Дэймон НАЙТ

                          НАКАЗАНИЕ ДЛЯ ДЖОРДЖИ

                                    1

     Направляясь  поутру  в  лабораторию,  которая  была  расположена   на

противоположной стороне кольцевой станции, доктор Уолтер Альварес завернул

на прогулочную площадку уровня C. Как  обычно,  несколько  человек  стояли

около большого иллюминатора и смотрели на огромную  сине-зеленую  планету.

Все они были одеты в серые форменные комбинезоны из тонкого  материала,  к

которым можно  было  пристегнуть  шлем  и  перчатки,  мгновенно  превратив

комбинезон в скафандр.  Не  самая  удобная  одежда,  но  так  предписывали

правила. Если верить инструкции, исследовательско-пропагандистская станция

в любой момент могла быть атакована.

     Однако со станцией 3107A, находящейся  на  орбите  седьмой  по  счету

планеты одной из звезд  спектрального  класса  G  в  созвездии  Змееносца,

ничего столь интересного до сих пор не случалось. Станция вращалась вокруг

планеты уже два с половиной года, а большая часть экипажа еще ни  разу  не

побывала внизу.

     Планета - вот  она,  рядом,  рукой  подать.  Приветливая  и  манящая.

Аппетитный кусочек! Кислородная атмосфера, две  трети  поверхности  заняты

сушей, мягкий климат, недра изобилуют рудами и редкими  минералами,  почва

плодородна и богата органикой.

     Альварес чувствовал, как при одном только взгляде на планету  у  него

начинают течь слюнки. Ему надоело безвылазно болтаться на орбите.  Он  был

болен "орбитальной лихорадкой". Они все были  ей  больны.  Альварес  всеми

фибрами души стремился вниз,  к  естественной  гравитации  и  естественным

болезням.

     Весь последний  месяц  экипаж  станции  был  охвачен  ощущением,  что

вот-вот произойдет перелом. Перелом назрел давно, но никак не наступал.

     Мимо прошла пухленькая машинистка по имени Лола, и мужчины  проводили

ее долгими взглядами. Олаф Маркс склонился к Альваресу и доверительно взял

его за локоть.

     - Знаешь, Уолт, - заметил он вполголоса, - это  мне  напомнило...  Ты

слышал, что стряслось на вчерашнем большом банкете?

     - Нет, - сказал Альварес, раздраженно высвобождая руку. -  Я  там  не

был. Терпеть не могу банкетов. Ну?

     - Если я правильно  понял,  жена  коменданта  сидела  прямо  напротив

Джорджи...

     Альварес вдруг заинтересовался:

     - Джорджи? Ты имеешь в виду горгона? И что он сделал?

     - К этому-то я и веду! Понимаешь,  он  вроде  наблюдал  за  ней  весь

вечер. Ну, слопали первую перемену, вторую, третью... И вот,  когда  дошло

до десерта - на десерт был лимонный торт со взбитыми сливками,  -  старина

Джорджи...

     Зазвучал сигнал, призывающий новую смену на рабочие  места.  Альварес

нервно дернулся и бросил взгляд  на  часы-перстень.  Все  заторопились  по

местам, и Олаф тоже.

     - Ты просто помрешь со смеху, когда узнаешь, - бросил он  на  ходу  и

заржал. - Хотел бы я быть там и видеть это своими глазами! Пока, Уолт.

     Альварес посмотрел ему  вслед  и  мрачно  зашагал  в  противоположном

направлении. В коридоре уровня B кто-то окликнул его:

     - Эй, Уолт! Слышал про вчерашний банкет?

     Альварес отрицательно помотал головой. Позвавший его  мужчина  -  это

был булочник по имени Педро - ухмыльнулся, взмахнул  рукой  и  скрылся  за

поворотом коридора. Доктор Альварес сердито толкнул дверь  ксенологической

лаборатории.

     Пока его не было, кто-то повесил на  стену  непонятный  чертеж.  Лист

бумаги  длиной  от  пола  до  потолка  был  сплошь  изрисован   маленькими

прямоугольниками, соединенными  между  собой  перекрещивающимися  линиями.

Сначала Альварес подумал, что это  новая  схема  дежурств  по  станции,  и

задрожал. Но при ближайшем рассмотрении он решил, что  чертеж  уж  слишком

велик, а, вдобавок, схема была неоконченной. Одни квадратики были небрежно

стерты, другие нарисованы на  их  месте.  В  некоторых  местах  квадратики

теснились особенно плотно, но встречались  и  практически  пустые  участки

схемы. Чертеж в целом показался Альваресу невообразимо запутанным.

     Элвис Уомрас, взобравшись на складную лестницу, яростно тер  резинкой

правый верхний угол схемы. Похоже, он разделял мнение доктора Альвареса.

     - N-панга, - раздраженно сказал он. - Правильно?

     - Да, - пропищал кто-то невидимый.

     Альварес осмотрелся, но по-прежнему никого не увидел.

     - Однако он при этом R-панга для своих кузенов, - продолжал писклявый

голос, - и для всех их N-панга и тех, кто больше, кроме тех случаев...

     Альварес наклонился и заглянул под стол. Владелец  писклявого  голоса

был там. Розовато-белый шар со  множеством  отростков,  торчащих  во  всех

направлениях, как у  плавучей  мины.  Горгон,  которого  люди  на  станции

называли "Джорджи".

     - А, это ты, - сказал Альварес, доставая слуховую трубку и измеритель

влажности. - Что это за чушь вы тут...

     Он принялся  за  обычную  утреннюю  процедуру  тестирования  горгона.

Единственный светлый момент за весь день! Лазарет подождет.

     - Хорошо, - прервал его Уомрас, протирая резинкой дыру  в  бумаге,  -

R-панга для кузенов... минутку...

     Он обернулся. Лицо его выражало мрачную решимость.

     - Подожди немного, Альварес, мы сейчас закончим. N-панга и  тех,  кто

больше, кроме случаев...

     Он нарисовал штук  шесть  прямоугольников,  подписал  их  и  принялся

соединять линиями.

     - Ну, теперь-то правильно? - спросил он у Джорджи.

     - Да. Только теперь получаются  неправильные  панга  для  кузенов  по

материнской линии. Нарисуй так: от  N-панга  кузенов  по  отцу  к  O-панга

кузенов по матери, или тех, кто больше... Да, а теперь от R-панга  дядюшек

отца к кузенам панга дядюшек матери...

     Уомрас уронил  карандаш.  Он  уставился  на  только  что  обновленный

участок схемы, где путаница линий явно превысила  критический  порог.  Уже

нельзя было разобраться, какой квадратик с каким соединен.

     - Господи боже, - безнадежно произнес Уомрас.

     Он слез с лестницы, поднял карандаш и вручил его Альваресу.

     - Теперь твоя очередь ехать крышей, - сказал  он,  подошел  к  столу,

нажал кнопку интеркома и произнес: - Шеф, я ухожу. С меня хватит.

     -  Ты  начертил  вразумительную  схему?  -   раздался   из   динамика

требовательный голос.

     - Нет, но...

     - Твое дежурство продлено. Выпей еще таблетку, и продолжай.  Альварес

пришел?

     - Да, - угрюмо ответил Уомрас.

     - Тогда зайдите ко мне оба. Джорджи оставьте, где он есть.

     - Здрасьте, доктор Альварес! - радостно пропищал  горгон.  -  Ты  мне

панга, или нет?

     - Только не влазь в это прямо сейчас! - взмолился Уомрас,  и  потащил

Альвареса за рукав.

     Они  обнаружили  начальника   ксенологической   лаборатории   Эдварда

Х.Доминика, засевшего за столом, как медведь в берлоге. Сигара  у  него  в

руке была наполовину изжевана.

     - Уомрас, - сказал Доминик, - когда ты сделаешь эту схему?

     - Не знаю. Скорее всего, никогда.

     Уомрас ответил на хмурый взгляд шефа еще более хмурым взглядом, пожал

плечами и закурил сигарету. Доминик повернулся к Альваресу.

     - Ты слышал, что случилось  вчера  на  банкете  в  честь  Джорджи?  -

спросил он.

     - Нет, не слышал, - сказал Альварес. - Не будешь ли  ты  так  любезен

либо рассказать мне об этом, либо заткнуться и не поминать эту тему?!

     Доминик проглотил оскорбление и устало потер бритый череп.

     - Все случилось, когда подали десерт, - сказал он. - Джорджи вертелся

напротив миссис  Карвер  на  своем  пружинном  табурете.  Как  только  она

погрузила ложечку в торт... превосходный  лимонный  торт,  напрасно  ты...

гм... Да. Так вот, как только миссис Карвер дотронулась ложечкой до торта,

Джорджи перекатился через стол и выхватил у  нее  тарелку!  Миссис  Карвер

закричала и отшатнулась -  надо  полагать,  решила,  что  Джорджи  на  нее

нападает, - ну, и стул под ней опрокинулся. Произошла... гм... суматоха.

     Некоторое время все молчали. Потом Альварес нарушил тишину.

     - И что он сделал с тортом?

     - Съел, - горько сказал Доминик. - У него на тарелке  лежал  отличный

кусок, но Джорджи к нему и не прикоснулся.

     Он вытряхнул из коробочки таблетку, проглотил и затравленно посмотрел

на Альвареса. Альварес покачал головой.

     - Нетипично. Джорджи обычно ведет себя, как  подчиненная  особь.  Мне

это все не нравится.

     - Я сказал Карверу то же самое.  Но  он  был  просто  вне  себя.  Его

трясло. Мы все оставались на местах, пока Карвер отводил жену в  каюту.  А

потом устроили Джорджи форменный допрос. Но не добились  от  него  ничего,

кроме: "Я подумал, что я ей панга".

     Альварес нетерпеливо поерзал  в  кресле  и  машинально  потянулся  за

гроздью винограда из вазы на столе. Доктор Уолтер Альварес был невысоким и

худощавым,  поэтому  в  присутствии  крупных  людей  он  часто  вел   себя

агрессивно.

     - Да скажете вы наконец, что такое панга?! - вспылил Альварес.

     Уомрас фыркнул и принялся чистить банан.

     - Панга, - сказал Доминик, - это,  как  выяснилось,  сложная  система

отношений типа "главный-подчиненный", которая существует среди горгонов.

     Альварес заинтересованно выпрямился.

     - Они никогда не  упоминали  нам  о  ней,  поскольку  мы  никогда  не

спрашивали. Теперь оказалось, что она  имеет  первостепенное  значение.  -

Доминик вздохнул.  -  Четырнадцать  месяцев  мы  потратили  на  то,  чтобы

устроить на планете базу и поселить там трех человек. Еще семь  месяцев  -

чтобы получить разрешение старейшин  доставить  одного  горгона  сюда,  на

станцию. Все по инструкции. Мы взяли самую большую и  самую  смышленую  на

вид особь - а именно, Джорджи. Он так хорошо прижился на  станции!  И  вот

теперь эта история.

     - Послушай, шеф, - осторожно произнес Уомрас,  -  я,  конечно,  очень

уважаю миссис Карвер... мы все относимся к ней с огромным уважением... но,

мне  кажется,  гораздо  важнее  выяснить,  не   повредило   ли   вчерашнее

происшествие Джорджи?

     Доминик покачал головой.

     - Я вам еще не все рассказал. Карвер жаждал мщения, и  никакие  панги

его надолго задержать не могли. Он связался по лучу с базой на  планете  и

заставил Робинсона спросить  старейшин:  "Является  ли  Джорджи  панга  по

отношению к жене коменданта?"

     Альварес невесело ухмыльнулся и поцокал языком.

     - Да уж, - кивнул Доминик. - Кто знает, какой смысл они  извлекли  из

этого вопроса? Ну вот, они передали ответ: "Разумеется, нет",  и  пожелали

узнать детали. Карвер им рассказал.

     - И? - спросил Альварес.

     - Они сказали, что Джорджи - чудовищный  преступник,  который  должен

быть наказан соответствующим образом. И наказать  его  должны  мы,  потому

что, видите ли, это мы  -  обиженная  сторона.  Более  того,  согласно  их

специфическому взгляду на вещи, если мы не накажем Джорджи,  как  следует,

тогда они накажут Робинсона и его команду.

     - Как? - спросил Альварес.

     - Сделав с ними то, что мы должны сделать  с  Джорджи.  А  это  может

оказаться что угодно.

     Уомрас  сложил  губы  в  трубочку,  чтобы  свистнуть,  но  свиста  не

получилось. Он доел банан и попытался снова. Безрезультатно.

     - Вы поняли? - спросил Доминик со сдержанным напряжением.

     Все трое посмотрели через открытую дверь на Джорджи, который послушно

лежал на ковре в соседней комнате.

     - Мы все знаем, что такое "наказание". Древняя формула "око  за  око,

зуб за зуб" прекрасно описывает суть процесса. Но  как  наказать  существо

вроде Джорджи? Око за... за что?

     - Давайте приведем факты в систему, -  сказал  Доминик,  перекладывая

бумажки из одной руки в другую.

     Уомрас и Альварес заглядывали в бумажки с двух сторон.  Джорджи  тоже

пытался подсмотреть, но стебельки его фоторецепторов были слишком коротки.

Все четверо находились  во  внешнем  помещении  лаборатории,  откуда  была

вынесена вся мебель.

     - Первое.  Мы  знаем,  что  горгоны  меняют  цвет  в  зависимости  от

эмоционального состояния. Когда горгон доволен, он окрашен в розовый цвет.

Если горгон становится несчастен, он синеет.

     - Джорджи был розового цвета с самого момента появления на станции, -

сказал Уомрас, бросив взгляд на горгона.

     - Кроме как на банкете, - задумчиво ответил Доминик. -  Я  вспоминаю,

что он стал синим как раз перед тем, как... Если бы только мы  обнаружили,

что именно его подтолкнуло... Ладно,  сперва  о  том,  что  важнее.  Итак,

второе. У нас совершенно нет информации  о  местной  системе  наказаний  и

вознаграждений. Может, у них принято разрывать на куски того,  кто  плюнул

на тротуар, или выкручивать ему, гм, руки...

     Альварес  и  Уомрас,  как  по  команде,  с  сомнением  посмотрели  на

многообразные  конечности  Джорджи,  органы  слуха  и   фоторецепторы   на

стебельках.

     - ...за поджог, насилие или плохое настроение,  -  печально  закончил

Доминик. - Мы понятия  не  имеем,  как  это  у  них  происходит.  Придется

действовать наугад.

     - А что говорит Джорджи? - спросил Альварес. - Почему бы не  спросить

его самого?

     - Мы об  этом  подумали,  -  мрачно  отозвался  Доминик.  -  Спросили

Джорджи, что бы сделали с ним старейшины в подобном случае. И он  ответил,

что они бы крякнули его за живое, или что-то  вроде  этого.  Короче,  этот

путь тупиковый. Может, он нас и приведет к цели, но  не  раньше,  чем  лет

через десять.

     Он провел ладонью по голому черепу.

     - Третье. Мы вынесли мебель из этой комнаты... ч-черт, и как  мы  все

поместимся в моем кабинете?..  впрочем,  неважно...  Четвертое.  На  двери

сделан засов, чтобы она запиралась с внешней стороны. И пятое: вот хлеб  и

вода для Джорджи. А теперь давайте попробуем.

     Начальник ксенологической лаборатории направился к двери.  Остальные,

включая Джорджи, последовали за ним.

     - Нет, ты останешься здесь, - сказал Уомрас горгону.

     Джорджи послушно остановился, приняв радостную ярко-розовую окраску.

     Доминик торжественно закрыл дверь и задвинул импровизированный засов.

Он подергал  дверь,  чтобы  убедиться,  что  она  надежно  заперта.  Через

прозрачную панель в ее  верхней  части  Джорджи  внимательно  наблюдал  за

действиями людей. Доминик снова открыл дверь.

     - А теперь слушай внимательно, Джорджи, - сказал он. - Это тюрьма. Ты

подвергаешься наказанию. Мы будем держать тебя  здесь,  не  давая  никакой

еды, кроме той, что есть у тебя сейчас, пока не сочтем, что ты  достаточно

наказан. Понимаешь?

     - Да, - с сомнением ответил Джорджи.

     - Хорошо, - сказал Доминик и запер дверь.

     Некоторое время они стояли и смотрели на Джорджи, а  Джорджи  смотрел

на них. Больше ничего не происходило.

     - Пойдемте, подождем у  меня  в  кабинете,  -  со  вздохом  предложил

Доминик. - Нельзя ожидать чуда с первой попытки.

     Они перешли по короткому коридорчику в  соседнюю  комнату.  Несколько

минут все трое сидели молча и жевали арахис.

     - Джорджи привык к обществу, - с надеждой сказал Уомрас. - Ему вскоре

станет одиноко.

     - И он проголодается,  -  добавил  Альварес.  -  Джорджи  никогда  не

пропускает обед.

     Когда они через полчаса заглянули в комнату, то увидели, что  Джорджи

вдумчиво жует ковер.

     - Нет, Джорджи, нет! - набросился на него Доминик.  -  Ты  не  должен

есть ничего, кроме того, что тебе оставили. Это же тюрьма!

     - Хороший ковер, - обиженно сказал Джорджи.

     - Неважно. Ты не должен его есть, понял?

     - Ладно, - весело ответил Джорджи. Его кожа была  красивого,  сочного

розового цвета.

     Спустя четыре часа, когда Альварес сдавал смену, горгон лежал в углу,

втянув все конечности. Он спал. Что до цвета, то Джорджи был розовее,  чем

когда-либо.

     Когда Альварес снова  появился  в  лаборатории,  уже  ни  у  кого  не

оставалось сомнений. Джорджи сидел посреди комнаты, выдвинув фоторецепторы

и ритмично ими  помахивая.  Горгон  просто  лучился  розовым  светом,  как

розовая  жемчужина.  Доминик  продержал  его  взаперти  еще  день,   чтобы

удостовериться  окончательно.  Джорджи,  похоже,  слегка  потерял  вес  на

скудной диете, зато обрел неизменную ярко-розовую окраску. Тюрьма ему явно

нравилась.

                                    2

     Гус Келли, инструктор по играм, старался хранить бодрый  вид,  но  на

душе у него  скребли  кошки.  У  Келли  был  один  из  тяжелейших  случаев

"орбитальной лихорадки" на станции 3107A. Так уж получалось, что один  вид

сине-зеленой планеты - такой близкой и такой недоступной - выводил его  из

себя. Келли был могучим мужчиной, бродягой по  натуре.  Он  жаждал  глотка

свежего воздуха, как пьяница - глотка из заветной  бутылки.  Он  стремился

ощутить дорогу под ногами, как безнадежно влюбленный  стремится  коснуться

своей возлюбленной. Чтобы выбросить из  головы  несбыточные  желания,  Гус

Келли расхаживал  по  станции  все  целеустремленнее  и  разговаривал  все

громче. Малейшее недоразумение вызывало у него  вспышку  ярости,  и  Келли

начинал орать, багровея лицом и выпучивая глаза. Иногда у него без видимых

причин начинали дрожать руки, и Келли глотал успокоительные пилюли.  Время

от времени ему снились кошмары, в которых он куда-то проваливался и падал,

падал... Келли приставал с этими кошмарами то к преподобной  матери  Храма

Хаббарда, то к патеру Конфессии Маркса, и успел уже замучить обоих.

     - Это он и есть? - неодобрительно спросил Келли.

     Он до сих пор ни разу не видел горгона. Семантическая, медицинская  и

ксенологическая лаборатории цепко держались за Джорджи.  Доминик  легонько

пнул розовый шар:

     - Проснись, Джорджи.

     Мгновением позже гладкая поверхность  шара  вспучилась  во  множестве

мест.  Шишки  вытягивались   на   глазах,   и   превратились   в   длинные

сегментированные  отростки.  На  концах   одних   отростков   образовались

"ступни", на других - "кисти рук", на третьих - сложные раковины  слуховых

органов или гроздья фоторецепторов.  Единственным  непарным  органом  было

речевое приспособление, которое выглядело, как маленькая фанфара.

     - Привет! - радостно пропищал Джорджи.

     - Он может втянуть их  обратно  в  любой  момент?  -  спросил  Келли,

потирая подбородок.

     - Да. Покажи ему, Джорджи.

     - Хорошо.

     Отростки горгона дрогнули, и быстро втянулись, сегмент за  сегментом.

Через две секунды Джорджи снова представлял собой гладкий розовый шар.

     - Это ставит нас перед проблемой, - сказал Келли. - Понимаете, в  чем

дело? Если его нельзя ни за что ухватить, то как его  можно  наказать  тем

способом, о котором вы говорили?

     - Мы перепробовали все, что нам только  пришло  в  голову,  -  сказал

Доминик. - Мы запирали  его  в  комнате,  держали  на  хлебе  и  воде,  не

разговаривали с  ним...  Он  не  получает  зарплаты,  поэтому  его  нельзя

оштрафовать.

     - И понизить в должности тоже, - мрачно добавил Уомрас.

     - Вот именно. Обработку по методу Павлова-Моргенштерна,  которую  все

мы проходили в детстве, к  Джорджи  применять  уже  поздно.  Мы  не  можем

предотвратить преступление, которое он уже совершил. Вот  мы  и  подумали,

что ты, как инструктор по играм...

     - Мы подумали, - дипломатично сказал Уомрас, - что  ты,  быть  может,

предложишь  что-то  такое...  необычное.  Заметишь  что-то,  чего  мы   не

заметили. У тебя же есть опыт... ну... нестандартных ситуаций.

     Келли задумался.

     - Ну, - начал  он  нерешительно,  -  бывает,  конечно,  что  в  играх

применяются грубые приемы. Удары, так сказать, ниже пояса. Только как  это

с ним...

     Он умолк, потому что в этот момент Джорджи как  раз  решил  отрастить

себе парочку слуховых органов.

     - Нет, об этом и думать не стоит, - угрюмо сказал Доминик. -  Извини,

что мы тебя отвлекли. Спасибо, что пришел.

     - Э, погодите минутку! - воскликнул  Келли.  -  Я,  кажется,  кое-что

нащупал.

     Он уставился на горгона, сосредоточенно грызя ноготь.

     - Вот послушайте. Иногда ребята в бассейне  балуются  и  держат  друг

друга под водой, не давая вынырнуть. Я и подумал: он  же  дышит  воздухом,

верно? Понимаете, о чем я?

     Доминик и Уомрас переглянулись.

     - Очень может быть. Звучит многообещающе, - сказал Доминик.

     - Нет! Мы не знаем  порога  выносливости  Джорджи.  Что,  если  Келли

причинит ему серьезный вред, или даже...

     - Ох, - сказал Доминик. - Ты прав. Мы не можем так рисковать.

     - Я проработал инструктором по играм  семьдесят  три  года!  -  начал

Келли, медленно багровея. - Прошел два омоложения, и никогда...

     - Нет-нет, Келли, - быстро сказал Уомрас. - Мы не это имели  в  виду.

Просто, видишь ли, Джорджи - не человек.  Откуда  нам  знать,  что  с  ним

произойдет под водой?

     - С другой стороны, - задумчиво  произнес  Доминик,  -  горгоны  ведь

действительно синеют, если  им  плохо.  Робинсон  утверждал  это  со  всей

определенностью. Мне кажется, Джорджи будет очень недоволен, если  ему  не

давать дышать - так ведь этого мы  и  добиваемся!  Разумеется,  все  будет

происходить  под  пристальным  наблюдением  доктора   Альвареса.   Правда,

Альварес, почему бы и нет? Келли,  какое  время  для  тебя  будет  удобнее

всего?..

     - Ну, - сказал Келли, бросив взгляд на часы-перстень, - бассейн прямо

сейчас свободен. Сегодня женский день, но все  женщины  сейчас  в  седьмой

секции, хлопочут вокруг  миссис  Карвер.  Я  слышал,  она  до  сих  пор  в

истерике.

     Альварес, которому вдруг пришла в голову  одна  мысль,  наклонился  к

горгону:

     - Джорджи,  ты  ведь  дышишь  через  дыхальца?  Через  эти  небольшие

отверстия, разбросанные по всему телу?

     - Да, - сказал Джорджи.

     - А под водой они работают?

     - Нет.

     Доминик и Келли с интересом прислушались.

     - Если тебя держать под водой, это тебе повредит?

     Джорджи несколько раз сменил цвет с розового на бледно-малиновый.

     - Не знаю, - неуверенно пропищал он. - Немного.

     Четверо мужчин наклонились ближе к нему.

     - Хорошо, Джорджи, - напряженно произнес Доминик. - Скажи,  будет  ли

это наказанием?

     Джорджи лихорадочно запульсировал, меняя цвет.

     - Да. Нет. Может быть. Не знаю.

     Люди разочарованно выпрямились. Доминик протяжно вздохнул.

     - Всегда он дает эти многозначные ответы. Что ж,  давайте  попробуем.

Нам больше ничего не остается.

     Само собой получилось так, что  Келли  оказался  в  паре  с  Джорджи,

вышагивая следом за Домиником и доктором  Альваресом.  Процессию  замыкали

Уомрас и санитар по имени Джослинг, который катил  тележку  с  медицинским

оборудованием.  Кольцевые  коридоры  были  пусты.  Келли   замедлил   шаг,

приноравливаясь к неуклюжей походке Джорджи. Через несколько  минут  он  с

удивлением почувствовал,  как  что-то  мягко  коснулось  его  руки.  Келли

посмотрел  вниз.  Горгон  Джорджи  доверчиво  ухватился  своей   семипалой

конечностью за пальцы Келли. Фоторецепторы, похожие на  диковинные  цветы,

были обращены к человеку.

     Келли был захвачен врасплох. На  станции  не  было  детей,  но  после

предыдущего омоложения  Келли  успел  стать  отцом  восьмерых.  Доверчивое

прикосновение маленькой ручонки разбудило давние воспоминания.

     - Все будет хорошо, - грубовато сказал Келли.  -  Положись  на  меня,

сынок.

     Бассейн, как он и предсказывал, оказался  пуст.  Свет,  отражаясь  от

колышущейся воды, отблесками играл на стенках бассейна.

     - Лучше будет проделать это с той стороны, где мелко, - сказал Келли.

     Его голос в пустом помещении отразился от  стен  гулким  эхом.  Келли

сбросил комбинезон и  помог  Джорджи  спуститься  по  лесенке  в  бассейн.

Розовый шар наполовину погрузился в воду,  и  так  и  повис.  Келли  мягко

подтолкнул его вперед.

     Доминик  и  все  остальные  заинтересованно  свесились   с   бортиков

бассейна. Келли откашлялся.

     - Ну, - сказал он, - обычно это происходит  так.  Один  из  мальчишек

хватает другого...

     Он обхватил руками плавающий шар и замер в нерешительности.

     -  Давай,  Келли,  действуй!  -  крикнул  Доминик.  -  У  нас  приказ

коменданта станции!

     - Конечно, - сказал Келли. - Сейчас... - Он повернулся к  горгону:  -

Задержи дыхание.

     И Келли надавил на розовый шар, чтобы тот скрылся под  водой.  Горгон

оказался легче,  чем  ожидал  Келли.  Он  был  словно  надут  воздухом,  и

приходилось прикладывать силу, чтобы затолкать его под воду.

     Келли надавил сильнее. Джорджи неожиданно ушел под воду,  выскользнул

у него из рук и пробкой вылетел на поверхность. Горгон дунул в разговорную

трубу, выдувая воду, и пропищал:

     - Здорово! Сделай так еще раз, Келли.

     Келли посмотрел на Доминика. Тот кивнул головой.

     - Да. Повтори.

     Доктор Альварес подергал  себя  за  жиденькую  бородку  и  ничего  не

сказал.

     Келли глубоко вздохнул, сочувствуя горгону, и снова погрузил  Джорджи

в воду.  На  поверхность  всплыло  несколько  воздушных  пузырей.  Джорджи

выставил из воды разговорную трубу, но не издал ни звука. Келли  посмотрел

вниз, на свои собственные руки, крепко сжимающие тело  горгона.  Руки  под

водой казались совсем бледными, бескровными - чего нельзя было  сказать  о

Джорджи. Горгон был окрашен в вызывающе яркий розовый цвет.

     Когда Келли отпустил его, и Джорджи вынырнул наружу,  люди  встретили

горгона обескураженным молчанием.

     - Слушайте, - сказал Доминик, - у меня  возникла  идея.  Джорджи,  ты

можешь дышать и через речевую трубу, верно?

     - Да, - радостно ответил Джорджи.

     Раздался хор возмущенных восклицаний: "Ну, тогда конечно!" Обстановка

разрядилась. Появилась надежда  на  успех.  Санитар  Джослинг  вытащил  из

кармана тряпку и принялся протирать тележку.

     - Продолжай, Келли, - сказал  Доминик.  -  Только  теперь  держи  его

поглубже.

     Джорджи оказался под водой в третий раз. Пузырьки воздуха заструились

вверх. Горгон  попытался  высунуть  наружу  разговорную  трубу,  но  Келли

согнулся и заблокировал ее локтем. Спустя минуту  Джорджи  стал  втягивать

все конечности. Келли чуть не свернул шею,  пытаясь  различить  под  водой

оттенок кожи горгона. Показалось ему, или тело Джорджи слегка посинело?

     - Не выпускай его, - резко сказал Альварес.

     Джорджи превратился в совершенно гладкий шар. Но в  следующий  момент

он  снова  стал  отращивать  конечности.  Только  выглядели   они   теперь

по-другому.

     - А теперь? - спросил Келли.

     - Дай ему еще минутку, - ответил Доминик. Он  перегнулся  всем  телом

через бортик, рискуя свалиться в бассейн. - Мне кажется, я вижу...

     У Келли заныла спина от напряжения. Ему не  нравилось,  как  выглядят

новые  органы  Джорджи.  Они  безжизненно  колыхались  в   воде,   подобно

водорослям. Если с горгоном что-то случилось...

     - Я его отпускаю, - хрипло сказал Келли.

     К вящему ужасу Келли, когда  он  разжал  руки,  Джорджи  остался  под

водой. Келли потянулся его схватить, но горгон ускользнул от него.  Мягкие

плоские отростки, отходящие от шарообразного тела,  мгновенно  затвердели.

Работая ими, как веслами, Джорджи стремительно умчался на глубину.

     И в этот момент Доминик рухнул  в  бассейн,  подняв  огромный  фонтан

брызг. Он вынырнул, фыркая и отдуваясь, и повис на лесенке, уходящей вдоль

стенки бассейна под воду. Вода стекала с его  комбинезона,  как  со  шкуры

морского льва. Келли, который бросился было ему на  выручку,  увидел,  что

Доминик в порядке, и остановился. Оба посмотрели в воду. Между  ними,  под

ними и  вокруг  них  носился  Джорджи.  Он  чувствовал  себя  в  воде  так

великолепно, что любая рыба могла ему позавидовать.

     - Плавники, - сказал Доминик, охнул и выпустил из  рук  перила.  -  И

жабры, боже правый!

     На этот раз его падение было не столь эффектным. Тем более, что все и

так уже были мокрыми.

     Пожалуй,  доктора  Уолтера  Альвареса  вполне  можно   было   назвать

мизантропом, и не погрешить против истины. Он не  любил  людей.  Он  любил

болезни. Там, внизу, на седьмой  планете,  когда  будет  наконец  основана

торговая  миссия,  наверняка  найдутся  новые  и  необыкновенные  болезни,

которые на много лет вперед сделают  доктора  счастливым,  как  жаворонок.

Здесь, на станции,  на  его  долю  выпадали  лишь  тривиальные  растяжения

лодыжек,   психосоматические   насморки,   крапивница    и    расстройства

пищеварения. Был еще такой помощник повара Сэмюэлс, который  каждую  среду

приходил в лазарет с одним и тем же фурункулом на шее. Всю  неделю  доктор

Альварес с ужасом ждал  среды.  Каждый  раз,  когда  в  дверях  появлялась

простодушная физиономия Сэмюэлса, какая-то  болезненная  пружина  в  мозгу

доктора закручивалась еще туже.

     Однажды наступит такой день, когда Сэмюэлс откроет рот, чтобы сказать

"Привет, док" -  он  всегда  называл  Альвареса  "док"  -  и  эта  пружина

взовьется со звуком лопнувшей струны банджо. Что случится тогда,  Альварес

не брался предсказать.

     Когда горгона только привезли на станцию, было  два  или  три  случая

восхитительных заболеваний грибком, а потом - ничего. Доктор Альварес  был

несказанно разочарован. Он  обнаружил  в  мазках,  взятых  у  Джорджи,  по

меньшей мере сотню микроорганизмов, и вырастил их  культуры.  Но  ни  один

микроб не прижился на тканях человека. Бактерии, вирусы, паразиты, которые

могли бы покуситься на человека - на любой  имеющей  жизнь  планете  такие

непременно находятся - судя по всему, обитали на  каких-то  других  формах

жизни, а не на горгонах. Они являлись доктору Альваресу во сне: микробы  в

форме палочек и линзочек, микробы  со  жгутиками  и  с  ножками.  Зубастые

микробы.

     Однажды утром доктор Альварес проснулся, чувствуя решимость отчаяния.

Был вторник. Альварес направился прямиком  в  лазарет,  отпустил  дежурную

сестру  Трамбл,  открыл  запертый  на  замок  шкафчик  и  набрал  в  шприц

прозрачной  желтоватой  жидкости  из  ампулы.  На  врачебном  жаргоне  это

вещество называлось "руки вверх!" Оно оглушало  сенсорные  области  лобных

долей мозга и снимало  с  сознания  блокировку,  вызванную  обработкой  по

методу Павлова-Моргенштерна. (По  странному  совпадению,  химика,  который

запатентовал это средство, звали доктор Джекилл).  Альварес  впрыснул  два

кубика "руки вверх!" себе в вену и сел ждать.

     Спустя  пару  минут  его  непробиваемо  скверное   настроение   стало

улучшаться. Доктор почувствовал волшебный прилив энергии. Мир вокруг обрел

четкость и заблистал красками. "Ха!" - сказал Альварес. Он встал и подошел

к маленькому холодильничку, где после некоторых  поисков  нашел  полдюжины

пробирок  с  культурами  микроорганизмов,  обнаруженных  им   у   Джорджи.

Разумеется, они пребывали в латентной фазе, будучи глубоко  замороженными.

Альварес осторожно разморозил их и добавил питательные вещества. Все утро,

пока через лазарет проходили вереницей обычные пациенты со своими  мелкими

жалобами, культуры микробов росли и размножались.  Альварес  был  весел  с

пациентами. Он отпустил пару удачных шуточек, и раздавал безвредные пилюли

направо и налево.

     К полудню четыре из найденных культур процветали. Альварес  аккуратно

слил их в одну пробирку и наполнил шприц смесью. Он рассуждал так: ни один

живой организм, будь то человек, свинья или горгон, не является  полностью

иммунным к микробам, которые  постоянно  в  нем  обитают.  Стоит  нарушить

баланс, введя в  организм  значительное  количество  любого  из  помянутых

микробов, и мы получим больного горгона - то  есть,  наказанного  горгона.

Разве не так?

     Лечение может убить пациента. Но доктор  Альварес  с  легким  сердцем

отмел это возражение, как  пустую  игру  слов.  Вооружившись  шприцем,  он

решительно отправился на поиски Джорджи.

     Он обнаружил горгона  в  маленькой  гостиной,  в  компании  Доминика,

Уомраса и механика по имени  Боб  Ритнер.  Они  окружили  и  рассматривали

странный  механизм  -  или  художественную  композицию?  -  сделанный   из

алюминиевых полос.

     - Это дыба, - гордо пояснил Ритнер. - Я когда-то видел ее на картинке

в детской книжке.

     Основой для "дыбы"  служил  длинный  узкий  столик,  на  одном  конце

которого была  закреплена  лебедка.  Все  в  целом  выглядело  как  грубое

приспособление для растягивания чего-нибудь.

     - Мы решили, что настало время для  суровых  мер,  -  сказал  Доминик

Альваресу, вытирая пот с бритой головы.

     -  В  древние  времена,  -  назидательно  произнес  Ритнер,  -  такие

устройства применяли к преступникам, когда они не хотели говорить.

     - Я говорю, - неожиданно сказал Джорджи.

     - Тебя наказывают за другое, - мягко  пояснил  Доминик.  -  Альварес,

прежде чем мы начнем, ты, наверное, хочешь осмотреть своего пациента.

     - Ха! - сказал Альварес. - Именно так. Ха-ха!

     Он опустился на колени перед Джорджи. Горгон повернул все стебельки с

фоторецепторами  в  сторону   алюминиевой   конструкции,   изучая   ее   с

неподдельным любопытством. С таким же любопытством доктор Альварес оглядел

самого Джорджи. Он пощупал кожу горгона.  Кожа  была  плотной  и  упругой,

великолепного  розового  цвета.   Слуховые   органы   Джорджи   напряженно

подрагивали.

     Альварес извлек из своего чемоданчика ручные  весы,  отрегулированные

под гравитацию уровня A.

     - Залазь сюда, Джорджи.

     Горгон послушно вскарабкался на чашку весов. Альварес поднял  весы  и

посмотрел на шкалу.

     - Хм, - сказал он. - Джорджи здорово потерял вес.

     - Да-а? - с надеждой спросил Доминик.

     - Точно. Однако он, похоже, отлично себя чувствует.  Я  бы  сказал  -

лучше, чем неделю назад. В лечении он не нуждается. Вот разве что  немного

раствора сахара, это его подбодрит...

     Альварес извлек из чемоданчика шприц, проколол гладкую кожу Джорджи и

надавил на поршень.

     Доминик вздохнул.

     - Ну что ж, можем продолжать. Джорджи, запрыгивай сюда. Пусть  Ритнер

пристегнет тебя ремнями.

     Джорджи охотно взобрался на столик. Ритнер пристегнул ремнями  четыре

из его конечностей, и стал крутить лебедку.

     - Только не сильно! - встревоженно сказал Джорджи.

     - Я аккуратно, - уверил его Ритнер. Он продолжал вращать рукоятку.  -

Как ты себя чувствуешь?

     Конечности горгона были уже вдвое длиннее, чем обычно,  и  продолжали

растягиваться.

     - Щекотно, - пожаловался Джорджи.

     Ритнер крутил лебедку. Уомрас нервно закашлялся.  На  него  зашикали.

Конечности Джорджи все удлинялись и удлинялись. Потом  начало  становиться

заметно продолговатым его тело.

     - С тобой все в порядке, Джорджи? - спросил Доминик.

     - В порядке.

     Ритнер отчаянно крутнул рукоять в последний  раз.  Вытянувшееся  тело

горгона  удобно  разлеглось  от  одного  конца  дыбы  до  другого.  Больше

растягивать его было некуда.

     - Хорошо, - сказал Джорджи. - Сделай еще так.

     Он переливался  радостными  перламутрово-розовыми  оттенками.  Ритнер

чуть не расплакался и с ненавистью пнул свою машину.  Альварес  фыркнул  и

убрался восвояси. В коридоре, где его никто не мог увидеть, он  подпрыгнул

в воздух и стукнул пятками друг о друга. Он просто чудесно проводил время!

Как жаль, что сегодня еще не среда. Хотя, если вдуматься, зачем  ждать  до

завтра?

     Комендант Чарлз Уотсон Карвер, начальник станции  3107A,  был  обучен

принимать быстрые и смелые  решения.  Если  начальник  чувствует  малейшее

сомнение в собственной правоте, он начинает колебаться и менять  планы  на

ходу, становится жертвой суеверий и беспокойства, и в конце концов  вообще

теряет способность принимать решения.

     Беда  в  том,  что  никто  не  может  быть  все  время  прав.  Можешь

пунктуально    следовать    букве    инструкции,    можешь    блистательно

импровизировать - в любом случае рано или поздно ты  ошибешься.  Искусство

быть начальником заключается в  том,  чтобы  переступить  через  ошибки  и

продолжать дальше, как ни в чем не бывало.

     Карвер  напряг  подбородок,  выпрямил  спину  и  посмотрел  вниз,  на

больного  горгона.  Да,  горгон  был  болен,  и  сомневаться  в  этом   не

приходилось. Его отростки поникли и вяло колыхались,  кожа  была  сухой  и

горячей.

     - И давно  он  так?  -  требовательно  спросил  Карвер,  лишь  слегка

запнувшись перед местоимением. Мысленно он всегда называл  чужаков  "оно",

но его подчиненным вовсе ни к чему это знать.

     - Минут двадцать. Что-то около того, - ответил доктор Несельрод. -  Я

сам пришел сюда... - он подавил зевок, - минут десять назад.

     - А что вы вообще здесь делаете? - спросил  Карвер.  -  Сейчас  смена

Альвареса.

     Несельрод смутился.

     - Знаю. Альварес в госпитале. Как пациент. Он набросился на помощника

повара Сэмюэлса. Вылил ему кастрюлю супа за шиворот. И кричал что-то в том

смысле, что хочет раз и навсегда простерилизовать ему  фурункул.  Пришлось

накачать Альвареса успокоительными. Мы его втроем едва скрутили.

     Карвер сжал губы и выпятил подбородок.

     - Несельрод, что вообще творится на станции? Сначала это...  существо

атаковало мою жену. Теперь Альварес... - Он сердито уставился на  Джорджи.

- Вы можете его от этого вылечить, что бы это ни было?

     Несельрод удивился.

     - Разве можно такое требовать?  Мы  понятия  не  имеем  о  лекарствах

горгонов. Я думал, что вы свяжетесь с базой и спросите у них.

     Разумеется, он рассуждал здраво. Вот только,  как  всегда,  оставался

открытым вопрос интерпретации. Как подать то, что произошло? Была  ли  это

трагическая случайность, которая постигла уважаемого посла  чужаков  из-за

вопиющей небрежности людей? Или это  было  необходимое  и  соответствующее

наказание преступнику, которое они так долго искали? Карвер  посмотрел  на

часы-перстень. Оставалось ровно три часа до  окончания  срока,  в  течение

которого старейшины аборигенов планеты обязали их наказать Джорджи.

     - Какого он, по-вашему, цвета? - спросил комендант у Несельрода. - Уж

никак не розовый.

     - Не-ет. Но и не синий. Я бы назвал этот цвет оттенком фиолетового.

     - Хм. Да. Ну, во всяком случае,  он  стал  меньше,  чем  был.  Верно?

Подозрительно меньше.

     Несельрод согласился.

     Карвер принял решение.

     - Сделайте все, что можете, - велел он  Несельроду,  затем  поднес  к

губам наручный коммуникатор: - Есть сейчас связь с  начальником  планетной

базы?

     - Да, сэр, - ответил оператор.

     - Хорошо. Дайте мне Робинсона.

     Прошло несколько секунд.

     - Начальник базы слушает.

     - Робинсон, это Карвер. Скажите старейшинам, что у  нас  здесь  очень

несчастный горгон. Мы не уверены, что именно на него  так  повлияло  -  мы

перепробовали кучу вещей - но он изрядно потерял  вес,  и  кожа  его...  -

Карвер  едва  уловимо  заколебался.  -  ...кожа   синеватая.   Определенно

синеватая. Принял?

     - Да, шеф! Слава богу! Я тотчас же передам  сообщение,  и  свяжусь  с

вами.

     - Хорошо.

     Карвер с резким щелчком захлопнул крышку наручного коммуникатора.  Он

бросил еще один взгляд на горгона. Тот выглядел совершенно больным, но как

раз это коменданта не особо тревожило. То,  как  себя  чувствовал  горгон,

было личным делом горгона. Комендант Карвер выполнял свой долг.

                                    3

     Альварес проснулся с чудовищной головной болью  и  смутным  сознанием

вины. Он находился не у себя в каюте, а на  одной  из  госпитальных  коек,

одетый в предписанную  для  пациентов  инструкцией  больничную  пижаму  (к

которой можно было пристегнуть шлем и перчатки, мгновенно превратив пижаму

в скафандр). Он с трудом поднял голову, чтобы посмотреть на часы,  висящие

на дальней стене. Было двадцать три часа. Его смена уже почти закончилась.

Альварес со стоном выбрался из кровати и посмотрел на карточку с описанием

болезни, прикрепленную к ее спинке. "Мания. Навязчивые идеи, бред. Лечение

- успокоительные средства. Врач - Несельрод".

     Навязчивые идеи. Бред. Да, так оно и есть. Вот и сейчас ему казалось,

будто он вспоминает, как ворвался на кухню и вылил на обалдевшего Сэмюэлса

большую кастрюлю супа  из  телячьей  головы.  Поток  обжигающей  жидкости,

аромат специй... Господи боже! Если это было на самом деле...  Сэмюэлс!  И

горгон!!!

     Стеная и пошатываясь, Альварес нетвердой трусцой выбежал  из  палаты.

Он миновал санитара Манча, который сидел с текстовым экраном на коленях  и

не успел вскочить.

     - Доктор Альварес, стойте! Доктор Несельрод сказал...

     -  К  черту  Несельрода!  -  рявкнул  Альварес,   распахивая   дверцу

холодильника. Он отлично помнил, что культуры  микробов  хранились  именно

здесь. А теперь их здесь не было.

     - ...не выпускать вас, пока вы не станете вести себя нормально. Ээ...

как вы себя чувствуете, доктор?

     - Отлично! Превосходно! Какая разница? А вот как себя чувствует он?

     Манч понимающе закивал.

     - Сэмюэлс? Ничего страшного. Поверхностные ожоги. Мы  уложили  его  в

его собственной каюте, потому что...

     - Да не Сэмюэлс! - прошипел Альварес, хватая санитара  за  грудки.  -

Горгон!

     - А, ну да, он тоже болен. Откуда вы знаете,  доктор?  Вы  же  спали,

когда это случилось. Послушайте, отпустите меня, а? А то я нервничаю.

     - Где? - кратко вопросил Альварес, сурово глядя санитару в лицо.

     - Что? А, вы имеете в виду горгона? Наверху,  в  маленькой  гостиной.

Последний раз я...

     Альварес не дослушал. Он промчался по коридору, как щуплая  бородатая

шаровая молния. Вокруг Джорджи он обнаружил толпу встревоженных людей. Там

были комендант и миссис Карвер, Доминик и все его сотрудники, Урбен и  два

ассистента из семантической лаборатории,  санитары,  подсобные  рабочие  и

доктор Несельрод. У Несельрода запали щеки и неестественно сверкали глаза,

как у  человека,  который  слишком  долго  не  спал,  глотая  тонизирующие

таблетки. При виде Альвареса он дернулся.

     - Что стряслось? - спросил Альварес, хватая  его  за  локоть.  -  Где

горгон? Какая...

     - Тише, - сказал Несельрод. -  Джорджи  -  вон  в  том  углу,  позади

Карвера. Мы ждем делегацию с планеты. Робинсон сказал, что их трое, и  они

везут с собой какой-то ящик...

     Внезапно из динамика на стене раздалось:

     -  Катер  подходит.  Стыковка...  Есть   стыковка.   Открываю   шлюз.

Готовьтесь, они уже идут.

     Альварес ничего не видел из-за спины Карвера.  Он  хотел  отойти,  но

Несельрод задержал его.

     - Я хочу видеть! - сердито сказал Альварес.

     - Послушай, - сказал Несельрод, - я знаю, что ты сделал.  Я  проверил

наличие "руки вверх!" и вирусных культур. Горгон, похоже, выздоравливает -

но твоей заслуги в этом нет. Теперь скажи, выветрилась  уже  из  тебя  эта

дрянь? Потому что если нет...

     По толпе собравшихся прошел шорох. Альварес и  Несельрод  повернулись

как раз вовремя, чтобы  увидеть,  как  отворяется  дверь.  Два  больших  и

сильных горгона вперевалку вошли в  комнату.  Они  несли  покрытый  эмалью

ящик. Один из них свистнул  в  разговорную  трубу  -  надо  полагать,  для

проверки, - и спросил:

     - Где есть горгон Джорджи?

     - Я в норме, - пробурчал Альварес. - Если бы я не был в норме,  я  бы

уже давно сделал с тобой что-нибудь нецивилизованное. Согласен?

     - Да, ты прав, - сказал Несельрод.

     Их притиснули друг к другу, когда люди подались в стороны,  пропуская

двух горгонов к Джорджи.  Поднявшись  на  цыпочки,  Альварес  увидел,  как

Джорджи поднялся и неуверенно встал рядом с двумя прибывшими.

     - Он ужасно выглядит. Эти двое куда больше его, верно?

     - Не  такие  большие,  каким  был  Джорджи,  когда  попал  к  нам,  -

пробормотал Несельрод.  -  Послушай,  Уолт,  если  окажется,  что  ты  все

испортил, я сам приму дозу "руки вверх!", и тогда...

     - Тихо! - рявкнул на него Альварес.

     Один из горгонов что-то объяснял.

     - Это есть ящик панга. Что вы сказал? Вы знать панга?

     - Ну... ээ... и да, и нет,  -  промямлил  Доминик.  -  А  что  насчет

наказания? Мы так поняли...

     - Наказание потом. Горгон Джорджи, иди в ящик.

     Джорджи послушно подошел к ящику и нерешительно наклонился  над  ним.

Он топтался перед ящиком, подрагивая отростками,  и  выглядел  точь-в-точь

как тучная  женщина,  которая  решает,  как  ей  уместиться  в  спортивном

коптере. По рядам прошел нервный смешок, который быстро затих.

     Джорджи перегнулся через край ящика и втянул  все  верхние  отростки.

Его круглое тело стало медленно  принимать  квадратную  форму,  постепенно

перетекая в ящик.

     Два других горгона наблюдали за ним с растущим напряжением, вытянув в

сторону  ящика  все  фоторецепторы.  Наступила  тишина.  Люди   интуитивно

почувствовали, что происходит нечто важное.

     Джорджи, извиваясь всем телом, протиснулся еще дальше в ящик.  И  тут

он застрял. Его кожа мгновенно посинела, затем порозовела. "Ноги" Джорджи,

уже почти втянувшиеся в тело, жалобно скребли по стенке ящика. Наконец  он

влез туда целиком.

     Один из горгонов торжественно закрыл за ним крышку и защелкнул ее  на

замок, чтобы удостовериться, что она прилегает плотно. Потом он  снова  ее

открыл, и помог Джорджи выбраться из ящика. Все три горгона стали ритмично

покачивать "руками" и прочими конечностями. Альваресу  показалось,  что  у

Джорджи  стал  очень  самодовольный  вид.  У  доктора   появились   дурные

предчувствия. Что он наделал?

     - Что это все значит? - громко спросил Несельрод. - Они что,  снимали

с него мерку для гроба? Или...

     Доминик повернулся и сказал:

     - Не думаю. Послушайте, вот что интересно. Помните, они  назвали  это

ящиком панга? Боюсь,  что  у  них  может  существовать  стандарт  размера.

Понимаете, о чем я? Они меряют Джорджи, чтобы выяснить, не вышел ли он  за

нижний предел стандартов... ээ... отношений панга.

     - О господи! - воскликнул кто-то рядом.

     Это был Урбен из семантической лаборатории. На него  давно  никто  не

обращал внимания  -  с  тех  самых  пор,  как  Джорджи  научился  говорить

по-английски. Он ошарашенно повернулся к Доминику.

     - Вы что, не знаете, - спросил он с недоверием, - что слово,  которое

мы  переводим  как  "старейшины",  дословно  означает  "самые  маленькие"?

Господи ты боже мой!

     - Не понимаю... - начал было Доминик, но тут раздался  громкий  голос

коменданта.

     - Тихо! Прошу тишины! - возгласил он. - Наши друзья с седьмой планеты

хотят сделать  сообщение.  -  Он  повернулся  к  горгонам.  -  Прошу  вас,

говорите.

     Ко всеобщему удивлению слово взял Джорджи. Он что-то прошепелявил  на

свистящем языке горгонов. Никто из людей не понял ни слова, за исключением

Урбена, который побледнел под  искусственным  загаром  и  принялся  что-то

взволнованно бормотать себе под нос.

     Когда  Джорджи  закончил  речь,  заговорил  один   из   новоприбывших

горгонов.

     - Наистарейшая особь, вы знать  ее  под  именем  Джорджи,  хочет  вам

сказать благодарность. Вы к нему  сделали  много  доброты,  когда  он  был

несмышленым юнцом.

     - "Несмышленым юнцом", о господи! - вполголоса простонал Урбен. - Это

ведь самое грубое из тех соответствий, которые  я  предлагал.  Кто  только

составлял словарь? Переводчики хреновы! Да разве можно так издеваться  над

семантикой? Дословно - "нескладная особь",  но  по  смыслу,  по  смыслу...

"Толстый мальчишка", вот как бы я это перевел. А на дворовом жаргоне так и

вовсе - "жиртрест". Господи боже святый и все его архангелы!..

     - Теперь, когда он  есть  стал  старейший,  -  говорил  тем  временем

горгон, - Джорджи будет премного счастлив ответить вам добром на  добро  в

доступной юридически обоснованной форме....

     - Что все это значит? - обиженно спросил Альварес. - И почему он  сам

не может нам это сказать?

     - Теперь это  ниже  его  достоинства,  -  приглушенной  скороговоркой

ответил Несельрод. - Тс-с!

     - ...если, - сказал  горгон,  -  вы  сумеете  дать  старейшей  особи,

узнанной под именем Джорджи, надлежащее наказание, как говорилось прежде.

     Люди окаменели от неожиданности. Только Карвер резким щелчком  открыл

наручный коммуникатор.

     - Сколько у нас осталось времени до истечения поставленного горгонами

срока? - требовательно спросил он.

     В наступившем молчании все  напрягали  слух,  чтобы  услышать  слабый

голос из коммуникатора.

     - Меньше получаса, сэр.

     - Призываю собрание к порядку! - сказал  Карвер,  молотя  кулаком  по

столу.

     Джорджи и два других горгона сидели напротив коменданта.  Между  ними

на столе красовался букет из настурций и  папоротника.  Букет  должен  был

символизировать то, что встреча носит  официальный  характер.  На  стороне

Карвера сидели  Доминик,  Урбен,  Уомрас,  Альварес,  Несельрод,  Келли  и

Ритнер.

     - Излагаю ситуацию, - агрессивно начал Карвер. -  Этот  горгон  вдруг

оказался членом их правящего совета. Черт его знает, почему. Я не знаю. Да

и неважно. Суть вопроса в том, что он к нам дружественно настроен. Так что

наша миссия, можно сказать, выполнена... если  нам  удастся  его  наказать

должным образом. Если же нет  -  мы  влипли  по  самые  уши.  Какие  будут

предложения?

     Доминик наклонил бритую голову к Альваресу.

     - Доктор, у меня возникла мысль, - прошептал он. - Скажите, есть ли в

строении  тела  горгонов  какая-нибудь  особенность,  которая   радикально

отличает их от нас?

     - Да конечно же, - угрюмо отозвался Альварес. - Сколько угодно.  Они,

можно сказать...

     Бросив на них убийственный взгляд, Карвер кивнул Ритнеру:

     - Да?

     - Ну, я тут подумал... Дыба не подошла, но у древних  было  еще  одно

орудие пыток, называлось "железная дева".  В  него  вела  такая  дверца  с

шипами...

     - Я вот что имел  в  виду,  -  сказал  Доминик.  -  Есть  ли  что-то,

ограничивающее их максимальный размер? Какая-то  причина,  по  которой  им

опасно или невыгодно расти большими?

     Альварес нахмурился и посмотрел на Несельрода, который придвинул свой

стул к ним поближе.

     - Давление?.. - предположил Несельрод.

     Доктора одинаковым жестом потерли  подбородки  и  взглянули  друг  на

друга с искоркой профессионального любопытства в глазах.

     - Ну, ну! - загорелся Доминик. - Так что там с давлением?

     Карвер как раз спрашивал Ритнера:

     - Сколько времени вам понадобится, чтобы построить этот механизм?

     - Часов десять - одиннадцать.

     - Слишком долго. Предложение отклоняется. Следующий!

     - Фактически, - задумчиво сказал Несельрод,  -  горгоны  представляют

собой одну-единственную клетку, наполненную коллоидным раствором.  Раствор

находится  под  значительным  осмотическим  давлением.  Чем   больше   они

вырастают, тем - при той же форме - сильнее давление. Если горгон вырастет

слишком большим, мне кажется, он...

     - Лопнет! - в ужасе воскликнул Альварес.

     Карвер разъяренно повернулся к ним.

     - Джентльмены! Если бы вы хоть  немного  помогли  мне,  вместо  того,

чтобы мешать... Уомрас, прошу вас.

     - Я размышлял, сэр... если бы мы позволили ему превратиться в рыбу  -

ну, как тогда, в бассейне, - и тут же быстро  вытащили  из  воды...  Может

быть...

     - Не может, - трезво сказал Келли. - Он тогда превратился обратно  за

пару секунд.

     На горгонов никто не обращал  внимания.  Один  из  больших  горгонов,

который все это время неотрывно глядел на букет в центре  стола,  внезапно

вытянул конечность, схватил цветы и сунул  в  ротовое  отверстие.  Джорджи

что-то резко просвистел на  горгонском  языке  и  отобрал  у  него  цветы.

Большой горгон выглядел сконфуженным,  но  довольной  розовой  окраски  не

утратил.

     Зато Джорджи неожиданно и явственно посинел.

     "Рука", в которой он сжимал  букет,  неуверенно  дрогнула.  Медленно,

словно это стоило ему больших усилий, Джорджи вернул помятые цветы в вазу.

     Два других горгона обвили его  конечностями.  Спустя  минуту  Джорджи

пришел в себя, но синий оттенок в его коже остался.

     - Что такое? - встрепенулся Карвер. - Мы все-таки что-то  сделали?  -

Он щелкнул крышкой коммуникатора. - Осталось еще десять минут до окончания

срока, значит...

     - Ты посинел потому, что мы тебя наказали, Джорджи? - спросил Уомрас.

     - Нет, - вдруг пропищал Джорджи без переводчика. -  Мне  трудно  быть

старейшим.

     Он добавил  несколько  слов  на  родном  языке,  обращаясь  к  другим

горгонам, и они снова обняли его с двух сторон.

     - Раньше они мне панга, - добавил Джорджи.

     - Так вот почему он отнял торт у жены коменданта! - прошипел Доминик,

ударив себя по лбу.

     - Ну да! Они...

     Карвер живо обернулся к ним:

     - Да? Что такое?

     - Это объясняет всю историю с тортом, - сказал  Доминик.  -  Джорджи,

видите ли, чувствовал себя по отношению к вашей жене покровительственно  -

это и значит  "панга".  Горгоны  не  умеют  контролировать  свой  аппетит,

поэтому они следят друг за другом. Когда они  становятся  старше  и  лучше

владеют собой, они делаются не больше размерами, а меньше! Джорджи не  был

уверен, в каких отношениях "панга" он находится с нами. Однако  по  поводу

вашей жены у него сомнений не было. Он решил, что если миссис Карвер съест

еще один кусок, она лопнет...

     Карвер побагровел.

     - Чушь! - заорал он. - Доминик, вы... вы  оскорбили  мою  жену,  меня

и... и человечество!

     Джорджи заинтересованно пошевелил фоторецепторами и просвистел что-то

на своем языке. Один из больших горгонов тотчас заговорил:

     - Старейшая особь говорит, человек с гладкой головой очень умный.  Он

еще говорит, большой человек, который много шумит, не прав.

     У Карвера на скулах заиграли желваки. Он посмотрел на горгонов, потом

обвел глазами стол. Все молчали.

     Карвер героически выпятил подбородок.

     - Ну что ж, джентльмены, - сказал он. - Мы старались, мы сделали, что

могли, но...

     - Погодите! -  вскричал  Альварес.  У  него  в  черепе  ослепительной

вспышкой взорвалась догадка. - Джорджи, я тебе панга?

     Джорджи напряженно повел слуховыми отростками.

     - Да, доктор, - пропищал он. - Ты очень маленький человек.

     -  Отлично,  -  сказал  Альварес,  потирая  тощие  руки.  -  А   тебя

по-прежнему следует наказать за ту ошибку, которую ты совершил на банкете?

     Джорджи безрадостно посвистел в разговорную трубу.

     - Да, - сказал он.

     - Хорошо, - сказал Альварес.

     Все  взоры  обратились  на  него.  На  лицах  были   написаны   самые

разнообразные выражения - от легкой озадаченности до панического ужаса.

     - Тогда я тебе приказываю, - раздельно и громко  сказал  Альварес.  -

Ешь, что хочешь!

     Урбен с шипением втянул в себя воздух. Большинство сидящих за  столом

смотрели на Альвареса так, словно у него вместо волос  на  голове  выросли

шевелящиеся змеи.

     - Доктор, - сказал Карвер, - вы что, совсем...

     Его голос потонул в хоре изумленных  возгласов.  Джорджи  вскочил  на

стол и пожирал цветы из вазы, меняя окраску с розовой на синюю и  обратно,

как световая реклама. Покончив с цветами, он  слопал  вазу.  Один  из  его

отростков упал на блокнот для записей, который Урбен на мгновение выпустил

из рук. Джорджи съел блокнот.

     В следующий миг горгон спрыгнул со стола, едва не задев Ритнера.  Тот

испуганно отшатнулся.  По  пути  Джорджи  выхватил  из-за  пояса  Доминика

перчатки и проглотил их одним махом. Чудовищно чавкая, он принялся  жевать

ковер. Джорджи ел истово и самозабвенно. Два других  горгона  бросились  к

нему, что-то пронзительно вереща,  но  Джорджи  их  не  замечал.  Он  стал

ярко-синим и увеличивался на глазах, но продолжал есть.

     - Остановись! - крикнул Альварес. - Джорджи, стой!

     Джорджи замер. Недожеванный  кусок  ковра  свисал  у  него  изо  рта.

Постепенно его синяя окраска поблекла. Два горгона тревожно ощупывали  его

и похлопывали. Джорджи выглядел вполне нормально, однако с первого взгляда

было видно, что он не поместится в ящик панга.

     Он был такой же величины, как двое других. Даже чуточку больше.

     - Альварес, - замогильным голосом произнес Карвер, - почему вы?..

     - Он чуть не лопнул! - ответил Альварес, дрожа от возбуждения.  -  Вы

что, не видели? Еще кусок-другой...

     Карвер пришел  в  себя.  Он  оправил  комбинезон  и  выдвинул  вперед

подбородок.

     - Как бы то ни было, - сказал он,  -  на  сей  раз  он  действительно

посинел. Вы все были тому  свидетелями.  -  Он  обвел  стол  торжествующим

взглядом. - Хвала небесам, это  случилось  до  окончания  отпущенного  нам

срока. Следовательно, если я не ошибаюсь...

     Один из двух прибывших  на  станцию  сегодня  горгонов  поднял  вверх

фоторецепторы. Теперь было уже трудно разобрать, который из троих Джорджи.

Разве что окраска его была еще чуть лиловатой. Второй произнес две кратких

фразы на горгонском языке, и все трое направились к выходу.

     - Что такое? Что он сказал? - возмутился Карвер.

     Урбен откашлялся. Он побледнел еще сильнее, чем в прошлый раз.

     - Он сказал, чтобы вы приготовили катер. Они отправляются домой.

     - Катер их ждет, - сказал Карвер с видом оскорбленного раз и навсегда

достоинства. - Они могут улететь в любой  момент.  Но  что  он  сказал  по

поводу наказания?

     Урбен снова кашлянул.

     - Они сказали, что наказание было хорошим, - потрясенно произнес  он.

- Более суровое наказание, чем все те, которые  им  удалось  придумать  за

двадцать тысяч лет. Они сказали, что теперь не станут наказывать Робинсона

и остальных, потому что мы все сделали, как надо.

     - Ну? - раздраженно сказал Карвер. - Так  почему  у  вас  такой  вид,

словно вы сейчас в обморок упадете? В чем подвох?  Они  что,  отказываются

вступать в Союз после этой истории?

     - Нет, - горько сказал Урбен. - Совсем  наоборот.  Они  говорят,  что

теперь мы все им панга. Они сделают так, как мы скажем. Они  разрешат  нам

опуститься  на  планету,  построить  распределительные  центры  и   станут

потреблять наши продукты в массовых количествах...

     - Но это же их убьет! - с ужасом воскликнул кто-то.

     - Да, - ответил Урбен.

     Карвер   вздохнул.   Он   отдал    большую    часть    своей    жизни

исследовательско-пропагандистской  службе  и  гордился   своим   послужным

списком. Работа была для него азартной игрой, в которой новые планеты были

призами, а  счет  очков  велся  маленькими  иридиевыми  планками,  которые

прибавлялись у него на груди. Он произнес в наручный коммуникатор:

     - Пусть Робинсон со своими людьми сворачивают базу. Дайте мне  знать,

когда они вернутся на станцию.

     Ожидание тянулось долго. Тишина стала  нестерпимой.  В  конце  концов

экран на стене  вспыхнул,  и  на  нем  появилась  сине-зеленая  планета  -

позолоченная  с  одного  края  лучами  светила,  другим  боком  скрытая  в

таинственной тени. Над ночной стороной сверкнула серебряная искорка.

     - Катер Робинсона приближается, - раздался голос из динамика.

     Карвер вздохнул еще раз.

     - Когда они состыкуются, - сказал он, -  закрепите  катер  и  давайте

команду запускать двигатели. Мы покидаем  седьмую  планету.  Пусть  мистер

Фрумен  рассчитает  приблизительный  курс  к   следующей   звезде   нашего

назначения.

     Альварес,  хмурясь  и  нервно  вздрагивая,  ухватил  себя  за   ворот

комбинезона.

     - Вы позволите им остаться вне Союза? - потрясенно спросил он.  -  Мы

не опустимся на седьмую - после всей этой каторжной работы?

     Комендант станции задумчиво смотрел на  экран.  Планета  была  рядом,

рукой подать. Приветливая и манящая...

     - Иногда следует поумерить аппетит, - медленно  и  неохотно  произнес

Карвер.