Владимир Михайлов.
 Стебелек и два листка
Он смотрел на индикатор параллельности осей. Сейчас параллельность явно
  переставала  быть  эвклидовой,  оси  так  и  подмывало  пересечься.  И  не
  где-нибудь в математически  искривленном  пространстве.  Тут,  в  пределах
  спейс-координатора.
     Потерять в сопространстве параллельность осей - это хуже, чем оказаться
  в открытом море без компаса. Там хоть звезды стоят на  положенных  местах.
  Можно определиться. А тут различи, где звезда,  где  -  сопространственная
  проекция. И нужно же быть  такому  везению?  Приключилась  напасть  именно
  здесь, а  не  в  своем  родном  пространстве.  Если  вовремя  не  привести
  Координатор  в  чувство,  заедешь  туда,  откуда  потом  за  три  года  не
  выберешься.
     Что же это он так? Вроде все дышит нормально, ресурса полный  мешок,  и
  захочешь - не выработаешь, а  вот  машина  киснет  прямо  на  глазах.  Ну,
  технари, ну, корифеи, ну погодите, доберусь до вас, небо вам не с  овчинку
  покажется, а с дамский платочек кружевной, только  пахнуть  будет  другими
  духами...
     Так вел себя Юниор в раз и навсегда усвоенной небрежной манере  -  мол,
  нам все нипочем; кое-что произносил вслух, другое  про  себя.  Вслух  -  в
  основном слова выразительные, которые про себя и смысла  нет  произносить,
  потому что тогда от них никакого облегчения. Руки  тем  временем  работали
  сами собой: спокойно, без суеты, врубали одну контрольную цепь за  другой,
  проходили  контур  за  контуром,  пока  корабельный  диагност,   поигрывая
  огоньками, решал ту же задачу своими  методами.  Тут  -  порядок.  И  тут.
  Порядок. Норма. Но ведь где-то беспорядок:  оси-то,  словно  в  ритуальном
  танце с планеты Зиндик, все трясутся,  и  каждая  в  свою  сторону.  Опять
  норма. Норма и здесь.
     Да уж скорей бы, что ли, найти, - подумал Юниор с неожиданной тоской. -
  Пусть что угодно, только побыстрее. Только не в самом конце. Потому что  в
  конце - Кристалл. А если это Кристалл, то, увы, без вынужденной  -  никак.
  Мало  в  корабле  таких  деталей,   с   которыми   нельзя   справиться   в
  сопространстве, да и в своем пространстве тоже, для  которых  нужна  точно
  фиксированная и направленная гравитация. Мало. Но они есть. И Кристалл  из
  них, пожалуй, самая зловредная. Потому что... Ну, потому что Кристалл есть
  Кристалл, что тут объяснять.
     Да, - сообразил он  наконец  минут  через  десять.  -  Так  я  и  знал.
  Кристалл, конечно, а что же еще? Все другое ниже твоего достоинства. Это у
  других могут выходить  из  строя  какие-нибудь  синхронизаторы,  магнитные
  линзы, может нарушаться синфазность... Это все не  для  Юниора.  У  Юниора
  если что и летит, то уж никак не менее, чем Кристалл. Зато разговоров - по
  всей Дальней разведке. А как же! Кто ас Дальней? Юниор. Кто  представитель
  славной династии разведчиков? Юниор, конечно. Потому он и Юниор,  то  есть
  младший, есть и старший - Сениор,  благополучно  здравствующий  отец.  Кто
  садился на Медузе? Юниор. Кто, кто, кто?.. Юниор, Юниор, Юниор. И наконец,
  кому поручают теперь идти на контакт с Курьером? Ему, кому же еще. То есть
  ищут контакта и другие. Но все как-то привыкли думать, что найдет он. Ну и
  найдешь?
     Черта с два тут найдешь, - раздражался Юниор. - Что, кроме седых волос,
  можно приобрести, если у тебя плывет Кристалл? Тут пошли бог местечко  для
  вынужденной. Что-нибудь такое, на что  сесть  можно.  Планетку  с  твердым
  грунтом. С гравитацией в пределах  нормы.  Хотя  такой  же  эффект  можно,
  конечно, получить в равноускоренном полете,  но  лететь-то  без  Кристалла
  нельзя, в этом вся суть... Сам Кристалл невелик, но, чтобы его  вырастить,
  нужна уйма исходного  материала.  Так  что  думай  не  думай,  а  садиться
  придется.
     Веселый разговор, - усмехнулся Юниор. - Еще никто и никогда не  шел  на
  вынужденную в сопространстве. Снова  ты  первый.  Но,  честное  слово,  не
  колеблясь отдал бы этот приоритет за далекую, пусть самую неуютную, никуда
  не годную планетку - только бы она была в своем пространстве, а не в  этом
  молочном киселе. Но делать ре-переход без Кристалла, это... да нет, это  и
  сравнить не с чем, нет такого сравнения.
     Значит, садимся. Гравиметры показывают, что какие-то  тяготеющие  массы
  имеются.  Посоветуемся  с  Умником.  Зададим  ему  задачку.  Такую:  меняю
  Кристалл с нарушенными связями на планету с напряжением поля гравитации от
  одного до одного и  двух  десятых  "же",  жидких  и  сплошь  скалистых  не
  предлагать... Оптимальную рекомендацию дадим прямо  в  машину.  Все  равно
  выбирать будет некогда: координатор агонизирует. Решено? Решено. И  больше
  никаких эмоций.
       Лиловая неравномерная  полумгла  лежала  на  равнине,  и  эта  странная
  неравномерность создавала впечатление неровного рельефа. На самом же  деле
  плато было гладким, как олимпийский  каток,  тонкий  песок  покрывал  его,
  скрипучий и как бы причесанный;  параллельные  и  частые  линии  тянулись,
  насколько хватало глаз - следы  ветра,  вероятно.  Сейчас  стояла  тишина,
  темное небо было как будто безоблачным - однако  ни  звездочки  в  нем  не
  было, не на чем задержаться взгляду. Свист  посадочных  антигравов  словно
  впитался в песок,  и  безмолвие  заполнило  все  вокруг.  Лишь  в  корабле
  временами пощелкивало: оказавшись в новой обстановке, он  приспосабливался
  к ней, анализировал, делал выводы и принимал меры,  вырабатывал  режим,  в
  каком теперь предстояло  действовать.  Созданный  для  движения,  корабль,
  обретя неподвижность, с каждой минутой все больше  врастал  в  окружающее,
  становился органичной его частью. Без корабля здесь казалось бы пусто;  он
  стал центром, естественной точкой отсчета в этой части планеты, маяком, на
  который можно было держать курс. Только вот некому было.
     Глуховатое местечко, - подумал Юниор. - И, судя по тому, что было видно
  во время облета, -  такая  благодать  на  всей  планете.  Теннисный  мячик
  Господа Бога, далеко выбитый  неверным  ударом,  затерявшийся  и  навсегда
  выбывший из игры. О жизни здесь и не слыхивали. Не мертвая  планета,  нет,
  не родившаяся, так вернее.
     Он  сидел  на  корточках,  разгребая  затянутыми  в  перчатки  ладонями
  податливый песок, не влажневший с  глубиной.  Сушь.  В  воздухе  ни  следа
  водяных паров. Идеальный климат для легочников - если только они не  дышат
  кислородом. Под этим песочком - каменная плита. Корабль  уже  взял  пробы.
  Можно не волноваться: мы не провалимся. Надежный грунт. И что  ни  говори,
  приятно побродить по чему-то такому, что не есть палуба.
     Итак, что у нас для полного счастья? Гравитация.  Покой.  Песок.  Воды,
  правда, нет. Ничего, мы ее наделаем сколько понадобится,  кислорода  полно
  под ногами, водород есть в атмосфере -  показали  анализы.  Тепло,  триста
  по-Кельвину. Жаль, без скафандра не выйти. Хотя - еще посмотрим.  Вот  без
  дыхательного аппарата, это уж точно, здесь и шага не сделаешь.  Ладно.  Не
  привыкать.
     Странный свет какой-то. Ни день, ни ночь. Где  светило?  Не  видно.  Но
  быть-то оно должно, на это температура указывает. Правда, подлетая, мы  не
  видели ничего такого, что  можно  было  бы  назвать  солнцем.  Может,  это
  периферийная планета, с которой солнце видится маковым зернышком, как наше
  светило с Плутона? Но откуда  тогда  тепло?  Для  вулканических  процессов
  планета вроде старовата, тогда поверхность ее не была  бы  столь  гладкой;
  Ядерный разогрев? Но уровень радиации в норме. Ладно, пока  планета  будет
  поворачиваться,  гравиметры  что-нибудь  да  нащупают.  Кстати,  с   какой
  скоростью она вращается? Пока  не  известно.  Уравнение,  в  котором  одни
  только неизвестные.
     А, собственно, зачем тебе все это? Сели хорошо. Мешать никто не станет.
  Работай, сколько душе угодно. И спи спокойно.  Ноль  опасностей.  Ни  тебе
  тигров, ни микрофлоры. Стерильно.
     Юниор  усмехнулся  уголком  рта.  Сна-то  ведь  лишаешься  чаще  не  от
  опасностей. Да...
     Он отошел подальше, сделал круг, охватывая корабль взглядом. Тот  вроде
  бы колебался в неверном лиловом свете. Мрачноватые  места,  прямо  скажем.
  Давят.  Настроение   тоже   становится   каким-то   лиловым.   Некие   оси
  разлаживаются в психике, как в координаторе. Этого нельзя позволять  себе.
  Не за этим летели.
     Ничего, мы все это в два счета наладим. "Мы" - он имел в  виду  себя  и
  корабль. В два счета. Каждый счет -  по  семь  нормальных  суток.  Столько
  растет Кристалл: две недели. Так что не будем терять времени.
     Неприятный  все  же  полумрак.  Сейчас  установим   выносные,   устроим
  иллюминацию. Дальше программа такова. Наладить получение  сырья.  Посадить
  семечко. Демонтировать старый Кристалл - вернее, ту манную кашу, в которую
  он  превратился,  -  хватит  времени,  пока  будет  расти  новый.  Сделать
  положенную проверку и обслуживание механизмов и устройств. Рекогносцировку
  местности можно и не предпринимать, но Юниор проведет  ее,  он  не  привык
  отступать от законов Дальней разведки.  Но  это  -  позже,  когда  главная
  работа уже пойдет.
     Хорошо бы, конечно, сообщить что-нибудь на базу. Жаль, что  отсюда  это
  немыслимо.
     Даже всепроницающее параполе, на котором только и возможна  эффективная
  связь в пространстве, на границе сопространства отражается,  не  проходит.
  Зафиксировав, что он не вынырнул в своем мире в назначенное время, на базе
  забеспокоятся. И будут беспокоиться две недели.
     Тут он ничем помочь не сумеет. Люди никак не  привыкнут  к  тому,  что,
  какие бы ужасы им ни мерещились, с  Юниором  ничего  не  случается,  кроме
  мелких неприятностей. Не на тех  он  дрожжах  замешан.  Он  -  на  батиных
  дрожжах.
       Батя, великий Сениор, откуда только не вылезал. И  так  воспитал  сына:
  выбираться отовсюду, независимо от того, можно вообще оттуда выбраться или
  нельзя. Другие нет, а ты сможешь - так учил батя. И  показывал  на  личном
  примере. Когда Дальняя разведка была еще младенцем, Сениор одним из первых
  стоял у ее колыбели.
     Вопреки всем прогнозам, батя благополучно долетал до  весьма  и  весьма
  зрелого, мягко выражаясь, возраста. И  когда  он  вернулся  из  последнего
  своего полета, его вовсе не сводили по трапу под руки, как патриарха;  он,
  как всегда, прогрохотал по ступенькам  сам,  едва  касаясь  их  каблуками,
  маленький, нахально задиравший голову, острый на язык. Никто в тот миг  не
  подумал, что Сениор пришел  из  своего  последнего  рейда:  казалось,  его
  хватит еще надолго. Но больше он не полетел. Почему - точно никто не знал,
  Хотя легенды, конечно, ходили. Вплоть до того, что явилась, мол, к нему во
  сне покойная мать и строго сказала: "Витя, пора и честь знать".
     Ближе всего к истине был, пожалуй, такой рассказ:  будто  пришел  он  к
  шефу Дальней и за традиционной чашечкой кофе как бы между  прочим  сказал:
"Слушай, Пират, где сейчас мой хулиган - далеко?" Шеф показал где.  Сениор
  сказал: "Вызови его, будь добр". - "А что?" - поинтересовался шеф,  слегка
  тревожась. "Хочу передать ему мою  машину.  Если  у  тебя  нет  возражений
  против  такой  кандидатуры".  Шеф  прищурился,  Сениор  тоже.  Минуту  они
  смотрели друг на друга, потом Сениор сказал: "Ну.  Я  свое  отлетал".  Шеф
  якобы не стал спрашивать, что да почему: у  этих  людей  не  принято  было
  требовать  мотивировки,  как  не  требуют  ее  у  человека,   идущего   на
  смертельный риск. Сениор только добавил: "Надо кой о чем  поразмыслить  на
  покое".  Тогда  Пират  сказал:  "Тут  у   нас   есть   местечко   старшего
  советника..." - "Спасибо, - ответил Сениор, -  но  мне  сейчас  не  советы
  давать, мне сперва самому бы разобраться". - "Это ты психуешь оттого,  что
  упустил Курьера? - поинтересовался шеф. - Все равно ведь надо его искать".
  Сениор пожал плечами: "А кто говорит, что не надо? Но я полагаю,  что  мой
  хулиган не подведет". И дело с  концом.  Вот  такие  ходили  легенды,  да.
  Юниор, может быть, знал об этом чуть больше. Но  народному  творчеству  не
  мешал: как людям нравится, так и будут рассказывать, да и в  конце  концов
  разговор не записывался. На самом деле он был, конечно, намного серьезнее,
  и после него программа поисков контакта с Курьером была пересмотрена и кое
  в чем основательно изменена.
     После этого собеседования патриархов Юниора вызвали с той самой планеты
  Зиндик,  где  умные  люди  вот  уж  несколько  лет   пытались   установить
  взаимопонимание с местным населением - и все никак не  могли,  потому  что
  туземцы вели себя так, словно никаких людей и на свете не было, в упор  не
  замечали.  Что  уж  тут  было  думать  о  контакте.   Юниор   едва   успел
  познакомиться с обстановкой и только-только начал что-то соображать, когда
  его отозвали, и он так до конца ничего и не додумал.
     Батя долго и тщательно вводил сына в курс  дела.  Знакомил  с  машиной.
  Право свободного поиска Юниор имел и раньше,  но  корабль  высшего  класса
  получил впервые, так что пришлось  снова  походить  в  учениках.  А  потом
  Сениор уже вчистую вышел в отставку. Но вместо того, чтобы с  достоинством
  диктовать  мемуары  знакомому  литератору,  который  сделал  бы  из  этого
  материала что-то пригодное для чтения, Сениор поселился в глухом уголке  и
  стал выращивать цветочки и прочую зелень. Юниору, откровенно говоря,  этот
  последний этап  отцовской  биографии  не  очень  понравился.  Может  быть,
  потому, что  был  в  этом  некий  стандарт,  а  батя  всю  жизнь  поступал
  нестандартно; а возможно,  временами  чудился  парню  и  какой-то  признак
  старческой немощи, чуть ли не сенильного  слабоумия.  Хотя  сын  наверняка
  знал, что Сениор остался прежним и не сдал ни на миллиметр.  Обидно  было,
  что  кое-кто  из  знавших  Сениора  более  по  легендам,  чем  по  личному
  знакомству, усмешливо пожимал плечами,  когда  имя  ветерана  всплывало  в
  разговорах. А ведь во время тренировочных полетов Юниор не раз ловил  себя
  на том, что завидует отцу, его опыту, уверенности и точности.  Он  пытался
  серьезно поговорить с батей на эту  тему:  они  как-никак  династия,  род,
  громкая фамилия. Сениор только ухмылялся и продолжал копаться в земле.
     - Да ведь что с них  взять,  -  сказал  он  сыну,  когда  Юниор  пришел
  повидаться ("попрощаться" - они принципиально не  говорили)  перед  первым
  серьезным вылетом по заданию - вот этим самым. - Что с них взять, сын. Они
  мыслят в иной плоскости.
     - Значит, я тоже мыслю не в той плоскости, - заявил Юниор, не  желавший
  улетать без полной ясности во всем, что касалось отца.
     - Это совершенно естественно. И плохо. Потому что  мыслить  надо  не  в
  плоскости, а в объеме.
     - Привет, папа!
     - Привет.
     - Ну, так дай мне объем - чтобы я хотя бы понимал, почему ты поступаешь
  так, а не иначе.
     Сениор разогнулся - дело было в саду - и оперся на мотыгу.
     - Не возьму в толк, что тебя так  волнует.  Я,  как  видишь,  в  полной
  безопасности, веду здоровый и нравственный образ жизни.
     - Гм, - сказал Юниор.
     - Именно, - повторил отец. - Нравственный,  но  здоровый  образ  жизни.
  Тебе понять это  не  легко:  в  юности  нравственность,  к  сожалению,  не
  котируется.  Однако  ты  можешь  лететь  в  полной  уверенности,  что   по
  возвращении найдешь меня на этом же месте.
     Но на сей раз Юниор твердо решил не отступать.
     - Послушай, - начал он, - попробуй отнестись  ко  мне  серьезно.  Район
  предполагаемой встречи с Курьером определен довольно точно, и у меня  есть
  шансы первым вылететь на поиски.
     - Только не задирай носа, - предупредил  отец.  -  И,  как  писал  один
  почитаемый мною старинный писатель, лучше говорить не  "я  сделаю",  а  "я
  сделал".
     Нравоучение Юниор пропустил, конечно, мимо ушей.
     - Значит, - продолжал сын, -  я  должен  быть  готов  ко  всякого  рода
  неожиданностям. Никто  ведь  не  знает,  как  будет  протекать  контакт  с
  Курьером, если он состоится. И важна любая мелочь.
     - Иногда, - заметил отец, - ты мыслишь вполне приемлемо.
     - Но у меня есть  подозрение,  не  обижайся,  что  все  твои  последние
  действия: и то, что ты ушел из  Дальней,  и  твои  ботанические  увлечения
  связаны именно с Курьером.
     - Думать никому не возбраняется, - невозмутимо ответил  отец.  -  Я  не
  скрываю  ничего,  что  могло  бы  тебе  пригодиться.  Ты  идешь  в   поиск
  снаряженным куда лучше, чем в свое время шел я. Будь  у  меня  в  тот  раз
  Комбинатор в трюме, может быть, тебе не пришлось бы сейчас искать то,  что
  я тогда потерял.
     - Значит, все-таки тут замешан Курьер!
     - А я и не отрицаю.
     - Тебе обидно, что он тогда не пожелал с тобой разговаривать?
     - Может быть, я и обиделся, но ненадолго. А потом стал думать. И пришел
  к некоторым выводам. То, что могло пригодиться, я доложил. То, что оставил
  при себе, касается только меня.
     - И один из твоих выводов воплотился в Комбинаторе?
     - Комбинатор - это не я, а Георг. Он начал работать в этом  направлении
  задолго до того, как мы узнали о Курьере. А мне пришло в  голову,  что  мы
  можем использовать его работы при  установлении  контакта.  Главное  -  не
  просто найти Курьера; они мелькают не так уж редко, ты сам знаешь. Главное
  - чтобы он захотел с тобой разговаривать. Стой! Ты что!
     Юниор в недоумении огляделся. Он всего-то и  сделал,  что  отступил  на
  шаг.
     - Ты что, не видишь? Ведь растет! А ты чуть каблуком не влез.
     - Папа, - ответил Юниор как можно спокойней, - стоит ли так волноваться
  из-за какого-то пучка травы...
     - Это не трава, а щитовник. А ты попробуй вырастить на этих камнях хоть
  былинку.
     - Неужели ты не мог найти землю получше?
     - Получше? - переспросил Сениор. - Получше-то и всякий дурак... Нет,  а
  ты вот на камне, на голом камне... Так что осторожнее, сынок.  Пусть  даже
  отец у тебя с придурью - стариковские придури надо уважать. Да, о чем мы?
     - О выводах, которые ты оставил при себе. Я понимаю, они, так  сказать,
  твоя личная собственность. Но я все же сын тебе.
     - И наследник, - усмехнулся Сениор. - И претендуешь... Да мне  ведь  не
  жалко. Только, прости, боюсь, что не в  коня  корм.  Ладно...  Ты  пытался
  когда-нибудь задуматься: а почему  мы  с  такой  жадностью  ухватились  за
  померещившуюся возможность контакта, почему с такой настойчивостью ищем?
     - Это ведь ясно... - сказал Юниор несколько растерянно.
     - И что же тебе ясно?
     Юниор немного подумал.
     - Прогресс, - сообразил он. - Движение вперед.
     - До сих пор мы вроде бы не вспять двигались! Разве есть у  нас  сейчас
  какие-то острые научно-технические проблемы, которые мы, человечество,  не
  в силах сами разрешить?
     - Нет, - ответил Юниор, подумав.
     - Какие-нибудь проекты космического переустройства, которые мы не можем
  осуществить в одиночку, без компаньонов?
     - Откуда им взяться? - сказал Юниор. - Мы проектируем, исходя из  своих
  сил и возможностей.
     - Тогда зачем же нам контакт? Вижу, ты об этом не задумывался. Да  и  я
  тоже. Потому что для нас, разведчиков, задача сама по  себе  интересна,  в
  ней даже немалый азарт: искать и находить. Это увлекает настолько, что уже
  не думаешь: а чего ради искать?
     - И к каким же выводам ты пришел?
     - К разным. С одной стороны,  мы  благополучны.  Я  бы  сказал  даже  -
  предельно благополучны. Проблемы прошлого решены, в  настоящем  -  частные
  вопросы, которые мы успешно решаем. И все же...
     Он помолчал, поднял комочек земли, растер в пальцах.
     - И все же нам не очень хорошо. Нам немного не по себе. Ты  никогда  не
  чувствовал этого? Мы создали сложнейшую  по  уровню  техники  цивилизацию.
  Зачем? Мы об, этом не  очень-то  задумывались,  главное  было  -  создать,
  остальное, считали мы,  придет  само  собой.  Оно  не  пришло.  Умножая  и
  усложняя, мы что-то потеряли. И  не  знаем  что.  Мы  живем  в  необычайно
  сложной модели мира, которую сами и породили. В  необычайно,  неоправданно
  сложной. Мир должен быть проще, чтобы суть его мог постичь каждый.  Только
  такой мир может быть единым. Но, как ни странно, в этой нашей -  ну,  беде
  не беде, но неувязке нам самим очень трудно разобраться. Основа ее ведь не
  в конституции этой модели мира, а в нас! Каждый из нас является  маленьким
  слепком этого мира и не может просто взять и понять, что - так, а  что  не
  так. Это гораздо легче сделать со стороны. На свежий взгляд.  Но  пока  мы
  одни, смотреть на нас некому. И мы ищем того, кто мог бы...
     - Думаешь, это так важно?
     - А ты считаешь, представление о боге возникло  у  человека  на  пустом
  месте? Не чувствовать себя одиноким - вот что ему  нужно  было.  С  кем-то
  советоваться время от времени: так ли я делаю, так ли понимаю?  Ну  ладно,
  боги -  дело  прошлое.  Но  потребность  осталась.  И  в  ней  нет  ничего
  унизительного или ненормального. Ты ведь не считаешь для себя унизительным
  искать чьей-то дружбы или любви? И для человечества в  целом  это  чувство
  столь же естественно...
     - Погоди, - остановил отца Юниор. - Может быть, все это и  справедливо.
  Но какое отношение эти мысли имеют к твоему уходу из Дальней?
     - Курьера я упустил. И не по своей оплошности. Причина  серьезнее.  Тут
  сыграло свою роль нечто во мне, такое, что есть в каждом из нас. Поскольку
  на этот раз возможный друг ничего определенного  мне  не  сказал,  я  стал
  думать сам. И дело показалось мне настолько важным, что  его  нельзя  было
  делать в рейде. Думать надо дома, на Земле.
     - Не знаю, - сказал Юниор. - Наверное, все это разумно и важно.  Но  не
  для меня. Мое дело -  найти.  И  разве  так  важно  -  зачем?  Зачем  люди
  придумали Комбинатор? Чтобы  убедиться:  то,  что  мы  создаем,  дает  нам
  громадные возможности. То, что мы создаем - прекрасно.  Мы  творим  другую
  Вселенную, иногда буквально из ничего. Ты,  может  быть,  скажешь,  что  я
  чересчур любуюсь этим? А почему бы и нет, что в этом  постыдного?  Мы  это
  сделали, мы умеем этим пользоваться и демонстрируем это сами себе, а  если
  встретим других - покажем им тоже. С тобой тогда потому не стали говорить,
  что не признали  в  тебе  равного:  слишком  уж  непрезентабельно  ты  был
  снаряжен. Мы способны наибольшее.
     - Вы с Георгом - два сапога пара... - проворчал Сениор. Он  сомневался,
  казалось, стоит ли продолжать разговор. Все же проговорил в конце  концов:
  - Не знаю, так ли это было, как тебе представляется. Сдается мне, весь ход
  событий заставляет думать иначе. Началось с того, что  меня  окликнули  по
  параполю, очень четко и недвусмысленно. Тебе ведь знакомо состояние, когда
  вызывают таким способом: необычайное  внутреннее  напряжение  -  и  полная
  расслабленность тела. Это ни с чем не спутаешь.
     Юниор кивнул. Это состояние он знал прекрасно.
     - Он сказал мне: готов со мной разговаривать, если я могу  выступить  в
  качестве представителя цивилизации. Я сказал,  что  не  являюсь  одним  из
  наиболее авторитетных.  Он  ответил,  что  понимает  это,  но  говорить  с
  находящимися на Земле трудно: слишком много помех связи и что разговор  со
  мной будет носить предварительный характер... Я, понятно,  согласился.  Он
  дал мне координаты Анторы. Приблизившись, я убедился: сигнал действительно
  идет  оттуда,  хотя  сверху  никаких  признаков  пребывания  там  какой-то
  экспедиции не заметил. Но сигнал шел из определенной точки. Значит, Курьер
  был там. И он пригласил меня сесть на Антору. - Сениор помолчал. - Ты ведь
  бывал там. Потом.
     - Да. Видел "Просеку Сениора".
     Старик насупился.
     - О просеке не надо. Дойдет черед и до  нее...  Одним  словом,  раз  ты
  бывал там, то соображаешь: на Анторе нельзя было найти хотя бы пятачок, на
  котором чего-нибудь да не росло.
     - Говорят, все ботаники мечтают, если не удастся  при  жизни,  то  хоть
  после  смерти  попасть  именно  туда.  При  жизни  это  удается   немногим
  избранным.
     - Да, ботанический рай... Но садиться там плохо. Я все же сел. Сошел  с
  трапа - и уткнулся в стену. Стену стволов,  переплетенных  лианами,  лиан,
  пронизанных кактусами, кактусов, щетинящихся шипами. А  шипы  со  слоновий
  бивень и  острые,  как  осиное  жало;  увешаны  длинными,  находящимися  в
  безостановочном движении диковинными ветвями... Представь, что на Земле  в
  свое время динозавры не погибли, а остались, съедая и топча все, что могло
  дать начало более совершенным родам  и  видам.  На  Анторе,  мне  кажется,
  именно это произошло с растениями. Они захватили  все,  и  для  других  не
  осталось места. Короче, я сел и  понял:  с  моим  снаряжением  тут  делать
  нечего; опустись я даже в двухстах метрах от искомой точки, я не одолел бы
  эти джунгли и за полгода. Он все  это  время  был  на  связи  со  мной.  Я
  откровенно ему признался, что не  вижу  способов  до  него  добраться.  Он
  ответил в таком духе, что если мы, мол, настоящая цивилизация, то  это  не
  должно  составлять  для  нас  проблемы.  Тогда  я  стартовал,   нырнул   в
  сопространство и вынырнул у базы. Там мне дали все, что я просил.
     - Трюм-три.
     - Комплекс номер три для освоения тяжелых планет.
     - Я и сейчас вожу его с собой.
     - Не  совсем  то.  Потом  уже  я  позаботился,  чтобы  набор  несколько
  изменили. Короче, набил механизмами весь трюм. И  думал,  что  решаю  этим
  сразу две задачи. Первая - пробиться туда,  к  ним.  И  вторая,  попутная:
  показать им, что мы достойны всяческого уважения, ибо отнюдь  не  являемся
  слабенькими. Сила, прежде всего сила - наш  девиз  с  давних  времен...  Я
  вернулся на Антору. Курьер был там. Я постарался сесть поблизости.  Но  не
  вплотную: следовало думать и об их престиже, чувстве  безопасности  и  так
  далее. А кроме того, надо было показать, что для нас не существует проблем
  такого рода.
     - Наверное, ты был прав.
     - Тогда мне тоже так показалось. На этот раз я мог расчистить  площадку
  для себя в любом месте. С этого я и начал. Ну, ты представляешь,  как  это
  выглядело...
       Юниор представлял. Он словно  наяву  увидел,  как  снижавшийся  корабль
  завис, уравновесившись антигравами, над апокалиптическим хаосом  джунглей;
  как подал  положенную  серию  предупреждающих  сигналов  лучом  и  звуком,
  помедлил - и тут из опоясывавшего нижний  корпус  кольца  один  за  другим
  устремились вниз свернутые тугими бубликами  разряды,  ослепительно  яркие
  даже при дневном свете, красноватом на Анторе.  Операция  ноль,  расчистка
  места для посадки. Импульсы шли частой чередой,  взвивалось  пламя,  языки
  его поднимались выше самых высоких деревьев, внизу оглушительно  шипело  и
  фыркало, взрывалось,  трещало,  грохотало,  извивалось,  корчась  в  огне,
  сплеталось еще туже, закипали соки, затем все  обугливалось,  распадалось,
  оседало  на  грунт  мелким  порошком  пепла,  сквозь  который  со  свистом
  прорывались  гейзеры  раскаленного  пара,   временами   закрывавшего   все
  происходящее черно-белой пеленой. Так  продолжалось,  должно  быть,  около
  получаса. Потом импульсы прекратились, пелена понемногу  разошлась,  стала
  видна оплавленная, отблескивавшая  под  солнцем,  изборожденная  трещинами
  почва - твердое покрытие, на которое  можно  было  садиться  без  малейшей
  опаски. Корабль плавно скользнул вниз и мягко сел. Вершина его поднималась
  над уцелевшим лесом, словно бы почтительно отступившим в сторону.
     Затем со звоном отскочили крышки люков, площадки  грузовых  подъемников
  медленно выползли, неся на себе то, что следовало пустить в дело сразу же.
  Не было никаких перерывов, расчетов,  каждый  механизм,  обладавший  своим
  кристаллическим мозгом,  действовавший  по  единой  программе,  немедленно
  включался в работу. Направление было определено заранее, вспыхнули длинные
  лучи, рассекавшие у основания стволы любой толщины вместе  с  опутывавшими
  их лианами; тесно сплетенные деревья еще не падали, опираясь на всю  массу
  стоявших  рядом,  но  лучи  четко  очерчивали  периметр  будущей  просеки,
  покачиваясь в вертикальной плоскости,  отсекая  все  лишнее  в  намеченном
  пространстве, и в конце  концов  то,  что  было  обречено  на  разрушение,
  начинало рушиться. Но  не  успевало  коснуться  почвы:  громадные  челюсти
  впивались в  толстенные  кряжи,  вырывали  их,  швыряли  в  жадные  глотки
  утилизаторов.  Там  ритмично,  по  мере  заполнения  бункера,   вспыхивало
  бурлящее пламя, и в  несколько  секунд  содержимое  превращалось  в  золу,
  которая засасывалась в трубу и попадала в чрева  машин  следующего  звена;
  те, в свою очередь, выбрасывали вперед,  под  гусеницы  передних,  черную,
  почти мгновенно застывавшую массу, образованную в реакторах, где и  пепел,
  и не сожженная часть древесины, переработанная параллельным  рядом  машин,
  разложенная  на  элементы  и  вновь  синтезированная  в   других,   нужных
  комбинациях - перемешивались и становились готовым дорожным покрытием.
     Ничего принципиально нового во всей этой технике не было, она  поражала
  воображение скорее слаженностью действий всего множества машин и  размахом
  работы. Вся система, весь комплекс-три, катя перед собой волну  грохота  и
  пламени, двигался со скоростью нескольких  метров  в  минуту  по  готовой,
  возникавшей под ним дороге;  последними  в  колонне  ползли  бочкообразные
  криогены, понижавшие температуру уложенного пути до такого уровня, что  по
  нему можно было пройти босиком. Никто, однако, не  собирался  пользоваться
  здесь таким способом передвижения; когда  машины  комплекса  углубились  в
  дебри  метров  на  сто,  грузовая  площадка  корабля,  снова  опустившись,
  позволила скатиться  на  новую  дорогу  верткому  вездеходу,  и  это  была
  единственная во всем комплексе машина,  которой  непосредственно  управлял
  человек. Единственный на всем корабле: сам Сениор.
       - Немного часов мне понадобилось, чтобы добраться до нужной точки таким
  способом, - сказал Сениор сыну. - И  за  все  это  время  не  возникло  ни
  малейшего препятствия, какое можно было бы отнести за  счет  вмешательства
  разумной противоборствующей силы. Я мог делать с лесом, со  всей  планетой
  все, что хочу. Лишь когда я был у  цели,  Курьер  снова  заговорил.  Очень
  спокойно он произнес нечто вроде: "Сожалею, но разговор  наш  оказался  бы
  преждевременным. Придется отложить его". Я, откровенно говоря, растерялся.
  Подумал, что напугал его. Стал  заверять,  что  для  них  наше  могущество
  никакой опасности не  представляет,  что  мы  -  гуманная,  цивилизованная
  раса... На это он ответил: "Еще  нет.  Но  мы  обождем".  Я  успел  только
  спросить: "Когда, где?.." И в  ответ  услышал:  "Когда  убедимся,  что  вы
  владеете и второй стороной процесса". И все.
     - Помню, ты об этом докладывал Дальней.
     - Разумеется.  Но  у  вас  большинство  склоняется  к  мысли,  что  они
  испугались и что слова его надо истолковать так: умели напугать - умейте и
  успокоить. С тех пор мы стараемся повсюду вести себя крайне осмотрительно.
  С планеты Зиндик миссию вообще отозвали. Я же думаю,  что  Курьер  имел  в
  виду иное. Вы показали, что умеете уничтожать, сказал  он  мне,  покажите,
  что умеете и выращивать.
     - И ты этим занялся, - не удержался от усмешки Юниор.  -  Ты  прелесть,
  папа.
     - Не совсем так. Тогда я решил было заняться чем-то другим. Подвернулся
  проект "Анакол". Я разрешил оборудовать корабль для его выполнения. Возник
  Георг со своим Комбинатором. Я сразу понял, какие это сулит перспективы, и
  поддержал его. Но тут же решил, что это - не для  меня.  Надо  начинать  с
  черновой работы, с испытаний, а мне уже  немало  лет.  Эта  задача  -  для
  следующего поколения. И тогда я попросил, чтобы вызвали тебя. Правда, я не
  думал, что Георг реализует свой проект так быстро: у него ведь только одна
  половина была на бумаге, а вторая - в голове. Но он не просто фанатик - он
  упорный фанатик. Многие от него уходят: не могут с  ним  работать.  Но  на
  каждое освободившееся место сразу же претендуют двое или трое других,  еще
  лучше прежних.
     - Да, справился он очень быстро. Уже вовсю ведет монтаж.
     - Тогда, сын, почему же ты тут, а не на корабле?
     - Если оставить в стороне самолюбие, то он меня просто выгнал.  Сказал,
  что за пределы трюма - один он выходить не собирается, но там  няньки  ему
  не нужны. Все равно, по его словам, мне в этот трюм дорожка  заказана:  он
  будет  опечатан.  Моим  делом  останется  -  лишь  повозить  Комбинатор  в
  пространстве, сделать несколько переходов и ре-переходов, чтобы проверить,
  как это его кухня переносит тяготы путешествия и  способна  ли  она  после
  этого варить суп. Вот почему у меня нашлось время выбраться к тебе.
     - Выходит, у тебя нет никакого представления?..
     - Нет, почему же.  Я  присутствовал  на  полигонных  испытаниях,  когда
  отрабатывались  отдельные  команды,  простые  программы.  Каких-то  верхов
  нахватался. Иначе нельзя было: Комбинатор ведь  подключен  к  Умнику,  это
  сэкономило массу времени, им не пришлось ставить управляющий компьютер.  А
  Умник - это уже мое хозяйство, тут без меня  они  ничего  не  имели  права
  тронуть.
     - Значит, ты еще увидишься с ним перед стартом. Обожди, я срежу  цветы.
  Не столько ему, сколько его жене. Ты видел ее?
     - Да, - сказал Юниор сдержанно. - Красивая женщина.
     - Только-то? Ну, знаешь ли...
     - У нас, возможно, разные вкусы...
     - Возможно... Кстати, - сказал Сениор, - о женщинах.
     - Не надо, - хмуро произнес Юниор.
     - Потерпи. Ты знаешь, я в твои дела не вмешиваюсь. Хотя, когда я был  в
  твоем возрасте, у меня давно уже был ты. Но нет никого, кому ты мог бы  со
  временем сказать то же самое.  Однако  это  -  дело  твое.  Меня  подобные
  вопросы интересуют только с профессиональной точки зрения.
     - Расшифруй, пожалуйста.
     - Неужели непонятно? Вот ты улетаешь. Что ты при этом  оставляешь?  Что
  везешь с собой? Что хочешь найти и привезти нового? Не зная этого,  трудно
  выпустить человека в пространство и оставаться спокойным за него.  Поэтому
  я съездил к Леде.
     - Ты?..
     - Взял и съездил, вот именно. Ничем не могу тебя порадовать.
     - Это я знал и так. Не виноват, но и не жалею.
     - Значит, что ты увозишь с собой? Свою свободу? Но что ты станешь там с
  нею делать? Послушай меня...
     - Не надо, папа. Ты, наверное, будешь говорить самые  разумные  вещи  -
  разумные для тебя. Но есть и такие дела, в  которых  чужой  опыт  роли  не
  играет, которые надо постигать самому. Так что предоставь это мне.
     - Нелепый ты человек.
     - Ну и ладно.
     Они помолчали, потом отец срезал цветы.
     - Держи. Не забудь передать.
     - Георгу. Ее я вряд ли увижу.
     Сениор кивнул. Помолчали еще. Вроде бы все было сказано, что  хотелось.
  А что не сказано - того и не надо, стало быть...
     - Ну, - сказал Юниор, осторожно шагнув вперед. Обнялись.
     - Лети, - сказал Сениор.
     И он улетел.
       Улетел. А потом у него скис Кристалл, и теперь он сидел на вынужденной.
  В чужом пространстве, на неизвестной  планете.  Сидел  с  полными  трюмами
  машин и всякой тонкой  техники,  показывать  которую  здесь  было  некому.
  Пустая планета.  Однообразная.  Однотонная  до  тоскливости.  Какое-нибудь
  пятно бы, что ли, чтобы глазу было на чем задержаться. Хоть  ведро  краски
  вылить...
     Чудишь, -  убеждал  себя  Юниор.  -  Приустал,  поволновался.  Давай-ка
  займемся делом. Чтобы хандру -  как  рукой.  Вечер  воспоминаний  окончен.
  Работа ждет. Начали.
       Он принялся действовать быстро и целеустремленно,  как  привык.  Горсть
  здешнего песка высыпал из  прозрачного  мешочка  в  приемник  анализатора.
  Включил. Негромко загудело, и сразу же на дисплее стали возникать  символы
  и цифры.
     -  Так-так-так-так-так,  -  бормотал  Юниор,   соображая.   -   Песочек
  небогатый, даже просто бедный, но это значит  лишь,  что  понадобится  его
  побольше.  Ну,  далеко  ходить  за  ним,  ко  всеобщему  удовольствию,  не
  придется. Потребуются  кое-какие  изменения  в  режиме  инкубации,  сейчас
  попросим подсчитать, какие именно...
     Юниор негромко окликнул  Умника  и,  когда  тот  отозвался,  задал  ему
  задачу. Он представил себе, как тот скривил  бы  пренебрежительно  губы  -
  будь они у него и будь он  вообще  человеком,  а  не  вот  таким  подобием
  мыслящего гриба, вывезенным с одной  далекой  планеты;  грибы  эти  давали
  современным компьютерам сто очков форы как в смысле малого объема,  так  и
  многогранности, но стоили страшных денег; ставили  их  лишь  на  поисковые
  корабли  высшего   класса.   Жил   Умник   в   специальном   отсеке,   где
  воспроизводились особенности его родной  пещеры  и  куда  Юниор  при  всем
  желании не мог бы даже заглянуть; с кораблем Умник был связан  при  помощи
  датчиков, усилителей, преобразователей, экранов и  прочего,  переводившего
  слабые  импульсы  в  действия,  но  разговаривать   с   ним   можно   было
  непосредственно:  Умник  обладал  способностью   генерировать   сильнейшее
  параполе. В отвлеченные разговоры гриб никогда не вступал - может быть, не
  мог, кто его знает, а может  быть,  человек  как  собеседник  казался  ему
  слишком уж примитивным, - но такая жизнь его, видимо, устраивала,  работал
  он четко и скорее всего был не разумным существом, -  об  этом  продолжали
  спорить еще и сейчас, - а просто биологическим  мыслительным  устройством,
  только  неодушевленным,  что  ли.  В  такие  тонкости  Юниор  не   пытался
  вдаваться, некогда было, да и ни к чему. Он знал твердо, что  Умник  -  не
  человек; и этого вполне достаточно.
     Скомандовав Умнику, Юниор поставил инкубатор на прогрев.  Один  верблюд
  прошел, - удовлетворенно отметил он, ведя свой внутренний  монолог  все  в
  той же скаутской манере, словно  и  на  самом  деле  был  еще  мальчишкой.
  Привык, и это ему не мешало, а посторонних здесь не было... Теперь дальше.
  Детальный анализ атмосферы.  Снова  символы  и  цифры.  Так-так-так-так...
  Водорода тут хватит на целый Мировой океан. Значит,  без  воды  сидеть  не
  будем. Кислород - из песочка, из натурального окисла кремния,  водород  из
  воздуха, а кремний и углерод (из того  же  воздуха)  весьма  потребны  для
  образования  Кристалла.  Редкоземельных  маловато,  из-за   них,   видимо;
  придется несколько задержаться. Германия нет совсем, но германий пойдет из
  старого Кристалла, так что и тут полный порядок. Следовательно,  и  второй
  верблюд прошел. Большой караван, хороший караван...
     Болтая так для собственного удовольствия, Юниор принялся  заготавливать
  песок. Внятно продиктовал  Умнику  задачу.  Замигали  табло:  третий  трюм
  разгерметизирован; механизм семнадцать  готов  на  выход;  семнадцатый  на
  подъемнике;  семнадцатый  на  грунте;  стоп.  Прелестно  -  удовлетворенно
  отметил Юниор. Снова пошли плясать огоньки: двадцать первый  на  грунте...
  Восьмой на подъемнике... Тринадцатый... Воды,  которую  мог  за  несколько
  часов произвести механизм номер тринадцать, хватило бы на средней величины
  озеро,  для  Кристалла  достало  бы  и  вдесятеро  меньше,   однако   опыт
  подсказывал воду делать с запасом, а потом осторожно  качать  ее  с  самой
  поверхности - это упрощало очистку. Ну, значит, будет озеро. Впервые, надо
  полагать, в истории этой планеты. Жаль,  некому  будет  полюбоваться.  Вот
  если б здесь было какое-нибудь население... Юниору стало весело,  заиграла
  фантазия. Насадить бы  вокруг  озера  всякой  всячины.  Пальмы,  допустим.
  Кокосовые и прочие, какие они там еще бывают. Березы, сосны, эвкалипты;  а
  также орешник,  грибы...  Ну  нет,  грибы  -  это  уж  никак  не  деревья.
  Наплевать,  а  у  меня  были  бы  деревья.  Древовидные   грибы.   Шляпка,
  предположим, метров десять в диаметре. Умнику, наверное, было  бы  приятно
  встретить  родственника.  Какова  идея!  Планета  задумана   и   исполнена
  исправным воином Дальней  разведки  Юниором,  сыном  Сениора.  Юниор-ленд.
  Детям вход бесплатный.
     Обязательно, чтобы вокруг росла травка. И высокая, и  низкая,  в  озере
  неплохо бы развести рыбу. А также раков. На деревьях пусть поют  птицы.  А
  на пальмах, кроме  того,  резвятся  мартышки.  Вот  было  бы  весело...  И
  непременно, говорящие попугаи, черт, чуть не забыл: как же  без  попугаев?
  Никак нельзя...
     Да, - все больше увлекался Юниор. - И  не  так  сложно.  Машины  нароют
  ямок. Сколько нужно, и даже больше. Семян у меня навалом. Только жаль - не
  те семена. Посажу я их - и пойдут расти  линзы,  кольца,  насадки,  муфты,
  микросхемы, реле; пружины, штанги, шестерни... Вот будет садик так  садик,
  такого, верно, нигде в мире нет.
     Но можно и иначе. Дать команду Умнику... Хотя озеро  все  равно  нужно,
  без него не обойтись, - отогнал он некую,  робко  постучавшуюся  мысль.  И
  отдал команду тринадцатому -  приступить.  Семнадцатый  тем  временем  уже
  насосал полный бункер песка. Песок был чистым, сухим. Но, конечно, его еще
  очищать и очищать. Кристалл капризен  неимоверно...  Умник  за  это  время
  успел рассчитать режим в соответствии с параметрами  исходных  материалов.
  Ну-ка? Ничего особенного. Правда, по сравнению с классическим лабораторным
  вариантом, процесс замедлялся, как Юниор и  предполагал.  Намного  ли?  На
  пятьдесят процентов. Значит, вместо двух недель просидим здесь три, только
  и всего. Каким бы ни был разведчик, но терпеливым он  обязан  быть.  Иначе
  просуществует недолго. А я-то существую несомненно,  аз  есмь  объективная
  реальность, данная самому себе  в  ощущениях...  А  также  и  другим.  Да,
  кой-кому эта реальность тоже давалась в ощущениях. Когда-то Леда...
     Стоп! - оборвал себя Юниор. - Не  существует  никакой  Леды.  Она  плод
  воображения. Давай-ка работай, не лови ворон. Все лишние  мысли  возникают
  от безделья.
     Инкубатор  тем  временем  вошел  в  режим.   Первая   порция   сырьевой
  композиции, обогащенной всеми нужными присадками из  корабельных  запасов,
  уже вскипала. Самое время начинать процесс.
     Юниор отомкнул сейф. Большой и сверхпрочный. В нем  хранилось  главное:
  семена. Семена всего на свете. Второй корабль. Целая  эскадра  в  семенах.
  Тысячи  разных   видов   семян.   Из   них   Юниору   сейчас   требовалось
  одно-единственное семечко Кристалла. Сам он и за неделю не разобрался бы в
  таком множестве узеньких пеналов. Но этого не  требовалось:  всего  дел  -
  набрать нужный индекс  на  клавиатуре,  а  прежде  найти  этот  индекс  по
  спецификации. Он так и поступил. Пенал выехал сам. Юниор осторожно  открыл
  его,  нажав  на  кнопку.  Крохотные,  переливающиеся   огоньками,   словно
  бриллиантики, семена лежали, каждое  в  своем  гнездышке.  Двадцать  штук.
  Двадцать Кристаллов можно вырастить, был бы инкубатор, исходные  материалы
  да еще нужное поле гравитации. Без него Кристалл не растет так, как  надо.
  Все  другое  растет,  а  этот,  привереда,  не  желает.  Ну,   пожалуйста,
  гравитации здесь у нас - хоть в мешках уноси...
     Юниор вынул из зажима на стенке сейфа маленький пинцет. Никаких  других
  механизмов  для  этого  не  было:  что-то  человек  ведь  и  руками  может
  сделать... Захватил присосочками пинцета одно  семечко.  Распахнул  дверцу
  приемной камеры. Осторожно ввел  в  нее  руку  с  пинцетом,  ощущая  тугое
  сопротивление поля. Над дверцей вспыхнул огонек: семечко оказалось в зоне.
  Тогда Юниор  медленно  разжал  щипчики,  вытянул  руку,  затворил  дверцу,
  повернул маховичок до упора.  Прильнул  к  окуляру,  наблюдая.  Внутренняя
  поверхность инкубатора медленно меняла цвет.  Сегменты  внутреннего  входа
  разошлись, семечко, посверкивая, вплыло в рабочую  камеру.  Повисло,  едва
  заметно смещаясь в поисках идеального центра  сферической  камеры.  Нашло.
  Замерло. Тогда тончайший луч инициатора пронзил семечко насквозь. Это  был
  миг начала процесса, и в подтверждение этого над дверцей приемной  камеры,
  а также на переборке вспыхнули матовые табло:  "Внимание!  Идет  процесс!"
  Одновременно послышалось едва уловимое  шипенье:  пары  кипящей  внизу,  в
  реакторе, композиции строго отмеренными дозами стали поступать  в  рабочую
  камеру.
     Юниор оторвался от линз. Ну вот. Все в порядке. Но есть еще одно  дело.
  Ты - хозяин корабля и всего, что  на  борту.  А  быть  хозяином  -  значит
  владеть. Владеть во всех смыслах, и прежде всего -  уметь  пользоваться...
  Что, если подумать о Комбинаторе?..
     Да, безусловно, в программе этого полета - лишь  испытания  системы  на
  выносливость, на прочность монтажа. Ты просто должен доставить  Комбинатор
  на выбранную планету,  где  его  будет  ждать  комиссия  и  где  состоятся
  испытания по всей форме. Все это так.
     Но, с другой стороны, Комбинатор сращен в единое целое  с  кораблем,  и
  применяться он будет не на Земле.
     Так кто же должен управлять  Комбинатором  при  этом?  Ты,  потому  что
  корабль - это ты и больше никто.
     До  этого  тебе  предстоит  пройти  долгое  обучение,  теоретическое  и
  практическое. Однако так ли уж это нужно? Можно подумать,  что  я  назубок
  знаю все, что написано об этом корабле. Ничуть не бывало. Не знаю. Тем  не
  менее летаю, и, как говорят, неплохо. Я не теоретик и  даже  не  настоящий
  ремонтник; я пилот и навигатор, не более того. Так же и с Комбинатором;  я
  не конструктор и не инженер. Я - рука на кнопке,  вот  и  все.  И  никаких
  особых знаний тут не надо.
     Так что же - постучаться, что ли, в трюм-один? В тот трюм,  который  не
  ты загружал на Земле, не ты все  там  устанавливал  и  даже  не  давал  ни
  советов, ни указаний. В  трюм,  где  стоят  не  какие-нибудь  землекопы  и
  водолеи, а машины куда более тонкие. Стоит мне решиться - и я создам здесь
  с их помощью просто рай земной.
     Хотелось мне пальм - в этом раю будут пальмы. Настоящие, в  общем.  Ими
  можно будет любоваться со всех сторон. Можно  будет  подойти  и  потрогать
  руками. Даже забраться на пальму, если хватит ловкости. И если,  допустим,
  в воде будут плавать рыбы, то они будут самыми настоящими рыбами. Их можно
  будет кормить, ловить. Даже жарить - только есть их нельзя, но  в  этом  и
  нужды  не  возникает:  харчей  на  борту  предостаточно,  хватит  на   всю
  оставшуюся жизнь. Есть их нельзя. Не  потому,  что  в  химическом  составе
  что-то не соответствует: нет, все, как настоящее. И даже не "как".  Просто
  настоящее. Есть их  нельзя  по  другой  причине...  Однако  что  это  тебя
  законтачило на пальмах да рыбах? При помощи Комбинатора ты можешь  создать
  все на свете. Вернее, все то, ка  что  у  Комбинатора  есть  программа.  А
  программа есть на очень многое. Целый том названий! К возможной встрече  с
  Курьером, которую мы теперь хотим ему  в  какой-то  степени  навязать,  мы
  готовились по-настоящему, чтобы показать, что не только ломать умеем, но и
  создавать масштабно, дерзко, с выдумкой.  Спасибо  Георгу.  Придуманная  и
  овеществленная им техника, что упрятана в  трюме-один,  делает  нас  почти
  богами. Почти - потому что все сотворенное  нами  будет  не  совсем...  Не
  совсем настоящим? Да, наверное, так. И не только потому,  что  рыб  нельзя
  будет есть. А потому, что стоит мне потом отдать команду - и все исчезнет,
  перейдет в первоначальное  состояние,  станет  песком,  газом,  ничтожными
  примесями микроэлементов... Но до тех пор, пока машины по моему приказу не
  уберут поле, все  будет  существовать,  все  плоды  тончайшей,  хитроумной
  комбинации   полей,   заставляющей   частицы   располагаться   в    строго
  определенном, запрограммированном порядке  и  -  жить,  другого  слова  не
  подберешь: жить.
     Ну, так что же - займемся сотворением мира? Проведем его с  опережением
  сроков: не в неделю, а, скажем, за два-три дня. Юниор усмехнулся,  почесал
  в затылке.
     - Ну-ну, - проговорил он вслух.
     Он не раз видал на полигоне, как это происходит. Вот -  ничего,  пустое
  пространство, чистая площадка. Гудят  последние  предупреждающие  сигналы.
  Звучит команда. И вдруг из ничего возникает кусок мира. Не  видимость,  не
  голография, не мертвые макеты. Кусок живого мира. И  ты  входишь  в  него,
  трогаешь  руками,  видишь,  слышишь,  обоняешь,  живешь  в  этих  реальных
  условиях.  И  уже  во  время  вторых   испытаний   ты   перестал   ощущать
  искусственность этого мира. Потому что все, что  в  нем  существовало,  не
  выполняло  какие-то  наперед  заданные  действия,  а  просто  жило,  и  ты
  воспринимал на твоих глазах созданный мир единственно  возможным  образом:
  как мир столь же реальный, как и ты сам.
     За одним исключением: на полигоне проходило какое-то  время,  следовала
  команда -  и  все  исчезало.  А  ты  оставался.  И  становилось  почему-то
  невыразимо грустно...
     Вот в этом-то и дело, - убеждал он себя. - Допустим, ты  это  сделаешь.
  Но через три недели, когда созреет Кристалл и  ты  его  установишь,  когда
  корабль окажется готовым к полету, тебе придется все выключить,  свернуть,
  уничтожить. И будет жалко. Потому что успеешь привыкнуть  к  новому  миру,
  созданному по твоей воле Комбинатором из трюма-один. И оставить  этот  мир
  тут нельзя: как только прозвучит твоя команда  на  выключение  образующего
  поля, весь созданный  тобою  рай  исчезнет,  в  мгновение  ока  перестанет
  существовать - и ты почувствуешь себя убийцей, уничтожившим целый, пусть и
  маленький, но завершенный мир со всем, что в нем жило, понимаешь: жило!  -
  с деревьями, рыбами и жуками, со всем, что  предусмотрено  программой.  Не
  слишком ли жестоко?..
     Постой, постой, - остановил себя Юниор. - Что  значит  -  жестоко?  Это
  всего лишь продукты техники.
     Но живыми-то они будут? Где кончается иллюзия и начинается жизнь?
     Знаешь что, - успокаивался Юниор,  -  не  ломай  голову.  Ты  начинаешь
  психовать. Держи себя в руках. Берегись. Одиночество  -  это  такая  вещь,
  которая хороша в определенных дозах, лечебных. Как яд. Если больше  -  это
  отрава.
     А пойдем-ка погуляем, - сам себе предложил Юниор. -  Напялим  скафандр.
  Выйдем, полюбуемся - что там наковыряли наши бронтозавры из  трюма-три.  А
  то и в самом деле запсихуешь от безделья.
       Он вышел из ремонтного. Трап  прогудел  под  каблуками.  Костюм.  Шлем.
  Связь с Умником. На всякий случай, чисто рефлекторно, Юниор ее проверил.
     Ну, пошли гулять. Сперва на смотровую. Здесь, в корабле,  я  сейчас  не
  нужен. Прекрасное свойство нашей цивилизации: в ней ты порой  оказываешься
  ненужным. И спасибо за то, что даже сегодня еще встречаются  положения,  в
  которых без тебя не обойтись. Но это - не положения цивилизации. Это  твои
  собственные положения. А цивилизации до них дела нет. Автоматам нет  дела.
  Ты  сам,  в  числе  многих  прочих  специалистов,  создал  такой  мир.  И,
  откровенно говоря, он тебя  вполне  устраивает.  Только  благодаря  такому
  устройству мира ты находишься сейчас тут, на острие Дальней разведки, а не
  копаешься в грядках и клумбах, подобно отцу, и не ахаешь над  каким-нибудь
  хилым стебельком. Да что толку  в  таком  стебельке,  если,  отдав  нужную
  команду, в считанные часы я создам тут  мирок  с  миллионами  травинок,  с
  десятками деревьев! А что касается нашей цивилизации, то она, кроме  всего
  прочего, а может быть, и прежде всего - это я сам. И вот я  ращу  Кристалл
  на никому не ведомой планете в соседнем пространстве. Такова моя сущность.
  И что еще мне нужно?
     Он ступил на смотровую площадку и стал обозревать окружающий мир.
     Край бесконечных сумерек - снова отметил он безрадостно.  -  И  тишины,
  монументальной тишины. Странно: почему? Ну, нет жизни -  это  понятно.  Но
  ведь атмосфера есть, должны быть воздушные течения, ветры.  Однако  тут  и
  воздух - как камень, такой же монолитный и неподвижный. Вообще-то тут даже
  красиво. И все же насколько лучше стало,  когда  возникло  вот  это,  пока
  очень маленькое, зеркальце воды. И фиолетовые комки света отражаются в нем
  очень забавно...
     Озерцо такое, что его, поднатужившись, можно перепрыгнуть, -  и  правда
  уже возникло: механизм номер тринадцать. Водолей, не  теряя  времени  зря,
  работал вовсю, как бы радуясь тому, что дорвался до дела.  Если  выключить
  его, вода исчезнет буквально за несколько минут, а то и секунд:  песок  ее
  всосет, да и сухая атмосфера не прочь насытиться парами. Эх, не  догадался
  вырыть сперва хорошую яму и оплавить дно и стенки, - упрекнул себя  Юниор,
  - было бы уже - море не море, но хоть на яхте выходи...
     Ему страшно захотелось вдруг выкупаться, поплавать, и не  в  стерильном
  бассейне корабля.
     Желание оказалось неожиданно сильным. И, наверное, именно оно сработало
  вдруг, а не вполне разумные соображения относительно того, что нет никаких
  причин отказаться от развернутого испытания Комбинатора  здесь,  в  тихой,
  спокойной обстановке. А на официальное испытание с  комиссией  и  банкетом
  идти с проверенными данными, убедившись, что Комбинатор  хорошо  переносит
  полет  и  развертывание  в  нестандартных  условиях,  а   ты   умеешь   им
  оперировать. А то сразу показывать авторитетам то, в чем ты сам не  больно
  опытен, - опасно.
       Итак, будем действовать твердо, спокойно и последовательно. Как если бы
  ученая комиссия сидела тут, поглядывая на тебя не без некоторого сомнения.
     Прежде  всего  дадим  Умнику  команду  на  постановку  защитного  поля.
  Выхватим кусок среды, изолируем от внешнего влияния и  начнем  наводить  в
  нем свои порядки. Куполообразное поле накроет  не  только  корабль,  но  и
  некоторую часть территории. Какой радиус возьмем? Высоту корабля, то  есть
  минимальный, чтобы возникла правильная полусфера.  Пятьсот  метров,  стало
  быть.
     По связи Юниор  дал  Умнику  команду.  Прошло  несколько  секунд,  пока
  гриб-усваивал ее и преобразовывал в надлежащие импульсы. Потом  -  забавно
  было наблюдать  за  этим  -  в  полукилометре  песок  зашевелился,  словно
  какое-то  залегшее  под  ним  живое  существо  ожило,  не   выбираясь   на
  поверхность. Поползло стремительно, так что за считанные секунды,  окружив
  корабль кольцом километрового  диаметра,  вернулось  к  исходной  точке  и
  замерло. Только после этого Умник доложил: поле выставлено, стоит надежно,
  никаких  противодействий  не  встречает.  Да   и   откуда   ему   браться,
  противодействию?
     Сразу стало уютнее. Словно до сих пор Юниор находился на дворе,  а  тут
  вдруг  оказался  в  помещении,  пусть  обширном,  но  все   же   закрытом,
  изолированном. Как ни странно, он, разведчик,  в  глубине  души  не  любил
  открытых пространств, предпочитал стены. Что поделаешь - полного  счастья,
  как говорится, не бывает...
     Теперь второй этап. Он снова вызвал Умника.  Только  через  него  можно
  было передавать команды  на  механизмы.  И  это  не  случайно:  человек  -
  устройство не всегда надежное, может порой дать и неверную команду;  Умник
  ее заблокировал бы сразу. На сей раз Юниор приказал: восьмому - перейти на
  нормализацию атмосферы,  после  достижения  нормы  -  стабилизировать  ее,
  поддерживая  должный  состав.  Двадцать  первому:   приступить   к   рытью
  котлована, затем оплавить его дно и  стенки,  чтобы  предотвратить  потери
  воды. После окончания двадцать первым работы  -  тринадцатому  перейти  на
  заполнение чаши.
     Юниор задал размеры и некоторое время постоял,  наблюдая  за  тем,  как
  разворачивались механизмы, выходили  на  свои  позиции.  Прежде  остальных
  вступил в работу двадцать первый - грузный, внешне неповоротливый,  но  на
  деле не совершающий ни одного лишнего движения,  как  и  всякий  исправный
  механизм; это лишь человек может  суетиться.  Двадцать  первый  -  ветеран
  экспедиции: он из комплекса, что работал еще с Сениором  на  той  небритой
  планете. Старик уже, можно сказать.  Ничего,  он  в  полном  порядке,  еще
  поработает. А когда  вернемся  из  рейда,  создадим  специальный  музей  и
  поставим машину на постаменте со  всеми  когтистыми  лапами,  сокрушающими
  челюстями, чешуйчатыми трубами,  по  которым  скоро  пойдет  расплавленная
  масса, чтобы лечь под косыми ножами укладчиков и застыть  навсегда;  потом
  заливай хоть воду, хоть азотную кислоту - материал выдержит,  не  уступит.
  Монументальное сооружение  этот  двадцать  первый.  Чем-то  похож  на  всю
  цивилизацию: с виду сложное и  громоздкое  устройство,  но  сложность  эта
  продуманная, в ней четкий здравый смысл, и движения, которые порой кажутся
  стихийными, неконтролируемыми,  ужасными,  на  самом  деле  рассчитаны  до
  сантиметра. Если говорить о машине,  во  всяком  случае.  Ладно,  двадцать
  первый, давай, делай свое дело...
     Точно так же Юниор полюбовался и тринадцатым, и восьмым; тот уже  вовсю
  гнал кислород в атмосферу замкнутого мирка, кислород из песка, а кремний в
  чистом виде взлетал в воздух петушиным  хвостом,  но  не  успевал  упасть:
  траектория была точно рассчитана, поток кристалликов всасывался в один  из
  приемников двадцать первого, в большую четырехугольную воронку, и  ветеран
  пускал сырье на расплав. Тринадцатый изготовился, насосал  полные  бункеры
  того же песка, больше здесь и ничего не было,  и  ожидал,  пока  возникнет
  сосуд для воды, которую он был научен  делать...  Ладно,  порядок.  Первый
  этап работы проходит нормально.
     Пора начинать главное.
     Юниор помедлил немного, откашлялся зачем-то (хотя Умнику это  было  все
  равно, он Юниора и так бы понял) и произнес, стараясь, чтобы в  голосе  не
  было волнения:
     - Трюм номер один разгерметизировать. Комбинатор изготовить к работе.
     И все. Вот как немного слов понадобилось, чтобы приступить к сотворению
  мира. Как это, оказывается, просто!
     Теперь Юниор наконец  позволил  себе  спуститься  со  смотровой.  Песок
  поскрипывал под башмаками. Юниор подошел к тринадцатому, оперся  локтем  о
  гусеницу. Хотелось - не понаблюдать даже, а просто полюбоваться  тем,  как
  Комбинатор будет готовиться к своей сложнейшей работе.
     А это и на самом деле красиво. Трюмный  корпус  -  средний  в  корабле,
  располагается он над моторным,  а  еще  выше,  над  трюмным,  -  обитаемый
  корпус, там живет Юниор, там же обитает гриб Умник, оттуда управляется вся
  махина. Обитаемый корпус - самый маленький,  моторный  -  шире  остальных,
  зато трюмный - объемистей. Он делится на три яруса трюмов,  соответственно
  сверху вниз: трюм-один, два и три. Кое-что из третьего трюма уже работает:
  там - тяжелая техника. Второй трюм, самый низкий, занят нужными в  обиходе
  вещами, запасами провианта и еще кое-какими продуктами земной  цивилизации
  -  такими,  какие  могут  пригодиться  при  встрече  с  кем-то,   дружески
  настроенным  (пока  еще  таких  встреч  не  происходило,  но  отрицать  их
  возможность после появления Курьера никто не  решался),  и  такими,  какие
  могли  понадобиться  при  встрече  с   созданиями,   настроенными   весьма
  враждебно; таких встреч, правда, пока тоже не бывало. А  трюм-один  -  это
  вот та самая хитрейшая система - язык даже не  поворачивается  назвать  ее
  техникой, - но все же: техника создания настоящего, реального мира  -  ну,
  может быть, с какими-то вовсе уж минимальными "почти".
     И вот этот трюм-один, верхняя часть цилиндрического  трюмного  корпуса,
  вдруг  преобразился.  Превратился   в   небывалый   цветок.   Распахнулись
  лепестками борта, только смотрели лепестки не на верх, а вниз: цветок, чей
  венчик клонится к земле. Внутри борта были выкрашены в ярко-красный  цвет,
  чтобы  бросалось  в  глаза:  не   приведи   господь   начать   маневры   с
  негерметизированным трюмом-один; очень уж нервные и нежные механизмы живут
  в нем.  Из  проема,  образовавшегося  под  каждым  лепестком,  выдвинулись
  выпуклые,  блестящие  антенны  излучения,  даже  в   здешнем   мрачноватом
  освещении выглядели они весело.  Антенны  немного  подвигались  туда-сюда,
  словно живые, устанавливая точный угол  в  горизонтальной  и  вертикальной
  плоскостях, чтобы каждая из них действовала  в  своем  точно  ограниченном
  пространстве. Откуда-то  изнутри  к  антеннам  шли  толстые  бронированные
  провода. Когда антенны излучения  успокоились,  выдвинулись  и  раскрылись
  кружевными зонтиками антенны контроля  и  обратной  связи  отсюда,  снизу.
  Юниор не различал, но и так знал,  что  каждый  такой  зонтик  состоял  из
  десятков, а может, сотен тысяч крохотных ячеек, каждая из которых имела  с
  центральными устройствами собственную связь.
     - Приведение Комбинатора в готовность закончено, - доложил Умник.
     - Начать настройку на параметры рабочего объема.
     То есть Комбинатору - приноровиться  к  подкупольному  пространству,  в
  котором ему предстоит действовать. Или лучше подпольному,  -  Юниор  любил
  игру слов, - под полем - значит подпольное, вот как.
     - Настройка начата.
     Внешне ничто не изменилось: шла тончайшая подстройка микротронных  схем
  там, наверху. Это потребует определенного времени. Даже на Земле,  на  том
  же самом полигоне. Комбинатор каждый раз настраивался заново: для  него  в
  пространстве что-то менялось, хотя людям казалось, что все по-прежнему.
     Конечно, все это сложно  и  дорого.  Куда  проще  было  бы  привезти  и
  продемонстрировать Курьеру, если  он  соблаговолит  явиться,  какие-нибудь
  фильмы - цветные, голографические - они дали бы не худшее представление  о
  том, на что мы способны, когда не разрушаем, а созидаем. Мы так и  сделали
  бы - будь Курьер одним из нас. Но ведь только нам, землянам,  фильмы  дали
  бы такое же представление, что и реальность.  А  какой  он,  этот  Курьер,
  какие они все - как знать? Может быть, они воспринимают мир совершенно  не
  так, как мы. И наши проекции им ничего не дадут. Они просто не  увидят  ни
  одного изображения. Не почувствуют. А реально существующий предмет  увидят
  - именно потому, что это не иллюзия, а реальность. Так что  сложность  эта
  оправдана и затраты тоже: что в наше время стоит дешево? Разве что сны.
     - Настройка на объект закончена.
     Исторический момент, - отметил Юниор. - Тут бы оркестр и  торжественную
  увертюру. Интересно: Господь Бог, когда он  приступал  к  делу,  испытывал
  подобное ощущение? Хотя он, наверное, чувствовал себя куда хуже: не было в
  его распоряжении такой вот микротронной техники. Надо полагать, не было, -
  задумался на секунду "и скомандовал:
     - Начать реализацию программы!
     Юниор помнил, что вслед за этой командой что-то должно произойти, нечто
  такое, по чему он  заметит:  началось.  Так  бывало  на  полигоне,  только
  командовал там Георг. Сейчас, однако, ничего не случилось.
     Это что за новости?
     - Почему не начата реализация программы?
     Умник отозвался мгновенно:
     - Не было распоряжения вести программу.
     Тоже мне Умник называется! Не мог подсказать! Показалось - или на самом
  деле ответил гриб  не  без  ехидства?  Хотя  -  чепуха,  разумеется:  гриб
  говорить не умеет. Или он передал этот оттеночек по параполю? Ладно. Скажи
  спасибо, что комиссии здесь нет. А то пришлось бы тебе покраснеть.
     - Ввести программу!
     И опять ничего.
     - Подтвердить введение программы!
     - Программа не введена. Неясен номер. Программы пронумерованы  от  ноль
  ноль один до девять девять девять.
     Пришлось  задуматься.  Комбинатор  терпеливо  ждал,  ему  спешить  было
  некуда. Номер программы. Надо подниматься в обитаемый корпус, брать  томик
  программ, искать, выбирать. Потом вводить. Нет, сотворение мира - дело  не
  трудное, но занудливое.
     Однако есть и другой выход.  Помимо  сотен  частных  программ,  имеются
  общие. Три программы. Юниор отлично помнит. И называются они... называются
  они вот как: первая степень обитания, вторая и третья.  Там  разом  дается
  все, что полагается, а частные программы идут  в  ход  лишь  тогда,  когда
  возникают специальные требования. Например, создать одно конкретное дерево
  или одну-единственную конкретную муху - и больше ничего.
     Итак, что мы закажем? Станем настаивать на пальмах и мартышках? Нет,  -
  решил пилот, - ну их, это как-нибудь в  другой  раз.  Сейчас  мне  хочется
  чего-то такого... домашнего, раз уж я могу выбирать. Не надо пальм.  Пусть
  будут сосны. Березы. Липы. Дубы. Осины. И прочее, соответственно.
     - Ввести программу первой  степени  обитания,  подпрограмма  "Умеренный
  пояс"!
     Снова пауза. И наконец-то Юниор услышал:
     - Программа введена и принята.
     Он ждал: вот сейчас...
     Снова - ничего.
     - Почему не начата реализация программы?
     В ответ - после едва уловимой заминки:
     - В рабочем объеме помеха.
     Интересно! Какая вообще тут может быть помеха?
     Он медленно огляделся. И вдруг понял и засмеялся.
     Помеха - он  сам.  Ничто  живое,  если  оно  хочет  выжить,  не  должно
  находиться в зоне действия Комбинатора, когда он творит. Потом  -  сколько
  угодно. Но не сейчас.
     - Помеха устраняется!
     Самоустранимся, - подумал он легко. - Мы и тут не нужны. Тут  прекрасно
  обходятся без нас. Мы мешаем. Мы уйдем.  И  даже  не  обидимся.  Но  уйдем
  недалеко и ненадолго. Хоть это делается и без нас, но - для нас! По  моему
  желанию создается мир, и в данном случае - для одного меня. А что мне  при
  этом не приходится  потеть  -  так  для  чего-то  были  нужны  тысячелетия
  развития человечества, для чего-то возникали в нем великие умы и не  менее
  великие умельцы! Ум - уметь, и слова-то стоят рядом... Именно для того они
  и существовали, каждый в свое время и на своем месте, чтобы я тут, сейчас,
  мог создать новый мир - и при этом пальцем не пошевелил, только отдавал бы
  команды.
     И все же устал я,  -  признался  он  неожиданно  для  себя.  Да  и  что
  удивительного? Волнений было много, а распорядок остается  распорядком,  к
  тому же я всего лишь человек, а людям положено время от времени спать.
     Он неторопливо, как-то вдруг отяжелев, подошел к  площадке  подъемника.
  Поднялся на самый верх, на смотровую площадку  обитаемого  корпуса.  Перед
  тем, как раскрылся люк, окинул взглядом место сотворения мира.
     В подкупольном пространстве вроде бы посветлело. Значит, часть  здешней
  атмосферы уже выброшена  за  пределы  купола  и  ее  место  занял  земной,
  прозрачный, вкусный  воздух.  Завтра,  проснувшись,  Юниор  спустится  без
  скафандра и станет дышать со смаком и удовольствием.
     А за пределами купола фиолетовая дымка по-прежнему  скрывала  горизонт.
  Освещение не изменилось, хотя после посадки прошло немало времени. Видимо,
  планета и в самом деле вращается вокруг своей оси без особой торопливости.
  Один оборот  в  год  -  не  такой  уж  редкий  вариант.  Год  здесь  может
  продолжаться неизвестно как долго. Ну, а нам-то не все ли равно?
     А вот в той стороне появилось нечто, чего  раньше,  кажется,  не  было.
  Нет, определенно не было. Юниор заметил бы, иначе какой из него разведчик.
     Что-то вроде поднимающейся гряды туч? То ли да, то ли  нет.  Напоминает
  тучи, но может оказаться и чем-то совсем другим. Движется оно?  Незаметно.
  Может быть, это какая-то округлая, куполообразная вершина,  возвышение,  и
  раньше просто нельзя  было  его  разглядеть,  а  сейчас  видимость  в  том
  направлении  улучшилась.  Может  быть.  Не  исключено  даже,  что  это  не
  возвышение, а напротив - впадина.  Никуда  не  годная  атмосфера  на  этой
  планете, прямо суп с клецками.
     Так или иначе,  это  нас  не  пугает.  И  не  помешает  воспользоваться
  заслуженным отдыхом.
     Защитное поле стоит? Стоит, родимое. Значит, по всем  законам,  команде
  разрешен отдых. Что-то очень уж спать  захотелось.  А  свои  желания  надо
  удовлетворять - когда это не идет во вред делу.
     Он шагнул в тамбур. Снова, не в первый раз  уже  за  сегодняшний  день,
  повторилась скучная процедура. Два шага. Пластины внешнего люка  смыкаются
  за спиной. Усиливающийся свист: стерилизация. Тут она вроде бы ни к  чему,
  но  так  положено.  Снова  свист:  воздух.  Табло:  разрешено   раздеться.
  Благодарствуйте... Внутренний люк. Вот мы и дома. В тепле и уюте. Красота!
  Поужинать, что ли? Неохота. Но положено. Значит, будем ужинать.
     Поужинал без удовольствия.  Лег  спать,  дав  предварительную  команду,
  чтобы разбудил своевременно. Хотя знал,  что  и  так  проснется  минута  в
  минуту,  как  сам  себе  закажет.  Но  никогда  не  следует   пренебрегать
  подстраховкой.
     Приснилось бы что-нибудь  такое,  -  загадал  он  желание,  засыпая.  -
  Спокойное. Развлекательное.
     Впрочем, он заранее знал, что спать будет без сновидений. Или, вернее -
  проснувшись, ничего не вспомнит. Хорошая нервная система. И  к  чему  сны?
  Хватает с нас и реальной жизни.  Вот  проснемся  завтра,  а  овеществление
  программы к тому времени уже закончится -  и  то,  что  мы  увидим,  будет
  похлеще всяких снов...
       Случилось, однако, такое, чего раньше не бывало, да и быть  не  должно:
  он проснулся среди ночи. Среди того, что было для  него  ночью:  временем,
  когда следует спать, когда свет в его каюте погашен, а снаружи через броню
  не пробьется ни один лучик.
     И проснулся именно из-за сна, который привиделся ему вопреки  традиции.
  Вскочил в поту, сердце сумасшедше  колотилось.  Хватил  рукой  в  сторону,
  наткнулся на переборку, ничего другого там и быть не могло. Ушиб  руку.  И
  разозлился окончательно. Не зажигая света, нашарил курево. Курил он редко,
  давно уже отвык. Но порой позволял себе этакий  мелкий  разврат.  Закурил.
  Посидел, втягивая и выдыхая дым, стараясь поскорее успокоиться. И  понять,
  какой смысл был в том,  что  ему  приснилось.  Если  вообще  есть  в  снах
  какой-то смысл. Может, и нет. А тогда зачем видеть такое - хотя  бы  и  во
  сне? Темное существо - человек...
     Приснилась ему Леда. Стояла, тесно прижавшись к нему, и он целовал  ее.
  Потом она вырвалась и побежала, то и дело  оглядываясь.  Кинулся  за  ней,
  кричал и звал, но догнать не мог. Лишь далеко впереди  Леда  остановилась,
  подняв руки над головой. Пока он  подбегал,  она  изменялась,  становилась
  другой. Подбежав, увидел, что не  Леда  это,  а  дерево.  Оно  все  росло.
"Папа!" - закричал Юниор. Отец подошел. "Это Леда, - сказал ему  Юниор,  -
  отдай!" - "Это не Леда", -  ответил  отец  спокойно.  "Да  ты  смотри!"  -
  крикнул Юниор. Он  обнял  ствол,  но  Леда  вырвалась  и  снова  побежала.
"Возьми", - сказал отец, протягивая  садовую  лейку.  Но  Юниор  оттолкнул
  лейку, кинулся за убегающей, хотел схватить - и, уже просыпаясь,  ударился
  рукой о переборку каюты, где была  ночь  и  где  ему  полагалось  спокойно
  спать.
     Такая вот несуразица привиделась. Юниор сидел в темноте, курил и  качал
  головой. Ладно, об отце он сегодня думал, да и  о  Леде,  наверное,  тоже:
  вряд ли проходил день без того, чтобы Юниор о ней не  подумал.  Но  лейка,
  дерево... Ерунда какая-то, наплевать и забыть.
     Чтобы забыть, надо было на чем-то сосредоточиться, на  первом  же,  что
  придет в голову. Сыграть в слова хотя бы. Вот хорошее  слово:  комбинатор.
  Что мы можем из него сделать?..
     Вместе с этим словом на  память  пришел  Георг,  и  Юниор  задумался  о
  конструкторе.
     Он знал его мало, но похоже было, что никто не знал Георга хорошо -  не
  по работе, разумеется, но  как  человека  просто.  Да  это  вряд  ли  кого
  интересовало. Был  он  не  очень  общителен,  в  людных  местах  его  жену
  встречали куда чаще, чем его самого, и ее всегда  кто-нибудь  сопровождал.
  Говорили, что у Георга одна страсть в жизни: работа. Он и в самом деле был
  великим конструктором в микротронике, идеи его всегда бывали небанальны  и
  масштабны. Но когда Юниор единственный раз увидел его с женой,  то  понял,
  что страстей у Георга было самое малое две: второй  была  Зоя,  это  сразу
  бросалось в глаза. Только что снова расставшись с Ледой, Юниор пристрастно
  всматривался в каждую пару - счастливую или несчастливую. Какой была  эта,
  он не мог определить. Зоя, казалось, принимала  любовь  мужа,  -  какую-то
  безоглядную и надрывную, после какой уже не бывает ничего, - принимала как
  должное и не очень ею дорожила; кокетничала, болтала с другими, танцевала,
  даже уединялась - и лишь однажды Юниор перехватил брошенный ею  на  Георга
  взгляд и понял, что все куда сложнее, и что оба этих человека находятся  в
  состоянии какой-то глубокой, внутренней, хорошо скрываемой тревоги - такой
  тревоги, отдавшись которой человек легко теряет контроль  над  собой.  Зоя
  почувствовала  взгляд  Юниора,  обернулась,  встретилась  с  ним  глазами,
  засмеялась, подошла и потащила его танцевать -  было  это  на  банкете  по
  случаю завершения институтом работы. Во время танца Зоя как бы шутя, но на
  деле серьезно сказала: "Георг в последнее время много говорит  о  вас.  Вы
  ему  понравились".  -  "Мы  недавно  знакомы",  -  ответил  он,  несколько
  смешавшись. "Вот и попросите его, как новый друг,  хоть  иногда  слушаться
  жены". - "Не верю, чтобы он вам противоречил". - "Ни в чем, кроме  работы.
  Он переутомлен. Он... это может плохо кончиться. Иногда мне  кажется,  что
  он теряет главное: уверенность в себе. Без нее  он  погибнет.  Я  отвлекаю
  его, как могу. Но в этом он со мною  не  считается...  Скажете?"  -  "Если
  представится случай. "Но ведь он вот-вот закончит - если уже не закончил?"
  - "Дай бог..." - вздохнула она.
     Юниор, пожалуй, и сказал бы об этом Георгу, если бы не слышал его  речи
  на том же банкете. То был, по сути дела,  тост.  "То,  что  мы  делаем,  -
  сказал тогда Георг, - во всех отношениях  выше  и  значительнее  нас,  оно
  относится совершенно к иной категории - потому что  если  мы  плод  слепой
  эволюции, то наши  создания  -  продукт  целеустремленного  разума,  иными
  словами, они уже по своему происхождению выше, ибо  ведут  родословную  от
  идей, а мы - от  протоплазмы.  Вы  считаете,  может  быть,  что  созданное
  природой прекраснее сделанного нами? Утверждаю: нет, мы делаем не хуже,  а
  порой и лучше естества. Уже сегодня делаем. А это значит, что мы  можем  и
  должны  приносить  в  жертву  своему  делу  самих  себя  и  все,  что  нам
  принадлежит, но не имеем права в жертву себе и тому, что нам  принадлежит,
  приносить  дело!"  Все  зашумели,   большинство   зааплодировало,   кто-то
  попытался  затеять  дискуссию,  но  все  хотели  веселиться,  колоссальное
  напряжение наконец отпустило людей, и не до высоких материй было...
     Да, тогда Юниор усомнился в том, что Георга нужно и можно  отрывать  от
  работы - хотя бы ради его же блага. Окончательно разведчика убедил в  этом
  разговор, состоявшийся в  трюме-один  его  корабля,  представляющем  собою
  круглое в плане шестиэтажное сооружение. Трюм был почти  пуст,  техники  и
  роботы заканчивали демонтаж  прежнего  оборудования,  которому  так  и  не
  пришлось поработать, потому что от колонизации планеты Зиндик отказались и
  потому,  что  на  свет  родился  Комбинатор  Георга.   Прежняя   программа
  называлась "Анакол". Смысл ее заключался в том, что для  перевозки  тысячи
  людей ради освоения планеты нужно  было  бы  множество  рейсов  -  это  не
  окупалось.  Но  корабль  мог  взять  на  борт  лишь   ограниченное   число
  пассажиров, очень небольшое. Лететь  предстояло  месяцы,  и  пассажиры  не
  могли коротать время в полной  неподвижности:  им  была  нужна  нормальная
  площадь для жизни, театр, спортивный зал, бассейн, места для  прогулок,  и
  если бы все это соорудить в трюме-один,  корабль  взял  бы  на  борт  лишь
  несколько десятков человек. Конструктор "Анакола"  предлагал  везти  людей
  как бы в анабиозе - на деле то был не анабиоз, а нечто вроде  регулируемой
  летаргии, в которой, как  показали  испытания,  человек  мог  провести  до
  полугода без всякого ущерба для себя, не двигаясь, минимально потребляя  и
  занимая мало места. Проект был принят,  заканчивалось  оборудование  трюма
  множеством тесных, на одного, кабинок  с  подведенными  "коммуникациями  и
  датчиками.
     И тут появился Комбинатор. Преимущества нового проекта были очевидны: к
  чему везти людей, в какой-то мере рискуя ими, если не в полете, то  потом,
  на планете, когда можно было  доставить  в  нужную  точку  лишь  несколько
  устройств, пусть очень сложных - и они создали бы там все, включая рабочую
  силу, - все, пригодное и потребное для осуществления первого,  тяжелейшего
  цикла колонизации. После чего настоящие люди могли бы уже приезжать  туда,
  как в соседний город, не обязательно тысячами сразу, а хоть единицами.
     И вот Юниор, Георг и конструктор "Анакола" стояли в  трюме.  Георг  был
  здесь впервые, он внимательно осматривал помещение. "Это мне  подойдет,  -
  повторял он, - прекрасно, прекрасно". Творец "Анакола" подавленно  молчал.
  Георг положил ему руку на плечо. "Мысль ваша была остроумной, - сказал он,
  -  но  она   несколько   запоздала.   Наше   время   требует   оперировать
  послезавтрашними категориями". - "Больше я в эти игры не играю, -  ответил
  конструктор. - Хватит с меня разочарований". Георг хотел что-то  ответить,
  но его отвлек один из  оставшейся  у  люка  свиты;  насколько  можно  было
  уловить, речь шла о том, что некоторое задание не было  выполнено  или  не
  будет выполнено в срок. "Скажите  ему  сейчас  же,  -  ответил  Георг,  не
  повышая голоса, - что именно он давал обещание и  именно  я  ему  поверил.
  Лишнего  времени  у  нас   нет.   Две   тысячи   проектировщиков,   тысяча
  программистов и весь компьютерный парк не могут ждать, пока  он  закончит.
  Передайте от меня: если схемы не будут готовы минута в минуту, я  вышвырну
  его с таким грохотом, что в обитаемой вселенной и самый наивный человек не
  наймет его даже подстригать газоны". После этого Георг снова повернулся  к
  конструктору "Анакола". "Я вас не понимаю. Вы же ставили перед собой цель.
  Человек, наметивший цель и не способный достичь ее, недостоин  жить.  Цели
  существуют, чтобы их достигать". - "Но в  цели  можно  разочароваться".  -
"Человек может разочароваться, поняв, что цель мала; тогда он  заменит  ее
  другой,  большей,  стоящей  за  первой.  Вот  я:  сначала  хотел  добиться
  возможности быстрого создания  поселений  в  колониях.  Дальше  -  больше.
  Уверен, что и вы найдете. Кстати, пару ваших кабин вы можете оставить, они
  мне чем-то понравились". Конструктор кивнул: "Берите хоть все. Теперь  это
  - лом. Но послушайте, Георг, человек ведь может разочароваться и по другим
  причинам. Хотя бы морального характера". - "У меня одна  этика,  -  сказал
  Георг. - Хорошо все, что хорошо для человечества". - "А если это плохо для
  человека? Пусть даже одного?" - "Человечество выше каждого  человека.  Вот
  вы думали об удобстве человека, а я  о  человечестве  в  целом;  результат
  однозначен". - "Но если сам человек не  согласен  с  этим?"  -  "Его  надо
  смести. Каждого, кто мешает". - "Каждого?" -  прищурился  "Анакол".  После
  паузы Георг ответил: "Каждого. Как бы  трудно  это  ни  было.  Надо  уметь
  перешагивать через себя!" Юниор молчал  и  слушал.  И  только  сейчас  ему
  пришло в голову: жена Георга могла решить, что он  струсил,  не  осмелился
  сказать то, о чем она просила.
     - Ну и черт с ней! - сказал Юниор сердито и стукнул кулаком по тумбочке
  так, что все на ней подпрыгнуло.
     Вот  этого  делать  не  следовало.  Потому  что  это  было   аномальным
  поведением. А он был на корабле один. И поэтому все  время  находился  под
  строжайшим контролем. В том числе медицинским. Гриб  Умник,  если  бы  его
  когда-нибудь списали с корабля, мог найти место  в  любой,  даже  высокого
  класса, клинике и работать там мастером на все руки, начиная с диагностики
  и кончая выхаживанием. И тут гриб,  конечно,  своею  не  упустил.  Объявил
  громко:
     - Тестируется нервная система. Вопрос...
     - Не надо. Дай что-нибудь, чтобы уснуть покрепче.
     Умник колебался. Но согласился, исходя, надо полагать, из того, что сон
  у людей - лучшее из лекарств.
     - Включаю гипнорад...
     Во сне, как известно, - уютно укладываясь, философствовал он,  -  время
  течет в обратном направлении, что же это значит? Если все спать  и  спать,
  то мы с Ледой...
     Он не выдержал. Крикнул громко:
     - Дай посильнее! Что же ты?!
     И тут как раз гипнорад подействовал.  И  он  уснул.  Не  ожидая  ничего
  плохого от того,  что  во  сне  время  течет  в  обратном  направлении.  А
  следовательно,  не  исключено,  что  какая-то   часть   того,   что   тебе
  привиделось, на самом деле тебе еще только предстоит.
       Проснувшись, Юниор пришел в себя  не  сразу.  После  ненормальной  ночи
  остался в голове какой-то легкий туман, позволяющий  видеть  предметы,  но
  искажающий  их  очертания.  Что-то  снилось,  кажется...  Он  вспомнил   и
  усмехнулся. Хорошо еще, что не приснился Кристалл, танцующий в  обнимку  с
  Умником. Ладно, это  все  неважно.  Предстоит  хороший  день.  За  бортом,
  наверное, уже расцвел  сад.  В  инкубаторе  зреет  Кристалл.  Днем  меньше
  осталось до старта.
     Он привел себя в порядок, действуя не медленно и не быстро, а так,  как
  привык, в нормальном темпе. Надо бы позавтракать.  Но  нетерпение  грызло.
  Отсюда,  изнутри,  увидеть  то,  что  находилось  сейчас  -  должно   было
  находиться - в огороженном пространстве вокруг корабля, можно было  только
  при помощи видеоэкранов. Способ вполне пригодный; однако  хотелось  иного:
  самому, своими глазами взглянуть, проверить, убедиться. При всей научной и
  технической обоснованности то, что он ожидал увидеть, должно было походить
  на чудо. А чудо нельзя разглядывать в объектив; только лицом к лицу.
     Юниор поинтересовался, что там за бортом, какая погода.  Умник  ответил
  незамедлительно  и  без  тени  удивления:  чистый  воздух,  тепло,  легкий
  ветер... Это почему-то  особенно  умилило  разведчика:  ветер,  а?  Легкий
  ветер, ничего себе! Но человек осторожный и опытный, он повторил вопрос  в
  более конкретной форме: разрешается ли выход без скафандра и  дыхательного
  аппарата. Разрешение было дано немедленно, без малейшей заминки.
     Тогда он направился к люку. И усмехнулся, заметив, что не было на  этот
  раз обычной откачки воздуха из тамбура, как не бывало ее во время  стоянок
  на Земле: окружающая среда была вполне нормальной, пригодной для  обитания
  человека... Внешние пластины люка тронулись, раздвигаясь, и в  узкую  щель
  ворвался запах, земной весенний запах, и порыв ветерка  шевельнул  волосы.
  Юниор переминался с ноги на ногу, с трудом удерживаясь от  желания  помочь
  медлительным пластинам, нажать плечом, подтолкнуть. И - кинулся вперед.
     Он остановился на  смотровой.  И  смотрел.  Сколько-то  времени  просто
  смотрел. Не думая, ни в чем  не  отдавая  себе  отчета.  Смотрел,  и  все.
  Никогда не поверил бы раньше, если бы ему сказали, что такую сладкую  боль
  можно ощущать от одного только взгляда  на  самые,  казалось  бы,  простые
  вещи.
     Да, - он растроганно впитывал окружающее,  -  вот  оно  то,  что  нужно
  человеку. Как немного, оказывается... Покой снисходительных сосен.  Легкое
  шевеление длинных березовых кос. Мерцание листвы на серых  осинах.  Густая
  трава с частыми крапинами цветов, простых полевых цветов. Вот  что  нужно,
  остальное - муть и выдумка. И наплевать, что они не выросли сами, что  все
  создано по матрицам  на  атомном  уровне,  за  несколько  часов  воплощено
  хитроумнейшей, придуманной и выполненной человеком техникой; неважно,  что
  они уже - продукт второй степени или, как говорил об этом Георг -  продукт
  продукта;  все  равно.  Это  метафизика.  Но  вот  же  -  стоят   они,   и
  покачиваются, и бросают тень; пусть светило тоже искусственное, но тень-то
  настоящая, и тепло - тоже, и тонкий шелест,  и  посвист  ветерка,  это  уж
  никак не искусственное.
     И почему только когда видишь такое же  дома,  на  Земле,  то  проходишь
  мимо,  не  обращая  особого  внимания,  принимая   как   должное?   Чистая
  психология,  ответил  он  сам  себе.  Даже  возвращаясь  из  рейда,  когда
  давным-давно не видал ничего подобного и заранее радуешься мысли о встрече
  со всем этим, возвращение и встреча происходят не сразу: растет на экранах
  Солнце, возникает и увеличивается капелька Земли, минуешь  внешние  пояса,
  Луну,  внутренние  пояса.   Большой   Космостарт,   где   чаще   всего   и
  останавливаешься; там многое от Земли, а оттуда уже не один, а в окружении
  людей, которые тоже входят в понятие  "Земля",  отправляешься  наконец  на
  планету - как постепенно привыкаешь к тому, что открывается тебе на каждом
  следующем этапе. Так много души отдаешь встретившим  тебя  людям,  что  на
  прочее остается мало; и это прочее - и березки в том  числе,  -  оно  ведь
  должно на Земле быть, ты заранее знаешь, что оно есть, было  и  никуда  не
  могло исчезнуть, и ты  обязательно  все  это  увидишь;  а  должное  всегда
  принимаешь не так, как подарок, купленное - иначе, чем найденное. А тут  -
  подарок мне, находка, никак не то, чему следует быть на этой планете,  где
  неподвижны и воздух, и, наверное, само время... Спасибо,  Георг,  ты  меня
  порадовал. Да и сам контраст, конечно, тоже действует -  контраст  с  тем,
  что осталось по ту сторону купола: с фиолетовым полумраком, темным песком,
  мрачным однообразием, от которого недолго и в петлю. Все это можно в любой
  миг увидеть, стоит только всмотреться, чтобы не мешал наш яркий  свет.  Но
  не хочется смотреть туда, и не надо, так много здесь, внутри, такого,  что
  радует глаз. Где вы там, все Курьеры на свете, куда  скрылись,  почему  не
  видите? Смотрите: вот как мы,  люди,  представители  великой  цивилизации,
  умеем в мгновение ока преобразовывать мертвые планеты, оживлять их, делать
  зелеными, цветущими, радостными. Пусть пока лишь малая часть преображена -
  мы ведь только  начали,  это  первый  опыт,  первая,  еще  не  завершенная
  конструкция - то ли  еще  будет!  Нет,  Курьер,  мне  не  стыдно  было  бы
  встретиться с тобой хоть сию же секунду!
     Вот  что,  не  стану  завтракать  в  своих  корабельных   апартаментах.
  Позавтракаю здесь. Под деревом, в тени, на ветерке...  И  каждый  день  из
  предстоящих трех недель буду завтракать тут. А может быть,  и  обедать,  и
  ужинать. Захочу - и ночевать буду под деревом,  оборудовать  времянку  мне
  ничего не стоит, да у Георга она наверняка запрограммирована, какое-нибудь
  простенькое бунгало. Раз уж выпал мне такой  не  предусмотренный  никакими
  планами отпуск, то я и проведу его, как полагается: на  лоне  природы,  на
  пляже...
     Тут он вспомнил и повернул голову, но округлость борта мешала видеть, и
  Юниор сделал несколько шагов по площадке. И зажмурился: так ударил в глаза
  свет, отраженный от зеркала большого пруда,  успевшего  сформироваться  за
  ночь - тринадцатый, стоя на противоположном берегу, еще подливал воды:  то
  ли не была  достигнута  нужная  отметка,  то  ли  какая-то  часть  все  же
  фильтровалась сквозь оплавленный слой. Нет,  вряд  ли:  машины  свое  дело
  знают... Вода и вода. Даже прудом не назовешь: маленькое озеро. И не такое
  уж маленькое, бывают куда меньше. Три недели отпуска в такой обстановке  -
  это небывалое везение. В полном смысле - сочетание приятного с полезным.
     Юниор повернулся, вошел в  люк.  И  тут  же  приказал  Умнику  люка  не
  затворять, пока не возникнет очевидной необходимости. Не  хотелось  каждый
  раз топтаться, пока нерасторопные механизмы делали свое дело.  Пусть  и  в
  обитаемом  корпусе  погуляет  ветерок.  Единственное,  что   там   следует
  предохранять от всяких посторонних воздействий - это инкубатор с  растущим
  в нем Кристаллом. Но в тот отсек не только ветерок -  туда  и  тропический
  ураган не пробьется.
     Юниор отправил вниз легкий столик из своей каюты, два стула; хватило бы
  и одного, но  ему  захотелось,  чтобы  было  два.  Что  он,  не  мог  себе
  позволить? Быстро приготовил завтрак, спустился вниз. Невольно  задержался
  перед тем, как ступить на траву: кто знает,  как  она  поведет  себя,  эта
  сверхнаучная, сверхтехническая, синтезированная по  атому,  поддерживаемая
  мощнейшими, хотя и неощутимыми полями трава, пусть и самая обыкновенная на
  вид? Трава повела себя, как  трава:  покорно  легла  под  ногой  человека.
  Второй шаг сделал смело. Надежная трава. Добротная. Ничем не хуже той, что
  на Земле. Может, даже лучше: густая, ровная, точь-в-точь как  та,  которую
  надо, однажды посеяв, потом триста лет подкармливать и подстригать...
     Он быстро расставил мебель, водрузил все, что  принес,  на  стол.  Сел,
  откинулся на спинку стула, вздохнул, зажмурился, подставляя лицо  ветерку.
  А люди еще зачем-то спорят, что такое счастье!
     Юниор ел и пил медленно, с наслаждением,  какого  давно  не  испытывал.
  Завтрак вдруг перестал  быть  неизменным  элементом  распорядка,  он  стал
  событием, целым праздником. Это, наверное, и значит - брать от жизни  все,
  что она способна дать. Она дает, да мы не берем: пока делаем  одно,  живем
  уже в другом, нацеливаясь на  третье;  это  глупо,  жить  надо  в  текущем
  моменте, а не в последующем. Только и  всего.  Но  как  хорошо  становится
  сразу!
     Настолько это было хорошо, что он даже не поленился подняться за второй
  чашкой кофе.
     Завтра возьму сюда весь кофейник, - решил он, смакуя каждый глоточек. -
  Чудесно, просто удивительно, как все чудесно... А дальше что? Дальше? - он
  задумался. - Навестим Кристалл. Радости радостями, но дело прежде всего, и
  отпуск тебе дан не на всю жизнь. Потом? А потом  получим  моральное  право
  прогуляться по своей даче, своей латифундии, своему  миру,  называйте  как
  хотите, и посмотреть, что  же  мы  везли  с  собой  в  трюме-один  в  виде
  программы "Умеренный пояс".
     Он еще посидел, словно чего-то ожидая. Спохватился: чего? И понял:  все
  время бессознательно ждал, что  зачирикают,  запоют  какие-нибудь  птички,
  промелькнет бабочка, прогудит жук. Тут же одернул  себя:  слишком  многого
  хочешь. Ты заказал первую степень обитания. Первая степень  -  это  флора.
  Растительность. Вот она и появилась. В  полном  объеме.  А  птиц  тебе  на
  данном этапе не полагается.
     Столик и стулья Юниор оставил на месте, свез  наверх  только  посуду  и
  препоручил ее соответствующим устройствам. Потом пошел к  инкубатору.  Там
  он  сразу  забыл  обо  всем,  кроме  Кристалла.  Долго  не  отрывался   от
  бинокуляра,  придирчиво   проверил   работу   обеспечивающих   механизмов,
  посмотрел ленты самописцев, словно любой ценой ему  надо  было  к  чему-то
  придраться. Но при всем желании никаких претензий выдвинуть не  смог.  Так
  оно и должно было быть. Кристалл формировался - медленно, но  верно.  Пока
  незаметно на взгляд, зато в последние  два-три  дня  он  будет  прямо-таки
  расти на глазах. Что еще у нас  по  кораблю?  Ровным  счетом  ничего.  Всю
  текучку  делает  Умник.  Если   понадобится   вмешательство   человека   -
  предупреждает. Хотя цивилизация отлично может обойтись и сама. Даже с  тем
  же Кристаллом. Действительно:  планету  для  посадки  нашел  Умник.  Сажал
  машину, естественно, тоже он. Человек только и сделал, что извлек  семечко
  из пенала и перенес в камеру инкубатора. Подумать  только,  какую  сложную
  работу выполнил!  Уж  с  подобной  задачей  автомату,  конечно,  никак  не
  справиться!..
     Так посмеиваясь над самим собой, вышел из ремонтного, затворил за собой
  толстую дверь, повернул маховик. Это он тоже позволял себе делать вручную.
  Конечно, достаточно было скомандовать - и маленький моторчик сделал бы  то
  же самое. Но должен же человек  хоть  что-нибудь  делать  собственноручно!
  Хотя - он  тут  существует,  если  разобраться,  на  случай  экстремальных
  ситуаций. Как, например, встреча с Курьером. Пройдет еще немного времени -
  и человека станут возить в анабиозе  и  пробуждать  только  при  небывалом
  стечении обстоятельств. А если такого стечения  не  возникнет,  он  так  и
  проспит всю дорогу. Проснется уже на Земле, ему скажут:  "Поздравляем,  вы
  совершили    неслыханный    полет,    побывали    в    звездной    системе
"У-черта-на-куличках", - а он, зевнув и  потянувшись,  ответит:  "В  самом
  деле? Возможно... И могу вам сказать, что спится там ничуть не хуже, чем в
  любой другой точке пространства..."
   Пока струились такие мысли. Юниор успел снова спуститься и сейчас стоял
на травке, жмурясь и неосознанно улыбаясь. Пойдем погуляем, как это и было
запланировано. Гуляние - это не просто гуляние, это работа,  если  угодно:
проверка поведения комплекса "Комбинатор" в полевых условиях. Внеочередная
  проверка - тем более интересная.
     Юниор двинулся в путь, поглядывая по сторонам. Пошел куда глаза глядят,
  повернувшись к кораблю  спиной,  иными  словами  -  направился  к  границе
  населенного пространства, которая как-никак располагалась в  полукилометре
  от корабля, так что можно было размять ноги.
     Он шел и делал открытия, и каждое заставляло его радоваться,  добавляло
  что-то новое к тому ощущению счастья, какое в нем  жило  сегодня  с  самых
  первых минут. Господи, это же яблоньки стоят! Одна, другая... шесть! А это
  груша. И еще  одна.  Слива.  Ну  и  сад  запрограммирован  тут  у  Георга!
  Действительно, не стыдно показать любому Курьеру. Машинально было протянул
  руку, чтобы сорвать яблоко. Белый налив, этот сорт он знал и жаловал. Рука
  замерла в последний момент.
     Не увлекайся, - остановил он  себя.  -  Тебя  предупреждал  Георг:  они
  настоящие, все настоящие, однако  есть  их  нельзя.  Георг  даже  объяснил
  почему. Юниор сосредоточился и вспомнил. Потому, говорил ему Георг, что ты
  сам являешься достаточно мощным экраном от  того  поля,  которое  все  эти
  конструкции поддерживает и без которого они тотчас исчезнут. Так  и  кусок
  яблока, попав тебе в рот, исчезнет. А поскольку на самом деле он есть лишь
  множество атомов, связь между которыми  поддерживается  искусственно,  при
  помощи постоянного расхода немалой  энергии,  -  тут  ведь  не  химический
  синтез, а временные комбинации, - то это  яблочко  в  тебе  сработает  как
  весьма мощный заряд, человеку вовсе и не нужно  так  много,  чтобы  самому
  разделиться на молекулы. Так что употреблять в пищу здесь  ничего  нельзя.
  Остальное - пожалуйста: трогай, рви, ломай...
     Все же он хотел сорвать  яблоко  -  была  просто  потребность  в  таком
  действии, - но пожалел: раз съесть нельзя, то зачем же? Подумал о том, что
  самое позднее через три недели вся эта роскошь,  и  яблоко  в  том  числе,
  исчезнет, мир перестанет существовать, этот прелестный  мир,  и  он  будет
  тем, кто его уничтожит. Как только Кристалл встанет на место, придется все
  выключать, приводить в походное положение и отправляться  дальше  -  туда,
  где произойдет официальное испытание и где Комбинатору  наверняка  поручат
  создавать кусочки каких-то  других  миров,  а  скромные  сосенки  вряд  ли
  заинтересуют кого-то... Конечно, строго говоря, этот мир  не  уничтожится.
  Он снова перейдет  в  портативное,  или,  как  говорят,  транспортабельное
  состояние, только и всего. И до момента, когда новая команда вызовет его к
  жизни, будет существовать в форме программ и запаса энергии. Пусть слабое,
  но все же утешение. Как для тебя самого: что ты сам - потом - останешься в
  чьих-то  воспоминаниях.  Конечно,  хорошо,  но  остаться  самому,   а   не
  посредством воспоминаний, все же приятнее...
     Но это ведь когда, утешил  себя  Юниор:  еще  целых  три  недели!  Уйма
  времени! И все это время мир будет стоять,  зеленеть,  шуметь...  И  можно
  будет прогуливаться по нему, как  сейчас.  Подобно  древнему  мыслителю  в
  каких-то там садах.  Подобно  средневековому  феодалу.  А  в  самом  деле:
  корабль не хуже любого  замка,  а  в  смысле  неприступности  даст  всякой
  крепости немалую фору. А вокруг - поместье. Моя земля. Мои  райские  сады,
  мои Елисейские поля. И пусть кто-нибудь попробует отнять, - кулаки сжались
  сами по себе, - пусть попробует...
     Не сразу сообразил он, что тут бороться за свои права, за Свою землю не
  придется - тут он единственный,  как  говорится  -  первый  после  Бога...
  Кулаки медленно разжались, Юниор даже  улыбнулся,  слегка  растерянно,  но
  сердце еще стучало сильней и чаще обычного, и он  показал  головой  не  то
  удивленно, не то осуждающе: глубоко, оказывается, сидит это чувство даже в
  современном  человеке,  человеке  без  корней,   человеке   на   воздушной
  подушке...
     Он лег на траву, подпер голову  кулаками,  глядел  перед  собой.  Около
  самого лица колыхались травинки, их было  много,  разных.  Юниор  не  знал
  даже, как они называются, он не был силен в ботанике, но помнил, что и  на
  Земле встречались ему все эти растеньица - флора  средней  полосы,  первая
  степень обитаемости, была дана здесь без прикрас и без надувательства, все
  как надо. Юниор подумал, какого неимоверного труда стоила подготовка  этих
  программ,  что  реализовались  сейчас  в  непредставимо   сложных   схемах
  Комбинатора, и невольное уважение к  людям  и  гордость  за  них,  за  всю
  цивилизацию возникла в нем, а жаль было лишь, что не с кем ею поделиться.
     Нет, - убеждал он себя. - Надо найти  Курьера.  Любой  ценой!  Найти  и
  показать: вот мы.  Смотри!  Найти  его,  сколько  бы  это  ни  потребовало
  времени. Если даже найду его, когда стану стариком, то запрограммированные
  эти миры и  тогда  останутся  молодыми,  зелеными,  шумящими.  А  если  не
  успею...
     Тут он запнулся. Закрыл глаза. Если не  успеешь.  Твой  отец  не  успел
  найти. И поручил тебе. Сыну. Когда-то по наследству передавали  имущество.
  Сейчас - цели и обеты. А ты кому передашь? Ведь некому.
     Вот если бы с Ледой...
     Юниор снова оборвал себя  -  грубо,  резко.  Стоп!  Заткнись!  Не  было
  никакой Леды. Никогда не было! Думай так!
     Но думать так не получалось: если бы не существовало Леды, то  -  можно
  полагать - был бы кто-нибудь другой. Он, Юниор, нормальный человек, и  ему
  вовсе не свойственно стремление провести всю  жизнь  в  одиночестве.  Нет,
  быть-то она была. И если бы...
     Тяжелым, тупым усилием он  заставил  себя  отвлечься  от  того,  о  чем
  вспоминать не следовало, чтобы не нарушить внутреннего равновесия. Все  же
  оно успело покачнуться, и, когда Юниор  поднялся  с  примятой  травы,  все
  вокруг уже не казалось ему столь безмятежно  счастливым,  как  несколькими
  минутами раньше.
     - Ладно, - буркнул он вслух. - Но птицы пусть  поют!  На  птиц  я  имею
  право, в конце концов?
     Имел, конечно. И на птиц; трава была какой-то не до конца  достоверной:
  не ползали, не пробирались, не прыгали  и  не  перелетали  в  ней  никакие
  жучки, паучки, муравьи, гусеницы - вся  та  привычная  для  нас  суетливая
  мелочь, которая не позволяет человеку испытывать  абсолютное  одиночество,
  когда рядом с ним нет других людей. Да, такой вот парк - прекрасно, но это
  лишь первая степень обитаемости. Как на Анторе. А тут другой мир,  тут  не
  Антора, а кусочек моей среды обитания, и в  нем  должны  летать  стрекозы,
  порхать бабочки, тяжелые шмели должны зависать над чашечками цветов...
     Он двинулся  обратно  к  кораблю.  По  дороге  сорвал  цветок,  другой.
  Тщательно осмотрел; капля сока выступила на месте обрыва.  Живое.  Это  не
  муляж, не имитация. Живое... Он нарвал  целый  букет.  Поставит  в  каюте.
  Вечером, засыпая, будет смотреть на цветы и улыбаться.  Давно  уже  он  не
  рвал цветов. А для себя самого - и вообще,  наверное,  никогда.  На  Земле
  рвать  их  не  полагалось:  обеднение  среды.  На  Земле  приходилось  все
  учитывать, до мелочей. Но здесь он может себе это позволить. Великий смысл
  есть в цветах, - рассуждал он, приближаясь к кораблю. И только теперь  он,
  кажется, начинает проясняться...
     Разведчик поднялся на смотровую,  бережно  неся  цветы.  Вошел  в  люк.
  Пронзительно зашипело. Сверкнуло. Острая боль хлестнула  по  руке.  Только
  привычка владеть собой, умение справляться с  болью  позволили  Юниору  не
  заорать во  все  гордо.  За  спиной  быстро,  как  в  аварийной  ситуации,
  захлопнулись пластины люка. Он взглянул на руку. Цветов  в  ней  не  было,
  ладонь,  багровея  от  ожога,  на  глазах  вспухала,  вздувалась  пузырем.
  Разведчик! - Рассердился Юниор, гримасничая, от боли и бегом направляясь в
  медкаюту. Ведь только что  помнил,  что  нельзя  есть  яблоки.  А  корабль
  экранирует комбинирующие поля куда лучше, чем ты  сам.  Нельзя  вносить  в
  корабль ничего из этой квазиприроды! Зазевался - и получил по заслугам.
     Чертыхаясь, он отдал пострадавшую руку  в  распоряжение  Умника:  пусть
  проявляет свои врачебные таланты, Гиппократ на постном масле...  Умник  не
  преминул доказать, что в медицине разбирается, в  оказании  первой  помощи
  при ожогах - тоже. Хорошо, - ободрял Юниор себя, морщась, пока с его рукой
  делалось все, что следовало, -  хорошо  еще,  что  мне  не  надо  работать
  руками. Кристалл растет и без моего  вмешательства.  Иначе  красиво  бы  я
  сейчас выглядел... И все - по собственной глупости. Век живи, век учись...
     Руку, которую он безропотно держал, засунув в  непрозрачный,  вроде  бы
  металлический цилиндр, ему обработали: чем-то там поливали, чем-то мазали;
  Умник иногда командовал - повернуть ее так или этак. Потом залили каким-то
  синтетиком, который мгновенно застыл, образовав прозрачную пленку.  Болеть
  все равно болело, хотя и не так, как вначале. Настроение испортилось. Даже
  в парк не хотелось, он перестал казаться милым, дружественным, надежным. К
  счастью, тут Умник изрек свой приговор с апломбом профессора, полагающего,
  что на пятерку в медицине разбирается Господь Бог, на четверку - он сам, а
  все остальные - хорошо, если натянут на двойку с плюсом:
     - Для быстрейшего заживления  и  восстановления  тканей  предписывается
  постельный режим не менее чем на сутки.
     Собака гриб, - беззлобно ругался Юниор, кое-как, одной рукой, стаскивая
  брюки: рука с цветами была  в  момент  взрыва  опущена,  и  хотя  основное
  досталось ладони, но кое-что перепало и бедру, и сейчас оно стало заявлять
  о себе. Надо же, уложил на сутки в койку. Однако с ним даже не  поспоришь:
  от попыток спора он всегда уходит, умолкает - и все,  не  желает  мыслящий
  гриб дискутировать с мыслящим тростником... Да и что спорить,  собственно?
  Мне и на самом деле полежать не помешает...
     Чувствовал Юниор себя не лучшим образом: ожоги давали  себя  знать.  Он
  улегся, откинув одеяло. В  постели  тоже  бывает  неплохо.  Можно  думать,
  читать, мечтать. Сутки-то мы вытерпим запросто, и кормить нас будут здесь,
  на месте; в высшей степени трогательно. Можно болеть  спокойно:  никто  не
  вторгнется, не помнет траву, не оборвет яблоки. Никто. А завтра...
     Да, кстати, завтра.
     Он окликнул Умника. И приказал:
     -   Задать   Комбинатору   программу   второй   степени    обитаемости.
  Подпрограмма: средний пояс.
     Вот  так,  -   подумал   он   удовлетворенно.   Завтра   мы   проснемся
  здоровенькими. Выйдем в парк. И с веток  нас  будут  хором  приветствовать
  разные чижики. И будет это очень-очень приятно. Известно ведь: как  бы  ни
  было хорошо сегодня (а ведь  было  хорошо,  а  что  руку  повредил  -  сам
  виноват), нужно, чтобы завтра стало еще хоть самую малость, хоть чуть-чуть
  лучше. Иначе жить скучно. Завтра встанем с птицами...
     Так начал он и последний из проведенных им на Земле перед стартом дней:
  еще не успев как следует проснуться, на ходу протирая глаза,  выскочил  из
  комнаты, сбежал с невысокого крыльца - и, сделав несколько быстрых  шагов,
  кинулся в воду; его  словно  ударило  несильным  разрядом  тока,  и  сразу
  отшелушились, будто их течением унесло, и сонливость, и все  в  душе,  что
  могло помешать Юниору стать хоть на какое-то время совершенно  счастливым,
  и каждое движение стало вдруг источником радости, когда  телесное,  низкое
  неотделимо от духовного, высокого. Неожиданно утро получилось тогда таким,
  какие остаются в памяти надолго, если не на всю жизнь. Еще и потому, может
  быть, что из воды, издалека,  он  увидел,  как  женщина  в  белом  костюме
  поднималась на крыльцо, и хотя он не мог разглядеть лица, но  уверен  был,
  что она прекрасна: не могла быть иной в такое утро. Когда  он  узнал,  что
  женщина эта  была  Зоя,  приехавшая  к  мужу,  заночевавшему  там  же,  на
  предстартовой базе, чтобы проводить Юниора - это не  смазало  впечатления,
  хотя Зое он и не симпатизировал. Узнал он, что то была она,  позже,  когда
  впечатление от прекрасного утра уже выкристаллизовалось  и  прочно  заняло
  место в душе.
     И сейчас, здесь, еще не успев как следует проснуться, Юниор, не  думая,
  не  решая  заранее,  сделал  так  же:  метнулся  к  люку,  заблаговременно
  открытому  (Умник  умел  при  случае   быть   предупредительным),   быстро
  спустился, пробежался босиком по траве,  размахивая  полотенцем,  все  еще
  ошалело моргая, к озерцу и - не  позволяя  себе  задержаться,  подумать  -
  бросился в воду. Брызнуло в стороны. Вода оказалась теплой. Но  главное  -
  была она настоящей, ее бояться не следовало, ее пить можно было,  если  бы
  вдруг захотелось; Юниор невольно проглотил толику, не вынырнув вовремя,  и
  убедился: вода нормальная, только  безвкусная,  как  дождевая  -  каких-то
  солей в ней  не  хватало,  мельчайших  примесей.  Но  плавать  можно  было
  прекрасно, и он насладился этим древним,  простым,  но  далеко  не  всегда
  доступным ему благом в полной мере; еще и еще раз  нырял  и,  вынырнув,  с
  некоторым удивлением видел нерушимо возвышающуюся  рядом  полукилометровую
  стрелу корабля: никогда еще ему не случалось купаться в нескольких  метрах
  от одного из этих мощных, разлапистых амортизаторов.  Да,  это  утро  тоже
  обещало запомниться надолго.
     Потом он лежал и лежал, грелся на травке, то на животе  распластываясь,
  то  на  спине,  то  подставляя  бока  светилу,  хотя   и   искусственному,
  крохотному, находившемуся на внутренней поверхности незримого  купола,  но
  по спектру своему неотличимому от Солнца. Вдруг что-то кольнуло в  ногу  -
  больно и, наверное, еще больнее потому, что - неожиданно. Юниор  не  успел
  обдумать действие; рука  среагировала  сама,  звучно  хлопнув  распахнутой
  ладонью. Красное пятнышко  было  на  ноге,  и  в  нем  расплющенный  комар
  разбросал ножки.
     - Вот так, - удовлетворенно почесал укушенное  место  Юниор,  -  всякая
  агрессия да будет наказана! - И лишь потом спохватился и подумал о другом:
  - Комар, это как же? Выходит - и комары здесь возникли?
     А прочее? - хотел он спросить самого себя, но проглотил вопрос,  поняв,
  что задавать его излишне. Потому что сейчас не до слуха его, а до сознания
  долетел не сильный, но явственный птичий гам. Сразу ведь и не  обратил  на
  него внимания, ибо забыл, что вчера такого не было; а  теперь  вспомнил  и
  стал всматриваться и вслушиваться. И  увидел  многое.  Вспорхнула  бабочка
  воспарившим венчиком цветка; прошелестела стрекоза - большая,  элегантная;
  комары звенели неподалеку, а поодаль -  почудилось:  кто-то,  относившийся
  уже явно к четвероногим,  прошмыгнул  от  куста  к  кусту.  Тут  только  и
  вспомнил о своей команде на вторую степень обитания,  но  вспомнил  как-то
  мельком,  словно  команда  была  несущественным  обстоятельством   и   все
  движущееся и звучащее, что наполняло  сегодня  маленький  мирок,  возникло
  само по себе, как подарок неизвестно от кого. Он блаженно улыбнулся.  Нет,
  хорошо все-таки, ах, как хорошо. Глаза закрылись от наслаждения.
     Снова кольнуло - там же, где и раньше. На этот раз прежде, чем ударить.
  Юниор  приоткрыл  глаза:  точно,  комар  сидел.  Решительно  хлопнул.  Два
  агрессора, стало быть, и оба в одном месте.  Он  поглядел  -  один.  Того,
  первого. Юниор, видимо, смахнул  повторным  ударом.  Наверное,  так...  Он
  сидел, не двигаясь, глядя на жертву врожденной кровожадности.  Сокрушенный
  комар еще двигал одной длинной ножкой, потом и она  замерла.  И  крохотное
  тельце стало таять - быстро-быстро, как  крошка  сухого  льда  на  горячей
  плите. Раз, два - и исчезло совсем; еще через миг - на этот раз  явственно
  услышал - едва уловимо щелкнуло, и комар откуда-то взялся снова, на том же
  месте. Вот собаки, - удивился Юниор и на этот раз не стал комара  казнить,
  а лишь помахал ладонью, и тот сорвался и улетел. Ладно, живи, раз так...
     Он встал, бросив полотенце на берегу. Осмотрелся.  Не  только  птицы  и
  комары появились, изменилась и география его мира, Земли  Блаженства,  как
  Юниор только что окрестил этот уголок.  Вчера  здесь  не  было  ручья;  но
  машины  трюма-три  постарались,  -  видно,  зачем-то   это   потребовалось
  Комбинатору,  -  и  теперь  ручеек  был,  неглубокое  русло  его   красиво
  извивалось, исток скрывался за деревьями, но там, конечно, стоял  все  тот
  же механизм номер  тринадцать,  единственный  источник  воды  на  планете.
  Усмехнувшись, - еще сюрприз! - Юниор медленно,  от  каждого  шага  получая
  удовольствие, побрел  вдоль  ручья.  Птицы  ничуть  не  смутились  от  его
  появления и продолжали  свой  весенний  галдеж,  ежик  просеменил,  словно
  борода с проседью, сбежавшая от хозяина; от ручья стремглав кинулся  прочь
  кто-то не выше собаки, но иных статей, тонконогий, большеглазый, в веселых
  солнышках пятен - никем  не  рожденный,  он  обладал  все  же  инстинктом,
  повелевавшим ему бежать, а потом уж разбираться. Юниор усмехнулся, покачал
  головой, то ли удивляясь, то ли осуждая - нет, вряд ли осуждая, не за  что
  было. Еще кто-то пробегал, проползал; оттуда,  где  деревья  стояли  гуще,
  доносились настоящие лесные звуки; не должен был в этом мире агнец ужиться
  с волком,  напротив,  тут  все  отличалось  первозданной  естественностью,
  такой, какой, верно, и не встретишь больше в  настоящем  мире  Земли.  Все
  казалось извечным,  раньше  нас  возникшим,  и  не  хотелось  думать,  что
  накануне всего этого не было, а были одни лишь зашифрованные в  кристаллах
  программы, песок на планете да еще малость чистых элементов  в  автономных
  хранилищах Комбинатора. Как бедно выглядят порой причины по сравнению с их
  следствиями, как не соответствуют  друг  другу,  но  лавина  начинается  с
  камушка, и пресловутая соломинка ломает спину верблюда. Однако же  к  чему
  думать об этом, портить себе настроение?
     Чтобы отвлечься от подобных мыслей. Юниор сперва остановился,  а  потом
  сел на траву под деревом. На Земле он стал бы глядеть  в  небо,  но  здесь
  неба настоящего не было, и он стал разглядывать то деревья,  то  травинки,
  то всякого, кто вдруг появлялся в поле  зрения,  а  когда  тот  исчезал  -
  старался угадать, кто покажется следующим, и ни разу не угадал.  Прекрасно
  было это: открывать открытое,  узнавать  известное  -  и  в  то  же  время
  таинственное, никем никогда не виданное, новое.
     Так чудесно было,  что  и  мысль  зародилась:  а  не  остаться  ли  тут
  подольше? Такого уж никогда нигде не  переживешь.  Неужели  я  столько  не
  выслужил у матери Земли? Бог с ним, с Курьером, не доросли  мы  до  них  -
  значит, и без них проживем, все равно, не  мы  их  найдем,  а  они  нас  -
  придут, когда сочтут нужным: не индейцы ведь открыли  Старый  Свет,  и  не
  гавайцы приплыли к берегам Альбиона, все  должно  совершаться  по  логике.
  Остаться здесь. Не на всю жизнь, конечно: надоест, но если не надоест,  то
  и на всю. Одному? Ну и что же, что одному; от женщин - вся  неустроенность
  и неуравновешенность жизни,  вся  дисгармония.  Даже  от  лучших.  Другими
  словами, даже от Леды произошла в жизни разлаженность и сомнения родились.
  А ведь лучше Леды никого, наверное, нет.  Для  меня  -  нет,  думал  Юниор
  здесь, в сверхмыслимом удалении от Леды и от всего,  что  он  знал  и  мог
  когда-либо узнать. Здесь-и сейчас можно было сказать себе нет,  все  равно
  не шарахнешься к ней, нет  ее,  во  всем  этом  пространстве  нет,  а  оно
  бесконечно, как и любое другое пространство. Но и при всем том, что она  -
  лучшая, я не смог... Каждый раз все начиналось сначала, и было  не  просто
  хорошо, но даже немыслимо хорошо, но потом, в  самый  момент,  в  самый...
  Слезы, слезы... Нет, нельзя было жить с этим. Не хочу и не буду.
     Юниор прервал сам себя и снова начал думать о том, как  прекрасно  было
  бы остаться здесь - даже навсегда. Умом он  понимал,  что  не  сможет,  но
  душой - хотел и верил, что это ему нужно, и сейчас, и всегда будет  нужно.
  И мысли такие были приятны определенностью и покоем.
     Айв самом деле. Что нужно для существования  Земли  Блаженства?  Только
  энергия. Микротронные схемы - они переживут Юниора наверняка.  Как  и  вся
  прочая аппаратура. На  Земле,  после  долгого  перерыва,  снова  научились
  делать  надежные  вещи.   Все,   что   сейчас   окружает   его,   обладает
  гарантированной долговечностью. Это, правда, не может  ни  обеспечить,  ни
  поддержать существование самого Юниора: здесь он не охотник и не рыбак, не
  пахарь и даже не собиратель. Но припасов на корабле хватит на долгие  годы
  дюжине таких, как он, едоков, а с годами что-нибудь  придумается.  Вода  -
  вот она. Нет, здесь можно  жить.  Полная  безопасность.  Планета  небывало
  спокойна - кажется, здесь даже за пределами ненарушимого защитного  купола
  никогда ничего не  происходит.  Нехватка  общения?  Господи,  в  трюме-два
  хранится - записана на кристаллах - в словах и изображениях едва ли не вся
  мировая культура, ста жизней не хватит, чтобы всем  этим  воспользоваться.
  Тем более для книжника. А Юниор, несмотря на профессию - а может быть, как
  раз благодаря ей, - был книжником и нередко не без иронии думал, что среди
  его друзей, приятелей и просто добрых знакомых много  больше  литературных
  героев, чем реально живущих людей, и что этих книжных он и знает больше, и
  понимает лучше, и научиться у них может большему, чем у живых. Так что  на
  недостаток общения или на плохую компанию он пожаловаться никак не может.
     О таких вещах Юниор размышлял долго, трудно  сказать,  сколько  именно;
  несколько часов, может быть. Опять ужалил комар, все же  разыскавший  его.
  Юниор машинально прихлопнул беспокойное насекомое, и комар  возник  вновь.
  Тут мысли пошли в другом направлении.
     Что это значит? Я убиваю комара, а он возникает  снова.  Почему?  Ответ
  напрашивается сам собой. Программой предусмотрено  определенное,  конечное
  количество комаров; их не будет ни одним меньше и ни одним  больше,  ровно
  столько, сколько, по этой программе, положено для  данного  объема.  И  не
  только комаров, но и деревьев, и ежей, и стрекоз, и травинок, и  яблок  на
  яблоне.  Здесь  не  вероятностный  мир,   мир   случайностей,   но   точно
  расчисленный край определенности  и  стабильности.  Волки  могут  пожирать
  агнцев сколько угодно: овец от этого меньше не  станет.  И  это  почему-то
  неприятно. Потому что следует вывод: ты в  этом  мире  не  хозяин,  ты  не
  можешь - Никогда не сможешь ничего изменить в нем,  только  жить;  но  мир
  этот существует помимо твоих желаний. Это при  всем  том,  что  ты,  своей
  волей, создал его, позволил, даже приказал ему  реализоваться  и  в  любой
  момент  с  такой  же  легкостью  можешь  его  уничтожить.  Интересный   ты
  вседержитель, - усмехнулся Юниор, - сотворить и уничтожить  -  да,  а  вот
  изменить не в силах  даже  на  одного-единственного  комара,  на  плюгавую
  травинку. Мир этот, пока он живет, надежно защищен от меня...
     Может, впрочем, все и не так? Мало что - комар!
     Юниор встал, дотянулся до ветки, решительно обломил ее и тут же, словно
  боясь обжечься, бросил на траву. Ветка лежала как ни в чем не  бывало.  Он
  переводил взгляд с нее на место излома и обратно. Все оставалось таким же.
  Юниор приободрился: видишь, не так все и страшно. Комар  -  ладно,  а  вот
  дерево так и осталось с обломанной веткой, и ветка лежит под ним.  Значит,
  что-то ты и тут можешь. Конечно, если  бы  ты  знал  столько  же,  сколько
  ведомо всему громадному институту, создавшему Комбинатор,  не  было  бы  и
  вопросов, но вот ты не знаешь - и слава богу, что не знаешь.
     Однако сидеть под деревом Юниору расхотелось. К тому же он спохватился,
  что не ел целый день. Он пошел к кораблю напрямик, не  по  ручью.  Так  же
  летало вокруг, пело, шевелилось, зеленело. Вроде бы все было в порядке, но
  откуда-то подкралась грусть. Юниор поднялся на смотровую  площадку,  хотел
  войти в люк, но задержался, коснулся ладонью обшивки корабля. Вот тут  все
  верно,  надежно.  И  если  что-то  нарушится,  может  понадобиться  и  мое
  вмешательство. Как в случае с Кристаллом. Интересно, как  это?  Если  я  в
  живом мире создаю машину, то я над ней хозяин. А если я  при  помощи  этой
  машины создаю другой мир - то в нем я бессилен?
     Вдруг он разозлился сам на себя. Чего ты, в конце  концов,  хочешь?  Не
  было бы этого созданного тобой мира, сидел бы ты, пригорюнившись, а вокруг
  простирался один черноватый песок в лиловой дымке, и все, что ты мог бы  -
  это поиграться в песочке, как дитя. Лучше  тебе  было  бы?  Скажи  спасибо
  пославшей тебя цивилизации и будь доволен. До чего  же  неладное  существо
  человек: все ему дай - и все равно будет мало!
     После такого рассуждения Юниор вошел наконец в  люк,  на  ходу  заказал
  Умнику обед, решил, что вниз его не  потащит,  съест  тут,  а  если  потом
  придет охота ужинать, то можно будет  и  посумерничать  внизу,  на  свежем
  воздухе. Потом  Юниор  направился  в  ремонтный  отсек  и  вновь  долго  и
  тщательно проверял, как идет рост Кристалла, и сверял полученные  величины
  с графиком. Увидеть Кристалл уже нельзя было,  в  камере  стоял  туман,  и
  Юниор знал, что рассеется он только к самому концу  процесса;  но  приборы
  показывали, что все в порядке. Как и должно быть. Это вам не  какая-нибудь
  волшебная сказка, тут дело простое: посадили семечко - и  растет  из  него
  Кристалл, в положенное время вырастет и станет куда  положено,  при  нашей
  активной помощи, и будет держать оси так параллельно, как  никакой  Эвклид
  не удержал бы.
     Юниор пообедал и, не выдержав, снова спустился в парк: сидеть, отдыхая,
  внизу куда лучше, чем в каюте, иначе получалось, что птицы пели  зря,  это
  ведь он их потребовал, и вот они поют, а их никто не слушает,  -  это  как
  если бы актерам приказали играть перед пустым залом: нелепо и жестоко.  Он
  посидел и послушал птиц; может  быть,  к  ночи  и  соловей  запоет?  Света
  убавилось: Комбинатор, кроме всего прочего, неусыпно следил за  нормальной
  длительностью дня,  и  светило  хотя  и  не  двигалось,  но  прибавляло  и
  уменьшало яркость строго по часам. По земным, конечно.
     Все было  как  настоящее.  Только  солнечными  часами  нельзя  было  бы
  пользоваться здесь  -  да  кому  они  нужны  на  нынешнем  этапе  развития
  цивилизации? И вообще, неспешно размышлял  Юниор,  разницы  по  сути  дела
  никакой, вырос ли мир сам или человек его сделал и в нем  поселился.  Сама
  собой возникла только пещера, дом без  человека  не  строился,  и  человек
  живет в домах, а не в пещерах, и от этого  чувствует  себя  только  лучше.
  Нет, нелепо устроен человек вообще, и сам Юниор в частности.  Ему,  видите
  ли, сознание нужно, что мир этот ограничен и естествен. Но живут-то  не  в
  сознании, а в мире!
     Кстати,  о  птичках.  За  пределами  купола   существует,   несомненно,
  естественный, хотя  и  не  очень-то  гостеприимный  мир.  Правила  Дальней
  разведки неукоснительно требуют  постоянного  наблюдения  и  за  тем,  что
  происходит вокруг тебя. И слишком уж расслабляться нельзя. Купол куполом и
  Комбинатор Комбинатором, но попозже, когда придет пора докладывать,  никто
  не поймет, как разведчик ухитрился три  недели  просидеть  на  неизвестной
  планете и, будучи живым-здоровым, не нашел времени  поинтересоваться,  что
  же на ней происходит. Нет, на него просто пальцем  показывать  будут!  Так
  что давай поинтересуемся.
     Прежде  всего  Юниор  снял  показания  приборов,  которые  следили   за
  ситуацией вне пределов купола. Температура, давление и  состав  атмосферы,
  изменения в составе... Однажды, очень далеко отсюда, Юниору удалось именно
  по  изменению  состава  атмосферы,  вовсе  и  непригодной   для   дыхания,
  предугадать извержение, - тут же, буквально под ногами,  от  него  никакое
  поле не спасло бы, - хотя внешне все было в  совершенном  порядке  и  даже
  маленького холмика нигде в окрестности не просматривалось. Но тут, сейчас,
  природа словно задалась целью  продемонстрировать  недоверчивому  человеку
  свое  миролюбие  и  стабильность:  хотя  бы  на  сотую   долю   что-нибудь
  изменилось! Как  будто  не  природа,  а  термостат.  Ну  хорошо,  спасибо,
  природа.
     Наступила очередь непосредственных  наблюдений.  Однако  что  тут  было
  наблюдать? И каким способом? Здесь, под куполом, было значительно светлее,
  чем вовне, хотя внутренний свет и померк. Локаторы на самом носу  корабля,
  на мачте, находившиеся за пределами купола, работали непрестанно, но  тоже
  никаких изменений не отмечали. А оптика  или  тем  более  непосредственное
  наблюдение невооруженным глазом вряд ли что  дадут.  Тем  не  менее  Юниор
  честно всматривался в лиловый полумрак,  отсюда  казавшийся  уже  и  вовсе
  мраком, глядел, пока  глаза  не  заболели,  и  так  и  не  смог  прийти  к
  окончательному  выводу:  существует  ли  в  действительности   то   темное
  образование, что он вроде бы заметил, когда наблюдал в первый раз; а  если
  оно не мерещится, то изменилось ли каким-то образом или  является,  как  и
  все остальные, неизменной, постоянной частью этого мира. Слетать туда, что
  ли, разглядеть как следует, чтобы потом уж был  покой?  Или  не  стоит?  В
  конце концов он решил, что подумает над этим несколько позже.  Время  тут,
  надо полагать, большой  роли  не  играло,  поскольку  никакой  угрозы,  ни
  близкой, ни отдаленной, темная гряда, судя по всему, не представляла.
     Закончив так называемые наблюдения со смотровой площадки,  Юниор  снова
  спустился. На  прогулку,  уточнил  он  без  насмешки.  Веду  полезный  для
  здоровья, высоконравственный  образ  жизни,  словно  адмирал  в  отставке.
  Сейчас погуляю, потом поужинаю, снова пройдусь,  выкупаюсь  перед  сном  и
  усну, легко и безмятежно. Эх, жизнь - другой не надо!.. Он, почти того  не
  сознавая, шел, однако не куда попало, а по определенному маршруту и вскоре
  вышел туда, где отдыхал днем и где валялась - должна была  валяться  -  на
  траве обломанная ветка ольхи.  Ветки  не  оказалось.  Юниор  осмотрел  все
  тщательно.  Словно  провалилась.  Утащил  какой-нибудь  зверь?  Но   Юниор
  понимал: не провалилась и не утащил никто. Он  перевел  взгляд  туда,  где
  должен был  белеть  свежий  излом.  Не  было  никакого  излома,  ни  одной
  поврежденной, искалеченной ветки. Юниор медленно ощупывал взглядом  дерево
  и вскоре без труда отличил от прочих ту самую обломанную ветку - по  форме
  она напоминала бегущего человечка. Она росла себе как ни в чем не  бывало.
  Все тот же комариный эффект, понял Юниор. Созданный тобою мир терпит тебя,
  но тебе не подчиняется, без тебя обходится, хотя и зависит от твоей  воли.
  И умри ты сейчас - он о тебе не пожалеет: ты не нужен ему как  источник  и
  проводник изменений, как элемент его прогресса, совершенствования,  потому
  что этот мир не подвержен ни  прогрессу,  ни  совершенствованию,  это  мир
  постоянства, а ты, человек, появившись где бы  то  ни  было,  приносишь  с
  собой жажду изменений и потребность в них. И сколько бы ты ни  ломал  себе
  ног на этом пути, ты будешь идти, бежать, ковылять, ползти именно по  этой
  дороге - даже не зная, та ли это дорога, те ли изменения и  сюда  ли  надо
  тебе ползти или как раз в противоположном  направлении.  Поэтому  сей  мир
  тебя отвергает и все, что ты пытаешься в  нем  нарушить,  восстанавливает,
  едва   лишь   в   нарушенном   угаснут   последние   проблески   жизни   -
  восстанавливает, словно бы издеваясь над тобой. Мало того:  если  с  тобой
  тут что-нибудь случится, мир этот будет еще долго-долго  существовать,  не
  допуская в свои пределы ни одного человека, даже если люди появятся здесь.
  Они будут изнемогать на черном песке, а этот мир - зеленеть  и  благоухать
  рядом; он не впустит  никого,  а  пробиться  сквозь  защитное  поле  такой
  мощности - задача практически безнадежная. Так что ты, Юниор, определенное
  исключение. Смирись, перестань ворчать  и  удовлетворись  сущим.  Вас  тут
  двое: ты и мир. Вы независимы друг от друга,  пока  существуете;  неважно,
  что он в основе зависим от тебя: ведь и ты зависишь от него, на тебя может
  упасть дерево или броситься хищник не потому, что  это  запрограммировано,
  но потому, что тут возникли всякие деревья - и молодые, и на склоне своего
  века, как и должно быть в природе, и ни одна программа не знает, под каким
  из них ты будешь стоять в каждый данный момент. Так что живи и пользуйся!
     Нет, для начала - продемонстрируем этому миру, что мы  его  не  боимся.
  Сейчас мы поужинаем: здесь, на лоне природы. Но этого мало. Мы и  ночевать
  сегодня будем здесь. На берегу. В корабле есть  походный  комплект:  какая
  разведка обходится  без  него?  Возьмем  спальный  мешок...  Нет,  не  мир
  пользуется человеком, но он - миром... Это раз. И второе. Пока реализованы
  только две степени обитания. Их же, как известно, три. И в высшей, третьей
  степени должно  быть  запрограммировано  что-то  и  для  человека.  Третья
  степень не испытывалась на полигонах: Георг доделывал какие-то  программы.
  Вот мы и  испытаем.  И  посмотрим,  что  дает  этот  мир  человеку,  когда
  присутствие   человека   становится   не   случайным,   а    закономерным,
  запрограммированным  фактом.  Потому  что  лишь  с   появлением   человека
  достигается  полная  обитаемость.  Да,  потребуется  третья   степень.   И
  окажется, что этот  мир  не  только  ему  прислуживать  будет,  он  еще  и
  хвостиком будет вилять, как комнатная собачка...
       Юниор проснулся среди ночи. Странный, голубой свет  заполнял  мир.  Что
  такое? - встрепенулся он,  потом  понял:  луна!  Даже  луну  предусмотрели
  программисты. Молодцы!
     Он приподнялся  на  локте.  Лунный  свет  отчего-то  тревожил,  сильнее
  забилось сердце. Кто-то промелькнул  -  высоко,  бесшумно:  летучая  мышь?
  Сова? Жизнь не спит... В отдалении что-то приглушенно прозвенело и стихло.
  Возник и улегся шорох. Что-то происходит. Реализуется  третья  степень?  А
  человек им не мешает, кстати?  Нет,  тогда  Комбинатор  предупредил  бы  о
  помехах. В третьей степени вряд ли есть что-то опасное для человека: в ней
  ведь все - именно для человека.  Для  меня.  Других-то  людей  здесь  нет,
  засыпая, подытожил Юниор вечерний спор с самим собой.
       Еще не проснувшись, он ощутил на себе взгляд. Пристальный. Оценивающий.
  Рефлекс разведчика сработал мгновенно: Юниор  откатился  метра  на  три  в
  сторону, на ходу высвобождаясь из спального мешка, одновременно  нашаривая
  на себе оружие, которого не было. Приникнув к траве, напряженный,  готовый
  к очередному прыжку - на врага ли, от него, - глянул.
     Женщина смеялась.
     Женщина.
     Горячие мурашки вдруг промчались по телу. Дыхание остановилось.  Сердце
  с места набрало бешеные обороты. На лице... Юниор  не  знал,  что  у  него
  сейчас было на лице. И хорошо, что не знал.
     Женщина перестала было  смеяться,  даже  испугалась  немного,  судя  по
  глазам. Но тут же не выдержала, захохотала снова.  А  Юниор,  растерянный,
  все еще  лежал,  прильнув  к  траве,  не  двигаясь.  Женщина  поднялась  с
  корточек, выпрямилась - высокая, стройная, в легком белом платье, в точном
  соответствии с погодой, в босоножках. Не Леда. Нет. Другая. Знакомая. Кто?
     Она подошла к Юниору, нагнулась, протянула руку.
     - Как вы испугались! Это было смешно. Да вставайте же!  Или  вы  так  и
  решили кончить жизнь у моих ног?
     Юниор неловко поднялся. Был он в одних плавках. Прекрасно, что хоть  их
  не снял, запоздало порадовался он, кто мог предположить такое?..  Встал  и
  стоял перед нею, не отрывая взгляда, медленно узнавая. Однако  она  узнала
  его прежде.
     - Юниор!.. Вы что, не узнаете меня? Я Зоя!  Проснитесь  же  наконец!  С
  добрым утром!
     - Ну да, -  медленно,  словно  сомневаясь,  сказал  Юниор.  -  Вы  Зоя.
  Конечно.
     Он внутренне сжался, ожидая целой серии вопросов,  какие  на  ее  месте
  задал бы любой: где они находятся и почему, что все это вообще значит,  да
  мало ли о чем можно спросить в такой ситуации. А в ответ - что скажет он в
  ответ? Что это - непредвиденная, сверхпрограммная проверка Комбинатора,  и
  все происходящее - результат действий Комбинатора? Или заверит, что и  сам
  ничего не понимает и совершенно не ожидал встретить ее здесь (что было  бы
  чистой  правдой),  так  что  объяснить  ничего   не   в   состоянии?   Или
  сымпровизирует еще что-то? Мысли эти промелькнули  в  голове  за  секунду;
  затем вопрос и в самом  деле  прозвучал,  однако  такой,  какого  Юниор  и
  предусмотреть не мог:
     - Как вы здесь оказались. Юниор? Я страшно удивилась, увидев вас спящим
  в  саду.  И  это...  -  Она  плавно  повела  рукой  в   сторону   корабля,
  возвышавшегося на его законном месте, корабля - центра и  источника  всего
  этого мира. - Почему вы решили спуститься в такой близости от дома? Что-то
  очень срочное?  По-моему,  такое  приземление  разрешают  лишь  в  крайних
  случаях. Вам так неотложно понадобился  Георг?  Он,  наверное,  еще  спит,
  бедняга, думаю, что он лег под утро, у него было столько возни со всей его
  аппаратурой... Да что же мы стоим? Вы можете упрекнуть меня  в  отсутствии
  гостеприимства,  но  это  не  так,  честное  слово.   Идемте,   Юниор.   Я
  проголодалась, завтракать пора. Рада, что вы заглянули к нам, да еще таким
  необычайным  образом.  А  то  до  сих  пор  мы  ведь  по-настоящему  и  не
  познакомились, правда?
     Не умолкая, она свободно взяла его под руку и на  его  почти  умоляющий
  взгляд (черт дернул оставить  вчера  одежду  наверху,  в  каюте)  тряхнула
  головой:
     - Ну что вы, Юниор, перестаньте. Мы все  здесь  ходим  так.  Лето  есть
  лето, с температурой меняется и уровень приличий, не так ли?
     Прикосновение ее руки, мягкой, теплой,  было  как  удар  хлыста.  Юниор
  только не понял, что было источником такой его реакции: то, что впервые за
  долгое время женщина оказалась рядом и коснулась его? Или - совсем другое:
  если подумать, то женщина ли это или...
     Они шли по тропинке, хорошо утоптанной - по ней ходили явно  не  первый
  день. Несколько часов назад тут не было никаких  тропинок:  сам  Юниор  не
  успел их проложить, а больше и некому было. Только женщины и не хватало  в
  нашем мире. Евы. Ничего  себе  сюрпризы  преподносит  Земля  Блаженства...
  Дрянное название придумал ты. Юниор, лучше не станем употреблять его.
     Да не женщина это. Фикция. Такая же, как и все остальное. И  удивляться
  тут нечему. Если бы ты вчера подумал  как  следует,  то  понял  бы  сразу:
  третья степень обитания - это не только условия для  человека.  Но  и  сам
  человек. Никто ведь не предупреждал тебя, что ты должен будешь  изображать
  обитателя этого мира, если придется демонстрировать его Курьеру  или  кому
  угодно.  Следовательно,  должны   быть   другие:   фигуранты.   Такие   же
  условно-реальные, как и все здесь. А раз люди, то и женщины,  понятно.  Не
  обязательно, конечно, Зоя. Но это уже касается одного лишь Георга: захотел
  тиражировать свою супругу - пожалуйста, а Юниору не все  ли  равно?  Новый
  этап испытания, только и всего...
     Так-то оно так; но когда это здравый смысл одерживал верх в присутствии
  женщины? Да и если бы  во  всех  подобных  случаях  повиноваться  здравому
  смыслу - давно исчезла бы и сама память о  человеческом  роде...  И  Юниор
  продолжал упорно смотреть на Зою и не мог отвести глаз,  хотя  и  понимал,
  что это просто неприлично.
     Поэтому он не сразу заметил дом, к которому вела тропа: широкое, легкое
  строение, современное - если говорить о том времени, какое  стояло  сейчас
  на Земле. Очень славное строение. Если программисты  хотели  дать  Курьеру
  точное  представление  о  среднеземном  уровне  жизни,  то  они,  конечно,
  перестарались  немного:  большинство  землян  жило  не  в  таких  домах  -
  просторных, вольно раскинувшихся, окруженных шумящей тенью дерев. Но такие
  преувеличения  во  все  времена  были  свойственны  устроителям   подобных
  демонстраций. Ладно, понадобится -  покажем  Курьеру  этот  дом,  в  конце
  концов голой выдумкой назвать его тоже нельзя.
     Только тут до сознания Юниора дошло, что его о чем-то спросили.
     - Вы глубоко задумались. Юниор. О серьезных делах,  я  понимаю.  Не  то
  пришлось бы заподозрить вас в невнимательности.
     - Простите, Зоя.
     - Я спросила: почему вы, вместо того чтобы постучать в дверь и получить
  нормальный ночлег, устроились таким  дикарским  образом?  Неужели  в  ваши
  профессиональные обязанности входит -  спать  в  мешке,  даже  когда  есть
  возможность избежать этого? Боялись побеспокоить? Стеснить?
     - Да, - сказал Юниор. - Стеснить. Вот именно.
     - Напрасно. И обидно. Неужели вы думаете, что в этом доме  для  вас  не
  нашлось бы места?
     Дом был уже совсем близко, и Юниору пришлось признать,  что  место  для
  него там действительно нашлось бы.
     - Честное слово, я готова обидеться. В конце концов,  что  это  значит?
  Всего несколько минут назад  я  вас  встретила  -  и  вы  уже  успели  так
  нагрешить передо мной. Невнимательность, небрежение моим гостеприимством -
  о, вам долго придется замаливать ваши грехи.
     - Готов, - Юниор покорно наклонил голову. Увидел ее ноги в босоножках и
  поспешно отвел взгляд.
     - Тишина какая, - сказала Зоя протяжно. - Правда, Юниор, у нас чудесно?
     - Да, - согласился он. - Вы даже не знаете как.
     - О нет. - Зоя тихо рассмеялась. - Я-то знаю...
     Они поднялись на крылечко, взошли на широкую, открытую веранду.  Низкий
  овальный стол, соответствующие по  высоте  кресла,  еще  какая-то  мебель;
  Юниору очень хотелось внимательно рассмотреть каждую вещь, каждый  предмет
  обстановки, но неудобно было пялить глаза. Ладно, решил он, успею еще, это
  никуда не денется... Фикция, да; легкий шарф, повисший на спинке одного из
  кресел, отодвинутого дальше других, раскрытая - обложкой вверх - книжка на
  столе, рядом - глиняная ваза с цветами. Фикция?
     - Присядьте, Юниор: Вы не обижаетесь, что я вас все так - по  прозвищу?
  Но я, честное слово, не знаю, как вас зовут.
     - Я и сам забыл, - серьезно сказал  Юниор.  -  И  потом,  мне  нравится
  всегда быть младшим. По-моему, это должно обещать вечную молодость.
     - Ах, если бы  в  жизни  сбывалось  все,  что  обещано.  -  Зоя  искоса
  взглянула на него. - А вы сами - выполняете обещания?
     - Стараюсь. - Невольно Юниор переходил на ее тон - непринужденный, чуть
  несерьезный, ни к чему не обязывающий, и все  же...  Он  не  хотел  такого
  разговора, но переломить настроение  был  не  в  силах,  с  самого  начала
  уровень и характер общения определяла Зоя.
     - Сохраню это в памяти. Садитесь же. Рада была бы предложить вам газеты
  или какое-нибудь зрелище, но мы здесь принципиально изолируемся  от  всего
  подобного. Отдых так отдых. Хотя от вас мы и тут не  укрылись...  Вы  ведь
  сегодня стартуете?
     - Сегодня?
     - Разве что-нибудь изменилось?
     - Нет, - ответил Юниор. - Все осталось по-прежнему.
     - Чему же вы удивляетесь? Думаю, что я  не  ошиблась.  Георг  собирался
  ехать проститься с вами, помахать рукой...
     Ну-да, Георг присутствовал на старте.  Значит,  буквально  в  последний
  день он снял со своей жены матрицу. Да еще ухитрился сделать это так,  что
  у нее ничего не сохранилось в памяти, иначе она непременно  упомянула  бы.
  Впрочем, может быть, еще скажет...
     - Всю жизнь буду гордиться тем, что  последний  раз  перед  стартом  вы
  позавтракали у меня.  И  более  того:  последнюю  на  нашей  планете  ночь
  проспали в моем саду... - Она улыбнулась. - Хотя нет.  Не  бойтесь.  Я  не
  стану рассказывать об этом. Напротив. Буду молчать. Иначе  ведь  могут  не
  поверить, что это получилось, ну, просто так. А  Георгу  достаточно  будет
  услышать от кого-то даже самое глупое предположение, чтобы... - Она  резко
  переменила тему. - Ну, я шучу, вы уже поняли. Бегу, бегу. Воображаю, какой
  голод испытываете вы, а я все болтаю. Не обижайтесь. Юниор, милый. Значит,
  так: кофе, тартинки... Но прежде - салат.
     Юниор только кивал.
     - А против рыбы вы станете возражать? У нас прекрасная рыба.
     - Рыба?
     -  Решено.  Одним  словом,  вы  капитулируете.  Сдаетесь   на   милость
  победителя.
     Юниор поднял руки.
     - Охотно.
     -  Вы  поступаете  правильно.  Все  равно  вам  пришлось  бы   признать
  поражение, но после напрасных жертв.  В  награду  вам  я  сразу  же  после
  завтрака разбужу Георга, раз уж он вам  так  нужен.  И  вы  совершенно  не
  потеряете времени. За едой Георг все равно никогда не говорит о делах...
     Она одарила Юниора  еще  одной  улыбкой  и  исчезла  в  доме.  Красивая
  женщина, - подумал Юниор. - Помню, как она поднималась тогда  на  крыльцо.
  Почти как сейчас. Забавно. Встретить знакомого человека  там,  где  никого
  встретить не ожидаешь - кроме разве Курьера, но и того тоже  не  ожидаешь:
  это - потом. Не человека же, какой она человек! - снова всплыло у  него  в
  голове и снова кануло куда-то, потому  что  Зоя  вошла,  катя  столик,  на
  котором уже было приготовлено все для завтрака. Всякая  посуда,  пустая  и
  полная, а посреди - фарфоровый кофейничек, распространявший вкусный запах.
  Зоя быстро расставила все, как полагалось, села, улыбнулась:
     - Вы у меня в гостях, так что я поухаживаю за вами.
     Юниор только кивнул,  улыбаясь  широко  и  неосознанно,  не  зная,  что
  принято в таких случаях отвечать: забыл, забыл все на свете, дикарь... Зоя
  положила что-то на его тарелочку, еще и еще, налила кофе  -  пряный  запах
  ударил в ноздри. Юниор, не размышляя, потянулся за чашкой, поднес к губам.
  Розовая полоса на тыльной стороне недавно обожженной кисти руки  оказалась
  перед глазами. Рука дрогнула. Медленно распрямилась, ставя чашку на место.
     - Спасибо, Зоя...
     Она обиженно подняла брови.
     - Претензии к рецепту? Или вы вообще не пьете кофе? Можно чай, соки...
     - Нет, Зоенька. Ваше очарование чуть было не заставило  меня  забыть...
  (о чем же забыть, черт возьми?) о моей  диете.  Она  неизбежна  при  таком
  старте, какой предстоит мне.
     - Неужели в день старта вы обязаны поститься?
     - Вот именно! Разве Георг не говорил вам?
     - Ни слова. Но я спрошу у него! Как нелепо... Но хоть что-нибудь! Чтобы
  мне не казалось, что вы обижены.
     - Ну что вы, Зоя. На что я мог бы обидеться?
     - Не знаю. Бывает... Может быть, вас смущает,  что  я  принимаю  вас  в
  отсутствие Георга? Но он же дома, он просто спит.
     Как же, спит он, хотелось ответить. Хотя как знать - Георг  мог  задать
  Комбинатору и свою собственную  матрицу,  от  него  можно  всего  ожидать,
  теперь я это понял...
     - И что же? - ответил он вслух. - Почему его отсутствие должно  смущать
  меня? - Он постарался улыбнуться как можно очаровательнее. -  Может  быть,
  наоборот, оно придает мне смелости! Но вы ешьте, Зоя, пусть мой отказ  вас
  не смущает: необходимость! Честное  слово,  я  с  громадным  удовольствием
  присоединился бы к вам.
     - Я и правда проголодалась... - Она положила себе на тарелку чего-то  -
  зеленого с белым.
     - Разрешите мне поухаживать за вами.
     - С удовольствием... Да, пожалуйста... Нет, это - потом...
     Юниор налил ей кофе. Рука не  дрожала.  А  в  груди  бешено  колотилось
  сердце. Ну и мир! Такие провокации! Еще секунда - и я выпил  бы!  И  конец
  всему. Нет,  не  всему  -  мне  конец.  Сожгло  бы.  Пусть  вода  здесь  и
  натуральная, но кофе наверняка такой, как и все вокруг.  Разорвало  бы  на
  кусочки. И Зое пришлось бы вместо завтрака наводить здесь чистоту...
     - Чему вы улыбаетесь, Юниор?
     - Так... может быть, тому, что вы подозреваете меня в обидчивости.  Или
  в-пристрастии к этикету.
     - Не знаю... У вас могли быть какие-то... личные отношения  с  Георгом.
  Он, знаете, не из легких людей. Подчас с ним бывает трудно даже мне. И  на
  работе иногда...
     - На работе бывает все что угодно.
     - И все же он не  из  легких...  У  вас  не  возникало  с  ним  никаких
  осложнений?
     - Из-за чего?
     - Помните  -  на  банкете  мы  танцевали  с  вами,  потом  еще  немного
  поболтали...
     - И что же? По-вашему, это могло ему не  понравиться?  Он  говорил  вам
  что-нибудь по этому поводу?
     Зоя ответила не сразу:
     - Сейчас как раз такой период, когда мы не очень  много  разговариваем.
  Когда он занят серьезной работой, дома он почти немеет.  Нет,  мне  он  не
  сказал ни слова. О нас с вами - я это имею в виду.
     - Простите.
     - За что же?
     - Предложить вам еще что-нибудь?
     - Благодарю, но я  сыта.  Не  позволяю  себе  много  есть.  Пресловутая
  линия...
     - У вас она, я бы сказал, идеальна.
     - Спасибо за комплимент, но к такой я стремлюсь.
     - Это так важно?
     - Мужчине никогда не понять таких вещей. Не примите за упрек: у нас  от
  природы разное мышление.
     Милая девочка, сожалел Юниор, какая же ты природа? Ты - продукт даже не
  вторичный, а третьего порядка, а природа тут -  то,  что  за  куполом.  Но
  насколько же ты приятнее той природы!
     - Да, - сказал он со вздохом, - в этом смысле мы глубоко ущербны. И все
  же - разве мы не умеем ценить красоту?
     Интересно, отметил он для себя, как-нибудь потом надо будет потолковать
  со специалистами. Точно зная, что она - всего лишь фикция, я веду  себя  с
  нею так, как если бы она была самой настоящей женщиной. Что это -  влияние
  красоты? Но ведь в самом деле - настоящая, только происхождение ее не то и
  условия существования крайне ограничены: до поры, пока не снято поле. А во
  всем остальном - женщина. И с ней можно...
     Эта простая мысль ударила его,  как  боксер,  прямо  в  одну  из  самых
  уязвимых точек - и он поплыл в "грогги" и перестал дышать.
     - Умеете, хотя и не все.  И  часто  -  не  так,  как  следует.  Слишком
  утилитарно. Венеру ведь вы не примеряли к себе в постели?
     - Нет, - улыбнулся он.
     - А просто женщину, если она красива?
     - Но она ведь живая!
     - Да. И поэтому ей поклонение еще нужнее.
     - Вы правы, - сказал Юниор. - Но этому надо  учить.  Как  и  восхищению
  Венерой,  кстати.  -  Он   поднялся,   отодвинув   кресло.   -   Позвольте
  поблагодарить вас...
     Зоя протянула руку. Юниор поцеловал  ее  и  в  очередной  раз  удивился
  точности работы программистов. Все, буквально  все  -  даже  запах  духов,
  какими пользуются много лет подряд, так что он как бы въедается в  кожу...
  А ведь еще несколько часов назад этой женщины не существовало в природе.
     - И все же меня терзает совесть, - сказала Зоя. - Вы так и вышли  из-за
  стола голодным.
     - Не ваша вина. Я рад тому, что и не моя: я не простил бы себе, если бы
  обидел вас как хозяйку дома.
     - Посидите еще. Я попытаюсь разбудить Георга, он ведь вам нужен...
     Зоя снова ушла в дом. Юниор  глядел  ей  вслед,  размышляя.  Не  так-то
  просто было понять, что побудило Георга  снять  матрицу  именно  со  своей
  жены. Желание, чтобы и в  других  мирах  увидели  ее,  поняли,  что  такое
  красота в земном понимании (в понимании Георга, точнее; но в  этом  случае
  никто, пожалуй, не стал бы с ним  спорить).  Может  быть.  Или...  процесс
  матрицирования вовсе не так безвреден, как уверяли специалисты, и Георг не
  хотел подвергать риску постороннего? Кажется, времена трагической медицины
  давно миновали. И потом, Георг при  всех  приписываемых  ему  подлинных  и
  вымышленных недостатках  человек  порядочный:  нет  никаких  доказательств
  иного. Он прежде снял бы матрицу с самого  себя.  Может  быть,  он  так  и
  сделал? В таком случае  Георг  вскоре  покажется  в  дверях,  заспанный  и
  немного злой. Странная была бы ситуация: фикция Георга приняла бы  участие
  в испытании и, наверное, у нее возникли  бы  какие-то  идеи  по  улучшению
  аппаратуры, создавшей его самого... Ну, а если ни то и ни другое? Какие-то
  причины более личного порядка? Ходят  слухи,  что  он  смертельно  ревнив.
  Остроумно было бы: создать фикцию собственной жены - для  поклонения  всех
  желающих, подлинник же держать поближе к дому.  Да  (фантазия  обрадованно
  разыгрывалась, как жеребенок, выпущенный на никем не тронутый  лужок),  но
  можно представить, что фикция возвращается домой. А она неизбежно вернется
  домой, больше ей идти некуда, и потом - она его жена, и ее  не  убедишь  в
  другом, их просто стало две абсолютно одинаковых женщины; она вернулась  -
  и сможет ли Георг сам различить их. Нет, наверное: близнецы, по сути дела.
  И пришлось бы Георгу срочно выключать поле,  чтобы  разобраться:  та,  что
  останется,  и  будет  настоящей.  М-да,  вот  какие  коллизии   могли   бы
  возникнуть. Нет, никакие личные интересы тут, конечно, не замешаны. Тут...
     Зоя вышла из комнаты; она казалась слегка удивленной.
     - Странно: в спальне его нет...
     Юниор пожал плечами:
     - Наверное, встал уже. Принимает ванну.
     - Нет. Я посмотрела.
     - А когда вы вставали - он еще спал?
     - Н-не  знаю...  -  Зоя  чуть  замялась.  -  Мы  пользуемся  отдельными
  спальнями. Но вечером он приехал, поужинал,  ушел  к  себе  и  сразу  лег,
  по-моему.  Ушел...  купаться?  Мы  бы  его  встретили.  Может,  отправился
  пройтись по парку?
     - Вероятно.
     - Я схожу посмотрю...
     Зоя  сбежала  с  крыльца.  Юниор  кивнул  собственным  мыслям.  Никакой
  трагической медицины. Себя копировать Георг не стал. Он  пребывает  сейчас
  на Земле с Зоей - настоящей, но теперь не единственной в мироздании.
     Какая великолепная работа, просто  не  устаешь  удивляться!  Не  только
  структура тела, организма, - в конце концов, об этом мог бы  судить  разве
  что  сам  Георг,  -  но  и   сознание   воспроизведено   до   невероятного
  правдоподобия, до едва уловимых мелочей.  Значит,  учтены  все  потенциалы
  мозга, все рассчитано, а еще вернее  -  гениально  угадано.  Однако...  не
  очень мне это нравится, Георг. Ведь обнаружив, что тебя нет, Зоя неизбежно
  будет потрясена, будет тяжко переносить все, что  ей  предстоит  узнать  о
  себе - фикции. Не кажется ли тебе: фикцией или как угодно - пока  поле  не
  убрано - она живет: чувствует, переживает... Или это месть? Месть той Зое,
  которая осталась там, с тобой? Месть через копию, изображающую того, с кем
  человек опасался испортить отношения  и  предпочел,  так  сказать,  лупить
  палкой куклу? Был, говорят, такой способ снятия стрессовых ситуаций... Это
  жестоко, Георг, как ни верти. Бедной молодой женщине будет нелегко.  Да  и
  мне с ней - тоже.
     Однако Юниор пытался развязать этот узелок. Георга здесь нет, ладно.  А
  кто же есть? Я. Почему? Еще одна проблема. Если фикция человека, как и все
  прочее, предназначена для  демонстрации  Курьеру,  то,  по  логике  вещей,
  должны быть запрограммированы два человека. Мужчина и женщина. Двойка,  на
  которой зиждется все. А существует пока только женщина.  Должен  быть  еще
  кто-то. Но не я. Я - за скобками. Я не экспонат. Но,  может  быть,  кто-то
  другой  и  существует?  В  таком  же  домике,  в   километре   отсюда,   в
  противоположном конце парка? Интересно, кто? Кто-то из знакомых? Фу, черт,
  если бы вовремя подумал обо всех этих сложностях - пожалуй, и не  стал  бы
  реализовывать третью степень, обошелся бы без бунгало...
     Послышались быстрые шаги. Зоя поспешно взошла по ступенькам.  Она  была
  взволнована.
     - Юниор, его нигде нет.
     - Вы хорошо посмотрели?
     - Он же не булавка! Обошла весь парк, звала - никаких следов.
     - И никого другого?
     - Мы здесь как бы на отлете, к нам редко забредают случайные люди. Нет,
  никого не было.
     - Вот как, - пробормотал Юниор.
     - А что? - Зоя с тревогой глядела на него. -  Вы  думаете,  кто-то  мог
  забраться, и... Но это невозможно. Юниор, мы живем не в каменном  веке!  -
  Она поднесла ладони к вискам. - Как вдруг голова разболелась...  Обождите,
  я приму что-нибудь. Только не уходите, пожалуйста...
     Но еще не дойдя до двери, Зоя вдруг остановилась, повернулась, глаза ее
  расширились, в них промелькнул ужас.
     - Юниор, я, кажется, поняла...
     - Говорите, Зоя.
     - Это нечто ужасное... Неужели вы могли?..
     - Не понимаю.
     - Георг иногда, если не спалось, любил ночью выйти в парк, прогуляться,
  подумать...
     - И что же? Думаете, он упал в пруд и утонул?
     - Как вы можете шутить в такой момент!
     - Я не шучу.
     - Утонуть он не мог:  он  прекрасно  плавает...  Не  в  этом  дело.  Вы
  садились ночью. Юниор! Вы, конечно, могли не заметить его сверху  -  такая
  махина и маленький человек...
     Теперь он наконец понял.
     - Зоя, Зоя! Вы что, в самом деле подумали...
     - Разве не бывает несчастных случаев? Георг, бедный мой...
     Сейчас она расплачется, предположил Юниор. Этого я терпеть не  могу,  с
  плачущими я теряюсь. Мало было Леды?..
     - Зоя! - Он почти выкрикнул ее имя строгим "командным"  голосом.  -  Вы
  были рядом с кораблем! Вы хоть потрудились разглядеть его?
     - Он так велик, что я решила сделать это потом.
     - Вы предполагаете, что я, садясь,  раздавил  Георга?  Сходите  туда  и
  убедитесь - это невозможно. Корабль опирается на три амортизирующие фермы,
  сам он - высоко над грунтом. Амортизаторы раздвигаются лишь  тогда,  когда
  машина зависает над землей и приборы убеждаются,  что  внизу  нет  никаких
  помех. Я не только человека, я и мыши  не  мог  раздавить,  даже  если  бы
  хотел! А опускается машина на антигравах, это не ракетные двигатели, у них
  нет никакого выхлопа, нет пламени. Да и кроме того...
     Он чуть не сказал: "Да и кроме того, когда я садился, тут вообще ничего
  не было, кроме черного песка!" Но вовремя сдержался. Сказав это,  пришлось
  бы говорить и обо всем остальном.
     - Я не палач, - заключил он мрачно. - Ну, Георг, это  уж  прямо  садизм
  какой-то с твоей стороны. Погоди, встретимся...
     Зоя смотрела на Юниора, ужас в ее глазах постепенно исчезал.  Она  даже
  попыталась улыбнуться.
     - Вы думаете, Юниор, с ним ничего не случилось?
     - Более чем уверен, - ответил он искренне.
     - Тогда... тогда где же он?
     - Мало ли где... В институте, например.
     - Да. Знаете, я не подумала. Действительно, он  мог  даже  среди  ночи,
  даже во сне вспомнить о чем-то, что обязательно надо доделать... Сейчас же
  позвоню в институт!
     Она кинулась в комнаты. Юниор ждал. Зоя снова  появилась  минуты  через
  две.
     -  Просто  сговорились  все...  Что-то  случилось  с  телефоном.  Такое
  впечатление, что нас отключили:  ни  гудков,  ничего!  Вы  не  посмотрите,
  Юниор?
     - Хорошо, - согласился он, следуя за  ней.  Телефон  был  в  первой  же
  комнате - просторной, полутемной, гардины еще не  были  раздвинуты.  Юниор
  разглядел большой стол, диван, стены отблескивали стеклом: книжные  полки,
  наверное... Телефон стоял на маленьком столике. Юниор снял трубку. Тишина.
  Потом раздался знакомый щелчок. Снова тишина. Снова  щелчок.  Телефон  был
  подключен к корабельной связи. При желании  можно  было  бы  поговорить  с
  Умником. Такого желания у Юниора сейчас не возникло. Он положил трубку.
     - Ничего нельзя поделать, Зоя. Это не у вас, а там, в централи.
     - Что же делать?
     - Подождать. Телефон не может бездействовать долго. -  Он  чуть  ли  не
  презирал себя в это мгновение, понимая, что никуда  не  уйдет  от  тяжелой
  обязанности объяснить Зое - или не Зое - все. Но мало объяснить: надо еще,
  чтобы она поверила, а убедить женщину в том, во что она не хочет поверить,
  трудно.
     - Я не могу ждать, Юниор, как вы не понимаете? Я должна понять,  в  чем
  дело, убедиться, что все в порядке. Придумайте что-нибудь, вы  же  опытный
  человек!
     - Мой опыт, Зоя... К чему тут мой опыт? - Юниор  повернулся,  вышел  на
  веранду, Зоя шла за ним. - Давайте поразмыслим вместе.
     - Ничего не могу придумать.
     - Бестактный вопрос: у вас с ним все было хорошо?
     Зоя, кажется, рассердилась, надменно подняла голову, опустила веки.  Но
  все же ответила:
     - Что вы имеете в виду?
     - Житейское дело, - проговорил Юниор. - Взял да ушел.  Может  быть,  вы
  поспорили, поссорились. А может быть...
     - Другого "может быть" не существует, -  ответила  она  высокомерно.  -
  Других женщин, кроме меня, для Георга не существовало. Поверьте.  Спорили,
  ссорились? Разве можно прожить без этого? Но только...  -  Она  пристально
  взглянула на Юниора, тряхнула головой. - Если кто-нибудь и ушел бы, то  я,
  а не он, понимаете?
     - Что ж тут непонятного, - пожал плечами Юниор. - А он знал об этом?
     - О чем?
     - О том, что вы можете уйти.
     Зоя секунду смотрела на Юниора, словно не понимая, чего от  нее  хотят.
  Потом сдвинула брови.
     - Я не подумала... Признайтесь: он что-то говорил вам?
     - Ни полслова.
     - Поклянитесь... всем, что для вас свято! Любимой женщиной, детьми...
     Ни того, ни другого  у  Юниора  не  было.  Тем  не  менее  он  серьезно
  произнес, подняв даже два пальца:
     - Клянусь.
     Это, кажется, немного успокоило взволнованную женщину. Несколько секунд
  она молчала, пытаясь, наверное, разобраться в мыслях, на которые натолкнул
  ее Юниор. Потом улыбнулась:
     - Не думаю, что угроза моего... возможного ухода могла бы заставить его
  совершить такой поступок. Георг не из тех, кто идет  навстречу  опасности.
  Тем более не станет он ускорять события, которых сам не желает.  Напротив,
  как бы ни мала была вероятность  достижения  цели,  он  будет  делать  все
  возможное и невозможное, чтобы достичь  ее,  и  в  конце  концов  добьется
  своего. Поверьте, я знаю его лучше, чем кто-либо в мире.
     - Не сомневаюсь, - вежливо  согласился  Юниор.  Хотя  про  себя  хранил
  некоторые  сомнения:  женщины  умеют  поддаваться  собственным   уговорам,
  начинают верить в них, как в истину. Да ведь, если разобраться,  речь  шла
  об отношениях реального Георга с его реальной женой, так что  и  нескромно
  было, пожалуй, вторгаться в них. Интересно, подумал ли Георг о возможности
  такого использования своего изобретения? Вряд ли. Георга волновали  прежде
  всего технические проблемы.
     - Поверьте, он таков. Никто и никогда не видел его побежденным. Если он
  брался решить проблему - он ее  решал,  не  помню  случая,  когда  это  не
  удалось бы ему. Безразлично - научная проблема,  техническая  или  личная.
  Так  что  ваша  догадка.  Юниор,  необоснована!  -  Кажется,  Зое  удалось
  окончательно убедить себя, она  оживилась,  прежняя  улыбка  вернулась  на
  лицо. - О, мне только что пришло в голову! Если он ушел, то не пешком  же!
  Я посмотрю, в гараже ли его машина - тогда и подумаем...
     Юниор не успел сказать ни слова, как она уже  спустилась  с  крыльца  и
  свернула за угол дома. Гараж, - следил за ней взглядом Юниор. - Интересно,
  запрограммирован ли здесь гараж? А почему бы нет? Если уж  демонстрировать
  уровень жизни, то во всей полноте... Сколько машин у них было - две,  три?
  Право же, Георгу нельзя отказать в остроумии...
     Он насторожился. Неожиданный звук послышался из-за дома,  звук,  тысячи
  раз слышанный и  тем  не  менее  невероятный.  Работал  мотор  автомобиля,
  работал на высоких оборотах - так трогают с места малоопытные  водители...
  Юниор спустился с крыльца, сделал несколько шагов. Машина  вылетела  из-за
  дома, кремовый спортивный кабриолет,  верх  его  был  откинут.  Зоя  резко
  затормозила.
     - Его машины нет! - крикнула она. - Я - в город, в институт и домой.  Я
  должна его найти! Нет, нет! Вы оставайтесь здесь, если он приедет  раньше.
  Объясните, скажите, я скоро вернусь! - И машина рванулась с места.
     Она вернется куда скорее, чем ей кажется. Полкилометра -  полминуты,  а
  дальше - купол... Ну вот, Зоя, путешествие закончилось... Он слышал, как в
  отдалении раз за  разом  взвывал  мотор:  Зоя  пыталась  вырваться  из-под
  купола, ничего не понимая, отчаиваясь, бедное существо...  Если  сцепление
  сгорит, возвращаться ей придется пешком - правда, и это  не  займет  много
  времени...
     Сцепление, однако, выдержало: звук мотора приближался.  Юниор  двинулся
  навстречу.  Теперь  будет  трудно  скрыть  что-либо,   придется   говорить
  откровенно. Да, задача, скажем прямо, нештатная...  Он  прислушался:  звук
  мотора оборвался. Остановился. Как бы она чего-нибудь с собой  не  сделала
  сгоряча... Хотя, тут же успокоил себя Юниор, она принадлежит  Комбинатору,
  он моментально ее восстановит, как только с  ней  случится  худшее.  Юниор
  поежился, поняв, что Комбинатор воспроизведет ее в том же  виде,  в  каком
  была она в начале существования - то, что  произошло  потом,  принадлежало
  уже не Комбинатору, а только этой фикции, женщине, называй как угодно -  и
  новой  Зое  придется  опять  разыскивать  Георга,  удивляться  присутствию
  Юниора, и так далее. Нет, лучше не доводить до этого! Он ускорил шаги.
     Зою он  нашел  метрах  в  двухстах  от  дома,  за  поворотом  не  очень
  наезженной, но все же дороги, которая доходила, видимо, до самого  купола,
  являясь принадлежностью третьей степени обитаемости. Зоя стояла у машины и
  растерянно оглядывала все, что было  вокруг:  кусты,  деревья,  траву.  На
  Юниора она тоже взглянула так, словно видела его впервые в жизни.
     - Зоенька, успокойтесь.
     - Юниор, может быть, все это мне только мерещится? Я сошла с ума?
     - Нет, Зоя. Вы...
     - Я ничего не могу понять. Так ведь  не  бывает!  Я  проехала  немного,
  потом почему-то забуксовала, машина ни за что не шла дальше. Хотела пешком
  - но там что-то черное, и никак нельзя пройти. Знаете, как  бывает,  когда
  очень сильный ветер дует навстречу и не пускает...
     - Послушайте, я вам...
     - Подождите. Это не все. Я только сейчас обратила внимание.  Понимаете,
  что-то случилось. Местами я не узнаю нашего парка. Куда-то исчезло многое.
  Беседка, садовые  скульптуры  -  Георг  так  дорожил  ими.  Нет  некоторых
  деревьев - вместо них совсем другие. У  Георга  есть  увлечение  -  сажать
  редкие деревья, экзотические. Зимой с ними бывает столько возни... Их нет.
  Я проехала мимо пруда - он, по-моему, стал меньше, да и очертания его...
     - Да, - сказал Юниор, внутренне собираясь с силами. - А все остальное в
  порядке?
     - Что вы имеете в виду?
     - Солнце, например.
     - Юниор, сейчас не до шуток... Что может случиться с Солнцем?
     - То есть вы на него и не посмотрели. Я правильно понял?
     - Не на Солнце же мне искать Георга!
     - Нет. Но, может быть, в том направлении.
     - Неуместное остроумие!
     - Никакого остроумия, Зоя. Сейчас я попробую объяснить вам, в чем дело.
  А вы постараетесь отнестись к моим словам всерьез. И понять.  Вы  способны
  слушать, не перебивая, десять минут?
     - Попытаюсь, - слабо улыбнулась она.
     - Если что-то не поймете - спрашивайте. Но с самого начала знайте:  то,
  что я скажу вам, - реальная истина, какой бы  фантазией  вам  все  это  ни
  показалось. Итак, слушайте. Допустим, Георг был здесь  и  исчез.  Но  как,
  по-вашему, он и беседку захватил с собой? И скульптуры,  и  даже  деревья?
  Вырыл, увез - а на их место посадил другие - и все это за несколько часов?
     - Я же говорю вам: это загадочно...
     - А кроме того, изменил очертания пруда и его величину?
     - Конечно, это кажется невероятным. Но как объяснить это?
     - Все дело в том, что мы вовсе не  на  вашей  даче  находимся,  как  вы
  решили.
     - Простите, Юниор, но это чушь. Что я, не знаю своей дачи?
     - Это ее точная копия.
     - Таких нет. Дом построен по специально заказанному проекту.
     - Копию сняли именно с вашего дома.
     - Каким образом? И зачем?
     - Каким образом - об этом гораздо лучше смог бы рассказать Георг,  если
  бы находился в пределах досягаемости. А зачем - я могу ответить. Для  того
  самого эксперимента, ради которого так много работал Георг, ради  которого
  полетел я и в котором, видимо, приняла какое-то участие и жена Георга.
     - Почему вы говорите обо мне в третьем лице?
     - Минуту... Задача Георга заключалась  в  общих  чертах  в  том,  чтобы
  создать точную и действующую модель уголка нашего земного шара  -  создать
  где-то в совершенно иных условиях и независимо от  них.  На  любой  другой
  планете.
     - Да, Георг говорил об этом.
     - Тогда вы должны все понять.
     - Наоборот, теперь я и вовсе  ничего  не  понимаю.  Не  станете  же  вы
  утверждать, что это, - она повела рукой, - не Земля?
     - Именно. Это - модель кусочка земного  мира.  Точнее  -  части  вашего
  парка. Видимо, Георгу было легче работать со знакомым материалом. Хотя тут
  можно создать не только эту модель, но и множество других, разных.
     - Погодите. Другие меня не интересуют. По-вашему, выходит, что мы не на
  Земле? А где же?
     - Не знаю. Я летел не сюда. Сел по необходимости. Если уж хотите точно,
  то мы даже не в нашем пространстве. Не знаю,  понимаете  ли  вы,  что  это
  значит.
     - Мы с  Георгом  познакомились,  когда  я  начала  работать  у  него  в
  лаборатории. Поэтому не скажешь, что  я  абсолютно  безграмотна.  Если  не
  ошибаюсь, это значит, что у нас нет даже связи?
     - Совершенно верно.
     - Хорошо, пусть так. Но при чем тут я? Как я попала сюда? Вы  говорите,
  дом - модель, ладно, не спорю, могу поверить. Но я-то не модель!
     Юниор вздохнул.
     - Конечно, в это вам будет труднее всего поверить. И я был  бы  рад  не
  говорить ничего такого. Но вы ведь и сами понимаете...
     - Пока я ничего не понимаю. Я отлично знаю, кто я такая. Знаю, что  еще
  вчера вечером все было в порядке.
     - А что было вчера, кстати?
     - Ничего особенного. Чуть ли не весь день я провела  с  Георгом  в  его
  институте. Вообще-то я приезжаю туда не часто - чтобы не отвлекать его. Но
  вчера это было связано с его работой. Меня исследовали, таскали из  камеры
  в камеру, облепляли датчиками, записывали... Это было  очень  утомительно,
  но я вытерпела. Ведь не впервые я подвергалась таким процедурам. По-моему,
  уже в четвертый раз или даже в пятый...
     - А для чего, вы знаете?
     - Разумеется. Георг хотел создать модель человека, он и не скрывал.  Но
  у него не получалось, и каждый раз были нужны новые записи. Если  ты  жена
  гениального человека,  приходится  терпеть.  Боюсь,  у  него  и  вчера  не
  получилось ничего хорошего - во всяком случае, он был достаточно мрачен.
     - А потом?
     - Потом? - Зоя задумалась. - Я уехала домой, а он, как я уже  говорила,
  приехал поздно. Мне очень хотелось  спать...  Утром  проснулась,  вышла  к
  пруду - и увидела корабль и вас.
     - А вернулись вы - сюда или, может быть, в ваше городское жилье?
     Зоя нахмурилась. Через несколько секунд ответила:
     - Не помню. Кажется, туда... Но раз мы здесь - значит,  сюда?  Странно:
  не помню, как я добиралась. Хотя сама была за рулем.
     - Или - должны были быть.
     - Вы хотите сказать...
     - Пока только то, чти вы не помните, как и куда возвращались. Просто вы
  знаете, что должны были вернуться, раз  сегодня  оказались  здесь.  Но  на
  самом деле, Зоя, вы не возвращались.
     - Вы хотите сказать, что Георг...
     - Георг сейчас, вероятно, находится на своей даче в  таком  же  домике.
  Вместе со своей женой Зоей.
     - Простите, Юниор, вы спятили. Кто же в таком случае я, по-вашему?
     - Вы - копия, Зоя. Прекрасная, с великой  точностью  выполненная  копия
  той Зои, настоящей.
     - Нет, - отмахнулась она, - вы заговариваетесь. Точно  так  же  я  могу
  сказать, что вы - не Юниор, а копия Юниора. Что изменится.
     Он прищурился.
     - Ничего, кроме одного обстоятельства. Все, что вы видите вокруг - и вы
  сами в том числе, - существует только благодаря полю,  которое  генерирует
  придуманные Георгом устройства. Они в моем корабле.  Стоит  мне  выключить
  это поле, как исчезнет все: дом, деревья, трава,  -  все,  кроме  корабля,
  самой этой планеты и меня. Вот доказательство того,  что  я  не  копия,  а
  реальный человек.
     - Я тоже не исчезну! Попробуйте хоть сейчас.
     - Поверьте, Зоя...
     - В это - не могу. Лучше поверьте вы, что я такой же реальный  человек.
  Я Зоя, жена Георга. Выходит, по-вашему, я не способна разобраться, кто я -
  человек или копия? Простите, Юниор, но вы ничего не понимаете.
     - Хорошо. Готов согласиться с вами  -  если  вы  объясните  мне,  каким
  образом оказались на  этой  планете,  рядом  со  мной,  с  моим  кораблем.
  Объясните, чтобы я смог поверить в это, - и я с радостью соглашусь с вами.
     - Если бы я это понимала... Но все не так, как вы  думаете.  Раз  мы  с
  вами находимся на другой планете - значит, вас каким-то образом  обманули,
  и вы, думая, что везете копию, привезли сюда меня.
     - Невозможно. Знаете, сколько времени я был в полете?
     - Я тоже летела с вами. Наверное, меня как-то усыпили, и я проспала все
  время.
     - Даже если не прибегать к анабиозу, это было  бы  связано  с  великими
  сложностями, в этом-то я разбираюсь. Да, конечно, вы тоже летели  сюда  на
  борту того же корабля. Но не в таком виде. В виде  программы,  Зоя.  Очень
  сложной, но всего лишь программы для Комбинатора. По сути, это  -  матрица
  на атомном уровне, ее развертка.
     - Не хочу слышать ничего подобного. Вы путаете, Юниор. Или обманываете.
  В любом случае я не могу вам поверить. И не хочу.
     Да, - поежился Юниор, - нелегкая  работа  убеждать  в  чем-то  подобном
  женщину. Копию женщины, - тут же поправился он, - но это ничуть не  лучше.
  Так или иначе, уже можно засвидетельствовать, что копия точна  и  обладает
  всеми, насколько я могу судить, качествами оригинала. Но, собственно...  в
  каком-то сиюминутном смысле она права: а какая разница, кто она? Пока  она
  существует, с этим нет проблем, а когда перестанет существовать -  проблем
  и вовсе не окажется. Черт, как просто: когда перестанет существовать!
     - Почему вы молчите. Юниор? Говорите, а то у вас сейчас такое лицо, что
  мне делается страшно.
     - Ну, что вы, Зоя, - сказал он, проведя рукой по лбу. - Бояться тут как
  раз нечего.  Мы  с  вами  оказались  в  маленьком,  удобном,  очень  ладно
  устроенном мире.  Нам  здесь  никто  и  ничто  не  грозит...  кроме  нашей
  собственной неосторожности. Я объясню вам сейчас несколько  правил,  какие
  вам придется соблюдать, хотите вы того или нет... О чем вы задумались?
     - О Георге. Что могло побудить его так поступить со" мной?
     - Опять вы об этом. Повторяю: по отношению к своей жене он не  совершил
  ничего плохого. Лишь снял с нее матрицу; как это происходило - осталось  в
  вашей памяти.
     - Ага, видите: в моей!
     - Нет смысла говорить об этом. Представьте себе,  что  в  тот  миг  Зоя
  раздвоилась, возникли две одинаковые Зои,  но  право  считаться  настоящей
  осталось у той, другой - предположим, так постановил Верховный суд. А  вас
  судьба занесла сюда. Устраивает вас такой вариант?
     - Не знаю. Подумаю. Боюсь, я слишком  утомляла  его.  Наверное,  многое
  могло быть иначе. Но я не ожидала...
     - Зоя! Будет лучше, если об этом вы станете размышлять потом. А  сейчас
  наберитесь терпения и выслушайте  то,  что  я  скажу.  Те  самые  правила.
  Впрочем, может быть, я неудачно выразился: даже не  правила,  а  просто...
  вынужденные, так сказать, условия  нашего  существования.  Первое:  вы  не
  станете пытаться угощать меня чем бы то ни  было,  кроме  чистой  воды  из
  пруда. Я не могу есть вашей пищи. Для вас здесь доступно все. Для  меня  -
  нет. Во всяком случае во всем, что касается еды.
     - Бедняга! Вы умрете с голоду, а я буду объедаться на ваших глазах.
     - У меня на борту достаточно припасов.
     - Тогда может получиться как раз наоборот. Потому что у меня  -  только
  то, что а холодильнике. Или есть магазины? Не уверена, однако, что у  меня
  деньги с собой.
     - Думаю, голодной вы здесь не останетесь. В конце концов мои-то припасы
  пригодны для вас так же, как для меня.
     - Выгодно быть моделью, не правда ли?
     - Возможно. Это правило вам понятно, Зоя?
     - Оно не особенно сложно.
     - Будете его выполнять?
     - Мне вовсе не улыбается  остаться  здесь  одной.  С  вами  можно  хоть
  поговорить...
     Нельзя сказать, чтобы в сказанном заключалось что-то оскорбительное,  и
  все же Юниору последние слова Зои не очень понравились. Почудился какой-то
  оттенок пренебрежения. Что она: сравнивает его с Георгом, что ли? Георг  -
  мощнейший ум, но во всем прочем Юниор, пожалуй, более  годился  для  того,
  чтобы представлять род человеческий перед всяческими Курьерами.
     Он, однако, постарался не показать обиды.
     - И второе. Вы можете идти куда угодно и делать что угодно. Но  корабль
  для вас - табу. Подходить к нему можно, но заходить в  люк  -  ни  в  коем
  случае!
     - У вас там страшные тайны? Может быть, вы - Синяя Борода? И в  корабле
  - тела погубленных вами женщин?
     - Я прошу отнестись к  моим  словам  серьезно.  Нельзя.  Там  вы  сразу
  выйдете из-под контроля поля, и... будет плохо -  вам,  мне,  всему  этому
  миру.
     - Это слишком неопределенно. Что же случится со мной?
     Юниор вздохнул. Чтобы  разговаривать  с  женщинами,  нужно  иметь  куда
  больше терпения, чем для исследования планет.
     - Вы мгновенно погибнете.
     - Правда? В таком случае, спасибо.
     - Не понимаю...
     - Вы мне указали выход - в случае, если я окончательно отчаюсь.
     - Зоя!
     - Вы испугались за  меня?  Как  трогательно...  Но  нет,  вряд  ли.  Вы
  испугались за ваш корабль. И за самого себя. Это ближе к истине, правда? Я
  понимаю, Юниор: высвобождение энергии, взрыв большой силы и так далее.  Но
  почему я должна думать обо всем, что будет  после  меня?  Вы  сами  и  все
  остальные, поставившие меня в такое положение - много  ли  думали  вы  обо
  мне? Не очень, не так ли? А еще вернее - совсем не думали.
     - Зоя, упреки ваши справедливы, но заслужил их в первую очередь  Георг.
  Поверьте, я не просил  его  смоделировать  именно  вас,  и  никто  другой,
  наверное, не просил тоже. Но раз жизнь поставила нас  в  такие  условия  -
  будем как-то жить, вот все, что я  могу  сказать.  Что  касается  корабля,
  то... Вы  не  понимаете?  Да,  корабль  в  какой-то  мере  пострадает,  я,
  наверное, тоже, если окажусь рядом. Но главное не в этом.  То,  о  чем  вы
  подумали - не выход для вас. Ни такой, ни какой-либо другой  способ  уйти.
  Потому что Комбинатор мгновенно сделает вас заново.  И  вы  появитесь  тут
  такой же, какой я увидел вас два часа назад.
     - Вы правы, - сказала Зоя после паузы. - Об этом я не подумала. Хорошо,
  мой отважный капитан. Обещаю вам даже не приближаться к  вашей  монашеской
  обители.  При  условии,  что  вы  не  будете  оставлять  меня  надолго   в
  одиночестве. Я привыкла, чтобы  вокруг  были  люди.  Когда  мне  захочется
  побыть одной, я буду специально просить вас.
     - Согласен, Зоя. Я тут не очень занят, и...
     - А сейчас у вас есть какие-нибудь дела в корабле?
     - Сейчас? Пожалуй, нет.
     - Тогда найдите дело. Вы  удивлены?  Именно  сейчас  мне  нужно  побыть
  одной. Поймите: у меня есть над чем подумать.
     - Я понимаю. Хорошо. Я найду, чем заняться.  А  когда  захотите  видеть
  меня, приходите... приходите к пруду. Там я увижу вас, не покидая корабля.
     - Лучше так: приходите ко мне обедать. Можете захватить  с  собой  ваши
  припасы. А до обеда будем заниматься каждый своими делами. Идет?  В  таком
  случае, я не прощаюсь.
       Если захотеть, в таком хозяйстве, как корабль, всегда можно найти дело.
  Прежде всего, необходимо проверить состояние Кристалла: все ли в порядке у
  растущего младенца, не нуждается ли он во вмешательстве человека. Младенец
  не нуждался. Тем лучше. Все-таки Юниор проторчал в ремонтном отсеке  около
  инкубатора больше часа: здесь он не позволял себе никакой поверхностности,
  и любое упущение могло потом обойтись слишком дорого. Из ремонтного отсека
  он направился в приборный. Распломбировал дверь, запертую в последний  раз
  еще на Земле, и тут же продиктовал для записи в журнале,  когда  и  почему
  это было сделано: для подготовительных работ по замене Кристалла. В отсеке
  было тесно, двигаться там приходилось с осторожностью,  заранее  обдумывая
  каждый шаг, каждое движение. Только для того, чтобы добраться  до  капсулы
  Кристалла, понадобилось не менее десяти минут. Пока  предстояла  не  самая
  серьезная часть работы: надо  было  удалить  из  капсулы  остатки  старого
  Кристалла, ту  кашицу,  в  которую  он  превратился,  -  перекачать  ее  в
  небольшой металлический контейнер, который потом дать Умнику для анализа и
  утилизации остатков. Космос - не такое место, где что-то  может  пропадать
  без толку, такое можно позволить себе разве  что  в  Приземелье.  Затем  -
  промыть капсулу, чтобы она была готова принять нового жильца. Работа  была
  не очень  срочной,  но  раз  выпало  время  -  отчего  же  не  сделать  ее
  заблаговременно?
     Прежде, чем промыть капсулу.  Юниор  вспомнил,  что  еще  не  завтракал
  сегодня. И напрасно. Обед обедом, но есть  хотелось  сейчас.  Он  попросил
  Умника приготовить что-нибудь легкое и позавтракал  у  себя:  его  просили
  находиться в корабле, и он не собирался  спускаться  на  землю  до  обеда.
  Единственное, что он  позволил  себе  за  завтраком  -  включить  обзорные
  экраны. На них парк был виден почти целиком. Зою он  увидел  почти  сразу:
  выйдя из-за деревьев, она медленно шла к пруду, опустив голову,  помахивая
  сломанной где-то веткой.  Подошла,  бросила  ветку,  села  у  самой  воды,
  натянув платье на колени, подперла голову руками, не  отрываясь,  смотрела
  на воду. Юниору стало  жаль  ее,  невыносимо  жаль.  Что-то  не  так  было
  придумано Георгом, и удивительно, как такой эксперимент вообще  разрешили.
  Хотя... Если рассказывать о нем в общих чертах, то все получается гладко и
  мило: вместе с моделями представителей флоры и фауны будут  созданы  также
  модели  людей  -  для  демонстрации  полной  картины  нашего  мира.  Очень
  пристойно. Кто жалеет модели? Они же не живые. Так думают все, хотя  никто
  не знает, где кончается неживое и начинается  живое.  Нет,  в  теории  все
  вполне приемлемо. А на  практике  -  первый  случай  практики  возник  вот
  сейчас, у Юниора. И он, откровенно говоря, просто не знал, что ему  теперь
  с этой практикой предпринять.
     Зоя все сидела, когда он, вздохнув, выключил экраны  и  снова  пошел  в
  приборный отсек. Он возился там до самого обеда. Потом потребовал у Умника
  сухой паек и почти бегом направился к люку.
       Зоя встретила его перед домом. Юниор всмотрелся в ее лицо. Но так и  не
  смог понять - тяжелы ли были ее мысли и переживания, много ли она плакала,
  кого и как проклинала. А может быть, взвесив все обстоятельства, смирилась
  с  ролью  модели,  искусственно  созданного  существа  с  коротким  веком?
  Выражение лица женщины было безмятежным, глаза - ясными, голос - ровным  и
  спокойным.
     - Ого, Юниор, вы пригласили гостей? Для чего же такое обилие?  Извечный
  мужской инстинкт добытчика и кормильца, понимаю. Ничего, излишек положим в
  холодильник, пригодится в следующий раз. Я вижу, здесь у вас все  быстрого
  приготовления. Конечно, в  пути  вам  некогда  возиться...  Жаль,  это  не
  позволит  мне  полностью  проявить  свое  умение.  Я  вкусно  готовлю.   К
  сожалению, вы не бывали у нас в гостях  на  Земле.  Ничего,  потом,  когда
  возвратитесь, непременно приходите. Мы угостим вас на славу. Я... или она,
  не знаю теперь, как говорить. Но для вас разницы не будет.
     Болтая так, Зоя поднялась на крыльцо, пошла в кухню. Юниор следовал  за
  нею, как привязанный. Там, на плите, что-то  уже  доспевало,  запахи  были
  манящими. Юниор проглотил слюну. Действительно  обидно,  что  не  придется
  ничего попробовать.
     - Вы не возражаете, если я посмотрю ваши запасы?
     Он открыл холодильник, посмотрел одно, другое. Все выглядело точно  так
  же, как на Земле. Прекрасная работа. Продуктов, правда, оказалось  не  так
  уж много.
     - Это все, что у вас есть?
     - Я же вам говорила. Скажите, Юниор: мы долго будем жить здесь?
     Юниор ответил не сразу:
     - До конца ремонта еще... еще около трех недель.
     - А потом? Вам надо будет лететь дальше?
     - Э... Ну, строго говоря...
     - А этот мир - он так и останется? Постойте, я и забыла: ведь весь этот
  мир, и я в том числе, - мы можем существовать, лишь  пока  вы  с  кораблем
  поддерживаете нас. Значит, улетая, вы разрушите этот славный уголок?
     Юниор молчал.
     - И меня в том числе? И вам не будет жалко меня?
     Отвернувшись, он глядел в окно.
     - Юниор, ведь убивать женщин - очень плохо.
   "Да не женщина ты!" - хотелось крикнуть ему, но вместо этого произнес:
     - Да перестаньте же, ради Бога!
     Зоя удовлетворенно улыбнулась. Кажется, ей того и нужно  было:  вывести
  его из себя. Пигмалион чертов, осуждал себя Юниор, - незадачливый критский
  властитель.
     - Хорошо, капитан, я больше не буду, -  кротко  сказала  она,  улыбаясь
  глазами. - Прошу к столу.  И  не  сердитесь  на  меня.  На  женщин  вообще
  бесполезно сердиться. Мы никогда не  бываем  виноваты.  Вы  не  обиделись?
  Простите, я не хотела сделать вам больно.
     - Ничего, - буркнул Юниор.
     - Значит, не сердитесь? Тогда я разрешаю поцеловать мне руку.
     Зоя протянула руку. Черт знает, что происходит,  -  раздражался  Юниор,
  послушно целуя руку и невольно вдыхая ее запах. - Интересно, все кретины в
  институте, с Георгом во главе - они что, не могли заранее подумать о  том,
  что свертывать этот мир потом будет очень и очень не просто?  Но  ведь  не
  обязательно же свертывать... Черт, все не так, как надо... Впрочем  -  еще
  три недели впереди,  их  еще  прожить  надо,  пришибет  меня  каким-нибудь
  деревом или утону в пруду, да мало ли что может случиться...
     - Довольно, довольно капитан. - Зоя отняла руку. - Верю,  что  вы  меня
  простили.
     Некоторое время они обедали молча. Под конец Зоя принесла кофе.
     - Это ваш, капитан. - Зоя придвинула  к  нему  второй  кофейник.  -  Не
  бойтесь, я не добавила ничего из своих запасов. Не собираюсь покушаться на
  вашу жизнь. И вообще, принимаю все ваши условия. Но у меня есть и свои.
     - Заранее согласен на них, - поспешно сказал Юниор.
     - Не беспокойтесь, они не содержат ничего, что было бы вам не под силу.
  По-вашему, я - модель, фикция - я вспомнила, что Георг называет их  именно
  так. Скажу откровенно: я сейчас уверена, что это не так, что я - это  я...
  Но не вижу способа убедить вас. Так вот, я хочу,  чтобы  три  недели,  или
  сколько мы с вами будем находиться здесь, вы относились ко мне  не  как  к
  модели, но как к женщине.
     -  Постараюсь,  -  Юниор  склонил  голову.  -  Боюсь  только,  что  мое
  воспитание в этой области...
     - Не бойтесь, я буду вам подсказывать. И не огорчайтесь: три  недели  -
  не такой уж долгий срок. Поверьте, я успела о многом подумать. И пока вижу
  для себя лишь один выход: жить так, как  будто  ничего  не  произошло.  Вы
  хотите возразить?
     - Ничуть, Зоя. Я рад.
     - Рады, что не устраиваю вам истерик? Не могу гарантировать, Юниор, все
  может случиться. Но буду стараться, чтобы этого не  было,  обещаю.  -  Она
  встала. - Кстати, в следующий раз мыть посуду будете вы. А сейчас - каковы
  ваши планы на остаток дня и вечер? Есть что-то неотложное?
     - Нет.
     - Тогда проводите меня. Хочу загорать и купаться.
     - С удовольствием.
     - Что же вы стоите как истукан? Дайте мне руку!
     Он покорно протянул руку.
     - А в другую возьмите вот это.
     Юниор ухватил объемистую, но не тяжелую сумку.
     - Идемте!
     И они сошли с крыльца.
       Юниор считал купанье после обеда вредным. Побарахтавшись,  он  вылез  и
  разлегся, расслабился, блаженно переживая возможность никуда  не  спешить,
  ничего не делать - просто лежать, ощущая, как  течет  неторопливое  время.
  Зоя  плавала  долго,  настойчиво,  словно  выполняла  урок,  вертелась   в
  небольшом пруду, как белка в колесе. Вылезла она, когда совсем уже иссякли
  силы и холод стал добираться до костей, хотя вода  была  теплой.  Переводя
  дыхание, подошла к Юниору, немного постояла, глядя на него сверху вниз; по
  телу ее пробегала дрожь, и Юниор не утерпел - упрекнул:
     - Ну, можно ли так, Зоя...
     - Можно. - Она легла на траву рядом с ним. - Я вся промерзла.  -  И  на
  его инстинктивное движение в сторону ответила: - Да согрейте  же  меня,  я
  дрожу!
     Юниор почувствовал, как она прижалась к нему прохладным телом, и сделал
  усилие, чтобы не думать о том, что хочешь-не хочешь, само шло в голову.
     - Вы так любите купаться? Обязательно до судорог?
     - Любила... - не сразу ответила Зоя. -  А  впрочем,  нет.  Не  так.  Но
  теперь - другое дело.
     - Почему?
     Этого спрашивать, пожалуй, не следовало. Он поздно спохватился.
     - Надо успеть накупаться.
     - Зоя... - проговорил Юниор почти умоляюще.
     - Ничего. Пусть это вас не волнует. Знаете, Юниор,  в  этом  есть  даже
  что-то хорошее. В случае, если правда на  вашей  стороне,  конечно.  Нечто
  успокаивающее есть в этом. Знаешь, что не доживешь до старости,  что  тебе
  не грозит немощь, когда сама себе станешь в тягость. Есть, наверное,  своя
  прелесть в том, чтобы умереть молодой.
     - Зоя!
     - Хорошо, не буду, не  буду.  Давайте  говорить  о  чем-нибудь  другом.
  Лучше,  если  веселом.  Вы  извините  меня.  Юниор,  понимаете,   страшное
  состояние: я ведь знаю, что ошибаетесь вы,  и  я  никакая  не  модель,  не
  копия, не фикция, знаю, что я -  Зоя,  обыкновенная  женщина,  не  продукт
  науки и техники, знаю... И все же где-то, каким-то уголком души верю  вам.
  Нелепо, правда? Кто может знать обо мне  лучше,  чем  я  сама?  Но  вот  я
  невольно начинаю думать и вести себя так, как должна была  бы  вести  себя
  эта самая фикция. Потому,  наверное,  что  я  очень  впечатлительна,  меня
  всегда было легко в чем-то убедить.
     - Понимаете ли...
     - И еще. Получается, что я могу говорить о себе уже как бы со  стороны,
  как бы о той, что осталась на Земле с Георгом и существует сейчас сама  по
  себе. Даже посплетничать немного. Смешно, правда? Хотите, посплетничаем?
     - Если вам доставит удовольствие...
     - Огромное! Я ведь страшная сплетница в душе, только  всегда  старалась
  не позволять себе этого: сплетничать неприлично. А теперь... Никто  третий
  нас не услышит, а вы никому не станете рассказывать, правда?
     - Никому, - честно пообещал Юниор. - О ком же мы будем сплетничать?
     - Да обо мне же, неужели не поняли? Ну, кто первый? Давайте вы.
     - Зоя, да что же я могу сказать о вас? Я вас совершенно не знаю!
     - Неправда. Мы с вами знакомы уже несколько  дней,  сейчас  целый  день
  находимся вместе, разговариваем - не может быть, чтобы у вас  не  возникло
  никаких мыслей обо мне, никаких мнений. Я же все-таки не пустое место!
     - Ну что вы. Нет, разумеется.
     - Вот и говорите все, что вы обо мне думаете.
     - Будь по-вашему. Попробую.
     - Ну же! Я жду!
     - Я думаю, Зоя.
     - Вы очень медленно думаете. Юниор, - сказала она, подождав еще.
     Но Юниор по-прежнему молчал. Потому что, еще не начав  говорить,  вдруг
  понял, поняв неопровержимо: ему до  боли  жаль  эту  беззащитную  женщину,
  которая, испытывая смертельный  страх,  все  же  старается  быть  храброй.
  Именно женщину, а не какую-то фикцию. Потому что она и есть женщина. Самая
  настоящая. Разве, в конце концов, имеет значение - каким  путем  появилась
  она на свет? Пусть ее и не баюкала мать, пусть она  не  играла  в  детские
  игры, не переживала свою первую любовь и так  далее  -  но  ведь  это  для
  других она не переживала и только сегодня возникла, а для  нее  самой  все
  это было, она получила все это  вместе  с  памятью,  где  только  и  может
  храниться все, что было. И что с того, что где-то в другом мире существует
  еще одна женщина с  той  же  памятью,  хранящей  то  же  прошлое?  Они  не
  встретятся никогда, пути их не пересекутся, и независимо от того, погибнет
  ли эта Зоя через три недели или проживет еще десятки лет, - отныне  дороги
  ведут обеих женщин в разных направлениях, и уже по одному этому обе они  -
  настоящие. Она просто, так сказать, незаконная дочь цивилизации; но  разве
  незаконные  дети  имеют  меньше  прав  на  жизнь,  чем  те,  чье  рождение
  состоялось под сенью закона?
     Как же она страшно одинока здесь, бедный ребенок, как ей, должно  быть,
  тоскливо от сознания, что она тут - одна, и всегда будет одна,  до  самого
  конца... Что у нее нет будущего, одно только прошлое -  и  без  всякой  ее
  вины, а просто потому, что  Георгу  захотелось,  чтобы  человечество  было
  представлено Курьеру именно его женой. Хотя, собственно, что  было  делать
  Георгу? Любая женщина испытывала бы то же самое, и честный человек в таком
  случае... Черт его  знает,  что  должен  делать  в  таком  случае  честный
  человек! Отказаться от задачи? Но как это бывает трудно для того, кто весь
  - в этой задаче...
     - Георг, наверное, очень любил вас, Зоя.
     - Да. Особенно сначала.
     - Нет. И сейчас.
     - Наверное... Но по-своему. Если вы хоть немного его знали,  то  должны
  были понять: у него все и всегда по-своему. Не так, как у других.
     - И любовь?
     - Тоже. Он очень замкнут и боится внешних проявлений чувства.
     - Но вы все же знали.
     - Ну, конечно же; каждая женщина - когда это есть... В Георге,  кстати,
  как ни странно, тоже было многое от женщины.
     - Вы имеете в виду - от матери? Вы ее знали?
     - Нет. Я имею в виду какие-то женские, чисто женские  черты  характера.
  Он - человек резких переходов. От необычайной широты взглядов - к  крайней
  узости. От любви - к  ненависти.  Мгновенно,  и  порой  могло  показаться,
  беспричинно. Но на самом деле причины всегда были - с  его  точки  зрения.
  Такое чаще свойственно женщинам, вам не кажется?
     - Ну, какой из меня знаток женских характеров, Зоя!
     - Тогда поверьте мне: так оно и есть.
     - Вы имели в виду широту его научных воззрений?
     - Тут моя очередь сказать: какой  я  знаток  научных  проблем!  Нет,  я
  подразумевала - вообще, в жизни. И  относительно  меня.  Еще  одна  черта,
  которую я считаю женской: если он  успевал  уверить  себя  в  чем-то,  это
  становилось для него непреложной истиной.  Думаю,  в  работе  это  нередко
  помогало, потому он и добивался порой успеха там, где другие  отступались.
  Но в жизни... - Зоя помолчала. - Например, он, кажется, уверил себя в том,
  что у меня есть кто-то, кроме него. Друг, одним словом.
     - Гм, - сказал Юниор. - А он и на самом деле был?
     - Это ведь не имеет значения! Важно то, что он в это  поверил.  Что  бы
  сделали вы на его месте?
     - Не знаю, Зоя. Не разбираюсь ни в этой  этике,  ни  в  обычаях  нашего
  времени. Опыта у меня маловато, я  ведь  большую  часть  жизни  провожу  в
  одиночестве. Не хотелось бы вообще говорить на эту тему. В  конце  концов,
  вы лучше знаете, как вам жить.
     - Юниор! Почему вдруг такая сухость?
     - Сухость? Не знаю, мне кажется, я...
     - Вы ревнуете меня? К тому, что могло быть?
     - Но послушайте, Зоя! Я ведь... Мы с вами ведь...
     - А это  не  имеет  значения.  Разве  ревнуешь  только  тех,  кто  тебе
  принадлежит? Ничуть не бывало. И никакая логика тут не помогает. И вас она
  не спасет. Знаете что, Юниор? Раз мы все равно  сплетничаем  наедине,  без
  права и возможности передачи третьим лицам, давайте уж будем откровенны  и
  правдивы друг с другом. Будем говорить правду, одну только правду...
     - Но не всю правду?
     - Всю. Иначе нет смысла.
     Юниор вздохнул.
     - Трудно, Зоя.
     - Мне еще труднее. Но... иногда это нужно. А будет ли у меня еще  такой
  случай? Сразу предупреждаю: ни одному из нас такая откровенность  не  дает
  никаких прав. Сплетничаем, только и всего! Соглашайтесь! А чтобы вам  было
  легче, начну я. И даже  сниму  запрет.  Слушайте,  Юниор:  на  самом  деле
  никаких друзей у меня не было. Вы понимаете, что я имею в виду. Не было  -
  хотя иногда со стороны и можно было вообразить нечто такое. И вот для чего
  я снимаю запрет: когда вы вернетесь на Землю и встретите Георга, передайте
  ему это. Тогда сразу станет легче жить той мне... той  Зое,  что  рядом  с
  ним. Она ведь никогда этого ему не скажет. Хотя бы из гордости. Обещаете?
     - Если встречу - да.
     - Видите, насколько я откровенна. Теперь ваша очередь. Согласны?
     Юниору не хотелось соглашаться.  Но  он  уже  понял:  чего  бы  она  ни
  попросила, он сделает  все.  И  не  только  потому,  что  даже  в  старину
  последнее  желание  приговоренного  к  смерти  удовлетворяли.  Не   только
  поэтому.
     - Я готов, Зоя.
     - Так отвечайте!
     - Спрашивайте.
     - Я спросила. О ревности.
     - Ревную ли я вас?.. Да.
     - Сильно?
     - Видимо, достаточно.
     - У вас остался кто-то на Земле?
     - Отец.
     - Я имею в виду женщину.
     - Не знаю.
     - Юниор!
     - Чистая правда. Я думаю, что у меня там не  осталось  женщины.  Но  не
  уверен, что она думает так же.
     - Вы поссорились с нею?
     - Мы ссорились не раз. Я уходил и возвращался - или заставлял уйти  ее,
  а потом тащил обратно.
     - И она возвращалась?
     - Ненадолго. Но ведь я и не бывал на Земле подолгу.
     - Она вас любит?
     - Нет.
     - Почему так уверенно?
     - Насколько я понимаю, когда любишь, прежнее уходит? Ваше или  ее?  Для
  нее или для вас?
     - Ее прошлое для нее.
     - Оно не забывается. Но всегда уступает тому, что есть.
     - А вот она так не могла. Прошлое было главнее.
     - Бедный Юниор...
     - Иронизируете?
     - Поверьте, я серьезно. Не умею смеяться над такими  вещами.  Мне  жаль
  вас. Но где-то я и рада.
     - Теперь я спрошу: почему?
     - Потому что вы мой последний мужчина. Не делайте страшных глаз. Я имею
  в виду не то, о чем вы сразу же с мужской  прямолинейностью  подумали.  Не
  так примитивно. Просто - кроме вас я больше уже никого не увижу, ни с  кем
  не поговорю...
     - Зоя!
     - Разве это не правда?
     Сукины дети! - Юниор  весь  напрягся  от  подступившего  гнева.  -  Кол
  осиновый в глотку каждому из тех, кто придумал эту  двойную  пытку.  Очень
  нужно это Курьеру, как же! Ну, создали бы красивое  тело,  лучше  даже  не
  конкретное, а обобщенное, скопировали бы Венеру Милосскую,  и  хватит;  но
  какого дьявола было - наделять его интеллектом, эмоциями, всем людским!  Я
  не нанимался в палачи! Такого уговора не было! Дальняя разведка - не шайка
  террористов! Пусть вот прилетают сами и начинают свертывать этот мир. А  я
  встану перед ними с лазером в руках, и посмотрим еще,  кто  кого  свернет.
  Стреляю-то я получше, чем весь их ученый синклит! Я им  сверну...  носы  к
  пяткам. Но сначала пусть разыщут. А я могу сидеть  здесь,  пока  время  не
  побежит вспять. Энергии - завались, корабль обеспечивает себя ею  и  будет
  обеспечивать,  пока  не  рассыплется  в  пыль.  С   пропитанием   придумаю
  что-нибудь со временем, не горшок же на плечах...  Нет,  никто  не  сможет
  упрекнуть меня ни в чем: всякое задание отменяется, когда становится ясно,
  что без жертв не обойтись,  -  даже  когда  речь  идет  о  нас,  мужчинах,
  разведчиках, а тут - женщина. Жизнь - превыше! И пусть  только  кто-нибудь
  вякнет, что это - не жизнь: он и пожалеть об этом не успеет! Это мой  мир,
  пусть и не я его придумал, но я его создал и постою за него до последнего!
     - Зоя, - сказал Юниор  хрипло,  откашлялся  и  повторил:  -  Зоя,  хочу
  сказать вам... У нас есть правило: не заказывать для себя похоронный марш.
  Пока человек жив - он жив. А то, что вы  сказали,  -  неверно...  То  есть
  правда, наверное, в том, что больше вы действительно не  увидите  людей  -
  никого, кроме меня. Но и я никого, кроме вас. Потому что мы проживем здесь
  долго. Очень долго. Всю жизнь. Понимаете? Это в наших силах. В нашей воле.
  Моей - и вашей. Понимаете? Я обдумал. И решил. Бесповоротно. Тут наш  мир.
  Наша жизнь. Наше все. Я не хочу другого. А вы, может быть,  и  хотели  бы,
  даже наверняка хотели бы, но для вас  это  невозможно.  Значит,  и  думать
  нечего. Понимаете? Пусть никакие три недели не волнуют вас,  такого  срока
  нет, не существует никаких сроков. Только, -  вдруг  испугался  он,  -  не
  подумайте ничего такого: я ведь  не  выставляю  условий,  не  жду  от  вас
  ничего, мы -  два  человека,  выброшенные  на  необитаемый  остров,  будем
  помогать друг другу - вот и все.  И  не  надо  больше  говорить  об  этом,
  хорошо?
     Может быть. Юниор ждал, что в ответ ему бросятся на шею и будут долго и
  прочувственно  благодарить;  ничего  подобного,  однако,   не   случилось.
  Напротив, Зоя даже немного отодвинулась от него.
     - Вы приносите мне жертву. Юниор?
     - К чему такие выражения?
     - По-моему, это точное обозначение вашего поступка. Но за мной остается
  право: принять жертву - или отвергнуть.
     - И вы, конечно, ее не примете? Будем играть в благородство?
     - При чем тут благородство? Вы просто не подумали.  Юниор.  Попытайтесь
  понять. - Зоя говорила холодно, почти резко. - По сути дела, вы  приносите
  в жертву себя. Свое прошлое, настоящее, будущее. Это очень большая жертва.
  Самая большая. Не просто услуга. Но поймите  же:  как  раз  мелкую  услугу
  можно оказать каждому и можно принять ее от каждого, но  чем  она  больше,
  тем серьезней вы думаете: а можно ли позволить этому человеку оказать тебе
  такую услугу, принести жертву? Да, не требовать от него услуги, а именно -
  позволить. Потому что всякая услуга ставит вас в зависимость, а уж  жертва
  - тем более. Но разве я не вправе решать - хочу я или не хочу зависеть  от
  вас, хотя бы и чисто морально?
     Юниор вскочил. Такого он не ожидал.
     - И я признан недостойным, не так ли?
     - Да постойте же, дайте договорить!
     - А чего тут договаривать?! Все ясно.
     - Юниор!
     Он опомнился.
     - Простите. Но лучше не продолжайте. Обидно, и вообще... все то, что вы
  сказали, несерьезно и к нам отношения не имеет.
     - Это я могу обидеться всерьез.  Юниор.  Разве  то,  что  я  сказала  -
  ерунда?
     - От первого до последнего слова. Какая жертва? Кто говорил о жертве? Я
  о себе забочусь прежде  всего,  а  не  о  вас.  Я  собираюсь  прожить  еще
  достаточно долго. И не хочу жить с сознанием того, что  я  убил  человека.
  Это во-первых. А во-вторых, мне вообще здесь нравится. Этот мир по мне.  И
  я хочу жить здесь. Кстати, я об этом думал еще тогда, когда вас тут  и  не
  было.
     - Когда меня не было, вы вольны были принимать любые решения. Тогда они
  касались только вас. Но раз уж тут оказалась я, то вряд ли  следует  столь
  категорично решать  за  обоих,  даже  не  спросив  моего  мнения.  Простая
  вежливость требует...
     - Увы, я крайне невежлив от природы. Жаль, что  не  успел  предупредить
  вас об этом.
     - Не надо так. Юниор: в вас говорят обида и раздражение. Но задумайтесь
  немного и поймите меня. Вы уже объяснили мне,  что  я  тут  не  вольна  не
  только в своей жизни, но даже в смерти. Поэтому-то я и не могу так, очертя
  голову, согласиться на все, что бы вы ни предложили. Потому что мы с  вами
  все-таки люди, а значит - не всякая жизнь имеет для нас цену. Три недели -
  это одно. Долгая жизнь - другое. И я не могу решиться сразу.
     - На что тут решаться, не понимаю. Вам и пальцем пошевелить  не  нужно.
  Жить, и все.
     - Как все просто! Но вряд ли вы сможете долго просуществовать  здесь  -
  без серьезного дела, без тех людей, для которых вы в  конечном  итоге  все
  делали - если даже при этом не думали о них, все равно они незримо  стояли
  за вами. Нет, вернее всего - пройдет очень немного времени, и  вы  начнете
  тосковать, жалеть, отчаиваться. Каково будет  при  этом  мне?  Я  ведь  не
  привыкла, чтобы мною тяготились. И ведь пока я говорю только о  вас.  А  я
  сама? Думаете, я привыкла к такой жизни? Вокруг меня всегда были  люди,  у
  меня было достаточно дела, с моей точки зрения важного,  пусть  оно  и  не
  было столь значительным и трудным, как то, которым занимались вы. А  кроме
  того...
     Зоя тоже успела вскочить на ноги и стояла лицом к лицу с Юниором,  чуть
  подняв лицо, чтобы смотреть ему прямо в  глаза.  Сейчас  она  отвернулась,
  вздохнула.
     - А кроме того... Юниор, мы же взрослые люди, мы  отлично  понимаем,  к
  чему приведет жизнь вдвоем на этой  земле.  Да,  сейчас  это,  безусловно,
  кажется вам не лишенным интереса, знаю.  Но  кто  скажет,  как  это  может
  обернуться? Наверное, вам  легче:  у  вас  на  Земле  не  осталось  ничего
  определенного - по вашим же словам. Но у меня  ведь  иначе,  понимаете?  Я
  любила Георга и, наверное, продолжаю любить сейчас - хотя он  поступил  со
  мной непорядочно и хотя он там сейчас не один. Я тоже во многом  виновата,
  теперь я, кажется, понимаю: ему бывало очень  нелегко  со  мной,  с  моими
  капризами, с моим кокетством...  Вы  ведь  не  хотите,  чтобы  между  нами
  что-нибудь происходило по необходимости, а не по зову чувства -  или  хотя
  бы не наперекор ему? Вы успели подумать об этом, Юниор?
     Он медленно покачал головой. Ну  конечно  же,  не  успел.  Главным  ему
  казалось - решиться самому, окончательно и  бесповоротно.  Все  обернулось
  сложнее. Конечно  же,  она  права.  Но  разве  не  прав  он?  В  чем-то  -
  наверное...
     - Хорошо, Зоя, - проговорил он, медленно выталкивая слова, как бы через
  силу. - Не будем  решать  сейчас.  Пусть  будет  так,  как  вы  хотите.  Я
  соглашусь.  Но  не  думайте...  не  думайте,  что   я   так   легко,   так
  легкомысленно... нет.
     Зоя снова взглянула ему в  глаза,  кивнула.  Нагнувшись,  подняла  свою
  пляжную сумку. Юниор протянул было  руку,  но  Зоя  отрицательно  покачала
  головой. Повернулась и пошла по той  самой  тропке,  по  которой  шли  они
  утром,  по  которой  пришли  сюда  после  обеда.  Юниор,  опустив  голову,
  исподлобья смотрел ей вслед.
       Женщины катастрофически не понимают нас - вот к  такому  выводу  пришел
  Юниор, стоя на смотровой площадке и разглядывая  окружающий  мир.  Похоже,
  что Зоя сочла его предложение, продиктованное  лучшими  чувствами,  просто
  попыткой поскорее залезть в ее постель. В то время, как ничего подобного у
  него и в мыслях не было, и  уж  во  всяком  случае  не  такие  соображения
  руководили им. Он совершенно согласен жить здесь, даже не видя ее - просто
  зная, что с ней  не  случилось  по  его  вине  ничего  плохого.  Спокойная
  совесть, вот чего он добивался. И так он и сделает.  Она  же  пусть  живет
  так, как ей нравится. Пусть проводит время в  воспоминаниях  о  Георге,  о
  Земле или занимается чем угодно; Юниор ни в чем не станет ни мешать ей, ни
  противоречить.
     Ну хорошо, об этом пока  достаточно.  Пора  поинтересоваться  тем,  что
  происходит вокруг.  Под  куполом  все  как  будто  в  порядке.  Комбинатор
  работает образцово. Дом, в котором живет Зоя,  отсюда  не  виден,  деревья
  скрывают его, но Юниор знает, что дом никуда не делся.  Итак,  внутри  все
  ладно.
     Ну а там, в большом мире? Трудно  сказать.  По-прежнему  почти  никакой
  видимости. Слабо просматривается гряда. Выросла  она?  Может  быть...  Тут
  нельзя доверять чувствам, нужны беспристрастные показания приборов. Сейчас
  этим  и  займемся.  Если  приборы  покажут  что-то  угрожающее  -  выведем
  аграплан, слетаем туда и посмотрим, как это выглядит в натуре.  Собственно
  говоря, сделать это даже  необходимо.  Но  не  сию  минуту.  Такой  полет,
  естественно, связан с выходом за пределы купола. И прежде чем окончательно
  решиться на это, надо взвесить все "за" и "против",  подумать,  как  может
  хотя бы кратковременная разгерметизация купола отразиться на  благополучии
  внутреннего мира.
   "Да, - подумал Юниор, опершись о релинг смотровой  площадки,  -  совсем
  иначе относишься к маленькому миру, когда он полностью  обитаем.  Когда  в
  нем живут люди. Когда появилась женщина..."
   Он повернулся, чтобы войти в корабль, но что-то заставило  его  на  миг
задержаться. Какое-то дуновение мысли. В чем  дело?  Он  сморщился,  потер
ладонью лоб. Нет, ушло. Жаль. Теперь нужно  быть  внимательным.  По  опыту
Юниор знал: мысль  возникнет  еще  раз,  более  явственно  и  четко.  Если
проворонить ее и тогда, она  больше  не  вернется.  Сколько  раз  уже  так
бывало.
   Он вошел, завернул в рубку, окликнул Умника:
   - Займемся инспекцией режима  Кристалла.  Давай  только  отклонения  от
нормы. Но не части.
   Умник помолчал немного, прежде чем объявить, что  отклонений  от  нормы
нет. Кристалл развивался, как ему и полагалось.
   - Весьма похвально,  -  одобрил  Юниор.  -  Дай  мне  теперь  показания
приборов внешнего обзора. С самого утра.
   Умник начал читать показания.
   - Все сначала, и в три раза медленнее. Я не успеваю думать.
   Может быть, Юниор проговорил это чуть более резко, чем обычно;  человек
обиделся бы, но Умнику обижаться не полагалось. Тем не менее  он  помолчал
немного, потом сказал:
   - Меня беспокоит твое здоровье.
   - Привет! - откликнулся слегка ошарашенный Юниор. - Не  понимаю  твоего
беспокойства. Рука зажила, я уж и забыл...
   - Не рука. Психика. Анализаторы показывают, что  ты  сегодня  чрезмерно
возбужден.  Нервная  система  испытывает  повышенную  нагрузку.   Возможны
какие-то неполадки в психике. Думаю, что тебе надо пройти профилактический
курс.
 "Поди ты к чертям, мухомор несчастный!" - хотел сказать  Юниор,  однако
  сдержался: гриб ничего плохого не думал, говорил то,  что  ему  полагалось
  говорить, а все сложности  человеческой  психики  и  вообще  эмоциональной
  половины человеческого существа вряд ли были ему доступны. Хотя кто  знает
  - грибы были умны, да ведь и не  люди  их  конструировали,  а  природа  их
  ноздреватой  планеты,  так  что  возможности  этих  мыслящих  существ  для
  человека во многом оставались тайной. Поэтому Юниор ответил миролюбиво:
     - Пусть это тебя не волнует.  Умник.  Лечения  не  нужно.  Причины  мне
  известны, они у меня под контролем.
     - Лучше бы ты передал их под мой контроль.
     - Нет надобности, - сказал Юниор. - Жду информации.
     Он слушал называемые Умником цифры  и  соображал,  прикидывал  разницу,
  намечающиеся тенденции развития. Великая вещь цифры: все сразу стало  куда
  нагляднее. Значит, что же у нас? В пределах  купола  несколько  повысилась
  влажность воздуха. Это и естественно, даже и  сейчас  она  едва  достигает
  нормы, так что можно ожидать еще некоторого повышения, а  уж  тогда,  если
  влажность будет нарастать и дальше, -  принять  меры.  Да,  маленький  мир
  ведет себя, словно хорошо воспитанный мальчик. Ну, а чем порадует нас  вся
  остальная планета?
     Юниор внимательно вслушивался. Атмосферное давление вне  купола  слегка
  упало. Что же, глупо было бы думать, что оно так  и  застрянет  на  одной,
  строго фиксированной величине. Расход энергии на поддержание  конфигурации
  силового купола незначительно  вырос.  Это  тоже  совершенно  естественно:
  изменение атмосферного давления привело к возникновению  ветра,  воздушная
  масса давит на купол с одной  стороны,  с  другой  -  возникает  некоторое
  разрежение, отсюда и расход энергии. Скорость ветра? Ну,  это  несерьезно,
  мы можем  его  уравновесить:  организовать  тут,  под  куполом,  локальный
  ветерок такой же скорости, подпирающий купол изнутри; это будет,  пожалуй,
  даже приятно. Хорошо: ну, а что с грядой?
     С грядой вышло оригинально:  ее  словно  бы  и  не  было  вовсе.  Иными
  словами, приборы ее совершенно не  воспринимали.  А  значит,  и  не  могли
  показать, выросла она - или нет, приблизилась -  или  остается  на  месте.
  Если верить приборам, гряды вообще не существует. Если  же  полагаться  на
  собственные глаза, она - явление вполне реальное. Чтобы убедиться в  этом.
  Юниор несколько минут  напряженно  всматривался  в  фиолетовый  сумрак  за
  куполом. Как и всегда, различить что-либо  с  достаточной  четкостью  было
  невозможно, надо бы хоть ночи дождаться,  когда  свое  светило  перестанет
  мешать. Но и сейчас  глаза  вполне  убедительно  показывали,  что  объект,
  называемый грядой, действительно существует. Что бы это могло означать?
     Юниор  пожал  плечами.  Тут,  хочешь-не  хочешь,  приходилось   принять
  определенное и немаловажное решение. Верить ли глазам  или  положиться  на
  приборы? Верить глазам как-то естественнее. С  другой  стороны,  глаза  не
  существовали сами по себе, они  были  составной  частью  сложной  системы,
  включающей в  себя  психику  и  общее  состояние  самого  Юниора,  которое
  тревожило Умника, и многое другое. Что-то в этой системе могло подвести, а
  что именно - трудно сказать; в отличие от созданных человеком механизмов и
  приборов, сам он не поддавался  столь  легкому,  быстрому  и  однозначному
  контролю. Комплекс же устройств и приборов такому контролю поддавался. Там
  легко было обнаружить неисправность, заменить вышедшую из строя деталь или
  блок и вновь вернуть приборам точность, а себе -  веру  в  них.  Так  что,
  пожалуй, верить следовало все же приборам. Они не знают никаких оптических
  иллюзий, для них не существует  миражей,  они  не  столь  легковерны,  как
  создатель их,  человек;  кстати,  он  и  создал  их  для  того,  чтобы  не
  полагаться   на   собственные,   ненадежные   ощущения.   Да,   в    нашем
  технизированном мире принято, и совершенно правильно, верить прежде  всего
  приборам. Вот и сейчас поступим так.
     Придя к такому решению. Юниор  сразу  повеселел.  Постановили:  считать
  гряду несуществующей, и точка. Для пущей уверенности он  все  же  приказал
  Умнику проверить всю систему внешнего ^наблюдения и оценки.  Проверить  на
  исправность до самой последней мелочи. А кроме того, Юниор  приказал  дать
  себе поужинать. Пока он  глотал  свой  рацион,  не  пожелав  на  этот  раз
  спускаться ближе к природе, Умник все  проверил  и  доложил,  что  система
  приборов в полном и абсолютном порядке. Тогда Юниор так, на всякий случай,
  спросил:
     - Ну, а ты как думаешь - что такое эта самая гряда?
     Вопрос был явно глуповатым: раз приборы  ничего  не  видят,  то  откуда
  Умнику вообще знать о предполагаемом существовании гряды?  Умник,  однако,
  ответил сразу и без колебаний:
     - Тень.
     Юниор чуть не подскочил от неожиданности.
     - Значит, ты видишь гряду?
     - Наблюдается локальное изменение освещенности. Тень.
     А ведь действительно - похоже на тень! Как Юниору самому  не  пришло  в
  голову?
     - Тень чего? Что отбрасывает тень?
     Тут Умник помедлил.
     - Источник тени-вне пределов видимости.
     Однако раз есть тень, то должен быть и источник света,  естественно.  А
  он - что такое?
     - А источник света?
     - Источник света вне пределов видимости.
     Час от часу не легче.
     - Ну, а что ты сам об этом думаешь?
     Умник ответил не сразу:
     - В моем опыте, врожденном и приобретенном, подобного  не  встречается.
  Предположения могут быть самыми различными.
     Прямо-таки профессорский ответ. Молодец,  Умник!  Сразу  все  объяснил.
  Ничего, сейчас  мы  попросим  его  перечислить  все  эти  самые  различные
  предположения. Спешить некуда, можно сидеть хоть до утра. Хотя этот чертов
  гриб не позволит: погонит спать,  просто  перестанет  разговаривать  после
  положенного  по  распорядку  отбоя.   Но   все   же   что-то   мы   успеем
  проанализировать. Если...
     И тут Юниор замер. Потому что та мысль, что едва коснулась  его,  когда
  он стоял на смотровой, собираясь войти в  корабль,  вернулась,  как  он  и
  ожидал, и он успел ухватить ее  хвостик.  И  мысль  показалась  ему  очень
  важной. Куда важнее  гряды.  Так  что  Юниор  ни  о  чем  не  стал  больше
  спрашивать. Он поставил локти на стол,  положил  подбородок  на  кулаки  и
  задумался.
     В конце концов сейчас самое  важное  -  не  какая-то  тень.  Есть  дела
  посерьезнее. Есть люди. И отношения между ними. Отношения -  как  ребенок:
  уж если родились, то растут, развиваются. От  людей  зависит,  какими  они
  вырастут: добрыми или наоборот.  Можно,  конечно,  эти  едва  народившиеся
  отношения придушить. Но это - преступление. Отношения - это  сам  человек.
  Убить их - значит убить человека.
     Что же вдруг встревожило тебя в связи с отношениями? - спросил сам себя
  Юниор.
     Все та же старая мысль. В мире появилась женщина. Но почему только она?
     Давай-ка поразмыслим логически. Вот включена программа третьей  степени
  обитания. Скомбинировано все, что нужно для жизни человека. А затем и сами
  люди. По логике, для полной демонстрации - а именно  таким  предполагалось
  назначение Комбинатора - нужны  два  человека.  А  появился  один.  Именно
  женщина. Почему?
     Ответ на этот вопрос и был той мыслью, которая блеснула и которую Юниор
  поймал.
     Женщина появилась потому, что мужчина уже был. И мужчина  этот  не  кто
  иной, как я сам.
     При реализации программы третьей степени  Комбинатор,  конечно,  должен
  был прежде всего проанализировать ситуацию на полигоне. И присутствие  там
  человека - он спал у пруда - не могло остаться незамеченным и  неучтенным.
  Оно  и  было  учтено.  Но  работать   Комбинатору   не   помешало.   Когда
  реализовалась первая степень, растения, человек был ни  к  чему,  возможно
  даже, что там при этом могли происходить какие-то  процессы,  опасные  для
  него: скажем, пошел бы на  сырье  для  травы  и  деревьев,  мало  ли...  И
  комбинирование не началось, пока он не убрался под защиту корабля.  Третья
  степень - иное. Тут человек  так  или  иначе  должен  был  появиться.  Его
  присутствие уже не мешало, он был  включен  в  схему  этой  самой  третьей
  степени: взять и выкинуть его Комбинатор не мог. Да и зачем? Он  наверняка
  способен употреблять  в  дело  не  только  отдельные  атомы,  но  и  такие
  комбинации их, какие ему нужны - брать готовые, если они есть, вместо того
  чтобы создавать самому. Вот он и нашел готовую комбинацию человека и решил
  ее использовать.
     Была возможность убедиться, что у Комбинатора на  учете  каждый  комар,
  каждая травинка, ветка - все. А тем более - люди, которых всего-то двое...
     Если бы Зоя, забыв о запрете, вбежала в корабль, ее  бы  не  стало.  Но
  Комбинатор, чтобы восстановить заданную схему, как можно скорее создал  бы
  другую Зою. Комбинатор не меняет программ, он лишь выполняет их. Это  было
  понятно раньше.
     Ну, а если входишь в корабль ты, Юниор?
     Для Комбинатора это - то же самое.  Был  -  и  исчез.  Баланс  нарушен,
  программа не реализуется.  И  Комбинатор  немедленно  восполняет  недочет.
  Должен восполнить. Создать мужчину.
     Да. Но - не  человека,  который  не  программировался,  это  уж  точно.
  Матрицу снимали с кого-то другого. С Георга. Или с какого-то,  близкого  к
  эталону, представителя мужского пола...
     Нет, не просто с какого-то. Ведь  между  двумя  людьми,  возникшими  на
  третьей степени обитания, должны с самого начала существовать  нормальные,
  даже хорошие отношения. Они ведь  не  Адам  и  Ева  -  без  прошлого,  без
  биографий. Это люди, помнящие о себе все, и  тут  нельзя  создавать  пару,
  руководствуясь только эталонными соображениями.
     Следовательно, возникнет мужчина, которого Зоя не только знала  в,  той
  жизни, но с которым согласна была бы находиться и в жизни этой.
     Георг?
     Ну и что же? - подумал Юниор. - И прекрасно! Все заботы - долой!  Пусть
  воркуют. Пусть будут счастливы. Ты же будешь заниматься  своими  делами  и
  поглядывать на них со стороны. А через три недели...
     Да, так что же - через три недели?
     Юниор почему-то не ощущал восторга.
     Этого не происходило по нескольким  причинам.  Во-первых,  потому,  что
  Георг здесь будет точной копией Георга того.  Кроме  того,  и  этот  Георг
  будет  изобретателем,  создателем  той  самой  аппаратуры,  которая  здесь
  воспроизвела его. И надо быть крайне наивным человеком, чтобы думать,  что
  он станет предаваться отдыху. Нет, он сразу же пожелает зарыться  в  дело:
  шутка ли,  такая  прекрасная  возможность,  -  сверхпрограммное  испытание
  Комбинатора, при котором никто не станет Георгу мешать: Юниор не в счет...
  Так что спокойной жизни не видать. Именно тут у  Георга  может  возникнуть
  очередная идея, и он пожелает ее  осуществить.  И  тогда  ему  плевать  на
  задачи других, и еще более - на чьи-то чувства и переживания.
     Стоп. Что-то сказано о чувствах?
     Разве? Тебе не показалось? - спросил он себя и сразу же ответил:  -  Да
  нет, не показалось. Это уж точно.
     Умник не зря говорил насчет нервной системы и психики. И Юниор знал это
  еще  тогда,  когда  он  говорил.  Что-то  произошло.  Что-то  началось.  И
  продолжается. И есть желание, чтобы оно продолжалось. И не только  потому,
  что... Но и потому, что тут, в этом мире, ей - такой, какова она здесь, он
  в сто раз нужнее, чем любой Георг, который будет тоже только фикцией.
     Это  мой  мир,  и  только  я  способен   управлять   им   и   полностью
  контролировать его. И в своем мире я не желаю  соперников.  Но  сейчас,  -
  продолжал размышлять Юниор, - за эти несколько часов, проведенные  мною  в
  корабле, Комбинатор успел не  только  заметить  мое  отсутствие,  но  и  с
  успехом мог породить на свет не одного, но хоть сотню Георгов.  И  пока  я
  тут сижу, Георг преспокойно пьет чай в обществе супруги в своем загородном
  доме.
     Юниор сжал кулаки.  Но  еще  не  позволил  себе  вскочить  и  опрометью
  кинуться вниз. Прежде надо было продумать все до конца.
     Предположим, он сейчас вышел. И снова попал в поле зрения  Комбинатора.
  По его  показателям  произошло  новое  нарушение  баланса.  Сперва  одного
  мужчины не хватало. Зато теперь один оказался в излишке.
     Комбинатор - не человек, он не рассуждает. Раз мужчин много  -  значит,
  одного надо уничтожить.
     Кого уничтожить - тут  не  может  быть  двух  мнений.  Кого  Комбинатор
  породил, того... Значит, будет устранен Георг.
     И тут снова встают вопросы. Во-первых, как это произойдет. Хорошо, если
  тихо, мирно. А если с шумом? Так, что пострадает и все окружающее?  Зоя  в
  том числе? Что тогда? Возникает новая Зоя. Все  начнется  сначала.  И  это
  будет черт знает что. Это будет комедия. И не известно, как Зоя, но сам он
  может этого не выдержать. Не  говоря  уже  о  том,  что  невозможно  будет
  держаться с нею так, как сегодня утром, когда ты ее еще не...
     Но предположим, Комбинатор уберет Георга тихо и нежно. Но Зоя все равно
  его уже видела. Говорила с ним. И... мало ли чти. Как она  перенесет  это?
  Для нее, оставшейся, это будет  новой  трагедией.  Одну  она  сегодня  уже
  пережила, оказавшись неизвестно где и  непонятно  в  каком  качестве.  Две
  трагедии за один день - не много ли? И если в первой вина человека  весьма
  косвенна, то вторая будет главным образом на его совести.
     Значит, не надо, чтобы Георга убирали?
     Что же тогда - сидеть тут, в  корабле,  безвылазно?  А  они  там  пусть
  живут-поживают?
     Нелепо, - искал ответа Юниор. - Черт, как  нелепо.  Но  ничего  другого
  придумать нельзя. Ты не хотел быть убийцей женщины, это делает тебе честь.
  А быть убийцей мужчины - согласен? Соперника, пусть так. Но ведь  на  деле
  не он твой соперник,  это  ты  набиваешься  в  соперники,  не  спросившись
  никого.
     Да,  ничего  другого  не  придумать.  Остается  сидеть  в   корабле   и
  развлекаться беседами с грибом.
     - Умник! - позвал он. - Нужна  консультация  по  Комбинатору.  По  двум
  вопросам. Первое: дополнял ли он программу третьей  степени  чем-либо  или
  кем-либо. И второе: можно ли его программу третьей  степени  заблокировать
  так,  чтобы   ничто   из   находящегося   в   развернутом   состоянии   не
  восстанавливалось,  если  вдруг   возникнет   недочет.   Если   что-нибудь
  пострадает. Понял? Чтобы Комбинатор  не  возмещал  убыль,  не  доводил  до
  нормы.
     - Понял.
     Вот это и в самом деле неплохо придумано. Во всяком случае, на будущее.
  Прихлопнешь комара, а он не воскреснет. Войдешь в корабль -  но  никто  не
  станет создавать нового Георга. Все останется, как было. И тогда  бегай  в
  корабль хоть каждые пять минут - ничего не случится.
     -  Юниор,  отвечаю.  На  первый  вопрос  получил  ответ,  что  заданная
  программа  выполнена,   реализована   полностью.   Никаких   подробностей.
  Комбинатор - крайне тупоумное устройство.
     - Ну да, - согласился Юниор, -  это  ведь  только  первый  вариант,  на
  скорую, как говорится, руку. Погоди, Георг еще  усовершенствует  его  так,
  что Комбинатор станет поумнее нас с тобой, вместе взятых. Ну, а дальше?
     -  Второе.  Блокада  невозможна.  Допускается  лишь  полное  выключение
  программы, что равнозначно свертыванию.
     - Это я понимаю... - пробормотал Юниор.  -  Ладно.  Значит,  ничего  не
  выйдет.
   "Что остается? - он устало сел. - Ничего.  Спать.  Есть,  правда,  одна
  возможность:  позвонить  ей.  Ее  телефон  связан  с  корабельной   сетью.
  Позвонить и узнать: там ли Георг. Позвонить?.."
   Юниор взглянул на часы. Поздно. По всем  правилам  хорошего  тона,  так
поздно не звонят в семейный дом, где  хозяева  вполне  могли  уже  улечься
спать.
   Он невесело усмехнулся. Ну что же,  будем  считать,  что  мои  проблемы
решены, а они свои пусть решают сами.  Он  уже  сейчас  понял,  что  будет
состоять при них: свернуть мир с живыми людьми у него  сил  не  хватит.  И
предстоит сосуществование в этом славно придуманном другими и вызванном им
к жизни мире в роли Господа Бога, который этот мир хранит и  поддерживает,
все может, но изгнать молодую пару из рая у  него  не  хватит  совести,  и
будет это продолжаться  -  по  людским  масштабам  -  вечно.  Да,  веселая
история, и ты сам ее состряпал, своими руками. А раз так, то и будь добр -
работай, проявляй свое всемогущество.
   - Умник! - крикнул он, словно гриб находился в другой  комнате,  словно
его микрофонами не были утыканы все закоулки корабля.  -  Я  ложусь.  Свои
снадобья от нервов можешь приберечь до лучших времен. Но сделай так, чтобы
я уснул поскорее. И, пожалуйста, не буди, если только не начнется  мировая
катастрофа. Имею я право спокойно выспаться?
     И  все  же  его  разбудили.  Не  ночью,  правда,  утром,  когда  Юниор,
убаюканный гипнорадом, разоспался наконец. Звонкий, веселый голос раздался
над самым ухом:
   - Капитан! Проспали все на свете! Ау! Вы живы. Юниор? Да покажитесь же,
феодал! Я хочу завтракать, и мне скучно!
   Первым, что испытал Юниор; было чувство ужаса. Зоя  здесь?  В  корабле?
Сейчас будет взрыв!..
   Уже вскочив, он опомнился. Не было, конечно, в корабле никакой  Зои,  а
голос ее  доносился  снаружи,  был  принесен  корабельной  сетью  внешнего
прослушивания. Прекрасное, очень полезное устройство!
   - Зоя! - крикнул он в ответ, забыв, что она-то его  услышать  никак  не
может. - Секунду, Зоя, я сейчас... мгновенно!
   Свой туалет он совершил  с  такой  быстротой,  словно  жить  оставалось
секунды и никак нельзя было явиться в другой  мир  небритым.  Выскочил  на
смотровую, не успев даже поздороваться  с  Умником.  Пока  спускался,  ему
казалось, что подъемник  на  сей  раз  пошевеливается  как-то  слишком  уж
лениво. Ну, наконец-то!..
   Он спрыгнул на землю, бросился к ней.  Зоя  стояла  -  яркая,  веселая,
словно ничего не случилось, не было никаких размышлений, никаких  трагедий
- спокойная, благополучная, беззаботная. Она смеялась.
   - Теперь я понимаю. Юниор, почему вы летаете в одиночку. Чтобы  вам  не
мешали спать!
   Он подбежал к ней, хотел что-то сделать -  схватить  за  руки,  обнять,
может быть... В самый последний миг понял: нельзя! Мало ли, что она здесь;
может быть, потому и выглядит  Зоя  такой  довольной,  что  обрела  своего
ненаглядного Георга, и пришла теперь лишь затем, чтобы пригласить Юниора к
семейному завтраку: наверное,  так  полагается...  Он  вспомнил  все  свои
вчерашние рассуждения. Черт, наверное, и выходить не следовало! Совершенно
потерял контроль над собой...
   Он сделал усилие, чтобы казаться совершенно спокойным, и спросил как бы
между прочим:
   - Вы одна, Зоя?
   - Уже нет. - Она по-прежнему улыбалась. - Вы снова со мной.
   - Я имею в виду...
   - Я понимаю, что вы имеете в виду. Юниор, -  сказала  она,  теперь  уже
серьезно. - У меня было достаточно  времени,  чтобы  кое-что  понять.  Как
говорили в старину -  недаром  я  столько  времени  чистила  шляпу  своего
мужа... Вы думаете о Георге? Не беспокойтесь, его не будет.
   - Почему вы так  уверены?  -  невольно  спросил  он,  уже  самим  тоном
показывая, насколько вопрос этот его волновал.
   - Безошибочная примета. Не огорчайтесь. Юниор: она не  относится  ни  к
науке, ни к технике, так что вам до нее все равно не докопаться.  Если  бы
здесь должен был появиться Георг, то непременно с самого начала возник  бы
Бином.
   - Не понял, - откровенно признался Юниор.
   - Бином, пудель. Я вам ручаюсь: если Георг в какой-то ситуации и мог бы
забыть обо мне, то о Биноме - никогда. Такая  любовь,  как  у  них,  между
людьми, мне кажется, невозможна. И если появление Георга могло быть чем-то
задержано, то на собаку это ведь не распространилось бы? Но Бинома нет.  И
  ничего из его имущества: ни его матраца, ни сервиза... Меня это совершенно
  убеждает.
     - И меня, - сказал Юниор, улыбнувшись, наконец, как  должен  улыбнуться
  человек при виде женщины, для него далеко не безразличной.  -  Итак,  я  к
  вашим услугам.
     - Я их потребую, не ждите снисхождения. О Юниор, вам придется несладко.
  Вы успеете сто раз проклясть судьбу за то, что  она  дала  вам  в  соседки
  красивую женщину.
     В соседки, - отметил Юниор для себя. - Мой статус обозначен  совершенно
  недвусмысленно. И она тысячу раз права. Сосед есть сосед, и ничего  более.
  Люблю ясность.
     - Наоборот, - сказал он вслух. - Буду благодарить свой  рок.  Позвольте
  соседу поинтересоваться: как проведи ночь?
     - Мне было страшно.
     - Ну уж! Чего здесь бояться?
     - Одиночества. Я совершенно не приспособлена к нему. Не привыкла.  Нет,
  - покачала  она  головой,  -  это  вовсе  не  значит,  что  кто-то  должен
  находиться под одной крышей со мной. Я имела в  виду  другое  одиночество:
  душевное. Мне нужно, чтобы кто-то думал  обо  мне.  Чтобы  я  знала:  если
  понадобится, могу позвать на помощь - и кто-то придет и сделает все, что я
  попрошу... - Она  сделала  паузу.  -  Видите,  я  предупреждала,  что  вам
  придется солоно. Что вы на это скажете?
     Он улыбнулся.
     - Скажу: спасибо, Зоя, за то, что вы мне поверили.
     Они постояли так еще несколько секунд. Потом  Зоя  снова  улыбнулась  -
  легко, безоблачно:
     - Ну, охотник, где добыча? Смертельно хочу есть...
     Слово это "смертельно" слетело с ее губ небрежно и незначительно: всего
  лишь старая метафора, вдумываться в суть которой было совершенно незачем.
     - Волшебный холодильник иссякает?
     - Бережливость - лучшее качество хорошей хозяйки. Кроме  того,  сегодня
  ваша очередь мыть посуду. Да если бы и  моя,  вы  все  равно  захотели  бы
  вымыть, разве нет?
     - Разумеется, - поспешно согласился Юниор.
     - Идемте же. Ах да, вы еще не  успели  проголодаться,  поздняя  пташка.
  Тогда давайте пойдем просто так - куда глаза глядят:  все  равно  в  конце
  концов мы придем туда, куда нужно, правда ведь?
     Куда нужно, - подумал он. - Хотел бы я точно знать - куда нам нужно...
     Они долго бродили по маленькому, ладно устроенному миру:  каким  бы  ни
  был он ограниченным, все же в нем то и дело  открывалось  для  них  что-то
  новое, неожиданное, прекрасное,  и  они  не  стеснялись  своего  восторга.
  Наверное, так разгуливали когда-то первые люди в райском  саду  -  еще  до
  грехопадения... Юниор предложил Еве яблоко с дерева -  без  задней  мысли,
  без всякой символики. Она критически  оглядела  плод,  понюхала,  покачала
  головой:
     - Вы неопытный садовник, - сказала  она.  -  Совсем  зеленое.  Страшная
  кислятина, ничуть не сомневаюсь.
     Он взял яблоко из ее пальцев и швырнул подальше.
     - Не обижайтесь, - улыбнулась она. - Это ведь не ваша  вина.  Наверное,
  встретим здесь и зрелые. Кстати, в каком мы месяце?
     Этого Юниор не знал. Не пришло в голову поинтересоваться.
     - Судя по яблокам - конец июня, начало  июля,  -  сказала  Зоя.  -  Мое
  любимое время года. Спасибо, Юниор, за это.
     Тут же они забыли о  яблоках:  деревья  вдруг  расступились,  открылась
  полянка, ровно поросшая  травой,  как  специально  засеянный  и  ухоженный
  газон,  а  посреди  возвышалось  дерево,  словно  нарисованное   -   таким
  показалось оно живописным и совершенным. Прямо не полянка, а образец.  Они
  разом остановились, вздохнули - не от грусти: от полноты чувств. Нет,  тут
  жить не надоест никогда...
     - Георг не подумал об этом, - проговорила Зоя тихо.
     - О чем?
     - Нет, я так... Нельзя ссылать в такие прекрасные места.
     - Ссылать?
     - Разве он не сослал меня?  Знаете,  Юниор,  я  ведь  все  поняла.  Ему
  казалось, что я стала пренебрегать им, меньше ценить, и он приговорил меня
  к некоему сроку одиночества. Он только не учел, что  вы  окажетесь  таким,
  каким оказались. И того, что тут очень красиво. Потом я скажу,  в  чем  он
  просчитался.
     - Угу... - пробормотал Юниор. Не начинать же  доказывать  ей  с  самого
  начала...
     - Я понимаю. Юниор: вы хотите сказать, что  я  его  никогда  не  увижу.
  Наверное,   так   оно   и   есть.   Но,   чтобы   не   упрекать   меня   в
  непоследовательности, подумайте об одном: я не могу и не  хочу  отказаться
  от своего прошлого. Потому что оно мое и единственное, другого у меня нет.
  И поэтому очень часто буду думать о вещах, берущих начало в этом  прошлом.
  Так что не обижайтесь. Не увижу его - ну, что же. Тогда  об  этом  скажете
  ему вы. А я... Знаете, я уже отпустила его.
     - То есть как?..
     - На все четыре стороны. И  предпочитаю  думать,  что  это  я  захотела
  уехать. Я бросила его, а не наоборот.  Развелась  с  ним.  И  здесь  я  не
  потому, что сослана сюда, - просто мне захотелось пожить  какое-то  время,
  может быть, до конца  дней,  в  прекрасном  уголке,  далеком  от  суеты  и
  треволнений  мира  -  и  в  обществе   человека   зрелого,   скромного   и
  ненавязчивого. - Она весело улыбнулась. - Согласитесь:  в  трех  словах  я
  дала ваш точный портрет. Разве не так?
     - Ни прибавить, ни убавить, - согласился он. - Могу только позавидовать
  вашему мастерству.
     Они пересекли поляну, - трава распрямлялась позади них, - вошли в чащу,
  прошли, казалось, всего несколько метров, но как же сразу  изменилось  все
  вокруг, как сумрачно стало, какие мощные стволы обступили их,  сомкнувшись
  широчайшими  кронами,  в  которых  неумолчно  перекликались  птицы.   Было
  сыровато. Зоя испуганно схватила Юниора за руку, потянула  в  сторону.  Он
  улыбнулся.
     - Не бойтесь: это полоз, не змея.
     - Все равно страшно... Пойдемте отсюда.
     Они повернули в сторону и еще с минуту  не  разнимали  рук.  Потом  она
  осторожно высвободила свою.
     Снова вышли к ручью; он, наверное, кружил и петлял по всему их миру,  и
  Юниор не мог бы сказать: была таковой программа Комбинатора или то  просто
  микрорельеф местности,  самой  планеты.  В  одном  месте  ручей  образовал
  заливчик, там темнели длинные головки камыша. Зоя сказала:
     - Жаль, что все люди не могут жить так. Правда?
     Подумав, Юниор покачал головой.
     - Большинство не выдержало бы и месяца, Зоя.
     - Думаете?
     - Здесь рай только для  философов.  Или,  -  он  не  удержался,  -  для
  влюбленных. Для тех, кто активен  духовно.  Остальным  тут  показалось  бы
  тесно. И скучно.
     - Вот не знала, что я философ, - усмехнулась Зоя. - А вы знали?
     - О себе? Тоже нет. Но думаю, что здесь могу стать кем угодно.
     Она искоса взглянула на него.
     - Это воздух такой. Только не спешите меняться. Вы очень хороши  такой,
  какой есть. Надежны. Вы...  А  вот  ваш  прекрасный  мир,  в  котором  так
  приятно... Может быть, это покажется вам обидным, но я  в  него  не  очень
  верю. Он не кажется мне устойчивым. Мир, основанный на каких-то ухищрениях
  очень сложной техники...
     - Не обижайтесь и вы, Зоя, если я  скажу,  что  суждения  ваши  в  этой
  области - предрассудки незрелого человека.
     - Я и не скрываю. И все же... Надежна только природа.
     - Жаль, что вас не слышит мой отец. Он бы вам аплодировал. Я же  считаю
  иначе. Природа настолько многообразна и изменчива, настолько  неуправляема
  в целом, несмотря на отдельные наши успехи, что предугадать  ее  поведение
  мы сегодня можем лишь ограниченно. К тому же чересчур нетороплива эта ваша
  природа. Ее представления о времени несоизмеримы с нашими. Жаль, что вы не
  видели, что здесь было, когда я сел.  Черный  песок  и  лиловая  тьма.  То
  самое, что сейчас - за  пределами  нашего  купола.  Представьте,  что  мой
  корабль доверху набит семенами, удобрениями, разнообразными теплицами  для
  выращивания саженцев и так далее. Цель - преобразовать планету  до  уровня
  вот этого мирка. - Юниор широко развел  руками.  -  Далеко  ли  был  бы  я
  сегодня? А все то, что окружает нас с  вами,  возникло  за  три  ночи.  Мы
  сделали свой мир сами, заранее зная, на что он будет  способен  и  как  мы
  станем поступать, если техника начнет капризничать. Этот наш  мир  целиком
  сконструирован людьми, а разве он от этого хуже?
     Он как бы вывел Зою за скобки  этого  мира,  поставил  рядом  с  собой,
  потому что человек есть человек, он не мир, он - над. Однако Зоя, кажется,
  даже не заметила этого.
     - Да, вы создали в три дня, - сказала она. - Но не мир. Маленький мирок
  на двоих. Ну, пусть хоть  на  десятерых,  ладно.  Но  вы  не  в  состоянии
  совершить то же самое на всей планете. Или вы способны на это?
     - Нет, - согласился Юниор. - Но ведь мы с вами стоим  у  самого  истока
  новой, великой отрасли техники. Она работает. А это  значит,  что  пройдет
  очень немного времени - и будут существовать не  портативные  Комбинаторы,
  какие можно  смонтировать  в  корабле,  а  гигантские  установки  если  не
  планетарного, то хотя бы континентального  масштаба.  И  на  любую,  сколь
  угодно неприветливую планету люди будут доставлять именно  эти  установки,
  потому что все остальные проблемы тогда решатся сами собой.  Могу  сказать
  вам: в  принципе  эта  проблема  была  решена,  когда  люди  нашли  способ
  получения практически неограниченной энергии из пространства.  Потому  что
  вся  аппаратура  Комбинатора  нуждается  в  громадном  ее  количестве.  И,
  конечно, в  каком-то  веществе.  Все  равно,  в  каком.  Комбинатор  может
  построить мир из чего угодно. Прекрасный, добротный, надежный мир.
     - В котором будут жить, -  подхватила  Зоя,  -  прекрасные,  добротные,
  надежные копии людей. Я не  ошиблась?  Вы  будете  создавать  миры,  чтобы
  множить количество человеческих копий?
     - Почему? А, вот что вас смутило. Нет, Зоя, ничуть  не  бывало.  Просто
  пищу   придется   производить   настоящую.   Выращивать.   Или   хотя   бы
  синтезировать, так будет даже проще. Кстати, вам вряд ли приходилось  есть
  синтезированную пищу...
   - Не было повода.
     - Не надо так презрительно, Зоя. Мне приходилось. У меня на борту  даже
  есть синтезатор. На всякий случай. Но не беспокойтесь: у меня очень  много
  натуральной еды. Вы же знаете, нас снаряжают на совесть.
     - Ох, Юниор! - засмеялась Зоя. - Я и так  изнемогаю  от  голода.  А  вы
  заговорили на гастрономическую тему...
     - Зоя, простите, я болван. Заговорился... Пошли! Знаете, я  думаю,  что
  надо сразу начинать готовить из моих припасов. К чему делать два завтрака,
  два обеда...
     - О, вы безмерно облегчаете мою жизнь. Хотя готовить я люблю.
     Они быстро шли вдоль ручья, то отдаляясь, когда на пути вставали  кусты
  ольшаника, то снова приближаясь к перламутрово отблескивавшей воде.
     - А рыбы сколько!
     - Наловить вам на обед?
     - Да... Хотя - нет. Мы же только что говорили: общее меню. И потом, мне
  их жалко.
     Юниор  усмехнулся,  чуть  заметно  пожал  плечами.   Женщина   остается
  женщиной. Что ж, это и прекрасно.
     Дом показался - впереди и чуть в стороне.
     - Зоя, вы сейчас  начнете  хозяйничать?  Или  немного  отдохнете  после
  прогулки, может быть? А я - за припасами.
     - На охоту.
     - Именно. В дикий мир корабля.
       - Умник! Мне нужны продукты. Хотя ладно, я сам отберу.
     Юниор направился в кладовые. Долго возился там и навел такой "порядок",
  что потом  долго  придется  разбираться,  а  до  тех  пор  автоматы  будут
  выбрасывать не то, что Юниор закажет через Умника. Но это потом. А  сейчас
  - Зоя хочет есть.
     Он набил здоровенный рюкзак из  походного  комплекта  для  обследования
  новых территорий.
     - Умник, как там наш Кристалл? Растет?
     А зачем тебе, собственно. Кристалл? - подумал  он  внезапно.  -  Ты  же
  никуда не полетишь. Корабль для тебя сейчас - и  на  много  лет  вперед  -
  энергетическая и техническая  база,  не  более  того.  Ну,  еще  жилье.  А
  Кристалл нужен лишь в  полете,  при  переходе  из  одного  пространства  в
  другое. Тебе он не понадобится.
     Но привычка к порядку и надежности одержала верх. Кристалл должен  быть
  - значит, он должен быть. И точка. Юниор с удовлетворением выслушал доклад
  о том, что Кристалл в порядке. Кивнул.
     - Умник, если что-то срочное - меня найдешь по новой телефонной линии.
     - Это радиотелефон. Юниор.
     - Все равно. Ищи там. Ухожу, наверное, до вечера. К ночи вернусь.
     Он постоял, прежде чем поднять рюкзак. Кивнул.
     - Да. Ночевать вернусь.
       Позавтракали. Совершилось все словно в какой-то сказке, так, по крайней
  мере, казалось Юниору, очень давно, а может  быть,  и  вообще  никогда  не
  переживавшему такого. Обширная веранда.  Легкий,  теплый  ветерок.  Птицы.
  Цветы. Покой. Вкусная  еда.  Женщина  за  столом  -  и  гостья  и  хозяйка
  одновременно. Соседка...
     Долго пили кофе и болтали о том, что было  вокруг:  о  цветах,  птицах,
  деревьях. Зоя посетовала, что не захватила с собой (именно так и  сказала,
  окончательно уверившись, что собралась и по своей  воле  приехала  сюда  -
  отдохнуть, развеяться) ни красок, ни кистей, ни  этюдника  -  ничего,  что
  было у нее на Земле; здесь она охотно  писала  бы  пейзажи.  Юниор  обещал
  подумать - может быть, удастся помочь. Он никогда  не  пытался  узнать  до
  конца, что же" содержат его трюмы - трюм-два  прежде  всего:  не  доходили
  руки, да и не нужно  было  Юниору  ничего  оттуда,  и  большинство  грузов
  хранилось там еще с  отцовских  времен;  видимо,  грузы  не  относились  к
  скоропортящимся.
     С Зоей вместе отвезли посуду на кухню, засунули в мойку, Юниор  включил
  - мойка исправно заработала.  В  доме  было  все:  ток,  вода  (Комбинатор
  пользовался колебательным генератором и прудом), даже горячая.  Все  было,
  как настоящее. Или просто - настоящее. Ведь и вообще все на свете, отметил
  Юниор, возникает или делается на время. Вечного нет  ничего.  Кроме  самой
  основы.
     Принесенный Юниором провиант разместили: что могли  -  в  холодильнике,
  остальное - в кладовке и шкафчиках. Кухня стала совершенно обжитой.  Да  и
  весь дом был таким. Даже по телефону можно было позвонить - Умнику.
     - Давайте же что-нибудь придумаем! Идемте гулять, если не надоело.  Или
  будем играть во что-нибудь.  Кстати,  у  нас  был  корт.  Может  быть,  он
  сохранился? Я хочу сказать...
     - Что же, пойдемте, поищем.
     Юниор бы с удовольствием никуда не  спешил.  Сидел  бы  рядом  с  Зоей,
  смотрел на нее, на деревья вокруг, на уголок пруда, видимый отсюда, слушал
  бы птичий базар. Но то - он. Юниор давно уже привык не спешить, понял, что
  со временем придет то, что должно прийти, а что не должно - того,  сколько
  ни гонись, все равно не поймаешь. Но у Зои, конечно, все было иначе, и лет
  ей было, конечно же,  меньше,  и  возникло  у  нее  такое  острое  чувство
  уходящего  времени,  что  как  бы  она  ни  сдерживала  себя,   нетерпение
  прорывалось наружу. Такое чувство если  бывает,  то  только  в  молодости,
  потом на него уже  не  остается  времени,  которого  зато  хватает,  чтобы
  спокойно посидеть... Зоя спешила  -  все  равно  куда  и  зачем,  лишь  бы
  двигаться, делать, видеть, участвовать. И нельзя было в  этом  ей  мешать.
  Сказано искать корт - будем искать корт.
     Однако прежде они пошли к пруду. Просто потому, что его было  видно  из
  дома. Прогулялись по бережку. Зоя вздохнула: там у нас был катер.
     Катер, - подумал Юниор, усмехнувшись про себя. -  Почему  так  скромно?
  Почему бы здесь не  быть  яхточке?  Ходить  под  парусом  здесь,  понятно,
  нельзя, однако, если вдоль берегов - тем  более,  что  и  ветерок  есть...
  Голубая мечта: яхта, белый парус, женщина...
     И тут он подумал: но должно же быть что-то пригодное к использованию  в
  трюме номер два! Если там и не найдется яхты в ее натуральном виде,  то  в
  семечках может оказаться  даже  и  океанский  корабль.  Да  и  Комбинатору
  наверняка по силам реализовать нечто подобное, какое-нибудь корыто да есть
  в его программах. Правда, копание  в  них  потребует  кучу  времени.  Нет,
  сперва пусть Умник пошарит в спецификации трюма-два,  что-нибудь  плавучее
  он там непременно найдет.
     Юниор сказал об этой идее Зое. Она сразу же загорелась:
     - Правда, как чудесно было бы! И вы можете на самом деле так устроить?
     Юниор прямо-таки надулся от гордости. Прекрасная  возможность  показать
  себя чудотворцем, не прилагая почти никаких усилий.
     - Идемте! - скомандовал он.
     Они вернулись в дом. Юниор позвонил  Умнику  -  Зоя  широко  раскрытыми
  глазами смотрела, как он снимал трубку телефона, словно  и  это  было  бог
  весть каким чудом.
     - Умник? Посмотри спецификацию трюма-два.
     - Включено.
     - Найди плавсредства.
     - Найдено.
     - Парусные, а также весельные.
     На сей раз пауза затянулась.
     - Найдено.
     - Сколько наименований?
     - Три.
     - Сколько в натуре?
     - Одно.
     - Остальные в семенах?
     - Да.
     - Время выращивания?
     - Сутки и трое.
     - Долго, - нетерпеливо ответил Юниор.
     Совершать чудеса надо мгновенно, если чудо  растягивается  во  времени,
  это уже не чудо, а обычное производство.
     - Что там у тебя в натуре?
     - Швертбот малый с полным вооружением.
     - Выгрузка представляет сложности?
     Умник снова помедлил.
     - Выгрузка потребует некоторого перемещения грузов внутри трюма, но без
  выхода за борт. Час - час десять минут.
     - Выгружай!
     Юниор положил трубку, повернулся к Зое.
     - Ну вот. До вечера успеем даже походить под парусом.
     Она захлопала в ладоши.
     - Какой вы молодец. Юниор! А что у вас еще есть в запасе?
     Он и сам не имел понятия. Придется погонять Умника  по  спецификации  -
  хотя бы сегодня перед сном. А Зое все эти подарки надо будет  преподносить
  постепенно, так, чтобы каждый из них действительно казался женщине чудом и
  возникал как раз в тот миг, когда окажется  необходимым.  Вот  как  сейчас
  лодка. В самом деле обидно: вода есть, а лодки нет. Хоть плот вяжи... Пока
  же Юниор постарался улыбнуться загадочно:
     - Со временем, Зоя, со временем.  Ну,  пойдемте  погуляем  пока,  может
  быть, наткнемся и на ваш корт. А через час в  любом  случае  назначаю  вам
  свидание на берегу нашего Лаю Маджиоре.
     - Согласна.  Если  это  удастся,  вы  в  моих  глазах  станете  вдвойне
  капитаном, Юниор.
     - Капитаном всех пространств! - гордо заявил он.
       Произошла только одна маленькая накладка: швертбот  не  покачивался  на
  коде, а стоял на низкой четырехколесной тележке рядом  с  кораблем.  Юниор
  вспомнил, что отдал команду лишь на выгрузку, о спуске  на  воду  речи  не
  было. Нехорошо, упрекнул он сам себя,  теряешь  контроль  над  действиями,
  команда должна быть точной и исчерпывающей... Однако особо терзать себя он
  не стал, потому что наказание заключалось уже в  необходимости  перетащить
  лодку к пруду. Пришлось повозиться. Можно было, конечно, свистнуть  любому
  механизму, и тот отбуксировал бы;  но  почему-то  захотелось  сделать  это
  самому, взяться руками, упереться ногами, напрячь все  тело.  Смешно  -  в
  наше-то время. И все же он так и сделал. Знал  почему:  быть  волшебником,
  создать из ничего хотя бы такую лодку - хорошо, слов нет, однако  если  ты
  делаешь чудеса ради женщины, стоящей рядом,  то  быть  просто  волшебником
  недостаточно: тебя станут, наверное, уважать и даже побаиваться, но  никак
  не более того. И совсем другое дело - если кроме тех сил, которыми  умеешь
  повелевать, ты обладаешь еще и своей, человеческой силой.  Вот  и  покажи,
  что тебе ее не занимать.
     Он спустил  наконец  швертбот,  порадовался  тому,  что  пруд  оказался
  достаточно глубоким, чтобы выдвинуть шверт: пусть все по правилам, все как
  надо. Зато как по-новому заиграл пруд,  когда  появилось  на  воде  легкое
  суденышко! Юниор светским жестом пригласил даму занять место, оттолкнулся,
  поставил парус, взял круто  к  ветру,  чтобы  испытать,  на  что  способен
  кораблик; ничего, вполне прилично,  можно  будет  показать  Зое  кое-какой
  класс.
     Но, когда они  оказались  на  середине  пруда,  ему  вдруг  расхотелось
  производить впечатление. Уж очень тихо, спокойно было вокруг, и Зоя сидела
  на носу швертбота, словно изваяние богини, невозмутимо  улыбалась,  словно
  ей было ведомо и прошлое, и то, чему еще  только  предстояло  быть.  Юниор
  убрал парус и тоже замер, поглядывая на слегка рябившую воду, но больше  -
  на Зою: ее волосы, свободно падавшие на загорелые плечи,  босые  маленькие
  ноги, неподвижное лицо - веки опущены, так  что  не  понять,  на  что  она
  сейчас смотрит, чуть впалые щеки,  прямой  нос,  улыбающиеся  губы.  Юниор
  воспринимал все это вместе: и сбегавшую вниз линию плеч, и руки,  свободно
  лежавшие на бортах, как что-то единое, не определимое словами, но без чего
  жить нельзя. Впервые он испытывал такое: раньше, когда он находился  рядом
  с женщиной, которую, как думалось ему,  любил,  мысли,  ощущения,  желания
  были конкретнее, прямее, грубее. Юниор молчал, но молчание  все  тяжелело,
  словно бы в воздухе собралась гроза. Надо было что-то сказать, но  никаких
  слов не было, да и мыслей тоже - лишь  нечто  неопределенное,  разлитое  в
  воздухе, как предгрозовое электричество. Вдруг он понял, что  надо  сейчас
  сделать: перейти в нос, где сидела - ждала? - Зоя, сесть рядом, обнять  за
  плечи - сердце неуемно заколотилось...
     Порыв ветра налетел, ударил волной  в  борт,  качнул  лодку,  обдал  их
  брызгами. Зоя звонко рассмеялась. Юниор тоже, глядя ей  в  глаза...  Снова
  налетел ветер. Юниор медленно отвел глаза от женщины. Ветер. Это  ведь  не
  просто ветер. Здесь ничего не могло быть просто так. И не было ничего,  на
  что можно было бы не обращать внимания.
     Он глубоко вздохнул, приходя в себя. И направил швертбот к берегу.
     - Так быстро? - разочарованно проговорила Зоя.
     - Вы умеете ходить под парусом? Тогда оставайтесь. А мне  срочно  нужно
  поговорить с кораблем.
     - Разве вы там не один? - Зоя смотрела настороженно.
     - Людей там нет. Но разговаривать можно не только с людьми.
     - Это срочно? Здесь было так прекрасно...
     - Нужно, -  сказал  Юниор,  поднимая  шверт.  -  Дело  может  оказаться
  серьезным...
     Лодка шаркнула по дну. Юниор помог Зое выйти на берег.  До  дома  дошли
  молча. Кажется, Зоя немного обиделась; привыкла, наверное, на Земле, чтобы
  все ее желания выполнялись  безоговорочно.  Да  ведь  Юниор  и  сам  бы  с
  радостью...
     Оказавшись в доме, он кинулся к телефону.
     - Умник? Доложи обстановку. Что случилось?
     - Усилилось давление  на  купол  извне.  Я  уравновесил  его,  увеличив
  внутренний воздушный поток.
     - Почему усилился ветер снаружи, как думаешь?
     - Пока никаких предположений. Отмечено только незначительное увеличение
  тени.
     Тень... Как она связана с усилением ветра?.. Зоя, стоя рядом,  смотрела
  на Юниора с тревогой. Она не знала, что грозит им, но и ей передалось  его
  волнение. Юниор  улыбнулся  ей  и  подумал:  нет,  не  может  быть  ничего
  серьезного, это было бы слишком безжалостно по отношению к Зое.
     - Умник, ветер окреп внезапно? Или давление нарастало постепенно?
     - Внезапно.
     Юниор помолчал, обдумывая.
     - Я сейчас приду, Умник.
     Он положил трубку. Зоя подошла вплотную.
     - Юниор... вы хотите уйти?
     - Ненадолго, Зоя. Нужно самому посмотреть на приборы... и, может  быть,
  отдать еще несколько команд.
     - Нам что-то грозит?
     - Бояться совершенно нечего. У нас за спиной такая мощь, что... Я скоро
  вернусь.
     - Не знаю, но мне отчего-то делается страшно.
     Юниор подошел вплотную, протянул руки, положил ей на плечи.
     - Обещаю, Зоя: если будет чего бояться - я скажу.  Не  стану  скрывать.
  Однако думаю, что этого не  случится  никогда.  Вообразите,  что  меняется
  погода - только и всего. Вы верите мне? - Он заглянул ей в глаза.
     Зоя кивнула.
     - Тогда, - сказал Юниор, - все в порядке. Я  вернусь,  и  мы  сразу  же
  сядем обедать, хорошо? Кажется, самую  малость  побыли  у  воды,  а  такой
  разыгрался аппетит!
     Он снова улыбнулся ей, повернулся и быстро вышел.
       Подойдя к кораблю, он прежде всего осмотрел амортизаторы.
     Но корабль стоял уверенно, такой ветерок был для  него  все  равно  что
  ничего. Корабль был капитальным сооружением.  Юниор  поднялся  в  рубку  и
  сразу направился к приборам, контролировавшим внешний мир. Несколько минут
  сосредоточенно изучал их,  вглядывался,  соображал,  прикидывал.  Тень  по
  сравнению с последним наблюдением действительно увеличилась, но  видно  ее
  было по-прежнему  плохо.  Одно  только  показалось  странным:  температура
  затененной поверхности. В тени она должна была хоть немного, но отличаться
  от той, что была на остальных участках. Правда, лишь в  том  случае,  если
  источник  тепла  одновременно  и  источник  света.  Если  же  тепло  идет,
  допустим, из недр, то никакого изменения температуры может и не быть.  Или
  же оно окажется настолько незначительным, что приборы отсюда,  с  корабля,
  его не зафиксируют. Вот они и не показывали ничего. Но, может,  это  и  не
  тень вовсе? Тоже ведь только предположение...
     Однако, если температура не меняется, откуда ветер? А уж ветер-то есть,
  вне всякого сомнения. Он внезапно усилился почти час назад - и опять  дует
  ровно. Очень вероятно, что через какое-то время  станет  еще  сильнее.  До
  какого предела он может дойти? Не  зная  причины,  ответить  трудно:  ясно
  только, что при таком рельефе - плоская равнина - ветер  может  достичь  и
  ураганной силы. Ладно, нам и ураган не больно-то страшен. И,  однако,  раз
  уж мы оказались на корабле, примем кое-какие меры предосторожности.
     Прежде всего Юниор дал команду вывести из трюма второй  суперкомпрессор
  - на случай, если понадобится усилить давление на  купол  изнутри.  Затем,
  поскольку  медленно  росший  в  инкубаторе  Кристалл  требовал  абсолютной
  устойчивости и неподвижности корабля.  Юниор  поставил  машину  на  якорь:
  длинная, мощная штанга с подобием архимедова винта на конце выдвинулась из
  дна и ввинтилась в грунт, в надежное  скальное  основание;  винт  вошел  в
  скалу, как в масло, и теперь, чтобы хоть немного покачнуть корабль,  нужно
  было  по  меньшей  мере  землетрясение.  Далее  Юниор  проверил  все  цепи
  наблюдения  и   оповещения.   Может   быть,   он   в   какой-то   мере   и
  перестраховывался, но таков был его характер: риск - одно, а пренебрежение
  мерами предосторожности - совсем другое,  оно  не  свойственно  серьезному
  человеку.
     Что еще можно сделать? Ничего, пожалуй... Но  вдруг,  не  отдавая  себе
  отчета - зачем. Юниор протянул руку и включил большой приемник, которым  и
  в  своем-то  пространстве  почти  никогда  не   пользовался   для   связи,
  предпочитая  говорить  при  помощи  параполя.  Приемник   был   величайшей
  чувствительности, фиксировал  каждый  микроразряд  в  атмосфере,  так  что
  включать его на планете вообще не было никакого смысла;  и  все  же  Юниор
  сделал это. Странный какой-то, внезапный приступ тоски налетел; показалось
  вдруг, что он один-одинешенек во всем мире, не только в  этом,  маленьком,
  но и во всей Вселенной и  во  всех  других  вселенных  он  -  единственный
  человек,  и  не  услышать  ему  больше  ничьего   голоса,   кроме   своего
  собственного да еще голоса Умника, который человеком все-таки не был и чей
  голос не развеивал одиночества, а лишь  сгущал  его.  Захотелось  услышать
  хоть что-нибудь, пусть  не  голос,  не  музыку,  пусть  лишь  мерный  стук
  метронома... любой признак  жизни,  где-то  еще  существующей.  Но  ничего
  подобного не было, ни  слова,  ни  мелодии,  ни  ритма;  дышала  атмосфера
  планеты, дышало бесконечное пространство, бормотал межзвездный водород, но
  здесь  его  излучение  принималось  как-то  слабо,   приглушенно,   словно
  издалека; в своем пространстве  водород  звучал  совсем  иначе,  уверенно,
  по-хозяйски. К тому же здесь он то проступал сильнее, то совсем ослабевал,
  до полной тишины, и эта пульсация громкости, судя  по  индикатору  верхней
  антенны, была связана с ее полным оборотом вокруг оси: излучение  водорода
  ориентировано в пространстве? Странно... Ладно, подумаем на досуге.
     Юниор выключил аппарат. Он понимал, конечно, откуда взялось это  резкое
  ощущение одиночества: он больше не хотел, не мог  быть  один,  уже  второй
  день он почти все время находился в обществе Зои, и оно уже стало для него
  необходимым.
     Не видя ее рядом, он сразу же ощутил тоску. По  ней;  однако  воспринял
  это как тоску по всему миру. Может ли женщина  заменить  весь  мир?  Юниор
  никогда не верил в это; теперь же был готов признать: может.
     Очень хотелось вскочить  и  немедля  кинуться  к  ней.  Чтобы  увидеть,
  сказать ей что-нибудь - и получить какие-то слова в ответ.
     Юниор вышел на смотровую площадку. Остановился.
     Ветер дул, не усиливаясь, ровно, и хотя порождали его известные  Юниору
  и зависящие от него машины, ветер был все  же  как  бы  дыханием  природы,
  естественным движением, и было приятно, что он есть. За куполом далеко,  в
  фиолетовой мгле, раз и другой что-то вспыхнуло - как будто молнии.  Словно
  гроза собиралась там. Сейчас молнии были видны достаточно  хорошо,  потому
  что тут, внутри, начинало уже понемногу смеркаться. Черт, куда же девалось
  время? Неужели день прошел? Когда? Вот жизнь:  совсем  отвык  смотреть  на
  часы! Юниор вслушался; сквозь посвист ветра можно было  уловить  негромкий
  шелест листвы, плеск волн, ударявших  в  берег,  пусть  искусственный,  но
  ничем не худший любого другого. Как бы там ни было - хороший мир,  хотя  и
  требующий постоянного внимания. И еще лучше становился  этот  мир  оттого,
  что в нем - Зоя. Да, в одиночку здесь долго не  прожить  бы,  это  зря  он
  тогда фантазировал. Вдвоем - совсем другое дело.
     Что-то нужно было сделать для полного  спокойствия.  Что-то  серьезное,
  основательное, важное. Может быть,  даже  рискованное.  Юниор  кивнул  сам
  себе. Вообще-то это уже давно надо было сделать. Но, может быть, сейчас  -
  самое время. Именно сейчас, когда  во  внешнем  мире  происходит  какие-то
  перемены.
     - Умник! - сказал он. - Аграплан в порядке?
     Получив утвердительный ответ, он снова вошел в корабль и на  внутреннем
  лифте поднялся в ангар. Постоял возле легкого аграплана. Ничего. Ветер там
  еще не так силен, чтобы  полет  представлял  опасность.  Но  сначала  надо
  опробовать машину здесь, под куполом.
     Он влез в кабину, уселся, примерился. Потом дал команду открыть  ангар.
  Ворота в борту распахнулись. Он вывел машину. Антигравы работали  надежно,
  запас энергии был полный. Юниор заложил несколько крутых виражей,  держась
  все же на почтительном расстоянии от  корабля.  Нет,  навыки  не  исчезли,
  реакция сохранилась, машина слушалась,  хотя  летал  он  в  последний  раз
  довольно давно. Под конец Юниор лихо ввел аграплан  в  распахнутые  ворота
  ангара  -  на  высоте  четырехсот  метров   над   землей.   Удовлетворенно
  ухмыльнулся.
     Потом несколько минут постоял подле шкафчика,  где  висел  гермокостюм.
  Надевать  его  не  хотелось.  У  аграплана  была  герметичная  кабина.  Но
  рисковать и подавно не было желания. Мало ли что  могло  случиться.  И  он
  влез в костюм. Зашнуровался, застегнулся, опробовал шлем.
     - Связь со мной - с верхней антенны, - сказал  он  Умнику.  -  Лечу  на
  разведку.
     Давно он уже не слышал и сам не произносил этих слов: на  разведку.  На
  миг защемило сердце - оттого, что, по сути дела, все разведки остались уже
  в прошлом. Но  что  делать?  Обрели  мы,  наверное,  все  же  больше,  чем
  потеряли?
     - Выпускай из-под купола осторожно, - сказал  он  Умнику.  -  Не  теряй
  слишком много  воздуха,  создай  локальную  струю,  пусть  меня  вышвырнет
  побыстрее.  Когда  буду  возвращаться,  пойди  прямо  на  стену,  откроешь
  вовремя, иначе плохо мне придется.
     Он знал, что на Умника положиться можно: не ошибется и  на  сотую  долю
  секунды; удивительными созданиями были все-таки эти грибы.
     - Понял, - ответил Умник кратко.
     Юниор стартовал так же - прямо  из  ангара.  Свечой  пошел  вверх.  Под
  куполом стемнело, и Юниор надеялся, что Зоя его не увидит в небе,  избежит
  лишних волнений. Потому он и полетел, не заходя  к  ней,  не  предупредив,
  чтобы не давать женщине  лишних  поводов  для  страха...  Снаружи  свистел
  ветер. Купол был, вероятно, уже совсем близко,  когда  машину  рвануло:  в
  куполе открылся ход, невидимый, как и само силовое поле, но воздух потоком
  устремился в него, - тут была подветренная сторона, и давление за  куполом
  не достигало внутреннего, - аграплан вынесло на  простор,  и  купол  вновь
  обрел непроницаемость.
     Юниор сделал круг, внимательно глядя вниз.  Он  уже  почти  забыл,  как
  выглядит черный  песок.  Неуютно  -  после  зеленого  мира.  И  фиолетовая
  полумгла. Все как раньше. Только ветра такого не было, когда Юниор впервые
  вышел из корабля. И тени этой - тоже.
     Он попытался определить расстояние до нее. Локатор  по-прежнему  ничего
  не давал, приходилось лишь гадать.
     Сколько времени я могу затратить?  -  прикидывал  в  уме  Юниор.  -  По
  ресурсам аграплана - хоть  сутки.  По  своим  собственным  -  пожалуй,  не
  меньше.
     Но есть еще ресурс Зои. Ты не хотел, чтобы она  чрезмерно  волновалась.
  Вот и не заставляй ее. Значит, вернуться надо... не позже, чем  через  два
  часа. Сейчас я лечу по ветру, назад  придется  добираться  против.  Сейчас
  посмотрим, сколько я могу делать  против  ветра...  -  Он  сделал  плавный
  разворот, пустил машину в обратном направлении. - Трудно  определить.  Мой
  приборы дают  скорость  относительно  среды,  а  на  земле  для  ориентира
  совершенно не за что зацепиться. Хорошо, что корабль еще виден. Поймаем-ка
  его антенну... Так.  Теперь  приблизительно  ясно.  Три  к  двум.  Значит,
  возвращаться я буду на треть дольше. Итак, я  могу  лететь  к  тени  сорок
  минут, потому что назад придется добираться  час,  и  еще  двадцать  минут
  потребуются мне на месте: ввести машину, раздеться, дойти до Зои. Итак, на
  полной скорости...
     Машину почти не трясло, не было воздушных ям: все было  однородно  -  и
  плотность атмосферы, и давление, и скорость... А выше  как?  Машина  стала
  набирать высоту. Странно: ветер здесь не сильнее, слабее. Плотность  среды
  быстро падает. Назад полетим на высоте, быстрее выйдет.  Значит,  ветер  в
  основном - по поверхности. Почему в небе  ни  огонька?  Облачность?  Давно
  пора бы пробить ее, но ее и нет вовсе - и видимости нет...
     Аграплан забирал все выше. Юниор следил за давлением за бортом. Вот уже
  миновали атмосферу, пора снижаться  -  это  ведь  не  космический  аппарат
  все-таки, знал бы - взял бы катер, а не эту игрушку... Такое  впечатление,
  что непрозрачный слой остался внизу: поверхность уже совсем  не  видна.  И
  по-прежнему  -  ни  единой  звездочки.  Неуютное  пространство.   Странная
  планета: ни намека на светило, а уж отсюда я  бы  увидел  -  не  его,  так
  отблеск, зарю...
     Значит, автономная планета, без отца-матери, вечная фиолетовая полумгла
  - и все же сумрак, но не мрак! - и около тридцати по Цельсию...
     Да ладно, - примирился  он.  -  Мне  ведь  сейчас  важно  что?  Узнать,
  возможны ли осложнения, опасности. Светило у нас свое, воздух тоже, а  что
  звезд нет - обидно, конечно,  но  при  этой  атмосфере  мы  снизу,  из-под
  купола, их все равно не разглядели бы. Пока  никакой  опасности  не  вижу.
  Однако интересно: поверхность отсюда не видна, а тень заметна. На  чем  же
  лежит она, так называемая тень? На  поверхности.  На  атмосфере?  Или  это
  все-таки не тень, а что-то совсем другое?
     Ответа на все это пока  не  было  -  оставалось  только  лететь.  Юниор
  держался на предельной высоте, где моторам -  не  антигравам,  а  тяговым,
  ракетным - было полегче, так что он выигрывал в скорости. Сколько мы уже в
  полете? Полчаса. Тень казалась все такой же далекой, но стала как бы более
  плотной, яснее выделялась на фиолетовом фоне. Да нет - не тень. Сейчас  ее
  скорее назовешь стеной.  Стеной,  что  от  самой  поверхности  поднимается
  ввысь, возносится над атмосферой. Словно какая-то плоскость, рассекающая и
  воздух, и, может быть, даже самое планету? Но стеной это  быть  не  может.
  Тогда воздух не тек бы туда - тем не  менее  течет...  И  эта  стена,  или
  плоскость, не связана жестко с планетой - иначе она не приближалась  бы  к
  нам, к куполу, к нашему миру...  Да,  стена  приближается,  хотя  и  очень
  медленно, угловые размеры ее возрастают. Или же она  стоит  на  месте,  но
  увеличивается. Сразу не скажешь, тут  нужны  точнейшие  замеры  расстояния
  между  куполом  и  нею,  а  как  это  сделать,  если  ни  один  прибор  не
  воспринимает стену, или  что  это  там,  как  материальное  тело.  Вот  уж
  поистине - семь верст до небес и все лесом...
     Ого, как подхватило! Ветерок здесь куда сильнее, теперь я иду на  грани
  звуковой скорости.
     Если  очень  внимательно  анализировать  показания  локатора,  берущего
  поверхность,  то  скорость  можно  установить  достаточно   точно.   Назад
  выгребать будет трудненько... И ветер дует туда,  к  стене.  Нет,  это  не
  стена, конечно. Скорее дыра. Черная дыра. И туда несется воздух. Что  это?
  Космическая катастрофа?  Или  просто  -  какое-то  сезонное  явление,  нам
  неведомое? Пока у нас  есть  только  наблюдения,  истолковывать  их  будем
  потом. А сейчас - знаешь что, разведчик? Давай-ка  разворачиваться.  Время
  твое истекает. К дыре ты то ли приблизился, то ли нет, но  что-то  все  же
  установил, разведка не прошла без пользы, можешь возвращаться со спокойной
  совестью.
     Юниор сосредоточился:  маневр  предстоял  не  из  легких.  В  последнее
  мгновение, перед тем, как переложить  рули,  он  снова  глянул  на  черное
  нечто.  И,  показалось  ему,  увидел.  Он  не  поверил  глазам,  а   снова
  поворачивать и убеждаться было поздно, но он был уверен,  что  не  ошибся:
  сколько раз в жизни приходилось ему видеть такое!
     Два мерцающих, крохотных огонька. В разных концах - стены, или провала,
  или что это там было. Две звезды?
     Аграплан  тряхнуло  так,  словно  машина  налетела  на  стену.  На  миг
  остановилась - или так получилось? Тягу,  тягу!  Юниор  двинул  сектор  до
  конца. - И - выше, как можно выше, там спокойнее...
     Назад он  летел  не  на  треть  медленнее,  а,  пожалуй,  вдвое.  Но  с
  увеличением расстояния от дыры ветер  ослабевал,  можно  стало  снизиться,
  аграплан несся все быстрее. Прекрасно. Пора уже вернуться к Зое, успокоить
  ее. Чем, собственно, кроме того факта, что ты жив-здоров? Если  эта  дырка
  приближается к нам, то можно  ожидать...  неизвестно,  чего  именно  можно
  ожидать, но ветерок, пожалуй, со  временем  еще  усилится.  Ну  и  что?  -
  спросил себя Юниор. - Что сделает нашему  куполу  хотя  бы  и  ураган?  Да
  ничего. На поддержание  купола  сейчас  расходуется  не  так  уж  и  много
  энергии, понадобится - усилим, скупиться не станем. А раз купол  выдержит,
  то и все под ним - тоже. Даже не почувствуем ничего.  Но  в  случае,  если
  ветер будет нарастать - не изменить ли нам  конфигурацию  купола:  сделать
  его более вытянутым по ветру, пологим...  Энергии,  конечно,  хватит,  вот
  хватит ли мощности? Подсчитаем, подумаем... В конце концов, неужели  этого
  недостаточно, чтобы спасти женщину, одну-единственную женщину.
       Скоро я тут, пожалуй, колею выбью, - усмехнулся Юниор, пройдя полдороги
  и оказавшись среди деревьев, где путь угадывался  скорее  инстинктом,  чем
  памятью. - Надо бы понавешать  тут  китайских  фонариков  -  сразу  станет
  веселее, да и ходить легче. И Зое понравится...
     Мысль, что фонарики Зое понравятся, была  сейчас  нужна  Юниору,  чтобы
  хоть немного притушить чувство вины, вдруг в нем  вспыхнувшее  и  горевшее
  все жарче. Как решился он пуститься в полет, даже не предупредив  женщину,
  как не подумал о том, что придется  пережить  ей,  пока  она  будет  ждать
  известий  от  него  -  ведь  ушел  он  в  связи  с  какими-то   тревожными
  сообщениями... Потому он сейчас и бежал к ней, хотя час  был  для  визитов
  слишком поздний. Да, неладно получилось. Но ведь хотел, как лучше...
     В окнах было темно. Спит, решил  Юниор,  чувствуя,  как  растет  в  нем
  нежность к беззащитному существу, у которого, кроме Юниора, теперь  никого
  в целом свете не было и кому Юниор был нужен не меньше, чем Зоя была нужна
  ему самому, - разница была только в том, что он это уже понимал, а  она  -
  еще нет. Он взошел на веранду, стараясь ступать потише. Ни  одна  половица
  не скрипнула, дом был сделан добротно. На веранде - пусто. Юниор подошел к
  двери, что вела внутрь. Нажал на ручку. Дверь не поддалась. Стучать?  Нет,
  сон - дело святое, во сне человек набирается сил. Если спит - значит,  все
  в порядке, не так уж Зоя  ждала  тебя,  не  очень  беспокоилась,  не  надо
  преувеличивать собственное значение, дорогой разведчик.
     Он спустился с веранды, решил на всякий случай обойти вокруг дома -  не
  затем, разумеется, чтобы влезть в открытое окно, а так,  для  спокойствия.
"Какое уж тут спокойствие, - подумал он с усмешкой. - Тебе - да,  тебе  не
  будет покоя до утра, пока ее не встретишь... А почему, собственно, ты  так
  уверен, что она спит? А если с ней что-то случилось?  Если  без  сознания?
  Мало ли что может  быть?  Комбинатор  воскрешает  -  но  не  лечит.  Дверь
  заперта? Какой же там замок? С защелкой, она могла сработать  и  нечаянно,
  да и вообще... Нет, нельзя так взять и уйти, в то время как именно сейчас,
  быть может, нужно вмешаться!"
   Он снова поднялся на веранду, подошел к двери.  Еще  раз  попробовал  -
было  по-прежнему  заперто.  Несколько  мгновений  помедлил  и   осторожно
постучал. Таким стуком не разбудишь  человека,  спящего  в  глубине  дома;
Юниор понял это и собирался уже постучать еще раз - решительней. Но внутри
послышался шорох. Тогда Юниор проговорил четко:
   - Зоя, отворите, пожалуйста...
   Ему пришло в голову, что она заперлась от обиды, что не хочет  впустить
его и, быть может, настаивать на этом сейчас не следует.
   - Если не хотите - не отворяйте. Я не обижусь. Посижу тут, на  веранде.
Тепло, да и спать неохота. Я пришел, собственно, чтобы сказать вам: ничего
угрожающего, опасного нет. Можете спать спокойно. - Он сделал паузу.  -  И
луна такая...
   Все еще стоя у двери, он услышал два тихих, крадущихся  шага,  а  затем
голос - едва различимый, дрожащий, испуганный:
   - Это вы. Юниор, правда?
   Ему вдруг стало весело, и он решил сострить.
   - А вы ждете кого-нибудь другого?
   - Я никого не жду, - так же  тихо,  медленно  ответила  она.  -  Сейчас
открою...
   Наверное, не только голос ее дрожал, но и руки - она не сразу  нашарила
выключатель. На веранде вспыхнул свет. Юниор  невольно  зажмурился.  Дверь
отворилась. Он вошел. Зоя прижалась к нему сразу же, спрятала лицо у  него
на груди и заплакала.
   - Ну, Зоя, ну... Что вы, зачем...
   - Юниор... Я так испугалась. Юниор...
   - Все в порядке,  я  ведь  сказал.  И  бояться  совсем  нечего.  Вы  не
накормите меня? Страшно хочется есть. Сами-то обедали? Ужинали?
   - Не помню. Нет, наверное... Я ждала вас. А потом мне уже не  хотелось.
Было очень обидно. И страшно. Я подумала,  что  осталась  совсем  одна.  И
ничего не могу сделать. Даже умереть не могу по своей воле. Это ужасно. Вы
не представляете, как это все ужасно! Думать, что ты и так  не  настоящая,
да еще и оставшаяся одной навсегда...
   - Простите меня, Зоя. Мне надо было  все  объяснить  вам  заранее.  Наш
прекрасный мирок временами требует внимания к себе. Что поделаешь...
   - И вы все же могли... - Зоя всхлипнула, уже  успокаиваясь.  -  Знаете,
весь вечер я вас ненавидела. За  то,  что  вы  пропали.  Не  сочли  нужным
предупредить. Не подумали обо мне ни минуты всерьез. За то, что я для  вас
так и осталась лишь  куклой,  моделью,  фикцией,  чем  угодно,  только  не
женщиной, и вы обошлись со  мною  именно  так...  Юниор,  мне  было  очень
страшно одной, и будет, наверное, еще страшнее,  но  если  это  так  -  то
уходите, я не хочу вас больше видеть, идите и не смейте  показываться  мне
на глаза...
   - Зоя! - Юниор наконец нашел возможность вставить хоть  слово.  -  Зоя,
поверьте... Я во всем виноват, но хочу сказать... Никогда в жизни не  знал
я женщины такой, как вы... Такой любимой!
   Зоя подняла на него глаза.
   - Это правда?
   - Я готов повторить это сорок тысяч раз!
   Впервые она улыбнулась.
   - Я жду, - сказала она.
   - Чего? - растерянно спросил Юниор.
   - Повторяйте же! Сорок тысяч раз - сойдет для начала.
   Юниор повторил - еще и еще, и еще раз... Потом была тишина.  Потом  Зоя
спросила:
   - Так ты не оставишь меня? Никогда-никогда?
   - Никогда. Ни за что.
   И снова была тишина.
     Среди ночи Юниор проснулся. Лунный свет падал в окно, лежал на полу,  и
пол казался золотым. Зоя тихо дышала рядом. Юниор встал. Подошел  к  окну.
Долго стоял, глядя  на  спящий  мир.  Вот  и  пришло  оно,  удовлетворенно
заключил он. Свершилось.
   Я думал, что все уже знаю и понимаю. Но это впервые... Она не  женщина?
Тогда и я не человек. Неважно, каким способом возник каждый из нас.  Важно
- что возник. Низкий поклон всем, кто участвовал в  этом.  Да  здравствует
Кристалл, который сдал в середине пути и заставил  меня  оказаться  здесь.
Спасибо той Зое, что на Земле, за то, что позволила скопировать  себя.  Но
больше всего - спасибо тебе, Зоенька, настоящая, эта - за то, что ты  моя.
На всю жизнь, сколько бы ее ни было еще впереди...
   Он вспомнил Леду. Спокойно, отвлеченно, словно и не  с  ним  это  было,
словно в какой-то другой жизни. Нет, там, наверное, только  казалось,  что
любил. Да, было что-то - думается, жалость была к той милой  и  несчастной
  женщине. Несчастной - потому что когда-то она отказалась от  своей  первой
  любви, но на самом деле" та была для нее единственной  и  настоящей.  Леда
  потом никак не могла забыть ее и  в  самый  разгар  любовного  празднества
  начинала вдруг плакать - потому что рядом был другой, не тот  -  первый  и
  единственный. А я жалел ее, - думал Юниор, - старался утешить, но ей этого
  не нужно было, ей нужен был тот, но у него все давно сложилось иначе...  А
  я ревновал к нему, кого никогда не знал, не видал даже, ревновал  неуемно,
  и если бы мы с Ледой не расстались, никто из нас  все  равно  не  имел  бы
  счастья в этом союзе. Мне очень жаль будет, если она так и не найдет  себя
  в любви. А вот я - нашел. Там, где  не  ждал,  где,  казалось,  и  ожидать
  нельзя было ничего подобного. Нашел. И теперь уже не  потеряю.  Интересно:
  когда на Земле я встречал Зою, она просто мне не нравилась. Не потому, что
  была чужой женой, ну, могла бы нравиться хоть отвлеченно... Нет, ничего не
  было. А тут... Почему? Да потому, - сам себе ответил Юниор, - что  она  не
  та Зоя. Другая женщина. Поэтому я не ревную ее хотя бы к тому же Георгу. В
  жизни моей Зои никогда не было никакого Георга. Та Зоя осталась там, но  с
  нею я и сейчас не имею ничего общего. Та на Земле и  останется.  Со  своим
  мужем, со своими друзьями. А  тут  вдвоем  будем  мы.  Хотя  -  не  вечно,
  наверное, вдвоем. Она ведь - нормальная женщина, а раз так,  то  у  нее  и
  дети будут - и пусть их будет много... В нашем маленьком и прекрасном мире
  не хватает только детей, но  они  будут.  Даже  если  окажется,  что  наше
  разное... разное происхождение чем-то мешает нам - все равно мы придумаем,
  как обойти это. Мы вместе - это такая сила:  Зоя,  я,  Умник,  Комбинатор,
  корабль с его энергетикой... Вот интересно: летел искать Курьера, а  нашел
  себе жену - и никто в мире не убедит меня, что это менее важно...
     Зоя что-то прошептала во сне. Юниор отвернулся от окна, подошел к ней и
  долго смотрел на спящую, беззвучно благодаря за все, что она  ему  сегодня
  подарила и еще подарит. Наверное, его взгляд разбудил ее  -  подняв  веки,
  Зоя посмотрела на него, во взгляде ее не было удивления.  Она  улыбнулась,
  медленно протянула  руку,  он  опустился  рядом  с  нею,  и  снова  пришло
  забвение.
       Они открыли глаза одновременно. Было светло, за окном пели  птицы.  Они
  долго смотрели друг на друга без слов; все понималось и  так,  все  клятвы
  были молча даны и приняты.
     Утро  протекало  так,  словно  не  в  безвестных  глубинах   мироздания
  находились они  вдвоем,  а  в  дачном  поселке,  где  разросшиеся  деревья
  помогают сохранить иллюзию удаленности от цивилизации, на самом же деле  в
  сотне шагов пролегает магистраль, а за  живой  изгородью  стоит  еще  один
  такой же или похожий домик, и в нем живут другие люди. Зоя поставила  воду
  на плиту для кофе. Потом  пили  кофе  и  разговаривали  -  милый  семейный
  разговор о бытовых мелочах, о том, как им  хорошо  и  что  нужно  сделать,
  чтобы стало еще лучше, интереснее.  Зоя  фантазировала.  Юниор,  внутренне
  улыбаясь ее детскому воображению,  обещал  сделать  то,  усовершенствовать
  это, устроить еще что-то... Порой разговор  перебивался  воспоминаниями  -
  безвредными,  не  нарушавшими  обоюдного  спокойствия,  -   воспоминаниями
  детской и юношеской поры.
     И весь этот день, до самого вечера, был - словно модель их  предстоящей
  жизни, не бездельной, но достаточно безмятежной,  неторопливой,  достойной
  человека. Они фантазировали о том, как возникнет на этой странной  планете
  целое человечество - от них пойдет, они станут родоначальниками, и  потом,
  через века, через тысячелетия будут  о  них  рассказывать  легенды.  Юниор
  всерьез предполагал (пока без подсчетов,  а  только  в  общем  виде),  что
  постепенно, с годами, зону обитания можно будет  расширить,  потом,  когда
  народу прибавится, - и еще расширить, так что в конце концов - не при  них
  уже, конечно, а намного позже - обитаемой  станет  вся  планета.  И  всюду
  заживут люди - их потомки. Современная техника, не без  гордости  объяснял
  Юниор внимавшей Зое, и не на такое еще способна! В  самом  деле,  что  тут
  было нереального? Основа и источник всего - энергия; но  агрегаты  корабля
  получают энергию, используя  разность  энергетических  уровней  в  смежных
  пространствах; установки при этом фактически не изнашиваются -  во  всяком
  случае, не более чем нержавеющая  труба,  через  которую  течет  химически
  чистая вода; но если даже понадобится ремонт  -  на  корабле  есть  семена
  всего, что только может потребоваться. Более того, из  семян  впоследствии
  можно будет вырастить не одну такую установку, как только возникнет в  них
  надобность. На долгую службу рассчитан и Комбинатор: в нем  нет  ни  одной
  движущейся детали и ни одной, работающей при высокой  температуре.  Однако
  не следует рассчитывать только на это. Есть полное  описание  Комбинатора,
  дьявольски сложное, конечно, но Умник разберется, для него такие задачи  -
  просто  развлечение,  вроде  шахмат  для   людей.   Почти   неограниченная
  информация, касающаяся  и  технологии,  и  медицины,  и  всего  на  свете,
  хранится в блоках корабельной памяти, и Умник может выдать ее  по  первому
  требованию. Сам же Умник, надо надеяться, как  и  земные  грибы,  обладает
  способностью воспроизводить себе  подобных,  так  что  и  династия  Умника
  должна продолжиться. Будут созданы  новые  генераторы  защитного  поля,  и
  купол в конце концов охватит всю планету, которая  постепенно  превратится
  из бескрайней черной пустоты в шумящий зеленый рай.
     Хорошо мечталось им, основателям и родоначальникам нового человечества.
  Кофепитие затянулось до середины дня. Перед обедом они решили для аппетита
  выкупаться, поставили все на плиту, включили автоматику и сами пошли, едва
  одетые, - стыдиться тут было  некого,  климат  не  препятствовал.  Шли  не
  кратчайшим путем,  ухитрились  заблудиться,  попали  в  какую-то  заросль,
  которая словно создана была для того, чтобы здесь целовались. Потом вышли,
  как оказалось, совсем в другую сторону, очутились близ  границы  купола  и
  уже оттуда, сориентировавшись, направились к пруду. Напрямик,  по  высокой
  траве. То держались за руки, то Зоя  отходила  в  сторону,  чтобы  сорвать
  какой-то особенно понравившийся цветок, под конец она набрала белый букет.
  Потом бросились в воду и долго купались, затем загорали.  Юниор  убедился,
  что  светило,  созданное  Комбинатором  в  числе  прочих   принадлежностей
  искусственной природы, не только светило и грело, но давало и ультрафиолет
  в норме. Они не торопились, они  были  заняты  друг  другом.  Кроме  того,
  вчерашнее катание на лодке прервалось так внезапно -  и  непременно  нужно
  было его продолжить. После обеда их совсем разморило. Ну прямо  курорт,  -
  лениво думал Юниор, - нельзя так расслабляться, без дела недолго и  совсем
  облениться, человек - создание хитрое... -  Он  снял  трубку  телефона,  и
  Умник, не расслаблявшийся и не ленившийся, откликнулся тут же:
     - Все в пределах нормы.
     - Вот пусть и дальше будет так.
     - Понял. - А действительно, понимает Умник шутки?
     - Кристалл?
     - В графике.
     А на кой черт, если разобраться, ему Кристалл? Теперь,  когда  все  уже
  решилось. Разве что для порядка. Юниор положил трубку,  зевнул.  Посмотрел
  на часы. Надо же - время  опять  к  вечеру.  Прямо  летит  оно,  а  кто-то
  говорил, что, если бездельничать, время тянется  невыносимо  долго.  Врал,
  выходит, или же ему никогда не приходилось бездельничать по-настоящему, со
  вкусом. Ладно, у нас - медовый месяц, нам не стыдно. Но в ближайшие дни мы
  чем-нибудь займемся: стыдно - просто  так  жить,  ничего  не  делая.  Надо
  показывать будущему человечеству примеры трудолюбия, а  чтобы  показывать,
  надо уметь...
     Юниор вдруг поймал себя на мысли, что  с  удовольствием  посмотрел  бы,
  пожалуй, телевизор. Но его здесь нет. Хотя в трюме-два наверняка найдется,
  а всяких записей там столько, что до старости не пересмотришь.
     Старость, - он задумался. - Что  касается  моей,  то  в  таких  райских
  условиях она наступит не скоро - если не ожиреть, конечно.
     С ним тут ясно. А вот как с Зоей? - Мысль показалась ему важной,  Юниор
  стряхнул одолевавшую сонливость. И в самом  деле,  оказалось,  что  он  не
  знает одной чрезвычайно важной вещи. Мир, созданный  Комбинатором:  должен
  ли он развиваться во времени? Должны  ли  яблоки  -  краснеть,  деревья  -
  падать, люди - стариться? Или они все время так и будут находиться в одном
  и том же состоянии, на том же самом уровне развития? Если верно второе, то
  Зоя никогда не состарится и уж подавно не умрет: останется вдовой, значит,
  спустя какое-то время, и - навечно. Однако это означает еще и то,  что  не
  будет никаких детей  и,  следовательно,  никакого  человечества:  раз  нет
  развития во времени, то о потомстве и говорить нечего. Однако почему этого
  развития во времени быть не должно? Ведь по  структуре,  по  функциям  все
  здесь настоящее (он даже покраснел немного при этой мысли); а значит,  все
  процессы должны протекать, как  в  самых  настоящих,  природных  деревьях,
  зверях, людях. Логично? Вполне: И тем не менее надо будет навести  справки
  по этому  вопросу.  Да,  нужно  будет  потолковать  с  Умником,  пусть  он
  проанализирует проблему и даст свои выводы. А кроме того  -  станем  вести
  наблюдения над природой. Вообще, придется очень серьезно заняться  многими
  вещами, на безделье, пожалуй, времени не останется. Овладеть  Комбинатором
  в совершенстве, чтобы не подчиняться ему, а управлять им; иначе опять-таки
  не будет никакого прироста человечества: Комбинатор  не  потерпит  никого,
  кто не внесен заранее в его планы. Пока  все  еще  здесь,  кроме  меня,  -
  подданные Комбинатора, но так быть не должно, человек, хотя бы и созданный
  им, должен научиться командовать Комбинатором, точно так же, как  человек,
  созданный природой, стал пытаться управлять ею и кое-чего,  надо  сказать,
  достиг. Да, вот и программа действий вырисовывается...
       Славно день прошел,  -  улыбался  Юниор  в  постели,  уже  окончательно
  засыпая, ощущая Зою рядом, единственную, родную. - Прекрасный день.  Пусть
  всегда будет так. Без всяких неожиданностей. Чтобы не прыгать в аграплан и
  не летать куда-нибудь сломя голову, когда тебе хочется обнимать женщину, и
  ей хочется, чтобы это делал ты. Очень глупо вместо этого  куда-то  лететь.
  Нет, пусть всегда будет так, как сегодня...
       В  самом  деле  дни  были  прекрасными.  Неделя  прошла.  Месяц.  Пошел
  другой... И не надоедало. Характеры у них, что ли, были такими?
     Меня там давно уже похоронили, ловил он себя на  мысли.  На  Земле.  И,
  собственно говоря, правильно. Но кто виноват? Одно дело -  что  я  сам  не
  хочу возвращаться. Но другое - что если бы  даже  очень  захотел,  то  все
  равно не смог бы. Чтобы стартовать отсюда, надо свернуть мир, а это значит
  - убить Зою. Кто смог бы совершить такое? Не я.
     Отец, конечно, погоревал. Если бы нашлась возможность  сообщить  ему...
  Ее нет. Отца жаль. Но он старик крепкий. Многое понимает. И,  может  быть,
  догадывается, что все тут не так просто: взял да погиб. Но  если  даже  не
  догадывается, что же делать: у отцов одна судьба, у сыновей - другая.
     Так думал пилот Дальней  разведки.  Бывший  пилот,  наверное.  Впрочем,
  таким размышлениям он предавался не часто. Только когда позволяли  дела  и
  Зоя.
     А без дела он не сидел. Причин тому было множество. Во-первых, пришлось
  выполнять  многочисленные  требования  и  пожелания  Зои.  Она  не  хотела
  бездельничать.  Общества,  в  жизни  которого  она  могла   бы   принимать
  деятельное участие, как делала это земная Зоя, тут  не  было.  Воспитывать
  было пока еще некого. Хозяйство отнимало не так  уж  много  времени  и  не
  удовлетворяло своею ограниченностью и однообразием  работ.  И  Зоя  решила
  разводить цветы. Не те, что росли сами собой  под  куполом;  нет,  редкие,
  экзотические. Пришлось вплотную заняться содержанием  второго  трюма.  Это
  потребовало почти целой недели. Многое хранилось там. Кое-что Юниор извлек
  для улучшения домашней обстановки, другое - для разных  фермерских  работ,
  которым - предполагал он - рано или поздно придет черед. Нашлись и семена.
  В аккуратных коробочках с названиями по-латыни. На беду,  ни  он,  ни  Зоя
  этого  прекрасного  языка  не  знали  и  разобраться  не  могли.  Пришлось
  разделить семена на  множество  групп  и  сеять  на  нескольких  участках,
  которые еще надо было подготовить, а потом наладить и орошение  (дождей  в
  этом мире не бывало) и внимательно смотреть - не появляются ли вредные для
  растений обитатели и не придется ли вести с ними войну,  которая  была  бы
  затруднительна из-за привычки Комбинатора  сразу  же  восстанавливать  все
  уничтоженное. Хорошо еще, что он мирился с присутствием предметов,  не  им
  произведенных и не числившихся в его программах. Их Комбинатор как  бы  не
  замечал и потому не трогал. Кое-что тут Юниор не  мог  понять:  почему  же
  Комбинатор учитывал его? А если не учитывал - почему все  же  не  появился
  мужчина,  даже  когда  Юниор  не  в  корабле  скрылся,  а  вообще  покинул
  Комбинатора,   вылетел   за    пределы    купола?    Видимо,    Комбинатор
  руководствовался  какой-то  логикой.  Юниору  недоступной.   Он   пробовал
  поговорить об этом с Умником во время их непродолжительных, но  регулярных
  бесед.
     - Я не могу разговаривать с Комбинатором так, как с тобой, -  разъяснял
  Умник. - У него  нет  таких  устройств,  которые  можно  было  бы  назвать
  мыслящими. Он - крайне сложный  автомат  с  компьютером,  ведающим  только
  выполнением программ. Для общения со мной у Комбинатора имеется  несколько
  стандартных ответов, и все они  касаются  только  программ  и  условий  их
  реализации. Вопросов типа "почему" или "зачем" он не воспринимает. Так что
  дать тебе точного  ответа  я  не  в  силах.  Могу  только  высказать  свои
  предположения. Я полагаю, что у автомата такой степени сложности,  вернее,
  у его  компьютера  -  обширная  память,  которая  фиксирует  и  окружающую
  обстановку, иначе Комбинатор не мог бы  к  ней  приспосабливаться,  а  без
  этого стала бы невозможной реализация программ. И вот я  думаю,  что  даже
  когда  ты  исчезаешь,  сведения  о  тебе,  имеющиеся  в   памяти,   мешают
  Комбинатору исключить тебя из его диспозиции -  может  быть,  потому,  что
  сигнала о твоей гибели к нему не поступает. Однако,  может  быть,  есть  и
  какие-то совсем иные причины.
     - Но ведь мужчина должен быть  запрограммирован.  В  принципе!  Как  ты
  думаешь?
     - Логически рассуждая, должен. Однако логика бывает  всякая.  Я  хорошо
  знаю твою логику. И совсем не знаком  с  логикой  того  человека,  который
  создавал Комбинатора и его программы.
     - Ты хочешь сказать, что мы этого никогда не узнаем?
     - Что значит - мы? Ты не узнаешь, а я, возможно, да.
     - Почему? Когда ты узнаешь?
     - Когда ты умрешь, я увижу, возникнет ли другой мужчина.
     - Умник, мне вовсе не хочется умирать.
     - Люди часто рассуждают так, что  мне  трудно  понять  их.  Что  значит
  хочется или не хочется, если  это  неизбежно?  Тут  категория  желания  не
  играет никакой роли.
     - Разве вам, грибам, все равно - жить или умирать?
     - Тебе пришлось бы очень  многое  понять,  прежде  чем  начать  мыслить
  нашими категориями. Ты можешь пробыть на одном месте без движения хотя  бы
  год?
     - Сомневаюсь.
     - А мы проводим всю жизнь. И живем куда дольше вашего. Многое из  того,
  что вы постигаете  или  выражаете  при  помощи  физического  движения,  мы
  осуществляем совсем иными способами, и они для тебя непостижимы.  Но  ведь
  тебя не интересую я, ты разговариваешь со  мной  для  того,  чтобы  узнать
  что-то новое о Комбинаторе? Что тебя волнует, кроме мужчины?
     - Может ли созданная им женщина рожать детей?
     - Иными словами,  развиваются  ли  его  фикции  во  времени?  Попытаюсь
  узнать.
     - И еще. Согласится ли он с возникновением здесь новых  живых  существ,
  которых нет в его программах, но  которые  и  не  входили,  наверное,  как
  входил я, в конечный результат реализации его программы.
     - Ты много думаешь о детях, Юниор.
     - Может быть, ты считаешь, что я слишком молод для этого?
     - Нет. Хорошо, что ты пока еще не слишком стар. Я выполню  и  это  твое
  задание, попытаюсь установить. Однако я не стал бы надеяться только на то,
  что можно установить теоретически. Нужен эксперимент.
     - Умник! Пойми своим грибным рассудком:  прежде,  чем  рожать  ребенка,
  надо знать, что ему не угрожает  ничего  такого,  с  чем  нельзя  было  бы
  справиться.
     - Да, конечно. Я в этот миг упустил из виду, что  вы  не  разбрасываете
  миллионы спор, как это делаем мы. У вас каждый потомок на счету.
     - Вот именно.
     - Хорошо. Я подумаю.
       И в следующий раз:
     - Умник, мне пришла в голову блестящая мысль.
     - Я слушаю.
     - Надо снять с меня матрицу.
     - Зачем?
     - Чтобы, в случае если со мной что-нибудь случится... Комбинатор мог бы
  восстановить меня.
     - Разумно. Объясни, как сделать это.
     - Если бы я знал!
     - Я тоже не знаю.
     - Но можешь узнать. У нас же есть  все  данные  о  Комбинаторе.  О  его
  устройстве и деятельности. Есть готовые программы. При  твоей  безупречной
  логике и работоспособности ты мог бы понять, какие данные и в какой  форме
  ему для этого нужны, а затем - как  нам  эти  данные  получить.  Потом  мы
  занялись бы созданием нужной аппаратуры. Не думаю, что она слишком  сложна
  для нас.
     - Хорошо. Задача непроста, но я займусь ею.
     - Спасибо. Что ты узнал о том, о чем я просил раньше?
     - Достоверно - почти ничего. Но  с  вероятностью  девять  из  десяти  -
  кое-что. Для того,  чтобы  здесь  могли  возникать  и  существовать  новые
  создания,  нужно   определенным   образом   скорректировать   деятельность
  Комбинатора. Иначе вряд ли что-либо окажется возможным.
     - А как это сделать?
     - Если ты поручишь выяснить - я попытаюсь.
     - Сделай это, пожалуйста.
   - Юниор!
   - Слушаю.
   - Кристалл давно готов. Но до сих пор не извлечен из  инкубатора  и  не
установлен на место. Корабль все еще неисправен.
   - Я не собираюсь никуда лететь.
   - Корабль неисправен. Этого не должно быть.
   - Неважно.
   - Важно. Я не смогу работать над твоими задачами в полную силу  до  тех
пор, пока меня будет раздражать ощущение неисправности корабля.  Пойми:  я
чувствую его, как продолжение моего тела. Если хочешь  получить  ответы  -
установи Кристалл.
   - Ладно, если ты уж так сильно хочешь.
   - Я не могу хотеть или не хотеть.  Это  нужно  -  значит,  должно  быть
сделано.
   - Я сделаю.
     Но и после этого разговора Юниор взялся за Кристалл не  сразу.  Слишком
уж много  было  всякой  другой  работы.  Они  с  Зоей  усердно  вили  свое
гнездышко, а кроме того. Юниор  изображал  заядлого  фермера,  так  что  и
впрямь можно было подумать, что копаться в земле всегда было  любимым  его
занятием. Он подготовил еще одну площадку для Зои, для ее  цветов:  однако
из того, что было посеяно на первой, не взошло ни единого ростка. Почему -
им, не сведущим в ботанике и агрономии, понять не удавалось, но они упорно
продолжали работу, хотя все меньше верили в ее успех.
   - Юниор, - сказала Зоя однажды. - Семена так и не дают всходов;  я  тут
раскопала несколько - они  не  изменились:  не  сгнили,  но  и  не  начали
прорастать.
   - К сожалению, - согласился Юниор, выпрямившись и опершись на лопату. -
Видимо, Комбинатор как-то подавляет их,  и  здесь  могут  существовать  не
настоящие, а лишь его растения.
   Зоя отвернулась.
   - Что ты? Тебя это так сильно огорчает? - встревожился он.
   - Не только это. Я ведь тоже - не настоящая... Я привыкла к этой мысли,
потому что верю тебе во всем. Но когда-нибудь ты  станешь  попрекать  меня
этим.
   - Зоенька, подумай! Попрекать тебя? Да ты в миллион раз лучше всех, как
ты говоришь, настоящих! Я никогда и ни в чем не смогу упрекнуть тебя.
   Зоя повернулась к нему. Глаза его блестели от слез.
   - Здесь, конечно. Но если тут что-нибудь случится...
   - Непохоже, - сказал Юниор, - чтобы здесь могло произойти что-то такое,
чего мы не хотели бы.
   - Разве это совсем исключается?
   Юниор подумал.
   - В принципе - нет...
   - Вот видишь. И тогда одно из двух: или тебе придется улететь и бросить
меня здесь...
   - Никогда!
   - Или  остаться  со  мной,  подвергнуться  опасностям  и,  может  быть,
погибнуть. Разве тогда ты не станешь упрекать меня?
   -  Нет,  родная.  Но  ты  права  вот  в  чем:  нам  действительно  надо
приготовиться ко всяким случайностям. Я,  откровенно  говоря,  по-прежнему
считаю, что ничего страшного тут  произойти  не  может.  Но...  пусть  для
твоего, для нашего спокойствия.
   - Что значит "подготовиться к случайностям"? У тебя все равно будут два
  выхода: остаться - или улететь...
     - С тобой!
     - Я - на корабле?
     - Именно!
     - Но ты же говорил... Или это не так?
     - Вот именно так: сейчас войти в корабль ты не  можешь.  Но  я  уверен:
  есть способ что-то изменить. Что-то придумать...
     - Скажи - что.
     - Пока еще нет. Надо основательно подумать, посоветоваться с Умником. -
  Юниор оглядел вскопанный участок: слой почвы был тонок, под ним лежал  все
  тот же черный песок. - Пожалуй, хватит на  сегодня.  -  Воткнув  лопату  в
  землю. Юниор  подошел  к  Зое,  обнял  ее  за  плечи.  -  Пойдем  ужинать,
  маленькая? Такая работа, должен сказать тебе, весьма благотворно действует
  на аппетит. Да и вообще, мужчины - страшно  прожорливые  существа,  ты  не
  находишь?
     - Нахожу, - сказала Зоя. - И просто не понимаю, как я до сих пор  могла
  мириться с этим. Но ведь кормить вас -  единственный  способ  хоть  как-то
  поддерживать семейное согласие.
     - Ты права, - сказал Юниор. - Без пищи я слабею. - Он подхватил Зою  на
  руки и понес. - Боюсь, что я не смогу пройти так  и  тридцати  километров.
  Вот после ужина - другое дело.
     - Пока донеси меня до дома, - сказала Зоя, обняв его за шею. - А  после
  ужина, так и быть, я позволю тебе носить меня на руках, пока не надоест  -
  мне.
     - Повинуюсь!
     Когда они уже подходили к дому. Юниор, так и не опустивший Зою  с  рук,
  спросил негромко:
     - Ты затем и начала разговор насчет возможных неприятностей,  чтобы  не
  идти домой пешком? О, женская хитрость!
     Зоя подняла на него серьезные глаза.
     - Нет, хотя, конечно, раз нет лошадей, приходится  как-то  выходить  из
  положения... Кстати, почему их нет? - И уже другим тоном: - Знаешь, мне на
  самом деле отчего-то беспокойно.
     - Ты можешь объяснить - отчего?
     - Ничего не могу объяснить. Но... что-то не так.  И  мне  иногда  снова
  становится страшно. Как в самом начале. Наверное, все это мои бредни и  ты
  будешь смеяться?
     Юниор молча поднялся на веранду и здесь позволил Зое соскользнуть с его
  рук и встать на пол, но продолжал обнимать ее за плечи.
     - Нет, - только теперь ответил  он.  -  Смеяться  не  буду.  У  нас,  в
  Дальней, интуиция в большом почете, мы никогда не пренебрегаем ощущениями,
  даже не имеющими логического обоснования. Знаешь, что я сделаю завтра  же?
  Снова слетаю на разведку - туда, к черной дыре.
     - Я буду очень волноваться, - тихо сказала Зоя. -  Как  жаль,  что  мне
  нельзя с тобой.
     - Тогда опасностей не возникло бы? - улыбнулся Юниор.
     - Нет, - серьезно ответила она.
     - Ты будешь со мной. Разве я теперь могу существовать один?  Ты  всегда
  рядом.
     - Знаю, - кивнула Зоя.
       Пока воздушным потоком аграплан не выбросило за пределы купола.  Юниору
  казалось, что полет вряд ли будет отличаться от  предыдущего.  И  в  самом
  деле: ветер, насколько можно было  судить  изнутри,  не  усилился,  а  что
  другое могло угрожать им?
     Ветер и на самом деле оставался таким же - равномерным, без  порывов  и
  пауз, сплошным, как безбрежная река без островов  и  мелей.  Оказавшись  в
  свободном пространстве. Юниор не сразу стал набирать высоту, хотя  помнил,
  что чем выше, тем воздушный поток слабее. Сейчас  он  не  собирался  снова
  лететь к дыре, хотя она продолжала интересовать его; Юниор  решил  сделать
  лишь несколько расширяющихся кругов, лететь  как  бы  по  раскручивающейся
  спирали, оставляя купол в центре. Такой облет казался Юниору  нужным  хотя
  бы для того, чтобы убедиться, что, кроме этой дыры, в окрестностях  купола
  нет ничего непонятного или угрожающего.
     Что-то изменилось - это пилот понял почти сразу. Что? Он сообразил лишь
  на втором витке: чем  дальше  от  купола,  тем  больше  стало  встречаться
  светлых пятен среди черного песка. Сперва Юниор подумал, что  это  -  тоже
  песок, но только белый, - но, снизившись и пролетев несколько  сот  метров
  на бреющем, почти над самой  землей,  убедился,  что  это  не  так:  более
  светлые пятна  были  местами,  чистыми  от  песка,  обнажившимся  скальным
  основанием. Очень  возможно,  что  песок  постепенно  сносило  ветром.  На
  третьем  витке  таких  пятен  оказалось  больше,  камень  лежал  обширными
  площадями, песок  сохранялся  лишь  кое-где,  в  углублениях.  Можно  было
  подумать, что черный песок  сейчас  остался  лишь  на  просторной  круглой
  площади, в центре которой возвышался купол, прозрачный, казавшийся  отсюда
  ярко-зеленым пятном на сумрачно-фиолетовом фоне.  Возможно,  сам  купол  и
  задерживал песок - не только из-за своей непроницаемости для ветра,  но  и
  само поле как-то влияло, сдерживало, может быть, сообщая песку статический
  заряд. Юниор не успел как следует подумать об этом: его внимание привлекло
  нечто новое, что вовсе его не обрадовало, напротив, заставило  нахмуриться
  и даже прикусить губу.
     То была трещина. Узкая, угрожающая, как нож,  черная  полоса  рассекала
  более светлую поверхность, неизвестно где начинаясь и заканчиваясь тоже за
  пределами обозримого пространства. Конечно, трещина тут могла быть, в  ней
  не было вроде бы ничего страшного: не может же каменный  монолит  тянуться
  бесконечно. Но трещина, показалось Юниору,  была  свежей.  Он  убедился  в
  этом, еще снизившись и  пролетев  над  ней  несколько  километров,  сбавив
  скорость, чтобы следовать всем ее изгибам. Юниор понял, что трещина должна
  была возникнуть совсем недавно, потому что, летя низко, явственно  увидел,
  что уходила она далеко в глубину. Если  бы  структура  каменного  плато  и
  раньше  была  такой,  песок  давно  заполнил  бы  трещину,  сровнял  ее  с
  поверхностью. Но  песка  в  ней  не  было.  Наоборот,  казалось,  какой-то
  восходящий воздушный  поток  шел  изнутри:  машину  несколько  раз  слегка
  подбросило, когда она оказывалась над узкой  -  от  метра  до  полутора  в
  ширину - расселиной. Вдруг Юниор пригнулся к самому стеклу: почудилось  ли
  ему в неверном свете или  края  трещины  на  самом  деле  колебались  друг
  относительно друга, едва заметно дышали? Если так, то  признак  был  очень
  тревожным: нельзя было больше рассчитывать на незыблемость  основания,  на
  котором стоял, с которым был сейчас как бы сращен корабль: а  корабль  был
  для людей всем: источником силы, безопасности, надежды - всего  на  свете.
  Источником самого их мира.
     Чтобы убедиться  в  справедливости  наблюдений.  Юниор  решил  посадить
  машину рядом с трещиной. Он был уверен, что  такой  маневр  ничем  ему  не
  грозит: ветер не так силен, чтобы опрокинуть машину; да и, в конце концов,
  выходить  на  незнакомую  планету  в  достаточно   неблагоприятных   порой
  обстоятельствах - в этом ведь и заключалась профессия Юниора, а не  только
  в том, чтобы проводить бесконечные дни в летящем корабле...  Мысль  о  Зое
  заставила его помешкать лишь мгновение: если с ним что-нибудь  случится  -
  она пропадет, теперь он нес ответственность не только  за  самого  себя!..
  Это мгновение задержки спасло его.
     Раздался низкий, мощный, рокочущий грохот, машину швырнуло вверх. Юниор
  только благодаря давней сноровке сумел вовремя овладеть управлением.  Там,
  куда он только что собирался сесть, раскрылась бездна. Трещина расширилась
  внезапно, рывком, словно некто всемогущий вдруг дернул один край каменного
  массива и отодвинул еще метров на пять. Воздух завихрился, возникший смерч
  потащил машину еще выше. Ветер сразу усилился, словно невидимый  воздушный
  цунами налетел и покатился дальше, вовлекая в себя все,  что  только  было
  вокруг. Впереди, ближе к куполу, остатки черного песка поднялись в воздух,
  закружились и вытянутым, веретенообразным облаком полетели по  ветру  -  к
  далекой, но оказывающей непонятное  влияние  черной  дыре.  Пожалуй,  пора
  домой, - решил Юниор. - Там сейчас может понадобиться  мое  присутствие...
  Лететь было трудно. Машина слушалась хуже, чем раньше: слишком  мала  была
  ее скорость относительно массы воздуха, несшей аграплан. Подняться повыше?
  Рискованно: можно промахнуть мимо купола,  а  возвращаться  против  такого
  воздушного течения будет куда сложнее...
     Только приобретенный за много лет опыт пилотирования машины  в  сложных
  условиях позволил  Юниору  благополучно  завершить  полет.  Умник,  как  и
  следовало, открыл отверстие в зашитом поле лишь на долю секунды, но  и  за
  это время вместе с кораблем под купол ворвалась струя  песка,  закружилась
  во  встречном,  внутреннем  ветре  и  медленно  осела.  Здесь  ветер  тоже
  усилился, это Юниор почувствовал сразу и даже не стал вводить  аграплан  в
  ангар, сел на полянку, среди деревьев, где ветер был тише. Вылез  и  пошел
  домой.
     Зоя, сбежав с  крыльца,  бросилась  ему  навстречу.  Обнялись  и  долго
  стояли. Даже не обменявшись ни  словом,  оба  поняли  взаимную  решимость:
  встретить и выдержать приближавшиеся, как они ощущали, тревожные времена.
       В  тот  же  день  Юниор   начал   установку   Кристалла.   Он   работал
  сосредоточенно и упорно, не желая терять  ни  минуты  времени.  Теперь  он
  по-настоящему понял: корабль еще  может  понадобиться  и  не  только,  как
  энергетическая установка.
     Зоя грустила.
     Вечерами Юниор старался нежностью рассеять мысли, которые, видимо,  все
  больше одолевали ее, хотя вслух она  не  сказала  о  них  ни  слова.  Лишь
  однажды у нее вырвалось:
     - Ты стал таким, что я даже начинаю бояться...
     - Зоенька, ничего не изменилось!
     - Мне кажется - ты словно прощаешься со мной.
     - Глупости, - искренне сказал Юниор. - Никогда я с тобой не расстанусь.
  - Он улыбнулся. - Я наоборот, чувствую себя спокойно. Потому что здесь  ты
  в никого не влюбишься.
     - Если бы здесь был хоть миллион других... - сказала она.
     - Все же хорошо, что их нет. Поздравь: я поставил Кристалл. Теперь наша
  повозка в полном порядке.
     - Твоя, - поправила Зоя.
     - Наша. Потому что если мы воспользуемся ею, то лишь вдвоем.
     - Ты все-таки нашел способ? - просияла Зоя.
     - Набрел на мысль. Попробую. Думаю, что получится. А тогда... тогда нам
  вообще не страшно ничто на свете.
     - Юниор... - Она прижалась к нему. Он спрятал лицо в ее волосах.  Потом
  мягко отстранился и встал.
     - Ты уходишь?
     - Хочу сразу же обсудить идею с Умником. А то просто не смогу уснуть.
     - Уже поздно.
     - Ему все равно. Он работает двадцать четыре часа в сутки.
     - Знаешь,  ты  столько  говоришь  о  нем,  что  мне  захотелось  с  ним
  познакомиться.
     - Обещаю. Как только выполню свой план.
     - Ты слишком устаешь.
     - Не бойся. Я сделан по высшему классу  надежности.  Поскучай  немного,
  малыш. Почитай, поставь кассету. Я скоро.
     Он ощутил беспокойство Зои, и оно заставляло  его  спешить,  как  будто
  времени совсем уже не осталось. Какого времени? Что должно было произойти?
  Что грозило? Он не знал. Монолитная основа,  на  которой  располагался  их
  мир, была неподвижна. Если что-то  и  происходило,  то,  вероятно,  по  ту
  сторону трещины. Дул сильный ветер - вот и все. Но Юниор спешил.
       - Ну как, Умник, погонял Кристалл?
     -  Опробовал.  Насколько  можно  судить,  находясь   в   неподвижности,
  спэйс-координатор в порядке.
     - Прекрасно. Итак, я свое обещание выполнил. А ты мои задачки решил?
     - По мере возможности.
     - Докладывай.
     - Относительно снятия матрицы с тебя. Юниор.
     - Ну-ну?
     - Я попытался разобраться и, думаю, достаточно много понял в  том,  как
  устроен Комбинатор и что ему нужно для работы. Сейчас я смог  бы  детально
  объяснить тебе, как нужно снимать данные для матрицы,  скажем,  собаки,  и
  как эту матрицу изготовить.
     - Спасибо.  Непременно  воспользуюсь  твоей  помощью,  как  только  мне
  понадобится собака. Но, вероятно, для собак есть и готовые программы?
     - Есть.
     - Я же, помнится, просил тебя относительно не собачьей, а  человеческой
  матрицы.
     - Тут я ничем не смогу тебе помочь.
     - Почему? Так сложно?
     - Нет. Никак не сложно и никак не просто. Вообще - никак.
     - С чего это ты вдруг начал объясняться такими оборотами?
     Что они должны обозначать?
     - Я не нашел ни одной программы на создание человека. Если такая  есть,
  то она сейчас включена  в  общую  программу  третьей  степени  обитания  и
  находится в пользовании Комбинатора.
     - То есть программа Зои...
     - Я говорю - если.  Получить  программу  у  Комбинатора  можно,  только
  предварительно приказав ему свернуть мир.
     - Об этом не, может быть и речи.
     - Но, не имея программы, я ничего  не  могу  проанализировать.  Человек
  ведь несколько сложнее собаки, согласись.
     - Не спорю. Ну хорошо. Умник, обойдусь... Сейчас это, кажется,  уже  не
  столь актуально. Есть другая задача.  Ты  знаешь  какая.  Я  говорил  тебе
  утром.
     -  Я  продумал.  Принципиально  задача  разрешима.  Нужно:   первое   -
  обеспечить  полное  отсутствие  обнаженных  металлических  поверхностей  в
  помещении. Иначе возникнет наложение и отражение полей, и в результате...
     - Это ясно. Какая нужна изоляция?
     - Стандартная для таких устройств. У нас она использована в трюме-один.
     - Не годится. Ты же знаешь: трюм опечатан,  доступ  туда  в  отсутствие
  главного конструктора категорически воспрещен кому бы то ни было. Даже  я,
  капитан, ни  разу  не  заходил  в  трюм  после  того,  как  там  закончили
  монтировать Комбинатор.
     - Это не кажется мне разумным.
     - Не забывай, я ведь летел не за тем, чтобы пользоваться  Комбинатором:
  в таком случае я,  конечно,  прошел  не  столь  поверхностный  инструктаж,
  ознакомился бы с системой куда  серьезнее.  Но  моя  задача  была  -  лишь
  довести корабль до места испытаний. Так что я не спорил.
     - Но сейчас - особый случай.
     - Пойми: я  просто  не  знаю,  что  там  внутри!  Повернусь  не  так  и
  что-нибудь задену, и вдруг мир исчезнет! Нет, это был бы неразумный  риск.
  И тем более не стал бы я снимать там изолирующий слой.
     - Хорошо. Попытаюсь придумать, чем заменить его.  Но  это  -  не  самое
  главное.
     - Допустим мы все изолировали.
     - Дальше потребуется разместить  в  отведенном  пространстве  эмиттеры.
  Схема размещения может  быть  разработана  лишь  после  того,  как  станут
  известны точные размеры и конфигурация помещения.
     - Это я сообщу завтра с утра. Сколько эмиттеров понадобится разместить?
     -  В  зависимости  от  объема  помещения  -  от  трехсот   до   трехсот
  шестидесяти, в шести блоках, с точной ориентировкой каждого, отклонение  -
  не более одной угловой секунды.
     - Так... Что еще?
     - После размещения  эмиттеров  произвести  настройку  всего  комплекса.
  Однако для этого нужно будет отключить Комбинатор от  внешних  приборов  и
  антенн.
     - Иными словами, опять свернуть мир?  Невозможно,  я  уже  сказал.  Ищи
  другой способ: как настроить, не отключая внешний комплекс.
     - Это потребует дополнительной подготовки. Надо будет каждый внутренний
  эмиттер, кроме постоянной панели, подключить к каналам, идущим на  внешние
  приборы - но только на время настройки.
     Еще триста, а то и триста шестьдесят подключений, подсчитал  Юниор.  От
  каждого эмиттера - отдельный провод, в строго определенном порядке,  чтобы
  они не экранировали друг друга, не создавали взаимных помех...  Но  прежде
  всего надо выбрать помещение. Здоровенная махина, а места в ней не так  уж
  много: корабль  рассчитан  на  одного  человека,  всего-навсего.  Так  что
  выбирать, собственно, и не из чего.
     - Умник! Думаю, что схемой  монтажа  ты  можешь  заняться  уже  сейчас.
  Объект - жилое помещение. Все три модуля: салон, спальня, ванная...
     Секундная пауза: Умник, видимо, рылся в своей памяти,  в  которой  была
  запечатлена вся архитектура корабля.
     -  Сложно.  Поскольку   переборки   металлические,   каждое   помещение
  разрабатывается как отдельный объект.
     - Это трижды триста? Ладно, в первую очередь  два  помещения:  салон  и
  ванная. Будет время - сделаем остальное.
     - Из салона нет прохода в ванную.
     Черт...
     - Хорошо. Делай на все три. Может быть, не по триста, а  меньше?  Объем
  ведь невелик.
     - Можно, но без гарантии точного выполнения программы.
     - Нет уж, - сказал Юниор. - Тогда надо делать  все  триста  шестьдесят.
  Принимайся за работу.
     - Только предупреждаю: кроме этого я не смогу помочь ничем.  Работа  не
  табельная, и у меня нет никаких приспособлений для ее выполнения.
     - Знаю. Работать буду я. И хорошо, если бы я мог начать завтра же.
     - Понял. Я успею. Ничего сложного.
     Юниор кивнул. И спохватился:
     - Да! А у нас есть столько эмиттеров в запасе?
     - Может быть, и есть, - сказал Умник. - В том же трюме.
     - Дьявол! Где же взять их?
     - Во внешних устройствах. Сейчас Комбинатор реализует не самую  сложную
  из своих программ. И часть эмиттеров не нагружена. Определи тестером.
     Да, работа предстоит даже не ювелирная... Каждый эмиттер - с булавочную
  головку, и в  больших  комплексах  их  -  тысячи.  Хорошо  хоть,  что  они
  однотипны - что для деревьев, что для людей. Это  Юниор  знал  точно:  еще
  Георг  когда-то  упомянул  о  простоте  серийного  производства   деталей.
  Конструктору же мерещились Комбинаторы где надо и где  не  надо.  Здесь-то
  Комбинатор пришелся в самый раз.
       Юниор работал  как  одержимый.  Возвратившись  домой,  поздно  вечером,
  садился рядом с Зоей на диван, обнимал ее за плечи.
     - Устал?
     - Ну, что ты. Мне износа не будет.
     - А может, не надо так спешить? Ведь на деле ничего страшного...
     - Да конечно же, ничего страшного, Зоенька. Я просто хочу страховаться,
  понимаешь? Хочу, чтобы и тени опасности не было. И чтобы у тебя никогда не
  возникало сомнений... Думаю, нам здесь ничто не грозит. Подует ветер  -  и
  перестанет. Был же полный штиль, и не день, не два!
     - Нам ведь здесь хорошо, правда?
     - Мне никогда, нигде не бывало так хорошо.
     - Мне тоже...
     Зоя теперь выходила из дому реже. Было по-прежнему тепло, но ветер  дул
  слишком сильно, чтобы прогулки могли доставлять удовольствие. Конечно, его
  можно было убрать: дать команду на компрессоры - и наступили бы  тишина  и
  покой. Но на купол сразу легла бы куда большая нагрузка. В этом был  риск.
  Надеясь, что там, снаружи, рано или поздно стихнет. Юниор решил, что можно
  потерпеть. Зоя согласилась с ним.
     - Может быть, здесь, на планете, такая  зима,  -  предположила  она.  -
  Ветер дойдет до своего пика, потом начнет ослабевать, и в конце концов все
  станет как вначале - тихо и прекрасно.
     Наверное, когда-нибудь утихнет. Но  пока  -  на  четвертый  день  после
  второго полета Юниора - он снова рывком усилился. И уже не  задержался  на
  этом уровне: с этого дня сила ветра нарастала понемногу, но постоянно.
     Юниор подумал: идет гонка с природой. Но  еще  неизвестно,  кто  придет
  первым. Мы не слабы. Мы очень сильны. Будем бороться. И если даже придется
  отступить - отойдем в полном порядке. Мы успеем!
     Он проснулся ночью и понял: не успеет.
     Его  разбудил  страшный  звук:  тяжелый,   мягкий,   ритмичный   грохот
  смешивался со слабым, но пронзительным звоном, тоже  ритмичным,  звучавшим
  почему-то именно в мгновения, когда грохот чуть  стихал.  Юниор  не  сразу
  понял, что слабый звук исходил от телефона.
     Зоя не  спала.  Она  сидела  на  постели,  обхватив  руками  колени,  и
  испуганно смотрела на Юниора.
     Грохотал ветер. Именно грохотал - не выл,  не  ревел.  Казалось,  некто
  тяжелый, но чем-то прикрытый, как прикрыт перчаткой кулак боксера, раз  за
  разом отходил и снова бросался на дом, пытаясь сдвинуть или даже  обрушить
  его, - и каждый раз дом вздрагивал и скрипел, и  глухо  звенели  стекла  в
  окнах.
     В паузах между ударами ветра извне доносились и другие  шумы.  Завывали
  компрессоры. Трещали деревья. Иногда по окнам  барабанили  капли:  видимо,
  ветер поднимал в воздух часть воды из пруда.
     Юниор быстро оценил обстановку. Сейчас группа деревьев  еще  прикрывала
  дом, рассекая воздушный поток. Но деревья не смогут противиться урагану.
     Он провел рукой по волосам женщины.
     - Ничего, Зоенька, - сказал он. - Справимся. Ничего страшного.
     Зоя всхлипнула. Словно в ответ ей  в  соседней  комнате  вылетело  и  с
  жалобным звуком разбилось стекло.
     Юниор снял трубку.
     - Компрессоры на пределе, - кратко доложил Умник.
     - Сколько они еще продержатся?
     - При такой нагрузке не более часа.
     - Хорошо, - сказал Юниор. - Пусть держатся до последнего.
     - Понял, - ответил Умник.
     Юниор положил трубку и быстро оделся.
     Все эмиттеры Комбинатора в корабле были уже установлены точно по схеме.
  Но подключение их еще не начато. Система  не  работала.  И  укрыть  Зою  в
  корабле было нельзя. Оставалось  надеяться  на  дом.  Юниор  понимал,  что
  строение не рассчитано на такие условия. Но другого выхода пока не было.
     - Оденься, Зоенька, - сказал он. - И поосновательнее. Вряд ли при таком
  ветре будет очень жарко.
     - У меня тут почти ничего нет... - растерянно сказала Зоя.
     - Возьми мой комбинезон.
     - А ты?
     - У меня есть - там, в корабле. Оденься и жди меня тут.  Не  подходи  к
  окнам: может поранить стеклом.
     - Ты уходишь?
     - Ненадолго. В корабль. Надо понять, что происходит снаружи.
     - Не оставляй меня. Юниор. Пожалуйста...
     Он на миг крепко прижал ее к себе.
     - Не бойся. Не оставлю. Я скоро вернусь.
     Дверь на веранду отворялась снаружи. Юниор попробовал открыть ее  и  не
  смог. Напор воздуха был слишком силен. Хотя ветер создавали  лишь  машины,
  трудно было представить, что мощь эта принадлежала не стихии, а технике. И
  все же эта мысль вселяла какую-то  уверенность.  Человек  разговаривал  со
  стихией на равных. Правда, сам он мог при этом погибнуть.
     Юниор выждал, когда очередной порыв ослаб,  и  резко  оттолкнул  дверь,
  бросившись  на  нее  всем  телом.  Дверь  распахнулась  и  тут  же   снова
  захлопнулась за его спиной. В следующее мгновение ветер подхватил Юниора и
  швырнул на дверь. Он подумал, что треснула все же деревянная  пластина,  а
  не его кости. И на том спасибо.
     Идти в рост нечего было и думать. Он пополз по мокрой траве. Неподалеку
  с надсадным треском рухнуло дерево. Хорошо,  что  в  стороне.  Неизвестно,
  какое не выдержит следующим.
     Еще не одолев и полдороги до корабля, Юниор понял, что мир разрушается.
  Но не все в этом мире было равноценным. Зоя должна была уцелеть.
     Он полз. Земля под ним мелко дрожала от отчаянной работы  компрессоров,
  порождавших ураган. Долго им не продержаться. Даже и часа не выдержать.
     Но, в конце концов, машины эти служили лишь первой линией обороны. Были
  еще и другие возможности.
     Достигнув корабля. Юниор  понял,  что  воспользоваться  подъемником  не
  удастся. Ветром платформу перекосило в направляющих. Как забраться наверх?
  Влезать по тросам подъемника нечего было и думать.
     Был лишь один способ: на какое-то время  выключить  компрессоры.  Ветер
  мгновенно стихнет. Выдержит ли при этом купол? Трудно сказать. Если нет...
  все кончится сразу: нечем станет дышать. Но ведь  компрессоров  все  равно
  хватит ненадолго.
     Сверху донесся скрежет, настолько резкий, что ветер не помешал услышать
  его.  Юниор  поднял  голову.  Одна  из  антенн  Комбинатора  сорвалась   и
  беспомощно раскачивалась. Юниор  похолодел.  Не  поднимаясь  с  земли,  он
  подполз ближе к одному из микрофонов внешнего прослушивания.
     - Умник! - крикнул он. - Умник!
     Гриб, видимо, включил акустику на полную мощность, но голос его донесся
  как бы с другого конца мира.
     - Умник! Выключи ветер!..
     Это было как чудо. Не прошло и секунды - и грохот стих.  Еще  несколько
  воздушных волн прошло над Юниором:  отражаясь  от  внутренней  поверхности
  купола, атмосфера его мира не  сразу  пришла  в  себя.  Но  это  были  уже
  пустяки.
     - Прекрасно! - пробормотал Юниор, вскакивая. Теперь  можно  посмотреть,
  насколько  поврежден  подъемник.  Юниор  забрался  на  платформу.   Ничего
  страшного, самый обычный перекос... Ухватившись  за  направляющую  штангу,
  Юниор прыгнул - раз, другой, третий, стараясь собственной массой заставить
  перекосившийся угол встать на  место.  Удалось  -  минут  через  двадцать.
  Медленно, с незнакомыми скрипами платформа поехала наверх. Вот  наконец  и
  люк. В тамбуре сорванный с зажимов скафандр  валялся  на  полу:  вероятно,
  сбросило первым порывом  урагана,  а  уже  затем  Умник  закрыл  люк.  Все
  остальное было в порядке.
     Юниор оглядел свой мир с высоты смотровой площадки.
     Мир ощутимо уменьшился. В зеленом круге жизни виднелись  теперь  черные
  прогалины. Планета наступала. Планета пыталась вернуть свое.
     - Черта с два! - сказал Юниор сквозь зубы.
     Он пробежал в рубку.
     - Что показывает Комбинатор?
     - Сломана одна антенна.
     - Видел. Как генераторы поля?
     - Нагрузка на купол возросла.  Генераторы  действуют  на  семь  десятых
  мощности.
     - Энергетика?
     - Без нарушений.
     - Купол?
     - Прогиб под давлением извне. В центральной точке - десять метров.
     Ну, это пустяки - десять метров, когда радиус купола - пятьсот...
     - Ветер извне?
     - Продолжает усиливаться.
     Юниор внимательно оглядел  приборы.  Мощность,  какой  требовал  купол,
  медленно, но неуклонно росла. Резерв маловат. Но ничего. Мы же  не  станем
  сидеть и ждать.
     Он снова оглядел мир - на этот раз видя его на экранах. В  трех  местах
  виднелись машины. Водолей, - узнал он, - потом корчеватель; третью  он  на
  расстоянии не опознал. Машины отцовского  комплекса.  Там  они  больше  не
  нужны. Потому что чем-то, видимо, придется все же пожертвовать.
     - Умник! Все машины, кроме компрессоров, стянуть к кораблю!
     Связь с механизмами не была нарушена; Юниор  понял  это,  завидев,  как
  неуклюжие динозавры, один за другим, медленно тронулись и поползли.  Юниор
  обождал еще немного, обдумывая свое решение. Наконец понял: сейчас  ничего
  другого не найти. Нужно экономить силы.
     - Дай Комбинатору команду: уменьшить радиус действия на двести  метров.
  И соответственно стяни защитное поле.
     - Понял.
     Вот так-то, дорогая планета. Мы люди  не  жадные,  возьми  часть  своей
  территории. Зато уменьшится купол, его  подставленная  ветру  поверхность,
  уменьшится расход энергии и возрастет сопротивляемость! Что,  съела?  Нет,
  нас не так-то просто взять!
     - Умник! Компрессоры поставь на позицию непосредственно перед  прогибом
  купола по новой конфигурации. Включишь по моей команде.
     Пока мы их включать еще не будем. Пусть стоят в резерве. С  уменьшенным
  куполом справятся и генераторы. А мы используем передышку, чтобы  привести
  все в корабле в порядок.
     - Юниор!
     - Чего тебе, Умник?
     - Сохранять ли высоту купола?
     Надо подумать. Если сохранить - высота окажется в полтора  раза  больше
  радиуса опоры. Устойчивость купола уменьшится. Нет,  сделаем  его  пониже.
  Триста метров - вполне достаточно. Однако вход в жилой  корпус  будет  уже
  вне купола - это не годится.
     - Высоту уменьшить на сто пятьдесят.
     - Понял.
     - Как нарастает ветер, Умник?
     - На десять метров в секунду за час.
     Значит, еще несколько часов будем  пользоваться  относительным  покоем.
  Может быть, даже целые сутки. Сутки - бесконечно много времени. Сейчас как
  будто все меры безопасности приняты. Надо браться  за  работу:  подключать
  эмиттеры. Опробовать их как положено вряд ли удастся. Но  и  подключить  -
  уже громадный успех. Тогда останутся сущие пустяки. Но прежде всего...
     - Умник! Рассчитай возможность  отступления  от  принятой  конфигурации
  купола. Сделаем его овальным, или даже каплевидным в плане. Обтекаемым.  К
  чему изображать собой волнорез? Пусть ветерок нас обходит.
     - Понял.
     - Так. Теперь...
     Теперь прежде всего надо вернуться домой. Успокоить Зою. Внушить: самое
  страшное - позади. Позавтракать с нею.  В  конце  концов,  что  случилось?
  Плохая погода, только и всего. Словно бы на Земле не случалось такого.
     Так, рассуждая. Юниор бегом преодолел  расстояние  до  дома.  Несколько
  деревьев по дороге к жилью лежали вывороченные с корнем, два были сломаны,
  белые зубья изломов торчали, как оскал покойника.  Ладно,  зато  остальные
  устояли... Увидев дом. Юниор присвистнул. М-да... Крыша местами  задралась
  кверху, в окнах  с  наветренной  стороны  не  уцелело  ни  одного  стекла.
  Пожадничали программисты Комбинатора: могли бы предусмотреть и  небьющиеся
  окна. Хотя вряд ли кто-либо рассчитывал на такие передряги.
     Зоя встретила его, стараясь казаться спокойной. Молодец, так и следует.
  Но ведь и было отчего улучшиться настроению: стих ураган. Нами  же  самими
  устроенный! Иначе купол мог и не выстоять ночью...
     - Хозяюшка! - закричал Юниор еще на бегу. - Крови жажду! Голоден!
     Зоя улыбнулась, и было в ее улыбке что-то большее, чем  просто  реакция
  на неуклюжий юмор. Спасибо за то, что мы по-прежнему живы, - так понял  ее
  улыбку Юниор. И сказал уже серьезно:
     - Ничего, все  в  порядке.  Работы,  правда,  много.  Только  разве  мы
  когда-нибудь работы пугались?
     После завтрака Зоя сказала:
     - Мне так хочется хоть чем-нибудь помочь тебе. Ты все делаешь один.
     - Только не думай, - сурово ответил Юниор, - что так будет всегда.  Вот
  вылезем из этой катавасии - увидишь, я сразу перестану  работать.  Страшно
  люблю лениться! А пока - приходится пошевеливаться...
     - Но я хочу помочь!
     - Ты и помогаешь, - сказал Юниор искренне. - Ты даже не  представляешь,
  как помогаешь мне. Тем, что ты есть. Прошу: не рискуй.  Ладно?  Главное  -
  будь. С остальным я постараюсь как-нибудь справиться.
     - Я буду, - пообещала она.
     - Больше ничего мне и не надо.
       Тоненькие  проводки  были  свиты  в  пучки,  каждый  -  из   нескольких
  разноцветных жил; надо присоединять их в строгом порядке, потом  аккуратно
  протягивать кабели по переборкам, сверлить для них отверстия там, где  они
  никогда не предусматривались, - шесть переборок  просверлить  для  каждого
  пучка, из них одна была капитальной, -  все  это  работа  и  ювелирная,  и
  нудная, и утомительная. На первые эмиттеры у Юниора уходило чуть ли не  по
  десяти минут на каждый, потом он приноровился, дело пошло быстрее, хотя он
  по-прежнему  время  от  времени  позволял  себе   высказывания   в   адрес
  совершенной техники, которая прекрасно выполняет все  предусмотренное,  но
  как только дело доходит до сюрпризов, сразу переходит на  роль  зрителя...
  До вечера  Юниору  удалось  сделать  лишь  пятую  часть  работы.  Так  ему
  понадобится  без  малого  неделя.  Но  недели  этой,  -  понимал   он,   -
  обстоятельства могут ему и  не  дать.  Обедать  домой  он  не  пошел.  Зоя
  принесла к кораблю какую-то снедь, и они поели вдвоем  на  травке:  этакий
  пикничок во время чумы, - он усмехнулся мысленно, однако вслух  ничего  не
  сказал. Так же и поужинали. Юниор  попросил  Зою  сварить  побольше  кофе,
  крепкого - решил, что будет работать  и  ночью.  Перед  утром  он  все  же
  пришел, спотыкаясь, домой  и  на  пару  часов  забылся.  Встав  с  тяжелой
  головой, направился к пруду. Иссушенный ветром  водоем  теперь  наполнялся
  заново, но вода притекала не так бойко, как раньше -  наверное,  что-то  в
  механизме разладилось. Купаться Юниор не стал, лишь  только  посмотрел  на
  полузатопленную лодку и снова пошел работать.  Когда  в  середине  дня  он
  почувствовал, что больше не может, - эмиттеры начали  двоиться  и  прыгать
  перед глазами, - он поднялся в корабль и потребовал тонизации. Умник хотел
  было отказать: общее состояние Юниора ему не нравилось. Разведчик, однако,
  настоял на своем и до вечера проработал нормально. Пожалуй, половина  была
  уже  сделана.  Юниор  почувствовал,  что  сейчас  надо  выспаться:  можно,
  Конечно, и эту ночь провести за делом, он так и поступил бы, если бы можно
  было закончить все к утру. Однако такой надежды и не возникало,  следовало
  рассчитать силы еще самое маленькое на два дня. Нет, выспимся, кто спит  -
  тот здоровеет, он всегда исповедовал эту истину...
     Он лег дома. Зоя была рядом, и,  как  всегда,  когда  она  была  рядом.
  Юниору показалось, что ничего  страшного  не  происходит  и  произойти  не
  может. С этим он уснул.
       Разбудил его телефон. Еще не сняв трубки. Юниор  понял,  что  спокойная
  жизнь кончилась.
     Умник сообщил, что скорость ветра на планете вновь резко увеличилась, и
  генераторы даже при уменьшенном куполе снова работают  на  восьми  десятых
  предельной мощности.
     Теперь это был уже не просто ветер. В купол бил не воздух. Стеной летел
  черный песок. Разогнанные до скорости пули  песчинки,  каждая  из  которых
  несла на себе электрический заряд, таранили  невидимый  барьер  не  только
  своей массой, но и полем; и генераторам приходилось работать,  ежесекундно
  меняя режим и вводя все новые мощности, так что резерв таял.
     Юниор дал команду включить компрессоры. Однако на сей раз мощные машины
  почти ничем не смогли помочь. Одна из них через полчаса  вообще  вышла  из
  строя. Подпирая стену купола изнутри, встречный ветер лишал ее  упругости,
  эластичности. И теперь, когда на стену обрушивался не воздух, а песок,  от
  такой поддержки становилось лишь хуже. Компрессор пришлось заглушить.
     Между тем у подножия купола скапливалось все  больше  и  больше  песка.
  Если бы стена была цилиндрической, это, пожалуй, пошло бы  ей  на  пользу:
  высокие барханы предохраняли бы ее от ударов ветра. Но стена была пологой,
  и песок десятками, а потом и сотнями тонн стал  давить  на  нее,  и  стена
  прогибалась - медленно, но неотвратимо.
     Единственным спасением от пролома купола  было  отступление.  И  купол,
  повинуясь командам Юниора, отступал. Каждый раз  на  какой-нибудь  десяток
  метров.  И,  отступив,  облегченно  расправлялся.  Но   ненадолго:   ветер
  усиливался, песок снова  подползал  и  начинал  неудержимо  взбираться  по
  стене, она вновь прогибалась - и приходилось делать  еще  несколько  шагов
  назад.
     Юниор с Умником без труда рассчитали, что такой  тактики  хватит  самое
  большее на десять часов - если  не  произойдет  нового  резкого  ускорения
  ветра, если не случится еще чего-то непредвиденного.  Через  десять  часов
  купол сузился бы настолько, что включал бы в себя лишь корабль и несколько
  метров прилегающей к нему площади.  Это  было  бы  еще  полбеды.  Но  ведь
  придется в очередной раз уменьшить и высоту купола. Тогда  Юниор  окажется
  отрезанным от входа в жилой корпус - если останется внизу. И от Зои - если
  будет находиться в корабле. А ему требовалось быть и тут, и там.
     И все же он продолжал работать как только мог быстро. Он  понимал,  что
  не  может  успеть.  Но  ничего  другого  не  оставалось.  Юниор  стремился
  закончить хотя бы одно помещение, салон и тот  путь,  которым  Зоя  должна
  будет пройти от люка до салона. Остальное успеется и потом.  Лишь  бы  она
  оказалась внутри.
     Но и этого он не смог успеть.
     Мир сжимался на глазах. Человек проигрывал. Но не хотел сдаваться.  Зоя
  делала вид, что не понимает смысла происходящего. Юниор же знал,  что  она
  понимает. Мир таял. Вершина купола находилась  лишь  на  метр  выше  люка.
  Основание продолжало съеживаться. Давно уже  переставший  быть  полусферой
  купол, пройдя стадии гиперболоида и параболоида,  превратился  в  половину
  эллипсоида вращения, и эллипсоид этот  все  вытягивался.  Скоро  он  почти
  точно повторит очертания корабля...
       - Умник! - сказал Юниор. - У тебя готов расчет на обтекаемость?
     - Давно.
     Но Юниор еще медлил. Ему не хотелось отдавать команду.  Потому  что  за
  пределами нового по форме купола должен был остаться  дом.  Дом,  где  они
  были счастливы. В существовании которого заключался весь  смысл  мира.  Но
  ничего иного не оставалось. Когда Юниор понял, что этого не  избежать,  он
  установил между амортизаторами корабля,  рядом  с  якорем,  свою  походную
  палатку из планетарного комплекса - для Зои; перетащил из  дома  все,  без
  чего ей трудно было бы обойтись, пока он не сможет наконец перевести ее  в
  корабль. И теперь Зоя стояла рядом с Юниором подле корабля и смотрела в ту
  сторону, где еще держались деревья, а за  ними  возвышался  дом,  которому
  через несколько минут предстояло исчезнуть. Юниор понял, что сейчас должен
  быть с нею.
     Он обнял Зою за плечи и сказал в самое ухо:
     - Ничего. Были бы мы. Все это когда-нибудь да кончится. И  тогда  мы  с
  тобой еще и не такое построим...
     Зоя молча кивнула, и Юниор крикнул: - Начинай!
     Громкий треск раздался. Стены купола с двух сторон начали сдвигаться, и
  все, что оказывалось вне их,  стало  исчезать  по  мере  того,  как  стены
  отползали. Необычно и страшно было видеть, как без пламени, без  слышимого
  шума (он тонул в реве внешнего ветра) дерево, или куст, или птица, или еще
  что-то реальное, живое вдруг - едва купол преграждал  комбинирующим  полям
  доступ - вспухало белым клубом, теряло очертания, превращалось в  облачко,
  и облачко это, подхваченное ураганом, взвивалось  и  уносилось  кто  знает
  куда... К счастью. Юниор с Зоей не видели, как исчез дом:  это  произошло,
  когда деревья еще заслоняли его; взлетело пухлое облако - и  все.  Но  вот
  исчезли и деревья. Стены остановились. Зоя всхлипнула.
     - Ничего, маленькая,  -  сказала  Юниор.  -  Мы  с  тобой  теперь  ясно
  понимаем, что главное в жизни, а  что  -  ерунда...  Смешно:  машина  твоя
  уцелела - осталась внутри... Иди в палатку,  сообрази  что-нибудь  поесть.
  Ветер уносит время...
       Первым исчез свет.
     Была середина дня, и созданному Комбинатором солнцу предстояло работать
  еще несколько часов. Из-за уменьшения размеров купола оно тоже  сжалось  и
  находилось теперь чуть  ли  не  над  самой  головой.  Но  освещенность  не
  убавлялась, по-прежнему стоял день. И  вдруг  оно  погасло  -  сразу,  без
  сумерек. Стало темно и страшно. Юниор работал в корабле.  Испуганны  голос
  Зои едва долетел до него: - Юниор! Юнио-ор!
     Он выскочил на площадку и окунулся во мглу.
     - Что случилось? - услышал он внизу. - Почему темно? Я боюсь!
     - Не пугайся, Зоенька! Сейчас узнаю.
     Он кинулся к пульту. Сперва подумал было,  что  Умник  решил  экономить
  энергию: светило, как и вся система Комбинатора, питалось  от  корабля,  а
  энергия была сейчас нужна прежде всего для питания  купола.  Почти  вся  -
  кроме той, что потреблял Комбинатор. - Умник, это ты погасил?..
     - Не я. Комбинатор сам.
     - Включи корабельные прожекторы. И выясни, в чем дело.
     Он выбежал на площадку. Снаружи стало светлей: три  сильных  прожектора
  рассеивали мглу там, куда были направлены их лучи, но все остальное тонуло
  почти в полной мгле,  и,  наверное,  от  обманчивого  света  Юниору  вдруг
  показалось, что уцелевшие деревья медленно движутся. Он убедился, что  Зоя
  все так же стоит подле корабля, и вернулся в рубку.
     - Ну, что там у Комбинатора?
     - Сработала автоматическая защита. У него неполадки.
     Этого еще не хватало!
     - В чем причина?
     - В уменьшении рабочего объема.
     Юниор  понял.  Комбинатору  становилось  тесно.   Его   система   могла
  действовать в пространстве не меньше определенного.  Иначе  сложнейшие  по
  конфигурации поля начинали накладываться  друг  на  друга,  усиливать  или
  ослаблять, мешать. Выключение  светила  было  скорее  всего  просто  актом
  самосохранения системы. Первым подобным действием. Что последует дальше?
     - Как быть. Умник?
     - Свернуть систему.
     - Пока я жив - нет. Исключается. Возьми управление на себя.
     - Такого случая не предусмотрено.
     Конечно, он не может, - устало согласился Юниор. - Умник лишь  передает
  команды Комбинатору, не более. Ну, может еще отключить энергию. Вот и все.
     - Что же делать?
     -  Сужать  рабочее  пространство  больше  нельзя.  Не   то   Комбинатор
  выключится совсем. Сохранять мир - значит сохранять пространство.
     Постараемся, - убеждал себя Юниор. - Будем держать рубежи до  конца.  И
  надеяться на устойчивость Комбинатора. Хотя - кто из  его  создателей  мог
  рассчитывать на такие  условия  работы?  Они  выходят  за  пределы  любого
  официального испытания. Техника не подводит, нет. Но осилить природу  этой
  планеты она  не  в  состоянии.  Мне  нужно  всего  лишь  несколько  часов.
  Несколько несчастных часов... Сколько их минуло здесь - в безмятежности, в
  счастье. И вот не хватает - всего лишь нескольких.
     Юниор все же урвал у работы несколько минут. Спустился, чтобы побыть  с
  Зоей. Ей это было сейчас очень нужно. И ему тоже.
     Они стояли обнявшись. Светили прожекторы. Острые, резкие  тени  лежали.
  Непрерывный шум походил на плеск моря: песок  бился  в  купол,  стекал  по
  нему, оседал, насыпь поднималась все выше.
     - Юниор! - отчаянно вскрикнула Зоя, крепко  прижимаясь  к  нему,  пряча
  лицо. - Я, кажется... Что там?!
     Он и сам уже увидел. Так и  есть:  деревья  двигались.  И  кусты  тоже.
  Подскакивая, пританцовывая, размахивая сучьями. Настоящие деревья  никогда
  не позволили бы себе такого. Фикции... Происходило то  самое  наложение  и
  искажение полей, которого боялся Юниор. Деформировались поля - и все,  что
  было  создано  ими  тут,  тоже  деформировалось,   двигалось,   постепенно
  приближаясь к центру этого мира - к кораблю.
     - Я боюсь... - шептала Зоя. - Мне страшно!..
     Одно дерево вырвалось из грунта и взлетело.  Перевернулось  в  воздухе,
  задевая за стену купола то корнями,  то  вершиной.  Грохнулось.  Несколько
  новых возникли из ничего, судорожно размахивая ветвями, кусты  сцеплялись,
  словно в борьбе, пытаясь вырвать друг друга с корнями. Юниор, увлекая Зою,
  отступил под защиту ближайшего амортизатора.
     - Умник!..
     - Можно  только  выключить  Комбинатор!  Но  пока  я,  как  ты  сказал,
  непрерывно шлю ему команду продолжать работать.
     - Так и действуй!
     Хаос нарастал. Юниор стоял, одной рукой прижимая  к  себе  Зою,  другой
  держась за амортизатор. И вдруг мощная лапа, крепко державшаяся за  грунт,
  дрогнула. Юниор явственно ощутил это движение.
     - Что там, Умник?
     - Напор на купол превысил допустимое. Корабль теряет устойчивость.
     - Прибавь мощности.
     - Резервов больше нет.
     - Что же делать? Думай!
     - Нужно стартовать.
     Юниор невольно взглянул вверх. Сейчас, когда светило погасло и  вершина
  была ниже прежнего, можно было лучше видеть происходящее снаружи.  Верхняя
  часть купола колебалась, дикие порывы ветра стремились снести ее,  прижать
  к земле, песок обрушивался десятками тонн. Колеблясь, купол невольно давил
  на корабль. И гигантский корпус начал медленно,  пока  еще  едва  заметно,
  раскачиваться. Не было сил, которые могли бы удержать  его.  А  еще  выше,
  подойдя совсем вплотную, нависала, кажется,  даже  изгибаясь  сверху,  как
  океанская волна, как бы  грозя  обрушиться,  неимоверных  размеров  черная
  тень, или гряда, или провал в мироздании - как концентрация  всего  ужаса,
  какой только мог быть в мире... И на этом черном горели звезды.
     Страшный порыв. Амортизатор дрогнул куда ощутимее. Зоя, не отрываясь от
  Юниора, дышала неровно, толчками, хрипло. Надо было что-то сделать. Нельзя
  было стоять так и ожидать конца. И Юниор  решился.  Он  знал,  что  это  -
  безумие. Что надеяться не на что. Что это - гибель корабля и  его  самого.
  Но сейчас такой исход не казался ему страшным. Вместе... -  и  где-то  все
  же, наперекор всякой логике, билось, трепетало маленькое: а вдруг?  Бывают
  же чудеса!!! А вдруг?..
     - Зоя! - крикнул он в самое ее ухо. - В корабль! Бегом!
     Не поднимая глаз, Зоя покачала головой. Он решил, что она не поняла.
     - Будь что будет, Зоя! Но здесь все равно - гибель! А там, может  быть,
  хватит того, что я успел...
     Он услышал, как Зоя пробормотала:
     - Нет... А если нет? Все погибнет, и ты... Я не хочу.
     Он рывком поднял ее на  руки  -  Зоя  с  неожиданной  силой  вырвалась,
  мертвой хваткой вцепилась в штангу амортизатора:
     - Юниор, милый, спеши!.. Ты - человек, не забудь!  А  меня...  Ты  ведь
  говорил, что меня можно повторить еще раз!
     Юниор на миг оцепенел.  Этого  мгновения  достаточно  было,  чтобы  Зоя
  рванулась и исчезла, выскользнув  из  прожекторного  луча  в  темноту.  Не
  раздумывая. Юниор бросился за нею. Едва слышный в грохоте голос Умника  из
  внешних динамиков кричал:
     - Корабль... Устойчивость... амплитуда!..
     - Умник! - крикнул он - уже в параполе, иначе тому не  услышать  бы.  -
  Уменьши высоту купола на двести метров!
     Он знал, что тогда не сможет больше попасть в корабль. Но он и не хотел
  больше. Он должен был найти Зою, на остальное наплевать! Юниор  пробивался
  сквозь  толпу  пляшущих  кустов,  хлеставших,  царапавших   его   ветками.
  Спятившее дерево кинулось на него - Юниор  шарахнулся  в  сторону.  Он  не
  знал, куда бежать: под куполом оставалось все еще достаточно места,  чтобы
  спрятаться.  Юниор  несколько  раз  останавливался  и  звал.  Но  вряд  ли
  кто-нибудь мог бы услышать его и в двадцати шагах: рев ветра, удары песка,
  треск деревьев - все это плотно забивало уши.
     - Умник! - крикнул он прежним способом. -  Поверни  проже...  -  Он  не
  договорил. Перед  глазами  ярко  вспыхнуло.  Рвануло.  Толкнуло  в  грудь.
  Оглушило. Он упал. Ударился затылком. Потерял сознание.
       Юниор медленно открыл глаза. В голове стояла боль. Превозмогая  ее,  он
  приподнялся. В отдалении  ревел  ветер.  Светили  корабельные  прожекторы.
  Корабль по-прежнему стоял. Юниор автоматически отметил это. Корабль  стоял
  на черном песке. Не было ничего: ни травы, ни  кустов,  ни  деревьев.  Был
  черный песок и несколько тяжелых механизмов, от которых местами отражались
  лучи. Юниор закрыл глаза и снова открыл. Ничего не изменилось. Песок. Все.
  Конец.
     - Умник! - хотел он  сказать,  но  слово  не  проговорилось,  а  как-то
  прошипелось. Он откашлялся. - Умник! - На этот раз получилось лучше. - Что
  случилось? Комбинатор выключился?
     - Комбинатор сгорел, - ответил Умник безмятежно: для  него  в  этом  не
  было никакой трагедии. - Главная схема.
     - Так... - сказал Юниор. - Понятно... - Он встал на четвереньки,  потом
  на ноги,  пошатнулся,  в  голове  отчаянно  стучало.  Все  же  он  устоял,
  напрягся, сделал шаг, снова качнулся,  снова  постоял,  переводя  дыхание.
  Значит, меня в тот самый момент, - понял он. - Комбинатор сгорел. Если  бы
  свертывал мир, то постепенно уменьшал бы мощность, и все  понемногу  таяло
  бы. А он сгорел и отключился сразу. И все взорвалось. Все...
     За этим "все" была Зоя, но он не хотел, не позволил себе думать  о  ней
  так. Ее больше не было. Погибла. Даже сейчас он не  хотел  ставить  ее  на
  одну доску с сумасшедшими деревьями и искусственной травой.
     Медленно, шаг за шагом одолевая расстояние,  он  шел  к  кораблю.  Ноги
  вязли в песке. Хорошо, что купол держится, -  равнодушно  думал  Юниор.  -
  Хорошо, что воздух не Комбинатор сделал, а старые, честные механизмы.  Но,
  в сущности, и это сейчас не имело значения. В душе  было  пусто.  Одна  из
  машин, водолей, стояла на его пути, пришлось ее  обходить.  Юниор  обошел,
  придерживаясь за металлический корпус. За машиной лежала Зоя. Лицом вверх.
  На виске был кровоподтек. Глаза открыты. Лицо было серьезным, печальным  и
  прекрасным.
     Я сошел с ума, - безразлично  пронеслось  в  голове.  -  Зои  нет,  она
  исчезла. - Он пошатнулся. На сей раз ему не удалось устоять. Он  опустился
  на песок рядом с телом Зои. - Зоенька, значит, вместе? Значит?..
       Через какое-то время он снова очнулся. Вновь приподнял голову. Зоя была
  рядом. Юниор закрыл глаза, сильно потер пальцами  веки,  виски.  Посмотрел
  снова. Зоя была. Он взял ее за руку, пытаясь  нащупать  пульс.  Пульса  не
  было. Он расстегнул на груди Зои свой комбинезон - тот, что она  носила  с
  последнего вечера в доме, - прижался ухом. Холод и  тишина.  Юниор  сел  и
  долго сидел с закрытыми глазами, машинально гладя Зою по голове. Взгляд ее
  был устремлен вверх, где был купол, и за ним - звезды.
     Какой-то голос все время мешал ему  на  чем-то  сосредоточиться,  чтобы
  что-то очень важное понять: голос надоедал. Наконец Юниор не выдержал.
     - Ну, чего тебе?
     - Ветер стихает, я повторяю все время.
     - Что?
     - Ветер стихает.
     - Какой ветер? А, ну да...
     Какой-то ветер стихал; ну, стихнет - разве  Зоя  встанет  после  этого?
  Нет. Не встанет. Ее больше  нет.  Хотя  она  не  исчезла  вместе  с  миром
  Комбинатора. Хотя...
     Почему же она не исчезла? - он соображал с  большим  трудом.  И  должна
  была исчезнуть. Но осталась. А раз осталась, значит, она и не была создана
  Комбинатором. Потому что все, что он сделал, исчезло. А Зоенька - вот...
     Мысли заметались, потом их какое-то время вообще не было.
     Кто же она, если ее не создал Комбинатор? -  снова  возникли  мысли.  -
  Тогда она может быть только человеком.  Вот  меня  не  создал  Комбинатор.
  Следовательно, я - человек. И ее тоже. Следовательно, она - человек. А это
  значит, что могла находиться на  корабле  в  такой  же  безопасности,  как
  Юниор. Могла. Он не пустил ее. Потому что не знал, что она - человек...
     Юниор снова сильно, до боли потер лоб пальцами. Новая мысль  вертелась,
  ускользала. Очень простая, естественная. Вот... Нет... Ага: откуда же  она
  взялась здесь, если не из программ Комбинатора? Другого пути ведь не было?
  А? Не было ведь?..
     Он встал, с минуту постоял,  покачиваясь,  утверждаясь  в  вертикальном
  положении. Надо было идти в корабль, отдаться на попечение  Умника  с  его
  медициной. И еще что-то  нужно  было  сделать,  черт,  забыл...  Медленно,
  загребая ногами песок, Юниор пошел к кораблю. Подойдя,  остановился.  Нет,
  не сюда надо было идти. В какое-то другое место. Куда же? Голова  работала
  с великим трудом, с болью, с неслышным скрежетом.
     - Умник! - позвал Юниор по  параполю.  -  Наверное,  надо  восстановить
  купол до первоначального размера.
     Умник не удивился, гриб никогда не удивлялся, он ответил  лишь  обычным
  кратким: - Понял.
     - Так, - Юниор повернулся спиной к кораблю и пошел  много  раз  хоженым
  путем - только сейчас не было тут травы, а значит, и протоптанной  тропки,
  лежал песок, а впереди не виднелись деревья, и позади  них  не  возвышался
  дом, в котором жила и ждала бы женщина. На месте  дома  поднимался  сейчас
  холмик осевшего песка, оказавшийся теперь внутри восстановленного  купола.
  Здесь  стоял  дом?  Правее,  левее?  Никакого   следа.   Все   испарилось,
  взорвалось, улетело. Это понятно. Но если... Юниор  опустился  на  колени;
  никаких инструментов не  было,  он  начал  разгребать  песок  просто  так,
  руками. Сразу взмок от пота, унизительного пота слабости; передохнул, стал
  рыть снова, не очень хорошо понимая даже, зачем это делает.  Потом  пальцы
  наткнулись на что-то чуждое песку, постороннее. То была  банка  консервов.
  Юниор внимательно посмотрел на нее, повертел перед глазами. Банка была  не
  из его запасов, не с корабля, он хорошо  помнил,  что  приносил  сюда.  Он
  продолжал копать.  Еще  несколько  банок,  коробок,  пластиковых  пакетов,
  убереженных упавшим песком от ветра. Ему тут принадлежало меньше половины.
  Остальное было Зоино. Настоящая пища. Не сотворенная Комбинатором.  Почему
  же Зоя ни слова ему не сказала, почему согласилась с ним, если понимала?..
  Больше рыть было, наверное, незачем, да  и  сил  совсем  не  осталось.  Он
  побрел назад, к кораблю, потом свернул туда, где лежала Зоя, потом - снова
  к кораблю, приказал Умнику приготовить чистый постельный  комплект  -  для
  Зои. Постоял. Залез на платформу, поехал  вверх.  Остановил  платформу  на
  уровне трюма-один. Вызвал Умника, приказал открыть трюм. Умник  отказался.
  Юниор не стал спорить. Поднялся в рубку и открыл трюм  рычагом  аварийного
  открывания  -  при  аварии  все  запреты  снимались.  Захватил  под  мышку
  приготовленные  простыни.  Спустился  вниз,  подошел  к  Зое,  накрыл  ее.
  Вернулся, поднялся к трюму. Люк  теперь  был  распахнут.  Юниор  вошел.  В
  обширном шестиэтажном  трюме  тонко  пахло  гарью,  стояла  тишина.  Юниор
  осмотрелся, не испытывая ни малейшего  любопытства.  В  другое  время  его
  наверняка  заинтересовала  бы  многокрасочная  мозаика  пластин,  кожухов,
  кабелей, из-за которых не  было  видно  переборок;  сейчас  он  равнодушно
  прошел мимо. Юниор не сразу понял, куда идет, лишь на полдороге сообразил.
  Георг в свое время попросил - вот тут, стоя в этом самом трюме, - попросил
  конструктора "Анакола" оставить  ему  парочку  кабин,  смонтированных  тут
  раньше  для  перевозки  людей,  выведенных  из  активного  состояния.  Где
  остались кабины? Если человек проснулся только в доме,  то  от  кабины  до
  дома кто-то должен был  его  доставить.  Какой-то  механизм.  Юниор  пожал
  плечами: механизм, вынувший человека из кабины, можно было и не искать: он
  наверняка  был  создан  тут  же  на  месте  Комбинатором  в  числе  других
  вспомогательных устройств по реализации программы, а  на  следующем  этапе
  той же  программы  -  свернут,  уничтожен.  Но  сами  кабины  существовали
  независимо от Комбинатора... Юниор поэтому  не  удивился,  наткнувшись  на
  них: две кабинки стояли рядом, те самые,  раньше  их  было  здесь  великое
  множество. Крыша  одной  из  них  была  распахнута,  внутри  было  ложе  с
  подушкой, на крышке - множество каких-то патрубков, спиралей, микроантенн.
  Светилась слабая лампочка. Юниор нагнулся, увидев на  подушке  что-то:  то
  была заколка для волос. Он взял ее, спрятал в карман. Закрыл глаза. Втянул
  воздух. Пахло духами, теми самыми, запах гари тут отступал. Ну вот, больше
  искать было вроде нечего. Что и как - было понятно. Почему? Этого Юниор не
  знал. Да и важно ли было - почему? Зои больше не существовало  -  вот  что
  было важно. А ведь она с самого начала была уверена в  своей  подлинности.
  Это Юниор не верил. Он знал; что Зоя должна появиться из рукава фокусника.
  Поверил  во  всемогущество  великой  технической  эпохи  с   ее   великими
  конструкторами.
     - Будь ты проклят! - сказал-он. Всего себя вложив в эти слова. Он  даже
  не знал, адресовалось ли проклятие Георгу,  или  себе  самому,  или  всему
  миру, всей великой цивилизации, которая позволяет и даже заставляет думать
  о живом человеке как о произведении техники - и не более того, и не только
  думать, но и заставить самого человека поверить в то, что он  -  не  более
  чем продукт техники, продукт идеи,  как  говорил  Георг,  а  не  результат
  любви.
     - Будь все мы прокляты! - сказал Юниор, покидая трюм.
     Кажется, содержавшаяся  в  проклятии  ненависть  придала  ему  сил.  Он
  спустился, подошел к Зое и не сразу, но все-таки смог поднять ее на  руки.
  Сейчас это было трудней, чем раньше: она не помогала, не  обхватывала  его
  за шею. Хрипло дыша. Юниор донес ее до платформы  подъемника.  Поднялся  с
  нею наверх. Внес в тамбур. Переведя дыхание, сказал:
     - Умник, тут человек. Погиб. Надо сохранить.
     - Понял, - отозвался Умник.
     Когда медицинский автомат на тележке уже подкатил и уложил  Зою,  Юниор
  хотел помочь, но автомату помощь не требовалась и он попросил Умника:
     - Ты проверь внимательно. Конечно, я понимаю, что невозможно -  слишком
  долго... Но все же... Ты же у нас все умеешь!
     Гриб ответил как всегда невозмутимо:
     - Все анализы будут сделаны здесь и на Земле.
     - Спасибо, - поблагодарил Юниор, не  зная,  что  делать  дальше.  Снова
  спустился. Снизу посмотрел на повисшие беспомощно антенны Комбинатора.  Но
  они  не  были  жизнью.  Всего  лишь  орудиями  фокусника.  Юниор  сплюнул,
  отвернулся. Все было как и полчаса,  и  час  назад.  Лежал  черный  песок,
  стояли машины. Из раструба водолея вытекала тонкая струйка воды. От другой
  тянуло  легким,  едва  уловимым   ветерком:   обновлялся   воздух.   Сияли
  корабельные прожекторы. По сторонам их световых конусов сгущалась мгла.
     Он брел, вспахивая башмаками песок. Все, что  осталось  от  маленького,
  славно придуманного мира. Не было мира. Потому что  мир  -  это  жизнь.  А
  здесь не было жизни. Имитация  ее,  не  более.  Привет  тебе,  цивилизация
  имитаций! - кричала его душа. - И когда в тебе появляется настоящая  жизнь
  - ты позволяешь даже не заметить этого.  А  в  результате  здесь  осталось
  единственное живое существо. Пока.
     Потом он остановился.
       В боковом свете прожектора вдруг почудилось внизу, под ногами,  что-то.
  Маленькое, хрупкое, на что он едва не наступил башмаком.
     Он наклонился. Потом лег, приблизил лицо и  стал  рассматривать  это  в
  упор.
     Просто удивительно, как смог он заметить. Такую мелочь,  ерунду.  Может
  быть, лишь потому, что цветом эта мелочь резко отличалась от песка. Мелочь
  была светло-зеленой.
     Крохотный, тоненький, хрупкий, едва поднявшийся над песком стебелек.  И
  на конце его - только-только раскрывшиеся два листочка.
     Юниор долго лежал и смотрел на росток, дыша в сторону, чтобы  ненароком
  не повредить его.
     Нет, это не было, не могло быть остатком мира Комбинатора. Все бывшее в
  том мире исчезло. Все, что осталось, было настоящим.  Корабль.  Механизмы.
  Юниор. Тело Зои в реаниматоре.
     И еще - стебелек и два листка.
     Жизнь. Настоящая. Самостоятельная. Пусть бесконечно уязвимая, но жизнь.
     Откуда? - разглядывал это чудо Юниор, все еще не веря глазам.
     И понял: семечко могла занести сюда одна из машин.  С  Земли,  где  они
  испытывались. Или с Анторы, где эти машины крушили  и  перемалывали  сотни
  тысяч растений. Не таких, а мощных, царственных. Семечко застряло  где-то.
  Перенеслось через сверхпостижимые пространства. Здесь выпало. Оказалось  в
  среде, где есть воздух, вода, свет. И вот проросло...
     - Оказывается, нас здесь двое  живых,  -  сказал  Юниор  вслух,  словно
  стебелек мог понять его. - И тут уж тебе-то я погибнуть не дам!
     Господи, - подумал он затем, - сколько же мы: отец, я сам, все другие -
  уничтожили грубо, жестоко, безжалостно, глупо  вот  таких,  да  не  только
  таких - всяких жизней! Воображая, что мы  вправе  вынести  им  приговор  и
  привести его в  исполнение,  раз  они  мешают  достижению  какой-то  нашей
  сиюминутной и часто никому не нужной цели. Наши цели - так  ли  нужны  они
  миру?
     Нет, я тебя выращу. К чертям все. Я останусь тут до тех пор, пока здесь
  не зазеленеют леса. Потом мы  снимем  купол.  И  вы  начнете  переделывать
  атмосферу. Оживлять планету. Потому что всякая жизнь - жизнь, и мы  ставим
  себя выше вас только потому, что мы умеем убивать вас куда  успешнее,  чем
  вы - нас. Но ведь без вас мы околеем сами, мы без вас  не  можем  и  порой
  лишь забываем об этом. Забываем, что жизнь - это то, что  не  предает,  не
  исчезает внезапно, если вдруг разладятся какие-то контуры...
     Я тебя выращу, стебелек. Есть энергия, есть вода,  свет.  Есть  великий
  Умник, который, наверное, знает не только, как истреблять леса, но  и  как
  растить их. Если захвораешь -  вылечим.  Неужели  такая  масса  металла  и
  кристаллов да еще толика нормального рассудка  не  в  состоянии  сохранить
  жизнь одному стебельку? Ведь мы умеем - если захотим.  Нам  только  трудно
  бывает понять. Слишком уж мы настроились  за  целые  столетия  -  заменять
  естественное искусственным...
     Я выращу тебя. Ничего, Земля подождет. Обойдется без своего  сгоревшего
  Комбинатора. Кто-то сказал хорошие слова о  слезинке  одного-единственного
  ребенка. Что такой ценой нам не нужно счастье. Раньше я думал, что  это  -
  слюнтяйство, ерунда. Теперь я думаю: если  для  чего-то  надо  всего  лишь
  наступить каблуком на такой вот, как  ты,  совсем  незаметный  стебелек  с
  двумя листками - я не сделаю этого.  Сперва  постараюсь  понять:  а  может
  быть, вреда, пусть и отдаленного, от такого  действия  произойдет  больше,
  чем пользы - пусть даже немедленной? Мы  привыкли  думать,  стебелек,  что
  если сейчас и вредим, то  потом,  в  этом  благословенном  "потом"  у  нас
  останется достаточно времени, чтобы все исправить, возместить  и  воздать.
  Но у нас не будет этого времени, потому что не настанет блаженное "потом",
  когда останется только  исправлять  ошибки:  они  ведь  тоже  живут  своею
  жизнью, наши ошибки и жестокости, они сходятся и размножаются, плодятся  и
  прорастают вдруг там, где мы их  вовсе  и  не  ждем,  нередко  -  в  наших
  собственных костях, в нашей плоти и крови, а еще прежде - в нашем  разуме.
  Вот как обстоят дела, стебелек...
     Будем держаться друг за друга. Это должно стать главным  законом  нашей
  жизни: держаться друг за друга, мы с тобой - одно и то же, мы -  жизнь,  и
  не наше дело, не наше право - проводить в жизни линии и границы, делить на
  угодную и неугодную, нужную и ненужную. Будем беречь друг друга!..
       Жизнь Юниора опустела; совсем стала она похожа на странную планету,  на
  которой разведчик решил, как ему казалось, накрепко обосноваться:  пустота
  занимала, наверное, девятьсот девяносто девять тысячных, но  на  последней
  тысячной, словно купол на планете, существовало еще нечто:  хилый  зеленый
  стебелек с двумя листочками. Ни в чем нельзя было сравнить его с  погибшей
  Зоей, кроме разве того, что росток, как и она, шел от жизни, от  естества,
  а не от человеческого хитроумия; все вокруг  напоминало  о  женщине,  было
  как-то связано с нею: пруд, затонувшая в нем лодка, палатка под  кораблем,
  и сам корабль, который так и не спас ее, потому что Юниор не смог  понять,
  кто она. Юниор знал, что эта боль дана ему на всю жизнь, и ничто не сможет
  больше быть в его жизни таким, как было до сих пор; а какой  будет  впредь
  его жизнь - об этом он не задумывался: какой будет, такую он и примет.
     Свое,  пусть  маленькое  поначалу  местечко   стебелек   занял,   занял
  безоговорочно. И постепенно Юниор стал просыпаться каждый день с мыслями о
  нем и засыпал не прежде, чем продумывал все, что растеньица касалось,  что
  происходило с ним сегодня и что следовало сделать для него завтра.
     Прежде всего  Юниор  попытался  выяснить,  чем  может  ему  в  новом  и
  непривычном деле помочь Умник. Гриб принял новое дело  близко  если  не  к
  сердцу, которого у него не было, то  к  сведению.  Но  никакой  информации
  относительно  ухода  за  растением  неизвестного  вида,  да  еще  в  столь
  необычных  условиях,  у  него  не  оказалось.  Умник  смог  сообщить,  как
  выращивать в условиях корабля или в иной среде с теми же параметрами  лук,
  редис  и  другие  столовые  овощи  -  на  этом  его   эрудиция   оказалась
  исчерпанной.  Пришлось  действовать  методом  проб  -  стараясь,   однако,
  допускать поменьше ошибок.
     Были вещи, которых сейчас опасаться вроде бы не  следовало:  вредителей
  например. Однако Юниор все же не был совершенно спокоен на этот счет: если
  уцелело семечко, то могли сохраниться и какие-то споры, мало  ли.  Поэтому
  он каждый день тщательно осматривал хилый стебелек,  измерял  его  рост  и
  чуть было не демонтировал хромограф из ремонтного отсека, чтобы перетащить
  сюда и  следить  за  изменением  окраски  листочков.  Впрочем,  это  Умник
  отсоветовал.  Зато  Юниор  смонтировал  ультрафиолетовую  лампу,  изъятую,
  несмотря на протесты Умника, из медицинского арсенала: Юниор  заявил,  что
  полагающееся ему облучение он  будет  принимать  вместе  с  растением,  не
  иначе. Умник, надо сказать, возражал скорее  из  принципа:  как  он  потом
  сознался, он испытывал к растеньицу некоторую слабость из-за  их  пусть  и
  дальнего, но все же несомненного родства.
     Юниор подвел к  растеньицу  воду  и  понемногу  нашел  наилучший  режим
  полива; время от времени он устраивал даже дождик - не при  помощи  лейки,
  но  приказывая  тому  же  старому  механизму-тринадцать.  Место,  где  рос
  стебелек. Юниор обнес оградой из цветного кабеля,  безжалостно  содранного
  им с переборок трюма-один.
     Почти целый месяц все шло прекрасно. Стебелек рос. Юниор понимал,  что,
  ухаживая за ничтожным растением, помогает в первую  очередь  самому  себе:
  иначе как бы он жил здесь после смерти Зои? Зою он не навещал;  знал,  что
  она  так  и  лежит,  ничуть  не  изменившись,  созданный   Умником   режим
  предупреждал всякие изменения. Но Юниор не  был  уверен,  справится  ли  с
  собою, вновь увидев ее, пережив все с самого начала. Тут, пожалуй,  только
  стебелек и спасал. На Землю Юниор  тоже  не  хотел  и  не  мог  вернуться:
  чувствовал, что  ни  отца,  ни  тем  более  Георга  увидеть  сейчас  не  в
  состоянии, да и людям из Дальней ему сказать было, в сущности, нечего.  Он
  ничего не сделал, ничего не выполнил. Уничтожил доверенное ему  устройство
  и убил человека. Конечно, если бы хоть тень надежды была, что Земля сможет
  оживить Зою, он давно был бы уже в пути; но  такой  надежды,  понимал  он,
  нет: воскрешать не умели даже в эпоху Комбинатора.  Так  что  лететь  было
  незачем. А стебелек давал этому  твердое  обоснование  -  хотя  бы  в  его
  собственных глазах: Юниор обещал не бросать его здесь  -  и  не  собирался
  нарушать слова.
     Так жил он почти месяц. А потом стебелек заболел. Кончики листьев - уже
  вторых - стали желтеть. Юниор  испугался.  Он  даже  не  ожидал,  что  так
  испугается. Словно и на самом деле кто-то очень близкий  умирал,  а  Юниор
  был не в состоянии помочь - не знал, что и почему происходит и как с  этим
  бороться.
     День и другой Юниор ходил в отчаянии. Растение  хирело.  Наверное,  оно
  ясно сигнализировало отчего, но язык его был незнаком Юниору. И эта жизнь,
  маленькая, тоже угасала, несмотря на все его старания. Неужели должно было
  гибнуть все, на что обращалась его любовь?
     Он сел в аграплан, договорился с Умником и вылетел за  пределы  купола.
  Просто так. Чтобы отвлечься. Чтобы хоть  на  время  избавиться  от  тяжких
  мыслей и чувств.
       За куполом было тихо и спокойно. Стояла темнота, но  не  та  фиолетовая
  полумгла, которая стояла, когда  Юниор  прилетел  на  планету,  а  плотная
  черная тьма, какая бывает и на Земле в новолуние. Небо было  полно  звезд.
  Наверное, стоило подумать о том, почему один мрак сменился другим  и  утих
  не только ураган - ни малейшего ветерка не было. Юниор  убедился  в  этом,
  посадив машину в нескольких километрах от купола. Подумать следовало бы  и
  о том, откуда взялись звезды и почему их не было раньше. Но Юниору  сейчас
  не думалось о вещах, не имевших прямого отношения к  сегодняшнему  дню,  к
  его стебельку и к нависшей над стебельком угрозе.
     Позволь! - прервал Юниор на этом месте свое рассуждение. - А чьи же это
  звезды? Ты что - забыл, как они выглядят? Это ведь  и  есть  наши!  Или  я
  теперь настолько уже принадлежу этому пространству,  что  и  видеть  начал
  по-другому? Или...
     Что "или", он не успел додумать. Потому что слабо зазвенело в  ушах,  и
  Юниор ощутил вдруг знакомое чувство  раздвоения,  когда  кроме  того,  что
  думал он сам, в мозгу стало возникать и что-то другое, внесенное  извне  и
  чаще всего выражающееся в словах, иногда - в ощущениях,  несущих,  однако,
  новую информацию. Именно так проявляется действие параполя перед тем,  как
  вы вступаете в диалог. Ноги Юниора задрожали, и он сел на песок, а затем и
  лег на спину, предельно расслабляясь и испытывая  одновременно  внутреннее
  напряжение.
     - Ну наконец! - воспринял он слова отца. -  Соблаговолил.  Может  быть,
  объяснишь, что это значит? Месяц мы фиксируем тебя в  нашем  пространстве,
  но ты не вылазишь из-под купола, а пробить его на такой дистанции мы не  в
  состоянии. Что с тобой? В чем дело?
     - Понятия не имел, что я в  нашем  пространстве,  -  ответил  Юниор.  -
  Садился я на вынужденную в том. Это очень хорошо, что мы можем поговорить.
     -  Надеюсь,  -  сказал  отец.  -  Мне  это  тоже  доставляет  некоторое
  удовольствие. Но если  ты  расскажешь,  в  чем  дело,  я  буду  еще  более
  удовлетворен. Мы можем тебе помочь?
     - Ты можешь.
     - Приятно слышать. Каким образом?
     - Представь, что у тебя заболело растение...
     - Какое?
     - А черт его знает. Я же не ботаник. Просто растение.  Стебелек  и  два
  листка...
     - Исчерпывающе. А что с ним?
     Юниор объяснил. Отец сказал:
     - Тебя бы на такую диету - у тебя не только листки пожелтели бы,  но  и
  корень. Свет, вода - прекрасно, но ведь в этом стерильном песке  ему  есть
  нечего! Хорошо еще, что он столько продержался. Ему нужны удобрения. Знаю,
  что у тебя их нет. Ничего. Вы с Умником сделаете. Слушай меня...
     Восприятие было слабым, но отчетливым. Юниор прослушал  краткую  лекцию
  по химии. Поблагодарил. Отец сказал:
     - Вижу, твое мировоззрение несколько изменилось.
     - Да, - ответил Юниор кратко.
     - Рад. Теперь у меня просьба к тебе. Только не удивляйся. В трюме,  где
  смонтирован Комбинатор Георга... Тебе придется войти туда... там, в  одной
  из кабин "Анакола"...
     - Там ничего нет, папа, - прервал его Юниор. - И никого.  Зоя  лежит  в
  реаниматоре. Не потому чтобы еще была надежда. Просто я не нашел  более...
  более удобного для нее места.
     - Как это случилось?
     - Нет, папа. Ты мне скажи: как это случилось? Чтобы  нормальная,  живая
  женщина, прекрасная женщина (последних слов он вовсе не хотел  говорить  -
  они вырвались сами)... помимо своей воли  оказалась  усыпленной  на  борту
  корабля, причем я тоже не  знал  об  этом  совершенно  ничего...  Мы  что,
  вернулись в средние века, в какие-то пятнадцатые-двадцатые?
     - Ответить просто, хотя и трудно, -  услышал  он  Сениора.  -  Георг...
  Легко определить, где кончается посредственность и начинается безумие.  Но
  кто возьмется точно провести границу между гениальной и сумасшедшей идеей?
  Сколько раз одна принималась за другую... А суть вот в чем: Георг  слишком
  много работал над проблемой комбинирования человека, когда все прочее было
  уже готово. Он делал раз, третий, двадцатый - получались физически  точные
  копии, но человека не  возникало.  Наверное,  не  все  кончается  даже  на
  атомном уровне... Ему же казалось, что все вот-вот получится, нужно только
  хотя бы несколько недель абсолютного  покоя  для  работы,  чтобы  ухватить
  ускользающее звено. Но  этого  покоя  у  него  не  было.  Ему  мешали.  Ты
  догадываешься кто.
     - Зоя.
     - Даже не столько она, сколько мысли  о  ней,  боязнь  за  нее,  за  их
  отношения, за будущее...
     - Она говорила.
     - Он не мог сделать того, что сделал бы на его месте другой:  отправить
  ее на  месяц-два  развлекаться  в  хорошей  компании  в  Океанию  или  еще
  куда-нибудь. Мысли о ней, ревность не дали бы ему провести  спокойно  даже
  несколько часов, где уж - недель.
     - И он осмелился...
     - Если бы он предполагал!
     -  Я  так  и  подумал,  -  медленно  сказал   Юниор,   и   его   слова,
  преобразованные  мозгом  в   импульсы   параполя,   мгновенно   преодолели
  неизмеримые пространства, чтобы четко прозвучать в сознании Сениора. - Это
  было лучшее для него в любом случае. Даже если бы Зоя  осталась  в  живых.
  Она...
     - Я понимаю, - услышал он. - Наверное, никто из вас не виноват. Не она,
  во всяком случае.
     - Я не оправдываюсь. Но если бы я хоть знал, что  его  опыты  с  людьми
  неудачны...
     - Этого никто не знал. Георг ведь был уверен,  что  окажется  на  месте
  испытания раньше тебя: его должны были, вместе с комиссией,  везти  прямым
  рейсом,  тебе  же  предстояли  испытания  монтажа  при  сопространственных
  переходах. Он  думал  встретить  жену  там  и  пользуясь  таким  несколько
  экстравагантным способом ее прибытия, признаться в поражении, сведя все  к
  шутке: это, мол, пока единственный способ, какой он смог  найти,  чтобы  в
  его системе возник человек. Он, как ты помнишь, честолюбив и самолюбив.
     - Хорошо. Закончим об этом.
     - Когда ты собираешься домой?
     - Не знаю. Вот подрастет мой стебелек...
     - Теперь ты понял?
     - Прости меня за глупости, какие я  говорил  тебе  раньше  и  какие  не
  говорил, но думал.
     - Отпускается тебе. Что же, согласен - можешь не торопится.  Дальнюю  я
  извещу. Если только нет никаких надежд относительно Зои.
     - Умник говорит...
     - Умник - еще не главный медик планеты. Я имею в  виду  Землю.  Правда,
  таких прецедентов и у нас еще" не было, а те, кто может куда  больше  нас,
  пока, к сожалению, нами пренебрегают. И все же я посоветовал бы тебе...
     - Увезти росток с собой? Но какой смысл...
     - Нет, сын. Ни в коем случае. Его место, а может быть, и твое - там. Но
  сюда надо хотя бы доставить Зою. Пусть  ничего  нельзя  сделать,  но  даже
  покоиться она должна здесь. Историю  новой  планеты  не  надо  начинать  с
  могил. Лучше - с новой жизни, хотя бы и с такой: стебелек и два листка.
     - Как мне оставить его?
     - Ну уж это ты мог бы и не  спрашивать.  Минимальный  купол  -  воздух,
  вода, простенький автомат для регулировки. Маяк - чтобы  потом  не  искать
  планету  долго.  Умник  подскажет,  какой   энергоблок   лучше   и   проще
  демонтировать и потом собрать на планете, чтобы питать весь этот  агрегат.
  Росток доживет. Быть может, он встретит тебя уже деревцем. А я в  обратный
  путь дам тебе столько всяких семян... Однако  давай  заканчивать,  сын,  я
  устал. Уже не те силы.
     - Прости, папа. Я просто не знал, что оказался в нашем пространстве. До
  сих пор не понимаю, как это случилось.
     - Да, странно. Но со временем наверняка станет ясным и это...
       Прошло три дня, пока им с Умником удалось составить такую комбинацию по
  рецепту Сениора, что при ее контрольном  анализе  гриб  не  нашел  к  чему
  придраться. Полученным  порошком  Юниор  осторожно  посыпал  песок  вокруг
  стебелька, уже склонившего макушку. Полил водой. Отступил на шаг.
     - Надеюсь, это тебе понравится, малыш, - сказал он растению.
     - Да, - подтвердил кто-то сзади. - Это ты  сделал  вовремя.  Теперь  он
  выправится.
     Юниор резко повернулся.
     На песке сидел человек.
     Человек? Да, несомненно. И все же... Нет, человек, разумеется. Но -  не
  наш. Не нашего корня. Не с нашей планеты. Хотя - не  умею  я  распознавать
  людей, - подумал Юниор мимолетно и горько. - Кто же он?  Глупый  вопрос...
  На этой планете людей нет, как и жизни вообще, да и будь они - кто из  них
  мог бы одолеть непроницаемую броню купола, подойти без  удивления,  страха
  или враждебности и заговорить так, словно они давно знакомы, заговорить на
  языке  людей?  Нет,  это  мог  быть  только  тот,  с  кем  Юниор  надеялся
  встретиться - когда-нибудь.
     - Здравствуй, Курьер, - сказал он.
     - Да, вы почему-то называете меня так, - ответил  человек  серьезно,  -
  хотя я в другом ранге: я Эмиссар.
     - Я думал, что мне долго придется разыскивать тебя.
     -  И  опять  вы  неправильно  воспринимаете  положение.  Нас  не   надо
  разыскивать: это бесполезно. Вы можете только быть готовыми  к  встрече  с
  нами - или не быть. А приходим мы сами - когда нас  посылает  Мастер.  Вот
  как меня сейчас.
     - Ты... или он счел, что теперь мы готовы?
     - Вы все вместе - еще нет. Ты - да. Потому что ты многое  потерял  -  и
  понял и многое приобрел. Ты понял, что все это, - Эмиссар кивнул в сторону
  корабля, - далеко не самое важное. - Он положил руку на сердце. - Вот... -
  Указал на росток: - И вот... Да ты знаешь сам. Я слышал, что  говорил  ты,
  когда встретился с ним.
     - Вы давно следили за мной?
     - Нет, к сожалению. Иначе смогли бы предотвратить многое. Мы не успели.
  Столько дел в мироздании. Лишь твое горе оказалось столь сильным сигналом,
  что мы не могли его пропустить. И вот  ты  понял:  ничем  нельзя  заменить
  жизнь, пусть бы она казалась тебе ничтожной, бесполезной,  ненужной...  Ты
  понял, что можно распоряжаться тем, что ты сделал  своими  руками;  но  не
  далее этого! И ты,  не  имея  представления  о  Фермере,  начал  понимать,
  насколько труднее вырастить дерево, чем срубить его, и что  никакая  рубка
  не создает мира, все равно, рубят ли деревья или людей. Мир возникает лишь
  тогда, когда радостно сажают деревья и рожают детей.
     - Да, - согласился Юниор. - И о детях  я  тоже  думал.  Я  хотел  их  -
  много... Но вот... - он не закончил.
     - Я глубоко сочувствую тебе, - сказал Эмиссар. - И  я  доложу  об  этом
  Мастеру.
     - Мастеру - чего?
     - В твоем разумении - всего, пожалуй, чего только можно пожелать. Но не
  спрашивай дальше: я не скажу тебе больше  ничего  об  этом.  На  все  свое
  время. Если хочешь спросить о чем-то простом - пожалуйста.
     Юниор помолчал. Сейчас его ничто больше не интересовало.
     Но он не хотел показаться невежливым.
     - Объясни, как я оказался в своем пространстве. Я по  опыту  знаю,  что
  даже для специально оборудованного корабля это не просто.
     - Разумеется. Но если ваш разум создал нечто, способное совершить такой
  переход, неужели ты думаешь, что в природе, у  которой  не  ограничены  ни
  средства, ни терпение, нечто подобное не возникло куда раньше? Ты случайно
  сел на блуждающую планету; раз в несколько десятков лет, по вашему  счету,
  она переходит  из  пространства  в  пространство,  или,  скажем  так,  она
  рождается в другом пространстве. Роды эти - мучительный  процесс,  ты  сам
  был свидетелем этого. Планета теряет половину  атмосферы,  когда  начинает
  проходить через грань пространства...
     - Черная дыра? Или стена?
     - Да, наверное, вам это может  так  представиться...  Трескается  кора,
  меняется рельеф, многое происходит в эти  периоды.  Так  что  жизни  очень
  трудно утвердиться на такой планете. Тем больше чести - взяться  за  такую
  задачу и если и не решить ее, то хотя  бы  доказать  тем,  кто  придет  за
  тобой, что решение в принципе возможно. Если ты не передумаешь.
     - Нет, - сказал Юниор. - Только ненадолго слетаю на Землю. Но для этого
  надо сперва обезопасить малыша, - он кивнул на росток. -  Знаешь,  я  стал
  вдруг верить, что это - из тех семян, что сажали мы с Зоей. Потом понял  -
  нет. Те площадки остались за куполом в самые страшные часы, и их наверняка
  унесло ураганом.
     - Но они не пропадут - и, возможно, будут ждать  тебя,  пусть  и  много
  лет. Тебя - и... Что до твоего ростка, я мог бы присмотреть  за  ним,  как
  только вернусь от Мастера. Нет, я не собираюсь делить с тобой заслугу -  и
  любовь: ту, которую ты испытываешь к нему -  и  которую  он  испытывает  к
  тебе.
     - Он?
     - Что ж необычного? Он живой! А любовь свойственна жизни, и  не  только
  разумным ее формам... О чем ты задумался?
     - Ты наверняка знаешь. О том, что если бы я сел на нормальную  планету,
  не случилось бы урагана, и Зоя...
     - И Зоя, - сказал Эмиссар, - была бы с тобой. И ты всю жизнь считал бы,
  что она - лишь модель человека, а не человек. А ведь ты никогда  не  понял
  бы  истины,  даже  не  попытался  бы   установить   ее,   проверить   свою
  убежденность. Это понять можно; но, человек! не вини погоду в том,  в  чем
  виноват ты  сам.  Тогда  многое  может  случиться  -  и,  может  быть,  мы
  встретимся там, у вас на Земле, намного раньше, чем можно сказать об  этом
  сегодня.
  
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 14.12.2001 16:07 

  Книго
  




        

            
[X]