Владимир Михайлов.                           
Особая необходимость
 - Это у нас рассказывали, бывало, по вечерам, - начал Сенцов.
   - Да, по вечерам... - со вздохом отозвался Раин.   Вечера были далеко.
   Вечера остались там же, где и тень деревьев, прозрачные, бегущие по
круглым камешкам ручьи, белые облака и веселые огни городов.
   На расстоянии в семьдесят с лишним миллионов километров осталось  и
многое другое. Все то, что называлось необъятным словом - Земля.
   Родная  планета  должна  была,  верно,  показаться  отсюда   совсем
ничтожной: она давно уже  превратилась  в  звездочку,  неотличимую  от
других. Но наперекор расстоянию, или благодаря ему, - для  космонавтов
Земля становилась гораздо больше, ближе, - родная до невозможности.   - Так вот, -  продолжал  Сенцов,  сдерживая  улыбку  и  внимательно
оглядывая всех прищуренными глазами.  -  Баранцева  вы  все,  конечно,
помните, - ну, заведующего сектором астронавигации Института. В  плане
подготовки намечалось вывести в полет на  околоземную  орбиту  и  всех
преподавателей - чтобы получше разбирались в  психике  курсантов.  (На
лицах  космонавтов  мелькнули  улыбки.)   И   вот   приходит   очередь
Баранцева...
   Сенцов остановился на полуслове.
   Звук мягкий и печальный зародился где-то под  потолком.  Постепенно
он усиливался, приобретал остроту, холодной иглой колол  уши.  Мигнули
голубые плафоны. Затем звук, словно устав, пошел на убыль и  затих  на
низкой, чуть хрипловатой, ворчливо-жалобной ноте.
   - Быть по местам! - скомандовал Сенцов, хотя все и  так  сидели  на
своих местах. - Через десять минут - поправка...
   ...От сильного толчка на мгновение закружилась  голова,  качнуло  в
креслах.  На  экране  заднего  обзора  мелькнули  и  погасли  длинные,
безмолвные языки огня.
   Сенцов, нагнувшись к укрепленному в центре пульта - прямо перед его
креслом - микрофону, нажал клавишу, раздельно продиктовал:
   - Двадцать -  сорок  две...  Автоматически  выполнен  коррекционный
поворот. Уточненный курс...
   Лаймон Калве, оператор, со  своего  поста  управления  молектронным
вычислителем уже протягивал командиру  ленту.  Сенцов,  чуть  наклонив
голову, неторопливо назвал показания интеграторов -  цифры  трехмерных
координат корабля в пространстве.
   - Экипаж здоров, механизмы и приборы  без  нарушений,  происшествий
нет. Все.
   Он выключил  микрофон.  Повернул  свое  кресло  (среднее  из  пяти,
помещавшихся в выгибе подковообразного пульта) так, чтобы лучше видеть
товарищей.
   Космонавты  сидели  молча  -  неподвижные,   сумрачные.   Казалось,
привычная сирена вдруг отняла у них веселость и заставила забыть то, о
чем начал было рассказывать Сенцов, и  задуматься  о  чем-то  своем  -
тайном, о чем  не  говорят  вслух.  Надо  было  улыбнуться,  и  Сенцов
улыбнулся. Но глаза его смотрели серьезно и испытующе.
   Высокий, широкоплечий Калве,  новичок  в  космосе  и  человек  явно "некосмических габаритов", как шутили товарищи, сидел, погрузившись  в
размышления, машинально поглаживая рукой редеющие волосы.  Он  казался
глыбой,  позаимствовавшей  спокойствие  и   невозмутимость   у   своих
счетно-решающих устройств, и  вряд  ли  кто-нибудь,  кроме  командира,
догадывался о той затянувшейся болезни - боязни пространства,  которая
все еще мучила Калве, Ничего, Лаймон не подведет.
   Рядом с ним откинулся в кресле Раин. Глаза его были полузакрыты,  и
всем своим отрешенным видом он словно бы давал понять:  меня  занимает
вовсе не  предстоящее,  а  лишь  некоторые  особенности  отражения  от
поверхности  Марса,  подмеченные  при  наблюдении  именно  отсюда,   с
относительно  небольшого  расстояния,   из   пространства,   где   нет
атмосферных  помех.  И,  собственно,  какие   могут   быть   основания
сомневаться в моем спокойствии?
   Маленький, худой - известный астроном и одновременно  штурман  или,
как теперь говорили, астронавигатор экспедиции, Раин на первый  взгляд
казался слабым и каким-то  чуждым  этой  тесной  рубке,  где  техника,
техника, техника окружала его со всех сторон. Но Сенцов не первый рейс
уже провел с Раиным (правда, то были лунные  рейсы,  но  это  дела  не
меняло) и знал, что на ученого можно положиться во всем - кроме  разве
поднятия тяжестей. Ну, на то здесь и невесомость...
   Сенцов перевел взгляд на  Азарова.  Порыв  и  движение...  Из  него
выйдет толк. Всего  во  втором  рейсе  -  а  ведет  себя,  как  старый
звездоплаватель. Правда, выдержки ему не хватает. И  чувства  юмора...
иногда.
   Азаров почувствовал внимательный взгляд, поднял  глаза.  Улыбнуться
оказалось черт знает как трудно. Он беспокойно заерзал в кресле.
   - Вот... И это называется - человек вышел в космос, - пробурчал он,
не выдержав молчания. - А если рассудить - в  космос  вышли  автоматы.
Летят они, а мы их обслуживаем...
   У Азарова была своя тема, к которой он без конца возвращался.
   Сенцов пожал плечами, только иронически дрогнули  уголки  его  губ.
Калве неторопливо - чтобы не ошибиться в русской грамматике -  тоже  в
который уже раз ответил:
   - Движением корабля управляют быстрорешающие устройства. Они с этим
справляются лучше нас... Люди выполняют свои задачи,  машины  -  свои.
Так мне кажется...
   - А мне не кажется! - отрезал Азаров. Отстегнувшись,  он  встал  и,
шурша присосками башмаков - с ними можно  было  при  известном  навыке
передвигаться по полу, - заходил по рубке, цепляясь плечом за стены.
   - И вообще, бросьте вы носиться с вашими машинами. Вы-то, наверное,
охотно бы жили в мире таких вот микромодульных  интеллектов...  Но  мы
пилоты и должны работать, вести корабль. А тут  организовали  какой-то
санаторный режим. Но ведь, анализируя...
   Калве насупился, собираясь обидеться.  Последнее  время  все  стали
очень уж обидчивы - сказывались двести  с  лишним  дней  полета.  Раин
искоса взглянул на Сенцова и с готовностью вступил в разговор.
   - Итак, анализируя? - спросил он саркастически. - А скажите...
   Сенцов  не  вслушивался  в  очередной  спор  о  том,  кто   старше:
космическое яйцо или космическая курица - спор слишком  шумный,  чтобы
быть искренним. Главное было ясно: ребята в порядке. Вернув  кресло  в
нормальное положение, он стал смотреть на зеленоватый круглый экранчик
локатора, по которому волнисто струилась светлая линия.
   Спорим. Ну, пусть спорим.  Нервы  напряжены.  Не  хватает  ощущения
скорости, которое всегда поднимает дух; корабль, кажется, просто висит
в пространстве. Покой этот  обманчив,  и  напряжение  от  него  только
возрастает:  вокруг  космос,  еще  неизвестный,  неисследованный.  Кто
знает, что еще таит он в своем черном мешке. Вот и спорим.  И  спорить
будем о чем угодно, только не о главном.
   Или сейчас посмеемся - так же старательно. Что ни говори, а сидение
в рубке  или  в  тесных  постах  наблюдения  за  восемь  месяцев  всем
осточертело. Нестерпимо хочется иногда выйти,  увидеть  что-нибудь  не
столь надоевшее, как стены рубки или спальной каюты.
   Сейчас полет входит в решающую фазу:  предстоит  обогнуть  Марс  на
расстоянии  тридцати  тысяч  километров.  Поэтому  так  внимательно  и
вглядывался Сенцов в лица товарищей.
   Их ракета - не первый корабль, ушедший с Земли к  Марсу.  Несколько
раз посылали туда автоматические ракеты. Путь их удавалось  проследить
до тех пор, пока они не входили в теневой конус Марса. Затем  передачи
информации прерывались. Даже  самые  мощные  радиотелескопы  не  могли
уловить никаких сигналов. И ни одна ракета не вернулась на Землю...
   Вот о чем больше не спорили: что произошло с теми ракетами? Ну что,
в конце  концов,  вообще  могло  произойти?  Метеорный  поток  большой
плотности?  Но  на  ракетах  была  защита...   Встреча   с   какими-то
астероидами, своим притяжением сбивавшими ракеты с курса? Но астрономы
таких случаев не наблюдали... Недостаток  топлива?  По  расчетам,  его
должно было хватить...
   Поэтому давно уже было решено: облетим -  увидим.  Затем  и  летели
люди, чтобы увидеть. Увидеть и вернуться. Для этого  метеорную  защиту
корабля усилили,  группы  аккумуляторов  -  тоже.  Ракете  был  придан
космический разведчик. Имелись запасные элементы  для  вычислителей  и
солнечных батарей. В нужный момент космонавты могли взять управление в
свои руки и привести корабль обратно  к  Земле.  Все  это  делало  его
практически неуязвимым при любой случайности -  неуязвимым,  насколько
это вообще возможно в космосе.
   Но неизвестная, и от этого еще более пугающая опасность,  наверное,
все же подстерегала их впереди. И Сенцов безошибочно знал, что  это  о
ней думал  Калве,  приглаживая  волосы,  ее  пытался   увидеть   Раин,
прижмуривая глаза, и на нее злился Азаров, когда клял автоматы.
   ...А автоматы пока отлично справлялись, и хотя все три пилота несли
восьмичасовую вахту - один из них  неотлучно  находился  у  пульта,  -
людям оставалось лишь с выражением полной независимости поглядывать на
закрытые множеством предохранителей и опломбированные рычаги...
   Так поглядывать - было занятием не из самых приятных,  и  подчас  у
Сенцова начинало сосать под  ложечкой  от  желания  сорвать  пломбы  и
своими руками блистательно посадить корабль на Марс.  Но  он  успокоил
себя и сейчас. Глаза его привычно следили за  стрелками,  и  где-то  в
подсознании велся отсчет минут. До начала выхода  на  круговую  орбиту
вокруг Марса оставалось тридцать две  минуты.  Расстояния  в  миллионы
километров - и точность до минуты - вот космос. Итак...
   В рубке уже шла мирная беседа о театрах. Кажется, о рижском балете,
а может быть - о московском.  И  Сенцов  мысленно  похвалил  ребят  за
спокойствие. Потом он  откашлялся,  и  беседа  сразу  оборвалась.  Все
смотрели на него.
   - Ну... - сказал он,  стараясь,  чтобы  это  прозвучало  как  можно
спокойнее и бодрее.
   Все поняли: пора. Калве  и  Раин  отстегнулись  от  кресел.  Азаров
тряхнул головой - волосы взвились и встали дыбом.  Чуть  оттолкнувшись
от пульта, Азаров поплыл по воздуху. Отворив дверь, нырнул в  коридор,
изогнувшись  как-то  по-особому:  каждый  раз  он,  ради  развлечения,
изобретал новый способ выбираться  из  рубки.  Калве  передвигал  свое
массивное тело неторопливо, придерживаясь рукой  за  пульт;  он  любил
чувствовать почву под ногами. Раин вышел стремительным шагом, словно и
не было никакой невесомости - на  прощанье  махнул  рукой,  улыбнулся.
Дверь  за  ним  громко  вздохнула   герметизирующей   окантовкой.   Он
отправился к телемагнитографу - так назывался новый бортовой телескоп,
включавшийся,  как  только  Марс  оказывался  в  поле  его  зрения,  и
записывавший изображение на магнитную ленту.
   Из каюты в рубку, словно на смену ушедшим, -  чтобы  не  воцарялась
здесь тревожная тишина, - вошел отдохнувший Коробов, второй  пилот.  В
рубке запахло одеколоном, Сенцов потянул носом воздух, замахал ладонью
у лица. Коробов опустился в кресло рядом с Сенцовым. Заметив его  жест
- улыбнулся.
   - Подготовился - полный парад! - сказал он весело, как бы показывая
своим тоном, что ни слов его, ни возможной опасности принимать всерьез
не следует.
   Оба склонились к микрофону бортового журнала. Коробов принял вахту.
Теперь Сенцов мог некоторое время отдыхать, ни о чем не думая, -  пока
предупреждающий сигнал не возвестит о начале  маневра.  Хотя  как  это
сделать - ни о чем не думать, он так никогда и не мог понять.
   Сенцов по очереди  повернул  регуляторы,  усилил  яркость  бортовых
экранов.  Они  замерцали  неживым,  призрачным   блеском.   Проступила
звездная россыпь, и даже  словно  бы  потянуло  пронзительным  холодом
пустоты. Коробов зябко повел плечами.
   Сенцов едва нашел  терявшуюся  в  солнечных  лучах  Землю  и  долго
смотрел, не отрываясь. Оттуда человек неудержимо стремился  в  космос.
Он и вышел в космос и, конечно, все дальше будет удаляться от  дома  -
так ребенок сначала едва решается обойти двор, а потом  все  смелее  и
смелее движется к темнеющему далеко за околицей лесу, - но только  все
равно без Земли человеку не прожить. Не прожить без Земли, какую бы ни
устраивать оранжерею на борту...  Здесь  вот  тоже  один  умник  хотел
расписать потолок разными пейзажами - только нагонять тоску... Хорошо,
что не дали - покрасили в легкий серебристый цвет.
   А ведь летят они  не  так  уж  и  долго,  осваивают,  так  сказать,
пригородный маршрут. Что же  станут  говорить  люди,  которым  выпадет
счастье участвовать в рейсах дальнего следования? В том, что эти рейсы
будут, Сенцов не сомневался,  иначе  их  пребывание  здесь  теряло  бы
всякий смысл. Но все же противоречие между продолжительностью  полетов
и основой психики человека - тягой к Земле - оставалось, и  разрешения
его Сенцов не видел. А он не любил продвигаться  вперед,  оставляя  за
спиной нерешенные задачи...
   Он покосился на Коробова,  нащупал  выключатель  курсового  экрана,
нажал.
   Рубку залило  красноватым  светом.  Острые  тени  легли  на  стену,
заиграли на циферблатах. Легкое головокружение на миг задело пилотов.
   Марс висел  перед  ними  широченным  медным  серпом.  Легкая  дымка
смягчала его очертания. Извечная загадка, красное яблоко раздора... До
сих пор спорили, есть ли на планете что-нибудь, кроме песка и  скудной
растительности, а может - даже и ее нет, являются  ли  спутники  Марса
искусственными,  была  ли  здесь   когда-нибудь   высокоорганизованная
жизнь...
   Ответ на все вопросы был рядом,  рукой  подать:  всего  в  тридцати
тысячах километров от ракеты светилась Аэрия, виднелись Большой  Сырт,
загадочный Лаокоонов узел... Было от чего закружиться голове.
   Коробов смотрел, уткнув подбородок  в  грудь,  тихонько  посапывая.
Сенцов, сам того не замечая, чуть улыбнулся.                  - А Марс заливает полнебосклона.
                    Идет тишина, свистя и рыча... -медленно прочитал он.
   - Тишина... - задумчиво повторил Коробов. - Это недобрая тишина...
   - Это написано не о тишине. О победе...
   - Я где-то слышал... Недавно написано?
   - Нет, давно... Я бы взял его с собой к победе. У него было чувство
полета...
   Вот так выглядит  победа  -  красным  полумесяцем  на  экране.  Без
увеличения,  с  расстояния  в  тридцать  тысяч  километров.  Добрались
все-таки. А дальше?                 И вечность космическою бессонницей
                 У губ, у глаз его сходит на нет,
                 И медленно проплывают солнца -
                 Чужие солнца чужих планет...                 Так вот она - мера людской тревоги.
                 И одиночества, и тоски.
                 Сквозь вечность кинутые дороги,
                 Сквозь время брошенные мостки. (*)   Сенцов умолк. Сквозь время брошенные мостки...
   Нет, все же лететь годами - это  трудно.  Трудно...  А  что  будет,
когда  речь  пойдет  о  межзвездных  расстояниях?  Как  тогда?   Смена
поколений? Но кто решится дать жизнь детям, которые никогда не  увидят
Землю? Кем станет - ну хотя бы третье поколение таких людей?
   В кресле рядом заворочался Коробов. Вздохнув, он негромко сказал:
   - Обидно все-таки... Летим чуть не год, а лет через пятьдесят - сто
люди будут сюда добираться за день. Очень просто. Ну - за  три  дня...
Мы с тобой - знаешь, кто? Из каменного века...  Мы  сейчас  в  дубовом
челноке плывем, даже не в челноке, а на  раме,  обтянутой  шкурами.  А
будут когда-нибудь океанские  атомоходы  на  газовой  подушке.  Это  -
обидно... Притом пращуры наши, в дубовых челноках -  они  не  знали  о
будущих океанских кораблях. Даже и не задумывались, вероятно. А  мы-то
в общем знаем, что после нас будет. Для этого и  работаем:  ведь  наша
работа не столько даже для нашего поколения, сколько для  будущих.  Ты
скажешь - так работают многие ученые. Но ведь  истины,  открытые  ими,
остаются надолго. А о  нас  потом  что  скажут?  Поймут  ли  они  нас,
потомки? Не усмехнутся ли: "Летали тут когда-то на тихоходах... только
засоряли пространство!" Удастся ли нам сделать такое, чтобы и правнуки
сказали: нет, не зря старики жгли топливо!
   Коробов  настороженно  покосился  на  Сенцова,  ожидая   всегдашней
усмешки: все знали, что Сенцов - человек трезвой логики... А  Коробову
хотелось еще поговорить о том, как страстно любит он свою профессию  и
хочет, чтобы не было в ней никаких неясностей...
   "Милый  ты  мой  дружище,  -  захотелось  ответить  Сенцову.  -  Ты
опасаешься, ты размышляешь, да и все мы размышляем, и  где-то,  верно,
кажется  нам,  что   мы   поторопились   родиться,   не   дотянем   до
трансгалактических лайнеров, даже пассажирами не пройдем  на  них.  Но
ведь без нас не будет  этих  лайнеров,  не  будет  маршрутов  Земля  -
Эвридика какая-нибудь,  неведомая  сегодня,  в  созвездии  Лиры.  Ведь
каждый путь начинается с сантиметров и лишь потом вымахивает на тысячи
и миллионы миль, и если мы не привыкли преувеличивать  степень  своего
подвига, а привыкли делить славу с академиками и рабочими,  сделавшими
и этот вот отличный корабль, то и  преуменьшать  и  скромничать  перед
будущим нам не к лицу. И появись  сейчас  здесь  бородатый,  с  узлами
мускулов предок, выдолбивший дуб, - он был бы нам товарищ, хотя  и  не
сумел бы определиться  в  пространстве  или  пустить  двигатель.  Цепь
рассыплется без любого звена, и  мы - одно  из  них, не  первое  и  не
последнее. Так что..."
   Это и многое другое хотел сказать Сенцов.  Но,  откровенно  говоря,
таких речей он стеснялся, потому что оратором себя считал плохим  (да,
наверное, так оно и было в самом  деле).  К  тому  же,  не  оставалось
времени. Почему-то  желание  такого  вот  душевного  разговора  всегда
приходит именно в те  мгновения,  когда  надо  к  чему-то  готовиться,
что-то выполнять. Когда же времени вдоволь, говорится  о  вещах  самых
будничных. Лишь в ответственные минуты поднимается то,  что  таится  в
глубине души.
   И Сенцов промолчал, впившись взглядом в стрелку хронометра,  и  ему
вдруг показалось, что  стрелка  неуклонно  бежит  навстречу  неведомой
опасности.
   - Может быть, пустим  разведчика?  -  словно  ощутив  его  тревогу,
спросил Коробов.
   - Да рано, пожалуй... Топлива  у  него  мало,  назад  вернуться  не
сможет. Потеряем, а вдруг  он  по-настоящему  понадобится...  Выпустим
только при явной опасности.
   На голубоватой поверхности экрана серп планеты становился все уже и
уже, таял на глазах, как догорающий во мраке  огонек.  Сенцов  перевел
взгляд на нижний  правобортовой  экран  -  там  сквозь  фильтры  сияло
темно-багровое солнце... И вдруг оно  погасло  -  сразу, будто  кто-то
резко выключил его. Одновременно погас и красный уголек.
   На нескольких шкалах стрелки резко качнулись влево и  застыли,  под
серыми кожухами распределителей звонко  защелкало  -  это  отключались
солнечные батареи, подсоединялись резервные группы  аккумуляторов.  На
панели дальней связи погас зеленый огонек.
   Ракета вошла в теневой конус Марса,  и  для  космонавтов  наступило
солнечное затмение. Начался полет над неосвещенной стороной планеты...
Коробов вздохнул. Сенцов сказал:
   - Пять минут осталось. Усиль-ка освещение...
   Коробов протянул руку к переключателю. Повернул.  И  сразу,  словно
именно их он  по  ошибке  включил,  пронзительным,  прерывистым  ревом
брызнули сирены радиометров, измерявших количество заряженных частиц в
пространстве. Оба  пилота,  вздрогнув,  подняли  головы  -  и  приборы
смолкли, но смолкли только на миг, чтобы снова  завыть  на  еще  более
высокой  ноте.  Зловеще  вспыхнули  красные  лампы,  и   в   окошечках
дозиметров сначала медленно, потом все быстрее двинулись,  заскользили
цифровые колесики.
   Сенцов мгновенно - быстрее даже, чем подумал: "Вот оно - то самое!"
- понял, что ракета  внезапно  влетела  в  мощный  поток  проникающего
излучения. Летящие  с  околосветовой  скоростью  частицы,  вонзаясь  в
металл оболочки, порождали опасный рентгеновский ливень
   Командир бросил взгляд на приборы. Излучение проникало и  в  кабину
сквозь защитный слой.
   Это было опаснее метеоритов, встреч с которыми, по традиции, больше
всего боялись космонавты.
   - Ну, что же они там? - крикнул Сенцов  и  резко  метнулся  вперед,
натягивая до предела ремни.
   Но автоматы уже  сработали.  На  курсовом  экране  сверкнула  яркая
вспышка. Это рванулась во тьму автоматическая  ракетка  -  космический
разведчик.  Повинуясь  радиосигналам  управляющих  ею  автоматов,  она
начала описывать вокруг корабля все более  широкие  круги,  непрерывно
посылая счетно-решающему устройству сведения об  интенсивности  потока
частиц.
   Нестерпимо тянулись страшные секунды... Корабль  стремглав  мчался,
может быть, в самый центр потока, способного за  тридцать-сорок  минут
создать в ракете такой уровень радиации, от которого не спасут никакие
скафандры... Гибель  надвигалась  с  давящей  неотвратимостью,  как  в
кошмарных  снах,  что  насылает  космос:  когда  небывалая  перегрузка
сковывает руки и ноги и нельзя пошевелить даже пальцем, чтобы уйти  от
неведомой, но страшной опасности.
   Наконец корабль тряхнуло.  На  ходовом  экране  мелькнули  огненные
струи выхлопов. Оба почувствовали, как их  прижало  к  ремням:  ракета
тормозилась... Автоматы вновь и вновь  включали  тормозные  двигатели,
перекладывали  газовые  рули,  стрелка  счетчика  ускорения   катилась
вправо, а  унылый,  похоронный  вой  радиометров  все  не  умолкал.  В
багровом дрожащем свете лица космонавтов казались залитыми кровью.
   Сенцов сжал зубы, громадным усилием воли заставил себя сунуть  руки
в карманы  комбинезона  -  так  трудно  оказалось  побороть  искушение
сорвать пломбы с предохранителей и  взять  управление  самому.  Сердце
властно  требовало  -  действовать,  работать,  вдохнуть  в  механизмы
корабля свое желание жить... Руки рвались из карманов, и уж,  конечно,
не уважение к параграфу инструкции удерживало их там, а вера в то, что
не может подвести автоматика.
   То же самое, очевидно, переживал и Коробов. Он сцепил  пальцы  так,
что они побелели, челюсти его двигались, словно что-то перемалывая. Но
разведчик наконец подал сигнал.  Ракета  резко  свернула  и  пошла  на
сближение с Марсом.
   Сигналы тревоги стали  ослабевать.  Багровый  свет  померк.  Сенцов
вытер пот со лба, Коробов опустил противно задрожавшие руки.
   - Вот это встреча была... - сказал он невнятно. - Откуда же?..
   Сенцов пожал плечами.  Бесполезно  было  гадать:  из  каких  глубин
вселенной примчался поток космических частиц, откуда вытекала  и  куда
впадала эта невидимая и грозная река, в стремительном течении  которой
они чуть  не  захлебнулись  вместе   с   кораблем.   Невозможно   было
предугадать ее заранее, как весной в лесу под снегом  не  подозреваешь
ручья, пока не провалишься в него и не зачерпнешь ледяной воды... Да и
думать об этом сейчас не было времени.
   Оба глядели на курсовой экран. Другие группы автоматов, которым  не
было  дела  ни  до  каких  космических  лучей  на   свете,   аккуратно
переключили экраны обзора на прием в  инфракрасных  лучах.  Марс  стал
значительно больше: корабль заметно приблизился к планете. Но решающее
устройство почему-то не дало рулевым автоматам команды вывести корабль
на прежнюю орбиту; возможно, в конце концов оно  отказало  из-за  этой
сумасшедшей вибрации. А это  прежде  всего  означало,  что  курс  надо
выправлять самим.
   - Ну, - сказал Сенцов,  -  вот  и  дождались.  Вот  тебе  и  Особая
Необходимость, при которой, как гласят  Правила,  экипаж  имеет  право
перейти на ручное управление. Собери-ка всех...
   Коробов нажал кнопку общего  сбора.  Несколько  секунд  оба  сидели
молча.  Первым,  придерживаясь  за  стену,  вошел  Калве.  Он  казался
спокойным, как всегда, только пальцы  теребили  застежку  комбинезона.
Узнав, в чем дело, он пожал плечами, сел в свое кресло,  пристегнулся,
стал  нажимать  контрольные  клавиши.   Под   пластиковой   облицовкой
оптимистически гудело, звякало, на  панелях  успокоительно  зажигались
многочисленные цветные огоньки.
   - Все в порядке, - сказал Калве, не оборачиваясь.
   Он выслушал задание - рассчитать поворот и, согнувшись, заиграл  на
клавиатуре  что-то  быстрое,  как  чардаш  Монти.   Левая   рука   его
подхватывала  ползущие  из  блока  интеграторов  ленты  с  данными   о
скорости,  запасах  горючего,  напряжении  гравитации,  расстоянии  от
планеты... Затем он надел наушники справочника - и в уши полезли цифры
поправок и коэффициентов.
   Встревоженные  Азаров  и  Раин  вошли  одновременно  -   их   посты
находились дальше всего от рубки. Азаров  потирал  багровую  шишку  на
лбу: ясно, во время наблюдений не пристегнулся к креслу... Теперь  все
четверо, быстро поворачивая  головы,  смотрели  то  на  экран,  то  на
мелькавшие руки Калве.
   Им показалось, будто прошло очень много времени, прежде чем  машина
звонком сообщила, что работа окончена. Калве пробежал глазами ленту  и
передал Раину. Астронавигатор прочел, выпятил губы. Подумал.
   - Орбита нестабильна,  -  сказал  он.  -  При  торможении  потеряна
скорость...
   В переводе  на  общечеловеческий  язык  это  означало:  ракета  при
торможении потеряла ход настолько, что скорость стала меньше круговой,
и теперь, правда медленно, по  пологой  спирали,  но  корабль  все  же
падает на Марс.
   Это никого особенно не смутило. В их власти  включить  двигатели  и
снова развить нужную скорость. Вычислением этого маневра  и  занимался
сейчас Калве. Он снова пустил машину.
   Вскоре прозвенел звонок. Калве нажал клавишу  -  машина,  стрекоча,
выбросила из печатающего устройства короткий кусок ленты. Калве  ждал,
но индикаторы разом погасли: аппарат выключился.
   Калве поднял брови, нерешительно потянул ленту к себе.  Прочел  ее.
Брови поднялись еще выше. Прочел еще раз и - повернулся к товарищам  -
на лице его, казалось, остались только глаза.
   - Так есть... По данным расчета, - сказал он  медленно,  -  в  этих
обстоятельствах нам... как это? Нам нет возможности выйти на  заданную
орбиту  при  условии   сохранения   посадочного   запаса   горючего...
Перерасход топлива из баков последней ступени. Так здесь сказано... Мы
остаемся - вернее, падаем на Марс.2   Тяжелое молчание стояло в рубке; привычное гудение  приборов  стало
угрожающе громким.
   Калве сидел, уронив руки; из-за невесомости они  нелепо  торчали  в
воздухе. Остальные - кто  сидел,  кто  стоял,  откинувшись  немыслимым
образом,  ухватившись  за  что   попало.   Обрывок   бумажной   ленты,
подгоняемый слабым ветерком от скрытых в стенах вентиляторов, медленно
кружился под потолком, пока не прилип накрепко к решетке регенератора.
Тогда  Сенцов,  внимательно  -  словно  это  и  было   самое   главное
сейчас, - следивший за его полетом, сказал:
   - А почему беспорядок? Всем быть по местам...
   ...Тогда, в первую минуту, никто не поверил  случившемуся,  хотя  у
каждого дрогнуло сердце. Сенцов даже  начал  было  с  досадой:  -  Ну,
дорогой товарищ, и загнул же ты...
   Калве, пожав плечами, ответил:
   - Так есть.
   И Сенцова убедили даже не слова его, а слишком спокойный тон. Тогда
все замолчали надолго...
   Теперь космонавты расселись по креслам, и Сенцов сказал:
   - Ну, погоревали - хватит.
   - Собственно говоря, -  начал  Калве,  -  я  не  совсем  понимаю...
Вычислитель, конечно, лучше знает... Но какое значение имеет то -  где
именно горючее, в последней или в основной ступени? Почему мы не можем
включить двигатели?
   Сенцов насторожился: Калве все отлично  знал,  и  если  сейчас  это
вылетело у него из головы - значит, крепко он волнуется.
   Коробов спокойно ответил:
   - Как ты знаешь, ракета наша сейчас состоит  из  двух  ступеней.  В
основной, задней  ступени  -  лишь  топливо  и  ходовой  двигатель.  А
тормозиться мы можем  только  при  помощи  двигателей,  сопла  которых
обращены вперед. Они находятся в этой вот, последней  ступени  ракеты,
где мы сидим.
   - Ну и что? - спросил Калве.
   - А то, что расход топлива последней ступени на этом участке полета
не был предусмотрен. А мы его израсходовали, и общий запас стал меньше
расчетного.
   - Позвольте, позвольте, - сказал Раин.  -  Но  ведь  можно  же  там
сориентировать корабль так, чтобы тормозиться основной ступенью?
   "Там" - означало: там, около дома... Домом сейчас  была  не  только
Земля, но и лунная база.
   - Нет, - сказал Коробов.  -  Горючее  основной  ступени  почти  все
израсходовано. После облета Марса и  завершения  программы  наблюдений
придется ударить двигателями, чтобы лечь на  обратный  полувиток  -  к
Земле. Затем должна быть еще одна коррекция, потом вторая - и основную
ступень придется отбросить. Да вы что - разыгрываете меня, что ли?
   - Нет, я вспомнил, - сказал Калве. - Вычислитель не сработал именно
потому, что запас топлива - ниже нормы. Он  не  блокировал  двигатели,
пока ракете угрожала смертельная опасность, но теперь... О, это  очень
совершенное устройство.
   - Да, - сказал  Азаров,  -  однако  теперь  решать  должно  уже  не
устройство, а мы. Хотя мы от этого и отвыкли, кажется...
   - Вздор! - прервал его Сенцов. - Но решать надо быстро.
   - Объявлен конкурс  на  лучшее  рационализаторское  предложение,  -
громко объявил Коробов. -  Премия  -  экскурсия  по  маршруту  Марс  -
Земля...
   Никто не поддержал шутки. Сенцов повторил.
   - Решать надо быстро и основательно. Слишком  дорого  стоит  стране
наш полет...
   Но так вот, на скорую руку, ничего в  голову  не  приходило,  кроме
мыслей самых фантастических. Наконец Раин сказал:
   - Ну, таким образом мы далеко не уедем... не дальше Марса. Слово за
Калве. Пусть посоветуется с вычислителем...
   Калве с сомнением покачал головой,  но  глаза  его  заблестели.  Он
подошел  к  программному  устройству;  несколько  секунд,   размышляя,
ласково поглаживал его матовый кожух...
   Машина  не  отвечала  долго  -  за  фасадом  вычислителя,  судя  по
сумасшедшей пляске огоньков, шла  напряженная  работа.  Наконец  Калве
получил ответ, просмотрел его и протянул Сенцову.
   Тот минут пять изучал ленту. Все напряженно следили за  его  лицом,
почти  физически  ощущая,  как  корабль  проваливается  все   ниже   к
поверхности Марса. Но вот Сенцов поднял глаза.
   - Ну, вот так-то... не мудрствуя  лукаво.  Выход  вполне  разумный.
Поскольку количество топлива, нужное нам, зависит от массы корабля,  и
дозаправиться мы не можем, значит остается только одно, что  машина  и
предлагает: уменьшить массу...
   Пилоты переглянулись; решение, продиктованное электронной  логикой,
показалось им абсурдным. В  первую  секунду  оно  выглядело  таким  же
нелепым, как если бы кто-нибудь предложил бегуну расстаться  с  рукой,
или с желудком, или с печенью, для того  чтобы  увеличить  скорость...
Это объяснялось просто: каждый из них воспринимал  корабль  как  живой
организм, у которого нельзя отнять какую-то, пусть  даже  самую  малую
часть без того, чтобы не нарушить точной и согласованной  работы  всех
органов.
   Но аналогия была лишь внешней, корабль был  всего  лишь  комплексом
деталей  -  важных  и  менее  необходимых,  и  машина,  как  известно,
чувствовать не умеющая, просто напомнила об этом.
   - Что ж, - сказал Коробов, - это выход. Надо только  разобраться  -
без чего мы можем обойтись. Что сбросить. Этого машина не скажет.
   - Нет, конечно, - согласился Калве. - На это она не рассчитана.
   - И как это осуществить технически, - добавил Азаров.  -  Тут  надо
выходить в Пространство...
   Стали подсчитывать. Только Раин не участвовал в работе -  он  надел
наушники справочника и  что-то  вычислял  на  листке  бумаги,  изредка
поглядывая на хронометр.
   Утешительного было  мало.  Если  даже  пожертвовать  аккумуляторным
резервом  (восемьсот  килограммов),  резервом  воды  (полторы  тонны),
кое-какими приборами (об этом говорилось вполголоса, чтобы не  услышал
Раин), то получалось  всего  две  с  половиной  тонны,  а  нужно  было
сбросить гораздо больше.
   Пилоты пригорюнились. Раин  продолжал  что-то  вычислять,  поднимая
изредка глаза к потолку.
   Потом все три пилота разом взглянули друг  на  друга,  одновременно
открыли рты - будто хотели что-то сказать, и одновременно же  закрыли.
Тогда Сенцов, засмеявшись, сказал Азарову:
   - Ну, Витя, давай ты...
   - Основная ступень! - выпалил Азаров.
   - Основная ступень! - подтвердил Коробов. - А топливо из ее баков -
его осталось немного - перекачаем в баки последней  ступени  -  именно
туда, где у нас недостача.
   - А как перекачать? - спросил Сенцов.
   -  Да  очень  просто!  -  торопливо  объяснял  Коробов  только  что
возникшую идею. - Демонтируем один  компрессор,  расчалим  тросами  на
оболочке ракеты...
   Сенцов оглядел обоих, потом перевел взгляд на экран: пусть  Марс  и
крепко вцепился в их маленький корабль, но что значит сила  притяжения
какого-нибудь там Марса по сравнению с силой воли таких  вот  людей...
Вслух же сказал самым обычным голосом:
   - Что ж, верно. Только есть одна опасность: если  во  время  работы
корабль  снова  подвергнется  какой-нибудь  атаке  -   ну,   хотя   бы
метеоритной - то, понимаете  сами...  Двигатели  сработают,  а  это  -
гибель для всякого, кто окажется вблизи. Мы ведь  не  можем  отключить
всю автоматику...
   - Другого выхода нет, - сказал Азаров.
   - Почему же нет? Есть... - спокойно, не оглянувшись, ответил  Раин.
- Поскольку вы решили мои приборы не выкидывать - я вам, так  и  быть,
помогу...  (Все  в  должной  мере  оценили   шутливо-благодушный   тон
астронавигатора: речь шла о жизни, и не в  шутку,  а  всерьез.)  -  Мы
сейчас приближаемся к орбите Деймоса - внешнего спутника Марса. Я  тут
подсчитал... Через час с  небольшим  -  тут  точные  цифры  -  он  нас
нагонит. На Деймос  можно  сесть.  Там  можно  работать  спокойнее.  А
взлететь с него несложно...
   Все оживились. Все-таки будет почва  под  ногами,  демонтаж  пойдет
гораздо быстрее.
   - Крепить все! - скомандовал Сенцов. - Готовиться к посадке!
   Работы по подготовке заняли более получаса -  пришлось  привести  в
посадочное   положение    большинство    приборов,    в    особенности
астрономических. Закончив, космонавты снова собрались в рубке,  заняли
места по взлетно-посадочному расписанию.
   - Наконец-то, - Сенцов  улыбнулся,  -  посмотрим,  что  же  это  за
спутник Марса... Ну, вот и все. Прошу курс.
   Раин и Калве вновь  надели  наушники,  Калве  включил  вычислитель.
Сенцов,  секунду  помедлив,  сорвал  пломбы  с   рычагов   автономного
управления, отвел предохранители, кивнул Коробову:
   - Давай акт!
   Нагнувшись над микрофоном, Коробов стал раздельно диктовать:  "Сего
числа... ввиду  особой  необходимости...  значительное  отклонение  от
курса..." Не спускавший глаз с хронометра Раин сказал:
   - Еще шестнадцать минут точно.
   Сенцов, повернув кресло, проверил - хорошо ли все пристегнулись. Он
с удовольствием  ощутил  появление  "стартового  состояния":  учащенно
билось сердце, сознание стало предельно ясным,  каждое  движение  было
рассчитано заранее.
   Он повернулся к пульту, и тогда Раин кивнул ему: "Пора!"
   - Внимание! - громко сказал Сенцов.
   Предостерегающе взвыли сирены локаторов - где-то сзади нащупали они
невидимую во тьме поверхность еще далекого, но догонявшего их Деймоса.
Сенцов нажал рычаг - все кресла поднялись, обнажив блестящие  стальные
цилиндры противоперегрузочных устройств. Затем, мальчишески  подмигнув
самому себе, он уверенно  положил  руку  на  красную  рукоятку  пуска,
плавно потянул... Корабль, вздрогнув, начал прибавлять ход.
   Задуманный маневр был достаточно сложен. Предстояло выйти на орбиту
Деймоса, оказаться впереди него и, сохраняя ход несколько меньший, чем
орбитальная скорость спутника Марса, позволить ему догнать  себя.  Тем
самым не было бы  истрачено  ни  грамма  топлива  из  баков  тормозных
двигателей.
   Спутник неслышно скользил  по  своей  орбите,  изображение  его  на
экранах  все  вырастало.  Сенцов  включил  рули,  и  ракета   изменила
направление движения так  плавно,  что  никто  почти  не  почувствовал
ускорения. Да, Сенцов был артист - это все знали. Калве уже  рассчитал
точку  встречи.  Маленькая  планетка  догоняла  корабль...
   Сенцов чуть увеличил ход, чтобы скорость сближения  уменьшилась  до
предела.  Цилиндры  амортизаторов  медленно  двинулись.  Тела  заметно
отяжелели. Чья-то парившая под потолком тетрадь бабочкой  метнулась  в
сторону...
   В нескольких  километрах  от  Деймоса,  когда  скорости  корабля  и
спутника почти сравнялись, Сенцов  выключил  двигатель.  Откинулся  на
спинку кресла и, глядя в потолок, сказал:
   - Ну, вот. Теперь полчасика посидим и...   Потом,  когда  они  пытались  вспомнить,  как  это  случилось,  все
признались, что подумалось им в эту  минуту  одно  и  то  же:  Деймосу
надоело смотреть на бегущий перед ним корабль, и он решил взять его  в
руки и рассмотреть  поближе.  Впрочем,  сомнительно,  что  именно  так
представлялись им события  в  тот  момент,  когда,  словно  притянутый
могучим механизмом, корабль стремительно рванулся кормой  вперед  -  к
спутнику. Все вздрогнули в креслах. Сенцов неуловимо-быстрым движением
снова включил двигатель. Но Деймос надвигался все  ближе  и  ближе,  и
гораздо скорее, чем хотелось бы любому из них. На экране  промелькнули
какие-то блестящие вершины, странные призрачные уступы...
   Тогда Сенцов, чисто инстинктивно, стремясь ускользнуть в сторону от
орбиты спутника, тронул рули. Но темная громада была уже рядом.
   Тряхнуло  так,  что  взвизгнули  амортизаторы.  Скрежет,   треск...
Казалось, ракету волоком тащили  по  острым  камням...  Сенцов  рывком
выключил рули, и скрежет затих. Неожиданно погас экран заднего обзора.
Ракета замерла на месте.
   Сенцов медленно закреплял предохранители -  слишком  медленно,  как
казалось всем. На каждом из  космонавтов  посадка  отозвалась  тяжело.
Наступила  странная  слабость,  трудно  было  поднять  руку,  хотелось
закрыть глаза и  уснуть.  Непонятная  психическая  реакция  -  каждому
казалось, что он лежит на спине, а вовсе не сидит в кресле. На  спине?
А стена рубки, где дверь  в  коридор  -  под  ними?  Бред...  Но  ведь
когда-то они находились именно в таком положении! Когда же  это  было?
Нет, не было... Надо вспомнить. Да, было, перед стартом, когда  ракета
стояла вертикально, и земное притяжение ясно указывало - где низ.  Или
это им кажется? Что же - пусть, спать  все  равно  удобнее  на  спине.
Значит - будем спать...
   - Не спать! - голос Сенцова прозвучал резко и даже чуть угрожающе.
   Первым с усилием открыл глаза Раин. В ушах шумело. Отхлынувшая было
кровь  вновь  приливала  к  мозгу,  мысли  прояснялись.  Сенцов   чуть
наклонился в сторону - вращающееся кресло повернулось вокруг оси, и он
неожиданно для самого себя вывалился, повис на ремнях, неуклюже болтая
ногами. Значит, понятие низа действительно существовало...  Глаза  его
уперлись в  дверь  -  на  ней  лежала  та  самая  порхавшая  по  рубке
тетрадка.
   - Всем фиксировать кресла, не  то  выпадете!  -  спокойно  приказал
Сенцов.
   - Тяжесть! - сказал Раин. -  Это  -  гравитация...  -  И,  внезапно
перейдя на крик: - Откуда здесь такая тяжесть?!
   Внезапно ракета снова дрогнула, стала медленно наклоняться, опуская
нос - казалось, кто-то подталкивал  космонавтов  в  спину,  чтобы  они
вместе с креслами приняли нормальное - вертикальное  положение.  Никто
не произнес ни слова - расставив локти, чтобы не швыряло в креслах, не
мигая, космонавты смотрели на экраны,  словно  оттуда  и  должно  было
прийти что-то - спасение или гибель...
   Сенцов поднял было руку, крикнул: "Держись!..." Калве подумалось  -
сейчас ракету швырнет куда-то в  пропасть.  Он  хотел  закрыть  глаза,
чтобы не видеть последней минуты. Но даже на это не осталось сил...3   Ничего страшного не произошло: наклонившись, ракета остановилась  -
замерла под углом градусов в шестьдесят к  уже  явно  ощутимой  теперь
горизонтали. Все медленно приходили в себя;  Калве  неудержимо  зевал,
Азаров потирал ушибленный локоть.
   Сенцов расстегнул ремни (на которых висел, вывалившись из  кресла),
тяжело шлепнулся на косой пол, медленно съехал к стене и там осторожно
поднялся на ноги.
   - Где мы? - спросил Калве. - Это Марс?
   - Нет, - медленно ответил Сенцов. - Это не Марс.
   - Да, но гравитация! Откуда гравитация? -  снова  сердито  закричал
Раин. - Этого же не может быть! Я выводил на Деймос! Куда мы сели?  Мы
ведь не взлетим!
   После длительной невесомости ему, как и остальным  членам  экипажа,
казалось, что такой  тяжести  они  не  испытывали  даже  в  тяжелейшие
моменты ускорения. Только Сенцов, уже стоявший на ногах, мог, хотя и с
трудом, оценить действительное напряжение поля тяготения.
   - Сели... - проворчал Сенцов. Он вскарабкался  к  креслу,  повернул
его, уселся, облегченно вздохнул.
   - Действительно, гравитация - больше земной, - безразличным голосом
сказал Азаров.
   - Это только нам кажется, - тотчас  же  возразил  Коробов.  -  Одна
пятая земной, - он кивнул в сторону гравиметра. - Мы просто привыкли к
легкой жизни...
   Калве вежливо улыбнулся,  показывая,  что  тяжесть  не  лишила  его
способности оценить каламбур. Остальные хмуро промолчали.
   - Легкая жизнь... - протянул Раин. - Отсюда  -  самочувствие...  Но
надо же установить причину? Командир!
   - Здесь  мы  ее  не  установим,  -  мрачно  и  как  будто  бы  даже
нерешительно ответил Сенцов.  -  Придется  выходить...  Садился  я  на
Деймос - это все, что могу пока сказать.
   - Такое напряжение гравитации... - пробормотал Калве.
   - Смейтесь, как хотите, - сказал Коробов, - но не искусственный  ли
это спутник?
   Все  действительно  засмеялись.  Искусственный  спутник  -  это  из
аксессуаров фантастики, а здесь - явная реальность. Да и  сам  Коробов
сказал это как  бы  в  шутку,  хотя  глаза  его  при  этом  оставались
серьезными и  чувствовалось,  что  где-то  в  глубине  души  он  готов
поверить в свою версию.
   - Стойте! - Азаров поднял руку. - Я понял!  Деймос  состоит  не  из
обычного  вещества.  Нарушенные  электронные  оболочки,   колоссальная
плотность - вот где источник... Помните -  звезда  Ван  Манена  и  все
прочие...
   - Помним... - буркнул Раин. - Вы думаете, если бы это было так,  то
не было бы замечено раньше? Тогда Деймос и Марс  вращались  бы  вокруг
общего  центра  тяжести  системы...  Я  уж  скорей  допущу,  что   эта
сверхплотная громада -  вовсе  и  не  Деймос.  Она  могла  только  что
приблизиться к Марсу, ведь бывают всякие совпадения,  и  оказалась  на
орбите Деймоса... Хотя - это место Деймоса... Словом, не знаю.
   - Что ж, - сказал Сенцов, -  принимаем  предположение  Азарова  как
рабочую  гипотезу.  Конечно,  не  исключено,  что  найдется  и  другое
решение. Но найдем мы его, вернее всего, уже на поверхности  спутника,
а вовсе не в рубке.
   Раин пожал плечами, промолчал. Сенцов подвел итоги предположениям:
   - Ну, сегодня переживаний, кажется - за весь полет сразу.
   - Нет, мы просто спим и видим коллективный сон, - вставил Коробов.
   Смех прозвучал чуть натянуто: в  рубке  все  еще  царила  некоторая
растерянность.   Так,    наверное,    чувствуют    себя    потерпевшие
кораблекрушение, выбравшись на твердую почву необитаемого  острова:  и
радуются, и в то же время понимают, что  ничто  хорошее  их,  по  всей
видимости, впереди не ждет...
   Наконец Сенцов отдал распоряжение. Коробов поднялся, кивнул Азарову
- оба ушли проверять рабочие помещения и двигатели, лазить  по  тесным
закоулкам вокруг компрессоров и камеры  сгорания...  Калве  присел  на
корточки перед вычислителем, начал осматривать  его.  Сенцов  приказал
выключить лишнее освещение и все локаторы.
   - А если метеорит? - спросил Раин.
   - А если... все равно, не  имея  хода,  от  него  не  спасешься,  -
ответил Сенцов.
   Раин  кивнул,  словно  совершенно  успокоенный  ответом,   и   стал
переключать экраны на телеприемник заднего обзора. Они  не  оживали  -
очевидно, на корме были повреждения...
   Коробов и Азаров вскоре вернулись, вытирая измазанные руки. Коротко
доложили.  При  первом  беглом  осмотре  все  оказалось   в   порядке,
прокрутить же  компрессоры  вхолостую  они  не  решились:  потребуется
слишком большой расход электричества. Кое-где  испортилось  освещение,
но это уже мелочь.
   Внимательно изучавший приборы Сенцов выслушал все доклады.  Кивнул,
как будто бы даже равнодушно, потом повернулся к Раину:
   -  Сильное  магнитное  поле  -  странно...  Так  что  -  не  только
гравитация.
   - Час от часу не легче, - развел  руками  Раин.  -  Надо  выходить.
Разумеется, не исключено, что спутник состоит из  сверхплотных  пород.
Или...
   - Или? - быстро спросил Сенцов.
   - Ничего... - замялся Раин. - Нет, конечно ничего... Просто явление
пока необъяснимо. Так или иначе - открытие колоссального значения...
   - А посадка? - спросил Сенцов. - Тоже - необъяснимо?
   - Для гипотез - не время...  Посадка?  И  ты  всего  лишь  человек.
Неточное движение... Вот мы и провалились.
   - В общем, - не утерпел Коробов,  -  тут  некоторые  жаловались  на
недостаток приключений... - Он подмигнул Сенцову,  похлопал  по  плечу
Раина. - Вот вам приключение - по первому разряду.
   Азаров покосился на него, что-то проворчал. Больше никто не  сказал
ни слова - космонавты смотрели на командира.
   Он молчал, как всем показалось, слишком долго...
   Было ясно, что придется выйти из корабля, и на  лице  Азарова  было
написано такое откровенное  желание  поскорее  выбраться  наружу,  что
Сенцов пожалел его больше остальных, потому что знал - именно  Азарову
придется остаться. Выходить следовало более осторожным, да к  тому  же
Азаров незаменим на связи.
   Нельзя, по соображениям  безопасности,  выходить  и  Калве.  Хозяин
кибернетических устройств, возле них он и должен дежурить.  Ожидать  в
ракете предстояло и Коробову - опытный пилот-космонавт,  он  в  случае
чего примет командование.
   - Наружу выйдем я и Раин, - проговорил Сенцов. - Спутники - по  его
специальности, - добавил он, хотя мог ничего не объяснять. - Остальным
- дежурить по аварийному  расписанию.  Исправить  освещение,  наладить
быт, держать с нами связь и  подготовить  внеочередную  фотограмму  на
Землю. Может быть...
   Наступившее молчание никак нельзя было счесть одобрительным.
   - Не унывайте, - утешил Сенцов. - Успеете...  Работать  все  будут,
это могу гарантировать. Мы - только разведка...
   Опять-таки он мог ничего не объяснять, но  ему  почему-то  хотелось
утешить ребят,  оставить  их  успокоенными.  "Как  перед  смертью",  -
сердито подумал он, шагнул вперед - непослушная нога  тяжело  грохнула
об пол: тяготение... "Фантасмагория!" - пробормотал Сенцов.
   Из стенных шкафов достали два скафандра. Сенцову  и  Раину  помогли
одеться. В  скафандрах  оба  выглядели  одинаково  толстыми.  Большие,
прозрачные спереди шлемы сделали их существами,  принадлежащими  тому,
наружному миру...  Проверили  кислород,  систему  регенерации.  Сенцов
подул  в  микрофон  шлема,  раздельно  проговорил:  "Раз,  два,   три,
четыре..." То же сделал и Раин.
   Потом они, прощально помахав руками, направились к двери.  Калве  и
Коробов провожали разведчиков к выходу, в их глазах была тревога.
   Стальная,  в  десять  миллиметров  дверь  закрылась  за  уходящими.
Прижимавшие ее рычаги, сверкнув голубоватым металлом, холодно лязгнув,
упали на место. Прошла минута, и Коробов увидел, как стрелка манометра
стремительно прыгнула вниз: гидравлика и  давление  воздуха  в  камере
выжали прикипевшую к гнезду крышку входного люка.
   Трое остались  в  ракете...  Азаров  сидел  у  рации,  и,  судя  по
устремленному вдаль взгляду, по нахмуренному  лбу,  напряженно  думал:
что это за гравитация?  Откуда?  По  временам  он  негромко  спрашивал
разведчиков:  "Ну,  как  там?  Как?"  Калве  снова  стал  возиться   с
вычислителем:  сняв  панели,  доставал  запасные  контуры,   проверял,
вставлял в гнезда, снова проверял... Движения  его  были  неторопливы,
казалось даже - он чересчур мешкает.  На  самом  же  деле  он  работал
быстро и точно, но без суеты. Коробов вышел в  коридор  -  посмотреть,
что стало с  выведенной  за  борт  хлорелловой  ванной,  о  которой  в
суматохе  все  забыли.  Из  коридора  можно  было  сквозь  иллюминатор
увидеть,  что   делается   в   этом   прозрачном   мирке,   населенном
микроскопическими   водорослями.   Они   служили   для   возобновления
кислорода, а в случае нужды и для питания. Правда, мало было  надежды,
что водоросли уцелели после облучения.
   Азаров хмурился все больше. Со связью творилось что-то  непонятное.
Голоса Сенцова и  Раина  слышались  глухо,  словно  космонавты  успели
отойти далеко от ракеты или же между ними и кораблем возникла какая-то
экранирующая преграда.
   Время  от  времени  слышимость  вообще  пропадала,  как  будто  над
поверхностью спутника бушевала магнитная буря.  Стрелки  магнитометров
судорожно дергались. Магнитная буря - на поверхности ничтожного камня,
неприкаянно мотающегося в пустоте? А может быть, и не гравитация, и не
магнитное поле, а что-то совсем другое?! Не все же мы знаем о полях...
Опыт Азарова никак с  этим  согласиться  не  мог,  но  разум  говорил:
возможно, многое возможно, и неизвестно еще,  что  может  случиться  в
следующую минуту... А приборы упрямо показывали свое. И еще  Калве  не
давал покоя.
   - Скажи Сенцову, пусть в первую очередь осмотрит солнечные батареи,
- повторил Калве уже в третий раз. Азаров  наконец  понял  -  чего  он
хочет, кивнул.  Действительно,  без  источников  энергии  им  придется
плохо.
   Прибавив мощность, он начал  вызывать  в  микрофон.  Наконец  голос
Сенцова, как сквозь подушку, ответил: "Батареи? Да ладно - подожди  ты
там со своими батареями..." Азаров пожал плечами.  Потом  в  наушниках
забормотали что-то невнятное. Можно  было  разобрать,  что  это  голос
Раина. Потом Сенцов воскликнул: "Не может быть!"
   Азаров торопливо переключил прием с телефонов на  динамик  -  чтобы
слышали все, и нетерпеливо закричал в микрофон: "Ну, что  там?  Да  ну
же, отвечайте!" Но голоса делались все  неразборчивее...  Вошедший  из
коридора Коробов остановился у двери - он  услышал,  как  из  динамика
донеслось раинское: "Смотри, смотри..."  На  этом  связь  окончательно
прервалась. Из динамика доносилось только густое фоновое гудение.
   Азаров стремительно протянул руку -  еще  усилить  ток,  и  в  этот
момент все трое почувствовали, как дрогнул и  стал  ускользать  из-под
ног покатый пол рубки...4   В выходном отсеке Сенцов и Раин на  миг  задержались.  Двигаться  в
скафандрах сначала показалось трудно. Раин почувствовал капли пота  на
лбу, а стереть их было нельзя, хотя астроном и  попробовал  дотянуться
лбом до верхней, непрозрачной части шлема. Однако очень быстро чувство
неловкости исчезло.
   Они постояли минуту-другую, пока вокруг  бушевало  ультрафиолетовое
излучение. Такой душ полагалось принимать  всякий  раз  при  выходе  и
входе, чтобы не вынести и не занести в ракету ни одного микроба.
   Затем  Сенцов  отодвинул  один  за   другим   два   предохранителя.
Вопросительно посмотрел на Раина. Тот кивнул. И тогда  Сенцов  ладонью
нажал красную большую пуговицу на щитке.
   Какое-то мгновение казалось, что люк вообще не откроется; потом  он
со вздохом уступил. Последнее, что они услышали  через  выведенные  на
внешнюю сторону шлемов микрофоны, был короткий свист  рванувшегося  из
отсека  воздуха.  Затем  наступила  странная,  невесомая  тишина.  Еле
слышные шумы в наушниках раций заставляли морщиться, словно от грохота
поезда.
   Люк оказался почти над головой, однако здесь это  не  играло  роли.
Чуть присев и резко оттолкнувшись  ногами,  Сенцов  высоко  подскочил.
Потом сел, придерживаясь за борт. За ним таким же  образом  последовал
Раин и тоже задержался на краю люка.
   Секунд десять они сидели так, оглядываясь, но после яркого света  в
ракете разобрать что-либо вокруг было трудно: Марс прятался где-то  за
близким горизонтом... Да ничего и не хотелось  разбирать  -  настолько
величественной была открывшаяся им картина Вселенной.
   Такою они видели ее впервые. Это было не звездное небо Земли. Здесь
Вселенная обнимала их со  всех  сторон,  если  не  считать  ничтожного
клочка тверди под ногами, а  на  Земле  половину  поля  зрения  всегда
отнимала сама Земля. Сейчас они были  в  центре  Вселенной;  медленно,
едва уловимо, она вращалась вокруг них, поражая обилием звезд, которые
в своей обсерватории на Земле Раин мог наблюдать только  в  телескопы.
Тут не было рассеивавшей свет атмосферы, звезды  стали  видны  простым
глазом, и это оказалось совсем иным зрелищем, потому что -  велико  ли
поле   зрения   даже   широкоугольного   телескопа?    За    кажущейся
неподвижностью  светил  угадывалось  стремительное  движение.  Далекие
галактики  пламенели,  как  застывшие  взрывы.  Воистину,  на  острове
посредине    безбрежного    океана    стояли    космонавты,    впервые
почувствовавшие - что такое Пространство  вне  Земли,  вне  замкнутого
мирка ракеты... Протянутая рука здесь простиралась  во  Вселенную,  не
встречая никаких преград.
   Раин  вздохнул  глубоко,  дрожь  пробежала  по  телу,  заторопилось
сердце, глаза слепило от этой красоты, и астроном еще раз  порадовался
в душе тому, что изо всех возможных  дорог  он  избрал  в  жизни  этот
звездный путь.
   Но  Сенцов  тронул  его  за  плечо.  Смерив  глазами  расстояние  -
спрыгнул; медленно, как падают во сне,  он  опустился  на  поверхность
Деймоса. Раин последовал за ним,  чуть  выждав  -  чтобы  не  обогнать
Сенцова и дать ему возможность первым, как и подобало капитану,  войти
в неведомый мир.
   Они стояли не двигаясь, пока глаза не  привыкли  к  темноте.  Потом
Раин нагнулся, присел на корточки.
   - Ну, если это вещество с нарушенными оболочками, то  мы,  конечно,
ни кусочка не отобьем...
   Из  зажима  на  поясе  он  достал  так   называемый   универсальный
инструмент. Но электрическое долото оказалось бессильным: сверхтвердый
сплав долота даже не поцарапал темной поверхности планеты.
   Раин пожал плечами, задумчиво убрал инструмент. Он провел перчаткой
по тому месту  шлема,  которое  закрывало  лоб,  и  сказал,  почему-то
перейдя на "вы" - так бывало с ним в минуты размышлений:
   - Странно... Допустим, оболочки. Но вы обратили внимание - грунт, я
бы сказал,  гладкий  и,  по  всему  судя,  с   большой   отражательной
способностью. С точки зрения минералогии, это - нонсенс... Даже лед  -
ну, лед, пожалуй... Но эта твердость, а?!
   Но Сенцов его не слушал.  Он  отошел  на  несколько  шагов,  ступая
осторожно, словно по горячим камням. Отсюда лучше  было  видно  место,
где опустилась ракета - та скала, на которой корабль лежал.
   - И все-таки эта посадка... - сказал Сенцов. - Ума не приложу. Ведь
не первый же день, в конце концов,  я  за  пультом!  Дело  даже  не  в
гравитации! Мы бы ее обнаружили и учли заблаговременно... если бы  она
была. Но не было ее! И вдруг - появилась. Пытаюсь вспомнить - нет,  ни
у кого не было ничего подобного, и никакая  теория  таких  случаев  не
предсказывает. А факт налицо. А факты, как известно, дают начало новым
теориям...
   Раин начал гудеть что-то себе под нос. Потом,  подойдя  к  Сенцову,
сказал:
   - Да, как это вам удалось посадить корабль на вершину такой скалы -
не понимаю... Это даже не искусство, это что-то сверхъестественное.  И
смотрите, как ракета легла на склон - хоть сейчас  взлетай...  Страшно
удачно, страшно...
   - Космонавт  -  не  джентльмен  удачи...  -  проворчал  Сенцов.  И,
помолчав, добавил: - А вообще-то любопытно... На Земле это приняли  бы
за результат выветривания...
   Но, так или иначе, ветра здесь быть, конечно, не могло.  Разве  что
солнечный ветер, но он не смог бы так обработать поверхность  планеты,
чтобы придать скале  форму  эстакады,  устремленной  вверх  под  углом
градусов в шестьдесят. И Раин судорожно  схватил  Сенцова  за  руку  -
перчатка скользнула по твердому пластику скафандра: он понял, что  это
не могло быть простым капризом природы.
   Наверное, и Сенцов почувствовал то же самое. Он торопливо  повернул
выключатель:  вспыхнул  голубоватым  светом   укрепленный   на   шлеме
небольшой, но сильный прожектор. От  него  не  протянулось  привычного
светового луча - здесь не было ни воздуха,  ни  пыли,  и  лишь  где-то
вдалеке, в пустоте блеснула серебром  крохотная  пылинка  -  исчезающе
малый, но самостоятельный мир.
   В свете  прожектора  Сенцов  увидел  поднимающиеся  из-за  близкого
горизонта вершины еще двух таких же странных ажурных вышек. И наклон у
них был одинаков - у всех в одну и ту же сторону...
   Сенцов, экономя энергию, выключил  прожектор.  И  сейчас  же  Раин,
приподнимаясь на цыпочки, словно для того, чтобы высокий Сенцов  лучше
услышал его шепот (хотя разговор велся по радио), пробормотал:
   - Это же... Ты понимаешь? Это же...
   Оба опустились на  колени  и  принялись  внимательно  рассматривать
поверхность под ногами. На этот раз включил прожектор Раин. Оба тотчас
же зажмурились, глаза их  наполнились  слезами:  прожектор,  казалось,
отражался в зеркале и бил прямо в лицо...
   -  Действительно,  альбедо  [число,  характеризующее  отражательную
способность поверхности тела] - примерно ноль семь, - сказал Сенцов. -
И поверхность чистая, нет никакой пыли. Значит  -  защита?  Наведенное
поле? А выводы?
   Раин, не отвечая, поднялся с колен, движения его были торжественны.
Он выключил прожектор - сразу все вокруг утонуло в непроглядном  мраке
- и откашлялся, словно  на  кафедре  перед  лекцией.  Слишком  велико,
слишком необозримо по значению и последствиям было то, что  раскрылось
перед ними. Но в этот самый момент Сенцов сердито сказал:
   - Вот и слушай вас всех после этого... А наговорили, а наговорили -
боже ты мой... Нарушенные оболочки! Это  -  искусственное  сооружение,
вот в чем дело. Коробов угадал. Очень просто.
   Раин не стал напоминать, что он-то ничего подобного не говорил.  Он
просто протянул  Сенцову  руку  и  перчатки  скафандров  сомкнулись  в
рукопожатии. Не отпуская руки астронома, Сенцов  сказал  -  по  голосу
чувствовалось, что он улыбается:
   - Вот так-то... Теперь  начинает  проясняться  и  история  с  нашей
посадкой. Раз спутник искусственный, значит...
   - Значит, на нем есть хозяева!  -  сказал  Раин,  счастливо  блестя
повлажневшими глазами. - Они увидели нас, посадили... Встреча  с  иным
Разумом, ты понимаешь? И с каким! Искусственная  гравитация!  Подумать
только, мы могли пройти в  каких-нибудь  семи  тысячах  километрах,  и
ничего этого не узнать! А еще говорят, что не бывает такого счастья...
   Они были счастливы в этот момент. В самом деле, как  иначе  назвать
встречу с разумом, обитавшим, как оказалось, совсем по соседству с  их
родиной? По расчетам, события этого следовало ждать еще поколениям,  -
а их, оказывается, отделяли от него лишь часы или даже минуты...
   Не разнимая рук и не сознавая даже, что они делают,  оба  торопливо
заскользили  вперед  по   гладкой   поверхности...   Это   был   чисто
инстинктивный порыв, в котором не  участвовал  разум,  а  подталкивало
вперед  лишь  подсознательное  желание  -  скорей,  как  можно  скорей
встретить  творцов  и  созидателей  этой  искусственной  планеты.  Они
стремились  вперед,  и  только  необходимость  соизмерять  движения  с
небольшой силой тяжести сдерживала неуемное желание побежать  во  весь
дух.
   Так они продвинулись метров на пятьсот, и  возвышение,  на  котором
лежала ракета,  стало  уже  отодвигаться  к  горизонту.  Тогда  Сенцов
внезапно остановился.
   - Постой... - сказал он. - Куда это мы вдруг помчались?
   - Как это - куда? - изумленно спросил Раин, тоже останавливаясь.
   - Да, действительно - помчались... - весело проговорил  он.  Сенцов
нахмурился, сердито засопел. Ему стало стыдно за такое  легкомыслие  -
побежали, как мальчишки...
   Тут к ним из наушников и  донесся  голос  Азарова,  напоминавший  о
батареях. Сенцов рассердился еще больше:  сколько  минут  потеряно  на
какую-то беготню! Разведчики, называется... Разве так ищут?
   Оба быстро пошли назад, к ракете.
   Стараясь не отстать от Сенцова, Раин размышлял о том,  как  получше
включить в обследование  спутника  весь  экипаж.  Ну,  одного  Сенцов,
конечно, оставит на дежурстве, но остальные-то могут выйти из корабля?
Раз спутник искусственный, значит встреча с его  хозяевами  состоится.
Чем больше людей выйдет за пределы ракеты, тем  больше  шансов  скорее
отыскать если не самих хозяев, то хотя бы ведущий к ним ход - если они
по какой-то причине сами  не  хотят  выйти  из  внутренних  помещений.
Срочно надо продумать способы переговоров, передачи хотя  бы  основных
понятий, установления какого-то общего языка.  Возвратиться  на  Землю
надо не с пустыми руками, а с грузом тех  знаний,  которые  космонавты
смогут почерпнуть у хозяев иного мира. О, они превосходят людей  Земли
по уровню технических знаний. И как превосходят... Ведь на  Земле  еще
не умеют  монтировать  в  пространстве  такие   гигантские   спутники.
Разобраться во всем было просто необходимо, например - узнать,  почему
такие близкие соседи до сих пор не навестили Землю. И тут Раин  поймал
себя на  мысли:  "А  неплохо,  все-таки,  было  бы  здесь  задержаться
подольше..." И даже восторженно помотал головой, подумав о том,  какую
бурю поднимет их открытие среди ученых всего мира - да только ли среди
ученых!
   Внезапно Сенцов хлопнул его по плечу.
   - Ты что - уснул, что ли?
   - А? Нет, я слушаю, как же. Я вполне согласен...
   Сенцов усмехнулся, начал терпеливо повторять:
   - Если встречаться, так уж корабль надо  подготовить  как  следует,
чтобы тут, перед ними, не  выглядеть  потерпевшими  крушение.  Сначала
осмотрим корму. Ее, наверное, здорово порастрясло. Конечно, может быть
и не стоило в последний момент включать рули... - последнее  замечание
далось Сенцову не очень легко.  -  Потом  -  солнечные  батареи.  И  в
зависимости от результатов составим план работ. Торопиться надо -  они
могут выйти  к  нам  в  любой  момент...  Кстати,  наших  очень  плохо
слышно... Быстренько осмотрим - и к ним, распределим обязанности...
   Они подошли  к  корме  и  снова  поразились  геометрическим  формам
сооружения, на которое опирался корабль. Это был не металл,  а  скорее
какая-то   пластмасса   или   даже   керамика.   Поверхность   планеты
поблескивала у них под ногами, кое-где в ней отражались звезды.
   Однако  изучать  ее  сейчас  было  некогда.  Сенцова   все   больше
беспокоили частые перерывы связи с ракетой,  хотя  они  стояли  совсем
рядом с ней - только на несколько метров ниже.
   - Быстрее, быстрее, - повторил он.
   Корма корабля нависала над ними, упираясь амортизаторами в  покатый
выступ странной  эстакады  -  никак  иначе  нельзя  было  назвать  это
сооружение.  Один  из   амортизаторов,   кажется,   был   основательно
покалечен. Но это неважно - все равно  ведь  основную  ступень  ракеты
придется отбросить, оставить здесь.
   - Как взобраться-то? - вслух подумал Сенцов.
   - Марсиане... - пробормотал Раин. - Вы подумайте...
   - Что? Где? Видишь их?
   - Нет... Понимаешь - марсиане! Какой размах! Какая  техника!  Какие
же они? Ты пробовал представить?
   - Пробовал... - признался Сенцов.  -  Ты  знаешь,  по-моему,  очень
просто. Я думаю, они... - И  вдруг,  вскрикнув,  схватил  товарища  за
плечо: - Смотри, смотри!..
   Гладкая  поверхность  внезапно  заколебалась  под  ногами.   Ракета
дрогнула и медленно, кормой вперед, заскользила по  эстакаде,  как  бы
погружаясь в тот самый выступ, на который только что опиралась. В луче
прожектора тускло блеснул металлический борт корабля... Еще  мгновение
- и ракета исчезла, провалилась куда-то внутрь планетки. Эстакада была
пуста...5   Когда ракета тронулась с места и равномерно заскользила вниз, Калве
показалось,   что   он   галлюцинирует   -   таким    неожиданным    и
неправдоподобным было это необъяснимое движение. Коробов от  изумления
уселся на пол  возле  двери,  поднял,  словно  прислушиваясь,  голову,
медленно проговорил:
   - Метров двенадцать в секунду...
   Калве включил экраны. Но за ними зияла тьма,  а  задний  экран,  на
котором  только  и  можно  было  бы  что-то  увидеть,  по-прежнему  не
оживал...
   Ракета скользила  бесконечно  долго  -  казалось,  проваливалась  к
самому центру спутника. Однако  это  не  было  падением:  скорость  не
возрастала, похоже было, что их опускал какой-то механизм...
   Движение неожиданно прекратилось. Но  не  успел  сидевший  у  рации
Азаров попытаться встать на ноги, как непонятное  скольжение  началось
снова. Коробов смотрел  на  циферблат  хронометра;  секундная  стрелка
совершала редкие порывистые скачки от деления к делению, словно каждый
раз ей приходилось подолгу собираться с силами. "Как  в  агонии..."  -
подумал Коробов, и в этот миг ракета остановилась окончательно.
   - Семнадцать  секунд...  -  ровным  голосом  сказал  Коробов  и  на
какую-то долю мгновения пожалел, что  спуск  закончился.  Теперь  надо
было принимать решение, а Сенцова не было рядом...
   - Зачем это они? - прошептал Калве растерянно.
   - Кто? - спросил Коробов и тут же понял его мысль. - Ты думаешь?..
   И вдруг вытянул руку, призывая к тишине.
   Все прислушались. Было явственно слышно,  как  кто-то  постукивает,
скребется, трется о  металлическую  броню  корабля.  Впечатление  было
такое - и всем сразу припомнилось  это  -  будто  вдоль  ракеты  ходит
осмотрщик, постукивает молотком по оболочке, как по вагонным  колесам,
и что-то деловито бормочет.
   Одновременно экраны начали  светлеть  -  словно  за  бортом  ракеты
занималась слабая заря... В  ее  свете  стали  смутно  видны  какие-то
вогнутые поверхности, непонятные аппараты, приборы... Мимо  одного  из
экранов промелькнула округлая тень, и сейчас же шорохи послышались  со
стороны левого борта. Азаров с шумом выдохнул воздух.
   Но  Коробов  уже  полностью  овладел  собой.  Обстановка  требовала
быстрых и решительных действий, и он готов был  действовать  быстро  и
решительно.
   - Внимание! - сказал он, быть может чуточку громче, чем  следовало.
- Искусственный спутник... Этим объясняется все. Сейчас мы  встретимся
с ними. Как понимаете, церемониал таких встреч пока еще не разработан,
но в общих чертах задача ясна: достойно представить свою планету...  В
любом случае мы немедленно принимаем  меры  к  розыску  оставшихся  на
поверхности товарищей - если их еще не доставили сюда. Понимаете,  как
бы эти... - он на миг запнулся, - местное население, как бы они там ни
выглядели - встречаемся мы с друзьями: у них  не  может  быть  никаких
причин враждебно отнестись к разумным жителям иной планеты.  Встречать
их будем у люка... Слышите? Опять стучатся... Ну,  ничего,  ничего,  -
утешил он тех, невидимых, - сейчас оденемся...
   - Одному надо остаться в ракете, - уточнил Калве и  сделал  шаг  по
направлению к шкафу со скафандрами.
   - Я пойду, Игнатьич! - сказал Азаров. - Хоть теперь-то...
   - Нет, - ответил Коробов. - Минуточку! -  оборвал  он  собравшегося
что-то возразить Азарова. - Для дискуссий будет  отведено  специальное
время... впоследствии. Пока твоя задача - наладить связь с нашими и не
терять связи с нами - если мы будем вынуждены выйти из ракеты.
   Азаров замотал головой, но покорно отошел к рации.
   Коробов оглядел рубку, сложил стопочкой на откидном столике рабочие
тетради, рукавом смахнул с матово блестевшего пульта какую-то пылинку,
еще раз окинул все критическим взглядом.
   - Ну, пошли...
   Они быстро  надели  скафандры,  проверили  кислород,  связь.  Калве
спросил Коробова:
   - У них зарядка обычная?
   - Полтора часа дыхания, шесть часов энергии при полном расходе  без
прожектора...  Надо  захватить  по  запасному  баллону  -  на   всякий
случай...
   - Я возьму аптечку, - сказал Калве. - Тоже... на всякий случай.
   Коробов кивнул, вздохнул и чертыхнулся. Потом сказал:
   - Ну, поехали. Они уже пятнадцать минут, как вышли из ракеты...
   Люк открывался медленно... Наконец,  над  их  головами  засветился,
замерцал серым рассеянным светом выход.  Они  не  услышали  свиста,  с
каким воздух из тамбура должен был стремительно вырваться в пустоту.
   - Какая-то атмосфера здесь, значит, есть... - сказал Коробов. - Ну,
да оно и понятно: раз есть живые...
   Ни одним  словом  сверх  этого  он  не  почтил  чужой,  загадочный,
сказочный мир - сказочный хотя бы потому, что еще час тому назад никто
не поверил бы в  самое  его  существование.  Калве  понимал  Коробова,
однако ему захотелось задержаться, попытаться хотя  бы  сформулировать
мысленно - с чего же начать знакомство...
   Он  неотрывно  глядел  на  отверстие  люка,  откуда   должны   были
показаться хозяева  спутника.  Они  медлили:  прошла  минута,  вторая,
третья, а  ни  одно  живое  существо  так  и  не  появлялось.  Коробов
усмехнулся, сказал:
   - Да, смельчаками их не назовешь... Ну, что же - покажем пример...
   Он вылез наружу, огляделся.
   Ракета наклонно лежала на длинной, чуть  вогнутой  платформе,  один
край ее - с той стороны, где находился люк, - они могли рассмотреть во
всех подробностях. Двумя уцелевшими кормовыми  амортизаторами  ракета,
очевидно, во что-то упиралась. Стучавшие в оболочку куда-то скрылись -
никого не было видно, но Калве, вскарабкавшемуся вслед за пилотом, все
время казалось, что  он  чувствует  чей-то  пристальный,  неотступный,
тяжелый взгляд.
   - Что же, прыгнем? - спросил Коробов.  -  Невысоко,  метра  три  до
пола...
   - А обратно?
   - Обратно - нас будет четверо, справимся, подсадим  друг  друга,  -
сказал Коробов так уверенно, как  будто  не  впервые  приходилось  ему
разыскивать друзей на чужих искусственных спутниках.
   Осторожно,  придерживаясь  за  люк,  они  соскочили  на  платформу.
Подойдя к самому ее краю и еще раз оглядевшись в надежде увидеть  хоть
одно живое существо, спрыгнули на пол. Легко ступая, отошли от  ракеты
на несколько шагов. Калве  глянул  на  часы,  потом  -  на  абсолютный
термометр.
   - Двести семьдесят восемь - значит, пять по Цельсию...  Давление  -
триста.
   - Что ж, приемлемо, пока мы в скафандрах,  -  спокойно  откликнулся
Коробов. - Но куда же мы, в конце концов,  попали?  Где  гостеприимное
население? Где оркестр, цветы?
   Они находились в большом, похожем на ангар, зале. Внешняя,  широкая
стена его - в которую упиралась эстакада с лежавшей на ней  ракетой  -
была чуть выгнута наружу, противоположная, узкая,  казалась  выпуклой,
словно обе были дугами концентрических окружностей. Плавно, без  углов
стены  переходили  в  высокий  потолок.  Оттуда,  сверху  и   исходило
непонятное светлое мерцание.
   Межпланетный корабль занимал чуть больше половины  платформы,  хотя
он и достигал шестидесяти  метров  в  длину.  Платформа  покоилась  на
ажурном  переплете.  Его   образовывали   странно   выгнутые,   сложно
переплетавшиеся, переходившие одна в  другую  круглые  балки.  Верхний
конец платформы разглядеть в этом сером, мглистом свете было трудно  -
он как бы терялся в тумане.
   Вдоль стен огромного - примерно сто двадцать метров в длину - зала,
который эстакада с ракетой делила точно пополам, возвышались  какие-то
машины или приборы неизвестного  назначения;  форма  их  была,  видно,
хорошо продумана, точно выверена,  хотя  и  казалась  непривычной  для
земного глаза: много острых углов, вогнутых поверхностей,  нависающих,
выдающихся плоскостей.  Но  все  они  создавали  впечатление  стройной
системы, объединенной общим  замыслом  и  стилем.  Коробов  привык  по
внешнему виду машин судить об уровне техники.  Судя  по  всему,  здесь
этот уровень был достаточно высок.
   Отовсюду  дружелюбно  -  или  это  так  казалось?   -   подмигивали
разноцветные огоньки. Вдоль стен тянулись трубы и кабели со множеством
ответвлений, вентилей, патрубков, непонятных грибообразных  отростков,
голубых  блестевших  наконечников,  экранов  с  нервно   пульсирующими
огоньками... Разряженная атмосфера доносила легкий гул. Но  никого  не
было видно, никто так и не захотел показаться людям. Очевидно, хозяева
предпочитали наблюдать за гостями откуда-нибудь из укрытия.
   - А проводочка у них наружная, - сказал Коробов.  -  У  нас  такого
безобразия бы не допустили...
   Калве кивнул. Он не удивился замечанию Коробова: и  у  него  самого
было такое впечатление, словно это не  на  другой  планете  находились
они, а просто на каком-то вполне земном заводе,  хотя  и  неизвестного
назначения.   Здесь   ничто   не   тяготило    чем-то    таинственным,
потусторонним, - наоборот, хотя  многое  для  них  и  оставалось  пока
непонятным, но в общем все было схоже  с  тем,  что  они  оставили  на
Земле.  Хотя  бы  вон  та  машина,  определенно  напоминавшая   формой
автомобиль, только почему-то перевернутый вверх колесами. Конечно, это
был вовсе не автомобиль, но  воспринимался  именно  как  чисто  земная
вещь... Над этим стоило поразмыслить, но  для  размышления  сейчас  не
было времени.
   - Анализ бы атмосферы сделать... - проговорил с досадой Коробов.  -
Были бы приборы...
   Калве вздохнул, вспомнив о земных лабораториях, об  "умной"  тишине
вычислительного центра,  в  которой  было  так  приятно  думать...  Но
Коробов уже зашагал по залу.
   - Ну, раз хозяева не показываются, мы их ждать  не  станем...  Надо
самим искать ход на поверхность: наших здесь, судя по всему, еще  нет,
значит - они остались наверху. Один ход  наверняка  есть  -  там,  где
прошла ракета.
   - Но нам его не откроют, - возразил Калве.
   - Может, и открыли бы, если бы им объяснить,  -  с  досадой  сказал
Коробов. - Да объяснять-то некому, вот беда...
   - Поищем другой, - сказал Калве. - Мне кажется... по-моему,  в  том
конце зала - видишь, не по оси эстакады, а правее -  какая-то  ниша  в
стене...
   Оба торопливо пересекли зал.  Действительно,  это  было  похоже  на
выход. Только как его открыть, оставалось  совершенно  непонятным.  На
двери - вернее, на пластине,  перегораживавшей  нишу,  -  не  было  ни
намека на рукоятку или хотя бы на замочную скважину.
   - Да, эти самые местные жители... - сердито начал Коробов, но Калве
прервал его:
   - Вот они!6   В длинном  коридоре  тусклым  сероватым  светом  горели  лампы.  Их
покрывал слой  пыли.  Они  сами  зажигались  перед  идущими  и  гасли,
оставшись позади.
   Почему-то Раину пришли на память монументальные пирамиды фараонов с
их скрытыми потайными переходами. Там так же, наверное,  стены  давили
археологов таинственной неизвестностью. Но это ведь на Земле, а тут...
   Они  шли  торопливо,  внимательно  оглядываясь  по  сторонам.  Было
пройдено около сотни метров, а коридор все  не  кончался,  по-прежнему
уводил их все дальше - прямой, без единой двери,  без  единой  детали,
которая  нарушала  бы  однообразие.  Казалось,   он   шел   совершенно
горизонтально, хотя в этом необычном мире вряд ли можно  было  целиком
доверять своим ощущениям. Лампочки индикаторов  радиоактивности  слабо
тлели в шлемах скафандров, напоминая о постоянном небольшом излучении.
   Полчаса тому  назад,  на  поверхности,  когда  лежавшая,  казалось,
незыблемо ракета  вдруг  скользнула  вниз  и  так  непонятно  исчезла,
оставив их одних в пустоте, им подумалось, что все кончено. И в  самом
деле - не пробиваться  же  сквозь  материал,  который  сталь  даже  не
царапала!
   Несколько секунд они сидели молча, мысленно прощаясь со  всем,  что
было дорого в жизни. Раин подумал, что если бы не Сенцов рядом (слышно
было, как он яростно,  шепотом,  выругался),  то  от  такого  полного,
абсолютного одиночества посреди Вселенной впору было завыть, глядя  на
звезды.
   Но как-то сразу, одновременно оба обнаружили, что умирать  они  все
же не собираются. Тогда Раин сердито сказал:
   - Послушайте, а почему, собственно, мы здесь сидим? Разве нас ничто
больше не интересует? Природа тяготения? Материал?  Механизмы?  Жизнь,
наконец? О  чем  вы  столь  целеустремленно  мыслите?  Работать  надо,
коллега!
   - О чем мыслю?  -  переспросил  Сенцов  задумчиво.  -  Да  как  вам
сказать. О том, что космонавты - это люди, которые побеждают космос на
кораблях, а если придется - то и без кораблей. Как это там  сказано  у
поэта? "Он задаст им овса, он им  скажет  веселое  "Тпру!"  Скажем  им
веселое "Тпру"...
   - Кому? - вежливо поинтересовался Раин.
   - В данном случае - спутникам.
   - Начнем с этого, друг, - предложил астроном.
   - Начали! - И Сенцов поднялся на ноги.
   Раин без труда нашел запиравшую вход пластину  -  пропуская  ракету
вниз, она поднялась, а затем снова  легла  на  место.  Но  поднять  ее
нечего было и думать - она весила, верно, даже в этом мире уменьшенной
тяжести многие тонны и обладала громадной  массой.  Повозившись  около
нее минут пять, космонавты поняли, что это совершенно бесполезно.
   - Давай-ка думать быстрее, -  сказал  Сенцов.  -  Кислорода  у  нас
осталось примерно на час. Длительные прогулки  вне  ракеты  программой
нашего полета не предусмотрены. Это нас научит в будущем...  -  Он  не
окончил фразы, махнул рукой. - В  общем,  будем  искать,  пока  хватит
дыхания.
   - Во всех фантастических романах всегда  не  хватало  кислорода,  -
сказал Раин.
   - Ничего удивительного, - откликнулся Сенцов. - Много ли  входит  в
такой вот баллончик?
   - Да, - согласился Раин, распрямляя  усталую  спину.  -  А  вес  их
чувствуешь даже здесь...
   Сенцов ничего не ответил и начал спускаться с эстакады.
   - Боюсь, чтобы ребята там чего-нибудь не натворили, - сказал он уже
внизу. - Они же обязательно кинутся нас  разыскивать.  Вступят  еще  в
конфликт с этими, наделают дел...
   Раин только зажмурил глаза - такой родной показалась ему в этот миг
опостылевшая рубка корабля, тесная жилая каютка...
   Посовещавшись, они решили разойтись и искать вход, описывая круги -
каждый в свою сторону,  постепенно  захватывая  все  большую  площадь.
Сенцов сразу двинулся вправо. Раин пошел в обход эстакады.
   Пролезая под платформой, он был  вынужден  низко  пригнуться,  и  в
глаза ему бросилась какая-то светлая полоса, будто белилами нанесенная
на более темную поверхность спутника.  Раин  остановился,  внимательно
осмотрел  полосу.  Нет,  это  была  не  краска,  это  был   металл   -
металлическая дорожка сантиметров в десять шириной была  проложена  по
оболочке, вернее - в ней, так, что она ни на миллиметр  не  выдавалась
над поверхностью. Металл тускло отсвечивал серебром... Раину пришло  в
голову, что  эта  металлическая  лента,  хотя  ее  назначение  и  было
непонятно, могла привести к ходу вовнутрь, и идти  по  ней  было  даже
лучше, чем бродить наугад...
   Раин замигал прожектором, подзывая Сенцова и указывая свое место.
   - Есть? - спросил тот, поспешив к товарищу.
   Оба двинулись вдоль металлической полосы. Им не пришлось  пройти  и
тридцати метров - полоса внезапно оборвалась. Космонавты переглянулись
в растерянности.
   Но ни один не успел сказать ни слова. Площадка под их ногами начала
медленно опускаться. Словно лифт, она уносила их в недра искусственной
планеты.
   Потом  она  плавно  остановилась.  Сразу  загорелся  бледный  свет,
друзьям он показался ослепительным. Раин не смог скрыть  торжествующей
улыбки: работа движется... Сенцов сказал возбужденно:
   - Слышишь, шипит? Воздух...
   Люк над их головами закрылся.
   Небольшое квадратное помещение, в котором они оказались, на  первый
взгляд не  имело  дверей.  Оба  стояли  неподвижно.  Но  испытание  их
выдержки  оказалось  непродолжительным:  всего  несколько  безысходных
секунд и одна из стен стала медленно, словно нехотя, подниматься.
   - Приглашают... - сказал Сенцов, переводя дыхание.
   - Что ж, согласимся... - в тон ему ответил Раин.
   Но приглашала разве что сама дверь. За  ней  никого  не  оказалось,
просто открылся вот этот коридор, по которому они  шли  уже  несколько
минут, следуя за убегающей  металлической  полосой,  делая  скользящие
шаги, чтобы не подскакивать высоко при это малой тяжести.  При  каждом
шаге вздымалось облачко пыли: она лежала на полу, покрывала стены.
   ...Пройдя еще метров двадцать, Сенцов сказал:
   - Похоже, что он никогда не кончится. Ты сориентировался - в  какую
сторону мы идем? Я, когда спускались, посмотрел: полоса шла  левее  по
сравнению с направлением на эстакаду...
   - Сейчас  подсчитаем...  Форму  спутника  примем  за  шарообразную.
Расстояние между соседними эстакадами  я  определяю  примерно,  в  сто
метров. Прямая видимость была...
   Раин умолк, стал вычислять на ходу. Потом заговорил вновь:
   -  Если  я  верно  рассчитал,  коридор  идет  в  строго  радиальном
направлении. Иными словами к центру спутника. Это, кстати,  говорит  о
том,  что   аппараты,   наводящие   поле   искусственной   гравитации,
расположены не в геометрическом центре... Иначе коридор  показался  бы
нам шахтой - там центр, и там был бы низ. По логике, где-то мы  должны
будем обнаружить и поперечные ходы. Значит, пока все в порядке.
   - В порядке-то в порядке, - сказал Сенцов, - а вот  радиоактивность
здесь повышена. Не идем ли мы куда-нибудь - прямо в дьявольскую кухню?
К тому же, непохоже, чтобы здесь часто ходили: очень уж пыли много...
   - А что ты хочешь этим сказать? - спросил Раин.
   - Погоди... Вот еще что: ракету убрали, к нам никто не выходит. Как
ты думаешь, нормально ли, чтобы существа,  стоящие  на  такой  ступени
развития, - он обвел рукой вокруг, - видели  в  представителях  другой
культуры своих врагов? Если бы двое из них попали к нам на Землю,  или
хотя бы на корабль, как бы мы их встретили? Даже если бы они были  при
рогах, копытах и прочих атрибутах чертовщины?
   - Ну, тут сомнений быть не может, - ответил Раин. -  Встретили  бы,
как дорогих гостей...
   - Вот то-то, - сказал Сенцов. - Значит, их просто нет. И  надеяться
на них нечего.
   На несколько секунд оба умолкли.
   - Да, может быть, - задумчиво промолвил Раин. - Пойдем. И  свернем,
как только представится возможность. Сворачивать нам придется  вправо:
ракета находится именно в этом направлении.
   - Интересно, что там у них такое...
   - Очевидно, какое-то подобие хранилища или ангара.
   - Ну, уж и подобие... - усмехнулся Сенцов. - Какое же тут  подобие?
Тут - настоящее,  нам  еще  поучиться.  Ох,  уж  этот  великопланетный
шовинизм...
   Раин засмеялся, хотел что-то ответить - и увидел нечто, заставившее
его бегом броситься вперед.
   - Вот! - Он остановился перед нишей в правой стене коридора.  -  Не
здесь ли ход в сторону?
   Сенцов торопливо подошел, осмотрелся. Такая  же  ниша  виднелась  в
противоположной стене, сам же коридор уходил дальше, в глубь спутника.
   - А лента-то  убегает  туда...  -  пробормотал  командир.  -  Очень
интересно, что же там может быть такое...
   С минуту они стояли на месте, раздумывая. Но так хотелось  побольше
узнать - уже сейчас, в самом начале - о скрытых здесь тайнах, что  оба
разом тронулись с места - и уже через две минуты уткнулись  в  наглухо
перегораживавшую ход стену.
   - Должна открываться, - уверенно сказал  Сенцов,  подойдя  к  самой
преграде. Тотчас же лампочка индикатора в его шлеме  запылала  заметно
ярче. Сенцов отпрянул,  нервно  провел  рукой  по  скафандру,  как  бы
отряхивая пыль.
   - Так и есть, чертова кухня, - сказал Раин. - Ладно,  сюда  мы  еще
заглянем.
   Вернулись  к  нишам.  Раин  включил  прожектор.  Под   слоем   пыли
угадывалась невысокая ступенька.
   Не раздумывая, астроном наступил  на  нее  ногой.  Под  полом  чуть
слышно щелкнуло, задняя  стена  ниши  беззвучно,  медленно  поднялась,
уползла вверх. За ней - на расстоянии двух метров -  оказалась  вторая
такая же дверь.
   - Рискнем! - сказал Сенцов.
   Они вошли в  этот  своеобразный  тамбур.  Поднявшаяся  ранее  плита
осторожно, словно бы боясь их задеть, опустилась,  и  как  только  она
коснулась порога - тотчас же поднялась внутренняя.
   За ней  снова  был  коридор,  на  этот  раз  поуже.  Точно  так  же
вспыхивали и гасли лампы, только плафоны их были  вытянуты  не  вдоль,
как раньше, а поперек коридора...
   - Что-то долго приходится  идти,  -  заметил  Сенцов.  -  Кислорода
осталось минут на двадцать. А заметь,  любопытно:  коридор  изгибается
влево. Значит, наши рассуждения были правильны.
   - Ну, вот и дошли, - сказал Раин  и  остановился  перед  нишей  уже
знакомого вида. Он уверенно нажал на ступеньку. И здесь дверь  была  с
блокировкой - двойная.
   - Серьезно построено... - сказал Сенцов. - А где же наши?
   За дверью была темнота. Но вот замигало - сначала робко, потом  все
более  уверенно,  и  наконец  сероватый,  мерцающий  свет   -   словно
засветился  сам  воздух  -   озарил   внутренность   огромного   зала,
разделенного пополам наклонной эстакадой.
   На ней ничего не было.
   Они постояли несколько секунд, скрывая разочарование. Потом  Сенцов
(он все беспокойнее поглядывал на  часы  и  на  кислородный  манометр)
поторопил:
   - Пошли дальше...
   ...Снова коридор, двери и  зал,  наполненный  сероватым  светом,  и
посредине - эстакада. Сенцов торжествующе сказал:
   - А вот здесь уже кое-что интересное!
   - Я же говорил, что они находятся поблизости... - пробормотал Раин.
Широкими шагами, оба направились вперед, высоко  подлетая  над  полом,
пока Сенцов не сказал:
   - Ну а теперь-то чего мы так торопимся?
   На эстакаде, смутно, как сквозь  туман  видимая  в  этом  мерцающем
свете, неподвижно лежала ракета.  Они  подходили  к  ней  неторопливо,
точно возвращаясь с дачной прогулки. Сенцов недовольно прогудел:
   - Никаких работ не ведется... Что они - спят, что ли? Ну,  дождется
у меня Коробов...
   Раин покачал головой: тут что-то было не так,  от  Коробова  трудно
было ожидать такой нераспорядительности.
   - И рация выключена, они нас не слышат, - сказал  он.  -  Возможно,
увлеклись внутренним ремонтом. Мало ли что могло  случиться.  А  вдруг
ребята пострадали?
   - Или их там уже нет, - тревожно добавил Сенцов, убыстряя шаг. Раин
взглянул на часы. Кислорода оставалось на двадцать с небольшим минут.
   Внезапно Сенцов так резко остановился, что даже качнулся  вперед  -
если бы не присоски на подошвах, он наверняка упал бы. Раин с  разбега
чуть не налетел на него. Сенцов негромко сказал:
   - Посмотри-ка внимательно: это наша ракета?
   Да, теперь они  видели  уже  отчетливо,  что  ракета,  лежавшая  на
эстакаде, была создана не на Земле, а в каком-то другом мире.
   Как будто ничем особенным не отличались обводы этой  чужой  ракеты,
они были даже, кажется,  не  очень  красивы.  Но  вряд  ли  и  хороший
рисовальщик смог бы сразу воспроизвести их на бумаге...
   Этот корабль казался порождением самого Пространства, в котором  он
скользил свободно и радостно. Это сразу чувствовалось даже при  беглом
взгляде на его длинное тело  (оно  было  раза  в  полтора  длиннее  их
корабля), хотя некоторые линии  и  выглядели  непривычно  для  земного
глаза - эти острые продольные  ребра,  шестигранный  осиный  перехват,
вогнутые  поверхности  в  носовой  части.  Но   они   были   наверняка
обусловлены  какими-то  требованиями  Пространства,  пока  непонятными
людям,  как  не  были  им  понятны  в  свое  время  необычные   законы
дельтовидного крыла.
   Сенцову подумалось, что такой корабль идет  неуклонно,  словно  луч
света, пронзая поля гравитации, как игла - мешковину. Спазма  стиснула
горло космонавта, и, возможно,  это  была  спазма  восхищения,  но  он
торопливо опустил руку к поясу  и  немного  поколдовал  с  кислородным
краником.
   - Это не  наш  корабль,  -  сказал  Раин,  подтверждая  теперь  уже
очевидную истину.
   Сенцов немного покашлял, глухо ответил:
   - Да, красота какая... подойдем на минутку. Хоть рукой потрогать...
зачем он там переходит в многогранник, а потом опять? Ракета, но какие
странные дюзы...
   - Нет, - возразил Раин. - Время.
   - Ну, ведь два шага...
   - Нет. Космонавты - это такие люди...
   - Которые делают все вовремя? Цитируешь меня? Ничего не попишешь  -
придется возвращаться. Тут пусто, никто  и  не  заходил:  каждый  след
отпечатался бы в пыли.
   - Они наверняка в следующем  отсеке,  -  сказал  Раин.  -  Мы  идем
правильно...
   Оба направились к выходу. Раин с  тревогой  заметил,  что  двигался
Сенцов уже не с такой легкостью, как раньше,  и  тяжелое  дыхание  его
отдавалось в наушниках грозным шумом.
   Ясно - силач Сенцов первым должен исчерпать  запас  кислорода,  ему
уже трудно дышать...
   Словно прочитав мысли товарища, Сенцов глухо сказал:
   - Ну - только не  отставать...  -  и  с  заметным  усилием  зашагал
быстрее.
   В момент, когда до двери оставалось шага два, свет в зале  внезапно
погас, непроглядная темнота окружила  их.  Инстинктивно  оба  включили
прожекторы. Раин первым нажал на ступеньку - дверь  на  это  никак  не
отозвалась. Тогда за ним со злостью топнул по  ступеньке  и  Сенцов...
Чувствовалось, как площадка свободно оседает под  ногами,  где-то  под
ней, едва слышно в разреженной атмосфере, щелкали переключатели  -  но
дверь не открывалась.
   Сенцов обессиленно опустился на пол, хрипло сказал:
   - Ну, теперь, кажется, влипли основательно...
   Все попытки открыть дверь так ни к чему и не привели. Свет  в  зале
также не зажигался. Сенцов и Раин немного отдохнули. Сенцов дышал  все
тяжелее - даже тот ограниченный кислородный паек, на  который  он  сам
себя посадил, подходил к концу...
   Глядя на неподвижно лежавшие возле двери тела, никто не сказал  бы,
с какой отдачей работал  сейчас  мозг  каждого,  перебирая  различные,
самые невероятные возможности, ища способ в считанные минуты выбраться
из этой мышеловки. Растерянности не было,  потому  что  умирать  можно
только один раз, а они уже пережили и смерть  и  воскресение  там,  на
поверхности. Сейчас была только воля - бороться до последнего.
   - Подвела автоматика... - прохрипел наконец Сенцов,  точно  подводя
итог размышлениям. - Вроде бы и прав оказался Азаров... Ну,  ничего  -
еще посмотрим...
   - Автоматы автоматами, а мы - люди,  нам  положено  быть  умнее,  -
откликнулся Раин.
   Сенцов с минуту помолчал.
   - Что же, - проговорил он еще  более  протяжно  и  хрипло,  -  пока
ничего другого не придумаешь, как только попробовать осмотреть ракету.
Пока мы в силах. Ждать, пока автоматика одумается, поймет, что  ребята
мы в общем неплохие, и откроет нам дверь - конечно,  самое  простое...
только ждать нам нечем... Что ты думаешь насчет ракеты, профессор?
   -  Примерно  то  же,  -  ответил  Раин,  поднимаясь.  Если   только
окружающая атмосфера непригодна для дыхания, то ракета -  единственная
надежда. - Он сердито засопел. -  Откровенно  говоря,  шлема  все-таки
снимать не хочется: что-то не верю я, чтобы здесь был кислород...
   Сенцов  утвердительно  кивнул,  потом,  набравшись  снова  сил  для
разговора, сказал:
   - Но по логике,  если  сейчас  здесь  живых  нет,  то  должна  быть
инертная атмосфера - что-нибудь  вроде  благородных  газов.  Автоматам
кислород не нужен, а в инертной атмосфере  машины  лучше  сохраняются.
Металл здесь есть, но следов окисления - никаких...
   - Все равно, проверить нам нечем, - сказал Раин.
   - Вот - не додумались взять карманные анализаторы...
   Раин хотел промолчать, но чувство  справедливости  победило,  и  он
ответил:
   - Они ни к чему были... Такое не предусматривалось...
   - Не предусматривалось... Зато предусматривались  непредусмотренные
обстоятельства,   -   сказал   Сенцов.    -    Особая    необходимость
предусматривалась...
   Сенцов говорил все ленивее, точно засыпая после хорошего  обеда.  И
вдруг Раину пришло в голову, что Сенцов нарочно  задерживает  дыхание,
чтобы  при  разговоре  не  был  слышен  его  тяжелый  хрип.   Хрипения
действительно  не  слышалось,  зато  временами  в   наушниках   что-то
пощелкивало. Астроном понял, что Сенцов, чтобы  не  расстраивать  его,
отключал  рацию  и,  видимо,  следил  за  губами  собеседника,   чтобы
включить, как только тот заговорит... У Раина перехватило горло -  ему
вдруг стало как будто даже стыдно того, что у него, судя по манометру,
должно было хватить дыхания еще на  пятнадцать,  а  может  быть  и  на
двадцать минут.
   - Пошли к ракете! - решительно сказал Раин.
   Сенцов попытался подняться, но ноги  его  подогнулись.  Он  все  же
удержался на ногах, и Раин почти поволок его к заднему, низкому  концу
эстакады.
   Было ясно, что Сенцову не взобраться - на такое усилие он сейчас не
был способен. Раин  тоже  был  не  в  состоянии  поднять  товарища  на
двухметровую высоту, хотя при нормальном дыхании сделал бы  это  одной
рукой: Сенцов  во  всем  снаряжении  весил  здесь  не  более  двадцати
килограммов... Поэтому Раин оставил Сенцова сидеть,  только  прислонил
спиной к первой опоре эстакады  и  включил  его  прожектор  на  полный
накал, чтобы командир не чувствовал себя одиноким;  экономить  энергию
сейчас уже не имело смысла...
   Затем он осмотрелся. Маловероятным  казалось,  что  хозяева  ракеты
попадали в нее, вспрыгивая на эстакаду.  Однако  размышлять  по  этому
поводу, не говоря уже о поисках подъемника, было некогда.
   Собрав силы, Раин прыгнул,  ухватился  рукой  за  платформу,  затем
уцепился второй рукой и подтянулся. В скафандре это было явно труднее,
чем в тренировочном костюме, и усилие  истощило  его.  Взобравшись  на
слегка вогнутую поверхность, он не решился встать на  ноги  и,  тяжело
дыша, пополз к ракете на четвереньках.
   Ему казалось, что прошло очень много времени, пока он полз так - по
платформе к ракете, а потом - вдоль ракеты.
   Единственный шанс на спасение заключался в том, что ракета окажется
не автоматической или телеуправляемой, а  предназначенной  для  живого
экипажа. Это означало  бы,  полагал  Раин,  что  экипаж  ракеты  дышал
когда-то  кислородом,  а  раз  так  -  какие-то  остатки   его   могли
сохраниться в резервуарах... О том, как он  найдет  эти  резервуары  в
достигающем, пожалуй, сотни метров в длину  корабле,  Раин  сейчас  не
думал: это отвлекло бы его от главной задачи.
   А главная задача сейчас -  найти  люк,  который  должен  помещаться
где-то не слишком высоко: ведь экипаж (опять-таки, если он вообще был)
когда-то выбирался из него. Подсознательно Раин был уверен, что экипаж
все же был. Он очень  удивился  бы,  если  бы  ему  сказали,  что  эта
подсознательная уверенность основывалась на внешнем  виде  ракеты:  ее
совершенные формы невольно наводили на мысль,  что  только  для  людей
(так Раин, не мудрствуя лукаво, называл про себя марсиан -  строителей
спутника) было создано это произведение опыта и вкуса.
   ...Он испугался, что прошло уже очень много времени, пока он полз и
полз вдоль ракеты, а люка все не было. Он остановился,  вспомнив,  что
несколько минут тому назад уже думал об этом, и снова пополз. Конечно,
люк мог находиться  и  на  противоположной  стороне.  В  таком  случае
пришлось бы обогнуть ракету и назад двигаться вдоль другого борта. Это
заняло бы слишком много  времени.  И  так  уже  прошло  слишком  много
времени...
   Раин глубоко вздохнул и, придерживаясь  за  борт  ракеты,  медленно
поднялся на ноги. Идти по вогнутой поверхности платформы было нелегко,
от начавшегося кислородного голодания кружилась  голова,  но  все-таки
так получалось гораздо быстрее, чем на четвереньках.
   Раин шел, ведя левой рукой по  обшивке  корабля.  На  ней  не  было
заметно никаких следов от ударов микрометеоритов, ни одной царапины  -
идеально полированная поверхность; придерживаться за нее было  трудно,
но Раин шел  вперед,  пока  его  напряженные  пальцы,  скользившие  по
металлу, не наткнулись на какую-то неровность.
   Раин остановился. Оглушительно заколотилось сердце. Люк?  Он  повел
пальцами по  едва  заметной  бороздке.  Она  уходила  вверх  насколько
хватало роста, и выше... Тогда он присел, пошарил  внизу  -  бороздка,
плавно изгибаясь, поворачивала направо. Он следовал за ней,  пока  она
метра через полтора снова не повернула плавно вверх. Не было  сомнения
- это был люк, но закрытый наглухо.
   Раин  присел  на  корточки,  привалился  к  ракете,  закрыл  глаза.
Следовало сообразить, каким образом можно открыть люк - учитывая,  что
для космической ракеты способ этот не  мог  быть  слишком  простым.  В
следующие пять минут он перепробовал все способы, которые подсказывала
ему память. Но эти попытки не принесли никакого успеха.
   Тогда он передохнул, собираясь с мыслями. Как всегда, когда лобовое
решение проблемы оказывалось невозможным,  он  начал  искать  обходных
путей. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы применить силу. Раин
на минуту представил себе, как пробивался бы  он  через  люк,  скажем,
своей ракеты - через люк сверхпрочной стали, крепко  вжатый  в  гнездо
могучими рычагами. Такая задача  была  бы  не  под  силу  даже  самому
квалифицированному взломщику несгораемых  шкафов.  Была  раньше  такая
специальность, теперь приемы  этого  несколько  своеобразного  ремесла
были утеряны, да и они сейчас не помогли бы...
   Еще  бесконечно  долго,  как  ему  самому  показалось,  мысль   его
напряженнейше искала хоть  малейшей  возможности  проникнуть  в  чужой
корабль... Наконец ему пришлось честно сказать себе, что больше ничего
придумать он не в состоянии и в ракету ему не пробраться.
   Тогда он неторопливо - сейчас время больше уже не имело значения  -
опустился на поверхность эстакады  и  улегся,  устраиваясь  поудобнее;
полированный борт нависал над  ним,  закругляясь  вверх.  Раин  закрыл
глаза. В скафандре было тепло, кислород еще  подавался  из  баллона  -
последние  капли,  наверное...  На  миг  захотелось  сразу  прекратить
подачу, чтобы не было этих, самых тяжелых, самых последних минут... Он
уже протянул было руку к кранику и не испытал при этом никакого  ужаса
и никакого страха смерти, а просто глубокую усталость,  какая  бывает,
когда человек честно выполнил свою нелегкую, но интересную  работу,  и
только закончив ее, понял наконец, как он устал,  и  уже  не  может  и
минуты протянуть без отдыха.
   Пальцы его нащупали краник, и это  прикосновение  напомнило  ему  о
Сенцове и о том, как командир все закручивал краник.
   Тотчас же от покоя не осталось и следа -  рука  резко  отдернулась.
Сенцов, там внизу, наверное ждет... Надо спуститься к нему, чтобы хоть
последние минуты быть вместе.
   Он медленно перевернулся на живот, поднялся на  четвереньки,  затем
встал во весь рост и тронулся. Однако не вниз, а по-прежнему вверх  по
эстакаде.
   Тайно для него самого где-то в глубине его мозга  все  время  велся
подсчет действительного расстояния, пройденного им, и  потраченных  на
это минут. И  этот  подсчет  говорил,  что  люк  попался  раньше,  чем
следовало на это рассчитывать: чуть ли не на самой корме корабля,  где
трудно было ожидать  входа,  а  вернее  было  предположить  двигатели,
запасы  топлива,  энергетические  устройства.  Рабочие  помещения,  не
говоря уже о жилых, должны быть где-то дальше. Конечно,  у  автомобиля
мотор можно устанавливать где угодно - хоть  спереди,  хоть  сзади;  у
межпланетного же  корабля,  который  неизбежно  должен  быть  ракетой,
двигатель мог помещаться только в кормовой части, какой бы там планете
ни принадлежал корабль. Сенцов-то это понял бы сразу...  Как  он  там,
Сенцов?...
   Раин полз, полз, почти теряя сознание, рука его больше не скользила
по борту  ракеты.  Что-то  притягивало  Раина,  как  магнит,   и   ему
понадобилось  собрать  все  силы,   чтобы   понять:   неведомо   когда
вспыхнувший впереди красный огонек был этим магнитом, и к нему-то полз
Раин. Он даже не удивился огоньку, как и своей  уверенности,  что  люк
должен быть где-то возле него...
   И люк оказался здесь, под сигнальным огоньком, а рядом с  ним  были
три небольших  углубления,  расположенные  треугольником.  Как   будто
заранее зная, что именно надо делать, Раин  вложил  в  углубления  три
пальца - и очерченный  едва  заметной  бороздкой  кусок  обшивки  стал
втягиваться   внутрь   корабля.    Засветился    неправильной    формы
четырехугольник с закругленными углами - вход в ракету...
   Раин перевалился через  порог  люка.  Лицо  его  исказила  гримаса.
Каждый удар сердца болью отдавался в висках...
   Он  вполз  в  просторное  квадратное  помещение.  Четыре  изогнутых
рычага, распрямляясь, снова вжали крышку люка  в  обшивку.  На  стенах
частым, прерывистым блеском замигали огоньки. Они мигали долго... Раин
зачарованно смотрел на них, пытаясь вспомнить, что же делать дальше...
   Послышалось тихое шипение. Раин скосил глаза на барометр -  поднять
руку  к  глазам  не  было  сил.  Прибор   показывал,   что   давление,
увеличивается. Если даже камера, в которой находился Раин, продувалась
сейчас не кислородом,  а  каким-нибудь  ядовитым  газом,  выбирать  не
приходилось: его четверть часа истекали...
   Стрелка барометра ползла все дальше... Раин услышал чье-то хриплое,
затухающее дыхание, едва понял, что это дышит он сам, и сорвал шлем...7   Услышав слова Калве, Коробов вздрогнул и оглянулся.  Оно  выбралось
откуда-то из-под эстакады - это странное, уродливое существо,  похожее
на большую блестящую лягушку, и с глухим воем  стремительно  метнулось
вперед. Неподалеку от них оно остановилось, повисло в воздухе метрах в
трех от пола.
   - Летает? - изумленно прошептал Калве...
   Лягушка вытянула длинные передние лапы -  только  их  было  три,  с
плоскими  присосками  на  концах.  Лапы  прижались  к  стенке  ракеты.
Короткие, пронзительные свистки прорезали  тишину;  даже  под  защитой
скафандров захотелось зажать уши - так неприятен был этот звук.
   - Ну и голосок! - пробормотал Коробов. - Теперь понятно, почему  мы
их даже из ракеты слышали...
   Затем лапы втянулись, и секунду марсианин - или как его назвать?  -
висел неподвижно, словно бы рассматривая людей так же пристально,  как
и они его. Снова Калве почувствовал  на  себе  странный,  внимательный
взгляд... После этого летающая лягушка рывком скакнула  дальше.  Вновь
раздались  пронзительные  звуки,  будто  с  визгом  разрывалась   сама
оболочка корабля.
   - Э, э - сказал Коробов, - такого уговора не было. Они  нам  ракету
испортят...
   - Эй, обожди-ка!  -  крикнул  он  и  взмахнул  рукой.  И  неведомое
существо послушалось, ускользнуло куда-то под ракету.
   - На чем он держится, не пойму,  -  сказал  Калве.  -  Ни  ног,  ни
крыльев... Но предполагаю, что это не живое существо.  Знаешь,  что  я
думаю? Думаю - это автоматическое устройство, действующее по программе
или же телеуправляемое.
   - Как же не живое? - спросил Коробов, не спуская глаз с того места,
где скрылось странное существо. - Жаль только - я его напугал  криком,
он и удалился...
   "Удалился" - вот, значит, какими торжественными словами заговорил о
марсианах Коробов", - с некоторой иронией отметил Калве. Что ж,  их  и
вправду было за что уважать, если - если...
   - Нет, не живое, - сказал он твердо.
   -  Потому  что  ног  нет?  Так   не   обязательно   же   ему   быть
человекообразным...
   - Нет... - Калве на миг задумался -  как  покороче  высказать  свои
мысли. - Понимаешь, он, конечно, двигается и  жестикулирует.  Так?  Но
вот мы  его  увидели.  Что  ты  сделал?  Я  помню:  ты  немного   даже
подпрыгнул...
   - Ну уж и подпрыгнул...
   - Подпрыгнул и так приподнял брови. И шагнул к нему. Ты удивился. А
что я сделал?
   - Я на тебя не смотрел. Ну?
   - Наверное, что-то такое же.  Это  естественно  -  мы  удивились  и
немного  встревожились,  это  реакция  на  неожиданность,  безусловный
рефлекс. И он должен был удивиться, заинтересоваться. Ведь  и  он  нас
видел впервые...
   - Ну, должен...
   - А он не удивлялся.
   - Но он посмотрел!
   - Это у нас было такое чувство, что он посмотрел. Но  -  ни  одного
жеста... Мимики нет: у него ведь нет лица! У собаки есть лицо, у кошки
есть... Нет мимики у жука. У этого  -  тоже  нет.  Мышление  разумного
существа должно быть богатым, мир чувств такой... Огромный. Ему  может
не хватить одних слов. Слово - информация. Чувство - это мимика! Жест!
Движение!.. А здесь - ничего. Жук, большой жук, большой инстинкт  -  и
все. А свист? Одна нота. Это не слово, не фраза... Да, так есть...
   В подтверждение своих слов  Калве  яростно  жестикулировал,  хмурил
лоб, мясистым носом чуть не тыкался в прозрачный пластик шлема...
   - Ну ладно - не время дискутировать, - сказал Коробов. - В общем-то
ты, наверное, прав - будь он живым, он сразу должен был бы  подойти  к
нам.
   - Он совсем не  разумный,  -  горячо  подтвердил  Калве.  -  Это  -
автоматическое устройство, действует или по программе или им управляют
те, настоящие... Если программа - то не очень сложная.  Самые  простые
действия. Конечно, и языка общего с ним нам не найти  -  говорить  он,
ясно, не умеет...
   - Значит, в розысках они нам не помогут  ни  на  грош,  -  невесело
сказал Коробов, по-своему оценив сообщение Калве. - Ага - еще  одно  -
или опять то же самое?
   Действительно, еще одна такая же  лягушка  появилась  наверху.  Она
парила над ракетой, прикладывала к ней свои присоски.
   - Как хочешь, а корабль ломать я им не позволю, - решительно сказал
Коробов. Подбежав к эстакаде, он высоко подпрыгнул, взлетел, опустился
на платформу. Потом вскарабкался по амортизатору  на  корму  ракеты  и
побежал по выпуклой  поверхности,  махая  руками  на  лягушку,  словно
отгоняя забравшуюся в огород курицу. Калве невольно улыбнулся.
   Лягушка скрылась вслед за первой. Коробов  опустился  на  колени  и
внимательно осмотрел оболочку в тех  местах,  где  к  ней  прикасались
присоски.
   - Нет,  следов  никаких,  -  успокоенно  сказал  он  Калве  и  стал
спускаться. - Что им нужно, не пойму, но вреда от них, видимо, нет.
   - Трудно сказать, что им нужно, - задумчиво произнес Калве.
   Коробов уже подошел к нему, нерешительно потоптался  на  месте,  не
зная, что делать дальше: корабль  нельзя  оставить  без  присмотра,  и
товарищей надо искать...
   - Ладно, - сказал он наконец. - Разыщем ребят -  тогда...  Пока  мы
уже пятнадцать минут гуляем без толку...
   Предстояло открыть дверь. Калве  включил  прожектор,  начал  водить
лучом по двери и стене возле  нее.  Потом  пошарил  руками  в  поисках
какого-нибудь малозаметного выступа. И это  не  дало  результата.  Оба
попытались, меняя настройку  раций,  посылать  различные  сигналы.  Но
дверь упрямо не поддавалась.
   - Может быть, биотоки? - спросил Коробов.
   - Здесь должно быть что-то простое, - ответил Калве.  -  Биотоки  -
слишком сложно. Ну-ка, подсади меня - я посмотрю наверху...
   Коробов подошел, встал вплотную к Калве. Но едва лишь  Калве  успел
положить руки ему на плечи, чтобы выжаться вверх, как под ними  что-то
чуть слышно скрипнуло. С едва уловимым шорохом дверь поднялась.
   - Вот тебе раз... - сказал Коробов.
   Калве усмехнулся.
   -   Простейшее   решение:    механическое    воздействие...    Вход
автоматизирован, чтобы людям не  приходилось  делать  лишних  движений
руками. Просто здесь нажимают ногой. А пыль, очевидно, забила пазы,  и
потребовался наш общий вес. Дверь на биотоках -  глупая  роскошь  даже
при более развитой технике. А ты видишь,  что  здесь  давно  никто  не
ходил? Пыль не тронута... Это, вернее всего, означает,  что  живых  на
спутнике действительно нет. Эти автоматы и есть его жители... Ну,  что
ж... А как там, в ракете?
   Коробов начал вызывать Азарова. Ракета не отзывалась.
   - Опять нарушения связи... - сказал Калве.  -  Ионизация,  что  ли,
влияет?
   Коробов промолчал.  Потом  набрал  побольше  воздуха  в  легкие  и,
повернув регулятор на полную мощность, рявкнул  в  микрофон  так,  что
тоненько запел,  резонируя,  шлем.  Азаров  не  отзывался...  И  вдруг
откуда-то - казалось, совсем близко, - донесся голос Сенцова:
   - А вот здесь уже что-то интересное...
   В ответ забормотал знакомый тихий голос Раина.
   - Они, это - они! - крикнул Калве.
   Коробов заорал:
   - Сенцов! Ау!
   Оба рванулись к двери, готовые бежать, искать, помочь...  Но  звуки
не повторялись, сколько ни кричали оба в  микрофоны,  рискуя  посадить
аккумуляторы и сорвать голос.
   А дверь с тихим шорохом ушла куда-то вверх, открывая вход  в  слабо
освещенный коридор.
   - Они живы, найдем! - сказал Калве, выглядывая в дверь.
   - Теперь мы их быстро  найдем!  -  уверенно  отозвался  Коробов.  -
Только вот Азаров...
   - Ну, чего там? - Голос Азарова раздался в наушниках неожиданно,  и
оба вздрогнули.
   - Чтоб тебя! Почему молчал? Ты их слышал?
   - Кого? - быстро спросил Азаров.
   - Как - кого? Сенцова, понятно...
   - Я другое слышал, - помолчав, ответил Азаров. - Вы где?
   - Открыли дверь, -  сказал  Коробов.  -  Выходим.  Мы  их  слышали.
Вызывай их все время.
   - Счастливо. Вы там недолго... - сказал Азаров.
   Как  только  космонавты  вышли  в  коридор,  дверь  за  ними  снова
опустилась на место. Дальше двинулись не раньше, чем Коробов убедился,
что и с этой стороны открыть дверь не  составляет  никакой  трудности.
Дорога была ясна - вперед по коридору, который тянулся в обе  стороны,
исчезая в темноте. Только...
   - Направо, налево? - спросил Калве.
   - Как бы не ошибиться... - сказал Коробов.
   - Может, разойтись? - предложил Калве, хотя ему вовсе  не  хотелось
бродить в одиночку, но Коробов решительно ответил:
   - Нет, не пойдет. Для того мы и вышли вдвоем, чтобы  помогать  друг
другу. Мало ли что может случиться...  Давай  пойдем  -  ну,  хотя  бы
направо. Если они в этой стороне, мы обязательно наткнемся  на  следы:
видишь, пыль какая... Если никаких  следов  не  будет  -  поворачиваем
назад и идем в противоположную  сторону.  За  пять  минут  мы  даже  в
скафандрах можем обследовать чуть не полкилометра. Вряд ли они  успели
уйти дальше...
   Первая дверь попалась метров  через  шестьдесят.  Там  было  пусто.
Коробов уже повернулся - идти дальше, но тут Калве вдруг  схватил  его
за руку.
   - Блестит... - сказал он и кинулся вперед.
   Коробов еще  не  успел  сообразить,  в  чем  дело,  когда  Калве  с
необычной для  него  поспешностью  уже  нагнулся  и  схватил  какой-то
лежавший  на  полу  предмет.  Поднес  его  к  шлему.  Затем   протянул
подбежавшему Коробову.
   - Вот... - сказал он, переводя дыхание. - Они...
   На его ладони поблескивал небольшой  металлический  приборчик.  Это
был переносный счетчик частиц - такие находились  во  всех  помещениях
ракеты и фиксировали те редкие частицы сверхвысоких  энергий,  которым
удавалось пробить защиту корабля. Очевидно, Сенцов,  а  еще  вернее  -
Раин, выходя из корабля, взяли с собой  один  из  этих  счетчиков,  не
вполне  полагаясь,  может  быть,  на  вмонтированные  в  их  скафандры
индикаторы радиоактивности...
   - Ясно - они были здесь, - сказал Коробов.
   - Я думаю даже... - проговорил  Калве.  -  Смотри:  нет  ни  одного
следа. Они не шли - их тащили, несли! Возможно, такие же автоматы, как
мы видели.
   - Ясно! - сказал Коробов. - Быстрее за ними!
   Сжав в руке счетчик, он  двинулся  дальше  по  коридору.  Калве  не
отставал, только через несколько минут заметил:
   - Тебе не кажется, что мы идем все время вверх?
   - Похоже, - ответил Коробов. - Впрочем, может, это только  кажется?
А если и так - что с того?
   - Ничего... - ответил Калве...  -  Интересно,  куда  этот  ход  нас
приведет?
   ...В конце концов он привел космонавтов к закрытой двери. Но теперь
им уже было известно, как открывать двери в этом мире.
   А за дверью был новый коридор. При входе в него им сразу  бросилась
в глаза голубоватая табличка на стене, покрытая  какими-то  видными  и
сквозь пыль ровными узорами из отрезков  прямых  линий.  Калве  громко
вздохнул.
   - Ну, вот... - сказал он задумчиво.
   - Что такое?
   - А то, что это письменность...  Значит,  спутник  все  же  населен
разумными существами: автоматам письменные инструкции не нужны.
   - Населен - или был населен...
   - Раз был - значит, и есть,  -  сказал  Калве.  -  Человечества  не
вымирают. Самое большее -  они  могут  переселиться  в  другое  место.
Жизнь, в общем, устроена очень правильно.
   - Пойдем, - сказал Коробов, - потом будем разбираться...
   Возле двери он нарисовал пальцем на слое пыли  большое  "К":  будет
примета. Буква сразу же заиграла яркими красками.
   Калве,  заинтересовавшись  провел  перчаткой  -  очистил  от   пыли
небольшой участок стены.
   - Это бы зарисовать... - сказал он, глядя  на  вьющиеся  по  стене,
слабо светящиеся узоры. - Очень любопытно...
   - Как только найдем наших - сфотографируем все, что  сможем,  а  на
Земле разберемся, - поторопил его Коробов.
   Наверное, не стоило сейчас вспоминать о Земле...  Пока  что  каждый
шаг уводил все дальше от нее, и лучше всего было - заниматься делом  и
не думать о том, что их ждет впереди.
   Калве бросился догонять Коробова, который уже открывал новую дверь.
   - Не пойму... - сказал Коробов после паузы. - Это лаборатория,  что
ли?
   Калве взглянул через его плечо.
   Стены просторной комнаты заметно  сужались  -  как  будто  художник
переусердствовал, изображая перспективу. По обе стороны узкого прохода
стояли на невысоких постаментах  прозрачные  прямоугольные  ящики,  до
самого верха наполненные какой-то серой массой. В закрытых прозрачными
крышками лотках тянулись во все стороны разноцветные  трубы,  а  может
быть кабели, и уходили куда-то через  заднюю,  самую  короткую  стену.
Освещение было другое -  жаркое,  с  фиолетовым  оттенком,  совсем  не
похожее на тот серый, мерцающий сумрак, к которому Коробов и Калве уже
начали привыкать.
   Они  подошли  к  одному  из  ящиков.  В  лучах   света   прозрачная
поверхность его  слегка  отсвечивала.  Всмотрелись.  Передняя  стенка,
через которую ясно была видна  серая  масса,  только  издали  казалась
сплошной. На  самом  же  деле  она  состояла  из  множества  небольших
квадратов, а весь ящик оказался разделенным на многие секции  -  точно
картотека. Калве осторожно потянул одну из крышечек  -  на  него  стал
надвигаться прозрачный лоток, наполненный студенистой серой  массой...
Тотчас же передняя стенка  ящика  залилась  мигающим  красным  светом.
Калве отнял руку.  Ящичек  медленно  втянулся  обратно,  красный  свет
погас.
   - Черт его знает, - сказал Калве. - Может  быть,  из  этого  они  и
приготовляют свои пластмассы? Или  здесь  нечто  вроде  плантаций,  на
которых выращивают питательное вещество?  На  хлореллу  непохоже...  В
общем, что-то непонятное. Тут надо осторожнее себя вести,  ничего  зря
не трогать - хозяева обидятся, чего доброго...
   - Ни в коем случае, - согласился Коробов. -  Питательное  вещество?
Не очень-то аппетитно выглядит...
   Он снова выдвинул крайний ящичек, придерживая его  пальцами,  низко
склонился,  приблизил  лицо  к  серому  веществу,  чтобы  как  следует
рассмотреть неровную поверхность... Калве предостерегающе поднял руку,
но было уже поздно.
   Голубая змейка вылетела из ящика, на короткий  миг  затанцевала  на
шлеме пилота. Коробов стремительно разогнулся, взмахнул  руками  -  за
прозрачной пластмассой шлема Калве увидел его искаженное от боли  лицо
- и тяжело рухнул на пол, ударив при падении локтем прямо  в  середину
медленно уползавшего на место ящичка. Снова  прыгнула  голубая  змейка
разряда... Калве  схватил  Коробова  за  плечи,  оттащил  на  середину
прохода, открыл ему подачу кислорода на полную мощность,  стал  делать
искусственное дыхание - в скафандре это  оказалось  совсем  не  легким
делом... Когда ему показалось, что это  все  уже  бесполезно,  Коробов
открыл глаза. Отчаянно морщась, отстранил Калве, медленно поднялся  на
ноги.
   - Нет, ничего... - сказал он. - Просто оглушило... Оказывается, это
все под напряжением, и под немалым. Пойдем-ка отсюда  подальше,  а  то
неровен час...
   Поглядывая на вновь загоревшуюся красным светом крышку  ящика,  оба
медленно пошли дальше по  проходу,  мимо  прозрачных  хранилищ.  Калве
беспокойно оглядывался. Тревожный красный огонек все не гас... Коробов
полувопросительно сказал:
   - Это он просто сообщает, что нормальный режим нарушен...
   Они подошли к задней стене комнаты. Осторожно перешагнули порог.
   Перед ними открылся круглый, просторный зал. Очевидно,  он  являлся
центром,  вокруг  которого  располагались   хранилища   серой   массы,
образующие правильный круг. Возможно, форма круга могла дать понятие и
о всей  внутренней  планировке  Деймоса.  Но  делать  обобщения  было,
пожалуй, рано - они успели осмотреть лишь ничтожную часть спутника.
   Все возраставшее беспокойство за судьбу товарищей не  позволяло  им
задерживаться. У Сенцова и Раина оставались считанные минуты...
   Они  вышли  в  коридор,  миновав  по  пути  еще  одно  помещение  с
прозрачными ящиками.  Коридор  привел  их  опять  к  переборке,  около
которой Коробов нарисовал букву. Он был явно кольцевой, по  внутренней
его стороне располагались хранилища серой массы, а  выводила  из  него
лишь одна дверь - та, через которую они и пришли.
   Это был тупик. Надо было возвращаться  к  тому  месту,  откуда  они
начали поиски. Теперь стало ясно: ни Сенцов, ни Раин этой  дорогой  не
шли...
   Оглушенные этим открытием, космонавты  стояли  неподвижно.  Коробов
все еще сжимал в руке хрупкий приборчик.
   - Но ведь счетчик! - уже во второй раз упрямо сказал Калве.
   - Счетчик... - угрюмо повторил Коробов. - Но  их  здесь  нет  и  не
было. И нечего им здесь делать... Не людоеды же здесь живут, да  и  то
скафандры не съели бы... А следов никаких...  Ну  -  не  будем  терять
времени. Все это когда-нибудь выяснится...
   ...Они почти бежали, надеясь  больше  всего  (хотя  ни  один  и  не
высказал этого вслух) на то, что  Сенцов  и  Раин  сами  уже  отыскали
ракету и сейчас сидят в рубке, спокойно дышат кислородом и ждут их.
   Подбежав к двери в тот ангар, где стояла их ракета, они внимательно
осмотрели пол. Никаких новых следов не появилось.
   Тогда они бросились дальше по коридору. Вот еще одна дверь... Калве
смаху опустился на колени.
   Прожектор осветил ясно  отпечатавшиеся  на  пыльном  полу  знакомые
рубчатые следы башмаков.
   Следы уходили под дверь. Обратных не было,  значит  Сенцов  и  Раин
могли быть только  там,  за  дверью.  И  Коробов  торопливо  нажал  на
запорную ступеньку.
   Дверь не открылась...
   Еще не веря в несчастье, они топали по  ступеньке  вновь  и  вновь,
нажимали на дверь - как будто чем-то,  кроме  взрывчатки,  можно  было
взять этот материал, кричали - как будто кто-то мог их услышать.
   Потом  снова  обшаривали  прожекторами  каждый  сантиметр  пола   в
сумасшедшей надежде - а вдруг они просто не заметили выходных  следов,
вдруг товарищам все же удалось выбраться... Потом  оба  просто  сидели
возле неповинующейся двери, по временам снова и снова  пробуя  открыть
ее и вновь опускаясь на пыльный пол. Сидели до тех пор,  пока  стрелки
кислородных манометров не задрожали где-то около нуля.
   Тогда Коробов поднялся, тронул Калве за плечо, и они медленно пошли
к своему ангару. У обоих была только одна мысль:  если  бы  они  сразу
пошли налево... Мысль эта пригибала их книзу, они шли,  сгорбившись  -
насколько им позволяли горбиться скафандры.
   Это была беда... Они сидели в рубке,  в  креслах,  даже  не  скинув
скафандров, хотя это и запрещалось правилами. Они убеждали  себя,  что
присели только на минутку и тотчас  же  вновь  отправятся  на  поиски.
Однако всем было ясно: бесполезно. При  самом  экономном  расходовании
кислород у Сенцова и Раина уже кончился несколько минут назад.
   Уже  не  было  смысла  следить  за  быстро  бегущей  по  циферблату
секундной стрелкой, но Калве не отрывал от  нее  глаз.  Коробов  сидел
сумрачный, опустив глаза. Прозрачный шлем его стоял рядом на полу,  он
потирал лоб (нестерпимо болела голова) и слушал, что  ему,  размахивая
руками, говорил Азаров.
   Что он мог сказать? И чего теперь размахивать руками?
   - Связь, связь надо было держать! - резко сказал Коробов. - Мы и то
их услышали, а у тебя вон какая рация!
   - Попробуй! - ответил Азаров, вертя рукоять настройки. - Вон  какая
чертовщина творится...
   Действительно,  в  диапазоне  между  десятью  и   тридцатью   семью
сантиметрами в эфире творилось  непонятное:  что-то  мяукало,  пищало,
иногда заливалось звонкой трелью,  раздавались  какие-то  завывания  -
потом вдруг все смолкало, слышались только  сонные  хриплые  звуки,  а
через небольшой промежуток времени все начиналось сначала.
   Послушав эту  какофонию  минут  пять,  Коробов  приказал  выключить
рацию, чтобы не тратить питания.
   - А может, это местные жители нас  вызывают?  -  неуверенно  сказал
Азаров.
   - Чепуха, - ответил Коробов. - Мы облазили чуть ли не полспутника -
нигде ни следа. Я, конечно, не знаю, что  этот  писк  и  визг  значит,
однако...
   - Я, кажется, знаю, - сказал Калве, не отрываясь от часов.
   Оба посмотрели на него - Коробов  с  интересом,  Азаров  осуждающе:
Калве отнимал у него последнюю надежду на спасение товарищей,  которые
(окажись предположение Азарова правильным)  могли  бы  найти  приют  у
хозяев спутника...
   - У нас просто не было времени подумать, - сказал Калве. - Если  мы
находимся в  ангаре,  предназначенном  для  ракеты  (а  мы,  очевидно,
находимся именно в ангаре, предназначенном для ракеты),  и  если  нас,
вернее  -  ангар,  обслуживают  автоматы  (а  его,  судя   по   всему,
обслуживают именно автоматы), то эти автоматические устройства  должны
откуда-то получать команды... да, так есть...
   - Почему? - спросил Азаров. - Они могут и сами обладать...
   -  Логическими  устройствами?  Нет,  не  думаю,  это   противоречит
принципу  целесообразности.  Тысяча  арифмометров  не  заменит   одной
вычислительной  машины...  Так  вот,  все  это  дает   нам   основание
предположить наличие  достаточно  сложных  кибернетических  устройств,
ведущих  управление  автоматами  и  контроль  за  ними.  Такой   центр
непременно где-то в спутнике имеется. Автоматы,  как  мы  с  Коробовым
видели, не получают информации по проводам. Нет у  них  контакта  и  с
полом  ангара.  Следовательно,  команды  им  передают  по  радио.  Вот
источник этих сигналов.
   - Стоп, стоп! - сказал Азаров.  -  Радиоволны-то  сквозь  стены  не
проходят...
   - Это естественно, - сказал Калве. - Автоматов должно  быть  много,
частот в  ограниченном  диапазоне  -  меньше.  Ангар  тут,  как  мы  с
Коробовым видели, не один... Значит, надо, чтобы автоматы,  работающие
на одной и той же волне, получали команды избирательно.
   - Волноводы, очевидно... - задумчиво  сказал  Азаров.  -  Наверное,
так. И вы смогли услышать Сенцова и Раина только потому,  что  в  этот
момент находились где-то на концах одного и того же волновода...
   Напоминание о друзьях переполнило чашу терпения Коробова. Он и  так
еле сдерживался: все нестерпимее (верно,  от  электрического  удара  в
комнате с серой массой) болела голова, ныла рука, а Калве тут разводит
теорию - прямо хоть лекторий открывай, и увлекающийся Азаров  развесил
уши да еще сам начинает строить гипотезы, а когда  надо  было  держать
связь, то он развлекался тем, что слушал всякое тарахтенье. Коробов  с
трудом поднял тяжелую голову: еще несколько  минут  -  и  он  свалится
здесь просто от упадка сил.
   Он медленно разогнул спину, тяжело поднялся с кресла. Азаров в  это
время спрашивал:
   - А эти автоматы, которые вы видели - они, по-твоему, что делают?
   - Летают... - мрачно сказал Коробов. - Свистят.  Больше  ничего  не
делают. А вот  нам  бы  не  мешало  начать  что-нибудь  делать...  для
разнообразия, что ли.
   Калве насупился, медленно заливаясь краской.
   - Осмотр ракеты не закончен, - продолжал Коробов. - Пойдем составим
на месте план действий. Помочь нам никто не  поможет,  а  засиживаться
здесь мы не собираемся... С тобой пойдем, -  сказал  он  Азарову  (тот
торопливо закивал, потянулся к шкафу за скафандром). - А  ты,  Лаймон,
разденься, подежуришь в рубке, потом  сменишь  одного  из  нас,  когда
поработаем...
   - Пока что, я попытаюсь рассчитать... - начал Калве.  -  Погоди,  в
чем это скафандр у тебя?
   Коробов вывернул руку, оглядел локоть скафандра, на который  указал
Калве.
   - Грязь какая-то... Да, наверное, эта  серая  масса.  Когда  это  я
успел?..
   - Когда падал, - сказал Калве. - Я  вспомнил  -  ты  локтем  ударил
прямо в открытый лоток. - Он снял с рукава Коробова темно-серые крошки
вещества. - Рассмотрю их, попытаюсь понять, что же это  такое.  Иногда
по структуре можно многое понять...
   Калве включил рацию, кивнул товарищам. Они надели шлемы и  скрылись
за дверью выходного отсека. Калве остался один в ракете. Теперь  здесь
было  непривычно  тихо.  Не  слышалось  тонкого  стрекочущего   шороха
телеустановок, не гудела вычислительная машина, сверявшая курс корабля
с программой, стрелки большинства  приборов  бессильно  откинулись  на
нулевые ограничители. Калве поежился: тишина была неуютной,  зловещей;
только легкое жужжание  рации  напоминало  о  том,  что  в  мире  есть
веселые, бодрые звуки.
   Калве решил быстро заняться делом, чтобы не замечать  этой  тишины.
Нарочито громко шаркая подошвами, подошел к маленькому шкафчику; в нем
был смонтирован портативный электронный микроскоп.
   Он отделил крупинку серого вещества и включил ток. Долго смотрел на
экран, осторожными движениями  пальцев  регулируя  фокусировку,  потом
прильнул к окошечку.
   Вещество имело клеточное строение. Это была не колония  простейших,
а какой-то  многоклеточный  организм.  Клетки  вытянутые,  с  длинными
отростками... Калве всматривался в них до боли  в  глазах,  забыв  обо
всем на свете. Где-то он видел клетки - очень похожие. А  где  он  мог
видеть их? Он же не биолог и не бионик [Бионика - отрасль кибернетики,
стремящаяся  использовать  в   технике   принципы   устройства   живых
организмов] и  в  микроскоп  органические  ткани  разглядывал,  только
проходя  необходимый  курс  космомедицинской  подготовки.   Там   были
препараты. Какие? Нет, это не мышца... Очень, очень похоже на  что-то.
А что же им показывали? Нервные клетки... И еще - да, это очень похоже
на...
   Коробов и Азаров вернулись  через  полчаса.  Обследование  не  дало
ничего утешительного: значительная часть элементов  солнечных  батарей
разбита при посадке.  Вышел  из  строя  телеприемник  заднего  обзора,
оторваны  два  посадочных  амортизатора.  Придется  поработать,  чтобы
привести все в порядок.
   Но это сейчас и нужно было: работать, работать изо всех сил,  чтобы
хоть немного заглушить глубокую скорбь о погибших друзьях и не  впасть
в апатию - первый признак обреченности.
   Об   этом   думал   Коробов,   ожидая   в   тамбуре,   пока   вихрь
ультрафиолетовых лучей  очистит  на  нем  скафандр.  Почему  Калве  не
встречает? Пока Азаров стаскивал шлем, Коробов заглянул в рубку.
   Калве сидел за столом, опустив голову. Он  даже  не  повернулся  на
звук открываемой двери.
   - Ты что, заболел, Лаймон?  -  спросил  Коробов.  Голос  его  гулко
прозвучал из динамика: Коробов еще не успел снять шлем и говорил через
рацию.
   Калве открыл пустые глаза, облизал губы.
   - Знаешь, почему погибли Сенцов и Раин?
   -  От  недостатка  кислорода,  -  глухо  ответил   Коробов,   сразу
рассердившись на Калве за то, что он заговорил о том, о  чем  говорить
пока не следовало. - А ты что - сомневаешься?
   - В конечном итоге - да, от этого.  -  Губы  Калве  скривились,  он
умолк. -  В  конечном  итоге...  -  снова  начал  он  после  паузы.  -
Недостаток кислорода - это был топор...  А  ударили  топором  -  мы  с
тобой.
   Коробов быстро подошел, обнял  его  за  плечи.  Калве,  дернувшись,
сбросил его руку.
   - Нет, я в своем уме, - сказал он внезапно очень спокойно и устало.
- Я не бредю... Не брежу, да... - Он протянул Коробову тонкую пластину
с крупинкой серой массы, уже  покрывшейся  сверху  каким-то  странным,
коричневого цвета налетом. - Ты говорил... Я  рассмотрел.  Ты  знаешь,
что это?
   - Ну, питательное вещество или что там... Нет? Что это?
   - Нет, не питательное вещество. Это - ткань, можно даже  сказать  -
живая ткань, состоящая из клеток, подобных клеткам головного мозга...
   - Да черт с ней, с этой тканью! - закричал Коробов. - К нам-то  она
имеет какое отношение?
   -  Мы  знаем,  что  здесь  должен  быть  кибернетический  центр,  -
продолжал Калве. - Мы его нашли - только не догадались, потому что все
там было слишком непохоже на наши земные  кибернетические  устройства.
Вот эти прозрачные ящики  и  есть  машины  -  очевидно,  с  высочайшей
степенью надежности... Вместо наших микромодулярных  или  молектронных
схем у них работает  органическое  вещество,  понимаешь?  Мы  с  тобой
повредили какую-то часть схемы, мы...
   - Искусственный мозг, что ли?
   - Ну, не мозг, конечно, все это гораздо примитивнее... Не мозг,  но
большая кибернетическая машина, решающее устройство. А мы...
   - А какое отношение все-таки это имеет к нашим? - мрачнея,  спросил
Коробов.
   - Туда они вошли,  очевидно,  свободно:  судя  по  следам,  они  не
топтались у дверей, не так ли? А  назад  не  вышли.  И  мы  не  смогли
открыть. Они повредили что-нибудь? Сенцов осторожен, и Раин тоже очень
осторожен. И все же - поломка.
   - Ну, а мы-то...
   - Ну, как можно не  понимать...  Здесь,  очевидно,  вся  автоматика
управляется из центра - это облегчает работу и  контроль.  Об  этом  я
догадывался и раньше... Так вот, мы испортили ближайший к выходу  блок
машины. Помнишь красный свет? Он  указывал  на  неисправность.  Мы  не
знали. Но надо было предвидеть, надо... Возможности  техники  ведь  не
исчерпываются нашими земными схемами - ах, как глупо, как глупо...
   Калве умолк, спрятал лицо в ладони. Коробов снова положил руку  ему
на плечо.
   - Давай одевайся... Придется тебе идти - без тебя я  не  разберусь.
Посмотрим вместе, что там можно сделать. Хоть так...
   Калве понял недосказанное: хоть так  мы  их  вновь  увидим,  сможем
отдать последний долг...
   Он молча пошел за скафандром. У Коробова кожа туго обтянула  скулы,
губы пересохли, глаза, не мигая,  смотрели  в  пространство.  Таким  и
застал его Азаров.
   - Куда вы собрались? Калве совсем больной, да и ты... Что  с  тобой
случилось? В таком виде идти нельзя...
   Коробов молча отстранил его. Азаров отскочил к стенке, схватился за
маховичок аварийного закрывания, крикнул:
   - Не выпущу, клянусь! Отдохните хоть час, полчаса...
   Коробов остановился, удивленно, как будто впервые увидев, посмотрел
на Азарова; понял - действительно, не выпустит, он прав...
   - Ладно... Отставить выход, раздеваться. Тридцать минут отдыха.
   Уже из каюты Коробов  угрожающе  предупредил:  "Но  -  чтобы  через
полчаса!.." Азаров плотно затворил дверь, включил электрический сон и,
вернувшись на место, стал пристально смотреть в микроскоп на крохотную
частичку серого вещества. Но, посмотрев минуту, не выдержал, плечи его
задрожали. Глухо гудела включенная  рация,  серые  крупинки  сиротливо
валялись на пластмассе стола...8   Только часа через два нашли они силы выйти из ракеты. Калве все  же
отговорил Коробова от немедленного  похода  в  кибернетический  центр:
двоим там делать нечего, а здесь тоже  неотложные  дела.  Решили,  что
пилоты сразу примутся  за  ремонт,  Калве  же  сходит  наверх  один  и
посмотрит - нельзя ли каким-либо образом восстановить  управление  тем
отсеком, где на пыльном полу лежат бездыханные тела товарищей.
   Калве, тяжело ступая, направился к выходу. Коробов сказал вдогонку:
   - Ты, Лаймон,  только  там  не  перемудри  -  видишь,  как  с  ними
осторожно надо.
   - Постараюсь, - коротко ответил тот.
   Перед тем как выйти из отсека, Калве проверил укрепленный на  шлеме
скафандра инвертор. Аппарат этот давал возможность увидеть  на  особом
экране  сеть  электрических  токов,   даже   если   проводники   будут
изолированы  или  скрыты:  улавливая  возникавшее  вокруг  проводников
магнитное поле, инвертор преобразовывал  его  в  видимое  изображение.
Прибор применялся для ремонта электрических  сетей  ракеты,  но  Калве
надеялся  использовать  его  и  при  исследовании  устройства  здешних
кибернетических машин.
   Он уже собрался отворить дверь в коридор, но в этот момент  Коробов
сказал:
   - Опять автоматы... Мрачноватые создания...
   Голос его раздался одновременно во  всех  шлемах.  Азаров  и  Калве
обернулись.
   Открылись несколько люков в стенах - до этого  припорошенные  пылью
крышки их неразличимо сливались с гладью  стен;  из  люков  показались
странные,  конусообразные  механизмы,   украшенные   сверху   гребнями
наподобие того, как украшались некогда шлемы римских легионеров.
   Они медленно плыли вперед. Мертвая тишина наполнила ангар. Двое  на
эстакаде и  Калве  возле  двери  всматривались  в  странные  фигуры  с
любопытством и тревогой.
   Роботы подплыли чуть ближе, и стало ясно  видно,  что  "гребни"  их
состоят  из  множества  тонких  и  гибких  рычагов.  Рычаги  эти  чуть
двигались -  плавно,  во  все  стороны,  словно  механизмы,  разминали
пальцы, как пианисты перед концертом.
   - Ого, это сколько же у них степеней свободы? - удивился Азаров.
   - Мне это очень не нравится... - сказал Калве встревоженно.  -  Это
похоже на...
   Он не закончил фразы. Словно желая поскорее развеять его  сомнения,
роботы резко изменили направление, разделились на две группы. Одна  из
них направилась к головной части корабля, другая - к  корме.  Щупальцы
зашевелились, вытянулись вперед...
   - Держите их! - крикнул Калве, бросаясь к ракете.
   Сверкнул радужный разряд, за ним еще и еще один...
   - Осторожно! - изо всех сил неожиданно  басом  крикнул  Коробов.  -
Держаться подальше!..
   Над ракетой взвились струйки голубого дыма. Сквозь них было  смутно
видно, как роботы в двух местах словно присосались изогнутыми рычагами
к бортам ракеты. Снова блеснул разряд.  Это  было,  как  предательские
выстрелы  в  упор,  затем  одиночные  выстрелы  перешли  в  торопливую
пулеметную очередь, и наконец разряды слились в  сплошное  буйствующее
пламя. Оно было так режуще-ярко, что слепило глаза.  Казалось,  вокруг
ракеты запылал весь воздух.
   Калве инстинктивно поднял к шлему  согнутую  в  локте  руку,  чтобы
защитить глаза от нестерпимого сияния, но все же  успел  увидеть,  как
огненный язык вонзился в тело корабля и медленно  повел  тонкую  линию
разреза...
   - Ракета! - только и успел крикнуть Калве, и тотчас же Коробов дико
заорал: "Бей!" и бросился на ближайшего к нему робота. Тут уж было  не
до вежливости и не до  межпланетной  дипломатии  -  происходило  самое
настоящее нападение на корабль, и оставалось лишь защищаться.
   Коробов, размахнувшись, рубанул по ближайшему роботу, но инструмент
отскочил от непроницаемого  панциря.  Автоматы  работали  методически,
точно никто и не пытался  им  помешать,  разрезы  в  теле  ракеты  все
углублялись и шли так ровно, словно бы ракета лежала  на  операционном
столе, и  опытнейший  марсианский  хирург,  в  окружении  целой  свиты
огнедышащих ассистентов, сделал первый разрез.
   Азаров, изловчившись, попробовал достать рычаги, но и они оказались
покрытыми той же непроницаемой оболочкой.
   - Надо опрокидывать! -  крикнул  Калве,  и  космонавты  все  втроем
навалились на робота, висевшего невысоко над полом, пытаясь перекосить
его, оттащить в сторону. Но конус сразу же  принял  прежнее  положение
(очевидно,его равновесие регулировали специальные устройства), один из
рычагов медленно,  словно  бы  нерешительно,  изогнулся,  потянулся  к
Азарову... Коробов едва успел, подставив подножку, швырнуть Азарова на
пол.
   - С ума посходили - а если он ударит? - воскликнул он. - Так мы  их
не остановим...
   Короткий  грохот  прокатился  по  залу.  Из  тела  ракеты  вырвался
огненный меч и сразил подвернувшегося робота. Тот  мгновенно  покрылся
пузырями,   щупальцы   его   бессильно   свернулись.   Через   секунду
изуродованный  механизм  опрокинулся  на  бок,  рванулся,  как  бы  из
последних сил, в сторону - и рухнул на дрогнувший пол.
   Казалось,  покинутый  людьми  корабль  решил   обороняться   своими
силами.. Потрясенный этим зрелищем, Коробов подпрыгивал на месте, сжав
кулаки, вопил: "Дай им еще... еще дай!" И вдруг с  ужасом  понял,  что
произошло: автоматы задели своими горелками топливные баки. Топливо не
могло вспыхнуть в инертной атмосфере, но, видимо, какой-то не  в  меру
усердный робот вспорол бак, в котором содержался окислитель...
   В любой миг мог произойти взрыв,  способный  разнести  весь  ангар!
Сообразив это в какие-то доли секунды,  Коробов  хотел  уже  крикнуть,
чтобы товарищи спасались...
   Но в этот момент огненный смерч погас. Остальные роботы вытянули по
одному щупальцу в сторону  бушевавшего  пламени.  Взвилось  коричневое
облачко - и пламя сразу опало.
   Затем раздались гулкие удары  -  почти  одновременно  в  носовой  и
кормовой  частях  ракеты  обрушились  на  пол  два  вырезанных   куска
оболочки... И словно только этого они  и  добивались,  роботы  втянули
шупальцы и начали медленно  удаляться в сторону открытых люков.  Атака
по непонятной причине прервалась, но в  любой  миг  можно  ожидать  ее
повторения. Необходимо спасти из корабля все, что еще можно спасти...
   ...Коробов торопливо нажал аварийную кнопку. Люк и внутренняя дверь
распахнулись  настежь.  Калве,  преодолевая  мгновенный  страх  -  ему
внезапно почудилось, что и сама ракета теперь таит какую-то  угрозу  -
бросился  в  отсек,  где  хранились  переносные  баллоны  кислородного
резерва, обхватил один, с усилием приподнял и по  узкому  коридорчику,
цепляясь за стены то баллоном, то скафандром, потащил  его  к  выходу.
Коробов метнулся в аккумуляторную - следовало подумать о спасении хотя
бы части аккумуляторов; остаться без энергии было вряд ли  лучше,  чем
без кислорода или продовольствия, спасением  которого  сейчас  занялся
Азаров.
   Поставив баллон на пол, Калве кинулся за следующим, но  не  мог  не
забежать по дороге в рубку - больше всего его заботили кибернетические
устройства ракеты, скрытые за облицовкой стен... Он пробыл в рубке  не
более минуты и вышел оттуда, пошатываясь - настолько ужасно  было  то,
что он там увидел... С ожесточением Калве вцепился в очередной баллон,
взвалил его на плечо, поднатужился и кое-как  захватил  еще  один  под
мышку.
   Еще не понимая, что ракета погибла, они продолжали, однако, спасать
из нее все, что возможно... Азаров швырнул  из  люка  резервные  блоки
рации, прозрачные мешки с продовольствием и аварийным запасом  воды  -
его везли  с  собой  на  случай  выхода  из   строя   регенерационного
устройства, и  вот  теперь  он  пригодился:  регенерационные  аппараты
вытащить из корабля было невозможно... Коробов вынес из рубки бортовой
журнал вместе с микрофоном  и  хранилищем  магнитных  лент.  Осторожно
положив его на пол, он,  перед  тем  как  снова  влезть  на  эстакаду,
спросил у Калве:
   - А может быть, они совсем ушли? Почему они прекратили? Может быть,
вмешаются эти?..
   Калве поднял лицо, по которому - видно было - стекали струйки пота,
на миг задумался, прежде чем ответить, - и замер, увидев, как медленно
поднялась, уползла вверх пластина входной двери... Он выпустил из  рук
только что  вынесенную  им  из  ракеты  коробку  с  пленкой  -  она  с
дребезжаньем покатилась по полу... Коробов застыл в оцепенении.
   На пороге появились странные фигуры. Примерно такого же роста,  как
и люди, они медленно, неуверенными шагами, как  бы  чего-то  опасаясь,
продвигались вперед. Они держались прямо, передвигаясь по-человечески,
на двух конечностях и неуклюже размахивали несомненно руками. Их  было
только двое.
   Молча, широко раскрыв  глаза,  Коробов  и  Азаров  всматривались  в
надвигающиеся фигуры в черных мешковатых скафандрах. В  цилиндрических
шлемах не  виднелось  ни  одного  прозрачного  окошка,  и  мрачными  и
таинственными показались эти безликие, черные существа...
   Коробов пробормотал:
   - Вот они... хозяева! Ну, погоди ты...
   Словно  подстегнутый  его  словами,  Азаров  стремительно  бросился
вперед, угрожающе подняв руку. Коробов напрасно пытался удержать  его.
Срывающимся голосом Азаров закричал:
   -  Немедленно...  немедленно  прекратите  это  безобразие!  Вы   же
разумные существа! Что вы наделали?!
   Он кричал, не думая, что хозяева спутника могут его и не услышать и
что, даже услышав, - не поймут...
   Вошедшие ускорили шаги. Они двигались - один чуть впереди  другого,
и, казалось, не собирались вступать в переговоры.  Вот  первая  черная
фигура, неуклюже переваливаясь, подбежала к  ракете,  за  ней,  точно,
только с некоторым запозданием, повторяя  все  ее  действия,  побежала
вторая...  Калве  в  оцепенении  наблюдал   за   почти   человеческими
движениями этих  представителей  неведомого  мира  -  они  торопились,
очевидно желая чем-то поживиться в полуразрушенном корабле,  завершить
работу, начатую послушными автоматами.
   Азаров вырвал из зажима универсальный инструмент, и,  когда  первая
из бегущих фигур поравнялась с ним, резко шагнул вперед, замахнулся...
Калве трагическим жестом  поднял  обе  руки,  Коробов  весь  напрягся,
рванулся вперед - то ли оттащить Азарова назад, то ли помочь ему, если
разгневанные хозяева начнут с ним расправляться.
   Столкновения не произошло - видимо хозяева  не  хотели  крови.  Они
даже не пытались защититься... Только одна из фигур  -  та,  что  была
повыше ростом, - пробегая мимо, на миг остановилась,  подняла  руку  и
вполне понятным человеческим, укоризненным жестом  постукала  себя  по
шлему. Азаров отскочил назад, нервно засмеялся...
   Чужие, цепляясь за эстакаду, лезли в ракету. Вот они уже скрылись в
люке... Тогда и люди стряхнули  оцепенение,  бросились  за  ними  -  в
тесной ракете хозяева уже не смогли бы скрыться от объяснений. Коробов
вскочил в люк первым, тяжело переводя дыхание, огляделся -  никого  не
было... Он бросился в рубку - и там было пусто. Тогда  он  побежал  по
коридору в другую сторону - за ним, громко топая,  бежали  подоспевшие
Азаров и Калве.
   Пришельцы оказались в кислородном отсеке. Они торопливо вытаскивали
из зажимов заряженные кислородные баллоны - те  самые,  служившие  для
питания скафандров. Потом завозились, помогая друг другу. Люди  стояли
неподвижно, угрожающе, загораживая выход из тесного помещения.  Азаров
все еще сжимал в руке универсальный инструмент - видимо, готовый, если
не поможет дипломатия, все  же  применить  оружие.  Калве  лихорадочно
соображал - как завязать разговор, как найти  общий  язык,  попытаться
объяснить, что произошло какое-то недоразумение,  попросить  у  хозяев
помощи, которую они, разумеется, могли оказать...
   В это время обе фигуры выпрямились. Черные скафандры  распахнулись,
упали - и под знакомым прозрачным  шлемом  Коробов  увидел  бесконечно
дорогое, разъяренное лицо Сенцова.9   С опаской - как бы чего не задеть, не сдвинуть  с  места  -  пятеро
космонавтов медленно пробирались по коридору чужой ракеты.
   Тот корабль, что спас людей в страшные минуты  радиационной  атаки,
был ими покинут. Временно, как они говорили, но в душе каждый понимал,
что дорогая сердцу ракета больше никогда не  взлетит.  Слишком  велики
были повреждения, причиненные взбесившимися роботами; в обшивке ракеты
прорезаны два широких  отверстия:  одно  в  носовой  части,  второе  -
недалеко от кормы корабля. Ракета разгерметизирована, а  главное  -  в
полную негодность приведены  кибернетические  устройства,  оказавшиеся
как раз на пути раскаленных струй горелок. Восстановить их, как сказал
после беглого осмотра Калве, невозможно, а лететь без них -  нечего  и
думать.
   Поэтому космонавты сделали  то  единственное,  что  им  оставалось:
сняли с ракеты  все,  что  могло  представлять  для  них  какую-нибудь
ценность, и перенесли в  чужой  корабль.  Здесь  хоть  можно  сбросить
скафандры, отдохнуть, обдумать свое положение и постараться найти хоть
какой-то выход. Случилось непоправимое,  умом  они  это  понимали,  но
сердце отказывалось верить, что исчезла всякая  надежда  вернуться  на
Землю и что долгие годы - или сколько  им  еще  осталось  жить  -  они
проведут на этом спутнике. Может быть, выражение  "долгие  годы"  было
даже чересчур оптимистичным. Из своей ракеты им  удалось  спасти  лишь
кислородный резерв. Демонтировать  регенерационные  установки  в  этих
условиях, без специальных механизмов, невозможно. Правда, пока в чужой
ракете еще  есть  свой  кислород,  но  сколько  его  в  резервуарах  -
неизвестно, подача может прекратиться в любую минуту.
   И если даже кислорода хватит надолго, все равно  их  ждут  голод  и
жажда - после того как будут исчерпаны все запасы, имевшиеся на борту.
Они ведь рассчитаны лишь на время рейса, с не очень большим резервом.
   Но, так или иначе, отсрочку космонавты получили, и сейчас  медленно
углублялись все дальше в помещения чужого корабля.
   Выйдя из шлюзовой камеры, они очутились в просторном  и  совершенно
пустом зале. Здесь уже побывали Сенцов и Раин, но дальше они не сумели
проникнуть, да и торопились к своим. Теперь же выход из  зала  нашелся
легко. Все двинулись по  коридору,  пол  его  был  выложен  странными,
неправильной  формы  плитками.  Космонавты  шли,  и   все   время   их
преследовало чувство неловкости, какое охватывает  человека,  случайно
попавшего в чужую квартиру в отсутствие хозяев, когда на  каждом  шагу
открываются какие-то неожиданные, интимные, милые для посвященных,  но
ничего не значащие для посторонних подробности.
   Вне ракеты этого чувства не было, как не  было  и  самого  ощущения
дома: слишком уж обширными, на земной взгляд, были  и  ангар,  и  весь
спутник, и слишком явным было сугубо техническое назначение  всех  его
помещений и устройств. Здесь же  были  другие  масштабы,  сравнимые  с
земными, и были те самые подробности и мелочи, какие только  и  делают
живым всякое жилье, подробности, указывающие не только на мысль, но  и
на чувство разумного  существа:  узор  пола,  какие-то  очень  чистые,
незаметно переходящие одна в другую  краски  стен  -  с  разных  точек
зрения одно и то же место воспринималось то зеленым, то золотистым,  а
то вдруг густо-синим с неясными светлыми прожилками.  Об  эстетическом
чувстве  говорили  и  осветительные  плафоны,  и  зеркальные  пластины
дверей:  неведомым  хозяевам   корабля   свойственно   было,   видимо,
стремление  к  нарядности,  к  праздничному  блеску,  -  а  ведь   для
настоящего космопроходца всегда  был  и  останется  праздником  каждый
полет. Все это делало марсиан существами гораздо более близкими,  хотя
ощущение их технического превосходства заставляло смотреть  на  каждую
смену красок, на каждую плитку пола, как на зашифрованное и непонятное
пока откровение.
   - Как это все-таки красиво сделано... - задумчиво промолвил Сенцов.
- Думаю, надо пройти в самый нос, расположиться там и сразу же...  вот
скотина!
   Переборка была прозрачной, и Сенцов с ходу налетел на нее. Несмотря
на прозрачность, преграда, похоже,  обладала  твердостью  легированной
стали, и теперь Сенцов ожесточенно тер локоть скафандра.
   - Вот тебе и на... Что же, дальше пройти нельзя?
   - Вот именно... - подтвердил подошедший Раин. Он  тщательно  ощупал
переборку - в ней не было и намека на дверь.
   - Так... - сразу помрачнев, процедил  Сенцов.  -  Опять  начинаются
загадки.  Не  слишком  ли?  У  меня  пропадает   всякое   желание   их
разгадывать. Но придется поискать, как это заграждение убирается...
   - Только без меня, - торопливо проговорил Коробов, отступая  назад.
- Я тут что-либо нажимать  или  открывать  категорически  отказываюсь.
Хватит с меня одного приключения!
   Сенцов усмехнулся, но на всякий  случай  тоже  отошел  подальше  от
перегородки.
   - Что же, - спросил сзади Азаров, - так и будем стоять в коридоре?
   Тогда Сенцов, рассердившись, решительно дернул ближайшую из боковых
дверей.  Она  плавно  укатилась  вбок,  в  стену.  Открылась  обширная
комната. Она производила странное впечатление: по двум стенам ее хитро
переплетались прозрачные и непрозрачные трубки, стояли сосуды какой-то
кактусообразной формы,  низкие  шкафчики  -  на  их  дверцах  голубели
вогнутые экраны.
   - Лаборатория, что ли? - сказал Сенцов.
   - По-моему, физическая, - отозвался Коробов. - Тут и гадать нечего,
достаточно посмотреть на эти  приборы.  Вот,  в  самом  углу  стоит  -
видите? - чем это не маленькая тороидная установка... Они  здесь  явно
занимались физическими экспериментами.
   - Но... - начал было Азаров.
   - Может быть, я не физик? - поинтересовался Коробов. - Может  быть,
ты забыл, у кого я учился?
   - Нет, я знаю, - сказал Азаров. - Но лаборатория эта, по-моему, все
же химическая. Смотрите: эта сеть трубок, эти сосуды, это же вовсе  не
физика! У нас в лаборатории - в химико-технологическом, где я проходил
практику - я ручаюсь, было такое же...
   - Ну, пусть Калве рассудит, - примирительно проговорил Коробов, уже
не раз прибегавший к этому средству во время споров:  Калве  любил  не
столько спорить, сколько находить общую точку зрения.  -  Ведь  верно,
Лаймон, это - физика?
   - Не знаю, - хмуро ответил Калве. - Я не физик. И не химик тоже. Но
обратите внимание на эти шкафчики с экранами. Даже некибернетику ясно,
что это - портативные вычислительные устройства. А все  эти  трубочки,
колбочки - эти колбочки и палочки, как я  думаю,  играют  здесь  чисто
подсобную роль. Вычислители надо, может быть, охлаждать, а может  быть
- еще что-нибудь...
   - Так... - протянул Коробов. - Вот  уж  действительно  -  рассудил.
Командир, твое мнение мы оставим напоследок. А по-твоему,  Раин,  это,
конечно, не что иное, как  обсерватория?  Ты,  конечно,  предполагаешь
именно это!
   - Я ничего не предполагаю!  -  сердито  ответил  Раин.  -  Я  почти
уверен,   что   это   лаборатория,   имеющая   к   астрономии    самое
непосредственное  отношение.  Всякий  объективный   наблюдатель,   как
например наш командир, должен будет  это  признать.  Вот  эта  толстая
труба,  уходящая  в  сторону  -  вы  можете  поручиться,  что  это  не
рефрактор? Да смотрите же, один  конец ее утоньшается, понятно  -  это
окуляр... Командир!
   - Понятно, что нам ничего здесь не понятно, - сказал Сенцов.
   - Ах, вот как! - пробормотал Раин. - Так я вам сейчас докажу!
   Он широко шагнул вперед,  намереваясь  пересечь  комнату  и  вблизи
рассмотреть непонятное оборудование. То ли он неловко  ступил,  то  ли
пол оказался слишком скользким - но Раин все же поскользнулся, потерял
равновесие,  растерянно  замахал  руками...  Падал   он   медленно   -
сказывалась небольшая, по сравнению с земной, сила тяжести -  и,  будь
Раин без скафандра, он, конечно, сумел бы извернуться и удержаться  на
ногах. Скафандр же стеснял движения, и Раин растянулся во  весь  рост.
Но только не на полу, а в воздухе...
   Четверо космонавтов  застыли  в  тех  позах,  какие  бессознательно
приняли, рванувшись на помощь к товарищу. Да, Раин повис в воздухе, на
расстоянии сантиметров  тридцати  от  пола.  Словно  упав  на  слишком
упругий матрац, он несколько раз  качнулся  вверх  и  вниз  и  наконец
замер, напряженно вытянувшись, не двигая  ни  одним  мускулом.  Только
глаза его умоляли о помощи.
   Сенцов первым сдвинулся с места, подошел -  осторожно,  при  каждом
шаге ощупывая пол носком  ботинка.  Нагнулся  над  Раиным  и  не  смог
удержать улыбки:  очень  уж  комично  выглядело  лицо  астронома  -  с
изумленно  поднятыми  бровями,   остекленелым   взглядом,   растерянно
открытым ртом...
   - Ушибся? - заботливо спросил Сенцов.
   - Нет... Только подними, пожалуйста... - Раин едва шевелил губами.
   - Боишься? - торжествовал  Сенцов.  -  Там,  наверху,  ты  на  меня
покрикивал, а здесь сам испугался?
   - Ну, боюсь, - сердито ответил Раин. - Да ты что, в  самом  деле  -
смеешься?
   - Космонавт, - поучительно начал Сенцов, - это человек, который...
   Раин внезапно хитро прищурился, повернулся на  бок,  сильно  ударил
Сенцова под колени - командир растерянно сел, и опять-таки не на  пол,
а повис, застыл в сидячем положении. Как при  невесомости...  Но  ведь
здесь была тяжесть?
   -  Вот  так,  -  произнес   Раин.   Голос   его   выдавал   мрачное
удовлетворение. Он медленно уселся на том  невидимом,  на  чем  лежал,
затем осторожно встал и протянул руку Сенцову.
   - Я не злопамятен, - милостиво сказал астроном.
   Но Сенцов поднялся сам, попытался нащупать рукой  то  "что-то",  на
чем он только что сидел. Но стоило  ему  встать,  как  "что-то"  сразу
исчезло. Руки встречали лишь пустоту...
   - Фантасмагория! - сказал Сенцов. - А ну-ка...
   Он начал сгибать ноги, словно усаживаясь. И  действительно,  как  и
перед этим  -  сел.  За  ним  опять  уселся  Раин.  Войдя  в  комнату,
разместились и другие - повисли в воздухе в сидячих позах  друг  подле
друга.
   - Такая, значит, мебель, - подвел итоги Коробов. - Где хочешь,  там
и садишься. А что такое? Газовой струи нет,  магнитному  полю  нас  не
удержать - мы же не магнитные... Вот и еще одна загадка. Не связана ли
она с рисунком пола? Узор ведь не нарисован. Это - металлическая  сеть
в полу. - Он на минуту задумался. - А зачем это  вообще?  Вижу  только
одно объяснение: экономия веса в полете. Может быть, в этой  каюте  их
десять жило. Значит - десять коек, десять  стульев  и  прочее.  А  тут
ничего. Пустота - и не пустота. Стоят где-то  какие-то  устройства,  и
все.  И  наверное  устройства  эти  компактны  и   легки.   Еще   одно
доказательство уровня техники...
   - А сколько еще будет... - откликнулся Сенцов, и непонятно  было  -
произнес он это мечтательно или предостерегающе.
   - Комфортабельная  лаборатория,  -  сказал  Раин.  Затем  лег  и  с
удовольствием произнес:
   - Удобно...
   Остальные космонавты с любопытством оглядывали странное  помещение.
Азаров встал, попробовал усесться в другом месте - сел, в третьем - то
же самое. Очевидно, сесть  и  даже  лечь  можно  было  в  любом  месте
комнаты. Сенцов подсунул под себя руку, сказал:
   - Теперь чувствую - пружинит... Знаете, что я  думаю?  Это  тот  же
воздух, но уплотненный. Не сжатый, понимаете, а как-то уплотняющийся в
нужном объеме. Интересно: сидишь на нем - веса своего  не  чувствуешь.
Даже в такой степени, как мы здесь привыкли...
   Приборов или аппаратов в этой части каюты не было,  хотя  она  была
настолько просторной, что в ней, по словам Азарова, могла танцевать не
одна пара. Против этого определения никто не возразил,  потому  что  в
танцах Азаров слыл авторитетом. На стенах виднелись какие-то  головки,
кнопки - нажимать  их  и  вообще  что-нибудь  трогать  Сенцов  тут  же
категорически запретил, хотя у самого в пальцах появился легкий зуд.
   - Нельзя, - сказал он в ответ на обиженное  возражение  Азарова.  -
Здесь происходят чудеса и без  нашего  вмешательства,  а  уж  коли  мы
начнем  вмешиваться...  Не  говоря  уже  о  том,  что  хозяева   могут
обидеться...
   Насчет хозяев он сказал с неким умыслом. Космонавты  были  утомлены
вереницей неприятных событий, и  следовало  дать  ребятам  возможность
выговориться, отвести душу... А о хозяевах спутника  и  этого  корабля
наверняка захотят поговорить все.
   Так оно и получилось. Азаров  проглотил  приманку  с  быстротой,  о
которой только мечтается заядлым рыболовам, каким и был Сенцов.
   - Насчет хозяев - это старая песня,  -  сказал  Азаров.  -  Кто  их
видел? Никто. Кто видел хотя бы их след? Тоже никто. Уж если  ни  один
из них не счел нужным показаться во время всех этих событий, значит на
всем спутнике нет ни одной живой души. Тут - только автоматы.
   - Допустим, - отозвался Коробов. - Их, действительно, сейчас  может
и не быть на спутнике. И тем не менее не исключено, что в любую минуту
они могут появиться здесь.
   - Откуда? - запальчиво спросил Азаров. - Из  твоей  головы?  Она  у
тебя такая... горячая?
   Коробов высокомерно пропустил этот выпад мимо ушей.
   - Почему из головы?  С  планеты...  От  Марса  нас  отделяют  всего
двадцать три тысячи километров. Для  такой  вот  ракеты  -  расстояние
пустяковое. Предположим, что спутник действительно автоматизирован  до
предела. Но время от времени  сюда  могут  являться  и  его  настоящие
хозяева - ну, для  контроля,  что  ли,  для  наладки...  А  кто  может
поручиться, что те же автоматы не  сообщили  им  о  нашем  прибытии  и
сейчас их ракета не находится где-нибудь поблизости?
   - Поручиться, конечно, трудно... - сказал Раин. -  Но  все  же  это
кажется маловероятным.
   - Почему?
   - Потому, что это не дает ответа на один вопрос: почему  в  течение
всех этих лет никто из  них,  обладая  такой  первоклассной  стартовой
площадкой для космических путешествий,  как  этот  спутник,  и  такими
кораблями, как тот, в котором мы находимся  (он  похлопал  ладонью  по
невидимому ложу), - почему они до сих пор не посетили Земли?
   - Мы тут с Калве походили по спутнику... - продолжал Коробов. - То,
что мы видели, наводит на мысль, что культура производства таких машин
у них была высока...
   - Правильно, - подтвердил Раин. -  Мы  в  этом  убедились,  идя  по
ракете. Всякое  изобретение,  предназначенное  для  использования  его
людьми, вначале - только голый  механизм.  Потом,  чем  дальше  растет
культура,  вернее  -  традиция  производства,  тем  более   становится
усовершенствований не только чисто технических, но,  я  бы  сказал,  и
бытовых.   Так   возникают    приемники,    холодильники,    установки
кондиционированного воздуха в автомобилях.  Так  станок  красят  не  в
какую попало, а в самую приятную для взгляда,  не  мешающую  работать,
краску.  Так  рукоятка  рычага  приобретает   постепенно   единственно
правильную форму...
   - Здесь это именно на таком уровне, - кивнул Сенцов.
   - Да. А что следует вслед за этим?
   Сенцов ответил:
   -  Следует  принципиально  новое  изобретение,  и  все   начинается
сначала...
   - Но куда их увело это новое изобретение?
   - Вопрос не новый, - сказал Сенцов.
   - Тем не менее, закономерный.  Ответ  может  быть,  как  я  считаю,
только один: они не посетили нас потому, что их здесь давно нет.
   - Как давно? - спросил Азаров.
   - Нельзя даже гадать. Этот слой пыли здесь, где ей браться,  строго
говоря, неоткуда, мог откладываться годы - или тысячелетия...
   - Но что же могло произойти на планете?
   - А почему обязательно на планете?
   - Ну, знаешь ли, - сказал Коробов, - это уже несерьезный  разговор.
Что же, по-твоему...
   Сенцов  с   удовольствием   слушал,   как   три   голоса   звучали,
переплетаясь... Кстати, почему только три?
   Сенцов перевел взгляд на Калве. Кибернетик как вошел в каюту, так и
стоял возле двери, даже не присел, только положил на пол свой мешок  с
водой (мешок лег прямо на пол, под ним ничего не образовалось).  Калве
даже не открыл, как другие теперь, шлема  скафандра,  и  лицо  его  за
отблескивавшей пластмассой было плохо различимо. Может  быть,  он  уже
видел новые, надвигающиеся опасности? Или его все еще  мучило  чувство
вины за неразгаданную вовремя серую массу?
   - Лаймон, а ты как думаешь? - спросил Сенцов. - Слышишь, Лаймон?..
   Калве не пошевелился. Тогда Сенцов встал, подошел  к  нему,  крепко
тряхнул. Калве медленно откинул шлем, но глаза его упрямо прятались за
веками.
   - Да что с тобой?
   - Ничего... - ответил Калве, едва разжав губы. - Устал.
   - Так хоть сядь, отдохни...
   - Да, благодарю, - сказал Калве вежливо. -  Я  действительно  сяду,
отдохну...
   Он уселся, откинул голову, закрыл  глаза.  Спор  прервался,  все  с
тревогой взглянули на Калве.
   - Ну, так до чего же договорились? - весело спросил Сенцов.
   - До того, что на хозяев  рассчитывать  не  приходится,  -  грустно
ответил Коробов. - Выбираться придется самим... Ну, ладно  об  этом  -
еще успеем... Вы бы хоть рассказали, как вам удалось спастись.
   - Это у него спрашивайте, - Сенцов мотнул головой в сторону  Раина.
- Спасал он, а я  играл  чисто,  так  сказать,  страдательную  роль...
Очнулся я в тамбуре ракеты, а потерял сознание еще внизу. Это он и люк
разыскал, и меня перетащил... Как это ему удалось - не понимаю...
   - Я и сам не понимаю, - пожал плечами Раин. - Может быть,  это  был
вовсе и не я?
   - Ну, а потом мы быстро обошли тот  самый  зал  -  думали  хотя  бы
определить, откуда поступает кислород и  нельзя  ли,  пусть  частично,
зарядить  наши  баллоны.  Надежда,  конечно,  фантастическая,  никаких
баллонов и зарядных установок мы  не  нашли.  Даже  выход  из  зала  в
коридор не стали осматривать: хотелось скорее выбраться к вам,  да  и,
кроме того, надоели уже всякие неожиданности, вроде дверей, которые не
желают открываться...
   Коробов смущенно закашлялся.
   - Ну, все хорошо, что хорошо кончается... Словом, на  скафандры  мы
наткнулись совершенно случайно. Просто потому, что  они  помещаются  в
нишах в самом  зале.  Ну,  и  нам,  естественно,  пришло  в  голову  -
испробовать, а нет ли в скафандрах кислородного заряда.
   - Это не нам,  а  тебе  пришло  в  голову,  -  сказал  Раин.  -  И,
следовательно, спас положение ты. Я бы  на  это  никогда  не  решился.
Шутка ли - надеть чужой скафандр, на котором ни баллонов нет и  вообще
ничего похожего...
   - По правде говоря, я все  это  помню  очень  смутно,  -  признался
Сенцов. - Не удивительно: только что лежал без сознания. Да, верите  -
не помню, как это было...   А было так:
   - Ага, вот что - скафандры! - сказал Сенцов.
   Двенадцать скафандров стояли, распяленные зажимами.  Это  не  могло
быть  ничем  иным  как  скафандрами,  и   рассчитаны   они   были   на
прямоходящих, с двумя верхними и двумя  нижними  конечностями.  Только
высотой они были, пожалуй, не меньше двух метров.
   - Ну, вот... - проговорил Сенцов. - Вот такими они и были...
   Забыв  о  поисках  кислорода,  оба  рассматривали  скафандры,  мяли
пальцами материал, вглядывались... Сделаны они были из  непонятного  -
наощупь мягкого, эластичного вещества черного цвета.
   - Да, это были великаны, - тихо сказал Раин.
   - Почему только  шлемы  у  них  непрозрачные,  -  промолвил  Сенцов
негромко, будто разговаривая сам с собой. - А ну-ка...
   Он осторожно высвободил из зажимов один скафандр.
   - Помоги... - и не снимая своего, он сунул ноги в  чужой  скафандр,
напоминавший комбинезон с расстегнутым от ворота до пояса верхом.
   - Ты в нем утонешь, - предостерег Раин.
   Сенцов влез в комбинезон - рукава и штаны съежились гармошкой  -  и
ворчливо ответил:
   - Ладно, ладно, - утону... Только как его застегивают?
   - На одну пуговицу, как летний костюм, - сердито пробормотал  Раин.
- Может быть, все-таки есть дела более срочные, чем примерять скафандр
"на вырост"?..
   - На пуговицу? - с сомнением сказал Сенцов.  Пуговица,  на  которую
указал Раин, находилась там, где  была  бы  пряжка  пояса  -  если  бы
скафандры имели пояса. Командир скептически  повертел  пуговицу  двумя
пальцами. Она  послушно  повернулась  -  и  разрез  комбинезона  начал
медленно исчезать, словно невидимая "молния" соединила оба  края  так,
что не оставалось даже следа.
   - Можно и на пуговицу, - победоносно сказал Сенцов. - Ага,  а  это,
очевидно, для шлема... Ясно. Ну, одевайся.
   - Зачем? - спросил Раин.
   - Сейчас я надену шлем. Не думаю, чтобы скафандры стояли у  них  не
готовыми к выходу - это противоречит требованиям  космоса.  Значит,  в
них должен быть кислород. Мы обретем свободу передвижения.
   - А если... Ведь нет же баллонов!
   - А если - тогда... Э, тогда ты еще раз спасешь меня.
   ...Через несколько минут оба, с надетыми шлемами, уже стояли  перед
входным люком. Странно - кислород в скафандры поступал,  хотя  никаких
баллонов и не было.
   За ними захлопнулась дверь, закрывая  вход  в  ракету.  Потом  стал
медленно втягиваться люк.
   - Смотри! - вскричал Раин. - Смотри - свет!..
   Сенцов его не услышал: радиосвязь в  этих  скафандрах  -  если  она
вообще была - включить они не сумели. Раин не видел  и  лица  Сенцова:
снаружи шлемы казались непрозрачными, хотя изнутри  все  было  отлично
видно. Но Сенцов и сам увидел свет и порывисто поднял обе руки, словно
вместо этого  неверного,  дрожащего  сумеречного  освещения  появилось
настоящее земное солнце...
   Медленно  они  пересекли  зал.  Руки  и  ноги  тонули  в   складках
скафандров. Оба думали об одном и том же: раз есть свет - почему бы  и
дверям не оказаться в порядке?..
   И действительно,  дверь  открылась  легко,  словно  это  и  не  она
заставила их пережить нелегкие минуты. Сенцов бросил прощальный взгляд
на чужую ракету.
   - Ну, - сказал он ей, - пока...
   Но, конечно, он не думал, что свидание состоится так скоро и  таким
образом. Иначе он, возможно, и не стал бы говорить "пока".   - В общем, я забыл, ребята, - повторил Сенцов. - Да что об  этом...
А вот что интересно: из ваших объяснений я понял, почему мы  оказались
взаперти. Но отчего механизмы снова начали действовать?
   Коробов взглянул  на  Калве.  Тот  по-прежнему  сидел  с  закрытыми
глазами, нельзя было сказать - спит он или слушает  разговор.  Коробов
потянул его за рукав. Тогда Калве медленно, как сквозь сон ответил:
   - Что же удивительного? Машина  такой  мощности  имеет  возможность
вместо неисправной подключить  другую  секцию...  А  может  быть,  это
вещество регенерирует. Не разобравшись, трудно сказать.
   - И все же - так ли уж она мощна, эта машина? - усомнился  Раин.  -
Ведь и мы теперь умеем в небольших объемах  сосредотачивать  миллиарды
ячеек, и все же результаты...
   - Дело не только в объеме, - откликнулся Калве, -  и  не  только  в
количестве. Дело в том, что у нас пока еще каждая ячейка имеет  только
одну функцию, очень мало вариантов соединения. Если  же  у  них  здесь
действительно подобие нервных клеток, то они обладают таким  громадным
количеством вариантов и функций, что у них каждая ячейка  работает  за
сотню наших. Вот когда сюда прилетят наши специалисты...
   Он умолк, и все  тут  же  подумали  о  специалистах,  которые  сюда
все-таки прилетят.
   - Да... - протянул Коробов. - Но каким образом ваш счетчик оказался
в ангаре совсем в другой стороне? Он ведь и сбил нас с толку...
   - Какой счетчик? - недоуменно спросил Сенцов.
   - Да вот этот! - ответил Коробов, доставая злополучный приборчик из
кармана.
   - Мы не брали никакого счетчика, - сказал Раин. -  Или,  может,  ты
брал?
   - Нет, я не брал. Постой-ка, постой... Ну, конечно!
   Он сжал счетчик в руке, выпрямился.
   - Действительно, наш... Ленинградская марка... Но как он... А может
быть, вы сами? А? Петро? Лаймон?
   - Дай-ка... - сказал Раин. Взял счетчик, приблизив  его  к  глазам.
Осмотрел. Усмехнулся.
   - Нет, не наш...
   - По-твоему, марсиане пользуются земными счетчиками?
   Вместо ответа Раин указал на чуть заметную метку на торце прибора.
   - Читай: "А-4"... Четвертая автоматическая, -  торжествующе  сказал
он. - Это счетчик с автоматической ракеты. Только как он сюда попал?
   - Глаза астронома, - медленно проговорил Сенцов, и  голос  его  был
грустен и взгляд печален, хотя в словах и  крылась  ирония.  -  Твоему
зрению позавидуешь... И любознательности тоже: как же он  сюда  попал,
счетчик? Попал-то просто - значит, до нас здесь побывала хотя бы  одна
из автоматических ракет. Да, конечно, понимаю: это ведь  событие,  это
опять открытие - проясняется судьба автоматических  ракет...  Но  ведь
это были корабли... Какие корабли: мощь и устремление! Погибли... - И,
помолчав секунду, закончил уже другим тоном:
   - Еще одна задачка... Вот и  работа  нам  нашлась:  разузнать,  что
стало с той ракетой.
   - Должно быть, то же самое, что с нашей, -  сказал  Азаров.  -  Эти
автоматы, по-моему, специально натренированы -  приготовлять  из  всех
ракет, что попадают им под руку, колбасную начинку.
   - Но зачем? - спросил Сенцов.
   Никто ему не ответил. Калве опять  закрыл  глаза,  лицо  его  стало
суровым, как будто он целиком выключился из этой обстановки и думал  о
чем-то  важном  и  очень  отвлеченном.  Коробов  встал,  снова   начал
расхаживать по  каюте,  подходил  то  к  одной,  то  к  другой  стене,
внимательно разглядывал головки, кнопки, пустые рамки, что-то бормотал
или даже напевал под нос. Насупившийся Азаров следил за  ним  глазами,
не поворачивая головы. Наконец, когда Коробов запел особенно громко  и
особенно фальшиво, Азаров, не вытерпев, сказал:
   - Ну, маэстро, нельзя же... Не мелькай перед глазами и не пой - тут
и без твоего музицирования нехорошо...
   Коробов, ничуть не обидевшись, тотчас же умолк.
   - Ну, что ж, так и будем молчать? -  спросил  Сенцов.  -  Положение
наше, как говорится, не самое веселое. Но вот мы с  Раиным,  например,
вообще думали, что конец пришел! И все же на этот раз автоматы нас  не
одолели...
   - Но в будущем это не исключено! - заметил Азаров.
   - Ну-ну, не так-то это просто, - успокаивающе сказал. Сенцов.  -  В
конце концов нас пятеро - это больше, чем тысяча автоматов.
   - Но пока счет не в нашу пользу...
   - Все это было слишком неожиданно. При  подготовке  космонавтов  на
Земле пока еще не читают курса поведения в чужих мирах,  -  проговорил
Сенцов.
   - Скоро начнут, - заверил Коробов.
   - Да, если мы сможем добраться до Земли или  хотя  бы  сообщить  на
Землю обо всем случившемся, - сказал  Сенцов.  -  Мы  не  имеем  права
подвергать риску другие корабли, которые,  безусловно,  еще  пойдут  к
Марсу.
   Так  сформулировал  он  две   основные   задачи,   вставшие   перед
космонавтами: задача-максимум - спастись самим,  добраться  до  Земли;
задача-минимум - сообщить на Землю о  случившемся,  хотя  бы  в  самых
общих чертах, чтобы следующая экспедиция не повторила ошибок.
   - Но в чем же, в чем заключаются наши ошибки? - спросил Раин. - Ну,
хорошо, мы с тобой могли и не выйти на поверхность. В таком случае  мы
все пятеро оказались бы вместе с ракетой в ангаре. Ну,  а  потом?  Чем
объяснить нападение роботов? Опять нашей ошибкой? Какой?
   - Не знаю... - ответил Сенцов. - Но это-то нам и  надо  установить,
чтобы на нашем опыте учились другие.  Трудно,  конечно,  сказать,  чем
руководствуются роботы и логические устройства другого мира...
   - Программой, - внезапно, не открывая глаз, сказал Калве. -  Только
программой...
   - А почему у них должна  быть  такая  программа,  чтобы  уничтожать
чужие  ракеты?  Ведь  на  такой  редкий  случай  вряд  ли  могло  быть
выработано руководство?
   Калве открыл глаза, сел прямо.
   - В том-то и дело, что такой программы не было, - нехотя проговорил
он. - В том-то и беда...
   - Что-то уж очень туманно... - откровенно сознался  Сенцов.  -  Ты,
Лаймон, давай-ка без загадок и иносказаний.
   Калве хмуро посмотрел на Сенцова.
   - Вспомни, - обратился он к Раину, - ты по  дороге  сюда  упоминал,
что в поисках входа в этот корабль сначала наткнулся на другой  люк  и
открыть его тебе не удалось.
   - Ну, действительно, так и было, - сказал Раин. - А при чем...
   - Подожди минутку...  -  Калве  резко  вытянул  руку.  -  На  каком
расстоянии этот люк находился от кормы корабля?
   - На каком?  Ну...  приблизительно  метров  десять,  двенадцать,  -
сказал Раин.
   - Ну, вот... А вы обратили внимание, в каких именно местах автоматы
прорезали оболочку нашей ракеты?
   - Погоди, погоди! - Сенцов внезапно  приподнялся  с  места.  -  Два
отверстия... Одно в носовой части, другое...
   - На  расстоянии  приблизительно  двенадцати  метров  от  кормы,  -
закончил Калве. - Теперь вам ясно? Автоматы не имели такой программы -
разрушить ракету. Наоборот...
   - Починить, что ли? - с ехидцей спросил Азаров.
   - Мне стыдно,  -  сказал  Калве  вместо  ответа.  -  Я  должен  вам
признаться,  что  мне  больно  и  стыдно  за  себя.  Я  ведь  считаюсь
специалистом в этой области, как вы знаете,  участвовал  в  разработке
многих систем - кибернетических систем самого разного назначения...
   - Это мы знаем, - подтвердил Сенцов.
   -  Ошибка,  о  которой  вы  говорите,  -  это  моя  ошибка.  Я   не
предусмотрел, хотя, если бы нашлось время поразмыслить, я бы наверняка
догадался...
   - К сожалению, у нас этого времени не было, - вмешался  Коробов.  -
Не так развивались события, чтобы сидеть и размышлять...
   - Когда я увидел эти автоматы, шнырявшие вокруг ракеты и подававшие
какие-то сигналы, - продолжал Калве уже более  твердым  голосом,  -  я
должен был задать себе вопрос: а что им нужно? Зачем они тут и что  их
интересует?
   - Мы задавали себе такой вопрос, - сказал Коробов.
   -  Да.  Но  нас  тогда  интересовало  другое:  не  нанесут  ли  они
какого-либо вреда ракете.  Мы  подождали  и  убедились,  что  никакого
непосредственного - подчеркиваю: непосредственного вреда они ракете не
наносят... И мы успокоились за ракету...
   - И еще больше забеспокоились о вас, - сказал Коробов Раину.
   - Мы не стали ломать голову над вопросом: а чего же  все-таки  ищут
эти лягушки? - продолжал Калве. - И напрасно...
   - Я начинаю понимать... - пробормотал Сенцов.
   - Вот-вот... Логически рассуждая, что должно произойти  с  ракетой,
когда она возвращается на  свою  базу  из  космического  рейса?  Вы  -
пилоты, вы лучше знаете...
   - Ну, естественно, она должна подвергнуться осмотру, контролю...
   - Вот именно. И ее  подвергли  осмотру.  Ее  осматривали  автоматы.
Осматривали, конечно, не в буквальном смысле  слова.  Очевидно,  в  их
ракетах - хотя бы в этой самой - в  определенных  точках  вмонтированы
какие-то датчики, которые в  ответ  на  запрос  автоматов-информаторов
дают сведения о состоянии  ракеты,  о  работе  ее  отдельных  узлов  и
механизмов. Это ведь понятно: при их технике люди, очевидно, избавлены
от всякой скучной работы, они давно достигли того, к чему стремимся  и
мы. Так допустим, что эти автоматы требовали таких сведений...
   - И они их, естественно, не получили, - сказал Сенцов.
   - Конечно - потому что наша ракета устроена совершенно иначе, и  на
такой контроль  не  рассчитана...  Но  при  программировании  действий
автоматов, как я  уже  сказал,  прибытие  чужих  ракет  предусмотрено,
разумеется, не было. А  какой  вывод  должно  было  сделать  из  этого
логическое устройство, управляющее автоматами?
   Калве сделал паузу. Все сумрачно молчали.
   - Вывод,  что  ракета  неисправна.  Если  кибернетическая  централь
получает от своих рецепторов сплошные  нули,  то...  Далее,  автоматы,
очевидно, отметили, что в ракете не открылся ни один люк.
   - Как же не открылся? - сказал Коробов. - А мы с тобой что - сквозь
оболочку вышли, что ли?
   К его изумлению Калве кивнул головой.
   - Вот именно. Для них - именно сквозь оболочку, это ты очень хорошо
сказал. Ведь автоматы  искали  люки  именно  в  тех  местах,  где  они
расположены у их ракет: в носовой части и у кормы - на расстоянии...
   - Десяти-двенадцати метров! - вставил Раин.
   - Совершенно правильно.  Ведь  даже  такое  мощное  кибернетическое
устройство - это  не  мозг...  Оно  повинуется  программе,  а  в  этой
программе могло быть предусмотрено что угодно, кроме того, что люк  из
определенного места ракеты переместился на десяток метров в сторону!
   - Да, это незачем было предусматривать, - признал Сенцов.
   - Вот видите! Зато можно было  предусмотреть  другое:  что  люки  -
очевидно, такие случаи у них  бывали  -  при  пролете  корабля  сквозь
атмосферу чужой планеты или вследствие иных причин -  могли  выйти  из
строя...
   - Завариться или заклиниться от удара метеорита, - сказал  Коробов,
- или...
   - Это неважно. Факт  тот,  что  в  таких  случаях  киберустройства,
очевидно, должны были попытаться  вскрыть  люки,  чтобы  помочь  выйти
экипажу или  хотя  бы  чтобы  дать  возможность  проникнуть  в  ракету
снаружи, извлечь материалы экспедиции, заняться ремонтом корабля...  И
вот в действие были приведены автоматы, которые начали вырезать люки.
   - Вырезанные ими отверстия были уже люков этой ракеты,  -  возразил
Азаров.
   - Это как раз понятно, - вмешался Сенцов. - И я  бы  так  поступил.
Они вырезали отверстия в крышках люков: крышку потом легко заменить...
   - Ну, вот, - сказал Калве. - Вот,  я  считаю,  разгадка  того,  что
произошло с ракетой. Возможно, все это не так  просто.  Не  исключено,
что...
   - Подожди! - прервал его Азаров. - А  почему  эти  автоматы  начали
действовать с таким замедлением?
   Калве помолчал.
   - Я думаю, - сказал он затем, - что тут сыграли  роль...  мы  сами.
Автоматы,  безусловно,  реагируют  на  присутствие  людей  -  или  как
по-вашему надо их называть... Возможно, люди нашли бы другой выход.  В
таком случае в кибернетический центр была бы  послана  соответствующая
команда. Недаром у меня все время было  такое  чувство,  что  за  мной
наблюдают... Это была выжидательная пауза. Ведь автоматы и управляющий
ими центр не могут мыслить. И они не могут понять,  что  мы  появились
именно из ракеты, а не извне. Вот почему они ждали!  Но  программа  не
была изменена...
   Калве умолк.  Никто  не  продолжал  разговоров.  Всем  стало  вдруг
по-настоящему страшно: если уже один факт их появления здесь привел  в
действие целую когорту механизмов, то чего можно ожидать в дальнейшем?
Какой может быть реакция на каждый их  шаг?  Невозможно  ведь  заранее
предусмотреть все последствия, к тому  же  объяснять  уже  происшедшие
события все-таки куда легче,  чем  предугадывать  новые...  И  вообще,
всегда ли будет понятна  и  доступна  людям  логика  хозяев  спутника,
пережданная или завещанная ими своим механизмам и приборам? Это - если
даже предположить, что сейчас космонавты объясняют все правильно...
   - Мы должны научиться предсказывать, - упрямо сказал Калве, отвечая
своим мыслям. - Логика - это математика,  а  математика  во  Вселенной
одна.
   Но Сенцов медленно покачал головой. Математика одна, но как  далеко
она могла уйти? Нет, верить спутнику нельзя...
   - Как понятие - математика одна, да... - задумчиво произнес и Раин.
- Но конкретно... Кто знает? Кто скажет, что именно может произойти  в
этой каюте через минуту? Может быть,  нам  следовало  что-то  сделать?
Где-то доложить, чтобы не вызвать никаких нежелательных  действий?  Но
что? Лаймон, как ты думаешь?
   - Это очень важно, - тихо проговорил Калве. - Но я не могу...  Если
бы хоть знать, кто они, какие... Пока можно сказать лишь, что они были
живыми. Признаюсь откровенно: теперь мне будет немного  страшно  выйти
из ракеты...
   Соглашаясь, все молча наклонили головы.
   - Так нельзя... Нельзя, товарищи... - проговорил Раин, и голос  его
был умоляющим. - Неужели нам не постичь машинной логики? Ведь все, что
произошло до сих пор, нам понятно... Будущее?  Если  мы  не  выйдем  -
гибель  неотвратима.  Подумайте!  Лаймон,  ты  же  специалист   (Калве
выразительно пожал плечами). Ведь  все  здесь,  так  сказать,  сделано
почти для  нас!  По  нам!  А  это  значит,  что  в  общих  чертах  они
действительно были похожи на нас. Кстати, об этом  же  свидетельствуют
скафандры!... Марсиане они или не марсиане, но они должны  быть  очень
близки нам по строению. И поступать надо так, словно они - это мы...
   -  Это  и  странно,  -  сказал  Сенцов.  -  Ведь  все-таки   трудно
предположить, что форма бытия Разума исчерпывается человекоподобными.
   - Соображения целесообразности... - начал Коробов.
   - Ну и что? Мы ходим на двух ногах, животные - на четырех.  Четырех
ног хватает с избытком... А у насекомых -  шесть,  у  пауков,  крабов,
осьминогов - восемь, у других членистоногих - и того больше.  При  чем
же тут  целесообразность?  Очевидно,   все   зависит   от   конкретных
условий...
   - Разумеется, - сказал Раин. - А это значит, что  на  той  планете,
откуда они родом, условия в основном не отличаются от наших...
   - Хорошо, - прервал его Сенцов, которому новый научный спор  сейчас
вовсе не казался необходимым. - На досуге мы поговорим и о планете.  А
сейчас важно другое... Раз иной нет, примем как рабочую гипотезу:  они
- это мы. Хоть я и не очень... И наши ошибки и  опасности,  угрожающие
нашим экипажам как во время облета Марса, так и при посадке на Деймос,
нам теперь - будем считать - в общих  чертах  ясны.  Значит,  остается
только решить те задачи, которые выдвигает обстановка: задачу отлета и
задачу связи, а вернее  наоборот:  задачу  связи  с  Землей  и  задачу
отлета. Вот над чем надо думать...
   В каюте воцарилось  молчание.  Но,  очевидно,  сразу  решать  столь
сложные проблемы было не под силу даже им: никто не предлагал хотя  бы
пути, на котором  следовало  искать  решение.  Да  и  что  можно  было
предположить? Корабль непоправимо  выведен  из  строя,  при  нападении
роботов пострадала и  рация  дальней  связи,  так  что  с  ее  помощью
сообщить что-либо на Землю невозможно.
   Поэтому Сенцов, видя,  что  товарищи  немного  отдохнули,  приказал
возобновить переноску снятых с земной ракеты грузов. Все  выходили  из
ракеты  медленно,  с  опаской.  Но  ничего  страшного  не   произошло.
Космонавты  принялись  за  дело.  Перетащили  все,   что   еще   могло
пригодиться, и кроме того - катушки с результатами научных наблюдений,
записями телемагнитографов, рулоны диаграмм,  вычерченных  самописцами
за время полета, бортжурнал, некоторые уцелевшие приборы и даже личные
вещи.
   Затем они подкрепились, и Сенцов приказал отдыхать.
   После тщательного осмотра коридора оказалось, что здесь на  каждого
приходилась одна каюта-лаборатория да  еще  семь  оставалось  пустыми.
Впрочем, это не радовало: в своей ракете было "хоть и в тесноте, но не
в обиде", как сказал Калве, очень уважавший русские поговорки.
   Детальное  обследование  кают  показало,  что  место   для   спанья
находилось, очевидно, в одном определенном углу:  там  было  несколько
кнопок, особый свет.
   Сенцову казалось, что едва доберется он до невидимого убаюкивающего
ложа, как моментально уснет. Но стоило  лечь,  закрыть  глаза,  и  сон
ушел.
   В конце концов все они уцелели. Потеря ракеты, конечно, значительно
усложняла положение. Но, убеждал себя Сенцов,  могло  быть  и  похуже,
если бы, например, в полете в  ракету  просто  врезался  основательный
метеор. Будем считать, что случившееся пока  не  вышло  за  рамки  тех
неприятностей и неудобств, к которым следовало  быть  готовым  каждому
космонавту еще перед вылетом за пределы атмосферы. А космонавтам стоит
только отдохнуть, и они обязательно что-нибудь придумают...
   Сенцов лежал смертельно усталый и знал,  что  не  заснет,  пока  не
найдет хотя бы направления, в котором следует действовать.  Но  сейчас
утомленная мысль бродила будто в темной пещере, и нигде,  ни  в  одной
стороне не виделось светлого пятна выхода. Всюду - глухая стена...
   Космонавт встал, вышел из каюты. Подошел к прозрачной  перегородке.
Продолжавшийся за нею коридор через несколько метров упирался в дверь,
- за ней, видимо, и находилась рубка.  Воровато  оглянувшись,  Сенцов,
вопреки   собственному   запрету,   попытался   как-нибудь    сдвинуть
перегородку. Это ему не удалось, и тогда он начал медленно ходить взад
и вперед, стараясь ненароком не разбудить других.
   У двери каюты, где поместился Раин, он прислушался: астроном всегда
имел  обыкновение  похрапывать  во  сне.  Действительно,  из-за  двери
доносились едва уловимые  звуки.  Сенцов  тихо  приоткрыл  дверь  -  и
остановился, изумленный.
   Раин вовсе не спал.  Он  сидел  у  стола  и  слушал  Калве,  что-то
говорившего ему вполголоса.
   Сенцов хотел было выругать их  за  нарушение  приказа,  но  тут  же
спохватился: а сам?.. Ясно, мысль о спасении занимала не его одного  и
каждый искал выход. Он вопросительно взглянул сначала на Калве,  потом
на Раина.  Раин  грустно  поднял  брови,  Калве  отрицательно  покачал
головой.
   Сенцов присел рядом с Раиным. И тут же в  открытую  дверь  заглянул
Коробов и, усмехнувшись, вошел в каюту. За ним  -  Азаров.  Все  снова
были в сборе.
   - Ну, раз пришли - предлагайте, - сказал Сенцов.
   - Да мы тут думали... - сказал Раин. - Восстановить никак нельзя?
   - Никак, - коротко ответил Сенцов.
   - Мне все же кажется, - начал Калве несмело, - мне  лично  кажется,
что мы могли бы воспользоваться этой  ракетой,  не  так  ли?  В  конце
концов, это тоже космический корабль,  и...  -  Он  умолк,  поочередно
вглядываясь в лицо каждого пилота.
   - Это действительно тоже космический корабль, -  терпеливо  ответил
Коробов, - в этом ты  прав.  И  велосипед,  и  гоночный  автомобиль  -
транспорт. Но посади велосипедиста на гоночную машину и  предложи  ему
ночью добраться, скажем, от Риги до Москвы. Учти, что  он  ни  разу  в
жизни не управлял автомобилем. Учти, что он может пользоваться  только
картой мира в масштабе один к двадцати миллионам. У него из ста шансов
- десять расколоть  машину  еще  в  гараже,  и  восемьдесят  девять  -
свалиться в кювет на первом же повороте. При всем этом у  него  раз  в
десять больше возможностей добраться до цели, чем у нас.
   - Куда в десять - в сто! - сказал Сенцов.  -  Он  хоть  знает,  что
автомобиль надо заправить бензином. А что мы знаем об этой ракете?
   - К тому же, Москва стоит на месте, - добавил  Азаров.  -  Земля  -
нет.
   - Число вещей, которых мы не знаем об этой ракете, очень велико,  -
продолжал Сенцов. - Как проникнуть в рубку?  Как  ракета  управляется?
Как выводится из ангара? Какие ускорения развивает? Этих "как?"  очень
много. Но главное - даже не это... Будь мы сейчас в  рубке,  у  пульта
управления - все равно я бы не решился нажать хоть одну кнопку...
   - Почему? - насторожился Азаров.
   - Опять-таки по той же причине. Эту ракету строили не люди, а  иные
существа. Мы не знаем образа и ритма их жизни, привычек, потребностей.
Может быть, для них являются естественными такие вещи, которые для нас
смертельны. То, что мы пока ни с чем таким не столкнулись, еще  ничего
не значит. У нас все-таки нет доказательств того, что  они  мыслили  и
чувствовали так же, как мы. И пока мы таких доказательств  не  найдем,
эти существа останутся для нас тайной за семью печатями. А  мы  их  не
найдем, если только не встретим кого-либо из хозяев, на  что  надежды,
как вы сами знаете, мало...
   - Так что же делать? - тихо спросил Калве.
   - Отдыхать! А затем пойдем еще  раз  к  нашей  ракете  и  на  месте
посмотрим - не удастся ли все же смонтировать передатчик  из  остатков
раций и запасных частей. Не забывайте,  первая  задача  -  связь!  Ну,
утро, как говорится, вечера мудренее... Унывать еще рано.  И  помните,
братцы, космонавты - это люди, которые побеждают на кораблях,  а  если
придется - и без кораблей!
   Он встал, но никто не торопился расходиться.  И  тогда  Калве  тоже
поднялся с места - высокий, тяжелый, - он грозно навис над Сенцовым.
   - Вы хотите доказательств? - спросил он резким  тонким  голосом.  -
Хорошо, вы их получите. Я их искаю, то есть ищу!
   - Что же, - сказал Сенцов, серьезно глядя на Калве. -  Я  повторяю:
никаких авантюр, никакого ненужного риска допущено не будет.  В  конце
концов, здесь немедленная гибель нам не угрожает, а работать для блага
людей можно и на спутнике.  Вот  если  будут  действительно  серьезные
доказательства  того,  что  полет  на  чужой  ракете  не  грозит   нам
никакими  опасностями - сверх обычной нормы, конечно, и если мы найдем
способ управлять кораблем - тогда мы, безусловно, полетим.
   - Я найду! - твердо сказал Калве.
   Странно - после этого заявления Калве, человека,  казалось,  меньше
всех смыслившего во всякой технике,  кроме  кибернетических  машин,  у
всех на душе стало как-то легче. Не выход, и даже не путь к выходу,  а
все же какой-то краешек надежды...
   -  Вот  так...  -  сказал  Сенцов.  -  А  что  ты  думаешь   насчет
доказательств, Игнатьич?
   Ответа не последовало: Коробов, улегшись навзничь, мгновенно уснул.
   - Вот так... - сказал Сенцов и вдруг сам почувствовал,  что  больше
не в состоянии бодрствовать ни единой минуты.  Он  тоже  откинулся  на
спину. Приятно было лежать,  когда  рядом  находились  товарищи...  Он
зевнул и заснул, еще не закончив зевка.
   Пример оказался заразительным. Калве лень  было  даже  улечься,  он
уснул прямо так, сидя, откинув голову. Раин уютно  похрапывал.  Ровный
голубой свет освещал пятерых спящих; ни единый шорох, ни одно движение
не тревожили их. Шли часы, и Деймос все так же мчался вокруг Марса  по
своей веками исхоженной орбите.10   Когда проснулись и позавтракали, Сенцов сразу же задал всем работу.
   Все взялись за дело охотно, даже с какой-то одержимостью.
   Надо было начать как-то разбираться хотя бы в основах окружавшей их
техники.  Кто  знает,  может  быть  именно  этим  путем   они,   пусть
постепенно, придут к овладению чужим кораблем.  Для  этого  необходимо
тщательно исследовать робот, оставшийся на месте битвы механизмов.  Он
был поврежден, когда вспыхнуло топливо, и можно было  попробовать  его
разобрать. Заняться этим решили Сенцов и Раин.
   С  роботом  справиться  оказалось   нелегко.   С   трудом   удалось
электрическим резаком разрезать его  поврежденную  пламенем  оболочку.
Как  и  ожидали,  под  колпаком  ничего  похожего  на  кибернетическое
устройство не  нашлось.  Было  всего  несколько  приборов  -  какие-то
непрозрачные цилиндры и небольшие прямоугольные ящички.  На  блестящих
стержнях, которые могли служить выводами, Сенцов  при  помощи  тестера
обнаружил слабое напряжение. Стерженьки эти  входили  в  углубления  в
цилиндрах, туда же тянулись гибкие ленты непонятного назначения.
   Самым интересным в автоматах оказались их рычаги-щупальцы. Сенцов и
Раин долго пытались сквозь сверхтвердую броню из  незнакомого  металла
добраться до системы рычагов, но так и не смогли этого сделать:  самих
рычагов просто не было. То, что космонавты принимали за предохраняющую
оболочку, и оказалось механизмом - без сочленений, без всяких деталей,
твердый и в то же время необычайно гибкий монолит. Чем он приводился в
движение,  оставалось  непонятным:  к  нему   не   подходили   никакие
движущиеся  части.  Исследователи  попробовали  присоединить  один  из
рычагов к ящичкам с напряжением. Твердое щупальце  начало  изгибаться,
сокращаться,  как  мускул,  только  с  гораздо  большей  силой:  рычаг
толщиной  в  палец  свободно  поднимал  кислородный  баллон,   большой
стационарный баллон из ракеты, словно бы здесь не было вообще  никакой
тяжести.
   Видимо, конструкторы этих машин применяли  не  механические  схемы,
подобные земным, а нечто совсем иное: им  удалось  получить  вещество,
непосредственно превращавшее электрическую, а может быть -  химическую
энергию в движение.
   Придя к такому выводу, космонавты долго сидели  молча,  поглядывали
друг на друга, покачивали головами: вот такого на Земле не найдешь...
   - Гораздо экономнее с  точки  зрения  расхода  энергии,  -  наконец
восхитился Раин. - Высшая ступень!
   Оба вновь  завозились  с  разобранным  роботом:  чтобы  понять  все
тонкости его устройства, понадобятся, пожалуй, не дни, а  недели...  И
непонятно - как все это поможет людям освоить ракету?
   Тем временем Коробов пустился в обход корабля, который стал  теперь
ух домом. Второй пилот  знал,  что  здравый  смысл  не  позволяет  ему
надеяться хоть когда-нибудь  повести  эту  ракету  в  стремительный  и
победоносный полет. Но все же... и вообще, уж если они здесь  живут  -
надо обследовать детально, не так, как Сенцов с Раиным сделали  это  в
свое первое посещение.  Вдруг  и  найдется  -  ну,  просто  что-нибудь
интересное...
   Пройти в переднюю часть, ракеты ему, как и раньше,  не  удалось,  и
пришлось начинать обход опять с кают-лабораторий.
   Здесь не было почти ничего, что напоминало бы  земные  приборы  или
приспособления, хотя ни у кого не возникло и тени сомнения в том,  что
находящиеся тут предметы предназначены именно для научных целей.
   Коробов медленно проходил из помещения в помещение, и везде со стен
на него смотрели непонятные, то вогнутые, то выпуклые  экраны,  иногда
имевшие еще и какие-то боковые отростки... Все они были, словно  шкалы
приборов, затянуты  тонкой  сеткой  координат,  но  не  имели  никаких
стрелок  или  иных  указателей.   Экраны   были   разных   цветов,   и
группировались по  нескольку  вместе.  Возможно,  это  были  указатели
отдельных групп сходных между собою механизмов. Впрочем,  может  быть,
это было и не так...
   На  выраставших  из  пола  постаментах  стояли  закрытые  фигурными
кожухами приборы неизвестного  назначения.  На  них  не  виднелось  ни
маховичков, ни штурвальчиков, ни кнопок, или верньеров -  всего  того,
что в обилии украшало земные аппараты. Это могло означать, что приборы
действовали по заранее определенной программе, и их надо  было  только
пустить в ход - дальше они работали сами... По одной  кнопке,  глубоко
утопленной в панели, у них и  было.  Коробов  подумал,  что  пальцы  у
членов экипажа ракеты были, наверное, длинные и чуткие,  и  представил
себе, как приятно было бы пожать такую руку,  спросить,  как  дела,  и
пожелать свободного пространства.
   Но это были мечты... Он пошел дальше. Пока стало ясно лишь одно:  в
ракете во  время  полета  действовала  искусственная  гравитация.  Все
приборы были расположены так, как если бы ими приходилось пользоваться
при наличии силы тяжести, направленной к полу  ракеты.  Это  означало,
что аппаратура гравитации  находилась  где-то  в  том  направлении,  а
следовательно - в ракете должен быть еще и нижний этаж.
   Коробов решил разыскать его, и снова начал блуждать  по  коридорам.
Ничего не обнаружив, он вернулся в крайнюю лабораторию  и  внимательно
исследовал стены и пол. Однако ход в нижний  этаж  ему  удалось  найти
лишь после получасовых поисков.
   Коробов осторожно спустился вниз. И здесь, в  технических  отсеках,
шли широкие  коридоры.  В  отличие  от  спутника,  в  ракете  не  было
блокирующей системы дверей, да и  сами  переборки  и  перекрытия  были
гораздо тоньше, но все же, очевидно,  обладали  громадной  прочностью.
Коробов вначале  волновался  и  оглядывался  на  каждом  шагу,  ожидая
подвоха, неожиданного  удара,  но  потом  осмелел  и  попробовал  даже
поцарапать одну из стен. Результат был такой, как если бы  он  царапал
щепкой по стеклу, и это заставило пилота опять почтительно удивиться и
выругать себя  за  ненужное  лихачество.  Конечно,  глупо  -  царапать
переборки...
   Космонавт не знал, что именно он ищет, но ждал многого:  по  логике
вещей, тут кроме гравитационного устройства должны были  располагаться
хранилища кислорода и воды, кладовые с инструментами, а ближе к  корме
- двигатель и топливо. Если бы все это  найти!  Да  и  остальное,  что
могло здесь быть, тоже надо осмотреть, хотя бы поверхностно... Поэтому
Коробов, привыкнув к соседству безмолвных механизмов, забыл о  времени
- он чувствовал себя разведчиком в неизвестной стране, и было  в  этом
чувстве что-то от  волнения  мальчишки,  забравшегося  в  таинственный
подвал незнакомого дома...
   К Сенцову и Раину он вернулся только через два часа,  когда  Сенцов
начал уже тревожиться и хотел организовать новые поиски - на этот  раз
в масштабе ракеты.
   - Ну, уж в ракете-то... - довольным голосом прогудел Коробов.
   - А что ж! - подтвердил Сенцов. - Очень просто! Ну, как?
   Коробов замотал головой от восхищения:
   - Отличная машина!
   - Ты нашел кислород?
   -  Кажется,  да...  Твердой  уверенности,  правда,  нет.  Хранилище
большого объема, но  не  с  газом  и  не  с  жидкостью,  а  с  твердым
веществом. К нему присоединены аппараты - по моим соображениям, они  и
превращают твердый кислород в газ...
   - Из чего же вы заключили, что это кислород? - спросил Раин.
   - А вот из чего... Я осмотрел аппарат. От него трубы - эластичные и
толстые - уходят в верхний этаж и в другие отсеки. А  одна  обрывается
там же. Обрывается, и все. За неимением прибора я сам подсоединился  к
этому аппарату, а проще - ртом к открытому концу трубы.  Ну  и  вот...
Сначала ничего не было, но  как  только  я  дохнул  -  щелкнуло,  и  я
почувствовал: идет  кислород.  Потом  подача  прекратилась.  Наверное,
аппарат улавливает процент углекислого газа и кислорода, и если надо -
добавляет... А в аппарат газ может поступать только из хранилища.  Оно
прозрачное, поэтому я и увидел, что там - твердое вещество.
   - Ну-с, а если бы там был не кислород? - хмуро спросил Сенцов.
   - Так риска же совершенно не было...  Теперь  мы  хоть  знаем,  что
кислородом обеспечены: хранилище почти полно.  Да,  я  там  не  только
кислород  нашел.  Есть  еще  какие-то  резервуары.  Там  тоже  твердое
вещество, по виду - другое.
   - Туда ты, надеюсь, не подсоединялся?
   - Туда не подсоединялся. При них таких аппаратов нет. А вот воды  я
не обнаружил. Может быть, они вовсе и не пили?
   - Ничего, - сказал Сенцов. - Вода пока у нас есть. И, может быть, в
этих других хранилищах - водород. Тогда мы вывернемся.
   Коробов уселся за стол,  перевел  дух.  Сенцов,  подождав  немного,
спросил:
   - А насчет двигателя - ничего не ясно?
   - До двигателей я добраться не смог... Там  глухая  переборка,  как
только я подошел -  сразу  завыло,  залаяло...  Что-то  вроде  сирены.
Только очень высокие тона. Очевидно, предупреждение об опасности. Не с
нашими скафандрами туда лезть.
   - Значит, совсем ничего?
   - Единственное, что можно сказать,  -  двигатели,  топливо,  и  все
остальное занимают гораздо меньше  места,  чем  на  нашей  ракете,  не
только по отношению ко всему объему,  но  и  абсолютно.  Я  специально
шагами вымерял...
   - Значит, двигатель не химический... - задумчиво проговорил Сенцов.
   - На каком же приводе? Какое топливо?
   - Вероятнее всего, атомное. Иначе не было бы сигнала опасности...
   - Сомневаюсь, чтобы атомное... - сказал Сенцов. - Я ракету осмотрел
снаружи, пока вы спали.  Совершенно  не  то  сопло,  какое  нужно  для
атомного двигателя - по крайней мере, по нашим соображениям.
   - Ну, на это вообще внимания обращать не следует, -  не  согласился
Коробов. - И весь  этот  корабль  гораздо  менее  массивен,  чем  наш;
переборки - миллиметровой толщины, а прочность - изумительная...
   - Да я не о прочности говорю, - пояснил Сенцов. -  Курс  двигателей
помнишь? Принципиальные основы атомного двигателя? Ну  вот,  а  тут  -
совсем не то...
   - Я прикидывал, - сказал Коробов. - Если  там  химическое  топливо,
то, каким бы совершенным оно ни было,  этой  ракете  дальше  Марса  не
уйти. А вдруг они только на Марс и ходили? Тогда мы... - Он помолчал и
неожиданно спросил: - Ну, как - обедать будем?
   - Надо подождать  ребят,  -  проговорил  Сенцов.  -  Они  там  тоже
увлеклись... Да, это невесело - то, что ты рассказал о горючем...
   - Все оборудование ракеты  указывает,  что  она  предназначена  для
дальних рейсов, - сказал Раин. - Итак - к Земле!
   - Пока мы не знаем... - начал Сенцов.
   - Итак - за обед! - провозгласил Коробов. - Ага, Витя  прибыл.  Ну,
что там у тебя? Демонтировал рацию?
   - Что осталось - демонтировал, - угрюмо ответил Азаров.
   - Ну, и как? Выйдет что-нибудь?
   Азаров пожал плечами:
   - Разве что любительский приемник...
   - Так-так... - невесело сказал Сенцов. - А на Землю сообщить все же
надо... А вообще в ангаре как? Спокойно?
   - Какое спокойно, - мотнул головой Азаров. - Опять их полно.
   - Режут?
   - На сей раз латают. Что-то приваривают, уже навесили  одну  крышку
люка, сейчас возятся с другой...
   - Ясно, - сказал Раин. - Они продолжают выполнять  свою  программу:
ремонтируют ракету... Жаль, что вычислителей они нам  не  восстановят,
как бы там ни ремонтировали.
   - Да, - вздохнул Сенцов, - с нашим кораблем мы простились навсегда.
- Ну что ж: космонавты - это люди, которые побеждают... - Он умолк, не
закончив излюбленного присловья.
   - Но интересно, - сказал Раин, - до чего эти автоматы дойдут.
   - Ну, для того, чтобы это определить, надо быть знатоком их  тонких
душевных движений, - съязвил Азаров.  -  Вроде  Калве,  например...  А
кстати, где он?   Задача Калве была, пожалуй, самой важной: нельзя же вечно жить  под
угрозой нового набега автоматов.
   Из ангара он поднялся наверх почти бегом и замедлил шаг, лишь попав
в знакомый круглый зал кибернетического центра.
   Здесь он сразу перестал  спешить  и  начал  все  рассматривать  так
внимательно, неторопливо, словно в запасе у него была еще целая жизнь.
   Каково, например, назначение вот этого сооружения  в  центре  зала?
Небольшой прямоугольный постамент, похожий на высокий столик. В центре
его круглый, чуть наклоненный экран.  На  нем  светятся,  переливаясь,
четыре огонька.
   Калве склонил над экраном прозрачный шлем.
   Крохотное золотистое пламя дрожало  в  центре  экрана.  Три  тонких
черных  концентрических  кольца  охватывали  его,  и  на  каждом  тоже
переливался огонек:  голубой  на  внутреннем,  зеленый  на  среднем  и
оранжевый - на внешнем. Калве долго всматривался в  странные  огоньки;
непонятно - что было в них такого, и  мало  ли  приборов  со  световой
сигнализацией перевидал он на своем веку, но почему-то на них хотелось
смотреть и смотреть...
   Потом он перевел взгляд на расположенные  вокруг  экрана  оранжевые
выпуклые шляпки - их было тридцать,  возле  каждой  -  два  прозрачных
глазка. Возле одного грибка левый глазок светился ровным синим светом,
а около соседнего, кроме синего, горел  и  второй  -  мигал  тревожным
красным огнем. Остальные глазки были безжизненны.
   Вокруг экрана в столике  тянулась  кольцевая  прорезь,  из  которой
выходил тонкий рычажок. Он плавно изгибался к экрану,  так  что  конец
его  почти   касался   матовой   поверхности.   Рычажок   заканчивался
заостренным овалом с тонкой иглой на конце.
   Других органов управления машинами было очень мало. Рядом с экраном
торчали еще две круглые головки с какими-то  делениями.  Перед  столом
вздымался щит, на нем было несколько  экранов  поменьше.  Вот  и  все.
Мало, очень мало... Ясно, конечно, что все это имеет  непосредственное
отношение к управляющим кибернетическим устройствам - хотя бы  потому,
что находится в этом зале. Калве торопливо спрятал руки за спину -  до
того захотелось сразу нажать  на  красные  кнопки,  посмотреть  -  что
появится на экранах, разобраться в значении большой  красной  рукоятки
сбоку (ага, ею-то, наверное, и включается весь этот агрегат!).
   Но он помнил, сколько непредвиденных последствий  может  вызвать  в
этом мире каждое неосторожное движение.
   Это надо было помнить, потому что чувство опасности стало почему-то
исчезать.  Забывалось,  что  вовсе  не  люди  Земли  создали  все  эти
непонятные приборы. "Если не забывать этого, - внезапно подумал Калве,
- то все может разъясниться гораздо быстрее". Например... Ну вот, мало
органов управления. Мало? Ну, а  если  каждый  результат,  который  на
Земле достигался целым  рядом  операций,  эти  творцы  умели  получать
сразу?  Так,  когда-то  людям,   чтобы   зажечь   керосиновую   лампу,
требовалось совершить пять-шесть движений, а потом свет, электрический
свет, стали включать одним движением пальца. А в том, что эта  техника
обогнала земную даже больше, чем электрическая  лампа  -  керосиновую,
сомнений нет. И если у тебя снова, как и в тот раз, когда  вы  впервые
вышли из своей ракеты, возникло ощущение, словно ты находишься  просто
в чужой стране, где, хотя и не понимаешь языка, но видишь вокруг  себя
таких же людей и вещи, сделанные их руками, то это  потому,  что  тебе
страшно  хочется  оказаться  сродни  великанам,  одним   своим   шагом
покрывающим расстояние, на которое ты тратишь десять шагов. Такими они
были, дружище, и чем больше ты хочешь разобраться  в  окружающем,  тем
больше тебе говорит об этом каждая мелочь...
   И в эту минуту, в пустом зале, где когда-то жил, чувствовал, мыслил
командир всех этих  приборов  и  механизмов,  Калве  вдруг  неудержимо
захотелось представить - каким же он был, как  выглядел  этот  творец,
наверное давно уже включившийся в вечный круговорот материи и  сейчас,
возможно, существовавший где-нибудь на Марсе в виде  чахлого  голубого
мха... Калве машинально, забыв про шлем, поднял руку - снять шапку...
   Рука его наткнулась  на  прикрепленный  к  шлему  инвертор,  и  это
прикосновение напомнило о ближайшей задаче.
   Калве подумал, что Сенцов все-таки видел дальше их всех  -  недаром
ему нужны  были  доказательства  того,  что  мы  в  состоянии  понять,
постигнуть законы мышления этих существ. Что же, надо искать, искать!
   С чего начать? Он стал снова осматривать пульт,  пытаясь  логически
разобраться в назначении органов управления машины. Но  вскоре  поймал
себя на  том,  что  просто-напросто  старается  мысленно  приспособить
отдельные рычажки и  выключатели  чужой  машины  к  функциям,  которые
выполняли рычажки и выключатели на его собственном пульте. Таким путем
далеко не уйдешь.
   Тогда он включил инвертор, опустил его экран. В шлеме стало  темно,
как будто в зале погасли все огни. Калве испуганно приподнял экран,  и
свет ударил ему в лицо. Он опять опустил экран,  закрыл  на  несколько
секунд глаза, чтобы они привыкли к темноте. Когда он вновь открыл  их,
тьмы больше не было.
   На повисшем перед его глазами экране  ветвилось  великое  множество
голубоватых линий, кружков. Это прибор делал видимыми  все  проводники
под напряжением.  Свиваясь  и  развиваясь,  сходясь  и  разбегаясь   в
стороны, они образовывали странную, причудливую сеть. Местами они были
разорваны, кое-где их разделяли темные промежутки - участки сети,  как
понял Калве, пока отключенные.
   Прежде всего  он  обратил  внимание  на  линию,  которая  выглядела
беспокойнее других: равномерная дрожь сотрясала ее, она  пульсировала,
как тонкая, чувствительная жилка на человеческой руке. Калве проследил
ее путь - линия заканчивалась где-то совсем недалеко.
   Калве  поднял  инвертор;  жмурясь  от  света,  достал  из   кармана
скафандра длинный кусок провода, намотал на руки от плеча до кисти,  а
самый кончик - вокруг указательного пальца. Потом он подключил  провод
к аккумулятору и снова опустил экран.
   Теперь его рука возникла на экране инвертора в  виде бледно-голубой
спирали с редкими витками. Она медленно скользила: Калве двигал рукой,
стараясь совместить ее с пульсирующей линией. Когда  это  удалось,  он
повел указательным пальцем в воздухе, повторяя во  всех  изгибах  путь
пульсирующей линии.  Вот  палец  добрался  до  места  обрыва  и  Калве
торопливо поднял экран. Так и есть - палец  его  упирался  в  мигающий
красный глазок.
   Теперь он так же медленно повел рукой в обратном  направлении,  ища
переключатель, от которого ток шел на лампочку. Найдя его  и  двигаясь
по линии  дальше,  можно  прийти  к  другому  переключателю,   и   так
постепенно разобраться во всей топографии кибернетического центра.  На
это потребуется время, но иного пути нет -  простое  нажимание  наугад
кнопок и рычагов может привести к весьма печальным результатам.
   Так он работал, и голубые, то резкие,  то  как  бы  размытые  линии
змеились перед глазами. Потом он осторожно  поднялся  с  места  и,  не
поднимая экрана инвертора, начал медленно бродить по  залу,  следя  за
уходящими под пол проводами. Обойдя центральный  пульт  по  кругу,  он
установил, что кабели от пульта  идут  к  каждой  из  тридцати  секций
машины. Выбрав один из них,  Калве  заметил,  что  кабель  не  тянулся
непосредственно в отсек, а скрывался в стоявшем в простенке  шкафчике.
Здесь тоже под током было множество деталей - разбегались глаза...
   Неторопливо переходя от шкафчика к шкафчику, Калве  обнаружил,  что
большинство из них находилось в покое, работало только  два.  Один  из
них относился к отсеку, в котором лежала земная ракета. В этом приборе
шла напряженная работа, вспыхивали и угасали голубые кольца,  эллипсы,
многоугольники, возникали мгновенные разряды,  похожие  на  ветвящиеся
молнии. Калве еще не знал, что автоматы  вновь  начали  работу  вокруг
искалеченной ракеты, но подумал, что  такая  активность  машины  может
иметь отношение именно к их кораблю.
   Второй работающий аппарат, как вначале  предположил  Калве,  должен
был относиться к тому ангару, где на эстакаде лежала чужая ракета.  Но
потом  он  понял,  что  ошибся:  судя  по  расположению  шкафчика,  он
относился как раз к тому отсеку, где был найден счетчик.
   Значит, и в том отсеке что-то происходит? Что? Какая опасность  еще
подстерегает их?
   Снова возвратившись к центральному пульту, Калве догадался наконец,
в чем дело, и успокоился. Был включен шкафчик  именно  той  секции,  в
сторону   которой   был    повернут    центральный    многопозиционный
переключатель, следовательно в ней что-то происходило, когда строители
покинули свою искусственную планету. Что же? Логика заставляла думать,
что это было нечто связанное с ракетами. Ничто другое в  ангаре  и  не
могло происходить. А раз ракеты  там  сейчас  не  было,  значит  можно
предположить, что именно оттуда она  и  была  отправлена  -  последняя
ракета, покинувшая спутник. Отправив ее, механизмы  работали  впустую.
Впрочем, может быть, они тогда выключились и вновь  заработали  только
теперь, когда вблизи спутника появилась еще одна - их ракета...
   Если так, то в переключателе не скрыто ничего страшного...
   Калве осторожно поднял руку,  нашарил  переключатель,  повернул  на
одно деление и поспешил к тому шкафчику, который должен  был,  по  его
предположениям, включиться. Да, он не ошибся, теперь аппарат  работал:
в нем возникали сложные узоры,  нарисованные  электрическим  током,  -
возникали и исчезали,
   Что-то это ему напоминало... Ага, машина ведет себя так, будто  она
озадачена. Смена импульсов в ней происходит в том же ритме - да-да,  и
с той же частотой, как в радиосигналах, что  слушал  Азаров  в  первые
минуты после прибытия... Калве попробовал  включить  соседнюю  секцию,
еще одну - и всюду повторялось  одно  и  то  же.  И  здесь  забрезжила
догадка. Ведь ни в одном из таких ангаров нет ракет, они  с  Коробовым
видели  сами.  Значит,   команда,   которая   посылалась   с   помощью
переключателя, по-видимому относилась к каким-то действиям,  связанным
с ракетами.
   Калве удовлетворенно усмехнулся: он на  правильном  пути...  Именно
здесь  пряталась  разгадка  управления   механизмами,   обслуживающими
ракеты. И первый секрет можно было  узнать  уже  сейчас,  сию  минуту:
просто повернуть переключатель в  положение,  включающее  их  отсек  -
единственный, в котором была здешняя - исправная, очевидно, ракета - и
посмотреть, что из этого получится.
   "Спокойно, спокойно, - одернул он себя. - Не надо торопиться...  От
этого поворота переключателя  ракета  может  в  один  миг  вылететь  в
пространство. Вспомни-ка Коробова и серую массу! Нет, никаких  эмоций,
никаких порывов. Только осторожно, методично..."
   Калве совсем забыл, что  время  идет,  что  друзья,  вероятно,  уже
беспокоятся, что  он  давно  хочет  есть  и  запас  кислорода  у  него
приближается  к  концу.  Со  стороны  солидный  оператор   вычислителя
выглядел сумасшедшим: то расхаживал по залу, бормоча себе под нос,  то
снова и  снова  усаживался  перед  пультом  и  водил  над  ним  рукой,
прослеживая какую-нибудь интересную цепь.
   Теперь Калве решил найти дорогу к  волноводам,  по  которым  должны
были передаваться команды из центра по секциям. В существовании их  он
не сомневался. Однако никаких  схем,  хотя  бы  отдельно  напоминавших
соответствующие земные, Калве пока не видел. Поэтому  ему  показалось,
что проще  будет  проследить,  откуда  подходят  импульсы  к  круглому
экрану, какой источник питает непрерывно горящие на нем огоньки. Может
быть, тогда станет понятно, что же именно эти огоньки обозначают...
   Голубые линии, которые он стал изучать, уводили его куда-то  совсем
в другую сторону. Они не  соединялись  ни  с  одним  из  шкафчиков,  а
тянулись под стену и затем вверх, уходя в расположенный выше ярус.
   Калве решил, что немедленно  пойдет  их  разыскивать:  эти  огоньки
почему-то казались ему заслуживающими особого внимания. Он  повернулся
к двери, и вдруг чья-то рука легла ему на плечо.
   Резко  рванувшись,  Калве  сорвал   со   шлема   экран   инвертора,
закрывавший глаза, и  облегченно  перевел  дыхание:  перед  ним  стоял
Коробов.
   Коробов онемел. Сквозь шлем было видно, как  он  беззвучно  шевелил
губами. Калве с досадой выругал его за то, что подкрадывается неслышно
и пугает людей, вместо того чтобы обратиться по-человечески. Потом  он
вспомнил, что ведь сам  же  выключил  свою  рацию,  так  как  связи  с
товарищами все равно не было. Тогда он повернул рычажок, и в  наушники
ворвался негодующий голос Коробова:
   - ...окончательно! Такие это полтора часа?
   Калве взглянул на циферблат. Действительно, вот уже целый час сверх
уговора торчит он здесь, и если бы не резервный баллон  с  кислородом,
на который автоматически переключилась подача, ему давно  пришлось  бы
плохо. Вздохнув, он развел руками и спросил:
   - А у вас как там дела?
   - Да ничего особенного... Ребята разобрали одного робота.  Типичный
марсианский робот... А у тебя как?
   - Да вот, - протянул Калве, - типичная марсианская кибернетика.11   Первым начал сдавать Азаров.
   Исподволь наблюдая за ним во время работы, Сенцов заметил, как  все
реже пытается он создать нужную схему, все чаще откладывает в  сторону
спасенные  детали,  и  взгляд  молодого  пилота  при  этом  становится
отсутствующим, устремляется  куда-то  сквозь  все  перегородки,  броню
спутника, сквозь многие миллионы километров пространства.
   Раин внешне оставался спокоен. Но и он все чаще начал  заговаривать
о том, не пора ли наконец бросить напрасные  поиски,  не  тратить  зря
времени, а использовать его для того, чтобы  осмотреть  весь  спутник,
исследовать его - хотя бы в  интересах  будущих  поколений.  И  -  кто
знает? - если во всем этом огромном хозяйстве найдется  хотя  бы  один
годный к употреблению телескоп, посвятить  свои  дни,  оставшиеся  еще
дни, тому, что было делом его жизни: наблюдению светил.
   Начинало казаться, что Коробов тоже изучает  ракету  не  для  того,
чтобы применить свои знания при возвращении,  а  просто,  чтобы  убить
время. Может, с таким же увлечением, думал иногда Сенцов, и с таким же
спокойствием второй  пилот,  будь  он  шахматистом,  решал  бы  сейчас
шахматные задачи?
   С невольным восхищением Сенцов смотрел только  на  Калве.  Вот  кто
работал без оглядки: Лаймон.  Если,  конечно,  не  считать  роботов  в
соседнем ангаре - те, "не покладая щупальцев",  трудились  над  старой
ракетой, что-то подтаскивали, наваривали... Они  утихомирились  только
на третьи сутки.
   Калве занимался все тем же: при помощи инвертора  прослеживал  одно
за другим  запутанные  разветвления  цепей  кибернетического   центра.
Каждый день он распутывал еще  один  узелок  схемы,  но  узелков  этих
оказалось великое множество, цепи казались бесконечными,  вдохновенных
же открытий не получалось.
   Сенцов чувствовал, что ребятам не доставляло  особого  удовольствия
смотреть, как "вечерами" - неуклонно соблюдавшимися и в  этом  мире  -
Калве приводит в порядок сделанные  за  день  записи  и  наброски.  Со
стороны это выглядело так,  будто  Калве  готовит  к  печати  обширное
исследование "К особенностям структуры  марсианских  вычислительных  и
быстрорешающих устройств", столь спокойным и благодушным  он  казался.
Сенцов, да и все остальные, понимали отлично, что это совсем  не  так,
что Калве делает все возможное, и не его вина, что  неведомые  хозяева
ставили перед ним уж очень сложные задачи.
   Первые дни друзья встречали кибернетика с нетерпением:  вот  сейчас
Калве, усевшись, вдруг возьмет да и скажет: "Ну, между  прочим,  можно
лететь хоть завтра. Нажать там одну кнопку, и сразу  отсек  откроется,
да... так есть..." Постепенно все начали понимать, что этого  дождутся
не скоро.  И  тогда-то  и  начало  нарастать  напряжение.   Сенцов   с
беспокойством ожидал разряда, который обещали сгущавшиеся тучи.
   И все же начало было неожиданным. С утра Азаров, как всегда,  засел
в своей каюте и взялся за детали. Через полчаса Сенцов решил проведать
пилота. Когда он подошел к двери, за ней раздался глухой удар.  Сенцов
рванул дверь...
   Бросок  был,  видимо,  богатырский:  по  всему  полу   каюты   были
расшвырены детали, пластины печатных схем, отдельные  блоки,  валялись
клочки бумаги - остатки очередной уничтоженной схемы.
   Азаров лежал-висел над полом, повернувшись лицом вниз... "Началось,
- с тревогой подумал Сенцов. - Теперь от этого не уйти..."
   - Ну, что? - спросил он,  делая  вид,  что  не  замечает  состояния
Азарова, его вздрагивающей спины... - Отдыхаешь?
   - К черту! - глухо сказал Азаров,  повернувшись  к  Сенцову.  -  Не
желаю больше... К чему обманывать себя и других?
   - Не выходит?
   -  И  не  может  выйти...  С  таким  же  успехом  передатчик  можно
монтировать из пивных бутылок. Генераторный блок погиб  -  чем  я  его
заменю? От усиления световых частот что осталось?  Рожки  да  ножки...
Нечего и думать...
   - Думать все-таки надо... -  сказал  Сенцов.  -  Передатчик  -  это
главное... Другого способа сообщить на Землю  у  нас  нет  и  быть  не
может. Конечно, на спутнике наверняка есть какие-то устройства  связи.
Но как отличить их? Как  понять  -  передатчик  это  или  какой-нибудь
агрегат для чистки сапог?
   Азаров снова повернулся лицом к стене.
   - На это надежды нет... - буркнул он. - Мы можем  надеяться  только
на свои детали. А у нас их не хватает, и взять их неоткуда.
   Оба умолкли, каждый мучительно, до боли в голове думал: где  искать
выход? Потом Азаров прерывисто вздохнул.
   - Да, знать бы на Земле, что такое случится - всю ракету  набил  бы
запасными частями... Жаль, что в другой рейс уже идти не придется.
   - Ну, это ты оставь. Все мы хотим еще  летать.  Погибать  никто  не
собирается... Вот поэтому-то и нужен передатчик.
   - Мы все сделали... - пробормотал Азаров. - Теперь осталось  только
с честью закончить...  Передатчик?  На  передатчике  мы  на  Землю  не
улетим.
   - Ну,  правильно,  ну,  согласен,  -  сказал  Сенцов.  -  Положение
действительно гнусное,  это  все  знают.  А  ты  ждал  лавров?  Ты  же
космопроходец. Космонавт! "Космонавты побеждают и без  кораблей".  Зря
мы, что ли, так говорим? Да ты послушай. Погибнуть здесь мы  никак  не
можем... (Азаров  пошевелился,  искоса  взглянул  на  Сенцова.)  Очень
просто. Ну, предположим  самое  худшее.  Мы  действительно  не  сумеем
использовать эту ракету. Ну  и  что?  (Азаров  часто  заморгал,  затем
посмотрел на  Сенцова уже прямо.) Будем ждать здесь.  Кислорода,  воды
хватит  надолго.  Продуктов  -  на  год.  На  худой   конец,   наладим
регенерацию...
   - И что же - до конца жизни? - хрипло спросил Азаров. Сенцов  пожал
плечами, усмехнулся.
   - А сколько ты еще рассчитывал прожить?
   Азаров поморгал, нетвердо ответил:
   - Ну - лет семьдесят...
   - Допустим. Так почему нельзя жить здесь?  Образуем,  так  сказать,
филиал человечества... Да ведь нам здесь  век  доживать  не  придется!
Хотя это уже зависит от тебя...
   - От меня?
   - Конечно... Будет связь с Землей - за нами прилетят не  позже  чем
через год. Ты же сам понимаешь - нас  не  бросят...  Год  -  это  даже
крайний срок!
   - Подумаешь - год! - вставил Раин. (Оба вздрогнули -  не  заметили,
как он появился в дверях.) - Робинзоны  вон  десятками  лет  жили,  да
разве в таких условиях? Тут за год всего даже осмотреть не успеешь.
   Азаров все еще лежал, но щеки его чуть порозовели.
   - Так что остановка за тобой. Сумеешь смонтировать рацию -  вытащим
ее на поверхность спутника, будем сигналить на Землю...
   - Да из чего смонтировать? Из чего?! - закричал Азаров. - Как будто
я не хочу... Ведь нет выхода!
   - Выход всегда есть! - твердо сказал Раин. - Надо только уметь  его
найти. Из могилы, говорят, нет выхода - да  и  то  люди  выбирались...
Надо  искать!  Ты  не  пробовал  использовать  то,  что  осталось   от
вычислителей Калве? Там ведь какие-то блоки уцелели...
   - Да думал я об этом, - сказал Азаров.  -  А  вы  видели,  что  там
уцелело? Таких блоков у меня и у самого - хоть пруд пруди... А  где  я
генераторный блок  возьму?  Это  же  совершенно  другое,  тут  простым
сложением не обойдешься...
   - Действительно, надо еще подумать... -  проронил  Сенцов.  -  Ведь
выход-то есть, наверняка есть, только мы его не видим...
   На минуту воцарилось молчание. И потом Сенцов задумчиво проговорил:
   - Генераторный блок, генераторный блок... А  если  взять  части  от
других приборов? Насколько я знаю (он поднял брови, словно кто-то  мог
подумать, что он не знает), насколько я знаю устройство рации,  в  ней
использовались те же самые типовые  детали,  которые  стоят  на  наших
радиометрических приборах... Хотя бы на тех же счетчиках. А?
   -  Я  прикидывал,  -  сказал  Азаров.  -   Кое-что   оттуда   можно
позаимствовать, но не все...
   - Счетчик? - внезапно спросил Раин.  -  Погодите-ка,  одну  минуту,
одну секундочку... Счетчик-то мы здесь нашли?
   - Ну, нашли...
   - Так, значит, и сама  автоматическая  ракета  должна  быть  где-то
здесь, на спутнике!.. Ее надо  только  найти.  Ведь  радиооборудование
ракет-автоматов в принципе от нашего ничем не отличалось?
   - Только в деталях! - подтвердил Сенцов.
   Азаров нерешительно улыбнулся. Сел. По привычке, скрывая  смущение,
заехал пятерней в затылок.
   - Может  быть,  там  вообще  сохранился  в  целости  передатчик?  -
задумчиво сказал он. И внезапно загорелся. - А ведь действительно, как
нам сразу не пришло в голову... Надо немедленно начать поиски!
   - Я думаю, - сказал Раин, - что  вообще  надо  изменить  распорядок
работ. Пусть Коробов вместе с  Азаровым  идут  на  поиски.  А  я  буду
помогать Калве. Вдвоем у нас пойдет  гораздо  скорее.  С  осмотром  же
ракеты отлично справишься и ты один...
   - А  какой  смысл?  -  спросил  Сенцов.  -  Калве  и  так  работает
правильно. А мы бы вдвоем...
   - Гм... - неопределенно ответил Раин. - С твоего разрешения, наверх
я все же пойду.
   - Что ж, пожалуйста, - согласился Сенцов после минутного  раздумья.
- А ты, Витя...
   Но Азаров уже пошел за скафандром.12   Калве ввел Раина в круглый зал с пультом.
   - Вот, - указал он. - Тут помещается пульт управления.  Но  дело-то
все в том, что  эти  машины  самопрограммируются.  Они  способны  сами
менять режим работы в зависимости от изменения окружающей  обстановки,
и так далее...
   - Знаю, - ответил Раин. - Имели случай убедиться.
   - Следовательно, логически рассуждая, управлять ими нет надобности.
А в то же время и пульт, и органы управления есть - вот они... Вот эта
рукоятка совершенно меняет  режим  работы.  Я  тут  кое  в  чем  сумел
разобраться...
   - Очень интересно... Так что же вас смущает?
   - Не могу  понять,  как  это  происходило.  Видите  этот  экран  со
стрелкой? Он связан с чем-то в верхних ярусах, с чем -  исследовать  я
еще не успел. От него идут цепи ко всем машинам. Но зачем  он?  Понять
не могу.
   - И я не знаю... А чем, собственно, этот пульт управляет?
   - Тут происходит приблизительно вот что, -  пояснил  Калве.  -  При
установке стрелки в одно из трех фиксированных положений по длине и  в
любое положение по окружности в цепи возникают  комбинации  импульсов.
Они слишком  непродолжительны,  чтобы  представлять   собой   какую-то
программу,  но  они  могут  быть  сигналом  к  выработке  определенной
программы. Как заказ: прошу программу номер три, например.
   - Это уже кое-что. Я, правда, в  этой  области  не  специалист,  но
логический образ мышления...
   - О, логический образ мышления... - сказал Калве.
   Оба секунду помолчали, воздавая дань уважения логическому мышлению.
   - Однако мы несколько отвлеклись. Так вот,  эти  импульсы  проходят
через известные устройства (Калве  указал  на  стоявшие  в  простенках
шкафчики). В них сигналы значительно видоизменяются...  Это  дало  мне
основания  предположить,  что  именно  здесь   помещается   управление
программирующими устройствами. А вот каково содержание сигналов?
   - Не знаю, в этом я даже не дилетант, - сказал Раин. -  Интересного
много...  посмотрите  на  двери:  насколько  велика  была,   очевидно,
уверенность конструкторов в безотказности  своих  машин,  что  они  не
предусмотрели даже  аварийного  ручного  открывания  дверей.  И  если,
по-видимому, уже десятилетия назад покинутый спутник все еще нормально
работает, значит в их рассуждениях была истина...
   - Проблема номер один  кибернетики  -  проблема  надежности  -  ими
решена основательно, -  с  уважением  знатока  ответил  Калве.  -  Это
построено на века...
   - Но это меня и удивляет, - продолжал  Раин.  -  Стоит  ли  строить
такие вещи на  века?  Техника  так  стремительно  развивается,  машины
стареют...
   - Для нас это пока, безусловно, непонятно...
   - Да, как в темном лесу. Вы говорили, что  импульсы  идут  от  этой
стрелки?
   - Да, - ответил Калве. - Она выдвижная, телескопическая. При этом я
заметил - импульсы посылаются в машину  именно  в  тот  момент,  когда
стрелка совмещается с огоньком, расположенным на  той  окружности,  на
которой находится конец стрелки. Нацеливать ее можно очень точно,  тут
целая система настройки, причем здесь, - он указал на один из экранов,
- мы видим участки  окружностей  под  большим  увеличением.  Настроить
можно с точностью до десятой доли градуса...
   - Но зачем?
   - Этого-то мы и не знаем...
   - Не знаем... - как эхо, повторил Раин. - Так...  Чем  я  могу  вам
помочь?
   - Мне пока неясна роль этой рукоятки, - сказал Калве. -  Вы  будете
ее двигать, а я прослежу за возникающими импульсами.
   - А это не опасно?
   - Все равно, включенный сейчас ангар пуст...
   Раин послушно положил руку на рычаг. Калве надвинул на  лицо  экран
инвертора, кивнул головой, сказал: "Начинайте". Раин нажал рукоятку.
   Калве  словно  выслеживал  зверя  -  согнувшись,  приглядываясь   к
стремительной  пляске  голубых  линий,  он  запетлял  по  полу.  Раин,
действуя по составленной Калве программе, поставил рукоять  в  прежнее
положение и сразу же опять потянул  на  себя,  повторяя  ту  же  серию
импульсов.  При  этом  он  мельком  взглянул   на   небольшой   экран,
находившийся рядом с рукояткой - и моментально забыл и о  Калве,  и  о
своем задании.
   - Что с вами? - окликнул его Калве.
   Раин, не отрывая глаз от экрана, замахал рукой.  Калве  подбежал  к
нему.
   На чуть вогнутом экране мелькали странные  картины.  Калве  и  Раин
затаили дыхание.
   ...Это не был полетный дневник. Раин понимал, что если на  спутнике
и велся бортжурнал, страницы которого теперь возникали перед ними,  то
велся он, вернее всего, в какой-то  закодированной  записи,  магнитной
или иной. Но сейчас люди видели запись уже расшифрованной,  как  будто
на этом небольшом, сантиметров шестьдесят на сорок, экране им показали
хроникальный фильм.
   А может быть, это вовсе и  не  были  записи  из  журнала...  Машина
показывала отдельные, разрозненные события, и к  тому  же  в  обратной
последовательности, словно заново припоминая их,  точно  углубляясь  в
прошлое, чтобы лучше проанализировать. В ее  воспоминаниях  (если  так
можно было назвать воспроизведение на экране событий, запечатленных  в
блоке памяти  машины)  были  странные  провалы,  вызванные,  возможно,
какими-то неполадками в самом устройстве. Во всяком случае  на  экране
не получалось связного рассказа, а были какие-то разрозненные картины,
какие иногда вспоминаются и людям.
   Сначала Калве и Раин увидели этот самый машинный зал, и себя в нем.
Потом в зале остался один Калве, затем - Калве и  Коробов  (так  решил
Раин, потому что фигуры, хотя и расплывчатые, все же напоминали  людей
в знакомых скафандрах) открывали подряд все двери.
   После короткой  заминки  на  экране  возникло  крупное  изображение
красной планеты. Они сразу узнали Марс. Затем промелькнули  сразу  два
изображения: с поверхности Марса стартовали ракеты, как две капли воды
похожие на ту, которая стала теперь их домом,  а  на  другой  половине
экрана  откуда-то  из  пространства  надвигался  сплюснутый   сфероид,
охваченный поясом взлетных эстакад. Раин вспомнил  эстакаду,  виденную
наверху... Деймос? Астроном поднял брови: снято со стороны?
   Изображение с Марсом поблекло, задрожало и, размываясь, исчезло,  а
надвигающийся шар Деймоса занял весь экран. Из одного и того же  места
его поверхности изредка вылетали слепящие огненные стрелы... Не  могло
быть сомнений: работал двигатель. Двигатель громадного корабля?
   - Вы понимаете, что это значит? -  вскричал  Калве.  -  Это  же  не
спутник! Но это ведь... Разве... Что это?
   - Это Деймос... - ответил Раин шепотом. - Боюсь поверить...  он  не
спутник?.. Звездолет?.. Неужели мы на звездолете?
   Он умолк - казалось неправдоподобным, чтобы  такая  громадина,  как
Деймос,  могла  двигаться  со  скоростью,   нужной   для   межзвездных
перелетов. Но видно же...
   Вспышки продолжались  -  очевидно,  включались  на  короткое  время
двигатели, тормозя звездолет. Потом на экране  замелькали  изображения
внутренних помещений, совсем незнакомых космонавтам, и они уже решили,
что это все же не Деймос, но тут показался коридор и ангар... Одно  из
изображений замерло, задержалось на экране: большой зал, который весь,
от пола  до  потолка,  пронизывали  странные,  радужно  переливающиеся
колонны. Но некоторые из них не светились -  от  них  во  все  стороны
разлетались красные искорки...
   - Символика? - пробормотал Калве, наблюдая, как постепенно гаснут и
остальные стержни. Вот потух последний; из него вылетела струйка искр,
и наступила темнота...
   Разбираться во всем этом не было времени. На  экране  уже  возникла
стремительно летящая из  темноты  глыба.  Трудно  было  определить  ее
размеры: это мог быть  метеорит,  мог  быть  и  крупный  астероид.  Он
выглядел каким-то не настоящим, а словно нарисованным, приблизился - и
сразу расплылся и погас, сменившись новым изображением...
   Теперь весь экран заняла гигантская, как показалось обоим,  планета
с неровной,  волнующейся,  как  море,  поверхностью.  Что-то  знакомое
почудилось Калве в облике этой планеты, он повернулся к Раину...
   - Юпитер, - коротко сказал астроном, не отрываясь от экрана.
   Неожиданно появился тот же самый круглый пульт, около которого  они
стояли, и знакомый экран был в середине его, только его опоясывало  не
три, а пять окружностей, и огоньков было  больше,  как  сразу  заметил
Калве. Раин не успел удивиться, как  вдруг на экране возникли знакомые
уже три кольца...
   Калве осторожно отошел от экрана: ему  не  терпелось  проверить,  с
какой нагрузкой сейчас работает машина. Он шел от шкафчика к шкафчику.
В них сосредотачивались результаты  громадной  работы,  протекавшей  в
десятках наполненных серым веществом ящиках  тридцати  секций  машины.
Да, вот теперь она работала на полную мощность: везде бушевали голубые
линии...
   Калве заглянул  в  одну  из  секций:  серая  масса  показалась  ему
охваченной холодным голубым пламенем. Затем  торопливо  возвратился  к
экрану, от которого все не мог оторваться Раин.
   - Что? - спросил его Калве.
   - Снова переигрывает... -  почему-то  замахав  рукой,  едва  слышно
ответил Раин.
   Теперь на экране два шарика вращались вокруг Марса.
   - Второй - Фобос... - проговорил Раин. Калве кивнул.
   ...Ракеты стартовали с меньшего шарика - Деймоса - ко  второму.  Их
было двадцать пять, промчавшихся одна за другой. Затем  второй  шарик,
Фобос,  начал  быстро  вырастать  в  размерах,  оболочка   его   стала
прозрачной, сквозь нее виднелись ракеты, втянутые с поверхности Фобоса
вовнутрь, и какие-то непонятные гигантские установки...
   Потом обоим показалось, что на экране сверкнула молния:  от  Фобоса
метнулась, уходя в пространство, тонкая ярко-оранжевая линия, конец ее
терялся где-то за пределами экрана. Шар окутался туманом -  Калве  уже
подумал было, что машина не выдержала напряжения и испортилась. Однако
изображение медленно очистилось.
   Шар висел на своем месте, но ракет в нем не было, хотя  по-прежнему
большую часть его объема занимали какие-то аппараты.  Оранжевая  линия
заметно побледнела, но все еще оставалась ясно различима.
   - Что это значит? - спросил Калве. - Опять с начала?
   Раин напряженно всматривался в экран, карандашом  наносил  какие-то
точки на листок бумаги... А  на  экране  промелькнула  водяная  гладь,
взволнованная ветром, потом равнина, озаренная зеленоватым  светом.  И
все исчезло. Экран погас.
   Калве и Раин молча сидели еще минут пять. Экран не оживал.
   Раин с трудом перевел дыхание. В баллонах кончился  кислород.  Надо
было спешить в ракету.
   - А работа? - спросил Калве.
   - Придется прийти еще раз... И вообще - к черту данные!  Вы  можете
попытаться объяснить, что это нам показывали?
   - Я думаю, - сказал Калве, - что  этой  рукояткой  машине  задается
определенный режим работы. Режим, при  котором  логическое  устройство
может анализировать события, записанные в его памяти и преобразовывать
их в видимое изображение...
   - А это возможно?
   Калве умолк. Как это  делается?  Чувствуется,  что  это  не  просто
запись: машине приходилось иногда возвращаться к какому-то  событию  и
начинать  с  начала,  то   есть   при   помощи   логических   выкладок
восстанавливать происшествия, сведения о которых почему-то не были для
нее закодированы. Смешно сказать, но временами казалось, что машина  и
вправду мыслила, тут же, на экране, исследовала различные  варианты  и
отбрасывала менее  вероятные.  "Конечно,  это  тебе  так  кажется",  -
одернул себя Калве. Очень многое надо еще понять, разобраться, что это
-  кадры  о  прилете  ракеты  с  Марса:  документальная   запись   или
отвергнутый  вариант?  А  промелькнувший  метеорит?   Что   обозначали
затухающие стержни? То, что двигатели звездолета вышли из строя?
   - Так... - сказал Раин. - Но при всех неясностях вы понимаете,  что
мы обнаружили? Мало того, что Деймос - не спутник,  а  звездолет.  Это
даже не главное...
   - Что же главное?
   - Главное - то, что звездолет отсюда уйти не смог. А в то же  время
ни ракет, ни экипажа здесь нет... Куда они делись? Если  верить  тому,
что показала нам машина, они ушли на Фобос, а оттуда были переправлены
дальше. Ведь сам Фобос до сих пор обращается вокруг Марса,  значит  он
никого не увез. Может быть, он вообще не звездолет, а что-то другое? И
в то же время ракеты отправлены... Это позволяет думать о вещах совсем
уж фантастических...
   - Каких же?..
   - Боюсь сказать, но не исключено, что ракеты  и  люди  переправлены
куда-то в другое место способом, который... Впрочем,  сие  для  нас  с
вами пока - книга за семью печатями, чистая фантастика... Но  все  это
настолько важно, что нам надо как можно скорее сообщить  об  увиденном
на Землю: мы одни не  можем  оставаться  хранителями  таких  бесценных
сведений. Вся надежда теперь на Азарова...13   Азаров в это  время  был  далеко  от  них.  Нагрузившись  запасными
баллонами  с  кислородом,  он  уже  успел  обшарить  многие  помещения
Деймоса.
   Он начал поиски с того отсека, в котором был  найден  счетчик.  Да,
возможно,  ракета  когда-то  и  была  здесь,  но  никаких  следов   ее
пребывания не осталось.
   Куда она могла исчезнуть? Где искать ее? Очевидно, если ее  куда-то
перетащили - разумеется, в разобранном виде - то тащили  ее  не  через
коридор... А для чего вообще могли  ее  разобрать?  Ну,  хотя  бы  для
изучения. Вполне возможно. Впрочем, кому ее здесь изучать?
   Во всяком случае, надо было найти иной ход из ангара. Поиски заняли
около часа и не увенчались успехом до тех пор, пока Азарову не удалось
проникнуть в один из боковых  люков  -  судя  по  происшествиям  в  их
ангаре, за ними должны были находиться роботы.
   Действительно, конусы автоматов стояли за  дверью  без  движения  -
будто дремали в ожидании... Азаров осторожно пробрался между ними. Ход
упирался  в  широкую  вертикальную  трубу,  уходившую  вверх  и  вниз,
насколько видел глаз. Азаров с минуту стоял перед ней.  Очевидно,  это
был путь в верхние и нижние ярусы. Шахта для лифта? Но где он? Как его
вызвать? Никаких признаков, только  прямая  блестящая  полоса  убегает
вверх и вниз по стене  трубы.  Все-таки,  какая  неосторожность:  одна
ступенька -  и  ход,  по  которому  он  пришел,  обрывается  в  трубу.
Сорваться с такой высоты - пусть ускорение силы тяжести здесь  намного
меньше земного - все равно, наверное, опасно...
   Другого пути, очевидно, не было, и Азаров в конце концов  заключил,
что это - не для людей. Эти автоматы могут летать - вот  пусть  они  и
летают, а ему ломать здесь шею вовсе ни к  чему.  Раз  нельзя  попасть
наверх - значит, нельзя...
   После  этого  он,  с  завидной  непоследовательностью,  ступил   на
ступеньку. Взглянул вниз. Внезапно  сильное  головокружение  заставило
его  закрыть  глаза,  когда  же  он  открыл  их,  то   сразу   присел,
инстинктивно защитив голову руками.
   Сверху, из вертикального хода грозили упасть прямо на него нависшие
над его  головой  точно  такие  же,  как  виденные   давеча,   роботы,
непонятным образом державшиеся на отвесной стене... Азаров  как  можно
теснее прижался к трубе, чтобы его не задело... Но автоматы не падали.
Потом какие-то темные пятна на отвесной стене привлекли его  внимание.
Он вгляделся - пристально, до боли в глазах.
   Чем больше смотрел он, тем меньше оставалось сомнений:  следы.  Да,
это были следы; кто-то прошел - и не очень давно - по этому  ходу,  по
вертикальной  стене...  Он  был,  наверное,  маленького  роста:  следы
говорили о коротком шаге. Небольшая нога. И, так же  как  на  башмаках
земных  скафандров,  яснее  всего  отпечатались  полукруги   магнитных
подковок.
   Поистине, неожиданности следовали одна за другой...  Азаров  сделал
движение к стене, чтобы разглядеть следы в упор: один из них находился
как раз на уровне  глаз.  И  -  снова  что-то  шатнуло  его,  налетело
головокружение, а затем - следы  на  вертикальной  стене  исчезли.  Он
вытаращил глаза. Галлюцинация? Если да, то тогда или  сейчас?  И  куда
делись только что нависшие над ним конусы роботов?
   Пожав плечами, Азаров решил все же возвратиться: ничего хорошего не
приходилось ожидать от таких необъяснимых  происшествий.  Он  взглянул
себе под ноги, чтобы не ступить куда-нибудь в  пустоту,  и  сейчас  же
нагнулся: следы были у него под ногами...
   Следы были  у  него  под  ногами,  и  это  были  его  следы,  следы
нерешительных шагов, какими приближался он к обрыву... Но ведь  только
что эта стена была вертикальной?.. Начиная смутно догадываться, Азаров
вновь встал на ступеньку. Головокружение. И - следы на отвесной стене,
угрожающе нависшие роботы...
   Все было ясно, и все же  понадобилось  еще  несколько  раз  ступить
вперед и назад, чтобы  понять  наконец  причину.  Она  была  проста  и
невероятна. Направление тяготения в вертикальной трубе было иным,  чем
в ходе,  ведшем  из  ангара.  Для   перешагнувшего   невидимую   грань
горизонтальной становилась уже вертикальная труба, вертикальным  же  -
ход, по  которому  он  только  что  пришел.  Его  следы  оказались  на
вертикальной стене, а стоявшие в проходе роботы  показались  нависшими
над головой.
   Это означало, кроме прочего, что в  каждом  ходе  могли  быть  свои
установки искусственной гравитации. Азаров обрадовался, что именно ему
удалось открыть еще одну чудесную особенность спутника.  И  решительно
шагнул вперед - в направлении, которое всего десять минут  назад  было
для него безусловным и неоспоримым направлением вверх.
   - В путь! Хозяева вряд ли ходили тут пешком, у них были,  вероятно,
средства передвижения по трубам. А мы пойдем, не гордые...
   ...Больше двух часов бродил он по улицам и переулкам затерянного  в
Космосе города. Глазам его открывались  обширные  лаборатории,  пустые
хранилища, в которых когда-то, очевидно, находились обильные запасы. В
одном зале оказался даже огромный - метров сто на двести - бассейн, на
сухих стенах его виднелись следы, оставленные давно исчезнувшей водой.
   Пилот  проходил  через  просторные  залы,  уставленные  непонятными
устройствами, которые с одинаковым успехом могли предназначаться и для
испытания машин, и для гимнастики, для тренировки мускулов.
   Он разыскал и жилые каюты - они одни занимали целый этаж. Попытался
прикинуть общее  количество  населения  спутника.  Получалось  большое
число, несколько тысяч человек. Азаров недоверчиво покачал головой.
   Он все прибавлял  шагу.  Осмотр  заинтересовал  его,  хотя  никаких
следов автоматической ракеты Азаров обнаружить не смог.
   Он поднялся в очередной ярус. Открыл дверь... Там  была  громадная,
на многие  гектары  оранжерея,  залитая  желтым,   привычным,   совсем
солнечным, жарким светом. Этот зал не делился на отсеки и, видимо, был
уже где-то в верхней (по отношению к остальным ярусам) части  шара,  В
центре зала возвышалась, упираясь в потолок, толстая труба. Кроме нее,
никаких опор не было.
   Азаров направился к трубе. Путь лежал мимо  длинных  полос  грунта.
Космонавт нагнулся,  растер  щепотку  в  пальцах  -  мелкие,  округлые
частицы и... влажные. На этой почве  в  свое  время,  наверное,  росло
что-то, служившее продовольствием, теперь же ее  покрывала  желтоватая
травка - может быть, потомки культурных  растений,  оказавшихся  менее
долговечными, чем машины, и выродившихся  из-за  отсутствия  ухода,  а
возможно -  и  возросшей  радиоактивности.  Кое-где  стояли  странные,
низкорослые,    искривленные    деревья    без    листьев,    но     с
зеленовато-голубыми, просвечивающими  ветвями.  Они  жили:  устройства
спутника  продолжали  подавать  сюда  воду,  углекислоту,  питательные
вещества.
   Азаров  поздравил  себя  с  очередным  открытием.  Было   абсолютно
невозможно пройти мимо, не попытавшись разглядеть внеземные  растения,
отломить веточку, чтобы потом изучить ее строение под  микроскопом,  а
может быть - кто знает - и увезти ее на Землю.
   Космонавт  ступил  на  грунт,  подошел  к  дереву.  Остановился   и
несколько секунд внимательно рассматривал ветку. В ней что-то медленно
пульсировало, неравномерно окрашенная жидкость  совершала  круговорот.
Дерево жило! И внезапно Азаров  отпрянул:  прозрачные  ветви  медленно
тянулись к нему, дерево чуть наклонилось в сторону пришельца.
   - Ну, нет... - пробормотал Азаров. - Я тебе не  муха...  Ишь  ты  -
хищник...
   Отступив на  шаг,  он  угрожающе  поднял  инструмент.  Постоял  так
немного. И опустил свое оружие.
   - С ума сошел, - сказал он себе. - Откуда  здесь  хищники?  Это  же
спутник, здесь могут быть только  культурные  растения.  Тем  более  в
таком количестве. Это плантация, не музей... А раз так - не кровью  же
их кормили! Придет же в голову... с испуга. (Он оглянулся - нет, о его
страхе никто не услышал.) А зачем все-таки оно тянется?
   Он поколебался еще. Но в конце концов будь растение даже хищником -
сквозь скафандр ему не пробиться. "А  если  электрический  разряд?"  -
подумал он и сейчас же успокоил себя: ну, в таком случае  все  бы  уже
произошло...
   Азаров протянул руку к  ближайшей  ветви.  Снова  прозрачные  плети
пришли в движение, сильнее  запульсировала  жидкость.  Ветви  окружили
руку, одна из них коснулась перчатки - как показалось пилоту, ласково,
просительно... Теперь он заметил, как на  гладкой  поверхности  ветвей
замерцали  какие-то  реснички,  открывались   как   будто   отверстия,
открывались - словно просили, точно чего-то ждали... Азаров стоял,  от
волнения приоткрыв рот. Может ли  быть,  что  деревья  подкармливались
таким вот образом - что их подкармливали в буквальном смысле слова?  И
деревья знали это? Знали?! У деревьев - зачатки рефлекса? Мыслимо  ли?
И если мыслимо  -  то  сколько  тысячелетий,  да,  именно  тысячелетий
человек ухаживал  за  деревом,  чтобы  у  растения  выработался  такой
рефлекс! Ведь не куда-нибудь, а к руке тянулись они, как телята  -  те
так же вот тычутся в ладонь теплыми, шершавыми носами.  Но  деревья...
Или все это - совсем другое? Но что же другое?
   Он огляделся. Соседние деревья уже протягивали к нему  свои  ветви,
зашевелились и другие. Азаров вздохнул, ему стало вдруг до того  жалко
этих зеленых телят... Но накормить их было нечем, да и кто знал -  чем
их подкармливают?  Кстати,  это  вопрос  не  жизни:  живут  же  они...
Возможно, тут  регулировалось  не  питание,  а  что-то  другое.  Если,
например, это плодовые деревья, то им  могли  вводить  прямо  в  ветки
такие вещества, от которых зависело плодоношение. Может быть, так люди
научились регулировать урожай? Получать его столько, чтобы хватило  на
все, но не было и  чрезмерных  излишков,  которые  здесь  девать  было
некуда. Не на Марс же возить!
   Азаров удивленно покачал головой.  Если  к  невиданному  в  технике
космонавты уже начали привыкать, то это хозяйство - иначе как сельским
назвать его было нельзя  -  еще  яснее  показывало,  насколько  они  -
марсиане - впереди. Вот теперь веришь, что дерево - живое. А мы у себя
одних веток ломаем без конца, вовсе и не думая...
   Конечно, теперь и речи быть не могло о  том,  чтобы  отломить  хоть
веточку. Азаров развел руками перед деревом - ничего, мол, теперь тебе
уже недолго ждать, а придет  большая  экспедиция  с  биологами  -  они
разберутся, кто ты и чего тебе не хватает...
   Он двинулся дальше. Ему пришло в голову, что и в жилых каютах, и  в
оранжерее должен быть кислород: здесь  нет  машин,  которым  могла  бы
угрожать коррозия, а система деления спутника  на  отсеки  и  ярусы  с
блокировкой  всех  ходов  и  переходов  давала  возможность  иметь   в
различных местах разную атмосферу.
   Однако он не стал проверять своего предположения. Возникшие у  него
мысли манили к круглой площадке наверху.
   Теперь он  уже  научился  отыскивать  ходы...  Привычно  изменилось
направление гравитации, затем - еще раз. Это значило, что  он  уже  на
уровне следующего этажа. Он сделал еще шаг и отпрянул, увидев звездное
небо.
   Сначала он решил, что  внезапно  очутился  за  пределами  спутника.
Испуг был сильный, бешено забилось сердце. Но нет, это другое: в  зале
царил полумрак, а стены и потолок обладали такой  прозрачностью,  что,
казалось, их совсем не было.
   Что это значит? Вероятно, он поднялся уже  в  самую  верхнюю  часть
шара - если только спутник действительно имеет такую форму. А для чего
этот темный зал, не разделенный  на  отсеки?  Познакомимся  поближе...
Некоторые  аппараты   напоминают   что-то   очень   знакомое.   Земные
рефлекторы, вот что... Сквозь прозрачные  стены  видны  и  укрепленные
снаружи спутника громадные  параболические  антенны.  Тоже  знакомо...
Итак - обсерватория!
   Прямо-таки жаль, что  рядом  нет  Раина:  астроном  позавидовал  бы
ученым, которые когда-то  работали  здесь...  А  нашел  все-таки  я...
Хорошо, это были телескопы. А это что за приборы -  легкие  фермы  без
антенн и без зеркал? Раин наверняка  не  посчитался  бы  со  временем,
чтобы понять, какое отношение имеют они к астрономии.
   Азаров присел  в  кресло  перед  одним  из  таких  приборов,  чтобы
оглядеться  и  передохнуть.  Отдыхая,  он  задумчиво   глядел   сквозь
прозрачную стену в черноту пространства. И вдруг вздрогнул,  спокойный
взгляд его стал  напряженным:  показалось,  будто  перед  его  глазами
возникают новые звезды. Да, несомненно - вот уже  несколько  появилось
из  темноты.  Яркость  их  стремительно  возрастала.   Новые   звезды?
Сверхновые? Сразу столько в одном участке неба?.. Его осенила  смутная
догадка: вероятно,  странно  изогнутая,  похожая  на  восьмерку  ферма
все-таки  была  тоже  телескопом,  только  роль  линз  в  нем,  как  в
электронном микроскопе, выполняли мощные поля.  Инструмент,  очевидно,
включался автоматически, как только наблюдатель садился в кресло.
   Азаров внимательно разглядывал звездную картину.  Телескоп  выделял
часть небосвода - похоже, созвездие Дракона,  сообразил  он,  вспомнив
занятия по астронавигации. Впрочем, он не был уверен в  том,  что  это
Дракон, но если так - то из четырех светил, которые были сейчас в поле
зрения телескопа,  раньше  он  знал  лишь  одну  звезду  четырнадцатой
величины. Прочие оставались  невидимы  и  в  самые  сильные  телескопы
Земли.
   Сидеть в кресле было удобно. Азаров почувствовал, что именно сейчас
ему следует по-настоящему  отдохнуть.  Не  сводя  глаз  со  звезд,  он
положил универсальный инструмент (который на всякий  случай  постоянно
держал наготове) на пол, рядом с  сиденьем.  Можно  посидеть  четверть
часа, а заодно и посмотреть, как  будет  выглядеть  следующий  участок
неба - тот, который попадет в поле зрения телескопа, когда мчащаяся по
своей орбите планетка переместится на сколько-нибудь заметный угол.
   Он подождал, потом закрыл уставшие глаза, потом  снова  открыл  их.
Четыре звезды по-прежнему дрожали перед ним. Азаров взглянул на  часы.
Прошло десять минут. Звезды должны были хотя бы передвинуться... Разве
Деймос... Ну что за нелепица: не мог же он остановиться на орбите!
   Что ж, еще загадка из категории  пока  нерешенных...  А  пока  надо
продолжать поиски. Азаров протянул руку за универсальным инструментом.
Инструмента не было...
   Он пошарил по полу. Вскочил с  кресла.  Да,  инструмента  не  было.
Взят? Кем? Кто-то подходил? Кто? Почему скрылся незамеченным?...
   Мысли  путались,  набегая  одна  на  другую.   Азаров   лихорадочно
оглядывался по сторонам. И вдруг с радостным криком бросился и  поднял
инструмент, лежавший в двух шагах от кресла.
   Тогда он стал внимательно вглядываться в  окружающее.  Если  бы  он
сделал это перед тем, как сесть, он, конечно, заметил  бы  сразу,  что
постамент с креслом  и  фермой  медленно,  миллиметр  за  миллиметром,
скользит по блестящей металлической полоске.  Она,  очевидно,  огибала
весь  круглый  зал  обсерватории,  и  какие-то   автоматы   равномерно
передвигали астрономический прибор  так,  что,  несмотря  на  движение
спутника, в поле зрения наблюдателя постоянно  оставались  (оставались
ли? Он снова уселся в кресло, взглянул  -  да,  оставались)  те  самые
звезды. Эти  вот  четыре  звезды...  Случайность  ли  это?  Просто  ли
инструмент направлен на этот участок  неба,  или...  Но  если  это  не
случайность - что же ученые Марса искали  в  созвездии  Дракона?  Нет,
все-таки случайность...
   Встав с места, он подошел к одному из  рефракторов.  Взглянул  -  и
отшатнулся,  словно  его  ударили.  В  телескопе  дрожало   явственное
изображение Земли. Ее место на каждый  день  он  знал  наизусть...  Но
смотреть на Землю было выше сил.
   ...Нет, четыре звезды - не  случайность.  А  если  не  случайность,
то... И это большое число  жилых  кают  -  такому  количеству  жителей
просто нечего было делать в автоматизированном  спутнике,  на  них  не
хватило  бы  работы...  Нет,  конечно,  это  не  может  быть   простой
случайностью. И если подняться выше...
   Он взглянул вверх. Средняя часть огромного купола обсерватории была
непрозрачна. Значит, там, выше, еще что-то помещалось. Ну-ка, где ход?
   Он огляделся в поисках хода. И в этот миг обсерватория  наполнилась
теплым желтым сиянием...
   - Солнце!  -  неистово  крикнул  Азаров,  закрыв  глаза  от  света.
Действительно, Деймос на своем пути вокруг Марса в очередной раз вышел
из теневого конуса, и далекое, родное  светило  затопило  обсерваторию
своими лучами.
   - Солнце... - повторил Азаров, прижимаясь  к  прозрачной  стене,  и
черное пространство за ней сразу перестало казаться таким безнадежным.
   Пилоту хотелось петь,  смотреть  на  Солнце  без  конца.  С  трудом
заставил он себя разыскать последний ход, войти  в  открывшийся  перед
ним люк. Побежали стены трубы... И наконец Азаров  оказался  на  самом
верху, на заветной площадке.
   - Ну да, - сказал он. - Я так и думал...
   Он очутился в небольшом круглом прозрачном зале, и теперь  звездное
небо окружало его со всех сторон. По окружности  зала  стояли  низкие,
широкие диваны. В центре, у  четырехгранного  пульта,  было  откинутое
назад кресло. Перед пультом возвышался большой постамент  с  экранами,
шкалами приборов, блестящими точками индикаторов. На самом  же  пульте
не было ничего: ни переключателей, ни  рычагов.  Только  две  большие,
выпуклые кнопки  -  красная  и  белая  -  выступали  над  его  гладкой
поверхностью.
   - Так я и думал... - проговорил Азаров. - Значит, здесь -  какая-то
централь. Командный пост спутника. Рубка...  Впрочем,  зачем  спутнику
рубка? Постой, да уж спутник ли это? Сейчас - да, а вообще... Не может
ли быть, что это... Ну да! А если это  звездолет?  Звездолет  высокого
класса?..
   - "Почему?" - спросил он сам себя. и сам же себе ответил:
   "Хотя бы потому, что такое количество всего, какое было здесь, судя
по емкости ныне пустых помещений со стеллажами - складов,  -  спутнику
не нужно. Его лучше снабжать всем, что поновее и посвежее,  не  делать
запасов на годы, даже на десятки  лет...  А  вот  звездолету  все  это
нужно. А если подумать  -  то  вообще  трудно  предположить,  что  это
создание планеты Марс. Все же она выглядит уж слишком безжизненной".
   Он сел в кресло за пультом.  Тотчас  же  на  постаменте  засветился
экран - на нем была точная картина звездного  неба,  такая  же,  какая
виднелась за прозрачным куполом этой, возможно и впрямь ходовой рубки.
Азаров предположил, что это был звездный компас - по нему  можно  было
следить за тем, насколько точно машины соблюдают курс. Азаров  немного
покритиковал строителей за то, что  ходовая  рубка  была  вынесена  на
поверхность звездолета -  гораздо  безопаснее  было  бы  поместить  ее
где-нибудь  в  середине.  Но  тут  же,  став  на  место  воображаемого
оппонента, возразил: так можно судить, исходя из земных  представлений
о прочности...
   Приборов на пульте громадного звездолета было даже меньше,  чем  на
их земной ракете. Вероятно, здесь гораздо в большей мере, чем пока  на
Земле, применялось  суммирование  показаний  приборов  вычислительными
устройствами. К  пилоту  поступали  лишь  обработанные,  самые  важные
сведения. За остальными следили сами машины.
   Азаров  вздохнул,  закрыл  глаза.  Вот  так  здесь  сидел  когда-то
командир звездолета, вел его к неведомым светилам - представитель иной
жизни, намного обогнавшей нашу... На диванах вокруг него располагались
в свободные минуты члены экипажа, друзья и соратники командира - такие
же, как он, рослые, здоровые и наверное - добрые и веселые  люди.  Они
жили, они стремились к открытиям, от  которых,  быть  может,  зависела
судьба пославшей их планеты.
   Азарову показалось, будто просторное  помещение  наполнилось  вдруг
сдержанным гулом голосов,  едва  слышным  отзвуком  работавших  где-то
внизу двигателей... Перед его закрытыми глазами замелькали незнакомые,
причудливые рисунки созвездий, почудилось, что он сам грудью рассекает
пространство, через которое стремится этот могучий шар...
   Так он сидел несколько минут, не раскрывая глаз.  Но  надо  уходить
отсюда: не здесь  же,  в  ходовой  рубке  звездолета,  искать  останки
автоматической ракеты!
   Он спустился обратно в оранжерею. И  снова  потянулись  бесконечные
вереницы помещений, заполненных  машинами,  механизмами  -  все  более
странными, непохожими на земные, комнат с неустойчивыми полами -  полы
мягко колыхались, когда Азаров проходил по ним...  В  одном  месте  он
наткнулся на прозрачную перегородку, за которой клубился лиловый туман
- только густые лиловые облака,  сквозь  которые  ничего  нельзя  было
разглядеть, - и среди них  то  и  дело  посверкивали  голубые  молнии.
Азаров долго стоял, наблюдая за причудливой игрой разрядов,  пока  они
не начали слишком часто отскакивать в его сторону. Тогда  он  поспешил
уйти, отметив перегородку на  схеме,  на  которой  наносил  весь  свой
путь.
   ...Через час он оказался внизу, в радиальном коридоре.  Сегодняшняя
программа поисков была закончена, он видел очень много интересного - а
ведь была осмотрена лишь малая  часть  того,  что  скрывалось  в  этом
громадном шаре. Над этим впоследствии  не  один  год  поломают  голову
ученые Земли... Но никаких следов автоматической ракеты он  так  и  не
обнаружил.
   Азаров уже хотел войти в коридор, ведущий к ангарам, но раздумал  и
решительными шагами подошел к другой двери  -  той  самой,  у  которой
Сенцов и Раин, пробираясь с поверхности,  обнаружили,  по  их  словам,
усиленную радиацию. Почему ракета или ее останки не могли находиться в
помещении, где уровень радиации выше?
   Он приблизился к двери вплотную. Лампочка индикатора  затлела  чуть
ярче. Ну и что? До опасности, во всяком случае, далеко, а ракета может
находиться именно здесь, и все равно ведь,  если  она  не  найдется  в
других помещениях, придется лезть за ней сюда.
   Азаров оглядел дверь. Запорной планки здесь не было,  но  слева  он
увидел три углубления - такие же, как и у входного люка корабля,  -  и
вложил пальцы в эти гнезда.
   Дверь тяжело поехала в сторону, он  успел  удивиться  ее  необычной
толщине... И сразу лампочка в скафандре запылала так  ярко,  что  и  в
глазах пилота  на  миг  поплыли  красные  круги.  Радиация  неудержимо
возрастала, как будто он, открыв дверь,  выпустил  на  волю  миллиарды
крошечных дьяволов и они, радостно  кувыркаясь,  стремительно  неслись
теперь по коридору... Азаров инстинктивно рванулся  назад, но  тут  же
остановился: надо же закрыть дверь, иначе...
   Он снова вложил в гнезда  три  пальца,  но  дверь  не  закрывалась.
Азаров стал лихорадочно вспоминать, как же закрывался люк ракеты - и с
ужасом вспомнил, что это происходило лишь после того,  как  кто-нибудь
переступал порог - в одну или другую сторону. Наверное, был  и  другой
способ, но его  никто  не  знал.  Значит,  остается  одна  возможность
закрыть дверь и прервать течение смертоносного потока: заставить дверь
затвориться за собой, а потом уже искать, как открыть ее изнутри...
   Все это пронеслось в его мозгу в доли  секунды,  и  он  уже  сделал
последний шаг, отделявший его  от  двери.  А  если  изнутри  дверь  не
откроется? Товарищи долго еще не будут знать, что случилось с ним, они
зря потеряют время на поиски, идя по  его  следам.  Без  него  намного
дольше провозятся с передатчиком... Но если уровень радиации будет все
возрастать, то в этот коридор больше не войти, значит -  не  выйти  на
поверхность. А ведь  даже  имея  рацию,  только  с  поверхности  можно
установить связь с Землей. Нет, дверь надо закрыть, а если уж гибнуть,
то одному, а не пятерым...
   Он закрыл глаза и  рванулся  вперед,  нагнув  голову,  прощаясь  со
всеми. Так вот, значит, какой конец готовила ему судьба.
   Азаров успел пробежать  шага  два  и  даже  увидел  краешком  глаза
широкий коридор,  и  на  противоположной  его  стороне  -  еще  дверь,
закрытую не до конца. За той дверью скорей угадывались, чем  виднелись
странные, тускло отблескивающие, уходящие ввысь колонны.  В  следующий
миг Азарова мягко толкнуло в грудь, он зашатался, потерял  равновесие,
чуть не упал - что-то мягко подхватило его,  словно  он  опустился  на
мягчайшую перину, вынесло, откинуло от двери обратно в коридор.
   Еще два раза он пытался прорваться, но оба раза невидимая  преграда
останавливала его, мягко опрокидывала, отбрасывала назад... Дверь  так
и осталась открытой, и закрыть ее было нельзя даже ценой жизни.
   Азаров перевел дух, руки и ноги его дрожали... Он  в  полный  голос
ругал неизвестных конструкторов, придумавших такую мудреную  защиту  и
не догадавшихся применить в таких случаях  простую  блокировку  двери.
Потом взглянул на дозиметр и сразу умолк. Ах, вот  что.  Нет,  ему  не
прожить еще семидесяти лет, и зря его выбрасывало из дверей. Он  успел
получить  смертельную  дозу.  Он  повернулся  и  неторопливо  пошел  к
товарищам, боком проскользнув в дверь коридора.
   Возле двери в ангар он наткнулся  на  Коробова  -  тот  спешил  ему
навстречу. Азаров взглянул на  его,  как  всегда,  спокойное  лицо,  в
уверенные глаза - и, положив руку на плечо товарища, на миг прижался к
нему, словно ища поддержки.14   - Но ты-то не пострадал? - в  третий  раз  спросил  Сенцов.  -  Что
показывает дозиметр?
   - Да я поскользнулся, и дозиметр - вдребезги.  Я  же  говорю  -  не
пострадал...
   - Что ж, - сказал Сенцов. - Это хорошо. Коридором  теперь  выходить
действительно опасно. Лишние рентгены нам совсем ни к чему. Однако это
еще не смертельный приговор задаче связи. Нужен передатчик, а выход...
Не один же, в самом деле, выход на поверхность Деймоса!
   - Возможно, и один... - негромко сказал Раин. - Но это уж  вина  не
наша.
   - Все равно... - сказал Сенцов. - Ну,  в  крайнем  случае,  взорвем
где-нибудь, используем наше топливо. Да вот Калве разберется и откроет
тот люк, по которому втягиваются ракеты.
   Калве молча кивнул.
   - А если уж и он не найдет, то взорвем. Но только в самую последнюю
минуту...
   На этом кончился разговор. Теперь все  были  заняты  одним:  искали
ракету с передатчиком. Искали, и не находили... Однако не потому,  что
действовали  недостаточно  настойчиво.  Сил  не  жалел  никто.  Стоило
появиться реальной надежде - и к космонавтам как будто  пришло  второе
дыхание.
   Но Азаров работал все-таки больше остальных. Сенцов, поглядывая  на
него, про себя удивлялся этому  забившему  вдруг  фонтану  энергии,  а
иногда назидательно произносил ни к кому  в  частности  не  обращаясь,
нравоучительную фразу о том, что трудности закаляют  молодежь,  или  -
что вот в такой-то обстановке и не должен  опускать  рук  каждый,  кто
хочет жить.
   Азаров хотел жить.
   Только теперь он впервые почувствовал, как страшно - не иметь права
мечтать о будущем, с завистью думать о том, что будет делать через год
Сенцов или Калве, что они еще увидят, что узнают... И в то же время он
постиг и ту простую, в общем,  истину,  что  после  человека  остается
только то, что он успел сделать. И он хотел успеть как  можно  больше,
пока болезнь еще не свалила его с ног.
   К тому же, надежда еще была. Он  еще  мог  спастись,  если...  Если
все-таки найти передатчик. Если сообщить на Землю. Если помощь  успеет
в определенный срок. Если... Если...
   И поиски шли. Космонавты собирались вместе, лишь  совсем  выбившись
из сил. Поужинав, несколько минут уделяли разговорам. О  положении  их
никто ничего не говорил - тут все  было  ясно.  Говорили  о  сделанных
открытиях, о том, как им  удивятся  на  Земле,  как  объяснить  многие
непонятные факты. Время ужина теперь было  единственным  (кроме  сна),
которое космонавты проводили вместе, и  на  ужин  полагалось  являться
выбритыми, чисто вытертыми лосьоном, в вычищенных комбинезонах.
   Сейчас в одной из кают, превращенной в кают-компанию, собралось уже
трое пилотов. Они были голодны, с нетерпением поглядывали на часы,  но
оба ученых задерживались.
   Наконец они явились - разом, как будто ходили вместе. Оба выглядели
мрачно-возбужденными. Торопливо приготовились к  ужину  -  ели  молча,
судорожно глотая.
   Когда ужин был окончен и на столе  оказалось  какао  во  фляжках  с
присосками (питались они так же, как при невесомости - привыкли, да  и
другой посуды не было) - Сенцов спросил:
   - Не нашли, конечно?
   Калве только вздохнул. Раин не удержался:
   - Что ж тут скрывать?.. И не найдем. И никто не найдет.
   - Почему?
   - Мы тут с Калве прикинули... По дороге забежали в  кибернетический
центр и там еще раз проверили. Как будто бы наши выводы правильны...
   - Какие выводы?
   - Где был найден счетчик? -  спросил  Раин.  -  В  том  отсеке,  на
который указывал переключатель на пульте. А  переключатель  этот,  как
Калве в общем установил, задает машине  режим,  в  котором  ракета  из
данного ангара подготавливается к полету.
   - Ну и что?
   - Ясно, что автоматическая ракета, попавшая сюда таким же  образом,
как мы...
   - То есть принудительно посаженная и  затем  втянутая  в  ангар,  -
уточнил Сенцов.
   - Ну, допустим... Эта ракета и встречена была,  очевидно,  так  же,
как наша...
   - Это справедливо, - сказал Коробов. - Они однотипны, разница  лишь
в деталях.
   - Правильно. Значит, роботы  и  ее,  по  своей  программе,  сначала
вскрыли, а  потом,  так  сказать,  отремонтировали:  навесили  люковые
крышки, кое-что там наварили - по заданному образцу.
   - Так, понятно...
   - Но поскольку она попала в тот ангар, который  был  переключателем
подготовлен к выпуску ракеты, то ее, раз уж никакого  вмешательства  в
программу действий машин не последовало, просто-напросто выбросили  из
ангара. Отправили, так сказать, в рейс...  Другого  объяснения  мы  не
находим.
   - Подожди... Но на чем же она ушла в рейс? Кто включил двигатели? -
спросил Коробов.
   - Никто не включал, - ответил ему Сенцов. - Ты что думаешь,  ракеты
у них стартовали на своих двигателях? Что бы тогда  осталось  от  этих
ангаров? Нет, они выбрасывали их таким же образом, каким и  втягивали:
посредством поля, магнитного или другого - мы не знаем.
   - Правильно, так и мы с Калве предполагали, - продолжал Раин. - Ну,
а раз ее выбросило, то искать ее бесполезно, сами понимаете...
   - Значит, передатчика нет? - хрипло  спросил  Азаров.  -  Связи  не
будет?.. - Он поставил фляжку с недопитым  какао,  стиснул  пальцы.  -
Значит, не будет... Ну конечно - просто не будет...
   - Ладно, не переживай так, - сказал Сенцов. - Ну, не сейчас - через
месяц что-нибудь мы придумаем...
   - Да нет, я просто так, - сказал Азаров. - Конечно, через  месяц...
- он странно посмотрел на Сенцова, взял какао, стал пить  медленно,  с
видимым удовольствием.
   - Я просто удивляюсь,  как  они  могли  отправить  неподготовленную
ракету? - проговорил Коробов.
   - Можно себе представить, - Калве словно  размышлял  вслух,  -  что
этого они просто не замечали. Автоматы, снимающие  показания  датчиков
после возвращения ракеты из рейса и передающие  их  в  кибернетический
пост, не получили сигналов о недостатке чего-то: топлива, энергии... А
раз, по их понятиям, ремонт был окончен, сигналов о нехватке чего-либо
не поступало, то значит, ракета была готова к вылету.
   - Может быть, конечно, это и не так, - сказал Раин.  -  Но  что  мы
будем спорить и ломать голову? Давайте проверим!
   - Как именно? - спросил Сенцов.
   - Пожертвуем нашим старым кораблем. Он больше не нужен, с  него  мы
сняли все, что могли. Переключим машину  на  тот  ангар.  Тогда  будет
видно, что произойдет. Автоматы уже несколько дней  не  прикасаются  к
нашей ракете.  Если  наши  предположения  подтвердятся  -  значит,  мы
узнаем, как производится отправление ракет. И, кроме  того,  прекратим
ненужные поиски...
   Сенцов молчал. Было ясно, что все-таки  жаль  ему  расставаться  со
своим, хотя бы уже ни на что не годным, кораблем: командование им было
поручено Сенцову, и вот - не уберег... И все же он кивнул. В  конечном
итоге, главное - четко представлять задачу. Если  поиски  не  нужны  -
космонавты займутся другой  работой.  Рано  или  поздно  разберутся  в
устройствах, которые на звездолете использовали для  связи,  и  смогут
все-таки дать сигнал на Землю. Для этого стоит  пожертвовать  ракетой.
Вот Азаров - прямо рвется установить связь. Да...
   ...Три пилота медленно вошли  в  ангар.  Взобравшись  на  эстакаду,
постояли возле корабля.
   Металлическое веретено сейчас было вовсе  непохоже  на  ту  ракету,
которую несколько дней тому назад втянули сюда автоматы. Появились два
новых люка. Основная ступень  была  накрепко  приварена  ко  второй  -
теперь не было никакой возможности отбросить ее в  полете...  Какие-то
гребни украшали среднюю часть  ракеты.  Такие  же  гребни  были  и  на
оболочке чужого корабля, но назначение их было непонятно.
   Сенцов  легко  коснулся,  словно  погладил,  шероховатой   оболочки
ракеты. Вручную закрыли люк, так и  стоявший  открытым  с  самого  дня
нападения. Потом молча слезли с эстакады и отошли в дальний угол зала.
Сенцов послал Азарова передать ученым, что можно начинать.
   Прошло несколько минут. Внезапно в зале раздалось  легкое  гудение,
на стенах загорелись, замигали в непонятной игре  сотни  лампочек.  Их
перекличка становилась все быстрее, наконец лампы стали  вспыхивать  и
гаснуть с такой быстротой, что у людей зарябило в глазах.
   Оба ждали: вот-вот ракета  сорвется  с  места,  поползет  вверх  по
эстакаде... Но лампочки внезапно выключились.
   Прошло еще несколько минут. Все началось с начала  -  и  опять  без
видимого результата.  Снова  наступил  перерыв  и  тянулся,  казалось,
бесконечно. Сенцов уже  собрался  пройти  в  кибернетический  центр  и
поинтересоваться - долго ли они еще намерены развлекаться, не лучше ли
сразу признать, что опыт не удался, предположения не подтвердились...
   Но вот третий раз началась перекличка огоньков, и  теперь  лампочки
не угасали, мигание их постепенно  слилось  в  один  световой  кипящий
вихрь, и Сенцов и Коробов увидели,  как  тяжелое  тело  ракеты  начало
медленно, едва  уловимо  всплывать  над  эстакадой...  Оно  повисло  в
воздухе  на  расстоянии  нескольких   сантиметров   над   поверхностью
вогнутого лотка, на котором до этого лежало, и это казалось странным и
сверхъестественным.
   - Сейчас они ее... - одним движением губ проговорил Коробов. Сенцов
замахал рукой, словно требуя полнейшей тишины.
   Глухо загудело где-то совсем рядом, за  стеной.  Задрожал  пол.  По
нему  чуть  заметно  заскользили  струйки  пыли,  они  текли  в   двух
направлениях - к углам зала.  Сенцов  понял,  что  вступили  в  работу
компрессоры, откачивавшие воздух из ангара.
   - Да, они правы... - медленно, самому себе сказал он.
   Внезапно обоих космонавтов оглушил могучий рев. Стихнул, повторился
еще и  еще...  Под  потолком  вспыхнул  большой  красный   глаз,   его
прерывистый свет внушал страх. Вой сирены все усиливался.
   - Ясно! - прокричал Коробов. - Нам придется выйти...  Очевидно,  по
требованиям безопасности  присутствие  кого-либо  в  ангаре  во  время
старта не разрешается...
   Они быстро подошли к двери, открыли ее и выскочили в коридор.  Пока
опускалась плита, Сенцов бросил последний взгляд на корабль -  он  все
так же висел над эстакадой... Дверь опустилась, и  тотчас  же  сильная
дрожь  прошла  по  стенам,  потолку  -  все  стихло,  только   гудение
компрессоров гулко отдавалось в коридоре. Коробов безуспешно  пробовал
открыть дверь. Сверху подошли остальные трое. Не говоря ни слова,  все
остановились, стали ждать.
   Дверь  открылась  минут  через  пять.   В   ангаре   все   осталось
по-прежнему. Только эстакада была пуста.
   - Да... - сказал Сенцов после минутного молчания. -  Ну,  что  ж  -
прощай... - И было непонятно,  относились  ли  эти  слова  к  ушедшему
навсегда кораблю, к надежде ли смонтировать передатчик  или  ко  всему
вместе...
   - Ну, вот - первый ушел... - тихо проговорил Азаров.
   - Далеко он не уйдет,  двигатели-то  не  включаются...  -  возразил
Раин. - Будет вращаться вокруг Марса. Когда-нибудь мы его выловим...
   - Ну, пошли, - позвал Сенцов, и все медленно  вернулись  в  ракету.
Сбросив скафандры, собрались в кают-компании.
   - Что будем делать? - спросил Сенцов. - Я думаю, что - как  бы  там
ни было - нам надо записать все, что мы видели. Рано или  поздно  наши
записи  обнаружат...  Наверху  мы   обязательно   найдем   возможность
связаться с Землей. Хоть бы какой-нибудь  мощный  источник  света!  Не
может же быть, что на звездолете не было такого  устройства.  Световые
сигналы будут замечены с Земли. Пока ясно одно - руки  опускать  рано.
Космонавты побеждают на кораблях, а придется  -  без  кораблей!  Очень
просто...
   Остальные понуро слушали его, никто  не  говорил  ни  слова.  После
паузы Раин преувеличенно-бодро сказал:
   - Писать так писать... Что именно мы запишем?
   - Напишем, как все это нам представляется, - сказал Сенцов.  -  Вот
как ты сам представляешь себе случившееся?
   - Как я себе представляю? - задумчиво переспросил Раин.   Много лет назад по направлению от  созвездия  Дракона  к  Солнечной
системе  шел  звездолет.  На  борту  его  кроме  экипажа  были  тысячи
колонистов - они летели заселять  новые  планеты,  колонизировать  их,
выдвигать форпосты Разума все дальше во Вселенную.
   Размеренно работали двигатели. Звездолет шел на скорости, близкой к
скорости света, но на борту его в  установленном  ритме  текла  жизнь,
велись наблюдения, исследования. Подходил решающий момент - уже близка
была  желтая  звезда,  вокруг  которой,  как   установили   астрономы,
обращалось несколько планет.
   Но  в  вычисления  астрономов  вкралась  неточность.  Уже  в   фазе
торможения звездолет сблизился с крупнейшей планетой Солнечной системы
- Юпитером. Притяжение этого гиганта  могло  искривить  путь  корабля.
Пришлось усиленно тормозить, чтобы искривление не стало гибельным  для
всех живых, находившихся на борту.
   Им удалось избежать гибели. Но двигатели  не  выдержали,  режим  их
работы был нарушен. Пройдя  орбиту  Юпитера,  звездолет  был  вынужден
окончательно  затормозиться  в  поясе   астероидов,   чтобы   избежать
столкновения, и, миновав пояс, лечь на круговую орбиту вокруг  Солнца.
На этой орбите звездолет впоследствии сблизился с  другой  планетой  и
стал вращаться вокруг нее. Используя  находившиеся  на  борту  ракеты,
экипаж  начал  исследование  трех  планет,  которые  могли   оказаться
удобными для колонизации. В эти годы пришельцы побывали на  Марсе,  на
Земле, на  Венере.  Однако  эти  планеты  оказались  непригодными  для
заселения.
   Тогда  были  сделаны  попытки  восстановить   двигатель.   Они   не
увенчались успехом. И вот на родную планету полетела просьба о помощи.
   Помощь должна была прийти через годы... И она пришла. Но не в  виде
звездолета, как они ожидали. За годы, проведенные путешественниками  в
пути, на планете были разработаны основы принципиально нового  способа
передвижения в Пространстве: не проламывание  пространства  (по  этому
принципу действуют все ракеты и звездолеты), а  использование  недавно
открытого, так называемого туннельного эффекта пространства...   -  Откуда  ты  выкопал  этот  туннельный  эффект  пространства?   -
насторожился Коробов. - Пока об этом что-то...
   Раин посмотрел на него, пожевал губами. Помолчав, ответил:
   - Астрономам фантазировать  не  возбраняется.  В  свободное  время.
Хорошо, пусть не туннельный эффект. Как-нибудь иначе. Но мы на  экране
видели, что люди и корабли были куда-то отправлены с Фобоса.  Если  бы
речь шла об обычном способе передвижения в пространстве, то  их  бы  и
увез прибывший звездолет.  Ушел  бы  или  на  родную  планету,  или  -
продолжать поиски... Но Фобос здесь. А  что  сие  означает,  логически
рассуждая?  А  сие  означает,  что  прибыл   не   звездолет.   Прибыла
энергетическая установка, являвшаяся своего рода конечной станцией при
новом   способе   передвижения,   установка,   создавшая   необходимый
энергетический режим.
   Прибывшую установку расположили тоже на кольцевой орбите неподалеку
от поверхности Марса, так как свою энергию она черпала  из  магнитного
или гравитационного  поля  планеты.  В  краткий  срок  аппараты   были
изготовлены к действию.
   Тогда межпланетные ракеты переправили с борта  аварийного  спутника
на межзвездную станцию людей и все наиболее ценное, что стоило взять с
собой. Сам громадный звездолет, конечно, не мог быть переброшен  таким
способом, и ему предстояло остаться  здесь.  В  том  направлении,  где
находилась  родная  им  звездная  система,  были  выброшены  громадные
количества энергии, позволившие на  краткий  срок  изменить  структуру
пространства, и через необозримо  малый  для  них  промежуток  времени
экипаж, пассажиры и ракеты оказались уже дома - на внешней межзвездной
станции своего мира.
   Станция же, с которой они стартовали, так и осталась  возле  Марса.
Хотя ни одна из трех обследованных планет не годилась для колонизации,
но, самое малое, на одной из них уже возникла или,  по  крайней  мере,
возникала разумная жизнь. Используя оставленную станцию,  пришельцы  в
любой момент могли снова  посетить  Солнечную  систему.  Пока  же  они
занялись поисками пригодных для колонизации миров в  других  ближайших
семьях планет...
   Прошло много-много лет - и вот поблизости от аварийного  звездолета
появилась ракета с Земли. Она попала в поток заряженных частиц - канал
межзвездной связи, которую автоматы со станции - Фобоса - поддерживали
с родным миром. Отклонившись от курса, ракета вошла в  сферу  действия
устройств звездолета, которые посадили ее, приняв  за  один  из  своих
кораблей: для машин не существует течения времени, и происшедшее  было
им, разумеется, совершенно непонятно...   - Ну, конечно, многовато фантазии, - сказал Сенцов. - Но  в  общем,
так это, возможно, и было.
   - Интересно, почему эта ракета  не  ушла  вместе  с  остальными?  -
подумал вслух Коробов.
   - Вряд ли такой полет, как у них, мог обойтись без жертв, - ответил
Раин. - Очевидно, для этой ракеты просто не хватило экипажа.
   При слове "жертвы" Азаров, сдвинул брови, опустил голову.  Заметив,
что Сенцов искоса поглядывает на него, улыбнулся, что-то засвистел...
   - Впрочем, может быть и другое объяснение, - торопливо сказал Раин.
- Они оставили, одну ракету на случай своего возвращения, чтобы  можно
было посетить планеты снова.
   - А почему они не смогли колонизировать эти планеты?
   - Можно сделать некоторые выводы, анализируя условия,  существующие
в звездолете. Все мы чувствуем: содержание кислорода в атмосфере  этой
ракеты значительно больше, чем  у  нас.  На  Марсе  кислорода  и  того
меньше, на Венере, очевидно, тоже...  Свет  у  них  гораздо  слабее  -
значит, их планета дальше от светила, температура ниже. Возможно, были
и другие причины...
   - Так, - сказал Сенцов. - Вопросы еще будут? Нет? Добро... А теперь
- за работу.
   - Послушайте, - сказал Калве. - Но ведь это... Нельзя же, чтобы  на
Земле не узнали об этом еще  годы...  -  Он  раскраснелся,  глаза  его
горели. - Мы обязаны использовать все возможности.  Мы  теперь  знаем,
как отправляют ракеты... И мало того...
   - То-то вы никак не могли ракету отправить...
   Калве обиженно закрыл рот, блеск в его глазах потух.
   -  Мы  не  сразу  разобрались...  -  ответил  он  после  паузы.   -
Оказывается,  поворота  переключателя  недостаточно.  Там   есть   еще
стартовая кнопка, ее надо  нажать.  Но  ведь  поворотом  переключателя
достигается... Не машите рукой! Может быть, мы все же рискнем? Оставим
записи здесь, а сами пустимся на этой ракете...
   Это было предложение в духе Азарова, и Калве повернулся к  молодому
пилоту, ожидая поддержки. Но Азаров промолчал, даже плотно сжал губы.
   - Рисковать не будем, - необычно резко ответил Сенцов. - Голосовать
- тоже. Будем делать так, как я сказал. -  Помолчав,  добавил:  -  Все
равно, судьба у нас у  всех  одна,  и  зависит  от  того,  когда  сюда
прилетят наши.
   Калве пожал плечами: что судьба у всех одна, это было давно ясно.
   - Наши прилетят! - сказал Коробов. - Вон какие ребята  остались  на
Земле: Низов, Крамер, Рудик...
   - Да, это надежные ребята, - согласился  Сенцов.  -  Добавь  к  ним
Иванова и Вольского - вот и готовый экипаж...
   - Нельзя в такой экипаж Вольского, - возразил Раин. -  Астроном  он
хороший, но несколько... м-м... несдержан. Его надо  в  такой  экипаж,
где будет кому его  сдерживать.  К  Улугбекову,  например.  Улугбеков,
Вернер, Самохин, Ильин  и  Вольский  -  вот  это  будет  первоклассный
экипаж.
   - С Низовым мог бы лететь Бочаров, - прикинул Сенцов. - Хотя он сам
в скором времени может получить  корабль.  Страшно  способный  парень.
Дзенис - вот кто может лететь с Низовым. Очень хороший пилот...
   Так прощались они с теми, кто остался на Земле, у кого впереди было
еще много жизни, много миллионов километров и  -  как  знать  -  может
быть, даже световых лет пути...
   - А вы говорите - лететь... - сказал Сенцов. -  Из  ваших  же  слов
следует, что все улететь не смогут: кому-то придется остаться,  нажать
стартовую кнопку...
   - Так то - для автоматических ракет, - сказал Калве.
   - А для неавтоматических?
   - По логике, ракеты с экипажем должны стартовать после  сигнала  из
самой ракеты. И здесь есть стартовая кнопка.
   - Иди, проверь, - усмехнулся Сенцов.
   - Может, ты сам сходишь, проверишь? - сказал Раин. - Я устал...
   - Куда? - спросил Сенцов. - В кибернетический центр?
   - Зачем в центр? В рубку...
   - Куда?! - прошептал Сенцов.
   - Я говорю - в рубку, - сказал Раин.
   - Он говорит - в рубку! - подтвердил Калве.
   Сенцов еще  минуту  смотрел  на  них,  злобно  пробормотал  что-то,
выскочил из каюты... Раин и Калве, посмеиваясь, заторопились  за  ним.
Вскочили с мест Коробов и Азаров.
   Приближаясь к проклятой перегородке, Сенцов невольно замедлил шаг и
протянул руку. Но обогнавший его Раин, как ни в чем не бывало,  прошел
дальше...
   Перегородка исчезла...
   - Как? - спросил коротко Сенцов.
   - Мы повернули переключатель в киберцентрали... - ответил  Раин.  -
Теперь ракета как бы назначена к вылету, и рубка разблокирована.
   Дверь  в  рубку  подалась  легко.  Все  пятеро,  переступив  порог,
оказались  в  продолговатом   помещении,   оканчивавшемся   прозрачным
куполом.  Затаив  дыхание,  долго  рассматривали   они   все   детали,
наконец-то открытые их глазам.
   Как и в ходовой рубке звездолета, здесь  посредине  стоял  пульт  -
такой же, только  гораздо  меньше.  Очень  мало  приборов,  и  никаких
органов управления, только круглый экран со  стрелкой  и  две  большие
выпуклые кнопки - красная и белая.
   - Что за черт, - сказал Сенцов. - Что сидеть не  на  чем  -  я  еще
понимаю. Но чтобы ни одного рычага...
   Раин между тем осмотрел экран.
   - Да, - сказал он Калве. - Нет  сомнения  -  они  связаны.  Огоньки
здесь точно так же  расположены,  как  и  на  экране  кибернетического
поста.
   - А стрелка тоже в том же положении, - кивнул Калве.
   - Тебе  ясно?  -  спросил  Раин,  обращаясь  к  Сенцову.  -  Теперь
остальное - ваше дело, товарищи пилоты.
   Сенцов все еще растерянно осматривался вокруг: может, это совсем не
космический корабль? Как мог кто-то лететь в ракете, в которой нет  ни
одного органа управления?
   - Нет, - сказал он, - на таком корабле далеко  не  улетишь.  Я,  во
всяком случае, не рискну. Здесь "рабочая гипотеза" уже  не  действует.
Переключатель выключить: что-нибудь еще стрясется...
   - Но мы же проверили схемы.. - взмолился Калве.
   - Нет, - сказал Сенцов. - Нет.
   Наступило молчание. Все смотрели на командира, потом  Азаров  вдруг
резко  повернулся,  стремительно  отошел   в   дальний   угол   рубки,
остановился, став ко всем спиной, уткнулся лбом в  прозрачный  пластик
купола...
   - Я доверяю автоматике, - после короткой паузы продолжал Сенцов,  -
но не до такой степени.  Раз  нельзя  управлять  или  хотя  бы  задать
программу -  значит,  нельзя  и  лететь.  Если  мы  даже  вылетим,  то
неизбежно  затеряемся  в  пространстве.  Очень  просто.  Ну,  кто  мне
объяснит, как тут двигатель-то включается? А рули?
   - Ну, что ж, - сказал Раин. - Выключим... Выключим, - повторил  он,
уже не стараясь скрыть ярость. - Мы можем  искать,  можем  находить  -
ответ будет один: выключить! Да и в самом  деле,  что  нам  делать  на
Земле? Как будто без  нас  там  недостаточно  людей...  Так?  Конечно,
возвращаясь на Землю, пришлось бы  рискнуть.  Но  ведь  космонавты  не
привыкли рисковать, разумеется не привыкли... Ведь или космонавтика  -
специальность  для  слабонервных,  или  мы  -  не   космопроходцы,   а
космопроходимцы!..
   Бросая обидные слова, астроном  порывисто  шагал  по  рубке,  резко
поворачивался, садился, где попало,  поднимался  снова.  Сенцов  молча
слушал, только лицо его  все  больше  наливалось  кровью  и  медленно,
напряженно двигались челюсти.
   - Нельзя, - почти закричал Раин, - чтобы ответственность  командира
перерождалась до такой степени. Ведь если  командир  начинает  бояться
рискнуть собой и экипажем - то  командир  ли  он  вообще?  -  Астроном
наконец остановился, широко расставил ноги,  заложил  руку  за  спину,
поднял  подбородок.  -  Да  вы  не  полетели  бы  даже  ради  спасения
человека...
   - Хорошо... - медленно, ржавым голосом  проговорил  Сенцов.  -  Ну,
допустим - я не  полетел  бы,  я  не  командир.  Допустим  -  устарел.
Допустим даже - погиб.  Меня здесь нет, это обман зрения, и вообще я -
не человек, а бледная тень отца Гамлета. Командиром  после  меня  стал
Коробов. Ты! Полетишь?
   Азаров медленно повернулся лицом к остальным. Коробов  почувствовал
себя неуютно - в холодной тишине, под жаждущими, проверяющими,  словно
просвечивающими насквозь взглядами четырех пар  глаз.  Медленно  обвел
взглядом рубку, тщательно избегая  смотреть  на  товарищей.  Задумчиво
посмотрел на пульт. Поднял голову и с минуту вглядывался в  потолок  -
где-то  там  была  Земля...  Наконец  тишина  растаяла  под   горячими
взглядами товарищей, и Коробов, уже дважды  открывавший  рот  и  вновь
переводивший взгляд на какой-нибудь прибор, твердо сказал:
   - Нет. Пока я не вижу возможности лететь.
   Недовольно загудели два голоса, но Сенцов заглушил их:
   - Я не лечу, и Коробов не летит. О вас, при всем моем  уважении,  и
речи нет - мы не пилоты. Остается последний.  Виктор.  Итак,  командир
Азаров?
   Азаров поднял голову. Глаза его на миг раскрылись до предела, в них
что-то блеснуло. Пилот судорожно глотнул, откашлялся.
   - Нет. И я не полетел бы... - отчеканил он. - И даже...  даже  ради
спасения человека. Он, этот человек... Он был бы один, и нельзя  из-за
одного жертвовать четырьмя.
   - Ты достоин  быть  командиром,  -  сказал  Сенцов.  -  Нет,  ты  -
достоин... - Он хрипло закашлялся, отвернувшись от всех. -  Но  сейчас
об этом думать... рано. Мало  того:  пора  прекратить  поиски  средств
овладеть ракетой. На это у нас нет времени... и не в этом  наше  общее
спасение.
   Он умолк, ожидая нового проявления недовольства. Но все молчали.
   - У нас нет времени. Помните,  когда  должна  была  уйти  следующая
экспедиция к Марсу? Вопрос месяцев. Ну, вы же  помните:  раз  связи  с
нами нет, вступает в действие второй вариант,  когда  идет  корабль  с
двумя ведомыми - автоматическими ракетами. Раз мы  не  вернулись,  это
будет означать, что на трассе  действительно  что-то  неладно.  И  две
автоматические ракеты будут  принесены  в  жертву  -  но  зато  экипаж
идущего далеко сзади корабля сможет заметить,  что  происходит,  будет
осведомлен об их судьбе, а значит - и  о  судьбе  всех  прочих  ракет,
сумеет принять меры безопасности... Так это  предполагалось.  Но  ведь
мы-то знаем, что и в  таком  случае  корабль  может  разделить  участь
остальных...
   Космонавты хмуро кивнули.
   - Значит, нужна  связь.  Мы  должны  сообщить,  что  нужно  избрать
другой, безопасный путь, и - забрать нас... Во  что  бы  то  ни  стало
найти источник света, попытаться сигналить. Пока мы ничего  не  нашли.
Но мы не исследовали и одной трети помещений...
   - Сейчас труднее, - сказал Калве. - При нашем  кислородном  ресурсе
скафандров... Ходить приходится все дальше, времени на поиски остается
все меньше...
   - Так... - сказал Сенцов. - Где выход? Кто видит выход?
   - Я, - сказал Азаров после недолгого молчания. Говорил он неохотно,
словно сам у себя с трудом вырывал каждое слово. - Я вам рассказывал о
каютах и оранжерее. Я все-таки установил: там  кислородная  атмосфера.
Там можно  жить.  Значит,  можно  и  переселиться  туда.   Оттуда   до
неизученных частей Деймоса гораздо ближе...
   - Ну, - спросил Сенцов, - выводы?
   - Что же, - сказал Раин. -  Переселимся.  Только  давайте,  умоляю,
начнем что-нибудь делать...
   - Переносить! - сказал Сенцов, и это была уже команда.
   Принялись за работу. Все спасенное из своей земной ракеты  пришлось
теперь уносить далеко, в самый  верх  звездолета.  Это  было  нелегкое
дело, и космонавтам довелось возвращаться много раз, пока почти все не
было перенесено.
   Но тут все почувствовали, что больше не в силах  сделать  ни  шагу.
Усталость валила с ног. Пятеро сидели в одной каюте, и ни  у  кого  не
хватило сил, чтобы первому подняться,  взвалить  на,  плечи  последний
груз. Невыносимо тяжелым казался всякий предмет,  который  приходилось
выносить из ракеты. С каждым баллоном кислорода, с каждым мешком  воды
надежды улететь оставалось  все  меньше,  а  хотелось  сохранить  хоть
остатки ее.
   - Слушай, - сказал наконец Раин. - Ну, переночуем здесь.  Завтра  с
утра сразу все заберем. Не решает же эта ночь...
   - Что ж, переночуем, - разрешил Сенцов.  -  Утро  вечера  мудренее,
если даже это условное утро. Все устали. Приказываю всем разойтись  по
каютам и спать.
   - С  удовольствием,  -  сказал  Коробов.  -  А  как  насчет  сна  -
специальные приказания будут?
   - Увидеть во сне способ спасения, - усмехнулся Раин.
   - Его только во сне и  увидишь,  -  пробормотал  Коробов  и  первым
вышел.
   - Я бы предпочел увидеть не что-нибудь, а кого-нибудь, -  задумчиво
проговорил Калве.
   - Достойное желание, - оценил Сенцов. - Ну, может быть и так...
   Он задержал выходившего последним Азарова: - Ты... не устал?
   Он смотрел на Азарова так, словно хотел заглянуть в самую душу.
   - Нет, - ответил пилот. -  Думаю,  что  еще  несколько  дней...  не
устану.15   В эту  ночь  Сенцову  не  спалось.  Одолевали  мысли,  тревожные  и
путаные.
   Будь эта ракета  построена  людьми  Земли,  -  можно  бы  рискнуть.
Человек всегда, в конце концов, разберется в том, что придумал  другой
человек. Но эту ракету строили существа неизвестные. А при изучении их
техники огромное значение имело все: быстрота их  реакции,  физические
возможности... Ведь угадать немыслимо... Предположим, у них управление
кораблем на биотоках! Вот мы и бессильны... Если даже сумеем вылететь,
то будем болтаться в пустоте до конца дней. Так никого  не  спасешь...
Нет, уж лучше ждать здесь.
   Да, а ждать здесь - значит, наверняка не спасти. Пусть  одного,  но
не спасти.  Догадаться  было   легко,   спасти   трудно.   Достаточно,
оказалось, заметить, как  из  лежащей  в  командирской  каюте  аптечки
исчезают лекарства - химические средства от лучевой болезни.  Но  ведь
это - лишь отсрочка, он и сам  знает,  что  при  таком  поражении  эти
средства не спасут... Разбил дозиметр, чудак... Ну и что?
   Разобраться   оказалось   проще    простого:    в    "марсианском",
непроницаемом для излучения, скафандре сходить в тот коридор, замерить
интенсивность излучения и увидеть  следы.  Следы  на  полу.  Они  ясно
рассказали: нет, Азаров не отступил, как уверял всех, а  зашел  еще  и
внутрь. Скрывал... Что же, это  -  достойно.  И  вот  получается,  что
недостойным оказался командир?.. Итак, лететь? Да,  самое  лучшее.  Но
как лететь? Если бы лететь с ним мог он один - да! Сегодня же!  Но  их
еще трое... - Сенцов прижал руку к вискам, так колотилась в них кровь.
- Не спасти одного - низко. Так. Но пожертвовать  еще  тремя?  Это  не
низко? Если бы хоть одно, хоть косвенное доказательство того, что риск
оправдан. Иначе, остается только ждать помощи  с  Земли.  Пусть  везут
хирурга, консервированный  костный  мозг...  Сообщить  на  Землю,  это
гораздо вернее. И почему вся эта ответственность  -  на  одного?  Нет,
правильно: на одного...
   ...Все-таки  он  незаметно  уснул,  забылся.  Сквозь  сон   Сенцову
показалось, будто кто-то зовет его. С трудом он приоткрыл  глаза,  но,
сколько ни вслушивался, ни одного шороха не повторилось  в  каюте.  Во
всей ракете царила мертвая космическая тишина.
   И однако ощущение было такое, будто зов ему не почудился.
   Сенцов поднялся и вышел  из  каюты,  чтобы  походить  по  коридору,
успокоиться. Длинный, ровно освещенный пустынный коридор уже несколько
раз помогал ему сосредоточиться, прийти в себя, овладеть мыслями.
   Правильно  ли  решает  он,  командир?  Не   упущена   ли   какая-то
возможность?
   Правильно, решил он еще раз. И больше о  полете  думать  не  стоит.
Связь и хирург - вот выход. В оранжерее есть кислород, может быть даже
и растения удастся использовать для еды. Искать связь. Будет  связь  -
будет хирург на том корабле, что сейчас уже готовится к старту.  Будет
хирург - и будет, будет еще Виктор командиром...
   Он снова вернулся в каюту, уже привычно улегся на  воздух.  Дремота
все ближе подступала к нему, и вдруг он снова услышал чей-то голос.
   Да,  это  был  тот  же  самый  голос...  Женский  -  низкий,   чуть
вибрирующий, полный какой-то мягкой теплоты... Он  легко  и  мелодично
произносил непонятные слова, и казалось - женщина чем-то  взволнована,
настойчиво просит о чем-то дорогом, очень важном... Или же она  что-то
объясняет ему? Голос иногда повышался,  дрожал  и  снова  ласкал  слух
радостными переливами...
   И тогда Сенцов сразу вспомнил, что в тот момент, когда  впервые  он
услышал голос, ему снился  сон.  Женщина  снилась  ему,  такая,  каких
видишь только во сне. Он не мог сейчас припомнить ее лица, но голос ее
узнал, и интонацию тоже. И так же как во сне, он не понимал  ее  слов,
но чувствовал их теплоту и нежность.
   Голос умолк, оборвавшись на полуслове, и тогда Сенцов, окончательно
поняв, что слышит его вовсе не во сне, стал лихорадочно  соображать  -
откуда же?..  Это  не  галлюцинация:  женщина  действительно  говорила
совсем рядом, где-то здесь, в каюте...
   Вскочив, космонавт начал тщательно обыскивать каюту. Он внимательно
осмотрел все приборы, исследовал  до  последнего  дециметра  пол  -  и
ничего не нашел. И только в самом углу, где он спал, на уровне  головы
лежащего  человека,  обнаружил  маленькую  дверцу,  не  замеченную  им
раньше.
   За ней оказался миниатюрный аппарат.  Из  него  торчала  пластинка,
покрытая сложным, неправильной формы узором. Быть  может,  здесь  было
записано  последнее  пожелание  женщины   уходящему   вдаль   любимому
человеку, и бывший хозяин каюты слушал его перед сном...
   Почему, уходя, он не взял письма? Таких вещей не забывают... Просто
потому, что они торопились, или была и другая при чина?
   Возможно,  командир  корабля  -  каюта  эта,  ближайшая  к   рубке,
принадлежала, очевидно, ему -  погиб  еще  раньше.  Не  случайно  ведь
именно эта ракета осталась в спутнике.
   Сенцов от души пожалел  женщину  с  удивительным  голосом,  которая
никогда не дождется своего друга. Да и сама она, наверное, давно  ушла
из жизни - сколько  времени  прошло...  Впрочем,  может  быть,  на  их
планете живут долго?
   - Счастья  тебе,  и  -  спасибо,  милая,  -  сказал  он  женщине  и
поклонился в ту сторону, где стоял аппарат. Он и сам не знал,  за  что
благодарит, но сказал это так сердечно, словно слова могли долететь до
нее. Хотя - кто  знает?  -  может,  каждое,  даже  самое  тихое  слово
благодарности и любви не теряется в пространстве  и  всегда  достигает
того, кому оно послано, летя со скоростью, о каких еще ничего не знает
теория относительности?
   Потом он вынул пластинку из аппарата, чтобы голос  не  звучал  зря:
только в трудные минуты  следовало  слушать  его...  Он  подумал,  что
непременно возьмет этот голос с собой на Землю - если вообще  вернется
на Землю - и жена его не будет ревновать.
   О чем-то еще он хотел было подумать, обрывок  мысли  промелькнул  в
голове. Нет, не о том, что надо немедленно идти в оранжерею. О  чем-то
другом. Показалось - но почему вдруг показалось? - что уходить  отсюда
еще рано... Что он, может быть, и не так уж прав...  Но  откуда  такое
чувство? С чего вдруг? Вот сейчас он вспомнит. Сейчас...
   Но на пороге каюты вырос Коробов.
   - Все в сборе, - коротко доложил он, и Сенцов зашагал за ним, так и
не додумав чего-то до конца
   Космонавты, не разговаривая, стояли в рубке. Каждый приготовил свой
груз. Больше они не вернутся сюда так скоро...
   - Ну, что ж - присядем, как полагается... - сказал  Сенцов,  и  все
сели на минуту. Все уже было собрано, все готово к уходу наверх.
   Сенцов оглядел друзей.
   Они уже принадлежали истории  -  пять  человек,  сидевших  в  чужой
рубке.
   Они принадлежали истории, как первые  люди,  встретившиеся  с  иной
цивилизацией. Но даже если бы этого не было - а на Земле ведь об  этом
пока ничего не знали - они все равно принадлежали истории,  как  люди,
погибшие вне Земли, при  штурме  Пространства.  Еще  живые,  они  были
погребены под невообразимой толщей отделявших  их  от  родной  планеты
просторов, которые когда-нибудь покажутся совсем не страшными.
   И все же, подумалось Сенцову, они - не  капитулировавшая  армия,  а
отдыхающие между боями солдаты.
   Отдыхали бойцы... И, как обычно бывает на привалах,  сперва  только
какое-то  гудение  послышалось  в  тишине.  Сначала  непонятное,   оно
становилось все громче и громче, потом из него возникла мелодия -  это
Раин напевал себе под нос старую-престарую песню.
   Едва разобрав напев, Сенцов подхватил ее - так же негромко,  потому
что песня  эта  была  из  тех,  какие  поются  не  громкими  и  хорошо
поставленными голосами,  а  тихо,  чуть,  может  быть,  неправильно  и
хрипловато, с тем  трудно  определимым  качеством,  которое  по-русски
называется задушевностью, и не может его заменить никакая школа и даже
талант.
   Это была песня, родившаяся в далекие годы, - такие далекие и  такие
близкие им сейчас; песня, в  которой  как  бы  сконцентрировалась  вся
романтика того нелегкого времени...
   В ней пелось о двух друзьях, которые служили в одном  полку  -  пой
песню, пой... (Пой, что бы  там  ни  было:  не  тебе  одному  пришлось
нелегко!) и, несмотря на разницу  характеров,  они  дружили  настоящей
дружбой (в песню вступили Коробов и Азаров: кому, как не им, летчикам,
знать цену настоящей дружбе!),  а  потом  однажды  вызвал  их  к  себе
командир и приказал ехать в разные края страны (огромной страны на той
далекой планете), и они ничем не выдали своей грусти  при  расставании
("И мы не выдадим", - подумал Калве, присоединяясь к другим и  напевая
мелодию, хотя и не знал слов), один из них сел в автомобиль, а  другой
- в самолет ("А нам вот... не на чем нам  лететь..."  -  подумалось  в
этот миг каждому), и один из них вытер слезу рукавом, ладонью  смахнул
другой...
   Земная песня звучала в призрачно, неправдоподобно освещенной рубке.
И так неистово захотелось каждому еще хоть  на  час  увидеть  Землю  -
родную, суровую и прекрасную, куда  бы  тебя  ни  посылали  командиры.
Землю, где  тоже  поют,  собравшись  в  кружок,  и  хорошими,  родными
голосами подпевают женщины.
   Женщины... И эта тоже,  верно,  пела,  провожая  своего...  Погоди.
Погоди, погоди... Пела? Ну, конечно, она именно пела! Пела?!
   И вдруг Сенцов поднялся во весь рост, глаза его засверкали.
   Впервые с такой отчетливостью  он  постиг,  что  те,  кто  построил
звездолет и эту ракету, были такими же, как люди. Они так же любили  -
а значит, так же ненавидели, так же страдали, так же радовались и  так
же мыслили, и поэтому никакого  бессознательного  зла  не  могло  быть
скрыто в их технике...
   И еще он понял, что возможность выбраться отсюда все же существует.
   - Слушайте, космопроходцы! - громко сказал он. - Мы все  продумали,
и иного выхода у нас нет. Только уходить... Лететь - безумие, мы  даже
не знаем,  как  включаются  двигатели...  Но  мне  почудилось...   мне
кажется... Вы понимаете, ведь это строили люди. Люди! Пусть они  иначе
себя называли, как бы они там ни выглядели... А  ведь  не  может  один
человек в таком деле подвести другого! Лететь нельзя,  потому  что  не
умеем управлять ракетой. Но Земля ждет! И ведь они же летали! А  может
быть, и мы сможем? Может быть, здесь совсем и  не  надо  управлять?  У
меня такое чувство, что разгадка  -  где-то  рядом,  стоит  только  ее
поискать как следует...
   - Дело ведь не в наших пяти жизнях,  черт  их  возьми  совсем...  -
перебил Раин. - Мы-то могли погибнуть и не  только  здесь...  Но  люди
ждут нас! Если мы не  вернемся  -  есть  ли  гарантия,  что  следующая
экспедиция полетит? Земля, может быть,  вообще  прервет  исследования,
будут снова перепроверяться все расчеты и конструкции, уйдет  время  -
может быть, годы... Мы должны вернуться!
   - Должны! - сказал Сенцов. - Вы, конечно, понимаете, что в  этом  -
уже риск.  Мы  отказываемся  от  более  медленного,  хотя  и  верного,
по-моему,  способа  -  от  поисков  связи.  Но  раз  так   -   значит,
ответственность ложится на ученых, теперь все зависит от  вас.  Да,  я
поверил, что выход такой есть. Но если  у  вас  еще  есть  сомнения  -
говорите!
   Наступила мгновенная тишина - ив нее вошел негромкий голос Калве:
   - Что касается меня, то я стою  на  прежней  точке  зрения.  Лететь
можно, лететь нужно. Слишком важной была и остается наша задача,  даже
если... - он недоверчиво покосился на Азарова, на Сенцова, - даже если
никаких новых открытий и нет - все равно. И я утверждаю,  что  мы  уже
очень близки к решению загадки. Оно буквально носится в воздухе...
   - А ну, прикинем... - сказал весело-лениво Коробов,  придвигаясь  к
столу. - Ведь, по сути дела, дом у нас почти рядом. - Он  стремительно
начертил на столе пальцем два концентрических круга. - Вот Марс, а вот
же - Земля...
   - А тут Венера, - дополнил Сенцов и начертил третью концентрическую
окружность - поближе к Солнцу. И тут же вздрогнул - так резко  схватил
его за руку вскрикнувший Раин.
   - Ты что? - спросил Сенцов.
   - Ничего... - сказал  Раин.  -  Просто,  я  -  идиот!  Марс,  Земля
Венера... А в центре что, я вас спрашиваю?!
   - По всем данным - Солнце, - сказал Сенцов. - Ну, и?..
   - Так, - удовлетворенно кивнул Раин. - Прошу разрешения  отлучиться
на полчаса.
   - Куда?
   - Очень важно... Проверить одно соображение, - сказал Раин, роясь в
груде справочных  катушек,  захваченных  ими  из  погибшей  ракеты,  и
торопливо заправляя одну из них в магнитофон. - Одно соображение...
   Он  закрыл  глаза,  прислушиваясь  к  числам,  которые   равнодушно
диктовал магнитофон, и делая быстрые расчеты на листке бумаги.
   Потом перечитал их и кивнул.
   - Мы вдвоем с Калве... Одевайся,  Лаймон.  -  Он  начал  натягивать
скафандр, от нетерпения не попадая в рукава. - И как только мы  раньше
не сообразили... Искали сложностей, а получается очень просто...
   - Да в чем дело-то? - не выдержал Сенцов. - Что за секреты?
   - Узнаешь, дорогой  командир,  узнаешь,  -  сказал  Раин.  -  Через
полчаса мы вернемся. Захвати инвертор, Калве...
   Пока трое в каюте ожидали их возвращения, не произнося ни  слова  и
только переглядываясь заблестевшими глазами, - Раин и  Калве  миновали
отсек с вычислителями и вышли в круглый зал. Раин торопливо подошел  к
экрану, склонился над ним, хрипло - только  по  голосу  и  можно  было
понять, как он волнуется, - сказал:
   - Дай-ка увеличение...
   Калве включил. Несколько минут Раин напряженно  всматривался,  водя
стрелкой  по  экрану,  что-то  считал,  шевелил  губами.  Наконец   он
решительно поставил кончик стрелки на самый огонек среднего кольца.
   - Замерь... - сказал он коротко.
   Калве двинулся вдоль кабеля, медленно приблизился к двери,  ведущей
в секцию, сказал:
   - Сигналы поступают...
   - Так. - Раин выписывал новые цифры на листке бумаги.  После  этого
он еще раз проверил положение  стрелки.  Кивнул  головой.  Выпрямился,
весело блестя глазами.
   - Пошли...
   Через десять минут они были уже в рубке ракеты. Три  вопрошающих  и
полных надежды взгляда встретили их. Калве в ответ недоумевающе  пожал
плечами, помотал головой. Раин сразу направился к центральному пульту,
несколько секунд глядел на него. Потом, пригладив волосы, сухо сказал:
   - Все мы - а я в самую первую  очередь  -  заслуживаем  единицы  по
сообразительности и логике. Я никак  не  мог  разобраться  в  значении
пульта на кибернетическом посту. Калве - тоже. Но это оказалось не  по
его части... Если бы кто-нибудь из  моих  ассистентов  на  кафедре  не
знал, что Земля  обращается  вокруг  Солнца  -  это  было  бы  меньшим
грехом... На  пульте  обозначены  -  и  мы  давно  могли  бы  об  этом
догадаться - орбиты трех планет: Марса, Земли, Венеры. Вот они, кольца
с огоньками. А огонек в центре...
   - Солнце! - сказал Калве, улыбнувшись,  как  будто  он  уже  увидел
настоящее, земное солнце - не пылающий, косматый шар, каким  он  видел
его из ракеты  сквозь  светофильтры,  а  золотистое,  ласковое  земное
светило, сияющее на голубом небе...
   - Солнце, - повторил Раин. - Но дело не в этом - сам факт этот  еще
ничего не значит... Стрелка на пульте может находиться на уровне любой
из трех орбит. Причем это не схема:  огоньки  перемещаются,  они  дают
действительное положение планет на орбитах в данную  минуту  -  это  я
специально проверил по справочникам. Просто счастье, что  нам  удалось
их спасти... И вот, устанавливая стрелку  в  положение,  когда  острие
указывает, скажем, на Землю, мы даем задание кибернетическому  центру,
который тут же начинает вырабатывать программу полета...
   - Стоп! - прервал Сенцов. - А вы в этом уверены?
   - О, да, вероятность ошибки невелика, - ответил уже Калве. -  Я  не
допускаю, что мы могли ошибиться.  Я  исследовал  очень  тщательно.  И
убежден в том, что правильно понял общие принципы...
   - И что же? - спросил Сенцов.
   - Программа передается в киберустройство ракеты, - сказал Калве.  -
Импульсы уходят по кабелю. Мы проследили - он идет сюда.  Машина,  как
можно заключить, вычисляет и задает ракете оптимальный режим полета на
данную планету,  применительно  к  сегодняшнему  положению  планет  на
орбитах.
   - Видите, - вставил Калве, - в  каком  положении  находятся  сейчас
огоньки? В таком же, как и в кибернетическом посту. Это может означать
только, что ракета сейчас подключена к большой машине...
   - А какой именно  ракете  эта  программа  передается,  определяется
переключателем. Одновременно может стартовать только одна ракета.
   - Ясно! - торопливо сказал Азаров. - Значит,  своими  ракетами  они
действительно не управляли. С начала до конца корабль ведут автоматы.
   - Это просто руководство для программирующего устройства, -  сказал
Калве. - Для удобства оно выполнено в виде планетной карты.
   - А почему только для трех планет? - спросил Коробов.
   - Не обязательно... Когда-то в этот пульт были  заложены  и  другие
схемы. Помните, что мы видели на экране...
   - Программа... - сказал Сенцов. - А если вылет задерживается?
   - Вычислитель ракеты должен постоянно вносить  в  нее  поправки,  -
ответил Калве. - Интересно будет разобраться в его устройстве...
   - Ну, а как же все-таки стартовать?
   - Вот кнопки - такие же, как в  кибернетическом  посту.  Там  старт
давался белой кнопкой. Дело человека - только дать разрешающий импульс
в машину. Дальше она ведет корабль сама...
   - Что ж, - сказал Коробов. - У велосипеда есть педали, у автомобиля
- нет. Но никто не отказывается ездить на автомобиле из-за того, что у
него нет таких педалей...
   - Вот, значит, как  получается...  -  сказал  Сенцов.  -  Просто  -
кнопка... Нажать - и лететь...
   - Лететь! - как эхо, повторил Азаров, и голос его дрогнул.
   - Лететь, - спокойно согласился Коробов.
   - Лететь, - сказал Раин и усмехнулся.
   - Лететь так лететь, - безмятежно проговорил Калве. - Так я  пойду,
принесу обратно вещи...
   - Пойдемте скорее... - просительно сказал Азаров и первым  рванулся
из рубки. Но Сенцов поймал его за руку.
   - Вот теперь - отдыхай... - сказал он. - Отдыхай до Земли.
   Все вышли, и на миг Сенцов остался один.
   - Ну, вот... - сказал он тихо. - Ты ведь не подведешь, правда?
   Никто не мог бы услышать ответа. Но он, наверное,  услышал,  потому
что улыбнулся взволнованно и радостно.16   - Ну, что же? - сказал Сенцов. - Так где у них сидел пилот? Здесь?
   Составление программы полета  было  закончено.  Об  этом  возвестил
вспыхнувший полчаса назад на пульте огонек. Побывав  в  последний  раз
наверху, Калве установил,  что  машина  выключилась.  Зато  за  задней
стеной рубки не умолкало чуть слышное гудение: кибернетическая  машина
ракеты  продолжала  работать,  с  каждой  протекшей  минутой  внося  в
программу соответствующие изменения.
   - Ну, - сказал Сенцов, - значит, решились.  Я  уверен,  что  мы  не
ошибемся: разум не может  подвести  другой  разум.  Мы  должны  верить
Разуму - хотя бы он принадлежал другим существам...
   В рубку, вытирая с лица пот, вошел Коробов.
   - Приготовления закончены... - доложил он. - Вахту в  полете  будем
нести?
   - Поскольку Правилами предусмотрено, - ответил Сенцов.
   - Кто первый?
   Сенцов пожал плечами, давая понять, что  считает  вопрос  лишним  и
даже не заслуживающим ответа.
   - Тогда ты, может, отдохнешь? - спросил Коробов.
   - А как же! - сказал  Сенцов.  -  Обязательно...  В  санатории!  На
Земле...
   В последний раз  осмотрели  ангар,  стоя  в  проеме  люка.  Коробов
заметил внизу, почти под самой эстакадой, забытый кем-то при третьей -
и последней - переноске кислородный  баллон,  один  из  служивших  для
питания скафандров. Коробов усмехнулся:  вопреки  поверью,  по  своему
опыту он знал, что стоит забыть что-нибудь  на  месте  -  и  тогда  ты
обязательно уедешь по-настоящему.
   Потом  все  собрались  на  середине  входного  отсека.  Раин  вошел
последним.  Замигали  лампочки,  и  стальные   рычаги,   распрямляясь,
медленно  вдавили  втянутый  кусок  обшивки  на  место.   Все   меньше
становилась светлая щель. Рычаги, дойдя до места, глухо лязгнули.
   Проходя в коридор, космонавты освобождались от  скафандров.  Сенцов
еще раз обошел все каюты, проверяя - все ли закреплено, как  надо,  не
сдвинется ли груз во время старта.
   Все медленно вошли в рубку.  Двигаясь,  как  во  сне,  расселись  в
воздухе. У каждого вдруг мучительно засосало под ложечкой...
   Сенцов остановился у пульта.
   - Ну, так что же? Что скажешь, второй пилот?
   - Интересно, - откликнулся Коробов, -  каков  все-таки  этот  новый
способ передвижения в пространстве?
   - Доберемся и до него, - сказал Раин. - Жаль, что ты не видел того,
что показывала машина. Да,  немало  интересного  в  следующий  раз  мы
найдем на Фобосе... Не исключено, что мы сможем наладить связь с ними.
А со временем - встретиться...
   - А может, завернем на Фобос сейчас? - спросил Калве.
   - Ого... - засмеялся Коробов. - Ничего себе размах...
   - Не можем, - ответил Сенцов. - Но вообще-то  мы  там  побываем.  В
полном составе. Так, Виктор?
   Он опустился перед пультом. На миг  крепко  зажмурил  глаза.  Потом
нажал белую кнопку...
   Низкий гул наполнил рубку. На пульте замигали разноцветные огоньки.
По одному из экранов заструились светлые линии.  Сначала  редкие,  они
постепенно собирались во все более плотный пучок.
   Рядом  вспыхнул  второй  экран.  На  его  зеленоватом  фоне  возник
непонятный рисунок: несколько  рубиново-красных  цилиндров,  каждый  в
нескольких местах перехватывали толстые спирали кабелей.
   - Вы только посмотрите... - изумленно воскликнул Сенцов и потянулся
за карандашом. Внезапно блокнот, положенный Сенцовым на пульт, всплыл,
повис в воздухе.  Все  почувствовали  странную  легкость,  от  которой
успели уже отвыкнуть... Искусственная гравитация выключилась. В то  же
время воздух сделался как будто  плотнее,  двигаться  стало  трудно  -
невидимое, но плотное одеяло накрыло  их,  закутало  со  всех  сторон.
Стало легче дышать, и Сенцов понял, что аппараты подают в рубку чистый
кислород и что автоматы заключили их в невидимую,  но  плотную  среду,
чтобы не было неприятностей при перегрузках. Теперь по чуть  заметному
дрожанию воздуха стало возможным заметить,  как  этот  не  сжатый,  но
уплотненный кислород проникает в  рубку  сквозь  щели  между  плитками
пола. Газ, на котором они сидели, спали - "Тяжелый кислород".
   - Ну вот, - сказал Коробов. - Даже  не  верится.  Летим...  И  ведь
придут  времена,  когда  школьники  станут  путать  эпохи  и   страшно
удивятся, если  учитель  им  скажет,  что  звездоплавание  началось  в
двадцатом веке, а вовсе не в десятом, как сказал ученик Петров, и  что
Джордано Бруно погубила инквизиция, а совсем не гравитация...
   - Не забудут! - сказал Сенцов уверенно. - Итак, быть по местам!
   Под  все  более  нарастающий  гул  ракета   дрогнула   и   медленно
заскользила вверх. Это были лишь первые сантиметры  из  тех  миллионов
километров пути, пройти которые  ей  предстояло,  но  они  в  каком-то
отношении были самыми главными и самыми трудными...
   Распахнулись, ушли в стороны стены. Ускоряя ход, ракета  проскочила
шлюз. Рубку  обняла  темнота,  в  прозрачном  куполе  мелькнули  ребра
эстакады - и, выброшенная мощным магнитным полем, ракета скользнула  в
пространство.
   - Летим! - ликующе крикнул Азаров и чуть не прикусил язык.
   Кругом загремело сильно и мелодично. Тела налились тяжестью...  Это
включились двигатели, разгоняя ракету.
   - По голосу - похоже на обыкновенные, химические... -  сквозь  зубы
проговорил Коробов.
   Сенцов не ответил. Втиснутый в воздух,  он  напряженно  смотрел  на
экран  с  красными  цилиндрами,   словно   чего-то   ждал.   Ускорение
возрастало, в глазах темнело. Но вот гул оборвался. Ускорение исчезло.
Все одновременно подняли головы. По губам Азарова промелькнула горькая
усмешка. Калве сказал Раину:
   - Страшно было...
   - Еще будет, - усмехнулся Раин. - Но,  как  сказал  один  старинный
писатель, - это - совсем другая история...
   И тогда Сенцов увидел, как из  одного  из  рубиновых  цилиндров  на
экране вырвался ослепительный,  узкий  луч  света.  Еще  один  цилиндр
выбросил луч. Еще...
   -  Он!  Фотонный!  На  квантовых  генераторах!  -  крикнул  Сенцов,
откидываясь в кресле.
   Невыносимый, хотя и притушенный фильтрами свет  бушевал  теперь  на
экране. Снова напряглись тела,  на  шкалах  приборов  рванулись  вверх
красные полосы... В полной тишине главный  двигатель  корабля  набирал
ход.
   - Следующая остановка - Земля! - торжественно сказал Сенцов.  -  Он
не станет  останавливаться  на  круговой  орбите,  ему  это   незачем.
Интересно, а где он приземлится?
   - Судя по тому, что мы знаем об их климате, - откликнулся  Раин,  -
где-нибудь в умеренном поясе, на равнине. Возможно, и в наших краях. А
вот как это произойдет?
   - Раз взлетает автоматически, то и сядет так же, - сказал Сенцов. -
Теперь я ему верю...
   Глядя  на  один  из  экранов  -  на  нем,  стремительно   удаляясь,
уменьшался шар Марса и совсем  уже  неразличимым  казался  только  что
покинутый ими звездолет, - Коробов сказал:
   - Похоже - лететь будем считанные дни... Этот  тебе  не  пойдет  по
орбитальной траектории. Он идет по траектории светового луча!
   - Недаром он так и выглядит! - ответил Сенцов. -  Что  ж,  по  сути
дела, надо бы уже начинать готовиться к посадке...
   -  Я  все-таки  хотел  бы  разобраться   в   этом   кибернетическом
устройстве, - пробормотал Калве и покосился на Сенцова.
   - Стоп! - сказал Сенцов, всем телом радостно  ощущая,  как  плавно,
все быстрее и быстрее разгоняется корабль. - Я вам  разберусь!  Вы  не
думайте, что коли  корабль  чужой,  на  нем  Правила  недействительны.
Корабль теперь наш!
   И, усмехнувшись, добавил:
   - Нарушать работу автоматов в рейсе запрещено Правилами. Без Особой
Необходимости...   (*) Из стихотворения Павла Когана "Ракета" (1939 г.), помещенного в
посмертной книге  стихов  поэта  "Гроза"  (М.,  "Советский  писатель",
1960).--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 14.12.2001 15:55 

  Книго
  




        

            
[X]