Марина Наумова

      Чужие-II: планета отчаяния

      1

      Ни разу за все время работы в спасательной бригаде у Тедди не было такого гнетущего настроения. Даже клочья космической пыли на обзорном экране вызывали у него тревожные мысли. Пыль, туман, тайна… Какую мрачную тайну прятал в себе туман, опутывающий подступы к этой Богом забытой планете?.. Если тайна и была, то не менее гнусная, чем этот проклятый туман. Туман в космосе?!. Неожиданно возникшая на экране капсула заставила его вздрогнуть: ее очертания напомнили Тедди изображенный в стиле кубизма собачий череп. Беловатый, почти костяной, блеск металла, симметричные пятна глазниц. Череп в тумане!

      Еще неуютней Тедди почувствовал бы себя внутри капсулы. Она казалась вымершей. Покрытые слоем синей изморози пульт, части систем жизнеобеспечения и обтекаемый верх анабиозной камеры выглядели почти нереальными в голубоватом мертвенном свете. Но пока Тедди всего этого еще не видел.

      Тедди поднес микрофон к губам:

      — Внимание, приближаемся!

      «Неужели на этот череп придется посылать людей?» — сжалось у него что-то внутри от предчувствия беды. Или от возможного соприкосновения с чьим-то горем?

      Бок планеты, раскрашенный наугад воздушными течениями, занял почти весь экран, вытесняя из поля зрения череп капсулы.

      Стыковка прошла быстро и четко. Так как вероятные обитатели капсулы не подавали никаких признаков жизни, люк начали резать лазером. Но даже сноп брызг расплавляемого металла не мог разрушить мертвенный покой. Ничто не изменилось, когда на пороге показались фигуры разведчиков в скафандрах. Резкие конусы фонариков расплывались от притаившихся в синеве струй тумана — теперь уже почти настоящего. Пустота подавляла.

      Они двигались неестественно медленно, словно по дну гигантского аквариума.

      Синяя слизь прилипала к подошвам. Остановились возле анабиозной камеры. Старший, Майк, провел ладонью по защитному стеклу. Слизь?.. Нет, изморозь.

      Под колпаком виднелось лицо. Неподвижное лицо женщины, бледное от внутренней подсветки. Сложенные на груди руки делали ее похожей на мумию. Даже анабиоз не сгладил до конца следы пережитых страданий. Майк поспешил отвести взгляд от ее лица.

      Обычно эмоции на лице запечатлевает смерть. Майк не поверил, когда глазок биодатчика подмигнул ему светлым огоньком.

      — Биоритмы функционируют, — произнес напарник. — Она, кажется, жива.

      — Ну что ж. — Майк вздохнул и провел рукой по шлему, словно вытирая пот со лба. — Теперь пусть ею займется спасательная группа.

      2

      Доктор Хедли вошла в палату. Рипли не спала — ее глаза настороженно наблюдали за каждым движением вошедшей.

      — Привет, Рипли, — улыбнулась негритянка. Пациентку надо было во что бы то ни стало развеселить, по крайней мере, окончательно вывести из нервного шока. Депрессия часто развивается у людей, долгое время проведших в анабиотическом сне, но зная послужной список Рипли, доктор ожидала более быстрого выздоровления. — Как мы себя чувствуем?

      — Ужасно. — Рипли заставила себя немного расслабиться. До каких пор она будет еще ожидать появления чудовища?

      — По крайней мере, лучше, чем вчера, — снова улыбнулась доктор и проверила аппаратуру.

      «Зачем столько медицинской техники? — вскользь отметила про себя Рипли. — Или они что-то подозревают? Но тогда…»

      — Где я? — уже не в первый раз спросила она, приподнимаясь в кровати. Опять в глубине души ожило ощущение опасности, дернулось мерзким червячком… Или это пошевелился страшный эмбрион? При мысли об этом по спине Рипли пробежали мурашки.

      — Все в порядке, вы в безопасности, — мягким голосом произнесла Хедли. — Через пару дней вас переправят на земную станцию. — Заметив появившуюся на лице пациентки гримасу и истолковав ее по-своему, она продолжила: — Поначалу будет кружиться голова, но это быстро пройдет. О, кажется, к вам гости!

      Рипли ощутила, что нервы вновь собираются в комок. Как она могла не заметить, что дверь открылась? А если там…

      В проеме двери возник человек. Молодой, одетый с иголочки. «Это еще зачем?» — внутренне содрогнулась Рипли, но вдруг заметила у него в руках рыжего Джонси. Кот, похоже, был вполне доволен тем, что его куда-то несут.

      — Джонси, иди ко мне, миленький! — ожила Рипли. Он, единственный маленький друг, снова был с ней! С этой секунды ни доктора, ни незнакомого гостя для нее не существовало. Она прижала Джонси к себе, и прикосновение к мягкой теплой шерстке придало ей силы.

      — Ну, как ты? Глупый кот! Как себя чувствуешь? — спрашивала она, заглядывая в родные зеленые глаза. — Где ты был?

      Гость поправил галстук и усмехнулся. Психологи верно рассчитали, что этот зверек поможет начать разговор. Нужно только дождаться, пока слегка стихнет радость от первой встречи. Берт придвинул стул и сел на него верхом.

      — Кажется, вы с ним знакомы? — спросил он Рипли наконец посмотрела и на него. — Меня зовут Картер Берт. Я работаю в Компании, но не начальником, конечно.

      «В Компании? — В душе шевельнулся червячок боли. — Значит, в Компании, в той самой, пославшей нас на смерть».

      — Вам нехорошо? — сочувственно переспросил Берт, уловив изменение в ее лице. — Не волнуйтесь, слабость скоро пройдет. У вас ведь кружится голова? Ничего удивительного — после такого затяжного сна! Вы еще держитесь молодцом.

      «О чем он? Почему — затяжной сон?» Она не могла понять, о чем он говорит; необходимость прислушиваться к себе лишала ее возможности полноценно следить за нитью разговора. Все же внутри что-то шевелилось. «Это просто желудок», — пробовала убедить себя Рипли, но чем больше она сосредоточивалась, тем сильнее становился страх. «Затяжной сон…»

      — Сколько времени я находилась в анабиозе?

      — Вам не говорили?

      Рипли с вымученным раздражением уставилась на Берта.

      — Сколько?

      Берт неопределенно хмыкнул.

      — Вначале это может вас поразить, но вы спали очень долго.

      — Сколько?!

      «Что еще за шутки? Зачем он оттягивает ответ? Что все-таки произошло?» — продолжала нервничать Рипли.

      — Вы проспали пятьдесят семь лет.

      — Что?! — выдохнула она. Это казалось невероятным. Что могло произойти за это время? Она не удивилась бы сейчас, если бы ей сказали, что Чужие уже уничтожили Землю, и эта станция — все, что осталось от прежней цивилизации. Уж не это ли от нее хотят скрыть?

      — Ваш корабль унесло с заданного курса, — начал объяснять Берт, — и выбросило на замкнутую орбиту. Спасатели наткнулись на капсулу совершенно случайно. Вам просто повезло. Вы могли остаться там навечно…

      «Там… А кто сказал, что там — хуже? Во сне ничего не чувствуешь, — думала она вслед за его мыслями. — А что, ждать, пока чудовища ворвутся и сюда, — лучше? Они могут быть всюду, на каждом корабле, на любом. Раз спасатели подобрали меня, они подберут и кого-то другого, если не сделали это уже сейчас. В какую из дверей вломятся сейчас эти твари?» Руки Рипли инстинктивно сжали Джонси. От боли кот зашипел.

      Перед глазами Рипли мелькнули оскаленные белые клыки, и нервы не выдержали — она закричала.

      Эмбрион внутри шевельнулся, тело пронзила боль, разрывающая мышцы живота и выпускающая чудовище наружу. Разбрызгивая во все стороны кровь и слизь, взметнулась над ее телом прямоугольная морда жуткой ящерицы, покидающей трепещущую от боли и еще живую человеческую оболочку. Леденящее душу рычание потрясло палату.

      — Что с вами? — долетел откуда-то голос Берта.

      «Неужели я жива?» — корчась в конвульсиях, думала Рипли. Зверь еще был в ней: хвост и когтистые задние конечности елозили внутри, причиняя все новую боль.

      — Доктор, скорее, сделайте хоть что-нибудь! — закричал Берт, глядя, как Рипли бьется в судорогах на кровати. Только что каменное и лишь слегка морщащееся от неудовольствия лицо превратилось в отталкивающую маску боли, отчаяния и безотчетного страха. — Скорей же! Скорей!

      «Почему этот монстр застрял во мне? Сколько времени будет продолжаться эта боль?» — стонала Рипли. «Почему они не стреляют? Неужели им не ясно, что я уже мертва?!»

      — Убейте меня! — отчаянно завопила она. Чудовище лязгнуло зубами, его когти сжались, вырывая внутри клочья мяса. — Нет! Нет!!! — Сумасшедший вопль раздирал Рипли, как когти монстра. «Сколько это будет продолжаться?» — Боль перешла за предел чувствительности, давая ей передышку, достаточную для того, чтобы провалиться в беспамятство.

      «Неужели это была галлюцинация?» — спрашивала себя Рипли, очнувшись вечером на той же кровати. Ничто вокруг не подтверждало реальности кровавой драмы. Все прибрано, чисто, спокойно… Улыбаясь, к ней подходила Хедли. Что-то тяжелое лежало на ногах; приподняв голову, Рипли убедилась, что это был Джонси.

      — Вы уже успокоились? — обыденно поинтересовалась доктор. — Я принесла вам снотворное…

      — Я достаточно спала, — покачала головой Рипли. Ей нужно было прийти в себя и разобраться в собственных чувствах. Разобраться самой — положиться было не на кого.

      «Итак, со мной просто случился истерический припадок. Но значит ли это, что Чужих действительно нет? Может быть, тот был последним… А скорее всего, о той планете просто забыли. Или узнали о нашей судьбе и решили прекратить ее исследование. Пусть будет так. В конце концов, если бы об этих тварях знали, они были бы намного осторожней со мной. Скорей всего, просто не рискнули бы меня подобрать».

      Ее мысли сложно было назвать глубокими, но на другие сейчас она была не способна. Достаточно и того, что они успокаивали.

      Для большей уверенности Рипли притянула кота к себе.

      — Ну что, дуралей? Все в порядке? В порядке, миленький, — принялась она убеждать Джонси (а скорее — саму себя). — Все в порядке. Все позади… Все позади…

      3

      На заседании комиссии присутствовал сам Глава Компании. Новый.

      Конечно, 57 лет назад его не могло быть…

      Он занимал мысли Рипли недолго — как только на экране появилась знакомая компьютерная запись, она забыла обо всем.

      Она была спокойна, глядя в глаза погибшим товарищам. Спокойна, насколько это было возможно. Пока долг не выполнен, переживания обязаны отойти на второй план. Собрав все силы, Рипли отвечала ровно и сдержанно. Ни в коем случае трагедия не должна была повториться. Ни в коем случае. Чужие должны быть уничтожены, Разум должен восторжествовать. В конце-концов, в Компании работают неглупые люди. Может, подлые, но, во всяком случае, не дураки…

      И все же…

      За три с половиной часа мнение членов комиссии ничуть не изменилось.

      — Еще разочек, пожалуйста, — привычно вежливо повторил один из них оператору, отвечающему за полученную с корабля Рипли запись. — Вот именно этот отрывок. Мне бы хотелось вернуться к тому моменту…

      Вряд ли хоть кто-то мог выдержать это спокойно.

      — Я ничего не понимаю! — В голосе Рипли от напряжения появилась дрожь. Она с трудом сдерживала себя. — Сколько раз можно пересказывать одно и то же?!

      «Какие равнодушные у них лица», — словно только теперь заметила она. Сидящие за длинным столом члены комиссии были удивительно похожи друг на друга: за все время беседы Рипли запомнила только Главу Компании и какую-то женщину, лицо которой показалось ей особо неприятным.

      Смертельная угроза Человечеству? Кого это здесь волнует? Деньги и только деньги, зашифрованные словами «интересы Компании».

      — Вы признаете, что вы, выключив двигатель, уничтожили довольно дорогой звездолет? — задал вопрос Глава Компании. В его голосе слышались ледяные нотки.

      «Конечно! что бы еще их волновало!»

      — Сорок миллионов международных долларов, — глядя через стол в глаза Рипли, уточнил Глава Компании. — Это довольно большая сумма. Да, конечно, записи на компьютере подтверждают кое-что из вашего донесения, а именно: в силу неизвестных причин корабль сел на планете LB-426; в те годы это была неисследованная планета. Затем он возобновил курс и потерпел аварию по неизвестным причинам…

      Для Рипли было ударом в спину.

      — Что значит «по неизвестным причинам»?! — взвилась она. — Я вам уже сказала: по приказу мы сели на планету, чтобы добыть эту штуку, которая чуть не уничтожила весь персонал и меня… Точнее, уничтожила всю команду и ваш корабль…

      Рипли понимала, что спорить с ними уже бесполезно.

      Они не признаются в том, что отдали этот приказ. Гораздо проще свалить вину на того, кто слаб и не может защищаться.

      Но почему не может?

      Она справилась с чудовищем, потому что не стала отступать. Точнее, потому что боролась до конца. И если борьба еще не кончена, она будет бороться снова и снова.

      — Дело в том, что у нас нет никаких подтверждений существования созданий, о которых вы нам рассказывали, — перебила ее женщина из комиссии. Рипли поняла уже, что в ней отталкивало: она смотрела на всех с чувством неоспоримого собственного превосходства.

      — Это потому, что я вышибла последнего из них через воздушный шлюз! — «Иначе вам бы пришлось увидеть его клыки собственными глазами», — чуть не добавила Рипли, но вовремя успела остановиться.

      Глава Компании снисходительно взглянул на нее, потом на женщину.

      — Скажите, а такие враждебные организмы, описанные Рипли, обнаружены на LB-426?

      — Нет, — женщина подобрала губы. — Там ничего нет. Только скалы и камень.

      Глава Компании сплел пальцы и снова взглянул на Рипли.

      Собрав последние силы, Рипли продолжила:

      — Я тоже вам говорила: там нет своей фауны и флоры. Там находился корабль инопланетян. Мы приземлились на его бакен и нашли то, чего никто не находил… — Рипли говорила медленно, словно диктовала, — никогда за триста лет Космической Эры…

      — Существо, которое проникает в человеческий организм? — переспросила женщина.

      — Да!

      — По вашим словам.

      — Да!

      — Существо, у которого вместо крови — концентрированная кислота?

      — Совершенно верно, — жестко ответила Рипли. — Я понимаю, куда вы клоните. Я вам говорю, что эти твари существуют.

      — Подождите, офицер Рипли, вы меня не выслушали… — раздался голос Главы Компании, но остановить ее уже было нельзя.

      — Кейн, член нашего экипажа, который был на этом объекте, видел там тысячи яиц…

      — Тысячи?

      Глава Компании кивнул секретарю, и тот что-то черкнул на бумаге.

      — Тысячи, черт побери! — перешла на крик Рипли. И это еще не все! Потому что если одно из этих существ спустится сюда, все будет кончено, и вся ваша бумага, которой вы придаете столько значения, никому не будет нужна! — Да, борьба еще продолжалась; Рипли убеждалась в этом хотя бы потому, что ее сердце билось сейчас так же часто, как тогда, на корабле. Она замолчала.

      Члены комиссии уже начали вставать с мест: пока Рипли кричала, табло компьютера высветило надпись «Дело закрыто».

      На какую-то секунду она остолбенела. Значит, все зря? Доказательства, крики… Зря?!

      Рипли ошарашенно смотрела на уходящих. Да, она говорила в пустоту. Все проходили мимо, словно ее вовсе не существовало. Только Берт на секунду задержался возле нее. Благополучный, с иголочки одетый Берт…

      — Жаль, все могло бы пройти более удачно, — неопределенно произнес он дежурную фразу.

      Рипли посмотрела мимо него. С ним не о чем было говорить…

      Берт отошел. Рипли стояла, все еще не в силах уйти.

      Неужели все закончилось?

      Она понимала, что надежды больше нет. Ее никто не услышит…

      Но разве так должно быть? Она не удивилась, когда возле нее задержался Глава Компании. Может, все-таки понял?

      Рипли была готова в крайнем случае оказаться «самой виноватой» — лишь бы опасность, дремлющая где-то в глубине космоса, не проснулась снова.

      Шеф смотрел на нее свысока, но слабая надежда не позволила ей гордо отвернуться.

      — Знаете что, Рипли, — снисходительным тоном начал он, но она перебила его:

      — Почему вы не поверите в LB-426? — Это был последний и самый серьезный аргумент.

      — А в этом нет необходимости, — недовольно ответил Глава Компании. Это был совсем не тот разговор, на который он рассчитывал. — Там уже двадцать лет живут люди, которые не жаловались, что там есть какие-либо враждебные организмы.

      Последняя реплика обдала Рипли жаром.

      — Какие люди?! — изменившимся голосом переспросила она.

      «Люди… там…» — об этом страшно было даже подумать.

      — Как — какие люди? Инженеры, которые установили там процессор для изменения атмосферы, — спокойно — (спокойно!) — пояснял Глава Компании, — чтобы она стала пригодной для дыхания. Они находятся там уже более двадцати лет. Это колония.

      — Сколько там колонистов? — резко спросила Рипли. Она все еще не верила своим ушам.

      «Колония…»

      — Колония — большая? — снова спросила она, потому что ей показалось, что Глава Компании пропустил ее вопрос мимо ушей.

      — Не знаю точно, шестьдесят или семьдесят семей… Разрешите пройти?

      Рипли только тут заметила, что стоит на самом проходе и что Глава Компании остановился только поэтому. Но не это занимало сейчас ее мысли, жгло изнутри огнем. Люди, люди на планете…

      — Семей?! — замирающим голосом переспросила она, чувствуя, что лицо каменеет, как у приговоренного к смерти. — Боже мой!

      Что она могла еще сказать?..

      4

      Сигарета в руке дымилась, все уменьшаясь, и дым, попетляв немного в воздухе, таял.

      Сколько раз Рипли сидела вот так, бессмысленно глядя на дымок? Ответить на это было сложно. Сигарета таяла, осыпалась пеплом. Так же таяла жизнь.

      Сколько прошло с того времени — месяц? год? Неважно. Ее личное время давно остановилось.

      Рипли не отреагировала на раздавшиеся в коридоре шаги: к ней уже давно не приходили.

      По коридору шел Берт с моложавым человеком, от которого так и несло военной выправкой. Жесткие черты лица были натренированно неподвижны, что совсем не прибавляло его виду интеллектуальности; сквозь короткую стрижку поблескивал череп.

      Замяукал Джонси, почуявший гостей, прогудел входной звонок, и лишь тогда Рипли подняла голову и взглянула на дверь.

      Кто пришел, ее не интересовало, как не интересовало вообще все. Она механически открыла дверь (даже если бы там ее поджидал Чужой, Рипли вряд ли проявила бы сейчас больше эмоций) и впустила гостей.

      Пустой взгляд Рипли мало смутил Берта, но все же он предпочел сперва представить своего спутника.

      — Добрый день, Рипли. Это лейтенант Горман из колониальных космических войск. — С непосредственностью очень самоуверенного человека, которая была больше похожа на нахальство, Берт решил не тратить времени на вступительные разговоры. — Рипли, мне нужно с тобой поговорить. Мы потеряли связь с колонией на LB-426.

      Он сказал это так, словно речь шла о чем-то привычном и будничном.

      На секунду Рипли замерла, переваривая услышанное, потом повернулась и пошла за кофе: это давало ей возможность найти ответ.

      Догадаться, чего от нее хотят, было несложно.

      — Ушам своим не верю, — язвительно произнесла Рипли, отвечая злым взглядом на изучающий взгляд Берта. — Сперва вы уличили меня во лжи, а теперь хотите снова отправить туда? Нет уж, спасибо. Я не полечу. Это меня не касается.

      Нельзя сказать, что горячность Рипли была вызвана чувствами достаточно глубокими. Берт просто был ей неприятен и вызывал скорее раздражение, чем ненависть.

      Зачем ее хотят вытащить из этого почти уютного, надежного существования, почти небытия с крошечной комнаткой и вечной сигаретой?

      Все сгорело, ей осталось только тлеть…

      Впрочем, Рипли была не слишком честна перед собой: под пеплом еще оставалась старая обида, да и шрам пережитого потрясения зарубцевался настолько грубо, что сразу бросался в глаза.

      — Я могу закончить? — переглянулся с лейтенантом Берт.

      — Нет, я сказала. Я не полечу!

      — Рипли, вы полетите вместе с солдатами, с воинами, вам гарантирована безопасность. Это космический пехотный десант, специально обученная армия; в их силах абсолютно все. Так, лейтенант?

      На лице Гормана промелькнула довольная улыбка. В конце концов, Рипли была для него еще и интересной женщиной.

      — Да. — Голос лейтенанта Гормана был ровным, как у робота. — Нас специально готовят к таким ситуациям.

      — В таком случае я вам не нужна, — резко ответила Рипли. Она вдруг поняла, что действительно очень не хочет ввязываться в это дело. Просто существовать — это так удобно… Зачем рисковать в драке, которая все равно окажется бесполезной? — Я не солдат…

      — Но мы не совсем понимаем, что там происходит, — подхватил Берт. — Может, на этой планете просто испортился передатчик, оборвалась связь. Но если ситуация сложилась по-другому, вы будете нам нужны как консультант…

      Берт изучал реакцию Рипли на эти слова, словно перед ним был неодушевленный объект.

      — Извините, мне некогда с вами разговаривать, — попробовала поставить точку Рипли. Эти двое уже надоели ей. — Мне нужно идти на работу.

      — Я слышал, вы устроились на погрузчик? — спросил Берт.

      Эта профессия не считалась престижной.

      — Да. — Рипли постаралась не заметить унижающего подтекста.

      — Управляете погрузчиком, транспортером? — не отставал Берт.

      — Ну и что? — холодно спросила Рипли. Во всяком случае, эта работа немного спасала от тяжелых воспоминаний. Мощь погрузчика, частью которого она становилась всякий раз во время работы, заставляла забывать о собственной слабости, словно это ее собственные руки шутя поднимали и переносили многотонные грузы.

      — Ничего. — Шпилька не сработала, и Берт изменил тактику. — Я рад, что вы снова занимаетесь нормальной деятельностью. Вам повезло, что удалось найти хоть такую работу. В этом нет ничего плохого. — Он присмотрелся к выражению ее лица и решил, что можно продолжать. — А что бы вы сказали, если бы вас восстановили в звании летчика-астронавта? Компания готова вернуть вам ваше звание и вашу работу…

      — В том случае, если я полечу на эту планету?

      Вопрос Рипли был скорее риторическим. Лишь на какую-то секунду гордость взыграла в ней, но груз воспоминаний задавил эту гордость на корню.

      Окровавленная морда монстра, разрываемые тела, безысходность, от которой некуда было деться, — можно ли сравнить с этим мелкие детали карьеры, которая никому не нужна, в том числе и ей? Жизнь дороже… Только идиот может сравнивать подобные вещи.

      — Да, в том случае, если вы полетите, — улыбнулся Берт. Он был уверен, что добился своего. Он всегда добивался своего. — Вам дают прекрасный шанс. Слетаете туда, посмотрите, — я думаю, для вас это будет лучше всего и поможет вам избавиться от ужасов.

      — Спасибо, — отрезала Рипли. — Я только что была у психиатра.

      — Я знаю, — ослепительно и нагло ухмыльнулся Берт. — Я читал заключение: каждую ночь вы просыпаетесь от кошмаров, мокрая от пота…

      — Я сказала: я никуда не полечу, — перебила его Рипли. Что он копался в ее личных делах, знает то, что не предназначено для третьих лиц, взбесило ее больше всего. — И на этом разговор окончен, так что, пожалуйста, уйдите.

      Лейтенант Горман вопросительно посмотрел на нее.

      «И все же она симпатичная».

      — Я туда не вернусь! — не унималась Рипли. — Но даже если бы я туда полетела, то ничем бы не смогла помочь.

      — Ну хорошо, хорошо. — Берту не хотелось показывать Горману, что он терпит поражение, и поэтому он поспешил сделать вид, что решение Рипли вполне его устраивает. Во всяком случае, почти.

      Теперь ему осталось только сказать последнее слово, которое обязательно должно было остаться за ним.

      — Будьте добры, подумайте все-таки об этом предложении…

      — Спасибо за кофе, — глуховатым голосом сказал лейтенант, поднимаясь.

      Рипли молча посмотрела им вслед.

      Нарушители покоя удалились, но их визит сдвинул что-то в ее душе.

      Зачем они заставили все вспомнить?

      Рипли села, продолжая смотреть на дверь. Ей не хотелось больше идти на работу. Пусть выгоняют… какая разница, если жизни все равно нет, если в душе навсегда поселился эмбрион тоски и страха.

      Эмбрион? Даже ассоциации все еще те…

      5

      На этот раз ей снился целый город. Чьи-то квартирки с мирно сидящими за столами семействами: нарядные дети, матери в хрустящих белых передничках, солидные отцы семейств, раскуривающие трубки, мудрые лица дедушек и добрые — бабушек… И всякий раз потолок в комнате начинал стекать на пол тягучей слизью, стены трещали под ударами когтистых лап, пока в проем не врывались, снося все на своем пути, знакомые чудовища, и белый цвет накрахмаленной скатерти скрывался под кровавыми остатками их пиршества.

      Эти добрые люди, родные, хотя и незнакомые, приглашали ее в свои семьи — и она приводила к ним смерть. Смерть шла за ней по пятам и доставалась другим — невинным, чистым, не созданным для подобных зрелищ…

      Впервые Рипли закричала не оттого, что оказалась в объятиях щупалец и «птичьих» когтистых лап, а оттого, что в них попадали другие, а она была бессильна помешать этому.

      Только самые первые кошмары отличались такой силой и яркостью.

      Некоторое время Рипли тяжело дышала, сев на кровати. Где-то возле кормушки возился Джонси. Тоже своего рода член семьи.

      Ее семья… Джонси и она — двое, которые по-настоящему нужны друг другу.

      И снова Рипли почувствовала душевную боль, но уже другую, щемящую и почти нежную. Семья… как ей не хватало семьи! Того, что является неотъемлемой частью жизни каждого человека. То инопланетное чудовище не лишило ее конкретных родственников — оно отняло возможность иметь их вообще. Она не сможет стать частью чьей-то семьи, чтобы не взвалить на других свою вечную боль.

      А как же те семьи, которые остались на LB-426? Ведь между теми, кто там живет, существует эта полная ласки и добра связь, именуемая семьей; там есть дети, там кто-то любит, там дарят друг другу свою любовь и тепло… Если там еще кто-то живет. Рипли показалось вдруг, что она предала тех людей, что только она виновата в их гибели.

      Не доказала своей правоты. Сдалась.

      Не только черствость и неверие других приговорили жителей колонии к смерти, — ее собственная слабость.

      Дрожа от нетерпения, Рипли набрала номер видеофона Берта.

      Представитель Компании сидел в ванной; мокрые растрепанные волосы делали его жалким.

      — Алло, Рипли? В чем дело?

      Рипли вздохнула. И вот с этим человеком она должна выступить рука об руку в смертельной схватке со злом Чужих?

      — Скажи мне только одно, Берт… Вы летите туда, чтобы уничтожить этих тварей, да? Не для того, чтобы их изучать? Не для того, чтобы привезти их на Землю?

      Вопрос чуть было не застал Берта врасплох. И лишь сознание того, что от этого ответа зависит согласие Рипли, позволило ему заговорить сразу.

      — Да.

      — Вы летите для того, чтобы всех их уничтожить? — продолжала допытываться Рипли.

      — Да! — еще более уверенно подтвердил Берт. — У нас именно такой план. Даю вам слово.

      Рипли снова вздохнула. Она уже слишком хорошо поняла его, чтобы верить.

      — Ну, хорошо… Тогда я лечу…

      — Я дума… — начал что-то Берт, но Рипли отключила свой аппарат.

      Итак, решение принято. Про себя Рипли горько усмехнулась. Сколько человек спаслось в первый раз? Она одна? Смешно надеяться на то, что везение повторится.

      «А не все ли равно? — спросила она себя. — Что я теряю? Даст Бог, все обойдется, а нет… кто будет обо мне грустить? Разве что Джонси…»

      Она взяла кота на руки и уже в который раз прижала его к себе. «Может, взять его с собой? — мелькнула мысль. — Нет, ему-то зачем рисковать, он ничего и никому не должен…»

      — А ты, миленький дуралей, останешься здесь, — ласково шепнула она Джонси, словно своему ребенку.

      Рипли прижимала кота к себе, гладила его шерстку и никак не могла избавиться от ощущения, что прощается с ним навсегда.

      6

      Вооружение корабля торчало со всех сторон жесткой и грубой щетиной. Он выглядел скорее уродливо, чем внушительно; от неровных боков, покрытых наростами локаторов, прицелов и прочей аппаратуры, безжалостностью.

      Таких монстров космотехники не отправляют в развлекательные круизы.

      Изнутри корабль был несколько «человечнее»; даже все то же голубоватое освещение не казалось мертвым. Подсветка датчиков анабиозных камер мирно белела, придавая обстановке ощущение уюта. Корабль спал.

      Первым ожил автоматический регулятор сна. Сразу на всех анабиозных камерах поднялись страховочные герметизирующие крепления, вслед за ними откинулись прозрачные лепестки колпаков, открывая тела с приставшими пиявками датчиков.

      Зажегся свет, прогоняя остатки сна и покоя. Сразу со всех сторон раздались бодрые голоса. Рипли, испугавшаяся было по выработавшейся за последнее время привычке, быстро расслабилась. Кругом была жизнь.

      Кто-то кашлял, кто-то вздыхал. Грудной женский голос с не слишком женскими интонациями негромко выругался. Другой, мужской, — этот голос принадлежал блондину с резкими и по-своему пикантными чертами лица космического вояки, — пробормотал:

      — Черт побери! Переспал…

      Неловко и медленно блондин поднялся, поднялась и женщина. Рипли вспомнила, что она носит странное имя Вески.

      — Ну и морда у тебя, Дрейк! — оскалилась Вески.

      Третий десантник, Хиггс, тоже встал и принялся прислушиваться к их разговору.

      — Посмотри на себя, — добродушно огрызнулся Дрейк.

      — Это что? шутка? Хиггс! — позвала Вески и снова повернулась к блондину: — Дрейк, ты выглядишь точно так, как я себя чувствую!

      — Ну ладно, вы, умники! — подошел к ним сержант Эйпон, массивный негр с рельефной мускулатурой и жидкими курчавыми усами. — Чего ждете? Чтоб вам подали завтрак в постель?

      Даже не зная его звания, по одному только голосу можно было определить, что это говорит сержант.

      На черной бычьей шее Эйпона ярко выделялись бусы и цепочка. Подобные украшения были почти у всех членов отряда. Шутки ради Хадсон предпочел аналогичное украшение нарисовать и ходил, гордый своей выдумкой.

      — Вставайте, дорогие мои, — издевательски продолжал Эйпон. — День в казармах космического десанта — все равно, что день на ферме. Каждые полчаса — завтрак, каждые два дня — парад… Люблю я эту службу! — Как ни странно, последние слова прозвучали искренне.

      — Ой, черт, пол какой холодный!

      — Тебе что, принести теплые тапочки?

      — Если принесешь, я буду очень благодарен!

      Десантники вставали один за другим. Короткие шорты цвета хаки были призваны не столько прикрывать определенные части тела, сколько оттенять развитые мускулы этих переполненных жизненной энергией людей.

      Среди них, дышащих здоровьем и силой, Рипли стало немного неуютно; но их энергии, казалось, хватает на всех.

      Даже шутки этих людей отличались здоровой грубостью и своеобразной сочностью. Рипли никогда не умела так шутить.

      — Пошевеливайтесь, — подгонял задержавшихся лежебок Эйпон.

      «Это люди без комплексов», — грустно отметила про себя Рипли. Как любому человеку, перенесшему психическую травму, ей было и слегка завидно, и немного неприятно быть с ними рядом, ежесекундно получая подтверждения собственной ущербности.

      — Ненавижу я эту службу, — проговорил Хадсон, так и не дождавшийся тапочек.

      — Быстро, быстро, пошли! — не прекращал подгонять десантников Эйпон. — Разминаемся, разминаемся…

      Они разминались. Крепко сложенная, с хорошо развитой грудью, Вески принялась подтягиваться на турнике; почти сразу к ней присоединился блондин Дрейк. Рипли прошла мимо них, стесняясь своей изнеженной, в сравнении с ними, фигуры.

      Со всех сторон ее окружали хорошо натренированные тела. Натренированные для… чего? Чтобы стать мясом?

      Рипли поспешила отойти в сторону. Ей не хотелось чувствовать на себе их взгляды.

      Сильные, здоровые десантники продолжали резвиться.

      — Секции рассчитаны на пятнадцать человек, — проходя, сообщил лейтенант Горман. — Быстрее занимайте свои места.

      Пользуясь случаем, Рипли проскользнула к ряду шкафчиков с одеждой и принялась искать свой.

      — Кто эта Белоснежка? — покосилась в ее сторону Ферроу, женщина с овечьей мордашкой и короткой стрижкой. — Эй, Вера, ты не знаешь?

      — Какой-то консультант, вроде, — ответила та. — Судя по всему, она видела когда-то этих монстров!

      — А!.. — протянула Ферроу голоском на удивление более нежным, чем от нее можно было ожидать.

      Рипли с трудом сделала вид, что их не слышит.

      — Странно, — встрял в разговор Хадсон, — они ее встречали и выжили?

      От этой очередной грубой шутки Рипли вспыхнула.

      Тем временем возле турника тоже продолжали хохмить. Дождавшись, когда Вески устроит себе передышку, Дрейк, скаля зубы, поинтересовался:

      — Эй, Васкес, тебя никогда не принимали за мужчину?

      — Нет. А тебя? — отпарировала она и продолжила свое занятие. На сильных руках Вески ритмично вздувались мускулы, которые могли бы украсить и мужчину.

      — А неплохо, Вески! — вставил Хиггс. — Язычок у тебя как бритва.

      После обмена «любезностями» Дрейк опять присоединился к Васкес. Шутки и обрывки разговоров постепенно слились в общий ровный гул.

      В другом месте говорили о «более серьезных» вещах.

      — Эй, сержант!..

      — В чем дело?

      — У нас спасательная миссия! — ухмыльнулся лейтенант. — В колонии было много молодых девушек, — так вот, мы должны их спасти от их девственности!..

      — Неплохо!

      Постепенно разговоры переместились в другую часть отсека: получив из автоматов свои порции еды, члены экипажа разместились за столами.

      — Что это за дерьмо нам дали? — попробовав, оттолкнул тарелку Хадсон.

      — Ты еще не пробовал, что мы в прошлом полете ели! — почти радостно отозвался Фрост. В отличие от Эйпона, черты его лица были несколько более европейскими.

      — По-моему, нам дали кукурузный хлеб.

      — В прошлый раз мы вообще ели каких-то пиявок.

      — Да, — немедленно добавил Дитрих, — только та, что ты ел, была не пиявка, а глиста.

      Хадсон, как новичок, не знал, верить этому или нет, а над его головой уже собирались новые тучи.

      Кто-то подмигнул проходящему мимо Бишопу, тот отставил поднос, и почти сразу же натренированные руки схватили Хадсона за шею.

      Бишоп прижал его ладонь к столу.

      — Не надо, ребята! — еще не понимая в чем дело, на всякий случай запротестовал бедняга Хадсон, но было уже поздно.

      В воздухе мелькнул нож и ударился острием в поверхность стола между пальцами Хадсона. Бедняга принялся вопить. Нож прыгал между его растопыренными пальцами все быстрее, дикий крик не прекращался. Нож выбивал дробь. Кругом смеялись.

      — Ну ладно, ребята, — еле отдышавшись от хохота произнес Хиггс.

      — Кончаем!

      — Здорово! — хихикнул кто-то.

      — Ну, спасибо! — выдохнул Хадсон, убедившись, что опасность осталась позади.

      — На, ешь спокойно, — передал ему кто-то тарелку.

      — Это было совсем не смешно, ребята! — все еще ошарашенно глядя по сторонам, заключил Хадсон.

      Между тем освободившийся Бишоп направился с подносом к «начальственному» столу.

      — Лейтенант Горман… — Тарелка опустилась на стол.

      — Угу.

      — Мистер Берт…

      Глядя на них с едва прикрытым отвращением, как нередко смотрят на начальство, не заслужившее доверия или, наоборот, заслужившее самую пакостную репутацию, Дрейк процедил сквозь зубы:

      — Что-то этот новый лейтенант слишком нос дерет…

      Судя по гримасам, об этом подумал не один он.

      На какую-то секунду реплика убрала веселье. Дерет нос — это было, в общем-то, мелочью. Но, с другой стороны, от командира зависела их жизнь. Сможет ли он достойно встретить опасность бок о бок с ними, если изначально ставит себя в исключительные условия? И пусть под этими «условиями» подразумевался всего лишь отдельный столик, — большинству это показалось не лучшим предзнаменованием.

      — С нами есть не хочет!

      — У них там свой клуб, — заметил Хиггс.

      — Эй, Бишоп! — постарался перевести разговор с этой темы на более приятную Дитрих. — Я думал, ты никогда не промахиваешься, а ты, оказывается, порезался! — Он вытер со стола пару капель белесой жидкости.

      Рипли внимательно посмотрела на Бишопа и отвела глаза. Все те же воспоминания заставили ее слегка содрогнуться.

      — Почему меня не предупредили, что у нас на борту робот? — резко спросила она.

      — Я даже не подумал, — растерянно пожал плечами Берт. Ему казалось, что поднимать шум (а именно это пробовала, на его взгляд, сделать Рипли) из-за такой ничтожной причины было смешно. — У нас это обычная практика — мы всегда берем с собой синтетических людей.

      — Я лично предпочитаю термин «искусственных людей», — поправил биоробот Бишоп.

      — Хорошо, — согласился Берт.

      — А что, какая-то проблема? — Бишоп присел на свободный стул.

      — Я даже не знаю, почему я…

      «…должен оправдываться», — хотел сказать Берт, но Рипли его перебила:

      — Потому что во время последнего моего полета искусственный человек на борту корабля…

      — Корабля Рипли, — уточнил для Бишопа Берт, — …испортился, и возникла кое-какая проблема.

      — Да, испортился, и несколько человек погибли, — сухо добавила Рипли.

      — Какой ужас! — произнес Бишоп. — Это, наверное, была старая модель?

      — Да, система «Гипергамм — 12-82», — пояснил Берт.

      — Тогда все понятно, — не без затаенной гордости (что поделать, и искусственные люди не лишены своих слабостей) сказал Бишоп, — 12-82 были очень капризные. Со мной такого произойти не может. В нас закладывают программу, специально рассчитанную на то, чтобы мы ни в коем случае на могли причинить вред ни одному члену экипажа и вообще ни одному человеку. Хотите хлеб?

      Рипли грубо оттолкнула тарелку. Внутри у нее все кипело. Вся затея с каждой минутой нравилась ей все меньше; увидев же, с кем приходится идти на задание, она растерялась окончательно.

      Скользкий и самоуверенный до тупости Берт, неотесанный дубоватый лейтенант, эти здоровые примитивы, — может, и неплохие в чем-то ребята, но явно не отличающиеся умом и даже не представляющие, что их в ближайшее время ожидает; теперь еще и робот…

      — Ты, Бишоп, ко мне лучше не подходи, — зло выговорила она. — Понял?

      За столом десантников сцену с роботом восприняли по-своему.

      — Кажется, им тоже кукурузный хлеб не по нутру! — не без злорадства прокомментировал Хадсон.

      7

      — Взвод, строиться!

      Под металлическими сводами корабля команда прозвучала особенно громко и гулко. Так же гулко отдавались шаги двух десятков пар ног.

      Одетые по традиции в пятнистые защитные комбинезоны, десантники выглядели сейчас настоящими солдатами. Казалось, общая форма еще сильнее объединяла их. У людей, мало знакомых с военным делом, такая слишком пестрая окраска ткани вызывала недоумение. «В однотонном они смотрелись бы еще лучше», — отметила Рипли. Как ни странно, причиной сохранения древней формы была не столько традиция, сколько элементарная суеверность. В свое время пятнистая одежда увеличивала шансы на спасение, и это знание передавалось из поколения в поколение; а, как известно, кто много рискует, тот придает большое значение приметам. Бывали случаи, когда из-за дурного предчувствия пилота-разведчика отменяли рейсы; в силу суеверий верило даже начальство. По крайней мере — как в сильнейший фактор самовнушения.

      — Быстро! быстро! пошевеливайтесь! — подгонял Эйпон. — Пошевеливайтесь! — Дождавшись, когда все выстроились в линию, он продолжил: — Внимание, теперь слушаем командира.

      Лейтенант Горман внимательно осмотрел взвод. Десантники ему не нравились. «С ними будет масса трудностей, — заметил он для себя. — Дисциплина явно хромает».

      Главной причиной для этого глубокомысленного вывода послужили в основном две детали: красная повязка на голове Вески, придающая ее внешности определенную экзотичность, и одетая задом наперед кепка рядового, фамилии которого он не мог вспомнить, что ему тоже очень не нравилось. Да и строй продержался недолго: не дожидаясь очередной команды, многие самостоятельно расслабились. Но других людей у него не было.

      — Доброе утро, — привычно командным голосом произнес он. — К сожалению, у меня не было времени сообщить вам о вашей миссии перед вылетом…

      — Сэр! — нахально перебил его десантник в перевернутой кепке, который успел уже облокотиться на какую-то цепь (в оборудовании космических кораблей Горман разбирался слабо).

      «Как же зовут этого негодяя? — напрягся он. — Как-то на «Х»… — Что, Хиггс?

      Десантник в неправильно надетой кепке растянул рот до ушей. В нем было что-то клоунское.

      — Я Хадсон, — довольный ошибкой командира, заявил он. — Хиггс — это он.

      Слева от клоуна Хадсона стоял парень, которого можно было без натяжки назвать красивым.

      «Хадсон — клоун, — внес в «систему запоминания» лейтенант. — Хиггс — красавчик… Хоть этих двоих не буду путать…»

      — В чем дело? какой вопрос?

      — Скажите, а это у нас что будет, настоящая боевая операция, или опять будем охотиться за вирусом? — Рожа Хадсона приняла еще более дурацкое выражение.

      — Мы знаем только одно: с колонией на LB-426 по-прежнему нет связи; возможно, дело касается ксеноморфов.

      — Не понял, — обнял цепь Хадсон, — а что это такое — зеноморфы?

      — Опять вирусы какие-то, — подсказал кто-то.

      — А!..

      — Вообще!..

      По остаткам строя прокатилась волна высказываний в адрес вирусов и нелепых заданий.

      — Короче говоря, с чем мы имеем дело, расскажет консультант, — остановил разговоры лейтенант Горман. — Рипли!

      Рипли вышла вперед. Как бы объяснить им подоступнее?

      — Я расскажу вам только то, что мне известно самой, — начала она. — Тогда мы сели на планету LB-426. Когда один из членов нашего экипажа вернулся на борт, — она специально старалась подбирать слова так, чтобы воспоминания не выбили ее из колеи, — к его лицу прилепился какой-то паразит. Неизвестный нам паразит. Мы вначале пытались его отодрать, но потом он отвалился сам и, кажется, умер. Эйджес поначалу чувствовал себя хорошо, мы вместе с ним ужинали, но оказалось, что этот паразит отложил у него в горле какое-то яйцо или какой-то эмбрион, и Кейн начал…

      — Слушай, — вызывающе выступила вперед Вески. — Мне надо знать только одно: где эти твари?

      Не без определенной бравады она изобразила руками, что целится по неизвестному чудовищу.

      У Рипли поведение Вески вызвало двойственное чувство: с одной стороны, ее слегка покоробило такое как бы несерьезное отношение к делу, но с другой… Разве не это было единственным верным подходом к проблеме? Прицелиться и уничтожить… Именно этого хотела она, Рипли.

      Реакция десантников была попроще.

      — Отлично, Васкес! — оскалился Дрейк. От улыбки его хищное лицо стало еще более своеобразным.

      — Класс!

      — Так их!

      — С тобой — куда угодно, в любое время, — продолжал Дрейк.

      — Да, — подтвердил Хиггс, — когда говорят про инопланетян или про Чужих, она только спрашивает: «Куда стрелять?»

      — Иди к черту! — смачно выругалась Вески.

      — Ладно, вы закончили? — спросила бледная от волнения Рипли. Энтузиазм десантников по-своему напугал ее.

      «Неужели они совсем не понимают, какая опасность их поджидает? Мясо… здоровое мясо… Нет, так нельзя», — спохватилась она через секунду.

      — Надеюсь, вы правы, — голос Рипли звучал вымученно. — Надеюсь, все уладится. Надеюсь…

      — Я тоже надеюсь, — слегка отстранил ее Горман. — Спасибо, Рипли. У нас имеется записанный на диске отчет Рипли, прошу вас его изучить…

      «Что — все? Опять мне не дали сказать?! — удивилась Рипли. — Но почему не дали?»

      — Одна из этих тварей, — громко и быстро, опасаясь, чтобы ее не перебили, заговорила Рипли, — за двадцать четыре часа уничтожила всю мою команду. Если колонисты нашли этот инопланетный корабль, то неизвестно, сколько человек подверглись нападению этих существ и сколько из них погибли. Вы поняли?

      — Во всяком случае, донесение Рипли записано на диске, и вы можете его прослушать, — несколько развязно вставил Берт.

      — Вы можете его просмотреть и прослушать, — подтвердил лейтенант Горман. — Еще есть вопросы?

      — Хм-м-м-м… — выдавил нечто неразборчивое Хадсон.

      — В чем дело, рядовой? — нахмурился Горман. Ему показалось, что «клоун» решил отколоть очередную шуточку.

      — Ответьте, как выбраться из этой говенной роты, сэр? — без малейшего намека на юмор выпалил Хадсон.

      — Ты, Хадсон, пожалуйста, придержи язык за зубами, — процедил Горман и подумал, что с этим подчиненным еще придется намучиться.

      — Ну, ладно, — почесался Хадсон.

      — Так, — лейтенант Горман обвел глазами взвод. — А теперь слушайте меня внимательно. Вы будете действовать так, чтобы все прошло гладко и четко, как в аптеке, — при этих словах Хиггс и Дрейк переглянулись. Им обоим (как, впрочем, и многим другим ранее) пришла в голову одинаковая мысль: от лейтенанта будут одни неприятности. И где только находят таких дураков? — К трем часам — подготовить все оружие, проверить все тактическое вооружение, оборудование, аппаратуру, транспортные средства. Начинайте!

      — Вы слышали, что он сказал? — спросил Эйпон, догадавшись, о чем думают его ребята. — Вы знаете процедуру!

      — Начинайте тренировку. Хадсон, иди сюда, не стой дураком…

      «Ну вот, теперь он меня запомнил… — невесело подумал Хадсон. — Только этого мне и не хватало…»

      «Да, с этим типом будет много хлопот», — в очередной раз мысленно повторил лейтенант.

      «Страшно подумать, чем все это может закончиться», — проводила их печальным взглядом Рипли.

      8

      В руках Вески тяжелая, длиной больше полутора метров, ручная автоматическая комбинированная бронебойная пушка — специальное оружие десантников — казалась детской игрушкой. Вески любила оружие и любила себя с оружием: так она казалась сама себе значительной и, в ее понимании, привлекательной. Ей посчастливилось правильно угадать свой жизненный путь; несмотря на постоянный риск и все сложности военной жизни, Вески ни разу не пожалела о своем выборе. Она была на своем месте, и одно это вызывало у ее сотоварищей восхищенные взгляды. Впрочем, в ловкости и в особой красоте разрушителей здесь все были равны. Точные движения, красивые рельефы мускулов — все было если не совершенным, то довольно близким к совершенству.

      Чем больше Рипли смотрела на них, тем сильнее ощущала свою боль: она казалась себе ничтожной и лишней здесь. Никем не замеченная (десантники были слишком увлечены своим занятием), Рипли проследовала в ангар. Здесь тоже кипела работа, но более понятная ее сердцу и более знакомая.

      Трудно было поверить, что на корабле могло найтись столько почти пустого места. В ангаре находились бронетранспортер, несколько летательных аппаратов-челноков, и все равно он был почти пустым. Довольно быстро Рипли нашла взглядом автопогрузчик. Этот механизм, по обыкновению выкрашенный желтой краской, был словно грубой пародией на человека. Собственно, он и должен был быть продолжением того, кто находился внутри; ноги помещались внутри металлических грубых ног; руки словно продолжались подобием рук, но небывало длинных и заканчивающихся клешнями захватов, которые шутя поднимали несколько тонн; и наконец все это соединялось корпусом и венчалось относительно небольшим шлемом, приделанным скорее для законченности формы, чем для защиты человека от возможного падения груза.

      Профессиональный взгляд Рипли отметил и другое: автопогрузчик действовал недостаточно ловко. Вот этот ящик надо было захватить пониже… Развернуться нужно было на пару секунд раньше… Нельзя сказать, чтобы им управлял полный дилетант, но опыта у работающего на погрузчике явно недоставало. Ту же работу можно было сделать в несколько раз быстрее.

      Рипли обернулась; как она и предполагала, здесь был и второй автопогрузчик, для которого водителя еще не нашли.

      Тем временем в работе произошел какой-то сбой, и Рипли услышала раздражительный голос лейтенанта:

      — Мне плевать, что вы там думаете, но главное, чтобы все работало…

      Что-то не ладилось или с люком, или с самим погрузчиком: груз торчал из брюха челнока самым неудобным образом. Когда ящик кое-как пролез в проем, Горман сердито приказал:

      — Сейчас же загерметизируйте этот люк!

      Автопогрузчик начал разворачиваться. Рипли подошла к лейтенанту и стоящему возле него сержанту поближе.

      Ее не замечали.

      — Сколько у вас там? — спрашивал кого-то Горман.

      — Одна…

      — Поднимай!

      Со скрежетом и лязгом крышка люка сдвинулась с места. Заныли блоки. Одного гула, в котором невозможно было разобрать ни слова, было достаточно, чтобы понять, насколько неправильно работает аппаратура. Новый шум привлек внимание к погрузчику — он снова что-то задел. Эйпон направился в его сторону, бросив на ходу:

      — Лейтенант, проверьте третий.

      Ему навстречу шагнула Рипли:

      — Здравствуйте. У меня тут сложилось впечатление, что я бездельничаю, когда могу вам помочь.

      — Интересно, а что вы умеете? — немного свысока поинтересовался Горман. Его взгляд скользнул по фигуре Рипли.

      «И на что может быть способна такая неженка? — казалось, говорил он. — Хотя женщина, признаться, интересная…»

      — Ну, по крайней мере, я могу командовать этим погрузчиком, — решила проигнорировать недоверие Гормана Рипли. — У меня второй класс.

      — Что ж, тогда попробуйте.

      Рипли отвернулась и направилась к машине. Какое ей дело, что думает о ней этот лейтенант? Плевала она на его мнение! Ее умение всегда при ней, и оно лучше любых препирательств докажет ее необходимость быть здесь.

      Легко и привычно Рипли вскарабкалась на рабочее место. Тонкая рука легла на рукоятку управления, вторая нащупала кнопки.

      Одна из кнопок вошла в углубление, и почти сразу же раздалось негромкое стонущее ворчание: механизм автопогрузчика просыпался. Массивная нога со ступней-утюжком тяжело поднялась и опустилась на блестящий пол. Автопогрузчик зашагал по ангару, еще неуклюже, словно разминаясь, но все энергичней и энергичней. Рипли сосредоточилась. Теперь руки и ноги погрузчика стали ее собственными руками и ногами: она отдавала им мысленный приказ — они подчинялись; легкие движения настоящей руки можно было не считать. В ее руках была невиданная мощь, которой разум придавал осмысленность и легкость. Если бы автопогрузчик не был таким уродом, его движения можно было назвать почти изящными.

      — Ты гляди, чего творит баба, — удивленно шепнул Эйпон проходившему мимо Хиггсу. В ответ тот промычал что-то неразборчивое, но одобрительное.

      Рипли работала. Управление погрузчиком вернуло ей более оптимистическое расположение духа. Она была сильна. Ее знания пригодились. Но… Как хорошо было бы иметь такую силу в схватке с Чужим! Как ей тогда этого не хватало…

      Работа постепенно налаживалась. Во всяком случае, стала более скоординированной. «Ну что ж… — через некоторое время заключила Рипли, — может быть, все еще и обойдется…»

      9

      Вески выскочила в коридор с ручной автоматической пушкой наперевес. Дуло описало в воздухе обычную при стрельбе дугу. «Ну, сейчас мы этим тварям покажем!» — сгорая от азарта, думала она. Полет подошел к концу; оставалось только спуститься на саму планету. Вслед за Вески в коридоре прыжком очутился Дрейк. Нетерпение жгло и его. Впереди ждали приятно щекочущий нервы страх, который нужно было прищучить, и ни с чем не сравнимая радость боя. За Дрейком проследовал Хиггс, сдержанный и сосредоточенный против обыкновения. Как и многие мальчишки, он с детства мечтал о подвиге. Если верить этой Рипли, у него сейчас был шанс. Главное — не погибнуть в двух шагах от победы, а для этого нужно ни на секунду не распускаться. «И чего они так резвятся? — неодобрительно думал Эйпон. — Дело как дело. И ни к чему это всякое ребячество…» На лице Веры отражалась сдерживаемая ярость. Нет, не по отношению к предполагаемому противнику — ему она была почти благодарна за лишнюю возможность доказать всем, что она не хуже других: «моя победа многим утрет нос…» Совсем иные мысли занимали Хадсона. «Ну какого черта я ввязался в это грязное дело? Это ведь даже не люди, — монстры, чудовища, уроды проклятые… Они сметут нас в одну секунду! Не проще ли выбросить все это оружие и доложить инопланетянам: «Ваш завтрак прибыл…»

      Возле челнока перед взводом очутился Горман. «Черт его знает, что из всего этого выйдет, — у него на душе скребли кошки. — Если дело выгорит — это повышение и успех, но кто его знает… Уж слишком темное дельце».

      Чтобы его колебания не стали заметными подчиненным, он сухо произнес:

      — Так, беспокоиться не о чем.

      — Ага, высаживаемся, побеждаем и улетаем, — прокомментировал кто-то.

      — Все понятно? — грозно переспросил лейтенант.

      В ответ раздалось дружное «да».

      — Акция будет развиваться по плану. Никаких отклонений… — Взвод начал выстраиваться в жалкое подобие шеренги. — Как сказано: высаживаемся, побеждаем и улетаем. — (Горману понравилась эта фраза. Для себя он решил, что обязательно запишет ее в блокнот.) — Поняли?

      В строю зашумели.

      — Внимание, готовность! — скомандовал Горман. — Посадка!

      Раздавшиеся возгласы чуть не заглушили команду. Перед лейтенантом, казалось, находилась полудикая, охваченная жаждой крови орда.

      — Все — быстро в транспортер! — выкрикнул он.

      — Еге-е-гей!

      — Ура!

      — Ура! ура! ура!

      — Давай!

      — О-го-го! — звучало со всех сторон.

      Трудно было поверить, что так могут вести себя специально обученные для подобных заданий люди.

      Собственно, даже для простого взвода такое поведение нельзя было назвать обычным; позже, в полете, кое-кто удивлялся и своим выходкам, и несдержанности товарищей. На деле почти все, в большей или меньшей степени, ощущали необычность этого задания, возможно, не встречавшуюся ранее опасность. Так или иначе, нервное состояние прорывалось у каждого по-своему. Крики были своего рода клапанами, позволявшими слегка выпустить пары нервного напряжения.

      — Быстро, все! Быстро! — подгонял сержант Эйпон.

      — Ура-ура-ура!

      — Го-го-го-го!!!

      Шум не умолкал.

      — Полные олухи! — заорал лейтенант Горман. — Быстро в транспортер!

      Вопреки кажущемуся беспорядку, команду-таки исполняли: к этому моменту большая часть десантников успела скрыться в брюхе приземистой и остромордой «в профиль» машины.

      — Так, свои места при боевом расчете вы знаете, — продолжал лейтенант. — Оружие закрепить! Всем занять места, сесть и успокоиться!

      Общая горячка передалась и ему. Он вынужден был признаться себе, что волнуется немного сильнее допустимого, и это его злило.

      Возгласы десантников постепенно перешли в нечленораздельное бормотание и начали стихать.

      — Закрепить запоры! — уже с водительского места скомандовал лейтенант.

      Металлические дуги страховки опустились с ноющим ворчанием, словно и они переживали вместе со всеми.

      «Вот и начался наш конец», — тупо глядя перед собой, подумала Рипли. Если бы от нее хоть что-то зависело, она остановила бы сейчас операцию. Слишком много времени прошло, чтобы на планете хоть кто-то мог уцелеть. А раз так — зачем спускаться, рисковать жизнью этих здоровых ребят? Только для того, чтобы доказать ее, Рипли, правоту? Не слишком ли дорогая получается цена? Думать об этом было противно.

      — Так, лейтенант?

      — Бишоп, начинаем!

      — Понял!

      С глухим урчанием транспортер въехал в люк челнока.

      — Все готовы?

      — Поехали!

      — Готовы? — еще раз переспросил Горман.

      — Да!

      Лейтенант медленно вдохнул воздух и сцепил пальцы.

      Из микрофона донесся голос Ферроу:

      — Начинаем процедуру запуска!

      Гудение и особый механический шорох заполнили внутреннее пространство челнока.

      — Шасси поднято. — Казалось, что говорит робот. В такие минуты Ферроу действительно ощущала себя машиной. Одна команда, другая…

      — Ы-ы-ы-ы-ы — заныло шасси.

      — Зажигание включено.

      — Ш-шу-шу-шшшшшшшу — зашуршал механизм.

      — Так, давайте сюда данные о станции…

      — Все шлюзы загерметизированы.

      — Все?

      — Все, кроме одного выходного, загерметизированы.

      — Так, готовность. Десять секунд. Девять, восемь…

      Веселье сползло с лиц десантников. С этого момента начиналась работа.

      Отсчитывающий секунды до старта и… кто знает, чего еще, голос Ферроу звучал неумолимо, как судьба.

      — Семь, шесть…

      «Вот и жизнь уходит так же…» — тоскливо думала Рипли.

      — Пять…

      — На скоростном лифте отправляемся прямо в ад! — экзальтированно заявил Хадсон. Он старался изобразить веселье, но страх сковывал мимические мышцы, и вместо улыбки на его лице возникла гримаса.

      — Четыре, три…

      «Как долго она считает, — недовольно сказал себе Хиггс. — Только нервы треплет… А, черт, нужно было выспаться как следует, а то эта канитель затянется надолго…»

      — Два, один… Поехали!

      На уши десантников обрушилась какофония скрипов, гудений, лязга, скрежета и шипения — открывался шлюз.

      Полускрытое очками лицо Ферроу еще больше стало похожим на овечью морду.

      — Переключаю пеленг показательного радиуса…

      — Два-четыре, профиль виден, — ответили с корабля.

      — Все ясно. Курс взят…

      Челнок летел свободно, словно падал; это вызвало не слишком приятные ощущения, похожие на те, что человек испытывает при сильном страхе.

      — Включи, пожалуйста, ускоритель, — посоветовал Бишоп, наиболее четко угадавший природу этих ощущений — большинство было склонно приписывать их, вопреки всему предыдущему опыту, нервам.

      — Включаю, — Ферроу взялась за рукоятку. — Эй, все берегите головы: немного потрясет.

      «Немного» — было сказано очень мягко. Только непродолжительность тряски избавила от необходимости убирать результаты охватившей всех тошноты.

      «Это какой-то конец света!» — мысленно простонал Хадсон, чувствуя, что еще секунда — и кишки вылезут изо рта. Большинство других вообще на это время лишилось способности о чем-либо думать.

      Наконец тряска осталась позади; челнок выровнялся, шум поутих, и спустя некоторое время десантники и прочие члены экипажа, к которым относились также Рипли и Берт, опять не знали, чем отвлечься от мрачных мыслей.

      «Хватит! Меня все это больше не колышет!» — решил про себя Хиггс и закрыл глаза, настраиваясь на сон. Тихоня Кроу принялся мурлыкать себе под нос какую-то песенку, что окончательно привело Хадсона в расстройство.

      Дрейк уставился на бюст Вески. Молодая женщина притягивала его как магнит, но он считал слабостью в этом признаться. Вески хмуро изучала лейтенанта. Командир нравился ей все меньше.

      — Эй, лейтенант, — наконец не выдержала она. — Лейтенант, сколько вы вылетов сделали?

      — Тридцать восемь, — ответил Горман и, опасаясь, что его неправильно поймут и уличат во лжи, уточнил: — Тренировочных.

      При этих словах даже у невозмутимой Вески внутри что-то сжалось.

      Хадсон тихо застонал.

      — А боевых?

      — Два. — И снова уточнил: — Считая с этим.

      — О, черт! — выдохнула Вески.

      — Идиотизм, — прошипел кто-то.

      — Кранты всем…

      — Да бросьте… чего там…

      — Ну и ну!

      «Я так и знала», — обреченно подумала Рипли.

      — Данные — ноль четыре, переходим на конечный спуск, — объявила Ферроу. Ее слова никому энтузиазма не прибавили.

      Притворяться было не перед кем и незачем. Мысли о победе и ожидаемых наградах сами по себе улетучились. Предстоящее дело обещало только опасности — и ничего больше.

      — У меня что-то плохое предчувствие, — пробормотал Дитрих.

      — У тебя всегда плохое предчувствие, — огрызнулся Фрост. — Если с тобой что-то случится, я, вернувшись, позвоню твоей маме.

      Этот короткий диалог окончательно настроил всех на мрачный лад.

      Чтобы отвлечь десантников от подобных разговоров, способных полностью уничтожить остатки боевого духа, Горман снова заговорил:

      — Хорошо, давайте проверим мониторы. Так, вижу всех; все выглядит неплохо. — На глаза лейтенанту попался спящий Хиггс. — Дрейк! Поправь свою камеру! Что-то я тебя не вижу… — По монитору ползли пестрые волны. Дрейк стукнул по камере — волны пропали. Не догадываясь о его «маневре», лейтенант довольно отметил: — Вот так уже лучше… Немного наклонись, чтобы я мог тебя видеть… Так, хорошо. Через две минуты садимся. Готовьтесь!

      — Угу, сейчас!

      — Эй, кто-нибудь, разбудите Хиггса!

      Вместе с Хиггсом проснулся и механизм выпуска атмосферных крыльев.

      Челнок стал похож на огромного металлического скорпиона с угрожающе поднятыми клешнями.

      Скорпион полз по облакам, рваным и мрачным, ожидая встречи с достойным противником. Внизу намечались контуры станции, такие же хмурые и жесткие на вид.

      Станция — во всяком случае, определенная ее часть — лежала в объятиях уродливых железных рук остатков корабля инопланетян. Летающий «скорпион» выглядел на его фоне жалкой букашкой, слишком много вообразившей о себе. Станция казалась мертвым гигантом; ничто не говорило о том, что в ней еще теплится жизнь. Молчал эфир, не регистрировались обычные помехи от мощного электромагнитного поля; не было заметно ни одного движения, ни одного огонька. «Неприятно», — подумала Ферроу, глядя на внушительную и тоскливую картину. Действительно ли от нее веяло ужасом, или это было игрой нервов, — но смотреть на станцию было нелегко.

      — Спускаемся! — Даже голос Ферроу показался немного чужим. — А где этот чертов бакен? Ага, вижу.

      Она говорила вслух скорее сама для себя, чтобы отделаться от сковывающего волю предчувствия. Вряд ли можно было назвать другой вылет, в котором так бы не хотелось участвовать большинству профессионалов.

      «А ведь станция красива. Во всяком случае, грандиозна. Она способна поражать воображение… Но, Господи, зачем на нее обрушилось это несчастье?!» — застонала в душе Рипли.

      — Это и есть атмосферный процессор? — Рипли повернулась к Берту. На его лице расцвела довольная улыбка. Похоже, только он один выпал из общего настроения. Представитель Компании был почти весел, во всяком случае, доволен жизнью.

      — Да-да, — гордо сообщил он. — Удивительное сооружение; полностью автоматизировано. Это производит наша Компания.

      Он почти умиленно посмотрел в иллюминатор. Тягостное ощущение от неподвижности станции миновало его. Берт не видел гиганта, трагичного в своей беспомощности — перед ним была просто автоматизированная система, по какой-то причине находящаяся в нерабочем режиме.

      Глядя на лицо Берта, Рипли вдруг явственно ощутила, что очень хочет врезать ему по морде.

      Корпуса процессора замелькали совсем рядом — полет подходил к концу. Теперь все зависело от Гормана. Он собрался с мыслями, подтянулся и приступил к выполнению своих обязанностей, то есть снова принялся отдавать команды. «Я не ошибусь… Я не ошибусь…» — внушал он себе.

      — Так, Ферроу, сажаешь транспортер у главного корпуса колонии и сразу возвращаешься назад на корабль. — Чтобы не молчать, Горман констатировал то, что не нуждалось в констатации: — Никакой видимой жизни нет.

      — Всех сожрали, — прошептал себе под нос Хадсон.

      — Подожди, Ферроу, — снова заговорил лейтенант, — сделай сначала круг над комплексом, поняла?

      Этого времени, по расчетам Гормана, было вполне достаточно, чтобы подавить в себе остатки неуместных эмоций, но вид пустующей станции только усилил тревогу.

      Правда, именно на этом облете удалось заметить небольшие следы жизни: в одном из зданий комплекса все-таки горел свет, не замеченный сверху.

      «Может, там еще кто-нибудь есть», — Рипли с надеждой подалась вперед, чтобы получше разглядеть окна.

      — По-моему, ничего не повреждено, — сообщила Ферроу. — У них по-прежнему есть электричество…

      — Все, Ферроу. Садишься на посадочной площадке и сразу же улетаешь; а мы остаемся.

      — Приготовиться!

      Челнок пошел вниз; лобовое стекло потемнело от дождевых капель — погода всячески старалась соответствовать настроению.

      — Посадка произведена, — доложила Ферроу, когда челнок в очередной раз качнулся и замер.

      — Даю десять секунд, — на повышенных нотах скомандовал лейтенант Горман. — Хорошо… А теперь, ребята, будем действовать аккуратно и четко. — («Ну что ты шумишь», — поморщился Хадсон.) — Быстро, быстро! не теряем ни секунды! прочесываем территорию!

      10

      Было сумрачно, несмотря на дневное время. Шел дождь. Атмосферный процессор поработал на славу, дышалось почти так же легко, как и внутри корабля.

      Они высадились слаженно и быстро: привычная работа. По идее, человек, оказавшийся вне защиты хотя бы такой относительно надежной вещи, как бронетранспортер, должен был чувствовать себя покинутым и растерянным. Опасность могла таиться за любым углом. Тем не менее ничего подобного, — может, за исключением Хадсона, — никто не ощущал.

      Их жизнь была целиком в их руках, а защищать ее учили всерьез. В такой ситуации нет времени для сантиментов — спасти могла только постоянная готовность защищаться. Кроме того, брала свое и привычка; обычные действия: высадиться, подбежать под прикрытием других товарищей к двери, встать по обе ее стороны на тот случай, если оттуда выскочит враг, — делали более обычной и саму предстоящую операцию. Разве так уж важно, две ноги у противника или десять? Есть противник — но есть и оружие. Пожалуй, больше всех волновалась Рипли, наблюдавшая за их действиями со стороны.

      Неожиданный удар членистых щупалец; резко высовывающаяся в самом неожиданном месте слюнявая пасть… Где и когда произойдет эта встреча? Сможет ли оружие хоть что-нибудь сделать с этими тварями?

      Рипли казалось, что она там, на улице, по-прежнему безоружная и беззащитная…

      — Первая группа, двигайтесь вперед! — скомандовал Горман.

      Они побежали, разбрызгивая чавкающую под сапогами грязь. Мрачное небо продолжало выжимать над ними тучи, и было неясно, от чего блестели лица — то ли от дождя, то ли от выдавленного нервным напряжением холодного пота… Остановились у входа в корпус. Все развивалось по привычной схеме.

      — Шевелитесь! — негромко подгонял Эйпон. — Хадсон!

      — Я! — вздрогнул тот. Неужели его решили подставить первого?

      — Открой замок. Расшифруй код.

      — Вторая группа, — крикнул в микрофон Горман, — располагайтесь по флангам.

      Короткими перебежками, пригибаясь, словно неведомые монстры могли открыть огонь, десантники сосредоточились у двери, возле которой работал дрожащими руками Хадсон.

      — Вторая группа, выполняйте приказ!

      Дверь поддалась довольно быстро — колонисты явно не опасались взломщиков с Земли. Открывшийся коридор был почти полностью погружен во тьму.

      Хиггс вошел первым. Дуло автоматической винтовки обвело помещение переходника, не обделив своим вниманием ни одно из темных пятен, — но в полутьме ничего не шевельнулось. Решетчатый пол мокро блестел, словно дождь каким-то чудом ухитрился побывать и здесь.

      По знаку за ним последовала вся группа.

      Следующий за переходником коридор был освещен лучше, но масса боковых дверей и громада аппаратуры делали его более опасным: враг мог выскочить с любой стороны.

      У Рипли, взгляд которой был прикован к мониторам, перехватило дыхание. В коридоре пахло опасностью, — она ни секунды в этом не сомневалась. Чужой или (нет, только не это!) Чужие не заставят себя долго ждать. Может, пропустят немного вперед, чтобы напасть с тыла, но, так или иначе, нападут с секунды на секунду…

      Запах опасности ощущала не только она. Хадсону показалось, что даже кожа чешется от чьего-то враждебного взгляда, направленного сразу со всех сторон. Сжимающие винтовку руки потели; от этого пластик казался особенно холодным.

      Десантники шли медленно, приникая к стене у каждой двери или поворота. Коридор, да и вся станция хранили зловещее молчание.

      Электрический свет был мертвен. Его источник не был заметен, и это усиливало эффект загадочности царящей на станции атмосферы. Здесь было страшно — может быть, именно потому, что ничего еще не происходило.

      На мониторе мелькнуло бледное, окаменевшее лицо Хиггса.

      Решительность капрала заморозила на время мимические мышцы; Хиггс был готов к бою. Хадсон от напряжения еле сдерживался, чтобы не начать стрелять по собственной тени (если бы таковая имелась). Сейчас его никто не назвал бы клоуном: искаженное страхом лицо не может вызвать улыбку. Холодный пот капля за каплей сползал ему на глаза, но чтобы вытереть его, нужно было отпустить одной рукой винтовку. «Этот чертов монстр специально ждет, чтобы я опустил руку… Он набросится именно на меня», — отчаянно думал он.

      Напряжение росло. Уже не только Хадсон думал о том, что чудовища специально задались целью вымотать нервы и напасть уже после этого. Даже Хиггс, внешне самый сдержанный, был уже убежден, что за ними наблюдают. «Если так, почему они не нападают? — рассуждал он. — Скорее всего, ждут, когда наше внимание ослабнет. Они хотят застать нас врасплох. Во всяком случае, я на их месте сделал бы то же самое».

      Не способствовала поднятию боевого духа и капающая изо всех щелей вода. Неясно было, откуда она вообще могла взяться. Уж не монстр ли специально нарушил систему водоснабжения? Или она была нарушена во время драки? Так или иначе, вода капала сверху и неприятно журчала в вентиляционных и прочих служебных межуровневых каналах.

      А может, монстр сидел там, под водой, прямо у них под ногами? Вот сейчас тонкая решетка взлетит вверх, выбитая из своих пазов, и оттуда выскочит он, бронированный суперубийца?

      Мысль об этом заставила Хадсона почувствовать жжение в пятках. Или это Чужой дохнул на него снизу?

      Рипли заметила, что страх сдавливает ее голову невидимым обручем. Мысли начали путаться; теперь она хотела, чтоб все, если уж ему суждено начаться, началось как можно скорее, пока есть еще силы терпеть…

      — О, черт! — простонал Дитрих. Он споткнулся, и страх воспользовался этим, чтобы ошпарить его с ног до головы. Почти у всех уже покалывало кожу из-за переизбытка скопившегося в крови адреналина. Страх царапал их снаружи и высасывал силы изнутри.

      Время шло. Монстр не нападал.

      За спиной Рипли кто-то хмыкнул. Берт смотрел на экраны со скептической ухмылкой. Лицо Гормана ничего не выражало: операция шла по плану, а существование инопланетного чудовища представлялось ему проблематичным. Да и ему ли рассуждать об этом? Если встретится — будет бой, если нет, — тем лучше. Можно будет доложить, что все в порядке.

      «Ну зачем я пошел в десантники? — тоскливо спрашивал себя Хадсон. — Черт, как бы выбраться из этой проклятой переделки?»

      Коридор главного корпуса привел их к закрытой двери одной из секций и свернул к лифту.

      Чудовище все еще не нападало.

      — Вторая группа, зайти в здание! — скомандовал Горман. — Хиггс, поднимайтесь на второй этаж!

      Повторяя все маневры первой группы, группа Эйпона вошла в здание. Вески шла впереди; ее, едва ли не единственную, еще разбирал азарт. «Вот я задам этим гадам!» — неслышно повторяла она, сжимая полные губы. Дрейк старался держаться к ней поближе. Во время операции он стал смелее в «побочных мыслях»: «Кретинизм… трахнуться не успеешь, как сожрут…»

      «Чужой нападет на них, — кусала губы Рипли, — нужно было запретить Горману посылать их… впрочем, кто стал бы меня слушать?!»

      Ее взгляд прыгал с монитора на монитор. Теперь пропустить начало конца было проще — монстр мог напасть на любую из групп.

      Коридор верхнего этажа, где находилась группа Хиггса, был похож на первый как две капли воды: та же развороченная аппаратура, та же капающая сверху вода, те же мокрые решетки на полу, те же колючие клочья проводки…

      С монитора Эйпона виден совсем другой участок: Рипли не заметила, когда и в какую сторону свернул сержант. Судя по изображению, Эйпон разглядывал что-то на стене…

      — Сержант Эйпон!

      Заслышав голос Гормана, Эйпон поднял голову — изображение прыгнуло.

      — Сэр, здесь отверстия, оставленные пулями мелкого калибра. Судя по всему, здесь была какая-то перестрелка… — помолчав секунду, он переспросил: — Вы меня видите и слышите?

      — Да.

      Послышался легкий шум, совсем близко от микрофона, — судя по всему, Эйпон вздохнул.

      — Следов людей нет…

      Пулевые отверстия уходили внутрь какого-то отсека (или выходили из него — установить это направление было сейчас нелегко); скорее, все же выходили: отсек мог быть для колонистов укреплением против Чужих. С другой стороны (думать об этом не хотелось), это лишний раз доказывало, что Чужих было несколько. Несколько! Рипли содрогнулась. Сколько их вообще может здесь прятаться? Двое, десять, сотня, тысяча? Если из каждого яйца вышло по одному чудовищу, то…

      …То зачем тогда рискуют жизнью эти люди?

      Рипли переключила внимание на монитор Хиггса. Не время сейчас гадать. Совсем не время…

      На мониторе мелькнуло странное пятно на решетке, издали похожее на тень. Рипли дернулась. Лейтенант бросил в ее сторону удивленный взгляд.

      — Так. Хиггс, Хадсон, включите, пожалуйста, индикаторы движения живых организмов…

      Пятно исчезло из поля зрения.

      Табло индикатора движения представляло собой прямоугольник, расчерченный концентрическими полукружьями и выходящими из одной точки лучами. Ничего, кроме них, на индикаторе не вспыхнуло.

      Четверка Хиггса продолжила движение.

      Сколько еще предстояло им идти, прежде чем Чужие пойдут в атаку?

      «А может, их здесь и нет? — уже начал сомневаться Хиггс. — На их месте я бы напал у лифта… Хотя они просто могут быть не в этом корпусе. Станция, прямо скажем, не маленькая…»

      Коридор вывернул к перекрестку. «Вот сейчас и начнется», — пробежали мурашки по спине Хадсона.

      — Что показывают индикаторы?

      — Ничего нет, — глянул на табло Хиггс.

      — Ни черта, — процедил сквозь зубы Хадсон.

      — Делимся пополам, — после недолгого колебания принял решение Хиггс. — Будем прочесывать крест-накрест, чтобы охватить все четыре стороны. Фрост и Дитрих, идите наверх…

      Тем временем группа Эйпона добралась до какого-то помещения. В отличие от служебных коридоров, оно казалось покинутым только что: на столе еще виднелись остатки завтрака, разложенные бумаги — не брошенные в спешке, а именно разложенные. В таком виде стол оставляют, когда выходят ненадолго: Сверху все было залито водой. Грязные струйки все падали и падали в переполненную чашку…

      Через монитор Дрейка было видно, как Вески покачала головой…

      На мониторе Хиггса опять возникло пятно странной формы, словно кто-то плеснул на пол черной краской. Или не краской?

      — Стойте! — закричала Рипли. — Постойте минутку! Скажите, чтобы они… — Рипли запнулась и замолчала, но ее желание было угадано правильно.

      — Алло, Хиггс? Хиггс, вы меня слышите? Остановитесь и посмотрите направо, вот так.

      Теперь пятно приобрело четкость. Сомнений не оставалось: не краска залила металл решетки — сама решетка стекла вниз, прожженная кислотой.

      — Здесь все в порядке, — жестко произнес Хиггс. Остановка могла отвлечь от приближения чудовища и поэтому вызвала у него законное недовольство. Вдруг монстр только этого и ждал? Хадсон — хороший парень, но полагаться на него полностью было нельзя.

      — Видите? — подалась вперед Рипли.

      — Это, наверное, плюнул один из знакомых Рипли. — Чтобы хоть как-то подбодриться, попробовал сыронизировать Хиггс.

      — Значит, та самая кислота вместо крови? — уставился на дыру Хадсон. Открытие поразило его настолько, что он забыл на миг о своей винтовке.

      — Вот сейчас я сделаю то, что вам очень понравится, — снова попробовал сострить Хиггс. — Увидите…

      Он плюнул. Комочек слюны исчез в дыре и помчался между этажами — провал оказался практически бездонным. Проследив за полетом плевка, оба десантника невольно посмотрели вверх: с потолка свешивались тускло поблескивающие, а местами совсем утратившие блеск, сосульки металла. Дыра пронизывала станцию сверху донизу.

      — Ну, хватит валять дурака, — донесся сбоку голос, заставивший Хиггса и Хадсона вздрогнуть. Это подошли Фрост и Дитрих.

      — Вторая группа, что у вас там? — разочарованно перевел взгляд на другой монитор Горман.

      — Только что закончено прочесывание, — доложил Эйпон. — Никого нет.

      — Понятно… — задумчивым тоном протянул лейтенант.

      — Сэр, здесь нет никого, — повторил Эйпон. — Если здесь что-нибудь и случилось, то мы с вами опоздали…

      «Опоздали, — звуком похоронного колокола отозвались в голове Рипли его слова. — Конечно, опоздали…»

      — Так, хорошо, территория безопасна, — громко и уверенно произнес Берт, о существовании которого Рипли, увлекшись наблюдением, почти забыла. — Проходим к компьютеру. Нам нужно просмотреть их записи.

      Берт встал. Встал и Горман.

      — Как это — безопасна? — ошарашено переспросила Рипли.

      — Я говорю вам, Рипли, — немного насмешливо повторил Берт, — территория безопасна.

      — Вторая группа, идите к компьютеру, — снова приказал лейтенант Горман. — Хиггс, встречаешь нас у южного шлюза, мы заходим в комплекс.

      Хиггс и Хадсон переглянулись.

      — Ах, он заходит в комплекс? — бросил исполненную сарказма фразу Хиггс. — Мне прямо-таки полегчало от этого!

      — Тихо ты, — огрызнулся Фрост. — Мало нам одного дурака!

      11

      «Во всяком случае, это лучше, чем смотреть на их гибель со стороны, — ведь это я привела их сюда», — обреченно думала Рипли. Теперь страх почти отпустил ее: неизбежность может только угнетать, а пугает больше неизвестность. Обреченность не связывала ей руки, — наоборот, сказав себе, что все кончено, Рипли получила свободу человека, которому можно уже делать все что угодно: все и так решено. Если выжить невозможно, надо прихватить с собой на тот свет как можно больше тварей, и сделать это с холодным расчетом. Трезво поразмыслив, Рипли пришла к выводу, что их должно быть не больше двух с половиной сотен. («Не больше? — Рипли криво усмехнулась. — Ну-ну…») Семьдесят семей, умножить на три… Правильней было бы сказать, что монстров всего двести, но лучше переоценить опасность, чем недооценить.

      Поражало спокойствие Берта — неужели он рассчитывал на то, что Чужих остановит авторитет Компании? Или он настолько самоуверен, что полностью отупел и вообще не видит опасности?

      Эйпон открыл перед ними дверь в отсек. Помещение хранило следы полного разорения.

      — Сэр, вот это крыло было запечатано, — обратился Эйпон к лейтенанту. — Все двери были закрыты и завалены мебелью. Похоже, колонисты сделали здесь баррикаду, но ее прорвали. Здесь был ожесточенный бой.

      — Да, похоже, — поежилась Рипли.

      — Трупы найдены? — поинтересовался Горман.

      — Нет. Ничего нет.

      Зеленоватый свет делал отсек похожим на аквариум. Плеск воды усиливал это сходство.

      Несколько секунд вошедшие сосредоточено озирались, изучая помещение, которое на некоторое время должно было стать их убежищем, — не исключено, что и последним.

      — Так, хорошо, — в который раз произнес лейтенант Горман. — Дрейк, сюда! Я думаю, мы можем закрыть двери снаружи, открыть вот эти и восстановить функции аппаратуры в этом отсеке.

      Дрейк склонился над замком второй двери. Стало настолько тихо, что можно было явственно слышать тяжелое дыхание друг друга.

      — Проклятое место, — неразборчиво прошептал кто-то.

      Пальцы Дрейка двигались медленно, тяжелое дыхание становилось все громче, так что у многих возникло подозрение, что им в такт дышит подкравшийся к отсеку Чужой. Направленные на выход стволы подрагивали от напряжения в уставших руках десантников. Сколько времени они уже здесь находятся? Им казалось, что несколько часов.

      Чудовища явно были где-то рядом: разгром в отсеке и баррикады не оставляли больше ни каких сомнений. Атака могла начаться в любую секунду. Неужели Чужие решили-таки взять их измором?

      Наконец дверь поддалась.

      Следующее помещение отсека тоже оказалось зеленым, но здесь были уже настоящие аквариумы, точнее, лабораторные банки, внутри которых темнели издали похожие на крабов существа…

      Табло индикатора движения живых организмов молчало. «Интересно, — подумала Рипли, — а сработает ли оно, если Чужой притаился и сидит неподвижно?»

      Горман зашел внутрь, за ним Берт, потом Бишоп… За каким из столов мог прятаться монстр, если он прятался там вообще?..

      Рипли сделала шаг внутрь помещения и на мгновение обмерла. Чужие не прятались, — они были выставлены на всеобщее обозрение.

      — Лейтенант! — негромко позвал Берт, наклонясь к одной из банок. — Горман!

      В жидкости, которую нельзя было с уверенностью назвать водой, спиртом или формалином, висели остатки разорванного на части существа, с первого взгляда похожего на гибрид паукообразного с осьминогом. Существо оказалось безглазым (вероятно, глаза были «выбиты» при поимке). Противные паучьи лапы сходились основаниями к кожистому брюху со щелью ротового отверстия. Свисающие щупальца сильно напоминали змеиные хвосты. Сбоку свешивались странные клочья, — по-видимому, остатки выпотрошенных внутренностей.

      Берт перевел взгляд на другую банку, которую уже изучал Бишоп.

      Собрав в себе все мужество, Рипли подавила отвращение и прошла в центр лаборатории.

      — Это они? — заметив ее, спросил Берт. — Таких вы видели?

      Его глаза отыскали экземпляр, который выглядел наиболее целым, и Берт направился к нему.

      Светлое охристое тело Чужого было неподвижным. На кожистом брюхе виднелись мелкие пятнышки. Берт смотрел на неземное существо совершенно зачарованно. Загадочная форма жизни… Невероятная куча денег от Компании…

      Неожиданно в экспонате что-то изменилось. Берт не понял, что именно. Сосредоточенность на брюшном участке не дала возможности уловить первое, почти незаметное движение щупалец.

      Чужой жил!

      Берт широко раскрыл глаза. Ничто, казалось, не могло заставить его отойти сейчас от лабораторной банки.

      На брюхе, чуть ниже рта, зашевелилась, вздуваясь изнутри, кожа, и оттуда выпало нечто, похожее на удлиненную грыжу (у лейтенанта ассоциация оказалось гораздо более тривиальной и пошлой). Почти тут же, мотнув выростом, существо кинулось на Берта. Дернулись в жидкости щупальца, стремительно взметнулись, и… существо врезалось в стекло.

      Берт вскрикнул и отшатнулся.

      — Осторожно, Берт! — запоздало закричала Рипли.

      Вытаращенные глаза Берта полезли на лоб. Страх сумел ошпарить и его.

      Теперь на него смотрели все. Берт потер виски, убирая со лба кудрявые волосы. Испуг на несколько секунд лишил его возможности говорить. Он словно только сейчас понял, что вовсе не является неуязвимым.

      Существо в банке продолжало дергаться.

      Берт попятился и отвел взгляд. Перед ним была другая, точно такая же банка, и точно так же, от одного его взгляда, существо в ней засучило лапами, и раскрутившиеся, как лассо, щупальца ударились в стекло.

      — Похоже на любовь с первого взгляда, — пробормотал подошедший Хиггс.

      — Да, Берт, вы ему понравились, — заметил Бишоп, закончивший к этому моменту предварительное изучение лаборатории. — Так, из всех находящихся тут существ двое живы, остальные мертвы.

      «Удалены хирургическим путем до имплантации эмбриона», — прочитал он в лабораторном журнале.

      Все переглянулись.

      «Двести пятьдесят минус два, три, четыре…» — провела бессмысленный подсчет Рипли. Пусть их бесконечно много, пусть справиться не удастся даже с половиной, все равно было легче думать, что их уже меньше хоть на несколько штук. «Двести пятьдесят минус девять», — закончила она.

      — «Пострадавшая, Мэри Джордан, погибла во время операции», — прочел Бишоп. Убийца неизвестной им колонистки продолжал дергаться.

      Продолжать разговор после этой фразы было как-то неловко.

      Смерть заявила о себе скупыми строчками в журнале настолько ясно и недвусмысленно, что последние надежды на то, что, люди может быть живы и где-то скрываются, рассыпалась в прах. Даже Берт испытывал сейчас непривычную неловкость.

      Смерть смотрела на них со всех сторон.

      Молчание нарушил срывающийся от страха голос Фроста:

      — Эй, Хиггс, здесь, кажется, что-то шевелится!

      Его голос прозвучал как удар грома.

      Дождались!

      Лицо Берта дернулось.

      Хиггс сжал кулаки.

      Напрягся, готовый к прыжку, Горман.

      — Здесь что-то ходит, — не отрывая взгляда от табло индикатора, повторил Фрост.

      «Не долго же заставила нас ждать смерть», — покосившись на журнал, свидетельствовавший о смерти Мэри Джордан, констатировала про себя Рипли.

      Индикатор пищал. У внешнего радиуса на синем поле появилось расплывчатое светлое пятно. Оно приближалось. Понемногу, словно невидимый враг подбирался ползком.

      — Оно идет за нами, — сообщил Фрост. Его лоб начало заливать холодным потом.

      Под попискивание индикатора пятнышко прошло через верхний полукруг и поползло ко второму.

      Вески вскинула автоматическую пушку, направляя ее на дверь. Группа людей ощетинилась стволами.

      — Может, это кто-то из наших? — спросила Вера.

      — Эйпон, где люди? — быстро заговорил Горман. — Есть кто-нибудь в блоке Д?

      — Нет, мы все в оперативном центре, — покачал головой посеревший сержант.

      Горман махнул рукой; волнение не давало ему возможности четко выразить команду, но люди и так знали свое дело. Медленно шаг за шагом, не сводя глаз с прицелов, взвод двигался в сторону двери. Только Фрост стоял, уставившись на табло.

      — Поговори со мной, Фрост, — с трудом выдавил Горман.

      — Эта штука движется, — не своим голосом ответил тот.

      Враг приближается. Напрасно Фрост с надеждой ждал, когда пятнышко наткнется на очередную дугу; ему очень хотелось, чтобы оно застряло на четкой линии, но, к сожалению, рисунок на табло не мог никого остановить.

      — В какую сторону?

      — Прямо на нас… — Фрост закусил губу.

      «Вот и все… — подумала Рипли и опустила голову. — Вот и все…»

      Десантники миновали дверь и вышли в уже знакомый коридор.

      Коридор был пуст.

      Дрейк шел первым. Державшие винтовку голые руки покрылись буграми вздувшихся мускулов.

      Индикатор продолжал пищать.

      По коридору двигались не люди — комки обнаженных нервов.

      — Он один?

      — Да…

      Десантники шли по коридору, стараясь держаться ближе к стенам. Передвигались по одному: пока кто-то выбегал на несколько шагов вперед, остальные сливались с винтовками, готовые в любой момент начать стрельбу. Практика риска приучила их в минуты опасности становиться как бы частью оружия, чувствовать его как продолжение рук и тела, и теперь винтовки будто горели от напряжения вместе с ними.

      Пятнышко на индикаторе приближалось к последнему полукругу. Противник был совсем рядом.

      Затаив дыхание, десантники всматривались в полумрак коридора.

      Вдруг в вентиляционном проходе что-то мелькнуло, из автоматической винтовки Хадсона вырвался столб пламени и ударил в потолок — Хиггс подбил ствол снизу.

      На секунду мелькнувшее перед глазами существо было существом человеческим.

      — Черт! — выругался Хадсон. Удар со стороны Хиггса окончательно выбил его из колеи.

      — Тише! — приглушенно процедил Хиггс. — Не стрелять! — Он сосредоточился, вспоминая секундное видение. Нет, сомнений быть не могло: крошечная фигурка была человеческой.

      — Рипли! — негромко позвал он.

      Ее пропустили вперед. Чувствуя на спине взгляд десантников, Рипли прошла по коридору к воздушной шахте.

      За решеткой явно кто-то был. Очень маленький; достаточно маленький, чтобы свободно продвигаться по вентиляционным каналам.

      «Неужели ребенок?» — обдало жаром Рипли.

      Она наклонилась к решетке и приоткрыла заслонку. Из-за металлических конструкций на нее уставились расширенные от ужаса глаза.

      Только глаза. Рипли не видела ничего, кроме них.

      Серо-голубые, почти круглые глаза.

      — Эй… все в порядке… — изменившимся голосом прошептала Рипли, — все в порядке… Не волнуйся…

      Глаза были детскими, — в этом она уже больше не сомневалась.

      Да, здесь, на этой проклятой всеми станции, прятался ребенок. Это казалось невероятным, но это был факт.

      Обмен взглядами длился недолго. Ребенок попятился и быстро побежал на четвереньках по шахте. Копна волос, спутанных и давно потерявших первоначальный цвет, подсказала Рипли, что перед ней была девочка.

      «Еще и девочка!» — содрогнулась она.

      Девочка убегала. Что же заставило ее так пугаться людей? Каким чудом она продержалась столько времени в этом страшном месте?

      Рипли встала на четвереньки и поползла за ней.

      За поворотом они снова встретились. Теперь Рипли видела все ее личико, — нет, не личико — затравленную мордашку маленького зверька, не доверявшего больше никому и ничему. Полосы грязи не давали хорошо рассмотреть ее черты, но Рипли угадала, что малышка должна быть симпатичной.

      Сзади Рипли почувствовала движение. Девочка напряглась.

      — Осторожно, капрал! — предупредила Рипли и опять заговорила с девочкой: — Ты не бойся, выходи, мы тебя не обидим…

      Девочка не верила. Сжатые в узелок губки и настороженные глаза недвусмысленно свидетельствовали об этом.

      — Все хорошо… все в порядке, — продолжала Рипли, потихоньку протягивая вперед руки, — не надо бояться… Не бойся нас… Все хорошо…

      Рука Рипли уже чувствовала тепло ее грязных щечек, когда вдруг девочка резко развернулась и впилась зубами в ее руку.

      Рипли закричала.

      Хадсон снова чуть не нажал на спусковой крючок.

      — О, черт! Она меня укусила!

      Шум в шахте говорил о поспешном бегстве. Пронзившая руку боль не дала возможности Рипли заметить, в какую сторону сбежала девочка.

      — Осторожней, не упускайте ее! — вскрикнула она почти инстинктивно. — Не выпускайте!

      Призывать к этому было бесполезно: вряд ли кто-нибудь смог бы пройти сейчас сквозь стену и очутиться в вентиляционном канале.

      — Куда она сбежала?

      — О, черт! — донеслось со стороны коридора.

      — Куда она побежала?

      Рипли скрипнула зубами. Полагаться можно было только на себя.

      — Ее здесь нет! — заорала в коридоре Вески.

      — Дайте свет!

      Заливший коридор электрический свет позволил Рипли заметить карабкающуюся по проходу фигурку.

      — Здесь она! — крикнула Рипли. — Она здесь!

      Девочка удирала. Ловкость, с которой она бегала на четвереньках, тоже была почти звериной.

      В шахту полезло сразу несколько человек.

      — Не пугайте ее! Отойдите! Так мы упустим ее, черт вас побери! — кричала Рипли.

      Девочка откинула еще одну заслонку — на этот раз цельную и очень маленькую — и исчезла за ней.

      Обдирая коленки о неровный пол, Рипли подползла к ее убежищу. Лаз вел в небольшой закуток непонятного предназначения: по размеру он больше соответствовал комнате, но таковой не являлся. Ни окон, ни дверей в убежище девочки не было, — одна только дверь-заслонка в полуметре от пола. Рипли проскользнула в отверстие и чуть не вскрикнула, упав на что-то жесткое и ударившись коленями о банку.

      Девочка забилась в угол. Ее взгляд выражал бессильную ненависть к незнакомке, столь нагло ворвавшейся в ее жилище.

      Жилище больше всего походило на разграбленный склад. Пола как такового не было, — точнее, он весь был скрыт огромным количеством беспорядочно наваленных вещей. Одежда, консервные банки, бесчисленные коробки и пакеты, книжки, кассеты, бумага, обломки мебели, игрушки — все было свалено в общую кучу. На торчащей из стены металлической рейке висели бусы — наивная попытка приукрасить жуткое обиталище.

      Спотыкаясь об этот хлам, Рипли попробовала приблизиться к девочке. Та молча перебежала в другой угол и снова прижалась к стене.

      — Ну, не бойся, — прошептала Рипли. Ее сердце колотилось.

      «Бедный ребенок! Как это ужасно!»

      Глаза девочки расширились от страха. Дальше бежать ей было некуда.

      Рипли подходила к ней медленно, боясь снова спугнуть.

      Бусы на рейке весело поблескивали.

      Девочка кусала губы.

      Ее взгляд теперь был устремлен на что-то, находящееся сбоку от Рипли.

      Женщина взглянула в ту сторону.

      Девочка смотрела на фотографию.

      Рипли протянула руку и взяла снимок.

      Хорошенькая девчушка с длинными волосами и белым бантом, аккуратненькая и нарядная, весело смотрела с фотографии. Доверчивая. Открытая.

      «Ребекка Джордан» — гласила надпись внизу.

      «Ребекка Джордан», — повторила про себя Рипли. Фамилия была знакомой. Ребекка Джордан, Мэри Джордан…

      Рипли вздрогнула и подняла глаза.

      Ребекка скрючившись, сидела, в уголке.

      Ее родственница — мать или сестра — погибла. И напоминала другим о смерти. Ребекка, маленький отважный ребенок, — пусть она трясется сейчас от страха, но выжить в этом аду мог только отважный человек, — напоминала, что есть и жизнь.

      И снова в груди Рипли что-то сжалось от нежности и тоски: неужели цветущая девчушка с фотографии и этот пугливый зверек были одним и тем же человеком? Через что она прошла, что вытерпела? Взрослые, то есть те, кто должен был ее защищать, быть надеждой и опорой, — погибли. Наверняка погибли. Конечно, Ребекка восприняла их слабость как предательство тех, в кого она верила. С родителями ничего не страшно! Да? Ничего не скажешь, девочка имела полное право ей не доверять…

      — Все в порядке, — уже более твердым тоном произнесла Рипли. Теперь ей хотелось одного — просто прижать этого детеныша к себе и согреть. — Все в порядке. Не бойся! — Она подползла ближе и обняла девочку за плечи.

      Ребекка протестующе замычала.

      — Ну, успокойся, — прижала ее к себе Рипли. Худенькое тельце девочки казалось горячим. — Все будет хорошо теперь…

      Рука Рипли принялась гладить девочку по голове. Как она понимала ее! Те страдания, через которые им пришлось пройти обеим, сблизили, породнили их.

      Пусть кругом творится все что угодно, пусть рушится мир: они вдвоем, и в настоящий момент их ничего не касается.

      Рипли гладила Ребекку по голове и ощущала, как под ее рукой тает лед враждебности. Никогда в своей жизни Рипли не знала такой всепоглощающей нежности, какая прорвалась у нее к этой несчастной девочке с перемазанной грязью мордашкой и спутанной соломой волос на голове. Никогда…

      Постепенно Ребекка прекратила мычать и стонать и расслабилась. Впервые за долгое время чудовищной игры в прятки от всего ставшего враждебным мира. Повинуясь новому порыву, девочка сама прижалась к незнакомке. Они замерли, обнявшись и не желая думать ни о чем…

      12

      Ребекка сидела на столе, уставившись невидящим взглядом в одну точку.

      В отсеке на нее нашло какое-то оцепенение. Рипли смутно догадывалась, что она должна была ощущать, — совсем недавно она сама шла сюда, заранее примирившись с ужасной участью. Теперь к ней вернулась надежда, — к ней, но девочка ее утратила. Незваные защитники лишили ее возможности спасаться самой, а их собственная способность защищаться вызывала большие сомнения. Кроме того, девочке явно было не до расспросов.

      — Как ее зовут? — поинтересовался Горман, подходя поближе.

      — Ребекка. Ребекка Джордан, — ответила Рипли: Ей не хотелось, чтобы девочке сейчас докучали, но уж слишком многое могло зависеть от сведений, прячущихся в ее нечесаной головке.

      — Так, Ребекка, постарайся сосредоточиться, — неловко начал лейтенант. Он явно не знал, как надо разговаривать с детьми. А с другой стороны, кто знает наверняка, как следует говорить с ребенком, пережившим такой кошмар?

      — Расскажи нам с самого начала… Где твои родители?

      При этих словах девочка вздрогнула, и взгляд ее заметался в поисках выхода.

      Возле двери стоял и кривил губы одетый в клетчатую рубашку Берт.

      — Ребекка, ты должна постараться! Ребекка, вспомни! — не унимался лейтенант.

      — Горман, дайте ребенку передохнуть! — не выдержала Рипли.

      Горман выпрямился и сказал в сторону:

      — Похоже, у нее что-то не в порядке с головой. Может, у нее просто отшибло память?

      — По-моему, у нее все нормально, — с трудом сдержав готовые сорваться с языка ругательства, возразила Рипли.

      Ее «поддержала» Вера:

      — Никаких травм я не нашла. Пойдем. Зря только время тратим…

      Горман кивнул и направился к выходу.

      Берт сплел руки на груди. Рипли бросила на него уничтожающий взгляд. Тот скривился, но все же вышел.

      Теперь Рипли и Ребекка снова остались вдвоем. Поглядывая на девочку, словно застывшую на своем месте, Рипли взяла чашку и медленно приблизилась к Ребекке:

      — Выпей-ка вот это. — Почему-то она была уверена, что девочка почувствует ее особое отношение. — Это горячий шоколад.

      Девочка исподлобья посмотрела на Рипли. «Чего хочет от меня эта женщина? — мучительно соображала она. — Чего они все от меня хотят?»

      Из чашки вкусно пахло. Истосковавшаяся по горячей пище Ребекка почувствовала, что живот сводит от желания выпить этот предлагаемый напиток; рот заполнила слюна.

      Рипли поднесла чашку прямо к ее губам.

      Когда-то, непередаваемо давно, ее так кормила мама. Она сажала ее на колени и поила вот так, сама, а ей оставалось только приоткрывать рот и сглатывать. Обычно ей давали так горячее молоко. Ребекка не слишком любила его, но пила, потому что так уютно было сидеть в маминых объятиях и знать, что ей всегда помогут сильные мамины руки.

      Но где они теперь?

      Воспоминание вызвало у Ребекки боль. Она мало плакала, когда все началось: необходимость спасаться, прятаться, бежать не давала на это времени. А теперь она была готова заплакать, но от слез ее отвлек запах шоколада… Как и всякий ребенок, она не могла еще удерживать в себе несколько разных чувств сразу.

      «Какой приятный запах», — подумала она.

      Край чашки ткнулся в ее губы. Как когда-то давно, Ребекка приоткрыла рот и глотнула. Шоколад был сладким. Она уже не помнила, когда пила что-нибудь такое вкусное. Через секунду ни о чем, кроме вкуса шоколада, она уже не думала. Она осторожно глотала его, стараясь подольше растянуть удовольствие, и пролившиеся мимо струйки приятно ползли по ее маленькому подбородку. Но вот напиток закончился, чашка исчезла, и перед ней опять оказались чужие люди и комната, в которой спрятаться было просто негде.

      Рипли смотрела на девочку с улыбкой. Ее переполняла изнутри все та же пугающая своей силой нежность. Рипли не знала, что это чувство было нормальным для всех женщин, узнавших, что такое материнство. Ребекка была ей дочерью, подаренной общим горем. Если бы она была старше или сильней, она стала бы ее сестрой. Но ей было слишком мало лет — как раз столько, сколько могло бы быть ее настоящему ребенку, решись Рипли в свое время обзавестись семьей.

      — Вот так, умница, — улыбнулась она девочке, когда та закончила пить и в голубых детских глазах снова засветился огонек настороженности. Перепачканная шоколадом мордашка Ребекки выглядела почти смешно и по-своему трогательно. Рипли улыбнулась снова, поддавшись мгновенному чувству.

      Через секунду Рипли уже протягивала девочке руку с платком. Платок вытер не только шоколад — подбородок Ребекки оказался светло-розовым, а вовсе не смуглым, как казалось поначалу. Грязь не только разрисовала ее мордашку темными полосами и разводами, но и качественно поменяла цвет кожи.

      — О, оказывается, я расчистила только пятнышко, — ласково сказала Рипли. — Теперь тебе надо вытирать полностью…

      Несколько секунд Ребекка настороженно смотрела на нее, готовая в любой момент спрыгнуть со стола и удрать куда глаза глядят, но потом, после недолгих колебаний, согласно кивнула.

      Она оказалась прехорошенькой, и даже кошмарная прическа не могла этого скрыть. Пухлые щечки, чуть вздернутый носик, маленький ротик. И тем тяжелее было видеть на нежном, несформировавшемся еще личике серьезные глаза, во взгляде которых не осталось ничего детского.

      13

      — Мотать отсюда надо, пока нас всех не прикончили, — хмуро произнес Хадсон.

      — Рядовой Хадсон, прекратите сеять панику! — прикрикнул на него лейтенант.

      — По-своему он прав, — заметил Хиггс. — Мы только зря теряем здесь время. Не похоже, чтобы в колонии кто-то уцелел…

      — Это как раз можно проверить, — ответил сидящий возле дисплея Эйпон.

      — Для того чтобы обойти этот дурацкий комплекс целиком, понадобиться не меньше суток. Может случиться так, что мы все здесь свихнемся, прежде чем найдем чьи-нибудь объедки… если сами к тому времени не превратимся в чужое дерьмо.

      — Посмотрите сюда. Это схема комплекса.

      — Вы что, собрались вычислить по изменению теплового фона, не затягивается ли там кто-нибудь сигареткой? — не унимался Хадсон.

      — Да, действительно, — наморщился Хиггс, — я слышал про такое. На СХ-4-09 такую штуку называли «ловушкой для курящих»… Курить там категорически запрещалось: в воздухе была слишком высокая концентрация гремучего газа; а курящие, известное дело, выкручивались, как могли…

      — Курящие или некурящие, — это все равно!.. — заявил Горман.

      — Так, здесь, кажется, что-то есть… Нет, ошибся…

      Лейтенант подсел к Эйпону и постепенно оттеснил сержанта от дисплея. Действительно, на схеме не было видно никаких посторонних сигналов, — лишь иногда проскакивали пятнышки, вызванные плохой наладкой аппаратуры, или следами деятельности какого-нибудь не слишком вредного компьютерного вируса.

      — Что вы ищете? — поинтересовался подошедший Дрейк.

      Ответил Берт, которого почему-то почти никто сейчас не замечал, хотя инициатива такой проверки исходила именно от него.

      — Мы ищем датчики индивидуальной жизнедеятельности. У каждого колониста был такой датчик, их имплантировали в организм. Пока что мы не нашли ни одного…

      14

      Рипли взяла девочку за руку и заглянула в глаза. Что нужно сделать, чтобы вернуть ее доверие?

      — Не знаю, как тебе удалось остаться в живых, но во всяком случае ты — смелый ребенок, Ребекка.

      — Ньют, — раздался чуть слышный тоненький и нежный голосок.

      «Ньют… Головастик… Не понимаю. Может, мне это просто послышалось? Конечно, о каких еще головастиках может идти речь?!.»

      — Что?

      — Ньют, — повторила девочка и, заметив, что ответ вызвал у Рипли только недоумение, пояснила: — Меня зовут Ньют. Меня никто не называет Ребеккой. Только мой брат.

      Ну конечно же! Рипли улыбнулась. Большая голова, круглые глазенки — настоящий головастик. Можно было и догадаться. Было бы только желание догадываться.

      — Ньют, — повторила Рипли. — А мне нравится это имя. Меня зовут Рипли. Очень приятно с тобой познакомиться.

      — А это кто? — спросила Рипли, указывая на куклу, прижатую к груди Ньют. Кукла была не чище самой девочки, тоже светловолосая, голубоглазая и почему-то почти такая же серьезная.

      — Кейси, — тоненьким голоском ответила Ньют. Она говорила тихо, словно боялась, что их подслушают.

      — Привет, Кейси, — Рипли пожала пластмассовую ручку, не заметив, с каким укором посмотрела на нее Ребекка. «Вот они всегда так, эти взрослые. Рядом чудовища, а они играются, будто совсем маленькие, да и играться по-настоящему не умеют…» — А твой брат, как его зовут?

      — Тимми.

      — Тимми тоже где-то здесь?

      Ньют отрицательно покачала головой.

      — Может, он, как и ты, где-то прячется?

      — Нет, — едва слышно выдохнула Ньют.

      Только что налаженный контакт трещал по швам и был готов исчезнуть в любую минуту.

      — А сестры у тебя тоже есть? — продолжала допытываться Рипли.

      Ньют плотнее прижала куклу к себе. Рипли пугала ее.

      — А мама и папа где? — не замечая изменения в настроении девочки, не унималась Рипли. Ньют отвернулась и сжалась. Нет, ничто не заставит ее ответить на этот страшный вопрос!

      — Ньют, посмотри на меня! Где твои папа и мама?

      Ньют посмотрела. У взрослых такой взгляд был бы назван уничтожающим, но детское личико не было создано для выражения таких чувств; Рипли определила его как просто странный.

      «Она не отвяжется от меня, — озлобленно подумала девочка. — Не отвяжется, пока не узнает».

      — Погибли они, умерли, понятно?! — почти с вызовом выкрикнула она. — Теперь вы довольны? Теперь мне можно уйти?

      Ее слова ударили Рипли, как пощечина. Какое она имела право так ковыряться в незажившей ране? Собственные переживания не давали ей такого права, как казалось ей вначале. Не давали. К тому же и утраты их не были равны: Рипли потеряла всего лишь друзей, коллег, но не единственных по-настоящему близких людей.

      «Это дочь той самой Мэри Джордан… Конечно, ее дочь», — сгорая от стыда, повторила она про себя. Ньют имела полное право возненавидеть ее за такой вопрос.

      — Прости меня, Ньют, — искренне произнесла она. Теперь главным было заставить девочку остаться здесь до прилета челнока.

      — А тебе не кажется, что с нами тебе будет надежнее и не так страшно? Эти люди прилетели сюда, чтобы защитить тебя. Они солдаты.

      Рипли сама почти поверила своим собственным словам. Ньют угадала это.

      Женщина говорила искренне и сочувствовала ей тоже искренне. Только все взрослые были точно такими же: сами верили в свои глупые сказки и упорно не хотели признавать сказки настоящие, в которых было, по крайней мере, больше правды. Они не верили, что есть драконы и чудовища, они не верили, что эти чудовища могут их съесть, — и что с ними стало? Ее, Ньют, никто не хотел слушать. Даже свои. Так можно ли ожидать этого от совершенно чужой женщины? Конечно, она просто ничего не понимает.

      — Ничего они не сделают, — уверенно сказала Ньют.

      Ну как же заставить этих взрослых ей поверить?

      15

      Бишоп взял пинцет и оттянул кожу в сторону. Он уже начал понимать, как устроена физиология этого удивительного существа.

      Сложнее всего было понять, зачем существу, настолько отличному от человека, нужен был нормальный животный белок. Он не мог поверить, что тварь с концентрированной кислотой в крови может иметь биохимию, хоть отдаленно похожую на человеческую. Поначалу Бишоп думал, что органика должна окисляться в организме Чужих до простого углерода. Но в таком случае почему они, во-первых, не ели бесчисленные органические полимеры, из которых состояла добрая половина внутреннего оборудования станции; а во-вторых, для чего им нужны были люди в качестве промежуточного хозяина — носителя эмбриона? Это говорило о том, что Чужие должны быть вовсе не такими уж «чужими».

      Анатомированный препарат дал на это почти элементарный ответ: кислота в организме Чужих была всего лишь защитным механизмом. Помимо двух основных пронизывающих весь организм систем — кровеносной и лимфатической, эти «милые зверушки» имели еще и третью систему, аналогичную молочникам некоторых земных растений.

      Кроме того, и настоящей серной кислоты в организме существа оказалось гораздо меньше, чем следовало ожидать. То, что было поначалу принято за нее, на поверку оказалось уникальной в своем роде органической сульфокислотой — высокомолекулярным соединением, окислительные способности которого на порядок превышали таковые у обычной серной кислоты.

      «А ведь это логично, — подумал Бишоп. — Такая кислота не так легко проходит через мембраны стенок сосудов и поэтому не травит само существо… Нет, это поистине чудесное создание природы: уникальный окислитель в свободном состоянии, целлюлоза в качестве запасного источника энергии… кстати, она легко преобразуется в хитин, покрывающий существа сверху; наконец, мыло вместо жиров… Надо будет проверить — почти наверняка эти твари выжрали весь запас мыла… Хорошенький деликатес для инопланетян! Ну а сульфат-ион и четырехвалентный азот в белковой связи вообще приведут всех земных физиологов в дикий восторг…»

      — Тебе еще что-нибудь нужно? — раздался голос Хадсона, подкатившего к лабораторному столу каталку, обычно именуемую «сервировочным столиком».

      Бишоп прихватил пинцетом сосуд-»молочник» и принялся счищать опутавшие его кровеносные сосуды.

      — Привет, Бишоп! — громко повторил Хадсон. — Я только что тебя спросил: тебе еще что-нибудь нужно?

      «…А вот в желудке у них должна быть щелочная среда… Во всяком случае, с кислотностью, смещенной в ту сторону…» — его рука потянулась к индикатору. Теперь главной задачей было препарировать желудок так, чтобы его среда не была нейтрализована избытком ионов водорода из лимфы и крови.

      — Эй, Бишоп! — начиная терять терпение, позвал Хадсон.

      — Что?

      Индикатор подтвердил его догадку, теперь можно было на секунду отвлечься.

      — Я уже третий раз тебя спрашиваю, тебе еще что-нибудь нужно?

      — Нет, — пожал плечами Бишоп.

      Хадсон подошел поближе и заглянул ему через плечо.

      «Кишки как кишки, — удивился он про себя, — только что кровь другого цвета, а так — обычная пакость!»

      — Симпатичная штучка! — хмыкнул он.

      — Да, великолепная, — совершенно серьезно ответил Бишоп.

      «А вместо гемоглобина у них должно быть совершенно другое вещество… Интересно, хватит ли здесь реактивов, чтобы это доказать? Судя по некоторым деталям, этой твари нужно гораздо больше кислорода, чем другому существу таких же размеров…» — продолжил свои размышления Бишоп.

      Убедившись, что разговаривать с искусственным человеком бесполезно, Хадсон развернулся и пошел искать более общительного собеседника.

      Нужно же было высказать кому-нибудь, что он думал по поводу этого задания, да и десантной службы вообще…

      16

      Берт сидел в кресле сбоку от дисплея главного компьютера и смотрел на Эйпона — только потому, что тот находился ближе всех.

      «Интересно, смогут ли эти парни изловить живьем хоть одну взрослую особь таких тварей? Ждать, пока промежуточная форма отложит свой эмбрион и пока тот разовьется, — долго и накладно. Взрослое чудовище содержать тоже будет нелегко, зато это будет полным триумфом для всех. Наша Компания — единственный обладатель животного из других миров! Это станет лучшей из всех возможных реклам!.. Вот только как убедить в этом солдатню? Зря им дали столько воли в этом деле. Если бы операция не проходила по документам как военная, я смог бы заставить их постараться заманить инопланетянина в ловушку. Так, на какую сумму может клюнуть Горман? Только бы эта сумасшедшая Рипли не убедила из взорвать-таки планету — такая потеря будет невозместима…»

      Как ни странно, собственная безопасность его мало волновала. Единственный риск, к которому Берт привык, был чисто экономическим. Он мог заработать деньги, не заработать и, наконец, полностью разориться. То, что здесь речь шла о жизни, почти не укладывалось в его голове. Во всяком случае, он относил себя к той категории людей, с которыми ничего такого произойти не могло.

      Косморазведчики могут погибнуть в катастрофе — на то они и косморазведчики. Солдат может быть убит в бою — на то он и солдат. Каждому человеку угрожает не просто смерть, а его собственная, специфическая смерть. Представитель столь уважаемой Компании может умереть только от старости или от болезни, скорее всего, тоже солидной и уважаемой. Ну, в крайнем случае, может покончить собой, если дела примут совсем дурной оборот. Но представитель Компании, которого съедает монстр, — это уже что-то из области анекдотов… не говоря уже о том, что достаточно неглупый человек может выкрутиться в любой ситуации.

      Несмотря на такую внешне наивную позицию, Берта сложно было назвать дураком. Во всяком случае, он был далеко не первым из людей, упорно отказывающихся верить, что прискорбные события происходят именно с ними. Вот и сейчас то, что творилось вокруг, представлялось Берту частью захватывающего фильма ужасов, лично к нему не имеющего, как и все прочие фильмы, никакого отношения. Почти никакого, если быть точным: так, для режиссера фильм и в жизни играет немалую роль, — но совсем не ту, что для его персонажей.

      Берт, следуя этой аналогии, причислял себя к «съемочной группе». Персонажами были десантники, Рипли и обитатели колонии. Берт тоже был уверен, что их нет в живых, но, как о персонажах фильма, переживал о них не сильно.

      Заявление Эйпона заставило его едва ли не разочароваться.

      — Эй, бросайте все, я их нашел! — закричал тот, отрываясь от экрана.

      На участке схемы, начерченной белыми светящимися линиями, виднелось мутное большое пятно, состоящее, при более внимательном рассмотрении, из множества слившихся пятнышек.

      — Живы? — рванулся в его сторону Горман.

      — Этого уж я не знаю, — ответил Эйпон. — Но похоже, все они собрались в одном месте.

      — Где?

      — Возле процессорного комплекса. Если точнее, возле главной системы охлаждения…

      — Что у них там, общегородское собрание? — предположил Хиггс.

      «Что-то тут не так, — думал Берт. — Допустим, что Рипли была права. Есть инопланетяне, похожие на пауков, которые кидаются на людей и действительно откладывают там, внутри человека, эмбрионы. Но что будет дальше? Из эмбриона должна вылупиться точно такая же тварь! Если курица отложила яйцо, из нее выходит цыпленок, который превращается точно в такую же курицу, а не в собаку и не в кошку. Конечно, когда из брюха человека лезет паукообразная гадость, можно свихнуться, тем более, если все это происходит с выпусканием кишок!

      Рипли после такой сценки начали мерещиться членистоногие динозавры, кому-то другому после этого могло прийти в голову желание перестрелять всех подряд… По-видимому, так оно и было».

      Берту даже самому понравилось собственное предположение. «Из яйца курицы может выйти только курица, — повторил он. — Из эмбриона осьминогопаука — только осьминогопаук. Остальным пусть займутся психиатры».

      — Ну что ж, Эйпон, будем действовать, — выпрямился лейтенант Горман. Было заметно, как он внутренне подтянулся.

      — Ясно, сэр. — Эйпон тоже встал.

      — Ну что ж… — последовал их примеру Хиггс и про себя подумал: «Будь я на месте этих монстров, я бы тоже взял заложников и выставил возле них надежную охрану…»

      17

      «Вот бы уехать отсюда далеко-далеко и больше никогда не возвращаться. Они могут это сделать, но не понимают, насколько это хорошо. — Ньют разглядывала спину Бишопа, сидящего за рулем бронетранспортера, и все крепче прижимала к себе куклу. — Зачем они едут в самое логово этих чудовищ?.. Хорошо еще, что на машине. Может, она ездит так быстро, что мы сможем от них удрать, и ничего они нам тогда не сделают…»

      Ньют зажмурилась и представила себе, как чудовища гонятся за транспортером по пустынному комплексу, по улицам, так хорошо знакомым. Она часто видела похожий сон: они гнались за ней, но она в последний момент взлетала в воздух и летела, летела, летела…

      В этой мечте ей не надо было бежать самой, ощущая в ногах предательскую слабость. Чудовища гнались за транспортером, но он ехал быстро, намного быстрее; вот они бегут, воют от бессилия — но ничего не могут сделать: у бронетранспортера вырастают крылья, и он взмывает вверх перед самыми уродливыми мордами, и летит туда, где небо — ярко-голубое, где растут зеленые деревья, а солнце светит совсем ласково: летит на планету из сказок, которая называется Земля…

      Взрослые говорили Ребекке, что Земля — это не сказка, но они все могли перепутать. Ведь говорили же они, что чудовищ не бывает. Так можно ли им верить, что Земля — не выдумка? Можно… потому что уж очень хочется!

      Ньют тихонько вздохнула. Нет, Земля все же должна где-то существовать. Иначе будет совсем грустно жить…

      — Не волнуйся, Кейси, все будет хорошо. — Как совсем недавно Рипли, она успокаивала себя, обращаясь к кукле.

      «Какой она еще ребенок», — закусила губу Рипли, глядя на Ньют.

      «А станция у них, прямо скажем, не маленькая, — думал лейтенант Горман, глядя в окно. — Просто невозможно пересчитать все места, где можно устроить засаду…»

      О будущем он старался не думать: сомнения всегда отбирали у него слишком много сил. Он не задумывался о результате именно потому, что от него слишком многое зависело. По своей натуре лейтенант был честолюбив. Деньги его не интересовали — его интересовала слава. В свое время у него было немало возможностей пойти по гражданской линии и сделать неплохую карьеру. Не особо талантливый, но достаточно усердный и порой даже педантичный, он не сделал бы быстрого взлета, но постоянной выслугой лет дорос бы, возможно, до руководителя крупного отдела. Но такую перспективу Горман отмел сразу же. Ему не хотелось быть благополучным дельцом. Он жаждал славы сейчас, как можно скорее. Ему хотелось ощущать на себе восторженные взгляды. Он мог бы заняться наукой, но трезвая оценка собственных способностей подсказала ему, что никакие гениальные открытия ему не светят. Он мог бы стать артистом, но не имел актерского таланта. Наконец, он мог бы стать простым военным и мирно дослужиться к старости до генерала, но все то же честолюбие толкнуло его в самое опасное место из всех возможных — в десантные войска. Да, он знал, что рисковал, но знал и то, что прославиться здесь можно было буквально во время первого же боевого вылета. «Отважный капрал Горман спасает планету от обезумевших экстремистов», «Отважный сержант Горман усмиряет бунт заключенных»… — виделись ему заголовки. Что бы написали об этом деле в случае победы? «Отважный лейтенант Горман ценой своей жизни спасает человечество от гибели»?

      Последнюю мысль Горман тут же отогнал. Во-первых, его не устраивала формулировка «ценой своей жизни», во-вторых, страшно было сглазить удачу. И если первая поправка вызывала у него легкие сомнения (для того чтобы остаться в истории спасителем человечества, он все же готов был умереть), то вторая вытекала из его непреложного правила: не загадывать наперед.

      Транспортер обогнул вспомогательный корпус и подъехал к ангару процессорного комплекса. Въезд был низким — пушку пришлось опустить.

      Надоедливый мрачный дождь еще не кончился.

      Транспортер замедлил ход и остановился.

      «Что, опять идти? — ныл про себя Хадсон. — «Сколько можно! Почему этим людям не прийти сюда самим? Позвонить бы им, что ли… Так нет, заставляют нас рисковать…»

      Заметив выражение лица приятеля, Хиггс вздохнул. Он чувствовал себя несколько виноватым перед Хадсоном: в десантные войска они записались оба по давней договоренности. В свое время Хиггс и Хадсон учились в одной школе и были приятелями, несмотря на то, что между ними было мало общего. Хиггс родился в семье интеллигентов, мечтавших, что их сын непременно будет адвокатом. Родители Хадсона были механиками, людьми неплохими, но грубоватыми, без особых комплексов. Хадсон был похож на них — не столько внешне, сколько своей простотой и нетребовательностью к жизни. Сам он вряд ли додумался бы искать счастья в космических десантных войсках. Он вообще не был расположен что-либо искать, но загорался первой же подсказанной идеей, лишь бы она выглядела интересной.

      В отличие от него, Хиггс просто бредил десантными войсками. С одной стороны, его звали туда все прочитанные книги (он был без ума от приключенческой литературы и долгое время ничего другого просто не читал), с другой — военная служба виделась ему избавлением от мелочной тирании родителей. Как-то раз после очередного домашнего скандала, желая выглядеть в собственных глазах решительным и сильным, он и принес торжественную клятву стать по окончании школы десантником. За компанию к этой клятве присоединился и Хадсон…

      И все же он был удивлен, узнав, что Хадсон повторил-таки его путь через два года. На самом деле за все это время его приятель о своем обещании даже и не вспоминал. Хиггс не знал, что не эта клятва (точнее, не только она) оказалась для Хадсона основной причиной. Как-то спьяну он представился одной девушке знаменитым рыцарем космоса, а потом, протрезвев, убедился, что она не из тех, кто прощает обман. Вот такая дурацкая причина и привела его в этот ад. Разочаровывать Хиггса при первой встрече ему не захотелось, и Хадсон продолжал жить, надеясь, что о его слабости никто не узнает; зато теперь собственное поведение казалось ему совершенно идиотским.

      «Бедняга Хадсон, — думал Хиггс, — я не прощу себе, если с ним что-нибудь случится…»

      Короткими перебежками они нырнули в здание. Здесь коридоры были просторнее и вода журчала где-то снизу — вся разница на этом и заканчивалась.

      Снова было запустение, снова был страх, от которого все уже устали до отупения и поэтому перестали ощущать его с прежней остротой. И еще были мысли. Друг о друге…

      «Странно… вот эти люди сейчас рискуют жизнью, они могут не вернуться, — рассуждала Рипли, не сводя взгляда с монитора. — И я никогда о них ничего не узнаю. Вот я здесь — потому что Чужие первыми ворвались в мою жизнь и разрушили ее, моя девочка — товарищ по несчастью; у Берта свои цели. У нас есть причины, по которым мы здесь. А вот для чего рискуют они? Только из-за того, что им кто-то приказал? Как это непонятно и странно…» Нервная напряженность и усталость не давали ей думать ясно. «И кем они останутся для меня, когда уйдут из жизни, — только надписями на экранах мониторов? Эйпон, Дрейк, Фрост, Веспаски, Кроу… этих я даже не запомнила. Хадсон, Хиггс, Вески… Как это ужасно! О Господи, как все это ужасно!»

      Они продвигались медленно. Казалось, прочесыванию корпуса не будет конца.

      Сержант Эйпон заговорил в микрофон, не столько для того, чтобы реально доложить о своем местонахождении, — на мониторе эти данные так или иначе были уже высвечены, — сколько для того, чтобы вырваться из тяжелого молчания, притуплявшего все чувства.

      — Проходим по второму уровню. Координаты — шесть-шесть-четыре.

      Горман откашлялся.

      — Начинайте фильтровку. — После напряженного молчания голос его никак не хотел давать полный звук — приказ прозвучал сдавленно и глухо.

      «Лучше бы я пошел с ними, — переживал он, — там, рядом, сложно допустить ошибку, которую потом нельзя было бы оправдать. Здесь же я просто нарываюсь на неприятности: если что-то случится, мне нечего будет сказать в свою защиту. Если бы я имел дело с людьми! С этими гадами невозможно что-либо рассчитать наверняка… Кто знает, что может прийти им в голову?!»

      — Налево-направо — разошлись! — скомандовал где-то в глубине корпуса Эйпон. Гормон почти завидовал ему в этот момент. Вот уж действительно — прирожденный вояка, человек на своем месте…

      — Все данные давайте на мониторы, — напомнил о себе лейтенант.

      «Козел этот наш новый командир! Как мы можем их не давать?» — презрительно подумала о нем Вески.

      Нет, процессорный комплекс все же отличался от первого здания. Помимо лифтов с крупными цифрами, обозначающими уровень, здесь была масса других деталей, по меньшей мере неприятных. Больше оборудования, больше подозрительных закутков, больше углов, за которыми могла скрываться засада…

      — Переходим на третий уровень, — отчеканил команду Эйпон.

      Эйпону нравилось командовать. Еще мальчишкой он обладал задиристым характером, доводил до слез своими придирками младших сестер и братьев. Эйпон был уличным мальчишкой в самом худшем смысле этого слова. Очень многие считали, что он плохо кончит. Драки, разборки по поводу сфер влияния, новые безмотивные драки — такой была его жизнь до вступления в армию. Как-то раз Эйпон с дружками перестарались — один из противников скончался сразу после выяснения отношений и над ними нависла угроза предстать перед судом. Чтобы избежать этого, Эйпон подался туда, где, по его мнению, его никто не стал бы искать — в армию.

      Как ни странно, армейская дисциплина пришлась ему по вкусу. Возможность совершенно законно командовать другими и требовать беспрекословного подчинения примирила его с мелкими неудобствами от потери части личной свободы, и он быстро прижился. К риску он относился как к чему-то естественному, сражения были его родной стихией, и до этого самого дня ему ни разу не приходило в голову жалеть о выборе профессии. Сейчас же даже его грызли нехорошие предчувствия. «Ребята слабоватые, что и говорить, — думал он, провожая всех по очереди взглядом. — Неплохие, но не для такого дельца. Разве что Дрейк, да еще эта, Вески… Хиггс — маменькин сыночек и интеллигент, Хадсон — паникер, которого я бы и близко к десантным войскам не подпустил, Фрост — мечтатель, а потому дурак, Вера — вообще баба… Дитрих? Сентиментален, может распсиховаться в неподходящий момент… Сандро — неплох, но неповоротлив; у остальных мало опыта. Ну, ничего, все еще впереди!»

      — Пошли? — спросил Хадсон Хиггса, пристраиваясь к нему в пару. Хиггс кивнул.

      — Пошли. Хадсон, ты знаешь, куда? Понял?

      — Хиггс! — окликнул его Эйпон и грозно посмотрел на Хадсона. — Следи за оставшимися. Первым идет Хадсон. — Проследив за выполнением, он продолжил: — Так, спокойно! За углы не задеваем, проверяем все закоулки…

      — Распределяйтесь равномерно, — загудел голос Гормана.

      «А командир слабоват, — снова подумал Эйпон. — Только мешает».

      «Нет, этот лейтенант положительно кретин!» — снова промелькнуло в голове у Вески.

      «Наша Вески — очаровательная амазонка, — ухмыльнулся про себя Дрейк. — Столько злости в прекрасных глазах… уж не обо мне ли она думает с такой страстью?»

      Они повернули в коридор, где булькало сильней, и голоса, словно под слоем воды, звучали глухо.

      — Тут связь идет с перебоями, — нечетко, но гулко прозвучал в наушниках голос. — Это мешает конструкция…

      «Будь оно все проклято!» — обреченно вздохнул Хадсон и заглянул в схему. То, что выглядело на дисплее центрального компьютера мутными пятнышками, на ней превратилось в яркие точки.

      — Огоньки! Уровнем ниже…

      — Спускайтесь на этаж ниже и продолжайте по инструкции, — скомандовал Горман.

      «По инструкции» было удобной формулировкой. В крайнем случае виновата будет она. Если кто-то нарушает инструкцию — виноват нарушитель, если плоха инструкция, — виноват тот, кто ее составлял. И в том и в другом случае с командира, приказавшего действовать по ней, взятки гладки.

      — Понятно, — протянул Хиггс.

      Коридор вывел их к несколько странно выглядевшему шлюзу: дверь казалась самодельной.

      То, что открылось за ней, было ни на что не похоже.

      Можно было подумать, что десантники вошли в кинематографический павильон со странными декорациями.

      Каждая деталь помещения, которое с некоторой натяжкой еще можно было считать коридором, была настолько непривычной на вид, что невозможно было даже подобрать ей определения.

      Все бока коридора занимали конструкции со сглаженными углами и изогнутыми ребрами. Ребрами скорее в анатомическом, чем в конструкторском понимании: и стены, и сам коридор чем-то напоминали внутренности необычного животного. Совершенно неясно было, для чего жителям колонии могла понадобиться в процессорном комплексе такая загадочная пристройка.

      — Я не понимаю, что здесь такое, Хадсон, — рассеянно озираясь, проговорил Хиггс.

      Хадсон, не поднимая глаз от схемы, пробормотал:

      — Я здесь работаю, а не изучаю…

      Прибор явно говорил о том, что колонисты были где-то здесь. Может быть, за ближайшим поворотом опять-таки странно выгнутого коридора.

      — Я не знаю, что это такое, — опять услышал Хадсон пару секунд спустя и, поддавшись любопытству, взглянул-таки на то, что его окружало.

      После первого же взгляда, вскользь брошенного на странные конструкции, Хадсон обмер.

      От этого места веяло чем-то враждебным и чужим.

      Конструкции были закреплены максимально стационарно — трудно было представить, как они могли бы двигаться, но ему показалось, что они готовы в любой момент ожить и сдавить всех со страшной силой, превращая в кровавую кашицу.

      От стен несло мощью — чужой и непоколебимой.

      Уж не забрались ли они впрямь внутрь какого-то чудовища, приняв за дверь его пасть?

      Вот это, полукругом выпирающее из стены рубчатое образование из окаменевшего пластика, — не подозрительно ли оно похоже на трахею?

      А эта неровная труба — тонкая кишка или кровеносный сосуд?

      Вода под ногами… кто сказал, что это вода, а не слюна? Или желудочный сок?..

      Что они, ничтожные людишки, могут сделать чудовищу таких размеров? Оно слишком велико, чтобы обращать на них внимание; оно не станет их убивать, просто переварит — и все…

      — Что это такое? — прозвучал сдавленный внезапным открытием еще один голос.

      Десантники продолжали входить в пасть загадочного монстра.

      — Не знаю… — так же тихо ответил Фрост.

      Помещение не вызвало у него столько зловещих ассоциаций, как у Хадсона, но все равно потрясло своей непривычностью.

      Чем оно могло быть? Ни один нормальный конструктор не станет делать внутри помещения полукруглых стен. В крайнем случае, их можно встретить в свободном тоннеле, но на тоннель, хотя бы благодаря ответвлениям и расширениям, это не было похоже. Кроме того, ни для одного нормального сконструированного человеком помещения не была характерна такая неровность всего: расстояния между ребрами «трахеи» были неодинаковыми, боковые стены бугрились, порой совсем нелогично, и во всем этом невозможно было отыскать хоть одну безоговорочно прямую линию. Так кое-как могла быть сооружена доисторическая пещера, но никак не осмысленное произведение рук современного человека, вооруженного массой техники и штампующего детали любой конструкции заводским методом.

      Но не это беспокоило взвод больше всего.

      Почти каждый ощущал, что здесь их поджидает что-то новое и вдвойне опасное по сравнению со всем, с чем они встречались раньше.

      — Дьявольщина какая-то! Что за проклятое место?! — негромко сказала Вера. Дрейк бросил быстрый взгляд в ее сторону.

      «Неужели к финишу окажется, что я был в одной команде с тремя бабами, две из которых — весьма ничего, и ни с одной не трахнулся?! Прискорбный факт».

      — Черт… — тихо, словно боясь разбудить помещение-монстра, выдавил Фрост.

      — Ну и местечко!

      «Вот был рядом с двумя бабами…» — назойливо вертелось в голове у Дрейка. Мысль об этом так его раздражала, что он не слишком переживал по поводу того, что глагол «быть» принял у него форму прошедшего времени.

      «Я отсюда не вернусь», — вдруг безо всякого страха, как об очевидном факте подумала Вера. На протяжении многих лет ее семья была связана с десантными войсками; каждый ее член, начиная с прадеда, отдавал военной службе хоть несколько лет, не говоря уже о тех, кто отдал жизнь. Теперь она чувствовала, что наступил и ее черед. Конечно, ее задел легкий холодок страха, но все равно молодая женщина осталась спокойной. Раз так, — значит, так…

      «Сейчас случится что-то нехорошее», — глядя на мониторы, сказал себе лейтенант Горман.

      Действительно, хотя еще ничего не происходило, чувствовалось, как над десантниками сгущались невидимые тучи.

      Тревога жгла Гормана изнутри все сильнее.

      Вот сейчас сбудутся наихудшие его ожидания…

      — Продвигайтесь внутрь, — приказал он. В горле першило.

      Ему никто не ответил. Только звук шагов, неторопливых и глуховатых, доносился с мониторов.

      Десантники продвигались вперед и без его команд.

      Рипли затаила дыхание. В каком месте этого инопланетного корабля нашли тогда яйца? Первый раз был поворот налево, потом… Нет, все это неважно. Скорее всего, это был совершенно другой вход. В чужом корабле что-то изменилось. Может, это была просто другая его часть, но может… Нет, это казалось уже совершенно невероятным.

      Рипли с тревогой покосилась на девочку. Ньют сосредоточенно молчала, глядя на мониторы. Похоже, корабль Чужих не вызывал у нее никаких ассоциаций.

      Под ногами десантников плескалась вода.

      Они продолжали идти.

      «Итак, где я могу допустить ошибку? Что я могу пропустить, не предусмотреть? — решал трудную задачу Горман. — Пока все идет согласно инструкции, но… что они могли напортачить? Так, они чуть не застрелили девочку, нервы у них напряжены до предела, а значит… Там ведь есть люди!»

      — Без нужды не стрелять, — произнес в микрофон Горман. — Целиться как следует. Помните, что здесь могут быть живые люди…

      «Этот командир — настоящий идиот, — окончательно убедился Берт. — Разве это и так не ясно, что они живы? Датчики работают — значит, их сердца еще бьются… Впрочем, все это неважно. Главное — придумать, как к нему подлезть и заставить сделать то, что нужно мне».

      Рипли пропустила слова лейтенанта мимо ушей. У нее зародилось смутное подозрение, что есть еще одна опасность, пока неясная, но не относящаяся к Чужим. Пусть это простое предчувствие, но Рипли знала, когда ему можно доверять.

      Если Чужие подготовили ловушку, то в чем ее суть? Почему они выбрали именно это место?

      Интуиция подсказала Рипли, что опасность исходит от самого процессорного комплекса.

      Большего, сколько бы она ни напрягалась, понять ей не удавалось.

      Десантники шли. Коридор инопланетного корабля расширился, из перекрестка вело сразу несколько выходов. Изменился и свет. Откуда он шел, было непонятно, и именно это заставило Фроста, оказавшегося впереди, остановиться перед выходом на пустое пространство. Все ответвления коридора были пусты. Как бы странно ни выглядело то, что можно было условно назвать оборудованием этого корабля, в нем было одно неоспоримое преимущество: за него сложно было спрятаться так, чтобы опытный взгляд не заметил засады.

      — Спокойнее! — рука Эйпона легла Фросту на плечо. — Фрост, пройди вперед…

      Фрост мотнул головой.

      Теперь уже остановились почти все.

      Многим чудилось, что из пустых коридоров идет воздух, подгоняемый чужим дыханием.

      Коридоры дышали враждебностью и злобой.

      — О Господи! — тихо простонал Хадсон и, чтобы не видеть всего этого, уставился снова на табло схемы.

      Колонисты должны были быть в нескольких метрах от них — в той стороне, куда вел самый широкий из коридоров.

      — Проклятье!

      — Я сказал, спокойнее!

      Эйпон пошел вперед. Остальные последовали за ним. Коридор вел их к какому-то новому помещению, которое, по идее, должно было соответствовать отсеку, но напоминало его крайне мало, зато по необычности превосходило все, виденное раньше. Потом коридор снова сузился, пропустил их… Пожалуй, аналогов увиденному трудно было подобрать.

      — Здесь что-то странное, — произнесла обогнавшая почти всех Вера.

      — Это какое-то убежище?

      Хадсон поежился. Хиггс обвел взглядом товарищей и пришел к выводу, что пора пошутить. Когда шутишь, самому перестает быть страшно…

      — Убежище — от кого? — переспросил он.

      Намек никто не понял. На Хиггса недоуменно посмотрели — и только.

      — Никто ничего не трогает! — грозно предупредил Эйпон, поглядывая на стену, составленную из подобия переплетенных между собою окаменевших корней.

      — Странные дела…

      Хадсон хмуро смотрел на табло. Его все больше смущала одна деталь: никто из колонистов не сдвинулся с места за все время поиска. Неужели они лежали там связанные? Или они действительно находились, еще живые, в желудке чудовища?

      Если было правильным второе предположение, выхода отсюда не было. Если первое… в таком случае колонисты были приманкой для них, а может, и для других землян, которые обязательно прилетят им на помощь.

      Хитрая система: эти твари догадались, что пока живы свои, земляне не станут сбрасывать бомбы. Система старая, но надежная: пока есть заложники, можно и поторговаться… Так вот и прислали бы для переговоров кого-нибудь из начальства, а не заставляли других совать голову в петлю!

      — Как здесь жарко… — пробормотал Дитрих, продолжая путь.

      Под ногами чавкала грязь, похожая на слюну или слизь.

      — Зато жара — сухая, — снова попробовал шутить Хиггс.

      — О, черт!

      — Тихо, Хадсон!

      — Пошли, пошли, — подгонял всех Эйпон. В его голосе все яснее звучала тревога.

      — Пошли…

      Рипли закрыла глаза. Так что же ее так волновало? Ловушка, засада… нет, не это!

      — Лейтенант, — встрепенулась она, словно после дремы.

      — Что? — вздрогнул лейтенант. Неужели он допустил какую-то ошибку, и эта женщина сумела ее заметить?

      — Что у них за оружие?

      Лейтенант расслабился. Тревога оказалась ложной.

      — Десятимиллиметровое, бронебойное, стандартное, — упирая на букву «р», отчеканил Горман. — С разрывными пулями.

      Разумеется!.. Рипли горько усмехнулась. Если оно пробьет потолок — а после сказанного в этом можно было не сомневаться, — всем станет очень «весело».

      — Между прочим, ваша команда проходит сейчас возле теплообменников, точнее — под ними.

      — Ну и что? — пожал плечами лейтенант.

      На лице Берта впервые появилась озабоченность.

      Представителей Компании не едят, но и они не бессмертны. Совсем недавно был случай, когда глава аварийной комиссии взлетел в воздух вместе с инспектируемым объектом.

      Такая перспектива Берта не устраивала.

      — А то, — вместо Рипли начал отвечать он, — что если они начнут стрелять там, то могут разрушить систему охлаждения.

      — Ну и что? — продолжал недоумевать Горман. Компания заверила его, что за нанесенные оборудованию повреждения он материальной ответственности не несет, и какие-то системы охлаждения его в этом плане совершенно не волновали.

      — Рипли совершенно права, — продолжал развивать свою мысль Берт. — Вся станция, этот процессор, — в принципе, один большой ядерный реактор.

      — Не понимаю. — Разговор начал вызывать у лейтенанта раздражение.

      Его люди были на боевом задании, в скором времени им, возможно, предстояло защищать свои жизни. Причем здесь разговоры о реакторе и прочей дребедени?

      «Это конец… Неужели эти твари настолько умны, что смогли все это рассчитать?!» — ужаснулась Рипли.

      — Может возникнуть ядерный взрыв, — с трудом сдерживаясь, пояснил Берт. — И тогда — adios muchachos!

      «Прекрасно. — Горману показалось, что его ошпарили кипятком. — Вот оно, наихудшее!»

      Если ребята начнут защищаться и станция взорвется, никто не простит ему такой «халатности». Но с другой стороны, если он сейчас прикажет не стрелять, а на них нападут, — чем можно будет оправдаться тогда? Кто сможет тогда просто подать ему руку? Ему доверили жизни этих людей, он за них в ответе. Да разве сам себе он сможет простить, что послал их на убой?

      — Дерьмо… — процедил лейтенант сквозь зубы.

      Да, он сидел по уши в дерьме. Личный долг, долг морали, требовал чтобы он не мешал людям выполнять свое задание.

      Но… будет ли им лучше, если станция взлетит на воздух? Это тоже смерть, и, в отличие от первой, уже не оставляющая даже мизерного шанса на спасение. Пока можно еще приказать ребятам повернуть назад, отойти, прийти к ним на выручку, наконец… Пусть уцелеют хоть немногие…

      Но это — позор. Конец карьере, конец всем мечтам. Даже если Компания избавит его от ответственности и найдет другую работу…

      А красивая смерть — кто сказал, что она будет именно красивой? Говорят, что мертвым все равно. Мертвец из Гормана получился бы неважный — он был согласен отправиться на тот свет только в том случае, если бы поступок был оценен надлежащим образом. Там, на Земле, будут знать только одно: станция взорвалась. И все. Значит, задание не выполнено. А кто виноват, если все участники операции погибли? Разумеется, командир. Горман сжал кулаки. Его сознание разрывалось на две части. Если бы хоть кто-то мог принять на себя ответственность за этот выбор!

      Ну почему бы, например, представителю Компании не взять это на себя? Он — власть, он имеет право…

      Но нет, решать должен командир. Он и только он. В этом и сила, и слабость любой военной операции.

      — О черт… — в очередной раз пробормотал Горман.

      Тянуть время до принятия решения было уже невозможно.

      — Горман, что с вами? — внимательно посмотрел на лейтенанта представитель Компании.

      Горман рассеянно кивнул.

      Итак, его смертный час пробил. Из двух решений нужно было выбрать то, что кажется наименьшим злом.

      Единственный его шанс заключается в том, что атаки со стороны Чужих в этом месте не будет. Надежды на это были весьма иллюзорными, но второй вариант не оставлял даже таких.

      — Внимание… — Горман незаметно для всех зажмурился. Ему показалось, что он собрался нырнуть в речку неизвестной глубины, на неизвестной планете, совершенно не умея плавать. — Эйпон!

      — Что, сэр? — Эйпон остановился.

      Десантники находились в небольшом закутке, из которого был уже виден очередной «зал» или «отсек».

      — Эйпон, вы не можете стрелять там, где вы находитесь.

      — Что? — ошарашенно переспросил Эйпон.

      — Вы поняли меня? — От волнения Горман не слышал его ответа.

      — Нет, — удивленно поднял брови Эйпон.

      — Повторяю. В том месте, где вы находитесь, стрелять опасно! Понятно теперь? Я прошу забрать у всех патроны.

      Эффект, произведенный его словами, можно было сравнить только со взрывом бомбы.

      Десантники переглянулись. Всем показалось, что они ослышались.

      — Что? — еще раз переспросил Эйпон, хотя как раз у него таких сомнений не было.

      Ему почудилось другое: командир попросту спятил. Иначе чем еще можно было объяснить столь дурацкий приказ?

      Побелевший от ужаса Хадсон был близок к обмороку. Мало того, что их и так пригнали на верную гибель, — их еще и превращали в скотину, посылаемую на убой безо всяких шансов на сопротивление! И кто? Собственный командир!

      «Вот уж какая забота об этих монстрах! — подумал Хиггс. — Переживают, чтобы они не попортили о нас зубки…»

      — Вы что, не слышите приказа, Эйпон? — снова спросил Горман.

      — Слышу, сэр. — Эйпон облизнул пересохшие губы.

      Ему вдруг показалось, что сразу за проходом, в «зале», что-то шевелится.

      Там была смерть, и она имела сейчас полное право над ними посмеяться.

      — Он что, с ума сошел, что ли? — покачала кудрявой головой Вески.

      Даже она вынуждена была признаться себе, что страх на этот раз захватил ее врасплох.

      Одно дело — рисковать, когда знаешь, что твоя жизнь в твоих руках, что все зависит от твоей ловкости и от того, как скоро и насколько точно ты выстрелишь, и совсем другое — ждать смерти, которая станет хозяйкой положения, и против которой не поспоришь. При таких условиях и самый смелый человек легко превратится в труса — но можно ли будет его в этом упрекнуть?

      — И чем же мы будем стрелять? — все еще не веря своим ушам, выдавил Дитрих.

      — Интересно!.. — выпучив глаза пробормотал Эйпон. — А чем мы будем действовать? Матом, что ли?

      — Я сказал, сержант. — Необходимость вести спор окончательно убедила Гормана в правильности принятого решения. Точнее, это теперь стало не самым важным на данный момент. Решение принято, приказ отдан, теперь главным было не допустить неподчинения. Если десантники сейчас взбунтуются, это будет хуже обоих первых вариантов. Во всяком случае, лично для него. Лейтенант был обязан в этой ситуации настоять на своем, чего бы это ни стоило. — Приказываю обойтись без стрельбы и не пускать в ход гранаты. В крайнем случае чего, используйте огнеметы.

      Эйпон шумно выдохнул. Его выбор был куда проще: или подчиниться идиотскому приказу старшего по званию, или устроить бунт. Первое ему не нравилось по весьма понятным причинам, но второе… К бунтам, восстаниям и прочим массовым беспорядкам Эйпон, несмотря на свое прошлое, питал глубокое и врожденное отвращение.

      Что ж, раз уж начальству так нужна их кровь, то… какое право они имеют не подчиняться?

      — Вы слышали, дорогие? — повернулся сержант к своей команде. — Давайте мне магазины. — И, убедившись, что его команду выполнять не торопятся, добавил на более высоких нотах: — Вынимайте! Кому сказано?!

      Хадсон повиновался автоматически, как в бреду. Ему пришла в голову очередная сумасшедшая идея. Трудно поверить, что человека в его состоянии можно было напугать еще сильнее, но это с ним произошло: Хадсону подумалось, что с транспортера приказ отдал НЕ их лейтенант. В самом деле, кто знает, на что способны эти твари? Почему бы одной из них не принять образ лейтенанта Гормана и не отдать его голосом убийственный для всех приказ? Может, настоящего лейтенанта уже и на свете-то нету… Или, помнится, говорилось, что со связью здесь могут быть неполадки. Вот этим и могли воспользоваться подлые инопланетные чудища…

      «Здесь что-то не так, — рассуждала, глядя на ствол своей пушки, Вески. — Или мы что-то недопоняли, или этот приказ — предательство. Во всяком случае, я еще не настолько спятила, чтобы ему подчиниться!»

      Она призадумалась. За невыполнение приказа неминуемо ждал трибунал. Но, черт побери, это еще не причина сдаваться! Пусть будет так, пусть судят, пусть выгоняют, но просто так отдать свою жизнь чудовищам ее не заставит никто!

      Вески закусила губу. Интересно, будет ли Эйпон их обыскивать? На всякий случай она всегда брала второй магазин. Кроме того, у нее был припрятан еще и пистолет с разрывными пулями. Игрушка, конечно, по сравнению с бронебойной автоматической пушкой, но все же лучше, чем ничего…

      Заметив ее колебания, Эйпон остановился прямо перед ней.

      Вески затаила дыхание: обыщет или не обыщет?

      — Вески, а ты чего встала? Быстренько!

      Глядя в упор в глаза сержанта, Вески отстегнула магазин.

      Эйпон взял его и подозрительно окинул ее взглядом. Вески почувствовала, что он догадался о ее маленькой хитрости.

      «Она хочет меня обмануть, — отметил про себя Эйпон. — Что у нее может быть? Нож? Нет, их пока не запретили… Пистолет? Наверняка. Ну что ж, пусть это останется на ее совести. Мне самому этот приказ не по душе».

      Дуэль взглядов окончилась — Эйпон отвел глаза в сторону. Вески облегченно вздохнула. Эйпон не предатель, он все понял…

      — И вы тоже! — обратился Эйпон к Фросту и Дитриху, стоявшим рядом. — Давайте! Быстренько, торопитесь! Вынимайте патроны!

      Он говорил почти скороговоркой — это помогало не думать над смыслом собственных слов и действий…

      Хиггс наморщил лоб и мучительно соображал, как ему поступить. Маневра Вески он не понял — волнение не позволяло ему тратить время на наблюдение за другими. Из прохода дышала смерть, и об этом нужно было думать сейчас в первую очередь. Совсем рядом жило и двигалось что-то враждебное; ощущался запах, неприятный и весьма подозрительно напоминающий запах какого-то живого существа. «Небось наблюдает, гад, за тем, как мы разоружаемся… Или ждет, когда наш любезный лейтенант пожелает ему приятного аппетита». От страха волосы на затылке Хиггса тянуло, словно кто-то пощипывал их невидимой рукой, и это побуждало его придумывать новые черные остроты.

      «Погибать — так весело, — сказал он себе и решил не отступать от этого принципа. — Кажется, я разгадал маневр лейтенанта. Вот сейчас сержант со всей этой кучей боеприпасов отправится вперед, милая зверушка его проглотит со всеми потрохами, и вот уже у нее в брюхе наш доблестный сержант подожжет все боеприпасы и гордо взлетит на воздух вместе с ее кишками…»

      — Фрост, давай! — раздался голос Эйпона совсем рядом.

      Это подтолкнуло Хиггса к принятию решения.

      — А это я на всякий случай оставлю при себе, — произнес он негромко, засунув под одежду запасной магазин и свой любимый крупнокалиберный обрез. Эйпон оглянулся в его сторону, но Хиггс быстро показал ему нож и пояснил: — Для близких контактов.

      «Ну-ну, — хмыкнул про себя сержант, — обманывайте… Я ничего не вижу и ничего не слышу. Надо будет и себе что-нибудь оставить на всякий случай, но приказ пока есть приказ, и его надо выполнять… Тут уж кто хитрее, тот и выиграл».

      — Понятно, — с завистью посмотрел на Хиггса Сандро. Он упустил удобный момент и теперь злился на всех за собственную несообразительность. «Все, небось, что-нибудь оставили, кроме меня, дурака…» — подумал он.

      — Ну, давайте сюда…

      «Арсенал» Эйпона уже с трудом умещался в его руках. Глядя на него, все разом ощутили свою внезапную беззащитность.

      — Ну, пошли, — неуверенно произнес Эйпон, сваливая боеприпасы в висевшую на его поясе объемную походную сумку. Приказы — приказами, но нужно идти дальше, и к тому же вести за собой на верную смерть безоружных людей. Он чувствовал себя виноватым, и это мешало командовать в полный голос.

      «Но почему я должен стыдиться, — уговаривал себя Эйпон. — Разве я сам не в таком же положении? Огнемет — это так, игрушка… Или я просто боюсь? Во всяком случае, мне еще ни разу не приходилось идти в бой в таких заведомо неравных условиях… И ладно бы там были люди, которым в крайнем случае можно взять и сдаться в плен. Но — чудовища, которые и так во много раз превосходят нас силой? Будь я проклят, если хоть что-то в этом деле понимаю…»

      — Вперед, — пробормотал он.

      Никто не сдвинулся с места.

      Одно дело — погибать для того, чтобы спасти чью-то жизнь или десятки жизней, и другое — когда единственной причиной гибели является нелепая прихоть командира, который не сделал пока ничего, чтобы заслужить их доверие.

      Но время шло, никто не двигался с места, и Эйпону надо было что-то делать.

      — Хадсон!

      — Да! — не своим голосом ответил бедняга.

      — Посмотри на индикатор — что-нибудь движется?

      Хадсон отрицательно покачал головой. Говорить ему было слишком трудно.

      — Хадсон!

      — Ничего, — хрипло выдавил он. Табло прыгало у него перед глазами; какие-то пятна на нем все же двигались, и ему понадобилось несколько секунд, прежде чем он понял, что это у него просто рябит в глазах. — Датчики молчат…

      Первым с места сдвинулся Хиггс. Шагнул — и тут же пожалел об этом: спрятанный обрез обжег его, как украденный. Выходило, что вел безоружных людей в неизвестность именно он.

      Первый послушавшийся нелепого приказа всегда словно подписывается под ним.

      Глядя на Хиггса, двинулась вперед и Вески. «Ничего, вставить магазин — две секунды. Достать и в гнездо…» — на ее лице с крупными чертами на секунду промелькнула злая усмешка.

      «Ну, молодец баба! Все трусятся, а ей — хоть бы что! — бесшабашно ухмыльнулся Дрейк. — Что ж, раз так, то и мне стыдно отлынивать… Вперед, моя амазонка!»

      «Какая разница? — думала Вера, устремляясь за ними. — Хоть так, хоть этак… все равно конец».

      «Почему молчит датчик? — размышлял о своем Эйпон. — Будь я проклят, если сомневаюсь, что там, в нескольких шагах, что-то есть… Этот запах, этот странный ветер… Неужели датчик засекает только людей, а не инопланетян? Хороший подарочек!»

      Хадсон, как во, сне сдвинулся с места. Его взгляд застыл на табло датчика, но замеченное боковым зрением общее движение увлекло его за собой.

      Страшно идти вперед, но оставаться здесь одному и без оружия было намного страшнее.

      Вдруг по нервам ударил короткий звук, похожий на испуганный вздох при сильном потрясении.

      Вздохнула Вески, увидев… впрочем, открывшееся им зрелище заслуживало особого описания.

      Проход вывел их в зал — достаточно большой, чтобы вместить в себя как всех прежних обитателей колонии, так и пару сотен яиц метровой высоты, и оставить при этом достаточно места для небольшого отряда десантников.

      Да, все колонисты были здесь, и при виде их самый мужественный человек мог потерять самообладание.

      С первого взгляда тяжело было сказать, живы они или мертвы: для людей, находящихся в таком положении, критерии жизни и смерти не были разработаны.

      Со всех сторон потеками и космами свешивалась серая застывшая слизь, уродливой паутиной оплетая тела и склеивая их в общую массу, спрессованную и сформированную в виде уродливых неровных колонн, ведущих к потолку. Большинство людей все же сохраняли вертикальное положение. Некоторые из них были видны из клейкой массы почти целиком, у других наружу могла торчать кисть руки или носок ботинка. Лица одних казались лицами спящих или, бесконечно уставших, но лишь на минуту закрывших глаза людей. Другие застыли в гримасах, полных страдания и отчаянья.

      И те и другие лица от покрывающей их слизи казались серо-зелеными.

      В некоторых местах слизь высохла и осыпалась трухой, отдаленно напоминающей сигаретный пепел.

      В других она еще блестела и казалась вязкой, способной приклеить к чудовищным колоннам новые жертвы.

      «Да, сказал же я — кушать подано, — ошалело пошутил Хиггс про себя. — Это настоящий пудинг из свежей человечины… Конечно, оружие в этом блюде окажется излишней приправой…»

      — О Боже, что это? — прошептал от ужаса Хадсон.

      От чудовищных кожистых яиц тянуло сладковатой гнильцой.

      Слизь, опутавшая мертвых колонистов, пахла сыростью.

      Но все ли люди были мертвы?

      Ответить на это было сложно.

      Склизкая масса дышала. Запах исходил от нее не ровным облачком, а накатывался периодическими волнами.

      От фонариков десантников слизь мерцала. И казалось, что она шевелится, высвобождая невидимые щупальца, готовые в любой момент метнуться навстречу почти безоружным людям.

      От этого страшного зрелища трудно было оторваться. Оно подавляло своим уродством и завораживало своей грандиозностью.

      В своем роде это была поэма смерти, ее квинтэссенция, вытащившая наружу и выставившая напоказ все уродство человеческого перехода на тот свет.

      Нет, в колоннах были слеплены все же мертвецы: при более детальном рассмотрении оказалось, что у некоторых висели выпущенные кишки, вытянутые и смешавшиеся с потеками слизи, подкрашенной застывшей кровью. Словно через стекло, глядели из ее толщи перекошенные лица вытаращенными помутневшими глазами — похоже, люди, утопленные в слизь поглубже, просто задохнулись.

      Женщины, мужчины, подростки, дети — все слились в одно, как автомобили в «Длительной стоянке» Армана. Их стоянка была не просто длительной. Вечной.

      Горман наклонился вперед, к ближайшему монитору.

      Рипли вцепилась в подлокотники водительского кресла.

      «А я еще считала, что страшней того, что видела я, уже ничего не может быть», — было написано на ее лице.

      «Жутко. Страшно», — поставил себе диагноз искусственный человек Бишоп.

      Даже для робота это зрелище было невыносимо.

      Боковым взглядом Рипли уловила возле себя какое-то движение и вздрогнула.

      Маленькая Ньют, вытаращив глазенки, всматривалась в экран, ища кого-то взглядом.

      — Ну-ка, Ньют, — севшим голосом окликнула ее Рипли, — пересядь вперед.

      Ньют отрицательно мотнула нечесаной головкой.

      «Что они понимают… Ведь там — все мои. Я должна их увидеть, должна убедиться, — может, хоть кто-то еще жив… или не жив, но все равно, я должна это знать». Надежда и боль настолько переплелись между собой, что стали единым целым, — таким же, как люди там, на корабле инопланетян. Ньют смотрела молча. Детское личико застыло и обострилось от совершенно недетского напряжения.

      — Я сказала, сядь вперед! — более решительно приказала Рипли.

      Ньют взглянула на нее. Взгляд девочки был сухим и застывшим.

      Было ясно, что в ее душе появился еще один намертво выжженный участок.

      На этот раз девочка молча повиновалась. Рипли была знакома эта сухая боль.

      С потолка зала капала жидкость, густая и вонючая. Может, это был раствор все той же слизи…

      Проход между цепочкой кожистых яиц и «человеческим пудингом» был усыпан трухой неясного происхождения.

      Тянуло сыростью.

      «Так, должно быть, пахло в старинных склепах», — подумал Хиггс.

      — Спокойно, ребята, спокойно, — бодрясь из последних сил, проговорил Эйпон. Его слова звучали фальшиво. — Не забывайте, что мы по-прежнему десантники, что у нас есть задание. Идем, ничего не боимся…

      Эйпон первым вступил в проход между яйцами и колонной. Искаженные смертью лица людей качнулись и поплыли навстречу камере монитора; при виде их Горман и Рипли непроизвольно отшатнулись.

      За Эйпоном с хладнокровием мертвеца отправилась Вера. Ее саму немного удивляло собственное отношение к возможной скорой смерти. Возможно, психологи подобрали бы ее состоянию какой-нибудь умный медицинский термин вроде «потери чувствительности при сверхпороговом раздражителе на фоне общего нервного переутомления». Сама она знала только одно: появилось предчувствие, что смерть не заставит себя долго ждать, и она поняла это и согласилась. Как ни странно, это вызвало даже облегчение: теперь она могла делать что угодно. Приговоренные люди — самые свободные из всех.

      — Мне кажется, на нас кто-то смотрит, — буркнул Фрост себе под нос.

      Нервы выкидывали фортели не только у Веры. Опасность действительно переваливала за все разумные пределы, и зашкаливало понемногу у всех.

      «Все это сон, — неожиданно принялся убеждать себя Дитрих. — Мне все это привиделось. Обыкновенная иллюзия. Разве так бывает в жизни: чудовища, эти склеенные люди? Конечно же это сон. Так чего я должен бояться?»

      «Если бы я был на месте этих тварей, — размышлял Хиггс, посматривая то на «пудинг», то на яйца, — то я бы в первую очередь позаботился, чтобы жертва не испортилась… Может, для этого они и притащили людей в район охладительных систем? Или эти консервы еще живы? Оглушили и извлекают поштучно к каждому обеду?..»

      Хадсон гипнотизировал взглядом индикатор движения живых существ. Глаза болели, и время от времени ему начинало казаться, что полукружья с радиусами на табло начинают вращаться. Серые пятна перед глазами тоже несколько раз чуть не сбили его с толку, но распознать их было несложно — стоило только зажмуриться.

      «Мы — братья, — отстраненно думала Вера, разглядывая серо-зеленые, посыпанные «пеплом» высохшей слизи лица. — Мы так же скованны своей безоружностью, и нам только кажется, что мы еще свободны и идем…»

      Одно из лиц, наиболее сохранившееся, привлекло ее внимание. Из-за витка слизи, посеревшей и потерявшей видимую клейкость и почему-то напоминавшей легкий газовый шарф, смотрело изможденное лицо подростка, словно на секунду забывшегося от долгих страданий. Вера наклонилась к нему и разглядывала тонкие черты, которые могли принадлежать как мальчику, так и молодой женщине. Прямой нос, короткая челка, тонкие искусанные губы…

      Хиггс разглядывал яйца. Кожистые, рыхлые мешки с неровной поверхностью изнутри, казалось, были выложены обнаженным мясом, еще свежим и влажным, лишь местами запекшимся, как на ссадинах. Уродливые лепестки взорвавшейся изнутри толстой плоти вызывали тошноту. От них и пахло плотью, но к запаху примешивался незнакомый оттенок, не имевший земных аналогов. Даже опустев, эта «скорлупа» была полна хищной издыхающей зрелости и, по контрасту с мертвецами в слизевой колонне, отличалась наглым торжествующим здоровьем…

      От постоянного вглядывания в индикатор у Хадсона начала кружиться голова.

      «М-да, любопытная скульптура, — протянул про себя Берт. — За такую идею можно было бы сорвать пару миллионов. Что ж, это хорошая идея для создания памятника погибшим колонистам. Редкий уровень трагичности и экспрессии».

      Между тем Вера дулом винтовки отвела «шарф» от лица подростка. Все же это скорее всего был мальчик; так показалось и подошедшему ближе Эйпону.

      — Смотрите-ка!

      Хиггс, тоже дулом винтовки, поднял валявшийся рядом уплощенный, будто выпотрошенный, скелет осьминогопаука.

      «Пустая хитиновая оболочка, — отметил Бишоп. — Странно… а как тогда могут передвигаться двуногие формы — «ящеры»? Неужели у них действительно нет скелета?.. И все равно — жутко!»

      «Сколько лет этому мальчишке?» — спросила себя Вера, продолжая отдирать клочья слизи. Слизь лопалась с негромким, но неприятным, как зубная боль, треском.

      Неожиданно мертвая голова дернулась и открыла глаза. Это произошло так неожиданно, что Вера закричала.

      Все разом обернулись к ней. Ей еще повезло, что у винтовки Хадсона не было магазина: на этот раз отбить дуло было некому.

      — Что такое?

      — Что случилось?!

      Никаких чудовищ не было видно, и это озадачило всех еще сильней.

      — Тут живой, живой! — нервно закричала Вера. Крик быстро привел ее в себя. Мгновенный испуг улетучился, снова уступая место тупой обреченности. — Один из них живой…

      — Тише! — Эйпон оттолкнул ее в сторону и, прищурившись, заглянул в открывшиеся глаза мальчика. — Не беспокойся. Мы пришли за вами.

      Мальчик негромко застонал сквозь зубы. Его лицо исказила гримаса боли.

      — Все будет хорошо, — произнес Эйпон традиционную для таких случаев фразу.

      Мальчик посмотрел на него глазами, полными ужаса.

      «Неужели эти люди не знают… — его мысли текли настолько же вяло, насколько сильно билось сердце — единственный орган, у которого еще хватало сил работать. — Их нужно предупредить…»

      Он попробовал что-то произнести, но одеревеневший язык не подчинялся, скованный бессилием прочнее, чем до этого — застывшей слизью.

      — Не волнуйся, все будет хорошо, — повторил Эйпон.

      «Нет! Нет!!!» — На лице мальчика отразился протест.

      Где бы найти эти необходимые капли силы для того, чтобы сказать самые нужные слова?

      Только Рипли заметила замершую в его глазах просьбу уйти — и по ее позвоночнику тотчас пробежали мурашки. Она догадалась, что это могло означать.

      «Нужно, это нужно сделать», — собрав в кулак остатки воли, приказал себе полумертвый подросток.

      — Пожалуйста, — каждое слово уходило из него с крупинкой жизни, — убейте меня! Убейте!..

      Его отчаянный крик был не громче шепота.

      «Истерика. Такое часто бывает с много выстрадавшими людьми», — сделал заключение Эйпон.

      Мальчик снова приоткрыл рот, но больше не смог выдавить ничего. Изнутри поднималась боль, которой он так страшился и которая означала скорый конец.

      Слова, забравшие последние силы, оказались не теми!

      Его не поняли.

      Это был конец.

      — Успокойся, мальчик, — продолжал утешать его Эйпон, не замечая ужаса в глазах подростка. — Все будет хорошо.

      «Отойди, что ты делаешь?!» — молил его беспомощный взгляд.

      Забыв обо всем, Эйпон шептал мальчишке слова утешения. Люди были живы — ничто другое его больше не волновало. Все в порядке: сейчас они их вытащат из слизевых обмоток, отвезут к челноку, переправят на корабль… Чего еще желать от этой операции? Были бы спасены люди, а с остальным пусть разбираются ученые, разумеется, уже без их помощи.

      «Уйди! Заклинаю, молю, отойди!» — продолжал мысленно умолять мальчик, но крика без слов не слышали.

      — Давай сюда руку, — расчувствовавшийся Эйпон, оказывается, был способен говорить и нежно, — сейчас мы тебя снимем…

      «Нет! Не…» — Страшная боль пронзила изможденное тело. Мальчик закричал, захлебываясь от собственного крика, и, согнувшись пополам, почти вывалился на руки десантников — лишь одна из слизевых полос удержала его.

      Его тело изгибалось, как изгибается, высовываясь из куколки, стрекоза. Мальчика гнуло, ломало во все стороны так, что трудно было поверить, что человеческое тело способно на такое, — можно было подумать, что мальчику в спину воткнулось что-то и теперь пронзает его насквозь, стараясь найти в живой преграде более короткий путь.

      — Что с ним?! — замерла на месте Вера.

      — Конвульсии, — пожал плечами Эйпон. Это несколько обескуражило его, но не убавило оптимизма. Раз нашелся один живой, значит, удастся вытащить и остальных, — а об их здоровье пусть уже позаботятся врачи.

      — Что?

      — Какие-то судороги… — Эйпон призадумался: что же нужно делать в такой ситуации?

      Тем временем конвульсии стали резче, крик, окончательно задохнувшись, смолк.

      Это была агония, но агония странная: уже обвисла на ослабевшей шее голова, глаза потухли, черты лица заострились и замерли, но тело, особенно его нижняя часть, продолжало дергаться во все ускоряющемся темпе. Дергался живот, совершенно невероятным образом выпирая вперед огромным скачущим пузырем: вспух, втянулся, опять раздулся, на этот раз сильнее; вытянулся кишкой, опять втянулся. На серо-зеленых губах вспенилась кровь и потекла струйкой — лопались под давлением невидимой силы внутренности.

      Рипли первая стряхнула с себя оцепенение.

      — Отойдите! — закричала она в микрофон. — Скорее отходите назад!

      Ее крик уже был бесполезен: все стоявшие возле подростка и так отскочили, не выдержав чудовищного зрелища.

      — О Боже! — пролепетал Дитрих.

      Хадсон медленно пятился назад, уперев невидящий взгляд в табло. «Я не должен смотреть туда… Не должен, — уговаривал он себя. — У меня другое задание…»

      Благодаря «другому заданию» он единственный из десантников был избавлен от созерцания последовавшей за этим чудовищной сцены.

      Какой бы тягучей ни была мускулатура человеческого живота, у любого материала есть предел сопротивляемости. Разбрызгивая вокруг кровь и жидкое содержимое кишок и желудка, живот прорвался.

      Вывалившаяся оттуда бронированная голова, охристо-желтая и блестевшая словно под слоем лака, лязгнула в воздухе кривыми зубами, расположенными во рту несколькими рядами. Монстр еще не полностью вырвался на свободу, но уже был готов убивать.

      Он брыкался, стараясь стряхнуть ставшую ненужной человеческую оболочку, и маленькие подслеповатые глазки хищно впились в будущую пищу.

      На людей.

      — О Господи! — снова простонал Дитрих.

      — Черт! — вырвалось у Дрейка.

      — Дерьмо… — почти завороженно покачала головой Вески.

      — Всем отойти назад! — резко скомандовал Эйпон.

      — Убейте эту тварь! — завопила Вера не своим голосом. Тупая обреченность при виде реального противника оставила ее, словно вытолкнула из таких же помертвевших слоев слизи, заставив потерять равновесие.

      Эйпон поднял огнемет:

      — Получай, сволочь! — Из ствола огнемета с гулом вырвался столб пламени.

      Чудовище завопило. Назвать по-другому дребезжащий, режущий нервы звук было трудно.

      Остатки человеческого тела обуглились, членистые когтистые лапы судорожно задергались в воздухе.

      Пламя с шипением било по прямоугольной лакированной морде, и она чернела под его напором, теряла блеск, и обжигаемые десны плавились на глазах — не сгорали, а именно плавились, позволяя зубам обнажаться и высыпаться, вспыхивая на лету.

      Монстр подыхал. Его тело корчилось в огне почти так же, как за минуту до этого тело подростка, разрываемое им изнутри.

      «Меня это не касается… Меня это не ка…» — Хадсон похолодел: на индикаторе, у самого края табло появилась светящаяся кромка. Он зажмурился, снова открыл глаза — размытое пятнышко не исчезло, мало того, тоненький писк индикатора долетел до его ушей (несколько секунд назад неслышный из-за общего шума, он заглушал собой все и отзывался в гудящей голове Хадсона, как звон колоколов).

      — Движение, — не своим голосом выдавил Хадсон.

      С индикатором происходило что-то невероятное: по мере того как писк усиливался, в движение пришла сама сетка. Задрожали полукружья, поплыли во все стороны радиусы, но расплывчатые язычки все глубже вгрызались в синее поле, сливаясь от вращения в один полупрозрачный круг-каемку.

      «Или я схожу с ума, или…» — Хадсон сглотнул. Его позвоночник слабел, ноги начинали дрожать.

      — Откуда? — издалека донесся голос Эйпона.

      Хадсон не понял, как сумел выговорить в ответ более или менее членораздельное предложение.

      — Я не могу твердо зафиксировать… множественные сигналы.

      Наконец карусель на табло остановилась. Огромное расплывчатое пятно занимало уже почти весь внешний сектор и продолжало распространяться, как разливающаяся по полу вода. Высунувшийся вперед потек-»язычок», потом его утолщение — и вот уже скрыт полностью еще один участок.

      — Уходите… — едва слышно проговорила Рипли. — Бегите оттуда…

      В микрофонах ее голос превратился в неясный, похожий на помехи шум.

      Затаив дыхание, все теперь слушали Хадсона, глядящего на индикатор движения живых организмов вытаращенными от страха глазами.

      В зале было тихо.

      Стволы лишенных своего жала винтовок поникли и виновато смотрели вниз.

      Пятно на табло продолжало расти.

      Вместе с ним росли напряжение и страх.

      Если бы Хадсон описывал это движение, может быть, всем стало легче, но он молчал, не в силах выдавить из себя ни звука.

      Ничто так не угнетает, как неизвестность, идущая рука об руку со смертью. Такое молчание было способно убить; разве что предыдущее явление монстра спасало некоторых от неминуемого сумасшествия: теперь, по крайней мере, можно было представить себе, кто именно собирается идти на них в атаку.

      — Хадсон, говори, говори! — закричал Эйпон.

      Хотя на самом деле молчание длилось всего несколько секунд, большинству показалось, что прошли часы.

      — Хадсон, все слушают!

      Хадсон часто задышал, стараясь понять, что именно происходит с индикатором. Вращение могло означать только одно: заданного направления для того, чтобы зафиксировать все движущиеся объекты, не хватало.

      «Что у них там, черт побери, происходит?» — напрягся в кресле Горман. От волнения лейтенант начал быстро потеть. Мониторы ответа не давали — по ним было видно только то, что десантники почему-то замерли на одном месте.

      — Хадсон!

      — Множественные сигналы… — Хадсону показалось, что за него говорит кто-то другой: душе добраться из пяток до голосовых связок нелегко. — Похоже, нас окружают…

      — Что-о-о-о? — взвыл Дитрих.

      Если бы нервное напряжение можно было трансформировать в электричество, зал давно превратился бы в огромный электрический стул.

      — Нас окружают! — комментировал Хадсон. — Приближаются к нам…

      — Горман, сделайте же хоть что-нибудь! — прошептала с места Рипли.

      — Внимание, тревога! — собрал свои силы Эйпон.

      Его лицо приняло решительный вид, ствол огнемета угрожающе нацелился в сторону коридора.

      Сантименты не для боя. Ими можно мучиться в более подходящее для этого время.

      — Что там такое, Эйпон? — сжимавшая подлокотник рука лейтенанта задрожала.

      «Ничего, ребята тоже сейчас придут в себя, — уверенно сказал себе Эйпон, — не в первый раз!»

      Страх с каждым новым вздохом уходил из него, сменяясь хладнокровной готовностью убивать.

      — Эйпон, что там происходит? — гудел в наушниках голос лейтенанта.

      — Зафиксировано движение. Хадсон говорит — со всех сторон.

      — Эйпон, на мониторах ничего не видно!

      Горман никак не хотел поверить в происходящее. Ну почему этим гадам пришло в голову начать атаку именно здесь?

      — Сигналы на всех датчиках: и спереди, и сзади, — отрапортовал Эйпон, заглядывая и в свой индикатор, подтверждающий слова Хадсона.

      — Откуда? — Взгляд Гормана бешено прыгал с монитора на монитор. Он не знал, как ПРАВИЛЬНО вести себя в этой ситуации, и от этого терял способность хоть как-то соображать. — Я ничего не вижу!

      «М-да, — прищурился Берт, — фильм бы из этого вышел великолепный, но что поделаешь…»

      — Горман, выводите оттуда людей, — подсказал лейтенанту Бишоп.

      — Эйпон, выводите людей! — послушно повторил Горман. Ему было жарко, и происходящее словно отстранялось от него, окончательно вырываясь из-под контроля.

      Самым обидным было то, что на мониторах не было ничего угрожающего. Оба коридора хорошо просматривались, и, вопреки индикаторам, никакого движения там не было заметно.

      Приблизительно об этом подумал и Фрост, вглядываясь в даль коридора, из которого они только что пришли.

      «Неужели эти чудовища к тому же и невидимки?» — вздрогнул он.

      — Где они?

      — Сигналы и спереди, и сзади. На всех датчиках.

      — Откуда? — взывал Горман.

      — Я ни черта не вижу! — сообщил спереди Дитрих.

      — Сзади ничего нет, — отозвался Фрост, — я вам говорю, ребята!

      Эйпон оказался прав — оцепенение быстро спадало, опыт и тренировки брали свое.

      Снова на корабле была не группа психопатов, а десантники, начавшие выполнять свои прямые обязанности.

      — У нас, по датчикам, что-то движется… — заглядывая Хадсону через плечо, продолжил Эйпон, — так… двигается вокруг нас, со всех сторон…

      «Таки невидимки! Вот сволочи!»

      «Интересно, а что бы я делал на их месте, если бы хотел подкрасться поближе? — задумался Хиггс. — А черт его знает, что бы я делал! Все же я — не они…»

      — Движется… движется…

      На Эйпона накатывала новая волна растерянности. В самом деле, по логике вещей, эти твари давно должны были появиться. Просто мистика какая-то!

      «Ну, пусть только сунутся! Чихать мне на начальство», — агрессивно оскалилась Вески.

      Хиггс потрогал припрятанный магазин. Что ж, похоже, пора…

      — Ребята, вы нас не пугайте!

      Улучив момент, Хиггс вставил магазин в гнездо и оглянулся: никто ничего не заметил.

      — Да я говорю, — отчаянно пролепетал Хадсон, — они со всех сторон!

      По сторонам все было тихо. Беззвучно испускали запахи лопнувшие бугристые яйца Чужих, безмолвно таращились со своей «вечной стоянки» оцепеневшие мертвецы. Выжженное в колонне углубление теряло черный цвет, затекая выдавившейся из соседних тел кровью и сукровицей.

      Мертвецы не шевелились.

      В бронетранспортере Рипли наморщила лоб. Снова в ее голове вертелась какая-то смутная мысль, на этот раз похожая на воспоминание.

      «Тот монстр всегда появлялся неожиданно, хотя многие коридоры просматривались так же хорошо, как этот зал. Откуда же он мог нападать?»

      Рипли напрягла свою память. Вдруг, если она найдет ответ, этим людям удастся помочь?

      «Коридор, аппаратура, взмах щупалец, зубы… он свалился как снег на голову… Как снег на голову?!.. Они именно валились на голову. Падали сверху. То есть, не они, а он…»

      — А может, они вообще не появятся? — с надеждой вздохнула Вески. — Может, это какая-то неисправность?

      — Лейтенант, — негромко позвала Рипли, — скажите им…

      Огромное лоснящееся тело с членистыми щупальцами, забившимися в воздухе как лассо, оттолкнулось от потолка и свалилось прямо на Веру. Клацнули в воздухе ужасные челюсти — почти акульи — на прямоугольной змеиной голове.

      Щупальца сомкнулись, обхватывая молодую женщину сзади.

      Вера закричала. Отчаянно, во весь голос: теперь ей снова хотелось жить. Щупальца сдавили ее еще сильней, тело судорожно дернулось, и пальцы сами нажали на спуск огнемета.

      Вылетевший со свистом язык пламени врезался в Сандро, поджигая на нем одежду и сбивая с ног.

      — А-а-аа-ааа! — ударил по барабанным перепонкам новый истошный вопль.

      Загоревшийся человек попятился и неожиданно сорвался в открытую шахту. Он летел, изгибаясь в воздухе и разбрызгивая во все стороны сверкающие искры.

      Крик быстро удалялся, только эхо гуляло по нижним уровням, угрожающее и жуткое.

      «О Господи! Это конец!» — схватился за голову Горман.

      Новое движение монстра переломило молодой женщине хребет. Она неестественно изогнулась в его щупальцах и лапах и обмякла.

      На чудовищной морде появилось некое подобие хищной улыбки.

      Но тут же по морде чудовища хлестнул факел пламени: сжав зубы, Эйпон бросился в бой.

      Перед ним был враг, и его надо было уничтожить!

      Где-то слева свалился с потолка еще один монстр и получил в нос вспышкой из огнемета Дрейка.

      Хитиновая броня мелькала в пламени, сразу наполнившем, казалось, все помещение.

      Воплощенная в зубах, когтях и острых копьеобразных щупальцах мощь Чужих билась в струях ненависти землян, отстаивающих свою жизнь.

      Из огнеметов било не пламя — ярость.

      Но ничто, казалось, было не в силах остановить монстров: их кожа лопалась, разбрызгивая кислоту, конечности отлетали, хрустя и трескаясь в воздухе, морды чернели и оплавлялись, но они продолжали наступать.

      — Эйпон! Эйпон! — орал в микрофон лейтенант и не получал ответа. Еще одно тело — тонна мышц и брони — по-кошачьи ловко спланировало на пол прямо перед Фростом. Огонь вспорол монстру брюхо — оттуда потекла желто-зеленая кашица, но из последних сил чудовище прыгнуло, вцепилось в крошечного темного человека и вновь подцепилось к потолку, волоча добычу в последний путь.

      Выплеснувшаяся из разорванных жил чудовищ кислота с шипением проедала пол.

      «Так их! Так их, гадов!» — ликовала Вески, когда ей удавалось попасть в маленькие злобные глазки или сжечь очередное щупальце.

      — Сволочи! Гады! — орал где-то рядом Дрейк.

      — Эйпон, Эйпон, что у вас происходит? Что происходит? — взывал из транспортера Горман.

      Мелькание на мониторах не позволяло толком ничего рассмотреть. К мониторам незаметно подобралась Ньют. Детские глазенки сосредоточенно уставились на огненно-кровавую картину.

      На некоторых мониторах изображение пропадало, заволакиваясь серыми мелькающими волнами.

      — Эйпон, да отзовитесь же вы!

      — Дерьмо! — Эйпон поджег еще одного монстра. «Неужели этот кретин Горман не понимает, что сейчас не до него?!»

      — Эйпон!

      Попавшая под струи огня кислота превратилась в дым, который вместе с чадом горелого мяса пробирался в легкие и мешал дышать.

      Хадсон, окончательно очумев, палил во все стороны, приподнимая ствол, лишь когда под прицелом оказывались человеческие фигуры.

      — А-а-а-а!

      — Гады!

      — Суки!

      — Дерьмо!

      — Эйпон, да отзовитесь же вы!

      Еще один Чужой скорчился на полу, разрывая в агонии бока ближайших яиц.

      — Заткнитесь, сэр!

      — Эйпон! — Горман не заметил хамства. — Эйпон, что там происходит?

      — Люди выбывают… — с трудом сдерживая себя, прохрипел Эйпон. — Кроу, Сандро, Фрост…

      Рипли поджала губы. Именно их имена погасли на мониторах первыми. Изображение с фамилией, высвеченной внизу, мелькание, и — серые волны, уволакивающие на дно небытия очередную жизнь.

      Эйпон не договорил.

      Монитор с его именем захлебнулся все теми же серыми волнами.

      «Стрелять, стрелять, стрелять…»

      — О, черт!

      Они стреляли, не помня себя.

      Их крики не несли никакой смысловой нагрузки — в древности они, вероятно, выкрикивали бы какой-нибудь девиз или установленный клич, но за отсутствием таковой практики в современной армии из их глоток вырывались не обращенные ни к кому ругательства.

      — Сволочи! Суки!

      Еще один отчаянный вопль… Треск огня. Прыгающие в прицеле фигуры — то человеческие, то ящероподобные.

      В зале был ад. Самый настоящий: скакали звероподобные черти, изнемогали в пламени люди, вываливались из чудовищной пирамиды освобожденные огнем от слизи скелеты, воняло серой…

      Пламя обжигало лица стреляющих, палило им волосы, капли кислоты оставляли на коже язвы, мгновенно проходившие почти до костей, — но боли никто не чувствовал.

      Даже Хадсон забыл свой страх и палил из огнемета в непередаваемом словами исступлении.

      Таяла случайно попадающая под огненные струи слизевая пирамида.

      Чужие продолжали ползти: уже не только по потолку — по полу, по стенам, как угодно и где угодно, сливаясь в общую волну тупой ненависти, силы и брони.

      Сегменты щупалец щелкали, когти скрипели; трещали, задевая друг друга, хитиновые тела.

      — Сволочи!

      — Ва-ва-ва-ва!

      — А-ааааааааа!

      Еще один монитор подернулся серыми волнами.

      «Веспаски», — заметил Горман.

      Ньют подкралась к Рипли и ухватила ее за руку. Рипли стиснула ее руку в ответ. Отогнать девочку сейчас у нее не было сил.

      Бойня на корабле продолжалась.

      «Стрелять, стрелять, стрелять…»

      Била из стволов ярость.

      Молча пялились на адскую картину мертвецы, ожидая, пока очередной случайный хвост огня выжжет им глаза.

      Вопли, стоны, гул рвущегося наружу огня сливались в общую жуткую какофонию.

      — Веспаски! Веспаски! — кричал Хиггс, стараясь сжечь чудовище, у него на глазах рвущее в клочья очередное человеческое тело.

      «Да сколько же можно с ними в игры играть!» — зло сказала себе Вески и, забросив за спину огнемет, поудобнее перехватила свою автоматическую пушку. Бронебойные снаряды мгновенно сделали свое дело: монстр буквально взорвался в воздухе, разлетевшись на мелкие брызги слизи, кислоты и разорванной плоти.

      У всех сидящих в транспортере при виде этого застыла кровь в жилах.

      Вот это был настоящий конец!

      — Охладители, лейтенант! — прошипела Рипли. Ньют негромко вскрикнула: женщина слишком сильно сдавила ее ручонку.

      — Приехали… — негромко произнес побледневший Берт.

      — Кто там стреляет, черт возьми? — подскочил Горман.

      Неужели это действительно был конец? Может, выстрелы Вески еще не успели достичь системы охлаждения? Если она прекратит…

      — Эйпон! — заорал лейтенант. — Эйпон!

      Эйпон не отозвался. Происходящее в зале не давало времени Горману приглядеться к надписи на экране монитора. Он звал сержанта, обращаясь к капралу Хиггсу.

      — Кто там стреляет? Я же приказал не стрелять!!!

      «Стрелять! стрелять! стрелять!!!»

      — Что у вас творится, вы можете мне ответить?!

      — Они спускаются по стенам! — заорал Хиггс в ответ. Говорить нормально в таком аду он был не в состоянии. — Эти твари на стенах!

      — А-а-а-ааааааа! Так вам! — вопила Вески, продолжая стрелять.

      Чудовища одно за другим разлетались на куски, что вызывало у нее почти восторг.

      Вот один упал, вот у второго отвалилась отсеченная очередью голова, вот у третьего брызнули во все стороны зубы, а потом и что-то полужидкое, похожее на мозги…

      Она стреляла упоенно, испытывая почти вдохновение, и уж во всяком случае — азарт.

      — Эйпон, я требую прекратить подавляющий огонь! — Горман сжал кулаки, словно был готов впрыгнуть прямо на место событий и навести там порядок.

      — Интересно, — голос Берта слегка дрожал, но тем не менее представитель Компании не полностью потерял свой самоуверенный вид хозяина положения, — сколько времени у нас остается до взрыва?

      «Успеем ли мы захватить с собой хотя бы один экземпляр?» — подтекстом звучало в его словах.

      — Все зависит от того, что именно и как повреждено, — почти невозмутимо ответил Бишоп.

      — Эйпон!

      — Вески, кому сказано — не стрелять?! — В общей мешанине разобрать, кто именно сказал последние слова, было невозможно.

      — Эйпон, вы меня слышите, Эйпон? — надрывался Горман. Он уже слабо понимал, что именно кричит, но не мог остановиться. Нужно было выкручиваться, а для этого необходимо в первую очередь не выпустить из рук инициативу: пока он командовал и его командам хоть как-то подчинялись, лейтенант мог еще считать себя командиром. Только бы удалось прекратить эту убийственную для всех стрельбу!

      — Сейчас же перестраивайтесь взводом!

      — Что-что? — Хиггс даже не расслышал команду: в общем кавардаке она промелькнула как что-то странное и нелепое и тут же выскочила из памяти.

      — Я же сказал: прекратить подавляющий огонь и двигаться к выходу!

      Последняя команда была излишней — десантники и так отступали в ту сторону, но по одной-единственной причине: монстров оказалось в той стороне несколько меньше, и выстрелы Вески почти полностью расчистили путь.

      Очертания зала потонули в чадящем смрадном дыму, чудовища выскакивали из него как призраки.

      Что-то грохотало, зубастые морды клацали зубами прямо перед камерами мониторов.

      Где-то в глубине наклонилась и рухнула подпаленная и растаявшая у основания колона «человеческого пудинга».

      Бой продолжался.

      — Эйпон! Эйпон! Скажите хоть что-нибудь!

      — Да нет его! — огрызнулся Хиггс, переводя винтовку в режим стрельбы бронебойными пулями. — Он погиб уже!

      — Что? — лицо Гормана исказилось.

      На мониторах тряслась каша из дыма, огня и мелькающих вперемежку то конечностей монстров, то человеческих рук и оружия.

      Разобраться в происходящем со стороны было невозможно. Даже более опытный командир, чем Горман, вряд ли смог бы указать сейчас, на чьей стороне был перевес, где сколько было потерь и чем все это могло закончиться.

      — Минус тридцать два, минус тридцать три, — вела свой условный отсчет численности врагов Рипли. Она не заметила, что начала шептать цифры вслух. Впрочем, кроме Ньют, казалось, навсегда утратившей способность удивляться, этого никто не замечал.

      — Эйпон!

      — …тридцать четыре… — Рипли вдруг замолкла. Очередной крик Гормана словно отрезвил ее.

      — О черт!

      — Так их, так! — орали микрофоны десантников.

      «Что же мы сидим? Они там гибнут, а мы…» — кровь ударила Рипли в лицо, заливая краской стыда.

      На бронетранспортере можно проехать по коридору до самого лифта — коридор достаточно широк для этого. Буквально один поворот, пара стенок, которые можно просто смести по пути, — и им останется совсем немного до нас. Главное, чтобы они сейчас вышли оттуда.

      «Так что же я сижу?!» — снова спросила Рипли себя и не нашла ответа. На один из мониторов навалилась масса щупалец и когтей — точь-в-точь как она наблюдала на своем корабле.

      — Сейчас же выводите всех оттуда! — перекрикивая всех, приподнялась Рипли.

      — Что?! — вытаращился на нее Горман.

      Крик — плохое доказательство твердости, но тем не менее он звучал достаточно убедительно, чтобы Горман тотчас подумал о бунте и угрозе собственной власти.

      — Я вам приказываю! — громыхнула Рипли.

      — Замолчите! — подскочил Горман. Значит, он не ослышался? Им командуют — и кто?! Задерганная консультантишка? Даже не военный — гражданское лицо, человек почти посторонний?! — Внимание.

      Резким движением Рипли выхватила у него микрофон:

      Всем внимание! Выходите немедленно! Мы ждем вас на третьем уровне!

      «А из нее получился бы неплохой военный, — отметил про себя Берт. — Во всяком случае, я бы предпочел, чтобы командиром была она, а не этот, с позволения сказать, лейтенант…»

      — Замолчите! — выговорил Горман с тихим отчаянием в голосе.

      Впервые за всю службу в армии он подвергался такому неслыханному оскорблению — и когда? В тот момент, когда решалась его судьба как командира, когда он одинаково мог попасть как в герои, так и в последние подлецы. Выходка этой посторонней здесь бабы делала первую возможность весьма маловероятной. Хорош «герой», если первый попавшийся штатский, тем более — слабого пола, может во время сражения перехватить инициативу и начать диктовать свои требования!

      — Вы мне мешаете, — отрезала Рипли.

      Тем временем, несмотря на неразбериху, по мониторам стало можно определить, что бой переместился в уже знакомый проход. Его высота не позволяла Чужим беспрепятственно бегать по потолку и валиться на людей сверху — здесь им приходилось двигаться скрючившись и по одному.

      — Вот дерьмо!

      — Суки! — продолжали отругиваться и отстреливаться десантники. Так как враг теперь был виден хорошо и стал почти знаком, ярость ослабевала, переходя в менее импульсивную, но стойкую форму.

      Сзади было свободное пространство, было спасение — если пустая станция не приготовила им новых сюрпризов. Оставалось только пройти… неважно, сколько: с одной стороны, любая дорога в такой обстановке покажется вечностью, но с другой — у нее тоже будет конец.

      Вновь возникшая надежда на спасение дала им возможность перевести дух: стрелять в поочередно высовывающихся из прохода чудовищ мог теперь и один человек, остальные нужны были скорее для подстраховки. Теперь можно было устроить небольшую перекличку.

      — Где Эйпон? Куда делся Эйпон? — все еще кричал Дрейк, хотя грохот уже почти утих.

      — Погиб, — снимая очередью еще одного монстра, бросил ему Хиггс.

      — Где Веспаски?

      Дрейк не мог успокоиться. Ему все еще не верилось, что он уцелел в этой заварухе.

      Или до конца ее было еще далеко, а передышка оказалась временной?

      — Они погибли, погибли! — завопил полупришедший в себя, — во всяком случае, обретший способность снова паниковать и нервировать окружающих, — Хадсон. — Скорее, ребята, линяем отсюда!

      В бронетранспортере мониторы продолжали гаснуть. То ли по основной причине, то ли просто от подогрева изображения исчезали одно за другим.

      — Быстрее! Быстрее! — кричала в микрофон Рипли.

      Глядя на нее, Берт тихо ухмылялся: «Цирк… сущий цирк! Вот только определить бы время до взрыва!»

      На оставшихся мониторах изображение потеряло четкость: среди массы помех и волн, время от времени накрывающих экран, двигались уже только расплывчатые пятна, идентифицировать которые казалось невозможным.

      «Неужели они все погибли? — ужаснулся Горман. — И приказ нарушен, и система охлаждения наверняка повреждена, и сами они не спаслись… Неужели все беды сразу решили обрушиться на меня? Чем я провинился?»

      Улучив момент, он снова выхватил у Рипли микрофон.

      — Хадсон! Хадсон! — принялся выкрикивать он первое пришедшее на ум имя.

      «Его звали по имени. Кто? Монстры-оборотни?!»

      Хадсону снова пришло в голову, что начальство может быть монстрами, превратившимися в людей. Трезво думать он был не в состоянии. И бедняга Хадсон замер от страха.

      «Неужели и Хадсон погиб?» — глотнул воздух Горман.

      — Вески! Вески?!. — почти безнадежно позвал он.

      Из динамиков еще доносились звуки, отдаленно напоминавшие выстрелы, но перегревшиеся контакты не позволяли их слышать достаточно отчетливо, чтобы не спутать с чем-либо другим.

      «Да будь он проклят, этот идиотский лейтенант!» — Вески прицелилась в очередную клыкастую морду и с наслаждением всадила между зубами несколько пуль.

      — Ип! Ип?! — Горман кричал, не будучи даже уверен в том, что во взводе кто-то носил это имя. Вроде кто-то кого-то из них так называл. А может, не так, а может, не в этом вылете…

      Так или иначе, его призывы не получали никакого отклика.

      Рипли, скрипя зубами, пялилась на Гормана, готовая в любой момент снова отпихнуть его, но пока в этом не было необходимости.

      Сейчас нужно было другое — подвести бронетранспортер поближе к выходу. Неужели Горман этого не понимает?!

      К сожалению, мысли о загубленной карьере и собственное фиаско окончательно лишили лейтенанта возможности думать о чем-либо другом. Он провалил операцию, люди погибли, система… как там ее? вот-вот взорвется — тут было от чего потерять голову!

      — Как так? — бессмысленно вопрошал он. — Вы меня слышите? Я не понимаю!

      Из динамиков что-то звякало, вякало, трещало, скрипело, стучало, грохотало, но ничто не подсказывало Горману, что там творится, и есть ли у него хоть один шанс выкарабкаться из сложившейся ситуации.

      От жалости к себе лейтенант готов был зарыдать. Уж лучше бы он находился там! Лучше погибнуть, чем пережить такой позор…

      — Они не отвечают! — сквозь зубы простонал он.

      — Да их же отрезало! — взвилась с места Рипли. — Вы что, забыли, что связь здесь прерывается? Эй, вы! Сделайте же что-нибудь!

      Она говорила взволнованно, но твердо.

      Совсем недавно переполненные страданием, глаза теперь смотрели вызывающе и решительно, меча молнии в сторону трясущегося лейтенанта.

      — А?.. Что?.. — взгляд Гормана прошел сквозь нее.

      Он больше ничего не видел и ничего не соображал.

      Рипли почувствовала, что ее изнутри наполняет твердая решимость.

      Она не имела права сидеть сложа руки, когда рядом гибли люди!

      Хватит, один раз она уже имела наглость выжить. Пора возвращать долг.

      «Ну, лейтенант, это твой последний шанс!»

      — Горман, не стойте как болван!

      Слова пролетели мимо его ушей.

      Рипли сжала губы.

      Теперь она имела право действовать: молчанием и тупым блуждающим взглядом Горман признал свою неспособность принимать решения.

      Одним прыжком Рипли оказалась в водительском кресле.

      Берт и Бишоп молча уставились на нее.

      «Ну, ничего! Еще ничего не кончено!» — снова скрипнула зубами Рипли.

      — Ньют, держись, — коротко и сухо приказала она.

      Металлические дуги страховки опустились, накрывая собой девочку.

      Горман растерянно заморгал. Похоже, до него начало доходить, что хочет натворить эта женщина.

      — Рипли! — завопил он не своим голосом.

      Двигатель взвыл, быстро набирая обороты.

      Скрипнули и высекли пригоршню искр о стальной пол колеса.

      Транспортер рванулся с места, чуть не опрокинув Гормана на спину.

      — Ньют, держись! — повторила Рипли.

      Управлять транспортером было несложно. Даже погрузчик имел гораздо более сложную систему управления. Горман вскочил на ноги и бросился к ней.

      Его нисколько не заботило то, что транспортер, оставшись без водителя, на полном ходу может потерпеть аварию, — его охватила дикая ненависть, вызванная, похоже, инстинктом самосохранения, принявшем у бедняги столь извращенный вид, как сохранение карьеры. Он видел в Рипли только препятствие на своем пути, нарушившее все планы, — теперь Горману стало казаться, что он их имел. Препятствие нужно было убрать как угодно, любой ценой… Пусть дело уже сделано, но на этой женщине можно хотя бы душу отвести!..

      Горман вцепился в Рипли и почти выдернул ее из водительского кресла. От резкого рывка у нее помутнело в глазах. В стукнувшихся о край страховочного пояса коленях вспыхнула боль.

      Транспортер вильнул.

      — Да что вы делаете! — подскочил с места Берт.

      Только аварии ему и не хватало! Этот идиот Горман сумел вывести из себя даже его.

      Окрик чуть не осадил Гормана. На миг его руки разжались, и Рипли каким-то чудом, успела перехватить руль и отвести машину от угла, столкновение с которым могло закончиться для всех плачевно.

      Но налитые кровью глаза Гормана снова уставились на нее, и сильные натренированные руки опять вцепились ее хрупкие плечи.

      Рипли напряглась, ожидая новой боли, но ее не было: подошедший Берт отшвырнул Гормана в сторону.

      — Вы не имеете права! — завопил лейтенант.

      Новое оскорбление застало его врасплох и окончательно уничтожало морально. Вмешательство Берта он воспринял как предательство, коварное и подлое: ведь разве не от Компании исходила инициатива проведения этой операции?

      И если представитель Компании, пославшей его на это дело, мешает ему же… все, на карьере можно ставить крест. Это была последняя капля…

      — Горман, вы сами ничего не можете делать, так не мешайте ей! — назидательно проговорил Берт.

      Он был сейчас очень доволен собой за то, что сохранил самообладание в такой ситуации. Десантник-профессионал сплоховал, а он, по сути управленец, вел себя мужественнее и сдержаннее всех. Что ж, этим можно было по праву гордиться.

      Сама опасность казалась ему едва ли не забавной: вера в собственную неуязвимость позволяла ему смотреть на все как бы со стороны. Трезвый ум всегда может многое и многого стоит, даже если его трезвость проистекает из другого опьянения.

      При несколько иных обстоятельствах Рипли наверняка подарила бы Берту благодарный взгляд. Но сейчас глаза ее всматривались в дорогу.

      Умение умением, а на такой скорости внимание не должно ослабевать ни на секунду. Что, если очередную преграду не удастся пробить?

      Рипли была сейчас в таком состоянии, что будто ощущала издалека истинную толщину перегородок, врезаясь в одни и огибая другие. Она не знала и не задумывалась над тем, как это у нее выходило, — она должна была приехать к лифту прежде, чем у людей кончатся патроны и их накроет адская погоня.

      Наверное, один только Бишоп остался в этой схватке безучастным. Конечно, он понимал, что здесь, несмотря на отсутствие крови, тоже решаются судьбы, но пока не видел оснований для вмешательства: мгновенно проведенный расчет подсказывал ему, что настоящие люди в состоянии сами разобраться между собой.

      Острая бронированная морда транспортера, которой мог бы позавидовать любой монстр, с потрясающей легкостью крушила стены и перегородки.

      Транспортер мчался на помощь.

      18

      В ущелье пахло Чужими. Из-за слишком ровных стен этому месту и не следовало особо доверять, но весь город двуногих состоял только из них. Запах Кривому не понравился: почему-то он не наталкивал на мысли о еде, а тревожил. Коротколапый тоже был от запаха не в восторге, его ноздри нервно шевелились.

      Кривой взглянул на собрата меньшим глазом. Оба видели одинаково плохо, так что ущербность Кривого была скорее внешней, и звался он Кривым, чтобы хоть как-то выделяться из общего Роя. То же самое можно было сказать о Коротколапом: одно из его щупалец было на сегмент короче, чем у остальных. Зато оба обладали слухом, в то время как большинство особей в Рое были глухими. Это, уже более серьезное отклонение от нормы, сделало их разведчиками.

      Пока основной Рой прохлаждался у кокона с едой, они и еще несколько им подобных должны были обшаривать город.

      На этот раз в городе что-то происходило. К запаху, неприятному и резкому, добавился еще и звук, тоже не похожий на те, что обычно издавали двуногие. На этот раз пришельцы рычали. Совсем рядом, за углом.

      Неизвестное существо выскочило из-за угла очень быстро. У него был четыре… нет, шесть нелепых крутящихся конечностей и ни одной нормальной. На спине торчали неодинаковые уши, зато глаза на морде с острыми скулами или носом — точно описать части тела этой твари было сложно — выглядели на удивление красивыми. Кривой был готов залюбоваться ими, но Коротколапый вдруг с отвращением хмыкнул. «Что такое?» — посмотрел на него Кривой. «Фальшивка. Двуногие», — ответил жестами его приятель. Последовавшие за этим эмоции Кривого словами передать трудно, но они являлись крайне отрицательными. В самом отдаленном приближении их можно было бы определить как возмущение, вызванное кощунством чужаков, спрятавшихся в существо с очаровательными глазами. Или Коротколапый ошибся? Может, они были просто паразитами, забравшимися внутрь другого существа, хоть и более чуждого, но сразу вызвавшего симпатию?

      Существо, а может, скорлупа двуногих, улетело за угол. Кривой поспешил в ту сторону, но щупальце Коротколапого остановило его. «Ты что, забыл, что мы собирались пойти за город, посмотреть на Летающего?» — сказал он. Кривой возразил. То, что кто-то усмотрел вещь, которой и быть в природе не может, совсем не означает, что он, Кривой, должен все бросать и идти туда. Может быть, летало как раз вот это, оседланное двуногими, существо. И вообще, за этими двуногими нужно понаблюдать: может, удастся понять, почему они такие неправильные.

      Последнее Кривой, как и его друг, знал от рождения. Словно из снов или забытья у них всплывали совсем другие образы двуногих, которые были нужны и почти симпатичны. О них нужно было заботиться, укладывая в коконы. Этих тоже надо было укладывать в такие же коконы, но им это нравилось еще меньше, чем когда приходилось их есть. И еще, что было уже совсем неправильным, они убивали на расстоянии. Инстинкты говорили, что этого двуногие уж совсем не должны были делать. Так что Кривому очень сильно хотелось понять, что здесь не так. К тому же эти двуногие были новыми, не теми, которых он знал. А вдруг именно они и окажутся «правильными»?

      Коротколапый замахал щупальцами: «делай, что хочешь». Летающий казался ему намного интересней. Подумаешь, скорлупа-носитель двуногих — кому не ясно, что такое должно было существовать? Раз у них есть носители, значит, они должны быть у всех — это выглядело само собой разумеющимся. Уж если изучать двуногих, то только для того, чтобы разгадать секрет убивающих на расстоянии палок… Другое дело, когда речь идет о совершенно небывалом явлении вроде полета: такое разве что в самых странных снах увидишь.

      Собственно, понятия «сна» как такового у них не было, но в минуты отдыха перед глазами порой проносились расплывчатые картины из тех, что при всем желании не спутаешь с реальностью.

      Сны были не у всех — у них да еще у некоторых, тоже держащихся в Рое особняком.

      «Ну, я пошел?» — спросил жестами Коротколапый.

      «Иди», — махнул ему Кривой и прыжками помчался вслед за носителем двуногих.

      «Вот бы вытащить их и посмотреть на эмбрионы: убивающие палки находятся при них, или они выискивают их потом, в пещерах города?» — думал он, стараясь догадаться, где у существа откидывающаяся крышка.

      «Лишь бы он не отложил свои эмбрионы в меня, — подумал Кривой на ходу. — Как я тогда смогу путешествовать?»

      19

      — Идем! — кричал Хиггс полуосипшим голосом. — Уходим!

      Они шли уже не на втором дыхании — на четвертом, если не на десятом. То ли от усталости, то ли от газа, выделяющегося при сгорании кислоты Чужих, то ли от долгого движения спиной вперед головы у всех четверых кружились, а руки и ноги с каждым шагом наливались свинцом. Казалось, что они движутся уже не сами, а по схеме автопогрузчика: кто-то невидимый внутри мозга нажимает на кнопки, и потерявшие чувствительность конечности механически подчиняются его приказам. И руки — не руки, и пальцы — не пальцы, а так, механическая конструкция, дублирующая их и пришедшая им на смену.

      «Стрелять, стрелять, стрелять…» — даже эта мысль стала тупой, отошла на второй план, как для человека в нормальном состоянии — звук ударов собственного сердца. Есть, бьется — и ладно. И этот безмолвный самоприказ бился где-то в глубине, сливаясь с биением сердец и не достигая больше разума. Есть, так есть…

      — Идемте!

      Почти не глядя по сторонам (когда сзади лезут все новые и новые клыкастые морды, не слишком-то полюбуешься на виды интерьера), они все же ощутили, что находятся на своей (относительно, разумеется) территории. Корабль пришельцев кончился. Они двигались по станции колонистов.

      Говорят, в своем доме и стены помогают. Здесь стены помогали только врагу: широкий коридор вернул им возможность напасть более широким фронтом.

      «Чудесно. Вот тут-то нас и сожрут», — послал струю пламени Дрейк.

      — Черти проклятые!

      Монстры прыгали на стены и лезли на потолок. Теперь стрелять приходилась быстрее, но одеревеневшие руки — даже сила воли и специальная подготовка не могут до конца справиться с законами физиологии — подчинялись с трудом.

      — Отходим! Скорей!

      Внезапно Хадсон спиной почувствовал, что сзади находится что-то большое. На секунду обернувшись, он издал радостный вопль: это был транспортер.

      — Сюда! — во весь голос заорал он. — Эй!

      Хиггс и Вески обернулись — этой секунды оказалось достаточно, чтобы одно из чудовищ спрыгнуло прямо в центр их группы. Пламя из огнемета Дрейка тотчас выжгло твари глаза, еще через мгновение Хиггс прикончил чудовище выстрелом в упор.

      — Давайте, давайте! — кричал он.

      Броневик был в двух шагах, но спасение все еще оставалось весьма проблематичным: стены, потолок и весь коридор сзади покрылись сплошной хитиновой массой с десятками щупалец и зубастых голов. Теперь монстры были и сверху, и сбоку, и они спокойно могли разорвать десантников прежде, чем те успеют запрыгнуть в люк, который, к тому же был еще закрыт.

      — Откройте люк! — во весь голос заорала Вески.

      — Откройте! — не прекращая стрельбу, поддержал ее Хиггс.

      — Мы уходим! Уходим! — с идиотским восторгом перекрыл их голоса Хадсон.

      — Они здесь, — сообщила Рипли остальным пассажирам бронетранспортера.

      Ее рука легла на кнопку, но дверь почему-то не открывалась. Рипли закусила губу — только этого сейчас и не хватало!

      — О черт! — пробормотал Дрейк. — Да эти твари повсюду!

      Положение снаружи осложнялось с каждой секундой: чудовища были прямо над головами уцелевших десантников, они шли с разных сторон, и их было так много, что четверых здесь было явно недостаточно, будь даже все они вооружены автоматическими винтовками.

      «Может, я нажала не на ту кнопку?» — мучительно соображала Рипли.

      Ей казалось, что если сейчас по ее вине кто-то погибнет, она просто не переживет этого.

      — Отходим! Отходим, ребята! — истерически вопил Хадсон.

      «Что, и эта проклятая дверь против меня? Так получай!»

      Язык пламени лизнул металлическую обшивку.

      «Нет, ошибиться я не могла… стоп, кажется, дверь просто взята на предохранитель!»

      — Берт, снимите дверь с предохранителя!

      — Хадсон, прикрой рот!

      — А-а-а-а-а!

      И снова между ними возникло свалившееся с потолка чудовищное тело, почти подмяв под себя Дрейка.

      Несколько выстрелов в упор оторвали монстру голову; брызнувший из шеи фонтан кислоты накрыл Дрейка. Убийственные капли падали ему на руки, на лицо, вгрызаясь в кожу и мышцы и сдирая их с костей. Дрейк завопил, отчаянно и дико. За доли секунды его рука сгорела до костей, пятна разъедения закрыли лицо и глаза.

      Он еще кричал, когда Хадсон первым почувствовал открывшийся за спиной простор для отхода: проклятая дверь наконец распахнулась!

      Ее створки горели. Подскочивший было с огнетушителем Бишоп отпрыгнул назад, давая дорогу уцелевшим.

      — Скорее!

      — Загружайтесь!

      — Скорее!!!

      Они влетели в транспортер втроем: Дрейк, продолжая вопить, корчился на земле.

      Сверху падали, гулко ударяясь о железо пола, новые чудовища.

      — Закрываю! — предупредительно крикнула Рипли, ища нужную кнопку. Створки двери поехали друг другу навстречу. Но они двигались слишком медленно, — во всяком случае, для теперешних обстоятельств. В последний момент, не давая им закрыться до конца и раздвигая обратно, между ними вклинился наиболее резвый монстр.

      Клацнули челюсти, взмахнула в воздухе лапа.

      — Отцепи меня, отцепи! — изо всех сил заорала Вески, снаряжение которой зацепилось за что-то у самой двери.

      Почти сразу же Хиггс прыгнул к двери. Пасть раскрылась ему навстречу.

      «Ах, ты так? — Он выхватил свой обрез и сунул ствол в пасть. — Ну так получай!»

      Чудовище взорвалось изнутри.

      Хиггс инстинктивно отшатнулся и поднял руку, прикрывая глаза, — только это его и спасло. Лишь несколько брызг обожгли его руку.

      Тут же обе створки двери с лязгом захлопнулись.

      Вески издала неясный звук — не то стон, не то рычание. Хиггс обеспокоенно повернулся к ней.

      — Дрейк!.. — осипшим голосом выдавила она. — А как же Дрейк?

      — Забудь о нем, — ровным голосом ответил ей Бишоп. — Он мертв…

      Что-то тяжелое ударилось в дверь бронетранспортера; машину тряхнуло.

      — Рипли, поехали, — приказал Берт.

      Вески отвернулась.

      Ей не хотелось, чтобы кто-то мог увидеть ее слабость. Как ни странно, она сейчас готова была заплакать и поэтому изо всех сил старалась превратить внезапно захлестнувшую ее горечь в злость.

      Кто бы мог подумать, что Вески, цветущая и привлекательная особой красотой амазонки, может так страдать от одиночества из-за потери одного-единственного друга, с которым она больше ругалась, чем нежничала. Но это было так; она сама не ожидала, что гибель Дрейка так ее потрясет.

      Она не протестовала против решения Берта ехать — чувства не заглушили в ней голос рассудка.

      Дрейку уже не помочь, и это не причина кончать жизнь самоубийством, а любое промедление в этом деле закончилось бы общей гибелью.

      И тем не менее ей было горько как никогда.

      «Ну ничего, я еще с ними поквитаюсь! — наконец справилась с собой Вески. — Я им еще покажу!»

      Когда она подняла голову и обернулась к остальным, на ее лице было как раз то выражение, которое она хотела у себя вызвать. Блестящие черные глаза и энергичные черты лица говорили теперь об одном: Вески переполняла холодная мстительная ярость, перед которой ничто не могло устоять.

      Тем временем Рипли обнаружила одну прискорбную деталь: проход, по которому броневик только что проехал, оказался заполненным новыми полчищами чудовищ.

      Транспортер, скрипя колесами о железо, развернулся. Сбивающий с двери пламя Бишоп с трудом удержался на ногах.

      Тяжелый ящик с запасными частями для ремонта транспортера слетел с полки, обрушившись Горману на голову. Лейтенант молча ткнулся носом в пол.

      Этого никто не заметил.

      Бронетранспортер горел.

      Проезд был закрыт десятками массивных хитиновых тел.

      Спереди надвигалась стена.

      «Будь что будет!» — зажмурилась Рипли, направляя транспортер прямо на нее.

      Огонь или что-то другое мешало ей почувствовать на расстоянии плотность преграды. Впрочем, это как раз было нормальным, скорее следовало бы удивляться тому ненадолго возникшему ощущению, когда она могла это сделать.

      Расстояние до стены быстро сокращалось.

      Ньют прижала к себе Кейси.

      — Все в порядке, — без звука шепнули губы девочки.

      В следующую секунду транспортер налетел на стену. Его тряхнуло со страшной силой.

      Хотевший было что-то сказать Хадсон взвыл: он чуть не откусил себе язык. Приподнявший голову лейтенант снова потерял сознание.

      Темный обломок стены на миг закрыл обзор и тут же исчез.

      Дорога была открыта…

      20

      Кривой притаился на округлой башне.

      Носитель двуногих будто нарочно несся его в сторону.

      От нетерпения коричневые щупальца Кривого начали дергаться. Он видел схватку издали, но слабое зрение не позволило ему разобрать подробности. Если все было так, как ему показалось, — носитель тоже был неправильным.

      Нормальный носитель должен перенести эмбрионы в нужное место и умереть. Кривой решил не доверять своим глазам — иначе ему пришлось бы считать, что это существо с красивыми глазами сделало нечто противоположное: забрало двуногих внутрь себя.

      От любопытства кожа Кривого зачесалась.

      Неужели такие чудеса могут быть? Это почище Летающего!

      «Вот бы вскрыть эту штучку!» — сжался он в готовый действовать комок.

      Существо приближалось.

      Кривой почти восхищался им: и силой, с которой оно снесло преграду на своем пути, и этими прозрачными большими глазами, которых он сейчас не видел, но которые запали в его память.

      «Ну что ж, сейчас посмотрим, что у него внутри!»

      «Неужели все уже позади?» — не верила себе Рипли, глядя на открывшийся свободный путь.

      Неужели теперь они дождутся челнока, поднимутся на орбиту, и всем кошмарам придет конец?

      «Не расслабляться! — скомандовала она себе. — Пока мы не поднялись в воздух, пока эти гады еще живы, ты не имеешь такого права! Не говоря уже о том, что неизвестно, когда может произойти взрыв».

      «Ну кто бы сказал мне, насколько повреждены эти проклятые охладители? — снова и снова мысленно взывал Берт. — Какое из решений мне лучше принять?»

      Кривой напрягся и приготовился к прыжку: бронетранспортер был на подходящем для этого расстоянии.

      «О нет!» — чуть не закричала Рипли, когда коричневато-желтое тело чудовища взметнулось в воздух и тяжело обрушилось на крышу.

      «Вот он, вход», — вблизи Кривой рассмотрел прозрачную пленку, которая оказалась хрупкой и бьющейся: под ударом его лапы боковое стекло разлетелось.

      «Только не это!»

      В выбитое окошко сунулась уродливая зубастая морда.

      Хиггс поднял обрез и с ужасом понял, что если он выстрелит, кислота зальет пульт управления — если вообще при этом не разлетится вся передняя часть транспортера.

      «Нет!»

      Рука Рипли сама легла на тормоз.

      Транспортер пролетел юзом несколько метров и встал как вкопанный. Инерционный толчок сбросил Кривого наземь.

      «Теперь — вперед!» — приказала себе Рипли.

      Монстр поднимался. Без прежней ловкости, — удар о землю все же оглушил его, — но достаточно бодро.

      «Ну что ж, я, похоже, все-таки попался», — понял Кривой, глядя в упор в красивые глаза чужого существа.

      Он ждал его с определенным фатализмом.

      Носитель имел право на выполнение своей задачи. Лишь в последнюю секунду до него вдруг дошло, что это неправильное существо вовсе не собирается выполнять свои природные обязанности, — оно летит на него, чтобы просто убить.

      Кривой встрепенулся, но было уже поздно: колеса подмяли его тело под себя, размазывая плоть по поверхности дороги.

      «Так его, дерьмо такое!» — возликовала Вески.

      «Что ж, еще одним стало меньше», — запомнила Рипли.

      «Странно, мне показалось, что этот был несколько другой формы», — подумал Бишоп.

      Попытка провернуть зрительную память назад ничего не дала: из-за скорости картинка отпечаталась смазанно.

      «Наверное, почудилось», — заключил робот.

      — Внимание, приготовиться! — негромко предупредила Рипли. Перед ними снова была стена.

      «Она тонкая, — сказала Рипли себе. — Она наверняка тонкая… Наверняка».

      Она не ошиблась.

      Удача снова поворачивалась к ним лицом.

      И снова в усталых глазах людей, истощенных долгим напряжением и чуть живых после пережитого потрясения, загорелся огонек надежды.

      Все самое страшное уже позади.

      Они выбрались из враждебного подземелья. Они отбили невиданную атаку. Они смогли сбежать.

      Даже стены пропускали их вперед, к окончательному спасению.

      Все еще было впереди.

      А пока судьба дает передышку, грех этим не воспользоваться!

      21

      После причудливых конструкций городских зданий, четких линий и правильных геометрических форм загородная долина смотрелась весьма странно. Можно было подумать, что транспортер выехал в другой мир, где торчали скалы и мягко закруглялось к горизонту небо и где было спокойно и тихо. Место, где можно было быть собой…

      Все они действительно становились собой: после нервного напряжения и постоянной готовности защищаться возникшие вновь чувства были словно ярче обычных, как краски после дождя. И пусть еще мышцы рефлекторно напрягались при каждом резком движении соседа, пусть руки были готовы схватить оружие, а ноги — умчать подальше, главная гроза отшумела, и после нее дышалось легко, несмотря на душную гарь.

      Быстрая езда помогла сбить пламя, но в обшивке еще что-то тлело, внешняя же двуствольная пушка и вовсе слетела во время очередного столкновения со стеной, и ее гнездо тоже дымилось.

      Все это были мелочи; главное — они за городом, вдали от Чужих, и с проклятой планетой вскоре можно будет распрощаться.

      Даже Берт поддался общему настроению и радовался вместе со всеми, что опасность миновала. Сложно соучаствовать в сражении и не проникнуться его духом. Так что «наконец-то выбрались» звучало у него наравне с мыслями о том, как же протащить Чужого на борт корабля, а затем на Землю. Впрочем, для этого у него был в запасе один почти беспроигрышный вариант. В конце концов, роботов программировали в их Компании…

      — Все в порядке, — ободряюще сказал он Рипли. — Мы прорвались! Вы отлично действовали, Рипли, вам за это медаль нужно дать!

      Про себя Рипли поморщилась: медаль — от Компании? Ну уж нет! Но демонстрировать свое отношение и портить настроение другим не стала. Она просто нажала на тормоз, и транспортер остановился.

      Хадсон вздохнул. До него медленнее других доходило, что все позади.

      В душе Вески, к тому времени успевшей пройти через горе и пережить радость спасения, теперь проснулась новая злость. «Если бы начальство было хоть немного умнее… Да этот мерзавец лейтенант нас попросту подставил!» — незаметно для других кипятилась она.

      Рипли встала с места и поискала глазами Ньют. Только сейчас она заметила, что девочка выскользнула из кресла и ехала всю дорогу, забившись в щель между скамейкой и ящиком для инструментов. Собственно, Головастик проделала этот маневр еще раньше, пока Горман старался вытащить Рипли из-за руля, и просидела там всю дорогу.

      — Ну, как ты? — с трудом сдерживая нахлынувшую вдруг нежность, спросила Рипли, поймав себя на том, что хотела добавить к этому вопросу еще и обращение — «дочка».

      На запачканном (когда она только успела?!) личике Ньют появилась светлая улыбка.

      — О'кей! — девочка подняла в подтверждение большой палец.

      — Действительно! — подтвердила Рипли.

      Ньют улыбалась — могло ли что-либо служить более действенным доказательством этих слов?

      Ребекка Джордан, маленькая девочка, победившая своей ловкостью и изворотливостью чудовищ, перед которыми спасовали взрослые опытные люди, потерявшая всех близких и приобретшая самый мощный, хотя и страшный опыт борьбы за свою жизнь, — она снова могла улыбаться, и эта победа, пожалуй, стоила всех остальных.

      — А здорово все же… — встряхнул головой Хиггс.

      «Ну, теперь я выскажу этому мерзавцу все, что о нем думаю!» — поискала лейтенанта взглядом Вески.

      — Дерьмо! — вырвалось у нее.

      — Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, — потирая руки, по салону транспортера прошелся Берт.

      — Ну, слава Богу! — непонятно кому улыбнулся Хиггс. По его лицу еще тек не успевший испариться холодный пот. Голове под каской было жарко, он поправил ее и снова улыбнулся. Руку, правда, пекло, но это — мелочи…

      «Так куда делся этот гад?» — Вески тоже встала.

      Лейтенант обнаружился в заднем конце салона. Он лежал с закрытыми глазами, и возле него на корточках сидел искусственный человек.

      «Ах, так он без сознания? — на губах Вески промелькнула хищная усмешка. — Окочурился от страха? Ох, какие мы нежные! Небось, и обделаться успел…»

      Человек, бросивший их на произвол судьбы и ставший в ее глазах виновником гибели самых лучших людей, лежал теперь перед ней, молчаливый и беспомощный. Хорошо еще, что его глаза были закрыты: такого откровенно ненавидящего взгляда Горман не встречал, должно быть, ни разу.

      «Вот я его сейчас!»

      Рука Вески рассекла воздух, но ударилась о неожиданно выросшую перед ней преграду — подошедший Хиггс успел поставить блок.

      Вески бросила на него раздраженный взгляд. Хиггс был хорошим парнем, он это доказал, но неужели он не соображает, кого собрался защищать?

      — Руки убери, — огрызнулась она.

      — Успокойся. — Хиггс посмотрел на нее спокойно и строго.

      Вески отступила — так смотреть мог только командир. Настоящий, не только по званию.

      «Ну ничего, — сказала она себе, — я до этого мерзавца еще доберусь!»

      — Лейтенант, — обратился к лежащему Хиггс, но оборвал сам себя на полуслове. — Бишоп… что случилось с Горманом?

      — Не знаю. — Бровь искусственного человека поехала вверх. У Бишопа была странная мимика, утрировавшая нормальную человеческую, с одной стороны, и мало соответствующая реальному эмоциональному состоянию, с другой. Со стороны казалось, что он пользуется ею совершенно произвольно. Складки морщин и брови шевелились по одному ему понятному принципу. — Может быть, сотрясение мозга, но, по крайней мере, он жив.

      «Вот и теперь он отлынивает от принятия решений… сотрясение мозга у него, видите ли! — бесилась Вески. — Было бы еще, что сотрясать!»

      Улучив момент, когда Хиггс слишком углубился в изучение мимики робота, Вески снова ухитрилась схватить Гормана за плечо.

      — Эй, ты! — зашипела она. — Просыпайся, сволочь, не то убью!

      Она действительно была готова убить его в эту минуту и вполне могла это сделать: состояние бравого лейтенанта было сейчас более чем жалким, и несколько резких рывков легко прервали бы его жизнь.

      Беднягу снова выручил Хиггс.

      — Тихо! — он схватил Вески за плечи. — Тихо! Отойди, тебе говорю!

      Вески была отстранена, и Бишоп вновь вернулся на свое место.

      — Кто-нибудь, дайте мне набор первой помощи! — попросил он, держа лейтенанта за запястье, — его пульс едва прощупывался. Из ссадины на лбу после встряски поползла струйка крови.

      Между тем Хадсон остался один. Ввязываться в назревающий конфликт ему совсем не хотелось — едва завидев, что Вески затевает драку, а Хиггс готов в нее включиться (так он воспринял сцену удар-блок), он поспешил ретироваться в самую отдаленную часть салона.

      Середина была занята Рипли, которая обменивалась ласковыми взглядами с девочкой, — им сейчас ни до кого не было дела, но Хадсон этого не понимал. Он оказался на водительских местах, точнее, возле системы мониторов.

      Мертвые экраны тускло поблескивали. Хадсон принялся изучать и систему. «Нижние — для передачи изображения с места действия, — замечал про себя он, — верхние… кажется, для того, чтобы фиксировать биотоки мозга… нет, точно — передавать электрокардиограмму…» Некоторые из мониторов еще работали. Видимость давно была нулевой, но на верхних экранах змеились светлые ломаные линии, чертя сердечные проблемы.

      «Один, два, три, четыре, пять… — посчитал Хадсон. — Как — пять?»

      Цифра была неправильной. Из ушедшего на задание взвода вернулось три человека. Вместе с оставшимися в бронетранспортере людей становилось восемь. Допустим, без девочки, — ее могли не успеть зарегистрировать на компьютере, — и без робота… все равно цифра не сходилась.

      Хадсон на миг зажмурился, потом снова открыл глаза. Пять. Не три, не шесть, а пять. Стоп… но ведь передатчики-то находились в форменном обмундировании!

      Хадсон перевел взгляд на светлое табло со схемой комплекса. Кроме светившегося раньше «городского собрания» на «вечной стоянке», на ней светилось еще две точки.

      Не веря своим глазам, Хадсон снова поднялся и посмотрел на мониторы.

      На них должны быть написаны имена. Крутнув ручку настройки, он увидел, как вспыхнули синие буквы.

      «Хадсон, Хиггс, Эйпон…»

      «Эйпон?!»

      — Ой, смотрите, смотрите! — закричал Хадсон.

      Рипли резко развернулась, Вески одним прыжком оказалась возле лежавшей на скамье пушки, Хиггс потянулся за пистолетом.

      — Сержант и Дитрих, — продолжал кричать Хадсон, — они же не погибли! Датчики все еще действуют!

      Это известие вызвало у всех секундный шок.

      Значит, они ушли раньше времени, бросили товарищей в беде! Необходимость спасать себя не была оправданием для вставшей на дыбы при этом известии совести. Для разума — да, но совесть — это нечто совсем другое.

      Рипли шумно втянула воздух — от этого заявления у нее закружилась голова и в висках застучало.

      — Ничего себе… — беззвучно прошептала Вески. Собственное бегство сразу заставило ее выбросить дурака лейтенанта из головы.

      Чем она оказалась лучше его?

      — Может, вернемся за ними? — неуверенно предложил Хиггс.

      Он очень хотел, чтобы это было возможным, но разум говорил о другом. Что они могут сделать? Красиво погибнуть из солидарности? Прямо скажем, незавидная перспектива.

      «Хмм… а вообще-то это хороший предлог вернуться», — подумал Берт.

      — Еще чего! — вырвалось у Хадсона.

      Да, он и сам дорого бы заплатил, чтобы Эйпон и Дитрих оказались сейчас с ними целыми и невредимыми, но — ехать туда снова? Уж увольте! Дураков нет. Лучше сразу застрелиться.

      «Это безумие, — сказал себе Хиггс, — но все равно… Разве мы сможем жить спокойно с таким грехом на совести? Бесчестье хуже смерти». Последняя фраза ему самому показалась слишком красивой, но что сказано, — пусть даже про себя, — то сказано, и никуда его не денешь.

      — Мы не имеем морального права оставлять там живых людей, — отчетливо проговорил он.

      Решительность маской застыла на его лице.

      Рипли медленно подошла к нему и положила руку на плечо.

      — Вы ничем им не поможете. Ничем. Они погибнут так же, как погибли колонисты. Считайте, что их уже нет. Так будет проще для вас.

      — Но датчики… — голос Хиггса утратил прежнюю уверенность.

      Его не нужно было убеждать — он понимал все и сам. Но все же… Что поделать, если совесть живет и мучается вместе с человеком! Куда ее денешь…

      — Датчики будут действовать, пока у них бьется сердце, вот и все. — Из-за сдержанности голос Рипли прозвучал еще трагичнее. — Как у того мальчика, там…

      — Нет! — Хиггс чуть не застонал. Разум и сердце вступили между собой в жестокую борьбу, перед которой и схватка в комплексе могла показаться легкой разминкой.

      Пойти — погибнуть и погубить всех без толку.

      Бросить — предать.

      — Я не верю…

      Чувства разрывали его на части. Это была не та боль, к которой он привык, — Хиггс четко осознал в этот момент, что вызванный ею ожог не заживет уже никогда, даже если эту боль удастся пересилить.

      — Нет! — вырвалось у Хадсона. На одну секунду он представил, что там, на месте Дитриха и сержанта мог быть и он сам… Значит, случись с ним такое, помощь не пришла бы и к нему? Но как можно жить, зная, что в случае беды не на кого будет опереться, зная, что для тебя никто не рискнет собой и не сотворит в последний момент чудо? Хадсону показалось, что он уже находится там, в общем слизевом коконе, а перед ним набухает и рвется по крестообразному верхнему надрезу кожистое яйцо. На секунду мелькнувшая в возбужденном мозгу картина настолько ошарашила его, что он снова испытал шок. Лицо Хадсона побелело, губы затряслись, лоб покрылся испариной.

      — Нет! — истерически выкрикнул он. — Я не верю! Не верю, что все так!

      — Хадсон, — только и смог выдавить из себя Хиггс. Он снова заливался потом, но его лицо покрыла не бледность, а краска стыда.

      Действовать — бессмысленно.

      Не действовать — подло.

      И пусть эта подлость была подлостью обстоятельств, если не самой судьбы, — все равно кто-то должен был держать за нее ответ. По мнению Хиггса, этим кем-то должен был стать он сам.

      — Сволочи, — процедила сквозь зубы Вески. — Ненавижу!

      «Какое право имеют эти твари так поступать?» — так можно сформулировать поднявшуюся в ее душе бурю эмоций. И единственный вывод, который Вески могла извлечь для себя: этим тварям ничто не должно сойти с рук.

      Пусть платят полной мерой. Ни одна из них не имеет права на спасение. Все, все они обязаны сдохнуть!

      — Ну ладно, — жестко произнесла Вески. В ее черных глазах горел непримиримый холодный огонек. — Месть, только месть, за Дрейка, за всех! Нас осталось все-таки несколько человек, — она не привыкла говорить длинные речи и с трудом подбирала слова. — Допустим, бомбы с серным газом…

      — Что — бомбы? — не понял Хадсон.

      — Подняться. Сбросить. Прибить этих гадов! — лицо Вески исказила гримаса.

      — А ты думаешь, серный газ на них подействует? — нахмурился Хиггс и почувствовал, что рука у него зачесалась. Вроде бы просто от прежних ожогов брызгами кислоты, но, может… «Ну, черт бы их всех побрал! Раз нельзя помочь товарищам, то ведь можно хотя бы рассчитаться!»

      «Я сижу в коконе, и вместо спасения меня хотят взорвать… ничего себе перспектива!» — лицо Хадсона опять нервно задергалось.

      — Я не могу, нет! Не надо!

      Вески удивленно посмотрела на него:

      — В чем дело?

      «Ты что, не хочешь им отплатить?» — спрашивал ее взгляд.

      — Ну давайте будем считать, что мы с ними квиты. Хватит этой крови, этой грязи, этой смерти, наконец! Сколько можно?! — нижняя челюсть Хадсона двигалась то влево, то вправо, словно на ней выросли добавочные мышцы с единственной целью — дать ему возможность корчить самые невероятные гримасы. Даже мимика искусственного человека при виде этих гримас начинала казаться сдержанной и логичной. — Что мы там вообще потеряли?

      Хиггс понимающе покачал головой. Бедняга Хадсон!

      — Я считаю, — в нем снова заговорил командир, рассудительный и решительный, — что мы должны взлететь, подняться на космическую станцию и уничтожить эту планету. (Так! — утвердительно кивнула Вески.) Мы должны взорвать ее с орбиты. Это единственный выход.

      Брови искусственного человека удивленно поднялись: «Что за нелепость — взрывать то, что все равно должно вскоре взорваться?»

      Выражение его лица осталось незамеченным.

      «Только этого идиота мне и не хватало!» — похолодел Берт.

      — Действительно, — Рипли обвела взглядом всех присутствующих, — эту планету необходимо уничтожить. Двух мнений тут быть не должно.

      Страх, мучения, тревоги, боль — все это поднялось за фасадом внешне спокойного лица. Источник всех бед должен быть взорван, чтобы и следа не осталось от него, — только тогда можно будет спать спокойно, зная, что все позади.

      Только тогда…

      — Одну минуточку! — Берт встал и вышел вперед, чтобы его все видели. — Одну секунду! Вы хоть представляете себе, что вся эта установка, этот комплекс, имеет большую цену в долларах?

      Обычно этот аргумент действовал безотказно. Вся жизненная практика Берта приучила его к тому, что упоминание о стоимости того или иного предмета может круто изменить направление любого разговора.

      Однако Берт рано возрадовался, что нашел нужный ход: сейчас перед ним были люди другого сорта.

      — Ну что ж, пусть мне пришлют счет! — иронически бросила Рипли.

      Берт вытаращил глаза.

      Неужели его не поняли? Кажется, сказано было достаточно ясно. Если планета уцелеет, на нее можно будет послать еще одну экспедицию и исполнить, наконец, задуманное… Или все же попытаться объяснить им ситуацию, как ее видел он сам? Вдруг они поймут тогда?

      — Ладно, — быстро затараторил Берт. Такая тактика ведения разговора с нижестоящим часто давала хорошие результаты: когда говоришь быстро, смысл текста подсознательно воспринимается как нечто само собой разумеющееся, и выводы вытекают потом из установок, подброшенных в первой, «быстрой» части речи. — Мы понимаем, что у нас сейчас напряженный момент, все мы очень устали, нам трудно, эмоционально трудно. — Чтобы текст не обгонял мысль и не сбил с толку его самого, он специально повторял варианты одной и той же фразы, пока обдумывал следующую. — Тем не менее не нужно язвить и постоянно принимать необдуманные решения. Вы поймите, что мы имеем дело с очень важными для развития науки организмами, представляющими огромную ценность для всей науки, для нескольких наук. И никто из нас не имеет права в волюнтаристском порядке уничтожать их…

      Последняя сентенция была высказана гораздо медленнее всех предыдущих: она должна была служить резюме.

      Берт замолчал, ожидая реакции своих «подопечных».

      На долю секунды в салоне воцарилось молчание.

      — Да?! — подбоченилась за его спиной Вески, готовая в любой момент кинуться в драку. Идиота Гормана пытался заменить другой идиот — дать другую оценку заявлению Берта она просто не могла.

      — Не имеем права? — холодно переспросила Рипли и сплела руки на груди. Берт шестым чувством ощутил, что она не станет драться, — просто убьет его, если так будет надо. Спокойные одержимые всегда опаснее явно агрессивных психопатов…

      — Не имеем права? — шагнул к нему и Хадсон. Его нижняя челюсть запрыгала из стороны в сторону. — А ну, посмотри мне в глаза! Ты что, совсем очумел? Мне плевать на их научную ценность, нам шкуру сохранить надо!

      Берт отступил на полшага. По правилам хорошего тона, если хочешь, чтобы в разговоре последнее слово осталось за тобой, подобные движения нужно исключить, но ситуация была особенной: Берту надо было защититься от кулаков, которые могли в любой момент взвиться в воздух.

      Чего еще можно было ожидать от этих психованных грубиянов?

      Берт в надежде покосился в сторону Хиггса. Молодой командир сдерживал свои эмоции: его лицо, хотя и влажное, выглядело спокойным и не носило следов окаменения, как у Рипли; но по мрачному взгляду Берт понял, что ожидать поддержки с этой стороны нечего.

      Оставался Бишоп. Но что мог сделать один робот, не имеющий даже права голоса?

      — Я тоже не слепой, — снова зачастил Берт, на этот раз от волнения, — я вижу, что происходит, но я не могу санкционировать такие действия, такой курс…

      По окаменевшему лицу Рипли пробежала тень другого чувства, но тут же скрылась подальше от чужих глаз.

      Рипли повернулась к Хиггсу.

      — Насколько я понимаю, сейчас командовать должен капрал Хиггс.

      «Что еще задумала эта сумасшедшая?» — внутренне содрогнулся Берт.

      — Капрал Хиггс? — переспросил он.

      — Да, — с напором проговорила Рипли. — Эта операция проводится по военной линии, а Хиггс по званию — следующий за лейтенантом и сержантом. Правильно, Хиггс?

      «Интересно, когда они успели сговориться? Почему я это упустил?» Впрочем, особого потрясения это открытие у Берта не вызвало. Что-что, а неожиданно всплывающие сговоры нередко встречаются и в бизнесе…

      — Совершенно верно, — спокойно подтвердил капрал. — Я старший по званию.

      И снова на секунду все замолчали.

      Вески за спиной Берта улыбнулась одними уголками губ, — она полностью одобряла решение сделать командиром Хиггса. Уж он-то не из тех, кто паникует почем зря и выдумывает всякие несусветные глупости, как этот штатский из Компании.

      Берт одним вздохом набрал в легкие побольше воздуха.

      «Что ж, раз они не поняли… Если назвать конкретную сумму, до них быстрей дойдет».

      — Рипли, послушайте… Поймите же вы наконец, что это сооружение стоит много миллионов долларов. Повторяю: много миллионов. И Хиггс не может принимать такие решения. Он просто солдафон. И не нужно обижаться.

      После этих слов Берт напрягся, ожидая удара. Конечно, драться на равных с профессионалами он долго не сможет, но для спорта он всегда находил немного времени и в паре случаев на совете директоров Компании выступал в роли вышибалы.

      — Я и не обижаюсь. — Хиггс просто отвернулся от него.

      Пусть говорит, что хочет. Операция военная, и этот человек здесь — ничто. Пустое место. Во всяком случае, должен стать таковым на время, пока операция не будет закончена: ничего, кроме лишней траты времени и нервов, его выступления дать не могут.

      — Ферроу, ты меня слышишь? — спросил он в микрофон.

      Берт растерянно захлопал глазами. Снова поведение его «подопечных» не укладывалось в привычные рамки. Он ожидал если не согласия, то вспышки и возмущения, короче, реакции, любой — от уважения до презрения, — но не того, что его могут просто проигнорировать.

      Впервые представитель Компании чувствовал себя не просто неуютно — глупо.

      — Да, — прозвучал голос Ферроу.

      — Подготовься, пожалуйста, — вежливо, но тоном, не допускающим возражений, произнес Хиггс. — Нам нужна срочная эвакуация. Снимай нас с планеты. — Хиггс замолчал, повернулся к Рипли, улыбнулся ей одними глазами. — Так… Мы снимаемся с планеты, возвращаемся на нашу станцию на орбите и взрываем все это к чертовой матери.

      Берт зажмурился.

      «Все пропало…»

      «Не понимаю, — снова наклонился над неподвижным лейтенантом Бишоп, — к чему такой шум? Сколько там осталось до взрыва реактора?..»

      22

      Коротколапый прислушался и встал на задние лапы, опираясь на хвост. Что-то жужжало, и с каждой секундой все громче.

      Ничего не было видно. Коротколапый сделал несколько прыжков и наконец уцепился за скалу.

      Он не очень любил долину: лазить по ней можно было только внизу, редкие же скалы своей неровностью только мешали передвигаться. Другое дело — Логово. Вдвоем с Кривым они иногда устраивали особые спиральные гонки в тех частях помещения, где коридор был особо одинаков. Разгонялись изо всей силы — и мчались, переворачиваясь на ходу. До чего же это было здорово — скорость и резкая перемена пространственных ориентаций…

      Вскарабкавшись на скалу, Коротколапый снова приподнялся. Да, на этот раз он не ошибся: невдалеке действительно блестело что-то интересное. Немножко похоже на кончик щупальца, но более гладкое и короткое, да еще и вывернутое под странным углом. И цвет такой можно было встретить разве что в жилищах двуногих.

      Любопытство Коротколапого некоторое время боролось с врожденной осторожностью и наконец победило.

      Конечный сегмент «щупальца» оказался прикреплен к ровному гладкому отростку, идущему прямо из тела, удивительно слитного и гладкого. Из другого бока торчал в точности такой же отросток; вниз спускались странной формы лапы — разведчик никак не мог понять, в каком месте они сгибаются. Или Летающему ноги вообще не нужны? Тогда почему они есть?

      Коротколапый приблизился еще на несколько шагов. Летающий стоял на площадке, похожей на остальные произведения Чужих. Что ж, он не сомневался, что Летающий мог быть только Чужим. На то он и Летающий…

      И все же в нем было что-то знакомое, его вид вызывал какие-то смутные ассоциации.

      Конечно — Летающий был похож на носителя двуногих: те же прозрачные участки, которые можно было разбить на мелкие кусочки, те же цвета, тот же блеск и даже запах. Но — носитель, способный летать? Коротколапый был удивлен.

      На улицах ему не раз встречались мертвые оболочки носителей, уже отслуживших свое. У них тоже не было ног, точнее, вместо ног были прицеплены кругляшки, и лишь тот, остромордый, гулявший сегодня по ущелью, объяснил ему, как они передвигались. У некоторых на кругляшки была натянута членистая лента — эти носители на вид были особо неповоротливыми. Но такого, как этот, Коротколапый еще не видел.

      Как он может лететь? Как он может вообще летать?

      Хвост Коротколапого закрутился в воздухе, пощелкивая сегментами, — он понял, что не может уйти отсюда, пока не заглянет внутрь. Любой ценой.

      Весь его предыдущий опыт говорил о том, что носители двуногих рассчитаны на несколько эмбрионов, и места в них, если подобрать хвост и сжаться, вполне достаточно. Главное — найти вход или выход, короче — любую дырку, через которую можно проникнуть внутрь.

      Можно, конечно, выбить прозрачные пластины, но — как знать, вдруг Летающий тогда не сможет подняться в воздух?

      Эмбрионы двуногих мало отличались с виду от взрослых особей. Хотя Коротколапый не мог сформулировать это словами, у него было на этот счет особое мнение: вдруг носитель выполняет еще и функции хозяина-няньки? Этим мнением Коротколапый гордился. Он сам придумал его, и оно многое объясняло.

      Подобравшись еще ближе, Коротколапый припал к земле и пополз. Возле носителя стоял эмбрион, — скорее всего, дозревающий, потому что он уже мог выходить наружу, но еще не покинул носитель навсегда.

      Разведчик пригляделся: он не ошибся, внизу, на брюхе носителя, темнело отверстие, достаточное, чтобы пролезть внутрь…

      23

      — Эй, Спортмайер, пошевелись, мы летим за ребятами! — крикнула Ферроу.

      — Подожди, — механик заглянул в багажный люк: во время полета там что-то булькало, а он не любил никаких посторонних звуков. По рабочим шумам можно определить неисправности механизмов челнока, и в первую очередь надо позаботиться о том, чтобы ничто не мешало их слышать.

      Булькавший баллон он вновь закрепил, но теперь его снова что-то волновало. Не сильно, на уровне предчувствия, — но это предчувствие не давало ему спокойно выбраться из отсека. Что именно это было — он не знал. То ли среди багажа появилось что-то лишнее, то ли, действительно, к шуму мотора добавился какой-то призвук.

      Спортмайер сосредоточился, перебирая в уме, что могло случиться, но в голову ничего не приходило.

      Просто что-то было не в порядке.

      «Наверное, нервы. Недоспал», — сделал он наконец вывод.

      — Сколько раз можно тебя звать?

      И все же что-то волнует, значит…

      Пусть это были выходки подсознания: когда пилоты или механики отказывались верить собственной интуиции — и погибали в тот же вылет.

      Не случайно же на космофлоте с давних времен существовало правило: если пилот говорит, что его мучают плохие предчувствия — лучше его не посылать.

      Впрочем, у него не было выбора. Здесь не центральный порт с десятками дублеров и хорошим запасом кандидатов на их должности.

      И все же, что это было?

      Писк. Тоненький и странный, он раздавался непонятно откуда. Ему показалось даже, что пищит его собственная одежда.

      Нервы.

      Слуховая галлюцинация.

      У часов другой звук, а, кроме них, в одежде ничего пищать не могло.

      — Ты что, оглох?

      — Подожди секундочку, здесь что-то такое…

      Спортмайер приподнял руку. Пищал рукав или что-то под ним.

      — Я тебе говорю — садись, — все сильнее кипятилась Ферроу. — Нечего время тянуть.

      Часы.

      Разумеется, они. Что-то случилось с будильником, вот и все. Спортмайер взбежал по трапу и закрыл за собой люк.

      — Где ты, черт тебя раздери?

      Он протиснулся в пилотскую рубку. Ферроу уже включила зажигание; мотор взревел во всю свою громкость.

      Под рукавом, на индикаторе движения живых организмов, ползло светлое пятнышко. Спортмайер совсем забыл о существовании этого прибора.

      Вспомнить о нем он уже не успел: неожиданно сзади раздался свист рассекающего воздух щупальца…

      24

      По долине гулял ветер. Он бил в лицо и трепал волосы маленькой группке людей, вздумавших вдруг прогуляться под открытым небом. Ничтожные и мелкие на фоне огромных каменных глыб и невеселого, покрытого пятнами облаков неба, они медленно шли, таща что-то длинное и тяжелое.

      Со стороны это выглядело именно так.

      Где-то за их спиной тлели остатки бронетранспортера. Им еще повезло — успели выскочить до того, как пламя охватило его целиком. И все же трудно было сказать, что члены этой небольшой группки слишком печалились. Ведь до освобождения от страхов и неприятностей оставалось так мало!

      Горман на носилках тихо застонал: запнувшись за камень, Хадсон чуть не упал, тряхнув свою ношу.

      — Держи его, держи, Хадсон! — Хиггс тоже споткнулся и через пару шагов приказал остановиться. Между двумя глыбами серого камня было достаточно места для того, чтобы там мог приземлиться челнок.

      — Опускайте, — махнул он рукой.

      Гормана опустили.

      Ветер усиливался. Каждый новый его порыв делался все холоднее. Приближался вечер.

      «Обидно», — поморщился Берт, оборачиваясь в сторону купола. Ну, ничего, главное пока — улететь, а там, на корабле, он еще покажет, кто здесь хозяин. Там — связь с центром, там — поддержка капитана корабля, да мало ли чего еще там есть…

      «Неужели мы действительно улетаем? Даже не верится», — Рипли ласково сжала руку Головастика. Теперь расставание с этой жуткой планетой заставило ее испытывать почти щемящее чувство, похожее на тоску.

      Так всегда бывает при прощании с прошлым — Рипли знала, что сейчас в ее жизни заканчивается очередной этап и начинается новый. Другой. И неважно, что он будет лучше — просто потому, что хуже быть уже не может, — Рипли думалось, что она теряет сейчас какую-то часть себя, а это всегда вызывает боль.

      Ветер крепчал. Между камнями с легким свистом просеивались мелкие песчинки.

      «Да, в этом есть все же что-то романтичное», — подумал Хиггс, глядя, как ветер треплет волосы Рипли. — Напряжение боя, риск, потери, радость спасения и этот ветер… Да и красивые девушки к тому же».

      «Дрейк… Как жаль, что его сейчас нет с нами», — думала, вглядываясь в темнеющее небо, Вески.

      Ветер свистел…

      — Летит, — тихо прошептала Ньют.

      Действительно, на фоне неба возникла маленькая блестящая точка, которая быстро приближалась, увеличиваясь в размерах и принимая очертания челнока.

      «Вот и все?» — почти одинаково подумали все сразу, вкладывая, разумеется, в этот вопрос свои особые оттенки и намеки.

      Все!

      Челнок был уже совсем близко, когда его траектория вдруг резко изменилась.

      В первую секунду никто ничего не понял.

      Летательный аппарат вдруг резко пошел вниз, почти накренился набок и проехал брюхом по вершине скалы. Брызнули во все стороны оторванные детали шасси.

      Новый рывок заставил его выпрямиться, но ненадолго: челнок падал, волоча за собой дымный шлейф. Он еще летел и вполне мог дотянуть до места посадки, но было видно, что его корпус разваливается на лету.

      Вместо спасителя к ним мчалась огромная бомба — можно было не сомневаться, что до взрыва остались считанные секунды.

      Этот новый поворот судьбы оказался слишком уж неожиданным — на какое-то мгновение все оцепенели.

      Вот это уже действительно было концом: взрыв челнока не пощадил бы никого.

      Превращаясь на лету в огненный шар, челнок несся прямо на них.

      Вырвавшись из лап смерти зубастой и когтистой, они могли с секунды на секунду стать добычей смерти огненной.

      — Бегите! — пронзил воздух отчаянный крик.

      Они бросились врассыпную, кто куда, не разбирая дороги.

      Единственное, что запомнила из всего этого Рипли, — это как она старалась прикрыть девочку собственной спиной. Они так и упали, вдвоем, когда взрывная волна догнала их и швырнула на камни: Ньют снизу, а Рипли сверху, закрывая ее своим телом от посыпавшихся обломков.

      Раздался грохот, по спинам прокатил жар, замельтешили в воздухе куски летательного аппарата; набухли, вытянулись вверх и рассыпались огненные клубы, и наконец все стихло.

      Запахло гарью.

      Свистящий ветер уносил ее в сторону города; опадали на землю черные хлопья.

      Казалось, кроме них и неровного клочковатого огня на месте аварии, на всем ландшафте не двигалось ничто. Все замерло, покрывшись копотью и изуродованными кусками металла. Да и сам огонь слабел, стараясь спрятаться вглубь щелей и под более крупные обломки.

      Одиноко и пронзительно свистел ветер.

      Медленно уползало за горизонт солнце. Его отблески на металле и окнах оставшегося где-то далеко купола гасли один за другим.

      Но пауза, полная молчания, продлилась недолго. Шумно встал, сбрасывая с себя обгоревшие обломки, Хадсон, повертел головой, отыскивая остальных, и выругался.

      В голове у него шумело.

      Неизвестно, сколько потрясений подряд должен испытать человек, чтобы «сойти с нарезки»: у одних это не получается вообще, другим достаточно одного раза; Хадсон уже несколько раз срывался, но всякий раз снова приходил в себя. На этот раз истерика охватила его всерьез и надолго.

      После ругани он коротко хихикнул и побрел, пошатываясь на ходу и срывая с себя остатки верхней куртки. Нарисованный на ремне череп вылез наружу — казалось, он скалился, потешаясь над хозяином.

      Осторожно привстала и Рипли: посмотрела, все ли в порядке с Ребеккой, и лишь тогда поднялась на ноги.

      Пейзаж, секунду назад мертвый, оживал на глазах. Потирая руки и шею, встал Берт. Его взгляд рассеянно прыгал из стороны в сторону, выдавая полную растерянность. Он не просто не знал, как вести себя сейчас, — после удара в голове шумело, и Берт слабо соображал, что вообще происходит. Впрочем, рассудок и самообладание возвращались к нему быстро. Пожалуй, только искусственный человек опередил его в этих качествах — но он, в отличие от остальных, и был запрограммирован на то, чтобы не потеряться в какой бы то ни было ситуации. Поправив одежду, он сразу же принялся откапывать лейтенанта.

      — Великолепно, а? — заговорил Хадсон. Со стороны можно было подумать, что он был пьян в стельку: ужимки и интонации, с которыми он начал свое выступление, не могли принадлежать трезвому человеку. Пошатывание только усиливало этот неожиданный эффект. — Просто лучше не бывает, да? Вот здорово! Только этого нам не хватало! А? Все слышали? Что теперь будем делать, а? Могу всех поздравить — мы теперь в полном дерьме!

      Он говорил первое, пришедшее на ум. То ли от удара, то ли от иного потрясения все его мысли спутались и крутились в голове почти бессвязным набором слов и чувств. Он больше не придумывал странных версий, не выискивал дополнительных причин для страха — он просто ничего не соображал, кроме того, что они действительно «сидят в дерьме», и выбраться из него невозможно.

      Хиггс провел рукой по жестким взъерошенным волосам.

      Ему было не до выслушивания чужих истерик.

      У Хиггса не было ни готовых сверхустойчивых программ, как у робота, ни веры в собственную неуязвимость, если не бессмертие, как у Берта, ни даже детской способности привыкать вообще ко всему и жить настоящим моментом, как у Головастика. У него было другое.

      Долг.

      Может быть, в одиночку Хиггс и сплоховал бы — но теперь такого права он не имел.

      В первую очередь нужно было привести Хадсона в порядок.

      Пусть он — бывший приятель, пусть в его поведении есть доля и его, Хиггса, вины, сейчас об этом следовало забыть.

      Резким движением Хиггс схватил Хадсона за рубаху и притянул к себе:

      — Ты все сказал?

      Хадсон ошарашенно уставился на него. Во взгляде Хиггса было столько решительности, что готовые сорваться с его языка ругательства застряли в горле.

      Ньют была почти спокойна.

      Что ж, еще одна сказка оказалась всего лишь сказкой. Сбываются только самые страшные из них — остальные придумывают, чтобы было не так грустно. Сказка кончилась, теперь надо было снова жить, а значит, успеть спрятаться. И только.

      — Значит, мы теперь отсюда не улетим. — Сложно было понять, спросила ли она об этом или просто констатировала факт.

      — Извини меня, Ньют, — Рипли заглянула девочке в глаза.

      — Не надо, ты не виновата, — спокойно возразила Ньют.

      Это же было естественно…

      Хиггс отпустил Хадсона и встал, подставив лицо ветру. Свежий воздух помогал прояснить мысли.

      Воспользовавшись моментом, Хадсон снова заныл:

      — Ну что? Что? Игра закончена! Что мы теперь будем делать? Что делать, хотел бы я знать?

      «Да, ситуация интересная, и я бы даже сказал, что в ней что-то есть! — подумал Берт. — Ну что ж, еще не все потеряно. Если повести себя с умом…»

      — Может, разложим костер, сядем и споем пару песен? — предложил Хадсон. — Давайте попробуем!

      Берт посмотрел на него, как на идиота.

      «Не иначе как все сразу спятили… о чем это он?»

      Ньют осторожно тронула Рипли за рукав.

      — В чем дело, малышка? — заставила себя улыбнуться Рипли.

      — Знаешь, — Головастик говорила тихо, словно их могли подслушать, — нам лучше вернуться домой… назад, в комплекс, а то скоро стемнеет, а они выползают в основном в темноте… — На секунду она замолчала, словно перепроверила мысленно собственные воспоминания, — и повторила с нажимом: — В основном…

      Рипли кивнула и жестом подозвала Хиггса.

      Темнело быстро, так что терять времени не стоило.

      25

      В лаборатории и близлежащих помещениях все оставалось по-прежнему. Похоже, монстрам было недосуг заглянуть сюда.

      «Странно, очень странно… будто и не уходили», — заметил про себя Хиггс.

      Занялись обследованием помещения — теперь в нем искали не притаившегося врага и не документы, проливающие свет на грязные тайны проклятой планеты, а просто проводили инвентаризацию: перепроверяли, что здесь есть и для чего это можно использовать. Вески ухитрилась обнаружить склад продуктов, — правда, через пару минут Ньют заявила, что давно знала о его месторасположении, так как им пользовалась. Нашлась и вода.

      Вообще обстановка казалась почти раздражающе мирной, — будто и произойти здесь ничего необычного не могло, — и это тоже по-своему действовало на нервы. Выходило, что комплекс их обманывает, притупляет бдительность, ведь ни для кого же не секрет, что за «милые зверушки» ходят где-то рядом за относительно тонкими стенами. Перекинувшись парой слов на этот счет, Рипли и Хиггс решили отвлечься от расслабляющего покоя комнат. Впрочем, и без этого оружие проверять было надо: как-никак оно было главной гарантией если не безопасности (о какой безопасности здесь вообще могла идти речь!), то во всяком случае — возможности постоять за себя и хотя бы погибнуть с честью.

      Собрав всех около большого лабораторного стола, Хиггс разложил на нем все уцелевшие боеприпасы и оружие, за исключением личного оружия (Вески вообще предпочла спрятать свой пистолет с разрывными пулями подальше).

      Автоматические винтовки, ленты, коробки и магазины представляли собой довольно внушительное зрелище. Все же человеческий ум всегда был горазд на выдумки относительно приспособлений для уничтожения себе подобных — и не подобных.

      Матово поблескивал металл и пластик винтовок.

      Тем не менее, несмотря на солидный вид, при ближайшем рассмотрении оказалось, что большей частью оружия воспользоваться не удастся: даже неспециалист мог заметить большие или меньшие поломки. Когда со стола было убрано все лишнее, Рипли озабоченно спросила:

      — Это что — все что у нас осталось, да?

      — Да, все, что осталось, — подтвердил Хиггс, слегка разводя руками. — Все остальное разбито вдребезги…

      «Вдребезги…» — эхом отдалось в мозгу у стоящего неподалеку Хадсона. От любого разговора на эту тему его мутило, и он старался держаться подальше. От этого выходило только хуже: отойти далеко и остаться одному ему было страшно, — как знать, в какой момент эти твари сюда доберутся?! — а находиться в комнате и ничего не слышать было и вовсе невозможно.

      Для того чтобы хоть как-то отвлечься, Хадсон затребовал у компьютера техническую документацию и тупо смотрел на нее, стараясь понять, хотя бы на каком языке она написана.

      Ему не удавалось даже это.

      Ньют заглянула Хадсону через плечо. Его занятие показалось девочке скучным, и ей ничего не оставалось, как подойти поближе к группе остальных взрослых и разглядывать в щели между их телами разложенный на столе арсенал.

      — У нас четыре винтовки, — подводил итог Хиггс, — и четыре магазина на каждую…

      «Четыре винтовки на восемь человек», — подсчитал Берт.

      «Четыре винтовки на шестерых», — Рипли исключила Ньют и чуть живого лейтенанта.

      «Четыре винтовки на троих… не так уж мало, хотя все равно дело дрянь, — по-своему подвела итог Вески. — Если добавить сюда Белоснежку, — на четверых…»

      Ей и в голову не пришло включать в расчет робота или представителя Компании. Берт был для нее просто штатским, точнее, штатским начальником, то есть существом, ни на что серьезное не годным. С такими, как Берт, всегда нужно было носиться, как с малыми детьми, — говорил весь ее прежний жизненный опыт.

      «А неплохо бы и мне прибить кого-нибудь из этих чудовищ», — с любопытством изучала винтовки Ньют. Эти люди, претендующие на то, чтобы стать ее друзьями, относились к такому убийству как к норме, и даже как к своему долгу. Кроме того, даже во всех сказках, из которых, по словам тех же взрослых, нужно было всякий раз извлекать мораль для практической жизни, чудищ тоже убивали, и это более чем одобрялось. Так почему бы ей не попробовать сделать то же самое? Вот было бы здорово!

      — На каждого — не так уж много… — закончил свою мысль Хиггс. — Дальше: у нас есть пятнадцать гранат М-4, — он поправил на столе маленький цилиндрик.

      «Ух ты… неужели это и есть граната?» — уставилась на него Ньют. Граната лежала у самого края стола.

      Стоило только протянуть руку…

      Головастик подалась вперед, и маленькие пальчики сжали заветную «игрушку».

      Ну, теперь она покажет этим чудищам, как нападать на людей!

      — Не трогай, пожалуйста, — одернул ее Хиггс. — Это опасная штука.

      «Можно подумать, я этого не понимаю», — укоризненно посмотрела на него Ньют и вернула гранату на место.

      Со взрослыми лучше не спорить.

      Проще улучить момент и сделать все по-своему.

      — А это что, единственный огнемет? — указала Рипли на еще одно орудие убийства с тяжелой на вид приставкой и толстым стволом.

      — Да, — подтвердил Хиггс. — Единственный работающий. Другой поврежден, третий… даже не знаю.

      Он замолчал. Может быть, об оружии можно было сказать еще что-то, но что именно, он себе не представлял.

      «Да, и это все при том, что станция в любой момент может взлететь на воздух… Интересно, как можно высчитать, сколько осталось? — вспомнила Рипли. — Надо будет спросить у Бишопа. Хоть он и робот, но в этом он должен, просто обязан разбираться. И еще — стоит ли говорить об этом остальным? Хадсон не выдержит, это точно… Да и стоит ли раньше времени тревожить людей? И без того им несладко…»

      — Как скоро мы можем ждать спасательную экспедицию? — спросила она вслух.

      — Что? — не понял резкого перехода на другую тему Хиггс. — Вы что-то спросили?

      Рипли кивнула.

      — Да. Я спросила, на сколько мы должны тут задержаться, чтобы за нами выслали спасательную команду?

      — Семнадцать дней, — ответил Берт и осекся. Цифра напугала его самого.

      «Семнадцать… но за сколько времени реактор придет в полную негодность? Сколько нам осталось РЕАЛЬНЫХ дней? Два? Или всего пару часов?»

      — Семнадцать дней? — подпрыгнул на месте Хадсон. Ему показалось, что он ослышался. Да не может такого быть, это шутка, сумасшествие! Какие еще семнадцать дней! Издевательство какое-то… — Вы психи! Я не собираюсь участвовать в вашем параде, мы здесь и семнадцати часов не продержимся!

      Последние слова прозвучали почти как нечленораздельный вопль. Глаза Хадсона вышли из своих орбит, челюсть снова заходила из стороны в сторону.

      «Какой он чудак, — посмотрела на него Ньют, выискивая удобный момент, чтобы стянуть гранату. Хиггс не спускал с оружия глаз, и ей пришлось пока удовлетвориться лежащей поодаль каской Хадсона. Каска налезла девочке на глаза и все время сползала, зато чужие голоса отдавались в ней по-особому гулко, и это было забавно. Ньют подняла голову Кейси и подмигнула ей: посмотри-ка, как браво я выгляжу!

      — Хадсон! — резко закричала на снова впавшего в истерику десантника Рипли. — Хадсон! Посмотри на нее, — ее палец указал на Ребекку. — Эта девочка продержалась здесь куда больше семнадцати дней! Одна, без оружия и без вашей специальной подготовки… — Хадсон замолчал и слушал ее, поэтому Рипли сбавила тон: — Правильно, Ньют?

      Ньют улыбнулась и отдала честь измазанной ручонкой.

      — Так точно, сэр! — звонко и четко прозвучал бодрый детский голосок.

      — Что это за детский спектакль? — ошалело вытаращился на нее Хадсон.

      Его покинули последние сомнения в том, что весь мир сошел с ума.

      Семнадцать дней в этом аду, теперь какие-то дети…

      — Хадсон, прекратите истерику! — Рипли запнулась, решая, чем можно угомонить этого психопата хотя бы на некоторое время. Лучше всего — запрячь его в какую-нибудь полезную работу. Но — в какую? Что нужно? Забаррикадировать, запаять двери, но сперва… Конечно, пусть он этим и займется. Твердым командным голосом она продолжила: — Слушай, ты нам нужен, и мне надоела эта вот твоя… ерунда. Так вот… — Рипли остановилась, чтобы придумать наиболее удобную формулировку приказа, — ты должен каким-нибудь образом раздобыть чертежи. Чертежи всей конструкции, всего комплекса. Мне совершенно неважно, как ты их достанешь, но я хочу знать все. Расположение воздушных шлюзов, электроканалов, подвалов, все ходы и выходы из комплекса. Мы должны тут забаррикадироваться, и у нас мало времени. Ты все понял?

      — Да, — буркнул Хадсон. Приказ действительно несколько отрезвил его, зато порядком озадачил Берта.

      «Она что, тоже тронулась? — спросил он про себя. — Разве мы не вместе разбирали по плану, где находятся колонисты? Куда он мог деться? Нет, это у нее что-то с головой».

      Рипли заметила его изумленный взгляд и жестко усмехнулась. Пусть думает что хочет. Главное — пристроить Хадсона. Чем больше он будет занят, тем меньше времени у него останется на истерики и панику.

      — Хорошо. — Рипли снова повернулась к Хадсону. Похоже, с ним все в порядке…

      — Ладно, я пошел искать. — Приказ Хадсона вполне устроил. Это было дело, и дело нужное. Кроме того, разве это не выход? Может, этим тварям еще и не удастся прорваться.

      «А она молодец, — подумал о Рипли Хиггс. — Прирожденный руководитель. Здорово же она его обломала!»

      — Хадсон, — негромко позвала Рипли, когда он уже повернулся, чтобы идти к главному пульту управления.

      — Что еще? — обернулся Хадсон.

      — Главное — не психуй.

      Хадсон вздохнул.

      Дожил, называется: кто попало имеет право делать ему такие замечания… И самое обидное, — она права.

      «Бедняга Хадсон», — подумал ему вслед Хиггс.

      Увидев, что он смотрит в другую сторону, Ньют снова потянулась к гранате.

      Хиггс оглянулся.

      Рука Ребекки тотчас вернулась на свое место.

      «Во всяком случае, я тут ни при чем», — заявляло своим невинным видом ее личико.

      До сих пор молча наблюдавший Бишоп повернулся к Рипли. Его брови ходили вниз и вверх, складки гуляли по лицу.

      Если бы Бишоп был человеком, выражение можно было назвать удивленным.

      Для робота эта мимическая игра обозначала беспокойство.

      — Я буду в лаборатории. — Спокойный голос резко контрастировал с прыгающими бровями и подергиванием уголков рта. — Проверю состояние Гормана и продолжу анализы.

      Как ни странно, он обратился именно к Рипли.

      «И этот не в порядке… ну ничего, с ним-то я всегда могу разобраться», — отметил про себя Берт.

      Для него все складывалось замечательно. Если забаррикадироваться, внешней опасности можно не бояться, а здесь, в лаборатории, есть чудесные живые экземпляры этих уникальных животных. Теперь главное — найти, с кем можно договориться. Пусть только все успокоятся.

      Хиггс, конечно, солдафон, но сейчас главный не он, — эта женщина. А она уже один раз приняла подачку от Компании, согласившись лететь сюда. Значит, ее можно будет подкупить или уболтать еще раз. Ему не привыкать заниматься такими делами!

      Рипли сейчас авторитет, раз даже искусственный человек это признал. Что ж, с ней и придется поладить. Во что бы то ни стало.

      — Хорошо, займись этим, — ответила Рипли Бишопу.

      «Ну-ну», — сказал себе Берт.

      26

      Стол экран-планшета чем-то напоминал бильярдный. Размеры, форма, сделанные «под дерево» пластиковые бортики, голубовато-зеленая подсветка, кажущаяся мягкой и бархатистой… только что лузы забыли приделать.

      Склонившиеся над его плоскостью люди только увеличили сходство.

      «Что за идиотизм — смотреть всем вот так, в одну точку…» — косился по сторонам Хадсон.

      «Беспечность» сотоварищей его пугала. Как знать, с какой стороны может прийти сейчас смерть; неужели так сложно было выставить хоть одного часового? Может, пока они любуются сейчас этими картинками, какой-нибудь монстр уже приготовился к прыжку и сейчас выбирает наиболее аппетитную жертву…

      — Значит, этот служебный тоннель… — рука Рипли зависла над вычерченной белыми линиями схемой. Подсветка затемнила неровности потрескавшейся кожи, оставив ее абрис, изящный и женственный. «А ведь она красива!» — невольно подумал Хиггс и тут же отогнал эту мысль как несвоевременную. Даже если и так, какая разница? К делу это не имеет ни малейшего отношения… И вместе с тем изящная и беззащитная на вид голая рука на фоне светящегося поля вызывала у него почти такую же щемящую нежность, как личико девочки у самой Рипли. Ему захотелось прикрыть ее, обнять, защитить, убрать, наконец, отсюда… Подняв глаза выше, он наткнулся на строгий, устремленный на схему взгляд. Да, еще неизвестно кто кого защитит. Во всяком случае, мужества и силы воли у этой «нежной девушки» хватит и на двоих простых людей: она вполне может сражаться в их отряде на равных. — …используется в одну сторону, — продолжала говорить Рипли, и Хиггсу пришлось сосредоточиться, чтобы догнать ее мысли. — Так?

      — Совершенно верно, — подтвердил Берт. — Он соединяет процессор с остальным комплексом. Вот здесь у нас подвальные помещения…

      — Значит, эти твари перебираются через канал? — сердитым тоном задала вопрос Вески. Ее распирало желание пойти и прикончить хоть несколько этих гадов. Даже мысли о собственной безопасности не занимали ее так сильно.

      — Может быть, — проговорил Хиггс.

      Рука Рипли исчезла с экрана и сразу на глазах огрубела. Как ни странно, это только усилило нежность Хиггса.

      «О чем это я? Она гораздо старше меня, и вообще… — попробовал снова переубедить себя он, но тут же возразил: — Ну и что? Какая разница?»

      «Вот мы стоим тут, а они крадутся, крадутся, подползают все ближе…» — фантазировал Хадсон.

      «Неужели это наш комплекс?» — с удивлением таращилась Ньют.

      Рисунок казался ей даже отдаленно не похожим.

      «А они все ближе, присматриваются, облизываются…» — Хадсону одновременно было и жарко, и холодно. Лицо его блестело: выделение пота перешло, похоже, в хроническую форму.

      «Хорошо, а если…» — Рипли прищурилась, разглядывая схему. У нее только что мелькнула какая-то мысль, но тут же исчезла, и это раздражало. Что-то такое очевидное, простое…

      — На секунду верните изображение назад…

      Поле экран-планшета поползло, открывая только что увиденный узел. Длинная одинокая полоса канала занимала добрых две трети всего изображения.

      Так что же это была за мысль?

      Рипли нахмурилась.

      «А они смотрят на нас и облизываются… Смотрят и облизываются…» — повторял про себя Хадсон.

      — Рипли, вы что-то хотели сказать? — голос Берта казался приглушенным.

      «Похоже, я просто хочу спать… Сколько же времени мы здесь?»

      Усилием воли Рипли прогнала сонливость.

      Нужно было срочно принимать какое-нибудь решение. Чудовища еще рядом. Время не ждет.

      Если позволить себе расслабиться сейчас, позже расслабляться будет уже некому.

      «Смотрят и облизываются… — глаза Хадсона закрылись, перед ним заклубился туман. Из тумана на него уставились крошечные, горящие, как угольки, глазки. Из зубастой пасти высунулась вторая пасть, и между зубами заходил раздвоенный змеиный язычок. — И облизываются…»

      Монстр тихо зарычал.

      «Так что же я сижу?!» — встрепенулся Хадсон.

      Прямо перед ним бархатисто светился бильярдный стол экран-планшета.

      По нему водила рукой Рипли.

      Между ней и Бертом просунула головку с сонными глазками Ньют.

      Монстра не было.

      «Ну вот, — грустно подумал Хадсон, — уже и глюки пошли…»

      — Да… — отозвалась Рипли. Сон отступил. — Так вот, здесь дверь под давлением, в самом конце, — предложения получались корявыми, но к мыслям вернулась ясность — этого было достаточно. — Кажется, ее можно закрыть, и мы отсечем себя от этих тварей на какое-то время.

      — Дверь может не выдержать, — возразил Хиггс.

      Его взгляд вернулся к лицу Рипли. Было видно, как она осунулась за эти часы, если не постарела на пару лет за один день.

      «Не женское все это дело», — подумал Хиггс. Теперь его начали одолевать всякие романтические грезы. Опять полезли мысли о таинственной и зловещей планете, на которой он сражается с чудовищами вдвоем с красивой женщиной… пусть не вдвоем, — все равно. Зловещая планета в наличии имелась, красивая женщина — тоже (может быть, на Земле у него были и более интересные подружки, но те не в счет. Рипли была сейчас для него и красивой, и единственной, — почему-то в его глазах Вески воспринималась как мужчина, боевой товарищ). Так чего же еще не хватало?

      Перед глазами Хиггса промелькнула та сцена, когда все стояли на фоне зарева, обращенные лицом к ветру. Экзотические и романтические оборванцы, чудом ускользнувшие от смерти, робинзоны чужих миров…

      «Стоп! Хватит! — приказал он себе. — Что это еще за фантазии в рабочее время? А ну, прекратить! Смирно!»

      — Ничего, мы восстановим баррикады, созданные колонистами в этих двух секторах, — возразила Рипли. — Вот здесь, — красивая рука снова легла на экранное поле, — заварим автогеном… Входы здесь, здесь и здесь тоже закроем, и тогда оперативный центр и лаборатория будут отсечены от всех остальных помещений.

      — Прекрасно…

      «Вот с кого надо бы брать пример… Она прекрасно держится. Просто стыдно раскисать в такой компании».

      Сзади раздался тихий звук, похожий на стон.

      Все обернулись на Ньют.

      Девочка зевала.

      Если бы ее не вытянули из прежнего убежища, она бы давно уже спала. «Одни только беспокойства от этих взрослых», — сонно думала она.

      — Это ясно, как в игре в карты, — неизвестно зачем ляпнул Хиггс.

      Рипли пропустила его бессмысленную реплику мимо ушей.

      Хиггс посмотрел на девочку извиняющимся взглядом, шагнул к ней и посадил на стол.

      Рипли проследила взглядом за его движениями и отметила про себя совсем уже не относящуюся к делу деталь: волосы Хиггса показались ей очень светлыми. Намного светлее, чем было на корабле.

      Это не было иллюзией, вызванной неправильным освещением, — не пугаясь и не впадая в панику, Хиггс поседел. Почти половина его волос утратила свой естественный цвет.

      «Ну и что? Скорее можно удивляться, как мы все до единого не поседели!» — подумала Рипли и отвернулась.

      Ньют, сидя на экран-планшете, снова зевнула.

      «А они смотрят и облизываются…»

      27

      Створки двери с усеченными углами сошлись и замерли.

      Хадсон бросил на дверь недоверчивый взгляд: неужели она сможет выдержать, когда на нее навалятся тяжелые тела бронированных чудовищ?

      Снова ему почудилось, что он ощущает на себе враждебный взгляд.

      «Скорей бы!..» — едва ли не кричал он про себя, ожидая нужного приказа.

      «Чего они ждут? Пока эти твари вломятся сюда?»

      На него смотрели. Оттуда. Прямо через дверь.

      «Не успеем… Можно даже не пытаться — они уже тут», — обреченно подумал он, отступая на шаг от двери.

      Чем он может защититься от этого страшного взгляда? Автогеном? Просто смешно… его специально послали сюда, в конец туннеля, чтобы отдать на съедение…

      «Стоп, — приказал он себе. — Тебе же сказано — не психовать! Не настолько же они выжили из ума… Нет, они просто дураки и не понимают, насколько это опасно. Эти твари ведь рядом».

      — Так, герметизируем тоннель, — раздался голос Хиггса. — Быстро…

      «Быстро… — передразнил его Хадсон. — Раз быстро, то чего ты столько времени тянул со своей командой?»

      Язычок пламени ударился в место смыкания створок. Сразу же во все стороны брызнули яркие синеватые искры раскаленного металла.

      «Так его… так!» — подгонял себя Хадсон, в упоении водя по шву автогеном.

      Эти проклятые точки глаз, которые глядели сквозь дверь, должны были ослепнуть от блеска. Должны исчезнуть…

      «Так им!» — продолжал Хадсон водить пламенем по металлу.

      Дверь была сделана на совесть — металл плавился медленно и с явной неохотой.

      «Да что же это она не поддается?» — испугался Хадсон, в какой-то момент убедившись, что работа продвигается медленней, чем ему бы хотелось.

      Проклятые точки глаз вспыхнули снова.

      Напрасно Хадсон убеждал себя, что это галлюцинация: из-за двери так и дышало враждебностью. Сквозь шипение автогена он разобрал звенящие шаги хитиновых лап — чудовища приближались.

      «Что за проклятая дверь!»

      В одном месте металл поддался — образовавшийся шов смотрелся надежно, — но дальше, книзу…

      «Не думать о них, не думать!» — Хадсон направил раструб автогена на незапаянный участок.

      Точно, чудовища были рядом. Он явственно различал шуршание хитиновых панцирей и смех, ехидный, противный смешок существа, издевающегося над тщетностью усилий людей.

      Смех? Перед глазами у Хадсона все поплыло.

      Выходит, это все же был бред: разве монстры могут смеяться? Не хватало только сойти с ума. Лучше уж пусть сожрут — это не так унизительно.

      «Нет, хватит. Пора ставить на этом точку. Я не боюсь! С этой минуты я больше ничего не боюсь», — стиснув зубы твердил себе Хадсон.

      Вот и еще на одном участке металл вздулся и залил собою тоненькую черточку щели.

      Эта работа была гораздо заметнее другого события, произошедшего в душе одного из членов маленькой компании: Хадсон снова почувствовал себя человеком.

      Что ж, не все великие победы оказываются на виду!

      28

      «Что ж, я всегда говорил, что человек должен уметь все, — сказал себе Берт, пропуская вперед Ньют с ребристыми упаковками консервов. Это занятие казалось ему забавным: он, всеми уважаемый бизнесмен, таскает коробки вместе с маленьким ребенком. — Надо будет рассказать об этом шефу — я думаю, он хорошо посмеется. Кажется, он придерживается на этот счет того же мнения, что и я. Да, грузчик из меня получился бы неплохой… А вот что делать с основной целью? Будь я проклят, если понимаю, как именно надо разговаривать с этой женщиной. Совершенно дикий и непредсказуемый тип. Ну ладно, в прошлый раз ей обещали восстановить звание лейтенанта-астронавта. Что может привлечь ее теперь? Послать на курсы, назначить капитаном корабля? Нет, этого мало. Деньги… Нет, на нее это не подействует — она из породы идеалистов-бессребреников. Бесполезно. Но что тогда?»

      Берт не верил, что человек может быть неподкупен. Если кто-то кажется таковым, значит, «покупавший» сплоховал, не нашел нужного хода. А раз так, то в первую очередь нужно получше все рассчитать.

      Но как? В чужую душу не заглянешь.

      Берт выгрузил ящики на стол и, вслед за девочкой, пошел в новый «рейд».

      Кстати, вот взять, например, эту девочку. Рипли к ней, похоже, привязалась. Разве она не захочет обеспечить ей будущее? Малышка может получить образование в лучших учебных заведениях Земли, сделать карьеру… Вот только как оценить степень привязанности Рипли: что тянуло ее к ребенку — взыгравший материнский инстинкт или надуманный долг: мол, я — женщина, значит, обязана ее пригреть? Действительно, как знать…

      «Ну хорошо, — думал дальше Берт, — а если попробовать обойтись без нее? Она не бессмертна, а здесь всякое может случиться. Лучше всего было бы, если бы я остался один. Точнее, вдвоем с роботом, но он не в счет… Вопрос: как это может произойти? Нет, это слишком сложно. Конечно, Компания меня вытянет в любом случае, но грязную работу шеф не любит. Нет, это крайний вариант, и тот еще надо продумать. Но, черт побери, эту Рипли обойти будет не так просто! Или вот что, я дам ей шанс. Поговорим по душам, я выложу ей все как есть. Если она согласится — прекрасно. Если нет… что ж, пусть пеняет на себя».

      Последняя мысль вернула ему хорошее настроение.

      Через пару минут Берт уже мурлыкал себе под нос старое танго: кто-то, кажется, Эйпон, — впрочем, Берт не был в этом уверен, — напомнил не так давно о нем короткой цитатой: «Прощайте, мальчики!». Адиос, мучачос!

      Впрочем, в голове у Берта вертелась несколько иная строчка:

      «Ля феста, ке чи торна» — праздник, который еще вернется…

      Что ж, жизнь покажет, чей это будет праздник.

      29

      «Зачем я думаю о ней столько времени? — ругал себя Хиггс и ничего не мог с собой поделать. Обманывать себя, что Рипли интересовала его только как самозваное, но достойное начальство? Он очень быстро признал за ней право командовать как за более опытной по части общения с Чужими (так же, как и сама Рипли — за маленькой Ребеккой). Рипли ему нравилась. Однажды заметив это, он никак не мог избавиться от этой мысли. — Ну какое право я на это имею? Сейчас, когда мы в любой момент можем погибнуть… Это просто наваждение какое-то! Но, с другой стороны, не избавляет ли опасность от необходимости прикидываться и обманывать себя? Если любишь — люби. Так должно быть, и так будет. Помнится, Дрейк жаловался мне на то, что всякий раз в критические моменты ему вспоминались все те романы, которых он так и не начал… Бедняга Дрейк, он всегда старался выглядеть перед другими циником, чтобы скрыть свою застенчивость. Он ведь любил Вески. И что? Кому стало лучше от того, что он ни разу ей в этом не признался? Ведь как знать, если бы это произошло, они могли бы стать законными мужем и женой и не попасть в этот дурацкий вылет. И из-за чего? Из-за того, что все мы привыкли слишком мудрить с чувствами. Разве это естественно? Вот сейчас пойду к Рипли и все ей скажу. Я не найду для себя более подходящей подруги, чем она. Уж слишком она… настоящая. Вот прямо сейчас пойду — и признаюсь… Назло всем этим тварям, что где-то скалят зубки!..»

      Так или иначе, Хиггс решил отыскать Рипли. А там уже — как получится.

      Рипли перебирала документы. Ее мысли были отнюдь не возвышенны. Почему-то ей в голову запала одна мелкая деталь, о которой раньше как-то не думалось: почему вдруг трагедия произошла уже после ее доклада комиссии? Если до этого прошло несколько лет… Что-то здесь было не так, и, пересматривая документ за документом, она старалась найти на это ответ. Постепенно подозрения приобретали все более конкретный характер.

      Для того, чтобы разыгралась эта трагедия, нужно было, чтобы кто-то из колонистов прошел на корабль. Если бы это было сделано в самом начале, пока они просто обживали планету, в этом не было бы ничего удивительного. Сколько времени можно потратить на изучение местности? Несколько дней, месяцев, даже год. Они прожили здесь долго, достаточно долго, чтобы можно было с уверенностью сказать, что корабль чужаков их не интересовал. Чем же был вызван их визит туда? Судя по всему, процессор работал в своем режиме и не требовал расширения. Начинать новые исследования местности было незачем. Тем не менее кто-то это сделал — и уже после того, как ее собственная история стала известна Компании. Значит, был дан приказ специально пойти на этот инопланетный корабль. Пойти для того, чтобы проверить ее, Рипли, слова. И тот, кто отдал этот приказ, прекрасно осознавал, что ставит под угрозу жизнь десятков людей.

      Теперь Рипли искала этот приказ. В том, что он будет обнаружен, она не сомневалась.

      В комнату кто-то вошел. Рипли на секунду приподняла голову — это был Хиггс — и снова углубилась в свое занятие.

      «Какое у нее усталое лицо, — подумал Хиггс. — И как она занята… Может, лучше ей не мешать?»

      Решительность быстро покидала его. Одно дело — размышлять о таких вещах наедине с собой, а другое — сказать человеку вот так, в глаза. Тем более, что ее мысли заняты чем-то другим.

      Что будет, если он начнет как-то не так? Она не просто посмеется, она разочаруется в нем как в человеке несерьезном, способном тратить время на пустяки в такой момент. «Но ведь для меня это не пустяки!» — запротестовал он против собственной же мысли.

      Нужно было или уходить, или начинать разговор. «Но что я могу ей сказать? Что она мне нравится? Боже, до чего это глупо звучит!»

      Рипли перевернула еще один лист, и вдруг ее лицо словно заострилось.

      Перед ней лежал тот самый приказ.

      «Чему ты удивляешься? — спросила она себя. — Разве не его ты искала?»

      Его. Но доказательство подлости сильнее действует на человека, чем простое подозрение в ней. Пока его нет, можно еще заставить себя поверить, что мир не так уж плох.

      Документ лежал перед ней.

      «Лучше бы его не было», — с отвращением посмотрела на лист бумаги Рипли.

      «Что с ней? — подался вперед Хиггс. — Ей нехорошо?»

      «Что же мне делать теперь? — подумала Рипли, продолжая изучать страшную бумагу. — Устроить скандал? Как это мелочно и глупо… За это полагается суд. Да, законный суд и законный приговор. Я буду не я, если этого не добьюсь! Пока же… Нет, шума поднимать не надо. Здесь он может только повредить. У нас у всех и так уже зашкаливают мозги от перегрузки. Если добавить сюда взрыв реактора, который может грянуть в любой момент, и еще это… Кому под силу будет это выдержать?»

      «Я не могу смотреть, как она переживает. Что же такое она нашла? Спросить? Нет, лучше не надо. Если надо, она расскажет и так. Я не имею права требовать от нее отчета. Однако ее крепко задело…»

      «Но как сохранить этот документ? Пожалуй, ради этого одного стоит выжить. Не чудовища виноваты во всем — точнее, не ЭТИ чудовища, а другие, которые именуют себя людьми. И вот с ними-то и нужно поквитаться, уничтожив сперва Чужих. Во всяком случае для одного человека сей документ означает смертный приговор, а для остальных мерзавцев послужит хорошим предупреждением. Ну, Компания, теперь берегись!»

      Рипли сложила лист бумаги. Его нужно было спрятать, но почему-то она не могла этого сделать, хотя бумага почти физически жгла ей руки.

      Словно ища поддержки, она подняла голову и посмотрела на Хиггса.

      «Ну вот, — напрягся он, — теперь я просто обязан ей что-то сказать. Но что?»

      — Ну что ж, — начал он, — что могли, мы сделали. — «О чем это я? — ужаснулся он. — Только такого дурацкого доклада и не хватало…»

      — Что? — переспросила Рипли, словно очнувшись ото сна.

      «Хватит нервов. Сейчас у тебя две задачи: донести доказательство до сведения суда и позаботиться о девочке. Ни о чем другом ты не имеешь права думать», — дала она себе новую программу. — «Вот только выяснить бы, когда может грянуть этот проклятый взрыв…»

      «Ну чего я тяну? — спрашивал себя Хиггс. — Решил сказать, значит…»

      Несколько секунд он искал, с чего бы естественней начать разговор. Вдруг ему в голову пришла хорошая идея, и он невольно улыбнулся самому себе, радуясь своей находчивости.

      — Пожалуйста, надень это на себя, Рипли, — Хиггс протянул ей браслет с небольшим циферблатом, который Рипли в первое мгновение приняла за часы.

      — А что это? — недоумевая взяла она в руки предложенную вещицу.

      — Это локатор, маркер. Индивидуальный передатчик и одновременно приемник. У меня есть второй такой же, и я буду всегда знать твое местонахождение.

      — Да? — приподняла брови Рипли. Мысль о каком-то маркере никак не укладывалась в ее голове — для нее просто не было места.

      Впрочем, вещичка могла оказаться полезной: мало ли какие сюрпризы готовила им еще эта планета. Иметь возможность всегда найти человека было совсем неплохо.

      — Это на всякий случай, — пояснил Хиггс, все больше смущаясь. Он уже был уверен, что так и не сможет признаться ей в своем чувстве. Может быть, когда-нибудь — но не сейчас.

      — Спасибо, — кивнула Рипли. Она так и поняла его жест: на всякий случай. Если бы всем раздать такие маркеры…

      «И все же дать ей маркер — это красиво, — размышлял Хиггс. — Просто символически. Раньше дарили друг другу кольца… Правда, это как-то нескромно: «обручальный маркер». Совсем даже нескромно».

      — Это, конечно, не значит, что мы помолвлены, — поспешил заметить он, пока такая же мысль не успела прийти ей в голову. — Это не кольцо…

      «Хороший все же парень этот Хиггс, — усмехнулась про себя Рипли, — такой скромный. И за что ему все это досталось? Жаль его…»

      О том, что он десантник, профессионал, выбравший свой жизненный путь самостоятельно, ей сейчас как-то не думалось…

      30

      Ньют почти ничего не весила — во всяком случае, удивительно мало для своего возраста.

      Рипли пронесла ее на руках через всю лабораторию к небольшой койке, поставленной некогда, по-видимому, для дежурного.

      Ребекка засыпала на ходу, но было видно, что она борется со сном изо всех сил.

      «Несчастный ребенок», — в сотый раз повторяла про себя Рипли, укладывая ее на кровать.

      «А ведь всего этого могло и не быть… И я, быть может, носила бы вот так, на руках, собственного ребенка… Да о чем я говорю — разве теперь Ньют не моя девочка?! Бедная дочка…»

      Рипли ласково провела рукой по ее лбу и поправила подушку.

      — Давай, ложись, укрывайся, вот так, — она укрыла девочку одеялом. — Хорошо… И теперь лежи и засыпай: ты же очень устала.

      Ребекка пристально посмотрела на нее. «Как по-доброму она это говорит… почти как мама».

      Словно впервые Ньют ощутила, насколько ей не хватает ласки. Странно, разве она еще не отвыкла от нее? Несколько добрых слов, несколько опасных часов, проведенных вместе — и она смогла доверять. А тому, кому доверяешь, можно и позволить приласкать себя. Это ведь так хорошо… да и кто может жить без этого? И иной взрослый за ласку или каплю доброты готов на все.

      Рипли улыбалась. Светлая улыбка разгладила ее лицо, вернув ему открытость и искренность, свойственные молодости. Но в глазах светились спокойная мудрость и зрелость женщины, почувствовавшей себя матерью, и это делало ее старше. Да и сколько ей было в действительности лет?

      У того, кто сражается и мстит, нет возраста.

      — Я не хочу спать, — приподнялась на подушке Ньют. Голубые глаза безмолвно просили: «Не покидай меня хоть ты!.. У меня же больше никого не осталось…» — Мне страшно. Я сны вижу, страшные очень…

      «Как она смотрит…»

      На миг Рипли призадумалась, что же ей сказать. Да нужно ли в таких случаях думать?

      Пусть подскажет сердце.

      — Не сомневаюсь, — ласково сказала Рипли, включая освежитель воздуха. Взгляд упал на головку куклы. — А вот Кейси наверняка не видит страшных снов. — Она поймала куклу рукой и покачала ее, чтобы та открывала и закрывала глаза, пока, наконец, не оставила ее в «спящем» виде. — Вот видишь, не так уж и страшно. Постарайся вести себя, как Кейси…

      Похоже, Рипли сказала что-то не то: взгляд малышки стал почти испуганным.

      «Ну вот… и она такая, как все. Зачем она старается меня обмануть? — Ньют почувствовала, что еще немного — и на глаза накатятся слезы. — Ну зачем? Почему меня все стараются обмануть? Разве я маленькая и не понимаю, что это всего лишь игрушка? Или… или это они не понимают? Наверное, так. У них все наоборот, как с чудовищами. Им только кажется, что они знают, что сказка, а что нет, а на самом деле взрослые в этом путаются сильнее всех».

      После такого вывода не простить Рипли она уже не могла. Разве она виновата, что так ошибается?

      — Рипли, — как младшему брату или другим детям, оказывавшимся иной раз на ее попечении, серьезно начала объяснять она, — у нее не бывает плохих снов потому, что это просто пластмассовая кукла!

      «Ты поняла это или нет?» — испытующе заглянула девочка в глаза Рипли.

      «Моя бедная взрослая крошка… — вздохнула про себя Рипли. — Прости меня, дуру. Разве с тобой можно говорить ТАК?»

      — Правильно, — Рипли грустно покачала головой. — Ты извини меня, Ньют.

      «Поняла! — обрадовалась Ребекка. — Она все поняла!»

      Она почувствовала всем своим существом, что за это нужно ее как-то отблагодарить. Но как? Обнять? Поцеловать?

      Мама учила, что это нескромно, да и не то это…

      Эта взрослая женщина уже дважды попросила у нее прощения. Значит, она ее уважает. Ее, ребенка.

      Может быть, ей можно доверить свой сокровенный вопрос, основу всех ее сомнений?

      Наверное, да.

      К тому же, вдруг она сможет ответить?

      — Слушай, Рипли, — в душе у молодой женщины снова защемило от недетского взгляда маленького ребенка. — Моя мама всегда говорила, что никаких чудовищ не бывает, но, оказывается, они есть.

      Слова Ребекки не прозвучали как вопрос; тем не менее Рипли догадалась, что они значат для Ньют нечто большее, чем просто вопрос, и, возможно, от ответа зависят все их дальнейшие взаимоотношения.

      «А ведь Ньют спросила меня, можно ли мне верить!» — поняла она и опять задумалась.

      «Мама сказала» — мать всегда является для ребенка большим авторитетом. Ей будет тяжело услышать, что ее мать ошиблась, она и сама это понимает. Если хочешь, чтобы верили тебе — не заставляй сомневаться в других…

      — Да, они существуют, — осторожно ответила Рипли.

      Взгляд девочки проникал в самую глубь ее души и нестерпимо жег.

      Она говорила правду, и тем не менее Рипли казалось, что она старается обмануть Ребекку. Разве вот такая уклончивая формулировка не была обманом?

      — Тогда зачем детям говорят, что их нет? — напрямик спросила Ньют.

      Ей казалось, что Рипли просто не поняла ее первого вопроса.

      «Милая девочка… да как же тебе объяснить? Мы ведь сами в это верили, как во все, во что хотелось верить. Это же один из самых философских вопросов: кто знает, для чего мы обманываем себя!»

      — Потому что по большей части это все-таки правда, — ответила она, совершенно озадачив девочку такой формулировкой.

      «Что она хотела этим сказать? Как это — по большей части? Что это за привычка все запутывать?.. Наконец догадалась: Чудовища просто встречаются очень редко. Так и надо было сказать. Ведь есть на Земле истории про животных, которые непонятно — есть или нет. Одни думают так, другие — по-другому. Вот и все».

      Это небольшое открытие успокоило ее.

      Ньют поудобнее устроилась на подушке. Теперь ее взгляд смотрел не так остро, — глаза слипались, — но все равно он говорил о том, что Ньют не хочет, чтобы Рипли уходила.

      «И все же мне надо идти. Жаль».

      Она случайно посмотрела на свои руки и тут же наткнулась взглядом на подарок Хиггса.

      «Чудесно. Это именно то, что надо».

      — Ладно, — сказала Рипли и взяла девочку за руку. — Надень это. Для удачи. — Она помогла застегнуть браслет.

      Он явно не был рассчитан на такие маленькие ручонки и спадал. Рипли пришлось проколоть застежкой еще одну дырочку.

      Ньют с любопытством уставилась на маркер: «А это еще зачем?»

      Впрочем, этот вопрос ее не очень занимал. Рипли ей что-то дала — то есть сделала подарок. А подарок — это всегда залог дружбы.

      — Ну, все. — Рипли встала и включила настольную лампу, на тумбочке.

      Мало ли где хорошо — дела не ждут.

      — Не уходи! — подскочила Ньют на кровати. — Не уходи!

      Неужели Рипли может бросить ее сейчас одну? В этот миг такой поступок казался Ньют почти предательством.

      «Девочка моя, — мысленно взмолилась Рипли, — ты думаешь, я хочу от тебя уходить?»

      — Ньют, — произносить слова ей было тяжело, словно и она чувствовала в них привкус предательства. — Я буду в соседней комнате. Видишь вот эту камеру, вон там? — она указала на небольшую серую коробку с темным кружком объектива. — Мне будет видно тебя через нее, и я буду знать, что с тобой, и все ли в порядке. — Заметив, что Ньют смотрит на нее все еще с недоверием, хотя и не лишенным сомнения, Рипли добавила: — Я это тебе совершенно серьезно говорю. Я тебе обещаю!

      «Она не врет, — после недолгих колебаний заключила девочка. — Ей вообще можно верить».

      И все же, что ни говорил разум, чувства требовали своего.

      «Не надо ей мешать, а то еще обидится», — решила она, но тут же захотела окончательно удостовериться в правдивости слов Рипли.

      — Ты клянешься? — торжественно произнесла она.

      Может быть, в другой обстановке тон, каким это было сказано, рассмешил бы Рипли. Но сейчас он вызвал только дополнительную волну нежности.

      — Клянусь всем святым, — серьезно ответила она.

      — А если соврешь, то чтоб ты сдохла? — продолжала допытываться Ньют.

      «Ох, милая ты моя!»

      — Да, если совру, то чтоб я сдохла, — подтвердила Рипли — и Ньют, в знак полного доверия к ее словам, закрыла глаза.

      Мирно блестел, наблюдая за этой сценой, круглый значок объектива — маленький залог правдивости ее слов.

      Рипли тихо поднялась и вышла, оставив девочку под его присмотром.

      31

      Голова Гормана почти целиком была скрыта под бинтами. Назвать его вид цветущим можно было разве что в насмешку. Изредка сознание возвращалось к лейтенанту, но с ним приходила и головная боль, снова увлекающая Гормана в беспамятство.

      Время от времени к нему подходил Бишоп, щупал пульс, заносил изменения в тетрадку и снова углублялся в свои занятия.

      Биохимия этих существ все еще не давала искусственному человеку покоя: снова и снова он проводил экспресс-тесты на совместимость тканей, и каждый раз результаты оказывались все более удивительными, если не сказать невероятными. Взять хотя бы то, что чуждому существу для развития эмбриона необходимы именно человеческие гормоны роста. Совместимость совместимостью, но из этого следовало, что человек входил в ЕСТЕСТВЕННЫЙ путь развития. Но где же они могли брать людей там, у себя? Или у них были аналоги людей, существа, по всей вероятности, не обладающие разумом?.. Но тогда откуда взялся этот инопланетный корабль? Точно так же влип в эту историю, как и колонисты, и дрейфовал в космосе, пока не нашел здесь последнего пристанища? Но с другой стороны, у большинства паразитов смерть хозяина, пусть даже промежуточного, обозначала тупик. Или придется поверить, что на какой-то планете с этими существами существуют триллионы человекоподобных — иначе Чужие быстро вымерли бы. Но чем в таком случае питаются предполагаемые гуманоиды? Да и сами Чужие?

      «Я, кажется, выхожу за рамки своей компетенции, — одернул себя Бишоп, поняв, что ответить на эти вопросы не может. — Мое дело — собирать факты, группировать их и делать первичные выводы. Теоретизацией и обобщением пусть занимаются ученые на Земле…»

      — Ну, как продвигаются дела? — заглянула в лабораторию Рипли.

      — Идут потихоньку, — кивнул Бишоп в сторону препаратов.

      — Что это вы вообще с ними делаете?

      — Ну как — что… провожу полный анализ биохимических компонентов.

      — И что?

      Взгляд Рипли остановился на неподвижном теле Гормана.

      Видеть осьминогопауков ей очень не хотелось. Как, впрочем, и робота.

      — Эмбрионы располагаются в районе легких человека и потом прорывают диафрагму.

      — Ну, это мы… видели. — Рипли почувствовала легкий приступ дурноты.

      «Уж лучше бы этот робот занялся чем-нибудь толковым».

      — Кроме того, можно утверждать, что эмбрионы поглощают ферменты и растворенные питательные вещества, используя их в своем обмене веществ.

      Он хотел добавить, на какие выводы это наталкивает, но не успел: — Рипли, поморщившись, перебила его:

      — Это все очень интересно, Бишоп, но эти знания ни к чему не ведут. Я хочу понять, с чем мы имеем дело, то есть, чего от этой дряни следует ожидать и как с ней бороться. Давай лучше еще разок все посмотрим. Значит, они хватают колонистов, переносят их туда, в свое логово, и обездвиживают для того, чтобы эти самые эмбрионы могли в них попасть при помощи осьминогопауков. И это означает, что паразитов там очень много. Колонистов было сто пятьдесят семь человек, из них почти треть погибла: кто во время боя, кто был съеден… Если подсчитать оставшихся, то получается, что этих тварей как минимум сто.

      «И то еще хорошо, я думала, их там намного больше», — заметила она про себя.

      — Да, совершенно верно, — подтвердил Бишоп.

      Конечно, этот разговор совсем уводил его от собственной темы, но в нем что-то было. Свежий подход никогда не будет лишним — так было записано и в его программе.

      — Но вот что еще интересно, — сердитым тоном произнесла Рипли. Сама необходимость спокойно обсуждать этих монстров вызывала у нее раздражение. — Все они, то есть эти паразиты, возникают из яиц. Каждый — из яйца. Все яйца находятся там, на чужом корабле. Но кто ответит, откуда они там взялись? Кто откладывает эти яйца?

      Вопрос застал Бишопа врасплох. Он не успел еще подумать об этом.

      И в самом деле, откуда? Если учесть размер яиц и сравнить его с размерами взрослых особей… даже если учесть, что большая часть яйца заполнена воздухом, как надувной шарик, неясно, как эти существа могут их вынашивать.

      Бишоп включил фотографическую память. Ни на одном из снимков с Чужими не было заметно, что у них есть яйцеклады или что-либо подобное.

      «Стоп. Кажется, один немного отличался», — вспомнил он и вызвал изображение Кривого.

      Нет, и этот не подходил.

      — Ну и что ты скажешь об этом? — спросила Рипли.

      — Вот этого я пока не знаю. Какое-то другое существо, которого мы еще не видели…

      Он замолчал.

      Если виденные до сих пор чудовища казались ужасными, то как должна была выглядеть их матка?

      Учитывая размеры яиц…

      «Ничего себе! — ужаснулась и Рипли. — Если таковы детки, то какова же их мамаша?» Ее мысли шли сейчас почти параллельно мыслям Бишопа.

      Вызванный разгоряченной фантазией образ ничем не уступал чудовищу, созданному расчетами Бишопа.

      А ведь это сверхчудовище должно находиться где-то здесь!

      Рипли почувствовала, что ее волосы вот-вот встанут дыбом. «Вот уж с кем лучше не встречаться!» — подумала она, стараясь отогнать это страшное видение.

      «Интересно, каких размеров может достигать матка? Если подсчитать общее количество яиц…»

      «О Боже! Нет!!»

      Рипли резко повернулась к Бишопу. Ее приглушенный голос словно приказывал ему:

      — Бишоп, я хочу, чтобы, как только вы закончите анализы, эти существа были уничтожены.

      Она с отвращением посмотрела на осьминогопауков. Неизвестно, внутри какого из них может скрываться зародыш такого суперчудовища.

      Бишоп сделал несколько энергичных движений бровями. Он прекрасно понимал причины такой реакции Рипли, но… что взять с настоящих людей, раз они по своей природе склонны больше слушаться своих эмоций, чем разума.

      — Но мистер Берт сказал, что их необходимо оставить в живых.

      — Что-о? — Рипли изменилась в лице.

      Берт? Снова этот негодяй!..

      В ее душе всколыхнулись все чувства, вызванные недавним открытием.

      Берт… Преступник и ничтожество, какое право он имеет снова подставлять под удар чужие жизни?

      «Глупый робот, — поморщился Берт, наблюдая, какую реакцию вызвало у Рипли произнесенное Бишопом имя. — Впрочем, какая разница? Я все равно уже решил — так пусть будет или-или. Если она задумается и поймет все — прекрасно, если нет — пусть пеняет на себя».

      Берт давно уже незаметно вошел в комнату и наблюдал за их разговором издалека.

      Брови Бишопа еще немного походили по лбу.

      — Он сказал, что их нужно сохранить, чтобы потом доставить в земные лаборатории.

      — Это Берт тебе приказал?

      — Он дал мне совершенно конкретные указания.

      — Ах, даже так?

      Кулаки Рипли инстинктивно сжались.

      «Все. Довольно. Сейчас я отыщу этого мерзавца и скажу ему все, что о нем думаю».

      Искать «этого мерзавца» не пришлось.

      — А вы сами подумайте, — выступил он вперед. Весь его уверенный вид говорил: «ну и что в этом такого?» — Эти два организма — настоящий клад. Они будут стоить миллионы!.. В нашей лаборатории биооружия… — На лице Рипли появилась гримаса отвращения. — Если мы будем действовать умно, то станем героями и, кроме того, будем материально обеспечены до конца дней. («Не могу понять, — думала Рипли, — он совсем идиот или только прикидывается? Неужели нормальный человек в такой ситуации может думать ОБ ЭТОМ?») Нам заплатят большие деньги. Просто огромные.

      Берт почти заискивающе улыбнулся.

      «Ну что ж, я сказал достаточно для того, чтобы она могла решать сама. Теперь все зависит от нее, — думал он, глядя на Рипли. — Любой нормальный человек на ее месте клюнул бы на это предложение. Во всяком случае, я сделал для нее все, что мог… Или стоит уточнить цифру? Зачем? Как сказал один мой знакомый: для нищего все, что больше ста тысяч, — миллионы… Пусть лучше она сама представит себе цифру, удобную для понимания…»

      «Ну что, сказать ему, что я о нем думаю? — терзалась Рипли. — Или еще не время? Лучше промолчать. Если он будет знать о том, что я знаю, он сделает все, чтобы я не долетела до Земли… Или он и так это сделает? Несчастный идиот! Хоть бы о своей жизни задумался — или он настолько привык выделять себя из толпы, что считает себя сверхчеловеком? Нет, он просто ненормальный!..»

      — Берт, вы сумасшедший, вы это знаете? — как можно спокойней ответила она, стараясь не выдать ему кипящую в душе бурю чувств, вызванных его особой.

      «Нет, мне надо уходить отсюда… Еще немного, и я все скажу!» — вдруг осознала она.

      «Ну, кто из нас сумасшедший, еще надо разобраться», — ухмыльнулся Берт.

      — Ну почему же?

      «Маньяк… Форменный маньяк: кто еще стал бы так играть с жизнью человечества? Нет, об этом пока не надо… Можно проще, по-другому…»

      — Вы действительно думаете, что сможете провезти таких опасных существ через карантин земной зоны?

      На лице Берта ухмылка перешла в довольную улыбку.

      «Прекрасно. Если ее волнуют только эти технические детали, беспокоиться не о чем. Главное, что она, похоже, клюнула».

      — А откуда карантинный контроль узнает об этом, если ему никто ничего не скажет?

      При этих словах глаза Рипли расширились. Неужели он серьезно рассчитывает на это?

      «Но… что же мне делать?» — спросила она себя.

      Отказать сразу и резко — он придумает новый способ.

      Тогда — что?

      Притвориться союзником?

      Все существо Рипли восстало против такой мысли.

      Хватит опускать руки и притворяться!

      Берт — мерзавец, и пора называть вещи своими именами.

      На лице Рипли тоже появилось подобие улыбки, холодной и жесткой.

      — Они узнают, — медленно проговорила она.

      — Но откуда?

      — Я им скажу. — Рипли вдруг почувствовала, что не может больше сдерживаться. Ненависть и страх за людей прорвали внутренний заслон и вырвались на волю. Каждое новое ее слово звучало громче и резче, Рипли уже совершенно не контролировала себя. Она говорила правду, она больше не притворялась — пусть же все это знают. А что будет потом — еще посмотрим! — Так же, как сообщу им, что вы отвечаете за смерть 157 колонистов!

      На лицо Берта устремился полный бешеной ненависти взгляд. Представитель Компании опешил.

      — Одну секундочку… — пробормотал он, теряя самоуверенный вид.

      «Откуда она могла это узнать?»

      На мгновение Берту показалось, что земля уходит из-под его ног, а Рипли продолжала читать свой приговор.

      — Это вы отправили их на тот инопланетный корабль!

      «Пусть он теперь оправдывается, пусть делает, что хочет. Будь моя воля, я бы лично, сейчас, убила его на месте!»

      Он угадал ее мысли и побледнел. Бежать было некуда. Торговаться — невозможно.

      «Будь проклята эта одержимая и все одержимые вместе взятые!»

      — Вы ошибаетесь! — уже не надеясь, что ему поверят, выкрикнул Берт.

      В глазах Рипли бушевал огонь. О, с каким удовольствием она поджарила бы на нем Берта, если б могла!

      — Я проверила журнал, — безапелляционно сообщила она. — Там было указание, подписанное Бертом. Джейком Артуром Бертом. — При этих словах представитель Компании снова поежился. Он боялся: признаваться в содеянном ему не хотелось, но и скрыть правду было уже невозможно. Рипли говорила — словно вбивала гвозди в дверь клетки, запирая его там на века. — Вы отправили их на этот инопланетный корабль, ни о чем не предупредив.

      Ей не хватило воздуха, и она на секунду замолкла.

      Что ж, главное все равно уже высказано.

      Теперь Берт не сможет отпереться.

      Почти сразу же на Рипли навалилась усталость. Словно только сейчас она заметила, насколько тяжела стала ее голова.

      «Еще бы — столько дряни приходится в ней носить», — уже несколько отупело подумала она.

      Берт истолковал ее молчание в свою пользу.

      Раз ему предоставляют шанс оправдаться — что ж, он молчать не станет.

      — Одну минуточку, — зачастил Берт. Было похоже, что каждое его слово торопится выскочить изо рта именно первым, забыв о положенном порядке и субординации. — А если бы этого корабля не существовало? Я мог и не знать… («Что он мелет? — поразилась Рипли. — Кто из нас бредит — он или я?») Мне нужно было оценить ситуацию. Если бы я сказал, что в том месте находится инопланетный корабль, поднялся бы большой шум, и никто бы не дал разрешения это проверить. Я принял решение, чтобы колонисты сами осмотрели этот корабль и убедились, что на нем есть, а чего нет. Это было неверное решение, но это не злой умысел, а просто ошибка…

      «Ошибка?» — Рипли не могла поверить своим ушам.

      И ЭТО он мог называть ошибкой?! Как у него вообще язык повернулся говорить о своем преступлении так спокойно! Это просто чушь, идиотизм… Даже логика его откровений была логикой сумасшедшего.

      Она могла бы еще простить сумасшедшего.

      Она могла бы понять, что маньяк — больной человек, которого нужно скорее лечить, чем наказывать.

      Что бы там ни было, ни один сумасшедший не назовет свои действия ошибкой. На это способен только здоровый подлец, для которого в жизни нет ничего святого. Именно поэтому Рипли сразу и решительно прогнала мысль о том, что Берт страдает психическим заболеванием. Загубленные жизни, исковерканные судьбы, люди, спрессованные в чудовищный слизевой кокон, боль и отчаяние разрываемых изнутри маленькими монстрами людей — что, ЭТО — ошибка?

      — Просто ошибка? — повторила Рипли, и боль от ожога, вызванного этим словосочетанием, заставила ее закричать во весь голос, не считаясь уже ни с чем. — Но эти люди погибли, Берт! Погибли! Все!!! Вы хотя бы понимаете, что вы наделали? Я сообщу об этом на Земле, и вас поставят к стенке! Поставят к стенке — вам будет не уйти от этого!!! Понятно? — она схватила представителя Компании за ворот комбинезона и трясла, как тряпичную куклу, жалея, что у нее не хватает сил растерзать его тут же на месте. — Это вам с рук не сойдет!!! Вы погубили людей!

      В исступлении Рипли бросила его спиной на стену. Берт поморщился от удара.

      Внутри у него тоже все кипело.

      Что же, договор не получился. Ну ладно… Она сама выбрала войну. И время покажет, кто в ней уцелеет.

      Едва отступив, страх превратился в мстительную злость. Теперь Берт хотел уничтожить Рипли не просто как препятствие на пути к своей цели, нечто бездушное и, можно сказать, абстрактное. Берт, спокойный и благополучный Берт, ощутил вкус ненависти.

      Она хочет его уничтожить?

      Что ж, она сама выбрала свою судьбу…

      Ненависть была ему приятна. В этом есть особый вкус — не просто погубить врага, но и сделать его смерть своим союзником. Смутный до сих пор план принял в его голове ясные очертания.

      Берт шагнул вперед и оперся рукой о косяк. Для того чтобы сосредоточиться окончательно, он принялся долбить пластик кулаком.

      Да, все будет так, как он решил…

      Теперь нужно было сказать несколько слов на прощанье — чтобы последнее из них оказалось за ним.

      — Рипли, — нехорошо глядя на молодую женщину и не прекращая стучать кулаком по косяку, заговорил Берт. — Знаете, я думал, что вы способны на большее, — представитель Компании отбивал кулаком ритм своих фраз. — Я считал, что вы окажетесь умнее.

      Рипли уничтожающе посмотрела на него. Смертельная вражда уже была объявлена, но и в первом, словесном, туре нельзя было ему уступать.

      — Так вот, — с ледяным ехидством ответила она, — я очень рада, что вас разочаровала!

      32

      Вид из окна был странным и экзотичным; такой город мог привидеться разве что во сне. Усеченные конусы труб-зданий в лучах заката приобрели розоватый нереальный оттенок и, казалось, висели в воздухе. Между ними клубился пар. Пожалуй, самой привычной деталью выглядели черные черточки перил над плоскими верхушками.

      Вид пара убаюкивал и заставлял думать о том, что все это снится. То тут, то там прорывающийся красный свет придавал пейзажу оттенок тревоги. Наверное, сон того, кто придумал этот вид, был кошмарным.

      Замершее лицо искусственного человека казалось задумчивым и отрешенным. Можно было подумать, что он не занят своей, пока мало понятной остальным, работой, а просто созерцает. Но вот его рука напряглась, махнула в воздухе — и у самого подножия ближайшего конуса ярким фейерверком взметнулся к красно-фиолетовому небу взрыв.

      Звукоизоляция заглушила его, был виден только сноп огня и мерцающие в тишине искры.

      Некоторое время все смотрели туда как завороженные. Потом Рипли вздохнула. (Ее голова была настолько тяжелой, что долго смотреть куда-либо у нее уже не оставалось сил).

      — Это очень красиво, Бишоп, но чего мы ждем?

      Рипли заморгала — не от яркости крутящегося возле подножия конуса огня — для того, чтобы стряхнуть с отяжелевших век сонливость. Это помогало, но ненадолго.

      — Этот взрыв должен привлечь внимание со стороны, — отвернулся от окна робот. — Это взрыв тревоги.

      — Сколько он будет гореть? — глядя на огонь, спросил Хиггс.

      — Четыре часа. — Бишоп сделал паузу и принялся докладывать все, что знал по этому поводу и что считал нужным сообщить: — Радиус свечения — тридцать километров, мощность — около сорока килотонн…

      Хадсон еще раз бросил взгляд в сторону окна и скривился:

      — Ни черта нам это не даст.

      — Почему? — посмотрел на него Хиггс.

      Хадсон вроде бы психовать не собирался; в нем говорил обычный пессимизм.

      — Нас никто не заметит.

      — Я не верю в это, — возразила Рипли неизвестно кому. Невыносимо хотелось спать.

      — А почему мы не можем взорвать планету прямо отсюда? — невпопад поинтересовался Хиггс.

      Он чувствовал себя не лучше.

      — Потому что мы сами взорвемся вместе с ней, — невозмутимо пояснил Бишоп.

      «А может, и лучше было бы: взорваться — и все, — снова начал хандрить Хадсон. — Во всяком случае, не придется долго ждать развязки. Раз — и все…» Его понесло:

      — Еще четыре недели ждать! Да мы тут все сдохнем! Лучше гробы себе делать…

      — Заткнись, — огрызнулся Хиггс. Меньше всего ему хотелось разбираться сейчас с чужими истериками.

      «С ними всеми что-то происходит, — отметил искусственный человек, — Хотел бы я знать — что…»

      — Да, ждать еще целых четыре недели, — незаметно поежилась Рипли. Смотреть, засыпая, в окно было уже невозможно — движение пара и дыма действовало не хуже сильного снотворного. Что-то она хотела сказать… Ага, вот: — Мы должны вызвать с орбитальной станции второй челнок.

      Хадсон нервно промычал что-то неразборчивое. Можно было подумать, что у него внезапно разболелся зуб.

      — Ну, и как мы его вызовем? — заговорил он голосом, готовым в любой момент сорваться на крик. — У нас передатчик не работает!

      «Зачем я кричу? — одернул он себя тут же. — Так нельзя… Хватит!»

      — Неважно, как именно, — упрямо мотнула головой Рипли. — Надо будет что-то придумать.

      — Ни черта тут не придумаешь! Все равно все — к чертям! — снова не сдержался Хадсон.

      Хиггс метнул в его сторону раздраженный взгляд.

      — Заткнись! Заткнись!!!

      — А как обстоят дела с передатчиком, который был в колонии? — поинтересовался Берт.

      Рипли поджала губы. Само существование этого человека вызывало у нее нервное содрогание. Что бы он ни говорил, у нее возникало желание броситься на него и задушить на месте.

      «Нет, не сейчас… Все равно он не уйдет от расплаты!» — уговаривала она себя, но не могла в это до конца поверить.

      Он спокоен — значит, у него есть что-то про запас. Что-то особо мерзкое — на другое он не способен. Но как его замыслы разгадать?

      «Ну-ну, смотри, смотри на меня, милая! — мысленно поддразнил Берт Рипли. — Что, учуяла предстоящее веселье? То-то! Главное сейчас — это не застрять тут надолго. А вот потом уже поговорим».

      «И все равно, что б ты ни придумал, к стенке ты станешь. Это я говорю!»

      И еще один тур безмолвной дуэли взглядов и потаенных мыслей окончился вничью.

      — Тот передатчик я проверял, — проговорил Бишоп, возвращая их к настоящему моменту. — Он поврежден. То есть поврежден канал связи. Мы не можем связаться со станцией напрямик, нужно будет кое-что переделать.

      «Ну ладно, Берт, мне сейчас не до тебя. Еще посчитаемся!»

      Рипли кивнула.

      — Тогда кто-то должен пройти через тоннель…

      — О, да! — взвыл Хадсон и, прочитав в глазах командира все то же «заткнись», стушевался.

      — …починить передатчик, — продолжила Рипли, — и перевести его на ручное управление.

      Хадсон хотел прокомментировать ее предложение парочкой выражений покрепче, но снова перехватил предостерегающий взгляд Хиггса.

      — Очень интересно, — вместо заготовленной фразы выдавил он. — Ну и кто же захочет стать покойником? Как хотите, а я не пойду. Можете сразу меня вычеркивать…

      — Я пойду, — негромко, но решительно заявил Бишоп, но его слова потонули в возмущенных возгласах: заявление Хадсона вызвало довольно бурную реакцию.

      Шум прекратил Хиггс, подняв руку.

      — Хорошо, мы тебя вычеркиваем, Хадсон.

      В его глазах появилось презрение — Хадсон, заметив его, чуть не пожалел о так откровенно сорвавшихся с языка словах. Ну кто его просил так подставляться? Разве легче жить, зная, что тебя презирают?

      — Я пойду, — повторил Бишоп.

      Хадсон с умилением посмотрел на него.

      «Да здравствует тот, кто придумал роботов!»

      — Что ты сказал, Бишоп?

      Хиггс никогда не смотрел на искусственного человека как на возможного подчиненного, которому можно отдавать приказы и посылать на задания, и поэтому был немало удивлен его заявлением. В первую секунду он даже не поверил, что эти слова сказал именно робот.

      — Я пойду! — Брови Бишопа застыли в «псевдоудивленном» положении. В другое время его вид мог бы показаться комичным — сейчас же он мог тронуть и более черствые сердца. Спокойствие робота, удивленно-несчастный вид, особые, совершенно человеческие черты лица уставшего человека средних лет, — во всем этом сквозила какая-то неподдельная трагичность.

      — Бишоп…

      — Я единственный, кто имеет право вызывать со станции корабль.

      Перенапряжение и измотанность заставили большинство услышать в его словах отзвук обреченности.

      Человек вызвался идти на подвиг — это выглядело так.

      Даже Рипли забыла в этот момент, что перед ней всего лишь робот. Да разве может быть у машины, пусть даже совершенной и человекоподобной, такое выражение лица?

      Один только Хадсон, и то скорее из-за растерянности, чем от природного цинизма, смог брякнуть:

      — Правильно, пусть идет Бишоп!

      И тут же прикусил язык.

      Большие выразительные глаза искусственного человека обвели притихших людей.

      — Поверьте мне, — это казалось странным, но в его голосе тоже звучали почти неприкрытые тоска и боль, — я бы предпочел не браться за это. Я, конечно, синтетический человек, но я не дурак. — При этих словах Хадсон отвернулся, чтобы скрыть от всех заливающую его лицо краску. — Я понимаю, как это опасно.

      За окном в свете зарева продолжали подниматься над местом взрыва клубы дыма, но в этот момент они ни на кого не смогли бы навеять сон.

      33

      Вески окинула Белоснежку равнодушным взглядом и пропустила ее к трубе. «Ладно, черт с ней… вроде она нормальная баба…»

      За ней проследовал Бишоп.

      Рипли старалась не видеть его больших темных глаз — вопреки логике она чувствовала себя виноватой перед ним. Можно сколько угодно убеждать себя, что робот — не человек, что хорошей или плохой у него может быть только программа, и именно она, а не высокие чувства, заставляет его идти сейчас почти на верную смерть: все равно Бишоп жертвовал собой для их спасения, и деться от этого было некуда.

      «А ведь я готова просить у него прощения», — поймала она себя.

      Вески поднесла автоген к блестящей поверхности трубы, столь звучно поименованной на схемах тоннелем.

      С легким шипением язычок пламени погрузился в металл, полетели искры.

      Бишоп внимательно наблюдал за работой.

      Ему было немного не по себе. Люди назвали бы такое состояние плохим предчувствием или просто страхом.

      Чтобы никого не смущать, он отключил мимические квазимышцы на лице, но добился этим едва ли не противоположного результата — так иной раз застывают лица приговоренных к смерти.

      «Ну надо же, — сочувственно посмотрела на него Вески, — робот, а так переживает».

      Рипли вообще тратила все силы на то, чтобы не думать на эту тему.

      Овальный круг, вырезанный на гладкой поверхности, потерял последний связующий с трубой участок и со звоном упал в образовавшуюся дыру.

      Бишоп молча извлек его и сел, опустив ноги в тоннель.

      — Сколько времени это займет? — чуть подрагивающим голосом поинтересовалась Рипли.

      Очень опытный наблюдатель смог бы различить за этими словами затаенное: «Вернись».

      «А я ему не доверяла», — укоряла ее совесть.

      — Длина туннеля — около ста восьмидесяти метров, — сухо проговорил Бишоп, но за этой сухостью мерещилось тщательно скрываемое волнение. — Значит, ползти я буду около сорока минут. Потом, чтобы починить и настроить антенну, понадобится еще минут тридцать, и еще тридцать минут — чтобы вызвать челнок. На то, чтобы он долетел сюда, уйдет еще минут пятнадцать-двадцать.

      Рипли кивнула.

      Бишоп просунул ноги чуть дальше и, изловчившись, одним движением вошел в тоннель.

      Окаменевшее лицо выглядывало из двери, как из скафандра.

      «Да, не позавидуешь ему», — снова подумала Вески. Поддавшись внезапному порыву, она поспешно вытащила свой припрятанный до поры до времени пистолет и протянула его роботу. Бишоп повертел в руках оружие, покачал головой и вернул пистолет Вески.

      «Вернись… друг», — мысленно благословила робота Рипли.

      Ее сердце тоже сжималось от нехорошего предчувствия. Может быть, причиной были всего лишь нервы, но ей казалось, что тучи над ними снова стали сгущаться.

      Какая-то новая беда точила свои зубы совсем рядом.

      — Ну, желаю удачи, — немного не своим голосом произнесла Рипли.

      Лицо Бишопа в щели слабо улыбнулось.

      «Совсем как человек!» — вздрогнула Рипли.

      — Мы скоро увидимся, — пообещал робот.

      Вески подняла выпавший кусок металла и приладила на прежнее место. Бишоп придержал его изнутри.

      Рипли отвернулась.

      Зашипел автоген. Противно, тревожно…

      Нервы!

      — Прощай, — одними губами выдохнула Рипли и вскрикнула мысленно: «Нет! До свидания!»

      — Осторожно, пальцы, — гулко прозвучал внутри трубы голос Бишопа. Вески кивнула и переместила автоген.

      — Завариваю!

      «Да, — словно спохватилась Рипли. — А как же взрыв? Надо было спросить… Хотя зачем? Разве Бишоп пошел бы, если б это было бесполезно? Надо полагать, мы еще успеем отсюда вырваться… Надо полагать!»

      Может быть, это и удастся. Лишь бы Бишоп смог починить передатчик. Лишь бы только он не погиб раньше времени.

      Лишь бы он вообще не погиб. Хватит этих нелепых смертей.

      «А ведь есть еще и Берт… Что он может выкинуть в ближайшее время?» — вспомнила она.

      «Да, рано еще надеяться, что все окончится хорошо… Но кто на это не надеется?»

      34

      «Ну все! Сейчас или никогда!» — Хиггс шагнул Рипли навстречу.

      В помещении они были одни.

      «Какой чудак этот парень, — посмотрела на него Рипли, — такой молоденький…»

      Усталость спутала все ее чувства — она готова была и к нему относиться как к ребенку. Командир, десантник, человек, у которого уже поседели волосы, — все это сейчас ее уже не волновало. Молодой человек с уставшим лицом, черты которого еще даже не успели до конца огрубеть, — вот все, что она видела.

      — Рипли…

      Сердце Хиггса учащенно билось.

      «Неужели я снова не скажу?»

      — Да?

      «Вы мне нравитесь, Рипли. Я уважаю вас. Я восхищаюсь вами. Я хочу стать вашим другом — слушайте меня!» — мысленно произнес он.

      Рипли несколько раз моргнула, стряхивая этот сон. Не спать с каждой минутой становилось все труднее.

      «Как он смотрит… — поплыли неотчетливые мысли. — Какие у него добрые глаза… Неужели человек с таким взглядом мог выбрать для себя профессию убивать? Невероятно! Откуда и зачем в его взгляде столько тепла?»

      — Рипли… — Хиггс ощутил, что ему жарко. Во всяком случае, его лицу, и особенно щекам.

      «Похоже, его что-то смущает. Что?»

      — Я слушаю тебя, Хиггс.

      «Какая она бледная…»

      — Вы неважно выглядите. («Что я несу!») Рипли, когда вы спали в последний раз?

      Про себя Рипли улыбнулась, но на лице от улыбки отразилась только тень: усталость не пропустила ее наружу.

      «Приятный парень этот Хиггс. Заботливый. Хорошо, что люди бывают и такими: благодаря им начинаешь думать лучше обо всем нашем мире и забываешь про подлецов».

      — Не помню.

      — Вы не спали около суток. Так нельзя. Вам надо пойти и прилечь. Хоть на часок.

      — Спасибо, не надо, — покачала головой Рипли.

      «Как хочется спать!..»

      — Зачем вы себя так мучаете, Рипли? Сейчас у вас есть возможность расслабиться.

      «Мне жаль вас. Я хочу, чтобы вы выглядели молодой и бодрой. Я хочу, чтобы вам было хорошо», — излучал он безмолвные сигналы всем телом, взглядом, каждым отдельным жестом.

      «Спасибо», — тоже без слов просигнализировала Рипли.

      «Уснуть… как это было бы хорошо! Но не здесь. Здесь — нельзя. Слишком велик риск проснуться поздно или не проснуться вообще. И все равно — спасибо. Ты славный парень, и в другой обстановке мы могли бы подружиться…»

      — Я слишком хочу жить, чтобы позволить себе это.

      — Но, Рипли!.. — в его глазах промелькнуло беспокойство.

      «Почему он так переживает за меня? Или… неужели он ко мне неравнодушен?»

      Рипли почувствовала, что это ее задело. Неужели она настолько зациклилась на всей этой борьбе, что совершенно забыла о том, что она — женщина? Сколько лет назад она в последний раз была с мужчиной? Перед ее глазами всплыло воспоминание о мускулистых плечах и грубоватом бородатом лице… Когда же это было? Неужели даже такой инстинкт оказался подавленным?

      «Страшно подумать, в кого превращает нас эта постоянная ненависть и борьба!»

      — И все же пойдите и прилягте ненадолго. Мы все еще на ногах, и вашему сну ничто не будет мешать.

      «В точности так же я уговаривала Ньют», — вспомнила Рипли.

      — Спасибо, Хиггс. — Она на секунду замолчала. «Ну что ему можно сказать? Сейчас просто не время… А потом? До этого еще надо дожить».

      И все же сказать что-то было нужно.

      — Хиггс…

      — Что? — с готовностью напрягся он.

      «Неужели она поняла?!»

      — Обещайте мне одну вещь… — губы Рипли чуть заметно дрогнули. — Я не хочу умереть так, как погибли остальные. Если нам придется туго, то…

      Она замолчала.

      Хиггс кивнул. Он прекрасно ее понял.

      Женщина, которая ему нравится, позволяла ему распоряжаться своей жизнью, — это ли не ответное признание? К врагу или просто чужому человеку с такой просьбой не обращается никто.

      «Я обещаю тебе, Рипли», — торжественно подумал он.

      — Так ты поможешь?

      — Да, — твердо произнес Хиггс. — Если дело дойдет до этого, я убью и тебя, и себя. Только… нужно постараться, чтоб до этого не дошло.

      Рипли послала ему взгляд настолько благодарный, что сердце Хиггса екнуло.

      «А ведь мы-таки признались друг другу в любви, — вдруг догадался он. — И это одно из самых замечательных признаний в мире. Если бы я вел дневник, я бы записал в нем, что это один из самых счастливых дней в моей жизни!

      35

      Они прошли в узкую, похожую на замкнутый отрезок коридора подсобку. Предыдущий разговор и признания остались позади; не то чтобы они забылись — такие вещи забыться не могут, — просто дела более насущные завлекли их в свой круговорот. И все же между Хиггсом и Рипли установилась почти такая же невидимая связь, как между ней и девочкой.

      — Я хочу познакомить тебя с действием вот этого оружия, — положил он на стол винтовку и нежно погладил ее ствол рукой в сторону приклада и «служебной части», состоявшей из спускового крючка, кнопок и добавочных механизмов.

      — Вот это — М-44, пульсатор, с тридцатимиллиметровым гранатометом. Вот взгляни сюда… А здесь — патроны с бронебойными пулями. Теперь попробуй!

      Он протянул ей винтовку.

      Рипли вздохнула — опять-таки скорее от усталости, чем по какой-либо другой причине.

      Как ни странно, винтовка оказалась намного легче, чем казалось со стороны. Металлизированный пластик создавал полную иллюзию тяжести и массивности настоящего металла — из-за обманутого ожидания винтовка казалась даже легче, чем была на самом деле.

      — Хорошо. Как это приводится в действие?

      — Оттяни здесь… Взяла?

      Хиггс зашел ей за спину, чтобы помочь правильно взять оружие, но вдруг отшатнулся — его смутила близость ее тела, теплого и защищенного лишь тонкой тканью. Его вдруг охватило сильное желание прижать Рипли к себе.

      Большим усилием воли он подавил в себе возбуждение.

      «Нет, так нельзя…»

      — Да.

      — Теперь прижми фиксатор… Прижала?

      Он снова сделал попытку приблизиться, и снова остановил себя всего в нескольких сантиметрах от ее тела.

      — Да.

      — Теперь быстро вставляешь магазин и ломаешь сверху, поняла?

      Рипли кивнула. Перезарядка винтовки у нее получилась с первого раза, будто она всю жизнь только этим и занималась.

      Взглянув на нее, Хиггс поразился: и это ее называли Белоснежкой? Да она же — одна из них, лишь по какому-то недоразумению занявшаяся не своей работой.

      Те же движения, те же мышцы, обозначившиеся под белой кожей, тот же взгляд, устремленный через прицел на пока невидимого врага.

      — А это что? — спросила Рипли.

      — Это гранатомет. — По всему телу Хиггса снова прокатилась волна возбуждения. Чтобы случайно не выдать его лишним жестом или словом, он решил прекратить урок: — Я думаю, тебе это пока не нужно знать.

      Рипли на миг нахмурилась.

      «Что с ним случилось?»

      — Раз ты начал объяснять, то давай, покажи мне все. Я уж как-нибудь разберусь. («Еще бы!» — подумал Хиггс). Я кое-что изучала, и за себя постоять сумею.

      «Зато я могу не устоять перед тобой!»

      — Да, я это уже заметил… — сказал Хиггс и отвел глаза от ворота ее майки…

      36

      Рипли шла по коридору, когда навстречу ей вывалился Горман. Повязка на голове, нетвердая походка. В нем оставалось совсем немного от бравого командира — так себе, уставший и несчастный человек.

      Не только удар ящиком отбросил его на этот уровень, — пожалуй, крах надежд и планов сыграл в этом не меньшую роль. Медленно приходя в себя, Горман думал, думал, думал…

      Наверное, у каждого человека в жизни встречается период, когда все его мировоззрение и даже нечто большее, чему психологи еще не смогли подобрать адекватное название, меняется в корне.

      Человек, вышедший навстречу Рипли, уже не был тем прежним Горманом, которого она когда-то знала.

      Она сразу же заметила изменение в нем, но определить его причину и качественный характер не смогла.

      «Здорово же его задело», — отметила она, глядя на запавшие глаза, утратившие обычный блеск.

      — Как вы себя чувствуете?

      Вопрос был задан скорее из вежливости: злость в адрес Гормана никак не оставляла ее.

      Лейтенант угадал ее мысли.

      Она имела право так думать. Признавать это было обидно, тяжело, но это было так.

      — Вроде ничего, только немного голова побаливает.

      Рипли машинально кивнула и пошла дальше.

      Горман поморщился.

      Голова действительно болела, на душе было тяжело.

      — Рипли! — окликнул он, спохватившись.

      — Что?

      — Я хотел извиниться…

      «Какая разница… зачем?»

      Уголок губ Рипли слегка дернулся.

      — Неважно.

      Она прошла мимо.

      Ее реакция царапнула Гормана как новая обида, но тут же он напомнил себе, что она имела на это право.

      Это он, чуть всех не погубивший, не должен был больше требовать ничего для себя. На что он обиделся? Что она не прочитала в его душе раскаяния и повела себя так, как будто его и не было?

      Глупо.

      Коридор на миг заволокло туманом, — у Гормана закружилась голова.

      Может, он поторопился встать?

      «Надо было дождаться Бишопа», — подумал он.

      — Рипли!

      — Чего еще? — обернулась она.

      — Ты не знаешь, где Бишоп?

      — Там, — она мотнула головой в неопределенную сторону.

      — Не понял?..

      — Он чинит антенну. Передатчик, чтобы мы могли связаться с кораблем.

      Ей не хотелось продолжать разговор, но оправдываться перед собой за свою невежливость, — лейтенант все же был слишком болен на вид, — ей хотелось еще меньше.

      «Чинит передатчик… — мысленно повторил Горман. — Даже Бишоп…»

      Ему было стыдно.

      37

      «С какой стороны они могут напасть?»

      Рука Бишопа потянулась к синему проводку.

      «Спаять здесь, присоединить к трансформатору… В сроки укладываюсь», — размеренно текли его мысли, и лишь одна, как компьютерный вирус, выскакивала то и дело из глубины… души? Программы? Неважно. Бишоп спрашивал себя, откуда можно ожидать нападения, и всякий раз после этого вопроса все остальное уплывало.

      «Наверное, что-то сломано и у меня… Это очень неприятно, — заметил Бишоп. — Надо будет провериться, когда вернусь. Если вернусь целым».

      Темнота за городом сгущалась, но отсветы вызванного взрывом пожара и электрического зарева, пропущенные через рвущийся из поврежденных охладителей пар, прекрасно освещали панель передатчика.

      Вообще пейзаж выглядел сейчас еще более фантастически, чем прежде, но любоваться им было некогда.

      Особый колорит придавали ему ярко-голубые молнии, по неизвестной причине выписывавшие причудливые зигзаги вокруг наиболее высоких конструкций. Что-то творилось с комплексом, если не с самой природой: казалось, все вокруг дышало, вздыхало; где-то одиноко лязгал кусок металлической трубы, бьющейся в металлическую же стену, где-то стонала и всхлипывала рассыпающаяся аппаратура.

      Бишоп ничего не замечал.

      «Зачистить контакт… присоединить… закрепить, — скользили его мысли. — И все же интересно, с какой стороны могут напасть эти существа?.. О чем я думал перед этим? так, присоединить, закрепить… Потом проверюсь. Странно, почему я не могу определить, что это у меня сломалось — вроде бы я цел?..»

      Искусственный человек продолжал работать, так и не поняв, что беспокоило его. Настоящие люди назвали бы такое состояние страхом…

      А на корабле его стараниями челнок уже готовился к старту…

      38

      Этот участок лаборатории был отгорожен прозрачной стеной — Рипли специально выбрала его для Ньют как самый тихий уголок.

      «Она, наверное, уже спит». Рипли направилась к кровати, ожидая застать там самую мирную их всех придуманных природой картинок — спящего ребенка.

      Первый же взгляд на кровать заставил ее похолодеть.

      Девочки не было.

      Рипли закрыла глаза и снова открыла.

      Никого.

      «Она не могла никуда уйти… Я бы знала», — сердце Рипли бешено заколотилось; сказанные ею самою слова не успокаивали.

      Мало ли, что не могла! Куда же она тогда подевалась?

      Рипли затаила дыхание. Если здесь побывал Чужой и унес девочку, может, удастся в тишине услышать шорохи его движений.

      «Нет, Ньют, не надо!» — взмолилась она, и тут же отогнала сразу все мысли: они могли помешать слушать.

      В какой-то момент ее слух обострился настолько, что она услышала легкий шум выдыхаемого воздуха.

      Ну конечно! У нее отлегло от сердца. Она могла поспорить, что это дышал во сне Головастик: равномерно, легко, тихо… Но куда она спряталась?

      Рипли окинула взглядом лабораторные столы. Нет, где-то ближе…

      Ну точно! Она нагнулась и заглянула под кровать.

      Девочка лежала на полу, скрючившись и обняв головку Кейси. Согнавший напряжение и готовность удрать сон разгладил черты ее личика — теперь Ребекка выглядела совсем крошкой.

      «Милая моя девочка!» — Рипли встала на колени и протиснулась под кровать, повинуясь внезапному сильному желанию обнять ее.

      «Спит… А может, и мне прилечь на минутку? Что может случиться здесь? Ньют знает, что делает — моя маленькая учительница… Даже если Чужой придет, он нас не заметит…» — она уже и сама с собой говорила так, как обращалась бы к девочке.

      Положив винтовку на кровать, Рипли пристроилась сбоку от Ньют и осторожно прижалась к ее крошечному тельцу. Ньют тихо посапывала.

      «А как хорошо все же иметь возможность вот так прилечь… — почти поддаваясь сну, сказала себе Рипли. — Ну хотя бы на одну минуточку…»

      Ее глаза закрылись.

      Действительно, замечательно лежать вот так, вдвоем, ничего не опасаясь… Ничего? Рипли заставила себя открыть глаза. Все-таки она заснула! Сколько прошло времени? Час? Два? Она окинула взглядом комнату. Пусть это формальность, которая ничего не дает, но все же…

      Внезапно ей на глаза попалась деталь, вызвавшая шок куда более сильный, чем пару часов назад исчезновение Ньют. Можно было подумать, что в ее сердце и позвоночник разом воткнули пару дюжин иголок.

      Прямо напротив кровати покачивалась на полу стеклянная банка.

      «Нет, только не это!» — из воткнувшихся иголок в тело полился холод.

      В таких банках сидели осьминогопауки!

      Банка еще качалась: обитатель покинул ее несколько секунд назад.

      Но где он?

      Рипли приподнялась на локтях, напряженно всматриваясь в доступный для обозрения участок.

      Никого.

      Он здесь, но его не видно. Нет ничего хуже опасности, когда не знаешь, с какой именно стороны она грозит.

      Осторожно, стараясь не делать резких движений, Рипли подняла руку и попыталась нащупать лежавшую на кровати винтовку. Это ей никак не удавалось, и тогда женщина осторожно привстала. Значит, это… Но времени на раздумья уже не осталось.

      Рипли снова прислушалась.

      Ничего, кроме тихого посапывания Ньют.

      Дрожащей рукой Рипли схватила девочку за плечо. Глаза Ребекки открылись, и снова перед Рипли оказался дикий зверек, сразу же учуявший опасность.

      На миг прижав палец к губам, Рипли привстала и снова выглянула из-за кровати. Почти сразу же перед ее глазами мелькнули оранжевые плети щупалец — маленькое чудовище поджидало совсем рядом и не замедлило прыгнуть!

      Рипли среагировала не раздумывая: руки ее сами вцепились в одну из отвратительных конечностей и отшвырнули мерзкое существо в сторону.

      — Ньют, беги!

      Девочка выпрыгнула из-под кровати и проворно кинулась к стеклянно-пластиковой двери.

      Осьминогопаук быстрым аллюром промчался по комнате и скрылся. Рипли вскочила на ноги и побежала вслед за Ребеккой.

      Их поджидал новый неприятный сюрприз: дверь не открывалась!

      «Нет, этого не может быть!» — Рипли изо всех сил вцепилась в створку, Ньют — во вторую; пальцы побелели от напряжения, по ним заструилась боль, — но все было напрасно: дверь не сдвинулась ни на дюйм. После нескольких секунд бесплодной борьбы за выход Рипли застонала и повернулась спиной к стеклу.

      Ньют последовала ее примеру.

      Во всяком случае, так можно было избежать нападения со спины.

      «Берт! Это он!» — причиняя новые мучения, возникла догадка. Исчезнувшая винтовка, опрокинутая лабораторная банка, угрожающие взгляды, его самоуверенность — и эта дверь… Сомнений в том, что ловушка была подстроена специально, уже не оставалось. Рипли даже увидела свою винтовку, оставленную Бертом у входа в отсек, — но поворачиваться в ту сторону она не могла.

      Да и какая разница, если ее все равно не удастся достать!

      Они были вдвоем в комнате наедине с чудовищем — безоружные женщина и маленький ребенок. Они — и смерть. Страшная, жестокая, отвратительная…

      Бежать было некуда. Оставалось только надеяться на чудо — или на то, что к ним кто-нибудь придет на помощь.

      «Стоп! — приказала себе Рипли. — А камера?»

      Для того чтобы попасть в поле ее действия, нужно было оторваться от спасительной стены, — но это был их единственный шанс.

      Одним прыжком Рипли оказалась напротив объектива.

      «Лишь бы он слышал и посмотрел сюда!»

      — Эй! — изо всех сил заорала она.

      — Помогите! — на высоких нотах, казалось, готовых перейти в ультразвук, закричала Ньют.

      — Хиггс!

      Рипли замахала руками, прыгая перед камерой.

      «Лишь бы он посмотрел!»

      — Помогите!!!

      — Хиггс!!!

      Каждая секунда могла оказаться последней — и Рипли и Ньют кричали изо всех сил, в исступлении размахивая руками.

      Они не могли видеть и слышать того, что происходило в координационном центре.

      Хиггс, к которому отчаянно взывала Рипли, сидел в наушниках и переговаривался с Бишопом; сейчас его больше ничто не волновало.

      — Так, Бишоп, хорошо… Ты уже набрал вызов?

      Берт прошел за его спиной, и ему показалось, что на экране что-то мелькнуло.

      — Очень хорошо… Мы будем ждать тебя здесь с челноком…

      К нему стыдливо подсел Горман. Хиггс бросил на него быстрый взгляд и перевел глаза на Вески.

      — Понял, — прогудел в наушниках голос Бишопа.

      Хиггс незаметно вздохнул. Хоть с этим — слава Богу…

      — Помогите! Спасите! — надрывалась Ребекка.

      «Ага, запрыгали!» — равнодушно зафиксировал Берт, глядя на скачущие фигурки.

      — Ну, что там? — наклонился к Хиггсу Хадсон.

      — Бишоп уже набрал код и вызвал челнок.

      Хиггс повернулся.

      Берт почувствовал его движение и воровато нажал кнопку — экран погас, перечеркивая последнюю надежду двух обреченных.

      Возле пульта связи улыбался ни о чем не подозревающий Хиггс.

      — Помогите! — размазывая слезы по лицу вопила девочка.

      — Хиггс! Хиггс! — вторила ей Рипли. — Разбейте стекло!

      Время шло — и каждая секунда, уходя, прокатывалась по спине Рипли колючими мурашками.

      Сколько можно кричать? Может, там уже не осталось никого в живых…

      — Разбейте стекло! — в последний раз крикнула в пустоту Рипли. И только тут до нее дошел смысл собственных слов. Неужели она кричала об этом самой себе? Их подсказала интуиция, и они вырвались в крик случайно — но предназначались они скорее ей самой.

      Быстрым порывистым движением она схватилась за ножку железного столика. Беззащитность собственной спины обжигала ее.

      Или это жег взгляд Чужого?

      Рипли размахнулась и изо всех сил ударила по стеклу.

      Ничего, еще, может, удастся разбить его…

      Удар, еще удар…

      Рипли била столиком по стеклу изо всех сил: ножки гнулись, летели во все стороны невесть откуда взявшиеся осколки — но на проклятом стеклопластике не оставалось даже царапин!

      Ньют, пятясь, снова очутилась возле пластикового стекла и жалась теперь спиной к его гладкой поверхности.

      Еще один удар — и столик разлетелся в руках Рипли.

      Неужели это конец?

      Она отбросила ставший ненужным обломок и тоже прижалась спиной к стеклу. Комната хранила враждебное молчание. Осьминогопаук выжидал. Ни звук, ни неосторожный шорох не выдавали его присутствия.

      Медленными шажками Рипли стала продвигаться вдоль стены. Ньют копировала ее движения.

      — Рипли, мне страшно, — прошептала девочка, подбираясь к ней ближе. Рипли на мгновение обожгли жалость и стыд за то, что ей не удалось защитить доверившегося ей ребенка, но страх и необходимость хоть из инстинкта защищаться не дали ей прочувствовать это глубоко.

      Надо следить за комнатой, чтобы быть готовой отразить новое нападение.

      Пока Чужой не обвил щупальцами шею, его еще можно отбросить. Если удастся протянуть время, их найдут и спасут.

      Если удастся…

      Два переполненных страхом сердца бились в унисон.

      — Мне тоже страшно, Ньют…

      «Так, его нужно просто успеть схватить… если быть наготове, это удастся… Но долго ли мы сможем продержаться? и что будет, если он нападет на Ньют? Успею ли я перехватить его на ней? Пусть уж лучше он нападет на меня!» — последняя мысль заставила Рипли содрогнуться, но само то, что она вновь могла о чем-то думать и что-то соображать, было утешительно.

      Только бы продержаться!

      Сколько?

      Несколько минут, час, два?

      Сколько времени понадобится Хиггсу, чтобы обнаружить ее отсутствие и забеспокоиться?

      Только смерть может ждать свою жертву годами…

      Нужно было срочно что-то делать. Но что?

      Страх мешал думать.

      «Неужели даже ради своего спасения я не смогу найти ответ? Сосредоточься, Рипли», — внушала она сама себе.

      Легко сказать…

      «Думай! Думай! Ну же! Ну!!!»

      В углу что-то шевельнулось. Ньют вздрогнула. Рипли напряглась — если это было возможно для человека, чьи мышцы давно собрались в комок.

      «Скорее же! Думай!!!»

      Догадка пришла, как удар молнии.

      Рипли шагнула вперед, к датчику противопожарной системы, и поднесла к нему зажигалку.

      Тысячи струй брызнули с потолка, заливая все вокруг себя. Завыла сирена. На стене замигала красная лампочка. Все, дело сделано — теперь в координационный центр должен поступить сигнал, и они придут…

      Дикий вопль Ньют заглушил вой сирены: вода залила Рипли глаза, и она не заметила, что к ней со страшной скоростью помчался осьминогопаук. Лишь ощутив на себе его цепкие лапы, Рипли поняла, что пропала: попытка схватить его не удалась. Мокрое скользкое тело чудовищного существа ударилось в ее губы. В последний момент Рипли удалось все же схватить его за панцирь, но змеящиеся щупальца уже оплели шею.

      Морщинистый кожистый отросток высунулся из отверстия на брюхе осьминогопаука и потянулся ко рту быстро слабеющей женщины.

      Рипли задыхалась.

      Она еще могла держать его на расстоянии, не позволяющем всунуть в рот откладывающий эмбрионы орган, но от асфиксии в голове темнело, и руки слабели.

      «Нет! Я не хочу! Господи, помоги!»

      Мокрый отросток снова дотронулся до ее губ — Рипли откинула голову назад, содрогнувшись от отвращения.

      Сознание уходило.

      «Нет! Я не хочу! Я хочу жить!!!» — кричала ее душа, тело корчилось, сопротивляясь убийственным объятиям впившихся в кожу щупалец. Наверное, если бы не хлещущая с потолка вода, она потеряла бы сознание сразу, — теперь же оно уходило медленно, позволяя получше прочувствовать весь ужас обреченности.

      Вот осьминогопаук снова дотронулся до лица, вот его орган приблизился еще на полдюйма.

      Его щупальца сдавили горло еще сильнее; Рипли упала на спину.

      «Бесполезно… Это уже конец», — пронеслась гаснущая мысль.

      «Нет! Нет!!!» — жизнь не хотела уходить. Рипли снова открыла глаза и из последних сил отодвинула пакость от своего лица.

      Ньют продолжала визжать.

      Сирена выла.

      — Хадсон, Васкес, немедленно в лабораторию! — на ходу прокричал Хиггс. — Пожар!

      «Вот и все…» — Рипли поняла, что больше не в силах сдерживать напор монстра. Сдавленное горло не давало ей возможности даже кашлять, только чудом можно было объяснить то, что она еще жила — но и у чудес есть свои пределы.

      Снова Рипли рванула с себя паразита — но это движение было уже конвульсивным.

      «Ну что ж… Зато хоть Ньют останется в живых», — успела еще подумать она, ослабляя захват и сжимая губы поплотнее, чтобы хоть на пару секунд отдалить неизбежный конец.

      Тем временем до смерти перепуганная Ньют, совершенно забыв о собственной безопасности, кинулась к Рипли и застыла в двух шагах от нее: на малом лабораторном столе возник второй паразит. Взрослый мог бы не поверить своим глазам, но лишенная извращений взрослого воспитания девочка поняла все в один момент и разразилась новым отчаянным воплем.

      Цепкие рыжие лапы зацокали по столу, подбираясь к ней.

      Уши Ньют заложило от собственного крика: раз уж Рипли, большая и сильная, упала в тисках его щупалец, что может сделать она, ребенок, если сбежать и спрятаться уже нельзя?

      Неожиданно раздался треск, и стекло разлетелось, — это Хиггс успел привести подмогу.

      Зацепившийся за край стола хвост на секунду замедлил смертельный прыжок и сбил его точность — дулом винтовки Хадсон успел отшвырнуть паразита в угол, и очередь бронебойных пуль разорвала его на куски, а сквозь разбитое стекло в комнату уже прыгали Горман и Вески.

      Еще не придя в себя, Ньют пальцем указала в сторону Рипли — та еще держалась, намертво стиснув зубы. Напрасно тыкался в ее губы эмбрионовод. Хиггс выхватил панцирь осьминогопаука из уже безвольных рук и потянул на себя, подоспевший в этот момент Горман принялся отгибать членистые холодные щупальца. Они поддавались с трудом; удивительно было, сколько сил скрывалось в этом небольшом на вид существе…

      «Неужели я еще жива?» — в полубеспамятстве спросила себя Рипли. Да, она была еще жива, и даже шея больше не болела, только чесалась… «Или это уже… то, что после смерти?» — Рипли приоткрыла глаза. Как в полусне, она увидела склоненные лица Хиггса и Гормана и рядом, возле самых ее глаз — все те же щупальца.

      Одно их них выскользнуло из рук Гормана и снова усилило захват.

      Картина поплыла перед глазами Рипли.

      Черты ее лица начали заостряться.

      «Мэри Джордан, — вдруг вспомнил запись в лабораторном журнале Хиггс, — умерла во время операции…»

      Неужели они опоздали и Рипли, его Рипли, сейчас уйдет?

      От бессилия Хиггс издал короткий стон.

      «Ну нет!»

      Горман еще раз с силой рванул за щупальце. Оно неожиданно поддалось.

      — Готов? — не поверил себе Хиггс: тело осьминогопаука повисло у него в руках.

      — Да!

      — Давай! — прокричала Вески, поднимая дуло винтовки.

      — Хадсон? — все еще не веря, выдавил из себя Хиггс.

      — У меня все в порядке, — Хадсон кивнул в сторону останков другого паразита.

      — Стреляй!

      Тело осьминогопаука взвилось в воздух, и новая очередь разнесла его в клочья, отшвырнув брызжущие кислотой останки к стене.

      «Кончено!»

      Хиггс склонился к Рипли. Она, казалось, не дышала.

      «Ну что же ты…» — сжал он зубы.

      — Где остальные? — спросил над его ухом Горман.

      — Все, все в порядке! — отозвался Хадсон.

      «Рипли, ну что же ты!» — Хиггсу казалось, что он сейчас заплачет. Неужели он все потерял?

      Слезы не казались ему позором — он заслужил свое право на них, никто не мог бы упрекнуть его в трусости или малодушии.

      — Боже мой… — прошептал он, беря в свои ладони обмякшую руку Рипли.

      Рука была теплой. Пульс еще бился.

      Рипли втянула в себя немного воздуха и вздохнула. Жива? Да…

      Сквозь беспамятство она вспомнила, что ей срочно нужно что-то сообщить им, что-то очень важное, касающееся всех. Что? Ах, да…

      — Ымммм, — слова застряли в передавленном горле.

      — Рипли! Что?

      — Это… — каждый звук давался ей с трудом, — Берт… — Она приоткрыла глаза и снова закрыла их. — Их выпустил Берт!

      39

      Когда они вошли в помещение координационного центра, их лица были каменными. Хиггс сунул дуло винтовки Берту в подбородок.

      Представитель Компании подался назад, но его не пустило кресло.

      «Так, кажется, мои дела плохи», — промелькнуло у него.

      На то и было похоже: лица предвещали нешуточный разговор.

      «Не повезло…»

      Мысли Берта заметались в поисках выхода. Можно ли еще обмануть этих людей, отвертеться? Если не сплоховать, то — да…

      Природа все же не обидела его мужеством — несмотря на угрозу, мысли его не потеряли до конца своей ясности.

      Хуже было другое: он не знал, что можно сказать. Просто не знал.

      — Я предлагаю поставить эту сволочь к стене, — процедил сквозь зубы Хадсон.

      Одна мысль о том, что Берт мог проделать это с кем угодно, вызывала у него дикую ярость.

      — Правильно, — поддержала его Вески, — расстрелять его!

      Берт попробовал отклониться от больно въехавшего в подбородок дула — из-за этого на его лице появилась гримаса. В другой ситуации можно было бы подумать, что он насмехается над своими судьями.

      «Что им сказать? Что?!» — крутилась на одном месте его мысль.

      Ответа не существовало. Такие преступления не прощают…

      «Будь проклята эта Рипли!»

      Она, его враг, стояла тут же и с отвращением смотрела на него.

      — Это глупость! — выдавил Берт. — Что вы слушаете кого попало… Мало ли что может выдумать эта женщина!

      — Он решил, что ему не провести Чужих через карантин, — Рипли встала над ним, непреклонная, как сама судьба. Ее голос был одновременно холоден и страстен, но ненависть загнала все лишние интонации и обертоны далеко вглубь. — Однако он придумал другой способ: чтобы один из нас нес в себе зародыш, и тогда можно будет протащить его внутри спящего. Никто бы и не узнал, что я или Ньют несем в себе эмбрион.

      — Но мы бы знали! — возразила Вески.

      Ее лицо было хищно оскалено.

      «Выход… в чем же выход?» — металась мысль Берта.

      — У него и это было продумано, — продолжал вещать грозный прокурор. — Он, скорее всего, собирался по дороге домой вывести из строя несколько гибернаторов — тех, в которых лежали бы вы. Он избавился бы от вас, а потом рассказал бы первую попавшуюся историю.

      «Так, что меня еще может спасти? Главное — ускользнуть сейчас от их судилища… Потребовать, чтобы меня судили по закону, а там — адвокаты, поддержка Компании…» — думал Берт, а по его спине полз ноющий холодок.

      Все это легко сказать, но ведь и они прекрасно догадываются о такой возможности… Да, суд — не гарантия спасения — только шанс. Или отсрочка, за которую придется заплатить потом долгим мучительным ожиданием. И все же — пусть лучше будет суд. Пока есть жизнь, есть и надежда. А вот разрывная пуля в голову…

      Берту показалось, что по возможной траектории пули пролетел щекочущий внутренний ветерок и поднял волосы на затылке.

      — Ты — покойник, понял? — вызверилась на него Вески. — Я тебя сейчас пришью!

      — Да все это ерунда! — зачастил Берт. Щекотка на «траектории пули» усилилась; он все еще боялся. Не только у хороших людей сильно развит инстинкт самосохранения: такой борьбе позавидовала бы и Рипли. Все его силы, все мысли были сосредоточены сейчас на одном — спастись!

      — Это психоз! Послушайте сами, что она говорит… У нее паранойя! Это бред! Что она придумала, — очень нужно было все это затевать!..

      — Ну и жалкий же ты тип, — уничтожающе и презрительно взглянул на него Хиггс.

      Снова взгляд Берта отчаянно заметался. «Если бы здесь был Бишоп… Может, Хадсон? Он испуган и потому зол. Вески?.. Нет. Это не женщина — зверь в человечьем обличье, ждать жалости от нее нелепо. Хиггс… Вроде натура потоньше, но сейчас совершенно не в себе — видно, Рипли успела его накрутить. Горман? Он мог бы помочь, но вряд ли сделает это. Горман слишком крупно лажанулся с операцией в процессорном комплексе и, скорее всего, рад будет свалить на него и свою вину. Кто станет обвинять лейтенанта, если есть готовый «предатель рода человеческого».

      Дуло продолжало упираться в подбородок, сверля его своим пустым взглядом.

      Спасения не было.

      — Берт, ты понял, — Рипли-обвинитель продолжала свою речь, — что на этих организмах можно сделать большие деньги, а ради денег ты пошел бы на все.

      — Хватит! — Черные глаза Вески агрессивно сузились. — Мы его сейчас расстреляем!

      «Нет, только не сейчас! — взмолился Берт. — Не надо! Нет!!!»

      Бесполезно. Этих людей ничем не убедишь. Сейчас они сдернут его со стула, толкнут к ближайшей стене, а потом боль — и конец…

      «Бог, дьявол, помогите хоть кто-нибудь!»

      Хиггс рывком заставил представителя Компании подняться и поволок к стене. «Пощадите… я не хочу!» Ноги у Берта подкашивались, но мысли и сейчас работали так же четко, развертывая перед ним все ужасы близкого конца.

      «О дьявол, я отдам тебе душу, только помоги!»

      — Нет! — раздался вдруг голос Рипли, и Берт радостно встрепенулся: вдруг жажда полностью насладиться местью или дурацкое пристрастие к полной законности заставят ее потребовать той отсрочки, о которой он молил? — Подождите…

      Рипли не договорила.

      Произошло нечто, доказывающее, что призывы Берта были услышаны, — неожиданно погас свет.

      Хадсон, успевший вцепиться в Берта, толкнул его в сторону стола.

      Стало тихо.

      Очень тихо.

      Было слышно дыхание каждого.

      — ОНИ отключили электричество, — уже другим голосом произнесла Рипли.

      — О нет!! — застонал Хадсон.

      Темнота была неполной — тусклый свет за окном и зловещее багровое мигание ламп аварийного освещения позволяли различать одинаково серые, искаженные заставшим их врасплох страхом лица.

      Все кошмары любят темноту.

      — Как они могут отключить свет? Они же животные! — заговорила Вески, сама уже не веря своим словам. — Они — не разумные существа!

      Ее слова никому не были нужны. Реальностью была темнота, и только с ней стоило считаться.

      — Проверьте все углы!

      Хиггс первый начал исполнять собственное приказание.

      — Горман, следите за Бертом! — скомандовала Рипли.

      — Да, я его не отпущу, — глухо отозвался лейтенант. Что ж, больше он не имеет права на ошибку. Если она стала командиром — он подчинится, — авось судьба подарит ему шанс оправдать новое доверие к себе. Он больше не растеряется — ему уже нечего терять…

      «Прекрасно!» — возликовал про себя Берт. Темнота была его союзником. «Главное — улучить момент, когда Горман отвернется, а это наверняка произойдет: когда начнется заварушка, ему станет не до меня… Дальше. Лабораторию можно закрыть изнутри, а из нее есть еще один выход. Пока монстры будут драться с этими людьми, пока откроют дверь, челнок уже будет здесь… А потом можно будет и вернуться…»

      Горман мрачно уставился на Берта из-под повязки. Такой взгляд иной раз можно встретить у сторожевых собак породы ротвейлер.

      «Ну ничего», — усмехнулся про себя Берт. Хладнокровие быстро возвращалось к нему.

      — Ньют, не убегай от меня слишком далеко! — крикнула Рипли.

      Девочка присела за ближайшим столом на корточки и испуганно выглядывала оттуда вытаращенными глазенками.

      — Ну, я им покажу! — прошептала Вески, направляя ствол винтовки на дверь. Ее автоматическая пушка давно вышла из строя.

      — Я тоже! — поддержал ее Хадсон.

      И снова на некоторое время воцарилась тишина.

      Ее нарушил слабый писк индикатора.

      При его звуке все вздрогнули. Шаткая надежда на то, что свет погас сам по себе, исчезла.

      — Что-то движется! — почти шепотом проговорил Хадсон, поднося к глазам синее табло.

      На внешней дуге действительно обозначился туманный участок.

      — Может, ты засек меня? — облизывая внезапно пересохшие губы, спросил Хиггс.

      Хадсон покачал головой:

      — Нет, это не ты… датчик засек другое… — Пятнышко на табло обозначилось отчетливей. — Эти твари таки пролезли к нам! Они уже внутри периметра комплекса!

      Внутри! Неужели они не смогли отсечь себя от остальной станции?!

      Мысль об этом возникла у всех одновременно, жаля одних и оглушая других.

      Внутри!

      — Хадсон, успокойся! — прикрикнула Вески. — Ну конечно же, этот психованный что-то напутал! Откуда им тут взяться?

      — Вески! — оборвал ее Хиггс, направляясь к застывшему на месте Хадсону.

      Пятно на табло вылезло на внешнюю дугу и теперь неумолимо расширялось. — Да, Хадсон, кажется, прав…

      — Возвращайтесь оба! — не выдержал Горман.

      Он еще смотрел на Берта, но происходящее в дальней части лаборатории то и дело приковывало к себе его внимание.

      «Смотри туда, смотри…» — внушал ему Берт.

      Хиггс отступил вглубь комнаты. У двери сейчас стоял только Хадсон.

      Перемещение светлых пятен на табло целиком поглощало его внимание; все вокруг, кроме синего прямоугольника, начало исчезать.

      По синему полю полз похожий на потек краски язычок. Он был большим — намного больше, чем следовало ожидать. А рядом уже вырастал второй, третий…

      — Сигналы усиливаются! — Хадсону казалось, что за него говорит кто-то другой: он сам состоял только из устремленных на индикатор глаз. — По-моему, их несколько, и они движутся по всему комплексу…

      — Приготовиться к боевой операции! — резко, как выстрел, прозвучал голос Хиггса.

      Берт тихо сдвинулся с места и начал протискиваться в проход между столами.

      Взгляд Гормана остановил его.

      — Двери! — закричала Рипли. — Скорее заваривайте двери! Быстро!

      Не дожидаясь следующего приглашения, Вески схватила лежавший на столе автоген и скользнула к двери.

      С тихим шипением посыпались во все стороны огненные брызги.

      — Прикрой глаза, Ньют, не смотри на вспышку, — бросила Рипли, заметив высунувшуюся из-за стола головку девочки.

      — Сигналы идут чистые, — продолжал комментировать Хадсон. — Движение… Расстояние до нас — двадцать метров…

      Светлое пятно ширилось и густело. Язычки шевелились, как псевдоподии у амебы: вытянулись, разбухли, таща на себя остальную массу, опять вытянулись…

      — Неужели мы не все загерметизировали? — вырвалось у Рипли.

      — Нет, мы заделали все ходы!

      — Четырнадцать метров…

      По табло ползло пятно. По спинам — мурашки.

      — Может, они лезут над потолком или под полом?

      — Черт их знает…

      «Пусть лезут, — подобрался Берт. — Вот сейчас Горман отвернется…»

      — Рипли!

      — Да?

      — Они уже за баррикадами!

      — Пойдем отсюда! — раздался жалобный голосок Ньют. Она смотрела теперь на заслонку вентиляционного канала.

      «Ну чего же они ждут? Еще ведь можно удрать! Так, сейчас Горман отвернется… ползите, ползите, дорогие!»

      — Двенадцать метров… — Хадсон осекся: на табло вспыхнуло еще одно пятнышко, более мелкое, но зато на расстоянии меньше шести метров. Он метнул испуганный взгляд в сторону двери, и ругательство чуть не сорвалось с его языка: индикатор засек движение Вески, запаивающей дверной шов. — Вески, отойди! Так… одиннадцать метров, сигнал очень четкий…

      — Вески, как дела? — спросил Хиггс, прикрывая лицо рукой от света сварочного огня.

      — Говори, Вески!

      — Все в порядке, сейчас заканчиваю…

      Она провела автогеном еще раз и отключила пламя.

      Тут же послышался невразумительный возглас Хадсона.

      — Что такое? — все обернулись к нему.

      На лице Хадсона появилось ошалелое выражение.

      — Они уже здесь!

      — С чего ты решил?

      — Десять метров…

      Нервы его снова начинали сдавать. Не сразу он смог снова полностью переключиться на наблюдение за табло.

      — Они здесь? — переспросил Хиггс. — Сколько было отсюда до двери?

      Вся комната — около двадцати метров; с того места, где стоял Хадсон, до двери — шесть или семь…

      — Где же они? — Вески медленно отступала назад, в ее руках снова была винтовка; автоген повис на боку.

      — Эдвард, помните, стреляем только с близкого расстояния. — Рипли шагнула к Хиггсу. Они касались друг друга локтями, но ни это, ни то, что она впервые назвала его по имени, ни на миг не заставило забыть об опасности.

      — Девять… («Да замолчи ты! Кто это?.. Ах, да, это же я сам говорю!») Восемь, семь…

      Цифры падали из его рта, будто забивали гвозди в гробы охваченных ужасом людей.

      — Шесть…

      — Так они уже внутри комнаты? — спросил Хиггс неизвестно кого. От напряжения у него пересохло в горле, звуки получались сдавленными. По этой же причине Рипли кашлянула.

      Пятившийся от двери Хиггс поравнялся с ними.

      — Пять…

      — Ты, наверное, неправильно толкуешь показания, — скривилась Вески.

      — В прошлый раз все было правильно, — ответил за Хадсона Хиггс.

      Берт, прищурившись, посмотрел на Гормана: тот уже увлекся наблюдением за надвигающейся грозой, но еще не настолько, чтобы не заметить его бегства, хотя бы боковым зрением.

      — Четыре!

      — Господи, да что же это…

      Невидимый враг в четырех метрах… Да, было от чего стынуть крови в жилах.

      — Где?

      — Три…

      Невольно взгляды, один за другим, переместились на потолок.

      Он был чист.

      Нерушимо стояла дверь, никто не полз по потолку, и лишь индикатор пищал тревожно и нагло.

      Монстры были здесь — теперь можно было услышать негромкое похрустывание членистоногих суставов, — но никого не было видно.

      Сколько же можно ждать? Почему медлит эта невидимая смерть? Где эти чудовища?!

      Разве только у Берта не зашевелились на голове волосы от этой жуткой безмолвной угрозы.

      Шорох и похрустывание приближались, становились все явственней. Хиггс снова посмотрел на потолок, сложенный из прямоугольных металлических пластин.

      — Помогите-ка! — он пододвинул стул под ту самую пластину, у которой сбоку была видна щель — по-видимому, эта плита служила люком, — и вскарабкался наверх, приподнимая крышку дулом винтовки.

      — Фонарь!

      Вески протянула ему фонарь.

      Хиггс направил луч света в темноту проема и чуть не вскрикнул от ужаса: на него катилась масса, состоящая из чудовищного переплетения щупалец, членистых суставов, заканчивающихся четырехпалыми корявыми лапами, и длинных змеиных шей с тяжелыми клыкастыми головами, жесткими и рубчатыми, как у скелетов насекомых.

      — О Боже! — прошептал он.

      От лампочки маленькие глазки чудищ загорались красноватыми огоньками.

      Они приближались.

      Хиггс скатился со стула, направляя подхваченную тут же винтовку на потолок.

      — Всем отойти от люка!

      Рипли вцепилась в руку Ньют и поволокла ее подальше от центра предстоящих событий.

      Вот сейчас они подползут к самому люку, он откроется, и…

      — Давайте все сюда!

      К Хиггсу присоединились Хадсон и Вески.

      С их скоростью передвижения до щели им осталось… Резкий треск прервал все догадки и расчеты: потолок не выдержал. С гулким грохотом свалилась на пол вылетевшая пластина, за ней, на лету хватая когтями воздух, упал Чужой.

      Несколько очередей и пылающий факел огнемета рассекли темноту.

      — Они здесь!

      — Стреляйте!

      Возгласы утонули в шуме выстрелов, грохоте металла и падающих сверху бронированных тел.

      — Сделайте же что-нибудь! — заорала Рипли, таща девочку к выходу.

      — Так их! Так! — кричала Вески, посылая пулю за пулей в лакированные хитиновые тела.

      Горман присел за столом, словно опасаясь ответного огня, и оттуда бил очередями.

      «Прекрасно! — вскочил Берт. — Сейчас — самое время…» Никем не замеченный в начавшейся неразберихе, он метнулся по короткому коридорчику…

      — Черт бы их подрал!!!

      — В лабораторию! — закричала Рипли, увлекая Ньют за собой. — Скорее в лабораторию!

      Перед ними прямо с потолка свалился Чужой. Ньют завизжала, но Рипли, не успев даже испугаться, разнесла врага на куски длинной очередью.

      Схватив Ньют Рипли помчалась по коридору; толстые створки двери захлопнулись прямо перед ними. В последний момент ей показалось, что за ними мелькнуло знакомое лицо.

      «Ну все… пронесло», — расслабился Берт, оглядываясь на закрывшуюся дверь. Теперь можно уже спокойней пройти через еще один отсек — и дальше; минут через пять он будет снаружи. Сколько там осталось до прилета челнока?

      — Нет! Нет! — со слезами на глазах Ньют бросилась на дверь.

      Неужели спасения не было?

      — Берт?! — срывающимся от перенапряжения голосом заорала Рипли. — Берт, открой дверь! Открой! Открой сейчас же!

      «Ну как же, моя милая… я еще не выжил из ума!» — усмехнулся Берт, устремляясь в проход между столами.

      — В лабораторию, быстрее! — кричал где-то Хиггс.

      — Вот вам, сволочи, вот вам! — стрелял Хадсон. Разве не лучшее средство против страха — убить, уничтожить его источник?

      Он вдохновенно стрелял по бронированным чудовищам, вымещая на них все свое прежнее бессилие.

      — Берт! Открой, гад! — исступленно билась в дверь Рипли.

      — Сволочи!

      — Все сюда!

      — Бей их!

      — Дерьмо!

      — Сюда!

      — Вот так! — злорадно выкрикивал Хадсон. — И тебе? Тебе мало, да? Получай! Чтоб ты сдох!

      Хадсон стоял у самого прохода. Мимо него пробежала Вески, подскочил лейтенант… Глаза Хадсона пылали сумасшедшим огнем ярости.

      — Пошли! — не прекращая отстреливаться, к Хадсону подбежал Хиггс. — Пошли, пошли, вперед!

      — Дерьмо!

      Неожиданно возле Хадсона встало на дыбы чудовище. Несколько быстрых движений — и тело десантника оказалось похороненным в хитиновых объятиях.

      Через секунду монстр, схвативший его, был разнесен на куски огнем Хиггса, но было уже поздно — смерть заполучила себе еще одну жертву.

      Медлить было нельзя, и Хиггс перепрыгнул через корчащиеся останки.

      — Скорее, Горман! — приказал он лейтенанту, который первым попался ему на глаза. — Заваривай дверь!

      Горман мгновенно подчинился. Не время сейчас было разбираться в тонкостях субординации.

      — Открой, Берт! Открой, подлец!

      Рипли едва не выла. К ней подскочили Вески и Хиггс; Ньют отпрыгнула в сторону. Благодаря общим усилиям и вгрызшемуся в замок пламени автогена дверь поддалась.

      «Быстро же они…» — подумал Берт, закрывая следующую дверь. Они снова оказались в ловушке: бежать вперед было некуда, а сзади створки уже трещали под напором чудовищ.

      — Бежим!

      — Дерьмо!

      Они влетели вглубь лаборатории, направили винтовки на только что заваренную Горманом дверь и приготовились к неминуемому…

      «А я выбрался!» — ликовал Берт, устремляясь к последней из дверей, ведущей наружу. Что ж, челнок наверняка уже ждет его…

      Створки двери разъехались и… Но что это?! Берт не поверил своим глазам: перед ним извивались змееподобные щупальца, готовясь обвить его и утащить за собой. Морда чудовища оскалилась, обнажая десятки кривых зубов.

      Берт обмер.

      «Неужели все было зря?!»

      Щупальца упали на него как бревна, но обхватили почти нежно.

      Чудовищам он был нужен живым…

      …Последняя преграда пала, открывая монстрам дорогу в лабораторию.

      Крики, выстрелы возобновились, но что они могли уже дать? Спасения не было — на чудо тоже можно надеяться не без конца.

      Вдруг, перекрывая все шумы, раздался тоненький детский голосок:

      — Сюда! Давайте сюда!

      Ньют открыла вход в вентиляционный канал.

      Вентиляционный канал был достаточно широк для того, чтобы в него пролез ребенок и даже взрослый. Но с тем же успехом в него могло протиснуться и чудовище.

      — Все сюда! — скомандовала Рипли, быстро становясь на четвереньки. Крики и выстрелы не отдалялись — видимо, их примеру последовали все. Повернув за угол, Ньют вскочила на ноги — здесь уже можно было нормально бежать. Рипли шла за ней почти след в след, лишь изредка притормаживая, чтобы оглянуться назад: все ли целы.

      Вот Горман, — его хорошо видно по повязке… Вот яркий платок на голове Вески… Вот Хиггс…

      — Сюда! — звенел путеводным колокольчиком голосок Ньют. — Скорее!

      Рипли пробежала еще один пролет и снова оглянулась.

      Хиггс ближе всех, Горман — за ним, Вески прикрывает отход…

      — Сюда! — продолжала звать Ньют.

      «Ну, твари, погодите!» — Вески в очередной раз нажала на спуск, но выстрелов почему-то не последовало.

      «Это еще что за чертовщина?» — взгляд Вески упал на счетчик боеприпасов. В окошечке светились одни нули…

      Она потянулась к магазину, но на ходу передумала: чудовище находилось слишком близко, чтобы успеть перезарядить винтовку. Вески выхватила пистолет.

      Монстр навалился ей на ноги, щупальца начали свой размах.

      «Врешь! Не возьмешь!» — Вески сжала зубы и направила дуло прямо в оскаленную пасть.

      Монстр взревел и откатился, брызгая во все стороны желто-зеленой кислотной мерзостью. Брызги накрыли ноги Вески, и она взвыла — ни разу еще ей не приходилось испытывать боль такой силы!

      — Вески!

      Горман остановился. «Неужели и она погибла?» Нет, Вески была еще жива: он видел из-за поворота, что она пытается двигаться.

      «Ну, все… сейчас или никогда. Или я спасу ее, или погибну!»

      Лейтенант быстро пополз назад. Перед ним был единственный шанс смыть позор, и он предпочел бы скорее погибнуть, чем упустить его.

      Пусть он был плохим командиром, но никто не сможет упрекнуть его в трусости и малодушии.

      — Что с тобой? — наклонился он над корчащейся Вески.

      В глубине коридора среди дыма и пара уже опять начал прорисовываться контур приближающегося монстра.

      — Иди, — сквозь зубы процедила Вески.

      Боль от ожога кислотой была так сильна, что выходила за пределы чувствительности, становилась нереальной.

      — Ньют, где ты? — спотыкаясь, бежала по каналу Рипли.

      — Теперь вверх, сюда! — звенел голосок.

      — Хиггс?

      — Я здесь…

      — Горман?

      — Скорее! — подгоняла Ньют. Рипли снова рванулась с места.

      — Уходи, — одними губами, без звука прошептала Вески. Горман бросил взгляд на ее раны — часть ноги держалась на тонкой полоске кожи, кость была оплавлена — и отрицательно мотнул головой. Его пальцы нащупали гранату и сорвали чеку. Лейтенант обнял Вески за плечи, зажал рукой гранату и принялся ждать.

      Монстр приближался.

      — Ты всегда был болваном, Горман, — простонала Вески; лейтенанту в ее голосе почудился оттенок благодарности.

      Костлявая морда вынырнула прямо перед ними. Горман разжал руку, взрыватель сухо щелкнул. Помирать — так с музыкой!

      «Лейтенант Горман героически погиб, прикрывая отход товарищей», — мелькнула в его голове идиотская фраза, и тут же грянул взрыв…

      — Сюда! — Ньют выскочила на открытое пространство, если это можно было так назвать: хотя сверху виднелось неровно окрашенное заревом небо, вокруг теснилась масса механизмов, образующих «металлические заросли», пробраться через которые было не так просто.

      И все же они были снаружи; рядом виднелся главный вход в комплекс. Чернели цифры на шахтах лифтов: «27», «28»…

      — Осторожно!

      Хиггс поддержал Рипли сзади, и они пошли по шатким металлическим рейкам.

      Над комплексом сверкали молнии. Пар рвался уже изо всех возможных щелей, гудение и шум далеких обвалов усиливались.

      «А вдруг это — реактор? — похолодела Рипли. — Нет, об этом думать сейчас нельзя…»

      Ньют нырнула в просвет какой-то металлической конструкции, шагнула на медленно вращающийся барабан, и тут же по ушам Рипли и Хиггса ударил истошный визг.

      Как именно она очутилась под полом, никто из них не понял, — скорее всего, сам механизм резко сдвинулся с места, утаскивая девочку за собой.

      — Ньют! — рванулась к ней Рипли.

      — Рипли! — отчаянно закричала девочка.

      Она висела на секции барабана, изо всех сил цепляясь за рейку.

      — Ньют! — Рипли сделала попытку ухватить ее, но барабаны качнулись под ее тяжестью. Девочка снова взвизгнула, и только страх смерти помог ей не разжать пальцы. — Хиггс! Хиггс, лови ее скорее!

      Хиггс повис на конструкции, но его рука не доставала до девочки.

      — Я сейчас упаду! — Рипли, рискованно перегнувшись, потянулась к Ребекке, Хиггс еле успел подхватить ее сзади.

      Между пальцами Рипли и ручонкой Ньют оставалось не больше дюйма.

      — Держись, Ньют!

      Дернувшись вперед, она ухватила ее ручонку, но слабо, одними пальцами. Удержать на них вес человеческого тела, пусть даже такого маленького, как у девочки, было невозможно.

      — Рипли, не отпускай руку!

      — Я падаю! — Пальцы девочки снова ускользнули.

      — Держись! Дай руку!

      Детские силенки невелики — вопреки воле Ньют ручонка начала разжиматься.

      Скользкая рейка вывернулась из-под пальцев девочки. Удаляющийся визг звучал всего пару секунд и смолк вместе с плеском воды.

      — Ньют! — Уши Рипли заложило от собственного крика. — Нет!

      Неужели она ее потеряет? Ну нет!

      Рипли вскочила на ноги и перемахнула через сетку труб. Что угодно, только не это; девочка должна жить, должна вернуться с ней на Землю… Разве можно бросить своего ребенка?!

      — Ньют! Никуда не двигайся — мы идем за тобой!

      — Рипли, постой! — Хиггс кинулся за ней.

      Рипли прыжками подбежала к входной двери и помчалась по лестнице вниз. Второй уровень… Должно быть, девочка здесь…

      Ньют привстала и огляделась. Она была в странном закутке между уровнями. Вокруг поблескивали мокрые трубы. Грязная зеленоватая вода доходила ей почти до пояса. Сверху капали мутные струйки.

      Потолок был дырявым — собственно, это и потолком-то нельзя было назвать.

      Вместо него над Ньют светилась решетка, по которой мчались, гулко топая ногами, две фигуры.

      Ньют присела. Но нет, на чудовищ они не были похожи — слишком малы.

      — Ньют!

      Голос прозвучал прямо над ней.

      — Рипли! — радостно закричала девочка. «Прекрасно, теперь они знают, где она. Чудовищ вокруг вроде нет, значит, еще можно спастись…»

      «Бедная девочка… где же ты?» — кусая губы, Рипли опустилась на корточки.

      — Хиггс, сюда!

      Сердце ее радостно заколотилось — нашли!

      Громко топая, Хиггс подбежал к ней.

      — Все в порядке?

      — Да, она здесь! Ньют, ты где?

      Ньют подпрыгнула на месте. Однако решетка, достаточно редкая для того, чтобы пропускать свет, была все же слишком густой, чтобы Рипли и Хиггс могли рассмотреть девочку. Одно дело, когда глядишь на просвет, другое — вниз, в темноту.

      Девочка огляделась. Неужели союзник-комплекс изменил ей? Она ведь выжила только благодаря тому, что для нее всегда в нужный момент находились дырки и щели… Так неужели в теперешней обстановке не найдется ни одного помощника?

      Помощник нашелся быстро: им оказалась толстая грязная горизонтальная труба. Ньют вцепилась в ее скользкий бок и сделала попытку подтянуться. Лежащая в кармане голова Кейси больно врезалась ей в живот, рука неожиданно соскользнула, и Ньют снова свалилась в воду; но решение уже все равно было найдено.

      — Ты где? Ты слышишь меня, Ньют? — прозвучал сверху голос Рипли. «Она не бросила меня! — возликовала девочка. — Только бы удалось взобраться на эту трубу…»

      — Да! Я здесь! Я слышу!

      Она снова попыталась подтянуться. На этот раз ей это удалось. С трудом сохраняя равновесие, девочка выпрямилась на трубе и протянула вверх руки.

      При виде появившихся в щелях пола крошечных пальчиков даже у Хиггса защемило сердце.

      Рипли бросилась к ним, как самка к своему детенышу. На усталом и жестком лице появилось выражение радостной нежности.

      «Нашла!»

      — Ньют, как ты?

      Рипли приникла к полу, стараясь разглядеть девочку.

      Ничего, кроме светлой макушки и тех же выставленных наружу пальцев, видно не было.

      — Все в порядке?

      — Да!

      От нетерпения Ньют запрыгала на месте и чуть не свалилась обратно в воду.

      — Ньют… — Рипли вложила в одно короткое слово все: и надежду, и любовь, и нежность, и тревогу, — все, что может испытать настоящая мать, чуть не потеряв, но вновь приобретя своего ребенка.

      — Я здесь! — снова подпрыгнула Ньют.

      — Сейчас мы разрежем металл… тогда сможешь вылезти. А сейчас спрячься, дорогая…

      — Хорошо.

      Ньют осторожно спрыгнула в воду, присела и стала наблюдать, как падают вокруг, темнея на лету, брызги расплавленного металла. Чтобы сократить ожидание, девочка достала куклу и показывала ей, как взрослые работают над их спасением.

      — Хиггс, поторопись! — подгоняла Рипли, изредка бросая взгляды в коридор.

      «Как знать, вдруг Чужие напали на их след… И этот свет — откуда он? Если электричество не работает… почему тогда светло, как днем? Или впрямь время пролетело настолько незаметно, что уже наступил день?»

      Рипли взглянула в сторону выхода. Сквозь пролом в стене виднелся кусочек неба. Он был темно-коричневым…

      «Кстати, а откуда здесь взялся этот пролом? Его раньше не было… И что это за гул?»

      «Смотри, Кейси, сейчас они нас спасут…»

      — Торопись, Хиггс, торопись… — Рипли показалось, что она снова заметила чужой взгляд. Нет, не взгляд — просто присутствие Чужого.

      — Они рядом, Хиггс…

      — Тише. Я знаю…

      На решетке уже чернело три разреза и четвертый был готов отсоединить вырезанный кусок, когда Ньют услышала за спиной странный плеск.

      — Ньют, сюда!

      Рипли бросилась помогать Хиггсу отдирать решетку: даже почти совсем разрезанная, она поддавалась туго.

      Ньют подняла голову. «Кейси, смотри…»

      Никто не увидел, как из воды медленно поднялось покрытое хитиновой чешуей огромное тело Чужого. Знакомый свист щупалец заставил девочку рвануться в сторону, но было уже поздно: лассо затянулось вокруг маленького тельца.

      Услышав дикий визг, Рипли оттолкнула Хиггса и выбила решетку ногой. С тихим плеском вырезанный кусок металла плюхнулся в воду.

      Когда Рипли нагнулась, заглядывая в проем, никого уже не было, только головка куклы розовела, погружаясь в мутную воду.

      — Нет! — Рипли чуть не оглохла от своего крика, в котором не осталось ничего человеческого. — Ньют! Ньют! Ньют!!! Отзовись!

      Казалось, она обезумела.

      — Ньют!!!

      Все чувства, все мысли были раздавлены внезапно обрушившейся на нее новой бедой.

      Найти девочку и тут же ее снова потерять — что может быть страшнее?

      Хиггс обнял ее за плечи.

      — Рипли, пошли!

      — Нет!

      Она рванулась, но сильные руки десантника удержали ее.

      — Рипли… успокойся, нам пора уходить… Мне тоже очень жаль, поверь, но ей мы уже ничем не поможем…

      — Нет!!!

      Рипли снова рванулась. Хиггс больно сжал ее руки и поволок в сторону лифта — по лестнице бежать было бы сложней и дольше: индикатор снова начал пищать.

      Враг шел за ними по пятам.

      — Ньют!.. Пусти меня!

      — Пошли!

      Хиггс грубо зашвырнул ее в лифт. Пусть выживет хоть она… Хиггс знал, что Рипли никогда ему этого не простит, но выбора не было. От того, что она отдалась бы в щупальца чудовищ, девочке не стало бы легче.

      Лифт тронулся с места тяжело и неуклюже. Шахта трещала, в нее то и дело вваливались клубы пара.

      Сквозь сетку было видно, как ползут перекрытия этажей.

      Неожиданно в нее ударилось что-то большое и тяжелое, сетка прорвалась, и в лифт сунулась слюнявая клыкастая пасть.

      Челюсти клацнули, скользя по металлическому нагруднику Хиггса.

      Каким-то чудом Рипли вывернула дуло винтовки в нужную сторону, и выстрел оторвал чудовищу голову.

      Брызнула, заливая нагрудник Хиггса, желто-зеленоватая кислота; десантник закричал, срывая с себя нагрудник и комбинезон, но было уже поздно: чернела и вздувалась под попавшим на тело каплями кожа.

      Остатки нагрудника быстро таяли на полу.

      Мертвая голова в последний раз лязгнула челюстями и замерла.

      Хиггс продолжал кричать: из прожженных ран на одежду лилась сукровица.

      Лифт с грохотом остановился, створки дверей со скрипом разъехались в стороны.

      Крик оборвался; десантник осел на пол.

      «Ну зачем…» — Мысли Рипли путались. Она подхватила теряющего сознание Хиггса на руки и поволокла.

      Она не знала, откуда взялись у нее на это силы, и на сколько их хватит: боль за Ньют жгла ее изнутри. Если бы она была сейчас одна, она, конечно, кинулась бы ее искать, но теперь на нее свалилась новая ответственность. Кроме нее спасти Хиггса не мог никто.

      Спотыкаясь и пошатываясь, она потащила его мимо старых проржавевших бульдозеров и грузовика.

      Комплекс трещал по швам, молнии метались, не переставая. Откуда-то летели куски металла и обрывки проводов; бешеный ветер сносил их в сторону.

      По небу двигалось что-то непонятное. Ветер и забившие глаза слезы не позволяли Рипли разобрать, что именно.

      Бишоп, сидя за пультом управления челнока, включил программу посадки.

      «Похоже, я подоспел вовремя», — отметил он.

      Как в бреду, почти механически, Рипли взбежала по едва ли не под ноги легшему пандусу. Веса Хиггса она не замечала — теперь он казался ей легким как перышко.

      Она была в таком состоянии, которое робот назвал бы включением аварийной программы — в ней включились все внутренние резервы.

      — Прекрасно. Вы успели, Рипли, — прозвучал ей навстречу голос искусственного человека…

      40

      «Неужели Ньют действительно больше нет?» — спросила себя Рипли, и от боли у нее потемнело в глазах.

      «Нет, так не должно быть! Так нельзя!»

      — Бишоп!

      — Что такое?

      — Сколько времени до взрыва?

      — Двадцать минут…

      — Мы никуда не улетаем… Ты понял, Бишоп? Тебе придется высадить меня и подождать…

      Хиггс приоткрыл глаза. Сознание то и дело покидало его, но последние слова он расслышал уже хорошо.

      — Рипли, — негромко позвал он.

      Рипли собирала винтовку, заряжала гранатомет и пристегивала запасные обоймы.

      — Что?

      — Рипли, я верю, что она осталась жива, но пойми, мы ничего не можем для нее сделать. Нужно лететь.

      — Нет! — крикнула она. — Бишоп, останови…

      Хиггс негромко застонал, не то от боли, не то от бессилия ее удержать.

      Челнок летел между конструкциями комплекса, повылезавшими из осыпавшихся стен. Главный корпус треснул почти пополам, образовав пролет, достаточный для того, чтобы челнок мог свободно пролететь через него.

      Молнии, казалось, совершенно спятили — все пространство вокруг было исчерчено голубыми зигзагами.

      — Все. Дальше не идем. Останавливаемся здесь, — Рипли указала на платформу напротив лифта под номером «27».

      41

      Лифт трещал. Комплекс гудел. Что-то непрестанно сыпалось.

      Станция агонизировала — ее последние минуты были мучительными. Рипли застывшим взглядом провожала межэтажные перекрытия. Она еще продолжала разбираться с оружием, но делала это уже машинально.

      «Пристегнуть… перекинуть через плечо… закрепить».

      Возможно, такие мысли были бы и у Бишопа, окажись он на ее месте. Дело, дело, дело…

      Покрытые синяками и налипшей копотью руки быстро и точно, как манипуляторы автомата, свинчивали, крутили, вставляли.

      «Хватит ли зарядов?.. Должно хватить!»

      Лицо Рипли превращалось в маску. Предстоящий бой — если ее ожидал бой — должен был стать в ее жизни чем-то особенным. Может быть, апогеем ее существования, может — крахом.

      «Скорее всего, они унесли ее на корабль. Туда, к кокону, точнее — к тому, что от него осталось».

      Еще несколько движений… Кажется, все…

      Рипли проверила вооружение еще раз. Вся экипировка была в полном порядке.

      «Так, сперва огнемет…»

      От нетерпения мышцы гудели.

      Да, в этот момент Белоснежкой ее не назвал бы никто.

      Нулевой уровень… первый… второй…

      Ее надо искать где-то в районе третьего уровня. Не надо было улетать!..

      Рипли холодно сердилась на себя за то, что не сразу сообразила остановить челнок. Состояние Хиггса, ее собственный шок — теперь из-за этого оставалось так мало времени… — Всем, всем… — спокойный женский голос информационного канала центрального компьютера резко контрастировал с последними стонами умирающего комплекса. — Необходима немедленная эвакуация с планеты; до взрыва комплекса осталось пятнадцать минут… Пятнадцать минут на то, чтобы все вышли из опасной зоны…

      Она уже переживала когда-то этот момент: тревога, ожидание взрыва, этот мерный голос, равнодушно обещающий смерть… Все это было.

      Когда? Во сне? Наяву?

      Неважно.

      Рипли стиснула зубы. Она вспомнила. Очень похоже на ситуацию тогда, на ее корабле. Но — ничто не повторяется: тогда ей просто следовало бежать, она была хозяйкой себе. Сейчас удрать она не имела никакого права.

      Ньют погибает, потому что доверилась ей!

      Ньют — единственное близкое существо в этом мире.

      Если ее не будет, незачем вообще спасаться.

      Лифт с лязгом и скрежетом остановился. Рипли выстрелила в приоткрывшуюся щель — никто не упал с потолка и не зарычал: дорога была свободна.

      Третий уровень.

      Рипли бросила взгляд на личный маркер. Локатор слабо пищал — Ньют была далеко.

      Где-то неподалеку послышался грохот обвала: комплекс продолжал разрушаться.

      «Безумие… Чужой давно мог задушить ее, но и без этого Ньют имела десятки шансов погибнуть под каким-нибудь обвалом. Да и кто сказал, что пятнадцати оставшихся минут достаточно для того, чтобы ее отыскать?..»

      «Нет, ты не имеешь права думать об этом! Ньют жива! Жива!!!»

      Рипли быстро дошла до ближайшего угла, выпустила в потолок, потом за угол струю пламени из огнемета, замерла на миг, ожидая реакции, и повернула.

      Писк на локаторе маркера усилился: она шла по верному пути.

      «Она жива!..»

      Рипли убеждала себя, сжав до боли зубы: одна мысль о том, что ей придется найти маленькое мертвое тельце, заставляла ее обмирать.

      «Ньют жива!!!» — твердила Рипли, не в силах поверить себе до конца.

      Снова поворот, снова струя огня.

      Рипли поняла вдруг, что больше не боится за себя. Пусть нападают, рвут на части, жрут живьем — но лишь тогда, когда девочка будет в безопасности. До этого она не имеет права погибнуть.

      Где-то сзади шумно закрылся лифт.

      Синие молнии, время от времени выскакивая из столбов пара, слепили глаза.

      Рипли шла по шаткому мостику мимо какой-то шахты. Она не помнила, чтобы это место хоть раз мелькнуло на мониторах за время изучения комплекса.

      В шахту валились и валились металлические балки и плоские железные листы. Шум от их падения был настолько глух и далек, что шахта казалась бездонной.

      Мостик вывел в узкую коробку переходника. Впереди клубился особенно плотный сгусток пара — огненная струя разнесла его, словно материальное препятствие.

      Сзади раздался грохот: одна из балок свалилась прямо на мостик, в то самое место, с которого Рипли только что стреляла.

      — Внимание, внимание… Немедленная эвакуация, просьба всем собраться у взлетных площадок. До взрыва осталось двенадцать минут. Просьба всем поторопиться…

      Верхние нотки сливались с далеким звоном бьющегося стекла. Рипли снова взглянула на маркер и прислушалась. Да, она не ошиблась: Ньют была где-то недалеко, но, похоже, внизу: при некоторых поворотах зуммер звучал четче.

      Рипли опять шагнула на шаткий мостик. Какая-то из секций перил была выбита: они ходуном ходили под рукой.

      «А пропади оно все пропадом!» — подумала она, перепрыгивая через ползущие под ногами щели: конструкция колебалась, то увеличивая их, то уменьшая. Добравшись до нормальной площадки, она швырнула на мостик гранату.

      Полетевшие во все стороны обломки подтвердили, что пока нападения сзади можно не ожидать. «Лишь бы лифт уцелел», — подумала Рипли, сбегая по металлическим ступенькам, которые тоже трещали и рвались по швам.

      На третьем уровне пар мешался с дымом — отчетливо и тяжело пахло гарью.

      Обстановка становилась все более экзотической: развалины конструкций мешались здесь с потеками растаявшего под действием кислоты Чужих металла. Чудовищные металлические сталактиты делали этот участок комплекса похожим на корабль инопланетян. По ним стекала вода — уже настоящая.

      Пар вокруг сгущался. Любой из монстров мог спокойно спрятаться в нем, не опасаясь быть замеченным. К счастью, участки с максимальной плотностью пара находились под шахтой, а в способности к левитации Чужие замечены не были.

      Рипли метнулась в проход, наиболее свободный от пара, но и наиболее искаженный причудливыми следами прежней драки.

      Несколько раз женщина чуть не упала: под ногами вились непонятные металлические образования, напоминавшие спутанные корни.

      Неожиданно сквозь запах пара Рипли ощутила еще один: здесь пахло Чужими.

      Где-то в глубине вздрогнуло ее сердце — или не сердце? — но это было неважно…

      Чужие были где-то здесь.

      Рипли выпустила струю огня. Наугад. Впереди ничто не шелохнулось. Женщина прислушалась. Ничего. Только еще сильнее разошедшийся писк маркера, да все тот же гул, и дальний грохот. Если впереди и ждала засада, то монстр решил себя ничем не выдавать.

      Осторожно, напрягаясь при каждом движении как пружина, Рипли прошла через очередную секцию коридора.

      Перед ее глазами, мешая нормально различать детали, мелькал свет «мигалки» — комплекс всеми силами кричал о своем конце.

      «Черт бы побрал эту штуку!» — почти беззлобно выругалась про себя Рипли: все резервы ее ненависти и ярости были направлены на притаившихся где-то рядом чудовищ.

      «А ведь они спокойно могут наброситься сзади… Ну нет!»

      Рипли достала еще одну гранату и швырнула в оставшийся позади проход, в котором пар начал уже играть роль дымовой завесы.

      И снова только грохот металла о металл и — ничего.

      Завернув за угол и обработав огнеметом пространство впереди себя, Рипли очутилась в помещении, совсем уже потерявшем первоначальный облик.

      Здесь было светло. Во всяком случае, достаточно светло для того, чтобы рассмотреть и металлические «корни», и линялую радугу цветов на сталактитах.

      Дыма и пара тут было немного; лишь у самого покореженного пола вились жидкие белесые струйки.

      Местами сталактиты переходили в металлические комья совершенно невероятной формы. Не исключено, что внутри них таились полностью погребенные под потоком расплавленного металла более обыденные предметы, но приход Чужих превратил их в неузнаваемых уродов.

      Здесь все принадлежало Чужим: и фантасмагорический интерьер, и общая атмосфера, и запах.

      Да, здесь запах был особенно силен.

      С локатором началась почти истерика — он вопил о присутствии девочки во весь голос.

      Рипли огляделась — ни одного живого существа не было видно.

      Локатор указывал прямо на пол. Неужели Рипли снова ошиблась этажом?

      Она посмотрела вниз, себе под ноги, и сердце словно пронзило спицей: на полу среди металлических «корней» лежал маркер. Его ремешок был оборван.

      Рипли негромко застонала и тут же подавила стон.

      Все было кончено. Ей больше не хотелось жить.

      42

      Верхушка яйца набухла, выдулась пузырем и треснула, выворачивая наружу почти ровными лепестками мясистую плоть.

      Глаза Ньют расширились от страха: она знала, что последует за этим.

      «Не надо, пожалуйста… ну прошу тебя, не надо!» — просила она сама не зная кого.

      Кто-то мог бы возразить, что в таком возрасте дети еще не могут осознать, что такое смерть; может, Ньют и не понимала этого до конца, но ей приходилось видеть, что это такое, со стороны; кроме того, и инстинкты, срабатывая на экстремальную ситуацию, заставляли ее сжиматься от страха, — настолько, насколько ей позволял это опутывающий руки и ноги кокон.

      Серая застывшая слизь тяжело пахла. У Ньют кружилась и болела голова.

      В образовавшейся на верхушке яйца щели что-то зашевелилось; высунулись, расправляясь, оранжевые лакированные щупальца. Осьминогопаук перевалил через край, мокро шлепнулся на пол и вприпрыжку направился к ней.

      Ньют завизжала истошно и отчаянно, — это тоже было работой инстинкта.

      Визг вывел Рипли из оцепенения. Вначале она не поверила: ей показалось, что она сходит с ума и звук был плодом галлюцинаций, но он звучал, настолько рядом и так страшно, что она вскочила и бросилась в сторону его источника.

      Осьминогопаук прыгнул на кокон, совершая свой привычный путь. Ньют запрокинула головку и дернулась, но ее крепко держали слизевые пряди.

      Рипли поняла все с первого взгляда. К счастью, кокон Ньют находился действительно рядом.

      Быстро поддев мерзкое существо стволом огнемета, Рипли отбросила его в сторону, и через секунду его останки корчились в огне.

      — Рипли! — едва отдышавшись от визга, выдохнула Ньют.

      — Ньют… — у Рипли тоже перехватило дыхание. Она все еще не верила, что девочка нашлась.

      Спеленутая сзади лентами слизи, грязная и мокрая, Ребекка счастливо улыбалась.

      — Рипли!

      — Ньют…

      — Я знала, что ты за мной придешь!

      На перепачканных щечках появились ямочки.

      Веки Рипли задрожали, задерживая подступившие горячие слезы.

      «Но что же это я стою?!» — выругала себя Рипли и принялась руками рвать космы слизи. Слизь рвалась с мягким треском. Когда Ньют наконец была освобождена, от слабости она буквально упала в протянутые руки Рипли и та крепко прижала ее к себе, пряча свое лицо в грязные, пропахшие Чужими волосы девочки.

      «Я больше ее не отпущу, — Рипли подняла ее на руки. — Я никому ее не отдам!..»

      Ньют доверчиво и нежно прильнула к ней.

      — Ньют… родная моя девочка… — почти беззвучно прошептала Рипли.

      — Всем, всем, всем… Немедленная эвакуация, просьба поторопиться, — донесся до них мерный голос компьютера.

      До взрыва комплекса осталось девять минут…

      Голос вернул Рипли к реальности. Надо было срочно бежать, иначе все эти сантименты окажутся никому не нужными.

      Держа винтовку с прикрепленным к ней огнеметом в свободной руке, Рипли побежала. Ньют была легкой, словно не весила вообще ничего.

      То, что она смогла почувствовать взгляд Чужого, было почти чудом. Рипли зафиксировала взглядом ребристую блестящую морду; ей еще показалось, что монстр какой-то слишком «ушастый». Рипли не помнила, как бросила в его сторону гранату. Она даже не помнила, ссаживала ли Ньют на пол. Морда — бросок — взрыв…

      — Держись! — крикнула она девочке, прижимая к себе ее тельце, когда шахта позади начала оседать после взрыва.

      «Бежать… бежать отсюда!»

      Она побежала — тяжело, но быстро. Цепкие ручонки Ньют плотно обвили ее шею.

      Бежать… Куда? Рипли не слишком присматривалась к дороге. Главное — добраться до какого-нибудь лифта, а там…

      Коридор вывел ее в новое помещение; с разбегу влетев в него, Рипли встала как вкопанная.

      Зрелище было неожиданным, грандиозным и при этом — самым ужасным из тех, что она могла себе представить. Вся комната и проход был заполнены свежими яйцами. Количество их было огромно — Рипли показалось, что их здесь сотни. Здесь, на построенной людьми станции. Блестящая поверхность яиц свидетельствовала о том, что они были отложены совсем недавно.

      Рипли сделала еще один неуверенный шаг и снова стала.

      Если есть яйца, должно быть и существо, их отложившее», — вспомнила она разговор с Бишопом.

      «Если яйца только что отложены, оно должно было быть где-то рядом. Но какое чудовище могло отложить СТОЛЬКО яиц?!

      «Только бы оно не заглянуло сейчас сюда…» — подумала Рипли. Вдруг волосы ее зашевелились: матка Чужих была не где-то — она была ЗДЕСЬ. Рипли не заметила ее потому, что та была слишком громадна. Длинный желтый мешок яйцеклада медленно пульсировал, проталкивая к выходу свое содержимое. Его бока лоснились. Больше всего он был похож на вывернутую наизнанку кишку.

      Кишка шла вдоль стены, переходила на потолок и скрывалась под черными ребрами хитина. Огромные ноги, похожие на кости почерневшего и залакированного в таком виде скелета, окружали относительно небольшую головку — размером как у рядовых монстров, но увенчанную хитиновым гребнем невероятной конструкции. По-своему он был даже красив. Ящер не ящер, насекомое не насекомое, — существо, которому земная систематика не могла подобрать подходящего имени, смотрело на Рипли свысока. Мало ли что там делает двуногая мелочь — у матки была своя задача. Из конца «кишки» вылез купол зеленовато-серого мокрого яйца… Что-то чмокнуло… яйцо продвинулось…

      Рипли уставилась на это зрелище как завороженная. Напрасно голос центрального компьютера продолжал вещать свое: «…Необходима срочная эвакуация: до взрыва осталось семь минут…»

      Рипли смотрела.

      Перед ней был главный враг, источник всех ее бед.

      Ручонки Ньют судорожно сжались: девочка не выдержала высокомерного взгляда чудовища.

      Не отводя взгляда от врага, Рипли поставила Ньют на пол — девочка тут же нырнула за ее спину.

      В коридоре что-то зашевелилось: подошел монстр — охранник матки и замер, ожидая безмолвного приказа.

      «Ну что ж ты смотришь, гадина?» — рот Рипли дернулся от отвращения.

      Чудовище зашевелилось: пришли в движение ноги-кости матки. Челюсти приоткрылись, и оттуда на миг выдвинулся второй — «вставной» — рот.

      Клацнули зубы.

      Рипли и Ньют замерли.

      Сложно сказать, о чем думала матка, но она вдруг ощутила, что в этих двух маленьких существах таится опасность.

      «Не подходите ко мне!» — клацнули квадратные челюсти внутреннего рта. Негромкое шипение, словно кто-то выпустил пар, донеслось до ушей Рипли и Ньют.

      «Ты не посмеешь ее тронуть!» — бросила мысленный вызов Рипли, прикрывая собой девочку.

      «Уходи, здесь мои дети!» — снова выпустила пар матка.

      Друг перед другом стояли две самки, готовые до конца защищать друг от друга собственных детенышей. Пусть яйцо еще не было полноценным существом, пусть Рипли не родила Ребекку, — в этот момент это не имело значения. Обе ненавидели, потому что любили.

      Первой пришла в себя Рипли: тот, кого природа обделила физической силой, всегда изворотливее и быстрее соображает.

      «Ты не посмеешь тронуть Ньют!» — стиснув зубы, прошептала она, поднимая винтовку.

      «Так… лучше разрывными…»

      Пули ударили по яйцекладу, разбрызгивая во все стороны желтую жидкость. Одно яйцо разорвалось внутри — «кишка» в этом месте осела; второе; третье…

      Стрелять! Матка застонала. Стон был похож на рык… «Хватит этих кошмаров! Хватит этих убийств!» — Рипли посылала в чудовище пулю за пулей. Страдали только яйца: бронебойные снаряды не были рассчитаны на такую броню.

      Монстр-охранник сделал шаг в комнату — и тут же забился в агонии. Рипли не щадила никого — от этого зависела жизнь вообще. Во всяком случае — жизнь одной маленькой девочки.

      Постепенно Рипли приходила в ярость. Вновь подключив огнемет, она полоснула по черной морде струей пламени и широким движением выплеснула огонь полукругом, охватывая им всю комнату.

      Яйца загорелись с чадящим дымом и треском.

      Матка снова застонала, движения ее стали активней. Стройное тело чудовища подалось вперед, приклеенный к хитину яйцеклад начал отрываться. Челюсти снова щелкнули.

      Начиная пятиться, Рипли продолжала поливать огнем яйца.

      «Так вам, так!..»

      «Опять бронебойными…» Рипли заглянула в окошечко счетчика боеприпасов: зарядов осталось мало.

      — Бежим! — завопила пришедшая в себя Ньют.

      Матка продвигалась вперед. Единственное, что ее удерживало, были клейкие нити, которыми она еще была прикована к мешку яиц, из которого продолжала течь вязкая жидкость. После очередного попадания матка завизжала — иначе издаваемые ею звуки назвать было нельзя.

      Рипли продолжала пятиться.

      Матка рванулась, нити лопнули, мешок остался.

      Дрожащими руками Рипли нащупала гранату.

      «Ну, тварь, держись!»

      — Бежим! — в голосе Ньют было слышно отчаянье. «Ну зачем Рипли медлит? Ведь некогда… Если скоро произойдет большой взрыв, то и чудовища не уцелеют…»

      — Бежим! — Рипли подхватила девочку и потянула к выходу. Сзади полыхнуло пламя взрыва гранаты.

      — Бежим…

      Рипли несла девочку на руках, не веря до сих пор, что она рядом и спасена.

      Сзади из дымовой завесы что-то вынырнуло.

      Рипли оглянулась: это была матка. Не время было гадать, как та ухитрилась выжить, но она была цела, во всяком случае, на вид: даже кислота не лилась ниоткуда.

      «Зачем же я потратила на нее столько времени?!» — ужаснулась вдруг Рипли. Если бы матка не оторвала мешок, можно было бы уйти почти спокойно. Теперь же за ними гнался самый страшный из врагов.

      Поддавшись на миг чувству ненависти, Рипли, похоже, погубила и себя, и Ньют.

      Если бы она только бежала… Если бы она полностью сосредоточилась на своей главной задаче… Победившее в ней на миг зло — пусть даже зло оправданное и закономерное — вызвало к жизни новую опасность, справиться с которой было более чем проблематично.

      Рипли выстрелила. Бесполезно.

      — Бежим! — требовательно звенел голосок Ньют.

      — Сейчас, дорогая… — Рипли пробежала еще несколько метров и снова оглянулась.

      Матка спешила за ними. Раскачивался, разгоняя пар и дым, огромный черный гребень.

      — Персоналу срочно эвакуироваться: до взрыва комплекса остается четыре минуты… — рассыпаясь эхом по опустевшим покореженным коридорам, звучал голос центрального компьютера.

      «Бежать…»

      Матка двигалась относительно медленно: размеры не позволяли ей развить максимальную скорость в тесном лабиринте коридоров. Рипли бежала со всех ног. Как в полусне мелькнула замеченная боковым зрением надпись: «3-й уровень». Рипли сама не заметила, как промчалась по лестнице.

      «Еще одну гранату…» — Взрывная волна мягко ударила в спину.

      Они бежали по новому коридору. Рипли не разбирала дороги: все помещения сливались в ее сознании в одно — нелепое, бесконечно вытянутое, уродливое… В какой-то момент ей показалось, что погоня осталась далеко позади. Рипли бросила быстрый взгляд назад и убедилась, что матки не видно. Зато было видно другое: совсем рядом темнела решетка лифтовой шахты. «28» — белели на двери крупные цифры.

      Неужели?!

      Рипли боялась поверить в спасение. Слишком уж много сюрпризов подбрасывала им эта проклятая планета.

      Не отпуская Ньют, она нажала кнопку. Створки двери лифта разъехались в стороны.

      «Неужели мы-таки выберемся? Нет, что-то случится… Я просто чувствую, что еще что-то случится…»

      Рипли нащупала кнопку с нужным этажом и надавила. Механизмы лифта заурчали, но дверь не двинулась с места.

      «Вот оно, предчувствие…» — похолодела Рипли и шагнула вперед, к выходу, — и тут же замерла на пороге.

      Из коридора появилась матка. Она в упор смотрела на скорчившихся от страха внутри небольшой коробки людей — бежать им было уже некуда.

      Страшные челюсти раздвинулись, и помещение наполнилось странными звуками, больше всего похожими на хохот. Чудовище праздновало свою победу над маленькими истребителями яиц.

      «Во всяком случае, она разорвет нас сразу». Рипли хотела зажмуриться, чтобы не видеть этих последних секунд, но не смогла.

      Вместо этого она, уже ни на что не надеясь, заколотила кулаком по недействующей кнопке.

      Чудовище приближалось почти не спеша. Жертвы были в ловушке — куда торопиться?

      Ньют молчала. Она не могла сейчас ни визжать, ни кричать, — и это было для нее самым тяжелым.

      Помощи ждать было неоткуда.

      Вокруг все громыхало. Даже если бы одна смерть миновала их, другая не заставила бы себя долго ждать. Рипли не знала, сколько времени прошло с последнего предупреждения о взрыве станции. Тогда оставалось четыре минуты. После них прошла вечность.

      Усилившиеся гудение и грохот изнутри комплекса говорили, что конец уже начался.

      Спасения не было, и на этот раз — уже окончательно.

      Или…

      Нет, чудеса еще не исчерпались: створки двери сорвались с места и съехались снова, отрезая их от приближавшейся морды чудовища!

      «Не может быть!»

      Рипли и Ньют переглянулись. Лифт ехал.

      Внизу раздавался странный звук. Продолжала смеяться матка, но в ее смехе была тяжелая горечь: ее враги исчезли!

      Замолчав, матка обвела подслеповатыми глазами помещение. Ну уж нет, им так не уйти!

      Еще через пару секунд она уже знала, что делать…

      — До взрыва остается две минуты! Срочно заканчивайте эвакуацию… «Две минуты… целых две… Если лифт не заклинит, — они спасены. А если заклинит?..»

      Еще несколько этажных перекрытий, из которых в лифт пригоршнями сыпались искры, уползло вниз.

      Еще один уровень… Лифт едет нормально… Еще один… еще… Лифт остановился. На этот раз двери открылись быстро. Внизу, под шахтой, что-то полыхнуло, но Рипли и девочка уже были на твердой земле.

      Твердой?

      Земле?

      Пол под ногами раскачивался, как корабельная палуба во время шторма. Шаталось все здание.

      Рипли снова подхватила девочку на руки: ноги у Ньют дрожали, даже когда она стояла на месте.

      И все равно они были уже наверху. Теперь оставалось сесть в челнок, и — прощай, проклятая и несчастная планета!

      Что еще может случиться? Полутора минут достаточно, чтобы отлететь на безопасное расстояние. Может, немного тряхнет, — но и только.

      — Бишоп! — крикнула Рипли, выбегая из-под навеса.

      Вся платформа была перед ней — плоское металлическое поле, огороженное тонкими перилами.

      Челнока на ней не было.

      Замедляя ход, Рипли подбежала к краю платформы.

      Никого.

      Челнок исчез. Скорее всего, Бишоп решил, что ждать их уже бесполезно, и улетел. Он ведь не знает эмоций — только расчет: зачем подвергать риску жизнь уцелевшего пассажира ради тех, кто уже не имеет шансов вернуться.

      Может быть, верный приказу, он ждал до последнего. До тех пор, пока железная логика не приказала ему спешить.

      Может быть.

      Для двух оставшихся это уже не имело значения.

      Рипли не ощутила ни боли, ни разочарования, — только пустоту.

      Не надо верить в спасение раньше времени. Смерть слишком хитра.

      Она замерла, продолжая прижимать к себе Ньют. Потоки разгоряченного воздуха били ей в лицо. Хиггс, находись он рядом в нормальном состоянии, мог бы подумать, что их гибель обставлена достаточно романтично. Красный цвет поднимающегося зарева убирал с их лиц мертвенную бледность. Женщина и девочка, слившиеся воедино, были сейчас прекрасны…

      Медленно, как в полусне, Рипли развернулась. Скрипел и стонал умирающий комплекс, и в его стонах прибытие лифта номер «27» осталось совершенно незамеченным.

      «Неужели там оставался кто-то еще?» — мелькнула у Рипли мысль при виде открывающейся двери.

      Вряд ли хоть что-нибудь, в том числе и это, могло сейчас ее по-настоящему удивить.

      Створки распахнулись, и Рипли увидела втиснутое в крошечную коробку и поэтому сложенное невероятным образом черное членистое тело. Голова матки высунулась из лифта, за ней последовали лапы. Чудовище вылезло, чтобы сократить последние секунды жизни двух и без того обреченных людей.

      Механически Рипли взглянула в окошечко счетчика боеприпасов. Ничего, кроме нулей.

      «Ну, вот и все…» — Ньют стало больно от ее полусудорожных объятий, но девочка не вскрикнула. Она тоже понимала, что они — последние.

      Чудовище вылезло, потянулось и двинулось к ним.

      Рипли отвернулась, глядя через перила: может разом покончить со всем этим? Прыжок в бездну — и…

      Она чуть не вскрикнула от удивления: из бездны, разгоняя дым, вынырнула крышка челнока!

      Мираж? видение? галлюцинация?!

      Теплый ветер от его движения обдал с ног до головы. С жужжащим гудением к ним потянулся трап.

      Рипли и Ньют не заставили себя долго ждать.

      Через секунду дверь была закрыта, а матка Чужих огласила комплекс отчаянным злобным воем: ее добыча ускользала, и на этот раз, похоже, навсегда…

      43

      — Ну что, Ньют, видишь, все получилось! — улыбнулась Рипли и не поверила, что смогла сделать это: сил на улыбку уже не должно было остаться.

      — Я знала, что ты за мной придешь, — доверчиво шепнула Ньют.

      — Внимание, приготовьтесь, выходим из атмосферы… — предупредил Бишоп, почти сразу же после его слов челнок тряхнуло, и внизу, на поверхности планеты вспух ослепительный огненный шар.

      «Вот теперь, похоже, все позади», — с легкой грустью подумала Рипли. Притихла и Ньют.

      Где-то позади, внизу, на планете, догорали остатки отшумевшего кошмара.

      «А ведь это… хорошо», — Рипли не смогла подобрать лучшего определения своим чувствам. После всего ей было просто хорошо: что жива она, что жива Ньют, что жив Хиггс, что не будет больше новых смертей. Во всяком случае, таких ужасных. Что просто можно наконец расслабиться и отдохнуть. Пусть потом вернутся грусть и боль об ушедших друзьях и о людской подлости — сейчас ей было хорошо. Пусть неизвестно, что ждет их впереди, пусть неясно, как примет их спасенная Земля (последние слова можно было произнести «без кавычек»). Пусть, все — пусть… Рипли ласково, без слов потрепала головку Ньют. «Вот расчесать бы ее и приодеть…»

      Летели недолго. Во всяком случае, Рипли так показалось. Едва выйдя из шока, она еще не могла правильно оценивать промежутки времени.

      Служебный ангар космической станции показался ей удивительно родным, словно она возвратилась в места своего детства. «Ну надо же, все на своих местах!» — глупо радовалась она, оглядываясь по сторонам. По пандусу трапа спускался Бишоп. Как ни странно, он тоже улыбался.

      «А Хиггс? — словно проснулась вдруг Рипли. — Что с ним?»

      — Бишоп…

      — Все в порядке, Рипли.

      — Скажи… а что с Хиггсом?

      Брови Бишопа удивленно приподнялись.

      — Он поправится… Я сделал ему укол обезболивающего, он сейчас без сознания.

      У Рипли отлегло от сердца.

      — Мне помочь его перенести?

      — Нет-нет, без носилок это не получится.

      — Хорошо, — Рипли улыбнулась. На глаза ее наползали предательские слезы. Может быть, это были слезы счастья.

      «Нас трое… и это отлично!»

      — Извините, что я вас напугал, — из-за приподнятых бровей улыбка Бишопа казалась удивленной, — но та платформа стала слишком непрочной, и мне пришлось сделать несколько кругов, прежде чем я вас нашел.

      — Бишоп… — голос Рипли прозвучал удивительно нежно: она любила сейчас всех уцелевших, независимо от их естественного или искусственного происхождения. Разве Бишоп на доказал, что он настоящий товарищ? — Ты отлично поработал!

      — Серьезно?

      — Да.

      Бишоп казался ей сейчас милым и забавным малым.

      Ну взять хотя бы его ужимки…

      — Прекрасно…

      Бишоп хотел сказать что-то еще, но внезапно его голос перешел в хрип. В первую секунду Рипли не поняла, что произошло. Искусственный человек согнулся, неестественно рванулся вперед, и из его живота что-то вылезло. Не молодой монстр — что-то похожее на наконечник копья.

      Рипли испуганно отшатнулась, и тут раздалось страшное и знакомое рычание отчаявшейся матки.

      Щупальце продвинулось глубже через тело робота, выпучившего до предела глаза; вторая конечность подхватила его снизу — и тело разорвалось на две половинки, разбрызгивая во все стороны мутный сохраняющий бионаполнитель. Чудовище проделало это с завидной легкостью; так в точности Рипли разрывала застывшую слизь. Обрывки тела глухо шмякнулись на пол.

      С ненавистью глядя на испуганную Рипли, матка захохотала.

      — Бежим! — оглушительно завопила Ньют.

      «Вот видишь, — всем телом показывала матка, — я и с тобой сейчас это сделаю…»

      — Ньют, беги!

      Матка сделала выпад в сторону девочки.

      Ньют убегала. Быстро, но все же не настолько быстро, чтобы уйти от огромного чудовища. Вот неровные пальцы звериной лапы схватили воздух совсем рядом с ней, вот просвистело убийственное щупальце…

      — Стой, тварь! Убирайся оттуда! Уходи! — закричала Рипли, кидаясь за чудовищем. Ничем не защищенная, безоружная, она хотела только одного — хоть на минуту привлечь внимание монстра к себе, чтобы девочка успела скрыться.

      — Иди ко мне! Иди, ты, скотина!

      Матка оглянулась. Опешив на миг от такой невиданной наглости, она ринулась на Рипли.

      — Беги, Ньют!

      Матка зарычала. Как ни странно, Рипли не чувствовала в этот момент страха. Можно было подумать, что она все рассчитала заранее: прежде чем прыжок матки успел ее настичь, Рипли ухитрилась очутиться возле самих ворот ангара, ткнула пальцем в кнопку, закрывающую вход, и, когда щупальца рассекли воздух над ее головой, Рипли упала и покатилась в быстро сужающуюся щель.

      Вновь оставшись без жертвы, матка разразилась дребезжащим рыком.

      Тем временем Ньют удалось открыть люк, ведущий в небольшую щель для жидких стоков, и девочка нырнула в него, закрывая за собой металлическую решетчатую пластину.

      Чудовище устремилось за ней. Ньют сжалась в узкой щели, в которой сложно было встать даже на корточки.

      Матка зарычала снова. Она не видела девочку, но ощущала, что та находится совсем рядом, почти прямо перед ней.

      После секундного раздумья матка ударила лапой об пол, поддевая одну из решеток.

      Ньют взвизгнула и откатилась в сторону.

      Когтистая лапа с четырьмя пальцами неодинаковой длины схватила лишь воздух в щели и убралась, не дотянувшись до добычи.

      Ньют снова завизжала. Она понимала, что этого делать нельзя, но сдержаться не могла: слишком близко от нее были эти ужасные кривые пальцы.

      Услышав ее отчаянный визг, Рипли закусила губу. Неужели она сбежала слишком рано? Нет, этого не может быть!..

      Новая пластина вылетела из пола — и снова пальцы матки цапнули пустоту. Ньют ползала быстро — настолько, насколько способно было на это человеческое существо, привыкшее, что от его скорости зависит и сама жизнь.

      Но сколько это могло продолжаться? Даже девочка понимала, что спасение возможно, только пока пол не разобран до конца. И матка могла быстро об этом догадаться. И точно: она выбила третью решетку, за ней — четвертую, отсекая девочку от центра ангара и тесня ее к стене.

      Матка не просто разбирала пол — в ее действиях прослеживалась система. Чудовище предпочитало действовать наверняка.

      Туловище Бишопа, волоча за собой механические кишки, все еще пыталось ползти, подтягиваясь на руках.

      Еще одна пластина поднялась в воздух и громко ударилась о стену.

      Теперь Ньют закрывал совсем небольшой участок, и он таял на глазах.

      Ньют визжала. Визг уже не имел никакого значения. Он не мог ни спасти ее, ни погубить.

      Еще одна пластина, еще…

      Ньют сжалась, ожидая прикосновения уродливых лап, но шипение открывавшейся двери заставило матку прервать свою охоту.

      Дверь ангара поднималась.

      «Второе существо вернулось», — злорадно подумала матка, готовясь идти в атаку. Того, что Ньют может сбежать, она не опасалась. Монстр сделал шаг навстречу двери и вдруг замер.

      Возникшее на пороге существо показалось матке чудовищем. Оно повторяло основные черты человеческого строения, но было как минимум в три раза крупнее, а огромные клещи на концах длинных металлических рук могли внушить ужас кому угодно.

      Металлический пол задрожал под шагами его тяжелых ног с массивными ступнями.

      Два гиганта стояли друг напротив друга, готовясь к невиданной схватке. Один был подвижен, ловок, но подслеповат и защищен только хитином. Второй был неповоротлив и тяжел, но выглядел более чем грозно; пролегшая на пол-ангара вытянутая черная тень подчеркивала его внушительность.

      Противники стоили друг друга.

      Автопогрузчик шагнул вперед. Матка тоже.

      Дверь с легким шуршанием поехала вниз, отрезая все пути к отступлению.

      Что-то подсказывало матке, что металлическое чудовище возникло не просто так, а в результате странной метаморфозы сбежавшего существа, и это ее злило.

      «Ну посмотрим теперь, кто кого», — с ненавистью смотрела из открытого шлема Рипли.

      Окатив друг друга враждебными взглядами, они начали сходиться.

      Одна потеряла все и больше ничего не боялась. Вторая боялась только одного — потерять своего ребенка.

      Гиганты начали обходить друг друга полукругом — можно было подумать, что они танцуют чудовищный ритуальный танец смерти.

      Глаза в глаза, клешни — против клешней и щупалец, ненависть — против ненависти.

      Матка замахнулась щупальцем-копьем — зажимы автопогрузчика разъехались на максимальное расстояние, готовясь принять и стиснуть самый необычный из своих грузов.

      Когти и хвост скользили то по решетке, то по гладким участкам пола.

      Плоские автоматические ступни автопогрузчика тяжело переступали.

      Враги ждали, кто первым допустит ошибку.

      Пока соревновались не темпераменты — выдержки. Первой сорвалась матка. Куда ей было тягаться с металлическим существом, ведомым человеком с решительностью, сделанной из еще более прочного материала.

      У Рипли не было выбора — победить или погибнуть, — она обязана была только победить. Больше это сделать за нее было некому.

      Ящероподобное насекомое кинулось вперед, вкладывая в свой прыжок все силы.

      С точностью, рассчитанной до доли секунды, Рипли поочередно мягко нажала две кнопки.

      Клешни пришли в движение и сжались, захватывая хитиновое тело.

      Рипли нажала третью кнопку в надежде, что мощности автопогрузчика хватит, чтобы раздавить эту тварь на месте, но тут же поспешно отменила команду: из чудовища могла хлынуть кислота и выжечь участок, который не удастся заделать. Только такого вот «веселья» в открытом космосе ей и не хватало.

      Крепко зажатая между металлическими штырями клешней, матка все еще пробовала бороться.

      Да, она не ошиблась, считая, что перед ней все тот же маленький враг: сейчас ей удалось рассмотреть за металлическими обручами и рейками лицо Рипли.

      Свободное щупальце метнулось к нему, Рипли чуть пригнулась; щупальце ударилось в стенку шлема, затем отскочило и повторило атаку. «А ведь она меня может и достать», — подумала Рипли, в очередной раз уворачиваясь от острого хитинового наконечника.

      Матка извивалась. Теперь ее голова с опущенным гребнем была напротив лица Рипли.

      Выдвижной внутренний рот с квадратными челюстями выехал вперед. Зубы защелкали перед самым носом Рипли. Она ощутила запах слюны, сырой и тягучий. Хитин скользил по металлу. Страшные зубы начали приближаться. Рипли поспешно набрала нужный код, и навстречу оскаленной морде ударило пламя газовой горелки. Матка завизжала, извиваясь и пытаясь увернуться от яростного голубого пламени.

      Нажимая кнопку поворота, Рипли ослабила захват — не ожидавшая этого матка гулко шлепнулась на пол.

      «Ну, берегись!» — злорадно подумала Рипли, включая ходовую часть погрузчика на полную скорость.

      Новое движение клешнями — и матка оказалась опять зажатой в гигантских «руках».

      Пальцы Рипли легли на небольшой рычажок дистанционного управления грузовым шлюзом.

      Створки люка разошлись, открывая шахту и выходной люк, который — пока закрытый — вел в открытый космос.

      Рипли остановилась у самого края шахты, автопогрузчик разжал клешни. Матка вскрикнула на лету: вступая даже в заведомо смертельную борьбу, никто не хочет погибать.

      В самый последний момент ее щупальца захлестнулись вокруг одной из металлических ног, и она полетела дальше, увлекая за собой и врага.

      «Вот и все!» — Рипли зажмурилась на лету. Но несильный удар и рывок привели ее в чувство.

      Невидимый ангел-хранитель снова помог ей: автопогрузчик, повернувшись боком, застрял в сужающемся к выходу люке.

      Рипли не стала долго искушать судьбу. Извернувшись, она выскользнула из погрузчика и вцепилась в металлические скобы служебной лестницы.

      Матка взревела.

      «Врешь, не сбежишь!» — щупальце метнулось ей вслед и обвило щиколотку.

      Удержалась на лестнице Рипли только чудом.

      «Ну нет! — заставила рассердиться себя она. — Я выберусь!»

      Изо всех сил напрягая мышцы, Рипли поднялась еще на одну ступеньку. Щупальце хорошо работало в движении, но мощность его при растяжке была невелика. Сегменты члеников выдвигались один из другого, и чудовище ничего не могло поделать с собой.

      Нельзя сказать, что Рипли было от этого легче. Она сама не знала, откуда у нее взялись силы на этот подъем. Но вот и то, к чему она стремилась. Рипли опустила одну руку и потянулась к щитку с резервным рубильником сброса.

      Чудовище дернуло ее снизу с новой силой, но было поздно: рука Рипли успела лечь на нужную рукоятку.

      Наружный люк распахнулся, и на существ, застрявших в его проеме, налетел ураган: воздух устремился из корабля в космос, таща все за собой.

      Автопогрузчик со скрипом повернулся, вылетел наружу и стал удаляться, быстро тая на фоне звезд.

      Ветер отбросил от стены вылезшую из своего укрытия Ньют и поволок ее к шлюзу. Корчащееся тело Бишопа уцепилось одной рукой за какую-то скобу, вторая успела ухватить готовую скатится в шлюз девочку.

      Рипли показалось, что ее сейчас разорвет на части: потерявшая опору самка Чужих повисла на ее ноге.

      — Нет! — простонала Рипли, мертвой хваткой сжимая металлическую скобу ступеньки. Ее тело быстро заполняла боль. По жидкости, поползшей вдоль тела от подмышек и сзади колен, она поняла, что кожа начала лопаться.

      — Нет! — снова застонала она, зная, что еще через секунду потеряет сознание, и тогда — конец…

      Но слабело и чудовище. Грозные щупальца не были созданы для того, чтобы на них висеть: мягкие внешние суставы не могли закрепиться мертвой хваткой. Щупальце начало разжиматься.

      — Нет! — Рипли дернулась изо всех сил и сквозь приступ невыносимой боли все же почувствовала внезапно наступившую легкость: с рычанием и воем матка полетела в пространство.

      Теперь оставалось совсем немного. Рипли попробовала подтянуться. Каждое новое движение грозило ей беспамятством. «Нет, надо… надо… надо…» — твердила себе она.

      Боль отнимала разум… И все же Рипли ползла наверх, вопреки боли и рвущемуся навстречу ветру.

      Последним рывком она перевалилась через край и потянулась к щитку. И вдруг все стихло: шлюз закрылся. Рипли зажмурилась. Ей подумалось, что никакая на свете сила не заставит ее больше сдвинуться с места.

      — Рипли! — чуть отдышавшись, вскочила с пола Ньют, и измученная женщина открыла глаза и села. Девочка улыбалась ей.

      — О Господи… — тихо выдавила она.

      Верхняя часть тела Бишопа поднялась на локтях. На лице робота тоже появилась улыбка.

      — Неплохо… Совсем неплохо для настоящего человека… — выговорил он и снова повалился на спину…

      44

      Свет лучился удивительно мягко, заранее настраивая на сон. Рипли помогла Ньют залезть в гибернационную камеру. Расчесанная и умытая Ньют выглядела прехорошенькой.

      Рядом уже спал анабиотическим сном Хиггс, где-то еще бодрствовал за пультом управления полетом капитан; но для них все заканчивалось именно сейчас.

      — И мы с тобой будем спать до самого дома?

      — До самого дома, — ласково улыбнулась Рипли.

      — А сны видеть можно?

      От нахлынувшей теплой нежности у Рипли защипало глаза.

      — Да, дорогая, я думаю, мы с тобой теперь можем видеть сны… Спи крепко!

      — Ладно… Я поняла, — после секундного раздумья сообщила девочка.

      Через несколько минут они уже спали.

      Где-то далеко их ждала Земля.