Фредерик Пол, Сирил Корнблат. Мир Мириона Флауерса
---------------------------------------------------------------
Pohl Fr., Kornbluth C.M. The world of Myrion Flowers
and Spellcheck Афанасьев Владимир
---------------------------------------------------------------
Мир Мириона Флауерса одновременно напоминал "добрую старую Англию" и
итальянское Возрождение. В этом мире, как в идеализированной Англии, все
представители привилегированного класса были по меньшей мере друзьями
собственных друзей. Любой гарлемский бизнесмен обычно узнавал, кто
заправляет делами на музыкальном факультете Говардского
университета
[1]
, через неделю после того, как там происходили
перемены. И, как во Флоренции времен Челлини, в этом мире находилось место
для разностороннего человека. Американский негр мог быть доктором,
строителем, педагогом, политиком-реалистом.
Таким человеком и был Мирион Флауерс. Он родился в Бостоне в 1913 году.
Его отец был адвокатом и политиком-реалистом, а мать -- актрисочкой. Он
упорно трудился, и ему повезло; он поступил в университет, получил степень
доктора медицины и лицензию на право практики в штате Нью-Йорк. Все
последующие годы от него требовалась способность действовать. Разорявшаяся
строительная фирма нуждалась в небольшом капитале и человеке с некоторой
долей здравого смысла -- он приобрел акции этой фирмы. Школьный совет,
которому был нужен уважаемый человек для представительства, обратился к нему
-- он хорошо служил совету. Ему пришлось сдать пустяковый экзамен, чтобы
стать владельцем недвижимости, -- ерунда для человека, который проштудировал
десятки томов по патологии, гистологии, анатомии и фармацевтике. Если его
выступлению в пользу кандидата коалиции придается такое большое значение --
почему бы и не проголосовать за него? И когда его приглашали принять участие
в дюжине благотворительных кампаний, он охотно называл известные ему имена
нуждающихся.
Флауерс был холодным, сдержанным человеком, никогда не имевшим семьи.
Вместо детей у него были протеже -- негритянские ребятишки из приютов или
бедствующих семей. Он помогал им окончить институт и аспирантуру и
поддерживал до тех пор, пока они, по его мнению, не исчерпывали своих
способностей. При первом признаке спада он предоставлял их самим себе. В
течение многих лет отсеивался примерно каждый четвертый. Мирион Флауерс
лучше любой приемной комиссии умел разглядеть своих питомцев. Сорок два из
его подопечных уже добились успеха, когда один из них, свежеиспеченный
доктор психологии, обратился к нему с просьбой.
Протеже звали Энсел Бруб Он занял свое место среди многих других
просителей, собравшихся после обеда в гостиной бруклинского дома Мириона
Флауерса. Здесь была старуха, которая просила об отсрочке закладной и
добилась ее; был торговец, который не мог расплатиться с поставщиками и
искал поручительства доктора, но не нашел; была мать, сын которой пошел по
плохой дорожке, и муж, чья жена с каждым днем вела себя все более странно;
был домохозяин, затравленный строительным управлением, и полицейский,
который хотел добиться перевода; был человек, желавший открыть бар и
нуждавшийся в рекомендации влиятельного лица; был архиепископ, который хотел
только одного: выяснить отношения доктора Флауерса с Богом.
В 9 часов 30 минут Брубекер переступил порог докторского кабинета. Это
было всего шестое свидание его с человеком, который вытащил его из
сиротского приюта и истратил на его образование двадцать тысяч долларов.
Доктор Флауерс показался ему более иссохшим, бесстрастным и проворным, чем
когда-либо раньше. Доктор не поздравил его. Он сказал: "Итак, Брубекер, вы
получили диплом. Если вы пришли ко мне за советом, я считаю, что вам следует
отказаться от академической деятельности, особенно в негритянских
университетах. Я знаю, на что вы способны. Я бы хотел, чтобы вы испытали
силы в одной из фирм, занятых рекламой и изучением ее воздействия на
общество. Вы должны стать исследователем мотивов человеческого поведения".
Брубекер почтительно выслушал и, когда наступила пауза, проговорил:
"Доктор Флауерс, я вам очень благодарен за все, что вы для меня сделали. Я
искренне стремлюсь оправдать ваши ожидания, однако... меня привлекает
область научных исследований! Я послал вам свою диссертацию, но это только
начало..."
Мирион Флауерс мысленно нашел нужную карточку и холодно произнес:
-- "Взаимодействие топоскопических явлений, бетаволновых колебаний в
чувствительности движения спинной струны у 1107 произвольно выбранных
подростков". Очень хорошо. Теперь, когда у вас есть хорошая вывеска --
звание доктора психологии, можно ожидать, что вы преуспеете в том деле, к
которому вас готовили.
-- Да,.. Я бы только хотел показать вам...
-- Я не желаю, чтобы вы превратились в подобие милого старого Джорджа
Вашингтона Карвера
[2]
, смиренно согнувшегося над бумагами и
пробирками. Научная деятельность -- это не то, что нужно в настоящий момент.
-- Но, сэр, я...
-- Америкой управляют правительство и администрация больших корпораций,
куда я пытаюсь проникнуть, -- продолжал доктор Флауерс. -- Я хочу, чтобы вы
стали управляющим большой корпорацией, Бруб Для этого вас учили. Как
раз сейчас вы можете зацепиться. Я не допускаю мысли, что вы не попытаетесь
это сделать.
В отчаянии взглянув на доктора, Брубекер закрыл лицо руками. Его плечи
вздрагивали.
-- Я вижу, вы отказываетесь. Прощайте, Брубекер, и больше не
попадайтесь мне на глаза, -- презрительно проговорил доктор Флауерс.
Молодой человек, спотыкаясь, вышел из комнаты, держа в руках большой
кожаный чемодан, который ему так и не позволили открыть. Он собирался
ошеломить своего благодетеля и не предвидел сложившейся ситуации. Ему
оставалось только опять возвратиться в свой университет, где, может быть, он
получит стипендию прежде чем израсходует свои небольшие сбережения. Но
особенно надеяться на это не приходилось. Никаких предложений ему не делали
и некому было дать ему дельный совет.
Когда он на Центральном вокзале сел в ночное чикагский поезд,
настроение его не улучшилось. Он пришел одним из первых и занял место у
окна. Свободное место рядом с ним несколько раз пытались занять пожилые
дамы, обремененные багажом, юноши в форме Плющевой Лиги
[3]
,
коммивояжер с картонками, но все они неуклюжи ускользали, как только
обнаруживали, что им придется сидеть рядом с
гориллой-неучем-крокодилом-пьяницей-насильнком-черномазым бандитом, которым
был в их глазах доктор Энсел Бруб
Однако в конце концов нашелся человек, разделивший его одиночество.
Парень, что с довольным видом шлепнулся рядом с ним, как только поезд
тронулся, принадлежал к тому сорту людей, которые Сами по Себе. Он был
грязный, неграмотный, с бутылкой самогона в кармане -- и в необыкновенно
приподнятом настроении. Он говорил на таком чистом гарлемском жаргоне, что
Брубекер понимал лишь одно слово из двадцати. Но вежливость и боязнь
показаться неучтивым заставили его в районе 125-стрит, задыхаясь, глотнуть
из плоской полупинтовой бутылки, которую протянул ему попутчик. Те же самые
чувства, да еще неясное ощущение чего-то утраченного заставили его несколько
позже принять предложение своего попутчика и испытать более сильно
действующее средство.
Через десять месяцев Брубекер умер в Ленсингтоне, штат Кентукки, от
воспаления легких вследствие употребления героина. Больничный врач в
недоумении признавался жене: "Чего они только не говорят при смерти! Но,
черт возьми, хотел бы я знать, откуда он взял слово "интуиция"?"
Примерно через месяц Мирион Флауерс получил посылку с пожитками
Брубекера. Больше некому было их послать.
Этот сдержанный человек был потрясен. Он видел многих кумиров своего
народа, которые кончали так же, но то были проповедники, мечтатели или люди,
посвятившие себя борьбе, -- он не ждал такого от юноши, блестяще окончившего
университет. Только поэтому он не выбросил тотчас же присланный ему хлам, а
несколько минут разглядывал его.
Очередной посетитель застал его с чем-то вроде серебристо-медного шлема
в руках. Этим посетителем был человек, в прошлом член Муниципального Совета
города Нью-Йорка. В свое время для того, чтобы укрепиться в обоих главных
политических лагерях города, он стал посещать церковь доктора Поуэлла и
лечиться у доктора Мириона Флауерса. Он больше не нуждался в политической
поддержке, но Флауерс спас его от сердечного приступа, и он был слишком
стар, чтобы менять врачей.
-- Что это у вас, Мирион? -- спросил он.
Флауерс взглянул на него и ответил вполне определенно:
-- Если верить записям человека, который создал этот прибор, это
приемник и усилитель для бета-волновых колебаний.
Муниципальный Совет застонал:
-- Упаси меня бог разговаривать с медиком. Как перевести все это на
английский язык?
С удивлением он заметил на иссохшем лице Мириона выражение
благоговейного ужаса.
-- Он читает мысли, -- прошептал Мирион.
Муниципальный Совет схватился за грудь, но боли не было.
-- Что за шутки? -- раздраженно пожаловался он.
-- Не думаю, что это шутка, Уилмот. У человека, который сделал этот
прибор, были все необходимые данные: диплом с отличием, похвальная грамота
декана, около тридцати преуспевающих фирм заинтересовались им -- конечно,
пока там не узнали цвета его кожи. Нет, -- повторил он задумчиво, -- вряд ли
это шутка. Впрочем, есть возможность это выяснить.
Он поднес шлем к голове.
-- Черт вас подери, Мирион, что вы делаете? -- воскликнул Муниципальный
Совет.
Флауерс помедлил:
-- Вы боитесь, что я прочту ваши мысли и узнаю ваши секреты?
-- В мои-то годы? Вы, мой врач? Мирион, вам бы следовало знать, что у
меня больное сердце. Я не хочу, чтобы вы у меня перед глазами были убиты
электрическим током. И потом -- за каким чертом этому негру понадобилась
машина, которая будет рассказывать ему, о чем думают люди? Лучше вам не
лезть в это дело.
Мирион Флауерс сделал вид, что не слышал последних слов своего
пациента.
-- Не думаю, что меня убьет электрическим током, Уилмот, и, уж во
всяком случае это не повредит вашему сердцу. Так или иначе, я не собираюсь
до конца дней своих гадать над этой штукой. И мне не хочется испытывать ее
одному, когда рядом никого не будет.
Он напялил на голову металлический колпак, очень тяжелый и неудобный. С
него свисал провод, и Флауерс не мешкая воткнул его в розетку рядом с
креслом.
Шлем слабо заскулил, и Флауерс с истошным криком вскочил на ноги.
Муниципальный Совет действовал так быстро, что едва не задохнулся. Он
стащил шлем с головы Мириона, схватил его за плечи и снова усадил в кресло.
-- Вы целы? -- прохрипел он.
Несколько минут Флауерс дрожал как эпилептик, но потом овладел собой.
-- Спасибо, Уилмот. Надеюсь, вы не повредили изобретения доктора
Брубекера. -- Внезапно он добавил: -- Меня словно током ударило! Эта штука
причиняет боль!
Он глубоко вздохнул и выпрямился. Из ящика своего стола он достал
обычный пузырек с пилюлями и проглотил, не запивая, одну из них.
-- Тут кто хочешь закричит, -- сказал он, собираясь поставить пузырек
на место, но в этот момент заметил, что Муниципальный Совет молча держится
за грудь. Флауерс протянул ему пилюлю и вдруг отпрянул, ужасно удивившись.
Он заглянул в глаза своему посетителю:
--
Я вас все еще слышу.
-- Что?
-- Я думаю, это сердечный приступ. Возьмите на всякий случай пилюлю, --
он закрыл глаза рукой. -- Вы подумали, что меня током убило и нельзя ли
уменьшить мой последний счет. Счет правильный, Уилмот, я ничего не прибавил.
Широко раскрыв глаза, Флауерс продолжал:
-- Мальчишка-газетчик на углу радуется, что надул меня, сдавая сдачу...
-- он проглотил слюну. -- Полицейским в дежурной машине, которая сворачивает
с улицы Фултона, не нравится, что у меня есть белые пациенты. Один из них
думает навестить девушку, которая приходила сюда. -- Он всхлипнул. --
Уилмот, это не прекращается.
-- Мирион, ложитесь, ради бога.
-- Это не прекращается. Это не радио, его нельзя выключить! Любой мозг
за несколько миль отсюда стучится в мою голову -- я узнаю, что он думает обо
мне... обо мне... о нас!
Энсел Брубекер был психологом-клиницистом, а не радиоинженером, он не
предназначал свой шлем для длительного пользования и не подумал о
переключателях. Хотя аппарат работал всего лишь несколько секунд, этого
оказалось достаточно, чтобы изменились пути нескольких нейтронов, открылась
одна или две блокированные линии, одна из деталей перегрелась, в результате
нагрузка на другую оказалась чрезмерной. Через мгновение шлем вспыхнул.
Перегорели пробки, и комната погрузилась в темноту. Почтенный
экс-Муниципальный Совет сумел потушить огонь и кинулся к телефону. Ему
пришлось кричать, чтобы среди воплей Мириона Флауерса его могли расслышать.
В больнице округа Кингс знали имя Флауерса и прибыли через десять минут.
Через несколько недель Флауерс умер в больнице, правда, не окружной, но
он не заметил разницы. Почти месяц его пичкали сильными транквилизаторами,
пока не пришлось уменьшить дозу. Как только у него появились силы, он
умудрился повеситься в своей комнате.
Его похороны были событием в жизни штата. Собралась огромная толпа,
многие плакали. Муниципальный Совет был в числе тех, кто бросил горсть земли
на крышку бронзового гроба. Но он не плакал.
Никто не поинтересовался остатками сгоревшего аппарата, а Уилмот ничего
не рассказывал. "Изобретениям нет числа, -- думал он, -- и чтение мыслей --
это дело белых. Если это вообще чье-либо дело". В мире Мириона Флауерса
многие семена прорастали здоровыми, но некоторые зрелые плоды потом
становились ядовитыми.
Без сомнения, ни один мозг не выдержал бы непрерывного слушания всех
чужих мыслей, имевших отношение к нему. Машина вызывала головокружение,
сводила с ума. Человеку, надевшему такой шлем, пришлось бы плохо в любом
мире. Но только в мире Мириона Флауерса он мог погибнуть от всеобщей
ненависти.
1 Говардский увиверситет (Вашингтон) существует с 1867 года как высшее
учебное заведение для негритянского населения США.
2 Карвер Джордж Вашингтон -- американский ученый-
3 Плющевая Лига -- ассоциация студентов аристократических университетов
в Новой Англии (США).