Вячеслав Пьецух. Студент Прохладных Вод
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Государственное дитя". М., "Вагриус", 1997.
& spellcheck by HarryFan, 31 July 2002
-----------------------------------------------------------------------
Существует предание, что якобы незадолго до Октябрьской революции в
Москве, вернее, в ближнем Подмосковье, в селе Измайлово, объявился
молоденький юродивый Христа ради, который называл себя Студентом
Прохладных Вод. Происхождение этого причудливого самоназвания остается
неясным, особенно в части прохладных вод, но кое-что от студента в нем, по
некоторым сведениям, действительно наблюдалось, например, университетская
тужурка с голубыми петлицами, сальные волосы до плеч и круглые очки в
металлической оправе, придававшие ему сильно ученый вид.
В скором времени Студент Прохладных Вод прославился на все
северо-восточные московские околотки и сельскую местность, лежавшую за
Преображенской заставой, как маг и волшебник в области женских болезней,
преимущественно бесплодия, которое он вылечивал в четырех случаях из пяти.
Равно неизвестно, каким именно способом он пользовал от бесплодия женщин
Басманной части, Сокольников, сел Черкизово, Семеновское, Богородское и
целой волости деревень, однако определенно известно то, что от страдалиц
отбою не было и, по соображению отдельных старушек, легче было попасть на
прием к московскому генерал-губернатору, чем на прием к Студенту
Прохладных Вод.
Конец этой полезной деятельности был положен в 1919 году, когда
Студенту запретили практиковать как гасителю и мракобесу от медицины,
наживающему себе политический капитал на вековой непросвещенности города и
села. Юродивый запрета не послушался, как и следовало ожидать, поскольку
по исключительному своему статусу он не боялся никого и ничего, верно, ему
и бояться-то было нечем, напрочь в нем отсутствовал инстинкт
самосохранения, и тогда его расстреляли в Преображенском монастыре.
Бездыханное тело Студента Прохладных Вод два дня валялось неприбранным, а
затем исчезло, как вознеслось. Молва народная утверждает, будто покойника
выкрали почитательницы его дара, некогда исцеленные от бесплодия, и
похоронили в Измайлове, на кладбище при Рождественской церкви, где-то на
задах, вроде бы в левом дальнем углу, к которому присоседилась позже
бензоколонка. Скорее всего, именно так и было, ибо на протяжении многих
лет, чуть ли не до середины пятидесятых годов, женщины, прослышавшие от
своих бабушек о Студенте Прохладных Вод, ходили приникнуть к его могиле.
Районные власти несколько раз срывали надгробный холмик, дважды
перезахоранивали подозрительные останки, однако страдалицы каким-то
наитием обнаруживали заветный клочок земли, пластались на нем ничком и
лежали так, покуда их не сгоняли церковные сторожа. Некоторые после такой
терапии действительно понесли, а те, кому она нимало не помогла, считали,
что легли не на ту могилу.
Легенду о Студенте Прохладных Вод, которая в те годы едва теплилась в
памяти народной, Веня Сидоров слышал от своей бабушки по женской линии, и
она ему почему-то запала в душу. Во всяком случае, когда он заканчивал
курс наук в Московском университете, то вздумал писать дипломную работу на
тему "Городские суеверия в первые годы Советской власти", имея в виду
легенду о Студенте Прохладных Вод. Одно его смущало во всей этой истории:
что легендарный целитель был расстрелян без особенных оснований, - но он
подумал-подумал и решил, что этот пункт можно будет запросто обойти.
Дело, однако, оказалось куда сложней. Даже в страшном сне с четверга на
пятницу Вене Сидорову не привиделись бы те мытарства, через которые ему
довелось пройти: он две недели просидел в архиве Мособлздрава, обползал
все кладбище при Рождественской церкви и навел справки о каждом
захоронении, часами торчал в женских консультациях Первомайского района и
таскался по квартирам в пространстве между улицами Никитской и Моховой,
пока изыскателя не схватили милиционеры, сломавшие ему при аресте одно
ребро. Заметим, что Веня Сидоров был малый настойчивый, даже настырный, и
поэтому в конечном итоге он своего добился, то есть он не того добился, на
что рассчитывал, но истины он достиг. Во-первых, в архиве Мособлздрава ему
удалось обнаружить донос от 1919 года, писанный еще в правилах
дореформенной орфографии, в котором Студент Прохладных Вод фигурировал под
своим природным именем и фамилией, - звали его в действительности Иван
Максимович Щелкунов. Затем из документов ему открылось, что таковой
никогда не был погребен в пределах Измайловского кладбища, и вообще
неизвестно, был ли он погребен. Но главное, Вене Сидорову случайно повезло
найти родную сестру Студента Прохладных Вод, которая служила при свечном
ящике в старообрядческой церкви на Преображенской площади и была еще
довольно деятельная старушка. В один прекрасный день Веня посетил ее и
сказал:
- Здравствуйте, бабушка! Я бы желал навести кое-какие справки о вашем
брате.
- Како веруешь? - ни с того, ни с сего спросила его старушка.
Веня Сидоров на мгновение смешался, но отвечал прямо:
- По коммунистическому образцу.
- Это еще ничего. Главное, что ты не табачной церкви.
- Ну так вот, я бы желал навести кое-какие справки о вашем брате...
- И говорить о нем не хочу, потому что он жулик и еретик! Сами с ним
объясняйтесь, если пришла охота. Он тут неподалеку живет, 3-я Прядильная
улица, дом 15, квартира 7.
- То есть как это - живет?! - в изумлении спросил Веня.
- Обыкновенно живет, как все. Ноги плохо ходят, а так живет...
- А разве его не расстреляли в девятнадцатом году?
- К сожалению, до этого не дошло.
- Вот-те раз! А я-то думал, что его как раз расстреляли и похоронили на
кладбище при Рождественской церкви, хотя документы о том молчат. Чего же
тогда женщины ходят полежать на его могилке?
- Ходить-то они, действительно, ходят, да нечистый их знает, чего они
ходят, может быть, они, наоборот, рассчитывают на аборт!..
Веня Сидоров был до такой степени потрясен сделанным открытием, что
даже не осмотрелся в старообрядческой церкви, куда он попал впервые, а
прямо от старушки сел в 11-й трамвай и поехал в Измайлово выводить на
чистую воду Студента Прохладных Вод. Дорогой он почему-то думал о том, что
у него уже полгода не плачено за комнату на Стромынке, а после о
подозрительно низкой урожайности зерновых. "Это, конечно, необъяснимо, -
говорил себе Веня. - Наверное, во всем виноват резко континентальный
климат, или магнитные аномалии, или Тунгусский метеорит..."
Дверь ему открыл небольшой старик, который передвигался при помощи
стула, совершенно лысый, в очках со значительными диоптриями, в галифе на
подтяжках и ветхих домашних туфлях на босу ногу. Веню Сидорова он впустил
сразу и без вопросов, вероятно, приняв его по старости за участкового
милиционера, либо разносчика пенсии, либо лечащего врача. Веня прошел в
комнату, чрезвычайно бедно обставленную, сел за стол и сделал обиженное
лицо.
- Скажите, - обратился он к старику, - вы и есть тот самый знаменитый
Студент Прохладных Вод, который морочил головы женщинам в первые годы
советской власти?
- Если вы из милиции, - ответил ему старик, - то должен вам сообщить,
что у меня в голове три мухи живут, - это будем иметь в виду.
- И давно они там у вас поселились?
- В одна тысяча девятьсот семнадцатом году.
- Кусаются, что ли?
- Не то чтобы кусаются, а щекотно.
- Ну, это еще ничего...
- Вот и я думаю: ничего. За давностью лет с меня взятки гладки, что
было, то прошло, и поэтому для милиции я никакого интереса не представляю.
- Бог с вами, Иван Максимович, какая еще милиция, я ученый, хотел
работу о вас писать...
- А то имейте в виду, что у меня в голове три мухи живут...
- Это я буду иметь в виду. Только как же мне о вас работу писать, если
вы бессовестно всех надули, если вы живы-здоровы, вместо того, чтобы
лежать на Измайловском кладбище и проводить в жизнь легенду о Студенте
Прохладных Вод?!
- Вам, молодой человек, хорошо рассуждать после двадцатого съезда КПСС!
А вот как вызвали бы вас в чека в девятнадцатом году да сказали бы: "Ты
это что себе позволяешь, собачий сын, не сегодня-завтра настанет
социализм, а ты тут нам разводишь вредное колдовство!" - да еще показали
бы наган вороненой стали, так не было бы о вас ни слуху, ни духу до самого
двадцатого съезда КПСС! Я, прямо буду говорить, человек малодушный и
поэтому сразу уехал, с глаз долой, в деревню под Моршанском, потом работал
механиком на тралфлоте и только сравнительно недавно вернулся назад в
Москву. Поселился я тут, на Третьей Прядильной улице, и ушам своим не
верю: оказывается, женский плавсостав до сих пор верит в Студента
Прохладных Вод!
- А кстати, - сказал Веня Сидоров, оживясь, - зачем вы себе взяли такой
причудливый псевдоним?
- Потому что у нас чем непонятней, тем больше веры. Вот отчего у нас до
революции народ такой был религиозный? А оттого, что у него бог был един в
трех лицах, как, к примеру сказать, моя старуха, покойница, одновременно
была прокуратура, соцсоревнование и завком. А почему потом все советской
власти боялись? Потому, что у нее слова были непонятные, вроде "главапу",
что ни слово, то "руки вверх"!
- И вы думаете, действовал псевдоним?
- Еще как действовал, потому что лечил я женский плавсостав по самой
обыкновенной методике, - срам сказать. Хотя я в молодости конь был по
женской линии и оттого всегда получал положительный результат. То есть
слепая вера плюс неугомонная похоть, равняется - положительный результат.
У меня даже одна семидесятилетняя старушка нечаянно родила, у меня родила
женщина, у которой в туловище даже не было чем рожать...
Веня Сидоров сказал в приятном удивлении:
- И откуда такая сила?!
- Сейчас объясню, откуда: потому что закрылся завод "Гужон". Я до
семнадцатого года работал учеником слесаря на заводе братьев Гужон,
корячился по четырнадцать часов в сутки, и поэтому мне было не до
баловства. А потом завод у большевиков закрылся, и я пошел в Студенты
Прохладных Вод. Популярность у меня, прямо буду говорить, была страшная,
как у Пата и Паташона, поскольку в первые годы Советской власти у наших
мужиков не об том сердце болело и они своими женами занимались халатно,
без огонька. А потом меня вызывают и говорят: "Ты это что себе позволяешь,
собачий сын, не сегодня-завтра настанет социализм, а ты тут нам разводишь
вредное колдовство!"
Веня Сидоров ушел от Щелкунова донельзя огорченным: жаль было времени и
усилий, потраченных на работу "Городские суеверия в первые годы Советской
власти", жаль было обаяния легенды о Студенте Прохладных Вод, растаявшей
без следа, почему-то жаль было старика Щелкунова, но больше всего было
жаль себя, - это и понятно, поскольку ему предстояло все начинать с нуля.
В том же году Сидоров защитил дипломную работу, подтверждавшую
примерами из практики социалистического строительства ту истинно
гениальную догадку Ульянова-Ленина, что идея, овладевшая массами,
становится материальной силой, и устроился завскладом в столовую N_2.
Между тем давняя встреча со Студентом Прохладных Вод не прошла для него
даром: уже в наше время он взял себе псевдоним Ширинский-Шихматов и
победил на выборах городского головы в Набережных Челнах. В ходе
предвыборной кампании он показал чудеса изобретательности и однажды,
будучи не в себе, едва не упомянул о трех мухах, которыми якобы отмечены
исключительные натуры, но вовремя одумался и смолчал.