Владимир Наумович МИХАНОВСКИЙ
ЭСТАФЕТА Повесть
Поверхность Эльдары - планеты, затерявшейся в центре Галактики, - была резко пересеченной, гористой. Ущелья и пропасти пересекали ее во всех направлениях: с юга на север, с востока на запад. Быть может, именно по этой причине главным способом передвижения для существ, населяющих Эльдару, издревле стали прыжки. Попади сюда люди, они назвали бы Эльдару, вероятнее всего, планетой кузнечиков. Но людям до космических перелетов было еще очень и очень далеко... Жесткокрылые эльдаряне, отталкиваясь от почвы мощными задними конечностями, прыгали на расстояния, огромные по сравнению с их собственным телом. Эволюция не подарила этим существам крыльев, пригодных для полетов. Эльдаряне могли лишь, раскрывая их в прыжке, регулировать его направление. Гармонично сложенные, стремительные эльдаряне каждую минуту, свободную от дел, отдавали любимой утехе - прыжкам. Каждую луну устраивались состязания в прыжках на дальность, и победитель удостаивался высших почестей. Поселение, в котором он жил, полностью освобождалось от налогов, а статуя прыгуна, вытесанная из горного камня лучшими мастерами, устанавливалась на главной площади селения. После того как эльдаряне открыли принцип реактивного движения, они приступили к освоению окрестного пространства. Их цивилизация быстро набирала силу, космические корабли становились все более совершенными. Однако по своей планете они передвигались, как и тысячи лун назад, самостоятельно, без помощи самодвижущихся экипажей и других технических приспособлений. Среди многоярусных куполообразных зданий, среди замысловатых строений, окутанных паутиной антенн, эльдаряне по-прежнему перемещались с помощью огромных и точных прыжков. Жизнь на Эльдаре шла своим чередом. Строились новые жилища, все более высокие и совершенные, возделывались поля - крохотные клочки среди скал, стартовали в пространство корабли. Эльдаряне, однако, понимали, что в центре цивилизации должны находиться они сами, а не машины, не корабли, не технические новшества. Потому и старались они пребывать в нерасторжимом единстве с природой. Стартовые площадки для космических кораблей были вынесены далеко за пределы атмосферы, чтобы не загрязнять ее выхлопными газами. Там же, на спутниках, располагались фабрики и заводы. Нужно ли удивляться тому, что главным способом передвижения эльдарян по родной планете по-прежнему оставались прыжки? Как всегда, каждую луну устраивались состязания на дальность прыжка, но с течением времени рекордов в этой области становилось все меньше. Наступил момент, когда они и вовсе иссякли. Эльдарские ученые пришли к выводу, что дальше определенного предела, который уже достигнут, никто, как ни старайся, прыгнуть не сумеет. Для каждого живого существа, рассуждали они, существуют некие определенные рамки, поставленные самой природой. Но тут во время одного из состязаний произошло событие, которое опрокинуло все их расчеты и теории. Дата этого события вошла в историю Эльдары как одна из величайших вех... Да, в жизни планеты это было событие, равное по значению, как считали сами эльдаряне, созданию первого космического корабля. Во время очередного ежелунного состязания один из эльдарян, доселе безвестный, сумел прыгнуть на расстояние, более чем вдвое превышающее самый последний рекорд дальности! Счастливый прыгун сразу же стал самым знаменитым среди всех эльдарян на планете. Для своего прыжка ему удалось придумать способ, которому он тут же и обучил всех остальных. Изобретенный им метод прыжка был прост, как и все гениальное. И научиться прыгать вдвое дальше, чем обычно, мог любой - от малыша, который только осваивает под присмотром мамаши первые прыжки, до глубокого старца, доживающего последнюю луну. Прыгун-изобретатель был увенчан почетным венком и навсегда вошел в историю планеты. Его именем эльдаряне решили назвать самый большой космический корабль, который только что был заложен на дальних стапелях. На этом корабле предполагалось совершить путешествие к окраине Галактики. Так далеко эльдаряне еще не залетали. Имя корабля и должно было символизировать смелый прыжок в еще не изведанные глубины космоса. Подготовка к сверхдальней экспедиции шла успешно. Эльдаряне замыслили добраться до Желтой звезды, расположенной на окраине их Галактики. Ученым планеты удалось определить, что температура поверхности звезды составляет пять тысяч градусов. Предполагалось, что Желтая звезда имеет планетную систему, которая и заинтересовала эльдарских ученых. Наконец корабль был собран на монтажной площадке, обращающейся вокруг Эльдары. Наступил день старта. Возбужденные толпы эльдарян глазели на небо, на узкое тело остроносого серебристого корабля. В оптических приборах местные жители не нуждались - их фасеточное зрение было достаточно острым. Когда стемнело и зажглись первые звезды, высоко в небе вспыхнуло новое продолговатое светило. Из хвоста его вырывался ослепительный шлейф. Немного помедлив, новая звездочка двинулась в путь, наращивая скорость, и вскоре утонула в пучинах пространства. Достигнет ли корабль цели? Что встретит его в пути? Возвратится ли он на Эльдару? Не было на планете провидца, который сумел бы ответить на эти вопросы, Откуда было знать эльдарянам, что тех, кто отправился в полет, включая и капитана, знаменитого прыгуна, чьим именем - неслыханная честь! - назван корабль, - что всех их без исключения ждет высокая судьба?.. ...Это была необычная ночь. Пелопонесские пастухи, выпасавшие стадо на высокогорном плато, увидели в небе звезду, которая внезапно вспыхнула, словно появившись из небытия, и начала быстро приближаться к земле. Пастухи расположились вокруг жарко пылавшего костра - ночью в горах бывает прохладно. Кто-то пустил по кругу козий мех с вином, фалернское развязало языки, послышались шутки, смех. Поодаль лежали овчарки и не мигая глядели на языки пламени. Тут-то и заметил кто-то, глянув ввысь, крохотное солнце, вынырнувшее из небесных глубин. - Чья-то душа неприкаянная мается, - вздохнул старый пастух. - А может, это Гелиос на колеснице? - добавил кто-то. Невежду подняли на смех. Кто же не знает, что Гелиос-Солнце мчится по небу только днем, отчего и бывает светло! Самый юный пастух, который пристальнее всех всматривался в небо, сказал: - Звезда летит к земле так быстро, как олимпийский чемпион!.. - У тебя, Пелоп, только одно на уме, - строго оборвал его старый пастух. - Только бег, да прыжки, да рекорды. Возьми лучше посох, кликни псов да проверь стадо, как бы козы не разбрелись. Юноша резво вскочил, словно лист, поднятый порывом ветра. Остальные против воли залюбовались тонким широкоплечим Пелопом. - Клянусь Зевсом, Пелоп станет великим атлетом. Вся Греция будет им гордиться, - сказал негромко старый пастух, глядя вослед бегущему юноше. Корабль эльдарян финишировал удачно. Пролетев в опасной близости от огромного горного пика, он мягко приземлился в ущелье. Взяв предварительные пробы атмосферы и убедившись, что она неядовита, эльдаряне высыпали из люков на землю. От радости, что долгий перелет остался позади, что под ногами наконец твердая почва, они совершили огромные прыжки, которым научил их капитан. А капитан, плотно прижав зеленые надкрылья, медленно прохаживался вокруг корабля, напряженно изучая обстановку. Ведь он отвечал за целость и сохранность экипажа и корабля, за то, чтобы все они, исследовав планету, возвратились домой, на далекую Эльдару... Внимание капитана привлек пронзительный стрекот какого-то существа. Сделав несколько ловких прицельных прыжков, капитан поймал его. Это была цикада, по размерам почти равная ему. Убедившись, что существо не обладает признаками разума, эльдарянин отпустил его. Капитан заглянул за выступ горы. Глубоко внизу, на наклонном плато, он увидел пылающую неровно точку. Это был костер, вокруг которого грелись пастухи. Короткой телепатемой капитан подозвал к себе остальных. Эльдаряне, обладающие отличным зрением, долго наблюдали сверху за неуклюжими и беспечными двуногими созданиями, которые попеременно пили какую-то жидкость из бесформенного сосуда и веселились. - Они умеют поддерживать огонь. Следовательно, они не лишены разума, - сделал вывод капитан. Пользуясь густой травой, эльдаряне незаметно приблизились к костру. Какое-то время прислушивались к звукам разной высоты, которыми обменивались пастухи, затем капитан сказал: - Возвращаемся на место высадки. Замаскируем корабль, и все отдыхаем. Завтра приступим к делу. Команды капитана никто из людей, конечно, не услыхал, поскольку она отдана была телепатемой. Эльдаряне быстро освоились на новой планете. Прыгая как кузнечики, они расселились по всей территории Южной Греции. Тщательно замаскированный корабль, спрятанный в ущелье, служил им базой. Прошло несколько земных лет. Эльдаряне накопили достаточно информации о планете и подумывали о том, чтобы двинуться в обратный путь. Однажды капитан возвращался с морского побережья в горы. Вечерело, и по земле протянулись долгие косые тени. Он двигался не по проселочной дороге, а параллельно ей, чтобы не попасть невзначай под копыто осла или сандалию крестьянина. В траве без умолку стрекотали цикады, к которым эльдаряне давно уже успели привыкнуть.
<На Эльдаре нам будет недоставать этих существ, столь похожих на нас>, - подумал капитан, делая очередной прыжок - свой знаменитый прыжок с грузом. Когда он приземлился, ему почудилось, что почва под ногами дрогнула. Издали, из той стороны, где располагались горы, донесся еле слышный низкий гул. <Кое-что в природе этой планеты еще не понято>, - отметил в памяти капитан, не прерывая движения. Видимо, что-то случилось. Двуногие, чем-то обеспокоенные, быстрее обычного двигались по дороге. Часть из них перемещалась на животных, но большинство - пешком. <Насколько эффективнее было бы, если б они умели перемещаться прыжками, как мы>, - подумал эльдарянин. Капитан прыжками двигался в горы. Вот и знакомое ущелье. Капитан сделал еще прыжок и замер: перед ним лежал корабль, разбитый и сплющенный каменной лавиной. Ее вызвало небольшое землетрясение, обычное для Южной Греции. Капитану понадобилось немного времени, чтобы убедиться, что починить корабль не представляется никакой возможности. Эльдаряне обречены были жить и умереть на этой планете. После гибели корабля дела эльдарян пошли неважно. Эльдаряне мерли один за другим. Наступил день, когда капитан остался один. Ослабевший, вялый, он еле перемещался, и прыжки его становились все короче. <Неужели тайна сверхдальнего прыжка умрет вместе с ним, - думал капитан? - Неуклюжие двуногие, населяющие эту планету, - неужели они до скончания века обречены перемещаться, переставляя конечности?> Правда, один раз капитан наблюдал, как молодой пастух по имени Пелоп, думая, что его никто не видит, прыгал в длину на поляне. Результаты были довольно приличны для его роста и веса, но, боже, как безграмотно, как неумело он прыгал! И конечно, главного секрета дальнего прыжка он не знал. Мысль, поначалу неясная, созрела в уме капитана. Теперь он знал, что нужно делать. Оставалось только дождаться вечера. ...Пастухи, как обычно, собрались на вечернюю трапезу у костра. Разговор зашел о недавнем землетрясении: хорошо, что оно случилось в горах, Плутон был милостив, и окрестные селения не пострадали, хотя страху натерпелись предостаточно. - Смотрите, цикада к костру подошла! - воскликнул старый пастух, посмотрев в сторону. - Совсем огня не боится. - Замерзла! Кто-то потянулся, чтобы раздавить странного кузнечика. - Не трогай! - толкнул его старый пастух. - Не ты дал цикаде жизнь, не ты эту жизнь и отнимешь. Пелоп, полулежа у жарко пылавшего костра, смотрел, как и все, на необычно большую цикаду, безбоязненно подошедшую к огню. Внезапно он почувствовал, что мысли его начали мешаться. Словно некто посторонний, бесконечно чужой, проник ему в голову и пытается что-то внушить. В голове вспыхивали странные картины никогда не виданного многокрасочного мира. Это было так удивительно, что Пелоп не заметил, как кузнечик исчез. ...Осуществляя свой последний замысел, отважный эльдарянин подошел как можно ближе к костру, вокруг которого расположились двуногие. Он чувствовал, что силы его на исходе, и хотел, чтобы телепатемы, адресованные Пелопу, не рассеялись в пространстве, достигли адресата. В эти мгновения капитан не думал, что рискует собственной жизнью. Когда жар костра стал нестерпимым, эльдарянин спрятался за валун, расположенный рядом с костром, и продолжал настойчиво воздействовать на мозг молодого пастуха. - Что с тобой, Пелоп? - спросил старый пастух. - Голова болит? - Ничего, - ответил Пелоп, с трудом ворочая непослушными губами. - Может, на солнце перегрелся? Ты бледен как смерть. - Устал немного, - сказал Пелоп. В эту минуту он хотел только одного: чтобы никто не мешал ему. ...Горы, горы, горы... Пелоп один, а вокруг него горы, перемежаемые пропастями. Ходить тут немыслимо, летать он не умеет. Остается лишь одно - прыгать с вершины на вершину. Именно это и заставляет его делать чья-то посторонняя воля. Каждый прыжок у Пелопа оказывается удачнее предыдущего. Оказывается, прыжки - это целая наука, тонкая и сложная. И он постигает ее! Неожиданно перед Пелопом разверзлась пропасть. Он оказался на небольшом плато, со всех сторон окруженном пустотой. Чтобы спастись, нужно перепрыгнуть пропасть. Странное состояние Пелопа продолжалось. Он вроде сидел у костра в окружении пастухов и в то же время находился за тридевять земель от них, в непонятном царстве пропастей и скал. Очутившись на плато, маленькой площадке, со всех сторон окруженной пустотой, Пелоп в первое мгновенье растерялся. Выбраться отсюда невозможно. Прыгать? Но в лучшем случае он долетит только до середины и рухнет вниз, на острые пики, поблескивающие внизу сквозь туман. Эльдарянин напрягся из последних сил, стараясь, чтобы телепатемы получались как можно четче. Пелоп застонал, словно в мозг его впилась раскаленная игла. Мысль, невозможная, вдруг вспыхнувшая в уме, мучила его. - Выпей фалернского, - сказал кто-то, протягивая Пелопу козий мех с вином. - Лучше молока выпей, - сказал старый пастух Пелопу. Холодное козье молоко на миг возвратило Пелопа на землю. Он услышал оживленные разговоры о давешнем землетрясении, о предстоящей олимпиаде, о видах на урожай. Но тут же оживленные лица пастухов как бы потускнели, подернулись пеленой, костер исчез, и он снова очутился на каменистой площадке. Прыгать? Прыгать, взяв в обе руки груз?! Но ведь он будет тяжелее?.. Однако внутренний голос убеждал его, что другого выхода нет. Пелоп сделал несколько шагов, нагнулся, подобрал с земли два каменных обломка. Нет, эти слишком тяжелы. Эти? Слишком легки. А вот эти, пожалуй, в самый раз. Зажав что есть силы камни в руках, Пелоп попятился от пропасти, чтобы выиграть пространство для разгона. Разбежался и прыгнул, выбросив руки с грузом вперед. Он летел, делая волнообразные движения, а в середине траектории отбросил прочь камни и в тот же миг высоко вознесся над пропастью... Перелетел ее и очутился там, на другом краю. ИРЕН Стоял ничем не замутненный солнечный день, обычный для Спарты, когда во двор их дома вошел незнакомый человек. Тилон в это время, наскоро перекусив куском козьего сыра и лепешкой, резвился в углу двора, в тени невысокой обветшавшей ограды. Мальчик был занят обычным для себя делом: отчертив прутом дорожку для разбега, он старался, разогнавшись, прыгнуть как можно дальше, так, как это делают настоящие атлеты. Молодой незнакомец, скользнув по нему неласковым взглядом, принялся неспешно подниматься на крыльцо. Сердце мальчика внезапно сжалось от дурного предчувствия. Из дверей выбежала мать, заметившая гостя в окно. - Заходи, ирен! Жаркий день сегодня, а в комнатах прохладно, - начала она, жестом приглашая пришельца в комнаты. - Времени мало, - оборвал ее гость. - Я пришел сказать тебе, что подошел его срок, - кивнул он в сторону Тилона. Мальчик оставил прыжки и подошел поближе. - Неужели срок подошел?.. - пробормотала мать, и Тилон с удивлением отметил про себя, что голос ее слегка дрожит. Гость в задумчивости побарабанил пальцами по глыбе желтоватого мрамора, лежавшей слева от входа. Отец Тилона собирался вытесать из нее несколько межевых столбов. Мать смотрела на гостя умоляющими глазами. - Что ж, - произнес пришелец, словно приняв какое-то решение, и резко повернулся к матери. - Если ты настаиваешь на том, что мы ошиблись, и... - Но ты посмотри, ирен, - перебила мать и указала на Тилона. - Ведь он совсем ребенок, даром что так подрос. И он тяжело болел прошлым летом, мы ведь сказали об этом совету старейшин... - Не лей пустопорожние разговоры, особенно с женщинами, - бросил незнакомец. Тилон начал уже догадываться, зачем тот пожаловал к ним. - Что ж, если тебя, женщина, не устраивают законы Спарты... - Не докончив фразы, гость безжалостно точным щелчком сшиб со своего рукава зеленокрылого кузнечика. Мать потупилась. - Полно тебе, ирен, - пробормотала она. - Можешь забирать его. - Что значит - можешь забирать? - возвысил голос гость. - Ты что, одолжение Спарте делаешь? Мать промолчала. - Или ты считаешь, что я с арифметикой незнаком? - продолжал, распаляясь, пришелец. - Конечно, я не Пифагор и не Евклид, но до семи сосчитать умею. А спартанцу больше и не нужно. Между прочим, в совете записаны даты рождения всех граждан, которые... - Ты считаешь как надо, ирен, - примирительно промолвила мать. - Все сходится. Если кто и ошибся, так это я. - Это другое дело. - Зайди, ирен, в дом, выпей холодного молока, - предложила мать. - Или вина. - Некогда мне. Нужно успеть до захода солнца обойти еще с полтора десятка домов, таких же, как твой... И если в каждом придется мне вести пустые разговоры... Тебя как зовут? - неожиданно обратился гость к Тилону. Мальчик промолчал, только сильнее сжал ивовый прут, которым расчерчивал дорожку для прыжков. - Его зовут Тилон, - сказала мать. - Тилон, - повторил тот, кого мать называла странным словом <ирен>. - Ишь какой звереныш! Ну, ничего, я научу тебя почтительности к старшим. - Он еще слаб после болезни... - сказала мать. - Вот мы и сделаем его сильным. Сильным и отважным, как лев, - с важностью произнес ирен, видимо, чужую фразу. - Готовь его в дорогу. Завтра на рассвете я приду за ним. - Я испеку свежих лепешек... - С собой можешь дать ему только одну. - А козью шкуру можно дать ему в дорогу? - Нет. Тилон все получит на месте. - С этими словами незнакомец удалился. Когда калитка за иреном захлопнулась, Тилон вихрем взлетел по каменным ступеням и прижался к матери. - Вот и кончилось твое детство, сынок, - грустно произнесла она, погладив мальчика по жестким курчавым волосам, почти не знавшим гребня. Эту ночь, последнюю ночь в родительском доме, Тилон спал плохо. Сон все время рвался, словно худой мешок. А когда удавалось забыться, перед глазами проплывали бесформенные клубящиеся химеры - одна страшнее другой. Под утро Тилона свалил тревожный сон. Его разбудил пронзительный звук трещотки, раздавшийся под самым окном. Мальчик с трудом оторвал от свалявшейся шкуры тяжелую после сна голову. Первое, что поразило Тилона, был отец. Он стоял на коленях близ ложа. Острые, как у рыси, глаза мальчика разобрали, что губы у отца трясутся. - Прощай, сынок, - негромко проговорил отец и поцеловал мальчика. Оглянувшись на мать, которая возилась близ двери с тяжелым козьим мехом, он еле слышно добавил: - Храни тебя все олимпийские небожители. Один Зевс ведает, свидимся ли когда-нибудь... - Эй, пошевеливайтесь! - донесся с улицы нетерпеливый крик. Тилон узнал голос вчерашнего гостя. - Мы готовы, ирен! - крикнула мать, которая справилась наконец с мехом. Отец сказал: - Ступай, сынок. Тилон выбежал со двора. Близ их дома стояло больше десятка мальчишек примерно его возраста. Стоя кучкой, они не без робости поглядывали на ирена, вооруженного палкой. <Словно пастух со стадом>, - мелькнуло у Тилона. Выйдя из калитки, мальчик замешкался. Холодный утренний воздух, напоенный запахами трав, переполнял легкие, остывшие за ночь камни обжигали холодом босые ноги - Тилон от волнения позабыл обуться. Следом за мальчиком вышла мать. В одной руке она держала битком набитый козий мех, в другой - сандалии Тилона. - Доброе утро, - сказала мать. - Плох тот птенец, которого слишком опекают, - в ответ протянул насмешливо ирен. - Ступай к нам, Тилон, - протянул он руку мальчику, и тот нерешительно шагнул в сторону мальчиков. В этот момент мать уронила мех, тот развязался, и - на землю выкатились три-четыре лепешки. - Хлеб... На дорогу... - пролепетала мать в растерянности, глядя на ирена. - Ведь путь у вас неблизкий и нелегкий, я думаю... Ирен не спеша подошел к матери. - Плохо ты выучила законы Спарты, женщина, - процедил он. Затем взял у нее из рук сандалии и быстрым движением перебросил их через забор - сначала одну, затем другую. - Мальчик бос, - сказала мать. - А чем он лучше других, твой сын? - кивнул ирен в сторону кучки мальчишек. Только теперь Тилон увидел, что все они были босыми. Глаза матери засверкали. Казалось, еще мгновение - и она вцепится в ирена. - А теперь забирай хлеб и ступай в дом, - сказал ирен и приподнял посох. - И радуйся: отныне твой сын будет есть хлеб государственный! Глаза матери погасли. Плечи сгорбились, будто на них навалилась непосильная тяжесть. Отец так и не вышел проводить его. Возможно, боялся проявить слабость, постыдную для свободного гражданина Спарты. Ирен легонько толкнул Тилона в затылок, и мальчик очутился среди сверстников. - Двинулись! - сказал ирен, хлопнув в ладоши, и кучка детей, разбившись попарно, двинулась вдоль улицы. До самого поворота Тилон оглядывался, но отчетливо разглядеть мать ему мешали слезы, застилавшие глаза. Он только видел ее тонкую фигуру, стоявшую у ворот неподвижно, словно изваяние из паросского мрамора, которое возвышается на главной городской площади. Маленькая группа вскоре миновала селение и вышла на открытую дорогу. Ирен шагал быстро, мальчики за ним еле поспевали. Руководитель группы шел, беспечно насвистывая и опираясь на длинную, в полтора его роста, суковатую палку, вырезанную из молодого орешника. Вскоре после того, как они вышли из селения, Тилон немного освоился. Кровь разогрелась от быстрой ходьбы, озноб пропал. Идти босиком было даже приятно: прохладная бархатная пыль слегка холодила ноги. Рядом с Тилоном в паре шагал худой остролицый мальчик. Тилон незаметно толкнул локтем соседа. Тот ответил. - Как ты думаешь, а сколько ему лет? - тихонько спросил Тилон. - Кому? - не понял остролицый. - Ирену, старшему нашему, - чуть погромче пояснил Тилон. Остролицый несколько мгновений смотрел на широкую спину и мерно, в такт шагам пошевеливающиеся лопатки ирена, который шагал во главе маленького отряда. Легкий рассветный ветерок перебирал иссиня-черные непокорные кудри ирена, схваченные узким кожаным ремешком. - Думаю, ему лет двадцать, - шепнул наконец остролицый. - Пожалуй, - громко согласился Тилон. - И я думаю, что нашему ирену не больше двадцати. - Тише, - прошептал остролицый. На них испуганно оглядывались: ведь перед тем как двинуться в путь, ирен настрого приказал соблюдать молчание и <военную дисциплину>, как он выразился. Тогда же он пояснил, что <ирен> означает <начальник группы> и все они должны ему беспрекословно подчиняться. - А чего бояться? - громко сказал Тилон. Он шел в самом конце колонны, и ирен, по-видимому, не слышал этих слов. Ведь утро уже властно вступало в свои права, и обычный легкий шум и суматоха, характерные для лучезарного начала летнего дня, могли заглушить слова Тилона: в кустах возились и на все лады распевали пичужки, стрекотали цикады, откуда-то из полей доносилась протяжная жалоба осла. Так или иначе, ирен продолжал шагать, не оглядываясь. Это придало Тилону смелости. - Нашему ирену только двадцать лет, а он шагает с палкой, как древний дед! - выкрикнул в рифму Тилон и первый громко засмеялся. Ирен внезапно остановился и резко обернулся. Колонна ребят замерла, и потревоженная пыль принялась медленно оседать на проселочную дорогу. Испуганные мальчики инстинктивно сбились в кучу, словно овцы перед грозой. Ирен оперся на палку. - Кто это крикнул? - спросил он. Мальчики молчали. - Кто первый крикнул? - повторил вопрос ирен и медленно прошелся вдоль рядов, вглядываясь в лица. Встречая его взгляд, мальчики опускали глаза. - Значит, один трус среди вас уже имеется, - голосом, не предвещавшим ничего доброго, произнес Ирен. - Нечего сказать, хорошо начинает свой путь новая агела! Ладно, посмотрим, каковы остальные. Пусть тот, кто заметил крикнувшего, укажет его. Ирен выждал еще несколько минут. Мальчики по-прежнему молчали. - И это называется агела?! - воскликнул ирен. - Да вы знаете, что такое агела? - Агела - это стадо, - осмелился кто-то подать робкий голос. - Верно, - кивнул ирен. - Но это слово имеет и второй, главный смысл. Агела - отряд мальчиков, которых воспитывает государство. Выходит, среди вас не один трус, а все вы трусы? Хороши юные спартанцы!.. Тогда подскажите мне, какая лучшая награда для труса? Ребята молчали. - Для труса лучшая награда - палка, - сам себе ответил ирен. - Сейчас каждый из вас отведает, какова на вкус эта штука! - потряс он в воздухе посохом. - И клянусь всеми богами, это будет только справедливо! Мальчики замерли. - Начнем по порядку! - С этими словами ирен приблизился к смуглому мальчишке, стоявшему впереди всех, и занес ореховую палку. - Стой, ирен! Не бей! - донесся до него отчаянный крик из хвоста колонны. Ирен опустил орудие наказания. Из рядов вышел побледневший Тилон и медленно приблизился к нему. - Значит, это ты нарушил порядок? - спросил ирен. - Я, - сказал Тилон. С минуту ирен изучающе оглядывал долговязую фигурку стоящего перед ним мальчика. - Ты смел, Тилон. Это хорошо, - сказал ирен, и мальчики, с тревогой наблюдавшие за развитием событий, облегченно перевели дух. Тилон приподнял голову. - Ты спас от сурового наказания всех своих новых товарищей, - продолжал ирен, - и за это я тебя хвалю. Но ты сделал то, чего не должен делать ни один спартанец. Ты нарушил дисциплину, и за это должен понести наказание. Ирен занес и быстро опустил палку на мальчика. Первый удар пришелся в плечо, второй раз ореховая палка хлестнула по лицу. Тилон стоял не закрываясь. Он изо всех сил старался глядеть прямо вперед невидящими глазами. Второй раз за это утро слезы заливали ему глаза. Мальчики, не ломая порядка, в котором они стояли, безмолвно наблюдали за экзекуцией. После третьего удара Тилон пошатнулся, после пятого - рухнул на дорогу, подняв небольшое облачко пыли. Ирен опустил посох. - Надеюсь, это послужит уроком для всех, - обвел он взглядом агелу. - А теперь отнесите его в тень, - указал он на придорожные кусты. После того как Тилона привели в сознание и напоили водой, агела, немного отдохнув, снова двинулась в путь. Тилон шагал на прежнем месте, стараясь держаться как ни в чем не бывало. Только багровые рубцы на плече и лице напоминали о том, что он недавно перенес. - Ты молодчина, - шепнул ему остролицый мальчик, убедившись, что ирен, далеко опередивший колонну, не услышит его. Тилон пожал плечами, едва не застонав от боли. Похвала сверстника была ему приятна. - Давай дружить, - предложил остролицый. - Меня зовут Филлион. ...Так началась жизнь Тилона в учебной агеле. Похожие друг на друга, словно овцы одного стада, дни шли за днями, собираясь в месяцы. Месяцы складывались в годы. ПОБЕГ В этот вечер, когда Тилон добрался наконец до своей палатки, натруженные ноги гудели от усталости. Даже не верилось, что четырехдневный учебный поход в горы закончился. Над палаткой густо высыпали безмятежные южные звезды, крупные, как виноградины. Мальчик замешкался у входа, рассматривая прихотливо изогнутый Млечный Путь. Кто из небожителей пролил эту светящуюся жидкость? И почему она вечно сияет, не стекая сюда, на землю? - Пойдем спать, - сказал подошедший сзади Филлион. - Ведь завтра ирен поднимет нас, как всегда, на рассвете. В тесной палатке было сыро, пахло нагретыми каменьями. Тьма царила полная, но за три месяца жизни в летнем лагере Тилон и Филлион научились на ощупь ориентироваться в палатке. Тилон все реже вспоминал отчий дом, своих родителей. В первые дни он очень тосковал по ним, но насыщенный поток быстротекущих событий все дальше отвлекал его от воспоминаний детства. Каждый день в агеле был заполнен до отказа. <Наша цель - воспитать из вас отважных и сильных защитников Спарты>, - твердил им ирен, их полновластный командир. Ежедневно с утра и до поздней ночи мальчики изучали военное дело, закалялись, повторяли физические упражнения: метали дротик, копье, бегали, прыгали в длину... Последнее упражнение Тилон любил больше всего. Прыгал он лучше всех в агеле. Однажды прыгнул даже дальше ирена, после чего неприязнь того к строптивому подростку возросла. ...Филлион зашуршал тростниковой подстилкой, укладываясь. Другого ложа воинам Спарты, даже в мирных условиях, не полагалось ни зимой, ни летом. И будущим воинам тоже... Ходили же они не иначе как в лохмотьях. - Филлион... - тихонько произнес Тилон без особой надежды. - Спи, прыгун, а то еще больше есть захочется, - пробурчал в ответ сонный приятель. Мальчиков агелы постоянно терзал голод: на завтрак им давали только кусок лепешки да кружку ледяной воды, обед и ужин были ненамного обильнее. - Послушай, Филлион, а правда, что твой отец был на Олимпиаде?.. В эту ночь мальчики разговаривали долго, почти до рассвета. К тому же Тилон заснул не сразу: то ли циновка показалась жестче обычного, то ли одолевали мысли об Олимпиаде. Проснулся Тилон от раскатистого хохота ирена, прозвучавшего, казалось, над самым ухом: дорожка, ведущая на учебный плац, пролегала рядом с их палаткой. Вскоре заверещала не менее ненавистная трещотка. Для Тилона, как и для всех его товарищей, начинался день - обычный день обычного обучения будущих воинов Спарты. Дрожащие от утренней сырости подростки выстроились на тщательно выровненной площадке, истоптанной многими поколениями таких же, как они, маленьких солдат. Тилону показалось, что ирен в это утро как-то по-особому смотрит на него. Может, воспитатель недолюбливает его еще с тех пор, когда семилетний мальчик, едва оторванный от родительского дома, проявил непокорный характер? Пройдясь перед строем, ирен скомандовал: - В гимнасий - бегом! Мальчики наперегонки помчались знакомой дорожкой прочь из лагеря. Вдали за поворотом дороги под первыми утренними лучами блеснули белые колонны гимнасия. Издали они казались легкими, почти лишенными веса. Верхушки колонн купались в голубом небе, еще не успевшем помутнеть от дневного жара. Гимнасий представлял собой обширную площадку для всевозможных гимнастических упражнений. Днем туда мог прийти любой свободный горожанин, но утренние часы были отданы мальчикам. - Сегодня будем метать копья! - провозгласил ирен, и мальчики с радостными криками бросились к пирамиде, в которую были составлены остроносые метательные снаряды. - А ты останься, - схватил ирен за руку пробегавшего мимо Тилона. - И ты тоже, - кивнул он неизменно находившемуся рядом с приятелем Филлиону. <Что еще задумала эта лиса?> - подумал Тилон, и на душе его стало неспокойно. В памяти вспыхнул ночной разговор с Филлионом. Ему представилось феерическое действо, которое разыгрывается раз в четыре года на берегу реки Алфей в честь Зевса. На все время проведения Олимпиады объявляется экехейрия - священный мир между всеми греческими государствами. А его родина - Спарта - только и знает, что воевать с соседями либо отряжать наемников тому, кто больше заплатит... Филлион рассказал об этом. Он много знает - недаром его отец член герусии, совета старейшин. Увидит ли Тилон когда-нибудь кипящую чашу олимпийского стадиона, красочные и пышные спортивные делегации свободных греческих государств, посланцев Италии, Сицилии, далеких Африки и Азии? А может, и он когда-нибудь промчится по олимпийской скамме, посыпанной песком, и прыгнет - прыгнет дальше всех!.. Увидев улыбку Тилона, ирен нахмурился. - Для вас у меня особые состязания, - сказал ирен. - Пойдемте за мной! Оба мальчика двинулись вслед за иреном, который шел на несколько шагов впереди, небрежно помахивая ореховой палкой, с которой никогда не разлучался - слишком часто приходилось пускать ее в ход. Тилон бросил вопросительный взгляд на друга, тот в ответ только покачал головой и недоумевающе развел руками. Их агела, которая старательно метала копья, осталась позади. Ирен и двое мальчиков зашли за длинный сарай, который отбрасывал косую утреннюю тень. - Вы снова нарушили ночной покой, - произнес ирен, внезапно остановившись. - До каких пор это будет продолжаться? - Но мы ведь не шумели... - нарушил тяжелую паузу Филлион. - У меня есть уши, - нахмурился ирен. - Вы занимаетесь в ночную пору никчемной болтовней. Дисциплина и порядок для вас ничего не значат! - С этими словами ирен замахнулся палкой на Филлиона. Тот отскочил. Тилон угрюмо молчал, опустив голову. - Вы нерадиво относитесь к занятиям и заслуживаете большого наказания, - сказал ирен. Тилон с готовностью шагнул вперед: он, как и остальные мальчики, привык к телесным наказаниям. - Бить вас, я убедился, бесполезно, - сверкнул глазами ирен. - Сегодня я припас для вас кое-что другое. Ну-ка, сбросьте плащи! Мальчики замешкались. - Живо! - подбодрил их ирен. Два изодранных до невозможности плаща упали на каменную глыбу, приткнувшуюся к наружной стенке сарая. Оба мальчика остались в белых рубашках, не достигавших до коленок. Ирен оперся на палку. - Итак, вы ведете разговоры об олимпийских состязаниях, - сказал он. - Что ж, я устрою вам состязания по олимпийским правилам. Здесь же, сейчас же! Вы будете драться между собой на кулаках. Тилон покачал головой. - Я не стану драться с Филлионом, - сказал он. - Нет, вы будете драться, клянусь всеми богами! - воскликнул ирен и, схватив Тилона за ворот, подтолкнул к приятелю. - Да, я забыл сказать. Победителя ждет награда: я отпущу его на целый месяц домой, к родителям. Ну, теперь что скажете? Перед Тилоном промелькнуло грустное лицо отца, заплаканные глаза матери, которые следовали за ним, бредущим прочь по рассветной дороге в клубах пыли. За долгие годы обучения никто из мальчиков их агелы ни разу не побывал дома. Тилон почувствовал, как горло его перехватило волнение. Филлион несколько раз растерянно моргнул, не зная, верить ли ирену. - Начинайте! - сказал ирен и хлопнул в ладоши. Но мальчики не двинулись с места. Тогда ирен толкнул Тилона с такой силой, что тот врезался в Филлиона. От боли Филлион вскрикнул и оттолкнул Тилона острым локтем. - Прости, Филлион, - сказал Тилон. - Жалкие трусишки, - осклабился ирен. - Какие же вы спартанцы, если боитесь кулачного боя? Слова ирена звучали обидно. - Нет, вы недостойны имени спартанцев, - продолжал ирен, чувствуя, что нащупал верную почву. - Самые достойные мужи нашего государства не гнушаются честного спортивного поединка. А вы! Только и умеете что болтать по ночам. Столько презрения было в этом <вы!>, что Тилон заколебался. Мельком глянул он на кривую, ехидную улыбку ирена и вдруг разом понял его коварный замысел: стравить их, словно двух петухов, чтобы унизить обоих. Тилон опустил поднятые было кулаки. - Не буду драться, - сказал он. - И я не буду, - поддержал его Филлион. Ирен изменил тактику. - Предоставляю вам выбор, - сказал он. - Либо вы сразитесь на кулаках до полной победы, пока один не побьет другого, либо я изобью вас до полусмерти вот этим самым посохом, с которым вы хорошо знакомы. - И он потряс в воздухе ореховой палкой. Филлион нерешительно шагнул к Тилону. - Давай понарошку, Тилон, - еле слышно прошептал он. Ирен, отвернувшись, сделал вид, что не слышит шепота. Тилон неуверенно кивнул. Тогда Филлион небольно ткнул кулаком приятеля в грудь. Тот все еще держал руки опущенными. Ирен схватил кулачки Филлиона в свои огромные лапищи. - Я научу вас драться! - рявкнул он. - А ну, кулаки сожми покрепче! Подросток, привыкший к дисциплине, против воли сжал кулаки. - А теперь так! А теперь так его, прыгуна! - стал приговаривать ирен, поочередно нанося удары Тилону то левым, то правым кулаком его товарища. Один удар пришелся Тилону в глаз, и он, не удержавшись, вскрикнул от резкой боли. - Больно? - спросил ирен. - А ты дай ему сдачи! Постепенно мальчиками начало овладевать ожесточение. Хотя они и старались бить <понарошку>, некоторые удары получались полновесными и достигали цели. Ярость юных спартанцев умело разжигал ирен, который неутомимо вился возле них. То и дело он давал волю собственным рукам, так что Тилон и Филлион вскоре перестали различать, какие удары наносят они, а какие - ирен. Под глазами Тилона уже красовался внушительный синяк величиной с афинскую драхму, а нос Филлиона был разбит до крови. Тилону все сильнее хотелось прекратить бой, но какое-то ложное чувство мешало ему сделать это. Вдруг ирен сочтет его и впрямь трусом и раззвонит об этом по всей агеле? Нет, что угодно, но только не это. Оба юных бойца уже едва держались на ногах. Бой длился долго. А ирен, выкрикивая угрозы и обидные слова, все толкал и толкал их друг к другу. После одного из ударов Тилона Филлион покачнулся и упал. А может, это ирен ударил его?.. Тилон опустился на колени перед товарищем. Тот дышал тяжело, с присвистом, закрыв глаза и сжав зубы. Затем пошевелился и сделал попытку подняться. Тилон осторожно поддержал его под руку. - Назад! Нечего слюни распускать, - оттолкнул Тилона ирен. Тилон отвернулся от рухнувшего товарища и шагнул к ирену. И столько ненависти было во взгляде мальчика, что ирену стало не по себе. - Ты что, ослеп? Противника не видишь? Не отвечая, Тилон продолжал наступать на ирена. Это был уже не тот слабый и тощий семилетний мальчишка, который когда-то на дороге безропотно принимал удары ореховой палки ирена. Теперь на наставника агелы надвигался, угрожающе сжав кулаки, крепкий четырнадцатилетний парень. Тилон был высок, ловок, строен, из тех, о ком говорят: ладно скроен. Не отвечая, Тилон продолжал наступать на ирена. Подойдя вплотную, он изо всей силы ткнул ирена кулаком, тот не без труда отбросил четырнадцатилетнего мальчишку. - А, так ты бунтовать? - проговорил ирен и занес ореховую палку. Тилон сразу понял, что его ожидает. Бунт - это самый страшный грех, в котором можно обвинить спартанца. Бунтовщику, если он уличен, полагается смертная казнь, независимо от его возраста и влиятельных родственников. Так повелось с незапамятных времен, когда этот закон провозгласил, говорят, ставший ныне легендой Ликург. И Тилон побежал. Он слышал за спиной дыхание преследующего ирена. Обогнув сарай, Тилон пробежал мимо агелы, которая, устав от метания тяжелого копья, отдыхала на траве, в тени навеса. - Хватай его! - выкрикнул ирен. - Кто поймает - тому награда! Куда бежать? Мимо колонн, по дороге? Но она ведет в селение, и там его неминуемо схватят идущие люди, следуя крикам ирена, который продолжал преследовать его. Остается только один путь - в обратную сторону. Но там гимнасий охватывает широкая канава, наполненная стоячей водой, а сразу за канавой начинаются горные отроги, поросшие лесом. Ширина канавы - тридцать стоп, не меньше... Но выхода нет! Круто повернув, Тилон бросился прямо на ирена, тот в первое мгновение опешил от неожиданности, и мальчик, проскользнув меж его широко растопыренных рук, бросился ко рву. - Остановись! Остановись, Тилон! - доносились сзади крики, но он только ускорил бег. Вот и ров, почти вровень с берегами заполненный зеленоватой жижей, поросшей ряской. Тилон припомнил рассказы ребят о том, что во рву водится водяной змей, который может проглотить целого теленка. Он мчался к широченному рву, почти бессознательно выискивая глазами точку, от которой лучше всего оттолкнуться в стремительном прыжке. Прыжок... Тело взвилось в воздух. Он распластал руки, паря в пространстве как птица. Удачно приземлившись и пробежав еще немного в сторону вековой рощи, Тилон оглянулся. На том берегу рва металось несколько фигур, среди них выделялась одна высокая, с палкой. ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ Зелень становилась все гуще, бежать было труднее, но Тилон долго не решался остановиться, чтобы передохнуть. Перед глазами стояла картина постыдного кулачного боя с Филлионом, подбитый глаз горел, а когда в босую пятку вонзилась колючка, Тилон чуть не заплакал от боли, обиды и отчаяния. Да, положение его и впрямь было отчаянным: убежав из агелы, он тем самым поставил себя вне закона. Ведь это бегство было равносильно дезертирству, а к дезертирам закон Спарты был особенно суров. Дезертирство, как и бунт, карается смертью. Куда ни кинь, всюду клин. - Что ж, пусть сначала они догонят меня, - бормотал он сквозь стиснутые зубы, разводя цепкие ветви кустарника. Ненависть к ирену жгла сердце. И еще жаль было Филлиона, товарища, с которым он так сдружился. Это все ирен, да будет он проклят богами... Солнце стояло высоко в зените, когда Тилон решился наконец остановиться. Он свалился, обессиленный, на лужайке, поросшей ярко-алыми цветами. Сердце бешено колотилось, перед глазами плыли круги. Лесные пичужки, умолкшие было при появлении незваного гостя, постепенно успокоились и снова взялись за свои бесконечные песнопения. <Немного отдохну и побегу дальше, - подумал он. - Могут устроить погоню с собаками. Ирен наверняка не успокоится: ведь и ему за мое бегство из агелы грозит суровое наказание>. Очень хотелось есть. Тилон собрал с кустов немного ягод, запил их водой из родничка, бившего неподалеку от поляны. После привала не то что бежать - идти было тяжело. Тело налилось свинцом, все время клонило в сон. К тому же и солнце припекало - даже листья деревьев не давали полной тени. И все-таки Тилон продолжал двигаться. Однажды ему показалось, что издалека донесся собачий лай. Он приостановился, прислушался, но лай не повторился. <Почудилось>, - подумал Тилон. Только сейчас он всерьез задумался, на что обрек себя своим бегством. Он теперь изгой. Земля будет гореть под его ногами. Гонцы на городских площадях Спарты объявят его приметы и награду за поимку. И там, в родном городе, узнают, что он беглец. За ним будут охотиться как за диким зверем. Выход один - бежать из Спарты. Греция, хвала Зевсу, велика. Да и на Греции одной свет клином не сошелся. Филлион рассказывал о далеких заморских государствах, где все диковинно и необычно, где даже псоглавцы обитают. О них он слышал от своего отца, тот не может лгать... Но лучше люди с песьими головами, чем ирен. Бежать! Легко сказать. Но куда? И как? И если покинешь Спарту - увидишь ли когда-нибудь своих родных и близких?.. Сон сморил Тилона неожиданно. Мальчику показалось, что он, когда споткнулся, решил несколько минут отдохнуть на траве, однако коварный Морфей тут же смежил его веки. Когда Тилон проснулся, вечерело. Открыв глаза, он не мог сразу сообразить, как очутился в лесу. Затем припомнил все и со стоном поднялся. Потер синяк под глазом, вздохнул и снова двинулся в путь. Долгие восемь дней и ночей длились скитания Тилона. Днем мальчуган шел, стараясь по солнцу выдерживать одно направление. Ночью, боясь диких зверей, он забирался для отдыха на деревья. Но какой отдых на дереве? Селения Тилон обходил, с людьми старался не встречаться. Ноги мальчика кровоточили, щеки запали, глаза горели лихорадочным блеском. Постепенно Тилон не то чтобы смирился, но как-то свыкся со своим положением беглеца. Пока солнце стояло высоко, он старался пройти как можно больше. Раздвигая ветки можжевельника и земляничника, срывая на ходу плоды дикой оливы, он шагал, стараясь не обращать внимания на усталость. Питался в пути дикорастущими плодами, пил из родников и ручьев, которые иногда попадались по дороге. Однажды, дело было под вечер, Тилон заметил с горы огонек: глубоко в долине трепетал одинокий костер. Хотя он был далеко, зоркий Тилон разглядел у костра согбенную фигуру старика и после долгих колебаний решился подойти к нему. Длинная борода старика ниспадала с подбородка подобно водопаду. Он сидел на корточках, обхватив руками колени, и не мигая смотрел в огонь. На Тилона старик, казалось, не обратил никакого внимания. Мальчик зашел сбоку, остановился и кашлянул. - Садись грейся. Вечера теперь холодные, - сказал старик, не поворачивая головы. В первый вечер они поздно засиделись у костра. Искры, похожие на шмелей, с треском взлетали в синее небо, усыпанное звездами. Тилон подумал, что впервые со дня бегства из агелы поднял голову и увидел небо. - Зевс пролил молоко, - сказал Тилон, указывая на небесную реку - Млечный Путь. Старик погладил бороду. Такой бороды Тилон отродясь не встречал - великолепная, окладистая, она поблескивала в бликах, отбрасываемых костром. Несмотря на почтенный возраст незнакомца, борода его была черной как смоль. - Зевс тут ни при чем, - сказал старик. - И река, которую ты видишь над собой, вовсе не молочная... Это не река, а скопище мириад звезд. - Откуда ты можешь знать это? - изумился Тилон и подбросил в огонь несколько веток. - Я и еще знаю многое о мироздании, - грустно улыбнулся старик. - Эти тайны удивительны и красочны, словно камни-самоцветы. Но кому мне поведать о них? Я одинок. Он ткнул палку в костер, и золотистый сноп искр взметнулся ввысь. - Как тебя зовут? - спросил Тилон. Старик усмехнулся. - Пелоп - мое имя, - произнес он после продолжительной паузы. По выговору Тилон распознал чужеземца. - Обносился ты, - произнес старик. - Издалека, видно, шагаешь? Тилон промолчал. Пелоп налил до краев чашу молока и протянул ее Тилону. - Пей, - сказал он. Тилон осушил чашу единым духом, не отрываясь. - Пелоп, ты не спартанец, - сказал он, осторожно опуская чашу на траву. Старик утвердительно кивнул, взгляд его подернулся грустью. - Я родился далеко, - произнес он глухо. - Спартанцы очень любят воевать... Во время войны я попал в плен, меня обратили в рабство. - Так ты раб? Не бойся, я не выдам тебя! - Тилон сделал движение к костру, чтобы разбросать его. - Не трогай костер, - остановил его Пелоп, прикоснувшись к острому плечу мальчика. - Я отпущенный раб. Меня вызволили из рабства они, собственные руки. - Старик рассматривал свои мускулистые, мозолистые ладони, словно впервые видя их. Скорбная улыбка затеплилась в уголках его губ. - Расскажи, Пелоп, как это было, - попросил Тилон, с трудом превозмогая сладкую дремоту. - Видишь ли, я немного знаю механику. В баллистике разбираюсь. Может, не как Архимед, но все-таки... Когда враг осадил ваш главный порт, я помог его защитникам - соорудил катапульту, которая швыряла каменья величиной с теленка. Ну вот, спартанцы в награду меня освободили. - Куда же ты подался? - Сначала побродил немного по Спарте, посмотрел, как люди у вас живут. Честно скажу - худо живут, - покачал головой Пелоп. - Илоты - люди, которые обрабатывают землю, - лишены всяких прав. Время от времени у вас устраивают для устрашения илотов криптии... Криптии - позор для Спарты! - воскликнул старик. - Отряды молодых воинов рассыпаются по всей стране, грабят и убивают несчастных илотов сколько им вздумается. И все это совершенно безнаказанно! Так придумал ваш славный законодатель Ликург. Тилон мучительно покраснел: ему вдруг стало стыдно за Спарту. Хорошо, что уже стемнело и Пелоп не мог видеть его пылающих щек. - Пелоп, ты много повидал и много, наверно, знаешь, - сказал Тилон. - Скажи, почему Спарта жива только войной да армией? - Спарта, видишь, сама по себе невелика, - ответил Пелоп сразу: видно, он и сам над этим задумывался. - Я промерил ее собственными ногами из конца в конец, с севера на юг, и это не заняло слишком много времени. Но руки у Спарты загребущие - она хочет властвовать над многими государствами. Не сама Спарта, конечно, а ее правители. Вот и приходится им тянуться изо всех сил, воспитывать в агелах выносливых солдат, которые не рассуждают, и сколачивать из них армию. При слове <агела> Тилон вздрогнул, и старик бросил на него внимательный взгляд. - Между прочим, я заметил тебя, когда ты был еще на вершине холма, - сказал он, круто меняя разговор. - Спускаясь, ты прыгнул, и прыжок был неплох. Способность к прыжку у тебя есть, а вот умения маловато. Тилон вспыхнул от обиды. - Меня учил прыгать... - начал он. - Не знаю, кто учил тебя прыгать, - взмахом руки остановил его Пелоп, - но скажу одно: твой тренер в спорте почти такой же невежда, как и ты. Пожалуй, как и все в Спарте, кто считает себя знатоком спорта. Но тайна дальнего прыжка существует... - Тайна дальнего прыжка? - с замиранием сердца переспросил Тилон. - Да. - И ты знаешь ее? - Знаю. - Открой мне эту тайну, Пелоп! - вырвалось у Тилона. Пастух с любопытством посмотрел на мальчика, глаза которого лихорадочно заблестели. - Зачем она тебе? - Я хочу научиться прыгать дальше всех в мире. Хочу победить на Олимпиаде. А потом... Тилон замолчал. - А потом? - повторил пастух, посмотрел на юного собеседника и осекся: мальчик не мигая смотрел в огонь, на глазах его выступили слезы. - Не так-то просто раскрыть тебе тайну дальнего прыжка, - покачал головой старик. - Этого не сделаешь в одной или нескольких фразах. Чтобы научить тебя правильно прыгать, нужно время, и немалое. Мальчик вздохнул, задумчиво поправил на плече лоскут рубахи, в которой убежал из агелы. - Ладно, - сказал он, - я могу остаться у тебя еще на день. - На один день? Да ты смеешься, мальчуган! - воскликнул Пелоп. - Чтобы научить тебя правильно прыгать, нужно не меньше года. - Не меньше года? - поразился Тилон. - Не меньше, - подтвердил старик. Затем посмотрел на погрустневшего мальчика и медленно произнес: - Останься со мною, сынок. Мне будет не так одиноко. Я научу тебя прыгать дальше всех в мире, и ты станешь лауреатом Олимпиады. Рапсоды будут слагать в твою честь песни, поэты - стихи, родной город внесет тебя в списки почетных граждан, тебе будут воздвигать статуи, и слава твоя переживет века! Ты будешь мне как сын. Останешься? - Нельзя мне оставаться здесь, Пелоп, - тихо произнес Тилон. - Завтра двинусь в путь. Ты можешь путешествовать свободно, а я должен скрываться... Пелоп поднялся. - Что ж, значит, Парки не судили, - сказал он грустно. - А я успел тебя полюбить... Судьба всего меня лишает. Боюсь, тайна дальнего прыжка умрет вместе со мной. ...Утром Пелоп накормил Тилона и дал ему сыру на дорогу. - Ты похож на Зевса, - сказал на прощанье Тилон. Пастух улыбнулся. - А разве ты видел Зевса? - Нет. Но ты все равно на него похож, - непоколебимо ответил Тилон. - Куда же ты теперь? - Понимающие глаза старика, казалось, насквозь просверливали Тилона. - Послушай, а ты не знаешь, граница Спарты отсюда далеко? - ответил вопросом Тилон. - Граница... - присвистнул пастух. - Граница отсюда недалеко. Держись все время на закат - и ты быстро достигнешь ее. На вот куртку возьми, твоя рубашка совсем изорвалась. ЛИКОМЕД ...Удачный прыжок через пограничную реку окрылил Тилона, придал ему новые силы. Перейдя с бега на шаг, он все время озирался по сторонам: каково оно, чужое государство? Но кругом были все те же деревья, и кустарник, и голубое небо с бегущими по нему облаками - все было такое же, как в Спарте, оставшейся за пограничной рекой. Вскоре, однако, невеселые мысли начали одолевать мальчика. Ведь человек, покинувший свое государство, в любом другом утрачивает все права и становится метэком - бесправным. Вдали показалось селение. Его хорошо было видно с горы. Смеркалось, и в домах зажигались огоньки, которые призывно манили. Тилон решил было спуститься вниз, к людям, и попросить что-нибудь поесть. Но осторожность взяла верх. Он собрал немного ягод, доел остатки сыра и тотчас провалился в бездонный омут сна. Тилон проснулся оттого, что его мутило, а голова раскалывалась от боли. Возможно, среди ягод, которые он поел, оказались ядовитые, которые ирен называл волчьими. А может, сказалась усталость, которая накапливалась каждый день, каждый час нелегкого пути. Спал он долго - вокруг стояла глубокая ночь. Решившись, Тилон медленным шагом двинулся вниз, в селение, облитое лунным светом. Сон не освежил его - мальчик чувствовал себя разбитым. Дорогу он выбирал больше чутьем. Родной дом, родители, дед, агела, спортивный лагерь, ирен, суровая Спарта - все казалось теперь бесконечно далеким, почти нереальным. <Метэк, метэк>, - черной птицей билось в голове тяжелое холодное слово. Как-то встретит его чужбина? Узкие улочки селения были пустынны. Равнодушная луна струила холодный свет на каменные стены домов, щербатые колонны, искривленные ленты улиц. Тилон представил себе, какая жизнь кипела здесь днем. Но сейчас все было мертво. Перед домиком победнее Тилон остановился и долго стоял, не решаясь постучать в дверь. Вдруг в ответ на просьбу дать приют его схватят, свяжут и вернут в Спарту, благо до нее рукой подать?.. Нет уж, лучше терпеть какие угодно мытарства и лишения, чем снова попасть туда, в агелу, в руки ирена... Вскоре улицы стали пошире, а дома повыше, побогаче. Мальчик понял, что приближается к центру городка. Когда он миновал чашу открытого театра, здания расступились и перед ним открылась городская площадь. Она до удивления напоминала Тилону ту, в родном городе, и в первое мгновение ему почудилось, что он вернулся домой. Тилон шел как во сне, шаг за шагом погружаясь в смутное пространство площади, - так погружается в море ныряльщик, решивший достичь дна. Вдали показался столб, к которому луна прицепила длинную тень. Что это? Солнечные часы? И тут Тилон почувствовал, как у него отяжелели ноги: ему показалось, что в тени столба прячется какая-то фигура. Выждав немного, Тилон начал продвигаться дальше неслышно, словно зверь. Фигура впереди зашевелилась, и что-то звякнуло. Сомнений не оставалось - у столба находился человек. Мальчик опустился на порог какой-то лавки. Неведомая фигура, как и все непонятное и таинственное, внушала страх. Внезапно человек у столба забормотал. Тилон прислушался, и до него донеслось: Вот он, смотри, Феогнет, победитель в Олимпии, мальчик, Столь же прекрасный на вид, как и искусный в борьбе... При упоминании Олимпии Тилон непроизвольно вздрогнул. Задетый его ногой камешек отлетел в сторону и глухо стукнул. Бормотание прекратилось. - Кто здесь? - спросил неизвестный. Тилон притаился. - Ты снова пришел ко мне, мой мучитель? - громко произнес неизвестный. - Что же медлишь? Подходи, я жду тебя! Бей, не стесняйся! Голос незнакомца звучал глухо. Тилон поднялся и сделал несколько шагов к столбу. Услышав шаги, замолкший было незнакомец встрепенулся. - Смелее, смелее, враг мой! Можно подумать, ты идешь впервые избивать меня, - сказал он. - Бей, ведь я не могу ни убежать от тебя, ни дать сдачи. Мальчик, движимый острым любопытством, которое пересиливало страх, приблизился к незнакомцу. Тот был прикован короткой цепью к столбу. Это был пожилой, усталый человек. Тилон присмотрелся к нему и едва не вскрикнул: человек был слеп. - Я не враг твой, - звонко произнес Тилон, - и я не собираюсь бить тебя. Незнакомец улыбнулся. - Как зовут тебя, мальчик? - Тилон. - Тилон... Странное имя. Я не встречал такого. Что ты делаешь здесь ночью? Откуда ты? - А кто такой Феогнет? - спросил Тилон, переведя разговор. - Феогнет... - повторил незнакомец. - Честь ему и хвала. Это юноша, который сумел стать победителем Олимпиады! Он положил на лопатки всех борцов, самых маститых, самых известных. Ты услышал стихи, которые я прочел? - Да. - Их посвятил ему сам знаменитый Симонид из Кеоса! - сказал незнакомец. - Послушай... - Меня зовут Ликомед. - Послушай, Ликомед. Сейчас ведь ночь и площадь пустынна. - Знаю. - Для кого же ты читаешь стихи? - Для себя, - улыбнулся Ликомед. - А ты знаешь стихи о тех, кто прыгнул на Олимпиаде дальше всех? - Конечно. - Прочитаешь их? - Я знаю много стихов, Тилон. Но у меня слишком мало времени осталось, чтобы прочитать их, - вздохнул Ликомед. - За что тебя приковали целью? - задал Тилон вопрос, который его больше всего мучил. - Долгая это история. И невеселая... Ликомед задумался. Глубокие морщины прорезали его лоб, напомнивший Тилону кору старого дерева. Да и сам Ликомед напоминал дерево, разбитое грозой, но еще живущее. Он стоял, широко расставив ноги и прислонившись к столбу. Незрячие глаза, казалось, вглядывались в светлую ночную даль. - Я крестьянин, Тилон, - начал Ликомед. - И отец мой был крестьянин, и дед. Из рода в род мы жили тем, что возделывали пшеницу. Ну вот. Три года назад случилось так, что наше войско, двигавшееся на Спарту, чтобы отразить вероломное нападение... Да ты знаешь ли, что такое Спарта? Тилон в волнении кивнул. - Спарта - государство, с которым мы граничим, - пояснил Ликомед, не дождавшись ответа. - Да поразят ее боги, Спарту. Житья от нее не стало соседям! Только о войне и помышляет это государство, из младенцев солдат воспитывает... Но я отвлекся. Итак, спартанцы перешли нашу границу в том месте, где никто этого не ожидал. Наше войско в великой спешке ринулось им навстречу. И так уж случилось, воины начисто растоптали мое поле молодой пшеницы. Что тут будешь делать? Хоть с голоду помирай. Пошел я к богатому соседу: его участок не пострадал. Попросил ссуду. Он дал, но с тем что через год я обязался отдать вдвое. - Вдвое? - Ну да. Обычное дело. <Не хочешь, - сказал он, - не бери - дело твое>. А выхода у меня не было. Ликомед помрачнел. - А через год случился неурожай, - продолжал он после паузы. - Есть нечего семье. Опять я к соседу. Тот говорит: <Ладно, еще годик подожду, но долг твой снова удвоится>. - Значит, станет вчетверо против прежнего, - вставил Тилон, внимательно слушавший рассказ Ликомеда. - Верно, мальчик. Вчетверо. Срок истек, долг отдать я не сумел. Не могла моя земля родить столько пшеницы. По закону и я, и вся моя семья должны были перейти в рабство к соседу. Рабство хуже смерти - запомни это, Тилон. Пошел я к соседу, попросил подождать. Не помогло: скаредность закрыла ему весь белый свет. Пришли забирать нас в рабство... Сосед решил нас продать далеко, за море, в Ольвию... Я сопротивлялся - ударил начальника стражи. Жену и дочь увезли... А меня за то, что поднял руку на представителя власти, ослепили и приковали к позорному столбу на четверо суток. Хвала Зевсу, на рассвете завтра мой срок истекает. - И тебя отпустят? - В Тартар. - Ликомед провел пальцем поперек горла и добавил: - Чтобы другим неповадно было бунтовать против властей. - Но ты же мог убежать! - вырвалось у Тилона. - Когда? - Хоть в эту ночь. - А цепь? - Ее можно разбить. - Я слеп! - Неужели у тебя нет друзей? - Они боятся навлечь на себя гнев властей, - с горечью произнес Ликомед. - А я не боюсь! Я разобью твои цепи, и мы убежим! - вырвалось у Тилона. - Гм, убежим... - Ликомед, казалось, раздумывал над словами мальчика. - Но если нас поймают - тебя ждет моя участь. А у тебя вся жизнь впереди. - Решайся, Ликомед! Я стану твоими глазами, я буду повсюду с тобой. Мы пойдем в горы, в леса, соберем недовольных и отомстим ирену... отомстим твоим обидчикам, - поправился Тилон. - А потом отправимся на поиски твоей жены и дочери. Ну, разбивать цепь? - Разбивай, - махнул рукой Ликомед. Тилон с усилием поднял большой камень и принялся бить им по цепи. Ликомед не мог помогать ему - мешала короткая цепь. - Потише, потише бей, Тилон, - приговаривал он шепотом. - Не ровен час, сторож услышит. Но сторож, ничего не слыша, спал в своей убогой конуре, упившись без меры аттическим вином. Разбитая цепь упала на землю. Ликомед расправил плечи, пошевелил затекшими руками. - Уже светает? - спросил он. - Нет, до утра далеко. - Это хорошо. А теперь веди меня к побережью. Там среди скал лучше всего спрятаться на первых порах. Тилон замешкался. - Я не знаю дороги туда, - сказал он после паузы. - Вот как? Не знаешь, где побережье? - удивился Ликомед. - Не знаю. - Тогда сделаем так. Мы пойдем, ты будешь описывать мне места, а я буду говорить, куда сворачивать. Что поделаешь, не привык я еще жить слепцом, как Гомер, - добавил Ликомед с виноватой улыбкой. Мальчик взял его за руку, и они двинулись в путь. Через два часа торопливой и мучительной ходьбы - Ликомед часто спотыкался, а однажды упал, разбив в кровь лицо, - они были уже на побережье. Когда Ликомед обессилел, Тилон подхватил его на плечи и понес. ...Многое пришлось испытать Тилону. Он стал правой рукой Ликомеда, который возглавил крестьянский бунт. Поначалу их было немного - жалкая кучка обездоленных, доведенных до отчаяния голодом и нуждой. После к ним стали примыкать целые селения крестьян, задавленных непосильной кабалой. Ликомед разбивал их на отряды, внушал необходимость воинской дисциплины. Неутомимый и вездесущий Тилон преподавал им приемы кулачного боя, учил бегать, прыгать в длину, стрелять в цель из лука. Вот когда пригодилась выучка ирена! - Откуда только у парня такая сноровка и знания? - покачивали головами крестьяне, собираясь по вечерам в кружок у костра. Ликомед помалкивал, лишь улыбался в бороду. Помалкивал и Тилон. Отряды восставших освобождали тех, кто попал в долговую кабалу, уничтожали долговые знаки - каменные столбы, казнили наиболее свирепых заимодавцев. Тилон возмужал, окреп, загорел на вольном воздухе. Он и тут находил время заниматься прыжками в длину, и каждый его прыжок вызывал восхищение крестьян в отряде. Сам мальчик, однако, чувствовал, что дальность прыжка, несмотря на все старания, почти перестала расти. Он чувствовал, что достиг некоего предела, за который перешагнуть уже не удавалось. Если бы узнать секрет дальнего прыжка, о котором ему говорил когда-то встреченный пастух! Но где он теперь, Пелоп? Да и его слова о секрете прыжка не выдумка ли? Между тем с некоторых пор дела восставших пошли похуже. Испуганные размахом восстания правители начали стягивать к побережью и прилегающим лесам большие силы. Все туже сжималась петля вокруг горной гряды, где в густых чащах располагалась основная база восставших крестьян. Уже несколько лет полыхал огонь крестьянского бунта, и правители ничего не могли с ним поделать. ...На рассвете в лагерь прискакал гонец. Конь под ним пал, последний отрезок пути он преодолел пешком. Гонец несколько минут молчал. Он сидел на корточках, с почерневшим лицом, в окружении встревоженных крестьян. - Подписан договор со Спартой, - сказал он наконец. Люди на все лады загомонили, обсуждая новость. - Экейхерия? Олимпийский мир? - уточнил Ликомед. - Едва ли это олимпийский мир, - вступил в разговор Тилон. - Ведь до очередных Олимпийских игр еще почти три года. Тилон тщательно хранил в памяти все, что касалось Олимпиад. - Согласно договору войска Спарты будут теперь брошены против нас, - медленно, почти по складам произнес гонец, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. Люди переглянулись. Каждый знал, что воины Спарты отличаются жестокостью и беспощадностью. - Не падайте духом, друзья, - произнес Ликомед, чутко уловив общее настроение. - Войско спартанцев в большинстве состоит из таких же, как мы, крестьян. Попробуем обратить их в нашу сторону. - Но это еще не все, - сказал лазутчик. - Говори до конца, - велел Ликомед и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. - Против нас, говорят, будет брошена агела - лагерь юных спартанских воинов. Ходят слухи, что это сущие дьяволы, которые никому не дают пощады. При последних словах гонца кровь бросилась в лицо Тилона. Хорошо, что в этот момент никто не смотрел на него. БОЙ НА ВЕРШИНЕ ...Наступил день жестокого сражения, которое длилось не переставая уже четвертые сутки. Основная масса восставших была рассеяна отрядами спартанских лучников. Горные ущелья и вековые леса оглашались стуком мечей, яростными воплями сражающихся, стонами раненых. Небольшой отряд, в котором находились Ликомед с Тилоном, оказался отрезанным от остальных. Отбиваясь от наседающего врага, отряд продвигался вверх по узкому горному ущелью, изрезанному оврагами. Ликомед шел впереди, тяжело опираясь на плечо Тилона. - Ты - мой посох, - говорил Ликомед, когда останавливался, чтобы вытереть пот с лица. - Я - глаза твои, - отвечал Тилон. Во вчерашнем сражении Ликомед был ранен в бедро боевой стрелой, и повязка сковывала его движения. К вечеру отряду удалось оторваться от преследователей. Ликомед несколько раз обеспокоенно крутил головой и бормотал как бы про себя: - Слишком легко они дали нам оторваться, спартанцы... Не нравится мне все это... Мы должны изменить наш путь! - Это невозможно, Ликомед, - отвечал каждый раз Тилон, оглядываясь. - А что вокруг? - Все те же неприступные горы. Они нависают над нами, закрывая небо. Дорога одна - только по ущелью. - Что ж, тогда поспешим, - говорил Ликомед, и маленькая колонна ускоряла шаг. Путь их извивался по дороге подобно змее. На дне ущелья было сыро, меж камней бормотал невидимый ручеек. Пахло гнилой древесиной, прелыми листьями. С каждым шагом Ликомед прихрамывал все заметнее, и Тилон видел, что лицо вождя все время морщится от боли. Но когда кто-то предложил сделать короткий привал, Ликомед только покачал головой. Дорога стала круче, теперь вверх приходилось карабкаться. Тилона давно уже мучила жажда, и юноша на ходу срывал и жевал листья дикого орешника, чтобы хоть как-то утолить ее. Камни срывались из-под ног бойцов и с грохотом катились вниз. Чтобы сделать шаг вперед, людям приходилось хвататься за ветки и стволы. - Почему они перестали преследовать нас? Странно, очень странно, - говорил Ликомед. Тилон молчал - он не знал, что ответить. Они шли всю ночь, а на исходе ее вышли к вершине горы. Вершина представляла собой небольшое плато, окаймленное острыми зубцами скал. Отсюда было видно далеко окрест. Начинающийся день уже разливал на востоке свое сияние, и туман, подсвеченный розоватым светом, уплывал вниз, клубясь ленивыми валами. Площадку, на которую вскарабкался маленький отряд, со всех сторон окружала пропасть. - Глянь-ка хорошенько, Тилон, у тебя глаза молодые, - попросил Ликомед, обойдя на ощупь площадку. - Есть ли отсюда дорога вниз? Тилон до рези в глазах вглядывался в каждую складку местности, расстилавшейся перед ним. - Есть только тот путь, по которому мы пришли сюда, - сказал он. - Другого пути нет. - Они перехитрили нас. Мы в ловушке, - произнес Ликомед. - Нам остается продать свои жизни подороже. Увы, худшие опасения Ликомеда вскоре подтвердились. В глубине ущелья, приведшего их на плато, крестьяне заметили блеск копий, мечей и щитов, а вскоре снизу донеслись отрывистые звуки спартанской речи. - Эй, вы там, наверху! - донесся из ущелья гортанный крик. - Вы в мышеловке. Бежать вам некуда. Предлагаем сдаться на милость победителя. Голос показался Тилону знакомым. Лица восставших посуровели, взгляды обратились на Ликомеда. - Мы не сдадимся, - твердо сказал он. - Будем драться до последнего. И пусть наша борьба послужит примером для грядущих поколений... Тилон подошел к краю площадки и, с усилием сдвинув с места, столкнул вниз огромный, поросший мхом валун. Взметая прах, набирая скорость, камень с грохотом покатился вниз. Снизу послышались проклятия, затем все смолкло. Из ущелья вылетело копье. Коротко блеснув в лучах утреннего солнца, оно вонзилось в землю рядом с Тилоном. Юноша столкнул вниз еще один камень, и целый рой стрел и копий вылетел из ущелья. Кто-то из восставших, раненный стрелой, протяжно застонал. ...В полдень сражение иссякло. Все попытки спартанцев занять с ходу горную площадку были отбиты. Своих раненых восставшие поместили под наскоро сооруженный навес, спасавший от палящих лучей солнца. - Выдайте главаря! - кричали снизу спартанцы. - Мы знаем: он с вами. Выдайте его, иначе мы уничтожим всех! Ликомед появлялся на самых опасных участках битвы, угадывая их чутьем. Но боги щадили слепого смельчака - на нем не было и царапины, хотя вокруг вились вражеские стрелы и копья. Постепенно спартанцы, царапаясь по скалам, окружили площадку, и теперь она напоминала остров, охваченный со всех сторон бушующими волнами. Метательные снаряды врага выскакивали снизу и, описав дугу, обрушивались на восставших. Те отбивали их щитами, отвечая противнику градом камней. Но силы были слишком неравны, к тому же защитники плато метали камни наугад, не видя противника, который в отличие от них имел превосходную возможность маскироваться. Вскоре к мятежникам подобрался еще один коварный противник - жажда. - У нас кончились продукты, Ликомед, - сказал Тилон вождю восставших на исходе вторых суток их пребывания на скалистой площадке. - Не беда, - невесело усмехнулся Ликомед. - Боюсь, мы уже не успеем проголодаться. Теперь ранены были почти все, кто сгрудился на площадке: кто в руку, кто в ногу, кто в живот. В душе Тилона бушевали сложные чувства. Внимая возгласам атакующих, он слышал голос почти забытой родины. Нет, не забытой! Юноша знал, что до смерти сохранит в памяти ее образ. Гм, до смерти!.. Похоже, ждать недолго. И уже никогда не повидает он мир, далекие земли, не осуществит мечту своей жизни - не станет лауреатом Олимпиады... Тилон вздрогнул, очнувшись от минутного забытья. Среди торжествующих и яростных криков тех, кто осаждал площадку, ему почудился голос ирена. О, он узнал бы его из тысячи - злобный, чуть хрипловатый, будто напоенный ядом змеи. - Эй, Тилон! И ты здесь? Вот так встреча, хвала Зевсу, - услышал он снизу, из ущелья. Сомнений нет - это ирен. - Мало того что ты попрал законы Спарты, - продолжал кричать ирен, - ты и сражаешься против нас! - А где твой ореховый посох? - спокойно спросил Тилон. - Не забудь на него опереться. Ирен потряс копьем. - Значит, и здесь ты вздумал воду мутить? - прокричал он в приступе ярости. - Что ж, тем теплее будет наша встреча. Теперь ты от меня не уйдешь! Мы воздадим тебе по заслугам, не сомневайся! - А я и не сомневаюсь, - ответил Тилон, подойдя к самому краю площадки. Пользуясь каждым выступом, каждым кустом, к ним все ближе подбирались спартанцы. Потерпев неудачу в открытом штурме, они избрали коварную тактику. Оставаясь сами невидимыми, они принялись осыпать площадку метательными снарядами. Спартанцы решили деморализовать восставших, подавить их дух, уничтожить - не в рукопашном бою, а на расстоянии. В то же время спартанцы шаг за шагом продвигались вперед. Вскоре верхушки их копий начали посверкивать на уровне площадки. Тактика спартанцев оправдала себя. Уклоняясь от ближнего боя, они вывели из строя почти весь отряд. Ликомед прижал к себе Тилона, стоя посреди распростертых тел. - Кто может двигаться - ко мне! - призвал Ликомед. Но никто не подошел к нему, никто из восставших не был в состоянии сделать и шага. - Я знаю, Тилон, ты из Спарты, - тихо проговорил Ликомед. - Я догадался об этом еще в ту ночь, когда на площади ты подошел ко мне, окованному цепями... - Ликомед перевел дух и продолжал: - Казнь, которая угрожает тебе, вдвойне ужасна. Первый из спартанцев, преодолев заградительный вал из каменьев и наспех срубленных веток, сооруженный защитниками, уже вылез на плато. - Тебя-то я и ищу! - воскликнул он, увидев Тилона. Это был ирен. Тилон сразу узнал его. Узнал, несмотря на то, что ирен сильно постарел за годы, прошедшие после бегства Тилона. Юноша мельком успел заметить, что кожа на лице ирена пожелтела и ссохлась, словно пергамент. Спартанцы, вслед за иреном взобравшиеся на площадку, устремились к горстке раненых, лежавших под навесом. - За мной! Добьем сначала этих! - крикнул ирен и бросился впереди всех к раненым. Тилон заступил ему путь, и мечи их скрестились. В первые мгновения взгляд Тилона блуждал, ища кого-то среди спартанцев. Однако знакомых лиц, кроме ирена, среди нападающих, к счастью, он не обнаружил. Какой-то рослый спартанец, размахивая копьем, бросился на помощь ирену. - Прочь! - оттолкнув его свободной рукой, крикнул ирен. - Сам с ним справлюсь. У меня с ним старые счеты, с проклятым прыгуном! По стуку мечей, который то отдалялся, то приближался к нему, слепой Ликомед с волнением следил за ходом поединка. Яростная схватка привлекла внимание всех. Спартанцы окружили их плотным кольцом, криками подбадривая своего сотоварища. - Я заколю тебя, как паршивую крысу! - орал ирен, все ближе прижимая Тилона к краю площадки. Да, ирен знал свое дело! Его меч, со свистом рассекая воздух, плясал словно молния, выжидая мгновение, когда усталый щит Тилона уже не успеет отразить его очередной выпад. Раненые крестьяне, затаив дыхание, также наблюдали за стычкой. Близился финал трагедии, которая в течение нескольких лет потрясала одно из греческих государств... Какое-то время Тилону удавалось увертываться от разящих ударов противника за счет своих великолепных прыжков. - Ну и скачет парень! - не удержался от восхищения один из спартанцев, указывая копьем на Тилона. Недаром, однако, ирен был бессменным чемпионом агелы по фехтованию. Исход поединка ни у кого, пожалуй, не вызывал сомнений. Весь сжавшись в тугой комок мускулов, старый Ликомед, на время позабытый спартанцами, вслушивался в ход единоборства. Казалось, несмотря на слепоту, он видит все: он читал это сражение, как открытую книгу, по восклицаниям сражающихся, топоту их ног, торжествующим крикам ирена, по предостерегающим и подбадривающим возгласам спартанцев. Двое воинов, державших Ликомеда за плечи, увлеченные ходом поединка, отпустили руки. Куда он теперь денется, старый слепец?.. Неуловимый Ликомед, в течение столь долгого времени наводивший ужас на всех землевладельцев государства, притеснявших крестьян, теперь был безвреден. Не то что дни - часы и минуты его жизни были сочтены. Ловким маневром ирен вышиб из рук Тилона щит. Тот со звоном упал на камни и, коротко прокатившись, ухнул в пропасть. Положение Тилона стало безнадежным. К тому же он больше не мог отступить ни на шаг: позади него площадка обрывалась. - Молись Зевсу, отступник! - воскликнул ирен и занес над Тилоном меч. В этот самый момент Ликомед оттолкнул стоящих рядом охранников и бросился вперед, на голос ирена. Слепец бежал с такой скоростью, что ирен не успел попятиться. Ликомед обхватил ирена обеими руками и, увлекая за собой врага, вместе с ним рухнул в пропасть. На какое-то мгновение спартанцы замерли, пораженные неожиданным финалом. Превозмогая боль от раны, которую ему нанес ирен, Тилон опустился на каменья. Ценой своей гибели Ликомед спас его. Точнее, отсрочил смерть Тилона на небольшой, видимо, срок. Гибель вождя потрясла юношу. Мир опустел... И ему уже было безразлично, когда двое спартанских воинов по приказу офицера пинками подняли его с земли и заставили спускаться с плато и двигаться вниз по ущелью. Оба спартанца отлично поняли со слов ирена, которые тот выкрикивал во время яростной стычки с Тилоном, что за человека они ведут и чего он заслуживает по законам Спарты. ...Вот и долина... Еще несколько дней назад Тилон знал ее цветущей. Теперь она была истоптана ногами безжалостных спартанских наемников. Путь по жаре, под пинками воинов казался бесконечным. С чувством облегчения Тилон увидел впереди наскоро сметанную ограду, за которой - он догадался - располагался военный лагерь спартанцев. Пленника провели мимо палатки, где, судя по всему: и по усиленной страже, и по колышущемуся на ветру флагу, - располагался начальник наемной спартанской армии. ПЛЕН Двое спартанских воинов подвели Тилона к сараю, похожему на скотный, и втолкнули внутрь с такой силой, что пленник, не удержавшись, упал на колени. Здесь было сыро и полутемно, пахло соломой и овечьим пометом. Пока Тилон оглядывался, дверь за ним со стуком захлопнулась. Лязгнул засов. - Здесь твой пост. Береги пленного как зеницу ока. Там, в сарае, опасный преступник, враг Спарты. Как догадался Тилон, это сказал один из воинов подошедшему часовому. - Не убежит, - произнес часовой. При звуках его голоса сердце Тилона забилось. Ему почудилось... Нет, не может быть! Хотя, впрочем, что же тут невозможного?.. Переживания последних дней и часов вконец обессилили Тилона, хотя он и выделялся среди восставших силой и выносливостью. Он уже не слышал, о чем говорили с часовым воины, доставившие его сюда. Тилон свалился на охапку сена и забылся тяжелым сном. Когда он проснулся, стояла глубокая ночь. Прильнув к узенькой щели в двери, он сумел увидеть лишь две-три звезды да узкий серп луны, повисшей над палаткой командующего. Часового рассмотреть не удалось, как Тилон ни старался. Видимо, тот пребывал в неподвижности, вне поля зрения Тилона. Он прислушался: лагерь спартанцев спал. Что ж, придется рискнуть. Тилон осторожно, одним пальцем постучал в дверную филенку. - Что тебе? - послышался недовольный голос часового. Сомнений нет - это он! - Филлион... - хрипло прошептал Тилон, припав к щели. - Ты знаешь, как меня зовут? - удивился часовой. - Кто ты такой, пленник? - Я Тилон. - Тилон?.. Стукнул засов, и дверь отворилась. На пороге сарая выросла высокая фигура в коротком воинском плаще и боевых доспехах, облитая скудным лунным светом. Несколько секунд оба стояли не двигаясь и жадно разглядывали друг друга. И впрямь вид у Тилона был плачевный. Однако Филлион, как истый спартанец, привык сдерживать свои чувства. Они тут же, на пороге, обнялись, и Тилон, не сдержавшись, застонал: Филлион задел рану, которую нанес ему ирен. - Что с тобой? - тревожно спросил Филлион. - Ты ранен? - Пустяки, - махнул рукой Тилон. - Теперь это уже не имеет значения. Лучше расскажи о себе. Как ты жил эти годы? Чего достиг? Чем занимался? Правда, о последнем можно догадаться, - щелкнул он по щиту, издавшему в ответ мелодичный звон. - Ты прав, догадаться нетрудно, - согласился Филлион, окидывая привычным взглядом свои доспехи, потускневшие и побитые в многочисленных стычках. - А долго рассказывать - времени нет. - Давай вкратце. - Ну, если вкратце... После твоего бегства нас всех подвергли наказанию. Что еще? Мне несколько раз довелось участвовать в криптиях - честное слово, никак нельзя было уклониться. Ты же знаешь, какая у нас дисциплина. Особенно свирепствовал ирен - он самолично погубил множество илотов. - Негодяй... - процедил Тилон. - Могу тебя порадовать: он погиб во вчерашнем бою. Мне рассказывали, что он вступил в стычку с каким-то бесноватым, а потом слепой Ликомед, вождь восставших крестьян... - Этим бесноватым был я, - перебил Тилон. - Ты?.. А мне говорили, что это был великан чуть ли не двухметрового роста, вот с такими кулачищами. Но если это в самом деле был ты, то теперь тебе наверняка не миновать казни. - Знаю, - спокойно сказал Тилон. - И знал, на что шел, когда сражался рядом со здешними крестьянами, которые восстали. - Ты должен бежать отсюда, Тилон, - прошептал Филлион. - Я отпущу тебя. - Не болтай глупости. Я знаю, сарай находится посреди спартанского лагеря. Видел, когда меня вели сюда. Лагерь огорожен. Отсюда и мышь не выскользнет, не то что человек. Филлион промолчал, что-то обдумывая. - Да, выбраться из лагеря непросто, - вздохнул он. - Ты прав, Тилон. Произнеся эту фразу, Филлион резко повернулся и вышел, быстро, но без шума прикрыв за собой дверь. <Ну, вот и все, - подумал Тилон, устало опускаясь на охапку соломы. - Филлион поступил правильно, я его не осуждаю. Разрешив мне бежать, он и меня не спасет, и себя обречет на смерть>. Тилон сидел погруженный в невеселые размышления, когда снаружи послышались шаги: к сараю подошел кто-то второй. - Как проходит дежурство, Филлион? - спросил властный голос, по всей видимости, принадлежащий офицеру. - Пленник на месте? - На месте. Где же ему еще быть? - Завтра перед экзекуцией его хочет допросить сам командующий. Уж не знаю, чем он так крепко насолил спартанцам... Ладно, дежурь, - спохватился офицер, поняв, что сболтнул лишнее. - Постой, постой! На тебе два плаща? Это еще зачем? - Замерз немного. Ночи здесь холодные... - пробормотал Филлион. - Да ты, оказывается, неженка, - с осуждением произнес офицер. - Вроде и не спартанец. Ладно уж, не снимай... На рассвете тебя сменят. Четкие шаги офицера замерли в отдалении. Спустя короткое время дверь в сарай, скрипнув, тихонько приоткрылась и в синем проеме показался Филлион. Он снял с себя второй плащ и бросил его Тилону, сказав: - Надевай. - Я не замерз. - Надевай, надевай! Вот тебе щит, вот палица, - продолжал Филлион. - Сейчас я выведу тебя за пределы лагеря, в таком виде тебя никто не узнает. Да бери, бери, у меня есть запасное оружие, я оставил его снаружи. Ну? Готов? Что же ты медлишь? Вот, теперь ты не пленник, а истый спартанский воин. Идем! Однако Тилон не двинулся с места. - Нет, я останусь, - покачал он головой. - И сброшу все это. Ты понимаешь, что тебе грозит? - Ничего, придумаю что-нибудь, - деланно-беспечным тоном ответил Филлион. - Тебя убьют. - Да выкручусь я, клянусь Зевсом! - Филлион дернул его за руку, и они вышли из сарая. - Иди за мной, не отставая ни на шаг, - произнес озабоченно Филлион. - Старайся не шуметь. Да, чуть не забыл, - добавил он еле слышным шепотом. - Пароль на эту ночь: <Спарта превыше всего!> - Спарта превыше всего... - одними губами повторил Тилон, спеша за Филлионом между спящих палаток. Без всяких препятствий добрались они до ограждения. Сколоченное основательно, хотя и на живую нитку, оно охватывало спартанский лагерь. Обстоятельства складывались удачно. Часовые, видимо, хорошо знали Филлиона. В то же время они и не догадывались, что он покинул пост часового, которым был поставлен на эту ночь. Выслушав пароль, охранники молча распахнули бревенчатые ворота, ведущие из лагеря. Путь был свободен. Приостановив шаг, Филлион громко проговорил, обращаясь к Тилону, так, чтобы его слышали часовые: - Нигде не задерживайся. Сообщение передашь только начальнику соседнего лагеря. И учти: дело чрезвычайной важности. Идем, я немного провожу тебя до дороги. Когда они отошли на достаточное расстояние, Тилон схватил Филлиона за руку и горячо произнес: - Бежим вместе! Филлион покачал головой. - Нам не по пути, - сказал он. - Что бы ни ждало меня, я не могу покинуть Спарту. Дома меня ждет невеста, - добавил он после еле заметной паузы. - Но что я все о себе да о себе! - спохватился Филлион. - Ты-то как провел все эти годы?.. Тилон бросил взгляд на восток, который приметно начал светлеть, и сказал: - В двух словах об этом не расскажешь, а на много слов времени нет. Лучше скажи, ты ничего не знаешь о моих родителях? Горло Тилона перехватило волнение. Этот вопрос жег его с того самого момента, когда он угадал по голосу в часовом, поставленном у сарая, своего прежнего друга Филлиона. Но только сейчас Тилон решился задать этот вопрос. - Года полтора назад был я в вашем селении, видел твоих родителей, - сказал Филлион. - Сильно постарели оба. Тоскуют по тебе, беспокоятся. Только и живы надеждой на твое возвращение. - В Спарту мне ходу нет. - Нет, - согласился Филлион. - Но, думаю, мне когда-нибудь удастся добиться этого права - вернуться на родину. - Что ты имеешь в виду? - спросил Филлион, но ответа не услышал. Он бросил взгляд на товарища. Лицо его в свете едва намечающегося рассвета было нахмурено, глаза, устремленные вдаль, излучали непреклонную волю. Они миновали колючие заросли терновника и вышли к глухой проселочной дороге, по обочинам которой росли высокие травы. Оба, не сговариваясь, переглянулись - им одновременно припомнилась та далекая дорога, по которой они, семилетние мальчишки, уходили в первый в своей жизни военный лагерь, предводительствуемые свирепым иреном. Сделав несколько шагов по дороге, Филлион остановился. - Что ж, давай прощаться, Тилон, - сказал он. - Вот-вот должна быть смена караула, мне нужно быть на месте. Они снова по-братски обнялись, и глаза обоих влажно блеснули. - Я никогда не забуду, что ты сделал для меня, - сказал Тилон. - Не о чем говорить, - махнул рукой Филлион. - Ты на моем месте, думаю, сделал бы то же самое. Мгновения бежали, а они все медлили расстаться. - Если жив останусь, что дома сказать твоим родителям? - спросил Филлион. - Расскажи отцу и матери, что до тебя дошли достоверные слухи обо мне: мол, жив-здоров, все у меня в порядке. Денег накоплю - вернусь... Ну сам придумай что-нибудь, не умею я этого! - в отчаянии закончил Тилон. Филлион кивнул. - Свидимся ли еще когда-нибудь? - донеслись до него издали последние слова Тилона. ВСТРЕЧА Козы разбрелись по северному склону холма, выбирая между камней чахлую зелень, лишь кое-где пощаженную солнцем. Лето в этом году в Афинах выдалось жаркое - такого жаркого лета не помнят старожилы. Хуже всего приходится земледельцам. Поля выгорают, несмотря на то, что рабы, выбиваясь из сил, день и ночь таскают глиняные сосуды с водой, стараются напоить растрескавшуюся землю. А вот виноградники сулят богатый урожай. Говорят, что вино, полученное из винограда, созревшего в такое вот жаркое лето, обладает особыми качествами и вкусом... Впрочем, вкус вина Тилона не интересует. Размышления Тилона прервал бойкий козел, который, пока Тилон отвлекался воспоминаниями, отделился от стада, тартар его ведает, каким образом перебрался через глубокий ров и теперь, воинственно тряся бородой, тыкался рогами в высокий плетень, обмазанный белой глиной. Тыкался в плетень - только этого не хватало Тилону! Хозяин огороженного участка - темная личность, о нем рассказывают в селении и в окрестностях всяческие небылицы. Толком его не видел никто, поскольку обитает он на отшибе и ведет образ жизни затворника. Может, кто и видел этого человека - кто его знает? - но Тилону он не попадался ни разу. Да, честно говоря, Тилон и не жаждет встречи с ним: старики говорят, что человек из-за плетня знается с нечистой силой и может наслать порчу. А у Тилона здесь и своих неприятностей хватает... Молодой человек вскочил на ноги и понесся вниз. Ветки маслины хлестали его по лицу, крохотная полуденная тень, вся уместившаяся под ногами, прыгала словно облачко. Кусты расступились, и впереди показалась разверстая пасть оврага. Его прорыл немолчный горный поток, который, перебирая тяжелые, как жернова, валуны, стремился к морю. Давно забытая страсть к прыжкам вспыхнула у Тилона. Это было как наваждение. Молодой пастух долго не раздумывал. Прыгнуть! Снова ощутить себя в полете, когда тело утрачивает вес, становясь удивительно гибким и послушным. Тилон успел выбрать взглядом на самом краю оврага рыхлую плиту известняка, от которой можно было оттолкнуться в прыжке, гортанно крикнул и взвился в воздух. Потревоженные камни струйкой потекли вниз, туда, где царил вечный сырой полумрак. Третьего дня в ров сорвалась неосторожная коза, соблазнившаяся сочной травой. Бедное животное упало на острые каменья и успело проблеять лишь несколько раз, пока поток тащил его вниз, к морю. ...Камешки не успели долететь и до середины, а Тилон был уже на другом берегу рва. Коснувшись ступнями земли, он покачнулся, и почва рванулись из-под ног. Нет, прыжок он рассчитал правильно, только силенок не хватило. Или, может быть, уменья прыгать?.. Да, в последние годы Тилон тренировался в прыжках все реже и реже. К чему? Все равно олимпийский рекорд он не побьет - Тилон это давно уже понял. А без этого какой же смысл прыгать? Здесь, в забытой Зевсом деревушке, расположенной поодаль от великолепных Афин, жизнь его текла вяло и однообразно. Спасибо, что жители селения приютили его, ни о чем не расспрашивая, - им нужен был пастух. Юноша был неразговорчив, согласился на ничтожную плату - чего еще желать? Никто не знал, откуда он пришел в селение. Жители пожалели высокого худющего парня, который весь был в синяках и кровоподтеках и ходил, заметно приволакивая ногу. Крепко, видать, ему досталось! Падая спиной в овраг, Тилон инстинктивно успел вцепиться обеими руками в колючий кустарник, которым ощетинился почти отвесный откос. Он изорвал ладони в кровь колючками, но все же кое-как вырвался наверх. Козел, напуганный прыжком пастуха, прервал свое занятие и отвернулся от высокого забора. Тилон пинком отогнал его от ограды и без сил повалился в траву. Только теперь, после счастливо пережитой опасности, он почувствовал испуг. Сердце тревожно заколотилось. Пастух закусил травинку и, повернувшись на спину, уставился в бездонное, словно вылинявшее от жары, небо. Мысленно он снова и снова переживал ни с чем не сравнимое ощущение свободного полета, которое человеку дано испытать только в прыжке. Интересно, а на какое расстояние может прыгнуть самый сильный, самый ловкий эллин? Каков предел человеческим возможностям, положенный Зевсом-громовержцем? И существует ли он вообще, этот предел?! Сейчас, например, он прыгнул на тридцать дельфийских стоп! Козел, обиженно мекая, принялся спускаться по крутому склону оврага. Тилон повернулся на бок. Присмотревшись, он увидел внизу, в полутьме оврага, тонкое, освобожденное от веток и листвы деревце, которое кто-то заботливо перебросил через поток. Странно, подумал Тилон. Раньше он не видел этот импровизированный мостик, хотя все лето пасет здесь стадо. Покусывая травинку, Тилон наблюдал, как козел прошел по переброшенному через поток деревцу и вскарабкался на противоположный берег. Юноша прикинул на глазок ширину оврага, и у него под ложечкой противно засосало. Неужели это он перепрыгнул?! Ай да Тилон! Да тут добрых тридцать пять стоп будет, не меньше. Расскажи такое в селении - не поверят, сочтут хвастуном вроде деда. Впрочем, он там почти и не разговаривает ни с кем... Да, а прыжок что надо! Тилон снова свалился на землю, без сил раскинув руки. Он чувствовал себя опустошенным. Немного отдохнув, поднялся и приготовился было спускаться к переправе - о том, чтобы совершить обратный прыжок, не могло быть и речи. - Эй! - послышался позади оклик. Тилон обернулся. Калитка в ограде была приоткрыта. В ней, как в раме, стоял невысокий коренастый человек с широкой окладистой бородой. - Не уходи, юноша, - улыбнулся пожилой незнакомец, - мне надо с тобой поговорить. Что-то в голосе незнакомца заставило Тилона остановиться, хотя он и не собирался этого делать. Несколько мгновений они пристально вглядывались друг в друга. - Пелоп! - выдвалось у Тилона. Человек грустно улыбнулся. - Я знал, что мы встретимся, - просто сказал он и шагнул навстречу Тилону. Тот подбежал, и они обнялись. - Трудно тебя узнать. Ты постарел, - сказал Тилон, когда они разжали объятия. - Вон и борода стала на три четверти белой. - Да и ты сильно изменился, мальчик, - покачал головой бородач. - Годы бегут словно кони. Они поговорили еще немного, избегая расспрашивать друг друга о вещах важных. - Где ты обитаешь? - спросил Пелоп озабоченно. - Там, в селении, - махнул рукой, указывая, Тилон. - За оврагом? - Да. Пелоп нахмурился. - Там тебя не любят, - сказал Тилон. - Считают, что ты водишься с потусторонней силой, порчу на скот напускаешь... - Темные люди, что с них возьмешь? - пожал плечами Пелоп. - Надеюсь, ты не принадлежишь к ним? - Нет. - Ну и ладно, - улыбнулся Пелоп. - И довольно о пустяках. Я наблюдал за твоим прыжком. Ты прыгнул как бог. Юноша потупился. Похвала его обрадовала, хотя и несколько обескуражила. Бог, как известно, не один, богов много. И потом, разве боги прыгают?.. - Только не заносись, - сказал Пелоп и положил ему руку на плечо. - Ты не один. Возможно, найдутся и другие прыгающие неплохо. До олимпийского рекорда тебе далеко. - Знаю. - У тебя фигура и ноги прирожденного прыгуна, - сказал Пелоп. - Если работать, ты мог бы кое-чего достичь. Помнишь, когда-то у костра я говорил тебе об этом? - Пелоп, научи меня тайне прыжка! - вырвалось у Тилона. - Вспомнил-таки. - Научи, и я стану навсегда твоим рабом. - Это лишнее. Но работать придется много, малыш, очень много. Пелоп называл Тилона малышом, хотя тот был на две головы выше его. - Работы я не боюсь. - Ладно, попробуем, - сказал Пелоп. - Но что же мы стоим на солнцепеке? Пойдем ко мне. - У меня козы... - замялся Тилон. - Твое стадо постережет моя собака, - решил Пелоп. - Она превосходный пастух. С этими словами он вошел во двор, подошел к собачьей будке и спустил пса с поводка, проговорив несколько слов на незнакомом Тилону языке. Во внутреннем дворике было попрохладней, чем на открытой вершине холма. Лозы гнулись под тяжестью гроздей хорошо ухоженного винограда. - Сюда, - указал Пелоп. Когда они входили в беседку, увитую зеленью, издалека, с вершины холма, донесся собачий лай. - Располагайся, - сказал Пелоп. Тилон сел на скамью, облокотился на врытый в землю стол. Пелоп сел напротив. - Знаешь, я все лето за тобой наблюдаю, - сказал Пелоп. - Видел, как ты бегаешь и прыгаешь иногда там, на холме. Только выйти к тебе не решался - не рискую далеко удаляться от моей крепости, - усмехнулся он, указывая на высокую ограду. - Вот и пришлось ждать, когда ты окажешься близко, чтобы окликнуть тебя. Только вот не думал, что ты решишься перепрыгнуть через овраг, и позавчера ночью приготовил для тебя переправу. Видел? - Да. Они сидели разговаривали, и Тилону казалось, что он знает бородача сто лет. С ним он чувствовал себя спокойно и как-то надежно, словно повстречал друга после многолетней разлуки. Впрочем, так оно и было. - Ты говоришь как чужестранец, - сказал Тилон. - Верно, я родом издалека. Из краев, о которых вы, эллины, и понятия не имеете, - произнес бородач. - Летом там жарко, как у вас, зато зимой... Зимой там царят такие жестокие морозы, что вода становится твердой как камень, а дождинки превращаются в белые хлопья, которые толстым ковром на целые месяцы покрывают землю. Слушая рассказ Пелопа, Тилон постепенно осваивался. Несколько раз он с любопытством огляделся. На столе и вдоль стен беседки стояли приспособления и механизмы неизвестного назначения. Снова припомнились толки сельчан о странном человеке, который живет за оградой и знается с нечистой силой. Словно угадав его мысли, Пелоп взял со стола прибор, представлявший собой сложную систему рычагов и ремней. - Это полиспаст, - сказал он. - Обычная штука. Полиспаст применяется в больших греческих портах для разгрузки и погрузки судов. - Я не бывал в больших портах. - Побываешь. Пелоп поставил полиспаст на место и взял со стола другой механизм. - Это катапульта, - сказал он. - Тоже ничего таинственного. Служит для метания различных предметов. Она поможет тебе постичь тайну прыжка. Пойдем. Они вышли во дворик, Пелоп поставил катапульту на утрамбованную площадку, свободную от травы. Сбоку на катапульте была прикреплена дощечка, вырезанная в форме полумесяца, по которой, как по шкале, можно было перемещать стрелку. - Транспортир, - указал на дощечку со стрелкой Пелоп. - Прибор для измерения углов. - Углов? - А ты изучал когда-нибудь геометрию? Тилон покачал головой. - Чему же тебя учили? - удивился Пелоп. - Военному делу... - Ладно, оставим это. Так вот, с помощью транспортира я могу задать любой угол, под которым вылетает предмет. Начнем с малого угла. Он называется острым... Погоди-ка, а писать-то ты хоть умеешь? - Мне показывали когда-то буквы... - густо покраснел Тилон. - Буквы потом, - решил Пелоп. - Гляди сюда. Я ставлю стрелку на пятнадцать градусов. Затем Пелоп оттянул рычаг катапульты и заложил в его гнездо небольшой камешек, поднятый с земли. - Наблюдай и запоминай, - приказал он и с этими словами отпустил рычаг. Камешек, описав невысокую дугу, упал, не долетев до пустой собачьей будки. - Подай-ка мне камень, - попросил Пелоп. - Возьми другой. - Нельзя. Нужно, чтобы бросаемый предмет обладал одним и тем же весом... Отметь место, где он упал! Тилон провел носком босой ноги черточку на том месте, где упал камешек, после чего вернул его Пелопу. - Теперь увеличим угол выброса на пять градусов, - сказал тот и перевел стрелку транспортира повыше. - Учти: сила, с которой вылетает камень, все время остается постоянной. Вылетевший из катапульты камень после второго броска упал немного дальше отметки, сделанной Тилоном. - Понял! - сказал Тилон. - Чем больше угол вылета, тем дальше летит брошенный предмет. Пелоп улыбнулся. - Не совсем так, - сказал он. - Никогда не торопись с выводами, малыш. И верно. Как вскоре убедился Тилон, камешек поначалу с увеличением угла падал дальше, но только до определенного предела. После этого, несмотря на то что бородач продолжал увеличивать угол вылета, камень начал падать все ближе и ближе. - Запомни, - сказал Пелоп. - Камень летит дальше всего, если бросать его под углом сорок пять градусов к горизонту. А какая разница, камень или прыгун? - Как просто! - вырвалось у Тилона. - Это еще не все. Главная тайна рекордного прыжка впереди. Тебе предстоит постигнуть многие премудрости, чтобы прыгнуть так, как никто из людей не прыгал. Пелоп глянул на солнце. - На сегодня хватит. Тебе пора возвращаться. Не проговорись в селении о том, что ты был тут и что видел. Они и так угрожают мне. До завтра, - заключил он. - До завтра. - И пожалуйста, не прыгай пока через овраг: твой прыжок несовершенен, можешь сломать ногу, а то и шею. ...На следующий день Тилон пришел в домик Пелопа рано, как только пригнал стадо в ложбину за холмом. Перебрался по стволу через поток, толкнул калитку, которая оказалась незапертой. Дворик, если не считать пса, встретившего его дружелюбно, как старого знакомого, был пуст. Тилон закрыл за собой калитку, сделал несколько шагов и огляделся, не зная, что делать. Из двери дома вышла юная девушка, осторожно неся глиняную амфору - сосуд, разрисованный олимпийскими атлетами. Скользнула по Тилону взглядом и скрылась в беседке. Выйдя оттуда через минуту, она сделала Тилону знак, означающий приглашение войти. - Здравствуй, - сказал Пелоп, сидевший за столом. - Рад, что мой первый и единственный ученик оказался таким прилежным. А я вот печаль в вине топлю, - щелкнул он ногтем по сосуду, который ответил тонким мелодичным звоном. Тилон сел на вчерашнее место. - А скажи-ка мне, малыш, - неожиданно спросил Пелоп и хитро посмотрел на него, - тебе приходилось встречать молодого старика? - Молодого старика? - переспросил Тилон и пожал плечами. - Нет, не приходилось. - А злое дитя ты видел когда-нибудь? - Дети добры. Разве бывает злое дитя? Ты разыгрываешь меня, - вспыхнул Тилон. - Эге, дружок, тебе еще предстоит набираться премудрости, - сказал старик, наливая из амфоры в чашу розовое вино. Беседка наполнилась терпким запахом. - Был у меня знакомец в Афинах, - начал старик, пригубливая вино. - Один из немногих. Поэт и философ. Не знаю, жив ли он теперь... Это было давно, четырнадцать лет назад, как только я прибыл в Элладу. Вот послушай, что этот эллин сказал о вине. Пелоп откинулся к стенке, увитой плющом, полузакрыл глаза и нараспев прочитал: Злое дитя, старик молодой, шалун добронравный, Гордость внушающий нам, шумный заступник любви. - В этих двух строчках, - продолжал старик, - система взглядов на мир, целая философия. Вдумайся: дитя - злое, старик - молодой... Единство противоположностей! В чем, в чем, а в философии вы, греки, сильны. И еще в спорте. В беседку вошла девушка, вытерла со стола пролитое вино. Тилон глянул на нее и покраснел. - Не вздумай отвлекаться на глупости, - строго произнес Пелоп. - До Олимпиады меньше двух лет, а работы у нас непочатый край. Пелоп резко, расплескав через край почти полную чашу, отодвинул ее, и они вышли из беседки. - Сегодня будет прыгать не камешек, а ты, - сказал он. - Отрабатывать стартовый угол прыжка. Не забыл, каким он должен быть? - Помню. Тилон прыгал до седьмого пота. Пелоп был безжалостен. Снова и снова заставлял он Тилона разгоняться и прыгать, измеряя каждый раз стартовый угол с помощью какой-то трубки, которую приставлял к глазу. В трубке поблескивал выпуклый прозрачный камешек круглой формы, на который были нанесены деления. Девушка - Тилон не знал даже ее имени - смотрела на него, как ему казалось, с состраданием, не произнося ни слова. - Никуда не годится, - ворчал Пелоп. - Вялый толчок. Ты спишь на старте! Прыгаешь под слишком малым углом. Сильнее отталкивайся в момент прыжка! Тилон вытер мокрый лоб, разбежался и прыгнул. Пелоп замерил длину прыжка. - Еще разок, - сказал он и взял Тилона за руку. - Кажется, я понял, почему у тебя не получается. Тридцать пять стоп - для тебя не результат. - Разгоняться быстрее я не могу, - сказал Тилон, тяжело дыша. - И не нужно. Прыгай круче! - Как же я прыгну круче, если не могу разгоняться быстрее? - удивился Тилон. - Запомни: стартовый угол определяется не скоростью разбега, а только силой, с которой атлет отталкивается от земли. Будем развивать мышцы ног! Тилон тренировался до самого вечера и ушел, лишь когда летнее солнце коснулось вершины холма. Все это время пес старика верно нес сторожевую службу. ПУТЬ К ТАЙНЕ ...Интенсивные каждодневные тренировки вконец измотали Тилона. Вот и сегодняшним упражнениям, казалось, не будет конца. А ведь Тилон считался выносливее всех в селении, в которое его забросила судьба. Он мог целый день бродить в горах, лазить по острозубым скалам. Преследуя на охоте зверя, Тилон мог покрыть бегом огромное расстояние, и усталость не касалась его своим крылом. Но сегодня... Неумолимый Пелоп заставлял его снова и снова проделывать трудоемкие упражнения. В ход шли попеременно диск, копье, мешок с песком, который нужно было множество раз подбрасывать и ловить. И снова, как каждый день, - прыжки, прыжки, прыжки... - Не спи на старте! Резче отталкивайся! - кричал Пелоп, входя в азарт. И подбадривал изнемогающего Тилона: - У тебя угол прыжка повысился еще на четыре градуса! В глазах завертелись черные круги, Тилон почувствовал: еще один прыжок - и он свалится без чувств. В этот момент старик взял его за руку: - Довольно. Они вошли в дом, и Тилон кулем свалился на ложе. - Усталость - коварный зверь, - сказал Пелоп. - Она может подстеречь олимпионика и свалить его в самый неподходящий момент. Ты должен научиться бороться с нею. - А когда ты раскроешь мне главную тайну прыжка? - спросил Тилон. Этот вопрос он задавал после каждой тренировки. - Погоди. Еще не время, - ответил старик, как всегда. Молчаливая девушка поставила перед Тилоном блюдо с его любимыми маслинами, а старику пододвинула чашу со странным кушаньем. Это были катышки из теста, старик уничтожал их с видимым удовольствием. - Отведай-ка, - предложил он Тилону. Тот несмело раскусил катышек. Внутри оказалось мясо с какой-то острой приправой. - Нравится? - спросил старик. Тилон кивнул, вытирая выступившие слезы. Старик сказал название еды, но юноша не сумел повторить чудное слово. Пелоп молчал, устремив неподвижный взгляд в окно, поверх головы девушки. Кто знает, какие картины проносились перед его мысленным взором? За окном легкий ветерок шевелил виноградные листья, уже тронутые осенью. Девушка убрала со стола и присела на краешек скамьи. - Ступай, - сказал ей старик, - нужно подвязать лозы на восточном склоне, их повалил вчера ветер. - Сегодня ты потрудился неплохо, - сказал Пелоп. - Теперь ступай домой, отдохни хорошенько, иначе завтра не сможешь прыгать. Завтра, - голос его окреп, - я раскрою тебе главный секрет прыжка. Тилон так устал, что даже радости не почувствовал. Поднявшись, он почувствовал, что тело налилось свинцом, стало тяжелым и непослушным. Идя к калитке мимо виноградника, Тилон заметил вдали между лоз тоненькую фигурку девушки. Девушка подвязывала лозы. Больше всего Тилона поразило, что она тихонько что-то напевала - слов, конечно, разобрать нельзя было из-за дальности расстояния. А то уж он всерьез начал подумывать, что девушка либо немая, либо немного не в себе. Недолго думая, Тилон свернул с тролинки. Увидев направляющегося к ней юношу, девушка смолкла. - Значит, ты умеешь говорить? - сказал Тилон. Девушка стояла, опустив руки, в которых держала бечевку. На вопрос Тилона она не ответила, только подняла на него глаза. - Как тебя зовут? - спросил он. - Гидона, - сказала она. - Я уже давно бываю у вас, но ни разу не слышал твой голос, - сказал Тилон. - Почему ты все время молчишь? Гидона снова потупилась, на щеках ее проступил нежный румянец. Еле заметно девушка пожала плечами, теребя в руках бечевку. - Ты дочь Пелопа? - Да. - Я сразу догадался об этом, как только увидел тебя. Ты похожа на него. Пелоп, это было давно, рассказывал о тебе. - Правда? - улыбнулась Гидона. Улыбка удивительно красила ее. - Мне отец тоже много рассказывал о тебе, о том, как повстречались вы в Спарте... Они стояли на склоне холма, между шпалерами роз, а предвечерние тени все удлинялись. - Замучил тебя, наверно, отец, - лукаво улыбнулась Гидона. - Задумал на манер Праксителя или Фидия вылепить из тебя атлета - победителя Олимпиады. А отец у меня упорный. Если что-нибудь задумал - обязательно доведет до конца. - Его желание совпадает с моим. А о его упорстве мне всегда напоминают собственные мои мышцы, которые ноют не переставая после бесконечных тренировок. - Как ты считаешь, Тилон, ты станешь победителем Олимпиады? - Если бы я так не считал, то не тренировался бы каждый день до десятого пота. - Я смотрю каждый раз, когда ты прыгаешь, - призналась Гидона. - Знаешь, я сегодня прыгнул почти на сорок дельфийских стоп! - с гордостью произнес Тилон. Юноша посмотрел на солнце, зависшее над горизонтом, и переступил с ноги на ногу. Гидона спросила: - Тебя, видно, ждут в селении? - Нет, меня никто не ждет, - ответил Тилон. - Просто стадо пора гнать домой. После его ответа глаза девушки засветились от радости. Они продолжали говорить, не в силах расстаться. - Мне пора, Гидона! - спохватился Тилон. - Придешь завтра? - Как всегда. - Я буду ждать тебя. Вот, возьми на дорогу! - сказала Гидона, отломив кисть винограда и протянув ее Тилону. ...Кисть была чуть недозрелой, но Тилону показалось, что он никогда не ел вкуснее винограда. Он возвращался в селение с доселе неведомым чувством. Это было чувство чего-то огромного и важного, что отныне вошло в его жизнь. Размахивая веткой, он погонял стадо, но мысли его были там, на винограднике, где тоненькая девушка поднимала и подвязывала полегшие лозы. Вдали показались первые хижины селения, разбросанного среди гор, и стадо само прибавило шагу. Потянуло дымком, сладким, домашним. Тилон подумал, что Гидона стала для него теперь самым близким и дорогим человеком на свете. Одна мысль о том, что он увидит ее завтра, переполняла его радостью. <Почему Гидона так молчалива и грустна? - размышлял он, спускаясь со склона. - Видно, немало ей пришлось хлебнуть там, в Афинах, когда отец пребывал в спартанском рабстве>. ТАЙНА ПРЫЖКА Так уж получилось, что лишь незадолго до Олимпийских соревнований раскрыл Пелоп своему молодому другу тайну дальнего прыжка. Тайна показалась Тилону ошеломительной: оказывается, чтобы побить все рекорды на дальность, прыгать нужно было... держа в руках дополнительный груз! - Но это бессмыслица! - воскликнул Тилон, едва дослушав Пелопа. - Ведь если я возьму в руки груз, мой вес увеличится. А ты говоришь, что я прыгну дальше! - Не торопись с выводами, мой мальчик, - сказал Пелоп. - Сначала проверь и убедись, потом говори. - Но и так очевидно... - Очевидность - враг истины, - резко оборвал Тилона старик. С этими словами он вынес из беседки два странных, доселе невиданных Тилоном одинаковых предмета: это были диски, снабженные по краям массивными округлыми утолщениями. Посредине каждого из дисков было сделано по пять отверстий, в которые можно было пропустить пальцы. К ним подошла Гидона и, взяв у отца один из дисков, умело продела в него пальцы: видно, она умела с ним обращаться. Второй диск взял Тилон и принялся внимательно его разглядывать. - Диск похож по форме на спартанский щит, - заметил он. - Верно, похож, - улыбнулся Пелоп. - Только назначение у него другое. Более мирное. Гидона вернула диск отцу. - Я сам придумал эту штуку, - сказал Пелоп и щелкнул ногтем диск. Металл чутко отозвался. - Придумал долгими ночами, когда тело ломит от усталости и побоев. И мечтал осуществить ее, когда Зевс поможет мне вырваться из рабства. - Значит, когда мы встретились в Спарте, Пелоп, у тебя этих дисков не было? - Они были у меня в голове! И я верил, что испытание подтвердит мою правоту. Потому я и сказал тебе, Тилон, что владею тайной дальнего прыжка. Ни одна душа в мире не знает о прыжке с грузом, - продолжал Пелоп. - Ты будешь первым. Но довольно терять время. Пойдем к скамме! - К скамме? - удивился Тилон. Да, юношу ждала еще одна неожиданность: в течение ночи, пока Тилон отдыхал в селении, неуемный Пелоп успел соорудить в глубине дворика, за беседкой, настоящую олимпийскую скамму - дорожку для прыжков. - Когда ты успел, отец? - удивленно спросила Гидона, остановившись у края дорожки. - Прямо-таки тринадцатый подвиг Геракла! - восхищенно пробормотал Тилон, разглядывая великолепную скамму. - Для этого боги даровали мне две вещи: ночь и бессонницу, - довольно улыбнулся Пелоп. Тилон прошелся вдоль кромки скаммы - длинной неглубокой ямы, дно которой было посыпано морским песком. Песок был разровнен настолько тщательно, что образовывал идеально ровную поверхность. - Чем не Евклидова плоскость? - с гордостью произнес Пелоп, любуясь делом своих рук. Юноша не мог глаз оторвать от скаммы. Филлион столько раз описывал ему олимпийскую дорожку для прыжков, что Тилон мог в любой момент, закрыв глаза, представить ее. И вот она перед ним наяву, длинная-длинная скамма, поблескивающая под утренним солнцем. Точный прообраз той, на олимпийском стадионе... Гидона тронула ногой корзину, на дне которой остался песок, принесенный сюда с побережья. - Зря ты выходил ночью так далеко, отец, - сказала она. - Тебя могли заметить. Ты же знаешь: нам все время грозят. Лучше бы послал меня - я бы обернулась быстрее. Пелоп махнул рукой: - Обошлось - и ладно. Приступим лучше к делу. - Но я не знаю, как с этим прыгать... - произнес Тилон, растерянно вертя в руках диск. - Откуда же тебе знать? - согласился Пелоп. - Сначала посмотришь, как буду прыгать я. Постарайся запомнить все движения и постичь суть дела. А потом станем изучать подробности. Для сравнения я первый раз прыгну без груза, так, как это делают все атлеты Эллады. Пелоп сбросил легкую накидку, оставшись в набедренной повязке. - Отец, но ведь врачи запретили тебе резкие усилия, - сказала Гидона. - Делать нечего, и тянуть больше нельзя, - ответил Пелоп. - Я должен прыгнуть, чтобы Тилон все увидел собственными глазами. <А ведь он в свое время был, наверно, неплохим атлетом>, - подумал Тилон, разглядывая мускулистую фигуру Пелопа, и до сих пор не утратившую стройности. Пелоп попятился от скаммы, выбирая пространство для разбега. - Погоди, отец! - остановила его Гидона. - Ты забыл одну вещь, без которой прыгать нельзя. - Какую? - Может, ты, Тилон, подскажешь? - лукаво улыбнулась возлюбленному Гидона. - Не знаю, - сказал юноша. - А еще к Олимпиаде готовитесь! - покачала головой Гидона. - Неужели вы не знаете олимпийские правила? Соревнования по прыжкам проводятся обязательно в сопровождении флейты! - Верно, дочка, Зевсом клянусь! - воскликнул Пелоп. Тилон почесал в затылке: - Где ее возьмешь, флейту? Гидона побежала в дом и через некоторое время вернулась, неся старенькую флейту. Спустя мгновение звуки самодельной флейты полились над двориком, замирая где-то там, над стройными рядами виноградников. - Ну вот, все в порядке, олимпийские правила соблюдены, - произнес Пелоп. - Теперь, Тилон, смотри. Запоминай с первого раза - на повтор у меня сил не хватит. Флейта Гидоны звучала все громче, ритм мелодии убыстрялся. Пелоп разогнался и, оттолкнувшись от края скаммы, прыгнул. Конечно, возраст и растренированность дали себя знать, и прыжок получился весьма заурядным. Пролетев незначительную часть длины скаммы, Пелоп тяжело плюхнулся в песок. Флейта смолкла. Глаза Гидоны, смотревшей на отца, были полны жалости. Пелоп, однако, ничуть не казался удрученным. - Что вы так уставились на меня? - улыбнулся он молодым людям, вставая. - Я ведь вовсе не собирался бить олимпийский рекорд. Это дело Тилона, не стану отнимать у него хлеб. Отметив место, где он приземлился, Пелоп тяжело вылез из скаммы и, прихватив на сей раз оба диска, отправился на стартовую позицию. Здесь он тщательно, не спеша продел пальцы в отверстия дисков, затем помахал ими в воздухе, проверяя, прочно и удобно ли ухватился за груз. - А теперь - прыжок номер два, вместе с грузом, - громко произнес он. - Флейту, дочка! Тилон весь превратился во внимание. Вот сейчас, через несколько мгновений, перед ним раскроется тайна, о которой он думал много лет после памятного разговора у костра с отпущенным рабом... Держа диски в полусогнутых руках, Пелоп разогнался, как и в первый прыжок. Перед тем как оттолкнуться от края скаммы, Пелоп резко выбросил вперед обе руки, отягченные грузом. Казалось, он старался отбросить от себя невидимого противника. Тут же Пелоп очень плавным, пластичным движением отвел руки назад. Толчок... И Пелоп взвился в воздух. Но на сей раз он взлетел в воздух гораздо выше, словно подброшенный в воздух мощной пращой. Уже в полете Пелоп совершил несколько волнообразных движений всем телом. <Словно рыба, которая пытается плыть против сильного течения>, - мелькнуло у Тилона. Одновременно с волнообразными движениями, с помощью которых Пелоп как бы ввинчивался в воздух, он вновь и вновь перемещал руки с грузом - вперед, а затем назад, за спину. Тилон не сумел сдержать возглас восхищения: после второго прыжка Пелоп приземлился на добрый десяток стоп дальше, чем в первый раз, когда он прыгал без груза. Пелоп опустился на пятки, затем рухнул на песок. Гидона отшвырнула флейту и бросилась к отцу. Одновременно с ней к Пелопу подбежал Тилон. - Что с тобой, отец? - с тревогой спросила Гидона и взяла отца за руку. Пелоп судорожно, словно рыба, выхваченная из воды, глотал открытым ртом воздух. Глаза его были мутны, искривившееся лицо изображало страдание. - Сердце схватило... Ничего страшного... - шепнул он и прислонил руку с диском к своей бурно вздымающейся груди. - Дай попить, дочка... Тилон в несколько прыжков достиг беседки и принес амфору с водой. Пелоп сумел сделать два-три глотка, остальное пролилось на песок скаммы. - Нельзя тебе прыгать, отец, - сказала Гидона. - Сердце могло разорваться. - Мое сердце не разорвется, пока я ему не разрешу, - отшутился Пелоп. И серьезно добавил: - Мне ведь надо еще кое-что увидеть, прежде чем уйду в царство теней. И триумф Тилона. И ваше счастье... Ничего с моим сердцем не случится, не бойтесь! В рабстве, в Спарте, мне и похуже бывало. С усилием поднявшись, Пелоп сделал несколько неуверенных шагов, затем снял с рук диски и не без торжественности протянул их Тилону. - Надеюсь, этот миг войдет в историю спорта, - сказал Пелоп, по-особому выговаривая слова. - Передаю тебе, Тилон, эстафету. Не урони ее! А ты, Гидона, подними-ка флейту и начинай играть олимпийский мотив! Тилон несколько раз подбросил на руках оба диска, взятые у Пелопа, затем принялся вдевать в них пальцы, старательно копируя все движения своего наставника, которые запомнил. - Клянусь Зевсом, молодец. Моя хватка! - похвалил Пелоп, когда Тилон вышел для разбега и изготовился к старту. Юноша невольно покраснел: похвалы Пелопа были скупы и нечасты, но тем более приятны ему. Придавал ему силы и сияющий взгляд Гидоны, которая близ скаммы играла на флейте. Взгляд любимой был исполнен радостного ожидания и надежды. ...Все вроде было сделано без ошибок: Тилон стремительно разогнался, в конце разбега, как это делал и Пелоп, выбросил руки вперед вместе с грузом, затем удачно, под нужным углом оттолкнулся от края скаммы и взвился в воздух, одновременно заводя руки назад, за спину, и делая всем телом волнообразные движения. Однако, когда прыгун опустился на песок, ни Пелоп, ни Гидона не смогли сдержать возглас разочарования: Тилон опустился гораздо ближе своего предшественника. Обескураженный юноша поднялся, сокрушенно покачивая головой. - Ничего, это с непривычки. Ведь это первая твоя попытка прыжка с грузом! - ободрил его Пелоп. - Дальше все пойдет на лад, вот увидишь, Тилон! - горячо поддержала отца Гидона. Но последующие прыжки Тилона с дисками мало что изменили. Он прыгал снова и снова, а результаты почти не улучшались. Наконец Тилон прыгнул в последний раз и в изнеможении растянулся прямо на песке скаммы. Пелоп только покачал головой, машинально отмечая черточкой последнюю точку приземления Тилона: - Отсюда до олимпийского рекорда как до Олимпа, - произнес он. Гидона опустила флейту. - Может быть, еще разок попробуешь, Тилон? - с мольбой в голосе сказала она. Тилон перевернулся на спину. - Нет смысла, - вздохнул он. - Я уже понял, Пелоп, что твое оружие мне не по силам. - Оружие?.. - поднял брови Пелоп. - Помнишь, у Гомера: один герой может поражать своим мечом врагов. А дай другому этот меч - он его едва с места сдвинет... - пояснил Тилон. - Давай уж, Пелоп, я буду прыгать, как все греческие атлеты, - без груза. - Нет! - загремел Пелоп так, что Гидона вздрогнула. - Ты будешь прыгать с грузом. Причем дальше всех, клянусь Зевсом и всеми олимпийскими небожителями! - В чем же все-таки дело? Почему не получается прыжок с грузом? - высказала Гидона вслух мысль, мучившую всех троих. Они присели рядышком на край скамьи, донельзя удрученные и обескураженные неудачным опытом Тилона. Солнце жгло, но они не замечали зноя. Неожиданно Пелоп хлопнул себя по лбу. - Ах я старое бревно! - воскликнул он. - Как я сразу не догадался?! Ведь диски-то рассчитаны специально на меня! - Что ты хочешь этим сказать? - посмотрел на него Тилон. - Разве диски - это сандалии, которые шьются по ноге? - В каком-то смысле да, мой мальчик! - сказал Пелоп. - По моим расчетам и предположениям, груз, с которым прыгает атлет, должен составлять в точности одну двенадцатую часть его веса, не больше и не меньше. В соответствии с этим я и заказывал диски мастеру, афинскому кузнецу. А ты, Тилон, намного ведь легче, чем я. Потому мой груз для прыжка оказался для тебя слишком тяжелым. Вместо подспорья он превратился в балласт... - Ясно, - расправил Тилон плечи, и Гидона, глядя на него, просветлела лицом. Юноша вскочил, словно подброшенный катапультой. - Что же мы сидим? - воскликнул он. - Надо определить мой вес, а затем поскорее заказать новые диски для прыжков! - Увы, не так-то все просто, мой мальчик, - негромко сказал Пелоп, и вертикальная складка легла на его изъеденный временем лоб. - Вес твой мы определим в два счета. А вот где мы закажем для тебя груз? Эти диски, например, отковал для меня в Афинах первоклассный мастер, да и то возился он с ними довольно долго. Я делал для него эскизы, несколько раз заставлял переделывать готовую работу. - В селении, где я живу, есть неплохой кузнец... - начал Тилон и осекся: - Да, конечно, я понимаю: ни тебе, ни Гидоне нельзя появляться в селении. Но ведь и я могу сделать заказ! - Никогда не думай, что другие глупее тебя. Особенно твои недруги! - резко бросил Пелоп. - Люди селения давно уже наблюдают за нами: я чувствую это кожей, шрамами своими, всем нутром! - Но, отец, ведь эти металлические диски носят совсем невинный характер, - вступила в разговор Гидона. - У жителей села они не должны вызвать никаких подозрений. - Ха! Не должны вызвать подозрений! - повторил с горечью Пелоп. - А зачем, скажи на милость, пастуху вдруг понадобились два диска из металла, вполне определенной формы и веса, да еще с какими-то отверстиями - якобы для пальцев?! Молчишь, дочка? Так я тебе объясню. Ясно же: диски нужны для колдовства, колдовства зловредного. Причем в сообществе с подозрительной парочкой, которая обитает на отшибе, за оградой, и занимается тем, что всячески пакостит добрым людям, насылая на них различную хворь, на поля - засуху, а на скот - порчу! Но дело даже не в этом, - продолжал Пелоп спокойнее, переводя дыхание. - Допустим, мы рискнем - дело того стоит. Но твой кузнец, Пелоп, провозится с заказом бог знает сколько времени. А у нас его нет. Тилон опустил голову. - Я знаю, что делать! - воскликнула Гидона, прерывая тягостную паузу, и радостно хлопнула в ладоши. Мужчины одновременно посмотрели на нее. - Кто сказал, что груз для прыжка должен быть обязательно в форме диска? Мне кажется, груз может быть любым: главное, чтобы он составлял одну двенадцатую часть веса спортсмена. - Продолжай, Гидона! - сказал Пелоп, в глазах которого вспыхнули огоньки интереса. - Выясни точный вес груза, с которым должен прыгать Тилон. А потом мы подберем этот груз. - Из чего же мы подберем его? - спросил Тилон. - Да хотя бы из морских голышей! - воскликнула Гидона. - Их у нас сколько угодно за виноградником, близ ограды. - Голыши... - задумчиво протянул Пелоп. - Возможно, в этом что-то есть. Конечно, самое важное - правильный вес дополнительного груза, с которым прыгает атлет. Но ведь камень держать неудобно... - Ты можешь предложить что-нибудь лучшее? - сказала Гидона. - Пусть Тилон завоюет на Олимпиаде лавровый венок победителя. Тогда он сможет заказать себе диски для прыжка хоть из чистого золота!.. Не дожидаясь ответа отца, девушка решительно поднялась, подхватила плетеную корзину, вытряхнула из нее наземь остатки песка и побежала в сторону виноградника. Она мчалась легко, словно серна, и волосы развевались от быстрого бега. Вскоре Гидона вернулась, сгибаясь под тяжестью корзины, наполненной морскими голышами. Пелоп, успевший к тому времени определить вес Тилона, забрал у нее корзину и, подойдя к весам, принялся выбирать нужные камни. - Вот эти подойдут! - сказал он Тилону и протянул ему два одинаковых голыша. - Спасибо, - поблагодарил Тилон. - Спасибо скажи Гидоне, которая принесла их, - откликнулся Пелоп. - Спасибо, Гидона, - повернулся к девушке Тилон. Гидона улыбнулась: - Спасибо скажи морю, которое обкатало их. Тилон прикинул в руках груз. Держать его было не так удобно, как диски, но кисть у Тилона была сильной и цепкой. - Ну, как этот груз? - спросил Пелоп. - Полегче моих дисков? - Конечно. Совсем другое дело! - произнес Тилон и решительно зашагал к скамме. Ему не терпелось испытать в прыжке новый груз. Над двориком вновь поплыли звуки флейты. ...Первый же прыжок унес Тилона далеко за все прежние отметки. Гидона и Пелоп в восторге бросились к скамме. - Здесь около сорока дельфийских стоп! - воскликнула радостно Гидона, промерив прутиком расстояние, которое в прыжке покрыл Тилон. ОЛИМПИАДА И вот наступил день, когда Тилон должен был отправиться на Олимпиаду. Прощание с Гидоной вышло грустным. Расставшись с Пелопом и выслушав все добрые советы и напутствия, Тилон вышел за калитку. Гидона вызвалась проводить его. - Вас могут увидеть вместе, - покачал головой Пелоп. - Тогда не миновать беды. - Я провожу Тилона только до оврага, отец! - умоляюще произнесла Гидона. Вместо ответа Пелоп махнул рукой и отвернулся. Какое-то время молодые люди шли молча. - Знаешь, Тилон, мне неважно, победишь ты на Олимпиаде или нет, - произнесла неожиданно Гидона. - Нет, не так! - поправилась она. - Я, конечно, от всей души желаю, чтобы ты победил. Но всего главнее для меня, чтобы вернулся целый и невредимый... - Можно подумать: ты провожаешь меня не на Олимпиаду, а на войну! - попытался улыбнуться Тилон, но улыбка получилась вымученной: на душе у него было смутно, неспокойно. В селении в последнее время снова поползли слухи о домике на отшибе о его обитателях, насылающих порчу. Но теперь с ними связывали имя Тилона. Его настроение передалось и Гидоне, хотя о том, что его тревожило, Тилон не рассказывал ни ей, ни отцу. - Груз для прыжка гляди не потеряй, - сказала Гидона. - Скорей голову потеряю! - ответил Тилон и поправил под мышкой увесистый сверток с голышами. - А ты приободрись, Гидона. Вот увидишь, я вернусь за тобой. Может, и отца уговорим уехать с нами... Знаешь, у меня на родине, в Спарте, женщина говорит, провожая мужа на войну: со щитом или на щите. Я надеюсь вернуться со щитом. ...Чем ближе приближался Тилон к Олимпии, тем чаще припоминался ему памятный ночной рассказ Филлиона о своем отце, побывавшем на Олимпиаде. С каждым днем, с каждым часом дорога становилась все более запруженной. Шум, разноязыкий говор, смех оглушали Тилона, привыкшего к тишине и малолюдью. Тилон был грустен, тревожные мысли одолевали его. Как встретит его, изгнанника, спартанская делегация там, на Олимпиаде? По ночам, во время краткого отдыха, Тилону снилась далекая Спарта, родители, Пелоп, из последних сил совершающий прыжок с тяжелыми дисками, чтобы обучить Тилона прыжку с тяжестью. Грезились ему домик за оврагом, виноградник, залитый солнцем, Гидона... В пути Тилон старался ни с кем не общаться, шел сам по себе, погруженный в думы. Дорога круто вильнула в гору, идти стало труднее, но Тилон по-прежнему шагал быстро, обгоняя одну за другой пышные делегации из различных городов и государств. Слева и справа от дороги вздымались живописные склоны, поросшие миртовыми и оливковыми рощами, которые источали на солнце дурманящий аромат. Встречались здесь и вековые кряжистые дубы, и стройные сосны, идущие на мачты для кораблей. А там, вдали, теснились горные вершины, вдруг напомнившие Тилону смертельную схватку на горном плато и слепого вождя восставших крестьян, который спас ему жизнь ценой собственной жизни... Одна из вершин, возвышавшаяся среди других и особенно густо поросшая лесом, привлекла внимание Тилона, и он спросил у случайного спутника, как она называется. - Ты, видно, издалека? - спросил тот. - Издалека, - согласился Тилон. - Знай: это и есть священный Олимп, жилище богов, - произнес торжественно путник. - А вон там, правее, - это холм Крона... Тилон долго стоял, вглядываясь в Олимп, но ни одного бога, хотя бы самого завалящего, второстепенного, не обнаружил. <Боги попрятались от жары>, - подумал он, снова пускаясь в путь. Спутник его семенил рядом. Они миновали перевал, и перед ними открылась олимпийская долина - неправильный четырехугольник, весь видный сверху как на ладони. У самого края долины возвышался храм. Словоохотливый спутник пояснил Тилону, что храм посвящен супруге Зевса - Гере, матери олимпийских небожителей. - Близ этого храма проводятся Героиды - женские спортивные игры наподобие Олимпиад. Ведь на Олимпиадах женщинам запрещено появляться - я имею в виду стадион и ипподромы. - А если женщина рискнет и появится там, что ей грозит? - спросил машинально Тилон, мысли которого были заняты другим. - Смертная казнь! Бурный Алфей казался отсюда прихотливо извивающейся серебристой змейкой. А вон и Кладей - широкий ручей, впадающий в олимпийскую реку и щедро питающий ее своими водами. Они спустились в долину, миновали богатый храм, посвященный Гере, и взяли влево. Вдоль дороги потянулись небольшие, но исключительно пышные строения, непохожие одно на другое, - каждый дом был на свое лицо. - В каждом из этих строений хранятся дары Олимпиаде от определенного города или государства, - сказал всезнающий спутник Тилона. - А дальше, за строениями, ты видишь портик Эхо... - Тот самый? - переспросил Тилон, и у него от волнения перехватило на миг дыхание. - Ну да, - кивнул собеседник. - В этом портике главный судья Олимпиады или глашатай будет провозглашать победителя в каждом виде состязаний, и эхо повторит его имя семь раз, даря бессмертие на века!.. Тилон остановился, разглядывая портик, о котором столько слышал. Толпа их обминала, толкала, задевала краями одежды, поругивала - стали, мол, посреди дороги, словно ослы! - Что с тобой, парень? - забеспокоился наконец спутник Тилона. - Голову напекло? Пойдем в тень, к фонтану. Попьем немного, умоемся. Тилон что-то пробормотал. - Что, что? - не расслышал спутник. - Здесь, в портике, через несколько дней глашатай провозгласит и мое имя, - тихо, словно обращаясь к самому себе, произнес Тилон. - Идем, - потянул его за рукав спутник. - Я же говорю - ты перегрелся на солнце. Хорошо хоть, в дороге не свалился. - И эхо повторит мое имя семь раз! - продолжал, не слушая, Тилон. - Повторит, повторит, - проворчал спутник. - И не семь, а двадцать семь раз. От чего-чего, а уж от скромности ты, парень, не умрешь! А может, ты того?.. Винцом перед нашей встречей побаловался, а оно теперь и вступило в голову? Тилон и впрямь походил на пьяного: глаза его горели, волосы растрепались. Они без всякой цели бродили по долине Алфея, и все привлекало его внимание, на все смотрел он как завороженный. - Сознайся все-таки: что там у тебя в свертке? - в который раз спрашивал спутник. - Говорю же тебе - сокровище! - буркнул Тилон и отвел его руку. - Вот-вот. Я и говорю: перегрелся малость, - покачал головой спутник. Внимание Тилона привлекло огромное двухэтажное здание, украшенное мраморными колоннами. Их было столько, что зарябило в глазах. - Леонидион? - догадался Тилон. - Верно. Чего-то ты, парень, знаешь. Эта гостиница Леонидион, больше которой нет в Греции, а значит, и во всем мире! Одних колонн сто тридцать восемь, - добавил спутник с гордостью, будто самолично обтесывал и устанавливал эти колонны. - Сколько там комнат? - спросил Тилон, надеясь поставить спутника в тупик. - Представь себе - целых восемьдесят! - без запинки отвечал тот. - Такое и представить себе трудно. В Леонидионе живут самые почетные гости Олимпиады. Но, коль скоро ты участник Олимпиады и даже ее будущий победитель, зайди попытай счастья, - с ехидной улыбкой произнес спутник, но Тилон пропустил его слова мимо ушей. Вообще он находился в каком-то странном полусне, когда явь трудно отделима от фантастических грез. Болтливый спутник что-то говорил и говорил не смолкая, но до Тилона, без устали озирающегося по сторонам, долетали только отдельные слова: - Вон палестра - там тренируются атлеты... Гимнасиум... Священная роща... Священная роща - Альтис - встретила их таинственным шелестом листвы и благодатной тенью. Здесь стояли бронзовые статуи победителей предыдущих Олимпиад, отлитые лучшими мастерами Греции. - Значит, думаешь, и для твоей скульптуры здесь местечко найдется? - не упустил случая подпустить шпильку спутник Тилона. Близ алтаря Зевса-громовержца они замешкались - их обошла торжественная процессия. Белые одежды людей были богато расшиты золотом, пурпурные ленты вились на ветру - одна из них задела Тилона по лицу. За процессией тянулись опрятно прибранные рабы: одни тащили на плечах, сгибаясь от тяжести, подарки верховному божеству, другие подгоняли животных, предназначенных для жертвенного заклания. Пройдя через священную рощу, Тилон и его спутник вышли к самому величественному строению долины Алфея - храму Зевса Олимпийского. У входа толпились люди, желавшие проникнуть внутрь храма. В храме было прохладно. Неизвестно откуда струился ветерок, обвевая разгоряченные лица. Сводчатые стены уходили ввысь, теряясь в полумраке. Мимо них прошел служитель, размахивая кадильницей с тлеющими благовониями. Кучки посетителей либо застыли в благоговейном молчании, либо переговаривались еле слышным шепотом - настолько подавляла торжественность величественного помещения. Немного привыкнув к обстановке, молодой атлет и его спутник - Тилон так и не спросил, как его зовут, - двинулись в глубину храма. Здесь на троне из чистого золота восседал сам Зевс. Благородный металл тускло сверкал под узким лучом света, который падал откуда-то сверху - быть может, с помощью сложной системы зеркал. Сам Зевс был изваян из слоновой кости. Глаза божества были сделаны из драгоценных камней. На голове покоился золотой венок, в точности воспроизводящий венок из ветвей дикой оливы, которым увенчивался победитель Олимпийских игр. На правой ладони Зевса стояла, словно устремленная вперед и ввысь, статуя Ники - Победы. В левой руке Зевс держал скипетр, увенчанный когтистым орлом. - Зевс на троне, работа Фидия... Одно из семи чудес света, - благоговейно прошептал Тилон, поймав взгляд своего спутника, и тот впервые с уважением посмотрел на него. <Он точно похож на Пелопа>, - подумал Тилон, глядя на сидящего Зевса. Лицо божества было добрым, задумчивым. Курчавые жесткие волосы низко спускались на лоб, разрезанный вертикальной складкой. Затем они долго бродили среди бесчисленных палаток и шалашей, которые стихийно выросли на берегах Алфея. Тилон жадно всматривался в лица встречных. Он и жаждал встретить кого-нибудь из Спарты, и в то же время опасался этой встречи. Из одной палатки им призывно помахали рукой, и спутник Тилона устремился туда, донельзя довольный тем, что повстречал земляков. - Прощай, парень! - крикнул он Тилону с улыбкой. - Желаю тебе поменьше хвастаться!.. Тилон рад был одиночеству: признаться, словоохотливый спутник уже давно тяготил его, хотя и сообщил много интересного. Внимание юноши привлек огромный камень, стоящий на высоком пьедестале. Камень сверху был снабжен ручкой, отчего напоминал колоссальную гирю. С одной стороны на камне была выбита надпись, уже слегка подпорченная непогодой, но еще достаточно четкая, чтобы ее можно было разобрать. Напрягая память, Тилон припомнил уроки, которые тайком давал ему в агеле Филлион, единственный грамотный человек во всем военно-спортивном лагере: он прутиком чертил на песке буквы и объяснял Тилону их значение, едва выдавалась свободная минутка. Однажды, застав их за этим занятием, ирен жестоко избил обоих своим ореховым посохом. Но уроки Филлиона не прошли даром... С огромным трудом, складывая буквы в слова, Тилон прочел вслух выбитую на камне надпись: <Би-бон под-нял ме-ня над го-ло-вой од-ной ру-кой...> Далее шла дата установления олимпийского рекорда. Юноша настолько был ошеломлен новыми впечатлениями, что только к вечеру вспомнил строжайшее напутствие Пелопа: <Как только прибудешь в Олимпию, разыщи главного элладоника и представься ему. Скажешь, что ты занесен в списки соревнующихся>. Главный элладоник - спортивный судья Олимпиады - долго и придирчиво разглядывал худощавого юношу. Уж больно тонка его талия и бледны щеки. Но широкие плечи и мощные мышцы ног изобличают неплохого атлета. Элладоник глянул в свои записи. - Тилон из Спарты, говоришь? Да, ты записан год назад Пелопом, гражданином Афин... Где же ты бродишь так долго? Все участники нынешних Олимпийских состязаний уже явились. - Я... бродил долиной Алфея... - смущенно потупившись, пробормотал Тилон. - Это другое дело. Человеку, впервые попавшему в Олимпию, действительно есть что посмотреть, - смягчился главный элладоник. - Ты весь год тренировался в прыжках? - Весь год, - поднял голову Тилон. - Почтенный Пелоп за тебя поручился, - сказал главный элладоник. - Я знал его немного по Афинам... И всегда уважал. Так и передай ему, когда возвратишься. После паузы элладоник окинул взглядом запыленный плащ и усталое лицо Тилона и произнес: - А теперь ступай в бани и гимнасиум, раб укажет тебе дорогу. Отдохни, приведи себя и одежду в порядок и готовься к олимпийской клятве. А вещи, - кивнул элладоник на сверток, который Тилон крепко держал под мышкой, - можешь оставить в гимнасиуме. Их никто не украдет. ...Но вот все позади - и торжественный ритуал, предшествующий спортивным состязаниям, и олимпийская клятва. Наступил миг, к которому Тилон шел всю свою сознательную жизнь. Повинуясь распорядителю Олимпиады, Тилон вместе со своими соперниками-прыгунами покинул зал, предназначенный для атлетов, ждущих начала состязаний, и нестройная процессия по специальному проходу вышла на поле стадиона. Только теперь, при виде своих мускулистых, ловких и уверенных в себе соперников, сомнение закралось в душу Тилона. Общие насмешки вызвал пакет, с которым Тилон ни за что не хотел расстаться, несмотря на неудовольствие распорядителя. Рев толпы на стадионе в первую минуту оглушил Тилона. Сорок тысяч человек заполнили трибуны до отказа. Выкрики, топанье ног, подбадривающие возгласы слились в единый гул - так шумит море в непогоду. Шагая под звуки флейты вместе с другими спортсменами к скамме, Тилон немного замешкался и приотстал от остальных, жадно озирая трибуны. Но отыскать кого-либо в этом море оживленных лиц было, конечно, невозможно. - Не робей, юноша! - шепнул ему распорядитель, неверно истолковавший поведение Тилона. - На Олимпиаде и проиграть не стыдно... Да брось ты свой сверток, в который раз говорю! Упрямец! - прошипел распорядитель, подобно рассерженной змее, и сделал попытку выбить сверток из рук Тилона, но тот ловко увернулся. ПОБЕДА Все резче, все пронзительнее звучит флейта, мелодия ее проникает в самое существо Тилона, вызывая в памяти образ. Гидоны. Юноша так волновался, что прыжки в длину своих соперников наблюдал как бы в тумане. Каждый прыжок вызывал на трибунах бурю восторга. После этого помощники главного элладоника замеряли длину прыжка и спортивный судья объявлял результат. Тилон окончательно пришел в себя, только когда над стадионом прогремело его имя, выкрикнутое глашатаем, чей голос был самым сильным в Греции. Прижимая к груди бесценный сверток, Тилон сделал несколько шагов к главному элладонику. Развернул пакет, достал два голыша и громко произнес: - Благородный судья Олимпиады! Разреши мне совершить прыжок с этими камнями! С этими словами Тилон поднял камни высоко над головой, чтобы их все видели. Стадион замер в предчувствии необычного. - Ты желаешь, Тилон, прыгать с дополнительным грузом? - недоуменно сощурился главный элладоник. - Я правильно понял тебя? - Правильно, благородный судья. Элладоник коротко посовещался со своими помощниками. - Что же, это твое право, Тилон, прыгать любым способом, - объявил он на весь стадион решение судей. - Олимпийских правил ты не нарушаешь. Поэтому можешь прыгать, хоть быка взвалив на плечи, как Геракл! Гомерический хохот потряс стадион. Мир еще не видывал подобного глупца, который для прыжка в длину нагружает себя дополнительными тяжестями. Зажав в руках голыши так, как учил его Пелоп, Тилон направился к скамме. Элладоник подал сигнал, зазвучали примолкшие было флейты, и очередная группа прыгунов резво рванулась с места, беря разбег для прыжка. Перед тем как оттолкнуться от края скаммы, Тилон резко выбросил вперед руки с голышами. Оттолкнулся под нужным углом в сорок пять градусов, как учил его Пелоп. И, едва оторвавшись от земли, почувствовал - прыжок удался. Руки с грузом уже в полете он перевел назад, и груз из извечного врага превратился в друга. Неведомая, но мощная сила словно подтолкнула его в спину, и Тилон полетел, как на крыльях. Он совершал волнообразные движения всем телом, снова и снова перемещая свой груз вперед и опять - за спину. Преодолев высшую точку полета - вершину параболы, Тилон начал снижаться. Он бросил взгляд вниз... Скамма под ногами исчезла! Только потом он узнал, что длины ее попросту не хватило - скамма не была рассчитана на столь огромный прыжок! И Тилон приземлился на утрамбованную почву стадиона. Он упал и, еще не поднимаясь, быстро покосился на соседние дорожки. Сомнений нет: он опередил соперников - лучших прыгунов Греции - больше чем вдвое! И это именно его приветствуют трибуны. Люди в едином порыве вскочили и размахивали руками, что-то крича, - слов было не разобрать. Тилон поднялся и, прихрамывая, сделал несколько шагов, превозмогая острую боль. Видимо, он растянул связки. Но какое это теперь имело значение? Он все еще стоял недалеко от скаммы, прижимая к груди два морских голыша, когда увидел, что к нему через весь стадион бежит небольшая кучка людей. Один из них вырвался вперед, и Тилон узнал в нем Филлиона. Друзья сдержанно обнялись, как и подобает спартанцам, словно не было между ними долгих лет разлуки, насыщенных смертельными опасностями. <Вот и привели Парки свидеться вновь>, - мелькнуло у Тилона. - Как ты спасся, когда выпустил меня из лагеря спартанцев? - спросил он. - Об этом потом, потом! - махнул рукой Филлион. - А сначала я хочу поздравить Тилона из Спарты, победителя Олимпиады! - Он снова обнял Тилона и неожиданно расцеловал его. К ним подбежали остальные спартанцы, окружив Тилона возбужденной группой. - Вот мой отец, глава нашей делегации, познакомься! - сказал Филлион и указал на седовласого представительного человека. Тот шагнул к Тилону и дружески протянул руку. - Спарта приветствует тебя, Тилон, - сказал он, - и с нетерпением будет ждать твоего триумфального возвращения. Она встретит тебя как одного из своих величайших героев! Взгляд Тилона затуманился слезами. Столько лет он ждал этого момента, надеясь и в то же время не веря, что такой момент наступит. Он вытер глаза и оглядел окруживших его спартанцев. Но все, кроме Филлиона, были ему незнакомы. - Как мои родители? - тихо спросил он Филлиона. - Живы ли? - Они живы. - Их нет в Олимпии?.. - Они слишком бедны, Тилон, чтобы приехать в долину Алфея, - сказал Филлион. - Отныне, Тилон, все переменится в их судьбе! - торжественно произнес отец Филлиона, и вся спартанская делегация поддержала его одобрительными репликами. - Послушай, Тилон, а кто тебя надоумил прыгать с дополнительным грузом? - задал кто-то из спартанцев вопрос, который мучил всех, и потрогал пальцем голыши, которые молодой атлет так и не выпустил из рук. Остальные потеснились поближе, чтобы услышать ответ. - Тут заслуга не моя. Один мой друг придумал этот способ прыжка. Он и обучил меня, - глухо произнес Тилон. Он только теперь почувствовал огромную усталость, которая накапливалась долго, изо дня в день, из месяца в месяц, в течение бесконечных изнурительных тренировок, и вдруг теперь навалилась на него. К тому же сильно саднила нога, ушибленная во время рекордного прыжка, хотя Тилон и превозмогал боль, не подавая виду. - Когда ты вернешься в Спарту, мы назначим тебя в агелу почетным иреном, - решил отец Филлиона. - Ты преподашь этот способ прыжка нашим будущим воинам, и спартанская армия станет еще сильнее! - Прыжок с грузом не может составлять чьей бы то ни было тайны, - сказал Филлион. - Отныне он принадлежит всем спортсменам, всем, кто только захочет прыгать с дополнительным грузом. Неважно, будет ли это спартанец, афинянин или кто-либо еще. Ведь любой новый олимпийский рекорд послужит славе Греции! Спартанцы зашумели. Лицо руководителя делегации помрачнело. - Ладно, Филлион, об этом у нас будет еще возможность поговорить, - произнес он, властным жестом восстанавливая тишину. Состязания на стадионе между тем прервались на время дневной жары, и их окружила огромная толпа, состоящая из зрителей и других участников соревнований. - Пока, Тилон, отдыхай и готовься к дальней дороге, - сказал отец Филлиона. - Через четыре дня Олимпиада завершится, и мы двинемся в путь. Вся Спарта, твоя родина, ждет тебя! Мы проводим тебя в Леонидион, я уступлю тебе свое помещение... А вечером, после того как тебя увенчают оливковым венком с белыми лентами - высшей наградой олимпийскому победителю, - мы приглашаем тебя на пиршество в твою честь!.. - Вечером меня здесь не будет, - сказал Тилон и пошатнулся. Филлион поддержал его. - Как понимать тебя, Тилон? - нахмурился вновь руководитель спартанской делегации. - Мне надо отлучиться. - Надолго? - Суток на трое. - Куда? - Меня ждут друзья. - Так... - Отец Филлиона помолчал, что-то соображая. - Хорошо, съезди. Я дам тебе свой экипаж с возницей. - В таком случае я обернусь быстрее! - радостно произнес Тилон. - Договорились, - кивнул руководитель делегации. - Смотри не задержись. Мы все будем с нетерпением ждать тебя. Ты едешь один? - Нет. - А с кем? - Вот с ним, если согласен, - указал Тилон на Филлиона. - Я еду с ним, отец, - не раздумывая, подтвердил Филлион. ДЕНЬ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ Тилон назвал вознице место назначения, пояснил, как ехать, и шестерка резвых коней весело поскакала по накатанной дороге. Встречный люд, из тех, кто припоздал в пути на Олимпиаду, то и дело оглядывался на пышный экипаж. Долгое время оба молодых человека молчали: Тилон был погружен в свои думы, а Фидлион, верный обычаю, не вдавался в расспросы. Наконец Тилон заговорил и вкратце рассказал другу о Гидоне и ее отце. - Эта девушка для меня дороже жизни, - заключил Тилон свой рассказ. - И она согласна поехать с тобой в Спарту? - Хоть на край света. - А ее отец? - С Пелопом дело сложнее. Я долго разговаривал с ним перед тем, как отправиться на Олимпийские игры. Он, понимаешь, колеблется. Наконец-то, говорит, я нашел для себя пристань. Здесь и умереть хочу. Я, говорит, как старый корабль на приколе - поздно, мол, мне пускаться в дальнее плавание. - Ничего себе пристань! - возразил Филлион. - Ты же говоришь, на него и Гидону все близлежащее селение зубы точит. Они знают об этом? - Знают, конечно, - задумчиво произнес Тилон. - Но и Пелопа понять можно. Сам понимаешь, с нашей Спартой у него связаны не самые приятные воспоминания. - Что было - то прошло. - Верно, - согласился Тилон. - Прошлым жить нельзя. Что ж, может, и уговорим Пелопа уехать вместе с нами. - Конечно, уговорим. Зевсом клянусь! - горячо заверил Филлион. Экипаж свернул с накатанного тракта и покатил по проселочной дороге. Перед холмом Тилон велел вознице остановиться. - Дальше пойдем пешком. Жди нас здесь, - велел Тилон вознице. Когда они перевалили холм, в воздухе запахло гарью. Вскоре послышался шум потока, бегущего по дну оврага. Молодые люди перешли по стволу, переброшенному через ручей, и поднялись наверх. Тилон шел впереди, все ускоряя шаг. Он совсем позабыл о боли в ушибленной ноге. Остановился, протер глаза... Знакомой ограды не было. Не было ни дома, ни беседки, обвитой диким виноградом и плющом. Место, где обитали Пелоп с дочерью, представляло собой пепелище. Видно, беда случилась совсем недавно - в воздухе еще носились хлопья жирной сажи. Быть может, огонь вспыхнул в тот самый момент, когда он после фантастического прыжка упивался своим триумфом... Вместо того чтобы поспешить своим друзьям на помощь. Нет, не нужно было уезжать отсюда. Будь они прокляты, состязания и все на свете прыжки! На пожарище Тилон и Филлион обнаружили отпечатки множества ног. Они тщательно исследовали весь участок, но обнаружили только несколько изувеченных до неузнаваемости приборов, с помощью которых Пелоп тренировал своего юного друга, будущего победителя Олимпиады. Каких-либо следов Пелопа и Гидоны они не нашли. Исчез и пес - из собачьей будки торчал лишь обрывок цепи. Что-то блеснуло под последним лучом заходящего солнца. Тилон с усилием, превозмогая боль в ноге, нагнулся, подобрал помятый транспортир, с помощью которого Пелоп замерял угол прыжка - кажется, вчера это было. Тилон стер со стрелки пыль, кое-как распрямил ее и спрятал прибор. - Найти бы, кто это сделал, - сказал он. - Кто убил их. - Я думаю, они живы, - сказал Филлион, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. - Мы найдем их! Лишь когда солнце опустилось за вершину холма, они двинулись в обратный путь. Бойко стрекотали цикады, словно стремились рассказать Тилону о случившемся. Рядом с прихрамывающим Тилоном, поддерживая его, шагал Филлион, и за обоими тянулись огромные вечерние тени. - Постоим немного, - сказал Тилон и сошел с дороги на обочину. Тени от деревьев и кустарника, вытягиваясь, слились в одно серое полотнище. Свежее морское дыхание доносило сюда запах йода, гниющих водорослей. А может, все это приснилось ему: и далекая родина - Спарта, и безжалостный ирен, и олимпийский триумф, и тоненькая молчаливая девушка, и ее отец? Тилон уронил тяжелый сверток и долго стоял, глядя в небо, на котором начали проступать первые звезды.__________________________________________________________________________ Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 13/09/2000
[X]