Михаил Михеев
ШКОЛЬНЫЙ УБОРЩИК
...Уборку школы он начинал поздно вечером. Днем приходилось работать в оранжерее, выполнять случайные поручения, чаще всего, когда нужно было что-либо тяжелое поднять или передвинуть. Дети к нему привыкли быстро, даже быстрее, чем ожидали преподаватели, но частенько на переменах вокруг него вдруг собиралась шумная толпа, и тут ему было труднее всего. Приходилось отвечать на неожиданные вопросы, а возникающая возле него ребячья суматоха окончательно сбивала с толку, и он не знал, как себя вести. Поэтому к перемене он старался попасть в кабинет директора: там, в углу, возле оконной портьеры он облюбовал удобное место, и даже штепсельная розетка была рядом. Так он и спасался от ребят, - в кабинет директора они не заглядывали без особой на то нужды. Когда занятия заканчивались, и школу покидал последний преподаватель, он выбирался из своего убежища, задвигал двери и блокировал входные автоматы. Если наступали сумерки, он включал оконные поляризаторы и зажигал свет. Поляризаторы затемняли стекла, и с улицы уже ничего не было видно. Затемнялся он от любопытных. Всегда находились случайные прохожие, которые, заметив его через стекло, желали поближе посмотреть, что он делает. Он был согласен, чтобы на него смотрели с улицы, но люди порой пытались проникнуть в школу, стучали в двери и мешали работать. С затемненными окнами было спокойнее. Затем он доставал из шкафа ручной пылесос, вешал его себе на спину. Выводил за поводок автомойщика АМ-110 - похожего на большого белого жука. Пока АМ-110, тихонько посапывая, ползал взад и вперед по коридору, оставляя за собой запах соснового аэрозоля и влажные полосы отмытого напольного пластика, он проходил с пылесосом по классам. Забытые на столах тетради и ручки он оставлял там, где они лежали. Обрывки бумаги, камешки, палочки и прочий мусор собирал в утилизатор. Непонятные ему предметы - а чего только ни приносили в класс дети - он складывал на столе преподавателя. Он работал методично, не спеша, как работает хорошо отлаженная машина, его не нужно было ни проверять, ни контролировать, он мог чего-то не сделать только по незнанию, но не по забывчивости или нерадивости - он вообще не знал этих понятий. Приволакивая, как всегда, поврежденную правую ногу, он спускался вниз в вестибюль, не держась за перила рукой, - теперь он уже не падал на лестнице... Он сводил вниз АМ-110, который по-собачьи шлепал по ступенькам своими коротенькими мягкими гусеницам, и запирал его в стенной шкаф. Потом шел в туалетную комнату, мыл руки под краном, сушил под феном и становился в свой уголок за портьеру в директорском кабинете... Он работал уборщиком уже несколько лет, но хорошо помнил все события, которые привели его в эту школу. Все случившееся надежно хранилось в его памяти. Но он никогда об этом не вспоминал... 1 Начальная школа - типовое здание в два этажа из пеносиликата и армированного стекла - стояла на самой окраине Космогородка, и шум стартующих кораблей доносился сюда приглушенно, к нему уже привыкли и дети, и преподаватели. Космопорт шефствовал над школой, и, конечно, она носила имя Юрия Гагарина, в ней работала секция ЮК - Юных Космотехников, и все ее учащиеся мечтали стать космонавтами. Директор школы Сергей Алешкин когда-то тоже мечтал стать космонавтом, и даже закончил специальный институт. Был участником станции
<Луна-38>, потом летал на Венеру и вернулся со свирепой планеты оглохшим на одно ухо. Его жена Мей Джексон вместе с ним была на Луне. Метеоритик, пробивший плечо, оказался, к счастью, маленьким, Мей осталась жива. Но Комиссия и ей тоже запретила полеты в Космос. Тогда они и стали работниками начальной школы Космогородка. Все-таки здесь был Космопорт, можно было встретиться, поговорить с товарищами, проводить их в очередной полет. Можно было и самим при случае слетать на Посадочную станцию - двести километров над Космодромом - и оттуда еще раз взглянуть в - черное, страшное и незабываемое, небо далекого Космоса. Этим летом Алешкин и Мей отдыхали на Гавайях, купались в тихоокеанском прибое и вспоминали Джека Лондона. Потом Алешкин улетел домой, пообещав жене вернуться за ней в конце отпуска. До начала занятий оставалось ровно тридцать два дня. Но в школе для ребят, уже вернувшихся из летних поездок, работали две школьные секции. Секцией ЮК - Юных Космотехников - руководил Сергей Алешкин. Секцию ЮН - Юных Натуралистов - вела Евгения Всеволодовна. Если себя Алешкин не считал сколько-нибудь достойным приобретением для школы, то Евгения Всеволодовна, по его мнению, была весьма заметной величиной; известный биолог, доктор, член-корреспондент Академии, она в свое время заведовала Институтом бионики под Москвой. Для своих сорока восьми лет она выглядела молодо, если бы не ее пепельно-светлые волосы. Поседела она в один день, после аварии опытного реактора на антиводороде; от ее сына и его жены - инженеров-ядерщиков - осталось только облачко раскаленного газа... и Евгения Всеволодовна забрала осиротевшую внучку Космику, переехала в Космогородок, устроилась преподавателем биологии в начальной школе, развела небольшую оранжерейку и стала воспитывать у детей любовь и уважение ко всему живому на Земле. Она так и сохранила недоверие к технике, хотя и понимала необходимость технизации. Она считала, что человечество сотворило себе злого бога из стали, алюминия и пластмасс. Еще совсем недавно победоносное шествие этого бога по Земле принесло столько вреда беззащитной Природе, что ее пришлось спасать от окончательного уничтожения строгими законами. За выполнением законов неусыпно следили специальные Инспекторы. Евгения Всеволодовна оставила за собой должность Инспектора и в свое время запретила Космопорту - Первому Космопорту страны! - строительство прямой автодороги к радиомаякам, так как трасса ее прошла бы через посадки гибридных кипарисов. Управление Космопорта обратилось с жалобой в Совет Республики, и тем не менее дорогу пришлось вести в обход кипарисовых насаждений. Начальник техслужбы Космопорта Бухов и сейчас еще холодно раскланивается с Евгенией Всеволодовной. Внучке Космике было шесть лет, она училась в первом классе. Она посещала секцию ЮК, ее любимой игрушкой была модель шагающего планетного вездехода... 2 Часто пишут: <Все началось с того...> Так и для Алешкина все началось с того, что Квазик Бухов принес в школу <черепашку>. Это была обычная <черепашка> - автомат для забора поверхностных проб на трудных планетах. Достать ее Квазику оказалось совсем несложно: как уже говорилось, отец его заведовал техслужбой Космопорта. Алешкин Бухова знал хорошо, они вместе летали на Венеру; знал и его жену, которая работала в единственном на весь городок ателье модельной синтетики. Жена Бухова была самой красивой женщиной в городке, а в ее жилах текла буйная кровь ее предков, каких-то восточных князей. Их Квазик учился в самом старшем, третьем классе и считал себя выдающейся личностью, хотя бы в секции ЮК. <Черепашка> была списана из-за неисправности в регуляторе двигателей. Бухов, ничтоже сумняшеся, отдал ее Квазику, на всякий случай вынув из <черепашки> предохранители, с обычной отцовской наивностью полагая, что сын не сумеет ее пустить без помощи Алешкина. Квазик прибыл на секцию с <черепашкой> под мышкой. Алешкин некстати задержался дома - его вызвала Мей по интервидео. Тогда Квазик решил заменить отсутствующего руководителя. <Черепашка> походила на половинку большого арбуза. У нее был панцирь из метапластика, под которым находились две гусеницы для движения, клешня для забора легких проб и цилиндрический алмазный бур для скалистого грунта. Кибернетическое устройство с несложной программой управляло ее движениями. Все это Квазик рассказал ребятам за пять минут. Те выслушали его со вниманием - сколь ни мало Квазик знал о <черепашке>, все же он знал больше, чем они. - А как же она двигается? - спросили его. Вот этого Квазик показать не мог. <Черепашка> лежала на полу, поблескивая панцирем, загадочная и неподвижная. Интерес к ней, а заодно и к лектору начал быстро угасать. - Жаль, что ты не сможешь ее запустить, - произнесла Космика роковые слова. Квазик самолюбиво насупился и достал отвертку. Он оказался более сообразительным, нежели о нем думал отец. Да еще ему и повезло: он сразу наткнулся на место, где в схеме должны были стоять предохранители. Все остальное уже не составляло проблемы, и <черепашка> зашевелила клешней. Квазик включил автоуправление, <черепашка> поползла по проходу, мягко шелестя гусеницами. Потом остановилась, затряслась, заскрежетала... и когда поползла дальше, на пластиковом полу все увидели круглое отверстие. <Черепашка> взяла первую пробу. Зрители восторженно загудели. Правда, кое-кто усомнился в благоразумии такого экспериментирования... но это же так интересно! <Черепашка> остановилась у ножки стола, попробовала отщипнуть от него клешней, а затем выдвинула свой алмазный бур. Посыпались опилки, и стол осел набок: - Ух ты! - восхитилась Космика. Мотор у <черепашки> загудел, набирая обороты. Она вдруг развернулась и ухватилась клешней за носок сандалии Космики. - Ой-ой! - закричала Космика. - Палец, палец!.. Она дрыгнула ногой, <черепашка> сорвалась, ударилась о ножку стола, загудела еще сильнее и стремглав кинулась по проходу. Ребята быстренько забрались на столы. Квазик бросился было выключить разогнавшуюся <черепашку>, но та проскочила и выкатилась в коридор. Виктория Олеговна работала в школе уборщицей. Она, по мнения Алешкина, была второй достопримечательностью школы. Мало того что она оказалась отличной уборщицей, она была еще и кандидатом медицинских наук, лауреатом премии имени Пирогова, научным сотрудником лаборатории термозащиты. В школу она пришла для разгрузки, отдохнуть от напряженной научной работы, и в лаборатории с нетерпением ожидали ее возвращения. Она неторопливо шествовала по школьному коридору и несла в кабинет директора графин с холодным апельсиновым напитком. <Черепашка> выкатилась прямо ей под ноги. Виктория Олеговна оторопело остановилась, приглядываясь к непонятному существу, которое как-то по-собачьи принюхивалось к ее ногам и вдруг крепко поймало ее за каблук. Виктория Олеговна деликатно охнула, уронила на пол графин и схватилась за сердце. Трудно сказать, как бы дальше развивались события, но тут подоспели и Квазик, и Алешкин. Квазик выключил <черепешку>, Алешкин подхватил под руку обмякшую Викторию Олеговну. Ему нетрудно было восстановить ход событий, он посмотрел на Квазика выразительно и повел Викторию Олеговну в свой кабинет. Там усадил в кресло и достал таблетку валиброма. Когда Виктория Олеговна отдышалась, она вторично попросила освободить ее от хлопотливых обязанностей уборщицы. На этот раз Алешкин не стал ее уговаривать, хотя ему по-прежнему некем было ее заменить. Он только поблагодарил ее за помощь и сказал, что она может считать себя свободной с того дня, с которого пожелает Виктория Олеговна приготовилась было настаивать на своей просьбе и от неожиданности растерялась и расплакалась: как-никак ей было уже за шестьдесят. Она сказала, что ей здесь очень нравится, нравится и школа, и сам Алешкин, и дети такие милые... она готова бы работать и дальше, но у нее есть еще и лаборатория термозащиты, и научные исследования, и так далее... 3 Виктория Олеговна ушла. Школа осталась без уборщицы. Алешкин еще мог бы обойтись без преподавателя, мог заменить его уроки, пусть временно, телевизионной лекцией, - существовали школы вообще без преподавателей... Вот только без уборщицы он обойтись не мог. В школе должна быть чистота, как в хирургическом кабинете, - все это входило в начала воспитательной работы. Школе нужна была уборщица, но Алешкин не знал, где ее найти. Это уже стало проблемой не только в его школе, но и в стране. Никто не хотел заниматься таким скучным и нетворческим делом. Где только возможно, уборщиц заменили автоматы, появились автопылесобиратели, автополомойки, автомусоросборщики и прочие машины специального назначения. Под ступеньками лестниц появились автощетки, которые сметали с ног входящих уличную пыль. Но слишком сложен был интерьер, окружающий человека и на работе, и в быту, поэтому самые остроумные автоматы не везде могли заменить самую обычную живую уборщицу. А тем более в начальной школе. Роботы все еще очень дороги в изготовлении и применялись только для работы на трудных планетах. Специальное постановление запрещало использовать роботов для наземных работ. Без особых надежд Алешкин обратился с просьбой в Бюро Предложений. Подумал, кто из преподавателей хотя бы временно мог заняться столь ответственной и хлопотливой работой. Потом набрал номер на звуковизоре и увидел на экране массивное лицо Бухова с отекшими подглазьями - следами старых космических перегрузок. - Что? - сразу спросил Бухов. - Опять мой техник что-то натворил? Алешкин рассказал про <черепашку>. - Вон... - покрутил головой Бухов. - А ведь я еще у нее предохранители вытащил. - Значит, он их поставил. - Сообразил. - Он-то сообразил. - Ну вот, я и говорю, в технике он разбирается. А в остальном... - Бухов сокрушенно покрутил головой. - Понимаю, - сказал Алешкин. - В мать, - подтвердил Бухов. - Ремнем бы, изредка. - Не положено. Архаизм. - Архаизм... Значит, навертела она там дырок? Ну я тебе ремонтника пришлю. - А я не об этом. - А еще что? - сразу встревожился Бухов. - Виктория Олеговна уходит. - Не отпускай. - Не могу. Сам знаешь... Вот остался без уборщицы. - Плохо. - Куда хуже. Как ты там без них обходишься? - Автоматов понаставил, где только можно. - А где не можно? - Сам убираю... Слушай, а не пойти ли мне в школу уборщицей? Без меня тут Космопорт обойдется как-нибудь. - Да без тебя-то обойдется, - поддел Алешкин. - Только мне ты не подойдешь. - Не справлюсь? - У меня же работать нужно. Это тебе не кнопки нажимать. А потом - дети. - Да, профиль у меня не тот. Бухов некоторое время молча разглядывал насупившегося Алешкина. - Слушай, - вдруг сказал он. - Найду я тебе уборщицу. Да, серьезно, что ты на меня уставился. Не веришь?.. Завтра с Луны прилетает. - С луны? - С нее самой, с <Луны-50>... Тяжелое гудение оборвало разговор, изображение на экране исчезло за сплошными белыми полосами. Алешкин терпеливо ждал - со стартовой площадки поднимался корабль, он постепенно набирал скорость, звук ушел в зенит, постепенно затих, и Алешкин опять увидел лицо Бухова. - Значит, космонавт? - спросил Алешкин. - Ну, космонавт. - Так он же ко мне не пойдет. - Как это не пойдет? Скажу, и пойдет. - Ему отдыхать положено, два месяца. - А чего ему отдыхать. - Как чего? Не железный же он. - Не железный, это верно... Экран мигнул, еще раз мигнул. Бухов повернулся к селектору. - Слушай, меня тут <Сатурн> вызывает, ты извини, я отключусь. Ты приезжай завтра, <Селена> прибывает как всегда, в двадцать ноль-ноль. Бывай здоров. Алешкин выключил звуковизор. Подумал. - Потом попросил справочное Космопорта сообщить, кто работал на станции <Луна-50>. Ему назвали четыре незнакомые фамилии. 4 Потрепанный <Кентавр> Алешкина не торопясь катился по автостраде к Космопорту. Электромотор тянул плохо, аккумуляторы давно требовалось заменить, ходовая часть нуждалась в основательном осмотре: вообще машиной надо было заняться всерьез. - Сапожник без сапогов, - говорила Мей. - Без сапог, - поправлял Алешкин. На возню с <Кентавром> все не хватало времени. Можно попросить ремонтников Бухова, они сделают, но мешало самолюбие: что, разве он сам белоручка? Опускающееся солнце слепило глаза, Алешкин включил поляризаторы переднего стекла, и солнечный диск стал походить на раскаленную докрасна сковородку. Когда он подъехал к стоянке Космопорта, <Селена> уже совершила посадку, ее бело-голубой конус виднелся на поле, от него поднимался легкий дымок. Алешкин прошел к Бухову. Тот, как всегда, сидел за селектором. Увидев Алешкина, Бухов кивнул, продолжая разговор. Алешкин опустился в кресло, нащупал под рукой кнопки управления, опустил у кресла спинку, убавил упругости и расположился поудобнее. - Ну, вот и посылайте его сюда, - говорил Бухов. - Найдет дорогу, что он - маленький? Он же у меня был. Бухов отодвинулся от селектора. - Мой-то техник, - сказал он, - дома автощетку установил. - Не работает? - Еще как работает. Как заходишь, эта щетка кидается на тебя, словно дикая кошка. На непривычного человека, знаешь, действует... Я уж ее выключаю, а то соседи и заглянуть боятся. Алешкин услыхал, как за его спиной открылась дверь, кто-то вошел. Алешкин медленно поднялся с кресла. У дверей стоял ТУБ. Тот самый, Алешкин узнал бы его из сотни других, даже если бы не было номера на его плече. Оспины метеоритных ударов покрывали его плечи и массивную голову, и стоял он чуть завалившись на правую ногу, ту самую ногу, которую вывернул, когда вытаскивал танкетку, спасая жизнь ему, Алешкину, и Мей. - Старый знакомый? - сказал Бухов. Алешкин шагнул вперед. Он постеснялся Бухова, а ему захотелось даже обнять ТУБа, хотя это была всего-навсего машина, полмиллиарда микротранзисторов и две сотни моторов и рычагов. - Здравствуй, ТУБ! Он протянул руку, и ТУБ ответно поднял свою ручищу. Алешкин ощутил на пальцах тихое пожатие. Но сказать в ответ ТУБ ничего не мог, только хрипнул и замолчал. - Бедняга. Совсем голос потерял. Досталось ему там, за эти годы. - Досталось, - согласился Бухов. - Поработала машинка. Даже с Луны списали по негодности. Вон акт лежит. Пижоны, я смотрю, там, на <Луне-50>, возиться с ним не хотят. Подай им новенькое. А ему присмотр нужен. - Он ему еще и в мое время нужен был. - Вот я и говорю. Теперь ему куда, только на разборку. А с присмотром еще работал бы да работал. Вот тут Алешкин, наконец, понял Бухова. - Вот ты о чем... - протянул он. - А постановление? - А чего - постановление? Оно про исправные машины написано. А этот списанный. Можно считать, что его нет. А потом, ты мне скажи, будут у нас когда-нибудь на Земле роботы работать? - Будут, конечно. - Вот и считай, что мы начали первыми этот эксперимент. А акт я вот сюда положу, тут у меня ящик длинный. Давай забирай свою уборщицу, а то у меня вон с Марса грузовик на подходе. - Как его у меня еще Евгения Всеволодовна примет. Ты знаешь, какая она. - Ну, уж это твоя забота. - Мне бы инструмент кое-какой, проверить его. Тестеры там, микрощупы. - А я уж распорядился, мои. мальчишки все это в твой тарантас положили. ТУБ с трудом забрался на заднее сиденье <Кентавра>. Двери явно не были рассчитаны на его массивную фигуру и правая нога никак не перелезала через порог. Алешкин только вздохнул сочувственно и помог просунуть в машину поврежденную ногу. 5 С линией звука пришлось повозиться, но на второй день ТУБ уже смог вполне внятно отвечать на вопросы. - Хрипеть ты, конечно, будешь, - сказал ему Алешкин. - Подожди, не шевелись, я еще последний шуруп заверну... Тебе, если по-настоящему, говорители нужно новые, а у меня их нет. И нигде их нет. Только на заводе. А на завод нам с тобой показываться нельзя. Ну ничего, тебе не петь. И хромать будешь, тут тоже я ничего сделать не смогу. Но на ногах ты держишься неплохо. Да и биоблокировка у тебя работает, а это главное. Хотя, самое главное у тебя еще впереди... Дай-ка я еще стопор на колене подверну... вот так... А главное для тебя - это Евгения Всеволодовна, и она технику не любит. Женщина она, понял?.. - ...понял... женщина... - неожиданно ответил ТУБ. - Вот как? - усомнился Алешкин. - Понял, что такое женщина. А что ты понял? По паузе он догадался, что ТУБ включил блок условных понятий. - Ну, ну, - подбодрил его Алешкин. - ...о женщины... ничтожество вам имя... - Вот это да, - опешил Алешкин. - Ай-да программисты! Слушай ты, этого Евгении Всеволодовне не скажи. Она хотя Шекспира, как я знаю, любит, но с такой цитатой ты вряд ли ей больше понравишься. Ох, боюсь я за тебя, ТУБ. Трудно тебе там будет. А мне все же хочется, чтобы ты ей понравился. - понял... нужно понравиться... - хрипнул ТУБ. - Вот именно. Тогда все будет хорошо. Давай-ка я тебя от копоти очищу. Пока Алешкин чистил и мыл ТУБа, наступил вечер. Но откладывать знакомство с Евгенией Всеволодовной у Алешкина уже не хватило терпения... - Садись в машину, - сказал он ТУБу. Космика собиралась ложиться спать. Она уже разделась и сидела на стуле, болтая ножками, дожидаясь, когда Евгения Всеволодовна приготовит ей постель. - Б'уш, - (так Космика сокращенно называла бабушку), - а у меня всегда такое брюхо будет? И Космика похлопала ладошками по голому животику. - Какое брюхо? - Ну живот, видишь, какой толстый. Никакой фигуры нет. - Какую еще тебе нужно фигуру? - Вот такую... - Космика показала в воздухе руками. - Как у нашей хореографички. Чтобы - красивая. Я хочу нравиться. - Ты мне и такая нравишься. - Ты - это не считается. Я хочу всем нравиться. Чтобы за мной ухаживали. Евгения Всеволодовна искоса взглянула на Космику. - Знаешь, посмотри-ка там, который час. Космика слезла со стула. - И смотреть нечего, - сказала она. - Сейчас ложусь. Она забралась под одеяло и закинула руки за голову. Некоторое время разглядывала потолок, потом зевнула. - Б'уш, ты мне опять гипнопедию на ночь включишь? - А что? - А не хочется. Надоела мне твоя гипнопедия. - Должна же ты знать иностранные языки. Французский ты выучила. Теперь нужно учить английский. - Не интересно во сне учить. Вот ложусь спать и не знаю, как по-английски стол или дверь. А утром просыпаюсь и уже знаю: <тейбл> или там <доо>. Скучно. Она повернулась на бок и положила под щеку ладошку. - Ладно уж, я сейчас засну, только ты сразу не включай. Может быть, я сон какой-нибудь интересный успею посмотреть. В оранжерее горел свет. Алешкин оставил ТУБа возле двери, а сам спустился вниз. На него пахнуло влажным теплым воздухом. Автощетки высунулись из-под ступенек и быстро обмели ему ботинки - Евгения Всеволодовна боялась не пыли, а посторонней цветочной пыльцы, которую случайно могут занести в теплицу на ногах. - Смотрите, какая прелесть! - сказала она. На невысокой подставке стоял большой цветочный горшок, из которого торчал зеленый шар, усыпанный длинными рубиновыми колючками. - Красавец, не правда ли? Алешкину пришлось согласиться. - Из Англии получила. Из ботанического сада. Гибридный кактус, не буду называть его по-латыни: и длинно, и все равно не поймете. Редкость в нашем мире. Скоро зацветет, видите. А цветет раз в пять лет... Но вы ко мне не затем, чтобы смотреть на кактус, конечно. - Да. И я не один. Евгения Всеволодовна повернулась к дверям, вздрогнула и даже отступила на шаг. - Мой бог! - сказала она. Конечно, это был тот же старый Шекспир... однако такое начало совсем не понравилось Алешкину. - Не пугайтесь, что вы, - сказал он. - Это же обыкновенный ТУБ. Широкоплечая прямоугольная фигура закрывала весь просвет дверей. Евгения Всеволодовна встречалась с ТУБами только по телевидению и никогда не относилась к ним серьезно, считая их чем-то вроде заводных кукол, почти игрушек для космонавтов. Она всегда была невнимательной к технике. - Я не боюсь, - сказала она. - Просто эта подделка под человека вызывает у меня неприятное впечатление. - Жаль. А мне так хотелось, чтобы эта, как вы назвали, подделка вам хоть чуточку понравилась. - Зачем, Алешкин? - Так, - уклонился Алешкин. - Нужно же вам привыкать когда-нибудь. Ведь это наши будущие помощники. - Я думаю, это произойдет не скоро. - Кто знает. Можно, я приглашу его сюда? - Он ничего не раздавит? - Нет. Он аккуратнее, чем я. ТУБ! - ...я слушаю... - хрипнул ТУБ. Евгения Всеволодовна чуть вздрогнула. - Подойди! - сказал Алешкин, ТУБ переступил порог, он Прихрамывал и волочил правую ногу, но спустился неторопливо и аккуратно. - Познакомься, ТУБ, это - Евгения Всеволодовна - ...здравствуйте... - сказал ТУБ. Он сделал еще шаг вперед и протянул руку. Алешкин смутился - ТУБ никогда не протягивал руку первым И потом только разглядел в пальцах ТУБа цветок - Что это, Алешкин? Пожалуй, Алешкин удивился цветку больше, чем Евгения Всеволодовна. А он-то считал, что знает пределы сообразительности ТУБа. Ай да программисты! - Он дарит вам цветок... и знаете, Евгения Всеволодовна, хотя, может быть, стыдно в этом признаться, но я здесь ни при чем. Это не инсценировка, поверьте. Я только сказал ему, что мне хотелось, чтобы он понравился одной женщине. Кто-то когда-то научил его этому, ну... что женщинам дарят цветы. И он сорвал этот цветок, очевидно, еще у меня дома. Клянусь Ганимедом, что это так. Евгения Всеволодовна взяла цветок. Она прикоснулась к пальцам ТУБа и удивилась - пальцы были теплые. - Спасибо! - сказала она. - Спасибо, ТУБ. Да, это цветок из вашего садика. Я сама давала семена Мей. Лилия, лилиум кандидум. И Алешкин с изумлением уставился на ТУБа. Ну и ну! Надо же... Решив, что ТУБ успел расположить к себе Евгению Всеволодовну, Алешкин подумывал, что пора начинать главный разговор... Она сама пошла ему навстречу. - А все же зачем вы его ко мне привели? - Вы не догадываетесь? Тогда она догадалась. Она только не могла в это поверить. - Вы сошли с ума, Алешкин. Вы забыли, что у нас дети. - Вот о них я только и думал все эти дни. Если бы не наши детки, я бы за него и не беспокоился. Да, да, я беспокоился только за него. Сам ТУБ безопасен, он никому не причинит вреда, он так сконструирован. У него две ступени биозащиты. Он никого не толкнет, не наступит на ногу и никого не обидит... - Вот как. Вы боитесь, что его могут обидеть дети. Неужели его можно обидеть? - Ну, в переносном смысле, конечно. Он предельно правдив и предельно доверчив - если можно применить эти слова к машине, которая сама не понимает их смысла. Эту доверчивость легко использовать ему во вред. Вот этого я и боюсь. Но, говоря от его имени, у него больше нет выбора. Он списанный. - Как списанный? - Очень просто, как негодный для дальнейшей эксплуатации. Это же не живое существо, а техническая поделка, и на него распространяются строгие технические законы. По этим законам он подлежит разборке и уничтожению, как некачественный механизм. Только мы и сможем... фу, чуть не сказал: спасти ему жизнь. Алешкин нашел верный ход. Евгения Всеволодовна задумчиво повертела в руках цветок, осыпавший ее пальцы желтой пыльцой. - Вам не следовало так говорить, Алешкин, - сказала она. - Это нечестный прием. - Что вы... - Хорошо, мы попробуем, - перебила она. - Я мало знаю... вернее, я совсем ничего не знаю о ТУБах, но на самом деле, - и она улыбнулась задумчиво, - нельзя же отправлять в разборку машину, которая умеет делать то, что забывают делать живые люди - дарить женщинам цветы... Ладно, ладно, не благодарите меня за вашего протеже. Лучше помогите унести вот этот кактус ко мне домой. - Возьми это, осторожно. - ...понял... осторожно... ТУБ поднял цветочный горшок своими ручищами и двинулся следом за Евгенией Всеволодовной, плавно перекатывая свои громадные губчатые подошвы. Она отворила ему дверь. - Сюда поставьте, пожалуйста, - попросила она. 6 Утром Евгению Всеволодовну разбудил дождь. Пришлось встать, закрыть распахнутые настежь окна. Дождь тут же прошел, но ложиться обратно в постель уже не было смысла. ТУБ стоял неподвижный у крыльца коттеджа, под навесом входных дверей, там, куда его вчера вечером поставил Алешкин. Евгения Всеволодовна выглянула в окно, она хотела сказать <Доброе утро!>, но потом решила, что это будет смешно, и пошла в ванную. Энергично растираясь после холодного душа массажным полотенцем, она вышла в комнату... и оторопело попятилась. В комнате, у порога стоял ТУБ. Синие огоньки его видеоэкранов были направлены на нее. ТУБ смотрел на нее!... Фу, какие глупости. Чего она испугалась? Ведь это же все равно, что стесняться автомата-пылесоса или стиральной машины. Рассуждения были верны, но все же она накинула купальный халат. ТУБ продолжал стоять у дверей. Почему он вошел в комнату? Без приглашения. Или испугался дождя? - Что тебе нужно? - спросила она сурово. ТУБ не ответил, и это ей совсем не понравилось. - Иди на свое место! - сказала она. ТУБ послушно шагнул к порогу, но опять остановился и, повернувшись, протянул руку. - ... живой... - хрипнул он. На громадной руке лежал мокрый комочек, покрытый слипшимися перышками. Это был птенец ласточки. Очевидно, ветром его выбросило из гнезда, и ТУБ нашел его на земле. Поначалу Евгения Всеволодовна не обнаружила у птенца признаков жизни, он был мокрый и застывший, но ТУБ оказался прав. Когда птенца высушили и согрели феном, он зашевелился и запикал. Родители тут же появились за окном. Евгения Всеволодовна, конечно, знала, где находится их гнездо, - под навесом крыши, над директорским кабинетом. Но она не могла дотянуться до гнезда. Пришлось поручить это ТУБу. Он забрался на подоконник, и Евгения Всеволодовна, тревожась, как бы он не вывалился в ограду, придерживала его за ногу, хотя, вероятно, могла бы и не держать. ТУБ справился отлично и сам. Евгения Всеволодовна не могла не отметить, что ласточки почему-то этой коричневой громадины боялись значительно меньше, чем ее. Когда они вдвоем вернулись в коттедж, их встретила Космика. Она только что поднялась с постели и, стоя на крыльце, сонно щурилась на солнце. - Мой бог! - сказала она. - Это кто такой? - ...доброе утро... - прохрипел ТУБ. Евгения Всеволодовна невольно улыбнулась про себя - ТУБ преподал еще один урок вежливости. Она редко видела свою внучку растерянной - нынешние дети такие самоуверенные, право! - но тут Космика явно растерялась и только таращила на ТУБа широко открытые глаза. - С тобой здороваются, Космика. - Ух ты... - наконец вымолвила Космика. - Это же ТУБ! А я сразу и не узнала. По телевидению он казался мне маленьким. Доброе утро, ТУБ! Она храбро протянула вверх маленькую ручонку, ТУБ наклонился над ней, громадный, как гранитная глыба. Он подал в двигатели пальцев усилие в одну десятую килограмма и пожал тоненькие пальчики Космики. Пока Евгения Всеволодовна готовила завтрак, на крыльце продолжался разговор. Понятно, больше говорила Космика. - Ух, ты и хрипишь! Просто ужасно. Ты что, простудился? Да? Пойдет погреем горло инфраружем, и все пройдет. А ночью ты кашляешь? - Космика, - сказала из комнаты Евгения Всеволодовна, - ты задаешь ему глупые вопросы. А еще занимаешься в секции космотехники. Разве робот может простудиться? Он железный... - Он метапластиковый, - назидательно поправила Космика. - Все равно. Простуда - это воспаление органической ткани, а у него ее нет. - А может, он усовершенствованный, - не сдавалась Космика. Евгения Всеволодовна не решилась оспаривать такое предположение. ТУБ воспользовался паузой. - Хрипит... звукодатчик... поврежден пьезокристалл. - Вот оно что, - сказала Космика. - Мы тебе поставим новый динамик туда... ну, где у тебя они находятся. Мы тебя отремонтируем. А что ты будешь у нас делать? Работать преподавателем? Будешь читать нам робототехнику. Вот здорово! Будешь говорить и на себе показывать. - ...работать... уборщиком... - хрипнул ТУБ. - Ах, ты вместо Виктории Олеговны. Тогда пойдем, я тебе школу покажу. - Сначала завтракать, - сказала Евгения Всеволодовна. - Ну да, конечно, завтракать... Пойдем ТУБ, заправимся. - Космика, как ты говоришь? - Так это же я ему говорю, он же машина. А машина - заправляется. - Но не за столом. - А может, его уже на биопищу перевели. ТУБ, ты ничего не кушаешь, нет? Ты, значит, аккумуляторный. Хорошо тебе, поставил аккумулятор, и все. А мне вот кушать приходится... Когда Алешкин подошел к школе, он услыхал звонкий голосок Космики и остановился в вестибюле. - Вот здесь лаборатория. Опыты делаем, понимаешь? Реакции всякие. Восстановление, окисление... химия всякая. Иногда интересно, иногда нет. Видишь, сколько баночек, здесь нужно осторожно-осторожно, а то все падает... Там спортзал. А вот здесь - умывальник. Ты моешь руки или тебя чистят бензоридином? Ну-ка, покажи ладошки. Ничего, чистые... Ух, какие у тебя пальцы большие... Осторожнее, тут на ступеньках не .запнись, у тебя же нога больная... А вот автощетки из-под ступенек выскакивают, это они пыль собирают... вот здесь у нас... ну, здесь девочки, а вон там мальчики. Тебе к мальчикам придется ходить. Да... хотя, может быть, тебе там делать нечего. А может, у тебя бывает это... Ну, отработанное масло... Космика целое утро не расставалась с ТУБом. И Алешкин, занимаясь в кабинете, видел в окно, как они бродили по двору школы. Космика держала ТУБа за палец, они шли рядом, и когда ТУБ делал один шаг, она делала три... 7 Днем ТУБ помогал поливать цветы в оранжерее. Космика выполняла домашнее задание - читала французскую детскую классику. К ней пришел Квазик. Он хотел позвать ее к себе домой и показать свою автощетку в действии. Но Космика отказалась. - Подумаешь, автощетка у него. А у нас есть ТУБ. - Какой ТУБ? - слегка опешил Квазик. - Настоящий? - Самый правдишный. ТУБ!.. Подойди сюда, пожалуйста. Познакомься. Это - Квазик. Квазик отступил на шаг и заложил руки в карманы штанов. - Ты почему не хочешь подать ему руку? - Еще чего. Разве ты здороваешься с автомойщиком? - У автомойщика рук нет. А у ТУБа есть. И он умный. Он все понимает, только мало говорит. ТУБ, ты на него не обижайся, он всегда такой грубиян. Он даже девочкам грубит. Квазик самолюбиво вспыхнул. - Чего ты с ним объясняешься. Ничего он у тебя не поймет. Он же машина, самая обыкновенная. Я их у отца столько видел. И не таких хромоногих развалюх. - ...ногу повредил... - хотел объяснить ТУБ, но Квазик перебил его, и он замолчал. - Что у нас будет делать этот комод? - А что такое комод? - спросила Космика. Но Квазик не знал, он слышал это слово от матери. По ее интонациям он догадался, что это что-то презрительное. - Наверно, что-нибудь плохое, - заключила Космика. - Разве ты хорошее скажешь. - Что ему у нас нужно? - продолжал Квазик. - А он будет преподавать космотехнику, - заявила Космика. - Ну? - недоверчиво удивился Квазик. - Конечно. Вот он на уроке тебя спросит: <Квазик, скажи мне... - Космика задумалась на секунду, - сколько времени нужно <Селене>, чтобы долететь до Марса?> - <Селена> на Марс не летает. - А если полетит. Конечно, Квазик этого не знал. - <Садись, Квазик, очень плохо. Это нужно знать> - А он знает? - Сколько, ТУБ? - Одна тысяча восемьсот сорок часов... - Понял? - Ну и что? - не сдавался Квазик. - У него же программа. Это как в справочнике, все уже записано. А не по программе, так он механический дурак дураком. - Вот что! - сказала Космика. - Воображала ты. Воображала и грубиян. Ты думаешь, что ты сам по себе стал такой умный? Тебя тоже программировали. Тебя вон сколько лет программировали, а ты все БДД. - Это что за БДД? - Биологический дурак дураком! И они поссорились. Во второй половине дня собралась очередная секция ЮК, и Алешкин представил детям ТУБа. Они не очень удивились. И мало кто из них принял его с такой симпатией, как Космика. Алешкин подумал, что он плохо понимает нынешних школьников. Дети механизированного века, чей быт до предела насыщен всевозможными автоматами и кибернетическими игрушками, они уже привыкли ко всему и ТУБа приняли как очередное произведение автоматики. А сложность устройства квазимозга еще не воспринималась ими и поэтому не вызывала удивления. Но специальным знаниям ТУБа они отдавали должное - в космотехнике он разбирался. Слава Квазика среди членов секции стала меркнуть. Особенно после того, как Плеяда Сафронова - мать ее работала штурманом на <Селене> - принесла в школу автовизир для определения курса корабля в Малом Космосе. Это был не очень сложный по тем временам навигационный инструмент, но Квазик, пытаясь объяснить, как им пользуются, безнадежно запутался. Тогда Космика пригласила ТУБа. Конечно, ТУБ знал автовизир, еще бы! Он даже помог определить, под каким углом им нужно развернуться в стратосфере, поднимаясь с площадки школы, чтобы попасть на Посадочную станцию Космодрома. Этого Квазик сделать уже совсем не мог. Космика торжествовала. - БДД! - сказала она Квазику и показала ему язык. Вот после этого случая Квазик и решил принести в школу ракету. Это была большая, почти метровая ракета, он сделал ее по описанию в том же <Юном Технике>. Только там она была легче в два раза, он увеличил ее размеры, для большего впечатления. Формулы изменения мощности двигателей при изменении размеров ракеты он, конечно, еще не знал. Школьную площадку запрещалось использовать как полигон для запуска ракет. Квазик принес ракету конспиративно. Он решил восстановить свою пошатнувшуюся репутацию. Члены секции были оповещены заранее и собрались за баскетбольной площадкой. Было учтено, что Алешкин в эти часы не бывает в школе, а Евгения Всеволодовна занималась в оранжерее и тоже не могла им помешать. Космика пришла. Запуск ракеты - это интересно! Такого ТУБ сделать бы не сумел. Квазик это обстоятельство учел. Он установил ракету на песчаной горке, привернул провода к пускателю. Солидно заметил Космике: - Отойди подальше. А то еще под стартовую струю попадешь. Ребята спрятались за решетчатую баскетбольную стойку. И Квазик, положив палец на кнопку коробочки пускателя, начал отсчет: - Десять... девять... восемь... Плеяда, стань за стойку... восемь, семь... На площадке появился ТУБ. Ничего не говоря, он прошел мимо ребят, мимо замолчавшего от неожиданности Квазика и выдернул из ракетки провода. - Ты... Ты что? - опешил Квазик. - ...ракета... опасно... люди... - сказал ТУБ. - Чего ты еще городишь! - горожу... не понял... опасно... - повторил ТУБ, Квазик опять присоединил провода. - Отойди! ТУБ отступил на шаг. - семь... шесть... - продолжал Квазик. Тогда ТУБ протянул руку и выдернул у Квазика пускатель. - ...нельзя... - хрипнул он. Квазик пытался вырвать пускатель из пальцев ТУБа, но с таким же успехом он мог бы остановить ковш экскаватора. Тогда он разозлился окончательно. - Идиот метапластиковый! Отдай сию минуту! Это был приказ. ТУБ вернул ему пускатель. - Пошел вон отсюда! И Квазик пнул ТУБа носком ботинка. - Не смей! - закричала Космика. - У него эта нога больная, а ты его пинаешь... То ли Квазик сам нечаянно нажал кнопку пускателя, то ли от дерганий и тряски замкнулись контакты - из ракеты с шумом вырвался дымный сноп пламени. Она подскочила и тут же завалилась набок. Но двигатели ее продолжали работать, и эта почти метровая сигара змеей заметалась по двору, ревя и разбрасывая искры и клубы дыма. Ребята не знали, куда бежать, ракета металась так стремительно. Они спрятались за решетчатую ферму. Двор мгновенно наполнился дымом и чадом. Из оранжереи выскочила Евгения Всеволодовна. Она ничего не могла понять и ничего не могла разглядеть. Первый бросок ТУБа не достиг цели, поврежденная нога замедляла его движения, и ракета промчалась мимо, обдав его искрами и жаром пламени. Но что ему пламя какой-то игрушечной ракеты! Вот только для детей, прижавшихся у баскетбольной фермы, это пламя могло оказаться смертельным. Ракета пошла прямо на ТУБа, он бросился на нее плашмя, прижал ее к земле, ухватившись рукой за стабилизатор. И тут она взорвалась. - ТУБ! - отчаянно закричала Космика. Все заволокло пылью, дымом, хлопьями копоти. Евгения Всеволодовна ощупью пробралась к ферме Никто из ребят не был обожжен, только лица и одежда были покрыты пятнами копоти. - ТУБ... - плача твердила Космика. Дым осел, и тут все увидели массивную фигуру ТУБа. Он уже стоял, держа в руках стабилизатор - все, что осталось от разорвавшейся ракеты. Что мог сделать его броне такой взрыв! Побледневший Квазик стирал с лица жирные хлопья сажи. Подойдя к нему, ТУБ протянул обломок стабилизатора. - ...двигатели... слабые... - сказал он. Ребята восторженно смотрели на ТУБа во все глаза. И только Квазик молча повернулся к нему спиной 8 Квазику попало. Но не очень. За него заступился Алешкин. Все хорошо, что хорошо закончилось, и Алешкин в какой-то мере был даже доволен: по вине Квазика ТУБ сумел показать себя с самой лучшей стороны. Истории получила огласку, и смотреть ТУБа приходили целые делегации. Популярность его росла. Росла и его известность за пределами Космогородка Это было и хорошо, и плохо. Скоро сюда прибудет Инспектор Комиссии. Но пока в школе все шло как нельзя лучше. До начала занятий оставалось пятнадцать дней, затем четырнадцать, тринадцать. И тут ТУБ начал падать. Он не падал на ровном месте. Он падал на лестнице ни с того, ни с сего... и вдруг сто пятьдесят килограммов метапластика катились по лестнице, оставляя на ступеньках выбоины. Алешкин знал, что в нормальной обстановке ТУБы не падают. Очень много устройств следит за его равновесием. Чтобы сбить с ног ТУБа, нужно, по меньшей мере ударить его бульдозером. - Почему ты упал? - спрашивал его Алешкин. ТУБ простодушно посверкивал на него видеоэкранами и показывал на ступеньку. - ...запнулся... - отвечал он. - Но где ты там запнулся? Ступенька же гладкая? ТУБ этого не мог объяснить. Алешкин проверил автощетки, выскакивающие из-под ступенек. Нет, за них запнуться было невозможно. Он забрался под лестницу, там тоже было все в порядке. Может быть, подводила поврежденная нога? Алешкин забрал ТУБа домой и там придирчиво и скрупулезно проверил всю нейропроводку, но тоже ничего не нашел. Повреждение могло находиться где-то в командных цепях киберлогики, но об этом Алешкин не хотел даже и думать. В киберлогику ему дороги не было. Потом Алешкин вернулся в школу и целый день гонял ТУБа по лестнице. Вверх!.. Вниз!.. Вверх!.. Вниз... а сам сидел на табурете и внимательно следил за ногами ТУБа. За все время испытания тот ни разу не ступил неуверенно, даже не покачнулся. Алешкин приказал ему держаться за перила при спуске. Это был далеко не лучший выход из положения, но ничего другого Алешкин придумать не мог. Он понимал, что над роботом нависла угроза - с поврежденными цепями киберлогики его использовать, и тем более в школе, уже будет нельзя. Бухов вызвал Алешкина по видео. - Что это у тебя там? - спросил он. - Твоя уборщица на лестнице падает. - Кто тебе сказала? - Да вот, сынок сообщил. - Ничего особенного. Случайно свалился пару раз. - Не хотелось огорчать Бухова, раскрывать истинное положение вещей; ведь ему придется отвечать за выдачу неисправного автомата. Бухов его понял. - Знаешь, - сказал он с обидой. - Мы же с гобой вместе на Венеру летали. Конечно, Бухов был прав, Алешкин потупился и покраснел. - Падает, - сказал он. - Все исправно, а падает. - Значит, киберлогика? - Не знаю. - Алешкин помолчал. - Проверить не могу, тестер нужен с обратной связью. Ты не смог бы его на заводе достать? - Как же я достану? Контрольный прибор. Что я там скажу? - Скажешь что-нибудь. Достать тестер было трудно, даже Бухову. ТУБ ходил, держась за перила. Алешкин ждал и нервничал. Так прошло еще два дня. Вход в оранжерею находился под самым окном комнаты преподавателей, кабинет директора был рядом, и Алешкин услыхал знакомый грохот, как будто по ступенькам скатился пустой грузовой контейнер. Вконец расстроенный Алешкин тут же прибыл на место происшествия. От дверей в оранжерею вели всего три ступеньки, просторные и широкие ступеньки - на них не смог бы упасть даже ребенок. Но ТУБ упал. <Почему он не удержался за дверь?> ТУБ стоял как обычно, опустив руки и доверчиво уставившись на Алешкина синими огоньками. Он был вымазан землей и чем-то зеленым, непонятным. У его ног валялся разбитый цветочный горшок - от редкостного кактуса осталась только кучка зеленоватых слизистых хлопьев. <Вот почему он не удержался, бедняга, руки у него были заняты, он нес этот кактус>. Надо отдать должное Евгении Всеволодовне, она стойко переносила свалившееся несчастье, только молча пошевелила ногой остатки знаменитого кактуса и пошла прочь в глубину оранжереи. Конечно, Космика была тут же. Она понимала величину беды, и в то же время ей так хотелось заступиться за своего незадачливого друга. - Он же не нарочно, - сказала она. - Он, наверно, и сам ушибся. - ТУБ, иди за мной, - сказал Алешкин. - Ему попадет? - спросила Космика. - Нет, не попадет, - успокоил ее Алешкин. Не мог же он сказать ей горькую правду о будущем неисправного робота. В дверях оранжереи появился Квазик. Должно быть, он еще ничего не знал, вид у него был довольный, он поздоровался с Алешкиным. <Вот кто обрадуется, если придется убрать из школы ТУБа...> - подумал Алешкин и сурово заметил Квазику: - Где это ты так выпачкался? Посмотри, весь в грязи. - Да это так... - ответил Квазик и достал из кармана платок. Алешкин и ТУБ прошли мимо него. Квазик спустился к Космике. - Это кто же кактус раздавил?.. Опять тот комод упал. Я же говорю, что его нельзя в школе держать. Ненормальный, еще задавит кого-нибудь. - Уйди с моих глаз! - сказала Космика. 9 Теперь ТУБ стоял дома у Алешкина. Оставить его в школе уже было опасно. Отправить к Бухову, чтобы тот отослал его, вместе с актом, на завод, Алешкин просто не мог. Настроение у него было препротивное, он сердился на себя и не мог понять, что привязывало его к этой неодушевленной конструкции. <Язычество какое-то, идолопоклонство!> - ругал себя Алешкин, однако лучше от этого ему не становилось. Но вот приехала Мей. Он ничего не сообщил ей про ТУБа, вначале хотел сделать сюрприз, а потом вообще нечего было сообщать.. А она ждала его там, ведь он обещал... Конечно, он мог бы приехать на несколько дней, и приехал бы, но тут как раз ТУБ начал падать. Алешкин увидел Мей из окна, жена только что свернула с аллеи на дорожку к коттеджу Она шла строгая и насупившаяся... и такая милая, и он смотрел на нее радостно и взволнованно. Конечно, он знал, что она скажет: да, да! Он такой невнимательный, он о ней не думает и не думал никогда... И он будет слушать с восторгом все ее обвиняющие слова, такие ласковые от английского произношения. Вот она подошла к крыльцу, и он потерял ее из виду Сейчас она войдет в подъезд, и там ее встретит ТУБ... Алешкин услыхал ее восклицание на английском языке, - когда Мей волновалась или радовалась, она всегда переходила на английский язык... Дом наполнился гулом пылесоса, звуками плещущейся воды, скрипом передвигаемой мебели. Конечно, они неряхи, great неряхи! И на кухне у них грязь, on the window... паутина... А цветы... эти самые лилиум кандидум, не политы... По правде сказать, в последние дни Алешкин столько возился с ТУБом, что запустил все свои домашние дела. Занятие нашлось всем, и ТУБу даже пришлось включить вторую скорость, как при работе на трудной планете. А Мей была такая радостная и довольная, что вот она дома и ТУБ будет работать в школе... И у Алешкина не хватило духу сказать ей правду. Днем она убежала в магазин. Алешкина вызвал по видео Бухов. - Готовься, - сказал Бухов, - к нам едет ревизор. - Уже? - Уже. Уже приехал. С тестером. Автоматы проверяет. - Ну и как? - Пока один погрузчик забраковал. Биозащита опаздывает на пятьдесят миллисекунд. - Строгий дядя. - А где ты видел ревизоров ласковых? Про твою уборщицу он уже знает. Удивился весьма, как это мы, взрослые люди, космонавты, и нарушаем инструкцию. Я ему объяснил как мог. Так вот, он на тебя хочет посмотреть. Ты свои документы на кибернетика обязательно захвати. Алешкин долго и неторопливо усаживался за руль <Кентавра>. ТУБ сам открыл ему ворота, хотя они могли открываться автоматически. - А ты оставайся здесь. Нечего тебе там делать. Нужен будешь... сами приедут. - Алешкин помолчал и тронул <Кентавра>: - Молись своему кибернетическому богу. Инспектор встретил Алешкина строго и официально, но просмотрев его документы, несколько подобрел. - Что ж, лично я не против, чтобы он поработал в школе уборщиком, под вашим наблюдением, разумеется. инструкция инструкцией, но жизнь, знаете, все время обгоняет правила. Это был бы весьма интересный эксперимент - первый опыт общения робота не со взрослыми, а с детьми. Очень любопытно... Ваши заключения могли бы помочь Заводу Кибернетики в дальнейших его работах. Но в этой истории одно плохо, вы понимаете? - Понимаю. Почему он падает? - Вот именно, почему он падает? Вы говорите, что проверяли его и ничего не нашли. Я вам верю как кибернетику. Возможно, причина в киберлогике. Тогда, как вам известно, участь ТУБа решена. Но киберлогика отказывает весьма и весьма редко. Притом тогда выключается и главная сеть питания. А у вас не так. Это весьма непонятно. Поэтому будет лучше, если я приеду в школу сам и посмотрю все на месте. Вернулся Алешкин домой не особенно веселый. Мей встретила его на крыльце. - А где ТУБ? - сразу спросил он. - А где был ты? - спросила Мей. - Пора обедать, я послала ТУБа за тобой в школу. - Мей! И давно? - С полчас... но что случилось, Альешкин? - Скорее садись в машину. Я расскажу тебе по дороге. Дурное предчувствие не обмануло Алешкина. Машина Срочной Помощи встретилась им еще на пути к школе. ТУБ упал на лестнице и сбил Космику. 10 У Космики оказался перелом руки, да еще она получила легкое сотрясение мозга, и врачи разрешили разговаривать с ней только на следующий день. Алешкин и Мей присели возле кровати. Рука у Космики была на растяжке, ей было больно, но она крепилась и старалась не плакать. Вид у нее был совсем не плохой, только ее обычный румянец сошел со щек. - Мы спускались по лестнице, а я держала его за руку. Он хотел убрать руку, а я все равно держала ее. Я все следила, чтобы он не упал. - За какую руку ты его держала? - За вот эту, за левую. <Все правильно, перила на лестнице с левой стороны> - Его... его от нас заберут? - спросила Космика. - Не знаю. Наверное, заберут. - Он же не виноват. Он совсем не виноват. Когда... когда он начал падать, он оттолкнул меня в сторону. А я все равно хотела его поддержать. И не смогла. Он такой тяжелый. - А почему он упал? - спросил Алешкин. Космика молчала. - Ты же заметила, наверное, как он упал. Или у него подвернулась нога? - Я не знаю, - тихо сказала Космика. - Может, он запнулся? - Я... я не знаю... - и Космика заплакала. Мей неотрывно смотрела на девочку. И когда она заплакала, Мей погладила ее по головке и сказала Алешкину: - Ты хороший следователь, Альешкин. Но ты лучше поезжай в школу. ТУБ там один, с инспектором. А мы здесь с Космикой еще поговорим. Без посторонних мужчин. Мей шутила, а Алешкин не мог понять, как она может шутить в такую минуту. Но он знал, что интуиция Мей часто оказывалась сильнее его логики. Поэтому он тоже постарался улыбнуться весело и ушел. Во дворе школы он встретил Квазика. Тот сидел на ступеньках той самой злополучной лестницы и карманным ножом строгал сухой сучок кипариса. Стружки сыпались на ступеньки, и автощетка высовывалась и заметала их под лестницу. Увидя Алешкина, Квазик встал. Темные жаркие - материнские - глаза его были озабочены и печальны. - Вы из больницы? - спросил он. - Как там... как Космика? - Ничего Космика... Месяц полежит, потом опять бегать будет. А ты хотел мне что-то сказать? Алешкин взял у Квазика ножик, сложил его. - Положи в карман. А то пальцы обрежешь. - И пусть бы он падал, - вдруг заговорил Квазик. - Чего бы ему сделалось. Зачем она стала его держать? Разве его можно удержать. Полторы сотни килограммов... Смешно. - Это смешно только тебе, потому что ты иначе относишься к ТУБу, нежели Космика. - А вы считаете, она правильно к нему относится? Что робота можно полюбить, да? Алешкин с удивлением уставился на Квазика. <Смотри-ка ты, уж не ревность ли это ребячья. Ох, плохой я педагог, ничего я не понимаю в нынешних ребятишках. Но вопрос задан, нужно на него отвечать> - Тебе кажется, что робота полюбить нельзя, - сказал Алешкин. - Ну, а ненавидеть его можно? Инспектор сидел в кабинете за столом. На столе лежал тестер обратной связи. Возле стола стоял ТУБ со снятым контрольным щитком. Инспектор вертел в руках отвертку и задумчиво поглядывал на ТУБа. - Как там девочка? - спросил он Алешкина. - Плохо все закончилось, - сказал Инспектор, выслушав ответ. - Конечно, ничего бы не случилось, если бы она не пыталась его поддержать. Полтораста килограммов... Он мне тут все рассказал. Хорошо работает у него блок условных понятий. Просто жалко, да... А вот почему упал> не знает. Я проверил обратные связи в киберлогике. Все в порядке. Не должен падать, а падает. Может быть, какая-нибудь сложная перебивка сигналов на поврежденную ногу. Но факт: неисправен! Значит, эксплуатация его запрещена законом. Придется составить акт. - Я понимаю, - тихо сказал Алешкин. В это время звякнул вызов видео. - Извините, - сказал Алешкин. Он увидел лицо Мей. - Я из больницы, - сказала она. - Космика хочет видеть Квазика. - Он где-то здесь. Сейчас я его пошлю к вам. Алешкин высунулся в окно и, увидя Квазика во дворе, передал ему просьбу Космики. Тот кинулся бегом. Алешкин вернулся к Инспектору, который уже начал писать акт. ТУБ повернулся к Алешкину, как будто ждал от него каких-то слов. Конечно, никакого выражения не могло появиться на его плоском подобии человеческого лица, и синие огоньки видеоэкранов сияли не ярче, чем обычно. Но у Алешкина было слишком богатое воображение. Он не мог спокойно смотреть на обреченного робота, который будто понимал, что ему грозит, и ждал от него помощи. Можно ли полюбить робота? - Я вам не нужен? - спросил он Инспектора. - Пока нет. Алешкин прошел по коридору и остановился у лестницы, где ТУБ упал в последний раз. На ступеньках остались следы от удара его панциря, даже кусочек пенолита откололся от ступеньки. Алешкин долго стоял у перил лестницы и смотрел на этот отколовшийся кусочек пенолита. Потом увидел Квазика. Запыхавшись, он поднялся по ступенькам к Алешкину. Видимо, мальчишка бежал всю дорогу от больницы до школы и с трудом переводил дыхание. В руках он держал проволоку. Алешкин неторопливо потянул ее у Квазика из рук. И все стало простым, как Колумбово яйцо. Он просунул пальцы рук в кольца, закрученные на концах. Согнул проволоку дугой. Получилась петля. Теперь можно забраться под лестницу, просунуть петлю в щель ступеньки, где ходят автощетки, и поймать ТУБ за ногу. А потом петлю быстро убрать, и он не успеет ее заметить. Он не будет знать, за что зацепился. Он не поймет, что его уронили нарочно. Ему это понятие недоступно. Так его запрограммировали. Квазик хотел что-то объяснить Алешкину, но тот перебил его: - Иди, мой милый, иди, паршивый мальчишка, в мой кабинет. Покажи эту штуку Инспектору. И расскажи ему все, что хотел рассказать мне. А я уже все понял и все знаю. Иди скорее... Дома Мей примеряла блузку перед зеркалом. Алешкин смотрел, как она это делает. Ему очень хотелось подойти, обнять ее за плечи, но в комнате был еще ТУБ. - Он очень скверный мальчик, - сказала Мей, - из него получится Яго. - Пока из него чуть не получился Отелло, - сказал Алешкин. - Вряд ли можно дать однозначную оценку ребенку, если у него злые эмоции взяли верх над рассудком. Но вот как ты догадалась, что Космика что-то знает, этого я не пойму. Мей улыбнулась. - Вы - мужчины. А вы когда-нибудь понимали женщину? - Где уж нам, - согласился Алешкин. - Пойдем-ка, ТУБ, поливать цветы. Ты тоже бестолковая старая развалина. Подумать только - кусочек проволоки плюс совсем немножко хитрости, и твоя кибернетическая башка ни о чем не могла догадаться. Пойдешь сегодня после двенадцати в больницу. Космика очень хочет тебя видеть. ...Это была обычная начальная школа - Два этажа из пеносиликата и армированного стекла. Таких школ в стране насчитывалось несколько тысяч. Это была пока единственная школа в стране, где штатную должность уборщицы занимал робот.__________________________________________________________________________ Сканиpовал: Еpшов В.Г. 10/10/98. Дата последней редакции: 10/10/98.
[X]