Юрий НИКИТИН
ЧЕЛОВЕК, ИЗМЕНИВШИЙ МИР
Этот человек явно был нездешний. Он растерянно вертел тощей шеей, старательно читал заржавленные таблички с названием улиц, сверяясь с бумажкой. Потом направился к его дому. Никольский не сомневался, что к нему. Человек подошел и постучал в калитку. Еще одно свидетельство, что пришел истинный горожанин. Абориген попросту дернул бы раз-другой за ручку, а пес возвестит, что вот лезут тут всякие, а я не пускаю. Стараюсь, значит. Если нет пса - заходи во двор смело. В такую погоду хозяин обычно возится в садике, собирает гусениц, поливает, окучивает, подрезает, подвязывает - словом, занимается повседневной работой фельдмаршалов-пенсионеров. А в окно стучи не стучи, бесполезно. Со двора не слышно. Никольский распахнул окно. - Чем могу? - спросил он любезно. Человек от неожиданности отпрянул. Это был маленький старичок с желтым морщинистым лицом и оттопыренными ушами. Видимо, он ожидал обычной реакции: кто-то где-то услышит стук, но решит, что ему почудилось. После третьей попытки начнет искать шлепанцы. Наконец подползет к окну, но не к тому. В конце концов выяснит, кому, кого, зачем надобно, и только тогда пойдет разыскивать Никольского. - Так чем же смогу? - сказал Никольский еще раз, не давая гостю опомниться. - Вы Никольский? - спросил старик. - Я Никольский, - ответил Никольский. - Писатель-фантаст? - уточнил старик. Никольский поклонился. Может быть, это и есть слава? Кто-то же должен приходить почтить его труды? Жаль только, что женщины не читают фантастику. Поклонницы - это, вероятно, терпимо... - К вашим услугам, - сказал он. - Заходите. Да, прямо во двор. Слева калитка. Кстати, вы в нее только что стучали. Собаки нет. В самом деле нет. Ну хотите, забожусь? Все-таки он вышел встретить и проводить в комнату неожиданного гостя. Странно, почему это жители центральной части города убеждены, что у них в каждом дворе сидит на якорной цепи злющий кобель ростом с теленка. - Садитесь, - сказал он старику, показывая на единственный свободный стул. - Раздевайтесь. Можете повесить вот сюда. Или сюда. Фантаст в моем лице представляет, как и его жанр, большие возможности. При постоянном бедламе в комнате, естественно, плащ можно было вешать где угодно. Интерьер от этого вряд ли изменился бы в худшую сторону. Однако, несмотря на такой радушный прием, лицо посетителя оставалось скованным, даже напуганным, словно у обиженного зайца из детской сказки. Казалось, что он вот-вот скажет: "Может быть, я вам уже надоел? Может, мне уйти?" Почтение так и светилось у него в глазах. - Меня зовут Леонид Семенович Черняк, - представился наконец старик с церемонным поклоном: он робко присел на краешек стула и, не удержавшись, окинул комнату любопытным взглядом, робко подвигался на краешке стула, почтительно кашлянул и сказал: - Я страстный любитель фантастики. Коллекционер... "Ну и слава богу, - подумал Никольский. - Поклонник - всегда приятно. Давненько жду поклонника. Надоело, когда каждый постучавшийся спрашивает дорогу к ближайшей пивной или просит разрешения воспользоваться туалетом. В другой раз только соберешься обсудить с гостем мировые проблемы, а это, оказывается, пришел управдом с требованием убрать конские каштаны на его участке улицы. А то еще участковый прицепится с требованием выдергать бурьян подле забора..." - Кхм-кхм, - сказал Черняк, и его запавшие глаза впились в фантаста, - еще раз прошу прощения, я оторвал вас от работы... Тысяча извинений... Над чем, если не секрет, вы работаете в настоящее время? Несмотря на обыденность тона, а может быть, именно благодаря ему, Никольский насторожился. Обычно задающие этот тривиальный вопрос полагают, что приобщаются таким образом к тайнам творчества, потом при случае хвастаются знанием творческих планов знаменитости. Но у этого было иное выражение лица. "Постой, а может быть, ты из числа неудавшихся фантастов? Есть у меня такие знакомые, есть. И немало. День и ночь строчат "хвантастику", заваливают ею редакции, издательские столы. Ответ им приходит стандартный... Да и какое может быть в этом случае разнообразие ответов? Но писать не бросают. "Ведь Никольского печатают. Правда, не иначе как по блату..." - рассуждают горе-писатели. И никто из них не знает, что он работает над каждым рассказом так, словно от этого зависит существование всего человечества! - Есть парочка завалящих идей, - ответил он небрежно. - Над ними и работаю. - Завалящих? Старик почему-то встревожился. Что случилось? Может быть, он из числа тех графоманов, что охотятся за чужими идеями? Бедолаги всерьез полагают, что вполне достаточно какого-нибудь поворота старой идеи для написания рассказа. А ведь идея - только ингредиент. А образы, мотивировка, характеры, злободневность... Никольский бодро прошелся по комнате, разминая кости и давая посетителю возможность увидеть и по достоинству оценить его плакаты на стенах. Особенно два из них. На стеллажах с коллекционными книгами белел листок с корявой надписью: "Книги домой не даются", а на противоположной стороне сразу бросалась в глаза надпись: "Соавторы не требуются". - Для меня это очень важно, - сказал старик, и Никольский с удивлением отметил упрямую нотку в голосе прежде робкого посетителя. - В самом деле? - Это важно, - повторил старик. - Я обязан знать, над чем вы работаете в настоящее время. И не только для меня важно. Для всего человечества. "Ух ты! - подумал Никольский. - Но почему не для всей Галактики?" - Так что, если это не секрет, - сказал старик просительно. - Тема рассказа проста, - сказал Никольский медленно, - очень проста. Над нашей грешной Землей нависает грозная опасность. Вызвали ее люди. Каждый в этой, новой ситуации ведет себя по-разному. Обнажаются характеры, выявляются истинные отношения... В этом, собственно, вся соль рассказа... - Действие происходит в наше время, - спросил старик, быстро. - Да. И старик начал бледнеть. Сначала кровь отхлынула от дряблых щек, потом ушла со лба, четко выделились мешки под глазами. Сразу подумалось, что он очень стар. Морщины на лице стали до предела резкими, словно на бронзовой маска ацтека. "Из-за чего так переживать?" - подумал Никольский с невольной досадой. - Вы злой гений! - сказал вдруг старик. - Уничтожьте рассказ, пока он не наделал беды! - Ну вот, спасибо. Собственно, это даже комплимент. Все-таки гений, а не бездарность. Хоть и злой. - Вы все еще ничего не понимаете! - сказал старик почти яростно. - Идеи ваших рассказов осуществимы! - Да? - сказал Никольский очень вежливо. Сам он был уверен в обратном. - Знаете ли, для меня главное психологизм, философия, внутренний мир человека... Черняк перебил: - Помните рассказ "Я знаю теперь все!"? Никольский кивнул утвердительно. Как же не помнить свой собственный рассказ, да еще один из лучших. Некий чудак проделал несложный опыт, который позволил ему видеть интеллектуальную мощь мозга. Ходит теперь по улице и видит ореол вокруг головы у каждого прохожего. И сразу ясно: кто дурак; а кто гений. Рассказ в свое время наделал шуму. Все-таки в нем в очень резкой форме говорилось, что не все иногда находятся на своих местах. - Это осуществимо! - сказал старик очень горячо. - Да? - снова спросил Никольский очень вежливо. А знает ли его гость о поджанрах фантастики? Научная основа обязательна только для "научной фантастики". Остальные пользуются наукообразным антуражем или даже легко обходятся без оного. Приключенческая, юмористическая, психологическая, аллегорическая. Сам он работал преимущественно в жанре аллегорий. Ясно, что обязательное требование научной основы попросту зачеркивало бы большинство рассказов. Ведь и в рассказе "Я знаю теперь все!" описание научного опыта понадобилось лишь как вежливая уступка наиболее ортодоксальным редакторам. Сама же идея предельно проста: не все в этом мире на своем месте. Вот академик - дутая величина, а рядом стоит киоскер с энциклопедическими знаниями. Проходит девушка, которая притворяется очень умело горячо любящей, а издали смотрит тихая Золушка... Все это герой видит благодаря ореолу над их головами, а вот они ничего не замечают... Ему, Никольскому, понадобился ореол, а Лесажу - хромой бес. И все для одной и той же цели: показать скрытое от людских глаз, выявить истинную ценность человеческих отношений. - Вы мне не верите, - сказал старик тихо. В его голосе слышалась горечь. - Да, вы мне не верите. Я это вижу. По вашему ореолу. Никольский дернулся. Старик смотрел на него с горькой насмешкой. - Да, - сказал он спокойно. - Я повторил эксперимент, который так красочно описан в вашем рассказе. И получил тот же самый результат... - К-к-к-какой результат? - Ореол. Вы снова не верите... Впрочем, я бы на вашем месте тоже... Но убедиться нетрудно. Давайте выйдем на улицу. Он поднялся первым и терпеливо ждал, пока Никольский в полной растерянности хватался то за плащ, то за шляпу. - Но это же невозможно! - Никольский наконец опомнился. - У меня фантастика чисто условная! Символическая! - Не спорю, - ответил старик несколько грустно. - Кстати, Уэллс тоже писал условную фантастику. В отличие от Жюля Верна. Он мог бы добавить, что предсказания Уэллса нередко сбываются с величайшей и потрясающей точностью, но Никольский знал это не хуже его самого. Что-то подсказывало Никольскому: старик говорит правду. В конце концов, если писатель - инженер человеческих душ, то писатель-фантаст должен быть главным инженером человечества. Он, как сомнамбула, вышел за стариком, запер дверь, опустил щеколду на калитке и пошел рядом, даже не поинтересовавшись, куда это они идут. От былой неуверенности старика не осталось и следа. Теперь он выглядел как пират на пенсии, который сереньким таким старичком дремлет на завалинке и оживает лишь тогда, когда на город налетает шторм или надвигается неприятель. И что за жизнь без звуков боевой трубы? Черняк с иронией посматривал на деловитых прохожих. Никольский смятенно собирал воедино хаотические мысли, пытаясь представить, что же все-таки наблюдает ясновидящий спутник. И никто ничего не подозревает! - Всюду эти нимбы, - сказал старик с недоброй усмешкой. - Могу судить об интеллектуальной мощи характера... О мужестве, трусости, упорстве... Все это отражено в спектре... Да зачем я все это говорю вам? - Он засмеялся коротким смешком. - Вы все это знаете лучше меня. Рассказ-то ваш собственный! А вот и наглядный пример несоответствия. Посмотрите на этого невзрачного человечишку! Интеллект колоссальнейший, потенциальные возможности огромны, а рядом с ним - это же просто-напросто питекантроп с дурацким галстуком в горошек. Никольский смолчал. Мимо прошли известный специалист по ядерной энергии и его неизменный партнер по рыбной ловле - егерь Никифорович. Доктор наук по случаю рыбалки был одет в брезентовые штаны с бахромой на калошах и потрепанную, заплатанную телогрейку. Нормально одетый егерь выглядел сказочным принцем рядом со светилом науки. - Или взгляните вот сюда, - продолжал старик. - Видите парочку возле киоска? Юноша с женской прической и девочка, стриженная под мальчика? Если бы вы только видели, какой голубой нимб невинности и платонической любви светится над этим мальчиком и какое багровое облако чувственной страсти конденсируется вокруг его избранницы! Бедолага! - Почему же она бедолага? - решился что-то сказать Никольский. - Мы, слава богу, живем не в монастыре... В современном обществе... - Я о нем, - сказал старик коротко. Они перешли по булыжной мостовой на другую сторону улицы. Там было меньше пыли и грязи, а комментировать нимбы можно было и оттуда. Благо узкая улочка ни в коей мере не напоминала сверхавтостраду с двенадцатирядным движением. - Куда вы меня ведете? - спросил Никольский. - не в преисподнюю? - Нет, - ответил загадочный старик, - не в преисподнюю. Время от времени он давал характеристики наиболее интересным, по его мнению, прохожим, которые в изобилии сновали вокруг. Никольский, несмотря на потрясение, невольно поражался верно схваченным портретам. Бесценная вещь - сразу видеть, с кем имеешь дело! - Как видите, - сказал старик, - я не стал ждать ста лет, чтобы начинать осуществлять ваши идеи. - И много вы осуществили? - спросил Никольский. Несмотря на все старания держать себя в руках, голос дрогнул. - Всего две. Остальные не по силам, да и не по средствам. Так что не пробовал. Ну всякие там полеты в свернутом пространстве, роботы, контакты с иными цивилизациями... Хотя не могу поручиться, что в свое время не осуществятся и другие ваши идеи. - А вторая? Вы осуществили две мои идеи? - У вас есть рассказ "Полноценный", - напомнил старик. - Что в нем? А-а! Один из самых ранних рассказов. Причем на тривиальную тему. Избавление ото сна, человек получает двадцать четыре часа в сутки для занятий любимым делом: все счастливы, все поют... - В некотором роде так, - согласился старик, - я просто-напросто повторил всю описанную вами методику. Представьте себе - получилось! И что самое примечательное - я ничуть не удивился. Все правильно: так, мол, и написано, именно так и сделал доктор Хорунжий. Я не первый. Не сразу удалось втемяшить себе мысль, что никакого доктора Хорунжего не было, что рассказ - вымысел, что я первый, кто проделал это на самом деле. - Наивность? - пробормотал Никольский. - Нет! - Старик живо обернулся к нему и даже забежал вперед, чтобы видеть лицо Никольского. - Нет! Наивность тут ни при чем, хотя, сознаюсь я бываю непрактичен в некоторых житейских вопросах. Все дело в необычайной жизненности рассказа. Главное в этом. Признайтесь, судьба вымышленных Ромео и Джульетты волнует нас больше, чем недавний трагический случай на Бурбонском острове. Помните газетную заметку? Извержение вулкана, жертвы... А если бы эту заметку написал Шекспир? - Лондон, Беккер-стрит, 109, мистеру Шерлоку Холмсу, - сказал невольно Никольский. - До сих пор идут письма по этому адресу... - Вот-вот! Все дело в достоверности. Одни пишут знаменитому сыщику письма, другие требуют предать суду Синюю Бороду, а я повторил опыты из ваших рассказов. - Но ведь они противоречат современной науке! - Так то современной... Некоторое время они брели молча. Потом старик мягко коснулся рукава Никольского: - Все дело в том, что вы не столько писатель... Увидев, как протестующе дернулся Никольский, старик цепко схватил его за рукав и умоляюще заглянул в лицо: - Пожалуйста, выслушайте меня, возмущаться будете потом! Иначе я и сам собьюсь. И слушайте внимательно. Вы талантливый футуролог, хотя сами об этом не подозреваете. Да, в первую очередь футуролог, хотя ваших талантов хватило и на литературную сторону дела... - С детства не терплю математики, - признался Никольский, - а футурология, как я слышал, сплошной лес из социологических исследований, графиков, уравнений, подсчетов... - Стоп! - сказал старик. Теперь он обрывал его бесцеремонно, а Никольский безвольно подчинялся бурному натиску. - У футурологии много методов заглядывать в будущее. Вы слышали, вероятно лишь о самых распространенных. Много сейчас машин? В будущем будет еще больше. Крупные они? В грядущем станут еще крупнее. Это метод экстраполяции, самый простейший и, следовательно, самый распространенный метод. Между нами говоря, ерундовый метод. Годный лишь на ближайшее будущее. Есть еще метод постройки моделей. А вы пользуетесь самым трудным и наименее изученным методом - интуитивным. Что в тот момент происходит в вашем мозгу, вы и сами не в состоянии проследить. А налицо великолепный результат! Они подошли к маленькому, невзрачному домику. Старик остановился, похлопал себя по отвислым карманам, потом близоруко нагнулся, разыскивая замочную скважину. - И вы стали писать фантастику, - бормотал он невнятно, тыкая ключом в дырочку. - Естественная подсознательная реакция. Доказать расчетами невозможно, а поведать миру необходимо. Как быть? И вот, к счастью, есть еще такая отрасль литературы, как фантастика... Он распахнул отчаянно завизжавшую дверь, сделал гостеприимный жест: дескать, проходите, чем богаты, тем и рады, потом спохватился и шмыгнул первым. Никольский слышал, как он убирает с дороги что-то тяжелое. Донельзя потрясенный всем услышанным, он машинально прошел в квартиру этого алхимика ХХ века и сел на пыльный стул. Комнат было две. Первая представляла помесь мастерской с лабораторией, вторая - библиотеку. Книг было великое множество. И отечественных, и зарубежных авторов на нескольких языках. - Фантастика... - сказал Черняк очень мягко, перехватив взгляд Никольского. - Моя сила, моя слабость... Ни одна библиотека города не имеет столько наименований. С материальной стороны приобрести столько книг вовсе не трудно. А вот собрать все... На его сухих губах блуждала слабая улыбка, даже глаза прикрыл на мгновение от удовольствия. Видимо, вспоминал выгодный обмен или крах коллекционера-соперника. Но Никольский жаждал испить чашу до дна. Он спросил: - И как вы теперь, когда... не спите? - Не жалуюсь, - ответил старик коротко. - Вам обязан. Но иногда бессонными ночами подумываю, что было бы полезнее, если бы вы сочиняли нормальные космические боевики в стиле лошадиной оперы. Ну там похищение мутантами блондинок на звездолете, железные диктаторы, галактические вампиры, кибернетика и ниндзя... Захватывающе, лихо! Читатель в диком восторге, хотя и знает, что все это бред собачий и ничего подобного не будет. Вы меня понимаете? Есть вероятность, что вы можете наткнуться на опасную идею. И кто-то, а я не думаю, что только на меня ваши рассказы так подействовали, так вот, кто-то может попытаться осуществить. Никольский почувствовал, что его охватывает озноб. Все, что говорил старик, было чудовищно, но вместе с тем реально. - Над чем вы работаете сейчас? - вдруг снова спросил старик. Никольский сжался. А вдруг и в самом деле?.. - Проблема возрастания мощи, - ответил он послушно, словно школьник в кабинете директора. - Я занимаюсь проблемой возрастания мощи отдельного человека. Для сравнения можно представить, например, древнего грека, который обиделся на весь мир и решил ему отомстить. Что он в максимуме способен сделать? Зарубить мечом или топором несколько человек, прежде чем горожане опомнятся и зарубят его самого. А вот пулеметчик начала века уже мог отправить в рай или ад несколько десятков царей природы. Теперь обратите внимание на самолет с атомной бомбой. Разгневанный пилот способен ввергнуть в небытие целый город. А трехступенчатая термоядерная ракета порядка трех-четырех беватон? Она сотрет с Земли целый континент. А вот недавно в печать просочились сведения о вольфрамовой бомбе. Одна штучка способна превратить земной шар в обугленную головешку. И так далее. Все это этапы того, что может натворить один человек. На лице старика застыл ужас. Он порывался что-то сказать, но превозмог себя и кивнул Никольскому, чтобы тот продолжал. - Таких людей, - продолжал Никольский монотонно, - будет становиться все больше. Я имею в виду вообще людей, распоряжающихся большими мощностями. Не обязательно, чтобы это были военные. Число людей, потребляющих колоссальные мощности, неуклонно увеличивается. Сначала это были одни физики, потом стали подавать заявки геологи и химики, биологи и даже метеорологи. В моем рассказе все это уже наступило. Действие происходит в наше время. Практически каждый получил возможность взорвать земной шар благодаря одному нехитрому изобретению... - Несчастный! - крикнул старик. - И вы описали? - Да, - сказал Никольский с отчаянием. - Я же не думал, что могу угадать. А редактор требует научную основу. "Нечего, - говорит, - мне мистику разводить..." - Немедленно уничтожьте рассказ. Сожгите рукопись! Где у вас гарантия, что из четырех миллиардов человек не найдется маньяка, способного взорвать нашу Землю? Никольский уронил голову на ладони скрещенных рук. Лицо его было белым. - Поздно, - сказал он. - Я могу сжечь рукопись, но что это даст? Есть еще журнальный вариант, он гораздо слабее в художественном отношении, но изобретение описано там очень подробно. И этот номер уже вышел. Со дня на день жду гонорар. Старик вскочил. Волнуясь и ломая длинные пальцы с выпирающими суставами, он забегал по комнате. Губы его подергивались. - Что же делать? Что делать?.. Глаза у него были жалкими, словно его только что побили ни за что. Никольский старался и все не мог поднять тяжелую голову. Словно вся кровь превратилась в расплавленный свинец и затопила мозг. Во рту появилась хинная горечь, стало вдруг невыносимо тоскливо. Старик остановился перед ним и тряхнул за плечо костлявой рукой. - Вы сумели выпустить джинна, - сказал он отчаянным голосом, - теперь загоните его назад в бутылку! - Каким образом? - спросил Никольский безнадежно. - Это уж ваше дело! - огрызнулся старик. - Во всяком случае, мне не по силам было бы и выпустить его на свободу! Вы сумели сломать печать Соломона, теперь постарайтесь избавить нас от угрозы! - Избавить! Если бы это было возможно... Но есть законы человеческого развития... Открытие, сделанное однажды, никто не закроет... И ничем... И никогда... - Но что же тогда? Никольский нашел в себе силы безнадежно пожать плечами: - Против меча был изобретен панцирь... - сказал он нехотя, - против пули - броня... Самолет и зенитка... - Против яда - противоядие? - догадался старик. - Клин клином? Никольский кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Он не мог смотреть в измученные глаза старика, в которых сверкнула надежда. - Так делайте же! - крикнул старик. - Немедленно! - Это не так просто, - сказал Никольский тихо. - Хорошие идеи приходят редко. А по заказу... Даже и не знаю, возможно ли так вообще... - Но сейчас обстоятельства чрезвычайные. Вы обязаны! - Знаю... Он хорошо понимал всю безнадежность принятого решения. Только профаны полагают, что фантазировать проще простого. Сел за пишущую машинку и стучи о чем попало. Дунул, плюнул - и все! А здесь, оказывается, столько законов, и ни один нельзя переступить. Даже если выполнены все мыслимые требования, остаются законы человеческой психологии. Сколько ни говори, что полезнее ходить пешком, а человек предпочитает ездить. Сколько ни убеждай, что прыгать на ходу опасно, прыгали. Пока не появились автоматические двери... - Так сделайте эти автоматические двери! - сказал старик горячо. Никольский вздрогнул от неожиданного вторжения в свои мысли. Оказывается, он начал рассуждать вслух. - У вас появилась идея? - спросил старик нервно. - Только не отбрасывайте человечество назад в пещеры! И помните: для спасения человечества никакие меры не велики! Что вы придумали? - Так, - пожал плечами фантаст. - Ерунда одна. Разве что телепатия. - Телепатия? - сказал старик с недоумением. - При чем тут телепатия? Хотя... Если все будут знать мысли друг друга... то пусть кто и надумает нехорошее... Гениальная идея! - Бред собачий... - сказал Никольский тоскливо. - Вы представляете себе мир, в котором все будут читать мысли друг друга? Старик поежился, но сказал твердо, даже слишком твердо: - Но человечество будет жить! - Да, но захочет ли оно жить вообще? Гордые нарты в сходном случае предпочли смерть... Человек может, конечно, иметь миллион нехороших мыслишек, но все же он достаточно благороден, чтобы стыдиться их. В нашем обществе этика, слава богу, достаточно сильна, чтобы закрыть дорогу любому изобретению, если оно угрожает основам морали. Так что телепатия не пройдет... - Я понимаю, - сказал старик, подумав, - я понимаю, конечно, да... Но лично я позволил бы в своих мыслях... Неприятно, конечно, весь как у врача со своими язвами, но лечиться надо? - В вашем возрасте меньше скрывают недостатки. Все понять - все простить... Может, в этом и скрыта житейская мудрость. А вот молодежь скорее запустит любую болезнь, чем признается окружающим. - Окружающим, но не врачам! - возразил старик и осекся, увидев лицо фантаста. Никольский замер, стараясь сосредоточиться на робкой мыслишке, мелькнувшей где-то в глубине воспаленного мозга. Окружающие и врачи... Медкомиссия, когда ему пришла повестка в армию... Старик отошел на цыпочках. Он видел, каким пламенем светилось лицо фантаста. Этого было достаточно, чтобы замереть и не двигаться. - В конце концов, - сказал Никольский вслух, - можно убрать и последний нюанс неловкости. Психологов или психиатров в принципе можно заменить диагностической машиной... Ее стесняться будут меньше... И не надо, кстати, рыться во всех мыслях. - Почему? - спросил старик, не дождавшись объяснения. - А зачем? Земле угрожают только глобальные разрушения. Большие мощности. Вот в этом направлении и пусть ищет машина. А мелкие грешки оставим человеку. Иначе он и жить не захочет в стерильном мире... - Захочет, - сказал старик не очень уверенно. - Дело не только в этом. Сузится поиск, опасность будет выявляться быстрее. Да и дешевле... Он огляделся по сторонам. - О, у вас есть пишущая машинка? "Мерседес"? Это неважно, лишь бы работала. Нужно попробовать, пока что-то оформляется где-то в глубине... Раньше он писал так, словно от его рассказов зависело существование человечества. А теперь нужно было писать намного лучше.
[X]