Книго 

     ---------------------------------------------------------------------
     Леонид Пантелеев
     Пантелеев А.И. Собрание сочинений в четырех томах. Том 1.
     Л.: Дет. лит., 1983.
      & : Zmiy ([email protected]), 20 февраля 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------
     Два дня не ел Коська;  одну только воду стегал.  Вода - она бесплатная.
Ее хоть с утра до ночи пей:  на каждом углу фонтан, - нагибайся, поворачивай
крантик и дуй,  сколько влезет. Да вот беда - сытости от воды настоящей нет.
Как ни пей, все равно брюхо от голода сводит.
     Два дня Коська терпел,  а на третий день не выдержал.  Все утро шатался
по Слободе, у каждого окошка стучал, скулил:
     - Тетенька... миленькая... подайте кусочек!
     Но захлопывались окна, задвигались занавески, отвечали Коське:
     - С богом, хлопец, с богом.
     К  полудню свело у Коськи брюхо так,  что хоть плачь.  Хуже даже.  Хоть
топись.
     Сходил Коська к  знакомым ребятам.  Были у него такие знакомые ребята -
кордоновская шпана. Эти ребята были воры, они Коську прогнали.
     - Мы,  - говорят, - стрелкам не подаем. Воровать с нами не хочешь, ну и
катись Христа ради к чертовой бабушке.
     Коська вздохнул,  ничего не сказал, не обиделся и пошел опять на фонтан
воду пить.  По  дороге идет,  окурки собирает:  если курить,  то не так есть
хочется.  И вдруг слышит - паровоз гудит. Вспомнил Коська - на вокзале давно
не был.  Как же это он забыл? Ведь на вокзале можно и копеечек пострелять, и
вещи кому снести пособить.
     Собрал последние силенки -  побежал на  вокзал.  А  там  как раз поезда
ждут. Начальник станции вышел: стоит у фонаря, ногу выставил, белыми брюками
фасон наводит.  Пассажиры гуляют по платформе, тетеньки белыми платочками от
жары обмахиваются.
     Коська скорее руку лодочкой сложил, юркнул в толпу, заканючил:
     - Добрые граждане, подайте сироте на пропитание...
     Люди идут,  мимо проходят,  на Коську даже глядеть не хотят.  А другой,
если почище одет,  взглянет, да и обойдет, эдак поморщившись. Не запачкаться
бы.
     Тут было Коське пофартило.  Видит,  идет девушка.  Лицо доброе, смеется
будто бы. И в руках у нее целая охапка черемухи.
     Коська к ней:
     - Милая барышня, будьте такая добренькая. Подайте сироте на кусочек.
     Она  сразу  остановилась,  в  сумочке  стала  рыться.  Видит  Коська  -
гривенник  достает.  И  уж  руку  протянул,  а  гривенник тюк-звяк  -  и  на
платформу. Прыгнул раз-два, покатился - и в щель.
     - Ну, доставай, - смеется девушка. - Твое счастье.
     Только соскочил Коська с  платформы,  только хотел под настил сунуться,
слышит -  грохот,  звон,  паровоз гудит:  поезд подходит.  Нет,  надо скорей
назад, - гривенник не убежит, а тут более важные дела прозеваешь.
     Выскочил, а уж на платформе черт-те что делается. Шум, звон, дым.
     Коська скорей к  вагонам.  Теперь милостыньку просить нельзя.  В  такой
суматохе самый добрый человек за кошельком в карман не полезет.
     Коська по  другой лавочке.  Это он тоже может.  Он за вещи -  за мешки,
сундучки, корзинки - хватается.
     - Позвольте донесу, дяденька.
     А дяденьки отмахиваются:
     - Сами дотащим. Иди лучше буржуазию поищи.
     А  буржуазия -  та носильщиков с  бляхами ищет.  Да и не поднять Коське
ихних буржуйских чемоданов.
     Обиделся Коська. Расстроился. И тут ничего не вышло.
     "Эх, - думает, - лучше побегу гривенник искать".
     Полез опять под настил.  Но где же его тут найдешь,  гривенник.  Даже и
места он не помнит, где гривенник этот упал.
     Ползал Коська, ползал, все коленки изодрал. Только и нашел, что окурков
несколько штук да огрызок яблочный не очень маленький.  Огрызок съел, окурки
за уши запихал, хотел вылезать. И вдруг видит - ремешок.
     Висит,  болтается,  свесился с платформы узенький сыромятный ремешок. И
пряжка на нем блестит железная.
     Не  подумал даже Коська,  что это за  ремешок и  откуда он  тут взялся.
Цапнул,  дернул,  -  и  вдруг полетела ему  под  ноги  с  платформы плетеная
корзиночка.
     Съежился Коська.  От  страха  дышать  перестал.  Думает:  сейчас хозяин
корзинки с платформы соскочит,  будет ему,  Коське,  баня с веником. Но нет,
минута прошла,  еще  минута -  никто за  корзинкой не  лезет.  Над головой у
Коськи  люди  ходят,  шумят,  разговаривают,  а  Коська  сидит  как  мышь  и
шевельнуться боится.
     Наконец осмелел -  пощупал плетеночку,  потрогал:  тяжелая.  Перетянута
корзинка сыромятным ремешком, чтобы нести было за что. На лучинных петельках
замочек висит. Маленький. Его пятилетний пацан сковырнет.
     Взял Коська плетенку в руки,  понюхал: ничем особенным не пахнет. Палец
подсунул под крышечку, что-то мягкое, рубаха, наверно.
     И вот закружилась у Коськи голова.  Затошнило его.  В животе забурчало.
Может, яблоко он не очень свежее съел. Сам не соображал, что делает.
     Чуть хрустнул замок, слетел ремешок, отскочили лучинные петельки.
     Так и есть:  рубаха наверху лежит. Белая, в полоску. Под рубахой книги.
Штук  десять.  Под  книгами ботинки желтые,  ношеные,  бритва  в  коробочке,
обмылок в бумажке. А в самом низу картина какая-то, портрет.
     Разглядывать Коська не стал,  сунул что куда: рубаху за пазуху, книги и
портрет тоже,  бритву и мыло в карман, ботинки на ноги. Плетенку не пожалел,
оставил - с ней греха наживешь.
     Хоть и  не воровал Коська раньше,  а  все-таки хитрости у него хватило:
здесь вылезать не стал,  а  пополз в  самый конец платформы.  Там высунулся,
посмотрел по сторонам, вскочил и зашагал не оглядываясь.
     Идет,  а  сердце у  него как  рыбка бьется.  И  стыдно ему и  радостно.
Теперь-то уж он сыт будет. Теперь только загнать надо краденое.
     А как подумал, что краденое, опять уши горят.
     Думает:  "Нет,  не украл ведь я.  Ведь сама корзинка упала, я только за
ремешок потянул".
     "А зачем же,  -  думает,  -  убегаешь? Чего ж ты тогда плетенку бросил,
если она не краденая?"
     Сам думает, а сам все шагу прибавляет. Знает, куда ему теперь идти надо
- на  Кордон.  Там один человечек живет,  одноглазый Яшка Каин,  он краденым
торгует.
     Каин пьяный на огороде сидел,  в  карты играл с маленькими ребятишками.
Он думал, что Коська стрелять пришел. Прогнал его.
     - Иди,  - говорит, - к черту! Надоели вы мне, рукосуи... Работать надо,
а не христарадничать.
     Коська не  обиделся,  не  ушел.  Постоял,  ногу поднял,  желтый ботинок
показал:
     - Покупай - продам.
     Каин посмотрел, пощупал. Видно, понравились.
     - Сколько? - спрашивает. А сам карты засаленные тасует.
     - Червяк давай, а меньше ни копейки.
     Засмеялся Каин:
     - Ишь фартовый какой!  По-фабричному за левый товар хочешь?  А тимак не
возьмешь?
     Это он по-воровскому. Обиделся Коська:
     - Ты  дело  говори.  "Тимак"!  За  такие колеса на  базаре два  червяка
просят. Бишка монет давай, а меньше ни копейки.
     На пяти рублях и сговорились.  Коська сразу богатым стал.  Сразу фасона
прибавил.  Рубаху достал,  бритву,  мыло,  книги,  портрет.  Только сейчас и
разглядел его,  этот  портрет.  Там  девчонка,  однолетка Коськина или  чуть
побольше,  на  карточку снята.  У  девчонки нос кверху вздернут,  глаз левый
прищурился,  смеется,  что ли?  А  на шее галстук,  как у  пионеров,  только
черный. И глаза, и губы, и волосы - тоже все черное. А щеки белые, неживые.
     За рубаху Каин дал три рубля,  да за бритву -  полтинник.  За мыло и за
ремешок гривенник накинул. А книги полистал и не взял.
     - Не интересуюсь, - говорит. - Это книги политические, а я читаю только
романы Александра Дюмы.
     И портрет тоже не взял.
     - На кой мне, - говорит, - чужая фотокарточка!
     - Я, - говорит Коська, - дешево отдам. За пятачок отдам.
     - Не надо. И за копейку не возьму. Можешь ее дома на рояль поставить.
     Ну что ж,  не хочешь,  не надо.  Коська теперь не горюет. Коська прямым
путем - на б
     За  книги  маклак  в  книжном  ряду  два  рубля  заплатил.   Коська  не
торговался.  И  за рубль отдал бы.  Портрет остался,  выкинуть хотел,  потом
подумал:  "Спрячу,  может,  потом когда и  пригодится".  Сунул на  живот под
рубаху, сосчитал деньги и пошел барином по базару.
     До вечера по базару шлялся.  С деньгами не скучно. Первым делом большую
бутылку молока топленого выпил  и  булку  французскую съел.  Потом смородины
фунт,   потом  брынзы,   сала...   В  белой  палатке  мороженого  маленькими
стаканчиками на  целый  рубль сожрал.  Папиросы "Раковский" курил.  Встретил
Митьку Ежика,  такого же,  как он,  беспризорника. Забыл, что поругались они
намедни с Ежиком,  тот его "вшивым стрелком" обозвал. Ничего, Коська простил
Митьку,  накормил его да еще полтинник подарил. Жалко, что ли, если у самого
есть!
     И когда ночевать Коська пошел, тоже шамовки с собой побольше прихватил.
     Ночевал на  пустыре у  мельницы паровой.  Там из деревянных щитов такой
вроде шалашика был  устроен.  Это они еще с  Ежиком сделали,  когда друзьями
были. Вместе и ночевали здесь, пока не поругались.
     Еле  доплелся  Коська  до  своего  логова:   совсем  разморило  его  от
непривычной  сытости.  Сел  около  шалашика,  папироску  "Раковский" достал,
сидит, дымит, отдыхает. За спиной у него стена гладкая и высокая - мельница.
За  стеной день и  ночь стучит что-то,  словно поезд.  Машины,  должно быть,
какие...  А  у  стены  над  Коськиной головой фонарь электрический всю  ночь
качается.
     Докурил Коська папироску, стал свои припасы в шалаш укладывать: буханку
пеклеванного, колечко колбасы, конфетки, махорку полтавскую... Портрет из-за
пазухи вынул.  Хотел тоже заначить, потом думает: посмотрю от нечего делать.
Лег животом на сырую траву,  положил перед собой,  стал смотреть.  Девчонка,
как и раньше, глядит. Нос кверху вздернут. Левый глаз усмехается.
     Смотрит Коська на девчонку и думает:
     "А ну как зашевелится она сейчас, откроет рот и скажет: "А и сволочь же
ты,  Коська,  шантрапа ты  беспризорная.  Какое ты  имел  право украсть меня
вместе с ботинками и книжками политическими?!"
     Но нет, знает Коська - не оживет девчонка. И жалко ему немножко, что не
может она заговорить,  не может даже чуть-чуть подмигнуть ему, Коське, серым
своим веселым глазом.
     Не стал Коська прятать карточку,  а повесил ее у себя в шалаше.  Вместо
гвоздя щепочку взял и приладил в уголке на стенке.
     И стало как будто веселей в его логове.
     Спалось Коське плохо. Часто просыпался он, душило его что-то - объелся,
наверно. И все-таки каждый раз он не мог утерпеть - то хлебца откусит, то от
колбасы кусочек отщипнет, то конфетку начнет сосать.
     А  под  утро заснул крепко и  увидел во  сне,  что он  у  себя дома,  в
деревне,  что он еще маленький,  что живы еще и матка его и отец.  Сидит он,
Коська,  на лавке,  плетет из кудельки кнутик,  а сестренка его Саша -  тоже
живая - сидит рядом и мягким деревянным гребешком чешет ему волосы...
     А когда проснулся утром Коська и увидел над головой портрет, понял, чем
он  ему так полюбился:  девчонка-то с  веселыми серыми глазами на сестру его
Сашу похожа.
     Пришли дни плохие. Опять на колун сел Коська - совсем брюхо подвело.
     Осень уже настала,  дожди часто шли.  Земля холодная стала и голая, без
одной травинки.  Бывало,  с утра до ночи не вылезал Коська из своего логова.
Дрожь пробирала от сырости.
     Вот  лежал он  раз  у  себя  под  щитами.  В  животе кишки стянуло:  со
вчерашнего утра хлеба Коська не нюхал. Со вчерашнего дня все раздумывал, где
бы хоть пятачок на шамовку достать.  А где ж его достанешь, пятачок, если не
везет человеку?  А не везет Коське -  хуже и не придумаешь.  Третьего дня на
станции чуть под поезд не  попал -  на  ходу из  вагона выскочил.  Убегал от
мужика,  у которого пилу из-под лавки вытянуть хотел,  прыгнул -  и прямо на
рельсы. А вчера его хохлушка кочергой огрела по спине. Коська у нее во дворе
полотенце с веревки неловко дернул.
     Нет, не умеет Коська воровать. Не выйдет из него порядочный вор - это и
ребята говорят, и сам он видит.
     И  "стрелять" разучился.  Пойдет милостыньку просить,  а  глаза у  него
бегают: люди сразу видят, что он за человек такой.
     - Иди,  иди,  -  говорят.  - Знаем мы, какой ты сирота. Вор - по глазам
видно.
     Лежал Коська в шалаше и думал: продать бы что! Нечего. Все богатство на
нем.  Сквозь рубаху голый живот виден,  голова не  покрыта,  ноги не  обуты,
штаны на трухлявой тесемочке держатся.
     И тут он портрет увидел.
     "А что,  -  думает, - загнать, что ли? Может, на фунтяшник хлеба дадут.
Или хоть на полфунта".
     Жалко ему портрета.  Да что ж поделаешь.  Правду люди говорят: голод не
тетка.  Вздохнул Коська,  посмотрел напоследок на девочку,  снял карточку со
стены,  разгладил ее  кое-как,  пыль вытер,  дырку от гвоздя пальцем затер и
потопал на б
     На базаре вынул портрет, ходит, размахивает им, кричит:
     - А вот кому? Дешево отдам!
     Люди не глядят даже. Мимо проходят.
     Коська еще громче кричит.  Еще пуще размахивает портретом. Баба толстая
идет. Он бабе в лицо свой товар тычет:
     - Тетенька, купите патрет.
     Баба пухлой рукой махнула, не посмотрела даже:
     - А ну тоби к бису. Що це за патрет.
     Другая  баба  долго  стояла,  рассматривала  портрет.  И  так  на  него
поглядит,  и  вниз  головой повернет,  и  на  свет посмотрит.  Потом головой
покачала,  вздохнула, сказала Коське: "Бить вас, мазуриков, надо", - и пошла
дальше.
     А Коська уж еле ходит. Еле ноги таскает. И голос у него охрип.
     "Хоть кусочек, - думает, - хоть корочку дали бы".
     И вдруг подходит к Коське человек.  Бородатый. Высокий. В белой рубахе.
В  веревочных чувячках на босу ногу.  Увидел портрет,  выхватил у  Коськи из
рук:
     - Это что такое?
     Сдрейфил Коська. Уж бежать хотел, да не может: ноги не бегут.
     - Где  взял?  -  спрашивает бородатый,  а  сам  так и  рыщет глазами по
Коськиной карточке.
     - Это моя вещь, - говорит Коська. - Патрет называется.
     - Вот как? Портрет? А это чей портрет?
     - Ну, как чей? Сестренка это моя.
     Усмехнулся бородатый в свою черную бороду.
     - Хорошая у тебя сестренка. А зовут ее как?
     У Коськи еле язык ворочается.
     - Саша, - говорит.
     Опять смеется бородатый.
     - Гм.  Саша?  А  может быть,  Наташа?  Ты что же это,  купец,  выходит,
сестренку свою продаешь?
     - Продаю, да, - говорит Коська. - Деньги очень нужны.
     - А сколько хочешь?
     Видит  Коська:  понравилась человеку  вещь,  -  значит,  можно  цену  и
побольше заломить.
     - Полтинник! - говорит.
     Задумался бородатый, затылок стал чесать.
     "Эх, - думает Коська, - лишнего маленько я запросил".
     А бородатый посмотрел еще раз на карточку, отдал ее Коське и говорит:
     - Вот что я  тебе скажу.  У  меня денег сейчас с собой нет.  И я сейчас
тороплюсь -  на работу опаздываю.  А мы с тобой вот что сделаем.  Ты,  брат,
приходи ко мне вечером на квартиру. Я тебе за эту фотографию полтинник дам и
даже больше.  Это, - говорит, - имей в виду, очень замечательная фотография.
Придешь?
     - Приду, - говорит Коська, а сам думает:
     "Дожидайся... приду... Заманиваешь небось, бородатый черт!"
     А бородатый написал на бумажке адрес,  дал Коське,  помахал ему рукой и
побежал в своих веревочных лапоточках с базара.
     До вечера долго еще было.  И Коська раз десять загадывал себе: идти ему
или не идти?  На базаре подстрельнул огурцов пару и хлеба маленький кусочек.
Посытнее стало -  портрет пожалел.  Стоит ли продавать?  Ведь и верно - вещь
замечательная.  Да и  боязно было идти:  а  что,  если нарочно его бородатый
заманил? Придет Коська, а там засада, мильтоны сидят с наганами.
     Но к вечеру осмелел Коська.  Есть очень уж захотелось. Подумал, подумал
и пошел к бородатому.  Отыскал улицу,  дом нашел.  Домик совсем небольшой, с
крылечком.  Садик рядом.  В садике яблоня растет, перед крылечком подсолнухи
желтеют.
     Постоял Коська на крылечке, набрался духу и постучал.
     И сразу же бородатый вышел. Как будто за дверью стоял, дожидался.
     - А, - говорит, - пришел, субчик?!
     Испугался Коська. Чуть на пол не сел.
     "Наделал,  -  думает,  -  делов.  Заметет он меня сейчас.  И не смыться
даже".
     Стоит как пень. А бородатый смеется, дверь перед Коськой распахнул:
     - Ну, что ж. Заходи, брат. Милости просим.
     Коська порог переступил,  а показалось, будто верст пять болотом шагал.
Ноги не держат. "Скорее бы хоть", - думает.
     Ввел его  бородатый в  комнату.  Поглядел Коська -  небогато тут живут.
Стол,  два стула, койка железная, на койке шинель вместо одеяла. Книг только
много.  И  цветочки в  банках.  А на стенах -  картинки.  Ленин с протянутой
рукой. И рядом гитара висит на веревочке.
     Вынул Коська из-за пазухи портрет, протянул бородатому:
     - Нате.
     А тот будто уж и забыл, о чем договаривались.
     - А,  -  говорит,  -  карточка!  Ладно,  положи ее куда-нибудь.  Вон на
подоконник.
     Потом говорит:
     - Ну, давай присаживайся. Сейчас мы с тобой шамать будем.
     Поглядел на него Коська -  смеется бородатый.  "Что ж ты,  -  думает, -
надо мной измываешься, бородатое пугало! Брать, так бери сразу".
     А тот опять смеется и говорит:
     - Садись, садись, не стесняйся.
     Сел тогда Коська.  Бородатый перед ним тарелку поставил,  ножик и вилку
положил. Потом говорит:
     - Ты посиди минутку, ладно? А я пойду смастерю чего-нибудь.
     "Знаю, - думает Коська, - чего ты смастеришь. Лягавить пошел".
     Как вышел бородатый, Коська вилку и ножик в карман, тарелку за пазуху и
шасть к окну.  На подоконник залез,  хотел в сад прыгать,  да неловко локтем
стекло задел,  зазвенело оно,  полетели осколки в стороны.  Охнуть Коська не
успел - цап его кто-то за ногу. Оглянулся - бородатый стоит. Смеется опять.
     - Ты что же это? - спрашивает. - А? Куда же это ты собрался?
     Не  выдержал Коська,  с  подоконника на  пол скатился и  заревел благим
матом.  Думал -  бить его сейчас бородатый будет.  Съежился весь.  А  тот на
корточки рядом с  Коськой присел и ладошкой лохматую Коськину голову гладить
стал.
     - Что с тобой?  -  спрашивает.  -  Эй,  парень!  Да что с тобой?  Зачем
плачешь?
     А Коська не слушает - воет, как дворняжка голодная. Не разберешь, что и
говорит:
     - С голоду я украл. Не вор я... Ремешок сам свалился.
     - Какой ремешок?
     А Коська:
     - А-а-а... У-у-у...
     Схватил его бородатый за шкирку, тряхнул как следует, на ноги поставил.
     - А ну, хватит! Довольно! Не люблю я плаксивых.
     Перестал тогда Коська реветь.
     - Ты чего испугался? - спрашивает бородатый. - Зачем в окно полез?
     - Думал, вы мильтона звать пошли.
     - Эх,  чумичка!  Мильтона звать!  Нет,  брат.  Ошибаешься.  Я, брат, не
такой.
     Посмотрел бородатый на стол.
     - Ох, - говорит, - а тарелку-то я забыл. Погоди, сейчас принесу.
     Только вышел -  Коська тарелку из-за пазухи, ножик и вилку - из кармана
- и все на старое место,  на стол.  Не успел положить -  бородатый входит. В
одной  руке  сковородка горячая,  в  другой -  тарелка с  хлебом и  вилка  с
ножиком. На стол бородатый посмотрел и будто не заметил ничего.
     - Ну, садись, - говорит, - будем яичницу есть.
     Себе шматочек оставил,  а  Коське полную тарелку наворотил.  Задохнулся
Коська от одного запаха.  Подцепил на вилку кусок и  чуть язык не проглотил.
Вот так яичница!  С  помидорами,  с  салом,  с  луком зеленым.  Коська такую
яичницу только дома,  в деревне,  едал,  когда маленький был. С тех пор и не
пробовал.
     Ест,  торопится,  а сам думает: "Нехорошо, надо бы потише есть". Стыдно
ему - по-человечески есть разучился... А бородатый смотрит, смеется.
     - Ешь, ешь, - говорит. - У тебя, брат, небось в животе черти пляшут?
     Коське уж не страшно. Слезы высохли. Сам посмеивается.
     - Пляшут, - отвечает. - Еще как.
     - Ну и шамай, брат. А зовут-то тебя как?
     - Коська.
     - Во, брат! Удивительно. И меня тоже, представь себе, Коськой зовут.
     Смешно Коське. Такой дяденька и вдруг тоже Коська.
     - Зовут меня  дядя Костя,  а  прозвище мое  Борода.  В  Сибири меня так
прозвали. Знаешь ты, где Сибирь помещается?
     - Знаю, - говорит Коська. - Это куда жуликов посылают.
     - Нет,  брат.  Туда не только жуликов...  Я,  брат,  сам в  этой Сибири
двенадцать лет отгрохал.
     Рассказал Коське,  как он в царское время в Сибирь на каторгу попал. За
политику. Потому что он коммунист был, партийный.
     Потом  Коську расспрашивал.  Кто  он,  откуда,  где  родителей потерял.
Коська все честно рассказал.  Ему скрывать нечего:  матку сыпняк угробил,  а
батьке ногу немец шашкой отрубил. Приехал он в деревню, пожил месяца полтора
и п Кровь потому что спортилась.
     И про Сашу рассказал. Как жалела она его, вместо матери была, последний
кусок  отдавала.  А  потом  и  сама  свалилась.  Голодно потому что  стало в
деревне. Вот он, Коська, и пошел тогда по миру, куда глаза глядят...
     Слушал  Коську  бородатый,   не   улыбался.   Только  вилкой  по  столу
постукивал, головой качал да приговаривал:
     - Ты ешь, брат, ешь.
     А Коська разошелся. Дядей Костей стал бородатого называть.
     Потом чай пили.  А  потом бородатый гитару со стены снял и  пел хриплым
голосом:
                Лишь только в Сибири займется заря,
                А в деревне народ пробуждается,
                На этапном дворе слышен звон кандалов,
                Это партия в путь собирается.
     А  портрет так на подоконнике и лежал.  И за весь вечер бородатый о нем
ни одного слова не сказал.
     Уж небо вызвездило, когда уходил Коська. Бородатый ему, когда прощался,
три рубля в руку сунул.
     - На, - говорит, - возьми. Должен я тебе.
     Взял Коська, подумал и назад деньги подает.
     - Нет, - говорит. - Я у вас стекло выдавил.
     - Глупости,  брат.  Ты  завтра приходи,  мы с  тобой вместе его обратно
вдавим. Идет?
     - Идет.
     - Ну, прощай.
     - Прощайте, дядя Костя Борода!
     Вышел Коська.  Темно на  улице,  а  Коське кажется,  что  светло.  Петь
хочется.
     Идет Коська по улице и хриплым голосом поет:
                На этапном дворе слышен звон кандалов...
     А как дальше, и не вспомнить... Забыл.
     Плохо спалось Коське в эту ночь.  Кряхтел, ворочался, не мог дождаться,
пока утро настанет.  Еще дождик,  как назло, всю ночь бубнил. И ветер дул. И
фонарь качался и скрипел над Коськиной головой.
     Чуть  свет забрезжил,  Коська уже  вскочил.  Хотел сразу бежать к  дяде
Косте, а потом думает: нет, неудобно так рано заявляться.
     С  полчаса у  мельницы походил,  потом на  базаре потолкался.  Потом на
фонтан сходил, умылся как следует, водички выпил и побежал.
     Бежал  -  посвистывал.  А  прибежал,  на  крыльцо  заскочил и  чуть  не
заплакал.
     - Ах, черт! Надо же!..
     Видит -  висит на дверях замок.  Ушел,  значит, дядя Костя. Ну ясно: на
работу ушел.  Эх,  Коська, Коська!.. Надо было тебе на базаре толкаться да у
фонтана красоту наводить.  Вот  и  прозевал дядю Костю.  Жди  его  теперь до
вечера.
     Сел Коська на ступеньку. Сидит мрачный, под ноги себе глядит. И вдруг -
что такое?  Видит, на крылечке, между двумя балясинами, бутылочное стеклышко
блестит. А под стеклышком какая-то бумажка белеет.
     Поднял Коська бумажку,  развернул,  а это записка. А в записке большими
буквами синими чернилами написано:
     "Костя!  Ключ на том месте,  где ты вчера выйти хотел. Заходи, пей чай,
шамай. Сахар на полочке. Наколи дров, если умеешь. Я буду в 5 часов. Дождись
меня.
                                                               Твой Борода".
     Прочел Коська записку, и первым делом уши у него загорелись.
     "Как же это?  -  думает.  -  Что же это такое? Не боится, значит? Знает
ведь, что вор я, а не побоялся... Заходи, - пишет".
     Потом еще  раз  перечитал записку.  Думает:  "А  где же  ключ?  Как это
понимать надо: "Где ты вчера выйти хотел?"
     Подумал Коська, подумал, в затылке почесал и догадался: через окно ведь
он вчера вылезти хотел. Значит, там и ключ искать надо.
     С крыльца сошел и сразу увидел:  окошко,  где стекла высажены, фанеркой
заколочено. Сунул палец между фанерой и переплетом - так и есть: ключик туда
засунут.
     Посмеялся Коська.
     "Эх, - думает, - ну и хитрый ты, дяденька Костя!"
     Не сразу Коська в  дом вошел.  Неудобно было.  А потом думает:  "Ладно,
войду". Замок отпер и вошел.
     Всюду походил,  все осмотрел.  Есть не стал и чай пить не стал, а дрова
переколол все,  какие были,  и  двор подмел,  и все щепочки до одной в кухню
перетаскал.  Потом стал  ходить и  думать:  "Что бы  еще  сделать?"  Видит -
портрет на  подоконнике лежит.  Надо  повесить.  Нашел гвоздик и  приколотил
портрет над дяди Костиной койкой. Потом воду переменил в баночках, где цветы
стояли.  Пол в комнате чисто подмел. Потом сел на койку, думает: "Буду ждать
дядю Костю".  Потом разморило его  в  теплой комнате,  прилег он,  голову на
подушку уронил и заснул.
     И вдруг сквозь сон слышит:
     - Костя, обедать пора!
     Вскинулся Коська,  встрепенулся: что такое? Где он? Кто это его обедать
зовет?
     Видит -  у  стола дядя Костя хлопочет.  Над  столом пар клубится.  И  в
комнате чем-то горячим, съедобным пахнет.
     Вскочил Коська.
     - Ой, - говорит, - дядя Костя!! Когда вы пришли?
     - А я, - говорит, - минут сорок уж как пришел. Выспался?
     - Выспался,  - говорит Коська. Стыдно ему. Как же это он так заснул, да
еще на чужой постели. - Вы, - говорит, - простите, что я на вашу койку лег.
     - Не за что прощать,  -  говорит дядя Костя.  - Койка для того и стоит,
чтобы на ней спали.
     Потом говорит:
     - Ну, садись, будем картошку есть. Сходи в сени, руки сполосни.
     Пообедали они  с  дядей  Костей.  Потом стали стекла вставлять.  Коська
замазку месил,  гвоздиков из проволоки нарубил,  как дядя Костя ему показал.
Потом чайник воды на таганок поставил, чай пить сели.
     Дядя Костя у Коськи спрашивает:
     - Ты как, брат, работы не боишься?
     - Нет,  -  говорит Коська,  - не боюсь. Какую хошь давайте работу - все
сделаю.  Дров  нарубить,  воды натаскать,  пожалуйста.  Пол  даже могу мыть.
Рубаху вам, если хотите, и то могу зашить. Только иглу подлиннее дайте.
     Смеется дядя Костя.
     - Нет,  - говорит, - я не об этом. Я не о такой работе говорю. Я думаю,
тебя бы на место определить надо.
     - На какое место?
     - А это мы,  погоди, обмозгуем. Тебя бы по правилам в интернат, в школу
определить следовало,  да,  к сожалению,  сейчас чересчур переполнено всюду.
Больно уж  много  на  белом свете вашего брата,  бездомников,  развелось.  А
насчет работы - это мы, брат, непременно обмозгуем. Ты как на это?
     - А примут меня?
     - Почему же!
     - Мне ведь тринадцати еще нет.
     - Какую-нибудь  работенку  найдем.  Тебе  пролетарская  закалка  нужна.
Говори правду, Коська, хочешь быть пролетарием?
     - Хочу, - говорит Коська. - Только... это что значит - пролетарий?
     - А   это  значит  человек,   который  честным  трудом  на   хлеб  себе
зарабатывает.
     - Да,  хочу,  -  сказал Коська. И голову опустил. И вздохнул. Больно уж
ему надоело нечестным трудом колотушки на базаре зарабатывать.
     И вот устроил дядя Костя Коську на работу.  Работа, правда, пустячная -
афишки по  городу расклеивать,  -  а  все  хлеб.  Сказали Коське,  что будут
платить ему восемнадцать рублей и восемьдесят копеек в месяц.  Очень был рад
Коська, а еще больше рад, что дядя Костя его жить у себя оставил.
     - Я,  -  говорит,  -  хоть и с бородой,  а такой же,  как и ты, круглый
сирота.  Правда, есть у меня один милый человек, так он не здесь, а в Питере
находится. Живи, пожалуйста, мне даже очень приятно, не так скучно будет.
     - А жены у вас разве нету, дядя Костя? - спросил Коська.
     Помолчал дядя Костя, по комнате походил и ответил:
     - Это ты еще мал немножко, не поймешь такие вещи. И есть и нету.
     Не понял Коська: как это и есть и нету?
     А дядя Костя к окну подошел, пальцем по стеклу постучал. Потом говорит:
     - Ты,   брат,   на  меня  внимания  не  обращай.  Не  стесняйся.  Живи,
пожалуйста, пока живется. Ты мне этим одно удовольствие доставишь.
     Коська у него и поселился. Из двух ящиков койку соорудили, в мешок сена
наклали -  получилась постель.  Одеяло ему  где-то  дядя  Костя раздобыл.  А
подушку Коська  из  первой  получки на  базаре  купил.  За  четыре рубля.  С
наволочкой.
     И стал Коська жить припеваючи.
     Утром  вставали вместе,  оба  на  работу шли.  Дядя  Костя  в  каком-то
партийном архиве работал. Книги все читал. И писал чего-то.
     А Коська по городу бегал, афишки на столбах расклеивал.
     К  полудню Коська освобождался,  бежал домой.  Дрова колол,  в  комнате
убирал. Очень старался, чтобы дяде Косте угодить. А тот его ругал.
     - Ты,  -  говорит,  -  у  меня не денщик и не домработница.  Мы с тобой
друзья и должны все на пару делать.
     Обед  вместе готовили.  После  обеда дядя  Костя или  вслух читал,  или
Коську заставлял вслух  читать.  Коське -  тому  лучше слушать,  чем  самому
читать.  Но  все-таки,  чтобы дядю Костю не обидеть,  читал.  И  приохотился
постепенно.  Потому что  книжки дядя Костя умел забавные доставать.  Начнешь
читать - интересно, что дальше будет.
     Пели вместе под гитару. В садике иногда кое-чем занимались. В кино раза
четыре ходили. В шашки Коська научился играть.
     Совсем не  узнать стало Коську.  Приоделся.  К  сапогам стал привыкать,
мылся каждый день,  волосы под  польку подстриг.  Митька Ежик его  на  улице
встретил - не сразу узнал.
     - Ты что, - спрашивает, - с фартом? Воруешь?
     - Нет,  -  говорит Коська.  -  Ошибся  маленько.  Я  теперь не  вор,  а
пролетарий.
     Но  все-таки дал Ежику двадцать копеек на папироски.  Потому что,  хоть
он, Митька, и вор, а курить ему нечего. А Коське не жалко. Тем более что сам
он курить бросил: дядя Костя этого не любит, говорит: буржуазная привычка.
     Вот жили они так месяц или полтора.  А потом вдруг видит Коська -  дядя
Костя скучный ходит.  Сядут обедать - он не говорит, думает о чем-то. Придет
с работы:
     - Ну как, новенького ничего?
     - Нет, - говорит Коська. - Все по-старому.
     Походит дядя Костя по комнате, походит, по стеклу постучит.
     - Ну, а твои как дела?
     - Дела идут, контора пишет, - говорит Коська.
     Смеется Коська, шутит, а самому не смешно.
     - Так,  так,  -  говорит дядя Костя.  -  Это,  брат,  очень хорошо, что
контора пишет. А мне вот она не пишет.
     А один раз посмотрел на Коську и говорит:
     - Растешь ты, парень. Вот что я думаю: в школу тебе надо определяться.
     Испугался Коська:
     - В интернат?
     - Ну, это не обязательно. Это мы обмозгуем.
     Приуныл Коська.  Думает:  "Надоел я  ему,  вот он и хочет на учебу меня
определить".
     А дядя Костя сказал и забыл, о чем сказал. С Коськой он ласковый, шапку
ему купил с ушами и с тесемками, а только видит Коська, что он не о нем, а о
чем-то  другом думает.  Ночью  дядя  Костя спать перестал.  Поспит немножко,
проснется и опять не спит. В сени часто выходит, воду пьет. Или свет зажжет,
лампу газетой прикроет, чтобы Коське спать не мешала, сидит и читает что-то.
     И вот -  уж зимой дело было -  приходит раз Коська с работы и видит:  в
замочную дужку на  входных дверях бумага какая-то всунута.  Удивился Коська,
посмотрел, а это письмо, конверт. На конверте - марка, печать стоит, адрес и
маленькими буковками  написано:  "Константину Игнатьевичу Ходоровскому".  А,
это дядю Костю так зовут - Константин Игнатьевич Ходоровский.
     Взял Коська письмо,  пощупал,  понюхал. На свет посмотрел. Но, конечно,
читать не стал, спрятал.
     Дядя Костя приходит:
     - Ну, что новенького?
     - Новенького ничего,  -  говорит Коська, - а придется вам плясать, дядя
Костя.
     - Это с какой же мне радости плясать?
     - Угадайте.
     - Не знаю.
     - Письмо для вас получено.
     - Ну, брат? Врешь! Покажи!..
     Смешно даже: как маленький обрадовался дядя Костя. Схватил письмо - и к
окну.  Конверт растормошил,  бумагу вытащил и читает. Читает и смеется. Даже
брови у него на лоб полезли.
     Коська постоял,  посмотрел,  вздохнул и  в  сени вышел.  Дверь тихонько
притворил, взял нож, лучину стал щипать.
     Слышит - дядя Костя зовет его:
     - Кось!
     - Ну?
     - Ты что там делаешь?
     - Ничего. Лучину готовлю.
     - Успеешь. Иди сюда.
     Вошел Коська.  Опять ходит дядя Костя по  комнате.  Но только теперь он
веселый ходит.  Руки в карманы засунул.  Большие шаги делает. Помолодел даже
как будто.
     - Ну вот, - говорит, - и я дождался. Теперь и мне контора пишет.
     Коська постоял, помолчал.
     - А что, - спрашивает, - хорошее пишут?
     - Очень даже хорошее.
     Потом говорит:
     - Так, как же, брат, сплясать тебе?
     - Нет, - говорит Коська. - Не надо. Ведь я пошутил это.
     - А то я могу. Пожалуйста. Я даже вприсядку могу, если желаешь.
     Еще немного времени прошло.  Как-то  -  под самый Новый год дело было -
доклеивал Коська остатки афиш.
     Вечерело, снег падал.
     Бегал Коська от столба к столбу, ведерком размахивал, торопился. Завтра
праздник,  надо  печку истопить,  в  комнате прибраться да  в  лавку еще  за
керосином сбегать.
     Только приклеил Коська последнюю афишку, слышит, сзади кто-то подошел и
через плечо его афишку читает:
     - В чет-верг пер-во-го ян-ва-ря гранди-оз-ный бал-мас-карад.
     Голос тоненький такой - как у птички.
     Обернулся Коська и обомлел.
     Стоит перед ним девчонка,  однолетка его или чуть побольше.  У девчонки
нос кверху вздернут. Глаз левый прищурен - смеется, что ли?
     Точь-в-точь портрет,  что украл когда-то Коська на вокзале и  продал за
три рубля бородатому дяде Косте.  Портрет и  сейчас над дяди Костиной койкой
висит.  Только у  этой  девчонки галстук из-под  заячьей шубейки выглядывает
красный, а не черный, и глаза голубые и щеки румяные, а не серые, как на том
портрете.
     Стоит Коська и глазами моргает.
     "Что, - думает, - за чертовщинка?"
     А девчонка тоже смотрит на него и улыбается.
     - Холодно? - спрашивает.
     - Нет, - говорит Коська. - Не очень холодно.
     А сам думает: на кого же это она похожа? На Сашу? Нет, пожалуй, на Сашу
не очень похожа. Только что глаза веселые.
     - Клей у тебя течет, - говорит девчонка.
     Поглядел Коська -  и правда,  клейстер на валенок ему течет. Загляделся
он и ведерко опрокинул.
     - Фу! - говорит.
     А девчонке смешно.
     - Что ты, - говорит, - чумовой какой!
     Коська нагнулся, снегом валенок почистил, девчонка ему помогла, ведерко
подержала.
     Взял у нее Коська ведерко.
     - Спасибо,  - говорит и побежал в контору. Некогда. Надо еще в лавку за
керосином сбегать. А сам все думает: "Что же это? Неужто она самая?"
     И что-то ему скучно стало. И за керосином неохота бежать.
     В контору пришел, ему говорят:
     - Ты что, Константин Михайлов, заболел, что ли?
     - Нет, - говорит Коська, - я здоровый.
     - А что ж это у тебя такая наружность, как будто ты гриппом хвораешь? А
ну, получи зарплату и беги домой. С Новым годом тебя!
     А Коська деньги сосчитал и думает:  "Плохой у меня,  кажется, Новый год
будет".
     Пришел домой,  думал, дяди Кости еще нет. А он дома. В комнате с кем-то
сидит разговаривает. Коська дверью неосторожно с размаху хлопнул, дядя Костя
услышал, кричит:
     - Костя, это ты?
     - Я.
     - А ну, поди сюда.
     Вошел Коська в  комнату и  сразу увидел:  сидит на  его ящиках давешняя
девчонка.  Шапку  она  сняла,  шубейку сняла,  в  одном сером свитере сидит.
Веселая такая, смеется, ногами болтает.
     А Коське не смешно. Стал Коська у порога, шапку снял.
     Дядя Костя говорит:
     - Вот  это,  Наташа,  он  самый  и  есть,  о  котором я  тебе  писал  и
рассказывал. Знакомься, Костя. Это моя дочь Наташа.
     А девчонка ногами болтает, смеется и говорит:
     - Ха! Да мы уже знакомы.
     - Как так? Где вы успели?
     - Представь себе, успели.
     Коська голову чуть-чуть поднял,  на  Наташу взглянул,  потом на портрет
посмотрел: "Так и есть. Она самая".
     Вздохнул Коська. Шапку в руках потискал и говорит:
     - Так я пойду, дядя Костя.
     - Куда пойдешь? За керосином? Успеешь.
     - Нет... я вообще...
     - Куда это вообще?
     - Одним словом... я ведь теперь у вас лишний буду.
     Рассердился дядя Костя.  Никогда его таким Коська не видел.  Как начнет
ходить по комнате. Как начнет кричать.
     - Ты что же это,  -  говорит,  -  свою сестренку хочешь бросить?!  И не
стыдно тебе? Она из Питера ехала, думала, у нее братишка есть, а он - вон он
какой!
     Стоит Коська,  с ноги на ногу переминается,  в руках шапку тискает,  не
знает, что и сказать. Только губами чего-то шепчет.
     А Наташа с ящика соскочила, к нему подошла, говорит:
     - Дай руку!
     Дал Коська руку.
     - В сестры меня возьмешь?
     Засмеялся Коська. Носом зашмыгал. Засопел.
     - Я-то, - говорит, - возьму. Пожалуйста. А ты меня в браты возьмешь?
     - Возьму.
     - Ну,  и кончено,  -  говорит дядя Костя.  -  А теперь айда - вместе за
керосином!..
     Оделись ребята, побежали в лавку за керосином. До угла добежали, Коська
и говорит:
     - Погоди, Наташа, мне тебе одну вещь надо сказать.
     - Какую? Ну, говори.
     Покраснел Коська.
     - Вот чего,  -  говорит. - Ты это... ты, брат, прости меня, знаешь, что
украл я тебя давеча из корзинки...
     Не  поняла  Наташа:   из  какой  корзинки?   Почему  украл?  Удивилась.
Засмеялась.
     - А ведь и верно, - говорит, - ты - чумовой!..



     Первые  рассказы  молодого  писателя написаны на  жизненно близком  ему
материале.
     1920-е   годы  -   время  войны  и  разрухи  -   породили  целые  армии
беспризорников.  Группами и в одиночку они бродяжничали по стране,  являлись
грозой  базаров.   Судьба  этих   изломанных  жизнью  детей  стала  вопросом
государственной важности.  Была организована специальная комиссия во главе с
Ф.Э.Дзержинским по борьбе с безнадзорностью подростков.
     Л.Пантелеев,  сам  переживший в  детстве  годы  скитаний,  хорошо  знал
беспризорников, их душевный В своих ранних рассказах он показывает, как
происходит высвобождение этих мальчишек из-под власти улицы.

     Здесь   рассказана  история  Коськи,   вора   начинающего,   неумелого.
Человеческая доброта и доверие дяди Кости помогают мальчику встать на ноги.
     Рассказ вышел  отдельным изданием в  1928  году.  После  войны,  готовя
"Портрет" к переизданию,  Л.Пантелеев переработал рассказ. В ранних изданиях
дядя  Костя не  усыновлял Коську,  рассказ кончался встречей с  приехавшей к
отцу Наташей.
                                                      Г.Антонова, Е.Путилова
Книго
[X]