Оксана Панкеева

Судьба короля

Часть 3.

Поспорить с судьбой

Глава 1

1.Король всегда прав.

2.Если король не прав, см. п.1

Кондратий IV Грозный

Мафей проснулся, рывком сел в кровати и почему-то первым делом схватился за уши. И тут же вспомнил свой страшный сон. Он быстро вскочил, оделся и скорее телепортировался в большую купальню, в надежде еще застать там если не самого Кантора, то хоть кого-нибудь, кто мог бы сказать, где мистралийца можно найти. Однако в купальне уже давно никого не было, только суетились слуги, прибирая последствия вчерашней попойки. В отчаянии Мафей бросился домой к Элмару.

Принц-бастард, в скверном настроении с тяжкого похмелья, сидел в библиотеке с большим кувшином кислого молока и мокрым полотенцем на голове. Увидев возникающего из телепорта братишку, он чуть приподнял голову и простонал:

— Если ты сейчас скажешь, что я должен встать и идти разбираться с очередным переселенцем в твоей комнате...

— Нет, — поспешно мотнул головой Мафей. — Элмар, где мистралиец? Он мне нужен.

— Он ушел, — ответил Элмар, снова роняя голову на спинку кресла. — А зачем он тебе?

— Совсем ушел?

— Да уже и уехал, наверное. Он проспал, так что утром сорвался и бегом побежал, все переживал, что опоздает, даже похмеляться не стал. А тебе-то зачем?

Мафей огорченно сел на пол и запустил пальцы в волосы.

— Элмар, — сказал он, чуть не плача. — Я видел сон. Я хотел его предупредить.

— О нем? — спросил Элмар, встревожено выпрямляясь. — Из этих твоих страшных снов?

Принц кивнул.

— Его били... И пытали раскаленным железом... Он кричал...

— Тханкварра... — тихо проворчал Элмар, сердито скомкал полотенце и бросил на пол. — Так я и знал! Вот ведь не везет девчонке... Так я и думал, что как только она к нему как следует привяжется, его тут же убьют, а она будет сидеть и ждать... А он еще рассказывал, что проклятие ничем никому не грозит! Мафей, ты хоть ей не говори раньше времени. Он еще появится где-то через недельку, тогда и предупредишь. Не сбудется же твой сон так быстро... Хотя толку предупреждать... Вон Жака предупредили, и что толку? Он боялся в кабаки ходить, а все случилось в королевском банкетном зале. От судьбы не уйдешь... Тем более, если его пошлют, все равно поедет, даже если наверняка будет знать, что убьют. Но ты предупреди, конечно... Или я сам предупрежу. И Жаку тоже скажи, вдруг меня в поход пошлют...

Он снова горестно застонал и положил голову на спинку кресла.

— Что с тобой? — сочувственно спросил Мафей. — Может, тебя полечить?

— Ты что, сам не видишь? — сердито проворчал Элмар.

— У тебя голова болит?

— И не только голова... Да что тебе, как маленькому, все объяснять надо? — принц-бастард издал очередной стон и вопросил сам себя: — Ну на кой же хрен было так напиваться? Может, Шеллар и прав?

— А, так это у тебя алкогольное отравление! — обрадовался Мафей. — А я уж думал, ты заболел...

— Уж лучше бы я заболел... — простонал Элмар. — О боги, что я вчера нес под конец... Самому стыдно...

— Слезай с кресла, — пожалел его Мафей. — И ложись на пол. На спину. Полечу.

— А ты правда можешь? — оживился похмельный герой.

— Могу. Я же токсикологию изучал, там алкогольное отравление тоже описано.

Элмар покорно сполз на пол и растянулся на пушистом толстом ковре.

— Потерпи немного, будет больно, — предупредил эльф, присаживаясь на корточки рядом с ним. Он несколько раз тряхнул кулаком, словно встряхивая невидимые кости, и с силой разжал пальцы, как будто бросил эти невидимые кости на живот пациенту. Элмар взвыл от неожиданности и вскочил.

— Ты что, убить меня хочешь? Больно же!

— Я предупреждал — потерпи, — напомнил Мафей, поднимаясь. — Ну как, лучше?

— Спасибо... — вздохнул Элмар, поднимаясь с пола и опять забираясь в кресло. — Лучше. Но все равно... Пойду я. пожалуй, лягу в постель и попробую поспать. Может теперь получится.

— А что, до сих пор не получалось?

— Да ты что, смеешься? Стоит мне лечь, как у меня тут же начинает со страшной силой кружится голова, до тошноты... Мафей, как вырастешь, никогда так не напивайся. Это так плохо... Вот, как мне сейчас. Пойду, правда, может теперь кружится не будет. А ты смотайся к Жаку, посмотри, как он там. И к Шеллару зайди. А то я сегодня уже никуда пойти не смогу, мне хоть и лучше, но все равно нехорошо. Зайдешь потом, после обеда, расскажешь, как они там.

— Хорошо, — кивнул Мафей и отправился к Жаку.

Королевский шут сидел в своей гостиной, мрачно уставившись на огонь в камине. Он даже не заметил Мафея, пока тот не подошел и не окликнул его.

— А, это ты... — так же мрачно проворчал Жак. — Ну, садись. По делу или в гости?

— Скорее в гости... Не знаю... Просто так, — Мафей забрался на подлокотник и сочувственно поинтересовался: — Тебе тоже плохо?

— А что, похоже, что мне хорошо? — угрюмо откликнулся Жак.

— У тебя тоже алкогольное отравление? — уточнил эльф. Жак чуть оттаял и посмотрел на него с интересом.

— Ты что, у Элмара был?

— Был, — кивнул Мафей. — Я его полечил немножко, и он пошел спать. Если хочешь, я и тебя полечу.

— Да нет, спасибо, — вздохнул Жак. — Похмельем я не страдаю. Я не так много и выпил. Мне плохо просто так. Снилась всякая дрянь, и на душе паскудно... А ты чего с утра по гостям бегаешь?

Мафей объяснил причину утренней беготни по гостям, отчего Жак снова помрачнел и расстроился.

— Конечно, скажу, если увижу, — вздохнул он. — Только Ольге не говори. И чего она такая невезучая? В кои-то веки нашла себе мужика по вкусу, и на тебе... То ли правда проклятие? А с чего он тебе вдруг приснился?

Тебе же обычно снятся более-менее близкие люди, а с ним ты даже не знаком.

— Знаком, — возразил Мафей и на всякий случай проверил уши. Вроде бы уши были в порядке. — Я с ним вчера общался... Ты уже спал тогда.

— Ты что, приходил туда, к нам? А зачем? Что-то спросить хотел?

Мафей повертелся на своем кресле, опять потрогал уши и вместо ответа спросил:

— Жак, почему меня не учат боевой магии?

— Тебя еще боевой магии учить? Ты и без того целую башню разнес, забыл уже? Хочешь весь дворец разнести?

— Тогда это было нечаянно. Я даже сам не понял, что я сделал. Просто ужасно перепугался и выпустил порцию чистой Силы. Но сейчас-то я уже не маленький.

— Мэтру виднее. Раз не учит, значит рано. А почему тебе вдруг пришло в голову? Подвигов захотелось?

— Нет, — принц нахмурился и посерьезнел. — Просто вчера произошло одно событие, которое заставило меня задуматься о моей полной несостоятельности в вопросах самообороны.

— Тебя что, кто-то обидел? — с некоторым удивлением поинтересовался Жак.

— Меня обозвали разными неблагозвучными словами и самым вульгарным образом оттаскали за уши. И я с ужасом обнаружил, что мне совершенно нечего было этому противопоставить. Так какой смысл в моем магическом могуществе, если любой достаточно наглый воин может схватить меня за руку и надрать мне уши на свое усмотрение?

— Это кто же сделал? — изумился Жак, забыв даже о своем угнетенном настроении. — Кантор, что ли?

— А как ты догадался?

— Да я больше не знаю настолько наглых воинов. А за что?

— Да за дело, в общем-то... Ты только не говори никому. Я не о том. Он-то ладно, он был по-своему прав и ничего плохого мне не желал. Но может же случиться и что-нибудь похуже. И что мне тогда делать? Сидеть, утирать слезы, и сознавать, что я действительно маг недоделанный, придурок непутевый, а также инфантильный лопух? Обидно, знаешь ли.

— Это он тебя так обозвал? — усмехнулся Жак. — А по какому поводу?

— Я хотел отлить у вас немножко драконьей крови, — признался Мафей. — И попробовать.

— Всего-то? Попросил бы меня, я бы тебе сам отлил.

— Вот именно, — вздохнул принц. — И ты тоже не знал, что кровь дракона смертельна для эльфов. И я не знал. А он знал откуда-то. Поймал меня за руку и отчитал за невежество.

— Правда? — недоверчиво переспросил Жак. — А он тебе клипсу не сдернул?

— Правда, — вздохнул Мафей. — я специально проверил по справочнику. Чистая правда.

— А как так может быть?

— Очень легко. Все магические напитки на эльфов действуют иначе.

— Так ты... — ужаснулся Жак. — Ты знал, что они действуют иначе, и не додумался посмотреть в справочнике до того, как в рот совать, а не после? Ну ты правда придурок непутевый... И после этого ты хочешь, чтобы мэтр тебя учил боевой магии? Да он ни за что не согласится, даже если ты ему все расскажешь. А ты ведь не расскажешь, а то еще получишь и от него.

— Конечно, не согласится, — снова вздохнул Мафей и жалобно посмотрел на Жака. — А ты? Ты тоже не согласишься?

— Ты это о чем? — не понял Жак.

— О боевой магии. — Мафей спрыгнул с ручки кресла, подошел к нему и, опустившись на одно колено, начал произносить стандартную просьбу: — С почтением и послушанием прошу вас, уважаемый мэтр, быть моим наставником и...

— Стой! — перебил его Жак. — У тебя что, блюдце полетело? Каким наставником? Я же не маг.

— Как это — ты не маг? — удивленно поднял голову эльф. — Ты самый лучший боевой маг, какого я знаю. Если ты способен в одиночку победить пятерых магистров в битве магов, у тебя достаточно высокий уровень, чтобы иметь учеников. И тебе обязательно нужны ученики, раз ты единственный представитель своей школы в этом мире. Жак, научи меня, пожалуйста. Я буду очень стараться.

— Я тебе сто раз объяснял, — жалобно простонал Жак. — Это не магия. Это виртуальное конструирование. Чисто игровая фенечка. Да и не могу я такие вещи делать сознательно, мне для этого надо вылететь в мегасеть... тьфу ты, в субреальность.

— Так я на тебя что-нибудь кастую, и ты вылетишь. А я тебя там встречу. И ты мне покажешь.

— Мафей, не морочь мне голову. Во-первых, это больно. А во вторых, как я тебе объясню хоть что-нибудь о виртуальном пространстве, если ты ни о чем подобном представления не имеешь?

— Да мне не надо объяснять, ты покажи, а я сам пойму. А потом я сам тебя и полечу, если будет больно. Жак, ну пожалуйста. А то мне придется просить Этель, а она еще потребует за это чего-то неподобающего... Я никому не скажу, что это ты. Пожалуйста. Я тебя, как друга прошу.

Жак вдруг резко повернулся и уставился на огонь в камине.

— Как друга? — изменившимся голосом повторил он. Затем наклонился и подбросил дров в камин, хотя особой надобности в этом не было.

— А как же иначе? — искренне удивился Мафей, снова забираясь на ручку кресла. — Почему ты так расстроился? Что-то не так? Может, я тебя чем-то обидел? Ты сегодня какой-то странный, будто действительно на кого-то обиделся... А, ты, наверное, обиделся на Шеллара? Он вчера спрашивал об этом... Жак, а за что?

— Знаешь, Мафей, — вздохнул Жак, не оборачиваясь. — Давай как-нибудь в другой раз. Нет у меня никакого желания об этом разговаривать. И так тошно. Скажи только честно: ты правда сам решил с утра по гостям пробежаться, или это он тебя ко мне послал?

— Сам, — обиженно отозвался Мафей. — На слово поверишь, или поклясться? Я с ним сегодня даже не виделся еще.

— Поверю, поверю. — Жак чуть смягчился и все-таки повернулся к нему. — Что, тебя действительно так беспокоит судьба человека, который надрал тебе уши?

— Почему нет? — принц удивленно взмахнул длинными пушистыми ресницами. — Уши ушами, но он еще спас мне жизнь, заставил задуматься о важных вещах, просветил в некоторых вопросах... и, кроме всего прочего, я выучил девять мистралийских слов, которых до сих пор никогда не слышал.

— Приятно иметь дело с таким оптимистом, — криво усмехнулся Жак. — А каких слов?

Мафей немедленно процитировал фрагмент из воспитательного монолога наглого воина, отчего собеседник страдальчески задрал брови и попросил:

— Ты хоть наставнику не хвастайся о своих новых познаниях, а то ему плохо станет. Мне и то как-то стремно слышать из твоих уст такую похабную матерщину. Неужели он тебя так обложил за эту несчастную кровь?

— Нет, — вздохнул Мафей. — Так он меня обложил за другое. Я смотрел в зеркале, как они с Ольгой занимаются сексом и он меня засек.

— И не надоело тебе? — укоризненно сказал Жак. — Ведь мэтр тебя уже ловил, объяснял... нет, ты дождался, что тебе уши надрали. И ведь что противно, тебе даже ни капельки не стыдно.

— Но что тут стыдного? Я не делаю ничего неподобающего, просто смотрю. В познавательных целях, а не для удовлетворения каких-либо потребностей. Я не понимаю, почему это стыдно и запрещено.

— Как тебе еще объяснять... — пожал плечами Жак. — То ли эльфы все такие бесстыжие, то ли ты дурачком прикидываешься. Попробуй представить себе, что ты с кем-то трахаешься, и в самый интересный момент вхожу я и начинаю на вас смотреть. Ну и что ты при этом почувствуешь?

— Не знаю. Мне сложно представить.

— Могу тебя просветить. У тебя все на фиг тут же упадет и тебе уже ничего не захочется. Разве что сказать мне пару тех слов, которые ты вчера выучил.

— Действительно? Так бывает?

Жак тяжко вздохнул и махнул рукой.

— Ты безнадежен. Хоть бы ты уже скорей начал, что ли, а то меня уже все эти теоретические беседы задолбали.

Мафей, которого тоже давно задолбали нравоучения на эту тему, соскочил с кресла и стал прощаться. Тем более что он действительно еще не видел сегодня кузена Шеллара и хотел его навестить, пока к нему не набежали всяческие посетители и с ним еще можно спокойно пообщаться.

Вопреки ожиданиям Мафея, в спальне его величества уже кипела жизнь. Прямо-таки бурлила и била ключом, даже через край. Король возлежал на кровати с перекошенным о боли лицом и решительно требовал, чтобы мэтр во-первых, покинул комнату и дал ему возможность поговорить о делах государственной важности, а во-вторых сделал что-нибудь с этой проклятой слабостью, поскольку его величеству крайне необходимо непременно созвать на сегодня внеочередное заседание кабинета министров. Разгневанный мэтр Истран бегал вокруг кровати и не менее решительно требовал, чтобы его величество выбросил из головы всяческие вздорные идеи касательно заседаний, поскольку вставать с постели ему категорически запрещается, и вообще не смел даже думать о государственных делах, пока не поправится. Чуть в сторонке молча стоял Флавиус со своей неизменной папкой и с каменным лицом наблюдал за битвой, терпеливо ожидая, чем она закончится. Завидев принца, он приветствовал его безмолвным поклоном и возобновил наблюдения за ходом боевых действий. Воюющие стороны тут же прекратили сражение и одновременно повернулись к Мафею.

— Доброе утро, — сказал король. — Ты не знаешь, где Элмар?

— Ваше высочество, почему вы появляетесь в королевской спальне телепортом и без разрешения? — сердито вопросил мэтр Истран. — Извольте вернуться в свою комнату и подождать меня там.

— Извините, — пробормотал растерянный Мафей, который совершенно не ожидал оказаться в центре скандала. — Доброе утро. Элмар дома, он плохо себя чувствует.

— Опять вчера набрался! — сердито простонал король. — Ну что мне с ним делать? Он мне нужен!

— Ваше величество, извольте немедленно прекратить бессмысленные затеи, встать вы все равно не сможете.

— Мэтр, вам что, самому не понятно, что если я не разберусь со всем этим бардаком сегодня, в крайнем случае завтра, то к моменту выздоровления я останусь без короны!

— Сегодня я вам категорически запрещаю даже пытаться встать с постели! А насчет завтра поговорим отдельно.

Пока они препирались, Флавиус молча поманил Мафея пальцем и тихо шепнул, наклонившись к его уху:

— Ваше высочество, я вас убедительно прошу на пять минут чем-нибудь отвлечь вашего наставника. В интересах короны.

Мафей немедленно воззвал:

— Простите, мэтр, не могли бы вы уделить мне пять минут? Я хотел... мне необходимо вам кое-что рассказать.

— Что именно? — ворчливо поинтересовался мэтр, отвлекаясь от перебранки с его величеством. Мафей выразительно покосился на короля и попросил:

— Мы не могли бы... вернуться в лабораторию или куда-нибудь еще?

Наставник со вздохом согласился, и они вместе покинули спальню его величества к великой радости последнего и неописуемому облегчению главы департамента. В лаборатории мэтр Истран уселся в кресло и сказал, насмешливо взирая на ученика:

— Ну, и что же вы собираетесь мне поведать, ваше высочество? Уже придумали или будете импровизировать?

— Вовсе нет, — состроил обиженную рожицу Мафей. — Я собирался рассказать вам свой сон.

— А я полагал, вы собираетесь убрать меня из опочивальни его величества, чтобы он мог все-таки побеседовать со своим любимым господином Флавиусом.

— Почему же вы тогда согласились? — не удержавшись, спросил Мафей и уселся на шкафчик с картотекой.

— Потому что кое в чем его величество все же прав... но я вас слушаю, ваше высочество.

Мафей изложил свой сон и выжидающе уставился на наставника.

— А чего вы от меня ожидаете? — удивился тот. — Мне, конечно, очень жаль, этот молодой человек мне чем-то симпатичен, но сделать что-либо, чтобы предотвратить его печальную судьбу, я не в состоянии. Остается только уповать на то, что в данном случае, как и в предыдущих, обойдется без фатальных последствий.

— Я хотел уточнить, — замялся Мафей. — Вчера Шеллар упрекнул меня за то, что я не рассказал ему свой предыдущий сон... и просил впредь рассказывать все, что бы мне ни приснилось. А я боюсь его расстроить. Как вы полагаете?..

— Я полагаю, рассказать, конечно, следует, но не сейчас, а позже, когда он поправится. А сейчас я вас покину и попытаюсь все-таки прийти к взаимному согласию с его величеством. Если, конечно, вы не желаете рассказать мне еще что-нибудь.

Мафей запаниковал.

— А... вы хотели еще что-то узнать?

— Хотел бы. Но я вижу, вы твердо намерены это от меня скрыть? Вы опасаетесь наказания, или вам просто стыдно признаться?

— Что вы имеете в виду? — для верности уточнил Мафей, заливаясь краской.

— Вчера ночью я видел, как вы в величайшем смятении рылись в справочнике “Снадобья, эликсиры и прочие магические напитки”, и, найдя искомое, пришли в ужас. Кроме того, ваши уши выглядели так, словно их кто-то перед этим как следует намял. Вот я хотел бы узнать, кто именно. За что, я догадался. Вас изловили при попытке похитить сосуд с кровью дракона и, вероятно, отпить из него. А вот кто? Этель?

— Почему вы так решили?

— Потому, что вряд ли кто-либо еще решился бы поступить с вами подобным образом, а у нее и не на такое наглости хватит. Или вы хотите сказать, что я ошибся?

— Ошиблись, — вздохнул Мафей. — Это сделал дон Диего. Тот, что мне потом приснился.

— Невероятно! Какой необыкновенный человек! Он не сказал вам, откуда у него такие познания о свойствах магических напитков?

— Сказал, — охотно ответил Мафей, радуясь возможности увести разговор в сторону. — Из собственного жизненного опыта. Он говорил, что у него есть знакомый, тоже полуэльф, как и я, и этот знакомый его как-то однажды просветил на этот счет. Правда, больше ничего об этом загадочном знакомом он не сказал... а жаль. Мне было бы интересно пообщаться с себе подобными. Да и полезно, наверное...

— Что ж, — усмехнулся наставник, — утешьтесь тем, что вы и так получили невероятно полезный для вас опыт. Как вам понравилась такая разновидность воспитания? Может быть, и мне стоило бы периодически прибегать к столь действенному методу? Насколько я помню, на его величество телесные наказания произвели в свое время незабываемое впечатление.

— Не надо, — уныло пробормотал принц.

— Что ж, сейчас мне некогда беседовать с вами на эту тему, тем более что вы уже получили адекватное наказание за ваше невежество и недостойное поведение. Но впредь имейте в виду, что метод нашего мистралийского гостя мне чрезвычайно понравился.

— Да, мэтр, — обрадовано кивнул Мафей, радуясь, что хоть зеркала в разговоре не всплыли. И, все-таки набравшись наглости, поинтересовался насчет боевой магии. Мэтр понимающе улыбнулся и выбрался из кресла.

— Я научу вас обездвиживать противника, и этого будет вполне достаточно. А о боевой магии можете смело забыть на ближайшие двадцать-тридцать лет.

У тебя хоть капля мозгов есть? Хоть немножечко? Вот столечко? Что ты себе думал своей пустопорожней тыквой, когда кастовал телепорт в место, которого ты толком не помнишь? Молодость вспомнить захотелось? Прогуляться по памятным местам, по которым тебя наставник смычком гонял? Ну, подставкой от пюпитра, какая разница... Так мало того, что ты этих мест уже не помнишь, ты еще и не разобрался как следует в совмещении преломлений. Я не маг, и то понимаю, что тебе дальше, чем от штаба до уборной телепортироваться не следовало, а тебя по континенту понесло! Ты вообще о чем-нибудь способен думать, кроме своей магии и своих стихов? Ну да, еще о бабах, это я в курсе. Совесть у тебя есть? Что ты мне улыбаешься, девушка я тебе, что ли? Я из-за тебя, паршивца, чуть умом не тронулся! Где тебя носило все это время? То есть, как — не знаешь? Очень мило — не знает он! Как у тебя ума хватило кидаться неизвестно куда, без малейшей гарантии найти дорогу назад, зная, что без тебя тут все рухнет к свиньям собачьим? Как я еще тебе должен объяснять, сколько тебе раз еще повторять, что ты не для красоты здесь околачиваешься? Как мне еще бороться с твоей проклятой эльфийской мозговой недостаточностью? Как в тебя вбить хоть какое-то понятие об ответственности, как тебе еще доступнее объяснить, что ты здесь главный, на тебе все держится и ты в ответе за все и за всех? Пассионарио, я не знаю, что с тобой делать. Какому идиоту пришла в голову мысль, что ты можешь возглавить партию? И с какой стати? Потому, что ты непревзойденный оратор? Так ведь это единственное твое достоинство, все прочее — одни недостатки! Тебя же и близко нельзя подпускать ни к чему, где требуется хоть капля ответственности! Тебе пару мышей нельзя доверить, сдохнут от недосмотру, а тебе доверили командовать людьми! Что ты опять улыбаешься? Не будет он больше! Так я и поверил! О небо, за что мне такое наказание! За какие прегрешения шеф мне повесил на шею этих двух негодников? Одного вполне хватило бы, чтобы рехнуться за пару лун... С Кантором и то легче, он хоть не улыбается... Перестань улыбаться, на меня это не действует, я амулет надел! Телепортист хренов! Есть же т-кабина, на кой оно тебе сдалось — так рисковать! Еще раз что-то подобное выкинешь — я на тебя ошейник надену! Вот небо свидетель — надену и заклепаю намертво собственными руками! Чтобы вообще больше колдовать не смог! И нечего на меня глазами сверкать, напугал тоже! На баб своих будешь сверкать, может, испугаются и разбегутся! Пусть? А что ж такое? За ум взялся, или где-то в странствиях яйца оторвало? Или просто новую нашел? Да перестань улыбаться, что ты прямо сияешь весь! Ну вот, опять! Где ты их находишь, этих самых прекрасных на свете? Ну да, так я и поверил, что у тебя хоть что-то может быть серьезно! Не смеши. В каком из миров ты ее откопал? Да вы что, сговорились? Я теперь что, вам обоим буду записочки таскать? Да пошли вы на ... оба, придурки влюбленные! Нет, не иначе шеф все-таки врет насчет эльфа, чтоб я сдох, вы точно-таки братья! Да разумеется, про Кантора я все знаю, не хватало мне только, чтобы и ты себе ненормальную переселенку нашел... Что нормальная, это радует, но то, что они знакомы — уже не очень... Кто хоть? Да ты что, последние остатки мозгов куда-то телепортировал? Охренел совсем? Ты еще помнишь, чем однажды кончилась для Кантора вот такая же неземная любовь? Не смей и близко подходить ко дворцу! Не хватало, чтобы тебя там поймали! Да запросто, не пройдет и луны, как Шеллар со своим Флавиусом тебя там засекут и изловят! Не убьют, конечно, но засветишься на весь мир, я тебе гарантирую. Это в лучшем случае. А еще тебя могут принять за шпиона. Или выдать мистралийскому правительству, если того потребуют интересы короны. Или втянуть в какую-нибудь авантюру, на которые Шеллар большой мастер. Кантор уже вляпался, чуть не пристрелили позавчера, тоже именно по этой самой причине. Не мог он этих коронованных особ послать куда подальше... Так что и думать забудь болтаться по королевским дворцам, сиди дома и пиши стихи, если уж так невмоготу. Да, именно так! Кантору можно, а тебе нельзя! Потому что Кантор серьезный и осторожный, а ты — безответственный недотепа. Потому, что для него это редкий шанс как-то поправить его проблемы с психикой, а для тебя — развлечение. И потому, что он — рядовой боевик, если с ним что-то случится, разве что родные поплачут, а ты... Как тебе непонятно? Ты — наш вождь, хоть и хреновенький, и твоя распроклятая улыбка — наше знамя, перестань наконец улыбаться! И если что случится с тобой, наше движение накроется... вот тем самым. Если ты еще помнишь, ты — наш последний шанс навести какой-то порядок в этой несчастной стране, твоей стране, между прочим! Хотя я не представляю, как ты наведешь порядок в стране, если у тебя в комнате бардак такой, что зайти страшно... В общем, ты меня понял? С базы ни шагу, никаких больше самостоятельных занятий магией, и никаких прекрасных и совершенных баб в королевских дворцах! Ты меня хорошо понял? Не слышу ответа. Что? Что ты мне показал? Ах ты, засранец! У Кантора научился? И шеф еще говорит, что вы не братья! Я очень даже смею тебя воспитывать и на тебя орать, и нечего становиться в позу и строить из себя оскорбленную добродетель, ты в самом деле виноват. Куда! Стой! Не смей! Ах ты, паршивец! Вернись немедленно!.. Нет, ну что мне с ним делать? Шефу пожаловаться? И где этого негодника опять искать? Ненавижу! Всех! Этих неуправляемых подопечных, этого шефа, и эльфов заодно, если он все-таки не врет...

Господа министры и господа президиум дворянского собрания покидали зал заседаний в полном молчании. Никто не переговаривался с соседом, никто не обсуждал абсолютно ничего, никто не высказывал никакого мнения. Все выходили молча, бледные, с одеревеневшими лицами, и поспешно разбегались, словно торопясь покинуть некое страшное место. Последним вышел король, опираясь на плечо Элмара. Он шел с трудом, шатаясь и морщась от боли, бледный и весь какой-то всклокоченный, как после драки. Элмар бережно поддерживал его и негромко что-то говорил. Лицо у его высочества было примерно такое же, как и у господ министров.

Жак подождал, пока они пройдут, вышел из-за колонны, и не торопясь, двинулся следом. У двери королевских апартаментов он остановился, прислушался, но входить не стал, поздоровался со стражниками и сел на корточки под развесистым экзотическим кустом в огромной кадке. Достал из кармана сигарету, зажал в зубах и стал шарить по карманам в поисках спичек. Стражники неуверенно затоптались, видимо, горя желанием подойти, но не решаясь. Затем Марк все-таки прислонил к стене алебарду и, воровато озираясь, не видать ли где какого начальства, подошел и присел рядом.

— Что там у вас было? — вполголоса спросил он.

— Где? — не понял Жак.

— На заседании.

— Я там не был, — пожал плечами шут. — Я только что пришел. А там что-то было?

— Ты даже не слышал ничего?

— Ничегошеньки. Я пришел, когда все уже выходили. Заметил только, что у всех морды перекошены. А там что, шумели?

— Не просто шумели, орал кто-то на весь дворец, стекла били... Драка там случилась, что ли? А мы тут стоим, ничего не знаем...

— Стекла били? — изумился Жак. — На заседании кабинета министров? Ни хрена себе, позаседали... надо будет у Элмара спросить. Марк, ты не знаешь, он выйдет или телепортом домой уйдет?

— Не знаю, — развел руками Марк. — Выйдет, наверное, если только его король не засадит в свой кабинет. Подожди, если время есть. Может, мэтр выйдет, его спросишь. Заодно нам расскажешь, что позавчера вечером случилось на этом ужине, чтоб ему провалиться.

— Ты разве там не был? — помрачнел Жак.

— Был. Но я ничего не понял. И ребята тоже. Что с тобой случилось? Ты же сроду оружия в руках не держал и вообще крови боишься. Или ты до сих пор прикидывался, а на самом деле ты особо секретный агент Флавиуса?

— Ну вот, пошли гулять сплетни... — недовольно проворчал Жак. — Блюдце у меня взлетело по-серьезному. Перенервничал, наверное. В глазах потемнело... и дальше ничего не помню. Очнулся с мечом в руках, кругом кровища и головы валяются... Бр-р-р! До сих пор страшно!

— А-а, — понимающе протянул Марк. — Тогда понятно. Ну и хорошо. А то если бы не ты, мы бы еще неизвестно сколько с этой Комиссией мучились. Наш начальник вообще на радостях дома праздник закатил по этому поводу... А нам вот, видишь, караулы удвоили... А вот и его высочество, и ждать не пришлось. Ну ладно, пойду на пост, пока никто не заметил.

Марк шмыгнул на свое место у дверей, а Жак поднялся из-под кадки и поприветствовал Элмара, который поспешно покидал королевские апартаменты.

— Ой, Жак! — обрадовался Элмар. — Вот хорошо, что ты пришел! А Шеллар о тебе спрашивал! Только сейчас к нему не стоит ходить, его мэтр каким-то эликсиром напоил, и он не совсем при памяти...

— Я не к нему, — опустил глаза Жак. — Я к тебе. Ты куда сейчас?

— Я? — Элмар минутку подумал и махнул рукой. — А, демоны с ним со всем! Мне надо срочно что-то выпить, так что пойдем в самый ближайший кабак.

— Почему не здесь? — удивился Жак.

— Во-первых, у меня есть подозрение, что Шеллар запретил меня поить во дворце, а во-вторых, я тебе хочу что-то рассказать, а тут... сам понимаешь, дворец есть дворец. Пойдем в “Веселую белку”, тут рядом. Я тебя угощу.

— Может, не надо в кабак... — замялся Жак и тут же сам себя одернул: — Ой, чего это я! Привычка осталась — по кабакам не ходить. Пошли. Расскажешь мне, что там было на заседании и кто там стекла бил.

— Расскажу, — пообещал Элмар. — Только не сейчас. Выпью, успокоюсь немного...

— А чего все с такими мордами выходили? — поинтересовался Жак, едва поспевая за широким шагом принца-бастарда.

— И это тоже расскажу, только потерпи немного.

— Ладно, — Жак чуть пожал плечами, помолчал, потом спросил, неловко отводя глаза: — Как он там? Вообше?

— Шеллар? Да вот видишь, не лежится ему спокойно. Вчера поставил всех на уши, с мэтром поругался...

— Из-за чего?

— Из-за всего. Из-за постельного режима, обезболивающих заклинаний, тонизирующих эликсиров и всего прочего. Вот уж трудяга-энтузиаст! Он вообще хотел это заседание вчера провести. Представляешь себе? Голову от подушки оторвать не может, а туда же! Надо ему это заседание, ну просто позарез! По мне, так Флавиус бы сам прекрасно без него провел, и никто бы и не вякнул, так нет, ему лично понадобилось! Вот он и пристал к мэтру, чтобы тот ему кастовал обезболивающее днем и еще приготовил какой-то эликсир, придающий сил. А если кастовать днем, то перерыв придется делать ночью. А спать как? И эликсир этот, от него потом такие постэффекты, что здоровому мало не покажется. А ему хоть говори, хоть не говори, уперся — и все. А мэтр тоже уперся, и ни в какую. На том и поругались. Мэтр кричит, что его величество себя угробить желает, а Шеллар ему на это, что, дескать, если он еще пару дней пролежит, то его кто-то другой угробит... В общем, они достигли компромисса — мэтр напоил его этим эликсиром, а обезболивающее кастовать не стал. Понадеялся, что в таком случае Шеллар свое заседание поскорей закончит. Как же! Уж лучше бы кастовал все-таки. Может, как-то и обошлось бы. А так пошел мой бедный кузен на это траханое заседание своими ногами, но при полном букете ощущений... В тебя никогда стрелой не попадали? Впрочем, что это я дурацкие вопросы задаю... Поверь мне, гадостная штука, да еще “бабочка”, да еще на вторые сутки, когда воспаление идет... В общем, приятного мало, по себе знаю.

Они спустились по мраморным ступеням дворца, прошли по мощеной аллее и вышли за ворота.

— Весна... — мечтательно произнес Элмар, вдохнув полной грудью и полюбовавшись на солнце. — Вот и еще один год пролетел... Кстати, с новым годом.

— Тебя тоже, — вздохнул Жак, которого, похоже, не особо радовала весна. — Ну, и дальше?

— Подожди, — попросил Элмар. — Не на улице же.

Жак послушно замолк и терпеливо молчал всю дорогу до ресторации “Веселая белка”, а также все время, пока Элмар распоряжался насчет отдельного кабинета и выпивки.

— Ну, так что же там случилось? — спросил он, когда Элмар, наконец, осушил изрядный бокал вина и тут же налил себе следующий.

— А как ты думаешь?

— Я думаю, его величество изволили лишиться чувств посреди заседания, — предположил Жак.

— И близко не угадал, — печально усмехнулся Элмар, пропустил еще бокал и занялся мясным рулетом с овощами. — Как же, дождешься от него! Как только все остальные там чувств не лишились, вот что странно... Так вот, собрались мы все и засели — министры и президиум дворянского собрания совместно. Шеллар, понятно, сам речи говорить не в состоянии, он поручил доклад Флавиусу. Тот и доложил. Что дескать, произошло одно досадное недоразумение и одно чудовищное преступление. Недоразумение — что один из гостей на банкете обезумел и покромсал Комиссию, а преступление — что готовился государственный переворот и было совершено покушение на короля. По этому поводу были приняты меры... и зачитал список мер из тридцати двух пунктов. Хорошие меры, мне понравилось. Все счета членов Комиссии арестовали, имущество конфисковали, как нажитое преступным путем, поправив тем самым финансовые дела королевства. Все документы из их конторы изъяли, и нашли там уйму интересного. Вчера ночью, пока мы в купальне расслаблялись, Флавиус трудился, как землеройка — по городу прошли повальные аресты, утром уже кое-кого и осудили, а к вечеру и казнили.

— Так быстро? — удивился Жак.

— Так это же не уголовные дела. В службе Безопасности дела об угрозе короне решаются быстро и без всяких там адвокатов. Особенно если речь идет о заговоре и покушении на короля. Заседает закрытый трибунал, и готово. Тем более, там доказательств — хоть ковшом черпай. Так что штук восемь голов на площади Справедливости уже торчит, и еще человек полтораста сидят в подвалах департамента, ждут. А начальника службы безопасности господина Фейна вообще на кол посадили. Я так понял, Флавиус крепко обиделся, что Фейн метил на его место и из-за этого провалил какую-то грандиозную секретную операцию. А Флавиус — он шутить не любит... Заодно и прочих сотрудников пугнул как следует. Некоторых министров тоже арестовали, на заседание заместители приходили... Так о чем это я? Ах, да. Зачитал Флавиус свой доклад и тонко им намекнул, чтобы впредь вели себя прилично и думать забыли о всяких безобразиях, потому как неуязвимых среди них не осталось. И ты думаешь, эти придурки поняли намек? Они начали протестовать! Как тебе нравится! А начал все граф Монкар. Как это его пропустили вчера ночью, неужто не за что было? Он вчера весь день настраивал дворянское собрание, чтобы все протестовали и требовали расследования, рассмотрения дел в суде, и вообще высказали королю неодобрение и недоверие. Так вот, он высказал сомнения насчет того, что было преступлением, а что — недоразумением...

— Какой догадливый! — хмыкнул Жак.

— Возможно, возможно... Расписал в красках, как ни за что ни про что выволокли из дома его ненаглядную Алису и призвал всех не допускать беззакония и злоупотребления властью.

— Кто бы говорил! — опять хмыкнул Жак.

— Вот именно. Шеллар ему на это ответил, спокойно так и логично, как он всегда это делает. Дескать, никаких сомнений в том, что с Комиссией произошло именно недоразумение, быть не может, поскольку будь ты в своем уме, то ничего бы им не сделал, а безумцы не подлежат суду. Так что тут и расследовать нечего. А с Алисой разберутся, виновата она там или нет. И ничего беззаконного делаться не будет. Можно будет даже подумать о помиловании, если все пойдет нормально. Тоже, значит, намекнул. И эти гоблины бестолковые так и не поняли! Им показалось, что его величество изволит оправдываться, и значит можно на него, как Ольга говорит, наехать. И пошло. Выступил генерал Дальдо, все с теми же идеями насчет беззакония и заявил, что король использует элитные войска по своему желанию, не ставя в известность генштаб... А между прочим, он имеет такое право, и генштаб ставят в известность только из вежливости. То ли генерал об этом забыл, то ли просто хотел создать мнение присутствующих. Я вижу, Шеллар сидит и тихо звереет. Он вообще с самого начала был какой-то нервный, взвинченный — от этого эликсира, от боли, да еще почти двое суток не курил. Но самообладания пока не потерял и только напомнил генералу насчет того, что корпус паладинов подчиняется королю и он имеет право им распоряжаться. И предложил высказываться, если еще у кого-то есть соображения по данному вопросу. Тут они вообще распоясались. Наше дворянское собрание приволокло на заседание наследников герцога Браско — у него пять сыновей, оказывается, и от их имени выразили протест против конфискации, а эти пять лбов еще и разорались... Кто их только пустил? Потом то же самое учинили компаньоны Ваира — у них же из общего дела капитал изъяли, получается. Казначей слезу пустил, что в пещере сокровищ нашли совсем мало, наверное, девушки растащили, и дефицит бюджета по-прежнему поправить нечем... смеешься? Я тоже чуть со смеху не помер. Министр иностранных дел скулил, что мировая общественность скажет, нас после этого, как Мистралию, перестанут за людей считать... Тут уже Шеллар пятнами пошел, сидит, сопит, как тролль, глаза кровью налились, но молчит. А они видят, что он молчит, и полный бардак пошел...

— Это тогда стекла выбили? — уточнил Жак.

— Да никто стекла не бил, подожди, не перебивай. Опять взял слово граф Монкар и предложил во-первых, создать особую комиссию по расследованию коварного убийства на банкете и добиться, чтобы голова виновника — то есть твоя — украсила площадь Справедливости. А также все беззаконные деяния его величества внести в отдельный список и на основании этого списка поставить вопрос о правомерности его пребывания на престоле. Так делается, если ты не знаешь. Короли не предстают перед судом, но если попадаются на чем-то преступном, с них запросто снимают корону. Я как понял, к чему идет, мне чуть дурно не сделалось. Как представил себе, что мне придется все-таки занять престол... И тут смотрю — Шеллар приподнимается, встает во весь рост, и как рявкнет: “Корону? Корону тебе, сукин сын?” Все сразу — хлоп! — и заткнулись. А он повел глазами по залу и негромко так начинает говорить. Вы, говорит, господа, намеков не понимаете. Вы тут настолько уже обнаглели, что на второй день после неудачного заговора приходите ко мне и начинаете высказывать претензии. Говорит, а голос все громче, громче... Доходит, говорит, уже до того, что человек, по уши погрязший в заговоре, лучший друг руководителя и отец активной участницы, которого оставили на свободе только из уважения к его былым заслугам, ставит вопрос — могу ли я оставаться на престоле? Это следует понимать так, что заговор продолжается? И уже не говорит, а кричит. Когда шайка мошенников фактически узурпировала власть, вам это казалось законным и правильным, потому что они с вами дружили и делились взятками, а когда их не стало и законный правитель начинает наводить порядок, вы вопите о беззаконии? Голову вам захотелось? А о своей собственной вы подумали? Где она может оказаться завтра, вместе с вашим списком? — Элмар перевел дыхание, опорожнил еще один бокал и продолжил. — Жак, это было жутко, можешь мне поверить. Он орал минут десять. У всех дар речи пропал моментально. У меня тоже. Никто никогда не слышал, чтобы Шеллар так орал. Он голос-то повышал в крайне редких случаях, сам знаешь. А тут... страшно было смотреть. Стоит, ладонями в стол уперся, бешеными глазами водит и орет. Боги, я никогда не подозревал, что у моего кузена такая луженая глотка! Он по каждому прошелся персонально, каждого ткнул носом в дерьмо и обложил матом в семь этажей. Генерала, у которого берут солдат для покушения на короля, а он знать не знает. Казначея, у которого в казне образовалась загадочная бездонная дыра и которого ждет личная королевская ревизия, и если он до тех пор эту бездонную дыру не заделает, свои претензии будет высказывать на том свете предкам. Наследников этих придурочных, которым оставили родовой замок, а они еще недовольны, наверно, хотят вообще титула лишиться. Министра иностранных дел, который работает на три разведки одновременно и почему-то думает, что никто об этом не знает... Ну и прочих... тоже. Я испугался, что его сейчас еще и безумцем объявят, стал за камзол дергать, так и мне заодно досталось. Что я сижу тут для мебели, первый наследник называется, не имею понятия, что творится в стране, и вином от меня разит с утра. А я, между прочим, всего один бокал за завтраком выпил. Даже обидно... Все застыли, никто не шевелится, и все ждут, чем же это закончится.

— И чем это закончилось? — поинтересовался Жак.

— Тем, что начали лопаться стекла, которые тебе так покоя не давали. Никто их не бил, они сами полопались. Штуки три. Тогда его величество изволили опомниться и замолчать. Повел глазами по залу, посмотрел на их окаменевшие физиономии, и уже нормальным голосом сказал: “Я тут король или хрен собачий?”. И знаешь, как-то ни у кого сомнений не возникло. Вот уж никогда не думал, что можно так напугать людей простым десятиминутным криком.

— Я так понимаю, — улыбнулся Жак, — Что сегодня его величество научился гневаться?

— Ты смеешься... Мне тоже всегда было смешно, когда он говорил, что страшен в гневе, только никто этого не знает. А ведь правда страшно. Я уж решил, что у него что-то в голове нарушилось... А он наорал на всех, а потом сел и опять спокойно так говорит: “А теперь, господа, давайте договариваться по-хорошему, как цивилизованные люди”. Последний намек, так сказать сделал: либо вы, сволочи, успокоитесь и заткнетесь, либо полетят новые головы, благо, есть за что. И ведь сразу к ним вернулась способность понимать намеки, и в пять минут договорились. Вспомнили, кто здесь король, и какие у него права, и полностью осознали, что неуязвимых среди них действительно не осталось. А с Монкаром они договорились персонально — обменялись, так сказать, головами — Шеллар помилует Алису, а Монкар отвечает за твою безопасность. И если вдруг с тобой что случится, разбираться не будут, а сразу за нее возьмутся. Кстати, ты в курсе, что Ольгин мистралиец Монкара обложил матом, показал ему два пальца и еще побить грозился?

— За что? — хихикнул Жак, представив себе эту картину.

— Его светлость вломился в королевские апартаменты и начал хамить и что-то требовать. А Диего там в это время один сидел, мы с Мафеем Шеллара в клинику отнесли. Ну, ты же знаешь этого нахала? Хотя ты с ним мало общался... Так вот, наш мистралийский друг начисто лишен такого качества, как почтение к вышестоящим, зато наглости у него на шестерых. Он послал его светлость во все известные науке места и посулил выкинуть силком, если сам не уберется. Монкар пытался пожаловаться, но тут уж я это дело пресек, сказал, что не советую ему связываться, что, дескать, мистралийцы — они такие, если вдруг с этим нахалом что-то случится, наедут братья и устроят кровную месть, и тому подобный вздор. Откуда только фантазия взялась?

— Подействовало? — поинтересовался Жак.

— Еще как! А еще, чтобы Шеллар не думал, что я у него для мебели, я им тоже сказал, что если вдруг с моего кузена снимут корону, она перейдет ко мне, а я кузена Шеллара очень люблю и сделаю его своей правой рукой с неограниченными полномочиями. И еще заодно вызвал на поединок всех пятерых наследников герцога Браско. Что противно, ни один не принял вызов. Четверо сказали, что они недостойны скрестить меч с особой королевской крови, и тут же по-быстрому смылись. А пятый, злобный сукин сын, сказал, что он бы с удовольствием, но он маг, а я воин, так что поединка у нас не выйдет, разве что Мафей его вызовет.

— Дурак он, что ли? — отозвался Жак. — Если Мафею показать пару боевых заклинаний, он от этого героя мокрого места не оставит. Из него дурная Сила так и прет, ее только оформить как-то...

— Правда? — порадовался Элмар. — Я знал, что Мафей силен, но не думал, что настолько.

— Ну, а дальше что? — напомнил Жак.

— Да в общем, все. На том и закончилось. Все быстро разбежались по своим делам: казначей — дырку заделывать, генерал — виноватых искать, министр иностранных дел — лекарства принимать... Ну, и так далее. А Шеллар даже извинился передо мной, за то, что наорал и нахамил. Извини, говорит, Элмар, я не хотел тебя обидеть, просто не дергай меня за камзол, когда я в гневе... А потом действие эликсира кончилось, он еле успел до свих покоев добраться, а в гостиной мне уже пришлось его на руки брать, а то бы свалился. Мэтр его отругал, какой-то наркотой напоил и уложил в постель. — Элмар вздохнул, в очередной раз опростал бокал и вдруг спросил: — Жак, а ты почему к нему не приходишь? Он о тебе постоянно спрашивает. Переживает, что ты на него обиделся.

— Странно, — ядовито ответил Жак, как-то сразу помрачнев. — Когда он меня подставлял вот так по-свински, он не переживал. Друг, называется. Если бы он меня просто об этом попросил по-дружески, я бы... я бы и это для него сделал. А он вот так...

— Он не хотел, — угрюмо сказал Элмар, опустив глаза. — Это я его заставил.

— Слушай, рассказывай эти сказки Мафею, ладно? — скривился Жак. — Понятно, ты его любишь, хочешь, чтобы у него все было хорошо, у тебя хватит благородства взять все на себя, но не надо мне врать так по-детски.

— Я не вру, — настойчиво повторил Элмар, не поднимая глаз. — Это я виноват. Когда он сказал, что мне придется занять престол...

— С чего бы? — перебил его Жак.

— У него был другой план. Он собирался убить их сам. А после этого ему пришлось бы в любом случае сложить с себя корону. И я так из-за этого расстроился, что совсем разум потерял. Я взял с него слово, что если он придумает что-то другое, то обязательно попробует. Вот он это и придумал. Он не хотел. Он говорил, что план никуда не годный, подлый и безнравственный, но я настоял. Уж очень мне не хотелось быть королем. — Элмар поднял глаза и покаянно продолжил: — Жак, клянусь честью, так оно и было. Он не хотел тебя подставлять А я... я не знал, что это будешь ты. Он мне не сказал. Если бы я знал, я бы не позволил тебе взять мой меч. А если бы знал ты, ты бы не трансформировался. Он не мог сказать. Ни тебе, ни мне. Прости нас. Прошу тебя. Сходи к нему. Все равно ведь помиритесь, что я, тебя не знаю. Сходи, поговорите, объяснитесь по-человечески. Он бы сам к тебе пришел, если бы мог. Жак, он ведь переживает. Ему и без того плохо. Если вы не помиритесь, он ведь и правда мне не простит.

Жак вздохнул и заговорил о другом.

— А у меня новость, — сказал он. — Тереза, наконец, избавилась от своих проблем.

— Так вот ты где вчера был? — повеселел Элмар. — Из постели весь день не вылезал?

— Почему весь день? Днем она меня всякими зельями отпаивала, потому что у меня до самого вечера все конечности тряслись. А уж ночью конечно...

— Ну надо же! — восхитился Элмар. — Что же он с ней сделал?

— Кто? — не понял Жак.

— Диего. Они чуть ли не час просидели вместе в оранжерее, и после того вышли в обнимку. Тут явно без него не обошлось. Но ты не думай, он ничего неподобающего не делал. Поколдовал, наверно.

— Вот это номер... А она мне не сказала.

— Не сказала? Может, и мне не следовало говорить?

— Теперь уже поздно. Сказал так сказал. Я ей не признаюсь, не переживай. Но любопытно все-таки... Неужели он правда маг? Надо будет Мафея спросить, не заметил ли чего интересного.

Элмар чуть помрачнел и задумчиво посмотрел на бокал в своей руке. Потом подумал и поставил на стол.

— Жак, — сказал он, продолжая исследовать цвет вина в бокале. — Скажи, я действительно слишком много пью, или это у моего кузена... преувеличенные опасения?

Жак пожал плечами.

— Нашел у кого спросить. Откуда я знаю, сколько для тебя много, а сколько нет? Он тебя лучше знает. А с чего ты вдруг об этом задумался?

— На днях Шеллар мне прямым текстом заявил, что я спиваюсь. Жак, скажи честно, я спиваюсь?

— Я тебе что, врач-нарколог? — жалобно уставился на него Жак. — Спроси у специалиста. Или хотя бы у Ольги.

— А Ольга что, специалист?

— Да нет... Но в ее время алкоголизм был массовой проблемой, и официальная пропаганда на каждом углу вещала о его вреде... ну, и население просвещали по этому вопросу. Хотя население слушало и продолжало пить.

— Так вот почему она так много пьет! — оживился Элмар. — Это просто традиция ее родины! А я уж боялся, что с ней что-то не в порядке.

— Слушай, — не утерпел Жак. — Что Ольга пьет много, ты замечаешь, а сколько пьешь ты — должен считать я? Вот сядь сам и подумай, много ли ты пьешь, часто ли ты это делаешь, помнишь ли себя, как напьешься и как себя чувствуешь наутро. Кстати, должен заметить, что Ольга всегда все помнит и у нее не бывает похмелья.

— Ты опять об охоте? — нахмурился принц-бастард. — А я совсем о другом. Вчера я сидел, вспоминал позавчерашний вечер и чуть со стыда не сгорел. Я ведь до того допился, что разоткровенничался с малознакомым человеком о таких вещах... о которых никогда ни с кем не говорил.

— Да ты постоянно что-то подобное делаешь, — заметил Жак. — Ты вспомни. Вечно напьешься, чего-нибудь отмочишь, а потом две недели страдаешь и стыдишься. И поди разберись, то ли ты по жизни такой и есть, то ли правда спиваешься. Так что, или иди к специалисту, или разбирайся сам. Считай, сколько пьешь, записывай и выводи статистику.

— Я тебе что, алхимик? — обиделся Элмар. — Я не знаю, как это делается.

— Ну, не выводи статистику. Так посмотри и разберись. Но лучше сходи к специалисту. Или стыдно?

— А тебе бы не стыдно было?

— Мне? Нет. Я же не принц. Я так... болтающееся при дворе нечто, которое при случае можно использовать и подставлять. А тебе могу дать еще один совет. Когда тебе хочется выпить, попробуй отказаться от этого желания, и посмотри, насколько трудно это окажется. А то ты сначала выпил кварту или полторы, а потом задумался...

Элмар скорбно задрал брови и с болью в голосе произнес:

— Жак, не говори так...

— А делать так — оно ничего, можно? — проворчал Жак. — Я вчера вообще хотел уехать из этого города на фиг куда подальше... но пришел Мафей, глазами похлопал, потом Тереза пришла... И понял я, что просто не смогу. Не станет у меня сил бросить их и уехать. А вы... а пошли бы вы с вашими государственными проблемами, с вашей честью и вашим благородством, и извинениями вашими... великие комбинаторы! Завтра подам в отставку, сменю квартиру, найду другую работу, женюсь... и больше ни за какие хряпки не буду иметь дел с королями и прочими наследными принцами.

— Ты серьезно? — ужаснулся Элмар.

— А что, у меня, по-твоему, есть настроение шутить?

— Ты хочешь от нас уйти? Жак, не надо, прошу тебя. Поговорите и помиритесь. А то ведь он от тебя не отстанет, он же настырный... Это все я виноват, хочешь, набей мне морду, я и сопротивляться не стану.

— Спасибо, — проворчал Жак. — Такие предложения мне неинтересны. Нашел тоже удовольствие — морды бить. Ты б еще рыбьего жиру предложил.

— Жак, я тебя очень прошу... Ну хотя бы не уходи так, скажи ему, что ты обижен, что не желаешь иметь с нами дела, и все такое... но не уходи молча.

— Еще одна гениальная идея! — фыркнул Жак. — Прийти к полуживому человеку и высказывать ему претензии. Ты как придумаешь что-нибудь... Может, потом скажу. Когда выздоровеет. А может и молча уйду. Не знаю. Пойду я, пожалуй, домой. А ты посиди, у тебя еще кварта вина осталась, вот и проверь, сможешь ты ее не допить или нет.

Глава 2

 — Как ваше здоровье?

 — Не дождетесь!

 Старый одесский анекдот

В комнате для посиделок царило необычайное оживление. Придворные дамы дружно хохотали и обсуждали что-то очень забавное. Даже тихая Акрилла развеселилась так, что уронила свой неизменный роман и не заметила. А ее подружка Вероника, такая же молоденькая и новенькая, вовсе уже стонала со смеху и не могла сказать ни слова. Она вообще была хохотушка и смеялась по любому поводу.

— Что у вас веселого? — спросила Эльвира, снимая перчатки и пелерину. — Еще какие-то новости?

— Селлия вернулась, — сообщила Камилла. — Ты бы ее видела!

— А что, она пьяная или в неподобающем виде?

— Откуда ты знаешь? — изумилась Анна.

— Знаю, — улыбнулась Эльвира и присела в свободное кресло. — Я только что ходила проведать Киру, и встретила там Ольгу. Мы с ней немного прогулялись вместе, зашли пообедать в “Эльфийскую лютню”...

— Ольгу туда пустили? — снова изумилась Анна. — Или сегодня она оделась прилично?

— Анна, не будь дурой, — хмыкнула Камилла. — Теперь Ольгу пустят везде, в каком бы виде она не явилась. Ее голубые штаны теперь являются не одеждой неподобающего вида, а символом победы. Могу поспорить, что через луну-другую пол-города будет носить такие же штаны. Они наверняка войдут в моду и даже станут считаться особо шикарными. Во всяком случае, среди воинов. Ну, так что Ольга?

— Она мне рассказала кое-что про Селлию.

— Она тебе рассказала, где она была? — уточнила Акрилла.

— Это она мне рассказала еще в Сорелло. Селлию отправили в башню к Этель, чтобы не путалась под ногами. А сегодня Ольга рассказала, чем наша Селлия там занималась. Хотя увидеть своими глазами было бы интереснее.

— Это точно, — согласилась Камилла. — Это надо было видеть. Пьяная Селлия в халате нараспашку бредет, шатаясь, по коридору и говорит по-хински...

— Это как же надо было напиться, чтобы заговорить по-хински! — восхитилась Эльвира. — Вот уж теперь все мужики ее будут. Сойдет за особо образованную. Она, наверно, и трахаться по-хински научилась.

— Возможно, — пожала плечами Камилла. — Но король ее теперь точно отставит. А принимая во внимание то, что он как раз всерьез собрался жениться, для нее это будет трагедия.

— Дамы, о чем вы говорите! — жалобно посмотрела на подруг Эльвира. — Даже если он и соберется жениться, не на Селлии же!

— Ты ей это объясни, когда она проспится и закатит истерику, — вздохнула Камилла. — Она тебе еще припомнит твой дурацкий совет и сделает виноватой.

— Пусть только попробует! Я тогда королю настучу, что она по пьянке о нем говорила.

— А что она говорила? — заинтересовалась Анна.

— Так я вам и сказала! Чтобы вы тут же сами настучали?

— У Анны, как всегда, ума хватает только на прямые вопросы, — хихикнула Камилла. — Лучше расскажи подробнее, что же тебе Ольга рассказывала про Селлию. Интересно.

Эльвира охотно изложила дамам историю незадачливой маркизы, которая стремилась попасть на оргию, чем вызвала у них новый приступ истерического смеха.

— Ой, не могу! — стонала Вероника, маленькая и пухленькая, как хомячок. — Ой, умора! Она что, правда такая дура? Решила, что мэтр тоже участвует в оргиях?

— Да нет, самое веселое, что она вполне готова была отдаваться на столе троим мужчинам, лишь бы ее приняли в компанию! — хихикала Анна.

— Трое мужчин — это мелочи, — усмехнулась Камилла. — Самое смешное, она всерьез поверила, что это оргия и что ее там убьют.

— А ее теперь прогонят? — спросила Акрилла.

— Может, и прогонят, — мурлыкнула Камилла. — А может и нет. Смотря, какое настроение будет у его величества. И в зависимости от того, настучит ему Эльвира или нет... Эльвира, а что это у тебя в сумочке? Банка какая-то?

— Варенье, — ответила Эльвира. — Вам-то что?

— На сладенькое потянуло? — заметила Анна. — Ты не залетела часом?

— Шуточки у тебя! — оскорбилась Эльвира, а сама подумала, что шутки-шутками, а ведь от эльфа можно запросто и залететь, несмотря на все предохранительные заклинания. И как этот общеизвестный факт не пришел ей в голову раньше? Даже не спросила этого Карлсона... Надо же было настолько голову потерять! Вот будет потеха, если он больше не прилетит, а память от него на всю жизнь останется... — Я вообще люблю варенье. Просто редко позволяю себе сладости, чтобы фигуру не испортить.

Сделав такое заявление, она демонстративно запустила руку в вазочку с конфетами, изъяв полную горсть, и высыпала к себе в сумочку.

— Пойду к себе, — сказала она. — Переоденусь, потом приду. Или не приду, не знаю.

— А что это тебя, действительно, на сладкое потянуло? — удивилась Камилла. — Решила наплевать на фигуру? От Ольги научилась? Так ты смотри, Ольгу сколько ни корми, она доской была, доской и останется, ей можно, а тебе может и повредить.

— Это у меня на нервной почве, — пояснила Эльвира и поспешила покинуть подруг, чтобы не вдаваться в дальнейшие обсуждения.

В комнате ее ждал сюрприз. Он сидел на подоконнике, обхватив колени руками, и печально смотрел в окно. Эльвира поспешно нащупала задвижку и заперла за собой дверь, чтобы никто вдруг не вошел.

— Карлсон, — сказала она. — Что ты здесь делаешь днем? Или у тебя не получилось попасть домой?

Он обернулся и виновато посмотрел на нее. Глаза у него были как у побитой собаки, несчастные и какие-то больные.

— Извини, — сказал он, и она услышала, что его голос дрожит, будто он собирается заплакать. — Я не хотел тебя беспокоить, но... это единственное место, куда я могу безошибочно телепортироваться. Я уйду, как стемнеет.

Эльвира бросила в кресло пелерину, перчатки и шляпку и подошла к нему.

— Что случилось? У тебя опять какие-то неприятности? Может, я могу чем-то помочь?

— Вряд ли, — вздохнул он и снова виновато посмотрел на нее. — Просто сегодня я услышал о себе столько неприятных и обидных слов... и что самое противное, это все совершенно справедливо.

— Тебе дома от начальства попало? — догадалась Эльвира. — Ну, не переживай так. Хочешь варенья?

— Хочу, — печально кивнул Карлсон. — А у тебя есть варенье?

— Есть, — засмеялась Эльвира. — Я сегодня специально купила на случай, если ты вдруг прилетишь.

Он грустно улыбнулся.

— Как в сказке? “Я самый тяжелый больной в мире”?

— Совершенно верно. А я буду тебе родной матерью, и буду лечить вареньем, — снова засмеялась Эльвира и ласково потрепала его по челке. — А потом ты успокоишься и пожалуешься мне на свое жестокое начальство, а я тебе посочувствую.

— Спасибо, — снова улыбнулся он и спрыгнул с подоконника. — Приятно, что хоть кто-то рад меня видеть и готов посочувствовать. Хотя, в общем-то, жаловаться мне особенно не на что, я сам виноват...

— Виноват или нет, все равно неприятно, когда тебя ругают. Давай, я прикажу подать чаю, а ты пока спрячься в ванной, чтобы тебя слуги не увидели. Только сиди тихо и воду больше не кипяти.

В королевской спальне было сумрачно, хотя на улице еще вовсю светило солнце. Тяжелые темные шторы были плотно задернуты, чтобы свет не раздражал его величество, которого раздражало решительно все. В том числе и эти самые шторы, за которыми не видно было солнца, а короля очень живо интересовало, скоро ли проклятое медлительное светило склонится к закату. На закате должен был прийти придворный маг и кастовать обезболивающее заклинание, и этого момента Шеллар III ожидал, как великого блага. Он уже успел сто раз проклясть свое патологическое трудолюбие, свои бредовые идеи насчет заседания, изобретателя стимулирующего эликсира, всех своих министров и персонально графа Монкара, покойных членов Комиссии, растяпу-дядюшку, свое скудоумие и несообразительность, свое небрежное отношение к хранению доспехов и уходу за ними, и в особенности неизвестного стрелка, имя которого так и не попало в историю.

Король пребывал в одиночестве, так как ему стыдно было стонать при подданных, и он всех выгнал вон. Дурманящее действие эликсира, которым его напоили после заседания, давно закончилось, оставив только тяжесть в голове, а боль вернулась. Он пытался как-то с ней бороться, отвлекаться, о чем-нибудь думать, но ни о чем постороннем думать не получалось. Мысли перемешивались, обрывались и куда-то расползались, а обмануть боль не удавалось. Отчаявшись сосредоточиться хоть на чем-нибудь, король прикрыл глаза и стал просто ждать заката. Он лежал в тяжелом, душном полузабытьи, прислушиваясь к дергающей боли в воспаленной ране, и мысленно упрекал себя в малодушии. “С Элмаром такое бывало много раз, — уговаривал он сам себя. — Это не страшно. Это можно стерпеть, не скуля. Неужели я хуже Элмара? Неужели я слабее этого несчастного мистралийского барда, который молчал, когда ему крошили руку хлеборезкой?” Уговоры помогали мало. И примеры терпения и мужества, которые он сам себе приводил, тоже не производили особого впечатления. Он стискивал зубы, стонал вполголоса и мысленно осыпал ругательствами темные шторы, через которые не видно было, скоро ли закат, а также свое патологическое трудолюбие... и далее по списку.

Услышав, как скрипнула дверь, король приоткрыл глаза и увидел, как в комнату кто-то тихонько входит.

— Мэтр? — с надеждой позвал он, подавив очередной стон.

— Нет, — негромко ответил вошедший и направился к стульчику Мафея. — Это я.

— Жак... — неуверенно выговорил король и замолк, не зная, что сейчас услышит в ответ. То ли Жак пришел, потому что простил, то ли решил высказать все, что думает о таких друзьях, перед тем, как уйти навсегда...

— Угу, — Жак взгромоздился на стульчик, поставив ноги на перекладину, точно, как Мафей, и, дотянувшись до тумбочки, зажег свечу. — Пусть будет светлее, а то не видно ничего. Вам не мешает?

— Нет, — чуть качнул головой король и посмотрел на своего шута, пытаясь определить, что же он все-таки скажет. А Жак молча смотрел на него, тоже, видимо, чего-то ожидая, или не зная, что сказать. Король не выдержал первым.

— Прости, — тихо сказал он и стиснул зубы, чтобы не застонать вслух.

— Что, плохо? — сочувственно качнул головой Жак. — Да в не стесняйтесь, никто вас не услышит. Мэтр звукоизолировал вашу спальню. Звонок у вас проведен прямо в комнату прислуги, если здесь дернете — там услышат. А в комнате можете хоть в полный голос кричать, ни одна живая душа не услышит.

По всей видимости, себя он не учитывал. Либо не считал за живую душу.

— Жак...

— Да не сержусь я, не сержусь. Не умею я долго сердиться. А вы этим пользуетесь... Пошутить вам про что-нибудь? Или вам смеяться больно?

— Не знаю... не пробовал, — признался король, не помня себя от радости. Ему даже показалось, что боль стала вполне терпимой и не столь уж мучительной.

— Ну попробуйте, если не боитесь. Хотите свежайшую хохму? Это не шутка, это правда. Вам опять гроб сделали.

Короля немедленно разобрал смех, и он убедился, что смеяться все-таки больно.

— Ты так больше не шути... — попросил он, с трудом сдержав вскрик. — Больно смеяться... Который час?

— До заката еще почти час. Уже недолго. Я с вами посижу, поразвлекаю вас, хотите? Или вам лучше, чтобы никто не мешал?

— Спасибо... посиди.

— Что-нибудь хотите?

— Курить! — простонал король. — Двое суток... рехнуться можно!

— Что, мэтр воспользовался вашим бедственным состоянием и припрятал вашу трубку? — сочувственно улыбнулся Жак и прикурил сигарету от свечи. — Держите. Смотрите только, не подпалите одеяло. А голова у вас не закружится?

— Она и так кружится, — отмахнулся король, глубоко и с наслаждением затянулся, и блаженно улыбнулся. — Как хорошо...

— Как мало надо человеку для счастья, — улыбнулся в ответ Жак. — Ну, что вам рассказать? Какие-нибудь новости? Или что-нибудь загадочное?

— А у тебя есть что-то свеженькое? — чуть оживился его величество.

— Есть. Хотите?

— Хочу.

— Во-первых, у меня загадочным образом вдруг состоялась личная жизнь. Неожиданно и внезапно. Вот вчера еще не было, а сегодня уже есть. Тереза молчит и пожимает плечами, а Элмар утверждает, что всей этой радостью я обязан некому мистралийскому товарищу... как будто я и так ему мало обязан!

— Да, — кивнул король. — Это он. Спроси Мафея, он видел.

— Только и всего? А я-то думал, это окажется что-то загадочное, над чем можно будет подумать... Но раз вы и так все лучше меня знаете, вот вам еще интереснейшая фенька. Опять же насчет нашего друга из солнечной Мистралии, дона Диего Тенорио. Откуда он, кстати, такую фамилию взял?

— Да фальшивая фамилия, плюту ясно.

— А, вспомнил. Это из классической драмы, да? Что-то типа местного Отелло? Ну бог с ней, с фамилией. Мне не дает покоя вот какой вопрос. Откуда он знал... вернее, как он догадался, что это буду я, если этого никто, кроме вас, не знал, даже я сам?

— Ты его спрашивал?

— Разумеется. И он мне ответил, что он, дескать, увидел, как Элмар передвинул меч, и понял, что это для меня. Так вот, это полная фигня. Он понял все не после этого, а немного позже.

— Изложи по порядку, — попросил король.

— Ладно, попробую по порядку. Итак, вот он сидит рядом со мной... Он знал, зачем он там сидит?

— Частично. Он знал, что его эманация должна кого-то активировать.

— Но кого — не знал? Значит, я правильно понял. Сидит, ждет своего любимого гимна, и никого не трогает. Кроме меня. Меня он поминутно достает вопросами, где я бывал и где он мог меня видеть. И думает все это время только об этом самом — где он меня видел. Он засек этих стрелков на галерее намного раньше, чем сказал о них. Почему? Потому что полагал, что стрелять будут в него и это никого больше не касается. Вот заканчиваются выступления аристократов, Элмар передвигает меч, Диего это все видит, но по-прежнему сидит и молчит. То есть, на этот момент он еще ни о чем не догадался, а мне он просто клипсу сдернул. Вот встаете вы и даете мне слово, а он по-прежнему сидит и помалкивает. Вот встаю я, говорю пару слов, поскольку больше ничего сказать не в состоянии, сажусь, и тут его осеняет. Он начинает щупать меня на предмет кольчуги и спешит сообщить Элмару о стрелках. Вывод: пока я говорил свои несчастные пару слов, он все понял. Абсолютно все: кто активируется, что сейчас будет, как это будет, и в кого станут стрелять, как только разберутся. Он не сводил с меня глаз, пока говорил свою речь, и очень точно определил момент трансформации. Так вот, мне было бы очень интересно знать: как он обо всем догадался? И мне очень неприятно и как-то боязно даже предполагать, что он вспомнил, где он меня видел, потому что трансформировался я всего один раз в жизни.

— Интересно... — согласился король и с сожалением посмотрел на окурок. — Дай-ка мне еще сигарету. Это надо посидеть и крепко подумать... то есть, полежать.

— А вам не много будет? Ну ладно, держите, только не кашляйте потом, кашлять тоже будет больно, как и смеяться. Так что, помолчать, будете думать?

— Не сейчас, — вздохнул король. — Я не в состоянии сосредоточиться. Потом подумаю. Расскажи что-нибудь. Как там все?..

— Все — это кто? Ну ладно, начнем по порядку. С меня. Мне вторую ночь кошмары снятся, такие, что спать страшно.

— Мне тоже, — снова вздохнул король.

— Вам? — удивился Жак. — Да вам-то почему? Вы же совершенно спокойно можете наблюдать что угодно. Или это потому, что вам плохо?

— Может, потому... Не знаю.

— А что вам снится?

— В основном — что я женюсь.

Жак не выдержал и захихикал.

— Тебе смешно? А я дал Элмару слово, что женюсь.

— А конкретные сроки указали? — хитро прищурился Жак.

— К сожалению. До лета.

— Вот и чудненько, — улыбнулся Жак. — Наконец-то вы и в самом деле женитесь. Еще не решили, на ком?

Его величество страдальчески поморщился.

— Не надо об этом. А остальные как?

— Остальные... Вот Элмар, к примеру, крепко задумался над вопросом: не много ли он пьет.

— Наконец-то...

— Не радуйтесь раньше времени, неизвестно, до чего он додумается. Вдруг решит, что он наоборот, пьет слишком мало.

— Не шути так. Тебе смешно, а у меня кузен спивается.

— Да почему вы так решили? Может, все не так страшно, тем более что он все-таки об этом задумался. А еще он мне рассказал, как вы страшны в гневе. Кстати, а почему вы, действительно, Монкара не посадили?

— Потом объясню. Долго рассказывать.

— Потом так потом. О ком вам еще рассказать? О Терезе я уже говорил... Ольгу я еще не видел. Киру тоже не видел. Видел Эльвиру вчера утром, когда мы расходились по домам. Зашел к ней посмотреть, как она там. Стоит у окна и мечтательно смотрит вдаль, как будто к ней Карлсон прилетал. Так что с ней все в порядке.

Король нахмурился, словно вдруг вспомнил что-то важное.

— Жак, — спросил он. — А скажи честно, Эльвира до сих пор меня проклинает за то...

— Да почему вы решили, что именно проклинает? Она просто осталась в твердом убеждении, что вы никудышний любовник, потому как грубы и неуважительны к партнерше. А кто вам виноват?

— И она всем это говорит?

— Ах, вон в чем дело! — догадался Жак. — Вы опасаетесь, что ваша будущая королева наслушается о вас нелицеприятных суждений? В общем-то, и такое может статься. А вы поговорите с Эльвирой по душам, извинитесь по-человечески, а не так, как на церемонии. И попросите держать язык за зубами, потому как вам жениться надо... срочно. Она поймет. Или вы в качестве искупления на ней жениться решили?

— Я же просил — об этом ни слова.

— О женитьбе? А почему, собственно? А вот давайте поговорим. Считайте это ответной маленькой пакостью от меня. И не надо глаза закатывать. Почему вам так не хочется жениться? Я понимаю, это нелегкое решение, но я вот, к примеру, на Терезе женюсь. Как только она чуть оправится от удивления, она тут же вспомнит, что она честная католичка и что мы живем в грехе, и немедленно мне об этом напомнит. И я женюсь, и сопротивляться не буду.

— Потому что ты ее любишь.

— А вам кто не дает? Полюбите и вы кого-нибудь. И не фиг рассказывать мне сказки о том, что вы не можете. А то я не знаю, что вы до сих пор бережете ту сережку, что Валента потеряла у вас в постели. Даже на шее носите.

— Я не потому ее ношу, — возразил король.

— А почему?

— Вот уж приставучий! Только не говори никому. Она приобрела волшебную силу... Не знаю, каким образом. Я ее ношу, как амулет.

— Амулет? А от чего?

— От любовной магии.

— Так вот оно что! — засмеялся Жак. — Бедные придворные дамы! Бедная, несчастная ведьма! И бедная Азиль. Она до сих пор думает, что виной всему матовая сфера, и переживает за вас. Вы хоть ей скажите... впрочем, нет, ей нельзя говорить, через сутки будет знать весь город. Но дело, собственно, не в этой сережке. Вы все равно изволили влюбиться, ваше величество, крепко и надолго. Так что, вполне умеете и можете. Не хотите только, но это уже другой вопрос. И очень хотелось бы знать: почему не хотите?

— Не твое дело, — проворчал король. — Отстань. Я уже говорил об этом с мэтром.

— А со мной не желаете?

— С меня и мэтра хватило. Отвяжись.

— А вот не отвяжусь. Так вот, сдается мне, что есть один хороший способ заставить вас захотеть. Надо напоить вас так, чтобы вы перестали соображать, а как перестанете, угостить чем-нибудь вроде той же травки или памятной фанги. Тогда вы сразу растормозитесь и забудете, что вы чего-то не можете и не хотите. Правда, активных действий от вас все равно не дождешься, так что придется вашей даме самой прийти к вам в спальню...

— Где она до утра будет пытаться меня разбудить, — сердито отозвался король. — Перестань издеваться над больным человеком. Оставь меня в покое, сколько можно просить! Я тут король или хрен собачий?

— А как вы сами думаете? — проворчал Жак.

— И не хами королю! — его величество попробовал засмеяться, но тут же вскрикнул и закусил губу.

— Простите, — покаялся Жак. — Я не хотел вас смешить, само вырвалось. Уже недолго, потерпите. Совсем чуть-чуть. Солнце уже садится. Я больше не буду. Лучше давайте подумаем, что мы мэтру скажем. Вы же накурили в комнате, он сразу унюхает.

— Мне все равно. Мне уже хуже не будет.

— А я?

— Пострадаешь немного за короля и отечество.

Мэтр как чувствовал, что о нем зашел разговор, и появился еще до того, как Жак успел ответить.

— Добрый вечер, — сказал он и тут же принюхался. — Кто здесь курил?

— Я, — ответил король. — Добрый вечер, мэтр. Кстати, где моя трубка?

— И думать забудьте, пока не поправитесь. А ты, дрянной мальчишка, еще раз посмеешь его угощать, больше сюда не войдешь.

— Мэтр, прошу вас, — жалобно попросил король. — Верните мне трубку. Когда я курю, мне становится легче.

— Ни в коем случае. И не просите.

— Тогда я приказываю.

— У себя в кабинете будете приказывать. А пока я занимаюсь вашим лечением, извольте меня слушаться. — Маг обернулся к Жаку и строго посмотрел на него. — А ты изволь убираться отсюда и не утомляй его величество глупыми разговорами. И не пытайся подсунуть под одеяло коробочку с сигаретами, которую ты прячешь в кармане. Я все вижу.

Жак скорчил уморительную рожицу и развел руками.

— Сдаюсь. Вы меня сделали, мэтр. Спокойной ночи, ваше величество.

Он спрыгнул со стульчика, шутливо раскланялся и вышмыгнул за дверь. Мэтр Истран приблизился к королю, занес руку, потом вдруг остановился и спросил:

— А скажите, ваше величество, если бы вам предложили на выбор — обезболивающее заклинание или трубку, что бы вы выбрали?

— Это сложный вопрос, — серьезно сказал Шеллар III. — Тут надо сесть и крепко подумать. Трубки три придется выкурить, не меньше. А выкурив три трубки и крепко подумав, я выберу заклинание.

— Все шутить изволите? — покачал головой придворный маг и повторил вчерашний номер с невидимым гвоздем.

Король вздохнул с неописуемым облегчением и вытянулся поудобнее.

— Будете спать, ваше величество, или желаете побеседовать? — спросил мэтр, с улыбкой наблюдая за ним. — Только, разумеется, тему курения можете сразу считать закрытой.

— Что ж делать, — смиренно согласился король, втайне надеясь, что Жак все-таки что-нибудь придумает. — Присаживайтесь, можно и побеседовать. Только я вас умоляю, не о женитьбе, Жак меня уже утомил этой темой. Поимейте хоть вы сочувствие, пока я не поправлюсь. Кстати, долго мне еще так лежать?

— У вас опять нашлись какие-то неотложные государственные дела? — Мэтр остановился, не дойдя до стула, и приготовился к новой битве.

— Нет... Впрочем, они всегда есть, но я спрашиваю просто, чтобы знать.

— Вы сами почувствуете. Еще несколько дней. И убедительно вас прошу больше не подвергать организм подобным перегрузкам. Потерпите. Тем более, это заседание вполне могли провести и без вас.

— Без меня? — горько обиделся король. — Мой с утра пьяный кузен?

— Вы несправедливы к его высочеству. Он вовсе не был пьян. И не будете ли вы так любезны объяснить, что у вас там произошло на заседании? Я не стал вас расспрашивать днем, видя, в каком вы состоянии, а его высочество очень быстро убежал.

— А что? — безмятежно спросил король.

— Что? Да ничего особенного, только шум стоял такой, что дворец трясся и стекла вылетали. И потом все придворные маги до обеда бегали, как подстреленные гоблины. У графа Монкара сердечный приступ, у казначея поднялось давление, у министра иностранных дел инфаркт, еще было четыре сосудистых криза, два сердечных приступа, два нервных припадка и один тяжелый случай внезапного заикания.

Его величество тихо затрясся от беззвучного смеха.

— Вам смешно, ваше величество? Поделитесь же со мной вашей радостью, что произошло на заседании?

— Да ничего выдающегося. Было бы от чего в обморок падать! Между прочим, Зиновий такое творит на каждом заседании, и даже похлеще, орет, ругается, пинает кресла и посохом по столу лупит что есть силы, и ничего, никаких инфарктов и прочих заиканий. А наши господа какие-то все нежные, не плюнь на них! Никогда короля в гневе не видели.

— Жаль, — улыбнулся придворный маг.

— Что — жаль?

— Жаль, что меня там не было. Хотел бы я посмотреть на короля в гневе. Так это вы там кричали так, что вылетели стекла? Тогда понятно, почему вы вернулись в таком плачевном состоянии. Не бережете вы себя, ваше величество. Зачем вам понадобилось туда ходить? Флавиус бы прекрасно справился.

— Мэтр, — укоризненно отозвался король. — Если все сваливать на Флавиуса, наши господа так и не вспомнят, кто у них король. По-моему, они искренне верят, что король — это такой специальный господин, который тут околачивается, чтобы им было над кем посмеяться. И неужели вы не рады, что я научился гневаться?

— Рад, конечно, — согласился мэтр. — А как вы себя чувствуете сейчас?

— Замечательно. Мне так хорошо... Я вас еле дождался.

— Понимаю, — кивнул волшебник. — К сожалению, перерывы делать все равно придется, так что потерпите несколько дней. Потом будет легче. Это весьма неприятно, но я полагаю, вы справитесь.

— А куда я денусь, — король слегка дернул здоровым плечом.

— Это верно, никуда... Когда поправитесь, настоятельно рекомендую вам поехать куда-нибудь к морю отдохнуть. Вы в этом крайне нуждаетесь.

— Может быть... Не знаю... Во всяком случае, сначала женюсь.

— Вы столь решительно настроены?

— Я же дал слово. Мэтр, а вы мне ничего не посоветуете по этому поводу? Я в полной растерянности, если честно. Вы там что-то говорили о конкретных кандидатурах...

— Ваше величество, — серьезно сказал придворный маг. — Скажите честно: вы хотите быть счастливы?

— А это возможно?

— Вполне. Просто прислушайтесь, что подскажет вам сердце. Оно ведь у вас не каменное. И оно обязательно даст вам знать, когда вы встретите ту самую женщину, способную сделать вас счастливым. Только когда ваше мудрое сердце подпрыгнет, ударится о ребра и скажет “это она!”, не возражайте ему, оно знает лучше. Дайте ему волю и следуйте ему.

Король тяжко вздохнул.

— А она возьмет и откажет.

— Знаете что? — не выдержал мэтр. — Давайте вернемся к этому разговору, когда поправитесь. А то вы начинаете ныть и жаловаться. Если откажет, женитесь на старшей дочери Агнессы, и покончите с этим неприятным делом. Все равно принцесс больше нет.

— Мэтр, вы шутите! — ужаснулся король. — Ей же семнадцать лет! Да еще такая наследственность!

— Что вы, ваше величество! Ни одной из трех галлантских принцесс король Луи IX не приходится отцом. А что касается возраста... Первого любовника принцесса завела еще в тринадцать, так что вам не придется ее ничему учить.

— Простите, мэтр, но если мне все равно придется жениться на шлюхе, то лучше уж пусть будет Камилла.

— По-моему, вы устали, ваше величество, — засмеялся мэтр. — Давайте к этому разговору вернемся тогда, когда вам действительно откажет ваша избранница. А пока — спокойной ночи.

Король со вздохом попрощался со старым волшебником, и мэтр удалился пешком через дверь, как все люди. А как только его шаги затихли в коридоре, появился принц Мафей. Он возник из серого тумана прямо на своем любимом стульчике и заулыбался, видимо, радуясь точному попаданию.

— Ты что, специально следил, когда мэтр уйдет? — улыбнулся король.

— Да, — честно признался Мафей. — А как ты меня засек?

— Я не засек. Я догадался. Проведать решил?

— Конечно. Я по тебе соскучился. На, вот Жак просил тебе передать. — На одеяло мягко шлепнулась коробочка с сигаретами.

— Спасибо! — умилился король и немедленно потянулся за свечой, чтобы прикурить. Мафей с интересом понаблюдал за его действиями, чуть склонив набок голову, и вдруг спросил:

— Шеллар, а эльфы курят?

— Понятия не имею. У мэтра спроси. Никогда не видел курящего эльфа... Стой, ты о чем это? Не смей и пробовать! Уши оборву! Мал еще!

— Шеллар, оставь в покое мои уши! — обиделся принц. — Я уже не маленький! Сколько лет было тебе, когда ты начал курить?

— Двенадцать, — признался король. — Но я же человек. Да и то меня за это гоняли и наказывали где-то лет до шестнадцати.

— Правда? — изумился Мафей. — Тебя тоже наказывали?

— Конечно. Мэтр был категорически против курения, особенно в моем возрасте. А мне хотелось быть взрослым и самостоятельным.

— А за что тебя еще наказывали?

— Да, пожалуй, больше ни за что. В остальном я был послушным и благовоспитанным мальчиком. Ну, разве что, иногда за некоторые эксперименты. Я всегда был очень любопытным и любил экспериментировать... с разными

вещами. Просто, чтобы посмотреть, что получится.

— Ты увлекался алхимией?

— И алхимией тоже.

— А еще чем?

— А много чем. Криминалистикой, психологией, биологией, даже астрологией немного, но это было самое невинное мое увлечение.

— А просто так ты никогда не шалил?

— Не припоминаю. Разве что за компанию с Элмаром, он вечно придумывал что-нибудь веселое.

— И вас наказывали, как и меня?

— Элмара наказывали.

— А тебя?

— А я не попадался. Я даже последствия своих экспериментов зачастую ухитрялся скрывать. Хотя это не всегда удавалось... Однажды я, к примеру, устроил пожар в своей учебной комнате. Причем никого не позвал на помощь и потушил самостоятельно, но последствия были катастрофические — стол и занавески сгорели полностью, обгорел шкаф и две стены... И вот сижу я в своей погоревшей комнате и удрученно думаю, что же я скажу мэтру, когда он это все увидит. Когда вдруг является кузина Нона, удивленно смотрит вокруг и спрашивает: “А что тут случилось?” Я объясняю, что случилось и какая у меня проблема. Нона подумала минут пять и выдала такой бесценный совет: “Надо в комнате побрызгать духами, чтобы горелым не воняло, и никто ничего не заметит”.

Мафей улыбнулся и спросил с живейшим интересом:

— А ты придумал, как скрыть последствия, или тебе все-таки попало?

— Конечно попало. Как можно скрыть обгоревшие стены?

— А вот если бы тебе к, примеру, нужно было скрыть только стол, что бы ты сделал?

Король пристально посмотрел на кузена и подозрительно поинтересовался:

— Малыш, а что ты такое сделал со столом?

— Ты опять догадался? — скорбно вздохнул Мафей. — Я нечаянно завернул его спиралью.

— Стол? — изумился король. — Твой большой письменный стол? Как это возможно? И он не сломался?

— Местами сломался... — снова вздохнул Мафей. — Поколдовал я неудачно.

— И без спросу, разумеется. И теперь ждешь за это соответственного наказания.

— Конечно. А можно что-нибудь сделать?

— Единственное, что можно сделать — это заменить его на такой же, если найдешь. Или поколдовать как-нибудь. Эх, Мафей, некому тебе уши намять... Что можно было такого сделать, чтобы свернуть спиралью стол? А?

— Ты только мэтру не говори, — попросил Мафей. — Вдруг я все-таки смогу как-то это спрятать. А то он мне грозился уши надрать... Сказал, что это действенный метод, даже на тебя произвел впечатление... А тебя он тоже за уши таскал?

— Нет, — усмехнулся король. — Меня он один раз отодрал ремнем.

— Это больно?

— Очень.

— Больнее, чем за уши?

— Думаю, да. Но меня за уши не таскали, так что лучше спроси Элмара. Его в детстве и за уши драли, и ремнем, и даже кнутом, кажется. У него была очень суровая матушка. Варвары, что ты хочешь.

Мафей повертелся на своем стульчике, помялся, потом все-таки спросил:

— Шеллар, а как ты начал встречаться с девушками?

— Я с ними не встречался, — неохотно ответил король. — Об этом тоже лучше спроси у Элмара.

— У него я тоже спрошу, — пообещал Мафей. — Я всех спрашиваю. Вот и у тебя тоже. Как-то же ты начал?

— Мафей, мой опыт в этой области тебе не пригодится. Если тебе так уж интересно, все началось с того, что однажды мы с Элмаром напились, и он завел разговор о женщинах. Узнав, что у меня до сих пор их не было — а мне было семнадцать, — он пришел в ужас и немедленно потащил меня к каким-то знакомым шлюхам. Так что, это совершенно неинтересно, не романтично и весьма пошло, должен заметить. И тебе так начинать не рекомендую. Равно как и не рекомендую использовать то, что ты видел в моей спальне, в качестве примера для подражания. Понятно?

— Понятно, — согласился Мафей. — Хотя у тебя в спальне все равно темно и ничего толком не видно. Жаль, что я не могу видеть за пределами дворца...

— Что, на Жака хочешь посмотреть? Или на Элмара?

— Элмара я уже видел позавчера.

— Он знает? — коварно поинтересовался король.

— Нет! — испугался Мафей. — Не говори ему! А то он тоже рассердится...

— Тоже? А кого ты уже успел рассердить? А, ты имеешь в виду, когда Кантор тебя засек и грозился оборвать уши? Ты смотри, он такой, он не посмотрит, что ты принц. Тебе не рассказывали, как он обложил матом графа Монкара и выставил из моей гостиной?

— Рассказывали, — повеселел Мафей. — Шеллар, ты же не скажешь Элмару? А то ведь правда рассердится.

— Да не скажу, не скажу. Иди, наверное, спать, а то у нас разговор зашел совсем не о том... Да и устал я, если честно. Приходи завтра, расскажешь, что там с твоим столом.

— Расскажу, — вздохнул Мафей. — Спокойной ночи.

Глава 3

— Может, теперь ты объяснишь, в чем дело? — поинтересовался Кантор, оглядывая лабораторию мэтра Альберто. — С чего вдруг ты меня сдернул с задания и притащил телепортом неизвестно куда? И что за дурная манера завязывать глаза при телепортации? Что, наш маг так сильно засекречен?

— Так надо, — угрюмо ответил Амарго, переодеваясь в мантию. — И вовсе не неизвестно куда, а твой любимый Ортан. А задание у меня для тебя будет другое. Мне срочно нужен человек, который вхож в королевский дворец, а Стеллу я светить не хочу.

— Нашел тоже вхожего! — проворчал Кантор. — Кто меня туда пустит?

— Пусть тебя твои друзья проводят. Найдешь повод. Это очень важно и очень срочно.

— Хорошо, что я должен делать?

Амарго вздохнул и объяснил:

— Искать товарища Пассионарио.

— Во дворце? — Кантор слегка ошалел от такого поворота. — С какой стати он должен быть там? Начал наносить официальные визиты королевским домам и опять потерялся?

— Баба у него там, — проворчал Амарго. — Ни много, ни мало, придворная дама.

— Так что, у нашего идеолога стряслась роковая любовь? И он застрял у своей дамы больше положенного? А тебе не кажется, что я буду выглядеть полным идиотом, когда явлюсь и начну звать его домой?

— Дело не в том, — Амарго снова вздохнул и задумался, формулируя ответ. — Мы с ним поссорились. Может, я что-то лишнего сказал, но достал он меня, до самых печенок достал! Этот паршивец додумался самостоятельно телепортироваться непонятно куда, и пять дней его носило по каким-то безлюдным местам, пока не вынесло сюда. Ни много, ни мало, в королевский дворец, где его и приютила придворная дама, в которую он тут же влюбился... ну, ты же его знаешь, он вообще влюбчивый товарищ. И он решил, что теперь он уже достаточно научился телепортироваться, чтобы шастать на свидания. А я ему попытался это запретить. Он на меня обиделся, показал мне два пальца и исчез прямо из штабной хижины.

— А, так его здесь может и не быть? — уточнил Кантор. — Это только твое предположение?

— Это моя единственная надежда. Иначе я не знаю, где его еще искать.

— Понятно. И насколько сильно вы с ним поссорились? И что я ему должен сказать, если он и мне покажет те же два пальца и пошлет куда-нибудь с тобой вместе?

— Насколько сильно... не знаю. Я его часто отчитывал, как и тебя, и ничего подобного не случалось.

— Как и меня? Амарго, а кто из вас вообще у нас главный — ты или он?

— Формально — он. Но его если не воспитывать периодически, он все развалит.

— Так на кой нам тогда такой лидер? Свои пламенные речи он вполне может говорить в качестве кого-нибудь попроще. Ты же сам прекрасно знаешь, что он бард, да еще полуэльф, зачем было делать его главным?

— Так надо, — проворчал Амарго. — И не твое это дело. Что-то ты начал слишком много вопросов задавать.

— Извини. Я не знал, что это какая-то таинственная необходимость. Так что ты ему наговорил?

— Что он безответственный, бестолковый... ну, в этом духе. Запретил ему всякие эксперименты с магией и посулил надеть ошейник... И, разумеется, запретил шастать к своей даме. И в ответ на это он показал мне два пальца и смылся. У тебя научился, что ли? Он всегда был спокойным и покладистым, а тут вдруг как с цепи сорвался.

— Послушай, а что ты от него хотел? Он что тебе, мальчик — отчитывать его и что-то ему запрещать? Уж не знаю, зачем кому-то понадобилось делать его лидером, но раз уж сделали, уважайте его хоть чуть-чуть. Он что, не такой же мужчина, как все? Конечно, годы бродяжничества немного пообломали его гордость, но это же не значит, что ее совсем не осталось. Понятное дело, он обиделся. Ты ему почаще демонстрируй, что он лидер только формально, он вообще однажды тебе в морду плюнет и уйдет.

— Этого-то я и боюсь, — вздохнул Амарго. — Что он именно это и сделал. Кантор, попробуй убедить его вернуться. Даже если он настолько обиделся... попробуй как-нибудь повлиять на него. Ты же был его наставником, даже пюпитром бил... Может, он тебя послушает?

— И что именно я должен ему сказать? Что он нам нужен? А если он спросит, зачем, ответить, что мне этого знать не положено? Очень убедительно. Мне сложно будет как-либо его убеждать, потому что, на мой взгляд, он прав и странно, что он не сделал этого раньше.

— Он нам действительно нужен. И именно в качестве лидера, которого все знают и за которым идут люди. И если мы придем к власти, именно он должен возглавить страну.

— А как же наши заявления о реставрации монархии? Как только придем к власти, мы их благополучно похерим, как и многие до нас? Или товарищ Пассионарио сядет на трон и начнет новую династию? Или... постой-ка, он имеет законные права на этот трон, вот почему он нам так нужен? Я правильно догадался? Из-за этого мы его и держим? Так что, ты думаешь...

— Кантор, — устало перебил его Амарго. — У тебя приказ есть? Работай. Твои этические и политические соображения — твое личное дело. Убеждай, как хочешь.

— А от тебя что передать?

— От меня?.. Передай, что нам с ним надо поговорить. Заново и по-хорошему. Без матюков и комбинаций из пальцев. Пусть приходит сюда, он знает это место. Пойдем, я тебя выпущу через черный ход, чтобы поменьше народу видело.

Оказавшись на улице, Кантор огляделся, определил, где находится, и неторопливо зашагал к дому Ольги, на ходу обдумывая полученное идиотское задание. Ладно, попасть-то во дворец не проблема, можно сходить в гости к его подстреленному величеству или к тому же Мафею. Взять с собой Элмара или Жака... нет, лучше Элмара, он проще... и попроситься с ним. Но что делать дальше? С какой именно дамой развлекается товарищ Пассионарио? Там же явно не одна дама, и даже не две. И еще придется своего провожатого тащить и к этой даме, ведь по дворцу тоже не положено просто так шляться всяким подозрительным мистралийцам. Тьфу ты, зараза, хоть так, хоть сяк, все равно кто-то лишний будет присутствовать. Не оставлять же его под дверью? И как же нужную даму определить? Может, попробовать шантажнуть Камиллу? Но можно и проколоться. Вполне возможно, что о ней и так все знают. И вряд ли она что-то знает, если только это не она сама, наверняка же наш идеолог старается не светиться... Да в конце концов, Амарго не ограничивал сроков, так что можно сегодня просто сходить на разведку, а там видно будет. Может, получится как-то с Мафеем задружиться и он телепортом во дворец проведет... Проще простого, сосватать мальчишке какую-то девицу пониженной моральной устойчивости — и он ваш друг навеки. Или просто пройтись по дворцу с ним и действительно познакомить его с Пассионарио, пусть общаются, братья по разуму. Интересно, Амарго всерьез планирует посадить этого инфантильного полуэльфа на трон в случае победы? Он в своем уме? Долго ли он продержится у власти на одних речах? Или он будет по-прежнему... формальным лидером? Интересно, как это понравится ему самому? Хотя с другой стороны, и не такие бывали правители. Галлант до сих пор не развалился, несмотря на то, что у них король полный придурок и практически не бывает трезвым. Правда, там королева хваткая баба, наверное, на ней все и держится. Может, и нашего дорогого вождя планируется женить на какой-нибудь такой же толковой даме, чтоб не пропал? Интересно, как он сам к этому относится? А впрочем, не мое это дело, совершенно верно сказал Амарго. Меньше знаешь — крепче спишь. Кстати, вот цветочная лавка, надо Ольге купить что-нибудь. А то за своими проблемами чуть о даме не забыл...

А если бы Амарго попробовал мне запрещать, вдруг пришла в голову мысль, что бы я сделал? Да ничего бы не сделал, я же телепортироваться не умею. А если бы умел? Совершенно верно. Именно то же самое. Показал бы ему два пальца и нагло телепортировался на фиг у него на глазах. И не потому, что без нее жить не могу, а просто из вредности, чтобы не лез в мою личную жизнь. Но мне он почему-то не запрещает, а даже, похоже, поощряет. Все надеется, что уйду? Не дождется. Не уйду. По крайней мере, пока не победим... или пока не убьют. Что ж мне сказать нашему обиженному лидеру? Что сам знал, куда шел? Что раньше думать надо было? Что теперь все на него завязано, и отступать немного поздно? Как-то неубедительно. Если бы мне такое сказали, я бы наглядно продемонстрировал, что вовсе не поздно, и никто меня силком не заставит. А между прочим, кое в чем Амарго и прав. Нашел тоже, где свиданки устраивать — в королевском дворце! Эти свиданки его продлятся ровно до тех пор, пока его величество не оклемается и не начнет гулять по своему дворцу. А как только начнет, он моментально заметит, что у его дамы имеется загадочный любовник, которого никто не видел, а только слышно иногда. И взыграет у его величества любопытство, а уж если его что-то заинтересовало — точно Шанкар говорил, и сам изведется и окружающих замучит. Не поленится ведь лично засесть у этой самой дамы и проверить, кто к ней тайком по ночам шастает, уж не шпион ли какой. И что тогда скажет наш идеолог? Здрасте, ваше величество, будем знакомы — ваш будущий коллега? А с него и станется...

К счастью, Ольга была дома. К сожалению, не одна. На кухне кто-то возился, кажется Жак.

— Ой! — обрадовано воскликнула она — Как ты быстро вернулся! Вот здорово! Заходи, мы тут с Жаком борщ варим. Пообедаешь с нами? Осторожно, у меня руки грязные...

— Но губы-то у тебя чистые? — пошутил Кантор, обнимая ее и целуя в растрепанную челку. И присутствие Жака вдруг показалось ему совершенно излишним, равно как и какой-то там обед.

— А как же! — согласилась Ольга и чмокнула его в щеку. — Заходи на кухню.

Сегодня в жилище Ольги царил необычайный порядок. Не иначе, что-то большое-пребольшое в лесу сдохло... Дракон, к примеру.

— Привет! — весело сказал Жак, когда Кантор вошел на кухню. — Ты чего это Элмаровы тапочки напялил? Свои пора бы завести. А то, не ровен час, увидит его высочество...

— Заведу, — кивнул Кантор. — Хотя должен сказать, что его высочество — большой и щедрой души человек, и не верю, что он бы пожалел тапочек для товарища.

— А вы с ним товарищи? — усмехнулся Жак.

— Мы с тобой одного класса, ты и я! — провыла Ольга, присаживаясь к ведру с картошкой. Поскольку это было исполнено явно не своим голосом, это, видимо, была цитата.

— А, ты в этом смысле, — понимающе кивнул Жак. — Да я шучу, вообще-то. Работа у меня такая.

Кантор присел на свободный стул и оглядел гору капусты на столе, которая постоянно увеличивалась стараниями королевского шута. Сегодня Жак выглядел совсем не так, как в тот воскресный вечер, и теперь вполне соответствовал своей профессии. Вот, значит, какой он на самом деле, если его не огорчать и не пугать до смерти. Веселый улыбчивый симпатяга, наверняка большой шутник, раз достиг таких высот в своей профессиональной деятельности. А кто бы мог подумать... и Огонь у него слабенький, хотя для шута большого и не надо. Но тогда, когда они виделись впервые, он был как-то больше похож на вора. Тень у него солидная, неплохой должен быть вор. Да и Луч не хилый такой. С таким Лучом, да еще и с магическими способностями, из него бы вышел особо образованный и хитроумный вор, цены б ему не было. И чего ему пришло в голову избрать путь барда? Или именно из-за своих воровских талантов он так по-крупному встрял в Мистралии, что навеки закаялся этим заниматься?

— А что вы такое интересное готовите? — поинтересовался Кантор, утаскивая пару кусочков из горы капусты.

— Борщ, — пояснил Жак. — На Ольгу напало хозяйственное настроение. Она устроила грандиозную уборку в своей квартире, а затем решила вдариться в кулинарные эксперименты. Ты как, насчет незнакомых блюд, рисковый парень?

— Обожаю экзотические блюда, — заявил Кантор, принюхиваясь к ароматному мясному запаху из кастрюли. — Это что-то из другого мира? Где-то я уже слышал такое название. Ах, да, помню, был у меня один знакомый переселенец, который жаловался, что какого-то овоща не хватает для борща.

— Это наше национальное блюдо, — пояснила Ольга. — Только придется свеклу заменить тарбой, а помидоры — вельбой. Посмотрим, что получится.

— Получится борщ по-ортански, — хихикнул Жак. — Принципиально новое блюдо. А если хотела чего-то совсем домашнего, надо было щи сварить.

— А я не люблю щи, — заявила Ольга.

— Ты их просто не умеешь готовить, — возразил Жак. — И вообще, раз уж это борщ по-ортански, он должен быть с плютом, а не со свининой.

— Вареный плют — это испорченный продукт, — не согласилась Ольга. — Плютов надо жарить.

— Вот, видал специалиста? — хихикнул Жак, подмигивая Кантору и кивая на девушку. — Кстати, единственная из переселенцев, кто ест плютов. Я, если ты не слышал, обычно занимаюсь их адаптацией — объясняю, что тут почем и как тут живут, все такое. Так я с ними всегда экспериментирую: сначала кормлю плютами, а потом показываю, как они выглядят. После этого обычно все шарахаются, кричат “И я это ел? Эту жуткую ящерку?” и больше в рот не берут.

— Не понимаю, — пожала плечами Ольга. — Ну и что? Ну, ящерка, ну, жуткая, но вкусная же. Мне гораздо труднее есть кроликов. Они симпатичные и их жалко. А что, Тереза плютов не ест?

— Даже не может смотреть, как их ем я.

— И Марк тоже? Он вроде как-то попроще...

— И Марк не ест. Он полагает, что ящерку есть в принципе можно, но только когда больше нечего. А поскольку он не голодает, то до плютов у него дело не доходит.

— А ты и госпожу Гольдберг плютами кормил? — не отставала Ольга.

— Нет, знаешь, я ей сразу показал. Не рискнул. Женщина пожилая, вдруг бы ей плохо стало. И Терезу не кормил. Жалко было. Мне как-то и в голову не пришло как-либо над ней подшучивать. Зато видела бы ты Дика... Он мне чуть морду не набил. Я тоже как-то не понимаю, почему иностранцы так не любят плютов. Диего, ты не объяснишь?

— Не объясню, — откликнулся Кантор. — Я сам этого не понимаю. Я люблю плютов. И все прочие экзотические блюда всех стран. Даже хинскую печеную змею.

— Я смотрю, ты парень без предрассудков! — засмеялся Жак. — Любишь плютов, змей, “Пинк Флойд” и девушек в джинсах и кроссовках?

— Девушек — особенно, — согласился Кантор. — А насчет музыки... Не понимаю, куда смотрят местные барды. У них под боком пропадает совершенно не разработанный новый стиль, а они ушами хлопают.

— Сам и разработай, — посоветовал Жак. — Ты же на гитаре играешь?

— С чего ты взял?

— Как же! Все мистралийцы умеют. Независимо от того, барды они или кто.

— Где ты слышал такую ерунду? Вовсе не все. Многие, но не все. И я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. А бард без Огня — это надругательство над искусством.

— Вроде стихов Элмара? — развеселился Жак.

— У Элмара как раз есть чуточку Огня, — возразил Кантор. — Немножко совсем, но все же есть. И стихи у него, кстати, не столь ужасны, как говорят, а просто посредственны. Вдохновения у него, хоть отбавляй, а таланта небо не дало, вот и получается. Хотя, между прочим, вполне возможно, что из него бы получился сказитель. Не первого сорта, конечно, но лучше, чем поэт. Он красиво рассказывает. Правда, он тогда был до смерти пьян, может, трезвый он так не умеет.

— Это в воскресенье? — посерьезнел Жак. — Диего, ты знаешь... Ты никому об этом не рассказывал?

— Кому это я должен был рассказывать? Нет, конечно. А что, он проспался и пожалел, что рассказал?

— А ты бы не пожалел? Я, правда, не знаю, что он тебе рассказал, но догадываюсь.

— Пусть не переживает. Я его очень хорошо понимаю. И уж конечно не собираюсь ни с кем обсуждать его откровения.

— Сам ему и скажи. А то если скажу я, получится, что ты их со мной обсуждал. А какими судьбами ты вернулся сегодня? Собирался же в пятницу?

— У меня тут дела в городе, — уклончиво пояснил Кантор.

— Убить кого-то? — поинтересовался Жак. Этак нехорошо поинтересовался, коварно и ехидно. Не любит господин королевский шут крови и насилия. И боится. Когда в своем уме.

— Почему сразу — убить? Я этим давно не занимаюсь. У меня совсем другие дела.

— Очень секретные, — подхватил Жак.

— Разумеется, — кратко ответил Кантор и перевел разговор на другую тему. — А как поживает ваш король?

— Лежит и страдает, — ответил Жак. — Мэтр ему курить запретил и трубку спрятал. А все, кто ходит его навестить, потихоньку таскают ему курево. А Флавиус обнаглел настолько, что приволок хинский опиум и порекомендовал, как лучшее обезболивающее. Сегодня я имел честь видеть, как мэтр костерил главу департамента на чем свет стоит, а его прибалдевшее величество наблюдал эту картину и необычайно веселился. Надо будет его спросить, не видел ли он опять розовых слонов.

— А чего это ваш мэтр с таким предубеждением относится к опиуму? — удивился Кантор. — У нас это тоже считается лучшим обезболивающим. У нас же магов практически нет.

— Действительно, — подала голос Ольга. — У нас тоже наркотические анальгетики делают на основе опиума. Что это теперь, из-за мэтровых предубеждений бедный король должен страдать? Ему же больно, наверное!

— Не знаю, — пожал плечами Жак. — по-моему, тоже не должен, но мэтра разве убедишь. А еще бедному королю снятся кошмары про то, как он женится. Надо же так упорно страдать по этому поводу!

— Жак, — поинтересовалась Ольга. — А расскажи, как мэтр Флавиуса ругал. Интересно. А Флавиус на это что?

— А то ты сама не представляешь, как? Как обычно. Так же, как он короля ругает, только немного сильнее. Негодует, воздевает руки и толкует о падении нравов. А Флавиус молча стоит и вежливо улыбается. Дескать, кричите-кричите, уважаемый мэтр, я вас внимательно выслушаю и все равно будет по-моему.

Кантор представил себе эту картину, но смешной она ему не показалась. Все, что касалось господина Флавиуса, ни в коем случае не могло его рассмешить. А Жак, значит, уже ходил в гости к его величеству. Ненадолго же хватило его обиды... или Тереза убедила, что людей следует по-христиански прощать?

— А как бы и мне его проведать? — продолжала Ольга. — Жак, ты бы сводил меня во дворец, что ли. Или сейчас его величество все еще под кайфом?

— Не знаю... Ты бы подождала еще пару дней, пока он толком оклемается. А то он стесняется. Ему действительно больно, а он к этому не привык, он же сроду ничем не болел... А ночью ходить с визитами как-то невежливо, ночью он спит. Давай в пятницу сходим, ладно?

— Ну, давай в пятницу, — согласилась Ольга, и Кантор понял, что визит к его величеству можно смело отбросить. Если, конечно, до пятницы ничего умнее не придумается.

— А как поживает ваш принц? — спросил он, пытаясь прощупать почву с этой стороны.

— Мафей? — усмехнулся Жак, старательно обрезая кочерыжку. — Да нормально. Ты зачем ребенку уши надрал? Знаешь, как он расстроился!

— А знаешь, как я расстроился, когда в самый разгар веселья почувствовал, как на меня кто-то магически пялится!

— Еще и материться научил, воспитатель хренов!

— Ничего, в жизни пригодится. А что, он раньше не умел?

— Так — точно не умел. Где ты и слов-то таких нахватался?

— У знакомых бардов, — усмехнулся Кантор. — А ты что, тоже такого никогда не слышал?

— Слышал, — Жак с хрустом вгрызся в кочерыжку и продолжил. — Но когда я это услышал от Мафея, у меня и уши повяли. У тебя что, других слов не нашлось, педагог?

— На тот момент — не нашлось. А что, он на меня разобиделся?

— Да нет, знаешь ли, он проявил поразительное благородство в этом вопросе. Он тебе даже где-то благодарен. За то, что просветил, за то, что спас, за расширение словарного запаса и еще за то, что заставил задуматься о важных вещах.

— Это о чем?

— А кто ребенка обозвал инфантильным лопухом? Вот об этом он и задумался.

— И к какому выводу он пришел?

— Что ему надо срочно учится боевой магии, а то каждый наглый воин будет драть его за уши. Кстати, ты здесь долго будешь? Он хотел с тобой поговорить... Сказать кое-что. Ты не бойся, боевой магии он еще не научился.

— Я бы с удовольствием сходил к нему в гости, — подбросил идею Кантор.

— И я тоже! — с энтузиазмом откликнулась Ольга, поднимая крышку кастрюли. — Или можно его на борщ позвать, только это надо, чтобы кто-то во дворец сбегал.

— Вообще-то, ходить к нему нежелательно, — задумчиво заметил Жак. — Я имею в виду, тебе, Ольга. У него там посреди комнаты иллюзия стоит вместо стола, а ты же сквозь нее ходить начнешь. Еще мэтр заметит...

— А сам стол куда делся? — удивилась Ольга.

— Сломался нечаянно, — развел руками Жак, подражая беспомощным оправданиям шкодливого эльфа.

— И он его в ремонт отдал?

— Да ты что, какой ремонт! Мы его спалили потихоньку у меня в камине, заказали такой же, чтобы заменить, и теперь ждем, пока сделают. А в комнате стоит иллюзия.

— А ты сквозь нее не ходишь? — засмеялась Ольга.

— Я же знаю, где точно она стоит. Но все равно стараюсь к нему не ходить, чтобы ненароком не наступить на край стола. Да и боязно немного оказаться у него в тот момент, когда мэтр все-таки заметит, что стол не настоящий. Попадет и мне за компанию.

— Я могу сбегать, — предложил Кантор. — Только меня во дворец не пустят.

— Давай так, — предложил Жак. — Во дворец я сбегаю сам, а ты сбегай к Элмару. А то как-то нехорошо получается, Мафея на борщ зовут, а его нет.

— Тогда и Терезу зовите, — сказала Ольга, поспешно заглядывая в кухонные шкафы. — И купите еще хлеба, сметаны, и... не знаю, пожрать чего-нибудь, а то Элмару будет мало.

— Давай, я плютов куплю, — предложил Кантор, понимая, что и второй вариант на сегодня пролетает, так что можно не торопиться и спокойно провести время в приятной компании. А насчет дворца лучше все-таки договориться с Мафеем.

— Ну и чудненько, — согласился Жак. — Я тоже чего-нибудь куплю. А Тереза на работе. Ты, дорогая подруга, уже успела забыть, что некоторым людям свойственно ходить на работу? Еще и двух недель не прошло, как тебя уволили, а ты уже и привыкла расслабляться?

— А мне нравится, — засмеялась Ольга. — Тем более, в библиотеку я, пожалуй, не вернусь. Денег у меня теперь хватает, займусь литературным творчеством. Кстати, о творчестве. Если будем что-то пить, то тоже купите. А то опять-таки, того, что у меня есть, на Элмара не хватит.

— Вот пусть Элмар сам и захватит что-нибудь из своих погребов, — посоветовал Жак. — Диего, пошли. Сейчас сделаем так: ты иди к Элмару и жди там, а мы с Мафеем за вами зайдем и телепортом отправимся к Ольге.

— Только сначала на рынок зайдем, — напомнил Кантор.

— Само собой. Купим плютов, сметаны и хлеба, а потом ты возьмешь все это добро и пойдешь к Элмару, а я за Мафеем.

— Сейчас! Почему это я все возьму?

— А что, по-твоему, я должен заявиться во дворец с корзиной дохлых ящерок и с горшком сметаны в руках? Чтобы все обхохотались?

— Так у тебя же работа такая.

— У меня работа — развлекать короля, а не стражу на воротах.

— Идите уже! — засмеялась Ольга. — А то и борщ остынет, пока вы будете ходить!

— Что ж, — вздохнул Кантор. — Спасибо, что предупредил. Постараюсь как-нибудь выкрутиться... если получится.

— Может быть, — серьезно кивнул Мафей, не отрывая глаз от листа бумаги, который он самозабвенно марал углем, время от времени поглядывая на собеседника. — Мэтр Истран говорил, что мои сны не предвещают смерти. Они предвещают... неприятности.

— Особо крупные, — проворчал Кантор. — Дался им всем этот Амарго!

— То есть? — не понял принц.

— В прошлый раз у меня спрашивали то же самое, — неохотно пояснил Кантор и чуть приподнялся, пытаясь заглянуть в рисунок.

— Не вставай, — попросил Мафей. — И поменьше мимики, если можно... А что, с тобой такое уже было? Может, я вообще видел не будущее, а прошлое?

— Ну ни хрена себе! Сначала говоришь такие вещи, а потом — “поменьше мимики”! Ты б Жаку такое сказал, он бы вовсе в обморок упал... Нет, в прошлом было не так. Это будущее. Весьма неприятное будущее, должен признаться. Но все равно спасибо.

— Не за что, — вздохнул Мафей и критически оглядел свои художества. — Поверни голову чуть-чуть вправо.

— Ты скоро закончишь? — поинтересовался Кантор. — Мне уже надоело сидеть. И я курить хочу. Почему тебе вдруг приспичило меня рисовать?

— Не знаю, — пожал плечами принц. — Иногда мне просто хочется кого-то нарисовать. Потерпи немножко. Я скоро закончу. Кстати, помнишь, ты мне рассказывал про своего знакомого... ну, который, как я?

— И что?

— А он курит?

— Да. А тебе-то что?

— Просто хотел узнать, не опасно ли это для эльфов.

— А тебе что, срочно захотелось начать курить? Думаешь, ты от этого повзрослеешь? Лучше сначала научись колдовать, не ломая мебель. А курить тебе еще рано.

Мафей покосился на стол и вздохнул. Кантор тоже полюбовался на творение шкодливого эльфа и подумал, что если бы ему не сказали заранее, ни за что бы не догадался, что это иллюзия. Интересно, как это Ольга и Жак их не видят? Бывает же...

— А во сколько лет ты сам начал курить? — поинтересовался Мафей, как бы между прочим.

— В двадцать пять, — усмехнулся Кантор. — Что, хотел меня уесть? Не выйдет.

— Ну что ж, — философски согласился принц. — Не все же время должно получаться. Зато Шеллара я на этом уел. Он начал в двенадцать. А еще говорят, если рано начать курить, то не вырастешь... Не смейся, пожалуйста. Сделай лицо, как было. И не улыбайся.

— А ты нарисуй, как я улыбаюсь, — предложил Кантор.

— Не хочу. Ты как-то не так улыбаешься. Словно улыбка не твоя. Кстати, что означает то, что видит в тебе Азиль? Мертвые пятна и перерезанное горло?

“Спасибо, хоть про черную паутину не спросил!” — подумал Кантор и вдруг с ужасом понял, что, в отличие от всех остальных, маленький эльф не спросил про эту самую паутину не потому, что щадил его самолюбие, а просто потому, что мертвые пятна его интересовали больше. И вполне может спросить, если ему будет интересно. Эльфы к этим вещам относятся проще и легче, и мальчишка просто не поймет, почему для мистралийца это так страшно... Надо срочно переводить разговор на что-то другое... Или подольше порассуждать о мертвых пятнах, может отвлечется...

— Не совсем, — ответил он. — Кстати, а где именно находятся эти самые пятна?

— Правая половина лица, — тут же охотно перечислил Мафей, пристально прищурившись. — Нос, губы... Кисть правой руки... две полосы на спине и несколько пятен помельче на груди и животе.

— А-а, — понимающе кивнул Кантор. — Это те места, где по идее должны были остаться шрамы, но их почему-то нет. Я сам не знаю, кто и где меня лечил, если ты хочешь об этом спросить.

— А горло? — не отставал любопытный эльф. — И пустой очаг?

— Послушай, Мафей, — поспешно перебил его Кантор. — Оно тебе надо? Лучше расскажи, что ты такое сделал со столом? Боевые заклинания на нем отрабатывал?

— Да нет, он просто случайно под руку попал. Ты не хочешь говорить о себе? Это какая-то тайна, или тебе просто неприятно?

— И то, и другое. Так что, давай эту тему замнем и посмотрим, что же ты нарисовал.

— Еще чуть-чуть подожди. Я уже почти закончил... А правда, что от Огня можно сгореть?

— Правда, конечно. Но для эльфов это не страшно, У них практически у всех есть Огонь, и ни один не сгорел, так что можешь не переживать, тем более, у тебя его — кот наплакал. Ты поэтому рисуешь, или тебе просто нравится?

— Просто нравится. А твой знакомый... у него тоже есть Огонь?

— Есть, конечно. И пользоваться им он начал где-то после двадцати пяти, а до тех пор ничего с ним не случилось. Я имею в виду, никаких депрессий, психозов и прочих прелестей, которые случаются с людьми. Так что и с тобой ничего не случится, если ты не будешь рисовать.

— А он тоже рисует?

— Он пишет стихи. И еще песни, но музыкант он хреновый, так что это у него не всерьез, а так, для себя... и своих дам. Кстати, как у тебя дела на этом поприще? Сдвиги есть, или по-прежнему подглядываешь за придворными? Интересно, за королем ты тоже подглядывал? И как?

— А вот это не твое дело! — с детским злорадством ответил принц и показал язык, как девчонка. — И вообще, каких это сдвигов ты ожидаешь за три дня?

— Ха! Это делается еще быстрее, чем за три дня! Хочешь, я тебе помогу найти девчонку?

— Не хочу, — нахмурился Мафей. — Может, я и лопух в некоторых вещах, но не настолько, чтобы мне еще девчонку какой-то добрый дядя искал.

Облом, подумал Кантор. С этой идеей тоже можно смело расстаться. Впрочем, не жалко. Не особо порядочная была идея.

Вот именно, сказал вдруг внутренний голос. Нечего врать мальчишке. Ты что, забыл, что он эльф? Он бы тебя вмиг раскусил. Да и мальчишка хороший, тебе и самому не хочется его обманывать. Лучше познакомь его, действительно, с товарищем Пассионарио, и никаких проблем.

Ничего себе, никаких проблем, возмутился Кантор. Да если кто узнает...

А кто узнает, не унимался пакостный голос. Никто не узнает. А ребятам будет приятно. И полезно. Может, Мафей нашего горе-волшебника научит телепортироваться куда надо, а не куда попало.

Отстань, рассердился Кантор. А как же конспирация?

А конспирацию — в задницу, деловито посоветовал голос. Она вообще вредна в чрезмерных количествах.

А пошел бы ты, огрызнулся Кантор. Ты это Амарго скажи.

Ах, ты просто боишься начальства, засмеялся голос. Ну так бы и сказал.

— Диего, что с тобой? — удивился Мафей. — Такое впечатление, что ты с кем-то телепатически общаешься. Ты что, еще и телепат помимо всего?

— Какой там телепат к хренам собачьим! — выругался Кантор. — У меня раздвоение личности, и эти две личности постоянно ругаются между собой.

— А из-за чего вы ругались на этот раз? — тут же спросил эльф. Он даже не подумал принять такое объяснение за шутку, как сделал бы любой из знакомых Кантора.

— Из-за моего приятеля, — честно сказал он. — Мой внутренний голос настаивает, чтобы я вас познакомил, а я ему пытаюсь объяснить, что нельзя, что опасно... А он не слушает. Он вечно мне что-то неподобающее советует.

— А например? — заинтересовался Мафей. Даже рисунок свой отложил, сел на спинку стула и навострил уши.

— Например... Он посоветовал мне потрахаться с Ольгой, после чего мы с ней вместе в больницу попали. Нашел, кого послушать... Потом советовал утром не уходить, а я не послушался... а надо было. Потом еще советовал... да не просто советовал, а требовал, чтобы я с Ольгой связался всерьез.

— И ты послушал.

— Да мне, в общем, и самому этого хотелось. И еще мы с ним часто просто так препираемся, обсуждаем разные события.

— Знаешь, — серьезно сказал Мафей. — А по-моему, твой голос тебе правильно советует. Ты бы его чаще слушался.

— Еще чего! Ты просто с ним не общался! Он безответственный, сексуально озабоченный, бесстыжий и ужасно ехидный засранец... Кстати, о засранцах. Ты если выучил новых матюков, не беги сразу старшим хвастаться и рассказывать, где ты их выучил. А то мне Жак сегодня на эту тему высказал свое неодобрение.

— А ты не матюкай детей такими словами! — развеселился принц. — А то как в зеркало посмотреть — так нехорошо, а как обложить в семь этажей — так нормально.

— А как ты это делаешь? — спросил Кантор, чтобы перевести разговор на другую тему.

— Что? Настраиваю зеркала? Очень просто. Ты тоже хочешь научиться?

— Я вряд ли смогу научиться... Это же классическая магия?

— Классическая, — кивнул Мафей. — А что, тебе она недоступна?

— Даже опасна. Мне просто интересно, как это делаешь ты. Покажи мне что-нибудь? Только без политики и без государственных тайн, а то мне еще шпионаж пришьют. Вот, к примеру, ваших придворных дам покажи. Может, я тебе еще кого присоветую. Да и мне самому интересно, какие они у вас... кроме Камиллы. Кстати, где король эту Камиллу взял?

— Она ему осталась в наследство от моего папы, — легко объяснил Мафей. — А папа подцепил ее в каком-то борделе в Лютеции. Это Шеллар как-то говорил Элмару, когда тот его спрашивал. Давно уже, еще папа был жив. Шеллар ужасно возмущался и говорил, что не понимает, как можно тащить во дворец шлюх, когда у тебя такая прекрасная молодая жена.

— А потом, когда сам попробовал, сразу понял? — развеселился Кантор, представив себе короля Шеллара с Камиллой. Представлялось не очень, так как он плохо знал короля, но, вне всякого сомнения, это должно было быть очень смешно.

— У него же нет жены, — пожал плечами Мафей. — А откуда ты знаешь Камиллу?

— Оттуда, — усмехнулся Кантор. — Я частенько бывал в том самом борделе, где твой папа ее подцепил. Ну что, покажешь?

— Да пожалуйста, — Мафей спрыгнул со стула и подошел к зеркалу. — Только зачем они тебе, наши дамы?

— Да не они сами, в общем-то, — честно признался Кантор. — А их комнаты. Где-то у ваших дам должен быть мой знакомый, о котором я тебе говорил. Так что оставим это на волю судьбы: если он окажется там, я вас познакомлю. А если нет... даже не знаю, где тогда его искать.

— А зачем ты его ищешь?

— А он пропал.

— Как пропал?

— А вот так. Телепортировался куда-то, и пропал. Мы теперь все очень переживаем, потому что он телепортироваться толком не умеет, и мог попасть в неприятности.

— А почему тогда мы его будем искать у наших дам?

— Потому, что одна из них его любовница, только не знаю, какая именно. Может, он все-таки не потерялся, а просто у нее застрял. Ну что, давай?

Мафей поколдовал над зеркалом, и в нем возникло изображение пустой комнаты.

— Это комната Вероники, — пояснил он. — Пусто. Ее дома нет. Смотрим дальше?

— Давай дальше.

В следующей комнате сидели две молодые девушки, лет по восемнадцать каждой, не больше. Одна словно соскочила со страниц любовного романа — изящная, женственная и вся какая-то романтичная. Вторая — приземистая, крепко сбитая, больше похожая на симпатичную купеческую дочь, чем на аристократку.

— Это Акрилла и Вероника — шепотом пояснил Мафей, прислушиваясь к разговору, поскольку в разговоре только что мелькнуло его имя.

— Да ну, он еще сопливый совсем, — критично высказалась Вероника, вертясь перед зеркалом. — Что-то не нравится мне эта помада, я с ней выгляжу, как крестьянка в праздник.

— Ты худеть не пробовала? — усмехнулась Акрилла. — А чем тебе не нравится, что он такой молодой? Зато он симпатичный. Вот с ним бы я, пожалуй, и не отказалась.

— Всю жизнь только тем и занимаюсь, что худею, — засмеялась ее подружка. — И результат сама видишь. Слушай, Акрилла, а у тебя уже были мужчины?

— Нет, — смутившись, призналась девушка. — У меня очень строгие родители... А здесь я еще ни с кем настолько близко не познакомилась.

— Вот была бы потеха на вас с Мафеем посмотреть! — захихикала Вероника. — Представляю, какая это должна быть умора — два девственника пытаются понять, что друг с другом делать! Ты бы сначала с кем-то другим научилась, что ли.

— Ты так говоришь, будто мы действительно уже собрались и договорилсь! — обиделась Акрилла. — Я же теоретически. Если бы он предложил. А он же не собирается предлагать.

— И не соберется, если ты будешь все время прятаться в своей комнате. Ты чего так мало по дворцу ходишь, с людьми не общаешься?

— Боюсь, что меня король увидит.

— Вот трусиха, нашла, чего бояться! Что он тебе сделает, этот король? Съест, что ли?

— А вдруг я ему понравлюсь?

— Ну и что? Вон, старшие дамы только и мечтают о том, чтобы ему понравиться. А ему нравится только Камилла, да и то иногда. Вот представь себе — он тебя увидит, влюбится с первого взгляда, и предложит руку и сердце... — Вероника захихикала.

— Вот именно. Сама же хихикаешь. Не руку и сердце, а свой большой и толстый... как это Камилла говорит — осадное бревно?

— Ну и что? А тебе что, не интересно потрахаться с таким мужчиной, у которого большой и толстый? Или боишься, что порвет на лоскуточки?

— Нет, я его вообще боюсь. Он какой-то... страшный. Как сказочный злодей.

— Меньше надо сказки читать. Вовсе он не страшный, а смешной. Я представляю, как он смешно выглядит со стороны, когда трахается... Умора! А Селлия еще поперлась смотреть, дура старая... А вот эта помада тебе как?

— А с этой ты похожа на шлюху. Попробуй что-нибудь посветлее. А у тебя мужчины были?

— Были, — гордо заявила Вероника. — Целых два. Я даже рассмотрела, как выглядит член, хотя было темно. Интересно, а у эльфов такие же, как у людей, или какие-то другие? Попробовать раскрутить его высочество, что ли? Хоть он и сопляк, а все же любопытно...

— Вот тебе! — не удержался Мафей и показал зеркалу кулак. — Не дождешься!

— Убирай их к демонам, — простонал Кантор, давясь от смеха. — А то у тебя уже уши малинового цвета, а если еще послушаешь, они вообще в трубочку свернутся. Ты что, никогда не слышал, как о нас говорят женщины?

— Как-то не попадалось, — признался принц, прикрыв уши ладонями, видно, проверить хотел, не свернулись ли еще. — А ты слышал? А где?

— А я часто слышу разговоры, не предназначенные для моих ушей. У меня очень тонкий слух. Должен тебе заметить, что женщины обожают обсуждать нас, когда мы не слышим. Кстати, если тебе интересно мое мнение, можешь смело трахать Акриллу. Глубокоумные рассуждения ее подружки начет двух девственников — полная фигня. Разберетесь. Давай дальше смотреть.

— Это комната Селлии, — пояснил Мафей, когда в зеркале проявилось новое изображение. У Селлии сидела Камилла, любовно облизывая леденец, и с усмешкой слушала рассказ о какой-то оргии в королевских апартаментах. — Будем слушать?

— Ну их на хрен. Давай дальше.

— А это комната Эльвиры... Ой, а это кто?

— А это он и есть, — облегченно вздохнул Кантор, узрев знакомое лицо вождя и идеолога. Пропавший товарищ сидел за столом и уныло пялился в пространство, между делом наворачивая варенье столовой ложкой.

— Это он? — Мафей чуть не влез в зеркало, присматриваясь. — Он совершенно не похож на эльфа.

— Конечно, не похож. Иначе о нем бы все знали, как и о тебе. Да и вообще, такие переводняки вроде вас редко бывают так сильно похожи на чистокровных эльфов. У твоей мамы тоже, наверное, были эльфы в роду, и получилась редкая комбинация генов...

— Я знаю, — кивнул принц. — Мне мэтр Истран объяснял. Ну так что, пойдем знакомиться? Ты же обещал.

— Пойдем. Телепортом или пешком?

— Пешком, конечно. Я никогда не был в комнате у Эльвиры.

— А это имеет значение?

— Конечно. Маг может телепортироваться только туда, где он был, и если он хорошо помнит это место. Есть особые ориентиры... но тебе это, наверное, будет непонятно.

— А когда ты там побываешь, то сможешь?

— Смогу. А тебе зачем?

— Да я вот о чем... Я-то вас познакомлю, но мне надо будет с этим товарищем переговорить наедине. Ты мог бы нас оставить на время, а потом вернуться? И, разумеется, не подслушивать наш разговор в зеркале. Это действительно тайна.

— Хорошо, — согласился Мафей. — Если хотите, я вас перенесу в одно место, где вас никто не подслушает. А долго вы там будете?

— Думаю, для верности около часу. И, Мафей, прежде чем вы познакомитесь, пообещай мне две вещи.

— Не говорить никому? Конечно, что я, маленький, не понимаю? А еще что?

— Не заглядывать в него. Ты можешь увидеть там... лишнее.

— Я постараюсь, — вздохнул Мафей. — Я специально не буду заглядывать. Но иногда это видится само.

— Да, чуть не забыл. Рисунок-то покажи.

— Потом покажу. Я хочу нарисовать портрет твоего внутреннего голоса, а потом я тебе их оба отдам. Сравнишь.

— Портрет голоса? — засмеялся Кантор. — Это как?

— Как я его вижу.

— А ты его видишь?

— Конечно. Я вижу, что в тебе живут как бы два человека. Причем обычно они мирно уживаются, и спорить вы начинаете только, когда резко расходитесь во мнениях. А отличаетесь вы не очень сильно. Ты жестче и серьезнее, он человечнее и легкомысленнее, но в общем вы — один и тот же человек.

— Если ты так здорово все видишь, — не удержался Кантор, — скажи, что это за свет у твоего кузена-короля?

— Не знаю, — вздохнул Мафей. — Видеть-то я его вижу, но что это такое — не знаю.

— А Азиль не знает?

— А она его вообще не видит. Зато она видит сферу, которую остальные не видят за этим светом.

— Это ту самую, что по ее словам, погубит бедного короля, если он от нее не избавится?

— Да, она так говорит, — опечалился Мафей. — а Шеллар не согласен. Он говорит, что Азиль ошибается. Разве нимфа может ошибаться?

— Может, — пожал плечами Кантор. — Но не Шеллару об этом судить. Можно подумать, он лучше нее разбирается в ее видениях. Ладно, пойдем, а то наш товарищ сейчас доест все варенье и еще смоется...

— Куртку надень, — посоветовал Мафей. — Там, куда я вас отведу, прохладно.

— А куда ты нас отведешь?

— На смотровую площадку Центральной башни. Там никогда никто не бывает, и лестница на нее вообще закрыта. Я там часто сижу. Мне нравится. Высоко, красиво, никого нет...

— А нас никто не увидит?

— Меня же ни разу не увидели. Там зубцы есть, и за ними не видно. Да и высоко слишком.

Глава 4

— Ну, а теперь пора немного поразвлечься, — сказал Карлсон минуту спустя —

 Давай побегаем по крышам и там уж сообразим, чем заняться.

 А. Линдгрен

На вершине башни было действительно высоко, красиво и безлюдно. И еще довольно прохладно, поскольку солнце уже садилось и к ночи начало холодать. К счастью, ветра не было, а то бы они там замерзли в куртках.

— Я тебя слушаю, — с печальной покорностью в голосе сказал товарищ Пассионарио, взирая на роскошный закат. — Что от меня опять хочет Амарго? Это же он тебя прислал?

— Он, — честно признался Кантор. — Он хочет, чтобы вы вернулись. Не знаю, что у вас там за конфликт вышел...

— Да знаешь, — перебил его собеседник, не отрывая глаз от кроваво-красного солнца, утопающего в ярких облаках. — Наверняка он тебе сказал. И чего ради ты со мной на “вы”? Мы же одни. Когда ты сломал подставку от пюпитра на моей спине, ты таким почтением не страдал.

— Тогда ты был моим учеником, — усмехнулся Кантор. — И нагло слямзил у меня тему, не потрудившись даже переделать. А сейчас ты вроде как мой начальник.

— Вот именно — вроде как. Брось ты эти придворные церемонии. Можно подумать, ты действительно меня настолько уважаешь, чтобы обращаться ко мне на “вы”.

— Ну, как хочешь, — не стал ломаться Кантор. — Амарго мне сказал в общих чертах, что у вас было, но это же не значит, что я теперь это знаю. Может, сам скажешь? Только скажи сразу, ты просто психанул или решил нас совсем бросить?

— Не знаю, — вздохнул непутевый лидер и опустил глаза. — Сначала просто психанул, а потом посидел, подумал... На кой оно мне надо? Мы это все уже проходили, только с другой партией. Ах, вы нужны отечеству, вы непременно должны править страной, без вас тут все пропадет... Вы так молоды и неопытны, но пусть вас это не смущает, мы не оставим вас, мы вам будем все рассказывать и подсказывать, как поступать... То есть, будешь, парень, сидеть на своем троне и кивать, как идиот, на все, что мы скажем. Тогда я еще был молодой и горячий, сразу всем в морды плюнул... и получил неприятностей на десять лет вперед. Но ни разу не пожалел. А сейчас вот думаю... Ведь опять на той же заднице сел. Опять пришло к тому же самому. Опять получается, я всем нужен до усрачки, без меня все рухнет, я не смею рисковать своей бесценной жизнью, поскольку она уже вроде и мне не принадлежит, а является народным достоянием... И еще оказывается, что я безответственный придурок, которому пару мышей нельзя доверить, не то что страну. То есть, опять-таки, поскольку я такой полный болван, добрый дядя Амарго будет мне рассказывать и показывать, а я должен кивать и соглашаться.

— И ты снова собрался всем в морду плюнуть?

— Не буду я никому в морду плевать, это дурной тон. Я просто больше не вернусь. Пропал и пропал. В гробу я видал это все. Да, я не способен руководить, я безответственный раздолбай, я бард да еще полуэльф к тому же, и мне нельзя доверять командовать людьми. Так и не надо, просил я об этом, что ли? Товарищ Амарго сам меня на это уговаривал, и долго уговаривал. А я парень покладистый, меня уговорить — раз плюнуть, вот и согласился сдуру. Теперь жалею. Надо ему наводить порядок — пусть сам садится на трон и сам правит.

Кантор вздохнул. Трудно уговаривать человека, когда знаешь, что он прав.

— А сам, без него, ты сможешь?

— Не смогу. Потому и не хочу. Зачем он мне нужен, этот пресловутый трон моих предков, если я смогу сидеть на нем только как декорация? Ты бы на моем месте что сделал?

— То же самое, — кивнул Кантор. — Но мать твою так, не через семь же лет!

— Полагаешь, теперь поздно?

— Если хочешь знать мое личное мнение, то никогда не поздно. Просто теперь это получится огромное свинство с твоей стороны. Не по отношению к Амарго лично, а по отношению ко всем, кто пришел под твои знамена, кто поверил тебе, кто готов умереть за твою улыбку. К нам, рядовым бойцам. Ты тут сидишь, варенье лопаешь, а там твоя личная охрана рыдает вот такими слезами. Втайне, чтобы никто не видел, потому что им запретили распространяться о том, что ты пропал. А что будет, когда узнают все? Ты что, не понимаешь, засранец, они ведь тебя любят! Они тебе верят! А ты тут всем улыбался семь лет, а теперь тебя вдруг заело самолюбие, и ты решил всех послать на фиг. Даже мне обидно, хотя я всегда относился к тебе более критично, чем остальные.

Я все время вспоминал, как лупил тебя подставкой от пюпитра, и после этого мне было сложно воспринимать тебя всерьез... Но, собственно, чего я тебя уговариваю, мне этого не поручали. Сам не маленький. Даже для эльфа.

— А что тебе поручали в таком случае? — Пассионарио чуть усмехнулся и поднял глаза. — Еще раз сломать на мне подставку от пюпитра? Или... поработать по специальности?

— Ты что, совсем охренел? По-твоему, если Амарго тебе нахамил, так он уже и конченый злодей? Он хочет с тобой помириться, как я понял. Просил, чтобы ты с ним встретился и вы поговорили. По-хорошему, без матюков, без крика и прочих конфликтов. И ты все-таки с ним поговори, даже если твердо решил уйти. Скажи ему, что ты обо всем этом думаешь и почему уходишь. Только не вздумай ему сказать, что я тебя с Мафеем познакомил, он мне за это башку оторвет.

— А что ж ты конспирацию нарушаешь? — усмехнулся вождь и идеолог. — Прямо как я, безответственный и непутевый... А вроде и человек, и не бард. Верно Амарго говорил — все у нас как-то похоже выходит. У него даже есть навязчивая идея, что мы братья. Что твой папаша и мой тоже, а про эльфа он все наврал.

— А сколько в этом правды? — заинтересовался Кантор.

— Нисколько. Твой папа действительно трахал мою маму, но залетела она от эльфа. Это достоверно, я с этим эльфом лично знаком. Хотя мы все-таки в некотором роде родственники. Мой папа-эльф приходится тебе прадедом, если ты не знал.

— Не знал. Ну надо же! — восхитился Кантор. — Значит, мой дедушка был такой же раздолбай вроде тебя?

— Папа говорил, что твой дедушка был еще хуже. Да и сам ты... Ты вспомни себя до того, как ты потерял Огонь. Такого раздолбая даже среди эльфов поискать было... А как Мафей в этом отношении?

— Не знаю. Пообщаешься, сам посмотришь. Только смотри, чтобы тебя не засекли. А то его величество Шеллар господин любознательный...

— А он всегда таким был, — улыбнулся Пассионарио. — Я его помню в детстве. Полностью отмороженная физиономия, и на ней потрясающе живые любопытные глаза. Он же тогда не умел даже улыбаться, единственное чувство, которое ему небо дало от рождения — это неуемное любопытство.

— А где это ты с ним виделся в детстве? — не удержался Кантор. — Насколько я понял, вы принадлежали к разным королевским домам.

— А, так ты это понял? — грустно улыбнулся вождь и идеолог. — Я всегда сомневался, что мне удастся долго сохранять в тайне свое происхождение, и до сих пор не могу понять, как за столько лет никто больше не догадался. Ведь знаешь, многие подозревают, что принц — это ты. Из-за того, что Амарго так трепетно к тебе относится. А насчет Шеллара... видишь ли, у королевских семей, как и у нормальных людей, принято ездить друг к другу в гости. Я со всеми ныне правящими королями знаком. С Шелларом мы вместе играли. Александра я помню совсем маленьким карапузом. Зиновий меня как-то посохом огрел, когда мы с Роаной целовались в парке на лавочке. Все-таки девчонка оказалась всерьез неравнодушна к эльфам... Элвиса я не любил, он мне казался чопорным и высокомерным. А Луи вообще ко мне приставал с нехорошими намерениями, и мои старшие кузены за это его очень сильно побили. Был международный скандал.

— Значит, я правильно догадался, — засмеялся Кантор. — Ты законный наследник престола, потому ты всем так позарез нужен. Лидеры любой партии по яйцу бы себе оторвали, лишь бы тебя заполучить.

— А чего ты смеешься? Так оно и есть. Ты лупил подставкой принца... Хотя, может это и смешно.

— Я не потому смеюсь. Я просто вспомнил, как Гаэтано скандалил, когда ты объявил, что пока не кончится война, мы все товарищи, никаких титулов и сословий...

— А, это когда он мне сказал, что дождется, пока война кончится, и специально ко мне явится, чтобы я ему поклонился, как всякий простолюдин должен кланяться графу? Я помню. Я сам чуть не заржал тогда. Мы потом с Амарго закрылись в штабе и смеялись до истерики, представляя, как перекосит породистую рожу Гаэтано, когда он поймет, кто кому должен кланяться... И он до сих пор на меня за это дуется. Зато догадываешься, почему он тебя терпел со всеми твоими заскоками и припадками?

— Никогда бы не подумал, — признался Кантор. — Кстати, знаешь, кое в чем Амарго и прав. Ты додумался, где со своей дамой встречаться — во дворце! Что, не мог в городе хату снять? Если у тебя денег нет, я тебе дам, только не мелькай ты в этом дворце. Изловят ведь моментально.

— Дело не в том. Просто эта комната — единственное место, куда я могу безошибочно телепортироваться. Как научусь, найду другое место. Если бы Амарго не орал, как ушибленный, я бы ему это толком объяснил.

— А что мне ему передать?

— Я подумаю. Как надумаю, что ему сказать, сам приду.

— Здрасте! Он что, должен сидеть здесь, в Ортане, и ждать, пока ты надумаешь?

— Да нет, зачем, я прямо на базу приду.

— А не потеряешься опять?

— Шутишь? Я же научусь, и все будет нормально. Спасибо, что ты меня с Мафеем познакомил. Я всегда хотел с ним пообщаться.

— Ага, — хихикнул Кантор, — рассказать, как ты в детстве с его матерью целовался и как тебя его дедушка посохом огрел. Познавательно!..

— Все это, конечно, забавно, — вздохнул Пассионарио. — Но вообще-то, если бы не весь этот бардак, принцесса Роана была бы моей женой... и, возможно, никакого Мафея бы и на свете не было. Ты никогда не задумывался, как странно складываются человеческие судьбы, и от каких мелочей они иногда зависят?

— Неоднократно, — помрачнел Кантор. — Я очень часто задумывался о том, как бы было здорово, если бы Патриция в детстве умерла от какой-нибудь скарлатины или оспы... Или если бы ее затрахали насмерть какие-нибудь злодеи.

— А где она сейчас?

— Лежит себе в поморском лесу, там, где ее Саэта положила. Мы ее даже не закапывали, так, снегом присыпали... А ты что, не знал, что это она и была той самой ведьмой? Ну, ты даешь... Кстати, о человеческих судьбах. Я слышал, ты предсказаниями балуешься?

— Тебе бы так баловаться! А тебе что, интересно твое будущее? Или что тебе надо?

— Да мне тут предсказали такого дерьма, что до сих пор не по себе.

— Кто?

— Мафей. Он видит вещие сны.

— А что именно?

— Опять попадусь. Опять допрос. И опять “где Амарго?”. Дался всем этот Амарго! Ты можешь сказать что-нибудь точнее?

— Не могу. Ты что, думаешь, я просто так — захотел и увидел?

— А твои видения — стихийные?

— Не просто стихийные, чтобы они начались, мне надо довести себя до состояния голодного обморока. Так что, все, что я могу сказать о твоем будущем, я видел в момент нашего знакомства. Я тогда как раз пребывал в таком состоянии. И видения были обрывочны и хронологически беспорядочны. Впрочем... у тебя есть дети?

— Ты что, не знаешь, что у меня их вообще не может быть?

— Ну так вот, я их видел. Причем двоих. Так что, пока их не заведешь, точно не умрешь. А что у тебя за проблемы с этим? Тебе что, правда в Кастель Милагро все поотбивали? Но трахаться тебе это не мешает, насколько я знаю? Может, со временем и дети будут?

— Да нет, что за ерунду ты говоришь. Это у меня с детства. Я залез в папину лабораторию и пошарил там. А там было что-то или ядовитое, или заколдованное... Откачать откачали, но насчет детей... — он развел руками. — Так ты думаешь, это не навсегда? И у меня есть дальнейшее будущее?

— Да, — с улыбкой кивнул Пасионарио. — Я еще кое что вспомнил... Но говорить не буду. Я вообще стараюсь не говорить людям об их будущем. А то в те времена, когда я голодал и часто видел будущее, я раздавал предсказания направо и налево... а людям вредно знать свое будущее. Они начинают метаться, делать глупости и всячески усложнять себе жизнь. Причем избежать судьбы, как правило, не удается. Хотя есть один интересный и поучительный случай, если хочешь, расскажу. О том, как из-за моего предсказания две девочки благополучно разрушили свою судьбу. Рассказать? Все равно нам еще Мафея ждать. Только это по секрету, не говори никому. Шестнадцать лет назад болтался я по Крамати в поисках чего бы поесть. Бреду по улице, неделю не ел, от ветра шатаюсь, в общем, состояние самое то. И тут мне навстречу две девочки. Маленькие, хорошенькие, как куколки, славные такие... в передничках с кружевами. Школьницы. Я смотрю на них, и тут меня пробивает. Начинаю видеть. Какое-то международное мероприятие, и эти две пигалицы уже взрослые, ни много ни мало, обе королевы. Одна, кажется, в цветах то ли Лондры, то ли Поморья, не рассмотрел точно, зеленое с белым это было, или зеленое с синим. А вторая вообще в чем-то восточном, не то хинском, не то еще экзотичнее. Я не выдержал, и подошел к ним. Девочки оказались такие жалостливые, что отдали мне все свои карманные деньги. Сорок медяков. Можно сказать, спасли от голодной смерти. А я им предсказал будущее. И что эти две куколки сделали? Пошли и сказали родителям. А родители что у одной, что у другой оказались умнее некуда. Одной папаша, вояка непризнанный, посоветовал, как стать королевой — завоевать себе корону. Это девочке! А девочка оказалась подходящего склада, и в результате стала воительницей. Какие уж тут принцы и прочие замужества!

— Так может, просто время не пришло? — предположил Кантор.

— Как же! В моем видении у нее было нормальное лицо и оба глаза на месте. А сейчас она уже один в битве потеряла. Так это еще ничего. У ее подружки оказалась совершенно чокнутая мама. Она начала срочно выдавать ее замуж за принца. Причем то ли она страдала патологическим патриотизмом, то ли полным отсутствием фантазии, но нацелилась она почему-то на родных ортанских принцев, благо их было аж четыре и три из них холостые. А потом, когда случилась вся эта история с Небесными Всадниками, в стране оказался и вовсе холостой король. Само собой, за мамиными идеями, девочка свою судьбу где-то пропустила. Не оказалась в нужное время в нужном месте. И в результате оказалась в постели его величества Шеллара, который отодрал ее, как последнюю шлюху, и через луну отставил и забыл. Ни о каком замужестве и речи не было. Вот так оно, будущее предсказывать.

— Так это ты про свою Эльвиру и ее подругу, которая вместе с Ольгой на дракона ходила? — догадался Кантор. — Вот почему по секрету! Боишься, что она тебе за твое предсказание шею намылит?

— Опасаюсь, — признался Пассионарио. — Уж больно она на судьбу обижена. А также на маму и на Шеллара. Вот уж не думал, что он таким станет. Был спокойным, совершенно не злым ребенком... то ли это работа в разведке его испортила? Или просто озлобился на весь женский род, за то, что его не любят?

— А они его не любят?

— Вполне может быть. Он же страшен, как двенадцать демонов. А если его еще и раздеть...

— Не знаю, — пожал плечами Кантор. — Ольге он нравится. И по ее рассказам, они прекрасно ладят. Да не так уж он и страшен. Может, твоя Эльвира начала нос воротить, и он на нее лично обиделся? Кстати, знаешь, кого я здесь встретил? В жизни не догадаешься! Помнишь Камиллу Сахарные Губки?

— Помню, конечно. А где ты ее встретил?

— Здесь, во дворце.

— А что она тут делает?

— То же, что и всегда. Только лично его величеству.

— Ну надо же! Вот как надо делать карьеру! — рассмеялся Пассионарио. — А он знает?

— Прекрасно знает, и, похоже, ему на это наплевать.

— А, это у него запросто. Я помню, как он в детстве доставал наставника вопросами “А почему так надо?”. Если какое-то правило не было логически мотивировано, он его не понимал. Хотел бы я с ним сейчас увидеться, посмотреть, какой он... Наверное, здорово изменился. Я слышал, он даже смеяться научился.

— Да он совершенно нормальный мужик. С приветом немного, но мне понравился.

— Еще бы тебе не понравился! Ты сам с большим приветом, тебе и люди такие нравятся. А твоя подружка, она тоже с приветом? Амарго что-то там говорил насчет ненормальной переселенки... Она правда переселенка?

— Абсолютно точно. Переселенка, и с огромным приветом. Я ее обожаю.

— А как она в постели?

— Как тебе сказать... У нее других мужчин не было, я первый, так что... как я научу, так и будет. А вообще она совершенно свободна в этом смысле и начисто лишена предрассудков. Ее ни на какие новшества не надо долго уговаривать, она все принимает.

— А как у нее насчет “неподобающих поз”?

— У нее такого понятия нет. А что, у тебя с этим какие-то проблемы?

— Да вот, Эльвира как-то упомянула это выражение... в том смысле, что Шеллар ее трахал в неподобающих позах... И я теперь ума не приложу, какие же именно она считает неподобающими, чтобы ненароком не предложить и не обидеть. Тебе смешно, а мне уже надоело все время в одной и той же.

— Так спроси у нее, у тебя что, языка нет? Или опять боишься обидеть? Я бы у Жака спросил, но он же меня не так поймет.

— Я бы ее спросил, но она на эту тему не любит разговаривать. Я имею в виду, о короле. Ей неприятно это вспоминать. Хоть иди и у него самого спрашивай.

— А что, спроси, — засмеялся Кантор. — Прикинься привидением... А вот и Мафей.

Маленький эльф вышел из телепорта, огляделся и спросил:

— А почему вы в темноте сидите?

— Просто не заметили, как стемнело, — улыбнулся Пассионарио. — А что, сделать немного света? Его могут и увидеть.

— Я сам сделаю. На минуточку, чтобы Диего посмотрел рисунки. А потом уберем, чтобы не увидели, — пообещал Мафей и создал небольшой светящийся шарик. Когда на площадке стало более-менее светло, он протянул Кантору два листа с рисунками. — Вот, смотри.

— А мне можно? — полюбопытствовал Пассионарио.

— Можно, — кивнул Кантор, разглядывая свой портрет. Получилось очень похоже, хотя, на его взгляд, слишком сурово. Плотно сжатые губы и строгий холодный взгляд, бесстрашный и безжалостный. Воин. — Разве я такой? — спросил он, и Мафей ответил:

— Не совсем. Это та из твоих личностей, которую ты считаешь собой, хотя на самом деле ты что-то среднее. А вот это — тот, кого ты называешь “внутренним голосом”.

Кантор взглянул на второй лист и тихо обомлел. Это был тоже он, но совсем другой. Отчаянно-веселые глаза с этакой лихой чертовщинкой, ослепительная улыбка — прежняя, какой она была до того... И длинная челка. Бард.

— Потрясающе! — засмеялся за его спиной товарищ Пассионарио. — Мафей, ты гений. Как ты это рассмотрел?

— А разве ты сам не видишь? — удивился Мафей.

— Да я никогда не смотрел. Я-то просто все о нем знаю... Кантор, а ты что молчишь?

— Спрячь его где-нибудь, — сказал Кантор, не отводя глаз от рисунка. — Чтобы его никто никогда не увидел. И никому не говори.

— Это так важно? — удивился Мафей и погасил шарик. — Хорошо. Не скажу. Давай, я спрячу.

— А подари мне, — попросил Пассионарио. — Кантор, можно я их себе возьму? Я никому не покажу, только Амарго.

— Ты что, полный придурок? — рассердился Кантор. — Чтобы Амарго мне за это яйца оторвал?

— За что?

— За то, что я засветился. Ему же не докажешь, что не виноват... Хотя, впрочем, если ты с ним помиришься, то показывай, потерплю... — он весело хихикнул. — За короля и отечество...

— Разумеется, — пообещал идеолог. — Если не помирюсь, то и показывать не буду. Ну что, пожелать тебе спокойной ночи, или это будет звучать, как издевательство?

— Постой, — спохватился Кантор. — А ты когда видел Шеллара, заглядывал в него?

— Не помню, — пожал плечами Пассионарио. — А что?

— Да мне интересно, что же это у него за свет такой.

— Не припоминаю. Может, еще как-нибудь увижу, посмотрю.

— Тогда и тебе спокойной ночи, — усмехнулся Кантор и кивнул Мафею. — Мне к Ольге. А вы общайтесь... господа эльфы.

Ольга поставила на полку последнюю чистую тарелку и с облегчением плюхнулась на табурет.

— Теперь можно и закурить. Терпеть не могу мыть посуду.

— Я догадывался, — усмехнулся Жак, вытирая руки полотенцем. — Потому и остался тебе помочь. А то бы ты ее так и оставила, поскольку хозяйственное настроение у тебя закончилось.

— Закончилось, — согласилась Ольга. — Но посуду я бы все равно помыла. А то даже неудобно, вечно как Диего приходит, у меня в доме полный бардак.

— Да он у тебя всегда, — засмеялся Жак. — Я имею в виду, бардак у тебя всегда, кто бы к тебе ни приходил. В субботу тут у тебя убирался лично его величество.

— Здесь был король? — ужаснулась Ольга, вспомнив, в каком виде оставила квартиру, собираясь на битву. — В этом свинюшнике?

— Ага, — довольно ухмыльнулся Жак. — Они с Элмаром ждали здесь твоего Диего, чтобы с ним потолковать о делах, и заодно немного прибрали тут у тебя. Его величество сложил в шкаф твои вещички, а его высочество помыл часть посуды. Причем он был страшно возмущен, что король сподвигнул его на такое низменное занятие, и заявил, что в следующий раз возьмет с собой пару слуг.

— Ой, стыдобища... — Ольга немедленно представила себе, как его величество с любопытством изучает покрой ее кружевного лифчика, который, это она точно помнила, валялся на столе вместе с чулками.

— Что, вещички были интимного характера? — хихикнул Жак. — Да ладно, что ты, короля не знаешь? Он, наверное, еще и изучил, как они сшиты и из чего сделаны. Ему страшенно понравилось, он даже задумался, как бы ввести это дело в моду среди своих придворных дам. Хотя, впрочем, теперь это уже, наверное, не актуально, раз он женится.

— Жак, а на ком он женится? — спросила Ольга, которая всерьез опасалась выслушать еще одно предложение от его величества, на этот раз на полном серьезе, и теперь уж точно обидеть его повторным отказом.

— Откуда я знаю? Он еще сам не знает, и, кстати, в полной растерянности по этому поводу. Сегодня, к примеру, страшно сокрушался, какой он лопух, что прозевал тебя. Купился на всю эту фигню насчет проклятия, уши развесил, а теперь поздно локти кусать, ты вроде как не свободна. Ольга, а у тебя с этим знойным кабальеро — насколько серьезно?

Ольга пожала плечами.

— Это зависит от того, насколько у него серьезно со мной.

— Ну ты даешь! — удивился Жак. — Ты еще сомневаешься? Ты вообще знаешь, что он только из-за тебя ввязался в сомнительную авантюру его величества с побоищем на банкете? Где его чуть не убили, кстати? Он пошел туда только потому, что его попросил Элмар, а он твой друг. А не будь Элмар твой друг, послал бы его наш мистралийский товарищ куда подальше вместе с его величеством и их хитрыми комбинациями. Но вообще-то речь шла не о том. Ты-то сама как к нему относишься?

— Хорошо, — кратко ответила Ольга, не желая вдаваться в подробности. Кому какое дело, что между ними есть и чего нет. Кому какое дело до того, как она ждала его эти три дня, каждый день и каждую ночь, и понедельник, и вторник, и среду, хотя и знала, что он должен приехать только в пятницу... И как страшно даже подумать о том, что завтра он уедет, как всегда, рано утром, подхватившись спросонок, хватая свои вещи впопыхах и крича, что он проспал и опаздывает, и опять пропадет почти на луну... а то и насовсем. Может ведь быть и такое.

— А насколько хорошо? — не отставал Жак. — Вот, к примеру, меня беспокоит вопрос: если с ним что случится, ты не решишь в очередной раз, что сказка кончилась... и тому подобное?

— Прикуси язык! — потребовала Ольга, по-прежнему не желая признаваться, что проницательный королевский шут очень точно попал по самому больному месту, безошибочно угадав именно то, чего она больше всего боялась. — И не смей больше говорить таких вещей! А напоминать мне о сказке, которая кончилась, некрасиво и... жестоко.

— Извини, — вздохнул Жак. — Может, конечно, и жестоко, но, боюсь, актуально. А то я вижу, ты как-то скисла, несмотря на то, что к тебе приехал твой возлюбленный, да и вообще мы очень мило посидели. Или просто ты впервые с ним пообщалась на трезвую голову, и он тебе разонравился?

— Я что, по-твоему, алкашка какая-то? — обиделась Ольга. — Почему это он должен мне разонравиться? Потому, что он не нравится тебе?

— А кто сказал, что он мне не нравится? Вовсе нет. Это раньше я его немного побаивался и... как бы это сказать... не мог понять, как вы с ним общаетесь, когда не трахаетесь. Мне как-то странно было, что у вас нашлось общего, потому как полагал, что единственное, о чем с ним можно поговорить — это о восемнадцати способах перерезания глоток и об арбалетах с оптическим прицелом. Но когда я сегодня услышал, как они с Элмаром на полном серьезе завелись сравнивать классическую поэзию с современной, я тут же понял всю глубину своей ошибки и устыдился.

— Устыдился? — засмеялась Ольга. — Ты? А так бывает? Кстати, а почему Элмар такой замороченный и даже пить не стал? Он не заболел, случайно?

— Да что ты, с какой бы это радости он вдруг заболел. Замороченный он потому, что король сваливает на него все дела, которые не в состоянии делать сам... А как Элмар в них разбирается, сама знаешь. Сегодня жаловался, что министр просвещения приволок ему кучу отчетов, а он в них ничегошеньки не понял и принял, не читая, а завтра ему наверняка от короля попадет за это. А казначей по три раза на день достает его просьбами сделать ревизию и проверить его бухгалтерские документы, пока король не встал и сам не проверил.

Ольга представила себе бедного Элмара за столом в королевском кабинете, пытающимся вникнуть в содержание финансовых отчетов Казначейства, и захихикала.

— Вот-вот, — согласился Жак. — Куда ему еще и пить. Да и, похоже, он вообще пить боится, король его запугал...

— Как запугал? — не поняла Ольга.

— Он ему сказал, что ты, дескать, дорогой кузен, спиваешься на глазах, ты уже, можно сказать, состоявшийся алкоголик, вот посмотри на Луи, скоро и ты в такого же превратишься. Вот в таком духе. Элмар перепугался... ну, сама понимаешь, он же воин, для него такая перспектива страшней, чем королю жениться. Вот он с перепугу и пить перестал.

— Он что, прямо так сразу и поверил?

— Он сначала посомневался, а потом в очередной раз набрался сверх меры и по пьяне разоткровенничался с твоим приятелем... тоже сверх меры. А проспавшись вспомнил, что так не подобает. Ну, ты же знаешь , как это обычно бывает у Элмара. Начинает утром с бодуна вспоминать, что вчера делал, приходит в ужас и потом неделю стыдится и страдает. Вот на почве очередных таких страданий он и задумался — а не прав ли кузен Шеллар? А не спиваюсь ли я, в самом деле? Он даже ко мне вчера приставал с вопросами, не много ли он пьет. К тебе не приставал?

— Нет. Так что, он решил, что пора бросать пить? Бедный Элмар... Хотя, впрочем, раз он стал об этом так переживать, значит, король ошибается. Алкоголик наоборот стал бы возражать и доказывать, что он пьет в меру, что он никому не должен отчитываться за каждую рюмку, и вообще, его просто не уважают и желают обидеть.

— Король не ошибается, — хихикнул Жак. — Король аккуратно и изящно манипулирует своим доверчивым кузеном. Во всяком случае, я это именно так понимаю. Только не говори Элмару, ладно? Король, конечно, намеренно преувеличивает, но он просто уже задолбался с Элмаром и его пьянками. Он еще после той охоты хотел личным своим указом запретить Элмару пить, а этот военный совет, на который наш герой явился в неходячем состоянии, был последней каплей. Так что вот такие дела с Элмаром. А теперь вернемся к тебе? Какая сказка у тебя кончилась на этот раз?

— Сказка о битве с драконом, — призналась Ольга.

— Классический случай — когда выполнена цель, оказывается, что делать нечего? — уточнил Жак. — Так не переживай, это не надолго. И вообще, это была не сказка, а коротенький фильм ужасов, а сказка только начинается. Ты представляешь себе, кто ты теперь такая и какая у тебя будет жизнь?

— Очень плохо. Но что я представляю совершенно точно, так это то, что завтра мне опять предстоит готовить на этой ненормальной плите, в которой невозможно отрегулировать уровень температуры, мыть посуду в тазике, и гладить все то, что я вчера постирала. Идиотским утюгом на углях. И если мыть посуду в тазике и стирать вручную я еще умею, то этот доисторический утюг меня напрочь вырубает.

— Не майся дурью, — посоветовал Жак. — Найми служанку. Или просто заплати кому-нибудь из соседок, чтобы тебе гладили, как я делаю. Меня этот утюг тоже вырубает, такая передовая технология не для наших отсталых мозгов. А печка в общем ничего, мне нравится, я ее научился топить где-то через полгода. И вообще, посмотри на проблему с другой стороны. Тут, конечно, нет таких удобств, к которым ты привыкла, хотя по-моему водопровод уже является большим достижением. Но зато этот мир — экологически чистый. Никакой радиации, химических отходов и прочих прелестей цивилизации. Здоровый воздух, чистая вода, шикарная природа. Натуральная пища без всяких там биодобавок, синтетических заменителей и вкусовых симуляторов. Разве это не классно? Между прочим, здесь у меня сразу прошли четыре вида аллергии и прогрессирующая близорукость. А дома я к двадцати годам успел сделать три операции по восстановлению зрения.

— Понятное дело, — согласилась Ольга. — Ты же, наверное, от компьютера не отходил? А как остался без него, тут у тебя и зрение перестало падать.

— Ну ты как скажешь! — удивился Жак. — С чего бы это от компьютера портилось зрение? Я понимаю, от этого мозги можно испортить, но глаза-то тут причем? Или в ваше время еще были эти допотопные мониторы с экранами, от которых точно можно было ослепнуть?

— А у вас какие? — заинтересовалась Ольга.

— Никаких. Шлем и перчатка. А профессионалы вообще ставят специальные импланты и подключаются напрямую к мозгу. Но ты меня сбила своим утюгом, я о другом говорил... Ах, да, о новой сказке. Ты до сих пор не поняла, кто ты теперь и что из этого следует? Эх ты, деревня! Вы же теперь самые важные персоны в королевстве... на ближайшие пару недель. А то и больше, поскольку вас должны официально чествовать, а это будет, когда король поправится, так что период вашей популярности изрядно продлится. И даже если ты, в силу природной нерасторопности, не воспользуешься этим в практических целях, тебе все равно полагается награда. За спасение королевства и все такое.

— Какая? — поинтересовалась Ольга и хихикнула, представив себе огромную почетную грамоту “За спасение королевства”, почему-то с портретом Ленина.

— А какая хочешь. Без шуток. Хочешь — денег, хочешь — дворянство, хочешь — придворным бардом будешь. На что у тебя фантазии хватит. Ты же знаешь, его величество в тебе души не чает и ни в чем тебе не откажет. Он бы и раньше что угодно для тебя сделал, просто повода не было, а теперь уж он развернется во всю широту своей щедрой души, а он, кстати, никогда не был жлобом. Так что тебе надо только сесть и подумать, чего ты хочешь в этой жизни.

— Не знаю, — вздохнула Ольга, поскольку она действительно не знала. — Подумаю потом. Сейчас мне вообще ничего не хочется. Может, король чего умного посоветует.

— Эх, — вздохнул в ответ Жак. — Что он посоветует? У него у самого проблемы и он у всех совета спрашивает. Ольга, может все-таки выйдешь за него замуж? Посуду мыть не надо будет, и гладить тоже.

— Спасибо, — проворчала Ольга. — Зато надо будет полжизни топтаться на всяких идиотских церемониях, как это делает наш бедный король. И рожать ему наследников. А еще бросить парня, который мне нравится. Фигушки. Вон пусть лучше на Кире женится. Он же хотел, чтобы его королева командовала армией. А у Киры получится, она девушка серьезная, а не разгильдяйка вроде меня.

— Королева с одним глазом и переполосованной физиономией? Было бы интересно, но я боюсь, что Кира скажет то же, что и ты. Может, попробовать Эльвиру уболтать?

— Оставь ты короля в покое, что он сам не разберется? У него три луны впереди, найдет себе невесту. Вот он оправится от первого потрясения, смирится с мыслью, что жениться надо, и начнет спокойно думать над проблемой, как он это обычно делает. А если уж начнет, то обязательно что-то придумает. И перестань нас сватать, надоел уже.

— Ладно, не буду, — согласился Жак. — А твой увечный бард так и не появлялся?

— Ни слуху, ни духу, — ответила Ольга, которая о своем суженом уже и забыть успела. — Да и зачем?

— Ну да, действительно, не хватало, чтобы два горячих мистралийских парня тут подрались из-за тебя... в кругу на ножах, как у них принято.

— Что за ерунду ты говоришь, — донеслось из комнаты. — Неужели я стал бы драться с калекой?

В коридор вышел Диего, на ходу снимая куртку, и посмотрел на Жака с явным упреком. Дескать, за кого ты меня принимаешь? Он появился так неожиданно и бесшумно, что Ольге даже стало не по себе, когда она подумала, что он мог слышать их разговор из комнаты.

— Да я шучу, — отозвался Жак, тоже как-то стушевавшись. — Тебя Мафей телепортировал?

— Нет, я сам телепортировался, — недовольно ответил Диего, повесил куртку на крючок и принялся снимать сапоги. Ольга заметила, что он не в настроении. С чего бы это? Действительно слышал, как Жак ее сватал, и обиделся? Или Мафей что-то неприятное сказал? Или им с Мафеем кто-то помешал?

— И давно? — напрямую спросил Жак.

— Не особенно, — проворчал Диего. — Но как ты делал неподобающие предложения моей девушке, я слышал, если тебя именно это интересует. Не стыдно?

— А я вообще бесстыжий, — ответил Жак с деланным нахальством. Было видно, что он порядком струхнул, да и самой Ольге стало как-то неприятно.

— Оно и видно. — Диего прошел на кухню, огляделся и спросил: — Ольга, у тебя кофе есть?

— Есть, — вздохнула Ольга. — Ты кофе хочешь?

— Варить лень? — уточнил Диего. — Скажи где, я сам сварю.

— В шкафу — показала Ольга и все-таки спросила: — Это из-за Жака ты так расстроился? Или тебе Мафей что-то сказал?

— Да вовсе я не расстроился, с чего ты взяла? — Диего подбросил дров в плиту и поставил на не остывший чайник. — А ты со своими бесстыжими предложениями молчал бы в тряпочку. Сам-то король хоть знает, что ты тут для него чужую девушку отбиваешь?

— Нет, конечно. Брось ты кипятиться, все равно Ольга не соглашается. Да если бы и согласилась, ничего страшного. У всякой порядочной женщины должны быть и муж, и любовник, так что вовсе не обязательно она должна тебя бросать. Или я что-то недопонял, и ты сам собираешься жениться?

— Жак, бесстыжая твоя морда! — обиделась Ольга. — Прекрати! Это уже ниже пояса!

Диего печально посмотрел на Жака, потом на нее, и тяжело опустился на свободную табуретку.

— А знаешь, — так же печально и совершенно беззлобно произнес он, доставая сигару. — Я бы, пожалуй, и женился... если бы мог предложить что-то более стабильное, чем краткие свидания через неопределенные промежутки времени. Ольга, ты бы вышла за меня замуж?

— Нет, — неохотно призналась Ольга.

— А почему? — тут же спросил он, с любопытством поднимая на не глаза.

— Потому, что я принципиально не хочу ни за кого замуж.

— Вот-вот, — засмеялся Жак. — Она всем это говорит. Как ты думаешь, честно или врет?

— Жак, ложкой по лбу получишь, — рассердилась Ольга.

— И пострадаю за правду! Наверняка ведь врешь. Есть конкретные причины, почему ты не хочешь замуж за того или иного мужчину. Вот насчет короля ты сказала совершенно честно — потому, что насмотрелась, как он страдает на этих вечных церемониях, и боишься, что и тебе так же придется. А не был бы он королем, а был бы, скажем, полицейским или алхимиком, может, и вышла бы. А хочешь, скажу, почему ты не хочешь замуж за столь достойного кабальеро? Сказать?

Ольга немедленно схватила ложку и сделала вид, будто действительно собирается треснуть этого болтуна по лбу, чтобы заткнуть его хоть как-нибудь. Жак весело нырнул под стол, а Диего невесело усмехнулся.

— Могу предположить.

— Предположи, — отозвался из-под стола Жак. — Только не думай, что ее смущают твое финансовое положение и постоянная перспектива остаться вдовой.

— Вовсе нет, хотя это тоже имеет значение. Но я все-таки думаю, основная причина в том, что Ольга не первый день живет в этом мире и уже наслышана о наших традициях и нашем семейном укладе. О том, что мистралиец-любовник и мистралиец-муж — совершенно разные понятия. Ни одна женщина, дорожащая своей свободой и достоинством, не опустится до того, чтобы выйти замуж за мистралийца. Я верно говорю, Ольга? И не бей Жака ложкой.

— Ну и пожалуйста, — надулась Ольга и бросила ложку на стол. — Я просто не хотела тебя обижать, но раз уж ты сам сказал... Да, я считаю, что муж — это друг и товарищ, а не хозяин, как у вас принято. И мне на хрен не нужен какой бы то ни было лишний начальник на мою голову.

— И ты не права, — грустно улыбнулся Диего. — Я не придерживаюсь обычаев своей родины, и у меня совершенно другие взгляды на отношения между мужчиной и женщиной. Но можешь не переживать, я не собираюсь надоедать тебе предложениями, как это делает Жак. Меня устраивает все, как есть. Я, как и твой “мертвый супруг”, сторонник свободных союзов.

— Мужики... — вздохнула Ольга и постучала по столу. — Вылезай, подлый трус!

— Вот так устроены женщины, — засмеялся Жак, появляясь из-под стола. — Зовешь их замуж, они демонстрируют свою независимость, а заявляешь, что не собираешься жениться — тебя тут же обвинят в нежелании принимать на себя обязательства... Чайник кипит.

Ольга не выдержала и все-таки съездила его ложкой по лбу, чтобы не издевался.

— Больно же! — взвыл Жак, хватаясь за ушибленное место.

— Вот и пострадал за правду, — усмехнулся Диего, поднимаясь и приступая к приготовлению кофе. — Кстати, это не должно быть для тебя впервой, если ты хороший бард. Они всегда страдают за правду.

— Знаешь, страдать за правду мне, конечно, не впервой, достаточно вспомнить Алису. Но чтобы ложкой по лбу... даже король себе такого не позволяет.

— У него же королевское воспитание, — сказала Ольга. — Элмар тоже, кстати, никогда не бьет прислугу.

— Элмар не бьет слуг по гораздо более серьезным причинам, — возразил Жак. — Вот Диего меня понимает.

— А пострадал ты не за правду, а за свой неуправляемый язык, — продолжила Ольга. — Не нужны мне никакие обязательства. Диего, не слушай его. Меня тоже устраивает свободный союз. Как у Элмара с Азиль.

— Хорошо вам, — позавидовал Жак. — А Тереза мне уже вчера заявила, что мы живем в грехе и надо с этим что-то делать. Я-то не против, только как-то это все быстро случилось... Я и привыкнуть не успел.

— Не забудь на свадьбу позвать, — сказал Диего. — Тебе кофе наливать?

— Обязательно.

— Что именно?

— И то, и другое. И кофе наливай, и на свадьбу приходи. Только я не знаю, когда эта самая свадьба состоится. Тереза католичка, и менять веру не собирается, а где она, интересно, возьмет священника, чтобы нас обвенчал? Кстати, мне уже идти пора. Вот кофе выпью с вами, и побегу. Надо Терезу с работы встретить.

— Слушай, Жак, — поинтересовался Диего, разливая кофе по чашкам. — А какой смысл в том, что ты ее встречаешь? Ведь случись что, ты же ее и защитить не сможешь.

— Почему ты так решил? — удивился Жак.

— А как? Драться ты не умеешь, трансформироваться без посторонней помощи не можешь, оружия у тебя нет, да и трус ты порядочный, извини, конечно, но это правда. И что ты будешь делать, если на вас вдруг нападут на улице? Отшучиваться?

— Ага, — усмехнулся Жак. — Отшучиваться. Есть у меня в запасе пара фокусов, только я тебе рассказывать не буду, а то вдруг ты когда-нибудь и сам решишь на меня напасть.

— Это шутка? — нахмурился Диего.

— Конечно, шутка. Я просто вообще об этом не распространяюсь. Я еще немного алхимик и немного магией балуюсь, так что в случае чего не пропаду.

— Даже так? — удивился Диего, присаживаясь к столу. — Ты еще и колдовать умеешь? И насколько хорошо?

— Да не особенно, — неохотно признался Жак. — И тоже только с посторонней помощью, так что маг из меня получается не ахти какой.

— А вор из тебя был какой?

Жак вздрогнул и уронил пепел с сигареты в чашку.

— Вор?

— Ты ведь раньше был вором, я правильно догадался? А почему бросил? Ты ведь должен был быть неплохим вором, с такой-то Тенью. На чем ты специализировался?

— На информации, — уклончиво ответил Жак. — Но вор из меня как раз был никудышний, потому что я, как ты верно заметил, порядочный трус. Влип я однажды, натерпелся страху, и бросил после этого.

— И с тех пор ты так боишься мистралийцев?

— Какой же ты любопытный! Раз уж тебе так хочется знать о моем воровском прошлом, ответь мне на один вопрос, и я тебе тоже отвечу. Кем ты был прежде, чем стать воином?

— Кем бы я ни был, я им больше не буду, — помрачнел Диего. — И не спрашивай. А то я сразу очень хорошо вспоминаю, что такое отчаяние.

Жак невесело усмехнулся и принялся вылавливать пепел из чашки.

— Неудивительно, что Элмар нашел в тебе такого внимательного слушателя.

— А тебе он тоже об этом рассказывал?

— Мне? Зачем? Все, что творилось с Элмаром, я наблюдал своими глазами. Его отчаяние и его безумие. У него ведь на этой почве блюдце полетело по-серьезному, не знаю, сознает ли он это сам, но со стороны было очень заметно. Он зациклился на одной мысли, и она у него дошла до мании. До самой настоящей мании, видимой невооруженным глазом. И я более чем уверен, то слово, что он дал королю, он фиг бы сдержал. — Жак раздавил в пепельнице окурок и добавил: — И, между прочим, если бы король когда-либо допился до того, чтобы рассказывать, что такое отчаяние, он мог бы рассказать не менее трагичную и душераздирающую историю. О том, как у тебя на глазах сходит с ума твой лучший друг и самый близкий человек, а ты ничего не можешь с этим поделать и не в силах ему ничем помочь. Бедный король за эти три луны чуть сам умом не тронулся, просто никто этого не знает, кроме меня... и, может быть, мэтра Истрана, он всегда все знает, даже если ему не говорят. Кстати, готов поспорить, что Элмар никогда не задумывался о том, что пережил за это время его несчастный кузен.

— Ну почему же! — не выдержала Ольга. — Может, не совсем об этом, но очень даже задумывался. Он до сих пор благодарен королю за то, что не позволил ему умереть.

— А что, он и тебе об этом по пьяни рассказывал? — поинтересовался Жак.

— Не рассказывал, и не по пьяни. Он был совершенно трезвый, и на своем личном примере объяснял, как нельзя поступать. Ну, тогда, помнишь, когда вы все мне это объясняли в меру своих возможностей. У него, кстати, получилось лучше всех. Нагляднее, эффектнее и тактичнее. А подробности этой истории мне рассказывала Азиль. Еще в самом начале нашего знакомства, когда я спросила, почему Элмар не рассказывает о своих подвигах.

— Понятно... — Жак допил свой кофе и встал из-за стола. — Ладно, ребята, хорошо тут с вами, весело, но пойду я, пожалуй. А вы ведите себя подобающим образом, не пугайте соседей и не ломайте мебель.

— Тебе назло устроим песни с плясками и что-нибудь сломаем, — мрачно проворчал Диего. — Например, шкаф.

— Вообще-то я имел в виду кровать, — засмеялся Жак.

— А я большой затейник, — так же мрачно ответил Диего и, тоже поднявшись из-за стола, направился в комнату.

— Что-то он сегодня не в духе, — заметила Ольга, когда он скрылся за дверью. — Жак, ты не знаешь, зачем Мафей хотел с ним пообщаться? Может, это он его чем-то расстроил?

— Да вряд ли, — ответил Жак. — Скорее всего, он обиделся на меня, за то, что я тебя так нагло сватал... Эх, ваше величество, лопух вы лопух... Меньше надо было слушать свои средневековые предрассудки, и не пришлось бы теперь себе голову морочить.

— Жак, да успокойся ты! — осадила его Ольга, провожая до дверей. — Не пошла бы я замуж!

Жак хитро усмехнулся.

— Если бы влюбилась — пошла бы. А если бы его величество не развешивал уши и не жевал сопли, то влюбилась бы, как миленькая. Потому как у меня есть сильное подозрение, что ты бы влюбилась в первого же мужика, который бы тебя трахнул.

— Пошляк! — рассердилась Ольга. — Хам, сводник, и трепло! И хвастун к тому же. Магией он балуется! Врать-то зачем было?

— Чтобы отстал, — шепотом пояснил Жак, надевая куртку и берет. — Ну зачем ты вслух, он же все слышит.

— Ой, — спохватилась Ольга, — я постоянно забываю. Жак, а в самом деле, что ты будешь делать, если на вас нападет кто-нибудь? Или ты просто надеешься своим присутствием их напугать?

— Моим присутствием фиг кого напугаешь, — улыбнулся Жак. — У меня шокер есть. По-твоему, я должен был это сказать твоему кабальеро и потом полчаса объяснять, что это такое и где я его взял?

— А где ты его взял?

— Сам сделал.

— А как ты его заряжаешь?

— От аккумулятора. У меня же в кабинете электронный замок, как бы он, по-твоему, работал, если бы у меня электричества не было?

— А аккумулятор ты как заряжаешь?

— Иду к мэтру и выпрашиваю маленькую шаровую молнию. Ее надолго хватает... Ольга, ну зачем тебе все эти технические подробности, ты же все равно не поймешь. Скажи проще: ты себе тоже шокер хочешь?

— Конечно хочу! Что ж мне, стрелять во всех подряд?

— Ладно, я и тебе сделаю. До завтра.

— До завтра.

Когда Ольга, закрыв дверь за Жаком, вернулась в комнату, Диего сидел в кресле, вслушиваясь в звучание очередного кристалла. На этот раз его внимания удостоилась “Show must go on”, что как-то очень соответствовало его угнетенному настроению. Сейчас, когда ушел Жак, который хоть как-то оживлял атмосферу своими шуточками, Диего окончательно впал в меланхолию. Он сидел в полной апатии, молча уставившись на портрет Эль Драко, и даже не повернул головы, когда Ольга вошла. Что-то с ним явно было не в порядке, как-то не по делу он был угнетен и расстроен. Неужели из-за Жака с его дурацким сватовством? Или Мафей его чем-то огорчил? Или он уже успел сбегать по своим делам и у него какие-то свои неприятности, о которых ей не положено знать? Да нет, когда бы он успел, если он с Мафеем ушел, от него и вернулся.

Ольга села в кресло напротив и, не удержавшись, все-таки спросила:

— Диего, что случилось?

— Почему ты решила, что что-то случилось? — откликнулся он, тут же повернувшись к ней и печально улыбаясь. — Ничего не случилось. Все нормально. Просто настроение не очень. У тебя, кстати, тоже. У тебя что-то случилось?

— Вовсе нет. У меня часто такое бывает, ты же знаешь.

— Когда кончается сказка? — снова улыбнулся он. — Помню. Ты мне говорила. А я тебе тоже, помнится, рассказывал, что я мрачный неразговорчивый тип, постоянно пребывающий в плохом настроении.

— Неправда, вовсе ты не такой. Таким я тебя никогда не видела, разве что тогда утром, с большого бодуна. — Ольга решила не отставать и все-таки попробовать что-то из него выжать. Ну, не скажет, так не скажет. А вдруг скажет? — Тебя Жак так расстроил своими дурацкими предложениями?

— Вовсе нет. Вот если бы ты согласилась, я бы расстроился. Хотя возражать и устраивать сцены ревности не стал бы. А ты действительно не любишь короля?

— В этом смысле — нет. А что?

— Да просто я подумал... может, зря я между вами влез? Может, с ним тебе было бы лучше? Я ведь товарищ ненадежный, сегодня я здесь, завтра я там, а послезавтра меня и вовсе на свете нет. И мне как-то даже страшно думать о том, что будет с тобой, когда сказка обо мне кончится столь печальным образом. Ты привязываешься к людям, и очень тяжело переносишь... когда сказки кончаются. Может, лучше закончить эту сказку проще и банальнее, и сразу начать другую? И тебе будет легче, и королю проще. Да и сказка получится долгая и счастливая.

— Если я тебе надоела, — обиделась Ольга. — То мог бы просто не приходить, и... постой, ты что, слушал наш разговор с самого начала? Свинство это, между прочим, слушать чужие разговоры.

— Я слушал с того места, как Жак объяснял тебе насчет награды и королевской щедрости. Совсем немного. Это и было с самого начала?

— Точно только с этого места? А не с того, как Жак меня спрашивал о том же самом, что и ты?

— Клянусь небом, только с этого. Я не знаю, о чем тебя спрашивал Жак. А о том же самом — это о чем?

— О том, что я буду делать, если кончится сказка... о тебе. Так что, вы с ним сговорились, или как?

— Нет, я сам не знаю, почему так вышло. Наверное, просто совпадение.

— А с чего вы оба одновременно об этом задумались? Чего вас обоих так потянуло на печальные прогнозы? — продолжала допытываться Ольга. — Почему вы оба вдруг решили, что с тобой непременно что-то случится?

И тут она догадалась, почему. Видимо, на слове “прогнозы” сработали свободные ассоциации, которые сразу же перепрыгнули на “предсказания” и “вещие сны”, а тут уж нельзя было не вспомнить, откуда эти предсказания и вещие сны исходят.

— Мафей! — упавшим голосом прошептала она. — Вот почему ты пришел от него такой расстроенный!

— Причем тут Мафей? — печально вздохнул Диего. — Впрочем, есть немного, это из-за него я задумался о бренности жизни. Просто сидели, общались, отчего-то посмотрел на него и подумалось — эльфы живут по триста лет как минимум, а мы — как бабочки... Ну, а начинаешь об этом задумываться — сразу лезет в голову все, что с этим связано. Не обращай внимания на мое нытье и ворчание, со мной часто так бывает. И кстати, ты не ответила на мой вопрос. Насчет сказки.

— Очень даже ответила.

— Что-то не помню.

— Напомнить? Или успокоишься? Если я тебе надоела, можешь выметаться прямо сейчас, не изыскивая для этого достойных причин. А если это просто нытье и ворчание, то попробуй поныть о чем-нибудь другом. И оставьте вы все бедного короля в покое, действительно, как сговорились!

Диего снова вздохнул, открыл шкатулку и снова поставил кристалл на ту же грань. Затем тяжело поднялся с кресла, подошел к Ольге и сел на пол у ее ног, положив ей голову на колени.

— Прости, — сказал он. — Я больше не буду об этом говорить... Только пообещай мне, что если со мной действительно что-то случится, ты... будешь жить. Хотя бы это.

— Послушай, — не выдержала Ольга. — Да что происходит? Почему все именно сегодня так озаботились этой проблемой? Сначала Элмар, потом Жак, теперь ты?

Диего удивленно поднял голову.

— Элмар тоже говорил с тобой об этом?

— Представь себе. Сегодня после обеда, когда я варила кофе, а он вызвался составить мне компанию, чтобы мне не было скучно. Он тоже завел разговор о том, что путь воина связан с риском, что любить воина — дело неверное, и я должна быть всегда морально готова к тому, что могу тебя потерять... И что на этом жизнь не кончается, и тому подобное. Диего, по-моему, ты мне врешь. Вы что-то знаете, все трое, и вас всех троих страшно беспокоит одно и то же. После того случая вы ко мне относитесь с недоверием, и боитесь, что если я всерьез расстроюсь, то попробую повторить. И у вас есть причина думать, что это произойдет именно из-за тебя. Иначе за каким бы хреном вы все одновременно принялись вести со мной такие разговоры? И не говори мне, что это совпадение. Это все-таки Мафей?

— Женщины... — Диего в очередной раз вздохнул, поднялся с пола и принялся раздеваться. — Ничего-то от вас не скроешь, все-то вы видите и все-то вы знаете... А мы лопухи. Все трое. Надо было действительно договориться и помалкивать. Если бы я знал, что Элмар с тобой уже говорил, я бы промолчал. Он и в этот раз сказал лучше всех. Нагляднее и тактичнее... Пойдем-ка лучше спать.

Они забрались под одеяло и молча затихли, прижавшись друг к другу. Потом Диего вдруг сказал:

— Да что мы, в самом деле, как в последний раз... Ничего ведь еще не случилось. Это я так, на всякий случай. От Мафеевых снов еще никто не умер, почему я должен быть первым? Обойдется как-нибудь.

— А что он видел? — спросила Ольга, вспомнив, что сны маленького эльфа действительно предвещали не смерть, но тоже достаточно трагические события, если вспомнить, к примеру, Элмара. — Если это не страшно, почему ты так расстроился?

— В общем, ничего смертельного... Но просто не хочу я всего этого опять, не хочу, мне одного раза хватило с головой. Я и так отлично помню, что такое раскаленное железо, и нет у меня желания освежать в памяти это незабываемое ощущение. Что мне так везет на всякое дерьмо? То ли правда в мире есть некое равновесие, и все отпущенное мне счастье я выбрал за первые двадцать пять лет, а все плохое осталось на потом? Или я грешил слишком много и чересчур нагло, и теперь за это расплачиваюсь? Или прокляла меня какая-нибудь женщина, обойденная моим вниманием, или чей-то ревнивый муж?.. Ольга, да ты что, плачешь? Брось ты это дело, а то я сам заплачу. Все обойдется. Вырвусь как-нибудь. Или сам сбегу, или ребята отобьют... Лишь бы не покалечили. Ольга, если мне яйца отрежут, ты меня не бросишь?

— Но ведь немного фантазии у тебя останется? — улыбнулась сквозь слезы Ольга, вспомнив одно из его изречений.

— А как же! Если, конечно, опять с ума не сойду.

— Диего, а если это все-таки проклятие? Я имею в виду, мое проклятие?

— Нет. Этого не может быть. Я знаю совершенно точно. И не забивай себе голову глупыми предрассудками. Я тебе обещаю, что бы ни случилось, я выдержу все, выживу и вернусь к тебе. У меня есть ты, и... я тебя люблю.

Глава 5

— Поговорил я с ним, — доложил Кантор, с любопытством разглядывая замысловатую конструкцию на столе в лаборатории. — Был убедителен, насколько мог. Не знаю, что из этого выйдет. Он колеблется. Обидел ты его, Амарго. Серьезно обидел. Он теперь решил, что ты собираешься посадить его на трон, как декорацию, и править от его имени. И даже предположил, что ты приказал мне его убить в случае, если он откажется вернуться. Боюсь, тебе долго придется его в этом разубеждать.

— Спасибо, — вздохнул Амарго. — Мне не пришлось его долго убеждать. Я просто снял амулет и позволил ему себя прослушать. Он понял.

— Так он вернулся?

— Вернулся. Сегодня утром, где-то за час до тебя. Сказал, что хотел сначала послать меня куда подальше, но потом смотался на базу, увидел, как его охранники плачут, и не выдержал.

— Надо же! Все-таки проверил, не соврал ли я... — хмыкнул Кантор.

— А что, это ты ему сказал?

— А кто же. Амарго, а ты что, носишь экранирующий амулет? Ты что, тоже стихийный эмпат, как и я?

— Скажешь тоже! Нет, конечно. Я его ношу, чтобы нормально общаться с Пассионарио. Иначе он бы мигом начал из меня веревки вить, а я бы и не заметил. Ты думаешь, почему его публичные выступления дают такой бешеный эффект? Да и сам ты вспомни, с чего вдруг ты взял в ученики первого попавшегося оборванца с улицы, у которого просто хватило наглости попроситься?

— Ты хочешь сказать, он на меня магически воздействовал? Не может быть, он же Силу потерял, он не мог...

— Да при чем тут его Сила? Он мощнейший эмпат, причем не стихийный, как ты, а управляемый. Он может и принимать, когда ему надо, и эманировать по желанию. Он способен вызывать у людей практически любые чувства, на свое усмотрение, а не так, как ты — только то, что чувствуешь сам. В общем, страшный человек. Я подозреваю, сегодня он воспользовался тем, что я снял амулет, и внушил мне такое чувство вины, что я был готов сделать для него, что угодно. К счастью, он попросил меня только о двух вещах — чтобы я не запрещал ему заниматься магией и встречаться с его дамой. Ну, да ладно, пусть занимается. Научился же все-таки телепортироваться, упрямец этакий.

— Странно, — удивился Кантор — Как же он ухитрялся голодать при таких способностях? Да ему бы на каждом углу подавали, стоило только попросить.

Амарго посмотрел на него, как на придурка.

— Кантор, если бы тебе хотелось есть, ты бы стал просить милостыню?

— В крайнем случае — стал бы.

— Так вот и он делал это только в крайнем случае, когда уже совсем невмоготу было. Когда вопрос выживания вставал острее, чем вопросы чести, гордости и прочего. А если бы он на все это плюнул и занялся нищенством профессионально, то озолотился бы.

— И был бы величайший анекдот в истории: наследный принц Мистралии — профессиональный нищий.

— Он что, тебе сказал?..

— Нет, я сам догадался. Прикинулся, что мне сказал об этом ты, и он не стал отрицать.

— Ну, тогда тебе и так должно быть понятно, почему ему легче было голодать, чем просить подаяния. А как он пытался честно зарабатывать, можешь спросить у него, он тебе расскажет. Обхохочешься.

— Я слышал, — усмехнулся Кантор. — Что эльфы категорически не способны к физическому труду. Кстати, об эльфах. Не братья мы, успокойся наконец.

— Да я знаю, — вздохнул Амарго. — Просто вы так с ним чем-то похожи, и встревать умудряетесь в одно и то же. Кофе хочешь?

— Хочу. Это ты о том, что мы оба завели себе дам в одном городе?

— Да не только... — Амарго поставил кофейник на алхимическую горелку и продолжил: — Уж не знаю почему, но вот кажется мне, что вы братья, и все тут. Я отлично знаю, что нет, я лично знаком и с его отцом-эльфом, и твоего тоже знал хорошо... Стелла как-то даже натыкала меня носом в ваши анализы крови, хотя я в них ничего не смыслю, так я ее достал своими сомнениями. Говорила, что вы никак не можете быть братьями, наглядно показывала какие-то непонятные мне закорючки, объясняла, что у него положительный фактор Аэллана, а у тебя — фактор Шермана, которые несовместимы, и все же... Просто воспринимаю я вас так.

— А что такое фактор Шермана? — тут же спросил Кантор, ухватившись за возможность узнать о себе что-то новенькое.

— Я не очень разбираюсь в медицине, это что-то связанное с составом крови. Мне Стелла объясняла. У чистокровных людей есть так называемый резус-фактор, у эльфов — фактор Аэллана... Это новые научные исследования, о них еще мало кто знает. Поскольку мы научились переливать кровь, возникла необходимость в таких исследованиях, потому что, если перелить неправильно, человек может умереть. Эти факторы между собой конфликтуют каким-то образом. К примеру, если взять Пассионарио, ему можно переливать кровь и от эльфов, и от людей с отрицательным резус-фактором. Тебе — только от людей. А вот его кровь можно переливать только эльфам... хотя вряд ли это когда-либо понадобится. А твою вообще никому нельзя, ни людям, ни эльфам. Я тебе все это рассказываю, потому что Стелла просила тебя об этом предупредить. Чтобы ты знал и не вздумал кому-либо давать кровь, а то бедняга дуба врежет на месте.

— То есть как? — ошарашено переспросил Кантор. — Я что, монстр какой-то? Что вообще такое — фактор Шермана?

— А никто толком не знает, это очень редкое явление. Я подозреваю, что он тебе достался от отца. Он был очень странный человек... Да и не уверен я, что вообще человек. У тебя по отцовской линии не то мутация идет, не то вообще непонятно что намешано.

— Непонятно что — это как? Демоны, что ли?

— Знал бы я... Я же не генетик, и вообще не медик.

— А кто знает?

— Стелла тоже не знает. А кто знает... Папаша твой загадочный знает, встретишь — спросишь. Я более чем уверен, что он жив и когда-нибудь объявится. А ко мне с расспросами не приставай, я мало что знаю о таких вещах. Лучше скажи, ты очень расстроишься, если больше не поедешь в Голдиану?

— Не очень, — помрачнел Кантор. — Мне тут предсказали такого дерьма, что до сих пор не по себе...

— Кто? Пассионарио? Вроде же его кормили...

— Да нет, Мафей.

— А его что там, голодом морят, что ли?

— Да что ты за ерунду говоришь, почему предсказания должны у всех проявляться именно так, как у Пассионарио? Мафей видит сны. Стихийно, без видимых причин.

— И что он тебе предсказал?

— Наручники, застенки, и палач-голдианец с раскаленным железом. Причем ему тоже позарез нужен был ты. Амарго, с чего ты вдруг всем так нужен? Между прочим, Флавиус тоже о тебе спрашивал. Правда, под другим именем, но по описанию — вылитый ты. Зачем ты им всем?

— Сам хотел бы знать, но как-то боязно идти спрашивать, тебе не кажется?

— Кажется. Хотя впрочем, к Шеллару можно. Здесь как-то спрашивали... по-хорошему.

— Сопляк ты еще, — вздохнул Амарго. — Везде сначала по-хорошему спрашивают. А когда контакт не идет, начинают по-плохому. И в департаменте Флавиуса это делают ничуть не хуже, чем в Кастель Милагро. Просто реже. И знаешь, когда я вчера прошелся по площади Справедливости, у меня почему-то резко пропало чувство юмора, и анекдоты про короля Шеллара вдруг стали совершенно не смешными. Есть такая старая истина — если ты чего-то о человеке не знаешь, это не значит, что он этого не делает. А если действительно не делает, это не значит, что он не умеет. Так что можешь не сомневаться — тот же Шеллар, какой бы он там ни был смешной, нерешительный, и порядочный, как о нем говорят, в случае надобности может быть и решительным, и жестоким, и достаточно безнравственным, чтобы спросить тебя по-плохому, где твой друг Амарго и отчего это он не хочет идти на контакт. Не забывай об этом, и постарайся поменьше с ним общаться и вообще попадаться ему на глаза. И не забывай, что кроме всего прочего, ты отбил у него даму, а он такие вещи воспринимает крайне болезненно.

Понял?

— Угу, — кивнул Кантор. — А как насчет того, что мне говорил Флавиус о наших переговорах в Голдиане?

— Вот тут я с Флавиусом совершенно согласен, только толку с того... Пассионарио почему-то принял сторону Сорди, и я так и не смог его переубедить. К тому же, уже поздно. Договорились. Это была последняя поездка. А палач-голдианец, между прочим, может оказаться сотрудником любой следственной тюрьмы у нас на родине, так что зря ты так волновался именно из-за его национальной принадлежности. Ты не переживай по этому поводу, я постараюсь за тобой присмотреть и, если что, вытащу. Ты же знаешь, я тебя не брошу.

— Спасибо, — кивнул Кантор. — Постараюсь... не переживать. А то вчера я совсем раскис что-то, до того дошел, что чуть не начал плакаться девушке на свою горькую судьбу... Сегодня вспоминаю, самому противно. У тебя чайник кипит. И кстати, о моей горькой судьбе. Амарго, я охотно верю, что ты желаешь мне добра, но зачем ты для этого врешь мне в глаза самым бессовестным образом?

Амарго сердито поставил на стол кофейник и раздраженно произнес:

— Кантор, ты меня задолбал своей отрезанной рукой! Я теперь догадываюсь, что именно у тебя намешано в родословной. Не демоны, а дятлы! Кто из нас свихнулся и полторы луны бродил по Лабиринту, ты или я? И кто, по-твоему, лучше знает? Сколько еще раз я тебе должен объяснять...

— Что у меня галлюцинации и ложные воспоминания, — подхватил Кантор. — Да я, в общем-то, не об этом... Хотя тоже о видениях, галлюцинациях и ложной памяти.

— Тебе опять кто-то приснился? — обреченно вопросил Амарго, доставая из шкафа чашки.

— Вовсе нет. Я тут кое с кем познакомился наяву, будучи полностью при своем уме и практически трезвым. С одной симпатичной галлюцинацией. Я с ней даже пообщался... вернее, с ним. Славный такой парень, который утверждает, что никогда не был в Мистралии и при этом до судорог боится мистралийцев. А также падает в обморок при виде крови. И вот у меня на глазах, а также в присутствии сотни с лишним свидетелей, он трансформируется, хватает меч и за несколько секунд истребляет шесть человек примерно с такой же легкостью, как и в моих бредовых видениях... Ты кофе-то не наливай мимо чашки.

Амарго вздрогнул и поставил на стол кофейник.

— Ты ничего не путаешь?

— Даже если бы у меня и были сомнения, они бы тут же пропали при виде твоей перекошенной физиономии. Я одно понять не могу, зачем ты мне сказал, что это галлюцинация? Чтобы я считал себя более ненормальным, чем я есть на самом деле? Я ведь его отлично помню. Как он трансформировался и убил охранников, как колдовал в странной комнате, полной странных вещей, и как телепортировался оттуда вместе со мной. Причем жужжал и щелкал при этом точно так же, как наш загадочный телепортист. Они что, из одной школы? И прекрасно помню, как он втащил меня в какой-то ящик и показывал карту, стараясь при этом на меня не смотреть, а то ему сразу плохо делалось, когда он на меня смотрел. Помню, как мы сидели в какой-то пещере, и он ругался, что не может найти выхода... как я просил, чтобы он меня добил, а он плакал и говорил, что не может. Вот как мы добрались до вас, уже не помню, где-то в этой пещере я и свихнулся... но не раньше, Амарго, никак не раньше. Что ты мне по этому поводу скажешь? Еще что-нибудь соврешь?

— Ведь надо же быть таким дотошным! — в сердцах бросил Амарго, падая на стул и нервно раскуривая сигару. — Оно тебе надо было? Ты хоть с ним не говорил об этом?

— Нет. Побоялся, что он меня тоже узнает. Хотя хотелось. Уж он бы мне точно рассказал, что к чему.

— Кантор, я тебя очень прошу, уйми свою любознательность и не трогай этого парня, если не хочешь, чтобы на этот раз он с ума сошел. Я не говорил тебе о нем только потому, что он... он боится. Он хотел, чтобы о нем знало как можно меньше народу. Он провел в Кастель Милагро дай бог неделю, и после этого до сих пор боится мистралийцев, ты догадываешься, почему? Наш с тобой общий знакомый, советник Блай, был бы счастлив заполучить этого парня назад и поиметь с этого свой интерес. Помалкивай о нем, если ты не желаешь ему зла.

— Разумеется, не желаю, и никому не скажу. А чем он так ценен для нашего общего знакомого?

— Ты и так слишком много знаешь. Просто поверь мне на слово.

— Довольно смелая просьба, — хмыкнул Кантор. — Ладно, как скажешь. Что мне теперь делать?

— Отдыхай до завтра. Сегодня вечером ребята вернутся из Голдианы, утром вместе с ними отправишься домой.

— А потом?

— Потом? Тебе уже интересно, что будет потом? Не терпится опять повидать свою девушку? Кантор, может бросил бы ты все это к хренам, и остался здесь? И ты был бы счастлив, и мне было бы спокойнее, и не маячил бы в твоем будущем палач-голдианец...

— Амарго, — разозлился Кантор, — А у тебя в родословной дятлов не было?

— Понятно. Так я и думал. Что ж, скажу тебе, что будет потом. В Ортан ты вряд ли еще попадешь, поскольку Пассионарио забирает тебя в свою личную охрану.

— Как — забирает?

— А так, как он обычно это делает. Смотрит на меня неотразимым взглядом, улыбается и говорит этак скромно и виновато: “Амарго, у меня к тебе большая личная просьба...” И ведь никакой амулет не помогает, не нахожу в себе сил ему отказать. Но если не хочешь, откажись сам, я настаивать не буду. В этом нет никакой реальной необходимости, так что если не хочешь — обойдется наш лидер без тебя.

— Да я не против, просто не могу понять — зачем?

— Я тоже не знаю. Может, чтобы было с кем поговорить, молодость вспомнить. А может, чтобы продолжить обучение музыке, мало ли что ему могло в голову взбрести. Или просто хочет иметь рядом хоть одного человека, кроме меня, который не смотрит на него влюбленными глазами и воспринимает его реально. Сам у него и спросишь. А может, он все не может отказаться от мысли перетащить тебя в отдел пропаганды.

Кантор молча показал командиру два пальца, давая понять, как он относится к подобному предложению.

— Ты это ему покажи, — проворчал Амарго. — У тебя все?

— Да, в общем, все... — Кантор подумал, сказать, или не стоит, но все-таки не удержался. — Знаешь, кого я вчера видел на рынке? Карлоса.

— А кто это?

— Ты что, не помнишь? Театр Карлоса. Я еще у них в мюзикле пел, и свой портрет ему подарил на память, когда он меня уволил.

— А-а, помню, помню. Он побоялся неприятностей и сделался законопослушным и верноподданным гражданином, какие-то идиотские патриотические пьесы ставил... а здесь он что делает?

— Попрошайничает на рынке. Спился Карлос. Сгорел. Практически полностью.

— Так что, — хмыкнул Амарго, — Ничего он не выгадал своим предательством?

— А это и невозможно. Ты помнишь, как все удивлялись, когда меня посадили? А ведь ничего удивительного в этом нет. У меня не было особого выбора. Либо, как я, либо, как Карлос. Настоящий бард не может... так, как он. То ли он этого не знал, то ли сознательно выбрал, чтобы хотя бы семью спасти... не знаю. Но если бы и я согласился сначала переделать гимн, как от меня требовали, потом писать патриотические песни, потом еще что-нибудь подобное, я бы тоже кончил так же, как Карлос. Спился бы, или на наркотики присел, или руки на себя наложил. Тоже сгорел бы. Это маэстро Морелли может лизать задницу кому угодно, он с молодости как выбился в придворные барды, так и держался при любом правительстве. Ему что, у него и Огня-то почти нет. А настоящие барды такого не выдерживают. Ломаются. Сгорают. Я смотрел на него, и мне его было до слез жаль.

— Несмотря на то, что он тебя предал? Или ты так не считал, потому и подарил ему свой портрет?

— Молодой я тогда был, — вздохнул Кантор. — И жестокий. Я представляю, каково ему было видеть каждый день этот портрет, после того как меня посадили... а особенно, после того, как наш отдел пропаганды распространил легенду о моей мученической смерти. И портрет этот он хранил все пять лет, наверное, это было последнее, что он пропил.

— А почему ты решил, что он его пропил?

— Потому, что этот портрет сейчас висит у Ольги. Она его купила за один золотой. Лично у Карлоса. Как ты полагаешь, по какому поводу он мог продать подлинник Ферро за такую смешную цену? Только потому, что душа горела, выпить просила. Ты не знаешь, можно ему как-то помочь?

— А как, по-твоему, ему можно помочь?

— Наверное, никак...Просто лечить барда от алкоголизма — бесполезно, все равно опять запьет, если не будет творить. А творить... кто ему доверит труппу, алкоголику? Да и не сможет он, наверное уже... А жаль.

— Ну, раз никак нельзя, то и не морочь себе голову. Что поделаешь, он сам выбрал свой путь. Наверное же, не хуже тебя знал, что такое Огонь.

Кантор невесело засмеялся.

— Ты чего? — нахмурился Амарго.

— Да так, вспомнил... Элмар вчера толковал Ольге о том, что путь воина опасен и связан с риском. Не знает он, что такое путь барда. И если путь воина мы выбираем сами, то путь барда выбирает нас, и от него никуда не денешься. Мы стоим на нем с рождения, и остается либо идти, либо погибнуть.

— Что-то тебя на поэзию потянуло, — проворчал Амарго. — Уж не вернулся ли к тебе Огонь? Иди, мне работать надо.

— Ухожу, ухожу. — Кантор поднялся, надел шляпу и, задержавшись на полпути к двери, обернулся. — Амарго, ты помнишь, где она живет?

— Помню, конечно. Ты что, решил, что я тебе буду и впредь письма носить?

— Нет, просто... Если меня все-таки убьют, дай ей знать, чтобы не ждала зря.

— А ты полагаешь, будет ждать?

— А кто их знает, этих женщин. Они существа непредсказуемые...

— Это уже предел! Тханкварра! Это совершенное свинство! — возмущался Элмар, торопливо натягивая штаны. — У меня нет слов! Для такого... просто названия нет!

Азиль невольно улыбнулась, наблюдая, как он пытается застегнуть ширинку, и посоветовала:

— Подумай о чем-нибудь постороннем. О государственных делах, например. Или о битвах.

— Или о моем бессовестном кузене, который среди ночи стаскивает меня с любимой женщины и за каким-то хреном срочно вызывает во дворец! — продолжал кипятиться принц-бастард. — Что такого срочного может стрястись ночью? Задолбал он меня своими государственными делами! Да еще каждый раз спрашивает, не пьян ли я! Как будто я в самом деле беспробудный пьяница какой-то!

— Не сердись на него, — попросила Азиль. — Он просто переживает за тебя. А что он стал таким раздражительным, так это только из-за того, что ему плохо. Ты вспомни, как ты сам гонял своих слуг, когда в прошлом году повредил ногу на охоте.

— Вот пусть и он своих слуг гоняет, — проворчал Элмар, заправил рубашку и сунул руки в рукава камзола. — А то завел привычку — меня всюду таскать. Вчера мне пришлось какие-то отчеты дурацкие принимать, потому что его величество изволили обкуриться опиума... этот Флавиус вообще обнаглел! А сегодня мне же и попало, потому что я принял все, не читая. Как будто, если бы я прочел, то хоть что-то бы понял!

— Элмар, любимый! — укоризненно сказала Азиль. — А как же ты хотел? Ты же первый наследник, ты и должен его замещать, если с ним что случится. А что бы ты делал, если бы его убили? Если бы тебе пришлось занять его место и самому во всем разбираться?

Элмар тут же с ужасом представил себе эту ситуацию, и ему сразу расхотелось обижаться на кузена. Быстро застегнув камзол, он попрощался и побежал в библиотеку, где его уже ожидал братец Мафей, которого тоже явно вытащили из постели среди ночи.

— Что стряслось? — спросил Элмар, понимая, что должно было произойти что-то действительно важное, чтобы Шеллар навел такой переполох по всему дворцу. Тем более, он и сам ночью спит, значит для начала кто-то должен был разбудить его самого. А мэтр ни за что не позволил бы будить короля без серьезной на то причины.

— Не знаю, — ответил Мафей, тут же начиная телепортацию — Мэтр велел мне срочно сбегать за тобой и ничего не объяснил.

В королевской гостиной их встретил мэтр Истран, который немедленно отправил Мафея в лабораторию, а Элмару велел идти к королю и помочь ему одеться.

— Что случилось-то? — в который раз вопросил принц-бастард.

— Срочное собрание Международного Совета, — кратко пояснил маг. — Его величество должен присутствовать обязательно, а отпустить его одного я не могу. А маги на Совет не допускаются.

— А меня пустят? — уточнил Элмар.

— Разумеется, пустят. Агнессу же пускают. Идите скорее, а то мы окажемся последними.

Элмар направился в спальню, на ходу пытаясь сообразить, что такого должно было случиться, чтобы понадобилось созывать Международный Совет среди ночи. Как минимум, война или государственный переворот, а как максимум — конец света.

Король лежал поперек кровати, отдыхая после подвига — он самостоятельно надел рубашку. Выглядел он столь жалко, что Элмар сразу забыл все ругательные слова, припасенные еще дома.

— Шеллар! — укоризненно сказал он, помогая кузену подняться. — У тебя что, слуг нет? Почему сам одеваешься?

— Я думал, что смогу, — пояснил тот. — Да и незачем всем слугам знать, что случилось и куда я среди ночи собираюсь.

— А что случилось, кстати? Может, хоть ты скажешь?

— Небесные Всадники, — кратко пояснил король, с трудом попадая в штанины. — В Хине.

— В Хине? — изумился Элмар. — Как они туда попали?

— А куда им еще было податься? После того, что было в Мистралии и у нас, их больше ни в одну страну не пустили. Вернее, сначала их пустил к себе Луи, спьяну, как всегда, но потом Агнесса выставила.

— И что там?

— Еще не знаю.

— А где собираетесь?

— У Зиновия.

— Ты меня с собой берешь?

— Обязательно. Во-первых, мне нужно на ком-то висеть. А во-вторых, ты мой первый наследник и должен хотя бы иметь представление, что такое Международный Совет.

Элмар понаблюдал, как кузен застегивает штаны, лежа на спине, и покачал головой.

— Как же ты дойдешь?

— Дотащишь.

— А сидеть ты сможешь?

— Надеюсь. Если только Зиновий из вредности на усадит меня на табурет без спинки. Давай камзол.

— Ну что ты говоришь! — упрекнул его Элмар. — Он тебя не любит, но он же не подлец какой!

— Я шучу, — серьезно пояснил Шеллар и тут же вцепился в его плечо, чтобы не упасть. — Надо будет с ним как-то помириться. Взять Мафея, поехать в гости... Пусть мальчишка хоть навещает дедушку иногда. Скучает ведь старик...

— Не отвлекайся, — перебил кузена Элмар, натягивая на него камзол. — Ложись, я застегну. Мне так удобнее будет.

Король послушно лег на спину и сам себя спросил:

— Может, все-таки попросить у мэтра какой-нибудь эликсир?

— Тебе что, позавчерашнего заседания мало? — рассердился Элмар. — Не надо. Так дойдешь. Если надо будет, на руках отнесу, только не издевайся над собой больше. Ты бы видел себя во вторник после того заседания! Даже мне жутко было смотреть.

— Почему даже? — чуть усмехнулся король. — Именно тебе и было. Вот мэтру, к примеру, жутко не было.

— Ладно... — проворчал Элмар, натягивая на него сапоги. Ему не хотелось признаваться, что во вторник он чуть не плакал, взирая на несчастного кузена Шеллара, когда притащил его с исторического заседания. И вовсе не потому, что его величество так уж жутко выглядел, а просто любит принц-бастард своего кузена, и ему было его до слез жалко. — Все, можно идти. Встанешь, или поднять?

— Поднимай и зови мэтра.

— Мэтр Истран, мы готовы! — крикнул Элмар, подхватывая кузена под мышки и ставя его вертикально.

Минуту спустя он с большим интересом оглядывал зал заседаний поморского правителя. Собрались уже почти все, не хватало только представителей Голдианы и Галланта.

— Элмар, — тихо сказал Шеллар, стискивая его плечо. — Посади меня куда-нибудь. Скорее.

Принц-бастард тут же подвел его к ближайшему креслу и усадил. К счастью, кресла были подходящие — удобные, мягкие, с высокими спинками, на которые можно было откинуть голову, что Шеллар немедленно и сделал. Как только он уселся, к ним тут же устремились Элвис и Александр. Зиновий остался сидеть во главе стола, хмуро глядя непонятно куда. Даже здороваться не желает, упрямый старикан, недовольно подумал Элмар, приветствуя королей Эгины и Лондры. Они смешно смотрелись вместе — статный красавец Александр и тщедушный, похожий на гнома, Элвис, рядом с которым даже Шеллар выглядел симпатичным.

— Ничего, если я не буду вставать? — спросил Шеллар, пожимая руки коллегам.

— Конечно, конечно! — горячо заверил его Александр. Элвис подумал и промолчал. Наверное, он все-таки счел такое поведение вопиющим нарушением этикета, но не решился делать замечания больному кузену, поскольку это тоже было бы невежливо.

— Я слышал, на тебя покушались? — продолжал Александр. — Как же так? Куда же смотрела твоя служба Безопасности? А как ты себя чувствуешь? Тебе лучше? Можно будет к тебе заехать на днях?

— На следующей неделе, — ответил Шеллар. — Приезжай. Поболтаем.

— Ты не будешь против, если я тоже нанесу тебе визит на следующей неделе? — вежливо осведомился Элвис.

— Ну что ты, конечно, я буду рад тебя видеть. Приезжай.

— Шеллар, ты расскажешь, что у вас там случилось? — не унимался Александр. — Мне так и не доложили толком.

— Никому не доложили толком, — холодно заметил Элвис. — И это неудивительно. Все произошло на закрытом мероприятии, и, насколько мне известно, даже собственные подданные Шеллара ничего не знают достоверно.

— Для подданных существует официальная версия, — проворчал Шеллар. — Им и не положено много знать. А вам, разумеется, я расскажу подробнее.

— В любом случае, я рад, что ты избавился от своей главной проблемы, — вежливо сообщил Элвис. — Мне было бы очень неприятно, если бы ты все-таки лишился короны. И вдвойне неприятно было бы вторгаться в твою страну в случае, если бы тебя убили.

“О чем это он?” — с изумлением подумал Элмар, в надежде, что Шеллар сейчас что-то спросит и прояснит странные намеки лондрийского короля насчет вторжения, но кузен промолчал. Видимо, сам знал, о чем идет речь, но объяснять явно не собирался. Вместо этого он с улыбкой заверил Элвиса, что ему самому это было бы в равной степени неприятно, после чего обратился к пожилому поморскому магу, который топтался чуть поодаль, не решаясь влезать в беседу трех королей.

— Приветствую вас, мэтр Силантий. Вы что-то хотели спросить?

— Приветствую вас, ваше величество, — ответил мэтр Силантий, приближаясь и склоняя косматую седую голову. — Рад видеть вас в добром здравии. Его величество король Зиновий просил меня узнать, говорите ли вы по-хински.

— Немного. А что, нужен переводчик?

— Да. Его величество не хотел бы допускать на совет посторонних людей, а необходимость в переводчике будет, поскольку у нас есть очевидец событий в Хине, очаровательная юная дама, которая не знает никаких языков, кроме родного. Если вас не затруднит...

— Не затруднит. Передайте его величеству, чтобы не беспокоился, я вполне в состоянии переводить с хинского.

— Благодарю вас, — снова поклонился Силантий. — А позволено ли мне будет узнать, ваше величество, теперь, когда дракон убит, могу я рассказать коллегам о нашем путешествии? Или вы по-прежнему опасаетесь, что ваш придворный маг не одобрит вашего поведения?

— Он уже знает, — улыбнулся Шеллар. — Можете рассказывать. И потом, я бы хотел навестить нашего золотистого приятеля и поблагодарить за совет. Это возможно будет... скажем, недели через две?

— Я к вашим услугам, ваше величество, и даже могу предложить вам скидку за услуги, — снова поклонился поморец и вернулся к своему королю.

— Вот ведь старый упрямец! — возмутился Александр. — Даже разговаривать сам не желает!

— Я тоже полагаю, что Зиновий ведет себя неподобающе, — согласился Элвис. — И крайне невежливо.

— О, Факстон появился! — заметил Александр. — Теперь осталось только дождаться, пока Агнесса растолкает Луи...

Президент совета магнатов Голдианы господин Факстон огляделся и, увидев Шеллара, немедленно направился к нему. Последовала очередная краткая беседа о самочувствии, несовершенстве работы Ортанских спецслужб и возможности визита. Затем появилась Агнесса и объявила, что ее распроклятого супруга разбудить и привести во вменяемое состояние не удалось, так что можно начинать без него. Короли расселись по местам, а их придворные маги вежливо покинули зал. Элмар придвинул кресло поближе к кузену и тоже уселся, с нетерпением ожидая продолжения.

— Как вам уже сообщили, — объявил Зиновий, тяжело поднимаясь с кресла, — сегодня ночью в Хине произошел мятеж Небесных Всадников, который, вероятно, закончился государственным переворотом. Я не буду пересказывать вам события, а попрошу сделать это очевидца. Сейчас Силантий ее приведет. Это принцесса Лао Суон, вторая жена третьего наследника Лао Чжэня. Вот и она, прошу приветствовать.

Принцесса Суон была совсем молоденькая, свеженькая и довольно симпатичная, по хинским понятиям — вообще красавица. На ней были хинские штанишки и поморская длинная рубаха — видимо, ко двору Зиновия она прибыла в полуодетом виде. Да оно и понятно, когда во дворце идет битва, некогда пеленаться в драпировки...

Принцесса поклонилась по хинскому обычаю, а короли немедленно встали. Даже Шеллар с трудом поднялся, вцепившись в плечо Элмара. Сидеть остались только Агнесса и Факстон. Голдианцы никогда не отличались хорошими манерами, так что никто не удивился, зато все, не сговариваясь, одновременно посмотрели на Факстона с откровенным осуждением. Девушка между тем заняла свободное кресло и что-то сказала на своем языке, сильно напоминавшем кошачье мяуканье. Шеллар тут же мяукнул что-то в ответ, и они обменялись несколькими короткими репликами. Затем принцесса принялась торопливо рассказывать, а Шеллар тут же излагал ее рассказ коллегам. “Какой скромный у меня кузен! — мимоходом подумал Элмар, пытаясь хоть что-то понять в рассказе принцессы Суон. Сам он понимал по-хински с пятого на десятое, а поскольку девушка говорила быстро, ни одной фразы не мог уловить целиком. — Он, видите ли, немного говорит по-хински! Синхронно переводить — это у него называется “немного”! Помрет он от скромности когда-нибудь. И где он его, интересно, выучил? Он же в Хине ни разу не был...”

— Среди ночи ее разбудил придворный маг, — негромко говорил Шеллар, прикрыв глаза, чтобы сосредоточиться. — И сказал, что во дворце идет битва. Он телепортировал ее в Поморье и велел передать следующее. Орден Небесных Всадников устроил попытку переворота, напав на императорскую семью откуда-то изнутри дворца. Провести все так же молниеносно и бесшумно, как в Мистралии, им не удалось, завязалась битва, но императорская гвардия не справляется, а ближайшие армейские подразделения находятся в сутках пути от столицы, поскольку были направлены на подавление мятежа в провинциальном гарнизоне. Телепортироваться туда нет возможности, так как в данный момент войска на марше где-то посреди степи, где нет ориентиров. Император Хины просит у нас помощи. Военной помощи. И срочно, так как от этого зависит жизнь их семьи и судьба империи. Все. Что скажете, ваши величества?

— В связи с тем, что Хина не входит в международный Совет, не говоря уж о каких-либо военных союзах, — сказал Элвис, — я не нахожу возможным оказание военной помощи.

— Мне необходима более точная информация, — сказал Факстон. — Чтобы обговорить на совете магнатов условия, на которых мы предоставляем войска хинскому императору. Если оплата будет сочтена соответствующей, то вопрос можно будет решить положительно.

Элмара слегка перекосило от таких рассуждений. Он заметил, что Александра перекосило точно так же, и бросил взгляд на кузена, чтобы увидеть его реакцию. Шеллар не двинул и бровью, сидел молча и неподвижно, ожидая продолжения.

— Я не берусь судить о делах военных, — сказала Агнесса. — На то у меня... вернее, у моего муженька пришибленного, генералы есть. Так что, я не дам войска, раз не знаю точно, что к чему и каковы будут возможные последствия.

— Я согласен с Элвисом, — сказал Зиновий. — Хина не является членом Совета. Хотя тут могут быть варианты... Александр?

— Я еще не определился по этому вопросу, — напряженно произнес молодой король Эгины и откровенно взглянул на Шеллара, словно ждал, что скажет он.

— Шеллар? — через силу проговорил Зиновий, недовольный тем, что король Ортана своим упорным молчанием заставил-таки к себе обратиться.

— Я дам корпус паладинов, — сказал Шеллар. — И тридцать боевых магов. Даже если остальные в помощи откажут, этого должно хватить. Мне в свое время хватило.

— Я дам сотню гоплитов, — тут же отозвался Александр, который вдруг моментально определился по вопросу.

— Что-либо давать вы будете только с разрешения Совета, — осадил их Зиновий. — По этому вопросу проголосуем отдельно. Или вы считаете, что это личное дело каждого?

— Это вы так считаете, — возразил Шеллар. — Господа, позвольте сказать, что вы ведете себя, как последние жлобы... не перебивайте меня, Зиновий. Я понимаю, голдианцы жлобы от рождения, у них даже понятия такого, как бескорыстная помощь, не существует, и даже если мы убедим Факстона, что он не прав, совет магнатов его не поддержит. Я также понимаю, что Зиновию трижды плевать, что там делается в этой Хине, которая от него далеко, ему лишь бы мне возразить. А ты, Элвис? Агенсса? Вы граничите с этой страной. Вам в первую очередь следовало бы подорвать задницы и бросаться спасать ваших восточных соседей. Вы что, не понимаете, что если в Хине победят Небесные Всадники, через пару лет вы будете иметь себе под боком такой же геморрой, как и мы с Александром? Я о Мистралии, если кому не понятно. Вам нужны неприятности на границах, постоянная угроза военного конфликта, и толпы эмигрантов и беженцев, что означает резкое повышение уровня преступности? Элвис, ты сам не мог до этого додуматься, или просто зажал своих бравых лучников в надежде, что и без тебя справятся?

Элвис обиженно поджал губы и сообщил:

— Если рассматривать вопрос с такой точки зрения, то становится очевидным, что мы должны в данном конкретном случае сделать исключение и предоставить военную помощь Хине согласно просьбе императора. Я проголосую “за” и выделю для этого сотню лучников, как было предложено. Но убедительно тебя попрошу, Шеллар, извиниться за “жлоба”.

— Извини, Элвис, — охотно откликнулся Шеллар. — Я был к тебе несправедлив и сожалею об этом. Агнесса?

Королева Галланта развела руками.

— Шеллар, ты, конечно, прав, но единственное, что я могу сделать — это только проголосовать “за”. Чтобы что-то делать с армией, мне надо сначала растолкать моего ненаглядного супруга, вдолбить этому пьяному козлу, что от него требуется, и еще заставить это требуемое сделать. Это если он проснется в хорошем настроении и не начнет варить воду на тему “кто в доме хозяин”. Могу еще, если желаете, предоставить свою дворцовую площадь для сбора войск и дать телепортистов. А распоряжаться армией без согласия мужа я не имею права. Это убожество у нас считается главнокомандующим.

Элмар с трудом сдержал смешок, представив себе этого главнокомандующего.

— Вот и проголосовали, — удовлетворенно отметил Шеллар и посмотрел на Зиновия. — А вы, ваше величество? Дадите эскадрон гусар, или пожлобитесь? Или не дадите из принципа, потому что это предложил я?

— Чтоб тебе язык отсох, нахал долговязый! — в сердцах ругнулся старик. — Дам я вам гусар, дам, чтобы не считали меня жлобом. Но командовать всем этим безобразием будешь сам.

— Я могу взять на себя некоторые оргвопросы, — пожал здоровым плечом Шеллар. — Но непосредственное командование лучше будет поручить воину. Если Александр сочтет возможным взять это на себя, будет лучше всего. Если же нет, я бы предложил поручить это его высочеству принцу-бастарду Элмару.

— Сочту за честь, — немедленно откликнулся Александр. Элмар, который и сам бы с радостью счел за честь, огорченно промолчал.

— Рекомендую вам взять с собой принцессу Суон во избежание недоразумений с императорскими войсками, — продолжил Шеллар. — Чтобы они не перепутали нашу военную помощь с чем-то противоположным. Также рекомендую на этом закончить заседание и поторопиться, а то и спасать некого будет.

Затем он помяукал немного с хинской принцессой, излагая ей решение Совета, и заседание закончилось. В зал вернулись придворные маги, и правители стали разбегаться по домам. Элмар подставил кузену плечо, на котором тот откровенно повис, и правители Ортана тоже вернулись в свою королевскую гостиную.

— Отвести тебя в кровать, или посадить в кресло? — спросил Элмар, поддерживая короля, готового свалиться в любой момент. Видимо, заседание утомило его сильнее, чем он предполагал.

— На кушетку, — коротко скомандовал Шеллар. — И подай стул.

Он улегся на кушетку, возложив на стул ноги, которые не уместились, и попросил мэтра организовать сбор паладинов, а также послать Мафея к Элмару домой, распорядиться, чтобы приготовили доспехи к походу. Как только придворный маг покинул комнату, король немедленно вытащил из кармана пачку сигарет и сообщил:

— Еле высидел до конца заседания, курить охота, просто сил нет. Когда уже мэтр мне мою трубку вернет? Не хватает мне этих сигарет, слишком они легкие.

— Шеллар, — перебил его Элмар. — Я сам поведу паладинов?

Кузен посмотрел на него, как на несносного ребенка, которому все же не в силах отказать в новой игрушке.

— Я же вижу, что ты прямо трясешься весь, так тебе хочется. Езжай. Только смотри, осторожнее. И возвращайся скорее, ты мне нужен. Что, соскучился по высокому вдохновению?

— Ты бы знал, — простонал Элмар, — как меня достали твои бумажки, твой казначей, и твои министры...

— Ничего, — усмехнулся Шеллар. — Тебе еще повезло, что на твою долю не досталось никаких церемоний. А попробовать, что такое управлять страной, тебе полезно. Ты же первый наследник. Или ты думаешь, раз я женюсь, так ты навсегда избавлен от проблем? Ты глубоко ошибаешься. Наследник у меня появится не ранее, чем через год, и, если ты помнишь, дети рождаются маленькими и глупенькими, не умеющими даже разговаривать. Нужно хотя бы лет двадцать, чтобы воспитать из них более-менее приличного наследника, готового к управлению государством. А какая у меня будет королева, еще неизвестно, так что на ближайшие двадцать лет ты по прежнему останешься моим единственным заместителем, и в случае коронации несовершеннолетнего принца, именно тебе достанется регентство. Ты никогда об этом не задумывался?

— Нет, — вздохнул Элмар, который действительно искренне полагал, что все его проблемы закончатся, как только кузен женится. — Шеллар, уж будь человеком, найди себе невесту потолковее.

— Ну, если хочешь, — хитро прищурился король. — Я женюсь на принцессе Суон, если окажется, что она сегодня овдовела.

— Я серьезно, — обиделся Элмар. — А ты шуточки! Кстати, Шеллар, ты всегда так бескорыстно всем помогаешь, или тебе просто эта хинская принцесса понравилась? Или я не заметил каких-то дополнительных обстоятельств?

— Тому, что я высказался за оказание военной помощи Хине, есть несколько причин. Во-первых, насчет Небесных Всадников я сказал чистую правду. Еще одна разоренная страна никому добра не принесет. Во-вторых, у нас есть шанс наладить дружеские отношения с Хиной, и могу тебя заверить, с нами эти отношения будут более дружескими, чем с остальными. Эта маленькая хитрая принцесса прекрасно понимала все, что мы говорили. Я наблюдал за ней, и заметил, как она передернулась при словах Факстона начет оплаты, так же, как и вы с Александром, да и все присутствующие. Все-таки, в мастерстве владения мимикой ей далеко до Флавиуса. Так что, будь готов к тому, что все это может оказаться маленькой мистификацией, которую затеял император Хины, чтобы выяснить, кому из соседей можно доверять и с кем лучше всего дружить. Но я склонен предполагать, что это все-таки правда, и ее хитроумное высочество решило нас всех прощупать по собственной инициативе, сориентировавшись по ходу действия. В-третьих, именно за это она мне и понравилась, и я действительно буду рад ей помочь. В-четвертых, эти сволочные Всадники никогда не расплатятся со мной за то, что они сделали с нашей семьей, и я их буду давить и истреблять при любой возможности, любыми способами и в любых местах. Кстати, я до сих пор не могу себе простить, что, будучи в расстроенных чувствах, сгоряча казнил тогда всех, не расспросив, как следует, за каким же хреном они так упорно повторяют свои попытки и что им нужно. И очень тебя попрошу привезти мне парочку пленных, чем выше рангом, тем лучше. Ну, и в-пятых, я уел Зиновия и высказал Факстону, что я о нем думаю, что было мне приятно. Так как, Элмар, жениться мне на хинской принцессе, или что другое посоветуешь?

Элмар сначала оторопел, затем, видя откровенные искорки смеха в глазах кузена, ответил:

— Не надо. Она затоскует по родине и начнет изменять тебе с Флавиусом.

Король засмеялся.

— Флавиус никогда в жизни не позволит себе подобного. Он даже Камиллу ни разу не трахал.

— Он что, обет целомудрия дал? — поразился Элмар, доселе неосведомленный о личной жизни главы департамента.

— Почему же? У него есть какая-то хинская наложница, иногда он разнообразит свое ложе шпионками, как и я в свое время, но все это происходит очень тихо, незаметно и благопристойно.

— Шеллар, а почему его так зовут? — поинтересовался Элмар, ухватившись за увлекательную тему. — Если он хин, почему у него эгинское имя?

— Ну, скажем, оно не совсем эгинское, — заметил король. — Оно популярно во многих странах. А вообще-то Флавиус — внебрачный сын Костаса, если ты до сих пор не знаешь. Элмар, закрой рот, не подобает принцу демонстрировать удивление столь по-крестьянски. Ты действительно не знал? Впрочем, о Флавиусе сплетничают мало. Он этого не любит. А ссориться с ним мало кто рискует, вспомнить хотя бы покойного господина Фейна. Ведь стоило мне на сутки выпустить Флавиуса из виду, как он тут же украсил площадь Справедливости столь малоаппетитным зрелищем. Не мог просто повесить... Какая ему разница, все равно ведь казнить? У него вообще масса недостатков помимо врожденной хинской жестокости, но и достоинств тоже хватает. Достаточно того, что он абсолютно и безоговорочно мне предан и верен, а это по нынешним временам большая редкость. Во всяком случае, среди моих министров это единственный, кому я могу полностью доверять... но довольно сплетничать о Флавиусе, а то еще обидится.

— Кстати, — вспомнил Элмар. — Приходил Монкар, интересовался, когда выпустят Алису.

— Скажи, скоро, как только закончат разбирательство. Можно в любой момент, если честно, но я хотел бы лично при этом присутствовать и сказать ей пару слов... А также мне будет приятно увидеть, как она будет покидать тюрьму в весьма непривлекательном виде и переживать из-за того, как она выглядит. Флавиус говорит, тюрьма пошла ей на пользу, она стала потише и повежливее. Но все же, какая хладнокровная и бесстрашная стерва! Тебе рассказывали, как Флавиус хотел над ней поиздеваться? Нет? Он принес ей в камеру голову Хаббарда, бросил под ноги и сказал что-то вроде “Целуйся теперь со своим Хаббардом”. Так она, не дрогнув, подняла эту голову за волосы, посмотрела, скривилась с презрением и сказала: “Жалкий неудачник!”. После чего бросила на пол и пнула ногой. Вот такая она, наша Алиса. Как бы их с Флавиусом сосватать? Вот бы парочка получилась...

— Ты лучше думай, кого ты себе сватать будешь, — упрекнул кузена Элмар.

— Хорошо, — согласился король. — Давай, беги домой, облачайся в доспехи, и выступай. А я буду думать.

Элмар попрощался и побежал в лабораторию, чтобы попросить Мафея отправить его домой. Сердце его радостно подпрыгивало, а душа пела, прощаясь с ненавистными документами, отчетами, министрами и в особенности доставучим казначеем. Впервые за последние годы он воспринимал очередной поход не как тяжкую обязанность, как это бывало в плохом настроении, не как возможность слегка поразмяться, как это бывало в настроении хорошем, а как зов битвы — с искренней радостью истинного воина, твердо стоящего на своем пути.

Глава 6

Кантор полюбовался на вождя и идеолога, сидящего на столе в глубокой задумчивости, и доложил:

— Боец Кантор по вашему приказанию прибыл.

Пассионарио обернулся, обрадовано вскрикнул и одним движением спрыгнул со стола, свалив при этом чернильницу. Едва успев приземлиться, он стремительно наклонился, поймал ее у самого пола, почти не расплескав, и столь же стремительным и грациозным движением вернул на стол. Эльф, твою мать, подумал Кантор, одобрительно наблюдая за поединком идеолога с чернильницей.

— Кантор! — радостно воскликнул Пассионарио, пожимая ему руку. — Где ты был так долго?

— Я телепортироваться не умею, — напомнил Кантор, полагая, что его новый шеф, научившись телепортации, мгновенно забыл, что остальные этого не умеют. — Я верхом ехал. А что, это было долго?

— Это как посмотреть, — чуть погрустнел Пассионарио. — Садись. Хочешь кофе?

— Нет, спасибо. Меня уже напоил начальник твоей охраны.

— Ты с ним уже познакомился? Он хороший мужик, дон Аквилио. И ребята у меня хорошие. Ребят видел?

— Не видел, — качнул головой Кантор, доставая сигару. Пассионарио снова забрался на стол, предусмотрительно отодвинув чернильницу, и проделал свой коронный номер с добыванием огня.

— Здорово! — восхитился Кантор.

— Нравится? — улыбнулся шеф. — Мои ребята просто млеют от восторга. Они все молодые, и в жизни живого мага не видели. Им интересно. Как тебя встретил дон Аквилио, кроме того, что кофе угостил? Не ругался, не ворчал?

— Нет, а что, должен был?

— Да не то, чтобы... просто до тебя у меня работал один парень из группы Гаэтано, Кайман, может знаешь... Не сработался с моими мальчиками, пришлось назад отослать...

— Я с ним тоже не срабатывался, — проворчал Кантор. — Скотина редкостная.

— Я уже знаю, — вздохнул Пассионарио. — Так вот, дон Аквилио был очень недоволен твоей кандидатурой и ворчал, что ты ничуть не лучше и от тебя будут проблемы. У тебя, оказывается, ужасная репутация. Скандальный, наглый, неуживчивый, и язва первостатейная. Это он что, серьезно?

— А то ты сам не знаешь! — засмеялся Кантор. — Что я наглый, скандальный и язва первостатейная. А уж неуживчивый такой, что ребята Гаэтано попросили, чтобы меня от них перевели хоть куда-нибудь. Жить они со мной не могли, а убить не получалось.

— Ты шутишь?

— Не шучу. Правда, у Амарго я уживался нормально. Так что, если твои мальчики не будут ко мне цепляться с идиотскими вопросами насчет моих репродуктивных способностей, обойдется без поножовщины. А почему я вдруг тебе понадобился в качестве личного телохранителя?

— А просто так, — пожал плечами Пассионарио, доставая сигарету. — Мне все равно нужен охранник. А ты мне понравился. Если не хочешь, я не настаиваю, можешь вернуться к Амарго, но я думал, ты не станешь возражать.

— Да мне все равно, кого охранять. А как у тебя дела? Пообщался с Мафеем?

— Да. Спасибо, что наплевал на конспирацию и познакомил. Он мне, наконец, показал, как совмещаются преломления, и я, хвала небу, научился телепортироваться. И вообще, он мне сказал несколько мудрых мыслей, заставивших по-иному посмотреть на вещи. Удивительный мальчишка. Я в его возрасте был как-то проще, и намного меньше знал и умел. Я просто обзавидовался весь, честное слово, и даже пожалел, что у меня нет таких ушей. Может, меня бы серьезнее учили в детстве. А то ведь меня учили кто попало и чему попало. Правда, Мафей так восхищался моим умением летать, что я немного утешился.

— А ты умеешь летать? — поразился Кантор. — В самом деле?

— А ты не знал?

— А ты что, показательные полеты устраивал?

— Да, действительно, откуда же тебе знать... Умею я летать. Не очень хорошо, но все же умею.

— Мафея научил?

Пассионарио покачал головой.

— Я не знаю, как этому можно научить. Меня никто не учил, я сам полетел. Да и вообще говорят, что способность к левитации каждый маг открывает для себя сам, и каждый по своему.

— А ты как открыл?

— Жить захотел, вот и открыл. Это было, когда меня в первый раз на трон сажать пытались. А когда я отказался, решили убрать путем несчастного случая. Я сразу не догадался, зачем это меня пригласили прогуляться по угловой башне, хожу, уши развесил, мне протирают, как обычно: “Взгляните вокруг, ваше высочество — это ваша страна простирается перед вами...” и тому подобную чушь. И вдруг толкают в спину, и я лечу. Не в смысле левитирую, а в смысле, падаю. А угловые башни Кастель Коронадо помнишь, какие? Примерно, как Центральная в Ортане, на которой мы сидели. Там если упасть — мокрое место останется, без вариантов. Вот так я летать и научился. Через желание жить. Правда, с первого раза не очень успешно, еле успел только притормозить падение, чтобы не врезаться в камни со всего маху. Сломал тогда руку и пару ребер, но жив остался. И смылся, пока не добили.

— Ты это Мафею рассказывал? — поинтересовался Кантор.

— В отредактированном варианте. И предупредил, чтобы не вздумал повторить мой подвиг. А то бы с него сталось сигануть с той самой башни, на которой мы сидели, в надежде полететь. Он вообще парень рисковый и любознательный. Как он тебя увидел, а?

— Ты Амарго рисунки не показывал?

— Нет. Передумал. Не буду я ему показывать. Я вообще уже сомневаюсь, стоило ли мне возвращаться.

— Что ж так? А почему ты вообще вернулся? Это я тебя уговорил, или по другой причине?

— И ты, и Амарго... и Мафей мне рассказал одну поучительную историю о своем кузене.

— Это какую? Анекдот, что ли?

— Кантор, ты действительно язва первостатейная. Мафей никогда в жизни не стал бы про него анекдоты рассказывать. Он его обожает, и на такие анекдоты обижается до слез. Это я к тому, чтобы ты не вздумал рассказывать. А история вот какая. Дело было где-то через луну или две после того, как Шеллар взошел на престол. Мафей в то время еще толком не отошел от потрясения после смерти матери, и часто не мог спать ночами. Бродил по дворцу, как привидение, и плакал по углам. И вот так, блуждая среди ночи по дворцу, он забрел в королевские покои, и наткнулся на его величество. Бедный Шеллар сидел в кабинете, загибаясь над очередным финансовым отчетом, который ему подсунул казначей и в котором он не мог найти концов. Сидел, протирал глаза, проклинал все на свете матерными словами и вопрошал сам себя, ну на кой хрен ему это все нужно и за что ему такое наказание. Ребенок подошел и спросил, дескать, а если тебе это не нужно, не интересно и вообще не нравится, зачем ты этим занимаешься? На что Шеллар ему печально ответствовал: “Я король, значит, я должен”.

— И тебя вдохновил его пример? — поинтересовался Кантор, представив себе Пассионарио над финансовым отчетом. Представлялось с трудом.

— Вроде того. Я подумал, что я ведь тоже должен, хочу я там или нет... А теперь мне кажется, что я себя переоценил. Хотя, может это просто хандра, которая пройдет.

— Пройдет, — усмехнулся Кантор. — Смотаешься к своей Эльвире, и сразу пройдет. Кстати, тебе, случайно, не нужна охрана в твоих поездках на свидания? Небольшая такая, из одного человека?

Пассионарио печально вздохнул, потом вдруг спросил:

— Кантор, правду говорят, что ты умеешь снимать наручники?

— Умею, — кивнул Кантор. — Хочешь тоже научиться? Тебя какой способ интересует?

— Ты специалист, вот и реши, какой лучше, — снова вздохнул Пассионарио и расстегнул рукав рубашки, явив взору специалиста тускло поблескивающий полиарговый браслет. — Сможешь снять?

— Ой, ё... — поразился Кантор. — Это еще что за ... ? Это Амарго на тебя надел?

— Ну что ты, — печально ответил шеф. — Разве бы он посмел, после того, что между нами произошло?.. Может, конечно, с его подачи, но сам он этого не делал. Это мне папуля так удружил. И ведь не побрезговал осквернить руки презренным металлом... Так как, сможешь?

Кантор осмотрел браслет, убедился, что он совершенно гладкий, без малейших намеков на застежку или замок, и пожал плечами.

— Открыть не получится, он же не ключом открывается, а заклинанием. Тем более, раз его эльф надел, вряд ли человек снять сможет. Ты сам пробовал разобраться?

— Конечно пробовал. Не разобрался.

— Ну, я тем более не смогу. И Рико не сможет, он в магии не силен, он по обычным замкам. Это тебе что, так обрубили концы, чтобы с магией не баловался и к Эльвире не шастал?

— Ну да. Папа сказал, что без наставника соваться в магию нельзя, что я себя погублю, и что неужели я не могу потерпеть несколько лет, это же так недолго...

— Эльфы! — засмеялся Кантор. — Что для них несколько лет!

— Может, насчет магии он и прав, она никуда не денется, у меня жизнь тоже, скажем так, не короткая... Но Эльвира-то ждать не будет! Вернее, она будет ждать, но сегодня вечером, а не несколько лет! Кантор, прошу тебя, придумай, как эту дрянь можно снять. Конечно, я возьму тебя с собой, я для этого и взял тебя в свою охрану, если честно. Я же не знал, что мне такую пакость устроят, и кто — родной отец! Хотя, чего я от него хочу, он и так чересчур заботлив для эльфа. Я уже и пилить пробовал — не пилится.

— Конечно, не пилится! Тоже мне, маг! Полиарг надо пилить специальным заколдованным напильничком. — Кантор снова осмотрел браслет, прикидывая, подойдет ли в данном случае второй способ, и уточнил: — А тебе его надо будет назад надеть, или фиг с ним?

— Лучше бы, конечно, надеть, а то еще Амарго увидит и папе настучит, а тот на меня что-нибудь понадежнее напялит. Но если иначе нельзя, фиг с ним. Снимай. Сможешь?

Кантор посмотрел на шефа, который с отчаянной надеждой заглядывал ему в глаза, и предупредил:

— Будет больно.

— Очень?

— Достаточно. Надо вынуть палец из сустава. Стерпишь? А то ведь, если закричишь, сбегутся все твои орлы с доном Аквилио во главе, и ой, что будет...

Пассионарио беспомощно огляделся по сторонам, как бы ища место, где можно спрятаться, чтобы его крика не услышали, затем решительно махнул рукой.

— Снимай.

— Ну, смотри, — согласился Кантор. — Не ной потом.

Он запер дверь изнутри, тоже оглядел комнату и кратко приказал:

— Снимай ремень.

— Зачем?

— Сложи вчетверо и возьми в зубы. Чтобы не кричать. И сядь на пол... нет, лучше ложись на кровать.

— Зачем на кровать?

— Чтобы не грохнулся об пол, если вдруг сознание потеряешь. И еще, у тебя выпить что-нибудь есть?

— Есть. Ты выпить хочешь?

— Нет, это ты выпей. Сколько сможешь.

Пассионарио послушно достал из-под кровати сундучок, добыл из него флягу и честно отпил, сколько смог.

— Пей еще, — посоветовал Кантор. — Чем больше, тем лучше.

— Ты что! — еле выдохнул шеф, пряча флягу на место. — Я же... Ты разве никогда не видел меня пьяным?

— Видел, и не раз. Ничего страшного, до вечера проспишься, а вечером пожуешь кофейных зерен, и нормально.

— Это ты, наверное, видел до того, как ко мне вернулась Сила. А после того ни разу не видел? Полжизни потерял. Нельзя мне пить. Я, как напиваюсь, начинаю такое чудить... Вся база сбежится, не только охрана.

Он лег на кровать, зажал в зубах сложенный вчетверо ремень, как было велено, и протянул руку.

— А теперь — терпи. — Кантор присел рядом, крепко взял его за кисть, зажав запястье между коленями, чтобы не вздумал отдернуть, и быстрым рывком вывихнул большой палец. Пациент дернулся и отчаянно замычал, вцепившись второй рукой в край кровати. — Терпи, терпи, это недолго, — стал заговаривать его Кантор, быстро стягивая браслет. — Молчи, не вздумай бросить ремень, терпи, ты мужчина. Только не кричи, а то кто-то прибежит. Все, уже снял. Теперь последний раз терпи, на место вставлю. — Он еще раз рванул палец, вправляя вывихнутый сустав, и отпустил руку. — Все, готово. Молодец. Можешь вставать.

Пассионарио немедленно сел, одним движением, так же, как спрыгивал со стола. Выплюнул искусанный ремень, обхватил пострадавшую руку здоровой и прижал к груди, продолжая тихо стонать.

— Ничего, — усмехнулся Кантор. — Тебе и хуже приходилось. И конечности ты ломал, и били неоднократно. Ты всегда так бурно это переживал?

— Когда как, — простонал вождь и идеолог и отпустил руку, чтобы вытереть выступившие слезы. — Но меня давно никто не бил. Я уже отвык. Спасибо, Кантор.

— На здоровье, — Кантор щедро улыбнулся и развел руками. — Ну, как ты? Колдовать сможешь?

— Этой рукой — нет. Но телепорт можно кастовать одной, так что, все в порядке. Ты что, так и снимал наручники? Сам себе вот так выламывал пальцы?

— Если не получалось открыть замок, — пожал плечами Кантор.

— Ты даешь...

— Знаешь, когда жить хочется, что угодно сделаешь. Некоторые и летать начинают.

— Намек понял. Ты вот что... приходи, как стемнеет, и отправимся.

— Отсюда? Ты в своем уме? Что про нас с тобой подумают? Давай где-нибудь в другом месте встретимся.

— Хорошо, — Пассионарио улыбнулся сквозь слезы, представив себе, что про них действительно подумают, если новый охранник останется у него в комнате на ночь. — Тогда приходи в малинник, что на восточной стороне базы. Знаешь?

— Знаю, — кивнул Кантор и протянул ему браслет. — На, возьмешь с собой. Покажи Мафею, может, он разберется, как его открывать, покажет тебе, и будешь его надевать и снимать, когда захочешь. А если Мафей не разберется, попроси, пусть Жаку покажет.

— Жак — это кто? — уточнил Пассионарио.

— Он знает. Это его приятель. Интересный парень, немного вор, немного маг, немного алхимик... а официально — бард.

— Думаешь, разберется?

— Пусть попробует. Он раньше был неплохим вором, может разберется. А нет, так нет. И, между прочим, в Ортане сходи в магическую лавку и купи себе напильничек. Чует мое сердце, что он тебе понадобится.

— Хорошо, — кивнул Пассионарио и снова вытер глаза. — Так и сделаю. Кантор, ты иди пока... встретимся вечером. А сейчас я прилягу немного, что-то мне нехорошо. Не надо было мне пить...

Кантор посмотрел на его жалобную физиономию и усмехнулся.

— Женщины! — философски заметил он. — Чего только не делают мужчины ради них...

Потерпевший принц поднял на него глаза, которые сразу почему-то загорелись вдохновением, и сказал:

— А разве они того не стоят? Кантор, скажи? Разве они того не стоят?

Кантор хотел что-то сказать по этому поводу, но не смог. Слова застряли в горле, а внутренний голос решительно произнес:

Посмей только сказать какую-нибудь гадость! Удушу!

Так что Кантор неопределенно покивал головой и ушел.

— Что ж ты так кричишь... — прошептал Кантор в промежутках между поцелуями. Ольга в последний раз вздрогнула в его объятиях и простонала:

— Так ведь хорошо...

Ответ был вполне логичный, и уточнения, в общем-то, не требовались, но он все-таки уточнил:

— А тебе хочется кричать, когда тебе хорошо?

— Не знаю... само получается... А тебе мешает?

— Наоборот, возбуждает. Я тебя обожаю.

— Я тебя тоже.

— А правда здорово?

— Еще бы...

— Вот видишь. А ты — на кровать, на кровать...

— Ну, на кровати тоже неплохо.

— Но на столе же интереснее.

— Тебе, может, интереснее. А мне и там, и там интересно.

— Ну что, еще раз, или перекурим?

— Перекурим и выпьем кофе. Я хочу кофе.

— А варить опять мне?

— Хочешь, я сварю. А ты вытри стол.

— А зачем его вытирать? Он и так чистый. Если тебе кажется, что грязный, вытри сама. А я посмотрю, кто там у нас в гостях.

— В гостях? — Ольга поспешно разжала объятия и одернула подол платья. Вернее, это она называла сей предмет платьем, а у Кантора для него названия не нашлось. У платьев не бывает такого короткого подола, а корсетом его назвать тоже было нельзя, поскольку какой-никакой подол все же присутствовал. — У нас в комнате кто-то есть?

— Да, кто-то пришел телепортом, пока мы трахались.

— И ты не сказал?

— Я боялся, что тебе это помешает.

— А тебе не мешает?

— Что ты, только возбуждает.

— А кто это, Мафей?

— Нет, кто-то потяжелее, судя по шагам. Скорей всего, король. Или Элмар.

— Ой...

— Ну почему же “ой”?

— Он же все слышал!

— Так это же прекрасно! Я все время думал о том, что в комнате кто-то сидит и слышит нас, и это придавало особую остроту ощущениям. А тебя это смущает?

— Если это король, то смущает.

— Да почему?

— Не знаю... Смущает, и все. Пойди сам посмотри. А я вытру стол и сварю кофе... и мне в ванную нужно. Кстати, руки хоть помой, сейчас с кем-то здороваться будешь.

— Да пожалуйста... — Кантор застегнул штаны и плеснул в тазик воды. — Если ты так хочешь... Только зачем после тебя руки мыть, ты что, такая грязная?

— Шуточки у тебя, — надулась Ольга.

— Какие это у меня шуточки?

— Негигиеничные.

— Где ты таких ужасных матюков нахваталась? Я знаю, это тебя Стелла научила.

— Я сама кого хочешь научу. Мой руки и иди поздоровайся, а то уже прямо неудобно, человек там сидит, а мы о нем треплемся и не выходим. А потом я тебе расскажу страшную сказку про мальчика-грязнулю и умывальник, который за ним гонялся. Если будешь хорошо себя вести.

— Тогда я буду вести себя плохо. Я не хочу страшную сказку. Лучше расскажи мне веселую сказку про девочку-чистюлю и водопроводный кран. О том, как они любили друг друга и как им приходилось извращаться, чтобы потрахаться... Ольга! За что!

Ольга хлестнула его полотенцем и бросила полотенце ему на плечо.

— Иди уже! Сексуально озабоченный сказочник!

Кантор засмеялся и направился в комнату, на ходу представляя себе эту самую девочку-чистюлю с водопроводным краном и жизнерадостно хихикая.

— Здравствуй, здравствуй, сказочник, — с усмешкой произнес король, как только мистралиец переступил порог. — Я вам не очень помешал?

— Совсем не помешали, — улыбнулся Кантор, падая в кресло и доставая сигару. — А что, разве плохая сказка? По-моему, круто.

— Да, Камилле бы понравилось, — кивнул король. — Громкие вы ребята, следует отметить. Там за окном два кота пытались с вами потягаться, но не осилили.

— Так ведь голубая луна на дворе! — снова улыбнулся Кантор. — А что это вы тут делаете?

— Сижу, — вздохнул король. — И завидую. Что я, по-твоему, еще могу делать в такой ситуации? Прошу прощения, конечно, я просто не знал, что ты здесь. А уйти я теперь смогу только пешком, чего мне не хотелось бы. Лишний раз пугать Ольгиных соседей и давать сюжеты для новых анекдотов о себе что-то не хочется. Вы еще час-полтора потерпите мое присутствие?

— Да сидите, на здоровье. Сейчас Ольга кофе сварит, посидим, покурим... а что это вы надумали по гостям ходить?

— Вообще-то я здесь прячусь, — еще печальнее вздохнул король. — Ко мне опять приперся в гости Луи, а у меня нет никакого желания с ним общаться. Я его и так-то терпеть не могу, а он мне еще опять своих принцесс малолетних приволок, в четвертый раз. Причем первых трех раз он уже не помнит, у него провалы в памяти на почве хронического алкоголизма. Так что я спихнул его Элмару, велел всем говорить, что я у Флавиуса, а сам спрятался здесь. Как только Элмар накачает Луи до того, что он свалится и уснет, за мной придет Мафей и заберет отсюда.

— Понятно, — засмеялся Кантор, с удовольствием разваливаясь в кресле и дотягиваясь до музыкальной шкатулки. Он поставил первый попавшийся кристалл и поинтересовался: — Как ваше здоровье?

— А что ему сделается? — пожал плечами его величество. — Как видишь. Жив и практически здоров. Пережил несколько неприятных дней, зато получил бесценный личный опыт. Делиться не буду, сам знаешь не хуже меня.

— Даже лучше, — заметил Кантор. — У нас почти нет магов, и обезболивание — большая проблема.

— Сочувствую. А у тебя как дела? Опять в Голдиану?

— Нет, с Голдианой мы закончили. Договорились. К сожалению, убедить свое начальство мне не удалось. Не успел.

— А какими судьбами к нам?

— А я подружился с нашим телепортистом, и получил возможность смотаться к своей девушке на одну ночку.

— Что ж, поздравляю. Очень рад за вас.

В голосе его величества чувствовалась нескрываемая зависть, и Кантор не удержался.

— А чего это вы сидите и завидуете? Зависть — низкое и недостойное чувство, не подобающее королям. Вам что, потрахаться не с кем? Или просто здоровье пока не позволяет?

— Отчего же, есть с кем. Камилла уже второй день у моих покоев отирается, все ждет, не позову ли. Но дело ведь не в том... А что это Ольга не выходит?

— Кофе варит, — пояснил Кантор. — А еще она стесняется.

— С каких это пор она начала меня стесняться? — удивился король. — Рассказывать мне похабные анекдоты она, видите ли, не стеснялась, а тут вдруг...

— Во-первых, ей неловко, что вы слышали ее вопли. А во-вторых, она одета в такое непристойное платье, что...

— Это какое? То черное, облегающее, и невероятно короткое?

— А вы что, его видели?

— Разумеется, видел. Она в нем приходила ко мне в гости. Кстати, к нему очень идут черные ажурные чулки. Она чулки надела? Нет? Зря. В следующий раз попроси, чтобы надела.

Кантор едва сдержался, чтобы не заехать его величеству по морде.

Ты что, охренел, сказал внутренний голос. С каких это пор ты вдруг стал таким ревнивым? Да что бы там ни было между ними раньше, тебе-то что?

А что, я должен сидеть и молча выслушивать намеки на то, что он лучше меня знает мою девушку, обиделся Кантор. Да будь он хоть сто раз король, если он еще раз позволит себе...

Расслабься, перебил его внутренний голос. Не будь жлобом. Что это с тобой, в самом деле? Неужто вправду ревнуешь?

Он мне нарочно все это говорит, возмутился Кантор. Чтобы оскорбить.

Говорю тебе, расслабься, хихикнул внутренний голос. Чего кипятиться? Это же он тебе завидует, а не ты ему.

— Ты чего замолчал? — спросил король. — Ревнуешь, что ли? Тоже мне, дон Тенорио нашелся! Нашел к кому ревновать... Посмотрись в зеркало, страдалец, и успокойся. Никуда она от тебя не денется.

— Да с чего вы взяли? — Кантор почти безукоризненно сделал удивленные глаза и продолжил: — Я вообще не ревнив, и мне совершенно все равно, что там между вами было и где вы видели Ольгу в этом развратном платье, в котором, на мой взгляд, только трахаться можно. Но если у вас есть какие-то намерения на будущее, то я вам ее не отдам, так и знайте. А ваше заявление насчет зеркала — полная фигня, рассчитанная на идиота. И оно вовсе не доказывает, что вы не нравитесь женщинам, а доказывает лишь то, что вы не нравитесь сами себе.

— Что поделать, уж такой у меня утонченный вкус, — его величество с печальным вздохом развел руками. — Королевское воспитание, как-никак... Да ты не кипятись, нет у меня на этот счет никаких намерений, и не было между нами ничего... Это я тебе прямым текстом говорю не потому, что за идиота считаю, а чтобы не мучился подозрениями и не устраивал девушке сцен. Или, может, тебе тоже слово чести дать? А то в последнее время что-то все у меня его требуют. А насчет платья пусть Ольга тебе сама расскажет, забавная была история... Просто слишком длинная, а у меня нет настроения рассказывать.

— Я заметил, что у вас нет настроения, — кивнул Кантор. — Это из-за вашего плохого настроения вы говорите мне всякие гадости?

— А что я тебе такого сказал? Впрочем, может и сказал, просто не заметил... Не обращай внимания, такое настроение у меня с утра, и гадостей я сегодня наговорил всем. А если бы мне еще и с Луи пришлось общаться, я бы его, наверное, прибил все-таки, и был бы опять международный скандал.

— Опять? А вы что, его уже били?

— Да нет, его как-то еще в юности мистралийские принцы отдубасили, такой скандал был... И поскольку они так и не признались, из-за чего, а сам Луи сказал, что ни за что, установилось всеобщее мнение, что мистралийцы ненормально агрессивны...

— Да наверняка была причина, — усмехнулся Кантор, тут же вспомнив рассказ участника событий.

— Разумеется, была, — согласился король. — Я думаю, он уже в те времена был неравнодушен к симпатичным мальчикам, за что и поплатился... Да ну его, и без него тошно.

— А с чего это у вас такое настроение? — поинтересовался Кантор. — Проблемы какие-то?

— Проблем — хоть завались, — охотно пожаловался король. — Дефицит бюджета в шесть миллионов, и таинственная дыра в казне. Я дал казначею время, чтобы он успел вернуть все, что наворовал, но, похоже, все это время он употребил на то, чтобы привести в порядок бумаги. Где надо подчистить, где надо, исправить, и тому подобное. Теперь я никак не могу решить, что лучше сделать: дать ему понять, что это бесполезно и отложить ревизию, чтобы он все-таки вернул деньги, или провести ревизию сразу, к чему-нибудь придраться и отдать его Флавиусу, чтобы из него эти деньги выжали. Кроме того, мне предстоит визит в Хину для подписания нескольких договоров, а также масса подготовительной работы по этому поводу. Да и вообще в международной политике накопилась куча вопросов, которые на Элмара не спихнешь. А дома и вовсе полный бардак — один кузен спивается, другой каким-то образом завернул спиралью письменный стол, мэтр меня каждый день вопрошает, когда я женюсь, и трубку до сих пор не отдал, из покоев хоть не выходи — куда ни пойдешь, наткнешься на Камиллу, Селлия подралась с Эльвирой, Жак меня сватает на каждом углу... Да еще этого дегенерата демоны принесли на мою голову. Хоть сядь да плачь. Дай хоть закурить, что ли.

— Ваше величество, — насмешливо заметил Кантор, протягивая ему сигару. — Сдается мне, вы изволите ныть. Королям подобает ныть?

— Наверное, нет, — уныло отозвался король. — Спасибо... А всяким наглым иностранцам подобает насмехаться над королями?

— Если над ноющими — то вполне, — жизнерадостно объявил Кантор, к которому при виде ноющего короля мгновенно вернулось хорошее настроение. Уж очень смешно он выглядел, этот король, жалующийся на проблемы. К тому же Кантора посетила дельная мысль, что если его величество немного подразнить, он разозлится и перестанет ныть, а то ведь действительно — здоровый мужик, сидит и сопли развесил... — А проблемы есть у всех. И их надо решать, а не жаловаться.

— Да они, в общем, все решаемы, — вздохнул король. — И, разумеется, я с ними разберусь, не впервой. Серьезная проблема у меня только одна, из-за нее-то я пребываю в таком унынии, не подобающем королю, как ты верно заметил.

— Это какая?

— Я сдуру дал Элмару слово жениться, и теперь никакой возможности отвертеться.

— А недостойно увиливать, ваше величество, раз уж слово дали.

— Вот и я думаю, что недостойно. И жениться придется.

— Так смиритесь с этим и действуйте.

— Смириться-то я уже смирился. Но вот что теперь делать — это и есть проблема.

— Не понимаю, зачем из этого делать проблему. У вас кто-то есть на примете?

— Есть. Но она, как и Ольга, категорически мне откажет.

— Почему вы так уверены?

— Она примерно так же относится к браку.

— А вы ее переубедите. Поухаживайте, соблазните, добейтесь, чтобы она вас полюбила, и никуда она не денется. Тоже мне, проблема. У каждой женщины есть в душе свой рычажок, на который можно нажать.

— Разве что воззвать к ее чувству гражданского долга... — печально усмехнулся король. — Да где же это Ольга, она что, в ведре кофе варит? Ольга! — позвал он. — Ты там еще долго? Хоть войди, поздоровайся! Или ты намерена прятаться на кухне, пока я не уйду?

— Я сейчас! — жалобно откликнулась Ольга. — Ваше величество, вы кофе будете?

— Буду! — откликнулся король и проворчал: — Хуже все равно не будет... Кантор, где ты покупаешь сигары? Надо будет и мне прикупить, а то мэтр мою трубку основательно замылил, а сигареты — это баловство одно, что курил, что радио слушал...

— Что такое радио? — поинтересовался Кантор.

— Это Ольга так говорит. Разновидность музыкальной шкатулки. Так где?

— Да в любой табачной лавке. Это самые простые и дешевые сигары, уж не знаю, подобает ли королям курить такую гадость.

— А благородным кабальеро — подобает?

— Мне просто нравится.

— Вот и мне тоже. А если кому не нравится, это его проблема... Ну наконец-то!

При виде Ольги, входящей с подносом, король поднялся с кресла, тяжело опираясь на спинку, и сделал несколько шагов ей навстречу. Кантор заметил, как он быстро перехватил при этом спинку соседнего кресла, чтобы не терять опору, и понял, почему он не ушел. Вовсе не из-за соседей, как он уверял, а просто потому, что он еще и ходить толком не может. А еще по гостям шастает! Сидел бы дома и не портил людям настроение. И нечего обнимать мою девушку, нечего! Я ее и сам могу обнять! А то обнимают тут все кому не лень!

— Ваше величество! — укоризненно сказала Ольга, и не думая покидать объятия короля. — Зачем вы встали? Вам же тяжело вставать. Сидели бы на месте. Упадете еще...

— Что ты! — улыбнулся король, который мгновенно повеселел и прекратил ныть. — Неужели я так похож на беспомощную развалину, неспособную встать даже для того, чтобы приветствовать даму?

— Выглядите вы просто потрясающе, — ответила Ольга. — Но как вы стоите на ногах, Жак мне рассказывал. Так что садитесь, и будем пить кофе. Вам сахар класть?

— Сахар? — удивился Кантор. — Что за извращение — сахар в кофе?

— А что тут такого? У нас его так и пьют.

— Клади, — сказал король, добрался до своего кресла и приземлился в него, как обычно, складываясь при этом под разными углами. — Может, хоть сахар как-то улучшит вкус этого напитка... Ты давно видела Киру?

— Сегодня, — охотно отозвалась Ольга. — А что?

— Как она там?

— Примерно, как и вы. Тоже встает, но ходит с трудом.

— А настроение у нее как?

— Ну какое может быть настроение? Делает мужественное лицо... вернее, пол-лица, и говорит, что все прекрасно. А на самом деле... сами понимаете. А у вас как дела? Я вас не видела... дай бог памяти...

— Всего неделю, — напомнил король. — Ну, чуть больше. С того памятного военного совета, на котором ты присутствовала в этом самом платье. А что, соскучилась?

При повторном упоминании о платье Кантор начал тихо звереть, и уговоры внутреннего голоса его отнюдь не успокоили, а просто привели к тому, что желание заехать королю по физиономии сменилось более мирным желанием сказать ему какую-нибудь гадость.

— Ужасно! — призналась Ольга. — Я хотела к вам прийти в среду, а вас Флавиус опиумом накачал. Потом хотела в пятницу, а у вас дела какие-то объявились... А вчера мы отмечали возвращение Элмара, и сегодня они с Жаком не в состоянии никуда ходить. Так я к вам и не выбралась.

— Я тоже соскучился, — сказал король, и его лицо озарилось теплой улыбкой, став от этого намного симпатичнее, чем обычно. — А как у меня дела... да ну их, от них одни расстройства. Достало оно меня все, вплоть до того, что я начал ныть и жаловаться, чего за мной никогда не водилось. Вот твоему другу пожаловался, так он меня высмеял.

— Нашли, кому жаловаться! Пожалуйтесь лучше мне, я вам посочувствую.

— Не вздумайте, — подал голос Кантор. — А то я опять над вами смеяться буду. Терпеть не могу, когда мужчины ноют. Особенно такие здоровенные, да еще и короли.

— Знаешь что? — король усмехнулся и хитро прищурился. — Если не прекратишь издеваться над моим расстроенным величеством, я настучу Александру, кто обнес его ботанический сад три луны назад. Он, между прочим, и сам любит ромашки, и до сих пор бесится из-за того, что их кто-то ободрал.

— Ну и что он мне сделает? — расхохотался Кантор. — Тоже мне, напугали!

— Это те самые ромашки, что он подарил Азиль? — засмеялась Ольга. — Так вот откуда они взялись!

— Именно оттуда, — кивнул король. — И хватило же наглости!

— О, мы, горячие мистралийские парни, ради прекрасных дам и не на такое способны! — Кантор широко улыбнулся, вспомнив, что претерпел товарищ Пассионарио ради все тех же прекрасных дам. — И скажите честно, разве Азиль того не стоит?

— А Ольга? — хитро поинтересовался его величество.

— Ольга — это само собой. Только она не питает такой страсти к цветам, как несравненная Азиль. Ради Ольги я бы без колебаний ополовинил вашу королевскую библиотеку, но поскольку вы и так позволяете ей там рыться, то это не имеет смысла.

— Какой я предусмотрительный! — порадовался король. — В некоторых вещах. Если бы у меня еще хватило ума не давать опрометчивых клятв...

— Я бедный, несчастный, никто меня не любит, все меня обижают... — плаксивым голосом проныл Кантор, откровенно передразнивая страдающего фигней короля.

— Ты, по-моему, уже просто хамишь, — обиделся его величество. — Не перебивай меня на каждом слове! И вообще, Ольга, пошли-ка ты его в лавку за сигарами, а пока он будет ходить, мы спокойно пообщаемся.

— Никуда я не пойду! — заявил Кантор, которого понесло. — Так я и согласился оставить девушку наедине с вами! Да еще в таком платье! Не успею я за дверь выйти, как вы наденете на нее чулки, которые вам так нравятся, и займетесь чем-нибудь неподобающим. Ольга, а у его величества действительно такой большой и толстый, как говорят его придворные дамы?

— Шуточки у тебя! — обиделась Ольга. — Ты точно озабоченный какой-то!

— А еще наглый, бессовестный и совершенно бестактный, — добавил король, у которого явно лопнуло терпение. — Ольга, я могу тебя попросить об одном одолжении? Сделай мне чаю, пожалуйста.

— Вы драться не будете? — уточнила Ольга, поднимаясь.

— Что ты, — заверил ее Кантор. — Даже если его величество и захочет съездить мне по морде за мою наглость и бестактность, у него не хватит на это сил. Он меня просто не догонит.

Король проводил Ольгу взглядом, убедился, что она дошла до кухни и загремела посудой, после чего перевел взгляд на Кантора. Он больше не улыбался, и в его бесцветных глазах светилась холодная властная жестокость.

— Придержи свой язык, — угрожающе произнес он, глядя на Кантора в упор, — или ты сегодня пожалеешь о том, что он у тебя вообще есть.

— И что вы мне сделаете? — ощетинился Кантор, поскольку ему стало немного жутковато. Когда король смотрел вот так, в упор, его ледяные глаза поразительно напоминали глаза советника Блая, неоднократно преследовавшие Кантора в кошмарных снах. — Отдадите Флавиусу за оскорбление короны?

Король чуть усмехнулся, отчего сходство стало еще сильнее, и жестко сказал:

— А тебе не приходило в голову, что, когда мне надоест слушать твои оскорбления, я могу просто ответить тем же? И поскольку я отлично знаю, где твое самое больное место, одного оскорбления с моей стороны в присутствии... той же Ольги, скажем, будет достаточно, чтобы раз и навсегда лишить тебя не только твоей наглости, но и элементарного достоинства.

Кантор застыл, окаменев от такого заявления, и понял, что на этот раз его сделали. Изящно и жестоко. Второй раз в жизни он так жестоко расплачивался за свой наглый язык, и это было еще больнее, чем в первый, когда он получил нож под ребро. Больнее, страшнее... и унизительнее. Поскольку защитить свою честь никакой возможности не будет. Король скажет свои несколько слов, и его слово будет последним, и возражать что-либо будет бесполезно, и даже отстоять свою поруганную честь в поединке не будет возможности — короли не вступают в поединки. Во всяком случае, в Ортане. И хвататься за пистолет либо морду ему бить бесполезно вдвойне, этим ничего не докажешь. И будешь, товарищ Кантор, сидеть и обтекать дерьмом со всех сторон, поскольку возразить тебе будет нечего, ведь скажет-то его величество чистую правду, и все это знают, и Ольга тоже... Ну, спасибо, Азиль...

— Ты все понял? — спросил король. Кантор молча кивнул. — Тогда изволь извиниться, пока не пришла Ольга, и можешь считать, что мы квиты. И впредь, когда издеваешься над кем-либо, не забывай, насколько ты сам уязвим в этом отношении. Или твоя непомерная наглость — следствие комплекса неполноценности, приобретенного именно на этой почве?

— Довольно! — резко перебил его Кантор.

— Что ж, довольно так довольно. В конце концов, недостойно издеваться над поверженным противником. Пожалуй, можешь даже не извиняться, с тебя и так достаточно.

Кантору, в общем-то, было уже все равно, извиняться или нет, так что великодушный жест его величества ничуть его не утешил. Он снова молча кивнул и вспомнил недавний разговор с Амарго. Совершенно прав был друг и наставник, очень даже умеет его величество Шеллар разговаривать по-плохому... И напрочь отбивает желание смеяться над собой, тоже верно сказано.

— Кантор, — негромко позвал король спустя несколько минут уже обычным спокойным голосом. — Не обижайся. Я понимаю, я сделал тебе больно, но, согласись, я и так долго терпел, а нормальные человеческие слова до тебя не доходят.

— Это не больно, — проворчал Кантор. — Это хуже. Видимо, я вас тоже задел... по больному месту?

— Да нет, это место у меня как раз самое что ни на есть здоровое, просто достал ты меня до самых печенок своим хамством. Сделай что-нибудь с лицом. Когда Ольга выходила, ты улыбался. Если она увидит тебя таким, как сейчас, она до утра будет к тебе приставать с вопросами, что случилось.

— Полагаете, это так просто?

— Не знаю, просто или нет, но знаю, что ты можешь. Ты же профессионал. В конце концов, это твоя проблема, если хочешь объяснять Ольге, чем я тебя так расстроил...

Кантор вздохнул, закрыл глаза и сосредоточился.

Когда Ольга вернулась с чашкой чая, он улыбался.

— Поговорили? — спросила Ольга, настороженно переводя взгляд с одного на другого. Оба, как по команде, дружно улыбнулись в очередной раз и молча кивнули. — Вы больше не будете ссориться? — жалобно спросила Ольга, ставя чашку на стол перед королем. — Я больше всего не переношу, когда мои друзья ссорятся между собой.

— Ни в коем случае, — пообещал король. — Спасибо.

— Прости, — покаялся Кантор. — Я больше не буду так шутить. Что-то я, действительно...

— Ну, тогда жалуйтесь, ваше величество, — предложила Ольга, усаживаясь и наливая себе кофе.

— Да знаешь... — улыбнулся король. — Мне уже не хочется. Твой друг меня подбодрил и не дал окончательно пасть духом, так что желание поныть у меня уже прошло. Разве что, если вы можете дать мне какой-либо практический совет, я его с радостью выслушаю.

— Я вам уже дал один совет, — сказал Кантор. — Это было не в насмешку, а совершенно серьезно. Если вам нравится девушка, добивайтесь ее. Вы взрослый мужчина, и не думаю, что я должен вам еще и объяснять, как это делается.

— Да нет уж, спасибо, не надо, — отказался король. — Твой метод добиваться девушек мне вряд ли подойдет. Таким способом я смогу разве что насмешить весь двор до судорог. Уж лучше я придумаю что-то свое, более подходящее. Не зря же я изучал психологию.

— Вы все о том же? Об этом несчастном зеркале? Далось оно вам! Улыбайтесь чаще, и все вас будут любить и обожать. А если оно вас уж так сильно раздражает, это зеркало, могу дать еще один совет.

— Показать ему два пальца... — захихикала Ольга.

— Не обязательно, но можно, нагляднее будет. Показать ему два пальца и сказать ему в глаза: “Я самый классный парень в этом королевстве, и если кто не согласен, пусть поцелует меня в задницу, потому что мне плевать на его задрипанное мнение. Я вот такой вот, как я есть, и я себе нравлюсь”.

— И женщины меня обожают, — подхватила Ольга. — И отпихивают друг друга локтями у дверей моей спальни.

Король мгновенно и очень резко перестал улыбаться, и Кантор поспешил уточнить:

— Ваше величество, не думайте, что я опять над вами насмехаюсь, я серьезно.

— Да я не о том... — досадливо поморщился король. — Просто вспомнил еще об одной проблеме...

— Это вы об Этель? — уточнила Ольга.

— А о чем же. Я ведь с ней так и не расплатился, и все это удовольствие мне еще предстоит.

— А вы ей что-то должны? И много? А вы тряхните казначея получше.

Ольга с королем дружно расхохотались, Кантор сначала не понял, почему. Потом до него дошло, что долг, видимо, выражался не в деньгах, и он сморозил полнейшую глупость.

— А это мысль, — сказал король, отсмеявшись. — Я его отдам не Флавиусу, а Этель, и пусть делает с ним, что хочет. Через сутки он начнет платить по миллиону за каждую минуту спокойного сна.

— А что вы ей задолжали, если не денег? — поинтересовался Кантор. Король поколебался, затем все-таки признался:

— Ночь любви. Только не вздумай смеяться, это совершенно не смешно.

— Ну, это смотря для кого, — возразил Кантор, — Но вам точно не смешно, я понимаю. Эта дама дракона уделает до полусмерти. Так что, если вы не чувствуете себя в состоянии осилить такой подвиг, лучше заранее запаситесь соответствующим эликсиром.

— Это каким? — заинтересовался король.

— Я в них не очень разбираюсь, сам никогда не пользовался. Спросите у магов.

— Обязательно спрошу, по-моему, мысль вполне стоящая. Ну что ж, раз мы разобрались со всеми моими проблемами, может ты, Ольга, нам что-нибудь расскажешь?

— А что вам рассказать?

— А вот расскажи мне про песика Друппи.

— Где это вы о нем услышали? — засмеялась Ольга. — Жак рассказал? Или я где-то упомянула и просто не помню?

— Нет, упомянул об этом загадочном животном господин Хаббард. Что ты смеешься, правда. Упомянул, а подробно рассказывать отказался, видимо, из вредности. Посоветовал спросить у тебя. Так что, рассказывай. Желание покойного надо как-то уважить.

Некоторое время Ольга старательно уважала желание покойного господина Хаббарда, затем изложила обещанную сказку о мальчике-грязнуле. К удивлению Кантора, это оказалась вовсе не шутка, а действительно сказка, до отвращения поучительная да еще и в стихах, и она ему совершенно не понравилась. А потом появился Мафей, и король стал прощаться. Он опять самым бессовестным образом обнял Ольгу, и доброжелательным кивком попрощался с Кантором. Причем, как ни старался Кантор заметить в его взгляде какой-либо намек на происшедшее — скрытое торжество, угрозу, или насмешку — ничего подобного он не заметил. Светлые глаза его величества были абсолютно чисты и спокойны, хотя такое впечатление вполне могло быть обманчивым. В искусстве владения собой король Шеллар запросто мог потягаться с ним, профессионалом. И что особенно странно, когда растаяло серое облачко телепорта, Кантор вдруг почувствовал, что продолжать улыбаться стало вдвое труднее, словно вдруг сломалась некая опора, на которой держалось все его самообладание. А Ольга, как и следовало ожидать, немедленно поинтересовалась:

— Диего, а что он тебе сказал, когда я ушла?

Сочинять что-либо правдоподобное не было ни сил, ни желания, поэтому Кантор честно ответил:

— Он меня ткнул носом в дерьмо так качественно, что мне не по себе даже вспоминать об этом. И если ты будешь еще об этом спрашивать, ты меня окончательно доконаешь. Не спрашивай. Пожалуйста. Лучше иди ко мне.

Он похлопал по коленкам, приглашая ее сесть, и она охотно забралась ему на руки. В ее объятиях и ласках чувствовалось откровенное сочувствие.

— Диего, — попросила она, ласково перебирая его волосы, которые она, как обычно, первым же делом распустила. — Я тебя очень прошу, не ссорьтесь с ним больше. Когда мои друзья ссорятся, я просто на части разрываюсь.

— Его ты тоже об этом попросишь? — уточнил Кантор.

— А его об этом просить не нужно. Он сам понимает, он давно меня знает. И начал-то ты. Что вы не поделили?

“Не что, а кого”, — подумал Кантор и спросил:

— Ольга, а ваш король злопамятный?

— Что ты, — поспешила успокоить его девушка. — Он совершенно не злопамятный... и вообще не злой. Он добрый и великодушный, что крайне редко водится за людьми, имеющими власть, так что я понимаю твои опасения. Можешь не бояться, он не будет тебе мстить только за то, что ты ему нахамил. Тем более, как я поняла, он это уже сделал. Только больше не заводись с ним. Я не переживу, если вы станете врагами.

— Да и кто-то из нас вряд ли это переживет, — усмехнулся Кантор, подумав, что великодушие его величества не вызывает сомнений. Ведь мог бы и прямо при Ольге и высказаться, и не ограничиться намеками. — Да нет, не бойся. Я и не собирался с ним заводиться. И вообще, это не я начал. Это он заявил, что ты приходила к нему в гости в этом платье, и начал давать двусмысленные советы насчет того, что к нему нужны еще чулки... и тому подобное. А потом он начал ныть, а я стал его поддевать. После этих его намеков мне все время хотелось сказать ему какую-нибудь гадость. А поскольку я действительно наглый и бесстыжий, я, видимо, перешел какую— то грань... дозволенного, и он обиделся всерьез.

— Ты что, приревновал? — изумилась Ольга. — Да он тебе чистую правду сказал, и без намеков, а просто так. Или ты решил, что если тебе это платье видится только как аксессуар для секса... Ой, ну и словосочетание вышло... так оно больше ни для чего не годится? Я в нем во дворец приехала. В карете. Это был один милый розыгрыш... Но это долгая история, если хочешь послушать, давай что-то решать: или сварим кофе и я буду рассказывать, или... сам понимаешь. И не выдумывай всякую ерунду, если бы у меня что-то с кем-то было, я бы никогда не стала от тебя скрывать, врать и прятаться по углам. У нас свободный союз, и это мое право. Я же не пристаю к тебе с ревнивыми расспросами, что и с кем ты делаешь, когда пропадаешь на неделю и больше.

Кантор слегка ошалел от таких рассуждений. Он давно привык к своей репутации отпетого женоненавистника, и предположение, будто он может где-то с кем-то показалось ему диким и совершенно идиотским. Хотя ничего удивительного в этом не было — это ребята знали его давно и ничего подобного предположить не могли бы, а Ольга познакомилась с ним при таких обстоятельствах, что... мда. Пойти, что ли, отодрать Хараму по возвращении, для равновесия? А то непорядок получается... Это что же выходит? Сначала трахал всех подряд, потом не прикасался ни к кому, а теперь влепился в одну-единственную женщину, и... Нет, у него точно не все в порядке с головой. Всегда было. Нет, чтоб как у людей...

— Что ты замолчал? — спросила Ольга. — Тебе что-то не нравится? Так скажи, давай обсудим это дело. А то ты сейчас что-то подумаешь, промолчишь, и будешь потом втихомолку дуться.

— Да нет, я о своем... — вздохнул Кантор, понимая, что какие-либо претензии с его стороны будут выглядеть смешно. Свободный союз предполагает обоюдную свободу, как тут ни крути. А то, что в Зеленых горах большие проблемы с женским населением, никого не волнует. Да и то, что ему действительно по-прежнему не интересны другие женщины, в общем, тоже никого не волнует. Это его проблемы. А если Ольге интересен король, то это ее право, как это ни противно... И его претензии могут запросто вылиться в конфликт, не потому, что ей так уж дорог этот король, а потому, что ей принципиально дорого это самое право. — Давай, действительно, сварим кофе и ты мне расскажешь эту длинную историю. Хотя дело уже к полуночи... Ты еще не хочешь спать?

— Да ну, скажешь тоже. Я же теперь на работу не хожу, завтра высплюсь. Ты сам смотри. А то мы просидим, проболтаем часок-другой, а потом еще трахаться начнем, спать совсем ничего останется. Тебе когда надо уходить?

— Не знаю. Как мой приятель проснется. Он постучит в дверь, я выйду... Ты только сама не открывай, тебе нельзя его видеть.

— Да пожалуйста, — Ольга засмеялась и спрыгнула с колен Кантора. — Пойдем на кухню. Ты точно не обиделся? Если что-то не так, скажи сразу. Может, ты мне не веришь и по-прежнему думаешь что я на нычку с королем трахаюсь? Или ты считаешь, что я должна как-то по-другому себя вести? Что с тобой не так? Ты какой-то отмороженный стал, вся мистралийская страсть куда-то делась.

— Просто устал и расстроился, — через силу улыбнулся Кантор. — Пойдем. Ты мне расскажешь про какие-нибудь свои пикантные похождения в этом платье по дворцу, и еще что-нибудь в этом роде... и я сразу утешусь и отдохну.

На самом деле он сильно сомневался, что у него сегодня вообще что-либо получится после такого милого диалога с его величеством, и это было столь позорно и стыдно, что признаться в этом он бы ни за что не рискнул.

— Дались тебе эти пикантные похождения! — снова засмеялась Ольга. — Твоя сексуальная озабоченность начинает уже пугать. Ничего страшного, если мы на сегодня обойдемся тем одним разом на кухонном столе. Или для тебя это вопрос чести — затрахать свою даму так, чтобы она потом встать не могла? Нет, я не в том смысле, что ты именно это делаешь, это я так образно выразилась. Просто интересно, интенсивность секса для мистралийцев — вопрос престижа?

— Для кого как, — улыбнулся Кантор, на этот раз уже естественно. — Я просто редко тебя вижу, а других женщин у нас там нет.

История о военном совете, на котором Ольга присутствовала в развратном платье, Элмар в нетрезвом состоянии, король залез в неподобающие долги, а придворный маг гонял Этель посохом по столовой, была действительно длинной, забавной и слегка пикантной, но не более. Гораздо интереснее оказалась история о королевской охоте, которую Ольга рассказала под честное слово, что он никогда не обмолвится об этом Элмару. Особенно утренние покаянные вопли его высочества и беседа короля с кавалером Лаврисом. Но, как ни странно, никакой ревности по отношению к Элмару Кантор не ощутил. А вот несерьезный королевский поцелуй, по сути, единственное, что было между Ольгой и его величеством, почему-то воспринимался ненормально болезненно.

— А с Жаком у вас тоже что-то подобное было? — поинтересовался Кантор, в надежде выслушать еще одну пикантную историю и еще раз проверить, действительно ли его ревность носит столь избирательный характер.

— С Жаком у нас ничего подобного не было, — развела руками Ольга. — Я в него была влюблена до беспамятства, так что между нами сразу установилась некая дистанция... Ты же обратил внимание — король меня обнимает, Элмар вообще на руках таскает, а Жак — никогда. Как-то так вышло... Любовь прошла, а дистанция так и осталась.

Упоминание о страстной любви к Жаку тоже почему-то не вызвало никаких намеков на ревность. Значит, дело не в Ольге, а собственно в короле? Но почему? Потому, что Элмар и Жак вроде как пристроены, а он свободен? Или потому, что он король, и все тут? Или это просто подсознательное ощущение, что его величество так и не успокоился после первого отказа? Да откуда? Он ведь сам сказал, что никаких намерений на этот счет не имеет, что у него другая на примете... Не врет же он, в самом деле, с чего бы ему врать? Если бы у него были намерения побороться, так он бы тут же и поборолся. Можно подумать, для него проблема — устранить соперника... даже если он обязан ему короной и, возможно, жизнью...

Внутренний голос молчал.

— Диего, — позвала Ольга, поскольку он опять замолчал, задумавшись. — О чем ты задумался? Ты что же теперь, ко всем меня ревновать будешь?

— Да нет, — отозвался Кантор, спохватившись. — Почему-то мне не дает покоя только король. Не знаю почему. Я вообще не ревнив, и меня совершенно как-то не взволновали ни Элмар, ни Жак, ни тот невезучий кавалер, мой собрат по несчастью... Умеет же его величество наповал сразить двумя словами! А вот король почему-то по-прежнему не дает мне покоя, и сам не могу понять, почему.

— Потому, что он наповал сразил тебя двумя словами, — улыбнулась Ольга. — А это задело твое самолюбие.

— Нет. Не поэтому.

— Ты опасаешься каких-то пакостей с его стороны?

— Да нет, это может быть следствием, а я пытаюсь понять причину.

— Тогда тебе к психоаналитику, — сделала вывод Ольга. — Пошли спать.

— Пошли, — согласился Кантор. — Только сначала давай еще раз покурим и ты мне расскажешь, кто такой психоаналитик и заодно что такое комплекс неполноценности.

— А где ты это услышал? Король сказал?

— Почему ты решила, что король?

— Потому что ему я об этом рассказывала, а больше никому. Никто не интересовался.

В результате Кантор сначала расстроился, придя к выводу, что король был прав насчет комплекса неполноценности, затем утешился, узнав, что его величество страдает той же проблемой, только по поводу своей внешности. А еще его удивило, что его метод беседовать с зеркалами давно известен в психологии Ольгиного мира и даже имеет заковыристое научное название. Потом они с Ольгой обсудили королевские проблемы и пришли к единодушному выводу, что его величество изволит маяться дурью и фигней страдать, потому как он просто подарок для любой женщины и сам этого не понимает. Потом они посвятили некоторое время музыкальным кристаллам и комментариям к текстам. А где-то к утру Кантор почувствовал, что его опасения остаться на всю жизнь импотентом после беседы с королем совершенно беспочвенны, и на радостях поспешил продемонстрировать своей даме, как это удобно делать в кресле. В том же кресле они и задремали где-то на полчасика. А через полчасика сонный Кантор отпирал дверь, протирая глаза и соображая, с чего это шефа понесло домой в пять утра.

Товарищ Пассионарио, такой же сонный и протирающий глаза, вяло сообщил, что если бы он сейчас лег спать, то проспал бы до полудня, поэтому лучше вернуться сразу, а доспать можно и дома. Так что пришлось спешно прощаться, одеваться и отбывать домой. При телепортации у этого недоученного горе-мага опять произошел какой-то сбой, видимо, по причине бессонной ночи, и прибыли они не в малинник, из которого отправлялись, а на самую вершину отвесной скалы, с которой, впрочем, хорошо было видно и базу, и заветный малинник.

— Тьфу ты, опять промахнулся... — с досадой сказал Пассионарио, присаживаясь на камень, слишком высокий и узкий, чтобы на нем сидеть. — Давай отдохнем здесь, может, немного сон разгоним.

На вершине было по-утреннему свежо и, разумеется, не менее ветрено, чем на Центральной башне королевского дворца, так что предложение было вполне резонным.

— А как мы здесь оказались? — поинтересовался Кантор. — Ты что, здесь бывал?

— Конечно, и не раз. Это мое любимое место, вроде как Центральная башня у Мафея.

— А как ты сюда залез в первый раз?

— Что за дурацкий вопрос? Я же летать умею. Комбинируя левитацию со скалолазанием, можно забраться куда угодно, даже если не умеешь вертикально взлетать.

— А ты не умеешь вертикально?

— Не умею. Я вообще взлетаю очень тяжело, мне лучше откуда-нибудь прыгать. Кстати, будь я один, я бы до базы напрямик добрался, но тебя я не дотащу, так что отдохнем и еще разок попробуем телепортироваться.

— Тогда расскажи пока, как у тебя дела. Чем это ты всю ночь занимался? Небось, затрахал бедную Эльвиру так, что она утром встать не сможет?

— Ага, — с мрачной иронией откликнулся Пассионарио. — Я ее утешал всю ночь. Ну, по крайней мере, часа три уговаривал и колдовал, потому как она была чуть ли не в истерике. А по ней и не подумаешь, обычно такая спокойная... Заодно на Шеллара посмотрел... вернее, видел я только сапоги, но слышал. Давно я так не влипал, чтобы мне пришлось прятаться под кроватью. И уж меньше всего думал, что когда-нибудь мне придется с ним соперничать из-за дамы.

— Что, ты тоже? — поразился Кантор.

— Что — тоже? Ты тоже прятался под кроватью, или у твоей дамы тоже была истерика?

— К нам тоже приходил король, и мне тоже кажется, что он имеет виды на мою даму, — пояснил Кантор.

— Ну надо же! — улыбнулся Пассионарио. — Неужели Шеллар такой бабник? Он что, на обеих жениться собрался? Или просто прощупывает всех, кого может? А что там у вас было?

Кантор вкратце изложил историю отношений Ольги с его величеством и проблему своей непонятной ревности, умолчав о том, как король ставит на место обнаглевших хамов. Это было лишнее. Он догадывался, что Пассионарио полностью осведомлен о черной паутине и всем, что с этим связано, видит он похлеще Мафея и Азиль, так что знает наверняка, просто молчит, как и все остальные. Но заводить разговоры о таких вещах... у какого бы мужчины я зык повернулся?

— Странно, — пожал плечами Пассионарио, выслушав его объяснения. — Причина твоей ревности мне тоже непонятна, но раз такое дело есть, значит, ты что-то чувствуешь... магически, или еще как-то, в твоих способностях дракон зубы сломает. Хотя скорее всего, никаких реальных оснований беспокоиться у тебя нет, раз они оба прямым текстом это отрицают. А вот у меня получилось такое, хоть плачь, хоть смейся. На ночь глядя является к моей Эльвире Шеллар. Наверное, как только от вас вернулся, сразу подался к ней. Поскольку мы в комнате возились, она не могла соврать, будто спит, пришлось впустить. Заходит его величество, усаживается, и начинает перед ней извиняться и каяться, как праведный христианин на исповеди.

— За что? — не понял Кантор.

— За то, что плохо себя вел в постели год тому назад. Помнишь, я тебе рассказывал, насчет неподобающих поз и все такое?

— А ты хоть выяснил, которые же неподобающие? — засмеялся Кантор.

— Увы, так и не выяснил. Об этом речи не шло. Рассматривались морально-психологические стороны проблемы. Короче говоря, как плохо он поступил, что заставило его так поступить, и почему он об этом жалеет. Хотя на мой взгляд они оба вели себя по-идиотски. Вот уж не думал, что Шеллар, с его-то головой, не сообразит, насколько мало значит внешность в общении с прекрасным полом, и что у него из-за этого будут такие проблемы. Ну согласись, Кантор, это же глупо. Любят и уродов, и калек, и придурков, и даже полных сволочей. А он себе вселенскую трагедию сотворил из-за ерунды... Но это не по сути, это я так, свое мнение высказал. Так вот, все это покаяние было устроено для того, чтобы Эльвира его простила. И видимо, ему позарез было нужно, чтобы она его простила на самом деле, а не формально, чтобы не держала на него зла и не считала скотиной. Иначе с чего бы он стал так унижаться, так беспощадно обнажать свои больные места и намеренно вызывать к себе сострадание. А он это делал намеренно, без всякой магии видно. У него что, гордости нет ни капельки? Есть, конечно. И он ее придавил, в узел связал, переступил через нее, как это ни было для него тяжело, и ради чего? Только ради того, чтобы Эльвира его простила.

— Ну и как, простила? — поинтересовался Кантор.

— Это же так сразу не делается. Тем более он ее напугал до истерики. Она, как и я, тоже была изумлена таким его поведением, и тоже сделала вывод, что он всерьез хочет установить с ней хорошие отношения. А причину для этого она нашла единственную — поскольку ему срочно нужна невеста, он выбрал ее.

— И что здесь страшного?

— Да не хочет она за него замуж. И одновременно боится обидеть отказом и впасть в немилость. У него, потому что она ему отказала, и у его будущей королевы, потому что та будет все равно видеть в ней соперницу.

— Так чего ты переживаешь, раз она все равно не хочет за него замуж? Подумаешь, немилость. Женишься сам и заберешь к себе в отдел пропаганды, если выгонят.

— Я сначала тоже так подумал. А потом взяли меня сомнения. Шеллар — мужик дотошный и настырный, и своего добиваться умеет, а женщины — существа слабые. И если он задастся конкретной целью склонить конкретную женщину к браку, она и сама не поймет, как это она согласилась. Уж на это у него ума хватит. Это во-первых. А во-вторых, вспомнил я о своем предсказании. Ведь уйти от судьбы действительно сложно и практически невозможно, так что рано я, пожалуй, решил, что предсказание не сбылось. Ей я, конечно, об этом не сказал, а то она бы до сих пор в истерике билась. Придумал пару других правдоподобных объяснений. Например, что Шеллар, получив стрелу под ключицу и чуть не отправившись к предкам, задумался о жизни и смерти, и решил привести в порядок свои дела на этом свете. На всякий случай. Или, что он боится, как бы Эльвира своими публичными рассуждениями о его сомнительной ценности как любовника не спугнула ему будущую королеву. В таком вот духе. А самому мне после этого до сих пор как-то не по себе. Сижу и сомневаюсь. То думаю: а не пошел бы ты на фиг, дорогой Шеллар, хоть и были мы друзьями, но женщину свою я тебе не отдам. А то, как вспомню кто он такой и что я такое, и совсем противоположные мысли возникают. Пусть лучше будет моя Эльвира королевой Ортана, чем болтаться по Зеленым горам, жить в хижине, стирать и готовить, и все такое... Да еще представь — такую красавицу поместить в общество одичавших от безбабья мистралийцев... Ведь не посмотрят, что моя жена, обязательно найдется какая-нибудь сволочь... Вот такие дела, в общем. И что печально, я так и не смог выяснить, зачем же действительно он к ней приходил, и зачем ему понадобилось с ней мириться. Я его прослушать не смог.

— Само собой, — сказал Кантор. — Он постоянно носит экранирующий амулет.

— Зачем? Чтобы не прослушали?

— Может, и за этим тоже. А еще — чтобы не попадать под эманации. Когда-то на моем концерте он поймал эманацию, так чуть в обморок не упал. С тех пор, наверно, и носит. Хотя сейчас ему это уже вряд ли нужно... а может быть и нужно, что я в этом понимаю. Да не страдай ты так, может, обойдется. А выйдет она замуж, будет Шеллар носить рога. Мне Жак уже как-то говорил, когда пытался Ольгу сватать, что у порядочной женщины должны быть муж и любовник.

— А потом она принесет ему наследника с интересными глазками или волосиками занятного цвета, — хмыкнул Пассионарио. — И он тут же вспомнит, что они оба чистокровные люди.

— А ты предохраняйся качественней. Кстати, что с твоим браслетом?

— Расстегнули, — печально кивнул Пассионарио. — Это единственное, что меня действительно радует.

— Мафей сам или к Жаку носил?

— К Жаку носил. Судя по его рассказам, этот Жак — удивительный парень. Я бы с ним тоже познакомился, но, к сожалению, он особо приближенное лицо Шеллара, так что надеяться на то, что он от него скроет наше знакомство, никак нельзя. А жаль. Я бы тоже хотел подзаняться боевой магией, а то случись что — и я ничего не умею. Правда, за уши меня таскать не станут, возраст не тот, но может быть и чего похуже.

— А причем тут Жак? — не понял Кантор.

— Он учит Мафея боевой магии. Совершенно уникальная школа, Мафей утверждает, что этот Жак вообще единственный представитель в нашем мире. Называется школа Перчатки и Шлема, уж не знаю почему. Он мне принцип показал, это что-то невероятное! Любое заклинание можно конструировать самому в меру собственной фантазии. Может, получится как-нибудь через Мафея освоить толком этот принцип, а дальше самому заняться конструированием? Потрясающая вещь, честное слово.

— Постой, — опешил Кантор. — Жак? А Мафей тебе фиалки за уши не сует? Он же не маг. Во всяком случае, не такого уровня, чтобы кого-то учить.

— Смеешься? Мафей мне рассказал, как пять лет назад этот Жак на его глазах сделал в лепешку пятерых магистров из ордена Небесных Всадников. Это что, по-твоему, не уровень? Причем, что вообще невероятно, парню двадцать шесть и он чистокровный человек.

— Так не бывает, — решительно заявил Кантор. Потом вдруг вспомнил телепортацию с жужжанием и щелканьем и заткнулся. Что бы он вообще понимал в уникальных школах, тоже, маг-теоретик! Про Лабиринт тоже все говорят, что так не бывает...

— Не бывает? — переспросил Пассионарио. — Специалист! Лабиринт какой-то непонятный, видите ли, бывает, а двадцатишестилетние боевые маги — нет! Да что мы знаем о природе Силы? Даже мой папа толком не знает.

— Слушай, Пассионарио, а почему тебя папа магии не учит?

— От него дождешься. Спасибо и за то, что хоть нашелся и навещает раз в несколько лун. Это и так патологическая для эльфа заботливость. Ты вообще никогда не задумывался, почему эльфы при такой продолжительности жизни так малочисленны? А потому, что им в тягость забота о потомстве. Эльфийки — самые безалаберные мамаши, каких видел свет. Да и детей-то они заводят дай бог одного-двух за все свои триста с лишним лет. Мне папа как рассказывал, как эти бедные маленькие эльфики воспитываются, у меня волосы дыбом вставали. Они их друг другу спихивают, как могут, пока не вырастут. А уж за взрослыми детьми и вовсе никто не смотрит. Так что мой папа — просто образец любящего родителя. Мне уже тридцать шесть скоро, а он меня до сих пор не забыл. Даже вот, заботу проявил, — Пассионарио невесело усмехнулся и подбросил на ладони полиарговый браслет. — Ладно, пойдем-ка домой, а то уже рассвело, скоро нас хватятся...

Глава 7

— Шеллар, ты здесь?

Король поднял голову, оторвавшись от проекта договора с Хинской империей, и увидел младшенького кузена, который робко заглядывал в дверь кабинета.

— Да, малыш. Заходи. Что-то случилось? Почему ты до сих пор не спишь? Третий час.

— Я уже встал, — как-то напряженно ответил Мафей, протискиваясь в дверь. Шеллар заметил, что глаза у мальчишки заплаканы, а одежда надета наспех, и тут же сделал вывод.

— Тебе что-то приснилось? Садись, рассказывай. Что на этот раз?

— Приснилось, — кивнул Мафей, придвинул поближе стул и залез на него, поджав под себя ноги. — Рассказывать?

Король отодвинул в сторону документы и достал трубку.

— Конечно, рассказывать. Мы же договаривались, что ты будешь рассказывать мне все свои сны, и мы вместе будем их обсуждать и пытаться как-то решить проблему.

Мафей помолчал, нервно теребя кончик пояска, потом поднял на кузена умоляющие глаза и попросил:

— Шеллар, поклянись, что ты этого не сделаешь.

— Чего именно? — уточнил король, неторопливо набивая трубку и внимательно глядя на кузена. — Сначала объясни толком. Тебе приснилось, что я кого-то убил? Давай сначала разберемся, я уже один раз сдуру поклялся, не подумав, так что больше такой глупости себе не позволю. Итак?

— Мне снилось... — всхлипнул Мафей. — Мне приснилось, что ты застрелился. Пожалуйста, Шеллар, поклянись, что ты этого не сделаешь. Никогда.

— Я? Вот так вот? — искренне изумился король. — Мафей, ты уверен, что это был вещий сон, а не просто кошмар?

— Это был вещий кошмар, — угрюмо ответил принц. — Я их уже научился определять. После них я просыпаюсь... иначе. Шеллар, пожалуйста...

— Постой, — остановил его король. — Не плачь. Дай-ка мне немного подумать, ты меня совершенно ошарашил таким предсказанием, а это со мной бывает крайне редко.

Он в задумчивости набил трубку табаком, закурил и некоторое время размышлял, сосредоточенно изучая причудливо извивавшуюся струю дыма. Затем негромко и очень серьезно сказал:

— Видишь ли, Мафей... Твой сон так удивил меня потому, что я с давних пор питаю непреодолимое отвращение к такому способу решать проблемы. Возможно, из-за отца, а может, по какой-то другой причине, но я всегда считал самоубийство свидетельством малодушия и полной потери самоконтроля. И слышать такое о себе для меня удивительно и... странно. Разумеется, я могу тебя заверить, что мне и в голову не придет сделать что-либо подобное. И даже если придет, я вспомню о твоем предостережении и о нашем разговоре, и смогу удержать себя в руках. Но дать тебе клятву, о которой ты просишь, не совершать этого никогда... было бы неразумно. Я еще достаточно молод, и никто не знает, что ждет меня впереди и как сложится моя судьба. Иногда в жизни бывают исключительные ситуации, когда подобное решение оказывается единственно верным и... достойным. Я могу оказаться в таких обстоятельствах что, к примеру, моя смерть окажется единственным способом спасти жизни других людей. Или единственной альтернативой позору и бесчестью. Разное бывает в жизни, малыш. Так что клятвы не делать этого никогда я тебе не дам. А теперь расскажи мне все подробно, чтобы я мог как-то определить, чего мне следует остерегаться. Да и не забывай, твои сны, как правило, не предвещают смерти. Скорее всего, ты видел неудачную попытку, не более. Итак?

— Ты выходишь из комнаты... — послушно начал Мафей с тихим отчаянием в голосе. — Не из своей, где-то во дворце... И идешь по коридору. У тебя страшное лицо...

— Что именно в нем показалось тебе страшным? — уточнил король, задумчиво попыхивая трубкой.

— Выражение... и взгляд... не знаю... трудно описать. Помнишь, когда ты зашел ко мне после утверждения списка? Только еще страшнее.

— Попробуй определить, что именно выражает мое лицо.

— Потрясение... Отчаяние... не знаю... Оно словно каменное, застывшее, и неживой какой-то взгляд... страшный. Ты идешь по коридору...

— Постой, Мафей, подробнее, пожалуйста. Итак, какой именно коридор?

— По-моему, тот, что ведет сюда, в твои апартаменты. Большой.

— Во что я одет, что у меня в руках, присутствует ли еще кто-либо?

— Ты один. В руках у тебя ничего нет. Одет ты... в белое. Во что-то белое.

— Во что именно? Это белье, рубашка, костюм белого цвета, простыня?

— Скорее, костюм. Помятый и не совсем чистый, как будто ты его некоторое время носил. Камзол распахнут, и его плохо видно, я не смогу описать. Да и весь ты какой-то... растрепанный.

— То есть, непричесанный?

— И непричесанный, и камзол нараспашку, и ворот рубашки расстегнут. Ты входишь к себе, останавливаешься в гостиной, смотришь куда-то в сторону... с болью и отчаянием. Затем входишь сюда, в кабинет, и садишься за стол. Достаешь из сейфа бутылку... Шеллар, а зачем ты ее в сейфе хранишь?

— По привычке, — кратко пояснил король. — Не отвлекайся.

— Ставишь перед собой и долго на нее смотришь. Но не наливаешь и не пьешь, просто смотришь, как бы сквозь нее, непонятно куда. Потом опять лезешь в сейф, достаешь пистолет и молча стреляешь себе в висок. Шеллар, это меньше всего было похоже на неудачную попытку. Выстрелом тебе снесло пол-черепа... и... — Мафей коротко всхлипнул и снова расплакался, спрятав лицо в ладони. — Шеллар, мне страшно! Я не хочу, чтобы ты умер!

— Не плачь, малыш, — король печально улыбнулся и полез в сейф за бутылкой. — Все не так страшно. Вернее, это могло бы быть страшно, если бы ты меня не предупредил. Но теперь-то я все знаю. И это не какой-то загадочный случай вроде той стрелы, которая непонятно откуда взялась, или вышитой скатерти, на которой лежал Жак и которую при всем желании нельзя было опознать. В той ситуации, которую ты изложил только что, масса конкретных указаний на место, обстоятельства и причину несчастья. Следовательно, его вполне можно избежать. Не плачь. Налить тебе?

— А можно? — Мафей удивленно отнял ладони от лица.

— А мы мэтру не скажем. Много нельзя, пьяные маги — это стихийное бедствие, но чуть-чуть можно. Чтобы ты успокоился. По-моему, ты достаточно взрослый, как тебе кажется?

Мафей поспешно кивнул. Король неторопливо налил коньяк в два серебряных стаканчика, которые достал из ящика стола, и продолжил:

— Ну, а раз тебе кажется, что ты достаточно взрослый, чтобы пить, перестань плакать. Будущее не так уж безысходно предопределено, и его можно немного скорректировать. Предсказания дают наиболее вероятный вариант, но не единственно возможный. Многое в нашей судьбе зависит и от нас. Так что, не отчаивайся раньше времени.

— Разве судьбу можно обмануть? — Мафей утер слезы и потянулся за стаканчиком.

— Вот те раз! А не ты ли пять минут назад требовал с меня клятву, надеясь, что этим можно исчерпать проблему? Нет, Мафей, судьбу нельзя обмануть, но ей можно сказать “нет” и категорически отказаться играть по ее правилам. Не переживай, малыш. Мы так просто не сдадимся. Будь здоров.

Мафей залпом опрокинул свой стаканчик, задохнулся и закашлялся.

— На выдохе надо пить, — заметил король. — Чему тебя только учат наставники? Наверное, мэтр тебе не позволяет даже нюхать, утверждая, что магам вообще нельзя пить?

Мафей согласно кивнул и пожаловался:

— Он говорит, что на магов алкоголь действует иначе. А за Этель я ничего странного не замечал.

— Я тоже, — согласился король. — Потому и позволяю себе сомневаться в его словах.

— А что можно сделать... чтобы сказать судьбе “нет”? — вернулся к вопросу Мафей.

— В данном конкретном случае — очень даже многое. Если ты когда-либо обращал на это внимание, я крайне редко надеваю белое. Просто не люблю этот цвет, и белый костюм надеваю только в особых случаях, когда это предусмотрено церемониями и протоколом. Не так уж сложно принять меры предосторожности в столь редкие дни. Ради твоего спокойствия я тебе даже обещаю, что в дни таких церемоний буду отдавать свои пистолеты на хранение лично тебе. Если ты, конечно, в свою очередь, пообещаешь с ними не играть. Далее, мы обязательно предупредим мэтра, чтобы он в такие дни постоянно находился рядом и за мной присматривал, поскольку у меня есть сильное подозрение, что мне, для того, чтобы совершить нечто подобное, нужно прежде сойти с ума. Не смотри на меня с таким ужасом, это, конечно, достаточно страшно само по себе, но не смертельно и излечимо. Жаль, конечно, что из твоего сна непонятно, что довело меня до такого состояния, если бы мы знали еще и это, было бы еще проще. Но я над этим подумаю. Кстати, Мафей, ты в последнее время не видел других снов, которые скрыл от меня, чтобы не расстраивать? Я имею в виду, не случится ли с кем-либо из близких нам людей чего-то такого, от чего я мог прийти в такое отчаяние?

— Видел, — признался Мафей. — Я собирался тебе рассказать немного позже... но не думаю, чтобы этот человек был тебе так дорог, чтобы из-за него стреляться. Это за Ольгой надо будет присмотреть в случае чего.

— Тебе снился Кантор? С чего бы? Странно... Действительно, это не тот случай, который мог бы меня потрясти. Я даже не удивлюсь, если с ним что-то случится. Жаль, конечно, но не до такой же степени. Да и Ольга тоже... хотя она по-своему дорога мне, и я буду просто безутешен, если она не переживет его смерти, но это не причина для безумия и самоубийства. И поскольку ни Жак, ни Элмар, ни Азиль тебе не снились, я попрошу тебя, малыш, быть осторожнее. Именно тебя. Ты понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Мафей. — Но все равно не думаю, что...

— Вот и хорошо, что понимаешь. А теперь, если ты не слишком пьян, будь добр, расскажи мне заодно, что же случилось с нашим наглым мистралийским приятелем.

— Почему наглым? — не понял Мафей.

— Потому, что я так считаю. Он мне нахамил несколько дней назад, и исключительно по причине собственной наглости. Поэтому я так и выразился.

— Он тебе нахамил? — изумился Мафей. — Я думал, он только мне хамит, потому, что я...

— Потому, что ты такой молодой? Да нет, он всем хамит, у него такая манера общаться.

— Я ему скажу, чтобы он перед тобой извинился. Что это он, в самом деле...

— Не надо. Мафей, ты что же, думаешь, что я сам не в состоянии за себя постоять? Я ему ответил так, что на него жалко было смотреть, и он тут же стал вежливым и учтивым.

— А что ты ему сказал? — не удержался Мафей.

— А вот подумай сам, чем его можно было так уесть. У тебя своя голова имеется, а информация у нас одинаковая. Но это ты потом подумаешь, а сейчас расскажи, что же с ним случилось в твоем сне.

Мафей послушно изложил предыдущий сон, правда, не так кратко, как до этого Элмару, Жаку и самому Кантору. У короля нашлась масса дополнительных вопросов, и бедному сновидцу пришлось долго напрягать память и в подробностях описывать бритый затылок палача, поскольку лица он, как ни крути, видеть не мог.

— А почему ты решил, что он голдианец? — спросил, наконец, король, отчаявшись выдавить хоть какую-то особую примету. — Как ты это определил? По затылку?

— Нет... — Мафей осекся и задумался. Почему, действительно, он проснулся в такой уверенности, что палач именно голдианец?

— Ну, вспоминай. На нем была какая-то одежда, или украшения, или еще что-то, указывающее на национальную принадлежность?

— Нет... Кожаная одежда без украшений...

— Верно, обычная спецодежда всех палачей континента. Тогда что? Он говорил по-голдиански?

— Да! — обрадовался Мафей. — Он говорил по-голдиански! Верно!

— Это уже лучше, — пробормотал король, который уж всерьез намеревался поинтересоваться у Флавиуса, нет ли у него в штате палачей-голдианцев, и если есть, нельзя ли их уволить. — Значит, дело будет все-таки в Голдиане. Не у нас и не в Мистралии. А зачем это, интересно знать, им понадобился Амарго? Надо будет навести о нем справки... Что в нем такого? И почему это я так мало о нем знаю? Обленились у Флавиуса сотрудники... Ладно, займемся на досуге. Мафей, ты иди, ложись, и спи дальше. Если тебе кажется, что ты не сможешь уснуть, я тебе еще налью.

— Не надо, — отказался Мафей. — Я смогу... наверное.

— Вот и хорошо. Мэтру я сам расскажу, можешь не волноваться. Если он захочет что-то уточнить, спокойно рассказывай, я от него ничего скрывать не буду. А если не сможешь уснуть, возвращайся, и я тебе все-таки налью еще. Или просто о чем-нибудь поговорим. И не переживай, по крайней мере, ближайшие три луны. Насколько я помню, белый костюм мне придется надевать не ранее, чем в праздник летнего солнцестояния, так что до тех пор беспокоиться не о чем.

— Ой! Ваше величество! — радостно взвизгнула Ольга при виде короля, выходящего из библиотеки. В гостиной немедленно произошло всеобщее шевеление. Элмар поспешно отставил недопитый бокал подальше от себя, как бы этот бокал вовсе и не его. Тереза, как всегда, подхватилась с места, чтобы приветствовать его величество подобающим образом, чем несказанно всех развеселила. Азиль улыбнулась, а Жак, оторвавшись от какой-то шкатулочки, в которой он ковырялся, развернулся на стуле, выжидающе уставившись на короля.

— Вы в гости или что-то стряслось? — продолжала Ольга.

— В гости, в гости, — печально кивнул король. — Я только час назад вернулся из Хины, и решил наведаться к дорогому кузену, побеседовать о политике... А тут такая возможность повидать всех сразу. Так что политика подождет до завтра, тем более что дорогой кузен уже не вполне трезв...

— Шеллар! — обиделся дорогой кузен. — Перестань делать из меня пьяницу! Это всего третий бокал за весь день. Я что, по-твоему, должен совсем отказаться от вина, как какой-нибудь мистик, дающий обет? Ты что, хочешь, чтобы надо мной весь корпус смеялся? И вообще, когда ты собираешься жениться?

— Как и было обещано — до начала лета, — невозмутимо ответствовал король, занимая свободное кресло. — Ты мне лучше объясни, что стряслось с мэтром Истраном? Куда он делся? Перед моим отъездом он плохо себя чувствовал, и мне пришлось взять с собой другого мага. А когда я вернулся, оказалось, что мэтр и вовсе пропал. Мафей объяснил как-то совершенно непонятно, что старик уехал лечиться и вернется через пару лун. Куда уехал? Зачем? Развей мои сомнения, он не умер, и вы не пытаетесь скрыть это от меня, чтобы не расстраивать?

— Ну что ты, — поспешил заверить его Элмар. — Он действительно просто уехал. Надо было тебе спрашивать не у Мафея, а у магов постарше, они бы тебе понятнее объяснили, и ты бы не переживал так. Я вот спросил у Дреббса, и он мне популярно объяснил. У мэтра Истрана сердце шалит уже лет сто, так что он периодически уезжает лечиться. Мы с тобой просто не знаем, потому что последний раз это было тридцать лет назад. Он уединяется в некоем особом, одному ему известном волшебном месте, и каким-то образом сам себя лечит... ну, и заодно слегка омолаживается. Так что, не переживай, он действительно вернется через пару лун.

— Спасибо и на том, — вздохнул король. — Однако, как невовремя... Я ему хотел кое что рассказать и посоветоваться... Впрочем, две луны это дело вполне подождет.

— Это ты не о женитьбе? — тут же поинтересовался Элмар.

— Нет, — проворчал король. — Как ты меня достал! Ты что, боишься, что, если ты не будешь мне об этом напоминать, то я сломаю свое королевское слово?

— Ну что ты так, в самом деле... Это я по привычке. Не обижайся. А когда ты нас познакомишь со своей избранницей?

— Когда изберу, — кратко ответил король и обратился к Ольге, чтобы отвязаться от неприятной темы: — Ольга, а как там поживает твой милый Диего? Он появлялся после того?

— Появлялся, — кивнула Ольга. — В пятницу. Почти на целый день, только нам весь день мешали. Ваше величество, а что вы ему сказали... тогда?

— А что, он на меня обиделся?

— Он просто ужасно расстроился. А вы на него обиделись?

— А разве я стал бы расстраивать его просто так?

— И до сих пор сердитесь?

— Ну что ты, мы с ним в расчете. Если, конечно, он не считает, что теперь его очередь меня расстраивать.

— Нет, он просто так ненавязчиво интересовался, не злопамятны ли вы...

Король засмеялся и принялся набивать трубку.

— А разве похоже? Хотя, смотря в каких случаях... но это не тот случай, ты согласна? Он мне, в общем, ничего не сделал, просто достал. Сидит этакая наглая морда с сигарой в зубах, и хамит прямо в лицо. Начать и себе, что ли, сигары курить, может, и у меня получится так же нагло выглядеть?

— Зачем? — засмеялась Ольга. — Лучше поупражняйтесь с зеркалом, как он вам советовал, и наглая морда у вас выработается без всяких сигар. Только зачем? У вас такое интеллигентное лицо...

— Для разнообразия. Для общения с некоторыми людьми интеллигентное лицо не подходит, и возникает необходимость состорить наглую морду.

— А то вы не умеете, если вам надо! — фыркнул Жак. — Вы нам лучше скажите, как в Хину съездили?

— Замечательно, — с некоторой иронией проговорил король, раскуривая трубку. — О политике распространяться не буду, а просто так... интересная страна. Необычная. Впечатления остались самые противоречивые. Новый император Лао Чжень, вроде, нормальный парень. Сначала мне показалось, что он до ужаса похож на Флавиуса, но потом выяснилось, что с такой каменной рожей он сидит только на церемониях, а в неформальной обстановке очень даже мило улыбается. Смею надеяться, что искренне. Мы обменялись любезностями и подарками, как водится... кстати, можете меня поздравить. Я стал рабовладельцем.

— Он тебе что, рабов подарил? — изумился Элмар. — У них это законно?

— А что тебя удивляет? В Эгине это тоже законно. Александр отнесся к своему подарку с должным интересом, а я не знаю, что с ним делать. Вернее, с ней.

— Так это прекрасная невольница? — уточнил Элмар.

— Как изволил выразиться император Лао, прекрасная юная девственница, чистотой подобная цветку лотоса, а красотой — утренней заре. Я сомневаюсь, что утренняя заря выглядит столь жалко, но отказываться было бы крайне невежливо.

— И что вы с ней будете делать? — хихикнул Жак.

Король невесело ухмыльнулся и пыхнул трубкой.

— Ей тринадцать лет, — печально сообщил он. — Что с ней, по-твоему, можно делать? Удочерить разве что? Я с ней попробовал пообщаться, она только кланяется и со всем соглашается. Я ее спросил, как она попала в рабство, есть ли у нее родные и не хочет ли она ввернуться домой. И услышал в ответ, что в рабство ее продали братья, и что домой она не хочет, потому как я хороший и добрый господин, а дома ее опять продадут и неизвестно, куда она попадет.

— Очень практичная и здравомыслящая девочка, — заметил Жак. — И где она сейчас?

— Отправил к своим придворным дамам, велел Эльвире с ней заниматься и смылся. Пусть для начала выучит язык и потрется при дворе, а там, может, кого-то из своих дам выгоню. Селлию, к примеру, она уже меня окончательно достала. Сначала она подралась с Эльвирой из-за того, что та ей посоветовала... ну, все в курсе. У Эльвиры, конечно, своеобразное чувство юмора, но если сделать скидку на ее состояние перед отправкой, то обижаться не стоит. А вот у Селлии хватило ума воспринять этот совет всерьез, из-за этого она попала в неприятности и теперь разобиделась. Так вот, сначала они подрались, а во вторник Селлия пришла ко мне с доносом несусветного содержания. Якобы Эльвира завела себе любовника-мистралийца, который тайком шастает в ее комнату и, наверное, он шпион... смеетесь? Я тоже еле сдержался. Интересно, как он мимо стражи ходит? Или в окно лазит на третий этаж? Причем видеть его Селлия ни разу не видела, но слышала, как они разговаривали обо мне... содержание я опущу, поскольку в этом отношении у всех моих дам фантазия неуправляема. Когда они начинают стучать друг на дружку, кто что обо мне говорит, то и уши в трубочку свернутся.

— Кстати, насчет Эльвиры, — подал голос Жак. — Вы с ней помирились просто, чтобы она вам невест не распугивала, или у вас есть иные планы на этот счет?

— С чего ты взял?

— Она приходила ко мне, по старой памяти, и просила тактично у вас выяснить, не собираетесь ли вы делать ей предложение, а то она боится обидеть вас прямым отказом.

— Утешь бедняжку. С чего это она так решила? Видимо, я перестарался с извинениями... — король неожиданно замолчал, словно озаренный внезапной мыслью, и задумался.

— Ваше величество! — окликнул его Жак — О чем это вы вдруг задумались?

— Да так... — неопределенно ответил король. — Мелькнула мысль... О чем это мы говорили? Ах, да, о подарках императора Лао. Еще он мне подарил хинского мистика. Видно кто-то ему сказал, что я своих всех уволил... Или просто на Совете его вторая жена заметила, что я нездоров, и сказала ему, а он решил, что такой подарок мне будет кстати... В общем, не знаю. Я попросил Флавиуса аккуратно проверить эти подарки на предмет возможного шпионажа, и на том успокоился. Пусть этот мистик пока поболтается по дворцу, познакомится с магами, а как мэтр вернется, как-то определимся. Может, он толковый и еще пригодится.

— А он что, тоже невольник? — поразился Элмар.

— Нет, он свободный. Я тоже недоумевал, как в таком случае его подарили. Разумеется, я его об этом спросил, и он объяснил, что служит императору за жалованье, как все придворные. А подарок заключается в том, что служить он теперь будет мне, а жалованье ему по-прежнему будет платить император. Занятно, хотя и не лишено логики. Вот, собственно, и все о хинских подарках. А у вас какие новости?

— Ольгу замучили женихи, — объявил Элмар. — Поскольку официально не объявлялось о том, что сокровище дракона не поделили между победителями, а передали в казну, по городу пошли слухи о несметном богатстве, которым Ольга якобы овладела. И она тут же стала желанной невестой. За последнюю неделю к ней посватались либо пришли поухаживать все холостые соседи, несколько брачных аферистов, человек шесть твоих придворных и девять моих однополчан, в том числе Лаврис.

Последнее сообщение было встречено дружным хохотом, даже король развеселился так, что чуть не уронил трубку.

— Ольга, ты поистине достопримечательность, — сообщил он, отсмеявшись. — Впервые на моей памяти Лаврис проявил столь завидное постоянство. И что, ты всем отказала? Лаврису тоже?

— А чем Лаврис лучше остальных? Зато теперь, ваше величество, я вас понимаю лучше, чем когда-либо. Вас, наверное, тоже замучили невесты?

— О, не то слово. С того самого момента, как я встал на ноги, передо мной постоянно мелькают дамы всех мастей, статей и возрастов, хоть из кабинета не выходи. Они лезут во дворец — или же их тащат родители — под любыми предлогами, чтобы хоть показаться, хоть мелькнуть... Надоели они мне. Через неделю праздник весеннего равноденствия, устрою по этому поводу грандиозное гулянье. Во-первых, сам праздник, во-вторых, чествование героев, и, в-третьих, бал, на котором я и посмотрю на всех невест сразу.

— Это будут официальные смотрины? — уточнил Элмар.

— Ты что, рехнулся? Если они будут официальные, мне и выбирать там же придется, а я хотел бы подумать получше...

— И подольше, — проворчал Элмар.

— Не придирайся к словам. Смотрины будут негласными, все равно все будут знать. Кстати, ты не знаешь, как пригласить Этель? Раньше я всегда посылал за ней мэтра, а теперь...

— Знаю, не беспокойся. Приглашу. Верно, ее ведь тоже должны чествовать...

— А после бала я с ней расплачусь. Скажи ей, чтобы не убегала раньше времени и не вешалась на других мужиков.

— Шеллар, боги с тобой! — ужаснулся Элмар. — Пусть вешается! Тебе меньше достанется!

— Да пусть, конечно, лишь бы на ночь не улизнула. Ольга, а ты на бал останешься?

— Не люблю я балов... — проныла Ольга. — Разве что, если Диего приедет, он танцы любит... Вы же его тоже пригласите? А то если я одна явлюсь на этот бал, подумают, что я тоже на смотрины.

— Приглашу, разумеется. А ты, Тереза?

— Я останусь, — улыбнулась Тереза. — Обо мне уж никто не подумает, что я на смотрины. Все до сих пор считают, что я вас боюсь.

— А ты уже не боишься? Серьезно? Ты бы знала, как меня это радует! А кто-нибудь знает, Кира останется на бал?

— Не думаю, — покачала головой Ольга. — Она так комплексует из-за своего лица, что на балу мелькать вряд ли захочет.

— Зря, — спокойно сообщил король. — Я бы очень хотел ее там видеть. Девочки, уговорите ее как-нибудь, очень вас прошу.

— Да это не так сложно, — пожала плечами Ольга. — Если ей сказать, что таково ваше желание, она останется. Вот сами попросите, и она вам не откажет. Только зачем лишний раз ее расстраивать? Она будет очень неловко себя чувствовать, и этот бал не доставит ей никакого удовольствия. А вам, наверное, просто хочется потанцевать с ней, чтобы позлить ваших потенциальных невест?

— Я не танцую, — сухо ответил король.

— Вы не умеете танцевать? — поразилась Ольга. — Ну, я не умею — это понятно, но вы-то почему? А как же королевское воспитание?

— Умею, конечно. Но никогда этого не делаю, чтобы не позориться перед подданными. Вон, Элмар уже хихикает, он знает, как я танцую. Мы же с ним вместе учились.

— Я до сих пор удивляюсь, — согласился Элмар. — Вроде все делает правильно, но получается до того смешно...

— Да, вот еще что, — вспомнил король. — У меня где-то до сих пор стоит бутылка с драконьей кровью, что вы оставили для нас с Кирой. Думаю, будет логично выпить ее вместе. Так что, пожалуй, приглашу Киру в гости на ужин. Вот на балу и приглашу.

— Совершенно правильно, — улыбнулась Азиль. — Обязательно пригласи. А то ты уже и забыл, когда последний раз ужинал с дамой.

— Забыл, — согласился король. — Вот и вспомню. Пригодится. Так что пусть Кира обязательно приходит на бал. И пусть не стесняется. Не подобает воину стыдиться шрамов, полученных в битве.

— Так ведь не в том дело, — вздохнула Тереза, — где она их получила. Вы бы видели, как она выглядит...

— А как я выгляжу? — пожал плечами король. — Причем с рождения. Так что, всю жизнь от людей прятаться?

— Между прочим, именно это ты все время и делал, — заметил Элмар. — И продолжал бы, если бы не стал королем. Ты хоть знаешь, что когда ты всходил на престол, половина твоих подданных в провинциях понятия не имели, кто такой принц Шеллар и откуда он взялся? А многие вообще путали тебя с твоим отцом и удивлялись — “Принц Шеллар? Так ведь он давно умер!”.

— Что поделаешь, если у батюшки не хватило фантазии на какое-то другое имя, кроме собственного... — проворчал король. — А в обществе я мало мелькал не потому, что мне было стыдно показываться, а потому, что у меня была работа определенного характера. И все равно, в столице меня прекрасно знали. Не хуже, чем сейчас Флавиуса. И кстати, в те прекрасные времена меня уважали намного больше, чем сейчас, и никто обо мне не сочинял анекдотов. Так что, ты совершенно не прав. Скажи-ка, Тереза, а вам с Кирой женихи не докучают?

— Мне — нет, — серьезно ответила Тереза. — Меня спасает репутация. А Кире... не знаю. Когда она без повязки, то выглядит так, что с непривычки можно испугаться. Даже если очень захочется денег.

— Кире проще, — подал голос Элмар. — Она дворянка, к ней всякие там аферисты и прочие болваны вроде Ольгиных соседей не сунутся. Да и наши ребята обычно не рассматривают подруг-воительниц в качестве возможных невест. А вот среди твоих придворных нашлось несколько отчаянных парней. Кавалер Альдар, например, который проиграл все свое состояние и залез в такие долги, что женился бы и на старой ведьме, лишь бы поправить финансовое положение. Я лично имел честь наблюдать, как он летел по лестнице, побуждаемый увесистым пинком. А еще, говорят, старый граф Монкар решил тряхнуть стариной, поскольку дамы на него давно перестали обращать внимание, и он понадеялся, что хоть увечная воительница на него позарится.

— Папаша Алисы? — захихикала Ольга.

— Не папаша. Дедушка. Папаша еще мужик хоть куда, а дедушке шестьдесят три года.

— Тоже летал? — поинтересовался король.

— Нет, успел удрать сам. Куда и ревматизм делся.

— Ольга, — вдруг спросил его величество. — А твои женихи с лестницы не летали?

— Как птички, — вздохнула Ольга. — Я же вам говорила, что в тот день, когда пришел Диего, нам все время мешали. Вот они и мешали. Тот день был особо урожайным. Три афериста, один сосед и два паладина. Еще в тот день приходил Лаврис, но с ним Диего драться не стал, а познакомился и даже пригласил выпить. И пообщались они вполне дружелюбно.

— Разумеется, — усмехнулся король. — Лаврис бы его самого, как птичку, запустил. Элмар, узнай, пожалуйста, кто эти доблестные паладины, которых спускает с лестницы первый попавшийся наглый мистралиец, и пусть им номер передвинут.

— Не надо, — нахмурился Элмар. — Парни не так уж и виноваты, ты к ним несправедлив, Шеллар... Или скорее, ты просто недооцениваешь этого мистралийца. Он, может, и наглый, но отнюдь не первый попавшийся. Мы тут с ним на прошлой неделе, перед тем, как к Ольге на борщ идти, немного поразмялись у меня во дворе, так я тебе скажу... тех пяти тысяч, что дают за его голову, он стоит. Мы с ним очень мило повозились, причем на равных. При всей нашей разнице в весе. Он мне показал одну интересную школу рукопашного боя... Да впрочем, тебе это все равно не интересно, скажу только, что летал бы и Лаврис, если бы пришлось. Уж не знаю, почему он с ним связываться не стал.

— Я знаю, — охотно откликнулась Ольга. — Он мне сказал. Лаврис ему понравился.

— Встретил еще одну такую же наглую морду, как и сам? — усмехнулся король.

— Нет. Он... он в тот день снял амулет, чтобы... ну, в общем, снял. И у него все время срабатывало на прием. Так вот, он прослушал всех приходящих, и был очень возмущен их корыстным подходом к семье и браку. А Лаврис, по его словам, вовсе не охотился ха приданым, а хотел просто потрахаться в свое удовольствие с интересной дамой, не похожей на других. Вот за бескорыстие и любовь к экзотике он ему и понравился.

Король печально усмехнулся.

— Элмар, ты все равно передвинь их на номер ниже. Формально, за то, что им набил морды человек вдвое мельче их по комплекции, а на самом деле — за жлобство. Не подобает паладину так себя вести, ты не согласен?

— Согласен, — вздохнул Элмар. — Только как я их теперь найду? Они же не признаются.

— Лавриса спроси. Они же наверняка делились друг с другом впечатлениями.

— Он бы мне уже сказал. Он со мной... делился впечатлениями. Жаловался, как ему с Ольгой не везет. То ты между ними влезешь, то какой-то мистралиец...

— Поразительно! Не предполагал, что Лаврис так настойчиво будет ее добиваться.

— А он вообще падок на экзотику, как верно заметил Диего. Ты за своей хинской невольницей присматривай, а то он и до нее доберется.

— Мне что, больше делать нечего? — возмутился король. — Ты его командир, вот сам ему и скажи, чтоб не смел, а то оторву-таки яйца. На эту невольницу без слез не взглянешь, если бы мне не сказали, что ей тринадцать, я бы ей больше десяти не дал.

— Ваше величество, — подал голос Жак. — А как Эльвира с ней общаться будет? Разве она по-хински понимает?

— Объясняться как-нибудь. Вон, Селлию позовут, она у нас специалист...

Присутствующие захихикали, вспомнив живописный рассказ о пьяной Селлии, говорящей по-хински.

— Да уж, специалист... — засмеялся Жак. — По отлову мистралийских шпионов в спальнях подруг. Выгнали бы вы ее, ваше величество, пока она окончательно умом не тронулась.

— Да может, еще отойдет. Не хочу я ничего менять, если честно, я к ним уже привык. А то, когда я выгнал Алису и Дориану, вместо них каких-то соплюшек пристроили, Мафею впору. Кстати, они им живо интересуются. Вероника с ним откровенно заигрывает, а он как-то неадекватно реагирует, то ли не понимает, то ли стесняется, то ли не нравится она ему. А насчет Акриллы не знаю точно, она меня боится до заикания, и я стараюсь к ней вообще не приближаться, чтобы не травмировать.

— Могу вас просветить, — засмеялся Жак. — Вероника Мафею не нравится. Он ненароком подслушал, как она называла его сопляком и высказывала желание с ним перепихнуться, чтобы узнать, какие у эльфов... сами понимаете.

— Понятно... При дворе подрастает новая Камилла. А может ты также просветишь меня, почему меня так боится ее подружка?

— А вот этого я не знаю.

В библиотеке послышались шаги, и из-за двери выглянул Мафей.

— Шеллар, — виновато сказал он. — Тебя во дворце ищут. К нам гости приехали.

— Если это опять Луи, — немедленно отозвался король. — То ты меня не нашел.

— Нет, это Александр с семейством.

— Что ж, — вздохнул король, — тогда пойдем... Только собрался отдохнуть... Как всегда. Рад был вас повидать.

Он коротким кивком попрощался с присутствующими и скрылся в библиотеке. Все, как по команде посмотрели на дверь, и столь же дружно вздохнули.

— Загрузил ты его, Элмар, своей женитьбой, — укоризненно сказала Ольга. — Совсем бедный король заморочился, не знает, куды бечь, за что хвататься.

— Я его силком не заставлял, — возразил Элмар — Он сам поклялся.

— Ничего-ничего, — улыбнулся Жак. — Пусть женится. А то он так и состарится в гордом одиночестве.

— Нельзя же так жениться, — печально сказала Азиль. — Жениться надо по любви. Даже королям.

-Ну, а что с ним такое сделать, чтобы он хоть раз влюбился? — проворчал Элмар. — Ты же видишь, он как поморский снег. И с тобой ни в какую не желает.

— Я не смогу ему помочь, — еще печальнее покачала головой нимфа. — Если ты заметил, я еще с осени перестала на этом настаивать. Один раз мне удалось заглянуть за матовую сферу, и я увидела там смерть, а там, где смерть бросила свою тень, моя Сила бесполезна.

— Не морочьте голову, — рассердился Жак. — Причем тут смерть к любви? И кто сказал, что король не способен любить? Ты, Азиль? Почему ты так решила? Очень даже способен, могу вас уверить. Я сам видел.

— А, Этель рассказывала, — вспомнила Ольга. — Может, в этом все дело? Тут и повязаны любовь и смерть? Он просто не может ее забыть?

— Нет, дело не в этом, — возразила Азиль. — Это я бы просто увидела и сразу поняла. Дело в чем-то другом, но я так и не могу понять, в чем.

— А кто может? — огорченно вздохнул Элмар, махнул рукой и с горя одним глотком допил свой бокал.

Пламя костра изогнулось под порывом ветра, как танцовщица-хитанка изгибает стан, касаясь земли волосами, плеснулось волной и, выровнявшись, снова заплясало, выхватывая из темноты сгорбившуюся фигуру человека, сидевшего на камне. На слишком высоком и неудобном камне, на который никому не пришло бы в голову садиться, кроме именно этого человека.

— Проклятье! — с тихим отчаянием в голосе произнес он, сжимая виски ладонями. — Ну почему, почему все так получается? Почему я не умею лечить? Почему меня учили всякой бесполезной дребедени, вроде тех идиотских шариков, от которых все так балдеют, а чему-то полезному так и не научили! Почему эти проклятые деревушки так похожи одна на другую, что я даже ориентиры взять не могу, они все такие одинаковые, и их так много... Или это я такой тупой, что не могу различить? Кантор, ну почему я такой тупой?

Кантор хмуро поворошил костер и промолчал. Вопрос был явно риторический, а если и нет, то на него довольно сложно было ответить не специалисту. Да и не затем он тут сидел, чтобы отвечать на вопросы, а за тем, чтобы присмотреть за страдающим шефом и позаботиться о том, чтобы он с горя ничего с собой не сделал. Товарищ Пассионарио был безутешен еще со вчерашнего дня, когда в стычке на горной дороге погиб один из его телохранителей. Дон Аквилио очень сокрушался, что шеф всегда переживает такие вещи ненормально тяжело, и они всерьез опасаются, что это когда-нибудь добром не кончится. Поэтому, когда Пассионарио сказал, что хочет побыть один и собрался уйти, начальник охраны чуть ли не силком удержал его за рукав и попросил хоть кого-то взять, не ходить одному, а то мало ли что... Шеф не стал спорить, чтобы не расстраивать его, и взял, разумеется, Кантора. Теперь Кантор сидел, слушал, и размышлял, как отсюда спускаться, если вдруг дорогой вождь и идеолог свалится и уснет, или ненароком телепортируется и забудет верного охранника. Если, конечно, все будет в порядке, то утром он вспомнит и вернется за ним, а вот если потеряется...

— Если бы мы просто телепортировались в ту деревню, на нас бы никто не напал по дороге, — продолжал Пассионарио. — И Андреа был бы жив... Если бы я умел лечить, я бы мог его спасти...

— А если бы ты был курицей, то нес бы яйца, — проворчал Кантор. — Перестань ты терзаться. Жалко Андреа, кто спорит. Мне тоже жалко, хороший был парень. Но ты же не виноват, что так получилось. Даже наоборот. Если бы не ты, одним Андреа не обошлось бы, так что посмотри на вещи с другой стороны, и попробуй мыслить позитивно.

Пассионарио грустно посмотрел на костер и по-детски вытер глаза рукавом.

— Это несправедливо... Так не должно быть. Это неправильно, что кто-то должен умирать из-за меня. Я никогда не мог к этому привыкнуть, и никогда не привыкну. Почему я должен жить, а кто-то другой — нет? Я всем нужен, а ты, Андреа, Бахо, Хабанера, тот же дон Аквилио, получается, никому не нужны? Это несправедливо...

— Жизнь вообще несправедливая штука, — все так же мрачно проворчал Кантор. — Сам не знаешь? Где ты видел, чтобы было справедливо? А то, что принц просит подаяния на улицах — это справедливо? А то, что гениальный ученый превращается в простого воина, просто чтобы выжить — это справедливо? А то, что барду отрубают руку, это — тоже справедливо? Вот будешь королем, тогда и попробуй сделать так, чтобы было справедливо. А пока... ты делаешь, что можешь. И даже больше. И успокойся. Ты не виноват, что тебя все время кто-то хочет то шлепнуть, то умыкнуть для себя. А мы все взрослые люди и знаем, на что идем. У нас такая работа. Твое дело — говорить, наше дело — тебя защищать любой ценой. Мы воины, и, как любит говорить принц-бастард Элмар, таков наш путь. И не говори, что ты впервые это слышишь. Наверняка Амарго уже не раз с тобой беседовал на эту тему. Пойдем спать.

— Не хочу я спать. Вам хорошо, вы водки дернули как следует, и спите. А мне нельзя. И трава меня что-то не берет... Кантор, у тебя ничего другого нет?

Насчет травы он явно заблуждался, поскольку его состояние трудно было назвать полностью нормальным.

— Нет, — ответил Кантор. — И слез бы ты оттуда, а то, не ровен час, свалишься. Может, трава тебя и не берет, но твое равновесие она берет даже очень.

Пассионарио подумал, потом все-таки слез, присел прямо на землю у костра и принялся сворачивать очередной косяк. В надежде, что трава все-таки возьмет.

— Тебе не хватит? — без особой надежды поинтересовался Кантор, опасаясь, что если трава его все-таки возьмет так, как он того хочет, сидеть им здесь до завтра. А дров для костра хватит хорошо если на час. Да и дон Аквилио будет беспокоиться...

— Отстань, — вяло огрызнулся шеф.

— Ты что, отрубиться хочешь? — уточнил Кантор. — Ты, конечно, на здоровье, но не здесь же. Пойдем домой, и кури там, сколько влезет.

— Не хочу домой. Здесь лучше. Да не бойся, вернемся. Потом. Только Амарго не говори, что я траву курил. А то мне попадет. А ты не хочешь?

— Не хочу, — качнул головой Кантор, — Мне и водки хватает. Пассионарио, а чем ты по ним шарахнул? Ну, тогда, на дороге? Молнией?

— Ну, вроде того. А что?

— Да интересно. Ребята вообще охренели. Это тебя Мафей научил?

— А кто же. Я к нему каждый день бегаю на час-другой. У него сейчас наставник уехал, так что у нас есть время общаться. Только зря вы, ребята, так восторгаетесь. Эти молнии у меня получаются примерно одна из десятка, так что можете считать, что нам просто повезло.

— Везение — тоже вещь хорошая, — заметил Кантор. — Как там Мафей поживает? Ты его чему-нибудь тоже учишь?

— Чему я его могу научить? Что я вообще умею? Да я вообще полное ничтожество, как маг. Все, что я умею полезного, Мафею не нужно. Он не эмпат, да и огонь — не его стихия... А шарики эти дурацкие он за полторы минуты схватил. Так что, я даю ему единственное, что могу. Ориентиры. Он ведь нигде не был, этот бедный ребенок. Замок деда в Белокамне, и замок отчима в Ортане — вот и все, что он видел. Он даже города толком не знает, потому что везде его таскал наставник. Телепортом. А теперь я его таскаю. И еще я его курить научил. Не траву, а вообще. Ну, ему хотелось. А теперь он переживает, что наставник узнает.

— И что он ему сделает? — Кантор даже подивился несерьезности проблемы юного эльфа.

— Да ничего особенного... Он боится, что Шеллару попадет. Ведь меня он не сдаст, а на кого первого подумают?

Кантор хотел сначала удивиться, как это королю от кого-то может попасть, затем вспомнил его жалобы на отнятую трубку, а также, как два принца по команде мэтра бросились прибирать со стола, не уточняя, к кому он обращался, и подумал, что король, пожалуй, может и пострадать. Понятное дело, если почтенный мэтр вздумает выяснять, кто научил его высочество курить, то на Элмара он точно не подумает.

— Да не переживай, — утешил он шефа. — Детские какие-то проблемы. Ну, подумают. Ну и что ему сделают? Отчитают? Потерпит твой Шеллар, не переломится.

— Да, — Пассионарио поднял голову и попытался сфокусировать взгляд. — Это детские проблемы. А есть и не детские. Твою мать... молодой он еще для всего этого дерьма, не привык...

— Ты о чем? — уточнил Кантор. — О куреве или уже о другом?

— О предсказаниях. Рано ему еще, такое на душу брать... дергается, мечется, пытается что-то сделать, а что тут сделаешь? Плачет, спрашивает... А что я ему скажу? От судьбы не уйдешь... — вздохнул Пассионарио и заметно пошатнулся.

— Насчет поплакать он запросто, — согласился Кантор. — Это я заметил. Точно как ты. Это все эльфы такие?

— Не знаю... они вообще чувствительнее, чем люди. Жалко мальчишку... А что я могу сделать? Сказать, что не сбудется? Так ведь сбудется. Через три луны, или позже... А он плачет... Шеллар не плачет, а Мафей плачет...

— О чем? — устало спросил Кантор. Речь собеседника становилась все менее связной, и понять, о чем он говорит, было все труднее.

— О нем. И его тоже жалко... И тебя тоже... всех жалко...

— Ты можешь внятно изъясняться? Или трава тебя, наконец, взяла и пойдем домой?

— Домой... Домой — куда? Где мой дом? Везде... и нигде. Ты знаешь, где твой дом? И я не знаю. И где мой не знаю. У меня был дом. Большой. Красивый. Кастель Коронадо. С угловыми башнями, чтоб им... Теперь он не мой. А зачем нам вообще дом? Мы будем жить здесь. Гнездо совьем... или выроем норку...

— Шеф, — вздохнул Кантор. — По-моему, ты готов.

— Что вы, маэстро, — пьяно засмеялся Пассионарио. — Я совершенно трезв. Но я готов. К подвигам. Давай в гости пойдем. К Шеллару. Я его сто лет не видел. И не увижу. Вот он умрет, а я его так и не увижу. И потом буду жить еще триста лет, а все будут умирать... Кантор, ну почему так? Почему все умирают?

— Потому, что рождаются, — проворчал Кантор и быстро пересел поближе к нему, чтобы схватить его за руки или, хотя бы, прицепиться с ним, если он и в самом деле вздумает податься на подвиги. — Давай в гости к Шеллару пойдем завтра, а сегодня пойдем спать. А то он тебя увидит, и точно заплачет.

— Шеллар? Заплачет? Ты скажешь! Он непробиваемый, как паладинский доспех! Ему сказали, что он умрет, а он и бровью не повел! Мафей вторую неделю в слезах и в соплях, а он спокойненько себе ездит с визитами и принимает гостей, как будто ничего не случилось... Да еще и балы затевает. Кантор, хочешь на бал? И я хочу. А меня не приглашают. Тебя Шеллар приглашает, а меня нет. Несправедливо!

— Постой! Что ты сказал? Ты уже бредишь, или как? Кто умрет?

— Я тебе разве не сказал? Мафей видел сон... что Шеллар застрелился. Ну зачем? Лучше бы я застрелился... Кантор, у тебя пистолет есть? Давай застрелимся! Обидно же... Зачем Шеллару это надо? Неужели из-за баб?

— Есть, есть, у меня пистолет, — сказал Кантор, у которого кончилось терпение. — Только не здесь, а на базе. Давай за ним сходим, и застрелимся.

— Нет, подожди. Мы хотели в гости к Шеллару. А застрелимся потом.

— Хорошо, пойдем в гости, только сначала предупредим дона Аквилио, а то он будет нас искать и переживать. И еще в гости надо ходить с бутылкой, так что вернемся на базу и возьмем, — принялся уговаривать Кантор, всерьез опасаясь, что они точно-таки не слезут с этой проклятой скалы. Или он не слезет. В лучшем случае — до утра, а в худшем — до второго пришествия эльфов.

— Тс-с! — прошептал Пассионарио, уже откровенно шатаясь и всерьез намереваясь упасть. — Дону Аквилио мы ничего не скажем. Мы тихонько.

— Хорошо. Давай, кастуй. — Кантору было уже в принципе все равно, куда попасть, лишь бы слезть, наконец, с этой скалы, куда его затащил обкуренный вождь и идеолог. Пассионарио вдохновенно взъерошил челку, воздел руки и что-то неопределенное вроде как кастовал.

Когда серый туман рассеялся, Кантор огляделся и высыпал на голову невменяемого спутника все матюки, какие смог вспомнить. Но это вряд ли могло чем-то помочь в данной ситуации. Они сидели на площадке Центральной башни королевского дворца в Ортане, где было значительно холоднее, не было костра и точно так же невозможно было слезть. И горе-телепортист как раз в этот момент начал отъезжать и виснуть на плече верного телохранителя. Кантор встряхнул его, хлестнул по лицу и напомнил:

— Куда ты нас приволок? Мы на базу должны вернуться!

— Куда? Почему? Мы же собрались в гости. К Шеллару. Где мы?

— На башне, дурья твоя башка! На Мафеевой Башне! Как, по-твоему, Шеллар сюда залезет?

— А мы его позовем, он прилетит.

— Да он же летать не умеет!

— Я его научу, — пообещал неисправимый оптимист Пасионарио. — У него получится.

— Телепортируйся отсюда, пока нас стража не услышала, — снова встряхнул его Кантор. — На базу, а то по шее дам.

— Маэстро, не надо по шее! — заныл шеф. — Только не пюпитром! Это не я! Они сами пришли!

— Кто?

— Девочки...

— Какие девочки?

— Ну, вот же они. Маленькие девочки в передничках. Вот, на зубцах... три, четыре, пять... восемь штук. Кантор, давай их удочерим? А потом они вырастут и станут королевами...

— А потом придет Амарго, и королевами станем мы с тобой. Если ты сейчас же не вернешь нас на базу, я ему расскажу, что ты траву курил!

— Ну и рассказывай! Ябеда! А я тебя не возьму на бал!

— Это я тебя не возьму на бал, потому что меня пригласили, а тебя нет. Но если будешь слушаться, возьму.

— А ты и так возьмешь. Куда ты без меня? Верхом поедешь?

— Пассионарио, приди в себя, вот небо свидетель — стукну!

— А я тебе будущее расскажу!

— Лучше прошлое расскажи.

— Могу и прошлое. Но будущее интереснее. Я тогда еще так удивился — с чего бы это... А ты ножницами — раз! Вот такенными. Чик — и готово!

— Заткнись, — устало попросил Кантор, понимая, что этот разговор двух сумасшедших грозит затянуться надолго. К счастью, в этот момент на башне появился Мафей и с интересом воззрился на происходящее. Кантор бросился к нему, как к последней надежде.

— Мафей, — не здороваясь попросил он, — сделай что-нибудь с этим болваном!

— Сам ты болван! — откликнулся Пассионарио. — Мафей, мы пришли в гости к Шеллару. Проводи нас.

— Не слушай этого ненормального, он травы обкурился — перебил его Кантор. — Сделай с ним что-нибудь, а то он или упадет отсюда, или улетит, или всю округу разбудит.

— А какая трава? — деловито уточнил Мафей. — Я же их знаю только по справочникам.

— Угощайся! — щедро предложил идеолог, выгребая траву из кармана.

— Не вздумай! — предостерег его Кантор. — С двумя невменяемыми магами я не справлюсь.

— Да ты и с одним не справишься! — засмеялся шеф. Мафей между тем внимательно исследовал траву и с очень серьезным видом поймал коллегу за ухо. Проделав с этим ухом какие-то манипуляции под возмущенные вопли хозяина, он отпустил ухо и аккуратно ткнул пациента пальцем в середину лба. Пациент без звука повалился на бок и затих.

— Теперь он поспит часок, — сказал Мафей, удовлетворенно оглядывая результаты своих действий. — И проснется уже в своем уме, но... немного в депрессии. Потом это пройдет. А как вы сюда попали?

— Ты же слышал, — пожал плечами Кантор. — В гости к Шеллару его понесло. Посидишь со мной, или тебе надо назад?

— Холодно здесь, — поежился Мафей. — Пойдем лучше ко мне.

— А его здесь оставим? Боязно как-то. А если с ним что случится?

— Да не должно... А куда? Может, на его скалу? Там можно костер развести.

— Там есть костер, только дров мало. Постой, он что, дал тебе ориентиры своей скалы?

— Да. А что?

— Конспиратор хренов...

— Да что тут такого? С этой скалы все равно никак не слезть, и ориентиры базы не взять. Так что, к костру?

Кантор махнул рукой.

— Давай. Хоть погреемся. Заодно расскажешь мне, что там за бал, на который меня приглашают, и что там за сны...

Глава 8

Веселитесь, дамы и господа. Бал все-таки... Вам весело, вам здорово, вам нравится — что ж, веселитесь. Повод есть. Даже не один. Радуйтесь. Танцуйте. Пейте, если кто хочет. Ведите светские беседы. Рассказывайте друг дружке анекдоты, можно даже обо мне, мне как-то все равно. Развлекайтесь. Смейтесь. Флиртуйте. Трахайтесь на здоровье, если найдете где. Только оставьте меня в покое, боги, как я ненавижу эти балы...

Веселись, дорогой кузен, не обращай внимания на восторженные взоры моих невест, которые пришли сюда вовсе не за тем, чтобы пялиться на красавца-героя, но ничего не могут с собой поделать. Не на меня же им любоваться, понятное дело. Они стараются, конечно, изо всех сил стараются привлечь к себе мое внимание, но взоры их помимо воли все же обращаются к тебе. Извечный конфликт сознательного и подсознательного. Возможно, это смешно. Пусть смотрят. Что нам до них? Тебе они и даром не нужны, ни одна из них не затмит твою нимфу ни красотой, ни чем другим. А мне они не нужны тем более. Пусть смотрят. Не обращай внимания. Веселись. Только, ради всего святого, не напивайся.

Веселись, несравненная Азиль, прекраснейшая из женщин. Я знаю, ты обожаешь балы и всяческие прочие мероприятия, где можно потанцевать. Тебе это в радость, так танцуй, радуйся и люби всей своей детской душой, волшебное существо, не подвластное никакому злу, созданное только для радости и любви. Как жаль, что я не умею танцевать так, как твой кавалер, красавец-мистралиец, наглый, но симпатичный, и, несомненно, лучший танцор в этом зале, достойный кавалер для божественной нимфы. Жаль, что я не умею танцевать так. Или хотя бы как-нибудь, лишь бы это не было смешно. А то и я бы потанцевал с тобой.

Веселись, Мафей, хотя бы сегодня, ты и так слишком много плакал за последние дни. Не плачь, малыш... Хотя, какой ты уже малыш, ты давно вырос, а я все называю тебя так по привычке. И близок тот день, когда ты обиженно посмотришь на меня и попросишь не называть тебя малышом. И будешь прав. Я не заметил, как славный ребенок превратился в очаровательного юного эльфа, которому уже пора посещать балы и интересоваться дамами. И я вижу, ты ими очень живо интересуешься. Ну как, нравится тебе эта девчушка с которой ты сейчас танцуешь, средняя из галлантских принцесс? Мне чрезвычайно интересно было бы знать. И еще мне очень интересно, кто на самом деле является отцом этой очаровательной юной дамы, если это действительно не Луи. Скорей всего, конечно, Луи и в самом деле не имеет никакого отношения к своей средней дочери, как и к двум остальным, ни одна из них на него не похожа. Но если старшая похожа на Агнессу, а в младшей ясно видна южная кровь, мистралиец или эгинец, скорей всего, то средняя вызывает очень странные ассоциации. Брови, подбородок, странная фарфоровая бледность и слишком большие для чистокровного человека глаза... от кого же они вам достались, принцесса Жанна? Но не спрашивать же у Агнессы, с кем она блудила пятнадцать лет назад, неправильно поймет. А знать родословную этой милой девочки хотелось бы, равно как и то, нравится ли она тебе, мой юный кузен. Через несколько лет этот вопрос может стать насущным, ведь тебе тоже рано или поздно придет пора жениться, и мне безумно интересно, что даст твоим будущим детям эльфийская кровь принцессы Жанны, если тебе вдруг взбредет в голову выбрать ее... А еще хотел бы я знать, какая зараза научила тебя курить, ведь приедет мэтр, и в первую очередь взгреет за это меня. Жак, наверное. Уши ему надрать некому. Или ты все же сам научился? Ты немного странный последнее время, и похоже, что у тебя появились какие-то свои тайны — от наставника, от меня, даже от Жака. Впрочем, каждый имеет право на свои тайны, лишь бы это не грозило тебе ничем.

Веселись, мой шкодливый шут, удивительный парень из удивительного мира. Кому какое дело, что ты вроде как на работе и должен бы веселить других. Меня в первую очередь. Да ладно, что той жизни, работа, как ты любишь повторять, не ..., стояла и стоять будет, а тут такой праздник... Веселись от души, ты это умеешь, тем более сегодня. А меня развлекать будешь завтра. Боюсь, мне это понадобится, после такого вечера и такой ночи. А сегодня — отдыхай, мой шут, мой друг и советник, моя честность, совесть и решимость. Гуляй. Радуйся.

Веселись Ольга, ненормальная взбалмошная девчонка. Я знаю, ты, как и я, не любишь балы, и танцевать ты не умеешь, но все же попытайся. Сегодня весело всем, так что и у тебя получится. А я попытаюсь не думать о том, какой я лопух и какой я болван, и как вредно долго колебаться и раздумывать. Хотя, может и не вредно. Может, все только к лучшему. Будь счастлива, и пусть уймется твой ревнивый кабальеро, мы всегда были добрыми друзьями, ими и останемся. Будь счастлива... если это возможно. Знаешь ли ты, кого судьба выделила тебе в возлюбленные? Вряд ли. Не думаю, что он тебе признался. И уж тем более не думаю, что ты догадалась. Я сам с большим трудом догадался, и, что забавно, он ведь действительно не человек, а воистину ходячее проклятие.

Веселись, Тереза, теперь ты и это можешь. Забудь хоть на вечер свою обычную серьезность и набожность, сегодня — особенный вечер, никто не останется серьезным. Разве что я, но это совсем другое дело. Веселись. Танцуй. Ты ведь умеешь, просто никогда этого не делала. А сегодня — пусть все удивляются. Пусть у всех глаза на лоб лезут при виде того, как тебя обнимает за талию твой партнер по танцу... Надо же, и здесь он успел, эта наглая мистралийская морда, и как он успевает не пропустить ни одной дамы? Ведь только что я его видел с Азиль... А впрочем, какое это имеет значение? Танцуй. Развлекайся.

Веселись, Этель, половой агрессор, шантажистка и вымогательница. Развлекайся, как умеешь. Может, раз-другой с кем-нибудь перепихнешься в укромном уголке, действительно, мне меньше достанется. Что ж с тобой поделать... Остается только, как советовала Ольга, расслабиться и попытаться получить удовольствие. Так и сделаю. Может, ты не первая красавица на этом балу, и твоя сексуальная невоздержанность вошла в легенды и баллады, но все же ты интересная личность. И не только из-за подвигов. Наверное, многие за восемьдесят лет твоей жизни потешались над твоей нелепой внешностью. Те, кто не знает. А те кто знает, удивлялись — почему ты такая? Ведь твоего могущества с лихвой хватит, чтобы изваять из себя красавицу, перед которой померкнут мои придворные дамы, но ты упорно продолжаешь носить то лицо, которым наделила тебя природа. И фигурку тоже, хотя она, на мой взгляд, и так ничего, бюст у тебя очень даже... мда... Твои собратья маги не понимают, почему. А я догадываюсь. Твой носик-кнопка, треугольный подбородок, светлые бровки, веснушки, редкие и нелепо подстриженные волосики — это плевок в лицо всем, кому ты не нравишься. Это твои два пальца, показанные зеркалу, обществу, классическим канонам красоты и вообще всему миру. И за это я тебя уважаю, поскольку у меня так не получается. Веселись, вредная девчонка. Развлекайся. А после бала приходи, и пусть никто не скажет, что короли Ортана не держат слова.

Веселись, Кира, отважная воительница и прекраснейшая из женщин. Прекраснейшая, несмотря ни на что. Пользуйся случаем. Вряд ли у тебя было настроение веселиться последние три недели. Да и сегодня ты была какая-то скованная и унылая, и видно было, что ты действительно очень неуютно чувствуешь себя здесь, в бальном платье вместо привычной мужской одежды, с новой прической, прикрывающей щеку и висок, с повязкой на глазу, под любопытными бестактными взглядами. Зря, девочка. Не стоит. Веселись, плюнь на все. Для меня ты по-прежнему прекрасна, что бы с тобой ни случилось. Интересно, о чем говорил с тобой Кантор, когда ты танцевала с ним? Кому советовал показать два пальца? А то он любит советы давать, и всем примерно одинаковые. Веселись, хотя бы сегодня. А в следующую среду приходи, поговорим. Может, в среду у меня получится сказать хоть что-то умное, а то сегодня я отчего-то мычал и заикался, не находя слов, и производил впечатление полного идиота. И почему у меня так упорно отнимается язык в твоем присутствии? Разве подобает взрослому мужчине, да еще королю, так робеть перед девушкой, пусть даже она ему глубоко небезразлична? Что это со мной, в самом деле? Как мальчишка, даже хуже. Стыдно вспомнить.

Веселись и ты, причина всеобщего веселья, таинственный и удивительный человек, научивший меня любить. Я рад, что у тебя хватило наглости все же прийти, несмотря на то, что ты меня до сих пор опасаешься. Спасибо тебе за твое веселье, которым ты так щедро делишься с окружающими. Без тебя этот бал был бы куда скучнее. Танцуй, ты это любишь... и умеешь, ты же и в этом, кажется, профессионал. Высмеивай моих придворных бардов, и не думай, что я обижусь, они того стоят, да ты и сам лучше меня знаешь, какого сорта барды подаются в придворные. Уж не знаю, с чего ты вдруг сегодня так развеселился, поколдовал кто-то или наркотиков набрался... Сегодня ты особенно похож на того, прежнего себя, которого так хорошо знал весь континент. Ведь тогда ты, помнится, вообще не носил амулета. Ты излучал только положительные эмоции и не считал нужным ограждать от них кого бы то ни было. Ты и сегодня снял амулет, скорей всего, по старой памяти. И мне посоветовал, несомненно, с самыми лучшими намерениями. Что ж, веселись, и пусть всем вокруг тебя будет весело. Но я, уж извини, твоему совету не последую. Не хочу. Не нужно мне чужого веселья, радости с чужого плеча. Пусть будет, что есть, но собственное. Может, я не прав, но... впрочем, кому какое дело? Веселитесь. Все. И пусть никто не останется грустным в этот вечер. Даже обойденные моим вниманием невесты. А мне бы пережить этот вечер... и эту ночь. А завтра, может быть, и мне будет весело.

В десять часов утра его величество Шеллар III изволил показаться из своей спальни. Он повел глазами по гостиной, с трудом фокусируя взгляд, и к великой радости обнаружил в одном из кресел своего шута. Это было очень кстати, а то король уже опасался, что ему придется либо выглядывать в коридор в неподобающем виде, либо приводить себя в порядок, что было равносильно подвигу.

— Доброе утро, ваше величество! — улыбнулся Жак. — Ну как?

— Выгляни в коридор, — попросил король. — Прикажи кому-нибудь подать кофе и коньяк. Побольше.

— Чего побольше? — уточнил Жак.

— Всего, — проворчал король и снова скрылся за дверью. Постояв немного и поморгав, чтобы разогнать радужные круги перед глазами, он сделал несколько шагов и крепко вцепился в ручку двери, ведущей в ванную. В голове у него звенело, как в кузнице в разгар рабочего дня, колени подгибались, а круги перед глазами немедленно вернулись на место. Помимо всего прочего, мир слегка кружился и покачивался, и невыносимо ломило спину, плечи и руки, как когда-то в молодости после чрезмерных физических упражнений.

Король нажал рычаг и попытался наклониться, чтобы сунуть голову под холодную воду. Мир немедленно завертелся сильнее, и он поспешил выпрямиться и не искушать судьбу. Выпрямившись, он наткнулся взглядом на свое отражение в зеркале, и приостановился. На него смотрела помятая небритая физиономия с мутными опухшими глазами и взъерошенными волосами, торчащими во все стороны. Выглядела физиономия жутковато, и показывать ей что-либо было бы бесполезно.

— Мда, ваше величество... — сказал сам себе король, чуть пригладил волосы, и снова обратил свой взор на кран, не рискуя больше к нему наклоняться. Потом вздохнул, залез в ванну, сел, крепко держась за края и снова нажал рычаг. На этот раз вода все-таки попала на голову, потекла ледяными струйками по спине, разгоняя радужное мельтешение в глазах и отвлекая от боли в мышцах. Слегка придя в себя, Шеллар с трудом выбрался из ванны, оглянулся в поисках полотенца и обнаружил, что оно валяется на полу. Наклонятся за ним вышло бы себе дороже, поэтому король плюнул на все, снял с вешалки халат и побрел в гостиную, с трудом попадая в рукава на ходу. Пояс от халата валялся рядом с полотенцем, так что он просто запахнул его и дернул дверь. Жак полюбовался, как он бредет, шатаясь, к ближайшему креслу, и поинтересовался:

— Ваше величество, это какая-то новая методика лечения, или вы просто забыли вытереться?

Король рухнул в кресло и пояснил:

— Не могу наклоняться. Полотенце на полу.

— Что ж такое? — посочувствовал шут, разливая коньяк. — Вроде вы вчера не так много выпили. Да и не страдаете вы такими вещами, даже если бы и много. Это Этель вас так уделала?

Король молча потянулся дрожащей рукой к рюмке, выпил одним духом и сказал:

— Никогда не мешай алкоголь с эликсирами. Ужасно. И какая сволочь сказала, что физические упражнения полезны для здоровья?.. Жак, найди, пожалуйста мою трубку. Она где-то в спальне, среди одежды.

Выпив чашку кофе и раскурив трубку, его величество слегка приободрился и нашел в себе силы поделиться впечатлениями. Впечатления эти были столь сильны, что все до единого оказались непечатными, и в историю не попало ни одно.

— Это вы о чем? — уточнил Жак, выслушав внимательно до конца. — О бале, об Этель, или о вашем самочувствии?

— Обо всем, — проворчал король, прижимая ладонь ко лбу. — Не понимаю, как Элмар до сих пор не бросил пить, если с ним всегда с перепою творится нечто подобное?

— А вы бы бросили? — хитро поинтересовался Жак.

— В тот же день, — заверил его король. — Во всяком случае, если мне еще когда-нибудь придется принимать эти траханые эликсиры, никогда не буду перед этим пить. Кстати, как ты сюда попал? Или тебя стража пускает в любом случае, и мои запреты тебя не касаются?

— Да нет, — засмеялся Жак. — Меня Этель перебросила. Она сегодня утром наведалась ко мне и посоветовала к вам зайти, а то вам явно понадобится посторонняя помощь.

— Паршивка, — проворчал король. — Она же прекрасно знала, как этот распроклятый эликсир взаимодействует с алкоголем, и сказала, только когда я его уже выпил.

— А зачем он вам вообще понадобился, этот эликсир? У вас же с этим делом все в норме?

— Вот именно, в норме, а не более. Я не жеребец-производитель. А у этой дамы явно что-то не в порядке либо с головой, либо с противоположным местом. Ты вспомни, как ты сам от нее прятался.

— Понятно, — засмеялся Жак. — Что ж, по крайней мере, не зря страдали. Она осталась довольна.

Король заинтересованно поднял брови.

— Она с тобой делилась впечатлениями?

— А вам интересно? Она сказала, что Эльвира дура, и Ольга тоже дура, а ваши придворные дамы вообще полнейшие дуры, мимо них такой мужик ходит, а они ушами хлопают. И еще сказала, что не понимает, на кой сдалась мужчине красота, если ему от природы досталось такое... как бы это поприличнее выразиться...

— Не трудись. Мне она это тоже сказала.

— А вы еще Камилле не верили! — засмеялся Жак.

— Так ведь Камилла мне лишних четверть локтя добавила! — со стоном произнес король. — И это только в длину! Нашла чем польстить, дура! Я подозреваю, что именно из-за этого меня боятся некоторые сопливые придворные дамы.

— Дело вкуса, — хихикнул Жак. — Кто-то боится, а кому-то и нравится.

— Жак, — печально вздохнул король. — Ты не находишь, что это весьма и весьма сомнительное достоинство, заслуживающее внимания только при отсутствии других?

— Согласен. Но вам-то чего переживать, у вас и других хватает.

— Кто бы это Камилле объяснил...

— Бросьте вы ворчать, лучше расскажите, как вам бал. Присмотрели кого?

— Как мне бал? А то ты не знаешь, что я их вообще терпеть не могу! Тебе самому-то понравилось?

— Мне понравилось, — охотно откликнулся Жак. — Было очень весело. А вам разве не было?

— Было... некоторое время, — неохотно признался король. — Но должен себе сказать, что причиной всеобщего веселья было хорошее настроение одного нашего общего знакомого, если ты догадываешься, о ком я.

— Откуда вы знаете? — поинтересовался Жак. — Он сам вам сказал? Или вы догадались?

— Нет, он просто предложил мне снять амулет и повеселиться вместе со всеми. Только полный дурак бы не догадался. Он вчера был ненормально веселый, снял амулет и начал делиться с окружающими своим хорошим настроением. На благотворительность его пробило, что ли?

— Да нет, — серьезно пояснил Жак. — Это он из-за Киры. Увидел, какая она... Ну, вы же сами видели. Вам действительно не стоило настаивать, чтобы она осталась на бал. Ей там было очень неуютно. Если вам хотелось с ней поговорить, могли бы это сделать в другом месте, наедине. Или вам надо было непременно, чтобы все видели, как вы с ней уединяетесь за пальмами?

— Нет, — нахмурился король. — Я просто хотел, чтобы она появилась в обществе и почувствовала, что она не хуже других, что она достойна внимания не только со стороны старого графа Монкара...

— А и с вашей тоже, — подхватил Жак. — Не знаю, почувствовала ли это она, но все остальные точно заметили. И многие остались на вас обижены, поскольку вы уделили мало внимания вашим потенциальным невестам, зато с Кирой просидели под пальмами почти час.

Король улыбнулся, налил себе еще рюмку, и сообщил:

— Значит, праздник удался.

— Ай-яй-яй! — покачал головой шут. — Ваше величество! Как же это недостойно!

— Недостойно, — согласился король, выпил и принялся набивать трубку. — Разумеется, недостойно. Достойные люди — они так не поступают. Они, к примеру, берут свою дочь — лет этак то четырнадцати до семнадцати — наряжают, как на панель, и тащат на этот чертов бал. Девочка стоит, глазами хлопает, какой-то страшный здоровенный дядька на нее смотрит, а маменька в бок толкает: улыбайся, дура! Улыбайся! Это же король! Понравишься — он на тебе женится, и будешь жить, как в эльфийских лесах! Вот как достойные-то люди поступают, куда уж мне... Если честно, мне было противно. И если мне не изменяет память, я распоряжался, чтобы невест моложе восемнадцати лет на бал вообще не пускали. Как только голова пройдет, займусь и выясню, какая сволочь...

— Да ладно вам ругаться, — засмеялся Жак. — Зато Мафей развлекся. Кстати, вы обратили внимание, что его величество Луи IX вам вчера не надоедал?

— О, я о нем и забыл! А что, с ним что-то случилось? Уж не свалился ли он с чего-нибудь высокого на что-нибудь твердое?

— Увы, такого счастья не случилось, но неприятностей себе на задницу он все же нашел. Правда, не на задницу, если говорить точнее, ему отбили яйца и поставили фонарь под глазом, что само по себе отрадно. И кроме того он почти весь бал простоял в обездвиженном состоянии в туалете.

— Это кто его так славно? Или не нашли?

— Официально, разумеется, не нашли, но я знаю. Это убожество додумалось приставать к Мафею и полезло лапаться, за что и получило. Мальчишка его обездвижил и отпинал, как хотел. Это до чего надо допиться, чтобы к магу приставать?

— Убью эту скотину! — взревел король, мигом забыв о головной боли. — Своими руками удушу!

— Это лишнее, — хихикнул Жак. — Хотя, если вы хотите сделать приятное Агнессе... Она так сокрушалась, что ее проклятому супругу попался такой великодушный мальчик, который не спалил его на месте каким-нибудь огненным шаром...

— А надо было! И какого хрена, действительно, мэтр не учит мальчика боевой магии! Больше я этого козла на порог не пущу! Пусть хоть обижается, хоть войной идет, тем более, этот главнокомандующий там навоюет... Паскуда! Мало ему тогда мистралийские принцы всыпали!

— Это когда?

— Да давно уже, — король чуть успокоился и налил себе кофе. — Больше двадцати лет назад. Было какое-то международное празденство, все королевские семейства с наследниками и прочими детьми собрались в Галланте. Мне тогда было лет двенадцать, а Луи — где-то семнадцать. И уж не знаю точно, за что, но отделали его мистралийские принцы так, что встать не мог. По моим скромным предположениям, именно за то же самое, что и вчера. Так вот, я к тому, что мало они ему дали. Надо было вообще прибить. Если не тогда, то вчера.

— Мафей действительно мальчик великодушный, — засмеялся Жак. — Да и настроение у него было хорошее.

— А кстати, ты уверен, что он самостоятельно расписал физиономию Луи? Ему никто из взрослых не помогал? Ну, так, между нами? Я что-то сомневаюсь, что у него хватит силенок так ударить.

— Не сомневайтесь, — улыбнулся шут. — Я, конечно, сам не видел, но силенок у него хватит. Правда, не знаю, кто его драться учил, но это дело не хитрое, любой мог, просто мы не знали.

— Ах да, — тут же вспомнил король. — Ты мне лучше скажи, кто его научил курить? Твоих шкодливых рук дело? Потакаешь ему во всем, а мне от мэтра попадет!

— Это не я! — обиделся Жак. — Честное слово, не я! Я думал, вы. А если подумать, с какой радости в таком деле нужен наставник? Вас кто-то учил?

— А как же! Трубка — вещь не настолько простая, чтобы самому научиться. Меня Костас научил. Только это между нами, хорошо?

— Да пожалуйста. Рассказать вам еще что-нибудь? Или пойдете отдыхать? Или, может, Мафея позвать, пусть он вас полечит?

— Не сейчас. Позже я сам к нему зайду. А пока пойду, пожалуй, оденусь, приведу себя в порядок и попробую немного поработать...

— Не издевайтесь вы над собой, — посоветовал Жак. — Полежите лучше. Или посидите и выпейте еще кофе.

— Я на него уже смотреть не могу, — пожаловался король. — И сидеть мне мокро. Надо было все-таки напрячься и как-то подобрать полотенце...

Посреди гостиной появился из телепорта принц Мафей. Настроение у него было самое жизнерадостное, и вид его улыбающейся мордашки еще больше усугубил утренние страдания его величества.

— Доброе утро! — возгласил Мафей, оценивая обстановку. — Шеллар, тебе что, плохо? Тоже алкогольное отравление?

— А ты что, у Элмара был? — тут же спросил король.

— Был, — засмеялся Мафей. — Но с Элмаром все в порядке. Это Диего сегодня с утра встать не мог. Они с Ольгой после бала еще по кабакам прошлись. Так что, тебя тоже полечить?

— Да видишь ли... — король слегка замялся. — Это не совсем алкогольное отравление, а... как тебе сказать...

— Да так и скажите, — хихикнул Жак. — Мафей уже взрослый парень, поймет.

— Я вчера принимал эликсир, — сдался король. — А он как-то взаимодействует с алкоголем и дает вот такой эффект.

— Какой именно эликсир? — уточнил Мафей.

— Я не спросил, как он называется. Для повышения потенции.

— У тебя проблемы с потенцией? — заинтересовался Мафей и тут же уселся на стол. — И давно?

Жак снова захихикал, а король схватился за голову.

— Идите вы все на фиг! Нет у меня проблем с потенцией! Мне только этого не хватало! Мало обо мне похабных анекдотов рассказывают!

— А зачем же ты тогда эликсиры принимаешь? — искренне удивился Мафей.

— Это часто делается просто для того, чтобы произвести впечатление на даму, — пояснил Жак, продолжая хихикать. — А когда речь идет об Этель, это просто необходимо.

— А-а, — понимающе кивнул принц и с любопытством посмотрел на расстроенного кузена. — Я не знал. Тогда я, наверное, не рискну пробовать. Я в этих эликсирах не разбираюсь. Может, давай Чена спросим? Может, он знает?

— Не надо, — проворчал король. — Незнакомый человек, что он обо мне подумает?.. Кого там еще принесло?

Последний вопрос относился к тому, что входная дверь отворилась и в гостиную влетела юная Акрилла, которую явно кто-то подтолкнул с спину, после чего дверь за ней сразу захлопнулась. Девушка остановилась посреди комнаты и с ужасом воззрилась на присутствующих, беззвучно шевеля губами, как будто хотела что-то сказать. Видно было, что она перепугана до смерти и только что плакала.

— Ну? — мрачно произнес король, устремив на придворную даму тяжелый пронзительный взгляд, которым пугал подозреваемых во времена своей юности. Акрилла побледнела еще сильнее и мелко затряслась. Из ее глаз покатились слезы.

— Ваше величество, — еле выговорила она, поскольку губы у нее дрожали. — Не надо...

— Что — не надо? — раздраженно вопросил король, чуть приподнимаясь в кресле. — Ты сама хоть знаешь, за каким хреном ты пришла?

Акрилла сделала несколько неверных шагов и с рыданиями упала на колени.

— Не надо! — всхлипнула она. — Пожалуйста!

Жак тихо хихикнул. Мафей удивленно захлопал ресницами. А король, которого все это уже достало, резко встал с кресла и грозно прорычал:

— Это что еще за ... твою мать!

Видимо, его величество уже забыл о том, как он сегодня одевался. А именно, как побоялся наклоняться за поясом от халата. Так что, когда король встал с кресла, наспех запахнутые полы свободно упали, явив на всеобщее обозрение все то, что по идее должны были прикрывать. Эффект был потрясающий. Акрилла мгновенно застыла с раскрытым ртом, подавившись очередным “не надо”, и уставилась в одну точку, после чего без звука упала в обморок.

Жак, не удержавшись, заржал вслух, а король, поспешно запахнувшись, обернулся к нему.

— Это опять твои шуточки, бесстыжий негодяй? Нашел время, нечего сказать!

Последующий монолог его величества был поразительно похож на предыдущий, в котором шла речь о впечатлениях, и точно так же в историю он не попал.

— Это не я, — простонал наконец Жак, выбрав паузу в монологе. — Честное слово, ваше величество, это не я! Успокойтесь, умоляю, а то и здесь стекла посыплются!

— Так чего ты ржешь, как ненормальный?

— Так ведь смешно же, ваше величество!

— Смешно? То, что при виде меня дамы падают в обморок, по-твоему, смешно?

— Шеллар, успокойся, — сочувственно хихикнул Мафей. — Дело не в тебе. Она просто никогда голых мужчин не видела.

— А ты откуда знаешь? — проворчал король.

— Оттуда. Не расстраивайся. Ты же знаешь, она вообще тебя боится, а тут еще... — он покосился на королевский халат и тихо прыснул в кулак.

— Доведете вы меня когда-нибудь, — огорченно вздохнул король. — Окончу я свои дни в лечебнице для умалишенных. Все, я пошел умываться и одеваться, а вы разберитесь сами, потом мне доложите. Унесите эту трепетную лань отсюда с глаз подальше, и позовите цирюльника. И надо будет не забыть вызвать Красса и отчитать, как следует, а то, по-моему, стражники у дверей стоят для красоты, заходи, кто хочешь, не королевские покои, а придорожный трактир...

Жак послушно побежал искать цирюльника. Мафей, приподняв юную даму, все еще валявшуюся посреди гостиной, телепортировался вместе с ней в свою комнату. А король, донельзя огорченный происшедшим, направился приводить себя в порядок, пока не вломился еще кто-нибудь и не случилось еще какого скандала.

Где-то через полчасика в гостиной снова заседали тем же составом, только в более благопристойной обстановке. Король, уже одетый, побритый и причесанный, но все еще страдающий от последствий бурно проведенной ночи, восседал во главе стола с неизменной трубкой в зубах. Мафей продолжал утешать Акриллу, пристроившись на ручке ее кресла, а Жак, поминутно хихикая, объяснял его величеству причину недоразумения.

— Это ее бабы разыграли, — сообщил он, косясь на безутешную девушку и хихикая в очередной раз. — Камилла, если конкретнее. Она сказала ей, что вы ее выбрали в качестве будущей невесты и велели сегодня с утра явиться к вам. Якобы для того, чтобы научить ее всему, что положено знать и уметь молодой жене. Камилле, дескать, вы поручили объяснить теорию, а сами будете учить на практике. Потом Камилла ей рассказала, как правильно надо... — Жак снова покосился на даму, зардевшуюся, как маков цвет, и уклончиво продолжил: — Ну, вы понимаете, чему может научить Камилла. Акрилла закатила истерику, но наставница ее припугнула, как следует, рассказав, как вы страшны в гневе, привела сюда и втолкнула в дверь. Постигать, так сказать, практику. — Он снова хихикнул и заключил: — Вот, собственно, и все. Дальше... вы сами видели.

Король тяжело облокотился на стол и взялся двумя руками за голову.

— Я точно с ума сойду с этими дамами, — жалобно произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. Затем посмотрел на Жака. — Ты находишь это смешным? Это ужасно, на мой взгляд.

— Ваше величество, — засмеялся Жак. — Просто вы с утра не в духе и у вас болит голова. Если бы вы проснулись в хорошем настроении, вы бы тоже смеялись.

— Смеялся? Да мне заплакать впору! Эта старая шлюха выставляет меня полной скотиной и извращенцем, а молодая дурочка безоговорочно верит! Вот что ужасно! Она даже не усомнилась, что я собираюсь поступить с ней столь недостойно и неподобающе! И по твоему, это смешно?

— Это же не значит, что у нее были на то основания! — утешил его Мафей. — Она просто тебя боится, вот и потеряла голову от страха.

— А почему? — король выпрямился и посмотрел на Акриллу, которая моментально съежилась и прижалась к Мафею. — Ты можешь объяснить, почему ты меня боишься? У тебя есть на то какие-то основания?

— Нет, — жалобно пискнула дама.

— Что — нет? Не можешь объяснить, или нет оснований?

— Нет, — повторила Акрилла и посмотрела на Мафея, как бы ища подсказки.

— Шеллар, оставь ее в покое, — посоветовал принц. — Ты же видишь, она до сих пор отойти не может от такого... зрелища.

— Так покажи ей свое... зрелище, может успокоится — проворчал король и снова обратился к даме. — Сейчас отправляйся к себе, отдохни и соберись с мыслями. А вечером возьмешь перо и бумагу и напишешь сочинение на тему “Почему я боюсь короля”. Раз ты не в состоянии объяснить это вслух, изложи в письменной форме и сдай Мафею не позднее завтрашнего утра. Он мне передаст. И больше не врывайся ко мне без спросу, а то и не такое увидишь.

— Простите, пожалуйста, — пробормотала Акрилла, послушно поднимаясь с кресла. — Да... Я обязательно... Я больше не буду... — она помялась, потом, набравшись смелости, спросила: — А что мне теперь будет... за это?

Король скорчил кровожадную мину и страшным голосом прорычал:

— Зажарю и съем! А вы прекратите ржать, паршивцы, а то и вас тоже съем! Мафей, проводи даму в ее комнату и позови Камиллу, я ей пару ласковых слов скажу. Нашла тоже тренажер!

Жак со стоном уткнулся лбом в столешницу, видимо представив себе короля в качестве тренажера, а Мафей, довольно улыбаясь, спрыгнул с ручки кресла, но телепортироваться не успел. В дверь заглянул королевский секретарь и сообщил:

— Ваше величество, вас желает видеть ее величество королева Агнесса. По срочному и секретному вопросу. Лично вас и его высочество, — он кивнул на Мафея.

— Зови, — проворчал король. — Жак, проводи Акриллу сам. И Камиллу позови, пусть под дверью подождет, ей полезно. Мафей, пойдем в кабинет.

Жак обнял девушку за плечо и мягко направил в сторону двери.

— Пойдем, — сказал он. — Я расскажу тебе одну сказку...

Король тяжело поднялся, посмотрел им вслед и поплелся в кабинет. За ним поплелся Мафей, на лице которого читалось неприкрытое огорчение и разочарование.

Ее величество королева Агнесса появилась сразу же, едва король успел сесть за стол и придать себе более-менее деловой вид.

— Доброе утро, — взволнованно произнесла она, плотно прикрывая за собой дверь и на ходу поправляя пышные рукава платья.

— Может, и доброе, — строго ответил король, жестом приглашая ее занять кресло у стола. — Если ты с официальными извинениями, можешь их опустить. Я их принимаю заочно, но твоего супруга не желаю больше видеть у себя иначе, как в официальных случаях.

— Так ты уже в курсе? — вздохнула королева Галланта, аккуратно приподнимая юбку и опускаясь в кресло. — Шеллар, прости, ради всего святого, я, конечно, виновата, не уследила... Но не ходить же мне в туалет за ним следом! И как можно было следить за этим козлом, когда меня в кои-то веки пригласили на танец! Красавец мужчина, пяти локтей росту и, кажется, моложе меня! Женщина я, в конце концов, или лошадь рабочая!

— Агнесса, я за тебя очень рад, — сухо ответил король. — Надеюсь, кавалер Лаврис тебя не разочаровал и после танцев. Но впредь следи за своим мужем получше. Если он позволит себе еще что-то подобное в моем дворце, я ему собственноручно оторву яйца.

— Лучше голову, — посоветовала Агнесса. — И не обязательно собственноручно, попроси Флавиуса.

— Этот вопрос можешь считать закрытым, — нахмурился король. — Если тебе надо избавиться от мужа, делай это своими силами.

— Да я не о том. И пришла я к тебе совсем не за этим, и даже не ради официальных извинений. Мне нужна твоя консультация... как юриста.

— Разводиться решила? — заинтересовался король.

— Нет. У меня появилась реальная возможность поставить вопрос о душевном здравии моего супруга, и, следовательно, о его дееспособности.

— Так-так-так, — еще живее заинтересовался Шеллар III, — И что же он интересного сказал или сделал?

— Вот послушай. И ты, малыш, послушай, а то вдруг я губу раскатала, а это была всего лишь милая детская шутка... Сегодня утром мое сокровище разбудило всех душераздирающими воплями. Когда на эти вопли сбежались все, кто находился поблизости, мы обнаружили его сидящим на полу у окна в состоянии, не поддающемся описанию. Во-первых, он был трезв, как хрустальная вазочка, чего с ним не случалось уже лет пять. Во-вторых, он был перепуган до такой степени, что не мог вразумительно говорить, заикался и хватался за всех руками. Когда твой придворный мистик немного привел его в чувство, Луи, все так же заикаясь и трясясь от страха, проблеял нечто невнятное насчет того, что мистралийские принцы вернулись и хотят его убить.

— Мистралийские принцы? — переспросил Мафей.

— Ты не знаешь, наверное, тебя еще и на свете не было, когда этого засранца побили мистралийские принцы. Давно это было...

— Двадцать два года назад, — уточнил король. — Не отвлекайся.

— Когда Луи оклемался настолько, что смог членораздельно говорить, он поведал следующее. Проснувшись, он обнаружил в своей комнате постороннего человека, который сидел на подоконнике и очень нехорошо на него смотрел. Этот пьяный дебил не нашел ничего лучше, как начать возмущаться и вопрошать, кто посмел нарушить его покой. Пришелец слетел с подоконника, перелетел к нему на кровать...

— Ах, он еще и летал? — уточнил король.

— Именно. Летал, а не ходил, как все нормальные люди. Так вот, он приземлился на кровать, положил этому придурку руки на плечи и посмотрел в глаза, отчего Луи мгновенно протрезвел и насмерть перепугался. Ни от чего, просто ему вдруг стало очень-очень страшно. А летающий незнакомец спросил, узнает ли он его. Луи клянется и божится, что тотчас же узнал принца Орландо.

— Ни больше, ни меньше? — развеселился король. — И совершенно безошибочно? Это притом, что он его видел в последний раз двадцать два года назад?

— Именно. Так вот, Луи перепугался еще сильнее и промычал что-то вроде “как же так, ты же умер”. На что принц ответил, что конечно же, он умер, и с Луи сейчас будет то же самое. Затем он взял этого идиота за глотку, стащил с кровати и высунул в окно. В такой забавной позиции: Луи торчал из окна по пояс, а собеседник висел рядом с ним в воздухе снаружи. И сказал ему этот летающий принц примерно следующее: ты такой сякой и разэтакий, если еще раз близко подойдешь к Мафею или вообще любому ребенку, мы с Ринальдо и Коррадо придем за тобой втроем и заберем тебя на фиг с собой на тот свет. После чего втолкнул его назад в комнату и, разумеется, улетел. Так вот, Шеллар, я хотела бы уточнить, не было ли это чьим-то милым розыгрышем, и, если нет, как мне лучше действовать, чтобы никто не усомнился, что мой супруг допился, наконец, до белой горячки и править страной более не способен.

— Мафей? — поинтересовался король, вопросительно взглянув на кузена.

— Это не я, — ответил Мафей. — Я этого не делал, честное слово. Может, кто-то из придворных магов, но точно не я.

— Не учинять же мне теперь допрос всем придворным магам, — проворчал король. — Да и, насколько я знаю, кроме мэтра Истрана левитировать никто из них не умеет... Луи как-нибудь описывал этого летающего шутника?

— Не очень внятно, но... ты хочешь проверить? Худощавый мистралиец небольшого роста, глаза, как у эльфа, волосы черные, сзади собраны в коротенький пучок, спереди челка. На вид лет двадцать с небольшим, одет в черное с какими-то красными деталями.

— Среди моих придворных магов точно нет ни одного мистралийца с эльфийскими глазами... — задумчиво произнес король, постукивая по столу карандашом. — А Орландо примерно так и выглядел. Только без челки. Действительно, как я мог забыть, у него были глаза.. не как у людей... Но сейчас ему никак не может быть двадцать с небольшим, поскольку он был старше меня. Так что... впрочем, это к делу не относится, ты лучше вот что скажи. Остались ли хоть какие-либо доказательства реальности происшедшего? Следы, очевидцы, магическая аура?

— Следов я не видела, он же... летал. Очевидцы... Не знаю, очевидцы могут быть только в том случае, если этот загадочный принц действительно существовал. Магов никто не приглашал, и вообще следы специально не искали.

— А надо было. Чтобы можно было официально заявить, что их нет. А теперь там все затоптали, и теперь любой тебе скажет, что они были, но ты их не видела... либо не пожелала видеть. А на шее у Луи не осталось синяков?

— Остались, — со вздохом призналась Агнесса. — Но я надеялась, что они сойдут за побои, полученные от Мафея...

— Агнесса, ты не маленькая. Прекрасно знаешь, что не сойдут. А я не позволю принцу лгать под присягой, если дело дойдет до судебного разбирательства. Так что, как юрист, ничем не могу тебя обнадежить. Твой внезапно протрезвевший супруг не обезумел, разве что самую малость, от страху. Можно сомневаться насчет левитации и достоверности описания, но тот факт, что его кто-то хватал за глотку, не подвергнется сомнению. А если, может быть и такое, найдутся очевидцы, наблюдавшие эту сцену снизу, или просто видевшие летящего мага, то вся твоя затея... — он развел руками. — Не советую и начинать. Лучшее, что ты можешь из этого извлечь — это использовать нелепую историю с летающим принцем, как повод для слухов, и создавать потихоньку общественное мнение. Тогда тебе будет проще в следующий раз, если случится что-то подобное. А также, можешь отныне пугать своего мужа, что если он будет плохо себя вести, пойдешь к некроманту и напустишь на него мистралийских принцев. Только не очень часто и не очень гласно, если ты понимаешь.

— Понимаю, — вздохнула Агнесса. — Так ты полагаешь, это было на самом деле?

— Не знаю, что было, а что досочинил с перепугу твой супруг, но одно могу сказать наверняка: от белой горячки синяков не бывает. Значит, мы имеем дело либо с жестокой шуткой, либо с призраком. Нежить тоже иногда оставляет синяки. Можно даже проконсультироваться, у меня есть знакомый некромант в отставке, он знает о призраках все, что только можно. Но все же я полагаю, что принц Орландо жив. И даже если бы он умер, с чего бы это его призрак обитал у меня во дворце? Так что, наиболее вероятный вариант — мистификация. И любое разбирательство по делу о невменяемости его величества Луи IX окончится именно таким решением. Извини, Агнесса. Ничем не могу помочь.

— Карлсон? Ты что, просидел здесь весь день? — изумилась Эльвира, обнаружив, что ее загадочный кавалер, который должен был утром отбыть домой, опять сидит в ее комнате и с интересом изучает какой-то толстенный том. — Или тебе опять от начальства попало?

— Да нет, — засмеялся он, откладывая свой талмуд в сторонку. — Я уже был дома, показался всем на глаза и сказал, что Кантора послал по делам, чтобы его не искали. Мой дорогой друг в неподъемном состоянии, если бы я притащил его утром, у всех бы немедленно возник вопрос, где он был и где так набрался. Так что, я оставил его здесь, а сейчас вот за ним вернулся. А потом подумал, раз уж я все равно здесь, почему бы не зайти к тебе. А теперь вот думаю, раз уж я зашел, ничего страшного, если мы с Кантором вернемся завтра утром...

— Все ясно, — улыбнулась Эльвира. — Кроме одного. Он что, твой подчиненный, что ты его якобы посылаешь куда-то?

— Ну... — смутился Карлсон. — В общем, да.

— А каким образом в подчинении у простого пропагандиста оказывается воин?

— Он мой телохранитель, — неохотно признался Карлсон. — Мне его недавно выделили. Вернее, я сам попросил... Ну, в общем... да зачем оно тебе надо?

Эльвира присела к столу и с интересом посмотрела на собеседника.

— Так значит, ты не просто какой-то там рядовой сочинитель речей для ваших ораторов, а достаточно выдающийся деятель, чтобы иметь личных телохранителей?

— Нет-нет, — с излишней поспешностью ответил Карлсон. — Это не потому, что я какая-то большая шишка, а просто потому, что я маг, хоть и плохонький. У нас маги на вес золота, поэтому их всячески берегут... Эльвира, прошу тебя, не расспрашивай...

— Что ж... — вздохнула Эльвира. — Не буду. А как это твой друг и телохранитель умудрился так набраться? Вроде на балу гостей не особенно поили, да он и без того веселился вовсю. Он всегда такой?

— Что ты! — засмеялся мистралиец, с явным облегчением уходя от скользкой темы. — Обычно он серьезный и почти не улыбается. А вчера я над ним немного поколдовал. Ну нельзя же идти на бал с такой кислой рожей! Вот я ему и добавил немного веселья... и, как всегда, перестарался. Он разошелся так, что бросил вожжи и ударился в загул. После бала он протащил свою девушку по нескольким кабакам, и даже почтил своим присутствием какую-то опиумокурильню... Хорошо, хоть в бордель податься не додумался! Так что домой они вернулись только часам к четырем, и, когда я зашел за ним в семь, мне из-за двери сонный женский голос сообщил, что разбудить Диего не представляется возможным, разве что я сам попробую. Я не стал светиться, и сказал, что приду позже. А у тебя что новенького?

— А я вот в начальство выбилась, — вздохнула Эльвира, доставая сигарету из шкатулки. Карлсон добыл огонек, щелкнув пальцами, и поинтересовался:

— Это как?

— Только что меня вызвал король и назначил старшей над прочими дамами. Сказал, что тут у нас совершенный гадючник и полный бардак, а в случае чего и спросить не с кого, так что нам непременно нужен кто-то старший. И назначил меня, поскольку Акрилла и Вероника еще молодые, Анна и Селлия дуры, а на Камиллу он сегодня обижен. И как тебе? А Жак еще уверял, что он никаких планов на мой счет не имеет...

— Знаешь, я, конечно, не смог его вчера прослушать, но мне кажется, что он действительно не имеет никаких планов на твой счет.

— Вчера? — удивилась Эльвира. — А ты что, был на балу? Тебя же увидеть могли!

— Не удержался, — признался Карлсон. — Уж очень хотелось на него посмотреть, на вашего короля. Ох, и оглобля вымахала! А заметить меня никто не заметил, там такая толпа была, что в ней затеряться — раз плюнуть. Так вот, насчет тебя. Я, конечно, не могу сказать наверняка, не прослушав, но по-моему, мы не совсем верно истолковали пророчество. Вас ведь две, будущих королев. И его величество, на мой взгляд, положил глаз не на тебя, а на твою одноглазую подругу.

— Кира? Ты серьезно?

— А что тебя смущает? С Шеллара станется завести себе одноглазую королеву просто назло своим придворным дамам... и всем остальным.

— Ну, пусть попробует, — фыркнула Эльвира. — Только я сомневаюсь, что ему удастся уговорить Киру на такую авантюру, как брак.

— Зато представляешь, какой порядок она наведет в вашем... как ты сказала, гадючнике? — хихикнул Карлсон. — Кстати, а из-за чего Шеллар вас так обозвал? Опять ваши дамы что-то веселенькое выкинули?

— Хоть плачь, хоть смейся! Уж от кого, но от Камиллы я такого не ожидала. Или ей посоветовал кто, или она намного хитрее, чем прикидывается, или у нее вдруг чувство юмора прорезалось... Вчера на балу Анна стала ее поддевать, что король ее позабыл и позабросил, а как женится, так и вовсе знать не захочет. А Камилла обиделась и заявила, что никуда он не денется, позовет. В результате они побились об заклад, что король позовет Камиллу сегодня утром. Поскольку он ее звать не собирался, и она это прекрасно знала, Камилла сделала вот что. Есть у нас тут одна бестолковая девчушка по имени Акрилла, жуткая трусиха, молодая, неопытная, нетраханная, и короля до смерти боится. Камилла наплела ей, что король выбрал ее в невесты и велел явиться для предварительного перетраха. Та перепугалась, начала рыдать и пускать сопли...

— Так она что, поверила? — изумился Карлсон. — На полном серьезе?

— Так она же все время именно этого и боялась, как было не поверить! Камилла теоретически просветила бедную девочку, что такое миньет и как это правильно делать, и велела идти к королю и отработать это на практике... Что ты хихикаешь, представь себе, какое потрясение для порядочной девушки! Она начала упираться и отказываться, Камилла ее настращала, рассказав, как страшен король в гневе...

— А он страшен? — живо заинтересовался Карлсон.

— Откуда мне знать? До недавних пор вообще считалось, что он гневаться не умеет. Пару недель назад, говорят, в первый раз в жизни разгневался. Камилле министр культуры рассказывал, говорит, страшен. Орал так, что стекла вылетели, все министры перепугались до сердечных приступов... Но сама я не видела. Так вот, Камилла ее напугала, как следует, привела к королевским покоям и втолкнула в дверь. А в это время у короля сидели Мафей и Жак, то есть, получалось, то ли они ее вместе учить будут, то ли он сам, но при свидетелях, но в общем, бедная Акрилла вовсе онемела. А король с утра был не совсем здоров после этого бала, и, соответственно, в самом отвратительном настроении. Сердиться он начал, как только она вломилась в комнату, а поскольку она в истерике и ни слова вразумительно сказать не могла, он вообще разозлился, встал с кресла и хотел ее выгнать. И тут-то самое веселье и началось. Жак мне рассказывал, я чуть со смеху не померла. Когда его величество изволил встать, на нем распахнулся халат, и наша целомудренная Акрилла имела честь лицезреть все, что под этим халатом находилось. А там есть на что посмотреть, могу тебя заверить, как два твоих. Увидела она все это, и в обморок. Король стоит полностью офигевший, эти два поросенка давай ржать, дама в обмороке валяется... Скандал — первый сорт. Потом, конечно, разобрались, король вызвал к себе Камиллу и отматерил по первое число. Камилла все это выслушала, покивала, покаялась, и пообещала, что больше не будет. А Анна, получается, проспорила ей колечко с изумрудом, поскольку в споре не уточнялось, для чего именно король должен вызвать Камиллу. Теперь Анна на Камиллу дуется, Акрилла на нее насмерть разобиделась... А я теперь что, должна со всем этим разбираться?

— Бедный, бедный Шеллар! — простонал Карлсон, чуть не падая со спинки стула. — Ты еще на него обижалась! Добрейший и великодушнейший человек! Покойный король Ринальдо за такие шуточки свернул бы шею, не глядя, причем собственноручно и моментально! А Шеллар эту старую шлюху даже со двора не прогнал!

— Вовсе она не старая, — возразила Эльвира. — Но что шлюха, это точно. Высшей квалификации. Потому и не прогнал, наверное. Питает он к ней некоторую слабость, как, впрочем, и многие другие.

— Еще бы, — хихикнул Карлсон. — В борделе мадам Лили к ней в очередь становились.

— В борделе? — изумилась Эльвира. — А мы не знали! Интересно, а король знает? Хотя, наверняка знает лучше нас всех. Он все знает. И ты, кстати, смотри, не попадись. А то додумался — научил Мафея шарики пускать! Он стал этими шариками эгинских малолетних принцев развлекать, а король увидел. И тут же начал интересоваться, откуда взял да кто научил, бедный мальчишка еле отговорился. И что тут при дворе сегодня болтают, будто у нас в замке призраки мистралийских принцев летают? Это ты тут по дворцу летал? Ты что, хочешь, чтобы тебя поймали?

Карлсон сокрушенно вздохнул.

— Ну разве же я знал, что Шеллар эти шарики до сих пор помнит! Ну, нравились они ему, они всем детям нравятся, но кто же знал, что он их на всю жизнь запомнит! Тоже мне, незабываемое впечатление детства...

— Карлсон, — осторожно поинтересовалась Эльвира, — А где это его величество видел тебя с твоими шариками, да еще в детстве?

— Ну... видел, — Карлсон совершенно смутился и не очень уверенно пояснил: — Я... мои родители... они тоже состояли при дворе, вроде тебя. А королевская семья Ортана приезжала к нам в гости. И меня всегда подпрягали развлекать детей, так же, как Мафея. А насчет призраков... пусть болтают. Так даже удобнее. Если вдруг меня увидят, взлечу и притворюсь призраком. Так что, это мелочи. Вот что мне завтра Кантор устроит... Материть, наверное, будет, хуже, чем Шеллар Камиллу. Он на меня еще за ту траву до сих пор злится...

— За какую траву?

— Да было тут на днях... Я травы обкурился, а ему пришлось за мной присматривать... А что такое присматривать за невменяемым магом, можешь себе представить. Меня как понесло... Чуть к Шеллару в гости не ввалился.

— Так зачем же ты принимаешь наркотики, если ты таким становишься? Не надо было траву курить, правильно он на тебя злится.

— У нас пьянка была... А мне пить нельзя. Я от этого еще дурнее становлюсь, чем от любых наркотиков. А совсем трезвым сидеть, когда все пьют — тоже как-то... Да ну их, мои нетрезвые похождения, тоже мне, тема для беседы с дамой! Лучше расскажи что-нибудь про своих подружек, это веселее. Как поживает твоя хинская воспитанница?

— Понятия не имею, — вздохнула Эльвира. — Я же ничегошеньки не понимаю, что она говорит. Не звать же Чена каждый раз, чтобы спросить ее, как она поживает. А по-ортански она пока что знает “здравствуйте”, “спасибо”, “да”, “нет”, “хорошо”, “плохо”, “госпожа”, “господин”, а также с десяток различных непечатных слов, связанных с процессом размножения. Камилла просветила. Правильно его величество сказал, действительно совершенный гадючник и полный бардак. Хорошо еще, что он общается с ней по-хински и пока не слышал ее успехов в изучении языка, а то я бы виновата осталась. Зато Мафея девочка вогнала в краску, пытаясь у него выяснить всего лишь, какого он пола и зачем у него такие уши.

— Разве он так уж сильно похож на девочку? — удивился Карлсон.

— Так ведь ей сложно различать людей другой расы, — засмеялась Эльвира. — Она даже лица не запоминает, они ей одинаковыми кажутся. Придворных дам она различает по прическам и цвету волос, а из мужчин вообще узнает только короля — по росту, и Мафея — по ушам. Элмара она путает с Лаврисом, а тебя бы запросто спутала с Кантором...

— А откуда ты знаешь, что мы для нее на одно лицо? Она сама как-то сказала?

— Да нет, это мне Чен объяснил.

— А это кто?

— Наш новый придворный мистик, тоже из Хины. Ничего, вроде симпатичный парень... хотя, какой он парень, ему уже за сто, но он просто молодо выглядит. Я с ним общалась несколько раз по поводу этой малышки, и вообще о разных вещах. Он мне жаловался, что ему делать нечего. Хотел было приступить к своим обязанностям, пришел к королю и попросил, чтобы ему было позволено осмотреть его величество и ознакомиться с медицинскими записями прежних мистиков... То есть, чем король болел раньше и тому подобное. И был поражен, узнав, что таких записей не существует вообще, потому как его величество никогда ничем не болел... до того памятного банкета. И сейчас здоров, как четыре лошади. Зато наши придворные дамы срочно все расхворались, и все исключительно по женской части. Только мы с Акриллой здоровы, а остальные — ну просто при смерти. Особенно Камилла.

Карлсон усмехнулся.

— А эта ваша целомудренная, которая в обмороки падает, она после того, что сегодня было, не перестала бояться короля?

— Представь себе, нет. Теперь она его еще сильнее боится. И что самое веселое, его величество велел ей изложить в письменной форме, почему она его боится, и предоставить сочинение к завтрашнему утру. То ли поиздеваться решил, то ли любопытство замучило. Она полдня сидела рыдала над листом бумаги, потом весь вечер доставала нас, чтобы мы ей что-то посоветовали. Камилла посоветовала написать... Что хихикаешь, уже сам понял? Вот именно, что она еще могла посоветовать. А я посоветовала написать кратко: “потому, что дура”. Она на нас разобиделась и пошла советоваться к Мафею.

— Ну и чудненько, — обрадовался Карлсон. — Пусть общаются. Может, мальчишка, наконец, наберется смелости, да избавит ее от излишнего целомудрия. А то непорядок получается.

— А когда тут был порядок? — вздохнула Эльвира. — Пожалуй, ты прав, наш король слишком добр к своим дамам и слишком многое им прощает, вот они и творят, что хотят.

— Ничего, — хихикнул Карлсон. — Вот женится он на твоей подружке, она тут наведет воинскую дисциплину. Будете строем ходить и честь отдавать.

— Да что ты говоришь! Не пойдет Кира замуж. Разве что король ее уговорит пожертвовать убеждениями ради блага короны.

— Почему ты так уверена? Она, конечно, пока не поняла, зачем это Шеллар с ней под пальмами уединяется и на ужины приглашает, но я не заметил, чтобы она питала к нему явную антипатию, или чтобы он ей чем-то не нравился, или что-то в этом духе. Наоборот, ей с ним приятно общаться.

— Одно дело — общаться, а замуж — уже совсем другое. Кира к этому относится, мягко говоря, прохладно, и мужчин вообще не особенно уважает. А что до нежных чувств его величества, то она их и не заметит, пока он ей прямым текстом не скажет. Она какая-то патологически верноподданная и в ее понятии король вообще не мужчина, да и человек-то с большой натяжкой.

— О-о! — рассмеялся Карлсон. — Ее ждут великие открытия! Короли едят и пьют, а также, представьте себе, в туалет ходят! А уж когда она увидит, какие у них бывают... что, правда, как два моих?

— Нет, это было художественное преувеличение, — спохватилась Эльвира. — Полтора, не более. И вообще, я уже плохо помню анатомию его величества.

— А мою еще помнишь? — лукаво прищурился Карлсон.

— И твою тоже не помню, со вчерашней ночи не видела.

— Ах, какая же у тебя память дырявая! Наверное, необходимо тебе напомнить.

— И немедленно!

Глава 9

— Как прошел ужин? — поинтересовался Жак, приподнимая крышку сковородки, на которой аппетитно шкварчали плютовые лапки.

— Нормально, — пожал плечами король. Он сидел за кухонным столом и с большим интересом наблюдал за процессом приготовления пищи. С означенным процессом он сталкивался примерно второй раз в жизни, первый был в памятную ночь, когда Шанкар хозяйничал на дворцовой кухне и доверил его величеству подержать ложку. Сегодня же на кухне возился Жак, который зазвал короля на самогон и, узнав, что его величество сегодня позабыл позавтракать и пообедать, срочно решил превратить закуску в ужин.

— А что в вашем понятии значит “нормально”? — уточнил шут. — Что-то конкретное, или просто, что вы не желаете об этом ужине распространяться?

— Это означает, — спокойно пояснил король, — что ничего выдающегося на этом самом ужине не произошло. Мы поели, выпили, побеседовали, как Ольга выражается, “за жизнь”... Кстати, почему она при этом столь упорно употребляет неверный предлог?

— Это диалектное выражение, — охотно откликнулся Жак. — Хотел бы я знать, как же это на самом деле звучит на вашем языке... А о чем вы с ней беседовали? О коллекции оружия вашего дедушки? А то я что-то сомневаюсь, что о политике или о придворных дамах... А о методах заточки мечей и о прочих тонкостях, о которых она беседует с Элмаром, вы бы вряд ли смогли достойно поддерживать разговор.

— Ты неисправим, — проворчал король, раскуривая трубку. — Почему ты считаешь, что воины непременно должны быть грубыми тупыми людьми, не способными говорить ни о чем, кроме оружия и своих боевых побед? Ты уже забыл, как ты неоднократно ошибался в людях именно из-за этого?

— Не забыл, — не стал возражать Жак. — Поэтому я и спрашиваю. Мне же интересно, какая она на самом деле, я ее почти не знаю.

— Что ж, если тебе так интересно... Тебе никогда не приходило в голову, что воины бывают разных типов? Солдат, который рубит мечом и стреляет из лука, человек, жизнь которого посвящена именно этому конкретному занятию и который только это и умеет толком. И офицер, который отдает приказы, кого рубить и куда стрелять, человек, который думает за солдата. Так вот, чтобы ты более не сомневался в умственных способностях баронессы Арманди...

— Я понял, — с готовностью согласился Жак. — Вы хотите сказать, что она относится ко второму типу. Этакая Афина Паллада... Все понятно, что ж тут непонятного. Именно поэтому вы произвели ее в лейтенанты гвардии и прочили блестящую карьеру?

— Положим, чин лейтенанта я бы ей дал в любом случае, ибо такова была награда, о которой она просила. А насчет карьеры... Я полагаю, что полусотня гвардейцев для нее не предел. Ей можно доверить хоть всю армию, справится. У нее прирожденный талант к военному делу, и если ее не будут зажимать из-за обычной в армии половой дискриминации, из нее выйдет весьма толковый генерал. Со временем. А уж о том, чтобы ее не зажимали, я позабочусь лично.

— А как вы определили ее выдающиеся способности? — поинтересовался Жак, отвлекаясь от художественной нарезки овощей для салата.

— Во-первых, известно ли тебе, что под ее командованием замок Арманди полтора года успешно сопротивлялся атакам дружины герцога Браско, вчетверо превосходившей по численности ее собственное войско? Да и то, ее войско было наполовину набрано из наспех обученных крестьян. Я интересовался ходом этой междоусобной войны и организацией обороны, и был потрясен. А кроме того, она дважды обыграла меня в “башенки”. Тебе это что-то говорит? Если нет, поясню, что до сих пор это удавалось только покойному дедушке, который был выдающимся полководцем, и его стратегический талант успешно мог противостоять моей голой логике. Я вот ее еще в шахматы научу играть... Что я смешного сказал?

Жак отложил нож и посмотрел на короля чуть ли не с восторгом.

— Так вот оно что! Значит, все-таки Кира! Значит, вы намерены продолжать и развивать ваше знакомство, и не случайно вы все время так живо интересовались ее здоровьем и уединялись с ней под пальмами на балу! Ваше величество, я только не пойму — вы ее вычислили по пятнадцати параметрам, или у вас просто такая непреодолимая тяга именно к воительницам?

— Ну ты как скажешь... — поморщился король. — Я уже давно забыл про эти параметры, кстати, их шестнадцать. Хотя... — он на минуту задумался. — Как это ни смешно, она подходит по пятнадцати. Может, я действительно подсознательно определил именно то, что мне было нужно? Впрочем, ерунда все это. Насчет параметров, и насчет воительниц. Мне просто нравится эта девушка. С первого взгляда. Не знаю, почему, я ведь даже не знал, кто она и какая она, когда знакомился, а просто заметил, что она красивая...

— Уже нет, — вздохнул Жак и снова принялся за работу.

— Знаешь, мне это как-то безразлично. Не понимаю, почему все смотрят на нее то с ужасом, то с состраданием, а то и вовсе глаза отводят... Из-за того она и переживает. И, похоже, она основательно похоронила всякие мысли о какой бы то ни было личной жизни, и я так и не смог толком прощупать — из-за увечья или из-за убеждений. А то у воительниц бывают такие ненормальные убеждения, что путь воина несовместим с замужеством и рождением детей... Почему-то для мужчин совместим, а для женщин, видите ли, нет!

— Это было бы печально, — согласился Жак. — Я, конечно, точно не знаю, но подозреваю, что вы уже один раз таким образом обломались? А я-то ломал себе голову, почему у вас с ней не сложилось...

— Вот это как раз не твое дело, — нахмурился король.

— Ладно, это не мое дело. А как ваши успехи на этот раз?

— Говорю же, я не смог выяснить, как она относится к самой идее выйти замуж и иметь детей. Прямой вопрос мог быть воспринят, как издевательство, а окольными путями ничего выяснить не удалось. Что ж, будем знакомиться ближе, привыкать друг к другу... Должно же мне хоть раз повезти в личной жизни!

— Согласен, — отозвался Жак с максимальным оптимизмом. — А что, вас действительно ничуточки не смущает ее искореженное лицо?

— Жак, это просто смешно. Почему меня должны смущать такие мелочи? В конце концов, я всю свою жизнь каждый день вижу себя в зеркале, и за это время мое восприятие закалилось настолько, что меня трудно смутить каким бы то ни было недостатком внешности.

— Вечно вы преувеличиваете, — отмахнулся Жак. — Ничего такого особенного в вас нет. Просто у вас в семье все мужчины были красавцами, и вы среди них смотрелись не лучшим образом. Вот у вас и выработался определенный стереотип. Если бы вы росли при дворе вашего кузена Элвиса, вы бы считали себя неотразимым кавалером. Фигня это все. И вообще, вам Кантор что советовал? Вы пробовали беседовать с зеркалом?

— Да пошел он со своими советами, — фыркнул король. — Это он пусть Ольге советует. Я как-нибудь сам разберусь. Да и не годятся мне такие советы. Данный метод основан исключительно на самообмане, и чтобы добиться какого-либо эффекта я, получается, должен себя обмануть и заставить поверить в заведомую ложь. А я не тот человек, которого можно так просто обмануть.

Жак только вздохнул и, подняв крышку сковородки, стал переворачивать мясо.

— Что вздыхаешь? — проворчал король. — Хочешь что-то возразить?

— Да нет, — снова вздохнул Жак, перевернул последнюю ножку и снова закрыл сковороду крышкой. — Просто подумалось, что в нашем мире с этим проще. Если человеку так уж решительно не нравится то лицо, что ему досталось от бога, он может пойти и сделать пластическую операцию, и не задалбывать себя и окружающих.

— Если бы дело было только в лице... — король замолчал, уныло уставившись в стол, потом, вдруг оживившись, спросил: — А что, у вас такое делают?

— О, у нас чего только не делают... У нас, между прочим, запросто сделали бы Кире новый глаз и все прочее, и была бы ничуть не хуже прежнего. Вопрос только в цене.

— А если бы, скажем, это был не глаз, а, к примеру, конечность?

— Да запросто, были бы деньги. С тех пор, как белок научились синтезировать, это не проблема. А что?

— Да ничего. Просто у меня была небольшая прореха в одной версии, и теперь она благополучно заделана. Все совершенно верно, моя гипотеза была верна, единственное противоречие устранено. Я так и думал, что оно устранимо. Раз оно было единственным, оно просто обязано было быть таковым. Жак, как ты думаешь, может, мы все-таки выпьем по рюмочке, пока мясо жарится?

— Сейчас, подождите, — попросил Жак, возвращаясь к салату. — Я только перемешаю, заправлю, и нарежу колбасы. И хлеба. Пять минут. А что за гипотеза?

— А помнишь, ты мне задал интересный вопрос? Когда ты пришел меня навестить в первый раз?

— А, насчет Кантора? И что?

— А то, что я проанализировал все, что мы о нем знаем, и пришел к единственно возможному выводу, который просто сам напрашивался. Наш загадочный товарищ Кантор есть не кто иной, как тот самый Диего Алламо дель Кастельмарра, кабальеро Муэрреске. Если тебе что-то говорит это бесконечное имя.

— Что-то знакомое... — Жак отставил баночку с маслом и старательно наморщил лоб. — Кажется, был какой то маг или что-то в этом роде? И он пропал без вести?

— Ну, почти, — усмехнулся король. — Только пропавшего мага звали Максимильяно Ремедио... и так далее. Мэтр Максимильяно, как его звали для краткости. Он даже как-то бывал у нас в гостях... Вернее, не у нас, а у мэтра Истрана, но это не существенно. Так вот, ты почти попал. Диего — внебрачный сын этого самого мага и Алламы Фуэнтес, опять-таки, если тебе что-то говорит это имя.

— Это, кажется, актриса? — с трудом припомнил Жак.

— “Кажется”! Тоже мне, бард!

— Ваше величество, — взмолился Жак. — Не томите, скажите толком. Мы, простые бедные переселенцы, не сильны в генеалогии, и бесконечное имя нашего дона Диего... и так далее ничего нам не говорит.

— И не только тебе, — король довольно улыбнулся и хитро уставился на своего шута. — Его настоящее имя мало кто помнит и в этом мире, поскольку весь мир знал его в основном по прозвищу, которое было несравненно короче и удобнее для произношения. И между прочим, та же несравненная мадам Аллама, будучи действительно замечательной актрисой, больше известна как мать Эль Драко, чем как актриса.

— Ё... — только и смог сказать Жак, падая на ближайший стул. — Не может быть!

— Очень даже может. Это иначе не может быть. Вот тебе и ответы на все твои вопросы. Где он тебя видел, почему он тебя прикрыл, откуда он знал, что будет, и почему у них с Ольгой стряслась такая пылкая любовь. И еще множество мелких деталей. К примеру, расположение мертвых пятен, которые видит Азиль, вполне соответствует тем увечьям, которые описывал ты. Пустой очаг — место, где раньше был Огонь. Его пристрастие к необычной музыке и Ольгиным необычным нарядам — то, что осталось от его прежнего мировоззрения. Он всегда любил все необычное. Его ненависть к государственному гимну Мистралии... Ты хоть в курсе, за что в свое время посадили Эль Драко? Ему предложили написать новый гимн, а когда он написал, начали давить, чтобы переделал, дескать, патриотизма мало и ведущая роль партии не подчеркнута. А он, как истинный бард, дерьма сочинять не умел, за что и поплатился. Гимн написали другие барды, и, разумеется, ничего хорошего у них не могло получиться, поскольку они старательно подчеркнули ведущую роль партии... Ну, и еще кое что, но все сводится к одному. Ольга действительно встретилась со своим проклятием, и они действительно прекрасно ладят, что поразительно. Два таких характера, мягко говоря, не идеальных... Ну что, мы выпьем наконец? Мне интересно, что же у тебя на этот раз получилось. На чем ты его настаивал?

— На кофейных зернах... — растеряно проговорил Жак, сваливая на тарелку нарезанную колбасу. — Ваше величество, а как же рука? Вы думаете, руку ему делали... у нас?

— А где же еще? И не только руку, лицо тоже. Это только у вас могли налепить человеческую кожу вместо эльфийской, даже не поинтересовавшись, какая же она была изначально. Потому, что в вашем мире все люди, насколько я понял, чистокровные.

— Не все, — возразил Жак. — Есть и смешанные... но, конечно, не с эльфами, это точно. Так вот почему у него лицо такое... наполовину небритое. А то, что Азиль видит, как перерезанное горло?

— Ты же слышал его голос. Он что, по-твоему, очень похож на классический баритон?

— Понятно... Так что, выходит, он... Вот уж не думал, что наши наблюдатели начнут вербовать агентов из местных.

— Вот в том, что он ваш агент, я немного сомневаюсь... Жак, мы выпьем сегодня, или нет?

— Да-да, конечно, сейчас... — Жак поставил перед королем тарелку с колбасой и хлебницу и разлил по рюмкам самогон на кофейных зернах. — А почему сомневаетесь?

— Во-первых, если бы он имел постоянный контакт с вашим миром, он бы не ходил пять лет с такой особой приметой на физиономии. Уж, наверное, выбрал бы время исправить ошибку врачей и сменить кожу. Во-вторых, у него была бы не обычная мистралийская кольчуга, а что-то вроде той, которую ты спер в Кастель Милагро. В-третьих, он бы все о тебе знал, а не строил гипотезы насчет того, что раньше ты был вором, и не задавал бы глупых вопросов. Да и на свидания с Ольгой шастал бы при помощи т-кабины, а не загадочного телепортиста, и появлялся бы где-то в городе, где эта самая кабина стоит, а не прямо у Ольги под дверью. Так что, я полагаю, сам он не является агентом. Возможно, он осведомлен о положении дел, но не более. Доступа к вашим благам цивилизации он не имеет. А вот твой загадочный дон Рауль, который так популярно и доступно объяснил тебе все об этом мире, не интересуясь, в свою очередь, миром твоим, как раз и вызывает интерес. Я все эти пять лет пытался его найти, и все-таки, кажется, нашел. Есть в доблестном войске товарища Пассионарио такой странный человек по имени Амарго. Он не имеет определенного звания, его права и обязанности неопределенны и смутны, он просто трется все время около лидера и имеет в подчинении небольшую группу агентов и пару полевых отрядов. И что занятно, по описанию поразительно похож на твоего дона Рауля. Подчиняется он лично Пассионарио и никому более, и даже более того, есть у моего агента сильные сомнения насчет того, кто там кому в действительности подчиняется. Водится за ним множество безобидных странностей, одна из которых — исчезать и появляться внезапно, ни перед кем не отчитываясь, где он был и что делал.

— Так вы думаете, это он?

— Думаю, он, — кивнул король и поднял рюмку. — Твое здоровье.

Они выпили, синхронно взяли с тарелки по куску колбасы, и некоторое время сосредоточенно жевали. Затем Жак вернулся к плите, а король продолжил:

— Говорят также, что Кантор ходит у него в любимчиках. И скорее всего, именно он и позаботился о том, чтобы наш увечный бард получил медицинскую помощь в вашем мире. Я, конечно, могу и ошибаться, но пока вот такая у меня версия. И очень бы мне хотелось с этим человеком познакомиться...

— Зачем? — Жак положил вилку и умоляюще уставился на него. — Неужели хотите раскрутить его на контакт? Ваше величество, на кой вам этот контакт сдался? Я же вам рассказывал, что стало с тем миром, который имел несчастье с нами контачить. Вам что, так хочется из-за вашего любопытства погубить к хренам этот мир?

— Вовсе нет, — нахмурился король. — Я не собираюсь открывать мир для масштабного контакта. Я просто хочу иметь канал связи на всякий случай. И хотелось бы мне знать, что они намерены делать, если мистралийские танки все же пересекут Зеленые горы и вторгнутся на нашу территорию. Помнишь, ты мне как-то объяснял, что наш мир — что-то вроде заповедника? Вот мне и интересно, что будут делать егеря, если в нашем заповеднике расплодятся хищники? Ведь танки и пушки Мистралии — это тоже вопиющее нарушение закономерного хода истории, ты не находишь? Это все принесено извне, переселенцами. Я, конечно, принял меры на случай возможной агрессии, и по-прежнему считаю, что дюжина квалифицированных боевых магов запросто спалит весь их танковый корпус, но что, если я в чем-то ошибся, чего-то не учел, или просто не имел достаточной информации? Нам ведь тогда накладут так, что у демонов рады будем помощи просить, не то, что у параллельной цивилизации. Вот я и хочу, чтобы на этот случай нам было к кому обратиться. Чтобы был конкретный человек, к которому я мог бы обратиться за помощью, если Мистралия все-таки пожелает править миром, а миру окажется нечего противопоставить ее технической мощи. Если мы справимся сами, я и не стану, как ты выражаешься, крутить его на контакт. Пусть себе... исследует и наблюдает.

— Так я и поверил, — вздохнул Жак, снимая с плиты сковородку. — Можно подумать, у вас хватит сил сдержать любопытство и не сунуть нос во что-нибудь доселе неизведанное... даже если в этом не будет необходимости.

— Даже если и не хватит, у меня, по крайней мере, хватит сил промолчать о том, что я узнаю. Да не переживай раньше времени, это же только на всякий случай, может, контакт и не понадобится. Садись, наконец, я тебе расскажу еще кое-что столь же любопытное.

— Сажусь, сажусь. — Жак поставил на стол сковородку и, наконец, уселся. — А что именно?

— А вот какая интересная тайна завелась прямо у меня во дворце, — король положил себе салата и подцепил вилкой все еще шипящий кусок мяса. — Началось все с того, что однажды ко мне явилась Селлия... ну, это я вам излагал. Я еще самонадеянно высказал сомнения в ее умственных способностях и душевном здравии. Но когда ты упомянул о том, что Эльвира приходила к тебе с вопросом, не собираюсь ли я на ней жениться, я задумался, а прав ли я? Действительно ли Селлия все придумала или же ей показалось? Дело в том, что, по ее словам, разговор в комнате между Эльвирой и ее загадочным любовником шел именно о том же. Испуганная Эльвира плакала и говорила, что не хочет за меня замуж, что боится пострадать в случае отказа, что какой бы я там ни был распрекрасный, ей даже страшно подумать о том, чтобы снова оказаться со мной в одной постели... и все такое. А таинственный незнакомец всячески ее утешал и приводил разнообразные логические доводы в опровержение ее идеи. Мне показалось странным такое совпадение, но заниматься этим мне было некогда, на носу был визит в Хину и... еще кое-какие проблемы. А буквально через несколько часов после нашего с вами разговора я наткнулся на еще одну странность. Как ты помнишь, я вас покинул из-за того, что ко мне приехал Александр с семьей. Мы немного посидели пообщались у меня в столовой, а детей, чтобы не мешали, отправили к Мафею и попросили чем-нибудь развлечь. Как ты знаешь, дети у Александра еще маленькие, одному семь, второму пять, третьей два с половиной, так что в обществе взрослых им еще делать нечего, а полюбоваться на какие-нибудь простенькие магические фокусы — самый подходящий возраст. Когда же после беседы я зашел к Мафею посмотреть как дела, я обнаружил интересную картину. Под потолком кружились разноцветные светящиеся шарики, на которые дети пялились с неописуемым восторгом и радостным визгом. Ты когда-нибудь видел, чтобы Мафей делал что-то подобное?

— В смысле, шарики? — уточнил Жак, отрываясь от тарелки. — Нет, не видел.

— И я тоже не видел. Зато я отлично помню, как больше двадцати лет назад я сам любовался этими шариками с таким же восторгом, как и эгинские принцы, разве что не визжал. Это был любимый фокус Орландо, эти шарики он производил в любых количествах. Я, разумеется, тут же спросил малыша, кто его этому научил, и он, представь себе, впервые в жизни мне соврал. Причем что-то очень невразумительное. И вообще с ним творится что-то странное. Он исчезает куда-то, и по возвращении на вопрос, где он был, непременно врет что-нибудь. Однажды, например, сказал, что был в парке, а у самого на сапожках желтый песок эгинских пляжей. В другой раз сказал, что заходил к тебе, а волосы выглядели так, словно он долго торчал на сильном ветру. Курить научился... В общем, подозрительно себя ведет. А расспрашивать его мне как-то неловко, не хочу в очередной раз заставлять его врать. Ты что-нибудь об этом знаешь? С тобой он не делился своими тайнами?

— Нет, — покачал головой Жак. — И что из этого следует?

— Вот послушай еще одну интересную историю, только это конфиденциальная информация, не болтай нигде. Помнишь тот бал, когда Мафей поставил Луи синяк под глазом? Утром с этим недотепой произошла еще одна неприятность. К нему в комнату явился через окно некий левитирующий маг, который перепугал его так, что вечно пьяный Луи загадочным образом протрезвел и пришел в состояние, близкое к истерике. Он до сих пор уверен, что видел призрак принца Орландо. Причем пришелец этого не отрицал, а напротив, подтверждал. Он согласился с тем, что он Орландо и что он умер, и посулил Луи, что убьет его, если этот козел еще раз хоть приблизится к Мафею. После чего улетел в окно. Вот такая занятная история. И что мы из всего этого имеем? У меня прямо во дворце болтается некий мистралийский маг. По всей видимости, либо приходит телепортом, либо прилетает через окно. Первое вероятнее, поскольку, если бы он все время летал, его бы хоть кто-то да заметил. Этот таинственный господин спит с Эльвирой, живо общается с Мафеем и самоотверженно вступается за его честь, хотя это, в принципе, и не требуется. Причем, что забавно, это маг носит бардовскую прическу. По описанию он похож на Орландо, за исключением прически и возраста. Поскольку он старше меня, ему сейчас никак не может быть двадцать. Так вот, мне было бы очень интересно узнать, кто же это такой на самом деле и какого хрена ему понадобилось в моем дворце.

— И какие у вас есть версии? — заинтересовался Жак.

— Разные. Во-первых, это может быть самый банальный шпион. Во-вторых, это может быть просто какой-то маг с развитым чувством юмора, которому понравилась Эльвира. В-третьих, поскольку принцу Оралндо сейчас где-то за тридцать пять, у него вполне может быть взрослый сын, мистралийцы вообще рано начинают... В четвертых, это может быть даже и он сам, я и такое могу допустить. Поскольку в качестве его гипотетического отца мелькает некий неизвестный эльф, есть вероятность что именно из-за эльфийской наследственности он выглядит гораздо моложе своего возраста. Но это маловероятно. Этого эльфа никто никогда не видел, а вот то, что принцесса Габриэль имела роман с мэтром Максимильяно, факт общеизвестный.

— Так что, — хихикнул Жак. — Ваш приятель Орландо и Ольгин Диего — братья?

— Вполне возможно. А может, и нет. У принцессы Габриэль был еще муж, которого почему-то никто не принимает во внимание. А также другие любовники. И то, что ее супруг постоянно закатывал ей сцены ревности и сомневался в своем отцовстве, еще не значит, что он не был отцом своего ребенка. В общем, никто ничего не знает точно. Вот мне и не терпится узнать, кто тут летает к моим придворным дамам и пугает моих гостей. Но ума не приложу, как бы это выяснить тактично, не портя отношений с Эльвирой и не заставляя Мафея нарушать данное им слово — а ведь с него наверняка взяли слово, что он будет молчать, иначе он бы не таился от нас с тобой. Так что, видимо, придется подождать, пока вернется мэтр Истран и подключить его к этому увлекательному делу. Не вовремя он захворал, совсем не вовремя. Он мне так нужен именно сейчас, у меня есть еще пара вопросов, по которым мне необходимо с ним посоветоваться... — король вздохнул и, наконец, принялся за еду. Жак, напротив, отложил вилку и встревожено сказал:

— Не нравится мне это.

— Что именно? — откликнулся король.

— Что тут болтается мистралиец.

— А, ты об этом... Не думаю, Жак, не думаю. Тебя, конечно, ищут до сих пор, но не здесь. В лицо тебя, кроме лично советника Блая, никто хорошо не знает, внешность у тебя самая обычная, без особых примет, по описанию половина населения подойдет. Тем более, ты с самого начала очень удачно запечатлелся, как маг, так что никто и не подумает, что ты не местный. Ищут тебя в наиболее логически вероятных местах. В Зеленых горах и в Лондре.

— Почему в Лондре? — недоуменно поднял брови Жак.

— О, это вопрос отдельный и, прямо скажем, больной. Я имею в виду, лично для меня и моего самолюбия. Меня до сих пор жаба давит, что у кузена Элвиса разведка лучше, чем у меня. Им удалось добыть чертежи пистолетов, и теперь лондрийские гномы их производят, а я сижу, утираю сопли и покупаю это оружие у Элвиса. Поскольку мистралийская контрразведка так и не выяснила, кто эту информацию умыкнул, они думают на тебя. Это было примерно в то же время, когда ты от них сбежал. И поэтому они подозревают, что ты отираешься где-то в Лондре, что Элвис приютил тебя в обмен на информацию.

— А вам не приходит в голову, что после того происшествия на банкете они могли что-то заподозрить? Тем более что загадочный маг появился как раз после того?

Король призадумался.

— А ты ничего подозрительного не замечал последнее время? — спросил он затем. — Тобой никто не интересовался, в частности, Эльвира не задавала каких-либо странных вопросов? Или Мафей?

— Нет, — качнул головой Жак. — Кроме Кантора никто странных вопросов не задавал. И ничего подозрительного не происходило. Разве что тот браслет...

— Какой браслет?

— Только не говорите, что я вам сказал, Мафей просил помалкивать. Пару недель назад Мафей принес мне полиарговый браслет, застегнутый очень хитрым заклинанием, и попросил расстегнуть. Мне пришлось повозиться как следует, уж очень навороченное было заклинание. Мафей утверждал, что эту штуковину выудил случайно во время “слепой охоты”, и что это, скорей всего, эльфийская работа.

— Эльфийский полиарг? Звучит смешно. Ты разве не знаешь, что у эльфов этот металл считается чем-то презренным и греховным, и они даже прикасаться к нему избегают? Не иначе, мальчик опять соврал. Не нравится мне это. Я имею в виду, то, что этот его новый приятель заставляет его обманывать окружающих.

— Не тянули бы вы с этим делом, — посоветовал Жак. — А поймали бы этого хитрого мистралийца и выяснили, кто он такой. Если он никакой угрозы не представляет, пусть себе спит с Эльвирой и дружит с Мафеем, ни от кого не прячась. А если он правда шпион, то чем скорее вы его обезвредите, тем лучше. Пока он не натворил чего-нибудь или не втянул Мафея во что-то опасное. Уж не для него ли самого предназначался тот браслет, что он мне притащил? А?

— Не думаю, — король в очередной раз разлил напиток в рюмки и достал трубку. — Если бы он замышлял что-то плохое или опасное, ему пришлось бы обманывать Мафея. А обмануть эльфа очень трудно даже для мага. Да и почувствовал бы Мафей, если бы над ним попытались колдовать.

— Так за каким хреном этот герой-любовник от всех прячется, если он ничего плохого не замышляет?

— Вот это-то мне и непонятно. Но знаешь, без мэтра я не возьмусь ловить мага, который летает и телепортируется. Слишком велика вероятность, что мы его не поймаем, а только спугнем.

— Ваше величество, у вас что, магов при дворе мало? Почему вам непременно нужен мэтр Истран?

— Потому, что дело секретное, это во-первых. Во-вторых, потому, что я не знаю точно каков уровень нашего потенциального противника, и сумеет ли кто-то из младших магов с ним справиться. А судя по тому, что он левитирует, уровень должен быть немалый. Кстати, что весьма странно, я специально изучил всю доступную информацию о левитирующих магах, ты же в курсе, их во всем мире несколько десятков, и не нашел среди них ни одного мистралийца. И в-третьих, с тех пор как один из моих придворных магов попался на подпольной некромантии, я им что-то перестал доверять.

— Ваше величество! Ну это же смешно! Если вы не можете или не хотите использовать придворных магов, обратитесь к Флавиусу, у него должны быть специалисты.

— С ума сошел? Ты что, Флавиуса не знаешь? Если я ему расскажу, для чего мне нужны его специалисты, то через полчаса Эльвира будет сидеть у него в подвале, в ее комнате будет сидеть засада, а лично Флавиус затащит Мафея в мой кабинет, напялит ошейник, чтобы не удрал, и будет стойко допрашивать хоть сутки, пока не расколется. Не хватало еще, чтобы Эльвиру покалечили, а потом оказалось, что ни за что. Нет уж, пока я точно не выясню, что мистралиец представляет опасность, я не буду привлекать к этому делу Флавиуса.

— Давайте, я с Эльвирой поговорю, — предложил Жак. — Прощупаю аккуратно, как у нее сейчас личная жизнь. А еще я бы вам посоветовал тихонько расспросить Камиллу.

— И что мне нового скажет Камилла? Что Эльвиры есть любовник? Так я это и сам знаю. Разве что попробовать использовать Селлию, но боязно. Она же такая дура, что мигом побежит всем хвастаться, какая она теперь важная персона и какие важные дела я ей доверяю...

— А она похвасталась остальным дамам в прошлый раз, когда она к вам с доносом приходила?

— Не знаю. Наверное, нет, иначе бы уже весь двор знал про Эльвиру и ее любовника. Или же весь двор потешался бы над Селлией. Да и я велел ей молчать.

— Так вот и велите ей молчать, и все будет в порядке. Она вас теперь после той оргии, наверное, боится, и ослушаться не посмеет. Пусть она вам стукнет, когда он придет, а вы сами зайдете в ее комнату и послушаете, о чем говорят в комнате Эльвиры, раз уж там так хорошо все слышно.

Король вздохнул, видимо, представив себе, как эта затея будет выглядеть, если кто-то из придворных дам заметит его на входе или на выходе, но ничего не сказал и уделил должное внимание плютовой ножке.

— Ну, хотите, я сам с Селлией договорюсь и послушаю? — не отставал Жак. — Я понимаю, вам не хочется к ней ходить, у вас тут серьезные отношения, вам жениться надо и все такое. Я сам схожу. И с Эльвирой пообщаюсь, может, она что-то скажет.

— Как хочешь, — пожал плечами король. — Только не спугни. И Мафея не трогай, ему и так очень тяжело все время врать. Не представляю, что он будет делать, когда наставник приедет. Уж ему-то он так складно врать не сможет, я в свое время и сам не мог.

— Я тихонько и осторожно, — пообещал Жак.

— Захотелось в сыщиков поиграть? — усмехнулся его величество. — Ну, поиграй. Может, что-то путное выйдет. А я не буду торопиться. Да и некогда мне этим заниматься, сейчас у меня главная задача — жениться... так, как я хочу, а не как придется.

— А запасной вариант у вас есть? — поинтересовался Жак.

— Нет, и это меня очень огорчает. Я как-то привык всегда иметь запасной вариант... Да ладно, если не получится, то мне как-то все равно будет, на ком жениться. Вон съезжу к своему новому приятелю Лао и выпрошу какую-нибудь сестру или племянницу потолковее. Какая разница...

— Не унывайте раньше времени, — подбодрил его Жак. — Никуда ваша Кира не денется. Если не справитесь сами, мы с Элмаром на нее нажмем.

— Я вам нажму! — рассердился король. — Не смей! Знаю я вас, сваты хреновы!

— Хорошо-хорошо, — немедленно согласился Жак. — Как скажете.

И поспешно опустил глаза в тарелку, чтобы его величество не заметил замелькавшие в них хитрые искорки.

Король ничего не ответил. Правда, это совсем не значило, что он не заметил.

О том, что королевская милость — штука полезная, Кира знала всегда, хотя до сих пор ей этой самой милости пока не перепадало. Зато теперь королевские милости свалились на нее в таком количестве, что было даже как-то неудобно. Нет, она, конечно, понимала, что герои, оказавшие государству такую услугу, как уничтожение дракона-террориста всегда удостаивались высоких наград и пользовались расположением королей в меру щедрости последних. Но уж как-то слишком щедр оказался его величество Шеллар III, во всяком случае, по отношению лично к ней. И как-то слишком внимателен. Желаете быть лейтенантом гвардии? Пожалуйста, а отчего же не капитаном или выше? Ах, образование не позволяет? Так милости просим в академию. Или, если желаете, можете обучаться у персональных наставников в свободное от службы время. Не проблема, найдем, распорядимся, подберем самых лучших, позаботимся, чтобы это самое время у вас было, и учитесь на здоровье. Короне нужны талантливые молодые офицеры. С подругами он почему-то так не возился. Тереза что-то там загадала на будущее, на те времена, когда она закончит обучение. Ольга до сих пор думает, и никто ее не торопит и милостями не осыпает. И на ужины при свечах тоже не приглашает, хотя они с его величеством вроде как друзья. А Кире почему-то приходится то под пальмами сидеть, то ужинать с его величеством... Придумал же, в гости приглашать! Тоже, светскую даму нашел! Она еще на этом балу чуть не начала на людей бросаться, так на нее все смотрели, что хотелось кому-нибудь по шее съездить. Еще бы было не смотреть, можно представить, как она выглядела в бальном платье и с черной повязкой на глазу... Так мало было этого бала, ему еще и ужин устраивать понадобилось! Спасибо хоть, неформальный, можно было прийти просто в парадном мундире и не мучиться с этими идиотскими платьями. Но ужин наедине с королем — согласитесь, хоть какой бы он был неформальный, все-таки не рядовое мероприятие, и не каждый день провинциальных барышень на такие мероприятия приглашают. Кира прямо извелась вся, не зная, как себя вести и что говорить. А его величество улыбаться изволит! Весело ему, видите ли! Сидит, улыбается, и все время на нее смотрит. Просто глаз не отводит. Комплименты какие-то говорит, а сам все смотрит и смотрит. Чего смотреть, спрашивается? Одноглазых воительниц не видел? И ведь смотрит не так, как все. Все смотрят — кто с любопытством, кто с состраданием, кто глаза отводит, неприятно им видеть чужие увечья... А он словно на что-то очень приятное и замечательное любуется. Извращенец он, что ли? Или какой-то научный интерес питает к увечным дамам, вроде как доктор Кинг вечно носится с какими-то кусками потрохов и с восторгом распихивает их по баночкам. Для науки, говорит. Может его величество тоже такой поклонник науки? Смотрит вот так, смотрит, потом спохватится, смутится, глаза опустит и начинает салфетку комкать или вилку вертеть. И темы для разговора подбирает, откуда только идеи берутся? “Скажите, Кира, а чего бы вы вообще хотели в жизни? Если бы у вас были неограниченные возможности? Есть у вас какая-нибудь несбыточная мечта?” Долго он думал, прежде, чем спросить? Есть, а как же. Несбыточнее не бывает. Хочу быть опять красивой и иметь два глаза. Сам не мог догадаться? Только не скажешь же так, как думаешь. “Я никогда не мечтала о несбыточном. Всегда предпочитала что-то реальное и конкретное.” Как-то сразу скисло его величество после такого ответа, надо было все-таки напрячь фантазию и придумать что-нибудь. Хотя, кто его знает, а вдруг бы он тут же кинулся ее несбыточные мечты исполнять, с него станется. Говорят ведь, что король большой чудак... Уж что да, то да, чуднее мужчины она еще не встречала. Хотя в этом есть своя прелесть. С ним интересно. Он очень увлекательно рассказывает о своей юности и о том, как он когда-то вычислил и поймал знаменитого Потрошителя. И нескольких менее знаменитых. Если бы он только все время рассказывал и вопросов не задавал, цены б ему не было, как собеседнику. А то рассказал, а потом, разумеется, начал спрашивать. О ней, о ее семье, о детстве, о ее вкусах и пристрастиях... Пришлось рассказывать. О папе, о маме, о сестрах, о том, как они с Эльвирой вместе в школе учились, как ее папа с дедушкой учили владеть оружием, как она служила в армии и как ей пришлось оставить службу из-за этой междоусобной войны. Пришлось даже подробно объяснять, как эта самая война происходила, отчего его величество пришел в восторг и заявил, что у нее, несомненно, талант полководца. Ну, что ж, он король, ему виднее. Только вот вопросы задает дурацкие. И как ему вразумительно объяснить, почему она избрала путь воина? Разве для этого должна быть причина? Захотелось, вот и избрала. Не рассказывать же ему про того ненормального пророка, еще не так поймет. А насчет личной жизни, каков вопросик? Ну какая тут может быть личная жизнь, когда война? Откуда время на всякие глупости? И с кем? С собственными солдатами по кустам валяться? За кого он ее вообще принимает? А теперь вопрос о личной жизни и вовсе неуместен, с такой-то физиономией. Не то, чтобы она так уж страдала от отсутствия мужского внимания, оно ей и так даром не нужно, но ведь одно дело пренебрегать мужчинами, и совсем другое, когда они тобой пренебрегают. Жаба давит, как Ольга любит выражаться. Только разве ж станешь все это объяснять королю? Тоже ведь мужчина, еще обидится... И подальше не пошлешь, король все-таки. Вот и пришлось весь вечер напрягать мозги, изыскивая более-менее приемлемые ответы на его вопросы. Ну, не весь, но большую часть. Под конец, когда они приговорили вдвоем бутылку напитка из водки и драконьей крови, беседа пошла веселее. Король рассказал несколько забавных историй о своих придворных дамах и своем героическом кузене, потом они сыграли несколько партий в “башенки”, а на прощанье его величество опять пригласил ее в гости, чтобы он мог показать ей свой тир и научить стрелять из пистолета. Отказываться было бы невежливо, да и интересно было научиться, а то как же так — Ольга умеет, а она нет! Но ведь и уроком стрельбы дело не кончилось. По его завершении король еще раз пригласил ее, на этот раз “на прогулку”, как он выразился. Дескать, ему надо прогуляться в одно место и ему необходим сопровождающий, не соблаговолит ли баронесса... И Кира опять согласилась. Как оказалось, перед этой прогулкой просто меркли и бал, и ужин, и урок стрельбы.

Когда она явилась к его величеству, держа под мышкой зимний плащ, как было рекомендовано, король с улыбкой спросил:

— Кира, вы когда-нибудь видели живого дракона, за исключением того негодяя, которого убили?

— Не видела, — кратко ответила Кира, не вдаваясь в пояснения, и в очередной раз подивилась нелепости вопросов его величества.

— Сейчас я вас познакомлю с одним, — пообещал король, продолжая хитро улыбаться. — Не боитесь?

— Нет, — так же кратко ответила Кира, стараясь не показать, насколько она потрясена таким заявлением.

— Это хорошо, — засмеялся король. — А то Жак испугался так, что чуть чувств не лишился. Мне было за него очень неловко, и до сих пор непонятно, чего он так испугался.

— Речь идет о том драконе, который помогал вам консультациями и давал прикурить? — уточнила Кира, вспомнив, что об этом шла речь на военном совете.

— Именно. Я собираюсь сказать ему “спасибо”, да и вообще он приглашал меня... как бы в гости, что ли. А Жак туда больше не сунется ни за какие коврижки.

Кира все-таки набралась смелости и спросила:

— Ваше величество, а могу я полюбопытствовать, почему вы выбрали именно меня?

— Помилуйте, а кого же мне еще выбирать? Элмару нельзя туда соваться, драконы могут быть на него в обиде за его прежние подвиги. Мафей очень хотел, но я не спросил, как они относятся к эльфам, вдруг они их не любят. А мэтр так некстати заболел.

— А Ольга?

— Ольга девушка слишком эмоциональная, она непременно начнет шумно восхищаться, а то и визжать от восторга, а драконы шума не любят. И кроме того, ее кабальеро почему-то просто с ума сходит от ревности, когда я с ней общаюсь. К тому же Урр и его сородичи сами натерпелись от Скорма и будут рады познакомиться с воительницей, которая избавила мир от этого извращенца.

Доводы, которые привел его величество, не показались Кире особо убедительными. Весьма сомнительно, чтобы драконы питали какую-либо неприязнь к эльфам, а уж рассуждения о непригодности Ольги к общению с драконами были и вовсе смешны. Как будто нельзя ее предупредить, чтобы не визжала, и так уж обязательно рассказывать мистралийцу, что она была на прогулке в обществе короля. А что касается драконов, им и подавно все равно, кого король притащит с собой. Крутит что-то его величество, но разве ж его заставишь признаться... Да и пусть. Что бы у него ни было на уме, все к лучшему. Кто бы еще когда-либо предложил ей прогулку в сказку? Много ли на свете людей, которые видели живого дракона?

— А вот и мэтр Силантий, — обрадовано возгласил король, указывая на серое облачко, возникающее в кабинете. — Сейчас я вас представлю.

“Ведущий драконист континента” сначала слегка оторопел, будучи представлен даме, и с большим сомнением спросил, уверен ли его величество, что на такую прогулку стоит приглашать женщину.

— Драконы не любят женщин? — тут же уточнил король, нахально делая вид, что не понял намека. Маг, в свою очередь, пристально посмотрел на Киру, задержав взгляд на ее повязке, усмехнулся в усы и ответил:

— Обычно бывает наоборот, но, как я понял, это не тот случай?

— Вы совершенно верно поняли, — заверил его король. — Эта дама драконов... любит. Хороших. А драконы-извращенцы встречи с ней не переживают.

— Урру понравится, — оценил мэтр Силантий. — Он неоднократно интересовался, как у вас дела и был очень рад, узнав чем все закончилось. Их стая по этому поводу даже устроила праздник.

Как оказалось, дракон Урр тоже явился на встречу не один. Киру чуть на сдуло ветром, когда два дракона стали приземляться, и если бы король ее не подхватил, она бы самым некрасивым образом растянулась на снегу.

— Вы как сговорились, — заметил Силантий. — Урр тоже приволок даму.

— А драконьи дамы не боятся людей? — поддел его король.

— Эти дамы никакого демона не боятся, — усмехнулся маг. — Чего им бояться? Они вон какие...

Золотистый красавец дракон и его зеленая подруга смотрелись потрясающе на фоне белого снега и синего неба, и Кира впервые в жизни пожалела, что не умеет рисовать.

— Ну как? — тихонько спросил король, так и не отпуская ее плечо.

— Красиво, — только и смогла сказать Кира, пожалев на этот раз, что она не поэт, поскольку одним словом невозможно было передать то ощущение прекрасного, которое завладело ею при виде этих волшебных существ, а других слов у нее не нашлось. — Они совсем не такие, как... тот.

— Урр вас приветствует, — перевел мэтр Силантий фырканье дракона. — Он извиняется, что привел с собой даму, не предупредив. Это Сиарран, его жена. Она очень хотела посмотреть на людей. Может, ее любопытство покажется невежливым, но женщины, когда высиживают яйца, становятся невыносимо капризными, вы же понимаете.

— Понимаю, — засмеялся король. — Очень рад познакомиться. Представьте им, пожалуйста, баронессу Арманди.

Маг принялся что-то объяснять дракону на его фыркающем языке, а зеленая дама, с интересом уставясь на Киру, наклонила голову почти до самой земли и осторожно высунула язык.

— Не бойся, — шепнул король. — Они так знакомятся. Она тебя языком пощупает. А еще можно ее по морде погладить.

Кира кивнула, но гладить все же поостереглась. Если драконихи во время высиживания яиц становятся капризными, как беременные женщины, то лучше их вообще не трогать. Золотистый дракон тем временем выслушал объяснения мэтра Силантия и сотряс воздух гулким уханьем, задрав шею вверх. Резкий громкий звук был столь неожиданным, что Кира даже вздрогнула. Сиарран легонько ткнулась в нее мордой, как бы успокаивая и давая понять, что ничего страшного не происходит.

— Это он смеется, — пояснил маг. — Ему показалось смешным, что Скорм пал от рук собственных игрушек. Урр говорит, он всегда предполагал, что Скорм когда-нибудь нарвется на неприятности, но чтобы так...

— Игрушек? — живо переспросил король. — А это как? Можно спросить, как именно он с ними играл?

Мэтр Силантий замялся.

— Я не уверен... Может быть и можно, но подозреваю, что такое любопытство будет сочтено нездоровым.

Король вздохнул с невыразимым разочарованием.

— Что ж, скажите тогда, что я благодарю его за совет, он нам очень помог. И поздравьте его от меня. Как я понял, у него скоро вылупятся... птенцы?

Сиарран снова ткнулась носом в Киру и что-то нежно фыркнула.

— Она спросила, зачем у вас повязка, — пояснил Силантий. — Ей интересно, это одежда или украшение. Я сам объясню.

Он снова зафыркал, одновременно объясняя Сиарран назначение “украшения” и поздравляя Урра с грядущими “птенцами”. Затем обратился к королю.

— Сиарран спрашивает, есть ли у вас птенцы... тьфу ты, дети. Я сказал, что нет, и она спросила, почему.

— Потому, что... ну, пока не завел, — пожал плечами король. — Собираюсь... в будущем. Вы же сами знаете, что я не женат и не имею детей. Объясните им как-нибудь... доступно.

Видимо, мэтр объяснил недостаточно доступно, поскольку следующим вопросом чешуйчатая дама повергла его величество в неописуемое смятение.

— Она спросила, разве эта женщина — не ваша подруга? — сообщил переводчик. И вместо того, чтобы просто ответить “нет”, король смутился, растерялся и даже слегка покраснел, а ответить так и не удосужился.

— Ох, простите, — улыбнулся “ведущий драконист”. — Я не должен был и задавать этот вопрос. Сейчас я сам объясню...

— Ты не представляешь себе, какое у него сделалось лицо, — делилась впечатлениями Кира несколько дней спустя. — Можно подумать, у него что-то страшное спросили. Или настолько непонятное, что он ответить не может. Ну, ошиблась дракоша, приняла нас за пару, что тут такого? Можно подумать, они особо в людях разбираются. Люди сами-то часто ошибаются таким образом, и мне совершенно непонятно, что его так смутило.

Эльвира отвернулась от зеркала, отложила кисточку и шкатулочку с косметикой, и внимательно посмотрела на подругу.

— Кира, ты меня поражаешь. В школе тебя всегда считали самой умной в нашем классе. Да и король тебя, скажем так, за дуру не считает. Но ведешь ты себя именно как эта самая дура. Ты это всерьез или прикидываешься?

— Не поняла намека, — холодно произнесла Кира. — Объясни.

— Объяснить? Кира, сколько тебе лет? Ты что, сама не понимаешь? Приходишь тут с детскими вопросами, зачем это король тебя приглашает на балы, на ужины, на прогулки с драконами, в тир, на партию в шахматы, напрашивается к тебе в гости и все такое? Отчего это он вдруг так заботится о твоей карьере? А также отчего он не знает, что сказать, когда его спрашивают, являешься ли ты его подругой? Ты что, сегодня родилась и не знаешь, зачем мужчины приглашают дам на всяческие развлекательные мероприятия и вообще проводят время в их обществе?

— То есть, ты хочешь сказать, что он... — изумленно раскрыла глаза Кира. — Эльвира, ты сама когда родилась? Это же король! Это тебе не кавалер Лаврис!

— Разумеется, — согласилась Эльвира, возвращаясь к прерванному занятию. — Определенная разница есть. Лаврис делает все быстро и нахально. Вечером танцы, ночью постель, а утром его и след простыл. А его величество человек обстоятельный и терпеливый. Особенно если ему что-то нужно. И зря ты мне рожи корчила тогда в Сорелло, когда я тебе говорила о чувствительном месте Камиллы. Оно ее и на этот раз не обмануло.

— Но... — Кира совершенно растерялась. — Но он же король!

— Ну и что? — спокойно ответила Эльвира, полюбовалась на себя в зеркале и достала баночку с румянами. — Я тебе с самого начала говорила, что твои представления о королях просто смешны. Не будь деревней. По-твоему, король — некая бесполая абстракция? Может, ты даже полагаешь, — добавила она, вспомнив шутку Карлсона, — Что король не ест, не пьет, и в туалет не ходит?

— Ну, положим, как он пьет, я видела, — хмуро проворчала Кира.

— А как он трахается, я не только видела, — заверила ее Эльвира. — Очень даже ощутимо. И, между нами говоря, у него действительно весьма немалый... экземпляр. Хотя и не настолько, как расписывает Камилла. А чего ты так огорчилась? Ну, подумаешь, король за тобой ухлестывает. Если не нравится — откажись пару раз от свиданий под каким-нибудь предлогом, он поймет и отстанет, при всем его свинском поведении он еще ни одной даме не навязывался вопреки ее желания. А если нравится, то я вообще не понимаю, что тебя смущает.

— Меня смущает все. — Кира снова нахмурилась и поправила манжеты, хотя видимой необходимости в этом не было. — С какой стати вдруг я? Вокруг него толпами ходят красавицы вроде тебя, а ему вынь да положь одноглазую воительницу? Он что, извращенец какой-то?

— Не знаю, — пожала плечами Эльвира, снова отворачиваясь от зеркала. — Может, он разочаровался в красавицах. А может, с тобой он не так стесняется своей собственной внешности. А то он из-за этого вечно переживает. А такие вот дуры вроде нашей Анны этому способствуют. А может, ему просто нравятся воительницы. Вспомни, что говорила Этель о своей подруге. Или ему нравится с тобой в шахматы да в “башенки” сражаться, а то ему вечно не с кем, все проигрывают за десять ходов. А может, у него просто сразу встает, как только он посмотрит на твой шикарный бюст. Поди пойми их, этих мужиков, чего им надо. Вон Ольга какая страшненькая, а ее красавец с нее глаз не сводит, и на других внимания не обращает. Камилла даже сказала, что под его взглядом она начинает сомневаться в собственном существовании... Да мало ли за что ты могла приглянуться нашему величеству. Смотри только, будь осторожнее, а то найдется какая-нибудь ревнивая дура, вроде нашей Дорианы...

— Вот это как раз ерунда, — вздохнула Кира. — Ревнивых дур я не боюсь. Но вот что меня действительно повергает в смятение, так это грядущее логическое продолжение королевских ухаживаний. Ведь в один прекрасный день вся эта сказочная прелесть кончится вульгарным предложением переспать, и даже если он не будет на этом настаивать, как ты говоришь, все равно будет очень неприятно и... некрасиво.

— Кира! — перебила ее подруга. — О чем ты говоришь! Какой может быть переспать, когда ему срочно жениться нужно! Совсем другое будет предложение, уж можешь мне поверить. Королю сейчас не до любовных приключений, и раз уж он так старательно за тебя взялся, то с самыми серьезными намерениями. Так что, начинай заранее обдумывать ответ. Как ты, хочешь быть королевой?

— Мне не семь лет, — проворчала Кира. — И я в своем уме, в отличие от твоей матушки.

— Не веришь? — засмеялась Эльвира. — Ну и не верь. Сама увидишь.

Глава 10

— Ой! Диего, что это с тобой? — ужаснулась Ольга, как только Кантор переступил порог.

— Упал с лошади, — пояснил Кантор, не вдаваясь в подробности. Совершенно незачем Ольге знать, что эту самую лошадь под ним подстрелили, когда они удирали от отряда правительственных войск. И что он чудом не свернул себе шею при этом. А то ведь начни, придется и рассказывать, как они на этот отряд напоролись, и при каких обстоятельствах. Нет, ему положительно не везет последнее время. Не успел перейти в личную охрану Пассионарио, как на того стали охотиться с удвоенной интенсивностью. Причем ни одного покушения в последнее время не было, исключительно попытки похищения. То ли прознали, кто он такой на самом деле, то ли осознали роль пропаганды в борьбе за власть, то ли просто советник Блай пожелал завести себе новый объект для своих экспериментов...

— Больно? — посочувствовала Ольга, бережно дотрагиваясь пальчиком до его руки, висевшей на перевязи.

— Уже нет, — улыбнулся Кантор. — Во всяком случае, в главном деле это не помешает. Только прежде, чем мы приступим, у меня еще есть одно небольшое дело к вашему королю. Не знаешь, как бы мне его увидеть?

— Надо же, — удивилась Ольга. — А у него к тебе тоже дело. Он уже несколько вечеров подряд ко мне заглядывает и о тебе спрашивает. И мне не говорит, какое дело. Не лезь, говорит, Ольга, в политику...

— Совершенно верно он тебе говорит, — согласился Кантор. — Что ж, тогда посидим, подождем его величество. Надеюсь, он не собирается мне припомнить давние обиды?

— Он то же самое спрашивал, — засмеялась Ольга. — Интересовался, обижен ли ты на него до сих пор. А то он собирается тебя о чем-то попросить, и опасается, что ты его пошлешь подальше все за те же давние обиды.

— Может, и пошлю, — серьезно ответил Кантор. — Только уж, конечно, не за обиды, а если он меня попросит о чем-то неподобающем.

— Ну что ты, — так же серьезно заверила его Ольга. — У него совершенно классическая сексуальная ориентация.

Они дружно расхохотались, похоронив таким образом разговор о политике, и направились на кухню варить традиционный кофе.

— Как у тебя дела? — поинтересовался Кантор, располагаясь за столом и наблюдая, как Ольга возится с печкой. Ведь уже полгода здесь живет, а с печкой обращаться так и не научилась... — Решила, чем будешь заниматься?

— Нет, — вздохнула Ольга. — Попробовала я прозу писать, полная фигня получается. Слов не хватает. Одни диалоги получаются.

— А попробуй из этого сделать пьесу, раз так, — посоветовал Кантор. Сам он смутно представлял, как вообще можно писать прозу.

— А пьесу из этого делать нельзя, потому как сюжет совершенно непригоден для постановки. Технически. Ну, там, декорации, спецэффекты и все такое. Да и диалоги получаются какие-то корявые. Я просто не знаю, может я действительно полная бездарь?

Кантор вздохнул.

— Ольга, а попробуй определить, чем бы ты хотела заниматься, если бы у тебя были неограниченные возможности? Ну вот, как в сказке, любое желание?

— Могу сказать, — Ольга, наконец, совладала с печкой и поставила кофейник. — Я всегда хотела снимать кино. Обычно девочки поголовно хотят быть актрисами, а я хотела быть режиссером. Только ведь это действительно из области сказки. Дома у меня просто не было на это ни связей, ни денег, а здесь связи и деньги есть, так нет кино.

— А чем тебе плох театр? — удивился Кантор. — Попробуй.

— Не знаю, — вздохнула Ольга. — Это ведь совсем другое...

— А ты все равно попробуй. А то ведь доведешь себя, как вот один мой знакомый... — он замолк, озаренный внезапной идеей, и задумался, пытаясь ее оформить.

— Ну, так что твой знакомый? — напомнила Ольга.

— Да был у меня один знакомый бард... Не хочу о нем рассказывать, грустная история. Знаешь что, давай я тебе лучше кое-что посоветую, только очень прошу, никому не говори, что это посоветовал я.

— Так ведь все и так догадаются, — засмеялась Ольга. — Твои советы поразительно узнаваемы.

— Не догадаются, — пообещал Кантор. — На этот раз никому ничего показывать не надо. Если ты все-таки решишься попробовать себя в театре... Ты помнишь того пьяницу, у которого ты купила портрет? Он постоянно околачивается на рынке, ты должна его знать.

— Ну, примерно помню... — наморщила лоб Ольга. — Пожилой такой мистралиец...

— На самом деле ему не больше сорока, — поправил Кантор. — Так вот, если ты все-таки решишься, попробуй вот что сделать. Найди этого мистралийца, приведи его каким-нибудь образом в чувство, а то он постоянно то пьян, то с похмелья, и попросись к нему в ученики. Расскажи ему о портрете, о своем проклятии, и скажи, что твой мертвый супруг тебе снился и посоветовал к нему обратиться. На него это должно произвести впечатление, может, даже пить бросит. Он, конечно, станет тебя расспрашивать, что он еще говорил, как и зачем, и все такое. Обязательно станет, они когда-то были друзьями, а потом... потом не очень хорошо расстались, и этот портрет, кстати, Эль Драко подарил ему на память. И поскольку Карлос... этого типа зовут Карлос... поскольку он был перед своим другом здорово виноват, и очень из-за этого переживал, расспрашивать он обязательно станет. На это скажи ему так. Его покойный друг его давно простил и просил передать, чтобы он прекращал маяться дурью, посмотрел на себя в зеркало, ужаснулся, и взялся за ум. Может, это на него подействует. Врать, конечно, нехорошо, но это для его же блага. И если он все-таки придет в себя и возьмется тебя учить, считай, что тебе повезло. Этот, как ты говоришь, бомж, лучший театральный режиссер, какого я только знал.

— А ты его знал? — уточнила Ольга.

— Да его весь континент знал. А я знал даже лично, поскольку моя любовь к искусству тебе известна. Только не говори ему обо мне, и постарайся, чтобы мы с ним не сталкивались. А то еще узнает, и, не приведи небо, поймет, что мы его обманули. Запьет хуже прежнего.

— Ну, хорошо... — озадаченно кивнула Ольга. — Если надумаю, так и сделаю. Спасибо... хотя, действительно, странный совет.

— Ну, если он тебе кажется таким странным, — засмеялся Кантор. — Можешь показать два пальца мне. И совет станет типичным и понятным.

— Не хочу, — засмеялась в ответ Ольга, и вместо предложенных двух пальцев Кантор получил поцелуй. Что было гораздо приятнее.

— Как поживает Жак? — спросил он затем. — Все так же пытается тебя сватать? Или теперь он таскается за Кирой и сватает ее?

— Нет, — улыбнулась Ольга. — Король ему это запретил, и теперь он только жалуется.

— На что? На то, что король ему запретил?

— Ну да. Говорит, что сам король, как всегда, ходит сопли жует, а время идет. Зеленая луна кончается, а он еще до сих пор не объяснился с Кирой, не говоря уже о конкретных предложениях и сроках свадьбы. А Жаку вмешиваться запретил. И Элмару тоже. Жак уж так меня уговаривал наехать на Киру, поскольку мне король этого не запрещал, но я... не могу я так. На дипломатические тонкости у меня ума не хватает, а танком наезжать... мало того, что дурой себя выставить, так еще Кира может обидеться. Жак огорчился и, по-моему, переключился на Эльвиру.

— А сама-то Кира что?

— А по ней не поймешь. Молчит и непонятно чего ждет. Не поощряет, но и не отталкивает. Даже король в полной растерянности. Потому и не решается ни на что конкретное, боится, что она его отошьет. Про кого тебе еще рассказать?

— А про всех, — улыбнулся Кантор. — Я давно уже никого не видел. Что-то не заходят они к тебе, когда я здесь. Да и я у тебя давненько не был. Элмар по прежнему борется за трезвость?

— Ну что ты, разве бы он выдержал? Он попробовал, убедился, что это не трудно, просто ужасно неудобно, и на этом оставил свою борьбу за трезвость. Правда, с тех пор, как мы праздновали его возвращение из похода, он еще ни разу не набрался до такой степени, чтобы потом было что вспомнить. Тереза... у нее никогда ничего не происходит. Кира на прошлой неделе имела выволочку от начальства за дуэль. Ну, так положено. Считается, что это нехорошо, и за это надо наказывать. На самом деле все дерутся чуть ли не на каждом углу и наказывают всех для виду, в устном порядке. А сказать, за что подрались, обхохочешься. За анекдот.

— Про короля? — уточнил Кантор.

— А как ты догадался?

— Не думаю, что про саму Киру кто-то додумается сочинять анекдоты. Она совершенно не смешная. А какой анекдот? Расскажи.

— Не хочу. Он похабный и обидный. Мне не нравится.

— А есть такие, что тебе нравятся?

— Есть. Вот Жак, к примеру, сочиняет очень милые и совершенно безобидные анекдоты. Иногда.

— Король знает? — весело поинтересовался Кантор.

— Еще бы он не знал! Жак ему первому рассказывает.

— А что новенького у придворных дам? Больше не шутят так, как наутро после бала?

— Дамы сидят и выжидают. Как только все поняли, к чему дело, моментально притихли и ждут. Особенно после той дуэли. Кира, в отличие от его величества, некоторых шуток не понимает, и если вдруг она все-таки станет королевой, то некоторые шуточки, о которых сам король давно забыл, может и припомнить. А она девушка крутая и не страдает излишней снисходительностью. Армейская закалка, сам понимаешь. Кстати, ты вот говоришь, что про нее анекдотов не сочиняют, а между прочим, уже несколько есть. Про королеву Киру и придворных дам. Несколько преждевременные и довольно дурацкие, но все же есть. Мафей какой-то странный последнее время... не знаешь, что с ним?

— Не знаю. А странный — это как? Я имею в виду, он вообще не совсем обычный ребенок, как ты определяешь, что он странный именно последнее время? По мне, так он всегда странный.

— Он как будто чем-то расстроен.

— Может, ему опять снилось что-то?

— Не знаю, он ничего такого не говорил.

— А почему он должен тебе говорить? Если бы это тебя касалось, так сказал бы. А если это их внутрисемейное дело, так и молчит. А может, просто по наставнику скучает.

Из комнаты донеслись голоса и шаги.

— А вот и его величество, — сказала Ольга, снимая кофейник с плиты. — Как раз на кофе, тютелька в тютельку.

— Добрый вечер, — сказал король, чуть пригибаясь, чтобы войти на кухню. За ним вошел Мафей, явно чем-то обеспокоенный, и тоже сказал “Добрый вечер”.

— Ваше величество, вы кофе будете? — тут же спросила Ольга тем счастливо-умильным голосом, каким он обычно становился при встрече с его величеством. Причем это ее умиление было совершенно искренним, и, возможно поэтому, всегда раздражало Кантора.

— Обязательно, — согласился король. — Я, знаешь ли, до сих пор так и не понял прелести этого напитка, но уже успел к нему привыкнуть. На дворцовой кухне даже случилась небольшая паника, когда запасы кофе вдруг кончились, и шеф-повар лично приходил ко мне интересоваться, не следует ли увеличить объем закупок.

— А откуда на вашей дворцовой кухне вообще взялся кофе, раз его здесь не пьют? — полюбопытствовала Ольга.

— На всякий случай, — пояснил король. — Если, к примеру, мистралийский посол пожалует, или еще кто-то в этом роде. Может, мы переберемся в комнату? А то здесь тесно и потолки низкие.

— Перебирайтесь, — согласилась Ольга. — Я сейчас приду, только чашки достану. Мафей, а тебе чаю сделать?

— Я тоже буду кофе, — качнул ресницами принц. — Только с сахаром.

— Вот так, — с насмешливой скорбью в голосе произнес король. — Молодежь легче всего поддается дурному влиянию. Мафей, ты-то что в нем нашел?

— А мне нравится, — ответил Мафей. — Только в него надо класть сахар, как Ольга. Тогда получается вкусно. А без сахара это действительно пить невозможно.

— Извращенцы, — проворчал Кантор, поднимаясь со стула. — Сахар в кофе! Это надо же додуматься!

Они посидели полчаса в комнате, болтая за чашкой кофе о разных мелочах, а затем король перешел к делу. Он как бы между прочим пригласил Кантора к себе в кабинет, дабы поговорить в подобающей обстановке, вежливо извинился перед Ольгой и кивнул Мафею. И несколько секунд спустя Кантор уже оглядывал убранство королевского кабинета, отмечая про себя легкость и скорость, с какой его величество изволит приступать к делам.

— Выпьешь? — предложил король, усаживаясь в свое кресло и кивая почему-то на сейф.

— Нет, спасибо, — покачал головой Кантор. — Сначала дела.

— Тоже верно, — согласился король. — С какого дела начнем, с твоего или с моего?

— Давайте с вашего.

— Что ж, давай с моего... — король одарил Кантора внимательным серьезным взглядом и выдал: — Ты мог бы устроить мне личную встречу с Амарго?

Кантор слегка обалдел от такой просьбы, и, чтобы это скрыть, быстро придал своему лицу насмешливое выражение.

— А с самим товарищем Пассионарио вам не надо устроить личную встречу? — спросил он, глядя на короля с ироничной улыбкой. — Нашли, чего попросить!

— Вот этого мне как раз не надо, — усмехнулся в ответ король. — Этот товарищ мне не настолько интересен, да и мы с ним все равно познакомимся рано или поздно. Как только ему что-то от меня понадобится, он сам придет и попросит. Меня интересует именно Амарго, и я очень хочу с ним встретиться лично. На любых условиях, какие он сочтет приемлемыми. Передай ему, пожалуйста.

— Да я-то передам, — Кантор слегка пожал плечами. — Только он не придет, могу вам сразу сказать. Он никогда ни на какие встречи не соглашается. Вам-то он зачем? Я понимаю, зачем он нужен Блаю, могу предположить, для чего он голдианцам, но вам-то зачем?

— Я сомневаюсь, осведомлен ли ты... о некоторых сторонах его деятельности, — медленно произнес король, не сводя с Кантора пристального взгляда. — Скорей всего, все-таки нет, раз задаешь такие вопросы. И боюсь, он на меня обидится, если я тебе скажу. Могу только заверить тебя, что мои интересы резко расходятся с интересами вашего правительства... насчет голдианцев — не знаю. Но не думаю, что они умнее меня, скорей всего, они просто хотят выторговать у вашего правительства побольше денег за его голову.

— Вы на что намекаете? — Кантор навострил уши. — На то, что Амарго работает на кого-то на стороне? Это вы хватили, ваше величество.

— Это вовсе не то, что ты подумал, — улыбнулся король. — Так ты действительно ничего не знаешь? Но ты хоть в курсе, где тебе делали руку?

— Вы о чем? — Кантор поспешно прикинулся дурачком, надеясь, что ему удалось вовремя скрыть изумление. Значит, Жак его все-таки узнал, и все это время морочил голову, приставая с дурацкими вопросами...

— Ты сам прекрасно понимаешь, о чем. Не бойся, Ольге я не скажу. И ничего с тебя не потребую за молчание. Так как, знаешь?

— Не знаю, — признался Кантор. — А вы знаете?

— Я догадываюсь. Но не скажу, а то Амарго на меня окончательно обидится и наотрез откажется иметь со мной дело. Уж потерпи, может, сам скажет. А как же он ухитрился это от тебя скрыть?

— Да уж ухитрился, — проворчал Кантор. — Я вам тоже не скажу. Вы и так слишком много знаете. Жак меня все-таки узнал? Или Азиль?

— Жак тебя не узнал, — довольно улыбнулся король. — Я вычислил тебя сам, хотя это может показаться нескромным. А почему ты, кстати, не заходишь к Элмару? Обиделся на Азиль?

— На нее обижаться бесполезно, — вздохнул Кантор. — Нет, просто времени не хватает. Я Ольгу-то недели две не видел, куда тут по гостям ходить.

— А что ж такое? Я вроде не слышал, чтобы в вашей вялотекущей войне произошло какое-либо оживление.

— А оно вам и не нужно, что там у нас происходит. Экий вы любопытный, ваше величество. У вас и спросить-то ничего нельзя, сразу три вопроса в ответ... Если у вас все, давайте перейдем к моему делу. Может, это вас немного утешит.

— Хорошо, — согласился король. — Ты все-таки попроси Амарго. Вдруг заинтересуется. И мой намек ему передай. Рискованно, правда, но я все же надеюсь, что он предпочтет со мной встретиться, чем поступить со мной, как обычно поступают с людьми, знающими лишнее. А теперь давай свое дело. Я так понял, ты чем-то хотел меня порадовать?

— Да, если корона все еще заинтересована в той сделке, о которой говорил Флавиус.

— Да ты что! — обрадовался король. — Вы все-таки не договорились с Багги Дорсом? Или ухитрились как-то расторгнуть сделку?

— Да, с ними, пожалуй, расторгнешь... Просто Амарго на всякий случай сделал копии с чертежей, и у нас есть второй экземпляр. Поскольку даже до Пассионарио дошло, наконец, что кинут нас непременно, мне поручено договориться с вами.

— Меня это несказанно радует. А что, ваш Пассионарио какой-то туповатый, или как, что до него до последнего доходит?

— В некоторых вещах, — вздохнул Кантор. — Бард, что вы хотите...

— И с такими вот представлениями о жизни он сунулся в политику?

— Да он не сам сунулся, его сунули. Вы же слышали, он прекрасный оратор и все такое... Он так наладил нам пропаганду, что у нас в последние годы никаких проблем с последователями, хватает на все. Да и финансовых проблем не наблюдается, хотя нас никто не финансирует... Или я ошибаюсь?

— Что ты на меня хитро поглядываешь? — усмехнулся король. — Не ошибаешься. Я вас не финансирую, хотя ваше правительство на каждом углу об этом заявляет. И вообще никого не финансирую, хотя ко мне регулярно приходят с протянутой рукой представители всех восьми партий оппозиции. Меня бы самого кто профинансировал, спасибо бы сказал.

— Что, казначей до сих пор держится? — хихикнул Кантор.

— Нет, казначей как раз оказался очень пугливым господином, совершенно неспособным переносить боль. Он продержался ровно четыре минуты. Так что шесть миллионов мы достали и дыры в бюджете заткнули. Но прибыль пойдет не раньше следующего года, а у меня масса разнообразных идей, на которые нужны все те же деньги... И идеи все какие-то глобальные, в миллион ни одна не укладывается... Но мы отвлеклись. Каковы ваши условия?

— Сто винтовок через три луны, и еще сто — до начала зимы. Плюс по три дюжины патронов к каждой. А в дальнейшем будем их у вас закупать.

— Через три луны — это реально? — уточнил король. — Я же не специалист, вдруг пообещаю, а их так быстро не сделают. Я ведь так понимаю, что все это предоставляется мне под честное слово? И как я буду выглядеть, если я пообещаю, а мои оружейники не уложатся в сроки? Давай по срокам договоримся отдельно. А насчет всего остального вот тебе мое честное слово, что две сотни винтовок и по три дюжины патронов к каждой будут готовы по возможности в указанные сроки. А в случае задержки можно будет согласовать компенсацию.

— Про компенсацию я у Амарго спрошу, — кивнул Кантор. — Чертежи у меня в кармане куртки, куртка у Ольги. Заберете, когда будете возвращать меня назад. А теперь можно и выпить... если ваше предложение еще действительно.

Король засмеялся и достал из сейфа бутылку. Вот чего он на сейф кивал, развеселился Кантор. Заначку его величество там хранит.

— Что хихикаешь? — поинтересовался король. — Еще спроси, почему я ее в сейфе храню, как Мафей давеча спрашивал.

— Не спрошу, — засмеялся Кантор. — Догадываюсь. Я сам в свое время хранил бутылку в чемоданчике с нотами.

— А сейчас где хранишь?

— А сейчас я их не храню, — Кантор вздохнул и исследовал этикетку на бутылке. — Сейчас они у меня исчезают, едва появившись. Хороший коньяк у вас, сто лет такого не пробовал...

— Ну, так король я или хрен собачий? — усмехнулся его величество. — Мало того, что обо мне анекдоты рассказывают, так не хватало, чтобы у меня еще и коньяк был плохой.

— Не прибедняйтесь, — возразил Кантор. — Анекдоты о вас рассказывают только потому, что вы сами это позволяете. Если бы вас боялись как следует, не рассказывали бы.

Король поставил бутылку и посмотрел на Кантора, как Стелла на извлеченный из пациента наконечник стрелы. С неодобрительным интересом.

— Ты меня иногда просто удивляешь, — сказал он. — Ваш президент позволяет про себя анекдоты рассказывать?

— Смеетесь? Десять лет без права контактов с внешним миром.

— И как? Расскажешь мне анекдот о нем, если я попрошу?

— Запросто, — засмеялся Кантор. — Я понял, о чем вы. Но я-то другое дело. А законопослушные граждане себе такого не позволяют.

— Можешь мне поверить, позволяют и не такое. Когда никто не слышит. Так что, народу рот не заткнешь, как ни старайся. Все равно будут смеяться. И пусть. Знаешь, я предпочитаю, чтобы меня недооценивали, чем наоборот. Это удобнее, когда противник считает тебя лопухом и не особенно боится. Тогда он расслабляется, и, получив по морде, еще долго не может понять, что случилось. Как вот, к примеру, мои министры, которые ни разу не видели меня в гневе, а когда увидели, все в тот же день слегли. От потрясения.

— Согласен, — невесело усмехнулся Кантор. — Я сам чуть не слег.

Король немедленно смутился и как-то неловко сказал:

— Ну что ты, я тогда вовсе не разгневался. Не понимаю, что тебя так потрясло? Ведь что-то тебя выбило из колеи еще до того, как я... сказал. Могу я полюбопытствовать что именно? Все-таки, дело прошлое...

— Так вам интересно на будущее? — Не смог сдержать сарказм Кантор. — Чтобы точно знать, чем меня можно выбить из колеи?

— Да я и так достаточно о тебе знаю, просто любопытно.

Кантор достал из кармана сигару и занялся ею, чтобы как-то скрыть свои колебания. Потом любопытство победило, и он все-таки спросил:

— Ваше величество, а ваш Жак вас не боится?

— Жак? — приподнял брови король. — Почему?

— Ну, он же у вас всего боится.

— Он боится вполне конкретных вещей... и людей. С чего бы ему бояться меня? Я ему ничего такого не сделал, чтобы меня бояться. Обижается он на меня иногда, это бывает... как, впрочем, и наоборот. Но я никогда не замечал за ним страха. Напротив, он позволяет себе вести себя со мной так вольно, как никто другой. Почему у тебя вдруг возникла такая мысль?

— Да так... видимо, мне показалось.

— Что тебе показалось? Что Жак меня боится? Или... что он должен бы меня бояться? Почему?

— Ну... поскольку он вас не боится, значит, я ошибся. Действительно просто показалось. Лучше скажите, когда вы женитесь?

— Дразнишься? — нахмурился король.

— Почему? У вас что, по-прежнему проблемы? Неужели она все-таки вам отказала? Не может быть, насколько я понял, вы ей нравитесь.

— Когда это ты успел понять?

— Да еще на балу. Больше я ее не видел. Или вы, как всегда, колеблетесь и тянете?

Король вздохнул.

— Не подумай, конечно, что я ною и жалуюсь, ты сам об этом заговорил... Я не могу понять, что происходит. Она никоим образом не дает понять, как относится к моим ухаживаниям. То ли оттолкнуть стесняется, то ли поощрять не умеет.

— А, Ольга мне говорила. Это тяжелый случай. Девочка холодная, как поморская зима.

— В каком смысле?

— В том самом. Вы ее обнять-поцеловать не пробовали?

— Не могу. Руки опускаются.

— Вот именно. Это я и имею в виду. То ли она от природы такая, то ли мужчины успели ее здорово разочаровать. А еще может быть... вы не замечали за ней склонности к... мм...

— Не замечал, — поспешно ответил король, поняв, что он имеет в виду. — Даже напротив, я слышал, Клариссу она отшила быстро и довольно агрессивно, хотя та старше ее по чину.

— Ну, тогда не все потеряно. Беда в том, что отогревать таких ледышек надо долго и старательно, а у вас времени нет. Так что, попробуйте все же уговорить ее хотя бы выйти за вас замуж, а уж очаровывать будете потом.

— А получится?

— От вас зависит. Вот скажите честно, вы ее любите? Или вам просто нужна королева именно такого типа, и вы ее выбрали сознательно?

— Такого типа — это как?

— А вот такая, как Кира. Умная серьезная женщина с твердым характером, на которую можно оставить королевство, если вдруг с вами что случится. Потому как в полной несостоятельности вашего кузена вы имели возможность убедиться, а повод задуматься о будущем у вас имеется. И вы, трезво рассудив, выбрали женщину, которая справится с государством не хуже, чем со своей полусотней гвардейцев.

— Ты это о чем? — подозрительно поинтересовался король. — Ты какой повод имеешь в виду?

— А у вас их несколько? — уточнил Кантор. — Тогда тем более.

— Мафей все-таки пошел трепать языком, — безошибочно догадался король и с огорчением потянулся к бутылке. — И много народу уже знает?

— Только я. Не сердитесь вы на мальчишку, он просто не выдержал. Тяжело ребенку хранить в себе такие тайны. И наставника рядом нет, поплакаться некому. Не Жаку же рассказывать, он вообще с ума сойдет. Да и Элмар тоже... сами можете представить, что с ним сделается. А я вроде как человек посторонний, мне можно. Так что я именно об этом. Я охотно верю, что вас трудно испугать и повергнуть в панику таким пророчеством, но ни за что не поверю, что вы не учитываете всех возможных вариантов и не принимаете никаких мер на случай... неблагоприятного исхода вашей схватки с судьбой. Вот я и спрашиваю — вы женитесь по любви или для блага короны?

— И ты рассчитываешь, что я тебе стану отвечать на такие вопросы? — с заметным холодком в голосе отозвался король, и Кантор так и не смог определить, чего же его величество так застеснялось — своих чувств или же их отсутствия.

То, что Жак никогда не страдал особой скромностью, Эльвира прекрасно знала всегда. Но сегодня он превзошел самого себя. Он ломился в дверь так решительно и требовательно, что она невольно заторопилась открыть, и бедный Карлсон едва успел укрыться в ванной. Жак ворвался в комнату, без приглашения плюхнулся на стул и, не здороваясь, взволнованно заявил:

— Давай скорее что-то делать с этими двумя бестолочами, а то я чую, что без нас они так и не поженятся!

Эльвира обреченно вздохнула, поскольку решимости королевского шута не разделяла, и на подвиги не рвалась. Особенно на такие сомнительные подвиги, как сватание лучшей подруги для его величества. По ее разумению, пусть бы и не женился, если не хочет, лишь бы ее, Эльвиру, не трогали и оставили в покое.

— Жак, а это обязательно? — жалобно вопросила она.

— Конечно, обязательно! — горячо заверил ее Жак. — Если не дать им пинка, они так и будут ходить и мяться до самого лета. Без нас они точно так и не соберутся пожениться.

— Нет, я имею в виду — это обязательно, чтобы они непременно поженились?

Жак огорченно поник, и уже не так решительно спросил:

— А ты что, против? Ты так и держишь на него обиду до сих пор? Или боишься, что он твою подругу чем-то обидит? Или просто точно знаешь, что она категорически не согласна? Так скажи, я хоть ему передам, чтобы зря время не терял.

— Нет, — вздохнула Эльвира. — Я не знаю, что она по этому поводу думает. Последний раз мы с ней говорили на эту тему почти луну назад, и тогда она вообще не верила, что его величество имеет на ее счет серьезные намерения. А с тех пор она вообще молчит. Наверное, поняла, что я была права, и ей неловко это признавать. А спрашивать я как-то не решаюсь, еще обидится. Она в последнее время какая-то нервная стала...

— Я думаю! Если бы тебе какой-нибудь кавалер вот таким образом голову морочил, ты бы какая стала? Гулять водит, беседы светские беседует, в комплиментах рассыпается, а дальше — ни тпру, ни ну! Боится он, видите ли, что ему откажут! Стесняться его величество изволит, чтоб он был здоров! А она тоже хороша, воительница наша бесстрашная! Хоть бы дала понять, как она его детские ухаживания воспринимает! Хоть бы улыбнулась пару раз, если да, или на свидания не приходила, если нет. А то ходит, слушает, и тоже — ни тпру, ни ну! Его величество извелся весь, вся столица над ним потешается, а она молчит и почтительно кивает, примерная гражданка, чтоб она тоже была здорова! А он мнется и топчется, хуже Мафея, ей-богу! Прикурить у дракона он, видите ли, не побоялся, а предложить руку и сердце девушке боится! Если на них не надавить с двух сторон, они так и протопчутся! На короля я сам наеду, или Элмара в помощь позову, а с Кирой уж поговори ты. Она же твоя подруга.

— И ты полагаешь, — оскорбилась Эльвира, — Что я стану наезжать, как ты выразился, на свою подругу, чтобы заставить ее...

— Да никто тебя не просит заставлять! — перебил ее Жак. — Тем более, ее, пожалуй, заставишь! Я прошу только тактично выяснить, что она сама по этому поводу думает. И не менее тактично намекнуть, что если она не собирается замуж за его величество, пусть не морочит ему... голову. А то даже я понять не могу, то ли она ждет от него каких-то действий, то ли не знает, как избавиться. А Азиль улыбается и говорит, что все правильно и все “как надо”. А показать эту парочку примерных бойскаутов Кантору у меня нет возможности. Узнай, а? Пожалуйста. Очень тебя прошу, по старой дружбе.

Когда он вот так умоляюще смотрел, ему невозможно было отказать. Несмотря на то, что Эльвира знала его, как облупленного. Не стало у нее сил отказаться и в этот раз. Обнадеженный и воспрянувший духом Жак удрал почти сразу же, поинтересовавшись напоследок ее собственной личной жизнью и получив невнятный ответ, что у нее сейчас период переосмысления жизненных ценностей и ей не до мужиков. А когда он убежал, Эльвира вдруг поймала себя на том, что невольно сравнивает их — своего прежнего любовника и любовника нынешнего. И поразилась, насколько они, оказывается, похожи. Так что получается, это и есть ее тип мужчин? Вот такие несерьезные, безалаберные и не особо мужественные, да еще и едва доросшие до ее уха? Правда, мягкие и обаятельные, с прекрасным чувством юмора.

— Ты о чем задумалась? — поинтересовался Карлсон, выглядывая из ванной. — Он ушел? А кто это был?

— Жак, — мимоходом ответила Эльвира, все еще не в силах отвлечься от сравнения этих двух разгильдяев. — Карлсон, а ты крови боишься?

— А у тебя что, месячные? — тут же уточнил Карлсон, и его симпатичная мордашка немедленно вытянулась от огорчения.

— Да нет, — рассмеялась Эльвира. — Вообще.

— Странный вопрос, — удивился Карлсон, одним прыжком усаживаясь на стол и задирая ноги на спинку стула — Где ты видела мистралийца, который бы боялся крови? Мальчиков учат владеть ножом с детства, поединки на ножах — древнейшая наша традиция, и мужчина, который боится крови — это уникальное явление, которое можно выставлять в музее под стеклом. Почему ты вдруг решила?

— А Жак боится, — задумчиво сказала Эльвира. — Крови, покойников, и вообще насилия...

— Ага, — насмешливо кивнул Карлсон. — И мистралийцев. Я знаю, Кантор мне рассказывал. Так это и был тот самый Жак? Вот он какой... Забавный парнишка. И очень странный.

— Что в нем странного? Я наоборот, как раз подумала, что вы с ним чем-то похожи.

— Ну, раз мы оба тебе нравимся... — развел руками Карлсон. — Может быть и похожи. Но я не о том. Я в него заглянул. И очень странные вещи там увидел.

— Какие? — полюбопытствовала Эльвира.

— Тебе это вряд ли будет понятно... но, если хочешь, попробую объяснить. Ты знаешь, что у любого мага есть Сила. Это общеизвестный факт, и об этом говорят все, не задумываясь, как эта самая Сила выглядит. Вот ты не умеешь видеть, и никогда не видела, как ты себе все эти классовые атрибуты представляешь?

— Ну... — Эльвира задумалась. — Наверное, они похожи на свои названия, так я их и представляю. Огонь, Луч, Тень... а Сила... Не знаю, как-то не задумывалась...

— Вот именно. Огонь, Луч и Тень выглядят примерно так, как и называются, это верно. А Сила... Она никак не выглядит. Саму Силу и невозможно увидеть, да и не содержится же она внутри человека. Мы видим некий канал, через который маг черпает Силу извне. У одних больше, у других меньше. Собственно, под магической мощью мага подразумевается всего лишь ширина этого канала, пропускная способность, так сказать. Сколько он способен... зачерпнуть.

— И что, у Жака он какой-то особенный?

— Не просто особенный. Я в жизни такого не видел, и сомневаюсь, что вообще кто-либо видел. Он искусственный.

— То есть как — искусственный?

— А так. Не врожденный, и, более того, не... неживой. Вот так-то. А почему ты с такой прохладцей отнеслась к его просьбе? Действительно до сих пор на Шеллара обижаешься?

— Да нет, давно уже не обижаюсь. Мне его даже жалко. Но не могу я советовать подруге выходить за него замуж, неужели сам не понимаешь? Ведь если у них что-то не сложится, я виновата останусь.

— Так тебя же не просят советовать. Сделай, как он сказал.

— Ну вот! И ты туда же! А если она совета спросит?

— А ты не советуй. Пусть совета спрашивает у кого-нибудь, кто может дать непредвзятый совет. Вон, у Кантора, например.

— Ага! Или у тебя!

— Нет, у меня не надо, — засмеялся Карлсон, разворачивая конфету. — Мой совет тоже будет... предвзятым. На мой взгляд, Шеллар отличный мужик и заслуживает в этой жизни хоть немножко счастья. Да и в вашем гадючнике давно пора порядок навести, а то распустил вас Шеллар, что хотите, то и делаете. А королева Кира вас научит, что такое долг, честь и верность короне. Направо-кругом, упала-отжалась, и трое суток карцера за то, что пуговицы не блестят. И Шеллар начнет вести здоровый образ жизни: в шесть подъем, в десять отбой, завтрак, обед и ужин по расписанию. Забудет, что такое работать по ночам и курить вместо завтрака. Может, даже поправится немного, а то смотреть страшно, того и гляди переломится.

Он перегнулся через стол, чтобы достать сигарету из шкатулки, и в этот момент в дверь снова постучали. Карлсон чуть не свалился со стола, поспешно спрыгнул и опять бросился в ванную, а Эльвира отодвинула засов, недоумевая, с чего бы это такой наплыв гостей именно сегодня.

— Привет, — сказала Кира. — Чего это ты запираешься? От кого тут запираться во дворце?

— От доставучих мужиков и наглых подруг, — отшутилась Эльвира. — Я не тебя имею в виду, а придворных дам. С некоторыми просто невозможно общаться, а они приходят, садятся, и по три часа кряду болтают не пойми о чем. Садись. Приказать подать чаю?

— Нет, спасибо. — Кира скользнула взглядом по столу и мимоходом заметила: — Что это ты столько конфет ешь? Решила, наконец, наплевать на фигуру и жить в свое удовольствие? Ну и правильно. Мужики того не стоят, чтобы ради их внимания так над собой издеваться.

Эльвира молча заперла дверь. Возражать было лень, хотя она и не разделяла убеждения подруги, что ограничивать себя в еде — глупость. Конечно, ей проще, она час-другой с мечом попрыгает, со своими гвардейцами побегает, и о фигуре можно не думать. Купить себе, что ли, супермодные голубые штаны и бегать по утрам по дворцовому парку, как Ольга советовала? Так ведь стоит кому-нибудь увидеть, насмешек не оберешься...

— Опять запираешься? — насмешливо спросила Кира. — Да какой же доставучий мужик сюда сунется, когда я здесь?

— Зато подруженьки ненаглядные слетятся, как на мед, — проворчала Эльвира.

— И что? — так же насмешливо продолжила Кира. — Не откроешь? А представляешь, что про тебя подумают, если ты будешь наедине со мной запираться?

— Да пусть думают, что хотят, — рассердилась Эльвира. — Надоели! Король еще хочет, чтобы я ими командовала! Назначил старшей, а полномочий не предоставил! И теперь надо мной просто хихикают.

— Так укажи ему на его ошибку, — посоветовала Кира, уже совершенно серьезно. — Так же не делается. Если командир отвечает за вверенное ему подразделение, он должен иметь и соответствующие полномочия.

— Да ладно, подожду, пока женится, потом уж займусь, — махнула рукой Эльвира. Кира вздохнула и взяла из вазочки конфету. — Что вздыхаешь? — тут же уцепилась за повод Эльвира. — До сих пор не веришь?

— Да верю, — снова вздохнула Кира. — Только теперь не знаю, что с ним делать.

— То есть как — не знаешь? Что хочешь, то и делай. Если он тебе не нравится — дай ему это понять и не морочь мужику голову, а то ведь он дотянет до последнего, а потом ему придется жениться хоть на ком-нибудь, лишь бы в срок.

— Он мне нравится, — еще тяжче вздохнула Кира, уныло облокачиваясь на стол. — Потому я и не знаю, что с ним делать.

— То есть, как — не знаешь? Женитесь на здоровье, и будьте счастливы.

— Он мне пока ничего подобного не предлагал.

— Конечно, если ты постоянно с каменной физиономией ходишь, как ему бедному догадаться, что он тебе нравится! Хоть бы улыбнулась, что ли! Он не решается предложить, потому что боится услышать отказ. А ты его никак не поощряешь. Не умеешь, или тоже... стесняешься?

— Эх... — Кира издала очередной вздох и жалобно взглянула на подругу. — В том-то вся и беда. Если я ему начну улыбаться, он тут же и сделает мне предложение. И что я тогда буду делать? Я не знаю, что ответить!

— Я не поняла, — Эльвира озадаченно села и тоже взяла конфету. — Если он тебе нравится, чего тебе еще нужно? Большой и чистой любви, как говорит Акрилла? Так вроде, ты романами не увлекаешься.

— Да причем тут романы? Я о гораздо более прозаичных вещах. Если я буду его женой, мне ведь придется с ним... спать. А это не прогулки и беседы, а кое-что совсем другое.

— А... что не так? — осторожно поинтересовалась Эльвира. — Он тебе неприятен в этом отношении, или... у тебя с этим какие-то проблемы? Надеюсь не такие, как у Терезы?

— Нет, ну что ты. Все засранцы, которые когда-либо посягали на мою честь, этого посягательства не пережили. Просто не нравится мне это дело.

— Кира, а ты хоть пробовала?

— Разумеется, пробовала, как это можно служить в армии и остаться девочкой? Раз пять пробовала, причем с разными мужчинами, и пришла к выводу, что это сомнительное удовольствие, не стоящее затраченных усилий и последующих моральных убытков.

— Может, тебе просто мужики какие-то негодящие попадались? — неуверенно предположила Эльвира, озадаченная таким суждением. — Мне тоже попадались такие, что действительно, одни убытки... Но не все же время.

— И одним из самых убыточных твоих мужчин был... кто? — грустно напомнила Кира.

— Тот кретин, которого наняла мама, чтобы обучал меня тонкостям секса, — решительно ответила Эльвира, чувствуя, как наливаются краской ее щеки. Вот и влипли вы, ваше величество. Поздновато вы надумали извиняться, как оказалось. Верно говорит Ольга, все колебания для вас плохо заканчиваются... — А что касается короля, если ты его имела в виду... Ты же знаешь, что о нем нет двух одинаковых мнений. Если тебя так смущает именно это, раскрути его насчет переспать и посмотри сама, а потом уж решай. По крайней мере, будешь точно знать.

— Переспать? — ужаснулась Кира. — Ты что, издеваешься? Это я буду приставать к королю и тащить его в постель? Как это будет выглядеть? Ведь он сочтет мою инициативу знаком согласия! А потом окажется, что мне не понравилось и я начну ему отказывать!

— А ты поговори с ним откровенно и объясни свои сомнения, — посоветовала Эльвира.

— Еще лучше! “Ваше величество, вы, конечно, мужчина приятный в общении и все такое, но у меня есть подозрения, что в постели вы ни на что не годитесь, а нельзя ли это как-то проверить?” Ты как посоветуешь...

— А ты объясни тактично. Можешь даже сослаться на мой печальный опыт, пусть на меня обижается. Да и к тому же, если он и с тобой облажается, то ему и обижаться не на что будет.

— Спасибо, — усмехнулась Кира. — Советы у тебя — один другого лучше.

— Не нравятся — посоветуйся с кем-нибудь еще.

— С кем? Тут же и посоветоваться не с кем, все только о том и думают, как бы нас поженить, чтобы король был доволен. Любят они его, знаешь ли.

— А ты с Ольгиным мистралийцем посоветуйся. Он сегодня как раз у нее. Уж ему-то наплевать на личную жизнь его величества.

Кира промолчала, рассеяно перебирая фантики от конфет. Эльвира покосилась на дверь в ванную, поскольку ей показалось, что там зашуршало. Кира тоже прислушалась, но шорох больше не повторился, и она, в очередной раз вздохнув, задумчиво полезла в вазочку за следующей конфетой.

— Вкусные у тебя конфеты, — сказала она. — Помнишь, в детстве у нас была дурацкая мечта, что когда вырастем, будем одними конфетами питаться?

— Ты знаешь, — засмеялась Эльвира. — Мы были не оригинальны. Почти все дети об этом мечтают. Кстати, о детстве. Ты еще помнишь, что тебе предсказано быть королевой? А ты тут сомневаешься, выходить ли замуж за его величество!

— Ты о том замученном эльфе? По шее бы ему надавать за такие предсказания. Ты сама-то как, уже походила в королевах?

— Постой, разве это был эльф? Нормальный человеческий мальчишка...

— Вовсе не нормальный, и не мальчишка. Он был уже взрослый, лет пятнадцать-шестнадцать, не меньше, просто маленького роста и худой. И у него были глаза, как у эльфа, поэтому я его так и запомнила.

— Глаза? — переспросила Эльвира. — А я почему-то глаза и не запомнила... Помню только, что чернявый...

— Ну само собой, мистралийцы все чернявые.

— А он что, был мистралиец?

— А ты и этого не помнишь? То ли у тебя память никуда не годится, то ли ты просто невнимательная. А я помню. Их тогда полно было в Крамати, мистралийских беженцев. Нам еще мамы внушали, чтобы мы к ним не приближались и держались от них подальше, а то нас схватят и украдут. Помнишь? Я тогда еще подумала, что если он попробует нас схватить, я ему так врежу, что мало не покажется. Вечно так, наслушаются дети всякой ерунды, и потом пугаются. Какой там хватать, он, бедняга, еле на ногах стоял. Наверное, долго набирался смелости, чтобы попросить что-нибудь. И он еще так странно улыбался, помнишь? Особенно как-то. Я еще подумала, что люди так не улыбаются, а, наверное, так улыбаются эльфы. Поэтому я его и прозвала эльфом. Так, для себя. Мы же не спросили, как его зовут.

— Надо же, — медленно произнесла Эльвира, косясь на дверь ванной, за которой, похоже, даже дышать перестали. — Мистралиец с эльфийскими глазами и очень особенной улыбкой... А я и не помню... Да ладно, боги с ним и его предсказаниями, это я так, к слову вспомнила. А ты все-таки решай что-то с королем, время же идет. А то даже мне уже его жалко становится. Оставь ему хоть пару недель на поиски другой невесты, а то ведь действительно, женится, на ком попало, обнаружит через пару дней, что окончательно несчастлив в личной жизни, и обозлится хуже прежнего.

— Да разве он злой? — искренне изумилась Кира. — Напротив, он, на мой взгляд, излишне добр. А некоторые этим бессовестно пользуются. Взять хотя бы ваших придворных дам с их бесстыжими выходками... Я бы за подобные вещи наказывала подобающим образом, навеки бы закаялись...

Эльвира немедленно вспомнила веселые пророчества Карлсона насчет “упала-отжалась” и чуть не захихикала вслух. Затем она вспомнила бедолагу, который поплатился жизнью за анекдот о его величестве, опрометчиво рассказанный в присутствии лейтенанта Арманди, и хихикать ей резко расхотелось. Тем более что и сама она, если честно... вспомнить хотя бы тот совет, что она дала маркизе Ванчир...

Кира удалилась в сомнениях. Видимо, советы Эльвиры не особенно ее воодушевили.

— Карлсон! — окликнула Эльвира, когда ее шаги затихли в коридоре. — Ты в ванной или смылся?

В ванной зашуршало и неувереный голос откликнулся:

— Здесь я...

— Выходи, негодник.

— Почему я негодник? — так же неуверенно откликнулся Карлсон из ванной, не торопясь, однако, выходить.

— Не прикидывайся дурачком, пророк непризнанный! Выходи!

— А ты драться не будешь? — осторожно уточнил непризнанный пророк.

— Я что, совсем дура — драться с магом? Выходи, трус несчастный!

Дверь ванной приоткрылась, и из-за нее показалась действительно очень несчастная мордашка Карлсона с трагически заломленными бровями.

— Прости, пожалуйста, — жалобно произнес он, готовый тут же спрятаться при первых признаках агрессии со стороны дамы. — Я же не знал, что так выйдет... Я хотел, как лучше...

— И не признался, паразит! — проворчала Эльвира, чувствуя, что не в силах долго сердиться на это чудо природы.

— Я боялся, — покаялся Карлсон и высунулся чуть побольше. — Что ты на меня рассердишься и прогонишь.

— Следовало бы! — проворчала Эльвира. — Да выходи, что ты за дверью прячешься! Подумать только, это из-за твоего болтливого языка у меня вся жизнь наперекосяк!

— Прости, — повторил он, выбираясь из-за двери и присаживаясь на стул. Просто на стул, по-человечески. — Я тогда был еще молодой и глупый, и не знал, что бывает из-за предсказаний. Я действительно хотел вас чем-то порадовать... Это уже потом, набравшись опыта, я понял, что предсказания могут причинять людям вред и портить им жизнь. И сейчас я обычно помалкиваю. Хотя, впрочем, сейчас у меня не бывает видений, хвала небу, кормят меня регулярно и досыта...

— Постой... — растерялась Эльвира. — Каких видений? Разве ты это не просто так сказал?

— Конечно, не просто так. Это было настоящее пророчество. И если бы вы не рассказали о нем родителям, оно бы сбылось именно так, как я его видел. Хотя, возможно, оно еще сбудется, только совсем по-другому.

— А ты что, умеешь видеть будущее? В самом деле? Так посмотрел бы и сказал Кире, как у нее сложится семейная жизнь с королем, чтобы она не мялась и не сомневалась!

Карлсон чуть помрачнел и пожал плечами.

— Если бы я мог это видеть по желанию... У меня эта способность стихийная. Работает только, если меня не кормить дней десять. Да еще и такое бывает, что вижу несколько вариантов одного и того же, а ключевого момента, где они расходятся, не вижу. И вообще, даже если я попробую, все равно уже не успею. Так что, пусть твоя подружка решает сама. Надо же, она меня запомнила! Еще и врезать хотела! Такую украдешь, пожалуй. Сочувствую придуркам, посягавшим на ее честь. Интересно, она их просто убила, или еще и трофеи на память отрезала?

— Фу! — обиделась Эльвира. — Что за извращенские у тебя шуточки!

— Это от огорчения, — поспешно пояснил Карлсон. — Не обижайся.

— А так, без магии, ты ничего не можешь сказать по этому поводу?

— Насчет Киры и Шеллара? Не знаю... Она тебе правду сказала. И могу добавить, что ей действительно попадались негодящие мужики, ты верно догадалась. И совет ты ей дала самый что ни на есть правильный, но она ни за что не решится ему последовать. Она просто в ужас пришла от мысли, что ей придется сначала соблазнять короля, а потом оказываться выйти за него замуж. Ну, а если она все-таки решит согласиться... Будет у них духовный брак. Кира будет возиться с армией, вести с супругом познавательные беседы и играть с ним в шахматы. А Шеллар будет по ней вздыхать и трахать своих придворных дам. Потому как принуждать ее к исполнению супружеского долга он ни за что не станет, а в том, что он сумеет ее расшевелить, я очень сомневаюсь. Эх, ей бы с Кантором пару раз переспать, мигом бы поняла, что удовольствие стоит затраченных усилий... Но разве же их сведешь! Бедный Шеллар, угораздило же его найти себе королеву на свою голову... Хотя, впрочем, какая ему разница... — Карлсон печально вздохнул и замолк, задумавшись о чем-то невероятно грустном.

— То есть как — какая разница? — не стерпела Эльвира. — А вдруг он и правда ее любит?

— Ах, я не о том... — как-то невпопад ответил Карлсон и опечалился еще сильнее. Наверное, из-за того, что подружки под серьезный разговор умяли все конфеты.

— Можно? — поинтересовался Жак, протискиваясь в дверь. — Вы еще спать не собираетесь?

— Я поработать собирался, — недовольно отозвался король, убирая со стола стаканчики.

— Я так и подумал, — усмехнулся Жак. — Как раз похоже. Уж отвлекитесь от ваших государственных дел, я вам кое-что интересное расскажу. С кем это вы тут выпивали?

— С Кантором, — ответил король и достал трубку, готовясь выслушать обещанный интересный рассказ. — Он все-таки привез мне чертежи винтовок, чему я несказанно рад. А еще он с уверенностью заявил, что Амарго категорически откажется от встречи со мной, чем весьма меня огорчил. А у тебя что?

— А я только что был в гостях у Селлии, где просидел два часа, прижавшись ухом к стене, если вам это о чем-нибудь говорит.

— Ну-ну, — оживился король. — И что ты интересного услышал? Только не пересказывай мне все дословно, давай сразу о главном

— Если сразу о главном — он не шпион. Мне так кажется. Скорее всего, действительно просто какой-то маг, у которого роман с Эльвирой. Но что любопытно, он отлично знает Кантора. И знал его раньше, до того, как он сменил класс и... репутацию. Вы ведь, кажется, говорили тогда, помните, когда мы увидели его впервые, что его считают чуть ли не импотентом? А этот господин рекомендовал его как этакого секс-инструктора, способного... э-э... Нет, давайте, я все-таки расскажу вам по порядку. Потому что я совершенно случайно подслушал еще один разговор, который вам тоже будет интересен. И они взаимосвязаны. Кстати, знаете, как Эльвира зовет своего кавалера? Карлсон!

— Это он ей сам так представился? — засмеялся король, который тоже слышал эту сказку. — Или она его так прозвала, за то, что прилетает и улетает в окно?

— Уж не знаю, но я обхохотался.

— А она знает сказку о Карлсоне, который живет на крыше?

— Знает. Я ей рассказывал. Так вот, сначала он рассказывал ей о магии, о том, как маги видят Силу и все такое. И тут к ней пришла Кира...

Король внимательно выслушал рассказ шкодливого шута, не перебивая и не задавая дополнительных вопросов, хотя видно было, что рассказ этот его чрезвычайно смутил.

— Так что, ваше величество, — закончил Жак. — Вряд ли этот Карлсон чем-то для нас опасен, и зря я боялся. Вот только непонятно, почему он все-таки прячется.

— Что же тут непонятного? — небрежно пожал плечами король. — Это и есть тот самый приятель Кантора, который его телепортирует. То есть, этот парень тоже с Зеленых гор. Потому и прячется. Не хочет светиться. Да и выволочки от начальства, наверное, боится. Так говоришь, он называет меня исключительно по имени?

— Совершенно верно. И отзывается о вас самым доброжелательным образом.

— Я помню, — иронично хмыкнул король. — Особенно его заботу о моем образе жизни и рассуждения о духовном браке. Наглец, как и его приятель. Но ведь какая занятная судьба у Эльвиры! Шестнадцать лет спустя встретиться именно с тем магом, который сделал ей предсказание, изменившее ее жизнь! Да еще и спать с ним, что веселее всего.

— Да, забавный получился роман у Эльвиры, — согласился Жак. — Чего не скажешь о вас.

— Жак, если это все, то мне надо работать, — поспешно заявил король, выгребая из стола какие-то бумаги.

— Нет уж, ваше величество, это не все. Раз уж у нас так удачно зашел разговор о Кире, давайте, наконец, разберемся. Не дело это, ваше величество. Был бы здесь мэтр Истран, он бы, может, лучше сказал, но раз его нет, позвольте уж я вам скажу, что вы опять ведете себя как все та же русская интеллигенция. И еще позвольте вам напомнить, что когда вы начинаете мяться, топтаться и колебаться, все заканчивается для вас весьма плачевно.

— Не позволю, — проворчал король. — Я сам разберусь. Выметайся, и дай поработать.

— И не надейтесь. Вы в курсе, какой сегодня день?

— Первый день сиреневой луны, — все так же недовольно проворчал король, понимая, что так просто от своего упрямого шута он не отделается.

— Именно. То есть, вы уже пять недель обихаживаете вашу невесту, и до сих пор не удосужились поговорить с ней по душам. Ваши ухаживания поразительно напоминают судебную тяжбу между двумя баронами за клочок спорной земли на границе владений. Они тянутся так же размеренно и неторопливо. Как будто вам и в самом деле некуда спешить и времени у вас вагон. Двор полнится слухами и сплетнями, а также втихомолку хихикает по углам. В открытую над вами смеяться не решаются исключительно потому, что Киру боятся. Вам известно, что она убила на дуэли своего однополчанина, вступаясь за вашу честь?

— Не напоминай, — горестно вздохнул король. — Я себя чувствую последним идиотом...

— Ну, это ваши чувства, вам виднее. Кроме того, ваш кузен чуть не рассорился насмерть со своим другом Лаврисом все из-за того же. Если бы поблизости не случился граф Орри, дошло бы до поединка. А известно ли вам, что ваши отношения стали объектом бесчисленных пари? Причем в самых разных вариациях. Решитесь ли вы объясниться, или нет, и если да, то когда, что вам ответит на это Кира, что будет сначала — предложение руки и сердца или предложение перепихнуться, и если верно второе, то будет ли вообще первое, а также в какой форме будет высказан отказ — вежливо или оплеухой...

— И ты принимаешь ставки, — сердито проворчал король.

— Представьте себе, на этот раз нет. Это слишком серьезно, чтобы у меня возникало желание шутить по этому поводу. Ваше величество, давайте что-то решать. Тем более, вы теперь точно знаете, что думает по этому поводу Кира.

— Разумеется! Теперь я совершенно точно знаю, что Кира сама не знает, что ответить! А также, что ей страшно ложиться со мной в постель, вдруг я какой негодящий... Удружила мне Эльвира, нечего сказать.

— Сами виноваты, — развел руками Жак. — Не надо было девушку обижать. Да и извиниться надо было раньше, пока она не успела ничего про вас рассказать. Но, в общем, дело не в этом. Удружила вам не Эльвира, а негодящие любовники баронессы Арманди. Надо же, все пять оказались...

— Жак, перестань, — угрюмо перебил его король. — А то ты сейчас еще посоветуешь что-нибудь веселенькое... Вроде того, что посоветовала Эльвира.

— Эльвира советовала, исходя исключительно из интересов подруги. Вам бы я этого не советовал. Слишком рискованно. Уж лучше действительно поговорить по душам, объяснить ситуацию... и пообещать духовный брак, как выразился наш друг Карлсон, в случае, если у вас ничего не получится.

— Гениально, — ядовито отозвался король. — А как я, по-твоему, должен начать этот самый разговор? “Знаете, баронесса, на днях мой шут подслушал ваш разговор с подругой....”? Ведь считается, что я ничего об этом не знаю.

— Да вы просто заведите, может, она сама вам скажет. Да хоть что-нибудь делайте, только перестаньте мяться! Неужели вы думаете, что такая женщина, как Кира Арманди, выйдет замуж за труса?

— За труса? То есть, я — трус? Ты назвал меня трусом? — король выпрямился в кресле и в упор уставился на нахального шута тем самым холодным жестким взглядом, который в свое время поверг в растерянность бесстрашного Кантора. — Да знаешь, кто ты сам после этого? Вон с глаз моих!

Жак испуганно съежился, однако с места не сдвинулся.

— Не смотрите на меня так, — пробормотал он. — А как вас еще назвать, если вы именно так себя и ведете. Как только речь заходит о бабах, все ваше хваленое мужество куда-то девается, и... ну не смотрите на меня так! Ну все, я больше не буду.

Король опустил глаза, потянулся за трубкой, и вдруг приостановился в задумчивости.

— Жак, — сказал он, по привычке облокачиваясь о стол и укладывая подбородок на кулаки. — А почему ты так испугался?

— Ну, испугался... — проворчал Жак. — Вы же знаете, я всего боюсь. Наверное, зря я вас сам трусом обозвал. Надо было Элмара попросить. У него бы получилось.

— Нет, ну серьезно, — не отставал король, уставясь на своего шута с привычным любопытством. — Почему? Дело в том, что всего час назад Кантор меня спрашивал, не боишься ли ты меня, но так и не открыл мне причину столь странного вопроса. Он почему-то считал, что ты должен меня бояться.

— Да не боюсь я вас, — досадливо передернул бровями Жак. — Просто не люблю, когда вы так смотрите.

— Представь себе, он тоже, — усмехнулся король. — А я-то не мог понять, что же его так резко выбило из равновесия... Вот уж не думал, что его можно смутить просто взглядом! Ну что в нем такого особенного? Ну, помогает немного надавить на подследственного, но не более. Да и то, действует только на людей со слабой психикой. На Мафея, к примеру, не действует вообще. Нет, правда, интересно... Значит, Кантор прекрасно понял, как действует на него такой вот взгляд, и даже сделал вывод, что на тебя он должен действовать так же, только сильнее... И что бы это могло значить? Жак, скажешь сам или мне подумать?

— А как вам интереснее? — хитро прищурился Жак.

— Что ж, подумаю сам. Что между вами может быть общего? Ты трус, он ни хрена не боится, и все же есть что-то, что вас одинаково пугает. Оставим тебя, тебя пугает все, возьмем его... — король подумал ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы выкурить трубку. Затем усмехнулся и откинулся на спинку кресла. — Жак, а ну-ка, опиши мне еще раз внешность советника Блая.

Жак улыбнулся и развел руками.

— Я не хотел вас огорчать, но вы сами догадались.

— Угораздило же меня родиться с такой внешностью, что я всем напоминаю каких-нибудь мерзавцев... — вздохнул король. — Терезе — немца, тебе — советника Блая... Наверное, Акрилла тоже меня боится, потому, что я ей кого-то напоминаю. Хорошо еще, что Ольга не видела того маньяка, а то бы непременно оказалось, что я и на него тоже похож...

— Ваше величество, — оживился Жак. — А что Акрилла написала в своем сочинении?

— Как я и ожидал, она его так и не написала. А я сделал вид, что забыл.

— Разве вам не любопытно? — засмеялся Жак.

— Любопытно. Но что-то из нее выдавливать себе дороже выйдет. При ее-то склонности к обморокам... точно, как кузина Нона. Из-за этого их сходства мне теперь постоянно кажется, что Акрилла такая же дура.

— Да нет, она не такая дура, — утешил его Жак. — Она просто трусиха. И еще она ужасно мечтательна и обожает любовные романы. Ну, и воспитали ее родители так строго, что она теперь носится со своим целомудрием, как дурень с писаной торбой. Мафей уж к ней и так, и этак, а она краснеет, глазки опускает, и делает вид, что не понимает намеков. А прямо ей сказать он не решается, не говоря уж о том, чтобы нагло хватать ее за везде. Все-таки, молодой еще, наглости не успел набраться.

— Любовные романы? — переспросил король. — И что, очень любит, говоришь?

— Прямо обожает.

— Понятно, — вздохнул король. — Роковая любовь, коварство и измена, честь и месть, красавец герой... И, разумеется, злодей, как и прочие злодеи, непременно похожий на меня. Жак, ну почему мне так не везет?

— Да бросьте, — посочувствовал Жак. — Какая вам разница, что думает о вас Акрилла? На кой она вам сдалась? Тем более, я рассказал ей пару сказок, здорово пошатнувших ее представление о законах жанра, и сейчас она вас боится исключительно по привычке.

— Кто бы Кире каких-нибудь полезных сказок рассказал... — снова вздохнул король и задумчиво полез в сейф за бутылкой.

— Разве что Кантор, — хихикнул Жак. — Он бесстыжий, он каких угодно порнографических сказок расскажет.

— Можно подумать, ты сам особо стеснительный! — фыркнул король, мигом вспомнив сказку о девочке-чистюле и водопроводном кране и представив себе реакцию Киры на такую сказку.

— Вообще-то нет, — согласился Жак. — Но Кире все же не решился бы.

Диего внимательно посмотрел а Киру и задумчиво потеребил серьгу. Опустил глаза. Нервно хрустнул пальцами. Опять посмотрел на Киру и как-то напряженно произнес:

— Видишь ли, я вряд ли смогу что-то посоветовать... толком. Если не вникать глубоко в проблему, могу посоветовать все же соглашаться. Если тебе действительно не противно, а просто все равно, как-нибудь переживете. В конце концов, многие супружеские пары так живут, и ничего. Тем более, никаких моральных убытков от секса с законным мужем быть не должно, так что можешь воспринимать это просто как ... физические упражнения. А если ты хочешь чего-то более серьезного... То есть, если такая семейная жизнь тебя не устраивает, и ты все-таки рассчитываешь на большее... Сразу могу сказать, что совет тебе Эльвира дала дурацкий. С первого раза у тебя ничего не получится, и не потому, что король... плохой любовник, а потому, что ты... — он опять опустил глаза. — В общем, чтобы я что-то мог сказать толком, мне нужно немного больше знать о тебе. Не знаю, сможешь ли ты рассказать постороннему мужчине то, что я попрошу тебя рассказать. Если нет, я и советовать не буду.

— Что именно тебе рассказать? — устало спросила Кира, уже догадываясь, что он сейчас спросит.

— Ну вот, к примеру... У тебя были мужчины?

— Да, — кратко ответила Кира.

— Так вот, если ты считаешь это... возможным, расскажи мне о каждом. Как это у вас происходило и что ты при этом чувствовала.

— Это зачем? — подозрительно подобралась Кира.

— Это, чтобы я мог определить причину твоей холодности и посоветовать... и тебе, и королю, как вам лучше трахаться, чтобы у вас получилось.

— Спасибо, хоть на практике не пообещал показать, — оскорблено выпрямилась Кира и собралась встать и уйти.

— Постой, — остановил ее мистралиец. — В общем, я и не ожидал, что ты согласишься, хотя так действительно было бы лучше. Да и насчет показать тоже неплохая идея, я так делал неоднократно... просто сейчас сомневаюсь, смогу ли, как раньше. Потому и не предлагаю. Ну, раз ты не хочешь рассказать точно, попробую догадаться. Мимолетный секс на офицерских вечеринках, когда все перепились и в принципе все равно с кем. Недолгое увлечение, закончившееся разочарованием. Настойчивый поклонник, обещавший неземное счастье и оказавшийся не в состоянии дать даже элементарного земного... Возможно, любвеобильный командир, пользующийся свои служебным положением...

— Вот это нет, — возразила Кира.

— Значит, остальное — да? Знаешь что, Кира... Мужики, конечно, эгоисты, и зачастую не особо заботятся об интересах партнерши. Это ни для кого не секрет. Но король-то чем виноват, что тебе все время такие попадались?

— А он, по-твоему, не такой?

— Откуда я знаю, какой он? Но раз уж он так усердно тебя добивается, можно надеяться, что он будет к тебе более внимателен, чем другие. И если он тебя любит, все у вас получится в лучшем виде.

— А он меня любит? — уточнила Кира.

— А вот это ты у него спроси. Врать он не станет. Ты сама-то как?

— Спасибо за совет, — ответила Кира и все-таки встала. — Пойду я домой, подумаю еще.

Диего улыбнулся и тоже встал.

— Все-таки, вы с ним похожи. Знаешь, действительно, выходи за него замуж. Вы прекрасная пара. А тебе все равно вряд ли светит что-то лучшее с твоим характером.

— Очень мило было с твоей стороны упомянуть именно характер, дабы не обидеть даму, — холодно поблагодарила Кира, уязвленная таким замечанием.

— А, ты об этом? — мистралиец небрежно кивнул на ее повязку. — Ерунда, не создавай себе комплексов. Если хочешь знать, — он чуть наклонил голову и лукаво подмигнул. — Если бы мне действительно пришлось тебе показывать на практике, меня бы это ничуть не смутило. Женщины бывают вздорными, глупыми, лживыми, корыстными и просто стервами, но некрасивыми они не бывают. Давай я тебя провожу.

— Спасибо, — усмехнулась Кира. — Не стоит. Я не боюсь ходить ночью по улицам. А из тебя провожатый, с твоей вывихнутой рукой...

— Ах, да, — рассмеялся Диего. — Я как-то все время забываю, что имею дело не с дамой, а с воином. И часто тебе приходится обнажать меч, когда ты ходишь ночью по улицам?

— Нет, — снова усмехнулась Кира, на это раз печально. — Обычно достаточно просто снять повязку и повернуться к свету...

Глава 11

Я старый солдат, донна Роза, и не знаю слов любви...

Из письма Кендара Завоевателя своей возлюбленной.

Когда посреди обеденного зала замка Арманди появилась из телепорта молодая хозяйка в сопровождении двух магов, присутствующие слегка обалдели. Точно так же, как в прошлый раз, когда две с половиной луны назад таким же образом посреди зала появился королевский герольд с предписанием для жертвы.

— Приветствую, — сообщила Кира, оглядывая зал. — А где папа?

— Господин барон в кабинете, — поспешно ответил дворецкий, запоздало кланяясь. Между тем один из магов негромко спросил спутника, невысокого щуплого подростка, видимо, ученика:

— Взял?

— Взял, — кивнул ученик и обратился к Кире: — Мы пошли, соберемся и прибудем к двенадцати, как обещали.

— Хорошо, — сдержанно ответила Кира. — Я предупрежу папу, чтобы тут немного прибрались... а то его Кондратий хватит, если прибудут гости, а тут обычный будничный кавардак.

Когда маги исчезли в сером облачке, младшая из баронесс Арманди, Нора, с любопытством поинтересовалась:

— А что он взял?

— Ориентиры, — кратко пояснила Кира. — Маги берут ориентиры места, чтобы телепортироваться.

— У нас будут гости? — не унималась Нора.

— Будут.

— А кто? — последовало логическое продолжение расспросов.

— Очень высокопоставленные особы из столицы, — уклончиво ответила Кира, чтобы не пугать всех раньше времени.

— А они просто к тебе в гости или Элизу сватать? — все не успокаивалась Нора. Элиза немедленно опустила глаза и навострила уши.

— Уж точно не Элизу сватать, — проворчала Кира. — Потом увидишь. Лучше соберите слуг и пусть хоть этот зал приберут... поскорее. А мне надо с папой поговорить.

Она поднялась на второй этаж по старой деревянной лестнице, которую давно пора было либо покрасить, либо вообще заменить, прошагала по пыльному ковру, отметив про себя, что с тех пор, как умерла матушка, прислугу явно гонять некому, и толкнула дверь отцовского кабинета.

— Здравствуй, папа.

— Кира, доченька! — обрадовался барон Арманди, вскакивая из-за стола, прямо как молодой. — Какими судьбами? В отпуск или в отставку?

— На выходной, — улыбнулась Кира, отметив про себя, что у папы в кабинете, как всегда, дракон зубы сломит. Пыль, грязь, пепел на полу, стол весь в кружочках от стаканов, и повсюду разнообразный хлам тонким слоем на всей наличной мебели. Вот уж Ольга, наверное, чувствовала бы себя здесь, как дома.

— То есть как — на выходной? — растерялся барон. — На один день? А дорога?

— Я телепортом, — пояснила Кира. — Туда и назад. Папа, я тебе потом все объясню, а сейчас очень тебя прошу, прикажи прибрать свой кабинет и...

— Мой кабинет?! — вскричал папа, как будто его просили как минимум надругаться над чем-то священным.

— ...И приготовить комнаты для гостей, — закончила Кира, чтобы он понял, зачем понадобилось прибирать его неприкосновенный хлев, называемый кабинетом, и не задавал лишних вопросов.

— У нас будут гости? — заинтересовался папа, точно так же как Нора. — Из столицы? Твои подруги?

— Нет, не подруги. Это очень высокие гости, и я думаю, что тебе будет стыдно приглашать их в этот свинарник, который ты считаешь своим кабинетом.

Барон Арманди тоскливо оглядел комнату, видимо, не решаясь упрекнуть дочь в том, что она приглашает в замок всяких высоких гостей, для которых нужно прибирать даже его любимый кабинет, и неуверенно спросил:

— А может, просто не приглашать их в этот кабинет? Ну, посидим в зале... В конце концов, есть еще гостиная, пусть ее приберут... Я распоряжусь... А много гостей? Сколько им комнат готовить?

— Двое, — ответила Кира и, поколебавшись, добавила: — И несколько человек охраны. А кабинет все равно надо прибрать. Вдруг с тобой пожелают поговорить наедине о важных делах.

Осознав, насколько высокие гости им предстоят — такие, что с охраной путешествуют! — барон почти смирился с мыслью об уборке кабинета и с надеждой спросил:

— О каких это важных делах? Уж не Элизу ли сватать будут?

— Далась вам эта Элиза! — рассердилась Кира. — Что вы все только о том и думаете, как бы ее замуж выдать!

— А как же, Кира, ей ведь давно замуж пора, а из-за этой вражды с соседями ее никто и не решался сватать! Кто бы рискнул с нами породниться и навлечь на себя гнев герцога Браско! А сейчас я только и жду, что ее хоть кто-нибудь посватает. Ведь дуреет девка, стоит мужика увидеть — про все на свете забывает! Когда здесь стояли паладины, мне приходилось ее запирать, чтобы не бегала...

— Если там был Лаврис, то сомневаюсь, что ты ее уберег, — усмехнулась Кира. — Нет, Элизу сватать не будут, как это ни огорчительно.

— Ну, тогда и не надо кабинет прибирать, — заявил разочарованный отец трех незамужних девиц. — Какие такие важные дела могут быть у твоих высоких гостей со мной? А что хоть за гости? Твое начальство? Какие у меня с ними дела? Их только развлекать, хотя я даже не знаю, чем можно развлекать гостей в нашей глуши...

Кира чуть не застонала с досады, чувствуя, что пока папа не узнает правды, заставить его прибрать кабинет не удастся. Но и сообщать папе о цели визита его величества тоже не хотелось, а то раскатает губу заранее, а она ведь еще не решила... Может, действительно, не приглашать его в кабинет? А если сам напросится? Так же легко и непринужденно, как и в гости напросился?

— Папа, — с максимальной твердостью в голосе заявила она. — Кабинет прибрать надо! Просто необходимо! Уж поверь мне, я лучше знаю наших гостей! Кабинет — это первое место, куда он сунется!

— Ну, раз у тебя такие наглые гости, что суются в хозяйский кабинет без приглашения, — рассердился барон. — То и в таком посидят. Не понравится — скорей уедут!

— Папа! — не выдержала Кира. — Как хочешь. Можешь не прибирать. Но когда ты будешь краснеть перед королем за свою берлогу, не говори, что я тебя не предупреждала!

Барон Арманди медленно опустился в кресло, с которого только что вскочил, и потрясенно вопросил:

— К нам приезжает король? Ты пригласила в гости короля? Ты в своем уме?

— Я не приглашала. Он сам напросился. Что я, должна была отказывать?

— И когда они приедут?

— К двенадцати.

— Так чего ж мы сидим! — переполошился папа, снова вскакивая. — Беги, помоги сестрам, а я сейчас... распоряжусь насчет комнат и обеда, и сам приберу этот проклятый кабинет, а то ведь мне тут все перепутают и еще сломают что-нибудь!

Понимая, что большего от папы все равно не добиться, Кира спустилась вниз, чтобы проследить за ходом уборки в обеденном зале, и буквально остолбенела, столкнувшись нос к носу с Арчибальдом Браско.

— Ты что здесь делаешь? — процедила она, автоматически опуская руку на рукоять меча.

— Здравствуй, — улыбнулся Арчибальд. — Я в гости заехал. Тебе разве отец еще не сказал, что мы помирились и живем, как подобает добрым соседям?

— Мы о вас не говорили, — холодно ответила Кира, оглядывая “доброго соседа” с ног до головы и припоминая, как он всего полгода назад всадил в нее метательный нож во время очередной битвы за замок.

— Не успели, наверное, — словно не замечая ее враждебного тона, заметил Арчибальд. — Еще скажет. Ты и Леонарда еще не видела?

— С какой стати?

— А он здесь у вас живет.

— Леонард? — изумилась Кира. — У нас? И папа его пустил?

— Пустил, — Арчибальд пожал плечами и без приглашения опустился в кресло. — Хорошо попросился, вот и пустил. Твой папа вообще старик добродушный и незлопамятный, чего не скажешь о тебе.

— Какого демона забыл у нас Леонард?

— Попросил приюта, — вздохнул молодой герцог Браско. — Ушел он от нас, не захотел с нами жить. Мы там немного поскандалили, когда папашино наследство делили... Алоиз психонул и Сигизмунда ядовитой паутиной накрыл. Он же у нас маг, засранец этот. Леонард был так шокирован тем, что братья друг на друга руку подняли, что отказался вообще иметь с нами дело. Молодой еще, впечатлительный. Да и наследства ему никакого не светило, едва старшим хватило. Фредерик свою долю за неделю пропил и подался счастья искать. А мы с Алоизом вдвоем живем. Хотя лучше бы я с общиной троллей жил, чем с Алоизом и его змеями и прочими насекомыми. Но не прогонишь ведь, брат все-таки. Да и скучно жить одному, а жениться как-то неловко, все соседи на нас до сих пор обижены. Так-то, вроде, помирились, но попроси я, к примеру, у твоего папы руки Элизы — не отдаст. Не доверяют мне настолько. Может, ты за меня пойдешь?

Кире стало смешно.

— Да иди ты, — ответила она, с усмешкой оглядывая “жениха”. — Ты же меня чуть ли не вдвое старше! Сдались мне такие женихи! Поскромнее надо быть, ваша светлость.

— Ну и напрасно, — обиделся Арчибальд. — Ты сама-то, тоже, образец скромности! В зеркало на себя посмотри, ну кто же тебя еще замуж возьмет? Или все принца ждешь, как было предсказано? Так ведь испугается принц-то.

Ответить на это что-либо столь же ядовитое Кира не успела, поскольку их перебил спустившийся сверху папа и тут же заговорил с Арчибальдом о каких-то сельскохозяйственных делах. А к ней тут же подбежала Нора с каким-то дурацким вопросом, и пришлось идти за ней на кухню... так и осталось без ответа хамское высказывание Арчибальда. Первым за это поплатился дворецкий, которого Кира весьма невежливо отчитала за лестницу и за ковер. Затем кухарка, которая всего лишь разбила горшок. Потом Киру одернула Элиза, поинтересовавшись, с чего это она сегодня такая злая. Кира хотела и на нее прикрикнуть, но вовремя удержалась, понимая, что ни сестра, ни кухарка, ни дворецкий не виноваты в том, что в словах Арчибальда, увы, есть некоторая логика. И разве ему понять, что она, в общем-то, и не хочет замуж, так что ей вдвойне неинтересно его сомнительное предложение? Тут вон, с королем не знаешь, что делать, а этот метатель ножей туда же! Жених выискался! И ведь, что противно, свято верит в то, что сказал. Ну, ничего! Он еще узнает! Посмотреть бы на его физиономию, когда он узнает... А что, собственно, он должен узнать? Она ведь еще не решила...

И тут задетое самолюбие одноглазой баронессы все-таки взяло верх над всем остальным. Что бы там не получилось впоследствии, она выйдет замуж за короля, хотя бы просто назло всем этим кретинам, вроде Арчибальда и того придурка, которого она спустила с лестницы, всем этим козлам, которые считают ее невестой последнего разбора, которая, по их мнению, должна радоваться самому завалящему жениху. Любит ее король или нет, это вопрос второстепенный, главное, он действительно достойный и порядочный человек, а с супружеским долгом потом разберемся. В конце концов, она и сама-то, как верно заметил бесстыжий Ольгин мистралиец...

К приезду гостей обеденный зал сверкал, насколько это было возможно, комнаты были вылизаны с максимальной тщательностью, на кухне благоухал праздничный обед, и даже кабинет старого барона носил на себе некоторые следы конструктивной деятельности. К сожалению, Кира слишком поздно зашла взглянуть на результат папиных усилий, и как-то исправить последствия его “уборки” было уже невозможно. Но все же стол был вытерт и пол подметен. Местами даже вымыт. Ладно, в конце концов, ходил же его величество в гости к Ольге, и не умер от этого. Как-нибудь и папин кабинет переживет. А папе пусть будет стыдно хоть раз в жизни.

Она как в магическое зеркало глядела. Едва покончив с приветствиями и знакомством, и услышав, что обед будет готов через полчасика, король тут же сказал:

— Господин барон, могу я с вами поговорить об одном деле так, чтобы нам никто не помешал?

И пока барон Арманди растерянно соглашался, недоумевая, какие же это дела могут быть у его величества к обычному провинциальному барону, король деловито сообщил:

— Вот и прекрасно. Где ваш кабинет?

Кира едва удержалась, чтобы не показать папе язык в ответ на его беспомощный взгляд.

Кабинет барона Арманди больше походил не то на оружейную, не то на охотничий музей. Засмотревшись на великолепно выполненное чучело фазана, король споткнулся о какие-то деревяшки непонятного назначения, и чуть не упал, чем привел барона в неописуемое отчаяние. Он рассыпался в извинениях, подхватил короля под локоть и в таком виде довел до стола, притулившегося в углу, между перекошенной подставкой для алебард и чучелом медведя. Видно было, что кабинет прибирали — весь хлам, лежавший на столе, был сдвинут на один угол и свален горкой, а все остальное пространство было чисто вытерто, и сейчас на нем красовался поднос с графином вина и несколькими кубками.

— Прошу вас, ваше величество, — сконфуженно произнес барон, усаживая короля в собственное кресло и поспешно сбрасывая какой-то хлам с резного стула. — Простите великодушно, у меня здесь беспорядок...

— Что вы, это вы меня простите, что я так приехал, без предупреждения, — повинился король, понимая, в какое положение поставил старика своим неожиданным визитом. — Очень вас прошу, не смущайтесь так, это не официальный визит, а частный... можно даже сказать, очень личный.

— В любом случае, это большая честь для нашего скромного жилища... — пробормотал барон и запнулся. Видимо, все эти изысканные речи давались старому воину с большим трудом. Это король заметил еще на памятном банкете, а впоследствии и на церемонии чествования. Так что он поспешил перевести разговор в более деловое русло, чтобы не мучить ни себя, ни собеседника бесполезными церемониями.

— Как поживают братья Браско? — спросил он. — Не досаждают вам?

— Что вы, — облегченно ответил барон, видимо, радуясь, что никаких возвышенных речей от него не ожидают. — Мы с ними помирились, и живем, как хорошие соседи. Арчибальд — парень рассудительный и не особо жадный, в отличие от своего покойного батюшки. Вступив во владение замком, он первым делом помирился со всеми соседями... ну, с кем смог. Леонард поссорился с братьями еще когда они делили наследство, и теперь живет у меня. Фредерик уехал. Сигизмунда убил Алоиз во время раздела наследства, что-то они там не поделили. А сам Алоиз... я его давно не видел, он к нам не показывается. Арчибальд вздыхает, и говорит, что он так и не смирился с поражением, но поделать ничего не может, вот и злится молча. А от этого и рассудком можно повредиться. И боится мой сосед, что когда-нибудь окажется под одной крышей с безумным братом, а также его змеями и прочей опасной живностью. Вы же знаете, он бакалавр магии школы Змеиного Глаза. А еще Арчибальд боится, что Алоиз какую-нибудь страшную месть удумает, и ломает голову, как его от этих вредных мыслей отвратить.

— При малейшем подозрении немедленно сообщите, — серьезно сказал король. — Не ждите, пока он кого-нибудь убьет. И Арчибальду скажите. Хоть он ему и брат, но если он действительно свихнется, Арчибальд первый пострадает.

— Постараюсь, — вздохнул барон, наполняя кубки. — Да только разве же его поймаешь? Поди пойми, простые дикие анкрусы корову сожрали, или его ручные? Просто так долгоносик завелся, или его работа?

— Ну, если он развлекается таким мелким вредительством, заведите статистику, — посоветовал король. — Такие вещи всегда можно вычислить. А некромантией он у вас не балуется?

— Ну что вы, ему вполне его живности вредной хватает... — барон Арманди основательно отхлебнул из кубка и, заметив, что король достал трубку, заинтересовался. Они со знанием дела побеседовали некоторое время о трубках, в которых барон, как оказалось, разбирался не хуже его величества и тоже был знатоком и ценителем. Он даже приволок и продемонстрировал королю свою коллекцию, чем весьма его заинтересовал. Сам Шеллар III никогда не пробовал ничего коллекционировать, и у него даже мелькнула было мысль, а не начать ли что-нибудь собирать. Затем он вспомнил, что в дальнем закутке секретного склада “бин” стоят два новеньких, ни разу неиспользованных гроба, и с трудом сдержал смех, представив их себе в качестве начала для последующей коллекции. За этим веселым времяпровождением он чуть было не забыл о своем деле, к которому три дня готовился и набирался смелости. Наверное, и забыл бы, если бы не спохватился хозяин.

— Ох, да что это я, — вдруг вспомнил он. — Вы ведь говорили, что у вас ко мне какое-то дело? А то я увлекся, да и вас от дела отвлек, а уже и обед скоро...

— Да, конечно... — король мгновенно посерьезнел и, медленно подбирая слова, приступил к изложению своего трудного дела. — Видите ли, я... не просто так в гости приехал. Я намереваюсь просить руки вашей дочери...

Счастливый отец мгновенно просиял и радостно воскликнул:

— Благодарение богам, наконец-то я выдам Элизу замуж! Счастье-то какое! А что ж Кира мне не призналась? Сюрприз хотела сделать?.. Ох, простите, ваше величество, я вас перебил. Вы начали говорить, что собираетесь просить руки моей дочери... продолжайте. Для кого?

Совершенно растерявшийся от такого недопонимания король вместо объяснения спросил:

— Кто такая Элиза?

— Моя дочь, — уже не так уверенно пояснил потенциальный тесть, начиная понимать, что слегка промахнулся.

— Насколько я помню, у вас их три. Вы со своей Элизой сбили меня с мысли...

— Ох, простите великодушно, но я почему-то сразу о ней подумал, Нора-то еще слишком молода... Или вы... неужели решили женить вашего маленького кузена? Я не смею даже помыслить...

— Послушайте, господин барон! — перебил его король. — Дайте же мне сказать! Я собираюсь жениться сам! На Кире!

На этом его решимость закончилась, и он умолк, смущенно опустив глаза и вертя в руках трубку.

Будущий тесть тихо охнул, пришибленный внезапно свалившимся на него счастьем. Затем, не говоря ни слова, выпил один за другим два кубка вина подряд, и только после этого, наконец, нашел в себе силы спросить:

— Что же Кира мне ничего не сказала?

— Она еще не знает, — вздохнул король. — Я с ней пока не говорил. Я хотел для начала посоветоваться с вами... Видите ли... У меня есть серьезные опасения, что меня ждет категорический отказ.

— Да я ее просто выпорю! — возмутился барон Арманди, расхрабрившись сверх меры то ли от счастья, то ли от выпитого вина. — Как она может!..

— Может, — вздохнул король. — Но вероятнее всего, она не даст конкретного ответа и начнет думать. Вот на этот случай я хотел бы заручиться вашей поддержкой... если, конечно, вы не возражаете.

— Ваше величество, да как я могу возражать! Что вы такое говорите! Никуда она не денется. Ее покойная матушка тоже три года морочила мне голову, но все же я ее уломал. Если хотите, давайте поговорим с ней вместе, что это она, в самом деле...

— Нет-нет, — поспешно перебил его король. — Я поговорю с ней сам. Сегодня после обеда я приглашу ее на прогулку куда-нибудь в безлюдное местечко, где нам никто не помешает, и все-таки скажу, что собирался. Вы одолжите нам пару лошадей? Вот и прекрасно. А теперь давайте вернемся вниз, нас, наверное, уже ждут к обеду.

На опушке небольшой рощи они спешились, и, оставив лошадей под присмотром охраны, направились под сень деревьев.

— Ваше величество, — неуверенно окликнул один из охранников. — Нам ожидать здесь?

— Да, — кратко кивнул король, обернувшись.

— Но нам не будет видно вас отсюда.

Король остановился и выразительно посмотрел на обоих.

— Не хватало еще, чтобы вам было меня видно!

Охранники переглянулись и с пониманием потупились. Убедившись, что никто не собирается следовать за ними, король и его дама продолжили свой путь. Кира осторожно ступала по мягкой траве, искоса поглядывая на спутника и ожидая, когда же он начнет. Но король молчал, сосредоточенно глядя себе под ноги, как будто что-то потерял. “Ну, говори же, — мысленно подгоняла его Кира. — Не молчи. Сколько же можно! Скажи, наконец, не бойся. Согласна я, согласна, только решись, наконец, спросить!”

Он остановился внезапно, и тут Кира поняла, что он так упорно искал на земле. Вот такое чистое местечко, щедро усыпанное сухой хвоей и не поросшее травой. Хотя штаны у его величества были черные, немаркие, влажная земля и травяная зелень все же оставят на них следы, а сухую хвою можно просто отряхнуть... и никто не заметит, что он стоял на коленях. При мысли, что король сейчас преклонит перед ней колено, Кире даже стало как-то не по себе. Хорошо еще, если одно, а если додумается на оба бухнуться? Она заколебалась, не сказать ли ему, что не стоит так напрягаться, но тут с опушки послышался выстрел. За ним еще один. А затем беспорядочная пальба и душераздирающий крик. Король немедленно бросился назад, забыв о несостоявшемся объяснении и на ходу расстегивая камзол. Кира рванула меч из ножен и бросилась следом. Угнаться за его величеством было тяжеловато, но все же она успела догнать его как раз вовремя, чтобы оттолкнуть в сторону и разрубить пополам здоровенного анкруса, которого его величество, разумеется, не заметил и как раз собирался перешагнуть. Зная, что анкрусы всегда держатся стаями, Кира огляделась и почувствовала неприятный холодок внутри. Трава вокруг шевелилась, как живая, и эти шевелящиеся волны неумолимо направлялись в их сторону. Кира придержала за рукав короля, который все еще порывался спасать своих телохранителей, хотя их крики давно прекратились, что могло означать только одно: спасать там уже некого.

— На дерево, быстро! — скомандовала она, напряженно следя за шевелящейся травой.

— Но... — начал король, и пришлось его невежливо перебить.

— Скорее, или нас тоже съедят!

Больше вопросов не последовало. Убедившись, что король забрался достаточно высоко, Кира бросила меч в ножны и, подпрыгнув, стала карабкаться следом. Уже уцепившись за нижнюю ветку и подтягиваясь, она почувствовала резкую боль в правой ноге чуть выше щиколотки и, мельком взглянув вниз, обнаружила извивающуюся тварь, вцепившуюся ей в сапог. Ругнувшись сквозь зубы, она забралась повыше, присела на ветку, вытащила меч и отправила злобно рычащего анкруса назад на грешную землю. Обезглавленное тело тяжело плюхнулось в траву, и стая сородичей моментально растащила его по кусочкам.

— Кира! — окликнул сверху король. — Вам помочь?

— Все в порядке, — откликнулась Кира и, добравшись до верхней ветки, где уже восседал его величество, уселась рядом, продолжая тихонько ругаться сквозь зубы.

— В порядке? — уточнил король, встревожено пытаясь заглянуть ей в глаза. — Разве он вас не укусил?

— Укусил, — призналась Кира. — Но это не смертельно. И даже не опасно.

— Разве яд анкрусов не вызывает паралич?

— Вызывает, но он лечится и для жизни угрозы не представляет. Так что главное для нас — не упасть отсюда, а остальное неважно... О, проклятье! Я потеряла повязку!

— Да демоны с ней, с вашей повязкой! Садитесь на ветку верхом, спиной к стволу, вас надо срочно привязать. Как быстро действует этот яд?

— Не знаю, но нога уже онемела.

— Я сейчас, — король поспешно снял камзол, благополучно уронив его при этом, затем снял ремни, на которых держалась кобура с пистолетом. Конструкция этой сбруи оказалась как нельзя более подходящей. И размер тоже. Обернув ее вокруг ствола, Кира продела руки в лямки и для верности еще связала эти лямки на груди ремешком от сапога. Затем король отстегнул перевязь от ее меча и для пущей надежности еще и привязал ее к дереву за талию. Убедившись, что теперь дама не упадет, что бы с ней ни случилось, он подвесил ножны с мечом на сучок и на этом успокоился.

— А вы? — напомнила Кира. — Вам тоже надо как-то закрепиться на ветке. Снимайте ремень.

— На нем же штаны, — возразил король.

— Ну и что? Очень вам помогут штаны, если вы упадете?

— Мало того, что я сижу на дереве, как ворона, так с меня еще и штаны будут падать? Вот уж повеселятся люди, которые нас найдут! Лучше я просто буду держаться. И так не упаду.

— Это сейчас вы можете держаться, — объяснила Кира. — А если вы просидите так час, два?

— Ну, если у меня возникнут проблемы, тогда сниму, — сдался король. — А пока все-таки побуду в штанах, если вы не возражаете. У вас всегда в таком изобилии водятся анкрусы?

— Нет, — ответила Кира, которая и сама была удивлена происшедшим. — Никогда такого не было. И не понимаю, почему они копошатся под деревом. Два человека и четыре лошади — достаточно большая добыча даже для такой стаи. Обожраться можно. Может, лошади разбежались? Но даже ваших охранников им должно было хватить... А они почему-то на нас бросились. И ведь не уходят, что странно.

Король бросил взгляд вниз, на огромный шевелящийся клубок, из которого то и дело высовывались зубастые пасти, и сделал вывод:

— Значит, это работа Алоиза. Если все обойдется, я его самого скормлю этим анкрусам. Без суда и следствия.

— А как вы докажете? — вздохнула Кира.

— А я и не буду ничего доказывать. Покушения на короля проходят по ведомству Безопасности, а там с подозреваемыми не церемонятся так, как в службе Порядка. Сам признается.

На этом разговор оборвался, и они некоторое время сидели молча, слушая рычание под деревом и доносившиеся с опушки хруст и чавканье. Звуки эти производили весьма угнетающее впечатление, и Кира не выдержала.

— Скажите что-нибудь, — обратилась она к королю. — Давайте поговорим. А то это чавканье на нервы действует.

— Да? — чуть приподнял брови король. — Оно вас раздражает? Ну если так...

— А вас нет?

— О, что вы! — улыбнулся король. — Вы не видели, как вел себя за столом принц-бастард Элмар, пока его не научили хорошим манерам. Кузинам дурно делалось. А мне как-то и ничего... А о чем мы поговорим?

— Ну вот, к примеру, вы как раз собирались что-то сказать...

— А-а... — смутился король. — Это я исключительно по недомыслию. Я намеревался сказать, что не умею лазить по деревьям, но вовремя понял, что подобные рассуждения будут неуместны.

— А вы не умеете лазить по деревьям? — удивилась Кира, которая, в общем-то, имела в виду совсем не это.

— Никогда в жизни не лазил. Даже в детстве. Однажды я вдохновился примером кузена Элмара и попробовал. Элмар хохотал так, что навсегда отбил у меня охоту к подобным экспериментам.

— А как же вы сюда забрались?

— Вы сказали — лезть, я и полез.

— А если бы я сказала полететь? — рассмеялась Кира.

Король посмотрел на зеленовато-серый клубок под деревом и сказал:

— Может быть, и полетел бы. Эти животные, знаете ли, на что угодно сподвигнут.

Они снова замолчали, и зловещее чавканье на опушке немедленно стало явственно слышно.

— Как скоро нас хватятся, как вы полагаете? — тут же сказал король.

— Не скоро. Не раньше, чем стемнеет. Да и то, я очень опасаюсь, что наших спасателей постигнет та же участь, что и ваших охранников... Если они не успеют залезть на дерево. Так что наше положение почти безнадежно... Хотя все же, рано или поздно, кто-то догадается привести сюда вооруженный отряд, так что, надежда есть.

Король вздохнул и придвинулся ближе. Почти вплотную.

— Кира, — сказал он совершенно неожиданно и без всякой связи с предыдущим разговором. — Будьте моей женой.

И, наклонившись, поцеловал ее в изуродованную шрамами щеку. Все случилось так внезапно, что Кира, не успев опомниться, вместо намеченного согласия выдала:

— Я подумаю.

— Думайте, — согласился король и поцеловал ее еще раз. — Только не очень долго. А то ведь если нас съедят, я так и не узнаю вашего ответа. Будет обидно.

— Не все ли равно вам будет, если нас съедят?

— По крайней мере, я умру счастливым, — серьезно ответил король и вознамерился продолжать свои нахальные поцелуи, но Кира отстранилась.

— Перестаньте меня целовать, я еще не согласилась!

— Не перестану, — так же серьезно ответил король. — Я буду вас целовать, пока не согласитесь.

— А когда соглашусь — перестанете? — невольно улыбнулась Кира.

— Тогда я буду целовать вас иначе.

— Иначе — это как?

— Сами увидите. Соглашайтесь, Кира. Прошу вас. Выходите за меня замуж. Может быть, я не первый красавец королевства и не самый лучший любовник, но я сделаю все, чтобы вы не пожалели о своем согласии. Если бы мы не сидели на дереве, я бы встал на колени. Соглашайтесь. Ну подумаете, кто бы еще сделал вам предложение, сидя на дереве?

Это была чистая правда. Никто больше из ее знакомых до такого бы не додумался. Разве что Ольгин бесстыжий мистралиец, тот бы и супружеский долг исполнил, не слезая с дерева. И не дожидаясь свадьбы.

— Да уж, если нам удастся спастись, будет что вспомнить... — улыбнулась она. — Внукам потом будем рассказывать...

— Раз вы рассчитываете на внуков, — с отчаянной надеждой спросил король, — означает ли это, что вы согласны?

— Да, ваше величество, — снова улыбнулась она. — Вы ведь кого угодно уговорите.

И, увидев, как озарилось выражением неземного счастья лицо короля, подумала, что все-таки поступила правильно.

— А теперь показывайте, — скомандовала она.

— Что именно?

— Как вы собирались целовать меня иначе. А то ведь, если нас съедят, я этого так и не узнаю. Будет обидно.

Король улыбнулся, придвинулся еще ближе и осторожно нашел губами ее губы.

“Демоны б меня разодрали с моим обетом, с моей нерешительностью проклятой, и с моей идиотской идеей поехать на прогулку в лес!” — в очередной раз подумал Шеллар III, прислушиваясь к шороху и противному попискиванию под деревом. Наступили сумерки, и клубок анкрусов уже невозможно было рассмотреть, но доносившиеся снизу звуки не оставляли сомнений в том, что они никуда не ушли. Напротив, их даже стало больше, поскольку те, что раньше чавкали и хрустели на опушке, закончили трапезу и тоже сползлись к дереву, на котором сидели король и его невеста. Кира неподвижно полусидела, полувисела, прикрепленная ремнями к стволу, и только по движению глаз можно было понять, что она видит и слышит, что происходит вокруг. Во всяком случае, королю казалось, что она все слышит, и он усердно развлекал ее разнообразными историями из своей жизни, стараясь, по возможности, подбирать истории повеселее. Например, о том, как падала в обморок кузина Нона при виде варварских выходок кузена Элмара, как Мафей прятал от наставника искорежнный стол, как Жак разыграл герцогиню Дварри, как Ольга участвовала в королевской охоте, как Элмар занимался ее адаптацией и многое другое, не менее забавное. Хотя самому ему давно уже было отнюдь не до смеха. Сидеть на ветке было неудобно и жестко, спина у его величества давно затекла, а задница немилосердно болела. Руки онемели от напряжения, и держаться становилось все тяжелее, но снять ремень со штанов он так и не решился. А больше всего его угнетали две вещи. Желание курить и одна очень важная человеческая потребность, которую никак невозможно было удовлетворить в присутствии дамы. Он мысленно ругался, стискивал зубы и в очередной раз проклинал свой обет, свою нерешительность и свою идею насчет прогулки, потому что ничего другого ему не оставалось.

В темноте послышался посторонний шорох. Король прервал очередной рассказ и прислушался. По лесу кто-то шел, и, похоже, по направлению к ним.

— Эй! — крикнул он в надежде, что его все-таки услышат. — Кто там?! Осторожно, здесь анкрусы!

Среди деревьев появился свет, сделался больше и ярче и стал приближаться.

— Эй! — снова крикнул король. — Кто здесь? Вы меня слышите?

— Слышу, слышу, не ори, — непочтительно отозвались из темноты. Шарик света выплыл из-за деревьев на открытое место, и вслед за ним показалась одинокая человеческая фигура. Анкрусы, как ни странно, не обратили на пришельца никакого внимания. Человек спокойно подошел к ним почти вплотную, поднял руки, и шарик света поднялся выше, осветив его лицо. Король чуть не застонал с досады.

— Я так и думал, — спокойно сказал он. — Что ж ты сам-то явился? Не утерпел?

— Что-то слишком долго вы не падаете, — пояснил Алоиз Браско, чуть усмехаясь. — Вот я и решил вам немного помочь. А то вас уже ищут, еще найдут невовремя.

— Зачем? — спросил король, осторожно протягивая руку к кобуре. Вопрос был самый дурацкий, но надо было хоть о чем-то говорить, и как можно дольше, чтобы собеседник втянулся в разговор и не так торопился с действиями.

— Зачем? Ну ты как спросишь! Когда мне еще выпадет такой шанс поквитаться с вами обоими сразу? Я и надеяться не смел, что король явится сюда, в нашу глушь, и поедет гулять в места, где я развел своих зверюшек. Славные, правда? Я с удовольствием посмотрю, как они будут вас есть, и послушаю твои крики. Подружка твоя, как я понял, кричать не сможет? Ее уже немножко надкусили?

— Надо же, какой ты, оказывается, злопамятный! — король нащупал рукоятку пистолета и осторожно потянул его из кобуры. “Ой, как скверно... — мимоходом подумал он, чувствуя, как дрожит его рука. — Не попаду. Как пить дать, промажу. Такой рукой разве можно стрелять? Трясется, как у припадочного...” — За что ж ты так на меня обиделся?

— А у тебя случился таинственный провал в памяти? — усмехнулся Алоиз и, подняв руки перед собой, провел в воздухе несколько линий. — Или ты просто заговариваешь мне зубы, чтобы я не заметил, как ты собираешься меня пристрелить?

Король застыл с протянутой рукой, все еще сжимая рукоять пистолета, но уже не в состоянии его вытащить. И вообще пошевелиться. Как действует обездвиживающее заклинание он прекрасно помнил с детства, хотя случай с кошкой и последующей поркой был единственным в его жизни, когда он имел возможность испытать это заклинание на себе.

— Сволочь ты, Алоиз! — выругался он и плюнул вниз, поскольку ни на что больше уже не был способен. Теперь у него не было возможности даже удержать равновесие, и он в любую секунду мог свалиться вниз, где копошились зубастые твари в два локтя длиной, только и ожидая, как бы приступить к ужину. — Будь ты проклят! Чтоб ты сдох!.. Раньше меня.

— Проклятие, конечно, вещь хорошая, — засмеялся Алоиз. — Но надо же как-то соизмерять его с реальностью. Раньше тебя никак не получится. Сейчас мне осталось только тряхнуть дерево, и ты с него свалишься, как перезревшая груша. А потом, конечно, придется потрудиться — залезть на дерево и отвязать доблестную баронессу, а то ведь фиг ее просто так стряхнешь...

Король посмотрел вниз и подумал, что коллекция гробов, возможно, штука веселая, но надо было все-таки их сжечь, как ему советовали. А также, что умереть счастливым — удовольствие весьма сомнительное. Когда ты счастлив, жить хочется больше, чем когда-либо. И еще подумал, что неплохо бы собрать все мужество в кулак и не кричать, чтобы испортить врагу удовольствие, но вряд ли получится.

Внизу раздался резкий пронзительный звон, затем лязг и скрежет, словно работала какая-то железная машина. Не успел король удивиться, что за странное заклинание решил применить Алоиз, чтобы всего лишь стряхнуть его с дерева, как маг опустил руки в полной растерянности и возмущенно вскричал:

— Кто?..

Клубок анкрусов чуть приподняло над землей и какая-то неведомая сила стала скручивать его, наподобие того, как выжимают постиранное белье, ломая и круша кости хищников и превращая их в отвратительное месиво из крови, чешуи и зубов. Впрочем, король вовсе не нашел это зрелище отвратительным. Даже напротив.

— Кто посмел! — яростно повторил свой вопрос Алоиз, беспомощно взирая на то, что осталось от его зверюшек.

— Ну, я, — насмешливо произнес в темноте негромкий голос. Высокий, ломающийся голос подростка. — И что?

— Немедленно беги! — крикнул король, который, конечно же, узнал этот голос. — Телепортируйся в замок и позови кого-нибудь!

Шарик света стал больше и вспыхнул ярче, выхватив их темноты хрупкую детскую фигурку и серебристую копну вьющихся волос.

— Ах, это ты, малыш! — засмеялся Алоиз, между делом начиная что-то кастовать. — Сразиться желаешь?

— Мафей, беги немедленно! — закричал король, без особой надежды на то, что самолюбивый подросток, которого вызвали на поединок, допустит даже мысль о том, чтобы сбежать. — Не связывайся, он старше и опытнее!

Разумеется, маленький нахал и не подумал никуда бежать. Он скользнул взглядом по сверкающему хитиновому панцирю огромного скорпиона размером с лошадь, возникшего из ниоткуда и уже протянувшего к нему клешни, чуть улыбнулся, поднял руку и едва заметно шевельнул пальцами. И не успело жуткое членистоногое добежать до предполагаемой жертвы, как было размазано по траве... гигантской мухобойкой. Той самой знаменитой мухобойкой, о которой ходили легенды. Король, изумленный таким поворотом дел, хотел что-то сказать, но в этот момент увидел, как Алоиз выбросил вперед руку с растопыренными пальцами, и с них сорвалась в полет паутинная сеть. Мафей только отворачивался от поверженного скорпиона и кастовать что-либо в свою защиту не успевал. А паутина явно была ядовитая. Единственное, что мог сделать король, это закричать, что он и сделал, хотя и понимал, что это бесполезно, что через секунду смертельная сеть облепит маленького эльфа, и... нет, только не это, только не малыш!..

Сеть зависла в локте над головой Мафея, словно накрыв некий невидимый купол, а сам мальчишка, продолжая уверенно улыбаться, резко вскинул руку, и сверху на противника обрушился целый поток воды. Мафей прищелкнул пальцами, и через пару секунд неуловимый мститель Алоиз Браско оказался упакован в правильный гладкий прямоугольник льда. При этом дерево слегка тряхнуло, и король почувствовал, что сползает, а как-либо удержаться не имеет возможности.

— И нечего было так орать, — спокойно заметил Мафей, как бы между делом сбрасывая и сматывая в комок ядовитую паутину. — Твои вопли мне очень мешали. У тебя все в порядке?

В этот-то момент король и сверзился со своей ветки, причем точнехонько в колючие кусты, что он без сомнений отнес на счет своего врожденного невезения. Мафей испугано ойкнул и бросился к нему.

— Шеллар! Ты жив? — и, поскольку король никаких признаков жизни не подавал, встревожено добавил: — Скажи что-нибудь!

Король не удержался и сказал. Именно то самое, что ему уже давно хотелось сказать об этом дереве, об этих зверюшках, об их хозяине и особенно об этих кустах. Мафей засмеялся и протянул ему руку.

— Вставай. Ты ничего не сломал?

— Не знаю... — простонал король и попытался шевельнуться. — Я не могу встать.

— Пошевели руками и ногами, — снова встревожился Мафей, приседая на корточки рядом с ним.

— Да не могу!

— Ты сломал позвоночник! — ужаснулся мальчишка. — А ты что-нибудь чувствуешь?

— Какой к хренам позвоночник! Сними с меня обездвиживающее заклинание!

— А, это просто заклинание! — облегченно вздохнул Мафей. Он сложил пальцы щепотью и провел в воздухе воображаемую линию. Потом потянул за нее двумя пальцами, как за струну, и отпустил. Раздался негромкий тонкий звон, и король, наконец, смог пошевелить конечностями, поверяя их на работоспособность.

— У тебя что-нибудь болит? — сочувственно спросил Мафей, глядя, как кузен, ворча и кряхтя, поднимается с земли. — Очень ушибся? Может, тебя полечить?

— Полечи лучше Киру, — посоветовал король, первым делом оглядываясь в поисках каких-нибудь кустов погуще.

— А что с ней? Ее укусил анкрус? Тогда я не смогу. Это вообще не магией лечится, а травой. У них тут есть какие-нибудь целители?

— Наверное, есть. Давай, тогда снимем ее с дерева. Полезай туда и отстегни ремни, а потом осторожно спустишь вниз, а я подхвачу. И заодно наши вещи оттуда заберешь. А я сейчас отойду на минутку...

Мафей легко вскарабкался на дерево, отвязал Киру и, поддерживая под мышки, осторожно опустил в объятия короля, который выбрался из кустов с выражением неземного блаженства на лице. Затем сбросил вниз ремни и меч, сел на ветку и поинтересовался, весело болтая ногами:

— Шеллар, а как ты сюда залез? Ты же не умеешь?

Король бережно положил на землю невесту, задрал голову, прикинул примерную высоту своего убежища и пожал плечами.

— Значит, теперь умею. Это примерно так же, как и плавать. Ты мне лучше скажи, как ты здесь оказался? Нас уже ищут?

— Ищут, — согласился Мафей и легко спрыгнул с ветки, приземлившись, как кошка, на четыре конечности. — Только в другой стороне. А меня, разумеется, не взяли. Сказали, маленький. Как всегда.

— И как всегда, ты с этим не согласился и отправился на подвиги в одиночестве, — кивнул король. — Как ты нас нашел?

— По следу.

— По какому следу?

— Не знаю, как объяснить, люди этого не чувствуют. Шеллар, пойдем, вернемся в замок. Потом расспросишь.

— Погоди, надо все собрать, — остановил его король, надевая кобуру. — Тут где-то валяется мой камзол... и пистолет. Давай поищем.

— Да ну его, твой камзол, он что у тебя, единственный?

— Ты что! Там в кармане трубка! Хоть трубку надо поискать. Сделай свет, а то ничего не видно. И скажи мне, где ты научился таким фокусам?

— А тебе понравилось? — чуть смутился Мафей.

— Ваше высочество, не увиливайте от ответа. Конечно, понравилось, но кто тебя научил?

Мафей вздохнул.

— Только мэтру не говори, ладно? А то нам обоим попадет...

— То-то мне твоя мухобойка что-то напомнила, — улыбнулся король. — Значит, мой шкодливый шут взялся давать уроки магии?

— Не ругай его, Шеллар, — попросил Мафей. — Разве в этом есть что-то плохое? Ведь мне в конце концов пригодилось. Ты видел, какая у меня защита? Шикарная защита. Это тоже Жак показал.

— Малыш, разве ты не знаешь, что я не вижу таких вещей? Я и понятия не имел, что у тебя есть защита, и чуть с ума не сошел за ту секунду, что паутина была в полете.

— Ты меня чуть не сбил своими воплями, — укоризненно сказал Мафей. — И вообще, Шеллар, какой я тебе малыш? Мне почти шестнадцать лет, я курю и бегаю за девками, только что я победил взрослого бакалавра в битве магов. А ты меня малышом... точно, как он. — Мафей кивнул на ледяную глыбу и заключил: — Не называй меня больше так. Мне это не нравится.

— Хорошо, — улыбнулся король. — Не буду. По крайней мере, до тех пор, пока не начнешь в очередной раз плакать из-за какой-нибудь ерунды... О, а вот и мой пистолет. Ну что, пойдем домой?

— Да, сейчас... просто... Шеллар, разве я плачу всегда из-за ерунды? Может, для тебя твоя жизнь и ерунда, но я...

— Не надо об этом, — остановил его король, поднимая на руки Киру. — Пойдем. И, между прочим, кто тебя научил курить?

— Никто, — пожал плечами Мафей. — Разве этому надо учиться?

И король с прискорбием отметил, что малыш... то бишь, молодой человек в очередной раз соврал.

Они объявились прямо посреди гостиной, в очередной раз перепугав прислугу, не привыкшую к таким вещам. В замке немедленно началась суматоха — кто-то помчался разыскивать поисковые группы, чтобы вернуть домой, кто-то за сельской знахаркой, чтобы оказать помощь молодой хозяйке, кто-то на кухню за вином и ужином, которые потребовал его величество. Король лично отнес Киру в ее комнату под восхищенными взглядами слуг, специально сбежавшихся, чтобы посмотреть на это зрелище, и оставил на попечение сестер. Он бы остался и подождал, чтобы убедиться, что с ней в самом деле все в порядке, но поскольку ее начали раздевать, дальнейшее его пребывание в комнате было бы неприлично. Поэтому он спустился вниз, намереваясь, наконец, сесть и спокойно закурить, а затем и съесть что-нибудь. Сидение на деревьях, как оказалось, вызывало зверский голод.

В обеденном зале он обнаружил Мафея, который ворковал с какой-то рыженькой девчушкой, и вспомнил, что малыш... то есть, не малыш... обещал его полечить.

— Ну что, Мафей, — сказал он. — У тебя еще остались силы после битвы, чтобы полечить побитого короля?

Девчушка немедленно вскочила и присела, распахнув глаза с должным восторгом. Видимо, впервые в жизни увидела живого короля. Хотя, правду говоря, выглядел ныне правящий монарх отнюдь не по-королевски.

— Конечно, — улыбнулся Мафей. — А что у тебя болит?

— У меня все болит, — устало ответил король. — И руки трясутся. Посмотри сам.

Мафей подошел и провел ладонями по его телу, от головы до пяток.

— Ничего страшного, — сказал он. — Все цело, ничего не сломано, сотрясения нет. Ушибся ты правым боком. А руки у тебя трясутся, потому что устали. Спина затекла, задницу ты отсидел. Ну что, полечить тебе ушибы? Ложись на твердую поверхность.

— Я уже по горло сыт на сегодня твердыми поверхностями! — проворчал король. — Кастуй обезболивающее, да я пойду умоюсь. Завтра полечишь.

Мафей охотно выполнил его просьбу, причем проделал это с особым изяществом, откровенно красуясь перед девушкой. “Ведь действительно, бегает за девками, — подумал король, наблюдая, как мальчишка опять подсаживается к рыжей девчушке с намерением продолжить прерванную беседу. — А я его все малышом считаю...”

Он сходил наверх, умылся и сменил одежду, после чего вернулся в обеденный зал и впервые в жизни заколебался, выбирая между ужином и трубкой. Привычка все же победила. Он удобно устроился в кресле, раскурил трубку и стал от нечего делать наблюдать за беседой Мафея и его новой рыженькой знакомой. Зрелище было поучительное и одновременно невероятно забавное. Мальчишка выпендривался, как только возможно, стараясь произвести впечатление на даму, несмотря на то, что дама и так, похоже, не падала в обморок от счастья только в силу своего крестьянского происхождения. И невооруженным глазом было видно, что стоит ему только кивнуть, как восторженная девчонка упадет в его объятия, ни на миг не задумываясь, что ей на это завтра скажет матушка. Не каждый день, поди, принцы по замку болтаются. Да еще с такими ушками.

Мафей заметил, что за ним наблюдают, немедленно смутился, заерзал, занервничал, потом что-то шепнул девушке на ушко и обратился к королю.

— Шеллар, — как можно небрежнее сказал он. — Если я тебе не нужен в ближайшее время, я пойду прогуляюсь.

Король едва сдержал усмешку. У него не спрашивали разрешения, его тактично ставили в известность. Интересно, что скажет мэтр Истран, когда вернется?

— Иди, Мафей, иди, прогуляйся, — согласился король, чуть улыбаясь. — Только очень тебя прошу как-нибудь обойтись без магических разрушений и прочих шумовых эффектов, мы все-таки в гостях. А также смею тебе напомнить, чтобы ты вел себя с дамой подобающим образом.

— Разумеется, — довольно ухмыльнулся юный принц и мельком переглянулся с дамой сердца, которая тихонько прыснула в кулак. — Самым подобающим.

Молодежь немедленно как ветром сдуло, и король остался в одиночестве, если не считать слуг, периодически пробегающих мимо. Впрочем, едва он успел приступить к ужину, во дворе послышался шум, и вскоре в зал вбежал взволнованный барон Арманди в сопровождении Арчибальда и нескольких офицеров своей дружины.

— Ваше величество! — с неописуемым облегчением выдохнул он. — Хвала богам! Что с вами случилось?

— Я упал с дерева, — кратко пояснил король, не вдаваясь в подробности. — Киру укусил анкрус. Сейчас она у себя.

— На вас напали анкрусы? — ужаснулся барон. Арчибальд ничего не сказал, только резко изменился в лице и опустился на ближайший стул.

— Да, — согласился король. — И какие-то странные, к тому же. Они не удовлетворились моими охранниками и четырьмя лошадьми, и с непонятным упорством преследовали нас. Герцог Браско, у вас нет никаких соображений на этот счет?

Арчибальд расстроено бросил об пол шляпу.

— Ну какие могут быть соображения? Мы все только подозреваем, а поймать его на этом ни разу не удавалось.

— Вот теперь можете считать, что поймали, — проворчал король. — Он пришел сам. Не выдержал.

— И что? — с отчаянием вопросил Арчибальд, уже догадываясь о финале истории.

— А как вы полагаете?

— Вы его убили? — обреченно предположил Арчибальд.

— Не я, но... в общем, да. Можете его забрать к северу отсюда в роще. Там еще на опушке скелеты валяются... в общем, не ошибетесь. Его хорошо видно издали. Огромная ледяная глыба.

— Ледяная глыба? Каким образом?

— У вашего братца хватило ума потягаться с эльфом в магии. Вы вполне уверены в его душевном здравии в последнее время?

— Какая теперь разница... — печально вздохнул Арчибальд. — Так я знал, что кончится чем-нибудь подобным... Леонард уже знает?

Король пожал плечами.

— Наверное, еще нет. Присматривать надо было за ненормальным братцем, что еще сказать. Если бы его посадили раньше, он бы сидел, но был бы жив.

— Что ж... — снова вздохнул Арчибальд. — Пойду найду Леонарда... Может, уговорю его вернуться домой. Я же с ума сойду один в этом замке...

Когда он ушел, барон Арманди разогнал всех подчиненных из зала и присел к столу напротив короля, наблюдая с умилением любящей бабушки, как его величество запихивается ужином. Ему, конечно, ужасно хотелось его расспросить о подробностях происшествия, но он все же терпеливо дождался, пока гость закончит ужин, и только когда они занялись вином и трубками, решился задать главный вопрос:

— Ну, как, вы успели поговорить?

— О, — улыбнулся король, — на разговоры у нас была масса времени.

— И как? — бедный тесть весь подался вперед, изнывая от нетерпения.

— Баронесса оказала мне честь стать моей женой. — Король поколебался, затем все же спросил: — Как вы думаете, барон, она не передумает?

— Тогда я ее точно выпорю! — счастливо вскричал барон. — Пусть только попробует! Ваше величество, расскажите же мне все-таки, как все произошло?

Король вкратце изложил суть происшедшего, опустив некоторые моменты, которые счел... скажем так, не очень подобающими.

— Поразительно! — сказал барон, выслушав до конца. — Должен вам сказать, это у них наследственное. Я в свое время уломал свою будущую супругу примерно в такой же ситуации. Во владениях ее родителей была какая-то старая пещера, и она все носилась с идеей ее исследовать, но последователей ее безумной идеи не находилось. А мне уж было все равно, хоть в пещеру, хоть куда, лишь бы с ней. Сами знаете, влюбленные мужчины — существа бесхребетные, из них веревки вить можно. Так вот и полезли мы с ней вдвоем в эту пещеру, и нас там благополучно завалило. Трое суток нас откапывали. А если бы не эта пещера, так бы и остался я, наверное, холостым.

За окнами громыхнуло, со двора донесся разноголосый визг. Барон вскочил, подбежал к окну и выглянул.

— Это ваш эльф забавляется? — засмеялся он.

— А что там? — спросил король, не вставая. Не было у него сил вставать.

— Фейерверк над сеновалом. Красиво! Не желаете посмотреть?

— Да нет, спасибо, — вздохнул король. — Это он перед девчонкой хвастается, наверное. Надо же, едва успели познакомиться, уже на сеновале!

— А что за девчонка? — подозрительно уточнил барон, вспомнив, видимо, о том, что у него еще две дочери на выданье.

— Рыженькая такая, — описал король. — Конопатая, глазастая и очень шустрая.

— А, это Оливия, — успокоился хозяин. — Ученица нашей знахарки. Действительно, весьма шустрая девчонка. Наши парни ее не очень балуют, сами видели — рыжая, конопатая, курносая... да еще и ведьма. Побаиваются. А тут такое счастье привалило — живой эльф, настоящий маг... да еще и принц.

— Ну, значит, они нашли друг друга, — сделал вывод король. — Только одно меня беспокоит. Не придется ли мне завтра краснеть перед ее родителями?

— У нее нет родителей, — утешил его барон. — Да и не впервые она на этом сеновале. Ваши паладины тоже, знаете ли, не из пугливых. Особенно один... Может знаете, красавец этакий с нахальными синими глазами. Ведь всех девок перепортил в трех близлежащих деревнях...

Король засмеялся.

— Еще бы мне его не знать! Его вся столица знает. Кавалер Лаврис, седьмой паладин. И ведь что смешно, спроси любого в столице, чем знаменит кавалер Лаврис, любой тут же расскажет о его любовных победах, о которых слагают легенды. И никто даже не вспомнит о его воинских подвигах, которых тоже не счесть, сами понимаете, седьмой паладин — это вам не сто тридцатый. Вот ведь что значит репутация... — король допил свой кубок и с трудом поднялся из-за стола. — Пойду я, пожалуй, спать. Сидение на деревьях так утомляет... А завтра еще куча дел, и к свадьбе надо готовиться...

— Когда свадьба? — поинтересовался счастливый отец невесты.

— Как только вернется мой придворный маг. Он сейчас в отъезде, а я все же хотел бы, чтобы он присутствовал на моей свадьбе. Наверное, через неделю или две.

Пожелав барону спокойной ночи и получив аналогичное пожелание в ответ, король направился в отведенную ему комнату. Поднимаясь по лестнице, он с удивлением обнаружил, что лестница намного круче и выше, чем ему казалось до сих пор. А также, что у него не только трясутся руки, но и колени так и норовят подогнуться, а глаза просто закрываются сами собой. Добравшись до своей комнаты, он из последних сил разделся, добрел до кровати и уснул, едва успев упасть головой на подушку.

Глава 12

— И что мне теперь со всем этим делать? — заключил свой доклад Амарго, вопросительно взирая на шефа. — Я просто теряюсь. Мало мне этих проблем, так еще и два подопечных у меня на шее. Вы действительно не имеете возможности хоть одного перепоручить другому агенту?

Его собеседник, пожилой подтянутый мужчина с пронзительными черными глазами, задумчиво потеребил кончик косы, когда-то такой же черной, а теперь изрядно разбавленной серебром седины.

— Ты же знаешь, — вздохнул он. — Что перепоручить Пассионарио другому агенту невозможно. К тебе уже там привыкли, тебя слушаются, тебя знают, в конце концов, ты местный. А что может сделать Тенгиз? Он сам еще молодой, ему учится и учится. И посоветовать твоему подопечному что-нибудь умное он не в состоянии. Да и не сможет он так им руководить, как ты. Ты все-таки старше, это единственная причина, по которой Пассионарио тебя слушается. А с таким же мальчишкой, как и он сам... да что я тебе объясняю, сам не понимаешь? А Диего... ну как я объясню тому же Тенгизу, почему он для меня так ценен и зачем за ним надо присматривать? Ты же сам знаешь, что никто этого делать не обязан, что я нарушаю устав в своих личных интересах, и ты, собственно, приглядываешь за ним не по поручению, а по моей личной просьбе. Извини, Мануэль, я понимаю, что тебе тяжело, но потерпи еще немного. Может, эта война, наконец, закончится, и тогда за ним не нужно будет присматривать. Все, что я мог сделать, чтобы облегчить твою задачу — это попросить Хоулиана хоть немного уделять внимания сыну.

— Именно, — проворчал Амарго. — Вы бы знали, насколько немного внимания он ему уделяет!

— Вряд ли от эльфа можно добиться большего. Он надел на него браслет?

— Так это была ваша идея?

— Конечно, моя. Неужели эльф сам бы додумался до такого? Я его полчаса уламывал и доказывал, что это необходимо.

— Так вот, должен вам сообщить, — с мрачным сарказмом сказал Амарго, — Что ваша идея была не особенно удачной. Во-первых, он подозревает, что идея принадлежала мне, и откровенно на меня дуется. А во-вторых, этот браслет он каким-то образом снял, и по-прежнему колдует в меру сил. Более того, с тех пор, как он научился телепортироваться, он шляется где только можно, заводит знакомства и вообще становится неуправляемым. Правда, никаких больше накладок с его магическими упражнениями не происходит, из чего я заключаю, что он нашел себе наставника. И никому об этом не сказал, чтобы ему опять не запретили чего-нибудь. А еще, может, это покажется забавным, может наоборот, но они столковались с Диего, и шляются вместе. И как, скажите, я должен контролировать мага, который в любой момент может показать мне два пальца и телепортироваться, куда захочет? Может, вы сами с ним поговорите? А то меня он в последнее время совсем перестал слушаться. Сейчас я должен на пару недель уехать, проверить свои полевые отряды — вы же понимаете, у меня есть и свои обязанности, помимо ваших заданий. И мне как-то страшновато его оставлять без присмотра.

— Я попрошу Хоулиана, — вздохнул шеф. — Но никаких гарантий, что он не забудет об этом через полчаса. Ты, конечно, езжай, если это нужно. Я понимаю. А в тех местах нет т-кабин?

— Конечно, нет. Полевые отряды постоянно перемещаются. А что мне делать с любезным предложением его величества Шеллара? Ведь я на девяносто пять процентов уверен, что его намек на мою деятельность предполагает именно реальное положение дел.

— Откажись, — посоветовал шеф. — И дай понять, что контакта не будет. Именно того контакта, на который он рассчитывает. Во всяком случае, в ближайшее время. Может быть, впоследствии, мы подумаем о том, чтобы его завербовать. Раз уж он такой проницательный и догадливый. Это было бы занятно — коронованный полевой агент... Можешь ему на это тоже намекнуть.

— Через Диего? — угрюмо поинтересовался Амарго. — Знаете, на такое дело выделите мне шифровальщика.

— А ты письмо ему напиши. Дай ему понять, что сейчас не время для контакта, когда время придет, ты сам его найдешь, что-то вроде этого. Да и не так это сложно, можно и через Диего передать. Надеюсь, он поймет и не будет слишком настаивать. Как он догадался, ума не приложу...

— Могу предположить, — вздохнул Амарго. — Жак проболтался. Я более чем уверен, что о самом существовании вашего мира и о нашей деятельности ему рассказал Жак. Возможно, не нарочно, просто упустил лишнее слово в разговоре, а Шеллару много не надо. Он его тут же и раскрутил.

— Этот Жак — тоже твоя ошибка, — нахмурился шеф. — Надо было оставить его при себе и ни на шаг не отпускать. А тебе взбрело в голову передавать через него предостережения Шеллару.

— Ну что вы говорите, шеф! — болезненно сморщился Амарго. — Вы бы его видели, этого Жака, когда он выбрался из Кастель Милагро! Еще немного, и он бы тоже свихнулся. И что, вот такого нервного, трусливого парнишку, который не может смотреть на кровь и боится прикоснуться к оружию, я должен был поместить среди своих парней? Да он бы просто не выжил в такой среде. И не забывайте, что я его посылал совсем к другому королю. Кто же знал, что у них такое случится... Деимар XII был совсем иного склада человек, и, как любой нормальный воин, он бы понял это предостережение так, как я и рассчитывал. Что Мистралия становится опасна, и что надо принимать меры к обороне. Но не более. Потому я и просил Жака непременно пробиться лично к королю. А кто такой Шеллар я понятия не имел. Нет, я знал, что это глава департамента и все такое, но я даже не знал, что он имеет право наследования. А уж такого поворота дел, что он станет королем, никто и предположить не мог. Иначе я бы предупредил Жака, о чем следует помалкивать. Хорошо еще, что он не стал болтать об этом на каждом углу. И на том спасибо.

— Ну, конечно, — проворчал шеф. — Теперь получается, все мы жертвы обстоятельств. Ничего бы с Жаком не случилось. Не пропал бы парень с синдромом берсерка даже среди твоих орлов.

— Пропал бы, как пить дать, — вздохнул Амарго. — У него этот синдром уже не активен. Тот случай в Кастель Милагро был первым в его жизни. Это в двадцать один год! Я подозреваю, что второй был две луны назад, но об этом нет точной информации. То есть, через пять с половиной лет. Куда он годится, такой синдром? Не делайте из меня виноватого, тут действительно виноваты обстоятельства. Те самые, которые активно портят жизнь всему этому миру. И, как ни странно, я так и не смог ничего о них выяснить. После того, как их в очередной раз разбили, на этот раз в Хине, они опять затаились.

— Тебе и не надо этим заниматься, — успокоил его шеф. — Этим занимаются другие агенты, и довольно активно. А то возникает у меня подозрение, что в нашем заповеднике что-то постороннее завелось. Причем, ты знаешь, что сообщили наши ребята при дворе императора Лао? Что международная помощь, которая так вовремя и кстати прибыла в Хину, была послана по инициативе все того же нашего приятеля Шеллара. Мне интересно, он тоже догадывается, что с Небесными Всадниками что-то нечисто, или просто мстит?

— А вот познакомьтесь с ним, и спросите, — посоветовал Амарго. — Все равно рано или поздно он и до вас доберется. Диего он вычислил, меня вычислил, вычислит и вас. Уж слишком он любопытный и догадливый. Как еще жив до сих пор.

— Если ты намекаешь на то, что его надо убрать, то это невозможно. На нем слишком много держится. Шеллар — это тот человек, который сможет при необходимости справиться с нестандартной ситуацией, если таковая возникнет. А согласись, когда по нашему милому патриархальному заповеднику поползут танки... а по твоим непроверенным данным, еще и авиация... и вооруженные винтовками стрелки... ситуация будет самая нестандартная. А сможем ли мы вмешаться, это еще бабушка надвое сказала. Наше руководство месяца два будет разбираться, настолько ли это нестандартно, чтобы вмешиваться, а за это время можно такого наворотить... Вот я и надеюсь, что хотя бы Шеллар сможет что-то сделать в этой ситуации. А его наследник... это будет еще один Александр, копье наперевес — и вперед, а там разберемся. Под танки ляжем, но не отступим. Ну, и, честно говоря, нравится мне этот любознательный король. Потом, когда более-менее разберемся с Мистралией, надо будет его действительно завербовать. Это выйдет проще, полезнее, и дешевле, чем ликвидировать. Да и этичнее как-то, хотя в нашем деле не до этики. У тебя все?

— Еще одно, — вздохнул Амарго. — Вышла накладка. Диего встретился с Жаком и узнал его. Он и раньше-то не особенно мне верил, когда я его убеждал, что ни Жака, ни хлеборезки на самом деле не было. А сейчас он твердо уверен, что я его обманул, и что с его рукой связана какая-то тайна. И кончится все тем, что он рано или поздно поймает Жака и выдавит из него всю правду. Что будем делать: расскажем Диего правду или убьем Жака? Как, по-вашему, будет дешевле и этичнее? Или вы по-прежнему считаете, что его психика не выдержит правды? По-моему, это полная ерунда.

— Если он уж так настойчиво будет тебя спрашивать, скажи ему... часть правды. Признайся, в конце концов, что ему действительно заменили руку, но не говори, где. Сошлись на то, что ты связан клятвой или на что-то в этом роде. Что-либо делать с Жаком уже бесполезно, да и... не повернется у меня язык приказать убить человека, который спас жизнь моему сыну.

Пробуждение порадовало короля разнообразием ощущений. Во-первых, окно было открыто, и в комнату врывался прохладный весенний ветер. Во-вторых, за окном вовсю пели птицы и светило солнце, из чего король с удивлением заключил, что проспал не меньше девяти часов, чего за ним никогда не водилось. В-третьих, все тело ломило так, что даже подумать о том, чтобы вставать, было больно. В четвертых, на подоконнике восседал счастливый Мафей и блаженно улыбался.

— Доброе утро! — радостно возгласил он и забрался на подоконник с ногами. Его прямо распирало от желания поделиться радостью

— Поздравляю, — улыбнулся король.

— С чем? Или ты уже знаешь? Кто тебе успел сказать?

— Никто. Но глядя на тебя, трудно не догадаться, что ты провел ночь на сеновале в объятиях юной рыженькой ведьмочки, — засмеялся король. — Я рад видеть, что ты счастлив.

Мафей улыбнулся еще шире и мечтательно повел глазами.

— Шеллар, я правда счастлив! Это было так здорово! Сначала мы говорили о магии... Ей было в самом деле интересно! Ей нравилось! А еще она сказал, что у меня самые красивые на свете глаза...

— И уши, — добавил король.

— Нет, про уши она не говорила. А потом мы с ней обнимались... и целовались...

— И все остальное тоже, — опять добавил король. Мафей счастливо заулыбался и кивнул.

— Да, и все остальное тоже. Шеллар, это так здорово! Это так замечательно! Она такая... такая...

— Самая лучшая, — подсказал король. — Самая прекрасная. И понимает тебя, как никто другой.

Мафей огорченно похлопал глазами.

— Шеллар, откуда ты все это знаешь лучше, чем я?

— Так ведь я вдвое старше тебя, — вздохнул король. — Так что, можешь не удивляться. Значит, тебе понравилось?

— Не то слово! Это просто божественно! Мне было так... так хорошо... что я научился летать!

— Летать? — переспросил король, слегка удивленный таким странным завершением любовного приключения маленького кузена.

— Ну, левитировать, — пояснил Мафей. — У меня само получилось. Мне говорили, что у всех магов левитация получается однажды сама собой... в какой-нибудь особенной ситуации. Вот у меня и получилось, когда я... — Мафей запнулся, подбирая слово.

— Я понял, — улыбнулся король. — Покажешь? Или теперь тебе, чтобы взлететь, надо опять с кем-то переспать?

— Ну что ты! — укоризненно сказал Мафей. — Если я умею, то это насовсем. Вот, смотри.

Он встал ногами на подоконник, выпрямился и развел руки в стороны. Потом слегка подпрыгнул и стал медленно приподниматься над подоконником. Приподнявшись примерно на локоть, он перелетел через комнату и плавно приземлился на край кровати.

— Ну как? Здорово?

— Восхитительно! — искренне ответил король. — Надеюсь, теперь ты перестанешь подглядывать за людьми? Ты уже понял, как это делается?

Мафей усмехнулся как-то совсем по-взрослому.

— А то! Уж если я понял, как летать...

Король полюбовался на счастливого кузена, изо всех сил стараясь удержаться и промолчать, но все же не удержался.

— А как научился летать твой приятель? — как бы между прочим поинтересовался он. Улыбка исчезла с мордашки принца, и в глазах мелькнул испуг.

— Какой приятель? — неуверенно переспросил он.

— Тот, который прилетает к тебе в гости, учит создавать цветные шарики, таскает телепортом по континенту, насмерть пугает Луи и спит с Эльвирой, — пояснил король и, заметив ужас и отчаяние маленького кузена, поспешил его успокоить. — Я не собираюсь причинить ему какой-либо вред, просто не понимаю, почему он так упорно прячется?

— Как ты узнал? — чуть не плача, спросил Мафей. — Я ведь никому не говорил. Я же слово дал...

— Можешь быть спокоен, ты его не нарушил. Но во дворце так просто не спрячешься и ничего не скроешь. Не бойся, я не буду тебя расспрашивать, хотя мне ужасно любопытно. Просто передай ему, что я очень хочу с ним познакомиться. Что я нахожу ниже своего достоинства выслеживать и ловить его, и предпочитаю, чтобы он пришел и представился сам. Хотя бы лично мне, если уж так не хочет огласки. Договорились?

Мафей молча кивнул, основательно понурившись и растеряв все свое радужное настроение.

— Ну же, Мафей, не грусти! — улыбнулся король. — Ничего страшного не случилось. Твоему другу ничего не грозит, никто его не обидит. Ты его не предавал, так что об этом можешь не переживать.

— Раз ты его все-таки вычислил, значит, я был неосторожен, — угрюмо ответил Мафей.

— Ты? Да он сам вел себя, как ребенок! Одна его выходка в спальне Луи чего стоит! А что касается Эльвиры, то там и вовсе ничего нельзя скрыть. Придворные дамы его засекли почти две луны назад. Так что, — он подмигнул кузену, — не переживай.

В дверь постучали, и они, прервав разговор, одновременно ответили:

— Входите!

— Вы не спите? — в комнату заглянула Кира и, убедившись, что никто действительно не спит, вошла и прикрыла за собой дверь.

— Доброе утро, ваше величество.

— Доброе утро, — серьезно ответил король, всматриваясь в ее лицо — не передумала ли, и втайне радуясь, что вчера поленился снимать рубашку, когда ложился спать. А то ведь опять пришлось бы под одеялом прятаться...

— Позвольте вас покинуть, — важно заявил Мафей. — У меня неотложные дела.

И, легко вскочив на подоконник, выпрыгнул в окно.

— Вот шкодливый мальчишка! — вздохнула Кира. — Он с самого утра вот так всех развлекает. Папе чуть дурно не сделалось, когда его высочество сиганул с башни головой вниз. Он уж решил, что бедный мальчик рехнулся от горя, что Оливия ему не дала.

— Как же, не дашь такому... — вздохнул король и хлопнул ладонью по одеялу. — Присаживайтесь. Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — она улыбнулась и села на край кровати. — А вы? Что-то вы долго не встаете, вот я и решила заглянуть. А то папа нервничает, а сам заглянуть стесняется.

— Я только что проснулся, — пояснил король и попытался хоть немного пригладить волосы, вспомнив, как они обычно выглядят между пробуждением и причесыванием. — А в остальном — все в порядке. Давненько я не попадал в подобные приключения, если честно...

— Да, приключение было что надо! — согласилась Кира и слегка замялась, словно не решаясь что-то сказать. — И знаете, ваше величество... Я...

— Только не смейте говорить, что вы передумали! — встревожился король. — Или я немедленно повторю подвиг своего кузена. А я летать не умею.

— По деревьям лазить вы тоже не умеете, — засмеялась Кира. — Однако получилось это у вас очень ловко и быстро. Нет, я не передумала. Напротив, после этого приключения я убедилась, что не ошиблась. И хотела сказать вам “спасибо”.

— Мне? — удивился король. — Это Мафею надо говорить “спасибо”, если бы не он, нас бы обоих там съели без вариантов. Мне-то за что?

— За ваше мужество, — серьезно ответила Кира. — За ваши анекдоты, которые вы мне полдня рассказывали, хотя вам меньше всего хотелось смеяться. За ваше самообладание, которого вы не потеряли до конца. В общем, за то, что вы меня не разочаровали. А то ведь, знаете, — она чуть улыбнулась. — Мне было бы неприятно выходить замуж за труса.

Его величество окончательно застеснялся и неловко потупился, чувствуя, как его лицо неумолимо заливается краской. Да нет, это просто совпадение, не могла Кира знать об их разговоре с Жаком... Это просто совпадение... или же она говорила об этом раньше и Жак просто повторил ее слова...

— Ваше величество, да что это с вами! — засмеялась Кира, заметив его смущение. — Не подобает королю стесняться заслуженных комплиментов! Вы мне, между прочим, их каждый день говорили. И очень много. И раз уж речь пошла о комплиментах, позвольте добавить, что вы божественно целуетесь. Вам это никто не говорил?

— Нет, — ответил король и, не удержавшись, осторожно взял ее руку в свою. — Из чего я делаю вывод, что вы мне льстите.

— Я не умею льстить, — серьезно возразила Кира. — Ваше величество, ваша скромность просто убивает. Вы не понимаете намеков, или вся ваша отвага осталась на том злосчастном дереве?

— Вы... вы толкаете меня на неподобающее! — пробормотал король и, дабы невеста не усомнилась в его смелости и не передумала, прижал ее к сердцу, зарывшись лицом в темные шелковистые волосы.

— Мы почти супруги, что между нами может быть неподобающего? — снова поддела его Кира, поднимая лицо.

— Ну, раз так, — король улыбнулся и нежно убрал с ее лица длинную челку, закрывавшую поврежденную половину. — Тогда не доставайте меня больше этим “величеством”. У меня есть имя. Хоть оно и дурацкое, я все же люблю, когда меня называют по имени. И на “ты”. Намек понятен?

— Сейчас попробую. — Кира сделала серьезное лицо и торжественно произнесла: — Шеллар, поцелуй меня. Пожалуйста.

Счастливый король не заставил себя долго упрашивать. И честно говоря, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться и не довести дело до действительно неподобающего.

В тот же день было официально объявлено о предстоящем бракосочетании его величества Шеллара III и баронессы Арманди.

Принц-бастард Элмар на радостях напился так, что наутро долго не мог вспомнить, как он попал к Ольге и где потерял Жака. К счастью, проснулся он на коврике в коридоре, что не давало оснований подозревать себя в недостойном и неподобающем. Жак нашелся три дня спустя в компании кавалера Лавриса, который выиграл на королевской женитьбе полторы тысячи золотых и по этому поводу поил всех желающих. Где он был и что делал, Жак категорически отказался сообщить, сославшись на провалы в памяти. Однако Лаврис, никогда не отличавшийся ни скрытностью, ни провалами в памяти, сделал историю их похождений всеобщим достоянием. После этого Тереза неделю не разговаривала с Жаком, а Жак — с Лаврисом.

Мафей по-прежнему исчезал куда-то в любое время суток и на неограниченные сроки. По утрам он возвращался счастливым и улыбающимся, с запутавшимися в волосах сухими травинками. По вечерам — взъерошенный, словно от пребывания на сильном ветру, серьезный и печальный.

Эльвира тосковала. После первого дня Сиреневой луны Карлсон пропал и больше не появлялся. Мафей уверял, что он занят и появится через пару недель, но Эльвира все же каждый вечер запиралась в своей комнате и ждала, не появится ли у окна знакомое серое облачко.

Счастливый король не замечал ничего вокруг, пребывая в некой блаженной прострации, и с нетерпением ожидал дня свадьбы, который был ориентировочно назначен на двадцатый день Сиреневой луны.

Счастье закончилось резко и внезапно, когда до свадьбы оставалось всего четыре дня.

Началось все с мелочи. Короля остановил в коридоре распорядитель церемоний и поинтересовался, когда его величество намерен уделить внимание своему портному и уточнить фасон свадебного костюма, а также выбрать ткань для оного. Король, который терпеть не мог подобные процедуры, и вообще, будь его воля, женился бы в своем обычном черном костюме, с тяжким вздохом назначил свидание с портным на три часа. Он бы и вовсе оставил вопросы костюма на усмотрение специалиста, но от такого соблазна пришлось отказаться. За королевским портным водилось нездоровое пристрастие к тканям нежных светлых оттенков, и король по собственному опыту знал, что стоит ему зазеваться, как тут же получит к свадьбе что-нибудь бледно-сиреневое, нежно-салатное или вовсе какое-нибудь кремовое. Поэтому, явившись, как и было условлено, к трем часам в свою гостиную, где уже ожидал наготове портной с образцами тканей, его величество поспешил разделаться с неприятным делом как можно скорее.

— Фасон выберете сами, — сказал он, — только попрошу без всяких бантиков и прочих декоративных излишеств, вы знаете, что я этого не люблю. А цвет... давайте посмотрим, что вы можете предложить, только сразу исключите светлые тона, поскольку, как вы знаете, я предпочитаю темные.

— Ваше величество, — улыбнулся неисправимый любитель нежных оттенков. — Что вы такое изволите говорить! Разве вы не знаете, что цвет вашего свадебного наряда предусмотрен традицией? Речь идет только о том, какую ткань будем брать — хинский шелк или что-то поплотнее, вот к примеру...

И развернул большое полотнище тонкого бархата. Белого, как поморский снег.

Король замер, прикипев глазами к ткани, и в мгновение ока сделался белее этого самого бархата, белее поморского снега и вообще всего, что есть на свете белого.

— Что-то не так? — испуганно переспросил портной, видя, как изменился в лице его величество. — Но это действительно традиция, короли Ортана всегда женятся в белом... Я понимаю, вы не любите этот цвет, но таков обычай...

— Я не буду жениться в белом, — каким-то чужим голосом произнес король, по-прежнему не отводя глаз от бархатного полотнища. — В черном, в красном, в голубом с золотом, но не в белом!

— Но как же... традиции... — растеряно пробормотал бедный портной, не в силах понять, что вдруг случилось с его величеством. Ну, не любит он белый цвет, но не настолько же!

— К демонам все традиции! — рявкнул король. — Я сказал — не надену белого! Вам непонятно?! Не надену! Не буду! Не заставите! Пусть они провалятся, ваши традиции! Я король или хрен собачий!

Портной поспешно стал собирать свои образцы, намереваясь уносить ноги как можно скорее, пока его величество не разгневался окончательно. Он уже слышал, как страшен король в гневе, и вовсе не стремился испытать это на собственной шкуре. А с его величеством явно творилось что-то неладное, прямо затрясло всего, и голос срываться начал... Надо же до такой степени ненавидеть белый цвет!

Пробормотав какие-то невнятные извинения, мастер сгреб в охапку свои пожитки, метнулся к дверям и прямо в дверях столкнулся с мэтром Истраном, которого, видимо, привлекли вопли его величества.

— Что здесь происходит? — строго вопросил придворный маг, пропуская перепуганного портного и входя в комнату. — Ваше величество, вы ведете себя неподобающе. Извольте немедленно прекратить истерику и объяснить мне ее причину, если таковая имеется.

— Я не надену белого, — уже тихо, почти шепотом, повторил король и, устремив на мэтра невидящий обезумевший взгляд, повторил снова, словно в бреду: — Я не надену белого...

Мэтр Истран посмотрел на него внимательнее и подошел ближе.

— Ваше величество, — негромко произнес он, протягивая руки и осторожно прикасаясь кончиками пальцев к вискам короля. — Извольте взять себя в руки и успокоиться. Все в порядке. Ничего не случилось. Я здесь, с вами.

Король моргнул, встряхнул головой и обессилено откинулся на спинку кресла.

— Мэтр... — прошептал он. — Вы вернулись...

— И вижу, вернулся как раз вовремя, — серьезно согласился волшебник. — Вам лучше?

Король молча кивнул.

— Насколько? — уточнил мэтр Истран. — Вы в состоянии объяснить, что привело вас в такой ужас, что вы едва не лишились рассудка? Или предпочитаете сначала отдохнуть и прийти в себя? Хотите, я принесу вам успокоительный эликсир или просто вас усыплю?

— Нет, спасибо, — качнул головой король и с трудом поднялся с кресла. — Пойдемте в кабинет. Я... сейчас соберусь с мыслями... и расскажу. Значит, это и есть... страх?

— Вы поразительно быстро всему учитесь в последнее время, — вздохнул придворный маг. — Да, ваше величество, это страх. И я очень хотел бы знать, что вызвало у вас столь сильное чувство.

В кабинете король, как обычно, занял свое место за столом и принялся набивать трубку. Руки у него до сих пор дрожали, так что дело продвигалось медленно и с трудом. Он покосился на сейф, потом на мэтра, но пить в его присутствии все же не решился.

— Да уж выпейте, если вам так хочется, — пожалел его старик. — Это будет проще и безопаснее для здоровья, чем еще одно такое же заклинание, как то, что я применил только что.

Король обрадовано полез в сейф за бутылкой, затем в стол за стаканом.

— Ваше величество, — заметил мэтр Истран. — А почему это вы храните посуду в письменном столе?

— Так удобнее, — смутился король, как будто его застали за чем-то неподобающим. Он выпил один за другим два стаканчика и вернулся к трубке.

— Я понимаю, — согласился мэтр. — Так, конечно, удобнее. Но я хотел бы знать, эти стаканы кто-нибудь когда-нибудь моет?

— Да, — заверил его король.

— Вот как? И кто же? Неужели вы сами?

— Нет, Жак. — пояснил король, раскуривая трубку.

— Ах, вот оно что... Ну что ж, ваше величество, если вы уже достаточно пришли в себя, чтобы объяснить причину столь странного вашего поведения, приступайте. Чем вам так не угодил белый цвет?

— Перед самым вашим отъездом, — послушно начал король. — Ко мне среди ночи прибежал Мафей, невероятно расстроенный...

— Постойте-постойте, — перебил его мэтр Истран. — Это тогда от него наутро пахло спиртным? Вот где он напился! Это вы наливали ребенку алкоголь?

— Не перебивайте, пожалуйста, — поморщился король. — Я и так едва привел мысли в порядок... Он прибежал ко мне в слезах и рассказал очередной сон. Ему приснилось, будто я, будучи в состоянии, близком к безумию, вошел в свой кабинет и пустил себе пулю в висок.

— И на вас был белый костюм, — догадался мэтр. — Вот в чем дело... Но все же смею вам напомнить, ваше величество, что если с Мафеем происходит что-либо неладное, следует звать меня, а не поить ребенка вашим любимым коньяком, будь он хоть самый качественный на свете. И я все так же не понимаю, почему вид белой ткани привел вас в столь болезненное состояние. Насколько я вас знаю, вы человек редкого мужества и бесстрашия, и такой простой вещи, как смерть, недостаточно, чтобы напугать вас. Что в таком случае? Перспектива безумия? Это вас так испугало?

— Нет, — король качнул головой и задумчиво пыхнул трубкой. — Дело не в том. И вообще не во мне. То есть, не то, чтобы вообще не во мне, просто я все понял... Что-то я уже заговариваться начал, попробую опять сначала и по порядку. Вы знаете, как я отношусь к самоубийству, и вам, наверное, так же, как и мне, такое предсказание показалось странным, верно? И так же, как и я, вы пришли к выводу, что подобный поступок я могу совершить, только будучи в полностью невменяемом состоянии. Следовательно, вам будет понятна логика моих рассуждений. Все эти две луны я ломал голову над единственным вопросом, который был мне непонятен. Что могло быть причиной такого невероятного финала? Я перебирал в уме возможные варианты, и не мог сложить концов. Ну хоть застрелись, простите за каламбур, не находил я ничего такого, из-за чего я мог бы так поступить. Пока мне не сказали, что белый костюм я должен надеть на свадьбу.

— А вы разве не знали? — удивился мэтр Истран. — Ведь вы присутствовали на королевской свадьбе, когда ваш дядюшка женился на принцессе Роане. Разве вы не помните, что он был в белом?

— Помню, но я не знал, что это традиция. Дядюшка вообще обожал этот цвет, я полагал, что он оделся просто на свой вкус. Но вы меня перебили... Ах, да. Свадьба. И тут я понял, что может случиться такого, от чего я очень даже запросто могу сойти с ума, застрелиться и вообще совершить любое безумство. Если что-то случится с моей невестой, я этого действительно не переживу.

— Вот оно что, — печально улыбнулся маг и посмотрел на короля с отеческой теплотой. — Значит, вы все-таки женитесь по любви.

— Еще скажите, что вы за меня рады, — проворчал король. — Я уже жалею об этом. Что мне стоило жениться на какой-нибудь дуре, которую не жалко! Вон, на Селлии, например. Что теперь делать? Отменить свадьбу? А что я скажу Кире? Если я скажу ей правду, она мне в очередной раз напомнит, что не собиралась замуж за труса, что она воин и никакой судьбы не боится, и все такое.

— Отменять свадьбу не следует, вы сами это прекрасно знаете, — вздохнул мэтр. — Тем более, это мало чем поможет, если здесь задействована судьба. Чтобы успешно поспорить с судьбой, как вы намереваетесь, нужно не просто воротить, что попало, лишь бы вопреки предсказанию, а уловить ключевой момент, в котором расходятся несколько вариантов будущего, и именно в этот момент сделать нужный шаг, чтобы выбрать именно тот вариант, который нужно. К сожалению, никто не скажет вам, когда наступит этот момент и какой именно шаг будет верным. Но могу вас заверить, что цвет вашего костюма не имеет никакого значения.

— Все же я настаиваю на отмене этой бестолковой традиции, — хмуро заявил король. — Может, это и не имеет значения, но после того, что я сегодня пережил, я не желаю даже слышать о белых костюмах. Этот белый цвет будет действовать мне на нервы и отвлекать, и из-за него я могу пропустить тот самый нужный момент. А что касается вещей более реальных... Есть три возможных варианта. Убийство, несчастный случай, и болезнь. Третий я с чистой совестью возлагаю на вашу ответственность, а первыми двумя займусь сам. Вместе с Флавиусом. Может быть, вы мне еще что-то посоветуете?

— Если я придумаю что-либо, я вам скажу, — вздохнул придворный маг, поднимаясь с кресла. — А сейчас вам, наверное, необходимо подумать, и я буду вам мешать. Так что, позвольте мне удалиться... а, кстати, где его высочество?

— Мафей? — уточнил король. — Не знаю.

— То есть, во время моего отсутствия, ребенок оставался практически без присмотра? Он делал, что хотел, ходил, куда хотел, и я даже допускаю, что вы поощряли его в употреблении алкоголя.

— Нет, — вздохнул король. — Не поощрял. И не замечал я, чтобы он пил. Правда, он стал курить, но я не имею к этому отношения, уверяю вас. Я был категорически против, но... он ведь уже не ребенок, мэтр. И не так-то просто что-либо ему запретить. Кстати, возможно он постесняется вам сказать, у него есть девушка, к которой он регулярно наведывается. Это чтобы вы не ломали себе голову, где он пропадает по ночам.

— По ночам? Означает ли это, что его высочество перешел от визуальных наблюдений к практическим занятиям?

— Именно это и означает. И еще он научился левитировать, но об этом он вам сам расскажет.

Мэтр Истран снова вздохнул и взялся за ручку двери.

— Вот так, отсутствуешь дома меньше двух лун, приезжаешь, а тут уже такие перемены...

— Мэтр, — вспомнил король. — А как ваше здоровье?

— Подправил в меру сил, — улыбнулся маг. — На следующие тридцать лет хватит. Желаю удачи, ваше величество. От всей души желаю. Может быть, у вас и в самом деле что-то выйдет. Это вполне возможно.

Король поблагодарил его, проводил взглядом и задумался, привычно уложив подбородок на кулаки и попыхивая трубкой. Прогнозы у него получались самые неутешительные. Если по первому варианту еще можно было принять стандартные меры безопасности, то второй вообще не поддавался никаким расчетам. Несчастный случай — потому и случай, что случайный. И часто абсолютно случайный. И нет никакой возможности определить, сломается ли ступенька, упадет ли кирпич на голову, или просто сама жертва неудачно споткнется. И уж тем более невозможно как-либо предупредить подобное происшествие. В таких вот печальных размышлениях и застал короля принц Мафей, ворвавшись к нему в кабинет без стука и стремительно, как ветер. Тот самый ветер, который еще минуту назад трепал его волосы, приводя их в живописный беспорядок, в каком они пребывали на данный момент.

— Шеллар! — взволнованно выдохнул он прямо с порога. — Не женись!

— Почему? — уточнил король. — Ну-ка, сядь и объясни мне смысл твоего странного совета.

— Шеллар, пожалуйста! — взмолился Мафей. — Поверь мне!

— Ты снова видел сон, или это он тебе сказал? Только не ври.

Мафей огорченно упал на стул и спросил:

— Ну как ты всегда знаешь, что я собираюсь сказать? Да, это он сказал.

— Он тоже видит сны?

— Нет, он видит... иначе. Он только что мне сказал.

— Он сказал тебе, что на свадьбе что-то случится с невестой?

— А это ты откуда знаешь?

— Это я понял сам. Но если он сказал, что именно случится, я буду ему благодарен по гроб жизни.

— Что ж, — вздохнул Мафей. — Будь. Он сказал, что ее убьют.

— А не сказал, кто и при каких обстоятельствах?

— Нет. Он видел только, как она падает и ты подхватываешь ее на руки, а в зале начинается паника и беготня, вроде кого-то ловят.

— Спасибо, — серьезно сказал король. — Я действительно ему благодарен. Он даже не представляет, как он мне помог. И ты тоже. А теперь позволь и мне сделать тебе небольшое предсказание. Если сейчас ты прямиком направишься в свои покои, то не далее, как через четверть часа получишь генеральную выволочку от наставника. А также будешь подвергнут допросу с пристрастием на тему “где ты был”.

— Мэтр Истран вернулся? — со странной смесью радости, страха и сожаления вскрикнул Мафей.

— Да. Поэтому сейчас, прежде чем идти к себе, придумай правдоподобное объяснение своему отсутствию и приведи себя в порядок. Мэтр не глупей меня, и если ты попробуешь ему сказать, что ты был у Жака, нипочем не поверит, если ты хотя бы не причешешься. А еще не лишним было бы смотаться к Жаку и попросить, чтобы он тебя прикрыл.

Мафей вздохнул.

— Теперь я понимаю, как тебе удавалось не попадаться.

— Что ж малыш... извини, я по привычке. Пора и тебе учиться не попадаться, раз у тебя завелись собственные тайны. Ты не находишь? Про Оливию и про то, что ты куришь, я мэтру уже сказал, так что не вздумай это отрицать. Напротив, признай это с максимально возможным достоинством и попытайся дать понять, что ты уже имеешь право на собственное мнение в подобных вопросах. О твоем новом друге я ничего ему не сказал, так что, можешь быть спокоен. А что касается боевой магии... решай сам. Да, и, Мафей... Будь добр, прикажи кому-нибудь вызвать ко мне Флавиуса, Красса и господина Клинкенбройнера.

— А это кто? — не понял Мафей, безуспешно пытаясь с первого раза повторить заковыристую фамилию.

— Так зовут нашего распорядителя церемоний, — пояснил король.

— А разве его зовут не... Ой, действительно, это же прозвище...

— Вот то-то, — наставительно сказал король. — Невнимательный ты, Мафей. Потому и вычислить тебя легче легкого. Не представляю, как ты намерен скрывать от мэтра своего друга? Иди уж, причешись наконец.

Глава 13

— Где Пассионарио? Вы можете мне объяснить? Хоть кто-нибудь из вас? Я вас под трибунал отдам! Охрана называется! Объекта вторую неделю нет на месте, а охрана разводит руками и невинно сообщает “не знаем”! Почему не доложили? Не мне, так хоть кому-нибудь? Дон Аквилио, вы можете что-то объяснить толком? Не потерялся же он опять, в самом деле! Если он решил просто устроить себе небольшой отпуск, это ничего страшного, можете смело сказать. Но если он в самом деле пропал, вы понимаете, что это значит?

— Он не пропал, — неохотно ответил дон Аквилио. — Он... мальчики, ну-ка, выйдите отсюда.

Амарго измученно рухнул на стул и оглядел рабочий стол пропавшего вождя. Все было ненормально аккуратно сложено и прибрано, и чистый стол казался каким-то мертвым без обычного беспорядка. При этой нездоровой мысли у Амарго беспокойно подпрыгнуло сердце, но он тут же поспешил успокоить себя логическими рассуждениями. Раз прибрал стол, значит, ушел сам, не пропал. Но куда? Зачем? Надолго ли? И намерен ли вернуться?

Дон Аквилио прикрыл дверь за своими подчиненными и присел напротив.

— Он не пропал, — негромко сказал он, внимательно изучая Амарго. — Он ушел сам, куда — не сказал, возможно, сказал генералу Борхесу. Мне он сказал, что ему необходимо, цитирую: “разобраться в кое-каких несоответствиях и выяснить пару спорных вопросов”. Просил не беспокоиться и обещал вернуться через пару недель. На время своего отсутствия официально передал командование генералу Борхесу. Может он знает больше, спросите у него.

— Час от часу не легче! — горестно вздохнул Амарго. — А Кантор где? Он тоже ничего не знает? Или товарищ Пассионарио взял его с собой?

— Кантора забрал в свое распоряжение генерал Борхес. Насколько я знаю из неофициальных источников, вашу группу послали в Голдиану на какие-то разборки.

— Мою группу? — подскочил на стуле Амарго. — Без моего ведома? И Кантора тоже? В Голдиану?

— Так говорят, — пожал плечами начальник охраны. — Кантора тоже. Между прочим, ваш Кантор...

— Ваш Кантор, — невежливо перебил его Амарго. — Теперь он ваш подчиненный и разбирайтесь с ним сами, если он в чем-то провинился. Мне некогда этим заниматься. Надеюсь, хоть генерал Борхес никуда не пропал? Я найду его в штабе?

Генерал был на месте, но ничего утешительного не сказал. Да, товарищ Пассионарио куда-то уехал на пару недель. Куда — не сказал, охрану не взял, просил не беспокоиться и обещал вернуться. Лично товарищу Амарго просил передать, что Кантор в курсе, и с вопросами можно обращаться к нему. Да, группу Амарго послали в Голдиану. Не всю, только восемь человек. Пять охранников, двух убийц и вора. Прошло две луны, от голдианцев ни ответа, ни привета, Сорди забегал и снарядил своего торгового агента, чтобы выяснил, в чем дело. И попросил на всякий случай усиленную охрану, вдруг разборки или еще что случится. Кантора? Тоже Сорди попросил, потому что Кантор там уже был и знает обстановку. А с чего это товарищ Амарго так распереживался именно из-за Кантора? Ах, не к кому теперь с вопросами обратиться... Верно, не учли... Надо было хоть спросить его перед отъездом... Нет, никаких идей относительно того, куда точно отправился товарищ Пассионарио у генерала не имеется. А почему, собственно, товарищ Амарго полагает, что руководитель должен перед ним отчитываться в своих перемещениях? Ах, у него есть опасения, что нашему вождю может грозить опасность? Какие-то конкретные опасения? Ах вот как... Что ж, пусть тогда займется его поисками. Раз такое дело... Да, его догадки совершенно верны, товарищ Пассионарио действительно говорил что-то об уединении для медитации. Если бы генерал знал, что это опасно, он бы принял меры заранее, но откуда же он мог знать... Ну, раз он обычно уединяется где-нибудь недалеко от базы, пусть товарищ Амарго возьмет ребят дона Аквилио, и прочешет местность. Все равно восемь здоровых лбов без дела слоняются, кое-чем апельсины околачивают...

Добившись от генерала хотя бы этого, Амарго бросился назад к дону Аквилио, прикидывая на ходу, куда же мог спрятаться этот недоумок для своих “уединенных медитаций”, и кого вообще бросаться спасать первым — его или Кантора? Вот и поверь после этого, что они не братья! Ну не свинство ли это — поручить ему надзор за двумя взрослыми лоботрясами, которые постоянно ухитряются во что-нибудь влипнуть, и обязательно одновременно! И где, спрашивается, был этот горе-папаша Хоулиан? Хотя, впрочем, с него бы сталось одобрить все эти “медитации” и всячески этому поспособствовать. В таком случае, он должен знать, где искать Пассионарио...

На этом неприятности не закончились. Вернее, закончились одни, начались другие. Не успел Амарго отойти пять шагов от штаба, как на него налетел взволнованный дон Аквилио и сообщил, что шеф нашелся, но с ним что-то неладное.

— Где он? — уточнил Амарго, на ходу прикидывая, как спровадить охрану, если подопечному понадобится врач и возникнет необходимость добраться до т-кабины. — Что с ним? Как он нашелся?

— Его притащил какой-то эльф, — пояснил начальник охраны. — Сейчас он у себя. Что-то не то с ним, сначала лежал без чувств, а как пришел в себя, плачет и бредит. Что нам теперь делать?

— Сейчас разберемся, — утешил его Амарго и слегка расслабился. Конечно, по шее бы надавать Хоулиану за то, что так нахально перед охраной рисуется, но хорошо уже то, что он объявился. И сыночка своего непутевого нашел. Не иначе, он с самого начала все знал и поощрял его безумную затею. Небось, и наркотики сам таскал. Папаша, мать его за ногу... ну, теперь, по крайней мере, насчет врача можно не беспокоиться, как-нибудь разберемся. Хоть какой никудышний отец из этого эльфа, помереть ребенку не даст.

— А что он говорит? — спросил он, едва поспевая за перепуганным доном Аквилио.

— Что это ужасно, что он так не хочет, почему все умирают... И эльф тоже сидит плачет и просит что-то сделать, найти врача или еще чего...

Вот тут бы товарищу Амарго и следовало насторожиться и подумать: а с чего бы это Хоулиан сидел плакал и просил найти врача, если он прекрасно все умеет сам? Но об этом он почему-то не подумал, а сразу же вернулся к вопросу, как незаметно добраться до т-кабины, поскольку Хоулиан в ортанской лаборатории никогда не был и телепортацией помочь не мог.

Амарго ворвался в хижину, и тут-то до него дошло, что не стал бы взрослый опытный эльф столь беспомощно хлюпать носом над пациентом. Но дошло это до него только тогда, когда он совершенно неожиданно вместо вороной гривы Хоулиана обнаружил всклокоченную серебристую копну. И, как оказалось, слишком поздно. Эльф поднял голову, и доблестный командир нос к носу столкнулся с его высочеством Мафеем. В первую секунду он окаменел, представив себе, что будет, если принц сейчас опознает в нем мэтра Альберто. Но мальчишке, видимо, было не до того, чтобы копаться в памяти, вспоминая, кого ему напоминает этот грозный кабальеро. Он поспешно утер глаза рукавом и кивнул на бесчувственного идеолога.

— Вот... Я его притащил. Сделайте что-нибудь. Вы здесь главный? У вас есть тут врач? Или какие-нибудь лекарства? Успокоительные или вроде того? Я не умею успокаивать. Я психиатрию еще не проходил, только токсикологию... И еще его накормить бы... — Он снова всхлипнул и жалобно посмотрел на Амарго. — Я помогу, если что-то надо.

— Дон Аквилио, — вздохнул Амарго. — Пойдите, распорядитесь, чтобы принесли какого-нибудь жиденького супчика... и кофе. Мальчики, очистите помещение, вы здесь только мешаете. А ты перестань плакать и объясни, как ты сюда попал.

Мафей послушно замолк и пояснил:

— Я прилетел.

— То есть? — не понял Амарго, ожидавший услышать, что мальчишка прибыл сюда телепортом, как любой нормальный маг. — Откуда ты прилетел?

— Оттуда, — Мафей указал куда-то вдаль. — Со скалы, на которой он обычно сидит. Я приходил к нему туда. Он... понимаете... он не мог разобраться... и решил заглянуть в будущее...

— Это я понял, — перебил его Амарго, бегло осматривая подопечного. — Он так уже делал. Значит, он сидел на своей скале все это время, ничего не ел и пытался медитировать? Наркотики тоже принимал?

Мафей печально кивнул.

— А ориентиры скалы он тебе дал, или ты сам? — уточнил Амарго, залезая под кровать, где Пассионарио хранил свои вещи. Где-то в его сундучке была аптечка...

— Он. Вы не ругайте его, пожалуйста. Он же не знал, что так получится... С этой скалы никак нельзя слезть, если не умеешь летать. А когда он давал мне ориентиры, я еще летать не умел. Он просил, чтобы я к нему наведывался, на всякий случай. Вот сегодня я пришел, а тут... такой всякий случай, что я просто испугался. — Мафей снова всхлипнул и вытер глаза рукавом.

— Понятно, — вздохнул Амарго. — Теперь давай сначала и по порядку. Кто ты такой и откуда ты его знаешь?

Первый вопрос он задал специально, чтобы создать у мальчишки подсознательное убеждение, что они видятся впервые. Чтобы впоследствии ему и в голову не пришло вспоминать, где он мог его видеть. Что касается Мафея, то его этот вопрос изумил. Видимо, он так привык быть единственным в своем роде, что даже не допускал мысли, что кто-то может его не знать. Правда, изумление исчезло с его лица в течение пары секунд, которые ему понадобились, чтобы сообразить, как можно воспользоваться неведением собеседника.

— Я... я его брат, — сообщил Мафей, затем покосился на “братца” и добавил: — Сводный. Нас папа познакомил.

Амарго с трудом сдержал смех, достал из сундучка аптечку и поощрил ребенка на дальнейшее вранье.

— Ну-ну. А дальше?

— Мы... — Мафей замялся и опустил глаза. — Мы встречались, общались... обменивались опытом. Он меня кое-чему учил, я его тоже. А на прошлой неделе он мне сказал, что собирается посидеть на скале и помедитировать. У него появилась какая-то проблема, в которой он не мог разобраться. Он долго думал, что лучше: объявиться в Ортане и попросить Шеллара, чтобы помог разобраться, или попытаться увидеть будущее. Потом решил все-таки сам, не рискнул нарушать конспирацию. А меня попросил наведываться и присматривать за ним.

— Наркотики он с собой взял, или ты ему приносил? — уточнил Амарго, пытаясь разобраться в аптечке, в которой царил такой же вечный бардак, как и в остальных вещах вождя. Никаких успокаивающих лекарств там, разумеется, не было, Пассионарио ими никогда не пользовался. Зато тонизирующие таблетки нашлись, что было уже отрадно.

— Сам, конечно, — вздохнул Мафей. — Я ему говорил, что наркотики тут не помогут, но он почему-то уверен, что галлюциногены стимулируют его способность к видению... Это правда? Я о таком никогда не слышал.

Понятное дело, про себя хмыкнул Амарго. Тебе твой строгий наставник с детства внушал, что алкоголь и наркотики приносят только вред и для дела быть использованы никак не могут. А любой эльф с того же детства знает, что это не так. А в твоем возрасте уже и опыт соответствующий имеет.

— А тебе разве папа не говорил? — коварно поинтересовался он, раздавливая таблетки в кружке.

— Нет, — снова вздохнул Мафей. — Я его видел-то всего пару раз и недолго... А что, это правда?

— Частично, — уклончиво ответил Амарго, сразу представив себе, что скажет этому ушастому врунишке наставник, когда застукает за экспериментами с наркотиками. И как душевно проклянет доброжелателя, который мальца по этому поводу просветил. — Ты не отвлекайся, продолжай. Что именно он принимал?

— Слимис трехлепестковый, — охотно пояснил Мафей. Да, малыш, похоже, сам ты все эти прелести знаешь исключительно по справочникам... А еще эльфом прикидываешься!

— Сейчас он под действием наркотиков или просто без сознания? — уточнил Амарго, пытаясь приподнять подопечного, чтобы напоить.

— Просто без сознания. Я его полечил немножко, а то он был совсем невменяемый, взлететь пытался... А потом, когда он проснулся, он стал заговариваться, плакать... хотел со скалы броситься... И все это совершенно трезвый. Я испугался, что у него началось психическое расстройство, и решил снять его с этой скалы и переправить вам. Проще, конечно, было бы отнести его к себе и попросить кого-нибудь помочь, но я ему дал слово никому о нем не говорить. Так что... я его обездвижил, чтобы ничего не натворил, слетел с этой скалы, пешком дошел до вас... Там есть такой густой малинник с той стороны...

— Я знаю, — кивнул Амарго и отставил кружку, поскольку с лекарствами ничего не получалось. — Значит, ты телепортировался с ним в этот малинник. А сюда как ты его дотащил?

— На плечах, — пожал этими самыми плечами ортанский принц. — Он не тяжелый. Вот, собственно, и все. Вам помочь что-нибудь?

— Да вряд ли у нас получится напоить его, пока он без сознания. Еще захлебнется. Ты можешь привести его в чувство?

— Сейчас попробую... — Мафей пересел на кровать, протянул руки и неуверенно остановился. — А... вы знаете, как его зовут?

— А ты как его зовешь?

— По имени, — просто ответил Мафей. — Я имею в виду настоящее имя. Потому и спрашиваю. Может, вам не положено знать, как его зовут, тогда заткните уши. Я должен его позвать. Вслух.

— Он сказал тебе свое настоящее имя? — гневно воскликнул Амарго. — Конспиратор хренов! Знакомится с каждым, ориентиры раздает направо и налево...

— Это не он мне сказал, — смутился Мафей. — Я сам увидел, кто он такой. Так вы знаете, да?

— Знаю, конечно, — проворчал Амарго. — Еще бы я не знал...

Мафей снова протянул руки, слегка прикоснулся кончиками пальцев к вискам пациента и каким-то не своим голосом негромко позвал:

— Орландо! Проснись.

Уж лучше бы он этого не делал. Едва вырвавшись из беспамятства, Пассионарио подскочил, рывком сел и немедленно разрыдался, ритмично раскачиваясь и повторяя, что он так не хочет, что это ужасно... и так далее.

— И вот так все время, — пожаловался Мафей.

В дверь постучали, и Амарго поспешил принять из рук дона Аквилио миску и кружку прямо на пороге, чтобы не впускать его в комнату. А когда он, захлопнув дверь ногой, обернулся, у стола сгущалось серое облачко. Это было уже чересчур! Он что, действительно раздавал ориентиры кому только мог?

Но это оказался всего лишь Хоулиан. Вспомнил, наверное, что две недели назад шеф его просил, как человека, присмотреть за ребенком на время отсутствия Амарго. Хотя, что толку просить эльфа, как человека. Проси, не проси, если сам не вспомнит, то и не появится. А может, и не вспомнил, может, просто почувствовал неладное. Или постороннюю магию. Поди пойми их, этих эльфов... В любом случае, его появление было весьма кстати. Во-первых, он сейчас мигом излечит от истерики своего ненаглядного сыночка, а во-вторых, поможет разоблачить маленького обманщика Мафея.

— Что у вас случилось? — спросил эльф, с интересом наблюдая за стенаниями Пассионарио.

Мафей замер, во все глаза уставясь на пришельца. Еще бы, мальчишка, наверное, впервые в жизни увидел живого эльфа, причем, совсем не похожего на то, что он обычно видел в зеркале. Тем более, Хоулиан всегда выглядел эффектно, даже для эльфа. Огромные темные глаза и черные, как смоль, волосы, резко контрастирующие с белой, как мел, кожей. Серебристая губная помада. Точеная фигура, упакованная в невообразимый костюм изумительного жемчужно-серого цвета. И уйма всяческих побрякушек где надо и где не надо. На косичках, которые местами попадаются среди общей массы волос без всякой видимой системы — там косичка, сям косичка, на одной бисерная нитка, на другой заколка в виде непонятной зверюшки, и так по всей голове. Благо, волос хватает, густые, длинные, ниже пояса свисают. В ушах по несколько сережек — лопухи здоровые, есть куда вставлять. Курточка отделана всякими ювелирными висюльками. В общем, есть на что посмотреть.

— А это кто? — удивился Хоулиан, заметив Мафея. — Ух ты! Эльф! Ты откуда здесь взялся, малыш? Потерялся?

— Я не малыш, — обиделся Мафей. — Мне через луну будет шестнадцать!

Хоулиан засмеялся и жестом согнал его с кровати.

— Шутник! — сказал он, присаживаясь на его место и парой небрежных жестов заставляя свое чадо замолкнуть и перестать раскачиваться. — Взрослый — дальше некуда! Шестнадцать, надо же! Ты откуда такой взялся, младенец? Вроде мал ты еще, шляться между мирами без взрослых...

— Говорит, тоже твой сын, — заметил Амарго. — Что, не узнаешь?

Мафей понял, что попался на обмане, густо покраснел и опустил глаза.

— Я... в переносном смысле... — промямлил он и умолк, не в силах придумать больше ничего умного. Хоулиан смерил его любопытным взглядом, затем пристально всмотрелся и опять рассмеялся.

— Да ты и не чистокровный эльф, к тому же! Вон оно что, ты, наверное, вырос среди людей, и поэтому всерьез считаешь, что шестнадцать — это возраст?

— Нехорошо врать старшим, — наставительно сказал Амарго. — Ну-ка, отвечай, кто ты такой на самом деле? И не ври, ты же знаешь, эльф тебя разоблачит мгновенно.

— Я — принц Мафей, — угрюмо представился мальчишка, оглядываясь, как бы смыться.

— Будем знакомы, — засмеялся эльф. — Меня зовут Хоулиан. Я так понял, ты приятель моего сына? Что, тебе тоже очень хочется иметь отца? Или зачем ты назвался его братом?

— Чтобы не узнали, кто я на самом деле, — пояснил Мафей. — Мало ли что, вдруг сюда нельзя приходить... А пришедшим нельзя уходить... — он покосился на Амарго и добавил: — В общем, я боялся, что меня убьют, если я признаюсь, кто я на самом деле.

— Следовало бы, — проворчал Амарго. — А то ведь завтра по нашей базе будет разгуливать его величество Шеллар и совать свой любопытный нос во все дыры.

— Амарго! — укоризненно перебил его Хоулиан. — Не пугай ребенка! А ты не бойся, — обратился он к Мафею. — Это он просто подталкивает тебя к мысли, что ты должен молчать об этом месте и больше не появляться здесь. А на самом деле он не может убивать детей. Никаких. Что бы они ни натворили.

— Спасибо, дорогой друг, — вздохнул Амарго. — За то, что назвал меня по имени, когда тебя никто об этом не просил. Тебя убить, что ли?

— Это он так шутит, — пояснил эльф. — Извини, я не знал, что ты не представился мальчику. От вашей конспирации одна путаница во всем. В общем, малыш, поклянись, что никому не скажешь об этом месте и никогда больше здесь не появишься, и закончим на этом.

— Клянусь своей Силой, — послушно повторил Мафей, — Что никому не скажу об этом месте, не дам ориентиров, и не появлюсь здесь... без приглашения. Я... могу идти?

— Подожди... — тихо отозвался со своей кровати товарищ Пассионарио. — Мафей... Ты ему сказал?

— Сказал, — ответил Мафей. — Он сказал “спасибо”. Сказал, что информация была очень кстати.

— Он отменил свадьбу?

— Нет. Свадьба послезавтра. Он... принял другие меры. Поставил на уши службу Безопасности, усилил охрану, все такое... Но я все равно боюсь.

— А ну стойте! — вмешался Амарго. — Какая еще информация? Так, ты, раз начал соображать, что вокруг тебя происходит, держи кружку и выпей вот это. А ты объясни мне, какого рода информацию он тебе предоставлял?

— Личного, — насупился принц. — Это вас... в смысле, ваших дел не касается. Это касается только Шеллара и его свадьбы.

— А что именно не так с этой свадьбой? И, кстати, как вы познакомились на самом деле?

— Я увидел его в спальне у Эльвиры, — сказал Мафей.

— Ну зачем же ты опять обманываешь? — упрекнул его эльф.

— Тогда не скажу. Я слово дал.

— Понятно, — рассердился Амарго. — Или сам явился, или Кантор свел. Два варианта.

— Отстань от ребенка, — подал голос Пассионарио. — Отпусти его. Пусть идет домой.

— Нет, погоди, — возразил Хоулиан. — Я хотел с ним пообщаться. Мне интересно. Малыш, ты не торопишься?

— Нет, — тут же обрадовался Мафей. — Я с удовольствием... Только, пожалуйста, не называйте меня малышом. Может, я не настолько взрослый, но... мне это просто не нравится.

— Хорошо, — улыбнулся эльф. — И, кстати, эльфы никогда не обращаются друг к другу на “вы”.

— Ну, раз вы тут намерены сидеть и общаться, — сердито проворчал Амарго, — покормите потерпевшего и уложите спать. А я побежал. Мне еще Кантора искать. И он мне еще говорит...

— Мы не братья, — перебил его Пасионарио. — А что с Кантором?

— Да знаю, что не братья, только искать вас надо всегда одновременно!

— Он что, пропал?

— Это ты, охламон, пропал! А пока ты пропадал, твой ненаглядный друг Сорди снарядил Кантора в Голдиану!

— Так беги скорей, что ж ты тут Мафея допрашиваешь да меня водичкой отпаиваешь! Ничего со мной не сделается, ты Кантора останови! Ему же нельзя туда!.. Я бы сам, но...

— Лежи уж, — проворчал Амарго и надел шляпу. — Сам бы он... Вы, товарищи эльфы, сначала накормите его и уложите спать, а потом будете общаться. Слышишь, Хоулиан? Уложить спать. Если не будет спать сам, усыпи его. И ни в коем случае никаких наркотиков ему не давай, он и так уже последние дни их, похоже, перебрал.

— Что ты так смотришь? — весело подмигнул Хоулиан. — Впервые эльфа видишь?

Мафей кивнул, не в силах отвести глаз.

— Ты прямо как человек, — звонко рассмеялся эльф, полюбовался на спящего сына и уселся на край стола, поджав одну ногу. — Садись, поболтаем... Мафей. Кто же это тебя так обозвал?

— Дедушка, — вздохнул Мафей и сел на высокий табурет, которым, видимо, обычно пользовался Пассионарио, потому что нормальному человеку было бы неудобно.

— Странные у твоего дедушки представления о прекрасном... С людьми вечно все не так. То назовут так, что повторить страшно, то уши обкорнают, то воспитывают, как попало... Тебя как воспитывают? Да что ты так смотришь?

— А это у тебя настоящая кожа или белила? — решился спросить Мафей.

— Настоящая. А что в ней такого? Ты еще оливковых, наверное, никогда не видел, вот где экзотика... Так как тебя воспитывают?

— Меня учат магии, — ответил Мафей.

— Дожили! — грустно улыбнулся Хоулиан. — Люди учат маленького эльфа магии! Хотя, впрочем, что это я... моего собственного сына тоже учили люди, и ничего. По крайней мере, самому не пришлось себе голову морочить. Если бы они еще не изуродовали мне ребенка, я бы на них и вовсе не обижался... Ты же знаешь, что они с ним сделали? Обрезали уши, как щенку породистому! И только из-за того что этот кретин, муж Габриэли, ревновал ее к каждому дереву!

— Я знаю про уши, — кивнул Мафей. — Он мне рассказывал. Не знаю, может ты и прав... Но у меня от этих ушей одни неудобства. Во-первых, за них очень удобно дергать, во-вторых, все узнают, где бы я ни появился...

— Кто это тебя дергал за уши? — возмутился эльф. — А ты что, сдачи дать не мог?

— На тот момент — не мог, — вздохнул Мафей. — Когда я был маленький, и жил во дворце дедушки, меня часто дергали за уши. Просто так, потому, что я не такой, как все. А не так давно меня оттаскал за уши Диего. Тот, что уехал в Голдиану. Я подсматривал в зеркале, как он занимался любовью со своей девушкой, и он меня засек. Хоулиан, а это действительно так нехорошо — смотреть, или это просто люди так считают? А то меня все за это ругают. Наставник ругал, Шеллар ругал, даже Жак...

— Не обращай внимания, — махнул рукой эльф. — Люди вечно что-то как выдумают... Того нельзя, это нехорошо, это стыдно... Хотя вообще-то в твоем возрасте пора бы уже и самому заниматься любовью, а не смотреть, как это делают другие.

— У меня уже есть девушка, — похвастался Мафей. — Правда, не так давно, но все равно, не думай, что я девственник.

— Понятно, — улыбнулся Хоулиан. — А каковы твои успехи в изучении магии? Что ты уже умеешь?

Мафей подробно перечислил, что он умеет, отчего огромные глазищи эльфа расширились еще сильнее.

— И тебе еще нет шестнадцати? — потрясенно переспросил он. — Нет, наверное, я все-таки несправедлив к людям. Иногда они воспитывают наших детей намного лучше, чем мы. Кто твой наставник?

— Мэтр Истран.

— А, я слышал о нем. Великий маг, и выдающийся педагог к тому же. Тебе повезло. Только я также слышал, что он человек очень строгих правил. Он, наверное, лишает тебя многих удовольствий, доступных в твоем возрасте?

— Ну, не совсем... — застеснялся Мафей. — Ходить к девушке он мне не запрещает... А за то, что я курю, ругался и пробовал запретить... А однажды Шеллар налил мне ну совсем капельку коньяка, так он унюхал, и такое было...

— Вот оно что, — засмеялся Хоулиан и достал из воздуха бутылку вина и два бокала из тонкого белого металла, украшенных резьбой и чеканкой. — Я так и думал. Что ж, раз мы с тобой так мило сидим и беседуем, давай и я тебя кое-чему научу. Может, не такому полезному, как твой наставник, но, несомненно, приятному.

Спустя полчаса постигший тонкую науку винопития и изрядно захмелевший Мафей объяснял новому знакомому историю своего происхождения, втайне надеясь, что сейчас у него неким чудесным образом найдется такой же потрясающий папа. Что, выслушав его рассказ, Хоулиан вдруг хлопнет себя по лбу и скажет что-то вроде “Ах, это же мой давний друг такой-то именно в те времена околачивался в ваших местах! И такой же серебристый, как и ты!” Но его постигло разочарование. Хоулиан не имел представления, кто из его сородичей мог бывать в Поморье семнадцать лет назад, и с уверенностью мог утверждать только, что это был не он сам.

— И вряд ли он вообще объявится, твой папа, — сказал он, доставая из воздуха вторую бутылку. — Раз он до сих пор не удосужился полюбопытствовать, значит ему и неинтересно. Я и сам не очень интересовался судьбой своих детей... — он со вздохом покосился на кровать, где всхлипывал во сне принц Орландо, и продолжил. — А потом меня Макс с ним познакомил. Давно, почти шесть лет назад. Он тогда попал в руки врагов, и его здорово избили... Едва жив остался. Макс меня привел и попросил полечить. А потом спрашивает “Не узнаешь?” Я посмотрел — человек как человек, тем более, лица вообще не видно, глаза закрыты, как его узнаешь, даже если бы и видел раньше. А я его даже и не видел. “А кто это?”, спрашиваю. А Макс меня как давай отчитывать: “Так вот, это, если хочешь знать, твой родной сын. И он, между прочим, умирает. А ты его даже не узнаешь. Эх ты, говорит, отец называется! Состряпал ребенка, и поминай, как звали! Тридцать лет не являлся! Хоть бы из любопытства поинтересовался, как он там!” И стал мне рассказывать, как ему при рождении уши обрезали, как он после переворота в подвале сидел, в ошейнике, как его с башни сбросили, как он скитался по миру, выпрашивая корочку хлеба... — расчувствовавшийся эльф всхлипнул, приложился к кубку и продолжил. — И мне его так жалко стало... Что ж это я, думаю, в самом деле... Не так у меня много детей, чтобы их забывать. Собственно, он один и есть. Старшего убили во времена охоты на магов. Тоже молодой совсем, семидесяти не было... Вот я и подумал, раз у моего сына постоянно такие проблемы, наверное, надо как-то больше ему внимания уделять... общаться как-то... Ну, как люди делают. Вот и навещаю иногда. Так, поболтаем о том, о сем... вот такие из нас, эльфов, родители. Он как-то просил учить его магии, но из меня учитель такой... пару заклинаний показал, и надоело. Нет у меня ни способностей, ни желания кого-то учить. Так что, лучше держись людей. Мама у тебя есть?

— Нет, — всхлипнул Мафей, которого при воспоминании о маме немедленно пробило тоже поплакать. — Моя мама умерла. Давно уже. Она была замужем за королем Ортана, их всех убили. Маму, папу, братьев...

— А, это когда был мятеж Небесных Всадников в Ортане? — вспомнил Хоулиан. — Я слышал. Ужасная история... Я смотрю, ты тоже легко плачешь по любому поводу? Люди, наверное, плаксой считают? Не обращай внимания. Мы, эльфы, такие и есть. Мы легко плачем и легко смеемся, быстро меняем настроение и быстро забываем плохое. Это нормально.

— А у меня не получается быстро, — пожаловался Мафей. — После того случая я несколько месяцев не мог успокоиться.

— Ты же все-таки наполовину человек. А с кем ты сейчас живешь?

— С кузеном, — снова всхлипнул Мафей и почувствовал неодолимое желание рассказать другу Хоулиану, какой чудесный у него кузен, просто самый лучший и самый замечательный, и как он его любит. И брата тоже, потому что он тоже самый лучший. И рассказал. А заодно и поплакался, как он боится за кузена, который упорно намерен поспорить с судьбой, отчего крепко подвыпивший эльф пришел в полное расстройство.

— Вот так всегда, — всхлипнул он, доставая из воздуха тонкий батистовый платочек и утирая нос. — В этом главная проблема с людьми. Только ты успеваешь к ним привязаться и полюбить их, как они берут и умирают. Взять к примеру Макса...

— А кто это — Макс? — перебил его Мафей. Хоулиан тут же приостановился и резко заткнулся.

— Ну... — неуверенно проговорил он. — Макс... Один мой знакомый человек. Только не говори Амарго, что я тебе о нем сказал, а то опять ругаться будет. Так я о чем... А, о людях. Тебе придется привыкнуть к тому, что они умирают. Пройдет лет тридцать-сорок, и твой кузен и твой брат состарятся и все равно умрут. И годам к ста ты поймешь, что всерьез можно заводить отношения только с магами.

— Мэтр мне это говорил, — вздохнул Мафей. — Но все равно...

— Вот-вот, — вздохнул эльф. — Орландо тоже всегда так переживает, когда люди умирают... Да ты не плачь заранее, может, твой кузен все-таки выкрутится. Макс говорит, он такой умный... А чего это ты рукавом утираешься, у людей что, нет носовых платков?

— Есть. Только я его дома забыл.

— Так возьми. Ты же умеешь, так же как я. Почему же не пользуешься своим умением в практических целях? Вон, Орландо намного практичнее. Ты никогда не видел, как он штаны гладит? Ладонью. Я ему показал одно заклинание, “Горячие руки”. Оно считается боевым, а он приспособился штаны гладить. Что значит — человеческая кровь! Люди вообще такие изобретательные и практичные, даже завидно иногда.

Мафей потянулся за носовым платком и достал почему-то трусы. То ли оттого, что пребывал в расстроенных чувствах, то ли давно не практиковался, то ли просто спьяну. Хоулиан немедленно прекратил плакать и расхохотался, наглядно подтверждая свое заявление о том, что эльфы быстро меняют настроение. Мафей, глядя на него, тоже развеселился, и они вместе от души посмеялись над его ошибкой, едва не разбудив спящего и перепугав охрану. Дон Аквилио даже заглянул в хижину, но, увидев там двух пьяных эльфов, ничего не сказал, только укоризненно покачал головой и закрыл дверь.

Когда они откупорили четвертую бутылку, разговор зашел о женщинах, и Мафей, не удержавшись, подробно рассказал новому другу о своей первой и единственной любовной победе и заодно о том, как он научился летать.

— А я не умею летать, — огорчился Хоулиан. — Даже стыдно признаться. Мой сын умеет, ты, такой маленький, умеешь, а я в свои сто семнадцать до сих пор не научился.

— Еще научишься, — утешил его Мафей.

— И то верно... А кстати, ты вот по девочкам пошел, а ты хоть умеешь предохраняться? Тебе наставник это объяснил, или счел... непедагогичным?

— А я сам нашел, — похвалился Мафей. — В справочнике.

— Эх ты, хризантема серебристая! Это же справочник для людей и про людей! Для эльфов эти заклинания не подходят! Ты думаешь, почему человеческие женщины так легко беременеют от эльфов? Потому, что предохраняются неправильно! Давай, я тебя научу, а то ведь будешь раздавать детей направо и налево, а потом вырастут — что с ними делать? Тут с одним не знаешь, как управиться...

Когда Мафей как следует усвоил эльфийское противозачаточное заклинание, новый наставник заявил, что самое время пришло податься к дамам. Вот только бутылочку допьем, да попросим дона Аквилио присмотреть за бедным сыночком. А не знает ли Мафей, где тут можно найти приличных дам? Чтобы они были красивые, утонченные, и не против немного развлечься?

— Знаю, — заверил его Мафей и храбро подставил кубок, хотя стол уже слегка покачивался у него перед глазами.

— Эльвира, — мурлыкнула Камилла, как обычно занимаясь леденцом на палочке. — А твоя подруга... Невеста его величества... Она как, ревнива?

— Понятия не имею, — отозвалась Эльвира, отрываясь от книги. — Она еще ни с кем не связывалась настолько серьезно. А что, ты уже засомневалась, будет ли его величество продолжать пользоваться твоими услугами, когда женится?

— В этом я никогда не сомневалась, — усмехнулась Камилла. — Мне просто интересно, как это воспримет она.

— Сама узнаешь, — пожала плечами Эльвира и опять уткнулась в книгу. Ей действительно было совершенно неинтересно, что скажет Кира Камилле, застукав его величество за супружеской изменой. Может, и ничего не скажет. А может, и зарубит на месте. Какая разница. Тут Карлсон третью неделю не появляется, а Камилла со всякими глупостями...

— А я бы не рискнула проверять, — заявила герцогиня Дварри. — А то ведь пришибет. Как того беднягу, который додумался анекдот рассказать...

— Все мужчины столицы будут безутешны, — хихикнула Вероника. — Акрилла, а ты так до сих пор и не перепихнулась с его высочеством? Все целомудрие свое лелеешь? А, между прочим, он, говорят, нашел себе другую, пока ты ломалась.

— Ну и пусть, — насупилась Акрилла и закрылась очередным романом. — Подумаешь, какая-то крестьянка! Она ему скоро надоест. Зато больше уважать будет.

— Если бы ему некого было уважать, — засмеялась Камилла, продолжая надругательство над леденцом. — Он бы просто сходил лишний раз пообщался с наставником. А с тобой он связался потому, что ему не с кем было потрахаться. А как только нашел с кем, так и забыл о твоем существовании.

— Так уж и не с кем, — возразила Акрилла. — Вон, Вероника его чуть не силком к себе тащила, все хотела посмотреть, какой же он в постели. И что, пошел? Не пошел. За мной стал ухаживать.

— Ага, — фыркнула Вероника. — Поухаживал, понял, что тебе, кроме ухаживаний, ничего не надо, и нашел себе крестьянку. Ты что, до старости намерена носиться со своим целомудрием?

— Не твое дело, — надулась Акрилла. — Может, я просто еще не нашла достойного кавалера.

— Вы посмотрите! — издевательски посочувствовала Вероника. — Нет для нашей Акриллы достойного кавалера! Принц ей, видите ли, не подошел!

— Попади она сюда год-два назад, — усмехнулась маркиза Ванчир. — Фиг бы она сохранила свое целомудрие. Его величество пригласил бы и отымел, не спрашивая. И отказаться бы не рискнула. Даже рада бы была. А тут перед Мафеем выпендривалась... Эй, Сюань! Вот ты бы стала ломаться, если бы за тобой принц ухаживал?

— Что есть “ломаться”? — не поняла юная невольница.

— Это вот так, как Акрилла. Мафей к ней и так, и этак, а она с ним трахаться не хотела.

— О! — поняла Сюань. — Мафей хороший. Милые ушки. Почему не хотела трахаться?

— А ты бы хотела?

— Если господин его величество разрешить.

— Дамы, прекратите развращать молодежь, — подала голос Эльвира. — Его величество не разрешить... Тьфу ты, не разрешает. Говорит, ей рано. И может рассердиться, если что.

— И что он нам сделает? — хмыкнула Камилла.

— Попросит ее величество разобраться с ее придворными дамами, — невинно пояснила Эльвира. — И мало не покажется. Двадцать отжиманий и час занятий на плацу.

Дамы дружно захохотали, представив себя на плацу, но развращать молодежь перестали и переключились на более мирные темы — стоит ли новая помада Камиллы тех денег, что она за нее отдала, а также войдет ли в моду оригинальная прическа ее будущего величества, подобно тому, как вошли в моду Ольгины штаны. С прической разобрались сразу, единогласно решив, что человеку, имеющему два глаза, такая прическа будет просто мешать. А о помаде спорили бы еще долго, если бы их не прервали самым неожиданным образом.

Дверь внезапно отворилась, словно от хорошего пинка, и в дверном проеме возник, шатаясь и держась за косяк, пьяный в хлам принц Мафей. От наблюдательных дам не ускользнуло и то, что в ухе его высочества красовалась золотая сережка, которой еще утром не было, а волосы на висках были заплетены в две тонкие косички, скрепленные на концах нефритовыми заколками в виде птичек. Юный принц повел глазами по комнате и заплетающимся языком выговорил:

— Вер-роника! Я т-те эльфа привел!

И пока ошалелые дамы пытались сообразить, что делать, он переступил порог и продолжил, обращаясь персонально к Веронике:

— Ты же хотела? Посм-мотреть какие у эльфов? А я, значит, сопляк? Так я т-те эльфа привел. Вот. Взрослого. Хули... Хоулиан, заходи.

И в комнату действительно вошел эльф. Живой, настоящий эльф, ослепительно красивый и вполне взрослый, только почти такой же пьяный, как и Мафей. Впрочем, при виде эльфа дамы офигели настолько, что его состояние уже не имело особого значения.

— Здравствуйте, дамы! — радостно возгласил он, восхищенно перебегая взглядом от одной дамы к другой. — Меня зовут Хоулиан и я просто счастлив видеть вас. О, вы все так прекрасны, что я просто в затруднении...

— А я т-те чё говорил! — ответил Мафей с такой гордостью, будто все они были его родные дочери.

— Человеческие женщины — это нечто невероятное! — продолжал эльф, изучая окаменевших от изумления дам. — Я всегда обожал человеческих женщин. А мама говорит — извращенец. Да, я извращенец! И горжусь этим! Ну, кто тут хотел посмотреть на мой член?

Вероника зарделась и хотела что-то сказать, но тут опомнилась Камилла. Видимо, последнее сказанное слово возымело на нее некое магическое действие. Она подорвалась с места, соблазнительно колыхнув бюстом, и промурлыкала:

— Я буду просто счастлива. И не только посмотреть.

— Т-ты ост-торожно, — предостерег приятеля Мафей. — Она такая... Если у тебя не огромное отрадное... то есть, осадное бревно... то она тебя охает. Как Элмара.

Камилла задохнулась от возмущения и хотела что-то возразить, но тут опомнилась Вероника, подбежала поближе и вылезла вперед Камиллы, оттерев ее плечом.

— Так не честно! Я первая хотела!

— Девочки, не ссорьтесь! — умилился эльф. — Меня вполне хватит на вас обоих. А если еще кто-то хочет посмотреть, то пожалуйста, мне не жалко... — он взялся за пряжку ремня, видимо, всерьез намереваясь снять штаны в присутствии дам, но тут что-то глухо стукнуло об пол, заставив всех отвлечься и обернуться на звук. Как оказалось, это рухнула со стула Акрилла, благоразумно лишившись чувств заранее. Камилла между тем отпихнула Веронику, презрительно обозвав ее малявкой, соплячкой и неумехой.

— Да уж, по борделям не обучались! — не сталась в долгу та. — И осадных бревен в рот не брали! Куда уж нам!

Камилла немедленно вцепилась ей в волосы, и посреди комнаты завязалась небольшая потасовка, несказанно развеселившая Мафея. Его спутник, напротив, огорчился, заявив, что не находит ничего утонченного в подобном поведении, и перевел внимательный взгляд на Эльвиру. Эльвира, наконец, тоже опомнилась и вспомнила, что она тут что-то вроде начальства.

— Господа! — строго сказала она. — Извольте вести себя подобающим образом! Ваше высочество, идите спать немедленно, пока вас не увидел наставник! А вам, сударь, должно быть стыдно спаивать ребенка!

Пьяные эльфы переглянулись.

— По-моему, я ей не нравлюсь, — пожаловался Хоулиан.

— Это Эльвира, — пояснил Мафей. — Ей нравится... он.

Эльф немедленно просиял и посмотрел на Эльвиру внимательнее.

— Она самая красивая! — возгласил он. — У малыша есть вкус, что осадно... то есть, отрадно. Скажу ему, пусть женится.

— Мафей, о чем он? — не поняла Эльвира.

— Сп-покойно... — отозвался Мафей. — Все п-путем... Это папа Карлсона.

— Как-как? — переспросил эльф. — Нет, у людей точно что-то не в порядке... Так обозвать мальчика! Ну что, берем и уходим? Ты кого берешь?

— Не, — мотнул головой Мафей. — Я к Оливии. На сеновал. А ты?

— А можно ту, что в обмороке? Мне приятно, что я ее так потряс.

— Можно! — великодушно разрешил Мафей.

— Не надо! — поспешно возразила Эльвира, представив себе, что будет с целомудренной Акриллой, когда ее трахнет без спросу пьяный эльф, но его высочество нахально ее перебил.

— Надо! А то цело... это... мудро... в общем, вредно!

— Не смейте! — попыталась прекратить безобразие Эльвира, но это было бесполезно. Эльф с неожиданной для такого пьяного существа стремительностью обогнул дерущихся Камиллу и Веронику, подхватил на руки бесчуственную Акриллу и как раз успел вписаться в телепорт, который кастовал Мафей.

Эльвира тихо опустилась на ближайший стул, чувствуя, что еще немного, и она тоже упадет в обморок. Во всяком случае, колени у нее уже подгибались. Камилла и Вероника увлеченно продолжали таскать друг дружку за прически, Анна и Селлия, оправившись от шока, начали хихикать, молчаливая Сюань с любопытством посматривала на побоище и наверняка пополняла свой словарный запас. Поскольку из соперниц так и сыпались глупые курицы, старые шлюхи, толстые коровы и прочие, менее цензурные и более живописные словесные перлы. И посреди всего этого бардака сидела старшая дама, не в силах ничего сделать, кроме как жалобно попросить перестать драться.

И разумеется, именно в этот момент демоны принесли его величество. Его заметили не сразу, а только когда он, понаблюдав за жалкими попытками Эльвиры совладать с ситуацией, подал голос.

— Разве это так делается?

— А как? — жалобно взглянула на него Эльвира, предчувствуя очередную нотацию о принципах работы с подчиненными. Король чуть улыбнулся, подмигнул ей и громогласно рявкнул:

— Прекратить бардак!

И бардак прекратился. Сражающиеся дамы застыли, оглянулись, и, увидев короля, бросились прочь, приводить в порядок прически.

— Будет когда-нибудь в этом гадючнике порядок? — сурово вопросил король, взирая на оставшихся. — Что здесь происходит?

— Ваше величество, — поспешно вскочила Эльвира. — Позвольте, я вам объясню. Только не здесь, а в более спокойном месте.

— Хорошо, пойдем в твою комнату. Кстати, дамы, кто-либо из вас видел сегодня Мафея? Он пропал после обеда, и мы не можем его найти.

— Он только что был здесь, — сказала Эльвира и, поскольку Анна и Селлия тоже вознамерились высказаться, прикрикнула: — Помолчите, не галдите! Я сама объясню!

И, пока дамы не начали выкладывать все, как есть, в том числе и про загадочного Карлсона, ухватила его величество за рукав и настойчиво направила к выходу.

— С ним все в порядке? — уточнил король, уверенно направляясь к комнатам придворных дам.

— С Мафеем? Ну, как вам сказать... Ничего страшного. Сейчас, одну минутку...

Усадив его величество в кресло и по привычке заперев дверь, Эльвира объяснила:

— Только что приходил Мафей, в полном порядке, жив и здоров, только совершенно пьяный.

— Пьяный? — изумился король. — И он не сказал, где так напился?

— Нет.

— Он был один?

— Не один, — вздохнула Эльвира. — С ним был какой-то эльф.

— Эльф? — удивленно переспросил его величество. — Настоящий чистокровный эльф или твой Карлсон?

У Эльвиры все оборвалось внутри. Вот куда пропал Карлсон, мелькнула вдруг отчаянная мысль. Его поймали, сдали Флавиусу... да нет, что это она, в самом деле! Мафей бы не смолчал, если бы что-то подобное...

— Что ж ты замолчала? — усмехнулся король. — Так что? Карлсон приходил?

— Нет, — напряженно выговорила Эльвира. — Откуда вы знаете... о нем?

— Ты полагаешь, вас никто не видел? И некому было настучать, в вашем-то гадючнике? Но об этом поговорим отдельно, а пока продолжай. Значит, это был не он?

— Это был настоящий, чистокровный эльф, — покорно продолжила Эльвира. — С ушами, все как положено. И тоже пьяный, но не настолько. Как я поняла, он искал себе даму на ночь.

— Так вот из-за чего эти красавицы так разошлись! — засмеялся король. — Эльфа делили! И насколько я понял, обе остались с носом? А кому же достался спорный кавалер? Неужели удалился, несолоно хлебавши? Постой, в комнате не было Акриллы. Где она?

— Если бы я знала, где она теперь... — вздохнула Эльвира. — Он ее взял и уволок, я и глазом моргнуть не успела.

— То есть как — уволок? Она что, стул, чтобы ее просто так уволочь?

— Ну, когда в обмороке, то примерно да.

— Что у нее за дурная манера падать в обморок по любому поводу! Мне хотелось бы знать, этот эльф намерен ее хотя бы вернуть потом?

— Мне тоже хотелось бы знать. Вот Мафей вернется, спросите сами.

— А он не сказал, где он откопал этого эльфа?

— Нет. Как-то не до того было.

— И ничего больше о нем не сказал? Эльвира, если ты еще что-то знаешь, не стоит умалчивать. Я поинтересуюсь у других дам, и все равно узнаю.

— Ну сказал, сказал, — раздраженно отозвалась Эльвира. — Так уж вам все интересно! Он сказал, что это отец Карлсона. Вам от этого какая-то польза?

— Несомненная, — король просиял и хитро посмотрел на Эльвиру. — Это был очень важный кусочек информации, которого мне так не хватало. Так говоришь, вам с Кирой было предсказано стать королевами?

— Вы что, в это верите? — жалобно воззрилась на него Эльвира. — Ваше величество, ну вы же хоть немножко будьте умнее моей матушки! Я очень рада за Киру, но это просто совпадение!

— Возможно, — улыбнулся король. — Но должен сказать, что у тебя тоже есть все шансы... на такое же совпадение. Ты как, Эльвира, хочешь быть королевой?

— О нет! — взмолилась Эльвира. — Не надо так шутить, ваше величество!

— Хорошо, не буду, — согласился король. — Только передай своему Карлсону... Кстати, почему его так зовут?

— Это я его так прозвала.

— Потому, что он летает? — король скользнул взглядом по столу и добавил: — И любит сладкое? Кстати, его любимое варенье — апельсиновое. Ты в курсе?

— А вы откуда знаете?

— Знаю, — улыбнулся король. — Так вот, передай ему, что нехорошо забывать старых друзей. И вдвойне нехорошо от них прятаться. Я не собираюсь за ним гоняться по всему дворцу, но если он сам не придет ко мне, я на него очень и очень обижусь. И впоследствии, когда я ему понадоблюсь, и ему все-таки придется ко мне обратиться, ему будет очень стыдно. Спокойной ночи, Эльвира.

Эльвира в полной растерянности посмотрела вслед его величеству, перевела взгляд на вазочку с конфетами и тихо сказала сама себе:

— Ай да Карлсон...

И подумала, что сказки врут. Насчет того, что прекрасные принцы приезжают на белом коне и спасают красавиц от чудовищ. Фигня все это. В жизни все совсем иначе. В жизни прекрасные принцы вваливаются среди ночи, грязные, как поросята, в драных штанах, несчастные и голодные, и первым делом лишают красавиц ужина. А потом морочат им голову почти три луны, рассказывая байки о скромном труде рядового пропагандиста, имеющего личных телохранителей, о родителях, состоявших при дворе, и о туманных “обязательствах перед другими людьми”. А красавицы развешивают уши и слушают. Пока не приходит хитрый и мудрый король Шеллар и не намекает им на истинное положение дел. С точностью до апельсинового варенья.

Глава 14

— Ну, как ты? — спросил Амарго, внимательно глядя не непутевого вождя. — В состоянии получить соответствующий разнос, или подождать, пока ты немного оклемаешься?

Пассионарио чуть пожал плечами, продолжая безучастно пялиться в потолок.

— Как хочешь. Мне все равно.

— Значит, еще не готов, — сделал вывод Амарго. — Тогда ничего тебе говорить не буду, все равно не проймет.

— Скажи хоть, что с Кантором? И с ребятами? Ты их нашел?

— Нашел... — неопределенно вздохнул Амарго. — Идиот ты, Пассионарио, что тебе еще сказать. Сорди тебя кинул, как маленького. Когда ты уже научишься разбираться в людях без магии? Я еще тогда заподозрил неладное, когда ты просил заменить Рико, только не мог понять, в чем же был подвох. Только сегодня понял, когда Рико мне сказал, что он не мистралиец. Я этого не знал. Мы как-то, когда принимаем людей, национальность не уточняем...

— А он не мистралиец? — вяло поинтересовался Пассионарио. — А кто?

— Голдианец он. Коренной голдианец, родился вырос в Новом Капитолии. А к нам попал совершенно случайно, из-за своей черномазой внешности влип. Его приняли за мистралийца и хотели депортировать... но это не так важно. Теперь ты понимаешь, почему Сорди так настаивал, чтобы его заменили?

— Нет.

— А ты напряги свои обкуренные мозги, и подумай. Голдианский вор, который знает тамошний преступный мир и его законы, он бы мигом унюхал, что наша сделка крепко подванивает. Поэтому его и поспешили убрать. Сорди с самого начала знал, что нас кинут, и прилагал к этому все усилия. Уж не знаю, зачем. Может, его купили, а может, он просто из идейных соображений вредит. Я еще не разобрался толком, что ему нужно, некогда мне с ним заниматься. Так, кое-какие соображения есть... тебе интересно, или ты все еще считаешь, что он тебе дает мудрые советы?

— Интересно, — без особого выражения сказал Пассионарио, упорно продолжая смотреть в потолок. — Скажи.

— Так вот, по моим соображениям, ему нужен ты.

— Я?

— А чему ты удивляешься? Ты всем нужен. Я уж не знаю, для кого он так старается, неужто сам в лидеры рвется?.. Так вот, из чего я это заключаю. Он спровадил моих ребят в Голдиану, дал им какую-то левую явку, которой вообще не существует, и, как оказалось, их там ждали с распростертыми объятиями. Как Рико унюхал неладное, сам не знаю. Наверное, у воров специальное чувство есть на этот счет. Можно сказать, чудом они не попали в ловушку. А если бы попали? Ведь во-первых, я бы остался без своих самых верных ребят, а во-вторых, я, разумеется, поехал бы их искать, и попался бы сам... если бы Сорди повезло. А тогда, по его расчетам, ты бы остался один. Бестолковый доверчивый мальчишка, неспособный самостоятельно плавать в политическом болоте. Без меня тебя можно окрутить, как угодно, что он, видимо, и собирался сделать. А еще есть у меня подозрение, что наши с тобой размолвки в последнее время — тоже его рук дело. Ну-ка, признайся, это он подсказал тебе мудрую мысль, что я собираюсь править от твоего имени?

— Он мне много чего говорил, — равнодушно ответил Пассионарио. — И умные вещи, и полную ерунду, такую, что даже я, при всей моей бестолковости, не воспринимал всерьез. Но при этом он не врал. Я его прослушивал. Как это получается? Вы оба говорите правду — и оба разную? Или он просто такой дурак, что верит в свои слова?

— А ты не пробовал снять с него амулет?

— А разве он носит амулет?

— А ты бы не носил, если бы тебе нужно было каждый день обманывать эмпата? Я свой снимал, если ты помнишь. Ты меня прослушал до самых потрохов. И еще раскаиваться заставил, было дело?

— Было, — кивнул Пассионарио и его равнодушный взор, наконец, хоть немного изменился, став откровенно печальным. — Ну, что теперь? Сам им займешься?

— Мне некогда. Мне надо еще Кантора найти. Может, потом займусь. А ты сиди тихо и постарайся с ним вообще не общаться. Больным прикинься.

— Кантора? — с несчастного лидера мигом слетело все его депрессивное равнодушие, он подскочил на койке и с ужасом уставился на собеседника. — А ты его не нашел? Разве он не был со всеми?

— В том-то и дело, что не был. Когда у Рико возникли подозрения, он не нашел ничего лучше, как поделиться ими именно с Кантором. Он его лучше всех знает и больше всех доверяет. Они откололись от остальных, никому ничего не сказав, только Кантор тайком предупредил Эспаду. Он почему-то ему больше всех доверяет...

— Эспада был его учителем, — мимоходом откликнулся Пассионарио. — Когда-то Кантор брал у него уроки фехтования. Не всерьез, конечно, а для сцены... Но, в общем, он его знал раньше. Ну, и дальше?

— И Кантор сунулся на эту хату, которую им дал Сорди. Хорошо, хоть Рико с собой не потащил, прикрывать оставил. Там его и повязали. А проследить, куда его потом дели, Рико не смог, его засекли. Сам еле сбежал. Если бы он не родился в этом городе и не знал там каждый закоулок, вообще бы не сбежал. Вот такое иногда получается из твоих мальчишеских выходок. Ведь все из-за тебя, ты же понимаешь? Если бы ты был на месте, ничего бы с Кантором не случилось. Никто бы его не отправил в Голдиану. А так он теперь где-то висит, как и было ему предсказано, и пытается забыть все, что когда-либо знал обо мне и остальных ребятах. Если, конечно, он еще жив.

— Он должен быть жив, — тихо всхлипнул Пассионарио. — Амарго, найди его, пожалуйста. Ты его найдешь, он не должен погибнуть сейчас.

— “Не должен”? Послушай, когда до тебя дойдет, что жизнь не подчиняется идиотским желаниям инфантильного разгильдяя? Не хочу, не надо, не должен... Как ребенок!

— Нет, ты не понял. Я сказал сейчас не должен. Я видел... Совсем не там, и не тогда!

— Ты видел, как погиб Кантор? Когда и где?

— Там же, где и все мы. В Астрайском ущелье. Этим летом... или другим. Но летом. Нас зажали в этом ущелье... и перебили всех. То есть, абсолютно всех. Пленных не брали. Раненых добивали. Я был последним, я видел все, до конца. И как погиб ты, тоже видел. Хочешь, скажу? — он поднял на Амарго глаза, все еще полные слез, но уже тронутые нездоровым лихорадочным огоньком. — Давай, скажу. Может, тебе понятнее будет. А то тебе до сих пор кажется, что я истеричный наркоман, инфантильный плакса и тому подобное. Хочешь, я расскажу тебе все? Все, сначала до конца. Испытаешь свои хваленые нервы. Хочешь? Узнать, как погибнут твои друзья, как погибнешь ты, и как погибнет этот мир? Конец света я тоже видел. Рассказать?

— Не надо, — дрогнувшим голосом ответил Амарго и встал. — Не рассказывай. Во всяком случае, не сейчас. Мне надо бежать. А ты прими лекарство и попробуй уснуть. Я найду его. А о том, что ты видел, поговорим, когда поправишься. Не сейчас. А то с тобой опять что-то случится.

Пассионарио молча кивнул, проводил его взглядом, и, когда за ним закрылась дверь, сделал совершенно противоположное. Встал, оделся и осторожно попробовал, в состоянии ли он колдовать. Затем набросил куртку, сунул в карман сигареты и присел у стола, чтобы немного отдохнуть и заодно подумать, предупреждать кого-нибудь о своем уходе, или так сойдет. Проблема решилась сама собой. В хижину вошел дон Аквилио и, увидев шефа одетым и готовым к подвигам, пришел в ужас.

— Товарищ Пассионарио! — воскликнул он. — Куда вы собрались в таком состоянии? Случись что, меня же точно под трибунал отдадут!

— Не беспокойтесь, — печально утешил его шеф. — Ничего не случится. Я на минутку. Мне надо просто кое-какие вещи забрать.

— А если кто придет, что говорить?

— Что я сплю и не велел меня будить.

— Так ведь товарищ Амарго запросто вломится, даже если вы спите! И, кстати, объясните мне, будьте добры, кому я должен подчиняться? Ваши друзья, товарищ Амарго и товарищ Сорди, похоже, насмерть сцепились за... э-э... звание вашего друга. Сегодня утром приходил товарищ Сорди и сторого-настрого приказал не пускать к вам Амарго. А как его не пустить? А сам Амарго только что приказал не пускать к вам Сорди. И что я должен делать, если он придет? Он же старше по званию, как я должен его не пускать? Разберитесь как-нибудь с вашими друзьями. Что мне делать?

— Скажите Сорди, — вздохнул шеф. — Что я его сам позову. Чуть позже. А подчиняться вы должны мне. Ни Сорди, ни Амарго, ничего вам не должны приказывать. В особенности, кого ко мне пускать, а кого нет. Я говорю — пускать всех. Понятно?

— Понятно, — согласился дон Аквилио. — Только уж как хотите, но никуда я вас одного не отпущу. Возьмите с собой кого-нибудь. Не ровен час, где-нибудь упадете...

Пассионарио снова вздохнул и посмотрел на своего начальника охраны.

— Дон Аквилио, зачем вы отпустили Кантора? Ведь попроси у вас генерал кого-то другого, вы бы тут же вспомнили, что подчиняетесь лично мне и без моего ведома не обязаны отдавать своих людей в чье-либо распоряжение. Почему его отдали? Вы его за что-то не любите?

— А разве... — начальник охраны заметно растерялся. — Разве вы против?

— А почему вы решили, что я не должен быть против?

Дон Аквилио растерялся окончательно и замялся, не зная, что сказать. Пассионарио посмотрел на него пристальнее и как-то очень ласково произнес:

— Вы присядьте. Вот сюда, напротив. И давайте поговорим. Вы мне все объясните, ничего не скрывая. Вы ведь мне доверяете, не правда ли? Посмотрите мне в глаза. Ведь доверяете?

И осторожно положил ему руку на плечо. Как бы по-дружески. В общем, можно было и без этого, но при прямом физическом контакте получалось вернее. И, разумеется, дон Аквилио немедленно проникся к шефу безграничным доверием.

— Только не говорите, что я вам сказал, — попросил он. — Товарищ Сорди просил не распространяться, и не разговаривать с вами на эту тему, а то у вас могут быть неприятности...

И начал выкладывать такое, что у бедного вождя челка встала дыбом. Оказывается, товарищ полковник Сорди регулярно проводил беседы с его личной охраной, как бы между делом жалуясь на товарища Амарго, который то ли втерся в доверие к лидеру, то ли чем-то его шантажирует, но манипулирует им как хочет. И своего человека сунул к нему в охрану, чтобы иметь возможность за ним следить, когда это невозможно лично. И бедный товарищ Пассионарио то ли не понимает, что с ним делают, то ли не знает, как от них отделаться. И надо непременно что-то с этим делать, вот только он еще не придумал, что. А пока он не придумает, очень просил не заводить разговоров с бедным обманутым вождем на эту тему. Он либо не поверит, если настолько им доверяет, либо будет начисто все отрицать, если его чем-то запугали. Товарищ Сорди сам приложит все усилия, чтобы его переубедить, а уж потом...

— Понятно, — тихо сказал Пассионарио, отпуская плечо собеседника. — А потом, значит, если дойдет до открытого конфликта, вы должны будете встать на его сторону. О небо, какой же я в самом деле идиот...Спасибо, дон Аквилио, что вы мне все рассказали.

— Правда? — искренне обрадовался начальник охраны. — Я колебался, не знал, стоит ли в самом деле об этом молчать... Значит, я правильно поступил, рассказав вам все?

— Абсолютно правильно, — заверил его шеф. — И надо было это сделать с самого начала. Я вас очень попрошу... если Сорди придет в мое отсутствие, пусть обязательно меня дождется. И вы все чтобы были на месте. Мне надо с ним поговорить. Так же откровенно, как с вами. А теперь извините...

И он быстро кастовал телепорт, пока дон Аквилио не возобновил разговор о том, что ему нельзя никуда ходить без охраны.

Первым делом он наведался на скалу, чтобы пособирать там все, что осталось после “уединенной медитации”, то есть одежду, одеяла, мусор и остатки травы. На скале его ожидал сюрприз.

— Мафей? Ты что здесь делаешь? — удивился Пассионарио, увидев печального принца, который восседал на его любимом камне. — А что это с тобой? Ты выглядишь, словно после недельного загула.

— Я уж думал, ты вообще не придешь, — вздохнул Мафей. — Ты что, не чувствовал, как я тебя звал?

— Нет. Наверно, меня разговорами отвлекали. А что с тобой случилось? — он подошел ближе и, тут же унюхал, что от юного эльфа несет перегаром, как от заправского пьяницы. И мигом все понял. — Ты что, додумался пить с моим папой?

— Твой папа — потрясный мужик, — вздохнул Мафей. — Но здоров же он пить...

— И ты вздумал тягаться в этом деле со столетним эльфом? Зачем же было так напиваться?

— Откуда же я знал... сколько его много, а сколько — в самый раз! Я еще никогда не пробовал...

— Понятно, — кивнул Пассионарио, усаживаясь на землю. — И как ты себя чувствуешь?

— Да уже лучше, чем с утра. Меня Оливия каким-то зельем напоила... Я же сам себя лечить не умею... А ты как? Напугал ты меня вчера...

— Я и сам напугался дальше некуда... Тебе никогда не снился конец света?

— Конец света будет наяву, когда я явлюсь домой, — снова вздохнул Мафей.

— Да, представляю, что тебе скажет наставник... — посочувствовал Пассионарио. — Что ж ты так?.. Значит, тебе понравился мой папа? Что он тебе еще рассказал полезного, кроме того, что напоил до поросячьего визга, проколол ухо и подарил несколько безделушек?

— Еще он меня противозачаточным заклинаниям научил.

— Узнаю папу, — слабо улыбнулся Пассионарио. — Еще, наверное, и советов полезных надавал... на эту же тему.

— Ну, на эту тоже. А, и еще научил ушами шевелить. А тебе нравятся эти птички?

— Нравятся. Мне папа тоже часто такие штучки дарит. Он их сам делает. Он тебе говорил?

— Нет. Я как-то постеснялся спрашивать, где он их берет...

— Он их сам делает. Он очень здорово режет по камню. Ну, так же, как ты рисуешь, я пишу стихи... и так далее. Ты их не очень демонстрируй при дворе, а то я Эльвире таких подарил штук пять уже... Заметят, что похожи.

— Поздно, — вздохнул Мафей. — Я уже продемонстрировал. Все, что только можно. И птичек, и свою пьяную морду, и твоего папу.

— Папа что, допился до того, что решил сходить в гости к Шеллару, как я тогда?

— Нет, он решил сходить в гости к дамам, — пояснил Мафей. — А я спьяну не придумал ничего лучше, как привести его к нашим придворным. Кстати, ему очень понравилась Эльвира. Он сказал, что у тебя есть вкус.

— Он не додумался ее у меня отбивать? — встревожился Пассионарио.

— Нет. Он отмочил кое-что получше. У нас там есть такая Акрилла...

— Знаю, Эльвира мне рассказывала, как она падала в обморок. Так что?

— Так вот, она опять упала в обморок.

— От восторга?

— Это твой папа подумал, что от восторга. А на самом деле с перепугу, как всегда. Твой папа собрался снять штаны и показать Камилле, что у него там есть. Так на этот раз Акрилла даже не дождалась, пока он их снимет, и сразу упала в обморок.

— А он снял? — слегка оживился Пассионарио.

— Не успел. Камилла с Вероникой тоже не дождались, пока он их снимет, и вцепились друг дружке в волосы.

— О, я вижу, папа имел бешеный успех среди ваших дам! И кто победил?

— Никто. Он подцепил Акриллу. Пока она в обмороке валялась. А потом мы с ним расстались, я пошел на сеновал, а он куда-то в другое место. И я теперь боюсь представить, что скажет Акрилла...

— Да не бойся, — утешил его старший товарищ. — Она останется довольна. Папа, конечно, с причудами, как все эльфы, но он же не извращенец. Не будет же он ее втихомолку трахать, пока она в обмороке. Приведет в чувство и безукоризненно соблазнит. Это он умеет, он вообще большой любитель соблазнять целомудренных девиц... и большой специалист в этом деле. Со столетним опытом. Так что, если она тебе не скажет “спасибо”, то я плохо знаю своего папу.

— Да это, в общем, не самое страшное, — в очередной раз вздохнул Мафей и жалобно посмотрел на друга. — Ты лучше мне посоветуй, что мне делать, когда меня спросят, кто этот эльф и где я его нашел? И еще... я тебе не говорил, не хотел тебя отвлекать, пока ты тут сидел... Шеллар тебя вычислил. Я ничего ему не говорил, он сам как-то узнал. Может, придворные дамы заметили тебя у Эльвиры и настучали, а может он заметил, что я с кем-то общаюсь... В общем, он просил, чтобы ты пришел к нему и представился. Что мне теперь со всем этим делать? Я просто боюсь идти домой, если честно. Я боюсь, что мэтр меня поймает на вранье. Не получается у меня хорошо врать, все меня ловят. И наставник, и Шеллар, и даже твой друг Амарго... Орландо, что мне делать?

— Шеллару передай, что я к нему приду. Когда разберусь со своими проблемами здесь и немного оклемаюсь, а то мне даже ходить трудно. А мэтру скажи... А скажи так, чтобы не врать, чтобы было почти правда. Что ты попал в одно место, назвать которого не можешь, потому как тебя не убили под честное слово, что будешь молчать...

— Он сразу решит, что я ходил по притонам.

— Ну, не упоминай, что тебя чуть не убили. Кстати, если бы это был не Амарго, а кто-то другой, могли и убить. Так что не показывайся здесь.

— Хорошо. А как я попал в это место?

— Да очень просто. Сбой при телепортации, попал, сам не знаешь куда.

— Орландо! — жалобно простонал Мафей. — У меня не бывает сбоев при телепортации! Мэтр мне не поверит!

— Не бывает? Проклятье, ну почему у нормальных людей не бывает, а меня вечно в другие миры заносит... А ты тогда скажи, что хотел попасть куда-то без четких ориентиров. К примеру, в гости к дедушке. Или просто экспериментировал, опять же, без четких ориентиров...

— Так ведь опять вранье получается.

— Тогда знаешь, что? Пойди к Шеллару, объясни ему, что это я тебя с папой познакомил, и попроси, чтобы он что-то придумал. У меня и так голова набекрень после этих видений и всего прочего, и совершенно не соображает...

— У него завтра свадьба, — вздохнул Мафей. — А тут я со своими пьянками... А что с Диего?

— Схватили его, как ты и предсказывал. Сейчас Амарго его ищет. Должен найти, обязательно. А знаешь, что? Скажи, что ты с папой у Ольги познакомился. Что он там Кантора искал. Вранье, конечно, но если попросишь Ольгу подтвердить, может сойдет.

— А с чего бы он его там искал?

— А он его прадедушка. На самом деле они не общаются, но этого же никто не знает. Может, правда сойдет. Не знаю.

— Что, он его прадедушка? То есть, Диего — твой внучатый племянник? — повеселел Мафей.

— Вроде того. Правда, мой покойный брат был старше меня лет на сорок, и я его никогда не видел, но все совершенно верно.

— Орландо, а почему они не общаются? Они не любят друг друга за что-то?

— Да почему? Просто папа со мной-то раз в год по обещанию общается, это с родным сыном. А что уж говорить о каких-то там правнуках. А что ты там вчера говорил о свадьбе Шеллара? Он там какие-то меры принял...

— А, говорил. Он ограничил круг гостей, сократил церемонию и поднял на уши всю службу Безопасности. На свадьбе в зале будет куча агентов Флавиуса, так что, ты не вздумай приходить. Засекут и еще за убийцу примут.

— Жаль. Я хотел посмотреть. Может, чем-то помог бы... гостей прослушал... хотя, ерунда все это. Достаточно надеть амулет вроде того, что носит Кантор, и никто тебя не прослушает. Да и вряд ли я буду в состоянии... Мафей, ты вот что... если мой папа еще объявится и начнет учит тебя курить траву и нюхать “пудру”, откажись под любым предлогом. Я, конечно, не думаю, что он объявится, но на всякий случай, чтоб ты знал. С перепою утром просто болит голова, и то неприятно, а от передозировки наркотиков можно и вовсе не проснуться. А папа как ударяется в загул, совершенно забывает, что доза — понятие индивидуальное, и всем сыпет, как себе. Если тебе уж так захочется, я тебя лучше сам научу. А еще, чтобы ты не был так шокирован, если вдруг что... эльфы почти поголовно бисексуалы. Да не делай такие глаза, папа порядочный эльф и не будет тебя домогаться, но предложить может. А вообще-то, можешь о нем смело забыть на ближайшие несколько лун. Если не навсегда.

— Так что, — огорчился Мафей. — Он больше не придет?

— Скорей всего, нет. Хотя, никогда наперед не знаешь, что ему в голову взбредет. Эльфы — существа стихийные... Ладно, Мафей, мне надо идти. У меня там кое-какие дела есть. Я завтра к тебе загляну, если буду в состоянии. Узнаю, что из всего этого выйдет. А ты не сиди здесь, иди домой, пока твой наставник не начал тебя искать. А то я подозреваю, что если маг такого уровня начнет искать ученика, то найдет и здесь. А мне только его здесь не хватало для полного счастья. Удачи тебе в твоей нелегкой беседе с наставником.

— Ох, и будет мне... — вздохнул Мафей.

— Да что тебе сделают? Бить ведь не будут. Посмотри на вещи проще. Ну, влетит тебе за пьянку и неподобающее поведение. Ну, может еще за вранье влетит, если поймают. Ну, накажут как-нибудь... не больно, во всяком случае. У меня был один, с позволения сказать, наставник... в давние времена, когда я безуспешно пытался выучиться какому-нибудь ремеслу. Так он меня за каждую испорченную заготовку бил палкой по чем попало. Даже Кантор как-то раз сломал на мне подставку от пюпитра, хотя вообще-то в те времена он был парень добродушный... А сейчас я был бы рад хоть какому наставнику, лишь бы меня по-человечески учили магии, а не так, как я сам учусь. Твой мэтр как, берет учеников?

— Очень редко, — признался Мафей. — И непонятно по каким принципам. Сейчас у него кроме меня никого нет.

— Знаешь что... Если он тебя уж так прижмет, что ты ему обо мне скажешь...

— Я не скажу.

— Если он над тобой поколдует, как следует, скажешь. Так вот, если уж до этого дойдет, замолви за меня словечко. Может, все-таки возьмет. Помнишь, Кантор спрашивал, про столб света у Шеллара? И ты говорил, твой наставник обещал, что тот, кто догадается, будет у него лучшим учеником?

— А ты что, догадался? — заинтересовался Мафей. Даже с камня спрыгнул.

— Не уверен, но по-моему, это то, что я думаю. Оригинальная комбинация Луча и Тени. Луч и так ненормально огромный, а тень его еще и рассеивает слегка, поэтому он так выглядит.

— А как ты догадался? — ревниво вопросил Мафей. Видимо, профессиональная зависть взыграла.

— А ты видел, какой Луч у Амарго? — улыбнулся Пассионарио. — Или с перепугу не посмел в него заглядывать?

— Почему с перепугу? — обиделся Мафей. — Просто не до того было. А разве он алхимик?

— Он алхимик-воин. У нас вообще здесь очень много мультиклассов. В горы шли все, независимо от класса... и все становились воинами. Алхимики-воины, мистики-воины, воры-воины, даже барды-воины есть... Ладно, давай прощаться. А то меня, наверное, уже хватились. Тебе не трудно будет сейчас перебросить меня домой?

— К тебе в хижину? Нет, не трудно. — Мафей спрыгнул с камня. — Вставай.

— Спасибо. Удачи тебе еще раз.

— И тебе, — вздохнул Мафей. — В твоих таинственных делах.

“Таинственные дела” товарища Пассионарио уже ожидали его в комнате. Разумеется, не успел Амарго выйти за дверь, как Сорди уже тут как тут и отчитывает бедного дона Аквилио за то, что впустил. А заодно и за то, что отпустил дорогого вождя без охраны. Правда, при виде телепорта он сразу же заткнулся, вспомнил, что отчитывать начальника охраны тут и без него есть кому.

— Товарищ Пассионарио! — взволнованно воскликнул он. — Где вы пропадаете? Вам лежать нужно, а не по делам бегать! Мы все уж не знали, что и думать!

— Ну что вы, — чуть улыбнулся Пассионарио и опустился на ближайший стул, внимательно всматриваясь в заботливого полковника. — Со мной все в порядке. Вы, наверное, хотели узнать, что здесь вчера произошло, не так ли?

— Да нет, мне уже рассказал дон Аквилио... Хотя кое-что мне все же непонятно. О каких таких эльфах он толкует?

Дон Аквилио вдруг расхохотался. Как-то не к месту и без всякой видимой причины.

— Ох, вы бы видели этих эльфов! — еле выговорил он, задыхаясь от смеха. — Пьяные в стельку, сидели тут, уважали друг друга...

Пассионарио снова улыбнулся, полюбовался на хохочущего взахлеб начальника охраны и невинно поинтересовался:

— Скажите, полковник, вы носите амулет, экранирующий от эмпатического воздействия?

— Я? — вознегодовал Сорди. — Как вы могли такое подумать? Это Амарго общается с вами исключительно экранировавшись предварительно, чтобы вы не могли его прослушать. А я никогда не надевал подобных амулетов.

— Тогда почему вы не смеетесь? — неожиданно резко спросил Пассионарио. Улыбка мгновенно исчезла с его лица, и оно стало жестким и безжалостным, а в глазах появился недобрый огонек. — Снимайте амулет. Вы попались.

Пойманный с поличным полковник сориентировался мгновенно. Быстро обернувшись к начальнику охраны, он с величайшим состраданием в голосе произнес:

— Вы видите, до чего они его довели? Я знал, что это добром не кончится. Скорей позовите ваших ребят, скажите, что товарищ Пассионарио сошел с ума и его надо срочно схватить и уложить в постель. И лечить. А я пока подержу его, чтобы больше никуда не убежал и ничего с собой не сделал.

— Ну-ну, подержите, — злорадно усмехнулся “сумасшедший” вождь и нахально протянул ему руку. — Попробуйте. Вы же у нас отважный человек.

Полковник на несколько секунд заколебался, изучая протянутую ему руку, поскольку отлично знал, как товарищ идеолог гладит штаны и вовсе не хотел ухватиться за раскаленный утюг. А тем временем Пассионарио свободной рукой провел в воздухе несколько магических линий, обездвиживающих противника, и с благодарностью вспомнил Мафея, который его этой полезной вещи обучил.

— И опять вы попались, — так же злорадно сообщил он, залезая за ворот неподвижному Сорди и сдергивая с него амулет. — А говорили — не носите. Опять обманули? Дон Аквилио, вы куда? Сядьте на место и наденьте вот это.

— Зачем? — совершенно растерянный начальник охраны осторожно взял протянутый ему амулет и подозрительно уставился на шефа, видимо, пытаясь определить, не сошел ли он в самом деле с ума.

— Дон Аквилио, бегите скорей, пока он и с вами ничего не сделал! — в панике закричал пленник. — Позовите кого-нибудь! Вы же видите, он не в себе!

— Наденьте, наденьте, — настойчиво повторил Пассионарио, не обращая внимания на вопли. — Он предохраняет от эматического воздействия. Я сейчас буду допрашивать этого обманщика, и... не хочу, чтобы вам тоже досталось. А вы посидите и послушайте.

— Вы что, будете его... пытать? — подозрительно поинтересовался дон Аквилио, все-таки надевая на шею амулет.

Пассионарио нехорошо усмехнулся.

— Что вы, зачем? Я, конечно, могу, да и есть у меня такое желание, если честно, за то, что он сделал из меня дурака и за то, что подставил Кантора. Но в этом нет необходимости. Вы никогда не задумывались, зачем это вообще делается? Зачем, чтобы принудить человека к чему-либо, ему причиняют боль?

— Чтобы сломить его, — предположил начальник охраны.

— Примерно да. Чтобы ему стало страшно. Чтобы животный инстинкт подавил в нем волю к сопротивлению. Это грубо, конечно, но очень действенно. — Он отбросил со лба длинную растрепанную челку, наклонился к полковнику Сорди и положил руки ему на плечи. — Так вот, нам совершенно не нужно пытать полковника, чтобы ему стало страшно. Верно, полковник?

Что касается Мафея, то он, подумав предварительно некоторое время, решил все же не приставать к кузену перед свадьбой и не нагружать его своими проблемами. Но и появляться на глаза наставнику тоже было как-то боязно, поэтому он решил для начала наведаться к Эльвире и немного определить обстановку. Эльвиры в комнате не было, так что пришлось топать за ней в общую гостиную, где дамы собирались на посиделки и где вчера произошло явление двух пьяных эльфов народу. Подойдя к двери, он услышал голос Акриллы, и слегка успокоился. По крайней мере, она вернулась, и то хорошо.

— Скажите просто, что вам завидно! — возглашала она каким-то совершенно необычным для нее уверенным насмешливым тоном. — Что вам всем так хотелось переспать с эльфом, что вы чуть не поубивали тут друг дружку, а он достался мне, и теперь вам ничего не остается, как дразниться. И между прочим, — добавила она, видимо, чтобы окончательно добить подруг. — Он мне сказал, что для них целомудренные человеческие женщины — самый писк. Потому что эльфийки этого анатомического нюанса не имеют от природы.

Мафей тихонько хихикнул, потом поспешно придал своему лицу серьезное выражение, и толкнул дверь.

— Доброе утро, дамы! — серьезно и торжественно начал он, но дамы своим дружным хохотом немедленно сбили ему весь серьезный настрой.

— Ой, ваше высочество! — радостно вскрикнула Вероника. — Как ваше здоровье?

— А ваш друг еще нас как-нибудь навестит? — с интересом мурлыкнула Камилла. — Очень, все же, хотелось бы.

— Где ты был? — накинулась на него Эльвира. — Мэтр тебя ищет с самого утра! Он уже в замок Арманди смотался!

— Мафей трахаться ночь и день? — предположила Сюань.

— Эх ты! — усмехнулась Акрилла. Как-то совершенно непохожа она была на себя после этой прогулки с эльфом. Не такая какая-то. — Ты чего с нами не пошел? Пока ты там валялся на своем сеновале, я была в гостях у Хоулиана, в настоящем эльфийском лесу! Хоть бы посмотрел!

— Я был не в состоянии ходить в гости, — отговорился Мафей и продолжил, изо всех сил стараясь оставаться серьезным: — Уважаемые дамы, позвольте принести вам свои извинения за мое неподобающее состояние и недостойное поведение... — при виде хихикающих дам его опять разобрал смех, непослушные губы начали расползаться в улыбке, и он добавил, уже не в силах удержаться: — А также за то, что эльфов на всех не хватило.

Дамы снова дружно расхохотались, а Мафей тем временем мигнул Эльвире и откланялся, не став отвечать на больной вопрос, откуда он выкопал этого эльфа.

Эльвира догнала его в коридоре, оглянулась по сторонам и потащила в свою комнату.

— Где ты был? — повторила она, запирая дверь. — Тебя ищут. Мэтр был в замке, познакомился с твоей подружкой и узнал, что ты два часа, как ушел. Ты к... нему ходил?

— Да, — кивнул Мафей, мигом вспомнив о своих проблемах и перестав веселиться. — К нему.

— Видел его?

— Видел.

— Почему он не приходит?

— Ему плохо... да и выглядит он не лучшим образом, не хочет тебя пугать и расстраивать.

— Что с ним случилось? Он заболел?

— Не то, чтобы заболел... Захочет, сам расскажет. Я не знаю, собирается ли он тебе сказать, или нет, а то между нами, магами, это одно, а ты... В общем, он тебе сам расскажет.

— Скажи ему, чтобы не приходил сюда, — попросила Эльвира. — Может, как-нибудь иначе будем встречаться, но сюда нельзя. Его здесь засекли, и его величество все знает.

— А, я ему говорил. Шеллар и тебя просил ему передать, чтобы пришел и представился?

— Он и тебе это говорил?

— Да, и мне. Да ты не переживай, я ему все сказал. Он, может, и придет, если надумает. Ты мне лучше скажи, мэтр как, очень сердитый?

— Да вроде нет... но разве ж по нему точно скажешь. Боишься, что попадет за твои штучки?

Мафей вздохнул.

— Боюсь, что начнет спрашивать, где я с эльфом познакомился.

— А где? Ах, да, ты же говорил... Это Карлсон вас познакомил, да? И ты боишься, что...

— Ваше высочество! — раздалось из-под потолка. — Вы уже во дворце?

Мафей вздрогнул и почти машинально ответил:

— Да, мэтр.

— Извольте немедленно появиться в вашей спальне.

— Да, мэтр... — печально повторил Мафей и, кивком попрощавшись с Эльвирой, телепортировался в свою спальню, недоумевая, почему именно в спальню, а не в учебную комнату. Не иначе, наставник за уши решил оттаскать...

Мэтр Истран сидел в кресле у зеркала, рассеянно что-то в нем созерцая. Он не выглядел ни сердитым, ни укоризненным, а скорее задумчивым и усталым.

— Доброе утро, мэтр... — робко начал Мафей.

— К вашему сведению, ваше высочество, уже одиннадцать, — заметил наставник. — Смею ли я поинтересоваться, как вы провели последние двадцать часов, которые вы отсутствовали?

Мафей глубоко вздохнул и сообщил, что провел это время не самым подобающим образом, в чем очень раскаивается и не хотел бы распространяться о подробностях. А также, что полностью осознает свою вину и готов понести соответствующее наказание, но рассказывать о своих похождениях ему стыдно.

Мэтр чуть улыбнулся.

— Что ж, ваше высочество, мне было отрадно видеть ваше раскаяние, хотя оно и не столь глубоко, как вы пытаетесь меня убедить. Следовало бы, конечно, надрать вам уши, которые вы, я вижу, начали украшать на эльфийский манер. Или воспользоваться методом некоего безымянного наставника, который учил вашего друга ремеслу, то бишь, палкой.

Мафей ужасом воззрился на наставника, затем перевел взгляд на зеркало. В зеркале отражалась не комната, где оно стояло, а знакомая площадка с кострищем и одиноко торчащим высоким камнем. Тем самым камнем, с которого он слез десять минут назад.

— Однако у меня есть основания сомневаться в действенности такого метода, — уже с легкой насмешкой продолжил мэтр Истран, заметив его испуг. — Поскольку, как я понял, ни плотника, ни сапожника из вашего друга так и не получилось. И, между прочим, можете ему передать, что он был совершенно прав, и что я охотно позанимаюсь с ним... факультативно. Насколько я понимаю, посвятить все свое время обучению он не имеет возможности?

Мафей судорожно кивнул, не отрывая глаз от зеркала.

— Должен также заметить, — продолжал мэтр, — Что ваш друг был прав и в том, что советовал вам остерегаться экспериментировать с наркотиками в компании эльфа, а также насчет их нечеткой сексуальной ориентации. И со своей стороны осмелюсь дать вам совет, а то я вижу, ваш новый знакомый научил вас всяческому непотребству, вместо того, чтобы научить чему-то полезному. Если он все-таки появится, попросите, чтобы он научил вас регенерировать. Я подозреваю, что вы на это вполне способны, но ни один человек вас этому не научит. Даже я. Людям это просто не дано. Где вы только что были, когда я с вами разговаривал?

— У придворных дам, — ответил Мафей, не зная, радоваться такому повороту дел или же отчаиваться. — я заходил к ним извиниться за вчерашнее... и узнать, как там все-таки Акрилла.

— Отрадно слышать, что вы сделали это без напоминания. И как же она там?

— Хвастается вовсю. Она... изменилась.

— Вы на себя посмотрите, ваше высочество. Как изменились вы от общения с этим непутевым эльфом. А ведь вы с ним просто общались, до секса у вас, хвала богам, не дошло. Во всяком случае я на это надеюсь.

— За кого вы меня принимаете! — обиделся Мафей, немедленно заливаясь краской. — Этого еще не хватало...

— В таком состоянии, в каком вы вчера пребывали, судя по описанию, бывает всякое, — заметил мэтр Истран. — Да вы садитесь, что вы стоите. Я хотел вас кое о чем расспросить. Ваш друг... Орландо, кажется так его зовут?

— Да, — еще сильнее зарделся Мафей. — Только это тайна.

— Понятно. Так вот, я заметил, что он выглядел не совсем здоровым, но через зеркало в человека нельзя заглянуть как следует. У меня сложилось впечатление, что он перенес нервный срыв или что-то в этом роде. Смею все же надеяться, что его состояние не есть следствием злоупотребления наркотиками. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Он... — Мафей тяжко вздохнул, понимая, что всякие попытки что-то скрывать окажутся бесполезными. — Он... у него есть дар ясновидения.

— Ага, — протянул мэтр. — И он, видимо, слабый и стихийный, и нуждается в стимуляции?

— Да, — кивнул Мафей. — Поэтому он провел на скале двенадцать дней, пытаясь добиться видений... которые ему были нужны. О будущем... ну... о своем, так сказать, политическом будущем.

— И как он этого добивался?

— Как обычно. Пост, медитация и наркотики. А нервный срыв, как вы говорите, у него случился из-за того, что он увидел что-то страшное.

— Я догадываюсь. Он говорил вам что-то о конце света, если я не ошибаюсь, но вы не стали поддерживать разговор на эту тему. А напрасно. Я очень хотел бы узнать, что же он все-таки увидел. Действительно конец света, или просто собственную смерть. Неопытные ясновидцы часто путают эти две вещи. Впрочем, я надеюсь, что у нас еще будет возможность поговорить на эту тему. И еще я хотел спросить о завтрашней свадьбе его величества. Он делал какие-то предсказания об этом?

— Да, — вздохнул Мафей. — Я уже все сказал Шеллару.

— Ах, вот почему он так решительно отбросил вариант несчастного случая. А мне не сказал... Ну что ж, ваше высочество, пойдите, пожелайте доброго утра его величеству, а то ведь он за вас тоже переживает, как будто ему больше не о чем переживать... Одна эта свадьба чего стоит. Кстати, что это мне рассказали о каком-то магическом поединке, в котором вы сразили бакалавра школы Змеиного глаза Алоиза Браско, заточив его в глыбу льда? Во-первых, я вас этому не учил, а во-вторых, с каких это пор ученикам разрешены поединки?

— Да никакой это был не поединок... — засмущался Мафей. — Он просто на меня напал, не спрашиваясь, хочу я с ним драться , или нет. А со льдом у меня случайно получилось. Наверное, что-то перепутал.

— Вот как? И вы хотите сказать, что это не ваш друг Орландо научил вас этому милому фокусу?

— Нет, — невинно похлопал глазами Мафей. — Он меня учил другим фокусам, но у меня что-то плохо получается. Он сказал, это потому, что огонь — не моя стихия.

— Совершенно верно, ваши стихии — вода и воздух. А он, значит, по огню?

— Да, — чуть улыбнулся Мафей, радуясь, что отмазался. — Он ладонью гладит штаны... И вообще... Можно мне идти? А то ведь Шеллар переживает...

— Идите, — засмеялся маг. — А то ведь... впрочем, ладно, идите. И впредь вас убедительно попрошу предупреждать меня, если куда-то уходите. И больше не пить на равных со столетними эльфами.

— Ну, и что? — сказал где-то вверху низкий мужской голос с четкими властными интонациями. Кантор сначала не понял, откуда он раздается, с крыши, что ли? Затем, ощутив щекой холодную твердую поверхность, понял, что уже не висит, а лежит на полу, потому и голоса доносятся сверху.

— Ничего, — флегматично откликнулся палач. — Молчит.

— Совсем молчит? — уточнил властный голос.

— Не совсем, разумеется. Очень живописно матерится, причем на чистом голдианском почти без акцента. Но по делу ничего пока не сказал.

— Стареешь, Тедди, — заметил собеседник. — Вторые сутки ты с ним бьешься, и ничего?

Тебе б такое “ничего”, падла, подумал Кантор. Мама, больно-то как... Он сдержал стон и неподвижно затих, чтобы господа, не приведи небо, не заметили, что он пришел в себя, и не продолжили свои навязчивые беседы.

— А я говорил! — злорадно вклинился еще один голос. Кажется, это был тот самый говнюк, который чуть не оторвал ему ухо, а потом вел допрос, если можно так выразиться, поскольку он все время психовал, бегал по камере и ругался с палачом. — Я говорил, что надо не так! Если бы ему одно яйцо отрезали, как я советовал, он бы все тут же рассказал, чтобы второе спасти.

— И он бы через полчаса врезал дуба, так ничего и не сказав, вот было бы замечательно! — ядовито огрызнулся палач. — Господин Крош, нельзя ли забрать отсюда этого нахального дилетанта, который мешает мне работать своими дурацкими советами и ведет себя, как истеричная барышня?

— Видишь ли Тедди, у него есть на то причины, — с легкой насмешкой прогудел властный голос. — Он здорово провинился на днях, и босс на него сердит. Этот болван упустил второго мистралийца, и тот, разумеется, предупредил остальных. Вот он теперь и пытается хоть из этого что-то выжать, чтобы реабилитироваться. Хотя я сомневаюсь, что мы их найдем. Они наверняка уже смылись за эти сутки.

Значит, Рико все-таки ушел. Хоть это хорошо. Но раз его упустили, значит, за ним гонялись, а раз они за нм гонялись, то уж конечно он не мог за ними проследить. Так что, где сейчас находится многострадальный товарищ Кантор, ни одна собака не знает, и ждать помощи неоткуда.

— Не могли они смыться! — горячо возразил провинившийся. — Их по всему городу высматривают, на всех дорогах наши люди стоят. Не могли восемь мистралийцев так просто смыться, чтобы их никто не заметил. Затаились где-то, и ждут. И он знает, где, вот чтоб я сдох, знает! Господин Крош, разрешите мне самому с ним разобратся, по-своему, и он все скажет! А то Тедди будет еще три месяца возиться по своей системе.

— Нет, он меня достал! Господин Крош, я не желаю больше работать с этим типом! Или уберите его отсюда, или я уйду и пусть сам попробует.

— Перестаньте ругаться, — одернул властный голос. — Тедди, твои прогнозы?

— Ничего он не скажет, пустая трата времени. Если Фернану уж так хочется, пусть попробует ему что-нибудь отрезать, но это не поможет. Я, конечно, могу продолжить, если скажете, но я бы вам посоветовал не терять время и пригласить другого специалиста. Так будет и проще, и вернее, и намного быстрее, хотя и дороже.

— Я всегда удивлялся твоей проницательности, Тедди. Четверть часа назад босс сказал мне то же самое. Так что приведите его в чувство, умойте, и пусть охрана доставит... я им покажу, куда. Он в состоянии идти?

— Вполне, — ответил палач, снова возвращаясь к своему обычному флегматичному тону. — К счастью, я не следовал советам Фернана, так что ходить наш объект в состоянии. Только зачем его rуда-то водить?

— Ты что, думаешь, я приведу мэтрессу Джоану в это помещение? Да она нас на фиг пошлет и денег никаких не захочет. Сам ведь знаешь, волшебницы вообще капризные, а уж она так и вовсе, аристократка в пятом поколении, не плюйте рядом.

Услышав это, Кантор тихо похолодел. Как же он мог забыть, что он тут не в Мистралии, а в цивилизованной стране, и имеет дело не с лохами, а с солидными и состоятельными людьми. А такие люди, если им что-то очень надо, да еще срочно, не будут две недели мытарить пленника в подвале в надежде, что он все-таки расколется, а пригласят в частном порядке сканирующего мага и решат проблему быстро и качественно. Проклятье! Не надо было вообще даваться живым... И что теперь делать?

— Знаю, — как-то неприязненно отозвался палач. — Сталкивался я с вашей капризной дамой... И напрасно вы думаете, что его надо приводить в чувство. Он просто прикидывается, а на самом деле давно очнулся, только молчит и лежит тихонько, чтобы не привлекать к себе внимания. Так что вы смотрите, пусть его держат покрепче, а то еще по пути попробует что-то выкинуть. Он ведь все слышал.

“Откуда ты взялся, такой умный!” — в бессильной злобе подумал Кантор, который как раз только начал думать, что можно сделать в его положении. Как вывернуться, чтобы не попасть в лапы капризной волшебнице, которая наверняка выпотрошит его до последней мыслишки. Не только, где ребята и где Амарго, а даже в какой позе он когда-то трахал Патрицию... Вот ведь влип...

— И кстати, — продолжил сообразительный Тедди. — Он что, маг, что на него полиарг надели?

— Не знаю, — ответил господин Крош. — В группе был один мистик и один вроде бы маг или что-то вроде того, так что на всякий случай... Он хотя бы сказал, как его зовут, или и об этом промолчал?

— Не сказал. Что очень, должен заметить, неудобно... Ну, ты, вставай, хватит притворяться.

Кантор пошевелился, чуть приподнял голову увидел прямо перед своим носом чьи-то сверкающие сапоги.

— Шевелись, скотина! — зло выкрикнул Фернан, и Кантор получил увесистый пинок в живот. По счастью, засранец промахнулся, а то могло быть и хуже. Однако и так приятного было мало.

— Иди на... — отозвался Кантор, снова растягиваясь на полу. Хозяин сверкающих сапог засмеялся.

— Действительно, почти без акцента. Фернан, перестань. Поздно теперь ногами размахивать. Без тебя раберутся. И должен тебе сказать, ты и в самом деле дурак. Если ты так уж хотел как-нибудь загладить свою вину, тебе надо было не топтаться тут и не мешать специалисту, а вывернуть карманы и самому за свой счет нанять мага. Тогда бы у тебя все получилось наверняка. А так, сколько бы ты ни пинал этого упрямого мистралийца, босс этого все равно не оценит. Ему нужен результат, а не старания. Понял?

Блестящие сапоги развернулись, исчезли из поля зрения и затопали к выходу.

— Вставай, — повторил палач. — Вода в углу направо от двери, можешь умыться. Только без фокусов.

Кантор простонал что-то неразборчивое, привстал и огляделся. Вырваться, конечно, не удастся, у двери два мордоворота стоят, но если добраться до столика с инструментами, то при известном везении можно успеть схватить что-нибудь острое... и исправить досадную ошибку, которую он допустил, давшись им в руки живым. Только сначала надо все-таки доползти до ведра с водой. Хоть немного прийти в себя, собраться с силами... и в конце концов, имеет он право на глоток воды перед смертью?

Он поднялся на четвереньки и в таком положении пополз в указанный угол, всем своим видом давая понять, что на большее не способен. Ползти в наручниках было демонски неудобно, наверное, со стороны он выглядел, как хромая собака, и это должно было убедительно доказать присутствующим, что объект в самом плачевном состоянии. Хотя, если честно, так оно и было, и притворяться особенно не приходилось.

Вода в ведре была такая холодная, что у Кантора даже не возникло вопроса, насколько она чистая. Он припал к ведру, окунув в воду лицо и сожалея, что не имеет возможности окунуть туда же и спину, которая горела огнем. Что на этой самой спине творится, он предпочитал не думать, от этого становилось еще больнее. Да и не все ли равно уже...

Напившись, он погрузил в воду руки и левой ладонью кое-как обтер лицо. Делать что-либо распухшей правой было неудобно и больно, поскольку палач для своих виртуозных упражнений с пальцами выбрал почему-то именно правую. Надо хоть не забыть, инструмент хватать левой... Хотя и левая затекла в наручниках так, что с трудом слушается. Но попытаться все же надо. А вдруг получится, не бывает же так, чтобы все время не везло.

Ну прямо-таки, все время не везло, возразил вдруг внутренний голос, о существовании которого Кантор уже и забыть успел. Разве это была не самая прекрасная весна в твоей жизни?

Ну, если учесть, что она последняя, то пожалуй, проворчал Кантор. Нашел время рассуждать о прекрасном... Лучше бы чего умного посоветовал. Где ты, сука, был, когда я шел на ту проклятую хату? Предупредить не мог?

А я откуда знал, слегка растерялся внутренний голос.

Вот и заткнись, посоветовал Кантор. Достал ты меня. Вот сейчас я тебя, наконец, навеки заткну.

Голос послушно заткнулся, а Кантор вдруг подумал, что эта весна была действительно лучшей в его жизни. А слишком много счастья — не к добру. После этого для равновесия обязательно случается какое-нибудь дерьмо. Проверено на практике, уже случалось.

Он медленно встал, держась за край ведра, хоть и какая сомнительная из этого сосуда была опора, выпрямился и так же медленно, намеренно шатаясь больше, чем следовало, побрел назад. Почти поравнявшись с Фернаном, он приостановился и обратился к палачу:

— А вытереться есть чем?

— Надо же! — засмеялся тот. — Заговорил! Целых четыре слова и ни одного матюка! Сейчас дам тряпку...

Кантор подобрался, примерился, и, как только “специалист” отвернулся за тряпкой, коротко, почти не замахиваясь, ударил провинившегося засранца ногой в промежность, а затем тут же локтем в переносицу. Если честно, он давно мечтал о таком счастье. Фернан потерял равновесие и с воплем уселся задницей точнехонько на жаровню, а Кантор, несказанно этим обрадованный, метнулся к столу с инструментами, уверенный, что уж теперь-то никто его не успеет остановить — ни толстый неповоротливый палач, ни охранники у дверей, которые слишком далеко, ни Фернан, которому и вовсе не до того...

Он очень ошибся, считая палача неповоротливым. Просто катастрофически ошибся. Не успел он пробежать и двух шагов, как что-то очень тяжелое ударило его в спину, и он растянулся на полу, потеряв равновесие, которое и так давалось ему с трудом, и чуть не потерял сознание от боли. А пока он поднимался, подоспели охранники. Кантор еще успел увидеть как палач Тедди, подбирая с пола табуретку, все так же флегматично заметил, какой объект попался шустрый. А потом охранники завернули ему руки за спину, грубо прижав локти к свежим ожогам, и Кантор все-таки потерял сознание.

Тому, что свадьба его величества Шеллара III больше смахивала на похороны, никто особенно не удивился. Все прекрасно знали, что его величество — человек с большими странностями, и удивляться его неожиданным причудам перестали давно. Король решил наплевать на традиции и вырядился на свадьбу в мрачный костюм похоронно-черного цвета? Да чего тут особенного, он никогда не отличался почтением к традициям, а белый цвет он терпеть не может. Церемония была сокращена до необходимого минимума и круг гостей сужен до такой степени, что зал остался полупустым? Так ведь ни для кого не секрет, что его величество всегда отличался излишней скромностью и ненавидел долгие и пышные церемонии. Агентов службы Безопасности в зале чуть ли не больше, чем гостей? Тоже, в общем, ничего удивительного, если вспомнить, кем был в свое время принц Шеллар. Раз он уделил такое пристальное внимание вопросу безопасности празденства, значит, так надо. Он специалист, он знает, что делает. Раз делает, значит надо. Положено. Ну, мало ли, что прежний король такого никогда не делал! Нет, никто не спорит, он, конечно, хороший был человек, покойный Деимар XII, но где он теперь? И по какой причине? Вот то-то же. Уж лучше пусть оцепление в три ряда и агенты по всему залу. Не так уж сильно они мешают, зато как-то спокойнее.

Король нервничал. Он, конечно, старался, как обычно, улыбаться и не показывать своих истинных чувств, но было заметно, что он постоянно отвлекается от церемонии, вертит головой и бегает глазами по залу. Не то, чтобы он не доверял своим агентам, но все же, чем больше глаз, тем лучше. Он попросил Флавиуса лично присутствовать на церемонии и смотреть во все глаза. И даже кузена Элвиса попросил посматривать между делом, на всякий случай. И, разумеется, смотрел сам. Смотрел и ждал. Это должно было случиться именно здесь, в зале. Во время церемонии. Значит, вот-вот случится. Или все-таки нет? Может ли быть такое, что убийца просто не смог пробраться в зал из-за усиленной охраны? Может, конечно, очень даже может, но это только предположение, не дающее повода расслабляться. Церемония подходит к концу, еще минута-две, и можно будет покинуть этот зал, пронизанный страхом, напряжением и ожиданием. Покинуть и вздохнуть с облегчением. Если, конечно, ничего не случится именно в эти последние минуты. Поскольку судьба хитра и коварна, и запросто может выкинуть такой фокус именно напоследок.

Отзвучали последние слова обряда, король и его невеста были официально объявлены супругами, а ничего выдающегося до сих пор не произошло. Оркестр грянул торжественный свадебный гимн, гости поднялись с мест и зааплодировали, вразнобой выкрикивая приветствия и поздравления. В зале поднялся невообразимый шум и началось всеобщее движение, и это королю очень не понравилось. Уже наклонив голову, чтобы поцеловать невесту согласно обряду, он в последний момент не удержался и еще раз окинул взглядом зал. Как-то не верил он, что ничего не случится. Особенно в такой идеальной обстановке, когда все двигаются и галдят. Не верил, и все тут. И оказался совершенно прав.

Впоследствии, вспоминая эту историческую свадьбу, все только разводили руками. В том числе специалисты. Ну никаким образом, никакому ненормальному психу не пришло бы в голову ожидать опасности именно с этой стороны. Со стороны ложи для коронованных особ. Потому и не заметили бравые агенты Флавиуса, как императрица Лао Юй, первая жена императора Лао Чжэня, как бы между делом достала из рукава короткую духовую трубку. Одни были слишком далеко, а другие, те, что были рядом, вообще стояли к ней спиной. Однако каким-то чудом это заметил Флавиус. Он что-то крикнул, указывая на источник опасности, и бросился вперед, хотя успеть он не мог уже никаким чудом. Разумеется, его никто не услышал в таком шуме, но его внезапный рывок с места заметил король, который как раз в последний раз оглядывал зал, перед тем, как наклониться для поцелуя. Он взглянул туда, куда указал глава департамента, и встретился взглядом с хинской императрицей. В ее глазах светилось злорадное торжество, а трубка с отравленной иглой, излюбленное оружие хинских убийц, была нацелена точно в затылок невесты. Она уже набрала воздуха, и до выстрела оставались доли секунды, за которые никто не успел бы ее остановить. Король понял это моментально. И сделал единственное, что можно было успеть за эту долю секунды. Все еще держа в объятиях невесту, резко рванул ее в сторону, развернувшись вокруг своей оси и закрыв ее своей спиной. И, почувствовав короткий резкий укол под лопатку, с радостью понял, что успел. Что на этот раз судьбу все-таки поимели. И непременно стоило бы этой поиметой судьбе что-то показать, если бы... если бы не было так больно, и мир не опрокидывался перед глазами...

Кира подхватила его и осторожно положила на холодный мраморный пол, опустившись на колени рядом. Кажется, она спрашивала, что случилось. Ничего не случилось, милая. В том-то и дело, что этого все-таки не случилось!

— Кира, — сказал король. И улыбнулся. Больше он ничего не успел сказать.

Он уже не видел, как в зале начались паника и беготня, как завизжали и начали падать в обмороки дамы, как наконец опомнившиеся агенты бросились к ложе для коронованных особ.

Как взревел раненым буйволом кузен Элмар, бросаясь к нему и падая на колени рядом.

Как склонились над ним, чуть не столкнувшись головами, его придворный маг и придворный мистик, пытаясь что-то сделать, каждый по своему, и как они хором одновременно послали в определенное место принца Мафея, который лез помогать, но только мешал, по их мнению.

Как Мафей сел прямо на пол и расплакался.

Как императрица Лао Суон, одним прыжком перемахнув через два ряда кресел, заехала пяткой в переносицу императрице Лао Юй, вскричав при этом (если Флавиус не ошибся при переводе) “Я же тебе говорила, что она сука!”

Как вспыльчивый Александр ухватил за грудки императора Лао Чжэня и стал трясти его, как мешок, крича при этом нечто такое, что Костас наотрез отказался переводить.

Как, задрав юбки, лезла через лежащих в обмороке дочерей королева Агнесса, намереваясь вставить и свои пять медяков в битву двух императриц и выдрать подлой убийце все волосенки из ее навороченной прически.

Как вежливый чопорный Элвис, оглянувшись, не смотрит ли кто, аккуратно взял из рук растерянного Зиновия посох, перегнулся через спинки кресел и одним ударом послал подлую убийцу в нокаут, после чего быстро сунул посох хозяину и еще раз оглянулся — не видел ли кто?

И многое другое, столь же занимательное, но уже, увы, совершенно бесполезное.