Владимир Михайлов.
 День, вечер, ночь, утро
1. ВЕЧЕР. ДОМА   Часы показывали  половину  десятого.  Кира  лежала  на  диване.  Стояла
тишина, но  что-то  тревожное  мешало  ей  быть  полным  безмолвием.  Кира
чувствовала себя так, как если бы кто-то настойчиво смотрел  на  нее.  Она
подняла голову. Кто-то сидел в кресле и действительно смотрел на нее.
   Она не испугалась; скорей удивилась. Но человек встал, и  она  увидела,
что это Александр, и у нее захватило дыхание. Александр стоял перед нею  и
улыбался, и тут Кира ощутила, как в нее проникает страх. Наверное,  так  и
должно происходить, когда человек становится свидетелем чуда.
2. МИНУВШИМ ДНЕМ. СПУТНИК "БОЛЬШОЙ КОСМОСТАРТ"   Обратный путь был еще короче.
   Но прежде был путь  туда.  Они  держались  за  руки  и  молчали;  любое
сказанное слово опять ввергло бы их в тот иррациональный разговор, который
они успели уже возненавидеть.
   После  обычной  для  приземельского  кораблика   тесноты   внутренность
прозрачной сферы, куда они попали, показалась обширной. Снаружи, доступный
взорам, поднимался крутой и высокий борт "Летящего среди  звезд".  Он  был
ярко освещен, и телекамеры неотрывно  держали  его  под  прицелом.  Глухие
голоса провожавших блуждали, отражаясь от вогнутых стен.  Шуршала  обертка
наивных пакетиков, приготовленных в  последний  момент;  их  втискивали  в
каменные ладони уезжающих - совали так  заискивающе-настойчиво,  словно  в
измятых свертках находились талисманы любви  и  памяти.  То  тут,  то  там
вспыхивали  последние  поцелуи  -  искры  между   навечно   размыкающимися
контактами, громкие, краткие и ненужные.
   Затянувшееся ожидание накалилось  до  предела.  Люди  чувствовали,  как
теряют  они  равновесие,  балансируя  на  грани  отчаяния  и  одиночества.
Наиболее решительные  уже  перешагнули  мыслями  через  то,  что  навсегда
уходило из жизни, и обратились к тому, что должно было в ней  остаться.  И
Кира почувствовала,  что  Александр  -  после  того,  как  он  пробормотал
невнятное "жди" и она вымученно улыбнулась в ответ,  -  расстался  с  нею,
хотя еще стоял рядом и рука могла дотронуться до него.
   Сигнал они расслышали не сразу. Телеоператоры экстатически  изогнулись,
приникая к видоискателям. Путники какое-то малое мгновение толпились около
выхода. Потом они скрылись, и последний,  вырвавшись,  проскользнул  между
уже начавшими смыкаться створками. Серо-зеленый борт  стал  отдаляться;  в
пронесшемся вздохе были ужас и облегчение вместе. Но это  еще  только  зал
прощаний,  покинутый  экипажем  звездолета,  заскользил  по  направляющим,
укрываясь под защиту конструкций  стартового  спутника.  Стал  виден  весь
корабль, затем и рамка из черного неба. Всех чуть качнуло;  это  зал,  чьи
прозрачные переборки были, наверное, сделаны из отвердевших слез, вернулся
на свое место в системе сооружений спутника "Большой Космостарт". "Летящий
среди звезд", из рода длинных  кораблей,  висел  устойчиво,  словно  центр
мироздания. Но настал миг, и вселенная  пошатнулась.  Стартовые  двигатели
выговорили слово "прощай", уходящее в бесконечность. По  вселенной  прошла
рябь, а когда унялась, одним кораблем стало меньше  в  мире  людей,  одной
звездой больше на небе Земли.
   На этом  все  кончалось.  Звезда  должна  была  исчезнуть  в  избранном
направлении  со  скоростью,  близкой  к  известному  людям   пределу.   Ей
предстояло вновь возникнуть и превратиться в корабль  через  пятьсот  лет.
Поэтому все и кончалось: прожить пятьсот лет не под силу даже человеку, не
расстававшемуся ни с кем и никогда.
   Оставшиеся заговорили было громко и бодро.  Но  они  находились  еще  в
космосе, а космос не терпит  фальши,  и  вскоре  искренность  взяла  верх,
овеществившись в слезах. До того их сдерживали усилием,  которое  никто  и
никогда не сможет оценить, - сдерживали, чтобы не  стало  еще  тяжелее  на
сердце у избранных лететь. Тяжесть на сердце мешает  в  пути  больше,  чем
целые тонны другого груза, и оставшиеся приняли на себя и это бремя.  Нет,
не сказать, чтобы великая техника облегчила людям поиск новых материков!
   Кира тоже плакала, неумело от непривычки. Она охотно отошла бы в  угол,
но в круглом зале не было углов; она лишь повернулась к стене  и  опустила
голову пониже. Была тишина и приглушенные всхлипы не нарушали ее,  а  лишь
подчеркивали глубину безмолвия. Показавшийся на  пороге  внутренней  двери
человек, уважая горе,  тоже  не  сказал  ни  слова;  только  поднял  руку,
приглашая. Никто не заметил  жеста.  Тогда  он  сдержанно  кашлянул;  звук
показался оглушительным, все вздрогнули и обернулись.
   В салон ожидавшего их кораблика люди входили по одиночке, и  по  одному
рассаживались. Свободных мест осталось много, а когда летели с  Земли,  их
не было вовсе. Вспыхнули экраны. Планета плавно накатывалась  на  корабль.
Гул двигателей протиснулся в салон. Забормотал автомат-информатор, советуя
проверить защитную систему. Все было так же, когда летели сюда, - и совсем
иначе: сейчас было всего лишь безжизненное отражение в зеркале  -  мнимое,
как говорят оптики. Женщина  закусила  губу  и  почувствовала,  как  опять
влажнеют щеки. Но космодром уже распахнулся перед нею, необъятное пастбище
кораблей.
   Посадка совершилась  в  ликующем  грохоте:  корабли  редко  сочувствуют
людям.  К  вокзалу  Кира  шла  по  местами  выжженной  траве,  пренебрегая
туннелем. Она подставляла лицо ветерку, чтобы скорее высохли слезы. Пилоты
приземельского корабля стояли поодаль, они были  хмуры  и  прятали  глаза,
словно стыдились того, что вернулись в свой порт и семьи вскоре увидят их,
а те, кто улетел, не вернутся ни в этом, ни во многих будущих поколениях и
жены не встретят их никогда. Кира прошла мимо пилотов, высокомерно  подняв
заплаканное лицо и глядя покрасневшими глазами поверх голов. Но пилоты  не
обиделись; младший из них пробормотал что-то о  церемонии,  в  которой  их
кораблю была отведена немаловажная роль  катафалка.  Улететь  безвозвратно
всегда казалось ему завидным уделом; но сейчас,  глядя  вслед  удаляющейся
женщине, он впервые подумал, что человек - за чем бы ни устремлялся он,  -
едва ли не большее  оставляет  тут,  на  старой  планете.  Ему  захотелось
догнать женщину. Но Кира уже скрылась в  путанице  высоких  мачт  и  косых
плоскостей вокзала, за которым взлетели аграпланы, заставляя воздух на миг
закручиваться смерчем.
3. ДНЕМ. ГОРОД   Через час с небольшим Кира сошла с  рейсового  аграплана  на  аэродроме
своего города и направилась домой пешком, избрав самый длинный путь.
   В городе был праздник. Звездные экспедиции уходят не часто, и каждая из
них - торжество не одних только улетевших. Все  вышли  на  улицы.  Жилища,
начинавшиеся у земли мощным стволом и  ветвившиеся  наверху  на  множество
отростков, медленно  меняли  краски.  Плавно  вращались  площади,  звучала
музыка и везде танцевали люди. Взрывался фейерверк. Грудами лежали  цветы;
лепестки их налипали  на  подошвы,  запах  разносился  далеко.  Кира  шла,
погруженная в странные, непонятные до конца ей самой мысли и ощущения. Она
не замечала, как люди протягивали  ей  руки,  чтобы  вовлечь  ее,  грустью
выделявшуюся из остальных, в общее  веселье.  Потом  руки  опускались:  ее
узнавали, она была такой же, как на экранах, когда  транслировался  старт.
Несколько раз с нею заговаривали. Она  смутно  понимала,  что  говорили  о
героизме Александра - и ее самой, отпустившей его  и  оставшейся  в  жизни
одинокой, навсегда одинокой - подразумевалось, что никто не будет в  силах
вытеснить  из  ее  сердца  облик  человека,  чье  имя  будут  с  уважением
произносить в столетиях. Кира торопливо кивала и улыбалась, потом  уходила
- кажется, не очень вежливо; люди  при  этом  на  мгновение  ощущали  себя
виноватыми, хотя их  вины  в  происшедшем  не  было.  Кира  шла,  и  запах
раздавленных цветов провожал ее.
   Затем она свернула с магистрали и углубилась в сеть улиц и  улочек,  до
которых так и не докатилась еще волна реконструкции. Одно-  и  двухэтажные
домики прятались в обширных садах,  ожидая  своего  часа.  Плоские  кровли
чередовались с острыми - плодом недавнего увлечения стариной;  окна  -  то
круглые, то стрельчатые, то  просто  квадратные  -  сменялись  прозрачными
стенами.  Все  архитектурные  моды  последних  столетий  демонстрировались
здесь, как на выставке. Когда-то это  развлекало  Киру;  Александр  уверял
даже, что многие ее проекты были навеяны этой мешаниной стилей.  На  самом
же  деле  Кира,  привыкнув,  перестала  замечать  окружающее,   и   сейчас
воспринимала многое с таким  острым  удивлением,  словно  оказалась  здесь
впервые.
   Каблуки глухо ударяли о тротуар, а раньше они звенели четко. Но Кира не
могла теперь идти так, как ходила, когда он был рядом.  Лишь  на  миг  она
представила, что Александр опять вышагивает  на  расстоянии  ладони;  боль
оказалась даже более сильной, чем можно было ожидать, и горькой  на  вкус.
Наверное, так горьки бывают те яды, от которых ни люди, ни сама природа не
изобрели противоядия, что не мешало людям подчас принимать их.
   Мысль о ядах оказалась неожиданно уместной, потому что понятие о смерти
всегда соседствует с ней. Александр никогда больше не  пойдет  рядом.  Как
если бы он умер. Кроме безысходности, в этой мысли оказалась и неожиданная
прочность; в следующий миг прочность  стала  призрачной.  Умер  -  значит,
умер. Но Александр жив, и память о  нем  -  не  воспоминания  о  покойном.
Кто-то сейчас слышит - и будет слышать -  его  смех,  смотрит  -  и  будет
смотреть - в его глаза. Нет, все куда сложнее...
   Эти мысли помешали ей как следует  приготовиться  к  встрече  с  домом,
который неслышно подкрался  и  вдруг  встал  на  пути.  Кира  остановилась
бессознательно и еще несколько секунд пыталась понять,  что  же  задержало
ее; поняв, она даже не  улыбнулась  собственной  рассеянности.  Здесь  они
жили: Александр  любил  уединение.  Дикий  виноград  нависал  над  окнами,
подобно зреющей лавине, острая  крыша  казалась  носом  изготовившегося  к
прыжку корабля. Отныне Кира ненавидела корабли, поэтому дом  показался  ей
враждебным и она остановилась у калитки, не в силах отворить ее.
   Стоя на тротуаре и переминаясь с ноги на  ногу,  она  внезапно  ощутила
свою беззащитность перед будущим. В доме затаилось Одиночество, с  которым
ей отныне придется дружить. Ей захотелось оттянуть  встречу.  Она  глубоко
вздохнула; запах цветов из садика донесся до нее и напомнил другие  цветы,
на площади. Именно там - сейчас она словно  заново  услышала  и  слова,  и
интонацию - именно там ей сказали о  предстоящем  одиночестве.  Надо  было
прожить еще много  лет,  и  прожить  их  одной.  Раньше  ей  было  некогда
задумываться о том, что все, бывшее в жизни и казавшееся лишь началом,  на
самом деле шло к концу - и кончилось. Она была теперь Жена Героя -  живого
Героя, но вечно отсутствующего; такой ей и предстояло  остаться,  чего  бы
это ни стоило.  Иначе...  Почему  это  всем  кажется,  что  самые  тяжелые
испытания придутся на долю улетевших? А что станет  с  оставшимися  -  кто
подумал об этом? Совершать подвиги легче, чем ждать, когда  ждать  нечего.
Можно только укрыться...
   Она покачала головой и медленным движением  затворила  уже  открывшуюся
калитку.
   В этом доме ей не укрыться. Здесь поджидают ее  Одиночество  и  Память.
Она будет лишь Хранительницей Памяти. Но,  может  быть,  укрываться  и  не
надо? Может быть, начать все  сначала?  Многое  забыть,  многое  вспомнить
заново. Уйти отсюда. Бросить все - кроме разве материалов  проекта  и  еще
нескольких мелочей, которые все уместятся в эту сумку. И пусть Одиночество
щелкает зубами: ему не под силу окажется укусить ее!
   Она решительно тряхнула головой и  пошла  к  дому.  Поставила  ногу  на
ступеньку крыльца. И опять остановилась.  Да,  все  так,  и  кто-то  будет
смотреть Александру в глаза. Но зайти домой даже только  для  того,  чтобы
собраться, было страшно. Она боялась, что ее решимость останется  снаружи,
за дверью.
   Она сжала губы, досадуя сама на себя. И услышала шаги. Кто-то торопливо
шел, приближаясь; кусты мешали ей разглядеть, кто, но шаги были  мужскими.
Внезапно Кира поняла: надо войти в дом не одной, а с кем-то. Она  попросит
прохожего побыть с ней четверть часа. Выпить чашку кофе. Сама она  за  эти
минуты спокойно соберется, попрощается  с  одиночеством.  И,  поблагодарив
незнакомца, выйдет вместе с ним, даже не оглядываясь.
   План ей понравился, и она поспешила к калитке. Шаги  прозвучали  рядом.
Она встретилась глазами с прохожим. И растерянно улыбнулась:
   - Ты?
   Он сказал:
   - Ты не ожидала, не правда ли?
   Она ответила:
   - Да.
   - Плохо, - сказал он, - быть чужим на празднике, правда?  Я  еще  тогда
говорил тебе, что так будет. Ты не поверила. Но я все равно пришел.  Может
быть, я понадоблюсь. Тебе будет тоскливо. Я очень долго ждал.
   - Разве? - спросила она. - Ты приходил не так уж редко.
   - Приходил к Александру. Как-никак, мы занимались одним и тем же.
   - Да, - сказала Кира. - Но он улетел.
   - А я остался. Знаешь, почему? Потому, что осталась ты. Я ведь тоже мог
бы улететь. Я не хуже его. Но он оставил тебя. А я не мог. Пригласи меня в
дом.
   Сама не зная почему, Кира послушно сказала:
   - Входи.
   Как бы компенсируя уступку,  она  толкнула  дверь  сердито.  Смешно!  И
страшно глупо. Но он поможет собраться. И прийти в себя. А потом уйдет.  И
она больше никогда его не увидит.
4. СУМЕРКИ. ДОМА   - Подожди здесь, - сказала она. - Там, кажется, беспорядок.
   Гость остановился в прихожей. Он положил руку на плечо Киры,  ничем  не
прикрытое: лето стояло жаркое. Рука  показалась  горячей.  Кира  осторожно
сняла его ладонь, как сняла бы шаль. Затем вошла в комнату и затворила  за
собой дверь.
   Было полутемно. Голубая пелена затягивала  окна;  так  это  осталось  с
утра. Кира нашарила кнопку. Посветлело, лишь в углу сохранилась словно  бы
дымка; возможно,  именно  здесь  начиналось  бесконечное  пространство,  в
котором сейчас несся Александр, с каждой секундой удаляясь от Киры на  все
большее число километров. Все предметы стояли на  своих  местах.  Никакого
беспорядка.  Жаль,  что  мебель  на  месте:  ей   следовало   разбрестись,
перемешаться, опрокинуться вверх  ногами  -  создать  другую,  непривычную
обстановку и дать Кире возможность заняться делом. Тогда она, может  быть,
забыла бы и невнятный страх, и человека, который ждет в  прихожей.  Можно,
кстати, пригласить его. Нет, еще минутку помедлить. Пусть подождет...
   Кира медленно обошла комнату. Взяла с полки легкий темно-серый  камень.
Его в самом начале их знакомства привез  с  Луны  Александр.  Вспомнив  об
этом, Кира с досадой положила камень на место. Сделала несколько  шагов  -
осторожно, словно пол грозил провалиться при каждом из них... Кто упрекнет
ее и в чем? Кто вправе решать за нее, как прожить  ей  остальную,  немалую
часть жизни? Одиночество не страшно, если оно не  навязано  тебе  извне  -
людьми, обстоятельствами. Все то, что навязано, вызывает желание  бороться
и отрицать... Она подошла к двери в спальню. Дверь  была  приотворена,  за
ней царил беспорядок, разбросанная постель  (автоматика  был-а  выключена)
еще хранила, казалось, тепло тел: ее и Александра.  Кира  плотно  прикрыла
дверь, резко повернулась и направилась в его кабинет.
   Глубокие  кресла  хранили  спокойствие,  со   стен   глядели   портреты
знаменитых теоретиков  и  капитанов.  На  письменном  столе  белел  листок
бумаги. Кира торопливо схватила его, перевернула; листок был чист.  Следов
не осталось, но в каждом углу комнаты свила гнездо память. Она была похожа
на птицу: не оставляла следов в полете,  но  вила  гнездо  из  всего,  что
попадалось. Неразборчивая птица и, наверное, хищная. Не был ли памятью тот
орел, что терзал Прометея?
   Неподвижно стоя у стола, она услышала, как тот, в  прихожей,  кашлянул.
Она мысленно позвала его и тотчас услышала шаги. Человек вошел в  соседнюю
комнату. Кира стояла, не шевелясь,  затаив  дыхание.  Шаги  стихли,  потом
возобновились. Дверь отворилась беззвучно. Он вошел.  Кира  почувствовала,
что в следующий миг он дотронется до нее. И она ударит его - яростно и  не
один раз. Есть вещи, которых нельзя делать на кладбище - хотя бы и надежд.
   Она стремительно повернулась.
   - С тех пор ничто не изменилось, - сказала она, стараясь,  чтобы  слова
прозвучали как можно спокойнее. - И не изменится.
   Руки опустились; несколько секунд он смотрел ей в глаза. Она не  отвела
взгляда.
   - Это не для меня, а для тебя, - сказал он. - Но ты еще  не  поняла.  Я
поторопился. Я приду завтра. С утра.
   Поклонившись, он вышел. Кира слышала, как за ним затворилась и наружная
дверь. Тогда она почувствовала, что колени дрожат и пот выступил на лбу, и
опустилась на диван.
   - Тварь! - сказала она о себе. - Спешишь убедиться, что ничего  еще  не
потеряно? Погоди, вот вернется Алька, он тебе...
   Она оборвала себя на полуслове, потому что последнее  было  сказано  по
инерции (она и раньше упрекала себя так,  если  что-то  не  клеилось),  но
сейчас, уже произнеся эти слова, она поняла вдруг, что Александр и в самом
деле может еще вернуться!
   Она подобрала ноги и оперлась локтем на подушку.
   И в самом деле: вовсе не  трудно  было  предположить,  что  на  корабле
случилась какая-то незначительная авария.  Не  подвергая  опасности  жизнь
людей, поломка вынудила  бы  улетевших  возвратиться.  Могло  произойти  и
другое: в последний момент  экспедиции  порой  отменяются  из-за  каких-то
новых соображений, которые в науке возникают еще неожиданней, чем в других
отраслях деятельности. Так что не успевший  еще  как  следует  разогнаться
корабль теперь, быть может, уже возвращался. Это было возможно;  это  было
реально. Остальное - например, что ученые экспедиции, занимавшиеся,  кроме
всего прочего,  и  проблемами  времени,  найдут  в  пути  способ  обратить
парадокс времени - было нереальным, хотя Александр  с  друзьями  иногда  и
мечтали об этом вслух. Если бы это удалось, люди долетели бы до  источника
странных сигналов и успели вернуться, а на Земле прошло бы не  пятьсот,  а
пять лет - или месяцев, или недель. Но в  это  они  и  сами,  кажется,  не
верили всерьез, а вот поломка - это скромно и убедительно, такое случается
чуть ли не каждый день. Так много места еще для надежды! Как же могла, как
смела Кира потерять эту надежду сразу же?
   Она почувствовала, как вновь поднимаются слезы, а вместе с  ними  -  та
боль, что родилась  на  "Большом  Космостарте".  Кира  уткнулась  лицом  в
подушку. Рука Александра - бесплотная,  неощутимая  -  прикоснулась  к  ее
волосам, и это открыло путь слезам. Заболела  голова;  это  было  приятно,
боль отвлекала от другой, сильнейшей. Кира подумала,  что  надо  встать  и
найти порошок, или  еще  лучше  -  принять  ионный  душ.  Но  вставать  не
хотелось. Проклятая  нерешительность!  Нерешительность  во  всем...  Самое
лучшее - перестать быть женщиной. Забыть. Архитектура - разве одного этого
мало? "Пусть мне приснится новый театр", - подумала Кира, засыпая.
5. ВЕЧЕР. ДОМА   Ей снилось, что Александр вернулся.  Как  она  и  предполагала,  что-то
приключилось и экспедицию отозвали. Кире снилось, что она проснулась утром
и Александр уже пришел домой; он расхаживал по кабинету, а  она  лежала  у
себя, как обычно. Но Кира вспомнила, что уснула она в кабинете, и  поняла,
что это сон. Тогда она проснулась.
   Александр и в самом деле вернулся. Она спала в его кабинете, а он ходил
по соседней комнате  и  напевал  какую-то  песенку.  Кира  почему-то  была
раздета, хотя уснула одетой, это она твердо помнила. Она  сделала  попытку
натянуть на себя одеяло, но внезапно еще раз проснулась, и поняла,  что  и
это был сон. Она лежала одетая, но Александр все-таки был здесь. Он  обнял
ее и начал целовать, и это было очень хорошо. Но сердце ее почему-то сжала
боль, и она опять проснулась, теперь, кажется, окончательно.
   Часы показывали половину десятого; были глубокие  сумерки.  Часы  мелко
постукивали на руке, перед ее глазами. Кира лежала на диване все  так  же,
лицом вниз. Стояла тишина, но что-то тревожное и безымянное мешало ей быть
полным безмолвием. Кира почувствовала себя так, словно  кто-то  настойчиво
смотрел на нее. Она провела ладонью по ногам,  пытаясь  натянуть  юбку  на
колени, но осталось ощущение, что некто упорно не сводит с нее  глаз.  Она
резко  тряхнула  головой,  ощущение  не  прошло.   Тогда   Кира   медленно
повернулась на бок.
   Сон продолжался.  Александр  сидел  в  кресле  и  смотрел  на  нее.  Ей
показалось, что он улыбается. Были сумерки, но Кира  сразу  узнала  его  и
испугалась, что больше никогда не сможет проснуться, что  сон  этот  будет
продолжаться всю жизнь.
   Она подняла голову. Александр пошевелился и  улыбнулся  еще  шире.  Его
обычная улыбка могла Кире присниться. Но на подбородке заметный  в  полосе
света, падавшего из соседней комнаты, темнел шрам,  которого  еще  сегодня
утром не было, и он-то присниться наверняка не  мог,  раз  его  раньше  не
было. Или мог?
   Мысли обгоняли одна другую. Сон? Кажется, нет. Хуже: болезнь? Александр
выглядел совсем живым, но кто знает, как бывает это при болезни? Но,  будь
это так, врачи уже примчались бы: здоровье каждого человека находится  под
контролем днем и ночью, автоматы не спят. Значит, не болезнь?
   - Неужели это ты? - спросила она шепотом.
   Он на миг  стал  серьезен  и  потянул  себя  за  ухо  -  как  всегда  в
затруднительных случаях.
   - В общем, - сказал он, - это я.
   - Погоди, погоди, - торопливо проговорила Кира. - Сейчас... еще восьмое
июля. Да? (Он кивнул). Половина десятого. Да?
   - Тридцать три, - сказал он.
   - Пусть, - согласилась она. - И ты улетел сегодня.
   - Сегодня, - подтвердил Александр. - Вот именно. Восьмого июля...  сего
года. Забавно, а?
   Ей это не показалось забавным. Исполнялись желания и свершались чудеса,
хотя в глубине души Кира всегда знала,  что  свершиться  им  не  придется.
Убитое Одиночество умирало в углу. Кире вдруг захотелось закричать, громко
и торжествующе. Все-таки  самой  сильной  оказалась  она,  сильнее  науки,
сильнее пространства.  А  объяснения  найдутся,  коль  скоро  событие  уже
произошло!  Кира  напряглась,   чтобы,   вскочив,   преодолеть   последние
сантиметры разделявшего их  расстояния  и  обнять  Александра,  но  что-то
непонятное удержало ее, и она не двинулась с места, а лишь спросила:
   - Что забавно?
   - Да так, пустяки... Ну, как ты живешь?
   - Я? - Кира удивилась: что могло произойти в ее жизни за эти  несколько
часов? В следующий миг она покраснела, но  в  темноте  этого  нельзя  было
увидеть.
   - Постой, - сказала  она.  -  Вы  же,  наверное,  не  успели  там  даже
пообедать! Я закажу что-нибудь.
   - Не стоит, - успокоил Александр. - Я не голоден.
   - Тогда закажи что-нибудь  сам.  -  Кира  смотрела  на  него,  но  губы
Александра не шевельнулись, как обычно, в усилии скрыть ту  улыбку,  какой
он    обыкновенно    встречал    разные    мелкие    проявления    женской
непоследовательности. Все же она поторопилась объяснить:
   - Я что-то проголодалась.
   - Закажу, - пообещал он. - Вино и еще что-нибудь.
   Он поднялся с кресла и секунду постоял, оглядываясь, словно что-то  ища
или вспоминая, потом шагнул в угол и  включил  кристаллофон.  Кира  любила
вечерами слушать музыку, нужный  кристалл  всегда  был  наготове.  Мелодия
зазвучала, и Александр взглянул на Киру  с  таким  победным  видом,  будто
сделал что-то очень сложное. Затем вышел в соседнюю  комнату  и  завозился
там. Кира лежала и улыбалась. Ей было не просто хорошо: было чудесно.
   - А где миан? - спросил Александр оттуда.
   - Что, что?
   Александр помолчал.
   - Нет, ничего, - пробормотал  он  через  несколько  секунд  и  вошел  в
кабинет. - Заказал, - удовлетворенно сообщил он, снова уселся в  кресло  и
стал как-то странно, внимательно и  настороженно  смотреть  на  Киру,  как
будто ожидая от нее чего-то необычного. Потом улыбнулся:
   - Никак не можешь опомниться?
   Она  слегка  смутилась:  она  и  в  самом  деле  все   еще   переживала
обрушившееся на нее счастье, а  ведь  несколько  часов  назад  совсем  уже
разуверилась в  нем...  Александр  никогда  не  должен  был  узнать  о  ее
малодушии, и Кира почти совсем искренне сказала:
   - Я знала, что так будет. Не веришь? Честное слово!
   Она хотела закончить фразу обычным "Алька", - она любила  называть  его
так. Но снова что-то помешало ей, словно то, что он - Алька, еще  не  было
окончательно доказано.
   - Я верю, - сказал он.
   - Верь. Так расскажи, что у вас случилось.
   - Сначала лучше ты. Что ты делала все это время?
   Кира вздохнула.
   - Совсем ничего. Вернулась с  "Космостарта",  прилетела  в  город.  Был
праздник... - Она  умолкла  на  миг,  прислушиваясь;  ей  почудилось,  что
какие-то отзвуки празднества еще и сейчас долетали сюда, но это, наверное,
была иллюзия: какой же праздник, раз корабль вернулся? Или  никто  еще  не
знает?.. - Пришла домой, - Кира медленно загибала пальцы, Александр  вдруг
присел на диван и поцеловал эти пальцы, но  Кира  высвободилась:  не  надо
было торопить события. - Ну, поревела. Легла спать. Проснулась - а ты  уже
здесь.
   - А я уже здесь, - раздельно повторил он за нею.  -  Правда.  Вот  я  и
здесь. Ах, черт возьми!
   - Что?
   - Ничего. Я уже здесь, вот что.
   -  Восемь  часов  прошло,  -  подсчитала  Кира.  -  У  вас   что-нибудь
испортилось? Я так и думала.  Я  поняла  сразу,  как  только  увидела  ваш
корабль: в такой махине не может не испортиться что-нибудь.
   - Да нет, - сказал Александр. - В общем, все было в норме.
   -  Почему  же  вы  вернулись?  Рассказывай...   -   Она   почувствовала
прикосновение его руки и торопливо поднялась. - Нет, подожди.  Переоденусь
сначала. Не зажигай свет, я вся мятая. Твое вино,  наверное,  уже  пришло.
Похозяйничай сам, хорошо?
   Она пробежала в свою спальню; переодеваясь там, следила, как в соседней
полутемной комнате  двигалась  большая  и  ловкая  фигура.  Кира  еще  раз
почувствовала себя самой счастливой, но тут  же  спохватилась:  Александр,
кажется, совсем не так рад,  в  нем  чувствуется  какая-то  напряженность.
Конечно же: экспедиция не состоялась, а он мечтал  о  ней  столько  лет...
Кире сделалось стыдно, и она виновато проговорила:
   - Ты, наверное, жалеешь?
   - О чем? - откликнулся он из соседней комнаты.
   Кира причесывалась перед зеркалом, и в нем сейчас отразился  Александр;
он остановился в дверях, удивленно подняв брови.
   - Ну, о том, что не удалось слетать.
   - А-а, - протянул он после  мига  молчания,  потом  засмеялся:  -  Нет,
интересно все-таки... - Вдруг он стал очень серьезным и сказал, как  будто
произнося клятву: - Я очень счастлив, Кир. Очень. Поверь.
   Он подошел к ней сзади, обнял, и она почувствовала, как дрожат его руки
и углубляется дыхание. Она и сама не могла больше  справиться  с  сердцем,
выбивавшим праздничный благовест. За окном стояла  тьма...  Внезапно  Кира
резко повернулась и оттолкнула Александра. Отступив на шаг, он остановился
- обиженный, недоумевающий... Кира пробормотала:
   - Прости, мне нехорошо... Я сейчас.
   Не дожидаясь ответа,  она  проскользнула  мимо  него  и  с  облегчением
вздохнула лишь  в  прихожей.  Она  чувствовала,  что  избежала  опасности,
которую ощутила внезапно: что-то сказало ей, что рядом - не Александр, что
чужой человек обнимает ее и в следующий миг произойдет непоправимое...  На
миг  возникло  сумасшедшее  желание:  открыть  дверь  и  бежать  из  дому,
Александр  не  догонит,  она  всегда   бегала   лучше...   Кира   невольно
усмехнулась: если это все же Александр, то бежать  незачем.  Все-таки  она
постояла минуту-другую на  пороге,  открыв  наружную  дверь.  Небо  в  той
стороне,  где  был  центр,  порозовело  на  миг.  Фейерверк?  Праздник  не
кончился.  Значит?  Плотно  сжав  губы,  она  затворила  дверь,  пересекла
прихожую и вошла в автоматную. Приблизившись к информатору, послала вызов:
   - Что нового о "Летящем среди звезд?"
   Ответ последовал сразу: по-видимому, она была далеко  не  единственной,
кого интересовала сегодня судьба корабля.
   - Все в порядке. Разгон продолжается.  Вышли  из  зоны  видеосвязи,  но
микрофонная пока устойчива, хотя запоздание велико.
   -  Спасибо,  -  машинально  поблагодарила  она.  Корабль  и  не   думал
возвращаться, и, значит, Александр был там, а не здесь.
   А почему, собственно, "значит"? "Летящий"  с  таким  же  успехом  может
разгоняться и с дублером Александра, правда?
   Она вызвала службу внешней связи и назвала себя.
   - Могу ли я еще заказать разговор с кораблем?
   Наверное, она и тут оказалась не  первой:  у  многих  возникло  желание
послать вдогонку улетающим последнее, самое последнее "прости". Ответивший
ей голос не выказал ни удивления, ни удовольствия.
   - Произошло что-нибудь исключительное?
   - Да, - ответила она без колебаний.
   - Что именно?
   Кира молчала, не зная, что ответить.
   - Что же? - повторил голос. Затем произнес: - Мы передадим  ваш  привет
во время очередного сеанса связи. Всего доброго!
   Зазвучал сигнал отбоя, и Кира  медленно  отошла  от  аппарата.  Постояв
немного, вздохнула и решительно вошла в комнату.
   Александр сидел, опустив голову. Кира сказала сразу, боясь передумать:
   - Ты обиделся? Я и сама не понимаю, в чем дело. Но...
   Все  остальное,  что  она  собиралась  сказать,  она  проглотила:   так
несчастен был этот, сидящий в слабом, почти сумеречном свете человек,  что
сказать остальное значило  -  совсем  растоптать  его.  И  потом,  это  же
все-таки Александр, что бы там ни чудилось!
   - Это пройдет, - сказала она. - Уже прошло.
   Она заставила себя подойти к нему вплотную - так, что он мог  бы  снова
обнять ее, если бы захотел. Александр не пошевелился. Он лишь пробормотал:
   - Я понимаю...
   - Это от сумерек, - неуверенно произнесла она. - Знаешь, бывает так...
   - Ты хотела есть, - сказал Александр. - Все готово.
   Он встал и включил  яркий  свет,  и  Кира  стала  вглядываться  в  него
внимательно, как в незнакомого.
6. МЕЖДУ ВЕЧЕРОМ И НОЧЬЮ. ДОМА   Да, это был все-таки Александр, но какой-то  странный.  Они  расстались
считанные часы тому назад, но он изменился намного сильнее, чем можно было
ожидать. Кира не заметила этого сразу же потому, что стояли сумерки, и еще
потому, что знала: это - Александр;  так  что  не  было  нужды  пристально
вглядываться в его давно уже изученное лицо. В миг, когда  ей  почудилось,
что это - кто-то другой, каждая черточка его лица,  выхваченная  отдельно,
стала, наоборот, казаться ей незнакомой, как это бывает с любым  привычным
словом,  если  повторять  его  множество  раз,  вслушиваясь,   как   будто
встречаешься с ним впервые; слово  начинает  казаться  чужим,  странным  и
лишенным смысла. Теперь же она вглядывалась в Александра осмысленно,  и  с
каждым мгновением удивление ее возрастало все более.
   Раньше она заметила только шрам. Сейчас показалось странным, что она не
увидела сразу и многое другое. Можно было подумать, что прошли годы: черты
лица Александра стали суше, резче, кожа покрыта загаром - а ведь  он  этим
летом почти не успел загореть. Морщинки у глаз и поперек лба. Он  выглядит
куда старше, чем следовало бы. Наверное, так выглядел его  отец.  Впрочем,
Кира никогда не видела ни отца Александра, ни матери, погибшей  тогда  же,
там же, в месте с трудно запоминаемым склонением и прямым восхождением.
   - Слушай, да у тебя седых  волос  полно!  -  проговорила  она  почти  с
ужасом. - Неужели приключилось что-то серьезное? Или это  ваши  перегрузки
так старят человека? Какими же вы стали бы, если бы действительно улетели?
Хотя что я говорю, - перебила она себя, - ведь корабль летит, и только  ты
- здесь. В чем дело?
   Его молчание казалось ей угрожающим.
   - Что-то случилось именно с тобой? Почему ты  вернулся?  Ты  испугался?
Нет? Почему же?
   Александр невесело усмехнулся.
   - Как бы там ни было, - сказал он, - сядь сначала. И выпьем за встречу.
   Поднявшись, он отодвинул стул, подождал, пока Кира уселась, сел  сам  и
налил вина:
   - За встречу!
   Он выпил до дна. Кира пригубила, отодвинула бокал, поставила  локти  на
стол, оперлась подбородком о ладони:
   - Итак, я слушаю.
   - Что тебе рассказать?
   - Почему ты вернулся?
   - Потому что я и должен был вернуться.
   - Вот как! А другие?
   - И они тоже.
   - Тогда экспедиция не состоялась бы. Но корабль  летит!  Я  только  что
узнавала.
   - И передала мне привет?
   - Д-да... Но что же с экспедицией? Ничего больше не понимаю.
   -  Видишь  ли,  -  Александр  помолчал,  словно  подыскивая  слова.   -
Экспедиция, в общем, состоялась.
   - Ну, так... Что? Погоди. Не поняла.
   - Она состоялась, Кир. И я был с ней от начала до конца.
   - Пожалуйста, - сказала она, потирая виски,  -  пожалуйста,  не  смейся
надо мной. Ты знаешь, я ничего не понимаю в ваших тонкостях. Состоялась, и
ты - здесь? Постой! - она вскочила. - Вам удалось это... Ну,  вы  об  этом
говорили между собой... инверсия времени?
   - Нет, - сказал он после паузы. - Это не оправдалось.
   Кира снова опустилась на стул:
   - Но ты же...
   Не  закончив,  она  протянула  руку  над  столом  и  коснулась  пальцев
Александра, и крепко сжала их, как будто то, что он - из  плоти  и  крови,
нуждалось в доказательствах. Только после этого она договорила:
   - Но ты же вернулся так... сразу!
   - Мы долетели. И вернулись на Землю. Вот, в общем, все.
   Лицо Киры выражало ужас:
   - Сколько же вы находились в полете?
   - Своих - десять лет. Там, на месте, мы были недолго. Мы не садились на
планеты.
   - Десять лет! А здесь прошло... меньше девяти часов?  Да  нет,  что  ты
говоришь! - голос ее зазвучал надтреснуто, глаза заблестели.  -  Уж  лучше
сразу скажи  мне,  что  я  сошла  с  ума!  -  Она  залпом  выпила  вино  и
закашлялась. Прошло несколько секунд, пока она снова  смогла  говорить.  -
Нет, это, конечно, сон. Сейчас я повернусь на другой бок, и ты  исчезнешь.
Ты только во сне - здесь. Сколько же прошло времени?
   - На Земле, - произнес он, глядя на нее с сочувствием, - прошло пятьсот
лет, как и полагалось по расчету времени. Сон... Это было бы очень просто,
если бы ты спала. На самом деле все сложнее. Одним  словом,  мы  прилетели
через пятьсот лет.
   Она медленно положила ладони на грудь.
   - Не волнуйся, - сказал он. - Я не привидение. Говоря  самыми  простыми
словами, я сейчас - из будущего. Из того, через пятьсот лет, в котором  мы
оказались. Там, через пять веков, уже существует, - правильнее,  наверное,
сказать: будет существовать - аппаратура, нужная для перехронизации.  Нет,
не бойся, - торопливо продолжал он, заметив, как Кира вскинула брови. -  Я
не стану  объяснять,  это  сложное  дело,  я  не  понимаю  даже  некоторых
принципиальных положений. - Он пожал плечами, как бы удивляясь  тому,  что
не может понять чего-то. - Мы ведь тут задумывались о  чем-то  подобном  -
искали доказательства симметрии времени и даже, кажется,  находили  порой:
сначала  в  физике  элементарных  частиц,  потом  -  в   метагалактической
астрономии...  Но  это  оказалось  не  тем  путем.  То   есть,   симметрия
существует, но ее не так легко использовать. Там,  в  будущем,  это  стало
ясно уже лет двести назад... через триста лет, с нашей точки  зрения.  Нам
сейчас не удавалось и долго еще не удастся решить проблему потому, что  мы
исходим из представлений об одномерном симметричном  времени,  а  в  одном
измерении поворот невозможен.  Допустимо  обратное  движение  -  но  тогда
необходима фаза остановки, нулевая, а остановка времени означает... Короче
говоря, необходимо было выйти во второе измерение  времени,  а  для  этого
предстояло еще доказать его существование. Доказать  же  они  смогли  лишь
тогда...
   Он внезапно умолк, поняв, что Кира не слушает его. По  обыкновению,  он
увлекся,  не  понимая,  что  собеседнику  нужно  время  для  того,   чтобы
свыкнуться  с  идеями,  которые  ему  самому  казались  уже   без   малого
тривиальными. Наступило молчание - такое глубокое, что  ему  потребовалась
темнота. Кира поднялась и нажала  выключатель;  заполнявший  комнату  свет
потускнел, затем собрался в небольшой, напоминавший шаровую молнию ком,  и
ком этот внезапно исчез.
   Ночь захлестнула комнату. Во мгле едва угадывались очертания предметов;
какие-то детали костюма Александра зеленовато мерцали,  и  неизвестно  как
забредший с улицы лучик света преломился в бутылке с вином  и  исходил  из
нее. Александр сидел, неподвижный, как  на  фотографии.  Только  рука  его
шарила по столу, движения пальцев, задевавших луч, казались осмысленными -
рука искала что-то, чего не было на столе  и  что  в  той,  другой  жизни,
обязательно должно было быть - так обязательно, что даже вошло в привычку.
Странно - именно это непроизвольное движение заставило Киру поверить в то,
что Александр говорит правду; в следующую минуту она  подумала  и  о  том,
как, наверное, тяжело ему скрывать свои новые привычки,  приобретенные  за
десять лет полета и еще два -  пребывания  в  будущем,  и  восстанавливать
старые,  основательно,  как  видно,  забытые.  Он  делал  это,  чтобы   не
показаться ей чужим, и сердце ее сжалось, когда она подумала, что  это  не
поможет ни ему, ни ей:  все-таки  он  стал  посторонним  -  совсем  другой
человек, намного старше, с иным опытом и новым мышлением, и  даже  состоял
он  теперь  из  вещества  тех,  будущих   времен.   Восстановить   прежнее
невозможно, инстинкт не зря удержал ее,  когда  предстоящая  близость  уже
туманила  разум...  Нет,  настоящий  Алька  сейчас  удалялся  от  планеты,
заключенный в гулком теле  корабля,  а  этот  человек,  оказавшийся  здесь
вопреки логике и  естеству,  лишь  пытался  занять  место  подлинного!  Ей
пришлось повторить  эту  мысль,  потому  что  в  сознании  что-то  с  этим
соглашалось, но что-то и протестовало; Александр  был  тут,  недалеко,  он
дышал рядом; лежала тьма - великий союзник непонятного; воздух в  комнате,
казалось, накалился, и в каждом углу таилась  опасность.  Необходимо  было
сию же минуту уйти из дома на улицу, где тоже была  ночь,  но  без  такого
мрака и тишины, где все привычное не обступало бы ее так тесно и ничто  не
угрожало бы памяти и верности.
   Она резко поднялась; стул упал за ней, и она вздрогнула.
   - Душно. Нет, нет, - она скорее угадала, чем заметила  его  движение  к
кондиционеру. - Не надо. Пойдем лучше гулять. Ты ведь хочешь взглянуть  на
город? Совсем забыл его, наверное. Дай мне плащ.
   - По-моему, тепло.
   - Все равно, дай.
   Он медленно поднялся. Кира  напряженно  вглядывалась  в  темноту.  Шаги
Александра прозвучали, затем замерли.  Возобновились.  Послышалось  легкое
жужжание: открылся стенной шкаф.  Он  вспомнил;  но  что  с  того?  И  так
понятно, что он - это он, а не самозванец.
   - Вот, - сказал он, подходя и нашаривая ее руку.
   - Слушай, - неожиданно спросила она. - Тебе было хорошо там?
   Он промолчал. Дверь плавно  затворилась  за  ними,  и  Кира  облегченно
вздохнула.
7. НОЧЬ. НА УЛИЦЕ   Они были на улице, где можно просто  идти  и  разговаривать,  не  боясь
ничего. Улица принадлежала всем, не только Александру - Альке, и  не  была
так тесно связана с памятью о нем. Они  неторопливо  шли,  стены  домов  и
мостовая слабо светились, звезд высыпало, казалось, раза в два больше, чем
всегда. Изредка звучали шаги прохожих, еще  реже  проносилась  запоздавшая
машина, и в этой пустоте и тишине Кира внезапно успокоилась.  Она  поняла,
что надо сделать; всю жизнь она была честной с Александром, как и с каждым
человеком, и теперь следовало только откровенно сказать ему, что она не  в
силах отождествить его с улетевшим Алькой, и поэтому ему нечего  ждать  от
нее. Она скажет; сейчас она постепенно подведет разговор к этому, и...
   - Какая ночь, правда? Но ты не ответил: там было хорошо?
   Он отозвался через несколько шагов:
   - Интересно, во всяком случае.
   - Ты был один все это время?
   - Почему? - удивился он. - Вернулись все, никто не погиб.
   - Я не это имею в виду.
   Тогда он понял.
   - Но ведь есть ты, - сказал он медленно. - Кто еще мог быть?
   Кира почувствовала укол совести. И даже  что-то  похожее  на  нежность,
шевельнулось в ней. Но поддаться этому чувству было бы нечестно. К тому же
слова его нуждались в уточнении.
   - И сюда - вот так - вы тоже вернулись все?
   - Нет. Только я.
   - Почему?
   - Разве я не обещал тебе вернуться?
   - Ага: чтобы сдержать слово? Похвально.
   - Я тебя чем-то обидел? Почему ты сердишься? Она подавила вздох:
   - А как это тебе удалось? Он пожал плечами:
   - Подвезли.
   Кира кивнула. Взяли, подвезли за  пятьсот  лет.  Постучали:  это  какая
эпоха? Здравствуйте, к вам гости...
   - Что же будет? - спросила она.
   - Не знаю... - пробормотал он.
   - Да я не об этом. И давно они так - летают по времени?
   - Нет. Им долго  не  хватало  опытных  данных,  фактов.  Потом  они  их
получили - около двух лет назад.  Техническое  воплощение  заняло  немного
месяцев.
   - Значит, они к нам летают? Или это запрещено?
   - Может, и летают,  -  неуверенно  сказал  он.  -  Не  исключено.  Этим
занимается служба хроногации, я не очень осведомлен о ее делах: я ведь  не
хронофизик. Но если и бывают здесь, то так, чтобы мы не заметили.
   - Выходит, мы не знаем, а они, быть может, за нами наблюдают?  И  судят
по-своему?
   - А раньше? - Александр усмехнулся. - Даже  и  до  этого  -  куда  было
деваться от потомков? Все равно они  вспоминали...  и  судили.  Просто  мы
забываем об этом, а надо бы помнить всегда.
   Кира покачала головой. Наблюдают и судят. Осудят ли  ее  сурово  за  те
слова, что скажет она Александру? Нет: за откровенность не карают. Но  как
трудно начать...
   - Ты часто вспоминал меня? - задала она обычный вопрос.
   - Не забывал. Так что вспоминать не было нужды.
   - А не будь меня здесь, ты бы вернулся?
   - Нет, - ответил он, не задумываясь. - Я... Нет.
   - Наверное, вскоре ты начнешь жалеть, что приехал.
   - Нет, - сказал он. - Это мне не грозит.
   Кира внимательно посмотрела на него:
   - Расскажи что-нибудь о них. Например, что там носят?
   -  Как  одеваются?  -  Он  задумался;  потом  развел   руками.   -   Да
по-разному... Знаешь, я как-то не обратил внимания, - он  виновато  глянул
на нее.
   Кира усмехнулась:
   - Ну, что-нибудь другое.
   - О будущем? - Он помедлил. - Тогда надо вспомнить, что было и чего  не
было тут, в наших днях.
   -  Ты  уже  забыл?  -  Против  воли,  в  ее  словах  прозвучало  легкое
раздражение, словно Кира была полномочным представителем этого времени,  и
вина перед эпохой становилась виной и перед нею, Кирой.
   - Образовалась этакая забавная смесь в голове. А  кроме  того,  они  не
рекомендуют рассказывать.
   - Боятся, что мы не поверим?
   - Нет, почему же... Но там многое иначе, не только в науке или технике,
но  и  в  культуре,  в  отношениях  между  людьми,   во   всем.   Понятно:
полтысячелетия не может пройти, не изменив ничего.
   Кира сказала резко; она даже не ожидала, что получится так резко:
   - Отношения между людьми? Наверное, они стали намного проще, чем в наше
время? Признайся откровенно.
   На этот раз он понял сразу:
   - Я ведь говорю не о себе.
   - Прости, - смутилась она, удивляясь внезапному  приступу  ревности.  -
Где ты там живешь?
   - В общем, - сказал он, - координаты те же.
   - В нашем городе?
   - Даже почти в нашем доме. Хотя дома  этого  нет,  пожалуй,  уже  очень
давно.
   Кира улыбнулась, не очень весело:
   - Конечно, пятьсот лет... Рассказывай дальше. Им пригодилось то, что вы
привезли?
   - В какой-то мере - да. Они не посылали экспедиций в этот район, считая
его малоперспективным. Так и получилось: мы рассчитывали встретить  старые
цивилизации, а нашли кипящие и фыркающие планеты.
   - Погоди, а сигналы, которые были приняты?
   - Это были не сигналы. Вернее, сигналы, но не те. Кстати,  именно  этот
феномен - сигналы - и дал возможность...
   Он набрал побольше воздуха в легкие,  и  Кира  поняла,  что  объяснение
будет пространным. Ей было интересно услышать рассказ о работе экспедиции,
но, чтобы слушать и понимать, надо было прежде избавиться от  того  камня,
который лежал у  нее  на  сердце  и  состоял  из  сплава  неискренности  и
недоговоренности.
   - Слушай, - сказала она решительно. - Пока ты еще не начал рассказывать
об этом... Я хочу, чтобы ты понял. Ты и я... Мы не можем,  не  вправе.  Не
вправе быть вместе, понимаешь? Ты, конечно, останешься  в  своем  доме.  А
я...
   Он прервал ее, коснувшись руки.
   - Я не останусь в своем доме, - сказал он невесело,  -  и  все  это  не
нужно, потому что времени у меня - всего лишь  до  утра.  До  утра,  и  ни
секундой больше.
8. НОЧЬ. ЗА ГОРОДОМ   Она остановилась и стояла долго, а его слова все звенели в ее ушах. Она
сначала даже не поняла, что он сказал:  так  неожиданно,  так  вразрез  ее
уверенности это прозвучало. И поэтому  первое,  что  она  смогла  сказать,
выглядело беспомощно:
   - Ты шутишь!
   Он потянул себя за ухо:
   - Утром экспедиция будет возвращаться. Она заберет меня.
   - Значит, ты уже заранее решил?..
   - Это не зависит от моего желания. Видишь ли, теперь мое  время  -  то,
будущее, а здесь я нахожусь лишь в гостях.  Жить  в  чужом  времени  можно
только под защитой  энергетических  экранов.  А  они  пока  что  не  могут
действовать не только бесконечно, но даже  сколько-нибудь  продолжительное
время без дозарядки.
   - Где же эти экраны? Я их не вижу.
   - Поле неощутимо. А источник его  -  вот  он,  вшит  под  кожу.  Дай-ка
руку...
   Он расстегнул куртку, и Кира, поколебавшись,  положила  ладонь  на  его
грудь, справа. Действительно, под кожей  ее  пальцы  почувствовали  что-то
небольшое и округлое. Она медленно  отняла  руку,  ощущая,  как  невдалеке
бьется его сердце.
   - Этой батареи,  -  сказал  он  чуть  хриплым  голосом,  -  хватает  на
двенадцать часов.
   - Двенадцать часов! - ужаснулась она. - Сколько же  их  прошло?  -  Она
взглянула на  часы,  пытаясь  различить  стрелки  в  ночном  мраке,  потом
перевела взгляд на Александра. - Когда ты приехал? Я ведь спала...
   - Прошло, в общей сложности,  около  трех  часов  -  считая  с  момента
старта.
   - О, как много уже, как много, - почти простонала она.
   - Ну, - утешил он, - ты, во всяком случае,  успеешь  сказать  все,  что
хотела.
   - Ах, перестань! -  крикнула  она.  -  Я  ведь  не  знала,  как  ты  не
понимаешь!
   - Разве что-то изменилось?
   Кира недоуменно посмотрела на него, потом нахмурилась.
   В самом деле: что же изменилось? Она не испытывала к человеку  любви  и
твердо решила расстаться с ним в ближайшие же часы. Оказалось, что он  все
равно должен в эти же ближайшие часы  уйти,  исчезнуть  окончательно.  Что
изменилось? Или все это было хитростью и в глубине души она знала, что  не
расстанется с ним, и хотела лишь наказать его - за что же?  Она  не  нашла
ответа, но чувствовала, что изменилось все.
   - Нет, - пробормотала она невнятно. - Ты меня не понял. Я хотела только
сказать...
   Она ждала, что Александр прервет ее и тем поможет,  потому  что  она  и
сама не знала теперь - что же хотела  сказать.  Но  Александр  молчал,  он
только смотрел на нее и улыбался, зубы его белели во тьме.
   - Я хотела сказать... Я думала...
   Он и в самом деле сжалился:
   - В общем, я так и понял. Что же мы  стоим?  Чудесный  воздух.  Там,  в
будущем, климат нормализован, и жизнь проходит главным образом на воздухе.
Идем дальше. Так что строится сейчас? Театр?
   Она кивнула, зная, что Александр, несмотря на темноту, чувствует каждое
ее движение.
   - Да, по моему проекту. - Ее не удивил вопрос о том, что  еще  полсуток
назад было очень хорошо известно Александру: ведь полсуток прошло для нее,
для него же - больше десятилетия.
   - Ну, идем же!
   Но Кира схватила его за руку. Александр внимательно посмотрел  на  нее,
нагнувшись, приблизив лицо к самому ее лицу.  Через  секунду  Кира  отвела
взгляд и выпустила его руку.
   - Нет, - сказал он. - Не надо... так.  Не  хочу.  Станет  только  хуже.
Пойдем.
   Теперь он взял ее под руку, и Кира повиновалась. Они  пошли  молча,  не
глядя друг на друга, но ощущая близость  идущего  рядом.  Город  кончился;
справа все ближе к дороге подступал лес, слева приближалась  река,  оттуда
повеяло влажным ветерком.  Это  было  как  раз  кстати,  потому  что  Кира
почувствовала, что лицо ее горит, и не только от смущения, но и от гнева.
   Значит, судьба все-таки обманула  ее!  Поддразнила,  позволила  на  миг
почувствовать себя всесильной,  могущей  выбирать  между  одной  и  другой
любовью, а на самом деле выбора не было, из двух у нее  не  оставалось  ни
одной, ничего не оставалось, кроме памяти,  и  память  эта  была  горькой.
Одиночество ухмыльнулось издалека, а за его спиной маячил тот, приходивший
сегодня и обещавший прийти  завтра,  и  это  было  еще  хуже,  потому  что
необъятна разница между тоской и любовью. Любовь шла рядом, отвергнутая  с
ходу... Но может быть, Александр пришел с намерением  остаться,  и  только
неласковый прием заставил его заговорить о расставании навсегда?  Как  она
могла хоть на миг вообразить, что не любит его? Что случилось с ней?
   - Послушай, но у тебя ведь, наверное, есть какие-то  запасные  батареи!
Не может быть, чтобы все ограничивалось двенадцатью часами. А как живут  в
экспедициях?
   - Они подзаряжают батареи, - ответил Александр сразу же. - У экспедиций
- большой запас энергии.
   - Ага! Их можно заряжать?
   - Конечно. Заряд наводится, индуцируется.
   - Значит, ты можешь дома...
   Он невольно улыбнулся.
   - К сожалению, это доступно только там. Если бы  я  попытался  зарядить
батарею здесь, даже будь у меня вся аппаратура - городская сеть  мгновенно
вышла бы из строя.
   - И никак нельзя? Но ведь это опасно! А если они опоздают?
   Он кашлянул:
   - Все может быть, конечно. В будущем тоже так: все может быть. Но  если
случится, то легко и безболезненно. Мгновенно.
   - Значит, ты все-таки уйдешь, - почти без звука сказала она.
   - Да.
   Кира прижалась к нему как можно теснее, стараясь не  нарушать  ритма  в
котором они шагали. Потом отстранилась:
   - Ну, что же... Но если ты просто  сердишься  за  то...  Я  была  очень
обижена на тебя, понимаешь? Чуть не наделала всяких глупостей. И  в  самом
деле: ты меня оставил; все равно, ради чего - но это обидно.  И  когда  ты
вернулся, обида еще не успела пройти. Ведь  для  меня  минуло  всего  лишь
несколько часов! А теперь - я считала, что времени у нас бесконечно много.
И обидела тебя. Не намеренно, и все же... Так  что  расстанемся  мы  самым
глупым образом.
   - Да нет, - сказал он. - Я не обиделся.
   Но Кира не была уверена в его искренности.
   - Тогда придумай что-нибудь, Алька, милый... - впервые за эти часы Кира
назвала его так и сама удивилась тому, что это получилось у  нее  легко  и
естественно, и никакого неприятного осадка не осталось на душе; наоборот -
вспыхнула мгновенная радость: оба они, прежний Александр и этот, слились в
одного человека, слились,  наконец!  Она  не  задумывалась  над  тем,  что
причиной этого слияния был тот страх потери, который она  пережила  утром,
провожая Альку - первого, и теперь, ночью, готовясь проводить второго. Эти
чувства слились и помогли ей почувствовать,  что  это  -  один  и  тот  же
человек, один и тот же... - Слушай, а если обратиться к энергетикам? Может
быть, они найдут способ зарядить тебя?
   Они даже не заметили смешного оборота речи.
   - Мало надежды: нет такой аппаратуры. Но пусть даже...  а  что  дальше?
Дважды в сутки повторять процесс дозарядки им не под силу; и  потом,  жить
все время привязанным к их генераторам? Существовать на правах  безнадежно
больного? Нет, это была бы плохая жизнь.
   - Ну да, я понимаю, - суховато проговорила она после паузы. -  Конечно,
тебе там интересно и ты не хочешь возвращаться в нашу отсталую эпоху.  Что
же, ты прав. Я, например, тоже ни  за  что  не  отправилась  бы  туда:  не
представляю, что где-то может быть интереснее, чем у нас.
   Александр покосился на нее и на миг сбился с шага. Кира  едва  заметила
это, продолжая:
   - В тамошней благодати ты однажды просто вспомнил, что где-то в  темном
прошлом живет женщина, когда-то близкая тебе, и  приехал  рассеяться.  Так
ведь? Развлечение не удалось, прости меня за это. И уезжай, уезжай...
   У нее перехватило горло. Она резко дернула руку,  чтобы  вырваться,  но
Александр удержал ее и прижал к себе. Они остановились, он  гладил  ее  по
волосам, она всхлипывала, прижавшись лицом к его груди. Так они  простояли
долго.
   - Прости, - повторила она наконец. - Не знаю,  что  я  тут  наговорила.
Забудь. Пойдем, и рассказывай  что-нибудь,  я  скоро  приду  в  себя.  Ну,
например, о полетах. Там тоже летают?
   - Да. И далеко; мы и мечтать не могли о таких маршрутах.
   - В какое же будущее прилетают они?
   - Они возвращаются в свою эпоху. К звездам летают в  гиперпространстве.
Другие корабли, иные принципы движения. Нам, релятивистам, они удивляются:
говорят, что для таких полетов надо было обладать громадным мужеством.
   - Наверное, очень приятно - быть эталоном мужества для целой эпохи!
   - Не думаю, чтобы у них его было меньше.  Просто  возникли  иные  формы
проявления. Но они правы в том, что покинуть свое время - самое  страшное.
Ведь родная земля - это не только территория. Это еще и время.  Я  живу  в
этом же городе. Но тот ли это город, если вдуматься? В  центре,  например,
где сейчас возвышаются эти ветвистые  дома,  у  них,  через  пятьсот  лет,
находится...
   - Нет! - почти крикнула она. - Не надо! Молчи!
   Это нельзя слушать даже в самом лучшем настроении.  Это  ведь  были  ее
дома,  она  придумала  их,  была   ведущим   архитектором,   строительство
закончилось совсем недавно - год назад. Это новые дома, и тяжело  слышать,
что когда-то на этом месте будет - или есть? - уже что-то совсем другое, а
ветвистые здания, жалкие и безнадежно устаревшие, снесены и вывезены,  как
мусор. Ты работаешь и думаешь, что это надолго, но  кто  знает,  каким  на
самом деле будет срок, в течение которого  твоя  мысль  послужит  людям?..
Кира не стала говорить этого вслух, но Александр догадался сам.
   - Извини, - сказал он. - Я помолчу.
   - Нет, говори. Только  о  другом,  пожалуйста.  Расскажи,  как  вы  там
живете, чем заняты...
   - Как живем?  Трудно  ответить  исчерпывающе.  Мы  привыкаем,  или  уже
привыкли, и они тоже привыкли к нам. Конечно, и привыкнув,  мы  отличаемся
от них.
   - Там много таких, как вы?
   -  Нет.  И  не  будет  много:  после  нас  состоится  еще   лишь   одна
релятивистская  экспедиция,  она  уйдет  через  два  года.   Потом   Земля
перестанет их посылать.
   - Почему?
   - Начнется разработка  гиперпространственных  полетов.  Ты  не  устала?
Пойдем помедленнее.
   - Нет, я чувствую себя хорошо. Чем вы там занимаетесь?
   Александр ответил не сразу, и пауза сказала Кире, что с этим, наверное,
не все в порядке. Александр шел и насвистывал какую-то протяжную мелодию.
   - Чем занимаемся... - ответил он наконец. - Выбор там не  узок.  Пилоты
все так же летают. - Он вздохнул. - На приземельских линиях.
   Звездники на приземельских линиях - не дальше Луны - это было  немного,
и Кира отлично поняла это.
   - А ты?
   - Нет. Я ведь никогда не был пилотом, и к тому же за десять  лет  можно
соскучиться по Земле на всю жизнь. Первые месяц-два после  возвращения  мы
вообще не могли делать  ничего  другого,  только  ходили  и  смотрели.  Не
потому, чтобы что-то казалось нам странным, а просто - это была Земля...
   - Значит, по-прежнему астрофизика?
   - На сей раз хронофизика, это интереснее.
   - Ты же говорил, что ты не хронофизик!
   - Да, - сказал он резко.  -  Я  -  что-то  вроде  лаборанта.  Ясно?  На
настоящую науку меня не хватает. Да и всех остальных.
   - Почему же именно хронофизика?
   - Так уж получилось. Приехав, мы заинтересовали в первую очередь именно
представителей этой науки.
   - Сегодня из тебя приходится каждое слово  вытягивать.  Пойми  же,  мне
интересно!
   - Ну, нам удалось получить в полете некоторые факты; не будь их, вопрос
о втором измерении времени и сейчас стоял бы на месте. Хотя объективно  мы
не  были  готовы  заниматься  такими  вопросами:   нам   просто   повезло.
Установленные факты  никуда  не  укладывались,  интерпретировать  их  нам,
естественно, было не по силам. Но когда мы вернулись и представили  отчеты
экспедиции, их физики ухватились за наши  наблюдения  и  смогли  построить
теорию и даже  провести  строгий  эксперимент.  Некогда  опыт  Майкельсона
пригодился для вывода теории относительности.  А  на  этот  раз  те  самые
сигналы, на поиски источника которых мы летели, оказались...  Как  бы  это
сказать... Я ведь не популяризатор, лучше дома я напишу тебе уравнения...
   - Ну, хоть как-нибудь!
   - В общем, это были сигналы, посланные  в  будущее  и  изогнувшиеся  во
времени вследствие определенного стечения обстоятельств, а  мы  сыграли  в
этом некоторую роль - не наш корабль, конечно,  но  явления,  возникшие  в
результате наших  действий,  астрофизических  экспериментов,  зондирования
звезды... В этом роде, понимаешь? Конечно, нам такая интерпретация  фактов
и в голову не пришла, но существенным оказалось то, что уже там, в полете,
кто-то все-таки попытался связать их с проблемой времени; иначе все это не
нашло бы отражения в материалах экспедиции и люди будущего  еще  некоторое
время о них ничего не узнали бы. Вот так обстояло дело.
   - А тот человек, который подумал о времени... наверное, он гений?
   - Да нет, - сказал Александр. - Какой там гений.
   - Но он смог...
   - Наверное, время чем-то досадило ему. И он во что бы то ни стало хотел
перехитрить время. В общем, конечно, сложно понять...
   - Знаешь, -  сказала  Кира,  -  в  твоих  уравнениях  я,  наверное,  не
разберусь, как бы ни старалась. Но ведь это  не  значит,  что  я  не  могу
понять ничего. Скажи: как вы там живете? Не только  -  что  изучаете.  Как
живете?
   Коснувшись ладонью ее волос, он задержал на них свою руку,  потом  рука
соскользнула; Александр вгляделся в свою ладонь, то ли  пытаясь  найти  на
ней след прикосновения, то ли желая  прочесть  слова,  которыми  следовало
ответить.
   - Как живем? Представь: мы прилетели. Мы кто?
   - Герои, - не задумываясь, ответила Кира.
   - Герои.  И  по  их  представлениям  -  куда  большие,  чем  по  нашим.
Естественно, всегда то, что представляется предкам нормой жизни,  потомкам
кажется сплошным преодолением трудностей. Так что для них мы преодолели не
только то, что действительно было трудным, но и справились с тем,  с  чем,
по нашему  разумению,  и  справляться  не  надо  было  -  это  само  собой
подразумевалось. Иная эпоха, иной уровень жизни...
   - Да. Итак, прилетели герои...
   - Именно. Мы и в самом деле потратили много  сил:  такие  полеты  очень
нелегки. Понемногу приходили в себя. Потянулись к  работе.  Они,  потомки,
это отлично понимали; менее всего они похожи на  людей,  способных  чем-то
удовлетвориться прежде времени, прожить без полного напряжения сил...
   - Прости, я перебью. А на кого они вообще похожи?
   -  То  есть?  На  людей...  На  нас  с  тобой:  биологически  люди   не
эволюционируют, во всяком случае, там  это  еще  незаметно.  Да,  так  они
отлично понимали, какая перед нами трудность.  Ведь,  возвратившись  почти
сказочными героями и оставаясь такими -  допустим  на  минуту  -  на  весь
остаток жизни, а мы не успели состариться, как  видишь  (он  согнул  руку,
напрягая бицепс), мы ни в чем не разочаровались бы и никого бы в  себе  не
разочаровали, в то время как начав заниматься тем же, чем занимались  они,
и неизбежно проявляя вначале беспомощность, делая кучу ошибок,  заслуживая
если не осуждения, то, во  всяком  случае,  критики,  мы  могли  перестать
ощущать свою полезность.
   - Но почему же? Ты ведь считался хорошим  специалистом,  а  знания  уже
сегодня можно усваивать с такой быстротой, что за какой-нибудь месяц...
   - Дело не в знаниях. - Он коротко рассмеялся, и Кира  даже  вздрогнула:
так похож был этот смешок на его прежнюю манеру.  -  Наверное,  я  приехал
специально, чтобы пожаловаться... Поплакать на груди. Вероятно, так оно  и
есть. Человек ведь редко сознает, в  какой  именно  миг  он  достиг  своей
вершины. Ему хочется делать еще и еще... Пока ты жив, твоя  жизнь  еще  не
оправдана; ты не отдал всего, что можешь. Хочется отдавать. А  на  деле...
Пока мы кажемся себе  чем-то  очень  условным  -  этакая  помесь  древнего
дедушки с несмышленым внуком; сумма, которая при делении все-таки не  дает
в  среднем  взрослого  человека,  способного  разговаривать  с   ними,   с
потомками, на равных.
   - Но почему же, я не понимаю!
   - Мы слишком инертны, -  с  досадой  сказал  он.  -  Инерция  мышления,
интеллекта... Разум не может мгновенно приспособиться к совершенно новому.
Он будет действовать по старым канонам, наперекор даже  фактам  и  логике.
Препятствия мы преодолеваем с помощью рассудка, но что может  повлиять  на
него самого? Только  другой  интеллект;  но  тут  есть,  очевидно,  нечто,
подобное биологической несовместимости:  психологическая  несовместимость,
что ли? Просто  привить  чужую  мысль  -  если  ты  всем  ходом  жизни  не
подготовлен к ее восприятию - нельзя, она, как  и  чужая  плоть,  отомрет,
будет отторгнута, произойдет некроз. Чтобы этого не произошло, разум  надо
предварительно  подготовить,  как  готовят  тело.  Этим  наши  потомки   и
занимаются - с переменным успехом.
   Он помолчал.
   - Дело не в том, что мы чего-то не знаем. Мы -  не  чувствуем.  Слишком
много принципиально новых идей, и мы пока еще не готовы к  их  восприятию,
хотя уже вызубрили уравнения. Легко научить человека  говорить,  что  бога
нет, - куда труднее заставить его даже в самых тяжелых-случаях не обращать
глаза  к  небу.  Конечно,  мы  со  всем  согласны,  потому  что  не  можем
опровергнуть. Но чтобы творить, недостаточно  соглашаться  или  даже  быть
уверенным; надо дышать идеями, как воздухом. Но кислородом дышат и рыбы, и
люди; только рыбы извлекают его из водного раствора и гибнут  на  воздухе,
хотя усваивать кислород воздуха, казалось бы,  куда  легче.  Так  вот,  мы
привыкли дышать в воде и не можем иначе - только шевелим жабрами...
   Он грустно усмехнулся и даже показал ладонями -  как  это  они  шевелят
жабрами. Это действительно было смешно.
   - Ну вот, я поплакал. Тебе не противно?
   - Глупость. Слушай, а если бы ты заранее знал, что  будет  так,  ты  не
полетел бы, правда?
   Это можно было, пожалуй, принять за скрытый упрек: вот каково  покидать
меня, так хоть покайся напоследок! Александр поднял голову.
   - А куда же я  делся  бы?  -  проговорил  он  удивленно.  -  Полет  был
неизбежен, даже больше - нужен.
   - Ну, пусть, - сказала она со вздохом. - Значит, потомки вам  помогают.
Ну и чудесно.
   - Видишь ли, все дело в том,  что  для  нас  из  истории  Земли  выпало
пятьсот лет. Это много. История оказалась разрезанной:  кончалась  на  дне
отлета и возобновлялась в день  прилета,  а  между  ними  оказался  ров  в
пятьсот лет. Его надо было засыпать. Шаг  за  шагом  проследить  весь  ход
человеческой мысли за эти пять столетий.  От  одной  научной  революции  к
другой. Подойти к последним выводам по достаточно пологому подъему.
   - И это вам под силу?
   - Да - если есть все нужные условия.
   - У тебя они есть?
   - Не все, -  пробормотал  он.  -  Ну,  ладно.  Послушай,  мы  оказались
где-то...
   - Вот река.
   - Я имею  в  виду  разговор.  Кира...  осталась  немного  часов.  Давай
проведем их так, словно ничего не случилось. Не  было  экспедиции.  Мы  не
расставались. Просто гуляем, как обычно.
   - Хорошо, - сказала она, решив, что  это  и  впрямь  самое  лучшее.  Он
неизбежно уйдет; она неизбежно останется. И пусть все будет  так,  как  он
хочет: ведь все-таки он пришел к ней, а не наоборот.
   Они шли берегом реки. Город остался далеко позади; в эту  эпоху  города
обрывались сразу, не отделенные от лесов и  лугов  кольцом  предприятий  и
свалок. Временами задувал ветерок - и смолкал, точно ему лень  было  дуть;
листьям  тоже  было  лень  шевелиться  и  шуршать,  катерам  не   хотелось
двигаться, и они дремали на приколе, а попадавшимся изредка парам не  надо
было говорить, и они молчали.  Только  звездам  хотелось  светить,  и  они
горели, и мерцали, и звали стремящееся вдаль человечество, а реке хотелось
течь, и она текла, и отражала звезды, и играла с ними, легко  перебрасывая
светила с одной волны на другую. Вода не стремилась к звездам, потому  что
светила были в ней, а рекам этого достаточно;  только  человеку  мало  тех
звезд, которые живут в нем, и он ищет, и всегда будет искать еще и другие.
Река текла, изредка в ней всплескивала рыба; один раз  тихо  проскользнула
лодка - еще кому-то, видно, не спалось, но он  был  один  и  поверял  свои
мысли лодке и реке. Они же по-своему отвечали ему, и он понимал  их  язык,
как всякий человек может понять язык  реки,  язык  деревьев,  язык  звезд,
стоит лишь ему вспомнить, что и река, и деревья, и  звезды  -  это  та  же
материя, из которой возник и он сам, и так же существуют  во  времени.  Но
вот язык времени - можно ли понять его? Можно  ли  доказать  времени,  что
очень жестоко -  забирать  самого  дорогого  человека  и  забрасывать  его
далеко, очень далеко, и делать это так, чтобы он даже не  чувствовал  себя
виноватым!
   - Значит, гуляем, как обычно?
   - Конечно.
   - А я не могу, как обычно! Никто не вынесет  этого:  дважды  в  течение
суток расставаться навеки с одним и тем же - с  тобой!  Это  мука:  делать
вид, что мы гуляем, как всегда, хотя каждый миг я помню, что все лучшее  -
позади. Как мне жаль того, что позади, Алька! Будь это возможно  -  я  без
конца возвращалась бы и возвращалась назад, в самые счастливые дни  жизни,
и переживала бы их заново. Но вот ты можешь вернуться,  а  я  -  нет,  мне
придется жить от одной встречи с тобою до другой, а  ведь  они,  наверное,
будут происходить не часто. Ты жесток; ты лишил меня даже надежды  на  то,
что обстоятельства заставят вас возвратиться через неделю или через год. А
ты хочешь, чтобы я гуляла  с  тобой,  как  в  прошлом,  которое  для  меня
неповторимо, и думала о будущем, которое недостижимо. Я не хочу!  Не  хочу
сейчас  быть  счастливой:  тем  тяжелее  будет  потом.  Вы  ушли,  а   мы,
оставшиеся, перестали быть нужными вам...
   - Ты ничего не понимаешь! - крикнул он. - Как это - не нужны? Ты -  это
и есть то, чего потомки мне дать не в состоянии, и без чего мне никогда не
перешагнуть через все эти века. Разве это не ясно?
   Кира внезапно остановилась и схватила его за руки.
   - Алька! - сказала она.
   - Ну, да! - сказал он. - В этом все дело.
   - Я чувствовала, что ты прилетел не  просто  так.  Я  нужна  тебе  там.
Потому что тебе без меня плохо!
   - Да, - сказал он. - Мне без тебя очень плохо.
   - Я же ничего не могу сделать. Или могу? Говори!
   - Если бы захотела, - после паузы сказал Александр, - ты бы смогла.
9. ПЕРЕД РАССВЕТОМ. ЗА ГОРОДОМ   Кира не поверила своим ушам - так это прозвучало просто. Она  наморщила
лоб:
   - Я бы смогла... Что я смогла бы?
   - Быть со мною. Там.
   - Да говори же, пожалуйста, не иероглифами!
   Она вспылила; это было еще ничего, она готова была его  ударить,  и  не
как-нибудь, а больно.
   - Почему ты не объяснил сразу же, что прилетел за мной?
   - Видишь ли... Ты ведь сказала, что ни за что не расстанешься со  своим
временем.
   - Но ведь я не знала!  Ты  был  такой  благополучный,  такой  гордый  и
независимый, а я распухла от рева... Поворачиваем.
   - Куда?
   - Домой! Раз я могу что-то  сделать,  я  не  стану  терять  времени.  И
объясни мне все. Скорее. Ну?
   Он подчинился.
   -  Помнишь,  я  говорил  еще  об  одной  релятивистской  экспедиции   -
последней? Там, в будущем, мы уже  получили  ее  сигналы.  Она  стартовала
через два года после нас, корабль ее обладал теми же  характеристиками,  -
он сейчас уже почти готов, скоро начнется его монтаж на орбите.  Параметры
рейса подобны нашим. Расчет времени показывает...
   - Ну, ты же не на кафедре!
   - Короче говоря, они должны были вернуться на Землю тоже через два года
после нас. А после нашего финиша прошло уже почти столько времени. Так что
до их прибытия - там, в будущем, - осталось, ну, месяца два.
   - Через два месяца ты встретишь их там?
   - Вот именно.
   - Трудно поверить. Но раз это говоришь ты...
   - А  главное  -  участники  экспедиции,  возвратившись,  станут  нашими
современниками!
   - Понятно, - тихо проговорила Кира. - Значит, я должна принять  участие
в этой экспедиции.
   Она помолчала, пытаясь представить, насколько сложна задача.
   - И для этого я должна стать специалистом в одной из космических наук?
   - Или в космической технике. Но  не  просто  специалистом  -  одним  из
лучших. Конкурс будет жестким, если судить по тому, как отбирали нас.
   - И всего за два года?
   - Вдвое быстрее: состав экспедиции утверждается за год до отлета, разве
ты не помнишь?
   - А у меня еще на полгода работы с театром...
   - Брось ее.
   Кира покачала головой.
   - Не могу. Проект надо закончить.
   - Почему?
   - А почему ты не мог не лететь?
   Александр замедлил шаги.
   - Что же, некуда торопиться, если так...
   Он произнес это со вздохом, но Кире показалось, что кроме сожаления,  в
его вздохе и еще что-то. Она с подозрением взглянула на него.
   - Кажется, ты не совсем искренен.
   Александр молчал.
   -  Не  хочешь  говорить?  Но  ты  напрасно  сомневаешься,  Алька.   Мне
выносливости не занимать, я закончу проект -  и  за  это  же  время  стану
специалистом. Одним из лучших. Стану, ты понимаешь? Веришь?
   - Верю, - кивнул он, потому что  действительно  верил.  -  Хотя  ты  не
представляешь себе, какой это труд.
   - Ничего. Там ведь понадобятся специалисты по строительству станций  на
планетах?
   - Да, такие предусмотрены в экспедициях.
   - Вот этим я и займусь. Такая работа мне под  силу.  Я  ведь  не  самый
плохой архитектор в мире, - похвасталась она,  хотя  Александр  уже  давно
знал, что она была  хорошим  архитектором.  -  А  что  касается  работы  в
космосе... остановись на минутку. - Раскрыв сумочку, Кира торопливо рылась
в ней. - На, возьми... И это подержи...
   - Зачем?
   - Просто мне надо найти одну вещь. Ага!
   Она  вытащила  плоскую  коробочку  телеабонента.   Выдвинув   тоненькую
антенну, включила. - Ну вот, научная  микротека  -  прекрасная  помощница.
Называй побыстрее!
   - Что же? - спросил он, но тут  же  понял.  -  Так...  Программы  общей
подготовки для кандидатов в звездные экспедиции, с дополнениями прошлого и
этого годов - четыре кристалла...
   Кира негромко повторила, поднеся коробочку к губам.  Через  секунду  на
поверхности коробочки зажглась синяя точка: заказ был принят.
   - Основы космического  строительства  -  два  кристалла...  Минералогия
планет...  Стройматериалы:  организация  производства  и  использование  в
условиях систем звезд класса К... Космостроительная  техника...  Атмосферы
планет, издание этого года...  Дальше:  архитектура  внеземных  станций...
Биологическая  защита...  Водо-   и   воздухоснабжение   в   известных   и
предполагаемых условиях, два кристалла...
   - Не так быстро, - Кира положила  пальцы  на  его  рукав  и  продолжала
посылать заказы. Александр продиктовал еще десяток  названий,  после  чего
Кира назвала адрес и выключила аппарат.
   - Я использую свою технику, - сказала она, - буду учиться  наяву  и  во
сне. Ты доволен? Ну, говори же: ты счастлив, ты уверен во мне больше,  "ем
когда-либо, ты простишь мне за это все... что могло быть!
   Александр стоял, держа в ладонях содержимое ее сумочки.
   - Опять молчишь? Да сунь все это в сумку!
   - Кира, милая... Главного ты пока не знаешь.
   Его тон снова не понравился ей:
   - Слушаю?
   -  Понимаешь...  мы  там,  в  будущем,  знаем,   что   эта   экспедиция
возвращается. Но, судя по сообщениям, она оказалась не столь удачной,  как
наша. Они возвращаются, но не все. Не все!
   - Понимаю.
   - Мы еще не знаем, сколько погибло, и главное - кто...
   - Я полечу.
   - Но если...
   - А я не боюсь. Есть ради чего рисковать.
   - Ты хочешь сказать - ради меня?
   - Ради себя самой: ведь и ты нужен мне. "А кое-кто  напрасно  ждал  все
эти годы, - подумала она внезапно. Что же, его жаль. Но помочь нечем".
   - А я говорю откровенно, Кира: я боюсь.
   - Зачем же ты... зачем ты дал эту надежду?
   - Не знаю, что со мной, - сказал Александр  хмуро.  -  Я  ехал  к  тебе
именно затем, чтобы позвать. И был уверен: ни с одним  из  нас  ничего  не
может случиться. Даже в момент размыва...
   - Что это? Объясни.
   - Просто термин хронодинамики. Явление, сопутствующее  началу  поворота
во времени, выходу во второе  измерение,  момент  наименьшей  устойчивости
системы. Бывали случаи, когда...
   - Когда происходили катастрофы?
   - Ну, что-то в этом роде. Но даже и в это время я был уверен,  что  все
кончится благополучно. Знал, что еще увижу  тебя,  а  сейчас  -  боюсь.  И
думаю, что не имею права посылать тебя в опасность.
   - Да разве ты меня посылаешь?  Я  лечу  сама.  Кстати,  я  и  без  тебя
додумалась бы до этого. Не понимаю одного: судя по  твоему  рассказу,  эта
техника для перемещения во времени у вас еще не очень совершенна.  Как  же
они берут пассажиров?
   - Каких пассажиров?
   - Взяли же тебя!
   - Ну... мм... Я очень попросил.
   - Алька! - сказала она настойчиво. - Ну-ка, взгляни на меня!
   - Ну, я имел в конце-концов право...
   - Ага! Какое же? Молчишь? Кто обнаружил эти сигналы в экспедиции? И кто
связал их с проблемой времени?
   - Тот, кому повезло, - ответил Александр, пожимая плечами.
   - Милый, твои ответы, как загадки  для  детей:  разгадка  тут  Же,  она
просто написана вверх ногами. Я ведь знаю, чем ты должен был заниматься на
корабле! Даже больше: я не забыла, о чем вы спорили еще до отлета.
   - С Евгением? Он возражал. Но его сопротивление  и  помогло  мне  потом
найти нужную точку зрения.
   - Бедный Евгений, - сказала Кира, подавляя возникшее на  миг  искушение
рассказать о сегодняшнем визите этого человека.  -  А  теперь  скажи:  что
помогло тебе перехитрить время?
   Александр потянул себя за ухо и сказал:
   - Ты.
   - И после этого ты хочешь, чтобы я не шла на риск?  Послушай,  если  ты
просто намерен заставить решать меня одну, это  не  получится,  можешь  не
умывать рук. Я тебе по-настоящему нужна там?
   - Еще как! Я же объяснил тебе...
   - Вот ты и решил. Потому что слово "лети" - всего  лишь  другой  способ
выразить то же самое. Итак, через  два  месяца  мы  окажемся  вместе  -  и
навсегда!
   - Но для тебя пройдут не два месяца, Кир: двенадцать лет, и не таких уж
легких.
   - Ты же  перенес  их!  А  я  выносливее  тебя.  И  сейчас  у  меня  еще
прибавилось сил. "Мне только хочется  представить  все  как  можно  яснее.
Вообрази: время прошло, я  прилетела  и  мы  встретились  снова.  Как  это
произойдет?
   -  Будет  хорошая  погода,  -  начал  он  после  паузы.  -  Весь  город
переселится на пляж. Я привезу тебя туда прямо с космодрома. Возьмем яхту.
Под парусами уйдем на острова...
   - Погоди, какие острова?
   - А? Ну, там они есть, ты увидишь. Очень оригинальная кон...
   - А потом?
   - Пойдем в концерт. А  ночью  поплывем  в  подводный  город.  Хочешь  в
подводный город?
   - Куда угодно, - сказала она. - Только с тобой.
   - А мне угодно, - проговорил Александр, - нести тебя на руках.
   Он и в самом, деле поднял ее на руки и понес - он и раньше носил ее так
и не уставал, силы в нем было много, и  двенадцать  лет,  кажется,  ее  не
убавили.
   - Вот так я унесу тебя к морю. Будем просто лежать на песке и загорать.
   - Или строить из песка внеземные станции, - сказала  Кира,  делая  вид,
будто засыпает у  него  на  руках.  Но  тут  же  напрягла  мускулы,  чтобы
высвободиться: она была слишком возбуждена и ей не хотелось покоя.
   - Да, - сказал Александр, помогая ей встать на ноги. - Так оно и будет.
   - Не пойму одного, - сказала Кира, оправляя плащ. -  Разве  ты  не  мог
перед тем, как вернуться ко  мне,  найти  в  архивах  список  улетевших  с
последней экспедицией?
   - Возможно, я и сумел  бы,  -  задумчиво  ответил  он.  -  Хотя  трудно
проследить за судьбой каждого отдельного человека. Я  не  пытался,  потому
что... ну, потому что боялся не найти там твоего имени.
   Кира кивнула. Они возвращались в город другим путем, все время  держась
близ реки, уходя от зари,  которая  догоняла  их.  Позади,  на  горизонте,
возникла яркая полоса и  быстро  расширялась.  Ее  отблеск  поднялся  выше
деревьев. Кира взглянула вверх. Звезды гасли,  но  солнце  уже  готовилось
сиять, и птицы пробовали голоса.
   - А птицы там есть?
   - Птицы, и цветы, и все. Тебе там понравится.
   Кира кивнула, представляя себе тот мир,  легкий  и  элегантный,  и  уже
отыскивая свое место в нем.
   - А как там строят? Расскажи.
   - Ну, ты же знаешь, - я ничего в этом не понимаю.
   - Просто опиши, что видел.
   - Попробую, - вздохнул он. - Представляю, как беспомощно это  прозвучит
для специалиста...
   Он  стал  рассказывать,  рисуя  в  воздухе  руками,  и  один  раз  даже
остановился, чтобы нацарапать  на  песке  контуры  -  получилась  какая-то
виноградная гроздь.  Рассветные  бестеневые  сумерки  делали  линии  почти
неразличимыми, но Кира разобралась и пожала плечами:
   - Не понимаю, какой в этом смысл.
   - Они ведь не связаны гравитацией, у них в каждой  системе  свой  центр
тяготения, - пояснил Александр. - Наше направление верх  -  низ  в  данном
случае неприменимо.
   - Ах, вот оно что...
   Все было новым и странным, кое с чем Кира не  согласилась  бы,  многого
просто  не  понимала.  Было  ясно  лишь,  что  это  -  архитектура  других
материалов и техники, задач и потребностей,  и  эстетические  критерии  за
пятьсот лет тоже, конечно, подверглись изменениям.
   - А что у вас находится там, где сейчас площадь?..
   Она назвала место,  где  встанет  здание  театра.  Александр  помолчал,
припоминая.
   - Ну конечно, как я сразу не сообразил: там сейчас Большая игла.
   - Там стоит большая игла? Что  это?  -  спросила  Кира  каким-то  чужим
голосом.
   -  Устройство  для  гиперсвязи.  Не  стоит,  а  парит.  Очень  красивое
сооружение, для тех времен...
   - Ты - как пророк, - грустно сказала  Кира.  -  Но  пророкам  хочешь  -
веришь, хочешь - нет, а ты все знаешь точно, с тобой не поспоришь, как  бы
ни хотелось подчас. Вот, значит, и театр мой не доживет...
   Александр проворчал что-то, досадуя на себя: увлекся и сказал, чего  не
следовало. Он попытался утешить ее:
   - Откровенно говоря, из того, что есть  в  городе  сейчас,  сохранилось
немногое, да и то - не всегда лучшее. Ты огорчилась?
   - Нет, - неохотно ответила она.
   - О чем ты думаешь?
   - Ни о чем. Просто: ночь прошла, наступило утро...
10. УТРО. ДОМА   Наступило утро, и город, в который они вошли, охватил их  сразу  -  еще
по-ночному тихий, но  неуловимые  краски  ночи,  ее  иррациональные  линии
исчезли, уступив место трезвой ясности. Они  взяли  машину.  Город  бежал,
торопясь зайти им за спину. Из невидимых магистралей  в  срезах  тротуаров
ударили струи воды, светлый пластик улиц потемнел, потом в нем  отразилось
утро. Из машины Кира вышла первой и несколько секунд постояла перед домом.
Ей вдруг показалось, что ничего не было и она только  что  возвратилась  с
космодрома, и сейчас снова услышит шаги за спиной. Шаги  и  в  самом  деле
раздались - шаги Александра. Он обогнал ее и распахнул дверь. Она медлила.
   - Прошу, королева, - произнес Александр, склоняясь.
   - Ответь: ты будешь меня любить? Что бы ни произошло?
   Вместо ответа он подхватил ее на руки и внес в  дом.  От  прикосновения
его рук возникла тревога; кто-то посторонний подумал за нее, что она так и
не успела навести дома порядок. Эта  была  последняя  мысль  из  реального
мира. Затем время остановилось.
   Минула вечность, когда Кира порывисто  поднялась,  чтобы  взглянуть  на
часы.
   - Нет, - сказал Александр, не  открывая  глаз.  -  Не  беспокойся.  Они
предупредят - за четверть часа.
   Она кивнула и отвернулась, не  пытаясь  объяснить,  что  ее  интерес  к
прибору,  измеряющему  время,  был   вызван   иной   причиной:   почему-то
подумалось, что все сроки уже прошли, а  Александр  остался  с  нею  и  не
случилось ничего страшного... На самом деле время, оказалось, шло  гораздо
медленнее. Александр обеспокоенно спросил:
   - Ты обиделась? Но ведь я...
   - Нет, нет, - устало проговорила она. - Хочется пить. - Она и  в  самом
деле ощутила во рту какую-то горечь.
   Он неохотно поднялся, затем Кира услышала шаги. Александр еще не  успел
отправить заказ, когда Кира, надев халат, показалась в дверях. Он  подошел
к ней и хотел обнять, но она отстранилась:
   - Алька, подожди. Скажи: у тебя нет сомнений  в  том,  что  мы  избрали
правильный путь?
   - Не понимаю, - проговорил он, настораживаясь.
   - И я не понимаю, но что-то не так...
   - Конечно, готовиться будет тяжело...
   - Разве дело в этом? Работать я умею. И даже то, что новые  знания  там
не пригодятся - тоже ничего: мало ли ненужных вещей мы запоминаем... Но...
Вот: что же в том мире буду делать я?
   - Ах, вот что! - Александр облегченно перевел дыхание.  -  Ну,  найдешь
занятие по вкусу.
   - А мне по вкусу мое дело. Но там - окажется ли оно мне по силам?
   - Ну... я полагаю, - сказал он без уверенности в голосе.
   - Только искренне.
   - Н-не знаю, - сказал он, ухватившись за мочку уха.
   - А я почти уверена, что нет. То, о чем ты рассказывал,  мне  чуждо.  Я
вряд ли смогу, как ты говорил, дышать этим.
   Александр почувствовал, что должен сказать сейчас что-то значительное и
хорошее, чтобы все их  планы  не  рухнули,  опрокинутые  непониманием.  Но
ничего не приходило в голову.
   - Вечерами будем гулять, - вернулся он к самой спокойной из тем. - Ты и
не узнаешь окрестностей...
   - Да? - безразлично спросила  она,  но  за  кажущимся  безразличием  он
почувствовал боль.
   - Тебе неинтересно?
   Кира вздохнула.
   - Ну ладно, - сказала она, - все будет очень хорошо. Давай  завтракать,
время идет.
   Они ели лениво и мало - у обоих  сразу  пропал  аппетит.  Почти  полные
тарелки одна за другой возвращались на диск и исчезали где-то  в  путанице
пищевых коммуникаций. Александр налил вина и теперь  задумчиво  глядел  на
пузырьки; растворенный в вине газ улетучивался, и так же  улетучивалось  -
он чувствовал - взаимопонимание, которое совсем  было  установилось  между
ними. Этот процесс надо было прервать, пока он не зашел слишком далеко.
   - Можно подумать, - сказал он, - что ты сомневаешься.
   - Нет. Я вижу все, о чем ты рассказывал. Но этого слишком  мало.  Скажи
еще раз: я нужна тебе - там?
   - Говорю еще раз: нужна - даже не то слово.
   - А какая?
   - Что - какая?
   - Какая я тебе нужна?
   Он пожал плечами.
   - Такая, какая ты есть.
   Она рассмеялась, но смех этот был похож на рыдание.
   - Но ведь такая я - здесь. А там?
   - Ах, так это тебя смущает? Конечно, ты станешь на дюжину  лет  старше;
но какое это имеет для нас значение?
   Кира усмехнулась; конечно, она думала и об этих  двенадцати  годах,  но
главное заключалось вовсе не в них.
   - Ты не угадал. Дело в том, что там ведь я не буду такой, как сейчас.
   Он взглянул недоуменно.
   - Я, наверное, разучился понимать тебя.
   - Ну, зачем же так мрачно, - сказала Кира, улыбаясь,  хотя  губы  плохо
слушались ее. - Налей еще.
   - Пожалуйста. Поставить музыку?
   - А ты не привез ничего оттуда?  Хоть  бы  послушать,  что  и  как  там
исполняют...
   - Нет, - он развел руками, - собирался наспех. Да ты скоро услышишь все
на месте.
   - Знаешь, - сказала она, - я не полечу, - и выпила вино.
   - Ты...
   - Я решила. Так будет лучше.
   В наступившей тишине жужжание часов казалось  оглушительным.  Александр
взял стакан и медленно  водил  пальцем  по  его  верхней  грани.  Раздался
печальный, пронзительный звон; стакан запел. Кира повела плечами.
   - Что же, правильно, - сказал Александр  почти  беззвучно,  глядя  мимо
нее. - Риск слишком велик.
   - Не поэтому, - ровным голосом возразила она.
   - Почему же?
   - Не знаю... Это не нужно.
   - Кому?
   - Никому. Тебе.
   - Ну, - запальчиво сказал он, - мне лучше знать!
   - Ты просто не подумал как следует. Со мной тебе не станет легче. Вдвое
тяжелее.
   - С чего бы это?
   - Очень просто. Ведь там я не смогу жить так, как здесь.
   - Куда лучше!
   - Ведь работать всерьез я там не сумею!
   - Мало ли на свете дел?  Главное  -  оставаться  самим  собой.  Вот  я,
например.
   - Нет, и ты тоже не тот. Совсем не тот.
   - Ага, хуже?
   - Нет. Но - другой. Да ты и сам знаешь... Ты привез туда открытие. А  с
чем приеду я? Мои дома не доживут до той эпохи. А начинать сначала в сорок
лет - смогу ли я? Будут ли силы?
   - Ладно! - Александр махнул рукой. Не станем дискутировать. Все  решено
и чудесно.  -  Он  отвернулся,  но  не  смог  сдержаться:  -  Если  бы  ты
по-настоящему любила...
   - Молчи! Вот если бы я не любила - тогда я могла бы и не рассуждать  об
этом. Я ведь не очень честолюбива,  и  создать  что-нибудь  настоящее  мне
хочется в первую очередь не  ради  себя.  Я  полетела  бы,  не  колеблясь:
как-никак интересно посмотреть, что происходит там, в будущем. Будь ты мне
безразличен, я не стала бы бояться, что тебе со мною станет тяжелее. А так
оно и будет. Я чувствую, что моя вершина - еще впереди, и не  хочу,  чтобы
нас обоих всю жизнь терзала мысль, что я ее так и не достигла. А  там  мне
до нее не добраться.
   - Да почему? - взорвался он и вскочил на ноги.  -  Почему?  Как  ты  не
понимаешь, что здесь тебе тоже будет недоставать меня, а там - вдвоем - мы
станем вчетверо сильнее?
   Кира молчала, и со стороны могло показаться, что  она  анализирует  его
слова, стремясь поверить им. На самом же деле она просто прислушивалась  к
голосу логики, и голос этот говорил ей то же, что и раньше.  Через  минуту
она покачала головой:
   - Такие - вдвоем - мы не станем сильнее. Наоборот...
   - Чушь. Прости, конечно... - спохватился он и поставил бокал  на  стол,
сильно стукнув донышком.
   - Не будем спорить, Алька. Прекрасно черпать силы в любви: я - в  тебе,
ты - во мне. Но сколько этих сил понадобится, чтобы справиться со всем:  с
тоской о своем деле, своем времени...
   - Хроностальгия, - проговорил он.
   - Что?
   - Так это называется. Болезнь. Тоска по своему времени, по своей эпохе.
Но не есть ли это...
   - Видишь, даже название есть...
   - Я говорю: не есть ли это  всего  лишь  неизбежная  тоска  о  детстве,
посещающая порой каждого? Но разве...
   - Да, черпать силы в любви. Но, чтобы черпать, надо  откуда-то  браться
этим силам? Я готова отдать тебе все, и  если  ради  тебя  надо  лететь  и
погибнуть - я полечу без слов. Но не погибнуть, прилететь, быть с тобой  -
и ощущать, как с каждым днем будет иссякать то, ради чего все  сделано,  -
это ужасно. Ведь у нас только и есть, что наше дело...
   - Как оно может иссякнуть?
   - Что же останется от меня там? Любовь - не только объятия,  это  знает
каждый пятнадцатилетний. Нужная тебе я - это еще и то, что  я  делаю,  что
думаю, и - как делаю, как думаю... Но ведь там я  буду  делать  не  то,  и
думать не так, и это уже не буду  я,  которую  ты  любишь.  Хуже,  слабее,
неопределеннее... И жить так, ежедневно видеть,  как  другой  нуждается  в
твоей поддержке, - и не уметь поддержать его - вот что ожидает каждого  из
нас. Я не хочу убить любовь  своими  руками.  А  это  значит:  у  нас  нет
дополнительного источника сил - общей эпохи; и мы должны остаться каждый в
своем времени.
   - Вот тут-то она и кончится, - сказал Александр мрачно. - Другое  дело,
если бы я не возвращался и ты сохранила бы меня в памяти  таким,  каким  я
был до старта - на вершине. А сейчас...
   - Я очень, очень  благодарна  тебе.  Ради  меня  ты  пронизал  время  в
обратном направлении, совершил подвиг...
   - Не надо; я тоже давно переболел честолюбием, и мне нужны  не  титулы.
Но только... Признайся, Кир: может быть, ты просто  побаиваешься?  Тут  ты
права: жертвы будут.
   - Ну, хорошо, - согласилась она. - Пусть все дело будет в  том,  что  я
испугалась. Струсила. Не решилась. Это тебя устраивает?
   Александр  не  ответил;  оба  замолчали,  чувствуя,   что   продолжение
разговора приведет к ссоре, а никто из них не хотел ссоры, которая  должна
была бы продлиться пятьсот лет - и еще сколько-то. Потом  он  взглянул  на
часы.
   - Еще много времени. Займемся чем-нибудь?
   - Хочешь почитать?
   - Нет смысла, - отказался он. - Лучшее из того, что сейчас написано,  я
могу прочесть и там. А остальное не стоит. Лучше шахматы.
   - Слишком сложно. Не могу думать сейчас.
   - Что еще можно придумать?
   - Крестики-нолики, - подумав,  сказала  Кира  и  улыбнулась.  -  Как  в
детстве. Глупо?
   - Как и все остальное, - проворчал он. - Давай.
   Они играли в крестики-нолики, рисуя на бумаге одну табличку за  другой.
Кира выигрывала чаще. Внезапно Александр отшвырнул карандаш:
   - И все-таки не понимаю...
   - Что тут непонятного? - Кира отозвалась сразу:  каждый  миг  она  была
готова к продолжению разговора, отлично понимая, что Александр все еще  не
примирился с ее решением. - Ты предлагаешь мне великолепный медовый месяц.
Но он кончится; мы очнемся - и пожалеем, что возврата нет.
   - Медовый месяц? Ошибаешься. Войти в ту жизнь -  это  будет  не  так-то
легко. Это... Но ты решила окончательно?
   - Да, - сказала она, взяла карандаш и поставила крестик.
   - Тогда скажи: почему раньше женщины и не задумывались  над  этим?  Они
знали, что нужны, и они шли. Женщины были какими-то другими? Сильнее?
   - Раньше? - задумчиво спросила Кира, отдавая ему карандаш. -  Наверное,
у них было что-то, чего нет у меня. Ты хочешь, чтобы я знала все.  Я  ведь
не жила раньше. Не знаю.
   - Жаль, - сказал он и нарисовал на табличке жирный нолик. - И все равно
я не могу с этим примириться.
   - А я, ты думаешь, могу? Мне так хочется, так невыносимо хочется  найти
у себя хоть какую-то ошибку! Ты  ведь  не  представляешь,  каким  ущербным
кажется мне будущее без тебя... Но я не нахожу возражений, и ты  тоже.  Ты
прав - не надо больше об этом.
   Она поставила еще один крестик:
   - Ты проиграл.
   - Да.
   - Еще?
   - Нет, - сказал он. - Хватит. Все равно я проиграю. Еще два часа... Мне
придется провести их тут: хронокар - машина экспедиции вынырнет здесь,  за
домом, и я должен буду сесть сразу, чтобы никто не успел их заметить.
   - Пожалуйста. Что тебе предложить?
   - Да ничего. Посижу просто так на диване, подышу воздухом этого дома  -
в последний раз. Только не давай мне уснуть, а то просплю.
   - Понимаю: ночь без сна.
   - Вторая, - пробормотал он, устраиваясь на диване. - Перед стартом  там
тоже хватало работы... Я бы вышел в сад,  но  меня  ведь  тоже  не  должны
видеть: я теперь не человек, а феномен.
   - Ты мне напомнил: время полить цветы. Сиди, дыши... Я быстро.
   Кира вышла в соседнюю комнату,  прошла  в  автоматную,  открыла  дверку
приемника: заказанные кристаллы лежали там, никому ненужные.  Она  хотела,
нажав кнопку, отправить их обратно, потом  передумала:  это  она  сделает,
когда Александр уедет, при нем такой поступок выглядел бы так, словно  она
старалась поскорее избавиться от всего,  связанного  с  его  зовом...  Она
настроила садовые автоматы и вышла из дому.
   Цветы стояли, словно наблюдая за нею, листья переливались  в  отблесках
росы. Было тихо, и очень явственно  прозвучал  шорох  подъехавшей  машины.
Автоматы пустили воду, но и сквозь ее шелест Кира  услышала  звуки  шагов.
Кто-то открыл калитку. Кира вздрогнула: Александра  не  должны  увидеть...
Она шагнула навстречу.
   - Здравствуй, - сказал Евгений.  -  Как  ты  спала?  -  Он  внимательно
вгляделся в ее лицо. - Ого! Не ошибусь, сказав, что ты вообще не спала!  -
Он подошел ближе и остановился совсем  рядом.  -  Тебе  будет  нелегко,  я
предупреждал. С этим надо порывать сразу. Что поделать? Он не вернется...
   Она улыбнулась уверенности его слов.
   - Ага, - сказал он. - Уже лучше. Знаешь что? Я нашел для тебя  чудесную
квартирку. В твоем же доме. Машина ждет. А я не стану надоедать тебе, сама
понимаешь...
   - Спасибо, - сказала Кира, по-прежнему улыбаясь. - Спасибо  за  заботу.
Только не надо: я никуда не собираюсь отсюда.
   - Будешь терзать себя?
   - Наверное, - задумчиво сказала она, - я это заслужила.
   - Глупости.
   - А если уеду -  то  куда-нибудь  очень  далеко.  В  Африку,  на  Южный
полюс... Может быть, я позову тебя оттуда. Приедешь?
   - Сразу же! - сказал он.
   - Вот как? Расскажи, как ты это сделаешь?
   Он пожал плечами:
   - Очень просто.  Упакую  свою  лабораторию...  Закажу,  чтобы  там,  на
полюсе,  мне  построили  подходящее  здание...  Кстати,  а  как  у  них  с
энергетикой? Мне нужны немалые мощности.
   - Боюсь, что мощностей не хватит. И здание - построят ли его?
   - Ну, - сказал  он,  -  что-нибудь  да  придумается.  И  потом,  почему
обязательно полюс? На побережье  Антарктиды  великолепные  энергоцентрали,
они там не знают, куда девать мощность. Соглашайся на побережье, а?
   - Подумаю, - сказала она. - Значит, со всей лабораторией?
   - У меня сейчас решаются такие проблемы!  Не  бросать  же  их.  Или  ты
хочешь туда ненадолго?
   - Насовсем.
   - Ну, может, я успею к тому времени закончить...
   - Да нет, не торопись, - сказала Кира. - Я шучу. Никуда я не собираюсь.
И не жди меня, советую от души. Не стоит. Я ведь достаточно упряма.
   - Будешь хранить память?
   - Буду.
   - Знаешь что? Иди, поспи. А я приду вечером.
   - Вечером меня не будет дома.
   - Тогда завтра утром. Нет, не завтра... Послезавтра утром.
   Он повернулся; Кира отрицательно покачала головой, но он уже  не  видел
этого. Снова зашуршала машина, потом шорох рассеялся  в  утренней  тишине.
Автоматы кончали поливку. Значит, лабораторию - с собой.  Он  такой  же...
Выходит,  мы  одинаковы?  Значит,  прав  Александр,  если  мы  с  Евгением
одинаковы. Но в чем ошибка?..
   Она все еще глядела вслед уехавшей машине,  опираясь  о  полуотворенную
калитку. Потом что-то другое привлекло ее внимание и  заставило  повернуть
голову. Из соседнего дома вышел человек. Светлые вьющиеся волосы падали на
его лоб. Очень большие глаза отражали мир, ход важнейших мыслей угадывался
по лицу - размышлений о  мире,  который  весь,  до  последней  травинки  и
винтика, принадлежал этому человеку, и оставалось только освоить его,  как
следует. Преобразователь, он стремился вперед, пытливо оглядывая все,  что
попадало в поле его зрения; встретив взгляд Киры,  он  улыбнулся,  и  Кира
улыбнулась в  ответ  так,  как  не  улыбалась  еще  никому  и  никогда,  и
почувствовала, как что-то  поворачивается  в  ее  душе,  причиняя  боль  и
радость одновременно. Человек поздоровался исполненным достоинства  кивком
и прошел дальше. Еще не умея как  следует  ходить,  он  широко  расставлял
ноги, иногда с размаху садился на  тротуар,  но  тотчас  же  поднимался  и
упрямо шел дальше, волоча за собой какую-то из новейших моделей  звездного
корабля с отломанным рефлектором  и  расплющенным  жилым  отсеком...  Кира
затаила дыхание и почувствовала, как влажнеют глаза. Потом  повернулась  и
кинулась в дом.
   Александр спал сидя, откинув голову на спинку дивана.  Кира  подошла  к
нему и тряхнула за плечо.
   - Я готов, - пробормотал он, не открывая глаз. - Сигнал? Сейчас... Одну
минуту...
   - Алька! - настойчиво сказала она. - Да проснись  же  на  миг!  Ты  мне
ничего не рассказал о детях!
   Он открыл глаза и поморгал, с трудом приходя в себя.
   - Прости... Дети?  Что  дети?  Ах,  там?  Обыкновенные...  маленькие...
Смешные...
   - Да нет! Слушай, а если бы мы были там... нам дали бы  разрешение?  Мы
могли бы?..
   Александр недоуменно взглянул на нее:
   - Разрешение? Погоди... А, я совсем забыл... Там ничего этого не  надо.
Эти  проблемы  давно  решены.  Забыл,  что  тут,  у  нас,  еще  существует
ограничение...
   - Значит, мы сможем?
   Но Александр, так и не совладав со  сном,  опять  шумно  задышал.  Кира
отпустила его плечо и села рядом, и почувствовала, как он, не  просыпаясь,
нащупал ее пальцы и сжал в своих. Кира сидела, улыбаясь.  "Архитектор!"  -
подумала она о себе. Потом нахмурилась.
   - Алька! - сказала она вслух. - Но если в  эти  два  месяца  ты  что-то
позволишь себе... Смотри!
   Спящие часто улавливают настроение  находящихся  рядом;  странный  звук
раздался, и Кира взглянула, не понимая. Звук повторился,  подобный  плеску
воды, и на этот раз она сообразила. Александр спал; ему, наверное,  снился
счастливый сон, и он смеялся во сне, как смеются дети, у которых еще много
хорошего впереди.--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 14.12.2001 16:04 

  Книго
  




        

            
[X]