Книго 

     ---------------------------------------------------------------------
     Пантелеев А.И. Собрание сочинений в четырех томах. Том 3.
     Л.: Дет. лит., 1984.
      & : Zmiy ([email protected]), 8 марта 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------
     Мне очень жаль,  что я не могу вам сказать,  как зовут этого маленького
человека,  и где он живет, и кто его папа и мама. В потемках я даже не успел
как  следует разглядеть его  лицо.  Я  только помню,  что  нос у  него был в
веснушках и  что штанишки у него были коротенькие и держались не на ремешке,
а  на  таких  лямочках,  которые перекидываются через плечи и  застегиваются
где-то на животе.
     Как-то летом я  зашел в  садик,  -  я  не знаю,  как он называется,  на
Васильевском острове,  около белой церкви.  Была у  меня с  собой интересная
книга, я засиделся, зачитался и не заметил, как наступил в
     Когда в  глазах у  меня  зарябило и  читать стало совсем трудно,  я  за
хлопнул книгу, поднялся и пошел к выходу.
     Сад уже опустел,  на  улицах мелькали огоньки,  и  где-то  за деревьями
звенел колокольчик сторожа.
     Я боялся,  что сад закроется,  и шел очень быстро. Вдруг я остановился.
Мне послышалось, что где-то в стороне, за кустами, кто-то плачет.
     Я  свернул на боковую дорожку -  там белел в темноте небольшой каменный
домик,  какие бывают во всех городских садах; какая-то будка или сторожка. А
около  ее  стены  стоял маленький мальчик лет  семи  или  восьми и,  опустив
голову, громко и безутешно плакал.
     Я подошел и окликнул его:
     - Эй, что с тобой, мальчик?
     Он сразу, как по команде, перестал плакать, поднял голому, посмотрел на
меня и сказал:
     - Ничего.
     - Как это ничего? Тебя кто обидел?
     - Никто.
     - Так чего ж ты плачешь?
     Ему  еще  трудно было говорить,  он  еще  не  проглотил всех слез,  еще
всхлипывал, икал, шмыгал носом.
     -  пошли,  -  сказал  я  ему.  -  Смотри,  уже  поздно,  уже  сад
закрывается.
     И  я хотел взять мальчика за руку.  Но мальчик поспешно отдернул руку и
сказал:
     - Не могу.
     - Что не можешь?
     - Идти не могу.
     - Как? Почему? Что с тобой?
     - Ничего, - сказал мальчик.
     - Ты что - нездоров?
     - Нет, - сказал он, - здоров.
     - Так почему ж ты идти не можешь?
     - Я - часовой, - сказал он.
     - Как часовой? Какой часовой?
     - Ну, что вы - не понимаете? Мы играем.
     - Да с кем же ты играешь?
     Мальчик помолчал, вздохнул и сказал:
     - Не знаю.
     Тут я,  признаться, подумал, что, наверно, мальчик все-таки болен и что
у него голова не в порядке.
     - Послушай,  - сказал я ему. - Что ты говоришь? Как же это так? Играешь
и не знаешь - с кем?
     - Да,  - сказал мальчик. - Не знаю. Я на скамейке сидел, а тут какие-то
большие ребята  подходят и  говорят:  "Хочешь играть  в  войну?"  Я  говорю:
"Хочу".  Стали играть, мне говорят: "Ты сержант". Один большой мальчик... он
маршал был...  он привел меня сюда и говорит: "Тут у нас пороховой склад - в
этой будке.  А  ты будешь часовой...  Стой здесь,  пока я тебя не сменю".  Я
говорю: "Хорошо". А он говорит: "Дай честное слово, что не уйдешь".
     - Ну?
     - Ну, я и сказал: "Честное слово - не уйду".
     - Ну и что?
     - Ну и вот. Стою-стою, а они не идут.
     - Так, - улыбнулся я. - А давно они тебя сюда поставили?
     - Еще светло было.
     - Так где же они?
     Мальчик опять тяжело вздохнул и сказал:
     - Я думаю, - они ушли.
     - Как ушли?
     - Забыли.
     - Так чего ж ты тогда стоишь?
     - Я честное слово сказал...
     Я  уже хотел засмеяться,  но потом спохватился и подумал,  что смешного
тут ничего нет и  что мальчик совершенно прав.  Если дал честное слово,  так
надо стоять,  что бы ни случилось - хоть лопни. А игра это или не игра - все
равно.
     - Вот так история получилась!  -  сказал я  ему.  -  Что же  ты  будешь
делать?
     - Не знаю, - сказал мальчик и опять заплакал.
     Мне очень хотелось ему как-нибудь помочь.  Но что я  мог сделать?  Идти
искать этих глупых мальчишек,  которые поставили его на караул взяли с  него
честное слово,  а  сами убежали домой?  Да  где ж  их  сейчас найдешь,  этих
мальчишек?..
     Они уже небось поужинали и спать легли, и десятые сны видят.
     А человек на часах стоит. В темноте. И голодный небось...
     - Ты, наверно, есть хочешь? - спросил я у него.
     - Да, - сказал он, - хочу.
     - Ну, вот что, - сказал я, подумав. - Ты беги домой, поужинай, а я пока
за тебя постою тут.
     - Да, - сказал мальчик. - А это можно разве?
     - Почему же нельзя?
     - Вы же не военный.
     Я почесал затылок и сказал:
     - Правильно. Ничего не выйдет. Я даже не могу тебя снять с караула. Это
может сделать только военный, только начальник...
     И тут мне вдруг в голову пришла счастливая мысль.  Я подумал,  что если
освободить мальчика от  честного слова,  снять  его  с  караула может только
военный, так в чем же дело? Надо, значит, идти искать военного.
     Я ничего не сказал мальчику, только сказал: "Подожди минутку", - а сам,
не теряя времени, побежал к выходу...
     Ворота еще не  были закрыты,  еще сторож ходил где-то  в  самых дальних
уголках сада и дозванивал там в свой колокольчик.
     Я  стал  у  ворот и  долго поджидал,  не  пройдет ли  мимо какой-нибудь
лейтенант или хотя бы рядовой красноармеец.  Но,  как назло, ни один военный
не показывался на улице. Вот было мелькнули на другой стороне улицы какие-то
черные шинели,  я обрадовался,  подумал,  что это военные моряки,  перебежал
улицу и увидел,  что это не моряки, а мальчишки-ремесленники. Прошел высокий
железнодорожник  в  очень  красивой  шинели  с  зелеными  нашивками.   Но  и
железнодорожник с  его замечательной шинелью мне тоже был в  эту минуту ни к
чему.
     Я уже хотел несолоно хлебавши возвращаться в сад, как вдруг увидел - за
углом,  на  трамвайной остановке -  защитную  командирскую фуражку  с  синим
кавалерийским околышем. Кажется, еще никогда в жизни я так не радовался, как
обрадовался в эту минуту.  Сломя голову я побежал к остановке.  И вдруг,  не
успел добежать,  вижу -  к остановке подходит трамвай,  и командир,  молодой
кавалерийский майор, вместе с остальной публикой собирается протискиваться в
вагон.
     Запыхавшись, я подбежал к нему, схватил за руку и закричал:
     - Товарищ майор! Минуточку! Подождите! Товарищ майор!
     Он оглянулся, с удивлением на меня посмотрел и сказал:
     - В чем дело?
     - Видите ли,  в чем дело,  -  сказал я.  -  Тут, в саду, около каменной
будки,  на часах стоит мальчик...  Он не может уйти, он дал честное слово...
Он очень маленький... Он плачет...
     Командир захлопал глазами и посмотрел на меня с испугом.  Наверное,  он
тоже подумал, что я болен и что у меня голова не в порядке.
     - При чем же тут я? - сказал он.
     Трамвай его ушел, и он смотрел на меня очень сердито.
     Но  когда я  немножко подробнее объяснил ему,  в  чем дело,  он не стал
раздумывать, а сразу сказал:
     - Идемте, идемте. Конечно. Что же вы мне сразу не сказали?
     Когда мы  подошли к  саду,  сторож как  раз вешал на  воротах замок.  Я
попросил его несколько минут подождать,  сказал,  что в  саду у меня остался
мальчик, и мы с майором побежали в глубину сада.
     В  темноте мы  с  трудом отыскали белый домик.  Мальчик стоял на том же
месте,  где я его оставил,  и опять -  но на этот раз очень тихо - плакал. Я
окликнул его. Он обрадовался, даже вскрикнул от радости, а я сказал:
     - Ну, вот, я привел начальника.
     Увидев командира,  мальчик как-то весь выпрямился,  вытянулся и стал на
несколько сантиметров выше.
     - Товарищ караульный, - сказал кома - Какое вы носите звание?
     - Я - сержант, - сказал мальчик.
     - Товарищ сержант, приказываю оставить вверенный вам пост.
     Мальчик помолчал, посопел носом и сказал:
     - А у вас какое звание? Я не вижу, сколько у вас звездочек...
     - Я - майор, - сказал кома
     И тогда мальчик приложил руку к широкому козырьку своей серенькой кепки
и сказал:
     - Есть, товарищ м Приказано оставить пост.
     И  сказал это он  так звонко и  так ловко,  что мы  оба не  выдержали и
расхохотались.
     И мальчик тоже весело и с облегчением засмеялся.
     Не успели мы втроем выйти из сада, как за нами хлопнули ворота и сторож
несколько раз повернул в скважине ключ.
     Майор протянул мальчику руку.
     - Молодец,  товарищ сержант,  -  сказал он.  - Из тебя выйдет настоящий
воин. До свидания.
     Мальчик что-то пробормотал и сказал: "До свиданья".
     А  майор  отдал  нам  обоим  честь и,  увидев,  что  опять подходит его
трамвай, побежал к остановке.
     Я тоже попрощался с мальчиком и пожал ему руку.
     - Может быть, тебя проводить? - спросил я у него.
     - Нет, я близко живу. Я не боюсь, - сказал мальчик.
     Я  посмотрел на  его  маленький веснушчатый нос  и  подумал,  что  ему,
действительно,  нечего бояться.  Мальчик,  у  которого такая сильная воля  и
такое крепкое слово,  не  испугается темноты,  не  испугается хулиганов,  не
испугается и более страшных вещей.
     А когда он вырастет...  Еще не известно,  кем он будет, когда вырастет,
но кем бы он ни был, можно ручаться, что это будет настоящий человек.
     Я  подумал так,  и  мне стало очень приятно,  что я познакомился с этим
мальчиком.
     И я еще раз крепко и с удовольствием пожал ему руку.



     Эти  рассказы давно уже  стали классикой,  на  них воспиталось не  одно
поколение читателей.  Они издавались в сериях "Библиотека пионера", "Золотая
библиотека",  в  сборниках,  представляющих советскую детскую  литературу за
рубежом.  Дети,  их судьбы, характеры всегда волновали писателя. В каждом из
ребят,  независимо от возраста,  Л.Пантелеев видит личность,  с  уважением и
пониманием относится к  трудностям,  с которыми они сталкиваются на нелегком
пути  взросления.  Какими  же  представляет  своих  героев  Л.Пантелеев?  Он
считает,  что  самые  лучшие человеческие качества -  честность,  храбрость,
достоинство - проявляются не только в исключительных обстоятельствах, но и в
самой  обычной,  будничной обстановке.  Вот  почему написанный в  мирные дни
рассказ  "Честное слово"  о  верности маленького мальчика данному слову  так
актуально прозвучал в  первые дни войны.  Его не  только опубликовали,  но и
читали по радио.
     Осень  и   зиму   1941-1942  годов  Л.Пантелеев  провел  в   осажденном
Ленинграде.  Наряду  со  взрослыми судьбу  блокадного города разделяли дети.
Вместе с ребятами писатель дежурил на крыше,  тушил зажигалки, дети окружали
его и на Каменном острове в больнице, куда его привезли в состоянии крайнего
истощения.  "Присутствие детей,  - пишет Л.Пантелеев, - подчеркивало великий
человеческий смысл нашей борьбы". О мужестве ленинградских детей в дни войны
и блокады написано большинство рассказов этого раздела.

     В начале 1941 года редколлегия журнала "Костер" обратилась к нескольким
писателям с просьбой:  ответить детям на важные этические вопросы, связанные
с  представлениями о  долге,  чести и тому подобном.  Журнал успел поместить
ответы двух писателей: в Э 4 были напечатаны три небольшие новеллы М.Зощенко
под названием:  "Разве это неудобно?",  а в Э 6, вышедшем в самые первые дни
войны, был опубликован рассказ Л.Пантелеева "Честное слово". В том же месяце
он  был перепечатан в  московском "Бюллетене Детгиза".  В  1943 году рассказ
"Честное  слово"  был  напечатан в  сборнике того  же  названия,  вышедшем в
московском Детгизе.
     По  рассказу "Честное слово"  был  снят  фильм  под  тем  же  названием
(Мосфильм, 1957 год).
                                                      Г.Антонова, Е.Путилова
Книго
[X]