску перловой каши,
закусывая её чёрствой коркой ржаного хлеба и внимая краткой сводке
новостей.
  - ...За прошедшие сутки фронтовая авиация федеральных сил выполнила
двадцать один боевой вылет и нанесла бомбовые удары по скоплениям боевиков
в Грозном...- скороговоркой читал новостную ленту диктор. - Исполняющий
обязанности Президента России Владимир Путин утвердил распределение
обязанностей между вице-премьерами... Открывая заседание правительства,
Михаил Касьянов заявил: "Накопленный опыт позволяет предполагать, что не
будет сбоев при проведении президентских выборов"... Полет российских
космонавтов на орбитальную станцию "Мир" предварительно запланирован на 30
марта... По данным Госкомстата, инфляция в России с 1 по 10 января
составила один и одну десятую процента... Начинается рабочий визит в
Россию министра иностранных дел Ирландии, председательствующего в Комитете
министров Совета Европы... На российско-финской границе задержано четыре
вагона с деталями двигателей для истребителей "Су-33"... Израильский
премьер заявил о возможности достижения мирного соглашения с Сирией через
два-три месяца... Власти Эквадора подавили антиправительственные
выступления в столице и других районах страны... В Японии арестованы два
бизнесмена, которых обвиняют в поставке в Иран прицелов для гранатометов
"РПГ-7"... Авианосец "Варяг", который в советские времена строился на
Украине, предполагается превратить в "Лас-Вегас морского базирования" в
Аомэнь (Макао)... Из эстонского порта Пярну в своё первое кругосветное
плавание отправился новый круизный лайнер "Таллинн", на его борту
находятся видные деятели культуры и науки стран Балтии...
  Раздался громкий щелчок, и радио смолкло. И сразу заскрипела,
поворачиваясь на петлях, стальная дверь.
  - Закинчыв? - спросил охранник. - Добре. Тодi збирай речi35.
  Руслан встал, одёрнул арестантскую робу, поправил воротник и рукава.
Охранник повёл его по коридору, открывая и закрывая решетчатые двери,
затем они поднялись на четвёртый этаж, и Рашидов очутился в кабинете, в
котором его поджидал незнакомый молодой человек в форме капитана ФСБ.
  - Руслан Рашидов, если не ошибаюсь? - уточнил молодой человек. - Старший
лейтенант?
  - Бывший старший лейтенант, - отвечал Руслан.
  - Садитесь.
  Руслан послушно сел на жёсткий стул подследственного, а молодой человек в
форме капитана велел вислоуслому охраннику удалиться.
  - Очень рад познакомиться с вами, господин Рашидов, - сказал молодой
человек, когда их оставили тет-а-тет. - Меня зовут Владимир. Можете так ко
мне и обращаться.
  - А можно я буду называть вас "товарищ капитан"?
  Молодой человек по имени Владимир удивился, но возражать не стал:
  - Пожалуйста.
  - Товарищ капитан, вы прочитали моё письмо? - взял быка за рога Руслан.
  Молодой человек улыбнулся.
  - Я не читаю чужих писем, - сообщил он.
  Рашидов, конечно же, не поверил, но ничего по этому поводу не сказал.
  - Тем не менее, - продолжал молодой человек, - меня ознакомили с
содержанием вашего письма, и я знаю, что вы хотели бы вернуться в ряды
Вооружённых сил. К сожалению, это невозможно, - Рашидов вскинулся, но
капитан остановил его упреждающим жестом. - Однако в наших силах привлечь
вас для выполнения специальных операций.
  - Я готов, товарищ капитан.
  - Не спешите, господин Рашидов. Сначала узнайте условия контракта.
  - Я принимаю любые условия.
  - Ваш статус не изменится. В любой момент - даже в ходе операции - вас
могут арестовать и отправить назад, в камеру. Более того, в промежутках
между выполнением тех или иных специальных заданий, ваши перемещения будут
ограничены - не тюрьмой, разумеется, но, скажем, хорошо охраняемой дачей.
Дальнейшая ваша судьба и карьера будут напрямую зависеть от того, как
точно вы будете следовать всем моим инструкциям. Вы согласны с этими
условиями?
  - Да... я согласен.
  - Ещё одно, - молодой капитан не остановился на достигнутом. - Мы, к
сожалению, не можем исключать вероятности того, что ваша внезапная
перемена настроения связана с элементарным желанием спасти свою шкуру, и
при первой возможности вы постараетесь сбежать. Чтобы иметь хоть какие-то
гарантии, мы предлагаем вам подписать вот эту бумагу.
  Молодой человек двинул через стол папку, Рашидов раскрыл её и ознакомился
с текстом "бумаги". Содержание его не удивило. Если бы он находился на
месте этого капитана, то составил бы точно такой же документ.
  - Вы, надеюсь, понимаете, что в случае вашего предательства этот документ
будет немедленно предан огласке? - спросил капитан.
  - Да, понимаю. Но я подпишу его.
  - Пожалуйста, - капитан встал и подал Рашидову авторучку.
  Руслан склонился над папкой. Он не знал, что подписывает свой смертный
приговор. А если бы и знал, вряд ли бы его рука дрогнула. В конце концов,
каждый сам выбирает свой путь...

  (Санкт-Петербург, январь 2000 года)
К указанной квартире в доме на Васильевском острове три офицера прибыли
почти одновременно.
  - Ага, - сказал Громов, - вся компания в сборе. Значит, отпуск закончился.
  - И снова в бой, покой нам только снится! - несносно фальшивя, пропел
Стуколин.
  - Может, войдём? - проявил нетерпение Лукашевич. - Чего время-то тянуть?
  Стуколин затоптал недокуренную сигарету, и друзья вошли в парадную. Пешком
поднялись на нужный этаж. Лукашевич вдавил кнопку звонка, и дверь без
задержки открылась. В прихожей стоял капитан Фокин.
  - Здравствуйте, товарищи офицеры! - приветствовал он друзей, широко
улыбаясь. - Проходите, чувствуйте себя как дома.
  На самом деле почувствовать себя как дома офицерам было бы затруднительно:
квартира, в которой Фокин назначил встречу, производила впечатление
необитаемой. Точнее, когда-то раньше в ней наверняка обитали, но потом все
жильцы съехали или были расселены, и в квартире был проведён капитальный
ремонт с перепланировкой комнат, заменой полов, оконных рам и сантехники.
Следы ремонта были видны до сих пор, а почти полное отсутствие мебели
дополнительно подчёркивало переходное состояние квартиры из нежилого фонда
в жилой.
  Впрочем, привычных к неудобствам в быту, офицеров было трудно смутить и,
отыскав несколько заляпанных высохшей краской стульев, они расселись в
самой большой и самой пустой комнате.
  - А вот и пиво, - сказал Фокин, выставляя на середину комнаты картонную
коробку с баночным "бочкарёвым".
  - "Бочкарёв" испортился, - немедленно сообщил Стуколин, извлекая первую
банку. - Вечно у нас так: стоит какой-нибудь марке подняться, начинают
мочу гнать. Коммерсанты!
  - Дарёному коню... - Лукашевич тоже вооружился банкой, дёрнул за кольцо.
  - Вам привет от генерала-майора, - сообщил Фокин, усаживаясь рядом.
  - От какого это генерала-майора? - с подозрением осведомился Стуколин.
  - От Зартайского, - невинно улыбаясь, ответил Фокин. - Юрия Анатольевича.
  - Понятно, - высказался Стуколин. - А когда его в генералы произвели?
  До того молчавший Громов демонстративно кашлянул в кулак, после чего
спросил:
  - Надеюсь, мы приглашены не для того, чтобы выпить пивка за здоровье
новоиспечённого генерала-майора?
  - Разумеется, нет, - Фокин согнал со своего лица нелепую улыбку. - На
самом деле проблема, которая перед нами встала на этот раз, гораздо
серьёзнее всего, с чем нам до сих пор приходилось иметь дело.
  - Кому это "нам"? - не удержался от реплики Стуколин.
  - Нам, - сказал Фокин. - Ведь мы в одной команде, разве не так?
  - Так, - снова вмешался Громов. - И помнится, нам когда-то обещали, что от
нас ничего не будут скрывать. Поэтому будем конкретны: суть проблемы,
боевая задача, кто отдаёт приказ и кто будет в случае провала отвечать.
  - И ещё: сколько мы с этого будем иметь! - добавил меркантильный Лукашевич.
  - Справедливые требования, - отозвался Фокин, он помолчал, разглядывая
офицеров, и начал так: - Вы знаете уже, что выбор Маканина был в большой
степени случайностью. На вашем месте могли оказаться любые другие пилоты,
но после того, как выбор был всё-таки сделан, любая случайность исключена.
Отныне вы в системе, а после Средней Азии - тем более. Вы доказали, что
вам можно доверять, а значит, пришла пора раскрыть перед вами все карты.
До последней.
  - Давно пора... - проворчал Стуколин.
  - Маканин представлял не только администрацию Мурманска и себя лично - за
ним стояла организация, у которой до сих пор нет официального названия, но
которая объединяет в своём составе весьма влиятельных людей. Среди членов
этой организации - представители правительства, силовых структур,
политических партий и общественных движений. Главная цель этой организации
на сегодня - спасти всё, что только ещё можно спасти в условиях кризиса, к
которому привели нашу страну недальновидные реформаторы. Вы уже
участвовали в двух операциях, спланированных этой организацией, и могли
убедиться, что мы действуем наверняка и стараемся свести возможные жертвы
к минимуму...
  - "Белый орёл", - сказал Лукашевич, широко открытыми глазами глядя на
Фокина. - Я про это читал. Господи, так вы - "Белый орёл"?
  - Эти газетчики... - Фокин брезгливо поморщился. - Да, утечки иногда
случаются, но я ещё раз повторяю: организация не имеет ни названия, ни
устава, мы также стараемся обходиться минимумом необходимых документов -
так проще сохранить тайну её существования. А названия придумала пресса и
беллетристы: "Белая стрела", "Белый орёл", "Красный витязь" - по этим
кликухам можно подумать, что мы все сплошь то ли альбиносы, то ли
алкоголики.
  - Кто руководит организацией? - спросил Громов.
  - У нас несколько лидеров, - сообщил Фокин. - Некоторых из них вы
наверняка знаете. Однако в организации выработано правило: вы знакомы
только с теми из её членов, знакомство с которыми поможет вам при
выполнении задания. Когда-то вам было достаточно знакомства с Маканиным -
теперь вы знаете меня, Зартайского и майора Прохорова.
  - Но как я могу выполнять задание, если я не знаю, кто отдаёт приказ? -
возразил Стуколин. - Вдруг это Зюганов, а я его терпеть не могу!
  - Непосредственный приказ отдаю я, - заявил Фокин. - Меня, надеюсь, вы
терпеть можете?
  Стуколин пожал плечами:
  - Ты меня две недели в палате держал, выходить не давал - за что мне тебя
любить?
  - Не надо меня любить, - сказал Фокин. - Любить надо девушек. А участие в
делах организации подразумевает полную добровольность. Либо вы принимаете
условие, при котором все приказы отдаю я или Зартайский, либо не
принимаете и тогда нам не о чем разговаривать.
  - Принимаем, - ответил за всех Громов, - продолжайте.
  Фокин кивнул с благодарностью.
  - Итак, вы и я состоим в нелегальной, глубоко законспирированной
организации, для членов которой благоденствие России - не пустой звук. Мы
делаем всё, чтобы остановить процесс разрушения нашей Родины, превращения
её в "страну третьего мира". Без нас в России и на её окраинах уже
бушевало бы с десяток полномасштабных войн. И сегодня мы снова должны
предотвратить войну.
  - Балканы? - с надеждой спросил Стуколин.
  - Нет, не Балканы, - разочаровал его Фокин. - Намного ближе, и в то же
время намного дальше. В эти дни готовится к переходу тяжёлый авианесущий
крейсер "Варяг" - систер-шип "Адмирала Кузнецова".
  - Его ж, вроде, продали, - проявил эрудицию Стуколин. - Китайцам.
  - Раскрою вам ещё одну тайну. "Варяг" был действительно куплен, но не
китайцами, а нашей организацией. Разумеется, мы действовали через
подставных лиц, и теперь имеем в своём распоряжении прекрасный боевой
корабль, способный противостоять целому флоту.
  - А как у него с вооружениями? - деловито поинтересовался Лукашевич.
  - Практически полный комплект. Не хватает только авиагруппы. И вот здесь
мы очень рассчитываем на вас.
  Стуколин поперхнулся пивом и вскочил.
  - В каком смысле рассчитываете? - осведомился он. - Да я никогда в жизни
на палубу не садился! Вы хоть понимаете, что есть разница между пилотом
ВМФ и пилотом ПВО?
  - Садиться на палубу вас научат, - пообещал Фокин. - У нас ещё есть на это
время. Главное - вы трое обладаете боевым опытом, а это очень важно в
данной ситуации.
  - Вы ошибаетесь, - мягко возразил Громов. - Когда речь заходит об
авианосцах, вне зависимости от ситуации, важнее умение поднять машину с
палубы и без проблем посадить её назад - если этого умения нет, о боевом
опыте можно забыть.
  - Но вы ведь сажали "Су-27К" на "Кузнецова"? Я читал ваше досье.
  - Я сажал, - согласился Громов, - ребята - нет. Да и себя я не могу
назвать военно-морским асом: всего две посадки и те - в тепличных
условиях. Поэтому я порекомендовал бы вам обратиться непосредственно к
лётчикам авиагруппы "Адмирала Кузнецова" - неужели, закупив авианосец, вы
не позаботились завербовать нескольких морских лётчиков?
  Лицо Фокина омрачилось, он выпрямился на своём стуле и неохотно признался:
  - Тридцать пилотов были специально подготовлены нашей организацией для
службы на авианесущих кораблях России, все они приписаны к "Адмиралу
Кузнецову", но мы в любой момент могли бы перевести их на "Варяг".
  - И что же вам мешает?
  - Пришёл приказ из Министерства обороны, и все они были отправлены в
Чечню, где и погибли - вертолёт с нашими пилотами был сбит.
  - Что?! Все погибли?! - вскричал Стуколин.
  - Да как такое может быть?! - вскричал Лукашевич.
  - Вы понимаете, что это предательство? - без лишних эмоций спросил Громов.
  Фокин мог бы рассказать офицерам, как он сам, услышав о гибели пилотов
"Адмирала Кузнецова", кричал на старшего по возрасту и по званию
Зартайского: "Это же был весь наш резерв, ВЕСЬ! Где мы теперь столько
лётчиков наберём?! Где?!", на что Зартайский только кивал печально и
отвечал так: "Придётся поискать, Владимир, придётся поискать". Но он не
стал этого рассказывать, дождавшись, когда гневные реплики, отпускаемые
офицерами, сами собой сойдут на нет.
  - Это предательство, - согласился Фокин, - и следствие по этому делу уже
ведётся. Предателя мы вычислим, но вот только пилотов это не вернёт. Нам
нужно восполнить потерю за три-четыре месяца. Иначе любая наша
деятельность потеряет смысл.
  - К чему такая спешка? - удивился Лукашевич
- Это длинная история, - сказал Фокин, - и когда-нибудь вы услышите её
целиком и во всех подробностях. Но если вкратце, она такова. В настоящее
время военным командованием отдельных стран, входящих в блок НАТО,
готовится план под рабочим названием "Форс-мажор". Этот план
предусматривает ряд мероприятий, направленных на дальнейшее раздробление
Российской Федерации с переходом части её областей под административный
контроль западных государств...
  - Оккупация?! - снова вскинулся импульсивный Стуколин. - Ни фига себе!
  - Однако до сих пор план "Форс-мажор" остаётся на бумаге: нынешняя
администрация Соединённых Штатов, которые выступают его инициаторами, не
готова начать войну. Существует несколько причин их нерешительности.
Во-первых, "ядерная дубинка", но это вопрос времени: отказ от договора по
ограничению ПРО36 плюс к этому крайний срок по выполнению условий СНВ-237
- не за горами. Во-вторых, возможность вмешательства третьих стран: ни
Китай, ни Япония, ни тем более арабский мир не станут спокойно взирать на
то, как делят Россию. Однако и этот вопрос решаем: сепаратные переговоры
уже ведутся. И наконец, в-третьих, среди власть предержащих в США сейчас
весьма распространены увлечения различными эзотерическими учениями...
  Лукашевич и Стуколин как один посмотрели на Громова; тот остался
невозмутим.
  - ...В частности, очень многие ведущие политики обращаются за советом к
астрологам, участвуют в спиритических сеансах, пользуются амулетами и
состоят в оккультных объединениях. Наибольшее влияние имеет сегодня
масонский орден "Бнай-Брит", перед руководством которого отчитывается сам
президент США. Высшие Посвящённые этого ордена убеждены, что только США
способны установить Новый Мировой Порядок, о котором масоны мечтают уже
несколько веков. Но для этого Соединённые Штаты должны обладать одним из
Предметов Силы. До недавнего времени Посвящённые полагали, что такой
предмет у США есть, но оказалось, что они ошибались. До тех пор, пока у
США нет ни одного из этих предметов, Посвящённые ордена "Бнай-Брит" не
дадут своего благословения на проведение широкомасштабной военной операции
против России. Они опасаются, что подобный Предмет может быть у нас, и
тогда развитие конфликта трудно предсказуемо на "астральном плане".
  Фокин сделал паузу, и тогда Громов с кажущимся равнодушием сказал:
  - Всё это интересно... для любителей бредовых конспирологических
концепций. Но мы к ним не относимся. Поэтому давайте отложим разговор о
масонских ложах и Предметах Силы до лучших времён.
  Стуколин хлопнул себя по коленям и громко захохотал. Фокин озадаченно
посмотрел на него.
  - Ну ты, Костя, даёшь, - сказал Стуколин, отсмеявшись, - от тебя не
ожидал, честно. С твоей-то склонностью к оккультным тайнам и это...
"любители бредовых концепций".
  - Именно потому, что я хорошо знаю предмет, - отвечал Громов невозмутимо,
- я способен отличить правду от вымысла.
  Последнее заявление Громова прозвучало оскорбительно, но Фокин не выказал
обиды.
  - Я легко согласился бы с вами, - сказал он. - Более того, я сам считаю
всю эту эзотерику чепухой на постном масле. Однако ни моё, ни ваше мнение
никак не отразятся на раскладе сил. Кто-то где-то придаёт этому значение,
и вот уже ВМФ США готовит экспедицию за одним из Предметов Силы - в
Норфолке сформировано авианосное ударное соединение, которое через
несколько дней отправляется в Антарктиду. Наша задача - помешать им
выполнить свою миссию.
  - Ого! - это была единственная реплика, прозвучавшая со стороны пилотов
после столь громкого заявления, и выдал её Стуколин.
  Друзья переглянулись. Лукашевич с улыбкой потёр руки. Громов, наоборот,
озабоченно нахмурился.
  - Предметом Силы, - продолжил Фокин, не дождавшись сколько-нибудь
вразумительной реакции на свои слова, - который хотят заполучить
Посвящённые из ордена "Бнай-Брит", является так называемое Копьё Судьбы.
Согласно древнему преданию, этим копьём был нанесён "удар милосердия",
оборвавший жизнь Иисуса Христа. Затем оно переходило из рук в руки, от
одного известного исторического деятеля к другому, и ему приписывают
различные сверхъестественные свойства. В частности, утверждается, будто бы
Копьё является ключом к военной победе. В середине двадцатого века Копьё
досталось нацистам, и в преддверии краха Третьего Рейха было переправлено
ими на секретную немецкую базу в Антарктиде, где и находится до сих пор.
  - Не слабо, - оценил Стуколин, он хлебнул пива и снова оглянулся на
Громова.
  - Я знаю историю Копья Судьбы, - сказал Громов медленно. - Однако, как и
вы, не верю в его сверхъестественную силу. Даже если исходное Копьё и
обладало таковым, за истёкшие два тысячелетия должно было появиться
достаточно подделок, чтобы запутать вопрос окончательно. И, честно говоря,
я не понимаю, зачем мы должны ввязываться в эту опасную авантюру,
подставлять под удар уникальный авианосец и людей, которые на нём служат,
фактически провоцировать войну? Ради чего всё это? Чтобы горстка идиотов
не могла заполучить железку сомнительного происхождения?
  Фокин поразился, насколько его собственные мысли совпали с доводами
Громова. К тем же самым аргументам он прибег, пытаясь убедить Зартайского,
что затея не стоит выеденного яйца. И теперь он должен был сказать Громову
то, что ему самому сказал Зартайский.
  - Вы не понимаете?
  - Нет, не понимаю.
  - Хорошо, объясню. Даже если бы американская экспедиция отправлялась в
Антарктиду не за конкретным Копьём Судьбы, а за чулками Евы Браун, мы всё
равно должны были бы отреагировать. Потому что при той секретности,
которая окружает эту операцию американского флота, при тех материальных
затратах, которые он понесёт - мы не вправе недооценивать её значение. А
уж если с благополучным исходом этой операции определённые круги в США
связывают начало реализации плана "Форс-мажор"...
  - Смешные эти американцы, - заметил Лукашевич. - Авианосная группа -
слишком заметный объект, чтобы всерьёз говорить о секретности. Я на их
месте снарядил бы подводную лодку, скрытно подобрался бы и высадил десант
морской пехоты на побережье. Или ещё лучше - организовать санно-тракторный
поезд с одной из антарктических станций якобы с научными целями. И дело в
шляпе.
  Фокин тяжко вздохнул.
  - В вашем предложении есть здравое зерно, - признал он. - Вы трое вообще
на редкость здравомыслящие люди, потому мы с вами и имеем дело. Но суть
проблемы как раз и состоит в том, что в этой истории с Копьём Судьбы
решения принимаются и приказы отдаются не совсем здоровыми людьми. Для них
конечный результат - не всегда результат. Логика здесь отсутствует. Опора
на символы, на неукоснительную точность исполнения определённых ритуалов.
Разобраться в этом трудно и для непосвящённого человека - почти
невозможно. Однако в составе нашей контр-операции будут принимать участие
несколько специалистов в этой области. У вас будет предостаточно времени
прояснить для себя мотивацию наших противников. В любом случае, у нас нет
выбора - мы должны перехватить американцев.
  - Чистейшей воды авантюра, - сказал Громов. - "Перехватить" - как вы это
себе представляете? "Варяг" - посудина, конечно, мощная, но главной силой
любого авианосного соединения было и остаётся авиакрыло. Насколько я
помню, типовое американское авиакрыло состоит из восьмидесяти шести боевых
машин. Что с этой армадой могут сделать три пилота, которые пока даже не
умеют садиться на палубу?
  - Начать с того, что вас будет не трое, - ответил Фокин. - Мы уже
сформировали четыре авиационных звена, ваше - пятое38.
  - Ё-моё! - не сдержал возгласа Стуколин. - Двадцать машин против
восьмидесяти шести. Да нас собьют к чёртовой матери в первую же минуту!
  - Далее, - Фокин сделал вид, что не услышал его замечания. - Если совсем
начистоту, то мы не собираемся вести боевые действия против американцев.
Наша задача, как я уже говорил, совершенно противоположная - предотвратить
войну. Поэтому ваши самолёты будут подниматься в воздух только затем,
чтобы продемонстрировать серьёзность наших намерений.
  - А если какой-нибудь придурок пальнёт с перепугу?
  - Главное, чтобы вы с перепугу не пальнули. Всё остальное мы берём на себя.
  - Но-но, - обиделся Стуколин. - Попрошу без оскорблений. Мы своё дело
знаем не хуже вас.
  - Итак, - подвёл черту Фокин, - вы готовы отправиться за Копьём Судьбы?
  - А что, есть другие предложения? - поинтересовался Лукашевич.
  - В конце концов, мы ведь считаемся пиратами, - с усмешкой сказал Громов,
и все снова посмотрели на него. - А у каждого уважающего себя пирата
должен быть свой клад...



                                  ГЛАВА ТРЕТЬЯ


  ЗАКЛЯТЫЕ ДРУЗЬЯ

  (Река Киликия, Сирия, июнь 1190 года)

  Сказать, что славный рыцарь и воин Храма39 Гуго Сакс ненавидел Фридриха
Барбароссу - значит, ничего не сказать. Всё зло мира сконцентрировалось
для Гуго в этом рыжебородом самозванце, провозгласившем себя Императором и
некогда поставившем на колени самого Папу. Гуго не просто желал Фридриху
смерти - он желал ему смерти долгой, мучительной, страшной - такой, чтобы
муки ада, куда, без сомнения, попадёт Фридрих после своей кончины,
показались тому облегчением.
  Самое любопытное, что ненависть эта не имела под собой никакой логической
мотивации - в другие времена её назвали бы "животной" - и сам Гуго редко
задумывался, почему же он мечтает о скором наступлении того светлого дня,
когда сможет выпустить кишки человеку, которого, по идее, должен оберегать
и в случае опасности прикрыть своей грудью. А когда задумывался, то
вспоминал свой разговор с Папой, подробности которого были единственной
тайной Гуго, которую он не раскрыл бы и на исповеди. Впрочем, нужды
исповедоваться у Гуго Сакса теперь не было: Папа предусмотрительно
отпустил ему все грехи - и прошлые, и будущие.
  Вообще этот разговор, состоявшийся незадолго до того, как Папа Римский
Урбан III обратился к государям христианским, призывая их соединиться в
походе против неверных, коварно захвативших Иерусалим и осквернивших Гроб
Господень, многое изменил в жизни Гуго. Из нищего безземельного squire40,
который не смог бы выплатить заявленный Фридрихом сбор в три марки
серебром, необходимый для вступления в армию Крестового похода, Гуго в
одночасье превратился в уважаемого лорда со своим banniere41, командора и
официального представителя Рима с правом голоса на военном совете
германского короля. И, разумеется, выбор в пользу рядового воина Храма
Гуго Сакса не был случайным, а являлся следствием Божьего промысла, а
значит, всё у Гуго получится, и ненавистный Фридрих вскоре отправится в ад.
  А было так. Печальные новости из Палестины застали Гуго в миланском
командорстве Ордена. Весть о падении Иерусалима и ужасной смерти Великого
магистра Жерара де Ридфора от руки главного врага христиан Салах-ад-Дина в
мгновение ока облетела командорство. Храмовники были настроены решительно:
следует объявить новый Крестовый поход и освободить Иерусалим, захваченный
подлыми язычниками. Они готовы были отправиться хоть сегодня, благо жажда
мести за убиенного магистра распаляла их сердца. Один только Гуго, недавно
принявший обеты и сделавший это, скорее, от отчаяния, а не по долгому
размышлению, как его товарищи, относился к готовящемуся Походу довольно
безразлично: вряд ли ему, молодому и новоиспечённому члену Ордена, выпадет
удача участия в Походе, который, как известно, кроме воинской славы,
приносит крестоносцам чистый доход в виде трофеев. Да и о каком доходе
можно мечтать после обязательства жить сообразно канонам святого Августина
- любая добыча пойдёт в казну Ордена.
  Безразличие Гуго не укрылось от проницательного взгляда командора Бриана
де Буагильбера. Однажды под вечер он вызвал Сакса к себе в келью. Гуго
ждал скорого строгого допроса и последующего наказания, но вместо этого
командор долго расспрашивал его о том, что он думает о предстоящем Походе
в Святую Землю, как относится к возможным предводителям этого Похода - к
королю Фридриху, королю Ричарду и королю Филиппу Августу. Гуго отвечал,
что как истинный католик и тамплиер, поклявшийся до самой смерти служить
Святой Церкви, всем сердцем приветствует Поход за освобождение
христианских реликвий и желал бы в нём участвовать, если на то будет
дозволение командора или нового магистра; что королей Филиппа и Ричарда он
чтит, зная об их благородстве, храбрости и набожности - несмотря на то,
что сейчас эти два короля ведут войну друг с другом, не приходится
сомневаться: когда Папа объявит Поход против язычников, они без колебаний
примут крест, забыв о прежних распрях. Если же говорить о короле Фридрихе,
то он не кажется столь благочестивым, его притязания на трон владыки
Римской империи смешны, а сам он известен непомерной жадностью,
вероломством и еретическими высказываниями.
  Командор на эти ответы одобрительно кивал и менял тему, спрашивая,
например, где Гуго научился так хорошо обращаться со своим мечом, и кто и
когда нанёс ему colee42. Беседа между Гуго и его командором закончилась
далеко заполночь. И, судя по всему, Бриан де Буагильбер был её итогами
полностью удовлетворён.
  "Идите, брат мой, - сказал он Саксу, - и хорошенько выспитесь. После
утренней мессы я жду вас у конюшни - мы отправляемся в Венецию43".
  Душа Гуго затрепетала, он почуял скорые и необратимые изменения в своей
неинтересной монотонной жизни. Что ждёт его в будущем: слава, богатство,
власть, или, может быть, смерть без креста и покаяния - какая, в сущности,
разница? Главное - перед молодым и честолюбивым тамплиером открылись
небывалые перспективы, а чем за это придётся расплачиваться, Гуго мало
волновало.
  Дорога от Милана до Венеции неблизкая - почти три дня пути, но два
тамплиера, не обременённые слугами и обозом, на хороших лошадях, избегая
крупных городов, добрались за сутки. Бриан де Буагильбер перепоручил Гуго
командору венецианских тамплиеров, а сам на гондоле отправился на
аудиенцию к Папе. Гуго накормили сытным обедом и дали выспаться. Де
Буагильбер вернулся к вечеру, очень довольный собой и совершенно не
выглядящий усталым, словно и не было изнурительной скачки по пыльным
ухабистым дорогам Северной Италии и долгого ожидания встречи с главой
христианского мира.
  "Папа хочет говорить с тобой", - сообщил он оторопевшему Гуго.
  Тот о подобной чести не смел и мечтать, а потому несколько растерялся.
  "Не смущайтесь, брат мой, - сказал проницательный командор. - Папа - мой
близкий друг, а я рассказал о вас только самое хорошее - вам нечего
опасаться".
  И вот встреча состоялась. Гуго Саксу никогда до того не приходилось бывать
в Венеции, но даже если бы и пришлось, он вряд ли сумел бы опознать дом, в
который его привезли на гондоле по сложной сети каналов под покровом
тёмной безлунной ночи. Потом была слабо освещённая комната, куда высокий и
мускулистый мавр в одеянии послушника препроводил де Буагильбера и Гуго. В
комнате пахло какими-то незнакомыми Гуго благовониями, причём запах был
столь силён, что от него слегка мутился рассудок.
  Урбан III сидел на деревянном троне с высокой спинкой и массивными
подлокотниками. Оказавшись в комнате, тамплиеры преклонили колени, но Папа
велел им встать и подойти ближе. Несмотря на восторг, вызванный
значительностью происходящего с ним события, Гуго обратил внимание на то,
с каким трудом Папа произносит слова - они словно застревали у него в
горле, фразы получались отрывистыми и каждая из них заканчивалась звуком,
напоминающим воронье карканье. Он стар и болен, подумал Гуго о Папе, но
это ничего не значит, потому что его устами говорит сам Господь.
  "Я рад видеть... - сказал Урбан III, - столь доблестных рыцарей... в моей
скромной обители... но я вызвал вас... не только... дабы убедиться в
том... что воинство христово... по-прежнему сильно... и готово к великим
свершениям во славу Господа... Я вызвал вас... чтобы просить выполнить...
одно важное и богоугодное дело..."
Тут Папа остановился, прерывисто дыша, потом вдруг поднял руку и поманил
Сакса пальцем:
  "Подойди ко мне, Гуго... сын мой..."
Гуго оглянулся на командора, тот едва заметно кивнул, и тогда молодой
тамплиер подошёл к самому трону. Папа чуть наклонился вперёд, и в слабом
свете стали видны серые пятна, покрывающие его болезненно бледное лицо.
  "Скажи мне, Гуго... - обратился Урбан III к тамплиеру, - ты хотел бы стать
командором... и участвовать в Крестовом Походе... на правах военного
советника короля Фридриха?"
Чувства захлестнули Сакса.
  "Что мне нужно сделать?" - спросил тамплиер.
  "Я расскажу тебе, сын мой, одну историю... - отвечал Папа. - Когда Господь
наш Иисус Христос... умирал на кресте... охранявший его центурион... по
имени Гай Кассий... нанёс милосердный удар копьём... прервавший жизнь
Спасителя... Это было необычное копьё... Его выковали из небесного железа
по приказу самого Финееса... Иисус Навин держал это копьё в руке... когда
его войска штурмовали Иерихон... Ирод Великий владел этим копьём... когда
отдавал приказ истребить невинных иудейских младенцев... В этом копье
заключена великая сила... и все короли земные стремятся завладеть им...
Император Константин Великий получил его от итальянских христиан... перед
битвой с Максенцием... Король вестготов Теодорих с этим копьём побеждал
варваров Атиллы... Используя силу копья, Карл Мартелл остановил нашествие
сарацин... в битве при Пуатье... Император Оттон Великий разгромил армию
мадьяр под Аугсбургом... и в руке у него снова было это копьё...
полученное от отца... германского короля Генриха..."
Слушая историю величайшей реликвии, Гуго не смел и дышать, на непокрытом
лбу выступила испарина. Ведь перед ним - рядовым воином Храма -
раскрывалась одна из величайших тайн христианского мира.
  "Ныне копьём владеет рыжебородый Фридрих... - сообщил Папа. - Он никогда
не расстаётся с ним... и верит в его силу... С копьём он отправится на
Иерусалим..."
Урбан III снова остановился, чтобы перевести дыхание. Гуго терпеливо ждал,
забыв обо всём на свете, кроме слов, только что произнесённых Папой:
"Копьё - у рыжебородого Фридриха... Копьё - у рыжебородого Фридриха".
Догадка осенила Гуго: так вот почему германский король, претендующий на
трон Римской империи, столь непобедим! Только сражение под Леньяно, в
котором Фридрих потерпел сокрушительное поражение, заставило самозваного
императора встать на колени перед новым Папой - Александром III. Но то
была Господня воля, а в таких случаях не поможет никакое копьё.
  "Ты станешь командором, Гуго... и войдёшь в военный совет Фридриха... -
Урбан III понизил голос до свистящего шёпота; суровый недобрый взгляд,
казалось, пронизывал молодого тамплиера - Но только затем... чтобы отнять
у самозванца реликвию... которая ему не принадлежит..."
Предложение было столь ошеломляющим, что на мгновение Гуго потерял дар
речи, а когда речь всё-таки вернулась к нему, то Сакс не сумел сдержать
вопроса:
  "Но почему?!"
Папа прищурился.
  "Почему ты должен отнять реликвию?" - уточнил он.
  Молодой тамплиер поспешно кивнул, подтверждая догадку Урбана III.
  "Потому что земные короли алчны... вероломны... Даже лучшие из них
нечестивы и в помыслах, и в поступках... Великая реликвия должна
принадлежать Святой Церкви... только верные слуги Господа... такие как
ты, сын мой... имеют право распоряжаться копьём..."
Гуго был смущён и польщён одновременно.
  "Но ведь если Фридрих останется без копья, - сказал он, - поход может
закончиться поражением?"
Молодой тамплиер сам поразился своей смелости, но это был как раз тот
самый вопрос, который следовало задать в любом случае.
  "Ты умён, Гуго, - отметил Папа с одобрением. - Это хорошо... Значит,
Фридрих не сможет тебя обмануть... И я отвечу на твой вопрос... Поход в
Святую Землю - это благое дело... но не такому человеку как Фридрих...
возглавлять его... Воины Храма должны вести тех, кто примет крест, в этот
Поход...Ты и другие... Ты понимаешь меня, Гуго?" "Да, понимаю", - быстро согласился молодой тамплиер.
  "Скоро... очень скоро Господь призовёт меня... - сообщил Папа, а когда
Гуго попытался возразить, остановил его нетерпеливым движением руки. - Я
не боюсь смерти... я верю, что Господь будет милосерден ко мне... Но не
это сейчас главное... Когда ты узнаешь о моей смерти, Гуго, ты не должен
колебаться... придёт другой Папа... и Святая Церковь не угаснет... а копьё
должно вернуться... И тогда Орден Храма обретёт невиданную силу и
богатство..." "Я всё сделаю, - горячо пообещал Гуго. - Я верну реликвию".
  "Я знал, сын мой... - торжественно произнёс Папа, - что ты без колебаний
согласишься... выполнить волю Господа и Святой Церкви. Отправляйся в путь,
не медля. Я благословляю тебя... и отпускаю все грехи - прошлые и
будущие..."
На этом встреча закончилась, и тамплиеры отправились восвояси. По дороге
командор посвятил своего младшего брата по Ордену во все подробности
предстоящей миссии. Как оказалось, Гуго в ней отводилась важнейшая роль.
Известно, что Фридрих недолюбливал французов, а особенно тех из них, кто
посвятил свою жизнь служению Храму и Святой Церкви - но Сакс, хотя и был
отпрыском дворянского рода, более столетия назад обосновавшегося под
Винчестером, по крови считался германцем. Кроме того, Фридрих явно захочет
узнать побольше о посланце Папы и новоиспечённом члене своего военного
совета, но не сумеет - а это очень важно! - узнать о нём ничего такого,
что могло бы быть использовано против молодого тамплиера. Чтобы с Гуго по
неопытности не случилось беды (Рыжебородый известен своим коварством),
командор Бриан де Буагильбер вызвался сопровождать брата по Ордену под
личиной скромного щитоносца. Гуго подумал, что, наверное, это будет
престранное и пренелепейшее зрелище: молодой лорд и пожилой сквайр при
нём, но потом вспомнил, как не раз наблюдал подобное на дорогах Европы, а
значит, и такое соседство не вызовет подозрений.
  Потом тамплиеры обсудили, как им сподручнее будет завладеть реликвией.
Бриан де Буагильбер объяснил Гуго, что Фридрих носит наконечник копья на
груди, а значит, придётся улучить момент, когда Рыжебородый останется
один, и только после этого действовать.
  Тогда ни командор, ни тем более Гуго не помышляли о том, что им, возможно,
придётся убить Фридриха, чтобы завладеть реликвией. Но по прошествии двух
лет их планы претерпели заметные изменения. Крестовый Поход начался с
череды неудач, а очень скоро стало ясно, что он может закончиться и
полнейшим разгромом. То ли реликвия утратила свою великую силу, долгое
время находясь в руках чванливого самозванца, именующего себя императором,
то ли Всевышний действительно сильно обозлился на этого человека - в любом
случае катастрофа была близка.
  Тамплиеры нагнали тридцатитысячное войско крестоносцев уже в Византии.
Фридрих не упустил случая показать новичкам своё пренебрежение, но гнать,
разумеется, не стал. Только буркнул в сторону: "Присылают юнцов. У Папы не
осталось опытных воинов?", чем вогнал Гуго в краску.
  Греки вели себя нагло - словно огромная армия, медленно продвигавшаяся по
их землям, совсем ничего не значила. Договор, заключённый ещё в Нюрнберге
между Фридрихом и посольством базилевса Исаака Ангела, согласно которому
Константинополь брал на себя обязательства по снабжению армии Похода всем
необходимым в обмен на лояльность к местным законам, не соблюдался.
Крестоносцы жестоко страдали от голода, недостатка дров и фуража. Почти
сразу начались грабежи, местное население озверело, и стычки с ним, редкие
поначалу, заметно участились.. А когда Фридрих обратился за помощью к
сербам и болгарам, базилевс окончательно разорвал договор и бросил послов
Фридриха в темницу. Фридрих взъярился и двинул войско на Константинополь.
Сметая всё на своём пути, крестоносцы взяли, разграбили и сожгли несколько
городов. Когда до византийской столицы оставалось всего несколько лиг44, а
Поход против сарацин грозил перерасти в кровавую войну с империей греков,
Исаак Ангел запросил пощады, прислал в лагерь Фридриха заложников из числа
ближайшей родни, возобновил снабжение и высказал пожелание снабдить
крестоносцев кораблями для переправы через Геллеспонт45. И Фридрих принял
эти условия: он всерьёз собирался освободить Иерусалим от язычников, и в
его планы не входило растрачивать силы на осаду и штурм Константинополя -
очередь этого богопротивного города ещё настанет.
  Невероятные трудности подстерегали крестоносцев и в Малой Азии. Земля,
опустошённая частыми и затяжными войнами, была не самым подходящим местом
для успешного ведения военных действий. Запасы провианта и фуража,
полученные от греков, закончились чуть ли не в первую неделю, а восполнить
их было нечем. При этом растянувшаяся на много миль армия подвергалась
постоянным нападениям со стороны турок-сельджуков, опустошавших её ряды
подобно урагану. Все эти обстоятельства не способствовали укреплению духа
крестоносцев, многие из них начали роптать, а у тех, кто с самого начала
испытывал неприязнь к Фридриху, появился повод позлословить на его счёт. И
именно тогда враждебность Гуго по отношению к германскому королю переросла
в неприкрытую ненависть, а желание просто похитить драгоценную реликвию
превратилось в жажду крови. Однако подходящего случая пока не
представлялось: Фридрих практически всё время находился на виду и под
охраной своих вассалов. Кроме того, Гуго ни разу не удалось увидеть его
раздетым хотя бы по пояс, а следовательно, точно установить, носит ли
Фридрих реликвию постоянно или всё-таки прячет её в специальную шкатулку,
оставляя под надзором слуг. Это по-настоящему бесило молодого тамплиера, и
он не находил себе места, придумывая планы один другого хитроумнее, как бы
выманить Фридриха из-под охраны и наконец покончить и с рыжим самозванцем,
и с затянувшимся Походом - задерживаться в армии крестоносцев после
обретения священного копья тамплиеры не собирались. Командор Бриан де
Буагильбер, наоборот, казался невозмутимым и даже весёлым, храбро бился с
сельджуками и заводил полезные знакомства среди знатных рыцарей,
участвующих в Походе. Когда Гуго, таясь, излагал ему очередной
"хитроумный" план, он только качал головой и посмеивался, подёргивая себя
за кончик седого уса, а потом в несколько слов объяснял молодому товарищу,
почему его план плохо продуман и не может быть реализован ни при каких
обстоятельствах.
  Наконец, истощённые и потерявшие в пути половину лошадей крестоносцы
подошли к стенам Икония46, изготовились к штурму. И вот тут Гуго впервые
увидел копьё. На военном совете Фридрих заявил, что город должен быть взят
с первой попытки, долгой осады не пережить самим осаждающим. Отдельные
члены совета высказали сомнения в оправданности подобного сценария. Тогда
германский король напомнил присутствующим, что последнее слово в любом
случае остаётся за ним, но для того, чтобы придать решимости своим воинам,
он готов прибегнуть к древнему ритуалу, обратившись к великой силе,
заключённой в Копье Судьбы (почему-то именно так он называл реликвию). К
удивлению Гуго, выяснилось, что многие из германцев знают о реликвии - они
поддержали Фридриха криками одобрения. Фридрих удалился к себе в походный
шатёр (он никогда не обнажался прилюдно), и в его отсутствие было
изготовлено древко. Вскоре Фридрих вышел из шатра, одетый в полный боевой
доспех - кольчугу с капюшоном, чулки из металлических колец со шпорами,
шлем с наносником. Под палящим солнцем Азии в подобной броне было, мягко
говоря, неуютно, но, по всей видимости, Фридрих считал наличие доспеха
неотъемлемой частью готовящегося ритуала. На выставленной вперёд ладони
рыжебородый король нёс длинный наконечник копья, который собственноручно
насадил на древко. Потом он преклонил колени, и его примеру последовала
вся армия. Молитва заняла совсем немного времени, Фридрих встал, слуги
подвели его боевого коня47 и помогли взобраться в седло. Германский король
обернулся к своей армии и, воздев священное копьё над головой, прокричал:
"Христос царствует! Христос побеждает!". И словно молния полыхнула. Тысячи
глоток исторгли боевой клич, от которого содрогнулись, казалось, самые
основы мироздания, и тут же всё пришло в движение: конные и пешие воины с
крестами на плащах устремились к Иконию и, невзирая на тучу стрел и
камни, сыплющиеся на них со стен, приступом взяли город.
  Боевое безумие охватило и Гуго. Сакс мчался на своём гнедом и орал вместе
со всеми, а много позже удивлялся, вспоминая, сколь легко он отделался с
учётом того, что совсем себя не берёг и лез в самую гущу битвы - поневоле
вспомнишь о чудесной силе принадлежащего Фридриху копья.
  Сражение закончилось оглушительной победой, крестоносцы воспрянули и
повеселели: тем более что Иконий слыл богатым городом, а значит, здесь
было чем поживиться. Султан сельджуков обратился к Фридриху с нижайшей
просьбой о заключении мира. Был предложен отступной в виде золота,
серебра, провианта и породистых скакунов. Фридрих отказываться не стал, а
принял послов и дары с удовольствием.
  Через несколько дней хорошо отдохнувшая армия снова двинулась в путь.
Горными тропами преодолев Тавр, крестоносцы оказались в Сирии, где и
встали лагерем в долине Селефа, у быстрой и полноводной реки Киликии. Там
Гуго вызвал своего командора на откровенный разговор.
  - Нам нужно что-то делать, брат мой, - сказал он. - Фридрих воспользовался
силой Копья и будет теперь побеждать. Ещё немного, и мы навсегда потеряем
реликвию.
  - Ты разгорячён, брат, - отвечал Бриан де Буагильбер невозмутимо. - Ты
желаешь уже не столько Копья, сколько крови Фридриха. Твоя ненависть
благородна и чиста, но наше дело требует холодного сердца.
  Гуго почувствовал себя оскорблённым.
  - Но я хоть что-то делаю, - возмутился он. - Ты же, брат мой, только
треплешь попусту языком.
  Сказано было намного крепче (чего-чего, а браниться тамплиеры всегда
умели), но командор только рассмеялся.
  - Не всё является тем, чем кажется, - обронил он загадочно. - Будь
внимателен, брат мой, и тебе откроется истина.
  Гуго заморгал своими длинными, как у девушки, ресницами. Бриан де
Буагильбер взял его за плечо, придвинул к себе и быстро зашептал на ухо:
  - Время пришло, брат. Скоро твои мечты сбудутся. В девятом часу48
незаметно отлучись, слуг по благовидным предлогом отошли, сам снаряди
ездовых, возьми оружие: мечи и арбалет, доспехи оставь. Как управишься,
езжай от лагеря вверх по течению реки. Остановись в миле от дозора, и жди.
  - И что будет? - тоже шёпотом спросил Гуго.
  Командор отстранился.
  - Увидишь, - с усмешкой ответил он. - Но будь готов ко всякому. И к
позору, и к смерти - тоже.
  - Я не боюсь ни позора, ни смерти! - Гуго гордо выпрямился.
  - Я знаю.
  Сказавши так, Бриан де Буагильбер слегка поклонился товарищу и ушёл в
неизвестном направлении.
  Изнывающий от любопытства и возбуждения Гуго едва дотерпел до девятого
часа, но всё сделал в точности так, как велел ему де Буагильбер, и к концу
вечерни был в трёх милях восточнее лагеря. Там Сакс остановил лошадей и
огляделся вокруг, но никого не заметил - лишь ветер шумел в зарослях
тростника, да кричала пронзительно какая-то птица. Гуго спрыгнул на землю
и отвёл ездовых в тень, благо вдоль реки росли достаточно высокие деревья,
под сенью которых можно было укрыться от лучей азиатского солнца, которое
под вечер жарило особенно немилосердно.
  Командор появился внезапно - выскользнул из-за деревьев плавным шагом
крадущегося тигра и в одно мгновение оказался рядом с Гуго. Лицо де
Буагильбера блестело от пота, а сам он тяжело дышал, как от быстрого и
продолжительного бега. Одет тамплиер был более чем легко - в кожаные штаны
и исподнюю рубаху, из оружия при нём был только короткий кинжал в ножнах
на поясе.
  - Отлично, брат мой, - одобрил командор расторопность Гуго. - Коней нужно
стреножить и спрятать.
  - И что будет дальше? - Гуго буквально лихорадило от предощущения скорой
схватки.
  - Скоро по этой дороге проедет Фридрих, - не стал более мучить Бриан де
Буагильбер своего молодого товарища. - Он будет один.
  - Не может быть! - изумился Гуго. - Он никогда не остаётся один.
  - Кроме тех случаев, когда ему нужно раздеться, - напомнил командор. - А
он разденется, уверяю тебя. Но пора действовать..
  Последнее замечание оказалось более чем своевременным. Едва тамплиеры
успели спрятать коней, как со стороны дороги раздался дробный стук копыт,
и из-за деревьев показался Фридрих на своём вороном. Место, на котором
только что стояли воины Храма, также показалось германскому королю
подходящим. Он слез с коня и, что-то ласково ему нашёптывая, повёл под
уздцы к реке. Там он привязал вороного к дереву, осмотрелся и начал
раздеваться. Гуго, наблюдавший за происходящим из густого кустарника, был
поражён, насколько точно его старший товарищ предсказал, как будет вести
себя Рыжебородый. Значит, действительно зря времени не терял, и его
беспечность была кажущейся.
  Фридрих раздевался без спешки. Отстегнул меч, снял плащ, кожаную куртку,
штаны. Стараясь не шуметь, тамплиеры подкрались ближе. Когда король снял
рубаху, Гуго едва сдержал возглас: он понял, почему Рыжебородый прячет
своё жилистое тело от посторонних взглядов. Фридрих страдал от какой-то
кожной болезни - спину и грудь его, поросшую редким рыжим волосом,
покрывали язвы, кое-где - старые, засохшие, кое-где - новые, кровоточащие.
Впрочем, Гуго тут же забыл о язвах - на шее Фридриха висела золотая
цепочка, а на цепочке вместо креста - наконечник священного копья.
  Раздевшись донага, король принялся яростно чесаться. Он по очереди чесал
бока, живот, грудь и плечи. Ногти срывали чёрную коросту с язв, но
Рыжебородый только ухал довольно и продолжал чесаться. Момент был очень
подходящий, чтобы сразить Фридриха прицельным выстрелом из арбалета, но
кутюм49 запрещал подобное благородным рыцарям, и Гуго даже не пришло в
голову поступить так.
  Тамплиеры рассчитывали, что Рыжебородый снимет цепочку с реликвией, когда
войдёт в воду, но тот, по всей видимости, действительно никогда не
разлучался с наконечником - на берегу он оставил только одежду и оружие.
  Фридрих быстро залез в воду по грудь и поплыл - как оказалось, плавал он
неплохо, но при этом шумел и отфыркивался, как бобёр. Собратья по Ордену
переглянулись.
  - Пора, - сказал командор.
  Более скрываться не было необходимости. Тамплиеры вышли из кустов,
выпрямившись в полный рост: впереди вышагивал командор, удерживая руку на
поясе с кинжалом, за ним следовал Гуго с заряженным арбалетом наперевес.
  При их появлении привязанный вороной громко заржал и забил копытом.
Германский король услыхал ржание и повернулся в воде.
  - Эй вы, подонки! - крикнул он грозно. - Идите прочь!
  Командор вежливо и с улыбкой поклонился на оклик, но с места - а тамплиеры
стояли уже над одеждой Фридриха - не сдвинулся.
  Германский король поплыл к берегу, нащупал ногами дно и, стоя по пояс в
воде, изучающе рассмотрел тамплиеров. При этом он щурился, что выдавало
старческую слабость зрения, но испуга или каких-то других признаков
смятения не выказал: слишком был для этого горд.
  - Я узнал вас, - сказал он медленно. - Вы храмовники, посланцы Папы, и вы
здесь неспроста.
  - Конечно, неспроста, - кивнул Бриан де Буагильбер, он вытащил кинжал и
принялся обрезать ногти на руках. - Мы пришли за реликвией.
  Фридрих по-прежнему оставался невозмутим.
  - Что ж, я ждал чего-то подобного от Папы, - признался он. - Кто приказал
вам взять Копьё? Климент? Григорий? Или еще Урбан?50
  - Это неважно, - сказал де Буагильбер. - Отдай Копьё, и мы уйдём.
  - Иди и возьми его, - вызывающе предложил Фридрих.
  Гуго растерянно оглянулся на командора: такого поворота событий он не
ожидал. Бриан де Буагильбер не колебался ни секунды.
  - Готовь арбалет, брат, - сказал он.
  Сердце Гуго часто и радостно забилось. Он сорвал кожаный чехол с арбалета,
сдвинул предохранительную скобу и наставил оружие на ненавистного
германского короля.
  - Стойте, - Фридрих поднял руку, - я отдам Копьё.
  Столь быстрая перемена выглядела более чем подозрительно. Но командор
кивнул товарищу, и Гуго снова опустил арбалет. Рыжебородый двинулся к
берегу, выходя из воды, и Сакс подумал, что, наверное, никогда теперь не
будет с прежним почтением относиться к королям и владетельным лордам - кто
он такой этот голый больной старик, чтобы называть себя императором Рима и
помазанником божьим?
  Оскальзываясь в грязи, Фридрих выбрался на берег и шагнул к своей одежде.
Дальнейшее произошло настолько быстро, что позже Гуго не сумел точно
воспроизвести в памяти последовательность событий. Только что Бриан де
Буагильбер протягивал руку, чтобы сорвать с шеи Фридриха драгоценную
реликвию, и вот уже он стоит на коленях, вокруг его шеи обмотана золотая
цепь, на котором висел наконечник священного копья, тамплиер хрипит и
пытается перехватить цепь, а Фридрих с напряжённым лицом, разведя руки в
стороны, высится за его спиной, и его покрытое язвами тело уже не выглядит
столь немощным, каким казалось ещё мгновение назад. Но самым неожиданным и
страшным было другое - оказывается, Гуго успел сделать выстрел (точнее,
инстинктивно нажал на спуск) и теперь ложа арбалета была пуста, а
арбалетный болт насмешкой торчал из земли, уйдя в неё по самое оперение.
Командор продолжал хрипеть, Фридрих продолжал затягивать золотую удавку, а
Гуго стоял дурак дураком и смотрел на торчащий болт.
  Бриана де Буагильбера спасло слабое звено в цепи - не выдержав нагрузки,
оно лопнуло, и моментально освободившийся командор развернулся и с размаху
ударил Фридриха в неприкрытую грудь. Король пошатнулся, но устоял. Тогда
тамплиер нанёс новый удар - кулаком по лицу. Фридрих упал спиной в воду.
Но подниматься не стал, а оттолкнувшись ногами от дна, нырнул. Де
Буагильбер кинулся было за ним и даже вроде бы успел ухватить, но король
вывернулся и всплыл не менее чем в двух перчах51 от командора. Легко
справляясь с течением, Фридрих погрёб к противоположному берегу.
  Громко и витиевато ругаясь, тамплиер вылез на сушу.
  - Чего стоишь?! - рявкнул он на Гуго. - Заряжай!
  Гуго завозился с арбалетом, натягивая тетиву, потом вдруг остановился и,
пришибленно глядя на старшего товарища, напомнил:
  - Но ведь реликвия... Она у Рыжебородого. Если я выстрелю...
  Тут Бриан де Буагильбер произнёс загадочную и в чём-то кощунственную
фразу, смысл которой молодой тамплиер понял много позже, когда целовал
туфлю Папы Климента III, воцарившегося в Риме.
  - Сила не в реликвии, - сказал командор. - Сила в вере в реликвию. Заряжай!
  Фридрих уже отплыл на расстояние половины фурлонга52, когда Гуго удалось
наконец справиться с зубчатым заряжающим механизмом.
  - Теперь стреляй! - крикнул командор. - Если он уплывёт, нам не жить!
  Гуго упёр приклад арбалета в плечо, медленно выдохнул, прицелился и нажал
на спуск. С характерным звоном распрямилась пеньковая тетива. Тяжёлый болт
за два удара сердца нагнал Фридриха и пробил капюшонную мышцу. Речная вода
окрасилась кровью. Копьё выскользнуло из разом ослабевшей руки короля, и в
последние мгновения своей жизни Фридрих Барбаросса закричал в отчаянии,
словно утрата Копья была для него страшнее собственной смерти...

  (Нью-Йорк, декабрь 1999 года)
За две недели до того, как генерал-майор войск ПВО и активнейший деятель
нелегальной патриотической организации "Белый орёл" Юрий Анатольевич
Зартайский поставил перед капитаном ФСБ Владимиром Фокиным боевую задачу,
в одном из небольших уличных кафе китайского квартала Нью-Йорка состоялась
встреча между резидентом Главного разведывательного управления и его
агентом, фигурирующем в документах ГРУ под псевдонимом "Джимми Доллар".
  Этот агент, в миру более известный под именем Роберт Фоули, не испытывал
никакого энтузиазма от предстоящей встречи. Более того, он с радостью и не
колеблясь ни секунды отдал бы все свои сбережения в банке, дом, автомобиль
и правую руку в придачу только за то, чтобы никогда больше не видеть и не
слышать человека, который раз в месяц присылал на пейджер Фоули
сообщение, состоящее из двух слов: "Нужно встретиться" и подписи:
"Bear"53. Резидент это знал и каждый раз обещал оставить Фоули в покое. И
каждый раз обманывал.
  Роберт понимал, что так оно и будет продолжаться - возможно, ещё не один
год - но ничего поделать с этим не мог. В самом деле, можно отказаться от
счёта в банке, от дома и автомобиля, но как откажешься от карьеры -
фактически, от собственного будущего?
  Возвращение Фоули из России было триумфальным. Он с честью выполнил
задание, показал себя толковым оперативником и был немедленно представлен
к повышению. Через три месяца он уже возглавлял один из отделов Управления
внешней разведки Оперативного Директората ЦРУ. Отдел занимался молодыми
мусульманскими странами, появившимися на карте мира после развала СССР и
считался весьма перспективным в смысле дальнейшего служебного роста его
сотрудников. В один момент потерять это многообещающее место, попасть в
список неблагонадёжных и несколько лет провести "под колпаком" у
собственных коллег не входило в планы Роберта. Поэтому когда по
возвращении из Мурманска, он сел писать отчёт, то вполне осознанно упустил
некоторые нюансы этой командировки. В частности, Фоули ни словом не
упомянул об инциденте, произошедшем за два часа до встречи с резидентом
военной разведки курируемой им страны, фигурировавшем в оперативных
сводках отдела под именем Ивана Ивановича Иванова. Роберта тогда взяли
просто: в обменном пункте гостиницы ему подсунули пачку фальшивых рублей,
а когда он попытался ими расплачиваться, арестовали - благо, в пределах
визуальной видимости "совершенно случайно" (а как же иначе?) оказался
представитель российских "компетентных органов". Разумеется, почти сразу
же "недоразумение" разрешилось, но не в пользу Фоули. Его завербовали -
безыскусно, примитивно, на уровне теоретического курса "Планирование
агентурной сети", и он, конечно же, уже тогда догадывался, что
подневольным участием в конкретной миротворческой акции, призванной
остановить эскалацию вооружённого конфликта в российском Заполярье, дело
не ограничится. Спецслужбы никогда не выпускают из виду тех, кто по разным
причинам оказывается в зоне их особого внимания, а уж если речь идёт о
высокопоставленном сотруднике разведки чужого государства, то и говорить
нечего.
  Отчитавшись и получив должное количество похвал от вышестоящих коллег и
самого Директора, Фоули вернулся к текущей работе и стал ждать того дня,
когда человек, прикидывавшийся шофёром такси, а на поверку оказавшийся
лейтенантом ФСБ Владимиром Фокиным, снова напомнит о себе. И день этот
настал.
  Как-то после изнурительной рабочей смены Роберт отдыхал в "Адмирале
Грире", одном из лучших ресторанов Лэнгли, в компании со своим старым
приятелем Джоном Муром. Последний рассказывал новый анекдот о президенте
Клинтоне и политкорректности, коих в преддверии выборов появилось великое
множество, а Фоули утомлённо пережёвывал стейк, запивая его холодной
минералкой. Тут у Роберта промурлыкал сигнал сотового телефона, он
извинился перед Муром и поднёс трубку к уху.
  "Добрый день, господин Фоули, - сказал мягкий незнакомый Роберту голос. -
Я адвокат одного известного вам таксиста и хотел бы встретиться с вами,
чтобы урегулировать возникшее недоразумение".
  "Но я не..." - начал было Фоули, который действительно в первый момент не
понял, о каком таксисте идёт речь, но потом его пробило и он, прикусив
язык, украдкой взглянул на Мура.
  Приятель, казалось, не проявлял никакого интереса к тому, что говорит
Роберт, изображая, будто бы целиком поглощён потреблением десерта. Но всё
равно следовало быть очень осторожным и с ним, и с другими коллегами.
  "Я понял, - сказал Роберт, тщательно подбирая слова. - И готов встретиться
и выслушать ваше предложение. Где и когда?" "Нью-Йорк, Чайна-таун, уличное кафе "И Цзин" - там такое одно, не
перепутаете. Жду вас к девяти часам. Я белый высокий мужчина в очках и с
бородой. Чтобы вы меня с гарантией опознали, на груди у меня будет значок
Адвокатского клуба. До встречи".
  Невидимый "адвокат" отключился, а Фоули, нервно скомкав салфетку, встал.
  "Неприятности?" - вежливо поинтересовался Мур.
  "Ерунда, - голос Роберта почти не дрогнул. - Ведь проблемы и существуют
для того, чтобы их решать".
  Итак, первая встреча с резидентом состоялась. Пока Роберт добирался до
Нью-Йорка, он успел обдумать тактику своего поведения и начал беседу
весьма агрессивно. Фоули с ходу заявил, что не знает, почему Таксист
направил к нему своего "адвоката", поскольку была договорённость о
непродолжительном и однократном сотрудничестве и свою часть обязанностей
по этой договорённости он, Фоули, уже выполнил. На это "адвокат" мягко
улыбнулся и, не вдаваясь в подробности, объяснил Роберту, что Таксист
помнит о договорённости, но не считает сотрудничество законченным,
поскольку проблема, которая свела его с Робертом, пока не решена; он
предлагает ещё пару раз "поработать на общее благо" и даже готов за это
хорошо заплатить.
  Фоули спросил, что произойдёт, если он откажется от дальнейшего
сотрудничества. Лжеадвокат ответил, что в таком случае в одном из
серьёзных и пользующихся уважением московских журналов будет опубликована
тематическая статья, посвящённая иностранным фальшивомонетчикам,
подделывающим (подумать только!) российские рубли, и в качестве одного из
иллюстративных материалов к ней будет использован известный Роберту
документ. Тема безусловно необычная и в чём-то сенсационная, поэтому легко
можно предсказать реакцию западных средств массовой информации на
появление этой статьи.
  "Ну а если я, поклявшись на Библии, заявлю, что упомянутый документ -
фальшивка?" - предположил Фоули.
  "Хозяин - барин, - сказал лжеадвокат по-русски. - Попробуйте. Но я бы не
советовал. Во всём мире спецслужбы одинаковы - оглянуться не успеете, как
окажетесь в очереди за пособием".
  Фоули подумал. Ему не понравилось, что этот хлыщ с дерьмовым значком на
лацкане так уверен в себе. И ещё очень захотелось согнать с его холёной
физиономии эту дурацкую ухмылку.
  "Откуда вы знаете, что я уже не доложил по инстанциям о вас и о Таксисте?
- спросил Роберт с нажимом. - Откуда вы знаете, что наш разговор не
записывается, а вы уже не взяты под наблюдение?"
Согнать ухмылку не удалось. Наоборот, резидент заливисто рассмеялся и
ответил так:
  "Знаю. Иначе меня здесь не было бы".
  Слова прозвучали весомо. Он действительно знает, понял Фоули и более не
задавался вопросом, удастся ли ему отвертеться от сотрудничества. Не
удастся.
  Тогда Роберт заявил, что не будет брать деньги за свои услуги, если дело,
к которому его просит подключиться Таксист, по-настоящему "благое". Потом
посетовал на занятость ("Ведь я начальник оперативного отдела!") и
намекнул, что не сможет выполнять серьёзные задания.
  Лжеадвокат намёк понял, посочувствовал и высказался в том смысле, что
Таксист и не предполагал использовать Фоули "на полную катушку", а просил
бы выполнить несколько небольших, но ответственных поручений. "В общем-то
ничего делать вам и не придётся. За вас всё сделают другие. Вам только
нужно в определённый момент и в определённом месте на том или ином
обсуждении поднять тот или иной вопрос".
  "Я могу быть уверен, что это не принесёт вреда моей стране?" - уточнил
Фоули.
  На самом деле в этой ситуации ему было совершенно наплевать на интересы
страны, но с другой стороны, нельзя допускать, чтобы Таксист и этот хлыщ
слишком зарывались.
  "Абсолютно. Ведь я уже говорил, что это благое дело".
  Поручения действительно оказались необременительными. Однажды резидент
попросил Фоули собрать сотрудников отдела на внеплановое совещание и на
примере недавней операции, успешно проведённой в Узбекистане, обсудить
новые возможности по расширению сети "агентов влияния" в подконтрольных
странах. Роберт не считал операцию удачной, так как держал новоиспечённого
"агента" за обычного проходимца, который деньги возьмёт, но реальной
пользы не принесёт. С тяжёлым сердцем он провёл это совещание и стал
следить за оперативными сводками, полагая, что скоро этих "проходимцев"
начнут вербовать пачками, нанося реальный вред бюджету Разведывательного
Управления. И был приятно удивлён, когда через две недели узнал, что
"проходимец" снят со всех постов по личному распоряжению Президента
Узбекистана, имущество его конфисковано, а сам он на неопределённый срок
отправлен в камеру предварительного заключения.
  Следующие поручения были того же порядка, и хотя Фоули очень часто не мог
увязать своё действие с каким-нибудь событием, произошедшим в другом
полушарии, он надеялся, что Таксист не перемудрит и не подставит его
по-глупому. Надежда слабая, но всё-таки лучше надежда, чем вообще ничего.
  "Главное, что я отказался от денег, - успокаивал себя Фоули, - ведь все
сгорают на деньгах".
  И вот новый вызов. И снова одолевают сомнения: ехать или плюнуть на всё и
пойти каяться к Директору. И снова - с гарантией испорченное настроение.
Но и на этот раз Роберт Фоули собрался и поехал в Нью-Йорк.
  Беседы с резидентом теперь были кратковременными. Лжеадвокат излагал
задачу и раскланивался. Как лучше её решить, должен был придумать сам
Фоули.
  Они встретились в знаменитом Центральном парке, и резидент, не глядя на
Роберта, быстро заговорил:
  - Вам необходимо под благовидным предлогом увидеться с Директором и в ходе
разговора сообщить ему, что вы хотели бы участвовать в готовящейся
экспедиции в Антарктиду.
  - Но я не собираюсь ни в какую Антарктиду! - возмутился Роберт: это уже не
напоминало "небольшое поручение".
  - Когда Директор спросит вас, откуда вам стало известно о готовящейся
экспедиции, - невозмутимо продолжал резидент, - вы скажете, что получили
эту информацию от одного из своих агентов, работающих в Ингушетии.
Например, от агента Томаса. Его вчера подстрелили на границе, и вашу
"легенду" не смогут перепроверить.
  - Томас убит? - Фоули ошалело помотал головой.
  "Не слишком ли много потрясений за пару минут, а, Роберт?"
- Разумеется, вы должны были поинтересоваться источником информации, -
резидент вновь проигнорировал смятение Роберта, - но Томас не пожелал
разглашать его. И вы сделали вывод, что произошла утечка. Какой объём
информации реально "утёк" на восток, вы не знаете, но предполагаете, что
вина за разглашение тайны лежит на одном из высокопоставленных участников
экспедиции, посвящённом во все её подробности. Такой вывод вы делаете на
основании того, что Томас знал о конечной цели экспедиции - обнаружении
секретной базы нацистов, сохранившейся там со времён Второй мировой войны.
  Фоули приостановился - они разговаривали на ходу - и спросил:
  - Вы серьёзно?
  - Я никогда не шучу, - с достоинством отвечал резидент.
  - Допустим, - Роберт ускорил шаг, пытаясь собраться с мыслями, - допустим,
это не блеф и такая экспедиция на самом деле готовится. Но что я там буду
делать - в этой дерьмовой Антарктиде?
  - То, что вам поручит Директор. А он вам поручит провести негласное
расследование и установить источник утечки.
  - А такая утечка действительно имела место? - насторожился Фоули.
  Какой шанс для служебного роста! Если лжеадвокат хотя бы намекнёт, даст
зацепку, Роберт может вернуться из Антарктиды ещё большим триумфатором,
чем из России, и к тому же поможет родимому Управлению избавиться от
очередного предателя.
  - Нет, никакой утечки по этому направлению не было. Так что отдыхайте,
набирайтесь впечатлений.
  Фоули, разумеется, не поверил.
  - Но если утечки не было, откуда вы знаете об экспедиции? - поддел он.
  - Есть вещи, о которых лучше не говорить и не думать, - ответил резидент и
добавил зловеще: - Чтобы не сойти с ума.
  "Да он просто не хочет выдавать источник, - догадался Фоули. - Что ж,
справимся своими силами".
  Сидеть в экспедиции сложа руки и набираться впечатлениями Роберт не
собирался. В конце концов резидент сам втянул его в эту игру, и
возможность утереть нос ему, Таксисту и ГРУ с ФСБ вместе взятым Роберт
упускать не хотел.
  На следующий день Фоули записался на приём к Директору, и всё получилось
именно так, как предсказывал лжеадвокат. Директор нахмурился, потом велел
подчинённому подождать в приёмной, а через полчаса Роберта уже допрашивал
Джек Риан - "независимый эксперт", личность легендарная и участвующая
только в самых секретных проектах Управления. Фоули строго придерживался
версии, предложенной резидентом, и очень скоро понял, что теперь его
участие в экспедиции - вопрос решённый.
  - Ваше участие в экспедиции - вопрос решённый, - заявил Риан после
двухчасового интервью, которое довело Роберта до состояния выжатого
лимона. - Но вы должны дать подписку о неразглашении.
  - Я начальник оперативного отдела Управления внешней разведки, - напомнил
Фоули. - Я знаю, что такое государственная тайна.
  - Это особая подписка, - сказал Риан. - В ней вы предупреждаетесь, что в
случае разглашения вами любой информации об экспедиции по отношению к вам
могут быть применены любые меры наказания вплоть до физической ликвидации.
  "Фьють! - мысленно присвистнул Фоули. - Что же они там собираются делать,
в этой Антарктиде?.. Нацистская база? - вспомнил он слова резидента. -
Бред какой!"
До сих пор ему не приходилось оформлять подписки подобного уровня, и
поэтому он с полным вниманием изучил предложенный документ.
  - Вам выделяется двадцать четыре часа на подготовку всех документов и
передачу дел заместителю, - говорил тем временем Риан. - После этого вы
переходите в полное моё распоряжение. Самолётом мы отправляемся в Норфолк,
после чего всякие контакты с "внешним" миром для вас на период экспедиции
исключены.
  - А если я захочу написать письмо матери или своей девушке?
  - Пишите, но имейте в виду: вся почта участников экспедиции
перлюстрируется.
  Фоули, который вроде бы давно привык к ограничениям в собственных правах,
связанных со спецификой выбранной профессии, был тем не менее вновь
неприятно поражён. На какое-то мгновение ему даже показалось, что всё это
происходит не с ним в его родной реальности, а с персонажем по имени
Уинстон Смит из реальности мрачного романа Оруэлла под названием "1984".
  Но отказаться Роберт уже не мог. И подписал бумагу, соглашаясь с
условиями, изложенными в ней.
  Документы ему изготовили быстро. Чиновник Административного Директората
ЦРУ (тот самый, который некогда оформлял паспорт для поездки Фоули в
Россию) равнодушно взглянул на официальный приказ о переводе, заполнил
соответствующий бланк, и специальная машинка с чмоканьем выплюнула новое
удостоверение Роберта.
  В конце рабочего дня этот чиновник заказал к своему возвращению домой две
пиццы с тунцом, выбрав их по каталогу ближайшего ресторана "Пицца-хат", в
котором он считался постоянным клиентом. Пицца с тунцом значилась в
каталоге под номером 67. Такой же номер является частью специфического
обозначения CV-67 USS, под которым в военных справочниках фигурирует
авианосец Атлантического флота США "Джон Ф.Кеннеди".
  Ещё через четверть часа магическое число "шестьдесят семь" стало известно
резиденту ГРУ, на которого работал Роберт Фоули. Недостающее звено в цепи
замкнулось, и резидент дал своей агентурной сети команду отслеживать
малейшие упоминания об авианосце. Через сутки, к тому моменту, как Роберт
вместе с "независимым экспертом" Джеком Рианом с комфортом расположились в
креслах салона первого класса "Боинга-747", летящего в Ричмонд54,
лжеадвокат уже располагал довольно подробными сведениями о готовящейся
экспедиции.
  Кстати сказать, резидент, действующий от имени Владимира Фокина, не был с
ним лично знаком. Точно так же, как Фокин ничего не знал о существовании
резидента. Однако это не помешало зашифрованному отчёту с точными данными
о составе и сроках экспедиции попасть куда нужно. А именно - лечь на стол
генерала-майора Юрия Анатольевича Зартайского.

  (Главная база Атлантического флота, Норфолк, США, январь 2000 года)
Авианосная ударная группировка (АУГ) считается основой боевой мощи США. С
начала XX века Америка заявляла о себе как о морской державе, и авианосцы
в сопровождении флотилий вспомогательных кораблей были лучшим тому
подтверждением. Об эффективности таких группировок не первое десятилетие
ведутся ожесточённые споры. Однако значение их при решении тех или иных
геополитических задач трудно переоценить: попробуй-ка поспорь о
геополитике, когда в твоих территориальных водах бросает якоря этакий
плавучий остров, с которого круглые сутки взлетают смертоносные птицы,
способные в несколько минут сравнять с землёй целый город.
  Существует определённый порядок формирования авианосных группировок. Их
собирают под решение конкретных задач, а потому состав произвольно взятой
АУГ может варьироваться в самых широких пределах. Обычно группировка
состоит из авианосца и около десяти кораблей боевого охранения - четыре
крейсера, два-три миноносца или фрегата, одна-две многоцелевые атомные
подводные лодки. Кроме того, группировку могут сопровождать эскадренные
корабли снабжения.
  Однако главной и обязательной составляющей авианосной группировки, без
которой её существование теряет всякий смысл, является авиационное крыло,
приписанное к авианосцу. В состав авиакрыла входят несколько эскадрилий:
истребительные, истребительно-штурмовые, штурмовые, противолодочные и
самолётов ДРЛО. Общее количество самолётов и вертолётов в авиакрыле может
насчитывать 90 машин. Командиром авиакрыла, подчиняющимся в боевой
обстановке непосредственно командиру АУГ, назначается опытный военный
лётчик, по воинскому званию не ниже кэптена55. Эта должность на авианосце
"Джон Ф.Кеннеди" досталась кэптену Майклу Санчесу. Но нельзя сказать,
чтобы новое назначение его сильно обрадовало.
  В первый и последний раз Майкла Санчеса сбили над Ираком зимой 91-го.
Впрочем, тогда он был ещё не кэптеном, а лейтенантом56 и воевал в составе
второй истребительной эскадрильи авианосца "Америка".
  Два истребителя F-14A "Томкэт"57 совершали патрульный облёт подконтрольной
территории, когда с самолёта ДРЛО Е-2С "Хоукай"58 поступила информация о
приближении группы воздушных целей. "Томкэты" легли на курс перехвата. На
расстоянии 75 миль от противника бортовые РЛС захватили цели, и Санчес как
ведущий в паре доложил на командный пункт о готовности атаковать. Из
центра управления воздушным движением поступил приказ войти в визуальный
контакт с противником. Санчес удивился ("Это ещё что за новости?"), но
приказ есть приказ. Когда расстояние между истребителями и группой целей
сократилось до 40 миль, иракские самолёты снизились до высоты в 2 тысячи
футов и стали уходить в зону действия своей ПВО. Майкл и его ведомый
врубили форсаж, начав преследование. На удалении в 20 миль иракцы вдруг
снова поменяли курс и пошли на сближение. У Санчеса возникло сильное
подозрение, что противник не ориентируется в воздушной обстановке и просто
не видит преследователей. Ещё несколько секунд полёта, и блестящие стрелки
иракских машин, хорошо видимые на сером фоне пустыни, появились прямо по
курсу.
  "Группа из пяти "флоггеров"59, - автоматически доложил Санчес. - Атакую
ведомого".
  Майкл выпустил ракету AIM-9M "Сайдвиндер" с инфракрасной головкой
самонаведения, и тут все цели на сетке бортовой РЛС раздвоились - ответный
залп. Сбить с толку "устаревшие" ракеты советского производства не
казалось проблемой, но Санчеса погубил азарт. Вместо того, чтобы
немедленно кинуть истребитель в противоракетный манёвр, лейтенант
переместил целеуказатель на следующий "флоггер" противника и нажал на
спуск. "Сайдвиндер" ушёл к цели, но почти в то же самое мгновение впереди
взорвалась советская ракета ближнего боя "Р-73". Образовавшееся в воздухе
кольцо из тысяч стальных спаянных друг с другом стержней буквально
разрезало "томкэт" пополам.
  Санчес рванул рукоятку системы катапультирования и уже через четыре
секунды болтался под куполом парашюта, пытаясь придти в себя после шока,
вызванного кратковременной, но при этом совершенно запредельной
перегрузкой. Штурману Малышу Джо повезло меньше: то ли стержни боевой
части советской ракеты достали его, превратив в окровавленный кусок мяса,
то ли он не успел воспользоваться катапультой и сгорел в обломках самолёта
- так или иначе после "вынужденной посадки" Санчес остался один.
  Приземлившись, лейтенант задействовал маячок, который через систему
спутниковой связи начал посылать в штаб группировки сигнал о помощи. Как
советовали многочисленные инструкторы, Санчес забросал парашют камнями и
двинулся на юг, шарахаясь от любого шороха и не выпуская из рук пистолета.
Морские пехотинцы из эвакуационной группы задерживались, а над пустыней
воцарилась ночь.
  Это совсем не походило на то, что видел Майкл на учениях "Дезерт флэг" в
штате Невада60. Санчес навсегда запомнил кажущиеся бесконечными часы в
чужой мёртвой пустыне под холодным звёздным небом. Пронзительно выли
шакалы, под ногами хрустела верблюжья колючка, в полночь Санчес услышал
мерный гул большого количества двигателей, и высоко в небе скользнули
чёрные тени - бомбардировщики шли на Багдад, погасив все габаритные и
опознавательные огни. Немного погодя на севере прогрохотали разрывы, над
горизонтом полыхнуло и занялось алое зарево пожаров.
  Морпехи прибыли на двух транспортно-десантных вертолётах СН-53Е "Супер
Стэльен" лишь в три часа пополуночи. Санчеса тут же закутали в одеяло и
заставили хлебнуть из фляги неразбавленного виски. Майкл хлебнул и
отключился. Так закончилось его единственное приключение на чужой земле -
безвредно, но и довольно бесславно.
  Впрочем, всё своё - положенное количество наград и повышение - он получил
своевременно, а его портрет, написанный маслом, даже попал в экспозицию
авианосца "Америка", посвящённую героям операции "Буря в пустыне", дабы
будущие лейтенанты, глядя на этот холст, переполнялись гордостью за
славное прошлое корабля, на котором им доводится служить.
  Однако сам Майкл долго на "Америке" не задержался. Давно замечено, что
"сбитие" во многом меняет психологию лётчика. И тут вполне подходит
пословица, имеющая широкое хождение среди российских пилотов: за двух
несбитых одного сбитого дают. Лётчик, переживший "сбитие", становится
предусмотрительнее, он менее других склонен к скоропалительным суждениям и
поступкам, не рвётся в герои, но и к делу своему подходит более
ответственно. Те, кто хоть раз горел в разваливающемся самолёте, побывали
к небу гораздо ближе всех остальных, а это не может не наложить отпечатка
как на самого человека, так и на его жизнь. Санчес предпочёл уйти на
покой. Нет, он не собирался покидать авиацию - тем более, что он ничего
больше не умел, да и не хотел уметь, будучи военным лётчиком в третьем
поколении. Прослышав о скором переводе авианосца "Джон Ф.Кеннеди", также
участвовавшего в войне против Ирака, в экстренный резерв и зная, что там
немедленно образуются свободные вакансии, Санчес обратился к командиру
своего авиакрыла с рапортом о переводе в истребительно-штурмовую
эскадрилью. Командир удивился, но отказать не имел оснований. Санчес
вернулся в Штаты, но не в свою родную Ошеану61, а в Сесил-Филд62 -
переучиваться на пилота "хорнета"63. Когда курс переподготовки был
закончен, и Майкл получил новые погоны и новый самолёт, "Джон Ф.Кеннеди"
уже стоял у причальной линии базы Норфолк, с него снимался боезапас, а
приписанное к нему авиакрыло переживало реорганизацию. Устроиться на
"Кеннеди" не составило большого труда: честолюбивые офицеры, жаждущие
дальних странствий и настоящего боя, увольнялись с него целыми
эскадрильями.
  Несколько неприятных минут Майклу пришлось пережить на семейном совете,
куда его в самой категоричной форме вызвал старший брат Бад Санчес,
служивший на тихоокеанском авианосце "Честер У.Нимитц". Узнав о новом
назначении Майкла, Бад заподозрил неладное и хотел надавить на
"младшенького", используя при этом авторитет семьи, чтобы тот одумался и
вернулся в состав действующих сил: для Бада это было вопросом чести.
Однако "младшенький" уже вырос и не стал оправдываться. Он сразу же
перехватил инициативу в разговоре и вполне доходчиво объяснил свирепым
родственникам, что ему надоело мотаться по миру в поисках "лучшей доли",
что он недавно понял: "лучшая доля" может быть только здесь, на Родине,
поэтому он собирается осесть вдали от военно-полевой суеты и обзавестись
наконец собственной семьёй, тем более, что у него есть на примете скромная
девушка-католичка, которая не прочь выйти замуж за блестящего офицера.
Последняя новость привела в полный восторг мать Санчеса, и Майкл был
прощён.
  Санчес действительно женился, и к концу 1999 года у него уже подрастал
первенец, а жена ждала второго. Когда началась война в Югославии, Санчес
лишний раз убедился, что сделал в своё время правильный выбор. Если с
операции "Буря в пустыне" началась эра открытого освещения военных
действий средствами массовой информации, то на операции "Решительная сила"
эта эра закончилась. Военная цензура свирепствовала, как в благословенные
шестидесятые. С экранов неслись победные реляции, секретные сводки тоже
внушали оптимизм, но всё чаще Санчес слышал передаваемые изустно истории о
пилотах, сбитых в ходе рейдов на Сербию, но записанных, как погибшие при
других обстоятельствах - например, при неудачной посадке на палубу, что,
несмотря, на многочисленные меры предосторожности, было весьма
распространено. Это могло означать только одно: Америка снова ввязалась в
"неправедную" войну, а Майклу Санчесу не хотелось участвовать в такой
войне даже в качестве консультанта. Конечно, ему пришлось бы пренебречь
своими желаниями, если бы ситуация в Югославии обострилась до такой
степени, что Министерству обороны понадобилось бы размораживать резерв,
однако этого не произошло, сербы сдались, и эскадрилья Санчеса осталась на
базе.
  Впрочем, радовался Майкл недолго - перед самым Рождеством ему вручили
приказ, подписанный Командующим воздушными силами Атлантического флота, из
которого следовало, что кэптен Санчес назначается командиром третьего
авиационного крыла, формируемого на базе приписанных к авианосцу "Джон
Ф.Кеннеди" эскадрилий, для выполнения специального задания в Южной
Атлантике. Рождество было безнадёжно испорчено, но самое ужасное
заключалось в том, что Санчес даже не имел права сообщить своей строгой
семье, почему он не приедет с женой и малышом отведать рождественскую
индейку, приготовленную матерью по её личному рецепту: требование о
соблюдении особого режима секретности было отдельно оговорено в приказе.
  Пытаясь понять, что происходит и к чему такой особый режим, Майкл
просмотрел информационные сводки Министерства обороны и штаба ВМФ за
последние полгода, но ни за что не сумел зацепиться. Тогда, используя
глобальную электронную сеть "Интернет", он обратился к архивам
общедоступных новостей, так или иначе связанных с Южной Атлантикой.
  Что у нас там - в Южной Атлантике? Бразилия, Аргентина, Уругвай,
Фолклендские острова, Антарктида? По этому контексту и следует искать. В
результате у Майкла получился списочек из десятка заметок: о разгуле
наркомафии в Бразилии, о скандале, связанном с деятельностью ЦРУ в
Аргентине, о проблемах, возникших на переговорах по поводу статуса
Фольклендов, об открытии первой эстонской антарктической базы. Лет десять
назад любая из этих новостей могла бы стать исходным толчком для начала
международного кризиса, требующего вмешательства оперативного флота США,
однако те времена, к счастью, канули в Лету, и история сегодня делалась
вдали от берегов Америки, что Санчеса вполне устраивало. И что же теперь?
Старые времена возвращаются?..
  На сбор личного состава, чрезвычайно обозлённого тем, что их лишили самого
святого, а именно - положенного рождественского отпуска, на инструктаж и
лётный подготовительный цикл у Санчеса ушла неделя. В понедельник, 3
января, Майкл забрался в кабину своего командирского штурмовика с гордыми
"нулями"64, нарисованными через трафарет в верхней части хвостового
оперения (прямо над эмблемой эскадрильи - геральдическим щитом с
изображением руки, сжимающей копьё), и первым в авиакрыле поднял самолёт в
воздух.
  Через час он по ближней связи уже запрашивал командира авиационной боевой
части авианосца "Джон Ф.Кеннеди", чтобы тот разрешил ему совершить посадку
на полётную палубу. На "крыше" (так на специфическом жаргоне называют
полётную палубу), которая с высоты в полмили казалась по размерам не более
спичечного коробка, копошились матросы в ярко-зелёных куртках дивизиона
обслуживания взлётно-посадочного оборудования. Они заканчивали операцию
натяжения стальных тросов аэрофинишеров, подгоняя их под заданную
посадочную массу "хорнета". Получив разрешение, Санчес снизился до высоты
в тысячу футов, пролетел вдоль правого борта авианосца от кормы к носу,
развернулся влево впереди корабля и лёг на посадочную глиссаду65.
Внимательно следя за "фрикаделькой" (оранжевым огнём системы FLOLS66,
расположенной с левого борта авианосца) и стараясь удерживать его в центре
и на одном уровне с горизонтальной линией зелёных огней, кэптен сбросил
скорость до 120 узлов, выпустил закрылки, шасси и гак67.
  Его старшего брата, Бада Санчеса, командира авиакрыла авианосца "Честер
У.Нимитц", пилоты Тихоокеанского флота прозвали "Человек-Машина", потому
что за полторы тысячи посадок он только в полусотне случаев не сумел
захватить гаком третий трос аэрофинишера, считающийся наиболее удобным для
правильной посадки, и ни разу - первый, находящийся всего лишь в 160 футах
от кормового среза. Майкл такими достижениями похвастаться не мог. И
посадок совершил меньше, и частенько цеплял первый и четвёртый тросы, за
что приходилось расплачиваться из собственного кармана68, но теперь он был
уверен в том, что совершит идеальную посадку: в конце концов видимость
отличная, авианосец стоит на рейде, а не идёт по бушующему океану, боковой
ветер практически отсутствует - лучше бывает только на тренажёре.
  Санчес по толчку почувствовал, что шасси коснулись палубы, и быстрым
движением левой руки перевёл рукоятку управления двигателями до стопора
полной мощности - так требовала инструкция на случай, если гак не
зацепится и пилоту снова придётся взлетать. Но всё прошло без единой
осечки. Офицер визуального управления посадкой, находившийся на
специальной площадке в кормовой части авианосца, отметил зацепление гака
за трос аэрофинишера и сообщил об этом Майклу тем, что зажёг зелёный
сигнальный огонь. Кэптен сразу же сбросил ручку газа до нуля. Пробежав за
три секунды 200 футов, "хорнет" остановился. Третий трос! Майкл медленно
выдохнул сквозь зубы и нажал на кнопку, убирающую гак. Регулировщик
рулёжки в жёлтом комбинезоне и защитном шлеме знаками показал Санчесу,
куда на парковом участке ему следует ставить свой штурмовик.
  Майкл вырулил к самолётоподъёмнику номер 2 и окончательно заглушил
двигатель. Техники натянули крепёжные цепи, зафиксировав "хорнет" на
палубе, а кэптен откинул фонарь кабины. Внизу его уже ждал личный механик
Рон Бернард - толковый парень из Канзаса, который, можно было поручиться,
далеко пойдёт, если бросит заниматься обслуживанием военно-морских
штурмовиков и поступит в Массачусетский технологический институт.
  - Хай, кэп! - крикнул Бернард. - Как себя чувствует наша птичка?
  Бернард всегда это спрашивал.
  - О'кей, - отозвался Санчес.
  Он спустился по приставной лестнице на палубу и отдал механику шлем. На
посадку уже заходил новый "хорнет" эскадрильи под номером "04". Майкл с
удовлетворением отметил, что лейтенант Сэм Андерсон, который управлял этим
штурмовиком, наверняка промахнётся и зацепится за второй трос, что,
конечно, неплохо, но и неидеально.
  Кивнув техникам, Майкл быстрым пружинистым шагом направился к "острову" и
через пять минут уже сидел в мягком кресле на посту управления полётами,
расположенном на одном из верхних ярусов надстройки авианосца. Пил чай со
льдом и наблюдал за работой своего старого приятеля Дика Митчема,
выполнявшего на авианосце обязанности командира авиационной боевой части.
Митчем не отрывался от панорамного окна и давал команды в микрофон,
закреплённый у него перед губами. Меланхоличный матрос над планшетом
полётной палубы молча выставлял на него миниатюрные макеты штурмовиков,
постепенно заполняя места условных стоянок. Самолёты садились с интервалом
в минуту, и скоро на планшете стало тесно от макетов. Две эскадрильи
"хорнетов" по двенадцать машин в каждой, за ними - эскадрилья из десяти
противолодочных самолётов S-3A "Викинг", и того - тридцать четыре боевые
машины. Но и это было ещё не всё.
  - "Вирджиния" будет через четверть часа, - сообщил Митчем Санчесу, когда
последний из "викингов" ушёл с полосы. - Они уже на связи.
  - Я знаю, - кивнул Майкл.
  - Не хочешь с Кингом поговорить? - Митчем с ехидной улыбкой обернулся.
  - Не испытываю никакого желания, - сказал Санчес. - Я бы предпочёл вообще
с ним никогда не говорить и не встречаться.
  Фрэд Кинг был притчей во языцех базы Ошеана. Тридцатилетний лейтенант
отличался несносным характером, слыл отчаянным забиякой и грубияном. Он не
признавал авторитетов и неохотно мирился с армейской дисциплиной. При этом
он был лётчиком от Бога и, по слухам, начал свою воздушную карьеру в
одиннадцать лет, когда ему пришлось самостоятельно сажать на аэродром
легкомоторную "цессну", после того как его отца, сидевшего за штурвалом,
хватил апоплексический удар. Скорее всего, это была красивая сказка,
придуманная самим Фрэдом, но в неё уверовали многие, кто хоть раз видел,
как молодой лейтенант управляется с самолётом. И если бы не его дурной
характер... Способности Кинга были замечены ещё в училище, из-за него,
рассказывают, передрались командующие авиационными соединениями флотов, а
в результате достался он особой эскадрилье мастеров высшего пилотажа ВМФ
"Воздушные дьяволы". Там он заработал уважительное прозвище "Небесный
король" и вылетел из состава через год после того, как явился на парадный
смотр в майке с вызывающей надписью "Трахаюсь в зад" и плюнул на
лакированный ботинок сделавшему ему замечание адмиралу. С военной службы
его не погнали - слишком ценный кадр - а направили в Средиземное море, в
состав штурмовой эскадрильи авианосца "Теодор Рузвельт", где, как казалось
высокому начальству, он будет наиболее полезен. Но и там он натворил бед.
Проводя увольнительную в греческом портовом городе Салоники, неугомонный
Фрэд привязался к какой-то девушке в местном баре, а когда та послала его
подальше, попытался силой склонить её к близости, за что был избит
завсегдатаями и препровождён в ближайший полицейский участок. Оттуда его
забирал корабельный отряд морской пехоты. Командир отряда, которому нрав
Небесного Короля был хорошо известен, заковал лейтенанта в наручники и в
таком виде доставил его на авианосец. Неделю Кинг провёл в карцере, а в
увольнительных ему было отказано до конца операции "Решительная сила". А
ещё через неделю его вновь арестовали и переправили военно-транспортным
самолётом прямиком в Штаты. Потому что, возвращаясь с боевого задания,
Фрэд сбросил две оставшиеся на подвеске "хорнета" бомбы Mk.82 не в море,
как предписывалось существующими инструкциями, а на Салоники. Лётчиком он
был действительно уникальным, а потому не промахнулся, и бомбы угодили
точнёхонько в тот самый бар, где Кинг получил свои первые "боевые
ранения". К счастью, случилось это под утро, и бар был закрыт. Однако
сброс бомб вызвал волну протестов, в Салониках начались демонстрации под
лозунгами "Янки - вон!" и "Пилота - под суд!", правительство Греции
направило ноту правительству США, дело шло к расколу в монолитных рядах
сторонников продолжения военных действий, а потому командование
Североатлантического альянса предпочло избавиться от главного виновника
произошедшего инцидента, переведя его в резерв. Так молодой, но уже
легендарный лейтенант оказался в Ошеане, что заметно прибавило головной
боли её начальнику, а теперь вот и кэптену Майклу Санчесу, под начало
которого поступил Небесный Король.
  Кэптен искренне считал, что таким людям, будь он хоть трижды уникум, не
место на флоте. Он только ждал, когда Кинг выкинет какой-нибудь новый
фортель - в таком случае можно будет с лёгким сердцем ходатайствовать по
инстанциям о необходимости увольнения лейтенанта в запас. Но пока... пока
приходилось мириться с его присутствием.
  Чтобы перевести разговор на другую тему и в очередной раз попытаться
отыскать ответы на мучающие его вопросы, Санчес спросил командира боевой
части:
  - Что-нибудь слышно, Дик?
  - Ты о чём? - уточнил Митчем.
  - О целях нашей экспедиции.
  - А-а, это... - Митчем открыл банку с тоником, сделал глоток. - Если
честно, Майкл, то никто ничего до сих пор не знает. Хотя все об этом
только и говорят. ЦРУ разворачивает на корабле свой секретный оперативный
штаб. Скоро прибудут представители Госдепартамента. В общем, дело
серьёзное, - Митчем вздохнул: и у него Рождество тоже оказалось испорчено.
  - Но хотя бы известно, куда мы направляемся?
  - Это да, известно. Земля Королевы Мод, Антарктида.
  Санчес озадаченно потёр подбородок.
  - А что, мы решили заявить свои права на этот континент?
  Шутка Митчему понравилась и он усмехнулся.
  - Пока нет. Но если понадобится... Впрочем, нашу задачу уже
сформулировали: обеспечить высадку специальной группы, отразить любые
попытки противодействия этой высадке и... не совать свой нос куда не
просят.
  - Не нравится мне всё это, - признался Санчес.
  - Ерунда, - отмахнулся Митчем. - На мой взгляд, увеселительная прогулка:
сходим туда и обратно, к маю вернёмся, получим премиальные и - в отпуск.
  - Мне не нравится, что мы идём ударной группировкой, - пояснил мысль
кэптен. - Не нарваться бы на неприятности.
  - От кого я это слышу? - весело изумился Митчем. - Неужели так теперь
заговорил герой "Бури в пустыне"? Чего ты боишься, Майкл? - спросил он,
посерьезнев.
  - Я ничего не боюсь, - огрызнулся Санчес, он взглянул на планшетиста и
понизил голос: - Но я не люблю, когда ещё до начала экспедиции мне
советуют "не совать нос не в свои дела". Потому что я в игре, а значит,
это и моё дело тоже. Ты говорил о возможном "противодействии"? Кто может
оказать это "противодействие"? Полярники? Пингвины? Или, может быть,
маленькие зелёные человечки с Альфы Центавра?
  Митчем выразительно пожал плечами.
  - Чего не знаю, того не знаю, - сказал он. - Может быть, и маленькие
зелёные человечки. Ты слышал эту историю об операции "Высокий прыжок"?
  - Нет, - кэптен заинтересованно подался вперёд.
  - Я тоже мало что слышал, но история очень занятная. Рассказывают, будто
бы в 47-ом к Земле Королевы Мод уже отправляли авианосную группировку под
командованием адмирала Ричарда Берда. Через несколько месяцев экспедиция
вернулась. С потерями...
  - И что? - Санчеса легко было заинтриговать.
  - А ничего, - выдержав эффектную паузу, сообщил Митчем. - Потеряли четыре
самолёта и эсминец боевого охранения. То ли русские постарались, то ли
твои зелёные человечки - никто теперь толком сказать не может.
  - Почему?
  - Гриф секретности с той экспедиции не снят, а журналистским
расследованиям, сам знаешь, верить нельзя. Но хватит об этом, - оборвал
сам себя Митчем. - "Вирджиния" вошла в пятимильную зону - пора работать.
  Санчес заказал себе ещё чаю, твёрдо решив выпытать из Митчема
дополнительные подробности операции "Высокий прыжок", как только
представится такая возможность. Она могла представиться вечером -
например, в салоне кают-компании.
  В череде новоприбывших первыми на "крышу" садились истребители F-14
"Томкэт". Эти проверенные временем двухместные машины, первая из которых
поднялась в воздух в декабре 1970 года, до сих пор оставались наиболее
популярными перехватчиками в ВМФ США. Их постоянно модернизировали,
увеличивая мощность двигателей и вооружённость, с 1984 года даже шла речь
о создании модификации совершенно нового типа - "Супер-томкэт", однако
окончание Холодной войны привело к урезанию бюджета Министерства обороны,
и старые "томкэты" остались в строю.
  После того, как две эскадрильи F-14 по дюжине машин в каждой были
размещены на палубе, на посадку зашли пять самолётов ДРЛО Е-2С "Хокай",
отряд самолётов-заправщиков КА-6D "Интрудер" и эскадрилья самолётов
радиоэлектронной борьбы EA-6B "Проулер".
  С посадкой последнего самолёта авиакрыла на палубу авианосец "Джон
Ф.Кеннеди" сменил свой статус: из корабля экстренного резерва он снова
стал грозным повелителем морей и океанов, которому скоро предстояло
отправиться в неизвестность.

  (Норфолк, США, декабрь 1999 - январь 2000 года)
На авианосце - даже на таком крупном как "Джон Ф.Кеннеди" - лишних
помещений не бывает. Любая каюта, любой отсек имеют строго функциональное
назначение, поэтому чтобы отыскать подходящую площадь под свой штаб,
"независимому эксперту" Джеку Риану пришлось потрудиться.
  В конце концов штаб разместился в носовой части авианосца между
галерейной69 и ангарной70 палубами в одном из жилых помещений,
принадлежащих ремонтному дивизиону. Справа находился один из постов
боевого управления, слева - лаборатория гироскопических устройств.
  В помощь Риану выделили взвод обслуживающего персонала, и вскоре занятое
им помещение действительно напоминало штаб - со своим оперативным табло, с
устройствами внутренней связи, рабочими столами, компьютерами и планшетами.
  Роберт Фоули поражался небывалой энергичности "независимого эксперта".
Роберт знал, что в своё время Джек Риан служил военным лётчиком, но
повредил ногу при неудачной посадке на палубу и был вынужден навсегда
распрощаться с военно-морской авиацией. Он закончил Колумбийский
университет и стал военным историком. После того, как в свет вышли его
фундаментальные работы "Стратегическое планирование военно-морских
операций в ходе Второй мировой войны" и "Сравнительный анализ военных
доктрин стран Варшавского Договора", им заинтересовалась разведка ВМФ.
Адмирал Грир, глава этого серьёзного ведомства, заказал Риану несколько
"закрытых" статей и понемногу втянул талантливого аналитика в работу на
разведку. Потом случилось несколько политических кризисов, каждый из
которых мог окончиться мировой катастрофой, но которые были разрешены,
благодаря энергии и многочисленным талантам "независимого эксперта",
каждый раз предлагавшего единственно правильный выход из сложной ситуации.
Любопытно, что в отличие от большинства аналитиков, протирающих штаны в
Лэнгли, Джек Риан любил сорваться с места и всплыть в какой-нибудь
"банановой республике", чтобы прояснить лично для себя тот или иной нюанс
существующего геополитического расклада. Его прихрамывающую фигуру можно
было увидеть и в Колумбии, и в Саудовской Аравии, и в Западной Германии, и
в Южной Африке, и в Сибири. Ещё одна редкая черта отличала Джека Риана от
большинства других сотрудников ЦРУ - "независимый эксперт" был терпим к
русским. Он неплохо знал русский язык, разбирался в истории России и
Советского Союза, ценил самобытную культуру, созданную народами этой
огромной страны, даже имел там друзей. Разумеется, подобное отношение к
извечному геополитическому противнику США накладывало отпечаток на
суждения, которые высказывал Джек Риан. Он считал, что если пренебречь
предрассудками, сложившимися за годы Холодной войны, и адекватно подойти к
проблемам, которые стоят перед современной Россией, можно в её лице найти
столь мощного союзника, какого у Америки до сих пор не было и, скорее
всего, никогда уже не будет. Он полагал (и как показали события 98-99
годов, совершенно справедливо полагал), что Госдепартамент "ставит" не на
тех в российском руководстве, на кого нужно, и занимается самообманом,
убеждая и себя, и американских налогоплательщиков, будто бы "дремучего
русского медведя" можно утихомирить подачками в виде кредитов и
гуманитарной помощи. Главной проблемой российско-американских отношений
"независимый эксперт" называл отсутствие элементарного уважения
американцев к партнёрам с российской стороны. Именно Джеку Риану
принадлежало высказывание "Нас погубит только наше высокомерие", и оно
более чем любое другое говорило о его оценке внешней политики Соединённых
Штатов. В благословенные времена "маккартизма"71 человек с такими
"нетрадиционными" взглядами вполне мог угодить за решётку, но сегодня, к
счастью (или к сожалению?), личные взгляды мало кого интересовали - во
главу угла ставилось умение нестандартно мыслить, а уж этого у Джека Риана
хватало в избытке.
  Наблюдая за кипучей деятельностью, которую развернул "независимый эксперт"
по прибытии на авианосец, Роберт Фоули никак не мог определить своего
отношения к Риану. С одной стороны, он восхищался этим человеком, считал
его образцом для подражания, с другой - памятуя о "нетрадиционных"
взглядах эксперта, видел в нём главного подозреваемого в деле об утечке
информации. Нет, разумеется, Джек Риан не мог быть предателем, более того
- он сам не так давно настаивал на особом режиме секретности, который
должен соблюдаться в ходе этой экспедиции... Но, чёрт возьми, даже будь ты
сверхосторожным и сверхподозрительным профессионалом, ты не можешь быть
застрахован от того, что не сболтнёшь лишнего. К примеру, у вас, мистер
Риан, вполне могла быть запланирована встреча... с каким-нибудь русским
другом, но вы её отменили под предлогом срочной командировки. Это уже
информация, и на её основании опытный вражеский аналитик может сделать
далеко идущие выводы.
  "Но в таком случае, - сообразил Фоули, - ничего выяснить, а тем более
доказать мне не удастся - если Риан где и сболтнул лишнего, он, скорее
всего, об этом не вспомнит и мне не скажет. Что же делать?".
  Роберт чувствовал себя дураком. "Независимый эксперт" совершенно сбивал
его с толку.
  Джек Риан не был бы столь уникальным разведчиком, если бы не заметил
странностей в поведении своего молодого коллеги. Во время обеда в столовой
для офицерского состава он отвёл Роберта за отдельный столик и спросил
напрямик:
  - Вы меня подозреваете, Боб?
  - Никак нет, сэр! - голос Роберта дрогнул при ответе, и это выдало его с
головой.
  - Вижу, подозреваете, - Джек Риан удовлетворённо кивнул. - Что ж, вам
нечего стесняться, Боб. Вы здесь для того, чтобы выявить утечку.
Источником утечки может быть кто угодно, а значит, вы должны подозревать
любого.
  - Я очень рад, сэр, что вы это понимаете, - сказал Фоули сдержанно.
  - Чтобы облегчить вам задачу и опережая ваши вопросы, могу сказать: ещё
неделю назад я ничего не знал о готовящейся экспедиции и о том, что меня
назначат ответственным за выполнение её миссии.
  - Но как же так? - удивился Фоули. - Такие решения не принимаются в
последний момент.
  - Скорее всего, оно и не принималось в последний момент, - согласился
Риан. - Я даже допускаю, что моя кандидатура была лишь одной в длинном
списке, который согласовывался как минимум полгода.
  - Но выбрали почему-то именно вас! Почему?
  - Попробую объяснить. И не только вам, но и самому себе. Экспедицию
организовал Госдепартамент, но при активной поддержке нашего Управления.
Как вы прекрасно знаете, между Госдепартаментом и ЦРУ всегда существовали
и существуют разногласия по самым различным вопросам. Так и теперь - они
не могут поделить эту самую нацистскую базу, на поиски которой мы
отправляемся. А я - "независимый эксперт", лицо незаинтересованное и, по
всей видимости, именно по этой причине моя кандидатура в конце концов
устроила всех.
  - А что находится на базе? - спросил Роберт.
  - Интересный вопрос, - Риан вдруг лукаво улыбнулся. - А вы, Боб, не хотите
ответить на него?
  - Но я... не знаю.
  - А что сообщил ваш агент?
  - Очень мало. Меня ведь тогда интересовала не столько экспедиция сама по
себе, сколько канал утечки, а потом агент погиб.
  Риан нахмурился:
  - Вот как? Последнего обстоятельства я не знал. Это может быть связано?
  Роберт поймал себя на том, что мучительно соображает, как бы лучше
ответить на поставленный вопрос, чтобы не выдать невзначай факт своего
предательства - выходило, что Риан опять ведёт допрос, а он, Фоули,
находится на положении подозреваемого. А ведь должно быть совсем наоборот!
  Но отвечать что-то всё равно было нужно, и тогда Роберт пожал плечами и
небрежно бросил:
  - Может быть, да, а, может быть, и нет. Его застрелили русские солдаты,
когда он пытался нелегально пересечь границу между Ингушетией и Чечнёй. Но
это по официальной версии. Что там произошло на самом деле, не знаю даже я.
  - Очень жаль, - сказал Риан. - Я рассчитывал на какую-нибудь зацепку...
  Фоули захлопал глазами:
  - То есть вы тоже ничего не знаете о конечной цели экспедиции?
  - Кое-что знаю, - отозвался Риан, - но кое-что нет. А, между прочим,
уровень доступа к секретной информации у меня очень высокий. Возможно,
даже более высокий, чем у Президента...

  * * *
Вечером того же дня Риан и Фоули нанесли визит контр-адмиралу Джозефу
Эллисону, назначенному командиром авианосной ударной группировки,
отправляющейся в Антарктиду. Контр-адмирал встретил их без особой
приветливости, но угостил хорошим джином. Аристократ до мозга костей, он
не понимал и не хотел понимать, почему в этой экспедиции он фактически
находится в подчинении у сотрудника ЦРУ.
  - Вы хотя бы имеете представление, что такое ударная группировка? -
спросил он у "независимого эксперта" после того, как джин был
продегустирован.
  - Разумеется, имею, - ответил Риан и вкратце пересказал свою биографию.
  Взгляд контр-адмирала стал мягче.
  - Так это вы написали "Стратегическое планирование военно-морских
операций"?
  - Да, господин адмирал.
  Эллисон подобрел ещё больше.
  - Хотел бы выразить вам свою благодарность, - сказал он, - за тот
комментарий, который вы сделали касательно "Лексингтона". Я служил на нём
в чине уорент-офицера.
  - Я помню, - Риан вежливо улыбнулся. - А ещё я помню, что вы служили на
"РТ-109" под началом лейтенанта Джона Кеннеди72.
  Фоули с восторгом посмотрел на Эллисона. До этого момента он ничего не
слышал о подробностях карьеры контр-адмирала. Эллисон покачал головой:
  - Всё-то вы знаете. Это говорит о вашей квалификации, доктор Риан. Я
думаю, мы сработаемся.
  - Разумеется, сработаемся, господин адмирал. И называйте меня по имени -
Джек.
  - Тогда скажите мне, чего нам следует ожидать? Кто может оказать нам
сопротивление? Индусы? Китайцы?
  - Скорее всего, никакого сопротивления не будет, - заявил Риан. - Мне было
сказано, что участие в экспедиции авианосной ударной группировки требуется
не столько для защиты десанта, который мы собираемся высадить в Земле
Королевы Мод, сколько для соблюдения определённых формальностей.
  - Я не понимаю вас, Джек, - контр-адмирал даже отставил свой бокал. - Что
вы подразумеваете под "соблюдением определённых формальностей"?
  Фоули насторожился, поскольку обсуждаемый вопрос касался его самым
непосредственным образом.
  - Вы что-нибудь слышали о Ритуальной службе при Госдепартаменте?
  - Очень странное название, - заметил контр-адмирал. - Так и видишь:
аккуратно подстриженные аллеи, свежевырытую могилу и взвод морской пехоты,
салютующий из карабинов.
  - В образности мышления вам не откажешь, - признал Риан. - Но вы говорите
о Церемониальной службе. Ритуальная служба занимается совсем другим.
  - Чем же?
  - Видите ли, господин адмирал, - впервые за короткий период их знакомства
Фоули заметил, что Риан испытывает определённые затруднения, пытаясь
сформулировать свою мысль, - Госдепартамент - это не только
внешнеполитическое ведомство, но и учреждение, отвечающее за нашу
идеологию. А у любой идеологии есть как видимая, декларируемая сторона,
так и тайная, негласная. Ритуальная служба занимается именно тайными
доктринами нашей государственной идеологии. И, по её требованию,
экспедиция состоится в том виде, в каком состоится.
  - Невероятно! - воскликнул контр-адмирал, он плеснул себе ещё джина. - Я и
не подозревал, что у нас есть какие-то "тайные идеологические доктрины".
Надеюсь, это никак не связано с сатанизмом, всеми этими чёрными мессами и
жертвоприношениями? Иначе я откажусь от назначения - ведь я католик.
  - Могу вас успокоить, господин адмирал, - сказал Риан. - К сатанизму это
не имеет никакого отношения. Скажем так, доктрины, разрабатываемые
Ритуальной службой Госдепартамента, умеренно космополитичны и основываются
на христианских ценностях.
  "А он действительно посвящён во многие тайны, - подумал Роберт о
"независимом эксперте". - Я вот, например, впервые слышу об этой самой
Ритуальной службе. Хотя у меня уровень допуска категории Си".
  - Поверю вам на слово, - сказал контр-адмирал. - В любом случае, именно
вы, Джек, несёте ответственность за успех этой экспедиции.
  - Тогда перейдём к делу, - сказал Риан. - Помещение под штаб нам уже
выделили, оборудование установили. Вскоре прибудут представители
Госдепартамента и экспедиционная техника - с этим мы тоже разберёмся. Но
только вы, господин адмирал, можете отдать приказ на формирование
специального десантного отряда, который будет подчиняться непосредственно
мне.
  - Ваше право, - кивнул контр-адмирал. - Каким вы видите этот отряд?
  - Двух десятков морских пехотинцев в унтер-офицерском звании под
командованием толкового лейтенанта мне будет вполне достаточно.
  - Но ведь это почти половина корабельного отряда морской пехоты, - заметил
Эллисон..
  - Я знаю, - кивнул Джек Риан. - И надеюсь, вы отберёте для меня лучших...

  * * *
Представители Ритуальной службы Госдепартамента появились на авианосце
через две недели. Они были одеты в одинаковые чёрные костюмы, наводящие на
мысль об униформе, глаза их были спрятаны под одинаковыми зеркальными
очками, в руке у каждого имелся вместительный саквояж без наклеек. Даже по
росту и телосложению эти двое походили друг на друга, как две детали,
выточенные на одном станке по одному и тому же чертежу.
  Попав на борт, они пренебрегли помощью вахтенных матросов, предложивших
свои услуги по доставке саквояжей в каюты, а сразу направились в штаб к
Риану.
  Фоули и "независимый эксперт" работали. Джек писал какую-то статью, а
Роберт, получив пароль от контр-адмирала, через локальную сеть авианосца
просматривал личные дела членов команды "Джона Ф.Кеннеди": он отрабатывал
версию причастности к утечке кого-нибудь из членов команды авианосца и
приписанного к нему авиакрыла. Дело это было явно безнадёжное: пять с
половиной тысяч человек, у каждого - своя биография, свои пристрастия,
свои убеждения. Не говоря уже о том, что среди членов экипажа имеются
специалисты из натурализовавшихся в первом поколении: сорок восемь
китайцев, девять турок, шесть украинцев и двое русских. С другой стороны,
даже первые опросы показали, что команда - от простых моряков до высших
офицеров - имеет довольно смутное представление о том, куда и зачем
отправляется экспедиция. Например, те, кто по чину или занимаемой
должности находился ниже командиров расчётов, полагали, что "Джон
Ф.Кеннеди" отправляется к берегам Южной Америки, чтобы принять участие в
манёврах. Командиры расчётов, дивизионов и боевых частей знали, что
пунктом назначения является Земля Королевы Мод, Антарктида, но их никто не
поставил в известность о конечной цели экспедиции, и они придумывали
причины одна другой фантастичнее. Офицеры походного штаба, командир
авиакрыла и командир авианосца казались осведомленными больше других, но
их знание, как очень быстро установил Фоули, было основано на слухах:
кто-то где-то сказал, что экспедиция имеет целью вскрыть кубышку секретной
военной базы, построенной ещё нацистами, и отразить возможное
противодействие этой акции. Кто первым пустил этот слух, Роберту пока
выяснить не удалось, но и это направление не казалось ему перспективным,
поскольку слух мог появиться спонтанно, как одна из версий, излагаемых
нижестоящими офицерами. Плотность информационных потоков, циркулирующих по
кораблю, была сопоставима с плотностью информационной сферы средних
размеров государства. Впрочем, это было вполне объяснимо: американский
авианосец и есть своего рода государство в миниатюре - правда, совершенно
лишённое оппозиции, недемократическое и до зубов вооружённое. С некоторым
запаздыванием Фоули сообразил, что помимо авианосца в ударную группу
входят ещё семь кораблей: два эсминца, два фрегата, два крейсера и один
эскадренный корабль снабжения - и схватился за голову. Чтобы проверить
всех, не хватило бы и целого отдела, а ему приходится действовать в
одиночку, да ещё и не афишировать свой интерес. Ко всему Роберту не давала
покоя фраза, обронённая русским резидентом. Как же он там сказал? "Есть
вещи, о которых лучше не говорить и не думать. Чтобы не сойти с ума". Что
он имел в виду? От каких тайн и бездн предостерегал?.. Роберту Фоули
хотелось бросить всё и, как советовал тот же резидент, предаться безделью
и простым развлечениям человека, убивающего время.
  Представители Ритуальной службы вошли в штаб и вежливо поздоровались.
Отличить их друг от друга было бы невозможно, если бы не цвет волос. Один
из них оказался блондином, второй - брюнетом.
  - Джонсон, - представился брюнет.
  - Джонсон, - представился блондин.
  - Джонсон и Джонсон? - не выказав удивления, уточнил Джек Риан.
  "Братья, что ли?" - подумал Фоули озадаченно, но потом спохватился: какие,
к чертям, братья! Джонсон - типичный оперативный псевдоним, вот только
чего-то эти двое перемудрили с частотой его повторения.
  - Очень рад познакомиться, - сказал Риан. - Если я правильно понимаю, в
нашей экспедиции вы будете представлять Госдепартамент?
  - Совершенно верно, сэр, - подтвердил Джонсон-блондин.
  - Мы ждали вас и подготовились, - проинформировал Риан представителей. -
Спецтранспорт прибыл и загружен. Штаб, как видите, оборудован. Охрана
выставлена. Нам подчинены морские пехотинцы из корабельной команды.
  - Очень хорошо, - одобрил Джонсон-брюнет.
  Сразу же выявилось ещё одно отличие: если блондин говорил по-английски
очень чисто, то в речи брюнета слышался едва уловимый акцент. Джек Риан
внимательно посмотрел на Джонсона-брюнета, но спросил о другом.
  - Теперь, когда мы готовы начать экспедицию, - сказал он, - мне хотелось
бы знать, какой именно предмет вы хотите извлечь из нацистского тайника? И
почему этот предмет столь важен?
  - Вы уверены, что вам необходимо это знать? - осведомился Джонсон-блондин.
  - Абсолютно уверен.
  - Нужный нам предмет называют Копьём Судьбы. Если это название о
чём-нибудь вам говорит...
  Ответив так, Джонсон-брюнет сделал паузу. Возможно, для того, чтобы в
полной мере насладиться изумлением Риана и растерянностью Фоули.


  ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

  АЭРОНЕФ "25 ЛЕТ ВАШИНГТОНСКОЙ КОММУНЫ"

  (Аустерлиц, Австрийская империя,
брюмер 14 года от Провозглашения Французской Республики)

  Луи де Буагильбер мало задумывался над тем, почему судьба оказалась столь
благосклонна к нему. Он был слишком молод, чтобы понимать, как редко
капризуля Фортуна выбирает себе фаворитов. Юности вообще свойственна
самонадеянность и вера в прекрасное будущее. Но вот только ни
самонадеянности, ни веры не достаточно для того, чтобы в один прекрасный
момент возвыситься над другими, столь же охочими до власти, славы и
богатства. Тут требуется нечто большее, а этого "нечто" у младшего де
Буагильбера не было.
  Луи происходил из старинного и весьма благородного рода, однако дела у его
семейства, владевшего землями под Марселем, в последние сорок лет шли
неважно, а Революция окончательно разорила Буагильберов, оставив
единственному наследнику лишь старый дом с протекающей крышей, да ворох
долговых расписок. К тому же, на его плечи легла непомерная для столь
юного возраста (а Луи тогда исполнилось девятнадцать лет) ответственность:
он оказался вынужден следить за воспитанием младшей сестры и ухаживать за
отцом, ослепшим в результате ранения, полученного им десять лет назад в
Неервинденском сражении73. Парижские друзья отца, которые могли бы
выхлопотать пенсию для ветерана-инвалида и как-то устроить карьеру юноши,
сложили свои головы на гильотине в дни якобинского террора, и ныне
младшему де Буагильберу приходилось рассчитывать только на себя.
Единственным выходом для дворянина в такой ситуации было бы пойти на
военную службу в расчёте на быструю карьеру и богатый трофей, но
Буагильбер-старший как мог отговаривал сына - будучи убеждённым роялистом,
он не признал ни власть Конвента, ни Комитета общественного спасения, ни
Первого консула Наполеона Бонапарта - его страна умерла на плахе вместе с
Людовиком XVI, и он не хотел, чтобы его единственный наследник воевал на
стороне тех, кого он сам всю жизнь искренне ненавидел. Иногда Луи горячо
спорил с отцом на эту тему, утверждая, что именно благодаря Бонапарту
страна встала наконец на путь возрождения, однако в душе знал, что никогда
не оставит отца и сестру, если не будет уверен в их благополучии.
  Чтобы как-то сводить концы с концами Луи с согласия семьи заложил дом, а
вырученный капитал пустил в оборот в Марселе. Однако война на море не
утихала, торговля шла плохо, а потому процентов, выручаемых с этого
капитала, едва хватало на то, чтобы прокормить семью. От прислуги пришлось
отказаться; только старый дворецкий Жан остался при доме, несмотря на то,
что Буагильберы не могли платить ему жалованье. Луи пробовал писать и даже
опубликовал под псевдонимом небольшой роман из рыцарских времён. Однако
книги покупались мало и неохотно, и в конце концов издатель отказался от
сотрудничества с молодым литератором.
  Будущее Луи казалось беспросветным, но всё изменилось в один день.
Промозглым осенним утром у ворот дома де Буагильберов остановилась богатая
карета. Из неё вышел худощавый бледный человек в распахнутом чёрном плаще,
под которым был виден великолепный мундир с золотым шитьём и орденами,
свидетельствующий о том, что к Буагильберам пожаловал гость из самой
столицы.
  Жан открыл гостю дверь и спросил, как представить господина.
  "Меня зовут Жозеф Фуше, - отвечал человек в мундире. - Я хотел бы видеть
гражданина Луи Буагильбера".
  У старого дворецкого затряслись губы: даже он, тёмный и неграмотный
человек, целиком посвящающий себя дому, знал, насколько зловещая личность
скрывается за простым именем - Жозеф Фуше. Ещё дворецкий подумал, что,
скорее всего, внезапный визит связан с духом роялизма, царящим в доме
Буагильберов, и из-за этого молодому хозяину может не поздоровиться. Ему и
в голову не пришло, что для ареста лица, подозреваемого в заговоре против
Первого консула, Жозефу Фуше вовсе не нужно было бы ехать из Парижа в
Марсель. Поэтому напуганный Жан открыл было рот, чтобы солгать, будто
молодой хозяин уехал по делам, но зловещий гость предугадал ход его мыслей:
  "Я знаю, что гражданин Буагильбер здесь, - сказал Фуше. - Передайте, что я
хотел бы сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться".
  Дворецкий низко поклонился и пошёл по дому в поисках молодого хозяина.
Оказывается, Луи заметил прибытие гостя и поспешил навстречу Жану с
естественным вопросом, кого это принесло в такую рань.
  "Это сам Жозеф Фуше, - объяснил дворецкий шёпотом. - Министр полиции".
  "Что ему нужно? - обеспокоенно спросил юный де Буагильбер. - Он приехал за
отцом?!" "Он сказал, что хочет поговорить с вами, господин".
  Луи выпрямился во весь свой рост: когда он услышал, что министр полиции
приехал к нему, а не к отцу, словно невероятный груз свалился с его плеч.
  "Зови, - приказал он дворецкому. - Я приму его в библиотеке".
  Переодевшись во всё свежее и причесавшись, Луи вышел к гостю. Внешне
министр полиции, прославленный своим вероломством и жестокостью, не
производил впечатления чудовища с гравюр Дюрера, как можно было ожидать,
послушав сплетни, которыми полнился Марсель. Худоба, бледность,
нездоровый блеск глаз, мундир, висящий, как на вешалке - и этот человек
сумел запугать целую страну посильнее якобинцев? В руках Фуше держал
потрёпанную книжку, в которой юный де Буагильбер не без удивления узнал
свой собственный и единственный роман. Луи поискал глазами по полкам в
библиотеке - его экземпляр находился на месте, да и не выглядел столь
потрёпанным. Любопытство, вызванное словами дворецкого, усилилось, и де
Буагильбер, представившись, спросил:
  "Что вам угодно, гражданин министр?" "Я приехал к вам по личному поручению Первого консула, гражданин
Буагильбер, - сообщил Фуше, голос и лицо его оставались при этом
совершенно бесстрастными. - Буду говорить без обиняков: если вы тот
человек, который нам нужен, вас ожидают богатство и слава".
  Луи снова насторожился: Фуше был известен и как мастер провокации.
  "Я слушаю вас, гражданин министр".
  "Ответьте мне, гражданин Буагильбер, ведь именно вашему перу принадлежит
эта замечательная книга?" "Да, это я написал её", - не стал скрывать Луи.
  "Здесь изложены подлинные факты, или эта книга целиком построена на
вымысле?"
Луи смешался, не зная, как отвечать.
  "Видите ли, гражданин министр, - сказал он, потупившись, - в основу этого
романа положена родовая легенда. Мы, Буагильберы, точно знаем, что наш
предок Бриан де Буагильбер был тамплиером и участвовал в Третьем крестовом
походе. Но всё остальное в книге - мой вымысел".
  Фуше кивнул:
  "Так я и предполагал, - заметил он. - У вас талант, гражданин Буагильбер.
Вы заставляете верить в то, чего на самом деле никогда не было. Причём,
даже тех людей, которые привыкли никому не верить".
  Луи опять не смог сдержать своих чувств, а именно - удовольствия от этой
грубоватой лести. Министр полиции начинал ему нравиться.
  "Так или иначе, - продолжал Фуше, - но от имени Первого консула
Французской республики я уполномочен сделать вам следующее предложение.
Первый консул изъявил желание призвать вас на службу при его особе на
должности адъютанта. Вы согласны?"
Луи растерялся.
  "Но почему именно меня?" "Не буду скрывать, ваша книга произвела на Первого консула самое
благоприятное впечатление. Его подлинные слова были таковы: (Этот человек
нужен Франции, а значит, этот человек нужен мне!("
Де Буагильбер зарделся.
  "Но литературный дар ещё не означает, что я буду хорошим адъютантом
Первого консула".
  "Адъютантом Императора", - поправил Фуше.
  "Как?! - изумление Луи было беспредельным. - Он решился?!" "Да, - подтвердил министр полиции. - Наполеон Бонапарт наконец-то принял
предложение Сената и согласился стать королём Франции и первым правителем
новой Империи Запада".
  "Это меняет дело, - заявил Луи (много позже он поймёт, сколь двусмысленно
прозвучала эта фраза в контексте только что сказанного). - Однако есть ещё
одно препятствие: я не настолько богат, чтобы служить при дворе
Императора".
  "Вам полагается жалованье, - скучно сообщил Фуше. - Вы будете иметь чин
лейтенанта и получать сто тысяч франков в год. Пятьдесят тысяч я
уполномочен выплатить вам немедленно. Этого вам будет достаточно?" "Более чем достаточно", - радостно согласился Луи.
  Он быстро прикинул в уме: хватит и на то, чтобы выкупить закладную на дом,
и на новый гардероб, и ещё останется семье на безбедное житьё, можно будет
нанять слуг. Луи не мог поверить в свою удачу. Как вовремя, оказывается,
он написал этот роман! Только вот даст ли своё благословение отец?
  "Но мне нужно испросить согласие отца", - сказал Луи смущённо.
  Фуше понимающе кивнул:
  "Разумеется. Более того, вы обязаны это сделать. Я дождусь вашего
окончательного ответа".
  Министр полиции предупредительно повернулся к полкам с книгами, сделав
вид, будто изучает надписи на корешках, а Луи отправился к отцу. Тот
встретил сына вопросом:
  "Жан рассказал мне, что ты беседовал с министром полиции Фуше. Что нужно
этому негодяю в нашем доме?" "Он вовсе не негодяй, - попробовал защитить нового знакомца Луи. -
Господин Фуше очень обходителен и учтив".
  "Все они, канальи, на одно лицо, - проворчал отец. - Говори скорее, ты его
прогнал?" "Нет, отец. Господин Фуше прибыл сюда по поручению Бонапарта. Первый
консул собирается принять корону Франции и хочет видеть меня при своём
дворе".
  Наступило молчание.
  "О, моя несчастная Франция! - в голосе Буагильбера-старшего отчётливо
слышалась боль. - Ты, словно вдовствующая старуха, готова лечь под любого
проходимца за одно только обещание настоящей любви".
  "Но, отец! - расстроенно вскричал Луи. - Если Бонапарт решил короноваться,
он таким образом основывает новую династию и восстанавливает монархию, о
чём ты давно мечтал".
  "Самозванец и узурпатор никогда не сможет стать моим королём", - заявил
Буагильбер-старший.
  "Что ж, - сказал Луи напряжённым голосом, - тогда можешь проклясть меня и
отлучить от рода, но ради благополучия моей сестры, моей семьи, я готов
признать нового короля Франции".
  "Я не собираюсь проклинать тебя, сын мой, - отвечал отец. - Ты достаточно
взрослый для того, чтобы сделать самостоятельный выбор. Ты сам должен
решить, под чьи знамёна ты встанешь и кому присягнёшь на вечную верность.
Прошу тебя только об одном: не думай о благе королей или императоров, не
думай о своём собственном благе - всегда и везде думай только о благе
Франции, только ей служи и только её защищай".
  Странно было слышать подобные слова из уст ярого роялиста, но в эту минуту
высшего откровения Луи понял, что его отец никогда роялистом и не был - на
самом деле он просто оставался патриотом своей родины, но верил, что лишь
династическая преемственность способна оберечь Францию от катастрофы и
хаоса. Луи думал иначе, но переубеждать отца не стал - только поблагодарил
его за совет.
  Фуше терпеливо дожидался в библиотеке.
  "Отец согласен отпустить меня, - сообщил Луи министру. - Когда мне нужно
быть в Париже?" "Через две недели коронация, - сказал Фуше. - Император хотел бы видеть
вас на этой церемонии".
  "Я обязательно буду!" "Вот ваши деньги, - министр полиции передал Луи туго набитый кошель. -
Жизнь при особе Императора ко многому обязывает. Вряд ли этой суммы вам
хватит, чтобы удовлетворить все потребности. Если вы окажетесь в
затруднительном положении, можете смело обращаться ко мне - вам я всегда
готов ссудить некоторую сумму".
  "Я так вам благодарен, гражданин министр!"
Фуше приблизился к де Буагильберу и доверительно взял его под локоть.
  "Я надеюсь, мы будем друзьями, - сказал он, глядя юному дворянину в глаза.
- И когда придёт ваше время, господин императорский адъютант, - он выделил
интонацией обращение "господин", - вы вспомните, кто привёз из Парижа
самую добрую весть в вашей жизни".
  "Конечно же, да! - воскликнул Луи горячо и взволнованно. - Я обещаю вам,
что никогда этого не забуду".
  Кроме всего прочего, молодости свойственно раздавать необдуманные авансы.
К счастью, юному отпрыску рода де Буагильберов не придётся вспомнить о
своём обещании...
  Париж встретил юного дворянина украшенными к предстоящему торжеству
улицами. Здесь царила праздничная суета, гостиницы были переполнены
провинциалами, и все были заняты исключительно собой. Первый консул не
принял нового адъютанта - был слишком занят, но прислал рукописное
распоряжение, благодаря которому перед Луи открылись все двери. Де
Буагильбер снял дом, приобрёл новую карету и посетил знаменитых парижских
портных, сделав им несколько дорогих заказов.
  Так и получилось, что своего Императора юный адъютант впервые увидел уже в
соборе Нотр-Дам. На коронацию явился весь парижский свет. Разумеется, он
был уже не тот, что десять лет назад, при Людовике XVI: кто-то исчез в
горниле Революции, кто-то уехал навсегда за границу, кто-то переселился в
провинцию, подальше от потрясений и, подобно де Буагильберу-старшему,
безвылазно жил в своих поместьях, кто-то попал в застенки стараниями
министра полиции, везде видевшего роялистские заговоры. Время этих людей
прошло, и теперь в Нотр-Даме собрался совершенно новый свет, в котором
простолюдинов, возвышенных Директорией и Бонапартом, было много больше,
чем родовитых дворян.
  Эта нарядная и шумная толпа оттеснила неуверенного в себе де Буагильбера
на задний план, и церемонию он видел издалека и урывками. Как ему и
рассказывали, Первый консул оказался человеком весьма небольшого роста,
плотный, с залысинами, высоким лбом и огромным корсиканским носом - он
совсем не походил на те литографические изображения, которые Луи до сих
пор приходилось видеть. Но при этом в каждом движении Бонапарта, в том,
как он поворачивал голову, поднимал руку или ставил ногу - чувствовалась
врождённая властность и недюжинная воля. Во время самой коронации новый
Император внёс в церемонию совершенно неожиданное (но для большинства
присутствующих здесь - весьма символическое) изменение. Когда Папа Римский
Пий VII, прочитав положенную молитву, собрался водрузить императорскую
корону на голову Бонапарта, тот дерзко выхватил её из рук его святейшества
и надел корону сам. Луи был потрясён, с какой лёгкостью Наполеон презрел
любые условности и традиции церемониала.
  "Таков он во всём, - понял де Буагильбер, - и только он единственный среди
нас способен построить новую Империю".
  Однако далеко не все из присутствующих на коронации считали так же, как
Луи. Когда юный дворянин отвлёкся от того, что происходило у амвона
собора, он услышал, как переговариваются двое господ, стоявшие рядом.
  "Как вы находите эту церемонию, друг мой?" - спросил один из них своего
товарища.
  "Замечательно, - отвечал другой с горькой усмешкой. - Жаль только, что мы
не увидим здесь тех, кто сложил свои головы, чтобы сделать подобные
церемонии невозможными..."
Несколько дней после коронации Париж гулял: гремели пушечные салюты, небо
расцвечивали фейерверки и иллюминации, гудели колокола, танцы продолжались
до упаду. Именно в эти дни пока ещё совершенно свободный и без излишних
сомнений предававшийся столичным забавам Луи де Буагильбер познакомился с
девушкой, которая через полгода стала его женой.
  Её звали Мария. Ей было семнадцать лет. Родовитость её вызывала сомнения,
но Луи мало волновали подобные проблемы. Зато она была настоящей
парижанкой, способной вскружить голову даже более искушённому в делах
любви кавалеру, чем юный де Буагильбер.
  А потом праздник кончился и начались будни. Луи был представлен Императору
и занял своё место у трона. Министр полиции не обманул: Наполеон
действительно проявил высшую степень расположенности к юному дворянину. На
аудиенции, продолжавшейся более двух часов (что было очень необычно для
столь деятельного и занятого человека, как Бонапарт), Наполеон подробно
расспросил Луи об истории рода де Буагильберов, поинтересовался
сегодняшним положением дел, был рад узнать, что с младых лет
Буагильбер-старший готовил своего сына к военной службе, а потому
новоиспечённый адъютант легко справится с возложенными на него
обязанностями. В ответ на искренность юного дворянина Бонапарт рассказал
Луи о своих дальнейших планах расширения Империи.
  "Монархи Европы, - говорил он, - вряд ли будут взирать спокойно на нашу
Империю. Они никогда не согласятся с тем, что я основал новую династию.
Они объединятся против меня. Нас ждут великие войны. И великие завоевания!"
Бонапарт оказался прав. В начале фрюктидора, по республиканскому
календарю, новая французская армия в составе двухсот тысяч человек,
собранная в окрестностях Булони, в обстановке строжайшей секретности
двинулась на восток, навстречу войскам антифранцузской коалиции,
задумавшей разгромить армию генерала Массены, стоящую лагерем на севере
Италии. Военный гений Бонапарта был столь велик, что союзники так ничего и
не узнали о приближении армии противника до тех пор, пока полтора месяца
спустя кавалерия генерала Мюрата, прорвавшись через Шварцвальд, не вышла в
тыл австрийцам. Австрийцы позорно сдались, и это стало первой победой
Бонапарта над войсками коалиции.
  Потом были ещё мелкие эпизодические сражения и победы, была взята Вена и
рывком преодолён Дунай, пока наконец две великие армии не сошлись у
захудалой австрийской деревни Аустерлиц, чтобы решить раз и навсегда
судьбу Европы.
  Всё это время Луи де Буагильбер, получивший звание лейтенанта, находился
подле своего Императора. Ум, воля, энергичность, дар предвидения,
свойственные Наполеону, приводили в восторг молодого дворянина. За
Бонапартом можно было идти хоть в адское пламя, не задумываясь о
последствиях и веря в счастливую звезду того, кто шагает впереди.
  Впрочем, не всё было так гладко, как Луи описывал в своих посланиях домой,
которые он сочинял и отправлял с фельдъегерской службой чуть ли не каждый
божий день. Дело в том, что юный де Буагильбер перестал бы себя уважать,
если бы осознанно "прятался" в обозе наступающей армии - его тянуло в
авангард, в самую гущу боя, где, как ему казалось, он сможет проявить себя
самым наилучшим образом и заслужить всеобщее уважение. О том, что в
авангарде, случается, убивают, он не думал. Луи с нескрываемой завистью
слушал рассказы гренадеров Мюрата и много раз представлял себя в их числе
- преследующим на взмыленном коне трусливых австрийцев, срубающим одним
махом десяток голов и нанизывающим врагов на клинок, словно рябчиков на
шампур. Однако Наполеон не хотел ничего слышать и на просьбы де
Буагильбера отпустить его под начало генерала Мюрата отвечал лаконично и
твёрдо: "Нет, вы нужны мне здесь". Луи искренне расстраивался, но
ослушаться не смел - дисциплина прежде всего!
  Когда передовые дозоры донесли, что впереди по ходу движения армии
обнаружены укреплённые позиции русских, Бонапарт велел остановиться и
провести более тщательную разведку. Место под свою штаб-квартиру он выбрал
в Брюнне - всего лишь в нескольких лье74 от Ольмюца, где находился штаб
коалиции и куда подтягивались свежие части из России. Откладывать
генеральное сражение было нельзя, в войну на стороне коалиции должна была
вступить Пруссия, и тут Наполеон повёл себя очень странно. Несмотря на то,
что план наступления был составлен и с воодушевлением принят военным
советом армии, Бонапарт вдруг проявил неуверенность. Он направил к
русскому царю Александру своего генерал-адъютанта Савари с просьбой о
встрече. Александр, увидевший в этом признаки слабости духа, высокомерно
отклонил просьбу, прислав вместо себя князя Петра Долгорукова. Луи де
Буагильбер присутствовал при этой беседе и был неприятно поражён тем,
сколь явно Бонапарт демонстрировал свою неуверенность. Долгоруков же,
напротив, не удивился и вёл себя словно победитель, диктующий свои условия
побеждённому. Переговоры были остановлены только после того, как
Долгоруков потребовал у Бонапарта отказаться от всех завоеваний в Австрии
и Италии, вернуться с армией в пределы Франции и ждать решения о своей
судьбе - подобные требования были совершенно неприемлемы, и Наполеон
ответил отрицательно и довольно резко. Долгоруков раскланялся, но на лице
его читалось самодовольство. Луи хотелось надеяться, что Император только
изображает слабость, рассчитывая на то, что русские потеряют осторожность
и захотят атаковать немедленно.
  Через два дня, вечером, Бонапарт объявил свите, что собирается покинуть
штабную квартиру и осмотреть бивуаки армии. Затем он продиктовал де
Буагильберу приказ, который должен быть зачитан в расположениях всех
французских частей. Приказ понравился де Буагильберу своей простотой и
доступностью. Кроме того, каждая строка этого приказа свидетельствовала о
решимости Наполеона победить во что бы то ни стало.
  "Значит, всё-таки встреча с русским князем была тактическая хитрость", -
подумал де Буагильбер, в очередной раз восхищённый военным гением своего
кумира.
  Через час Наполеон со штабом покинули Брюнн. Император в синей шинели и в
треугольной шляпе на голове, совершенно презрев опасность засады, ехал
впереди свиты на своём маленьком арабском скакуне. Было довольно холодно,
в темнеющем небе зажглись необычайно яркие звёзды, лошади всхрапывали, из
их ноздрей вырывался пар.
  Луи де Буагильбер пристроился в хвосте процессии. Рысак неспешно шёл под
ним, и молодой лейтенант сам не заметил, как задремал. В дрёме ему
привиделись родной дом в пригороде Марселя, цветущий по весне сад, Мария с
округлившимся животом, который совсем не портил её, а делал по особенному
прекрасной, сестра, сплетающая венок из трав и цветов, отец, сидящий на
лужайке в плетёном кресле и подставляющий незрячее обветренное лицо солнцу
- он видел их всех вместе и себя вместе с ними - высокого, стройного,
сильного, чью мужественность только подчёркивают ладно сидящий мундир и
эполеты генерала великой французской армии. Упоение от предощущения этой
замечательной жизни достигло высшей точки, когда кто-то прервал сон
лейтенанта, тронув его за плечо.
  - Извините, что приходится побеспокоить вас, - сказал Бонапарт очень
учтиво. - Но я должен дать вам поручение на завтрашний день. Следуйте за
мой.
  Луи, несколько смущённый тем, что Император застал его в столь невыгодной
позиции, подавляя сильную зевоту, пришпорил коня. Когда они отдалились от
свиты на расстояние пистолетного выстрела, Наполеон заговорил тихим
бесстрастным голосом, словно то, о чём он хотел поведать, его совершенно
не касалось.
  - Я хотел бы открыть вам одну тайну, друг мой, - сказал он лейтенанту. -
Завтра мы можем проиграть сражение.
  - Но почему? - Луи немедленно забыл и о смущении, и о зевоте. - План
завтрашнего наступления очень хорош. Победа будет за нами.
  - Иногда случается так, - отвечал Бонапарт, - что даже самый изощрённый
военный план не может дать перевеса.
  - Мой Император, если вы говорите о настроениях в армии, - предположил де
Буагильбер, - то все мы испытываем воодушевление. Мы уже били и
австрийцев, и русских - разобьём их ещё раз.
  - Вы не поняли меня, лейтенант, - сказал Наполеон, и в голосе его
прозвучали стальные нотки. - Если я утверждаю, что наш военный план не
даёт нам преимущества в предстоящем сражении, значит, у меня есть
основания так говорить.
  Луи опустил голову. К счастью, было уже темно, и Наполеон не мог увидеть,
как густо покраснел его юный адъютант.
  - Простите меня, сир.
  Но Бонапарт будто бы не услышал его.
  - Видите ли, мой друг, - сказал он, - австрийский император Франц имеет
неочевидное преимущество: помимо войск и поддержки монархов Европы, он
наследник одной из древнейших традиций - ему принадлежит Копьё Судьбы.
  - Не может быть! - вскричал Луи.
  - Тише, мой друг, об этом должны знать только вы.
  - Но я полагал, - де Буагильбер понизил голос, - что Копьё - это сказка,
красивая легенда.
  - Так многие полагают, но оно существует на самом деле. И я уверен, что
император Франц прибегнет завтра к силе, заключённой в этой реликвии.
  Только тут до юного дворянина дошёл смысл слов, сказанных Бонапартом чуть
раньше. "Об этом должны знать только вы". Высшая степень доверия,
проявленная величайшим человеком эпохи!
  "Но чем же я её заслужил? - пронеслось в голове у Луи. - Неужели тем, что
написал когда-то рыцарский роман?"
- Сила, заключённая в Копье, - говорил тем временем Наполеон, - может
изменить ход завтрашнего сражения. Если австрийский император и русский
царь проявят хоть каплю здравого смысла и не дадут увлечь себя на наш
левый фланг, это само по себе осложнит наше положение. Но если к этому
добавится сила Копья, мы будем разбиты.
  Луи не верил в фантастические возможности Копья и хотел уже сказать об
этом Императору, но вовремя одумался. Вместо этого он спросил:
  - Что мы можем сделать, сир?
  - Вы должны похитить реликвию. Для меня. И для Франции. Я дам вам двоих
лучших гренадёр из гвардии. Этого более чем достаточно. Там, где не сможет
пройти армия, всегда пройдут три смелых человека. К рассвету вы должны
обойти аванпосты русских и затаиться у дороги, ведущей на Працен. Франц и
Александр поедут по ней вслед за своими войсками, и вы в форме офицеров
русской армии легко смешаетесь с их свитой. К тому времени уже будет идти
бой, и на вас не обратят внимания. По крайней мере, я надеюсь, что не
обратят.
  Де Буагильбер подумал, что вряд ли будет так просто смешаться с чужой
свитой, но Наполеон, видимо, и сам это понимал.
  - Я посылаю вас на верную смерть, мой друг, - сказал он. - Готовы ли вы
умереть за Францию и своего Императора?
  - Готов! - откликнулся де Буагильбер без малейших колебаний. - Мы все
готовы умереть за вас, сир. Но скажите, почему вы выбрали именно меня? Чем
я заслужил такую честь - быть посвящённым в тайну?
  - Потому что только вам из всей Франции Копьё дастся в руки, - ответил
Наполеон. - Поверьте, я не хотел бы рисковать вами, но вы и реликвия
связаны друг с другом общей судьбой.
  Де Буагильбер не мог больше скрывать правду от своего Императора.
  - Моя книга - вымысел, - признался он. - От начала и до конца. Мой предок,
Бриан де Буагильбер, никогда не прикасался к Копью.
  Наполеон покровительственно рассмеялся.
  - Вы ошибаетесь, мой друг. Фуше провёл самое тщательное дознание. Ему даже
пришлось на короткий период покинуть Францию, чтобы приоткрыть тайну
Третьего крестового похода. Он установил, что ваш предок сумел спасти
Копьё от рук сарацин и доставил его в миланскую обитель Ордена тамплиеров.
С этого момента начинается возвышение Ордена, закончившееся только в 1307
году. То, что вы, не зная всего этого, сумели в своём романе воспроизвести
ход подлинных исторических событий, навело меня на мысль об определённом
влиянии Копья на вашу судьбу. Оно словно бы призывает вас повторить подвиг
предка. И если кому и суждено вырвать реликвию из рук императора Франца,
то только вам.
  Слова Наполеона произвели на молодого дворянина самое сильное впечатление.
Хотя он и остался при своём мнении относительно легенды о Копье,
представившуюся возможность проявить себя геройски и, может быть, решить
(чем чёрт не шутит!) исход всей кампании, не следовало выпускать из рук.
  - Я добуду реликвию, - пообещал Луи де Буагильбер. - Я добуду её для вас,
мой Император!
  - Вы будете щедро вознаграждены, лейтенант. Только вернитесь живым и с
Копьём в руках.
  Под покровом ночи трое офицеров, переодетых в русские мундиры, углубились
в расположение частей коалиции по одной из дорог, ведущих в обход
Праценских высот. Позади остались бивуаки французской армии, где
зачитывался сейчас приказ Наполеона, и он сам выступал перед своими
солдатами, вдохновляя их на битву. В одном месте лазутчики едва не
провалили всё дело, столкнувшись с дозором из четырёх верховых гусар. Их
спасло только то, что дозор очень шумел, и решительность Луи, который
услышав странную фразу на незнакомом языке, произнёсённую громко и совсем
рядом, выстрелил на звук из пистолета, чем напугал дозорных, которые,
видно, решили, что наткнулись на вражеский аванпост, и спаслись бегством.
Гренадеры для закрепления успеха пальнули ещё четыре раза, с удовольствием
слушая торопливый удаляющийся перестук копыт.
  Отыскать нужное место оказалось делом непростым. Под утро между холмами
сгустился туман, и если бы не подробная карта, которой лазутчиков снабдили
штабные, потеряться здесь было бы проще простого. С рассветом видимость не
улучшилась, и Луи подумал, что это играет на руку Наполеону - штаб
коалиции не сможет оценить всю степень угрозы для себя и вовремя
отреагировать.
  С запада уже доносилась беспорядочная пальба, когда лазутчики увидели на
дороге скачущий галопом эскадрон всадников, возглавляемый двумя офицерами.
Один из них был в чёрном мундире с белым султаном на рыжей лошади, другой
- в белом мундире на вороном жеребце.
  - Это они, - шепнул гренадер.
  - Вперёд, - скомандовал Луи.
  Трое французов выехали из лощины и на некотором удалении пристроились в
хвосте эскадрона. Быстро выяснилось, что царь Александр и император Франц
направляются к штабу русских войск, где генералы коалиции готовились
начать сражение. На глазах у лазутчиков между монархами и штабом состоялся
разговор, после которого стоящие вблизи полки пришли в движение.
  И вдруг из-за деревьев, из-за редеющего тумана выступили плотные шеренги
французской пехоты. Грянул слаженный залп, и началось нечто невообразимое.
Русские войска смешались и побежали. Луи никогда не видел подобной паники.
Лавина солдат, бросая оружие и знамёна, топча раненых, устремилась прочь с
поля боя, даже не пытаясь оказать сопротивление. Русские генералы не могли
остановить это бегство. Но самое главное - паника охватила свиту монархов,
и сами они, разделившись и пришпорив своих коней, забыв о достоинстве,
поскакали прочь. План Наполеона принёс быструю и изумительную победу.
  - Не потеряйте Франца! - крикнул Луи гренадерам.
  Трое лазутчиков, лавируя между бегущими отрядами, последовали за монархом
Австрии, стараясь не выпустить его белый мундир и вороного жеребца из
виду.
  Через две сотни шагов они нагнали Франца. Гренадеры прижали императора к
канаве, а Луи спрыгнул на землю и схватил его лошадь под уздцы.
  - Кто вы?! - крикнул Франц.
  Лицо его было перекошено ужасом.
  - Мы верные сыны Франции, - отвечал Луи с улыбкой превосходства. - Мы
пришли за реликвией.
  - Я не понимаю, о чём вы говорите.
  Австрийца трясло так, что речь его сделалась невнятна.
  - Копьё! Где Копьё Судьбы?!
  - Я... не понимаю...
  Всё происходило слишком быстро, и Луи понял, что только очень действенные
методы могут дать сейчас результат.
  - В таком случае, сир, - сказал он, - мы будем вынуждены убить вас!
  Один из гренадер вытащил из-за пояса заряженный пистолет и навёл его на
Франца. Он был из ветеранов, служивших при Бонапарте ещё во времена
Революции, и для него император Австрии и Священной римской империи ничем
не отличался от любого другого врага Наполеона.
  - У меня нет никакого копья! - взвизгнул Франц. - Это ошибка!
  - Придётся его обыскать, - предложил гренадер.
  Луи кивнул и, ухватив австрийского императора за пояс, стащил его с коня.
Потом извлёк нож. Франц при виде остро заточенного лезвия зажмурился, как
ребёнок, а де Буагильбер принялся резать его одежду. Действовал он без
аккуратности и нанёс австрийцу несколько неглубоких ран. Ярко-алая кровь
окрасила лохмотья, в которые на глаза превращался великолепный мундир.
Франц тихо подвывал, но не сопротивлялся.
  "Господи, - подумал де Буагильбер, - ну и помазанники у тебя!"
Человек, которого раздевал лейтенант, был просто жалок. В нём не было
ничего от той величественности, коей должны обладать короли земные от
рождения до самой смерти. В этом смысле, Бонапарт имел больше прав
называться императором, чем все эти ничтожества, унаследовавшие власть над
огромными странами.
  Наконец обнажилась грудь, но вместо наконечника Копья, который Луи
рассчитывал найти под мундиром, он увидел золотой крестик на цепочке. И в
этот момент мир вокруг будто взорвался.
  Франца спасло то, что он стоял за своим конём. Ядро, выпущенное с вершины
ближайшего холма, где только что развернулась французская батарея, упало в
канаву, в нескольких шагах. Большую часть осколков отразили стены канавы,
но несколько из них прошили тела королевского жеребца и юного де
Буагильбера.
  "Я ранен, - подумал Луи. - Я падаю".
  Жеребец захрипел рядом, а лейтенант упал на холодную землю и на несколько
мгновений потерял сознание. Когда же пришёл в себя, то открыл глаза,
надеясь увидеть, чем закончилась схватка, ушёл ли австрийский император
или всё-таки его удалось остановить. Но ничего не увидел, кроме неба -
высокого неба, неясного, но всё-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими
по нему серыми облаками.
  "Как тихо, спокойно и торжественно, - подумал Луи. - Как же я не видел
прежде этого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Всё
пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет,
кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И
слава Богу!.."
Он пролежал под этим небом то ли минуты, то ли часы. Боль в истерзанном
осколками теле то становилась невыносимой, то утихала. А потом Луи услышал
голоса. Говорили по-французски - сразу несколько человек приближалось к
нему.
  - Это наш лейтенант, - сказал близкий и одновременно очень далёкий голос.
  Несколько фигур склонились над ним.
  - Лейтенанту нужна помощь. Позовите солдат.
  Луи почувствовал, как сильные руки поднимают его над землёй. И тут он
увидел Наполеона. Тот с безучастным лицом подъезжал к нему на своей серой
лошадке. Ещё немного, и Бонапарт остановился над раненным.
  - Вы живы, лейтенант? - спросил Император. - Я рад, что вы живы.
  Потом лицо его дрогнуло и, наклонившись в седле, Бонапарт задал новый
вопрос:
  - Где реликвия, лейтенант?
  Наверное, не будь Луи столь ослаблен ранением и кровопотерей, он смог бы
рассказать Бонапарту, что никогда никакой реликвии не было и нет, что
знание Наполеона о Копье основано на предрассудках и лжи, но теперь,
устремив свои глаза на Бонапарта, он молчал... Ему так ничтожны показались
в эту минуту все интересы, занимавшие Бонапарта, таким мелочным показался
сам кумир его со своим мелким тщеславием, - в сравнении с тем высоким,
справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, что он не мог
отвечать.
  Глядя в глаза Наполеону, де Буагильбер думал о ничтожности величия, о
ничтожности жизни и о еще большем ничтожестве смерти, смысла которой никто
не мог понять и объяснить из живущих на этом свете.
  - Где реликвия? - повторил свой вопрос Наполеон. - Где она?
  - Я не знаю, - прошептал Луи де Буагильбер для того только, чтобы этот
маленький человек, называющий себя императором, перестал его мучить и
ушёл. - У короля Франца... Я не успел...
  Лицо Наполеона снова сделалось безучастным. Он выпрямился в седле и,
отъезжая, обратился к одному из сопровождавших его офицеров:
  - Позаботьтесь о лейтенанте. Пусть его свезут в мой бивуак - доктор Ларрей
осмотрит его раны.
  Носилки тронулись. При каждом толчке Луи опять чувствовал невыносимую
боль, его лихорадочное состояние усилилось, и он начал бредить. Те
мечтания об отце, жене, сестре и будущем ребёнке и нежность, которую он
испытывал в ночь накануне генерального сражения, ничтожная фигура
Наполеона и над всем этим высокое небо - составляли основу его горячечных
представлений.
  Тихая жизнь и спокойное семейное счастье в пригороде Марселя снова
представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастьем, когда вдруг являлся
маленький Наполеон с своим безучастным, ограниченным взглядом, и
начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все
мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения,
которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона,
должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением...

  (Комплекс "Нитка", Саки, Крым, январь - март 2000 года)
  - Так, - сказал Стуколин, потирая кулак. - Сейчас я буду кого-то бить.
  Выпятив челюсть, он двинулся через плац к автобусу, из которого выбирались
только что прибывшие новички. Лукашевич забеспокоился, выискивая среди
десятка офицеров того, кто мог вызвать столь резкое проявление неприязни у
Алексея, а когда увидел, то чуть ли не обогнал своего решительного друга.
  - Здравствуй, Руслан! - закричал Стуколин, протягивая руку.
  Старший лейтенант Рашидов - а это, несомненно, был именно он -
инстинктивно потянулся, чтобы ответить на приветствие, и тут же получил
сильный прямой удар в переносицу. Не удовлетворившись достигнутым,
Стуколин заработал кулаками, пока Рашидов не упал на землю.
  - Вы что, очумели тут? - один из новоприбывших схватил Алексея за руку, но
тот вырвался.
  - Спокойно, - Лукашевич оттёр офицера. - За дело он его бьёт, за дело...
  - Я его не бью, - сказал Стуколин, - я его убиваю. Вставай, тварь, - он
пнул ворочающегося на земле Рашидова.
  Оттираемый Лукашевичем офицер вдруг посветлел лицом.
  - Алексей! - позвал он Стуколина. - Друг мой, ты ли это?
  Стуколин оглянулся:
  - Серёга? Золотарёв? Ты-то откуда здесь?
  - От верблюда, - капитан Золотарёв подошёл ближе. - За что ты его? -
спросил он, указывая на Рашидова.
  - Этот подонок убил нашего однополчанина, - проинформировал Стуколин. -
Вот уж не думал, что мне такое счастье подвалит - встретиться с ним один
на один.
  Сплёвывая кровь и пошатываясь, Рашидов встал. Левый глаз у него быстро
заплывал.
  - А я ведь и не узнал тебя, Алексей, - сказал он, криво усмехаясь. -
Здравия желаю.
  - А я тебе нет.
  Стуколин вновь размахнулся, но на этот раз Руслан не позволил себя бить. С
неожиданной скоростью он уклонился и нанёс свой удар - левой под солнечное
сплетение. Стуколин охнул и на несколько секунд потерял дыхание. Лукашевич
кинулся было на помощь, но Золотарёв удержал его, схватив за плечи:
  - Не все сразу, ребята. Бить вдвоём одного - некрасиво.
  - Мать твою, - сказал Стуколин, отдышавшись.
  - Давай, давай, - подзуживал Рашидов, он принял боксёрскую стойку и
приплясывал от нетерпения. - Покажи, на что ты способен.
  Неизвестно, чем закончился бы поединок, но тут прозвучала зычная команда:
"Прекратить!", и на плацу появился седобородый капитан первого ранга в
сопровождении Громова и двух местных офицеров чином пониже.
  - Товарищи офицеры! Строиться! Смирно!
  Лётчики построились, и капитан прогулялся вдоль неровной шеренги.
  - Так, так, так, - сказал он. - Это твои орлы, подполковник?
  - Мои, - признал друзей Константин.
  - Не успели прописаться, а уже в драку лезут. Плохо воспитываешь.
  - Воспитываю как умею, - отозвался Громов. - Честно говоря, Андрей
Андреевич, я и сам приложился бы. Этого урода сюда направили совершенно
зря.
  Капитан первого ранга остановился рядом с Рашидовым, лицо которого уже
успело превратиться в сплошной синяк.
  - Я читал его дело, - сообщил Андрей Андреевич присутствующим. - Урод,
конечно, изрядный, но и лётчик первоклассный. А выбирать нам не
приходится, - он вздохнул. - Покажите старшему лейтенанту, где у нас
медчасть, - приказал Андрей Андреевич одному из своих.
  Рашидов козырнул и строевым шагом отправился в медчасть.
  - Теперь займёмся остальными, - сказал капитан первого ранга. - Итак,
товарищи офицеры, меня зовут Андрей Андреевич Шапиро. Я начальник
комплекса "Нитка", на котором вам в течение двух ближайших месяцев
предстоит пройти ускоренный курс обучения на получение звания офицеров
военно-морской авиации. За этот период вы должны будете освоить
материальную часть истребителя "Су-33" и научиться управлять им. Для этого
у нас созданы все условия. К примеру, мы имеем в своём распоряжении точную
копию палубы авианосца типа "Адмирал Кузнецов". Мы научим вас совершать
взлёт и посадку, маневрировать рядом с палубой и так далее. К сожалению, у
нас будет очень мало времени на вашу боевую подготовку. Тут вы должны
рассчитывать прежде всего на свой собственный опыт в этой области - как я
понимаю, случайных людей среди вас нет. Особенности боевого применения
"Су-33" вы сможете обсудить со старшим инструктором подполковником Тимуром
Мерабовичем Барнавели. Вопросы есть?
  - Разрешите? - Стуколин шагнул из строя.
  - Пожалуйста, - Шапиро благосклонно кивнул.
  - Можно закончить начатое?
  Шапиро повернулся на каблуках и подошёл к Стуколину. Громов за его спиной
показал Алексею кулак.
  - Я вижу тут какие-то проблемы личного плана? - спросил Шапиро вроде бы
дружелюбно. - Старые счёты? Незабытые обиды? Что ж, я не могу запретить
вам лелеять свои обиды - пожалуйста, лелейте сколько угодно. Но при этом
имейте в виду, - начальник "Нитки" возвысил голос, - за подготовку каждого
из вас заплачено твёрдой валютой, но я и только я буду принимать решение о
вашем участии в предстоящей операции. Если я или кто-нибудь из моих
офицеров заметит нечто похожее на сегодняшнюю безобразную сцену, можете
сразу же собирать вещички. Если говорить конкретно о вашей проблеме,
товарищ капитан, - Шапиро снова повернулся к Стуколину, - то знайте: вы -
первый кандидат на отчисление, и чтобы быть уверенным в вашей способности
контролировать себя, я назначаю вас в постоянную пару со старшим
лейтенантом.
  - Я отказываюсь, - громко и твёрдо сказал Стуколин.
  - Вот как? - Шапиро прищурился. - Тогда попрошу, - он указал на автобус. -
Через полчаса будете в Евпатории. Оттуда любым видом транспорта и куда
угодно. Есть ещё желающие составить ему компанию?
  - Я! - выкрикнул Лукашевич и тоже покинул строй. - Я не могу ручаться, что
не надеру Рашидову задницу при первой возможности.
  - Замечательно, - Шапиро, казалось, был доволен. - Занимайте места в
автобусе согласно купленным билетам. Остальным - добро пожаловать на
"Нитку"!
  - Подождите, - сказал Громов. - Не стоит совершать необратимых поступков.
Если вы позволите, товарищ капитан первого ранга, я берусь убедить своих
друзей в ошибочности их поступка.
  - Сколько вам потребуется времени на это?
  - Десять минут.
  - Хорошо, - согласился Шапиро. - Автобус подождёт сколько надо. Остальные
свободны до четырнадцати ноль-ноль. Комнаты в офицерском общежитии для вас
приготовлены. Устраивайтесь. В четырнадцать ноль-ноль - обед, после него -
первое занятие. Честь имею, - козырнув лётчикам, начальник "Нитки"
удалился.
  - Отойдём, - сказал Громов друзьям.
  Под взглядами пилотов они ушли с плаца и заняли деревянную беседку.
Стуколин с самым независимым видом похлопал себя по карманам, вытащил
пачку "Космоса" и закурил.
  - Ну? - спросил Лукашевич у Громова. - О чём ты хочешь с нами поговорить?
О дисциплине? Тогда не стоит. Мы прилетели сюда по собственному желанию, а
не по приказу Министра обороны или Главкома ВВС, а потому вольны в любой
момент отказаться от дальнейшего участия в операции. Свободным пиратам,
как ты знаешь, закон не писан.
  - Вот вы как заговорили? - Константин даже не пытался скрыть своего
раздражения. - Значит, чтим память невинно убиенного Беленкова? А потому
пошло всё на фиг, так?
  - Чтим, - подтвердил Стуколин, выпуская струю дыма в потолок беседки. - А
потому пошло всё на фиг.
  - А ты, значит, за солидарность? - Громов посмотрел на Лукашевича.
  - О чём ты, Костя? - Лукашевич даже взмахнул руками. - Какая, к чертям,
солидарность? Я этого козла замочить хочу не меньше, чем Алексей.
  - Высказались? - подвёл черту Громов. - Ну так послушайте меня. Я не буду
вас убеждать, что Рашидов взял вдруг и перевоспитался. Я в это не верю, а
вы тем более не поверите - не тот человек наш Руслан, чтобы переменить
свои убеждения. Но то, что он сегодня на нашей стороне, по-моему, очевидно.
  - А мне плевать, на чьей он стороне, - заявил бескомпромиссный Стуколин. -
Даже если за него Главком будет хлопотать...
  - Вы всё забыли, - резко перебил Громов. - Вы что же, теперь считаете, что
тогда в Заполярье была криминальная разборка? Один авторитет наехал на
другого авторитета, а пацаны развели друг друга по понятиям? Так вы
считаете? Скажите, так?
  Лукашевич отвёл глаза.
  - Молчите? Тогда скажу я. То была война! И Рашидов воевал за свою родину,
как мы воевали за свою. Да, он сбил Беленкова, а Сергей был нашим другом и
сослуживцем. Но и ты, капитан Лукашевич, сбивал его друзей и сослуживцев,
за что теперь имеешь Звезду. А ты, капитан Стуколин, сбил самого Рашидова
и тоже не обделён почестями. В той войне мы победили, но у нас не было и
никогда не будет морального права издеваться над побеждёнными.
  - О! - сказал Стуколин. - И это говорит самый натуральный подполковник.
  - Натуральнее некуда, - огрызнулся Громов. - Ну в общем так, ребята, дело,
конечно, ваше, но если вы сейчас из-за своих амбиций вернётесь домой, с
этого момента мы незнакомы, и руки я вам больше никогда не подам.
  Лукашевич посмотрел на Стуколина. Стуколин посмотрел на Лукашевича.
  - Это шантаж, Костя, - сказал Лукашевич. - Нехорошо шантажировать друзей.
  - На войне друзей нет! - заявил Громов беспощадно. - Только союзники или
враги.
  Стуколин затоптал окурок.
  - Ладно, - сказал он. - Не бросать же тебя одного в пекло - без нас ты
быстро окочуришься.
  - А что скажешь ты? - Громов повернулся к Лукашевичу.
  Алексей криво усмехнулся.
  - Пусть будет по-твоему, - заявил он. - Но только не проси нас, Костя,
сидеть с Рашидовым за одним столом и хлебать из одной миски.
  - Из одной миски - точно не заставлю, - пообещал Константин. - Мисок у нас
хватает...

  * * *
Учебная программа комплекса "Нитка" была рассчитана на подготовку элиты
истребительной авиации, и требования к обучающимся предъявлялись
соответствующие.
  Легче всех было Константину Громову: ещё в будущность свою "русским
витязем", он осваивал "Су-33" и даже совершил несколько учебных посадок на
палубу "Адмирала Кузнецова". Остальным приходилось много труднее.
  Сначала - изучение материальной части по сверхплотному графику с частыми
тестами и контрольными, призванными закрепить усвоенную информацию.
"Су-33" был фактически последним истребителем, запущенным в серийное
производство ещё при советской власти. Все чертежи, расчёты, спецификации,
технологические карты для этого самолёта были подготовлены в те времена,
когда денег на авиацию не жалели. Казалось бы, раз всё готово - штампуй не
хочу. Но производство даже полностью обкатанной машины оказалось не по
финансам новому российскому правительству, и "Су-33" до сих пор выглядели
диковинкой, к которой не знали как подступиться даже опытнейшие пилоты.

  (На самом деле, аэродинамически "Су-33" мало чем отличается от знаменитого
"журавля" - "Су-27". Консоли крыльев сделали складывающимися, чтобы
сэкономить место на ангарной палубе и упростить конструкцию
самолётоподъёмников; добавили переднее оперение75, чтобы увеличить
маневренные возможности; усилили шасси, чтобы предотвратить их поломку при
ударе о раскачивающуюся палубу; присоединили к хвостовой части фюзеляжа
выпускающийся тормозной гак, чтобы было чем цеплять аэрофинишеры - вот и
все новшества.
  Другое дело - начинка. "Су-33" проектировался как перспективный
истребитель, по своим тактико-техническим характеристикам опережающий
ближайших конкурентов как минимум на десяток лет. Поэтому на него
ставилось самое современное оборудование. "Су-33" оснащён новейшей
системой управления вооружением с усовершенствованной
импульсно-доплеровской РЛС, обеспечивающей поиск и сопровождение до 10
целей на фоне земли или воды, и оптикоэлектронного локатора, состоящего из
теплопеленгатора и лазерного дальномера, скомбинированного с нашлемной
системой целеуказания. Последняя позволяет выдавать указания головкам
самонаведения ракет и сканирующему устройству оптикоэлектронной станции
простым поворотом головы лётчика в сторону цели. Кроме этой во всех
смыслах передовой системы, на "Су-33" имеется станция радиоэлектронной
разведки "Берёза", через речевой информатор сообщающая пилоту об облучении
самолёта радарами противника. Специальная система навигации, напрямую
связанная с орбитальной спутниковой группировкой ГЛОНАСС, обеспечивает
полёт в любых географических условиях и позволяет осуществить точный выход
истребителя к своему кораблю или любому аэродрому. Морально устаревший
индикатор с подсветкой на лобовом стекле заменён на многофункциональный
жидкокристаллический цветной дисплей, предоставляющий пилоту всю
необходимую информацию. Имеется также табло отказов, способное выдавать
рекомендации на все случаи жизни.
  Эти новшества и предстояло освоить пилотам, проходившим обучение на
комплексе "Нитка").

  После того, как материальная часть была изучена и экзамен по этой тематике
сдан, офицеры перешли к следующему разделу: "Принципы и порядок
функционирования подразделений, обслуживающих авиагруппу тяжёлого
авианесущего крейсера проекта 11435". Довольно скоро выяснилось, что эти
принципы были позаимствованы у американцев, имеющих, как известно,
довольно большой опыт в данной области. Впрочем, имелись и свои
особенности. Отсутствие катапульт облегчало процесс подготовки запуска и
взлёта, но и накладывало на пилота дополнительную ответственность. Если у
американцев командир боевой части мог на любом этапе прервать подготовку к
взлёту, то российский пилот, разогнавшись, обязан был взлетать и уже
потом, в воздухе, решать возникшие проблемы.
  В чём-то имелось и существенное отставание. Российские инженеры не сумели
воспроизвести американскую систему оптической посадки FLOLS. В основном,
потому, что технология производства линз Фринеля находилась у нас в
зачаточном состоянии. В качестве альтернативы была предложена
отечественная система "Луна", которая выпускала сразу несколько
разноцветных лучей - по их цветовой тональности пилот определял своё
положение относительно глиссады. Однако при плохой погоде лучи
рассеивались и цвета накладывались друг на друга, а у самой палубы имела
место "мёртвая зона", когда лётчик вообще не видел лучей. Недостатки
"Луны" были компенсированы дублированием: помимо неё на палубе
устанавливали систему визуальной посадки "Глиссада-Н", особенно
эффективную ночью, а на самом истребителе нашли место для
радиотехнического комплекса "Резистор", способного самостоятельно сажать
самолёт.
  Параллельно с изучением функций палубных служб пилоты на тренажёрах начали
отработку навыков взлёта и посадки. На этом этапе подключился старший
инструктор - подполковник Тимур Мерабович Барнавели.
  Старший инструктор был из натурализовавшихся в России грузин и относил
себя к некоему довольно абстрактному офицерскому братству, для которого не
существует стран, гражданств и границ - идеальный кандидат на высокую
должность в структуре "Белого орла". Он долгое время служил в
нижегородском Центре боевого применения авиации, потом воевал в Чечне, и в
конце концов был направлен в Саки.
  Оказалось, Барнавели не только собирался преподавать пилотам основы
тактики воздушного боя в условиях открытого моря, но и должен был, по
плану, принять участие в экспедиции на правах командира авиагруппы. Это
сразу расположило к нему всех пилотов, обучающихся на "Нитке", и вскоре он
стал восприниматься ими не в качестве ещё одного преподавателя, а как
товарищ, который завтра, если понадобится, прикроет тебе спину.
  На первых же лекциях Тимура Мерабовича встал вопрос о сопоставимости
боевой мощи авиагруппы тяжелого крейсера "Варяг" и американского типового
авиакрыла. Большинство офицеров сомневались, смогут ли два десятка "Су-33"
стать достойным противником армаде "хорнетов" и "томкэтов". Барнавели
подготовился к этому вопросу. Он развесил на доске учебной комнаты таблицы
с лётно-техническими характеристиками, несколько диаграмм и начал с того,
что напомнил аудитории о заметной задержке в модернизации и перевооружении
авиации ВМФ США, связанной с окончанием Холодной войны.
  - Не следует думать, товарищи офицеры, - говорил он, - будто бы снижение
бюджетных отчислений в военную сферу коснулось только стран Варшавского
Договора. Североатлантический Блок находится в том же положении. Из-за
этого типовое американское авиакрыло на сегодняшний день укомплектовано
устаревшей техникой. Начнём с палубного истребителя F-14 "томкэт".
Авиакрыло авианосца "Джон Ф.Кеннеди" оснащено теми же самыми "томкэтами",
что взлетали с его палубы двадцать лет назад. Как можно охарактеризовать
эти машины? Двумя словами: ле-таю-щие гро-бы. Потолок на два километра
ниже нашего "журавля". Практическая дальность - на тысячу километров
меньше. Скорость на форсаже - на сто пятьдесят метров в секунду ниже.
Достаточно втянуть их в ближний бой на вертикали и всё - вставляйте фитиль
по самые гланды!
  - А захотят ли они вступить в ближний бой? - спросил Лукашевич. -
Помнится, американцы придерживаются тактики дальнего боя.
  - А вот это как раз устаревшие сведения, - отвечал Барнавели спокойно. -
Американцы - не дураки и прекрасно знают, что дальний бой против
сверхманевренных истребителей малоэффективен. Даже рядовой пилот на
статически неустойчивой машине легко обманет самую "умную" ракету средней
или большой дальности. Поэтому тактика меняется, и мы можем быть уверены
почти наверняка, что противник примет ближний бой. Теперь посмотрим, чем
вооружены "томкэты". Для боя на средней и малой дистанции истребители,
скорее всего, будут загружены ракетами "воздух-воздух" AIM-7 "Спэрроу" с
радиолокационным наведением и AIM-9 "Сайдвиндер" с инфракрасным
наведением. Довершает арсенал "томкэта" двадцатимиллиметровая пушка М61А1
"Вулкан". Сравниваем характеристики, - Барнавели развернул новую
диаграмму. - В середине 70-х годов была разработана и принята на
вооружение новейшая модификация ракеты "Спэрроу" - АIM-7M. Однако главный
недостаток, характерный для всего семейства ракет "Спэрроу", устранён в
этой модификации не был. Кто мне скажет, что это за недостаток?
  Руку поднял капитан Сергей Золотарёв:
  - Разрешите, товарищ подполковник?
  - Пожалуйста, товарищ капитан.
  - Главным недостатком семейства ракет "Спэрроу" является использование
полуактивной радиолокационной системы наведения. Эта система требует
непрерывной подсветки цели со стороны пилота на первом участке полёта
ракеты, и со стороны бортового комплекса наведения - на заключительном
участке.
  - Совершенно верно, товарищ капитан, - Барнавели благосклонно наклонил
голову. - Около десяти секунд после старта вражеский пилот вынужден
удерживать вас в рамке прицела, не имея возможности отвлекаться на другие
цели, затем вступает в действие бортовой комплекс, который легко
подавляется средствами радиоэлектронной борьбы - ракета становится
неуправляемой и исчезает в мировом эфире. В отличие от "Спэрроу" наши
ракеты средней дальности Р-27ЭР1 снабжены головками самонаведения,
позволяющими осуществить на практике принцип "выстрелил и забыл". На
начальном участке траектории Р-27 применяется так называемое инерциальное
наведение на "математическую" цель с радиокоррекцией её положения и
скорости при внезапном манёвре цели. Это самый уязвимый участок. Однако
после захвата цели головкой коррекция осуществляется уже самостоятельно.
  Теперь поговорим о средствах ближнего боя. Модификация американской ракеты
ближнего боя AIM-9M гораздо опаснее предыдущих ракет семейства. В
частности, за счёт усовершенствования координатора цели и увеличения
мощности рулей заметно улучшена манёвренность "Сайдвиндера". Однако и у
этой модификации есть существенные недостатки. Во-первых, головка
самонаведения имеет низкую помехозащищённость, вследствие чего частенько
не может выделять цели, находящиеся на фоне облаков или земли. Во-вторых,
инфракрасные элементы головки нормально функционируют только при хорошей
погоде - в дождь или туман применение этих ракет считается проблематичным.
В-третьих, наведение ракеты AIM-9M невозможно в принципе, если пуск
производится под углом плюс-минус пять градусов от направления на Солнце.
По сравнению с "сайдвиндерами" заметно выигрывает наша ракета ближнего боя
- Р-73Э. Чем она примечательна? Для этой ракеты совершенно отсутствуют
ограничения на режимы полёта и манёвренности самолёта-носителя, она может
быть использована для стрельбы на встречных и пересекающихся курсах. Среди
других достоинств - высокая манёвренность самой ракеты, высокая
помехозащищённость взрывателя, абсолютная автономность, наличие
гарантированных всеракурсных зон пуска и так далее, и так далее, и так
далее. Ну и кроме того, дальность стрельбы этой ракетой на двенадцать
километров больше, чем у "Сайдвиндера".
  Подполковник остановился, глядя в пространство над головами слушателей
своими большими, пронзительно чёрными глазами - возможно, перед его
внутренним взором крутилась сумасшедшая карусель воздушного боя,
стартовали с подвесок ракеты, бесформенные осколки прошивали насквозь
фюзеляжи изящных летающих машин, превращая в хлам то, что совсем недавно
было воплощением смысла и совершенных инженерных решений.
  - Итак, мы убедились, что "томкэт" не представляет серьёзной проблемы для
тех, кто хочет вставить ему фитиль по самые гланды, - продолжил лекцию
Барнавели. - Перейдём к "хорнетам". Начать с того, что "хорнет" - это
штурмовик, а следовательно, он призван выполнять несколько иные задачи,
чем истребители...
  - Ну а пушка? - со своего места за партой напомнил Лукашевич. - Вы не
рассказали о пушке, товарищ подполковник.
  Барнавели весело посмотрел на него и сказал так:
  - "Вулкан" - пушка отличная и боезапас у неё побольше, чем у нашей ГШ-301,
но я надеюсь, товарищи офицеры, что вы не окажетесь такими дураками, чтобы
подпустить противника на пушечный выстрел и позволить ему вставить себе
фитиль по самые гланды.
  После того, как вопрос о пушке себя исчерпал, столь же подробному и столь
же разгромному разбору был подвергнут хвалёный штурмовик F/A-18 "Хорнет".
  - Я начинаю жалеть американцев, - шепнул Лукашевич сидящему рядом
Стуколину.
  Тот небрежно двинул плечом. Он американцев не жалел ни при каких
обстоятельствах. Враг есть враг.
  - Таким образом, товарищи офицеры, - продолжал Барнавели, - даже десяток
американских истребителей не представляют существенной угрозы для звена
"журавлей". Но чтобы вы не расслаблялись и у вас не возникали
"шапкозакидательские" настроения, поговорим теперь о главной угрозе для
нашей авиагруппы - стандартных зенитно-ракетных комплексах американского
авианосца типа "Китти Хок"76...

  * * *
Так проходили дни за днями. Пилоты работали по шестнадцать часов в сутки
без выходных и увольнительных. От обилия новой информации пухла голова, от
постоянных окриков "шкрабов"77 звенело в ушах, и кадровые лётчики, давно
забывшие, что это такое - быть курсантом, сильно уставали. Впрочем, раньше
или позже человек ко всему привыкает, и уже к концу первой недели они
научились выкраивать время на то, чтобы собраться компанией в холле
офицерского общежития, покурить, посмотреть новости по спутниковому каналу
"НТВ+", перекинуться в картишки или просто "потравить байки".
  (Руслан Рашидов, кстати, всегда держался особняком и эти посиделки не
посещал, что, впрочем, никого не расстроило).
  Поскольку на "Нитке" пилотам представилась возможность вновь почувствовать
себя в шкуре учащихся, то и байки, которыми они обменивались, были из
серии "А вот когда нас перевели на третий курс...".
  Зайдя вечером в холл, можно было увидеть пятерых или шестерых офицеров,
устроившихся в расставленных полукругом креслах и слушающих очередную
историю, неторопливо и со смаком рассказываемую капитаном Золотарёвым:
  - ...Или вот такой случай. Я ведь в училище по направлению пришёл, а до
того срочную оттрубил - от звонка до звонка. Служил я в московском округе.
После "учебки" попал в гвардейскую часть - авиация ПВО. Специальность у
меня тогда была радиомеханик, взвод связи при КДП. Месяц стажировки, и
заступаю на первое самостоятельное дежурство. Ну, значит, принял по смене
станцию, средства пожаротушения и ящик с ракетницей "для подачи визуальных
сигналов аэродромным службам в случае отсутствия радиосвязи". Сел
обеспечивать связь - корпус станции протёр, кабели подёргал, произвёл
пылеудаление... Ночь, в общем, прошла спокойно, а утром - в семь часов - в
бункер влетает старший смены и орёт: "Ты, козёл!!! Тут сидишь, а на ВПП
чёрте что происходит!!! А ну бегом, и чтоб через три минуты...". Я думаю:
"Ни фига себе, это что же там такое?" Выбегаю на поле. А там -
мать-мать-мать - всё поле усеяно... коровами! - Слушатели улыбаются, легко
представив себе картинку. - Немаленькое такое стадо, я вам скажу. Голов на
пятьдесят-шестьдесят. Прогуливаются себе, травку щиплют... Бегу назад - к
старшему смены: мол, что делать-то? И откуда это зверьё на полосе? "А они,
- говорит, - сквозь нашу поломанную ограду проходят. Из совхоза соседнего.
Их там на голодном пайке держат, а у нас, блин, травка зелёная, керосином
политая. Эти рогатые как накушаются, так и... срyт прямо на ВПП. А вдруг
боевая тревога? А если самолёт с нашим лётчиком по этой уделанной полосе
взлетать начнёт? Движки ведь всё с бетонки всасывают. Как ты думаешь,
далеко ли улетит наш гвардейский перехватчик, если у него двигатели
дерьмом забиты? Бери, короче, ракетницу, записывай расход боеприпасов в
журнал и иди их пугать, пока с полосы не уберутся. Стреляй прямо по рогам
- не бойся". Беру, пишу и бегу "стрелять коров". Влетаю, значит, в
середину стада и пытаюсь матами уговорить коров уйти по-хорошему. А они
смотрят на меня такими печальными красивыми глазами... А рядом с ближайшем
коровой такой умильный телёночек с чёрным пятном на полморды - ну не могу
я прямо в них стрелять! Ну, короче, пальнул не по рогам, а над рогами.
Грохнуло так, что у меня у самого уши заложило. А уж коровы! Вы бы только
видели. Как подпрыгнут все разом, разворот на сто восемьдесят градусов с
одновременным опорожнением кишечника. И сразу - на максимальную
скорость... А ошмётки этого горячего так и полетели в меня - еле, блин,
увернулся! Но самое интересное было потом: сигнальная ракета опередила
стадо и плавно так повисла у них перед мордами метрах в трёх от земли. При
этом - вой, свист, чад. Ну, бурёнки разом офигевают от этого жуткого
зрелища, разворачиваются, и теперь все рога несутся прямо на меня! Ну,
думаю, финиш - отстрелялся... В общем, бежал я так, как никогда потом не
бегал. И на ходу пытался выковырять гильзу из ракетницы - первый раз в
жизни, понимаешь, выстрелил из ракетницы, а гильзу взяло и распёрло... А
сзади топочет стадо из шестидесяти голов крупного рогатого скота.
Расшвыривает при этом свеженаваленный навоз... Во-от... А второй выстрел я
сделал уже на бегу - через плечо и в сторону. Как, блин, натуральный
ковбой из вестерна. Рогатые шyганyлись в сторону и встали... Стоим,
значит, смотрим друг на друга с ужасом, дыхание переводим... А тут вдруг
слышу - дикое ржание. Со стороны КДП. Поворачиваюсь, а там... весь личный
состав дежурной смены - вповалку на крыше! Морды красные, животы
надрывают. Потом-то я узнал, что через такое вот "посвящение" проводили
всех новеньких на объекте...
  Сергей Золотарёв был основным рассказчиком, любившим и умевшим завладевать
вниманием публики. Другие офицеры выступали в этой роли гораздо реже, но и
их отдельные истории пользовались успехом у слушателей.
  Однажды и Лукашевич рассказал эпизод из своей молодости. Любопытно, что
его друзья - Стуколин с Громовым - до последнего времени не знали об этой
подробности биографии Алексея, настолько тот умело её скрывал. А тут -
видимо, под влиянием момента - вдруг взял и "раскололся".
  - Курсанты, как вы знаете, в караулы на заступают, - начал рассказ
Лукашевич, когда слушатели расселись по своим местам. - Разве что по
праздникам или выходным - чтобы роте охраны дать отдохнуть. В дневной
караул курсантов ставят только к знамени полка, да одного человека
отправляют на ДСП - дежурным по стоянке подразделения, самолёты своей
эскадрильи охранять. Не знаю, как у кого, но у нас дежурство на стоянке
было из разряда "не бей лежачего". Так что туда уходили в основном для
того, чтобы спокойненько письмо домой черкануть, почитать книжку,
уединиться. Причём, желательно в выходной нелётный день, потому что когда
идут полёты и по рулёжке тащат то один самолёт, то другой - бумажная
волокита и доклады по начальству отнимают всё свободное время... И вот
как-то одним тёплым июльским воскресеньем напросился я в этот наряд. Взял
автомат и попёрся на стоянку. Пересчитал машины, проверил сохранность
чехлов, принял, приступил. Написал письмо, почитал книжку, повалялся на
травке, разомлел. Решил в холодке посидеть, перебрался в тенёк под крыло и
от скуки начал щёлкать затвором, выбрасывать патроны. Выщелкну все, заново
набиваю и так по кругу. После ужина пришел караул - какой-то узбек с
разводящим - и я засобирался домой. Вот тут-то и выяснилось, что у меня в
магазине не хватает одного патрона! Я, честно говоря, чуть не рехнулся от
ужаса. Времена тогда были строгие. За один патрон и под трибунал можно
было загреметь. Кинулись мы втроем с часовым и разводящим искать этот
проклятый боеприпас. А тут уже темнеть начало. ДСП других эскадрилий давно
ушли, а мы всё травку руками прочёсываем. Чего только я не придумывал: уж
и босиком по ней топтался, и руками чуть не гектар прошарил. Нету патрона.
Как в воду канул. А самое ужасное в том, что я не помню, под каким
самолетом сидел, а их на стоянке полка под сотню стояло. В казарму
вернешься, но ведь там прежде, чем автомат в "оружейку" сдать, магазин
старшине предъявить нужно. Что я ему предъявлю? И как объясню недостачу? В
общем, нечего тут думать - искать надо. Я уже зубами от страха клацать
начал. Видел себя разжалованным, отчисленным и посаженным. Так патрон и не
нашли. Тут узбек подумал и насоветовал, как "оружейку" обмануть. Говорит,
щепку вместо патрона в середину магазина сунь - никто проверять не будет.
Так и поступили. Пришел, поставил автомат, сдал магазин - он у нас, к
слову говоря, "расхожий" был, специально для ДСП, прямо на сейфе лежал - а
утром ни свет ни заря опять на стоянку побежал. Тот же самый часовой был -
хоть в этом мне повезло, узнал он меня, не застрелил. Опять ползаем, ищем.
И нашли-таки! Под колесо основной стойки он, зараза такая, закатился. И не
видно его, и не слышно, пока мордой на бетон не ляжешь. Назад я даже не
бежал, а летел окрылённый. Патрон в карман "хабэшки" положил, поближе к
сердцу, пуговицу застегнул и еще рукой придерживал для верности. Душа
поёт! Вот вспомнишь это дело и подумаешь: как, в сущности, мало нужно
курсанту для счастья...
  Попытка уговорить знаменитого рассказчика Громова выдать какую-нибудь
байку из его "эзотерической" серии не увенчалась успехом.
  "Повода нет, - отвечал он на просьбы друзей. - Будет повод - будет
история".
  В замен эзотерики опять же по многочисленным просьбам Константин как-то
поведал офицерам подробности малоизвестной, но по-настоящему страшной
катастрофы, в результате которой он лишился сразу четверых своих
сослуживцев по пилотажной группе "Русские Витязи". Случилось это 12
декабря 1995 года. Группа из двух "спарок" и трёх "боевых" "Су-27"
возвращались с авиационной выставки "ЛИМА-95", проводившейся на аэродроме
Лангкави, что в Малайзии. В те времена на самолёты пилотажных групп ещё не
устанавливалось аэронавигационное оборудование, соответствующее
международным стандартам, а потому в качестве ведомого использовался
транспортник-тяжеловес "Ил-76". Истребители, следовавшие за ним, были
фактически слепы и глухи. Это и сыграло роковую роль. При подлёте к
вьетнамской авиабазе Камрань, служившей перевалочным пунктом, группа
попала в густую облачность. Командир экипажа "Ила" генерал-майор
Гребенников растерялся и дал неверную наводку. Три истребителя из пяти, до
последнего державшиеся ведомого, врезались в сопку. Погибла элита
пилотажной группы - полковник Борис Григорьев, подполковники Николай
Гречанов, Николай Кордюков и Александр Сыровой. Этот день стал самым
чёрным в истории "Русских Витязей", и до сих пор память о страшной гибели
товарищей бередила душу Громова сильнее, чем собственный горький опыт.
  - Эх, - вздохнул Сергей Золотарёв, когда Громов закончил рассказ, - жизнь
наша... Даже помянуть ребят нечем.
  Помянуть погибших "витязей" действительно было нечем: на "Нитке" царил
суровый сухой закон, о чём офицеры были заранее предупреждены.
  - А почему ты, подполковник, из "Витязей" ушёл? - спросил Золотарёв
Громова.
  - Да так, - неохотно ответил Громов, - было одно дело...

  (Стуколин потом в индивидуальном порядке рассказал Золотарёву, что это
было за "дело":
  - Он в Ле-Бурже выступал. Вроде как с французом воздушный бой разыгрывали.
Ну и врезались друг в друга. Костя катапультировался, а француз - всмятку.
  - Ишь ты, - Золотарёв присвистнул. - А почему? Их же натаскивают.
  - Натаскивают, - согласно кивнул Стуколин, - но там чего-то не сходится.
Француз флаттер78 на крыло словил и выйти не успел. С другой стороны,
"Мираж" - машина надёжная, и пилот был опытный. Потом в нашей прессе
версия мелькала, будто бы с французом приступ случился - журналюги что-то
про наследственную болезнь раскопали. А автоматическая система управления,
сам понимаешь, не справилась. "Мираж", говорят, прямо в воздухе
разваливаться начал. А крайним оказался Костя...)

  Среди других развлечений имелась хорошая семиструнная гитара. Оказалось,
что многие из пилотов владеют этим инструментом. Даже Громов не отказывал
себе в удовольствии исполнить пару-другую песен из репертуара
туристов-альпинистов-спелеологов. Пел и специфические песни лётчиков,
лучшие из которых сочинены были, разумеется, не офицерами, а вполне
гражданскими и приземлёнными людьми, умеющими не стесняться своих чувств.

  "Пошёл на взлёт наш самолёт,
Прижал к земле тоскливый вереск,
Махнул рукой второй пилот
На этот неуютный берег.

  Ночной полёт - тяжелая работа,
Ночной полёт - не видно ничего,
Ночной полёт - не время для полётов,
Ночной полёт - полночный разговор.
   
А на земле - не то чтоб лес,
А просто редкие березы,
Лежат на штурманском столе
Ещё не пройденные грозы.
   
Летим всю ночь по курсу "ноль",
Давным-давно нам надоело
Смотреть на жизнь через окно
И делать дело между делом.
   
А я не сплю, благодарю
Свою судьбу за эту муку,
За то, что жизнь я подарю
Ночным полётам и разлукам.

  Ночной полёт - тяжелая работа,
Ночной полёт - не видно ничего,
Ночной полёт - не время для полётов,
Ночной полёт - полночный разговор"79.

  Что касается "полночных разговоров", то они в основном были посвящены
одной и главной теме - внезапной предновогодней отставке Бориса Ельцина и
близящимся выборам Президента Российской Федерации. В этом вопросе между
пилотами наметился очевидный раскол. Большинству нравился премьер-министр
Путин, исполняющий обязанности президента до начала выборов.
  "Наш человек, - говорили они. - Нормальный, смелый, за свои слова отвечает
делом. Не то что эти старые продажные пердуны. И полковник к тому же -
знает, почём солдатская лямка".
  Им импонировали его решительные заявления, очевидный патриотизм и простой,
доходчивый юморок. Особенно сильное впечатление на офицеров произвёли
перелёт премьера на спарке80 "Су-27УБ" и его похвала в адрес этой и без
того выдающейся машины.
  "Наш Президент! - твердили сторонники. - Наконец-то по-человечески
заговорил. Армия теперь поднимется, и авиация".
  Данную точку зрения на фаворита "президентской гонки" разделял и Алексей
Стуколин. Поэтому он был сильно удивлён, когда двое его друзей - Алексей
Лукашевич и Сергей Золотарёв - вдруг выступили против.
  Оппоненты аргументировали свою позицию так.
  - Ну ты подумай, Алексей, - говорил, к примеру, Лукашевич, - этих старых
пердунов мы хотя бы знаем. Нам известно, кто они, чего каждый из них стоит
и чего предложит, когда к власти придёт. А что мы знаем об этом
полковнике? Только то, что он полковник КГБ, а КГБ - это далеко не армия и
не флот. А то, что он на спарке летал, - так это чистой воды реклама.
  - Мы о нём многое знаем! - горячился Стуколин. - Он наконец-то чеченов
прижал, а то замотали в конец. И это... задолженности погашает.
  - Ельцин четыре года назад тоже погашал, а толку?
  Тут уже встревал Золотарёв:
  - А ты в Чечне был?! - с яростью наседал он на Стуколина. - Видел, что там
делается? Ах, не был? Ну тогда и не выступай! С чеченами он, блин,
"разобрался", как же! Как в первую войну не знали толком, ради чего всё
это, так и во вторую.
  - Вы что, за коммунистов голосовать собираетесь? - заходил с другого конца
Стуколин. - Они вам построят коммунизм... лет через семьдесят.
  - Ты стрелку-то не переводи, - огрызался Золотарёв. - На твоём полковнике
тоже свет клином не сошёлся.
  - В самом деле, - подтверждал Лукашевич. - Нашёл тоже кандидата. Я вот,
например, за Говорухина голосовать собираюсь. Мне его "Пираты" до сих пор
нравятся81. И мужик он стойкий.
  Громов по вопросу о выборах занял нейтральную позицию.
  "Поживём - увидим", - говаривал он, когда его "припирали к стенке", требуя
конкретного ответа.
  Наверное, он знал больше остальных, но предпочитал не распространяться о
своём знании. Остальные же спорили до хрипоты, как это всегда среди
русских бывает, когда речь заходит о высокой политике. И, как это всегда
бывает, не находили точек соприкосновения. Что, впрочем, не мешало им быть
довольно крепким и слаженно работающим коллективом.

  * * *
На пятой неделе обучения начались полёты. Сначала со "шкрабами" на
спарках, потом - индивидуальные. Каждый полёт подробнейшим образом
разбирался, лётчикам указывали на их ошибки и давалось новое задание.
  Чтобы, по выражению старшего инструктора Барнавели, "совмещать приятное с
полезным", задания, которые выдавались пилотам, всегда содержали в себе
отработку того или иного боевого манёвра - в конце концов, на "Нитке"
собрались не зелёные курсанты, и они умели уже побольше того, чтобы
бесконечно выстраивать в воздухе простейшие "коробочки"82. Как известно,
маневренные возможности "Су-33" просто фантастичны, но старший инструктор,
отслуживший несколько лет в Центре боевого применения авиации, отлично
понимал, что в большинстве случаев эти манёвры, производящие сильное
впечатление на завсегдатаев авиационных шоу, в реальном бою неприменимы: у
обыкновенного кадрового пилота, оказавшегося в сложной ситуации, нет
времени на выработку хитрых тактических ходов - ему бы отстреляться и уйти
от ответных ракет, вот и вся премудрость. Кроме того, Барнавели помнил,
как трудно заставить даже опытного морского лётчика активно маневрировать
над открытой водной поверхностью. Выработанная ещё в училище привычка
ориентироваться по линейным размерам наземных объектов, помноженная на
недоверие к радиовысотомеру, стала серьёзным препятствием при
переподготовке пилотов для ВМФ. Естественное опасение не рассчитать
дистанцию и зацепить воду накладывало отпечаток на психологические реакции
лётчиков, исключая сложное маневрирование на низких высотах. Поэтому Тимур
Мерабович настаивал на том, что в случае прямого военного столкновения
между авиагруппами противнику нужно навязывать ближний высотный бой. В
этом варианте высокие маневренные характеристики "Су-33" давали русским
пилотам заметное преимущество.
  Чтобы закрепить соответствующие рефлексы, старший инструктор разделил
обучающихся на два условных авиакрыла по четыре звена в каждом. По чётным
дням за противника играло "первое авиакрыло", по нечётным - "второе".
Несмотря на то, что самолёты потенциального противника были менее
маневренны, чем "Су-33", Барнавели не стал вводить ограничения на
возможности "противного авиакрыла" (так прозвали его лётчики), но
настаивал, чтобы пилоты, играющие за врага, придерживались тактики
воздушного боя, принятой в авиации ВМФ США. В частности, изучались
наступательные манёвры "High-speed Yo-Yo" ("Быстрый двойной вираж"), "Lag
pursuit roll" ("Бочка" с последующим отставанием от цели), "Low-speed
Yo-Yo" ("Медленный двойной вираж") и главный оборонительный манёвр -
"управляемая бочка" на форсаже с большим радиусом вращения. Учащиеся
должны были выработать ответную тактику, сводящую действия противника на
нет. И хотя каждый понимал, что предсказать развитие реального воздушного
боя невозможно, подобная практика весьма способствовала закреплению
необходимых навыков.
  Бои шли с переменным успехом, что способствовало возникновению духа
здорового соперничества между звеньями и вызывало горячее обсуждение
постфактум. Лётчики хвастались своими успехами, словно мальчишки,
переигравшие в "войнушку". Только Барнавели всегда был готов добавить свой
фитиль в чужую бочку с мёдом, показывая на разборах, как много просчётов
было допущено победившей стороной. Победители не спорили - им хватало
самого факта победы.
  В холле общежития, где устраивались ежевечерние посиделки, появилась
грифельная доска. На ней энтузиасты начертили мелом таблицу, в которой по
вертикали были расположены звенья, а по горизонтали отмечалось количество
побед и поражений каждого звена. На основании данных таблицы определялись
победитель дня и звено-чемпион. Ещё через некоторое время, после того, как
обозначились фавориты, заработал подпольный тотализатор. Ставки были в нём
были невысоки, но всё искупал азарт.
  Примерно в то же самое время начались учебные взлёты и посадки на главное
сооружение комплекса "Нитка" - объект "Палуба", один к одному имитирующий
посадочную палубу тяжёлого крейсера типа "Адмирал Кузнецов". Инструкторы
старались довести действия пилотов в этих случаях до автоматизма -
малейший просчёт здесь может привести к катастрофе.
  Палуба тяжёлого авианесущего крейсера по своей планировке мало отличается
от американских аналогов, однако за счёт отсутствия катапульт и углового
посадочного выступа она выглядит много изящнее. Лукашевич первую свою
посадку совершил почти идеально, зацепив второй аэрофинишер. А вот
Стуколину не повезло - как показала контрольная фотосъёмка, тормозной гак
его самолёт проскочил в двух метрах над палубой, и Алексею пришлось делать
второй заход.
  Помимо учебных боёв и отработки взлёта-посадки старший инструктор подкинул
ещё одну тему, озаглавленную им как "Взлом системы противовоздушной
обороны авианесущей ударной группировки". Эта задачка была посложнее, чем
открытый воздушный бой. Помимо авиакрыла "Джон Ф.Кеннеди" имел на
вооружении три восьмиконтейнерные пусковые установки зенитных ракетных
комплексов "Си Спэрроу" с радиусом действия в 14 километров и три
20-миллиметровых артиллерийских комплекса "Вулкан-Фаланкс" с дальностью
стрельбы до полутора километров. Если же к этому приплюсовать зенитные
средства, находящиеся на кораблях боевого охранения, то задача вообще
казалась невыполнимой. Разумеется, Барнавели не мог обеспечить своим
подопечным "натурное испытание", поэтому атака на авианосец отрабатывалась
на тренажёрах.
  - Сначала необходимо определиться с конечной целью атаки, - говорил Тимур
Мерабович на очередной лекции. - Авианосец имеет несколько уязвимых точек.
Во-первых, это катапульты - выведи их из строя, и авиакрыло не сможет
взлететь. Во-вторых, это блоки аэрофинишеров - выведи их из строя, и
авиакрыло не сможет взлететь, потому что потеряет возможность вернуться.
В-третьих, это центр управления воздушным движением, который находится на
верхнем ярусе "острова" - выведи его из строя, и авиакрыло лишится
командования. Однако противник прекрасно знает о своих уязвимых местах, и
на этих направлениях сосредоточены все его силы. А противокорабельных
ракет "Москит" у нас не так много, чтобы расходовать их вхолостую. Поэтому
главной нашей целью в случае необходимости станет сам авианосец, а точнее
- его корпус в районе ватерлинии и в местах сварных швов. "Москиты"
обладают достаточной мощностью, чтобы преодолеть защиту и взломать корпус,
а любой американский авианосец имеет одну неприятную особенность - у них
низкая остойчивость, то есть способность корабля, выведенного из положения
равновесия внешними силами, вновь возвращаться в это положение. При
заполнении части отсеков водой авианосец, конечно же, не затонет, но крен
полётной палубы на величину, превышающую пять градусов, уже является для
него серьёзной проблемой. Таким образом, товарищи офицеры, мы определились
с целью и убедились, что можем вставить авианосцу фитиль по самые гланды.
Теперь поговорим о вариантах достижения этой цели...
  К седьмой неделе пилоты изрядно устали и запросились в отпуска.
  - Тут же курорт, - волновались они. - Сакское озеро, Евпатория в двадцати
километрах, лечебные воды, море в двух шагах. Увольнительная требуется...
  - Вы сюда не отдыхать приехали, - резонно возражал им начальник "Нитки"
Шапиро. - Кому не нравится - попрошу.
  За обучающихся заступился Громов:
  - Андрей Андреич, нельзя же так в самом деле. Как закончится цикл, ребятам
сразу на задание - когда они ещё в Крым попадут?
  Заступничество Громова не произвело на начальника "Нитки" сколько-нибудь
заметного впечатления. Он имел строжайшие инструкции на этот счёт: те, кто
планировал экспедицию на "Варяге", очевидно, опасались, что кто-нибудь из
привлечённых к операции пилотов влипнет во время отпуска в "историю" или
сболтнёт лишнего в постели с местной шлюхой.
  На уступки пилотам Шапиро пошёл только после чрезвычайного происшествия,
когда один из учащихся заснул за штурвалом, совершая так называемый
"патрульный облёт" по большому радиусу "Нитки". На КДП заподозрили
неладное только на седьмой минуте "слепого" полёта, когда лётчик не выдал
"квитанцию"83. Шапиро тут же велел очистить воздушное пространство и
послал дежурный перехватчик посмотреть, что там случилось. Пилот
перехватчика, облетев истребитель, доложил, что фонарь кабины закрыт, а
следовательно, лётчик находится внутри. К счастью для всех, пролёт
перехватчика вызвал сильный боковой вихрь, что привело к срыву потока на
крыле учебного "Су-33" и потере поперечной устойчивости. Об этом лётчику
доложил речевой информатор - причём, довольно визгливым голосом. Тот
проснулся и взял управление на себя, что и спасло ситуацию. В результате
провинившийся был отчислен, а остальные получили возможность брать
краткосрочный отпуск и ездить в Евпаторию с сопровождающим из числа
офицеров "Нитки".
  Воспользовались этим правом и Стуколин с Лукашевичем. Однако день, который
выпал им в графике отпусков, выдался скверным - было ветрено и сыро, город
словно вымер в ожидании более благоприятной погоды, и выход друзей "на
волю" завершился в одном из кабаков, где они, обгоняя друг друга,
принялись дегустировать местные вина. В этом почётном соревновании
победителем стал сопровождающий офицер, который укушался настолько, что
друзьям пришлось вести его до автобуса под руки.
  Казалось, что лекции, учебные взлёты и посадки, разборы полётов и
"потешные" бои над "Ниткой" никогда не закончатся, но на исходе второго
месяца - в точном соответствии с планом-графиком - Андрей Андреевич Шапиро
построил лётчиков на плацу "Нитки" и сказал:
  - Достаточно, товарищи офицеры! Готовьтесь к выпускному экзамену...

  (Авианесущий крейсер "Варяг", Атлантика, март 2000 года)
  - Палуба! Говорит Витязь. Мы в двадцатикилометровой зоне.
  - Видим вас, Витязь. Добро пожаловать. Сообщите ваши параметры.
  - На мне боевая подвеска. Противокорабельная ракета "Москит" и четыре
"Р-27". Израсходовано две трети топлива. Общая масса - двадцать три
семьсот.
  - Понял вас, Витязь, общая масса - двадцать три семьсот. Аэрофинишеры
будут готовы через минуту. Перегрузили вас, я смотрю. Будьте внимательнее
на посадке.
  - Спасибо, Палуба.
  Заместитель командира авиагруппы тяжёлого авианесущего крейсера "Варяг"
подполковник Константин Громов летел первым. Так решил бывший старший
инструктор, а теперь командир - Тимур Мерабович Барнавели. Сам он под
позывным "Ас" пристроился в хвосте, чтобы, по его словам,
проконтролировать сверху, как будет проходить посадка, а потом, если
кто-то напортачит, "вставить всем фитиль по самые гланды".
  Внизу расстилался Атлантический океан в тропике Рака, слева тянулась
изрезанная береговая полоса Сенегала - "Варяг" находился в семи морских
милях западнее порта Дакар. Погода стояла отличная, ярко светило
тропическое солнце, а настолько глубокой и насыщенной синевы, какой
отличалось здешнее небо, Громов нигде и никогда прежде не видел. В такую
погоду хотелось лететь, и лететь, и лететь, невзирая на высоту и
расстояние, на то, сколько керосина осталось и где в конце концов придётся
садиться.
  "Почему люди не летают, как птицы? - отстранённо подумал Громов, сидя в
кабине истребителя, рассекающего воздух на высоте трёх километров и со
скоростью восемьсот километров в час. - Почему люди привязаны к
аэродромам?"
- Аэрофинишеры готовы, Витязь, - сообщил диспетчер с "Варяга". - Волнение
- два балла. Ветер - 4 метра в секунду, 75 градусов84. Покажите класс,
Витязь.
  - Ещё не было случая, чтобы хоть один самолёт остался в воздухе, - ответил
Громов сакраментальной фразой. - Попробую, Палуба.
  Константин сверился с табло отказов, убедился, что все системы "Су-33"
работают нормально. Потом снизился и сделал несколько "пристрелочных"
заходов. Когда ему показалось, что он уловил частоту движения палубы в
такт волне, он снизил скорость и пошёл к корме. Находясь на
четырёхградусной посадочной глиссаде и выдерживая при этом требуемый
одиннадцатиградусный угол атаки, Громов выпустил закрылки, тормозной
щиток, гак и шасси. Ему удалось захватить третий аэрофинишер, и,
прокатившись по палубе чуть более ста метров, "Су-33" остановился.
  - Отлично, Витязь, - высказал свою оценку диспетчер. - Без сучка, без
задоринки. Слушай, Витязь, а ты и вправду из Кубинки, как о тебе
рассказывают?
  - Всё уже знают, - проворчал Громов. - Тоже мне "режим повышенной
секретности". Да, это правда.
  Вырулив по сигналу палубного регулировщика к самолётоподъёмнику, он
остановил машину и открыл фонарь. Первым, кого он увидел, спустившись по
приставной лестнице на палубу, был капитан ФСБ Владимир Фокин.
  - Здравствуйте, Константин Кириллович, - приветствовал он Громова. -
Давненько не виделись.
  Громов снял шлем.
  - Есть новости? - поинтересовался он.
  - Масса новостей, - порадовал Фокин. - Американцы уже в пути, и в
настоящий момент, - он зачем-то взглянул на часы, - пересекают экватор.
  - Что ещё?
  - Мы отправляемся сегодня вечером - после окончания заправки.
  - Какие у нас планы на ближайшее будущее?
  - Сейчас все сядут, - Фокин показал на новый истребитель с российскими
опознавательными знаками, под рёв двигателей заходящий на посадку, - потом
вас представят командиру крейсера - вице-адмиралу Долгопрудному. После
представления - обед и, по требованию вашего командира, разбор полётов.
Вечером всех пилотов ждут в офицерской кают-компании на торжественный ужин.
  - Кто ещё будет участвовать в ужине?
  - О, там будет масса интересных людей! Вам понравится, Константин
Кириллович.

  * * *
По-видимому, распорядок первого дня на "Варяге" был утрясён заранее,
поэтому всё получилось именно так, как описывал Фокин. Когда последний
"Су-33" подкатил к самолётоподъёмнику и им занялись техники, вахтенный
офицер в чине капитана второго ранга сопроводил пилотов авиагруппы к
вице-адмиралу. Долгопрудный был очень рад познакомиться наконец с теми,
кто олицетворяли собой подлинную мощь авианосца, и этой своей радости не
скрывал. Он пожал каждому руку, отметил профессионализм лётчиков,
проявленный при посадке, и выразил надежду, что авиагруппа в максимально
короткий срок вольётся в "дружный коллектив" крейсера "Варяг".
  Потом вице-адмирал перешёл к менее формальной части и поинтересовался
настроениями пилотов.
  - Вы хоть знаете, против кого мы выступаем?
  - Знаем, товарищ вице-адмирал, - ответил за всех подполковник Барнавели.
  - Не страшно? Силища-то громадная...
  - Я так думаю,- сказал Барнавели, - пусть они нас боятся, товарищ
вице-адмирал.
  Долгопрудный засмеялся.
  - Молодец, подполковник, правильно излагаешь. Так мы и будем строить нашу,
"варяжскую", политику.
  После того, как лётчики определились с каютами, приняли душ и отобедали,
Барнавели устроил в штабе авиагруппы положенный разбор перелёта, оценивая
качество пилотирования и посадки. На этот раз обошлось без "фитилей",
поскольку авиагруппа действительно совершила первый настоящий перелёт на
"пятёрочку", сдав таким образом свой второй выпускной экзамен. А вечером
весь командный состав крейсера, за исключением вице-адмирала (старший
помощник объяснил пилотам, что Долгопрудный в принципе не посещает
застолий), чествовал офицеров авиагруппы за обильным столом. В меню
застолья преобладали дары моря, закупленные на рыбном рынке Дакара,
экзотические фрукты и украинская горилка, в достаточных количествах
запасённая ещё дома.
  После того, как были произнесены первые тосты и опорожнены первые стопки,
Фокин с хитрым выражением лица отозвал троицу друзей из Петербурга и
подвёл их к компании, сидевшей особняком.
  - Ба! - вскричал Лукашевич. - Знакомые всё лица.
  Один из компании, широкий крепкий бородач, поднялся из своего кресла, и
они с Алексеем обнялись.
  - Как там Зоя? - сразу спросил бородач. - Не обижаешь?
  - Её обидишь, - засмеялся Лукашевич.
  Перед пилотами сидела в полном составе троица мурманских "ветеранов",
поставившая в своё время последнюю точку в операции "Снегопад", задуманной
и осуществлённой в Заполярье военной разведкой Федеративной Республики
Народов Кавказа. Именно эти ребята, когда-то искалеченные локальными
войнами, ведущимися на окраинах России, но стоившие каждый десятерых,
сумели в корне переломить безвыходную ситуацию, в которой оказалась
воинская часть 461-13(бис(, один на один сражавшаяся с распоясавшимися
исламистами.
  Оказалось, что Роман, Вадим и Захар (так звали троих
ветеранов-спецназовцев) прибыли на "Варяг" по заданию генерала-майора
Зартайского, и не одни, а в сопровождении целого отряда бывших офицеров
ВДВ общим числом в два десятка человек. Выпив за встречу, бородач Роман
рассказал, что Зартайский готов к самому неожиданному развитию событий -
вплоть до необходимости высадки десанта на побережье.
  - Короче, если америкосы вскроют тайник, - сказал он, - мы должны будем
помешать им забрать то, что там лежит.
  - Как вы это себе представляете? - спросил Лукашевич.
  - Придём и заберём, - уверенно отозвался Роман. - В первый раз, что ли?
Вы, соколы, главное, не подкачайте - прикройте сверху.
  - Но это же война, - намекнул Лукашевич.
  - С америкосами? - Роман зычно расхохотался. - Не смеши меня, капитан. Вот
увидишь, америкосы твои наложат в штаны при первом же выстреле. Только
сдаётся мне, поразмяться нам не удастся.
  - Это почему же? - поинтересовался подошедший к компании щуплый молодой
человек в джинсовом костюме и дымчатых очках.
  Роман тут же отыскал свободную стопку, наполнил её до краёв горилкой,
настоянной на перце, подал молодому человеку и ответил так:
  - А потому, мой дорогой Антон, что у америкосов не было и нет точных
координат тайника. Как не было и нет их у нас. Знаешь, сколько лет в том
районе "Новолазаревская"85 работала? А толку?..
  Стуколин с Лукашевичем многозначительно переглянулись: осведомлённость
Романа Прохорова в этом деле была заметно выше, чем у пилотов.
Невозмутимым остался только Громов: наверное, его осведомлённость была ещё
выше.
  - А Анатолий Викторович утверждает, что за последнее время могли появиться
новые данные.
  - Мало ли что утверждает твой Анатолий Викторович, - небрежно заявил
Роман. - Ты пей вон лучше - продукт выдыхается.
  Молодой человек опрокинул в себя рюмку и зажмурился - слёзы так и брызнули
у него из глаз.
  - Крепка настойка, - сообщил он, отдышавшись и протирая очки.
  Офицеры, не откладывая, присоединились к процессу.
  - Эликсир бессмертия, - охарактеризовал напиток Роман, довольный
произведённым эффектом. - Ты, главное, закусывать не забывай. Вот сало
есть и рыбопродукты... Кстати, товарищи офицеры, - он повернулся к
захмелевшим пилотам, - имею честь представить вам Антона Кадмана.
Писатель, журналист, сотрудник НИИ Нематериальных Взаимодействий. Прошу
любить и жаловать.
  - Утечки секретной информации не боитесь? - спросил журналист Кадман,
закусывая перцовую горилку бутербродом с ломтиком настоящего украинского
сала.
  Роман снова хохотнул.
  - Ну и будет утечка, - сказал он небрежно. - А она почти наверняка будет -
однако кто утечке поверит? Серьёзные газеты промолчат. Всякие там
"Секретные папки" и прочие "Аномальные новости" - те ухватятся, конечно,
но эту "желтизну" нормальные люди не читают - только полоумные типы, вроде
твоего Анатолия Викторовича.
  - А кто такой Анатолий Викторович? - поинтересовался Стуколин. - Мы уже
дважды слышали о нём...
  - О! Это Великий Посвящённый, - пояснил Роман, театрально понизив голос и
подмигивая. - Маг и алхимик, масон и чернокнижник, конспиролог и
конспиратор. Вон он сидит.
  Пилоты посмотрели на Великого Посвящённого. Тот действительно выглядел
весьма импозантно. Совершенно голый череп, выпирающие скулы и глаза
навыкате в совокупности придавали лицу "Великого Посвящённого" оттенок
чего-то потустороннего. Одет он был в чёрный, наглухо застёгнутый френч,
на груди красовался какой-то значок. Вокруг "Великого Посвящённого"
собралось с десяток офицеров "Варяга". Анатолий Викторович вальяжно вещал,
а моряки слушали его, раскрыв рты и позабыв про напитки.
  - Вечно вы всё перевираете, Роман Фёдорович, - с упрёком сказал Антон
Кадман, наливая себе в стопку новую порцию горилки. - На самом деле Дугов
никогда не называл себя ни Великим Посвящённым, ни магом, ни тем более
алхимиком. Он конспиролог - это да, но все мы в чём-то конспирологи. Вот
вы, товарищи офицеры, верите в Заговор Мирового Сионизма?
  - Как же не верить? - включился в игру Стуколин. - Когда этот заговор
налицо. Точнее - на лицах.
  - Вот видите, - глубокомысленно изрёк Кадман. - За конспирологию! -
объявил он тост и, не дожидаясь, когда его поддержат, выпил.
  - Извините за любопытство, Антон, но если вы журналист и писатель, как вас
угораздило попасть в эту экспедицию? - поинтересовался Лукашевич, который
впервые в жизни беседовал с живым литератором.
  Раскрасневшийся от выпитого Кадман, тараща глаза, замахал на него рукой -
на некоторое время он выбыл из разговора, пытаясь справиться с собственным
желудком, который отказывался принимать очередную порцию горилки.
  - Можно сказать, случайно, - ответил за литератора Роман. - Тиснул книжку
"Оккультные тайны чего-то там", собрал в ней кипу дешёвых сенсаций, но
сделал глупость - попытался весь этот бред анализировать. В результате,
сам того не ведая, раскрыл несколько важных секретов, и наш
"нематериальный" НИИ взял его в оборот. Теперь Антон у них типа хроникёра
и летописца, ездит в экспедиции, потом отчёты строчит.
  - И о нас напишет?
  - И о вас напишу, - подтвердил Антон, которому удалось в конце концов
унять желудочные спазмы. - Разумеется, всё было совсем не так, как
рассказывает Роман Фёдорович. Но в оценке конечного итога он прав - моя
задача действительно состоит в том, чтобы... э-э-э... регистрировать всё,
что происходит вокруг меня в самом НИИ и в экспедициях, а потом внятно и
литературно излагать свои впечатления на бумаге. Жаль только: на все эти
записки сразу ставится гриф "Секретно", и тираж копий не превышает десяти
экземпляров. Но когда-нибудь, - Кадман поднял палец и погрозил им
слушателям, - придёт время, и о вас... о нас узнают все!
  - Лучше не надо, - заметил Роман. - А то всплывут неприглядные подробности
- не отмоешься.
  - А не нужно совершать поступки, о которых потом придётся жалеть, - сказал
Кадман нравоучительно. - Плесните-ка мне ещё этой горилки. Пробирает до
костей, сволочь, но зато как хороша!
  - А не придётся потом жалеть? - со смехом спросил Роман.
  - Это моя работа! - заявил журналист, с пьяной суровостью глядя на
Прохорова. - Вот и Анатолий Викторович тоже считает, что лучшему усвоению
рассеянной в пространстве информации способствует употребление различных
тонизирующих средств. А Анатолий Викторович, между прочим, - директор НИИ
и крупнейший теоретик российского мартинизма!
  - Вам, Антон, на эту тему стоит с нашим замкомом поговорить, - посоветовал
Лукашевич, кивая на расположившегося в сторонке Громова.
  - Он тоже любит заложить за воротник?
  - Нет, но он большой любитель разной эзотерики и всяких оккультных тайн. А
если вы его очень попросите, то он расскажет пару историй из своей
практики. Например, про геройский "Запорожец". Или про экспедицию на
Ловозеро. Очень рекомендую.
  - Спасибо, - поблагодарил Кадман. - Сейчас наведу справки.
  Нетвёрдой походкой, с наполненной стопкой в руке, он двинулся по
направлению к Громову.
  - Вот так и живём, - сказал Захар, провожая Антона взглядом. - А на самом
деле - скука смертная. Мы уже с месяц как на борту, "Варяг" больше стоит,
чем идёт, а на берег не отпускают. Я ребят, конечно, гоняю, чтобы форму не
потеряли, но заняться больше нечем. У писателя хоть какое-то дело есть -
он с утра пару рюмок примет, чтобы "рассеянная информация" лучше
усваивалась, запрётся в каюте и стучит весь день по клавишам ноутбука, а у
нас... - Роман махнул рукой.
  - Ничего, - успокоил приятеля Лукашевич, - как придём в Антарктику, будет
не до скуки...
  В полночь, когда большинство офицеров, участвовавших в застолье, разошлись
по своим каютам, вице-адмирал Долгопрудный поднялся на капитанский мостик
и скомандовал отправление.
  Тяжёлый авианесущий крейсер "Варяг" поднял якоря, четыре паровые турбины
суммарной мощностью в двести тысяч лошадиных сил, уже более пяти часов
крутившиеся на холостом ходу, наконец-то получили нагрузку, сдвинув
громаду корабля с мёртвой точки, вода забурлила за кормой, и, оставляя за
собой широкий пенистый след, "Варяг" на скорости в 25 узлов направился к
экватору.
  "Ну вот, - подумал вице-адмирал, глядя на яркие южные звёзды, - теперь
только дело".

  * * *
На следующее утро командир авиагруппы Тимур Барнавели собрал весь
подчинённый ему личный состав в штабе (при нормальном положении вещей сюда
приглашались только командиры эскадрилий) и объявил, что пора приступать к
плановым полётам.
  - Во-первых, - говорил он мучающимся с похмелья офицерам, - мы продолжаем
учения. Подполковник Громов принёс мне на утверждение план таких учений, и
я его уже подписал. Особое внимание в плане уделяется отработке навыков
ближнего воздушного боя на малых высотах и согласованию действий
авиагруппы с корабельными боевыми постами. Ответственным за выполнение
программы учений назначаю себя. Во-вторых, необходимо обеспечить
круглосуточное патрулирование воздушного пространства в пределах
двухсоткилометровой зоны от крейсера. Два самолёта должны постоянно
находиться в воздухе...
  - Но зачем, товарищ подполковник? - спросил Золотарёв. - Топливо только
зря пожжём.
  - Топлива у нас достаточно, - успокоил Барнавели. - Нам недостаёт главного
- разведданных. Самолёта ДРЛО у нас нет и не будет, и это наша самая
главная ахиллесова пята...
  - Можно подумать, - шепнул Лукашевич Стуколину, - будто бы у Ахиллеса было
несколько пяток: главные, неглавные и самая главная.
  Тот хмыкнул, выражая своё одобрение удачной шутке.
  - Ничего смешного в этом, товарищи офицеры, я лично не вижу, - строго
сказал Барнавели, чуткое ухо которого уловило смешок. - Как вы все
прекрасно знаете, радиус действия корабельного поста радиолокационной
разведки ограничен горизонтом. Высота главного локатора "Витязя" над
уровнем моря при сегодняшней осадке составляет 90 метров. Элементарный
расчёт показывает, что радиус контролируемой постом зоны не превышает
сорока километров. Таким образом, любая сволочь имеет возможность
подкрасться на сверхмалой и вставить нам фитиль по самые гланды. Теперь,
надеюсь, всё понято?
  - Понятно... понятно...
  - Кроме нас радиолокационный дозор на ближнем радиусе будет осуществлять
специальный вертолёт, но раннего предупреждения никакой вертолёт
обеспечить не сможет. Поэтому с сегодняшнего дня мы начинаем боевое
патрулирование по составленному мною графику. Смена - четыре часа. Первыми
в дозор пойдут подполковник Громов и старший лейтенант Рашидов. Громов
начинает с северного направления, Рашидов - с южного. Движение по часовой
стрелке. Высота - десять тысяч. Главная задача - глядеть и бдеть.
  - Разрешите сделать замечание, товарищ подполковник, - поднял руку
Стуколин.
  Барнавели нахмурился, но высказаться позволил:
  - Делайте ваше замечание, товарищ капитан.
  - Я считаю, что старшего лейтенанта Рашидова нельзя отпускать в
индивидуальный полёт.
  По рядам прокатился шепоток, а Барнавели опешил. Он, разумеется, знал об
инциденте, произошедшем между Стуколином и Рашидовым в первый же день
приезда лётчиков в Крым, но, не имея точного представления о побудительных
мотивах, не придавал этому инциденту особого значения. Рашидов был в
тройке лучших пилотов авиагруппы, заметно обгоняя по результатам тестов и
экзаменов того же Стуколина, имел богатый боевой опыт, хорошо знал
"Су-27К" (от которого до "Су-33" даже не шаг, а так - мелкий шажок) и
вообще производил впечатление ответственного и требовательного к себе
офицера. Не доверять ему у Барнавели не было никаких оснований, а Фокин не
счёл нужным Тимура Мерабовича предупредить - полагал, видимо, что бумаги,
подписанной Рашидовым на Литейном-4, вполне достаточно, чтобы старший
лейтенант не наделал глупостей.
  - Почему вы считаете, что Рашидова нельзя отпускать в индивидуальный
полёт? - глупо спросил Барнавели.
  - Потому что он сбежит. Загрузки ему вполне хватит, чтобы добраться до
любой из стран северо-западного побережья Африки.
  Все присутствующие в штабе офицеры, выворачивая шеи, посмотрели на
Рашидова, который с безучастным видом сидел на "галёрке". За два с лишним
месяца службы с ним пилоты привыкли к его нелюдимости и спокойной
уверенности, в приятели к нему никто не набивался, а потому с какого-то
момента Руслана просто перестали замечать. А тут вдруг такой финт!
  - Вы собираетесь сбежать, товарищ старший лейтенант? - обратился Барнавели
непосредственно к обвиняемому.
  Рашидов встал.
  - Нет, товарищ подполковник. У меня и в мыслях ничего подобного не было.
  - Он врёт! - безапелляционно заявил Стуколин. - Он с самого начала так и
рассчитывал: когда представится возможность - сбежать.
  - Но почему он не сбежал во время учений над "Ниткой"? - задал резонный
вопрос Барнавели.
  - Потому что сбили бы его на хрен, - ответил Алексей. - Да и топлива ему
до Турции не хватило бы - вы же нам выдавали в обрез.
  - Ну хорошо, допустим, - на лице Барнавели появилась улыбка: он что-то там
про себя понял и теперь воспринимал ситуацию с юмором. - А почему тогда он
не сбежал во время перелёта?
  - Потому что я держал его на прицеле, и он это знал.
  Кто-то из офицеров присвистнул, кто-то в наступившей тишине сказал
отчётливо: "Мать!"
- Пользуясь случаем и в присутствии всех, - нарушил молчание Рашидов, - я
хотел бы принести капитанам Алексею Стуколину и Алексею Лукашевичу свои
извинения. Более года назад я участвовал в войне против армии Российской
Федерации, но и вы, ребята, воевали и воюете с людьми, которые ещё совсем
недавно были вашими соотечественниками. Здесь, в составе нашей авиагруппы,
есть и русские, и грузины, и украинцы - любой из вас мог бы оказаться на
моём месте, если бы правительство его страны приказало пойти и убить...
  - Не любой, - сказал со своего места Золотарёв, который за свою карьеру
военным лётчиком сумел повоевать и в Приднестровье, и в Чечне, и ещё
кое-где вне границ бывшего Советского Союза. - Говори только за себя.
  - Но я в любом случае, - возвысил голос Руслан, понимая, что затянул и
сейчас его начнут перебивать, - прошу прощения у моих новых сослуживцев за
то, что воевал против них. Простите меня, ребята, за прошлое и давайте
думать о будущем.
  Снова воцарилась тишина. Стуколин, хмурясь и потирая кулак, сел в кресло.
  - Я так понимаю, - сказал Барнавели, - извинения принимаются?
  Стуколин промолчал. Он извинений не принял, но, судя по всему, здесь это
никого не интересовало. Потому что никто из них не горел в сбитом
Рашидовым самолёте, и не тонул в ледяном море без надежды на спасение, и
не дрался с Рашидовым на ножах. Впрочем, Громов, который как раз дрался,
кажется, тоже поверил и простил.
  "Идиоты, - думал Стуколин. - И Костя - тоже кретин. Ничего, вы меня
попомните, когда эта сука чернозадая сбежит".
  Стуколин ошибался. Рашидов действительно не собирался сбегать - он хотел в
очередной раз испытать судьбу, чтобы проверить, прав ли он в своём
выборе...

  * * *
По вечерам офицеры встречались в кают-компании. Снова звучали песни под
гитару, снова тасовалась замусоленная колода, снова рассказывались байки и
снова велись разговоры о будущем.
  Как-то раз, во второй половине дня, в кают-компании собрались семеро -
троица друзей из Питера, Сергей Золотарёв, бородатый спецназовец Роман,
журналист Кадман и старший офицер по воспитательной работе Мстислав
Губанов, только что отстоявший вахту на боевом информационном посту и
заглянувший на огонёк. Громов в задумчивости перебирал струны, Губанов и
Роман Прохоров разложили шахматную доску, Золотарёв размышлял, какую бы
историю ему сегодня выдать на потребу публике, остальные - маялись от
безделья.
  - Кстати, а что у нас с выборами? - спросил Стуколин старшего офицера по
воспитательной работе. - Когда и как?
  - Двадцать шестого, как и положено, - отозвался Губанов; он играл белыми,
а потому сделал первый ход: е2-е4.
  - А счётная комиссия? А бюллетени?
  - Всё путём. Председателем комиссии будет Долгопрудный. Старший помощник
Ткач и ваш Барнавели - типа заместители. Бюллетени отпечатаем на принтере,
а результаты уйдут через спутник по шифрованной связи.
  - Нарушение на нарушении и нарушением погоняет, - проворчал Кадман; он
вчера вечером перебрал со спиртным и теперь отпаивался минералкой.
  - Экий ты, брат Антон, зануда, - сказал Роман, он сделал ответный ход:
с7-с5. - Главное в выборах что?
  - А что главное в выборах? - встрепенулся Кадман.
  - В выборах главное - ощущение собственной значимости, - нравоучительно
заявил Роман. - Ты, такой маленький и серый, выбираешь такого большого и
разноцветного!
  - Это ещё что за намёки? - возмутился Губанов, двигая пешку на d3. - Кого
это ты называешь маленьким и серым?
  - Себя, разумеется, - с улыбкой сказал Роман, отвечая ходом на d5.
  - А я съем, - объявил Губанов и действительно съел пешку пешкой.
  - Приятного аппетита, - Роман двинул на d5 ферзя, и две пешки, чёрная и
белая, отправились в коробку. - Ты смотри, какой простор для оперативного
манёвра образовался!
  Губанов, схватившись за голову, задумался.
  - Вот я и говорю, - продолжал Кадман, - нет в нашем народе осознания
важности процесса, называемого выборами. Все почему-то думают, что в их
жизни ничего после выборов не изменится, а потому голосуют, прислушиваясь
к голосу собственных комплексов, а не разума. Вот будут голосовать
двадцать шестого за этого полковника, и ведь не за человека будут
голосовать и даже не за политического деятеля, а за символ утраченного
величия.
  - А что вас не устраивает? - зашевелился Стуколин. - Конкретно.
  - Меня конкретно не устраивает, что мы всегда идём на выборы, думая при
этом о чём угодно - о "великом" прошлом, о "мерзком" настоящем - но
никогда о будущем, за которое на самом деле голосуем.
  - Силён, писатель, - Роман рассмеялся. - Уважаю!
  - А что мы можем знать о будущем? - начал потихоньку закипать импульсивный
Стуколин. - Когда ГКЧП сажали и Белый дом расстреливали, тоже ведь думали,
что при Ельцине будет лучше, чем при них, а в результате что получилось?
Армия развалена, на окраинах - война за войной, безработица растёт,
смертность растёт, рождаемость падает. Если так дальше пойдёт, скоро
русских вообще не останется.
  - Вот именно! - Кадман воздел указательный палец. - Чтобы сделать выбор,
необходимо прежде всего сесть и подумать, какое будущее ты хотел бы видеть
для себя и для своих детей. Вот вы, Алексей, каким вы хотели бы видеть
будущее нашей страны?
  - Нормальным, - отозвался Стуколин. - Чтобы без кризисов, и зарплату
вовремя платили. Чтобы всех этих уродов пересажали по нарам, а людям дали
спокойно работать и зарабатывать.
  - Видите? У вас уже имеется некая позитивная программа. Остаётся только
ознакомиться с программами кандидатов в президенты и проголосовать за ту,
которая наиболее соответствует...
  - А толку? - вмешался в беседу Лукашевич. - Они все одно и то же обещают,
и все обманут. Сегодня скажут одно, завтра сделают другое.
  - Ну и не нужно голосовать за тех, кто обманывает.
  - Вот мы и голосуем за полковника, - сказал Стуколин, - потому что он до
сих пор не обманывал.
  - Так он ничего и не обещал!
  - А вообще мысль интересная, - заметил Громов, и все посмотрели на него. -
О будущем. Мы действительно об этом мало думаем и говорим, но я уверен,
что у каждого есть своё видение будущего. Причём, вполне определённое -
мир, в котором ему хотелось бы жить. Есть, наверное, и мрачные миры, хотя
те, кто мечтает об этих мирах, вряд ли считают их мрачными.
  - Не знаю, - сказал Лукашевич, - может быть, это я один такой тупой, но,
честно говоря, я себе никакого мира будущего не представляю.
  - Но ведь вам наверняка чего-нибудь хочется? - попробовал направить его
Кадман. - Чего-то вам не хватает?
  Лукашевич пожал плечами:
  - Всего мне хватает. Любимая жена, приличный заработок...
  - "Что ещё нужно, чтобы встретить старость?" - процитировал, хохотнув,
Роман.
  - Тогда объясните мне, - попросил Антон вкрадчиво, - почему вы оставили
любимую жену, забыли про свой приличный заработок и оказались здесь? Чего
вы ищете в этой сомнительной экспедиции?
  - Уж сразу и "сомнительная", - буркнул Губанов, но на него никто не
обратил внимания.
  - Не знаю, - Лукашевич задумчиво улыбнулся. - Наверное, я просто хочу,
чтобы нас уважали.
  - Кого это "нас"?
  - Нас! Русских. И чтобы уважали мою страну.
  - Ага, - кивнул Антон. - Мне всё ясно. Типичные имперские амбиции.
  - Эй, писатель, - решил вставить своё грозное словечко Золотарёв. - Ты
говори, да не заговаривайся.
  Кадман не испугался.
  - Ну как вы понять не можете?! - воскликнул он. - Никто нас уважать не
будет до тех пор, пока мы сами себя уважать не научимся. И никакие
секретные экспедиции, никакие вооружённые силы, никакие ядерные и прочие
дубинки этого положения не изменят!
  - А мы, значит, себя не уважаем?
  - Если голосуем не головой, а другими частями тела, то да - не уважаем.
  - Слушай, Кадман, а ты вообще русский? - осведомился Золотарёв с
подозрением. - Фамилия у тебя какая-то странная.
  - Нормальная у меня фамилия, - Антон поправил очки. - И намёки ваши в
данном контексте совершенно неуместны. Хотя и многое объясняют.
  - Что, например?
  - Что вы из тех людей, кому нужна империя ради империи, а не ради людей,
которые её населяют.
  - Много ты понимаешь, сопляк!
  - Ты тоже за языком последи, - урезонил капитана Роман. - А то не
посмотрю, что ты весь из себя боевой пилот.
  - Ладно вам, - Золотарёв, кажется, и сам понял, что погорячился. -
Писатель сам хорош. Не понимает, блин, простых вещей.
  - Я не блин, - тут же сказал Антон. - я Кадман.
  Все заулыбались. Накал дискуссии сразу снизился, и Золотарёв смог
продолжить:
  - Вот ты говоришь: империя для людей. А я говорю: не может быть империи
для людей. Если при строительстве империи ориентироваться на волю
отдельных человеков, получится не империя, а цыганский табор - вроде того,
что сейчас всякие там "реформаторы" построили у нас. Я вообще не понимаю,
что это такое - демократия? Все равны? Почему меня уравнивают с каким-то
бомжом подзаборным? Или с дебилом-переростком, у которого все мозги давно
отшиблены в пьяных драках? Им, понятно, империя не нужна, но почему они
имеют точно такое же право решать этот вопрос, как и я?
  - Потому что это основное правило игры, - смиренно объяснил Кадман.
  - Да не хочу я играть ни в какие игры! - заявил Золотарёв. - Не мальчик я
уже, да и какие игры тут могут быть, когда речь идёт о нашем с вами
будущем?
  - Кстати, возвращаясь к тому, с чего мы собственно начали, - сказал
Громов, - каким ты, Сергей, видишь наше будущее? Точнее, каким ты хотел бы
его видеть?
  - Уж, конечно, без этой вашей хвалёной демократии. Каким я вижу будущее? -
он на несколько секунд задумался. - В первую очередь я отменил бы эту
идиотскую избирательную систему. Равенства захотели? Чтоб, значит, каждый
дебил и алкоголик мог в президенты выбираться? Не будет вам равенства.
Ввёл бы шкалу. То, что ты родился, вырос и закончил среднюю школу, ещё
ничего о тебе не говорит. О твоих родителях говорит, но не о тебе! Потом
сдаёшь экзамены в институт или идёшь в армию. Ага, выбрал себе путь и
доказал, что справляешься - получи своё избирательное право величиной в
один голос. Закончил институт и пошёл в аспирантуру, отслужил два года
срочной и пошёл в военное училище - получи ещё голос. Защитил диссертацию,
дослужился до лейтенанта - ещё один голос. Сделал открытие, повоевал в
"горячей точке" - ещё голос. И так далее. А в политику можешь идти, только
набрав определённое количество голосов. Сотня есть - имеешь право
выдвигаться в депутаты Государственной Думы, ещё больше - в президенты.
  - Но при такой системе голоса будут элементарно продаваться и покупаться,
- намекнул Кадман.
  - А вот и нет! - торжествующе объявил Золотарёв. - Во-первых, голоса
нельзя будет продавать или покупать. Во-вторых, периодически будет
проводиться переаттестация, невзирая на чины и заслуги. Если окажется, что
человек не соответствует своей должности, значит, нужно провести
расследование, кто ему голосов прибавил и на эту должность поднял. Если
факт коррупции удастся доказать - смертная казнь и для взяточника, и для
взяткодателя. И потом, не забывайте, что все ключевые должности остаются
выборными, и победить вы сможете только в том случае, если привлечёте на
свою сторону как можно больше грамотных и опытных людей, а не бомжей,
голоса которых можно сегодня за рубль купить.
  - Ну а как быть с остальными? - поинтересовался Роман. - Не все, наверное,
смогут в институт или в армию пойти. Кто-то ведь должен и у станка стоять,
и улицы подметать, и канализацию чистить...
  - Я же говорю, равенства не будет. Но по большому-то счёту, этим людям,
что улицы метут, да дерьмо разгребают, избирательное право и не нужно. Они
всё равно им не пользуются. Во время выборов посмотри: кто-то на дачу
умотал - в грядке ковыряться, кто-то с утра за пивом сбегал и до вечера
похмеляется, кто-то вообще забил болт, будто его это не касается - зачем
им голоса? Зачем нам их голоса? На самом-то деле им не избирательное право
нужно, а чтобы зарплату вовремя платили, да в магазинах жратвы и шмотья
было вволю по доступным ценам.
  - Технократия какая-то получается, - подытожил Роман.
  - Ничего подобного! - немедленно встрял Кадман. - Технократия - это власть
специалистов, а то, что нам нарисовал товарищ капитан, - это кастовая
система. В этом его "будущем" человек, однажды оступившись или не добрав
баллов на аттестации, попадает в парии и уже никакими силами из клоаки не
выберется. Система эта на самом деле душит любую инициативу, любое
новшество. Возьмём, к примеру, Королёва. Сергея Павловича. Знаете ли вы,
сколько у него ракет на стартовом столе взорвалось, прежде чем первый
спутник в космос отправился? А по предлагаемой нам системе его после
первого взрыва в дворники услали бы, и не было бы никакого спутника!
  - Вот за что я вас, демократов, особенно ненавижу, - Золотарёв снова начал
злиться, - так это за то, что вы слова сказать не можете, не передёрнув.
Лживость ваша и критиканство - вот уже где! - он чиркнул себя большим
пальцем по горлу.
  - Задело? - Кадман выглядел удовлетворённым. - Правильно, должно
задевать...
  - Ты просто подумать не хочешь! - огрызнулся Золотарёв. - Зашорен, блин,
как коммуняка! Королёв бы при такой системе в "шарашке" бы не сидел, а был
бы он лауреатом и депутатом. Потому что любой грамотный и опытный
специалист знает: без сбоев не бывает эксперимента, а особенно - в
передовых областях.
  - А зависть? - вопросил Антон. - А амбиции? Вы что же, думаете, ваша
система их отменит?
  - Хватит! - остановил разгорающуюся перепалку Громов. - Вы хотели услышать
историю? Хорошо, я расскажу вам историю.
  - Говорите помедленнее, пожалуйста, - Кадман ухватился за блокнот. - Я
записываю!..

  АЭРОНЕФ "25 ЛЕТ ВАШИНГТОНСКОЙ КОММУНЫ"
История, рассказанная подполковником Константином Громовым в кают-компании
авианесущего крейсера "Варяг" (Запись и литературная обработка - Антона
Кадмана)
...Это случилось одним ненастным осенним днём на побережье Финского
залива. Пограничный наряд, патрулировавший берег в непосредственной
близости от Ленинградской атомной электростанции, наткнулся на пустом
пляже на сильно избитого мужчину в разорванной пилотской куртке,
пребывающего в бессознательном состоянии. Неизвестный пришёл в себя только
через час - когда был доставлен в расположение местного военного госпиталя
и передан медикам.
  Очнувшись, он повёл себя более чем странно: попытался вырваться из палаты,
крича, что он является "подданным суверенного гражданина Туполева" и
требует немедленного освобождения из-под стражи. Он остановился только
после того, как дежурная медсестра вызвала подкрепление в виде двух
рядовых срочной службы из наряда по госпиталю. При их появлении
неизвестный сразу же успокоился и, сказав: "Ну слава Богу, я, кажется,
дома", вернулся на койку.
  Ещё через час в госпиталь прибыл следователь военной прокуратуры, который
и допросил неизвестного. Оказалось, что пограничникам повезло найти
человека, которого вот уже третьи сутки безуспешно разыскивали все
спасательные службы Ленинградского военного округа. Был это лётчик первого
класса, майор Андрей Тимофеев, вылетевший на перехват подозрительного
объекта, идущего на малой высоте со стороны Финляндии, и исчезнувший
вместе с истребителем. Следователь краем уха слышал об этом инциденте и
проявил большой интерес к его подробностям. Тимофеев рассказал ему всё,
без утайки, и в течение последующего месяца повторил свою историю
неоднократно самым разным чинам и представителям всевозможных ведомств и
служб. Самое интересное заключается в том, что все, выслушавшие его
рассказ, приходили к тому же самому выводу, который с первого раза сделал
следователь. Не стала исключением и специальная комиссия от
Военно-медицинской академии, вердикт которой звучал примерно так: майор
Андрей Тимофеев перенёс тяжелейшее психическое расстройство в результате
авиакатастрофы и длительного пребывания в холодной воде.
  Этот диагноз поставил жирный крест на дальнейшей военной карьере
Тимофеева, и комиссию тут понять можно: никто не доверит дорогостоящий
боевой самолёт человеку с пошатнувшимся душевным здоровьем. Его наградили
медалью "За отвагу" и с почётом отправили в запас. Андрей очень переживал
раннюю отставку, много пил поначалу, но не спился, пристроившись
инструктором в аэроклубе. Там в лице студентов и школьников,
интересующихся современной авиацией, он нашёл своих первых благодарных
слушателей, которые, конечно же, не верили в историю Тимофеева, но никогда
не говорили ему об этом, полагая, видимо, что Андрей рассказывает им
очередную байку из авиационного фольклора.
  Как-то и мне довелось услышать её из первых уст на банкете, посвящённом
Дню авиации, куда Андрея пригласили по инициативе командования округом,
вспомнившего о его заслугах. Возможно, за десять лет, что минули к тому
времени с момента загадочного происшествия, его история обросла
вымышленными подробностями, которые майор Тимофеев додумал уже сам в
процессе многочисленных пересказов, но в основе, я уверен, лежит подлинное
событие, хоть и несколько приукрашенное.
  Итак, поздней осенью Андрей Тимофеев на своём "МиГе-23", получив команду
из штаба ПВО округа, вылетел на перехват неопознанного объекта,
нарушившего границу Советского Союза. Объект двигался сравнительно
медленно, и в штабе решили, что, скорее всего, это метеозонд на большом
аэростате, а потому повышенной боевой готовности объявлено не было, и
майор действовал один, а не в паре, как обычно принято.
  Цель он увидел издалека и был шокирован её внешним видом и размерами.
Версия об аэростате, занесённом попутным ветром, отпадала сама собой.
Более всего цель напоминала дирижабль типа "цеппелин", только без
признаков рулевых поверхностей, двигателей или гондолы. Но не бывает
дирижаблей в три километра в поперечнике, выкрашенных в ярко-красный цвет,
с изображением серпа и молота в носовой части и надписью огромными буквами
вдоль всего корпуса: "25 ЛЕТ ВАШИНГТОНСКОЙ КОММУНЫ".
  - Перехватчик, вы видите цель? - спросил штурман наведения.
  Тимофеев промычал что-то невнятное, и на этом связь оборвалась.
Истребитель словно вошёл в мёртвую и чётко ограниченную зону - в наушниках
затрещало, "МиГ" чуть тряхнуло, будто он попал в воздушную яму, и
наступила тишина.
  - База, приём, - запросил Тимофеев, - База, вы слышите меня? Я вижу цель,
База. Это что-то невероятное! База, приём?
  Но штурман наведения молчал. Майор попытался менять частоту, но на всех
диапазонах был различим лишь шорох помех.
  Тимофеев понял, что это неслучайно. Он разом вспомнил все разговорчики о
"летающих тарелках", которые можно вдоволь наслушаться в "курилке" любого
авиационного подразделения. Кто-то видел их на самом деле, кто-то только
хвастался, что видел, кто-то своими ушами слышал, что кто-то видел, но все
сходились в одном - явление существует, и разумного объяснения ему пока не
найдено. Впрочем, объект, наблюдаемый Тимофеевым, мало походил на
"тарелку". К тому же, эта надпись на чистейшем русском языке. И родная
символика... Может быть, этот "дирижабль" - наше новое секретное оружие?
Но тогда почему штаб ПВО округа оказался не в курсе? И что это значит -
"Вашингтонская Коммуна"? Коммуна, насколько известно, была Парижская...
  Истребитель тем временем продолжал лететь по направлению к неопознанному
объекту. Вскоре стали различимы детали. Оболочка "дирижабля" оказалась
сварной и состояла из цельных металлических листов - будто корпус морского
судна. По "экватору" её опоясывала площадка шириной метров в десять - о
назначении этой стальной ленты приходилось только догадываться.
  Согласно действующим международным нормам, самолёты-нарушители принято
опрашивать на частоте 121 с половиной мегагерца. Поскольку ничего другого
не оставалось, Тимофеев так и поступил. К его удивлению, те, кто находился
на "дирижабле", отозвались на его запрос.
  - Вы находитесь в суверенной зоне гражданина Калашникова! - зазвучал в
наушниках твёрдый голос. - Назовите пароль или немедленно покиньте
суверенную зону! Вы находитесь в суверенной зоне гражданина Калашникова!
Назовите пароль или...
  Ага, подумал майор, значит, всё-таки свои - земные и советские. Это
облегчало задачу.
  - Слушайте вы! - грубо сказал Тимофеев. - С вами говорит
пилот-перехватчик. Вы нарушили границу Советского Союза. Назовите вашу
государственную принадлежность и регистрационный номер. В противном случае
вы будете уничтожены.
  Истребитель майора приблизился к объекту настолько, что Андрею пришлось
делать разворот. На удалении в километр неопознанный объект выглядел ещё
более внушительно, заслоняя собой полнеба. Оставалось загадкой, какая сила
приводит эту тушу в движение, но Тимофеев решил не задумываться об этом -
он всё узнает в свой срок.
  - Перехватчик, вы находитесь в суверенной зоне Максима Калашникова! -
снова забубнил голос. - Если вы не покинете зону в течение минуты, мы
будем вынуждены уничтожить вас.
  - Эй, вы, на дирижабле, - озлился Тимофеев, - полегче на поворотах! У меня
на подвеске две ракеты "воздух-воздух", и если вы не будете подчиняться, я
пущу их в ход.
  Ответ последовал незамедлительно. В туше "дирижабля" вдруг открылась узкая
щель, похожая на бойницу, и тонкий ярко-голубой луч ударил в фюзеляж
"МиГа", разрезав истребитель пополам.
  Майор даже не успел ничего понять, как оказался в воздухе, выброшенный из
кабины системой аварийного катапультирования. Он опускался на парашюте в
покрытые барашками волны Финского залива и думал отрешённо, словно это его
не касалось, сколько часов (или минут?) может продержаться человек в
холодной осенней воде. Берег отсюда не казался очень далёким, но Тимофеев
знал, что расстояние порядочное и без посторонней помощи ему туда не
добраться.
  Однако до воды майор не долетел. Сверху совершенно бесшумно опустился
летающий аппарат, по форме напоминающий двухместный скутер. В нём сидела
весьма примечательная парочка. Один был худ и высок до нескладности,
другой - толст и мал ростом. Оба были одеты в обтягивающие тело чёрные
комбинезоны без воротников и карманов - такими в книжках шестидесятых
годов изображали космонавтов далёкого будущего, а теперь изображают
инопланетных пришельцев.
  Судя по всему, летающий скутер, как и тот огромный объект, использовал
какой-то новый тип двигательной установки, неизвестный Тимофееву - по
крайней мере, эта установка позволяла "скутеру" двигаться вертикально вниз
со скоростью парашюта, и двое его пилотов могли спокойно разглядывать
висящего на стропах майора.
  - Ну что, перехватчик, отлетался? - спросил высокий с улыбкой. - А ведь
предупреждали тебя.
  - Суки вы! - огрызнулся Тимофеев. - Своих же сбиваете.
  - Да ты блаженный! - сказал толстый. - Какие мы тебе свои? Мы подданные
суверенного гражданина Калашникова, а тебя видим в первый раз.
  - Издеваетесь? - агрессивно осведомился Тимофеев. - Думаете, раз секретный
эксперимент, так и управы на вас не найдётся? Вы сбили перехватчик ПВО
округа, понятно? Не думаю, что Главкому это понравится.
  Пилоты "скутера" переглянулись. Толстый выразительно пожал плечами.
  - Чей же ты подданный, мил человек? - с дурашливой интонацией спросил
высокий.
  - Я - гражданин Советского Союза! - заявил майор.
  - Звучит, как в старом фильме, - усмехнулся высокий.
  - Это ты, судя по всему, над нами издеваешься, - сказал толстый. - А ну
колись, гнида, чьё подданство имеешь? Мишина? Кошкина? Граве? Лавочкина?
Или, может быть, Туполева? А не то здесь оставим, слышишь?
  - Пошли вы... - Тимофеев отвернулся и стал смотреть вниз, на волны.
  - Ладно, - сказал высокий. - Берём его. Хозяин приказал разобраться -
значит, будем разбираться.
  "Скутер" опустился ниже, и эти двое подхватили Тимофеева. Толстый умело
отстегнул карабины, и парашют сразу унесло в сторону.
  - Благодари нашего гражданина, - сказал высокий. - Если бы не он,
отправился бы ты на корм рыбам.
  - Я ни его, ни вас о помощи не просил, - буркнул майор. - Тоже мне -
спасители.
  - Гордый? - словно бы удивился высокий. - Ну поехали, гордый.
  Сидя в "скутере", Тимофеев заметил, что его полёт всё-таки не был
совершенно бесшумным. Постоянно слышалось тихое жужжание, словно под
резиновым настилом внутри этого удивительного летательного аппарата
прятался целый рой пчёл. Кроме того, воздух вокруг казался
наэлектризованным, и сильно пахло озоном.
  "Скутер" направился прямо к туше "дирижабля". Когда он приблизился к
носовой части этого летающего монстра на расстояние двадцати метров, в
"оболочке" появилось квадратное отверстие, и "скутер" вошёл в тёмный
тоннель. Ещё несколько секунд полёта по тоннелю, и глазам майора открылся
обширный ангар, сплошь уставленный механизмами непонятного назначения.
Здесь работали люди - целый полк! - одетые в обтягивающие комбинезоны с
символами серпа-молота и надписью "МК" на спинах. На новоприбывших они не
обратили никакого внимания, продолжая заниматься своими делами.
  Высокий, управляя "скутером" с помощью свободно двигающейся в любом
направлении рукоятки, поставил его в ряд точно таких же аппаратов и с
нехорошей ухмылкой посмотрел на Тимофеева:
  - Добро пожаловать на борт аэронефа "25 лет Вашингтонской Коммуны"! -
объявил он.
  Майор промолчал, оглядываясь по сторонам. Его разбирало любопытство
(когда ещё увидишь изнутри сверхсекретный "дирижабль"?), но в то же время
он чувствовал какую-то нестыковку, словно все, кто его окружал (и высокий
с толстым - прежде всего), не жили, а играли каждый свою роль в странном
спектакле, поставленном неведомым режиссёром.
  - Пошли, - сказал толстый.
  Он довольно грубо ухватил Тимофеева за локоть и выволок его из "скутера".
  - Только без рук! - тут же воспротивился насилию майор. - Я сам пойду.
  "Спасители" повели его из ангара. В конце концов они оказались в небольшом
и совершенно пустом помещении с полом, покрытым красным линолеумом. В
сердце майора закралось подозрение.
  - Это что? - спросил он. - Камера?
  - Молчи, - сказал высокий и резко двинул Тимофеева по зубам.
  Били его минут десять - ответственно, со знанием дела. В первый момент
Андрей пытался оказывать сопротивление и даже раскровил толстому губы, но
эти двое умели драться намного лучше него, и вскоре Тимофеев очутился на
полу и только прикрывал наиболее уязвимые места, надеясь, что до смерти
его не забьют.
  Наконец "спасители" запыхались и прекратили избиение.
  - Уф! - толстый утёр кровь и пот со своего лица. - Как мне всё это надоело!
  - Придержи язык, - посоветовал высокий. - Хозяин не любит тех, кто поздно
встаёт и рано устаёт.
  - Да я что? - тут же засуетился толстый. - Я ничего. Я всегда пожалуйста...
  - Посмотри метку, - приказал высокий.
  Толстый склонился над избитым Тимофеевым и принялся расстёгивать
многочисленные пуговицы и молнии на его лётной куртке, потом перешёл к
комбинезону. Оказалось, что он подбирался к правому плечу.
  - Что я говорил?! - самодовольно воскликнул толстый, когда плечо
обнажилось - Посмотри!
  Высокий посмотрел.
  - В самом деле, - пробормотал он, разглядев татуировку на плече майора. -
"АТ", Александр Туполев, и звезда с крылышками - его символ...
  ("Пойми меня правильно, - говорил мне Тимофеев, прервав в этом месте свой
рассказ. - Я же с Лиговки. Среди пацанов не в последних ходил. Вот и
сделал татуировку - для укрепления престижа".
  "Ну, "АТ" - это понятно, но крылышки-то зачем?" - спросил я.
  "А я уже тогда авиацией бредил. Даже кличку заработал - Мересьев").
  Так или иначе, но татуировка вызвала среди "спасителей" майора оживлённый
диалог. Правда, Тимофеев не понял его смысла, хотя и пытался.
  - Я же говорил, что это Туполев, - сказал высокий. - Больше некому.
  - Хозяин будет в ярости.
  - А что поделать? В любом случае, я не завидую "филадельфийцам" - рыбам
их, конечно, не скормят, но...
  Толстый зябко передёрнул плечами.
  - Да уж, не хотел бы я оказаться сегодня на их месте, - сказал он. -
Значит, Мэлс был прав, и у Туполева есть комплексы с метровым диапазоном.
  Толстый повернулся к Тимофееву и пнул его ногой:
  - А ну говори, подонок, как вы нас вычислили?
  - Оставь его, - сказал высокий. - Он ничего не знает. Туполев не считает
нужным посвящать своих солдат в подробности операции - получил задание, и
лети.
  - Что будем делать? - спросил толстый.
  - Доложим Хозяину - пусть он сам решает.
  Беседуя, они вышли, и Тимофеев остался один. Несмотря на сильную боль от
побоев, он встал и убедился, что дверь комнаты заперта снаружи. Тогда,
забравшись в угол, он сел на пол и приготовился ждать.
  Майор уже начал догадываться, что ни к секретным экспериментом, проводимым
Министерством обороны, ни к инопланетным пришельцам происходящее с ним,
скорее всего, отношения не имеет. А никакой другой осмысленной гипотезы,
объясняющей появление над Финским заливом странного "дирижабля" под
управлением этих странных людей, ему придумать не удалось. Если бы
Тимофеев в молодости читал фантастику, то, наверное, сумел бы выдать на
гора не меньше десятка версий, но он в те годы отдавал предпочтение книгам
о кладоискателях и пиратах, о шпионах и лётчиках. Ответа на возникшие у
него вопросы эти книги не давали.
  Боль утихала, майор задремал и проспал в результате три часа. Разбудил его
толчок - "дирижабль" явно тормозил. Потом пол чуть наклонился, но почти
сразу выровнялся. Через несколько минут распахнулась дверь, и в комнату
шагнул высокий. В руке он держал большой пистолет, похожий на "маузер"
  - Встать! - приказал высокий грубо.
  - Вы мне ответите, - пообещал Тимофеев, но встал: с такой пушкой -
"маузер" это или нет - особо не поспоришь.
  - Пошёл. И не дури.
  Они снова потопали по длинным и запутанным коридорам "дирижабля", не
встретив по пути ни одного человека. Всё это время высокий держал
Тимофеева под прицелом, но майор и не собирался "дурить" - даже если
удастся захватить высокого заложником, на какой исход можно рассчитывать
потом, с учётом того, что майор ничего не знает о "дирижабле", его
назначении и его команде?
  Наконец они оказались в довольно тесном помещении, похожем на тамбур
пассажирского вагона. Массивная дверь с большим количеством затворов была
открыта, и в проём дул резкий осенний ветер. Тимофеев остановился на
пороге, и высокий подтолкнул его стволом пистолета между лопаток.
  Майор вздрогнул и ступил на рифлёную поверхность стальной ленты,
опоясывающей "дирижабль". В своей оценке он оказался прав - шириной эта
площадка была не более десяти метров, но сейчас на ней стало тесно от
народа. Справа и слева в три шеренги стояли члены экипажа "дирижабля" - в
чёрных комбинезонах с серебряными нашивками, в прозрачных шлемах, с
автоматами - на плече. Они застыли по стойке "смирно" и казались
изваяниями, а не живыми людьми.
  Но привлекало внимание не это торжественное построение, а клёпаный бок
второго "дирижабля", висящего в воздухе на одном уровне с "аэронефом" и
заслонившего собой и небо, и горизонт. На "оболочке" этого нового
летающего монстра тоже имелась какая-то надпись, но прочитать её Тимофееву
не удалось - он видел перед собой только большую букву "Ю".
  У второго "дирижабля" была и своя опоясывающая стальная лента. И на ней
тоже стояли люди. Эти не стремились выдерживать ровного строя, а вместо
обтягивающих комбинезонов и шлемов были одеты в камуфляжные костюмы
воздушных десантников, перепоясанные широкими ремнями. "Десантники" тоже
были вооружены, но держали свои автоматы не на плече, а перекинув ремень
через шею, - вид при этом у них был совершенно зверский.
  Ещё майор увидел двух типов, которые заметно отличались от всех
присутствующих и внешностью, и поведением. Они стояли друг против друга на
краях площадок, и их разделяла только узкая щель свободного пространства.
Тот, который находился со стороны "аэронефа", был одет в куртку полярного
лётчика, камуфляжные штаны и высокие шнурованные ботинки. Руки он прятал в
карманах куртки и стоял, набычившись, словно мёрз или сильно злился.
Второй предпочитал стиль "Аль-Капоне", а именно - расстёгнутое на груди
строгое и длинное полупальто, фетровую шляпу с изогнутыми волной полями,
свободно свисающее белое кашне и галстук-бабочку. Этот тоже держал руки в
карманах, но, при взгляде на него, можно было подумать, что делает он это
не потому что мёрзнет или злится, а из соображений личной безопасности - в
каждом кармане у него по автоматическому пистолету, и он готов открыть
стрельбу в любой момент.
  Длинный подвёл Тимофеева к краю, и у майора перехватило дыхание. Он,
разумеется, не боялся высоты, но даже его на какую-то секунду проняло от
вида ничем не огороженной пропасти и разгулявшихся волн далеко внизу.
  Двое типов прекратили разговор, и тот, который был в лётной куртке,
повернулся к Андрею.
  - А вот и ваш пилот, - сказал он тому, который держал себя за Аль-Капоне.
  - Признаёте, суверенный гражданин Туполев, своего солдата?
  Туполев окинул майора безразличным взглядом.
  - Бросьте, Калашников, к чему этот спектакль? Я не посылал разведчиков. В
этом нет никакого смысла - вас видно за две сотни километров. Я ещё пять
лет назад на совете у Генерального докладывал, что все эти эксперименты с
многополюсными магнитами, полями высокой напряжённости и прочими
торсионными генераторами - бредовая и антинаучная затея. Вас там,
помнится, не было, но ведь вы наверняка читали протокол...
  - Тогда объясните мне, тёмному, - не сдался Калашников, - каким образом на
плече у этого пилота появилась метка подчинённости - ваша метка?
  - В самом деле? - Туполев снова взглянул на Тимофеева, теперь уже с
гораздо большим интересом. - А вы, оказывается, мастак на провокации,
Калашников. От вас, честно говоря, не ожидал.
  - Это не провокация, - с достоинством отвечал Калашников. - Это правда. Вы
можете сколько угодно открещиваться от этого пилота, а он может сколько
угодно открещиваться от вас, но Генеральный не поверит в случайное
совпадение, когда я покажу ему метку!
  Туполев тихо рассмеялся.
  - Как вы всё-таки наивны, Калашников, - ответил он, вынув одну руку из
кармана и проведя пальцем по полям своей безупречной шляпы. - Генеральный,
разумеется, не поверит в "случайное совпадение", но зато он поверит в
фальсификацию, которой вы пытаетесь покрыть свои просчёты.
  - Умно... - Калашников сплюнул. - Наловчились вы тут, я посмотрю, всё
наизнанку выворачивать. Только на этот раз - фиг вам! - он тоже вынул одну
руку из кармана, но лишь для того, чтобы продемонстрировать собеседнику
внушительную дулю. - Я встречусь с Генеральным и расскажу ему, в какие
игры вы у него за спиной играете. Бредовая и антинаучная, говоришь? Да я с
этой "антинаучной" Канзас-Сити брал - без единого, между прочим, выстрела.
  - Вот и замечательно, - сказал Туполев. - Возвращайтесь к себе, на фронт,
и продолжайте в том же духе. А то, я слышал, Тихоокеанская конфедерация
опять контрреволюционеров собирает и науськивает...
  Калашников набычился ещё больше:
  - Я хочу видеть Генерального!
  - А вот этого, извините, мы вам не позволим. Незачем вам с Генеральным
видеться. И я так считаю, и другие.
  Калашников засопел, а потом вдруг крикнул так, чтобы все слышали:
  - Вы - убийцы! Вы убили Генерального! И теперь распоряжаетесь вместо него!
  Майор Тимофеев кожей почувствовал, как напряглись все вокруг, хватаясь за
автоматы и опуская ладони на предохранительные скобы, но Туполев лишь
снова рассмеялся.
  - Остроумно, - оценил он. - Гораздо остроумнее, чем выдумка с приблудным
пилотом. Только выстрел этот вхолостую. Генеральный жив и здравствует. И
вы это знаете, и все это знают.
  Калашников хлопнул себя по бедру:
  - Это ж надо! Вот ведь твари вы какие - окопались тут, разжирели. А мы там
кровь проливаем, землю зубами грызём...
  - Поздно жаловаться, Калашников, - сказал Туполев. - Вы сами предложили
проект освобождения "угнетённых индейских племён". Неужели вы думали, что
этим будет заниматься кто-то другой?
  - Я не жалуюсь, - проворчал Калашников. - Я просто опасаюсь, что вы
ударите мне в спину. В самый критический момент.
  - И с этим вы собирались пойти к Генеральному? Со своими подозрениями и
прожектами?
  - Слушай, ты, расфуфыренный ублюдок, - в голосе Калашникова зазвучала
сталь, - ты за кого меня держишь? Я - суверенный гражданин, и я сам буду
решать, с чем мне идти к Генеральному.
  - Я уже сказал, Калашников, к Генеральному вы попадёте только через мой
труп.
  - Да будет так, - Калашников резко развернулся на каблуках и зашагал к
тамбуру. - Что вы стоите?! - прикрикнул он на своих солдат. - Огонь!
  И стоило ему произнести эти слова, как началась такая стрельба, что хоть
святых выноси. Тимофеев, не будь дурак, сразу же упал на брюхо, стараясь,
насколько это возможно, слиться с покрытием площадки. Рядом тяжело, будто
куль с мукой, рухнул высокий. Глаза у него были стеклянные, а из
аккуратного отверстия в центре лба толчком выплеснулась кровь. Обидчик
Тимофеева ещё немного подёргался и затих.
  Автоматные пули рвали воздух над головой, и майор понял, что какая-нибудь
самая шальная из них обязательно его заденет, а значит, пора уносить ноги.
Однако Тимофеев не был самоубийцей, и по доброй воле вряд ли решился бы
прыгнуть с площадки вниз. Но тут он увидел, как по рифлёной стальной
поверхности катится к нему пехотная осколочная граната с выдернутой чекой,
и тело само рванулось прочь, перевалившись через край, за которым
открывалась бездна.
  Наверное, высота была не столь значительной, как показалось Андрею сверху.
Так или иначе, от удара о воду он не погиб, а когда вынырнул, то не
обнаружил над головой ни аэронефа "25 лет Вашингтонской Коммуны", ни
второго "дирижабля", название которого он так и не узнал. Они сгинули,
словно наваждение или мираж, не оставив в небе следа...
  Как Тимофееву удалось добрался до берега, он и сам не помнит. Очнулся уже
в госпитале, а потом завертелась карусель следствия, и впечатления от
загадочного происшествия, необычайно яркие поначалу, успели притупиться.
  С тех пор минуло много лет, но Андрей Тимофеев не забыл о том, что
случилось с ним над Финским заливом, во время боевого вылета. И по сей
день он рассказывает эту историю любому желающему (достаточно только
попросить и сдобрить рассказ напитками) и каждый раз, закончив, с надеждой
спрашивает, нет ли у слушателей какой-нибудь версии, объясняющей это
странное происшествие. У слушателей обычно - одна-единственная версия, в
точности совпадающая с вердиктом медицинской комиссии, но они предпочитают
держать её при себе, чтобы не обидеть хорошего человека.
  Если вы когда-нибудь заглянете в город Сосновый Бор, что в Ленинградской
области, и решите прогуляться по побережью Финского залива, то, возможно,
встретите его там - рано поседевшего пилота, с полупустой бутылкой водки в
руках. Он, скорее всего, будет сидеть на одном из гранитных валунов,
принесённых ледником с далёкого севера, и, прихлёбывая, смотреть на
горизонт, словно пытаясь разглядеть за этой мнимой линией миражи жестокой,
но в чём-то безумно привлекательной инореальности, с которой ему довелось
столкнуться лицом к лицу...



                                  ГЛАВА ПЯТАЯ


  БЕЛАЯ МГЛА

  (Вена, Австро-Венгрия, сентябрь 1909 года)

  Смотритель Музея заприметил этого молодого человека с того самого момента,
как тот впервые переступил порог зала Сокровищницы Габсбургов.
  Молодой человек не производил впечатление обеспеченного австрийца:
непокрытая голова, осунувшееся лицо, глубоко запавшие глаза, поношенный и
грязноватый плащ, стоптанные башмаки - очевидно, студент или просто
безработный, перебивающийся случайными подачками сердобольных сограждан.
Его явно не интересовали ни сам Музей, ни Сокровищница - он пришёл сюда,
укрываясь от дождя, и был охвачен какими-то своими очень мрачными мыслями,
а потому не замечал ничего вокруг.
  "Тяжёлые времена, - подумал Смотритель. - Тяжела доля тех, кто не имеет
денег или связей в высшем обществе".
  Но нужно было работать, и Смотритель пригласил экскурсантов к следующему
экспонату Сокровищницы.
  - Взгляните сюда, - обратился он к любопытствующей публике. - Перед вами
одна из самых дорогих реликвий Сокровищницы Габсбургов. На вид она
неказиста, но при этом совершенно бесценна. Перед вами знаменитое Копьё
Лонгина...
  Копьё - точнее, его тупой, почерневший от времени наконечник - покоилось
под стеклом на ложе из красного бархата, поддерживаемое металлическими
подпорками. В центре наконечника имелось отверстие, проделанное, видимо,
для того, чтобы его можно было носить на груди, как амулет. Внешне
реликвия действительно не производила впечатления, поэтому каждый раз
требовалось объяснять её значение для мировой истории, посвящая этому
отдельную лекцию.
  - Это очень древнее Копьё, - рассказывал Смотритель. - Им пользовались
многие иудейские первосвященники, но силу подлинной реликвии оно обрело
только в ту минуту, когда им было пронзено тело Христа. Удар нанёс
центурион, охранявший место распятия. Впоследствии он окрестился и был
почитаем среди первых христиан Иерусалима под именем Лонгин. Существует
легенда, согласно которой тот, кто владеет Копьём Лонгина и знает его
тайну, держит в руках судьбы всего мира и имеет право вершить историю во
имя Добра или Зла...
  Смотритель заметил, что продрогший молодой человек, скучавший в
центральном проходе, вдруг встрепенулся и подошёл ближе, фактически
присоединившись к экскурсии. Смотрителю это понравилось: значит, молодого
человека интересуют не только проблемы желудка, но и нечто большее.
Смотритель улыбнулся молодому человеку и продолжил:
  - ...Многие императоры и монархи прошлого верили в эту легенду и пытались
использовать Копьё для укрепления своей власти или в военных походах.
Кому-то оно приносило удачу, кому-то нет. Константин Великий, Генрих
Птицелов, Карл Великий, Фридрих Барбаросса - все они прикасались к этому
Копью и черпали в нём силу для своих свершений...
  Молодой человек протолкался вперёд и теперь буквально пожирал экспонат
глазами. На лбу его выступила испарина. Смотритель мельком подумал, что,
наверное, этот "студент" простужен - вряд ли возможно так волноваться даже
при виде древнейшей реликвии.
  - ...Однако последние пять столетий никто уже не верит в мистическую силу
Копья Лонгина. Единственным, кто придавал особое значение Копью, был
Наполеон Бонапарт. Он потребовал, чтобы ему передали реликвию, сразу после
победы при Аустерлице. Но Копьё не досталось узурпатору, потому что по
приказу императора Франца Первого было тайно вывезено из Нюрнберга, где до
того хранилось, и спрятано в одном из частных домов в Вене. И сегодня вы
можете увидеть эту реликвию здесь - в Музее Хофбург!
  На этой высокой ноте Смотритель заканчивал каждое своё выступление.
Экскурсанты с должным интересом осмотрели наконечник, и Смотритель повёл
их дальше - к императорской короне династии Габсбургов.
  Он не думал, что, вернувшись по окончании экскурсии в зал Сокровищницы,
ещё застанет давешнего молодого человека, и был приятно удивлён, увидев
его на том же месте - у Копья Лонгина. "Студент" стоял в напряжённой позе,
наклонившись к самому стеклу стенда, и, казалось, находился очень далеко
от окружающей его реальности - глаза молодого человека были пусты, губы
шевелились в бессвязном бормотании, прямые чёрные волосы растрепались. Где
он был в этот момент, по каким мирам или временам странствовал?
  Смотритель негромко кашлянул. Молодой человек вздрогнул и очнулся.
  - Извините, - сказал он стеснительно. - Я задумался.
  - Вы впервые в нашем Музее? - поинтересовался Смотритель с поощряющей
улыбкой.
  - Нет, но я... наверное, впервые осознал, что за каждым предметом,
хранящимся здесь, стоит История. И не только история известная, но и
тайная - та, что укрылась от взглядов летописцев.
  - Почему вас так привлекло именно Копьё Лонгина?
  Молодой человек потупился, но ответил:
  - Но вы же сами сказали, что это не просто наконечник копья. Его держали в
своих руках великие императоры... и в нём сосредоточена сила, которая
способна изменить мир.
  "Как это было бы славно, - с лёгкой грустью подумал Смотритель, - если бы
мир можно было изменить одним только пожеланием того, чтобы он изменился".
  - К сожалению, я должен разочаровать вас, мой друг, - сказал Смотритель
мягко. - Нет никаких доказательств того, что перед вами подлинное Копьё
Лонгина.
  - Как же так?.. Но вы же говорили...
  - Да, я не раскрываю всех секретов Музея перед экскурсантами. Музеи
существуют для того, чтобы в них ходили, а если нам нечего будет
показать...
  - Значит, всё это обман, дешёвая подделка?
  На лице "студента" читалось столь глубокое разочарование, что Смотритель
сжалился над ним:
  - Не огорчайтесь, дорогой друг, вполне может статься, что это подлинное
Копьё. Я лишь говорю, что нет никаких документов, удостоверяющих его
подлинность. С другой стороны, Наполеон хотел заполучить именно этот
наконечник - наверняка, узурпатор знал гораздо больше нашего и не
разбрасывался словами понапрасну.
  Молодой человек оживился.
  - Это просто великолепно! - сказал он и снова уставился на Копьё.
  - Простите меня за излишнее любопытство, - продолжил Смотритель, - но о
чём вы думаете, глядя на Копьё Лонгина?
  Лицо "студента" просветлело.
  - Я думаю о будущем... - он снова смутился, но потом всё-таки сказал: -
Вот взгляните на меня, господин Смотритель. Кто я такой? В Академию
изобразительных искусств меня не приняли, в Архитектурную школу - тоже.
Говорят, у меня нет способностей, хотя я люблю и умею рисовать. Я живу на
пенсию матери и часто голодаю. Мне не на кого надеяться, и у меня нет
будущего... А вот тут лежит предмет, который может дать будущее даже
такому ничтожному человеку как я. Можно попытаться раскрыть его тайну, и
тогда он поделится своей силой и изменит мою судьбу... Вы ведь позволите
мне часто приходить сюда? - спросил молодой человек, искательно заглядывая
Смотрителю в глаза.
  - Похвальное желание, - оценил Смотритель. - Пожалуйста, приходите, и я
расскажу вам всё, что мне известно о прошлом Копья.
  - Спасибо, - "студент" порывисто схватил Смотрителя за руку. - Я очень вам
благодарен.
  Смотритель осторожно высвободился.
  - Извините, - сказал он, - но я не знаю вашего имени. Как мне вас называть?
  - Адольф, - представился молодой человек. - Адольф Шикльгрубер...

  (Авианесущий крейсер "Варяг", Южная Атлантика, март 2000 года)
Офицеры авиагруппы не напрашивались на лекцию. У них и без этого хватало
дел и забот. На её проведении настоял сам инициатор - Анатолий Викторович
Дугов, магистр и директор НИИ Нематериальных Взаимодействий. Он полагал,
что пилоты должны знать, сколь важный и принципиальный вопрос решается в
ходе этой экспедиции, а потому договорился с подполковником Барнавели о
выделении двух часов из распорядка авиагруппы. Тимур Мерабович, недолго
думая, урезал личное время пилотов, заявив при этом, что они всё равно в
эти часы бесцельно слоняются по "Варягу" или "трендят" в кают-компании.
Пилоты пробовали было возмущаться, но подполковник напомнил им, что совсем
недавно он заставил бы их готовить сообщения о политическом положении, и
пусть радуются, что те времена кончились и им прочитают интересную и
познавательную лекцию, а не тоскливый бессодержательный доклад.
  В итоге тем же вечером офицеры авиагруппы собрались в лектории крейсера,
чтобы послушать, что найдёт им сказать магистр от эзотерики. Утешались они
только тем, что моряки "Варяга" посетили уже не одну такую лекцию и, вроде
бы, остались довольны.
  "Скучно не будет, - пообещал старший офицер по воспитательной работе
Мстислав Губанов. - Старикан излагать умеет".
  Помимо офицеров авиагруппы на лекции присутствовали спецназовцы из отряда
Романа Прохорова, капитан Фокин и литератор Кадман.
  Дугов в своём неизменном френче под неуверенные аплодисменты вошёл в зал и
занял кресло на подиуме.
  - Принято считать, - заговорил он в интонациях Эдварда Радзинского, -
будто бы история человеческой цивилизации начинается с Древнего Египта.
Современные исследования показали, что это ошибочное мнение. Постоянно
приходят сообщения о том, что в малоизученных районах земного шара
обнаружены сооружения, построенные задолго до первых пирамид. В самом
деле, с учётом хроник Древнего Египта, вся история цивилизации имеет
продолжительность не более семи тысяч лет. И за этот чрезвычайно короткий
во вселенских масштабах период времени мы сумели создать высокоразвитое
общество, слетать на Луну и покорить атом. Но вот что любопытно: история
цивилизации коротка, но история человечества насчитывает десятки тысяч,
сотни тысяч, а по некоторым данным - миллионы лет! Только кроманьонцы -
наши прямые предки - по утверждению научных кругов, полностью заселили
Землю около 40 тысяч лет назад. А останки самого древнего человека
кроманьонского типа, обнаруженные в Кении, датированы полутора миллионами
лет до нашей эры. Возникает резонный вопрос: почему за столь
продолжительную эпоху люди, мало от нас отличающиеся, не сумели создать
цивилизацию, равную нашей по знаниям и мощи? И вот теперь можно с
уверенностью сказать: такие цивилизации существовали!
  - Атлантида, Лемурия, Гиперборея - вот имена этих цивилизаций, - шепнул
Антон Кадман сидевшему рядом Лукашевичу, очень точно пародируя особенности
речи лектора.
  - Атлантида! Лемурия! Гиперборея! Вот имена этих цивилизаций! -
торжествующе провозгласил Дугов, слово в слово повторив сказанное Кадманом.
  Лукашевич с улыбкой подмигнул Антону.
  - В который раз слушаешь? - поинтересовался Алексей.
  - Сам со счёта сбился, - признался Кадман.
  - А зачем ходишь?
  - Нравится... Убеждённый человек сегодня - такая редкость.
  - Эти имена, - продолжал Дугов, - придуманы много позже. Подлинных имён
цивилизаций древности мы не знаем. Мы вообще мало что знаем об их языке,
социальном устройстве, укладе жизни. После глобальной катастрофы,
вызванной, по-видимому, падением гигантского метеорита, от цивилизаций
древности остались только отдельные циклопические сооружения, разбросанные
по земному шару, да крупицы высшего знания, рассыпанные по сакральным
текстам и зашифрованные в мифах. И только сегодня, когда умнейшие из нас
сумели проникнуть в тайны этих текстов и мифов, мы начинаем понимать,
сколь величественная культура погибла...
  - "Умнейшие" - это, конечно же, он сам? - спросил Лукашевич у Антона.
  - Нет. Анатолий Викторович отличается скромностью. Он, скорее всего,
всяких эзотериков имеет в виду: Блаватскую там, Гурджиева, Рудольфа
Штайнера, или Лазарчука с Успенским.
  - ...Для нас, русских, - рассказывал между тем Дугов, - особый интерес и
особую ценность представляет цивилизация, породившая нашу собственную.
Только познав историю нашего с вами происхождения, прикоснувшись к святому
источнику древней традиции русских, мы сможем понять, кто мы такие на
самом деле, что нами движет, откуда и куда мы идём. Я говорю о Цивилизации
Севера, которую современные авторы называют Гипербореей, или цивилизацией
тех, кто живёт за северным ветром.
  - Ага, - шепнул Лукашевич, - сейчас про Ловозеро вещать начнёт. Старая
песня...
  Антон отрицательно покачал головой:
  - Ошибаетесь.
  - Давным-давно, миллионы лет тому назад, - говорил Дугов, не обращая
внимания на шепотки, несущиеся с "галёрки", - на Северном полюсе планеты
существовал континент Арктогея86. В те времена климат на Земле был много
мягче, но только не в Арктогее. Здесь не было весны и осени в сегодняшнем
понимании: полгода длился полярный день, превращая просторы Арктогеи в
выжженную пустыню; полгода длилась полярная ночь, вымораживая землю
Арктогеи на несколько метров вглубь. В Арктогее как нигде в другом месте
человек имел возможность увидеть, по каким законам существует вселенная -
арктическая природа обнажает гармонию космоса, его суть и ритм. Благодаря
климатическим особенностям в Арктогее сформировалась уникальная культура,
выраженная в Изначальной Традиции, следы которой мы находим во многих
религиях мира. Эта Традиция представляет собой сплав из космологического
дуализма и метафизического монотеизма. Согласно её канонам, Творец всего
сущего, Бог-отец, проявляет себя на физическом плане посредством
космических метаморфоз своего Сына - Бога-сына. Метаморфозы происходят в
пределах двух полюсов - полюса Света и полюса Тьмы. Бог-сын циклически
перемещается от полюса Света, где Он предстает в своей славе и очевидности
- до полюса Тьмы, где Он выступает тайно и скрыто, находясь под вуалью
черноты. Любой физический или метафизический процесс во Вселенной является
отражением этого перемещения. А сам арктический человек выступает как знак
Сына божьего или Его замещение на Земле. Фактически, житель Арктогеи и
есть Сын божий, потому что в его облике, и в его жизни, от рождения до
смерти и следующего перерождения, запечатлён весь космос - от полюса Света
до Полюса Тьмы...
  - Я так и знал! - с хитрой улыбкой сообщил Лукашевич Кадману. - Я всегда
был уверен в божественности собственного происхождения. А Дарвин пусть
отправляется к своим обезьянам!
  - У вас какая группа крови? - вроде бы невпопад спросил Кадман.
  - Третья, а что?
  - Ничего не светит, - "порадовал" Антон. - Обезьяны вас ждут вместе с
Дарвином.
  - Это ещё почему? - наигранно обиделся Лукашевич.
  - Слушайте дальше.
  -...Человек отличается от животного только одним, - говорил Дугов, -
умением говорить и записывать высказанное. Таким образом, он выступает как
проводник Слова Божьего. Истинная речь, которой пользовались люди Полюса,
и была Словом Божьим. Позднее её исказили, и она потеряла свою силу и
способность влиять на процессы, протекающие в мире. После утраты слов
Истинной речи люди Полюса были вынуждены покинуть Арктогею и расселились
по Евразии. Их кровь смешалась с кровью других народов европеоидного типа
и ныне лишена чистоты. Ближе всех по происхождению к людям Полюса
находятся те из нас, у кого первая группа крови...
  - М-да, - огорчился Лукашевич. - Облом.
  - То ли ещё будет, - пообещал Кадман.
  - ...Разумеется, так же как и сейчас, в те далёкие времена мир был дуален.
У Арктогеи существовал материк-антипод. Его мы условно назовём
Гондваной87. Гондвана - это страна Ночи. Там царствовали законы, обратные
северным. Климат Гондваны, находившейся в тропическом поясе, отличался
отсутствием сезонов, а потому существа, живущие там, были лишены
возможности наблюдать космический цикл в его первозданной чистоте. Их
мышление находилось на зачаточном уровне. По большому счёту, жителей
Гондваны нельзя назвать людьми - звериное начало, инстинкты и эмоции у них
преобладали над разумом. Говорить о цивилизации в данном случае не совсем
уместно, но некоторые исследователи называют это сообщество "недолюдей"
Лемурией. Ближайшие потомки жителей Гондваны отмечены третьей группой
крови...
  - Облом за обломом, - шепнул Лукашевич. - А вообще всё это звучит очень
оскорбительно. Хорошо, что я милый и душевный человек, иначе начистил бы
рыло вашему Дугову.
  - Он не мой Дугов, - отозвался Антон. - Он свой собственный Дугов. А
взгляды его действительно отдают расизмом, хотя и совсем с другой стороны,
чем вы думаете.
  - ...Как я уже говорил, люди Севера, продвигаясь на юг, неизбежно
смешались с другими народами, в том числе, с выходцами из Гондваны.
Изначальная Традиция всё более извращалась, местами превращаясь в свою
полную противоположность. В наиболее чистом виде она была представлена в
культуре народов, населявших материк в Атлантическом океане, названный
Платоном Атлантидой. Атлантический период - это поздний палеолит,
продлившийся до десятого тысячелетия до Рождества Христова. Направление
всемирного противостояния изменилось: теперь не Север противостоял Югу, а
Северо-запад - Юго-востоку. Период атлантической цивилизации закончился
после всемирной катастрофы. Падение огромного метеорита полностью изменило
облик Земли, а потому нашло отражение в мифах всех без исключения народов
мира. Великий Потоп - в Библии. Сошествие демона Ахримана - в "Авесте".
Гибель Фаэтона - в древнегреческих источниках. Падение "древнего неба" - в
сказаниях аборигенов Самоа. И так далее и тому подобное. В горниле
катастрофы Атлантида погибла, целые города и страны были смыты гигантскими
волнами, тучи пыли и пепла надолго закрыли солнце, Северный и Южный полюса
поменялись местами. Человечество было обречено на голод, войны и
многолетнее прозябание. Однако уцелевшие атланты - хотя их оставалось
совсем немного - сумели создать новые центры цивилизации...
  - Чего-то тут не сходится, - озадачился Лукашевич.
  - Это как посмотреть, - отозвался Кадман. - С одной стороны - не сходится,
с другой - очень даже. Вот вы, например, верите в Заговор Мирового
Сионизма?
  -...Сегодня Изначальная Традиция и слова Истинной речи забыты
окончательно, - продолжал Дугов, - кровь Северного континента растворена в
крови Гондваны, история завершилась. Великая цивилизация древности умерла.
Это было бы приговором всему человечеству, если бы мы забыли о цикличности
любых процессов, происходящих во вселенной по воле Творца. А конец
отдельно взятого цикла - это не то же самое, чем является всеобщий конец.
Он означает начало следующего цикла! Полюс Тьмы в истории достигнут. И мы
находимся в преддверии нового этапа, который будет проходить под сенью
Полюса Света...
  - Ну наконец-то зарплаты начнут платить вовремя, - Лукашевич снова
заговорщически подмигнул. - И это... цены снизятся.
  - Угу, - Кадман одобрительно хмыкнул. - А рубль из деревянного превратится
в золотой.
  - ...Члены тайных эзотерических организаций всего мира знают об этом. Но
тут есть одна особенность. Главной стратегической доктриной большинства
этих организаций является способствование скорейшему установлению
Господства Света во всём мире, без учёта национальностей и рас. Однако,
как мы уже знаем, мир дуален по своей природе, а, следовательно, где-то
всё равно останутся страны с преобладанием крови и энергетики Гондваны. На
словах оставаясь космополитами, практикующие оккультисты изо всех сил
стараются угодить прежде всего своему государству. Именно свою страну они
видят прямым наследником Арктогеи, и изыскивают способы дать ей очевидное
преимущество в борьбе за право быть приемниками Изначальной Традиции...
  - Ну что ж, - заметил Лукашевич, - тут я их вполне понимаю.
  - ...Эта борьба длится уже более тысячелетия, и отголоском её является,
например, давний спор о том, кто имеет право называться Третьим Римом.
Другой пример - нацистская Германия, провозгласившая себя Третьим Рейхом.
В обоих случаях речь идёт вовсе не о наследии латинского Рима или
германского Рейха, созданного Оттоном Великим - проблема много глубже и
гораздо шире. Сегодня борьба обострилась до предела. Это связано прежде
всего с концом тысячелетия, когда все люди христианского мира ждут перемен
и морально готовы к установлению нового мирового порядка. И очень важна
поэтому наша экспедиция, цель которой - помешать оккультным обществам
Северной Америки дать этой стране решающее преимущество в борьбе за
наследие Арктогеи!..
  - Ого-го-го, - оценил Лукашевич. - Да он покруче любого политрука загибает.
  - Оккультрук, - тут же породил Кадман неуклюжий неологизм. - Смешно.
  - ...Это нужно сделать по двум причинам. Первая причина - в рамках нового
мирового порядка, при котором США становятся наследниками Изначальной
Традиции, нет места для русских и для России. Вторая причина - наша
страна, значительная часть территории которой находится в арктической и
предарктической зонах, имеет больше оснований претендовать на это
наследие. К этому можно добавить, что население России, довольно долго
существовавшей изолированно, по своей крови ближе к жителям Арктогеи, чем
население Америки, где велик процент выходцев из Гондваны - негроидов и
монголоидов. Америка сегодня сильнее, но Россия имеет больше прав.
Противостояние может разрешиться только с приобретением одной из сторон
Предмета Силы, помещённого нацистами среди льдов Антарктиды...
  - Вот он к чему клонит, - догадался Лукашевич. - Копьё Судьбы!
  - ...Первоначально вожди Третьего Рейха полагали, что Арктогея находится
на севере. Они потратили колоссальные усилия на то, чтобы обнаружить следы
этого континента, но их усилия в этом направлении не увенчались успехом.
Но вот Отто Келер, штандартенфюрер и сотрудник оккультного отдела СС
"Аненербе", опираясь на собственные расшифровки древних текстов, доказал,
что полюса поменялись местами, а значит, Арктогею следует искать в
Антарктиде. На территории Земли Королевы Мод была построена база, и когда
Третий рейх рушился под ударами союзников, туда были переправлены все
реликвии, так или иначе имеющие отношение к Изначальной Традиции. Предмет
Силы, который находится там, имеет значение ключа, открывающего доступ к
власти над будущим мира. Но о нём мы поговорим в следующий раз.
  - Позвольте вопрос? - раздался голос из аудитории.
  Дугов поискал спрашивающего глазами, а потом благосклонно кивнул:
  - Я с удовольствием отвечу.
  Во втором от подиума ряду поднялся Константин Громов.
  - Вы говорили о том, что полюса поменялись местами. То есть Арктогея
находится теперь на Южном полюсе, правильно?
  - Совершенно верно.
  - Но в таком случае то, что вы называете Гондваной, располагалось не в
Африке и в Южной Америке, а как раз в Евразии и в Северной Америке.
Следовательно, негроидные и монголоидные расы имеют больше прав называться
людьми Северного Полюса, нежели европеоиды, к которым относимся мы и
большинство современных американцев. Как вы увязываете одно с другим?
  Задав вопрос, Громов сел на своё место. Дугов выглядел озадаченным, а по
лекторию прокатилась волна смешков.
  - Ловко он его поддел, - сказал Кадман. - В самое уязвимое место.
  - Да, Костя в этих делах разбирается, - подтвердил Лукашевич, испытав
прилив гордости за начитанного друга.
  - Если говорить о физическом плане, - отвечал Дугов, осторожно подбирая
слова, - то противоречие действительно бросается в глаза. Но не всё в этом
мире подчинено материалистическим законам. Арктогея и Антарктида едины в
метафизическом смысле. Когда я утверждал, что Север и Юг в результате
катастрофы поменялись местами, то имел в виду, что изменилось сакральное
значение этих полюсов. Если же перевести обсуждение в сферу географии, то
произошло следующее: северная Арктогея, к тому времени обезлюдевшая,
погрузилась в пучину вместе с Атлантидой, а на Южном полюсе образовался
новый континент, быстро покрывшийся льдом. Мы не можем, разумеется,
утверждать, что рельеф их идентичен, но это не имеет принципиального
значения. Вас удовлетворил мой ответ?
  Громов кивнул.
  - Чего он про каменный уголь не спросит? - удивился Кадман. - В Антарктиде
давно уже каменный уголь обнаружили. Так что она существовала задолго до
описываемой катастрофы.
  - Костя у нас - гуманист, - сообщил Лукашевич весело. - Не добивает
лежащих...

  * * *
Лукашевич и Стуколин жили в двухместной каюте и ночевать приходили
примерно в одно и то же время. Накануне выборов Президента они выполняли
вечерний патрульный облёт по внешнему радиусу и сильно вымотались.
Лукашевич сразу же завалился и захрапел, а Стуколин, который с недавних
пор не мог уснуть без книги, полчасика почитал очередной боевик из серии
"Держись, братишка!". Эту серию в количестве десятка томов он закупил,
поддавшись на уговоры книжного торговца в Евпатории, который уверял, что
"более крутых военных приключений" (!) Алексей нигде не найдёт.
  Редкий случай, но серия Стуколина не разочаровала. Однако в общем ряду
попадались и довольно странные авторы. Например, некто Влад Рокотов
описывал с претензией на документализм недавнюю Югославскую кампанию. При
этом он отпускал направо и налево такие эпитеты в адрес противоборствующих
сторон, наклеивал такие ярлыки, что становилась непонятно, кто прав, а кто
виноват - все выглядели одинаковыми уродцами. Впрочем, один положительный
персонаж в тексте всё же имелся - собственно, сам главный герой, русский
по национальности и биолог по специальности, по ходу сюжета превратившийся
в натурального "отморозка", покрошившего чуть ли не всю албанскую
Освободительную армию Косова в полном составе, а потом, по возвращении в
родные палестины, принявшегося и за соотечественников. Стуколина смущал
этот персонаж (до сих пор все научные сотрудники, с которыми ему
приходилось иметь дело, не отличались бесстрашием и вряд ли могли
составить конкуренцию волкам Хашима Тачи88), но с другой стороны, Алексей
искренне верил, что плох тот роман, где нет Героя с большой буквы,
способного сокрушить всех, кто встаёт у него на пути, а потому прощал
автору эту очевидную "натяжку". В большей степени Стуколина задевало то,
что Рокотов, мягко говоря, мало разбирался в военной технике, которую
описывал. Если поначалу Алексей старался не замечать мелких ляпов,
допускаемых тут и там, то с какого-то момента они начали его раздражать,
потому что вступали в противоречие с сюжетом. Стуколин вообще был любитель
выискивать ляпы у зарвавшихся авторов, но никогда не делал трагедии из
наличия их в тексте или в фильме - в конце концов, автор может быть сколь
угодно выдающимся специалистом в какой-нибудь области, но при этом всегда
допустит промашку в другой. Однако когда большинство побед главного героя
и других персонажей напрямую зависят от плохого знания автором
существующих реалий, при чтении или просмотре возникает инстинктивный
протест. Уговаривая самого себя не придавать особого значения
нагромождению ляпов, Алексей за три дня одолел первую книгу Рокотова, но
на второй сломался, когда к огромному своему удивлению узнал, что
мобильный зенитный комплекс С-125, оказывается, вооружён ракетами на
жидком топливе89. После этого он с негодованием захлопнул роман и более к
нему не прикасался.
  Сегодня он читал другого автора, отрекомендованного издателями в качестве
действующего майора ПВО. Этот товарищ своё дело знал, и, несмотря на
некоторую шероховатость стиля, поймать его на неточностях технического
плана было нереально. Прочитав страниц десять и убедившись, что персонажам
пока ничего страшного не грозит, Алексей спрятал книгу под подушку и
погасил свет.
  Ему снилось, будто он летит на спарке "Су-27УБ", а сзади возится
премьер-министр Путин, которого пророчат в Президенты России и который всё
никак не может подбросить дров в топку. "Эй ты, живее там! - прикрикнул
Стуколин, поправляя сползающую на глаза ушанку. - Скорость падает".
"Сейчас, сейчас, - ответил премьер-министр и с грохотом уронил на пол
промёрзшее полено. - Тише ты, дурак!"
От удивления Стуколин проснулся, и тут же понял, что услышанные им во сне
слова были произнесены на самом деле, в реальности. В каюте, кроме него с
Лукашевичем, находились ещё двое. Они стояли над Стуколиным, один из них
светил фонариком, а другой - возился с мешком из парусины.
  - Я вам не мешаю? - с юмором поинтересовался Алексей.
  Двое замерли. А потом фонарик погас, и ночные визитёры разом набросились
на Стуколина. Сопротивлялся тот отчаянно: вырывался, брыкался, матерился -
но все его усилия пропали втуне, нападавшие оказались сильнее, и вскоре
Алексей был связан по рукам и ногам крепкой верёвкой, рот его был заклеен
скотчем, на голову накинут мешок, и Стуколину оставалось только мычать.
  Зашевелился разбуженный вознёй Лукашевич. Не отрывая голову от подушки, он
взглянул на фосфоресцирующий циферблат своих наручных часов и пробормотал
сонно:
  - Господи, шесть часов! Вы там все обалдели, что ли?
  - Молчи, сухопутный! - оборвал его грубый голос, и ночные визитёры
навалились теперь уже на Лукашевича.
  Через минуту всё было кончено, и двое неизвестных остановились, тяжело
дыша и утирая трудовой пот.
  - И чего это я согласился участвовать в этой идиотской затее? - спросил
сам себя один из них.
  - Ладно тебе, - откликнулся другой. - Раньше надо было думать. А если б
отказался, Василий искупал бы тебя вместе с остальными.
  Стуколин, слушавший всё это, внутренне похолодел.
  "На "Варяге" заговор! - мелькнула паническая мыслишка. - Перетопят нас в
мешках, как котят, захватят крейсер и дёрнут на нём в Америку. Блин,
получается, я проспал собственную смерть!"
Он снова замычал и заворочался, но верёвки держали крепко.
  - Смотри, вырваться пытается.
  - Ха, а ты не пытался бы?
  - Страшно ему, наверное...
  - Аж жуть. Ладно, кончай трепаться - берём первого и понесли.
  Под совместное мычание пленённых пилотов, ночные визитёры подхватили
Лукашевича на руки и, покряхтывая, выволокли из каюты.
  Когда за ними закрылась дверь, Стуколин попытался собраться с мыслями.
Алексею уже не поможешь, но нужно хотя бы попытаться спасти себя и
корабль. Он принялся интенсивно изгибаться, но добился только того, что
свалился на пол, при этом больно ударившись головой. В этом неудобном
положении он пролежал не меньше четверти часа - время Алексей всегда
определял довольно точно, и ни стресс, ни чрезвычайные обстоятельства не
могли его сбить. Потом дверь снова открылась, и в каюту вошли давешние
визитёры.
  - Ты посмотри, - услышал Алексей. - Наш Монте-Кристо пытался сбежать.
  Второй из визитёров хихикнул:
  - Не очень-то у него получилось.
  - Ладно, хватит издеваться над человеком - понесли.
  Стуколина подхватили на руки и довольно небрежно, прикладывая к углам и
косякам, поволокли по коридорам крейсера.
  "Ну вот и всё, - подумал Алексей. - Отлетался. Господи, и почему я
неверующий и даже помолиться не умею?"
Через некоторое время он понял, что его тащат наверх - на полётную палубу.
Это породило надежду. Если заговорщики хотят без шума покончить с личным
составом авиагруппы, то им следовало бы воспользоваться каким-нибудь
другим путём - полётная палуба просматривается насквозь и контролируется
ночной вахтой. Но похитители, сопя от напряжения и, видимо, не догадываясь
о соображениях Алексея, продолжали волочить его наверх.
  По тому, как разом стало свежо, Стуколин понял, что они на палубе. К
своему удивлению, он услышал громкие голоса и жизнерадостный смех.
  "Ёрш твою медь, - подумал он. - А ведь поживём ещё!"
Его пронесли шагов двадцать, бросили на палубу, сорвали мешок и скотч. От
яркого света, ударившего в глаза, - солнце в этих местах встаёт рано -
Алексей на секунду зажмурился. А когда открыл, то обнаружил, что палуба
переполнена народом - казалось, сюда собрались все члены команды "Варяга"
от старших офицеров до рядовых моряков. На самой палубе из брезента была
сооружена огромная ванна, заполненная океанской водой. И в этой ванной уже
пребывали пилоты авиагруппы в полном составе. Нельзя сказать, чтобы у них
был особо жизнерадостный вид, но и явного протеста они не выказывали.
  "Да это же Праздник Нептуна! - догадался Стуколин. - Экватор! Как же мы
проморгали?"
К Стуколину подошли два моряка, одетые довольно причудливо - в намотанные
на голое тело зелёные тряпки, с ластами на ногах. Моряки споро развязали
Стуколина и под всеобщий свист и улюлюканье забросили в ванну к остальным.
Алексей погрузился с головой, но сразу вынырнул, отплёвываясь.
  - С добрым утром, - сказал Лукашевич, оказавшийся рядом.
  - Вот сволочи, - охарактеризовал происходящее Стуколин. - А я уж решил,
что на "Варяге" мятеж.
  - Не один ты, - усмехнулся Лукашевич. - Серёга своих "тритонов" знаешь как
отделал.
  К друзьям подгрёб Золотарёв. Лицо его слева украшала свежая ссадина, губы
распухли, но вид он имел самодовольный.
  - Эх вы, доходяги! - сказал он. - С какими-то субтильными мореманами
справиться не сумели.
  - Но результат-то один,- заметил уязвлённый Стуколин.
  - Я сюда по доброй воле влез! Не то что вы. Почувствуй, блин, разницу!
  - Так, - Стуколин огляделся вокруг. - Костю вижу... Барнавели тоже тут...
и писатель... А где наши спецназовцы?
  - К ним просто так не войдёшь, - пояснил Золотарёв. - У них круглосуточный
пост и оружия полный рундук. Если захотят участвовать, сами выползут.
  Тут моряки, одетые тритонами, расступились, и к ванне приблизилось "чудо
гороховое" - Нептун. Из нормальной одежды на нём были только тельняшка и
трусы до колен, остальное - распущенные и выдержанные в зелёной краске
бинты, изображающие водоросли, борода из мочалки, корона из латуни - были
заготовлены специально к празднику. Узнать его под этим нарядом было
довольно затруднительно.
  - Что за шум? - спросил Нептун густым басом. - Что за переполох в царстве
моём?
  - Поймали нарушителей, ваше величество, - доложил один из "тритонов", в
котором Стуколин опознал Мстислава Губанова. - Экватор пересекают, а даров
не преподносят.
  - Как так? - Нептун нахмурил брови. - Непорядок.
  - Вот и мы думаем, что непорядок.
  - Что же вы, путешественники? - Нептун снова повернулся к сидящим в ванне
пилотам авиагруппы. - Законы морские не цените? Меня, царя всех морей и
океанов, водоёмов больших и малых, не уважаете? А как утоплю?
  - Рэкетир, блин, - тут же обозвался Золотарёв.
  - Кто это сказал?!
  "Тритоны" засуетились, выволокли Сергея из воды и бросили его на колени
перед Нептуном.
  - Кто таков? - грозно осведомился морской царь. - Почему непочтителен?
  - Капитан Золотарёв, - представился Сергей. - Сроду был непочтителен к
дутым авторитетам.
  - Ах ты, охламон! - рассердился Нептун. - Кого ты "дутым" назвал? - и под
одобрительные возгласы "тритонов" начал охаживать Золотарёва палкой,
играющей роль трезубца.
  - Ай, ай! - запричитал Сергей визгливым голосом. - Больше не буду, ваше
величество!
  - То-то же, - удовлетворился Нептун. - Ну сказывай, капитан, на каких
кораблях ходил, по каким морям или океанам?
  - По воздушному океану, ваше величество! - Золотарёв в карман за словом не
полез.
  - Это где такой? Почему не знаю?
  - Знаете, ваше величество. У вас над головой.
  Нептун, задрав голову, посмотрел в небо.
  - А, так ты подданный моего японского кореша Камикадзе? - обрадовался
Нептун. - У вас, мне утопленники рассказывали, какая-то заварушка с
Дядюшкой Сэмом была - чем дело-то кончилось?
  - Без бородатого анекдота шагу ступить не могут, - булькнул сидящий в
ванне Кадман.
  Его тоже вытащили из постели, и был он совсем голый и синий от холода. Без
одежды "акула пера" производила довольно непрезентабельное впечатление,
отличаясь от остальных худосочностью и слаборазвитой мускулатурой. Но
самоуверенности у него при этом не убавлялось.
  - Проиграли мы, ваше величество, - отвечал Золотарёв. - Вчистую.
  - Что ж вы, соколы? Посрамили, получается, кореша моего?
  - Так ведь слуги Дядюшки Сэма тоже под ним ходят, ваше величество...
  Закончить импровизированный спектакль Нептуну и Золотарёву не удалось. На
палубе появился вице-адмирал Долгопрудный. В своём парадном мундире,
резким контрастом выделяющемся на фоне тельняшек и зелёных тряпок, в кои
были наряжены "тритоны", он выглядел белой вороной - очень внушительной
белой вороной, надо сказать! Подойдя к Нептуну, Георгий Семёнович окинул
его юмористическим взглядом. "Тритоны" притихли, но морской царь ничуть не
испугался.
  - А это ещё что за франт? - осведомился он. - Вырядился, как на параде.
Слушай, франт, я тебя знаю?
  Долгопрудный широко улыбнулся и вдруг легко, словно не убелённый сединами
адмирал, а юноша с первого курса мореходки, встал на одно колено. Снял
фуражку и сказал:
  - Здравия желаю, царь-батюшка. Прости нас, окаянных, что нарушили твой
покой. Не гневись и не шторми.
  Нептун удовлетворённо кивнул:
  - Вот как говорить с морским царём надо! - сказал он, обращаясь к сидящей
в брезентовой ванне компании. - Учитесь, молодёжь!
  - Корабль наш называется "Варяг", - докладывал Георгий Семёнович. - Идём
под флагом старинным "андреевским", курсом в Антарктиду. На борту много
пушек имеем, чтобы врага устрашить и честь флота своего отстоять.
  - Шиза какая-то, - пробормотал Кадман. - Они хоть сами слышат, чего несут?
Стилизовать под старину, господа, тоже надо уметь!
  - Тише ты, - шикнули на него.
  - Я - капитан "Варяга", - говорил Долгопрудный, - и под моим началом
находится полторы тысячи разбойников. Пропусти нас с миром, царь-батюшка,
дай попутного ветра и низкой волны...
  - Дары будут? - деловито поинтересовался Нептун.
  - Конечно же, царь-батюшка. И вино, и сдоба для тебя приготовлены. А это
лично от меня.
  К огромному удивлению присутствующих, Долгопрудный снял с запястья часы и
протянул их Нептуну. Морской царь, по всему, растерялся пуще других, и
тогда вице-адмирал, привстав, наклонился к нему и шепнул:
  - Бери, Василий, не смущайся. Не забудь только потом в кильватер бросить.
  - Достойный подарок, - заявил Василий Рушников (а это был именно он -
скорый на всякие выдумки командир ЗРК "Кинжал"), взял часы и надел их на
руку. - Принимается!
  Окружающие зааплодировали.
  - Продолжайте, ребятушки, - сказал Долгопрудный, надел фуражку и с
достоинством удалился.
  ...В тот же день состоялись выборы Президента. В кают-компании соорудили
избирательный пункт с урной и кабинками, и к обеду все члены команды по
очереди побывали там, поставив галочки на бюллетенях. Исключения не
делалось ни для кого, даже для тех, кто считал себя гражданином Украины -
Долгопрудный по-прежнему проводил политику многонационального единства,
словно "Варяг" действительно был частью территории исчезнувшего
государства под названием СССР.
  На вечернем банкете, посвящённом экватору и Празднику Нептуна, старший
помощник Ткач озвучил результаты выборов. Как и ожидалось, подавляющее
большинство проголосовало за премьер-министра Путина. Три десятка голосов
досталось лидеру коммунистов Зюганову. Примерно такое же количество
получил популярный в "глубинке" губернатор Кемеровской области Тулеев. Два
голоса были отданы режиссёру Говорухину, и один - демократу Явлинскому.
  - Теперь начнётся, - зловеще пообещал писатель Кадман. - Будет вам небо в
клеточку!
  - Кончай злопыхать, - посоветовал командир спецназовцев Роман Прохоров,
наливая литератору первую за сегодня стопку горилки. - Давай лучше выпьем.
За экватор. И за будущее!..

  * * *
Первый айсберг члены команды "Варяга" увидели на сороковой параллели.
Многие высыпали на палубу - посмотреть на это чудо природы. Крейсер шёл на
скорости в двадцать узлов, оставляя айсберг по правому борту, и все
любопытствующие имели возможность рассмотреть подробности в бинокли.
  Айсберги южного полушария отличаются от айсбергов северного. Если от
арктической полярной шапки отламываются довольно бесформенные глыбы,
напоминающие куски льда в бокале с коктейлем, только сильно увеличенные в
размерах, то айсберги Антарктики - это целые плавучие острова со своей
экосистемой, способные бороздить океан годами, пока течение не вынесет их
к экватору. За характерную форму антарктические айсберги называются
столообразными, и именно такой повстречался "Варягу".
  - Настоящий кусочек Антарктиды, - мечтательно сказал писатель Кадман,
отнимая от глаз бинокль. - Всё-таки удивительное дело: мы стремимся в
космос, всё выше, и выше, и выше, а тут рядом, на нашей собственной
планете, целая terra incognita!
  - Ну, не такая уж incognita, - заметил Роман Прохоров, стоявший рядом. -
Кто там только со времён Беллинсгаузена с Лазаревым не высаживался90.
Станций опять же навалом.
  - Но кто читает отчёты этих экспедиций и станций? - резонно возразил
Антон. - Кому это нужно? А ведь Антарктида будет поинтереснее иных планет,
даже поинтереснее Марса, вокруг которого сейчас столько разговоров. Ведь
Марс, по большому счёту, - просто безжизненная пустыня, а в Антарктиде
когда-то существовала жизнь, и, наверняка, её фауна отличалась от фауны
других континентов в той же степени, что и фауна Австралии.
  - Вся проблема в том, что за два века тема утратила новизну, - предположил
Роман. - К Антарктиде привыкли. Сюда уже экскурсантов возят. Вот будут лет
через двести на Марс экскурсантов возить, тоже всем неинтересно станет.
  - Смотрите, дельфины! - воскликнул Кадман, вытягивая руку.
  При этом он стал похож на мальчишку, которого впервые привели в зоопарк.
  Действительно, между "Варягом" и айсбергом, высоко выныривая из воды,
продвигалась стая голов эдак в сотню. Роман посмотрел в бинокль:
  - Нет, не дельфины, - сообщил он через некоторое время - Похоже, это
пингвины.
  - Вот и ещё одна примета Антарктики, - подытожил Кадман.
  Приметы южного континента множились на глазах. Участились встречи с
айсбергами, и пилотам прибавилось хлопот: поскольку системой международной
спутниковой навигации "Варягу" было пользоваться запрещено, на них
возложили обязанности обеспечения штурманской группы крейсера свежими
океанографическими данными. Сам командир крейсера, вице-адмирал
Долгопрудный, всё чаще появлялся на мостике, чтобы взять управление на
себя. И хотя современный тяжёлый крейсер считается непотопляемым кораблём,
айсберги об этом не знают, чему подтверждением - судьба "Титаника",
которого тоже когда-то называли "непотопляемым".
  Время от времени над "Варягом" появлялись буревестники и альбатросы,
однако рёв двигателей их отпугивал, и надолго они не задерживались. Ещё
любопытствующие могли наблюдать китов и тюленей, мигрирующих с
наступлением антарктической осени. Погода, правда, заметно ухудшилась: с
юга дул резкий холодный ветер, волнение усилилось настолько, что порой
приходилось отменять плановые вылеты.
  А однажды Антон Кадман, выйдя на "крышу", стал свидетелем странного
явления. Солнце скрывалось за плотными низкими облаками, а всё вокруг было
словно подёрнуто белесой дымкой. Линия горизонта была неразличима, и
создавалось впечатление, будто бы "Варяг" находится внутри огромной
замкнутой сферы. Опустив глаза, Антон к страху своему не увидел
поверхности палубы, на которой стоял. Ему сразу вспомнились многочисленные
истории о Бермудском треугольнике и пропавших бесследно кораблях.
  - Что это? - с ужасом спросил писатель пробегавшего мимо Рушникова.
  Василий приостановился.
  - Это "белая мгла", - ответил он, улыбаясь. - А значит, мы в Антарктике...

  (Авианосец "Джон Ф. Кеннеди", Антарктика, апрель 2000 года)
Сообщение о том, что в трёхстах морских милях северо-восточнее движется
параллельным курсом авианесущий крейсер "Варяг", пришло в боевой
информационный центр ударной группировки по системе спутниковой связи
SAT-COM незадолго до того, как передовые корабли боевого охранения
пересекли пятидесятую параллель. Случилось это ранним утром, и большая
часть личного состава авианосца "Кеннеди" ещё отдыхала в своих каютах.
  Командир авианосца кэптен Уильям Перкинс объявил "тревогу" и распорядился
разбудить всех, кто, согласно "тревожному" расписанию, должен был занять
свои посты. Ещё через четверть часа в боевом информационном центре
флагмана собрались офицеры в должности не ниже командира части.
  Среди присутствующих был и командир авиакрыла Майкл Санчес. Он ещё не
знал, в чём дело, но нехорошее предчувствие уже овладело им. Экстренный
сбор походного штаба группировки мог означать только одно - "прогулка"
(как охарактеризовал экспедицию Дик Митчем) не получилась. Враг, поначалу
- виртуальный, а потому совсем не страшный - вдруг приобрёл зримые черты в
виде засветки на главном тактическом дисплее автоматизированной системы
раннего предупреждения "Аутло Шарк". А если вспомнить о том, что обычно
стоит за подобными засветками... Санчесу очень хотелось оказаться подальше
и от боевого информационного центра, и от авианосца, и от всей этой
Антарктиды, будь она навеки проклята.
  Однако, несмотря на дурные предчувствия, Майкл держался в рамках -
должность командира авиакрыла ко многому обязывает; к тому же, степень
опасности потенциального противника ещё предстояло оценить.
  Зайдя в штаб и поприветствовав собравшихся офицеров, Санчес прямиком
направился к оператору центра, отвечающему за управление воздушным
движением:
  - Доложите обстановку!
  - "Хаммер"91 в контакте с противником, - сообщил оператор. - Два дежурных
"томкэта" заняли эшелон на "угрожаемом направлении". Ещё два - в
пятиминутной готовности. Сейчас взлетает "гувер"92.
  - Отлично, - сказал Санчес. - Вы сделали за меня всю работу.
  Он повернулся к контр-адмиралу Эллисону:
  - Необходим ваш приказ, сэр. Я прошу объявить "боевое расписание".
  - Подождите, - остановил Эллисон нетерпеливого кэптена. - Они видят нас? -
спросил он у оператора.
  - Да, сэр, - отозвался тот. - Мы только что получили данные с "хаммера".
Корабль противника соблюдает режим радиомолчания, РЛС выключены, но в
воздухе постоянно находятся два самолёта. По характеристикам это -
"флэнкеры", палубная модификация93. В настоящий момент один из них
находится на удалении в двести миль от нас и на высоте в тридцать тысяч
футов - он нас видит, сэр.
  - Плохо, - сказал контр-адмирал. - Это очень плохо.
  Он взглянул на главный тактический дисплей.
  - Кто может что-нибудь сказать об этом корабле?
  - Если позволите, сэр, - поднял руку присутствовавший здесь же
"независимый эксперт" Риан. - "Варяг" - это систер-шип флагмана
российского Северного флота "Адмирала Кузнецова". Он считается
недостроенным и не так давно был продан частной компании по цене
металлолома. Государственная принадлежность его не определена. Но, судя по
тому, что он появился в этих водах и на его борту находятся "флэнкеры",
данные разведки устарели.
  - Устарели? - Эллисон даже не пытался скрыть раздражение. - Чем вы вообще
занимаетесь в своём Управлении, если о появлении на океанских линиях
нового тяжёлого авианосца мы узнаём в тот момент, когда он наводит на нас
свои пушки?
  - Никто не предполагал, что русские рискнут использовать недостроенный
крейсер и противопоставить его нашей группировке.
  - А откуда известно, что это русские? Вы же говорили, что государственная
принадлежность авианосца не определена.
  Риан повернулся к стоящему в сторонке Фоули.
  - Может быть, вы ответите на вопрос адмирала?
  - Да, сэр, - Фоули выступил вперёд. - Произошла утечка секретной
информации, сэр. Русские знают о нашей экспедиции и её задачах. Они
заинтересованы в том, чтобы помешать нам, сэр.
  - Теперь мне понятно, зачем вам понадобились личные дела экипажа, -
Эллисон нахмурился ещё больше. - И вы скрывали это от меня? Вели своё
расследование, а я ничего об этом не знал?
  - Прошу прощения, адмирал, - вмешался Риан, - но сейчас нет времени на
разбирательство. Мы должны принять решение...
  - А я не могу принять решение на основании тех данных, которыми
располагаю! - в довольно резкой форме заявил Эллисон. - Хорошо, допустим,
что это русские. Что они могут реально предпринять?
  И снова отвечать за всех пришлось Джеку Риану.
  - Очевидно, - сказал он, - в данном случае русские действуют тайно, без
официальной санкции своих властей. Если бы такая санкция имелась, они
отправили бы нам вдогонку свою собственную авианесущую группировку. А
здесь мы имеем дело с одним-единственным крейсером, вышедшим без боевого
охранения и без поддержки.
  - Вы в этом уверены?
  - Да, сэр!
  - Что ж, - задумчиво произнёс контр-адмирал, - разведка своё слово
сказала. Теперь наша очередь, кэптен, - он повернулся к ожидающему приказа
Санчесу: - Поднимите в воздух ещё два "томкэта". Кроме того, пошлите пару
из "жука"94 и "кота"95 к русскому авианосцу - нужно им продемонстрировать,
что мы готовы к ответным действиям при любом развитии ситуации.
  Майкл подумал, что при ином раскладе он с лёгким сердцем послал бы к
вражескому крейсеру пару своих подчинённых, но только не теперь - после
длительного перехода и в момент первого контакта с противником. Его просто
неправильно поймут офицеры авиакрыла, возникнет слушок, что кэптен Санчес
сыграл труса, и это раньше или позже дойдёт до старшего брата и отца.
Страшно даже представить, что навоображают себе эти вояки!..
  - Сэр! - обратился Майкл к контр-адмиралу. - Вы позволите мне лично
навестить русский авианосец?
  Эллисон окинул бравого кэптена одобрительным взглядом.
  - Разрешаю.
  - Ещё один вопрос, сэр. Цвет ракет?
  - Повесьте белые. Пусть русские увидят, что мы не шутим96.
  - Слушаюсь, сэр!
  Отдав честь, Санчес покинул боевой информационный центр и по галерейной
палубе прошёл в штаб авиакрыла. Там его дожидались командиры эскадрилий.
Майкл посмотрел на их хмурые озабоченные лица и понял, что колебаний они
ему не простят. Он прокашлялся в кулак и в нескольких словах изложил
офицерам имеющиеся у него сведения по оперативной обстановке. Те приняли
новости молча и внешне спокойно, один только Фрэд Кинг по прозвищу
Небесный Король широко улыбнулся, продемонстрировав белоснежные блестящие
зубы.
  - Приказ командира группировки, - Майкл возвысил голос. - Необходимо
нанести нашим русским друзьям визит вежливости. Ведущим буду я. Кто хочет
составить мне компанию?
  Хотели, разумеется, все, но раньше остальных успел высказать своё желание
Фрэд Кинг:
  - Если позволите, сэр!
  Отказать ему Санчес не имел оснований. Но и радости не выказал.
  - Жду вас на палубе через пятнадцать минут, - буркнул он, выходя из
помещения штаба.
  В указанное время он сам, одетый в высотный компенсирующий костюм,
вышагивал по резиновому покрытию "крыши" авианосца, направляясь к своему
"хорнету", выставленному дивизионом буксировки у самолётоподъёмника номер
3. Заняв своё место в кабине и проверив работоспособность бортовых систем,
Санчес захлопнул фонарь и повёл штурмовик к носовой катапульте правого
борта.
  Рассвет уже окрасил горизонт в ярко-алые тона, по светлеющему небу быстро
бежали облака, а слева по курсу виднелся одинокий айсберг. Чтобы
обеспечить лучшие условия для взлёта и посадки, "Джон Ф.Кеннеди" увеличил
скорость до 32 узлов и пошёл против ветра. На кормовых углах барражировал
вертолёт SH-3 "Си Кинг" с группой спасателей, готовых оказать помощь
экипажам самолётов в случае аварии или другого бедствия.
  Аккуратно подведя штурмовик к катапульте и по толчку почувствовав, что
носовая стойка шасси встала в гнездо ведущего захвата, кэптен связался с
командиром авиационной боевой части:
  - Крыша! Здесь Пустынник. К взлёту готов.
  - Взлёт разрешаю, Пустынник, - отозвался Дик Митчем. - Удачно слетать,
Майкл!
  - Спасибо, Дик.
  В это время техники в зелёных куртках, обозначающих их принадлежность к
дивизиону обслуживания взлётно-посадочного оборудования, закончили
взвешивание штурмовика, чтобы точно определить необходимое давление пара,
и оператор катапульты высветил на специальном табло номер самолёта и его
взлётную массу. За хвостовым оперением "хорнета" поднялся отражатель
газовой струи. Майкл движением РУД вывел двигатели на максимальную тягу,
отпустил тормоза и мигнул аэронавигационными огнями, в очередной раз
сигнализируя палубной команде о своей готовности. Руководитель группы
обслуживания катапульты, внимательно наблюдавший за процессом подготовки,
махнул зелёным фонарём, и оператор нажал кнопку "Пуск". С задержкой в две
секунды катапульта сработала, калиброванное кольцо страховочного штока
оборвалось, и "хорнет" с огромным ускорением помчался по катапультному
треку, развив в момент отрыва от палубы скорость в сто шестьдесят узлов.
  Оказавшись в воздухе, штурмовик чуть провалился, но, управляемый опытной
рукой, начал быстро набирать высоту. Через полминуты к нему в хвост
пристроился "томкэт", за штурвалом которого сидел лейтенант Кинг.
  - Сегодня без баловства, Фрэд, - предупредил Санчес своего ведомого по
ближней связи. - Мы должны лишь провести разведку и показать русским, что
знаем об их присутствии.
  - Слушаюсь, кэптен, - подтвердил получение приказа лейтенант. - Сегодня
"без баловства".
  Голос Кинга в наушниках шлемофона звучал бесстрастно и, казалось, не
должен был вызывать подозрений, но Майкл Санчес почему-то ему не поверил...
   
(Антарктика, апрель 2000 года)
Первым корабли американской ударной группировки заметил Руслан Рашидов.
Случилось это через три минуты после того, как "хорнет" Майкла Санчеса
взлетел с палубы "Джона Ф. Кеннеди". Тонко пискнул сигнал захвата цели, и
на панели многофункционального индикатора появилась условная карта
местности с отмеченными на ней объектами противника. Один, два, три,
четыре... семнадцать объектов! С высоты они казались сбившимися в кучу,
зоны действия радиолокационных станций накладывались друг на друга, что,
по идее, снижало боеспособность, но старший лейтенант знал, что это
обманчивое впечатление - просто принципы организации противовоздушной
обороны на суше и на море довольно сильно разнятся.
  Кто другой на месте Рашидова при виде такого количества целей мог
растеряться и запаниковать, но только не Руслан. Быстро проанализировав
воздушную обстановку, он по каналу шифрованной связи соединился с
оператором боевого информационного поста:
  - Сфера, как слышно меня, приём? На связи Сибиряк. Наблюдаю группу из
семнадцати объектов. Удаление - триста семьдесят. Направление - двести.
Семь объектов идентифицировал как военные корабли и один - как корабль
снабжения. В воздухе находятся девять птичек: самолёт дальней локации,
один "противолодочник", один вертолёт, четыре истребителя кружат над
группой, и два идут к нам.
  - Принято, Сибиряк. Мы уже видим их на дисплее.
  После довольно продолжительной паузы в эфире появился Барнавели.
  - Сибиряк, на связи Ас. Немедленно возвращайтесь на палубу. Как поняли
меня, приём?
  - Понял вас, Ас. Возвращаюсь на палубу.
  Рашидов развернул истребитель и лёг на обратный курс. Лишних вопросов он
задавать не привык.
  По истечении десяти минут полёта в горизонте, "Су-33" Рашидова появился на
траверзе "Варяга". Облетев крейсер, Руслан не обнаружил на полётной палубе
ни одного истребителя. Поскольку воздух над "Варягом" был чист, выходило,
что все машины были опущены вниз, на ангарную палубу. Предположение
старшего лейтенанта оказалось верным.
  Когда на БИП крейсера поступила информация о появлении американской
группировки, вице-адмирал Долгопрудный созвал на капитанский мостик
офицеров, возглавляющих подразделения "Варяга".
  - Так-то вот, ребятушки, - сказал он, и владевшее им лихорадочное
возбуждение заметили все присутствующие, - начинается самое интересное.
  - Я предлагаю отогнать наглецов, - тут же выступил подполковник Барнавели.
  - Мы с Костей Громовым слетаем и...
  - А вот этого не надо, - с ходу отверг Георгий Семёнович идею командира
авиагруппы. - Незачем нам провоцировать конфликт раньше времени. А средств
для того, чтобы отогнать пару истребителей, у нас и на корабле хватит.
Какие ещё будут предложения?
  - Запустить одну "триста тридцатую"97, - помедлив, сказал капитан первого
ранга Мстислав Губанов, исполнявший обязанности командира боевого
информационного поста и старшего офицера по воспитательной работе. - И
взорвать на подлёте. Полные штаны пилотам обеспечены.
  - Какие вы все, ребятушки, воинственные, - огорчился Долгопрудный. - Они
ведь нам не враги пока, а наоборот даже - геополитические союзники. Но
лишнего им знать не следует. Поэтому я предлагаю всю авиацию с палубы
убрать и начать радиоигру.
  - Это как же? - немедленно воспротивился Барнавели. - Вот так взять и
убрать?
  - Взять и убрать, - подтвердил вице-адмирал. - Пусть помучаются,
посчитают, сколько мы единиц авиации на себе нести можем.
  Приказ командира "Варяга" был выполнен в точности, и Руслан Рашидов сел на
совершенно пустую палубу. Буксировочная команда тут же отволокла его
истребитель к самолётоподъёмнику, торопливо, под окрики офицера, сложила
консоли крыльев, и "Су-33" опустился вниз, в чрево крейсера.
  Ещё через три минуты американские самолёты, шедшие на высоте двух
километров, появились в зоне прямой радиолокационной видимости.
  - Всем постам, внимание! - разнёсся по крейсеру усиленный динамиками
громкоговорителей голос Губанова.

  * * *
Командир экипажа самолёта ДРЛО Е-2С "Хоукай", под прикрытием "томкэтов"
барражирующего на высоте в двадцать пять тысяч футов от поверхности
океана, внимательно следил за продвижением пары "жук-кот" в направлении к
русскому авианосцу. Радар APS-125 производства компании "Дженерал
электрик", находящийся в дискообразном надфюзеляжном обтекателе, позволял
"высвечивать" район радиусом от ста пятидесяти до четырёхсот морских миль,
контролируя 250 воздушных объектов одновременно и выдавая целеуказание
тридцати своим перехватчикам. Сейчас воздушная обстановка была намного
"прозрачнее", но командир экипажа не расслаблялся.
  На своём контрольном дисплее он видел, как корабли боевого охранения
меняют своё местоположение относительно ядра группировки. Они
выстраивались в классический ордер98 противовоздушной обороны, а это
наставляло ход мыслей на вполне определённый лад.
  - Пустынник, здесь Ястреб-один, - обратился он к Санчесу по каналу
спецсвязи.
  - Слушаю, Ястреб-один, - откликнулся кэптен.
  - Вы входите в зону радиолокационной видимости.
  - О'кей, Ястреб-один! Спасибо за информацию.
  - Парни, подбросьте им перчика в борщ! - со смехом посоветовал второй
пилот "хоукая".
  - Постараемся, Ястреб-один.

  * * *
Когда до русского авианосца оставалось чуть больше восьмидесяти миль,
станция предупреждения о радиолокационном облучении "Магнавокс AN/ALR-50"
передала в бортовой компьютер "хорнета" информацию о мощном источнике
радиолокационного излучения, появившемся прямо по курсу. 16-разрядный
процессор обработал информацию и отправил её дальше - на
многофункциональный индикатор и в систему звукового оповещения. Заслышав
сигнал, Санчес внутренне напрягся. Когда-то на него подобные спецэффекты
не производили заметного впечатления, но с тех пор много воды утекло, а
главное - он слишком хорошо помнил, что такое ночь посреди иракской
пустыни.
  - База, здесь Пустынник, - вызвал кэптен боевой информационный центр
группировки. - Мы вступили в радиолокационный контакт с противником.
  - Принято, Пустынник. Продолжайте выполнение задания.
  Стало уже совсем светло, видимость была отличная, и, чуть наклонив нос
штурмовика, Санчес получил возможность полюбоваться на русский авианосец,
кажущийся отсюда маленькой утлой лодочкой на фоне безбрежного океана.
  - Пустынник, здесь База. Противник вызывает вас на частоте
два-один-восемь-два. Побеседуйте с ним. Но, ради Бога, не выдавайте наших
секретов!
  "Веселятся, - подумал кэптен с каким-то тёмным ожесточением. - Сидят у
себя там, под кондиционерами, кофе попивают - отчего же не веселиться?"
Разумом Майкл, конечно, понимал, что несправедлив: в БИЦе сейчас не до
веселья, а что касается отдельных шуточек, то это нормальная разрядка,
попытка хоть на немного ослабить прессинг огромной ответственности,
возложенной на офицеров штаба в этой нетривиальной ситуации.
  Помедлив, Санчес всё же протянул руку и настроил радиоприёмное устройство
самолёта на частоту 2182 килогерца, используемую на флотах всех стран для
передачи голосовых сообщений особой важности или информации, связанной с
вопросами безопасности. Кроме того, согласно международным соглашениям, на
этой волне каждые полчаса выделялось по три минуты под сигналы бедствия,
однако Майклу ни разу не довелось услышать в эфире ни "мэйдэй", ни "дэлта
эко" - он считал, что ему повезло.
  Стоило Санчесу выйти на "особо важную" частоту, как он услышал хрипловатый
мужской голос, говоривший по-английски с сильным акцентом:
  - Истребитель, вас вызывает пост связи авианесущего крейсера "Варяг".
Сообщите вашу принадлежность, ваш номер и выполняемые задачи. Ответьте,
истребитель.
  - Я слышу вас, "Варяг", - сказал Майкл, и ларингофоны, закреплённые у него
на гортани, преобразовав слова в электрические импульсы, отослали их
радиопереговорному устройству, которое в свою очередь передало ответ в
эфир.
  - Немедленно сообщите вашу принадлежность, ваш бортовой номер и
выполняемые задачи.
  Санчес переключился на канал специальной связи:
  - База, здесь Пустынник. Они запрашивают принадлежность, бортовой номер и
выполняемые задачи. Что мне нужно отвечать?
  - Отвечайте правду, - разрешил контр-адмирал Эллисон.
  - Слушаюсь, сэр, - Майкл вернулся на аварийную волну. - "Варяг", на связи
с вами находится кэптен Майкл Санчес, мой бортовой номер - один-ноль-ноль.
Я командир третьего авиакрыла Атлантического флота США, приписанного к
авианосцу "Джон Ф.Кеннеди". Совершаю разведывательный полёт в районе
дислокации авианосного ударного соединения Атлантического флота. Прошу не
мешать мне в выполнении задания.
  На "Варяге" посовещались.
  - Бортовой номер один-ноль-ноль, - вновь послышался хрипловатый голос, -
мы не будем препятствовать вашей миссии, если вы немедленно покинете зону
в пределах пятидесяти миль от крейсера.
  Санчес прищурился. Эти русские явно зарываются. В Майкле вдруг пробудилось
некое чувство, похожее на боевой задор, но он тут же подавил его,
вспомнив, кто он и где он.
  - Вы забываете, "Варяг", что здесь нейтральные воды. Мы имеем право
летать, куда захотим и когда захотим. Советую не вмешиваться, если вы не
хотите неприятностей.
  - В таком случае, борт один-ноль-ноль, мы будем вынуждены открыть
предупредительный огонь.
  Русский авианосец был уже совсем рядом. Майкл хорошо различал надстройку и
даже антенны радиолокаторов, однако длинная вытянутая палуба "Варяга"
казалась совершенно пустой.
  Санчес снова поменял частоту:
  - База, здесь Пустынник. Русские требуют, чтобы я покинул
пятидесятимильную зону. В ином случае грозятся применить оружие.
  - Выполняйте их требование, Пустынник, - распорядился Эллисон. - Свою
задачу вы уже выполнили.
  Так это и было в действительности. С одной стороны, командование
группировки показало русским, что оно заметило их присутствие и готово к
отражению внезапной атаки. С другой - пролёт пары "хорнет"-"томкэт"
спровоцировал инициацию систем противовоздушной обороны русского
авианосца, и теперь пост радиоэлектронной разведки "Джона Ф.Кеннеди"
располагал самой подробной информацией о диапазонах частот, на которых
работают локаторы "Варяга", о мощности станций, частоте повторения
импульсов и других параметрах, характеризующих корабельные РЛС. В качестве
эталона полученные данные можно было заложить в память головок
самонаведения противорадиолокационных ракет HARM AGM-88. Кроме того,
специалисты из дивизиона радиоэлектронной борьбы получили уникальный
материал для анализа и выработки соответствующих инструкций для операторов
средств РЭБ, имеющихся на кораблях группировки и самолётах авиакрыла. Со
стороны русских это был настоящий подарок, и боевые части американской
ударной группировки собирались использовать его на полную катушку.
  - Слушаюсь, сэр, выполняю требование противника, - сказал Санчес,
подтверждая, что понял приказ контр-адмирала. - Ведомый, ты всё слышал? -
обратился он к Кингу, летевшему в тысяче футов выше и левее.
  Небесный Король не ответил, и тогда Майкл забеспокоился.
  - Джокер, - обратился кэптен к ведомому по позывному, - здесь Пустынник,
как слышишь меня?
  Русский авианосец был всё ближе, и Майкл прямо-таки кожей чувствовал, как
на его штурмовике сходятся перекрестия оптических, телевизионных и
радиолокационных прицелов. А Кинг продолжал изображать глухонемого.
  - Джокер! Здесь База! - вмешался со своей стороны командир боевой
оперативной части. - Немедленно покиньте опасную зону! Это приказ!
  Но Кинг молчал. Нервы у Санчеса не выдержали, и он бросил "хорнет" на
крыло, уходя в разворот. "Томкэт" Кинга остался на глиссаде, ведущей к
русскому авианосцу, до которого было не больше двадцати миль.
  - База, здесь Пустынник. Я возвращаюсь.
  - Пустынник, что случилось с Джокером?
  - Я не знаю, База. Он идёт к русскому авианосцу.
  - Пустынник, догоните его и загляните в кабину. Возможно, Джокер находится
в беспомощном состоянии.
  Санчес едва сдержал готовое сорваться проклятие. Ему не хотелось
возвращаться туда! И ведь ясно же, что этот ублюдок, незнакомый с понятием
дисциплины, пребывает в полном здравии, а просто задумал очередную
пакость. Из-за его ублюдочных фантазий рисковать головой? Но приказ
исходил из штаба группировки, и кэптен не мог ослушаться его.
  - Будет исполнено, сэр! - сказал Майкл.

  * * *
Лейтенант Василий Рушников сидел в кресле командира боевого расчёта
зенитного ракетного комплекса "Кинжал" и внимательно наблюдал за работой
своих "апостолов". Расчёт был выдрессирован ещё в Николаеве, но Василий и
в походе подчинённым спуску не давал, устраивая учебные тревоги и задавая
сложные задачки по два раза на день. "Апостолы" стонали и жаловались, но
Рушников был неумолим.
  "Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю, - говаривал он. - Трудитесь,
братья, и воздастся вам!"
Но сегодня тревога была не учебная, а самая что ни на есть боевая.
Рушников, конечно, понимал, что два истребителя погоды не сделают, но ему
очень не хотелось стать вдруг тем крайним, на которого всё спишут, если
американцы поведут себя "неадекватно" - пусть лучше с краю кто-нибудь
другой постоит.
  - Внимание! - доложил оператор пульта телевизионно-оптического наведения.
- Вижу воздушную цель. Нет, две воздушные цели. Удаление - сорок,
направление - двести. Скорость - восемьсот километров в час.
  - Глубоко они забрались, - прокомментировал Рушников. - Добрый у нас
всё-таки командир. Но и ползут при этом... - он покачал головой. - Готов
поспорить, у кого-то из америкосов "противокарабелки" под фюзеляжем
подвешены, а, может, и у обоих - вот и боятся растрясти.
  - Расчётное время подлёта по глиссаде - три минуты.
  - Ага, - Рушников быстро прикинул в уме, сведя удаление и скорость, - Это,
значит, если они запустят "гарпун", лететь до нас железяке будет самое
большее - две минуты. Время у нас ещё есть. Хорошо.
  Вообще-то зенитный ракетный комплекс "Кинжал" создавался как полностью
автономная система. Присутствия человека на посту управления она не
требовала. Достаточно было подать команду с пульта БИП, как компьютер
комплекса тут же брал всю работу на себя, отслеживая воздушные цели и при
необходимости уничтожая их. Однако Долгопрудный был из моряков старой
закалки и с недоверием относился к всевозможным "искусственным
интеллектам", полагая, что даже плохо подготовленный и
недисциплинированный расчёт всегда даст сто очков вперёд самому
совершенному роботу, а потому требовал, чтобы в любой ситуации,
критической или нет, все находились на своих местах и выполняли свои
непосредственные обязанности. Рушников разделял его взгляды, но с одним
принципиальным отличием - он считал, что грамотному расчёту для принятия
того или иного решения не нужно ждать команд свыше (на команды свыше пусть
реагирует процессор), с поста зона ответственности "виднее", чем из БИПа,
и право на выстрел должно всегда оставаться за теми, кто может этот
выстрел сделать. В другие времена и в другой стране это назвали бы
"инициативой снизу", и хотя во все времена и в любой армии подобная
самодеятельность, помноженная на самоуверенность, всегда строго
наказывалась, и Василий не раз уже "нарывался", он всё равно продолжал
свято исповедовать этот принцип, будучи уверенным, что победителей не
судят. А в том, что он выйдет победителем из любой переделки, Рушников не
сомневался.
  - Ишь ты! - воскликнул оператор. - Взгляните, товарищ лейтенант. Ведущий
меняет курс. Да, делает вираж и уходит.
  Рушников посмотрел на экран. Всё верно. Но ведомый продолжал идти прежним
курсом.
  - Вот чёрт! - Василий покинул кресло. - Расчёт, к бою товьсь!
  - Всем постам! - донеслось из громкоговорителя. - Без приказа огонь не
открывать! Повторяю: без приказа огонь не открывать!

  * * *
Развернувшись и увеличив скорость, Санчес за двадцать секунд, показавшихся
ему вечностью, нагнал истребитель Кинга. Ещё какое-то время ушло на то,
чтобы уровнять машины и заглянуть в кабину "томкэта". Небесный Король
находился на своём месте. Более того, он помахал Майклу рукой.
  - Что ж ты делаешь, чёртов недоносок?! - крикнул Санчес. - Был приказ
штаба, чтобы мы...
  - Не надо так суетиться, кэптен, - раздался в наушниках насмешливый голос.
  - Совсем чуть-чуть осталось. Ставлю сотню, что они не выстрелят.
  - Джокер, немедленно покиньте опасную зону! - снова попытался увещевать
наглеца командир боевой оперативной части. - Вы выполнили свою задачу.
  - Я всего лишь хочу пройти над палубой, - отозвался лейтенант таким тоном,
словно разговаривал с дебилами. - Всего лишь пройти над палубой.
  - Пустынник, уходите! - разрешил командир БИЦ, и Санчес с огромным
облегчением вдавил педали, меняя курс.
  Перед тем, как оставить и русский авианосец, и "томкэт" Кинга в задней
полусфере, он успел заметить, что лейтенант, вроде бы, тоже уходит с
глиссады.
  "Неужели одумался?" - мелькнула мысль.

  * * *
- Что они за карусель устроили? - озадачился Рушников, глядя на экран
телевизионно-оптической системы наведения. - Кто-то из америкосов явно
сошёл с ума.
  Два истребителя, направляющиеся к "Варягу", действительно вели себя очень
странно. Сначала ведущий засобирался было назад, потом снова нагнал
ведомого, теперь опять отвернул, а ведомый в свою очередь пошёл в
пикирование, быстро теряя высоту.
  Только по истечении ещё десяти секунд, Василий разгадал замысел ведомого.
Он шагнул к пульту управления артиллерийской установкой АК-630М, напрямую
подключённой к ЗРК "Кинжал".
  - Товарищ старшина, встать! - приказал он оператору. - Смирно! Кру-гом!
Обойти кресло. Теперь два шага вперёд. Вот и стой до следующего приказа.
  - Нельзя же так, товарищ лейтенант, - воззвал старшина к рассудку своего
командира.
  - Можно, - отвечал Рушников. - Пока я здесь, всё можно.

  * * *
"Томкэт" Фрэда Кинга лёг на встречный курс относительно русского
авианосца, снизившись до высоты сорока футов от поверхности океана. Никто
из авиакрыла, приписанного к авианосцу "Джон Ф. Кеннеди", не рискнул бы
лететь так низко - конструкторами самолёта F-14A в подготовленных ими
инструкциях это вообще категорически запрещалось, однако для пилота,
удостоенного в среде лучших "пилотажников" Америки уважительного прозвища
"Небесный Король", не существовало ограничений или запретов.
  Находясь ниже палубы русского авианосца, "томкэт" в течение минуты
преодолел одиннадцать миль, уйдя далеко за корму "Варяга". Посторонний
наблюдатель мог бы заметить, как под фюзеляжем истребителя вскипает и
взлетает фонтаном океанская вода - результат воздействия головного скачка
уплотнения, образующегося при мгновенном торможении сверхзвукового потока.
 

  * * *
Василий Рушников не видел ни "томкэта", ни тем более буруна, образуемого
ударной волной от скачка уплотнения. Но он уже знал, как поступит
неведомый ему пилот. И был готов помешать этому.
  - Перехожу на ручное управление, - сообщил он своим "апостолам".
  - Приказа стрелять не было, товарищ лейтенант, - напомнил оператор пульта
телевизионно-оптического наведения.
  - Плевать, - откликнулся Рушников. - Вы хотите стать героями? Я сделаю вас
героями.
  - А если не хотим?
  - Тогда заставлю...

  * * *
Фрэд Кинг всё рассчитал правильно. Пока военные действия не объявлены,
русские вряд ли решатся обстрелять одиночный самолёт. В конце концов, им
противостоит целая армада, а в такой ситуации вести себя нужно очень
аккуратно. Открыть предупредительный огонь они тоже не смогут. Сверхмалая
высота, на которой Фрэд шёл, не давала русским возможности использовать
"Гонтлит"99 или "Грайсон"100, а когда он окажется над палубой, его уже
никто не успеет остановить.
  Зайдя в корму "Варяга", лейтенант развернул "томкэт", да столь лихо, что
едва не чиркнул крылом по гребню волны. Выровняв машину и полагаясь только
на собственный глазомер, Кинг погнался за идущим в южном направлении
крейсером. Удаление в начале траектории догона составляло двенадцать
миль, и поскольку Фрэд снизил скорость до 400 узлов, то на этот раз у него
ушло две минуты, чтобы оказаться в непосредственной близости от авианосца.
В кабельтове от среза кормы Кинг потянул ручку управления на себя,
намереваясь сделать "горку" и пройти над палубой. Элероны отклонились, два
двигателя TF30-414A производства канадской компании "Пратт-Уитни" басовито
взвыли, и самолёт рванул вперёд и вверх.
  ...И был встречен очередью из двадцати пяти 30-миллиметровых снарядов, с
визгом разорвавших воздух над кормой. Два из этих снарядов попали в
фюзеляж "томкэта" в районе хвостового оперения, выхватив изрядный кусок
алюминиево-титановой обшивки. Истребитель тряхнуло и повело в сторону.
Фрэд Кинг резко вдавил педаль, не давая своему самолёту потерять
устойчивость по углу крена.
  К чести лейтенанта надо сказать, что он отказался от своей авантюры в тот
же самый момент, как почувствовал удар. Кинг остался на восходящей
траектории, и это его спасло. Ревущие двигатели, развив тягу в 50 тысяч
лошадиных сил, в течение нескольких секунд вынесли его на высоту в десять
тысяч футов - за радиус действия артиллерийской установки.

  * * *
  - Есть попадание! - крикнул Василий Рушников. - Вы видели? Есть!
  Над постом управления зенитным ракетным комплексом "Кинжал" разнеслось
дружное "Ур-р-ра!"

  * * *
Когда отметки, обозначающие на главном тактическом дисплее пару
"хорнет"-"томкэт", стали наконец удаляться от стилизованного изображения
русского авианосца, командир оперативной боевой части с шумом перевёл
дыхание и промокнул платочком выступивший на лбу пот.
  - Кто был в паре с кэптеном? - спросил контр-адмирал Эллисон. - Чей это
позывной - Джокер?
  - Лейтенант Кинг, сэр, - подсказал старший офицер101. - Он возглавляет
первую эскадрилью "котов".
  - Он летал один? Без штурмана?
  - Да, сэр, он всегда летает без штурмана.
  - Когда вернётся, арестуйте его, - приказал Эллисон. - И в карцер. На трое
суток!..
  В то же самое время вице-адмирал Долгопрудный допрашивал командира БИП:
  - Кто посмел стрелять без приказа?
  - Лейтенант Рушников, товарищ вице-адмирал, - доложил Губанов, чувствуя,
как намокает рубашка под кителем. - Командир расчёта кормовой ЗРУ "Кинжал".
  - Арестуйте его, - распорядился Георгий Семёнович. - Пусть посидит на
гауптвахте. Трое суток!..



                                  ГЛАВА ШЕСТАЯ


  СМЕРТЬ СРЕДИ АЙСБЕРГОВ

  (Экватор, Атлантика, июль 1945 года)

  Капитан германской подводной лодки "U-977" Хайнц Шеффер аккуратно заточил
карандаш, открыл бортовой журнал на чистой странице и сделал первую запись:
  "Семьдесят девятый день похода. Координаты по секстану: 0(1(10( ю.ш.,
6(12(40( з.д. Экватор. Температура наружного воздуха - 43( по шкале
Цельсия. Стоит полный штиль. Облачность - ноль баллов. Идём в надводном
положении. Скорость - 10 узлов".
  Шеффер остановился, чтобы подточить карандаш: он любил, когда кончик
грифеля остр, как игла, и не крошится при нажатии. Быть аккуратным во всём
- обязанность капитана.
  "В целях экономии топлива, я, посовещавшись с офицерами, принял решение
под шнорхель102 не становиться, в течение десяти часов тёмного времени
следовать в надводном положении под одним дизель-мотором с одновременным
подзарядом аккумуляторных батарей, а остальные четырнадцать часов в сутки
- под одним электромотором - в подводном положении. По моим расчётам, мы
должны достигнуть берегов Антарктиды в середине августа и иметь при этом
остаток топлива не менее семи тонн".
  Шеффер снова остановился. Глядя на раскрытый журнал, он подумал, что, в
сущности, занимается бесполезным делом. Этот журнал никто никогда не
прочитает. Скорее всего, он оставит его там - среди льдов Антарктиды,
вместе с обитым цинком ящиком, который хранится у него в сейфе. Однако
Хайнца с детства учили, что порядок прежде всего, и Шеффер старался
следовать этому принципу даже в мелочах, невзирая на то, нужно это
кому-нибудь или нет. В конечном итоге, это было нужно ему самому, потому
что определённая последовательность действий: будь то регламентные работы,
разборка и чистка пистолета, или ведение корабельного журнала - отвлекало
и занимало, не давая депрессии и страху взять верх.
  "Экипаж отмечал День Нептуна, - записал капитан строчкой ниже. - В
надводном положении. Роль Нептуна на этот раз исполнял я сам. Было очень
весело".
  Шеффер вспомнил, как всё это происходило, и улыбнулся. Жаль только
праздник оказался сорван: в самый разгар театрализованного действа
послышался гул самолётных двигателей, экипажу пришлось занять свои места и
срочно готовить лодку к погружению. Самолёт так и не появился, оставшись
где-то за горизонтом, но настроение у всех было испорчено напрочь, и
финальное действо с купанием новичков в брезентовой ванне прошло чисто по
инерции, без энтузиазма. Этот самолёт напомнил всем, что для них война ещё
не закончилась, что будущее темно, а перспективы туманны.
  В том, что корабельный журнал никто никогда не прочитает, была и своя
прелесть. Шеффер мог позволить себе доверить этим страницам самые
сокровенные мысли и чувства, чего никогда не сделаешь, ведя обычный
журнал, который следует предъявлять по прибытии в порт. Таким образом,
журнал стал для Шеффера чем-то большим, чем просто судовой документ - он
приобретал значение мемуара.
  К примеру, пролистав несколько страниц назад, можно было найти довольно
обширную запись, посвящённую анализу причин поражения Третьего Рейха.
Будучи человеком довольно широких взглядов и не считая вождей Партии
богами, Хайнц видел причины в слабой продуманности идеологии.
Непримиримость отдельных доктрин, позволение оправдывать любые
преступления - всё это не могло вызвать сочувствия в странах, которые
теоретически готовы были стать союзниками Рейха в его борьбе с
большевизмом и сионизмом. А воевать со всем миром, на два, на три фронта -
это безумие, и неудивительно, что очень скоро наступил крах. В журнале на
примере подводного флота Шеффер указывал, что уже за два года "победной"
войны армия оказалась совершенно обескровлена - профессиональные кадры,
подготовленные ещё в 30-е годы, были выбиты, а обучение новых требовало
времени. Будь идеология более гибкой, опирайся она на разум, а не на
предрассудки - всё могло быть совсем по-другому, а война закончилась бы
несколько лет назад полной победой.
  Вот и теперь, покончив с фактами и подумав немного, Шеффер стал писать то,
что в обычный журнал не заносится:
  "Офицеры часто спрашивают меня, что мы будем делать после того, как
выполним последний приказ Адмиралтейства? Сдадимся властям или тайно
высадимся на берег, затопив лодку?
  Любая из этих возможностей имеет свои "за" и "против".
  Само по себе затопление лодки не представляет каких-либо трудностей. Но
что потом? Нам предстоит переправиться на надувных лодках на берег. Затем
- уничтожить эти лодки, чтобы они не выдали факта нашей высадки. Однако
резиновые лодки горят сильным чадящим огнём. Их невозможно сжечь
незаметно. А закопать лодки в землю с нашим инструментом тоже непросто. И
всё же предположим, что это нам удалось. Мы скажем друг другу "до
свидания" и разойдёмся на тридцать две стороны. Хотя у меня есть
родственники в Аргентине, я вооружён и могу говорить по-английски и
по-французски, но всё же плохо представляю себе, как преодолею все
трудности на долгом пути в чужой стране, будучи одетым в обмундирование
немецкого подводника. И в таком положении окажемся все мы. Достаточно
одному из нас попасть в руки полицейских, и капкан захлопнется для всех
остальных. Неизбежность такого исхода очевидна, потому что поимка экипажа
иностранной субмарины сделает честь любой полиции. После того, как мы
окажемся в руках властей, нам придётся доказывать, что наш переход через
всю Атлантику носил мирный характер. Однако без лодки доказать это будет
очень трудно. И тогда тюремное заключение экипажа на длительный срок
неизбежно.
  Теперь представим себе, что мы остановили свой выбор на другой возможности
и открыто вошли в порт. Наша совесть чиста. Доказательства налицо. Даже в
случае неудачи мы должны довольствоваться сознанием того, что сами
распорядились своей судьбой.
  Наверное, я буду настаивать на варианте добровольной сдачи. Но в любом
случае, последнее слово останется за экипажем..."
Закончив, Шеффер перечитал написанное, удовлетворённо кивнул, закрыл
журнал, положил его в непромокаемый пакет к другим документам, а пакет
спрятал в сейф, случайно задев цинковый ящик, занимавший там почти всё
свободное пространство. Потом сел чистить свой П-38. В лодке было душно и
сыро, а потому приходилось это делать всё чаще, чтобы затворный механизм и
ствольная коробка не покрылись налётом ржавчины.
  Хайнц вынул магазин, отделил ствол с затвором от рамки, утопил отпирающий
стержень, отделил ствол от затвора. Работал он механически, и мысли его
были далеки от процесса неполной разборки пистолета системы Вальтера.
Случайное прикосновение к ящику вызвало целый рой воспоминаний. Капитан
вернулся к тому дню, когда получил последний приказ и отправился в это
опасное путешествие, оставив в разбомблённом Берлине престарелую мать.
  ...Почти две недели они стояли в Киле. Командование медлило с принятием
решений. Каждый день происходили налёты американской авиации. Не встречая
организованной обороны, американцы вели себя нагло, пролетая на бреющем и
едва ли не задевая концы мачт. Однажды бомбы упали так близко от лодки
Шеффера, что чуть не перевернули её. А в другой раз штурмовики прямым
попаданием утопили субмарину однокашника Хайца - спастись не удалось
никому. И вот серым дождливым вечером на пирсе появился чёрный тяжёлый
"хорьх", из которого выбрался человек в кожаном плаще офицера СС.
Предъявив часовому пропуск, подписанный командующим флота, офицер -
оказавшийся штандартенфюрером - прошёл на лодку и заявил, что привёз пакет
с приказом. Его сразу же провели к капитану.
  "Хайль Гитлер! - сказал штандертенфюрер, заходя в каюту Шеффера. - Меня
зовут Отто Келер, и я должен передать вам приказ гросс-адмирала Дёница".
  "Рад видеть вас, господин штандартенфюрер! - отвечал Шеффер. -
Присаживайтесь. Хотите кофе?" "Не откажусь", - штандартенфюрер не без труда примостился на миниатюрном
табурете, снял фуражку и расстегнул мокрый плащ.
  Через трубу переговорного устройства Хайнц попросил камбуз приготовить две
чашки кофе и выжидающе взглянул на Келера.
  "Война скоро закончится, - сказал Келер. - И мы проиграем эту войну".
  Шеффер насторожился. Неудачное начало. Смахивает на провокацию. В
последнее время все только и говорили о решающем переломе в ходе военных
действий, к которому приведёт применение нового чудо-оружия, созданного на
секретных заводах Рейха. Во время краткосрочного отпуска в Берлин Шефферу
даже повезло оказаться в стенах одного загадочного учреждения, курируемого
СС, где ему показывали фотографии и модели необычных устройств, среди
которых был, например, "генератор лучей смерти". В том учреждении царили
приподнятое настроение и уверенность в скорой победе, несмотря даже на то,
что в городе строились баррикады, а канонада не утихала ни на минуту. Сам
Шеффер во все эти слухи не верил, полагая, что главное чудо-оружие
Третьего Рейха - это министерство Геббельса, но оно, к сожалению, не
способно остановить армады русских и англичан, рвущихся к Берлину. Неужели
его "панические" настроения стали предметом интереса со стороны "гестапо"?
Но, вроде бы, он никогда и ни с кем не делился своими соображениями на
этот счёт...
  "Мне рассказывали о вас, как о знающем капитане, - продолжил
штандартенфюрер. - У вас отличный послужной список, и вы никогда не
работали на нас. Значит, вы в точности выполните приказ своего
гросс-адмиирала".
  "На кого это я никогда не работал?" - с подозрением осведомился Шеффер.
  "На ведомство, известное под названием "Аненербе", - не стал скрывать
штандартенфюрер. - Буду с вами откровенен. Мы не можем доверять тем
капитанам, которые посвящены во многие тайны, связанные с деятельностью
нашего ведомства. У них может возникнуть соблазн нарушить данное слово,
ведь ставка в игре очень высока".
  "Что я должен буду сделать?" - спросил Хайнц.
  "Завтра вы покинете Киль и отправитесь в автономное плавание. Вы пройдёте
с севера на юг всю Атлантику и высадитесь в Земле Королевы Мод, в
Антарктиде. Там вы отыщете нашу базу и оставите в её подземном бункере
один ящик, который я вам сегодня передам".
  Келер покопался за пазухой и протянул Шефферу запечатанный конверт:
  "Здесь приказ командующего, адресованный вам лично. К нему прилагается
карта с точным указанием местоположения базы. На оборотной стороне записан
код устройства самоликвидации. Чтобы проникнуть на базу, необходимо его
отключить, а для этого требуется вручную ввести код на пульте перед
входом. Открыв дверь, вы пойдёте прямо по коридору, никуда не сворачивая.
Коридор закончится комнатой с довольно странным интерьером. Не обращайте
внимание на стены. Ставьте ящик и уходите. Закройте входную дверь и
засыпьте её камнями и снегом. Война к тому времени закончится, о чём вы
узнаете по радио. После того, как вы выполните приказ, можете считать себя
свободными от любых обязательств - поступайте, как сочтёте нужным, но не
раскрывайте место нахождения базы".
  "Всё это есть в приказе? - уточнил Шеффер. - Или я должен верить вам на
слово?" "Всё это есть в приказе".
  Матрос принёс кофе, и штандартенфюрер с благодарностью принял свою чашку.
Шеффер повертел конверт в руках.
  "Я могу узнать, что находится в ящике?" - спросил он.
  "Лучше не надо, - ответил Келер. - Если вам придётся сдаться - а вам,
скорее всего, придётся сдаться - вас будут серьёзно допрашивать. Чем
меньше вы знаете, тем меньше узнают наши враги".
  "А если лодку захватят до того, как мы достигнем Антарктиды?" "Тогда вам придётся уничтожить ящик. Лучше всего - утопить".
  "В ящике технология нового оружия?" "Нет, но там находится то, что посильнее любого оружия. Мы не сумели
воспользоваться этим, но когда-нибудь те, кто придут по нашим следам..." -
Келер замолчал, глядя перед собой.
  "Несите свой ящик, - сказал Шеффер. - Он тяжёлый? Тогда я выделю двух
матросов".
  "Спасибо за предложение, но я обойдусь".
  Вспоминая впоследствии эту встречу и разговор, Хайнц часто задумывался о
том, что штандартенфюрер Келер кого-то ему напоминает. За долгие дни
одиночного плавания он даже вспомнил кого. Году в сорок втором ему на
глаза попалась книжка, которую читал первый вахтенный офицер. Книга
называлась "Крестовый поход за Граалем" и была издана в прекрасном
переплёте с большим количеством иллюстрации. На обложке был помещён
контрастный портрет автора, и Шеффер, долго мусоливший "Крестовый поход",
запомнил его лицо. Келер был определённо похож на автора книги - ныне
слегка постаревшего, самую чуточку обрюзгшего, с ранней сединой в волосах,
но всё ещё узнаваемого.
  Впрочем, может быть, Хайнц и ошибся. Ведь в аннотации к "Крестовому
походу" было сказано, что автор погиб в 1939 году, во время экспедиции по
горам Вильден-Кайзер. Да и звали того писателя вовсе не Отто Келер, а Отто
Ран...

  (Авианосец "Джон Ф. Кеннеди", Антарктида, апрель 2000 года)
Авианосец "Джон Ф.Кеннеди" бросил якоря у безымянной бухты в десяти милях
от Берега Принцессы Астрид Земли Королевы Мод.
  Вход в бухту перекрывали два огромных столообразных айсберга, издалека
напоминавшие мощные средневековые укрепления на вершинах заснеженных гор.
За ними на восемь миль с востока на запад протянулась береговая полоса,
свободная ото льда и снега, глубиной мили в полторы.
  Тяжёлый крейсер "Варяг" остановился в сотне миль восточнее - у мыса
Седого. Такую диспозицию потенциальные противники заняли по взаимной
договорённости, достигнутой в ходе диалога между контр-адмиралом Эллисоном
и вице-адмиралом Долгопрудным, состоявшегося через час после инцидента с
"томкэтом". Эллисон извинился за выходку своего пилота и рассказал
русскому командиру, что соединение участвует в плановых учениях и
собирается высадить десант на побережье Антарктиды. При этом он намекнул,
что если "Варяг" прислан наблюдать за этими учениями, то помешать ему,
разумеется, никто не сможет, но тогда штабу тяжёлого крейсера придётся
смириться с тем, что над "Варягом" будут постоянно барражировать чужие
самолёты, а корабли боевого охранения будут заходить в его зону
отчуждения. Долгопрудный заверил Эллисона, что не собирается мешать
учениям, а только постоит в сторонке до их окончания. Консенсус был
достигнут к взаимному удовлетворению обеих договаривающихся сторон.
  Ещё до того, как "Джон Ф.Кеннеди" и другие корабли соединения застопорили
винты, оперативный штаб Центрального разведывательного управления начал
подготовку к высадке. Джек Риан торопился прежде всего потому, что в
информационный центр группировки поступил неблагоприятный прогноз погоды.
Со стороны Тихого океана приближался мощный циклон, и метеорологическая
служба Атлантического флота выдала штормовое предупреждение.
Антарктическая осень была в самом разгаре, и с этим приходилось
считаться103. На палубу были подняты вездеход и "спецсредства",
оказавшиеся на поверку комплектом для сборки компактной бурильной
установки. Всё это хозяйство вместе с отрядом морской пехоты должен был
доставить в Землю Королевы Мод грузовой вертолёт СН-53Е "Супер-стэллион".
  Авиакрыло совершало плановые вылеты. К "Варягу" никто из них больше не
приближался, но его положение и воздушная обстановка в зоне
контролировались "хоукаями". Иногда и русские поднимали в воздух свои
истребители, но тоже дистанцию блюли и повода для волнений не давали.
  Однако Санчес знал, что это кажущееся миролюбие. Русские прибыли сюда,
чтобы помешать экспедиции - и самое "интересное" начнётся только после
того, как десантирование произойдёт. Настроение офицеров авиакрыла было
боевое, и это тоже не нравилось Майклу. Он предпочёл бы, чтобы его
подчинённые меньше ершились и пореже обсуждали полёт Фрэда Кинга к
русскому крейсеру. Он хотел, чтобы все они живыми вернулись домой, а не
полегли на этом богом забытом континенте во имя каких-то невразумительных
идей. Кинг, напротив, купался в лучах славы и претендовал на роль
неформального лидера авиакрыла. Он подробным образом изучал подготовленную
разведкой флота схему тяжёлого авианесущего крейсера "Варяг" и
разрабатывал совместно с другими офицерами тактику поражения его жизненно
важных узлов. Санчеса коробило от вида того, с каким азартом его офицеры
"расчленяют" русский авианосец. Большинство из них никогда не бывали в
районе настоящих боевых действий, а те, кто бывал, оставались при иллюзии,
будто бы никто и никогда не сможет противопоставить что-либо мощи
американской ударной группировки. Ни одному из них не довелось брести ночь
по чужой пустыне под вой голодных шакалов. Санчес мог бы рассказать им,
что это такое, но не делал этого, потому что знал - его просто не услышат.
Когда-нибудь они поймут, но Майкл больше всего опасался, что понимание
может прийти слишком поздно...

  (Земля Королевы Мод, Антарктида, апрель 2000 года)
Роберт Фоули не впервые принимал участие в боевой операции с высадкой
десанта, но никогда ещё это действо не казалось ему столь похожим на сцену
из бездарного голливудского боевика.
  - Пошли! Пошли! Пошли! - орал гориллоподобный сержант.
  Морпехи посыпались из вертолёта, как горох из мешка, тут же разбегаясь в
стороны и занимая позицию для стрельбы, словно они высаживались не на
пустынный берег необжитого континента, а где-нибудь на Кубе. Связист тут
же развернул полевую рацию, хотя связь на вертолёте работала нормально. В
воздухе на небольшой высоте повисли ещё два вертолёта SH-3H "Си Кинг" с
"миниганами" в подвесных контейнерах104, обеспечивающие "огневую
поддержку". Винты этих вертолётов, вращаясь с бешеной скоростью, подняли
настоящую бурю над побережьем, и скоро стало не только ничего не слышно,
но и не видно.
  Когда вся эта суматоха наконец унялась и сержант доложил лейтенанту
морпехов, что противник не обнаружен, Риан и Фоули вышли из вертолёта. За
ними последовали и представители Госдепартамента со своими необъятными
саквояжами. "Независимый эксперт" остановился и постучал каблуком по
мёрзлой земле.
  - Чувствую себя астронавтом, - признался он Роберту. - Здесь - как на
другой планете.
  - Понимаю и разделяю ваши чувства, - сказал Фоули. - Это и есть другая
планета.
  На Земле Королевы Мод было довольно холодно, и он поёживался, пряча руки в
карманах. Лейтенант подошёл доложить Риану о состоянии дел, Джек выслушал
рапорт, кивнул и велел разбивать лагерь. "Супер-стэллион" вновь раскрутил
винты, чтобы лететь назад - за вездеходом и спецсредствами.
  - Пусто, - заметил Риан, оглядывая берег. - И это очень странно. В
середине осени на побережье обычно не протолкнуться. Пингвины, тюлени,
альбатросы. И место здесь для зверья подходящее.
  - Может быть, мы их напугали? - предположил Фоули.
  Чувствуя, что замерзает, он начал приплясывать на месте. С одеждой он явно
не рассчитал. Надо будет попросить привезти с "Кеннеди" ещё пару свитеров
и шапку потеплее.
  - А может быть, не только мы, - задумчиво обронил Риан. - Взгляните-ка,
Роберт, вам это ничего не напоминает?
  Фоули посмотрел туда, куда показывал Риан, и поначалу ничего не увидел,
кроме камней и льда. Потом, чуть изменив угол зрения и сосредоточившись,
отметил некую упорядоченность в наплывах замёрзшей грязи.
  - Боже всемогущий, - пробормотал он. - Это колея!
  - Совершенно верно, - подтвердил Риан.
  Он пошёл вдоль берега, обогнул одного из морпехов, который встал
навытяжку, и ступил в колею. Фоули нагнал его.
  - Действительно, - сказал он, останавливаясь посреди колеи, проделанной в
грязи траками тяжёлой гусеничной машины. - Наверное, эту колею оставили
ещё нацисты.
  - Вряд ли, - Риан усмехнулся чему-то своему, - потому что если это так, то
тогда придётся признать, что не мы, а нацисты придумали пить "коку" из
пластиковых стаканчиков.
  "Независимый эксперт" расколупал носком ботинка землю, и Роберт увидел,
что он прав: в колею вмёрз раздавленный красный стаканчик объёмом с
кварту, снабжённый до боли знакомой надписью "Coca-Cola".
  - Значит, здесь кто-то высаживался совсем недавно, - озвучил Фоули
очевидный вывод.
  Он выпрямился, снял специальные полярные очки и, щурясь от блеска льда под
ярким солнцем, окинул окружающую местность внимательным взглядом, силясь
отыскать дополнительные подтверждения чужого присутствия. И он их нашёл.
  - Посмотрите, а это что такое? - спросил Роберт, указывая куда-то в
сторону.
  Справа от колеи, среди серых валунов, чернел какой-то продолговатый
предмет.
  - Похоже на мешок, - отозвался Риан.
  Он махнул рукой, и двое морпехов двинулись в направлении "мешка".
Остановились над ним. Потом один из пехотинцев присел, и было видно, как
он счищает перчаткой снег. Потом он выпрямился и крикнул, чтобы оставшиеся
на колее могли его услышать:
  - Здесь тело! Мертвец!
  Едва высадившись на берег самого южного континента, всё население которого
вряд ли когда-нибудь превышало тысячу человек, экспедиция наткнулась на
человеческий труп.

  * * *
Громов, отправленный на разведку, вернулся быстро.
  - Всё в порядке, - доложил он офицерам, собравшимся в помещении боевого
информационного поста. - Они высадились на побережье. И сразу встали.
Разворачивают лагерь.
  - Интересно, - сказал Долгопрудный, - они так и будут делать вид, будто бы
нас здесь нет?
  - Они торопятся, - заметил Губанов. - По данным радиоперехвата, через два
дня начнётся шторм, и полёты будут запрещены. Судя по всему, они
рассчитывают управиться до прихода циклона.
  - Знать бы, где находится кубышка... - мечтательно произнёс командир
спецназовцев Роман Прохоров. - Уж мы бы тянуть не стали. Что по этому
поводу может сказать Институт Нематериальных Взаимодействий?
  Все посмотрели на Анатолия Дугова, который был приглашён на совещание
штаба, поскольку по факту являлся единственным человеком на "Варяге", кто
мог так или иначе предугадать действия американцев после высадки на
побережье.
  - Я не могу сказать, как долго американцы будут проводить поисковые
работы, - произнёс он, выдержав паузу, чтобы все успели проникнуться его
значительностью. - Всё зависит от того, располагают они подробной картой с
координатами хранилища или нет. В пользу первого варианта говорит то
обстоятельство, что американцы не стали проводить поиск по побережью, а
сразу высадились в конкретном месте.
  - А в пользу второго? - спросил Георгий Семёнович.
  - Ричард Берд уже был здесь, но ничего не нашёл. Однако в своём отчёте,
который стал нам недавно известен, указал эту бухту, как наиболее
перспективное место для поиска. Там, в ста метрах от берега, лежит на дне
немецкая подводная лодка довоенной постройки. Возможно, активисты ордена
"Бнай-Брит" решились воспользоваться рекомендациями Берда, и тогда
поисковые работы могут занять и неделю, и месяц, и закончатся без
определённого результата.
  - А точнее сказать вы не можете?
  Дугов подумал.
  - Я могу попытаться провести астральный поиск, - заявил он. - Но это
требует времени.
  - Астральный поиск? - Долгопрудный недоумённо воздел брови. - Что это
такое? Я вас не понимаю.
  - Кроме зримого мира существует ещё и незримый, - начал объяснять магистр
эзотерических наук. - Любое действие на материальном плане, в том числе
не совершённое, а только задуманное, находит своё отражение в незримом
мире. При определённом навыке сведения об этих отражениях можно считать и
проанализировать.
  - Я не верю во всю эту чертовщину, но если другого способа нет, -
вице-адмирал оглядел присутствующих, но те не выказали желания предложить
"другой способ", - тогда попробуйте. Вдруг что-нибудь да получится...

  * * *
Патологоанатом авианосца "Джон Ф.Кеннеди" по каналу шифрованной связи
зачитал протоколы осмотра и вскрытия обнаруженного тела. Собравшись в
штабной палатке, сотрудники ЦРУ и представители Госдепартамента слушали
его в гробовом молчании.
  - ...При осмотре тела удалось установить, что это мужчина около тридцати
пяти лет, с сильно развитой мускулатурой, погибший в результате общего
переохлаждения. Имеется особая примета - на груди вытатуирована голова
скалящегося тигра. Одежду, снятую с тела, удалось идентифицировать как
форму сил специального назначения республики Эстония. Под подкладкой
одежды обнаружены три документа. Справка, выданная Белградским
Университетом и удостоверяющая, что её подателю, российскому биологу
Дмитрию Чаркасоффу, разрешено проводить научные изыскания в притоках реки
Лим. Незаполненное удостоверение лейтенанта Армии освобождения Косова за
подписью Хашима Тачи. И паспорт на имя Николы Пияковича, гражданина Кипра,
с визами на въезд в Россию и Белоруссию.
  - Что бы это могло значить? - спросил Фоули после того, как патологоанатом
закончил чтение.
  - Наше предположение подтвердилось, - ответил за всех Джек Риан. - Здесь
кто-то побывал до нас, и среди них был этот человек.
  - Но кто это мог быть? По тем документам, которые обнаружены при трупе,
ничего определённого сказать нельзя. Эстонцы? Албанцы? Сербы? Киприоты?
Русские? Белорусы? Может быть, вы, джентльмены, сумеете ответить на этот
вопрос? - контр-адмирал посмотрел на представителей Госдепартамента.
  Джонсон-брюнет развёл руками.
  - К сожалению, сэр, мы не располагаем информацией о происхождении
найденного тела. Мы, конечно же, оформим по своим каналам соответствующий
запрос, но вряд ли стоит надеяться, что в скором времени придёт ответ на
него...
  "Ещё одна тайна, которая останется неразгаданной, - подумал Фоули. - Ну
скажите мне, как можно продуктивно работать в таких условиях?!"

  (Земля Королевы Мод, Антарктида, апрель 2000 года)
К заходу солнца высланные вперёд по чужой колее морские пехотинцы
возвратились с докладом.
  - Сэр, мы нашли котлован, - отрапортовал сержант. - В четырёх милях к югу.
Там был лагерь, но всё засыпано снегом. В котловане мы обнаружили вход в
поземное сооружение. Вход завален камнями.
  - Вы убрали камни? - спросил Риан.
  - Нет, сэр. Нам было приказано немедленно отойти.
  - Кем приказано?
  - Это я отдал приказ, - вмешался Джонсон-брюнет. - Они всё сделали
правильно, мистер Риан. Никто не сделал бы лучше.
  - А что вы прикажете делать мне? - язвительно поинтересовался "независимый
эксперт", выделив интонацией глагол "прикажете".
  Представитель Ритуальной службы Госдепартамента никак не отреагировал на
этот укол.
  - Нам пора отправляться, - сказал он. - Чем быстрее мы доберёмся до Копья,
тем лучше...
  - Вполне может статься, - не удержался от очередной реплики Риан, - что
там нет уже никакого Копья.

  * * *
- Пожалуйста, не мешайте мне, - попросил Дугов. - Я хотел бы провести
астральный поиск в одиночестве.
  - Но я должен записывать, - сказал Кадман, - чтобы потом мы имели
возможность расшифровать и проанализировать результаты.
  - В этот раз обойдёмся диктофоном, - решительно отказался магистр от
предложения "акулы пера".
  Антон и Роман остались за дверью.
  - Покурим? - майор достал сигареты.
  Они задымили.
  - Слушай, Антон, он действительно таким способом может что-то узнать? -
поинтересовался Роман. - Или это поза, чтобы весь его бред не казался
голословным?
  - Не знаю, - Кадман пожал плечами. - Может быть, способен... Ведь "тонкий"
мир действительно существует. Хотя, скорее всего, природа его совсем иная,
чем нам описывают оккультисты. Вы читали Чижевского?
  - Нет, не помню...
  - Был такой учёный в первой половине века. Доказал, что на мыслительный
процесс, на принятие решений, вообще на психику человека и даже социума
оказывают влияние макрокосмические изменения - например, вспышки на солнце.
  - Ну это известно.
  - Это теперь известно. А в начале двадцатого века...
  - Погоди, погоди. Солнечная активность - это понятно. Но как наш Великий
Посвящённый сумеет считать эту вашу "рассеянную информацию"?
  - Он вводит себя в транс, - охотно пояснил Антон. - И считывает.
  - Ох уж мне эти сказочки, - лицо Романа отражало душевное смятение. - Ох
уж мне эти сказочники!..

  * * *
Вездеход остановился на краю котлована.
  - Приехали, - сказал Риан.
  В свете головного прожектора котлован казался входом в преисподнюю.
  - Вы не подождёте нас снаружи? - попросил Джонсон-блондин. - Нам нужно
переодеться.
  Риан фыркнул.
  - Вы нас стесняетесь?
  - Можно сказать и так.
  - О'кей. Пойдём, Роберт.
  Они выбрались из тёплой кабины, захлопнули за собой дверцу и огляделись.
Морпехи под громкие команды своего сержанта разворачивали на краю
котлована новый лагерь: надували палатки, запускали дизель-генератор,
устанавливали треноги с прожекторами и антеннами, собирали биотуалеты.
  - Холодно, - пожаловался Фоули. - Не выше градуса105.
  - Пожалуй, - согласился Риан.
  Они помолчали.
  - Цель нашей экспедиции близка, - Фоули решил нарушить паузу, - а я так и
не сумел нащупать источник утечки.
  - Не утруждайтесь, Роберт, - серьёзно посоветовал Риан. - Я думаю, всё в
нашем деле взаимосвязано: утечка секретной информации, труп этого
Чаркасоффа, колея и котлован. Нельзя столько лет хранить тайну и надеяться
на то, что никто из посторонних в неё не проникнет. В конце концов, люди
умеют думать и сопоставлять. И умнейшим из них достаточно увидеть верхушку
айсберга, чтобы представить его себе весь. Розуэллский инцидент,
Филадельфийский эксперимент, убийство президента Кеннеди, наша экспедиция
- это лишь верхушки айсбергов, а вот что скрывается под тёмною водой?..
  Роберт поёжился.
  - Вам легко говорить, - сказал он, - вам не нужно писать отчёт по
возвращении.
  - А вы напишите правду, - предложил Риан.
  Роберт вздрогнул и внимательно посмотрел на Риана. Неужели он знает? Или
догадался? Но эксперт сохранял невозмутимый вид, и у Роберта сразу отлегло
от сердца: нельзя с таким видом уличать предателя.
  - Я и собираюсь написать правду, - сказал Фоули. - Вся проблема в
интерпретации.
  Хлопнула дверца вездехода. Сотрудники ЦРУ оглянулись, и Риан присвистнул.
  - Упс! - громко сказал кто-то из морпехов.
  А Роберт промолчал, с отвисшей челюстью разглядывая приближающихся
Джонсонов.
  Сказать, что они были одеты причудливо, значит, ничего не сказать. Основу
их "карнавального" наряда составляла длиннополая бесшовная туника
небесно-голубого цвета, перехваченная широким поясом и отделанная каймой
из множества золотых колокольчиков, которые позвякивали при ходьбе. Поверх
туник представители Госдепартамента надели жакеты, сшитые из нитей
красного, синего, пурпурного и белого цветов. На каждом плече имелось по
огромной пуговице из незнакомого Роберту слоистого поделочного минерала,
на которых были выгравированы какие-то надписи. Спереди, на груди,
Джонсоны повесили прямоугольные золотые пластины, на каждой из которых в
углублениях были закреплены большие драгоценные камни. Фоули показалось,
что эти камни светятся в полумраке, окружающем вездеход, испуская
призрачное холодное сияние. Довершали наряд головные уборы - белые
колпаки, на которые были водружены золотые короны из трёх колец,
увенчанные шишечкой в форме распустившегося цветка.
  - Поскольку до Хэллоуина далековато, - сказал Джек Риан, нарушив всеобщее
молчание, - возьмусь предположить, что мы станем свидетелями какого-то
ритуала?
  - Вся наша жизнь - ритуал, - спокойно отозвался Джонсон-брюнет.

  * * *
  - Чего-то он долго, - заметил Роман, поглядывая на часы.
  Кадман, слегка нервничая, пожал плечами:
  - Никогда нельзя сказать, сколько ему понадобится. Может, полчаса. Может,
час. Может, сутки.
  - Тогда какой во всём этом смысл?
  Дверь, ведущая в каюту Дугова, внезапно распахнулась, и магистр появился
на пороге. Анатолий Викторович был бледен, как смерть, его трясло, и чтобы
удержать равновесие, он ухватился рукой за косяк. В воздухе
распространился отчётливый запах пота.
  - Что случилось?! - Роман ухватил магистра за плечи.
  - Они... там... - просипел Дугов. - Подземелье... открыли вход... одеяние
Славы... скиния... открыли вход...
  - Это правда? - Прохоров сильно встряхнул Анатолия Викторовича, тот не
сопротивлялся. - Они уже на базе?
  - Да! - выдохнул Дугов, и глаза у него закатились.
  - Помоги, - сказал майор Антону.
  Вместе они донесли Дугова до кровати. Роман пощупал сонную артерию
магистра.
  - Пульс учащённый, - сообщил он Антону, - но жить будет. Пусть пока здесь
полежит, а нам пора двигать.
  - Куда? - встрепенулся Кадман.
  - Понимаешь, Антон, - проникновенно сказал майор, - я в разную
чертовщину-бесовщину не верю, но если ничего другого у нас нет, придётся
довольствоваться и этим. Пойду собирать ребят.
  Уже через пятнадцать минут отряд спецназовцев, руководимый Прохоровым,
грузился на транспортно-боевой вертолёт "Ка-29ТБ". В свете прожекторов
сверкали улыбки: "ребята" истосковались по настоящему делу.
  - Держи пять, писатель, - Роман протянул Кадману руку. - Надеюсь, ещё
увидимся.
  - Когда вас ждать? - Антон повысил голос, чтобы перекричать вой
раскручивающихся турбин.
  - До Второго Пришествия возвратимся, - смеясь, пообещал майор.
  Потом козырнул шутливо и запрыгнул в нутро "вертушки", откуда выглядывали
спецназовцы в белых маскхалатах.
  Под рёв двух газотурбинных двигателей ТВ3-117В мощностью в две тысячи
лошадиных сил "Ка-29" поднялся в воздух. Антон Кадман, стоя на палубе,
помахал ему рукой. Литератора почему-то не оставляло тревожное
предчувствие. Ему показалось, что он видит Романа Прохорова в последний
раз, и Антон суеверно сплюнул через левое плечо.

  * * *
- Сообщение с "хаммера", - доложил оператор пульта связи боевого
информационного центра. - Низколетящая воздушная цель! Пеленг - 80,
удаление - 96, высота - сто пятьдесят футов. Скорость - 120 узлов.
  - Вертолёт? - встрепенулся контр-адмирал Эллисон. - Этого нам только не
хватало. Разведка может дать более точную характеристику русскому
вертолёту?
  Вахтенный офицер разведки схватился за трубку аппарата внутренней связи,
быстро переговорил с постом РЭР, после чего повернулся к Эллисону:
  - Судя по параметрам движения, сэр, мы можем предположить, что перед нами
"Хеликс-Би". Это военно-транспортная модификация русской машины "Ка-27".
Способна перевозить до шестнадцати десантников.
  Эллисон нахмурился.
  - Скверно. Это очень скверно. Свяжитесь с экспедицией. Узнайте, насколько
они продвинулись.
  - Они уже внутри базы, сэр.
  - Очевидно, русские как-то разнюхали об этом, - он повернулся к командиру
информационного центра. - Какие будут предложения?
  - Мы могли бы отогнать их, сэр, - сказал командир БИЦ. - Можно выслать
"жука". Пусть он пару раз встряхнёт русских воздушной волной. Таким
образом мы дадим им понять, что их присутствие в нашем квадрате
нежелательно.
  - Что скажет командир авиакрыла? - Эллисон повернулся к Санчесу.
  - Я не хотел бы обострять обстановку, сэр, - Майкл подтянулся. -
Антарктида принадлежит всем, сэр. Русские имеют право высаживаться где
угодно и когда угодно.
  - Мне это известно, - кивнул Эллисон. - Я хочу услышать ваше мнение
относительно предложенной акции.
  - Это ничего не даст, сэр. Русские снизятся до предельно малой и уйдут от
"хорнета".
  - Но не сбивать же нам их в самом деле... - Эллисон задумался. - Кто у нас
сейчас в воздухе?
  - Два "томкэта" и два "хорнета", сэр, - отрапортовал Санчес. - Ещё два
"кота" находятся в пятиминутной готовности.
  - Пошлите кого-нибудь из них к этому чёртову вертолёту. Будем надеяться,
что русские одумаются.
  - Слушаюсь, сэр! - подтвердил получение приказа командир боевого
информационного поста и взял в руки микрофон.

  * * *
Лейтенант Сэм Андерсон (бортовой номер "104", позывной - Баскетболист)
служил в авиации ВМФ уже шестой год, но, как он считал, ещё ничего не
успел сделать в своей жизни. Получив распределение в часть, находящуюся в
резерве, он был искренне расстроен и мучался вопросом, почему так
произошло. Служил он честно, звёзд с неба не хватал, но был на хорошем
счету, а тут вдруг такая неудача. Самое же печальное заключалось в том,
что все рапорты лейтенанта с просьбой перевести его из резерва в
действующее авиакрыло, возвращались с резолюцией "Отказать" - впору было
задуматься о заговоре командования, направленном против лейтенанта лично и
ставящем целью лишить его возможности проявить себя и сделать карьеру.
Подлинная же причина была столь же прозаична, как монета достоинством в
один доллар.
  После смотра выпускников Командующий авиацией Атлантического флота спросил
у начальника училища:
  "А что это там был за дылда во главе строя?" "Курсант Сэм Андерсон!" - доложил начальник училища.
  "На девушку похож, - заметил Командующий. - Ресницы, щёки, губы. Он их не
красит? Может, он гей?" "Не замечен", - немного подумав, отвечал начальник училища.
  "Геи, они скрытные, - покивал Командующий. - Отправьте его в резерв. Нам
на флоте геи не нужны".
  В те времена в Америке как раз шла дискуссия на тему, можно ли официально
разрешить гомосексуалистам служить в действующих войсках. Командующий
авиацией Атлантического флота был из наиболее ярых противников этой идеи и
исповедовал принцип, сформулированный генералом армии и героем "Бури в
пустыне" Норманом Шварцкопфом: "Когда солдат идёт в бой, он должен быть
спокоен за свой тыл". Начальник училища не посмел ослушаться.
  Так, волею несчастливой звезды, под которой довелось родиться Сэму
Андерсону со своей "девичьей" внешностью, он навечно был "сослан" в
резерв, где ему и предстояло прозябать до отставки.
  Хотя Сэм и не знал подлинной причины столь презрительного отношения к нему
со стороны командования флотом, он чувствовал, что эта экспедиция - его
единственный и, скорее всего, последний шанс хоть как-то вырваться за
пределы порочного круга. Нужно было совершить нечто такое, после чего о
нём заговорят все, и тогда, может быть, старшие офицеры пересмотрят свою
позицию и дадут ему возможность стать кем-то большим, чем он есть сейчас.
  Однако для того, чтобы "совершить нечто", требуется экстремальная
ситуация, а контр-адмирал Эллисон явно был настроен на то, чтобы подобные
ситуации гасить в зародыше. Лейтенант Андерсон уже начал терять надежду,
когда поступил этот приказ - следовать курсом "юго-восток" на перехват
русского "хеликса".
  Сэм сразу понял, что дело пахнет жареным. Он уже слышал о том, что
специальная группа высадилась на берег и, вроде бы, что-то там обнаружила.
Увязать одно с другим не составило особого труда. Если русские послали
транспортный вертолёт, значит, они хотят помешать специальной группе. И,
значит, русских необходимо остановить.
  Когда Андерсон поменял курс своего "хорнета", сердце его учащённо
забилось, а руки, затянутые в перчатки, чуть тряслись от возбуждения. Это
был не просто шанс - это был Шанс с большой буквы.
  Пользуясь наводкой с "хоукая", Сэм легко отыскал вертолёт противника.
Снизил скорость до предела и, как приказывал командир боевого
информационного центра, прошёл на небольшом удалении от "хеликса", чтобы
воздушная волна как следует встряхнула его. Русские, конечно же, заметили
его, но не отвернули, продолжая лететь на прежней высоте и скорости.
  - База, здесь Баскетболист, - обратился лейтенант к командиру БИЦ. -
Русские никак не отреагировали на мой пролёт. Прошу разрешения открыть
предупредительный огонь из пушки.
  В штабе посовещались.
  - Мы не даём разрешения на предупредительную атаку, Баскетболист, - сказал
наконец командир информационного центра. - Повторите манёвр.
  Андерсон стиснул зубы. Из-за нерешительности контр-адмирала Шанс ускользал
у него из рук.
  - Вас понял, База. Повторить предыдущий манёвр.
  На этот раз Сэм провёл свой "хорнет" гораздо ближе к несущему винту
"хеликса", рискуя зацепить его. Он очень надеялся, что спутный поток,
образующийся за фюзеляжем штурмовика, приведёт к срыву на лопастях
вертолёта, и тот потеряет устойчивость. Но и этого не произошло. "Хеликс"
только снизился ещё больше, опустившись к самой воде.
  - База, здесь Баскетболист. Манёвр завершил. Русские идут прежним курсом.
Прошу разрешения открыть предупредительный огонь из пушки.
  На этот раз микрофон взял сам Эллисон.
  - Баскетболист, я даю разрешение открыть предупредительный огонь из пушки.
Но будь очень аккуратен, сынок, не задень его. Если хоть один снаряд
попадёт в "хеликс", здесь начнётся чёрт знает что. Ты понял?
  - Да, сэр.
  На самом деле Андерсон мечтал о том, чтобы здесь началось "чёрт знает
что", но, разумеется, оставил эти свои мечты при себе.
  Снова развернув штурмовик, Сэм прикинул угол упреждения и дал длинную
очередь из шестиствольной пушки М61А1 "Вулкан", целясь в пространство над
пилотской кабиной. Русские не дрогнули и на этот раз.
  Маневрирование рядом с вертолётом, скорость хода которого заметно ниже
скорости сваливания любого тяжёлого истребителя, изрядно утомила Сэма. Он
снова запросил штаб, чтобы сообщить командованию неутешительные новости.
  - База, здесь Баскед... - начал было он уставное обращение, но в этот
самый момент увидел яркие вспышки.
  Картинка промелькнула, но она навсегда запечатлелась в памяти Сэма
Андерсона: темнота, габаритные огни вертолёта и вспышки выстрелов.
  - База, в меня стреляют! Прошу применить ракеты, База!
  - Уходите, Баскетболист, - приказал контр-адмирал. - Слышите? Уходите
оттуда немедленно.
  Лейтенант хотел уже вдавить педаль, чтобы лечь на обратный курс к
авианосцу, но остановился. В самый неподходящий момент он вспомнил, с
каким восторгом обсуждалась в кают-компании мальчишеская выходка Фрэда
Кинга по прозвищу Небесный Король. Он ослушался командующего группировкой,
попал за это в карцер, но стал героем. Если это не слава, то что тогда
слава?
  "Обо мне будут говорить, - подумал лейтенант. - Обо мне все будут
говорить. И когда-нибудь..."
Он всё-таки вдавил педаль, но только для того, чтобы развернуться
навстречу русскому вертолёту.
  Андерсон поймал "хеликс" в прицельную рамку и дал целеуказание головкам
самонаведения ракет.
  - Уходите, Баскетболист! - повысил голос Эллисон. - Я приказываю вам
возвращаться!
  - Поцелуй мне задницу, - пробормотал Андерсон и запустил "Сайдвиндер".
  Ракета ближнего боя AIM-9M "Сайдвиндер" сошла с пилона, расположенного на
конце правого крыла штурмовика, и через девять секунд полёта врезалась в
"хеликс". Расстояние было столь невелико, что у ракеты не успел даже
сработать неконтактный лазерный взрыватель, и боевая часть сдетонировала
уже внутри корпуса русского вертолёта.
  Ещё через четыре секунды пылающий остов "хеликса" рухнул в воду. Из
двадцать человек, находившихся на его борту, не уцелел никто...


  ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  "ВРАГУ НЕ СДАЁТСЯ НАШ ГОРДЫЙ (ВАРЯГ(..."

  (Эстония, сентябрь 1999 года)

  Внезапный интерес, который проявил Таллинн к скромному 96-летнему
пенсионеру Отто Раннету, очень последнему не понравился. Более того, этот
интерес его напугал.
  Девятнадцать лет назад невысокий, сухой, но по виду ещё очень крепкий
старик появился в маленьком русском городке Силламяэ, переехав туда из
Кохтла-Ярве по обмену квартир. Поселился он в доме на улице с простым и
честным названием Береговая. Окно его однокомнатной квартиры смотрело на
Финский залив, и по вечерам он частенько сидел за ним, раздвинув шторы и
наблюдая закат.
  Отто Раннет почти не говорил по-русски. В Силламяэ, где русских было
подавляющее большинство (настолько подавляющее, что эстонский язык
изучался только в одной из четырёх имеющихся школ), это позволило ему
оставаться в стороне от общества, чего он и добивался с самого начала.
Соседи быстро привыкли к молчаливому, себе на уме, эстонцу и, посудачив
немного, забыли о нём. Только раз в месяц к Отто Раннету приходила
девушка-почтальон с сорока рублями пенсии, которую эстонец тратил скупо,
во всём себе отказывая.
  Однажды летом мальчишки из соседней парадной забросили в открытую форточку
квартиры Раннета "дымовуху" - подпалённую полистироловую расчёску.
Неизвестно, на какую реакцию престарелого эстонца они рассчитывали, но
дальнейшее выглядело так. Из форточки повалил едкий дым, окно
распахнулось, и, проявив невиданную прыть, пенсионер перепрыгнул через
подоконник, упал на газон и быстро-быстро пополз на коленях, крича: "Нихт
шиссен! Нихт шиссен!" и прикрывая голову руками. Расшалившаяся ребятня
была в полном восторге от своей проделки, но этот внезапный спектакль
продолжался недолго, ползущий старик сильно ударился коленкой о камень,
замер, отнял руки от головы и непонимающе огляделся вокруг. Потом его
взгляд стал более осмысленным, старик с чувством произнёс непонятное слово
"шайзе" и поднялся на ноги. Расчёска почти уже дотлела, дым развеялся, и
хотя воняло всё ещё преотвратно, эстонец не стал устраивать скандала и
выяснять, кто виноват - отряхнув колени, он вернулся домой.
  Юные проказники, подбросившие "дымовуху", разумеется, любили книжки о
разведчиках-контрразведчиках, но тогда никому из них и в голову не пришло
задуматься, а какое, собственно, отношение имеют словосочетания "Нихт
шиссен" и "Шайзе" к эстонскому языку. Что, впрочем, объяснимо: в их школе
этот редкий язык не преподавали, а в "немецкую" группу ходили одни
девчонки.
  В мае 1984 года добровольное уединение Отто Раннета снова было нарушено.
Ученикам шестого-а класса школы номер один Антоше Кадману, откликающемуся
на прозвище Кад, и Олегу Филиппову, обижающемуся на прозвище Филиппок,
учительница литературы и классный руководитель Ларина Клавдия Николаевна,
называемая за глаза Ларкой, поручила разобраться к празднику Великой
Победы с "подшефными" ветеранами. Разнарядку на шефство спустили из ГорОНО
ещё два года назад, но только теперь потребовали отчёта. Антон и Олег
взялись за дело без энтузиазма: любое поручение, исходящее от Ларки, они
воспринимали как неизбежное зло, от которого лучше было бы "отвертеться",
но если уж не получилось...
  Выписав из журнала "Общественная нагрузка" фамилии и адреса подопечных,
ребята отправились в поход по квартирам, выдавая везде стандартный
словесный набор типа: "Здравствуйте! Мы из школы номер один. Наш класс
взял над вами шефство. Поздравляем вас с наступающим праздником. Не нужна
ли вам какая-нибудь помощь?" Ветераны в общем и целом встречали их
дружелюбно, поили чаем и рассказывали о ратных подвигах - школьники
внимали, ставили галочку в блокнот и двигались дальше. За два вечера они
практически выполнили поручение Клавдии Николаевны, оставив на закуску
нелюдимого эстонца. Олегу Филиппову идти к этому эстонцу очень не
хотелось. Дело в том, что он был одним из тех проказников, которые
подбросили "дымовуху", и теперь опасался, как бы Отто Раннет его не
опознал.
  "Давай не пойдём, - ныл он. - Скажем Ларке, что были у него - она всё
равно проверять не станет".
  Но Антон, которому в недалёком будущем предстояло стать "акулой пера" и
хроникёром НИИ Нематериальных Взаимодействий, ещё в юности отличался
повышенной социальной ответственностью. А потому он совершенно
проигнорировал аргументы Филиппка. Кроме того, чего уж скрывать, Антон
кое-что слышал о загадочном эстонце, и в голове школьника зрел некий
сюжет, десять лет спустя переложенный на бумагу и опубликованный в виде
рассказа "Чёрная тетрадь" в питерском еженедельнике "Спутник".
  Они заявились к Отто Раннету около девяти вечера, когда на улице совсем
стемнело. Пришлось долго звонить в дверь, а потом ещё ждать, когда
пенсионер изучит нежданных гостей в глазок и справится с тремя замками
(интересно, зачем ему столько?). Наконец дверь приоткрылась, и над
натянувшейся поперёк проёма цепочкой появилось изборождённое морщинами
лицо.
  "Кто ви такие?" - с сильным акцентом спросил эстонец.
  "Здравствуйте! - заторопился Антон. - Мы ученики шестого-а класса школы
номер один. Мы к вам по поручению. Наш класс шефствует над вами. Мы хотим
поздравить вас с праздником Великой Победы над немецкими захватчиками. И
хотим спросить вас о трудностях... Меня зовут Антон Кадман. А его зовут
Олег Филиппов", - добавил он в заключение, тут же сообразив, что с этого
следовало начинать.
  Изучающий взгляд эстонца, который терпеливо слушал всю эту белиберду,
вдруг остекленел. Это было настолько неожиданно и страшно, что Антон даже
отпрянул.
  "Как ти сказать?" - проблеял старец. - Кацман?" "Нет, я Кадман, - поправил Антон. - Не Кацман, а Кадман".
  Дверь с треском захлопнулась, а Филипок, прятавшийся за спиной Антона,
облегчённо вздохнул.
  "Сумасшедший какой-то", - сказал он Антону.
  Но тут дверь снова открылась - хозяин просто-напросто снимал цепочку.
  "Прахатите, ученики шестоко-а", - сказал загадочный эстонец, отступая
вглубь квартиры.
  Не без робости двое ребят вошли в полутёмную прихожую. В те времена
внутреннее убранство советских однокомнатных квартир было достаточно
типовым: палас на полу, пошлый ковёр на стене, люстра из поддельного
хрусталя под потолком, шкаф из двух секций, стоящий поперёк и разделяющий
комнату на две части - "гостиную" и "спальную". Ничего подобного школьники
здесь не увидели. Интерьер квартиры Отто Раннета был скромен и
по-солдатски прост: голый, но отмытый до блеска пол, идеально заправленная
односпальная кровать, простой шифоньер, обои в цветочек. Поражало полное
отсутствие какой-либо бытовой техники: не наблюдалось ни телевизора, ни
радиоприёмника, словно старый эстонец совершенно не интересовался тем, что
происходит в мире. Ещё внимание Антона привлекла непонятная картинка,
висевшая над кроватью - старинная гравюра, изображающая двух людей:
мужчину в рыцарском облачении, стоящего на мраморной лестнице в
театральной позе с копьём в правой руке и чашей - в левой, и женщину,
ступенькой ниже, одетую как простолюдинка, преклонившую перед ним колени.
  "Сатитесь, ученики шестоко-а, - Отто Раннет предложил школьникам две
деревянные табуретки. - Сатитесь и раскасывайте, кто вас присылал".
  Филипок, потупившись, смотрел в пол и явно не горел желанием общаться с
эстонцем. Антон повторил уже сказанное, добавив к своим словам только
ссылку на Клавдию Николаевну и ГорОНО.
  Пенсионер задумался, а потом спросил:
  "А почему Клафтия Николаефна решила, путто я есть фетеран?"
Антон опешил.
  "А разве вы... не ветеран?" "Нет, я не фетеран".
  "А где вы были... что делали во время войны?" "Я пыл в концлагерь. Красная Армия асфапатила меня".
  В подтверждение старый эстонец закатал рукав и продемонстрировал
подросткам синие цифры, вытатуированные на предплечье. Антон и Олег
озадаченно переглянулись.
  "И вы совсем не имеете никаких орденов?" - уточнил Антон.
  "Нет, не имею ортеноф", - подтвердил пенсионер.
  Антон спрятал извлечённый было блокнот в карман и встал.
  "Тогда извините, - сказал он разочарованно, - мы, наверное, пойдём..."
Раннет тоже привстал и вдруг, вытянув руку, цепко ухватил Антона за
локоток.
  "И перетафай Клафтии Николаефне, - произнёс он, растягивая слова пуще
прежнего, - я не фетеран, а пыфший заключаемый фашистоф".
  "Я обязательно передам", - пообещал Антон и, разумеется, выполнил своё
обещание.
  Возможно, что это мимолётное посещение обители нелюдимого эстонца
учениками шестого-а класса было единственным достаточно тесным контактом
Отто Раннета с жителями Силламяэ, и такое положение вещей сохранялось бы
до сих пор, если бы в один прекрасный день вся Прибалтика не возжелала
независимости и не началась эпоха перемен, спутавшая линии судеб миллионов
людей.
  Первоначально жители Силламяэ с энтузиазмом восприняли идею
государственной независимости: в начале 90-х многим казалось, что все
проблемы связаны с Москвой, достаточно сделать решительный шаг, и жизнь
немедленно придёт в соответствие с лучшими европейскими стандартами.
Однако очень скоро стало ясно, что, возможно, кто-то в Эстонии и будет
жить по европейским стандартам, но только не русские, которых в первые же
дни после самоопределения прибалтийских республик записали в "лица без
гражданства", лишили пенсий, льгот, права на трудоустройство. Разумеется,
тут же началось новое брожение умов - теперь уже направленное на возврат в
состав России.
  Всё это мало касалось Отто Раннета до того самого момента, когда
подвыпившие ребята, названные в полицейском протоколе "русскими
националистами", не перебили все стёкла в окнах его квартиры, выкрикивая
при этом "лозунги, призывающие к разрушению государственности и свержению
существующего строя". Дело получило широкую огласку. Таллинн давно
собирался окоротить "русофилов" Силламяэ, не доставало только повода. Из
центра прибыла целая следственная бригада и развернула кипучую
деятельность. В первый (но, к сожалению, не в последний) раз Отто Раннет
оказался в центре внимания. И хотя ничем существенным помочь следствию он
не мог, его раз за разом вызывали на допросы. Наконец были произведены
аресты и состоялся суд. Раннет на суд не пошёл, хотя ему и прислали
повестку - он надеялся, что теперь, после окончания дела, ему дадут
вернуться в тень. Он ошибался. Не прошло и года, как на его скромную
персону вновь обратили внимание.
  Однажды жители улицы Береговая были привлечены появлением кавалькады
"иномарок" с мигалками, сопровождаемой полицейскими на мотоциклах - по
всему, в город прибыла большая шишка. Кавалькада остановилась у дома, где
жил Отто Раннет. Из головной машины вышли двое в шляпах и узких
длиннополых плащах, осмотрели подъезд и прилежащие территории, после чего
сопроводили к Раннету некоего солидного господина, одетого довольно
примечательно - в чёрный френч полувоенного покроя с серебряными
позументами в виде меандра из переплетённых свастик. Господин представился
озадаченному Раннету как замминистра культуры Эйно Парве и повёл разговор
о необходимости возвращения к корням, о возрождении древних традиций,
сметённых большевиками, об исторической справедливости и борьбе с
"недочеловеками", претендующими на мировое господство.
  Старый эстонец выслушал замминистра внимательно, не перебивая, но потом
спросил, а к чему собственно господин Парве ему это рассказывает, ведь он,
Отто Раннет, вряд ли чем-нибудь сможет помочь делу возрождения древних
традиций.
  "Ну как же, господин Ран? - замминистра изобразил удивление. - Ваше
славное прошлое, ваши заслуги могут стать примером для нового поколения
эстонцев".
  "Вы, наверное, меня с кем-то перепутали, - заметил пенсионер. - Моя
фамилия Раннет, а не Ран".
  "Я понимаю ваши опасения, господин Ран, - замминистра подмигнул
заговорщически. - Но вам нечего больше бояться. В новой Эстонии уважают и
ценят таких как вы. Мы нуждаемся в вас, в ваших знаниях и в вашем опыте".
  "Вы меня с кем-то перепутали", - стоял на своём пенсионер.
  Эйно Парве был явно разочарован несговорчивостью Раннета, но виду не
подал, а очень вежливо попрощался, пожелал здоровья и долгих лет. После
его отъезда для старого эстонца началась новая жизнь.
  Во-первых, к Раннету стала приходить обширная корреспонденция. Журналы,
газеты, письма. Все - с определённым уклоном. Например, раз в месяц в
почтовом ящике обнаруживался богато иллюстрированный немецкий журнал "Das
Schwarze Korps", посвящённый истории СС и Третьего Рейха. Не менее раза в
неделю появлялась газета "Vril" - печатный орган эстонской
национал-социалистической партии. Среди писем преобладали восторженные
послания от прыщавых юнцов, натянувших от большого ума чёрную униформу и
считавших Раннета чуть ли не своим духовным вождём. Сразу возникал вопрос,
кто снабдил их адресом. Пенсионер рвал эти послания, не читая, и, добавляя
их к кипе неонацистской периодики, отправлял в мусорное ведро. Впрочем,
несколько писем всё же привлекли его внимание и заставили крепко
задуматься. Они были подписаны неким Юханом Мяльком, директором Музея
древней истории стран Балтии. В этих письмах, удостоверенных огромными
печатями, Мяльк просил господина Раннета посодействовать в розыске "ценных
предметов старины", принадлежащих эстонскому народу и утерянных в ходе
Второй мировой войны. Что это за предметы, директор Музея древней истории
не уточнял, но письма свои присылал с завидной регулярностью.
  Однако по-настоящему Раннета напугала надпись, сделанная красным маркером
на двери его квартиры одной тихой ночью. Надпись гласила: "Смерть
фашисту!" и имела подпись "Мосад". Несмотря на то, что слово "Моссад"
пишется через два "с", да и сама эта организация предпочитает не
афишировать свои намерения, Отто Раннет почувствовал себя обложенным со
всех сторон. Он не знал, что надпись сделал Олег Филиппов - тот самый
"ученик шестого-а класса", подросший, дослужившийся до звания лейтенанта
полиции, обременённый женой и двумя детьми, но так и не сумевший
избавиться от потаённого страха перед старым эстонцем, причин которого
давно уже не помнил. Его дурацкая и совершенно подростковая выходка стала
последней каплей, переполнившей чашу, и нелюдимый пенсионер сорвался с
насиженного места.
  Отто Раннета арестовали 10 сентября 1999 года в Нарве при попытке
приобретения фальшивого паспорта с вклейкой, разрешающей свободный выход в
Ивангород. При личном досмотре у него были изъяты пистолет П-38 системы
"вальтер", пять тысяч долларов крупными купюрами старого образца, десять
бриллиантов по четыре карата и старинная гравюра, изображающая рыцаря с
копьём и чашей и женщину, стоящую на коленях.
  Вместе со всем изъятым Раннета доставили в Таллинн - на роскошную виллу в
пригороде, окружённую высоким забором, с охраной и собаками. Там его
посадили на металлический стул, установленный в центре совершенно пустой
комнаты с обитыми звукоизолирующим материалом стенами. Стул имел
особенности - в подлокотники его были вмонтированы стальные зажимы.
Сопровождавший арестованного пенсионера полицейский вложил его руки в эти
зажимы и защёлкнул механический замок, приковав Раннета к стулу. Старый
эстонец понял, что доигрался: живым его из этой комнаты не выпустят.
Впрочем, оставался ещё один шанс на миллион, а Раннет за свою длинную и
многотрудную жизнь привык полагаться даже на такие ничтожные шансы.
  Через некоторое время в комнату вошли двое. Одного Отто узнал сразу -
замминистра Эйно Парве, одетый, как и тогда, при первой встрече, в чёрный
френч с серебряными позументами. За ним следовал персонаж менее солидный,
но зато более колоритный. Он был худ до нескладности и небрит, носил
простенький дешёвый костюм, на лацкане которого имелся значок - глаз в
треугольнике, знаменитое Всевидящее Око. Но самое примечательное в
наружности спутника Эйно Парве было то, что уже по первому впечатлению
становилось ясно: он психически ненормален. Бегающий взгляд, неровная
дёргающаяся походка, мимика шимпанзе - всё говорило за это. Раннет
почувствовал боль в низу живота - так давал о себе знать глубоко
спрятанный ужас перед двумя безумцами, во власти которых он оказался.
  - Guten Tag, Herr Ran!106 - приветливо сказал Эйно Парве.
  - Я не понимаю вас, - отозвался Раннет по-эстонски.
  - Полноте, дружище, - замминистра ухмыльнулся. - На эстонском языке вы
говорите гораздо хуже, чем на своём родном - немецком. Хотя могли бы и
освоить за столько-то лет. Но если угодно, будем говорить по-эстонски.
  - Вы меня с кем-то перепутали, - попробовал играть по старинке Раннет.
  Эйно Парве и второй, походивший на сумасшедшего, встали бок о бок напротив
металлического стула, к которому был прикован Раннет, и замминистра
заметил:
  - А вы, оказывается, плохо держите удар, господин штандартенфюрер.
Наверное, стареете? Раньше вы были спокойнее и не поддавались на прямые
провокации. Кстати, хочу представить вам моего друга. Его зовут Юхан
Мяльк, он возглавляет Музей древней истории.
  Директор Музея древней истории тут же скорчил такую рожу, что впору было
вызывать санитаров.
  - Он очень большой специалист в своей области, - отрекомендовал
замминистра приятеля, - и умеет работать не только головой, но и руками.
  Отто Раннет искоса посмотрел на руки Мялька - пальцы у директора Музея
были длинные и тонкие, с такими пальцами из него мог бы получиться хороший
хирург или музыкант. Но, видно, не получился.
  - Вы меня с кем-то перепутали...
  - Ну, разумеется, перепутали, - Эйно Парве засмеялся. - Тогда объясните
нам, господин Раннет, откуда у бывшего заключённого концентрационного
лагеря, у бывшего механизатора совхоза имени Пегельмана, а ныне -
малообеспеченного пенсионера, оказалась крупная сумма в долларах США,
бриллианты, пистолет Вальтера, и вот это? - замминистра полез в карман
френча и извлёк из него сложенную вчетверо гравюру, девятнадцать лет
служившую единственным украшением однокомнатной квартиры Отто Раннета. -
Очень неосторожно с вашей стороны, господин штандартенфюрер, хранить у
себя подобную картинку. Она же выдала вас с головой. Я ведь ещё
сомневался, когда ехал к вам полгода назад, но когда увидел её, понял: вы
тот, кто нам нужен.
  - Я не знаю, о чём вы говорите, - отозвался пенсионер хмуро. - Я вырезал
эту картинку из "Огонька". Она мне понравилась.
  Юхан Мяльк мерзко захихикал и облизнулся.
  - Глупо, господин Ран, глупо. В "Огоньке" никогда не напечатали бы
символическое изображение Мистерии Грааля. Товарищ Суслов не допустил бы.
Он в этих делах разбирался.
  - Что вам от меня нужно? - спросил старый эстонец безнадёжно.
  - Вот это совсем другой разговор, - сказал Эйно Парве, он спрятал гравюру
и закурил. - Нам нужно совсем немного. Вы даёте нам несколько цифр -
точные координаты антарктической базы и шифр устройства самоликвидации. В
обмен мы предлагаем: домик в престижном пригороде Таллинна, хорошую пенсию
и достойную старость. Соглашайтесь. Это очень выгодное предложение.
  Раннет сделал вид, что размышляет. Потом ответил так:
  - Хорошо, я сознаюсь. Я действительно штандартенфюрер СС Отто Ран. Однако
вы ошиблись в главном: я никогда не имел отношения к антарктическим
экспедициям Третьего рейха. Этой темой занимался Альфред Рихтер.
  - А мы располагаем другими данными, - сказал Эйно Парве. - С 39-го года, с
момента вашей мнимой смерти, по декабрь 44-го вы под именем
штандартенфюрера СС Отто Келера находились на базе "Ной Швабенланд".
Фактически вы возглавляли специальный антарктический отдел "Аненербе" и
принимали в строительстве базы самое непосредственное участие.
  Настал долгожданный момент, и Раннет не преминул воспользоваться своим
единственным шансом.
  - Это ложная информация, - сказал он просто. - Я не знаю, откуда вы
получили сведения о базе, но они не соответствуют действительности. С
39-го года я занимался теоретическим обоснованием проекта "Новая раса" и
работал в концлагерях. Например, с профессором Августом Хиртом из
Страсбургского университета.
  Замминистра помолчал.
  - Вы настаиваете на своей версии? - спросил он после паузы.
  - Да. Но это не версия - это правда.
  Эйно Парве взглянул на Юхана и отошёл к стене. Мяльк выпятил нижнюю губу,
от чего его сходство с шимпанзе заметно усилилось, и приблизился к
Раннету. Он наклонился над пенсионером, и заговорил отвратительно
визгливым голосом:
  - Слушай ты, старый ублюдок, хватит вешать нам лапшу на уши. У нас есть
способы тебя разговорить. Знаешь, наверное, есть всякие химические
препараты. Но я - я! - сторонник старых методов. Потому что я хочу
увидеть, какого цвета у тебя кровь. Увидеть, как ты обгадишься. Увидеть,
как ты будешь плакать и умолять меня о смерти.
  Пенсионер знал, что это не пустые слова - директор Музея древней истории
явно не зря был приглашён на допрос. Но Раннет не строил иллюзий: не будет
никакого домика в пригороде, ни обещанной "достойной старости", а быстрое
согласие ответить на заданный вопрос означает только быструю смерть.
  Бывшему штандартенфюреру СС вдруг стало интересно узнать напоследок предел
своих возможностей. За годы войны он насмотрелся на смерть в разных её
формах. На его глазах людей стреляли, душили, топили, травили газами,
расчленяли, но сейчас он вспомнил только один эпизод из своей биографии.
По приглашению Института экспериментальной медицины, подчинённого
"Аненербе", Отто Ран присутствовал при опытах доктора Рашера из Мюнхена.
Зигмунд Рашер по заказу Люфтваффе проводил исследования воздействия
больших высот на человеческий организм. В качестве подопытного материала
использовались заключённые лагеря Дахау. Рашер встретил Рана приветливо и
сразу провёл в свою лабораторию, где как раз шла подготовка к очередному
эксперименту с переохлаждением. В лаборатории стоял чан с обычной водой, в
которую ассистенты доктора набросали толчёный лёд, поддерживая температуру
не выше трёх градусов по шкале Цельсия. В чан поместили двоих раздетых
догола русских офицеров. По расчётам Рашера смерть должна была наступить
максимум через сорок минут, но он ошибся, и эта пытка длилась целых пять
часов! Офицеры кричали и на русском и на немецком просили убить их. На
втором часу один из ассистентов проявил беспокойство и потребовал
прекратить эксперимент, и тогда Рашер пригрозил ему пистолетом, сказав,
что застрелит любого, кто попытается прервать опыт до его "естественного
завершения". На четвёртом часу сорвавшие голос русские вдруг обнялись и
один что-то тихо сказал другому. Рашер потребовал от присутствующего в
лаборатории поляка перевести слова подопытного, чтобы занести их в
протокол. Поляк помялся, но потом сказал: "Они прощались". На пятом часу
подопытные потеряли всякую подвижность, а ещё через некоторое время Рашер
констатировал остановку дыхания и смерть...
  Старый эсэсовец вспомнил всё это, засмеялся и плюнул склонившемуся над ним
Юхану Мальке прямо в безобразное лицо.
  Больше никто и никогда Раннета не видел. Он исчез без следа, как,
случается, исчезают в этом мире люди, выйдя из дома и не вернувшись.
Возможно, лет через сто или двести кто-нибудь из наших потомков будет
производить раскопки на месте элитной загородной дачи под Таллинном и
сильно озадачится, обнаружив в старом подвале под слоем бетона множество
ниш, в которых покоятся мумифицировавшиеся останки. Среди них наш потомок
найдёт и искалеченный труп нелюдимого эстонца - бывшего штандартенфюрера
СС Отто Рана.
  И уж точно никто никогда не увяжет его "таинственное" исчезновение с тем,
что в первых числах января 2000 года из порта Пярну в кругосветное
плавание с обходом мыса Горн отправился новый круизный лайнер "Таллинн".
По сообщениям СМИ, на его борту находились "видные деятели культуры и
науки стран Балтии". Это было правдой, но лишь отчасти. Дело в том, что
под "крышей" Министерства культуры Эстонии работала целая группа
"специалистов особого профиля", некогда составлявшая прибалтийское
отделение НИИ Нематериальных Взаимодействий, а ныне подчинённая Управлению
стратегического планирования при президенте Эстонской республики. Среди её
сотрудников числились заместитель министра Эйно Парве и директор Музея
древней истории Балтии Юхан Мяльк...

  (Земля Королевы Мод, Антарктида, апрель 2000 года)
Сорокадвухлетний Аарон О'Мэлли имел репутацию опытного и хладнокровного
капитана. Может быть, именно поэтому Эллисон выбрал подчинённый О'Мэлли
эсминец в качестве передового рубежа обороны. Если бы контр-адмирал
удосужился более внимательно изучить досье О'Мэлли, он, скорее всего,
предпочёл бы послать на передовой рубеж кого-нибудь другого, благо, в
составе группировки имелся ещё один эсминец, два фрегата УРО107 и два
лёгких крейсера со своими капитанами. Но выбор был сделан, и печальный
итог оказался предопределён.
  Эскадренный миноносец "Дэвид Р. Рей" (DD971, тип "Спрюенс") считался
идеальным инструментом для решения задач наблюдения и оперативного
противодействия. Выписывая круги и восьмёрки на удалении двадцати миль от
"Варяга", эсминец должен был, по замыслу командира АУГ, напоминать
русским, что их корабль находится под неусыпным контролем. На борту
эсминца разместился довольно внушительный комплект вооружения: ЗРК "Си
Спэрроу", противолодочная установка АСРОК, 127-миллиметровые артустановки,
парочка 20-миллиметровых артиллерийских комплексов "Вулкан-Фаланкс" Mk15,
торпедные аппараты и вертолёты, но главную опасность для русского
авианосца представляли две пусковые установки противокорабельных ракет
RGM-84 "Гарпун". Восемь таких ракет, выпущенных залпом и с близкого
расстояния, прорывали любую, самую совершенную, систему ПВО. После такого
залпа "Варяг" должен был получить столь серьёзные повреждения, что о
дальнейшем ведении им каких-либо военных действий не могло идти речи.
Впрочем, Аарон О'Мэлли не собирался пускать эти ракеты в ход.
  Дело в том, что капитан "Дэвида Р. Рея" был слабохарактерным и даже робким
человеком. Его жизнью всегда кто-то управлял. Сначала - отец, военный
моряк, потом - многочисленные командиры, под началом которых Аарону
приходилось служить. Это его вполне устраивало. Он никогда не бегал в
"самоволки", никогда не дерзил начальству, никогда не проявлял излишней
инициативы, превыше всего ставил порядок и уставную определённость. В
целом Аарону нравилось служить на флоте, поскольку там, как нигде в других
структурах, существовала чёткая вертикаль власти, все знали свои права и
обязанности, и жизнь каждого была расписана на много лет вперёд. Он
довольно быстро сделал карьеру, приняв под своё командование эскадренный
миноносец и достигнув таким образом предела своих возможностей и
притязаний. Возможно, если бы волею судьбы он попал в экстремальную
ситуацию, требующую принятия быстрых решений, то, опозорившись, был бы
списан на берег, но царь морей берёг О'Мэлли, что в конечном счёте привело
к страшной гибели трёхсот двадцати четырёх человек.
  ...Когда с палубы "Варяга" поднялся вертолёт с десантниками, капитан
"Дэвида Р. Рея" готовился ко сну. В боевом информационном центре
миноносца, представлявшем собой миниатюрную копию БИЦ авианосца "Джон Ф.
Кеннеди", находился вахтенный офицер лейтенант Гордон. Взлёт "хеликса" и
параметры его движения зарегистрировал сначала пост радиолокационной
станции AN/SPS-40 самого эсминца, а секундой позже пришло подтверждение от
"хоукая", барражировавшего в тридцати милях севернее. На оперативном
дисплее появился новый значок, и лейтенант Гордон, поразмыслив, решил
всё-таки вызвать капитана. О'Мэлли явился через пять минут и тут же
связался со штабом группировки. Однако Эллисон, озабоченный просчётом
последствий, не захотел разговаривать с ним, предоставив капитану право
действовать по собственному усмотрению. Это была уже вторая ошибка
контр-адмирала.
  О'Мэлли поднял с коек личный состав эсминца и приказал начать сближение с
русским авианосцем, продвигаясь длинными галсами. Именно так рекомендовал
действовать в подобной ситуации боевой устав ВМФ. Однако О'Мэлли не учёл,
что эти рекомендации вырабатывались более двадцати лет назад, когда у
потенциального противника ещё не было на вооружении авианосцев подобного
типа.

  * * *
- Они убили их! - надрывно крикнул Антон после того, как вертолёт "Ка-27"
исчез с экранов. - Эти сволочи убили их!
  На несколько секунд в помещении БИП воцарилось молчание. Никто из
присутствующих не мог до конца поверить в то, что американцы решились
сбить чужой вертолёт и что Романа Прохорова и его ребят больше нет на этом
свете. Потом Долгопрудный встал и произнёс громко, чтобы все слышали и до
всех дошло:
  - Готовьтесь к отражению атаки. Они начали и они не остановятся.
  Операторы информационного поста очнулись, хватаясь за микрофоны и
телефонные трубки.
  - Эсминец! На нас идёт эсминец!
  - Нужно задействовать локаторы.
  - Нет! Я запрещаю! Пользуйтесь тем, что есть.
  - Господи, он будет стрелять! Его РЛС активна!
  - Мать вашу, не жуйте сопли, дайте целеуказание на дисплей!
  - Пеленг по эсминцу - 210. Удаление - 29. Скорость - 30 узлов. Идёт
галсами.
  - Это атака. Приказываю: цель уничтожить!

  * * *
Аарон О'Мэлли внимательно следил за оперативным дисплеем. Местоположение
русских не изменилось. По-прежнему работала только одна радиолокационная
станция малой мощности, самолёты авиагруппы оставались на борту - словно
ничего не произошло, и не их вертолёт только что был поражён американской
ракетой. О'Мэлли испытывал смутное беспокойство: он не мог предсказать,
как поступит противник, и это его пугало.
  Он хотел было снова связаться со своим командованием и запросить
инструкций, но тут от "Варяга" отделился объект, который на огромной
скорости понёсся по направлению к эсминцу.
  - Противокорабельная ракета! - закричал лейтенант Гордон так, что сорвал
голос.
  Аарон О'Мэлли застыл, открыв рот и таращась на дисплей. Впервые в его
жизни ситуация вышла из-под контроля, и он не мог принять решения. Ведь на
учениях всё было совсем по-другому!
  К чести вахтенного офицера следует сказать, что он быстро заметил
неспособность капитана отдать приказ и принял командование на себя.
  - Разворот вправо на девяносто, - просипел Гордон, - полный вперёд,
запустить НУР с отражателями. "Вулканы", огонь!
  Но было уже поздно. Крылатая ракета, выпущенная противокорабельным
комплексом "Гранит", расположенным под полётной палубой "Варяга", развив
сразу же после старта скорость в два с половиной Маха108 и следуя
указаниям инерциальной системы наведения, за тридцать шесть секунд
преодолела сравнительно небольшое расстояние, разделявшее эсминец и
"Варяг". Навстречу ей полетели 120-граммовые снаряды с бронебойными
сердечниками из обеднённого урана, выстреливаемые шестиствольной пушкой
комплекса "Вулкан-Фаланкс", но это артиллерийский комплекс рассчитан на
борьбу с дозвуковыми ракетами и против "Гранита" оказался неэффективен.
При ударе крылатой ракеты о корпус миноносца на ней сработал контактный
взрыватель, и тонна мощнейшей взрывчатки сдетонировала, разорвав прочную
сталь, словно бумагу, в районе сотого шпангоута.
  Чудовищный взрыв расколол эсминец пополам. Ледяная вода хлынула в отсеки,
убивая на месте тех, кто ещё уцелел. За четверть минуты "Дэвид Р. Рей"
затонул, оставив на поверхности обломки деревянных панелей и несколько
спасательных кругов.

  * * *
Завыли сирены, засвистели свистки, забегали матросы.
  - Внимание, всем постам! Внимание, всем постам! - неслось из
громкоговорителей. - Боевая тревога! Боевая тревога! Боевая тревога!

  (Земля Королевы Мод, Антарктида, апрель 2000 года)
У всякого бывалого лётчика есть свой секрет сокращения времени сбора в
случае объявления тревоги. Секрет Громова был в том, что всё своё
обмундирование он раскладывал в определённой, строго фиксированной
последовательности. Сначала лётный комбинезон, на него надевается носимый
аварийный запас, затем планшет с картой, шлемофон, защитный шлем, перчатки
- готов, можно бежать.
  Несмотря на столь продуманную последовательность сбора, на палубе он
оказался третьим - подполковник Барнавели уже шёл на взлёт, а старший
лейтенант Рашидов раскручивал движки в ожидании, когда взлётная полоса
освободится. Константин быстро забрался в кабину, махнул техникам рукой и
опустил фонарь. Двигатели пошли хорошо, и табло отказов не осветилось
красным - значит, можно лететь.
  - Витязь к взлёту готов, - сообщил он диспетчеру.
  - Вперёд, Витязь. Не загромождайте палубу.
  Это действительно было серьёзнейшей проблемой "бескатапультных" авианосцев
- одномоментно с него мог взлетать только один истребитель, и на то, чтобы
поднять в воздух всю авиагруппу, уходило гораздо больше времени, чем у тех
же американцев. Громов двинул РУД до защёлки "максимальный газ", и "Су-33"
рванулся по палубе к ночному небу.
  Поднявшись до двухкилометровой высоты, Константин занял определённый
эшелон, ожидая дальнейших распоряжений штаба.
  У него наконец появилась возможность попытаться осмыслить то, что
произошло за последние полчаса. Заявление Дугова, вылет группы
спецназовцев, катастрофа вертолёта и дуэль с эсминцем накладывались друг
на друга, словно карты в колоде. И что там дальше? Тузы или шестёрки?
Красная масть или чёрная? И не означает ли полная раздача колоды
коллективное самоубийство?..
  Всё было не так, всё должно было быть совсем по-другому. Когда они с
Барнавели разрабатывали программу подготовки пилотов авиагруппы, им и в
голову не пришло, что ход событий может приобрести столь стремительное и
непрогнозируемое развитие. Помнится, речь шла об отдельных стычках в
воздухе, сопровождаемых интенсивной радиоигрой. Потопление эсминца
означало начало самой настоящей войны, к которой авиагруппа "Варяга", по
большому счёту, была не готова. Одно дело, вывесив таблицы с
лётно-техническими характеристиками, выступать с докладом о заметных
преимуществах "Су-33" перед "томкэтами" и "хорнетами", и совсем другое
дело - применять эти преимущества на практике. Оставалось только
надеяться, что замысел штаба удался, и американцы не подозревают, какой
сюрприз их ждёт.
  На многофункциональном индикаторе Громов видел, как поднимаются в воздух
истребители противника. Скоро он сбился со счёта - их было так много, что
даже бортовой компьютер сообщил о переполнении буфера оперативного
запоминающего устройства и невозможности отследить все цели. Работали
сотни радиолокационных станций и систем постановщиков помех - американская
группировка напоминала рой потревоженных пчёл, ждущих только сигнала,
чтобы напасть на обидчика.
  Прошло пятнадцать минут с того момента, как Громов покинул палубу. Все
истребители авиагруппы находились в воздухе, но пока не удалялись от
крейсера. Разбившись на звенья, пилоты "Варяга" молча наблюдали за
действиями противника. Противник перестраивался и готовился начинать атаку.

  * * *
  - Все в воздух! Все в воздух! Покинуть палубу!
  Это было основой основ. Если в момент начала боя на "крыше" авианосца
находятся самолёты, они должны немедленно взлететь. На то есть две
причины. Первая - в условиях активных боевых действий мощь авиационной
группировки должна быть наращена до возможного предела. Вторая - оставаясь
на палубе, самолёты авиакрыла становятся наиболее уязвимым элементом
авианосца и, как следствие, лакомой целью для врага.
  Первыми взлетели "томкэты". Двадцать четыре истребителя, несущие на
подвесках ракеты AIM-7M "Спэрроу" и AIM-9M "Сайдвиндер". Они должны были
обеспечивать прорыв и подавление вражеской системы ПВО.
  За "томкэтами" в воздух поднялись "хорнеты". Двадцать четыре штурмовика,
на пилонах которых были размещены противорадиолокационные ракеты HARM
AGM-88 и противокорабельные ракеты AGM-84 "Гарпун". Они должны были
нанести главный удар по русскому авианосцу, превратить его в груду
дымящихся обломков.
  За "хорнетами" палубу покинули два самолёта ДРЛО "хоукай". Они сразу
разошлись по флангам, обеспечивая авиакрыло информацией о воздушных и
надводных объектах противника, необходимой для точного наведения на цель.
  За "хоукаями" с небольшим интервалом стартовала эскадрилья самолётов
радиоэлектронной борьбы ЕА-6В "Проулер". В их задачу входило подавление
вражеских РЛС путём постановки помех и созданием большого количества
ложных целей.
  Противолодочные самолёты S-3A "Викинг" остались на ангарной палубе. Двумя
днями раньше кэптен Санчес распорядился убрать их туда в связи с тем, что
вражеских подводных лодок в зоне действия ударной группировки обнаружено
не было; "независимый эксперт" Джек Риан оказался прав - "Варяг" пришёл
сюда один.
  На взлёт и перегруппировку авиакрыла было потрачено почти двадцать минут.
За это время корабли боевого охранения выстроились в ордер ПВО, прикрывая
авианосец и корабль снабжения от возможного нападения. Расстояние в сто
морских миль - не самое большое для современных ракет, способных развивать
сверхзвуковую скорость, и русские вполне могли воспользоваться
естественной паузой, чтобы нанести удар. Но они почему-то медлили, и
авиакрыло без каких-либо проблем заняло удобную для атаки позицию.
  Убедившись в этом, Майкл Санчес запросил штаб:
  - База, здесь Пустынник. Я прошу подтверждения. Омега-девять-стена.
  Как того требовал боевой устав, кэптен воспользовался таблицей кодов
связи, чтобы в штабе были уверены, что это именно он просит подтверждения
приказа к началу атаки.
  - Пустынник, здесь База. Мы подтверждаем. Альфа-четыре-рубин.
  - Начали, парни! - скомандовал Санчес.
  В один и тот же момент руки в одинаковых перчатках передвинули одинаковые
рукоятки управления. Сорок восемь боевых машины, выстроенные в линию на
высоте мили, со скоростью, близкой к звуковой, понеслись на восток - к
русскому авианосцу.

  * * *
  - Они летят, - сообщил Мстислав Губанов, командир БИП.
  Слова его были лишними: все, кто находился на боевом информационном посту,
могли видеть на тактическом дисплее картинку, передаваемую с истребителей,
барражирующих над крейсером.
  - Будем отбиваться, - сказал вице-адмирал Долгопрудный. - Пора открыть
карты. Задействуйте САУ по основному плану.

  * * *
Если бы экспедиция в Антарктиду готовилась более тщательно, а командование
ударной группировки располагало хоть какими-то сведениями о потенциальном
противнике, на "Джоне Ф.Кеннеди", скорее всего, были бы установлены самые
современные модификации видов вооружения. В частности, обязательный
комплект противорадиолокационных ракет пополнился бы модификацией HARM
AGM-88B, отличающейся от предыдущей версии новой головкой самонаведения,
которая имеет встроенное запоминающее устройство, обеспечивающее
оперативную перезапись информации при изменении параметров цели.
  Однако никто всерьёз не думал, что ударная группировка встретит
сопротивление, а потому снабженцы предпочли сэкономить. Это была ошибка, и
она стала роковой.
  Когда Мстислав Губанов по приказу Долгопрудного инициировал систему
автоматического управления огнём, и радиолокационные станции крейсера
после долгого простоя вышли на рабочий режим, пилоты
штурмовиков-истребителей "хорнет", находившихся на расстоянии 40 миль от
русского авианосца, сразу же запустили свои AGM-88, принятые на вооружение
ещё в 1983 году. В головки самонаведения этих ракет были заложены цифровые
эталоны частот станций "Варяга", данные по которым американцы получили при
первом "боевом" контакте, едва не окончившемся трагически для лейтенанта
Кинга. Специалисты дивизиона радиоэлектронной разведки были убеждены в
подлинности полученных данных, не догадываясь, что штаб русского авианосца
предусмотрел подобное развитие событий и подготовил имитаторы. До сих пор
на "Варяге" в нормальном режиме работала только одна РЛС - маломощная
станция носового ракетно-артиллерийского комплекса "Кортик", но в момент
атаки она как раз была отключена.
  Ни одна из девяноста шести выпущенных "хорнетами" ракет не попала в цель.
Головки самонаведения, не обнаружив излучения на заданных частотах, выдали
сигнал самоликвидации. Ночное небо озарилось фейерверком из тысяч
раскалённых осколков.

  * * *
  - Сработало, - возбуждённо сказал Губанов. - Мы их сделали!
  - Рано радуетесь, - Долгопрудный взял микрофон. - Ас, говорит Куб, как
слышно меня, приём?
  - Слышу хорошо, Куб, - отозвался Барнавели. - Кажется, наши друзья сильно
удивлены.
  - Не расслабляйтесь там, - предостерёг вице-адмирал. - И начинайте
работать. С Богом, ребятушки!
  - Слышали, разбойники? - Барнавели переключился на канал ближней связи
авиагруппы. - Пора работать. Вставим им фитиль по самые гланды.
  Двадцать четыре истребителя "Су-33" устремились навстречу армаде.

  * * *
Подготовка к воздушному бою занимает несколько часов, а если смотреть шире
и ретроспективно, то вполне уместно говорить и о месяцах, и о годах: нужно
ведь сначала выучить лётчиков, сконструировать и построить летательные
аппараты, модернизировать вооружение, установленное на них. Однако сам бой
длится не более нескольких минут, и очень часто человеческому восприятию
оказывается не под силу уследить за его молниеносным развитием.
  Истребители "томкэт" вышли вперёд и именно им предстояло вступить в
поединок с "флэнкерами". На подвесках штурмовиков после запуска "хармов"
осталось по четыре противокорабельных ракеты "гарпун", а шестиствольная
ротационная пушка М61А1 "Вулкан" может быть использована только как
средство ближнего боя. Поэтому "хорнеты" отстали, дожидаясь, когда "коты"
прорвут оборону, расчистив им проход к русскому авианосцу.
  "Флэнкеры" тоже разделились на две подгруппы. Те из них, кто был вооружён
управляемыми ракетами Р-27ЭР1 (шесть штук) и Р-73Э (четыре штуки),
готовились принять бой с "томкэтами". Меньшая часть истребителей, основным
элементом вооружения которых были противокорабельные ракеты "Москит",
собирались выполнить сходную по смыслу задачу, что и американские
штурмовики, а потому снижали скорость, дожидаясь, чем закончится бой.
  Передовые "флэнкеры", используя тактику, предложенную подполковником
Барнавели, стали набирать высоту. На скорости 500 миль в час они
приближались к тому рубежу, за которым запуск Р-27 становился столь же
неотвратимым, как и сам бой. На самом деле эти ракеты можно было запустить
гораздо раньше, однако при этом имелся риск потерять как минимум половину
из них. Дело в том, что максимальная задокументированная дальность пуска
Р-27 в два раза больше того участка траектории ракеты, когда головка
самонаведения может захватить и удержать цель. Пилоты не хотели рисковать
и растрачивать боекомплект впустую. Однако расстояние сокращалось, и пора
было принимать решение.

  * * *
Над Антарктикой, на востоке, медленно поднималась полная перевёрнутая луна
южного полушария. Истребители летели в её серебристом призрачном свете,
словно птицы ада, выпущенные на волю неведомым демоном. В сущности, так
оно и было на самом деле.
  - Всем пилотам, внимание! - обратился к авиагруппе Тимур Мерабович. -
Приготовиться к запуску ракет. Пускаем одновременно на счёт пять. Один,
два, три, четыре, пять... Пошли!
  На удалении в пятьдесят километров от противника передовые "Су-33"
выпустили по две ракеты Р-27ЭР1. Сброшенные подвесными катапультами
АКУ-470 пятиметровые титановые хищницы со скоростью полторы тысячи метров
в секунду понеслись навстречу американским самолётам, оставляя за собой
дымный след пороховых газов. Строй "томкэтов" сразу разбился - активно
маневрируя, лётчики спасали себя и свои машины. Однако кто-то из них успел
сделать ответный выстрел и остался в горизонтальном полёте, "подсвечивая"
бортовыми радиолокаторами выбранную цель.
  Скорость ракет AIM-7М "Спэрроу" была ниже на триста метров в секунду, и
американские лётчики узнали о результатах своей отчаянной контратаки на
девять секунд позже русских коллег. Шестеро из них не узнали уже ничего -
три "томкэта", фюзеляжи которых были вспороты кольцами из тысяч стальных
стержней, образовавшимися после подрыва 39-килограммовых боевых частей
российских ракет, настигнувших цель, превратились в огненные шары. Ещё два
истребителя F-14 получили серьёзные повреждения и были вынуждены вернуться
к авианосцу. Один из них при посадке не смог выпустить шасси и прокатился
брюхом по палубе, рассыпая вокруг снопы искр, пока его не остановил
аварийный нейлоновый барьер, поднятый по приказу коммандера Митчема. Пилот
и штурман второго, не дожидаясь, когда палубная команда уберёт
повреждённый самолёт с посадочного участка, катапультировались и через
пять минут были подобраны спасателями.
  Из российских истребителей пострадал только один. Молодой пилот не
справился с противоракетным манёвром, передержал пике и зацепил крылом
воду - машина мгновенно потеряла управляемость, и её накрыло волной.

  * * *
  - Меня подбили! - пронеслось в эфире.
  Когда Санчес взглянул на многофункциональный индикатор, у него волосы
зашевелились на голове. Русские одним залпом выбили пять истребителей, а
до прямого контакта с противником оставалось чуть больше минуты. Ночной
бой мог окончиться поражением! Майкл почувствовал приступ паники, но,
собрав волю в кулак, заставил себя действовать.
  - Всем "жукам"! - объявил он по каналу связи авиакрыла. - Всем "жукам"!
Здесь Пустынник. Омега-девять-стена. Приказываю снизиться до предельно
малой и на форсаже атаковать русский авианосец. Повторяю. Приказываю
снизиться до предельно малой и на форсаже атаковать русский авианосец. Все
за мной, парни! Смерть бывает только раз. Вы же хотите, чтобы вас помнили?!

  * * *
- "Хорнеты" идут на прорыв! - сообщил Золотарёв. - Надо что-то делать,
командир!
  - Не разрывать строй! - рявкнул Барнавели. - "Варяг" справится. Нам нужно
добить этих козлов, фитиль им по самые гланды!
  Самое время было принимать ближний бой. Теперь в ход пошли Р-73Э.
Маленькие - меньше трёх метров длиной и весом в сотню килограммов - эти
ракеты могли преследовать цель, маневрирующую с 12-кратной перегрузкой.
Слаженный залп "семьдесят третьими" окончательно смешал ряды противника.
Управляемые инфракрасными головками самонаведения с глубоким охлаждением
фотоприёмника эти алюминиевые бестии шли на жар двигателей вражеских
самолётов. "Томкэты" отстрелили контейнеры с тепловыми ловушками, и многие
из ракет поразили ложные цели. Но два американских истребителя всё-таки
вышли из игры, разрушенные прямым попаданием. Пилот одного из них успел
катапультироваться, но шальной 20-миллиметровый снаряд, выпущенный из
шестиствольной пушки "Вулкан", прошил его тело насквозь, вырвав при этом
внутренности.

  * * *
Фрэд Кинг по прозвищу Небесный Король не хотел быть втянутым в карусель
ближнего боя. Его интересовал только авианосец, а конкретно - пост
управления кормовым "Гонтлитом". Русский, посмевший бросить ему вызов,
должен быть уничтожен. Поэтому вместо того, чтобы выбрать себе цель, Кинг
взял ниже и левее, спускаясь к самым волнам и пристраиваясь в арьергарде
штурмовиков. И тут прямо перед ним появился истребитель противника, идущий
в "горку". Чисто инстинктивно Небесный Король нажал на гашетку, прострочив
из "вулкана" мелькнувшую на фоне луны крылатую тень.

  * * *
Две волны самолётов сошлись и началось самое интересное - индивидуальный
бой на ближних дистанциях. Подполковнику Барнавели с самого начала не
повезло. Пытаясь зайти в хвост противнику, он сам пропустил манёвр,
называемый "бочка с боевым разворотом", и противник тут же оказался в
задней полусфере, чем не преминул воспользоваться, послав в догон
истребителю Барнавели ракету AIM-9M "Сайдвиндер". Чтобы уйти от неё,
подполковник бросил свой "Су-33" вниз, в управляемый штопор. Он высоту
чувствовал печёнками и вовремя вышел из манёвра. Перегрузка вдавила его в
кресло, но это бы он пережил, если бы не снаряды "вулкана", выпущенные
Фрэдом Кингом и разворотившие правый двигатель. Истребитель Тимура
Мерабовича тряхнуло и повело в сторону.
  - Пожар правого двигателя, - сообщил речевой информатор милым женским
голосом.
  Зажглось табло отказов, но Барнавели не смотрел на него, на чистом
автомате рванув "держки" катапульты. Система катапультирования К-36ДМ-2
сработала, как часы, выбросив подполковника в ледяную безлунную ночь. От
перегрузки в шестнадцать "же" он потерял сознание и пришёл в себя уже над
самой водой.
  "Это конец", - успел подумать Тимур Мерабович перед тем, как его ботинки
коснулись волн.
  Он знал, что спасти его не успеют - семьдесят километров от крейсера,
ночь, волнение три балла, температура воды чуть больше нулевой - и даже
не пытался ухватиться за раскрывшийся плот.

  * * *
  - Ас сбит! - пронеслась печальная весть.
  - Говорит Витязь, - тут же откликнулся Громов. - Беру командование на
себя. Вторая группа, рассредоточьтесь и атакуйте авианосец. Те, кто
свободен в первой группе, прикрывайте их.
  Истребители с противокорабельными ракетами "Москит", ожидавшие на удалении
пяти километров, стали разгоняться, взяв курс на запад. Четыре "Су-33" из
основной группы, активно маневрируя, присоединились к ним. В кабине одного
из них сидел Алексей Стуколин, не спускавший глаз с отметки самолёта, на
котором летел по направлению к американскому авианосцу старший лейтенант
Руслан Рашидов.

  * * *
- К нам гости, - сказал Василий Рушников, заметно оживившись. - Много
гостей.
  Стоило ему произнести эти слова, как количество "гостей" на экране
радиолокатора резко увеличилось: службы РЭБ ударной группировки наконец-то
перенастроили аппаратуру на новые частоты, и теперь приёмные каналы РЛС
крейсера были забиты помехами.
  - Доложить готовность, - распорядился Рушников.
  Подчинённые отрапортовали по всей форме, после чего Василий велел выделить
истинные цели.
  - Две дюжины придурков, - констатировал Рушников после того, как операция
была завершена. - Жарковато будет.
  - Всем постам! - раздался голос из громкоговорителя. - Нас атакуют.
Повторяю. Нас атакуют. Приступить к отражению атаки.
  - Это дело, - кивнул Рушников. - Слышали, апостолы? Теперь, надеюсь,
вопросов ни у кого не возникает?
  - Никак нет, товарищ лейтенант.
  - То-то. Сейчас они войдут в радиус, и начнём.
  Однако Василий оказался не прав: "хорнеты" не стали заходить в пределы
действия систем ПВО противника. Находясь на удалении в двадцать
километров, американцы выпустили весь боезапас - девяносто шесть
"гарпунов", и, "облегчившись" таким образом, повернули назад, к своему
авианосцу.
  Девяносто шесть четырёхметровых алюминиевых ракет, приводимых в движение
маршевыми турбореактивными двигателями J402-CA-400, на скорости триста
метров секунду полетели к "Варягу". Потерять такую огромную цель было
совершенно невозможно, и они шли уверенно, не рыская.
  - Новая группа воздушных объектов!
  - Выделение произведено...
  - ЗУР перенацелены...
  С момента запуска "гарпунов" прошло восемь секунд. Ракеты приблизились на
расстояние семнадцати с половиной километров.
  - Ждём, когда войдут в зону, - сказал Рушников.
  Расчёт зенитного комплекса "Кинжал" затаил дыхание. Операторы наблюдали,
как вражеские "гарпуны" идут к ним, неумолимо приближаясь к невидимой
черте, ограничивающей радиус действия комплекса.
  - Удаление - двенадцать километров.
  - Огонь!
  Палуба дрогнула под ногами. Откинулись защитные колпаки, и первые четыре
ракеты 9М330, с интервалами в три секунды выброшенные катапультами из
транспортно-пусковых контейнеров, резко набрали высоту, но почти сразу
нырнули вниз. Комплекс перешёл в режим автоматического управления.
Выпустив вдогонку ещё четыре ракеты, он сделал паузу, так как, к
сожалению, не мог наводить более восьми ракет одновременно. Впрочем, кроме
него, на "Варяге" имелось ещё два комплекса, и навстречу "гарпунам" теперь
летели двадцать четыре ракеты.
  Через шестнадцать секунд первые противоракеты комплексов "Кинжал"
взорвались, образовав на пути следования "гарпунов" облако из осколков.
Бесформенные куски закалённой стали изрешетили алюминиевые планеры
противокорабельных ракет, превращая их в груду бесполезного хлама.
Двадцать четыре AGM-84 перестали существовать.
  Сразу же стартовала новая серия противоракет. Теперь помимо "Кинжалов" в
бой вступили и ракетно-артиллерийские комплексы "Кортик", запустившие по
восемь ракет 9М311. Они были менее эффективны и действовали на меньшем
расстоянии, чем "Кинжалы", но и они внесли свою лепту.
  Когда уцелевшие "гарпуны" были уже на расстоянии полутора километров
(всего пять секунд лёту), открыли огонь артустановки АК-630М. Эти
установки выплёвывали 30-миллиметровые снаряды с темпом стрельбы пять
тысяч выстрелов в минуту. За пять секунд они успели сделать по четыреста
выстрелов, израсходовав лишь тринадцать процентов боезапаса.
  Из девяносто шести "гарпунов" оборону крейсера удалось преодолеть лишь
трём. Все они врезались в корпус "Варяга" выше ватерлинии, пробив его на
уровне шестой палубы.
  Грохот близких взрывов на секунду заглушил все остальные звуки. Крейсер
сильно качнуло, и моряки с криками попадали на пол, хватаясь за
принайтовлённые предметы. Потом раздался протяжный металлический скрип, и
всё стихло.
  - Пожар на крейсере! - прозвучало из громкоговорителей.
  Команды пожарников в противогазах бросились на шестую палубу, откуда уже
валил густой дым. А Василий Рушников с победной улыбкой опустился в своё
командирское кресло - по существующему регламенту его расчёт в
пожаротушении не участвовал.
  - Молодцы, апостолы, - отметил он. - Райское блаженство вы заслужили.
  - Цель за кормой! - вдруг истошно завопил оператор пульта
радиолокационного наблюдения.
  - Мать! - только и успел сказать Василий.
  Ракета AIM-7M "Спэрроу", выпущенная прямой наводкой и практически в упор,
до основания разворотила пост управления зенитно-ракетным комплексом
"Кинжал". Тридцать девять килограмм взрывчатки сдетонировали, и от расчёта
из тринадцати человек - лейтенанта флота Василия Рушникова и его
"апостолов" - не осталось даже пепла.

  * * *
  - Йес! - воскликнул Фрэд Кинг, когда "Спэрроу" поразила цель.
  Он сделал то, чего ещё никто никогда до него не делал. Прорыв обороны
авианосца под прикрытием атаки противокорабельных ракет, заход на
предельно малой высоте с кормового угла, прямой выстрел ракетой
"воздух-воздух" и... победа!
  Да, об этом будут слагать легенды. Кинг положил "томкэт" на крыло, уходя
от русского авианосца, и тут на него сверху спикировал "Су-33".

  * * *
Алексей Лукашевич был вынужден покинуть район воздушного боя. В горячке он
израсходовал весь свой боезапас: смешно сказать, в зарядной ленте
30-миллиметровой авиационной пушки ГШ-301 остался всего один патрон -
будто бы специально для того, чтобы застрелиться. К тому же, истребитель
Алексея получил повреждение. Осколок от взорвавшейся совсем рядом ракеты
"Спэрроу", как бритвой, срезал правое переднее оперение, и Лукашевича
изрядно потряхивало при изменении курса. Он снизил скорость и буквально
"поковылял" назад, к крейсеру. За ним, к счастью, никто из противников не
увязался, и через пять с половиной минут Алексей входил в зону,
контролируемую зенитками "Варяга".
  Пискнул предупреждающий сигнал. Со стороны крейсера шёл на огромной
скорости самолёт, идентифицированный системой опознавания "свой-чужой" как
вражеский. Через две секунды Алексей увидел его - характерный силуэт
"томкэта" трудно было с чем-нибудь спутать. Там, откуда летел американский
истребитель, росло облако дыма, внутри которого что-то ярко вспыхивало.
  Алексей действовал на чистом автомате. Не обращая внимания на тряску, он
бросил "Су-33" вниз. Возможно, он просто хотел протаранить вражеский
"томкэт", но судьба распорядилась иначе. Пальцы Алексея инстинктивно
вдавили гашетку, и единственный снаряд, выброшенный из ствола авиационной
пушки со скоростью 900 метров в секунду, пробил фонарь кабины
американского истребителя. Этот маленький кусочек металла, весом всего
лишь в триста девяносто пять грамм, поставил последнюю точку в яркой жизни
авантюриста от авиации по прозвищу Небесный Король. Снаряд угодил
точнёхонько в прозрачное забрало защитного шлема Фрэда Кинга, превратив
его череп в месиво из костей, крови и мозгового вещества.
  "Томкэт" сразу клюнул носом вниз и свалился в неуправляемый штопор. Они
разошлись с истребителем Лукашевича всего лишь в паре метров друг от друга.
  - Ты сам этого хотел, - пробормотал Алексей, делая вираж и провожая
глазами падающий самолёт.

  * * *
Группа из десяти истребителей "Су-33" с противокорабельными ракетами
"Москит" на подфюзеляжной подвеске приближалась к авианосной ударной
группировке. Как и пилоты "хорнетов" противника, лётчики "Варяга" не
собирались входить в зону действия вражеского ПВО, которая начиналась на
радиусе, доступном для ЗРК передовых кораблей боевого охранения,
максимальный из которых (для комплекса "Тартар") составлял всего лишь 26
километров. Пуск "москитов" мог быть произведён гораздо раньше.
  Эти ракеты представляли реальную опасность для авианосца, и штаб
группировки приказал "томкэтам" прекратить бой на ближней дистанции и
начать преследование второй группы "флэнкеров". Это решение далось
недёшево: выходя из боя, истребители вольно или невольно подставляли своим
противникам хвост, и три "томкэта" оказались сбиты на догонной траектории
- однако оно оправдало себя. Атака, продиктованная отчаянием, привела к
тому, что группа "флэнкеров" была рассеяна и стала лёгкой добычей для пар
"томкэтов" и подоспевших "хорнетов", которые теперь могли использовать
свои пушки.
  В результате русские потеряли два "Су-33" вместе с ракетами, да и залп
оставшимися "москитами", последовавший за этим, получился в разнобой и без
выбора конкретных целей.

  * * *
Командир ПВО ударной группировки привёл в действие систему автоматического
управления огнём. Компьютеры, установленные на кораблях соединения, без
посторонней помощи обработали информацию о воздушных объектах, поступающую
сразу по нескольким каналам от радиолокационных станций и самолётов ДРЛО
"хоукай", выделили среди них вражеские, после чего установили очередность
уничтожения последних. На главном тактическом дисплее моментально
возникали условные значки, цифры и векторы. Пушки артиллерийских установок
"Вулкан-Фаланкс" разворачивались в сторону первоочередных целей. Офицерам,
находившемся в помещении боевого информационного центра, оставалось только
наблюдать.

  * * *
Один из истребителей "Су-33", несущий на себе противокорабельную ракету
"Москит", отделился от общей группы за несколько секунд до того, как её
нагнали идущие на форсаже "томкэты".
  - Рашидов, сука, куда?! - крикнул Стуколин.
  Увидев, что ненавистный кавказец уходит, набирая высоту, в северном
направлении, Алексей забыл обо всём на свете. Он долго ждал предательства
со стороны Руслана и вот наконец дождался.
  Фактически нарушив приказ своего друга и командира, бросив на произвол
судьбы сопровождаемые самолёты, он заложил вираж, меняя курс, и рванул РУД
до защёлки "максимального газа".
  - Убью!!!
  Система опознавания, напрямую связанная с бортовым компьютером, вряд ли
позволила бы ему запустить ракеты по "своему", но Алексей и не собирался
пользоваться ракетами. Снарядов, оставшихся в заряжающем устройстве
ГШ-301, ему вполне хватало, чтобы превратить истребитель Руслана в решето.
И он, не колеблясь ни секунды, именно так и поступил бы, если бы не
услышал голос, донесённый до него ближней связью авиагруппы:
  - Верь мне, Лёха! Возьми "пищалку"!

  * * *
Противокорабельные ракеты "Москит" считаются лучшими в своём классе.
Девятиметровые чудовища весом в четыре тонны способны развивать скорость
более двух Махов и несут на себе сто пятьдесят килограмм мощной
взрывчатки. Делая в момент старта "горку", "москиты" затем снижаются до
маршевой высоты в 20 метров, а при подходе к цели - до 7 метров. При этом
они могут активно маневрировать с перегрузками, превышающими 10 "же".
Однако если "москитов" всего семь и запущены они в условиях интенсивного
радиоэлектронного подавления и, к тому же, против группировки, обладающей
разветвлённой и стабильно работающей системой противовоздушной обороны,
шансов достигнуть своей цели очень мало даже у этих прекрасных ракет.
  Первыми стартовали ЗРУ 1М-66А "Стандарт", запущенные комплексами "Тартар",
установленными на фрегатах УРО и крейсерах боевого охранения. Эти ракеты
вполне способны перехватывать низколетящие цели. Залп из тридцати двух
"Стандартов" превратил небо над группировкой в огненный ад. К ним
добавились ракеты RIM-7M комплексов "Си Спэрроу", запускаемые с
интервалами в две секунды с бортовых ЗРК авианосца и оставшегося в строю
эсминца класса "Спрюенс". Эти ракеты были попроще и не могли всерьёз
противостоять маневрирующей цели, но и их заградительный огонь принёс
результат. Все семь ПКР "Москит" были уничтожены.

  * * *
- Атака захлёбывается! - воскликнул вахтенный офицер поста
радиолокационного наблюдения за воздушной обстановкой крейсера "Варяг".
  - Громов просит поддержки огнём, - сообщил оператор связи.
  - Готовьте к пуску крылатые ракеты, - распорядился вице-адмирал. -
Оттягивать больше нельзя.

  * * *
"Варяг" был вооружён по последнему слову военной техники, однако кое в чём
испытывал недостачу. Так, вместо положенных двенадцати крылатых ракет
комплекс "Гранит" укомплектовали шестью, одну из которых уже израсходовали
на потопление эскадренного миноносца "Дэвид Р. Рей". Всё-таки возможности
нелегальной патриотической организации, известной журналистам под условным
названием "Белый орёл", были небезграничны.
  Запуск этих ракет мог прорвать оборону американской ударной группировки,
если бы произошёл всего лишь на две минуты раньше. Но оперативная
обстановка менялась слишком быстро, авиагруппа "Варяга" не располагала
своим самолётом ДРЛО, и решение запоздало.
  И всё-таки ракеты были запущены. Они понеслись над волнами, как стая
хищников, но на то, чтобы преодолеть расстояние в сто восемьдесят
километров, отделяющих "Варяг" от авианосной группировки, им понадобилось
четыре минуты. За это огромное (по меркам современного боя) время "хоукаи"
успели выдать целеуказание, ордер перестроился, и небо Антарктики снова
наполнилось воющим, изрыгающим пламя железом.
  Лишь одна из крылатых противокорабельных ракет комплекса "Гранит" достигла
цели, разворотив носовую часть фрегата УРО, находившегося поблизости от
авианосца "Джон Ф.Кеннеди". Фрегат резко осел на нос, надстройка
загорелась, но корабль остался на плаву, и команда продолжала бороться за
его живучесть.

  * * *
  - Ах, гады! - вырвалось у Антона Кадмана. - Знают своё дело!
  - Кажется, нам звездец, - отметил Мстислав Губанов. - Теперь они подойдут
и расстреляют нас в упор. Одного фрегата будет вполне достаточно.
  Вице-адмирал Долгопрудный потёр виски и сказал так:
  - Не спеши, Мстислав, не спеши...


  (Земля Королевы Мод, Антарктида, апрель 2000 года)
- Верь мне, Лёха! Возьми "пищалку"109! - крикнул Рашидов, и столько
неприкрытого отчаяния было в его голосе, что Стуколин действительно
поверил.
  - "Пищалку"? Зачем? - спросил он растерянно, хотя скорость не сбросил.
  - Спали её к чертям и поймёшь!
  Больше Руслан в переговоры не вступал, забирая всё выше и перекладывая
курс на двадцать градусов влево.
  - Спалить... "пищалку"... и поймешь... - пробормотал Стуколин.
  И вдруг понял. Он тут же стал искать самолёт ДРЛО, который должен был
барражировать где-то поблизости, нашёл на северо-западе от себя и
зафиксировал на нём метку целеуказания для ракет средней дальности Р-27.
Расстояние до "хоукая" было ещё довольно велико, и головки самонаведения
ответили отказом. Алексей врубил форсаж.

  * * *
Возможно, оператор боевого информационного поста самолёта ДРЛО Е-2С
"Хоукай" и заинтересовался бы русским истребителем, уходящим далеко в
сторону от основной группы, но в это время его внимание было приковано
совсем к другому.
  - Пеленг - 120, удаление - 49, скорость - 1240, - голос оператора дрогнул.
  - Это "флэнкер". И он идёт на нас.
  - Чёртовы недоноски! - выругался командир экипажа "хоукая", заслышав эту
неприятную новость. - Вызывайте "котов" на подмогу.
  Оператор пульта управления самолётами-перехватчиками быстро заговорил в
микрофон.
  Через полминуты два "томкэта", покинув район боя, на предельной скорости
устремились за шальным "флэнкером". Но за эти полминуты русский
истребитель достиг рубежа, необходимого ему для пуска ракет, и две новые
светящиеся точки появились на оперативном дисплее.
  - Он атаковал! Он атаковал! - оператор БИП немедленно впал в истерику,
рывком отстегнул ремни, связывающие его с креслом, и бросился к выходному
люку.
  - Прекратить! - рявкнул командир экипажа.
  Он попробовал уйти от ракет, выпущенных "флэнкером", но манёвренные
возможности самолётов ДРЛО чрезвычайно ограничены. Ещё через полминуты
стальные стержни разорвавшихся боевых частей ракет прошили фюзеляж
"хоукая".

  * * *
Набрав максимально возможную высоту, Руслан обходил группировку с севера.
Когда отметка, обозначающая американский самолёт ДРЛО погасла, Рашидов
удовлетворённо кивнул и начал насвистывать. На душе у него стало спокойно,
как никогда прежде. Сегодня он точно определится со своим выбором и выйдет
победителем из очередной схватки. Он знал, что будет именно так.
  Машина шла тяжело из-за подвешенной к фюзеляжу четырёхтонной ракеты, но
это мало волновало Руслана. Он смотрел на звёзды и думал о том, какой
после этой ночи станет его жизнь. Недоверие трудно будет преодолеть, но
если выбор сделан правильно, у него всё получится, и существование на этом
свете снова обретёт смысл. Ведь главное - ему вернули небо, а как
известно, тот, кто владеет небом, владеет всем...
  На удалении шестидесяти километров к северо-западу от американской
группировки Рашидов развернул истребитель. За три минуты он дойдёт до ядра
соединения и уничтожит его центр - авианосец "Джон Ф.Кеннеди". Наверное,
это будет первый случай в послевоенной истории Соединённых Штатов, когда
их плавучий аэродром подвергнется столь разрушительной атаке. Что ж, надо
кому-то размочить счёт.
  Идея обходного манёвра носилась в воздухе, но только никому не пришло в
голову, что проделать это под силу только одиночке, да и то лишь в тот
момент, когда внимание служб радиолокационного наблюдения противника будет
захвачено сумбуром прямого военного столкновения, когда целей "своих" и
"чужих" на экранах локаторов больше, чем способен отследить самый быстрый
компьютер. Возможно, будь у штаба "Варяга" побольше времени на
размышление, они разработали бы и этот вариант атаки, но времени у штаба
не было, и всё вылилось в бездарную разборку по принципу "стенка на
стенку" - что вполне в характере русских. И только он, отделённый от
коллектива авиагруппы незримой чертой, а потому независимый от общего
"порыва", смог подняться над стереотипами и вспомнить о знаменитой
тактическом ходе, разработанном в 70-е годы для "истребителей авианосцев"
- "Т-4". И именно этот тактический ход он собирался реализовать на
практике.
  До места, с которого Руслан собирался начать атаку, оставалось совсем
ничего, а его по-прежнему не замечали. Рашидов перестал насвистывать,
внутренне подобрался и резко отдал рукоятку управления от себя. Нос
истребителя наклонился, и он полетел вниз, отвесно пикируя на американский
авианосец.
  Высота быстро уменьшалась, речевой информатор верещал, но Руслан не
замечал ничего этого, глядя широко раскрытыми глазами на приближающуюся и
ярко освещённую палубу. С такого курсового угла его уже не могла взять ни
одна ЗУР, и новая победа старшего лейтенанта Рашидова была настолько
близка, что казалось - протяни руку, и она окажется у тебя на ладони.
  Руслан протянул руку и запустил маршевый двигатель ракеты "Москит", ожидая
характерного толчка. Но ничего не произошло. И только тогда Рашидов
опустил глаза и взглянул на приборную доску. На многофункциональном
индикаторе горело сообщение об отказе головки самонаведения.
  Ещё оставалось время взять рукоятку на себя и выйти из пикирования, но
Руслан уже знал, что не сделает этого. Он вспомнил нечеловеческие глаза
Джибрила и его слова, сказанные перед расставанием: "Подумай, хватит ли
тебе опыта и рассудка, чтобы отличить правду от лжи, а чёрное от белого.
Ведь если ты ошибёшься, на этот раз кара будет ужасной".
  - Кто ты? - шепнул Руслан за секунду до того, как его истребитель врезался
в надстройку американского авианосца. - Ангел или демон?

  * * *
Одновременный взрыв 25-тонного самолёта и его боезапаса вызвал столь
мощную ударную волну, что она разворотила "остров" сверху донизу. Под
воздействием температуры в несколько тысяч градусов, образовавшейся в
эпицентре взрыва, потёк алюминий, из которого в основном состояла
корпусная часть надстройки, а человеческие тела превратились в кровавый
пар.
  За долю секунды оказались уничтожеными центр управления воздушным
движением, ходовой мостик со штурманской рубкой, командные посты
радиоэлектронных служб корабля и помещение управления действиями авиации
на полётной палубе, где как раз находился коммандер Дик Митчем - старый
друг Майкла Санчеса, который считал, что эта экспедиция суть
увеселительная прогулка.
  Силы удара хватило, чтобы превратить в руины и галерейную палубу. Балки
перекрытия переломились, и одна из них размозжила голову контр-адмиралу
Джозефу Эллисону.
  А затем лавина бушующего огня прокатилась по полётной палубе, сметая всё
на своём пути. Моряки из дивизионов обслуживания авиакрыла бросились
врассыпную, но только очень немногим из них удалось спастись.
  Деформация корпуса авианосца в надводной части вызвала многочисленные
разрывы трубопроводов катапульт, и перенасыщенный пар, поступающий прямо
из котельной, под огромным давлением ударил в небо. На какой-то момент
пылающий авианосец превратился в сказочное чудовище Левиафана - огромного
и ужасного. Потом сработали аварийные клапаны, и струи пара опали, оставив
на полётной палубе груды обломков и обваренные тела тех, кому удалось
спастись от огня.

  * * *
Майкл Санчес барражировал на высоте двух тысяч футов и наблюдал, как
догорает его авианосец. Зрелище это было невыносимо, но он продолжал
смотреть. Эфир переполняли голоса: кто-то ругался, кто-то жаловался,
кто-то пытался отдавать команды.
  Наконец кэптен отвернулся и перекинул тумблер на приборной доске:
  - Авиакрыло, говорит кэптен Санчес. Слушайте приказ своего командира! Мы
сделали всё, что смогли. Но проиграли. Теперь время подумать о себе. Я
приказываю направить свои машины на юг, разогнать их и покинуть кабины над
побережьем. Сбор - у лагеря экспедиции. Да поможет нам Бог!

  * * *
- Они уходят в сторону берега, товарищ вице-адмирал! - воскликнул Губанов,
не веря тому, что он видел на тактическом дисплее. - И, похоже, они
катапультируются!
  - А что им ещё остаётся делать? - тихо сказал Долгопрудный и прикрыл
уставшие глаза ладонью.
  Оператор, отвечавший за связь, вдруг сорвал с головы наушники и
развернулся вместе с креслом:
  - Товарищ вице-адмирал, - обратился он к Долгопрудному, волнуясь и
сглатывая при этом слова, - на аварийной волне - американцы. Они просят
прекратить огонь. Они только что получили важное сообщение...

  (Земля Королевы Мод, Антарктида, март 2000 года)
Вертолёт "Хеликс-Би" грузно опустился на снег. Несущий винт провернулся
ещё несколько раз и застыл в неподвижности.
  Кэптен Санчес одёрнул лёгкую лётную куртку и медленно пошёл к вертолёту.
Было очень холодно, дул резкий пронизывающий до костей ветер, разнылось
вывихнутое при катапультировании плечо, но Майкл пренебрёг всеми этими
неудобствами ради одного и для него очень важного - показать русским
настоящего морского офицера, презирающего боль и холод, способного
достойно встретить достойных противников. Его отец и старший брат могли бы
им гордиться. Хотя чем тут гордиться, было не совсем понятно...
  Сзади и справа от Санчеса шёл Роберт Фоули. Он, наученный горьким опытом,
надел тёплый пуховик, но и в нём мёрз так, что зуб на зуб не попадал. А
может быть, на этот раз всё дело было не в морозе, а в состоянии
перевозбуждения, в котором он пребывал с того момента, как Джек Риан
прочитал вслух запись экстренной радиограммы, поступившей в разбитый на
берегу лагерь через пост связи фрегата "Рубен Джеймс".
  "Неужели всё зря? - билась в голове у Фоули одна-единственная мысль. -
Неужели всё напрасно?"
Сам Джек Риан отказался участвовать в беседе с представителями
командования русского авианосца. Фоули вспомнил, как "независимый
эксперт", сидевший по-турецки на прорезиненном полу палатки, нервно
скомкал в кулаке блокнотный листок, на котором перед тем записал текст
радиограммы, и высказался кратко, но исчерпывающе: "Свиньи!" Впрочем,
осталось невыясненным, кого конкретно он имел в виду: то ли эстонцев, то
ли Ритуальную службу Госдепартамента, то ли русских с их чёртовым
крейсером. Потом, когда встал вопрос о составе делегации для ведения
переговорного процесса, Риан с ходу отказался от участия, мотивировав это
тем, что его статус не позволяет принимать решения по вопросам, связанным
с судьбой экспедиции. Это была явная отговорка, но Санчес не стал
настаивать, заручившись к тому времени поддержкой Фоули.
  Из представителей Ритуальной службы в переговорах согласился участвовать
Джонсон-блондин. "Давно хотел познакомиться с Антеем, - обронил он
непонятную фразу. - Нельзя упускать такую возможность". Теперь
Джонсон-блондин шёл позади, отстав от Санчеса и Фоули на несколько шагов и
аккуратно выдерживая дистанцию.
  Из "хеликса" выбрались четверо, но только на одном из них была форменная
шинель с погонами и фуражка с кокардой в виде двуглавого орла. Остальные
были одеты кто как и выглядели достаточно колоритно. Высокий широкоплечий
русский - судя по выправке, бывший военный - в чёрной куртке на меху и
вязаной шапочке. Молодой субтильный русский, на носу которого красовались
очки в дешёвой оправе, но с дымчатыми линзами, одетый в полушубок, который
был ему велик, унты и головной убор, называемый, кажется, "шанка". И
наконец, пожилой русский с выцветшими глазами, в длиннополом одеянии,
чем-то напоминающем сутану, но с непокрытой и совершенно лысой головой.
  Американцы и русские шли друг навстречу другу. Над их головам, на высоте
шести тысяч футов, промчался "флэнкер". Его тень скользнула по снегу,
оказавшись как раз между двумя этими группами, а потом, с секундным
запаздыванием, накатил звук - вой турбин на низкой тональности.
  "Победители, - подумал Санчес. - Они - победители".
  Мысль эта не укладывалась в голове, но не принять её означало пойти против
истины, а Майкл всегда презирал тех, кто идёт против истины.
  Не доходя трёх шагов друг до друга, парламентёры остановились. Санчес
вспомнил, как во время перехода офицеры авиакрыла смотрели старые вестерны
по каналу спутникового телевидения, а во всех этих фильмах раньше или
позже хорошие парни вот точно так же выстраивались напротив плохих. Но там
это была решающая схватка, последняя глава, кульминация, а здесь...
полный эпилог. К тому же, ещё предстоит разобраться, кто здесь плохой, а
кто хороший.
  - Подполковник ВВС Российской Федерации Константин Громов, - представился
русский офицер, взяв под козырёк своей чудовищной фуражки. - Командир
авиагруппы тяжёлого авианесущего крейсера "Варяг".
  По-английски подполковник говорил с акцентом, но без ошибок, что приятно
удивило Санчеса, который за всю свою жизнь выучил только три русских
слова: "перестройка", "борщ" и "шанка".
  - Кэптен ВМФ США Майкл Санчес, - представился Майкл, отдавая честь. - С
сегодняшнего дня - командир авианосной ударной группировки Атлантического
флота.
  Громов с интересом разглядывал кэптена. Он привык к тому, что в авиацию
набирают худощавых людей среднего роста, а тут перед ним, как утёс,
возвышался огромный и широкий негр, лицо которого было чернее его
собственной пилотской куртки. Таких "бизонов" Константину до сих пор
доводилось видеть только на экране телевизора, когда там шёл матч на
звание чемпиона мира по боксу в тяжёлом весе или очередной голливудский
боевик.
  "Чёрный истребитель, - мелькнула у Громова непрошеная мысль. - Настоящий
чёрный истребитель".
  - Мы готовы выслушать вас, кэптен, - сказал он, отогнав неудачную
ассоциацию. - Говорите свободно, мы все понимаем английский.
  - Мы хотели бы сообщить вам, - начал кэптен, глядя в сторону, - что мы не
намерены больше вести против вашего авианосца какие-либо военные действия.
Это я отдал такой приказ и намереваюсь следить за строжайшим его
исполнением вплоть до прибытия спасателей. Я также прошу, чтобы вы не
предпринимали никаких военных действий против нас. В настоящий момент
конфликт себя полностью исчерпал.
  Пока Санчес говорил всё это, Фоули искоса разглядывал русского,
отличающегося от других выправкой бывшего военного. Он, разумеется, узнал
его - злого гения, использующего псевдоним Таксист - и теперь мучительно
прикидывал, опознал ли тот его в свою очередь или нет. Скорее всего,
капитан ФСБ Владимир Фокин, отличавшийся фотографической памятью,
действительно признал своего агента, но, как и положено профессиональному
разведчику, никак своего знакомства не определил.
  - Как мы можем быть уверены, что конфликт исчерпан?
  - Мы получили шифрограмму из Госдепартамента. Нас опередили. В начале года
мимо этих мест проходил эстонский теплоход "Таллинн". С него высадилась
небольшая группа, целью которой было отыскать тайник и забрать то, что там
находилось. Теперь этот предмет находится в Эстонии.
  - Почему вы недоговариваете? - резко спросил Громов. - Что это за ужимки?
"То, что там находилось"... "Предмет"...
  - А я не знаю, что находилось в тайнике, - признался Санчес.
  По всему, русский подполковник был шокирован открывшимся обстоятельством.
  - Вы... - он замялся, подыскивая слова, - вы не знали, за что сражаетесь?
  - Я сражался за свою страну, - ответил Майкл просто. - Я больше ничего не
умею, кроме как сражаться за Америку.
  - Вы думаете, мы вам поверим? - влез вдруг в беседу парень в дымчатых
очках и полушубке не по росту; по-английски он говорил с ужасным акцентом,
но понять его всё-таки было можно. - Поверим вашим словам? Как вы
докажете, что предмета у вас нет?
  Санчес закусил губу. Он как-то не задумывался на эту тему и теперь не
знал, что ответить.
  Положение спас Джонсон из Госдепартамента. Он выступил вперёд и указал на
лысого в "сутане":
  - Этот человек подтвердит наши слова. Копья здесь нет.
  Лысый помолчал, глядя на Джонсона в упор, потом спросил:
  - Ваш псевдоним - Ладон, если не ошибаюсь?
  - Не ошибаетесь.
  - Как же вы проморгали, Ладон? Это ведь был не просто артефакт - это был
Предмет Силы.
  Джонсон нахмурился и ответил ворчливо:
  - Вы тоже проморгали, Антей, и не вам наставлять меня.
  К счастью, этот обмен уколами, непонятный для остальных, быстро завершился.
  - Я подтверждаю! - заявил лысый. - Здесь предмета больше нет. Его следует
искать в другом месте.
  Сказав так, он повернулся спиной и пошёл к вертолёту.
  - Ещё неделю назад не поверил бы, - произнёс подполковник, глядя ему
вслед. - Но после вчерашнего приходится верить... О'кей, господа, - он
снова повернулся к парламентёрам. - Я принимаю ваши условия и обещаю, что
мы не будем применять оружие. Кстати! Вы, как я вижу, находитесь в тяжёлом
положении. Мы могли бы оказать посильную помощь...
  - Буря приближается, - невпопад сказал Санчес. - Вам нужно решить,
остаётесь вы или уходите.
  - Вы уверены, что вам не нужна наша помощь? - повторил свой вопрос Громов.
  - Да, мы уверены, - ответил кэптен, пряча взгляд. - Мы справимся сами...


  ЭПИЛОГ

  НОВОЕ ЗАДАНИЕ

  (Ржевка, Санкт-Петербург, июнь 2000 года)

  Машину пришлось оставить задолго до аэропорта - хмурый сотрудник ГИБДД
махнул жезлом, и Лукашевич, тормознув, свернул к обочине.
  - В чём дело, командир? - Стуколин, расположившийся справа на заднем
сидении, высунулся в приоткрытое окно.
  - Слепые, что ли? - грубовато отозвался автоинспектор. - Сами не видите?
Дальше проезда нет.
  Дальше действительно проезда не было. И хотя какие-то автомобили, отчаянно
сигналя, пытались продвигаться в сплошном потоке людей, идущих по узкой
"шоссейке", овчинка явно не стоила выделки - быстрее было добраться пешком.
  Трое друзей и Кирюша выбрались на асфальт.
  - Хорошо хоть пиво заранее взяли, - высказался Стуколин. - Не так скучно
идти будет.
  - А тебе в нашей компании скучно? - подначил Лукашевич.
  - Ещё как! - Стуколин ухмыльнулся. - Я за три месяца от вас просто устал.
  - Ну и не ездил бы, - сказал Громов. - Без тебя обошлись бы.
  - А шоу? Раз в жизни на шоу посмотреть!..
  - Ну ты даёшь, - засмеялся Лукашевич. - Истребителей, что ли, никогда не
видел?
  - Зато какой повод!
  На самом деле поводом стало пожелание, ясно высказанное Громовым-младшим,
который, вычитав где-то о готовящемся авиа-шоу (первом в Петербурге, по
утверждению рекламы), немедленно потребовал туда себя отвести.
Громов-старший возражать не стал: он был в отпуске и мог себе позволить
потратить субботний день (самый горячий в смысле "вывоза басурман") на
лёгкое развлечение с оттенком ностальгии. Приятели же навязались случайно
- собирались зайти с визитом и бутылкой, но, прослышав об авиа-шоу,
изъявили желание присоединиться. Константин сначала хотел отказать им,
мотивируя это тем, что "вы, ребята, снова напьётесь и сына мне дурным
примером испортите", но потом подумал и понял, что эти двое всё равно
притащатся на Ржевку и будут искать их по аэродрому и окрестностям, да и
Кирюша был рад, узнав, что дяди Лёши готовы присоединиться к компании. Так
и поехали вчетвером.
  Друзья влились в людской поток, продвигающийся к Ржевке. Казалось, на
авиа-шоу пришли поглазеть представители всех слоёв населения современного
Петербурга. Здесь можно было увидеть и папаш с детьми, и целующиеся на
ходу парочки, и байкеров в коже и заклёпках, и бритоголовых крепышей в
малиновых пиджаках, и старичков-ветеранов при орденах и планках, и
офицеров всех мастей, и просто молодых ребят с блеском в глазах от
предвкушения необычайного зрелища. Такое количество самого разнообразного
народа подтверждало: не угас ещё в России интерес к небу и авиации, не
угас - а значит, не всё ещё потеряно, будет и на нашей улице праздник.
  Впереди над деревьями появился вертолёт "Ми-8", из него вдруг высыпались
парашютисты, раскрыли свои разноцветные парашюты и, сблизившись друг с
другом, составили в ярком чистом небе российский триколор.
  - Красиво, - оценил Лукашевич. - И символично.
  Друзья промолчали: каждый думал о своём. Стуколин вздохнул, достал из
сумки, которую нёс на плече, бутылку пива, открыл её о торчащий прямо у
дороги стальной штырь и приложился к горлышку.
  Вскоре справа и слева от шоссейки стали попадаться деревенские домики с
палисадниками и огородами, за заборами прохаживались куры, сидел на
насесте петух - деревня деревней. Ограждение вокруг лётного поля стало
видно ещё через километр. К тому времени парашютисты отработали своё, в
небо поднялись первые легкомоторные самолётики и принялись выписывать
петли, демонстрируя публике чудеса высшего пилотажа.
  Компания из трёх взрослых и одного ребёнка подошла к покосившимся воротам
аэропорта "Ржевка". Слева у дощатого домика, где находились кассы,
толпился народ.
  - М-да, - изрёк Стуколин. - И не подумаешь, что авиа-шоу. Где
информационные плакаты? Где газировка, сахарная вата и хот-доги? Где
столики с сувенирами?
  Он был прав. То, что на Ржевке происходит действо, называемое во всём
остальном мире звучным термином "авиа-шоу", подтверждали только вьющиеся
над головой "пилотажки". Впрочем, один лоток с сувенирами через некоторое
время обнаружился - там продавались флажки с эмблемой российских ВВС и,
что характерно, модели американских истребителей F-14 и F-16.
  - Пойдём туда? - спросил Стуколин, кивая на ограждение, за которым
скрывалось лётное поле. - Билет, говорят, семь червонцев стоит.
  - Разве дело в деньгах? - на лице Громова-старшего читалось сомнение. -
Кирюша, - обратился он к сыну, - ты туда хочешь?
  Кирюша посмотрел на толпу, на небо, снова на толпу, и покачал головой.
  - Неохота, пап, - сказал он. - Чего нам в этой толкучке делать?
  - Слова не мальчика, но мужа! - одобрил Стуколин. - Куда двинемся?
  - Там справа от дороги такое местечко было, - напомнил Лукашевич. - Типа
недостроенного фундамента.
  - Отличная идея, - согласился Громов-старший.
  Они вернулись к выбранному месту. Там действительно располагалось нечто
вроде утонувшего в земле фундамента с остатками кирпичных стен. Друзья
расселись на травке как раз в тот момент, когда, раскрутив винты, над
Ржевкой поднялся "Ми-24", повисел и ушёл в западном направлении. После
естественной паузы опять начались полёты мастеров пилотажа, а друзья
распаковали бутерброды. К сомнительным развалинам, рядом с которыми
расположились трое пилотов и мальчик, никто не проявил интереса, кроме
небольшого стада козлят под присмотром местного пастуха. Кирюше козлята
понравились, и его внимание сразу разделилось: он пытался одновременно
наблюдать и за "пилотажками", и за козлятами. Самое интересное то, что у
него это получалось.
  Стуколин допил первую бутылку и спросил, оглядываясь вокруг:
  - Ну и где наши орлы?
  - О каких орлах идёт речь? - немедленно уточнил Лукашевич.
  - О тех, которые всегда гвоздём программы. Где эти хвалёные "Русские
витязи"?
  - Если обещали быть - значит, будут, - сказал Громов невозмутимо. - Личкун
- человек слова.
  Он оказался прав.
  - Смотрите! - воскликнул Кирюша, вскочив на ноги и вытягивая руку. - Летят!
  С запада, выстроившись треугольником, приближались на низкой высоте шесть
истребителей "Су-27", фюзеляжи которых были раскрашены в цвета российского
флага. На лётным полем истребители развернулись и сделали "горку".
  - А ведь я их всех знаю, - сказал Громов, приложив руку ко лбу наподобие
козырька. - Вон Эдик Жуковец... Отстаёт сегодня. И строй плохо держит.
Впереди - Сашка Личкун. Как всегда на лихом коне...
  - Как ты их опознаёшь? - полюбопытствовал Лукашевич.
  - По выхлопу, - съязвил Стуколин.
  - Халтурят ребята, - высказал своё мнение Громов, помолчав. - Не в полную
силу работают. В Ле-Бурже, помню, или в Фарнборо, или на МАКС'е -
выкладывались по полной программе. А тут...
  - А чего перед нами, быдлом, выпендриваться? - тут же нашёл повод
позлобствовать Стуколин. - Для сельской местности сойдёт!
  - Какие вы, однако, зануды, - обиделся за "витязей" Лукашевич. - Ребята
работают, как могут. Я вот, например, так не умею. И мне нравится, что
хотя бы они умеют.
  - И мне нравится! - заявил Кирюша. - Давайте смотреть.
  А посмотреть и в самом деле было на что. "Витязи" работали по своей
стандартной программе, а потому слаженно и внешне очень эффектно. Шесть
машин - по двадцать две тонны каждая - шли настолько тесно, что, казалось,
ошибись лётчики хоть самую малость, и столкновение будет неминуемым. Через
пару минут, покувыркавшись в воздухе, группа разделилась: два самолёта
продемонстрировали вираж на сверхмалой высоте и ушли на базу, остальные на
вертикали поднялись так высоко в зенит, что зрителям пришлось задрать
головы, и, отстрелив фейерверки, одновременно разошлись в разные стороны.
В небе образовалась красивая звезда из четырёх "лучей" дыма - достаточно
устойчивая, чтобы на неё все успели налюбоваться. Наконец остался только
один "витязь". Разогнавшись, он показал публике весьма захватывающую
фигуру пилотажа, известную под названием "колокол" - завис на вертикали с
выключенными двигателями. Потом попрощался отстрелом фейерверков и под
аплодисменты толпы ушёл на запад.
  - Ух! - выдохнул Лукашевич. - Незабываемое зрелище. Сколько смотрю, а
привыкнуть всё ещё не могу.
  - А что вам больше всего понравилось, дядя Лёша? - спросил Громов-младший.
  - Разумеется, самолёты, - ответил Лукашевич с улыбкой. - А тебе?
  Кирюша пожал плечами.
  - У папы тоже такой есть, - похвастался он, но как-то неуверенно. - И
летает он получше.
  Стуколин хмыкнул.
  - Так, значит, тебе вообще ничего не понравилось? - удивился Лукашевич.
  - Понравилось.
  - А что именно?
  Кирюша вдруг застеснялся и не ответил на последний вопрос.
  - Отстань от парня, - сказал Стуколин, строго глядя на друга. - Пей своё
пиво и смотри на шоу, а в душу не лезь.
  Шоу тем временем продолжалось. Два легкомоторных "Як-52", раскрашенные в
цвета Второй мировой (один нёс на крыльях алые звезды, другой - чёрные
кресты) изображали воздушный бой на виражах. Публике, впрочем, после
"гвоздя программы" стало уже неинтересно: зрители покидали шоу,
продвигаясь в направлении от Ржевки.
  - На самом деле, - сказал Громов-старший, наблюдая за этим новым потоком,
- неважно, чем хороши пилоты или самолёты. Просто авиа-шоу - это всегда
ощущение праздника. Как парад на Красной площади, приуроченный к Дню
победы... А ведь мы действительно победили, - добавил он, переводя взгляд
на друзей, - и заслужили этот праздник, разве не так?
  Стуколин поднял над головой початую бутылку, выказывая желание немедленно
чокнуться. В полном молчании друзья сделали по большому глотку.
  - Кирилл, - отдышавшись, обратился Лукашевич к Громову-младшему, - давно
хотел тебя спросить. А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Небось
лётчиком, как отец?
  Кирюша отрицательно покачал головой.
  - Нет, - сказал он очень серьёзно. - Ведь они не только летают, но и
убивают друг друга.
  Кирюша показал на небо, и друзья увидели, как под крыльями "Яка",
изображающего советский истребитель, засверкали вспышки имитатора
стрельбы, а второй "Як" с крестами окутался дымом и завалился в
управляемый штопор.
  Пилоты переглянулись. И никто из них не решился прокомментировать слова
одиннадцатилетнего мальчика...


  КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ КНИГИ


  1 Федеративная Республика Народов Кавказа - независимая мусульманская
республика, расположенная на территориях Северного Кавказа и Закавказья;
авторский вымысел.
  2 КДП - командно-диспетчерский пункт, помещение на аэродроме,
оборудованное средствами связи и радиотехнического обеспечения, откуда
осуществляется управление летательными аппаратами.
  3 ЗРК - зенитно-ракетный комплекс.
  4 "Адмирал Кузнецов" (полное название - "Адмирал флота Советского Союза
Н.Г.Кузнецов) - тяжёлый авианесущий крейсер, проект 11435, вступил в строй
в 1990 году, в настоящее время - флагман Северного флота.
  5 Относительная высота - высота, измеряемая относительно уровня аэродрома
или цели.
  6 "Hande hoch!" - "Руки вверх!" (нем.)
7 "МР-41" - пистолет-пулемёт, состоявший на вооружении Вермахта с 1941
года; очень часто его ошибочно называют "автоматом Шмайссера".
  8 "Meine Liebe" - "Моя любовь" (нем.)
9 Аналой - высокий столик с покатым верхом, на который в церкви кладут
иконы, книги, крест.
  10 Цитируется по "Застольной книге" В.В.Куликова
11 Стихи Михаила Щербакова.
  12 Мейстерзингеры - немецкие средневековые поэты-певцы из
ремесленно-цеховой среды.
  13 Комит - офицер-адъютант римского военачальника (императора); обычно -
доброволец из молодых аристократов.
  14 Преторианцы (лат.: praetoriani) - в Древнем Риме первоначально охрана
полководцев, затем императорская гвардия; участвовали в дворцовых
переворотах.
  15 Претор - офицер личной охраны императора и его ставки.
  16 Римский походный лагерь строился по образцу самого Рима, поэтому
основные проходы в нём назывались "улицами", а центральная часть -
"форумом".
  17 ТАКР - тяжёлый авианесущий крейсер, общепринятая аббревиатура.
  18 "Су-33" - российский многоцелевой палубный истребитель; разработан
специально под проект 11435. Впервые "Су-33" был продемонстрирован широкой
публике 18 августа 1991 года.
  19 "Островом" в морской практике принято называть палубную надстройку
авианосца, где размещаются рубка, капитанский мостик, посты управления
кораблём, авиагруппой и пост связи.
  20 Более половины верующих в США - протестанты.
  21 "Су-27УБ" - двухместная учебно-боевая модификация истребителя "Су-27".
  22 "Журавль" - ласковое прозвище истребителей "Су-27".
  23 Эшелонирование - назначение самолёту высоты и коридора, по которому он
может совершать полёт над собственной или чужой территорией.
  24 РУД - рычаг управления двигателем.
  25 РУС - рукоятка управления самолётом.
  26 Имеется в виду знаменитая пилотажная группа "Русские Витязи" Центра
показа авиационной техники, находящегося в Кубинке (Московская область);
образована в 1991 году.
  27 Лететь в горизонте - лететь в горизонтальном полёте.
  28 НАЗ - носимый аварийный запас.
  29 "Комар" - переносной радиомаяк.
  30 АКСУ - Автомат Калашникова специальный укороченный.
  31 НУРС - неуправляемые реактивные снаряды.
  32 Имеется в виду американский малозаметный тактический ударный самолёт
"F-117A", применявшийся и во время боевых действий в Югославии.
  33 Что? Снова письмо написал? Ты как Тарас Шевченко. Пишешь и пишешь,
только бумагу переводишь (укр.).
  34 Ты не волнуйся. Там разберутся (укр.).
  35 Закончил? Хорошо. Тогда собирай вещи (укр.).
  36 Договор по ограничению ПРО - Договор об ограничении систем
противоракетной обороны между СССР и США. Подписан в Москве 26 мая 1972
года. Договор предусматривает обязательство не развертывать системы ПРО на
территории своей страны и не создавать основу для такой обороны. Стороны
обязались не создавать, не испытывать и не развертывать системы или
компоненты ПРО морского, воздушного, космического или мобильно-наземного
базирования. В настоящий момент США в одностороннем порядке разорвали
договор по ограничению ПРО.
  37 СНВ - Договор о сокращении и ограничении стратегических наступательных
вооружений между СССР и США. Договор СНВ-1 подписан 31 июля 1991 года,
СНВ-2 подписан 3 января 1993 года. Согласно договору СНВ-2, обе стороны
обязаны к 2003 году сократить арсеналы своих стратегических вооружений до
3000 боеголовок. Многочисленные упрёки, которые высказывают современные
российские оппозиционные партии в адрес договора СНВ-2, связаны с тем, что
в России физически уничтожаются боеголовки и ракетоносители к ним, в то
время как в США их только демонтируют с последующим складированием.
  38 Авиационное звено - тактическое и огневое подразделение в частях ВВС;
звено состоит из 3 - 4 самолётов и предназначается для выполнения
тактических задач самостоятельно или в составе эскадрильи.
  39 Воин Храма - храмовник, тамплиер, член Ордена тамплиеров, основанного
французскими крестоносцами в 1123 году в Иерусалиме с целью защиты
христианских паломников.
  40 Squire - искажённое от ecuyer ("щитоносец"), оруженосец рыцаря, обычно
- человек благородного происхождения, не имеющий собственной земли и
вассалов.
  41 Banniere - прямоугольное знамя на конце копья, служащее знаком сбора
для вассалов того или иного лорда.
  42 Colee - удар кулаком по затылку, который посвящающий в рыцари наносит
посвящаемому, часть процесса посвящения в рыцарство.
  43 В описываемый период в Венеции находилась резиденция Папы Урбана III,
так и не решившегося вернуться в Рим после очередного восстания
сторонников новой Римской республики.
  44 Лига - английская средневековая мера длины, равная трём английским
милям или, приблизительно, пяти километрам.
  45 Геллеспонт - древнегреческое название пролива Дарданеллы.
  46 Иконий - современный город Конья в Турции.
  47 Рыцарь, участвующий в походе, должен был иметь двух коней: для езды
(palefroi) и боевого (dextrier).
  48 В средневековье не было постоянной системы деления суток на часы, время
мерялось от восхода до заката и, следовательно, зависело от сезона и
широты. Девятый час - это час перед вечерней молитвой и ужином, незадолго
до заката.
  49 Кутюм - обычай, установление, неписанный закон.
  50 В описываемый период по естественным причинам сменилось три Папы:
Урбана III сменил Григорий VIII, Григория VIII сменил Климент III.
  51 Перч (пертика) - средневековая английская мера длины, примерно равная 5
метрам.
  52 Фурлонг - средневековая английская мера длины, примерно равная 200
метрам.
  53 Bear - медведь (англ.)
54 Ричмонд является административным центром штата Вирджиния, в котором
также находится Норфолк - главная база Атлантического флота США.
  55 Кэптен - воинское звание в ВМФ США и ряда других стран, соответствует
званию капитана 1 ранга российского флота.
  56 Лейтенант - воинское звание в ВМФ США, соответствующее званию
капитана-лейтенанта российского флота.
  57 F-14A (Grumman F-14A Tomcat) - американский многоцелевой тяжёлый
палубный истребитель.
  58 Е-2С (Grumman E-2C Hawkeye) - американский самолёт дальнего
радиолокационного обнаружения.
  59 Flogger (англ.: бич, бичеватель) - принятое в НАТО наименование
советского фронтового истребителя "МиГ-23".
  60 Учения "Дезерт флэг" ("Флаг пустыни") - масштабные учения сил
антииракской коалиции, проходившие в конце 1990 года на полигоне базы ВВС
США Неллис; в ходе этих учений в пустыне Невада было построено более 1400
объектов, в точности воспроизводящих инфраструктуру Ирака и
оккупированного Кувейта.
  61 Ошеана - район города Вирджиния-Бич (штат Вирджиния), место постоянной
дислокации авиационных эскадрилий истребителей F-14A, приписанных к
Атлантическому флоту.
  62 Сесил-Филд - район города Джексонвилл (штат Флорида), место постоянной
дислокации авиационных эскадрилий штурмовиков, приписанных к
Атлантическому флоту.
  63 F/A-18C "Хорнет" (McDonnell Douglas F/A-18C Hornet) - американский
палубный истребитель-штурмовик.
  64 Как правило, в верхней части хвостового оперения американских боевых
самолётов указывается двузначный порядковый номер самолёта в эскадрильи;
командиры эскадрилий имеют номера "00".
  65 Глиссада - прямолинейная траектория снижения или подъёма летательного
аппарата, наклонённая под углом к горизонту.
  66 Система FLOLS (Fresnel Lens Optical Landing System) -
автоматизированная гиростабилизированная оптическая система посадки,
представляет из себя систему линз Фреснеля и световых сигнальных огней.
  67 Гак - тормозной крюк длиной 2,5 метра.
  68 В морской авиации США существует довольно любопытная система наказаний
за некачественные посадки: нерадивые лётчики платят денежные штрафы, про
них публикуют ехидные статьи в периодической печати авианосцев.
  69 Галерейная палуба - палуба авианосца, размещённая на сильно развитых
спонсорах, поддерживающих полётную палубу; на ней, как правило, находятся
боевой информационный центр, помещения для экипажей самолётов, каюта
капитана корабля, внутренние агрегаты катапульт и аэрофинишера.
  70 Ангарная (главная) палуба - палуба, отведённая под ремонт и текущее
обслуживание авиационной техники.
  71 Маккартизм - политика преследования прогрессивных и либеральных
организаций и деятелей. Термин происходит от имени Джозефа Маккарти,
председателя сенатской комиссии Конгресса США по вопросам деятельности
правительственных учреждений и её постоянной подкомиссии по расследованиям.
  72 Американский торпедный катер "PT-109", которым командовал лейтенант
Джон Ф. Кеннеди, был потоплен 2 августа 1943 года японским эсминцем у
Соломоновых островов. Будущий президент получил ранение позвоночника, но
помог спастись выжившим членам экипажа.
  73 Неервинденское сражение (18 марта 1793 года) - закончившееся поражением
французов сражение между армиями связанного с жирондистами генерала
Дюмурье и войсками герцога Саксен-Кобургского; после поражения генерал
Дюмурье был объявлен предателем и перешёл на сторону австрийцев.
  74 Лье - старофранцузская мера длины, примерно равная 4,5 километрам.
  75 Так называемое ЦППГО - цельноповоротное переднее горизонтальное
оперение.
  76 "Китти Хок" - первый корабль серии авианосцев, запущенной в начале 60-х
годов; к этой серии принадлежит авианосец "Джон Ф.Кеннеди", принятый на
вооружение ВМФ США в 1967 году.
  77 "Шкраб" - лётчик-инструктор (жарг.).
  78 Флаттер - незатухающие упругие колебания частей самолёта, возникающие
при достижении определённой скорости, зависящей от характеристик данного
летательного аппарата; способен привести к разрушению конструкции самолёта.
  79 Стихи Юрия Визбора.
  80 Спарка - двухместная модификация истребителя, используемая для обучения
молодых пилотов.
  81 Станислав Говорухин выступал в своё время сценаристом фильма "Пираты ХХ
века".
  82 "Коробочка" - траектория полёта самолёта над аэродромом в ожидании
разрешения на посадку, по форме представляющая прямоугольник с большой
стороной, параллельной ВПП.
  83 "Выдать квитанцию" - подтвердить получение команды с земли (жарг.).
  84 В аэронавигации ветер измеряется двумя параметрами: скоростью и
направлением в градусах, отсчитываемым от севера к направлению, куда дует
ветер.
  85 "Новолазаревская" - российская полярная станция в Антарктиде,
функционирует с 1961 года, находится в восточной части оазиса Ширмахера
(Земля Королевы Мод).
  86 В официальной науке под Арктогеей понимают фаунистическое царство суши,
занимающее Северную Америку, Евразию (без Индостана и Индокитая), Северную
Африку (включая Сахару).
  87 В официальной науке под Гондваной понимают гигантский суперконтинент,
существовавший в течение большей части палеозоя и в начале мезозоя в Южном
полушарии. Включал части современных Южной Америки, Африки, Азии (Аравию,
Индостан), Австралии и, возможно, Антарктиды. На протяжении мезозоя
произошло распадение Гондваны на отдельные части - прообразы современных
материков; в меловом периоде она перестала существовать как единое целое.
  88 Хашим Тачи - один из лидеров албанских сепаратистов Косова, командующий
Освободительной армии Косова.
  89 На самом деле ракеты низковысотного зенитного комплекса С-125 ("Нева",
"Печенга" и др.) имеют две твердотопливные ступени.
  90 Майор Прохоров, видимо, не в курсе, что первая высадка на шестой
континент состоялась только спустя три четверти века после экспедиции
Фаддея Беллинсгаузена и Михаила Лазарева. Это сделала норвежская
экспедиция в 1895 году.
  91 "Хаммер" - неофициальное название самолёта дальнего радиолокационного
обнаружения Е-2С "Хоукай".
  92 "Гувер" - неофициальное название палубного противолодочного самолёта
"Локхид" S-3A "Викинг", в состав авиакрыла "Джона Ф.Кеннеди" самолёты этой
модификации были приняты в 1975 году
93 "Флэнкер" - натовское название российских истребителей, являющихся
модификациями "Су-27".
  94 "Пластмассовый жук" ("Plastic bug") - неофициальное название палубного
штурмовика F/A-18 "Хорнет".
  95 "Кот" - полуофициальное название палубных истребителей F-14 "Томкэт",
производная от сочетания "Tomcat", которое у нас переводят как "Бойцовый
кот".
  96 В военно-морской авиации США учебные ракеты окрашивают в синий цвет, а
боевые - в белый.
  97 По всей видимости, "триста тридцатой" командир БИП "Варяга" называет
ракету 9М330, которыми вооружены зенитные комплексы "Кинжал".
  98 Ордер - регламентированное по направлениям, интервалам и дистанциям
взаимное расположение кораблей.
  99 "Гонтлит" (SA-N-9 GAUNTLET) - натовское название корабельного зенитного
ракетного комплекса "Кинжал".
  100 "Грайсон" (SA-N-11 GRISON) - натовское название
ракетно-артиллерийского комплекса "Кортик".
  101 Старшим офицером на кораблях ВМФ США называют старшего помощника
капитана.
  102 Шнорхель - выдвижное устройство для обеспечения работы дизельных
двигателей подводной лодки, идущей на перископной глубине.
  103 Автор напоминает читателям, что апрель в Южном полушарии - осенний, а
не весенний месяц.
  104 М134 "Миниган" - 7,62-миллиметровый шестиствольный пулемёт, разработка
фирмы "Дженерал Электрик", устанавливается или на турели, или в подвесном
контейнере SUU-11B.
  105 Разумеется, Роберт Фоули. меряет температуру по шкале Фаренгейта. Один
градус по этой шкале примерно соответствует минус 17 градусов по шкале
Цельсия.
  106 Guten Tag, Herr Ran! - Добрый день, господин Ран! (нем.)
107 Фрегат УРО - фрегат управляемого ракетного оружия.
  108 Мах - относительная единица измерения скорости, определяется как
отношение скорости объекта к местной скорости звука.
  109 "Пищалками" в некоторых армиях мира называют самолёты ДРЛО.


--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 31.03.2003 17:28 

  Книго
  




        

            
[X]