Вадим ПАНОВ

      ВСЕ ОТТЕНКИ ЧЕРНОГО

      Анонс

      Это не было наваждением. Ослепительная красавица, завершая свой танец, действительно впилась в горло юного партнера. И отрезанная голова ребенка, вылетевшая на сцену из зрительской ложи, тоже не была бутафорией. «Только дьявол разрешит тебе все» — похоже, девиз «Заведения Мрака» не обманывал. Но владельцы ночного клуба не знали, какие могущественные силы выступят против них. Обитатели Тайного Города, последние представители давно исчезнувших с лица Земли циливизаций, никогда не примирились бы с такой грязной конкуренцией. К тому же в их памяти ещё свежи были воспоминания о страшных временах Инквизиции…

      Пролог

      — Пожалуйста, вот сюда, отец Алексей.

      Тоненький юноша в темной рясе с накинутым на голову капюшоном молча шагнул в услужливо распахнутую дверь полицейского морга.

      — Кто-нибудь ещё знает о нашем деле?

      — Нет, только вы и я. — Патологоанатом тщательно закрыл дверь. — Сейчас я привезу тело.

      Даже если пожилому врачу и было неловко обращаться к молоденькому монаху «отец», он никак не показывал этого. Именно этого юношу старец Никодим оставил своим преемником в Забытой пустыни, в месте, где, по твердому убеждению знающих людей, пылает огонь истинной веры. А патологоанатом был знающим. Он не забыл, как десять лет назад отвез своего сына, внутренности которого были изъедены метастазами, в Забытую пустынь, к старцу Никодиму. В Онкологическом центре ребенку подписали смертный приговор. Чтобы отменить его, старцу потребовался месяц. Он вернул ребенка отцу, вернул душу. Вернул веру.

      Старец считался святым, народ к нему ходил и с хворью, и за советом, и никому Никодим не отказывал до самой смерти. А значит, ошибиться в выборе продолжателя своего дела не мог. И не ошибся. Несмотря на молодость, Алексей ни в чем не уступал своему учителю: ни в умении врачевания, ни в предсказании будущего. И вера молодого человека была столь же крепкой: силу свою он нес людям искренне, с радостью, полагая, что именно для этого она дарована ему богом.

      — Вот. — Патологоанатом подкатил к Алексею лежащее на блестящей металлической каталке тело молодого рослого мужчины. — Из озера выловили.

      Монах внимательно осмотрел покойного.

      — Где следы?

      — На шее, у вены.

      Две маленькие ранки, напоминающие укус змеи.

      — Я сразу заметил, что дело нечисто, — шепотом сказал врач. — Раны эти заприметил. А потом вскрываю — бог ты мой, крови в нем нет!

      — Ни капли?

      — Ни капли, — подтвердил патологоанатом. — Досуха её упырь выпил.

      Монах положил руку на голову покойника и прикрыл глаза.

      — Он был с женщиной. — Последовала пауза, врач не дышал. — Женщина его и убила.

      — Женщина-упырь, — прошептал патологоанатом и перекрестился. — Господи всемогущий, спаси и сохрани.

      — Кому-нибудь говорил? — снова поинтересовался отец Алексей.

      — Только вам.

      — Что полиции сказал?

      — Пока ничего, — признался врач, — время тяну. Не знаю, что делать.

      — Скажешь им, — после минутного раздумья решил монах, — что утоп раб божий. Захлебнулся в озере.

      — Понятно, — кивнул патологоанатом, — а как с упырем быть? Ведь страшно же!

      — А об упыре забудь, — сурово произнес отец Алексей. — Он в одном месте дважды не появляется, так что спи спокойно.

      — А остальные люди? — Врач набросил на тело простыню. — Он ведь дальше убивать будет.

      — Я же сказал: забудь, — недовольно повторил монах. — Отыщем мы упыря.

      Выйдя на улицу, Алексей отошел к могучему дубу, стоящему неподалеку от здания, прислонился к стволу и несколько минут просто стоял, рассеянно теребя рукой простенькую веревочку, которой был подпоясан. Теплая летняя ночь жадно пожирала остатки света, торопливо набрасывая на землю свой сумрачный покров, черная ряса монаха сливалась с деревом, и праздные прохожие, медленно прогуливающиеся по улице, при всем желании не могли заметить молодого человека.

      «Упырь». Монах задумчиво посмотрел на проходящих мимо людей. Для большинства из них вампиры не более чем сказка, остроумная выдумка, позволяющая хорошо зарабатывать продюсерам фильмов ужасов. Фольклорные персонажи. Скажи кому-нибудь из них, что вот за этой стеной, в полицейском морге, лежит жертва упыря, а патологоанатом грызет авторучку, пытаясь состряпать правдоподобный отчет для начальства, — засмеют! Подведи их к трупу и покажи полное отсутствие крови — не поверят. Да и как в это можно поверить? Как можно поверить в то, что в Москве, в огромном городе, всего в десятках километров отсюда, помимо обычных людей, живут последние представители давно забытых цивилизаций? Существа, обитавшие на Земле задолго до появления человека и не имеющие с этим самым человеком ни одного общего гена?

      Алексей хорошо помнил удивление, испытанное им, когда старец Никодим впервые поведал юному послушнику о существовании нелюдей и о том, что высокие московские дома причудливо сочетаются с постройками Тайного Города, самого древнего поселения на Земле. Он помнил рассказы о грозных Великих Домах, некогда правивших миром, о магах, умеющих все или даже чуть больше, и о многочисленных семьях, некоторые представители которых послужили в свое время прообразом фольклорных персонажей. Как, например, вампиры.

      Молодой монах вздохнул. Ужасный след, оставленный убийцей, вновь разбудил сомнения, изредка терзавшие его молодую душу. Сомнения небеспочвенные, и от того ещё более неприятные. С одной стороны, его учителя, старца Никодима, почитали святым. И его самого будут почитать, в этом Алексей не сомневался. Но, с Другой стороны, существуют люди, обладающие такими же способностями и даже превосходящие его, Алексея, и в умении врачевания, и в таланте видеть будущее, и во многих других умениях, о которых он даже не догадывался. Люди, для которых волшебство являлось такой же обыденностью, как, например, электричество. Эти люди жили в Тайном Городе и читали сказки, как чьи-то мемуары. Существование этих людей заставляло Алексея задуматься о том, прав ли он, скрывая свою истинную сущность под сутаной? Прав ли он, что прикрывается именем бога? Прав ли он, вводя в заблуждение свою паству? Ведь не святой он, совсем не святой…

      Монах снова вздохнул, рассеянно вытер ладонью высокий лоб и покачал головой, словно отбрасывая прочь ненужные мысли.

      У него есть призвание, у него есть долг — и в этом его сила. Он обязан делиться своим даром с людьми, и то, что он делает это, облачившись в рясу, ничего не меняет. Главное сейчас — вампир. Никто не имеет права убивать безнаказанно.

      Даже в Тайном Городе.

      Часть 1 НАПЕРЕГОНКИ С МИРАЖЕМ

      Константин Куприянов покинул VIP-ложу стадиона «Динамо» в самом скверном расположении духа. Это был довольно высокий, сухощавый мужчина, тридцати восьми лет, с несколько длинноватым носом, большими карими глазами, тонким ртом и темными, с проседью волосами, уложенными в аккуратную прическу. В целом его лицо можно было назвать приятным, внушающим доверие, но, увы, не сейчас, и на это была весомая причина. «Спартак», любимый «Спартак», безвольно, а самое главное — по делу, уступил своему основному преследователю в чемпионской гонке — «Локомотиву». Уступил, выигрывая 0:2 к концу первого тайма, пропустив во втором, на глазах у тысяч болельщиков, специально собравшихся посмотреть на порку честолюбивых выскочек, три образцово-показательных мяча от настырных «паровозов». Давно, очень давно, со времен игр с «Кошице», Куприянов не чувствовал себя таким раздосадованным. Он криво усмехнулся шумной радости красно-зеленых «викингов», скомкал программку и молча, иногда кивая знакомым болельщикам, добрался до своего «Мерседеса». Володя, водитель-телохранитель, уже знал о случившейся неприятности и потому старался быть как можно более незаметным. В принципе Куприянов был хорошим шефом: достаточно внимательным, не капризным, без комплекса Наполеона, но в редкие минуты дурного настроения под руку ему лучше было не попадаться и персоной своей не надоедать.

      За всю дорогу Константин произнес только одно короткое предложение. Сквозь зубы. Когда на «Спорт FM» комментировали результаты состоявшегося тура.

      После этого он выключил приемник и ехал дальше в полной тишине.

      Куприянов вошел в дом в одиннадцатом часу. Молча, не попрощавшись, вопреки обыкновению, с водителем (из чего Володя понял, что шеф по-прежнему недоволен), Константин вошел в особняк, швырнул пиджак на стоящий в холле диван и направился в гостиную.

      — Добрый вечер. — Вера, — симпатичная женщина с большими ореховыми глазами, оторвалась от журнала.

      — Привет, родная. — Куприянов рассеянно поцеловал жену в каштановую макушку и направился к бару. — А мы сегодня проиграли.

      — Крупно?

      — Два — три.

      — Вы все равно чемпионы.

      — На это невозможно было смотреть. — Константин плеснул себе виски, залпом выпил, но недовольство не отпускало. — Ни мысли, ни игры, ни желания. «Паровозы» просто издевались над нами!

      Вера закрыла журнал.

      — Костик ждал тебя весь вечер. — Куприяновы назвали сына в честь отца. — Ты обещал, что будешь с ним рисовать.

      — Ты же знаешь, что я всегда хожу на футбол, — буркнул Куприянов.

      — Ты сам ему обещал, — мягко произнесла Вера. — Мог бы лучше планировать свое время.

      «Проклятие!»

      Куприянов вспомнил, что действительно давал ребенку обещание. Обычно тур проходил по субботам, и он просто не сориентировался, что на этот раз окажется на стадионе в среду. Нехорошо получилось. Чувство вины и раздражение от проигрыша любимой команды смешались в гремучую смесь.

      — Он обиделся?

      — Расстроился, — сухо подтвердила жена.

      — Ты могла мне позвонить!

      — Я звонила.

      Куприянов вспомнил проигнорированную трель мобильного телефона в начале первого тайма.

      «Могла бы быть и настойчивее!»

      Он знал, что виноват, но признаваться в этом не хотелось. В бокал полетела следующая порция виски. Надо было отключиться, выбросить все из головы и отдохнуть.

      «Завтра куплю Косте какой-нибудь подарок и восстановлю мир».

      — Ты не так много времени проводишь с ним, — негромко продолжила Вера. — Костик все понимает, он взрослый, но когда ты обещаешь и забываешь об этом, он, разумеется…

      — Хватит читать мне мораль!

      — Я просто хотела… — Вера удивленно посмотрела на мужа.

      — Да, я забыл, мне стыдно! — рявкнул Куприянов. — Все? Может быть, хватит об этом?

      — Почему ты так говоришь со мной? — вспыхнула Вера. — В конце концов, это ты обманул сына.

      — Никого я не обманывал!

      Куприянов резко поставил бокал и направился к выходу из гостиной. Выслушивать претензии жены было выше его сил.

      — Костя…

      — Я поеду искупаюсь, — не оборачиваясь, бросил Куприянов. — И сразу вернусь!

      — Может, это тебя остудит!

      Вера откинулась на спинку дивана, закусила губу и тыльной стороной ладони вытерла выступившие на глазах слезы.

      Что такого она сказала? Почему он так среагировал? Ведь она просто хотела заметить мужу, что он неправильно поступил, нарушив данное сыну слово, а в результате — скандал. Неужели он действительно так злится из-за какого-то поганого «Спартака»? Неужели это действительно настолько важно? Важнее, чем сын?

      Этого Вера понять не могла.

      «Ладно. — Она взяла себя в руки. — Кот вернется через час».

      Вера знала, что муж обожал купаться по ночам и, какое бы настроение у него ни было до этого, всегда возвращался довольным и добрым. А в том, что он поехал один, не было ничего странного: она не всегда соглашалась сопровождать его на озеро, предпочитая бассейн или ванну.

      «Дождусь его, и тогда поговорим».

      Куприянов, как был, в брюках от костюма, дорогих туфлях и белоснежной рубашке, выскочил из дома и решительно направился в гараж за открытым «Рэнглером», специально приобретенным для летних прогулок.

      — Константин Федорович, мне поехать с вами? — Массивная фигура Володи мгновенно выросла около шефа.

      — Нет! — сначала Куприянов ответил резко, но затем, оценив предупредительность телохранителя, сбавил обороты: — Спасибо, Володя, я просто поеду искупаюсь. Ты знаешь, куда. Там вряд ли будет кто-нибудь еще.

      Шеф поругался с женой и хочет побыть один. Телохранитель прекрасно знал глухой уголок на берегу озера, который Куприянов любил больше всего. Ехать до него всего ничего, и там действительно вряд ли будут другие люди.

      — Я подгоню ваш джип, Константин Федорович, — кивнул Володя, — и возьмите, пожалуйста, телефон. — Он протянул Куприянову мобильную трубку. — Я буду ждать вашего возвращения.

      — Конечно.

      Это действительно был не его день. Без всякого сомнения.

      Когда слегка успокоившийся Куприянов подъехал к озеру, он с неприязненным удивлением обнаружил на «своем» месте черный «Мустанг», нахально блестевший под круглым ночным светилом. Это было настолько неожиданно, что сначала Константин даже не поверил собственным глазам: Куприянов был уверен, что дорогу в этот уединенный уголок знают только он и лесник. Вот уже три года он не видел здесь не то чтобы чужую машину, а даже туристов-палаточников или просто отдыхающих, это было секретное место, «его» место, и вот — здрасьте! Мало того что черный жеребец оказался в этом уголке, так его ещё и поставили именно там, где обычно ставил свою машину Куприянов: прямо посреди узкой дороги, носом в обратную сторону, не оставляя никому шансов проехать дальше.

      Константин тихонько выругался, выключил двигатель и задумался. Уехать? Оставить «свое» место неведомым захватчикам? Разум подсказывал, что это будет самым правильным решением. Одинокая машина в тихом лесном уголке, наверняка её пассажиры не случайно заехали в такую глушь. Скорее всего у них вполне определенные планы, и появление Куприянова придется совсем некстати. Ну, не успел. День сегодня такой.

      Константин выбрался из «Рэнглера» и подошел к «Мустангу». Его догадка оказалась верна: в незапертом салоне автомобиля была беспорядочно разбросана одежда. Мужская и женская. Куприянов скривился и посмотрел на номер «Мустанга»: «АННА». Ни у кого в округе, Константин знал это точно, не было «Мустанга» с такими номерами.

      Анна. Куприянов задумчиво покрутил на пальце ключи от джипа. Злость постепенно уходила, оставляя после себя лишь легкое чувство досады.

      Анна Каренина. Аннушка разлила масло. Анка-пулеметчица. Глупые ассоциации. Константин вздохнул. Ладно, Анна Болейн, не буду тебе мешать, в конце концов, искупаться можно и в любом другом месте.

      Куприянов сделал шаг к «Рэнглеру», когда со стороны озера послышались заливистый женский смех и плеск воды. Что и требовалось доказать.

      Еще один шаг.

      Смех стал чуть громче.

      Очень приятный тембр. Константин давно заметил, что лишь немногие люди могли похвастаться красивым смехом. Обычно он звучал либо слишком громко, либо слишком тонко, либо это были вообще непонятные каркающие звуки, доставляющие удовольствие исключительно своему обладателю. Смех, доносящийся с озера, был редким исключением. Он звучал радостно, заразительно и очень приятно на слух.

      Куприянов помедлил и непроизвольно улыбнулся. Чертова русалка.

      Послышались невнятные голоса и снова удивительный и озорной смех. Он должен увидеть его обладательницу. Константин сунул ключи в карман и осторожно направился к берегу озера.

      Огромный диск полной луны нависал над ровной, как сковорода, поверхностью озера, заливая её волшебным серебряным светом. Деревья, контуры которых были едва различимы на фоне усыпанного звездами неба, молчаливой стражей окружали берега, периодически напоминая о себе легким шелестом листьев. Где-то далеко-далеко по-хозяйски ухали совы, но их перекличка лишь подчеркивала удивительную тишину, царящую в этом чудном уголке.

      Женщина, чей смех привлек Константина, медленно шла по искрящейся в лунном свете воде. Куприянов прекрасно знал, что в этом месте песчаная отмель далеко вдается в озеро, но все равно ему показалось, что незнакомка ступает прямо по звездам, отражающимся на спокойной поверхности. Настолько грациозны и легки были её движения, настолько волшебно выглядела она, закутанная лишь в призрачные лучи ночного светила.

      «Ты увидел, что хотел? Теперь уходи».

      «Еще чуть-чуть. Я хочу увидеть её лицо».

      Больше в этот вечер голос разума Константина не тревожил.

      — Ты прекрасна!

      Куприянов даже вздрогнул, когда громкий мужской голос грубо вторгся в чудную картину, открывшуюся перед его глазами. Он совсем забыл, что женщина была не одна.

      — Ты сводишь меня с ума!

      С этим заявлением трудно было не согласиться. Пышные черные волосы красавицы густой волной спадали на плечи, оттеняя стройную шею и лицо, которое Константин пока не мог разглядеть. Зато он видел крепкие полушария груди, игриво поблескивающие в лунном свете, ладный, подтянутый животик, тонкую талию и упругие, округлые бедра, способные свести с ума любого мужчину. Русалка остановилась и медленно подняла вверх свои прекрасные волосы.

      — На кого я похожа?

      — На королеву Луны!

      Над озером вновь зажурчал её задорный смех. Красавица томно изогнулась, лаская тело в свете блекнущих на её фоне звезд. Черные волосы вновь рассыпались по плечам, а ладони скользнули по бедрам. Мужчина на берегу застонал.

      — Иди ко мне, моя королева!

      Куприянов в бешенстве прикусил травинку: голос мужчины вырвал его из сладкого забытья, на мгновение ему показалось, что восхитительная русалка приближается к нему.

      Только к нему.

      — Я — королева Луны! Я — повелительница ночи! — Голос у черноволосой красавицы был грудным, с легкой хрипотцой, придающей ему дополнительное очарование. — Я — хозяйка твоих грез!

      Роскошный танец удивительной незнакомки ничем не напоминал заученные движения дешевой стриптизерши. В нем чувствовалась настоящая вулканическая страсть, в которой могли бы сгореть даже звезды. В нем причудливо сплелись первобытный огонь, губительный для доверчивых мотыльков, и томная нега, заставляющая забыть обо всем на свете, грациозность пантеры, играющей со своей жертвой, и беззащитная, манящая мягкость влюбленной русалки. Он очаровывал и пугал одновременно. Он наполнял желанием. Гипнотизировал.

      Куприянов не сводил с незнакомки глаз, жадно фиксируя каждый изгиб, каждую линию её роскошного тела, каждый жест и поворот головы. И в тот момент, когда он снова забылся и ему стало казаться, что пылающий танец русалки предназначен только для него, призрачная фея сделала несколько шагов, вышла из воды и скрылась из виду.

      Проклятье!

      Очарованный, переполненный любопытством и желанием, Константин осторожно передвинулся на несколько метров вперед и медленно раздвинул ветки кустарника. Теперь прекрасная брюнетка и её спутник были перед ним, как на ладони, и Куприянов почувствовал пронзительно-острый укол ревности — она была в объятиях мужчины! И в каких объятиях?!

      На песчаном берегу озера черноволосую русалку поджидал настоящий неандерталец. Гигантского роста бритый самец с чудовищно, как показалось Константину, раздутыми мышцами. Когда Куприянов занял новый наблюдательный пункт, неандерталец уже лапал чарующее тело красавицы. Распаленный страстным танцем, лапал грязно и похотливо, совершенно не обращая внимания на неземную, захватывающую красоту обласканной Луной женщины. В нем тоже было что-то первобытное. Животное.

      Почему она с ним? Константин машинально сжал кулаки. Будь оно все проклято!!!

      Ревнующий, оскорбленный, охваченный жгучим желанием, он хотел уйти, но был не в силах оторвать взгляд от брюнетки. Ее красота полностью овладела сердцем Куприянова и повелительно приказывала: останься! Ее красота… Вьющиеся волосы достигали высокой груди незнакомки, на правом полушарии которой была вытатуирована ящерица, волосы чуть закрывали её. Живые черные глаза блестели в окружении невероятно длинных и пушистых ресниц. Стрелы бровей, высокие скулы, ямочки на щеках, аккуратный носик, полные губы. В ней было что-то восточное. В ней была тайна, и в ней был пожар. Черный пожар. Черный пожар волос, черный огонь глаз, черное мерцание ногтей. Все оттенки черного переплелись в пылающей на берегу русалке. Все оттенки черного играли с Куприяновым в безжизненном свете Луны.

      И вырваться из черного пламени у него не было сил.

      Константин жадно ловил каждое движение женщины: как грациозно она склонилась над неандертальцем, как властно вдавила в песок его широченные плечи, как медленно оказалась на нем. Мужчина застонал, и его громадные, лопатообразные ладони сжали бедра красавицы. Женщина чуть откинулась назад, слегка прикусила нижнюю губу и закрыла глаза. Лунный свет нежно окутывал её изогнутую спину, упругую грудь и напряженное лицо.

      Неандерталец рычал.

      Глаза Куприянова залил пот, и эта едкая соленая жидкость немного отрезвила его. Константин медленно попятился, выбрался из кустарника, вытер лоб рукой и побрел к своему джипу.

      Он дрожал.

      Впервые в жизни Куприянов наблюдал вблизи чужую любовь. Даже не любовь — обжигающую страсть, о существовании которой он уже начал забывать. Страсть, пронзающую душу, пропитывающую насквозь, выворачивающую наизнанку, повелевающую забыть обо всем на свете. Страсть поглотила Константина, накрыла его с головой и требовала немедленного выхода. Куприянов давно не испытывал такого неудержимого желания, такой жажды женской близости. Черный огонь ослепительной незнакомки пожирал его душу.

      Он требовал…

      И все-таки Константин задержался у «Мустанга». Зачем? Он вряд ли смог объяснить. Просто был не в силах пройти мимо.

      «АННА».

      Медленно, с какой-то пугающей внимательностью Куприянов оглядел брошенную в салоне одежду: мужские брюки, пиджак, дорогое женское белье, и его взгляд остановился на изящной дамской сумочке, небрежно стоящей на переднем сиденье. Повинуясь какому-то дикому, неестественному порыву, Константин распахнул дверцу «Мустанга». В ноздри ему ударил дразнящий запах мускуса.

      Ее запах.

      Куприянов открыл сумочку.

      Они сразу же бросились в глаза. Блестящие, изогнувшиеся змеиными кольцами, привлекающие внимание. Черные четки.

      Пребывая в полной прострации, Константин жадно схватил их, сунул в карман, бросил сумочку обратно на сиденье, захлопнул дверцу «Мустанга»…

      «АННА».

      … и быстро, словно испуганный школяр, бросился к своей машине.

      АННА

      Она редко ошибалась в выборе мужчины, умея с одного взгляда оценить, чего стоит и чего заслуживает очередной самец, пожирающий глазами её тело. Не ошиблась и на этот раз. Хотя нет, наверное, все-таки ошиблась. В положительную сторону. Ее нынешний спутник оказался гораздо лучше, чем она ожидала. Как его зовут? Колян? Вован? Столь мелкая подробность давно выветрилась из черноволосой головы Анны, а вот сам жеребец запомнится. Крепкий, огромный, неутомимый, он буквально терзал её, заставляя испытывать ни с чем не сравнимое чувство болезненного наслаждения. Она отключилась, в кровь искусав нижнюю губу и чувствуя только его грубые и сладкие руки, бешеное желание и неукротимый напор.

      Анна даже вскрикнула в тот момент, когда жгучая волна раскаленного удовольствия поглотила её с головой, а стальные объятия любовника едва не раздавили кости. Вскрикнула по-настоящему. Такое с ней случалось редко.

      — А ты сильна, — с уважительным высокомерием сообщил мужчина. — И то, как ты… — подбирая слова, он описал в воздухе несколько кругов рукой, — то, как ты делала это в воде. Мне понравилось.

      — Я — королева Луны. — Ее черные глаза были устремлены на нависший над озером огромный диск ночного светила, чей серебряный свет нежно ласкал её тело, не позволяя почувствовать ночной холод. — Я — повелительница ночи.

      — Конечно, конечно, — легко согласился Колян (Вован?).

      — Ты мне не веришь?

      — Я же сказал: конечно.

      — Посмотри, как мне идет лунный свет. — Анна томно потянулась. — Мы созданы друг для друга!

      — Всем женщинам идет лунный свет. — Его огромная ладонь по-хозяйски смяла ей грудь. — Вы созданы для этого.

      Теперь он навалился на неё сверху. Грубо, жадно.

      — Хочешь еще?

      — А ты уже устала? Я слышал о тебе совсем другие истории.

      — Неужели?

      Анна тихо простонала и скрестила за его спиной ноги, крепко-накрепко прижав любовника к себе.

      — Другое дело!

      Она провела рукой по его огромным плечам.

      — Хочешь чего-нибудь остренького?

      — Я слышал, ты большая мастерица по этой части. — Его горячее дыхание обожгло ей щеку. — Настоящая кошка.

      — А кошку украшают когти.

      Ее черный, твердый, как тигриный, коготь скользнул по плечу Коляна (Вована?). Из глубокой царапины выступила кровь.

      — Это все, на что ты способна?

      — Это только начало, — улыбнулась Анна и жадно слизнула солоноватую полоску. — Это только начало.

      — Надеюсь!

      Снова пришлось закусить губу — он был очень хорош, — когда же она перевела дыхание, из-под её полных губ показались два длинных клыка. Анна ещё теснее прижала любовника к себе.

      — Да!

      Он действительно был хорош. Ее губы дрожали, а тело уже продавило в песке глубокую ложбинку. Ее черные глаза покраснели. Колян (Вован?) был полностью поглощен делом. Анна нежно укусила любовника в бычью шею, рядом с яремной веной. Она знала, что эта ласка понравится ему, и действительно Колян (Вован?) издал довольное урчание и ещё активнее задвигался на ней. Она снова чуть откинула голову, снова закусила губу, перевела дыхание, улыбнулась, слизывая с полных губ кровь, и, наконец, впилась в него по-настоящему, полностью погрузив длинные клыки в могучую шею.

      — Да! Да!! — ревел он, двигаясь с интенсивностью гидравлического пресса.

      Его напор не ослабевал, усиливался, заставляя Анну непрерывно вздрагивать от неописуемого наслаждения. И она вздрагивала, не отрываясь от его шеи, жадно глотая солоноватую жидкость и чувствуя, как, поглощенный страстью, он отчаянно напрягает все силы, чтобы продолжить свое дело, как этих сил становится все меньше и меньше, а его усилия все слаще и слаще для нее, даруя острое, ни с чем не сравнимое удовольствие.

      Они вскрикнули одновременно.

      Он резко вытянулся в струну, его могучее тело судорожно сделало последний рывок и, обессиленное, выжатое досуха, упало на нее. И в миг этого последнего движения Анну пронзила такая яркая вспышка, что она тоже не смогла удержаться от возгласа. Она оторвалась от шеи любовника, и громкий, полный пронзительного удовольствия стон прозвучал над темными водами озера. Ее длинные ногти ещё несколько мгновений, по инерции, царапали широченные плечи Коляна (Вована?), но кровь из царапин уже не выступала.

      Пару минут она приходила в себя, затем с неожиданной силой отбросила безжизненное тело любовника в сторону, легко поднялась и, потная, окровавленная, потянулась навстречу полной Луне. Призрачный свет пронзил прекрасное тело повелительницы ночи. Она вскинула руки.

      — Я — королева Луны! — Ее черные глаза сияли ярче боязливых звезд. — Я — хозяйка Вечного Мрака! — Притихли даже совы, лениво перекликавшиеся где-то далеко-далеко. Окутанная тьмой земля внимательно и вслушивалась в слова купающейся в серебре черноволосой женщины. — Я — черное пламя страсти!!

      Анна рассмеялась своим чарующим, озорным смехом и легко побежала по лунной дорожке, вызывая целый фонтан блестящих брызг.

      — Никто не может сравниться со мной!! Холодная вода послушно приняла её разгоряченное тело.

      Константин

      В спальне был полумрак: Вера специально не выключила один ночник, чтобы Константин не блуждал в темноте, и крепко спала, свернувшись калачиком на своей стороне широкой кровати. Снедаемый жгучей страстью, Куприянов быстро сбросил одежду, забрался под одеяло и нежно провел рукой по плечу жены:

      — Вера.

      Она сонно улыбнулась, пробормотала что-то, но не открыла глаз.

      — Вера!

      Он взъерошил её короткие каштановые волосы, поцеловал шею, нежно укусил в розовое ушко, провел рукой по бедру, но все было напрасно: женщина не просыпалась. Страсть горела в нем диким лесным пожаром.

      — Вера!!

      Константин раздраженно закутался в одеяло и повернулся к жене спиной. От черных четок, выпавших из кармана, по спальне распространился легкий, едва осязаемый аромат мускуса.

      Страсть, разбуженная ночью, не отпускала ни на минуту.

      Проснувшись, а он всегда просыпался ровно в половине восьмого без всякого будильника, Куприянов снова попробовал разбудить Веру. И снова безуспешно. Сонная жена лепетала что-то бессвязное, улыбалась, но упорно не желала открывать глаза.

      «Приняла снотворное? — Константин знал, что Вера иногда употребляла его. — Может быть, вчера, после скандала, она специально наглоталась таблеток, чтобы я не мог её добудиться?»

      Раздраженный мужчина принял обжигающе холодный душ, но успокоения он не принес: Куприянов по-прежнему горел. Вернувшись в спальню, он ещё раз попытался растормошить жену, но вскоре прекратил бесполезные попытки и начал одеваться.

      Черные четки Константин положил в карман пиджака.

      И всю дорогу до офиса задумчиво перебирал блестящие бусины, изредка улавливая исходящий от них легкий аромат мускуса.

      Ювелирная компания «Куприянов» занимала прекрасно отреставрированный трехэтажный особняк на Пятницкой улице. В свое время Константину пришлось крепко постараться, чтобы выкупить это здание, памятник старой московской архитектуры. На его счастье, после семидесятилетнего красного варварства особняк находился в таком состоянии, что спасти его могла только срочная и дорогостоящая реконструкция. Константин нашел деньги, клятвенно пообещал, что дом примет первозданный облик, и городские власти пошли ему навстречу. Так сбылась очередная мечта Куприянова. Он выбрал Пятницкую не по соображениям престижа — «центр Москвы, знаете ли», — а по любви. Он обожал эту кривоватую улицу, обрамленную ещё более кривенькими переулками, на которой местами ещё сохранился дух старого Замоскворечья, дух купцов и меценатов. Константин вырос здесь, и потому, подбирая особняк для своей фирмы, он даже не рассматривал никакие другие варианты. Только здесь.

      Страсть не отпускала его.

      Продолжая мрачно перебирать черные четки, Куприянов поднялся на третий этаж, сухо кивнул расчесывающей волосы секретарше и прошел в свой кабинет.

      — Леночка, сделай, пожалуйста…

      — Кофе уже готов, Константин Федорович.

      Впервые за все утро на губах Куприянова промелькнуло слабое подобие улыбки: Леночка всегда на лету угадывала его желания. Все желания.

      Он бросил четки на стол и улыбнулся вошедшей в кабинет девушке.

      — Спасибо.

      На Леночке была тоненькая темная блузка, строгая юбка чуть выше колен, черные чулки и туфельки на высокой шпильке. Стройную шею украшало жемчужное ожерелье. Его подарок.

      — У вас плохое настроение? — Она склонилась, ставя поднос с кофе на стол, и в вырезе блузки мелькнуло черное кружево лифа.

      — Было плохое. — У Леночки была ладная спортивная фигурка: длинные стройные ножки, тонкая талия и красивые руки. Куприянова захлестнуло желание. — Было плохое, пока я не увидел тебя.

      — Я так и поняла.

      Она задержалась ещё на секунду, а затем откинула с лица шелковистые светлые волосы и посмотрела на Константина:

      — Что-нибудь еще?

      Куприянов молча увлек Леночку к себе на колени и жадно впился в её губы.

      — Костя, дверь…

      — Конечно. — Он выпустил девушку из объятий, но не сводил глаз с её стройной фигурки.

      Леночка игриво улыбнулась, быстро закрыла дверь в приемную, вернулась в кабинет и, остановившись в дверях, стала медленно расстегивать блузку. Куприянов ослабил галстук.

      Вера

      Неожиданно для самой себя Вера проснулась очень поздно, почти в половине двенадцатого, проспав и завтрак, и, что уж она совсем никогда себе не позволяла, утреннюю встречу с четырехлетней Наденькой.

      Обычно, услышав, как поднимается Костя, как он тихонько выходит из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь, Вера ещё дремала какое-то время, недолго, минут пятнадцать-двадцать, поднималась, принимала ванну и выходила проводить Костю-младшего в школу. Правда, сейчас было лето, но она все равно поднималась — по привычке. Затем следовал легкий завтрак, который Ольга Петровна, экономка и домоправительница, накрывала в столовой, и после этого Вера шла будить Наденьку. Несмотря на то что к Наденьке была приставлена Клавдия Степановна, квалифицированная и опытная гувернантка, Вера всегда будила дочку сама, считая, что первая улыбка ребенка должна принадлежать матери, и никому более. Ну, может быть, отцу. И только. Вера сама расчесывала каштановые кудри дочери, такие же густые, как у Кости-старшего, сама одевала её и отводила на завтрак, где и передавала в опытные руки Клавдии Степановны. Так было всегда, но не сегодня.

      Сегодня Вера проснулась почти в половине двенадцатого. Отдохнувшая, посвежевшая, с ясной головой и прекрасным настроением. Она совершенно не слышала, как вечером вернулся, а утром уехал на работу Костя, не позанималась с дочерью. То ли от обиды за испорченный вечер, то ли из-за накопленной усталости, но Вера спала как мертвая, мгновенно отключившись, едва её голова коснулась подушки. И спала она крепко, без сновидений.

      Открыв глаза, Вера блаженно потянулась, нежась на простынях, и улыбнулась, глядя, как солнечные лучи игриво скачут по спальне.

      «Может, стоит почаще ругаться с мужем? — весело подумала она, наслаждаясь безмятежным бездельем. «Оказывается, вечерний стресс благотворно действует на организм».

      Даже мысль о ссоре с Костей не вызвала у Веры обычной в таких случаях напряженности.

      «Все будет хорошо. Просто вчера был трудный день для всех. Не наш день. Сегодня все иначе». и Вера поднялась, накинула легкий халат и выглянула в окно: Наденька под бдительным оком раскачивалась на установленных в саду качелях. Половина двенадцатого, через полчаса они направятся в бассейн.

      «Надо будет присоединиться к ним там, — решила Вера. — Наденька наверняка спрашивала, где мама».

      Мысли о дочери ещё больше приподняли ей настроение. Мурлыкая под нос старую песенку, Вера широко потянулась, повернулась от окна и вдруг замерла.

      Совершенно неожиданно она ощутила в спальне что-то незнакомое, чужое. Что-то смутное, но не уходящее. Но что? Вера нахмурилась, задумчиво покусала губу и поняла: запах. Легкий, почти неосязаемый запах мускуса, с трудом, но все-таки пробивался через её любимый аромат ландыша, которым была пропитана комната.

      Мускус?

      Вера удивленно огляделась. Может, Костя приготовил ей подарок? Какие-нибудь новые духи? Не стал её будить, а просто оставил где-нибудь? Вера даже посмотрела на тумбочку, но та была пуста. Да нет, Костя никогда не покупал ей косметику и духи и, насколько она знает своего мужа, никогда не будет покупать. Так же, как она никогда не будет выбирать для него галстуки. В этом мире ещё остались незыблемые вещи.

      Но откуда этот запах?

      Вера снова оглядела спальню и вздрогнула: на Костиной подушке лежали блестящие черные четки.

      «Четки?!»

      Удивленная Вера подошла к кровати, нагнулась, протянула руку, но когда её ладонь вот-вот должна была коснуться странного предмета, она ощутила только прохладу шелковой наволочки. Вера одернула руку и снова посмотрела на подушку.

      Четок не было.

      «Что за ерунда?»

      Запах мускуса исчез. Или она перестала его ощущать. Спальня снова стала знакомой и родной. Вера присела на кровать, подперла голову руками и задумчиво уставилась в окно.

      Слабые, но настойчивые, как недавний запах мускуса, дурные предчувствия закрались ей в душу.

      Константин

      Как бы странно и необычно это ни звучало, но у Куприянова никогда в жизни не было постоянной любовницы. Более того, ни разу, ни до свадьбы, ни после, он не изменил Вере, хотя предложения ему поступали самые заманчивые и откровенные, особенно после того, как принадлежащая ему компания вышла на одну из ведущих ролей в российском ювелирном бизнесе. Константин богател, добился благосостояния, стал миллионером, мультимиллионером, проглотил добрую дюжину конкурентов, но ни разу не позволил себе предать Веру. Он знал её с детства. Он был у неё первым и единственным, и она была первой и единственной у него. Они были созданы друг для друга. Она была хранительницей его очага и матерью его детей, и это было очень важно. Вера была его опорой и оплотом, надежным тылом, который Константин тщательно оберегал от внешнего мира. Куприянов высоко ценил её ум и заботу, её нежность и преданность. Ценил и отвечал тем же. В кругу знакомых у Константина была сложившаяся репутация законченного подкаблучника, помешанного на бизнесе и семье. И Куприянов тщательно поддерживал эту репутацию.

      Особенно после того, как в его жизнь вошла Леночка.

      Новую секретаршу ему подбирали очень тщательно. Кандидатке необходимо было понравиться не только самому Куприянову, но и начальнику службы безопасности, старому волку, прошедшему школу имперской охранки, начальнику отдела кадров, по минутам изучавшему биографии соискательниц, и, самое главное, Маргарите Викторовне, предыдущей секретарше Константина, возраст которой уже не позволял ей работать с требуемой интенсивностью. В результате длительного и жестокого отбора в приемной Куприянова удалось обосноваться Леночке Прытковой, стройной и серьезной блондинке двадцати четырех лет от роду. И, надо отметить, энергия участников отбора была потрачена не зря: Куприянов даже не заметил, что у него сменилась секретарша, а это само по себе было очень высокой оценкой.

      Потом он обратил внимание на то, что работа стала делаться быстрее, что письма на французском не надо исправлять: Маргарита Викторовна, свободно владевшая немецким и английским, не очень дружила с языком Сартра, и что даже сухой и желчный Вальтер Браун, крупнейший европейский партнер Куприянова, удостоил похвалы его нового «личного помощника». А потом Леночка сопровождала Константина на сложные переговоры в Лондон. В этом не было ничего необычного: Маргарита Викторовна тоже принимала участие в его командировках, но Леночке было всего двадцать четыре года, и у неё были шелковистые волосы и ясные голубые глаза. И ясный ум. Переговоры прошли весьма успешно. Обрадованный и счастливый Куприянов устроил девушке роскошную экскурсию по старинному городу, окончившуюся ужином в дорогом ресторане и, как ни пошло это звучит, совместным походом в её гостиничный номер. Именно там, на простынях лондонского «Хилтона», Константин впервые в жизни изменил своей жене. Это было около года назад.

      Сказать, что на следующее утро Куприянов был подавлен, значит, не сказать ничего. Блестящий предприниматель, хладнокровный стратег, железной рукой управляющий многомиллионным бизнесом, был похож на побитую собаку, не знающую, куда деваться и как себя вести. Он прятал глаза и мямлил что-то нечленораздельное, а обращаясь к Леночке, постоянно сбивался на «вы». На его счастье, белокурая секретарша уже успела изучить своего шефа. Несмотря на свою молодость, Леночка прекрасно отдавала себе отчет в том, чем может окончиться кавалерийский наскок на такого мужчину: слезливым покаянием жене, уверениями в преданности до гроба и апофеоз — увольнение сексапильной сотрудницы, во имя сохранения семьи. Подобная перспектива Леночку абсолютно не устраивала, поэтому она потратила целый день и использовала все свое красноречие, чтобы успокоить Константина, заставить его не считать происшедшее трагедией.

      И преуспела.

      Куприянов вернулся к Вере и подарил ей выбранный Леночкой браслет. А через неделю, когда Вера и дети улетели на сочинскую дачу, он остался ночевать у Леночки. Их встречи не были частыми: два-три раза в месяц на квартире, которую снял Константин, изредка — непосредственно в офисе. Леночка не форсировала события, привязывая Куприянова исподволь, осторожно, наверняка. Их служебные отношения не претерпели изменений: Леночка оставалась прекрасной секретаршей и всегда обращалась к шефу на «вы» и «Константин Федорович». Она была умной девочкой, и её дела пошли в гору: и без того немаленькая зарплата выросла в несколько раз, вместо старенькой «пятерки» у неё появился новенький «Пежо», бижутерию сменили настоящие бриллианты, а два месяца назад она сопровождала Куприянова на международную ювелирную конференцию в Майами. Раньше в такие «прогулочные» командировки Константин всегда отправлялся с Верой.

      Леночка была умной девочкой.

      — У тебя было плохое настроение, — Леночка щелкнула зажигалкой и раскурила длинную тонкую сигарету. — Что-то случилось?

      — Теперь все это позади. — Куприянов нежно провел ладонью по её шелковистым волосам, подумал, потянулся и поцеловал девушку в маленькое ушко. — Все позади.

      Безумная страсть, душившая его со вчерашнего вечера, выплеснулась наружу яростной и яркой вспышкой близости с Леночкой, теперь Константин мог расслабиться.

      — Точно?

      — Абсолютно.

      — Тогда я рада. — Девушка откинулась назад, немного поиграла розовыми, цвета её аккуратных сосков, и жемчужинами ожерелья и озорно прищурилась: — Ты просто хотел меня?

      — Да, я хотел. — Куприянов погладил её бедро. — Очень хотел.

      — Сегодня ты был довольно резок.

      — Это от нетерпения.

      — Мне даже показалось, что ты хотел сделать мне больно.

      — Это не так, маленькая, поверь. — Он снова взъерошил Леночке волосы, скользнул взглядом по её обнаженной груди и почувствовал зарождающееся желание.

      «Нет, хватит на сегодня».

      Константин нащупал лежащие на столе черные четки и машинально взял их в руку.

      — Твои? — удивилась девушка.

      — Ага.

      — Жемчуг?

      — Нет, не думаю. — Куприянов растерянно посмотрел на черные бусины. Он превосходно разбирался в камнях, но определить, из чего сделаны четки, не мог. — Нет, точно не жемчуг.

      — Откуда они у тебя?

      — Подарок.

      — Славные, но… — Леночка пристально посмотрела на четки, а затем, не менее пристально, в глаза Константина: — Знаешь, мне они не нравятся.

      — Почему? — удивился он.

      — Мне кажется, они смотрят.

      В проникающем в кабинет солнечном свете крупные бусины четок переливались всеми оттенками черного.

      — Не говори ерунды, — поморщился Куприянов.

      Теперь, когда пылающая страсть оставила его, Константин перебирал четки гораздо медленнее, ласково поглаживал пальцами гладкие бусины, и перед его глазами непроизвольно вставал восхитительный образ ночной русалки. Загадочной черноволосой красавицы. «АННА».

      — Кажется, наше совещание несколько затянулось, — пробормотала Леночка и, соскользнув со стола, стала поправлять юбку.

      Перебирающий четки Куприянов внимательно следил, как девушка приводит себя в порядок, сам застегнул ей лиф, подал блузку и привлек Леночку к себе.

      — Мне было хорошо с тобой, маленькая.

      — Мы увидимся на этой неделе?

      — Мы постараемся.

      — Я буду ждать.

      Одной рукой он обнимал Леночку за талию, а другой, на которой были надеты четки, погладил её шею. Девушка чуть вздрогнула, когда прохладные черные бусины коснулись её кожи, но послушно подалась вперед и страстно ответила на поцелуй Константина.

      Леночка

      День прошел в обычной деловой суете. Сбросивший напряжение Куприянов с головой ушел в дела, легко и быстро втянувшись в повседневные заботы. Он уехал из офиса в половине девятого вечера, и вскоре после этого засобиралась домой и Леночка. Она выключила компьютер, пару минут расслабленно сидела в кресле, мягко массируя пальцами виски, вытащила из сумочки косметичку и направилась в туалетную комнату.

      В пустынном офисе было очень тихо.

      Леночка поставила косметичку на маленькую полочку, пустила воду в умывальнике, мельком взглянула на свое отражение в огромном зеркале и уже собиралась набрать в ладошку жидкого мыла, как её глаза удивленно расширились. Она снова посмотрела на свое отражение. Розовое жемчужное ожерелье, украшающее её шею, было черным. Несколько мгновений Леночка ошеломленно разглядывала мерцающие в электрическом свете черные бусины, а затем медленно поднесла к ним руку и осторожно дотронулась до жемчуга пальцем.

      Ничего не изменилось.

      — Не может быть. и Леночка почувствовала, как пробежали по спине неприятные мурашки.

      Обхватившие стройную шею бусины смотрели девушке в глаза и зловеще переливались черным. Совсем как четки Куприянова.

      Что происходит? Где розовый жемчуг? По телу Леночки разливалась дрожь.

      Она снова дотронулась до ожерелья и с криком отдернула руку: жемчуг оказался холодным и скользким! Это не бусины! Это змея обвивает смертельными кольцами её шею! Ожерелье зашевелилось, и из-за плеча девушки поднялась треугольная голова с немигающими бусинками глаз. Черных и мерцающих, которые властно устремились в расширенные от страха голубые глаза Леночки.

      Пару мгновений девушка и тварь смотрели друг на друга. Кольца на шее снова пришли в движение, холодной петлей заскользив по нежной коже Леночки.

      — Нет, — еле слышно прошептала девушка. Ее щеку обжег раздвоенный язык.

      — Нет!!! — Отчаянный крик потряс безжизненный особняк, заставив подпрыгнуть дежуривших на первом этаже охранников.

      Леночка сорвала с шеи ядовитое ожерелье, отбросила его в сторону и пулей вылетела из туалета.

      — Вы уверены, что не стоит вызвать врача, Елена Викторовна? — снова поинтересовался Григорий, могучий охранник, с медвежьей нежностью обнимающий девушку. — Успокоительное…

      — Нет, спасибо, — тихо ответила Леночка, — я уже в порядке.

      В общем-то охранник и сам видел, что девушка постепенно приходит в себя: крупная дрожь, которая била секретаршу Куприянова, ушла, и теперь она лишь изредка всхлипывала, уткнувшись в грудь Григория, но охранник хотел подстраховаться. Кто знает, чем закончится эта история? Истерика, в которой билась Леночка всего несколько минут назад, произвела на него сильное впечатление.

      «Заработалась? Или задание какое запорола?»

      — Это все, что я нашел в туалете. — Второй охранник, коренастый Валя, показал напарнику фуражку, наполненную крупными розовыми жемчужинами. — Елена Викторовна, это ваше?

      Леночка повернулась и взглянула на остатки ожерелья. Ее губы слегка запрыгали.

      — Там была змея.

      Охранники переглянулись.

      — Елена Викторовна, — мягко произнес Валя, — поверьте, в туалете нет змей. Я все проверил.

      — Возможно. — У Леночки все-таки хватило сил взять себя в руки. — Возможно, мне просто показалось.

      Но от фуражки, наполненной дорогим жемчугом, девушка старалась держаться подальше.

      — Валя, вы не могли бы… — её голос предательски задрожал, — вы не могли бы сохранить это для меня? Я заберу жемчуг завтра. Хорошо?

      — Как скажете, Елена Викторовна, — пожал плечами охранник. — Я запечатаю его в пакет и положу в наш сейф. Заберете, когда сочтете нужным.

      — Спасибо.

      — Может быть, вызвать для вас такси, Елена Викторовна? — заботливо предложил Григорий.

      — Нет, я доеду сама, — подумав, отказалась девушка. — Проводите меня, пожалуйста, до приемной — мне надо забрать сумочку.

      — Конечно.

      Григорий направился следом за Леночкой, но, успев заметить, как Валя многозначительно постучал по лбу пальцем, согласно кивнул напарнику. Девица явно заработалась.

      Константин

      Сегодня Куприянов приехал домой в обычное время: минут за пятнадцать, до того как дети должны были отправиться спать. Он ещё успел перекинуться парой слов с Костей-младшим, поцеловал каштановые кудри полусонной Наденьки и пожелал ей спокойной ночи.

      Когда Вера, уложив дочь, спустилась в гостиную, Куприянов, сбросивший пиджак и галстук, расположился в глубоком кресле с бокалом коньяка в руках.

      — Ты уже пьешь? — Вера устроилась на диване.

      — Я поужинал в офисе, — пояснил Константин, смакуя коньяк.

      — Как день? — Вера ощущала некоторую неловкость.

      «Или натянутость?»

      — День прошел так же странно, как начался, — пробормотал Куприянов, разглядывая бокал на свет. — Кстати, я думал, ты перестала принимать транквилизаторы.

      — Я и не принимаю. — Вера удивленно посмотрела на мужа.

      — Вчера вечером, когда я вернулся, ты спала, и я не смог тебя разбудить.

      — Ах, это! — Вера улыбнулась. — Знаешь, мне и самой интересно. Я уснула! Уснула так крепко, что проснулась только в половине двенадцатого! Представляешь?!

      — На самом деле?

      — И я замечательно выспалась. — Вера подобрала под себя ноги и озорно посмотрела на Костю.

      — Мне нужно ещё поработать. — Куприянов поставил бокал на столик и поднялся. — Я буду в кабинете.

      Это означало, что и спать сегодня он будет там. Война продолжается?

      — Костя. — Вера вздохнула. — Костя, ты все ещё злишься?

      — Нет. — Куприянов задержался, улыбнулся и нежно поцеловал жену в губы. — Я действительно сильно устал. И мне действительно надо поработать.

      — У нас мир?

      — У нас любовь.

      — Я люблю тебя, Кот.

      — Я люблю тебя, Звездочка.

      Вера блаженно улыбнулась, откинулась на спинку дивана и вдруг тихо вскрикнула. Куприянов резко развернулся:

      — Что случилось?

      — Откуда это у тебя?

      Константин удивленно проследил за испуганным взглядом жены, направленным на блестящие черные четки, которые он вытащил из кармана.

      — Откуда они у тебя?

      — Четки?

      «АННА».

      Отвечать надо было немедленно.

      — Сувенир из Индии, от Раджива. Черный жемчуг, кстати. А в чем дело?

      — Они мне не нравятся, — пробормотала Вера. Черная волна неприятных предчувствий вновь окутала её. — Они мне не нравятся.

      — Ты просто не ожидала их увидеть, — улыбнулся Константин и направился в кабинет.

      Вера осталась одна.

      Анна. Кубань, десять лет назад

      Теплая южная ночь мягко окутывала засыпающую землю. Ее бархатный полог, усыпанный блестящими звездами, плавно опустился и на притихшую рощу, превратив её в мрачный и таинственный массив, и на широкое поле, обманчиво рассеяв линию горизонта. Казалось, победа тьмы неизбежна. Казалось, ещё чуть-чуть, и тяжелый покров мрака окончательно смешает небо и землю, лишив наблюдателя всякой возможности понять, в какой стихии он находится, но этого не произошло. Полная кроваво-красная Луна зловещим костром запылала на небе, не позволив ночи стать полновластной хозяйкой земли.

      В стоге сена, притаившемся на краю поля, послышалось легкое шуршание и тихий девичий смех.

      — Мишенька, не надо.

      — Почему не надо, Ань?

      — Ну не надо…

      — А что же мы тогда здесь делаем?

      Их губы встретились, и некоторое время ничто не нарушало тишину летней ночи. Затем девушка снова отстранилась:

      — Для этого. Но и все.

      Голос был мягок, но чувствовалось, что решение девушка приняла окончательное. На вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать. Смуглая, черноволосая, с большими горящими глазами и пухлыми алыми губками, она обещала вырасти в настоящую принцессу. Крепкую, сильную и красивую, под стать своей прекрасной земле. На девушке были шорты-джинсы с отрезанными штанинами и тонкая желтая блузка, соблазнительно облегающая упругую и довольно большую для её возраста грудь.

      — Ничего другого не будет.

      — Но почему не будет? — обиженно спросил Мишка.

      Он был старше своей подруги года на два-три, носил спортивные штаны и белую футболку. Крепкие жилистые руки парня, привыкшие к сельскому труду, жадно ласкали упругое тело девушки.

      — Почему не будет, Ань?

      — Рано нам еще.

      — Да ладно тебе, рано! И ничего не рано. Вон Лешка с Нинкой вовсю уже!

      — Чего вовсю? — поинтересовалась девушка.

      — Ну, это… — Мишка смутился. — Я точно не знаю…

      — Это тебе Лешка сказал?

      — Ничего он мне не говорил.

      — Лешка, да?

      — Ну, сказал, — сдался парень. — Ну и что?

      — Вот видишь, — торжествующе произнесла девушка, — сначала сами пристаете, а потом по всей станице слухи гуляют.

      — Да ничего не гуляют. — Сбитый с толку Мишка чуть нахмурился, почесал в затылке, а потом снова пошел на приступ: — У нас же все по-другому будет, Ань.

      Девушка позволила его рукам расправиться с пуговицами блузки, тяжело задышала, когда Мишка ласкал её наливающуюся женственной силой грудь, гладил стройные бедра, но как только его пальцы скользнули по застежкам шорт, Анна крепко сжала их рукой.

      — Не надо.

      — Почему?

      — Посмотри, какая Луна страшная.

      Огромный диск, словно специально нависающий над стогом, Мишка был готов рассматривать только как бесплатный фонарь. Любоваться ночным светилом он не собирался.

      — Луна как Луна, — проворчал парень, жадно поглаживая вожделенное тело подруги. — Ты меня вообще-то любишь?

      — Полнолуние, — задумчиво произнесла Анна, словно не слыша его вопроса. — Знаешь, а говорят, что в такие ночи мертвяки из могил встают.

      — Ага, и на дискотеки приходят.

      — Нет, правда. — Девушка приподнялась на локте, и её живые черные глаза, обрамленные длиннющими ресницами, внимательно уставились на Мишку. — Мне баба Тоня рассказывала. Собрались они как-то с мужем, Кузьма Ильич, царство ему небесное, тогда ещё жив был, в Краснодар. Съездили, все дела свои переделали, а как возвращаться, у кума задержались, у Трофима Егорыча. Выехали часов в пять, думали к полуночи добраться, да как мимо Санаевского кладбища проезжали, ось у них в телеге поломалась.

      Голос у Анны был глубокий, с легкой хрипотцой, прекрасно подходящий для рассказывания подобных страшилок. Мишка, поначалу просто любовавшийся полуобнаженной подругой, поневоле заслушался.

      — И только они остановились, из-за кладбища Луна всходит, огромная, красная-красная, как сейчас.

      Парень машинально бросил взгляд на мрачный диск, нависающий над стогом.

      — Баба Тоня сразу поняла: быть беде, и мужу говорит: уезжать надо. Да куда поедешь? Ось-то сломана. Утра ждать надо. А из-за ограды звуки странные доносятся. Будто стонет кто-то. Баба Тоня, как эти звуки услышала, так и похолодела. В Кузьму Ильича вцепилась, а тот её успокаивает, мол, бредни бабские. Посмеялся, закурил, чего, мол, дура, переживаешь? Баба Тоня смотрит, а по дороге, что кладбище огибает, путник к ним приближается. Кузьма Ильич засмеялся, народу здесь больше, чем в Краснодаре в базарный день, и к путнику обращается: мол, здравствуйте вам. Тот отвечает, чего, говорит, поломались? Баба Тоня сидит ни жива ни мертва от страха. Голос путника ей знакомым показался, а лица разглядеть не может: шляпа на нем с полями большими.

      Анна отбросила непослушную прядь волос и чуть одернула блузку, прикрывая грудь. Ее чарующий голос все глубже и глубже погружал Мишку в почти гипнотическое состояние.

      — А путник говорит, чего, мол, здесь ночуете? Чего к сторожу не идете? Он таких гостей очень даже привечает. А где сторожка, спрашивает Кузьма Ильич. Да на той стороне, отвечает путник, пошли напрямик, через кладбище, за пять минут дойдем. И только Кузьма Ильич с телеги спрыгнуть хотел, как баба Тоня хвать и сдергивает с путника шляпу, а там — череп голый! Мертвяк перед ними открылся! Разложившийся почти, кожа с костей свисает, черви по нему ползают, все изъели!

      Мишка вздрогнул. На мгновение ему показалось, что цветущие щечки Анны посерели, на них выступила зловещая мертвенная бледность, а на скуле появилось смрадное пятно. Он тряхнул головой и снова посмотрел на возбужденную подругу. Показалось.

      — Ах так, кричит путник, ко мне, мои друзья верные! — азартно продолжила девушка. — Не упустите добычу! И через ограду мертвяки полезли. Баба Тоня на телегу свалилась, молитву шепчет, да кобыла выручила. Кобыла у них была знатная, племенная. Как мертвяки через ограду полезли, она на дыбы встала да припустила оттуда, что было сил, и телегу за собой утащила. Баба Тоня говорит, что только у Санаевки они кобылу остановить смогли. — Анна помолчала, снова поправила волосы и серьезно посмотрела на парня. — А путника того баба Тоня потом определила. Агроном это был санаевский, по фамилии Бердыев. Он аккурат за полгода до этого случая преставился.

      Мишка стряхнул с себя оцепенение и, глядя в колдовские глаза девушки, попросил:

      — Ань, ты бы заканчивала ерунду городить, а?

      — Страшно? — Анна откинулась на спину и тихонько рассмеялась. В лунном свете блеснули её ровные белые зубки.

      — Да ничего не страшно, — недовольно ответил Мишка, хотя где-то в животе у него поселился противный ноющий холодок. — Баба Тоня твоя ещё и не то расскажет.

      — Баба Тоня никогда не врет, — не согласилась девушка. — Вся станица это знает.

      — А я и не говорю, что она врет, — пожал плечами парень. — Может, они и вправду от санаевского кладбища как угорелые мчались, только привиделось им все это.

      — Как это привиделось?

      — А вот так, напились небось у кума, вот и привиделось.

      — Напились? — В глазах Анны мелькнула хмурое недовольство. — Значит, не веришь?

      — А чему здесь верить? — хмыкнул Мишка. Действие чарующего, чуть хриплого голоса закончилось, холодок из живота куда-то пропал, и парень почувствовал с себя гораздо увереннее: — Сказки все это.

      Его рука вновь скользнула под желтую блузку девушки.

      — А я эти истории страсть как люблю, — призналась Анна. — С детства слушаю.

      — Ну и зря, — пробормотал Мишка. — О тебе и так уже говорят…

      — Что говорят?

      — Да ничего.

      — Что говорят? — девушка отстранилась.

      Парень тяжело вздохнул, укоряя себя за излишне длинный язык.

      — Ну, говорят, что ты иногда так посмотришь…

      — Это тетка Прасковья, что ли, сплетничает? — поинтересовалась Анна. — Так это вранье, она сама тогда поскользнулась.

      — И ногу сломала? — хмыкнул Мишка. — А она говорит, что ругалась на тебя до этого.

      Даже в призрачном лунном свете было заметно, что Анна покраснела.

      — Да она просто прикрикнула. Ерунда какая.

      — А тетка Прасковья говорит, что накричала на тебя, а ты на неё зыркнула, и она на ровном месте упала.'

      — Не на ровном месте, а на горке это было, — холодно произнесла Анна. — И после дождя.

      — Ну, в общем, я не знаю, — вздохнул Мишка, с тоской отмечая, что девушка не спешит в его объятия. — Ань, да я не слушаю, что эти дуры языками мелют. Ань…

      Несколько минут девушка молча лежала на спине, глядя на кроваво-красный диск ночного прожектора широко открытыми черными глазами, а потом тихо сказала:

      — Видел, как у тетки Прасковьи цепной кобель на волка похож?

      — Видел, — подтвердил Мишка. Обрадовавшись смене темы, он подвинулся поближе к подруге, с удовольствием ощущая тепло её тела.

      — А знаешь, почему цепь такая толстая? Ее ещё дед Игнат ковал, кузнец старый.

      — Почему?

      — Потому что кобель этот — оборотень настоящий.

      — Опять ты за свое, — вздохнул Мишка.

      — Правда. — Анна завела руки за голову, отчего тонкая ткань блузки натянулась, четко обозначив грудь. — Когда Прасковья ещё в девках ходила, на неё мельник глаз положил, Емельян Григорьевич. Мужик видный, староват, правда, ему тогда, почитай, сорок было, но обходительный, а главное — зажиточный. Но родители Прасковьи против были.

      — А почему против, если зажиточный?

      — Слухи о мельнике плохие ходили, — помолчав, ответила Анна. — Люди говорили, что Емельян Григорьевич на своей мельнице с нечистой силой снюхался.

      — Чертям хвосты крутит.

      — Лексей Софроныч, отец Прасковьи, мельника и спровадил, когда тот свататься пришел. Дескать, дочь свою, Прасковью, за тебя не отдам, нету моего родительского благословения и не будет. Мельник усмехнулся, зыркнул так не по-доброму и ответил, что я, мол, на вашей дочери все равно женюсь. Хотите вы этого или нет, а будет по-моему. И с этого дня начались у семьи Прасковьи беды.

      Исподволь, незаметно Мишка снова начал попадать под власть чарующего голоса Анны.

      — Недели не прошло, наступило полнолуние, погнал Лексей Софроныч лошадку свою в ночное, утром приходит, а она мертвая. Разорвана вся нещадно, и следы вокруг волчьи. Большие следы. Мужики сразу всполошились, собрались загнать зверя, да только зря проездили, никого не нашли. К мельнику заезжали, следы вроде в его сторону шли, а он только бороду оглаживал, усмехался да на Лексея Софроныча смотрел пристально. А как тому уезжать, подходит и ласково так спрашивает, мол, не надумали ли вы, уважаемый Лексей Софроныч, принять мое предложение? Тот, конечно, ни в какую, но мельника заподозрил.

      И снова в животе у Мишки завозился противный холодный червячок.

      — А на следующее полнолуние страшное случилось. — Хрипловатый голос Анны проникал в самую душу парня. — Лизавета, сестра Прасковьи, с подругами купаться пошла, в Дальнюю заводь. Плескались они в там, может, с парнями баловались, это уж я не знаю, только, как девки из воды выбрались, волк на них напал. — Мишка судорожно сглотнул. — Девки в крик, разбежались, кто-то в воду нырнул, кто-то на дерево полез, а когда поутихло… — голос Анны чуть задрожал, выдавая её волнение, — когда поутихло, смотрят: а Лизавета — мертвая. С горлом разорванным лежит.

      — Ox! — выдал парень.

      Он, разумеется, слышал о какой-то страшной истории, произошедшей в станице много лет назад, но подробности узнавал впервые.

      Девушка снова помолчала.

      — Лексей Софроныч, как об этом узнал, за ружье схватился, хотел мельника убивать, мужики его насилу удержали. Лизавету вся станица хоронила, а Емельян Григорьевич, мельник, на это время уехал куда-то, не показывался. Потом вернулся, аккурат перед самым полнолунием следующим, и Прасковья решилась. Не стала ждать, когда он снова посватается, а ночью сама к мельнице пришла.

      Холодный червячок в животе Мишки вырос до размеров половозрелого удава, но парень зачарованно слушал страшный рассказ подруги.

      — Пришла она к мельнице, затаилась, а незадолго до полуночи смотрит, выходит Емельян Григорьевич из дому да прямиком в лес. Прасковья за ним. Тихо шла, неслышно, не прознал мельник, что подглядывают за ним. Вышли они на поляну, лунным светом залитую, а посреди поляны пень стоит старый, но крепкий. Мельник подходит к пню и достает огромный нож. А Прасковья из-за дерева смотрит, трясется от страха вся. Емельян Григорьевич скидывает одежду, втыкает нож в пень да как прыгнет через него! Прасковья глядь, а вместо мельника с той стороны пня волк огромный появился!

      — Врешь! — Мишка произнес это из бравады, на самом деле парень чувствовал себя не очень уверенно.

      — Не хочешь, не верь, — отрезала Анна. — В ту ночь в соседней станице волк двух лошадей задрал. И конюха. Только это было его последнее злодейство.

      — Тетка Прасковья, конечно, станичникам все рассказала?

      — Нет, — медленно ответила девушка, — она поступила по-другому. Когда оборотень по своим делам подался, Прасковья ещё долго не могла в себя прийти, дрожала, плакала, а потом прокралась к пню да нож-то мельницкий из него вытащила. И домой побежала.

      — Нож-то ей зачем?

      Черные глаза девушки чужим взглядом пробежали по лицу Мишки.

      — Затем, что, когда она нож вытащила, Емельян Григорьевич потерял всякую возможность снова человеком обернуться.

      Парень проворчал что-то неразборчивое.

      — Когда мельник к пню вернулся, он сразу понял, кто его тайны лишил. Следы учуял и к Прасковьиному дому пришел, да только ждали его там. Прасковья всех своих предупредила, Лексей Софроныч, отец её, кузнеца позвал, Игната, вместе оборотня и заловили.

      — Как же они его заловили? — недоверчиво прищурился Мишка. — Он же оборотень!

      — Так и заловили, — со всей серьезностью ответила Анна. — Игнат слова знал нужные да и здоров был. Два дня оборотень в яме сидел да выл так, что вся станица от ужаса заходилась. А на третий день кузнец Игнат цепь сковал особую, и теперь Емельян Григорьевич сторожит Прасковьин дом. А мельницу люди сожгли.

      — М-да, история. — Мишка провел рукой по роскошным черным волосам девушки. — Теперь понятно, почему тетка Прасковья на этих делах двинутая.

      — И почему она меня не любит, — задумчиво добавила Анна.

      — А ты-то здесь при чем?

      Черные, чернее ночи, глаза девушки остановились на лице Мишки.

      — Потому что мельник тот, Емельян Григорьевич, моему деду братом родным приходился. И тетка Прасковья нашу семью с тех пор не жалует.

      — Да ерунда это все. — Мишка скептически посмотрел на полную луну и потянулся к алым губам девушки. — Ань, давай, а?

      — Тебе бы все одно. — Девушка охотно ответила на поцелуй, но твердо остановила тянущуюся к шортам руку парня.

      Константин

      — Костик, я тебе обещаю, это дело не просто выгорит, оно потрясет весь русский ювелирный бизнес! — Штанюк возбужденно облизнул губы. — Ты войдешь в историю!

      — Мне истории как раз не нужны, — усмехнулся Куприянов, перебирая черные четки. — То, что ты предлагаешь сделать, потребует слишком больших усилий. Я не уверен, что смогу сейчас позволить себе это.

      — Время есть. Два дня. Посчитай, прикинь. Но, говорю честно, такой возможности может больше не представиться! — Григорий Штанюк, довольно известный и довольно успешный брокер, округлил глаза.

      Операция, которую предлагал провести Григорий, была рисковой. Даже слишком рисковой. Но в случае успеха фирма Куприянова не просто становилась номером один на русском ювелирном рынке, а начинала превращаться в монополиста. Штанюк, кожей чувствующий большие комиссионные, названивал Константину все утро и, наконец, сумел вытащить его на деловой ленч на открытую веранду «Эльдорадо», где и изложил свой план.

      — Ты их всех подомнешь!

      — Или меня подомнут, — буркнул Куприянов, прищурившись на видневшийся из-за Москвы-реки Кремль.

      — Ты же крепкий, Костя, — промычал Марик Марципанский, отрываясь от тарелки. В отличие от собеседников, ограничившихся кофе и сладкими рогаликами, Марципанский, воспользовавшись случаем, сделал более чем плотный заказ — салат, холодные закуски, горячее — и теперь уплетал за обе щеки. — Когда это ты отказывался рисковать?

      — Когда мне не давали время просчитать все варианты, — пожал плечами Куприянов.

      Штанюку Константин доверял. Не полностью, разумеется, но достаточно, чтобы работать на бирже только через него. А вот Марика Куприянов недолюбливал.

      Марципанский был правнуком Соломона Марципанского, революционера и героя гражданской войны, и никогда не уставал рассказывать, особенно между четвертой и шестой рюмками, что его блистательный прадедушка был одним из немногих военачальников, получивших в лихие революционные годы целых два ордена! Один из них засиял на груди Соломона Моисеевича после подавления Кронштадтского восстания, а второй образовался за то, что Марципанский посоветовал Тухачевскому использовать против тамбовских крестьян боевые отравляющие вещества и сам обеспечил их наличие в победоносных карательных отрядах. Были в биографии героя и реальные боевые сражения, но о том, как маршал Пилсудский гнал красных собак от берегов Вислы, он вспоминать не любил. В тридцать седьмом году, когда зарвавшегося Соломона пристрелили подельники, Марципанские перебрались под Караганду, поближе к выдающимся коммунистическим стройкам, о которых так любил вещать с высоких трибун покойный Соломон Моисеевич. Тяжелый быт строителей светлого будущего не увлек семейство, и, воспользовавшись первой же оказией, Марципанские вернулись в обжитую Москву, рассказывая на каждом углу о необычайном героизме расстрелянного предка. Рассказы помогли Марику устроиться в приличный институт, подепутатствовать пару лет на региональном уровне, а затем, когда трогательная история репрессированных перестала вызывать слезы жалости у избирателей, открыть маленькую брокерскую Контору. Его деловая репутация не вызывала у Куприянова особого восторга.

      — Но мы же даем тебе время, — дожевывая жаркое, удивился Марик.

      Константин холодно посмотрел на его сальные губы:

      — Два дня — это не время.

      — Раньше тебе хватало и двух часов, — буркнул Штанюк.

      — А кто разработал операцию? — неожиданно спросил Куприянов. — Ты?

      Григорий вздохнул и кивнул на Марципанского:

      — Он.

      — А какая разница? — немного обиженно поинтересовался Марик.

      Ответить Константин не успел.

      — У вас прекрасный кофе! Передайте мою благодарность тому, кто его готовил.

      — С удовольствием, мадам, — вежливо склонил голову официант.

      «АННА».

      Куприянова окутал аромат мускуса, он резко обернулся. Она сидела за соседним столиком.

      «Как же я не заметил ее?»

      Блестящие черные волосы туго стянуты, оставляя открытым высокий чистый лоб.

      «Какие же длинные ресницы!»

      — Я прекрасно провела время у вас.

      — Благодарю, мадам.

      Она грациозно поднялась, и на Куприянова накатила волна пронзительного желания. Гибкое тело Анны облегало прозрачное черное платье, небрежно соединенное на талии. И ничего больше!

      Воздушная ткань практически не скрывала набухшие соски высокой груди, черные выпуклости на черном платье, официант не сводил с них глаз.

      «Ей нравится, когда на неё смотрят!»

      На правом полушарии дразнила взгляд черная вытатуированная ящерица. Анна покинула веранду, и легкий теплый ветерок игриво потрепал длинный, почти до шпилек, подол платья. Мускус щекотал ноздри Константина.

      «Уходит!»

      — Я перезвоню, — быстро сказал Куприянов и, бросив салфетку, вскочил из-за стола. — Вечером.

      — Костя!

      — Вечером!

      Она уходила к Большому Каменному мосту. Штанюк и Марципанский проводили взглядами сухощавую фигуру Куприянова, бегущего по пустой набережной, и удивленно переглянулись.

      — Что это с ним?

      — Переработался?

      — А кто будет платить за ленч?

      Увидев быстро приближающегося Куприянова, Володя включил двигатель и довольно потянулся. «Наконец-то!»

      Утренний «Спорт-Экспресс» он уже прочитал, и все время, пока шеф общался со своими партнерами, телохранитель отчаянно скучал.

      «В офис или ещё куда?» — лениво подумал Володя, ожидая, что дверца «Мерседеса» вот-вот откроется. Но этого не произошло. Удивленный телохранитель повернул голову: Куприянов прошел мимо своего автомобиля и быстро направлялся к Большому Каменному мосту.

      «Решил прогуляться?»

      Володя тихонько выругался, выбрался из «Мерседеса» и поспешил вслед за шефом.

      Она была уже на мосту, изящно облокотилась на чугунные перила и задумчиво смотрела на воду, по которой медленно проплывал прогулочный «трамвайчик». Ветер продолжал играть с её платьем, то и дело почти до талии отбрасывая подол с длинных стройных ног.

      Водители, проезжающие по мосту, приветствовали девушку веселыми гудками автомобильных клаксонов.

      «Ей нравится, когда на неё смотрят!»

      Константину оставалось пройти метров тридцать, когда незнакомка повернулась и направилась дальше, на ту сторону реки.

      «Как быстро она идет!»

      — Девушка! Анна! Подождите! Нам надо поговорить!

      Ветер унес его возглас в реку.

      Шеф замахал руками и что-то крикнул, но на мосту никого не было, и Володя удивленно покачал головой.

      «Что происходит? Переработался?»

      Сначала телохранитель хотел догнать Куприянова, но, подумав, решил этого не делать. Кто знает, возможно, шефу сообщили новость, которая выбила его из колеи. Вот он и психует, и на глаза ему лучше не попадаться.

      «Может, он разорен? — Володя усмехнулся. — Куприянов? Скорее это случится с «Де Бирс».

      «Тогда что могло произойти?»

      «Его жена переспала с садовником».

      Володя вспомнил холеную Веру, весьма аппетитную, несмотря на свои тридцать шесть и наличие двух детей. Чтобы она изменила шефу? Большей глупости и представить себе невозможно. Володя неплохо разбирался в людях и видел, как Вера относится к мужу.

      «Что же у него стряслось, черт возьми?»

      Анна так ловко преодолела автомобильный поток, что Куприянов подумал, будто лихие московские водители сами остановились, уступая дорогу полуобнаженной красавице. Константин видел их липкие взгляды и улыбки, от скабрезных до восхищенных. И гнев душил его. Пока Куприянов пытался перейти улицу, Анна оказалась на ступенях дворца. Он видел, как девушка с томной грацией расположилась на них, предоставляя солнечным лучам возможность приласкать бархатистую смуглую кожу. Он был далеко, но видел каждую черточку её прекрасного лица, каждый изгиб её упругого тела, нисколько не скрываемого прозрачной тканью платья. Черную ящерицу, ползущую по правой груди.

      «Она ждет меня!»

      Куприянов бросился вперед, и только пронзительный визг автомобильного клаксона заставил его опомниться.

      «Скорее проезжайте, мерзавцы! Дайте мне пройти! Она ждет!»

      Анна прикрыла глаза и чуть выгнула спину. Полные губы прошептали что-то короткое, призывное.

      «А я так далеко!»

      Куприянов чувствовал, что готов взять её прямо там, на ступенях дворца, на глазах у прохожих и туристов, водителей и полицейских.

      Полицейских?

      Высокий офицер не спеша подошел к сидящей на ступенях девушке, улыбнулся и что-то сказал, слегка взмахнув дубинкой. На его глаза падала тень от козырька фуражки, но Куприянов знал, что они похотливо ощупывают соблазнительное тело Анны.

      «Не смей на неё пялиться!»

      Девушка улыбнулась в ответ, кивнула и царственным жестом протянула полицейскому руку. Тот помог ей встать, что-то сказал…

      «Какую-нибудь пошлость!»

      … Анна рассмеялась в ответ, легко сбежала по лестнице и направилась по Моховой в сторону Манежа.

      Не помня себя, Куприянов бросился через дорогу.

      Это было уже совсем не смешно. Какое-то время шеф дергался, никак не решаясь перейти набитую машинами улицу, а потом неожиданно рванул прямо через поток, не обращая внимания на дикие гудки, которыми наградили его безумство озверевшие водители. Воспользовавшись замешательством, которое вызвала на Моховой выходка Куприянова, Володя тоже перебежал на другую сторону улицы, едва успев заметить, что шеф свернул к станции метро.

      «Метро?!»

      В вестибюле «Боровицкой» Константин едва не потерял Анну из виду. Она величественно двигалась сквозь толпу, оставляя позади разинутые рты и удивленные возгласы. Она была черной принцессой, с небрежным высокомерием принимающей их восторг.

      «Ей нравится, когда на неё смотрят!»

      Куприянов сунул обалдевшему контролеру новенькую сотню, эта была первая попавшаяся купюра, которую он выудил из бумажника, и побежал за уплывающей на эскалаторе Анной.

      «Я не дам ей исчезнуть!»

      Скорее! Он продирался сквозь тесно сомкнутые плечи, стараясь не выпускать из виду стройную фигурку девушки в прозрачном платье. Она свернула направо. Куприянов выскочил на платформу и замер.

      Анны не было!

      Электричка ушла недавно, людей было совсем немного, и он просто не мог потерять девушку из виду.

      «Где она?»

      Константин подошел к краю платформы.

      Анна стояла на рельсах в начале тоннеля. На границе электрического света станции и черного мрака подземелья. Она плавно подняла вверх руки и провела по гладко зачесанным волосам. Вся станция была пропитана волшебным ароматом мускуса. Прозрачное платье было расстегнуто, и её прекрасное тело было полностью открыто взгляду Куприянова.

      На границе света и мрака.

      Константин видел мягкое перемещение упругой груди, когда Анна подняла руки, видел движения мышц на плоском животе, царственный поворот шеи, изгиб тонкой талии, стройные бедра.

      «Как ты прекрасна!»

      Анна взмахнула длинными ресницами, и её черные глаза устремились на Куприянова. Их взгляды встретились.

      Впервые.

      На границе света и мрака.

      Мгновение, длившееся вечность. Она повернулась и шагнула в тоннель.

      Куприянов спрыгнул на рельсы.

      Володя отчетливо видел, что Куприянов сошел с эскалатора и повернул к правой платформе.

      «А вдруг он сядет в электричку?»

      Проклиная все на свете, Володя начал активно расталкивать людей, пытаясь поскорее добраться до шефа. Но не успел. Телохранитель оказался на платформе, когда там уже собралась толпа.

      — Кто-нибудь, сообщите дежурному!

      — Полицию позовите!

      — Электричка скоро пойдет!

      Володя прорвался к краю платформы. Головы окружающих были повернуты в сторону темного тоннеля.

      — Что случилось?

      — Мужчина на рельсы спрыгнул! — охотно сообщила крашеная тетка с объемистой сумкой в руках.

      — Под поезд? — Володя задал вопрос и только потом сообразил, что рельсы пусты.

      — Под какой ещё поезд? — Тетка недружелюбно покосилась на широкие плечи телохранителя. — Спрыгнул с платформы и пошел в тоннель!

      — Дежурного позовите!

      Володя скрипнул зубами.

      — Как он выглядел?

      — Мужчина?

      — Да! Какой из себя?

      Тетка задумалась.

      — Высокий, костлявый такой.

      — С длинным носом?

      — Не видела.

      — В белой рубашке и галстуке? В серых брюках?

      — Да вроде.

      — Темноволосый?

      — Да.

      — Проклятие!

      — Знакомый ваш?

      Что делать? Володя нерешительно посмотрел в тоннель. Неужели Куприянов пошел в тоннель? Прыгать за ним? Звать дежурного?

      И, словно в ответ на его мысли, из мрака тоннеля донесся пронзительный гудок приближающегося поезда.

      — Господи! — Тетка перекрестилась.

      — Где? Какой человек? — К платформе, в сопровождении полицейского, спешила встревоженная дежурная. — Кто его видел?

      Из тоннеля вылетела электричка.

      «Конец».

      Володя попробовал разглядеть на поезде следы крови, вмятины, но вагоны слишком быстро пролетели мимо к него.

      — Вы говорите, он спустился на рельсы? — допытывалась дежурная.

      — О нем другой мужчина спрашивал. Знакомый, наверное.

      — Какой мужчина?

      Телохранитель выбрался из толпы.

      «Сообщить Вере Сергеевне? Или вернуться и организовать поиск в тоннеле?»

      В такую ситуацию он попал впервые. Отправление электрички задерживалось. Мимо Володи прошли ещё двое полицейских и врач.

      «Что же делать?»

      Телохранитель сделал ещё два шага и ошарашенно остановился: Куприянов, живой, носатый, в белой рубашке и серых брюках, стоял посреди станции, недоуменно озираясь по сторонам.

      Вера

      — Хозяева дома, Ольга Петровна? — Полицейский удобно облокотился на крыло сине-белого джипа и, сняв фуражку, протер потную шею платком.

      Коренастый и плечистый Степан Иванович, сам выходец из этих мест, служил в районной полиции всю жизнь, поступив на службу сразу же, как пришел из армии. В последнее время он, получив должность заместителя начальника управления, больше занимался бумажной работой, но все в округе знали, что именно он во время ночной погони догнал и арестовал воришек, обчистивших богатый дом Загорских, находившийся на той стороне озера. Ольга Петровна ему доверяла.

      — Хозяйка дома, — ответила экономка. — Константин Федорович так рано не возвращается.

      — Жарко. — Полицейский аккуратно свернул платок и положил его в карман. — К ним в последнее время гости не приезжали?

      — Вроде нет, — покачала головой Ольга Петровна. — Только на выходных к хозяйке подруга заезжала на пару часов. А в чем дело, Иваныч?

      — Вот этого мужчину не видели? — Полицейский протянул экономке фотографию.

      — Нет. — Ольга Петровна внимательно посмотрела на снимок. — А что с ним?

      — Утонул, — коротко ответил Степан Иванович. — Вчера днем из озера выловили. Судя по всему, городской. Но ни одежды, ни документов, ничего. Вот и опрашиваем.

      — Страсть какая. — Экономка вернула фотографию. — Не видела я его.

      — А хозяева на озеро ездят?

      — Хозяин — иногда. А Вера Сергеевна — нет. Она в бассейне купается.

      — Красиво. — Полицейский снова достал платок. — Значит, хозяин на озеро ездит? Когда он в последний раз там был?

      — Точно не скажу. — Экономка нахмурилась. — Вроде дня два назад ездил. Лучше у него самого спросить.

      — Спросим, может, видел чего. — Полицейский убрал фотографию и покосился на подъехавший к дому фургончик курьерской службы.

      — Это дом Куприяновых? — Из машины выбрался долговязый мужик в фирменном комбинезоне.

      — Да, — подтвердила Ольга Петровна.

      — Посылка для Веры Сергеевны Куприяновой. Распишитесь.

      Экономка поставила подпись, взяла пакет и посмотрела на полицейского:

      — Я могу идти, Иваныч?

      Посылка срочная. На конверте красовалась бросающаяся в глаза надпись: «Вера, это срочно! Очень важно! Немедленно просмотрите эту кассету!»

      Ольга Петровна разыскала хозяйку в оранжерее:

      Вера никому не позволяла заниматься своими любимыми пальмами и уделяла им минимум час в день. Получив конверт и прочитав странную надпись, заинтригованная Вера немедленно поднялась в кабинет и вскрыла странную посылку. В ней оказалась видеокассета. Самая обыкновенная, стандарта VHS, без обложки и без каких-либо сопроводительных надписей. Кроме нее, в пакете ничего не было: ни письма, ни записки, ничего, и только фраза на конверте показывала, что кассета попала в нужные руки.

      «Вера, это срочно! Очень важно! Немедленно просмотрите эту кассету!»

      Почерк резкий, твердый. Ярко-красный маркер. Женщина чуть помедлила, держа в руках черный пластиковый прямоугольник.

      «Что там может быть?»

      Дурные предчувствия, почти рассеянные любимой возней с пальмами, снова окутали её.

      «Может быть, дождаться Костика?»

      Но кассета предназначена именно для нее, а требовательная надпись на конверте гласила, что посылка должна быть доставлена именно в шесть вечера, когда мужа нет дома. Значит, неизвестный отправитель хотел, чтобы Вера просмотрела запись одна. Без Кости.

      Вера покачала головой и включила видеомагнитофон.

      Запись была плохая, чуть расплывчатая, а звук сопровождался странными помехами.

      «Скрытая камера», — поняла Вера. Причем установленная в неплохо обставленной комнате, главной достопримечательностью которой была широкая кровать.

      — Я жду!

      Крикнув это, белокурая девушка, стоящая спиной к камере, поставила на кровать ножку и провела рукой по бедру. На ней было белое кружевное белье: узкие трусики, оставляющие открытыми красивые ягодицы, и тонкая полоска бюстгальтера.

      Сердце Веры застучало.

      Девушка легла на кровать, томно потянулась и перевернулась на спину, подложив под голову маленькую подушку.

      — Ты не утонул? — Вера поняла, что странные помехи были звуками льющейся воды. — Я просто сгораю от нетерпения!

      Если это и было так, то девушка никак этого не проявляла, задумчиво глядя в потолок.

      Теперь Вера узнала её — Леночка Прыткова, секретарша Кости. Она видела её пару раз, когда приезжала к мужу в офис. Она даже пошутила, что Костик перестал ценить деловые качества подчиненных, отдавая предпочтение длинным ногам и голубым глазкам, на что муж неожиданно серьезно ответил, что девушка превосходно справляется со своими обязанностями. Начальник отдела кадров, которому Вера невзначай задала тот же вопрос, подтвердил слова Куприянова, и Вера выбросила новую секретаршу из головы.

      «Зря?»

      Шум воды стих, девушка поднялась на колени, демонстрируя гибкое, молодое тело и небольшую грудь, едва прикрытую маленьким прозрачным бюстгальтером. Сердце Веры бешено заколотилось.

      «Господи, сделай так, чтобы мои подозрения не оправдались!»

      В дверях комнаты стоял Костик.

      «Нет!»

      Он сбросил с бедер полотенце.

      — Какой ты нетерпеливый! — Противный высокий голос.

      «Проклятая стерва!»

      Куприянов приблизился к Леночке и медленно провел по её телу тыльной стороной ладони. Девушка послушно изогнулась, демонстрируя пылающую в ней страсть. Рука остановилась на её груди…

      «Хватит! Хватит!! — Вера яростно щелкнула пультом и с силой выдернула кассету из магнитофона. — Будь оно все проклято! Это неправда! Неправда!!!»

      Она швырнула кассету на диван, достала из бара сигареты и, закурив, подошла к окну. Слезы застилали ей глаза.

      Никогда за много-много лет Вера не допускала даже мысли о том, что Костя может быть ей неверен. За много-много лет. Это было настолько дико и нелепо, что даже сейчас Вера всеми силами старалась гнать её прочь.

      Прочь.

      Костик, её Костя, её Кот просто не может так поступить с ней.

      Не может, и все.

      Всю жизнь Костя был рядом, «…и в радости, и в горе». Вера пряталась за его спину, опиралась на его плечи и платила за все любовью и заботой. Никто, даже самая язвительная и злая сплетница не могла бы упрекнуть Веру в том, что она плохая жена.

      Она была младше мужа на год. Их семьи крепко дружили, и когда маленькую Веру Томилину привезли из роддома, первыми словами, которые произнес Федор Куприянов, отец Костика, поздравляя своего друга, были: «Вот и невеста для моего пацана». Это было шуткой только наполовину. Слишком крепка была связь между Куприяновыми и Томилиными. Известные в чванливом московском полусвете — Куприянов-старший занимал высокий пост в МИДе, а Верин отец был директором крупного завода — семьи тянулись друг к другу. Совместно отмечали праздники, отдыхали, помогали словом и делом.

      Вера и Костя росли вместе: гуляли в одном парке, ходили в одну школу, ездили в один санаторий к морю, жили на соседних дачах, и только потом, спустя много лет, Вера поняла, как много дал ей Костя. Он был и нянькой, и старшим братом, и учителем, и первым её мужчиной. Первым и единственным. Вера прекрасно, до самого последнего момента, помнила, как это произошло. У них на даче, теплейшим майским вечером, когда в распахнутое окно проникал чарующий запах сирени. Ему было семнадцать, ей — шестнадцать. Он был нежен, необычайно нежен для юноши, и Вера, в отличие от многих девушек, получила подлинное наслаждение от своего первого опыта.

      После окончания школы их пути разошлись: Костя поступил в МГИМО, Вера — в МГУ. Но разными были только институты: все свободное время они по-прежнему проводили вместе. Ходили на премьеры, готовились к сессиям, ездили к морю. Они сыграли свадьбу, когда Вера была на третьем курсе. Большую, шумную свадьбу с многочисленными гостями и длинным застольем. А потом был целый месяц в Париже, а потом счастливая жизнь вместе. По-настоящему вместе. Сначала в отдельной квартире, с которой помогли родители, затем в загородном доме Куприяновых, а теперь в шикарном особняке, который Костя строил, учитывая все пожелания своей Звездочки. И все эти годы у Веры не было человека ближе и роднее, чем Кот. А для него — она знала — не было никого ближе и роднее, чем она.

      Нет, этой проклятой кассете есть другое объяснение. Ее Кот не такой.

      Он любит.

      Вера раздавила в пепельнице сигарету, смахнула с глаз остатки слез и с холодной ненавистью посмотрела на видеокассету.

      «Фальшивка или правда? Если фальшивка, то зачем? Ударить по Косте?»

      Вера помнила времена становления фирмы «Куприянов» и те методы конкурентной борьбы, которые использовали против Кота некоторые бизнесмены. Тогда было много чего: и угрозы, и грязный шум в газетах, и атаки на деловых партнеров. Тогда они сумели прорваться. А как сейчас? Что это такое? Новая атака или это… Или…

      Она вспомнила утренний телефонный звонок. Она занималась с Наденькой, Ольга Петровна уехала в магазин, и ответить никто не успел. Лишь к обеду Вера проверила автоответчик и услышала высокий мужской голос:

      «Вера, пожалуйста, свяжитесь со мной, это крайне важно для вас. Меня зовут Ивов. Аркадий Ивов».

      Голос и имя показались ей знакомыми, но тогда, утром, она решила, что это глупая шутка, и стерла запись. Теперь пришло время пожалеть о подобной неосмотрительности.

      «Фальшивка или правда?»

      Ответ на этот вопрос мог дать только Костя.

      Вера положила кассету на телевизор, закурила ещё одну сигарету, вызвала Ольгу Петровну и попросила сделать кофе.

      Будем ждать Кота.

      Константин

      Сегодня Куприянов приехал домой несколько раньше обычного. Странная история, приключившаяся днем, выбила его из колеи, и Константин никак не мог сосредоточиться на работе, постоянно вспоминая неуловимую черноволосую красавицу.

      «АННА».

      Ее роскошную фигуру, пышные черные волосы и пронзительные черные глаза. Жаркие глаза. Манящие. Та первая встреча на озере уже успела сгладиться в памяти Константина, оставив после себя только ощущение чего-то таинственного, сладкого и запретного. Сегодняшнее приключение оживило воспоминания.

      «АННА».

      Тогда, после первой встречи, его охватило судорожное, жесткое желание, которое ему удалось погасить с помощью Леночки. Теперь он тоже желал, желал страстно и горячо, но знал, что на этот раз белокурая красавица не сможет его удовлетворить. Куприянов желал вполне определенную женщину. Черную принцессу, пахнущую мускусом.

      «АННА».

      Володе он объяснил, что увидел старого знакомого, попытался догнать, но не преуспел. Телохранитель сделал вид, что поверил, но, вопреки обыкновению, молчал всю дорогу, изредка поглядывая на шефа.

      «Я же точно помню, что спрыгивал на рельсы! Как я оказался на платформе? Может, я переработался? Видения начались?»

      Но черные четки, которые были единственным напоминанием о прекрасной незнакомке, говорили об обратном. Куприянов не выпускал их из рук.

      В холле Константина встретила Ольга Петровна:

      — Вера Сергеевна ждет вас в кабинете, Константин Федорович. Она очень просила сразу же подняться к ней.

      — Спасибо.

      Куприянов направился на второй этаж.

      «Ах да, четки! Вере они не понравились».

      С легким раздражением он положил четки в карман и открыл дверь кабинета.

      Вера слышала, как приехал муж, как он поговорил с экономкой и начал подниматься по лестнице. Она скомкала в пепельнице недокуренную сигарету, поднялась из кресла и нервно одернула юбку. Кассета уже в видеомагнитофоне, телевизор включен. Сейчас все решится. Сердце стучало.

      Сейчас.

      Куприянов вошел в кабинет.

      — Добрый вечер, Звездочка.

      — Здравствуй, Кот.

      Он удивленно принюхался:

      — Ты куришь?

      Вера покраснела, как пойманная школьница. Последний раз она баловалась сигаретами ещё в институте, а уж после рождения Кости-младшего и вовсе отказалась от этой привычки.

      — Чуть-чуть.

      — Что-то случилось?

      Константин нежно обнял жену и поцеловал в шею.

      — У меня, — она высвободилась из его объятий, — у меня не очень хорошее настроение, Кот. — Он молчал, ожидая продолжения. — Я получила очень странную кассету. С тобой в главной роли.

      — Не понял.

      — Понимаешь, я, может быть, что-то делаю не так. — Вера достала из пачки новую сигарету и чиркнула зажигалкой. — Я думала, что у нас… что мы… — К горлу подкатил комок. — Я верила тебе, Кот!

      — Да что случилось? — Сбитый с толку Куприянов растерянно смотрел на жену. — Ты можешь объяснить внятно? Какая кассета? Что произошло?

      — Ты спишь со своей секретаршей! С этой Леночкой!

      Эта фраза вырвалась. Просто выплеснулась наружу, вопреки её воле. Вера не собиралась так себя вести, так говорить, но вся обида, которая накопилась в ней за время просмотра кассеты и томительного ожидания мужа, вырвалась на волю грубым криком.

      «Леночка? Откуда она знает?»

      — С чего ты взяла? — Константин холодно посмотрел на жену. — Что за бред?

      — Бред? — Вера зло усмехнулась. — О твоих похождениях уже снимают порнофильмы! Горячие кошки и Куприянова! Сколько их было у тебя?

      Его спокойствие добавило женщине ярости.

      — Кассета в магнитофоне? — осведомился Константин. — Можно посмотреть?

      — Почему же нет? Посмотрим вместе! Заведемся!

      — Заткнись!

      Резкий окрик заставил Веру вздрогнуть. Куприянов взял со стола пульт и нажал на кнопку. Телевизор включился. Вера стряхнула пепел на ковер, её плечи дрожали.

      — Ну, за искусство! — провозгласил с экрана бравый генерал, и собравшиеся за столом мужики дружно опрокинули стаканы.

      На видеокассете был записан старый хит «Особенности национальной рыбалки».

      — Я загримирован? — помолчав, спросил Куприянов.

      Вера вырвала у него пульт и перемотала кассету. Вперед. Назад. Везде было одно и то же. «Особенности национальной рыбалки». Она вытащила кассету. Тот же черный пластик без опознавательных знаков. Вставила снова. Кино. Ни следа куприяновской оргии. В полной прострации Вера посмотрела на мужа.

      — Но я видела… Ты и она… вы занимались сексом…

      — Откуда у тебя эта кассета?

      — Мне привезли, сегодня, курьер…

      — Ты пила?

      — Что?

      — Ты пила?

      — Нет! — на её глазах навернулись слезы.

      — Я не знаю, что здесь произошло, — медленно произнес Константин, — но мне это не понравилось. Как ты вообще могла об этом подумать?

      — Костя, я…

      Выходя из кабинета, Куприянов громко хлопнул дверью. Вера швырнула кассету на пол, рухнула в кресло и разрыдалась.

      Леночка

      — Ой, Ленка, ты такая молодчина! Аж зависть берет. — Таня, полненькая брюнетка с простоватым лицом, откусила мороженое. — Это же надо! Все-все-все у тебя получается!

      В завистливое «все-все-все» Танечка включила и холеный внешний вид, и шикарный наряд подруги, и настоящие драгоценности, и новенький «Пежо», ожидающий хозяйку у ресторана, и её молчаливое согласие оплатить их совместный поход в «Елки-палки».

      — И всегда у тебя все получалось.

      — Ну, не все, — усмехнулась Леночка, — но многое. Я работаю над этим.

      Она действительно была довольна собой. Встреча со старой институтской приятельницей отчетливо высветила преимущества её нынешнего положения. Общаясь с Куприяновым, сотрудниками его фирмы и деловыми партнерами, Леночка жила в другом, совершенно другом мире, и сейчас, разглядывая Таню, она видела, какая пропасть отделяет её от подруги.

      И радовалась, что эта пропасть существует. Таня приехала сюда на метро, одетая в потертые джинсы и простую кофточку. И плохо накрашенная. На её фоне Леночка выглядела настоящей аристократкой, и мужские взгляды с соседних столиков подтверждали этот факт.

      Леночка вытащила из пачки новую сигарету, небрежно щелкнула золотой зажигалкой и мельком оглядела небольшой зал ресторанчика. За соседним столиком читал газету одинокий лысый мужчина лет шестидесяти, в дорогом костюме и странных черных очках, плотно прилегающих к лицу.

      «Слепой он, что ли? Да нет, он же с газетой!»

      Леночка усмехнулась и уже хотела вернуться к разговору с подругой, как старик поднял голову и посмотрел на нее.

      Девушка вздрогнула. Несмотря на то что глаза незнакомца были скрыты черными очками, его тяжелый, внимательный взгляд пронзил ей душу.

      «Брр, какой же он без очков?»

      — Так ты придешь?

      Леночка непонимающе посмотрела на Таню:

      — Что? Ой, извини, я отвлеклась. Что ты спросила?

      — Я говорю, что у Светки свадьба через месяц, и она просила меня передать тебе, что хочет с тобой увидеться. Пригласить, наверное.

      — Свадьба? Конечно, приду.

      — Сама ещё не собираешься?

      — Я? — Леночка снова почувствовала на себе леденящий взгляд старика в черных очках и передернула плечами. — Может быть, и собираюсь.

      В общем-то она не планировала делиться своими замыслами с Таней, но взгляд старика гипнотизировал девушку, сбивал с толку, и она с трудом поддерживала разговор.

      — Правда? — ухватилась за новость Таня. — А за кого? Что за принц появился на горизонте?

      — Принц уже давно на горизонте, — рассеянно ответила Леночка, — только он ещё об этом не знает.

      — Ух ты! Хочешь мужика увести у кого-то?

      — А почему бы и нет? — Леночка скосила глаза и увидела, что старик снова уставился в газету. Ей стало легче. — Что тут такого? Мужа надо выбирать с умом. Чтобы и нормальный был, и богатый.

      — Такие все разобраны, — вздохнула Таня.

      — Правильно, — снисходительно согласилась Леночка, — таких мало, поэтому недостаточно его найти, надо ещё правильно его обработать.

      — Ты всегда была умной.

      С этим заявлением Леночка спорить не стала.

      — А ты случайно не на своего шефа намекаешь? — осведомилась Таня. — Ты вроде говорила, что он у тебя и богатый, и нормальный…

      — На кого намекаю, на того и намекаю. — Леночка сделала маленький глоток кофе и чуть не поперхнулась. Она буквально физически почувствовала, как её пронзил взгляд старика.

      «Что же он так смотрит?»

      Девушка резко обернулась. Незнакомец в странных очках спокойно листал газету, но его глаза, девушка была уверена в этом, были направлены на нее.

      «Почему он так смотрит?»

      Неприятный сосед испортил весь вечер. Леночка посмотрела на часы:

      — Ладно, Танюшка, давай разбегаться.

      — А я думала, мы ещё посидим, — удивленно протянула Таня. — Столько времени не виделись! Слышала, что у Марины с её англичанином вышло?

      Леночке, конечно, было очень интересно узнать, что произошло с их подругой, вышедшей сдуру замуж за какого-то иностранца, но она уже приняла решение:

      — Нет, Танюшка, извини. Сегодня никак не могу.

      Она расплатилась по счету, поднялась и снова покосилась на соседний столик. Старик листал газету.

      Леночка припарковала свой маленький «Пежо-206» во дворе дома, кивнула соседу дяде Мише, забивающему козла в компании других старичков, и направилась к своему подъезду.

      Цок, цок. Шпильки элегантно стучали по асфальту.

      «Ну и чего ты испугалась? Старик какой-то на тебя пялился! А что ему ещё остается делать в таком возрасте? Да на тебя все мужики смотрят!»

      Всю дорогу из головы девушки не выходил мужчина из кафе. Его суровое лицо. Странные очки. Тяжелый взгляд, пробивающийся даже сквозь непроницаемую черноту стекол. Взгляд, в котором сквозил страшный, неподдельный холод.

      «Ерунда! — Леночка глубоко вздохнула. — Глупые мысли».

      Она прошла вдоль густой сирени, повернула к своему подъезду и резко остановилась. Высокий старик в странных черных очках стоял у дверей её дома.

      Сердце девушки глухо стукнуло, ноги стали ватными, и внутри образовалась неприятная холодная пустота.

      «Как он здесь оказался?»

      — Добрый вечер, Елена Викторовна, — мягко произнес незнакомец.

      — Доб… добр… — Леночка сглотнула. Все в порядке, вокруг, несмотря на довольно поздний час, полно людей. Москвичи наслаждаются теплым летним вечером. и во дворе царит гомон. Ей ничего не угрожает. Голос девушки окреп: — Что вам надо?

      — Хорошо, что вы меня узнали. — Губы старика разошлись в безжизненной улыбке. По-настоящему безжизненной, его лицо казалось резиновой маской, и гримаса придала ему омерзительное выражение. Лучше бы он не улыбался. — Я надеялся привлечь ваше внимание.

      — Для чего?

      — Чтобы вы поняли всю серьезность моего предложения.

      Холод проглотил все внутренности девушки.

      — Какого предложения?

      Старик сделал маленький шаг вперед, и Леночка машинально отступила.

      — Вам следует уволиться из фирмы Куприянова, Елена Викторовна, — с прежней мягкостью произнес старик. — Завтра вы отправите с курьером заявление об уходе по собственному желанию и не выйдете на работу.

      Леночка ожидала услышать все, что угодно, но только не подобное заявление.

      — Это шутка? Кто вас прислал?

      — Вы должны сделать так, как я сказал, — почти ласково продолжил незнакомец. — А самое главное — вам придется распрощаться с теми планами, которыми вы делились с вашей подругой в кафе. Забудьте о Куприянове. — Старик снова улыбнулся, заставив девушку задрожать. — Я не даю вам времени на размышление, Елена Викторовна, пожалуйста, сделайте так, как я сказал.

      Он резко шагнул вперед, и Леночка, пропуская незнакомца, в панике отступила к кустам.

      Зорич, Бердянск, двадцать лет назад

      Что делать, когда ты один?

      Не безумец, добровольно отвергнувший общество и получающий удовольствие от своего отшельничества, но несчастный, силой вырванный из привычной жизни неумолимыми обстоятельствами. Потерявший все, что любил, все, о чем мечтал и на что надеялся. Все, ради чего жил.

      Он принял условия, не имея другого выбора. Принял, не задумываясь, лишь бы вырваться из той бездны, в которую швырнула его судьба. Чуть позже, когда он получил возможность подумать, ему ещё казалось, что впереди его ожидает новая жизнь, тысячи дорог, и главной проблемой будет не ошибиться в выборе. Действительность поставила его на место. Почти все двери, в которые он планировал стучаться, оказались закрыты, почти все дороги вели в тупик. В небытие. В беспросветную тягомотину, сопровождаемую постоянным ожиданием провала. Он не хотел, не умел и не собирался учиться покорно тянуть лямку, он жаждал шагать с гордо поднятой головой, а как раз это ему было запрещено. По крайней мере, на тех дорогах, на которые он рассчитывал.

      И это сводило с ума.

      «Герой на обочине. Кому теперь нужно то, что я умею?»

      Зорич грустно усмехнулся, посмотрел на свои сильные руки и лениво завел их за голову, подставляя широкую грудь жаркому южному солнцу. Вокруг него бурлил центральный пляж. Соседи справа вскрыли роскошный арбуз, слева щебетали в песке чумазые детишки, косматый парень неподалеку охмурял двух загорелых девиц глупыми песнями под расстроенную гитару, и никто не обращал внимания на могучего лысого мужчину лет сорока в странных черных очках, плотно прилегающих к лицу. Да и кого на южном пляже удивишь солнцезащитными очками?

      «Кому нужно то, что я умею?»

      Это становилось серьезной проблемой. На последние деньги Зорич купил билет в захолустный Бердянск, снял комнату на окраине и теперь проживал остаток средств, бездумно глядя на теплое Азовское море. Может быть, при строгой экономии он сможет протянуть месяц. Или даже полтора. Но что делать дальше? Рано или поздно деньги все равно закончатся. Надо искать решение.

      Запах арбуза напомнил, что пора подкрепиться. Зорич поднялся, натянул штаны прямо на мокрые плавки, взял в руку рубашку с полотенцем и побрел по пляжу.

      «Что делать дальше?»

      Зорич понимал, что в его положении, а главное, с его навыками и умениями он может легко шагнуть в криминал. Он уже думал об этом, но всякий раз отказывался от этой мысли. Фундаментальное воспитание и вся прошлая жизнь были активно против превращения в бандита. Пусть даже и незаурядного. Это была та грязь, в которую Зорич мог наступить только в самом крайнем случае.

      — Валя, выходи из воды!

      — Клара, Клара, а где Мишенька?

      — Ребята, айда в волейбол!

      Звуки пляжа с трудом доходили до погруженного в свои мысли Зорича.

      — Да не муж он ей!

      — Вот я и говорю…

      — Седьмого от борта в лузу!

      Зорич остановился и посмотрел на желтенький павильончик пляжной бильярдной. На его странных черных очках мелькнули солнечные блики.

      В прокуренном и темном, после залитого солнцем пляжа, помещении бильярдной толпились одни мужчины. Молодняк, шумно обсуждающий каждый удар, старики, жадно следящие за шарами, зрелые мужики, оставившие на песке жен и детей. Некоторые из них были в майках, некоторые — даже в легких брюках, но большинство было одето только в плавки, сжимая пачки сигарет и бумажники в потных руках. Несмотря на то что в империи не жаловали азартные игры, в пляжной бильярдной играли на деньги. В том числе и на довольно большие. Зорич заметил, как солидный мужчина, с золотой печаткой на безымянном пальце, не моргнув глазом, выложил на зеленое сукно сотню! Таких сумм, правда, он больше не видел, но красненькие червонцы и фиолетовые четвертаки сновали из рук в руки с завидным постоянством. В основном в одни и те же руки. Вычислить игроков для наблюдательного Зорича не составило особого труда. Один, Зорич назвал его про себя Моряком, был одет в легкую тельняшку и шорты, блестел золотыми фиксами и специализировался по мелким клиентам. Самой крупной ставкой у него являлась десятка. Второй, Цыган, с серьгой в ухе и слюнявым ртом, оказался настоящим шоуменом, виртуозно разводя шары и привлекая внимание лохов. Третий, в классификации Зорича — Барон, работал с серьезными клиентами. Он единственный в бильярдной носил белую рубашку, брюки и даже ботинки. Он был аккуратно причесан и строг. Именно ему толстяк с печаткой заплатил сотню. И теперь снова.

      — Пожалуйте платить.

      — Ну, вы просто маэстро, — мужчина в модных узких плавках и с золотыми часами на руке покорно открыл бумажник. — Сколько же вы играете?

      — Всю жизнь. — Барон небрежно сложил две пятидесятирублевые купюры, положил их в задний карман брюк и обежал павильон строгими цепкими глазами. — Эй ты, очкарик, играешь или так, присмотреться зашел?

      Зорич удивленно взглянул на игрока:

      — Это вы мне?

      — А ты здесь один очкарик, — на строгом лице Барона мелькнуло подобие улыбки. — Хиповый ты парень.

      — Глаза у меня болят, — буркнул Зорич. — Это лечебные очки.

      — Так играть-то будешь, болезный?

      — Да у него небось жена все деньги заграбастала, — рассмеялся подошедший Цыган. — Он здесь давно стоит и даже бутылки пива не выпил.

      — Жена или теща? — с иронией осведомился Барон.

      Зорич взял в руки кий.

      — Почем играем?

      — Четвертак пойдет?

      Четвертак? Двадцать пять рублей! В бумажнике Зорича было всего сто тридцать. Он решительно потянулся за мелом.

      — Расставляй.

      — А деньги у тебя есть? — Барон перешел на деловой тон.

      — Не волнуйся. — Зорич скривил губы. — Главное, чтобы у тебя они были.

      Он выиграл три партии с повышающимися ставками. Сначала на двадцать пять. Потом на пятьдесят, потом на сто. Барон был классным игроком, но Зорич держал в руках кий с двенадцати лет, и его учили настоящие мастера.

      К его безмерному удивлению, ему позволили спокойно уйти, видимо, не желая распугивать толпящихся в бильярдной и активно поддерживавших Зорича лохов. Барон спокойно отдал выигрыш, и в его глазах Зорич заметил тень уважения.

      Сто семьдесят пять рублей! Целых сто семьдесят пять!

      — Один прокол в день — это немного. — Барон подошел к своей «пятерке», но дверцу открывать не стал, а устало потер глаза.

      — Зря мы его отпустили, — пробурчал Цыган. — Малек со своими ребятами его уже брать хотел, а ты отпустил.

      — Не надо жадничать, — улыбнулся Барон. — Когда лохи увидели, что меня можно обыграть, они совсем окосели. Улов считал?

      — Нет.

      — Вот то-то. — Барон вытащил из кармана пачку банкнот. — Штука, не меньше.

      — Класс! — В вечернем полумраке блеснули белые зубы Цыгана. — Слушай, а этот очкарик и вправду хорошо играл или ты ему поддался?

      — Правда. — Игроки обернулись. В тени акации стоял давешний широкоплечий мужчина в странных черных очках. — Я хорошо играю.

      — Согласен, — помолчав, кивнул Барон. — Зачем пришел?

      — Деньги принес, — хмыкнул Цыган.

      — Помолчи, — оборвал напарника Барон и снова повернулся к Зоричу: — Чего тебе надо?

      — Я хочу заработать.

      — Поиздержался на отдыхе?

      — Хочу играть. Мне нужны деньги.

      — И сколько хочешь? — прищурился Барон.

      — Чем больше, тем лучше.

      — Ты жадный?

      — Нет. — Высокий очкарик развел в стороны могучие руки. — Просто я больше ничего не умею.

      — Понятно. — Барон открыл багажник, достал из сумки-холодильника бутылку пива и предложил Зоричу. — Думаешь, все так просто?

      — Не думаю. Потому и пришел к тебе сейчас, а не завтра в бильярдную. Я наглеть не хочу. Я хочу играть.

      — Тут, брат, все схвачено.

      — Это я вижу. Но лохов на всех хватит.

      — Нас и так трое, — покачал головой Барон. — А точка маленькая. Мы всех лохов успеваем окучить.

      — Хочешь сказать, не судьба?

      — Во-во, проваливай, — буркнул Цыган.

      — Я же сказал: помолчи! — Барон задумчиво хлебнул пива.

      Высокий ему явно нравился. Спокойный, могучего сложения и игрок классный. Судя по всему, мужик основательный, крепкий, что же у него не заладилось?

      — На косе есть две бильярдные, — прищурился Барон. — Публика хорошая, денежная, сплошь дома отдыха вокруг, из столиц лохи на нерест несутся.

      — Кто же меня туда пустит?

      — Погоди. Там полный комплект наших был, но вчера как раз одного с аппендицитом увезли. Оправляться ему не меньше недели. Успеешь за это время себя зарекомендовать — считай, что тебе повезло.

      — Я постараюсь, — кивнул Зорич.

      — Постарайся. — Барон отбросил пустую бутылку в сторону. — Сейчас поедем, я тебя серьезным людям представлю. Поговоришь. Рекомендацию дам.

      — Но…

      — А за это ты мне будешь должен штуку. Согласен?

      — У меня сейчас нет тысячи рублей, — спокойно произнес Зорич.

      — Это я и так вижу, — махнул Барон. — Отдашь в конце сезона. Согласен?

      Зорич протянул руку:

      — Согласен.

      Константин

      Обычный рабочий день Куприянова начинался в половине девятого утра, а заканчивался в восемь — половине девятого вечера. На это время Константин отключался от всех посторонних дел, полностью отдавая себя бизнесу. За одним исключением: раз в неделю, по средам, Куприянов обязательно посещал расположенный недалеко от офиса тренажерный зал «World Class». Посещал не от безысходности: в загородном особняке был оборудован великолепный, ничем не уступающий «World Class» спортивный зал, но Куприянов считал, что двух занятий в неделю, по субботам и воскресеньям, в его возрасте уже недостаточно, это во-первых, а во-вторых, его бодрил вид других людей, пыхтящих под тяжестью нагрузок. Постоянное сравнение с ними мобилизовало, не позволяло расслабляться.

      — Чувствую, на этих выходных вы пропустили одно занятие, — улыбнулся Гера, плечистый инструктор, глядя на то, с каким трудом берет Куприянов свой обычный вес.

      Гера был мастером спорта по тяжелой атлетике, и его фигура наглядно показывала, к чему надо стремиться таким, как Константин. И чего они никогда не достигнут.

      — Осторожно! — Инструктор подстраховал Куприянова, когда левая рука того предательски дрогнула, и помог опустить штангу на пол. — Сбавим вес?

      — Нет, — Константин потер плечо, — я думаю, со штангой на сегодня достаточно. Поработаю на тренажерах.

      — Как скажете. — Гера посмотрел на часы. — Вы не будете против, если я ненадолго отлучусь? Я обещал позвонить…

      — Конечно, нет, — махнул рукой Куприянов, — на тренажерах мне страховка не нужна.

      Инструктор вышел из зала. Константин сделал маленький глоток воды и огляделся: он остался один.

      «Черт, никого. Ради чего, спрашивается, я сюда приезжаю? Может, заставить посещать зал кого-нибудь из фирмы? Для компании? Например, Васильева, главного юриста? А то у него больно пузо здоровое. — Куприянов усмехнулся, представив, как неповоротливый Васильев обмякнет возле штанги, и взялся за тренажер. — Немного уменьшу вес, но увеличу число повторов. — Его руки ритмично задвигались, нагружая крепкие мышцы. — Двадцать вместо пятнадцати будет достаточно».

      — Проклятая железяка!

      Грудной, чуть хриплый женский голос заставил Константина подпрыгнуть. В ноздри ударил легкий аромат мускуса.

      «АННА».

      Она растерянно стояла возле одного из тренажеров. Подняла глаза, длиннющие черные ресницы взлетели вверх, и черные звезды пронзили сердце Куприянова.

      — Вы не могли бы мне помочь?

      — Да… — голос предательски захрипел, Константин откашлялся. — С удовольствием помогу.

      — Я не в силах понять, как работает эта штука.

      Он подошел.

      Девушка была одета только в синюю майку, едва заходящую на стройные бедра, голубые трусики и белые носки. Ее пышные черные волосы были снова зачесаны назад, но на этот раз позади оставался роскошный кудрявый хвост, а на лицо спадала длинная непослушная прядь.

      «В ней действительно есть что-то восточное, горячее».

      А ещё полные ярко-красные губы. Она оказалась ниже ростом, чем представлял себе Куприянов, без туфель, в одних носочках, девушка едва доходила ему до подбородка.

      — Этот тренажер так хитро устроен. — Она произнесла это после паузы, дав возможность Константину внимательно осмотреть себя.

      «Ей нравится, когда на неё смотрят!»

      — На самом деле ничего сложного, — Куприянов нервно улыбнулся. — Вы ставите определенный вес… Какой вес вы обычно берете?

      — На этом тренажере даже не знаю.

      — Давайте поставим поменьше. — Руки дрожали. — Теперь вы становитесь сюда и начинаете давить на рычаг. — Он помолчал. — Меня зовут Костя.

      — Очень приятно, — девушка отбросила непослушную прядь и протянула ему ладошку: — Анна.

      Куприянов нежно взял узкую смуглую кисть девушки, склонился и поцеловал её.

      — Мне тоже очень приятно.

      — Какой вы забавный. — Ее тихий смех сводил с ума. — Я могу называть вас Котом?

      «Кот? Звездочка…»

      — Конечно.

      — Значит, я правильно поняла, надо делать вот так? — Анна надавила на рычаг, синяя майка скользнула по полной груди, и Куприянов увидел черную-татуированную ящерицу и краешек темного соска.

      Он задрожал.

      — Да, Анна, вы все делаете правильно.

      Девушка улыбнулась и сделала несколько повторов. Ящерица соблазнительно извивалась на правой груди. Константин был не в силах оторвать взгляд от дразнящего упругого тела. Он снова откашлялся.

      — Анна, скажите, это вас я…

      — А для чего вот это устройство?

      Она быстро — но с какой грацией! — перешла к следующему тренажеру.

      — Здесь работают мышцы груди, — машинально ответил Куприянов.

      — О, мне это нужно! — Анна игриво улыбнулась и опустилась на сиденье. — Вы сделаете, чтобы он работал?

      — Да, да. — Константин присел на корточки, установил вес и поднял голову. Прямо перед его глазами были самые восхитительные женские бедра, какие он видел в своей жизни. Сильные, красивые, чуть раздвинутые. Запах мускуса туманил. Совершенно потерявший голову Куприянов прикоснулся губами к бедру девушки, погладил смуглую бархатистую кожу, поднял глаза и встретился взглядом с чарующими черными звездами.

      Анна с улыбкой смотрела на него.

      — Ты прекрасна!

      Он встал перед ней на колени. Девушка поставила ноги ему на бедра, и её рука скользнула по волосам Куприянова. Он гладил её стройные ноги, утопая в сияющих черных глазах. Полоска голубой ткани, прячущаяся под синей майкой, окончательно возбудила его. Так же, как грудь, выглядывающая из выреза.

      — Ты королева Луны!

      Она поднялась, отошла. Он тоже вскочил на ноги, приблизился к девушке сзади, обнял за талию, с восторгом ощущая молодое упругое тело.

      «Ей нравится, когда на неё смотрят!»

      — Я хочу смотреть на тебя вечно!

      Ему хотелось почувствовать сладость манящих губ Анны. Ему хотелось любви. Сейчас. Немедленно! Он дрожал от возбуждения.

      — Мы не одни.

      Она ловко и грациозно освободилась из объятий. Он даже не понял, как это произошло. Дверь открылась, Куприянов недовольно обернулся, в зал вошел плечистый инструктор.

      — Константин Федорович, как дела у вас?

      — Гера, черт, немедленно уходи!

      — Что? — инструктор ошарашенно посмотрел на Куприянова.

      — Гера, я объясню потом. — Константин обернулся — Анны не было! — Где она?

      — Кто?

      — Черт! Дьявол! — Куприянов разъяренно оглядывал пустой зал. — Гера, где она?

      — Кто?

      Только слабый аромат мускуса.

      «Мы ещё увидимся…»

      Константин оттолкнул оторопевшего инструктора и выскочил из зала.

      Леночка

      Сегодня была среда, а это значит, что Куприянов будет в тренажерном зале. Леночка никогда не позволяла себе пользоваться отлучкой шефа и приходить на работу позже, чем обычно. Никогда, но не сегодня.

      Встреча со страшным стариком в черных очках перепугала её до смерти. Девушка не спала до трех часов ночи, рыдая в подушку и вздрагивая от каждого звука, который доносился в окно её спальни. Но и забывшись тяжелым, свинцовым сном, она продолжала беспокойно ворочаться, вскрикивать и даже плакать, заставляя родителей в соседней комнате напряженно прислушиваться. Она не сказала им, что произошло, ограничившись коротким: «неприятности на работе». И эта мрачная немногословность обычно разговорчивой и дружелюбной дочери отбила у них всякую охоту выспрашивать подробности.

      Леночка проснулась в девять утра. Угрюмо поздоровалась с матерью — Галина Семеновна вышла на пенсию год назад и целыми днями занималась домашним хозяйством, — заварила себе кофе и уселась у кухонного окна, невидяще глядя на просыпающийся двор.

      — Доченька, может, скажешь, что случилось? — Галина Семеновна робко подошла к Леночке. — Ты ужасно бледная.

      — Все в порядке, мама. — Леночка отхлебнула кофе. — Все в порядке.

      — Ты… — Галина Семеновна подбирала слова. — Ты сказала, что у тебя неприятности на работе. Тебя увольняют?

      «Вы должны уволиться из фирмы Куприянова, Елена Викторовна. Завтра вы отправите с курьером заявление об уходе по собственному желанию и не выйдете на работу».

      — Нет, меня не увольняют.

      — Значит, ты пойдешь сегодня на работу?

      «Я не даю вам времени на размышление и не собираюсь ничего объяснять. Завтра я жду выполнения своих требований».

      «Мерзавец! — Безжизненный образ старика всплыл в памяти, и бледные губы Леночки задрожали. — Почему он привязался ко мне? Кто он?»

      — Ты меня слышишь?

      «Завтра вы отправите с курьером заявление об уходе по собственному желанию и не выйдете на работу».

      Он хочет, чтобы я исчезла из фирмы.

      — Ты что-то сказала?

      — Я? — Леночка удивленно поняла, что прошептала последнюю фразу. — Нет, мама, это я так.

      — Так ты идешь на работу?

      Может, это конкуренты? Хотят подставить в компанию своего шпиона, вот и пытаются сломать меня? Ведь я ближайший помощник Куприянова, я знаю о бизнесе столько…

      «А самое главное — вам придется распрощаться с теми планами, которыми вы делились с вашей подругой в кафе. Забудьте о Куприянове».

      А чем я делилась с Таней? Ляпнула что-то насчет замужества! Она ещё спросила, не о Куприянове ли идет речь! Так вот в чем дело! Голубые глаза Леночки похолодели, превратившись в зловещие льдинки. Вполне возможно, что старик — частный детектив. Его наняла жена или… Об этом думать не хотелось, но Леночка уже взяла себя в руки и спокойно перебирала все варианты. Или его нанял сам Куприянов, испугавшись, что наша связь зашла слишком далеко. Хочет избавиться от меня.

      Девушка улыбнулась. У Галины Семеновны, не спускавшей глаз с дочери, чуть отлегло от сердца.

      Надо понять, кто нанял старика: конкуренты, жена или сам Костик. Если конкуренты, то все просто замечательно: угроза моей жизни ещё теснее приблизит ко мне Куприянова. На щеках Леночки снова заиграл румянец, она оживала на глазах. Если жена? Грустно, что она так рано пронюхала о нашей связи, но надо выбрать такую линию поведения, чтобы Костик оценил всю низость её поступка. Это поможет ему выбрать меня…

      «Мадам Куприянова!»

      А если это сам Константин нанял старика? Леночка снова отхлебнула кофе. Самый грустный вариант.

      Она прекрасно изучила шефа и знала, что если он принял какое-то решение, то будет добиваться его выполнения, чего бы это ни стоило. Куприянов всегда скрупулезно взвешивал свои поступки.

      «Что же, если Костик нашел в себе силы избавиться от меня, — жестко подумала Леночка, — то это будет стоить ему больших денег. Просто так я не уйду».

      Она допила кофе, поставила кружку на стол и посмотрела на Галину Семеновну:

      — Ты что-то спрашивала, мама?

      — Пойдешь сегодня на работу? — растерянно повторила женщина.

      — Разумеется! — Леночка легко поднялась из-за стола. — Я и так ужасно опаздываю!

      Даже после того как её взаимоотношения с Куприяновым стали более близкими, умная Леночка не стала настаивать на изменении давно сложившейся в компании традиции. Во внутреннем дворике штаб-квартиры фирмы оставляли свои машины только три человека: сам Куприянов, весельчак Валера Енин, его заместитель, и холодный Юрий Маминов, начальник службы безопасности, все остальные сотрудники парковали авто на улице. Леночка остановила «Пежо-206» у тротуара, нажала кнопку сигнализации, услышав в ответ щелчок центрального замка, одернула юбочку и повернулась к зданию фирмы. Превосходно наложенный макияж полностью скрыл следы ночных кошмаров. Леночка была холодна и полна решимости до конца разобраться в происходящем.

      Она сделала два шага. Слева от неё у тротуара стоял красный «БМВ».

      Еще один шаг.

      — А ты упорная девчонка!

      Леночка резко остановилась. На широком капоте «БМВ» возлежала красивая черноволосая женщина. Глаза Леночки широко раскрылись. Удивление вызывала даже не поза незнакомки, хотя увидеть в центре города вот так, небрежно лежащую на капоте женщину было делом очень странным. Удивлял её внешний вид. Незнакомка была одета в черный кожаный корсет со шнуровкой и золотыми насечками и коротенькую юбочку, перехваченную широким поясом с причудливым узором. На правом полушарии большой груди была вытатуирована черная ящерица. Смуглые, красивой формы руки женщины были украшены золотыми браслетами сложной формы, а стройные ножки обуты в высокие сапоги. Длинные черные волосы незнакомки были высоко взбиты и перехвачены диадемой.

      — Решила поиграть с королевой Луны?

      Голос у женщины был грудной, с легкой хрипотцой. Зловещий.

      Леночка растерянно огляделась: видит ли кто-нибудь ещё эту экстравагантную особу? Но, как ни странно, тротуар был пуст. Только на противоположной стороне Пятницкой в легкой дымке проглядывали силуэты прохожих да проносились автомобили.

      — Не слишком ли далеко ты зашла в своем упрямстве?

      Черноволосая мягко, с томной грацией пантеры потянулась, и её длинные черные ногти со скрипом проехались по лакированному металлу капота, оставляя на нем глубокие царапины. У Леночки зашевелились волосы.

      — Что вам надо?

      — Тебе было запрещено появляться здесь, тварь. — Теперь незнакомка сидела на корточках. — Никто не смеет ослушаться королеву Луны!

      — Отстаньте от меня! — закричала Леночка, чувствуя, что еле сдерживает подступающий к горлу комок. — Оставьте меня в покое!!

      Красивые руки черноволосой плавно разошлись в стороны, она словно бы взмахивала крыльями…

      Крылья!

      Леночка вскрякнула. Руки черноволосой на глазах превращались в крылья!!! Покрывались длинными черными перьями! Ноги подобрались, превратившись в лапы, оканчивающиеся острыми, цепкими когтями. Голова уменьшилась, вперед резко выдался хищный клюв, и через какое-то мгновение на капоте «БМВ» сидела огромная черная орлица.

      Не верящая своим глазам Леночка тихо завыла.

      Орлица издала короткий клокочущий возглас и бросилась на девушку. Острые когти полоснули по лицу. Леночка дико закричала. Клюв ударил в голову. Девушку отбросило на стену дома.

      — Оставьте меня!

      Слезы, сопли, кровь смешались с остатками макияжа. Орлица взлетела, описала маленький круг и снова опустилась на Леночку, в клочья полосуя элегантный деловой костюм, вырывая из ушей драгоценные сережки.

      — Оставь меня!!

      Девушка нашла в себе силы оттолкнуть птицу и броситься вперед. Скорее! Подальше от этого кошмара!

      Она выскочила на проезжую часть. Пронзительный гудок клаксона смешался с визгом автомобильных тормозов. В последний момент Леночка успела заметить несущийся на неё фургон и в ужасе закрыла глаза.

      Чья-то сильная рука схватила девушку за шиворот и буквально вытащила из-под колес машины.

      — Идиотка поганая! Куда ты лезешь, дура?! — из окна фургона высунулся перепуганный водитель.

      — Заткнись, придурок, не видишь: девчонка в истерике, сама не понимает, куда лезет!

      — Она не понимает, а мне под суд идти? Дура!..

      — Проваливай отсюда!

      Леночка в страхе открыла глаза. Чудовищная птица исчезла, с тротуара смотрели удивленные прохожие, а раскрасневшийся водитель фургона что-то злобно ворчал в её адрес, пытаясь завести заглохший двигатель.

      — Спасибо, — прошептала она своему спасителю и обернулась, чтобы посмотреть на него.

      На неё уставились безжизненные черные стекла странных очков старика.

      — Вы?

      — Это было последнее предупреждение, Елена Викторовна, — бесстрастно произнес старик. — Вам осталось пройти до офиса всего десять шагов. Крепко подумайте, прежде чем сделаете их.

      Леночка вырвалась из его рук и побежала к спасительным дверям фирмы.

      Вера

      Вера любила разбирать утреннюю почту. Ей нравилось это странное для эры тотальной компьютеризации занятие, нравилось вскрывать конверты специальным ножом, доставать сложенные листы и просматривать их содержание. Это напоминало Вере детство, тихую пору, когда не существовало электронной почты, а телефонная связь была настолько плохой, что каждое слово приходилось повторять по нескольку раз. В те времена расстояние между близкими можно было преодолеть только с помощью писем, длинных и подробных. И теплых. Вера помнила, как её родители читали обстоятельные рассказы от многочисленных родственников, разбросанных волею судеб по всем уголкам империи, и как тщательно и любовно писали ответные, не менее подробные сочинения.

      Вера пришла в прохладный кабинет, с ногами забралась в большое кожаное кресло, стоящее у письменного стола, покосилась на гудящий компьютер, видимо, Костя что-то просматривал с утра и забыл выключить, бросила на стол ворох конвертов и вскрыла первый. Реклама.

      «Дорогая Вера Сергеевна! Уникальный и единственный в своем роде…»

      Для неё всегда оставалось загадкой, каким образом пронырливые агенты узнают имена неработающих богатых женщин для составления своих проникновенных и личных посланий. В первое время Веру это немного бесило, потом она привыкла. Вот и сейчас Вера без особого любопытства прочла о существовании в Москве необычайного косметического центра, лениво скользнула глазами по глянцевым фотографиям и отложила бумажку в сторону.

      В следующем пакете оказались счета из телефонной компании, красочный буклет, несколько рекламных проспектов. В сторону все, кроме счетов. Не забыть напомнить о них Косте.

      Толстое письмо от дяди Вали. Это интересно. Старик по-прежнему не признавал телефонов, не умел пользоваться компьютером и раз в месяц слал Вере длинное повествование о своем иркутском житье. Причем послания его были наполнены такими яркими красками, что читались как юмористические рассказы. Вера улыбнулась, не вскрывая, отложила творение дяди Вали в сторону и взяла в руки элегантный и дорогой конверт без обратного адреса.

      «Госпоже Куприяновой Вере Сергеевне». Опять реклама?

      Узкая полоска дорогой писчей бумаги, нервный мужской почерк: «Вера, мы должны увидеться. Мы должны обязательно увидеться с Вами. Поверьте, это очень важно! Важно для Вас. Аркадий Ивов».

      Ниже той же рукой был написан адрес.

      Странное письмо. Вера вспомнила высокий голос в автоответчике, умоляющий о встрече, и вчерашнюю историю с кассетой.

      Что происходит?

      Аркадий Ивов. Снова, как и в тот раз, слушая автоответчик, Вера поймала себя на мысли, что это имя ей смутно знакомо. Кто-то из деловых партнеров Кости? Институтский приятель? Друг детства? Ивов…

      И вдруг она вспомнила. Ну конечно! Аркадий Ивов! Блестящий художник, яркой искрой пролетевший по звездному московскому небосклону некоторое время назад. Восторженные отзывы критиков, статьи в журналах, выставка в престижной галерее, слава. Вера вспомнила заносчиво важный голос Эммы Федосеевны, толстой и глупой жены крупного сибирского нефтяника:

      «Я делаю себе портрет от Ивова, дорогуша, для гостиной». Тогда портреты от Ивова были в большой моде. Он писал их необычайно сильно, стараясь проникнуть в суть своих персонажей, он ещё не стал ремесленником, а действительно старался творить. Потом Аркадий Ивов исчез. Неожиданно и бесследно. Кто-то говорил, что он отправился в Америку, кто-то уверял, что видел его в Париже, в Италии, но точно о его судьбе не знал никто.

      Что ему надо от меня?

      Заинтригованная Вера дотянулась до «мышки», вызвала в компьютере карту Москвы и ввела указанный в письме адрес. Через пару секунд на мониторе высветился результат запроса, и удивленная Вера тихо присвистнула. Частная психиатрическая клиника профессора Талдомского.

      Ивов прислал ей письмо из сумасшедшего дома.

      Как странно.

      Вера выбралась из кресла, вытащила из пачки сигарету — теперь она не расставалась с ними, щелкнула зажигалкой и, выпустив вверх струю дыма, задумчиво прищурилась. Кассета, Ивов, сумасшедший дом. Цепочка прослеживается вполне логичная.

      Вера так и не смогла объяснить себе вчерашние события. Она четко помнила, что было записано на кассете: в ожидании мужа просмотрела её целиком и до сих пор не могла понять, как получилось, что на ней оказался фильм. Хуже всего было то, что она не смогла найти конверт, в котором прислали проклятую кассету, хотя Ольга Петровна клялась, что не выбрасывала его.

      И совсем плохо было то, что Кот явно решил, будто она напилась.

      Вера вспомнила то легкое презрение, которое промелькнуло в глазах мужа, перед тем как он вышел из кабинета.

      «Как он мог подумать, что я пошла по пути богатых бездельниц, обалдевших от скуки и роскоши и глушащих никчемную жизнь вином и транквилизаторами?»

      «А что он ещё мог подумать? Вспомни, как ты выглядела».

      Вера вздохнула, ей было стыдно. Она затушила сигарету, мельком посмотрела на свое отражение в зеркале и вскрикнула: вместо симпатичной темноволосой женщины на неё смотрела страшная, носатая старуха, с морщинистым лицом, потухшими, глубоко запавшими глазами и беззубым ртом.

      О боже!

      Кассета, Ивов, сумасшедший дом.

      Страшная старуха в точности скопировала гримасу Веры, отчего её лицо стало ещё более ужасным.

      Что происходит?

      Кошмарная маска в зеркале стала изменяться: морщинистая кожа кусками отваливалась с лица, обнажая желтые кости черепа, нос провалился, из-под кустистых седых бровей вылезли белые черви. Отражение разлагалось, но не просто распадалось на куски, а словно бы проникало в душу Веры, наполняя её зловонным туманом.

      Туманом Зла. Нет!

      Гниющий скелет рассыпался, и теперь в зеркале можно было видеть только обстановку кабинета. Ничего более. Вера нашла в себе силы и, подойдя к обезумевшему стеклу, встала на цыпочки и посмотрела вниз, словно надеясь увидеть отражение пола.

      И увидела. Она увидела отражение паркетного пола кабинета, а на нем горстку праха, в которую обратилась старуха.

      Вера закрыла глаза.

      Кассета, Ивов, сумасшедший дом.

      По-прежнему не открывая глаз, Вера сделала шаг назад и только после этого осторожно посмотрела на зеркало. Холодная поверхность отражала привлекательную темноволосую женщину. Очень испуганную.

      Ивов, сумасшедший дом.

      «Вера, мы должны увидеться. Мы должны обязательно увидеться с Вами. Поверьте, это очень важно!

      Важно для Вас».

      Вера рухнула в кресло, снова закурила, её била мелкая противная дрожь, и посмотрела на монитор, на котором высвечивался адрес клиники профессора Талдомского.

      Константин

      Куприянов вернулся из «World Class» в глубокой задумчивости.

      Несмотря на предпринятые усилия, а он тщательно расспросил не только Геру, но и уборщиков, массажистов, охранников, девушек в приемной, все они начисто отвергали всякую возможность того, что в зале мог быть кто-то еще, кроме него. Константину показывали записи на посещение тренажерного зала и даже сводили в женскую зону, чтобы продемонстрировать полное отсутствие в клубе каких-либо посетительниц. Черноволосую красавицу решительно никто не видел. В другое время Куприянов вполне поверил бы этим объяснениям, но на его губах ещё оставался вкус прикосновения к стройным бедрам Анны, руки помнили волнующую упругость её тела, а ещё он то и дело ощущал легкий аромат мускуса. И сходил с ума. Об этом думали и все опрошенные служители клуба, получившие богатую пищу для разговоров на целый день.

      Перебирая черные четки, Куприянов вошел в свою приемную, мельком кивнул Леночке и стремительно направился в свой кабинет.

      — Костя!

      — Потом!

      Перед его глазами стоял непослушный черный локон, игриво падающий на красивое лицо Анны.

      И только захлопнув дверь, он понял, что Леночка впервые назвала его просто по имени прямо в приемной, куда в любой момент могли зайти сотрудники.

      «Она спятила?» — Раздражение.

      Девушка открыла дверь.

      — Мы должны поговорить.

      — Проходи. — Продолжая перебирать четки, Константин плюхнулся в свое кресло и только теперь увидел глубокие царапины на лице секретарши. Он подскочил: — Леночка, что случилось?

      — Я отвлеклась и чуть не попала под машину.

      — Правда?

      — Так я сказала сотрудникам.

      — А на самом деле? — насторожился Куприянов.

      — На самом деле, — Леночка продолжала стоять, и Константин видел, что она еле сдерживает себя, — на самом деле вчера вечером меня навестил высокий, очень сильный старик в черных очках. Знакомая фигура?

      Константин удивленно покачал головой, и девушка, прекрасно знающая шефа, поняла, что он не врет.

      «Уже хорошо, значит, в самом плохом случае это происки его благоверной».

      — Значит, ты не знаешь старика в черных очках?

      — Я же сказал, что нет, — резко ответил Куприянов и положил четки в карман. — Чего он хотел?

      — Он пришел вечером и ультимативно потребовал, чтобы я… чтобы я уволилась из фирмы. Отправила курьером заявление по собственному желанию и уже сегодня не выходила на работу.

      — Что?!

      Леночка рухнула на стул и расплакалась. Константин выскочил из-за стола, подбежал к девушке и обнял её за трясущиеся плечи.

      — Девочка моя, маленькая, глупая девочка, почему ты сразу же не позвонила мне?

      — Я испугалась, — рыдала Леночка, — я страшно перепугалась, он был такой грозный, жестокий, я не знала, что делать! Я не спала всю ночь, а утром помчалась в офис, я хотела сама тебе все рассказать!

      — И что произошло?

      Придя в себя после истерики, Леночка уже успела обдумать случившееся и решила, что стала жертвой гипнотизера. Или ей подбросили вызывающий галлюцинации наркотик. Другого объяснения странному происшествию просто не было.

      — Я не видела его, возможно, он прятался за машинами, а когда я проходила мимо, схватил меня и хотел вытолкнуть на дорогу, прямо под колеса грузовика! Я боролась с ним!

      — Леночка, девочка… — волна нежности нахлынула на него, и Куприянов поцеловал глубокие царапины на лице девушки, её заплаканные глаза, мокрые от слез щеки.

      Мягкие губы Леночки нашли его, он почувствовал жаркое дыхание и ответил на страстный поцелуй.

      — Мне было так страшно. — Девушка тесно прижалась к Куприянову, шелковистые светлые волосы щекотали лицо.

      Он поцеловал её волосы, ещё крепче обнял Леночку.

      — Ничего не бойся. Маминов разберется с твоим стариком. Кроме очков, ему потребуются костыли. Или инвалидное кресло.

      Девушка слабо улыбнулась.

      — Костя, я хочу тебя. Очень хочу.

      — Я… — На столе Куприянова зазвонил телефон. — Это, должно быть, Штанюк.

      — Забудь о нем. — Она потянула его пиджак.

      — Это очень важно. — Он поднял указательный палец. — Ты же умная девочка.

      — Да, — послушно кивнула она, — но сегодня…

      Телефон снова подал голос.

      — Я поговорю с Маминовым, его ребята отвезут тебя домой и подежурят у подъезда, пока все не утрясется. Сегодня у тебя выходной. Приведи себя в порядок.

      — Я хочу тебя, Костя, — тихо повторила Леночка, Куприянов ласково поцеловал её в голубые глаза.

      — Я приеду за тобой в четыре часа. Вечер мы проведем вместе.

      — Правда?

      — Я обещаю.

      Леночка наградила его длинным страстным поцелуем, и Константин бросился к надрывающемуся телефону:

      — Григорий, это ты?

      Вера

      Частная психиатрическая клиника Талдомского оказалась выстроенным в современном стиле особняком, прячущимся за довольно высоким забором и густыми деревьями. А сам профессор — маленьким, полным бодрячком с кудрявыми седыми волосами и очень внимательными глазами. Вера заранее созвонилась с ним, предупредила о своем визите, и охранник сразу же проводил посетительницу в кабинет владельца клиники.

      Хороший кабинет, дорогой. Обставленный hi-tech мебелью, с массой хромированных деталей, пластиковыми поверхностями, причудливыми светильниками и украшенный абстрактными картинами. Вере кабинет не понравился. А вот профессор, Яков Исаакович, производил приятное впечатление грамотного профессионала.

      — Честно говоря, я пребываю в некотором смущении, — призналась Вера, расположившись в изогнутом кресле. — Я не предполагала, что пси… простите, что ваши пациенты могут так свободно общаться с внешним миром.

      — У нас не тюрьма, — вежливо улыбнулся Талдомский, — большинство наших гостей очень обеспеченные люди, которым по разным причинам требуется квалифицированная поддержка. Стрессы, депрессии, фобии. Часть из них обратилась к нам самостоятельно, вполне отдавая себе отчет в своем состоянии. Других поместили родственники, но все они члены общества. Все они любимы, у всех у них есть семьи, просто в настоящий момент им требуются мои услуги. О которых никому не будет известно.

      — Я понимаю, — кивнула Вера. — А что вы скажете об Ивове?

      — Аркадий? — Внимательные глаза Якова Исааковича погрустнели. — Аркадий пережил сильнейшее потрясение, о котором он упорно не желает говорить. Он необычайно талантлив… Вы видели его работы?

      — Только портреты.

      — Даже в них есть искра, — вздохнул Талдомский. — А его основные работы просто поражают. Бьют прямо в душу. Аркадий работал на грани гениальности и безумия, на грани света и тьмы. Он балансировал, очень уверенно балансировал на этом лезвии, пока что-то не толкнуло его во мрак. Он не говорит, что. Он замкнулся. И я, признаюсь откровенно, очень обрадовался, когда узнал, что он направил вам письмо. Скажу более, если бы вы не позвонили, то завтра я бы сам разыскал вас.

      — Это так важно? — немного помолчав, спросила Вера.

      — Я надеюсь, что это важно, — развел руками Талдомский. — Вы стали первым человеком, а если быть точным, первым предметом, только не обижайтесь, к которому он проявил хоть какой-то интерес за много месяцев. С тех пор как с ним произошло несчастье, Аркадий занимается только одним.

      — Чем?

      Палата была необычайно просторной, метров сорока, и щедро залитой солнечным светом, дальняя стена представляла собой одно огромное окно.

      «Аркадий хотел, чтобы его пристанище напоминало студию, и мы пошли ему навстречу».

      В углу, у окна, стояла широкая кровать с черным балдахином, в другом углу маленький столик, торшер и два глубоких кресла, в которые так хорошо проваливаться вечером, с книжкой в руках. Но книг не было.

      Все остальное пространство палаты занимали мольберты…

      «Два, четыре… кажется, всего семь». …кисти, краски, разбросанные прямо на полу, и многочисленные рисунки, на мольбертах, на стенах, на полу, выполненные маслом, углем, карандашом, на холсте, на ватмане…

      «Он рисует. Он постоянно занят, но его работы… Вы увидите. А ещё в них есть нечто общее».

      «Что?»

      «Вы увидите».

      На всех работах Ивова была изображена одна и та же женщина. Черноволосая красавица с изящной женственной фигурой. Надменная и нежная, веселая и задумавшаяся, целомудренная и откровенно развратная.

      «Он балансировал, очень уверенно балансировал на этом лезвии, пока что-то не толкнуло его во мрак».

      Какой бы ни изображал свою музу художник, каждая её черточка приводила стороннего наблюдателя в трепет. В трепет кролика перед удавом. Ею было невозможно не восхищаться: черноволосая незнакомка была потрясающе красива, но её красота вызывала ужас. Каждая линия чарующего лица его музы была линией Зла, каждый изгиб прекрасного тела — изгибом Зла, тень от пышных ресниц — тенью Зла, а сияющие черными звездами глаза заставляли наблюдателей отворачиваться. Незнакомка была пропитана мраком. Злом. Тем Злом, краешек которого Вера увидела недавно в зеркале. Настоящим. Первородным.

      Может быть, поэтому Ивов не заканчивал свои работы?

      Ни одну из них.

      — Меня пугают её глаза.

      Вера вздрогнула и обернулась. Ивов, маленький, тощий, одетый в испачканную красками рубашку и простые брюки, сидел на полу возле кровати. Она даже не заметила его, оглядывая студию.

      — Я отчетливо помню их, но помню прекрасными, способными утопить в себе весь мир. — Аркадий запустил руку в длинные волосы. — А когда я пишу их, то содрогаюсь от ужаса. Хотя я знаю, что не ошибаюсь. Я помню каждую её черточку, каждый жест, каждую улыбку. Я не ошибаюсь, и это убивает меня.

      — Это Зло, — тихо сказала Вера.

      «А его основные работы просто поражают. Бьют прямо в душу».

      — Вы пишете Зло, Аркадий.

      — Как бы я хотел написать ей новую душу. — Художник сжал ладонями виски, потер глаза. — Вырвать её из мрака… — Он поднял глаза, посмотрел на стоящую посреди палаты женщину. — Ее тень над вами, Вера Сергеевна. Вы в опасности.

      — Откуда вы знаете?

      — Увидел, почувствовал, — он усмехнулся, — а какой ещё ответ вы ожидали услышать от сумасшедшего?

      — А как вы узнали мое имя? Номер телефона?

      — Увидел, почувствовал… Это началось не сегодня и не вчера. Давно. Я долго думал, стоит ли предупреждать вас…

      — Вы её любите.

      — Я заканчивал портрет и думал, что мне удалось. — Аркадий вскочил, подбежал к одному из мольбертов и сбросил с него ткань.

      Энергетика Зла от незаконченного портрета незнакомки заставила Веру сделать шаг назад.

      — Не получилось, — криво усмехнулся художник. — Точнее, получилось, как всегда. И тогда я решил предупредить. Ее крылья над вами, Вера Сергеевна. Ее чарующие черные крылья. Вы и представить себе не можете, какими сладкими они могут быть… Бойтесь её, Вера Сергеевна. Постарайтесь спасти то, что ещё можно, но… — Глаза Ивова вспыхнули, он подбежал к остолбеневшей Вере и схватил её за руку. — Ради бога, Вера Сергеевна, не пытайтесь бороться за то, что уже во мраке! Боритесь сами, если та сторона не ваша, боритесь за то, что вам дорого, но никогда не бросайтесь спасать то, что не хочет быть спасенным! Помните, тьма не поглощает, она просто берет свое!!!

      Пораженная горячим монологом художника Вера смотрела в его больные глаза.

      «Он безумен!»

      «А разве то, что ты видела в зеркале, не безумие?»

      «Он тоже видел?»

      «Вполне возможно, он видел кое-что и похуже».

      «Этого не может быть!»

      «Тогда что ты здесь делаешь?»

      Вера сглотнула, чуть успокоилась. Очень хотелось курить.

      — Как её зовут?

      — Анна. — Ивов отпустил её руку и отошел к окну. — Анна.

      — Где она живет?

      — Это неважно, — он усмехнулся. — Опасайтесь её, Вера Сергеевна. Не доверяйте ей и не доверяйте никому, кто с ней.

      — И вам?

      Аркадий улыбнулся, подошел к мольберту, сбросил неоконченный портрет на пол и огляделся в поисках чистого холста.

      — Уходите, Вера Сергеевна, мне надо работать.

      Вера сделала шаг к двери, санитар с той стороны мягко открыл замок.

      «Тьма не поглощает, она просто берет свое!!! Тьма забирает только своих!»

      «А женщина, которую он рисует?»

      «Красавица, да? Мы не знаем, кто она. Аркадий ничего не говорит, а здесь она не появлялась. Вы думаете, что дело в несчастной любви?»

      Бедный Яков Исаакович. Он разглядывал красивую брюнетку со жгучими глазами и роскошной фигурой, он увидел в её чертах Зло.

      Зло, которое видела она. Которое видел Ивов. Вера вышла на крыльцо клиники, закурила, нервна нащупала в сумочке ключи от своего «жука» — Кот кривился, а её просто очаровал этот кругленький ярко-желтый «Фольксваген».

      — Как вам понравилось у нас?

      Рядом с ней стоял высокий санитар лет шестидесяти, но явно крепкий: белый халат чуть не лопался на его могучих плечах. Он был абсолютно лыс и носил странной формы солнцезащитные очки, очень плотно прилегающие к лицу.

      — Вы что-то спросили?

      — Как вам понравилась клиника? — Легкая, безжизненная улыбка, от которой у Веры побежали мурашки,

      — А почему она должна мне понравиться?

      — А разве вы приехали не для того, чтобы подобрать себе палату, Вера Сергеевна?

      Улыбка чуть шире, мурашки сильнее. Вера бросила сигарету и быстро спустилась с крыльца.

      — Возвращайтесь, Вера Сергеевна, профессор Тадомскйй замечательный специалист!

      Леночка

      Все оказалось даже лучше, чем она могла рассчитывать.

      Куприянов приставил к ней охрану — двое плечистых ребят сидели в «Ауди» у подъезда — и обещал приехать после обеда. Значит, эти двое увидят, что он приезжает к ней! Володя не в счет, он знал или догадывался, но умел молчать. Теперь будут знать эти двое, доложат обо всем Маминову…

      Нет, хитрый начальник охраны и так уже все знает, наверняка знает. Тогда иначе: эти двое начнут болтать, и слухи, которые поползут по фирме, помогут ей перейти в наступление на Костю.

      «Мадам Куприянова!»

      Девушка замурлыкала песенку, подошла к зеркалу, расчесала шелковистые светлые волосы.

      «Он будет моим!»

      В затылке появилась противная тупая боль.

      «Только этого не хватало! Проклятый старик, из-за него полночи не спала!»

      Леночка выдвинула один из ящиков трюмо: где-то должен быть аспирин.

      — Доченька, будешь кушать?

      — Нет, мама, спасибо.

      Боль становилась все сильнее, теперь Леночке казалось, что в её затылок медленно вгрызается тонкая раскаленная игла.

      «Где же этот чертов аспирин?»

      — Может, хоть бутербродик съешь? — В дверях застыла мать.

      — Не буду!

      Леночка постаралась улыбнуться, но игла в затылке не позволила ей сделать это по-настоящему, и искривившиеся губы дочери заставили Галину Семеновну вздрогнуть.

      «Что происходит? Она вернулась такой цветущей, радостной, и вот опять…»

      — Доча…

      — Мама, — почти крикнула девушка, — я хочу побыть одна!!

      — Все, все, я ухожу.

      «Где же аспирин?»

      Раскаленная игла проникала все глубже и глубже.

      «Господи, что же со мной происходит?»

      — Дурное настроение?

      Девушка резко обернулась и испуганно вскрикнула: брюнетка стояла посреди комнаты, небрежно поигрывая длинным бичом. У её ног замерли на четвереньках два раба в узких набедренных повязках. Их лица скрывали глухие кожаные маски, шеи были перехвачены массивными ошейниками, от которых к левой руке брюнетки тянулись тоненькие цепочки.

      — Ты осмелилась нарушить волю королевы Луны! Теперь ты познаешь её гнев!

      На ней был тот же черный кожаный корсет, отделанный золотом, коротенькая юбочка, оставляющая открытыми стройные ноги, и высокие, до колен, сапоги на длинной шпильке.

      — Этого не может быть!

      Черные глаза королевы Луны прожигали насквозь, её жестокие, злые глаза заставили Леночку замереть, покорно застыть, ожидая своей участи.

      — Бич будет достойной наградой для тебя!

      — Не надо!

      Королева Луны сделала легкий, небрежный жест рукой, и черная лента с неожиданной стремительностью достигла Леночки, рванула тело. Девушка отчаянно закричала: бич легко разорвал шелковую блузку, впился в нежную кожу, оставив на ней зловещий красный рубец, огнем полыхнувший по нервам.

      — Не надо!!

      — Пока я просто ласкаю тебя, моя дорогая, — ярко-красные губы королевы Луны разошлись в презрительной усмешке. — Дальше будет хуже.

      — Не надо!!! Оставьте меня!!!

      Второй удар был гораздо сильнее, хотя со стороны могло показаться, что брюнетка по-прежнему едва шевелит рукой. Щупальце жадно впилось в тело Леночки, вырвав целую полосу кожи. Бич казался живым. Он будто стремился насытиться кровью жертвы, выпить её досуха.

      — Спасите!!

      Королева Луны расхохоталась и сделала резкое движение рукой, бич засвистел над её головой.

      — Никто не спасет тебя от моего гнева!

      Рабы у ног брюнетки расстегнули маски, и Леночка издала ещё один, полный ужаса и отчаяния крик: безгубые рты тварей были наполнены белыми клыками.

      — Нравятся мои собачки?

      Рабы зарычали и медленно двинулись к Леночке, их цепи натянулись, но королева Луны все ещё удерживала своих монстров.

      Бич свистнул, обжигая тонкие руки, которыми Леночка пыталась прикрыть голову. Этот, третий, удар был очень силен. Леночку швырнуло на стену, она больно ударилась спиной, но внезапно почувствовала, что жестокая сила черных глаз королевы, не дающая ей пошевелиться, пропала. Она свободна! Она может спастись!!!

      Девушка рывком распахнула дверь комнаты. Ей в спину летел заливистый смех брюнетки.

      — Леночка, что происходит? О боже! Что случилось?! — Галина Семеновна с ужасом смотрела на безумные глаза дочери. Белая блузка Лены была разорвана, окровавлена, куски кожи зловещей бахромой болтались на боку, на руках. — Доченька, что с тобой?!!

      «Они повсюду!»

      Открыв дверь комнаты, Леночка столкнулась с одним из рабов брюнетки. Невысокий ублюдок, ещё не успевший снять намордник, попытался остановить её, но страх придал девушке сил. Она отшвырнула его с дороги и бросилась в коридор. Скорее, вон из квартиры! Вон из этой ловушки!!

      — Тебе не скрыться от моего гнева!

      Кончик бича дотянулся до спины Леночки, зло скользнул по ней, царапая кожу, но девушка успела вырваться на лестничную площадку.

      «Куда теперь?»

      Лифт распахнулся, поразив Леночку зловещим, безжизненным мраком пустоты. Снизу, из шахты, донеслись удары барабана и грудной женский смех.

      «Они внизу! Они ждут меня!!»

      Девушка взбежала на лестницу и помчалась наверх.

      Наверх, подальше от обитателей Ада. Спасение там, наверху!

      — Алло, «Скорая»? Пришлите машину, у моей дочери припадок! — рыдала в трубку Галина Семеновна. — Я не знаю, что с ней! Она никого не узнает! Выскочила из дома! Адрес?

      Анна холодно посмотрела на плачущую женщину, которая при всем своем желании не могла её увидеть и вышла на лестничную площадку. Надо закончить работу.

      Она поднялась по лестнице на чердак, толкнула дверь — к счастью, она оказалась незапертой, иначе Леночка сошла бы с ума — и оказалась на ровной крыше.

      Что дальше?

      — Ты все ещё не поняла, что бесполезно бороться с королевой Луны?

      Девушка задохнулась от ужаса. Длинноногая брюнетка в черных кожаных доспехах стояла посреди крыши, и её пылающие глаза смотрели на Леночку с веселым презрением. Бич извивался яростной змеей, нетерпеливо рычали кошмарные рабы. Девушка дернула за ручку, но дверь самым непостижимым образом оказалась закрыта.

      «Не может быть! Я только что прошла через нее!»

      Леночка отчаянно дергала за ручку, и свист рассекающего воздух бича заставил её пригнуться.

      — Твоя жизнь принадлежит мне!

      Не помня себя, девушка бросилась к краю крыши. Бич свистнул снова, вырвав клок плоти из её бедра, Леночка споткнулась, остановилась и обернулась на топот: королева Луны спустила с цепи своих псов.

      Они бежали на четвереньках, с неимоверной скоростью, с их огромных клыков капала слюна, и до девушки донеслось зловонное дыхание.

      — Не надо!

      Они приближались.

      Леночка судорожно огляделась. У неё оставалась только одна возможность спастись от бешеных рабов королевы Луны: броситься вниз, но этого девушка сделать не могла.

      «Жить! Я хочу жить!!»

      Зловонное дыхание было совсем рядом. Рабы синхронно оттолкнулись от крыши и прыгнули на девушку. Леночка закричала и закрыла лицо руками.

      — Я хочу жить!!!

      Этого Анна не ожидала. В груди окровавленной девушки, оказывается, билось сильное сердце. Леночка безумно хотела жить, и это желание не позволяло ей сделать последний шаг, броситься в бездну, к чему её подталкивала Анна. В самый последний момент Леночка нашла в себе силы и даже…

      Анна вдруг поняла, что её воздействие на жертву ослабевает. Она не могла пробиться через отчаянное, последнее сопротивление, которое оказывал цепляющийся за жизнь организм Леночки.

      Рабы растаяли в воздухе.

      Их ужасные, оскаленные пасти, зловонный запах которых ещё мгновение назад обжигал Леночку, дымкой прошли через её тело и исчезли без следа. Девушка отняла окровавленные руки от лица и со страхом огляделась. Исчезло все: не было рычащих, беспощадных рабов, зловеще свистящего над головой бича, лишь в нескольких шагах от Леночки задумчиво стояла стройная черноволосая женщина в элегантном деловом костюме и солнцезащитных очках. В руках незнакомка держала маленькую дамскую сумочку.

      — Занятно. — Голос у брюнетки был грудной, с легкой хрипотцой.

      — Кто вы? — прошептала Леночка, её губы мелко дрожали. — Вы видели все это?

      Незнакомка медленно сняла очки, и ледяной страх снова сковал девушку: это была она, королева Луны.

      Но где же бич? Где кожаные доспехи? Где рабы? Где диадема? Женщина, стоящая перед Леночкой, хотя и была достаточно красивой, выглядела обыкновенно: черные волосы собраны в высокую прическу, костюм безупречен, строгая прямая юбка едва доходит до колен, туфли на высоком каблуке, макияж, правда, излишне броский, особенно ярко-красные губы, но многие женщины предпочитают привлекать к себе внимание таким образом.

      «Неужели мне все привиделось?»

      Но блестящие черные глаза незнакомки, окруженные невероятно длинными ресницами, говорили о другом. Огненные глаза королевы Луны, собравшие в себе все оттенки черного. Глаза Зла.

      — Ты очень хочешь жить, Елена.

      Это не прозвучало вопросом. Брюнетка просто констатировала факт, но Леночка, облизнув губы, все же ответила:

      — Я хочу жить, простите меня, я хочу жить. Я сделаю все, что вы скажете. Я уволюсь, уйду, уеду сегодня же…

      — Это не поможет, — взмах невероятно длинных ресниц не сулил несчастной девушке ничего хорошего. — Ты была у меня в гостях, Елена, а оттуда не возвращаются.

      — Я все забуду, я…

      Металлический прут! Ребристый железный обрезок, достаточно тяжелый, чтобы проломить голову кому угодно, послушно лег в тонкую ладошку Леночки. Она судорожно взмахнула своим жалким оружием:

      — Не подходи ко мне, тварь!

      — Ты всерьез рассчитываешь остановить меня этим? — Черные глаза незнакомки сверкнули грозным весельем. — Собираешься отмахнуться от всех демонов Ада ржавой железякой?

      — Не подходи ко мне!!

      Где-то далеко внизу, у подъезда, заблестели мигали «Скорой».

      Незнакомка неожиданно присела на корточки. Леночка нервно дернулась и снова взмахнула прутом:

      — Не подходи!!!

      Лицо черноволосой красавицы исказилось. Леночке даже показалось, что той плохо. По телу незнакомки прошла судорога, она хрипло вскрикнула, упала на ко лени, уперлась руками в землю и снова вскрикнула, высоко подняв подбородок. Пылающие глаза пронзили Леночку, и девушка задрожала. Брюнетка изменялась. Прекрасные черты её лица, яркие и страстные, расплылись, превращаясь в уродливую звериную морду, маленькие ушки оттопырились, стройная шея скрылась н плечах, превосходный бюст, на мгновение показавшийся под вырезом жакета, исчез, тонкие пальцы уменьшились, ухоженные длинные ногти огрубели, бархатная кожа покрылась короткой жесткой шерстью.

      — Этого не может быть, — прошептала Леночка. — Господи, этого не может быть!

      Металлический прут выпал из ослабевшей руки, плечи обреченно поникли, а голубые глаза девушки неподвижно смотрели в одну точку: туда, где только что стояла на коленях брюнетка. Там, на ворохе дорогой одежды сидел, слегка склонив лобастую голову, крупный ротвейлер. В черных глазах зверя пылал знакомый огонь.

      Сознание Леночки помутилось. Чувства, желания, безумная жажда жизни, которая поддерживала её последние минуты, все умерло. На крыше находилась уже не веселая и игривая Леночка, озорная и пронырливая, девушка, полная надежд и планов, а пустое хрупкое тело, внутри которого испуганной птицей билось, все ещё билось, маленькое сердце.

      Она умерла.

      И когда громадная черная тварь мягко, одним гигантским прыжком преодолела расстояние между ними и длинные клыки впились в плечо, жадно разрывая нежную кожу, даже тогда Леночка оставалась абсолютно безразличной к происходящему.

      И даже не закричала.

      — Скорее, она, должно быть, выскочила на крышу!

      — Там же закрыто!

      — Пустите меня! Пустите! Леночка!!!

      — Это её мать!

      — Дверь открыта!

      — Сестра, успокоительное!

      — Леночка!!!

      — Черт, здесь кровь!

      — Вызовите полицию!

      — Доченька!!

      Дверь распахнулась, и обладатели голосов, настороженно озираясь, выбрались на плоскую крышу многоножки. Белый халат врача, оранжевый дворницкий комбинезон, несколько мужиков, видимо, привлеченные шумом соседи.

      — Не пускайте сюда мать! — Пожилой, опытный врач первым заметил неловкую фигуру Леночки, напоминающую прислоненную к парапету сломанную куклу. — И вызовите полицию, черт бы вас всех побрал!

      — А что там? — Любопытный сосед попытался оттолкнуть врача, но тот уверенно и сильно отвел в сторону его руку.

      — До приезда полиции на крышу никому не выходить!

      Дворник и ещё один мужчина, плечистый, в стильном костюме, кивнули, признавая право врача отдавать распоряжения, и заблокировали выход на крышу.

      — Леночка! Где моя дочь?!

      Врач и сестра направились к окровавленной девушке.

      «Молодец, — оценила действия доктора Анна. — Быстро разобрался. Хотя им на «Скорой», наверное, много с чем приходилось сталкиваться».

      Анна стояла у парапета, с противоположной стороны крыши, и не спеша натягивала на стройную смуглую ножку черный чулок. Ротвейлеры не носят одежду, поэтому, завершив дела и вернув себе настоящий облик, Анна собрала в охапку свалившийся во время превращения костюм, перебралась подальше от мертвой Леночки и принялась приводить в порядок внешний вид. Помешать ей никто не мог: всем, кто выходил на крышу, Анна мастерски отводила глаза, сама же внимательно прислушивалась к тому, что происходило вокруг.

      — Мертва. — Врач отошел от Леночки и закурил сигарету. — Вот дерьмо, я, как вызов услышал, подумал: передоза, а здесь…

      — Леонид Филиппович, вы что-нибудь понимаете? — спросила побледневшая сестра.

      Врач пожал плечами:

      — Пусть разбирается полиция.

      Сестра, стараясь не смотреть на тело Леночки, тоже вытащила пачку сигарет и стала чиркать зажигалкой. Руки у неё подрагивали.

      Анна достала из косметички маленькое зеркальце, внимательно осмотрела макияж, легко скользнула по скуле пуховкой, ногтем подправила чуть сбившуюся линию губ и сплюнула.

      «Ну почему человеческое мясо сладковато? Отвратительный привкус. Неприятный».

      Константин

      — В общем, Константин Федорович, мне крайне не нравится эта афера, которую предлагает Штанюк. — Толстый Васильев умел быть твердым, как скала. — В случае неудачи мы получим проблемы по целому ряду контрактов.

      — А в случае победы мы получим такое количество контрактов, что сможем купить «Де Бирс» с потрохами, — подал голос Енин, заместитель Куприянова. — Риск есть риск. Хотите играть по высоким ставкам — надо напрягаться.

      Константин задумчиво перебирал четки.

      — Юрий, а ты чего скажешь?

      Маминов, начальник службы безопасности компании, самый старший среди присутствующих на совещании, почесал кончик носа.

      — В подобных операциях всегда существует вероятность подставы. Если бы план предложил Штанюк, я бы скорее всего не имел четкого ответа на ваш вопрос, Константин Федорович. Григорий слишком хорошо зарекомендовал себя. Но фигура господина Марципанского внушает недоверие. Очень хорошо, что вам удалось прояснить его роль в этом деле, и теперь я прошу у вас время, чтобы собрать подробнейшую информацию на этого человека.

      — Понимаю, — кивнул Куприянов. — Решаем так. Юрий, ты сам определил, чем тебе заняться: Марципанский плюс последние контакты Штанюка. Проследи, не появилось ли у Григория ненужных друзей.

      — Разумеется, Константин Федорович.

      — Сколько времени тебе надо?

      — Сутки.

      — ОК. — Куприянов посмотрел на остальных. — Господа, у нас есть сутки. Валера. — Енин поднял глаза. — Ты собираешь все аргументы «за». И параллельно просматриваешь наши активы, надо понять, способны ли мы вообще потянуть эту операцию.

      — С удовольствием.

      — Сева. — Толстый Васильев кивнул. — Твоя задача — аргументы «против». Но параллельно начинай готовить необходимые для сделки документы. Если завтра мы примем положительное решение, у нас останется очень мало времени на его воплощение в жизнь.

      — Я понял, Константин Федорович.

      — Тогда все свободны.

      Енин и Васильев покинули кабинет Куприянова, Юрий остался.

      — У тебя что-то есть для меня? — Куприянов взглянул на часы: без пяти четыре, надо позвонить Леночке.

      — Прямо перед совещанием я получил доклад от наших ребят, которые охраняли Прыткову, — бесстрастно произнес Маминов. — Леночка мертва.

      — Что? — Движение черных четок в руках Константина остановилось. — Что ты сказал?

      — Подробности неизвестны. Мои ребята сидели в машине у подъезда, она попросила их не входить в квартиру, чтобы не пугать родителей. Они клянутся, что никого подозрительного не было. Все подъезды в доме выходят во двор, и они бы заметили, если что не так.

      — Проклятие! Сквозной подъезд?

      — Нет, — покачал головой Юрий. — Они все проверили.

      — Как это случилось?

      — Я же говорю: подробности неизвестны. Леночку нашли на крыше, говорят, она очень сильно пострадала. Так, словно бы её искусала собака.

      — На крыше?

      — Завтра у нас будет самая точная информация со вскрытия. Я уже позаботился об этом.

      Леночка мертва. Куприянов вспомнил запах её светлых волос, голубые глаза, мягкие губы. Царапины на лице.

      — Ты начал расследование по той информации, которую она сообщила утром?

      — Разумеется. И я хотел ещё спросить у вас…

      — Я рассказал тебе все, что знал.

      Маминов кивнул.

      — Вполне возможно, причину её смерти следует искать в навязываемой нам операции.

      — Возможно. — Куприянов поднялся, подошел к окну и снова принялся за черные четки. — Юрий, имеет это отношение к операции или нет, ты должен найти её убийцу. Я так хочу.

      — Я постараюсь, Константин Федорович. — Маминов поднялся. — Я уже позвонил Маргарите Викторовне, она согласилась помочь нам и поработать, пока мы не подыщем новую секретаршу.

      Куприянов слабо улыбнулся. Юрий был верен себе: вместо того чтобы посадить в приемную директора любую девочку из канцелярии, он вернулся к старым, трижды проверенным кадрам. Маминов не одобрял даже минимальный риск.

      — Спасибо, Юрий.

      — Всего доброго, Константин Федорович.

      Начальник службы безопасности вышел из кабинета.

      Леночка мертва. Молодая, умная, привлекательная, сексуальная, мертвая. Куприянов медленно перебирал черные четки и вдруг поймал себя на мысли, что не может вспомнить лицо Леночки. В голове всплывал лишь неясный силуэт, который тут же был перекрыт четким образом черноволосой красавицы.

      «АННА».

      Вера

      «Жук» на бешеной скорости летел по шоссе. Вообще-то Вера никогда не позволяла себе лихачить за рулем, справедливо полагая, что разница между ста двадцатью и ста восьмьюдесятью километрами в час может составить и двадцать минут, и целую жизнь, но сегодня она изменила этому правилу.

      Ивов, его странный рассказ, странные рисунки… Анна.

      «Тьма не поглощает, она берет свое!!!»

      Что он имел в виду? Или кого он имел в виду? Вера давила и давила на акселератор, легко опережая двигающиеся в том же направлении автомобили.

      Рассказать Коту? Отвезти его к Аркадию? Может, он узнает эту женщину?

      «Ее крылья над вами, Вера Сергеевна!»

      Надо предложить Коту уехать из города. Из страны. У него очень давно не было отпуска. Завалимся на какие-нибудь острова, дети будут в восторге. Вера улыбнулась. Это хороший вариант.

      Бегство — это первое, инстинктивное, желание при встрече с неизвестной угрозой. Не всегда правильное. Не всегда возможное.

      Белоснежный перехватчик ДПС легко сел на хвост кругленькому «жуку», деликатно сверкнул массивной мигалкой. Холодный голос, усиленный мегафоном:

      — Пожалуйста, прижмитесь к обочине и остановитесь.

      Вера поморщилась, но послушно сбросила скорость. Это же надо: впервые за всю жизнь превысила скорость, и на тебе, полиция! Выходить из машины она не стала. Открыла окно — в кондиционированный салон вплыл жаркий воздух, — приготовила документы и положила руки на руль.

      — Вам известно ограничение скорости на магистральных трассах?

      Женщина!

      Стройная, смуглая, в синей форменной рубашке, три пуговицы расстегнуты, так ведь какая жара, тяжелый ремень с кобурой стягивает талию, волосы убраны под фуражку, надвинутую на глаза, огромные солнцезащитные очки.

      — Пожалуйста, предъявите водительские права и документы на машину.

      Вера протянула в окно пухлую книжечку.

      — Пожалуйста, выйдите из машины.

      — А в чем дело?

      — Около часа назад от клиники профессора Талдомского был угнан ярко-желтый «Фольксваген-жук», описание которого совпадает с вашим автомобилем. Пожалуйста, выйдите из машины.

      — От клиники Талдомского?

      Что за чушь?

      Вера распахнула дверцу и вышла на дорогу. Твердая рука женщины резко развернула её лицом к автомобилю.

      — Не шевелись, сука!

      — В чем дело?

      На запястьях Веры щелкнули наручники. Кольца были стянуты очень сильно, металл впился в нежную кожу.

      — Мне больно!

      — Молчать!

      Женщина повернула Веру, черная полицейская дубинка уперлась в грудь, сбила дыхание.

      — Ваше полное имя?

      — Вера Сергеевна Куприянова…

      — Не смей мне лгать, сука! — Смуглая кисть сдавила Вере щеки.

      — Эта машина моя, у вас будут неприятности…

      — Неужели?

      Дубинка, давившая на грудь, исчезла. Женщина сделала маленький шаг назад, полные ярко-красные губы скривились в презрительной улыбке, сняла фуражку, и по её плечам рассыпались густые черные волосы. Вера тихо ойкнула.

      Она узнала.

      Большие солнцезащитные очки Анна отбросила в сторону.

      — Ты угрожаешь королеве Луны?

      Аркадий оказался прав: Анна была прекрасна. Стрелы черных бровей, маленький прямой нос, полные ярко-красные губы, жгучие глаза, пылающие всеми страстями мрака…

      «Тьма не поглощает, она берет свое!!»

      — Куда это ты спешила на ворованной тачке, сука? К любовнику?

      Анна расстегнула ещё одну пуговицу форменной рубашки, и Вера увидела черную ящерицу, бегущую по её правой груди.

      — Отвечай!

      — Оставь меня в покое, тварь!

      — Как ты заговорила. — Анна облизнула полные губы. — Значит, я права, ты спешила к любовнику. Сучка спешила на случку.

      Черная полицейская дубинка грубо уперлась в низ живота, сминая легкую ткань юбки. Вера вздрогнула всем телом.

      — А готова ли наша сучка? Или кобелю придется потрудиться над ней?

      Дубинка давила все сильнее. От беспомощности и стыда лицо Веры залила краска, но одновременно она с ужасом почувствовала, что грубое вторжение начинает вызывать у неё болезненное удовольствие. Покорная беззащитность, жестокая агрессивность Анны, на глазах у проезжающих мимо людей, возбуждали.

      — Тебе нравится, сучка?

      «Тьма не поглощает, она берет свое!!»

      Анна грубо швырнула Веру на круглый капот «жука», развела ей бедра, расстегнула блузку, стянула лиф, жестко сдавила грудь. Вера закусила губу, она чувствовала горячее дыхание Зла на своем теле.

      «Тьма не поглощает, она берет свое!!»

      Сладкая волна накатывала снизу, где с прежней щемящей грубостью напирала полицейская дубинка. Ярко-красные губы Анны обжигали рот, её язык скользнул по щеке.

      — Тебе нравится, сучка…

      Форменная рубашка была расстегнута до самого пояса, и полные груди Анны прижались к телу Веры. Как приятно…

      «Тьма не поглощает, она берет свое!!»

      — Я не твоя!!

      Отчаянным, невероятным усилием Вера собрала в кулак всю свою волю и резко, всем телом, оттолкнулась от раскаленного капота «жука». Потерявшие равновесие женщины покатились по обочине.

      — Не пытайся бороться с королевой Луны!

      — Вера Сергеевна! Вера Сергеевна! Очнитесь! Что произошло?

      Вера открыла глаза. В окно «жука» барабанил мужчина.

      Славик. Охранник, иногда подменяющий Володю.

      — Откройте дверь!

      Вера огляделась. Машина съехала с трассы, непонятным образом удачно преодолела крутой склон и теперь стояла посреди травы, в нескольких метрах от леса. Двигатель мягко урчал.

      — Вера Сергеевна, откройте дверь! — Она потянула на себя ручку. — С вами все в порядке?

      Славик помог женщине выбраться из автомобиля.

      — Не знаю. — Вера посмотрела на себя: костюм в полном порядке. Блузка застегнута на все пуговицы. — А где полицейские?

      — Еще не подъехали, — пожал плечами охранник. — Да и зачем? Аварии-то не было. Вы просто вылетели с трассы.

      — Я? — Она судорожно огляделась. — А где Анна? Женщина-полицейский на белом перехватчике?

      — Здесь никого не было, — удивленно протянул Славик. — Вы ударились? Как вы себя чувствуете?

      — Я в порядке.

      — Лебедкой вытащим. — К стоящему в траве «жуку» спустился второй охранник. Вера его не знала. — За пару минут вытащим.

      В руке он держал металлический трос.

      Вера постепенно успокаивалась. Она вылетела с дороги. Просто вылетела с дороги, и все, что было потом, — дурацкая галлюцинация, навеянная встречей с идиотом-художником.

      — Славик, а что вы здесь делаете?

      — Нас Юрий Митрофанович послал, — коротко ответил охранник. — Мы ехали в ваш дом, вдруг видим — «жук» с дороги слетел. Хорошо, Гена насторожился, говорит, у Веры Сергеевны такая же тач… машина. Ярко-желтая. Мы остановились — действительно вы.

      — Маминов послал? — Вера снова занервничала. — Что случилось?

      — Предосторожность, — пожал плечами Славик. — Константин Федорович вам вечером все расскажет.

      «Значит, с Котом все в порядке. Слава богу!»

      — Вера Сергеевна, вы идите к нашему джипу, я вас отвезу, а на «жуке» Гена доедет.

      — Да, спасибо, Слава.

      Вера поднялась на дорогу, остановилась возле массивного джипа охранников, зябко поежилась.

      — Не изменили свое решение, Вера Сергеевна?

      Она резко обернулась. Высокий старик в странных черных очках смотрел, как охранники подцепляли «жук» к тросу. Санитар из клиники.

      «Не может быть!»

      — В клинике профессора есть много прекрасных палат. Свободных палат.

      Вера с ужасом подняла к глазам руки: на тонких запястьях, в том самом месте, которое сдавливали железные тиски наручников, красовались черные синяки.

      Анна. Кубань, семь лет назад

      Тяжелое дыхание донеслось откуда-то сзади.

      «Господи, снова!»

      Она надеялась, что сумела оторваться от них, но её опять настигали. Откуда у них берутся силы? Неужели ненависть к ней настолько сильна, что её преследователи готовы мчаться и мчаться по лесам и оврагам, не разбирая дороги, ради того, чтобы увидеть её смерть. Чтобы принести ей смерть!

      Слезы застилали глаза. Она же ничего не сделала! Она не виновата!

      — Сюда! Она побежала сюда!!

      И снова хруст ломаемых веток, злобная, сквозь зубы ругань и тяжелое дыхание.

      «Откуда же у них столько сил?»

      Она не задумывалась над тем, что её силы тоже на исходе. Что её безумный бег становится все медленнее и медленнее и что скоро, совсем скоро, впереди окажется река.

      «О господи, река!»

      Как я могла забыть о ней? Надо срочно изменить направление, вывернуться из этой ловушки! Но голоса преследователей раздавались и справа, и слева. Они тоже понимали, что река задержит её безумный бег, и уже предвкушали победу.

      Воздух становился все более влажным.

      Попробовать прорваться? Проскользнуть между ними, чтобы продолжить гонку? Возможно, какое-то время назад она бы рискнула на это, но не сейчас. Сейчас она боялась приближаться к своим преследователям.

      Что же делать?

      Лес закончился внезапно. Она вынырнула из густого кустарника, чувствуя, как хлещут её тело гибкие ветки, и остановилась, глядя на открывшуюся перед ней картину.

      Широкая река горделиво поблескивала в предзакатном солнце. Ее воды важно накатывали на берег, на котором, буквально в нескольких метрах от воды, была разбита небольшая палатка. Еще не старый, мускулистый мужчина в черных очках возился у костра, целая батарея удочек была направлена на реку, а в тени кустов пряталась синяя «Нива».

      Что делать?

      Голоса преследователей звучали совсем близко, и она отчаянно бросилась к палатке рыбака.

      — А ты откуда взялась? — мужчина в черных очках удивленно посмотрел на выскочившую из леса крупную немецкую овчарку. — Заблудилась, что ли?

      Собака заскулила. Ее большие умные глаза умоляюще посмотрели в бесстрастные черные стекла очков рыбака, и он вздрогнул. Глаза овчарки были не просто умные, на мгновение мужчине показалось, что в них светится самый настоящий разум. Человеческий разум.

      — А ты случаем не бешеная? — тихо спросил он, глядя в удивительные глаза зверя.

      Овчарка прижалась к земле, издала полувизг-полустон и шмыгнула в палатку.

      — Ну и дела! — Рыбак покачал бритой головой и задумчиво продолжил помешивать суп в котелке. Из леса донеслись возбужденные голоса.

      — Куда она делась, Мишка?

      — Да откуда я знаю? Кажись, сюды побегла!

      — Деваться ей больше некуда!

      Трое парней вынырнули из кустов и резко остановились, глядя на сидящего у костра одинокого рыбака. Высокий, мускулистый мужик за пятьдесят, с бритой головой и странными солнцезащитными очками на носу, он медленно попробовал с ложки булькающий в котелке суп и небрежно повернул голову к пришельцам:

      — Добрый вечер.

      — И вам здравствуйте, — опомнился Васька.

      — Угу, — подтвердил Семка.

      Мишка же только насупился.

      — Рыбку ловите?

      — Ее, родимую, — подтвердил мужик.

      — Девку здесь не видели? — спросил Семка. — Девка удрала.

      — От вас? — усмехнулся мужик.

      — Больная она, — Мишка постучал себя по виску. — На голову больная. Сбежала из станицы.

      — Девку не видел, — помолчав, ответил мужик, и его странные черные очки блеснули на солнце. — Третьи сутки здесь рыбачу, баб только на теплоходе видел. Что мимо проплывал.

      — Ага, — кивнул Семка. — На теплоходах баб всегда много.

      — А собаку видел? — неприветливо поинтересовался Мишка. Одинокий рыбак ему явно не нравился. — Овчарка у нас сбежала. Крупная такая.

      — Что-то от вас все бегают, — поднял брови мужик. — Вы часом не пьяные?

      — Не пьяные, — поморщился Васька. — Просто мы за этой девкой целый день гоняемся. Запарились. Вы уж нас из…

      — А в палатке у тебя кто есть? — оборвал приятеля Мишка и шагнул вперед.

      — А в палатке у меня сидит Не Твое Дело, — жестко сказал рыбак, и его широченные плечи слегка шевельнулись. — И стой лучше смирно, пацан, пока у нас разговор добрый.

      Мишка на секунду замер, но затем сделал ещё один шаг.

      — Я, хлопцы, посмотрю, есть кто в палатке аль нет, — проворчал он своим приятелям.

      Васька неуверенно замялся, а Семка согласно кивнул и взглянул на рыбака.

      — Зря вы так, пацаны, — спокойно улыбнулся тот, — честное слово, зря.

      Он был высок и плечист, но ему было за пятьдесят, а парней — трое.

      — Не боись, мужик, мы только посмотрим…

      Мишка очень любил футбол, готов был часами пинать лысого по пустырю за фермой и досконально знал значение импортных слов: «оффсайд», «корнер», «голкипер» и даже «инсайд». В других видах спорта молодой человек был не силен, иначе бы потом, повествуя врачу районной больницы о событиях, приведших к перелому челюсти, он бы не сказал: «звезданул меня, как копытом», а использовал бы правильный термин: «нанес апперкот правой».

      Описав длинную и плавную дугу, Мишка отлетел от палатки метра на два с половиной и приземлился в бурьян. Семка, сгоряча бросившийся на помощь приятелю, пропустил прямой правой, затем левый крюк и также направился в бурьян. Рыбак повернулся к Ваське. Теперь, когда он стоял, Васька смог окончательно оцепить и высоченный рост мужика, и колоссальную ширину его плеч, и, самое главное, внушительные кулаки, в каждом из которых можно было спрятать средних размеров дыню.

      — В палатку пойдешь? — осведомился рыбак.

      Васька посмотрел в его непроницаемые черные очки и почесал голову:

      — Ты же сказал, что никого не видел.

      — Рад, что мы поняли друг друга, — коротко усмехнулся мужик.

      Из бурьяна показалась окровавленная голова Семки:

      — Вась, Мишка до сих пор не в себе.

      — Ему к врачу надо, — заботливо сказал рыбак.

      Васька и Семка подняли приятеля и с трудом потащили его к лесу:

      — Пацаны!

      Они опасливо оглянулись.

      — Минут за пять до того, как вы пришли, — спокойно произнес мужик, — кто-то входил в воду. Может, это и была ваша девка?

      — Может быть, — буркнул Васька. — Спасибо.

      — Всегда рад.

      Черные очки рыбака бесстрастно проследили, как ребята скрылись в лесу. Затем он спокойно снял с огня котелок, снова попробовал варево, удовлетворенно цокнув языком и заглянул в палатку.

      В дальнем углу брезентового домика испуганно сидела черноволосая и черноглазая девушка, стыдливо прикрывающая обнаженное тело одеялом. Возможно, если бы глаза рыбака не скрывали странные черные очки, в них можно было бы прочесть удивление, а так он остался абсолютно бесстрастен. Ни один мускул не дрогнул на к его лице.

      — Они ушли, — спокойно сказал он девушке. — Там, в рюкзаке, есть спортивный костюм. Оденься и выходи. Будем кушать.

      В устремленных на рыбака черных глазах девушки мелькнула робкая надежда. Мужчина усмехнулся:

      — Меня зовут Зорич.

      Ярко-красные губы девушки дрогнули:

      — Анна.

      — Миша ко мне очень хорошо относился, — задумчиво продолжала Анна, — прихлебывая крепкий чай из жестяной кружки. Ко мне ласковый был, Стешу, сестру, жалел. Тетка Анфиса нарадоваться не могла. «Вот, говорила, тебе, Анюта, жених. Всем женихам жених. Как за каменной стеной за ним будешь». Я тоже радовалась. У меня этих… — девушка сглотнула, — этих приступов давно не было. Ну, изредка когда посмотрю не так, у кого-то ведро из рук выпадет, или спотыкнется кто на ровном месте. Так ведь это мелочь, правда?

      Черные глаза девушки жалобно посмотрели в непроницаемые очки Зорича.

      — Правда?

      — Правда, — мягко подтвердил мужчина, внимательно глядя на Анну.

      Спасенная девушка нравилась Зоричу. Молоденькая, лет шестнадцати-семнадцати, невысокая, но очень хорошо сложенная, черноволосая, черноглазая, с огромными ресницами, полными ярко-красными губами и нежной смуглой кожей, она была настоящей красавицей. Очень испуганной красавицей. И Зорич, на которого сильное впечатление произвело её превращение из овчарки в очаровательную девушку, жадно слушал историю спасенной.

      — Что было дальше?

      — Дальше? — Анна горько усмехнулась и нервно провела рукой по густым волосам. — Никогда не забуду. — Она помолчала. — Мы с бабами с поля возвращались, устали, тракторист наш, Козьма Спиридонович, хрен старый, смылся, и нам пришлось пешком топать. Ну, чтобы пыль не глотать, решили срезать, через пастбище пройти, что у фермы. А там бык. Племенной, здоровый, его к нам аж из-под Ставрополя привезли. В общем, сорвался он, изгородь проломил и на нас. Бабы врассыпную, а я стою, как мертвая, страх меня взял жуткий, ноги отнялись. Бык на меня. — Анна снова помолчала. — Тут на меня и накатило. Этот, приступ. На руках когти железные выросли, я крикнуть хочу, а из горла рычание. Да такое, что бык этот племенной как вкопанный встал. Я ему когтями глаз вырвала и рог один… срезала.

      — Сильно. — Зорич удивленно покачал головой.

      — Бык в загон помчался, — криво усмехнулась девушка. — Я-то обратно в человека обернулась, да, видно, бабы чего-то заметили. Шептаться начали, что, мол, ведьма я. А тут, как назло, куры у Федотовны передохли. Она жадная, кормит их всякой дрянью, а когда они сдохли, крик подняла, что это я порчу навела, за то, что она своему Мишке не велит со мной, сиротой, гулять. При всех это сказала, толпу собрала, к тетке Анфисе в дом пришла и сказала. Мне бы сдержаться, да, видно, не судьба. — На длинных ресницах девушки блеснули слезы. — Я ей слово, она мне два, оскорблять начала, а когда заявила, что я родителей своих сгубила, то у меня опять… Огонь из меня пошел.

      — Огонь?

      — Да. — Анна подняла глаза. — Не веришь?

      — Верю.

      — Странно, что веришь, раз не видел.

      — Я тебе потом объясню, — спокойно произнес Зорич. — Продолжай.

      Черные глаза девушки с сомнением посмотрели на странного спасителя. В возрасте, а плечистый, здоровый, мускулы так и играют. Голова лысая, как колено, но красивая. И лицо красивое. Мужское, будто у рыцарей на картинках. Только очки пугают. Сначала Анна не обратила внимания на черные очки Зорича: городские, они ведь всегда от солнца глаза прячут. Но даже теперь, когда красный диск медленно опускался за горизонт и вечерний полумрак окутывал рыбацкий костер, гигант оставался в своих непроницаемых черных очках, крепко прижатых к лицу и полностью скрывающих от посторонних взглядов глаза. Странный. Может быть, поэтому Зорич оказался первым, кто не проявил к ней враждебности?

      — Я рот открыла, чтобы Федотовне ответить, а из него пламя. — Девушка вздрогнула. — Одежда на ней загорелась. Все в крик. «Ведьма!» — кричат. Мужики дрыны из забора выворачивают, бабы крестятся. Тетка… — Анна снова запнулась. — Тетка Анфиса кричит: «Проклинаю!» А Мишка… В общем… В общем, я огородами из станицы вырвалась. Все они за мной гнались. Все. Я в овраг, они за мной. Я в лес, они рядом. Догоняют… И тут я чувствую, руки изменяться начали, тело, ноги. Снова на меня накатило, и я овчаркой обернулась. — Девушка посмотрела на Зорича, но черные очки были непроницаемы для её глаз. — Только Мишка, кажется, видел. Так, собакой, и ушла.

      — До станицы верст десять, — прикинул Зорич. — Далеко они тебя гнали.

      — Далеко, — согласилась девушка.

      — Тогда уходить надо, — решил мужчина. — Я этому твоему Мишке челюсть сломал. Дружки могут вернуться. Да и тебя искать будут.

      — Я без Стеши не пойду, — замотала головой Анна.

      — Без сестры? — нахмурился Зорич. — Ты же говорила, что она больная. Зачем она тебе? Себя спасать надо.

      — Я без Стеши не пойду, — угрюмо повторила Анна. — А если они решат, что она тоже ведьма?

      — А почему они должны так решить?

      — Ну, — девушка замялась. — Ну, хорошо, пусть не решат. Но тетка Анфиса старенькая, помрет она, что со Стешей будет?

      — В психушку сдадут. Тебе-то что?

      — Я Стешу не отдам, — твердо и окончательно сказала Анна и со страхом собралась услышать в ответ: «Ну и оставайся, как знаешь».

      Но, к её огромному удивлению, гигант задумался. Девушка немного подождала, затем осторожно поставила на землю жестяную кружку, поправила мешком сидящий на ней спортивный костюм и робко позвала мужчину:

      — Зорич.

      — Да? — рассеяно отозвался он и сразу же добавил: — Тебе в станице появляться никак нельзя. Я один за Стешей пойду. План нарисуешь, как дом тетки Анфисы найти, дорогу объяснишь. Выручу я твою сестру.

      Этого Анна никак не ожидала. Несколько секунд она ошеломленно смотрела на гиганта, а затем судорожно перевела дыхание:

      — Зорич, ты серьезно?

      — Вполне.

      — И ты веришь, что я ведьма?

      — Разумеется.

      — И не боишься?

      — Я? — Зорич улыбнулся, одним мягким, неуловимо быстрым движением приблизился к удивленной девушке и резко снял очки.

      Анна в ужасе вскрикнула.

      — Так и сказал, Анфиса, так и сказал: «Оборотень Анька». Как в овраг сиганула, все видели, а потом глядь, а оттель собака выскакивает, овчарка немецкая. Сама здоровая, глазищи горят, а с клыков кровь капает. Поняла теперича, какую змеюку ты пригрела?

      — Ой, Петровна, не трави душу, и так тошно.

      — Злыднем твоя Анька оказалась, как есть злыднем. И родителей своих, светлой памяти Василия Димитриевича и Марфу Андреевну, она извела.

      — Да замолчи ты, Петровна.

      — Участковый сказал: «Искать будем Аньку, а там разберемся». Только чего разбираться с ведьмой?

      — Мишка-то что? — слабым голосом поинтересовалась тетка Анфиса.

      — Мишку в больницу повезли, подрался он. Ой, — Петровна всплеснула руками, — Васька говорит, что рыбака они встретили. По виду сущий атаман, здоровый, Мишка с ним сцепился сгоряча, тот ему в рыло-то и заехал. Мужики думают, надо ехать, проучить городского, а участковый сказал, что он уж, поди, сбежал.

      Кто-то из женщин, скорее всего Анфиса, глубоко вздохнул.

      — Со Стешкой-то чего надумала? Бабы сомневаются. Федотовна злая, говорит, что Стешка никак тоже ведьма. А Кузьминична несогласная, Анька-ведьма кровь у Стеши пила, вот она и болеет.

      — Не знаю я, что со Стешей, — простонала Анфиса. — Спит она. Беспокойно спит, покрикивает. За что же мне это, господи?

      — Пойду я, — помолчав, засобиралась Петровна. — А насчет Стеши подумай. Вряд ли её люди захотят в станице оставлять. Как-никак сестра она Аньке.

      Зорич, притаившийся в задней комнате, услышал, как заскрипели двери, и бесшумно выбрался из своего укрытия.

      — Ох, грехи мои тяжкие, за что же мне такие испытания? — В горнице перед красным углом стояла крепкая пожилая женщина в простом платье.

      — Ты, что ли, Анфиса?

      — Ой! — Женщина хотела вскрикнуть, но Зорич одним движением оказался около неё и крепко зажал Анфисе рот.

      — Молчи, старая, молчи и слушай. — Черные очки приблизились к перепуганным глазам женщины. — О грехах своих ты правильно вспомнила, старая, но поздно. Стешу я заберу у тебя, а как уйду, — дьявольски сильные руки Зорича сдавили женщину. — А как я уйду, ты помолись крепко, старая, крепко помолись да ложись спать. Утром скажешь станичникам, что Стешу Анна забрала. Явилась, мол, в образе волка и забрала. Поняла?

      Женщина лихорадочно закивала.

      — А молвишь обо мне хоть слово, вернусь и душу твою заберу. Все поняла?

      Анфиса снова закивала.

      — Вот и хорошо. — Зорич четким, отработанным ударом лишил женщину сознания и направился в комнату Стеши.

      Отец Алексей

      Алексей вышел из метро на станции «Сокол». Вышел, испытывая огромное облегчение. В последний раз он ездил в подземке очень давно, кажется, лет восемь, и даже десять, назад. Те далекие впечатления он не помнил, зато теперь испытал все прелести метро в полной мере: темные тоннели, проносящиеся поезда, электрическое солнце и люди, покорными муравьями спускающиеся в подземелье, прочь от свободного воздуха, свежего ветра и бескрайней свободы. Действительно, надо жить в городе, чтобы понять всю прелесть этого добровольного изгнания.

      Но больше всего молодого монаха смущали взгляды, которыми всю дорогу, совершенно не стесняясь, награждали его попутчики. Да, он был одет не так, как все они: черная ряса с откинутым капюшоном, подпоясанная простой веревочкой, старомодная котомка за плечами, высокий посох. Он резко отличался от горожан, но это же не повод для кривых усмешек и шепота за спиной? Где уважение к божьему слуге? Где вера? Есть ли она вообще в этом городе? Алексей с наслаждением прищурился на жаркое солнце, постоял пару минут, снова чувствуя на себе взгляды прохожих, и уверенно пошел по улице. Он никогда не был в месте, которое ему предстояло посетить, но старец Никодим в свое время очень точно описал дорогу к нему. Сначала мимо домов, вытянувшихся вдоль Ленинградского проспекта, пересечь улицу… «Зеленый свет — иди, красный — стой». … и справа будет массивное, светлого камня здание. Цитадель, логово Нави, штаб-квартира Темного Двора, одного из трех Великих Домов Тайного Города.

      Алексей знал, что вампиры принадлежат именно к этому объединению нелюдей и именно Темный Двор должен ответить за одного из своих членов. И ответит. В Тайном Городе хорошо помнили времена Инквизи ции и не хотели их повторения.

      Монах спокойно подошел к массивным воротам, огляделся — он не знал, для чего предназначена маленькая кнопочка, вделанная в стену, — и сильно постучал.

      — Я вас слушаю. — Голос шел откуда-то справа.

      — Передайте Сантьяге, что его хочет видеть отец Алексей из Забытой пустыни, — твердо произнес юноша.

      В роскошном помещении витал легкий аромат благовоний. Мягкий свет золотых светильников падал на радующую глаз резную мебель, ковер с длинным ворсом. Все идеально сочеталось, чувствовалось, что кабинет обставлял превосходный дизайнер. На стенах несколько картин: цунами, сметающее прибрежный городок, взрывающийся вулкан, величественный айсберг посреди темного океана и одинокая фигурка, отчаянно цепляющаяся за ледяной выступ. Вопреки своей воле, Алексей задержал взгляд на этих работах. Блестяще исполненные, они с потрясающей достоверностью передавали суть событий: сила и могущество, способные потрясти устои, сломать все. Колоссальная энергия шла прямо в душу зрителя, завораживала, оживала…

      — Сила. Он нашел возможность передать её посредством красок.

      Алексей вздрогнул.

      Хозяин кабинета, одетый в элегантный белый костюм, сидел на столе, лениво покачивая ногами. Как все навы, он был худощав, черноволос и черноглаз.

      — Как ни странно, это написал чел, Аркадий Ивов. Блестящий талант. Я даже подумывал стать его меценатом, а он взял и принялся рисовать портреты местных толстосумов. — Сантьяга сделал маленький глоток вина из хрустального бокала. — Ваши соплеменники страшно падки на золото, отец Алексей. Кстати, здравствуйте.

      — Соблазны преследуют их, — недовольно произнес монах. Он планировал совершенно другое развитие разговора.

      Упырь-убийца, вот в чем проблема. Алексей не надеялся отыскать его в грохочущих скалах большого города, но давние договоренности, о которых рассказывал старец Никодим, позволяли надеяться, что навы сами покарают преступника.

      — Соблазны преследуют всех, уважаемый отец Алексей, — улыбнулся Сантьяга, и в его черных, глубоко запавших глазах зажглись веселые искры. — Но ведь господь дал им ещё и голову.

      — Не следовало бы тебе упоминать имя господа, демон.

      — А почему нет? — поднял брови Сантьяга. — Мы с ним почти ровесники.

      Монах насупился. Он встречался с этим навом всего один раз, не так давно, и знал, что его собеседник может быть не только язвительным, но и очень жестким. Однако с ним можно было говорить и договариваться. Алексей внимательно посмотрел в черные глаза Сантьяги, на секунду задержал взгляд на дорогом, ручной работы — хотя юноша не разбирался в таких тонкостях — галстуке, запонках, украшенных черными бриллиантами.

      — Вина, отец Алексей? — Вторжение молодого монаха оторвало Сантьягу от дел, но отказать во встрече он не мог. Забытая пустынь была одним из редких островков человской цивилизации, благодаря которым Великим Домам приходилось вести себя осторожно, соблюдать старые договоренности, и экстренное появление Алексея показывало, что произошло что-то неординарное. — Это рейнское, очень хорошего урожая.

      — У меня есть голова.

      Сантьяга улыбнулся, оценив шутку собеседника, сделал ещё один глоток и снова посмотрел на картины.

      — Я чувствую, что эти работы надолго останутся в моем кабинете. Зачем вы хотели меня видеть?

      Резкая смена темы сбила с толку монаха.

      — Я… случилось непоправимое.

      — Непоправимого не бывает, уважаемый отец Алексей.

      — Смерть человека в самом расцвете сил, это, по-вашему, можно поправить?

      — А что гласят на этот счет ваши верования? — осведомился Сантьяга. — Помнится, я почитывал одно писание, так там прямо сказано…

      — Прекрати смеяться над моей верой, демон! — неожиданно громко рявкнул юный монах.

      Сантьяга даже не вздрогнул. Он спокойно допил к вино, поставил хрустальный бокал на стол и задумчиво посмотрел на Алексея. В черных глазах нава не было и тени насмешки.

      — Когда же вы, наконец, поймете, что мы не демоны и не враги? Мы просто другие. — Он поднялся, оказавшись настолько высоким, что голова монаха едва доходила до его груди, и прошелся по комнате. — Значит, совершено убийство. Почему оно так взволновало вас, отец Алексей? В этом городе ежедневно гибнут десятки людей.

      — Убийца — упырь.

      — Вы уверены?

      — Абсолютно. Старец Никодим говорил мне, что…

      — Я знаю, что мог сообщить вам Никодим, — легким взмахом руки Сантьяга заставил монаха замолчать. — Вампирам запрещено убивать в городе и его окрестностях. Совершено преступление. Кто убит?

      — Мужчина, лет тридцати.

      — Имя?

      — С ним не было документов.

      — Где его нашли?

      Алексей подробно объяснил ситуацию, Сантьяга внимательно слушал, изредка бросая взгляды на мерцающий в углу кабинета монитор компьютера.

      — Мы расследуем это дело.

      — Упырь будет наказан?

      — Да, — спокойно ответил Сантьяга. — Если вампир действительно нарушил наши правила, он понесет наказание. Мы помним договоренности.

      Юный монах вздохнул:

      — Какое?

      — Он будет убит, — буднично произнес Сантьяга. — Вы удовлетворены? — Чувствовалось, что хозяин кабинета потерял интерес к разговору. — Вас проводят, уважаемый Алексей. Кстати, не желаете, чтобы мои помощники отвезли вас в Забытую пустынь?

      Монах с тоской вспомнил мрачные своды подземки, трясущуюся электричку, толпы, глазеющие на его рясу, и покачал головой:

      — В этом нет необходимости.

      — Воля ваша.

      Когда за Алексеем закрылась дверь, Сантьяга некоторое время постоял перед одной из картин, той, на которой был изображен айсберг с одинокой фигуркой утопающего, затем нахмурился, словно вспомнив что-то, и тихо произнес:

      — Ортега.

      В кабинет вошел такой же высокий и черноволосый, как Сантьяга, мужчина в темном костюме.

      — Да, комиссар?

      — Проверьте список контрактов, которые должны были выполнить вампиры в последнюю неделю. Интересующий объект: чел, мужчина, около тридцати лет, его высушили в Подмосковье. Если контракт на него был заключен, то расследуйте, почему исполнитель не убрал следы.

      — А если контракта не было?

      — Если контракта не было, то разыщите Лазаря Гангрела.

      Вера

      Ошарашенные телохранители сочли внезапную истерику Веры следствием потрясения, вызванного потерей управления и тем, что машина вылетела с дороги. Они не обратили внимания на бессвязные крики о каком-то высоком старике в черных очках — какой ещё старик? Рядом с джипом не было ни души, — как смогли, успокоили женщину и быстро доставили её домой.

      «Почему они не видели его?»

      Ведь за секунду до того, как к ней подбежал Славик, этот ужасный старик едва не касался её плеча!

      Вера посмотрела на свои запястья, на которых чернели синяки от наручников.

      «Вы просто вывернули руки, Вера Сергеевна, и довольно долго оставались в таком положении…»

      Славик пытался успокоить женщину первым, что пришло ему в голову, хотя и сам не мог понять, откуда на её руках такие синяки.

      Откуда?

      Вера читала о стигматах: организм человека способен физически реагировать на сильную галлюцинацию, на последствия воображаемых травм. Раны Христа…

      Синяки болели, напоминая о наручниках Анны.

      Все одно к одному: глупый рассказ непонятно откуда взявшегося художника, портрет женщины, вылет с трассы, синяки. Она просто переутомилась. Вера вспомнила кошмарное отражение в зеркале и вздрогнула. Она заперлась в своем роскошном доме, почти полностью выключилась из светской жизни, вот её воображение и ищет замену скучной повседневности. Ей нужен отдых, перемена обстановки! И Коту тоже, не случайно же он такой хмурый все последнее время. Вера потянулась. Она давно не была под пальмами, не нежилась на теплом песочке, давно не чувствовала крепких мужских рук. Действительно! Очень давно.

      «Тебе нравится, сука?»

      Сладкая волна, поглотившая её во время встречи с Анной, вновь напомнила о себе.

      «Я ведь едва не испытала… — Вера криво усмехнулась. — Мне хочется быть с женщиной? С грубой, повелительной женщиной? Вряд ли. Скорее, я слишком долго не занималась любовью».

      Вера попробовала вспомнить, когда они с Костей были близки последний раз, и с удивлением поняла, что очень давно. Немудрено, что у них разладились взаимоотношения. Кот бесится, у неё галлюцинации — надо просто нормально жить, и все будет в порядке. Но ничего, сегодня она решит все проблемы!

      Вера вызвала экономку.

      — Ольга Петровна, напомните мне, пожалуйста, меню на ужин.

      — Для Константина Федоровича московская похлебка. — «Кот всегда ест супы по вечерам». — Затем котлеты по-киевски с рисом, на десерт английский пудинг. — Во время перечисления величественная экономка косилась на её синяки, но Веру это не беспокоило.

      — Достаточно, я поняла. — На праздник этот набор совершенно не тянул. — Ольга Петровна, я бы хотела устроить небольшой сюрприз Константину Федоровичу. Пожалуйста, проследите, чтобы дети поужинали, и отправьте их спать. А для нас накройте в каминном зале. — Вера задумалась: Кот приедет с работы голодный. — Неплохо было бы бифштекс с кровью, овощи, зелень, бутылку бургундского и фрукты.

      Экономка кивнула:

      — Сколько у меня времени?

      — Полтора часа.

      — Через полтора часа все будет готово.

      — Замечательно! — Вера задумчиво потерла кончик носа. — Пожалуйста, предупредите всех, что сегодня вечером в доме никто не должен появляться. — Вся прислуга, исключая Володю, телохранителя Кости, жила во флигеле. — Отключите телефоны. И, пожалуйста, смените белье в спальне.

      — Просто другой комплект?

      — Красный. — Вера знала, что этот набор Кот любил больше всего.

      — Разумеется. — Ольга Петровна покинула комнату.

      Едва за величественной экономкой закрылась дверь. Вера, хихикнув как школьница, опрометью бросилась в спальню. Она дрожала от возбуждения. Сорок минут ушло на ванну.

      Сначала Вера долго нежилась в теплой воде, смешанной с маслом, пахнущим ландышем, — затем сушила короткие каштановые волосы — единственный седой был безжалостно вырван, — наслаждаясь их густотой и молодым блеском. Вера никогда не красила волосы, точно зная, что Косте бы это не понравилось. И только потом, завернутая в мягкую махровую простыню, она пришла в свою уборную, в просторную комнату, примыкающую к спальне, в свое царство. Кот не говорил ей, что велел спроектировать дополнительное помещение рядом со спальней, и это стало сюрпризом, который она сразу же оценила. И ещё она оценила его заботу.

      Плотно прикрыв за собой дверь, Вера сбросила полотенце и посмотрела на свое отражение в зеркале.

      «Что ж, для тридцати шести совсем неплохо, а главное — все свое. Натуральное. В красивых карих глазах блестит огонек, губы изящные, грудь в меру большая, красивой формы, хоть и выкормила двоих детей. Правда, после родов несколько раздался таз, но тут уж ничего не попишешь».

      Вера погладила себя по полным бедрам. Одно время она хотела обратиться к пластическим хирургам, но, поняв, что Косте это не понравится, оставила эту идею и налегла на общепринятые вещи: массаж, диеты, спорт. К счастью, конституция её тела не предполагала больших объемов, и Вере удавалось поддерживать неплохую форму. Пока, во всяком случае. Возможно, года через два-три ей действительно потребуется помощь хирургов — морщины на лице становились все заметнее, — но сейчас об этом можно не думать.

      Вера нежно провела рукой по ещё влажной после ванны коже. Итак, займемся собой.

      Маникюр, профессионально сделанный в салоне красоты, не требовал корректировки. Ногти у Веры были в меру длинные, красивой формы, холеные, и темный лак смотрелся на них очень благородно.

      Она присела на пуфик перед зеркалом, открыла ланкомовский набор, чуть подумала.

      «Ужин при свечах, в каминном зале. Я встречу Кота в холле, будет полумрак, затем… — Вера сладко потянулась. — Сегодня я должна быть таинственной. Не ослепительной, но загадочной».

      Легкое движение пуховкой, чуть пудры на лицо, чтобы получить ровный оттенок. Подправить брови карандашом, они и так темные, красивые, но немного подчеркнуть их форму не повредит. Некоторое время Вера размышляла над тенями: стоит или нет? Решила, что стоит, почти незаметные, золотисто-коричневого оттенка, волнующие. Подвела глаза, четко обозначив миндалевидный разрез, остановилась, глядя на свое отражение:

      «Бог ты мой, я сама готова в себя влюбиться!»

      Хихикнула.

      Ресницы, правда, чуть подкачали — не очень густые, но стойкая черная тушь устранила этот дефект. Отлично! Немножко, совсем чуть-чуть румян нежного персикового цвета на скулы, и можно заняться губами. С этим все в порядке: не очень большие, но все ещё пухленькие, весьма соблазнительной формы. Вера осторожно начертила контур, улыбнулась себе и взялась за помаду. Темную, под цвет лака на ногтях.

      «О боже, синяки на запястьях!»

      Вера нахмурилась, отыскала баночку с кремом.

      «Теперь, кажется, все! Ну, Кот, держись! У тебя впереди великолепная ночь!»

      «У нас!»

      Вера снова улыбнулась красивой женщине в зеркале, поднялась с пуфика и распахнула дверцы встроенного шкафа.

      «Итак, что мы наденем сегодня?»

      Хотелось бы что-нибудь новенькое или хотя бы хорошо забытое старое. Если бы Вера заранее готовилась к сегодняшней ночи, она бы обязательно заскочила в пару магазинов, а так придется выбирать из того, что есть. Женщина внимательно просматривала свое нижнее белье.

      «Корсет? Гм, сексуально, но не сегодня. Сегодня буду тигрицей, голодной тигрицей, а не томной дамой. Белое? Слишком нежно. Хотя вот это, прозрачное».

      Вера сняла с вешалки комплект, но даже не стала разглядывать его.

      Конечно же! Как могла она забыть?

      Красный гарнитур, который она приготовила к своему дню рождения. Правда, до него ещё месяц, но… Вера тряхнула головой: сейчас это важнее, а к следующему празднику она придумает что-нибудь другое.

      Кружева бюстгальтера мягко обняли грудь, тончайшие трусики подчеркнули бедра и талию, легчайший пеньюар сверху…

      «Я настоящая королева!»

      В дверь постучали.

      — Вера Сергеевна, вы позволите?

      — Конечно, входите.

      — Дети ложатся спать. Ужин будет накрыт в каминном зале через четверть часа. Убрать спальню?

      — Конечно. Я побуду здесь.

      Вера снова потянулась перед зеркалом, и величественное лицо Ольги Петровны смягчилось.

      — Вы замечательно выглядите, Вера Сергеевна.

      «Я знаю».

      — Спасибо, Ольга Петровна.

      Вера разглядывала свое тело, практически не скрытое прозрачным бельем.

      «Коту понравится. Он оценит».

      Черный «Харлей», сумасшедшим метеором пролетевший по пустынному Ленинградскому проспекту, резко вильнул и остановился у массивного здания сталинской постройки, возвышающегося прямо напротив развязки Волоколамского и Ленинградского шоссе.

      Цитадель. Сердце темной и безжалостной Нави.

      Седой, высокий мужчина в короткой кожаной куртке, с длинными, до плеч, белыми волосами, выключил двигатель, но остался в седле, задумчиво подняв голову к идущей на убыль Луне.

      На его спине слабо поблескивал серебристый дикобраз — герб клана Гангрел, а левое плечо украшала ещё одна вышивка — лунная корона. Мужчина прищурил светлые глаза с пронзительно-красными зрачками и провел рукой по голове.

      «Что им от меня понадобилось?»

      У него было приятное, мужественное лицо, но слишком бледное даже в лунном свете. Неестественно бледное, вызывающее мысль о холоде, пробирающем его обладателя до костей. Мысль правильную, ибо температура тела вампиров редко поднималась выше пятнадцати градусов. Физиология. Правда, вопреки уверениям продвинутых челов, сердца у них бьются. Медленно, не спеша, но бьются.

      Мужчина наконец решился. Он слез с мотоцикла, подошел к воротам и нажал на кнопку интеркома:

      — Передайте Сантьяге, что прибыл епископ Лазарь Гангрел.

      Кабинет комиссара Темного Двора был буднично изыскан. Прекрасная мебель, толстый ворс ковра, приглушенный свет — хозяин знал, что масаны не выносят яркого освещения, — в углу мерцает монитор, за которым склонился Сантьяга. Как обычно, в дорогом костюме.

      — Лазарь, рад вас видеть! — Он даже не привстал. — Вы не будете любезны подождать буквально пару минут, я должен закончить.

      — Конечно. — Гангрел подошел к картинам.

      С тех пор как он был в кабинете Сантьяги последний раз, они поменялись. Три полотна: цунами, вулкан, айсберг. Лазарь прищурился: за ледяной выступ белого массива отчаянно цеплялась фигурка чела. Бессмысленно гибнущая пища.

      «Тоже мне, любитель искусства. — Склонность комиссара Темного Двора к живописи была чужда Гангрелу. — Украсил стены какой-то мазней…»

      — Позвольте с вами не согласиться — работы превосходны.

      Лазарь вздрогнул и посмотрел в непроницаемо черные глаза подошедшего нава, Сантьяга не обладал телепатией, но превосходно читал выражения лиц и не упускал случая подколоть вампиров, отвечая на невысказанные ими фразы.

      — Вина?

      Красное бордо, слабая пародия на кровь. Судя по бутылке, один из лучших урожаев девятнадцатого века, погреба Сантьяги славились великолепным выбором.

      — Нет, спасибо.

      — Зря. — Нав тоже не притронулся к вину, глубоко запавшие глаза обежали вампира. — Вы недавно высушили кого-то, Лазарь.

      Он очень хорошо чувствовал такие нюансы.

      — У меня был контракт, — пожал плечами Гангрел. — Вы можете проверить.

      — Уже проверил, — улыбнулся нав, помолчал. — У нас проблемы, епископ.

      «Епископ! Слишком официально для Сантьяги».

      Лазарь напрягся. Он был не в состоянии использовать Прорицание — магия крови не действовала на навов, а читать по лицу было бесполезно: Сантьяга, когда хотел, мог быть очень бесстрастным.

      «Он злится? Он недоволен?»

      Сумрачные навы были единственными обитателями Тайного Города, перед которыми вампиры по-настоящему трепетали. Сильные, жестокие, мало того что они не поддавались магии крови, так ещё и не были пригодны как пища. То, что текло по жилам основателей Темного Двора, было настоящей отравой, и даже сам вид этой густой, похожей на битум субстанции вызывал у Гангрела отвращение. Именно поэтому семью Масан передали в ведение Нави.

      — Кто-то высушил чела, епископ. — Комиссар выдержал паузу, давая возможность вампиру понервничать. — Нарушена четвертая Догма Покорности.

      «Ты не будешь охотиться в Тайном Городе, без санкции Темного Двора».

      — Серьезное преступление, — хрипло произнес вампир.

      — Рад, что наши мнения совпадают, епископ. — Сантьяга заложил руки в карманы брюк и прошелся по кабинету. — К счастью, Великие Дома не знают о произошедшем, и у нас есть возможность разобраться с ситуацией своими силами.

      Семье Масан не доверяют. Слишком сильна бывает Жажда, слишком близко Безумие. Лазарь помнил далекие времена Хаоса, когда сорвавшиеся с цепи кланы вампиров наводили ужас на челов. Когда целые стада паникующей пищи срывались с насиженных мест, преследуемые опьяненными кровью масанами. Последовавшая за этими событиями Инквизиция поставила под удар все Великие Дома, и Темный Двор впал в ярость, гораздо более страшную, чем даже Кровавая Ярость Бруджа. Каратели темных, гарки, нечувствительные к магии крови, смерчем прокатились по земле, беспощадно истребляя потерявших голову вампиров. Лазарь помнил переполненные подземелья, в которых корчились от Жажды, постепенно впадая в оцепенение, сотни масанов. Эти подвалы гарки называли «кладовыми братской любви», потому что обезумевшие от Жажды вампиры высушивали друг друга в отчаянной и бесполезной попытке продлить свое существование. Помнил Лазарь и то, как гарки выставляли обессиленных пленников с сердцами, пробитыми деревянными кольями, на поля, прямо перед восходом убийственного солнца. Это называлось «искупать в лучах славы». Война разделила семью Масан на две враждующие секты: Камарилла, в которую вошли те, кто подчинился жестокой воле, принял Догмы Покорности и переселился в Тайный Город, под бдительное око Темного Двора, и Саббат, созданная остатками мятежников, рассеянных по всему миру. Вражда медленно тлела, прерываемая периодическими десантами гарок и масанов Камарилла в наиболее горячие эпицентры безумия Саббат. Это называлось «походами очищения», и Лазарь принимал участие почти во всех операциях — к этому обязывал титул епископа клана Гангрел.

      — Я бы не хотел, чтобы информация об этом преступлении стала известна Великим Домам, — спокойно произнес Сантьяга.

      Жест доброй воли. Четвертая Догма Покорности крепко-накрепко запрещала масанам самовольничать в Тайном Городе. За её нарушение Великие Дома могли требовать смерти десяти вампиров.

      — Что известно о преступнике? — осведомился Лазарь.

      — Это женщина

      — И все?

      — И все. — В глазах Сантьяги переливался черный огонь. — Сколько времени вам нужно, чтобы отыскать убийцу?

      Лазарь вскинул подбородок:

      — Десять ночей.

      — Неделя, — покачал головой нав. — После этого мы оповестим о преступлении Великие Дома и будем искать преступника сами.

      Десять жизней на кону.

      — Начиная с завтрашней ночи, — голос Лазаря снова охрип. — Сегодня уже слишком поздно начинать поиски.

      Сантьяга помолчал, затем пожал плечами:

      — Согласен.

      Через семь ночей беспощадные гарки начнут искать виноватого сами, а Великие Дома будут требовать плату за беспокойство. За нарушение четвертой Догмы Покорности.

      Десять жизней.

      Лазарь прибавил газу, и «Харлей» ещё быстрее полетел по пустынному Ленинградскому проспекту. Встречный поток воздуха трепал длинные белые волосы вампира.

      «Кто же ты, преступник? Мятежник из Саббат, решивший уколоть самолюбие Великих Домов, а заодно подгадить братьям из Камарилла? В этом случае он уже вполне мог покинуть город, и тогда десять жизней будут потеряны. — Красные зрачки Гангрела сузились. — Нет. Вряд ли. Жертву высушили на безлюдном озере, тело бросили в воду, это не выходка Саббат. Они бы оставили труп на самом видном месте».

      Стоящий у обочины патрульный перехватчик лениво сверкнул мигалкой, мол, вижу, что нарушаешь, но догонять байкера не поехал: кому может помешать одинокий мотоциклист в ночном городе?

      «Кто-то из своих?»

      Кровь животных может поддержать жизнедеятельность на нормальном уровне, но организм масанов предназначен для другого. Он должен быть на грани, он должен хоть иногда взрываться кровью разумных, желательно — челов, иначе тебя ждет Жажда.

      «Надо проверить тех, у кого давно не было контрактов».

      Жажда крутит тебя изнутри, зловещим холодом выжигает твою плоть хуже, чем Солнце, вводит в Безумие, когда уже не важны Догмы и отступает инстинкт самосохранения. Когда желание высушить пеленой застилает все.

      Вообще-то Темный Двор сквозь пальцы смотрел на поведение вампиров за пределами города, требуя от них лишь соблюдать разумную осторожность и не привлекать внимания челов. Поэтому, если кто-то из масанов, постоянно обретающихся в Тайном Городе, чувствовал приближение Жажды, он на время перебирался в тихую Европу, или, ещё лучше, в вечно пылающие междоусобицами Африку и Южную Америку, или в какой-нибудь из азиатских мегаполисов, где человская жизнь не стоит и ломаного гроша, и там удовлетворял свои инстинкты. Раньше ездили в Трансильванию — близко, да и захолустье страшное, теперь же, когда к твоим услугам реактивные лайнеры, можно было путешествовать по всему миру. Поверить, что кто-то из своих дошел до такого состояния, что Жажда ввергла его в Безумие, было сложно.

      Оставался ещё один вариант: кто-то из глубинки.

      Одинокий масан, не знающий, что происходит в мире. Вампир, случайно попавший в город и по незнанию нарушивший проклятую четвертую Догму.

      «И мне придется его убить».

      Лазарь остановил «Харлей» на набережной и подошел к парапету. Скоро, очень скоро взойдет солнце, заливая смертельными лучами серые городские скалы. А пока епископ Гангрел молча смотрел на ещё черные воды Москвы-реки.

      «Да, скорее всего так оно и есть: убийство совершил не знающий о Догмах бедолага. Или несчастный, не сумевший справиться с Жаждой».

      За свою долгую жизнь Лазарю не раз доводилось высушивать масанов. Один раз — воспоминание об этом у вызывало в нем чувство стыда — из-за Жажды, скрутившей его в пустыне. Все остальные жертвы были мятежниками. Гангрел не зря носил титул епископа — боевого вождя клана. Многие последователи Саббат и отступники Камарилла познали его ярость. Но Лазарь не получал от этого удовольствия. Кровь вампира была намного сильнее крови всех остальных разумных, открывала более широкие возможности в магии, но при этом оставляла неизгладимый след в душе. Горький след. Масаны не были пищей, они были братьями.

      Темные воды реки напомнили Лазарю глаза комиссара.

      «Будь ты проклят, Сантьяга, чтоб тебя скрутила Жажда! — Гангрел плюнул в воду. — Ты же знаешь, как трудно убить своего!»

      Комиссар знал, прекрасно знал…

      …Высокое кресло председателя Трибунала Крови, белая мантия — он всегда любил белый цвет, — черные глаза, искрящиеся подлинным весельем.

      «Как вы сказали? «Кладовые братской любви»? Ха-ха-ха, Ортега, у вас, оказывается, есть время для шуток? До конца недели мы должны наполовину снизить поголовье мятежников в этом районе. Нас ждет Париж!»

      Лазарь отогнал воспоминания.

      «Значит, в городе действует презревший догмы вампир? Хорошо, Сантьяга, я высушу его для тебя, но взамен… — Красные губы епископа Гангрела растянулись в усмешке. — Взамен я заберу кровь чела. В последнее время было слишком мало контрактов, и я знаю того, кто стоит на грани Жажды. Это будет плата, Сантьяга, и тебе придется с этим смириться».

      Он редко позволял себе нарушать Догмы, очень редко. Только в тех случаях, когда тяжесть власти Темного Двора слишком сильно давила на него. Когда требовалась разрядка от тоски, бывающей порой сильнее Жажды.

      Жестокость в обмен на жестокость. Безнаказанная жестокость — ведь это преступление можно спокойно списать на неизвестного, но уже обреченного масана. Величайшая подлость! Превосходно! Весы качнулись, принеся равновесие в душу Лазаря, он вскочил на «Харлей» и повернул ключ зажигания. Двигатель взревел.

      Скоро, очень скоро взойдет проклятое солнце.

      Константин

      Теперь его «Мерседес» сопровождала машина охраны. Куприянов не хотел этого, но аргументов против непоколебимого в своей уверенности Маминова он не нашел и был вынужден смириться с тем, что до окончательного расследования всех обстоятельств гибели Леночки будет окружен плотным кольцом телохранителей.

      Константин вошел в холл и остановился. Электрический свет был выключен, и в помещении царил таинственный, завораживающий полумрак, создаваемый огнем многочисленных свечей. Их пламя отражалось в большом зеркале рядом с дверью, выхватывало деревянную лестницу, ведущую на второй этаж, создавало дорожку к нему. Все остальное терялось в тени.

      — Удивлен?

      «Звездочка!»

      Куприянов улыбнулся, спрятал в карман четки, которые перебирал всю дорогу, чуть подумал и стянул пиджак.

      — Сюрприз?

      — Я подумала, что мы слишком давно не любили друг друга.

      Голос Веры доносился с лестницы. Она пряталась в искусно созданной свечами тени, и Константин видел только неясный женский силуэт.

      — Моя душа поет, Звездочка!

      — Я так соскучилась по тебе, Кот!

      Он подошел к лестнице, наступил на первую ступеньку. Женщина сделала шаг навстречу. Вышла из тени.

      Куприянов замер.

      — Действительно, сюрприз…

      Выглядела Вера просто омерзительно. Короткие каштановые волосы взлохмачены, немилосердно залиты лаком, торчат во все стороны, испачканы красной краской. Брови нарисованы густо, словно гуталином. Красивые глаза — красивые, Константин ещё помнил об этом — обведены нелепыми ярко-синими тенями, губная помада противного морковного цвета размазалась по лицу, превратив аккуратный рот в бесформенное пятно. На щеках — аляповатый, словно у матрешек, румянец.

      Проститутка после групповухи с бомжами.

      — Что-то не так?

      Она была одета в старую — откуда она её выкопала? — пижаму в дурацкую полоску да ещё испачканную кофейным пятном. На ногах стоптанные домашние тапочки. Ногти обломаные, грязные, словно бы она только что закончила возиться со своими пальмами, а запах…

      — Кот, почему ты молчишь? — В голосе Веры проскользнул испуг.

      Теперь, когда она стояла совсем рядом, Куприянова окутал резкий запах давно немытого тела.

      — Вера, — он откашлялся, — Вера, ты специально так нарядилась?

      — Как?

      Константин молча взял жену за руку, подвел к зеркалу, включил свет и вздрогнул от пронзительного крика, которым встретила свое отражение Вера.

      — Не может быть!

      Слезы хлынули из её глаз, тушь, тени потекли сквозь румяна, окончательно превращая любимое (когда-то?) лицо в маску.

      — Этого не может быть!

      — Вера. — Константин попробовал мягко обнять жену, но почувствовал, что его движениям не хватает искренности. Он словно боялся испачкаться об эту старую пижаму, о краску с лица, о запах… — Вера, я уже спрашивал тебя об этом, но ты не ответила. Скажи, ты пьешь?

      — Это все она! Она! Кот, помоги мне! — Вера жалобно смотрела в сочувственные, но не более, глаза мужа. Такими глазами можно посмотреть на бездомную собаку. И тут же забыть о ней. — Кот, она делает это со мной.

      — Кто?

      — Я не знаю.

      — Вера, мы могли бы обратиться к врачам…

      «Профессор Талдомский замечательный специалист».

      — Нет! — Она оттолкнула мужа и бросилась вверх по лестнице. — Нет!!

      «Не хватало ещё и этих проблем!»

      Куприянов постоял, задумчиво глядя вслед убегающей жене, затем не спеша поднял пиджак, вытащил четки и направился в кабинет.

      «Если напьется ещё раз — отвезу её к психиатру».

      Вера

      Вера пробыла в ванной почти час. Рыдая, она отчаянно терла тело мягкой мочалкой, пытаясь смыть исходящий от него ужасный, отталкивающий запах грязи и пота.

      «Как это могло произойти? Как? — Мысли путались, все заслонила глухая, безнадежная обида. — Я схожу с ума? Я же отчетливо помню, как готовилась к встрече! Кот считает меня алкоголичкой!»

      Кот! Вера вспомнила отвращение, мелькнувшее на лице мужа, и краска залила её лицо, а слезы потекли с новой силой.

      «А что ещё он мог подумать?»

      Воспоминание о том, в каком виде она встретила мужа, повергло её в шок и заставило ещё активнее заработать мочалкой.

      «Я все ему объясню. Все-все объясню. Кот поймет».

      Она вышла из ванной посвежевшей. Кружевная сорочка, довольно строгая — хватит на сегодня сексуального белья! — приятно ласкала влажное тело.

      — Кот! — В спальне было тихо.

      Не включая свет, Вера опустилась на кровать.

      «Он снова лег спать в кабинете, снова. — Горькая обида окутала душу. — Пойти к нему? Он, наверное, уже спит. Но ты должна все объяснить… — Немного покалывало в затылке. Вера легла на спину, закрыла глаза. — Нет, не надо спать! Я должна поговорить с Котом!»

      За окном послышался легкий шорох.

      Птица?

      Вера открыла глаза. Свет медленно умирающей Луны создавал в спальне завораживающий серебряный полумрак. Снова шорох. Даже не шорох. Кто-то мягко ткнулся в стекло. Женщина перекатилась на живот, и волосы зашевелились на её голове: по ту сторону французского окна стояла огромная черная собака, ротвейлер, и её желтые глаза были направлены прямо на Веру!

      «Какая собака? Спальня на втором этаже!»

      Но все изменилось. Стена, в которой было только небольшое окно, теперь представляла собой французское окно, выходящее прямо в парк. Чужой парк!

      «Это мне снится!»

      Ротвейлер снова ткнулся лобастой головой в стекло, глухо зарычал, ударил по стеклу лапой. Его желтые глаза, не мигая, смотрели на Веру.

      — Кот! — Женщина вскочила с кровати. — Кот!!

      Если бы в спальне произошли ещё какие-нибудь изменения, она наверняка умерла бы от страха. Но, к счастью, за исключением стены, вся остальная комната осталась прежней.

      — Кот!!!

      Вера распахнула дверь и выскочила в коридор.

      — Такая молодая…

      — Ей не было и сорока…

      — Упокой господи её душу!

      Величественные звуки органа, витраж, изображающий распятие, по обе стороны шушукаются сгорбленные черные силуэты. Вера, одетая лишь в белую сорочку, медленно идет по огромному католическому собору. Вперед, к алтарю, на котором установлен красный гроб с открытой крышкой. Холод каменных плит обжигает босые ноги.

      — Вот она!

      — Такая красивая…

      — Она не может поверить…

      Из-за гроба выходит черный ротвейлер, приседает, жалобно скуля, но желтые глаза пылают вовсе не жалостью. Музыка становится все громче. Вера останавливается в шаге от алтаря. Собака поднимается на задние лапы, заглядывает в гроб, с длинного алого языка внутрь капает желтоватая слюна.

      — Она боится…

      — Она не решается…

      — Она не верит…

      — В это действительно трудно поверить! — Ротвейлер исчезает.

      Возле гроба стоит Анна. Черный, наглухо застегнутый плащ с откинутым капюшоном спускается до пят, волосы рассыпаны по плечам.

      — Тебе интересно, что ты увидишь здесь? — Она небрежно опирается о гроб, антрацитовые бриллианты глаз отражают горящие свечи. — Тебе интересно.

      Вера неподвижна, холод каменных плит приближается к сердцу. Пространство позади Анны окутывается тьмой, в которой появляются бледные, извивающиеся в мучительном танце женские фигуры. Одна, четыре, восемь… Вера сбиваются со счета. Волосы распущены, рты страдальчески искажены, молочно-белые, лишенные зрачков глаза.

      — Узнаешь знакомых?

      Одна из фигур приближается. Леночка. Симпатичное лицо превратилось в кошмарную маску ужаса и боли.

      — Все они противились воле королевы Луны! И все они стали тенями Хоровода Греха. Ты хочешь этого?

      — Нет, — шепчет Вера.

      — Загляни в гроб!

      Вера едва не делает шаг, но сдерживается. Останавливается, чувствуя, как ледяные щупальца наполняют сердце пронзительным страхом.

      — Нет! — Она знает, что-то подсказывает ей, что стоит лишь краем глаза увидеть то, что находится внутри, и дороги обратно не будет.

      — Грешница! — снова слышится шелест сгорбленных силуэтов. — Она противится воле королевы Луны!

      — Ее ждет Хоровод Греха! — фигуры теней исчезают, теперь перед Верой лишь непроницаемый мрак, в котором не растворились лишь красный гроб и смуглое лицо Анны.

      — Позвольте мне, королева! — новый голос.

      Анна кивает, её полные губы расходятся в презрительной усмешке.

      — Грешница!

      Острая боль пронзает тело, заставив вскрикнуть. Вера оборачивается. Высокий лысый старик в алой мантии небрежно поигрывает бичом. Его глаза скрыты странными черными очками.

      — Твое упрямство бесполезно!

      — Загляни в гроб!

      — НЕТ!

      Черная змея бича обжигает тело. Старик оказывается мастером своего дела: кожаное щупальце рвет Веру с потрясающей быстротой.

      — Нет! Нет!! — Она пытается уклониться, закрыть голову руками, сорочка стала красной от крови.

      — ЗАГЛЯНИ!!

      Вера отчаянно бросается вперед и, закрыв глаза, изо всех сил толкает красный гроб во тьму.

      — ГРЕШНИЦА!!

      Она не удерживается на ногах. Проваливается во мрак вслед за гробом.

      Холод не отпускает, становится сильнее, ноги превращаются в камень.

      НА САМОМ ДЕЛЕ!

      Вера сидит на вершине высокой скалы, серый камень которой медленно, но верно пожирает её тело. Ног уже нет, холод подбирается к животу.

      — Оставьте меня в покое! — Вера обхватывает руками плечи, свинцовое небо, пронзаемое огненными разрядами, опускается все ниже и ниже. Вера чувствует запах этой электрической паутины, пронзительно свежий, будоражащий кровь, смертельный. Среди тяжелых туч легкой дымкой возникает лицо Анны.

      — Помни о королеве Луны!

      — Я не боюсь тебя!

      Огненная вспышка сверкает совсем рядом. Молния ударяет в глаза, безжалостно прожигая насквозь…

      Вера проснулась от собственного крика, вскочила с кровати, растрепанная, с безумно горящими глазами. Закусила губу, останавливая следующий крик, её била крупная дрожь.

      — Это сон?

      В окно спальни светило яркое утреннее солнце, его веселые лучи прыгали по красным простыням. Тихо шелестели ветви деревьев. Казалось, ничто на свете не может нарушить безмятежный покой этого дома.

      — Это был сон. — Синяки под глазами, прокушенная нижняя губа, сорочка разорвана в клочья, тело стонет от рваных ран бича.

      Вера опустила ноги на пол и села, подперев голову руками. Из-под кровати потянуло сырым могильным холодом…

      Константин

      — Повторите, пожалуйста, Ольга Петровна, — попросил Куприянов.

      — Ночная сорочка Веры Сергеевны была разорвана и испачкана кровью, и я случайно увидела, что на теле раны. — Экономка помолчала, величественно давая понять Константину, что ей не нравится шпионить за хозяйкой, но доложить о ТАКОМ происшествии она обязана. — Я видела издалека, и мне показа лось, что Вера Сергеевна либо исцарапала себя, либо даже использовала острый предмет.

      «Белая горячка? — Куприянов перебирал четки. Надо же, как со временем меняются люди…»

      — Ольга Петровна, я благодарен вам за вашу заботу, — он помолчал. — А где сейчас Вера Сергеевна?

      — Уехала около получаса назад.

      — Одна?

      — Нет, с телохранителями.

      — Превосходно. — Значит, если его алкоголичка женушка выкинет чего-нибудь еще, у него будет подробный доклад. — До вечера, Ольга Петровна.

      Куприянов положил трубку и посмотрел на сидящих в его кабинете полицейских, затем — на разложенные на столе фотографии.

      «Опять проблемы».

      Раздражение.

      — И зачем вы мне показываете эту грязь? — осведомился Константин, кивнув на снимки.

      Полицейских было двое. Один, высокий брюнет с темными холодными глазами, судя по всему, обычно играл плохого парня. Второй, пожилой, лет пятидесяти, весельчак с пивным брюшком, должен был действовать более мягко. В кабинете Константина они вели себя достаточно уверенно, хотя чувствовалось, что начальство объяснило им, что допрашивать они будут очень серьезного человека.

      — Мы думали, вам будет важно знать, как погибла ваша… э-э… сотрудница, — громко сказал брюнет. — Вас не заинтересовал тот факт, что её загрызла собака? На крыше дома?

      — Меня достаточно заинтересовал сам факт её смерти, — буркнул Куприянов. — Не стоило демонстрировать мне такие подробности. — Снимки окровавленного тела вызвали у него раздражение. — Или это новое слово в полицейской работе?

      — А почему вас достаточно заинтересовал факт её смерти? — немедленно осведомился любитель пива.

      — Разве это не понятно? — пожал плечами Костя. — Леночка была моей секретаршей больше года, она в курсе многих дел, поэтому…

      — Разумеется, разумеется, — холодно улыбнулся брюнет. — Происки конкурентов.

      — А почему бы и нет? — не менее холодно ответил Куприянов. — Я думаю, вам известно, что моя компания занимает лидирующее положение на российском ювелирном рынке и является весьма заметным игроком на международной арене.

      — Но…

      — Поэтому, когда странным образом погибает осведомленный сотрудник компании, первое, что мне приходит в голову, это возможная связь её смерти и бизнеса. — Константин вытряхнул из пачки сигарету и щелкнул золотой зажигалкой. — К тому же подобная история может повлиять на репутацию фирмы, а мне бы этого очень не хотелось.

      — Понятно, — буркнул брюнет.

      — Скажите, господин Куприянов, а вы не встречались с Еленой Прытковой в, скажем так, нерабочей обстановке? — елейным голосом поинтересовался толстяк.

      — А какое это имеет значение?

      — Мы расследуем убийство, — объяснил брюнет. — И для нас все имеет значение.

      — Ее соседи по подъезду припомнили, — любитель пива не дал Косте отреагировать на фразу напарника, — что несколько раз госпожу Прыткову провожал хорошо одетый мужчина на черном «Ауди». Вы не скажете, какая у вас машина?

      Черт, пару раз он действительно отвозил Леночку домой после их встреч.

      — У меня есть «Ауди», — медленно признал Куприянов.

      «Проклятые бабки! Ничего не пропускают!»

      — Так получилось, что соседи запомнили номер автомобиля, вы…

      — Хотите знать, не спал ли я с Леночкой?

      Полицейские молча смотрели на Константина. Куприянов глубоко затянулся и раздавил недокуренную сигарету в пепельнице.

      — Да. У меня были с ней встречи.

      — Как часто?

      — Иногда. — Костя хладнокровно посмотрел на полицейских.

      — Как долго?

      — Почти год.

      — То есть ваша связь с Еленой Прытковой длилась больше года? — В голосе брюнета промелькнул металл. — Почему вы расстались?

      — Мы не расставались, — резко ответил Куприянов. — И вообще, какое это имеет отношение к её смерти? Если вы хотите знать, где я был вчера вечером, то…

      — Мы уверены в вашем алиби, — весело улыбнулся толстяк. — А наш интерес объясняется очень просто: мы поговорили с одной из её подруг, Татьяной Еремеевой, так она сообщила, что Елена рассчитывала выйти за вас замуж.

      «Что за идиотизм? Леночка? — Константин сжал в кулаке черные четки. — Проклятая дура!»

      — Вы знали об этих планах?

      — Или ваша жена?

      — Она знала о происходящем?

      «Кретины!»

      — Вера ничего не знала о Леночке, — жестко произнес Куприянов.

      «Кассета!»

      — И не стоит впутывать в эту историю мою семью.

      — Мы хотели бы поговорить с вашей супругой.

      — Господа, — глаза Константина сузились. — Я благодарен вам за визит и буду ещё более признателен, если вы раскроете это ужасное преступление в кратчайшие сроки. Если же вы решите задать мне или моей жене ещё какие-либо вопросы, то, пожалуйста, предупредите об этом заранее, чтобы я успел вызвать своего адвоката. Встреч один на один у нас больше не будет.

      Полицейские переглянулись и поднялись с кресел. Куприянов проводил их до порога кабинета.

      — И еще, господа, у вас есть право самостоятельно позвонить моей жене, назначить с ней встречу и так далее, но… — На его скулах заходили желваки. — В этом случае я буду крайне недоволен. Поэтому рекомендую, прежде чем вы решитесь на подобный поступок, проконсультироваться с вашим начальством.

      Константин не дал полицейским возможности ответить, резко захлопнул дверь и обернулся.

      На его письменном столе сидела Анна.

      Вера

      Синяки на руках, оставленные наручниками Анны, ещё не прошли, а к ним уже добавились шрамы от ужасного бича. Что будет дальше?

      Вера уже перестала удивляться, она воспринимала происходящее всерьез. Шутки кончились.

      ЭТО ПРОИСХОДИТ НА САМОМ ДЕЛЕ!

      И с этим надо бороться.

      Обращаться к Коту после вчерашнего бесполезно, ехать к врачам ещё хуже, если об этом узнает муж, то…

      «Профессор Талдомский замечательный специалист!»

      Но чем он может помочь? Посадить её в соседнюю с Аркадием Ивовым палату? Возможно, Анна только этого и добивается. Нет! Нужно обратиться к тем, кто сможет помочь в борьбе.

      Вера не рискнула сама сесть за руль — в памяти ещё были свежи воспоминания о вылете с трассы, — да этого и не требовалось. К ней все равно были приставлены телохранители, и она комфортно добралась до своей цели на их джипе. Храм в Коломенском.

      Вера любила бывать здесь с детства. Прекрасная белая церковь, прячущая синие луковицы среди густых деревьев, несла в себе удивительное чувство покоя и умиротворения. Красивая снаружи, маленькая и уютная внутри, лишенная излишней помпезности. Вера считала, что из всех церквей, в которых ей доводилось бывать, эта стояла ближе всех к богу.

      Охранники тактично остались снаружи. Вера бросила несколько монет нищим, покрыла голову платком, перекрестилась и вошла в церковь.

      Больше ей было некуда идти.

      Запах ладана и свечей, негромкие голоса, старинные иконы перед горящими лампадками.

      «Обратиться сразу к батюшке? — Вера посмотрела на старого священника с окладистой седой бородой, проникновенно говорящего что-то склонившему голову мужчине. — Нет, чуть позже, нехорошо прерывать беседу».

      На самом деле ей надо было собраться с духом.

      Вера подошла к иконе Божьей Матери, перекрестилась.

      — Пресвятая Богородица, помилуй меня, грешную…

      Свечка в руке вспыхнула слишком сильно. Вера удивленно оторвала взгляд от иконы, свеча пылала бенгальским огнем! Расплавленный воск ручьем лился на руку.

      — Не стоит идти против воли королевы Луны! — Грудной, чуть хриплый голос! Одетая в глухой черный плащ Анна звонко рассмеялась. — Ты решила спрятаться от меня здесь? Думала, меня отпугнет местная вонь?

      «Господи, для неё нет преград!»

      Чинную тишину старой церкви разорвал ужасающий крик симпатичной холеной женщины лет тридцати пяти. На глазах ошеломленных прихожан она бросила на пол и растоптала едва занявшуюся свечку и опрометью выскочила из придела. Ее лицо было искажено смесью ужаса и отчаяния.

      Несколько секунд в церкви стояла полная тишина. Люди удивленно переглядывались, пытаясь осознать произошедшее, и только внезапно посерьезневший батюшка быстро вышел следом за женщиной.

      — Вера Сергеевна, что случилось?

      — Не трогайте меня!

      Телохранители переглянулись и поспешили следом за стремительно бегущей по дорожке парка хозяйкой.

      — Может, вызовем психиатричку? — поинтересовался Геннадий. — У неё такие глаза, будто она готова искусать первого встречного.

      — Если искусает, тогда вызовем, — буркнул Славик.

      Емю эти женские заскоки ему тоже не нравились. Видимо, не зря Куприянов предупредил их утром, что у его жены назревают проблемы с головой, и просил сообщать ему обо всех припадках и, самое главное, не давать ей пить.

      «Такая молодая, — покачал головой Славик, с жалостью глядя на фигуру женщины. — И так довела себя!»

      Вера остановилась на высоком холме, под которым величаво несла свои воды Москва-река, полные слез глаза невидяще смотрели в небо.

      «Она повсюду! Для неё не существует преград! Я одна! Бороться бесполезно! — Плечи судорожно тряслись, медленно поникали под тяжестью охватывающей Веру безысходности. — Все напрасно».

      — Извините. — Вера повернулась на робкий голос, около неё стоял старый священник с большими грустными глазами. — Прошу меня извинить, я видел, как вы выбежали из храма… У вас горе?

      — Наверное — да.

      — Что гнетет вас? Вы усомнились в вере?

      — Никто не может мне помочь, — прошептала женщина. — Никто. Они сильнее всех.

      Священник огладил бороду, в его глазах мелькнуло понимание.

      — Это ложь. — В тихом голосе священника звучала твердая уверенность. — Они хотели бы, чтобы так оно и было. Они стараются внушить это нам, но это ложь. — Они слабы. Раз у вас хватило сил, чтобы прийти сюда — значит, они слабы.

      — Но она была там, в храме… Я видела.

      — Они умеют обманывать.

      «Ложь. Очередная галлюцинация. — Вера посмотрела на обожженную руку. — Они умеют обманывать».

      — Вы должны быть сильной.

      — Я совсем одна.

      — Вам могут помочь. — Священник мягко взял женщину за руку. — Вы слышали о таком месте — Забытая: пустынь?

      Вера покачала головой.

      — Оно находится не очень далеко, в Подмосковье, — священник помолчал. — Поезжайте туда, расскажите им обо всем, что вас гнетет, расскажите им все. Они помогут вам победить демонов.

      — Значит, демоны существуют? — Женщина с последней надеждой посмотрела на старика.

      «Господи, пусть он скажет, что я сумасшедшая!»

      — Тьма соперничает со светом с того самого момента, как Господь создал мир, но ненависть и жестокость исчадий Ада не должны пугать вас. Вы сумеете пройти свой путь, вера ваша крепка, и демоны будут низвергнуты в геенну. — Священник снова выдержал паузу, его лучистые глаза успокаивающе смотрели на Веру. — Поезжайте в Забытую пустынь.

      — Но почему мне не могут помочь здесь?

      — Поезжайте в Забытую пустынь.

      Константин

      Аромат мускуса! Чарующие глаза заставили бешено застучать сердце, наполнили томительным желанием, жгучей нежностью.

      — Анна!

      Она сидела на его столе, длинный черный плащ наглухо застегнут, но полы раскинуты, и Куприянов видел её длинные, до колен, блестящие сапоги, бедра.

      «Что у неё под плащом?»

      Она сводила с ума.

      — Анна! — Константин подошел, девушка чуть откинулась назад, в черных глазах — страстное обещание. — Ты играешь со мной.

      — Я должна быть уверена, что это настоящее. — Быстрый взмах пышных ресниц.

      — Как я могу доказать? Скажи! — Он потянулся к её волнующим губам, полным, ярко-красным. — Я сделаю все!

      — Не здесь. — Теплая ладонь погладила его щеку. Константин целовал тонкие пальцы с длинными ногтями.

      — А где?

      — Сегодня. — Анна вложила в карман его рубашки пластиковый прямоугольник. — В полночь.

      Мускус пьянил, близость желанного тела туманила рассудок.

      — Анна!

      Девушка мягко отстранила его, прошлась по кабинету по направлению к дверям.

      — Не исчезай! — Щемящая боль пронзила сердце.

      — Мы обязательно увидимся! — Анна направилась к двери. — В полночь.

      — Константин Федорович, звонит Штанюк, говорит, что это очень срочно.

      — Маргарита Викторовна, скажите ему, что я перезвоню через десять минут!

      Того мгновения, которое Куприянов потратил, отвлекшись на секретаршу, Анне хватило, чтобы исчезнуть. Когда Константин поднял голову от интеркома, в кабинете никого не было.

      «Не может быть!»

      Куприянов рывком распахнул дверь и выскочил в приемную. Маргарита Викторовна деловито стучала по клавиатуре.

      — Штанюк очень недоволен, он говорит…

      — Где она?

      — Кто? — удивленно подняла брови секретарь.

      — Женщина, которая была в кабинете. Которая только что из него вышла!

      — Здесь никого не было.

      — Хватит мне врать! — рявкнул Константин. — Вы что, ослепли? Только что из моего кабинета вышла женщина!

      — Никто не входил в ваш кабинет, Константин Федорович. — Маргарита Викторовна поджала губы. — И никто не выходил.

      — Проклятие. — Куприянов взял себя в руки. — Извините, Маргарита Викторовна, вы не сделаете мне кофе? Кажется, я устал.

      — Я это вижу, Константин Федорович. — Пожилая женщина поднялась и холодно посмотрела на шефа. — Кофе будет готов через пять минут.

      Куприянов вернулся в кабинет, плюхнулся в свое кресло, вытащил четки.

      «Она опять исчезла. Опять! Почему она так жестоко играет со мной?»

      Константин даже не задумывался над тем, как Анне удается исчезать, не оставляя никаких следов, буквально растворяясь в воздухе. Почему её видит только он?

      Ее черные глаза, зовущие ярко-красные губы, пышные волосы, точеная шея… Куприянов почувствовал, как на него накатывает горячая и дикая волна пронзительного желания.

      — Кофе!

      «Самое время!»

      Секретарша, не глядя на шефа, поставила поднос на стол.

      — Маргарита Викторовна, ну простите меня, пожалуйста. Нашло что-то.

      — Я все понимаю, Константин Федорович.

      «Старая дура!»

      Куприянов сделал большой глоток, обжегся, отставил кружку и вытащил из кармана черную пластиковую карточку. Кроме четок, она была единственным реальным подтверждением существования Анны. Изящная, отделанная золотом, карточка выглядела очень солидно и весомо. На внешней стороне готическим шрифтом: «Заведение Мрака». На внутренней: тонкая магнитная ленточка, золотой чип и адрес. Никакой лишней информации.

      «В полночь».

      Грудной, с легкой хрипотцой голос Анны прозвучал в голове Куприянова. Прозвучал настолько реально, что он даже вздрогнул и обернулся, но в кабинете было пусто.

      «Заведение Мрака». Какое странное название. Константин усмехнулся, и его взгляд случайно упал на фотографию на столе. Старую фотографию. Косте она нравилась больше всех, которые накопились у них с Верой за многие годы, и даже когда родились дети, он не сменил её на своем рабочем столе, оставшись верным этому старому клочку фотобумаги. Костя взял фотографию в правую руку. Париж, он и Вера на Эйфелевой башне, под их ногами расстилается древний город, город влюбленных и счастливых. И они, влюбленные и счастливые, и молодые, и вся жизнь лежит у их ног, подобно парижским улицам. Вера склонила голову к его плечу, его рука на её талии, они улыбаются.

      «Они».

      Куприянов не поймал себя на мысли, что впервые в жизни, глядя на эту фотографию, он подумал: «они», как будто речь шла о посторонних людях. Не поймал. Но машинально улыбнулся, глядя на старую фотографию, подержал ещё немного в руке, а затем вернул на стол, и, откинувшись на спинку кресла, задумчиво повертел в руке черную клубную карточку «Заведения Мрака».

      «В полночь».

      Константин снял телефонную трубку и набрал мобильный Веры:

      — Привет, Звездочка, как у тебя дела?

      — Неплохо, — весело ответила жена. — Мы готовим тебе маленький сюрприз.

      «Еще один? — скривился Куприянов. — Расскажет, каким образом она исцарапала свое тело? Или снова будет немытая и с ужасной краской на лице?»

      — Сегодня?

      — У тебя дела? — Голос Веры погрустнел, и на мгновение Константин едва не отказался от своих планов.

      Но черная карточка приказывала.

      — Да, сегодня вечером я вылетаю в Питер, там будет Карсон из «Де Бирс». Мне нужна эта встреча.

      — Обязательно нужна? — В голосе Веры послышались тоскливые нотки. — А когда он приедет в Москву? Или слетать к нему…

      — Звездочка, ну что значит слетать к нему? — устало вздохнул Куприянов. — Это же потерянный день, а так всего лишь одна ночь. Завтра я опять буду на работе.

      — Я понимаю, — Вера помолчала. — Значит, до завтра?

      — Да, целую.

      Константин бросил трубку и откинулся на спинку кресла. Анна, прекрасная черноглазая Анна мелькнула перед его глазами. Она улыбалась, и Куприянов улыбнулся ей в ответ.

      «В полночь».

      О том, что тринадцать лет назад, в этот самый день родился его сын, Костя не вспомнил.

      Лазарь

      Все утро Лазарь провел в офисе клана Гангрел, просматривал список выполненных контрактов, фиксируя все подозрительные детали и отмечая всех масанов, слишком долго не имевших официального разрешения на высушивание. Таких набралось довольно много: в последнее время активность в городе уменьшилась. И только ближе к вечеру епископ направился туда, куда стремилось его сердце.

      Шарлотта Малкавиан.

      Тяжелый шлем, перчатки, наглухо застегнутая одежда, пусть в такую жару они и вызывали удивленные взгляды москвичей, зато надежно защищали его от убийственных лучей солнца. «Харлей» летел по улицам.

      «У меня есть подарок для тебя, моя любовь».

      В должности епископа имеются определенные преимущества. Под свое убежище Лазарь занял целый четырехэтажный склад, принадлежащий клану Гангрел. Первые три уровня предназначались для впавших в Спячку масанов и хранения, в случае необходимости, запасов донорской крови. Сейчас они пустовали, и никто не тревожил покой епископа. Лазарь прямо на мотоцикле въехал в грузовой лифт и нажал кнопку подъема.

      Он так соскучился.

      Четвертый этаж полностью принадлежал ему. Лазарь выехал из лифта, площадка это позволяла, остановил «Харлей» и снял тяжелый шлем — окон в помещении не было.

      — Шарлотта!

      Ему никто не ответил.

      Справа, из оранжереи долетел легкий аромат — розы Малкавиан. Только члены этого клана умели выращивать такие прекрасные цветы: бархатистые, густого красного цвета, словно впитавшие в себя кровь всех жертв масанов. Малкавианы обожали свои розы, и ни одно их убежище не обходилось без оранжереи.

      — Шарлотта!

      Лазарь заглянул в спальню — их огромная, покрытая белым шелком кровать была аккуратно убрана, прошел через гостиную — дурацкая низенькая мебель, но ей нравится, — посмотрел на кухне.

      — Шарлотта!

      Он нашел её в специальной ванной. Прямоугольной, отделанной мрамором, встроенной прямо в пол и доверху наполненной теплой черной кровью. Лазарь остановился, любуясь открывшейся ему картиной. Шарлотта лежала в ванной, раскинув руки и блаженно закрыв глаза. Ее бледная кожа слегка порозовела, а кудрявые темные волосы, длинные, до талии, были аккуратно рассыпаны по полу, она не любила, когда волосы пачкала кровь. Как и у всех Малкавиан, у девушки было тяжеловатое, чуть расширяющееся к подбородку лицо и немного длинноватый нос с резко очерченными крыльями. Но это с лихвой компенсировалось большими глазами и прекрасными, почти сросшимися стрелами бровей.

      «Какая же она красивая!»

      Они были вместе уже двести лет, но Гангрел не уставал восхищаться своей избранницей. Он был готов любоваться ею вечно. Шарлотта Малкавиан — кровавая фея Москвы.

      Шарлотта открыла глаза, улыбнулась:

      — Лазарь! — Выражение глаз немного необычное, диковатое — Малкавианы не зря считались чуточку сумасшедшими.

      Он склонился и поцеловал её в полные красные губы, отличительный признак всех масанов.

      — Я соскучился.

      Почувствовал дрожь её губ — Жажда приближается. Шарлотта поняла, чуть приподнялась, обхватила Лазаря за шею, он помог ей выбраться из ванны, мельком погладил вытатуированную возле пупка гремучую змею, накинул на плечи белый шелковый халат, сразу же покрывшийся красными ожогами. Шарлотта была высокой, одного роста с ним, с сильными плечами, хорошо развитой грудью и крепкими, стройными ногами. Ее бледная кожа жадно впитывала остатки крови.

      — Мы должны уехать сегодня. — Ее губы щекотали шею Гангрела. — Жажда близка.

      — Я не могу. — Он обнял её за талию, заглянул в прекрасные глаза. Зрачки слишком расширены. Жажда.

      — Что случилось?

      — Кто-то нарушил четвертую Догму. Сантьяга хочет, чтобы я разыскал преступника.

      Ее чудные брови страдальчески изогнулись:

      — Но я не могу ждать, милый. Я не могу, я поеду одна.

      Каждое расставание с Шарлоттой ломало его сильнее Жажды.

      — Есть выход, моя любовь. — Лазарь поцеловал её кудрявые волосы. Свободно рассыпанные их кончики достигали талии Шарлотты. — Сегодня ты сможешь высушить чела.

      — У тебя есть контракт для меня?

      — Нет. — Гангрел никогда не врал своей любимой. — Но у меня есть возможность раздобыть пищу. Жажда уйдет.

      И ей не надо будет уезжать.

      — Лазарь! — Шарлотта всем телом прижалась к епископу. — Лазарь, жизнь моя…

      Константин

      Адрес, указанный на черной карточке, привел Куприянова на тихую улицу, на которой по определению не полагалось бы находиться ночным заведениям.

      «В полночь».

      Но Куприянов не мог ждать, его «Мерседес» остановился возле указанного дома в четверть двенадцатого.

      — Мне с вами? — Володя подозрительно оглядывал сонную улочку.

      — Нет. — Константин чувствовал, что пригласительный билет рассчитан на одну персону, и не ошибся.

      Тяжелая дверь в торце здания, словно ведущая в подвал, узкая щель магнитного замка. Куприянов вставил в неё пластиковую карточку и вошел в небольшой холл.

      — Добрый вечер.

      Два короткостриженых быка в строгих костюмах, широкие плечи, низко скошенные лбы. Два огромных ротвейлера в ошейниках с длинными шипами. За спинами охранников — вторая дверь, на белой стене — надпись красной краской (или кровью?):

      «Только Дьявол позволит тебе все!»

      Подтеки.

      — Извините, вы носите оружие?

      — Нет.

      — Прекрасно. — Охранник изобразил улыбку, но здоровенные ротвейлеры, судя по всему, не очень-то поверили Куприянову. Один из них глухо заворчал.

      Дверь в противоположной стене отворилась, и Константин шагнул в «Заведение Мрака».

      Приземистый потолок, полутьма, слабо освещенная барная стойка, столики, расставленные вдоль стен, за одним из них полный мужчина в дорогом костюме, лица не видно — полумрак, у ног — девушка в черном бандаже, лицо скрыто плотной маской, цепочка продета прямо в кожу, мужчина наступил ей на руку, смеется. У стойки две девицы, платья в беспорядке, глаза затуманены, дым самокруток пахнет марихуаной.

      «Только Дьявол позволит тебе все!»

      — Добро пожаловать. — Бритоголовый мальчик лет четырнадцати, глаза подведены, губы накрашены темной помадой, протягивает поводок, цепочка вдет к ошейнику, худенькое тело обтянуто черным латексным комбинезоном.

      — Я — Октавио, раб, вы можете делать со мной все, что захотите.

      Игра начала увлекать Куприянова. Он взял поводок, резко дернул, заставив мальчика согнуться:

      — Все?

      — Абсолютно все.

      — Я хочу видеть Анну. Ты знаешь ее?

      — Я должен проводить вас в ложу. В полночь будет «Жертва Везувия». Вы должны увидеть её.

      — Увидеть Анну?

      — Увидеть жертву. «В полночь».

      — Веди.

      Подиум, на котором разогревали публику полуодетые девицы, был окружен ложами — отдельными кабинетами, рассчитанными на четырех человек. Они были устроены так, что из ложи было видно только то, что происходит на подиуме, соседи же были строго изолированы друг от друга. Куприянов уселся за столик, велел Октавио принести мартини и закурил, безразлично глядя на стриптизерш.

      «Почему Анна назначила встречу в этом сомнительном месте?»

      Между ложами и подиумом не было никаких перегородок, и девицы периодически исчезали в соседних кабинетах. Одна из танцовщиц, обнаружив присутствие Константина, разместила свои прелести прямо напротив его ложи. До Анны ей было очень далеко.

      Куприянов посмотрел на часы: ещё двадцать минут. Октавио принес коктейль.

      Все потерялось в беспросветном мраке, исчезло, заставляя зрителей собраться, приготовиться к предстоящему действию.

      «Жертва Везувия».

      Ударил барабан, пауза, снова удар, лениво протянула гитара, звук жесткий, тягучий, медленный. В глубине появился маленький огонек. Приближающийся. Опять гитара. Куприянов подался вперед. Во мраке подиума — рядом, совсем рядом, лишь протяни руку! — со свечой в руках стояла Анна.

      Скрип гитары, медленный ритм барабана.

      Перед девушкой появились огоньки пламени. Выхватили из полумрака фигуру, у Константина застучало сердце.

      «Как же она хороша!»

      Красный кожаный лиф едва скрывает налитую грудь, узкие красные трусики подчеркивают тонкую талию и женственные линии бедер, на руках — красные перчатки до локтей, на ногах — длинные, выше колен, блестящие красные ботфорты на толстой подошве. Ярко-красный рот, а выше красного, над всем этим великолепием — пышные черные волосы и ослепительные глаза, вобравшие в себя всю бездну ночи. Куприянов скрипнул зубами, едва сдерживая желание броситься туда, к ней, прикоснуться губами…

      «Ей нравится, когда на неё смотрят!»

      Ритм убыстрялся, движения Анны, поначалу плавные, нежные, становились все более и более динамичными, резкими, завораживающими. Ее восхитительная фигура, окруженная вновь и вновь вспыхивающими языками пламени, приковывала взгляд.

      В соседней ложе кто-то тихо застонал.

      «Животное!»

      Сам Куприянов не мог оторваться от подиума. Страстная первобытная энергетика Анны полностью захватила его.

      Судя по музыке, приближалась кульминация. На подиуме появилось ещё одно действующее лицо: юноша лет восемнадцати, вышедший из тьмы и, как сомнамбула, смотрящий на Анну. Бешеный ритм вновь, как и в начале танца, угас, но было понятно, что вот-вот, через какое-то мгновение, он вновь обрушится на зрителей. Вот-вот, после того, как Анна…

      Она томно изогнулась у ног юноши, провела рукой по его бедрам, животу, склонилась, словно прося прощения у жертвы…

      «Жертва Везувия!»

      Отпрянула назад, и из протянутых к юноше рук вылетело пламя! Бешеный ритм ураганом взорвался в зале, но даже он был не способен заглушить дикий вопль несчастного. Юноша вспыхнул, как спичка. Настолько достоверно, что у Константина побежали мурашки.

      «Класс!»

      Анна, почти в экстазе, продолжала выбрасывать во тьму все новые и новые потоки огня. Крики юноши становились все глуше и глуше. Музыка слабела, уступая кряхтенью, доносящемуся из соседней ложи.

      Минуты две после того как погас свет и подиум погрузился в кромешную тьму, Куприянов сидел неподвижно, потрясенный колдовским танцем Анны.

      Как же она прекрасна!

      «Она видела меня, я чувствовал её взгляд! Она искала меня среди зрителей и нашла! — По телу Константина разлилась сладкая волна предвкушения. — Надо немедленно найти ее! Я должен её увидеть!»

      Он вышел из ложи, постоял в коридоре, пытаясь сориентироваться, куда же ему идти.

      — Константин Федорович! — К Куприянову подошел высокий, почти двух метров, абсолютно лысый мужчина лет шестидесяти. Глаза незнакомца были скрыты массивными черными очками, плотно прилегавшими к лицу. — Заблудились? — Он протянул руку. — Меня зовут Зорич.

      — Очень приятно.

      На старике была черная мантия, перехваченная широким поясом. На груди — толстая золотая цепь с медальоном, выполненным в форме козлиной головы.

      — Я владелец «Заведения Мрака». — Зорич выдержал паузу. — И отец Анны.

      — Вот как? — Теперь Куприянов смотрел на гиганта с гораздо большим интересом. — Тогда мне действительно приятно познакомиться с вами.

      — Мне тоже, — улыбнулся в ответ Зорич. Если бы не черные очки, его улыбку можно было бы назвать обаятельной. — Позволите угостить вас?

      — Я как раз искал Анну.

      — Она знает. — Улыбка не сходила с лица. — Она приведет себя в порядок после выступления и сразу же присоединится к нам.

      В баре практически никого не было, только в дальнем углу за столиком скорчилась толстая красноволосая девица в черной коже: то ли ей плохо, то ли собирает «дороги».

      — Анна всегда танцует? — Куприянов сделал маленький глоток виски.

      «Ей нравится, когда на неё смотрят!»

      — Нет, в зависимости от настроения, — покачал головой Зорич. — Ее номера — произведения искусства и от частого употребления обесценились бы.

      — Согласен. — Константин вспомнил страстную энергетику танца. — Анна — потрясающая женщина.

      — Пока ты можешь только догадываться об этом. — Грудной, с легкой хрипотцой голос! Озорные нотки.

      Куприянов резко обернулся.

      — Анна!

      На ней было латексный гарнитур, словно кожа, облегающий восхитительную фигуру: ярко-красный топ, блестящие черные шортики. Они казались нарисованными на смуглом теле девушки.

      — Как тебе понравилось шоу? — Анна взяла стакан Куприянова, сделала глоток виски, глаза под длиннющими ресницами сияют.

      — Ты хочешь услышать, что я восхищен? — Он не мог оторваться от манящих черных звезд. — Ты этого не услышишь — восторг, в котором я пребываю, невозможно описать словами.

      — А чем его можно описать? — Анна склонила голову, улыбнулась, медленно направилась к дверям с надписью «Служебный вход». Константин послушно, как будто на поводке, последовал за ней.

      Зорич

      — Зорич!

      — Подожди!

      Старик проводил взглядом уходящую пару, криво усмехнулся, когда рука Куприянова скользнула по талии Анны, и только когда они скрылись за дверью, повернулся к ожидающей ответа девушке лет двадцати шестнадцати.

      — Я тебя слушаю, Людмила.

      — Мы должны поговорить, это очень важно.

      — Ну, давай поговорим, — согласился Зорич. — Пойдем в мой кабинет. — Он пропустил её вперед — дорогу Людмила знала.

      В меру высокая, рыхлая девица с маленькими, близко посаженными зеленоватыми глазками, нелепыми бусинками выделяющимися на круглом, как каравай, лице. Чувство прекрасного, заложенное в Зориче классическим образованием, бунтовало при виде Люды. Маленький ротик с узенькими губами, выкрашенными яркой помадой, большой нос, выщипанные в черную нитку брови. Единственным, что получилось у матушки-природы при конструировании этого создания, были волосы: густые, вьющиеся, но обладательница предпочла выкрасить их в красный цвет. Ужасная безвкусица.

      — Присаживайся. — Зорич подошел к бару. — Выпьешь что-нибудь?

      — Нет. — Люда продолжала стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу.

      Туго затянутый кожаный бандаж только подчеркивал рыхлость белого тела.

      — О чем ты хотела поговорить? — Он плеснул себе джина, не разбавляя, выпил.

      — Мне закрыли кредит.

      — Знаю, — кивнул Зорич. — Это я приказал.

      — Но почему?! — В маленьких глазках удивление, сдерживаемый гнев.

      — У нас дорогой клуб, Люда, надо платить.

      — Мне казалось, я достаточно заплатила, — маленький, скошенный подбородок самолюбиво вскинулся вверх. — Я видела, ты говорил с Куприяновым.

      — Говорил.

      — Он стал членом клуба, да? А кто дал информацию о нем? Сколько денег вы сможете вытащить из него?

      — Ты угрожаешь?

      Людмила осеклась, в зеленоватых бусинках, обращенных к непроницаемым очкам Зорича, мелькнул испуг.

      — Я… я просто хотела напомнить, что я… что я заплатила… ты сам говорил…

      — Я был достаточно щедр, — жестко усмехнулся Зорич. — Ты целый месяц пользовалась неограниченным кредитом. Пора платить.

      — Зорич, — узкие губы девушки задрожали, — Зорич, миленький, ты же знаешь, что у меня нет таких денег, я уже отдала все, что было… — Он молчал. — Я не могу без клуба, ты же знаешь… Зорич, миленький… — Она неожиданно упала на колени, подползла к старику. — Зорич, не выгоняй меня! Пожалуйста, не выгоняй!

      Он снова налил себе немного джина, холодно поглядывая на ползающую у ног толстуху, поморщился.

      — Ты уже знаешь, что платить можно не только деньгами.

      — Конечно, Зорич, я сделаю все… — Она с судорожной поспешностью расстегнула лиф, обнажила безвольную, рыхлую, как и все тело, грудь. — Я сделаю все!

      «Какая мерзость! С другой стороны, это показатель того, что клуб работает так, как надо».

      — Застегнись! — Черные очки Зорича уставились на Люду. — Меня интересует не это.

      — А что?

      — Среди твоих богатых друзей наверняка найдутся те, которые обрадуются возможности хорошо провести время. Получить новые развлечения.

      — Я поняла, — девушка покорно кивнула, — завтра же я…

      — Никаких «завтра же», — скривился старик. — Возьми авторучку и напиши первоначальный список кандидатов с подробной характеристикой: характер, поведение, состояние, чем занимается сам и чем занимаются ближайшие родственники. Времени тебе час, потом мы обсудим каждого, и я скажу, кого из них тебе надо будет привести сюда. Понятно?

      — Да, я все сделаю.

      — Не сомневаюсь. — Зорич помолчал. — Если мне понравится твой круг друзей, то кредит будет восстановлен.

      Вера

      В их семье так было заведено давным-давно. В день рождения, неважно, на какой день недели он приходился, за столом собирались только самые близкие: Костя, Вера, дети, когда были живы родители Куприяновых, то и они. Этот день принадлежал только им, только родным. Многочисленные гости и шумное веселье откладывались на другое время, чтобы не мешать общению любящих друг друга люд ей.

      Так было всегда. Это придумал Костя.

      — А папы сегодня не будет?

      Вера чуть вздохнула, машинально посмотрела на часы и тут же улыбнулась сыну:

      — Он сильно занят, ему пришлось уехать из города, но он не забыл. — Она достала огромную коробку, упакованную в яркую подарочную бумагу. — Папа приготовил для тебя сюрприз.

      Глаза мальчика загорелись.

      — Я тоже приготовила тебе сюрприз! — сообщила Наденька и, быстро спустившись со стула, побежала из столовой. — Только я его в своей комнате забыла!

      Костя-младший погладил коробку и снова посмотрел на Веру. Глаза мальчика погрустнели.

      — Мама, а правда то, что ты сказала о папе? Он уехал?

      Острый укол в сердце. Вера сделала маленький глоток морса — Ольга Петровна варила потрясающий клюквенный морс, — поставила бокал на стол, поднялась, подошла к сыну и провела рукой по его голове.

      — Конечно, правда, родной. Папа заботится о тебе, о всех нас, и ему пришлось срочно уехать. Когда он вернется, то все тебе расскажет. И поздравит.

      — Но он даже не поговорил со мной. — Костя-младший опустил голову. — Он мог сказать об этом утром.

      Что ответить на эти слова, Вера не знала.

      Свет из неизвестного источника создавал в комнате непередаваемый лунный полумрак, казалось бы, не возможный в закрытом помещении. В этой призрачной полутьме смуглое тело Анны наливалось колдовским серебром, черные волосы выделялись ярким пятном, а сияющие глаза горели колдовскими звездами. Ослепляющими, черными звездами страсти, в огне которых сгорало все, и оставалось только восхитительное настоящее, превзошедшее самые смелые мечты Куприянова.

      — Скажи мне еще.

      — Ты прекрасна!

      — Нет!

      — Я преклоняюсь перед тобой!

      — Ты делаешь меня счастливой!

      — Ты — королева Луны!

      Счастье, счастье, счастье…

      «Только Дьявол позволит тебе все!»

      Лазарь

      Встречный ветер снова рвал длинные белые волосы, железное сердце «Харлея» бешено стучало, а рядом, совсем рядом билось ещё одно сердце. Молодое, сильное, человское.

      — Ты всегда так гоняешь? — Девушка обнимала его за талию, тесно прижавшись к спине. — Ты можешь потише?

      — Могу, но не хочу! — Запах пищи сводил с ума.

      — Ты крутой, да?

      «Если бы ты знала, какой я…»

      Он выехал сразу же после захода солнца и направился в «Голодную утку». Лазарь ещё никогда не выбирал пищу в этом клубе, но пару раз наведывался в него, оценивал обстановку и счел её вполне подходящей. Он не хотел отводить окружающим глаза, берег запас крови для встречи с преступником, а в шумной разношерстной толпе можно было спокойно выбрать пищу по своему вкусу и остаться незамеченным даже без наведения морока. Так оно и получилось.

      Девушка ему приглянулась сразу. Крепко сбитая, раскованная, пышущая здоровьем и силой, одетая в короткое платье, она лениво сидела за стойкой бара, скучающе оглядывая присутствующих. Она была одна, но Лазарь все равно выждал десять минут, чтобы, точно убедившись в этом, приземлиться на соседний табурет и предложить познакомиться.

      Теперь девушка была обречена.

      Гангрел одурманил жертву Внешностью, одной из дисциплин магии крови, превратившись для неё в эталон любви и восхищения. Все её мечты, все её представления об идеальном мужчине воплотились в беловолосом красавце со странными, ярко-красными зрачками глаз. Она охотно рассмеялась его незатейливой шутке, представилась, её звали Римма, и с радостью согласилась с тем, какая ужасная скукотища царит в этой жалкой и голодной «Утке». Когда они вышли из клуба, Лазарь нежно обнимал её за плечи и целовал в шею. Вышибала видел только его спину, обтянутую черной кожаной курткой с искусной вышивкой, изображающей серебристого дикобраза.

      — Долго еще? Я замерзаю!

      — Мы практически дома. — «Харлей» въехал в лифт, Гангрел с грохотом закрыл дверь и нажал кнопку.

      — Это твой дом? — Удивление смогло преодолеть даже действие Внешности.

      — Тебе кажется это странным?

      — Ну, если это действительно дом…

      — Самый настоящий. — Лифт остановился. — Держись крепче!

      «Харлей» взревел, резко влетел в помещение и остановился.

      — Ух ты! — Римма с восторгом огляделась. — Ты действительно здесь живешь?

      — Живу. — Лазарь помог ей слезть с мотоцикла.

      — Ты так сильно замерз! — Девушка взяла его ладони в свои и поднесла к губам, её глаза игриво сверкнули. — Хочешь, я согрею тебя?

      Она стала чувствовать холод его кожи. Гангрел сознательно ослабил действие Внешности — по-настоящему хорошо высушить можно только не одурманенную жертву, понимающую приближение смерти.

      — Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сильно замерз! — В её голосе не осталось и тени игривости.

      — Как и я!

      Шарлотта, одетая в тончайшую белую накидку, вышла из спальни. Томная, зовущая, кудрявые волосы собраны в высокую прическу — так удобнее высушивать, а кроме того, она не любила, когда их пачкала кровь, — в руках только что срезанная роза. Кровавая роза Малкавиан. Шарлотта была ослепительна, но Лазарь видел её подрагивающие губы, лихорадочный блеск в прекрасных глазах, расширенные красные зрачки. Жажда приближается.

      — Ты не говорил, что нас будет трое. — Римма посмотрела на Гангрела,

      — А ты разве против? — Шарлотта опередила своего друга. Нежно провела рукой по щеке Риммы. — Разве ты не хотела бы сделать это со мной?

      Она не использовала Внешность, но девушка подалась вперед.

      — Разве ты не хочешь согреть меня? — Красная роза приласкала шею Риммы, легко скользнула по груди. — Я тоже замерзла.

      Девушка прикоснулась к руке Шарлотты, улыбнулась чуточку нервно:

      — Ты как Снежная королева.

      — Потому что я была одна. — Гангрел знал, что запах пищи разрывает Шарлотту на части, и поразило её выдержке. — Ты согреешь меня?

      — Я согрею.

      Шарлотта присела на покрытую ослепительно белым шелком кровать, мягко потянула девушку за руку, обняла.

      — Я так ждала тебя. — Полные губы подрагивали. Жажда.

      Римма прижалась к ней, чуть вздрогнула, почувствовав холодное тело масана, но не отпрянула. Шарлотта расстегнула на девушке платье, помогла освободиться от него, приласкала нежные выпуклости груди. Забытый всеми Лазарь поднял брошенную на пол одежду: платье, кружевные трусики, туфли, сложил в пластиковый пакет. Его сердце глухо стучало.

      «Нет, это не моя охота! Успокойся!»

      На белом шелке постели сплелись две женские фигуры: загорелая, дышащая здоровьем — Риммы, и бледная, почти прозрачная — Шарлотты.

      — Ты так прекрасна! — Роза Малкавиан с томительной нежностью путешествовала по ждущему телу Риммы.

      — Мне хорошо с тобой! — Губы девушки ласкали ушко Шарлотты, дыхание участилось. — Мне так хорошо…

      Красные зрачки Шарлотты расширились до размеров радужной оболочки, поглотили белок, полные губы разошлись, и Лазарь увидел растущие иглы.

      «Сейчас!» Он сжал кулаки.

      Иглы прокололи шею Риммы. Девушка вздрогнула.

      — Мне так хорошо…

      Шарлотта, продолжая нежно удерживать жертву в удобном положении, жадно высушивала её. Жадно. Жажда была слишком близка. Лазарь видел, как кровь капает на снежный шелк простыней.

      — Что ты делаешь?

      Римма почувствовала боль, накатившую слабость, попыталась оттолкнуть от себя вампира, но было поздно. Слишком поздно. Теперь Шарлотта не стеснялась. Запах крови затуманил её рассудок, и до Лазаря долетело довольное урчание масана.

      — Помогите! — Глаза Риммы остановились на Гангреле. — Помоги…

      Шарлотта разорвала ей горло, урчание смешалось с чавканьем, она перевернулась на спину, чуть подняла безжизненную девушку над собой и жадно ловила ртом екающую кровь. Ее прекрасное лицо, белый шелк белья, снежные простыни — все было перепачкано красным.

      Жажда ушла, теперь Шарлотта играла.

      «Сколько пищи пропадает зря. — Лазарь поджал губы, но, глядя на наслаждающуюся Шарлотту, растаял, нежно улыбнулся. — Малкавианы, они просто сумасшедшие…»

      Вера

      Все утро они провели в «Центре» — прекрасном развлекательном комплексе рядом с Большой Тульской. Дети веселились до упаду, от души накатались на роликах, испытали на прочность все аттракционы, объелись мороженым и теперь шумели на заднем сиденье джипа, активно делясь впечатлениями от поездки.

      Звонил Кот, сообщил, что уже вернулся из Питера и появится дома чуть раньше обычного — устал. Он так и не вспомнил о дне рождения Кости-младшего, и Вера не стала ему напоминать об этом. Не по телефону.

      Джип медленно подкатил к крыльцу особняка.

      — Вы будете дома до вечера, Вера Сергеевна? — поинтересовался Славик.

      — Да. — Она открыла дверцу, вышла из машины, но остановилась.

      Пронзительная, щемящая тоска подкатила к её горлу.

      «Что-то не так!»

      Вера не смогла бы объяснить, что именно произошло. Предчувствие? Предзнаменование? Дурное настроение? Но она была точно уверена, что с их прекрасным особняком творится что-то неладное.

      «Что-то не так!»

      И дети не должны это видеть.

      — Славик, вас не затруднит погулять с ребятами в саду?

      — Конечно, нет, Вера Сергеевна, — чуть удивленно ответил телохранитель.

      — Недолго, минут десять.

      Она посмотрела, как дети, сопровождаемые Славиком, направились в сад, слабо махнула им рукой, вздохнула и с силой надавила на дверную ручку.

      «Что-то не так!»

      Когда Вера вошла в холл, её странная тоска немного ослабла. Все было как обычно: лестница на второй этаж, резная вешалка… Пахло духами. Не её любимыми, с ландышем, а чужими, терпкими. Запах мускуса. Вера не терпела его.

      Тоска снова накатила. Вера огляделась. Это был не устоявшийся запах, а легкий, невесомый аромат, появившийся вдруг. Как если бы носительница этого терпкого запаха прошлась по холлу, задержавшись в нем на какие-то мгновения. Например, чтобы подкрасить губы у большого зеркала. Вера посмотрела на зеркало и побледнела: на полке небрежно лежала открытая дамская сумочка, а около неё — тюбик дорогой губной помады. Он валялся на боку, раскрытый, будто бы его хозяйку что-то отвлекло от зеркала. Или кто-то отвлек и потянул за собой, крепко сжимая за руку, улыбаясь, а она, шутливо пыталась отбиться, чтобы продолжить прихорашиваться.

      Из столовой донеслись неясные голоса. Тихо, очень тихо и очень медленно Вера слегка приоткрыла ведущие в столовую двери и, чтобы сдержать крик, приложила к губам ладонь. Ноги стали ватными, вялыми, в голове гулко застучал тяжелый молот.

      Бум!

      Кровь ударила в лицо.

      Бум!

      Мысли запутались, ушли, и в голове Веры образовалась гнетущая пустота, в которой было место только для отвратительной смеси горя и обиды.

      Бум!

      Мужчина стоял спиной, но Вере не надо было видеть его лицо, чтобы понять, что это Костя. Ее Костя. Ее Кот. Она прекрасно знала его аккуратно подстриженный затылок, его широкие костлявые плечи, и даже его движения, его напористые, жадные движения. Она могла узнать мужа только по ним.

      Мужчина стоял спиной, перед большим обеденным столом. Обычно покрытый скатертью, на этот раз он стоял огромной столешницей, а несколько резных стульев, всегда в строгом порядке расставленных вокруг, развратно валялись на полу. На столе Вера заметила бутылку шампанского и два хрустальных бокала. А ещё она видела стройные ноги соперницы, обтянутые игривыми черными чулками. Крепкие, упругие ягодицы, руки её мужа ласкали их, чуть полноватые бедра, тонкие икры и блестящие черные туфли на длиннющей шпильке и толстой платформе. Почему-то именно эта деталь бросилась Вере в глаза. Толстая платформа. Она не любила такие туфли, и Кот — он сам ей говорил об этом! — тоже их не любил. Раньше не любил. Женщина сбавила темп.

      — Тебе неудобно?

      «Господи, сколько же нежности в его голосе!»

      — Я хочу Котика по-другому.

      — Как именно?

      «Котик!» Ему страшно не нравилось, если его так называли!

      Костя сделал маленький шаг назад, и любовница ловко повернулась к нему лицом, уселась на стол, обхватила шею мужчины руками и снова притянула его к себе. Все произошло быстро, но Вера успела разглядеть, что на незнакомке ещё надето короткое черное платье, правда, тонкие бретельки сползли на локти, обнажив тугую грудь, а подол был гораздо выше бедер. Костина спина снова пришла в движение, и из-за его плеча появилось лицо женщины. Красивое и ненавистное.

      Анна!

      Яркая брюнетка, с тонкими бровями, длиннющими, Вера видела это даже издалека, ресницами и ярко-красными, жадными губами. Губы скользили по Костиному плечу, оставляя отчетливые красные следы, левая рука царапала его спину, а в правой, которой Анна поглаживала плечо Кости, были зажаты черные кружевные трусики.

      — Тебе хорошо? — грудной, с легкой хрипотцой, голос.

      — Что? — переспросил Костя.

      Он тяжело дышал. Черные глаза Анны встретились с карими — Веры.

      — Тебе хорошо со мной, Котик?

      — Да!

      Жадный рот брюнетки расплылся в самодовольной, победной улыбке, и она, увлекая за собой Костю, откинулась назад, на блестящую столешницу, одним взмахом сбросив на пол шампанское и бокалы.

      «ДА!»

      У Веры потемнело в глазах, что-то оборвалось внутри, наполнив тягучим холодом все тело.

      «ДА!»

      Оглушенная нанесенным оскорблением, Вера широко распахнула дверь столовой и резко остановилась. В комнате никого не было.

      Это было настолько неожиданно, что Вера даже произнесла первые слова:

      — Костя, я…

      И только после этого осеклась. Замолчала. Блестящий стол важно возвышался в центре комнаты.

      Вокруг него в идеальном порядке располагались резные стулья.

      — Костя? — неуверенно позвала Вера.

      Ответом ей была гнетущая тишина.

      Может, они спрятались на полу?

      Вера присела на корточки, но её дикая мысль не получила подтверждения: на полу никого не было. Исчезли не только люди. Не было бутылки шампанского, хрустальных бокалов. Не валялась мужская одежда, и даже аромат мускуса, который почувствовала Вера, когда заглядывала в столовую через щель, и тот исчез. В комнате было просто свежо.

      Вера медленно прошлась по столовой, оперлась рукой о стул, издала короткий, злой смешок, ещё раз оглядела комнату.

      Никого.

      Плакать или смеяться? Но тоска не отпускала, становилась сильнее. Вера устало отодвинула один из стульев и уже присела на него и тут же вскочила.

      Царящую в доме тишину нарушил звук льющейся воды. На втором этаже кто-то плескался в ванной.

      Казалось, Вера поднималась по лестнице целую вечность. Еще дольше она шла по коридору по направлению к спальне, но зато дверь в комнату она распахнула сразу же, одним рывком.

      Спальня пропахла мускусом. Роскошное супружеское ложе Куприяновых пребывало в полнейшем беспорядке. Подушки валялись по всей кровати и даже на полу, скомканное одеяло сиротливо белело в углу, простыни выглядели просто изжеванными, а из приоткрытой двери ванной доносилось негромкое пение:

      Эй, моряк, ты слишком долго плавал,

      Я тебя успела позабыть…

      Грудной голос с легкой хрипотцой.

      У Веры задрожали губы. Она сделала шаг и споткнулась о блестящие черные туфельки, на огромной шпильке и толстенной платформе. Еще один шаг, и её взгляд уперся в черные кружевные трусики, небрежно лежащие на тумбочке.

      Мне теперь морской по нраву дьявол,

      Его хочу любить…

      Анна нежилась в пенной, наполненной до краев ванной, лениво положив на бортик стройные ноги. Черные волосы свободно спадали на плечи, а руки умиротворенно скользили по груди.

      — Котик, это ты?

      Смуглая, не загорелая, а именно смуглая, что говорило о примеси восточной крови, с большими черными глазами, потрясающе длинными ресницами и высоким лбом, Анна была необычайно хороша собой.

      — Котик? — чуть капризно протянула брюнетка.

      — Это не Котик. — В горле запершило, но Вера постаралась, чтобы соперница этого не заметила.

      — А кто?

      Анна спокойно поднялась на ноги — Вера с завистью оглядела её тугую, подтянутую фигуру, — перешагнула через бортик ванной и накинула на мокрое тело тончайшего шелка халатик. Невысокая, с упругой грудью, на правом полушарии вытатуирована черная ящерица, с четко очерченной талией и стройными, но несколько полноватыми ножками, она игриво потянулась, словно хвастаясь перед Верой своим замечательным телом, взмахнула огромными ресницами, и поинтересовалась:

      — А кто вы такая? — В её черных глазах сквозило подлинное веселье.

      Вера с трудом пересилила себя:

      — А кто вы?

      — Я? — Полные губы девушки скривились в легкой, презрительной улыбке. — Я Анна. Я здесь живу. С мужем.

      — Какое совпадение, — все ещё спокойно, но чувствуя нарастающий гнев, произнесла Вера, — я тоже здесь живу. И тоже с мужем. И с детьми.

      — С их помощью вы здорово испортили себе фигуру, — хихикнула Анна.

      Она спокойно обошла опешившую Веру и вышла из ванной в спальню:

      — Котик, откуда у нас в доме эта женщина?

      Пару мгновений Вера пребывала в настоящем, оцепенении, а затем бросилась в спальню. Но брюнетки там уже не было.

      — Котик, — донесся её голос из коридора. — Где ты спрятался?

      Отпечатки влажных ступней Анны на ковре спальни и блестящем паркете коридора отчетливо показывали Вере, куда направилась брюнетка. В малую гостиную. Вера влетела в комнату и резко остановилась. Мокрые следы доходили до центра гостиной и пропадали.

      Можно было бы предположить, что ноги незнакомки высохли и она перестала оставлять следы, но Вера почему-то понимала, что это не так. Анны не было в комнате. Были только её мокрые следы, доходящие до центра и пропадающие там.

      С улицы донеслось урчание двигателя. Не помня себя, Вера опрометью бросилась вниз по лестнице и, выскочив из дома, столкнулась с поднимающимся на крыльцо Константином.

      — Где она?

      — Кто? — Куприянов удивленно посмотрел на жену. — Кто она, Вера?

      — Где женщина, которая была в доме? Анна!

      — Она у нас дома?

      Тоска победила. Вспыхнувшие глаза Кота сказали Вере все. Лучше всяких слов.

      — Ты её знаешь?!

      Он перебирал черные четки. Взгляд отчужденный…

      «Тьма забирает только свое!»

      — Ты её знаешь? — Гораздо тише, обреченно.

      Ответить Куприянов не успел. Дверь особняка медленно открылась, и на крыльцо вышла молодая черноволосая женщина в облегающем черном платье.

      — Костя, извини, я приехала, хотела сказать… — Она осеклась.

      Из сада донесся детский смех.

      Анна, не сводя с поникшей Веры черных глаз, подошла к Куприянову и положила руку ему на плечо. Константин мягко обнял девушку за талию.

      «Тьма забирает только свое!»

      Вера отвела глаза:

      — Я ухожу.

      Ивов

      Он рисовал с невероятной, лихорадочной быстротой, словно боялся не успеть. Кисть стремительно летала по холсту, создавая неповторимые и прекрасные контуры обворожительного лица черноволосой и черноглазой женщины.

      Анна. Опять она. Всегда она… Может быть, на этот раз ему удастся уничтожить, стереть печать Зла с её чарующего образа?

      В палате царила мертвенная тишина, но он, хотя и был полностью поглощен работой, сумел уловить её появление.

      Анна.

      Ивов обернулся, радостно прищурился:

      — Ты пришла.

      — Ты звал меня, я чувствовала.

      На ней было глухое черное платье с длинным, до пят подолом. Очень пуританское.

      — Я хотел увидеть тебя. — Он подбежал, провел ладонью по её щеке, взял за руку. — Ты пришла.

      В глазах не было лихорадочного блеска. Счастье.

      — Почему ты не хочешь забыть меня, Аркадий? — Грудной, с легкой хрипотцой голос полон грусти.

      — Я не могу.

      — Ты должен. Забудь. Выбрось меня из памяти.

      — Из памяти, может быть. Но из сердца не получится. — Он поцеловал тонкую смуглую кисть. — Пока мое сердце бьется, я буду помнить тебя. Я буду помнить твои глаза и твои волосы, твои ресницы и губы. Я закрываю глаза и вижу только тебя. Я открываю глаза и вижу только тебя.

      — Аркадий… — Чарующий голос задрожал. — Ты не должен… Мне больно.

      — Я должен показать тебе кое-что. — Ивов покопался и вытащил из кучи бумаг набросок. Единственный рисунок, на котором была изображена не Анна. — Я написал его вчера. Заснул днем, но что-то разбудило меня. Я проснулся, и рука потянулась к карандашу.

      Анна пристально посмотрела на набросок. Мягкие линии, точные тени, даже в этой, сделанной наспех работе Аркадий блестяще передал образы. Два лица. Ничем не выделяющийся молодой мужчина с короткой стрижкой и холодным взглядом и юная девушка с гладкими волосами до плеч, тонкими губами и нежной линией шеи.

      — Кто они?

      — Не знаю, — художник снова взял её за руку, — не знаю. В последнее время я писал только тебя и вдруг — этот набросок. Я чувствую, это что-то очень важное. Что-то опасное и связанное с тобой. Поэтому я решил позвать тебя. — Аркадий помолчал, улыбнулся, поцеловал ей руку, счастье в его глазах жгло Анну каленым железом. — И ты меня услышала.

      — Я услышала, — эхом повторила девушка.

      Она медленно свернула рисунок, положила его в сумочку, подняла черные глаза на Аркадия.

      Каленое железо счастья…

      — Ты по-прежнему рисуешь только меня?

      — Только тебя, — подтвердил художник. — Я больше ничего не вижу. После того как я познакомился с тобой, я больше не вижу образов, достойных моей кисти. Я не вижу звезд, горящих ярче твоих глаз. Я не знаю, что может быть прекраснее твоей улыбки. Ты мой свет и моя тьма. Ты вознесла меня на чарующие высоты, а потом безжалостно бросила вниз, во мрак. Я познал рай, а теперь ты убиваешь меня.

      — Я не хотела, я… — Анна провела пальчиком по холсту на мольберте. — И снова я.

      Она не видела, насколько похожи были все работы Ивова, не видела то, что видел он и видела Вера. Или не хотела видеть. Аркадий не просто передавал разные эмоции: грусть и веселье, тревогу и беззаботность, он сумел отразить тысячи оттенков её улыбки, её глаз. Запертый в четырех стенах клиники, он не находил другого способа увидеть свою любимую. Свою музу. Свою богиню. Свою убийцу.

      — Я приказал, чтобы после моей смерти все эти работы доставили тебе, — тихо произнес Аркадий. — Если, конечно, они тебе нужны.

      — Мне будет очень приятно… — глаза Анны удивленно расширились: — После твоей смерти?

      — Это случится скоро, — просто сказал Аркадий. — Я чувствую.

      — Ты болен?

      — Я умираю.

      — Но от чего?

      — Ты действительно не понимаешь?

      — Я? — Анна беспомощно смотрела на художника.

      Аркадий нежно взял её руки, поцеловал горячие ладони.

      — Миллион лет назад ты сказала, что мы никогда не будем вместе. Разве это не причина для смерти?

      — Аркадий, я…

      — Жизнь кончилась. Все, что ты видишь сейчас, — это агония.

      — Не говори так. — Ее полные губы дрогнули. — Скоро ты поймешь, что жизнь…

      — Я уже все понял и все решил. — Художник отпустил руки черноволосой красавицы и повернулся к мольберту. — Уходи. Я хочу закончить эту работу.

      Современный особняк клиники профессора Талдомского еле угадывался за плотным строем деревьев. Он был тих и умиротворен, как была тиха и умиротворенна вся эта сонная улочка, вырванная чьей-то неведомой волей из московской суеты.

      Анна медленно пересекла пустынную мостовую, села за руль своего «Мустанга», привычно включила зажигание, сильно надавила на газ и резко вывела автомобиль на проезжую часть. Она любила так стартовать: быстро, стремительно, чтобы сразу почувствовать силу и напор мощного двигателя, поэтому все её жесты и движения были бездумны, доведены до автоматизма. Руки знали, как вывернуть руль, ноги не путали педали, глаза машинально проверили зеркальце заднего вида. Анна была спокойна и холодна.

      И только одна, совсем маленькая слезинка предательски блеснула на её пышных ресницах и скатилась по щеке. Только одна слезинка.

      Его нашли вечером.

      Сестра, делавшая обход, обратила внимание на неподвижную фигуру у мольберта и вошла в палату. Аркадий, закутанный в халат, сидел в мягком кресле, глядя невидящими глазами на тонкий набросок красивой темноволосой девушки с необычайно длинными ресницами — свою последнюю работу.

      Часть 2

      ОБЛОМКИ ПРИЗРАЧНЫХ ЗАМКОВ

      Артем

      Спина продолжала болеть. Собственно, она и не переставала, но сейчас не это было главным. Главным было то, что он умирал от жажды.

      Артем распахнул холодильник, жадно схватил вскрытый пакет апельсинового сока и поднес его ко рту. Холодный сок! Спасен!

      Удовлетворивший первый приступ жажды, подобревший, Артем поставил пакет на стол, поймал свое отражение в полированном металле холодильника, повернулся к нему спиной. Цокнул языком. Красные линии глубоких царапин равномерно покрывали мышцы. Свежие, яркие, некоторые даже с капельками засохшей крови, переплетались со старыми, почти зажившими ранами, вызывая в памяти забавные абстрактные картины, которые они разглядывали вчера на вернисаже.

      «Сколько раз просил не рвать меня на части? — подумал Артем, с грустью обозревая повреждения. — Может, надевать ей на руки варежки?»

      Но спина была не единственной пострадавшей. Молодой человек оглядел кухню.

      Так. Можно сказать, что ураган прошел стороной. Дверца шкафчика треснула, ну, это давно, чайник разбит — тоже старо. Он даже купил новый, но все время забывал вытащить его из багажника. А вот сломанный табурет — это что-то новенькое.

      Артем попытался вспомнить, были ли они вчера на кухне.

      «Кажется, были. Да, точно, были! А на табурете? Гм… я сидел на нем, или она упиралась? А мы падали? Вроде нет. Тогда почему он сломан?»

      Впрочем, это была не самая большая потеря — в комнате, на полу валялся разбитый вдребезги монитор. Обычно Артем убирал компьютер, но вчера не успел, и она спихнула его со стола.

      «Надо позвонить, чтобы привезли новый».

      Да стоит ли забивать голову этой чепухой? Разбили и разбили, зато было здорово!

      Артем сладко потянулся, снова взялся за пакет, сделал большой глоток ледяного сока.

      — Тема, разве мы разбили все бокалы?

      Он поставил пакет на стол, улыбнулся. Инга, его Инга, сонная, нежная, стояла в коридоре, соблазнительно закутанная в махровое полотенце. Маленькая, тоненькая, с гладкими рыжими волосами и темными глазами, она вошла в жизнь Артема с элегантностью бульдозера. Не спеша, но уверенно. Отчетливо дав понять, что сделала свой выбор, и предоставив ему возможность сделать свой. И Артем сделал.

      — Я думал, ты спишь.

      — Какой там «спишь», — фыркнула девушка. — У меня экзамен через два часа.

      В этом вся Инга: весь день шататься по вернисажу, затем колобродить до четырех утра, а проснувшись — торопиться на очередную сдачу.

      «Хотя нет, — вспомнил Артем, — днем она вроде бы листала какие-то книжки».

      Из-за её сессии он и остался в душной, растаявшей под жарким солнцем Москве. Делать было особо нечего: в это время почти никто не думал о бизнесе. Кортес и Яна, компаньоны Артема, отправились на далекие песчаные пляжи, а он ждет, когда его студентка перейдет на следующий курс.

      — Я иду в ванную, — сообщила Инга. Игриво склонила голову: — А ты?

      Будем громить ванную.

      Артем подошел к девушке, обнял, притянул к себе, нашел теплые тонкие губы.

      — Ты приглашаешь?

      Чуть позже, когда они, напившись кофе, летели на «Круизере» в институт — Артем маневрировал в плотном потоке, а Инга торопливо накладывала макияж, — девушка вспомнила ещё одну маленькую деталь:

      — Тема, совсем забыла тебя предупредить!

      Начало не предвещало ничего хорошего. Артем по опыту знал, что Инга могла запамятовать о чем угодно: начиная с того, что она забыла дома зачетку, и заканчивая срочным сообщением от Сантьяги. Впрочем, в этой непредсказуемости была определенная прелесть. «Круизер» остановился на очередном светофоре.

      — Что случилось?

      — Да ничего особенного. Звонила мама, завтра мы приглашены на годовщину свадьбы.

      Ничего особенного! Артем ещё не имел удовольствия познакомиться с родителями своей подруги.

      — Парадный обед?

      — Да нет, пикник у бассейна. Будут только самые близкие друзья.

      — ОК. Съездим. Родители, святое дело.

      — Вот и чудненько, — Инга снова взялась за помаду. — Пока я буду в институте, придумай что-нибудь насчет подарка. Ты должен произвести хорошее впечатление.

      Артем покорно кивнул.

      Придумать подарок для людей, о которых ты слышал лишь краем уха. Хотя чего ещё ожидать от ведьмы? А Инга была ведьмой. Самой настоящей.

      Вера

      Огромная четырехкомнатная квартира Томилиных на Тверской была пуста, как брошенный авианосец. Несмотря на то что ни Вера, ни Костя не собирались жить на этой суетливой улице, Куприяновы, после смерти родителей Веры, не стали продавать квартиру, рассудив, что недвижимость в центре может иногда и пригодиться. Они отремонтировали её, сменили обстановку, поддерживали в жилом состоянии и даже пару раз оставались в ней ночевать. Но не более. Другого жилья у Веры не было.

      — В общем, так, дорогуша, это совсем не выход! — Марта Волкова брезгливо швырнула в ведро початую бутылку виски, стаканы, сигареты, вынесла все это богатство на кухню и, вернувшись в гостиную, распахнула окно. — Ты посмотри, на кого ты стала похожа! Глаза мертвые, кожа бледная, руки трясутся! Доннерветтер! — По квартире разливался упоительный запах свежесваренного кофе — обучая Веру уму-разуму, Волкова не забывала ни о чем.

      — Он забрал детей! — Вера безучастно смотрела в одну точку. — Сказал, что не отдаст их алкоголичке.

      — Я бы тоже так сказала! — отрезала Марта. Она была старше Веры на целых восемь лет и иногда вела себя совсем по-матерински. — Ты пьешь!

      — Я нашла бутылку в баре! — возмутилась Вера. — Выпила, потому что обидно! Мне больно!

      — Оставим это!

      — А где мои сигареты?

      — Я их выбросила, дорогуша, — Марта не курила. — Ты и так омерзительно выглядишь!

      — Но мне надо!

      — Тебе надо не это, дорогуша!

      Первое время Веру ужасно раздражала эта «дорогуша», но Волкова называла так всех своих друзей, включая мэра, причем произносила это слово настолько обаятельно, что постепенно оно воспринималось как весьма проникновенное обращение.

      — Он поцеловал её прямо на моих глазах! Он любит ее!

      — Боже мой, только не надо истерик. — Марта поставила на столик кофе, разложила аппетитные сладкие рогалики. — Я уже слышала эту печальную историю и не хотела бы повторения.

      Ее мобильный телефон выдал мелодичную трель.

      — Извини. — Волкова взяла трубку. — Сашенька? Да. Да, я помню, что обещала, но тебе придется сделать это самому. Сашенька, я ЧУДОВИЩНО занята! Да, и буду занята до вечера. Все объясню дома, целую.

      Марта отключила телефон и небрежно бросила мертвую трубку в сумочку.

      Вера тихонько вздохнула. Она всегда немного завидовала деловой и энергичной подруге. Казалось, нет на земле силы, способной остановить Марту Волкову, она пребывала в непрерывном движении, не расслаблялась ни на секунду, и не существовало гор, которые бы не могла свернуть эта хрупкая на первый взгляд женщина. Она железной рукой правила в принадлежащем им с мужем огромном медицинском центре. Александр Волков был блестящим хирургом, но совершенно не разбирался в административных вопросах, и все были убеждены, что процветание клиники Волковых — целиком и полностью заслуга Марты. Кроме того, Волкова входила в два благотворительных комитета, возглавляла попечительский совет детского дома и являлась, на общественных началах, одним из советников мэра Москвы по вопросам здравоохранения. А ещё она обожала готовить, и Андрей Холодков, владелец сети модных ресторанов, предлагал Марте любые деньги за рецепт её фирменного блюда — запеченной свиной ноги, но получил отказ. Как объяснила Волкова, ей претит тиражирование прекрасного.

      — И что ты нос повесила?

      Вера робко пожала плечами:

      — А что мне ещё делать?

      — М-да. — Марта налила себе ещё кофе, разломила рогалик. — Пойдем по порядку, дорогуша. Во-первых, твой благоверный выгнал тебя из дому…

      — Я сама ушла.

      — Дорогуша, об этом забудь, — Марта сделала маленький глоток кофе. — Итак, он выгнал тебя из дому, потому что завел молодую шлюху. Такова наша версия для процесса.

      — Какого процесса?

      — Бракоразводного, — подняла брови Волкова. — Или ты собираешься до конца жизни сидеть в этой халупе и медленно спиваться от жалости к самой себе?

      — Я не хочу спиваться. — Вере было ужасно стыдно.

      — Вот видишь!

      — Но… Развод — это ужасно!

      — Я понимаю, о чем ты думаешь, дорогуша, — Марта потрепала подругу по колену. — Но вполне возможно, что до этого не дойдет. Надо просто дать понять твоему Костику, что он зарвался.

      — А если до этого дойдет?

      — Значит, до этого дойдет! — отрезала Волкова. — Еще раз спрашиваю, ты собираешься хоть что-нибудь делать?

      — Да…

      — Тогда слушай, что именно. Муж выгнал тебя из дому. Он имел на это право?

      — В смысле?

      — В смысле, кому принадлежит ваш чудный особнячок? Ему?

      — Нет, совместное владение.

      — Прекрасно! Значит, если он хочет и дальше кувыркаться со своей Анечкой на свежем воздухе, то должен выплатить тебе половину стоимости дома. Банковские счета у вас тоже совместные?

      — Да.

      Марта достала блокнот:

      — Необходимо заблокировать их до окончания бракоразводного процесса.

      — А как же я?

      — Я открою специальный счет в своем банке, завтра тебе пришлют карточку, попользуешься пока этими деньгами. А Костя пусть побегает. У тебя есть адвокат?

      — Баскаков, он Костин друг…

      — Нет, это не пойдет. Я сегодня же позвоню Юрьеву, он мужик хороший, выпотрошит твоего благоверного по полной программе.

      Вера вспомнила, как Женя Климович застукала своего стального магната в компании известной кинозвезды. Интрижка обошлась Климовичу в три четверти состояния. Процесс вел Юрьев, а Марта была старинной приятельницей Жени, и все считали, что именно благодаря её энергии стальной магнат пострадал так крупно. Видимо, слухи не врали.

      Вера сглотнула.

      — Подожди, Марта, главное для меня дети.

      — Ах да, дети! — всплеснула руками Волкова. — Почему он не отдал их тебе?

      — Он считает меня алкоголичкой.

      — А у него есть основания? Есть свидетели твоих запоев? Тебя арестовывала полиция за вождение в нетрезвом состоянии?

      — Нет.

      — У тебя есть любимый бар, в котором ты напиваешься хотя бы два раза в неделю?

      — Нет.

      — В таком случае считай, что Костик и Наденька уже бегают по этой квартире. Нам даже не понадобится решение суда! Ведь это просто аморально: позволить маленьким детям общаться с потаскухой!

      Энергия Волковой постепенно передавалась Вере: её глаза загорелись, на щеках заиграл румянец. С такой подругой, как Марта, можно преодолеть все!

      — А теперь расскажи, дорогуша, о фирме «Куприянов». — Волкова откинулась на спинку кресла. — Раз у вас все общее: дети, дом и банковский счет, то логично предположить, что ты участвуешь в бизнесе?

      Артем

      Высадив Ингу у института — быстрый поцелуй, «ни пуха ни пера!», «к черту!», «я позвоню сразу же, как освобожусь», — Артем вырулил на улицу и медленно поехал в правом ряду.

      «Придумай что-нибудь насчет подарка!»

      Заехать в ближайший ювелирный, купить маме вазу «Поздравляем с юбилеем», а папе портсигар «В память о загубленной молодости»? А он курит? Артем почесал голову. Может, огромную, напоминающую стог сена, корзину цветов маме, а папе мужественное рукопожатие? Простенько и экономно, Кортесу бы понравилось.

      Вспомнив о напарнике, Артем улыбнулся. Позвонить и спросить его совет? Кортес должен оценить шутку, особенно после истории с Христофаном.

      Но при виде мобильного телефона Артему пришла в голову другая мысль.

      Чего ломать голову? Воспользуемся достижениями цивилизации!

      Он остановил «Круизер» у тротуара, достал из бар-сетки миниатюрный компьютер и уже через пару минут был в Интернете. T-grad.com, «Тиградком», VIP-вход, «Введите пароль», «Приложите к экрану большой палец». Выполнив все необходимые шаги, Артем оказался в ОТС — объединенной телекоммуникационной сети — информационном канале Тайного Города, набрал «Подарок», «Купить», запустил поиск и через минуту уже просматривал целый список магазинов, предлагающих самые разнообразные подарки на все случаи жизни.

      Особых магазинов.

      Магазинов Гильдии.

      Лавка «Дивные Древности» оказалась ближе всего. Расположенная в тихом переулке, битком набитая самым причудливым товаром, она привлекала пристальное внимание всех прохожих: и москвичей, и туристов, обещая немыслимые и потрясающие диковинки на любой вкус. Реклама в сети уверяла, что хозяин лавки высочайший профессионал в «бизнесе удивления», умеющий «предложить подарок, способный разбудить даже спящую красавицу», и Артем решил проверить эти заявления.

      — Какой гость! Какой гость! — Басул Турчи, хозяин «Дивных Древностей», невысокий, полненький, лысеющий и носатый шас, весело прищурился на посетителя. — Счастлив, по-настоящему счастлив, что вы к нам завернули, дорогой Артем! Много слышал о вас и давно мечтал познакомиться лично! Кофейку? Или, может, коньячку?

      Все знали, что шасы подлинные ценители коньяков.

      — С удовольствием, но только чуть-чуть, — улыбнулся Артем. — Я за рулем.

      — Как можно? Коньяк не пьют стаканами!

      Молниеносно, словно по мановению волшебной палочки, на прилавке появились бутылка и два пузатых бокала. Басул любовно разлил янтарную жидкость.

      — Какой аромат!

      — Согласен! — Молодой человек погрел в ладонях бокал.

      — Этому коньяку двести лет, — гордо сообщил Турчи. — Лучшее, что могло появиться на дагестанских землях. Я держу его для особых клиентов.

      Коньяк был великолепен. Может, купить папе бутылочку этого чуда и распить с родителями Инги за знакомство?

      — Так что желает драгоценный гость? — осведомился Басул, ощупывая глазами Артема.

      — Подарок, — коротко вздохнул молодой человек.

      — Для любимой?

      — Нет. Для её родителей.

      — Юбилей? День рождения?

      — Годовщина свадьбы.

      — Благосостояние семьи?

      Артем никогда не задумывался об этом, пришлось вспоминать рассказы Инги.

      — Э-э… довольно богаты.

      — Снобы?

      Озорной характер Инги не наводил на мысль, что она воспитывалась в семье моральных уродов.

      — Нет, вроде бы широких взглядов.

      — Давно их знаете?

      — Первая встреча.

      Басул посерьезнел, почесал длинный нос:

      — От выбора подарка, драгоценный Артем, зависит очень и очень многое. Вы не ошиблись, что пришли именно ко мне.

      Артем вспомнил мучения Кортеса и кивнул:

      — Надеюсь.

      — Подарок — это важно. Особенно в такой ситуации: первая встреча с родителями невесты!

      — Я в общем-то ещё не задумывал так далеко вперед, — осторожно произнес Артем.

      — Ах, драгоценный мой, — махнул рукой Турчи, — поверьте моему опыту: нынешняя молодежь никогда и ничего не задумывает, все происходит само собой. Сегодня ты — свободный орел, а завтра — окольцованный сокол. Одно слово — женщины!

      В словах носатого Басула была логика, и Артем почувствовал желание выпить еще. Хозяин угадал мысли клиента, и по лавке вновь разлился аромат прекрасного коньяка.

      — Произвести впечатление на родителей очень не просто. — Вторая доза повела Турчи в рассуждения. — С одной стороны, вам нельзя показаться быком, склонным сорить деньгами, с другой — надо продемонстрировать свое благосостояние. Вы хотите продемонстрировать свое благосостояние? Или вам необходимо прикинуться нищим?

      — Мне бы подарок…

      — Необходимо подчеркнуть хороший вкус. Вы должны показать, что не просто купили первое, что пришло в голову, а тщательно выбирали свой презент, исходя из пристрастий уважаемых родителей, о которых вы подробно выспрашивали их любимую дочь. Вы должны продемонстрировать, что цените факт знакомства, но не заискиваете перед ними. Что у вас есть гордость, но вы будете им хорошим зятем. — Басул перевел дух, лукаво посмотрел в погрустневшие глаза Артема. — Еще по одной?

      — Это будет последняя, — предупредил молодой человек, глядя, как янтарная жидкость поглаживает стенки бокала.

      — У меня есть блокиратор алкоголя класса А, — подмигнул Турчи. — Снимет, как рукой.

      Артем поморщился:

      — Нет, химию не употребляю. Давайте вернемся к делам, к тому же Инга вот-вот сдаст экзамен.

      — Хорошо, — покладисто согласился Басул. — Вы можете назвать какие-нибудь привычки объектов дарения? Хобби? Увлечения?

      — Гм… — Артем отчаянно вспоминал все, что Инга рассказывала о своих родителях. — Ее папа коллекционирует курительные трубки.

      — Это уже кое-что! — оживился Турчи. — Папу лучше всего цеплять на хобби. Все эти марки, монетки, футбольные программки — это же любимые игрушки. Челы… кстати, ваша избранница — чел?

      — Разумеется.

      — Челы трясутся над этой ерундой, как дети. А насчет трубки… у меня есть лучшее, что вы можете раздобыть в городе. Лучшее!

      Басул исчез в подсобном помещении, послышались звуки отодвигаемых ящиков, гулкий грохот, короткое ругательство, и через секунду он возник снова, обтирая рукавом пыльный, красного дерева ящик.

      — Редчайшая работа! — Турчи поставил ящик на прилавок и откинул крышку. На темно-зеленом бархате лежала большая изящная трубка. — Много веков назад великий Даур Хамзи, ученик ещё более великого Лакира Кумара, вырезал её специально для Марко ван дер Декена. Это произведение искусства!

      — Для Марко ван дер Декена? Пирата?

      — Клянусь Спящим, какая безграмотность! — всплеснул руками Басул. — Марко был капитаном «Летучего Голландца»! Он взял эту трубку в свое последнее плавание! В морском музее есть его портрет, так вот там капитан ван дер Декен изображен именно с этой трубкой.

      Несмотря на то что превосходный коньяк ласково путешествовал по голове Артема, способности мыслить он не потерял.

      — Не сходится, уважаемый Басул. Если Марко взял трубку в последнее плавание, то как могла она появиться у вас? Насколько я знаю, «Летучий Голландец» ещё не вернулся в порт.

      — Это длинная история, — лукавые глаза Турчи заискрились.

      Любые истории, а уж тем более длинные, в подобной ситуации предназначены исключительно для выуживания денег. Артем махнул рукой:

      — Рассказывайте!

      — Ну, разумеется, в последнее плавание Марко трубку не брал, — признался Басул. — В те времена мой прадед ходил в Южную Африку и крепко сдружился с Марко. Вот трубка и осталась в кают-компании после одной из пьянок. Сначала он её чуть не выбросил, а когда Марко поспорил с Сантьягой и вляпался в хорошо известную вам историю, прадед решил трубку приберечь. Все-таки реликвия.

      — И сколько вы хотите за эту деревяшку?

      Турчи назвал цену.

      Артем протрезвел. Почесал в затылке. Предложил:

      — Давай на «ты»?

      — Ну, давай, — осторожно согласился хозяин лавки. — Еще по одной?

      — Хватит. — Артем помолчал. — Басул, история, конечно, впечатляет, но за такие деньги мне проще купить сам «Летучий Голландец». Кстати, хочу напомнить, что подарок предназначен даже не для тестя.

      — Правильно! — воскликнул Турчи. — Ведь у нас ещё теща на горизонте! Хорошо, что напомнил! Чем увлекается старушка?

      — Ничем. Любит мужа.

      — Тяжелый случай. — Басул хитро прищурился. — А чем она вообще занимается?

      — Топ-менеджер. Может позволить себе все и ничему не удивляется.

      — Совсем нехорошо. — Хозяин лавки вникал в ситуацию пару минут, наконец подпрыгнул. — Придумал!

      Он подтащил к одной из полок стремянку, ловко забрался по ней, спустился и выставил на прилавок очаровательную нефритовую статуэтку весьма и весьма забавного дракона. Пузатый карапуз — Артем уловил сходство с хозяином лавки — добродушно улыбался во всю зубастую пасть, вызывая неосознанное желание погладить себя по рогатой голове.

      — Как же я сразу не догадался! Идеальный вариант!

      — Знаю я ваши идеальные варианты, — проворчал Артем, хотя безделушка ему понравилась.

      «Наверняка будет ещё одна история». Но обошлось.

      — Настоящая находка! Артефакт «Золотая теща»!

      — Они считают магию сказкой, — буркнул Артем, — и вообще не в курсе наших дел.

      — Да ты дослушай, — перебил его Басул. — Это простенький артефакт, одобренный Великими Домами для продажи обычным челам. Он снабжен заклинанием расслабления первого класса — еле ощутимо, зато пользы полно. Всякий раз, когда твоя теща станет смотреть на дракона, или, тем более, трогать его рукой, у неё будет подниматься настроение, при этом она, естественно, будет вспоминать тебя самым положительным образом. Ну?

      — Что «ну»?

      — Я прав? Отличный подарок!

      — Наверное, да, — неохотно согласился Артем. Ему нравились и статуэтка, и её магическое содержимое. — И что ты хочешь за все вместе, учитывая, что я беру оптом?

      Константин

      Они вышли из «Заведения Мрака» незадолго до полуночи.

      — Что мы будем делать сегодня?

      — Все, что захочешь, моя королева! — Куприянов нежно обнимал Анну за талию, словно боясь, что она снова исчезнет, чарующим призраком растворится среди московских улиц, оставив его одного. Константин понимал, что этого не произойдет, что Анна не покинет его, но все равно не мог оторваться от нее.

      От королевы.

      Володя молча открыл дверцу «Мерседеса», Анна скользнула на сиденье, гибкая, подвижная, озорная, черные глаза сияют.

      — Поедем купаться?

      — На озеро?

      — Под луной!

      Ее смеющиеся глаза обещают так много!

      — Поедем!

      Вера

      Вера кивала немногочисленным знакомым лицам, спокойно улыбалась, но внутренне была напряжена, как натянутая струна.

      «И не смей показывать свою слабость! Ты должна быть безжалостной, как лесной пожар. Ты должна растоптать его прямо там, в кабинете. Только в этом случае у тебя появится шанс, что он опомнится и приползет с покаянием. Помни: к слабым не возвращаются!»

      «А если он не опомнится?»

      «Тогда пусть он тебя боится».

      Элегантный деловой костюм — Марта лично ездила с Верой за покупками, — искусно наложенный макияж — она покинула салон красоты всего полчаса назад — придавали уверенности в себе. Кроме того, ей не пришлось самой сидеть за рулем — Волкова прислала свой резервный «Вольво», разумеется, с шофером.

      «Дорогуша, с твоими деньгами водить самой просто неприлично!»

      Почтение, с которым пожилой водитель помог ей выбраться из автомобиля, одобрительно взглянув на её фигуру, добавляло уверенности — Марта никогда не забывала о мелочах.

      Вера вошла в приемную, кивнула опешившей Маргарите Викторовне и спокойно открыла дверь в кабинет мужа.

      — Да этого просто не может быть! За кого вы меня принимаете? Совсем спятили? Немедленно соедините меня с президентом банка! — Куприянов разве что не рычал в трубку. — Старик, это я, Кот, что произошло с моим счетом?

      — Я только что его заблокировала, — с обдуманной высокомерностью произнесла Вера. — Гаврюшин не имел права мне отказать.

      Константин округлил глаза, отвисшая челюсть едва не достигла стола. Анна, стоявшая у окна, резко обернулась, прищурила черные глаза.

      — Старик, я перезвоню. — Куприянов положил трубку, челюсть медленно вернулась на место. — И как это понимать?

      — А как ты думаешь? — Вера прошла в кабинет, без спроса разместилась в кресле, положила ногу на ногу, «внезапно заметила» Анну: — Здравствуй, миленькая, что, шоппинг обломался?

      Смуглое лицо девушки пошло красными пятнами. Довольная Вера перевела взгляд на мужа.

      — Начну с главного: я намерена завтра же забрать Костика и Надю.

      — Я не отдам детей алкоголичке, — буркнул Куприянов.

      — Ты сможешь это доказать? — Константин oceкся. — А я смогу доказать, что ты привел в дом молодую любовницу, что само по себе аморально! Кто знает, может, вы занимаетесь сексом на глазах детей!

      — Думай, что говоришь!

      — Я думаю. Ты выгнал меня из дома. Из моего дома.

      — Не понял.

      — Ты все прекрасно понял. — Вера приятно улыбнулась. — У нас совместное владение, помнишь? И мой адвокат уже договаривается с независимыми экспертами относительно оценки нашей недвижимости. Завтра они скажут, сколько ты должен заплатить мне за право жить в нашем особняке.

      Анна скрестила на груди руки. Ее глаза сверкали ненавистью, но Вера не обращала внимания на молодую соперницу.

      — Второе. — Она достала из сумочки два листа бумаги и бросила их на стол мужа. — Как я помню, мне принадлежит существенный пакет акций нашей фирмы. Это уведомление об аннулировании твоей доверенности на управление ими. Распишись на моем экземпляре. С этого момента ты не имеешь права голосовать моими акциями.

      Куприянов в полной прострации взял в руки документ. Пробежал глазами текст, посмотрел на жену. Он впервые видел Веру столь сильной, столь независимой.

      Великолепный костюм, подчеркивающий женственные линии, идеальный внешний вид, горящие глаза… У неё ведь действительно очень красивые глаза, ореховые, и горят холодной, незнакомой уверенностью. А может, знакомой? Может, он просто забыл, что Вера умеет быть такой?

      — Я жду.

      — Конечно. — Куприянов поставил подпись. — Это все?

      — Мы переместим канцелярию со второго этажа на третий, а их помещение займу я. Мне не хотелось бы, чтобы наши кабинеты находились на одном этаже.

      — Ты хочешь работать в фирме?

      — Я хочу руководить фирмой, — поправила мужа Вера. — Меня вполне устроит должность директора по связям с общественностью. И не забывай сообщать мне о всех важнейших совещаниях и собраниях акционеров.

      От окна, где стояла Анна, послышался сдавленный звук, но Вера проигнорировала его.

      — А если я предложу тебе выкупить твои акции? — поинтересовался Константин. — По биржевой стоимости?

      — Пусть это обсуждают наши адвокаты. — Вера аккуратно сложила подписанный экземпляр уведомления и положила его в сумочку. — Но только после бракоразводного процесса. Сначала нам надо поделить имущество.

      Куприянов молча кивнул.

      — Кстати, о процессе. — Вера поднялась, поправила жакет. — Как ты понимаешь, поскольку Костик и Наденька останутся со мной, тебе придется платить алименты. Я думаю, что две трети твоего дохода — достаточная цена за то, что мне придется одной заботиться о наших детях.

      — Но…

      — Не надо меня провожать, КОТИК. — Вера вышла из кабинета с высоко поднятой головой.

      Константин рассеянно побарабанил по столешнице, достал из кармана черные четки, начал перебирать, бросил. Снова взялся за уведомление.

      — Надо позвонить адвокату? — Очень неуверенно.

      — Она действительно может сделать то, чем угрожала? — Анна по-прежнему стояла у окна.

      Куприянов нервно пожал плечами, дернул головой.

      — Не знаю, наверное — да. Вере принадлежит половина всего.

      Анна подошла к растерянному мужчине, присела на краешек стола, положила руки на плечи, заглянула в глаза:

      — Не расстраивайся, Котик, я полюбила тебя не за твои деньги. Мне нужен ты, и только ты. Только ты.

      Запах мускуса сводил с ума. Куприянов погладил стройные бедра девушки, поднялся, обнял ее:

      — Ты моя королева!

      — Мы что-нибудь придумаем, — прошептала Анна, прижимаясь к груди Константина. — Мы обязательно придумаем что-нибудь.

      Уверенность покинула Веру, едва она вышла из приемной. Напряжение, заставляющее вытягиваться в струну нервы, внезапно исчезло, в ногах появилась тяжесть, и Вере даже пришлось прислониться к стене.

      Эта стерва была в его кабинете! Она всюду с ним! Как он мог?! Обида душила, скручивала душу. Главное — не заплакать!

      — Вера Сергеевна. — Она обернулась, выдавила улыбку.

      — Здравствуй, Юра.

      — С вами все в порядке? — Маминов внимателен, в глазах искренняя забота. — Как вы себя чувствуете?

      — Спасибо, Юра, хорошо. Просто голова закружилась.

      — Я понимаю. — Начальник службы безопасности помолчал. — Я знаю, что произошло, и хочу сказать, что мне не очень понравился поступок Константина Федоровича.

      Вера вспомнила, что Маминов женат тридцать пять лет, дважды дедушка, пожала ему руку:

      — Спасибо.

      — Я хочу сказать, что вам надо быть сильной. — Внимательные глаза начальника службы безопасности обежали Веру. — Вы молодец, и должны оставаться такой.

      — Спасибо. — Внезапно Вера решилась: — Юра, скажите, вы… вы не знаете, откуда взялась эта… эта Анна?

      — Для вас это важно?

      Вера смутилась.

      — Еще не знаю. Но если будет бракоразводный процесс, то…

      — Понятно. Мы не собирали информацию на Анну. — Маминов снова помолчал. — Точнее, я ещё не получил ответа на свой запрос. Но кое-что я знаю. Она как-то связана с ночным клубом «Заведение Мрака». По крайней мере, Константин Федорович уже дважды ездил туда, и во второй раз они вышли из клуба вместе.

      — Спасибо, Юра.

      Зорич. Астрахань, около четырех пет назад

      — Абриколь, и в боковую, — буркнул Зорич, не спеша натирая мелом кий. — Это будет последний.

      — Похоже, я проиграл, — вздохнул толстенький мужчина в дорогом костюме, — но, если честно, я получил подлинное удовольствие от игры с вами.

      Зорич с достоинством кивнул, элегантно перехватил кий, выглядевший в его руках детской игрушкой, и быстро, очень быстро нанес удар. Биток отразился от борта, поразил играемый шар и отправил его точно в боковую лузу.

      — Партия. — Зорич поправил бабочку и приятно улыбнулся.

      — Ловко, — заулыбался подошедший к столу Рустам. — Я всегда говорил: мастер своего не упустит!

      — Если бы ему так везло в карты, — протянул проигравший, — я бы сказал, что у него очки паленые.

      — У него там лазерный прицел! — расхохотался Рустам. — Верно я говорю, Зорич?

      — Инфракрасный, — поддержал тот шутку, — чтобы можно было играть в полной темноте. — Он повернулся к стоящей у стены черноволосой девушке. — Анна, доченька, забери, пожалуйста, наш выигрыш.

      — Да, папа.

      — Глядя на такую красавицу, забываешь, что проиграл. — Отсчитывая купюры, толстяк искоса поглядывал на девушку, чьи соблазнительные формы не могло скрыть даже строгое черное платье. — Папа позволит угостить тебя лимонадом?

      — Не думаю, — улыбнулась Анна.

      — Бережет для принца?

      — Просто бережет.

      — Это правильно. — Толстяк усмехнулся и направился к бару.

      Девушка вновь отошла к стене, Зорич бережно погладил кий и огляделся.

      Организаторы знаменитого на всю страну турнира «Большая Волжская Пирамида» никогда не мелочились: статус не позволял, да и уважаемые гости бы не поняли. В этом году состязание проводилось в Астрахани, и Рустам, радушный хозяин, старался изо всех сил. Роскошный, утопающий в зелени, выходящий к самому берегу Каспия дом отдыха был снят целиком на все время проведения турнира. Для обслуживания дорогих гостей были арендованы три десятка лимузинов, призваны лучшие астраханские повара, целая рота официантов и отдельный батальон самых дорогих проституток.

      И гости остались довольны.

      Всех их можно было разделить на две категории: зрители и игроки. Первые приехали на турнир сделать ставку, понаблюдать за захватывающей игрой да сыграть разок-другой с такими же любителями, а то и с профи. Именно такого гостя Зорич только что и обыграл. И не только его: за пять дней турнира он уже заработал больше, чем за три предыдущих месяца. Вторая группа — собственно участники турнира, которые имели право выступить сами, либо выставить вместо себя профи — «бойца» и делать на него ставку. Просто так профессиональные игроки в бильярд на турнир не допускались, Зорич был бойцом Рустама.

      Старик вытащил платок, медленно вытер лысую голову.

      Турнир завершался. И сегодня в Красном зале, роскошном помещении, где стоял всего один стол, Зоричу предстояла финальная встреча с бойцом Калмыка, прошлогодним чемпионом «Волжской Пирамиды». На кону стоял весь банк, составленный из взносов игроков — миллион, и Рустам обещал Зоричу десять процентов.

      — Нервничаешь? — Хозяин турнира посмотрел на своего бойца.

      Зорич покачал головой.

      — Я уверен.

      — Они будут с минуты на минуту. — Рустам помолчал. — Зорич, маленький совет: убери отсюда свою дочь.

      — Почему? — Черные стекла бесстрастно сверкнули.

      — Все знают, что Калмык неравнодушен к свежим девочкам, — проворчал Рустам. — Не стоит дразнить его.

      Молодая красавица с длиннющими ресницами и пронзительно-черными глазами резко выделялась на фоне остальных женщин, присутствующих на турнире.

      — Ты же говорил, что все под контролем? — Зорич поправил бабочку. — А потом, ты чуточку опоздал со своим советом: убирать Анну поздно.

      — Претендент уже определился? — Тонкий голос Калмыка вряд ли был способен заполнить все помещение, но при его появлении установилась такая тишина, что он показался громовым.

      — Определился. — Рустам сделал шаг вперед. — На этот раз повезло хозяевам.

      — Тогда не будем откладывать, — кивнул Калмык, и его маленькие черные глазки обежали Рустама. — Я слышал, у тебя появился супербоец?

      — Теперь ты сможешь его увидеть, — щедро улыбнулся хозяин турнира. — Я выставляю Зорича.

      Невысокого, а на фоне почти двухметрового Зорича выглядевшего настоящим карликом бойца Калмыка звали Чечетка. Зоричу доводилось слышать об этом хитром профессионале, но за столом они встречались впервые.

      — Матч состоит из одной партии, — объявил Рустам. — Правила классические.

      Красный зал с трудом вместил всех желающих. Калмык на правах игрока-чемпиона расположился на самом лучшем месте, в кресле за небольшим столиком, на который уже выставили две ледяные бутылки пива.

      — Разбивку определит жребий.

      — Я предлагаю разыграть разбивку до туза, — безапелляционно заявил Калмык и срезал новенькую колоду карт. — Надеюсь, никто не против? Пусть бойцы подойдут к столу.

      Зорич посмотрел на Рустама, тот пожал плечами и поморщился.

      — До туза, так до туза, — буркнул Зорич, подошел к столу и перевернул верхнюю карту. с Десятка треф.

      — Чечетка!

      Невысокий крепыш спокойно открыл бубнового туза.

      — Моя разбивка, старик.

      — Разбивка — это ещё не партия.

      — Посмотрим, посмотрим. — Чечетка оглядел соперника, затем покосился на толпу. — Хорошая у тебя дочка, старик, — глаза бойца обежали ладную фигурку Анны. — Сам сострогал?

      — Соседи помогли, — хладнокровно ответил Зорич. — Как и твоему папаше.

      Глаза Чечетки гневно сверкнули:

      — А у тебя длинный язык.

      — А у тебя короткие руки.

      — Зато крепкие.

      — Проверим.

      Чечетка взял кий и установил биток в дом.

      — Горячие у нас бойцы, — захихикал Калмык, — хорошая будет игра.

      Его маленькие сальные глазки выделили из толпы Анну, ощупали, и Калмык медленно, как кот, облизнул тоненькие губы.

      Зорич знал, что не должен выигрывать партию сразу. «Почувствуешь, что можешь поиграть с ним, — поиграй, — говорил Рустам, — Калмык самолюбив, если он решит, что его боец оказался слишком слаб, он может выкинуть что угодно. Победа должна быть трудной».

      Зорич легко отдал Чечетке два шара, дождался, пока тот смажет, и выдал красивейший дуплет, вызвав бурные аплодисменты зрителей. Скиксовал.

      — Руки дрожат? — криво усмехнулся Чечетка.

      — Фору тебе даю, — черные очки гиганта весело блеснули.

      Чечетка положил один шар, следующий застрял в губках, вызвав громкий шепот в зале, ещё более усилившийся после того, как Зорич умудрился смазать этот шар. Старик отошел к стене и хмуро взялся за мел.

      — В поддавки играете? — кисло осведомился Рустам. — Почему у тебя не идет?

      — Чечетка — хороший игрок, — буркнул старик. — Тяжелый.

      — Я это знаю, и ты это знал. Почему не идет у тебя?

      Громкие крики сообщили, что боец Калмыка положил ещё один шар.

      — Зорич, ты же знаешь, какие деньги на кону. — Рустам раздраженно посмотрел на гиганта. — Ты собираешься выигрывать?

      — Он бы, может, и хотел, — тонко захихикал подошедший Калмык, — да вряд ли сумеет. Иди, очкарик, Чечетка снова смазал.

      Зорич сделал шаг к столу.

      — Мне помочь? — еле слышно прошептала Анна.

      — Я в полном порядке. — Он видел, с каким интересом Калмык осматривает девушку.

      — Правда?

      Анна не раз предлагала Зоричу помощь в матчах. В последнее время девушка все лучше и лучше пользовалась своими способностями, в числе которых оказалось и управление предметами. Она демонстрировала гиганту, как одним усилием воли может отправить шар в нужную лузу, или же, наоборот, слегка изменить направление движения, чтобы шар ткнулся в борт. Это могло бы стать великолепным оружием, но до сих пор Зорич отказывался от помощи Анны и сейчас не изменил себе.

      — Мы это обсуждали, девочка, — тихо и нежно прошептал он ей в ответ. — Ты моя последняя надежда. Мой последний билет на самый крайний случай. Пока это возможно, я буду побеждать сам, а уж потом сяду тебе на шею.

      — Я боюсь за тебя, — не сдавалась Анна. — Я чувствую состояние Рустама, он очень злой. Нервничает.

      — Ничего страшного, — Зорич поправил бабочку. — А что Калмык?

      — Калмык? — Анна удивленно посмотрела на гиганта, чуть прищурилась, сосредоточилась, оценивая эмоциональное состояние игрока, нахмурилась. — Он спокоен, но что-то скрывает, знаешь, такое ощущение, что матч потерял для него первоначальный интерес.

      — Эй, старик, ты идешь играть или сдаешься? — Чечетка презрительно посмотрел на соперника.

      — Иду, иду. — Зорич склонился к Анне. — Все будет хорошо, девочка. — Коротко кивнул Рустаму и подошел к столу.

      Этот финал навсегда вошел в историю «Большой Волжской Пирамиды».

      Зорич подошел к столу, проигрывая Чечетке три шара, но больше бойцу Калмыка не удалось ничего. Более того, в этой партии ему не пришлось уже ни разу ударить по шарам, потому что наступил бенефис Зорича. Под восторженные крики зрителей, под сияющий взгляд Анны и растерянно злой Чечетки, под удивление Калмыка и радость Рустама гигант клал шары на любой вкус, отправляя их в лузы с филигранной точностью. Все напряженно ждали промаха, но его не было, отрешенный и сосредоточенный Зорич выигрывал шар за шаром, и только когда до победы оставался один удар, он остановился, медленно прошелся вдоль стола, слегка вращая шеей, оглядел притихших зрителей и провозгласил:

      — Кварт, в честь моей дочери Анны!

      Девушка вспыхнула.

      Зорич резко наклонился к столу и нанес удар. Играемый шар отразился от трех бортов и ушел в лузу. Зал взорвался аплодисментами.

      Ощущая колоссальную усталость, Зорич медленно положил кий на стол, вытер со лба пот и посмотрел на Калмыка.

      — Партия.

      Они долго и тщательно готовились к этой игре: слишком большие деньги были на кону, деньги, которые могли изменить их будущее, всю их жизнь. И на которые могло найтись много желающих. Все видели, как Зорич заходил в комнату к Рустаму, все видели, как он выходил из нее, нежно поглаживая проступающий под рубашкой пояс. Толстый пояс. Победитель не мог выйти из этой комнаты с пустыми карманами. Но никто не знал, что Зорич вышел с «куклой». Что все деньги были уже у Анны, которая незаметно улизнула из здания и помчалась на квартиру. Но не на ту, о которой знал Рустам, а на другую, снятую всего два дня назад, о существовании которой не догадывалась ни одна живая душа. Они тщательно готовились к игре.

      Зорич должен был уехать примерно через час. Так он сказал Анне, хотя чувствовал, что это у него не получится. Старик хорошо помнил взгляд маленьких черных глаз Калмыка и был уверен, что продолжение последует.

      Так оно и вышло.

      Двое крепких мужчин вежливо пригласили его в Красный зал. Настолько вежливо, что могли бы и открыть стрельбу, в качестве дополнительного стимула, но этого не потребовалось: Зорич знал, что так будет. И спокойно подчинился.

      Калмык сидел на своем старом месте: в большом кресле у круглого столика. Вдоль стен выстроились четверо быков, Чечетка стоял возле бильярдного стола, нервно поглаживая кий. Больше в зале никого не было.

      — Хорошие деньги ты выиграл, Зорич, — тонкий голос Калмыка прервался сигаретной затяжкой. — Сколько тебе заплатил Рустам? Двадцать штук? Тридцать?

      Зорич знал, что врать хитрому и жестокому Калмыку бессмысленно. Его вопросы — лажа, затравка для разговора, просто бандитская манерность не позволяет ему сразу перейти к делу.

      — Сто, — буркнул старик.

      — Сто, — покачал головой Калмык. — Очень хорошие деньги.

      Круглый шар на толстой короткой шее, большой живот, Калмык был до смеха похож на тех китайских божков, которых предприимчивые резчики по дереву продавали на рынках. Но смеяться Зоричу не хотелось.

      — Ты должен ещё раз сыграть с Чечеткой, — в тонком голосе Калмыка не было и намека на то, что отказ будет принят. — Я ставлю двести тысяч. Неплохо, старик?

      — Но у меня нет таких денег, — криво улыбнулся Зорич.

      Он уже понял, куда клонит толстый уголовник, и по его могучему телу ртутью разлился холод. Сейчас он произнесет…

      — А мне не нужны твои деньги, старик. — Сальные губы Калмыка выдали подобие улыбки. А может, и подобие, кто знает, как его земляки улыбаются у себя в степях? — Мне нужна твоя красавица-дочь.

      Он произнес. И Зорич успокоился.

      — Я мог бы предложить тебе продать её, — продолжил Калмык, — но знаю, что ты не продашь. У вас, русских, дурацкие принципы, и я их уважаю. Но ты игрок, Зорич, настоящий игрок. Поэтому я предлагаю играть на нее. Тебя устраивает моя ставка?

      — Кто сможет гарантировать, — медленно, словно через силу произнес гигант, — что в случае моей победы…

      — Я понял тебя, — небрежно поднял ладонь Калмык. — Рустама, за спиной которого ты обычно прячешься, здесь нет и не будет.

      — В таком случае…

      — Я не закончил. — Оказывается, тонкий голос может быть очень повелительным. — Все знают, что Калмык подлый и самолюбивый. — Уголовник тоненько хихикнул, посерьезнел. — Но все знают, что Калмык никогда не нарушал правила бильярда. Я люблю эту игру, Зорич, и если ты выиграешь — ты выиграешь. И уйдешь отсюда с двумя сотнями косых. Это слово Калмыка.

      — И ты снова готов ставить на Чечетку?

      — У тебя нет шансов, старик, — громко, но без прежнего задора произнес молодой игрок. — Второй раз я тебя не отпущу!

      — Ну, как я могу не ставить на этого героя, — снова улыбнулся Калмык. — Ты играешь?

      Зорич знал, что у него нет шансов. И дело было не в Чечетке — гигант уже знал, как можно победить этого щенка. Дело было в том, что он не собирался выигрывать.

      — Время пришло!

      Зорич сделал шаг и протянул Калмыку руку.

      — Я играю!

      Анна

      Жгучая ярость, охватившая её после визита Веры, ушла не сразу. Анна довольно долго пребывала в диком бешенстве, желая немедленно разорвать ненавистную соперницу на куски.

      «Опять прокол! Проклятый принц снова оказался зависимым от внешних обстоятельств!»

      Огромное состояние, бывшее практически в её руках, уплывало на глазах.

      «Сколько она хочет? Половину плюс алименты на содержание детей? А что останется мне? Жалкие крохи!» И это после всех потуг! После колоссального напряжения последних недель, после невероятной потери Силы!

      Анне хотелось догнать эту наглую и высокомерную суку, повалить её на пол, вцепиться в горло и выпить холеную кровь, чувствуя, как уходит энергия, видя, как гаснет в глазах жертвы огонек жизни, наполняя Силой убийцу. Желание было настолько сильным, что Анна даже почувствовала, как в предвкушении добычи начали удлиняться клыки, как…. Она закрылась в дамском туалете и с огромным трудом сумела взять себя в руки. Успокоиться. Снова стать холодной и расчетливой.

      «Нет, убивать эту тварь нельзя, как бы ни хотелось. Полиция до сих пор обнюхивает офис, пытаясь разобраться в смерти Леночки, нахальной глупышки, посмевшей встать у меня на пути. Этот идиот Куприянов признался им, что спал со своей секретаршей, и явно находится под подозрением, убийство жены только подольет масла в огонь».

      Анна посмотрела в зеркало: прелестна, как всегда. Прекрасный макияж скрывает следы переживаний.

      «Ладно, Вера, те милые фокусы, которые наполняли твою жизнь последнее время, показались тебе недостаточно интересными? Хорошо. Теперь тебе предстоит познать всю глубину настоящего ужаса. Всю силу тьмы! Всю власть королевы Луны!»

      Анна нежно улыбнулась своему отражению.

      «Я не буду тебя убивать, благородная дрянь, я не буду рвать тебя на части, пить твою кровь. Это недостойно меня. Ты тихо сдохнешь сама, самым невинным способом, и никто не удивится твоей смерти».

      Свидетелей бурного выяснения отношений в кабинете Куприянова не было, а это значит, что вряд ли найдутся желающие расследовать самоубийство разменявшей четвертый десяток женщины, брошенной богатым и преуспевающим мужем. Осталось только выбрать способ.

      Лазарь загнал «Харлей» под деревья, чтобы какой-нибудь неразумный чел, заметивший мотоцикл, беспризорно стоящий на обочине в два часа ночи, не набрался глупости и не угнал его. Охота за похищенной собственностью не входила в планы Гангрела. Лучше перестраховаться.

      Погода не подкачала: летнее небо не было затянуто тучами и охотно демонстрировало стада сверкающих звезд всем желающим, идущая на убыль Луна заливала сонную землю рассеянным серебром, теряющимся в электрическом свете фонарей. Любовь челов к ночной подсветке не нравилась Лазарю, он бы предпочел натуральный лунный свет, тем более что масаны прекрасно видели и в полной темноте, но ничего не поделаешь — в городе свои законы.

      Гангрел огляделся — никого — и направился к глазастому основанию Останкинской башни, воткнутой в землю бетонной «розочкой». Несмотря на то что она располагалась не слишком хорошо — смещена на север относительно центра города, — шпиль самого высокого московского сооружения был наиболее удобным местом для целей епископа.

      — Семнадцатый, проверьте зону «А», там какое-то движение.

      Хриплый голос из радиостанции прозвучал метрах в пятидесяти от Лазаря, но обостренный слух масана позволил ему заранее узнать о появлении охраны.

      Отвести им глаза? Тратить на это запас крови не хотелось, тем более что ему все равно предстояло Превращение. Гангрел присел на корточки, чувствуя, как челвская кровь гуляет по его жилам, позволяя активизировать нужную дисциплину, и стал медленно таять.

      Используемая масанами магия крови не считалась сильным колдовством, любой квалифицированный маг Великого Дома мог дать вампиру сто очков форы, но масаны умели делать некоторые вещи, недоступные классическим колдунам. Одна из них — Превращение. Тело Гангрела медленно растекалось над травой влажным белым туманом. Это состояние не спасало от солнца, но было незаменимым при скрытном перемещении, проникновении в запертые помещения или, что ещё предстояло Лазарю, подъеме на большие высоты.

      — База, это семнадцатый, я проверил зону «А», здесь никого нет.

      Тяжелые ботинки охранника прошли прямо через легкую дымку, стелющуюся над травой.

      — На камерах была какая-то тень.

      — А сейчас?

      — Вроде нет.

      Засечь вампира в состоянии Превращения не способен даже сильный маг, что уж говорить о камерах видеонаблюдения?

      — Может, собака пробегала?

      Во время второй войны за наследство Тать, масаны, используя Превращение, вползали в лагеря противника, растекались вдоль палаток, клубились вокруг часовых, а затем по сигналу принимали свой естественный облик и начинали беспощадную резню. Это называлось «тактикой вечерней зари».

      — Ладно, семнадцатый, отбой.

      Влажное облачко тумана достигло основания башни и начало медленно подниматься. Осторожный Лазарь не стал двигаться вертикально вверх: странно целеустремленную полоску тумана могут заметить, что приведет к ненужным разговорам, поэтому дымка обвивалась вокруг башни, забираясь все выше и выше. Двести метров, двести пятьдесят, триста, физиономия уборщицы, тщательно полирующей изнутри панорамное окне ресторана. Гангрел не стал забираться на самый верх, этого не требовалось, туман сконденсировался на одной из открытых площадок, находящихся чуть выше четырехсот метров. Вполне достаточно.

      Лазарь медленно покрутил головой — почему-то после Превращения всегда затекает шея — и посмотрел на сверкающий огнями город. Красивый, сонный, полный пищи, где-то в его катакомбах скрывается одинокий и несчастный вампир, ставший преступником, сам не подозревая об этом. И обреченный на смерть. Гангрел был на девяносто процентов уверен в том, что речь идет именно о не знающем законов масане: проверка московских вампиров не дала результатов, а вариант появления агента Саббат он отмел — ведь больше жертв не было.

      «Сколько же лет потребовалось провести в Спячке, чтобы не знать Догмы Покорности? — Но Лазарь отогнал эту мысль. — Хватит соплей, епископ, твоя задача найти преступника и высушить его. Десять жизней на кону, и одна из них может принадлежать Шарлотте».

      Гангрел закрыл глаза, сосредоточился, ледяной ветер не мешал масану, наоборот, приятно взбадривал кровь, и начал не спеша окутывать город Зовом. Телепатия, ещё одна способность, недоступная классическим магам, один из видов Прорицания. Масаны могли обмениваться мыслями на расстоянии, довольно большом, до семидесяти миль, но только друг с другом, только с тем, кто пил чужую кровь.

      «Надеюсь, ты ещё не покинул город».

      Если преступник здесь, то Лазарь услышит его, и чужая кровь в жилах заставит жертву услышать епископа.

      «Откликнись!»

      Гангрел нащупал преступника минут через двадцать, когда щупальца Зова, исследовавшие ночной город, потянулись за его пределы. Отклик был слабый, очень слабый, но был! И явно чужой! Женщина! Кровь забурлила, Лазарь собрал все свои силы и обрушился на жертву.

      «Кто ты? Кто ты? Кто ты?»

      Они снова были вместе с Котом. Сонный, теплый, он лежал рядом, и длинная рука крепко прижимала Веру к его родному, костлявому телу, дыхание щекотало ухо, наполняя женщину пронзительно счастливым ощущением покоя и любви. Его любви.

      — Это был дурной сон?

      — Да, это был дурной сон.

      Она спрашивала тысячу раз, слышала тысячу раз ответ, но хотела слышать снова и снова.

      — Кот, миленький, все прошло?

      — Это был дурной сон, — не уставал повторять он.

      — Кот, я так люблю тебя. — Вера чувствовала соль на губах — слезы радости. — Я так люблю тебя! Он поднял голову, привстал:

      — Ты слышала?

      — Что?

      — Вода!

      Они выглянули в иллюминатор.

      — О боже! — Яхта тонула! Мягкие морские волны игриво перекатывались над толстым стеклом иллюминатора. — Мы погружаемся на дно!

      — Как это произошло?

      — Какая разница? — Кот вскочил. — Мы должны законопатить дверь! — В щель уже натекла целая лужа воды. — Звездочка, скорее!

      Вера лихорадочно разрывала простыни и тщательно забивала длинные полосы в щели, чувствуя, как их тут же пропитывает вода.

      — Кот, я не справляюсь!

      — Все хорошо!

      Она отступила на шаг, облегченно улыбнулась: дверь была законопачена на славу — ни капли воды не проникало через плотно забитые в щели куски ткани.

      — Я справилась, Кот! — Обернулась. — Кот! — Муж скорчился на кровати. — Что случилось?

      — Холодно! — Синие губы едва шевелились. — Очень холодно!

      Вера и сама ощутила, что в каюте стало довольно свежо. Видимо, из-за того, что яхта погрузилась на дно.

      — Согрей меня, Звездочка.

      — Как? — Она схватила его ледяные руки, обожгла дыханием.

      — Нет. — Господи, он совсем белый!

      — Газ! — Его рука указала на плиту.

      Как же она могла забыть! Вера открыла конфорку, взяла со стола пьезозажигалку.

      — Нет!

      — Почему?

      — Мы же на яхте! Здесь нельзя разжигать огонь!

      Из открытой конфорки потянуло газом.

      «Кто ты? Кто ты? Кто ты?»

      — Что? — Вера удивленно посмотрела на мужа. — Что ты сказал?

      Его скорченная фигура слегка расплылась.

      «Кто ты? Кто ты? Кто ты? — Чужой голос властно проникал в сознание Анны. — Ты меня слышишь? Кто ты?»

      Что ещё за помехи?

      Сеть, искусно наброшенная на Веру и требовавшая максимум усилий, начала рваться.

      «Кто ты?»

      Фигура Кота расплылась, подернулась рябью. Вера затрясла головой. Тускло, словно сквозь пелену, она увидела, что стоит на кухне.

      — Как я оказалась здесь?

      Дверь плотно законопачена, окно закрыто, из открытой конфорки доносится сильный запах газа.

      — Открой остальные конфорки!

      Голос Анны!

      — Нет!

      — Открой остальные конфорки!

      Вера понимала, что не должна подчиняться этому властному, слегка хриплому голосу, но это был другой сон. Другой кошмар. Если раньше она могла себе позволить делать то, что сочтет нужным, то сейчас у неё не было сил сопротивляться.

      — Открой остальные конфорки!

      Рука, вопреки её воле, потянулась к плите.

      — Нет!

      Потоки газа заструились по наглухо закрытой кухне, затуманивали сознание, вытягивали последние остатки воли, и без того подавленной приказами Анны.

      — Сядь за стол! — Вера опустилась на стул, положила руки на столешницу. — Перед тобой лист бумаги и авторучка. Пиши…

      «Кто ты? Кто ты? Кто ты?»

      Вера почувствовала, что железная хватка Анны ослабевает. Авторучка выскользнула из пальцев, но тут же:

      — Возьми авторучку! Пиши: «Дорогие, простите меня! Я не в силах выдержать расставание…»

      «Кто ты? Ответь! Кто ты? Кто ты?»

      «…расставание…» Почерк корявый, но явно её, газ впитывал в себя остатки разума… Газ! Воспользовавшись тем, что хватка вновь ослабла, Вера поднялась, покачнулась, ухватившись за край стола, но удержалась на ногах, не сводя глаз с плиты.

      Надо выключить газ!

      «Кто ты? Кто ты? Кто ты? — Чужой голос, непонятно откуда взявшийся в голове, сбивал с мыслей, не давал сосредоточиться на Вере, мешал, агрессивно проникая в голову. — Кто ты? Кто ты? Кто ты?» Проклятие, что происходит?

      Анна видела, как Вера медленно, с грацией черепахи комкает недописанное письмо. Но все-таки комкает! Рвет бумагу! Она вышла из-под контроля, и все из-за этого чужого голоса! Откуда он взялся?!

      «Кто ты? Кто ты?»

      «А кто ты?»

      «Я Лазарь, а кто ты?»

      Наконец-то защита ослабла, и отклик стал полноценным! Гангрел нежно проник в мысли женщины, заглянул в память.

      «Я Анна».

      «Какое красивое имя».

      Вера выключала конфорки, и Анна ничего не могла поделать с этим! Изображение женщины тускнело, а голову наполняло чужое вторжение.

      «Откуда ты взялся, Лазарь?»

      «Я такой же, как ты».

      Удивление, недоверие, зарождающийся страх.

      «Неужели?»

      «Поверь, мы одинаковые, иначе бы ты не услышала меня».

      Ее память подтвердила это, но было в ней нечто, заставляющее насторожиться…

      «А может, ты просто галлюцинация?»

      Она никогда не слышала Зов?

      «Мы должны встретиться, Анна, мы обязательно должны встретиться».

      «Зачем?»

      Страх становился сильнее, телепатический контакт отнимал силы, видимо, Вере удастся дожить до завтра.

      Откуда взялся этот Лазарь?

      «Зачем нам встречаться?»

      «Мы должны. Мы должны быть вместе».

      Подозрения усиливались…

      «Мне хорошо одной».

      «Так не бывает».

      Он что-то скрывает! Он недоговаривает! Анна впервые вступила в телепатический контакт, но быстро училась. Она поняла, что может чувствовать состояние собеседника. Он не настолько дружелюбен, как пытается казаться.

      Лазарь с удивлением понял, что его сканируют. Совсем неплохо для масана, впервые в жизни откликнувшегося на Зов!

      «Анна, ты должна мне верить!»

      «Не думаю!»

      Она не могла пробиться слишком глубоко в мысли Лазаря, но с ужасом осознавала, что он…

      — Он видит меня насквозь!

      Силы уходили с чудовищной скоростью, и Анна поняла, что должна немедленно прервать эту подозрительную связь. Как можно быстрее!

      — Прочь!!!

      Жертва ушла в затемнение. Быстро, а главное, с удивительной точностью выполнив все необходимые для этого шаги. С пугающей точностью.

      Анна прервала контакт, и Лазарь знал, что больше она не откликнется на Зов. Успел прочесть это в её мыслях. Она боится. Одинокий, напуганный масан… А вот масан ли?

      Лазарь потер вспотевший лоб. Контакт был очень странным, необычным. Сначала он списал это на то, что Анна впервые откликается на Зов, но теперь, не спеша обдумывая произошедшее, Гангрел приходил к выводу, что подозрительных моментов было слишком много. Да, он ощущал кровопийцу, успел увидеть в её памяти недавнее высушивание: как и говорил Сантьяга, это произошло на берегу лесного озера, увидел другие жертвы, но далеко не все они были высушены.

      Кто ты такая, Анна?

      Влажный туман рассеянной дымкой опустился на припрятанный среди деревьев «Харлей», сконденсировался. Гангрел покрутил головой, задумчиво пригладил белые волосы.

      Сообщить о своих подозрениях Сантьяге? Но пока это только подозрения, ничего более.

      Лазарь представил веселые и черные глаза комиссара. Веселые, но недовольные: «Значит, необычный масан, епископ? Ну почему же, я верю. Когда поймаете его, проверьте родословную, возможно, он провел свою юность в окрестностях Чернобыльской АЭС. Кстати, сколько ночей у вас осталось?»

      А потом придут гарки. Гангрел посмотрел на светлеющее небо. Завтра, Анна, мы встретимся завтра. Она больше не откликнется на Зов, но в этом нет необходимости, Лазарь успел прочесть в памяти жертвы все места, где её можно застать, тщательно изучил её лицо и не сомневался, что с легкостью отыщет эту женщину.

      Подозрения епископ решил оставить при себе. И после поимки Анны все прояснится. Сейчас же неплохо и было бы пополнить запас крови, Лазарь почувствовал растущие иглы, скоро наступит грань Жажды, а учитывая, что ему надо будет бороться с Анной, допускать этого нельзя. Он должен быть силен.

      Ему нужна пища.

      Вера очнулась на полу кухни, в луже собственных выделений. Страшно, ужасно болела голова, словно сдавленная металлическими обручами. Мерзкий запах газа и рвотной массы усиливал гнетущую боль.

      «Я отравилась!»

      Вера встала на четвереньки, попыталась вздохнуть, накатила выворачивающая наизнанку дурнота.

      «Как мне плохо!»

      Ее вырвало, но голова слегка прояснилась.

      «Это временно, — поняла Вера, — надо открыть окно! — Слабость во всем теле, ноги ватные, непослушные, руки трясутся. — Я должна открыть окно!»

      На четвереньках она подползла к стене, с трудом уцепилась за выступающий подоконник, подтянулась, ломая ухоженные ногти, навалилась грудью на белый пластик и открыла окно, с наслаждением ощутив мощный поток прохладного ночного воздуха, сметающего запах газа и рвоты, освежающего. Вера села на подоконник, облокотилась на стекло, взгляд упал на плотно законопаченную дверь, на порванный листок бумаги.

      «Она хотела меня отравить. Сымитировать самоубийство».

      Анна, Зло, Анна.

      «Ей что-то помешало, но вряд ли она остановится. — Голова ещё болит, слабость не проходит, на ночной сорочке засохшие пятна рвоты. — Она вернется и убьет меня! Господи, ну почему? Почему?»

      Вера нащупала крестик, крепко сжала его в кулаке.

      «Господи, как мне бороться с этой бедой? Как победить Анну? Как победить Зло? — Из затуманенных глаз покатились слезы бессилия. — Господи…»

      Забытая пустынь! В памяти всплыло лицо старого священника: «Вы должны поехать в Забытую пустынь, они помогут!»

      Вера посмотрела на восходящее солнце..

      Они помогут. Помогут.

      Анна

      — Какой ещё голос, к чертовой матери? — Зорич раздраженно швырнул на стол авторучку, которую бесцельно вертел в руке в течение всего разговора. — Ты что, стала слышать голоса?

      — Я говорю совершенно серьезно, — устало произнесла Анна. — Он взялся из ниоткуда, пришел в мою голову и заставил отвечать ему.

      — Кто он?

      — Лазарь.

      — Лазарь! — фыркнул старик. — Лазарь!

      Он встал из-за стола, подошел к сидящей на стуле девушке, взял её за плечи и заглянул в глаза:

      — Как ты себя чувствуешь?

      Вопрос был вполне оправдан, поскольку выглядела Анна отвратительно: потухшие глаза, безвольно скривившийся рот, бледная, почти прозрачная кожа.

      — Ты думаешь, я спятила? — грустно усмехнулась девушка.

      — Я думаю, что ты устала. — Он ласково провел широченной ладонью по щеке Анны. — В последнее время у тебя было много работы. Тебе тяжело.

      — Не в этом дело, Зорич, этот Лазарь действительно был!

      — Действительно был! — Старик выпрямился, одернул черный балахон и поправил на груди медальон, изображающий козлиную голову. — Действительно был!

      — Мне плохо, потому что этот контакт высосал все мои силы, — зло прошипела девушка. — Лазарь сканировал мою память, и мне пришлось делать то же самое.

      — И что ты узнала?

      Анна замолчала, отвела глаза:

      — Он хочет меня убить. Кажется.

      — Кажется! — Зорич развел руки. — И что нам делать? Убегать?

      Девушка вспыхнула, на глазах выступили слезы.

      — Почему ты мне не веришь?

      — Я верю, — вздохнул старик. Он вновь подошел к Анне, вновь положил тяжелые ладони ей на плечи, склонился и нежно поцеловал в черноволосую макушку. — Я верю, моя девочка, я верю тебе. Но что нам делать?

      — Мы должны завершить наш план, — тихо, но твердо произнесла девушка. Она смотрела в пол и не видела, как губы Зорича разошлись в довольной усмешке. — Я справлюсь.

      — Мы справимся, — поправил её старик и снова коснулся губами головы Анны.

      — Мы, — согласилась она и ласково погладила огромную ладонь Зорича. — Мы справимся.

      — Никто не сравнится с тобой, моя королева Луны, а этот Лазарь, — старик презрительно скривился, — он сам не знает, с кем связался!

      — Это точно! — Анна постепенно обретала уверенность. — Теперь я знаю о нем все и готова к встрече.

      — Вот и славно!

      — Но мне нужна сила! Я слишком слаба.

      — Разумеется. — Зорич подошел к дальней стене и нажал на один из драгоценных камней, украшавших козлиную голову. Деревянная панель бесшумно сдвинулась, открывая проход в потайную комнату. Старик посмотрел на Анну. — Идем?

      Из комнаты послышался слабый плач. Или стон? Девушка поднялась, посмотрела на свое отражение в зеркале:

      — Я так слаба!

      — Это поправимо.

      Анна шагнула в проход, остановилась, посмотрела на старика:

      — Ты не хочешь закрыть дверь в кабинет?

      — Зачем? — искренне удивился Зорич. — Ты действительно думаешь, что сюда может кто-нибудь войти?

      Анна улыбнулась: старик нагонял ужас не только на рабов и мелкий персонал, но даже на здоровяков-охранников, набранных среди самых гнусных городских бандитов. Вряд ли кто-нибудь из них осмелится проникнуть в его. кабинет.

      — Ты прав. — Анна игриво поправила прическу и скрылась в потайной комнате.

      Оттуда вновь послышался тихий плач.

      — И ничего нельзя поделать? Витя, я тебя не узнаю! — Куприянов выскочил из кресла и нервно зашагал по кабинету адвоката. — Ты находил выход из таких ситуаций, что глаза на лоб лезли! А теперь ты говоришь, что не видишь перспектив! Ты потерял хватку?

      — А ты думал, я бог? — не выдержал Баскаков. — Ты будешь влипать в дерьмо, а я тебя вытаскивать из него?

      — А чем же ты занимаешься?

      — Этим, — усмехнулся адвокат. — Только не надо забывать, что иногда можно оказаться в дерьме не по уши, а с головой и вытащить тебя оттуда будет просто невозможно!

      Куприянов остановился, достал сигарету, закурил, теребя в руке черные четки.

      — А что, я именно в таком положении? — Гораздо спокойнее.

      — Если судить по тем документам, которые ты предоставил, то да, — не стал обнадеживать клиента Баскаков. — Твоя Вера наняла Юрьева, а это, доложу тебе, самое плохое, что можно себе представить в бракоразводных процессах. — Он настолько крут?

      — Он избавил Климовича от трех четвертей состояния! Три четверти отожрал! А мог бы вообще пустить по миру, да бывшая жена сжалилась, оставила этому ходоку мелочь на дальнейшие развлечения. — Баскаков осекся. — Извини, Костя.

      — Ничего. — Но желваки у Куприянова заходили. — На что мы можем рассчитывать?

      — Против Юрьева? — Адвокат тоже поднялся из кресла и подошел к Константину. — Врать не буду. Если мы соберем команду профессионалов, если сумеем доказать твои обвинения против Веры и если удача будет на нашей стороне, то, возможно, нам удастся отстоять половину твоего состояния и весь будущий доход.

      — А если без удачи? — хмуро спросил Куприянов.

      — Если без удачи, то все, что говорила тебе жена, прошу прощения, бывшая жена, вполне реально. Она заберет у тебя половину всего и будет претендовать на две трети будущего дохода.

      — Это реально?

      — Это реально.

      С минуту Константин молча смотрел в окно, затем убрал четки в карман и сделал шаг к дверям.

      — Собирай команду, Витя, мы будем сражаться.

      — Хорошо. — Баскаков покладисто вернулся к столу. — Хотя в нашем положении проще было бы её убить.

      — Что ты сказал? — Константин резко обернулся.

      Адвокат вскинул ладони.

      — Все ваши бумаги составлены так, что в случае смерти одного из партнеров второй автоматически, невзирая ни на какие завещания, наследует все. Поэтому самым простым выходом для тебя была бы смерть дражайшей супруги. — Баскаков очаровательно улыбнулся. — Только я этого не говорил.

      — И правильно делал, — угрюмо бросил Куприянов и направился к дверям. — Собирай команду.

      «Проще было бы её убить. Убить…»

      Прямо от Баскакова Куприянов поехал в «Заведение Мрака»: ему надо было срочно увидеть Анну, немедленно увидеть, посоветоваться. Где-то в глубине души Константин понимал, что его зависимость от этой женщины превысила все мыслимые пределы. Она стала наркотиком, сладким наркотиком, и он не мог оставаться без дозы больше двух-трех часов. Дело было даже не в сексе, хотя те вершины блаженства, на которые поднимала его близость с Анной, не были доступны Константину никогда раньше, нет, он должен был видеть свою королеву, любоваться её горделивой осанкой, нежными чертами прекрасного лица, огромными глазами. Куприянов практически забросил бизнес. С тех пор как Вера ушла, Константин почти все время проводил с Анной, или дома, или в «Заведении Мрака», или где-нибудь ещё — Анна не любила скучать. И постоянно думал о ней.

      Гориллообразные охранники клуба уже знали Куприянова и пропустили его без звука, лишь почтительно поздоровавшись. Константин прошел по пустым коридорам «Заведения Мрака» — в это время суток здесь можно было встретить только обслуживающий персонал — и постучал в уборную Анны. Ему не ответили. Он надавил на ручку — закрыто.

      Странно. Константин растерянно огляделся. Анна звонила, предупредила, что будет ждать его в клубе, куда же она делась? Куприянов подошел к кабинету Зорича, надавил на ручку — дверь подалась — и заглянул внутрь. Никого.

      Они уехали?

      Константин уже хотел уйти, когда одна из деревянных панелей в дальней стене кабинета бесшумно отошла в сторону, и в комнату вошла его королева.

      — Анна!

      — Котик? — Девушка удивленно улыбнулась. — Ты искал меня?

      Она выглядела потрясающе: глаза блестят, смуглые щеки горят румянцем, полные губы чуть приоткрыты.

      — Да. — Куприянов вошел в кабинет и остановился: из проема в стене появился Зорич.

      Резкий укол в сердце: что они делали там вдвоем?

      «О чем ты думаешь? Она же его дочь!»

      — Добрый день, Константин Федорович, — сдержанно кивнул Зорич, спокойно вытирая полотенцем испачканные чем-то красным руки.

      Из потайной комнаты послышался тихий плач. Или стон? Протяжный, тоскливый. Куприянов вздрогнул. Снова посмотрел на красные руки старика, заметил подозрительные пятна на его черном балахоне, перевел взгляд на бесстрастные черные очки.

      — Ты был у адвоката? — Анна положила руку на плечо Константина.

      — Да.

      Стон раздался вновь. Невозмутимый Зорич бросил красное полотенце на стол, задвинул панель, непокойно посмотрел на Анну. Девушка ласково обняла Куприянова:

      — Пойдем в мою уборную, Котик.

      — Конечно, — опомнился Константин. Но, выходя из кабинета, Куприянов был на сто процентов уверен в том, что черный балахон Зорича насквозь пропитан кровью.

      Вера

      — Стало быть, Забытую пустынь ищете? — Дородная селянка с приветливым круглым лицом облокотилась на забор и внимательно посмотрела на Веру.

      — Да, — кивнула та в ответ. — Вы не могли бы подсказать, как нам проехать? Мы немного заплутали.

      — Конечно, подскажу. Угощайтесь, пожалуйста.

      В руках у селянки была корзинка, полная спелой клубники, и Вера с благодарностью взяла предложенную ягоду. Сочную, только что сорванную, вкус которой не может сравниться ни с чем.

      — Да и не заплутали вы, — селянка улыбнулась. — Дорога в пустынь через нас идет. Кушайте еще.

      — Спасибо. — Отказаться было невозможно, и Вера надкусила ещё одну ягоду. — Мы не знаем, как дальше ехать.

      — А дальше совсем просто. — Селянка махнула рукой в сторону поля. — По дороге до развилки едете, там направо, и никуда сворачивать не надо, колея, сама приведет. Версты три всего.

      — Спасибо огромное…

      — Подожди…

      Вера понравилась селянке. По всему видать, женщина не простая, но не из чванливых: машина блестящая, с шофером, а спрашивать дорогу сама вышла, разговаривает вежливо, а у самой глаза грустные-грустные, тоскливые, а значит, не из любопытства в Забытую пустынь едет, наслушавшись историй разных, а по делу важному, возможно, горькому. А в беде все равны, и помогать каждому надо, господь за это воздаст.

      — Ты вот что, — женщина доверительно наклонилась к Вере, — ты вот что, сестра, ты пешком в пустынь иди.

      В ореховых глазах Веры мелькнуло недоумение:

      — Почему? Проехать нельзя? Или они не любят…

      — Им все равно, — улыбнулась селянка. — Они всем помогают, хоть бы ты на трех «Мерседесах» приехала.

      — Тогда почему?

      — Они помогают, — тихо ответила женщина, — помогают, а не спасают. Бороться все равно тебе самой придется, и вера в тебе должна быть крепкая. Если ты сама сильной не будешь, то помощь тебе без толку будет — все одно пропадешь.

      Несколько секунд Вера смотрела в лучистые глаза селянки, но ни тени насмешки не увидела в них, только понимание и сочувствие. И добрый совет.

      — Кажется, я понимаю. — Вера покачала головой. — Спасибо вам.

      — Мне-то за что, господи, — махнула рукой женщина. — Ты им только денег не предлагай. А захочешь отблагодарить, спроси, они сами скажут, что надо.

      Проследив, как Вера подошла к шоферу, что-то сказала, отрицательно покачала головой и направилась в сторону поля, селянка улыбнулась, проводила взглядом одинокую фигурку и подошла к недоумевающему шоферу:

      — Молочка не хотите? Утреннее, ещё теплое.

      Забытая пустынь появилась вдруг. Вера взобралась на очередной пригорок, и впереди открылся идиллический вид: потемневшие от времени деревянные постройки, среди которых выделялись невысокая церквушка и амбар.

      Пришла.

      Только теперь она окончательно поняла, насколько права была безвестная и добрая селянка, посоветовавшая ей добираться до пустыни пешком. Насколько по-другому увидела она эту забытую обитель. Три километра под палящим солнцем вымотали Веру, но вместе с тем заставили собраться, стиснуть зубы, поверить в себя. У неё сломались каблуки, и она выбросила туфли. Ее мучила кошмарная жажда, но Вера приказала себе забыть о ней. Исколотые босые ноги, потрескавшиеся губы — все это стало неважным, когда она увидела скромные строения обители.

      Она верила.

      Женщина вошла в ворота, и Вера укрепилась в ней навсегда, ибо впервые за многие дни она почувствовала себя по-настоящему защищенной. Здесь не было высоких стен, немногочисленные монахи, в простых черных рясах, занимались повседневными делами, но Вера чувствовала, что Зло, присутствие которого незримо ощущалось все последние дни, не сможет проникнуть в обитель. И на её глазах блеснули слезы.

      Вера перекрестилась, прошла через дворик, едва взглянув на то, как пожилой монах переливает воду из колодезного ведра. Чистую, хрустально чистую, холодную воду! Ее журчание не привлекло Веру. Она подошла к церкви, снова перекрестилась, вошла в прохладный полумрак зала и…

      …и разрыдалась.

      — Там, в Коломенском, я почти сдалась, — Вера говорила едва слышно, но уверенно. — Когда Анна добралась до меня в церкви, я подумала, что все напрасно, что никто не сможет остановить её. Я едва не сошла с ума от ужаса.

      — Ты боялась за себя?

      — Да, — призналась Вера, — за себя. Наверное, в первую очередь за себя. Но еще… ведь это неправильно! Так не должно быть! Кто-то должен остановить Анну! Остановить Зло!

      — Кто? — Алексей, молодой монах, совсем молодой, почти подросток, заглянул женщине в глаза. — Кто должен остановить?

      Он слушал очень внимательно, не перебивая, только иногда задавал наводящие вопросы, и Вера постепенно прониклась к нему доверием. Спокойный, рассудительный, человечный, Алексей вносил успокоение в её душу.

      — А кто обычно их останавливает?

      Монах улыбнулся.

      — Господь посылает испытания каждому из нас. Кому ты отдаешь то, что заслужила по праву?

      — А разве я заслужила такие испытания? — Вера не упрекала, не злилась, она удивлялась. — Разве есть право на страдания?

      — Есть право на жизнь, — мягко ответил Алексей, — есть право на то, что ты имеешь, и это право надо доказывать. Мы все рабы божьи, но это не более чем образ. Господь ищет Человека, а бессловесных и безропотных тварей и так достаточно.

      — Я должна остановить Зло?

      — Ты не должна отчаиваться, должна верить, быть сильной.

      — И что тогда? '

      — Тогда ты приобретешь гораздо больше, чем потеряешь.

      — Значит, я потеряю? — Вера похолодела: дети! — Что?!

      Глаза молодого монаха подернулись странной дымкой, он чуть покачнулся, на лбу выступила испарина, хотя в полумраке церкви было довольно прохладно.

      — Что я потеряю?

      Он не слышал, чуть повел рукой, поморщился.

      — Ты не должна бояться пути, — его голос слегка осип.

      Вера поняла.

      — Вы видели? Что вы видели?

      — Возьми. — В руках Алексея мелькнул маленький серебряный образок на простой черной веревочке. — Надень и не снимай с себя, пока не пройдешь свой путь до конца.

      Вера посмотрела на образок: Казанская Богоматерь.

      — Это поможет?

      — Да, это поможет.

      — И…

      — И ты должна быть сильной.

      — Я поняла. — Вера склонила голову, надела на шею образок. — Спасибо, отец Алексей.

      — Твоя душа чиста, — тихо сказал монах. — Помни об этом.

      — Я могу как-нибудь…

      — Приезжай потом, — Алексей улыбнулся, — если сочтешь нужным.

      — Хорошо. — Женщина вышла из церкви, перекрестилась и медленно побрела к воротам.

      Молодой монах устало вытер лоб и покрутил головой.

      Она справится. Господь не оставит её одну.

      Алексей улыбнулся.

      Артем

      Загородный дом Волковых был большим, но настолько аккуратным, что напоминал добродушную туристическую открытку «С приветом из Тюрингии!», и в принципе в этом не было ничего странного, поскольку мама Инги — Марта Генриховна Волкова — происходила из семьи обрусевших немцев. Артем припарковал джип на заставленной гостевыми машинами площадке и вытащил из салона огромную корзину цветов.

      — И помни, Темка, что ты первый мужик, которого я привожу на семейное торжество, поэтому будь готов к повышенному вниманию! — Инга поправила воротник его рубашки и быстро поцеловала в губы.

      — То есть не протестовать, если нам предложат разные комнаты?

      — Нам, естественно, предложат разные комнаты, — игриво улыбнулась девушка. — Но нам это не помешает.

      Маленькая, загорелая, с гладкими рыжими волосами, она была похожа на озорную школьницу, и легкое платье, плотно облегающее тоненькую фигуру, только усиливало это ощущение. Артем погладил девушку по обнаженному плечу, поставил корзину на землю, потянулся за коробками с подарками и вспомнил:

      — Инга, мы забыли…

      Но куда там!

      — Светлана Яковлевна! — Девушка обнялась с элегантной дамой лет пятидесяти. — Я так рада вас видеть! А где Альберт Владимирович?

      — Уже у бассейна.

      — Тогда идемте скорее! Темка, не отставай!

      Молодой человек пожал плечами и последовал за женщинами.

      Гости, около тридцати человек разного возраста, собрались в саду. Прогуливались вокруг бассейна, сидели в специально оборудованном баре, несколько пар, в основном молодежь, уже кружились под популярный шлягер, выдаваемый расположившейся неподалеку от бара группой, в толпе ловко сновали официанты в белых смокингах, пахло готовящимся шашлыком. Инга была права: пикник для друзей.

      — Мама, папа, я хочу вам представить своего друга!

      Артем подошел к хозяевам дома.

      — Ты потрясающе выглядишь.

      — Мы просто давно не виделись.

      — Нет, я серьезно. — Эдуардик Пупырышкин, молодой, всего на год старше Инги, брюнет с редкой порослью на верхней губе, протянул девушке бокал шампанского. — Выпьем за нашу встречу?

      Инга пригубила шампанское:

      — Давно вернулся в Москву?

      — Два дня назад. — Молодой человек помолчал. — Я звонил тебе…

      — Я сменила номер мобильного.

      Эдуардик перевел взгляд на Артема, смеющегося в компании нескольких мужчин в баре.

      — Кажется, ты впервые приводишь на подобные мероприятия бойфренда?

      — Ты слишком долго прожил в Америке, — улыбнуласъ Инга. — Здесь мы предпочитаем говорить: «близкий друг».

      — И как ты представила его родителям?

      Девушка поколебалась:

      — Так и представила.

      — Значит, у меня ещё есть шанс?

      Мать Эдуардика была старинной приятельницей родителей Инги, и дети, разумеется, знали друг друга с пеленок. Умный, эрудированный, но хрупкий Эдуардик изо всех сил заботился об Инге, помогал в учебе, таскался за ней по развлекательным мероприятиям, а однажды, перед своим отъездом на учебу в Америку, даже признался в любви. Вот только Инга, как ни старалась, не могла представить себе худенького брюнета иначе чем в роли приятеля.

      — Я прав? Шанс есть?

      Разговор принимал ненужный оборот. Инга взяла Эдуардика под руку:

      — Как дела в финансовом мире? Без потрясений?

      В общем-то, скучно не было. Весело тоже. Волковы старшие произвели на Артема отличное впечатление. Папа, Александр Волков, высоченный, плечистый и в тоже время с удивительно нежными кистями — хирург! — оказался свойским мужиком, мгновенно перешедшим на «ты» и потребовавшим того же от Артема. Мама, Марта Генриховна, моложавая женщина, такая же тоненькая и энергичная, как дочь, была более сдержанна, но холодности Артем не уловил, поэтому можно сказать, что знакомство прошло успешно. Оставалось не испортить впечатления.

      Инга на правах дочери хозяев вечеринки умчалась к гостям, предоставив ему возможность самому находить развлечения. Минут десять Артем провел в обществе её отца, а затем, соорудив себе «Текилу Санрайз», отправился на Голгофу. Инга была права: мало того что Артем был единственным новичком в компании, так ещё и приведенным дочерью хозяев, а посему вызывал повышенный интерес у всех гостей. Медленно потягивая коктейль, Артем успел познакомиться с известным стоматологом — «дружище, когда надумаешь привести в порядок свой рот, не спеши ехать в клинику Волковых, скажу по секрету: и Марта, и Саша обращаются за помощью ко мне» — двумя адвокатами — «вам ещё не доводилось сталкиваться с нашей братией?» — каким-то лысым занудой — «а что вы скажете на прогнозы относительно индекса высокотехнологичных фирм?» — и двумя веселыми близняшками — «у Инги всегда был хороший вкус! Ты придешь к нам на день рожденния? Можно без Инги».

      Артем старался быть остроумным, и единственная тема, которой он избегал, касалась рода его занятий: они с Ингой не успели решить, кем он должен представляться.

      Опустошив бокал, Артем вернулся к бару, затребовал ещё один коктейль, нашел глазами Ингу — она прогуливалась вдоль бассейна в компании какого-то брюнета — и уже собирался продолжить «развлечения», когда к стойке подошла симпатичная женщина, лет тридцати пяти, с короткими каштановыми волосами и грустными ореховыми глазами:

      — Сделайте мне «Маргариту».

      Черная татуировка на правом плече Артема запульсировала: метка Темного Двора среагировала на магическую энергию. Женщина носила работающий артефакт! Артем быстро, но внимательно окинул её взглядом: прекрасно пошитое платье, хороший макияж, со вкусом подобранные украшения, немного, но весьма дорогие.

      «Ага, вот он!»

      На груди женщины покоился простенький серебряный образок, резко диссонирующий с её дорогим нарядом.

      — Мы ещё не знакомы, — молодой человек дотронулся до локтя женщины. — Меня зовут Артем.

      Секунду она в замешательстве смотрела на него, затем улыбнулась:

      — Вера.

      — А ты давно знаешь этого Артема? — Дарья Пупырышкина поерзала в шезлонге, пытаясь устроиться поудобнее.

      — Сегодня увидела впервые, — призналась Марта, потягивая шампанское.

      — А с чего это Инга привела его на торжество? У неё есть планы?

      — Какие могут быть планы у девятнадцатилетней девочки, дорогуша? — усмехнулась Волкова. — Привела, чтобы познакомить с нами, — отец её просто затерзал, познакомь да познакомь.

      — А Инга давно с этим Артемом?

      — Больше полугода.

      Пупырышкина поджала губы и посмотрела да противоположную сторону бассейна, где ярким пятном выделялась белая рубашка молодого человека.

      — Ну и как он тебе?

      — Мальчик как мальчик, — Марта сделала маленький глоток шампанского.

      — А его ужасные татуировки? — не унималась Дарья. — Ты видела? Все тело разрисовано!

      — Ну, не все, — протянула Волкова. — Две на плечах и одна на правой лопатке.

      — Разве этого мало?

      Марта улыбнулась:

      — Зато он заставил Ингу бросить курить.

      — Вот как? — Мадам Пупырышкина удивленно округлила глаза: все знали, что своенравная Инга начала курить в шестнадцать лет и даже железная Марта ничего не могла поделать с дочерью. — Прямо так и заставил?

      — Я не знаю, дорогуша, что там у них было, но с тех пор как Инга встречается с Артемом, она не притрагивается к сигаретам.

      Пупырышкина помолчала, шумно отхлебнула коктейль из своего бокала и покосилась на подругу:

      — А чем занимается этот Артем?

      — Хороший вопрос. — Марта огляделась, увидела стоящих неподалеку Ингу и Эдуардика. — Смотри, наши дети.

      — Как чудно они смотрятся вместе.

      Волкова пропустила это замечание мимо ушей.

      — Инга, можно тебя на минутку?

      — Конечно! — Сопровождаемая Эдуардиком девушка подошла к матери и расположилась на соседнем шезлонге, вытянув длинные стройные ножки, практически не прикрытые коротким платьем.

      — Мы тут с Дарьей немножко сплетничали о вас, — Марта кивнула на сидящую рядом подругу, — и вдруг выяснилось, что я совершенно не знаю, чем занимается твой мальчик.

      — Артем? — беспомощно переспросила девушка, с ужасом понимая, что совершенно забыла договориться с Артемом о том, как они будут отвечать на этот вопрос.

      — Да, — подтвердила мадам Пупырышкина, устремляя на Ингу маленькие поросячьи глазки. — И откуда у него эти ужасные татуировки? Надеюсь, он не был на каторге?

      «Уж ты-то надеешься», — угрюмо подумала Инга, глядя на круглое лицо гостьи. Она забыла о татуировках Артема, которые отчетливо просвечивали сквозь тонкую ткань рубашки. Понятное дело, что это въедливое создание никак не могло пройти мимо такой темы.

      Всю жизнь Дарью Пупырышкину пожирали две страсти: сплетни и мужики. Причем если первое увлечение ещё поддавалось логическому объяснению, то маниакальное желание мадам Пупырышкиной кадрить всех самцов подряд, вкупе с её фигурой обрюзгшего тяжеловеса, редкими волосиками и близкопосаженными глазками, вызывало у подруг Дарьи легкое недоумение. К двадцати пяти годам она четыре раза побывала замужем, но особых выгод из этого не извлекла: по-прежнему жила в коммуналке, работала случайным переводчиком в небольшом издании, курила «Беломор» и жаловалась на жизнь. Все понимали, что пятый муж, Иннокентий Пупырышкин, должен был кануть в лету вслед за остальными. Но тут Дарье наконец улыбнулась удача. Совершенно неожиданно плюгавый и облысевший Пупырышкин, прозябавший младшим научным и сотрудником в одном из институтов, получил приличное наследство от родного дядюшки, занесенного во время Второй мировой войны в Италию. С этого момента жизнь семейства резко изменилась. Иннокентий стал заниматься финансами: читал по утрам «Коммерсант!?» и ездил на охоту с банкирами и биржевыми маклерами. Дарья бросила работать, прибавила тридцать фунтов веса и стала завсегдатаем московских светских приемов. Ее старшая дочь, Людмила, с трудом окончившая педагогический институт, искала свое место в жизни, и только сын Пупырышкиных, Эдуардик, мог со временем вырасти во что-нибудь путное. Он заканчивал чикагскую бизнес-школу и стажировался в московском филиале крупного американского банка.

      По рассказам матери Инга знала, что Дарья не устает расхваливать Волковой своего акселерата, и догадывалась, с какой целью это делается.

      — Я как-то спросила у Эдуардика: дорогой, а ты не хотел бы сделать себе татуировку? — продолжала разглагольствовать мадам Пупырышкина. — И он мне ответил: мамуленька, это же так пошло! Я не хочу быть похожим на уголовника!

      — Мама, я сказал совсем не так, — смущенно пробормотал Эдуардик.

      — А с чего вы взяли, что Артем уголовник? — холодно поинтересовалась Инга.

      — А кто он?

      — Он — спортсмен, — решилась наконец Инга. — Экстремальные виды спорта, слышали?

      — Это когда лазают по всяким там горкам? — с брезгливой неуверенностью поинтересовалась мадам Пупырышкина.

      — Нет, это когда прыгают с гор с парашютом или седлают лавину на сноуборде. — Инга с иронией посмотрела на Эдуардика. — Это спорт для настоящих мужиков, которые не спрашивают у своих мамочек, можно ли им сделать тату.

      Молодой человек вспыхнул.

      — Инга, — укоризненно протянула Марта Волкова и тут же постаралась перевести разговор в другое русло: — А что, этот спорт столь выгоден? Из твоих рассказов я поняла, что Артем неплохо зарабатывает.

      — И где он выступает? — встряла в разговор опомнившаяся Дарья. — Где можно посмотреть на этот экстремальный спорт?

      Инга поняла, что завралась.

      — Артем уже не выступает. У него было много контрактов, но в основном за рубежом. Телекомпании, реклама, а сейчас у него своя фирма, он организует экстремальный туризм.

      — Значит, это все можно попробовать? — немедленно среагировал Эдуардик. — Любой может купить такой тур?

      — Сынуля, надеюсь, ты не хочешь сделать себе эти ужасные татуировки? — забеспокоилась мадам Пупырышкина.

      — Мама, подожди! — отмахнулся молодой человек, не спуская глаз с Инги. — Значит, я могу купить экстремальный тур?

      Отступать было некуда, Пупырышкины, а самое главное — мама, ждали ответа, и Инга, укоряя себя за длинный язык, медленно кивнула головой:

      — Наверное, да.

      — Где его офис?

      — Инга, старушка, как давно я тебя не видела! — К собеседникам подошла красноволосая Людмила, ещё одна Пупырышкина. — Тысячу лет не виделись, и теперь ты от меня прячешься! — Она остановила маленькие, как у матери, глазки на Волковой. — Марта Генриховна, вы не будете против, если я украду вашу дочь пошушукаться?

      Никогда в жизни Инга так не радовалась появлению крикливой Люды.

      — Эдуардик, я дам тебе телефон Артема, созвонитесь и встретитесь! — Девушка, весьма натурально сыграла бурный интерес, вскочила с шезлонга и удалилась с Людой в направлении бара.

      Он был худощав, но совсем не хрупок, это Вера поняла сразу, как только Артем увлек её на танец.

      Крепкие руки, твердая осанка, уверенные движения, он спортсмен?

      Судя по всему — да. Вере захотелось бузить, потерять голову, очаровать, ведь не зря же этот юноша пригласил на танец именно её, хотя до этого мило болтал с сестричками Кожуховыми? Значит, она действительно производит впечатление! Вера теснее прильнула к Артему. Господи, какое же это славное чувство: сильные руки, обнимающие талию, запах мускулистого тела и близость мужчины.

      — У тебя грустные глаза, — шепнул Артем. — Почему?

      — Я не хочу об этом думать. — «Какое это имеет значение?» — Зачем говорить о делах?

      — Знаешь, — улыбнулся Артем, — Сантьяга как-то сказал, что о делах не говорят только мертвые.

      — Сантьяга? — «Какое странное имя». — Кто это?

      Артем задумчиво прищурился:

      — Да так, литературный герой.

      — Инга, а твой новый кекс, — это для души, для денег или для секса? — Три коктейля, выпитые красноволосой Пупырышкиной, были ни при чем — она всегда так разговаривала.

      Инга поморщилась:

      — Для всего вместе.

      — Круто! Нашла идеального мужика?

      — Тебя Эдуардик попросил это выяснить?.

      — Хлюпик? — Люда прохладно относилась к сводному брату. — Нет, мы с ним не разговариваем.

      Вся в маму.

      Появление Пупырышкиной помогло Инге избавиться от неловкого разговора, но тратить на неё слишком много времени она не хотела. Девушка нашла взглядом Артема, он танцевал с Верой Куприяновой. Не слишком ли тесно она к нему прижалась? Инга нахмурилась.

      «Так-так, Вера Сергеевна, брошенная жена ищет приключений?»

      — Слушай, я нашла потрясающий клуб, просто потрясающий! — В отличие от мадам Пупырышкиной двадцатипятилетней Люде везло с мужиками гораздо меньше, и Инга знала, что она не переставая клубится по ночной Москве.

      — И что же в нем потрясающего? — рассеянно поинтересовалась девушка.

      — Это самое необычное место во всем городе, — доверительно сообщила красноволосая, — можешь мне поверить. Там можно все.

      Вера что-то говорила, и её губы касались уха Артема!

      «Вот мерзавка! А он ещё и улыбается!»

      — Так уж и все?

      — Вообще все! — Люда придвинулась поближе, облизнула тонкие губы. — Не хочешь поехать туда со мной? Даю слово — не пожалеешь!

      Танцующие направились к бару, и Вера держала Артема за руку!

      «Ну, это уж слишком!»

      — Поедешь?

      — Не знаю, может быть. — Инга посмотрела на подругу. — А как называется этот клуб?

      — «Заведение Мрака».

      — И все замерли, просто замерли! Он поднял ставки до неба, открыл четыре карты и даже не знал, что ему! пришло в прикупе!

      — И что там оказалось? — Артем выдержал паузу:

      — Двойка червей!

      — Классно! — рассмеялась Вера. — Повезло!

      — Не то слово.

      — Впервые в жизни вижу профессионального игрока! — Артем обернулся. Около них стоял молодой паренек, с редкими усиками на верхней губе. Тот самый, с которым Инга прогуливалась вокруг бассейна.

      — Трудно входить в разговор, не зная темы, — негромко произнес Артем. — Речь шла не обо мне.

      — А о ком?

      — О моем друге.

      — Он шулер?

      — Эдуардик, ты что, напился? — Вера внимательно посмотрела на юношу.

      — Вера Сергеевна, — Эдуардик отвесил шутливый поклон, — вы тоже попали под обаяние настоящего мужика? Он ещё не рассказывал вам, как седлал лавину на сноуборде? — Артем удивленно поднял брови. — Вы разве не знаете, что он БЛИЗКИЙ друг нашей маленькой Инги? Так что вам, Вера Сергеевна, здесь не светит! — Эдуардик посмотрел на Артема. — Или ты работаешь на несколько фронтов?

      Вера покраснела.

      — Надо бы извиниться. — Артем задумчиво почесал бровь.

      — Перед тобой?

      — Да я уж перебьюсь как-нибудь. Перед Верой.

      — Ах, перед Верой! — Эдуардик посмотрел на женщину. — Ну, извините, ВЕРА, хотя я думаю, что в вашем положении…

      Они стояли на самом краю бассейна, и Артему не составило никакого труда привести в исполнение мгновенно созревший план. Когда вихляющийся юнец повернулся к его спутнице, Артем сделал малюсенький шаг вперед, и его нога ненароком соприкоснулась с ногой Эдуардика. Брюнет покачнулся.

      — Да он пьян! — улыбнулся Артем.

      Он «попытался удержать» падающего Эдуардика левой рукой, но было поздно: издав короткий крик, юноша свалился в воду. Музыка стихла, замолчавшие гости непонимающе уставились в бассейн, в котором отфыркивался Эдуардик.

      — М-да, неловко получилось, — пробормотал Артем. — Наверное, его на жаре развезло.

      Вера хитровато посмотрела на молодого человека и благодарно сжала ему руку.

      — Что он сделал с моим сыном? — Мадам Пупырышкина вскочила с шезлонга.

      Назревал скандал.

      — Наконец-то праздник! — Подбежавшая Инга толкала Артема в воду и тут же прыгнула следом. Вынырнула, обхватила Артема за шею, посмотрела на мать. — Хватит бродить вокруг — пора купаться!

      Все засмеялись. Люда Пупырышкина, сестрички Кожуховы и остальная молодежь с визгом бросились в воду.

      Лазарь

      Гангрел медленно вкатил в лифт «Харлей», захлопнул дверь и нажал кнопку первого этажа. Сегодня, все должно решиться сегодня. Он найдет эту женщину, Анну, и покончит с создавшейся проблемой раз и навсегда. Высушить ее?

      Вот в этом Лазарь сомневался. Сомневался настолько, что даже не стал советоваться с Шарлоттой. Он вообще ничего не сказал своей подруге о предстоящей встрече. И никому не сказал.

      Анна.

      В ней была тайна. Тайна, будоражащая епископа, вызывающая подлинный интерес, что, учитывая его возраст и опыт, само по себе было крайне необычным. Прошлая жизнь Анны, которую Гангрел успел прочитать в её памяти, говорила об одном. Ее возможности, которые он успел почувствовать, совершенно о другом. Таинственная женщина была соткана из противоречий, и Лазарь не был уверен, что, высушив её, он поступит правильно. Но одно епископ знал наверняка: убивая свою жертву на берегу лесного озера, Анна и не подозревала, что нарушает какие-то Догмы. И уже поэтому она заслуживала хотя бы права высказаться в свою защиту. С другой стороны, и Лазарь отчетливо понимал это, если бы женщина знала о существовании Догм, она бы просто получше замела следы. Как и любой масан.

      Ладно, хватит рассуждать! Гангрел вывел мотоцикл из лифта, посмотрел на темное летнее небо и завел двигатель. Как он понял, изучив память Анны, чаще всего она бывает в «Заведении Мрака». Значит, туда и направимся.

      Инга

      — Как тебе новый друг Инги? — поинтересовался у жены вошедший в спальню Волков.

      — Думаешь, новый? — Марта потянулась. — Насколько я понимаю, Артем и есть тот самый мальчик, который появился у Инги почти полгода назад.

      — Непонятно, почему она его прятала от нас? — проворчал Александр. — Вполне приличный молодой человек. Представляешь, он подарил мне трубку!

      — Ничего удивительного, милый, Инга наверняка рассказала Артему о твоем увлечении, и его подарок был вполне предсказуем.

      — Это понятно, — кивнул Волков, — но он сказал, что эта трубка принадлежала Марко ван дер Декену!

      — Футболисту?

      — Нет, капитану «Летучего Голландца»!

      — Это делает честь его остроумию, — рассеянно пробормотала Марта, поглаживая стоящего на прикроватной тумбочке нефритового дракончика. — Приятно видеть, что не все мужчины на свете сходят с ума от разных фобий.

      — Не в этом дело, дорогая. — Волков уселся на кровать рядом с женой. — Я тоже подумал, что он шутит, выбросил из головы, а когда понес трубку в кабинет, не удержался и заглянул на сайт морского музея.

      — И что?

      — Там действительно есть портрет Марко ван дер Декена, и он изображен именно с этой трубкой! Это просто дивная древность, Марта, дивная! Ты представляешь, сколько она должна стоить?

      — Сашенька, — с улыбкой пробормотала женщина, — я всегда говорила, что Инга — умная девочка.

      Марта оторвалась от нефритовой статуэтки и, игриво взглянув на мужа, перевернулась на спину.

      — Боже, как здорово! — Инга выбралась из бассейна, на поверхности которого плавало сброшенное бикини, и блаженно потянулась. — Как хорошо! — Она поймала заинтересованный взгляд Артема и кокетливо проделала танцевальное па. — Тебе нравится?

      — Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Ночь, бассейн, погруженный в спячку дом и тоненькая девушка, дурачащаяся под звездами. Гибкая, озорная и желанная.

      Артем стремительно схватил Ингу за руку и привлек к себе.

      — Грубиян!

      Девушка прижала его к лежаку, склонилась, легко поцеловала в губы, снова отстранилась и подозрительно прищурила темные глаза:

      — Мне показалось, или ты действительно весь вечер строил глазки Вере?

      — Я просто пытался развлечь одинокую женщину.

      — С каких это пор тебя волнуют зрелые тетки?

      — Меня? — Шутливый тон ушел, Артем привлек девушку к себе и укутал в махровую простыню. — Кстати, хотел спросить о Вере… что ты о ней знаешь?

      — Обычная история, — пожала плечами Инга, — всю жизнь провела за спиной мужа, сейчас он её бросил ради какой-то красотки, и она бьется в истерике. А почему тебя это интересует?

      — У неё артефакт, — буркнул Артем.

      Инга удивленно подняла брови.

      — Ты уверен?

      — Абсолютно. Я думал, ты почувствовала присутствие энергии.

      — Я почувствовала, — согласилась девушка, — но решила, что это фонит какая-нибудь из твоих игрушек.

      В отличие от Инги молодой человек не являлся магом и был вынужден полагаться на артефакты и колдовские татуировки.

      — Нет, — покачал головой Артем. — У неё на шее активизированный артефакт, выполненный в виде серебряного образка.

      — Для чего он предназначен?

      — Не знаю, но Вера использует его.

      — Почему ты так решил?

      Артем улыбнулся:

      — Этот образок резко контрастирует с её нарядом и украшениями, тем не менее она его надела на вечеринку. Можно сделать вывод, что Вера знает или догадывается о его возможностях.

      — Думаешь, Вера знает о магии? — помолчав, спросила Инга.

      — В том-то и дело, что нет, — ответил Артем. — Я задал ей пару вопросов — результат отрицательный. Она не знает даже о Сантьяге.

      — Странно… — Инга покрепче прижалась к молодому человеку, погладила черную белку на его правом плече, метку Темного Двора. — Но это мелочи, Темка, у тебя есть проблемы посерьезнее.

      Артем насторожился:

      — Какие?

      — Видишь ли, — девушка задумчиво посмотрела на звезды, — меня спросили, чем ты занимаешься… и я ответила, что ты владелец небольшой туристической фирмы, специализирующейся на экстремальном туризме.

      — И что же здесь проблемного? — хмыкнул Артем, скользя губами по шее Инги. — Значит, буду туристом.

      — Не все так просто, — вздохнула девушка. — Эдуардик, ну, помнишь, тот мальчик, которого ты уронил в бассейн?

      — Я помню Эдуардика. — Артем чуть отодвинулся и посмотрел на Ингу. Его обуревали нехорошие предчувствия.

      — Так вот, Эдуардик выразил желание стать крутым и купить экстремальный тур. Завтра он приедет к тебе в офис.

      — В какой ещё офис?! — завопил Артем.

      — В офис твоей фирмы, — отрезала Инга, — и ты продашь ему тур.

      — Какой ещё фирмы, клянусь всеми кошмарами Спящего!

      — Я не уточняла её название.

      — А что ты уточняла?

      — Я тебе уже все сказала, — строго произнесла девушка. — Это не обсуждается.

      Артем махнул рукой, поднялся, бесцельно пошагал вокруг лежака, с которого за ним внимательно наблюдала закутанная в простыню Инга, уныло присел на краешек и подпер подбородок кулаком. Несколько месяцев назад у Артема была прекрасная возможность отправить эту взбалмошную девицу на тот свет, и сейчас он никак не мог понять, какая злая сила помешала ему сделать это.

      Артем вздохнул.

      — Инга, а ты не могла придумать что-нибудь более простое?

      Девушка сбросила простыню и прильнула к Артему.

      — Темка, я же не могла им сказать, что ты наемник. А учитывая твою стрижку и татуировки, я могла представить тебя разве что художником. Но согласись, что устроить твою персональную выставку в Манеже было бы намного сложнее. — С этим трудно было спорить. — Так что я сделала правильный выбор. Ну, никто же не знал, что у Эдуардика взыграет самолюбие. Зачем ты сбросил его в воду?

      — Он сам упал. — Артем машинально обнял девушку, прижал к себе и посмотрел в озорные глаза.

      — Как можно обижаться на такое чудо?

      — Скажи…

      — Тихо! — Инга поднесла к губам палец и посмотрела молодому человеку за спину.

      Артем обернулся: вдоль бассейна неуверенно шла одетая в пижаму Вера.

      На этот раз все было по-другому. Более просто. Более страшно. У Веры не было видений, нелепых и странных снов, Веру не пытались обмануть, хитростью заставить сделать то, что им требовалось.

      Ей требовалось.

      Анне.

      Вера проснулась среди ночи. Проснулась легко, спокойно открыла глаза, чувствуя себя совершенно выспавшейся и отдохнувшей. Да и как могло быть иначе, если, едва забравшись в кровать, Вера впервые за много дней моментально погрузилась в глубокий, спокойный сон. Крепкий, успокаивающий, без всяких сновидений, придающий сил, поэтому, проснувшись, она сначала решила, что наступило утро и плотные шторы скрывают от неё яркий солнечный свет.

      «Это ошибка!»

      Голос прозвучал в голове настолько явственно, что потрясенная Вера с криком вскочила с кровати.

      — Нет!!!

      «Тебе не укрыться от моего гнева, подлая тварь!»

      — Будь ты проклята, Анна! Я не боюсь тебя!

      «Мне не нужен твой страх, Вера. — Голос слегка погрустнел, но по-прежнему был холоден и резок. — Мне нужна твоя жизнь, и я получу ее! Подойди к дверям!»

      Вера машинально сделала шаг от кровати, но внезапно осознала, что сделала его сама! По своей воле! Она не чувствовала той силы, которая заставляла её включать газовые конфорки и писать прощальное письмо. Та сила управляла ею, а эта… это был просто голос в голове.

      — Господи, спасибо тебе, Господи! — Вера поцеловала серебряный образок и крепко сжала его в кулаке.

      В памяти всплыл образ отца Алексея: «Ты должна быть сильной!»

      — Спасибо, — прошептала Вера, — спасибо!

      «Подойди к дверям!!»

      — Нашла дуру! — Вера включила ночник, открыла шкаф и стала быстро вынимать и бросать на кровать свою одежду. — Поеду домой немедленно! От этой сучки нигде нет покоя.

      «Подойди к дверям!!!»

      Голос в голове вызывал раздражение.

      Что случилось? Анна не могла поверить в происходящее. Почему эта тварь не подчиняется приказам?

      Это было невозможным, невероятным. Если бы это произошло во время первого опыта, то Анна ещё могла бы подумать, что у Веры высокая сопротивляемость или вообще иммунитет, Анне приходилось сталкиваться с подобными вещами. Но Вера уже была под её властью! Вера уже выполняла её приказы! Что изменилось?

      Анна заставила себя успокоиться и медленно ощупала пространство вокруг жертвы.

      Что-то мешает, что-то гасит силу.

      Анна не могла объяснить природу этого «что-то», но понимала, что оно есть. Вера была защищена. Но как? Как она это делает?

      Сейчас неважно! Черные глаза Анны сузились. Ты не уйдешь от меня, подлая тварь! Я все равно сильнее! Я сильнее!! Я сильнее!!!

      Удар был настолько силен, что Веру швырнуло на пол и протащило до кровати.

      «Я все равно сильнее тебя, мерзавка!!»

      Вера попыталась встать, но новый удар бросил её на стену. В голове зашумело, перед глазами поплыли круги.

      — Я должна быть сильной!

      «Ты умрешь!

      Невидимая рука вдавила голову Веры в подушку.

      «Ты умрешь, и никто не поможет тебе!»

      Туман в голове усилился, мешая сосредоточиться на сопротивлении. Вера поняла, что, по мере того как слабеет она, серебряный образок тоже теряет свою мощь. Конечно, отец Алексей обещал помочь, но только в том случае, если она сама будет сильной.

      — Я верю! Я должна быть сильной!!

      Воздуха не хватало, протестующие легкие разрывались на части.

      «Ты умрешь!!»

      — Нет! Я должна быть сильной, должна…

      Кровь, сердце, легкие, мозг отчаянно требовали кислорода. Воздух! Воздух!! Его не было, и в душу вполз противный липкий страх.

      «Ты умрешь!!!»

      Подушка неумолимо впивалась в лицо. Последним усилием Вера попыталась отбросить её, но пуховый прямоугольник оказался слишком тяжел для нее. Воздух! Круги перед глазами слились в зловещий красно-желтый туман, и Вера потеряла сознание.

      Черная белка пульсировала на правом плече.

      — Идет большой поток магической энергии, — прошептал Артем и кивнул в сторону приближающейся Веры. — Направлен на нее.

      — Я знаю. — Инга прикрыла глаза, тщательно сканируя пространство. — Кто-то построил мощное заклинание.

      — Какое?

      — Сейчас… — Девушка сжала кулаки, тоненькое тело напряглось. — «Заговор слуа»! — Инга открыла глаза. — Вера под внешним управлением.

      — Проклятие! — выругался Артем. — Кому она успела насолить?

      — Какая разница?

      — Что будем делать?

      Вера медленно подошла к краю бассейна. Остановилась. Молодые люди заметили, что из закрытых глаз женщины текут слезы.

      — Ее артефакт как раз предназначен для защиты от «заговора слуа». — Инга продолжала сканировать ситуацию. — Но он очень странный: напрямую связан с её эмоциональным состоянием. По мере того как Вера теряет уверенность в себе, его защита ослабевает.

      — Кто-то играет с ней?

      Вера упала в воду.

      — Черт! — Артем вскочил и бросился к бассейну. — Инга, сними «заговор»!

      Вера камнем шла на дно. Молодой человек прыгнул в воду, схватил женщину за волосы, вытащил голову на воздух. Инга лихорадочно бормотала слова заклинания.

      — Она не хочет дышать! Сними «заговор»!

      Артем вынес Веру на бортик и начал делать искусственное дыхание.

      — Сейчас, сейчас!

      Несколько драгоценных секунд ушло на поиск источника магической энергии, на поиск колдуна-агрессора. Сканировать его самого не было времени, да и какая разница? Инга уже решила, как поступит с нападающим.

      Линия магической энергии была очень четкой, просто идеальная дорога. Инга медленно свела над головой руки, и между ладонями засияла маленькая огненная точка — «шаровая молния».

      «Лети, лети, лепесток… — улыбнулась про себя девушка, осторожно поднесла ладони к губам и дунула на пылающий шарик. — Только не возвращайся».

      Тоненькая вспышка прочертила черное небо.

      Несмотря на то что непонятно откуда взявшийся мужик вытащил Веру из бассейна, шансов у неё не было: железная воля Анны не давала ей дышать, и смерть должна была наступить с минуты на минуту.

      «А свидетель нам даже поможет, — холодно улыбнулась Анна, глядя на бессмысленные попытки мужчины. — Будет кому подтвердить, что эта сучка сама прыгнула в воду».

      Анна чувствовала, как затухает сознание жертвы, как реже бьется сердце, как…

      Огненный шар возник из ниоткуда! Из воздуха! Материализовался прямо посреди комнаты, доли секунды поплясал перед глазами, словно давая возможность полюбоваться своими пылающими боками, и взорвался, выдав жуткий визг.

      Горячая волна швырнула Анну на стену, обожгла кожу, опалила волосы. Девушка сильно ударилась головой и сквозь помутневшее сознание поняла, что потеряла контроль над Верой.

      — Дышит? — Инга уперла руки в бока и посмотрела на Веру.

      — Ага. — Артем поднялся и поцеловал девушку в щеку. — Ты просто умница.

      — Она скоро придет в себя, — хладнокровно выдала Инга, — станет задавать вопросы, а нам это ни к чему. Надо отнести её в комнату и вколоть снотворное. Завтра я с ней поговорю. Выясним, кому она успела насолить.

      — О'кей. — Артем снова наклонился к Вере, но девушка остановила его.

      — Тема, прежде чем ты потащишь её в дом, надень, пожалуйста, хотя бы плавки!

      — Что случилось?! Анна, родная, что случилось?!! — Зорич ударил её по щеке, голова мотнулась в сторону. — Анна!

      Девушка открыла глаза, сфокусировала взгляд на старике, слабо улыбнулась.

      — Зорич. — По подбородку стекала кровь из прокушенной губы.

      — Анна, господи, девочка моя, мне показалось, что ты умерла! — Старик нежно провел рукой по её волосам. — Что случилось? — Он окинул взглядом разрушенную и обожженную мебель. — Я услышал какой-то визг, затем вспышка, твой крик, что здесь было?

      — Я снова не смогла разобраться с Верой, — тихо ответила девушка.

      — Почему? Тебе опять помешали?

      — И да и нет. — Анна поднялась, Зорич налил ей немного вина, и девушка жадно осушила бокал. На бледных щеках пробился слабый румянец. — Сначала, мне показалось, что Веру защищают, у неё была какая-то защита, но я пробилась сквозь нее!

      — Ты сильная, ты очень сильная, — старик обнял Анну за плечи, прижал к себе. — А потом?

      — Потом меня атаковали, — просто сказала девушка. Было видно, что до неё только сейчас начинает доходить смысл произошедшего. — Кто-то ударил в меня так же, как я била по Вере, только ещё сильнее! — В её глазах мелькнул страх. — Кто-то прислал мне огненный шар, и он взорвался в этой комнате.

      — Что значит «прислал»?

      — То и значит, — огрызнулась Анна. — Он просто материализовался здесь.

      Старик нахмурился.

      — Ты знаешь, кто это был? Может, твой Лазарь?

      — Нет. Он всегда представляется.

      — Ты оценила его силу?

      Девушка снова глотнула вина, задумчиво провела рукой по волосам.

      — Это было неожиданно.

      — И что мы будем делать?

      Анна посмотрела в бесстрастные черные стекла, отвела глаза.

      — Я доберусь до Веры сама. Я порву её. Это не будет похоже на самоубийство, но иначе у меня не получается. — Она помолчала. — Но не завтра. Давай выждем хотя бы день?

      — Хорошо. — Зорич взял девушку за подбородок. — Ты справишься.

      — Да.

      «Анна!»

      Девушка вздрогнула.

      — Ты слышал?

      — Что?

      «Анна!»

      Она не могла ошибиться! Тот же голос, что и тогда!

      Лазарь!

      «Анна, мы должны поговорить! Немедленно! Отзовись! Я знаю, что ты здесь, в этом здании, отзовись! Я не уйду!»

      «Что тебе надо?»

      «Поговорить. Выйди на улицу».

      «Нас могут увидеть, жди меня в этом месте. — Анна сосредоточилась и послала Лазарю описание. — Я приду через десять минут».

      «Я буду ждать».

      Девушка посмотрела на удивленно молчащего Зорича.

      — Где Куприянов?

      — Смотрит шоу и ждет тебя.

      — Развлекай его ещё минут сорок.

      — А ты?

      — У меня есть дела. — Анна посмотрела на свое отражение в зеркале, стерла кровь с подбородка, поправила линию губ. — Я ненадолго отлучусь.

      — Мне пойти с тобой?

      «Нам не нужны свидетели. Только ты и я».

      — Нет, Зорич, я скоро вернусь. — Анна взяла со столика ключи от машины и улыбнулась. — Я скоро.

      Он ждал её именно там, где она и хотела: в сводчатой арке, едва освещенной единственным желтым фонарем и находящейся в четырех кварталах от «Заведения Мрака». Высокий, в черной кожаной куртке, с длинными, до плеч, белыми волосами и цветком в руках. Подойдя поближе, Анна увидела, что это роза. Пышная, яркая роза, даже в тусклом свете одинокого фонаря было видно, насколько она прекрасна.

      — Я рад, что мы наконец-то встретились.

      Он протянул розу. Анна поколебалась, но взяла цветок, мимоходом коснувшись руки беловолосого.

      «Какая она холодная!»

      — Что тебе надо от меня?

      — Кто ты, Анна? — Стоящая перед ним женщина была красива: смуглая, с огромными черными глазами, в блестящем комбинезоне, плотно облегающем соблазнительную фигуру. Молния была расстегнута, и Лазарь видел черную ящерицу, вытатуированную на правом полушарии полной груди. Будь она масаном, этой женщиной можно было бы увлечься… — Кто ты, Анна?

      — А кто ты?

      — Я такой же, как ты. — Его глаза и голос были мягки, но память закрыта для нее. — Я пью кровь. Я живу по ночам.

      — Сказки.

      — Это говоришь мне ты?

      У неё нежная, бархатистая, а самое главное — теплая, кожа. Под которой билось сердце, гоняя по жилам горячую кровь. Лазарь чувствовал жар её потоков, дыхание её силы и с большим трудом сдерживал в себе иглы.

      Она не масан, но она пьет кровь. И использует силу крови. У вампиров не бывает полукровок, они способны оплодотворять исключительно себе подобных. Кто же ты, Анна?

      — Почему ты привязался ко мне? Почему не хочешь оставить меня в покое?

      — Я не могу. В этом городе есть такие, как мы с тобой. Мы держимся вместе.

      — Мне не нужна компания.

      — Ты ничего не решаешь.

      — А кто решает? — прищурилась Анна. — Ты?

      — Я просто исполнитель.

      — И что ты сделаешь, если я откажусь подчиняться? — скривилась девушка. — Пришлешь головорезов?

      — Этого не требуется, — улыбнулся Лазарь. — Я способен сам сделать тебя покладистой.

      — Неужели?

      Епископ Гангрел вплотную подошел к Анне, нежно, двумя пальцами поднял ей подбородок.

      — Поверь, я смогу. — Верхняя губа задралась, и девушка увидела растущие иглы.

      — Кажется, у меня действительно нет выбора. — Она сделала малюсенький шаг вперед, и теперь Лазарь чувствовал тепло её тела, черные волосы щекотали ноздри вместе с запахом мускуса. — А что меня ждет?

      — Ты должна быть с нами, потому что…

      Дикая боль раскаленным клинком пронзила мозг епископа. Гангрел схватился за голову:

      — Что ты делаешь?!

      Попытался поставить блок, выгнать из своего сознания эту странную ведьму, но было поздно. Анна не сканировала масана, а грубо и жестоко вырывала из его памяти нужную информацию. Нахраписто, беспощадно.

      — Ты хотел убить меня, Лазарь Гангрел?

      — Это не так. — Он еле хрипел, из ушей текла кровь.

      — Я рада, что ты никому не рассказал обо мне. Ты поступил правильно, епископ.

      Анна прильнула к Лазарю, он ощутил жар её тела, попытался отбросить от себя и вдруг увидел, как у девушки начали вырастать иглы. Нет, не настоящие иглы, но гибкие, острые шипы, предназначенные для той же цели. Они появлялись повсюду: из рук, из плеч, из головы, из шеи, прокалывали её комбинезон, извивались в поисках добычи и впивались в епископа, жадно добираясь до вен.

      Огромные глаза Анны переливались всеми оттенками черного.

      — Зря ты связался со мной, Лазарь Гангрел.

      Они оказались на земле. Ослабевший епископ упал, а сверху на него навалилась горячая Анна. Лазарь почувствовал, как скользит она по его шее, как её клыки впиваются в яремную вену.

      — Нет.

      Веселое лицо девушки появилось перед затухающим взором Ганфела, полные губы в крови, черные глаза блестят, сотни острых шипов высасывают последние силы.

      — Незабываемые ощущения, епископ?

      Боль, нестерпимая боль выгнула тело Лазаря. Он чувствовал, как стремительно уходит из него запас крови, как все медленнее и медленнее бьется сердце, как холод обволакивает разум.

      «Шарлотта, любимая!»

      — Лазарь!!! — Шарлотта Малкавиан вскочила с постели, растерянная, непонимающая. — Лазарь, где ты?!

      Это был Зов, это явно был Зов, но почему такой слабый?

      — Лазарь!!

      «Шарлотта, любимая, прощай…»

      «Лазарь!! — Малкавиан лихорадочно сосредоточилась, собрала силу, выплеснула почти весь запас крови, и её Зов окутал ночную Москву. — Лазарь!!»

      Глаза Гангрела затухали, он еле отзывался, даже не разумом, инстинктивно.

      Его высушили. Кто?! Бешеная ярость охватила Шарлотту. Кто?!

      Память Лазаря была уже недоступна, и все, что могла увидеть Малкавиан его умирающими глазами, было лицо красивой смуглой женщины, губы которой били испачканы кровью.

      Кровью Лазаря!!

      Анна поднялась на колени, передохнула, толкнула беловолосого в щеку, голова безвольно мотнулась в сторону.

      Готов.

      Клыки и острые шипы исчезли, оставив после себя лишь проколотую и испачканную одежду, а ещё чужую кровь, которая причудливо бурлила в её жилах. Странная кровь, необычная. Анне нравилось первое ощущение после поглощения чужой крови: невероятный эмоциональный подъем, прилив сил и колоссальной, бьющей через край энергии. Но на этот раз все было ещё лучше. Кровь беловолосого буквально взрывала Анну. Холодная и неприятная на вкус, она оказалась переполненной силой, и девушка с восхищением и радостью осознала, насколько выросли её возможности.

      Анна поднялась на ноги, провела рукой по бедрам, томно изогнулась и презрительно ткнула носком туфельки в бок мертвого вампира.

      — Ты говорил, что в городе есть ещё подобные тебе, Лазарь Гангрел? Прекрасно! Мне понравилось пить вашу кровь, или, как вы там говорите: высушивать?

      Анна подняла с асфальта розу, поднесла её к лицу, наслаждаясь густым ароматом, и медленно вышла из арки, пнув по дороге «Харлей» беловолосого.

      Шарлотта Малкавиан нашла любимого уже после восхода солнца. Проклятого, убийственного солнца. Одетая в плотный кожаный костюм, тяжелый мотоциклетный шлем, перчатки, она вошла в тень арки и горестно ухватилась за стену.

      Черный «Харлей» беспомощно валялся на земле, задрав колеса, а рядом с ним лежала одежда Лазаря. ПУСТАЯ ОДЕЖДА!

      Шарлотта закусила губу, встала на колени и, всхлипнув, взяла в руки кожаную куртку. На её колени посыпался серый прах — все, что осталось от епископа Гангрела.

      — Лазарь…

      Масаны не умеют плакать, они умеют только страдать, и горечь, которая скрутила Шарлотту, была сильнее Жажды.

      Она вскинула вверх руки, и тоскливый вой убитого горем вампира огласил просыпающуюся Москву, заставив жителей окрестных домов испуганно попрыгать из кроватей.

      Анна. Астрахань, около четырех лет назад

      Полуденное солнце беспощадно выжигало ровную, как бильярдный стол, приволжскую степь. Его жестокие лучи неумолимым дождем стегали землю, спекая её в твердый камень, обжигали узкую асфальтовую дорогу, черной лентой рассекающую степь, и с особой жестокостью пронзали стоящий на обочине старенький фургон «Газель». Творения человеческих рук — пустынная дорога и сломанный автомобиль — вызывали у солнца наибольшее отвращение. Асфальт плакал смолой, а металлический кузов фургона был раскален так, что его пассажирам казалось, что если «Газель» постоит под этим жестоким пеклом ещё хотя бы час, то попросту расплавится, растечется лавой по горячей сковороде асфальтовой дороги, не выдержав жестоких лучей пылающей на небе звезды, и лишит своих пассажиров последней надежды на спасение.

      — Дерьмо! — Зорич яростно захлопнул капот «Газели» и изо всех сил пнул ногой передний бампер фургона. — Проклятая железяка!

      Пот градом стекал по могучему телу старика, и его распахнутую рубашку можно было выжимать. Зорич вытащил из кармана штанов грязноватый платок, вытер лысую голову, поправил свои странные очки и тоскливо глядел пустынную дорогу.

      Никого.

      — Ты сможешь починить машину? — Анна, на которой был надет лишь узкий белый купальник, сидела на складном стульчике в тени «Газели». — Я больше не выдержу здесь.

      Девушка плохо переносила жару. Последний час, пока Зорич возился с заглохшим двигателем, Анна пыталась высмотреть на небе хотя бы одно облако, одну тучку, из которой мог бы пролиться пусть даже кратковременный, редкий дождик, но тщетно. Небо было беспощадно чистым, а воздух неподвижным. Природа словно бы задалась целью истребить путешественников.

      Из фургона послышался плач Стеши.

      — Что ей надо?

      — Ей жарко, — пожала плечами девушка.

      — Так дай ей воды!

      Плач усилился. Анна медленно, как сомнамбула, поднялась на ноги и пошла к дверям в фургон:

      — Ей очень плохо.

      — Я знаю! — Зорич снова открыл капот «Газели». — Я знаю, я стараюсь.

      Нагревшийся двигатель приветливо полыхнул в лицо старика жаром. Плач Стеши затих.

      — Почему мы уехали из города? — Анна подошла к распахнутому капоту, держа в руке полупустую бутылку воды. Последнюю бутылку.

      — Я проиграл, — коротко ответил Зорич.

      — Я так и подумала, — Анна сделала большой глоток. Вода отдавала пластмассой. — Но ведь ты и раньше проигрывал, а мы никогда не убегали. Тебе верят.

      — Не в этом дело. — Старик вытер руки о масляную тряпку. — У меня есть деньги, чтобы расплатиться. Им нужна ты.

      Анна сделала ещё два глотка, безжизненно глядя на враждебно чистое небо, и только потом до неё дошло:

      — Ты что, играл на меня?

      — Не будь дурой, — грубо ответил Зорич. — Я играл на деньги. Я проиграл почти все, что у нас было, а когда хотел расплатиться, Калмык потребовал тебя.

      Калмык. Девушка задохнулась от отвращения. Толстый бандит, с маленькими блестящими глазками, лепешками губ и короткими пальцами. Анна видела его всего пару раз, мельком, и даже странно, что он обратил на неё внимание. Хотя нет. Девушка вспомнила последний день турнира, Калмык пялился на неё весь вечер.

      — Он не имел права требовать меня, — тихо сказала Анна. — Почему ты не пошел к Рустаму?

      — Калмык силен, — непроницаемые стекла очков уставились в лицо девушки. — Рустам не будет связываться с ним из-за нас.

      — Ты сделал ему хорошие деньги.

      — Не настолько хорошие, чтобы начинать войну.

      Анна закусила губу:

      — То есть ты никак не заплатил Калмыку за проигрыш?

      — Никак, — подтвердил старик.

      — Они будут искать нас везде.

      Из фургона снова донесся плач Стеши.

      — Успокой её, — буркнул Зорич, возвращаясь к двигателю.

      Сначала это были лишь две неясные точки на горизонте. Две маленькие, едва различимые точки на широкой раскаленной груди приволжского простора. Первым их заметил Зорич, когда в очередной раз отошел от раскрытого капота, чтобы попить воды. Он долго смотрел на стремительно приближающиеся машины, затем сделал маленький глоток, медленно закрыл бутылку, обошел фургон и посмотрел на сидящую девушку:

      — Нас нашли.

      Ответом ему был обреченный взмах длинных ресниц. Старик вздохнул, подошел к ящику с инструментом и вытащил монтировку.

      — Если ты будешь сопротивляться, — тихо сказала Анна, — они убьют тебя.

      — Все равно.

      Безнадежно. В фургоне, словно предчувствуя опасность, заплакала Стеша.

      — А что будет с ней? — Анна тоскливо прислушалась к сестре.

      — В лучшем случае её пристрелят, в худшем бросят подыхать здесь, — негромко сказал Зорич и жестко добавил: — На такой жаре она вряд ли дотянет до вечера.

      На длинных ресницах Анны заблестели слезы:

      — Пусть они заберут меня, Зорич. Спаси себя и её.

      Старик присел перед Анной на корточки и нежно провел рукой по щеке девушки:

      — Я никому тебя не отдам, моя красавица. Я лучше умру.

      Его очки были непроницаемо черны, но четко очерченные губы растянулись в грустной улыбке.

      — Зорич!

      Рядом с фургоном взвизгнули тормоза.

      Они приехали на двух джипах. Восемь человек. Очень злых, из-за того что им пришлось проделать длинный путь по раскаленной степи. Очень злых из-за того, что кто-то посмел не подчиниться их приказу. Просто очень злых.

      — Не любишь платить по счетам, Зорич? — Голос у Калмыка был тонкий, пронзительный. Толстый бандит выбрался из прохладной, кондиционированной машины на раскаленный противень дороги и сразу же тяжело задышал. — Нехорошо так поступать. Или теперь новые понятия?

      Отбойщики, окружившие «Газель», дружно заулыбались шутке босса.

      — Давай договоримся, Калмык, — хмуро попросил старик.

      Он спрятал монтировку под рубашку и стоял перед бандитами с пустыми руками.

      — Мы уже договорились вчера, — захихикал толстяк. — Теперь я буду пытаться развеять свое плохое настроение. Поганое настроение, я тебе скажу. И все из-за тебя.

      — Мне плевать на твое настроение!

      — Калмык, не слушай его! — Анна вышла из-за спины Зорича. — Забери меня, только оставь отца в покое!

      — Ты посмотри, как девка тебя хочет, босс! — заржал один из отбойщиков и крепко схватил Анну за руку. — Даже разделась заранее!

      Бандиты захохотали, поглядывая на аппетитные формы девушки, едва прикрытые белым купальником.

      — У тебя хороший вкус, Калмык!

      — Ишь, какую цыпочку приметил!

      Толстяк самодовольно усмехнулся:

      — Девку в машину, а старику настучать по рогам для начала.

      Зорич выхватил монтировку и резко ударил по голове ближайшего отбойщика. Анна вскрикнула, когда кровь бандита брызнула ей в лицо. Отбойщик замертво упал на дорогу.

      — Тварь…!

      Бандиты дружно, как собаки на медведя, бросились на старика. Его длинные, сильные руки умело разбрасывали нападавших, тяжелые кулаки крушили челюсти, монтировка ломала кости, но силы были неравны. Удар по ногам сзади швырнул старика на колени, металлический кастет врезался в затылок, и Зорич ничком упал на раскаленный асфальт. Кто-то отбросил вывалившуюся из ослабевших пальцев монтировку, кто-то навалился на плечи и профессионально скрутил руки, кто-то злобно ударил ногой по почкам, потом по голове. Уже теряя сознание, старик расслышал дикий визг Анны, отчаянный, пронзительный плач Стеши и тонкий смех Калмыка.

      Когда Зорича подняли на ноги, его лицо представляло собой страшную окровавленную маску. Единственное, что оставалось целым, были его странные черные очки. Озверевшие бандиты едва не забили старика до смерти, и только небрежный окрик Калмыка заставил их остановиться.

      — У профессиональных игроков тяжелая жизнь, — резюмировал толстяк, разглядывая жертву. — Скажи, Зорич, а ты умеешь делать что-нибудь еще? Или всю жизнь шары гонял?

      — Зачем тебе? — с трудом прошептал старик.

      — Потому что я решил, чем ты сможешь заплатить за свою наглость, — холодно сказал Калмык, раскуривая сигарету. — Я отрежу тебе кисти.

      — Нет! — завыла Анна.

      Девушка попыталась вывернуться, броситься к Зоричу, закрыть его своим телом, но её крепко держали.

      — Ножовку сюда!

      Один из бандитов с ехидной улыбкой открыл дверцу джипа.

      — Калмык, пожалуйста, не надо! — У Анны потоком хлынули слезы.

      В фургоне голосила Стеша.

      — Сколько же здесь баб, — поморщился Калмык.

      — Будь ты проклят, — негромко сказал Зорич.

      — Но прежде, — толстяк ласково провел рукой по блестящему полотну ножовки. — Перед тем как я отрежу тебе руки, ты увидишь, как мы позабавимся с твоей дочерью.

      — Не смей! — Рот старика перекосился, он рванулся вперед и, получив удар по голове, рухнул на колени.

      — Зорич!

      — Анна!!

      Раскаленный асфальт дороги обжег спину девушки.

      Она почувствовала, как грубые руки срывают с неё лифчик, трусики, мнут грудь, раздвигают ноги…

      — Не трогайте ее!

      — Смотри, урод! — Калмык склонился над извивающейся Анной. — Смотри, как ей нравится!

      — Не трогайте ее! — С разбитых губ Зорича капала кровь, надрывалась Стеша, бандиты ухмылялись, глядя, как Калмык расстегивает брюки.

      И в черных глазах Анны полыхнул зловещий огонь. Первой жертвой стал бандит, державший её за руки. Отбойщик не успел осознать, в какой момент тонкие девичьи предплечья приобрели необычайную, змеиную гибкость, словно бы кости Анны расплавились на горячем асфальте. Удлинившиеся, превратившиеся в щупальца руки девушки обвились вокруг бандита и с невероятной силой отшвырнули его в сторону.

      — Что за… — В маленьких глазках Калмыка мелькнул испуг.

      Анна резко села. Теперь её руки заканчивались когтистыми лапами, уши прижались к голове, а за полными, ярко-красными губами мелькнули длинные клыки.

      — Ты хотел моего тела, тварь?

      Острые как бритва когти резанули Калмыка по горлу и на Анну потоком хлынула кровь.

      — У неё нож! — Бандитам было трудно придумать другое объяснение.

      Стоящий на коленях Зорич поднял голову, и его окровавленный рот исказился в довольной усмешке.

      Один успел выстрелить, но за мгновение до этого тело Анны покрыла прочная стальная чешуя, и девятимиллиметровая пуля отскочила, вызвав целый фонтан искр. А в следующий миг когти девушки вспороли живот стрелявшего. Крики и предсмертные хрипы безумным коктейлем смешивались с кровью и плотью. Ужасный монстр метался между бандитами, разрывая их в клочья. Анна рычала, Стеша горестно кричала в фургоне, и только Зорич смеялся. Смеялся весело, от души. Смеялся так, что даже его непроницаемо черные очки, казалось, ожили и радостно блестели, глядя на происходящую вокруг бойню.

      — Я ведь не хотела. — Анна в ужасе уставилась на разорванные тела бандитов. — Зорич, я не хотела.

      Ее упругое смуглое тело было вымазано чужой кровью. Девушка провела рукой по бедру, по груди, несколько секунд смотрела на липкую ладонь, а затем резко согнулась пополам — её вырвало.

      — Все будет хорошо. — Старик набросил на обнаженную Анну рубашку и нежно прижал её к себе. — Ты поступила правильно, моя родная. Ты поступила абсолютно правильно.

      — Но я убила их, — девушку била крупная дрожь. На рубашке выступили кровавые пятна.

      — Такова жизнь, моя родная. Они все против нас. Весь мир против нас. Все норовят отнять у нас самое дорогое. Самое ценное.

      Сильные руки Зорича крепко сжимали девушку, ласковый голос был очень убедительным, и Анна, прижавшись к широкой груди старика, потихоньку успокоилась.

      — Победа достается сильным, а сильный человек обязан быть жестоким. Это аксиома силы, аксиома победы.

      — Я не хочу быть жестокой.

      — Тогда ты умрешь. — Зорич ласково поднял подбородок девушки, и её глаза встретились с черными стеклами очков. — Твоя жестокость спасла жизнь всем нам: мне, Стеше, тебе. Что толку от силы, которую не применяешь? — Он поднес окровавленный палец к её рту. — Попробуй вкус крови, Анна, вкус победы. Я знаю, о чем говорю, попробуй.

      Солоноватая жидкость смочила ярко-красные губы девушки.

      — Кровь — это победа?

      — Да, моя хорошая, моя любимая.

      Он готов был умереть ради нее. Анна улыбнулась и ещё теснее прижалась к могучей груди старика:

      — Зорич, любимый, я победила.

      Вкус крови на губах опьянял, глухие удары сердца тяжелым молотом проникали в сердце.

      «Сильный человек должен быть жестоким. Жестокость побеждает».

      В фургоне плакала Стеша.

      Зоричу удалось починить «Газель» минут через десять.

      Анна помогла старику перетащить растерзанные тела бандитов в джипы, помогла выпотрошить их карманы и обыскать машины. Затем, повинуясь его приказу, она облила джипы бензином, подожгла их и долго смотрела на пламя, яростно раздувая ноздри.

      Сильный человек обязан быть жестоким. Они все против нас.

      — Их найдут, — сказала она наконец. В голосе Анны не было паники, только холодный расчет. — И вычислят нас.

      — Мы будем далеко. — Зорич обнял девушку за плечи, зарево полыхающих джипов отражалось в черных очках. — А потом, я не думаю, что найдется много желающих отправиться вслед за Калмыком.

      Ярко-красные губы Анны скривились в презрительной усмешке.

      Вера

      «Сон? Это был сон?»

      События последнего времени отучили Веру воспринимать происходящее как ночной кошмар. Она уже успела убедиться в реальности угрозы, но теперь опять пребывала в растерянности. Вера прекрасно помнила атаку Анны, помнила, как начала собираться с силами, как образок помог ей противостоять Анне. Вера нащупала серебряный прямоугольник, сжала в кулаке. Она помнила, как невидимая рука швыряла её по комнате, как беспощадно впивалась в лицо подушка, лишая воздуха и сил, лишая мужества и воли к сопротивлению. Она помнила, что потеряла сознание. И вот она просыпается в постели в доме Волковых. Сквозь легкие шторы пытаются пробиться острые солнечные лучи, а из сада доносятся чьи-то голоса.

      Вера подошла к окну. В бассейне плавал Артем.

      «Это был сон?»

      — Вера Сергеевна, к вам можно? — В приоткрытой двери появилась рыжая голова Инги. — Доброе утро!

      — Доброе утро. — Вера удивленно посмотрела на девушку. — Входи.

      — Спасибо. — Инга впорхнула в комнату и бесцеремонно забралась с ногами на кровать. Следом за ней горничная внесла маленький поднос с завтраком. — Покушаем?

      Аромат только что сваренного кофе защекотал ноздри. Вера почувствовала, что ужасно проголодалась.

      — Я почищу зубы! — И скрылась в примыкающей к комнате ванной. — А Марта будет с нами завтракать?

      — Родители умчались зарабатывать деньги, — сообщила Инга, наливая себе кофе. — Но вы не волнуйтесь, я предупредила маму, что вы останетесь до завтра, так что увидитесь с ней за ужином.

      — Предупредила о чем? — Ошарашенная Вера выглянула из ванной с зубной щеткой во рту, из-за которой фраза была произнесена очень шепеляво, но Инга поняла вопрос.

      — Предупредила, что вы останетесь у нас ещё на одну ночь, — спокойно ответила она. — Надеюсь, вы не думаете, что это нас как-то стеснит?

      — Не думаю. — Вера быстро закончила с умыванием, вернулась в спальню, устроилась на кровати рядом с Ингой и жадно глотнула апельсинового сока. — Объясни мне, что происходит.

      Темные глаза девушки озорно блеснули:

      — Я как раз собиралась задать этот вопрос вам.

      Если бы она добавила «дорогуша», то Вера бы подумала, что перед ней сидит Марта. Внешне Инга не очень походила на мать, но манера поведения копировалась полностью: те же уверенность, энергия и читаемая в глазах фраза: «Я лучше знаю, как лучше».

      — И что я должна объяснить? — Веру начала забавлять ситуация. Что вообще надо этой маленькой, похожей на школьницу девочке?

      — Ну, например, что вы делали в бассейне в четыре часа утра? — небрежно произнесла Инга. — И почему нам с Артемом пришлось вытаскивать вас из воды и откачивать?

      Это был не сон! Вера похолодела.

      «Значит, Анне почти удалось, и если бы не ребята, меня бы выловили из бассейна уже мертвой!»

      — А что там делали вы? — Она попыталась улыбнуться. Получилось неловко.

      — Это как раз понятно, — Инга грациозно потянулась.

      Вера только сейчас обратила внимание на темные круги у неё под глазами. Машинально вспомнила крепкие руки Артема.

      Действительно, понятно. Но что ответить? Прикинуться лунатиком? Признаться, что слишком много выпила на вечеринке?

      — Инга, — тихо сказала Вера. — Если то, что ты говоришь — правда, то я признательна тебе и Артему за помощь. Очень признательна. Но я не хотела бы, чтобы ты лезла в эту историю. Она тебя не касается.

      — Вы не справитесь одна, Вера Сергеевна, — спокойно улыбнулась Инга, и её темные глаза устремились на серебряный образок на груди женщины. — Ваш медальон слишком слабое средство против врагов. А больше у вас ничего нет.

      Вера широко распахнула глаза:

      — Откуда ты знаешь?

      Инга отхлебнула кофе, облокотилась на подушку и доверительно взяла женщину за руку:

      — Расскажите мне все, Вера Сергеевна.

      И Вера неожиданно для самой себя начала исповедь.

      — А что вы знаете об этой Анне? — Инга вылила остатки кофе в чашку и поднесла её к губам. — Есть какая-нибудь информация?

      — Маминов сказал, что Костя зачастил в ночной клуб «Заведение Мрака».

      — Это уже кое-что. — Инга замолчала и задумчиво посмотрела в окно. Людочка Пупырышкина говорила именно об этом клубе. Совпадение? Во всяком случае, очень интересное. — Будем надеяться, что её там знают.

      «Будем надеяться, что её там знают! Боже мой, откуда это у девятнадцатилетней девчонки?»

      — Вера Сергеевна, я думаю, что смогу помочь вам.

      — Ты смеешься?

      Темные глаза Инги похолодели.

      — Давайте обсудим мое остроумие, после того как все закончится. Хорошо?

      — Но это так неожиданно…

      — У меня есть два условия, — неторопливо продолжила девушка. — Первое: вы никогда, ни при каких обстоятельствах, ни случайно, ни намеренно, ни с кем не будете обсуждать эту историю и мою роль в ней. Особенно с моими родителями. Все, что произойдет, начиная с этого момента касается только нас. Вы будете задавать минимум вопросов, а затем вообще обо всем забудете.

      Серьезность тона подействовала на Веру. Женщина кивнула:

      — А второе?

      — Вы будете четко соблюдать все мои инструкции.

      Ну, с этим все понятно.

      — В таком случае я хочу знать, что происходит, — твердо произнесла Вера.

      — Разумно, — улыбнулась Инга.

      Великие Дома тщательно скрывали свое присутствие в городе, но жизнь есть жизнь, и иногда обычным людям приходилось сталкиваться с работой настоящих магов. Для подобных случаев были предусмотрены целые сборники сказок, Инге оставалось только выбрать наиболее правдоподобную.

      — Видите ли, Вера Сергеевна, современная наука ещё не до конца познала возможности человека. Телепатия, гипноз, внушение, все то, о чем вы читаете в бульварных газетенках, существует на самом деле. Разумеется, не в тех количествах и не в той форме, в какой это представлено в прессе, но существует. Есть люди, возможности которых позволяют им воздействовать на мозг других людей, внушать образы, заставлять совершать определенные поступки. Я думаю, что Анна именно такой человек. И она хочет вас убить.

      В этом Вера не сомневалась. Она сомневалась в другом.

      — А откуда ты знаешь обо всем этом?

      Вполне ожидаемый вопрос и заранее приготовленный ответ.

      — Я ведь учусь на психолога, помните? — Темные глаза весело блеснули, вновь посерьезнели. — В ФСБ есть подразделение, которое занимается этим феноменом, так получилось, что я принимала участие в их работе. Что-то вроде стажировки.

      — И ты можешь это доказать?

      Инга молча протянула женщине жетон ФСБ. Волкова Инга Александровна, офицер-стажер. Отличить его от настоящего не смогли бы даже лучшие эксперты службы безопасности, чего уж говорить о простой домохозяйке?

      — Невероятно! — Вера вернула жетон девушке.

      — Кстати, там я познакомилась с Артемом.

      — Он из ФСБ? — удивилась Вера. — Я слышала, у него туристическая фирма.

      — Да, фирма, — Инга почему-то поморщилась. — Артем ушел со службы, но он поможет нам. Ему не впервой сталкиваться с подобными случаями.

      То, что в деле будет участвовать Артем, придало Вере уверенности.

      — Меня будет защищать ФСБ?

      — Мы же договорились: минимум вопросов.

      — И потом я все забуду.

      — Совершенно верно.

      — Хорошо, но… — Вера вспомнила один из своих кошмаров. Огромная черная собака, стоящая у окна спальни. — Ты сказала, что есть люди с необычными возможностями, а существуют оборотни?

      — Какие оборотни, Вера Сергеевна? — округлила глаза девушка. — Это же сказки!

      Разговор с Ингой оставил у Веры двоякое впечатление. С одной стороны, чувствовалась потрясающая уверенность девушки. Инга знала, о чем говорила, и готова была с легкостью объяснить любое происшествие. С другой стороны, это-то и настораживало, Инга говорила правдоподобные вещи, но уж больно заезженные, и Веру не покидали сомнения, что девушка ловко переплетает правду и ложь, желая скрыть от неё истину.

      «А нужна ли тебе истина? Ведь главное — вырваться из этого кошмара».

      Это было так, но Вера все равно решила позвонить Юрию Маминову, начальнику службы безопасности фирмы «Куприянов».

      — Юра? Доброе утро.

      — Доброе утро, Вера Сергеевна, — вежливо отозвал-w Маминов. — Как у вас дела?

      — Нормально. — Вера сглотнула. — Юра, Кос… Константин Федорович уже сообщил вам о том, что происходит между нами?

      — Да. — Маминов помолчал. — Но я, с вашего позволения, не хотел бы вмешиваться…

      — Я понимаю, — улыбнулась Вера. — Юра, я звоню по другому поводу. Скажите, вы уже выяснили причины гибели Леночки Прытковой?

      — Честно говоря, — медленно ответил Маминов, — расследование в тупике. Все, что может сказать полиция, это то, что Леночка умерла.

      — А как она умерла? — с замиранием сердца спросила Вера.

      — Это важно для вас?

      — Да.

      — Ее загрызла собака, — просто сказал Маминов. — Крупная собака, судя по следам — ротвейлер.

      — Но я слышала, что это произошло не на улице.

      — Это произошло на крыше дома. Я же сказал: полиция в тупике.

      «Какие оборотни, Вера Сергеевна? Это сказки!»

      — Понятно. — Вера перевела дух. Слова Маминова окончательно утвердили её в мысли, что следует положиться на Ингу. Может, она что-то и недоговаривала, но по крайней мере девятнадцатилетняя дочь Марты Волковой не употребляла слова «тупик». — Юра, я хотела попросить ещё об одном деле.

      — Я слушаю, Вера Сергеевна.

      — Я планирую завтра забрать детей из загородного дома. Вы сможете сделать так, чтобы у меня не возникло проблем с охраной?

      Маминов снова помолчал.

      — Я уже говорил, Вера Сергеевна, что не хотел бы вмешиваться в ваши личные взаимоотношения с Константином Федоровичем. Даю слово, что мои ребята не будут вам мешать. Но…

      — Что «но»? — насторожилась Вера.

      — Я не думаю, что у вас возникнут проблемы, — слегка понизил голос Маминов. — Мне кажется, что в последнее время Константин Федорович не уделяет много внимания детям.

      — Почему вы так решили? — глухо спросила Вера.

      — Он почти не ночует дома. И крайне редко появляется в офисе.

      — Ныряй ко мне! — Артем подплыл к усевшейся на бортик бассейна Инге, подтянулся и поцеловал девушку в бедро. — Вода великолепная!

      — Тема, у нас есть срочное дело, — сообщила Инга. — Надо ехать в Москву.

      — Ты решила помочь несчастной? — Артем выбрался из воды и присел рядом с девушкой.

      — Иначе её убьют.

      — И что?

      — Тема, — в голосе Инги засквозил металл. — Вера — подруга моих родителей, у неё двое маленьких детей и бабник-муж. Я хочу вытащить её из этой истории. И ты мне поможешь!

      — А… — В последнее время Артем никому не помогал бесплатно, за чем строго следил его напарник, но сейчас Кортес грел пузо под ласковым южным солнцем, а в темных глазах Инги явственно читалось, что разговора о деньгах быть не может.

      — Что «а»? — осведомилась девушка.

      — Вера оплачивает все расходы по операции, — не терпящим возражений тоном произнес Артем, он тоже умел быть серьезным. — И если у меня появится срочный контракт, то я с чистой душой прекращу заниматься благотворительностью.

      — Договорились. — Инга поджала губы, но тут же улыбнулась и поцеловала Артема в щеку. — Жадина! Иди одевайся, подробности я расскажу тебе по дороге.

      Сантьяга

      Царящий в зале полумрак не отражал реального времени суток — был самый разгар дня, но в Цитадели многие помещения не имели окон и даже искусственного освещения. Впрочем, собравшиеся в зале были привычны к отсутствию ярких красок. Лидеры семьи Масан понимали тьму почти так же хорошо, как и Темный Двор.

      Их было немного. С одной стороны длинного стола, настолько длинного, что его противоположный конец терялся где-то во мраке, сидели трое. Захар, епископ клана Треми, о членах которого говорили, что с тех пор, как пообещали Спящему пить кровь, они не сдержали ни одного слова. Рядом с ним пристроился лысый кардинал Носферату, чей безобразный облик не могли скрыть даже чары Внешности, и Нил Гангрел, кардинал клана, грузный, беловолосый, нервно потирающий руки. Напротив них, на другой стороне стола, разместились епископ Грегуар Малкавиан, темноволосый, с большими, навыкате глазами, и Шарлотта, чье право на присутствие никто не оспаривал. Отсутствовали только представители клана Бруджа, но по очень уважительной причине: «поход очищения» в Гонконг. Во главе стола сидел Сантьяга.

      Он изложил присутствующим хронологию событий, дал время обдумать свой рассказ и теперь ждал вопросов. Первым нарушил молчание Нил Гангрел, старый кардинал клана:

      — Все действительно было так, как вы сказали, комиссар?

      — Мне нечего скрывать от семьи Масан, — развел руками Сантьяга. Его белый костюм ярким пятном выделялся в полумраке зала. — Челы сообщили мне о нарушении четвертой Догмы Покорности. Им с большим трудом удалось скрыть жертву от внимания полиции, но они потребовали возмездия. Вы знаете правила. — Черные глаза медленно перебрали каждого из присутствующих. — Все знают правила.

      Вампиры нехотя кивнули.

      — Нарушение Догм влечет только одно наказание. — Комиссар выдержал паузу. — Тем более — четвертой Догмы. Поэтому я приказал епископу Гангрелу расследовать все обстоятельства дела и покарать преступника.

      — Епископ Гангрел не сообщал своему клану о деталях этого задания, — негромко произнес Нил. — Мы знали, что Лазарь проводит какое-то расследование, но не были в курсе подробностей.

      — Две ночи назад епископ окутывал город Зовом, — припомнил Захар Треми, скрытный и осторожный епископ. — Я слышал его.

      — Мы все слышали его, — махнул рукой кардинал Носферату и покачал лысой головой. — Но почему Лазарь был столь скрытен? Что он нащупал при расследовании?

      Масаны клана Носферату славились своим любопытством и любовью к сплетням, поэтому кардинала гораздо больше занимала сама ситуация, а не гибель епископа Гангрела. Большинство присутствующих были согласны с таким подходом к делу, но не все.

      — Я слушаю и не могу понять: о чем мы говорим? — Шарлотта Малкавиан ударила кулаком по столу и вскочила на ноги. — Что мы обсуждаем? Как мы вообще можем обсуждать произошедшее? Особенно ты, Нил! Твой епископ был высушен! Высушен! Его бросили в подворотне, как зарезанного в пьяной ссоре бомжа! Солнце стерло его в прах! А ты сидишь и демонстрируешь этому наву свое благоразумие?

      Сидящий во главе стола комиссар зевнул, деликатно прикрыв рот двумя пальцами.

      Вампиры глухо заворчали. Разъяренная, с распущенными волосами Шарлотта высказала то, что творилось у них в душе, и что никто из них не смел в открытую бросить Сантьяге:

      — Месть! То, что стоит за этим расследованием, мы выясним, когда доберемся до преступника! Он сам расскажет! А пока я предъявляю права на убийцу Лазаря! — Шарлотта обвела взглядом присутствующих. — Его кровь будет моей, и никто не смеет встать у меня на пути!

      На ней была куртка с эмблемой клана Гангрел, куртка епископа, а на левом виске чернел причудливо переплетенный узор. Сантьяга превосходно читал древние иероглифы масанов, и ему не составило труда разобрать: горе, утрата, отказ, ярость. Шарлотта явно совершила ритуал «клятвы крови», и остановить её было невозможно.

      — Вы хотели покарать преступника, комиссар? — Из-за стола поднялся епископ Грегуар Малкавиан, родной брат Шарлотты. Все знали, что он не одобрял связи сестры с масаном из другого клана, но теперь, глядя на страдания Шарлотты, предсказать его требования было несложно. — Мы тоже этого хотим, и даже больше, чем вы!

      — И что вы предлагаете?

      Вампиры переглянулись. Осторожный Треми нехорошо улыбнулся, Носферату отвел глаза, кардинал Гангрел откашлялся, Грегуар открыл рот, но его опередила сестра:

      — Ты должен официально объявить Кровавую охоту!

      Требование прозвучало.

      Кровавая охота подразумевала активность всех находящихся в Тайном Городе масанов и индульгенцию на все нарушения Догм. Она объявлялась всего несколько раз, во время массового вторжения вампиров Саббат, и счет «случайных» жертв шел на десятки. Если начать Кровавую охоту, то этому городу ещё долго не будет грозить Жажда.

      Сантьяга улыбнулся. Он знал, что Лазарь пользовался большим авторитетом среди масанов, и чувствовал, что ему придется уступить.

      — Все ли согласны с мнением Шарлотты Малкавиан?

      — Гибель епископа Гангрела всколыхнула семью, — проворчал Носферату. — Мы хотим возмездия.

      — Мы хотим крови преступника!

      — Ты не можешь запретить нам отомстить за Лазаря!

      — Никто и не собирается! — Черные глаза комиссара весело сверкнули. — Но есть одна деталь, на которую вы, уважаемые господа, не обратили внимания.

      — На какую деталь? — насторожился Захар Треми.

      — Когда мы с Лазарем Гангрелом обсуждали первое высушившие, первое нарушение четвертой Догмы, то среди прочих высказывалось предположение, что преступником может оказаться кто-то из местных масанов. — Сантьяга поднялся во весь свой гигантский рост и холодно посмотрел на вампиров. — Кто-то, кто не справился с Жаждой. — Грегуар вскинул руку, но одного взгляда комиссара хватило, чтобы остановить Малкавиана. — Вполне возможно, что именно этим объясняется та скрытность, которая сопровождала расследование епископа Гангрела. Вполне возможно, что Лазарь нащупал преступника среди вас. — Сантьяга выдержал паузу. — Вполне возможно, что он вышел на след законспирированного агента Саббат.

      — Это чушь, — сглотнул кардинал Носферату.

      — Это весьма жизнеспособная версия, — жестко отрезал комиссар Темного Двора. — И я намерен проверить её. — Он вернулся в кресло. — Мы все прекрасно знаем, что присутствие крови масана можно определить в течение трех-четырех дней. Я хочу, чтобы вы немедленно начали тотальную проверку всех вампиров, находящихся в городе.

      — Сначала подозреваем своих? — криво ухмыльнулся Малкавиан.

      — У меня нет выбора, — по-прежнему жестко произнес Сантьяга. — Я знал епископа Гангрела четыреста лет. Больше, чем многие из вас. — Черные глаза комиссара нашли Шарлотту, заставили её вздрогнуть. — И я знаю, что среди масанов найдется очень мало бойцов, способных высушить Лазаря. А значит, имело место предательство.

      — Но я видела лицо убийцы, — напомнила Шарлотта. — Вы даже сканировали изображение из моей памяти!

      — Я не забыл об этом. — Сантьяга чуть смягчился. — Но, во-первых, изображение расплывчато, а во-вторых, откуда вы знаете, что видели настоящее лицо убийцы?

      Девушка кивнула.

      Несколько секунд комиссар смотрел на нее, а затем, по-прежнему не отрывая глаз, закончил совещание:

      — Если проверка не даст результата, то сразу же по её окончании я официально открою Кровавую охоту. Главным ловчим я объявлю Шарлотту Малкавиан. — Длинный палец Сантьяга нацелился на девушку. Шарлотта вскинула подбородок. — Ей будет принадлежать кровь убийцы епископа Гангрела и кровь десяти родственников убийцы.

      Если масаны и были недовольны решением Сантьяги, то они никак не проявили этого. Жесткие требования комиссара, изначально покоробившие лидеров кланов, были вполне объяснимы, а вот неслыханная щедрость для ловчего Кровавой охоты показывала, насколько сильно Сантьяга ценил Лазаря. В том же, что охота начнется, никто не сомневался.

      Когда за масанами закрылись двери, комиссар какое-то время молча сидел в кресле, рассеянно разглядывая ухоженные, покрытые бесцветным лаком ногти, затем небрежно забросил на стол длинные ноги, потянулся и посмотрел на вошедшего в зал Ортегу:

      — Проследите, чтобы гарки контролировали проверку масанов. Это продемонстрирует нашу заинтересованность в процедуре.

      — Я уже отдал необходимые распоряжения, — улыбнулся помощник комиссара. — Мы выиграли сутки. Зачем?

      — Мы должны найти убийцу Лазаря Гангрела, прежде чем до него доберется Шарлотта, — пожал плечами Сантьяга. — Разве не понятно?

      Ортега работал с комиссаром не одну сотню лет и давно перестал удивляться его решениям.

      — Будем искать сами?

      — Ни в коем случае, — покачал головой Сантьяга. — Подключим наемников. Я не хочу, чтобы семья Масан затаила на нас обиду.

      — Понимаю. — Ортега помолчал. — А зачем нам убийца?

      Черные глаза комиссара весело оглядели помощника:

      — Скажите, Ортега, вы верите, что епископа Гангрела высушил обыкновенный масан?

      — Вы же сами сказали, что имело место предательство.

      — Оставьте. — Сантьяга поднялся, поправил галету и прошелся вдоль стола. — Лазарь не верил никому. Застать его врасплох могла только Шарлотта, но она не убивала. Да даже если и было предательство! Один, один Лазарь высушил бы любого масана. А это значит, что в личности убийцы кроется какая-то тайна. И я хочу знать, какая!

      Вполне в духе Сантьяги. Ортега вздохнул:

      — Ваши распоряжения?

      — У вас есть изображение предполагаемой убийцы.

      — Образ, который мы сканировали из памяти Шарлотты?

      — Да. Немедленно разыщите Алира Кумара и закажите ему куклу масана, с этим самым лицом. Это первое…

      Артем

      Торговая Гильдия включала в себя не только маленькие лавочки типа «Дивных Древностей», но и огромные супермаркеты, в которых можно было приобрести самые разнообразные товары, как обычные, так и не очень. Самый крупный из этих центров размещался на Лубянке, в большом сталинской постройки доме, и на первый взгляд ничем не отличался от обычного московского супермаркета, разве что удачным расположением. Первый этаж был целиком отдан под продовольственные товары и не вызывал никаких подозрений. Но мало кто знал, что здание полностью принадлежало Гильдии и торговые площади занимали ещё два этажа, а также подвал, переоборудованный в гараж.

      Артем, на правах старого друга и постоянного клиента, сразу же направился в кабинет управляющего супермаркетом Биджара Хамзи, по опыту зная, что интересы пронырливого торгаша простирались далеко, и у него можно было получить консультацию практически по любому вопросу. Так оно и вышло.

      — «Заведение Мрака»? — удивленно переспросил Биджар, глядя на Артема. — А с виду ты производишь впечатление интеллигентного юноши. Кортес знает, что ты ступил на скользкую дорожку?

      — А что не так с этим клубом? — поднял брови наемник.

      — Да как тебе сказать… — Хамзи хитро улыбнулся. — О нем ходят разные слухи.

      — То есть ты там не был?

      — Не был. И то, что я о нем слышал, меня не привлекает, — скривился Биджар. — Они продают самые грязные пороки.

      — И что в этом ужасного?

      — Должна же быть какая-то грань, — неожиданно серьезно произнес Хамзи. — А там нет никаких запретов. Хозяева «Заведения Мрака» считают себя слугами Дьявола. Это черный бог из ваших, человских верований.

      — Мне знакомо определение, — кивнул Артем. — Давай конкретнее.

      — Куда уж конкретнее, — хмыкнул Биджар. — В «Заведении Мрака» царят самые низменные пороки, что привлекает определенную публику. Это очень закрытый клуб. Просто так, с улицы, туда не попадешь. Нужны весомые рекомендации и очень толстый кошелек.

      — Насколько толстый? — немедленно среагировал Артем. 1

      — Членская карточка стоит двадцатку.

      — Всего?

      — Двадцатку тысяч. Плюс ежегодный взнос в размере двенадцати тысяч. Взимается вперед.

      — Весомо, — оценил наемник. — И что я получу за эти деньги?

      — Все, — буркнул Хамзи. — А за отдельную плату ещё больше. Любое желание или прихоть, которые могут прийти в самую болезненную голову. Любая грязь, которая может доставить наслаждение заказчику, будет профессионально выплеснута на него. Или на других, в его присутствии.

      — Весьма откровенно. Ты сможешь сделать мне клубную карточку?

      — Постараюсь, но придется заплатить наличными.

      — Не та проблема, — махнул рукой наемник. — Значит, карточка — это двадцать плюс двенадцать и…

      Артем покосился на Биджара.

      — Тысячу за беспокойство, — улыбнулся Хамзи, — у меня тоже есть маленькие слабости, которые стоят денег.

      Поскольку подразумевалось, что все расходы будет оплачивать Вера, спорить Артем не стал.

      — Договорились. До конца дня успеешь?

      — Думаю, да. — Биджар почесал голову. — Это все?

      — К сожалению, нет. — Артем откинулся на спинку кресла и вздохнул: — Хочу открыть небольшую фирму.

      — Ого, — подпрыгнул Биджар, — решил заняться честным бизнесом? Уходишь из наемников?

      — Не все так плохо, — улыбнулся Артем. — Понимаешь, Инга…

      — Это твоя рыженькая девочка, — припомнил Хамзи.

      — Да, — Артем снова вздохнул. — Так вот, Инга ляпнула своим родителям, что я владелец туристической фирмы.

      — Логично, — согласился Биджар, — не могла же она сказать, что ты наемник.

      Хамзи слово в слово повторил слова Инги, и Артем понял, что сочувствия он здесь не дождется.

      — Короче, мне нужна фирма, ну и все атрибуты: офис, телефон, мебель, визитные карточки…

      — Артем, дальше можешь не продолжать, — улыбнулся Биджар. — Считай, что у тебя уже все есть.

      — Да, но сколько это будет стоить? — Теперь речь шла о его деньгах, и наемник был не столь покладист, как раньше.

      — Ну, зачем все переводить на деньги? — Биджар сходил к бару и принес бутылочку коньяка. Артем взялся за бокал. — Фирма — это совсем не проблема. Зарегистрируем, откроем счет, сообщим в налоговую…

      — Фирма должна быть с историей. Вдруг они начнут копать?

      — Историю сделаем, какую захочешь, — замахал руками Биджар. — Пять лет хватит?

      — Давай три года.

      — Да хоть тридцать. Ты название фирме придумал?

      — «Неприятные Ощущения». — Артем постарался вложить все свое отношение к данной ситуации.

      — Достойно, — Хамзи почесал длинный нос. — А какой профиль?

      — Экстремальный туризм.

      — Это типа с акулами плавать?

      — Во-во.

      — Ну, тогда все в порядке, — решил Биджар. — Название соответствует. Теперь второе — офис. Здесь вообще все просто: последний этаж этого дома пойдет?

      На верхних этажах здания располагался весьма солидный бизнес-центр.

      — У тебя освободились площади? — догадался Артем.

      — Совсем нет, — обиделся Хамзи. — На эти помещения, между прочим, очередь стоит, но я сдаю не каждому. Все-таки центр Москвы, большие кабинеты, охрана, подземный гараж, любая связь. Красота! Тебе большая площадь нужна?

      — Да нет, комнаты, я думаю, хватит.

      — Не позволяй жадности вставать у тебя на пути, — менторским тоном произнес Биджар. — Ты же солидный чел, имеешь вес в городе, к тебе будут приходить посетители, и что они увидят? Что лучший наемник ютится в комнатушке рядом с туалетом?

      — При чем здесь посетители? Мне просто отмазаться надо, чтобы родители…

      — Это только повод, — успокоил Артема Хамзи. — Подумай сам: сколько времени вам ещё договариваться о своих делах по кабакам? Ну, с Кортесом все понятно, его так приучили в имперской разведке. Но ты! Ты ведь современный чел. Представь, у тебя хороший офис, твои клиенты сидят в мягких креслах, секретарша приносит кофе… — Биджар повертел в руке бокал, — коньяк. У них хорошее настроение. Ты ведь сможешь запросто удвоить свои гонорары.

      — Может, ты запамятовал, — улыбнулся Артем, — но мы с Кортесом и так берем немаленькие деньги. и наши гонорары зависят не от мягких кресел, а от качества работы.

      — Да ладно, — махнул рукой Хамзи, — думай что хочешь, но если ты снимешь какой-нибудь задрипанный уголок, то что скажут в городе?

      Только теперь Артем понял, в какую яму он попал. Ну, Инга, спасибо!

      — Мебель и компьютеры будут самые новые, сервером рекомендую пользоваться моим…

      — Подожди, — опомнился Артем, — какая мебель, какие компьютеры, мы ещё не договорились. Что за помещение?

      — Отличное помещение, — пожал плечами Биджар. — Общий зал тридцать метров, там у тебя будут менеджеры и секретарь. В зал выходят два кабинета по двадцать метров, к каждому из них пристроена комната отдыха, десять метров, плюс санузел: душевая, раковина, унитаз. Менеджеры будут бегать в общий туалет в коридоре.

      — Какие менеджеры?

      — Откуда я знаю? Фирма-то твоя.

      — А зачем мне два кабинета?

      — А для Кортеса? Вы же всегда вместе.

      — Я же говорил, что эта фирма нужна мне, чтобы родители Инги…

      — Да не рассказывай мне сказки, — Хамзи потрепал наемника по плечу и долил коньяк в его бокал. — Продолжаем. Я обеспечиваю связь, офисную технику, охрану, выделяю два места в подземном гараже.

      — Четыре, — буркнул Артем.

      Биджар прищурился, но потом кивнул:

      — Хорошо, четыре места в подземном гараже. Стоить это тебе будет пятнадцать тысяч в год.

      — Даже и не думай, — чуть не по складам произнес наемник.

      — Попробуй найти в центре Москвы девяностометровый офис за такие деньги, — нахмурился Биджар. — Я тебе и так делаю огромную скидку, учитывая наши дружеские отношения.

      — Да у тебя никто не снимает площади, — засмеялся Артем. — К офису подъехать невозможно из-за вечной пробки у твоего супермаркета. Дом старый, несовременный, к тому же последний этаж, так что не больше десятки.

      Хамзи поперхнулся коньяком:

      — Да я за такие деньги сам этот офис сниму! Мне ещё один отдел продаж девать некуда! А я тебе, как старому другу, со всей душой! Знаешь, сколько желающих есть на этот офис? По двадцатке готовы платить! Четырнадцать.

      — Двенадцать, — проворчал Артем. — Все. Последнее слово.

      — Ну, ладно.

      Бокалы соприкоснулись, издав мелодичный звон.

      — Еще десятка на оформление фирмы, — сообщил Биджар. — Включая уставный капитал и все налоги.

      — ОК.

      — А сколько ты собираешься платить бухгалтеру? — осведомился Хамзи.

      Об этом Артем не думал.

      — А зачем?

      — Как зачем? — изумился Биджар. — А кто будет вести твои дела? Балансы сводить? Налоговикам человским очки втирать? Спящий?

      Затея с открытием фирмы нравилась наемнику все меньше и меньше. Лучше бы Инга действительно назначила его художником.

      — Ну, найму я какого-нибудь бухгалтера, найму, — проворчал Артем.

      — Какой-нибудь не подойдет, — отрезал Биджар. — Нужны наши. Или ты собираешься трезвонить о своих делах направо и налево?

      Наемник молча налил себе ещё коньяка и выпил.

      — Могу порекомендовать фирму моего двоюродного брата, — участливо предложил Хамзи. — Золотые ребята у него работают. И посчитают все до копейки, и баланс так сведут, что налоговая инспекция тебе ещё приплачивать будет. Да и берут недорого.

      — Сколько? — буркнул Артем.

      — Пятьсот в месяц.

      — Хорошо. — Наемник и сам не знал, к кому или к чему относилось это слово. К весело улыбающемуся Биджару или коньяку, который самым душевным образом разливался по организму, неся с собой умиротворяющую расслабленность.

      — Видишь, как все просто и легко решается, — пробормотал Хамзи, заканчивая подсчеты. — А ты говоришь: проблемы, проблемы. Когда, кстати, Кортес возвращается?

      — Недели через две, — машинально ответил Артем. — Подожди, Биджар, это ещё не все. У меня уже нарисовался клиент.

      — Так это же здорово! — с энтузиазмом воскликнул Биджар. — Обмоем это дело! Надо же, как везет новичкам! Только открыл фирму, а уже клиент.

      — Хватит шутить. Куда я его отправлю, по-твоему? В какой тур?

      — А что ты ему обещал?

      — Да я ему ничего не обещал. Инга расписывала своим родителям, какая у меня фирма, какие туры, только для настоящих мужчин. Вот мальчик и взволновался.

      — Да, — согласился Хамзи, — проблема. Когда он придет?

      — Да вот-вот.

      — Нужны контакты с экстремальщиками, — проворчал Биджар. — Есть кто-нибудь на примете?

      — Нет.

      — Совсем плохо. Слушай, тогда есть вариант под условным названием «Школа жизни».

      — Это как?

      — А вот так, — Хамзи залпом выпил коньяк, отчего его длинный нос подозрительно покраснел, налил себе ещё и склонился к Артему. — Один на один с дикой природой. Путешествие без сопровождения по непроходимым лесам. Все равно толкового проводника мы ему так быстро не найдем.

      — Угробим мальчика.

      — Да ладно тебе, подключим его к детектору здоровья, я с «Тиградком» договорюсь, и все дела. Если заболеет или ногу сломает — вытащим его оттуда за пару чacoв. Да он и не согласится. Сделай договор, предусматривающий его возможную гибель, опиши ему все предстоящие ужасы, заставь отказаться от страховки, и он сразу побежит домой, к мамочке. А ещё денег потребуй много.

      — А это вариант. — Артем повеселел. — ОК, Биджар, в твоих словах есть смысл.

      — Нет в них никакого смысла, — поморщился Хам-зи. — Кто же в здравом уме от клиента отказывается?

      Инга

      Поскольку благодаря её длинному языку Артему предстоял очень напряженный день, Инга не стала спорить, когда наемник велел ей заняться самым скучным и нудным делом: попытаться нащупать в базе данных хоть какие-то следы Анны. Уже одно то, что Артем согласился бесплатно помочь Вере, было большой победой, и девушка безропотно выполняла все его указания. Кроме того, она признавала, что в планировании подобных операций у молодого человека было гораздо больше опыта.

      Войдя в квартиру Артема, Инга поставила себе кофе, включила компьютер, но, подумав, решила начать не с этого. Она дотянулась до телефона и набрала номер Людочки Пупырышкиной.

      — Приветик, подруга, все спишь?

      — Инга, ты? — Голос красноволосой толстушки был, мягко говоря, невразумителен. — Ты чего так рано.

      — Это для тебя рано, а у меня сессия в полном разгаре, — хихикнула Инга. — К экзаменам готовлюсь, скука страшная, вот и решила с тобой поболтать. Помнишь вчерашний разговор?

      — Конечно! — Людочка моментально проснулась. — И что ты решила?

      — Думаю, мне будет интересно посмотреть на этот клуб, как его, «Заведение Ужаса»?

      — «Заведение Мрака», — поправила подругу Пупырышкина. — А ты что, поссорилась со своим кексом?

      — Ну, не то чтобы очень сильно, — протянула Инга, — но мне кажется, что разнообразие не помешает.

      — Узнаю свою подругу! — В голосе Людочки звучала подлинная радость. — Инга, честное слово, не прогадаешь!

      — Сегодня поедем?

      — Давай договоримся, где встретимся…

      Положив трубку, Людочка вскинула руки и издала громкий крик — повезло!

      Из предоставленного ею списка друзей Зорич сразу же выделил Ингу Волкову: дочь богатых и влиятельных людей, мама на дружеской ноге с мэром, вхожа в московскую элиту. Зорич обещал, что если Инга появится в клубе, то Людочка получит кредит на целых полгода! Но вчера взбалмошная малолетка очень вяло среагировала на заманчивые рассказы о прелестях необычного клуба, и Людочка даже потеряла надежду заманить Ингу в «Заведение Мрака». И тут такая удача!

      — Отлично, просто отлично!

      Пупырышкина вновь схватила телефон:

      — Алло, Зорич? У меня есть сюрприз…

      Странная, едва скрываемая радость в голосе Людочки окончательно убедила Ингу, что с «Заведением Мрака» что-то нечисто. Пупырышкина не часто приглашала Ингу принять участие в своих приключениях, и вдруг такая настойчивость. И такой восторг, когда предложение было принято.

      У неё есть интерес? Наверняка. Инга задумчиво почесала нос, глядя на монитор.

      «Ладно, в любом случае мне нужно попасть в этот клуб, а что скрывает Людочка, выясним позже».

      Короткий рассказ красноволосой Пупырышкиной о том, что ждет девушку в «Заведении Мрака», привел Ингу к мысли, что надо тщательно продумать наряд для предстоящего визита, вполне возможно, что придется съездить в пару магазинов, а значит, надо срочно замяться делами: искать следы Анны. Девушка вошла в Интернет, решительно придвинула к себе клавиатуру и набрала адрес: www.t-grad.com

      Артем

      — А где твоя секретарша? — ехидно поинтересовался Эдуардик, едва поздоровавшись и без спроса плюхнувшись в кресло.

      Намек был понятен: на неудавшегося жениха Инги наверняка произвел впечатление солидный бизнесцентр, но он все равно решил поддеть соперника. Артем зевнул и решил не пропускать колкость мимо ушей:

      — Инга уволила предыдущую, сказав, что у той слишком короткие юбки и она испытывает определенные сомнения, оставляя меня в офисе без присмотра.

      Эдуардик немного помрачнел.

      — Как всякая умная женщина, она понимает, — развил тему Артем, — что добычу надо не только захватить, но и удержать. Будешь сок?

      — А пиво у тебя есть?

      — Не, — махнул рукой наемник. — Не люблю пить пиво наспех, а уж тем более на деловых переговорах. Этот напиток требует внимания.

      Эдуардик неторопливо огляделся, оценивая размеры кабинета и стоимость обстановки, снова отказался от сока и перешел к делу:

      — Значит, продаешь экстремальный туризм?

      — Ага, — подтвердил Артем, прихлебывая ледяной напиток.

      — Доходное занятие?

      — На жизнь хватает.

      — Инга сказала Марте Генриховне, что ты процветаешь.

      — Инга хотела, чтобы я понравился её маме со всех сторон, — ухмыльнулся Артем. — Но она недалека от истины.

      Жиденькие усики друга детства Инги заерзали под ноздрями, демонстрируя недовольство их обладателя.

      — Я навел справки, — холодно сказал Эдуардик. — Среди московских экстремальщиков о тебе никто ничего не знает.

      Этого Артем и опасался. Друг детства оказался дотошным мальчиком и решил досконально изучить соперника. Похвально. Наемник поздравил себя с тем, что не пожадничал и купил фирму с хорошей историей. Оставалось снять подозрения с себя самого.

      — Я уже давно не тусуюсь, — спокойно ответил Артем. — Я потерял интерес к обычному экстриму лет пять назад.

      — Но о тебе вообще никто не слышал.

      — У меня были контракты в основном за границей.

      — Допустим, — буркнул Эдуардик. — Тогда какие туры ты продаешь?

      Ну что же, пора объяснить Пупырышкину, что его сотрудничество с «Неприятными Ощущениями» по меньшей мере неблагоразумно.

      — Экстремальные туры, — сообщил Артем.

      — Но…

      — Самые экстремальные, непредсказуемые. — Пусть мальчик испугается. — Я не продаю поездки в Париж с разрешением прыгнуть с Эйфелевой башни или спуски по диким склонам. Мой бизнес — неприятные ощущения. Я создаю для своих клиентов реально опасные туры, где все зависит только от них самих. Неверное движение — смерть, ошибка — смерть. Адреналин гуляет не пять минут полета, а весь тур: пять, семь или девять дней.

      — А что значит: одна ошибка — смерть?

      — То и значит, — лениво потянулся Артем. — Я гарантирую, что скучать не придется. Можно оказаться на тропическом острове во время урагана, и тебя будет буквально смывать в кишащий акулами океан. Можно попасть в самые грязные трущобы Гонконга и принять участие в бандитских разборках. Для любителей экзотики мы отслеживаем текущие революции и гражданские войны, но это уж совсем грязно. Хочешь принять участие в карательной операции?

      Эдуардик вздрогнул.

      — Вот то-то, — улыбнулся Артем. — Я обещаю, что за жизнь придется бороться по-настоящему и ощущения, которые ты получишь, будут самыми неприятными на твоей памяти.

      Наемник удовлетворенно откинулся на спинку кресла, уверенный, что жесткие подробности остудили пыл мальчика. Ну не будет здравомыслящий человек добровольно лезть в клоаку. Эдуардик уйдет, распространяться о подобном предложении он, естественно, не станет, и алиби Артема будет подтверждено: в глазах добропорядочной семьи Волковых он останется честным бизнесменом.

      «А Инге я как-нибудь отомщу за такую подставу».

      — Надеюсь, ты не будешь рассказывать об этих подробностях моего бизнеса на каждом углу? — осведомился наемник. — Сам понимаешь, у меня есть определенные противоречия с общепринятой моралью, но такова жизнь.

      — А Инга знает об этих противоречиях?

      — Разумеется.

      — Значит, вот что она имела в виду под словом «настоящий мужик», — пробормотал Пупырышкин. — И дорого стоят твои услуги?

      — А ты что, решил попробовать?

      — А почему нет?

      «Ну зачем я швырнул его в бассейн? — с грустью подумал Артем. — Теперь этот дурак хочет любым способом доказать Инге, что он не слабак».

      — Контракты у меня дорогие, — медленно протянул наемник, вспоминая, что говорила его рыжая подруга о кредитоспособности друга детства. Кажется, он по финансовой линий. Какую же сумму назвать, чтобы мальчик отвязался?

      — Сколько?

      — Минимальный — тридцать пять тысяч. Наличными.

      — Дорого берешь, — прищурился Эдуардик.

      — Неприятности вообще не дешевое удовольствие.

      «Все? Успокоился?»

      — Я заплачу.

      «Проклятие!»

      — Тогда ознакомься с текстом контракта.

      «Неужели и это его не остановит?»

      Эдуардик спокойно взял в руки листок:

      «В обязанности Оператора входит доставка Клиента в выбранный пункт назначения…, Оператор не несет ответственности за обстоятельства…, …Клиент признает, что любые события, которые произойдут с ним…, …и обязуется не требовать с Оператора средств в качестве возмещения морального, физического или иного ущерба, который может наступить…»

      — Нормальный контракт, — друг детства Инги бросил бумажку на стол. — Для тех услуг, о которых ты говорил.

      Похоже, закусившего удила Эдуардика ничто не могло остановить. Артем вздохнул. Оставался последний шанс.

      — Ты застрахован?

      — А какое это имеет значение? — усмехнулся Эдуардик. — Естественно, застрахован.

      — На сколько?

      — На миллион.

      — На период действия контракта тебе придется отказаться от страховки, — широко улыбнулся Артем. — Я не хочу, чтобы в случае твоей гибели мою фирму шерстили следователи страховой компании.

      Усики снова пришли в движение: друг детства задумался, и наемник уже поздравил себя с удачным ходом: прервать действие страховки нелегко, да и кто пойдет на это? В конце концов, историю можно свести к шутке, пройтись по коньячку, поболтать за жизнь и позабыть о неумном желании рискнуть собственной шкурой. Но черненькие усики Эдуардика самолюбиво вскинулись вверх:

      — Разумное пожелание, Артем. Я сегодня же заеду в страховую компанию и оформлю все документы. Бумаги будут у тебя к вечеру. Это все?