Георгий Мартынов.
 Звездоплаватели.
  Научно-фантастический роман в 3 книгах
 ("Лениздат" 1960г.)
                                 Книга 2.                               Сестра Земли
  ОглавлениеБОРИС МЕЛЬНИКОВ 1
"СССР-КС3" 5
В ДАЛЕКИЙ ПУТЬ! 13
БУДНИ ПОЛЕТА 19
АРСЕНА 23
СЕНСАЦИОННОЕ ОТКРЫТИЕ 27
СМЕРТЬ И ЖИЗНЬ 33
СЕСТРА ЗЕМЛИ 38
НЕОБЪЯСНИМАЯ НАХОДКА 43
КОРАЛЛОВЫЙ ОСТРОВ 50
ВОЗДУШНАЯ РАЗВЕДКА 56
НА ПОМОЩЬ! 62
ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА 67
ПОДВОДНЫЙ МИР 76
ПЕРЕЛЕТ НА МАТЕРИК 82
ПОД УДАРОМ ГРОЗЫ 87
НА БЕРЕГУ ОЗЕРА 92
МИНУТА ОПОЗДАНИЯ 100
ПОДЗЕМНЫЙ ГОРОД 105
НОЧЬ 108
ХОЗЯЕВА ПЛАНЕТЫ 112
ХОЗЯЕВА ПЛАНЕТЫ (продолжение) 116
ВЕНЕРИАНЕ 121
НЕМАЯ БЕСЕДА 126
ТАЙНА КАМЕННОЙ ЧАШИ 131
КОНЕЦ ПЛЕНА 136
К БЕРЕГУ ГОРНОГО ОЗЕРА 141  БОРИС МЕЛЬНИКОВ  Молодой человек со значком мастера спорта в петлице остановился перед
закрытой дверью.
  Словно в нерешительности, он провел рукой по коротко остриженным волосам.
На загорелом лице выступил румянец волнения. Он глубоко вздохнул, как
человек, готовящийся прыгнуть в холодную воду, и осторожно постучал.
  - Войдите!
  Молодой человек отворил дверь.
  Небольшая комната была обставлена мягкой кожаной мебелью. Два книжных
шкафа, картины на стенах, пушистый ковер, закрывавший весь пол, - все это
мало напоминало служебное помещение, скорее - кабинет частной квартиры.
  У окна стоял широкоплечий мужчина с зачесанными назад светлыми волосами.
Он обернулся при звуке закрывавшейся двери.
  Молодой человек почтительно наклонил голову:
  - Киноинженер Геннадий Второв.
  - Садитесь товарищ Второв! - хозяин кабинета жестом указал на кресло у
стола. - Я получил письмо профессора Баландина. Он отзывается о вас с
большой похвалой и рекомендует в качестве кинооператора экспедиции. Раз вы
пришли ко мне, можно сделать вывод, что хотите лететь.
  - Это не то слово, Борис Николаевич, - ответил Второв. - Я мечтаю попасть
в число членов экспедиции.
  - Эта мечта может осуществиться. За вас ручается профессор Баландин. Это
не мало! Но, кроме знаний и желания, требуется еще и безукоризненное
здоровье. Вы мастер спорта? Какого именно?
  - Альпинизм.
  - Это нам подходит. Окончательное решение будет вынесено начальником
экспедиции - академиком Белопольским, но я не думаю, чтобы он стал
возражать. Для этого, мне кажется, нет причин.
  - Спасибо, Борис Николаевич! - горячо сказал Второв.
  - Благодарить еще рано. Вы комсомолец?
  - Недавно принят в кандидаты партии.
  - Вы очень молоды. - Мельников внимательно всматривался в черты лица
Второва. - Boceмь лет тому назад я был таким же, как вы, и стремился в
первый для меня космический рейс, и тоже в качестве кинооператора. Не
правда ли, в нашей судьбе есть что-то общее? Но вы имеете передо мной
преимущество. Вы инженер, а я был простым журналистом. Вам не жалко
превратиться из инженера в фотографа?
  - Быть кинооператором на звездолете гораздо почетнее, чем инженером на
Земле.
  Мельников засмеялся.
  - Я вижу, вы энтузиаст, - сказал он. - Это хорошо. В нашем деле без
энтузиазма трудно переносить долгую разлуку с Землей. - Он вынул из
кармана письмо и заглянул в него. - Итак, Геннадий Андреевич, будем
считать, что все в порядке. Расскажите о себе. Как заместитель начальника
экспедиции, я должен знать все о членах экипажа.
  - А что вас интересует?
  - Все! Вся ваша жизнь с момента рождения.
  - Моя жизнь очень проста... - нерешительно начал Второв.
  - Это не имеет значения, - перебил Мельников, - рассказывайте!
  Он улыбнулся, желая подбодрить собеседника. Эта открытая улыбка странно не
соответствовала строгому выражению необычайно спокойных глаз.
  "Какие удивительные у него глаза", - подумал Второв.
  Он начал свой рассказ. С каждым словом его голос становился увереннее.
  Второв шел сюда, в Космический институт Академии наук СССР, с чувством
огромного волнения. Решался вопрос его дальнейшей жизни. С замиранием
сердца перешагнул он порог этого кабинета. В первые минуты присутствие
знаменитого звездоплавателя связывало мысли, и он с трудом подбирал слова.
Но постепенно дружеский тон и товарищеское обращение Мельникова успокоили
его.
  Он говорил, а Мельников, облокотившись на стол и, положив подбородок на
руку, внимательно слушал.
  Рассказ Второва не занял много времени. Школа, комсомол, институт, три
года работы в проектном бюро и решение посвятить себя космическим рейсам -
вот и все, что он мог сказать.
  - Вы говорите, что недавно женились? - спросил Мельников. - А как
относится жена к вашему намерению?
  - Полностью согласна со мной.
  - Хорошо. Я доложу о вас начальнику экспедиции. Зайдите ко мне послезавтра
утром. А пока, чтобы не терять времени, я дам вам записку к врачу
экспедиции - Степану Аркадьевичу Андрееву. Поезжайте к нему. Хотя вы
выглядите очень здоровым, но это надо проверить.
  Когда Второв ушел, Мельников несколько минут сидел в глубокой
задумчивости. Приход молодого инженера и разговор с ним напомнили ему
далекий вечер, когда он сам явился к Камову с той же целью, что Второв к
нему.
  За восемь лет Мельников сильно изменился. На борт звездолета "СССР-KC2" он
ступил в возрасте двадцати семи лет, но по внешнему виду ему тогда можно
было дать двадцать. Теперь это был тридцатипятилетний мужчина, выглядевший
старше своих лет. Исчезли юношеская округлость щек, веселый блеск глаз.
То, что пришлось пережить на Марсе, участие в двух нелегких экспедициях на
Луну, напряженная умственная работа - все это наложило на него свой
отпечаток. В углах губ появились первые признаки будущих глубоких морщин,
глаза приняли выражение невозмутимого спокойствия, которое когда-то
поразило его в глазах Камова. С левой стороны лба виднелся глубокий шрам -
память о трагическом случае, когда метеорит пробил бак вездехода и вызвал
взрыв. Он и Пайчадзе чудом спаслись тогда. На левой руке не хватало одного
пальца - результат падения в лунную трещину, на счастье оказавшуюся
неглубокой. И в тот раз только случайность спасла ему жизнь.
  И много других случаев хранила его память. На каждом шагу звездоплавателя
подстерегала смертельная опасность. Природа не любит раскрывать свои
тайны. Каждую приходится вырывать у нее силой. Исследователь космического
пространства должен обладать обширными знаниями, безграничной смелостью и
беззаветной преданностью своему делу, готовностью в любую минуту отдать за
него свою жизнь. Классический пример поведения Камова в трагические минуты
отлета "СССР-КС2" с Марса навсегда стал образцом для всех звездоплавателей.
  И Мельников, трезво оценивавший самого себя, знал, что обладает теперь
всеми нужными качествами.
  Восемь лет настойчивого труда...
  В три года Мельников прошел курс физико-математического факультета, четыре
года ушло на изучение астрономии и звездной навигации, два раза он летал
на Луну в составе советской и английской экспедиций. Приобретены знания и
опыт.
  Мельников вспомнил энергичные черты лица Второва, его голубые глаза, в
которых светился ум, и подумал, что профессор Баландин, пожалуй, не ошибся.
  Молодой инженер произвел на Мельникова очень хорошее впечатление. Общность
их судеб в немалой степени способствовала этому. Как Мельников восемь лет
назад, так теперь Второв стремился в первый для него космический рейс и
должен был выполнять на звездолете те же обязанности. И он тоже оставлял
на 3емле молодую жену.
  Мельников закрыл глаза. Как живой встал перед ним любимый образ, и он
почувствовал, как болезненно сжалось сердце.
  Любовь движет всем!
  Любовь к людям, любовь к семье, любовь к труду и, наконец, любовь к
знанию, сделавшая человека властелином Земли.
  Борис Мельников любил труд.
  Это был голос крови. Его отец, дед и прадед были кадровыми рабочими. Сам
он пошел по другому пути - стал журналистом. Но и здесь было обширное поле
для труда. Он горячо полюбил свою профессию и думал, что никогда не
изменит ей. Но вот встреча с Камовым, сказочный поворот судьбы, бросившей
его на борт звездолета, круто изменили все. Он понял, что для него нет и
не будет жизни вне космических рейсов, думал, что на этот раз сердце
заполнено навсегда.
  Но пришел и его час. Любовь к женщине, самое древнее и самое
могущественное из чувств, захватила его на тридцать втором году жизни.
  Сначала он испугался этого нового чувства, думая, что любовь помешает
достигнуть намеченной цели. Но получилось наоборот. И теперь он знал, что
присутствие на Земле любящего существа, ожидающего его возвращения, утроит
его силы, а не уменьшит их, как он опасался.
  В памяти навсегда остались слова Камова. Узнав, что Мельников любит его
дочь, но опасается, будто любовь явится помехой для работы, Сергей
Александрович сказал:
  "Настоящая жена никогда не помешает, а наоборот, поможет мужу в любой
деятельности".
  И за три года Мельников убедился, что у него настоящая жена. Ольга горячо
одобряла все его планы, и ее казалось, нисколько не страшили неизбежные
длительные разлуки.
  Они познакомились случайно, на курорте, и Мельников, еще не зная, что она
дочь Камова, увлекся ею. Ольга кончала тогда медицинский институт, он
только что закончил университет. У них нашлись общие темы для разговоров,
оказались сходные вкусы.
  С самого начала зная, с кем ее свела судьба, Ольга ни словом не
обмолвилась о родстве с Камовым. Ей хотелось услышать от Мельникова
рассказы о своем отце, которым она чрезвычайно гордилась. И она легко
убедилась, что в сердце молодого человека безраздельно царил один Камов.
  Ольга долго не называла ему своей фамилии, а когда он, наконец, узнал ее,
то был ошеломлен необычайной игрой случая, позволившей ему полюбить дочь
человека, которого, наедине с собой, он давно называл отцом.
  Борис Мельников находился сейчас в расцвете своих сил. Его путь был ясен и
предопределен до конца жизни. Где и когда настанет этот конец, он не знал,
но всегда был готов к нему. Просторы Вселенной привили ему спокойную
мудрость, которую нельзя приобрести на Земле. Он многое видел, и многое
испытал, чего не видели и не испытали другие. Он видел Землю с расстояния
многих миллионов километров и глубоко осознал (самое трудное для человека,
никогда не покидавшего Землю) ее исчезающе малую величину. Земная слава
казалась ему ничтожной. Его понимание мира было шире, чем у других. Это
было хорошо, но таило в себе опасность. И Мельников не избежал этой
опасности. Было время, когда он совсем не думал о Земле и ее делах. Ему
казалось, что только в космических просторах настоящая жизнь и настоящие
интересы.
  Любовь к Ольге поколебала эту незаметно установившуюся позицию. Он снова
почувствовал себя сыном Земли и понял, что мнение о нем ее обитателей не
безразлично для него. И это было именно тем, чего ему начинало не хватать,
чтобы стать подлинным ученым.
  Ложное чувство своей обособленности от Земли бесследно исчезло. Осталось
подкрепленное личным опытом реальное сознание грандиозности Вселенной и
места, которое занимала Земля в ее просторах, а это было то, что нужно.
Звездоплавателю необходимо такое сознание. Оно дает правильный масштаб и
вооружает его чувством перспективы в работе.
  Друзья Мельникова успокоились за него, видя, что верная дорога найдена.
"Ему не хватало семьи, - сказал Пайчадзе - Так сложилась его жизнь. Теперь
все в порядке".
  Это было верно. Мельников рано лишился родителей. Его детские годы прошли
в доме дяди - бездетного вдовца. Учась в литературном институте, он жил в
общежитии. В сущности, он никогда, до женитьбы на Ольге, не знал домашней
обстановки и того тепла, которое она дает.
  Бой часов прервал воспоминания. Двенадцать. Ольга должна приехать через
тридцать минут. Он давно обещал отвезти ее на ракетодром и показать
готовый к полету корабль. До старта оставалось уже немного, и каждый день
был расписан буквально по часам. Сегодня выдалось свободное время, можно
было выполнить обещание.
  Мельников никогда никуда не опаздывал и терпеть не мог, когда опаздывали
другие. Он был уверен, что ровно в половине первого Ольга войдет в его
кабинет. За три года она хорошо изучила характер мужа.
  Любая работа требовала много времени и не допускала перерывов. Чтобы
чем-то заняться до приезда жены, он достал из ящика толстую тетрадь и
открыл ее на последних страницах. Это был дневник, сопровождавший его в
первом полете, на Марс.
  Вот памятная запись от 12 февраля 19... года:
  Наконец-то я могу с полным правом написать: "по московскому времени"!
  Я в Москве!
  Сегодня как-то особенно остро чувствуется счастье возвращения. Вчерашний
день прошел как в тумане, но я никогда не забуду ни малейшей подробности!
  Я хочу описать под свежим впечатлением последний день нашего космического
рейса. Это будет последняя запись в моем дневнике. Много событий я занес
на его страницы. Я писал о них в Москве, на борту звездолета, писал на
Марсе. И вот заканчиваю дневник за тем же столом в моей комнате, где начал
в памятную ночь на 2 июля.
  Перед глазами проходит все виденное... Вспоминается все пережитое...
  Старт с Земли...
  Прекрасная планета с поэтическим именем - Венера!"  Мельников опустил тетрадь на колени. В который раз за эти годы перед его
мысленным взором возникла картина, виденная восемь лет тому назад.
  ...Свинцовые воды океана с ослепительно белыми гребнями пены... Свинцовое
небо над головой... Черные стены чудовищных ливней... Яркие молнии
пронизывают тусклый полусвет... Необъятные просторы оранжево-красной
растительности... Непроходимый девственный лес юной планеты... Высокий
горный хребет, вершины которого прячутся в непроницаемой толще облачных
масс...
  Природу Венеры они видели тогда сверху - за время короткого перелета.
Теперь предстояло познакомиться с ней вблизи, предстояло как бы
погрузиться в эту природу, испытать все опасности и ловушки, которые,
возможно, таятся под внешней красотой неведомой планеты.
  Но так надо! Человек должен знать все!
  Мельников перевернул несколько страниц и прочел:
  "Будем готовиться к следующим рейсам. Их будет много. Советские звездолеты
покроют межпланетные пространства десятками трасс своих перелетов. Они
раскроют все тайны, ревниво хранимые природой. Пытливый взор человека
проникнет в самые отдаленные окраины нашего мира - системы Солнца..."
Так будет!
  Планомерная атака на тайны Солнечной системы уже началась. Луна
обследована вдоль и поперек. Почти год находится на Марсе английская
экспедиция, руководимая Уильямом Дженкинсом, в составе которой трое
русских ученых. Англия первой откликнулась на призыв советской Академии
наук совместно проводить космические рейсы. Страна вековых научных
традиций, родина многих бессмертных деятелей науки не могла поступить
иначе. За Англией последовали другие - Франция, Германия, Швеция. Фронт
атаки растет и ширится.
  Сделано уже многое. Задача номер один - Луна - почти решена. Задача номер
два - Марс - в процессе разрешения. Подходит очередь третьей - Венеры. А
по дороге к ней предстоит разрешить часть четвертой задачи - обследование
астероидов. Звездолет опустится на тот самый астероид, который встретился
"СССР-КС2" на пути к Марсу. Он уже основательно изучен при помощи
телескопов и назван "Арсена" - в честь Пайчадзе, первым увидевшим его. А
после Венеры придет очередь следующих космических задач, и так до конца
жизни или пока хватит здоровья и сил...
  - О чем ты мечтаешь?
  Мельников вздрогнул. Он так задумался, что не услышал, как отворилась
дверь.
  Ольга стояла в двух шагах. Иссиня-черные волосы, гладко причесанные,
оттеняли белизну ее лица, на котором выделялись совсем черные "камовские"
глаза. Серый шерстяной костюм ловко сидел на ее сильной, спортивной фигуре.
  - Наконец-то! - сказал Мельников, вставая из-за стола и идя к ней. -
Поехали!  "СССР-КС3"
Борису Мельникову был хорошо знаком гигантский ракетодром на берегу
Клязьмы. Это было памятное ему место. Отсюда в первый раз он покинул Землю
на звездолете "СССР-КС2", управляемом Сергеем Александровичем Камовым.
Сюда вернулся корабль под управлением Белопольского, оставив на Марсе
своего командира, считавшегося погибшим. Здесь произошла незабываемая
встреча с Камовым, чудом спасшимся от смерти. Отсюда, в составе экспедиции
Белопольского - Пайчадзе, он на том же "СССР-КС2" вылетел на Луну и,
пробыв на ней три недели, вернулся снова на это место. И, наконец, отсюда
же отправилась на спутник Земли английская экспедиция Уильяма Дженкинса, в
которой Мельников был единственным русским участником.
  Когда-то на этом поле производились испытательные полеты атомных ракет.
Это был период подготовки к космическим рейсам. После полета "СССР-КС2" на
Марс ракетодром полностью перешел в ведение звездоплавателей. Теперь это
было место испытаний, стартов и финишей советских космических кораблей.
Деревянную ограду заменила чугунная решетка. Взлетное поле было сплошь
бетонировано. Нигде в мире не существовало подобной площади величиной в
двенадцать с половиной квадратных километров, гладкой и ровной, как стол.
Здание межпланетного вокзала было все то же, что и раньше - белое, с
плоской крышей, обнесенной мраморной балюстрадой. Но вокруг него вырос
теперь целый город. Два завода, производящих части космических кораблей,
механизмы и оборудование, астрономическая обсерватория, институт
космогонии, многочисленные лаборатории и жилые дома были распланированы
концентрическими полукругами, упиравшимися концами в ограду ракетодрома.
Правильные линии полукруглых улиц, обсаженных деревьями, единая
архитектура придавали городу, названному "Камовск", геометрический вид. В
полуцентре, находящемся у здания вокзала, на площади возвышался стальной
обелиск, установленный в память первого космического рейса на Марс. На нем
были помещены барельефы четырех участников исторического полета.
  Мельникова всегда смущал этот памятник, и он постарался отвлечь внимание
Ольги, чтобы она не увидела его собственного изображения, помещенного как
раз на стороне, обращенной к вокзалу.
  - Помнишь, - сказал он, указывая на крышу, - как восемь лет тому назад
здесь стоял Сергей Александрович, которого мы считали погибшим, и наблюдал
за приземлением "СССР-КС2". Как печально было наше возвращение, и какая
огромная радость ждала нас! Минуту, когда мы его увидели, нельзя забыть.
  Ольга благодарно и нежно сжала руку мужа.
  Они вышли из машины и поднялись по широкой лестнице. Дежурный вахтер
шагнул к ним, чтобы спросить пропуск, но, узнав Мельникова, молча
посторонился, приложив руку к козырьку фуражки.
  Громадный вестибюль, отделанный красным мрамором, залитый солнечным
светом, проникавшим через прозрачный потолок, был, как всегда, пустынен.
Широкая застекленная дверь вела на поле, но Мельников провел жену через
боковой проход.
  По тишине, царившей вокруг, казалось, что в здании никого нет, но сейчас
же вслед за ними поспешно вышел невысокий человек, одетый в синий рабочий
комбинезон.
  Ольга сразу узнала его, хотя раньше никогда не видела. Его внешность была
ей известна по газетным портретам. Имя этого человека, не участвовавшего
ни в одном космическом рейсе, было неразрывно связано с ними. Он
подготавливал и выпускал в путь все звездолеты, стартовавшие с этого поля,
начиная с самого первого, на котором Сергей Александрович Камов совершил
полет вокруг Луны. Это был начальник ракетодрома - инженер Ларин.
  - Мне сообщили о вашем приезде, - сказал он, подходя к ним. -
Здравствуйте, Борис Николаевич!
  Мельников крепко пожал руку старого друга.
  - А вы, Ольга Сергеевна, - Ларин галантно поцеловал ее руку, - приехали,
конечно, осмотреть корабль...
  "Откуда он меня знает?" - подумала Ольга.
  - К сожалению, не могу сопровождать вас. Времени мало, а работы еще много.
Константин Евгеньевич приказал в третий раз проверить все приборы и
аппараты. А сегодня уже восьмое!
  Мельников улыбнулся. Он хорошо знал, что Белопольский, доверяя Ларину,
никогда не давал ему никаких указаний, но сам инженер не три, а пять раз и
больше проверял оборудование каждого корабля, прежде чем дать разрешение
на его вылет.
  - Мы обойдемся сами, - сказал он. - Не задерживайтесь из-за нас, дорогой
Семен Павлович.
  Инженер попрощался и ушел.
  Бетонное море, расстилавшееся перед ними, было совершенно пусто. Только
далеко, почти на самом горизонте, виднелись какие-то предметы и двигались
крохотные машины. Там, в двух километрах отсюда, находился "СССР-КС3".
  - На чем же мы поедем? - спросила Ольга, не видя кругом ни одного
автомобиля.
  Мельников, думая о чем-то своем, не ответил. Ольга повторила вопрос.
  - Да! - сказал он. - Прошло только восемь лет, а как все изменилось! Это
поле так же не похоже на прежнее, как наш "КСЗ" не похож на "КС2". Всего
только восемь лет! А "КС2" уже устаревшая конструкция... Никто сейчас не
полетит на таком корабле, а он был чудом техники. Когда мы вылетали на
Марс, это поле было покрыто травой, корабль находился в восьми километрах
отсюда, и его не было видно, и наша машина шла по дороге, ничем не
отличавшейся от проселочной. Ты спрашиваешь, на чем мы поедем? Идем!
Сейчас увидишь!
  Он провел ее обратно в здание вокзала. Войдя в вестибюль, Ольга увидела
высокого молодого человека, который сразу подошел к ним и поздоровался с
ее мужем.
  - Познакомьтесь, - сказал Мельников. - Это моя жена - Ольга Сергеевна. А
это, Оля, участник нашего полета - Леонид Николаевич Орлов.
  Молодой человек поклонился и пожал руку Ольге. Он сделал это так
осторожно, что она сразу поняла, какой огромной физической силой обладает
Орлов. В его худощавости, которую подчеркивал высокий рост, безошибочно
угадывались железные мускулы. На удлиненном, с тонкой линией губ, сильно
загорелом лице выделялись необычайно красивые, голубовато-зеленые глаза.
Точно два чистейших аквамарина были вставлены в оправу длинных черных
ресниц.
  Ольга хорошо знала, кто такой Орлов. Несмотря на молодость, он был уже
широко известным астрономом. Белопольский, всегда очень осторожный в
оценках, называл его самым талантливым из своих учеников.
  - Зачем пожаловали? - спросил Мельников.
  - Хочу увидеть, наконец, наш корабль.
  - Как? - удивилась Ольга. - Вы его еще не видели?
  Орлов засмеялся. Его смех был чист и звонок, как у молодой девушки.
Белоснежная линия зубов словно осветила лицо.
  - Я не энтузиаст звездоплавания, - сказал он. - Лечу только потому, что
предстоит посещение астероида. Астероиды, - прибавил он, - моя
специальность.
  - Неужели вас не интересует корабль?
  - Как видите, интересует. Но осмотреть его раньше у меня не было времени.
Кроме того, - он наклонился и доверительно шепнул на ухо Ольге, - я боюсь
полета. Опасался, что, увидя корабль, потеряю душевное спокойствие. Только
не говорите об этом Борису Николаевичу.
  - Вы конечно шутите.
  - Да нисколько! Боюсь, и не считаю это позорным.
  - Зачем же вы согласились лететь?
  - Так надо, - просто ответил он.
  По тому, как были сказаны эти два слова, Ольга поняла, что Орлов ни перед
чем не остановится, чего бы ни потребовала от него его наука.
  Мельников отворил высокую двустворчатую дверь. Ольга ожидала, что за ней
опять окажется какое-нибудь помещение, но ошиблась. За дверью была
неширокая мраморная лестница, уходившая вниз. Спустившись по ней, они
очутились на перроне, до такой степени похожем на перроны метрополитена,
что Ольга в изумлении остановилась на нижней ступени.
  Все здесь было такое же, как на станциях метро. Блестящий каменный пол,
мраморные стены с бронзовыми украшениями, черное отверстие туннеля, рельсы
и фигурные светильники на полукруглом потолке. Но все было маленьким, что
казалось моделью настоящей станции метрополитена. У перрона стоял
крохотный вагон голубого цвета с такими же, как у поездов метро,
раздвижными дверями. Внутри были такие же мягкие сиденья. По размерам и
количеству сидений вагон был рассчитан, по-видимому, человек на десять. В
нем нельзя было стоять, а только сидеть, как в автомобиле.
  - Перед вами, - сказал Мельников, - транспорт современного ракетодрома.
Ну, как, нравится?
  - Любопытно, - сказал Орлов.
  - А кто управляет вагоном? - спросила Ольга.
  - Никто. Наше метро полностью автоматизировано. Видите, на щитке горит
зеленая лампочка. Это значит, что путь свободен и можно ехать. Прошу
садиться!
  - Значит, здесь не один вагон?
  - Садитесь! Сейчас увидите.
  Ольга, наклонившись, вошла внутрь вагона и села. За ней последовали ее
спутники. Передняя и задняя стенки имели такие же окна, как и боковые, и
можно было видеть уходящий вдаль туннель, с длинным рядом зеленых огней, и
такой же туннель позади. Только впереди он был прямой, сходящийся вдали в
одну точку, а сзади сразу же сворачивал куда-то в сторону.
  Мельников сел рядом с Ольгой.
  - Нажми кнопку с надписью "Центр", - сказал он.
  - Это совсем как в лифте.
  - Принцип один и тот же.
  У каждого сиденья был расположен маленький щиток с двумя кнопками. На
одной стояло "Центр", на другой - "Порт". Ольга нажала первую.
  Двери вагона закрылись, и он плавно двинулся с места.
  - Посмотрите назад, - сказал Мельников.
  Обернувшись, они увидели точно такой же вагон, который остановился на
освободившемся месте.
  - Сколько же здесь всего этих вагонов? - спросила Ольга.
  - Четыре. Два на одном конце линии и два на другом.
  - Но так может случится, что все четыре на одном конце, - заметил Орлов.
  - Нет. Если никто не едет из центра в порт, то, как только наш вагон
пройдет половину пути, один из находящихся там вагонов автоматически
отправится на другой конец линии. Наше метро очень умное, - прибавил
Мельников.
  - А где идет обратная линия?
  - Рядом. По параллельному туннелю.
  За время этого короткого разговора вагон успел развить полную скорость.
Зеленые огни быстро мелькали за стеклами окон. Вдали уже виднелось светлое
пятно станции.
  - Три минуты, - сказал Мельников, - и два километра.
  - Нас не может догнать вагон, идущий сзади?
  - Он не двинется с места, пока мы не приедем, и наш вагон не освободит
место у перрона. Я уже говорил - здесь все автоматизировано.
  Вагон, постепенно замедляя ход, подошел к перрону и остановился. Двери
раздвинулись. Только они успели выйти, вагон снова двинулся вперед и ушел,
уступая место следующему.
  - А если бы мы задержались? - спросила Ольга.
  - Пока все не выйдут, вагон не уйдет, - ответил Мельников.
  - Вот это уже непонятно.
  - А вместе с тем очень просто. Автоматика приводится в действие давлением
на пол вагона. Если в нем находится кто-нибудь или даже что-нибудь, весом
больше десяти килограммов, двери останутся открытыми, а в этом случае
вагон не сможет двинуться вперед.
  - Действительно просто. А куда ушел вагон?
  - Он перейдет на обратный путь, и будет ждать, пока стоящий перед ним не
уйдет.
  - Любопытно! - повторил Орлов.
  - Только ради этой дороги и то стоило приехать сюда, - сказала Ольга.
  Наверх вела такая же лестница, как на вокзале. "Метрополитен" проходил
близко к поверхности земли, и подниматься надо было всего на тридцать
ступеней. Выход находился на уровне бетонного поля и был огражден низкой
решеткой, прикрытой сверху "зонтом" для защиты от дождя.
  Выйдя наверх, они очутились в центре ракетодрома. Вокзал и окружавшие его
здания казались отсюда совсем маленькими. Во все стороны простиралось
ровное желтовато-серое поле. Чугунная решетка, окружавшая ракетодром,
четко проступала на самом горизонте непрерывной черной линией,
ограничивавшей кругозор. Видное отсюда целиком, поле казалось еще
грандиознее, чем от вокзала.
  Четыре машины с брезентовым верхом стояли недалеко от входа в метро.
Метрах в ста от них несколько человек в синих комбинезонах несли на плечах
длинный, тускло блестевший на солнце металлический стержень, направляясь к
какому-то непонятному возвышению, выделявшемуся на ровном поле.
  - Что это такое - спросила Ольга.
  - Где? - Мельников посмотрел по направлению, куда указывала ее рука. - Это
наш корабль - "СССР-КС3".
  - Не понимаю.
  - Я только что собирался спросить вас, где же корабль? - сказал Орлов.
  - Подойдемте ближе, тогда поймете, - ответил Мельников.
  Они направились вслед за рабочими, несшими стержень. Подойдя вплотную к
заинтересовавшему ее предмету, Ольга поняла, в чем дело. "СССР-КС3" лежал
в глубокой бетонной траншее, над которой виднелась только его верхняя
часть. Впереди корабля дно траншеи постепенно повышалось и далеко, в
километре от них, сливалось с поверхностью всего поля.
  Люди, несшие стержень, вошли в кабину, вероятно лифта. Человек, в таком же
синем комбинезоне, но, очевидно, руководитель работ, подошел к Мельникову.
  - Привет, Борис Николаевич! - сказал он. - Приехали полюбоваться на свой
корабль?
  Это был один из помощников Ларина.
  - Да, хотим осмотреть звездолет.
  - Пожалуйста! - Инженер жестом хозяина показал вниз. - Все люки сейчас
открыты.
  - Что это они несут? - спросил Мельников.
  - Семен Павлович приказал заменить одну из крепящих переборок газового
руля номер семь. Дефектоскоп обнаружил в металле раковину. ( Раковина
(техн.) - пустота в толще металла.)
  - Большую?
  - Большую не пропустил бы завод. Одна пятая миллиметра. Она была
обнаружена после четвертого осмотра.
  Когда инженер отошел от них, Ольга спросила мужа:
  - Неужели раковина размером в одну пятую миллиметра может играть
какую-нибудь роль? Ведь она так мала, что ее простым глазом и не увидишь.
  - Звездолет, - ответил Мельников, - не должен иметь абсолютно ни одного
дефекта. Даже самого, казалось бы, незначительного. В пути трудно, почти
невозможно производить какой-нибудь ремонт.
  - Одна пятая, - сказал Орлов. - И это недопустимо? Ну что ж! Вы меня
успокаиваете. При такой подготовке нет оснований для беспокойства.
  Мельников засмеялся:
  - Вы хотите все-таки убедить мою жену, что боитесь полета. Она вам не
поверит, как не верю этому я.
  - А, так вы слышали? - весело сказал Орлов. - Но, верите вы или нет, я
все-таки боюсь. Если это противопоказано для участников полета, есть еще
время заменить меня кем-нибудь другим.
  - В первый раз всем страшно, - сказал Мельников. - Дело не в том, чтобы не
бояться, а в умении преодолевать страх.
  Они стояли на самом краю бетонной стены, отвесно спускавшейся вниз, и
хорошо видели весь корабль. Его исполинские размеры поразили и Орлова и
Ольгу.
  "СССР-КС3" имел в длину свыше ста пятидесяти метров и тридцать метров в
поперечнике наиболее широкой части. По форме это была металлическая сигара
с острым носом и массивной кормой, занимавшей треть корпуса, которая
непривычному глазу могла показаться хаосом труб и раструбов различного
размера и цвета, обращенных отверстиями во все стороны. Идеально гладкая
поверхность звездолета не имела ни одного шва, и было непонятно, как
скреплялись между собой его части. Только посередине, почти от самого носа
и до кормы, были заметны две параллельные узкие щели, идущие на расстоянии
полутора метров друг от друга.
  - Это крылья, - ответил Мельников на вопрос жены. - Сейчас они убраны
внутрь. Когда мы достигнем Венеры и погрузимся в ее атмосферу, крылья
будут выдвинуты и корабль превратится в реактивный самолет. Кстати, каждое
крыло имеет пятьдесят метров ширины, в той части, которая примыкает к
корме. У носа они сливаются с корпусом корабля. Получаются два огромных
треугольника. Если смотреть на корабль сверху, в то время, когда его
крылья раскрыты, то он имеет очень странный вид. Представь себе
равносторонний треугольник, высота которого равна ста метрам, а основание
- ста тридцати. Позади этого треугольника хвост длиной в пятьдесят и
толщиной в тридцать метров. Это корма корабля, его движущая часть.
Представляешь?
  - Откровенно говоря, плохо.
  - Ну смотри, я нарисую на бумаге... Теперь ясно?
  - Да, теперь начинаю понимать.
  Ольга внимательно рассмотрела рисунок и передала его Орлову.  - А что это за линии на крыльях? - спросил астроном.
  - Они не сплошные. Каждое крыло, имеет сложное устройство, позволяющее ему
поместиться в корпусе корабля и не занимать много места. Части крыла
входят одна в другую, наподобие частей раздвижной зрительной трубы, а
конец еще более сложного устройства. Как вы видите, длина крыла больше,
чем длина корпуса корабля, и ему надо стать короче, чтобы иметь
возможность войти в паз. Кроме того, борт не прямой, а полукруглый. Это
еще более усложняет конструкцию.
  - Почему эти трубы на корме расположены в таком беспорядке? - спросила
Ольга.
  - Беспорядок только кажущийся. Это отверстия дюз и охлаждающая система.
  Звездолет должен иметь, возможность маневрировать. Вот почему дюзы
повернуты во все стороны. Поток частиц, создающий реактивную тягу, можно
направить туда, куда хочет командир корабля. Если этот поток движется
назад, то корабль летит вперед, и наоборот - если заработает дюза,
расположенная слева, то корма отклонится вправо, а весь корабль повернет
налево. Кроме того, можно управлять и газовыми рулями, расположенными
внутри дюз. Газовый поток, обтекая плоскость руля, отклонится в сторону,
если руль повернут, и вызовет поворот всего корабля. Только угол поворота
будет меньшим, чем при повороте с помощью дюз. И он произойдет медленнее.
  - Управление космическим кораблем, вероятно, чрезвычайно сложно, -
задумчиво сказал Орлов.
  - Сложно, конечно, но помогает автоматика. Сложность не в самом
управлении, а в расчете, который предшествует каждому маневру. Нужно почти
мгновенно определить угол поворота, безопасный для корабля и его экипажа.
Ведь корабль летит с огромной скоростью. В этом нам помогут
электронно-счетные машины, которыми "СССР-КС3" богато оснащен. А самый
поворот совершается автоматически. Командиру надо только поставить ручку,
предположим, левого поворота, на требуемый угол, и автоматы сами включат
нужные дюзы или отклонят нужные рули. А когда корабль повернет, он сам
снова полетит прямо. Точно так же, автоматически, можно совершать и более
сложные маневры. Кроме того, существует автопилот, ведущий корабль без
участия человека и самостоятельно маневрирующий в случае встречи с крупным
метеоритом.
  - А с мелкими?
  - Радиопрожекторы корабля способны обнаружить метеорит диаметром в
несколько сантиметров на расстоянии пяти тысяч километров. Этого вполне
достаточно. "Увидя" метеорит, прожектор немедленно сообщает о нем в
специальное расчетное устройство, которое в течение сотых долей секунды
производит полный расчет трассы метеорита и выясняет, может ли он
столкнуться со звездолетом. Эти сведения передаются автопилоту для
принятия необходимых мер. Но, если все же более мелкий камешек налетит на
корабль, беды не произойдет.
  Борт корабля двойной, и промежуток на наполнен слоем космонита.
  - Позвольте! - сказал Орлов. - Космонит? Я что-то слышал о нем. Кажется,
это новое вещество, изобретенное специально для звездолетов.
  - Совершенно верно. Космонит специально предназначен для космических
кораблей. Синтезирован профессором Баландиным - участником нашей
экспедиции. Это чрезвычайно вязкая, плотная и очень легкая смола.
Метеорит, прибивший борт корабля, увязнет в ней. Кроме того, космонит в
некоторых отношениях играет на корабле роль атмосферы - не пропускает
внутрь вредных для человека излучений Вселенной, например космических
лучей.
  - Что ж, - сказал Орлов, - я считаю, что таких мер вполне достаточно. Их
даже слишком много. Встреча с метеоритом практически маловероятна.
  Эти слова были адресованы Ольге, и Мельников понял это. Он с
благодарностью взглянул на астронома.
  - Почему корабль лежит в яме? - спросила Ольга. - Как же он будет взлетать?
  - Это стартовая площадка. В передней части корабля имеются выдвижные
"лапы". Они поднимут нос звездолета на нужный угол. Эти же "лапы"
используются во время приземления, играя роль амортизаторов. Между прочим,
это та самая конструкция, которую Сергей Александрович хотел разработать и
оставить людям в наследство, когда, оставшись один на Марсе, он считал
себя погибшим. Применявшиеся раньше колеса имеют много неудобств.
  - Больше вопросов не имею, - шутливо сказала Ольга.
  - Тогда спустимся вниз.
  Автоматический лифт в несколько секунд доставил их на дно
двадцатипятиметровой пропасти.
  Снизу корабль казался еще более грандиозным, чем сверху. Словно в самое
небо уходили его гладкие округлые стенки. Где-то там, на тридцатиметровой
высоте, находилась его верхняя часть, не видная снизу. Нос и корма тоже
были далеко. Глаз не мог охватить весь корабль - видел только
незначительную часть, находившуюся непосредственно перед человеком -
крохотным существом, создавшим этого исполина.
  - Какая громадина! - Ольга подняла голову. Борт звездолета нависал над
ними как крыша. - Трудно себе представить, что это чудовище может лететь.
  Мельников засмеялся.
  - И как еще лететь! - сказал он.- Полная скорость корабля - сорок
километров в секунду.
  - Я это знаю, но в это трудно поверить.
  Ей было немного не по себе. Безмолвная и, казалось, угрожающая масса
металла, нависшая над головой, действовала на нервы.
  - Пройдем внутрь!
  Недалеко находился один из выходов корабля. Он был открыт, и вниз
спускалась алюминиевая лестница. Она была отвесна и не имела перил.
  Орлов, как цирковой артист, поднялся на руках. Ольге мешало узкое платье.
Мельников подхватил жену одной рукой и ловко взобрался с ней вместе. Она
едва успела сказать: "Надорвешься!", как оказалась уже внутри корабля.
  Раздвижная дверь была почти параллельна дну площадки, и Ольге пришло в
голову сравнение с входом на чердак дома, но она не сказала этого вслух.
  Они находились в небольшом, совершенно пустом помещении. Только на стене
был маленький щиток с какими-то приборами и кнопками.
  - Это выходная камера, - объяснил Мельников. - Сейчас обе двери открыты,
но на Венере они будут открываться по очереди, чтобы на корабль не мог
проникнуть воздух планеты.
  Внутренняя дверь также находилась наверху, и к ней вела другая лестница.
Ольга категорически отказалась от помощи и поднялась сама.
  Здесь оказался длинный коридор, круглый, как труба; стенки его были сплошь
обложены мягкими кожаными "подушками". По ним проходила сейчас узкая
деревянная дорожка.
  - Таких коридоров, идущих вдоль всего корабля, от кормы до носа, - сказал
Мельников, - шесть. И каждый имеет выходную камеру. Между ними расположены
помещения для экипажа, мастерские, лаборатории и служебные помещения. В
кормовой части находятся двигатели. Эта часть отделена от остальных
помещений очень толстой тройной перегородкой из прочного сплава.
Промежутки заполнены жароупорными и звуконепроницаемыми материалами. Таким
образом, собственно корабль имеет только девяносто метров длины. Каждый
коридор, длиной в семьдесят метров, оканчивается у самого большого
помещения - астрономической обсерватории, устроенной на носу.
  - У царства Белопольского, Пайчадзе и моего, - добавил Орлов.
  - Корабль так велик, что передвигаться по нему будет утомительно, -
заметила Ольга.
  - Ходить по всему звездолету незачем. Но если возникнет надобность быстро
миновать коридор, то можно воспользоваться вот этим.
  Мельников подошел к стене и нажал едва заметную кнопку. Открылась узкая
дверца, расположенная горизонтально, вдоль коридора. За ней они увидели
что-то похожее на длинную торпеду.
  - Это один из многочисленных лифтов корабля, - сказал Мельников. - В
несколько секунд он доставит тебя на противоположный конец коридора или до
любой другой дверцы. Есть лифты, связывающие все шесть коридоров и
помогающие переходить из одного в другой. Хочешь попробовать?
  - Нет, не стоит. Идем дальше! Но в этой "торпеде" можно ведь только лежать?
  - В мире невесомости понятия "лежать" или "стоять" теряют смысл. Человек
может двигаться в любом направлении и находиться в любом положении
одинаково удобно.
  - Как это странно! - сказала Ольга.
  - К этому быстро привыкаешь.
  Они пошли, один за другим, по деревянной дорожке, столь узкой, что по ней
нельзя было идти рядом. Коридор был освещен электрическими лампами,
прикрытыми толстыми выпуклыми стеклами. Они были расположены по всей
окружности стены, на равном расстоянии одна от другой, и, если смотреть
вдаль, казались своеобразной светящейся спиралью.
  Было странно видеть лампы, находившиеся у самых ног и светившие снизу, но
Ольга вспомнила, что говорил ей муж две минуты назад, и поняла, зачем это
сделано. Деревянной дорожки в полете, конечно, не будет. Когда исчезнет
вес, люди могут свободно ходить по потолку.
  "Впрочем, и ходить-то будет нельзя, - подумала она. - Какая может быть
ходьба, если нет тяжести".
  Она часто думала об условиях, в которых протекает межпланетный перелет, но
никогда не ощущала их так реально, как сейчас. На этом корабле все было
необычно и не похоже на земную обстановку. Находясь здесь, человек как бы
отрывался от Земли и ее жизни, переносился в иной, чуждый мир, живущий по
своим особым законам.
  И это так и было в действительности. Звездолет по самой своей сущности не
принадлежал Земле. Он был на ней только временным гостем, а его подлинная
жизнь протекала в космических просторах, ради которых люди и создали его.
В противоположность всем без исключения произведениям человеческих рук, он
был не нужен на Земле.
  Через каждые десять метров коридор перегораживала круглая дверь, сейчас
открытая. Рама двери образовывала высокий порог, через который приходилось
перелезать. Это было утомительно.
  - Как неудобно, - заметила Ольга.
  - Зато в полете очень удобно, - возразил Мельников.
  - Вот здесь, - прибавил он, - находится моя каюта. Войти в нее сейчас
нельзя, но осмотреть можно.
  Дверь была такой же круглой, как и в коридоре, но не открывалась, а
сдвигалась в сторону. Нижний край рамы находился на уровне груди Ольги, и
она заглянула в каюту, как через окно.
  Каюта представляла собой шарообразное помещение пяти метров в диаметре с
такой же обивкой стен, как и в коридоре. Только там кожаные "подушки" были
коричневыми, а здесь светло-серыми. Меблировка, которую Ольга по привычке
рассчитывала увидеть, только с натяжкой могла быть названа "меблировкой".
Такие обычные предметы, как стулья, кресла или диваны, отсутствовали. Не
было ни кровати, ни стола. Прямо напротив входа помещался большой щит с
многочисленными приборами, тремя экранами и, по крайней мере, тридцатью
кнопками и рукоятками. Недалеко от него висела большая сетка с
металлическими застежками.
  Что-то отдаленно напоминавшее шкаф было расположено с другой стороны щита.
У этого предмета была эллипсоидная форма и створчатая дверца, придававшая
ему сходство со шкафом. Точно такой же предмет находился и на другой
стороне каюты. Рядом со входом Ольга заметила деревянную лакированную
доску, висевшую на кожаных петлях. Каюта освещалась шестью лампами, такими
же, как в коридоре, расположенными, с "земной" точки зрения, совершенно
нелепо - равномерно по всей поверхности этого шара, который назывался
"каютой", но ничем не был похож на то, что обычно подразумевается под этим
словом. Войти было невозможно, разве что скатиться вниз по мягкой стене.
  - Просто и уютно. - Ольга насмешливо посмотрела на мужа. - Объясни,
пожалуйста, что это такое?
  - Действительно! - сказал Орлов. - С точки зрения непривычного человека,
это помещение довольно странное.
  Мельников засмеялся.
  - Все же ничего странного здесь нет, - сказал он. - Это хорошая и удобная
каюта, но только для полета, когда отсутствует вес. Здесь есть все, что
нужно. Поймите! Когда нет тяжести, - нет ни верха, ни низа. Можно с полным
удобством располагаться прямо на воздухе. Упасть некуда. Вон та сетка -
это постель, и в ней будет удобнее, чем на любом пуховике. Ведь сколько бы
ни положить перин и пуховиков, тело будет давить на них, а в мире
невесомости тело ни на что не давит. Можно лечь на острия гвоздей и не
заметить этого. Мы могли бы спать просто в воздухе, но при поворотах
корабля вокруг своей оси, которые совершаются регулярно в целях
равномерного нагрева его солнечными лучами, центробежная сила заставит
спящего "путешествовать" по всей каюте. Поэтому приходится спать в сетках,
прикрепленных к стене. Шкафы, на которые вы так удивленно смотрите,
действительно шкафы и предназначены для хранения в них вещей. Необычайная
форма вызвана тем, что там не полки, а мягкие ячейки, снабженные
амортизаторами для предохранения хрупких предметов во время взлета, когда
тяжесть не только есть, но и превышает нормальную. Тут все обдуманно. Вот
эта доска - стол. В полете, я могу поставить ее в любое положение, и она
не опустится. Обычные столы, стулья и тому подобное бесполезны в невесомом
мире. Но на корабле они есть.
  - Зачем же?
  - Они понадобятся на Венере. Когда звездолет опустится на поверхность
планеты и займет определенное положение, в каютах будут устроены временные
полы и поставлена мебель. Мы ведь пробудем на Венере довольно долго, и
надо жить с удобствами.
  - А зачем в твоей каюте находится этот щит? - спросила Ольга.
  - На корабле есть центральный командный пункт, - ответил Мельников. -
Рубка, как мы его называем. Там находится главный пульт управления. Но
такие же пульты помещаются еще в трех местах: в резервной рубке, каюте
командира корабля, то есть Белопольского, и в моей. Как видишь, моя каюта
внизу, Белопольского - наверху. Основная рубка находится ближе к носу
корабля, а резервная к корме. - Увлекшись, Мельников забыл об
осторожности. - Все это потому, что в космическом рейсе возможны самые
непредвиденные случайности, и надо иметь возможность управлять полетом из
разных мест.
  Ольга пристально посмотрела на мужа:
  - И ты и мой отец всегда утверждаете, что космические рейсы совершенно
безопасны. Это плохо согласуется с тем, что ты сейчас сказал.
  Орлов поспешил на помощь своему проговорившемуся товарищу.
  - Здесь нет никакого противоречия, - сказал он. - Разумная
предусмотрительность не означает наличие опасности. По-моему, полет на
космическом корабле не более опасен, чем на самолете, на котором все же
имеются парашюты. Кстати сказать, я и на самолете боюсь летать, - с
улыбкой закончил он.
  Но Ольга не приняла его шутки. Она молча повернулась и пошла дальше по
коридору. Орлов и смущенный своим промахом Мельников пошли за ней.
  Ольга сердилась на себя. Только что сказанная фраза вырвалась как-то
нечаянно, против ее воли, и она уже жалела об этом, так как хорошо знала,
что муж не любит разговоров об опасности своей профессии. Да и к чему
говорить! Разве она не знала, за кого выходила замуж? Волнуясь и
тревожась, она гордилась его работой и любила его за это спокойное
мужество и преданность своему делу.
  Осмотр звездолета продолжался более двух часов. Они побывали в
обсерватории, в кают-компании, на командном пункте. Даже красный уголок
существовал на этом гиганте.
  В экспедиции на Венеру участвовало двенадцать человек, и каждый из них
имел свою отдельную каюту, не такую большую, как Белопольский или
Мельников, но достаточно просторную. Кроме жилых кают, были лаборатории,
кладовые и различные подсобные помещения. Вместимость звездолета,
казалось, не имела предела.
  Мельников показал "ангары", в которых находились два реактивных самолета
со снятыми крыльями, несколько вездеходов различных размеров и даже
небольшая подводная лодка.
  Размах экспедиции произвел на Ольгу большое впечатление.
  - Я никогда не думала, что ваш корабль так богато оборудован, - сказала
она. - Зачем вам лодка?
  - В план входит обследование и изучение океана Венеры, - ответил
Мельников, - у нас есть и водолазные костюмы особой конструкции. Это
последнее изобретение, очень полезное для нас. Если хочешь, пойдем, я
покажу тебе их.
  - Водолазные костюмы предназначены для профессора Баландина, Коржевского и
Романова, - сказал Орлов. - Борису Николаевичу и мне не придется
пользоваться ими.
  Он сказал это как будто так, между прочим, но Мельников понял, что
астроном второй раз пытается исправить его ошибку, и мысленно выругал
себя. Как он не сообразил, что эти подробности, приятные для него, должны
волновать Ольгу.
  - Мне, - сказал он, - как заместителю командира корабля, придется почти
все время находиться на его борту...
  - Знаю, - перебила Ольга, - что ваша экспедиция полна опасностей. Я уже
свыклась с этой мыслью и нисколько не беспокоюсь.
  Но ее слегка побледневшее лицо говорило о другом.
  Наступило неловкое молчание.
  - Пожалуй, на сегодня хватит, - сказал Орлов, - Ольга Сергеевна наверное
устала.
  - И присесть-то тут негде! - огорченно сказал Мельников. - Можно отдохнуть
на полу. Он мягкий.
  - Лучше пойдем к выходу. - Ольга с ласковым упреком посмотрела на мужа.
  - На своем корабле он готов проводить дни и ночи, - прибавила она,
обращаясь к Орлову.
  После долгих переходов из коридора в коридор они дошли, наконец, до
выходной камеры.
  - На вашем корабле можно заблудиться, как в незнакомом городе, - сказала
Ольга, очутившись снова на дне стартовой площадки.
  С чувством, похожим на облегчение, она посмотрела на голубое небо, видное
между отвесной стеной траншеи и бортом корабля, и подумала, что на Земле
все же лучше, чем в черных безднах Вселенной.
  "Когда кончатся эти опасные полеты? Когда, наконец, он останется со мной?
- подумала Ольга. - Хоть бы заболел и был вынужден остаться на Земле".
  Но ей хорошо было известно железное здоровье мужа. Она только тяжело
вздохнула.  В ДАЛЕКИЙ ПУТЬ!
  20 июня выдался на редкость хороший день. Небо было совершенно безоблачно,
и легкий ветерок шевелил разноцветные флаги на чугунной ограде
ракетодрома. Поле, тщательно политое ночью уборочными машинами, влажно
блестело безукоризненной чистотой. Здание межпланетного вокзала, тоже
украшенное флагами и тщательно убранное внутри и снаружи, имело нарядный
вид, соответствующий торжественному дню.
  С раннего утра улицы Камовска начали наполняться многочисленными
автомашинами. Еще больше их останавливалось за чертой города и плотным
кольцом окружало ракетодром. Автобусы, один за другим, непрерывно
подвозили все новые и новые толпы москвичей, желающих присутствовать при
старте "СССР-КС3".
  В самый Камовск можно было попасть только по особым пропускам. Еще меньшее
количество людей могло пройти в здание вокзала. Всем остальным было
предоставлено любое место вокруг города, и уже к десяти часам все
окрестности, насколько хватал глаз, были заполнены гудящей толпой. Дороги,
даже самые дальние и неудобные, были переполнены автомобилями и
автобусами. На главном шоссе, предназначенном для тех, кто мог проехать в
самый город, стояли плотные толпы любопытных, желавших увидеть участников
полета. Оставалась свободной только узкая полоска, едва достаточная для
проезда одной легковой машины. Автомобили замедляли ход и буквально
"продирались" через эту живую стену.
  Когда проезжал кто-нибудь из участников экспедиции, раздавался гром
приветствий. Звездоплавателей узнавали по портретам или по костюму -
коричневому кожаному комбинезону.
  К одиннадцати часам поток машин стал реже, но никто не уходил с шоссе.
Ждали Камова. Все члены экипажа "СССР-КС3" уже проехали, а он все не
появлялся. Люди хотели увидеть знаменитого конструктора и первого на Земле
звездоплавателя, ставшего при жизни легендарным героем.
  В вестибюле вокзала собрались все приглашенные на старт. Члены
правительства, сотрудники Космического института, ученые, родные и друзья
окружали тех, кто сегодня покидал Землю и отправлялся в далекий, полный
неведомых опасностей, героический путь.
  Белопольский и Мельников стояли у стеклянной двери, ведущей на поле. Возле
них были Ольга, Серафима Петровна Камова и сестра Белопольского -
совершенно седая старушка, его единственная родственница. Тут же, на одном
из диванов, сидел Пайчадзе с женой и дочерью.
  Мельников и Ольга внешне были спокойны. Только бледность и синева под
глазами свидетельствовали о бессонной ночи и тяжелом прощании, которое
они, не любившие проявлять своих чувств на людях, пережили дома.
  Белопольский и Пайчадзе были такими же, как всегда. Нина Арчилловна даже
смеялась чему-то. Проводы в космический рейс были ей уже привычны. Сегодня
она провожала Арсена Георгиевича в пятый раз. Красивое личико Марины было
расстроено и глаза покраснели от слез. Но здесь, при всех, она не плакала.
Держа отца за руку, она неотрывно смотрела ему в лицо.
  Члены экспедиции, подражая своим руководителям, старались быть спокойными,
но кое-кому это плохо удавалось.
  Быстрыми, короткими шагами нервно ходил по вестибюлю от одной группы к
другой полный человек с розовым лицом и длинными седыми волосами. Подойдя
к кому-нибудь, он бросал несколько ничего не значащих слов и, не ожидая
ответа, отходил к другому. В его порывистых движениях, в застывшей на лице
улыбке чувствовалось с трудом сдерживаемое волнение. Это был руководитель
научной части экспедиции - академик Баландин. Он второй раз участвовал в
космическом рейсе, но никак не мог совладать с нервами.
  Напротив Пайчадзе, между женой и сыном, неподвижно сидел старший инженер
звездолета Константин Васильевич Зайцев. Он казался совсем спокойным.
  Забившись в самый дальний угол, стоял у стены Геннадий Андреевич Второв.
Миловидная блондинка обеими руками сжимала его руку и то смеялась, то
вдруг начинала плакать. На энергичном лице Второва застыла гримаса
страдания.
  Тесной кучкой, окруженные родными, стояли холостые участники полета:
Орлов, Романов и Князев. Стараясь казаться спокойными, они часто смеялись,
но смех звучал фальшиво.
  Зато совсем естественно улыбался, прогуливаясь по залу под руку с женой,
опытный звездоплаватель инженер-радиотехник Топорков. Его лицо, немного
цыганского типа, с большими темными глазами, было так невозмутимо, точно
он собирался ненадолго съездить в соседний город.
  Мирно беседовали о чем-то не относящемся к полету врач корабля Степан
Аркадьевич Андреев и польский биолог Коржевский, только три дня назад
прилетевший в Москву, - их никто не провожал.
  Но не только те, кто улетал с Земли, и их родные волновались в ожидании
старта. Многие из остающихся не могли скрыть нервного состояния. Гул
голосов то усиливался, то внезапно стихал, и в вестибюле вокзала наступала
напряженная тишина.
  - Пора бы, - тихо сказал Мельников, обращаясь к Белопольскому. - Многим
тяжело, это ожидание.
  Стрелки часов на стене вестибюля показывали четверть двенадцатого.
  - Когда же он, наконец, приедет? - спросил Константин Евгеньевич.
  - На шоссе творится что-то невероятное, - заметил кто-то из стоявших
поблизости. - Машину Сергея Александровича могли задержать.
  - Я не удивлюсь, если его принесут на руках вместе с автомобилем, -
засмеялся Мельников.
  Как раз в эту минуту отдаленный гул, все время слышный в открытые окна,
резко усилился, перейдя в оглушительный шум, быстро приближавшийся к
вокзалу. Очевидно, тот, кого ждали, был уже недалеко.
  Все расступились, освобождая широкий проход от двери к месту, где стоял
Белопольский. Корреспонденты, подняв свои аппараты над головой,
пробирались поближе ко входу.
  Директор Космического института, лауреат четырех золотых медалей имени
Циолковского, Герой Социалистического Труда Сергей Александрович Камов
показался на пороге двери в сопровождении президента Академии наук СССР и
седого как лунь академика Волошина.
  На мгновение остановившись и жестом руки ответив на дружные аплодисменты
собравшихся, он быстрыми шагами пересек вестибюль и подошел к
Белопольскому.
  Мельников заметил мимолетный взгляд, брошенный Камовым на Ольгу, и
одобрительную улыбку, мелькнувшую на его лице при виде спокойствия дочери.
  - Долгие проводы - лишние слезы! - громко, чтобы все слышали, сказал
Камов. - На корабль, Константин Евгеньевич!
  - Мы только вас и ждали, - как всегда сухо ответил Белопольский.
  - Прошу членов экспедиции собраться возле меня! - крикнул Мельников.
  Пайчадзе первый, поцеловав жену и дочь, подошел к нему. Нина Арчилловна,
ведя Марину за руку, направилась к лестнице.
  Их примеру последовали и все остальные. Вестибюль опустел. В нем остались
только участники полета и члены правительственной комиссии.
  - Прощальные речи не приняты на наших стартах, - сказал Камов. - Скажу
коротко - счастливый путь!
  Он трижды поцеловался с Белопольским и пожал руки всем остальным.
  Ольга все еще не уходила наверх. Она стояла возле Мельникова, крепко
сжимая его руку. Внешнее спокойствие не покидало ее даже теперь, в минуту
последнего прощания. Характер Камова, умевшего владеть собой при любых
обстоятельствах, сказывался в его дочери.
  - Оля! - позвал Камов.
  Она молча поцеловала мужа (ее губы показались ему холодными как лед) и
подошла к отцу.
  Всем существом Мельников порывался к ней. Ему хотелось еще раз прижать ее
к себе, но он знал, что этого нельзя делать. На него смотрели его товарищи
по полету. Он не имел права показывать им пример малодушия.
  - Поехали! - весело сказал Пайчадзе. - Кто со мной в первом вагоне?
  Взяв под руку Станислава Коржевского, он подошел с ним к двери станции
"метро". Даже не оглянувшись (а ему очень хотелось еще раз посмотреть в
глаза Камову), он стал спускаться вниз.
  - Вы проедете с нами на площадку? - спросил Белопольский у Камова.
  - Нет. - Сергей Александрович показал глазами на Ольгу, которую крепко
прижимал к себе левой рукой. - Мы посмотрим на ваш отлет с крыши.
  Он еще раз пожал руку Белопольскому и, кивнув головой Мельникову, ушел
наверх. За ним ушли все, кто еще оставался в вестибюле.
  Участники экспедиции, один за другим, спускались вниз. Мельников сошел
последним. Вагон, в который сел Пайчадзе и пять человек, бывших с ним, уже
ушел, из туннеля выходил следующий.
  Только когда вагон, наконец, тронулся и, набирая скорость, помчался
вперед, Мельников почувствовал, что нервы пришли в порядок. Уже давно
ставшее привычным спокойствие снова овладело им. Ольга и все, что было с
ней связано, осталось позади. Впереди был знакомый старт, полет, просторы
Вселенной, близкий его сердцу космический рейс.
  Он посмотрел на своих спутников.
  Белопольский казался всецело погруженным в свои мысли. Выражение его
морщинистого лица было таким же, как всегда, и Мельников понял, что
Константин Евгеньевич обдумывает предстоящий старт. Игорь Дмитриевич
Топорков задумчиво смотрел в окно, провожая глазами мелькавшие зеленые
огоньки. Ни тени волнения нельзя было заметить на его характерном лице с
крупными, резкими чертами.
  Трое других вызывали в Мельникове сочувствие, так сильно они волновались.
Но он хорошо знал, что ничем, кроме личного примера, не может помочь им.
  Геолог Василий Романов, механик атомных двигателей Александр Князев и
Второв старались держаться поближе к Мельникову и сели с ним рядом. Они
инстинктивно искали поддержки в его спокойствии, казавшемся им
удивительным и непонятным. Встречая взгляд их глаз, тревожных и
лихорадочно блестевших, Мельников ободряюще улыбался.
  Они смотрели на него - заместителя начальника экспедиции, - как на
старшего и опытного товарища, а давно ли он сам, начинающий
звездоплаватель, с мучительным волнением ожидал первого в его жизни
старта, ища поддержки своему мужеству у Камова и Пайчадзе. Прошло так мало
времени, и вот он должен служить примером другим, в начале их космического
пути, передавать дальше полученную от старших эстафету опыта.
  Пайчадзе со своими спутниками встретил их на перроне станции "Центр".
Наверх пошли все вместе.
  Поле ракетодрома было совершенно пустынно. Только один человек медленно,
словно прогуливаясь, ходил по краю отвесной стены стартовой площадки, на
дне которой, подобно исполинскому киту, лежал "СССР-КС3".
  Это был инженер Ларин. Как всегда, он последним провожал улетающих с Земли
звездоплавателей.
  Мельников заметил на самом горизонте неведомо откуда взявшуюся тучу и
показал на нее Арсену Георгиевичу.
  - Она нас не задержит, - пошутил Пайчадзе.
  "Если будет дождь, Оля может промокнуть на крыше", - подумал Мельников.
  Но эта мысль мелькнула как-то бледно и тотчас же исчезла. Знакомое ему
чувство оторванности от Земли и ее дел, которое, как он думал, никогда не
появится больше, снова овладело им. Словно не был он больше человеком
Земли и то, что происходило на ней, не касалось его. Он любил Ольгу больше
всего на свете, но и она отодвинулась куда-то далеко, в покрытую туманной
дымкой даль прошлого, осталась в другой жизни, отличной от той, которая
ждала его впереди. Находясь еще на Земле, он всем существом и всеми
мыслями был уже в космическом пространстве. В противоположность другим
участникам полета, которые сразу же, по выходе на поле, стали искать
глазами здание вокзала, где находились их близкие, Мельников даже не
взглянул в ту сторону. Он прямо направился к Ларину, и о чем-то заговорил
с ним.
  Молодые звездоплаватели восхищались его выдержкой и старались вести себя
так же, как он. Только Пайчадзе, проводив глазами удаляющуюся фигуру
друга, покачал головой и тихо сказал Белопольскому:
  - Старое зло еще не умерло.
  - Не думаю, чтобы это было так, - ответил Константин Евгеньевич. -
Впрочем, увидим. Друзья! - обратился он к остальным спутникам. - Пора!
  У входа в кабину лифта все по очереди пожали руку Ларину. Мельников видел,
с каким волнением прощались с инженером многие из его товарищей, вспомнил,
как сам, стоя высоко у входного люка "СССР-КС2", следил за машиной этого
самого человека. Автомобиль Ларина казался ему тогда последним звеном
между экипажем корабля и покидаемым человечеством.
  - До свидания, Борис Николаевич! - обратился к нему Ларин.
  - До свидания, Семен Павлович! Не задерживайтесь здесь! Уезжайте сейчас же!
  - Не беспокойтесь. Счастливого пути!
  Все двери выходных камер корабля были уже закрыты, кроме одной, той самой,
через которую проходили две недели назад Мельников, Орлов и Ольга.
  Ее образ опять возник перед ним, но усилием воли Мельников отогнал его.
Сейчас он должен думать не о себе, а о других.
  - Арсен Георгиевич, - сказал Белопольский. - Возьмите на свое попечение
тех, кто летит впервые. Борис Николаевич будет со мной на пульте.
  - Хорошо, Константин Евгеньевич!
  Все члены экспедиции уже неоднократно побывали на борту звездолета, но все
же на многих, как на Ольгу неприятно действовала нависшая над головами
чудовищная масса корабля. Пайчадзе поспешил подняться наверх, в выходную
камеру. За ним последовали все. Белопольский и Мельников одни остались
внизу.
  - Ну-с, Борис Николаевич! Ваша очередь.
  Мельников поставил ногу на нижнюю ступеньку. Белопольский, пристально
наблюдавший за ним, заметил едва уловимую нерешительность своего младшего
товарища и удовлетворенно улыбнулся. Ради этой проверки он и задержался
здесь. Он помнил, с каким восторгом Мельников входил на корабль последние
два раза. Нет, Пайчадзе неправ! Поведение Мельникова - это только
своеобразная форма предстартового волнения, от которого невозможно совсем
избавиться. Ему жаль покидать Землю, хотя он сам, может быть, и не сознает
этого.
  В выходной камере были открыты обе двери. Закрыть их можно было только с
пульта управления, введя в действие автоматику, не позволявшую дверям быть
открытыми одновременно. На чужих планетах, с иным составом атмосферы, чем
на Земле, такая предосторожность имела жизненное значение.
  - Я пройду на пульт, - сказал Белопольский, - а вы останьтесь здесь и
проверьте, как закрываются двери. Правда, Семен Павлович, конечно, уже
проверял, но все-таки. Потом присоединяйтесь ко мне. Не задерживайтесь!
  - Хорошо, Константин Евгеньевич!
  Белопольский ушел.
  Через несколько минут обе двери с мягким звоном закрылись. Мельников
внимательно следил за ходом механизма. Убедившись, что все в порядке, он
нажал кнопку. Внутренняя дверь открылась, наружная осталась запертой.
Значит, автоматика работает исправно. Он нажал другую кнопку. Теперь
закрылась внутренняя дверь и через несколько секунд автоматически
открылась наружная. Все было как следует.
  Он втянул наверх лестницу, закрыл наружную дверь и, когда так же
автоматически открылась другая, поднялся в круглый коридор.
  В десяти шагах от него первый люк был закрыт. Значит, Белопольский,
готовясь к старту, уже запер все двери и люки на звездолете.
  Мельников подошел к стене, осторожно ступая по мягкой обивке. Деревянной
дорожки уже не было. Открыв дверцу лифта, он забрался в узкую кабину. Она
освещалась маленькой лампочкой, дававшей достаточно света, чтобы различать
кнопки на щитке. Убедившись, что дверца плотно закрыта, Мельников нажал
одну из них. Кабина двинулась вперед и помчалась по стальной трубе. Через
несколько секунд вспыхнула на щитке зеленая лампочка, потом желтая.
Мельников ничего не предпринимал. Кабина остановилась. Он почувствовал,
как она вместе с ним повернулась, встав почти вертикально, и стала
подниматься. Снова загорелась зеленая, затем желтая лампочка. Он нажал
одну из кнопок. Если бы он не сделал этого, лифт перенес бы его еще выше,
в третий коридор, а ему был нужен второй. Кабина снова приняла
горизонтальное положение, прошла небольшое расстояние и остановилась. Он
открыл дверцу и вышел.
  Автоматический лифт звездолета работал точно, и Мельников оказался там,
где хотел, - на командном пункте, расположенном почти в носовой части.
Впереди была только обсерватория.
  Белопольский сидел в мягком кресле перед огромным пультом. На трех
экранах, расположенных в центре, виднелись стены стартовой площадки. Два
боковых экрана были темными.
  Мельников окинул взглядом длинные ряды лампочек. Они все горели зеленым
светом. Это означало, что все помещения корабля готовы к старту.
  Он сел рядом с Белопольским и застегнул ремни, плотно прижавшие его к
креслу.
  Вделанные в пульт большие часы с секундной стрелкой, бегавшей по всему
циферблату, показывали без пяти минут двенадцать.
  "СССР-КС2", из-за недостаточной скорости, должен был точно выдерживать
время старта. "СССР-КС3" мог взять старт когда угодно, в пределах
нескольких часов. Скорость корабля была так велика, что это не играло
никакой роли. В Солнечной системе, кроме Меркурия, не было планеты,
которая двигалась бы по своей орбите быстрее, чем корабль - последнее
достижение конструкторского бюро, руководимого Камовым. Мельников знал,
что старт должен был состояться около двенадцати.
  - Проверьте экипаж! - приказал Белопольский.
  Сам он быстро нажимал различные кнопки, и разноцветные лампочки, вспыхивая
и погасая, давали ему ответы на эти немые вопросы, обращенные к стенкам
корабля, двигателям и приборам автоматики.
  Мельников включил правый боковой экран, и на нем появился светлый
прямоугольник. Потом он увидел внутренность одной из общих кают. В ней
находились шесть человек. Они лежали в мягких кожаных "люльках",
прикрепленных к стенам резиновыми амортизаторами. Пайчадзе стоял возле
своей "люльки" и смотрел экран.
  - Готовы? - спросил Мельников.
  - Готовы, товарищ заместитель начальника экспедиции, - четко ответил
Пайчадзе, официальным тоном подчеркивая торжественность минуты.
  - Ложитесь! Сейчас подниму корабль.
  Остальные четверо находились в другой общей каюте, появившейся на экране,
как только Мельников нажал нужную кнопку. Профессор Баландин отвечал так
же официально, как и Пайчадзе.
  - Экипаж готов, - доложил Мельников.
  - Поднимайте корабль!
  Мельников повернул окрашенную в синий цвет ручку. Тотчас же он
почувствовал, что нос звездолета начал приподниматься. Это было заметно по
экранам и изменению направления силы тяжести.
  На средних экранах проплыли вниз бетонные стены, показалось небо, потом
весь ракетодром. Можно было различить крохотные здания Камовска, купол
обсерватории и даже межпланетный вокзал.
  Мельников подумал о том, с каким волнением наблюдают это медленное
появление корабля "из-под земли" все собравшиеся проводить их. Оно
означало, что через несколько минут звездолет оторвется от стартовой
площадки и в ужасающем грохоте своих двигателей, со все увеличивавшейся
скоростью прочертит огненную траекторию и меньше чем через минуту скроется
от глаз и биноклей в голубой бесконечности.
  - Приготовиться!
  Мельников положил руку на управление механизмом "лап". Он должен был по
команде быстро убрать их внутрь корабля. Другой рукой он нажал кнопку
сигнала.
  Во всех помещениях звездолета прозвенел дробный звонок, предупреждающий о
старте.
  Белопольский уверенно и спокойно переставил стрелки на круглых
циферблатах: одну на цифру "2000", другую на "20". Потом повернул красную
ручку и включил автопилот.
  Оставалось нажать кнопку пуска - и звездолет отправится в путь с
ускорением в двадцать метров и через две тысячи секунд, то есть через
тридцать три минуты и двадцать секунд, полетит по инерции со скоростью
сорок километров в секунду.
  - Готов? - отрывисто сказал Белопольский.
  - Готов! - ответил Мельников.
  Стрелки часов показывали двенадцать и три минуты.
  Белопольский нажал красную пусковую кнопку.
  Чуть заметная дрожь корпуса корабля передалась через приборы управления
рукам Мельникова.
  По-прежнему на командном пункте была полная тишина, но он хорошо знал, что
чудовищный грохот сотрясает сейчас воздух на несколько километров вокруг.
Огненный вихрь бушует в узком пространстве между кормой звездолета и
стенками стартовой площадки, взлетая вверх клубами черного дыма. Плавится
бетон, превращаясь в раскаленную добела жидкую массу. Шестнадцать могучих
двигателей работают одновременно, преодолевая тяжесть сотен тонн
исполинского корабля.
  Секунда... вторая... и ощущение повышенной тяжести показало, что звездолет
покинул площадку и начал свой ускоряющийся полет.
  Все быстрей и быстрей.
  Стрелка указателя скорости неуклонно скользила по циферблату.
  20, 40, 60, 80, 100, 120...
  "СССР-КС3" поднимался все выше.
  Корпус перестал дрожать. Часть двигателей прекратила работу, оставшиеся
включенными работали уже спокойно и равномерно. Для тех, кто был на Земле,
грохот постепенно утихал, теряясь в воздушных просторах. Внутри корабля
царила полная тишина.
  Почти лежа на спинке кресла, стараясь не делать никаких движений,
Мельников вспомнил предыдущие старты. Тогда экипаж надевал специальные
шлемы для защиты ушей от страшного грохота двигателей. На этом корабле не
было никакой нужды в таких шлемах. Совершенная звукоизоляция не пропускала
ни малейшего гула.
  Двенадцать часов восемь минут...
  С Земли их уже не видно. Звездолет поднялся в самые верхние, разреженные
слои атмосферы.
  Там, внизу, зрители покидают окрестности Камовска. Через три месяца они
вновь соберутся здесь, чтобы встретить вернувшийся корабль. Ольга,
наверное, не ушла с крыши вокзала и все еще смотрит вверх, - туда, где
исчез построенный ее отцом корабль, унесший ее мужа навстречу неведомой
судьбе.
  Увидит ли он ее? Вернется ли обратно?..
  На экранах голубое небо постепенно темнело, становилось синим, потом
фиолетовым. Появились отдельные звезды. Внизу правого экрана виднелся
кусочек Земли - туманная масса с ясно видимой кривизной поверхности.
  Все больше и больше сверкающих точек звезд. Фиолетовый цвет переходил в
черный.
  Распахнулись перед "СССР-КС3" необъятные просторы Вселенной. Где-то там,
среди бесчисленных ярких точек, находится Венера - сестра Земли - конечная
цель далекого пути.
  Все быстрее врезывается в пустоту стальной корпус. В безвоздушном
пространстве не слышно работы двигателей. Огненная полоса стремительно
отлетает назад. Чуткие невидимые лучи радиопрожекторов несутся вперед,
опережая корабль, охраняя безопасность его экипажа.
  На ленте локационного прибора перо вычерчивает ровную линию.
  Путь свободен!  БУДНИ ПОЛЕТА
- В конце восемнадцатого века астрономы Боде и Тициус сделали интересное
открытие. Чисто эмпирическим путем они нашли числовой ряд, довольно точно
выражающий действительные расстояния от Солнца первых семи планет:
Меркурия, Венеры, Земли, Марса, Юпитера, Сатурна и Урана - в радиусах
земной орбиты, или в так называемых астрономических единицах. Нептун и
Плутон в то время были еще неизвестны. Взяв числа "0", "0,3", "0,6" и так
далее, каждый раз увеличивая предыдущие в два раза, а затем, прибавив к
каждому из них "0,4", они получили следующий ряд чисел... - Леонид
Николаевич Орлов повернулся к доске и написал на ней крупным отчетливым
почерком: "0,4; 0,7; 1,0; 1,6; 2,8; 5,2; 10,0; 19,6".
  Левой рукой он крепко держался за укрепленную в стенке ременную петлю, но
при каждом нажиме мела на доску его тело отклонялось в сторону и
приходилось подтягиваться обратно. Писать в условиях невесомости было
трудно, но за прошедшие десять дней Орлов приобрел некоторый опыт. По
поручению Пайчадзе, он уже три раза читал членам экспедиции небольшие
лекции. Сегодняшней темой была "Арсена", к которой приближался "СССР-КС3".
  - В этом ряду, - продолжал астроном, - обращает на себя внимание одно
странное обстоятельство. Если первые четыре цифры соответствуют
расстояниям от Солнца до Меркурия, Венеры, Земли и Марса, то Юпитер
почему-то попадает не на пятое место, а на шестое, Сатурн на седьмое, а
Уран на восьмое. Закономерность, которая не может быть случайной,
нарушается. Пятая цифра ряда "2,8" выпадает. Планеты, находящейся на таком
расстоянии, не существует. Получается как бы разрыв между Марсом и
Юпитером. Как я уже говорил вам, в этом месте Солнечной системы расположен
пояс астероидов, крохотных планеток, размером от семисот семидесяти
километров в диаметре (астероид Церера) и до одного километра и меньше. В
настоящее время нам известно несколько тысяч астероидов. Большинство из
них имеет резко выраженную неправильную форму. Естественно, возникло
предположение, что в далеком прошлом между Марсом и Юпитером существовала
еще одна планета, по неизвестной причине распавшаяся на части и что
астероиды - обломки этой планеты. Окончательное доказательство наука,
может быть, получит после того, как мы с вами побываем на Арсене и
обследуем ее. Мне остается рассказать вам о том, что представляет собой
Арсена. Ее диаметр, в наиболее широкой части, равен сорока восьми
километрам, и, по-видимому, этот астероид состоит из железа и гранита. По
размерам Арсена равна астероиду Ганимед, открытому астрономом Бааде в 1924
году. Масса Арсены меньше Земли почти в тридцать два миллиона раз, и,
следовательно, сила тяжести на ней составляет всего одну двести
восемьдесят восьмую земной тяжести. Человек, весящий на Земле семьдесят
килограммов, на Арсене будет весить приблизительно двести сорок пять
граммов. При таком малом весе достаточно сделать легкое усилие, чтобы
подняться на значительную высоту. Ходить по Арсене будет очень трудно.
  - Нам помогут магнитные подошвы, - вставил инженер Зайцев.
  - Но даже с ними придется быть осторожными. Мускульная сила человека
чрезмерно велика для таких условий.
  - Научимся быстро, - сказал Князев.
  С оптимизмом юности он все считал очень простым и легко выполнимым.
  В красном уголке звездолета собрались почти все участники экспедиции.
Шарообразное помещение было лишено мебели. Кроме телевизионного экрана,
непременной принадлежности всех кают на корабле, в нем ничего не было.
Мягкие стены были обиты кожей голубого цвета.
  Для проведения лекции в красный уголок принесли небольшую черную доску.
Она "висела" на стене, ничем к ней не прикрепленная. Лектор и его
слушатели находились возле этой доски в разнообразных позах прямо в
воздухе. Звездоплаватели успели уже привыкнуть к отсутствию веса и
чувствовали себя вполне уверенно, но некоторые все же держались за
ременные петли.
  Странно выглядела эта группа людей, непринужденно расположившаяся без
всякой опоры в центре пустого шара. Электрический свет освещал их
одновременно со всех сторон. Лица и фигуры выглядели плоскими, отсутствие
на них теней уничтожало рельеф лица и одежды.
  Космический корабль казался неподвижным. Ничто не указывало на
умопомрачительную быстроту, с которой мчался "СССР-КС3" в безвоздушном
пространстве.
  - Когда мы прибудем на Арсену? - спросил Андреев.
  - Через пятьдесят часов. По земному календарю - 2 июля, между одиннадцатью
и двенадцатью часами.
  - И пробудем на ней?..
  - Приблизительно часов двадцать. Этого времени должно хватить на
выполнение намеченного плана работ. Но может случиться, что мы найдем
что-нибудь интересное. Тогда, возможно, задержимся.
  - А Венера? - спросил Князев. - Не убежит от нас?
  Орлов улыбнулся своей приятной, словно освещающей улыбкой.
  - Скорость Венеры по орбите, - сказал он, - на пять километров меньше, чем
скорость "СССР-КС3". Это во-первых. А во-вторых, траектория нашего полета
зависит от нас самих. Ее можно изменить и встретиться с планетой в
какой-нибудь другой, более выгодной точке. Мы будем на Венере 10 июля при
любых обстоятельствах.
  Раздался негромкий звонок. Засветился экран, и на нем появилось лицо Игоря
Топоркова - радиотехника корабля.
  - Константин Васильевич здесь? - спросил он.
  Зайцев подтянулся с помощью ремня ближе к экрану.
  - Зайдите на радиостанцию, - сказал Топорков. - Вас вызывает Земля.
  Зайцев слегка оттолкнулся от стены и подплыл в воздухе к двери. Нажав
кнопку, он сдвинул в сторону круглую крышку люка и "вышел" в коридор. Чуть
касаясь руками стен, он быстро плыл, как фантастическая воздушная рыба, к
носу звездолета.
  Радиостанция помещалась рядом с рубкой. Это была небольшая каюта, такая же
круглая, как и все помещения корабля, но обитая не кожей, а бархатом.
Приемник и передатчик занимали больше половины ее объема.
  Собственно радиостанция была невелика, он работала на полупроводниках
вместо ламп, но много места занимали мощные усилители для передачи и
приема радиограмм на расстояния многих миллионов километров. Связь с
Землей осуществлялась на сверхультракоротких волнах, которые по пути от
корабля к Земле к обратно проходили через промежуточно-усилителые станции,
находившиеся на искусственных спутниках Земли. Такие станции были
необходимы, так как слой Хевисайда настолько ослаблял сигналы, что без
усиления они никогда не дошли бы по назначению, несмотря на жестко
направленные антенны.
  Космическая радиосвязь впервые была применена во время полета на Луну
экспедиции Белопольского-Пайчадзе и теперь проходила окончательные
испытания. Все станции - земная, корабельная и находившиеся на спутниках -
были сконструированы при непосредственном участии Топоркова, и он сам
проводил испытания в обоих рейсах. Члены экспедиции ежедневно имели
возможность поговорить со своими близкими.
  До сих пор связь не прерывалась и, по расчетам Топоркова, не должна была
прерваться до самой Венеры. Будет ли она действовать с поверхности
планеты, через ее атмосферу, сказать, конечно, нельзя было. Венера
находилась ближе к Солнцу, чем Земля, и интенсивность солнечной радиации в
верхних слоях ее атмосферы должна была быть во много раз более сильной.
Смогут ли радиоволны пробить, безусловно, существующий на Венере
ионизированный слой, как они это смогли сделать с земным, покажет будущее.
  Когда Зайцев, убедившись предварительно, что над дверью горит зеленая
лампочка, "вошел" в каюту, у аппарата находились Топорков и Мельников.
Борис Николаевич только что поговорил с Ольгой.
  Топорков протянул Зайцеву микрофон:
  - Ваша жена и сын ждут вас.
  - Константин Зайцев у телефона, - сказал инженер, рассмешив этой фразой
обоих своих товарищей. И спокойно положил микрофон в специальное гнездо.
Ответ мог прийти только через семь минут. За десять суток звездолет
пролетел свыше тридцати пяти миллионов километров, и сейчас его отделяло
от Земли расстояние в шестьдесят миллионов километров. Земля не стояла на
месте, а удалялась в противоположную сторону. "СССР-КС3", используя
притяжение Солнца, летел к Венере по направлению, обратному движению Земли
по орбите, навстречу ее "сестре".
  - Звук очень ослабел, - озабоченно сказал Топорков.
  Зайцев и Мельников посмотрели друг на друга и рассмеялись.
  Каждый день они слышали эту стереотипную фразу, Игорь Дмитриевич
болезненно переживал ослабление звука, неизбежное с увеличением
расстояния, и ему всегда казалось, что станция работает хуже, чем на самом
деле. Он часами возился с ней и всегда был недоволен ее работой.
  - Придется поставить дополнительные генераторы.
  - Пока в этом нет нужды, - возразил Мельников. - Радиосвязь работает
бесперебойно и достаточно хорошо. Подождем.
  Он знал, что если дать Топоркову волю, то задолго до прилета на Венеру
станция останется без всяких резервов мощности, а их следовало сохранить.
  - Хотя бы один!
  - Нет! - Мельников постарался придать своему голосу как можно больше
строгости. - Я запрещаю вам это делать... Что вы выдумываете, Игорь
Дмитриевич? - добавил он более мягко. - Я только что говорил с Землей и
прекрасно все слышал.
  Семь минут, наконец, прошли, и Зайцев, надев наушники, выслушал все, что
хотели ему сказать жена и сын. Проговорив ответ, он вместе с Мельниковым
вышел из каюты. Время было ограничено, и членам экспедиции разрешалось
обмениваться со своими родными только одной фразой. Место у микрофона уже
занял профессор Баландин.
  Радиосвязь доставляла звездоплавателям много радости. Сознание
оторванности от Земли меньше угнетало людей, имевших возможность услышать
голос близкого человека. Не было тревожной неизвестности, так сильно
мучившей всех в прежних рейсах. Все, что происходило на Земле и на
звездолете, сразу становилось известным. Краткий перечень событий в СССР и
других странах передавался с Земли автоматической передачей, не
задерживавшей разговора. "Космическая газета" ежедневно вывешивалась
Топорковым в красном уголке.
  - Борис Николаевич! - сказал Зайцев, когда за ними закрылась дверь
станции. - Разрешите мне и Князеву выйти из корабля и осмотреть дюзы.
  - Зачем это?
  - На всякий случай. Ведь предстоит торможение при подходе к Арсене.
  - И вы еще смеетесь над Игорем Дмитриевичем! - улыбнулся Мельников. - А
сами... Ничего с дюзами не случилось. Осмотр произведете, когда корабль
будет стоять на Арсене.
  - Слушаюсь! - хмуро ответил Зайцев.
  В кабине лифта, переносящего его в другой коридор, Мельников думал об этом
разговоре. Какие люди! Каждый из них готов работать без отдыха, чтобы все
было в порядке и "СССР-КС3" совершил свой рейс на Венеру и обратно "без
сучка и задоринки". С такими помощниками было одно наслаждение работать,
но их приходилось все время удерживать от излишней траты сил, не
оправдываемой необходимостью.
  В первые дни рейса это было не так заметно. Люди еще не освоились с новой
обстановкой, не имевшей ничего общего с прежней привычной жизнью. Их мысли
были еще позади, на оставленной Земле. Но постепенно эта своеобразная
"инерция" начала ослабевать. И тогда все с яростью набросились на работу.
Но не так просто было ее найти. Добрая половина экипажа на все,
сравнительно короткое, время перелета к Венере, казалась обреченной на
безделье. Что, например, делать врачу экспедиции Андрееву, если все были
совершенно здоровы и не нуждались в его помощи? Какое занятие могли
придумать геолог Романов, биолог Коржевский или океанограф Баландин?
Зайцев и Князев были не в лучшем положении. Все они остро завидовали
астрономам, которым не надо было искать дела, - оно само шло им в руки. За
бортом звездолета расстилалось безграничное, неисчерпаемое поле
деятельности. Поистине, астрономы были счастливые люди!
  Но работа нашлась для всех. Прекрасно понимая, как опасно в условиях
полета не иметь определенного занятия, Белопольский приказал Зайцеву
подготовить с помощью всех свободных участников экспедиции имевшиеся на
борту самолеты, вездеходы и подводную лодку к работе на Венере, перебрать
их механизмы, проверить и испытать все приборы и аппараты. Кроме того, он
поставил перед старшим инженером корабля задачу - научить всех производить
мелкий ремонт, чтобы каждый мог самостоятельно исправить незначительные
повреждения. Топоркову было поручено научить Андреева и Коржевского работе
на передвижных рациях, которыми были оборудованы все машины. Только они
двое еще не умели пользоваться радиоустановками.
  В красном уголке регулярно (по уплотненному графику) проводились занятия
по астрономии, звездной навигации, механике и теории звездоплавания.
  - На космическом корабле каждый должен уметь заменить любого другого, -
сказал Константин Евгеньевич. - Для многих из нас этот полет первый, но
для всех не последний. Учиться необходимо все время.
  Но, несмотря на такую нагрузку, как-то так получалось, что у каждого
оставалось свободное время, которое нечем было заполнить, и это были самые
тяжелые минуты. Стоило человеку оторваться от дела, как тотчас же
подкрадывались мысли о Земле, о близких людях, и незаметно возникало
чувство тоски. В такие моменты члены экипажа устремлялись на радиостанцию
- "читать" бортовой журнал Топоркова. Никакого журнала, конечно, не было.
Разговоры с Землей записывались автоматически на ленте магнитофона.
Прослушав свой последний разговор с женой или другим родственником, люди
успокаивались.
  Выйдя из лифта, Мельников направился к рубке управления. Ярко освещенные
коридоры были пустынны и безмолвны. Тишина, царившая на звездолете,
никогда не нарушалась. Двенадцать человек не могли заполнить исполинский
корпус корабля, и невольно казалось, что в нем никого нет. В первые дни
это было неприятно, но постепенно люди привыкли.
  Звездолетом управлял автопилот. Войдя в рубку, Мельников внимательно
прочитал записи всех приборов. Лента локатора показала, что за несколько
минут до его прихода, на расстоянии трех тысяч километров пролетел
небольшой метеорит, исчезнувший задолго до того, как звездолет достиг этой
точки. Направление полета не изменялось.
  Привычно нажимая нужные кнопки, Мельников проверил состояние всех частей
корабля. Разноцветные лампочки давали успокоительные ответы. Все было в
порядке. Он заметил, что в каюте номер восемь открылась дверь -
соответствующая ей лампочка загорелась красным светом, - и подождал, чтобы
она закрылась. Но прошла минута, а красный свет не сменился зеленым. Тогда
он включил экран и соединил его с восьмым номером. Появилась внутренность
каюты.
  В ней находился геолог Василий Романов. Услышав звонок вызова, он повернул
голову.
  - Почему не закрыли дверь? - спросил Мельников.
  - Виноват, товарищ начальник!
  - Делаю вам замечание. В космическом рейсе рассеянность недопустима.
  Геолог метнулся к двери с такой стремительностью что, вероятно, больно
ударился о раму. Мельников улыбнулся и выключил экран.
  Хотя "СССР-КС3" почти не угрожала опасность со стороны метеоритов, на нем
свято соблюдался закон космических рейсов - все двери и люки всегда должны
быть герметически закрыты.
  Из рубки Мельников направился в обсерваторию.
  Она занимала всю носовую часть звездолета. В противоположность другим
помещениям, не имевшим никаких внешних отверстий, здесь были широкие
окна-иллюминаторы. Они закрывались снаружи пластмассовыми щитами.
Многочисленные астрономические инструменты, вычислительные машины новейшей
конструкции, тут же помещавшаяся фотохимическая лаборатория - все это
оставляло мало свободного места.
  Пайчадзе и Второв возились у спектроскопа, Орлов приник глазом к окуляру
рефрактора, Белопольского ни было.
  - Где Константин Евгеньевич? - спросил Мельников.
  - Сейчас придет, - ответил Пайчадзе, не оборачиваясь.
  Здесь царила атмосфера напряженного труда. Не желая мешать астрономам,
Мельников подошел к стене и, нажав кнопку, отодвинул в сторону плиту,
закрывавшую окно.
  Знакомая, много раз виденная картина звездного мира раскинулась за бортом.
Неподвижными точками горели вечные огни Вселенной. Туманная вуаль Млечного
Пути неясно проступала на "самом горизонте".
  Прямо перед собой Мельников увидел висящий в пространстве косматый, с
огненными выступами протуберанцев, ослепительно сверкающий шар Солнца.
Звездолет летел повернувшись к нему правым бортом.
  Из всех зрелищ, которыми богато одаряла звездоплавателей Вселенная,
зрелище висящего в пустоте Солнца было самым поразительным. Человек привык
видеть его диск у себя над головой или перед собой, на горизонте. Но с
борта корабля картина была совсем иной. Казалось, что Солнце светит снизу.
Хотя на звездолете не существовало четкого ощущения, где "низ" и где
"верх", звездоплаватели не могли отделаться от впечатления, что корабль
находится выше Солнца. Почему это так происходило, никто из них не мог
понять, но все одинаково поддавались этому странному обману зрения.
  Мельников посмотрел назад, стараясь увидеть Землю, и вскоре нашел ее.
Крупная голубая звезда сияла спокойным светом. Рядом с ней желтым огоньком
виднелась Луна. Очень красива была эта звездная пара.
  Там, на этой затерявшейся в просторах Вселенной блестящей точке, было все,
что составляло смысл жизни экипажа "СССР-КС3". И там же была Ольга...
  Мельников отвернулся от окна. Он старался не думать об Ольге, но это плохо
удавалось. Мысли все время возвращались к жене. Ее образ всегда был перед
его глазами. За время трех предыдущих рейсов он редко вспоминал покинутую
Землю, а теперь думал о ней постоянно. Прошло только десять дней, а он уже
скучал и томился разлукой. Впереди были долгие, бесконечные три месяца. Но
ни разу не явилось сожаление. Если бы можно было вернуться в прошлое, он
снова согласился бы лететь. Жизнь вне космических рейсов казалась ему
немыслимой. И одновременно с желанием вернуться на Землю в душе Мельникова
было другое - вперед, к цели! В этом двойственном чувстве он не мог и не
хотел разбираться. Стремление к Земле и стремление к Венере непонятным
образом не мешали друг другу.  АРСЕНА
2 июля 19.. года "СССР-КС3" приблизился к месту, где должна была
состояться встреча с астероидом. Накануне Пайчадзе удалось найти Арсену и
произвести наблюдения за ее движением. Электронно-счетные машины в
несколько минут произвели сложнейший расчет траектории маленькой планетки
и подтвердили, что встреча произойдет сегодня около двенадцати часов по
московскому времени. Без этих машин подобный расчет потребовал бы
нескольких месяцев напряженной работы доброго десятка вычислителей.
  С самого утра Белопольский и Мельников находились на пульте управления,
готовясь к ответственному маневру. Посадку космического корабля на
астероид еще ни разу никто не производил.
  В десять часов весь экипаж был на своих местах. Зайцев, Топорков и Князев,
под руководством профессора Баландина, готовились в нужный момент сбросить
на Арсену электромагнитные якоря. Пайчадзе, Орлов и Второв в обсерватории
следили за планетой и сообщали на пульт о ее местонахождении. Остальные
собрались в резервной рубке и могли по экрану наблюдать за "приземлением".
  "СССР-КС3" находился в ста пятидесяти семи тысячах километров от
намеченной точки встречи, когда были включены двигатели для торможения с
отрицательным ускорением в пять метров. Через один час сорок минут
быстрота полета снизится до десяти километров в секунду и будет немного
меньше, чем скорость Арсены. Когда планета догонит звездолет, он увеличит
скорость и, в свою очередь, догоняя планету, опустится на нее.
  Таков был план спуска на астероид, составленный еще на Земле. Теперь
предстояло осуществить его на практике.
  Неслышно для экипажа работали могучие двигатели корабля, гася медленно и
постепенно его космическую скорость. Только стрелки приборов да еще
появившееся ощущение тяжести указывали, что торможение происходит. В
помещениях, где находились люди, не слышно было ни одного слова. Все
молчали, охваченные волнением. Это был не страх, экипаж верил в знания и
опыт командира корабля, а другое более сильное чувство - благородное
волнение исследователей. Нога человека еще никогда не ступала ни на один
из астероидов, таящих в себе тайну "пятой планеты" и ее гибели. Посещение
людьми Арсены могло приподнять завесу над этой тайной.
  В молчаливом ожидании медленно текли минуты. Звездолет, неуклонно замедляя
скорость, приближался к цели.
  А с другой стороны к той же невидимой точке с равномерной, веками
неизменной скоростью, летела исполинская глыба железа и камня, когда-то
давно бывшая частью такой же планеты, как Земля или Марс. И, кто знает,
может быть, была на этой планете и жизнь, были растения, животные, а
возможно, и разумные существа, уничтоженные ужасающей космической
катастрофой, причины которой могли, навсегда остаться неизвестными.
  Перед глазами Белопольского и Мельникова на экране пульта была темная
бездна с бесчисленными точками немигающих звезд. Где-то между ними, ярко
освещенная Солнцем, находилась Арсена, которую еще нельзя было увидеть
невооруженным глазом. Через каждые три минуты из обсерватории сообщали
расстояние до планеты. Все шло пока нормально. Звездолет и астероид
сближались "по плану".
  Но вот Белопольский протянул руку и указал на крохотную звездочку,
появившуюся на экране. Наблюдая за ней в течение нескольких минут,
Мельников убедился, что ее блеск заметно усиливается. Это была Арсена.
Постепенно она сдвигалась к краю экрана, и, чтобы следить за ней, пришлось
включить боковой экран. Но вскоре планета исчезла и с него.
  Звездолет летел теперь впереди Арсены. Поворотом газовых рулей
Белопольский постепенно изменил направление полета, и "СССР-КС3" "лег" на
орбиту планеты. Двигатели замолкли, и корабль летел по инерции со
скоростью десяти километров в секунду. Солнце очутилось прямо по носу,
пришлось выключить центральный экран.
  Арсена догоняла корабль и через три минуты должна была оказаться в
непосредственной близости к нему. Наступал решительный момент.
  Мельников длительным звонком предупредил экипаж.
  Как только на экране показался неровный, ломаный край астероида, включили
на малую мощность один из двигателей. Звездолет полетел чуть быстрее,
заметно приближаясь к поверхности Арсены.
  Подход к планете был осуществлен блестяще, со свойственной Белопольскому
математической точностью. Теперь нужно было так же точно совершить спуск.
  Глядя на каменный хаос, находившийся под ними, Мельников и Белопольский
вспомнили первую случайную встречу с астероидом восемь лет тому назад.
Арсена промелькнула тогда мимо окон "СССР-КС2" на таком же почти
расстоянии.
  Все ближе и ближе, - и вот уже весь экран заполнила громада астероида.
Мельников разглядел ровную площадку на одной из скал, достаточно большую,
чтобы на ней мог поместиться корабль. Очевидно, и Белопольский увидел ее.
Он быстро нажимал кнопки управления двигателя и поворачивал ручки газовых
рулей.
  Каждую секунду могло произойти столкновение с многочисленными вершинами
острых пиков...
  До боли сжав зубы, Белопольский впился взглядом в экран.
  Профессор Баландин всматривался через оптическую систему в медленно
плывущую внизу панораму скал, пропастей и узких бездонных трещин. Он не
видел ни одного места, на которое мог бы опуститься корабль длиной в сто
пятьдесят метров, а вместе с тем по движению корабля чувствовал, что
командир нашел такое место. Высота полета неуклонно уменьшалась.
  В нескольких шагах, готовые сбросить якоря и дать в них ток, застыли у
своих аппаратов Топорков, Зайцев и Князев.
  Могло показаться странным, что звездолет, находясь так близко от "земли",
не падает на нее. Но "СССР-КС3" летел с огромной скоростью, и пока ни одна
из его частей не коснулась планеты, его движение оставалось независимым от
нее. Правда, действовало тяготение между Арсеной и кораблем, но оно было
слабо и не мешало маневрированию.
  В ту самую секунду, когда Баландин заметил, наконец, ровную площадку среди
утесов, раздался резкий, отрывистый звонок сигнала.
  Три кнопки были нажаты одновременно, и сжатый воздух с силой выбросил из
корабля три якоря, которые, разматывая за собой толстые тросы, помчались
вниз. (Членам экипажа невольно казалось, что Арсена находится "внизу", но
ее на равных основаниях можно было считать и "наверху".)
По команде Баландина был включен ток, и мгновенно возникшая сила
электромагнитов плотно прижала якоря к грунту. Корабль медленно опустился
под действием собственной тяжести.
  Как только "СССР-КС3" неподвижно замер на площадке, образованной на одной
из скал капризом природы, экипаж стал готовиться к выходу. Группа состояла
из шести человек: Мельникова, Баландина, Романова, Второва с неизменным
киноаппаратом, Топоркова с радиоприборами для геологической разведки и
Коржевского. Остальные пока оставались на корабле.
  Планета представляла собой хаос скал, и воспользоваться вездеходом не было
никакой возможности. Под черным небом, усеянным звездами, всюду, куда ни
обращался взгляд, были острые, изломанные выступы, чернели глубокие
ущелья, зияли пропасти, отвесно вздымались изрезанные трещинами склоны
серо-стальных утесов. Освещенные Солнцем места казались белыми, в тени был
густой мрак. Никаких полутеней, как и следовало ожидать, в этом мире,
лишенном и намека на атмосферу. Контрасты белого и черного цвета резали
глаз четкой определенностью границ. Суровой красотой веяло от этой картины
мертвого покоя.
  - По сравнению с Арсеной даже Луна может показаться веселой, - заметил
Баландин.
  Участники экспедиции одевались с помощью товарищей в "пустолазные"
костюмы. Они были сделаны из плотного гибкого материала, покрытого
металлическими пластинками, и представляли собой одно целое, исключая
шлема, который надевался отдельно, как у водолазов. В очень толстые
подошвы были вделаны сильные электромагниты, соединенные проводами,
идущими внутри костюма, с аккумуляторной батареей из полупроводниковых
элементов, помещавшейся вместе с баллонами сжатого кислорода и
приемно-передающей радиостанцией в наспинном ранце. На груди был
расположен маленький щиток управления, а на шлемах небольшой прожектор.
  Под эти костюмы звездоплаватели надели "астронавтокожу". Так называли
упругое трико, надевавшееся прямо на тело и закрывавшее голову, оставляя
свободным только лицо. Трико было сделано из особой, сильно сжимающейся,
не проницаемой для воздуха ткани, которая равномерно давила на всю кожу
тела, заменяя этим обычное атмосферное давление, необходимое для человека.
В случае повреждения пустолазного костюма, "астронавтокожа" предохраняла
тело от разрыва внутренним давлением.
  Единственным незащищенным местом оставалось лицо, но тут уж ничего нельзя
было сделан. Приходилось полагаться на исключительную прочность стекол
шлема.
  На Земле пустолазный костюм был очень тяжел, но здесь он почти ничего не
весил. Сила тяжести на Арсене была ничтожной.
  Миниатюрный микрофон и такой же динамик, вмонтированные внутрь шлема,
давали возможность "пустолазам" говорить друг с другом и с кораблем на
очень большом расстоянии.
  Белопольский лично проверил костюм каждого и разрешил выход. Один за
другим, все шестеро прошли в выходную камеру. Закрылась внутренняя дверь,
и насосы быстро удалили воздух. Каждый доложил Мельникову, что подача
кислорода в шлем идет нормально. Тогда он нажал кнопку.
  В четырех метрах под ними была девственная почва, на которую никогда не
ступала ничья нога.
  - Борис Николаевич! - обратился к Мельникову Баландин. - Вам принадлежит
право первым ступить на планету. Вы самый старый звездоплаватель среди
нас.
  Мельников подошел к краю двери. Василий Романов ожидал, что будет
установлена лестница, но, к его удивлению, заместитель начальника
экспедиции просто сделал шаг в пустое пространство. Его огромная, в
костюме, фигура стала медленно опускаться. Прошло не менее четырнадцати
секунд, пока это странное "падение" окончилось.
  Молодой геолог вспомнил лекцию Орлова об Арсене и понял, в чем дело.
Притяжение планеты было так мало, что Мельников падал с ускорением всего
тридцать шесть миллиметров в секунду.
  Вторым прыгнул Второв. Он торопился заснять на пленку выход из корабля.
Затем на Арсену спустились и все остальные.
  Стоять тут было очень трудно. При малейшем движении люди теряли чувство
равновесия и качались в пустоте, словно здесь бушевал сильнейший вихрь.
Они поспешили включить ток в подошвы. Железистая почва планеты хорошо
притягивалась электромагнитами, и люди обрели устойчивость. Чтобы сделать
шаг, приходилось даже напрягать мускулы ног. Опасность взлететь высоко
вверх при неосторожном движении больше не угрожала.
  Согласно ранее разработанному плану, разбились на две партии. Профессор
Баландин, Романов и Топорков занялись установкой аппаратов для
радиогеоразведки. В их задачу входило определение состава внутренних пород
планеты. Мельников, Коржевский и Второв должны были произвести
рекогносцировку местности.
  Едва они отошли от корабля, как прямо перед ними, в трех шагах, беззвучно
ударился о скалу метеорит. Вспышка огня отметила место его падения. Все
трое невольно остановились. Одна и та же мысль мелькнула у всех: "А если
бы метеорит попал в кого-нибудь?"
Радиопрожекторы звездолета были выключены. При неподвижном положении
корабля они были совершенно бесполезны. Избежать встречи с метеоритом,
даже зная, что он приближается к Арсене, было невозможно.
  - Пошли дальше! - сказал Мельников.
  На краю площадки, круто обрываясь вниз, чернела глубокая пропасть.
Противоположный край находился в ста метрах. Обойти ее было негде.
Пропасть тянулась насколько хватал глаз, теряясь вдали в нагромождениях
скал.
  - Придется идти в другую сторону, - сказал Коржевский.
  - Выключить магниты! - приказал Мельников. - Прыгать, как будто ширина
один метр. На той стороне сразу включить магниты обратно. Я прыгаю первым.
  - Одну секунду! - сказал Второв. - Ваш прыжок надо заснять.
  Мельников повернул ручку на щитке, выключая ток, и, присев, прыгнул
вперед. Его тело взвилось над пропастью и перелетело через нее с
непостижимой легкостью.
  Затаив дыхание, Коржевский и Второв видели, как на той стороне Мельников
ударился о скалу и медленно скользнул по ней на ровное место. Они ясно
слышали его прерывистое дыхание.
  - Сильно ударились? - спросил Второв.
  - Да, очень сильно, - ответил Мельников. - Даже в голове звенит. Прыжок
был слишком резким. Прыгайте совсем слабо. По-земному - на один шаг.
  - Осторожнее! - раздался в их шлемах голос Белопольского. - Борис
Николаевич, - прибавил он, - может быть, вам лучше вернуться на звездолет?
  - Нет, - ответил Мельников. - Я не пострадал. Впредь буду осторожнее. Ну,
что же вы? - обратился он к своим спутникам, видя, что они не двигаются с
места.
  - Страшновато! - сказал Коржевский.
  Было психологически трудно решиться на подобный прыжок. Дно гигантской
пропасти находилось неведомо где. Казалось немыслимым, что, сделав легкое
усилие, можно перепрыгнуть стометровое расстояние. Сознание, привыкшее к
земным масштабам, отказывалось верить тому, что только что видели глаза.
  - Смелее! - услышал Коржевский голос Пайчадзе.
  Биологу стало стыдно. Товарищи на корабле видят, что он боится. Он
отступил на шаг и прыгнул изо всех сил.
  - Что вы делаете? - раздался крик Второва.
  Но было уже поздно. Коржевский, как камень, выпущенный из пращи, летел
через бездну.
  На размышление не было времени. Мельников сделал первое, что пришло ему в
голову, - подпрыгнул и поймал товарища на лету.
  Коржевский почти ничего не весил, но и Мельников весил не больше. Удар
получился сильный. Оба отлетели назад и, упав, покатились по "земле".
  - Я же вам сказал, - воскликнул Мельников, поднимаясь на ноги, - прыгайте
на один шаг, а вы... - Он вспомнил свой собственный прыжок и закончил уже
другим тоном: - Надо слушать, что говорят.
  - Извините, - робко сказал Коржевский. - Я постараюсь не повторять такого
промаха. Вы сильно ударились из-за меня?
  - Прыгайте, Второв! - крикнул Мельников.
  От пережитого волнения он забыл, что кричать ни к чему: радиоустановки в
их шлемах и так работали достаточно хорошо.
  Прыжок инженера оказался гораздо удачнее, чем его товарищей. Он мягко
опустился рядом с Мельниковым.
  - Молодец! - раздался голос Пайчадзе.
  - У меня сердце замерло, когда вы прыгнули, - сказал Второв - Хорошо, что
Борис Николаевич догадался перехватить вас. Вы могли разбить стекла шлема.
  - Я тоже подвергся этой опасности, - миролюбиво сказал Мельников - Пошли
дальше!
  Но идти, собственно, было некуда. Со всех сторон вздымались почти отвесные
скалы. Мельников измерил взглядом их высоту.
  - Метров шестьдесят, - сказал он. - На Луне я быстро научился соразмерять
силы с расстоянием. Тут требуется известное воображение. Надо представить
себе, что высота меньше во столько раз, во сколько меньше сила тяжести.
Шестьдесят метров на Арсене - это то же самое, что четверть метра на
Земле. На всякий случай, возьмем чуть больше.
  Он присел и подпрыгнул.
  Эффект получился совершенно непредвиденный. Мельников взлетел вдвое выше,
чем следовало. На мгновение он повис на стометровой высоте, потом медленно
стал падать на вершину утеса. Он видел внизу широкую панораму скал Арсены,
ограниченную до странности близким горизонтом, а прямо под собой крохотные
фигурки своих спутников. Казалось, совсем рядом с ними ослепительно
блестела под лучами Солнца "крыша" звездолета.
  Скорость падения постепенно возрастала. Мельников с тревогой думал,
попадет ли он на вершину утеса.
  На Земле он давно бы разбился. Он падал уже секунд десять, но все еще
находился на большой высоте. В шлеме раздавались взволнованные голоса
товарищей, следивших за его полетом.
  - По-моему, он опустится на самый край вершины, - услышал Мельников голос
Баландина.
  - Я тоже так думаю, - ответил ему Белопольский. - Насколько можно судить
по экрану, Борису Николаевичу придется падать метров пятьдесят -
шестьдесят. Это займет около минуты.
  - А он не разобьется? - спросил Второв.
  - Нет. Скорость в конце падения будет не больше двух метров в секунду.
  - А если он промахнется и не попадет на вершину?
  - И тогда нестрашно, - ответил сам Мельников. - Но я уже на месте.
  Действительно, как раз в этот момент он опустился на самый край утеса и
поспешил включить ток в подошвы, чтобы закрепиться.
  Здесь была сравнительно большая ровная площадка. За ней тянулся пологий
склон, а дальше снова виднелась широкая пропасть.
  - Арсена мало пригодна для прогулок, - сказал Мельников, поделившись с
товарищами своими наблюдениями.
  Коржевский и Второв присоединились к нему. Они учли опыт Мельникова и
"перепрыгнули" всего на несколько метров.
  - Сплошная фантастика! - заметил Коржевский. Вторую пропасть преодолели
уже легко и уверенно. Мускулы приспособились к необычайным условиям.  СЕНСАЦИОННОЕ ОТКРЫТИЕ
Дикий характер местности не изменялся. Как и в начале пути, всюду были
только утесы, пропасти и трещины. Идти можно было в редких случаях. Все
время приходилось прыгать - вперед, вверх или вниз. Через час такого пути
они настолько привыкли, что перелетали через препятствия без всякой
подготовки все трое одновременно.
  Иногда, дойдя до относительно ровного места, кто-нибудь прыгал вверх,
употребляя всю силу ног. Поднявшись на чудовищную высоту, откуда
открывался широкий кругозор, разведчик сообщал товарищам, что он видит.
Обратное падение происходило так медленно, что он успевал зарисовать план
местности. Это помогало выбирать дорогу. Конечно, во время таких подъемов
вид Арсены "с птичьего полета" снимали: Второв - киноаппаратом, а его
товарищи - фотоаппаратами.
  "СССР-КС3" давно скрылся из виду. Звездоплаватели были одни среди
хаотической путаницы скал. Как и следовало ожидать, нигде не попадалось ни
малейших следов растительности. Всюду голый камень, преимущественно серого
цвета.
  Иногда заходили под нависшую скалу, и тогда можно было наблюдать
интересную картину. Человек, как только его закрывала тень, мгновенно
пропадал из глаз, словно растворившись во мраке. Причиной этого явления
было отсутствие атмосферы, которая на Земле рассеивает лучи Солнца,
препятствуя полному мраку даже в самой густой тени. Вспыхивал прожектор на
шлеме, и казалось, что в черной пустоте плавает неведомо откуда взявшийся
белый шар.
  На открытых местах было почти жарко, но, когда заходили в тень, тело
мгновенно охватывал жестокий мороз; приходилось поспешно включать
электрическое отопление.
  Часто попадались глубокие пещеры. Одна из них тянулась так далеко внутрь
горы, что разведчики повернули обратно, не дойдя до ее конца.
  Они не пропускали ни одной трещины без того, чтобы тщательно не осмотреть
ее. Трещины были узки, редко достигали двух метров ширины, и очень
глубоки. Один из звездоплавателей обвязывался бечевкой, которая была так
тонка, что на Земле не выдержала бы тяжести даже грудного ребенка, и
товарищи опускали его вниз. Во время одного из таких спусков Второв
обнаружил какой-то красноватый камень. Отколов порядочный кусок, он
поднялся наверх.
  Коржевский внимательно осмотрел находку.
  - Это никелистое железо, - сказал он. - Его цвет показывает, что в нем
много кислорода. Вы сделали чрезвычайно ценную находку. Она прольет свет
на происхождение Арсены.
  Добычу уложили в мешок. В нем было уже много образцов, и на Земле он весил
бы, вероятно, четверть тонны. Но звездоплаватели уже забыли о
существовании в природе тяжести.
  Увлеченные своими исследованиями, они не заметили, как Солнце все ниже
опускалось к горам. Внезапно хлынувшая тьма застала их врасплох.
  - Этого надо было ожидать, - сказал Мельников. - Арсена довольно быстро
вращается вокруг оси. Но ночь долго не продлится.
  Местность, малопригодная для передвижения днем, ночью была совершенно
непроходима.
  - Надо вызвать радиостанцию корабля, - посоветовал Коржевский.
  - Я вас слушаю, - ответил голос Пайчадзе.
  - Темнота поймала нас в ловушку - Мельников улыбнулся, представив себе, с
каким выражением лица слушает его всегда склонный к насмешке Арсен
Георгиевич. - Долго продлится эта ночь?
  - Старожилы говорят, что часа два. Мы почти на полюсе. Арсена вращается
"лежа". День - шесть часов, ночь - два. Вам не холодно?
  - Нет. Отопление костюма хорошо работает. Даже жарко.
  - Ну так спите спокойно. Хищных зверей здесь нет.
  - Закусим! - предложил Второв.
  Трое товарищей нажали кнопки на своих щитках. Тотчас же они почувствовали,
как ко рту подвинулась гибкая трубка, идущая от термоса с горячим
шоколадом. Утолив голод, они приготовились терпеливо ждать утра.
  К микрофону подошел Белопольский, и Мельников подробно рассказал ему обо
всем, что видели разведчики. Когда он упомянул про найденное Второвым
железо, Константин Евгеньевич, волнуясь, воскликнул:
  - Кислород! Если это так, то отпадают последние сомнения. Железо
окислилось на воздухе. Воздуха не может быть на астероиде таких маленьких
размеров. Арсена - обломок планеты.
  - Я тоже так думаю.
  Ночь показалась им длинной. Никто не садился на "землю", так как, не имея
почти никакого веса, они отлично чувствовали себя на ногах.
  Трое людей молча стояли на вершине скалы. При свете звезд они смутно
различали неясные тени друг друга. Глубокая тишина окружала их.
  Мельников почувствовал, что стоявший рядом Коржевский тронул его за плечо.
В призрачном мраке он различил протянутую руку биолога. Обернувшись,
увидел на черном бархате неба, усеянном бесчисленными звездами, яркую
голубую точку. Рядом виднелась другая - желтая.
  Земля!
  За десятки миллионов километров родная планета посылала им, одиноко
стоявшим на голой скале, среди пустоты и мрака, молчаливый привет.
  И вдруг под металлическим шлемом в ушах Мельникова зазвучали стихи. Это
было так неожиданно, что в первую секунду он не поверил своему слуху.
  Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на желтой заре - фонари.
  Декламировал Второв. Вероятно, он совсем не думал, что его кто-то может
слышать, и говорил для себя. Это было похоже на бред.
  Я сидел у окна в переполненном зале.
  Где-то пели смычки о любви...
  Трудно было придумать, что-нибудь другое, что так не соответствовало бы
окружавшей их обстановке. Стихи Блока звучали дико и нелепо:
  Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка...
  И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.
  Коржевский вдруг нервно засмеялся и тотчас же смолк. Его смех прозвучал
еще более странно, чем стихи Второва. Мельников, не видя, почувствовал,
как молодой инженер вздрогнул.
  Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала,
И, бросая, кричала: - Лови!..
  - Доканчивайте, - тихо сказал Мельников.
  А вокруг расстилалась безграничная пустота. Голубой точкой, не имевшей
даже диаметра, сверкала бесконечно далекая Земля. Жизнь, чуждая,
непонятная, промелькнула, как сказочное видение.
  "Как он еще молод!" - подумал Мельников.
  - Вы ничего другого не смогли придумать? - послышался голос Топоркова. -
Если вам нужно искусство, я могу включить для вас магнитофон.
  И неожиданно, среди ночного безмолвия астероида, зазвучали нежные,
пленительные звуки увертюры из "Лебединого озера".
  - Откуда это у вас? - спросил Мельников после нескольких минут
ошеломленного молчания. - Нашли время и место для концерта!
  - Разве плохо? - сказал Пайчадзе.
  Было слышно, как на радиостанции звездолета несколько человек рассмеялось.
Очевидно, там собрались все участники экспедиции. Тревога за друзей,
находившихся неизвестно где, заставила их всех прийти к радиоаппарату -
единственному связующему звену.
  Мельников, Коржевский и Второв почувствовали теплую признательность.
Товарищи здесь, с ними. В полной темноте, на голой скале Арсены они не
одиноки.
  Музыка Чайковского смолкла.
  - Дать еще что-нибудь? - спросил Топорков.
  - Хватит! - ответил Мельников. - Утро уже близко. Спасибо!
  Прошло не больше пятнадцати минут, и слева от них, на невидимом горизонте,
неожиданно вспыхнула ярко-белая ломаная линия. Точно кто-то огромный
исполинским пером вычертил на чудовищной величины ленте неизвестно что
означающую кривую.
  Поднималось Солнце. Еще невидимое, оно освещало вершины гор и неровную
цепь утесов.
  Потом как-то сразу, Солнце поднялось, и очередной день Арсены вступил в
свои права. Причудливый и мрачный пейзаж показался им веселым после
зловещего мрака ночи.
  Коржевский посмотрел на Второва.
  - Что это вам вздумалось, Геннадий Андреевич? - спросил он, но в тоне
вопроса не чувствовалось насмешки. Голос биолога звучал ласково.
  Сквозь "стекло" шлема было видно, как Второв сильно покраснел.
  - Право, не знаю, - ответил он с явным смущение. - Это получилось как-то
помимо меня, нечаянно. Глупо, конечно, - прибавил он.
  - Нет, почему глупо? Немного странно, это правда, но не глупо.
  Коржевский провел рукой по плечу Второва. Лицо биолога, очень похожее на
лицо Чернышевского - только без очков, - было непривычно мягко. Мельников
с удивлением посмотрел на него.
  Подобно Белопольскому, Коржевский редко улыбался и всегда выглядел суровым
и каким-то "неприступным". Он почти не вступал в разговоры, а когда к нему
обращались, отвечал коротко и сухо. Даже в кают-компании во время обеда
или ужина он казался погруженным в свои мысли. Беседы о Земле, возникавшие
постоянно между членами экипажа, как будто совсем его не затрагивали, и он
ничем не высказывал интереса к ним. Многие, да и сам Мельников думали, что
польский ученый нисколько не скучает по Земле, не думает о ней. И вот
сегодняшняя ночь показала, что они ошибались. Если бы биолог не скучал по
3емле, на него не произвели бы впечатления так неожиданно прозвучавшие
стихи.
  "Чтобы узнать человека, нужно время, - подумал Мельников. - Когда-то я был
совсем другого мнения о Белопольском, чем теперь".
  Он почувствовал, что и Коржевский и Второв стали ему как-то ближе,
понятнее после этого, в сущности незначительного, эпизода.
  Как только лучи Солнца коснулись разведчиков, они выключили искусственное
тепло, в котором не было больше нужды, и пошли дальше.
  Опять начались бесконечные прыжки, спуски в трещины и внимательный осмотр
всего, что попадалось по пути.
  Часа через полтора подошли к краю отвесного обрыва. Внизу, на глубине
около пятисот метров, расстилалась круглая долина, более обширная, чем
встречавшееся до сих пор. С этой страшной высоты она казалась ровной и
гладкой.
  - Тут, пожалуй, уже не прыгнешь, - сказал Второв.
  - Почему? - возразил Мельников. - Прыгнуть вполне возможно. Это все равно
что два метра на Земле. Скорость в конце прыжка не превысит шести метров в
секунду. Но дело в том, как вернуться обратно. Обратите внимание:
котловина окружена со всех сторон отвесными стенами. Не правда ли, она
похожа на гигантский искусственный колодец.
  - Правда, похожа, - согласился Коржевский. - Любопытный каприз природы. Но
если можно спрыгнуть с высоты двух метров, как вы сказали, то совершить
такой же прыжок вверх никто из нас не сможет.
  - Неужели нам придется уйти, не обследовав эту странную котловину? -
Второв наклонился и пристально вгляделся в дно пропасти. Отсутствие
воздуха создавало идеальные условия видимости. - Вот там, мне кажется,
какие-то непонятные выступы. Странная форма.
  Мельников вгляделся. Обладая острым зрением, он увидел что-то очень
напоминающее развалины.
  - Как жаль, что мы не можем пользоваться биноклями, - сказал он. - Там,
действительно, что-то новое.
  - Бечевки не хватит, - сказал Коржевский.
  Уходя в разведку, они взяли с собой четыре мотка крепкого шпагата, метров
по восемьдесят каждый.
  - Дайте-ка мне руку, - попросил Второв.
  Он совсем свесился над краем бездны. Мельников легко удерживал его почти
невесомое тело.
  Глубоко внизу Второв увидел то, что искал. Стена была не совсем гладкой,
он разглядел неширокий каменный карниз.
  - Как раз то, что надо, - сказал он, поднимаясь. - На Земле я шутя брал с
разбега полтора метра. Правда, в этом костюме я значительно тяжелее, но
думаю, что на метр подпрыгнул бы. Значит, здесь на двести пятьдесят метров
с лишним. Этого достаточно.
  - Очень рискованно, - сказал Мельников.
  - Почему, Борис Николаевич? Допустим, что я не смогу выбраться обратно.
Тогда вы оба вернетесь на корабль и принесете длинную веревку. Если не
задерживаться в пути, на это потребуется не больше двух часов.
  - Что вы хотите делать? - услышали они вопрос Белопольского.
  Мельников рассказал, особо подчеркнув странную форму камней, делающую их
похожими на развалины.
  - Какая вы говорите глубина?
  - Не более пятисот метров.
  - Хорошо! - решил Белопольский. - Попробуйте!
  Мешок с камнями привязали к концу первого мотка. Если шпагат выдержит его
тяжесть, то и человека выдержит и подавно, даже такого, как Второв. Вместе
с пустолазным костюмом он весил не больше семисот граммов.
  Мешок пошел вниз. Когда первый моток кончился, к нему привязали конец
второго. На половине четвертого мотка мешок лег на карниз.
  - Примерно триста метров, - сказал Мельников. - Во всяком случае, если
веревка и разорвется, вы не рискуете разбиться.
  - Все будет хорошо, Борис Николаевич.
  Мешок подняли и вместо него привязали Второва. Киноаппарат он оставил,
взяв фотокамеру.
  Хотя Мельников и знал, что на Арсене не очень опасно падение с высоты
полкилометра, он с тревогой наблюдал, как Коржевский осторожно опускал
Второва вниз. Падение не угрожало переломом костей, но могли разбиться
стекла шлема, и тогда - мгновенная смерть. Правда, это было не стекло, но
все же... Кроме того, пропасть была так глубока, что никакие рассуждения о
разнице между Арсеной и Землей не могли избавить от легкого головокружения
при взгляде на подножие скалы, исчезавшее где-то далеко-далеко внизу.
  Металлическая голова Второва становилась все меньше и меньше...
  Почувствовав под собой выступ карниза, инженер включил ток и, твердо став
на ноги, отвязал веревку. Посмотрев наверх, он не увидел своих товарищей.
Трехсотметровая стена уходила, казалось, к самым звездам. Солнце сияло
прямо над головой, окруженное огненным кольцом протуберанцев. Сквозь
костюм чувствовались его горячие лучи.
  Второву показалось, что кругом какая-то особенная тишина, не такая, как
наверху. Им внезапно овладело томящее чувство одиночества. Прислонившись к
стене, он несколько мгновений стоял неподвижно, стараясь совладать со
своими нервами. Мрачный, черно-белый пейзаж показался ему враждебным.
  "Почему они молчат?" - подумал он о Мельникове и Коржевском.
  И вдруг услышал далекие голоса. Он ясно различил голос профессора
Баландина и ответивший ему голос Белопольского. Потом он услышал, как
Пайчадзе окликнул Мельникова и спросил его, как идет дело. Борис
Николаевич ответил: "Опускаем Второва вниз".
  Так вот почему они не подают голоса, думают, что он еще не достиг карниза.
  Второв посмотрел на веревку. Она все еще опускалась и ложилась кольцами у
его ног. Коржевский не замечал, что груз стал меньше.
  - Что-то невероятное! - сказал Второв, и эти громко произнесенные слова
сразу стряхнули с него непонятное оцепенение.
  - Что вы сказали, Геннадий Андреевич? - спросил, очевидно не расслышав,
Мельников.
  - Я говорю, что вы опускаете пустую веревку. Неужели Станислав Казимирович
не замечает, что я уже на карнизе?
  - Далеко до дна?
  - Метров сто восемьдесят. Прыгаю!
  Ощущение одиночества бесследно исчезло. Природа Арсены уже не казалась
враждебной. Голоса товарищей вернули спокойствие и решимость.
  Карниз был не так узок, как казалось сверху. От стены до его края было
метра два. Второв подошел к обрыву и, не задумываясь, шагнул в пустоту.
  Падение продолжалось более полутора минут. Мимо него, все быстрее, плыла
вверх уже не гладкая, а изрезанная трещинами стена пропасти. Иногда
приходилось отталкиваться ногой от выступов, преграждавших дорогу.
  Он хорошо видел дно. Оно было до странности гладким, словно залитым
асфальтом. Это было похоже на огромную городскую площадь. Только вместо
домов кругом поднимались отвесные стены. Посредине возвышалась груда
камней, которая отсюда еще больше походила на развалины гигантского здания.
  Коснувшись дна, Второв включил магниты и легко удержался на ногах. Сообщив
товарищам о благополучном приземлении, он пошел к центру, до которого было
метров шестьсот.
  С момента выхода из корабля прошло около семи часов, но Второв не
чувствовал усталости. За это время он почти ничего не ел, но голода не
ощущал. Расход энергии на Арсене был ничтожно мал. Воздуха должно было
хватить еще на четыре часа. Правда, нужно выбраться отсюда и вернуться на
звездолет, но все же не к чему было особенно торопиться. Второв решил
тщательно осмотреть странную котловину.
  Электромагнитные подошвы как бы прилипавшие к почве, делали шаг обычным
земным шагом. Второву понадобилось несколько минут быстрой ходьбы, чтобы
добраться до загадочных развалин. Часто попадались длинные извилистые
трещины. Он легко перепрыгивал через них, даже не выключая тока.
Поверхность дна была поразительно ровной. Если это был не асфальт, то
что-то чрезвычайно на него похожее.
  Котловина так резко отличалась от всего, что они видели на Арсене, что
Второв все больше и больше изумлялся. Ему невольно начало казаться, что
это не "игра природы", а искусственная площадь с развалинами здания,
опустившаяся при гибели планеты.
  Он все больше и больше ускорял шаг.
  Качавшиеся издали небольшими, развалины быстро увеличивались в размерах.
Это было нагромождение огромных камней.
  Второву внезапно бросились в глаза ровные границы и прямые углы занятой
камнями площади. Ему показалось, что это квадрат, каждая сторона которого
имела не меньше ста метров длины.
  Он остановился, охваченный сильнейшим волнением. Неужели перед ним
действительно развалины сооружения неведомых обитателей погибшей планеты,
обломком которой является Арсена?
  В расположении каменных выступов он уже ясно видел какой-то определенный,
но пока не уловимый порядок. Ближайший к нему камень, составлявший угол
квадрата, был значительно выше остальных. Это не могло быть делом случая.
  - Наконец-то! - прошептал он.
  Но, как ни тихо было произнесено это слово, его услышали.
  - Повторите! - сказал Мельников. - Я вас не слышу! Что случилось?
  Второв перевел дыхание и ответил как мог спокойнее:
  - Ничего. Со мной ничего не случилось. Но вот передо мной...
  - Что перед вами?
  Второв не ответил. С непреодолимой силой его внимание сосредоточилось на
камне, бывшем прямо перед ним. Чтобы лучше охватить взглядом пятиметровую
глыбу, он отошел немного назад.
  Сомнений нет! Перед ним выточенный из гранита гигантский пирамидальный
куб. Четыре сходящихся треугольника боковой грани ясно видны. Время сильно
изменило первоначальную форму, когда-то острые края осыпались,
искрошились, многих кусков не хватает, но все же никаких сомнений быть не
может. Эта геометрически правильная фигура не могла быть создана природой,
это дело рук разумных существ!
  Второв подробно рассказал обо всем, что видел. Он был уверен, что весь
экипаж звездолета слушает его, но не раздалось ни одного возгласа
удивления. Очевидно, сенсационная новость взволновала всех так же, как его
самого.
  Когда он кончил говорить, наступило продолжительное молчание.
  - Возвращайтесь на корабль, - сказал, наконец, Белопольский. - Запоминайте
дорогу. К этому месту пойдем большой партией.
  - Выходите наверх! - прибавил Мельников.
  Но, прежде чем выполнить распоряжение, Второв несколько раз
сфотографировал куб. Он знал, что его нетерпеливо ждут наверху, но не мог
удержаться, чтобы не пройти к видневшемуся в сорока - пятидесяти метрах
другому огромному камню, имевшему метров шесть в поперечнике.
  Подойдя к нему, он вскрикнул от удивления.
  Перед ним, прекрасно сохранившийся, стоял гранитный икоситетраэдр.
Каменный "бриллиант", на котором видны следы тщательной обработки. Второв
без труда узнал изящное сочетание граней, которое так часто придают
драгоценным камням земные ювелиры.
  Титаническая работа! Труд исполинов!
  Какой же крепостью должны были обладать эти гранитные фигуры, если даже
космическая катастрофа, разрушившая огромную планету, не в силах была
уничтожить их?
  А вот там, вдали, стоит пирамидальный октаэдр!.. Еще дальше - ромбический
додекаэдр!
  Второв с трудом заставил себя отвернуться от волшебного зрелища. Товарищи
ждут его. Труд неизвестных строителей должны осмотреть ученые.
  Идя обратно к подножию стены, он все время оглядывался назад. Но стоило
отойти на триста - четыреста шагов - и каменные "бриллианты" исчезли,
слились с остальной массой камней, превратились опять во что-то похожее на
развалины, и только, будто и не было их никогда...
  Подойдя к стене, Второв измерил глазами расстояние до карниза и, выключив
электромагниты, разбежался и прыгнул.
  Опыт последних часов сказался: Второв рассчитал точно. Его ноги спустились
на самый край карниза, и, ухватившись за веревку, он сильно наклонился
вперед и мягко упал.
  Очевидно, Коржевский, не выпускавший шпагата из рук, почувствовал рывок.
  - Поднимать? - спросил он.
  - Поднимайте, - ответил Второв.
  Он не стал обвязываться... Сила руки была совершенно достаточна, чтобы не
сорваться во время подъема. Через несколько минут он был уже рядом с
товарищами.
  - Поразительное, невероятное открытие! - сказал он.
  - На корабль, - коротко распорядился Мельников.
  Обратный путь занял всего один час. Они хорошо запомнили дорогу и уверенно
перебирались со скалы на скалу. Топорков поставил перед микрофоном
передатчика метроном, и его звук, становившийся все громче и отчетливее,
указывал, что направление взято правильно.
  На звездолете их с нетерпением ждали. Все работы были прекращены.
Неожиданное и столь важное сообщение Второва взволновало ученых, и они не
могли больше ни о чем думать.
  Следы разумной деятельности, которые тщетно разыскивались на Луне и Марсе,
найдены на крохотном астероиде. Было от чего прийти в нервное возбуждение!
  Приближавшаяся ночь заставила задержаться на корабле. Решили идти к
таинственной котловине через пять часов. Это время было использовано для
отдыха. Экипаж давно не смыкал глаз, и утомление давало себя чувствовать.
Выслушав подробный рассказ Второва, все разошлись по каютам.
  Мельников взял на себя дежурство. К развалинам должен был идти
Белопольский, а ему предстояло остаться на звездолете. Ни на минуту не
оставлять корабль без командира - было законом в космических рейсах.
  Через два часа Солнце скрылось за высокой скалой, и сразу наступила полная
темнота. Арсена исчезла из глаз, и казалось, что звездолет снова летит в
пространстве. Только отсутствие звезд внизу, под кораблем, доказывало, что
он стоит на поверхности астероида.
  Арсена представляла собой обломок очень неправильной формы.
Продолжительность дня и ночи в разных ее местах была различна. Там, где
опустился "СССР-КС3", день продолжался шесть часов, а ночь только два.
Астероид летел по орбите полюсом вперед, вращаясь, по выражению Пайчадзе,
"лежа". Когда он, огибая Солнце, окажется по другую от него сторону,
место, где стоял сейчас звездолет, погрузится в долгую, непрерывную ночь.
Но это могло случиться только через три месяца, а экспедиция не собиралась
задерживаться на Арсене так долго.
  Как только снова появилось Солнце, звездолет ожил. Восемь человек из его
экипажа собирались идти под водительством Второва и Коржевского для
осмотра найденных развалин. На звездолете, кроме Мельникова, оставались
Топорков и занятые у двигателей Зайцев и Князев. Участники похода брали с
собой длинные веревки, кирки, заступы, двойной запас кислорода, взрывные
патроны и радиоаппаратуру для новой разведки недр.
  После плотного завтрака экспедиция вышла из корабля и, преодолев первую
пропасть, исчезла среди скал. Четверо оставшихся проводили товарищей
взглядом и, пожелав им по радио счастливого пути, занялись своими делами.
Мельников ушел на пульт, Топорков остался дежурить на радиостанции, а оба
механика снова отправились на корму корабля продолжать работу, прерванную
сообщением Второва.  СМЕРТЬ И ЖИЗНЬ
Около часу Мельников спокойно занимался записями в своем дневнике. После
полета на Марс он сохранил привычку ежедневно заносить на его страницы
свои мысли и наблюдения. За двенадцать суток полета, от Земли до Арсены,
пришлось изменить этому правилу - не хватало времени. Теперь он решил
наверстать упущенное, хотя чувствовал усталость и охотнее всего лег бы
спать. Но он хорошо знал, что не заснет, пока товарищи не вернутся на
корабль.
  Дневник перенес его на Землю. Последние страницы были испещрены именем
Ольги, и образ жены с мучительной ясностью возник перед ним. Еще долгие
три месяца они не увидятся...
  Усилием воли, подавив возникшее чувство тоски, Мельников принялся за
описание своего похода по астероиду. Но едва он дошел до спуска Второва в
круглую котловину, как звонок вызова прервал работу. Вызывал Топорков.
  - Посмотрите, что творится снаружи, - сказал он.
  Мельников поспешно повернулся к экрану.
  Сначала он не заметил никаких перемен. Панорама Арсены была такой же, как
всегда. Но потом он обратил внимание на странные огоньки, которые
вспыхивали на площадках, где стоял звездолет, на утесах, на склонах гор, -
всюду. Точно невидимые каменщики ударяли невидимыми молотками, высекая
искры из каменных пород.
  Секунду Мельников недоуменно смотрел на эту картину. В следующее мгновение
его мозг пронзила жуткая догадка: "Метеориты!.. Арсена встретилась с
метеоритным потоком!.. Товарищи на открытом месте, незащищенные... Успеют
ли найти прикрытие?.."
Совсем рядом с кораблем со страшной силой ударился о скалу крупный камень.
Блеснуло яркое пламя. В ту же секунду Мельников ясно услышал, как о борт
звездолета ударились еще два, один за другим.
  Не теряя самообладания, он нажал кнопки и закрыл щитами все окна
обсерватории. По контрольным приборам он видел, что ни одно из них еще не
пострадало. Корпус корабля также остался цел.
  Включив боковой экран, он соединил его с радиорубкой, чтобы узнать, нет ли
известий от Белопольского.
  Но Топоркова в рубке не было.
  Открылась дверь, и на пороге появился инженер. При одном взгляде на его
лицо, на котором застыла гримаса боли, Мельников понял, что произошла
катастрофа. Сердце замерло.
  - Кто? - едва смог он выговорить.
  - Леонид Николаевич, - ответил Топорков, и его губы дрогнули.
  Мельников закрыл глаза рукой. Как живой встал перед ним погибший товарищ.
  "Я лечу только потому, что предстоит посещение астероида", - вспомнил он
слова, как-то сказанные Орловым. Он говорил их со своей приятной улыбкой,
словно освещавшей его красивое лицо, не подозревая, что говорит пророчески.
  - А остальные?
  - Успели укрыться в пещере. Леонид Николаевич погиб у самого входа:
метеорит ударил прямо в лицо.
  Какие тяжелые минуты пережили участники похода, на глазах которых погиб их
спутник!..
  "Прямо в лицо!" - подумал Мельников.
  На мгновение он ясно увидел глаза Орлова - два чистейших аквамарина,
вставленные в оправу длинных черных ресниц, и вздрогнул всем телом.
  - Где Зайцев и Князев?
  - Я сказал им, чтобы они не выходили наружу.
  Мельников провел рукой по лбу.
  - Было бы легче погибнуть самому, чем переживать это, - сказал он. - Идите
на радиостанцию, Игорь Дмитриевич. Я сейчас приду. Этот "дождь" скоро
кончится.
  Топорков вышел.
  В Солнечной системе бесчисленное множество метеоритных тел. Очень часто
они летят густыми роями, так называемыми "потоками". Наряду с кометами,
метеориты "засоряют" межпланетное пространство. В полете, при огромной
скорости, у звездолета мало шансов встретиться с ними. Иначе обстоит дело
с астероидами. В сравнении с межпланетными кораблями их размеры чудовищно
огромны. У них нет атмосферы, которая защищает большие планеты от небесной
бомбардировки. Метеоритный поток, встретив на своем пути астероид,
обрушивает на него каменный ливень, каждая "капля" которого имеет
космическую скорость, во много раз большую, чем скорость пули или снаряда.
Энергия стремительного полета при столкновении превращается в тепловую.
Происходит взрыв. Поверхности малых планет покрыты мельчайшей пылью от
разбившихся метеоритов. Никакой защитный костюм не спасет человека в
безвоздушном пространстве, если подобный "разрывной снаряд" попадет в
него. Это верная смерть.
  Прямое попадание в такую маленькую цель, как человек, может произойти
исключительно редко, но все же "метеоритная опасность" является одной из
самых реальных для звездоплавателей. Звездолеты были достаточно надежно
защищены от нее радиопрожекторами - сверхчувствительными локаторными
установками, соединенными с автопилотами, но, как уже говорилось, в
условиях стоянки на астероиде эти "глаза" корабля становились
бесполезными. Дальность их действия достигала пяти тысяч километров, но
даже это, казалось бы огромное, расстояние было ничтожно мало для
метеорита, летящего с космической скоростью. Раньше чем экипаж звездолета
сумел бы принять меры для защиты, замеченный метеорит уже прошел бы это
расстояние. Исследователи космического пространства смело идут навстречу
риску.
  Все это хорошо знал Мельников, но боль утраты не становилась меньше от
рассуждений. Ему было мучительно жаль Орлова. И кроме того, он понимал,
какое потрясающее впечатление произведет на Земле известие о гибели одного
из участников экспедиции. Скрыть трагический случай до возвращения
звездолета было невозможно.
  Метеоритный поток проходил через орбиту Арсены полтора часа. Потом он
как-то сразу прекратился. За все это время только пять раз о корпус
корабля ударились небольшие камни, не пробившие, однако, его оболочки.
  Когда стало ясно, что Арсена разошлась в пространстве с метеоритами и
опасность миновала, Мельников прошел в радиорубку.
  Зайцев и Князев уже ждали его там. Глаза механика были заплаканы, и он
всеми силами старался скрыть это. Самый молодой член экипажа, он стыдился
слез.
  - Андреев и Второв несут его сюда, - сообщил Топорков.
  - А остальные?
  - Пошли дальше...
  Топорков сказал это тоном недоумения, но Мельников понял Белопольского.
Скорбь по погибшему не должна мешать результатам всей экспедиции,
звездолет не мог задержаться на Арсене, работа должна быть закончена,
несмотря ни на что. Разве не точно так же поступил Константин Евгеньевич в
страшные минуты отлета "СССР-КС2" с Марса?..
  - Как они переносят тело через пропасти? - спросил Зайцев.
  - Для Второва не составит труда перепрыгнуть вместе с ним.
  - Неужели мы оставим его здесь? - прошептал Князев.
  Мельников нахмурился и ничего не ответил. Эта мысль и ему приходила в
голову. Другого выхода как будто не было.
  Из громкоговорителя слышались редкие голоса. Чувствовалось, что в группе
Белопольского люди обменивались только самыми необходимыми словами.
  На экране был виден скалистый хребет по ту сторону пропасти. Мельников и
его товарищи не спускали с него глаз. На нем должны были появиться двое
живых членов экипажа, несущие третьего - мертвого.
  Всего три часа тому назад они провожали Леонида Орлова, как всегда полного
энергии, жизнерадостного, с серьезным взглядом красивых глаз на худощавом
лице. Могли ли они думать, что через час этот полный сил человек
превратится в труп... Может быть, никогда раньше они не сознавали так ясно
грозной силы природы, в тайны которой хотели проникнуть.
  - Вот они, - сказал Зайцев.
  Две крохотные фигурки показались на гребне утеса. Можно было легко
отличить высокую фигуру Второва от более низкого Андреева. Тело Орлова
было на руках инженера. Он первый со своей ношей спрыгнул вниз. Андреев
последовал за ним. В том же порядке они преодолели и пропасть.
  Мельников, Зайцев и Князев пошли к выходной камере. Топорков остался, - он
не имел права покинуть радиостанцию.
  Через несколько минут они услышали, как закрылась наружная дверь и
раздалось характерное шипение насоса, наполнявшего воздухом камеру.
Вспыхнула зеленая лампочка, и внутренняя дверь открылась.
  Стараясь не смотреть на обезображенное лицо Орлова, видное сквозь разбитое
стекло шлема, Зайцев и Князев помогли пришедшим снять костюмы.
  - Отнесем его в красный уголок, - предложил Мельников.
  - Дверь уголка очень высоко, - сказал Андреев. - Будет трудно опустить его
вниз.
  - Тогда в обсерваторию.
  Мельников вынул платок и закрыл им шлем Орлова. С убитого сняли наспинный
ранец и кислородные баллоны. Потом, не снимая костюма, его отнесли в
помещение обсерватории и положили на тот самый стол, за которым несколько
часов тому назад сам Орлов собирался во время стоянки на Арсене привести в
порядок собранные в пути материалы.
  - Принесите знамя, - сказал Мельников. - Оно в каюте Белопольского.
  Второв вышел и вскоре вернулся с алым полотнищем.
  - Я встану первым в почетный караул, - объявил Мельников. - Смените меня
через тридцать минут.
  Товарищи поняли, что он хочет остаться один с погибшим, и вышли.
  Наступила третья ночь, затем Солнце взошло опять. Огромный корабль словно
вымер. Люди сменяли друг друга в почетном карауле и расходились, не
обмолвившись ни единым словом. На радиостанции редко-редко раздавались
отрывистые фразы, доносившиеся сюда из круглой котловины. Словно невидимая
траурная вуаль легла на Арсену, придавив всех своей тяжестью.
  Через девять часов после ухода пять человек вернулись на звездолет. Их
встречали и помогали раздеться молча. Если бы вернулись все шестеро, их
засыпали бы вопросами.
  - Где он? - вполголоса спросил Пайчадзе, как только с него был снят шлем.
  - В обсерватории, - так же тихо ответил Мельников.
  У пришедших были мрачные, осунувшиеся лица.
  Сняв костюмы, все сразу направились к обсерватории. За ним туда же
собрались и бывшие на корабле.
  Одиннадцать человек долго стояли у тела товарища, молча прощаясь с ним.
Белопольский отогнул край знамени и, наклонившись, пристально вгляделся в
то, что совсем недавно было лицом его ученика.
  - Это был талантливый ученый, - сказал он, словно самому себе. - Я
возлагал на него большие надежды. Семья звездоплавателей понесла тяжелую
утрату. Он отдал жизнь за науку. - Белопольский выпрямился. - Леонида
Николаевича Орлова мы вынуждены оставить на Арсене. Он будет лежать здесь,
пока следующая экспедиция не доставит его тело на Землю. Похороны назначаю
через два часа. Бориса Николаевича и Константина Васильевича прошу
подыскать место.
  - Пойдемте, Борис Николаевич, - сказал Зайцев.
  Место для могилы нашли под сенью нависшей скалы. Сюда никогда не проникнут
лучи Солнца, и замерзшее тело в полной сохранности будет ждать часа, когда
его вынут и, запаяв в свинцовый гроб, перевезут на родину.
  - Здесь будет на вечные времена установлен памятник, - сказал Мельников,
указывая на скалу.
  Беззвучно метнулась огненная вспышка взрыва. У подножия скалы образовалась
яма. Из кладовых запасных частей Зайцев принес двухметровую стальную
плиту, на которой острием автогенного пламени написал имя погибшего и дату.
  Могила была готова.
  В назначенный час состоялись похороны. Орлов лежал в пустолазным костюме.
Разбитый шлем заменили новым.
  В печальной церемонии участвовали все, кроме Мельникова, Зайцева,
Баландина и Андреева. Даже теперь закон космических рейсов не был нарушен,
- часть экипажа осталась на корабле.
  Когда стальная плита закрыла могилу, раздался салют - тремя залпами. Их не
было слышно. Только вспышки огня из дула пистолетов. В безвоздушном
пространстве нет звуков.
  На следующее утро Белопольский, Баландин, Романов и Второв снова
отправились в котловину. Они взяли с собой на этот раз электролебедку,
аккумуляторные батареи для нее и два отбойных молотка с баллонами сжатого
воздуха. Этот груз был тяжел даже на Арсене.
  - Вы не справитесь вчетвером, - сказал Мельников. - Возьмите еще
кого-нибудь.
  - Справимся, - ответил Белопольский. - Будем переправлять груз через
пропасти и поднимать на скалы с помощью веревки. В конце концов, все это
весит здесь не более тридцати килограммов. Физическая сила Второва нас
выручит.
  - Но почему вы не хотите взять больше людей?
  - Потому что вчерашний опыт показал - нельзя ходить большой партией. Это
опасно.
  Четыре человека ушли и вернулись только через десять часов. У троих был
донельзя утомленный вид.
  - Подготовьте звездолет к старту, - сказал Мельникову Белопольский и,
ничего больше не прибавив, ушел в свою каюту.
  - Я так измучился, словно на Земле ворочал пятипудовые мешки, - сказал
Романов.
  - Но что вы делали? - спросили его.
  - Ломали и растаскивали камни.
  - Значит, гранитные фигуры уничтожены?
  - Нет, их мы не трогали.
  Что касается Второва, то у него был такой же вид, как всегда. Железный
организм этого спортсмена не поддавался усталости.
  Прошли еще одни сутки.
  Зайцев и Князев закончили ревизию двигателей, и ничто больше не
задерживало звездолет на Арсене.
  Корабль пробыл на астероиде тридцать шесть часов. Этого времени хватило на
все работы, намеченные раньше, и на непредвиденную, ставшую самой главной.
Теперь, оставляя здесь одного из членов экипажа, "СССР-КС3" был готов
продолжить путь.
  В час ночи по московскому времени 4 июля звездолет с одним работающим
двигателем легко оторвался от Арсены.
  С чувством глубокой скорби следили звездоплаватели за удалявшимся
астероидом. Скоро он превратился в звездочку, быстро теряющую блеск. Потом
исчез совсем. Но они долго не отрывали глаз от экрана, на котором только
что видели маленькую планету, унесшую на себе товарища, вырванного смертью
из их дружного коллектива.
  Они знали, что на долгом пути завоевания человеком космического
пространства неизбежно будут жертвы. Природа не сдается без жестокого боя.
История открытий заполнена именами погибших героев. Так было и на Земле,
так будет и в межпланетных просторах. Дорога к знанию терниста. Но
никогда, ни в прошлом, ни в будущем, смерть, настигшая одного, не
останавливала и не остановит других. Сохранив в сердце имя погибшего,
победоносная наука неуклонно и твердо идет вперед к полному господству над
стихийными силами слепо сопротивляющейся природы. Жертвы науки самой
смертью своей утверждают великую силу жизни. И кто знает! Может настать
день, когда сама смерть покорно склонит голову перед волей человека. Тогда
прекратится скорбный перечень - тяжелая плата за победы. И дорога науки,
ничем не омрачаемая, станет светлой и радостной, как она сама, - лучшее и
благороднейшее проявление чудесного дара природы - человеческого ума.
  Они это знали. Но сердце не всегда бывает покорно рассудку...
  Два дня на корабле царило траурное молчание. Члены экипажа отсиживались по
своим каютам, сходясь только во время завтрака, обеда или ужина, но и
тогда они почти не говорили друг с другом.
  Топорков ежедневно принимал радиограммы, выражавшие сочувствие, идущие
буквально со всей Земли. На родине трагический случай на Арсене произвел
очень тяжелое впечатление.
  Но как бы ни была сильна печаль, жизнь властно предъявляла к живым свои
требования.
  Космический полет продолжался. Нужно было жить и работать. От Арсены до
Венеры было всего шесть суток пути, а программа научных работ, намеченная
на это время, еще не была выполнена. Астрономы первые взялись за дело,
показывая пример остальным.
  8 июля Белопольский попросил всех собраться на радиостанции, чтобы
выслушать доклад о результатах посещения Арсены. Время было выбрано так,
чтобы на Земле могли принять волну звездолета, и ученые, собравшиеся в
Космическом институте, как бы присутствовали на этом собрании.
  Доклад сделал профессор Баландин. Энциклопедически образованный человек,
он в одном лице соединял три научные специальности - был выдающимся
океанографом, зоологом и крупным теоретикам звездоплавания.
  Хотя материал его выступления был настолько обширен, что его с избытком
хватило бы на целую научную монографию, профессор сумел уложиться в
двадцать минут. Предельная сухость и четкая формулировка фактов, с ясными,
словно отточенными, выводами - таков был стиль доклада.
  Профессор начал с характеристики Арсены. Он сообщил результаты
геологической разведки недр астероида, который оказался состоящим на три
четверти из самородного железа.
  - Такой же состав у метеоритов, падающих на Землю. Это доказывает, что
астероиды и метеориты имеют общее происхождение. Являются ли они обломками
"пятой планеты" или нет, сказать с уверенностью еще нельзя. Присутствие в
железе кислорода говорит в пользу планетной гипотезы.
  Сообщив о размерах, массе, скорости вращения вокруг оси и составе
внутренних пород астероида, Баландин коснулся вопроса о найденных
развалинах.
  - Предположение, что обнаружены остатки здания, когда-то стоявшего на
поверхности погибшей планеты, не подтвердилось. Этого следовало ожидать.
Ничто, сделанное искусственно, не могло уцелеть при космической
катастрофе. Под камнями мы обнаружили такую же асфальтовую поверхность,
как и во всей котловине. Геометрические фигуры не укреплены в почве, а
просто поставлены на нее. Возникают три вопроса - кто оставил фигуры,
зачем поставил и почему они разрушены? Достоверно можно ответить только на
третий вопрос. Сооружение разрушено крупным метеоритом. Следы его взрыва
при падении ясно видны. По первым двум вопросам мы можем дать только
предположительный ответ. Любопытную мысль высказал Константин Евгеньевич.
Предоставляю слово ему.
  Белопольский передвинулся ближе к микрофону.
  - Гипотеза спорна, - начал он. - Но пока не видно другого объяснения.
Гранитные фигуры высечены человеком или существом, подобным ему. Они
находятся на астероиде, где не может быть живых существ. Вывод - они
поставлены такими же звездоплавателями, как мы с вами.
  В радиорубке послышались возгласы удивления. Неожиданный вывод
Белопольского поразил всех, хотя сам по себе он был строго логичен.
  - Нельзя даже приблизительно сказать когда, - продолжал Константин
Евгеньевич, - но нашу Солнечную систему, безусловно, посетил космический
корабль. Откуда он прилетел? Этот вопрос прояснится только тогда, когда
отдаленные потомки этих звездоплавателей еще раз прилетят к нам. Или мы
прилетим к ним.
  Мельникову показалось, что Белопольский оговорился.
  - Вы же сами подчеркнули, что неизвестно, откуда прилетел корабль, -
сказал он.
  - Не перебивайте! - недовольно поморщился академик. - На этот вопрос я
отвечу. Итак, что же увидели неизвестные звездоплаватели у Солнца? Из
планет только Земля, Венера и Марс имели органическую жизнь. Но на Земле
они могли увидеть людей, которые тогда стояли на низкой ступени развития.
Для них было несомненно, что человек высоко поднимется по эволюционной
лестнице. Поставив себя на их место, подумал о том, что они должны были
сделать. Надо было дать знать будущим ученым Земли, что на нее прилетал
корабль из другого мира. Но какой памятник уцелеет в течение тысячи лет?
На Земле, Марсе и Венере это невозможно. Климатические изменения, дожди,
ветры и так далее уничтожат и развеют любое сооружение за столь долгий
срок.
  - Не вполне убедительно! - заметил Баландин. - Можно поставить памятник
почти что на вечные времена.
  - Именно "почти что". Но они этого не сделали. По крайней мере, на Земле
такой памятник не найден. Мне кажется, они должны были поступить иначе. На
Арсене нет атмосферы, нет климатических явлений. Астероид близко подходит
к орбитам и Земли и Венеры. Когда люди "вырастут" и станут совершать
межпланетные полеты, то обязательно посетят астероид и найдут на нем
оставленный памятник. Именно так они должны были рассуждать. И памятник,
действительно, был найден нами. Конечно, они могли оставить более ясные
сведения о себе. Мы ничего не нашли, но это не значит, что ничего нет. За
короткий срок мы не могли разобрать развалины и добраться до того, что
завалено взрывом. Это сделает следующая экспедиция. Такова моя гипотеза.
Возникает вопрос - неужели этим разумным, притом высоко разумным,
существам были неизвестны квадратная, гексагональная и ромбическая
системы? Неужели они знали только кубическую? Мы видели октаэдры,
додекаэдры, тетраэдры и кубы. Ни одной пирамиды, ни одной призмы, ни одной
брахидомы! Случайно ли это? Я думаю, что не случайно. В этом есть какой-то
смысл. Загадка гранитных фигур должна быть нами разгадана. И тогда мы
узнаем, откуда прилетал корабль. Это ответ Борису Николаевичу на его
вопрос, - прибавил Белопольский.
  Собрание закончилось около трех часов дня. Члены экспедиции разошлись по
своим каютам.
  На следующий день Топорков принял длинную радиограмму, сообщавшую о
реакции на гипотезу Белопольского земных ученых. Большинство было согласно
с его выводом.  СЕСТРА ЗЕМЛИ
На среднем расстоянии в сто восемь миллионов километров от Солнца, на
сорок два миллиона километров ближе, чем Земля, величественно плывет по
своей орбите вторая планета Солнечной системы, названная нашими далекими
предками Венерой - по имени богини красоты и любви.
  Почти равная Земле по размерам и массе, ее ближайшая соседка в
пространстве, планета по праву носит свое поэтическое имя. Нет на небе
Земли более красивого зрелища, чем Венера, блистающая на слегка
порозовевшем утреннем небосклоне. На вечернем небе, как привыкло видеть ее
большинство жителей городов, планета менее красива.
  Любопытно отметить, что в некоторых арабских странах Венеру называли
совершенно противоположным именем - Люцифер, что соответствует слову
"Сатана". Какие причины побудили назвать так белоснежную красавицу, трудно
понять.
  Для астрономов Венера представляла, пожалуй, еще большую загадку, чем
Марс. Поверхность планеты недоступна наблюдениям с Земли, ее скрывают
никогда не расходящиеся облака. Одни считали, что космические
путешественники, опустившись на Венеру, не увидят ни морей, ни лесов, а
только каменную пустыню, покрытую вулканическим пеплом, другие - сплошное,
топкое болото. Последователи замечательного поборника идеи повсеместности
жизни во Вселенной Гавриила Андриановича Тихова утверждали обратное: жизнь
на Венере есть, но, конечно, не такая, как на Земле. Исследователи не
увидят там зеленых лесов: растительность на сестре Земли должна быть
оранжевая и красная по причине жаркого климата. Ведь и на Земле, в
тропиках, много красных растений. И не только в тропиках. В горячих
источниках Камчатки, где температура достигает восьмидесяти градусов,
живут багровые и пунцовые водоросли, а берега этих источников покрыты
оранжевыми и желтыми мхами.
  Жизнь приспосабливается к любым условиям. В сверхтропическом климате
Венеры и в сверхсуровом климате Марса она одинаково возможна.
  Методами радиоастрономии было установлено, что температура поверхности
планеты близка к ста градусам, но это следовало проверить. Предстояло еще
точно установить продолжительность суток и многое другое.
  Объем предстоящих работ был велик, а звездолет по плану не должен был
задерживаться на Венере больше чем на сорок восемь суток (разумеется,
земных).
  Все это было изложено Белопольским на собрании экипажа корабля.
  "СССР-КС3" подлетал к цели. До орбиты Венеры оставалось около трех с
половиной миллионов километров, то есть немного больше суток пути.
  Звездолет уже не летел прямо. Газовые рули были повернуты, и он описывал в
пространстве гигантскую кривую, чтобы оказаться позади планеты и лететь в
одном с ней направлении. Двигатели работали на минимальной мощности, но
этого было достаточно для возникновения слабой силы тяжести. Свободно
плавать в воздухе было уже невозможно, левый борт словно притягивал к себе
все предметы внутри корабля.
  Белопольский и Мельников, сменяя друг друга, непрерывно дежурили на
пульте. Автоматические приборы управления вели корабль по заданной трассе,
но все же было необходимо проверять полет и вычислять местонахождение на
каждый час.
  Остальные члены экипажа приступили к установке временных полов в каютах и
коридорах. Ведь на Венере звездоплавателей ждали обычные условия тяжести,
и следовало так оборудовать помещения, чтобы с возможно большими
удобствами прожить все полтора месяца стоянки на сестре Земли.
  Прошло уже девятнадцать суток с того памятного всем утра, когда "СССР-КС3"
оторвался от ракетодрома и начал свой трудный и опасный рейс. За этот
сравнительно короткий срок членам экспедиции пришлось многое пережить и
испытать. Тридцать шесть часов, проведенных на Арсене, и особенно
трагическая гибель Орлова наложили на каждого глубокий и неизгладимый
след. Люди изменились. Больше всего это было заметно у тех, кто впервые
участвовал в межпланетном полете. Некоторые, например Романов, Князев,
Второв, при старте с Земли еще не отдавали себе ясного отчета в том, что
их ожидает. Космический рейс, посещение астероида, исследование Венеры -
все это было в их глазах покрыто романтической дымкой. Теперь они увидели
оборотную сторону, поняли суровую действительность - победы над природой
не приходят сами, они завоевываются в упорной и смертельно опасной борьбе.
Кое-кому первые дни полета доставили много тяжелых минут. Сознание
безграничности пустого пространства, в центре которого, казалось,
неподвижно висел крохотный звездолет, отсутствие видимой опоры, путаница
понятий "верх" и "низ", само ощущение невесомости - все это сильно
подействовало на психику, и добрая половина экипажа переболела
"космической болезнью".
  С начала второй половины пути все изменилось. Экипаж корабля превратился в
единый, проникнутый одними мыслями и общими целями сплоченный коллектив
исследователей, каждый член которого до конца осознал и понял, что требует
и чем угрожает ему выбранная профессия. И хотя после гибели Орлова перед
каждым реально встала угроза смерти, ни один из них не пожалел о принятом
решении.
  9 июля, ровно в двадцать два часа тридцать минут, траектория полета
"СССР-КС3" точно совпала с орбитой Венеры. С этой минуты звездолет
"пустился в погоню" за планетой, которая находилась впереди него на сто
тысяч километров и "убегала" со скоростью тридцать четыре и девяносто
девять сотых километра в секунду. Через пять часов и тридцать три минуты
корабль догонит сестру Земли.
  В круглые окна обсерватории и на экранах Венера была видна как исполинский
полумесяц, почти в одиннадцать раз больший, чем Луна на небе Земли.
Освещенная Солнцем половина планеты ослепительно блестела белоснежной
пеленой облаков. Ночная половина отчетливо проступала на фоне звезд,
закрывая их своей массой и светясь слабым сиянием, похожим на свечение
верхних слоев земной атмосферы, но значительно более сильным. Полоса
сумерек, ясно видимая, делала терминатор неразличимым. В этой полосе
временами появлялись какие-то вспышки и светлые линии.
  - Мы наблюдаем полярное сияние в атмосфере Венеры, - сказал Белопольский.
- Благодаря близости к Солнцу это явление на ней должно быть гораздо более
мощно, чем на Земле.
  - С поверхности планеты полярное сияние, вероятно, изумительное зрелище, -
заметил Мельников.
  Эти фразы были единственными, произнесенными командирами корабля за все
часы "погони". Оба сосредоточенно наблюдали за показаниями приборов.
Расстояние между планетой и звездолетом неуклонно сокращалось, а спуск на
Венеру, как и на Землю, был очень трудным маневром. Требовалось
максимальное внимание и точность каждого движения.
  Быстро увеличиваясь в размерах, планета, казалось, сама надвигалась на
корабль. Вскоре все звезды исчезли из поля зрения, заслоненные ее огромным
телом. Впереди и по сторонам был виден только облачный океан, нестерпимо
белый со стороны, обращенной к Солнцу, и постепенно темневший, переходя в
черный, с другой.
  В четыре часа утра 10 июля, по московскому времени, "СССР-КС3" поравнялся
с планетой и, замедлив скорость, как бы включился в ее движение. Он
находился в этот момент в самых верхних, разреженных слоях атмосферы и с
этой высоты начал замедляющийся спуск.
  Двигатели работали на полную мощность, удерживая корабль от стремительного
падения. Облачный океан приближался...
  Белопольский, Пайчадзе и Мельников хорошо знали, какая картина откроется
перед ними через несколько минут. Пейзажи Венеры неизгладимо врезались в
память. Остальные члены экипажа видели эти пейзажи по кинофильму,
заснятому Мельниковым во время полета "СССР-КС2".
  - Крылья! - отрывисто приказал Белопольский, когда облачная масса закрыла
экран белой мглой.
  Мельников нажал нужные кнопки. Через несколько секунд загорелись синие
лампочки, - крылья вышли из гнезд. Превратившись в реактивный самолет,
"СССР-КС3" опускался все ниже, прорезывая толщу облаков. Внизу, где-то у
ее границы, уже появились неясные вспышки молний.
  Корабль летел теперь в воздушной среде, и управление им приняло иной
характер. Четыре двигателя, расположенные у основания крыльев, несли его
вперед. Маневрирование осуществлялось обычными элеронами и хвостовым
рулем. От командира корабля требовались уже навыки управления реактивным
самолетом. Белопольский поставил ноги на педали и взялся за штурвал.
  Могло показаться странным, что академик так уверенно берется за трудную
работу пилота, да еще на таком гигантском корабле, но в этом не было
ничего необычайного. Все члены экипажа "СССР-КС3", за исключением
профессора Баландина, Андреева и Второва, прошли длительный курс обучения
в летной школе, практику вождения больших самолетов и имели дипломы
пилотов реактивной авиации.
  Ровно через восемь минут после начала спуска "СССР-КС3" вынырнул из
облачной массы в блестящую почти непрерывными молниями сплошную стену
страшного ливня.
  Экран сразу потемнел. Водяные потоки уничтожили всякую видимость, и
казалось, что звездолет погрузился в океан. Но стрелка альтиграфа
показывала, что до поверхности Венеры еще полтора километра.
  Белопольский увеличил скорость, желая как можно скорее проскочить грозовой
фронт. Он хорошо помнил, как "СССР-КС2", попавший в такой же ливень, за
несколько секунд был сброшен на семьсот метров и едва не угодил в океан.
Было бы неосторожно слишком долго подвергать звездолет действию этих
чудовищных потоков. Стрелка, хотя и медленно, шла вниз.
  Внезапно, словно кто-то губкой провел по экрану, потоки воды исчезли.
Перед глазами экипажа раскинулась панорама безграничного океана.
  Мельников наклонился вперед, с глубоким волнением всматриваясь в знакомую
картину, которая так часто возникала в его памяти...
  Свинцовые волны, с длинными белыми гребнями пены, с нависшими над ними
темными, клочковатыми тучами, черные стены ливней, испещренные зигзагами
молний, все тот же тусклый полусвет...
  Ничто не изменилось за эти восемь лет. В жизни планеты века короче, чем
секунды в человеческой жизни. Природе некуда торопиться, - перед нею
вечность.
  На мгновение Мельникову показалось, что он перенесся в прошлое. Не "КСЗ",
а "КС2" летит над мрачным океаном Венеры. Стоит оглянуться - и он увидит
сосредоточенное лицо Камова, склонившегося над пультом, уверенные движения
его рук, оперирующих многочисленными кнопками и рукоятками управления. Как
тяжело и трудно было тогда вести корабль в незнакомой атмосфере чужой
планеты, сколько мужества и решительности требовалось от командира! На
каждом шагу ждало неведомое. Ведь даже Белопольский - хладнокровный и не
знающий страха - предложил было покинуть планету, столь негостеприимно
встретившую человека. А теперь...
  Мельников взглянул на Константина Евгеньевича. Командир корабля сидел
спокойно, откинувшись на спинку кресла, внимательно, но без тревоги
вглядываясь в экран. Ему нечего было опасаться. Венера уже не была
загадочной незнакомкой. Он вел корабль к заранее намеченному месту,
которое нужно было только найти. Неизвестных препятствий не существовало.
Грозовые фронты, столь опасные "КС2", не угрожали кораблю. "СССР-КС3"
пролетал сквозь них, не уклоняясь от своего пути. Совершенные приборы
давали полную картину полета и всего, что находилось впереди.
  С волшебной быстротой, за короткий срок, техника постройки космических
кораблей далеко ушла вперед. Между первенцем звездолетостроения
"СССР-КС1", на котором Сергей Александрович совершил первый в истории
полет за пределы Земля, и звездолетом "СССР-КС3" была такая же разница,
как между аэропланом Блерио и современными реактивными самолетами. Тогда
основными были вопросы обеспечения в пути горючим, - от них зависело все.
Теперь это не имело значения. Бурное развитие атомной техники дало в руки
исследователей космоса такие запасы энергии, которые всего десять лет
назад были совершенно неизвестны и наличие которых в природе многим
казалось невозможным. Совсем недавно создание больших искусственных
спутников Земли, где корабли Вселенной могли бы пополнять запасы горючего
перед дальнейшим полетом, казалось обязательным этапом, без которого
нельзя обойтись, а теперь никто и не думает об этом. Звездолеты, как бы
они ни были велики и тяжелы, отправляются в путь прямо с земных
ракетодромов, они могут свободно опускаться на любую планету и снова
взлетать с нее, не опасаясь нехватки энергии.
  Мысль человека побеждает природу, заставляя ее неисчислимые силы работать
на себя, служить своим интересам.
  Уже три часа летел "СССР-КС3" над океаном, а ни малейшего признака берега
не появлялось. Может быть, материк, открытый первой экспедицией, находился
сейчас на ночной половине планеты? Это было возможно, а есть ли на Венере
какой-нибудь другой, никто не мог знать. Время обращения вокруг оси -
сутки планеты - были неизвестны. Могло случиться, что ночь над оранжевыми
лесами континента продлится еще недели. В этом случае придется искать
другое место для стоянки, но существовало ли такое место? Может быть,
виденный экипажем "СССР-КС2" материк - единственная суша на Венере?..
  Мельников и Белопольский поменялись ролями. Теперь Борис Николаевич вел
корабль, а Белопольский отдыхал, в любую секунду готовый помочь пилоту.
Сколько времени придется провести в воздухе, они не знали. Опуститься на
волны среди океана, даже не видя берега, было бессмысленно. Во что бы то
ни стало надо найти твердую "землю".
  Звездолет все время летел прямо, держа направление на запад, опережая
Солнце. За плотной массой облаков оно было невидимо, но чувствительные
фотометры, установленные снаружи корпуса, сообщали на пульт, что сила
дневного света не убывает и, значит, корабль еще не достиг полосы сумерек.
  В рубку вошли Пайчадзе и Баландин. Руководящий состав экспедиции обменялся
мнениями.
  - Если материк не покажется, мы можем пролететь не очень далеко в
сумеречную полосу, - сказал Белопольский.
  - Поворачивать и лететь назад бесполезно, - согласился с ним Баландин. -
Если там и есть "земля", нам от нее мало толку. "Восточные" части планеты
движутся в ночь.
  - Может быть, лучше повернуть на север или на юг? - предложил Мельников.
  - Это мы всегда успеем сделать, - ответил Белопольский. - Мы находимся
сейчас на той же широте, где пролетали в прошлый раз. Задача - найти устье
реки. Если это окажется невозможным, тогда придется менять направление.
  - В крайнем случае, - сказал Пайчадзе, - продержимся в воздухе, пока
материк не выйдет из ночи.
  - Вы забываете, что атмосферные двигатели не могут работать слишком долго.
  - Так что же делать?
  - Опускаться на океан нельзя, - подытожил Баландин. - Насколько можно
судить, ветер очень силен. Под нами буря.
  - А если учесть непрерывные ливни, то положение корабля на волнах будет
совсем скверным, - добавил Мельников.
  Миновало еще два часа, но никаких изменений не произошло. Под кораблем
по-прежнему был безграничный океан. Часто приходилась пролетать через
грозовые фронты, и тогда непроницаемая тьма закрывала экраны. Только
приборы сообщали, что впереди нет берега.
  Доктор Андреев предложил подкрепить силы завтраком. За все время пути в
его обязанности входило кормить членов экспедиции. Это было нетрудно и не
отнимало много времени. В кладовых звездолета все продукты питания были
заранее рассортированы и упакованы в специальные пакеты. Достаточно было
взять очередной пакет (они были пронумерованы) и, если требовалось,
подогреть его содержимое в термостате. Десять минут - и завтрак, обед или
ужин были готовы. Мытье посуды не обременяло звездоплавателей по той
простой причине, что никакой посуды не было, - в условиях невесомости ею
все равно нельзя было пользоваться. Металлические или пластмассовые
сосуды, коробки и банки вместе с остатками пищи уничтожались в
электропечи, а пепел выбрасывался наружу.
  И сегодня, когда наступил час завтрака, Андреев быстро все приготовил, но
на этот раз его труды пропали даром. Только Топорков, Зайцев и Коржевский
воспользовались его приглашением. Остальных волнение лишило аппетита.
Уступая настойчивым требованиям врача, Белопольский и Мельников выпили по
чашке шоколада и снова заняли свои места за пультом.
  Одни и те же мысли беспокоили всех участников экспедиции. Если на стороне
Венеры, обращенной сейчас к Солнцу, нет "земли", могло создаться очень
неприятное положение. По всем данным астрономии, сутки Венеры были весьма
продолжительны, во всяком случае, не короче двух-трех недель. Сколько
пройдет времени, пока вращение планеты вынесет материк в день? Может быть,
ночь на континенте наступила совсем недавно?
  Как ни, мощны были атмосферные двигатели звездолета, они не могли работать
без отдыха более чем сорок часов. Если за это время корабль не
приземлится, то останется только одно - покинуть атмосферу Венеры и,
вылетев снова в межпланетное пространство, превратиться на время в
спутника планеты. Такая перспектива никому не улыбалась, так как отнимала
драгоценное время, предназначенное на исследовательские работы, не говоря
уже о том, что повторный спуск в атмосферу таил в себе большую опасность.
  Для экипажа корабля время шло с томительным однообразием. "СССР-КС3" летел
над волнующимся океаном на высоте одного километра, час за часом. Сверху
было все то же мрачное небо, низвергающее на воду частые ливни. Иногда
встречались большие области, затянутые сплошным туманом, и тогда казалось,
что корабль опять летит в облаках. Несколько раз ослепительная молния
соединяла небо и океан в непосредственной близости от корабля, и сквозь
стальные стенки корпуса слышался страшный треск электрического разряда.
  Величественная картина стихийных сил, которым близость планеты к Солнцу
давала во много раз большую мощь, чем на Земле, невольно наводила на мысль
- что будет с людьми, когда корабль опустится и они должны будут выйти из
него? Не станут ли люди Земли игрушкой в руках враждебной им природы
Венеры? Сожженные молнией, смытые потоками ливней, отравленные ядовитой
атмосферой - не будут ли они уничтожены сразу, как только лишатся защиты
своего звездолета? Быть может, еще десятки неизвестных опасностей
заготовлены Венерой, чтобы расправиться с незваными пришельцами,
посланными ее "сестрой"...
  Об этом думали все члены экипажа "СССР-КС3", наблюдая в экраны за разгулом
стихий.
  - Никогда не предполагал, что природа Венеры так негостеприимна, хотя и
видел все это в кинокартине, - сказал Романов, дежуривший вместе с
Топорковым на радиостанции. - Сможем ли мы вообще выйти из корабля?
  Игорь Дмитриевич посмотрел на него и усмехнулся.
  - Надо выйти, и выйдем! - сказал он. - А если бы вы знали, что нас ждет,
отказались бы участвовать в рейсе?
  - Я не боюсь, - обиженно ответил молодой геолог.
  - А я так уверен, что боитесь. И я тоже боюсь. Знаете, что любит говорить
Борис Николаевич: "Дело не в том, чтобы не бояться, а в умении
преодолевать страх".
  - Ну, Борис Николаевич...
  - А он что, - перебил Топорков, - из другого теста сделан? Такой же
человек, как вы и я. Не думайте об опасности - и она не будет страшна.
Здесь как на войне. Люди боятся, но идут.
  - Я, право же, не боюсь. Игорь Дмитриевич... - начал Романов, но как раз в
этот момент исполинская молния ударила, казалось, в самый корпус корабля.
Оглушительный треск вырвался из динамика. Звездолет ощутимо вздрогнул.
  Романов невольно отшатнулся от экрана.
  - Извольте! - сказал Топорков. - Попробуйте уверить меня, что это вас не
пугает. О нет! Космические полеты страшны!..
  - Но когда дойдет до дела...
  - А это другой вопрос. Мы знаем, на что пошли. Если бы в вас сомневались,
вы не попали бы в число членов экипажа.
  В начале восьмого часа полета над океаном фотометры отметили постепенное
ослабление освещенности. Звездолет достиг полосы сумерек. Позади него
Солнце склонялось к восточному горизонту. Благодаря медленности вращения
планеты вокруг оси "СССР-КС3" легко обгонял Солнце, и относительно него
дневное светило если бы оно было видно, совершало бы свой путь по небу
Венеры в обратную сторону - с запада на восток.
  Берег континента по-прежнему не показывался. Белопольский решил еще один
час лететь к западу. Если суша не откроется, звездолет вылетит из
сумеречной полосы обратно и будет искать "землю" на севере или юге.
  Постепенно становилось все темнее.
  Приборы пульта давали возможность вести корабль "слепым полетом", но
проникать в область полной ночи все равно бесполезно. Совершить посадку на
материке в темноте было совершенно невозможно: Венера не имела
оборудованных ракетодромов.
  В самый последний момент, когда Мельников, управлявший кораблем, готовился
переложить рули и повернуть назад, радиоволны локатора нащупали твердую
"землю" и, отразившись от нее, заставили стрелку прибора дрогнуть. Прямая
линия на ленте, в течении восьми часов свидетельствовавшая, что впереди
нет ничего кроме воды, резко прыгнула вверх и зазмеилась ломаными
скачками, отмечая неровности далекой "земли".
  Было еще достаточно светло. Материк должен был показаться через несколько
минут, если, конечно, это материк, а не какой-нибудь остров. Но и остров
мог оказаться пригодным для посадки.
  - Кажется, мы выиграли в последний момент, - сказал Белопольский.
  - Посмотрим, - сдержанно отозвался Мельников. - Судя по прибору, земля
прямо по носу корабля.
  Звездолет влетел в очередной грозовой фронт, и всякая видимость исчезла.
Создалась опасность пролететь мимо "земли", и Мельников замедлил скорость.
Это было не совсем безопасно: сила водяного потока могла сбросить корабль
с высоты, но приходилось сознательно рисковать. Может быть, грозовой фронт
не широк?..
  И, действительно, через три минуты звездолет миновал грозу. Перед глазами
экипажа открылась оранжево-красная полоса
Если это был остров, то, по-видимому, очень большой и вполне пригодный для
посадки и длительной стоянки. Он находился сейчас на самой границе дня и
ночи, и на нем вскоре должен был наступить день, долгий день Венеры.
  Мельников повернул к югу и, ведя корабль на высоте ста метров, внимательно
вглядывался в рельеф берега, ища подходящее место. То же делали и все
остальные.
  Профессор Баландин первый заметил узкий залив, глубоко врезавшийся в сушу,
окруженный обрывистыми берегами, заросшими огромными деревьями, и сообщил
о нем командиру. В этом заливе, защищенном от ветра, вода была спокойна.
  Подлетев ближе, звездоплаватели увидели, что залив имел метров двести
ширины и не менее чем на километр вдавался вглубь берега. Гавань была
очень хорошей.
  Мельников посмотрел на командира корабля.
  - Опускайтесь! - сказал Белопольский. - Неизвестно, где и когда мы найдем
другую "землю".
  Описав широкий полукруг, звездолет пошел на посадку.
  Смолкли двигатели, и, спланировав на крыльях, "СССР-КС3", взметая пенные
буруны перед своим острым носом, врезался в воду и заскользил по ней на
плоских реданах своего днища, как гигантский глиссер. Крылья исчезли в
пазах корпуса, и стопятидесятиметровая "сигара" неподвижно застыла на
поверхности залива в ста метрах от берега.
  Несколько секунд все члены экипажа оставались на своих местах. Людям
казалось, что наступила какая-то особенная, торжественная тишина.
  Звездолет чуть заметно покачивался.
  Потом, как по команде, все устремились к рубке.
  Белопольский и Мельников, под дружные аплодисменты, обнялись.
  - Дорогие друзья! - сказал Константин Евгеньевич. - Первая половина нашего
пути, самая трудная половина, закончилась. Мы достигли цели. "СССР-КС3"
находится на Венере. Благодарю вас всех! Но в эту радостную для нас минуту
вспомним тех, кто способствовал ей на Земле, тех, кто построил наш
замечательный корабль. Честь им и слава! Вспомним с благодарностью нашего
учителя и друга - Сергея Александровича Камова. Его нет здесь, но мыслями
он всегда с нами. Мы на Венере! Но не все, кто улетел с Земли, достигли
ее. В одержанной победе есть заслуга и Леонида Николаевича Орлова. Почтим
же память нашего погибшего товарища минутным молчанием.  НЕОБЪЯСНИМАЯ НАХОДКА
Звездоплаватели могли смело сказать: "Нам повезло!" Венера неожиданно
предоставила кораблю прекрасную естественную гавань, имевшую много
преимуществ перед устьем реки, которую видели Камов и его спутники во
время полета на "СССР-КС2" и куда Белопольский намеревался отвести
корабль, не зная на планете более удобного места.
  На реке пришлось бы бороться с течением, грозящим вынести звездолет в
океан, - здесь вода была неподвижна. Река была совершенно открытым местом,
- здесь высокие обрывистые берега надежно защищали корабль от ветров и
волн. Со стороны океана залив был прегражден длинной скалистой грядой. С
какой бы стороны ни подул ветер, вода залива должна была оставаться
спокойной.
  Если бы показалась Солнце, это место могло стать даже красивым. Легкий
прозрачный туман поднимался от темно-синей поверхности воды, напоминая
раннее летнее утро на Земле. Коричневая линия берегового обрыва была
увенчана сплошной стеной растений и громадных деревьев, причудливой формы,
окрашенных во все оттенки оранжевого, красного и желтого цветов. Стволы
деревьев странного для глаза розового цвета были переплетены густой сетью
лиан. Так казалось издали. По всем признакам, лес Венеры был трудно
проходим.
  Но вместо голубого неба, над заливом и лесом нависла мрачная, блистающая
молниями, пелена густых туч. Вместо яркого солнечного света - тусклый
полусвет, скрадывающий очертания и придававший пейзажу какой-то призрачный
вид.
  Залив находился в полосе утра, но и днем вид не должен был измениться.
Будет немного светлее - и только. Многокилометровый слой облаков, скупо
пропускавший лучи дневного светила, создавал на Венере, даже в полдень,
освещение земного вечера.
  Ученые уже знали, что на сестре Земли постоянно дуют ветры, достигающие
иногда силы урагана. Но лес, поднимавшийся на высоту ста и больше метров,
был странно неподвижен. Ни малейшего движения не замечалось на вершинах
деревьев. Словно каменные стояли оранжево-красные великаны. Такими же
неподвижными казались и заросли желтых растений, густой массой облепившие
нижние части розовых стволов.
  Если бы не движение воды и тумана, картина выглядела бы мертвой, словно
нарисованной на фоне свинцового неба безумным художником, перепутавшим все
краски, которыми следует изображать растительность. Нигде не было зеленого
цвета, столь привычного людям Земли.
  - Мне кажется, - сказал Пайчадзе, - когда летели на "КС2", лес шевелился.
  - Я отчетливо помню, что вершины качались от ветра, - подхватил Мельников.
  - Вспомните мой кинофильм.
  Белопольский недоуменно пожал плечами.
  - Или здесь другая порода деревьев, - сказал он, - или мы тогда ошиблись.
Я не помню, чтобы на кинокадрах деревья шевелились. "КС2" пролетал над
лесом очень быстро.
  Чем дольше всматривались звездоплаватели через иллюминаторы обсерватории в
окружавший пейзаж, тем более странным он казался. Было трудно убедить
себя, что это действительно лес - царство растений. Слишком неподвижными,
безжизненными выглядели все эти кусты и деревья. В бинокль были отчетливо
видны беспорядочно одна из другой растущие ветви, похожие на изогнутые
трубки, покрытые не листьями, а какими-то разноцветными наростами
продолговатой формы. От подножия до вершины стволы деревьев были почти
одинаковой толщины, около метра в диаметре, что казалось еще более
странным при такой значительной их высоте. Желтые кусты выглядели сплошной
массой, и даже сильные стекла биноклей не могли разделить их на отдельные
ветви. Всюду виднелись причудливо переплетающиеся лианы, в руку толщиной,
пурпурного цвета, с черными поперечными кольцами; это делало их похожими
на коралловых аспидов, обвивших своими гибкими телами розовые стволы,
красные и оранжевые ветви.
  - Что об этом думаете? - спросил Пайчадзе, отрываясь от бинокля и
обращаясь к Коржевскому.
  - Царство актиний, - ответил биолог.
  Трудно было придумать более удачное сравнение. Деревья Венеры
действительно были очень похожи на исполинские кораллы, на сцифоидных
кишечно-полостных животных, живущих в теплых водах экваториальных океанов
Земли.
  - А желтые кусты напоминают губки, - заметил Мельников.
  Профессор Баландин улыбнулся.
  - По-вашему получается, - сказал он, - что на Венере нет растений и мы
попали в царство животных.
  - Возможно, что это так и есть, - серьезно сказал Белопольский. - А если
вспомнить, что по данным спектрального анализа растения Венеры поглощают
кислород и выделяют углекислоту, что свойственно животному миру, то даже
неудивительно.
  - Нет! - воскликнул Мельников. - На Венере есть настоящие деревья. Я
хорошо помню. Я убежден. На берегах реки, которую мы с вами видели, растет
живой лес.
  - Борис прав, - сказал Пайчадзе.
  - Значит, мы встретили новую разновидность. Очень хорошо, если так. Чем
больше нового мы найдем на Венере, тем лучше.
  - Когда же мы выйдем из корабля? - нетерпеливо спросил Коржевский.
  - Как только Степан Аркадьевич закончит анализ.
  Доктор Андреев, старший врач звездолета (вторым был Коржевский), еще
тогда, когда участвовал в подготовке рейса "СССР-КС2", решил, что сам
станет звездоплавателем. Он желал принести как можно больше пользы в
космическом рейсе и, хорошо зная химию, несколько лет совершенствовался в
этой науке и был зачислен в состав экспедиции на Венеру не только врачом,
но и химиком. Когда "СССР-КС3" опустился на воду, были взяты пробы
воздуха, и теперь Степан Аркадьевич производил его количественный и
качественный анализ.
  Состав атмосферы Венеры определили после возвращения "КС2" на Землю, но
все же проверка была необходима, так как у самой поверхности планеты могли
оказаться тяжелые газы, отсутствующие на высоте нескольких сот метров,
откуда взяли пробы в первом рейсе. Без этой предосторожности Белопольский
не решался выйти из корабля, хотя наличие в атмосфере Венеры
формальдегида, твердо установленное, все равно вынуждало надеть специально
сконструированные противогазы.
  Коржевскому, и не только ему, пришлось запастись терпением. Андреев не
любил поспешности в серьезных делах, и все знали, что он доложит
результаты анализа только после двух, а то и трех проверок своей работы.
  Часы звездолета показывали половину первого - время ежедневной связи с
Землей. Последняя радиограмма была отправлена при подходе к орбите Венеры
ровно сутки тому назад. Члены экспедиции хорошо понимали, с каким
нетерпением на Земле ожидают сегодняшнего разговора. Ведь там знали, что
"СССР-КС3" уже опустился на сестру Земли и, конечно, беспокоились - как
прошел спуск. Было вполне вероятно, что на радиостанции собрались сейчас
родственники экипажа, ученые и все работники Космического института во
главе с самим Камовым.
  Первая радиовесть с поверхности Венеры была большим событием, и
неудивительно, что все члены экипажа корабля (кроме Андреева, не
пожелавшего прервать свою работу) попросили разрешения присутствовать при
этом. Топорков попытался протестовать, но вмешательство Белопольского
заставило его подчиниться общему желанию.
  Все не могли поместиться на небольшой свободной площади радиорубки,
ставшей еще более тесной из-за пола, перерезавшего пополам шарообразное
помещение. Зайцеву, Князеву, Романову и Второву пришлось остаться в
коридоре, возле открытой двери.
  Радиограмма, в форме рапорта директору Космического института и президенту
Академии наук СССР, и была составлена и подписана всеми членами экспедиции.
  Игорь Топорков включил микрофон. На этот раз никто не запрещал ему ввести
в действие все резервы мощности, что он, конечно, и сделал. Передача через
атмосферу Венеры была во много раз труднее, чем из пространства. К тому
же, не зная точно местоположение корабля относительно Солнца, нельзя было
поручиться, что антенна звездолета правильно ориентирована. Пайчадзе и
Белопольский сделали все возможное, чтобы указать Топоркову направление на
Землю, но непроницаемая толща облаков позволяла определить это направление
только приблизительно.
  Ровно без пяти минут час, по московскому времени, Топорков громко и
отчетливо сказал в микрофон:
  - Говорит звездолет?.. Говорит звездолет "СССР-КС3"! Отвечайте!
Отвечайте!.. Перехожу на прием!
  Радиоволны, зажатые в узкие границы жестко направленной антенны,
подхватили его голос и понесли к далекой Земле через девяносто миллионов
километров межпланетного пространства. Через пять минут они должны были
достигнуть "небесной станция" - искусственного спутника Земли, и, пройдя
через усилители, помчаться дальше, к Камовску. После детектирования
радиоволна отдаст модулированный на ней голос, и он зазвучит из динамика,
находившегося на Земле, так же, как прозвучал только что на Венере.
  А когда, пройдя тот же путь в обратном направлении, здесь, на станции
звездолета, раздастся голос с Земли, первый в истории разговор между двумя
планетами станет свершившимся фактом. Гений Александра Попова и
Константина Циолковского одержит новую блистательную победу.
  И, чувствуя приближение торжества этой победы разума, десять
звездоплавателей приготовились ждать десять минут, которые должны были
показаться им очень длинными.
  И вдруг...
  Не прошло и пяти секунд, как из репродуктора раздался голос... голос
Топоркова:
  - Говорит звездолет?.. Говорит звездолет "СССР-КС3"! Отвечайте!
Отвечайте!.. Перехожу на прием!
  Еще никто не успел осознать, что случилось, как снова прозвучал тот же
голос, но уже заметно тише:
  - Говорит звездолет?.. Говорит звездолет "СССР-КС3"!..
  И еще несколько раз, все тише и тише.
  Потом все смолкло.
  Внезапно побледнев, инженер инстинктивно протянул руки к верньерам
настройки, но, тут же поняв бесполезность своей попытки, безнадежно махнул
рукой и умоляюще посмотрел на Белопольского, словно начальник экспедиции
мог ему чем-нибудь помочь.
  В радиорубке наступило тягостное молчание. Все было ясно - Земля не
услышит голоса с Венеры. Радиосвязь прервана. В поединке человеческой
техники с силами природы победу на этот раз одержала природа. И хотя эта
победа была только временной, люди осознали ее с тяжестью в сердце.
  И не могло быть и речи о том, чтобы поднять звездолет в воздух, вылететь
за пределы атмосферы и сообщить на Землю о случившемся. В узком заливе
кораблю не так просто было развернуться для старта, мешали высокие берега
и стометровая стена леса. Требовалось много времени, чтобы превратить это
место в подобие ракетодрома, с которого мог взлететь корабль таких
размеров, как "СССР-КС3". Использовать имеющиеся на борту звездолета
небольшие реактивные самолеты также было невозможно. Они не были
рассчитаны на большую высоту и не могли поднять, в верхние слои атмосферы
тяжелое оборудование радиостанции и ее громоздкую антенну.
  Приходилось подчиниться судьбе. На Земле ничего не узнают о звездолете,
пока не закончатся работы на Венере и он не вылетит в обратный путь.
Друзья и близкие членов экипажа были обречены на мучительную неизвестность.
  - Вы использовали всю мощность? - прервал молчание Белопольский.
  Его голос звучал так же сухо и спокойно, как всегда. Казалось, что
Константина Евгеньевича беспокоит только техническая сторона вопроса.
  - Всю, целиком... - с тяжелым вздохом ответил Игорь Дмитриевич.
  Белопольский нахмурился, но ничего больше не сказал.
  Все молчали.
  Гнетущую тишину нарушил Пайчадзе.
  - Не унывайте, друзья! - сказал он. - На Земле поймут. Эта беда предвидена.
  Перерыв радиосвязи действительно не должен был оказаться чересчур
неожиданным для тех, кто на Земле ждал сообщения с космического корабля.
Подобная возможность была, как и сказал Пайчадзе, предвидена еще до старта
звездолета. Практика радиосвязи с Луной и искусственными спутниками Земли
давно показала, что радиоволны иногда отказывались проходить через
ионизированный слой, создаваемый в атмосфере солнечной радиацией. В часы
активизации деятельности Солнца связь с "небесными станциями" прерывалась.
Слой Хевисайда, находящийся на высоте девяноста - ста тридцати километров
над поверхностью Земли, создавал труднопроходимый барьер; только
ультракороткие волны могли пробивать его и уноситься в межпланетное
пространство, - и то лишь при помощи направленных антенн, создающих мощный
электромагнитный поток в желаемом направлении. Считалось вероятным, что на
Венере, находящейся значительно ближе к Солнцу, чем Земля, солнечная
радиация во много раз активнее и должна создавать в ее атмосфере мощный
ионизированный слой, который мог стать непреодолимым даже для
сверхультракоротких волн, несмотря на всю силу генераторов "СССР-КС3".
Кое-кто, в частности Топорков, верил в успех, но правы оказались скептики.
Наткнувшись на невидимый экран, которым Солнце окружило сестру Земли,
радиоволна, покинувшая антенну звездолета, отразилась обратно на Венеру,
которая снова отбросила их вверх. Так, постепенно замирая, волна несколько
раз обошла кругом всей планеты, пока не истощилась ее энергия.
  Каждый раз, касаясь антенны корабля, радиоэхо честно возвращало ей
недоставленную радиограмму.
  - Одного только не понимаю, - сказал Топорков, оставшись вдвоем с
Белопольским, - как мы могли так отчетливо услышать "эхо"? Звуки должны
были слиться друг с другом, одно "эхо" смешаться со следующим. Ведь
окружность Венеры равна всего тридцати семи тысячам километров. Для
радиоволн это одна десятая секунды.
  - Я подумал об этом сразу, - ответил Белопольский. - Очевидно, прохождение
радиоволн в атмосфере Венеры происходит очень медленно. Это новая загадка,
которую надо разгадать. Пусть послужит она вам утешением за неудачу связи
с Землей.
  - А нельзя...
  - Нет, - резко ответил Белопольский. - Об этом мы не смеем думать.
Звездолет сейчас нельзя поднимать в воздух. Будем ежедневно посылать на
Землю радиограммы. Может быть, хоть одна из них использует случайную
благоприятную обстановку и вырвется из плена.
  - Вы думаете, что там будут все время дежурить у приемника?
  Белопольский посмотрел на Топоркова и, пожав плечами, не отвечая на
вопрос, вышел из рубки.
  "Он прав, - сказал инженер самому себе: - я задал глупый вопрос".
  Перерыв связи для тех, кто находился на Земле, был гораздо мучительнее,
чем для звездоплавателей. Они знали, что с Землей ничего не случилось, а
молчание корабля могло означать катастрофу. Если до сих пор на
радиостанции дежурили только в условленные часы, то теперь это дежурство
должно стать непрерывным. Иначе не могло быть.
  Участники полета на Венеру обладали сильной волей, и унылие недолго царило
на корабле.
  Как только Андреев закончил и доложил Белопольскому результаты анализа,
все внимание перешло на предстоявший выход из корабля первой партии. Из
осторожности в нее было зачислено только четыре человека. Выходили -
Белопольский, Баландин, Коржевский и, конечно, Второв с киноаппаратом.
  Анализ воздуха дал малоутешительный вывод. Процент содержания углекислого
газа и формальдегида был настолько велик, что не могло быть и речи о
свободном дыхании. Находиться вне звездолета можно было только в
противогазе.
  Измерение температуры наружного воздуха в полете дало различные
результаты: от сорока до девяноста двух градусов выше нуля. У поверхности
залива термометр Цельсия показывал плюс пятьдесят три градуса. Вероятно,
температура повысится днем, но пока можно было обойтись без охлаждающего
костюма.
  Группе Белопольского предстояло обследовать берега, выяснить возможность
воспользоваться вездеходом, а также ознакомиться вблизи со странными
растениями Венеры.
  Противогазы, специально сконструированные для пребывания человека в
атмосфере Венеры, по смешанному фильтрующе-изолирующему способу, давали
возможность дышать, в основном, воздухом Венеры, очищенным от углекислого
газа и формальдегида (с помощью фильтра из соли кислого сернокислого
натрия) и обогащенным кислородом из баллона, находящегося на спине
исследователя. Благодаря такому способу расход кислорода был сравнительно
невелик.
  Головной шлем представлял собой прозрачный кварцевый шар, герметически
соединявшийся с воротником комбинезона. Внутри шлема были вделаны
микрофон, динамик и крохотная автоматическая аппаратура для подачи воздуха
и удаления продуктов дыхания.
  Миниатюрная радиостанция помещалась на поясе, штыревая антенна на спине,
рядом с кислородным баллоном. Она намеренно была сделана довольно длинной
и оканчивалась выше головы. На подошвах ботинок были металлические
пластины, от которых шли пришитые к костюму гибкие провода, оканчивавшиеся
у основания антенны. Промежуток между антенной и заземляющим проводом,
равный одному миллиметру, являлся, таким образом, грозовым разрядником, и
костюм отчасти защищал человека от удара молнии.
  Члены экспедиции еще на Земле прошли специальную тренировку на
длительность пребывания и работы при высокой температуре и не боялись
ожидавшей их за бортом звездолета тропической жары. На корабле были
охлаждающие костюмы, но, как уже говорилось, решили пока обойтись без них.
  Не были забыты ультразвуковые кинжалы, которыми можно было легко и быстро
перерезать лианы и другие препятствия из органического вещества, могущие
встретиться на пути, мотки крепкой веревки и палки, типа альпенштоков,
которые одновременно служили и электровибраторами, стоило только
присоединить их проводом к батарее радиостанции.
  Как и на пустолазном костюме, на верху шлема был укреплен небольшой
прожектор, на случай если встретится какая-нибудь темная пещера.
Неожиданное наступление ночи не угрожало, как на Арсене; залив только
вступал в область дня, и вечер мог наступить не раньше, чем через полторы
земные недели.
  Снаряженные таким образом четверо звездоплавателей вошли в выходную
камеру, и внутренняя дверь закрылась за ними. Оставалось нажать кнопку,
тогда откроется наружная дверь, и они окажутся в атмосфере Венеры. Из
предосторожности, автоматическое управление дверями выходной камеры было
заменено ручным.
  - Костюмы в порядке? - спросил Белопольский. - Подача воздуха?
  - Нормально, - по очереди ответили все.
  - На пульте! Как герметичность двери?
  - Зеленый, - ответил голос Мельникова. (Подразумевался цвет контрольной
лампочки.)
  - Лестница?
  - Здесь.
  - Открываю!
  Раздвинулась и исчезла в пазах двустворчатая дверь. Даже сквозь плотную
ткань комбинезона они почувствовали, как тело охватил влажный и горячий
воздух. Легкая дымка тумана заполнила камеру.
  Внизу, совсем близко, колыхалась вода залива, в темной глубине которой
смутно угадывались очертания каких-то не то растений, не то скалистых
выступов. Сквозь шлем со всех сторон, слышались то отдаленные, то близкие
оглушительные раскаты грома. Временами яркий блеск недалекой молнии
заставлял закрывать глаза. В ста метрах виднелся желанный берег - высокий
обрыв с венчающей его панорамой оранжево-красного леса.
  - На Арсене мы в один прыжок были бы на берегу, - сказал Второв.
  Никто не ответил на это шутливое замечание. Сдерживая волнение,
звездоплаватели молча смотрели на открывшийся перед ними пейзаж Венеры.
  Внизу, под выходной камерой, раздвинулись двери одного из ангаров, и
оттуда показалась висящая на "стрелах" электромоторная лодка. Сверху она
была закрыта прозрачным пластмассовым кожухом, сейчас раздвинутым.
  Второв установил лестницу, и все четверо, один за другим, спустились на
борт судна, которое свободно могло вместить человек восемь. С центрального
пульта были пущены в ход барабаны тросов, и лодка опустилась вместе с
людьми на поверхность залива.
  Баландин немедленно опустил в воду руку в тонкой перчатке. Он не
почувствовал ни тепла, ни холода, - значит, температура воды
приблизительно равнялась температуре человеческого тела. Термометр
подтвердил это, показав плюс тридцать семь и две десятых. Профессор
наполнил водой заранее подготовленные бутылки и тщательно закрыл их
стеклянными пробками.
  Коржевский взял на себя роль механика. Отцепив тросы, он включил мотор, и
лодка медленно отошла от корабля.
  Второв приник глазом к окуляру киноаппарата, снимая исторический момент, -
началась первая экспедиция на Венере.
  Белопольский вспомнил отъезд Камова и Пайчадзе восемь лет тому назад и
все, что произошло во время первой экскурсии по Марсу: встречу с
американской экспедицией, выстрел Бейсона, ранение Арсена Георгиевича. Не
случись тогда этой встречи, Камов не оказался бы в безвыходном положении.
Ему не пришлось бы возвращаться на Землю на корабле Хепгуда, не пришлось
бы подвергнуть себя губительному для здоровья увеличению веса. И он был бы
сейчас здесь, с ними. В том, что Камова нет на Венере, виноват только
Бейсон.
  С чувством досады и раздражения, которое всегда появлялось при этом
воспоминании, Константин Евгеньевич снова подумал о том, что преступление
журналиста осталось безнаказанным. Переданный советским правительством
американским властям, Бейсон был, правда, отдан под суд, но оправдан, - и
оправдан только потому, что Камов и Пайчадзе отказались выступить
свидетелями обвинения. Строго логичный, математический ум Белопольского не
мог понять мотивов, которыми руководствовались его друзья; их решение
удивило и даже огорчило его, но, верный правилу не навязывать своего
мнения, он тогда ничего не сказал. За эти восемь лет Белопольский редко
вспоминал неприятный ему эпизод и подумал о нем сейчас только потому, что
остро почувствовал отсутствие Камова в знаменательный момент отъезда в
первую экскурсию по Венере. С какой радостью уступил бы он свое место
учителю и другу...
  В двадцати метрах от берега лодка остановилась. Обрыв отвесно шел вниз.
Нигде не видно было удобного места, чтобы высадиться на берег. Высоко над
головой виднелись края желтых кустов, которые и отсюда казались сплошной
губчатой массой. Над ними, в самое небо, поднимались стволы деревьев;
казалось, что тучи касаются их неподвижных вершин.
  Ослепительно блеснула молния, ударившая где-то близко в противоположный
берег, и оглушительный удар грома прокатился над лесом. Разведчики едва
успели сдвинуть обе половины кожуха и закрыть лодку, как хлынул чудовищный
ливень. Грозовой фронт, один из тех, сквозь которые недавно пролетал
звездолет, надвинулся на залив, мгновенно погрузив его в полную темноту.
  Все исчезло из глаз - корабль, берег, небо. Люди не видели ни воды, ни
лодки, ни друг друга и только чувствовали, как сотрясается их судно под
тяжестью сплошных водяных потоков, обрушившихся на него. Если
пластмассовый кожух не выдержит напора воды, лодка будет мгновенно
потоплена.
  Почти одновременно вспыхнули прожекторы на шлемах Белопольского и
Баландина. Осветилась клокочущая белая пена вокруг лодки, неразличимо
сливающиеся друг с другом струи ливня и низвергающийся с высоты берега,
совсем рядом, бурный водопад.
  - Отведите лодку немного дальше от берега, - сказал Белопольский.
  В его голосе не слышно было ни малейшего волнения. Казалось, что опасное
положение, в которое они попали, его нисколько не тревожит.
  Коржевский выполнил приказание, и лодка отошла на значительное расстояние
от водопада.
  - Как бы нас не вынесло в океан, - заметил Второв.
  - Здесь нет ветра, - ответил Баландин.
  - Когда мы летели на "СССР-КС2", - тоном лектора начал Белопольский, - то
встретили грозовой фронт протяженностью в тысячу километров. Если этот
такой же, то он может пройти через несколько часов. Тогда нам следует
отойти под защиту борта звездолета. Если же фронт небольшой, то скоро
пройдет. Большинство грозовых фронтов на Венере небольших размеров.
Поэтому лучше немного подождать, стоя на месте.
  - А выдержит ли кожух?
  - Он рассчитан на такой случай. Если он цел до сих пор, то таким и
останется. Опасность нам не угрожает.
  - Почему нас не вызывает корабль? - спросил Баландин. - Это очень странно.
Борис Николаевич! - громко позвал он.
  Никакого ответа не последовало.
  - Может быть, на станции никого нет... - нерешительно сказал Коржевский.
  - Это совершенно невозможно. Товарищ Мельников! - еще раз позвал
профессор.
  Снова молчание.
  - Они нас не слышат!
  - Не могут не слышать.
  Продолжительный, потрясающей силы раскат грома прервал разговор. Словно
раскалывалось на части само небо Венеры, готовое обрушиться на "землю".
Феерическим фейерверком засверкали одновременно десятки молний, осветив
залив мерцающим светом. Близкой громадой выступил из мрака сквозь стену
ливня исполинский корпус звездолета, на котором огненной сеткой дрожали
вспышки разрядов, точно на корабль обрушились потоки не водяного, а
электрического дождя.
  Гроза, казалось, еще усилилась.
  Лодка судорожно задрожала, и люди почувствовали, как она начала
погружаться в воду. Бешено клокочущая пена все выше поднималась по борту,
захлестывая нижнюю часть кожуха.
  Внезапно на конце металлического форштевня загорелось голубое пламя,
сжалось в маленький светящийся мячик шаровой молнии и лопнуло с оглушающим
треском, рассыпав в темноте каскад голубых искр.
  В наступившей на несколько секунд тишине неожиданно раздался голос Второва.
  - Я знаю! - сказал он.
  Никто не отозвался. Подавленные грозной мощью стихии люди молча ждали, -
лодка продолжала медленно опускаться, точно какая-то непреодолимая сила
затягивала ее в пучину.
  И вдруг, будто на экране, где один кадр сменился другим, гроза промчалась
мимо. Раздался прощальный затихающий гром, и темный занавес ливня, быстро
удаляясь, исчез за лесом противоположного берега. Все приняло прежний вид,
и даже низвергающийся с обрыва водопад как-то сразу прекратился.
  Словно обрадовавшись, что с нее сняли давящую тяжесть, лодка резко
подпрыгнула и закачалась на поверхности залива. Было такое впечатление,
что взошло Солнце, так светло стало вокруг в сравнении с только что бывшим
мраком.
  - Посмотрите, что творится с компасом! - воскликнул Баландин.
  Стрелка судорожно дергалась по циферблату во все стороны.
  - Магнитная буря, - сказал Белопольский.
  Точно согласившись с его заключением, стрелка компаса качнулась несколько
раз и успокоилась, повернувшись в прежнюю сторону, - туда, где находился
магнитный полюс Венеры.
  - Я знаю, - вторично сказал Второв. - Причину радиоэха надо искать в
электрических свойствах грозовых фронтов.
  - Совершенно правильно, - раздался в их шлемах голос Топоркова. - Во время
грозы приборы показали исключительную силу ионизации воздуха.
  - Все в порядке? - спросил Мельников.
  - Если бы гроза не прекратилась так скоро, то не было бы в порядке, -
ответил Баландин. - Мы шли ко дну.
  - Лодка непотопляема, - сухо поправил его Белопольский.
  Было очевидно, что радиосвязь прервалась по вине грозы. Радиоволны не
проходили через ионизированный воздух и насыщенные электричеством струи.
  - На Венере, - сказал Топорков, - грозы постоянны. Мы будем иметь частую
возможность изучать это странное явление и разгадаем загадку эха.
  Не было никакой гарантии, что затишье продлится долго. В любую минуту мог
налететь новый грозовой фронт. Но никто и не подумал вернуться на корабль.
Лодка снова двинулась вперед, на поиски места, где можно высадиться на
берег. Но сколько они не смотрели, нигде не было никакой возможности
причалить. Обрыв всюду был неприступен.
  Коржевский, управлявший лодкой и менее других занятый рассматриванием
берегов, вдруг весь подался вперед и резко повернул руль.
  - Что случилось? - спросил Белопольский.
  Биолог молча указал на какой-то предмет, плававший на воде.
  Второв опустил руку за борт и вытащил из воды длинную плоскую дощечку.
  Это была... линейка, с нанесенными на ней делениями.  КОРАЛЛОВЫЙ ОСТРОВ
Если бы в лодке появился неизвестный зверь, выскочивший из воды, они,
вероятно, меньше бы удивились. Живое существо, - это было понятно даже на
Венере, где не предполагали найти высокоорганизованную жизнь; она все же
могла оказаться на планете. Но мертвый кусочек дерева, которому чья-то
рука придала форму хорошо известного измерительного инструмента, это
бесспорное доказательство разума, был совершенно необъясним. Что на сестре
Земли нет разумного населения, казалось очевидной истиной. Планета была
слишком сурова, чтобы на ней могла развиться жизнь подобная земной.
"СССР-КС2" не обнаружил никаких следов разумной деятельности, никакого
намека на существование человечества на Венере. Экипаж "СССР-КС3" также не
видел ничего, что хотя бы отдаленно походило на сознательную жизнь. Самые
горячие оптимисты допускали на Венере существование только низших форм
животного мира.
  И вот в руках Второва находится предмет, свидетельствующий о высокой
ступени умственного развития. Деревянная линейка - это умение обрабатывать
дерево, наличие инструментов для такой обработки, это знание математики,
потребность в измерении физических величин, а следовательно, и какая-то
степень научных знаний.
  - Может быть, на Венере побывал другой звездолет? - высказал предположение
Коржевский.
  Подобная мысль возникла у всех, как только убедились, что перед ними
действительно линейка, а не просто кусок дерева.
  Но какой звездолет мог оказаться на Венере? Экспедиция Уильяма Дженкинса
находилась еще на Марсе. По пути к нему она не могла посетить Венеру.
Английские, французские и шведские звездолеты в момент отлета "СССР-КС3"
все были на Земле. О постройке космических кораблей в других странах
ничего не было известно.
  Белопольский взял линейку из рук Второва и внимательно осмотрел ее.
  - Это сделано не на Земле, - сказал он. - Деления не соответствуют никаким
земным мерам. Единица измерения, примененная при изготовлении этого
инструмента, неизвестна у нас. Если линейку потеряли звездоплаватели, то
они прилетели, не с Земли.
  Его спутники молча переглянулись.
  "Не с Земли!.."
Неужели на планете побывали обитатели другого мира? Может быть, их корабль
и сейчас находится на Венере? Линейка найдена в заливе, куда не могли
занести ее волны океана. Значит, неизвестный космический корабль,
находится где-то близко...
  Все одновременно повернулись к берегу, словно ожидая, что из
оранжево-красных зарослей появится вдруг неведомое существо, пришелец с
другой планеты.
  Но все было по-прежнему, никто не появлялся, и никакого движения нельзя
было заметить на высоком обрыве.
  Очевидно, на звездолете слышали непонятный им разговор. Мельников спросил,
что случилось. Ему подробно рассказали все.
  Об дальнейшем обследовании залива никто больше не думал. Лодка повернула
обратно. Всем не терпелось как следует осмотреть поразительную находку,
точно определить, из чего она сделана. Линейка казалось деревянной, но в
этом следовало убедиться.
  Процедура входа на корабль показалась всем четверым томительно длинной.
  Когда наружные двери закрылись, заработал воздушный фильтр. Вытягиваемый
из камеры воздух прогонялся через двойной бак со спиртом с примесью серной
кислоты и, пройдя еще через поглотитель из активированного угля, поступал
обратно в камеру очищенным от формальдегида. Эта операция продолжалась
десять минут. Потом надо было снять комбинезоны, обувь и шлемы, сложить их
в специально предназначенный для этого ящик с герметически закрывающейся
крышкой и снова фильтровать воздух в течении пяти минут. Только после всех
этих предосторожностей стало возможно открыть двери и войти внутрь
звездолета.
  Весь экипаж собрался в лаборатории. Белопольский положил линейку на стол...
  Долгое время единственными неземными объектами, которые могли быть
подвергнуты непосредственному научному изучению, являлись метеориты. С
начала эпохи межпланетных перелетов в руки ученых начали поступать
многочисленные объекты другого порядка - образцы пород, собранных на Луне,
представители фауны и флоры Марса. Не случайное падение метеорита, а
планомерная, сознательная работа человека давала материалы для изучения
жизни во Вселенной.
  Но еще никогда человек не держал в своих руках предмета, сделанного кем-то
на другой планете.
  Можно было допустить, что в результате невероятного стечения обстоятельств
кусок дерева был отщеплен и принял форму линейки - плоского удлиненного
прямоугольника, но никакая случайность не могла нанести по краю этого
прямоугольника ровные, отстоящие друг от друга на одинаковом расстоянии
метки делений. Это могло сделать только разумное существо, знакомое хотя
бы с начатками математической науки
- Как странно, - сказал Князев, - что мы натолкнулись на новую тайну
сразу, как только опустились на Венеру.
  Это, действительно, было странно. Словно кто-то намеренно подкинул
линейку, предупреждая, что планета имеет своих хозяев, что она обитаема.
  - Я все-таки убежден, что на Венере нет разумных существ, - сказал
Белопольский.
  - Откуда же взялась эта линейка?
  Константин Евгеньевич пожал плечами:
  - Этого я не знаю, - так же, как и вы.
  - До чего досадно! - сказал Топорков. - Если бы работала связь...
  Ему никто не ответил, но все подумали о том же. Таинственная находка
произвела бы сенсацию на Земле. Но связь была прервана, и никто ничего не
узнает, пока корабль не вернется.
  Зайцев тщательно измерил промежутки между делениями. Они оказались на
расстоянии тридцати одного с четвертью миллиметра друг от друга.
  Белопольский был прав - такой меры длины на Земле не существовало. Было ли
это основной мерой, принятой у тех, кто сделал линейку, или частью более
длинной, - кто мог это сказать?
  Баландину и Андрееву поручили исследовать находку. Они тотчас же взялись
за работу.
  - Постарайтесь определить, сколько времени линейка пробыла в воде, -
попросил их Белопольский.
  Звездоплаватели решили продолжить прерванную вылазку. Вместо Баландина в
группу был зачислен Топорков.
  Учитывая высоту обрыва, который был явно неприступен на всем протяжении,
Белопольский и Мельников приняли решение подвести звездолет к самому
берегу. Это нетрудно было сделать: глубина у берегов была вполне
достаточной, а силы двигателей двух электромоторных лодок должно было
хватить и на то, чтобы отбуксировать даже такой громадный корабль.
  Романов и Князев вышли через две разные камеры и сели в лодки. Один
направился к носу корабля, другой к корме. Зацепив тросами за специально
предназначенные для этой цели массивные кольца, они по команде с пульта
одновременно пустили моторы на полную мощность.
  Исполинский "кит" медленно тронулся с места и величественно поплыл в
сторону ближнего берега. Когда корабль получил достаточную инерцию, тросы
были отцеплены, и обе лодки поспешно удалились на значительное расстояние.
  Корабль подходил к берегу очень медленно, но его масса была настолько
велика, что удар о береговой обрыв получился значительной силы. Две волны
прошли по заливу, и было видно, как на противоположном берегу прокатился
пенный бурун прибоя.
  Механики звездолета - Зайцев и Князев - быстро собрали легкий мостик с
перилами и, воспользовавшись случаем, прошли вместе со всей группой в
выходную камеру, чтобы установить его. Как и всем остальным, им очень
хотелось, хоть ненадолго, ступить на "землю" Венеры.
  Когда все надели комбинезоны и шлемы, Белопольский задал традиционный
вопрос об исправности подачи воздуха.
  Дверь открылась.
  Кусты и деревья были теперь так близко, что сразу бросились в глаза
незамеченные раньше подробности. Пока механики с помощью Второва возились
с мостом, Белопольский, Коржевский и Топорков внимательно осматривали
местность.
  Первоначальное предположение, что лес Венеры труднопроходим, полностью
подтвердилось. Самые дикие уголки тропических лесов Земли показались бы
просторной аллеей в сравнении с перепутанным хаосом кустов, лиан и
деревьев, между которыми по "земле" стлались сплошным ковром лентообразные
кроваво-красные растения с острыми шипами в метр длинной. Всюду,
пробиваясь через этот красный ковер, поднимались какие-то странные
мясистые трубки, увенчанные разноцветной бахромой.
  Прямо напротив дверей выходной камеры находился большой "куст". Сразу
стало ясно, что это желтое "растение" не имеет ничего общего с
растительным миром Земли. Определение, данное Мельниковым, лучше всего
подходило к его внешнему виду. Это была гигантская губка, с таким же, как
у земных губок, комкообразным телом, пронизанным бесчисленными мелкими
отверстиями, между которыми во все стороны торчали тонкие острые иглы.
  Стволы деревьев не имели никакой коры. Гладкие, нежно-розовые, они
казались почти прозрачными. Как на картине, написанной акварелью, розовый
цвет стволов незаметно переходил в красный и оранжевый цвет ветвей.
Пунцовые, с черными поперечными кольцами, гибкие лианы с близкого
расстояния уже не казались гладкими. Их тела были пористы - со множеством
мелких отверстий.
  Коржевский вдруг схватил и сжал руку Белопольского.
  - Смотрите! - сказал он, указывая на ствол ближайшего дерева.
  Пунцовая "лиана", плотно обвивавшая нижние ветви великана, чуть заметно
шевелилась. Было такое впечатление, что длинное, гибкое тело "кораллового
аспида" равномерно сжимается и раздувается дыханием.
  - Ветер, - тихо сказал Белопольский.
  Биолог отрицательно покачал головой.
  - Тут нет ветра, - прошептал он.
  Механики и Второв прекратили работу над мостом. С напряженным вниманием
звездоплаватели всматривались в окружавший их пейзаж.
  - Жизнь! Всюду жизнь! - взволнованно сказал Коржевский.
  Теперь все ясно видели, что "лес" полон движения.
  Дышали бесчисленные "лианы", равномерно покачивалась разноцветная бахрома
трубок, она плавно колыхалась, и временами отдельные волоски медленно
вытягивались, словно щупальца, отыскивающие добычу. Где-то внутри розовых
стволов пробегали вверх темные точки, как в воде цепочка пузырьков
воздуха. Красные "ленты", стелющиеся по "земле", тоже шевелились. Иногда
точно электрический ток проходил по ним, - судорожно вздрагивали растущие
на них шипы, и сама "лента" изгибалась, словно корчилась от боли, и
замирала в новом положении.
  - Тут ступить некуда, - заметил Второв.
  Почвы, из которой росли все эти причудливые "растения", совершенно не было
видно. До самого края обрыва расстилался живой ковер.
  - Мы думали, - заметил Баландин, - что на Венере нет жизни. Вот она,
здесь, перед нами...
  - Не понимаю, - сказал вдруг Коржевский. - Это морские животные, которые
должны жить в воде. Посмотрите на эти мясистые трубки с венчиком щупалец;
это в точности земные актинии. Я убежден, что и них есть ротовое
отверстие. Но какую пищу они могут получить из воздуха? А эти иглы?
Типично морские образования. А коралловые деревья? Мы точно очутились на
внезапно обмелевшем дне моря. А губки? Откуда они могли взяться на суше?
Может быть, ливни? - спросил он самого себя. - Нет, нет! Этого
недостаточно. Совсем недавно все это место было покрыто океаном.
  - Почему же оно вдруг обмелело? - спросил Топорков.
  Белопольский хмурил брови, напряженно думая. Слова Коржевского вызвали
какую-то сразу ускользнувшую мысль, и он старался припомнить, что именно
пришло ему в голову, когда биолог говорил о внезапно обнажившемся дне.
Вопрос Топоркова послужил толчком в его памяти.
  - Вспомнил! - внезапно сказал он. - Это безусловно так! Отлив! - пояснил
он удивленно посмотревшим на него товарищам. - Солнце находится сейчас на
восточном горизонте. Оно вызвало отлив. Ночью этот берег был покрыт волной
прилива.
  - Похоже, что вы угадали, - сказал Коржевский. - Такое предположение
кое-что может объяснить. Ведь ночь на Венере длится долго.
  - Значит, к вечеру здесь опять будет океан? - спросил Топорков. - Что мы
тогда будем делать?
  - Темнеет! - раздался предупреждающий возглас Князева.
  Приближалась гроза.
  Все поспешно отступили вглубь камеры, и Белопольский закрыл двери. Едва он
успел это сделать, как сильный удар и дробный стук, сразу перешедший в
ровный гул, показали, что на звездолет обрушились очередные потоки ливня.
Сравнительно тонкие стенки выходной камеры позволяли отчетливо слышать
раскаты грома, треск молний и шум берегового водопада, льющегося совсем
рядом.
  - Грозы не оставят нас в покое, - сказал Белопольский.
  - Плохо нам будет, если гроза застанет на открытом месте.
  Никто не отозвался на это совершенно справедливое замечание Второва.
  - Где вы находитесь? - раздался голос Мельникова.
  - В выходной камере. Просвета не видно?
  - Ничего не видно. Экраны черные.
  Приходилось терпеливо ждать окончания грозы. Проделывать снова длительную
процедуру входа на корабль не имело смысла. Гроза могла промчаться в любую
минуту.
  И действительно через двадцать минут гроза прошла. Снова открыли двери.
  - Что меня больше всего удивляет, - сказал Коржевский, - это отсутствие
луж. После такого потопа нет никаких следов.
  - Они могут быть под этим красным ковром, - предположил Топорков. -
Возможно, что там сплошное болото.
  Вид местности не изменился, но сразу бросилось в глаза, что бывшее раньше
чуть заметным движение на берегу усилилось. Чаще дышали "лианы", быстрее
шевелились волоски "актиний", заметнее изгибались красные "ленты"
- Лишнее доказательство, что родной средой этих организмов является вода,
- торжествовал биолог. - Вы не ошиблись, Константин Евгеньевич!
  - Сойдем на берег!
  - Одну минуту, - сказал Второв, видя, что Белопольский собирается ступить
на мостик. - Разрешите на всякий случай обвязать вас веревкой.
  - Да, пожалуй, это не лишняя предосторожность, - согласился академик.
  - Геннадий Андреевич, как альпинист, всегда помнит о таких вещах, -
улыбнувшись сказал Топорков.
  Обвязавшись концом крепкой веревки, которую Второв держал в своих сильных
руках, Белопольский перешел мост. Он на секунду остановился, выбирая
место, куда поставить ногу, и осторожно ступил в узкий промежуток между
двумя красными "лентами". Потом сделал шаг вперед.
  - Воды здесь нет, - сказал он. И в то же мгновение провалился.
  Веревка резко натянулась, но Второв даже не пошатнулся. Одним движением он
вытащил Белопольского обратно на мостик.
  - Вот вам и "такие вещи", - насмешливо сказал он Топоркову.
  Коржевский помог Константину Евгеньевичу подняться на ноги. Брюки
комбинезона были слегка запачканы, но совершенно сухие. Значит,
Белопольский провалился не в воду.
  - Подошва скользнула по твердой покатой поверхности, - сказал он. - Мне
кажется, что здесь пористый грунт, и это объясняет отсутствие воды. Она
уходит через поры в залив.
  - Разрешите попробовать мне.
  - Нет, я сам.
  Он снова подошел к краю мостика и концом электровибратора прощупал почву.
  - Держите крепче, - озабоченно сказал Топорков.
  Второв посмотрел на него и усмехнулся.
  Белопольский уверенно, хотя и очень медленно, пошел вперед, тщательно
прощупывая перед собой дорогу. По тому, как часто его вибратор уходил
вглубь, было видно, что он идет по невидимой тропинке между ямами, глубина
которых была совершенно неизвестна. Может быть, они доходили до
поверхности залива.
  Отойдя шагов на шесть, Белопольский остановился и повернулся к товарищам.
  - Идите за мной, привязавшись веревкой друг к другу. Как следует
прощупывайте дорогу. Борис Николаевич! - позвал он.
  - Я вас слушаю, - ответил Мельников.
  - Поднимите перископ! Внимательно наблюдайте за горизонтом и в случае
приближения грозового фронта предупредите нас.
  - Сию минуту!
  Над кораблем взвился двухметровый шар. В несколько секунд он поднялся до
уровня верхушек розовых стволов и закачался на толстом тросе. Было видно,
как ветер тотчас же отнес его в сторону выхода из залива.
  - Как видимость? - спросил Белопольский.
  - Вполне достаточная.
  - Не торопитесь! Предупреждайте нас только в случае явной опасности.
  Мельников ничего не ответил.
  - Вы меня слышите?
  - Конечно Константин Евгеньевич.
  - Так что же вы молчите?
  Белопольский улыбнулся про себя. Он хорошо знал характер своего ученика. -
Мельников не любил, когда ему делали указания подобного рода.
  - Берегитесь! - внезапно крикнул Второв. - Шип!
  Но академик и сам заметил опасность.
  Острый конец метрового шипа с ближайшей "ленты" наклонялся в его сторону.
В медленном движении "растения" была явная угроза.
  Почти инстинктивно Белопольский ударил вибратором. Странный шип не
сломался на середине, как можно было ожидать, а отлетел целиком. На месте,
откуда он рос, из красной "ленты" выступило несколько капель черной
жидкости, как кровь раненого животного.
  Белопольский подошел к сбитому шипу, поднял его и перебросил товарищам.
Одновременно он зорко наблюдал за другими шипами. Каждый раз, когда он
приближался к ним ближе чем на метр, тонкие шпаги наклонялись в его
сторону, словно намереваясь впиться в тело острым жалом, но стоило немного
отодвинуться - и они принимали прежнее положение. "Актинии" угрожающе
вытягивали свои волоски навстречу протянутой к ним руке. Казалось, что
тело человека притягивает к себе обитателей Венеры, что они видят чуждое
им существо и готовы схватить его.
  - Надо быть очень осторожными, - сказал Белопольский. - Может быть, они
ядовиты.
  Трое звездоплавателей, один за другим, сошли на берег. Второв шел
последним. Его самого держали Зайцев и Князев, оставшиеся, по приказанию
Белопольского, на пороге камеры. Топорков поскользнулся, но его легко
удержали товарищи.
  Коржевский подошел к Белопольскому. Глаза биолога блестели радостью.
  - Это животные, животные! - повторял он в крайнем возбуждении. - Они
охотятся на нас. Понимаете? Они привыкли ловить добычу, когда она
приближается к ним. Это значит, что в воде океана есть живые существа,
которые движутся... плавают. Вы понимаете, что это значит?
  - Да, я хорошо понимаю, - ответил Белопольский.
  - Вот смотрите!
  Коржевский схватил руками бахрому "актинии!. В ту же секунду гибкие
волоски обвились вокруг его кистей и потянули к обнажившемуся круглому
отверстию.
  - Видите, это ротовое отверстие, совсем такое же как у земных актиний! - в
восторге вскричал биолог.
  Он и не думал противиться, позволяя растению (или, быть может, животному)
все глубже затягивать свои руки. Белопольский схватил увлекшегося ученого
за плечи и с силой рванул к себе.
  - Будьте же благоразумны, - сказал он с обычным спокойствием. - Это не
земная актиния.
  Коржевский с огорчением смотрел на оторванные волоски, которые медленно,
точно нехотя, раскручивались и падали на "землю".
  - Надо взять одну из них на корабль, - сказал он.
  - Берите сколько хотите, но будьте осмотрительны.
  Белопольский сбил ближайший шип и, взяв его в руку, поднес конец к другой
"актинии". Волоски тотчас же схватили шип и потянули ко "рту".
  Все с интересом следили, что будет дальше.
  Через минуту в руках академика остался только большой кусок шипа.
Остальное исчезло.
  - Вот вам, пожалуйста! Где гарантия, что этого не могло случиться с вашей
рукой?
  - Да! - только и смог ответить сконфуженный биолог.
  Стало очевидным, что "актинии" Венеры имеют совсем другое устройство, чем
их земные собратья. Белопольский попробовал разломить оставшийся в его
руках кусок шипа, но тщетно. Он был тверд, как железный, а ведь это
хрупкое и мягкое на вид "растение" с легкостью "перекусило" шип пополам.
  - Я назову их Actinaria Ferrumus, (Актиния железная (лат.) - торжественно
объявил Коржевский.
  Длина веревки не позволяла далеко отойти от корабля. Кроме того, надо было
соблюдать особую осторожность. Грозы еще не были изучены, любая из них
могла быть смертельно опасной. Удастся ли незащищенному человеку
противопостоять силе водяных потоков, никто не знал.
  Но, и не отходя далеко, можно было многое сделать. Соблюдая величайшую
осторожность, исследователи собрали несколько шипов, с помощью
ультразвуковых кинжалов отделили от почвы три "актинии" и значительный
кусок красной "ленты". Все это отнесли в выходную камеру.
  Когда приблизились к первому "дереву", Коржевский тщательно осмотрел его.
  - Это типично коралловое образование, - заявил он. - Хорошо бы достать
кусок ветки.
  Второв посмотрел вверх. Ответвления от главного ствола начинались невысоко
над "землей". "Дерево" было густо переплетено "лианами".
  - Разрешите попробовать? - обратился он к Белопольскому.
  Константин Евгеньевич с сомнением посмотрел на гладкий, точно
отполированный, ствол.
  - Мне помогут "лианы", - добавил Второв.
  - Только не высоко, - решился начальник экспедиции. - Отломите ближайшую
тонкую ветку. И быстрее! Может налететь гроза. В каком положении вы
окажетесь на дереве!
  - Грозового фронта вблизи нет, - сказал Мельников.
  - Встаньте ко мне на плечи, - предложил Коржевский.
  Второв, передав киноаппарат Белопольскому, отвязал веревку от пояса и,
взобравшись на плечи биолога, схватился руками за "лиану", обвившуюся
вокруг нижней ветви.
  В следующее мгновение произошло то, чего никто ожидать не мог.
  Едва только руки Второва сжали пунцовый канат, как с молниеносной
быстротой он раскрутился с ветви, и длинный гибкий конец мелькнул в
воздухе. В три секунды Второв оказался спеленатым. Совершенно беспомощный,
не имея возможности пошевелить рукой или ногой, инженер повис над головами
своих товарищей, ошеломленных этим неожиданным нападением "растения".
  Топорков сорвал с себя стеснявшую веревку и, в свою очередь, вскочил на
плечи Коржевскому. Острием кинжала он провел по телу "лианы". Ультразвук,
как бритвой, перерезал растительного хищника. Второв упал на руки
Белопольского. Сквозь шлем было видно, что он задыхается, сжатый в
объятиях "лианы", которая по-прежнему обвивала его тело. Попытка снять
путы руками ни к чему не привела, и только звуковым кинжалом удалось
разрезать кольца и освободить грудь. Комбинезон оказался разорванным во
многих местах.
  - Скорее на корабль! - испуганно воскликнул Коржевский.
  Он руками обхватил шею Второва, словно собираясь задушить его. Сквозь
прорехи мог проникнуть непосредственно в шлем отравленный формальдегидом
воздух Венеры. Белопольский схватил веревку и отрезал от нее порядочный
кусок. Этим концом плотно обмотали воротник комбинезона.
  - У вас ничего не сломано? - спросил Коржевский.
  - Как будто ничего, - ответил Второв. - У этих чудовищ исполинская сила. У
меня все тело болит.
  - Но идти вы можете?
  - Конечно, могу.
  Очутившись в выходной камере, Второв протянул руку Топоркову.
  - Спасибо, Игорь Дмитриевич! - сказал он. - Вы спасли мне жизнь.
  - То ли еще будет, Геннадий Андреевич! сегодня я вам, а завтра вы мне.
  Даже тогда, когда они торопились на корабль, чтобы осмотреть найденную в
заливе линейку, процедура фильтрования не казалась такой томительно
долгой. Все с беспокойством наблюдали за лицом Второва, ожидая увидеть
признаки отравления. Герметичность веревочного воротника вызывала законные
сомнения.
  - Как вы себя чувствуете? - поминутно спрашивал Коржевский.
  - Голова болит.
  - Вы слышите какой-нибудь запах?
  - Да, очень сильный и неприятный.
  Значит, формальдегид все-таки проходил, минуя коробку фильтра.
  На звездолете уже знали обо всем, что случилось. У дверей выходной камеры
в полной готовности стоял Степан Аркадьевич с сумкой первой помощи в
руках. Баландин и Пайчадзе держали носилки.
  Как ни велико было беспокойство за здоровье товарища, процесс дезинфекции
был соблюден полностью.
  Из выходной камеры можно было говорить только с центральным пультом.
Собравшиеся в коридоре ничего не знали о том, что происходит за дверью.
Когда она, наконец, открылась, они увидели, что Зайцев и Князев держат
Второва на руках.
  - Он потерял сознание три минуты тому назад, - сказал Белопольский.
  Андреев молча открыл сумку.
  - Положите его на пол, - распорядился Коржевский.
  Оба врача склонились над пострадавшим. Через минуту Второв открыл глаза, и
Андреев приказал перевести его в лазарет.
  - Ничего, все в порядке, - ответил он на вопрос Белопольского. - Он скоро
будет совсем здоров.
  Романов и Князев, как самые сильные из всех, понесли носилки. Ходить по
звездолету, да еще с грузом, было очень трудно. "Клиника", как в шутку
называли лазаретное помещение, к счастью, находилась в этом же коридоре.
  - Венера щедра на сюрпризы, - сказал Зайцев. - Что-то будет дальше?
  - Как с линейкой, Зиновий Серапионович? - спросил Белопольский у Баландина.
  - Она несомненно деревянная, - ответил профессор. - Породы дерева мы не
могли определить...
  - Неудивительно!
  - Но можно с уверенностью утверждать, что она очень долго находилась в
воде. По-моему, не меньше года.
  - Не меньше года, - задумчиво повторил Белопольский. - Так! Выходит, что
линейка попала в воду год тому назад?
  - Как будто так.
  - В таком случае бесполезно искать ее хозяев. За такой долгий срок ее
могло принести из другого полушария планеты.
  - А если ее потеряли звездоплаватели, то их корабль давно вкинул Венеру, -
добавил Мельников.
  - Звездоплаватели?..
  Белопольский пожал плечами. По этому жесту было видно, что Константин
Евгеньевич не очень верит в посещение Венеры обитателями другого мира.
  - Перископ еще наверху? - спросил он.
  - Конечно нет.
  - Поднимем его еще раз. Пройдемте на пульт, Зиновий Серапионович!
  Воздушный шар с подвешенной к нему телевизионной камерой снова поднялся
над звездолетом. На экране появился океан. Камера медленно вращалась, и
водная равнина сменилась оранжево-красной панорамой "леса".
  - Поднимите перископ выше!
  Мельников исполнил приказание. Было заметно, что шар сильно относит к
востоку, но все же горизонт расширился.
  - Так и знал! - сказал Белопольский. - Смотрите!
  Глазок перископа повернулся в это время к северу. И Баландин и Мельников
одновременно заметили вдали темную полоску воды. Такие же полоски
оказались с запада и юга.
  - Мы на острове, - сказал Белопольский. - Когда Станислав Казимирович
говорил, что деревья на берегу в действительности кораллы, я сразу
подумал, что нам попался не материк, а коралловый остров, который выходит
на поверхность только днем, во время отлива. Ночью - это дно океана.
Становится понятным, почему здесь нет растительности, которая должна быть
на Венере, а только морские организмы. Необходимо отыскать материк и
перелететь на него.
  - Остров соврем не так уж велик, - заметил Баландин. - Даже удивительно,
как это мы не заметили подлетая, что это остров.
  - Было гораздо темнее, - ответил Мельников, - и горизонт был закрыт
грозовыми фронтами.
  - Но все же, - продолжал профессор, - он гораздо больше, чем самые большие
коралловые постройки на Земле. Правда, и сами кораллы, если эти
действительно кораллы, неизмеримо крупнее земных. Во всяком случае, прежде
чем улететь, надо тщательно изучить остров.
  - Безусловно! - согласился Белопольский. - Тем более, что мы и не можем
скоро покинуть это место. Кораблю негде развернуться для старта. Он
останется здесь до вечера, то есть недели на полторы.  ВОЗДУШНАЯ РАЗВЕДКА
Итак "СССР-КС3" находился у берегов кораллового острова, выступившего из
океана вследствие отлива.
  На Земле, которая в полтора раза дальше от Солнца, чем Венера, приливная
волна достигает в некоторых местах, например в бухте Фанди в Северной
Америке, между Новой Шотландией и Новым Брауншвейгом, двадцати одного
метра в высоту. Правда, земные приливы обязаны своим происхождением
главным образом Луне, притяжение которой заметно влияет на них, но
близость Венеры к Солнцу должна была с избытком возместить отсутствие у
планеты спутника. По мнению Белопольского и Баландина, приливы на Венере
могли достигать восьмидесяти метров. Ночью, когда, вслед за Солнцем,
уходящим к западному горизонту, на остров надвигается приливная волна,
только вершины самых высоких коралловых деревьев остаются над поверхностью
океана. Все остальное погружается в воду.
  Находящиеся сейчас на суше, морские растения и животные с наступлением
ночи "просыпаются" для питания и жизни. Днем, оказавшись на воздухе, они
впадают в состояние своеобразного анабиоза, подобного "зимней спячке" у
некоторых земных животных и растений.
  Баландин и Коржевский единодушно пришли к такому выводу.
  Уже больше ста часов, почти пять земных суток, звездолет находился на
Венере. Научная работа, к которой так тщательно готовились на Земле и в
пути, постепенно развертывалась.
  Помимо вполне естественного желания как можно лучше и полнее изучить то,
что никогда и никем не изучалось, членов экипажа подгоняли мысли о Земле.
  Перерыв радиосвязи тяжело переживался всеми. Мучило сознание, что близкие
люди, ставшие благодаря разлуке еще дороже, терзаются страшной
неизвестностью. Работа, постоянная занятость помогали бороться с томящей
тоской. Андрееву приходилось часто обращаться к Белопольскому или
Мельникову, чтобы поддерживать неизменным установленный ими распорядок
дня, а особенно, ночи. В определенные часы экипаж звездолета обязан был
ложиться спать, но почти ежедневно кто-нибудь пытался нарушить это
правило.
  За бортом был "вечный" день - туманная полумгла, не рассеиваемая ни единым
лучом солнца. Чуть ли не через каждый час это подобие света сменялось
полным мраком неистовых гроз. Некоторые члены экспедиции начали проявлять
нервозность. Андреев и Коржевский ввели обязательные лечебные процедуры,
которые должны были ежедневно проходить все, без исключения. Попытки
уклониться от них, особенно частые со стороны Второва, быстро
оправившегося после истории с "лианой", Топоркова и Князева, решительно
пресекались командирами корабля. Сохранить здоровье - это было одной из
главнейших задач. Белопольский и Мельников которые сами чувствовали себя
превосходно, первыми являлись в "клинику", показывая пример остальным.
  - Условия на Венере, - говорил Андреев тем, кто сомневался в необходимости
подобных мероприятий, - настолько необычны для нас, что совсем незаметно
может подкрасться болезнь. Нервная система - это все. Когда она в порядке,
человек гарантирован от многих неприятностей.
  - Я здоров, как никогда, - говорил Топорков.
  - Не зарекайтесь! Вы не на Земле.
  Ближайшие окрестности звездолета были уже тщательно осмотрены, и
холодильники приняли на хранение обширные коллекции образцов фауны и флоры
острова. Звездоплаватели освоились с коварным нравом обитателей планеты, и
эпизод, едва не ставший трагическим, больше не повторился.
  С каждым днем опасность пребывания на берегу уменьшалась. Чем выше
поднималось над горизонтом невидимое Солнце, тем заметнее замирала жизнь.
Все медленнее шевелились "лианы", "ленты" и "актинии". Нужно было подойти
к ним вплотную, чтобы вызвать ответное движение, которое с каждым часом
становилось все более и более вялым. Природа засыпала на глазах. Частые
ливни уже не вызывали оживления, как это было ранним утром. Ученые смелее
и дальше проникали в дебри "леса".
  По-прежнему приходилось опасаться гроз, но благодаря Топоркову и эта
опасность почти перестала угрожать. Занимаясь исследованием электрических
свойств грозовых фронтов, Игорь Дмитриевич заметил, что ионизация воздуха,
которая особенно его интересовала в связи с тем, что могла помочь раскрыть
тайну радиоэха, возникает задолго до грозы и постепенно возрастает по мере
ее приближения. Это натолкнуло его на мысль использовать ионизацию как
своеобразный предсказатель погоды. С помощью Зайцева он сконструировал и
изготовил простой прибор - электрический барометр, который минут за
пятнадцать с большой точностью предупреждал о приближении грозового фронта.
  Такой предсказатель невозможно было переоценить. Он буквально развязал
ученым руки.
  Белопольский немедленно распорядился изготовить несколько таких
барометров, и они были установлены на пульте управления, в радиорубке и в
выходных камерах.
  Теперь звездоплаватели всегда знали о приближении грозы. Как только
барометр начинал показывать повышение ионизации, с корабля давали
предупреждающий сигнал, и все бывшие на берегу спешили укрыться в выходной
камере.
  Страшный ливень ни разу никого не захватил вне звездолета.
  Температура наружного воздуха неуклонно повышалась. На пятые сутки
термометр показал плюс семьдесят градусов. Легкая дымка, поднимавшаяся от
воды, постепенно превращалась в туман. Звездоплаватели были вынуждены
одеться в охлаждающие костюмы.
  Интересно отметить, что легкостью и простотой устройства эти костюмы были
обязаны наличию на Венере большого количества углекислого газа. Именно он
служил хладагентом. Понижение температуры внутри костюма достигалось
компрессионным методом от испарения углекислоты. Конечно, если бы техника
не знала еще полупроводниковых батарей, дающих значительное количество
электроэнергии при малом объеме, устройство компрессорной установки,
могущей уместиться в небольшом наспинном ранце, было бы невозможно. Но
достижения науки всегда тесно связаны с уровнем техники.
  Белопольский торопил с устройством аэродрома, желая осмотреть остров
сверху и попытаться разыскать континент. На берегу острова были обнаружены
явственные следы высокого прилива, и это, по мнению Баландина, служило
доказательством близости материка. В открытом океане, вдали от других
берегов, прилив не мог быть таким высоким.
  Устройством площадки занимались Пайчадзе, Второв, Романов и Князев, - под
руководством Зайцева.
  Взлетным полем мог служить залив; реактивные самолеты, имевшиеся на борту
"СССР-КС3", все были гидросамолетами, но возникая вопрос, где их собирать,
а главное - держать? На воде первый же грозовой фронт разломал бы крылья
аппаратов. Решили построить защищенный ангар и снабдить его
приспособлением для спуска самолета на воду и обратного подъема после
возвращения из полета.
  Это было тяжелой задачей, учитывая высоту обрыва и обилие "кустов"-губок
и коралловых "деревьев". Но упорство и изобретательность победили.
  Пламенем огнеметов и мощными ультразвуковыми аппаратами уничтожили все,
что было на берегу на пространстве трехсот квадратных метров. Кусками
коралловых "деревьев" засыпали многочисленные ямы. Над этой площадкой
устроили крепкий навес, прикрепив его к оставленным специально для этой
цели стволам. Направленные взрывы разрушили часть берега, образовав
пологий склон. Когда установили электролебедку, аэродром был готов.
Оставалось перетащить сюда один из самолетов и собрать его крылья.
  Несколько раз потоки ливня ломали навес, и приходилось делать все заново,
но, когда он, наконец, был установлен, то самые мощные грозы уже не были
ему страшны.
  Доставить гидросамолет в ангар было нетрудно. Спустив на воду, его
отбуксировали к берегу и лебедкой подняли на площадку. В сборке и
установке крыльев участвовали почти все члены экипажа корабля.
  На шестой день, 15 июля, самолет был готов в любую минуту подняться в
воздух. Белопольский поручил Мельникову совершить первый полет вместе со
Второвым, который должен был заснять остров с высоты на кинопленку.
  Баландин и Коржевский все эти дни тщетно пытались выловить из воды
каких-нибудь ее обитателей. Ничто не попадало в их сети, а вместе с тем
было несомненно, что в океане Венеры имеются плавающие живые существа, так
как иначе трудно было объяснить поведение "актиний" и других организмов на
берегу. Оставалось предположить, что все эти существа с наступлением
отлива уплывали в открытый океан.
  Но, несмотря на неудачу "рыбной ловли", звездоплаватели могли быть вполне
довольны результатами своей работы. За шесть дней были сделаны такие
открытия, которые переворачивали все прежние представления о жизни на
сестре Земли, по крайней мере, о жизни в ее океане. Кораллы, губки и
оставшиеся пока загадочными "ленты" были уже не зародышами, а вполне
сформировавшимися живыми организмами со сложной структурой. А служившие им
пищей неизвестные рыбы должны были стоять еще выше на эволюционной
лестнице.
  Кораллы и губки Венеры были подобны земным, но это, на первый взгляд
странное, обстоятельство не удивляло ни Баландина, ни Коржевского. Вода в
океане оказалась обыкновенной водой, такой же, как в земных океанах. На
таких близких друг к другу планетах жизнь должна была зародиться примерно
одинаковым путем и в низших формах могла оказаться идентичной. Очень
слабый раствор формалина в воде Венеры не мог служить препятствием для
развития жизни.
  Самой значительной загадкой, не поддающейся пока научному объяснению,
оставались странные свойства пунцовых "лиан". Они, безусловно,
принадлежали к растительному миру, но "сознательной" реакцией на
прикосновение к ним напоминали животных. Исследователям удалось снять со
ствола две "лианы", не разрезая их на части, и целиком заключить в бак со
спиртом. На Земле загадочные растения-животные будут основательно изучены.
  Не приходилось говорить, что таинственная линейка продолжала занимать
мысли членов экспедиции и служить темой горячих споров. Ее искусственное
происхождение не могло вызвать сомнений, а значит, нельзя было сомневаться
и в том, что на Венере есть разумные существа или что таковые посетили
планету до прилета на нее "СССР-КС3". Последнее предположение поддерживали
Мельников и Коржевский. Профессор Баландин утверждал, что линейку сделали
и потеряли жители Венеры.
  - Мы найдем их на континенте, - говорил он.
  Белопольский не высказывал своего мнения, и оно оставалось никому не
известным.
  Всюду, где побывали звездоплаватели, они старались найти какие-нибудь
следы разумных существ, но ничего не находили. Остров, по-видимому,
никогда не был обитаем, по крайней мере в той его части, где стоял
корабль. Сторонники идеи обитаемости Венеры возлагали свои надежды на
воздушную разведку. Может быть, сверху удастся заметить следы разумной
деятельности, сохранившиеся после очередного затопления острова океаном.
Линейка не могла упасть с неба, кто-то сделал и потерял ее, пусть год тому
назад, но это произошло и неоспоримо свидетельствовало о разуме.
  - На острове не может быть никаких построек, - разубеждал их Коржевский, -
не может быть потому, что он периодически скрывается под водой. Венера,
судя по всему, не приспособлена для развития на ней разума. Я вполне
убежден, что разумного населения на планете нет. Линейку потеряли
звездоплаватели.
  - Тогда здесь должны быть следы стоянки звездолета.
  - Он мог опуститься далеко отсюда.
  - Как же линейка попала в залив?
  - Ее принесли волны прилива и ветер.
  - Если бы на Венеру действительно прилетал звездолет из другой планетной
системы, - говорил Баландин, - то он посетил бы и нашу Землю.
  - Это далеко не обязательно, - возражал Мельников, - не так просто найти
планету, да еще такую маленькую. Случайно найдя Венеру, они могли не
заметить Землю и улететь к себе на родину.
  Все эти споры были, в сущности, совершенно бесцельны. Обе стороны с равным
основанием могли считать себя правыми. Загадку линейки нельзя было
разгадать, пока планета не будет детально исследована.
  Пайчадзе, подобно Белопольскому, предпочитал отмалчиваться. Когда его
прямо спрашивали, он отделывался ничего не значащими ответами, вроде:
"Возможно, что так", или "Трудно допустить".
  Шестнадцатого числа был назначен первый пробный полет над островом. Выждав
относительного прояснения погоды, самолет спустили на воду.
  Мельников занял место пилота, Второв устроился на пассажирском сиденье,
взревел мотор, и, прочертив пенную полосу по глади залива, серебристая
птица поднялась в воздух.
  По просьбе Второва, Мельников сделал круг над заливом. Геннадию Андреевичу
хотелось запечатлеть на пленке вид корабля, стоявшего у берега. Длинная
стальная сигара звездолета, с возвышавшейся над его носовой частью сложной
конструкцией направленной антенны, была как на ладони. Топорков ежедневно
посылал радиограммы, адресованные Земле, и антенна не убиралась внутрь.
  Туман сильно мешал наблюдениям, но все же можно было рассмотреть детали
местности. Мельников подумал, что пройдет еще несколько дней - и остров
нельзя будет увидеть сверху. Испарения с поверхности воды с каждым часом
становились все более и более густыми.
  Покачав крыльями в знак привета, он поднял машину на триста метров. С этой
высоты хорошо был виден весь остров, имевший форму почти правильного
треугольника.
  Ветер по-прежнему гнал мрачные тучи, всюду виднелись черные стены ливней,
блестели молнии. С корабля по радио сообщали, что грозовые фронты не
угрожают, но отсюда казалось, что они со всех сторон стремятся к острову.
  Самолет летел вдоль побережья. Слева расстилался покрытый белыми гребнями
пены безграничный океан, справа - оранжево-красный "лес", за которым снова
виднелась водная равнина.
  Берег все время был одним и тем же - высокий, обрывистый, заросший
коралловыми "деревьями". Часто попадались заливы, обычно очень узкие,
напоминавшие щели, далеко вдававшиеся в сушу.
  Скорость была слишком велика, чтобы рассмотреть мелкие подробности. Здесь
был бы полезнее вертолет, но этими удобными для разведки местности
машинами экспедиция не располагала, - слишком опасна встреча вертолета с
грозовым фронтом. Сравнительная неповоротливость, тихоходность, длинные
лопасти подъемных винтов - все это могло привести к катастрофе. Быстрый,
маневренный, не имеющий воздушного винта реактивный самолет был в условиях
Венеры наиболее безопасен.
  Долетев до южной оконечности острова, Мельников повернул на северо-запад,
продолжая следовать за всеми извилинами берега.
  Прозрачный пластмассовый кожух не мешал киносъемке, и Второв заполнял одну
пленку за другой. Ветер теперь дул навстречу, и о его силе можно было
судить по тому, как упала скорость мощной машины.
  Внизу сплошной белой полосой тянулись буруны. Гонимые ветром волны бешено
налетали на береговой обрыв и рассыпались алмазной пылью. Грохот прибоя,
вероятно очень сильный, за ревом мотора слышен не был.
  Вскоре снова пришлось поворачивать, на этот раз на северо-восток.
Местность не изменялась, и ничего нового не попадалось на их пути. Всюду
была одна и та же картина.
  Самолет облетел остров кругом за пятнадцать минут, несколько раз пересек
его с севера на юг, с востока на запад и обратно, но ничего, хотя бы
отдаленно похожего на искусственное сооружение, они так и не увидели.
  Коралловое образование среди океана было совершенно пустынно и явно
необитаемо. Если на Венере и есть сознательная жизнь, то ее следовало
искать не здесь.
  Мельников собрался повернуть "домой", когда Топорков передал, что барометр
резко идет вверх и, по-видимому, приближается мощная гроза.
  - Ионизация стремительно возрастает, - передавали с корабля, - ее сила
значительно больше чем обычно. Будьте крайне осторожны.
  Мельников осмотрел горизонт. Действительно, с северо-запада приближалась
широкая черная полоса. Быстро вырастая, она, казалось, стремительно
надвигалась на остров, сверкая частыми молниями.
  Медлить нельзя. Еще пять, шесть минут - и гроза накроет остров. О посадке
не приходилось и думать. Это значило погубить самолет. Ливень начнется
раньше чем они успеют укрыться в ангаре.
  Мельников переключил мотор на полную мощность. Легкокрылая птица быстрее
звука помчалась на юг, одновременно поднимаясь выше, к облакам. Если не
удастся проскочить перед грозой, то оставался еще путь вверх - над ней.
  Черная полоса быстро приближалась к самолету, но Мельников уже видел
далеко впереди ее конец. Входить в облака и вести машину слепым полетом
ему не хотелось, и он повернул немного к востоку, уходя от грозы и
выигрывая этим время
Им удалось проскочить буквально в последнюю секунду.
  Зловещая водяная стена промчалась у самого хвоста машины. Как всегда на
Венере, грозовой фронт имел резкие, словно обрезанные границы. Если бы не
ветер, можно было бы находиться в нескольких шагах от потока, льющегося с
неба, и остаться сухим.
  Убедившись, что опасность миновала, Мельников снизил скорость и повернул
на запад.
  Остров давно скрылся с глаз. Они были одни среди просторов чужой планеты,
на маленьком хрупком аппарате, с которым дикая мощь стихий могла бы
справиться в одно мгновение. Радиосвязь со звездолетом прервалась, как
только остров закрыла стена ливня.
  Острое чувство одиночества охватило Второва.
  Все кончено!..
  Никогда больше они не увидят острова и корабля. Один из грозовых фронтов,
видневшихся всюду, куда бы он ни посмотрел, налетит на них, волны океана
сомкнутся над сломанным самолетом - и никто не узнает, где нашли они оба
свою могилу...
  Он инстинктивно потянулся вперед, к Мельникову. Борис Николаевич - это
все, что ему осталось от многомиллионного населения Земли...
  Одни!.. Никто не придет на помощь!
  Широкая спина пилота была неподвижна. Руки в перчатках уверенно держали
штурвал. Мельников повернул голову, всматриваясь в горизонт, и Второв
увидел сквозь стекло шлема невозмутимо спокойные черты лица, на котором не
было и тени тревоги.
  И Второв почувствовал, как к лицу хлынула горячая волна крови. Ему стало
мучительно стыдно за свои малодушные мысли. Какой же он звездоплаватель,
если первое же трудное положение вывело его из равновесия? Гроза пройдет
над островом, радиосвязь восстановится, и они, даже если отлетят очень
далеко, по радиомаяку найдут дорогу обратно.
  Пролетев пять минут к западу, Мельников повернул обратно. Он не хотел
слишком удаляться от острова.
  Весь северный горизонт закрывал ливень. С юга угрожающе близко надвинулся
другой грозовой фронт.
  Самолет поднялся выше. Если оба фронта сомкнутся, будет некуда деваться,
кроме как вверх.
  Они летали уже свыше сорока минут. Сколько времени будет продолжаться
ливень над островом? Еще двадцать минут, а может быть, целый час?..
Мельников вспомнил тысячекилометровую тучу, которую они встретили на
Венере восемь лет тому назад. Кто знает, может быть, эта еще больше.
  Оба грозовых фронта шли рядом на расстоянии четверти километра друг от
друга, и в этом узком коридоре, на самой малой скорости, летал с востока
на запад и с запада на восток самолет с двумя людьми.
  Прошло еще пятнадцать минут.
  Казалось, что северный горизонт никогда не прояснится. На западе туча
по-прежнему исчезала за океаном, и ее конца не было видно.
  - Вот действительно не повезло! - сказал Мельников. - Сколько дней ливни
были непродолжительны, а именно сейчас налетела такая громадина. Похоже,
что нам с вами, Геннадий Андреевич, придется спасаться в облаках.
  Второв ничего не ответил.
  "Коридор" становился все более узким. Тучи сближались. Вот-вот они
сомкнутся и на самолет обрушатся неистовые потоки воды. Больше нельзя было
медлить.
  Мельников взял штурвал на себя. Послушная машина подняла острый нос к
небу. Мгновение, и облачная масса поглотила их. Мельников сосредоточил
внимание на приборах слепого полета.
  Он вел машину круто вверх, стремясь опередить тучи, не дать им сомкнуться,
захватив самолет в свои водяные объятия.
  Но было уже поздно. Грозовые фронты соединились
Мельников и Второв догадались об этом, когда плотная мгла сменила белесый
сумрак. Они почувствовали, что самолет пошел вниз под давящей тяжестью
обрушившейся на него воды.
  - Вот это уже похоже на конец, - сказал Мельников. - Надо было подняться
раньше. Приготовьтесь! Как только нас сбросит в океан, скидывайте крылья.
Это последний шанс.
  Конструкция самолета предусматривала превращение его в герметически
закрытую лодку. Стоит повернуть специальный рычаг, - крылья и шасси
отделятся от корпуса машины, и она, как легкий поплавок, станет
непотопляемой. Конечно, исполинские волны будут швырять ее как щепку, но
все же, как сказал Мельников, это был шанс... последний.
  - Мы врежемся в воду с большой скоростью, - сказал Второв.
  - Увидим! - отрывисто ответил Мельников.
  Мотор работал на полную мощность. За самолетом тянулась длинная огненная
полоса, видная даже сквозь сплошной поток ливня. Машина изо всех сил
сопротивлялась тяжести воды, но стрелка альтиметра неуклонно и быстро шла
вниз.
  Самолет падал в океан с работающим мотором, находясь почти в вертикальном
положении
Мельников напряженно следил за высотой. Он знал, что реактивный двигатель
надо выключить раньше, чем машина погрузится в океан, иначе неизбежен
взрыв, но хотел сделать это в самый последний момент, чтобы до конца
использовать подъемную силу, тормозящую скорость падения.
  До поверхности океана осталось двести метров...
  Страшный удар встряхнул самолет. Оглушительный треск электрического
разряда... ослепляющая яркая вспышка ...
  Мотор перестал работать.
  И, точно в насмешку, как раз в это мгновение гроза окончилась. Грозовой
фронт прошел.
  Прощальный удар молнии вывел из строя реактивный двигатель! Беспомощный
самолет качнулся с крыла на крыло, перевернулся носом вниз и стрелой
ринулся в воду.
  Мельников не растерялся. Энергично работая штурвалом, элеронами крыльев и
хвостовым стабилизатором, он сумел выровнять самолет в тридцати метрах от
воды.
  - Сбрасывать? - крикнул Второв.
  - Нет еще! Надо опуститься ниже.
  Планируя на крыльях, машина полого опускалась. Громадные волны обдавали
пеной поплавки самолета.
  Прошла минута... вторая. Они все еще летели.
  Грозовой фронт промчался, но связь не восстанавливалась Очевидно, над
островом ливень еще продолжался.
  Ветер срывал гребни волн, мелкая водяная пыль туманом закрывала видимость.
  Самолет упорно держался в воздухе.
  И вдруг волнение стихло. Бушующие волны как-то сразу улеглись. Под
крыльями была почти неподвижная, плавно колышущаяся поверхность. Туман
рассеялся.
  - Берег! - отчаянно закричал Второв.
  Угрожающе близко, словно вынырнув из бездны океана, на самолет надвигался
незнакомый скалистый берег.
  Мельников инстинктивно рванул штурвал на себя. Но с остановившимся
двигателем самолет уже не мог подняться.
  Гибель была неминуема.
  Машина уже коснулась воды и мчалась, скользя на поплавках, прямо на
скалы...  НА ПОМОЩЬ!
  Весь экипаж "СССР-КСЗ" находился в радиорубке.
  Топорков сидел у приемника, готовый, как только прекратится проклятый
ливень, возобновить связь с самолетом.
  Из репродукторов непрерывно раздавался треск разрядов, иногда столь
сильный, что казалось - приемник не выдержит и диффузор динамика
разлетится в клочья. Приборы показывали, что снаружи воздух насыщен
электричеством до опасных пределов. Звездолет как бы очутился внутри
огромной, непрекращающейся молнии.
  Грохочущие раскаты грома были слышны даже здесь, в рубке, расположенной в
центре корпуса корабля.
  - Не лучше ли все-таки убрать антенну? - предложил Зайцев.
  Топорков отрицательно покачал головой.
  Грозовой фронт надвинулся на остров пятьдесят минут тому назад, и было
неизвестно, когда он, наконец, пройдет. Такой мощной грозы еще не было ни
разу.
  Белопольский, внешне спокойный, сидел рядом с Топорковым и поминутно
взглядывал на часы.
  Очень редко кто-нибудь произносил короткую фразу и, не получая ответа,
снова замолкал. Мысли звездоплавателей были далеко - там, где одинокий
самолет с двумя товарищами носился в воздухе, отрезанный стеной ливня от
острова и корабля.
  Где он находился? На каком расстоянии отсюда? Этого они не знали. Может
быть, грозовой фронт раскинулся на сотни километров в обе стороны. Время
шло мучительно медленно.
  Но вот гроза прошла.
  Топорков включил передатчик. Хотя, судя по прибору, ионизация воздуха была
еще чрезмерно велика, он все же начал вызывать Мельникова на волне
радиостанции самолета. Личные рации могли отказать, если Мельников и
Второв слишком далеко отлетели от острова.
  Проходили минуты, но связь не восстанавливалась.
  Прекратились неистовые трески. В эфире стояла полная тишина. Стрелка
ионного прибора опустилась к нулю, воздух очистился от электричества.
  - Говорит звездолет! Где вы? Где вы? Отвечайте! Говорит звездолет!..
  - Немедленно приступить к сборке второго самолета! - приказал Белопольский
  - Как можно скорее!
  Все, кроме Топоркова, бросились к двери.
  - Пайчадзе, Андреев, Топорков и я остаемся на корабле. Константин
Васильевич! Сделайте все, что возможно, для ускорения работы.
  - Слушаюсь! -отвечал Зайцев.
  - Говорит звездолет! Где вы? Отвечайте! Отвечайте!..
  - Если самолет слишком далеко, - сказал Андреев, - между ним и нами мог
оказаться грозовой фронт, и радиоволны не проходят.
  - Как у них с воздухом? - спросил Пайчадзе.
  - Для двух человек его хватит на двадцать четыре часа.
  - Говорит звездолет! Где вы?..
  Шли часы...
  Короткие грозы несколько раз заставляли пятерых человек прерывать работу.
Нужно было не менее двенадцати часов, чтобы собрать крылья самолета, и эти
вынужденные перерывы взвинчивали и без того напряженные нервы людей до
последней степени. Всегда спокойный и уравновешенный, Зайцев ругался как
одержимый, ожидая прояснения погоды.
  Белопольский не выдержал и прислал на помощь Андреева и Пайчадзе. На
звездолете осталось два человека. Это было грубейшим нарушением законов
космических рейсов.
  Работа шла бешеным темпом. Все хорошо понимали, что если Мельников залетел
очень далеко, найти остров в просторах океана без радиосвязи невозможно. А
она все не восстанавливалась.
  Они боялись думать, что все уже кончено, что Мельников и Второв давно
погибли. Отсутствие связи объясняли грозовыми фронтами.
  Последнее сообщение с самолета гласило, что он поворачивает к югу. Значит,
в этом направлении и следовало искать. Но для этого надо было закончить
сборку, выждать благоприятный момент и вылететь. Куда?..
  "На юг!" - говорили они сами себе, отгоняя мысль, что "юг" - это весьма
неточное понятие. Найти маленькую машину в условиях плохой видимости, при
непрерывном маневрировании, - чтобы не попасть под ливень, - это было бы
чистой случайностью. Но ничего другого, кроме надежды на такую
случайность, им не оставалось. Пока не пройдут роковые двадцать четыре
часа, никто не прекратит попыток спасти товарищей.
  Через пять часов после начала работы одно крыло уже стояло на месте. Если
не помешают грозы, самолет будет готов на два часа раньше.
  Два часа! В таких обстоятельствах это было очень много!
  Казалось, что природа Венеры сжалилась над своими гостями. Работа шла без
задержек. Грозы стороной обходили остров.
  У микрофона Белопольский и Топорков, сменяя друг друга, непрерывно звали
Мельникова, чутко прислушивались, не раздастся ли ответ. Но тишина в эфире
нарушалась только близкими или далекими грозовыми разрядами.
  - Если радиосвязи мешают грозовые фронты, - сказал Топорков, - то не могут
же они быть сплошными. За несколько часов должны были образоваться
просветы.
  Белопольский хмурился. Мысль о гибели Мельникова и Второва все чаще
приходила ему в голову. Он понимал, что его товарищи, изматывая силы,
трудятся над почти безнадежным делом, но приказать прекратить работу не
мог решиться. Теоретически еще шестнадцать часов Мельников и Второв могут
быть живы. Пусть никто не сможет сказать, что они не выполнили свой долг
до конца.
  Где предел силы человека, когда он стремится спасти друга? Где предел его
выносливой, воли и упорства? Падая от усталости, семь человек с прежней
быстротой заканчивали второе крыло. Руки отказывались держать инструмент,
глаза плохо различали детали, но тяжелые части будто сами собой
становились на место.
  Через девять часов двадцать минут Баландин хриплым до неузнаваемости
голосом доложил, что самолет готов.
  - Разрешите мне и Зайцеву вылететь на поиски.
  - Ни в коем случае! - ответил Белопольский. - Спустите самолет на воду.
Полетит Топорков. Всем, кроме Князева и Романова, немедленно вернуться на
звездолет
Он выключил передатчик, не слушая возражений профессора.
  - Отправляйтесь, Игорь Дмитриевич! Никто из них не в силах лететь.
Придется вам одному. В отсутствие Бориса Николаевича я не имею права
покинуть корабль.
  - Я и один сделаю все, что возможно, - ответил инженер и вышел из рубки
Белопольский остался один. Он знал, что Топорков не будет ждать
возвращения других на корабль, а сразу отправится к самолету, сознавал
огромную ответственность, которую взял на себя, лишив звездолет всего
экипажа. Все может случиться на чужой планете. Но поступить иначе он был
не в силах.
  Возможно, если бы дело касалось не Мельникова, Константин Евгеньевич
сохранил бы благоразумие. Никто, кроме Камова, не знал глубокой
привязанности молчаливого и сурового академика к его молодому другу.
Мельников был дорог Белопольскому, как родной сын.
  Не забывая через равные промежутки времени вызывать пропавший самолет,
Белопольский наблюдал по экрану за всем, что происходило на заливе.
Одновременно он внимательно следил за показаниями электробарометра.
  Но грозовые фронты, наделавшие столько бед, словно сговорившись, обходили
остров. Погода благоприятствовала полету.
  Сквозь туман Белопольский смутно различал лодку Топоркова, скользившую по
заливу, видел, как она разошлась с другой, направлявшейся к кораблю Его
приказание выполнялось, и пятеро работавших над сборкой самолета
возвращались Романов и Князев, проводив Топоркова, вернуться на его лодке.
  Белопольский видел, как крохотная фигурка скрылась в кабине самолета,
который тотчас же тронулся с места и со все возраставшей скоростью
промчался по воде и поднялся в воздух. С теплым чувством благодарности
подумал он о смелом человеке, отважно бросившемся навстречу опасностям,
чтобы попытаться спасти Бориса и его спутника. Весь подавшись вперед, он
следил за машиной, пока, превратившись в еле заметную точку, она не
скрылась среди просторов свинцового неба.
  "И этот может никогда не вернуться", - мелькнула страшная мысль.
  Может быть, сознание, что он один и никто не войдет к нему раньше чем
через двадцать минут, сыграло свою роль, а многочасовое нервное напряжение
требовало разрядки? А может быть, сказались наконец годы? Белопольский
вдруг уронил седую голову на руки и заплакал.
  Что сказали бы его спутники, если бы увидели в эту минуту своего
"железного" командира...
  Чей-то голос, раздавшийся из репродуктора, заставил Белопольского
стремительно выпрямиться.
  Вызывает Топорков?.. Нет, голос был не Топоркова..
  - Звездолет! Звездолет! Говорит Мельников! Говорит Мельников! Отвечайте!..
  Еще не веря неожиданному счастью, Белопольский переключился на передачу:
  - Слышу Борис, слышу? Где ты?
  - Самолет стоит у неизвестного берега, к западу от вас. Ударом молнии
выведен из строя двигатель. При посадке самолет наскочил на мель. Шасси
сломано. Я и Второв не пострадали От толчка вышел из строя генератор
радиостанции, который удалось исправить только сейчас. Снять самолет
своими силами не можем.
  - На поиски вылетел Топорков. Соединитесь с ним на вашей волне. Как с
воздухом и продуктами питания?
  - Я слышал весь разговор, - донесся откуда-то с неба голос Топоркова. -
Борис Николаевич! Дайте радиомаяк!
  - Лететь к нам на самолете незачем, - ответил Мельников. - Возвращайтесь
назад! Константин Евгеньевич, прикажите Игорю Дмитриевичу немедленно
вернуться. Если считаете возможным, вышлите за нами подводную лодку.
  - То есть как это "считаете возможным"? - рассердился Белопольский. - Мы
готовы сделать все, чтобы спасти вас. Но хватит ли вам кислорода?
  - Его хватит еще на четырнадцать часов. И часа два мы можем жить за счет
кислорода в баллонах противогазов. Я считаю, что только подводной...
  Голос Мельникова неожиданно оборвался. Встревоженный Белопольский тщетно
звал его, но самолет больше не отвечал.
  - На западном горизонте мощный грозовой фронт, - сообщил Топорков.
  - Немедленно возвращайтесь! Маяк нужен?
  - Нет. Остров еще виден.
  В рубке появился Баландин. У профессора был крайне изнуренный вид. Войдя,
он услышал, как Белопольский приказывал Романову и Князеву задержаться у
ангара и встретить Топоркова.
  - Самолет возвращается?.. Так скоро!
  Вслед за Баландиным вошли Коржевский, Пайчадзе, Андреев и Зайцев.
  Белопольский рассказал товарищам о неожиданном разговоре с Мельниковым. Он
не забыл включить передатчик, чтобы Романов и Князев тоже слышали.
  Радостное известие сразу вернуло всем силы.
  - Сможет ли лодка выйти из залива? - озабоченно спросил Баландин.
  - Это мы сейчас выясним, - ответил Белопольский. - Саша! - позвал он.
  Юного механика все называли по имени.
  - Слушаю, - ответил Князев.
  - Как только поставите самолет в ангар, отправляйтесь к выходу из залива и
выясните, сможет ли подводная лодка пройти в океан. Промерьте глубину.
  - Есть!
  - А если не сможет? - спросил Коржевский.
  - Тогда мы взорвем скалы, загораживающие выход, - с обычной энергией
ответил Белопольский. От недавней слабости у него не осталось и следа. -
На лодке отправятся Зиновий Серапионович и Константин Васильевич.
  - В таком случае прошу обоих пройти со мной, - сказал Андреев. - Сколько
времени займет подготовка лодки к походу?
  - Если не придется взрывать скалы, то часа полтора.
  - Достаточно, чтобы вернуть силы. Пойдемте, Станислав Казимирович!
Постараемся привести подводников в нормальное состояние.
  Коржевский, Баландин и Зайцев вышли с Андреевым.
  Топорков благополучно совершил посадку, и, как только самолет был укреплен
в ангаре, моторная лодка, не теряя ни минуты, пошла к выходу из залива.
Фарватер для прохода подводной лодки был найден и промерен.
  Но едва лодка вернулась к кораблю, начался новый ливень. Тот самый
грозовой фронт, о котором Топорков сообщил по радио, закрыл остров. Но
работа не приостановилась. Внутри звездолета подводная лодка поспешно
оснащалась всем необходимым. Наученные горьким опытом, звездоплаватели
старались предусмотреть самое худшее. На лодку погрузили двойной запас
продуктов на пять человек, из расчета на неделю, тройной комплект
кислородных баллонов и дополнительных аккумуляторов, тщательно проверили
механизмы и радиоаппаратуру. Не были забыты водолазные и охлаждающие
костюмы. Топорков установил на пульте управления свой электробарометр.
  Люди торопились, но каждый узел, каждая деталь были трижды проверены.
  Подводная лодка, построенная специально для рейса на Венеру, была невелика
- восемь метров в длину и два с половиной в диаметре. Ее корпус был отлит
из пластмассы, крепкой как сталь и прозрачной как стекло. Четыре мощных
прожектора давали возможность освещать все пространство вокруг лодки. Два
винта, приводимые в движение электромоторами, могли сообщать ей скорость
пятьдесят километров в час. Почти все части оборудования были
пластмассовые, что делало лодку легкой и подвижной. Успехи промышленности
пластических масс, получившей за последние годы бурное развитие, позволили
создать это чудо технического искусства.
  Как только грозовой фронт прошел, возобновилась связь с самолетом.
Мельников уточнил положение открытой ими земли. По его расчету, она
находилась на юго-западе от острова, в ста пятидесяти километрах.
Протяженность берега была настолько велика, что лодка никак не могла
проскочить мимо.
  - По-моему, это материк, - сказал Борис Николаевич. - Было бы неплохо,
если бы Зиновий Серапионович по дороге к нам осмотрел берега к северу и
югу. Надо уточнить, материк это или остров Мы хорошо видим лес, и это не
кораллы.
  - В каком состоянии самолет? - спросил Белопольский.
  - Шасси сломано, крыльев нет. Боюсь, что он окончательно не годен.
  - Я не об этом спрашиваю. В каком состоянии фюзеляж, где вы находитесь?
  - Он медленно погружается. Очевидно, его засасывает песчаное дно, да еще
ливни помогают.
  - А вы говорите, чтобы Баландин осматривал берега!
  Хладнокровие Мельникова восхищало всех членов экипажа, торопящихся к нему
на помощь.
  Через два часа лодка, спущенная на воду, стояла у выходной камеры готовая
к походу.
  Появились Баландин и Зайцев. Активная ванна, часовой искусственный сон и
массаж совершили удивительную перемену. Ни следа утомления не осталось
после вмешательства корабельной медицины. Оба были полны сил и энергии.
  - Отправляйтесь прямо к Мельникову и Второву, - сказал им Белопольский. -
Что бы ни встретилось на пути, не задерживайтесь. Если Борис Николаевич
предложит вам заняться какими-нибудь исследованиями, я запрещаю его
слушаться.
  - Какие же тут исследования? - удивился Баландин.
  Ему рассказали разговор с Мельниковым. Профессор только покачал головой в
ответ.
  Опасение, что снова начнется длительная гроза, заставило поторопиться с
выходом в океан. Скалистую гряду, запиравшую залив, надо было пройти при
ясной погоде, а когда лодка окажется в открытом море, она погрузится в
воду, и никакие ливни не будут ей страшны. Тщательно выполненный план
фарватера был вручен Зайцеву.
  Звездоплаватели были теперь почти спокойны. Крепость лодки не вызывала
сомнений. Расстояние в сто пятьдесят километров она пройдет,
руководствуясь радиосигналами с самолета, за три часа. Пусть даже
встретятся непредвиденные препятствия, на преодоление которых потребуется
еще три часа, Мельников и Второв вовремя будут сняты с обломков самолета.
На специальный запрос Белопольского пришел ответ, что фюзеляж погружается
на пять, шесть сантиметров в час. Вода не могла проникнуть в герметически
закрытую кабину.
  Крайнее переутомление взяло свое. Как только лодка отошла от звездолета,
все, кроме Белопольского и Топоркова, ушли на отдых. На корабле наступила
полная тишина и покой, сменившие недавнюю напряженную деятельность.
  - Идите и вы на отдых, - сказал Топоркову Белопольский. - Через три часа я
вас разбужу.
  - А вы?
  - Я устал меньше всех.
  В репродукторе монотонно звучали сигналы радиомаяка. Иногда Белопольский
обменивался фразами с Мельниковым или Баландиным, когда перерыв связи
сменялся кратковременным прохождением радиоволн.
  Все шло пока хорошо. Лодка точно по курсу приближалась к цели.  Остался позади извилистый проход между скалами, которым подводная лодка
вышла из залива. Сразу началась качка. Чем дальше отходили от берега, тем
она становилась сильнее. Легкое судно то взлетало на гребень океанской
волны, то стремительно проваливалось вниз. Они не решались погрузиться под
воду в прибрежной полосе, опасаясь столкновения с коралловым рифом. Только
когда эхолот показал значительную глубину, Зайцев, сидевший за пультом
управления, открыл краны заполнения цистерн.
  Лодка пошла вниз. Уже ставший привычным слабый дневной свет Венеры
сменился непроницаемым мраком. На глубине десяти метров качка совершенно
прекратилась.
  Зажгли прожектор. Мощный луч электрического света пробил толщу воды далеко
вперед. Сквозь прозрачные стенки корпуса виднелись быстро скользившие
неясные тени, которые бесследно исчезали, как только лодка приближалась к
ним.
  - Это несомненно рыбы! - взволнованно сказал Баландин. - Хотя бы одну из
них увидеть вблизи.
  - Тише ход! - закричал он, увидя в луче прожектора совсем близко
мелькнувшее на мгновение длинное тело.
  - Давайте ни на что не обращать внимания, - предложил Зайцев. - Если это
морские животные, они никуда не денутся. Рассмотрим их на обратном пути.
Сейчас у нас одна задача - спасти Мельникова и Второва. Мы не знаем, что
встретим дальше. Лучше всего точно выполнить порученное приказание. Не
надо задерживаться.
  - Вы правы, Константин Васильевич, - упавшим голосом ответил профессор. -
Я увлекся, простите меня. Дайте полный ход.
  - Это еще рано.
  Как только обогнули с юга коралловый остров, на экране локатора появилась
туманная полоса. Зайцев повернул руль. Нос лодки отклонился больше к
западу. Полоса на экране сузилась, стала ярче. Когда она превратилась в
узкую черточку, светившуюся зеленым светом, оба мотора были пущены на
максимальную скорость. Лодка стрелой помчалась к цели.
  На Земле радиосигналы, как правило, распространяются в воде хуже, чем в
воздухе. На Венере дело обстояло иначе. Ионизация в районах грозовых
фронтов, создававшая перерывы в прохождении радиоволн, не отражалась на
проводимости водных слоев океана. По указанию Топоркова, Мельников опустил
антенну самолета в воду, и сигналы радиомаяка в виде зеленой линии, хотя и
ослабленные, не исчезали с экрана подводной лодки. Работавший одновременно
звуковой маяк был едва слышен и часто замолкал совсем.
  Корпус лодки разогрелся от скорости движения, и видимость ухудшилась, но
Зайцев не замедлил хода. Приборы локации успокоительно сообщали, что
впереди нет никаких препятствий. Стремительно скользящие струйки воды
мешали видеть и по сторонам.
  Профессор Баландин был даже доволен этим. Трудно было не обращать внимания
на подводный мир Венеры, куда впервые проник человек. Глядя вперед, он
видел, как далеко, в конце светового коридора, то и дело появлялись плохо
различимые, но безусловно живые существа, мгновенно исчезавшие в
неосвещенном пространстве. Сквозь боковые стенки во мраке вод
чувствовалось движение. Смутные тени приближались так близко, что
становились почти видимыми. Вспыхивали и показали разноцветные точки.
  Баяндин с трудом сдерживал желание зажечь все прожекторы и осветить воду
вокруг. Было благоразумно не подвергать себя соблазну, не отвлекаться от
выполнения основной задачи. Потом, когда потерпевшие аварию товарищи будут
сняты с тонущего самолета, придет время для наблюдений. Сейчас вперед и
только вперед!
  По тому, как часто прерывалась связь со звездолетом, они узнавали, что
наверху один за другим проходят многочисленные грозовые фронты. Но здесь,
в глубине океана, ничего не изменялось.
  Прошел первый час. Пятьдесят километров остались позади. Зеленая линия на
экране постепенно становилась все более яркой. Лента локатора указывала,
что его луч еще не нащупал берега. Лодка с прежней скоростью мчалась
вперед.
  С напряженным вниманием Баландин и Зайцев вглядывались в освещенную
прожектором толщу воды. Могло встретится неожиданное препятствие, о
котором локатор не предупредит их. Какие-нибудь растительные заросли,
"прозрачные" для радиоволн и потому не отразившие их обратно. Кто мог
знать, какие сюрпризы может поднести человеку сестра Земли?..
  Мысли Баландина все время возвращались к загадкам планеты.
  - Венера, - рассуждал профессор, - давно прошла период первоначального
зарождения жизни. Как и на Земле, ее жизнь развилась в океане. Разделение
организмов на растительный и животный мир - пройденный этап. Мы можем
считать установленным, что растения вышли на сушу и приспособились к
неблагоприятным климатическим условиям. Но сделали ли это животные? Или
они остались в воде? Принимая во внимание длительность дня и ночи, а также
высокую температуру, которая стоит днем на суше, я был бы склонен считать,
что животные остались в океане, где условия существования более
равномерны. Это было бы даже очевидно, но найденная нами линейка
опровергает такой вывод. Ах, эта злосчастная линейка! Она не дает мне
покоя. За ней кроется тайна жизни на Венере, и, пока эта тайна не
раскрыта, мы не можем ничего считать твердо установленным, каким бы
очевидным оно не казалось.
  - Значит, вы решительно отвергаете теорию посещения планеты космическим
кораблем? - спросил Зайцев.
  Баландин посмотрел на него со странным выражением.
  - Скажите, Константин Васильевич, - спросил он после непродолжительного
молчания, - среди ваших инструментов на звездолете есть деревянные линейки?
  - Нет, конечно!
  - Вы пользуетесь более совершенными измерительными приборами?
  - Разумеется.
  - Так почему же мы должны думать, что звездоплаватели с другой планеты,
техника которых, во всяком случае, не ниже нашей, пользуются таким грубым
и неточным измерительным прибором?
  - А ведь это верная мысль! - удивленно сказал Зайцев. - Как это никто не
обратил внимания на то, что найденная нами линейка крайне примитивна?
  - Мне тоже кажется, что это верная мысль. Она высказана Арсеном
Георгиевичем, и вы сами натолкнули его на эту мысль.
  - Я? Вот уж не помню...
  - Не прямо! Сегодня, когда мы собирали самолет, вы сделали Пайчадзе
замечание за то, что он измерил диаметр какого-то отверстия линейкой.
Точной, металлической, а не деревянной. Вы сказали ему, что существует
штангенциркуль.
  - Верно, - улыбнулся Зайцев. - Было такое.
  - Вот тогда Пайчадзе и сказал мне, что, по-видимому, линейку никто не
принес на Венеру. Она сделана здесь, "человеком" - существом, обладающим
разумом, хотя он, возможно, и не похож на нас. А разум, способный к
математическому познанию, - очень высокая ступень эволюционного развития
материи. Но где следы деятельности этого разума? Кроме все той же линейки,
их нет.
  - Найдем!
  - Вот именно, надо найти. Как я уже сказал, здесь кроется тайна жизни на
Венере.  ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА
Накренившийся немного набок и наполовину погрузившийся в воду, самолет
стоял в шестидесяти метрах от берега. Вернее сказать, не самолет, а один
только фюзеляж.
  Когда погода прояснялась, Мельников и Второв открывали пластмассовый кожух
и дышали воздухом Венеры через противогазы. Это было выгоднее из
соображений экономии драгоценного запаса кислорода, который следовало
беречь. Неизвестно, когда придет помощь. Подводная лодка шла пока без
задержек, но нельзя поручиться, что так будет и дальше. Непредвиденные
препятствия могли встретиться в любую минуту.
  Мель, совершенно незаметная со стороны, спасла жизнь обоим летчикам.
Поплавки самолета налетели на нее в последнюю секунду, когда, казалось,
ничто уже не могло предотвратить рокового столкновения со скалами, с трех
сторон обступившими узкий залив.
  Повернуть, чтобы избежать катастрофы, - некуда, затормозить так близко от
берега - поздно. Летевший с большой скоростью самолет и после остановки
мотора сохранил огромный запас инерции.
  Все произошло в несколько секунд.
  Оба звездоплавателя уже простились с жизнью, когда страшный удар отшвырнул
их к передней стенке кабины. Мельников рассек лоб о штурвал. Второв
ударился о приборную доску, и разбившийся шлем порезал ему щеки и
подбородок.
  С окровавленными лицами они поднялись, еще не понимая, что произошло, и
зная только, что остались живы.
  Оказав друг другу первую помощь, осмотрелись.
  Самолет неподвижно стоял на мели посреди спокойной воды залива. Поплавки
глубоко врезались в песок, и это помешало машине опрокинуться при
внезапной остановке. Шасси было сломано, приборы управления разбиты, тросы
оборваны.
  Кругом высились, по-видимому, гранитные скалы. Поднимавшийся от воды пар
мешал разглядеть мелкие подробности, но звездоплаватели хорошо видели
траву или что-то вроде травы, желто-коричневого цвета, росшие на обрывах.
Еще дальше - верхушки деревьев, настоящих, не коралловых, а с ветвями и
листьями, шевелились под ветром. Какого цвета были их стволы и как они
выглядели, мешал рассмотреть гребень берега.
  - Как можно скорее надо связаться с кораблем, - сказал Мельников. - Своими
силами нам не выбраться.
  Второв молча указал на радиостанцию.
  Она представляла собой печальную картину. Поблескивали разбитые стекла
приборов, висели какие-то оборванные провода. При ближайшем рассмотрении
оказалось, что генератор, сорванный с места, вышел из строя.
  Мельников нахмурился.
  - Я не радист, - сказал он. - Вы тоже. Но если мы не восстановим связь, то
погибнем. Кислорода хватит только на двадцать четыре часа.
  - Нас будут искать другим самолетом.
  - Его надо собрать, а это займет много времени.
  Мельников замолчал, потом тихо добавил:
  - Они не знают, куда мы улетели.
  Второв вспомнил. Он сам радировал на корабль, что самолет направляется к
югу, убегая от грозы. О повороте на запад они уже не могли сообщить. Где
их будут искать? Конечно, к югу от острова.
  "Смерть!" - подумал Второв с острым чувством безнадежности.
  - Значит, все кончено? - спросил он, стараясь говорить спокойно, но голос
предательски дрогнул.
  - Ну зачем так поспешно делать выводы. Будем бороться! Доставайте-ка
аварийный комплект радиодеталей.
  - Вы думаете, что...
  - Нам не о чем думать. Если мы не отремонтируем передатчик, то погибнем.
Значит, надо его отремонтировать во что бы то ни стало. Вот и все!
  - Попробуем, - сказал Второв.
  Слова, а главное тон, которым говорил Борис Николаевич, вселили в него
какую-то надежду. Не теряя времени, взялись за дело.
  Налетевший грозовой фронт не помешал им. Защищенные крепким кожухом, при
свете электрических ламп, они заменяли разбитые части радиоустановки
новыми. Приходилось механически устанавливать детали на те же места, с
которых снимали поврежденные, и с крайней осторожностью соединять
порванные провода. Спутать хоть один из них с другим - значило свести на
нет всю работу.
  С благодарностью вспоминали они при этом уроки Топоркова по радиотехнике,
которые, по приказанию Белопольского, слушали все члены экипажа
"СССР-КС3". Без этой мудрой предусмотрительности начальника экспедиции они
не имели бы общего представления о работе приемника и передатчика, которое
теперь оказало им неоценимую услугу. Без этих, пусть неполных и
поверхностных, знаний невероятно трудная работа никогда не увенчалась бы
успехом.
  Они даже не заметили, как над самолетом, одна за другой, пронеслось
несколько сильных гроз, и очень удивились, когда обнаружили, что с начала
работы прошло девять часов.
  Радиоустановка была отремонтирована. Но будет ли она работать?..
  Несколько минут они не могли решиться включить ее.
  Оба отлично знали, что неудача означает смерть. Если где-нибудь в сложном
переплетении схемы ими допущена ошибка, то найти и исправить ее они были
бы не в состоянии.
  "Конечно, - думал Мельников, - товарищи сделают все, чтобы найти нас.
Вероятно, сейчас они заканчивают сборку самолета. Несколько часов будут
искать к югу от острова. Убедившись, что нас нет, предпримут полеты по
всем направлениям. Может случиться, что сверху заметят землю и, в конце
концов, найдут нас.
  Но сколько это займет времени? Воздуха хватит на пятнадцать-шестнадцать
часов. Но даже обнаружив нас, самолет не сможет опуститься на воду в этом
узком заливе. Он должен будет вернуться назад, а сюда выйдет подводная
лодка. Это займет еще пять часов, самое меньшее. Вот если бы нас было не
двое, а один. Пятнадцать часов превратились бы в тридцать. Я должен спасти
Второва. Он моложе меня".
  Не так обстоятельно и спокойно, но совершенно аналогично думал в это время
и Второв.
  "Арифметический расчет, - говорил он самому себе. - Жизнь Бориса
Николаевича дороже моей. Если радио не заработает, я покончу с собой.
Пистолет в кармане".
  Оба одновременно посмотрели друг на друга и улыбнулись с одной и той же
целью - скрыть от другого свои намерения.
  - Попробуем! - сказал Мельников.
  - Медлить ни к чему, - согласился Второв.
  Когда раздался сухой щелк включенного генератора, Второв невольно закрыл
глаза. Образ Тани, возник перед ним так ясно, что ему показалось, что он
ощущает на своей щеке ее теплое дыхание. А рука скользнула в карман
комбинезона, нащупав холодную сталь оружия.
  - Слышу, Борис, слышу! Где ты?..
  "Голос Белопольского... Почему сразу ответ? Разве Мельников говорил
что-нибудь?.." Второв открыл глаза.
  Спокойный голос Бориса Николаевича звучал в кабине разбитого самолета
призывом к жизни.
  И медленно, словно не доверяя слуху, Второв вынул руку из кармана.
  Он почувствовал легкое головокружение. Захотелось полной грудью вдохнуть
чистый морской воздух. Но его не было. Снаружи был отравленный воздух
Венеры.
  - Я считаю, что только подводной лодкой...
  Потухшая лампочка индикатора прервала фразу. Связь оборвалась. Где-то
между ними и островом проходил грозовой фронт.
  - Признаться, я сомневался в успехе, - сказал Мельников. - Думал, что мы
не сумеем исправить передатчик.
  - Я тоже, - тихо ответил Второв.
  Мельников посмотрел на его все еще бледное лицо и вздрогнул: "Неужели!.."
Да, это так! Никаких сомнений не могло быть. Второв хотел сделать для него
то же самое, что он сам собирался сделать для Второва. Их намерения
совпали.
  Мельников почувствовал непреодолимое желание обнять этого славного юношу с
чистым сердцем и благородной душой, но он не сделал этого. Второв ничего
не подозревает. Пусть же так и остается в неведении.
  - Посмотри Геннадий! - сказал он, незаметно для себя самого перейдя на
"ты". - У самолета нет крыльев.
  Действительно, оба крыла, очевидно сломанные ливнем, исчезли. Когда это
случилось и почему они не слышали шума и треска ломающегося металла, ни
тот, ни другой не могли объяснить.
  - Мне кажется, что самолет глубже погрузился в воду, - сказал Второв.
  Он нисколько не удивился неожиданной "фамильярности" Мельникова. Ему
казалось естественным, что старший товарищ и командир называет его по
имени. Только почему он не делал этого раньше?..
  - А мне не кажется, - ответил Мельников. - Я в этом уверен. Его затягивает
песок.
  Он сказал это так просто, что Второв не решился задать напрашивавшийся
вопрос, что будет, когда самолет целиком уйдет под воду. Лодки, чтобы
перебраться на берег, у них не было. Надувная шлюпка лежала в крыле и
исчезла вместе с ним.
  Через два часа Белопольский сообщил, что подводная лодка отошла от
звездолета.
  Потянулись часы ожидания.
  Кабина медленно, но неуклонно погружалась все глубже. Вода дошла уже до
края кожуха. Часто налетали ливни, и сила водяных потоков еще больше
вдавливала самолет в песок мели. Скоро пришлось отказаться от наружного
воздуха и целиком перейти на кислородные баллоны. Открыть кожух - значило
пустить в кабину воду. Ее уровень был на несколько сантиметров выше борта.
  - Жаль, что у нас нет водолазных костюмов, - сказал Мельников.
  Когда прояснялось, они внимательно рассматривали в бинокли берега,
окружавшие их с трех сторон. Не было никакого сомнения, что перед ними
настоящие деревья - гигантские представители растительного мира. Листва
была ярко-оранжевой.
  За стенками кабины сильный порыв ветра пронесся по заливу. Мелкой рябью
покрылась поверхность воды, зашевелилась трава на берегу, сильнее
закачались верхушки деревьев.
  - Как не похожа эта картина на пейзаж острова, - сказал Второв. - Там
мертвый покой, здесь жизнь. Не хватает только птиц.
  - Посмотри на листву. - Мельников протянув руку к берегу. - Вот где
совершенно непонятная вещь. Как могут держаться листья при таких ливнях?
  - Вероятно, они устроены иначе, чем листья земных деревьев.
  - Это безусловно так. И их надо основательно осмотреть.
  Кратковременная, но сильная гроза прервала разговор. В шуме потока, треске
молний и раскатах грома они не слышали друг друга. Клокочущая пена целиком
накрывала кабину.
  А когда вновь прояснилось, они увидели, что над водой осталась
незначительная часть кожуха. Еще один-два грозовых фронта - и поверхность
залива сомкнется над ними.
  - Кажется, самый раз прийти подводной лодке, - заметил Второв.
  - Придет в свое время.
  На панели приемника замигала лампочка вызова. Второв повернул ручку.
Вызывал Топорков.
  - Как положение? - спросил он.
  Мельников опередил своего товарища, собиравшегося ответить.
  - Без особых перемен, - поспешно сказал он.
  - Погружение?
  - Идет нормально. Ничего угрожающего.
  - Я уже давно не имею связи с лодкой, - сказал Топорков. - Где они?
  - Километрах в пятидесяти.
  Было слышно, как Игорь Дмитриевич тяжело вздохнул.
  - Мы одень тревожимся за вас.
  - Нет никаких оснований.
  Связь снова прервалась. Условия прохождения радиоволн на Венере были на
редкость капризны.
  - Зачем вы их обманываете? - спросил Второв. - Не лучше ли сказать правду?
  Мельников не сразу ответил. Он смотрел на Второва, словно изучая его лицо.
  - По личному опыту, - медленно заговорил он, - я знаю, что переживать
бедственное положение товарища гораздо труднее, чем самому находиться в
таком положении. Они ничего не могут сделать для нас, кроме того, что уже
сделали. Что же мне им сказать? Что лодка может подойти не раньше как
через час, они сами знают. Что, если пройдут еще два ливня, мы окажемся
под водой и найти нас будет неизмеримо труднее? Что любой грозовой фронт
может оказаться таким же длительным, как тот, который послужил причиной
нашего теперешнего положения?..
  Он с минуту молчал, потом спокойно произнес:
  - Правда хороша всегда, но во имя спокойствия друзей ею иногда надо
жертвовать. Пусть они думают, что у нас все по-прежнему.
  - Вы думаете, что наше спасение еще под вопросом?
  Мельников улыбнулся:
  - Ты сам знаешь "милый" характер Венеры. Пока мы не окажемся внутри лодки,
я ни в чем не уверен. Все же у нас неизмеримо больше шансов, чем до
ремонта радиостанции. Тогда не было почти ни одного. Но и это не причина
приходить в отчаяние.
  - А если бы радиостанция не заработала?
  - Вот тогда мы оказались бы в серьезном положении.
  Последний час ожидания был самым тягостным.
  Баландин сообщил, что локационный прибор показывает твердую землю в
пятнадцати километрах от лодки. Это мог быть только тот берег, возле
которого находился самолет, - подводная лодка шла прямо на него.
  Прошло еще двадцать минут, в продолжение которых ни один ливень не
обрушивался на залив; и лодка подошла совсем близко. Маяк был выключен, в
нем не было больше никакой нужды.
  - Вот нам и достался тот шанс, о котором вы говорили, - весело сказал
Второв.
  Мельников, ничего не ответив, поспешно наклонился к микрофону:
  - Зиновий Серапионович!
  - Слышу.
  - Не всплывайте! Держитесь на глубине! Приближается мощный фронт.
  Из-за вершин леса, зловеще поднимаясь все выше и быстрее, надвигалась
широкая темная полоса. По количеству молний, по раскатам нарастающего
грома Второв понял, что это не кратковременный, а долгий, затяжной ливень.
Края водяного занавеса скрывались в туманной дали.
  - Ну, держись, Геннадий! - сказал Мельников. - Это последнее и самое
серьезное испытание.
  Сорок минут неистовствовала вокруг разнузданная ярость стихии. Люди видели
над головой только белую пену. Удары грома приглушенно доносились до них.
Это могло быть следствием того, что кабина ушла вглубь, ниже поверхности
залива.
  И Мельников и Второв были уверены, что не увидят неба, что, когда гроза
пройдет, они уже "с головой" окажутся в воде.
  Но, когда наконец грозовой фронт промчался, они к своему величайшему
удивлению, не заметили никакой перемены в своем положении. Уровень залива
относительно кабины был на той же высоте, что и раньше, до грозы. Сорок
минут тяжесть водяного потока "вдавливала" самолет, но он ни на сантиметр
не опустился ниже.
  - В чем тут дело? - озадаченно спросил Второв.
  - Вероятно, мы легли на плотный грунт.
  Это было единственным и, по-видимому, правильным объяснением. Теперь уже
никакая oпacность не угрожала и можно было бы спокойно ждать еще несколько
часов, пока не истощатся запасы кислорода. Но в этом не было нужды, -
подводная лодка находилась где-то близко.
  - Вы были правы, Борис Николаевич, - сказал Второв. - Если бы мы сказали
правду, то доставили бы этим много напрасных волнений.
  - Запомни, Геннадий! - ответил Мельников. - Основное, правило - думать
всегда о других прежде, чем о себе. Это всегда полезно, а в космических
рейсах является законом. Следуй этому закону, и ты никогда не ошибешься.
  - Ваших слов я не забуду, - с чувством сказал молодой инженер.
  Ждать пришлось всего несколько минут.
  Недалеко от них забурлила вода, и прозрачная "спина" подводной лодки
показалась на поверхности залива. Можно было только поражаться
изумительному искусству, с которым Зайцев провел лодку в совершенно
неизвестном ему океане Венеры, руководствуясь сигналами радиомаяков.
  Открылся люк, и из него показалась голова профессора Баландина в шлеме
противогаза. Вступили в действие личные рации.
  - Друзья мои! - сказал он. - Да ведь вы совсем затонули. Сию минуту снимем
вас.
  - Можно не торопиться, - ответил Мельников. - Кабина больше не погружается.
  Зайцев, тоже вышедший наверх, приветствовал друзей жестами обеих рук.
  - Вы так погрузились в воду, - сказал он, - что еще немного, или будь тут
малейшее волнение, мы не смогли бы увидеть вас.  Опасаясь новой грозы, поспешно вынесли и опустили на воду надувную
резиновую лодку. Зайцев подплыл на ней к затонувшему самолету.
  Инженер был одет в непромокаемый костюм, не имевший охлаждающей системы, и
почувствовал себя словно у доменной печи. Горячий воздух, нагретый до
восьмидесяти градусов, проходя через фильтр противогаза, обжигал лицо и
затруднял дыхание.
  Не мешкая, Зайцев прыгнул в воду и, ощупью отыскав стойку стабилизатора,
прикрепил к ней конец троса.
  - Тащите! - крикнул он, забираясь обратно в лодку и отплывая в сторону.
  Полторы тысячи лошадиных сил, заключенные в моторе, шутя вытащили самолет
из песчаной могилы. Через несколько секунд он всплыл на поверхность и был
подтянут вплотную к борту лодки.
  - Добро пожаловать! - пошутил Баландин, обнимая спасенных.
  - Вы блестяще выполнили задачу, - сказал Мельников, - спасибо!
  Прежде всего связались со звездолетом и сообщили о благополучном
завершении спасательной операции. Ко всеобщему удовольствию, радиосвязь
действовала.
  - Что делать с самолетом? - спросил Мельников.
  - Нельзя вынести его на берег?
  - Невозможно. Кругом почти отвесные скалы.
  - Значит, придется его бросить.
  Пользуясь передышкой, предоставленной грозами, фюзеляж самолета полностью
разгрузили. Пустая кабина с открытым кожухом будет потоплена первым же
ливнем.
  - Жаль машину! - сказал Мельников. - Но что поделаешь!
  - Хорошо бы выйти на берег, - предложил Второв.
  - Здесь это опасно. Слишком крутые скалы. Постараемся найти такое место,
где можно в случае грозы успеть укрыться в лодке.
  - Надо направиться прямо к кораблю, - вдруг сказал Баландин. - Вы ранены.
  - Это не раны, а царапины, - ответил Мельников. - Мы о них совсем забыли.
  Профессор продолжал настаивать. Мельникову и Второву с трудом удалось
уговорить его не сообщать на звездолет о полученных ими, действительно
незначительных, повреждениях. Баландин согласился только тогда, когда
осмотрел обоих и переменил неумело наложенные повязки.
  - Константин Евгеньевич будет очень сердиться, - сказал он.
  - Это я беру на себя, - ответил Мельников. - Зачем терять время. Мы у
неизвестной земли, и надо исследовать ее.
  Было решено пройти на лодке вдоль берега и выяснить, остров это или
материк. Белопольский посоветовал направиться к северу. По его расчету,
"СССР-КС2" пролетал севернее и виденную с него реку следовало искать
именно там.
  - Если найдете реку, - сказал Константин Евгеньевич, - то это сразу
покажет, что земля Мельникова - континент.
  Он так и сказал - "земля Мельникова".
  Держась в надводном положении, лодка вышла из залива и повернула на север.
Фюзеляж самолета остался покачиваться на воде, в ожидании очередной грозы,
которая пустит его на дно.
  Линия берега тянулась в обе стороны до самого горизонта. Насколько хватал
глаз, она была сплошь заросшей лесом из гигантских оранжево-красных
деревьев. Иногда лес подходил к самой воде, иногда отступал, образуя
поляны, покрытые желтой и коричневой травой. У подножья деревьев виднелась
сплошная стена более низкой растительности. Были это кустарники или
молодая поросль тех же деревьев, нельзя было определить.
  Из осторожности лодка держалась в двухстах метрах от берега. Здесь было
уже заметное волнение, качка мешала наблюдениям, но с этим приходилось
мириться. Зайцев опасался сесть на мель.
  Когда проходили грозы, подводная лодка опускалась в глубину и пережидала,
стоя на месте. Этими остановками пользовались, чтобы осмотреть подводный
мир, но он был очень беден. При свете прожекторов они видели только
красноватые водоросли и пунцовые мхи, облепившие каждый выступ и
многочисленные камни, лежавшие на песчаном дне. Ни рыб, ни моллюсков.
  Действительно ли их не было здесь или они исчезали, когда появлялась лодка
и загорался ее свет? Кто мог ответить на этот вопрос.
  - Мы собственными глазами видели живые существа в океане, - говорил
Баландин.
  - Положим, это не совсем так, - поправлял его Зайцев. - Мы их не видели, а
предполагали, что видим. Может быть, это были не животные, а плавающие
растения...
  Профессор не соглашался.
  - Разве вы не помните, - разъяснял он, - что попав в луч прожектора, эти
"растения" спешили уйти в темноту, что совершенно естественно для
животных, привыкших к мраку.
  Как бы то ни было, здесь у берега ни животных, ни плавающих растении не
было видно.
  Час за часом подводная лодка шла на север. Радиосвязь со звездолетом
прерывалась только по вине грозовых фронтов.
  Характер местности не изменялся. Все тот же лес тянулся без конца,
закрывая западный горизонт. Берега были все такими же высокими и
обрывистыми. Появились небольшие холмы, также заросшие деревьями. Ни
малейших следов другой, не растительной, жизни не замечалось.
  Уже больше суток никто из звездоплавателей не смыкал глаз, но, как это ни
странно, об усталости вспомнили не на лодке, а на корабле. Доктор Андреев
категорически потребовал, чтобы они остановились "на ночь".
  Мельников поддержал это требование. Все с удовольствием согласились. Лодка
погрузилась и легла на грунт.
  Сказалось физическое и моральное утомление. Экипаж лодки проспал десять
часов подряд. Отдохнувшие и освеженные, поднялись на поверхность и поплыли
дальше.
  Снова потянулся нескончаемый лес.
  Внезапно береговая полоса круто повернула на северо-запад. Далеко на
горизонте виднелся другой берег, идущий как будто параллельно.
  - Залив, - сказал Баландин. - Будем заходить в него?
  - Разумеется, - ответил Мельников.
  Залив, по-видимому, очень глубоко врезался в сушу. Замыкающий его берег не
был виден даже в бинокль.
  Лодка шла вдоль южного побережья. Несколько раз из-за грозы приходилось
останавливаться и погружаться.
  - А может быть, это не залив, а пролив? - высказал предположение Зайцев.
  - Возможно. - Мельников пристально всматривался в противоположный берег,
который стал заметно ближе, чем раньше. - Остановитесь!
  Приказание было исполнено. Лодка слегка покачивалась с кормы на нос.
  - Смотрите на берег!
  Теперь все заметили, что лодка не стояла на месте, а медленно двигалась
назад.
  - Это не залив и не пролив, а река, - сказал Мельников.
  - Константин Евгеньевич, как всегда, оказался прав, - заметил Баландин. -
Это материк.
  - Пройдемте дальше, вверх по реке, - предложил Зайцев. - Берег должен
стать ниже, и тогда можно будет высадиться.
  Его предположение оправдалось. Уже через час стало заметно понижение
берегов. Обрыв постепенно спускался к воде, становился менее крутым.
  Поверхность реки была пустынна. Иногда попадались ветви, плывшие по
течению, навстречу лодке.
  На исходе четвертого часа пути гидрографы передали на пульт отдаленный
гул. Было похоже, что где-то впереди находится водопад.
  Лодка замедлила ход.
  Берега сходились все ближе и ближе. Река суживалась, течение становилось
быстрее.
  Еще около трех километров осторожно продвигались вперед. Шум становился
все более явственным. Наконец, увидели его источник.
  Поперек реки, которая в этом месте имела не больше трехсот метров ширины,
протянулось нагромождение огромных камней. Вода с ревом неслась между
ними, крутясь пенными водоворотами. В воздухе стоял туман водяных брызг.
  - Обыкновенные пороги, - сказал Мельников.
  Товарищам послышалось разочарование в его голосе. Но что он рассчитывал
увидеть?
  - Наше путешествие по реке окончилось, - сказал Баландин. - Дальше лодка
не пройдет.
  - Мне кажется, что именно здесь лучше всего выйти на берег. Как вы
думаете, Борис Николаевич? - спросил Зайцев.
  - Да, именно здесь, - подчеркивая последнее слово, ответил Мельников.
  Он казался чем-то очень недовольным.
  Зайцев направил лодку к северному берегу, который был заметно ниже южного.
На тихом ходу лодку сильно сносило течением.
  Лес почти вплотную подходил к реке, но перед ним была узкая, поросшая
травой полоса, полого спускавшаяся к воде.
  - На берет выйдем вдвоем, - сказал Мельников. - Я и Зиновий Серапионович.
Киноаппарат я возьму сам, - прибавил он, видя, что Второв собирается
возразить.
  Геннадий Андреевич только тяжело вздохнул. На его несчастье, заместитель
начальника экспедиции прекрасно владел искусством киносъемки. Пришлось
молча подчиниться.
  Лодку удалось подвести к самому берегу. Глубина оказалась вполне
достаточной для судна, осадка которого не превышала полутора метров.
  - Внимательно следите за барометром, - сказал Баландин. - Как только он
начнет показывать ионизацию, немедленно предупредите нас.
  - Не беспокойтесь! Предупредим вовремя. Но не удаляйтесь слишком далеко от
лодки.
  Через двойной люк Баландин и Мельников выбрались наверх. Берег был так
близко, что можно было без труда прыгнуть на него. Но прежде чем это
сделать они внимательно осмотрелись.
  - Топи как будто нет, - сказал Мельников. - Но на всякий случай обвяжите
меня веревкой. Я прыгну первым.
  - Это будет самое лучшее, - согласился Баландин.
  Мельников прыгнул. Его ноги погрузились по щиколотку, и из-под травы
брызнула вода. Он быстро сделал несколько шагов по склону и вышел на сухое
место.
  - Прыгайте, профессор!
  - Одну минуту! - раздался голос Второва. - Погодите! Борис Николаевич, -
сказал он тоном упрека, - если вы взялись за мое дело, то относитесь к
нему как следует. Снимите, как Зиновий Серапионович будет сходить на берег.
  - Успокойся! - ответил Мельников. - Я потому и прыгнул первым, чтобы это
сделать.
  Он засмеялся про себя, так как на самом деле совершенно забыл про камеру,
висевшую на его груди, и поспешил выполнить законное требование оператора
экспедиции.
  Гигантские деревья, вершины которых находились где-то в небе, были теперь
так близко, что участники экспедиции могли хорошо рассмотреть их.
  Ничего общего с коралловыми "деревьями", растущими на острове! Это были
настоящие деревья - исполинские представители растительного мира. Стволы,
имевшие у "земли" до трех метров в диаметре, были покрыты гладкой корой
красноватого цвета с темно-вишневыми пятнами. Ветви с длинными листьями
начинались высоко, и до них невозможно было добраться. Между деревьями
густо разросся оранжевый кустарник, переплетенный какой-то другой, не
такой, как под их ногами, - высокой, в рост человека, травой, странного
мертвенно-белого цвета. Ветви кустарника были усеяны острыми шипами.
  Обоим звездоплавателям сразу бросилась в глаза особенность этих деревьев,
отличающая их от земных пород. Образно можно было сказать, что если на
Земле деревья стояли "на одной ноге", то деревья Венеры имели их
несколько. По пять, по шесть, а иногда и больше стволов соединялись между
собой на высоте тридцати - сорока метров над землей, и уже дальше, выше,
они переходили в ветки, образуя своеобразные арки.
  - Никакой ураган не вырвет такое дерево из "земли", - задумчиво сказал
Мельников. - Но ведь мы же видели с борта "КС2" плывущие деревья.
  - Возможно, что в другом месте, где-нибудь выше по течению, они не так
грандиозны.
  Мельников пошел вперед, к порогам.
  Баландин видел, что какая-то навязчивая мысль не дает покоя его спутнику,
и решил спросить его, как только подвернется удобный случай.
  От места, где причалила подводная лодка, до порогов было порядочное
расстояние. Профессор подумал, что они могут не успеть вернуться, если
налетит гроза, и сказал об этом Мельникову.
  - Я думаю, успеем. Барометр Топоркова предупреждает о приближении грозы
минут за пятнадцать. А если и не успеем... - Мельников показал рукой на
лес, находившийся совсем рядом, - посмотрите, как густо растут эти стволы.
Вместе с ветвями они образуют непроницаемую крышу. По-моему, под ними
можно укрыться от ливня.
  - А если нет?
  Мельников остановился и посмотрел в глаза Баландину.
  - Если вы боитесь рискнуть, - сказал он сухо, - то возвращайтесь на лодку.
  - Я, кажется, не давал вам повода считать меня трусом, - обиделся
профессор.
  - Я этого не говорил. Но понятие о благоразумности у людей различно. В
будущем нам придется тщательно обследовать лес. Как видите, вездеходом
нельзя будет воспользоваться. Придется углубляться в него пешком.
Кому-нибудь надо первому испытать - дает лес надежное убежище от грозы или
нет. Я хочу сделать это. Пожалуй, вы правы. Лучше мне одному подвергнуться
опасности. Идите обратно!
  - Одного я вас не оставлю, - твердо сказал Баландин.
  - В таком случае пошли дальше.
  "Константин Евгеньевич, наверное, не одобрил бы такого эксперимента", -
подумал Баландин, идя за Мельниковым.
  Они дошли до возвышенного места, откуда можно было хорошо рассмотреть
пороги.
  Выше по течению берега снова расходились в стороны. Широкий простор водной
поверхности был пустынен.
  Мельников пристально всматривался в противоположный берег.
  - Вон там, - сказал он, - на берегу, у первых камней, вы ничего не видите?
  Профессор посмотрел по указанному направлению. Он не обладал таким острый
зрением, как Мельников, но все же рассмотрел какой-то красно-оранжевый
холм, плохо различимый на фоне лесного массива.
  - Это, вероятно, группа кустов, - сказал он.
  - Отнюдь нет. Это совсем другое. Вернемся на лодку. - И, не ожидая ответа,
Мельников быстро пошел обратно.
  Было ясно, что он намеревается отправиться на другой берег. Действительно,
когда они взобрались на лодку, Мельников, не спускаясь в выходной люк,
приказал Зайцеву переплыть реку.
  На южной стороне рос такой же лес. Поросшая желто-коричневой травой
береговая полоса оказалась значительно шире, опушка леса в несколько раз
дальше. Здесь было больше простора и совершенно сухо. Холм, который они
видели с того берега, оказался вблизи грудой наваленных друг на друга
деревьев.
  Это были не те гиганты, которых они видели возле себя, а тонкие прямые
стволы с ветвями, покрытыми не листьями, а длинными красными иглами.
  - Ну вот и замкнулся круг моих наблюдений, - каким-то странным тоном
сказал Мельников.
  И только теперь Баландин увидел то, что ускользнуло сначала от его
сознания, хотя и находилось перед глазами.
  Это было невероятно, поразительно и необъяснимо! Но это было не миражем, а
реальной действительностью.
  Деревья лежали в порядке - вершинами в одну сторону.
  Перед ними находилась не беспорядочная груда деревьев, а штабель. Со
стороны реки его подпирал ряд зарытых в "землю" столбов из неотесанных,
грубо обломанных стволов тех же деревьев.
  Ближе к лесу Баландин увидел второй штабель... бревен. Оранжевые стволы
лежали уже без веток.  ПОДВОДНЫЙ МИР
Прошло несколько минут, пока ошеломленный профессор не обрел, наконец, дар
речи.
  - Что же это такое? - спросил он растерянно.
  - Разгадка линейки, - ответил Мельников. - Окончательное доказательство,
что на Венере есть разумные существа, стоящие, по-видимому, на низком
ступени развития. Гипотезу о космическом корабле надо оставить.
  - Но где они, эти разумные существа? Почему мы их не видели?
  - Потому что мы еще ничего вообще не видели. Они должны быть там. -
Мельников указал на лес. - Под защитой этих растительных великанов могла
развиться жизнь, и, как мы видим, она действительно развилась. Там мы
найдем "людей" Венеры, по всем данным - дикарей.
  - Почему вы так думаете? - возразил Баландин. - Линейка...
  - А что она доказывает? - перебил Мельников. - Понятие об измерении
линейных расстояний мы находим у самых диких племен Африки. Это еще не
цивилизация. Посмотрите лучше на эти бревна. Они обломаны самым грубым
образом. Ветви оторваны, а не отрублены. Это работа существ, незнакомых с
пилой и топором, но обладающих большой физической силой.
  - Но ведь линейку нельзя сделать голыми руками, - не сдавался профессор.
  - Австралийцы изготовляли каменными ножами такой точный метательный
прибор, как бумеранг. Плоскую дощечку сделать гораздо проще.
  - У австралийцев и африканцев не было линеек.
  - Верно! Но ведь мы не на Земле, а на Венере. Нельзя механически
переносить историю земного человека на другую планету.
  - По-видимому, - сказал Баландин, - вы составили себе определенное мнение,
и раньше чем мы вышли из лодки. Что навело вас на эту мысль?
  - Это не совсем так, - ответил Мельников. - Раньше я только подозревал.
Ход моих рассуждений можно передать в нескольких словах. Когда мы
убедились, что плывем по реке, а не заливу, я вспомнил о деревьях,
плывущих по воде, которые мы видели в прошлую экспедицию. Почему же теперь
их нет? Нет на реке, нет и в океане, куда впадает река и куда она должна
выносить их. Я решил, что выше по течению имеется какая-то преграда,
задерживающая деревья.
  - Вполне логично, - сказал Баландин.
  - Но у такой преграды, - продолжал Мельников, - за тысячи лет должно было
скопиться неисчислимое количество стволов. Погружаясь в воду под тяжестью
новых, плывущих сверху, они должны были давным-давно запрудить реку,
прервать ее течение. Но этого не случилось. Я пытался убедить себя, что мы
не встречаем плывущих деревьев случайно, что они были раньше и будут
после. Но почему же их нет у устья реки, где сила течения ничтожна?
  - Да, это трудно понять.
  - Тогда я впервые подумал об искусственном сплаве леса, но сам же отверг
такое предположение. Но чем дальше, тем чаще возвращалась эта "нелепая"
мысль. Обратили ли вы внимание на ветви, которые мы встречали в пути? Они
плыли не по одной, а кучками. Словно кто-то собирал их в охапку и бросал в
реку. Ветви плыли, а стволов не было. В конце концов я почти поверил, что
мы увидим искусственную преграду, у которой задерживаются деревья. Но,
когда мы подплыли к порогам, мои ожидания как будто не оправдались. Мне
показалось, что это природное препятствие.
  - Показалось? - спросил Баландин, с удивлением глядя на Мельникова.
  - Да, в первый момент. Потом я обратил внимание на одно странное
обстоятельство. Река очень широка на всем своем протяжении. "СССР-КС2"
подлетел к ней и повернул вдоль русла севернее этого места, но недалеко от
него. До самых гор, где находятся ее истоки, река не имеет такого узкого
места. Только здесь, в единственном месте, берега близко подходят друг к
другу. И именно здесь, где любой инженер Земли предложил бы место для
плотины, находится этот порог.
  - Это можно объяснить иначе, - возразил Баландин. - За тысячи лет, как вы
сами сказали, река могла принести с гор много камней. Как раз потому, что
именно здесь река суживается, они могли задерживаться.
  - Допустим! - ответил Мельников. - Правда, трудно поверить, что течение,
как бы сильно оно ни было, могло доставить сюда такие громадины. Но мы с
вами увидели пороги сверху, с берега. Вы ничего не заметили необычайного?
  - Как будто ничего. Обыкновенный порог.
  - Ошибаетесь, Зиновий Серапионович! Этот порог совсем необычен. Давайте
взберемся на этот штабель и посмотрите внимательнее.
  Баландин с сомнением оглянулся на чащу леса, находившуюся совсем близко.
  - А хозяева этих дров, - сказал он, - не могут внезапно явиться сюда?
  - Я очень хотел бы их увидеть. Но они не явятся. На этот счет у меня есть
определенное мнение. Потом я вам скажу.
  По плотно уложенным стволам они без труда взобрались на штабель. С этой
высоты пороги были отлично видны.
  - Я просто слепец, - сказал Баландин. - Это яснее ясного.
  - Вы не заметили раньше потому, что не думали об этом. А я ждал этого и
потому сразу заметил.
  Река бурным потоком проносилась между огромными камнями, которые все были
примерно одинаковых размеров. Мало того, Баландин увидел, что камни лежат
не как попало, а в три ряда и в "шахматном" порядке.
  - Ни одно дерево не проскочит через эту плотину, - сказал Мельников. - Мы
не можем больше называть эти камни порогами. Это плотина, очень
примитивная, но несомненно плотина - инженерное сооружение. Картина
рисуется в таком виде. За много сотен километров отсюда лес состоит из
небольших деревьев, - другой породы, чем здесь. Там их ломают и спускают
по течению, а здесь вытаскивают из воды и делают из них бревна. И все это,
заметьте, просто руками. Какой тяжелый и неблагодарный труд... только для
того, чтобы достать древесину, которой и здесь сколько угодно. Но здешние
деревья не по силам этим несчастным существам.
  - Камни для плотины, - сказал Баландин, - доставлены, вероятно, не с гор,
а с берегов океана. Но как они доставлены? Это ведь неимоверная тяжесть.
  - А как строилась пирамида Хеопса? Тоже почти руками. Этот порог, вернее
плотина, создавался, может быть, сотни лет. Ну, давайте спускаться. А то
еще гроза налетит.
  - Вы обещали сказать, почему не явятся обитатели леса, - напомнил
Баландин, когда они спустились на "землю".
  - Это только предположение, и весьма спорное. Я подумал о том, что сутки
Венеры равны трем нашим неделям или около того. Значит, день продолжается
примерно двести пятьдесят часов, столько же и ночь. А река имеет больше
двух тысяч километров длины. Чтобы дерево могло доплыть по течению от
истоков до этого места, требуется очень много времени. Мы видели плывущие
деревья, когда было утро. Сейчас, днем, их нет. Или еще нет, - это вернее.
Они плывут где-то выше, а здесь будут к вечеру. Обитателей Венеры мы ни
разу нигде не видели. Все это вместе взятое приводит к мысли, что они
работают по ночам, когда не так жарко. Может быть, это вообще ночные
существа, спящие днем. Почему-то мне кажется, что такое объяснение
правильно, - закончил Мельников.
  Баландин задумался.
  - Ваша мысль имеет основание, - сказал он. - Сейчас примерно полдень и
воздух нагрет до восьмидесяти - девяноста градусов. Трудно допустить, что
живые существа могут работать при такой жаре. Вероятно, они прячутся в
глубине лесов, где прохладнее.
  Тон профессора был каким-то неуверенным. Мельников заметил это.
  - Вы кажется, не очень верите тому, что говорите?
  - Я вынужден верить, - ответил Баландин. - Доказательство находится у меня
перед глазами. Но, если говорить откровенно, я не понимаю, как могли
появиться люди на Венере. Человек как создание природы не является сразу в
готовом виде. Он продукт длительного развития менее совершенных
организмов, длящегося миллионы и миллионы лет. Жизнь, как правило, должна
зарождаться в воде, а затем уже выходить на сушу. Но как могли слабые и
неразвитые существа удержаться на суше? Климатические условия на планете
даже теперь неблагоприятны. Раньше они были еще хуже. Но если зародыши
жизни удержались все-таки на суше, то почему нет никаких животных? Не
может человек или другое существо быть единственным представителем
животного мира. Это противоречит законам биологии.
  - Да! - сказал Мельников. - То, что вы говорите, очень убедительно.
Значит, перед нами еще одна загадка. Час от часу не легче. Но пора
возвращаться на звездолет, - прибавил он. - Наша разведка дала огромные
результаты. А загадки будем разгадывать все вместе.
  Грозовые фронты по-прежнему не появлялись, и можно было спокойно заняться
сбором "экспонатов". Баландин ультразвуковым кинжалом отрезал кусок бревна
и несколько веток с иглами.
  - Надо определить, когда и сколько времени эти бревна плыли по воде, -
сказал он. - Это поможет установить, правильно ваше предположение или нет.
  Мельников собрал образцы трав - желтой, коричневой и белой. Срезали также
несколько веток кустарника и порядочный кусок коры с одного из гигантских
деревьев.
  Нагруженные добычей, они направились к лодке и дошли до нее как раз в тот
момент, когда Зайцев сообщил о начале ионизации.
  Как только вошли в камеру и наружный люк был закрыт герметической крышкой,
Мельников приказал отходить от берега и погружаться. С северо-запада
надвигалась огромная туча. Процедуру фильтрации закончили уже под водой.
  - Вы же хотели переждать грозу на берегу, - не удержавшись, пошутил
Баландин. Мельников на это только пожал плечами.
  Радиосвязи со звездолетом удалось добиться, когда подводная лодка вышла
уже из реки в открытый океан. Мельников подробно рассказал Белопольскому
об их открытии. Новость произвела, как и следовало ожидать, огромное
впечатление. Вопросы посыпались градом. Было слышно, как Коржевский, тут
же у приемника, просил разрешения, как только лодка вернется, выйти на ней
обратно к порогам, на что Белопольский ответил:
  - Перелетим туда на звездолете.
  Радиомаяк работал с большими перерывами, но Зайцев уверенно вел лодку.
Теперь, когда особенно торопиться было некуда, Баландин и его спутники
могли сколько угодно наблюдать подводную жизнь. Вперед продвигались очень
медленно и часто останавливались.
  Океан Венеры был полон живыми существами. Профессор насчитал больше сорока
различных видов. Многих из них удалось заснять на кинопленку.
  Впереди в ярком луче прожектора, океан был пуст. Все живое торопилось уйти
из освещенного пространства. Но сзади и с боков рыбы близко подплывали к
лодке, очевидно привлеченные незнакомым движущимся предметом, который,
вероятно, казался им новым животным. Когда внезапно загорался свет, они на
мгновение замирали неподвижно и начинали метаться, стремясь в темноту. В
эти секунды люди могли рассматривать их.
  Формы тела большинства обитателей океана были похожи на формы земных рыб.
  - В этом нет ничего удивительного, - говорил Баландин. - В одинаковой
среде должны были развиться одинаковые или почти одинаковые организмы.
Природа всегда идет по самому простому пути.
  - Почему они так боятся света? - спросил Второв.
  - И это понятно. Иначе не может быть, - ответил профессор. - На Земле свет
Солнца проникает в воду морей и океанов на глубину до четырехсот метров.
Здесь почти полная мгла у самой поверхности. Органы зрения здешних рыб
должны быть гораздо чувствительнее, чем у земных. Свет причиняет им боль и
пугает.
  Исследователи видели бесчисленное множество маленьких быстрых рыбок с
синеватой чешуей - близких родственников земных уклеек. Светясь слабым
фосфорическим светом, стремительно проносились длинные узкие тела, в
которых, будь это на Земле, Баландин узнал бы миксины. Звездоплаватели
заметили несколько существ, до странности похожих на представителей
земного отряда скатов - морских орлов, с плавниками в виде крыльев и
тонким длинным хвостом, или похожих на смятую тряпку шиповатых скатов.
Один раз, при вспышке прожектора, они прямо перед собой увидели тупую
морду - копию обыкновенного круглопера, только с тремя глазами, вместо
двух. Другой раз уродливая зубастая голова "хаулиода" уставилась на них
также тремя глазами.
  - Как замечательно продуманно работает природа - восхищался Баландин. - На
Земле и Венере она создает похожие существа, приспособленные к жизни в
воде. Но на Земле у рыб два глаза, а здесь, где гораздо темнее, она дает
своим созданиям три. Это просто замечательно!
  Но среди обитателей вод, тела которых напоминали соответствующие виды
земных рыб, звездоплаватели могли наблюдать существа, не имевшие ничего
общего с земными. Прозрачные и почти неразличимые плыли круглые, как шары,
или, наоборот, плоские, видимые только сбоку, непонятные рыбы, тело
которых состояло, казалось, из одной наружной пленки. Часто встречались
еще более странные создания, похожие формой на гимнастические гантели, оба
шара которых светились каждый своим светом - синим и зеленым, зеленым и
белым, белым и ярко-красным. Снизу, из глубин океана, поднимались
вертикально вверх бесконечно длинные причудливые змеи с квадратными
головами. Когда на них падал луч прожектора, они мгновенно свертывались в
клубок и камнем падали вниз.
  Далеко, куда не достигал свет лодки, виднелись быстро мелькавшие
разноцветные огни, но к ним не удавалось подойти. Даже когда намеренно
тушили прожектор, они не подплывали близко.
  - Надо спуститься в океан в водолазном костюме, - заявил Баландин.
  - Никто вам этого не позволит, - ответил Мельников. - Мы взяли эти
костюмы, считая океан Венеры необитаемым. Тут слишком опасно.
  Действительно, несколько раз на мгновение показывались огромные рыбы,
по-видимому принадлежащие к породе хищников. Гибкие сильные тела с мощными
плавниками проносились мимо с такой быстротой, что не было возможности
рассмотреть их как следует. Но по счастливой случайности одна из них
налетела на лодку, которая заметно покачнулась от удара. Ошеломленная
столкновением, рыба на секунду замерла неподвижно, и разведчики успели
рассмотреть ее зубастую пасть и пятиметровое туловище, покрытое крупными
пятнами, как у кошачьей акулы.
  - Встретиться с такой рыбкой - это верная смерть для водолаза, - сказал
Зайцев.
  Дно океана иногда поднималось, и тогда можно было наблюдать придонное
население. В отличие от рыб, оно никуда не исчезало, и с остановившейся
лодки могли рассматривать сколько угодно.
  Тут было неисчислимое множество разнообразных "актиний", "акцидий",
коралловых кустов и разноцветных водорослей. Между ними кишмя кишели
животные.
  Звездоплаватели видели странные, фантастические звезды, состоящие из
нескольких, словно сросшихся между собой змей. Они ползали по дну, шевеля
семью или восемью головами квадратной формы, по сторонам которых на
длинных отростках светились словно фонарики разноцветные огни. Всюду
виднелись извивающиеся в непрерывном движении пунцовые "канаты" с черными
поперечными кольцами.
  - Это же "лианы", - сказал Второв. - Те самые, в объятиях которых я
побывал в первый день прилета на Венеру.
  - Да, это они, - подтвердил Баландин. Они видели, кроме "лиан", также
знакомые им "ленты". Острые шипы "лент" казались живыми. На некоторых, как
на вертеле, трепетали недавно пойманные, рыбки.
  - Если бы мы могли не зажигать света! - вздыхал профессор. - Тогда мы
увидели бы картину охоты этих "растений". Наш прожектор разгоняет всю дичь.
  - В нашем распоряжении имеется локаторный экран, - напомнил Зайцев.
  - Боюсь, что он мало поможет.
  - Попробуем все-таки!
  Профессор оказался прав. Когда потушили свет и бледно-зеленым
прямоугольником вспыхнул "ночной" экран, они увидели на нем неясные тени.
Ничего нельзя было рассмотреть.
  - Здесь нужно не радио, а ультразвуковой экран, - сказал Зайцев.
  - Кто же мог предвидеть, что он нам понадобится. Никто не ожидал, что в
океане Венеры есть жизнь.
  Это был первый случай, когда экспедиция, столь тщательно и продуманно
оснащенная, оказалась безоружной.
  Волей-неволей вернулись к прежнему способу наблюдений.
  Внимательно всматриваясь, заметили, что под водорослями прячутся мелкие
"ящерицы". Удалось довольно хорошо рассмотреть некоторых из них. Они были
отдаленно похожи на гаттерии (только не зеленого, а синего цвета), на
гекконы, на агамы, на рогатых фринозом и на змееголовок.
  - Действительно, Венера - сестра Земли, - заметил Мельников. - Какое
сходство населения!
  В одном месте обнаружили громадное скопище панцирных животных, в которых
сразу признали родичей земных черепах - зубчатых циниксов. Они были самых
разнообразных размеров - от нескольких сантиметров до двух и трех метров в
поперечнике - и медленно передвигались на четырех чрезвычайно длинных
суставчатых ногах. Их панцири были разных оттенков - от нежно-розового до
темно-красного цвета. Казалось, что по дну двигаются ожившие беседки -
крыши на четырех столбах.
  "Черепахи" как будто не обращали внимания на подводную лодку, висящую над
ними, но голов не показывали.
  Мельников посоветовал на время погасить свет.
  Хитрость удалась. Когда через несколько минут зажгли прожектор, они успели
заметить трехглазые головы, которые моментально спрятались под панцири.
  Несколько раз повторив этот маневр, звездоплаватели убедились, что
"черепахи" не с круглыми, а с эллипсоидными панцирями ведут себя иначе,
чем другие. При вспышке прожектора можно было заметить, что стоят,
поднявшись на задние ноги, очевидно рассматривая лодку в темноте. С
длинными передними ногами, висящими как руки, и треугольными трехглазыми
головами они отдаленно напоминали уродливых обезьян. Когда появлялся свет,
эти странные существа падали на дно и прятались под панцирь, становясь
похожими на красные холмики, совершенно неподвижные. Ни разу ни одно из
них не встало при свете.
  Вторично включили "ночной" экран. До предела сузив радиолуч, получили
достаточно отчетливое изображение.
  Четверо товарищей хорошо видели, как в наступившей темноте быстро
поднялись три продолговатые тени. Неясные контуры их голов шевелились,
наклоняясь друг к другу, точно "черепахи" переговаривались между собой.
Поднялась и снова опустилась длинная суставчатая "рука".
  - Она показала на нас, - взволнованно прошептал Баландин. - Ни одно
животное не способно на такой жест.
  - По-моему, просто махнул лапой, - возразил Зайцев. - Вы увлекаетесь,
Зиновий Серапионович.
  - Смотрите внимательней!
  Но "черепахи" больше не шевелили "руками". Почти час звездоплаватели, не
зажигая света, наблюдали за ними. К трем теням присоединилась четвертая,
потом все четыре куда-то исчезли.
  Вспыхнул прожектор. Темно-красных эллипсоидных панцирей нигде не было
видно. По-прежнему медленно передвигались по дну круглые "беседки",
казалось не обращая внимания на лодку. Но странные создания, умеющие
стоять на задних ногах, больше не появлялись.
  - Куда они могли деваться? - недоумевал Баландин. - И почему убежали? Раз
они умеют ходить на двух ногах, то значит...
  - Откуда вы взяли, что они умеют ходить? - перебил профессора Зайцев. - Мы
видели, что они стоят, это верно, но отсюда не следует...
  - У вас совсем нет воображения, - сердито сказал Баландин.
  Зайцев рассмеялся:
  - Зато у вас его слишком много. Даже удивительно много для ученого.
  - К этим "черепахам" надо как следует присмотреться, - сказал Мельников. -
Мне тоже показалось, что она протянула "руку" к лодке.
  - Присмотреться! А как присмотреться, если их нет?
  - Вернемся сюда еще раз.
  - Если найдем это место, - уныло сказал Баландин.
  - В любое время я доставлю вас сюда. Отсутствие воображения, - Зайцев,
улыбнулся, - мне восполняют приборы навигации.
  - Давайте прямо к острову! - сказал Мельников, видя, что профессор
начинает серьезно сердиться. - На этот раз хватит. Константин Евгеньевич
очень недоволен.
  Действительно, Белопольский несколько раз радировал, чтобы лодка не
задерживалась. На звездолете ее с нетерпением ждали.
  Зайцев дал полный ход.
  Через полтора часа подводная лодка вошла в залив по уже знакомому
фарватеру и пришвартовалась к борту звездолета. Белопольский, Пайчадзе и
Топорков встретили ее экипаж у дверей выходной камеры.
  - Это что такое? - спросил Константин Евгеньевич, увидя перевязанные
головы Мельникова и Второва. - Почему не сообщили о ранениях?
  - Это не ранения, а царапины, - ответил Мельников.
  - Немедленно в лазарет.
  - Нет ничего серьезного.
  - Об этом будет судить Степан Аркадьевич. Удивляюсь, Зиновий Серапионович,
- прибавил Белопольский, - как вы могли допустить это? Надо было сразу
направиться на корабль.
  Баландин показал глазами на Мельникова и красноречиво пожал плечами.
  - Надо убрать лодку в ангар. Может налететь гроза, - сказал Зайцев.
  - Это без вас сделают. В лазарет, а затем на отдых!
  Но профессор категорически отказался уйти в свою каюту до тех пор, пока не
исследует кусок бревна и ветви деревьев, взятые из штабеля у порогов. С
помощью Андреева и Коржевского он хотел определить, сколько времени тому
назад дерево было сломано, как долго плыло по реке и когда было вытащено
на берег. Успехи ботаники, органической химии и наличие в лаборатории
корабля электронного микроскопа позволяли надеяться, что на все эти
вопросы ответ будет получен.
  - Успех обеспечен, - сказал он Белопольскому, - если деревья Венеры
родственны земным по своему строению. Я думаю, что это именно так.
  - Обещайте, что разбудите меня, как только закончите анализ, - попросил
Мельников. - Иначе я буду ждать.
  - Иди, иди! - подтолкнул его к двери Пайчадзе. - Разбудим, конечно!
  Лабораторное исследование заняло несколько часов. Как только оно было
закончено, Белопольский попросил всех собраться в красном уголке.
Разумеется, никто не заставил себя ждать.
  - Дерево, - начал Баландин, - из которого сделано бревно, имеет некоторые
особенности, но, в общем, оно родственно земным растениям. Мы считаем, что
с большой долей вероятности можно сказать, - оно было сломано больше
восьмисот часов тому назад. Состояние древесных волокон у места слома и
внутри приводит к такому выводу.
  - Насколько больше? - спросил Пайчадзе.
  - Станислав Казимирович считает, что между восемьюстами и восемьюстами
пятидесятью.
  Пайчадзе переглянулся с Белопольским.
  - Подождите, - сказал он. - Я сейчас соображу. Восемьсот пятьдесят. Так!
Это выходит тридцать пять наших суток. Иначе говоря, 12 июня.
  - В полночь, - сказал Белопольский.
  - Разве вам уже известна продолжительность суток на Венере? - удивился
Баландин.
  - Да. Вчера, в четырнадцать часов тридцать одну минуту, был точно полдень.
  - Как же вы это определили, не видя Солнца?
  - По фотографиям. Арсен Георгиевич ежедневно производил снимки неба в
лучах инфракрасной части спектра. На них ясно можно различить положение
Солнца. Это позволило рассчитать продолжительность суток. Они равны
двадцати трем земным суткам. Таким образом получается, что дерево было
сломано с корня около полутора венерианских суток тому назад, примерно в
полночь.
  - А вам удалось определить, когда оно было вытащено из воды? - нарушил
продолжительное молчание Зайцев.
  - Это можно сказать не так точно. Деревья, сложенные на берегу, часто
мокнут под дождем. По счастью, кусок был отрезан от бревна, лежавшего
внизу, под другими. В общем, мы думаем, что оно пробыло на суше не менее
девяти - десяти наших суток.
  - И плыло по реке целые венерианские сутки?
  - Тут не все понятно, - сказал Баландин. - Скорость течения такова, что
сплав не может идти так долго.
  - А по-моему, все достаточно ясно, - неожиданно заявил Белопольский. -
Борис Николаевич прав. Обитатели Венеры выходят из своих убежищ и
принимаются за работу только по ночам. В предыдущую ночь деревья были
сломаны и спущены в воду. Днем они плыли и задержались у порогов, которые
для того и предназначены. В следующую ночь их вытащили и сложили в
штабель. Это произошло перед восходом Солнца, - сегодня. Можно
предположить, что в следующую ночь, которая начнется через пять наших
суток, штабеля будут куда-то перенесены, а на их месте сложат новые.
  - Если все это действительно так, - сказал Коржевский, - то для того,
чтобы увидеть жителей Венеры, надо явиться к ним ночью.
  - Мы так и сделаем, - ответил ему Белопольский. - Программа работ требует
пребывания звездолета на ночной половине Венеры. С наступлением вечера мы
перелетим на континент и спустимся где-нибудь в районе порогов.
  - А успеем ли мы за пять суток подготовить ракетодром? - спросил Зайцев. -
Чтобы корабль мог взлететь, надо уничтожить часть коралловых деревьев на
западном берегу и в значительной степени разрушить самый береговой обрыв.
  - В этом нет нужды. Сегодня замечены первые признаки начинающегося
прилива. К вечеру уровень воды поднимется на восемьдесят метров.
Коралловый деревья, больше чем наполовину их высоты, будут залиты, а берег
и подавно. Кстати, Борис Николаевич, дойдет прилив до порогов?
  - Думаю, что нет, - ответил Мельников. - На обратном пути мы с Зиновием
Серапионовичем измерили скорость течения и расстояние от порогов до
океана. Расчет показывает, что плотина находится на высоте двухсот метров
над уровнем моря.
  - А можно опуститься на берег реки?
  - Безусловно, на южный берег. Расстояние между рекой и лесом вполне
достаточное.
  - Значит, через пять суток, 22 июля, звездолет покинет остров, - сказал
Белопольский. - И перелетит на берег реки, как можно ближе к найденной
плотине. Будем надеяться, что там мы разгадаем, наконец, загадку разумных
существ на Венере.  ПЕРЕЛЕТ НА МАТЕРИК
Во второй половине длинного, двухсотсемидесятичасового дня на берегу
острова прекратились всякие проявления жизни. "Актинии", "ленты", "лианы",
казалось, умерли. К ним можно было сколько угодно прикасаться, брать их
руками, гнуть, - они не реагировали. Самые продолжительные ливни уже не
вызывали никакого движения.
  - Состояние дневного анабиоза, - говорил Коржевский. - Такое явление
наблюдается и на Земле. Только там оно зависит от времени года, а здесь
дня. Многие растения Земли "умирают" на зиму и снова "воскресают" весной.
Некоторые животные на зиму засыпают. А на Венере неблагоприятное время для
жизненных процессов - это день. Конечно, здесь на острове решающую роль
играют приливы и отливы. Морские организмы заснули потому, что лишились
водной среды. На дне океана, как мы видели, жизнь кипит и днем. Обитатели
острова приспособились к особенностям жизни на коралловом рифе, который то
погружается в воду, то выходит из нее. Это очень интересно, для биолога
тут обширное поле деятельности.
  Он улыбался и потирал руки от удовольствия.
  - К сожалению, мы пробудем на Венере только полтора месяца, - ответил
Баландин.
  - Надо добиться скорейшей организации второй экспедиции, и на более
длительный срок. Ведь и вы этого хотите. Жизнь в океане Венеры вам так же
интересна, как и мне.
  - Что можно изучать, не выходя из лодки? - говорил профессор и тяжело
вздыхал.
  Предсказание Мельникова сбылось. Белопольский категорически запретил
пользоваться водолазными костюмами. Он даже приказал убрать их из лодки и
запереть в кладовой, опасаясь, не без оснований, что ученые в пылу
исследований способны забыть об опасности.
  Непредвиденное обилие животных в океане Венеры нарушило весь план работы,
тщательно составленный еще на Земле Баландиным и Коржевским. Экспедиция
оказалась в этом отношении не подготовленной. Не было никаких средств,
чтобы раздобыть образцы фауны и флоры морского дна. Подводная лодка не
была оснащена механическими драгами. Водолазные костюмы, легкие и удобные,
рассчитанные на максимальную свободу движений, не давали никакой защиты от
нападения опасных хищников, существование которых, так же как и других
высокоорганизованных организмов, никак не предполагалось.
  - Все это так! - говорил Баландин. - Но мы оказались в самом нелепом
положении.
  - И в этом значительная доля вашей собственной вины, - указал ему
Белопольский. - Подготовка к работе в океане проводилась вами. Я хорошо
помню, что конструкторы предлагали снабдить лодку механическими драгами,
но вы отвечали им, что они не нужны. Кто, как не вы, доказывали, что в
океане Венеры нет органической жизни. Вполне естественно, что было решено
не загружать лодку ненужным оборудованием.
  - Я рассчитывал на водолазные костюмы. Не мог же я предвидеть, что вы
запретите ими пользоваться.
  Присутствующие при разговоре невольно рассмеялись.
  - А что же вы хотите? - возмутился Белопольский. - Разрешить вам
отправиться прямо в пасть "кошачьей акулы"?
  И вот, в результате допущенной еще на Земле ошибки, Баландину и
Коржевскому приходилось довольствоваться наблюдениями за подводным миром
Венеры сквозь прозрачные стенки лодки.
  Зайцев сдержал свое обещание и уже на следующий день после возвращения от
порогов доставил Баландина и Коржевского на то место, где они видели
загадочных красных "черепах".
  Но, к огорчению ученых, их не оказалось. Огромное количество "зубчатых
циниксов" лежало и ходило по дну, но эллипсоидных панцирей нигде не было.
Они бесследно исчезли.
  "Черепах" этой разновидности не обнаружили ни на второй, ни на третий день.
  - Куда они подевались? - недоуменно говорил Баландин. - Их было несколько.
И почему только они ушли отсюда, а все другие остались?
  - Жаль! - печалился Коржевский. - Судя по вашим описаниям, это совершенно
особенные животные.
  - Новая загадка, - подытоживал Зайцев.
  День подходил к концу. Невидимое Солнце склонилось к западному горизонту.
С каждым часом прилив становился выше. Казалось, коралловый остров
медленно погружается в океан.
  Сначала пришлось перенести мостик к двери нижней выходной камеры, потом
убрать его совсем, а на берег сходить по лестнице. 21 июля остров
окончательно скрылся под водой. Из океана поднимались теперь только
верхние части коралловых стволов, между которыми могла свободно проходить
моторная лодка.
  Ветер все чаще и чаще дул с востока. Не защищенный больше ушедшей под воду
скалистой грядой, звездолет сильно качался на волнах. В конце концов
пришлось отказаться и от экскурсий на подводной лодке. Переход на нее из
выходной камеры становился опасным. Кроме того, испарение нагретой воды
настолько усилилось, что как только лодка отходила от корабля на несколько
метров, он исчезал из виду, словно растворяясь в тумане.
  За ужином Белопольский сообщил, что завтра они перелетят на материк.
  - В котором часу? - поспешно спросил Топорков.
  - В десять.
  - А нельзя отложить до половины первого?
  Константин Евгеньевич с недоумением пожал плечами:
  - Можно, но зачем? Не все ли равно - в десять или в двенадцать?
  Топорков нервно вертел в руке вилку.
  - Мне кажется, - сказал он, - что если звездолет поднимется в воздух, то
ему не мешает подняться и над облаками.
  - Понимаю! Вы хотите послать на Землю радиограмму. Но ведь не облака
мешают этому, а ионизированный слой, который, по вашим же вычислениям,
находится на высоте двухсот сорока пяти километров.
  За столом все прекратили еду. С напряженным вниманием члены экипажа
следили за этим разговором. Во взглядах, устремленных на командира
корабля, можно было прочесть волнение, надежду и горячую мольбу. Один
Мельников не поднял головы. Он знал Белопольского лучше всех.
  - А разве нельзя подняться выше? - спросил Топорков.
  Белопольский нахмурил брови.
  - Можно, - сказал он. - Но я не могу подвергать звездолет опасностям
спуска без достаточных оснований.
  Мельников вдруг резко выпрямился. Побледневший с сурово сдвинутыми
бровями, он посмотрел в глаза Белопольскому. Привычная выдержка на этот
раз изменила ему.
  - Без достаточных оснований? - раздельно произнес он. - Тревога и волнение
наших родных и близких, мучительная неизвестность, бессонные ночи, горе и
отчаяние - все это недостаточные основании!
  В кают-компании наступила тишина. Все опустили глаза.
  Казалось, Белопольский нисколько не обиделся. Тем же ровным и спокойным
голосом он сказал:
  - Я отвечаю перед всей нашей страной за успешное окончание рейса. Если
корабль не вернется на Землю, горе наших родных и близких будет во много
раз сильнее. Кому другому, но не тебе, Борис, упрекать меня в эгоизме.
  Ужин закончился в унылом молчании.
  Но, когда начали расходиться, Белопольский, уже подойдя к двери, обернулся
к Зайцеву.
  - Константин Васильевич, - сказал он самым обыденным тоном, - подсчитайте
запасы горючего и дайте мне расчет необходимой затраты его для полета
корабля на высоте трехсот километров в течение одного часа. Борис
Николаевич поможет вам это сделать.
  И на следующий день, 22 июля, в двенадцать часов двадцать минут,
повернутый моторными лодками носом на восток, чтобы не мешали верхушки
коралловых стволов, "СССР-КСЗ" расправил крылья и, промчавшись по воде
более полутора километров, поднялся в воздух.
  Белопольский и Мельников сидели рядом за пультом управления и широкими
кругами поднимали корабль все выше и выше. Ни слова о вчерашней размолвке
не было произнесено между ними, но Константин Евгеньевич непривычно
ласково обращался к своему ученику, а Мельников отвечал подчеркнутым
вниманием к каждому слову академика, прося этим извинения за свою
резкость. Мелочное самолюбие, губительное для всякого живого дела, не было
знакомо ни тому, ни другому.
  Далеко внизу остались волны океана, нависшие над ними мрачные тучи,
грозовые фронты и бесчисленные молнии. Над звездолетом раскинулся чистый
темно-голубой купол неба, ослепительно ярко сияло на нем огромное Солнце.
  Все выше поднимался корабль, все более темнело небо. Его цвет постепенно
переходил в синий, потом в темно-синий и, наконец, в фиолетовый.
  На высоте восьмидесяти километров звездолет начал проваливаться.
Разреженный воздух не давал достаточной опоры его крыльям. Тогда включили
два основных двигателя. С их помощью поднялись еще на сто километров.
  Небо стало почти черным, появились звезды.
  Когда был включен третий, а затем и четвертый двигатель, Мельников убрал
крылья, - они стали ненужными, реактивный самолет превратился в ракету.
  Ионизированный слой, препятствовавший распространению радиоволн, начался в
двухстах километрах от поверхности планеты и закончился в двухстах
шестидесяти.
  Когда только приборы показали, что цель достигнута, Топорков, не теряя ни
минуты, включил передатчик. Направленная антенна была уже выдвинута и
ориентирована на Землю. По Солнцу и звездам Пайчадзе легко определил
точное направление.
  Экипаж корабля был уверен, что радиостанция Космического института
ежедневно настраивается на их волну. Иначе не могло быть.
  Ровно в двенадцать часов пятьдесят пять минут по московскому времени
радиограмма, содержащая краткий, но обстоятельный отчет о событиях на
Венере, начала свой далекий путь.
  - Через сколько времени может прийти ответ? - спросил Мельников.
  - Когда мы опустились на Венеру, - с обычной точностью ответил
Белопольский, - расстояние между планетами равнялось девяноста миллионам
километров. С тех пор прошло двести восемьдесят два часа. Венера догоняет
Землю, и расстояние сокращается. Сейчас оно равно восьмидесяти одному
миллиону. Радиоволне нужно четыре с половиной минуты, чтобы одолеть это
расстояние в один конец.
  - Значит, ответ придет через девять минут?
  - Прибавь минуту на прочтение радиограммы и еще минуту на составление
ответа. Ответ придет через одиннадцать минут. Если наша радиограмма
дойдет, - прибавил Белопольский.
  - Почему же она может не дойти? Ведь ионизированный слой остался под нами.
  - Мы ровно ничего не знаем об атмосфере Венеры. Может быть, в ней есть
второй ионизированный слой, даже более мощный, чем первый.
  Кроме командиров корабля, весь экипаж находился в радиорубке. Девять
человек не спускали глаз с секундной стрелки.
  Прошло девять, десять, одиннадцать минут. Ответа не было.
  Двенадцать...
  Никто не проронил ни слова. Все затаили дыхание. Неудача казалась
очевидной. Радиограмма не дошла до Земли. Надо было подниматься еще выше,
вылетать в межпланетное пространство.
  Никто не допускал мысли, что на Земле, на радиостанции, никого нет. Это
было невозможно, немыслимо...
  Потрясенным людям секунды казались минутами.
  И когда все окончательно уверились, что попытка не удалась, из
репродуктора раздался отчетливый голос:
  - Ваша радиограмма принята. Благодарим за то, что пошли на риск, чтобы
успокоить нас. Советую немедленно вернуться на поверхность Венеры. Желаем
полного успеха в работе и ее благополучного завершения. Семьи экипажа
здоровы, у них все в порядке. Подтвердите получение нашей радиограммы и
немедленно опускайтесь. Горячий привет. Сергей Камов.
  Словно ярче вспыхнули электрические лампочки, словно свежее стал самый
воздух. Давящая тяжесть ушла из сердца.
  - Приняли. Поняли. Следующая связь 27 августа. Выключаю передатчик, -
сказал Топорков.
  И только успели прозвучать эти слова, звездолет пошел вниз, туда, где
далеко белоснежной массой раскинулся необъятный облачный океан.
  Мельников случайно посмотрел на Белопольского и поразился необычайному
зрелищу, - Константин Евгеньевич улыбался. Это было не подобие усмешки,
которое он иногда видел на суровом лице академика, а широкая, радостная
улыбка человека, с плеч которого свалился камень. Казалось, еще секунда -
и Белопольский рассмеется.
  "Расскажу Арсену, ни за что не поверит", - подумал Мельников.
  Спуск занял значительно меньше времени, чем подъем. Через восемнадцать
минут корабль влетел в облака. И так же, как двенадцать дней тому назад,
миновав их толщу, оказался в самой середине грозового фронта. Словно
Венера не умела иначе встречать гостей.
  - В третий раз мы с вами опускаемся на Венеру, - сказал Мельников. - Когда
я думаю, что через несколько минут снова увидим оранжевый лес... Хоть бы
что-нибудь зеленое!
  - Это результат духовной связи с Землей, - чуть насмешливо ответил
Белопольский.
  - Я ни на минуту не терял этой связи, - обиженно возразил Мельников.
  - Охотно верю. Но раньше все заглушалось интересом к работе. Какая
разница, - зеленый или оранжевый цвет!
  "Все-таки странный он человек, - подумал Мельников. - Никак не понять его
до конца".
  Материк находился сейчас почти на границе дневной и ночной половины
Венеры. Направляясь на запад, звездолет не мог пролететь мимо. И
действительно, через двадцать минут полета на экране стал виден
оранжево-красный лес. Мельников, управлявший кораблем, повернул на север,
ища устье реки.
  Проходили минуты, но река не появлялась. Вскоре заметили, что лес
становится реже, начали попадаться равнины, которых не видели с борта
подводной лодки.
  - Или мы гораздо южнее, или, наоборот, севернее реки, - сказал Мельников.
  - Местность мне незнакома.
  - Скорей всего севернее, - ответил Белопольский. - Повернем на юг.
  Мельников переложил рули. Описан широкий полукруг, звездолет повернул
обратно.
  Еще около получаса летели вдоль берега, не встретив ни одного грозового
фронта. Они виднелись всюду, но, по-видимому, также шли на юг.
  С высоты шестисот метров открывался широкий кругозор. Белопольский и
Мельников одновременно заметили искомую реку. Недалеко от океана она круто
сворачивала на северо-запад, исчезая за лесным массивом. В той стороне
горизонт был закрыт полосой грозы.
  - Всегда и везде, - с досадой сказал Мельников.
  Уже хорошо знакомые пейзажи Венеры сегодня почему-то раздражали его. Такое
же чувство испытывали и остальные члены экипажа. Все смотрели на свинцовое
небо и оранжево-красную полосу берега с раздражением. Хотелось увидеть
что-нибудь, что хоть немного напоминало бы родину. Но, кроме воды океана,
все было иным, чужим...
  - Переждем, - спокойно сказал Константин Евгеньевич. - Особенно торопиться
нам некуда.
  На самой малой скорости звездолет стал летать по кругу, не удаляясь от
реки и ожидая прохождения грозового фронта. Вскоре дорога очистилась.
  Еще пятнадцать минут полета - и вдали показались пороги, казавшиеся с
высоты тонкой белой линией, протянутой поперек реки.
  - Смотри, там озеро! - вдруг сказал Белопольский.
  Мельников вгляделся в экран. Действительно, совсем близко от порогов,
среди деревьев, виднелось лесное озеро, имевшее в поперечнике, насколько
можно было судить на расстоянии, километра два. Когда подлетели ближе,
стало видно, что северный берег плоский, а южный поднимается над водой
крутым обрывом. Лес подступал почти к самой поверхности воды.
  Звездолет спустился к вершинам леса. Моторы работали с минимально
допустимой на столь незначительной высоте мощностью, но все же скорость
была не менее пятидесяти метров в секунду.
  Долетев до озера, Мельников повел корабль вдоль его берегов.
  - Вижу бревна на северном берегу, - раздался из репродуктора голос
Пайчадзе.
  Вместе со всеми он находился в обсерватории и мог не на экране, а
непосредственно в окна наблюдать местность.
  В этот момент Мельников и сам увидел высокий штабель, и не один, а
несколько. Они стояли на равном расстоянии друг от друга и были сложены из
таких же бревен, какие они с Баландиным видели у порогов. Но корабль
пролетел мимо так быстро, что нельзя было ничего рассмотреть как следует.
  - Вижу деревянную плотину!
  Голос Зайцева дрожал от волнения. Одновременно с ним ту же фразу крикнули
Баландин и Князев.
  Звездолет как раз подлетел к западной оконечности озера, и наклонившись на
левое крыло, плавно поворачивал к югу. Ни Белопольский, ни Мельников
ничего не успели увидеть.
  - Где вы видите плотину? - спросил Константин Евгеньевич.
  - Она уже позади, - ответил ему Баландин. - Из озера вытекает небольшая
речка. У самого истока ее перегораживает деревянный забор из тесно
поставленных бревен.
  - Это озеро еще загадочнее порогов, - сказал Мельников. - Его длина вполне
достаточна. Посадим корабль здесь.
  - На воду ни в коем случае, - с какой-то странной интонацией в голосе
ответил Белопольский. - Только на берегу.
  - На берегу негде - он слишком узок.
  - Тогда у реки, там, где хотели раньше.
  - Но почему не здесь?.. - начал Мельников, однако взглянув на
Белопольского, смолк. Такого выражения, как в эту минуту, он никогда не
видел на лице своего учителя и друга. Покрытое глубокими морщинами, оно
было более сурово, чем обычно, но в каждой черточке этого лица, в блеске
глаз, в заметном дрожании губ чувствовалось, что академик охвачен глубоким
волнением. Он не отрываясь смотрел на гладкую поверхность воды, и в его
взгляде застыло напряженное ожидание.
  На озере было пустынно и неподвижно. Ни малейшего признака жизни не
появлялось на его широком просторе. И таким же безжизненным был низкий
берег, заросший огромными деревьями и оранжевым кустарником. Никакого
движения. Только густая листва шевелилась от ветра.
  Не задавая больше вопросов, Мельников повел корабль к реке. Она была
совсем близко от озера. Их разделяло расстояние, не превышающее одного
километра.
  Еще при первом посещении порогов Мельников заметил удобное место для
посадки звездолета. Это была широкая и длинная полоса берега, целое поле,
на которое корабль мог свободно спуститься и с которого легко было
впоследствии подняться. Поле было ровным и как будто совсем сухим,
поросшим желто-коричневой травой.
  - Поторопись! - сказал Белопольский. - Вон там надвигается туча.
  Мельников звонком предупредил экипаж о посадке.
  Как только впереди показалось выбранное место, моторы остановились.
Огромный корабль летел по инерции, быстро теряя скорость. Тяжелая корма
постепенно опускалась все ниже.
  Конструкция Камова, предусматривавшая посадку на "лапы", требовала от
пилота предельного внимания и точности каждого движения. Маневр был
настолько труден, что, несмотря на все усилия конструкторов, автопилот не
мог заменить человека. Белопольский и Мельников затратили много времени и
усилий, чтобы овладеть искусством (это было уже не техникой, а искусством)
посадки. Надо было с исключительной точностью уловить момент, когда
корабль почти остановится и окажется в воздухе в состоянии неустойчивого
равновесия. На маленьком тренировочном звездолете они десятки раз
проделывали этот маневр на Земле.
  Но посадить на "лапы" такой исполинский корабль, как "СССР-КС3", было
неизмеримо труднее. Константин Евгеньевич, учитывая свой возраст, поручил
это ответственное дело своему молодому товарищу, у которого рука была
тверже, а нервы, по всеобщему мнению, вообще отсутствовали.
  Мельников не смотрел на экран. Все свое внимание он сосредоточил на
указателях высоты и скорости. Обе стрелки быстро приближались к нулю.
  - Один, - отрывисто сказал Белопольский.
  Это означало, что корма корабля находится в одном метре от земли.
  Еще секунда... другая...
  - "Лапы" - скомандовал Мельников.
  Белопольский нажал кнопку.
  Они почувствовали слабый толчок, - это корма коснулась почвы. В ту же
секунду амортизаторы выпали из гнезд. Звездолет, вздрогнув, остановился.
Мощные моторы плавно и быстро убрали "лапы". Крылья исчезли в пазах, и
корабль всем корпусом лег на "землю".
  - Браво! - раздался голос Пайчадзе. - Молодец, Борис!
  - Кажется, все в порядке, - сдержанно сказал Мельников. - Конструкция
Сергея Александровича выдержала последнее и самое серьезное испытание.
  "СССР-КС3" опустился точно посредине между рекой и лесом. До порогов,
находившихся выше по течению, было километра полтора.
  - Помните, Константин Евгеньевич, когда мы летели на "КС2", нам казалось,
что материк Венеры не имеет ни одного места, пригодного для посадки
звездолета? Оказывается, таких мест сколько угодно.
  - Да, - ответил Белопольский, - мы ошиблись. Но это неудивительно. Чтобы
узнать планету, недостаточно короткого перелета над нею. Мы находимся
здесь уже двенадцать суток, и все же ничего не знаем. Венера преподносит
нам один сюрприз за другим. И самая большая неожиданность ожидает нас
впереди... на озере.
  Последнее слово он произнес почти шепотом, и Мельников снова увидел на его
лице волнение.
  - Почему вы не позволили посадить корабль на озере?
  Белопольский ответил не сразу. Казалось, что он колеблется, отвечать или
нет.
  - Мне пришла одна мысль, - сказал он каким-то нерешительным, робким тоном.
  - Очень странная мысль... Это озеро...
  - Что?..
  - ...совсем не озеро. Вернее, не то, что мы привыкли понимать под этим
словом.
  И, ничего больше не прибавив, Белопольский вышел из рубки.
  - Что он хотел этим сказать? - спросил Баландин.
  - Право, не знаю, - растерянно ответил мельников. - Не могу догадаться.
  - "Совсем не озеро", - повторил профессор. - Странно! По-моему, это самое
обычное лесное озеро, если не считать плотины и штабелей леса на его
берегу. Но само озеро...
  Они разговаривали по проводам внутренней связи. Мельников не видел своего
собеседника, но он представил себе, как Баландин при этих словах
недоуменно пожал плечами:
  - Вероятно, Константин Евгеньевич что-то заметил. Надо спросить его.
  - Не выйдет! - уверенно сказал Мельников. - Не скажет.
  Но профессор все-таки попытался узнать, что хотел сказать начальник
экспедиции, однако, как и следовало ожидать, без всякого результата.
  - Это скоро выяснится, - ответил ему Белопольский. - Не следует делать
поспешных выводов.
  - Я уверен, что он что-то знает, - сказал Баландин, вернувшись из
неудачной разведки. - Но, хоть убейте, не могу представить, что именно.
  - Придет время, узнаем, - "утешил" его Мельников.
  Было четыре часа дня по московскому времени. Приближалась долгая,
одиннадцатисуточная, ночь Венеры.  ПОД УДАРОМ ГРОЗЫ
До захода Солнца оставалось десять часов. Но это не значило, что сразу
настанет темнота. Вращение Венеры вокруг оси совершалось так медленно, что
вечерние сумерки должны были продлиться долго. Ночь, в прямом смысле этого
слова, могла наступить не раньше чем через пятьдесят часов. Это время надо
было использовать.
  Как только "СССР-КСЗ" спустился на место своей новой стоянки, Мельников и
Коржевский вышли из корабля, чтобы обследовать берег и выяснить, можно ли
воспользоваться вездеходом. До порогов полтора километра, и экскурсия туда
пешком таила опасность быть настигнутым грозовым фронтом. Предположение,
высказанное Мельниковым, что от ливня можно укрыться под сводами леса,
требовало еще проверки.
  Оба звездоплавателя без труда убедились, что грунт берега достаточно
тверд. Гусеницам вездехода не грозила опасность провалиться. Под
оранжево-коричневым ковром трав находился слой плотно слежавшегося песка.
Действительно ли это песок такой же, как на Земле, или что-то другое,
похожее на него, пока оставалось неизвестным, но одно было несомненно -
вездеходом можно пользоваться, а это сейчас самое главное.
  Где-то близко находились неизвестные обитатели Венеры, судя по всему
существа с большой физической силой, привыкшие к ночному мраку.
  Как отнесутся они к пришельцам с Земли?
  Если это дикари, как думал Мельников, то вполне возможны враждебные
действия с их стороны. Звездоплаватели не хотели прибегать к оружию. В
случае нападения вездеходы будут надежной защитой.
  Чтобы выполнить программу ночных работ, предстояло часто и на длительное
время покидать корабль. Кроме того, они твердо решили поближе
познакомиться с хозяевами планеты. Это можно было сделать только ночью.
Экскурсия к порогам, а возможно и к озеру, в полной темноте, таила в себе
большие опасности. Если почва окажется болотистой, что было вполне
естественно из-за частых ливней, задачи, стоявшие перед экспедицией, еще
больше усложнятся.
  Но береговая полоса ни в малейшей степени не походила на болото. Это был
твердый и, по-видимому сухой грунт.
  - Мне кажется, что это самый обыкновенный песок, - сказал Коржевский, - и
его слой очень толст. Иначе он не смог бы впитывать всю воду, приносимую
ливнями
- Таким свойством обладает не только песок, - ответил Мельников. - Берег
имеет заметный уклон от леса к реке. Основная масса воды может стекать в
реку, а остальное впитывает почва.
  - И это возможно, - согласился биолог.
  Вернувшись на корабль, они доложили Белопольскому о результатах своей
разведки. Константин Евгеньевич приказал немедленно приготовить машину.
Через полчаса один из вездеходов уже стоял у двери нижней выходной камеры.
  На звездолете были машины разных размеров. Для первой поездки решили
воспользовался самой легкой и быстроходной.
  Белопольский хотел лично осмотреть пороги и штабеля бревен, сложенные на
берегу, а так как он не мог покинуть корабль одновременно с Мельниковым,
сопровождать его должен был профессор Баландин. Ни он, ни Константин
Евгеньевич не умели работать с киноаппаратом, и Второв снабдил их
фотокамерами.
  - Снимайте как можно больше, - просил он при этом. - Каждый снимок
бесценен.
  - Знаем, знаем! - улыбнулся Баландин. - Обещаю использовать всю пленку
- Может быть, найдется еще одно место в машине? - Второв смотрел на
командира корабля умоляющими глазами.
  - Успеете! - сухо ответил Белопольский. - Эта поездка не последняя.
  Как всегда, грозовые фронты задержали выезд. Звездоплаватели успели уже
привыкнуть к постоянным ливням, однако на этот раз их терпение подверглось
длительному испытанию. Три часа подряд одна гроза сменяла другую, отнимая
драгоценное время.
  Но вынужденная задержка принесла некоторую пользу. Они убедились, что
вездеход, намеренно оставленный снаружи, выдерживает тяжесть водяных
потоков, следовательно, и люди могли в нем укрываться от гроз. Наблюдая
через окна обсерватории в короткие промежутки между ливнями, они убедились
и в том, что предположение Мельникова правильно. Вода не задерживалась на
берегу, а стекала в реку по естественному уклону почвы; опасность, что
окружающая местность превратится в болото, не угрожала.
  Как только барометр Топоркова показал, что воздух очистился от
электричества, Белопольский и Баландин, не теряя ни минуты, вышли из
корабля и сели в машину. Она была настолько низка, что им пришлось
заменить личные рации акустическими усилителями. Антенна противогазового
костюма не умещалась в машине.
  До порогов шли на самой малой скорости. Разведка, произведенная
Мельниковым и Коржевским, коснулась только ближайших окрестностей, и
Константин Евгеньевич очень осторожно продвигался вперед.
  Полтора километра они проехали за пятнадцать минут и остановились у самого
штабеля.
  Баландин сразу увидел, что за эти несколько дней никто не прикасался к
штабелям. Бревна лежали в том же порядке, что и раньше. Он заметил тот
ствол, от которого отрезал кусок.
  Белопольский молча кивнул головой, когда профессор поделился с ним своими
наблюдениями, и, отворив дверцу, вышел из машины.
  Но если загадочные штабеля не изменили своего вида, то совсем другое
произошло с рекой. Когда сюда приходила подводная лодка, в этом месте был
настоящий порог. Полноводная река, встретив препятствие, проносилась мимо
с неистовым шумом, клубясь пеной, обдавая громадные камни тучами брызг.
Теперь здесь было почти тихо. На пространстве около пятидесяти метров,
выше порогов, от берега до берега плотной массой загородили реку стволы
деревьев. Они были так тесно прижаты друг к другу силой течения, что по
ним можно было, как по мосту, перейти с южного берега на северный.
  - Это подтверждает нашу догадку, - сказал Баландин. - Обитатели Венеры
работают по ночам.
  Белопольский пристально вглядывался в плотину. Чтобы лучше видеть, он
поднялся на вершину штабеля. Линия камней была отсюда видна как на ладони.
  - Никакого сомнения быть не может, - сказал он, спустившись вниз. - Эта
преграда искусственная. Но если исключить помощь технических средств,
такое сооружение могли создать только существа, наделенный исключительно
большой физической силой.
  - То же самое сказал и Борис Николаевич.
  - Весь вопрос в том, зачем это сделано?
  - Видимо, им нужна древесина, - ответил Баландин. - А здешние деревья им
не по силам. Сами видите, какие исполины растут здесь.
  - Это единственное объяснение, - согласился Белопольский. - Лес сплавляют
откуда-то сверху. И затем перетаскивают его на озеро. Мы же видели штабеля
на его берегу. Но зачем им так много древесины? Здесь тысячи стволов, -
прибавил он, указывая на реку. - И можно смело предположить, что такое же
количество сплавляется каждый день, или, по-нашему, каждые три недели. Вот
что непонятно. Но мы узнаем это, когда посетим жителей Венеры, - там, где
они живут.
  - Мне кажется, что их поселения должны находиться на берегу озера, в лесу,
- заметил Баландин.
  - В лесу?
  - Да, я полагаю, что в лесу. А разве вы думаете иначе?
  - Проедем на озеро, - не отвечая на вопрос, предложил Белопольский.
  - Через лес?
  - Конечно. Раз от реки до озера протаскивают длинные бревна, должна быть
просека.
  - Поищем ее, - лаконично ответил профессор.
  Он подумал, что подобная экскурсия очень опасна и лучше было бы
отправиться на более мощной машине, и не на одной, а, по крайней мере, на
двух. Но вслух он ничего не сказал. Ему совсем не хотелось услышать от
Белопольского то, что он уже услышал однажды от Мельникова. Эти четыре
человека - Камов, Пайчадзе, Белопольский и Мельников - были людьми особого
склада. В их спокойной смелости было что-то, что заставляло молчать голос
обычного благоразумия. Втайне профессор надеялся, что они не найдут
достаточно широкой просеки.
  - Опасности нет, - словно услышав его мысли, сказал Белопольский. -
Обитатели Венеры безусловно ночные существа.
  - Едем!
  Они заняли свои места в вездеходе. Баландин по радио сообщил на корабль об
их намерении. Со стороны Мельникова, находившегося у рации, никаких
возражений не последовало. Он только попросил держать связь со звездолетом.
  Долго искать не пришлось. Ожидаемая просека оказалась совсем рядом, почти
напротив штабелей, и была достаточно широка для вездехода.
  Белопольский остановил машину у первых деревьев.
  Извилистая тропа уходила в темную глубину леса, лавируя между гигантскими
стволами. Слабый свет дня, вернее вечера, не проникал сквозь густую
листву, и в десяти шагах впереди уже ничего нельзя было рассмотреть.
Дорога скрывалась во мраке.
  Баландин с волнением всматривался в просеку. Здесь проходили обитатели
планеты, ее хозяева. Они были естественными господами природы Венеры, как
люди были господами природы Земли. Существа, наделенные разумом и
способные к целеустремленному труду, всюду и везде были, есть и будут
повелителями природы. Пусть низка ступень, на которой находится сейчас
разум обитателей Венеры, пусть примитивны и грубы способы их труда, пусть
отсутствует у них техническая мысль, - это не меняет дела.
  "Может быть, обитатели Венеры руководствуются инстинктом? - подумал
Баландин. - Может быть, их возня с деревьями подобна работе наших бобров?
Не творческий, а механический труд?"
Но он хорошо понимал, что какие бы хитроумные заключения ни делал, их все
опровергает факт находки линейки у кораллового острова. Она могла
принадлежать только обитателям Венеры. Создание измерительного инструмента
не доступно никакому животному. Оно требует математического мышления,
пусть самого примитивного. А математические понятия не могут возникнуть в
мозгу, лишенном способности к логическому умозаключению. Логика -
привилегия человека.
  - Нет, это все-таки люди, - громко сказал профессор.
  Казалось, Белопольский понял ход его мыслей. А может быть, он сам думал о
том же.
  - Линейка не дает возможное сомневаться в этом, - ответил он. - Вы
обратили внимание на почву? Кажется, Борис Николаевич прав, и в лесу ливни
не страшны.
  - Из чего вы это заключаете?
  - Разве вы не видите, как вытоптана трава в лесу? А от леса до штабелей
никаких следов нет. На открытом месте ливни восстанавливают свежесть
травы, а в лесу они не оказывают такого же действия.
  Белопольский включил скорость, и вездеход медленно двинулся вперед. Ширина
дороги была едва достаточна для машины. На каждом шагу приходилось
работать рулями поворота
Чем дальше, тем темнее становилось вокруг. Густая заросль кустарника,
переплетенного белыми травами, вплотную окружала машину. Исполинские
стволы, словно колонны, поддерживающие оранжево-красный свод, поднимались
высоко вверх, ограничивая кругозор со всех сторон. Едва вездеход сделал
первый поворот, деревья словно сомкнулись позади него. Берег исчез из
виду. Куда бы они ни посмотрели, всюду была темно-красная стена,
испещренная вишневого цвета пятнами, окаймленная снизу оранжево-белой
полосой
Белопольский и Баландин молчали, взволнованные и несколько подавленные
величием и грандиозностью картины непроходимого, девственного леса, по
которому шла их машина, - по единственному пути, проложенному существами
еще неизвестными им, но родственными, как родственны между собой мыслящие
существа всей необъятной Вселенной.
  Не прошло и минуты, а мрак настолько сгустился, что пришлось включить
прожектор.
  Ослепительно ярким, но чуждым и неуместным показался здесь электрический
свет. Сотни, а может быть тысячи лет стояли эти лесные великаны, и ни разу
луч Солнца не коснулся их. Привыкшие к мраку, они должны были возмутиться
этим не прошенным и дерзким освещением, нарушившим их вековой покой
Но растения не чувствуют и не возмущаются.
  В немерцающем, белом свете с рельефной отчетливостью выступали из темноты
деревья, кустарники и странно неподвижная мертвенно-белая трава.
  Ни малейшего движения... Мертвый покой...
  И извилистым коридором уходила куда-то вдаль таинственная дорога.
  Осторожно и медленно вездеход продвигался вперед. Следы его гусениц, ясно
видимые, налагали на пейзаж Венеры земное клеймо.
  Что подумают обитатели планеты об этих следах, непонятных и загадочных для
них, когда, с наступлением ночи, пойдут этой дорогой, сотни раз исхоженной
ими? Поймут ли они, что это означает? Может ли прийти им в голову мысль о
посещении Венеры обитателями другого мира? Или, не видя звездного неба,
скрытого толщей никогда не расходящихся облаков, они не представляют себе,
что, кроме их планеты, существуют другие, что они не единственные разумные
существа во Вселенной?.. Но как могут они заподозрить самое существование
Вселенной, если никто из них никогда не видел ни Солнца, ни звезд?.. Следы
гусениц будут восприняты как следы неизвестного животного, - только. И
хотя до сих пор они не встречали таких животных, мысль о них появится
сразу.
  Перед профессором Баландиным возникла картина. Во мраке ночи огромные тени
склоняются над следами, указывая на них друг другу, переговариваются на
незнакомом языке. Глаза пристально вглядываются в чащу леса, в поисках
неведомого зверя.
  Он представлял их себе почему-то на двух ногах, с глазами, светящимися в
темноте зеленым огнем, как у хищных зверей.
  Что если вот сейчас из темноты леса появятся его хозяева? Существа,
способные голыми руками (или чем бы то ни было заменяющим руки)
передвигать огромные камни, ломать деревья. Что если свет прожектора не
напугает их?..
  Что им стоит перевернуть вездеход, разбить стекла окон, сорвать дверцы?
Удастся ли перед гибелью предупредить по радио товарищей?
  Баландин невольно бросил взгляд на рацию, желая убедиться, что она в
порядке.
  Зеленый огонек индикаторной лампочки спокойно горел в темноте кабины. Вот
рядом с ним вспыхнул красный - сигнал вызова.
  - Я слушаю, - обычным голосом сказал Белопольский.
  - Приближается грозовой фронт, - сообщил Мельников. - И, по-видимому,
мощный.
  - С какой стороны?
  - С севера. Пока он еще далеко.
  - Следите за ним. Как только ливень подойдет к реке, сообщите нам.
  - Хорошо.
  Несколько секунд Мельников молчал. Потом спросил:
  - Где вы находитесь?
  - В лесу.
  - Может быть, лучше вернуться?
  - Не успеем. Будет интересно и важно проверить....
  Белопольский не закончил фразы. Красная лампочка на щитке рации погасла.
Это означало, что связь прервана.
  - Очевидно, грозовой фронт исключительной мощности, - сказал он. -
Барометр Топоркова предупреждает о грозе за пятнадцать минут. Так рано
радиосвязь не прерывалась. Выходит, что сейчас воздух ионизирован с
большой силой.
  Ни малейшей тревоги не слышалось в голосе Белопольского. Он говорил в
своей обычной манере, - словно сам с собой.
  Баландин ничего не ответил. Да и что было отвечать? Вернуться на звездолет
они, действительно, уже не успеют. Оставалось надеяться на крепость машины
и защиту лесного купола.
  Вездеход так же медленно продолжал путь.
  В лучах прожекторов они видели все такой же лес, его характер не
изменялся. Тропа делала причудливые зигзаги, оставаясь все время одной и
той же ширины. Кустарник, переплетенный белой травой, по-прежнему
подступал к дороге плотной стеной.
  Так прошло минут десять.
  Внезапно Белопольский остановил машину. Несколько мгновений он пристально
всматривался в лес, потом протянул руку и выключил прожекторы.
  - Смотрите! - сказал он почти шепотом.
  После яркого света мрак показался Баландину особенно густым. Он закрыл
глаза, ослепленные внезапной темнотой. Через несколько секунд радужная
паутина на сетчатке глаз исчезла.
  - Смотрите! - повторил Белопольский. - Что это?
  Профессор посмотрел вперед и по сторонам, но ничего не увидел. Их окружала
плотная мгла.
  - Куда же смотреть? - спросил он, не видя даже своего спутника. - В какую
сторону?
  - Куда угодно, - ответил Белопольский. - Это всюду!
  - Что "это"?
  Ответа не последовало.
  Баландин чувствовал, что его товарищ всецело захвачен зрелищем, которого
он сам еще не видит. Но постепенно глаза привыкли к темноте.
  И вдруг он понял, что мрака нет.
  С каждой секундой все ясней и отчетливей профессор различал стволы
деревьев. Странно дрожащий розовый свет освещал их. Он становился все
сильнее, но источника этого света нигде не было видно.
  Посмотрев вверх, через прозрачную крышу вездехода, Баландин убедился, что
вершины деревьев скрыты во мраке. Освещены были только стволы. Кустарник и
дорога также были невидимы.
  Потом он заметил, что сами стволы освещены по-разному. Одни из них были
видны только в нижней части, другие в средней, третьи представляли собой
странное зрелище половины дерева, освещенного с какой-нибудь одной стороны
- справа или слева, тогда как вторая половина оставалась невидимой.
  Профессор с изумлением смотрел на эту картину, не зная, чем и как
объяснить ее, но внезапно догадка мелькнула в его мозгу:
  - Они светятся сами!
  - Да, - ответил Белопольский. - Свет исходит из самих стволов. Но это
какой-то странный свет. Он делает видимым ствол дерева, но не освещает
окружающих предметов. Впрочем, нет, - прибавил он, - я смутно различаю
кустарник.
  "Ну и зрение у Константина Евгеньевича! - подумал Баландин. - Как мог он
заметить тогда еще слабое свечение при ярком свете прожекторов?"
С каждой минутой деревья становилось все более ясно видимыми. Казалось,
что внутри гигантских стволов все сильнее и ярче разгоралось неведомое
пламя, просвечивая сквозь кору. Розовый цвет темнел, переходя в красный.
Это мерцающее сияние становилось столь сильным, что больно было смотреть
на него.
  Внезапно ближайшее к ним дерево покрылось словно дрожащей сеткой из
ослепительно белых нитей. Извилисто скользя по стволу, подобно струйкам
добела раскаленного металла, они сверкающим потоком стремились откуда-то
сверху и исчезали в "земле".
  А потом дерево вдруг "потухло". Ярко-красная колонна исчезла из глаз,
оставаясь видимой как черный силуэт на фоне других деревьев. И снова,
начала разгораться, сначала розовым, потом все более красным цветом.
  Это загадочное явление стало все чаще и чаще повторяться то с одним, то с
другим деревом. Как будто кто-то там наверху пытался залить горевшее в них
пламя, и, потухая на несколько мгновений, оно снова разгоралось с прежней
и даже большей силой.
  - Хорошо, что наша машина не металлическая, - тихо сказал Белопольский. -
Но это еще не гроза, а прелюдия к ней.
  Баландин только что подумал о том же. Было ясно, что вся эта фантасмагория
вызвана электризацией воздуха. Кора деревьев, очевидно, была
электропроводна. Той же причине надо было приписать и свечение стволов.
Электричество накапливалось в коре дерева и разряжалось в "землю", когда
его концентрация становилась чрезмерно большой.
  Что же это за кора, обладающая такими необычайными свойствами?..
  - Еще одна загадка, - сказал профессор.
  Белопольский ничего не успел ответить.
  Ослепляющий свет разлился по лесу, Высоко над ними, невидимые до сих пор,
ветки и листья вспыхнули снежно-белым пламенем. Отчетливо выступила каждая
травинка, каждая веточка кустарника. Красный свет стволов исчез в этом
сияющем блеске. И одновременно раздался ужасающий удар грома, точно
сломались все деревья в лесу.
  Оглушенные, они инстинктивно закрыли лица руками. Но в последнюю секунду
успели заметить, что весь блеск купола над их головами словно мгновенно
собрался в один огненный столб и рухнул на крышу машины.
  Даже сквозь закрытые веки они ощутили, как что-то нестерпимо ярко
вспыхнуло внутри вездехода. Послышался сильный треск, заглушенный вторым,
еще более страшным, раскатом грома.
  Теряя сознание, профессор почувствовал сильный запах озона. В потрясенном
мозгу успела пронестись одна мысль: "Антенна!"
Белопольский привстал, судорожно изогнулся, словно стараясь удержать
равновесие, и рухнул на пол кабины. Сверху на него упало тело Баландина...
  Сияющий свод стал еще ярче, еще ослепительнее. Но они уже не видели этого.
Они ничего больше не видели и не слышали.
  И, точно празднуя победу над земными пришельцами, торжествующе гремели
раскаты грома. Сквозь купол листьев пронизывали чащу леса яркие молнии,
растекаясь металлическими потоками по стволам деревьев. Погасали и
вспыхивали красным светом лесные великаны.  Послышался отдаленный, постепенно нарастающий и усиливающийся гул.
  К месту, где стояла машина с уничтоженной, сожженной антенной, приближался
неистовый ливень Венеры.  НА БЕРЕГУ ОЗЕРА
Эта гроза была самой короткой и самой страшной из всех, которые пришлось
испытать звездоплавателям на сестре Земли.
  Бывали минуты, когда они сомневались, выдержит ли корпус корабля
непрерывные потоки молний и чудовищную силу ливня, от которых весь
звездолет дрожал мелкой дрожью. Такого мощного разгула стихии они еще не
встречали.
  При каждом ударе грома, а они были почти непрерывны, исполинский корабль
так сильно вздрагивал, что казалось, еще немного - и он упадет набок и
покатится по берегу, как соломинка, гонимая ураганом.
  Атмосфера за бортом превратилась в сплошное электрическое море. Все
приборы главного пульта, имевшие связь со внешним миром, мгновенно вышли
из строя. Корабль "ослеп" и "оглох". По счастью, Топорков успел вовремя
убрать наружную антенну, и это позволяло надеяться, что они не лишились
радиосвязи.
  Крепко ухватившись за первые попавшиеся под руку укрепленные предметы,
члены экипажа "СССР-КС3" молча ждали конца этого хаоса. За все двенадцать
минут, которые понадобились грозовому фронту, чтобы пройти мимо, никто из
них ни разу не подумал о себе, о том, что их ждет, если корабль
перевернется. Все их мысли были в лесу.
  Звездолет, весивший сотни тонн, с трудом выдерживал натиск бури. Что же
стало с маленьким, легким вездеходом? Что стало с двумя людьми,
находившимися в нем? Достаточной ли оказалась защита леса, на которую они
надеялись, пускаясь в свой опасный путь?
  Мучительно медленно текли секунды и минуты. Дрожал и качался огромный
корабль. Казалось, что гроза никогда не кончится.
  Впоследствии было странно вспомнить, что короткие двенадцать минут могли
показаться долгими часами, но это было именно так.
  Как только грозовой фронт, с обычной на Венере внезапностью, промчался
мимо, во всех помещениях звездолета раздался твердый и внешне спокойный
голос Мельникова, который неотлучно находился на пульте, готовый в любую
минуту поднять корабль в воздух, если пребывание на "земле" станет слишком
опасным:
  - Немедленно проверить и доложить мне состояние приборов и аппаратуры
радиорубки, обсерватории и кормовых помещений. Товарищам Князеву и Второву
подготовить второй вездеход и быть готовыми, в случае необходимости,
направиться на помощь первому. Степану Аркадьевичу - возглавить
спасательную экспедицию. Игорю Дмитриевичу сделать все возможное для
скорейшего установления связи с Белопольским и Баландиным. Я буду
находиться на пульте.
  В ожидании, пока выполнят его приказания, Мельников занялся проверкой
корабля в целом. Он уже знал, что центральный экран вышел из строя, но как
обстояло дело со всем остальным?
  Методично нажимая контрольные кнопки, он внимательно "читал" ответы,
которые давали ему лампочки пульта и ленты самопишущих приборов.
  Корпус звездолета, механизмы амортизаторов и крыльев были в порядке.
Выдвижная антенна также осталась целой. Вышли из строя все слуховые
аппараты, наружные экраны и радиопрожекторы.
  Это было неприятно, но отнюдь не угрожающе. Зайцев и Топорков в один-два
дня все исправят.
  Покончив с этим делом, Мельников стал терпеливо ждать донесений. Торопить
с ответом было не в его правилах. Он знал, что его товарищи не будут
терять время.
  Мельников казался совершенно спокойным. Пожалуй, одна только Ольга по
потемневшим глазам и подчеркнуто неторопливым движениям Бориса Николаевича
поняла бы его истинное состояние. Даже Пайчадзе, придя на пульт, чтобы
доложить о полной исправности астрономических приборов, ничего не заметил.
  - Разреши отправиться вместо Андреева, - сказал он. - Волнуюсь за
Константина Евгеньевича.
  - Этого никак нельзя сделать, - ответил Мельников и, помолчав, понизил
голос: - Все может случиться. Нельзя оставлять звездолет без командира и
без астронома. Ведь с нами нет больше Леонида Николаевича.
  Упоминание в такую минуту о погибшем Орлове заставило Пайчадзе вздрогнуть.
Он внимательно посмотрел в лицо друга:
  - Ты думаешь?
  Мельников отвернулся.
  - Степан Аркадьевич врач, - сказал он, - а ты нет. Может быть, они ранены.
  Вскоре Зайцев доложил, что кормовые помещения, в которых находились запасы
горючего, двигатели и дюзы нисколько не пострадали. От Топоркова все еще
не поступало никаких сообщений.
  Переждав несколько минут, Мельников включил экран внутренней связи и
соединил его с радиостанцией.
  Топорков сидел у передатчиков, поставив локти на стол и подперев голову
руками. Во всей его позе сквозило уныние. Услышав сигнал вызова, он
повернулся к экрану:
  - Простите, Борис Николаевич! Я совсем забыл доложить вам. Радиостанция в
порядке. Вышли из строя локаторные установки, но об этом вы, вероятно, уже
знаете.
  - Знаю, - ответил Мельников. - Как связь?
  - Пока еще нет. Ионизация воздуха слишком сильна. Радиоволны не проходят.
  - Следите за этим. Как только явится возможность вызывайте! И не
тревожьтесь зря! - прибавил Мельников. - Я считаю, что в глубине леса, где
находится вездеход, грозы не опасны.
  - Действительно так думаешь? - спросил Пайчадзе, когда экран был выключен.
  Мельников уклонился от ответа на этот прямой вопрос.
  - Какая аналогия событий! - сказал он. - Не правда ли Арсен? На Марсе я и
Белопольский потеряли связь с тобой и Сергеем Александровичем, потом мы
трое не знали, что с Камовым. На Луне прерывалась связь сначала со мной,
когда я упал в трещину, потом с Топорковым. Здесь, на Венере, вы не знали,
что случилось со мной и Второвым. А теперь Белопольский и Баландин...
  - Так и должно быть, - ответил Пайчадзе. - Так будет и дальше.
  - Типун тебе на язык! - вымученно улыбнулся Мельников.
  Один за другим все члены экипажа, кроме Топоркова, собрались на пульте.
Князев доложил, что вездеход готов и стоит у выходной камеры.
  - Который из них вы взяли?
  - Средний, пятиместный.
  - Правильно. Машина Константина Евгеньевича может оказаться поврежденной.
  Все глаза неотступно следили за показаниями электробарометра. Против
обыкновения, стрелка очень долго не опускалась к нулю.
  Становилось все более очевидным, что прошедшая гроза была не такой, как
всегда.
  - Может быть, лучше отправиться по следам первой машины, не ожидая
возобновления связи? - предложил Андреев.
  - Ни в коем случае, - коротко ответил Мельников.
  Наконец воздух очистился. Собравшиеся на пульте слышали, как Топорков
сразу же начал вызовы.
  - Вездеход! Вездеход! Отвечайте! - звучал из динамика его голос.
  Так прошли долгие десять минут. Мельников не выдержал.
  - Отправляйтесь, Степан Аркадьевич! - сказал он.
  Обрадованные Андреев, Князев и Второв поспешно вышли.
  - Если у них ничего особенного не произошло, - сказал Мельников, -
Константин Евгеньевич будет недоволен такой поспешностью. Но я не могу
больше ждать.
  - Достаточно ждали, - успокоил его Пайчадзе. - Ты поступаешь правильно.
  Александр Князев вел вездеход на полной скорости прямо к порогам. Все трое
знали, что Белопольский и Баландин проникли в лес где-то рядом со
штабелями бревен. Молодой механик был уверен, что легко найдет просеку, но
его тревожила мысль - будет ли она достаточно широкой для их машины,
значительно большей, чем первая. На Земле этот вопрос не беспокоил бы его.
Вездеход, как мощный танк, мог продираться через любой лес, но на Венере,
с ее гигантскими деревьями, это могло не удастся.
  Достигнув ближайшего штабеля, Князев, ни на секунду не задерживаясь,
повернул к лесу.
  Ни он, ни его товарищи не обратили никакого внимания на загадочные груды
бревен, на реку с бесчисленными деревьями, запрудившими ее у не менее
загадочных порогов. Все это, так сильно интересовавшие их раньше, сейчас
как бы перестало существовать. Все их мысли были направлены к тому, чтобы
как можно скорее найти товарищей и убедиться, что они живы и не пострадали
от страшного грозового фронта.
  Андреев то и дело посматривал на свою сумку, соображая, все ли взято, что
могло понадобиться в том или ином случае.
  Многое могло случиться. Корпус машины мог быть поврежден, а ее пассажиры
отравлены формальдегидом и углекислым газом. Могла ударить молния и
вызвать ожоги. Вездеход мог опрокинуться, а Белопольский и Баландин
получить при этом ушибы и даже переломы. Да мало ли что могло произойти в
незнакомом лесу чужой планеты!
  Второв держал непрерывную связь со звездолетом. Белопольский все еще не
отвечал на вызовы, и, по мнению Топоркова, рация вездехода вышла из строя.
  - Я начинаю опасаться, что они забыли убрать антенну, когда началась
гроза, - сказал Игорь Дмитриевич, - и в нее ударила молния.
  "Если это действительно так, - подумал Андреев, - наша помощь уже
бесполезна".
  Просека была обнаружена сразу, как только вездеход подошел к лесу. Не
колеблясь, Князев смело направил по ней машину. Ширина дороги была более
чем достаточна, но из осторожности он снизил скорость до десяти километров
в час.
  На берегу, поросшем густой травой, они не заметили никаких следов. Это
было неудивительно - их уничтожил ливень. Но и в лесу следов не было.
  Просека уходила вдаль почти прямой линией. Лучи прожектора освещали ее
далеко. На темно-коричневой "земле", совершенно лишенной травы, не было ни
малейшей влаги, что казалось очень странным, так как ливень окончился
совсем недавно. Почва была сухой.
  Оглядываясь назад, они видели, что гусеницы их машины оставляют за собой
глубокий след. Почему же не видно следов первой машины?
  - Уж не ошиблись ли мы? - сказал Андреев. - Может быть, поехали другой
дорогой?
  - Константин Евгеньевич сообщал, что просека начинается прямо напротив
штабеля, - ответил Князев. - Трудно предположить, что здесь две дороги
почти рядом.
  - Так почему же нет следов?
  - Они смыты ливнем.
  Степан Аркадьевич с сомнением покачал головой. Ему помнилось, как
Белопольский говорил о просеке, что она узка и извилиста. А эта была
широкой и прямой.
  Что же делать? Вернуться назад и искать другую дорогу? А если потеря
времени окажется роковой? Если следы действительно смыты, а вода полностью
впиталась в "землю"? Кто знает, какими свойствами обладает земля Венеры?
Белопольский мог ошибиться, описывая, в коротких словах найденную ими
просеку, к тому же, Степан Аркадьевич не был вполне уверен, что он говорил
именно так.
  Андреев попросил Топоркова вызвать к микрофону Мельникова, чтобы
посоветоваться с ним. Борис Николаевич только что вышел из рубки, и за то
время, пока он вернулся в нее, вездеход успел пройти порядочное расстояние.
  - Вы уверены, что дорога идет к озеру? - спросил Мельников, выслушав
сомнения Андреева.
  - По-видимому, это так. Мы видели бревна. На дороге попадаются стволы
деревьев, очищенные от веток, совсем такие же, как в штабеле на берегу.
Они лежат по краю просеки примерно на равном расстоянии друг от друга,
очевидно, положены не случайно.
  - Как далеко вы проникли в лес?
  - Около пятисот метров.
  - В таком случае нет смысла возвращаться назад. Если на берегу озера вы не
увидите вездехода, тогда ищите другую просеку.
  - Хорошо, Борис Николаевич.
  Возраставшая тревога заставила Князева увеличить скорость. Дорога была
удивительно ровной, точно аллея в парке где-нибудь на Земле. За все время
встретилось только два некрутых поворота.
  Величественная картина первобытного леса - гигантские деревья, стволы
которых, похожие на исполинские колонны, поднимались высоко вверх,
непроницаемый купол ветвей и листьев, плотные заросли кустарника,
переплетенного странно белой травой, - все это прошло как-то мимо их
сознания. Даже Второв ни разу не взялся за свой киноаппарат, о котором
совершенно забыл.
  Напряженно вглядываясь вперед, они старались найти хоть какой-нибудь намек
на след, хоть что-нибудь, что указало бы - вот здесь прошел вездеход, но
ничего не находили.
  Постепенно у всех троих крепла уверенность, что они ошиблись, избрали
ложный путь. Если бы не совет Мельникова, который все трое считали
приказом, вездеход, возможно, повернул бы назад.
  Сделав это, они были бы убеждены в том, что поступили правильно, и никогда
бы не узнали, что обрекли бы себя и своих товарищей на неизвестность о
судьбе двух членов экипажа, которых хотели спасти.
  Случай, приведший их на прямую и широкую просеку, по которой машина могла
быстро продвигаться вперед, позволил узнать страшную истину.
  Но они этого не знали и не могли знать.  Если бы кто-нибудь из экипажа "СССР-КС3" во время грозы оказался над
лесом, он мог бы наблюдать странную и, с земной точки зрения, совершенно
необъяснимую картину. Но никто не видел ее, и очередная тайна Венеры
осталась неизвестной.
  При первом взгляде сверху могло создаться впечатление, что лес на сестре
Земли ничем не отличается от земного леса, если, конечно, не учитывать его
цвета и исполинской высоты. Но внимательный наблюдатель вскоре заметил бы
существенные особенности.
  Прежде всего бросилось бы в глаза, что деревья леса совершенно одинаковы и
решительно ничем не отличаются друг на друга, чего никогда не бывает на
Земле. Потом он заметил бы, что вершины деревьев находятся на одной и той
же высоте, словно их намеренно подрезали ножницы великана-садовника, ветви
и листья на них становятся гуще и увеличиваются в размерах не сверху вниз,
как у земных деревьев, а наоборот - снизу вверх. Листья обратили бы на
себя его особое внимание. Он мог бы отметить их длину, достигавшую
нескольких метров, и странную форму - каждый лист был свернут в трубку.
Сильный ветер почти не влиял на них, они едва шевелились при самых
свирепых его порывах. Доискиваясь причины этого непонятного явления,
наблюдатель, если бы имел возможность приблизиться вплотную, обнаружил бы,
что листья растут не так, как на Земле. Каждый из них прикреплялся к ветке
не одним стеблем, а двумя, находящимися на противоположных концах, что
давало им большую устойчивость. Его поразила бы толщина стеблей и самого
листа, достигавшая нескольких сантиметров.
  В сплошной крыше лесного массива он не увидел бы ни одной "отдушины", ни
одного просвета, куда мог бы проникнуть взгляд. Находясь над лесом,
невозможно было даже представить себе, что скрывается внизу, как выглядит
этот лес изнутри. Непроницаемый купол ветвей надежно скрывал все от
нескромного глаза.
  Огромной оранжево-красной площадью, почти неподвижной, словно застывшей в
вечном покое, показался бы сверху лес Венеры.
  Но вот темная стена грозового фронта начала приближаться. И картина сразу
изменилась. Чем ближе подходила гроза, тем явственнее возникало движение.
Сперва чуть заметное, оно быстро усиливалось. Свернутые в трубку листья
стали сначала медленно, потом все скорее развертываться, раскрываясь
навстречу ливню всей своей площадью. Наблюдателю показалось бы, что они
борются между собой, стараясь отнять друг у друга как можно больше
свободного пространства. Раскрываясь, каждый лист словно стремился лечь
сверху на соседей, а те, в свою очередь, стремились к тому же.
  Вскоре панорама леса неузнаваемо изменилась. Теперь он ничем не напоминал
земной лес. Гладкая блестящая поверхность раскинулась во все стороны,
похожая сверху на цветной паркет.
  Если бы наблюдателем оказался Белопольский или Баландин, они безусловно
обратили бы внимание, что красочный фейерверк, который они наблюдали
внизу, совершенно не заметен сверху. Развернувшиеся во всю ширину листья
скрыли его под собой.
  Могучая стена ливня надвинулась на лес, и тут-то наблюдатель мог бы
увидеть нечто непостижимое.
  "СССР-КСЗ" с трудом выдерживал натиск водяных потоков, крылья самолета
Мельникова были сломаны ими, как будто сделанные из картона. А листья
деревьев, мягкое растительное вещество, с легкостью выдерживали страшный
напор воды. В несколько секунд оранжево-красный "паркет" исчез из глаз. На
его месте было клокочущее море, низвергавшееся на берега реки и лесного
озера пенящимися водопадами.
  Тому, кто имел бы возможность видеть эту картину, сразу стало бы ясно, что
весь поток задерживается куполом леса, что ливень не в силах пробить его и
залить корни деревьев, которые питаются влагой либо сверху, через ветви,
либо откуда-то из глубины почвы.
  Загадка сухого грунта на лесных просеках перестала бы быть загадкой, если
кто-нибудь из экипажа звездолета видел бы эту картину.  Первым пришел в себя Белопольский.
  Открыв глаза, он ничего не увидел, - кругом была мгла. Несколько минут он
лежал неподвижно, с трудом соображая, где они и что с ними. Голова
невыносимо болела. Потом он почувствовал на себе тяжесть лежащего на нем
тела, ощутил резкий запах озона и как будто гари.
  Его правая рука была свободна; почти не сознавая, что делает, Белопольский
потянулся к знакомой рукоятке воздушного шланга и повернул ее.
  Струя кислорода сразу прояснила его мыcли. Несколько раз глубоко вдохнув
живительный газ, он закрыл кран.
  Осторожно выбираясь из-под тела Баландина, который, очевидно, еще не
очнулся, Константин Евгеньевич окончательно пришел в себя. Он вспомнил всю
картину начала грозы, огненный столб, обрушившийся на их вездеход, и с
беспокойством нащупал в темноте электрощиток. На ощупь щиток казался
целым. Константин Евгеньевич повернул выключатель и с чувством огромного
облегчения убедился, что лампы, аккумуляторы и проводка не пострадали.
Яркий свет залил внутренность кабины.
  Достаточно было одного взгляда на радиоустановку, чтобы понять все.
Приемник и передатчик, заключенные в один футляр, превратились в
бесформенную массу сожженного и частично расплавившегося металла. Стало
ясно, что в антенну, которую они забыли убрать, ударила молния. Других
повреждений как будто не было.
  "Непростительная рассеянность! - подумал академик. - Удивительно, что мы
остались живы".
  Но он тут же понял, что пока это относится к нему одному, - его спутник,
не подавая признаков жизни, неподвижно лежал на полу кабины.
  Баландин находился ближе к рации и, вследствие этого, мог пострадать
сильнее. Поспешно, но все же очень осторожно Белопольский перевернул
профессора на спину.
  Мертвенно-бледное лицо, запавшие глаза, синеватый цвет губ. Неужели
конец?..
  Радиосвязь вышла из строя. Вызвать звездолет и спросить совета у врача
невозможно. Личных раций не было.
  Белопольский сделал первое, что пришло ему в голову. Расстегнув воротник
комбинезона, он поднес к губам товарища конец шланга от кислородного
баллона, полностью открыв кран. Затем, достав из аварийного запаса фляжку,
влил в полуоткрытый рот несколько капель спирта.
  Это простое мероприятие увенчалось полным успехом. Сначала исчез синий
цвет губ, потом лицо Баландина сильно покраснело от прилива крови. Еще
через минуту он открыл глаза и застонал.
  - Вам больно?
  - Голова и... ноги.
  Белопольский посмотрел на ноги профессора и вздрогнул. От колен до самого
низа брюки комбинезона совершенно сгорели. Зловеще чернели, покрытые
огромными волдырями, обожженные голени.
  Стараясь ничем не показывать охватившего его ужаса, Белопольский, как мог
спокойнее, сказал:
  - Сейчас я наложу повязку. Сильный ожог.
  Он знал, как надо поступать в подобных случаях. Методы оказания первой
помощи были хорошо известны всем звездоплавателям. В вездеходе находилась
под рукой походная аптечка.
  Он быстро срезал остатки комбинезона на ногах профессора и наложил
пикриновую повязку; потом помог товарищу сесть в кресло.
  - Боль очень сильна, - сказал Баландин. - Но ничего. На звездолете меня
быстро вылечат.
  Белопольский занял свое место.
  - Могло быть хуже, - угрюмо сказал он, - мы чудом остались живы.
  - Это моя вина, - профессор уже увидел сожженную рацию. - Я должен был
подумать об антенне.
  - Теперь уже поздно винить кого бы то ни было. Надо скорей выбраться из
лесу.
  Посмотрев на часы, Белопольский с удивлением увидел, что они оба были без
сознания не больше пятнадцати минут. Время, когда начали светиться
деревья, он заметил.
  Погасив внутренний свет, он зажег прожекторы, ожидая увидеть залитую водой
просеку. Но она оказалась сухой, как и раньше, до грозы.
  - Странно! - сказал он. - Неужели почва так быстро впитывает в себя воду?
Ливень закончился не более как пять минут тому назад.
  - А может быть, он еще не начинался?
  - Почему же не слышно грома, не видно молний и деревья больше не светятся?
Нет, гроза прошла. Это очевидно. И она была очень короткой.
  - Мне помнится, что Борис Николаевич говорил о мощном грозовом фронте.
  - Да, но я хорошо помню, сколько было времени. - Баландин, морщась от боли
в ногах, пожал плечами.
  - Нет конца загадкам, - сказал он. - Одна за другой.
  Белопольский включил мотор. Он заработал как всегда, беззвучно и плавно.
Только по приборам можно было заметить, что могучий двигатель вездехода не
стоит, а работает: ни малейшей дрожи не чувствовалось внутри машины.
  Кустарник, с двух сторон сдавивший дорогу, внешне казался хрупким. Никому
не пришло бы в голову, что он может оказать какое-нибудь сопротивление
стальным гусеницам. Но это только лишний раз доказывало, как
неосмотрительно подходить к природе другой планеты с земными
представлениями. Хрупкое растение оказалось непреодолимым. Под напором
машины кустарник упруго сжимался, не пропуская ее ни на шаг. Гусеницы
буксовали на месте.
  После нескольких тщетных попыток Белопольский понял, что повернуть назад
не удастся. Оставался один путь - к берегу озера, которое должно было
находиться где-то близко, и уже там, на берегу, развернуть машину.
Выбираться из леса по узкой извилистой просеке пятясь, задним ходом,
значило потерять очень много времени, а следовало торопиться: Баландина
надо как можно скорее доставить на звездолет.
  - Придется продолжить путь...
  - Не беспокойтесь обо мне, - сказал Баландин. - Боль вполне терпима.
Доведем нашу экскурсию до конца.
  - К сожалению, ничего другого и не остается.
  Вездеход снова пошел вперед. Дорога оставалась прежней - все время
приходилось поворачивать то вправо, то влево. Это не позволяло увеличить
скорость, - машина подвигалась черепашьим шагом.
  - Никак не могу понять, - сказал вдруг Баландин. - Как могут обитатели
Венеры протаскивать здесь длинные бревна? Разве что держат их вертикально.
  - Возможно, что так.
  - А на звездолете не знают, что и думать. Вероятно, Борис Николаевич
вышлет по нашим следам второй вездеход.
  - Кроме этой, ни одна наша машина не сможет пройти по просеке, - ответил
Белопольский. - Она слишком узка.
  Неожиданно совсем близко блеснула вода. Еще один небольшой поворот - и
машина вышла на опушку. Перед ними раскинулась гладкая поверхность лесного
озера - цель их пути.
  В этом месте ширина берега, поросшего густой желтой травой, не превышала
тридцати метров. К востоку береговая полоса расширялась, и совсем близко
от себя они увидели загадочные штабеля бревен. Их было четыре. Совершенно
одинаковые, равной ширины и высоты, они молчаливо свидетельствовали, что
неведомые их хозяева хорошо знакомы с линейными измерениями. Уложить с
такой точностью громадное количество древесных стволов случайно было
невозможно.
  Как ни спешил Белопольский, он невольно остановил машину. Где-то здесь
должны были находиться разумные обитатели планеты. Отсюда уходили они по
ночам к реке, чтобы доставить очередную партию бревен для неведомой цели.
  "Это совсем не озеро. Вернее, не то, что мы понимаем под этим словом", -
сказал он несколько часов тому назад своим товарищам.
  Сейчас, больше чем тогда, он был уверен, что не ошибся. Это было не озеро.
Это был город, место жительства большой группы хозяев планеты. Существа,
родной стихией которых была вода, должны были поселиться именно в таких
закрытых водоемах, защищенных от вторжения океанских хищников. На огромном
пространстве материка Венеры несомненно сотни, а может быть, и тысячи
таких городов-озер. И, кто знает, может быть, все они входят в систему
одного государства, со своими, отличными от земных, законами, порядками и
укладом жизни.
  Несколько минут они молча смотрели на озеро, ожидая, не появится ли вдруг
кто-нибудь из его обитателей.
  - Едем обратно! - решительно сказал Белопольский.
  Но, поглощенные ожиданием и созерцанием озера, они совершенно забыли о
коварном характере планеты, на которой находились. Едва Белопольский успел
коснуться рулей управления, как плотная мгла сразу превратила тусклый свет
вечера в кромешную ночь. Незаметно подкравшийся ливень обрушился на
машину.
  Вездеход остановился у самой опушки, и, неожиданно для себя, они оказались
под мощным водопадом, низвергавшимся на них с вершин леса. Не подозревая
причины, они догадались об этом по неистовому шуму водяного потока,
заглушавшему шум ливня и раскаты грома.
  Корпус вездехода, сделанный из пластмассы, обладал крепостью стали, но, не
желая подвергаться излишнему риску, Белопольский включил мотор и отвел
машину подальше от леса, ближе к озеру.
  При свете прожекторов они увидели, что берег превратился в сплошной
водяной поток, под которым скрылись гусеницы их машины.
  - Удивительно, что ливни не смывают в озеро штабелей, - сказал Баландин.
  - Вероятно, они хорошо укреплены.
  Звездоплаватели столько раз наблюдали грозы Венеры, что могли судить о их
силе по характеру ливня. Они сразу поняли, что эта гроза принадлежит к
разряду слабых, но затяжных, которые обычно продолжаются от тридцати минут
до часу и более.
  Непосредственная опасность не угрожала, но Белопольский не на шутку
встревожился. Простоять на месте полчаса, когда его спутнику необходима
срочная квалифицированная помощь, - это могло привести к тяжелым
последствиям. Профессор мужественно переносил боль и не жаловался, но
Константин Евгеньевич видел по его лицу, каких трудов ему это стоило.
  Повернув прожекторы, Белопольский натравил лучи света назад. Но в
нескольких шагах от машины он увидел только сплошную стену гигантского
водопада. Где-то за ним находился узкий вход на лесную дорогу. Было
безнадежно пытаться найти ее в этом хаосе воды и мрака.
  Долгие десять минут положение не изменялось. Оглушительный гром, шум
водопада и ливня, молнии - яркие вблизи и тусклые сквозь водяную стену -
все это, много раз виденное, уже не привлекало их внимания. Они
нетерпеливо ждали конца, уверенные, что гроза промчится так же внезапно,
как и налетела. Так было до сих пор, к такому финалу они привыкли и не
сомневались, что и на этот раз будет так же.
  Но Венера, очевидно, решила преподнести им еще один сюрприз, доказать
лишний раз, что в ее распоряжении имеется много такого, с чем люди Земли
еще не встречались.
  Белопольский и Баландин с удивлением заметили, что ливень начинает
стихать, - обычно он заканчивался сразу.
  На этот раз они видели совсем иное. Гроза не проносилась мимо. Она
продолжалась, но становилась все слабей и слабей. Реже и тише грохотал
гром, реже и не так ослепительно сверкали молнии. Темнота сменилась
сумрачным полумраком. Как-то сразу берег очистился от воды, появилась
морская трава. Прошло еще несколько минут, и они с изумлением убедились,
что перед ними обычная, хорошо им знакомая картина самого обыкновенного
проливного дождя. Точно волшебная сила в одно мгновение перенесла их с
Венеры на Землю.
  Посветлело настолько, что они видели прибрежную полосу озера, на
поверхности которого часто-часто прыгали крохотные фонтанчики.
  - Полюбуйтесь! - сказал Белопольский. - Нет конца сюрпризам.
  - Никогда не думал, что мы можем увидеть на Венере обыкновенный дождь, -
отозвался Баландин.
  - Хотя гроза и кончилась, нам от этого не легче. - Белопольский указал
назад, в сторону леса.
  Водопад, льющийся откуда-то сверху, не прекратился. Он только перестал
быть таким стремительным и бурным. Между машиной и лесом висела прозрачная
водяная завеса, сквозь которую смутно просвечивали деревья и кустарники.
Но как ни тонка была эта преграда, узкий проход на лесную дорогу оставался
невидимым.
  - Надо попытаться найти его, - сказал Белопольский. - Этот дождь может
продолжаться несколько часов.
  Он решительно взялся за рычаги управления. Протянул руку к пусковой кнопке
мотора и... замер, устремив изумленные глаза на смутно различаемую полосу
озера.  Баландин, мгновенно забыв о мучительной боли в ногах, всем телом
наклонился вперед...
  Что-то темное шевелилось в воде у самого берега. Потом это "что-то"
поднялось над водой и вышло из озера.
  Сквозь частую сетку дождевых струй они видели туманный силуэт огромного
бесформенного тела. В высоту оно имело, вероятно, больше трех метров.
Призрачный полумрак не давал возможности рассмотреть его.
  Профессор протянул было руку, чтобы включить прожектор, но Белопольский
тут же схватил ее.
  - Не надо! - прошептал он. - Не пугайте его! Это они!
  Задыхаясь от волнения, звездоплаватели увидели, как вслед за первым из
озера показался второй обитатель Венеры. Потом, один за другим, вышли еще
трое.
  Пять неясных, расплывающихся фигур медленно приближались к машине.
  - Они нас видят, - едва слышно сказал Баландин.
  - Конечно видят, - странно спокойным голосом ответил Белопольский.
  Три шага отделяло обитателей Венеры от людей Земли. Теперь уже ясно можно
было видеть толстые короткие ноги, огромное эллипсоидное тело и
треугольную голову ближайшего из этих существ. Остальные четверо обходили
машину, очевидно намериваясь окружить ее со всех сторон.
  Что они думали о ней? За что ее принимали?..
  В медленном движении этих громадных тел чувствовалась явная угроза. Надо
было бежать, и бежать немедленно.
  Все произошло в короткие секунды...
  Стряхнув с себя оцепенение, Белопольский схватился за рычаги машины... Но
было уже поздно. Венериане бросились на машину.
  В одно мгновение она была оторвана от "земли" и поднята на воздух.
Чудовищная физическая сила, которую люди подозревали у жителей Венеры,
трагически подтвердилась на деле.
  Отчаянным усилием Белопольский дотянулся до пусковой кнопки и включил
мотор.
  Гусеницы вездехода дрогнули, но не двинулись с места.
  Что их держало? Неужели венериане могли противиться мощи двигателя?..
  Держа на руках полуторатонную машину, пятеро непонятных существ кинулись к
озеру.
  - Прощайте, Зиновий Серапионович... - прошептал Белопольский.
  - Прощайте! - ответил Баландин, - Это конец...  МИНУТА ОПОЗДАНИЯ
Андреев, Князев и Второв узнали о том, что началась гроза, только по тому,
что им сообщили об этом со звездолета. Правда, они слышали раскаты грома,
но ни одна капля воды не падала на просеку, по которой шла их машина.
  Как рассказал им Топорков, грозовой фронт налетел неожиданно. Барометр не
предупредил о его приближении. Больше того, - радиосвязь не прервалась.
Корабль и лес были закрыты ливнем, а с вездеходом можно было говорить, как
в ясную погоду.
  Такого явления еще ни разу не наблюдалось на Венере. Словно намеренно,
планета продемонстрировала гостям два новых для них вида своих гроз:
исключительно сильно насыщенная электричеством сменилась другой, которая
была полной противоположностью первой. И обе были не похожи на обычные
грозы.
  - Не знаю, что и думать, - сказал Игорь Дмитриевич.
  - Запишите эту загадку под номером восемнадцать, - пошутил Второв.
  - Нет, где уж тут восемнадцать, - Топорков тяжело вздохнул, - нет ни конца
ни краю!
  Световые эффекты, которые наблюдали Белопольский и Баландин, на этот раз
отсутствовали. Ничего о них не зная и даже не подозревая о существовании
подобного явления, трое товарищей, конечно, не удивились этому. Зато они
очень удивлялись другому. Им говорили, что над ними гроза, сменившаяся
затем обыкновенным дождем, а в лесу по-прежнему было совершенно сухо. Их
недоумение разделяли все члены экипажа, оставшиеся на корабле.
  - Неужели листва настолько густа, что способна задержать такой сильный
ливень? - говорил Коржевский. - Это просто невероятно!
  - Это факт, - отвечал ему Второв. - Дорога абсолютно суха, и ни единой
капли на нее не попадает.
  - Снова загадка! - вздохнул биолог.
  И вдруг, совершенно внезапно, дорогу преградила водяная стена. Она
появилась так неожиданно, что Князев едва успел выключить двигатель и
нажать на тормоз. Еще немного - и они с полного хода врезались бы в эту
непонятную преграду, не зная, что ждет их за нею.
  Ярко освещенная сильным светом прожекторов вездехода, загадочная завеса
казалась прозрачной, но за ней ничего не было видно. Присмотревшись, они
поняли, что вода падает сверху, словно с гладкой крыши, не огражденной
водосточными желобами.
  - Она кажется очень тонкой, - заметил Второв.
  - Все равно! - сказал Андреев. - Мы не должны рисковать. Я сейчас выйду и
произведу разведку.
  - Ни в коем случае! - решительно заявил Князев. - Пойду я.
  - Или я, - поддержал его Второв.
  Степан Аркадьевич рассердился:
  - Я начальник экспедиции.
  - И тем не менее, - все так же решительно сказал молодой механик, - вы не
пойдете, как не пойдет и Второв. Здесь самый элементарный расчет. Мы
торопимся на помощь нашим товарищам, которые, быть может нуждаются в
медицинской помощи. Вы здесь единственный врач. Геннадий Андреевич -
единственный оператор. Вдруг встретятся важные кадры. Вы не имеете права
рисковать собой без крайней необходимости. Пойду я, и только я.
  Говоря все это, он быстро надевал на себя резиновый костюм, а с последними
словами скрыл голову под прозрачным шлемом, показывая, что не хочет ничего
больше слушать.
  - Саша прав! - раздался из репродуктора голос Мельникова.
  Радиосвязь все время оставалась включенной, и на звездолете слышали весь
разговор.
  - Пусть будет так! - сдался Андреев.
  И он и Второв надели противогазы, так как в открывшуюся дверь неизбежно
проникнет воздух Венеры, не очищенный фильтрами.
  Князев вышел из машины. Без тени колебания он подошел к водяной завесе и,
смело войдя в нее, скрылся из глаз своих спутников, которые с тревогой
следили за ним. Одно мгновение они видели сквозь толщу воды туманный
контур его фигуры, освещенной лучом прожектора. Потом она исчезла...
  Но не прошло и минуты, как Князев буквально вылетел обратно. Одним прыжком
он вскочил на свое место и включил моторы, рывком переведя рычаг на
максимальную скорость.
  Вездеход рванулся вперед и, прежде чем они успели что-либо сообразить,
проскочил завесу и оказался на самом берегу озера.
  На полном ходу Князев резко повернул вправо. Левая гусеница поднялась над
землей, и машина едва не опрокинулась. Мощный поток света прожекторов
осветил сцену, при виде которой Андреев и Второв почувствовали, как сердце
на мгновение остановилось от ужаса.
  Только в воспаленном мозгу тяжело больного могла возникнуть подобная
картина...
  Электрический свет дрожал и переливался всеми цветами в дождевых струях,
превращая их в искрящиеся нити. За этой мерцающей сеткой, совсем близко,
застыла группа... Точно ожили и явились изумленному взору современного
человека ископаемые чудовища доисторической эпохи.
  В ослепительных лучах прожекторов, как на остановившемся кадре
мультипликационного фильма, стояли пять фантастических фигур - огромные
"черепахи", поднявшиеся на задние ноги, с ярко-красными панцирями и
непропорционально маленькими треугольными головами, на которых желтым
огнем горело по три громадных круглых глаза. Лишенные шерсти морщинистые
тела, бледно-розового цвета, блестели как металлические. Толстые ноги,
казалось, не имели ступней. Во всю длину они были одинаково бесформенны и
покрыты мясистыми складками кожи. Передние конечности, по-видимому,
служили руками. Эти руки были так же толсты и безобразны, как ноги. На
концах они были снабжены четырьмя отростками, каждый из которых был
толщиной в человеческую руку. Между этими подобиями "пальцев" виднелась
тонкая прозрачная пленка, что делало "руки" похожими на гигантские лапы
утки.
  Второв сразу узнал их. Это были те самые "черепахи", которых они видели с
борта подводной лодки. Именно их тщетно разыскивали Баландин и Коржевский.
  Но не вид этих чудовищ наполнил ужасом сердца трех мужественных людей. Они
давно ожидали, что встретятся лицом к лицу с обитателями Венеры и не
рассчитывали, что формы их тел будут похожи на формы тела человека Земли.
Они не испугались бы при виде еще более уродливых и страшных существ. Но
они почувствовали, что кровь застыла в их жилах, когда поняли, что
огромный темный предмет, который эти ископаемые "черепахи" держали в
руках, представляет собой не что иное, как вездеход, сквозь окна которого
виднелись головы Белопольского и Баландина.
  "Черепахи" уже ступили в воду. Их намерения не вызывали ни малейшего
сомнения. Захватив вездеход они тащили его в глубину озера.
  Трое товарищей поняли, что явились к последнему акту разыгравшейся здесь
драмы, подробностей которой они не знали.
  Яркий свет, сменивший столь внезапно привычную темноту, заставил пятерых
обитателей Венеры остановиться. На мгновение они замерли неподвижно,
ошеломленные, а возможно и смертельно испуганные, ослепленные беспощадными
лучами прожекторов, которые должны были болезненно ударить по их
чувствительным к свету огромным глазам.
  Вездеход мчался прямо на них. Казалось, Александр Князев намеревается
смять всю группу вместе с захваченной ими машиной.
  Все это заняло не больше двух секунд.
  В следующее мгновение, когда вездеход находился уже в трех шагах,
венериане, не выпуская из рук добычу, с непостижимой быстротой бросились в
воду и исчезли в ее темной глубине.
  Вне себя от отчаяния, не сознавая, что делает, Князев рванул рычаг тормоза
левой гусеницы. На полном ходу машина влетела в озеро.
  По счастью, Второв не растерялся в эту трагическую минуту. С молниеносной
быстротой он выключил оба мотора и, вырвав из рук Князева рычаги
управления, затормозил вездеход в двух метрах от берега. Выручила
выдающаяся физическая сила молодого спортсмена.
  Вода доходила до половины корпуса. Уклон берега был очень крут.
Опомнившийся Князев дал задний ход, и машина медленно, с трудом вылезла
обратно на берег.
  Лучи света далеко освещали гладкую поверхность озера. Дождь прекратился.
Ни в воде, ни на берегу нельзя было заметить никакого движения. Тяжелая
машина камнем легла на плечи трех человек. Мгновенным кошмаром
промелькнула и исчезла перед ними жуткая картина гибели двух товарищей.
  Медленно протянув руку, Второв выключил прожекторы.
  Все кончено! Начальник экспедиции и его спутник погибли!
  В темноте кабины, судорожно вздрагивая, рыдал Князев. Остановившимися,
широко открытыми глазами Андреев и Второв все еще смотрели на то место,
где скрылись отвратительные "черепахи", унесшие вездеход Белопольского.
  Так вот где суждено было погибнуть знаменитому звездоплавателю, второму
после Камова "звездному капитану" Земли... Вот где нашел смерть крупнейший
ученый - академик Баландин!
  Страшная развязка наступила так внезапно, что они долго-долго не могли ни
сказать, ни сделать что-нибудь осмысленное. Минуты шли за минутами, а трое
людей все так же неподвижно сидели, подавленные свалившимся на них
непоправимым несчастьем.
  Вдруг красной точкой вспыхнул на щитке сигнал вызова.
  - Как дела? - раздался спокойный голос Мельникова. - Где вы находитесь?
Почему долго молчали?
  Неужели придется сказать? Иначе нельзя. Кому же из них выпадет на долю
сообщить на корабль ужасное известие?
  Все трое молчали.
  - Отвечайте! - уже с тревогой звал Мельников. - Вездеход! Вездеход!
Отвечайте.
  Усилием воли Второв заставил себя заговорить:
  - Слышу! Находимся на берегу озера. Только что...
  Секунда молчания.
  - Что случилось? Да отвечайте же!
  - Только что на наших глазах "черепахи" унесли в озеро машину вместе с
Белопольским и Баландиным. Все!
  Ни звука не раздалось в ответ.
  Там, у реки, на звездолете, и здесь, у озера, на вездеходе, - молчание.
Словно сочувствуя горю гостей, полная тишина царила и в атмосфере Венеры.
Не слышно отдаленных раскатов грома, не шумят под ветром верхушки
деревьев. Замерла вода в озере, и не шевелится трава.
  Или это только кажется людям?..
  - Оставайтесь на месте! В случае грозы укройтесь в лесу, на опушке. Через
полчаса придет вездеход-амфибия.
  Кто это сказал? Мельников? Но они не узнали его голоса.
  Амфибия! Да, на корабле есть амфибия. Но чем они могут помочь?..
  Кто приведет ее? Конечно не Мельников - единственный командир звездолета.
До самого финиша, на Земле, он уже не покинет борта корабля. Не могут уйти
из него ни Пайчадзе, ни Зайцев, ни Топорков. Без них нельзя пускаться в
обратный путь. 3начит, Коржевский и Романов. Только они одни остались в
резерве.
  Казалось, что время остановилось, но они даже не заметили, как прошло
двадцать минут.
  - Вездеход только что вышел к вам, - сообщил Топорков. - Борис Николаевич
приказывает, чтобы разведку произвели Князев и Коржевский. Действовать с
максимальной осторожностью!
  - Где Борис Николаевич? - спросил Второв.
  - Сейчас вернется. Он вам нужен?
  - Нет, это я так.
  - В чем дело? - спросил сам Мельников. Очевидно, он вернулся в рубку. -
Что вы хотите, Геннадий Андреевич?
  - Нет, ничего. Извините, Борис Николаевич!
  - Вы хотите участвовать в разведке?
  - Я думал...
  - Вы думали правильно. - Мельников говорил как-то необычно, отчетливо
выговаривая каждую букву. - Ничто не должно мешать нашей работе на Венере.
Киноаппарат с вами?
  - Да.
  - Разрешаю заменить Коржевского.
  Из леса вырвался длинный прямой луч света. Его усиливающаяся яркость
говорила, что не видимый еще вездеход-амфибия быстро приближался к озеру.
  И вдруг снова раздался голос Топоркова.
  - Станислав Казимирович, остановитесь! - сказал он. - Саша, укройся в
лесу. Приближается гроза.
  - Опять!
  - Когда это наконец кончится? - со злобой спросил Князев.
  - Тогда, когда мы покинем Венеру.
  Гремел гром, низвергался с верхушек леса мощный водопад, в бурный поток
превратился берег. Но световых эффектов и на этот раз не было. По-прежнему
никто, кроме Белопольского и Баландина, не знал о загадочном явлении.
  Наконец грозовые фронты прошли и связь восстановилась.
  - Задача разведки, - тотчас же сказал Мельников, - найти вездеход на дне,
определить, на какой глубине он находится и есть ли возможность вытащить
его из озера. Действовать быстро, но крайне осторожно. Кабина машины
герметична, и если "черепахи" ее не разломали, Белопольский и Баландин еще
живы. Звездолет в любую минуту перелетит на озеро. Быстрей, товарищи!
  Как же случилось, что никто из них не вспомнил об этом? В закрытую машину
вода проникнуть не может. Они думали, что товарищи уже мертвы, а в
действительности были все основания считать их живыми. Один только
Мельников не потерял способности рассуждать здраво.
  Надежда вернула энергию. Вездеходы вышли из леса и подошли к самой кромке
воды. Князев и Второв сменили Романова и Коржевского в амфибии.
  Подобно подводной лодке, вездеход-амфибия был целиком сделан из прозрачной
пластмассы. Даже ленты гусениц были из этого материала. Рассчитанная на
двух человек, легкая и подвижная, эта машина могла ходить по земле,
плавать и погружаться под воду с помощью выдвижных плоскостей, похожих на
крылья планера. Глубина погружения, правда, была незначительна - не более
семи-восьми метров, но звездоплаватели имели все основания думать, что
"черепахи" сами не могут находиться под водой глубже.
  Земноводные Земли никогда не уходят очень глубоко. Давление воды
возрастает с каждым метром. Глубоководные организмы не живут на
поверхности - их разрывает. Почему же на Венере могло быть иначе? Раз
венериане выходят на сушу, они никак не могут быть обитателями глубин.
  Черепахи Земли умеют плавать. Обладают ли этой способностью "черепахи"
Венеры? Ответ на этот вопрос имел огромное значение. Если нет - амфибия не
угрожала опасность. Если да - машина могла быть схвачена так же, как был
схвачен вездеход Белопольского. Тогда вместо двух будут четыре жертвы. Но
кто мог ответить на такой вопрос?
  - Мы с Борисом Николаевичем говорили об этом, - сказал Коржевский, - и
решили, что амфибия может уйти от "черепах", если они нападут на нее в
воде. Плавать быстрее машины они во всяком случае не могут.
  - Будьте крайне осторожны, - еще раз напутствовал Князева Мельников. - При
малейшей опасности - к берегу.
  Со звездолета были привезены скорострельные ружья, заряженные разрывными
пулями. Вооружившись ими, Коржевский и Романов вышли из машины и
приготовились, в случае необходимости, отразить нападение на амфибию. Если
снова не налетит грозовой фронт они будут караулить у самой воды до тех
пор, пока Князев и Второв не вернутся. О том, что может произойти, если
гроза все-таки будет, они старались не думать.
  Андреев остался в машине. На его обязанности лежала связь с Князевым и
звездолетом. Кроме того, он должен был при появлении "черепах" встретить
их светом прожектора.
  - Мне кажется, что лучшим оружием против них является свет, - сказал
Коржевский. - Нельзя забывать, что их глаза привыкли к темноте.
  Без колебаний Князев включил двигатель. С легким всплеском вездеход вошел
в воду. Оставшиеся на берегу видели, как выдвинулись подводные плоскости,
наклонились и, зацепив острыми краями, увлекли машину под воду. След от ее
винта пенным буруном прочертил гладкую поверхность озера. На мгновение
мелькнула, едва различимая в сумрачном полумраке, прозрачная крыша - и все
исчезло. Потом где-то в глубине вспыхнул свет. Это Князев включил
прожектор. Светлое пятно медленно удалялось от берега.
  Потекли томительные минуты. Каждое мгновение трое людей ожидали, что
вот-вот амфибия появится над водой и устремится к берегу, преследуемая
гигантскими "черепахами". Сможет ли огонь винтовок остановить венериан?
Действительными ли окажутся земные пули против их громадных тел? Испугает
ли их свет прожектора?..
  Трое людей, не спуская глаз с озера, следили за светлым пятном в его
темной глубине. Оно, постепенно удаляясь, становилось все более тусклым.
Потом исчезло совсем. Очевидно, машина ушла вглубь.
  На звездолете, в помещении радиорубки, Мельников и Топорков не отрываясь
следили за электробарометром. Они с ужасом думали о возможности мощного
грозового фронта, каждый про себя умолял небо Венеры сжалиться над ними.
  Продолжительная гроза - это было самое страшное, что могло случиться. Под
тяжестью водяного потока амфибия не сможет выйти из озера и окажется в
полной власти его хозяев. Грозовой фронт, подобный тому, который привел к
гибели самолета, означал смерть.
  Минутная стрелка, словно превратившись в часовую, невыносимо медленно
ползла по циферблату.
  Уже час с четвертью амфибия находится под водой.
  И то, что должно было случиться на Венере, случилось. Тонкая стрелка
дрогнула и медленно отошла от нуля.
  - Амфибия! Амфибия!
  - Слышу, - ответил Второв.
  - Гроза! Немедленно на берег! Как можно скорей!
  - Выходим!
  Успеют ли?.. Казалось, что стрелка барометра стремительно ползет вверх...
  Получив известие о приближении грозового фронта, Коржевский и Романов
отошли от воды, поближе к вездеходу. До последней секунды они решили не
входить в него и оставаться на своем посту.
  Со звездолета непрерывно запрашивали - не появилась ли амфибия. Второв
сообщил, что они поднимаются на поверхность так быстро, как только может
машина. "Черепахи" не преследуют.
  - На дне озера их очень много, - сказал он.
  Радиосвязь вскоре прервалась. Это означало, что гроза совсем близко.
  Амфибии не было.
  Где-то над лесом блеснула первая молния. Раскатисто прогремел удар грома.
  - Входите скорей! - сказал Андреев.
  - Еще немного! - не спуская глаз с озера, ответил Романов.
  Но вот далеко, почти у противоположного берега, появилось быстро
возрастающее в яркости светлое пятно. Прямой луч прожектора вырвался из
воды.
  Они успели заметить белый пенящийся след, приближавшийся со стремительной
быстротой.
  Скорей! Еще несколько секунд...
  Удар хлынувшей воды опрокинул Романова на "землю". Коржевский успел
вскочить в открытую дверцу вездехода.
  Плотная мгла окутала берег.  ПОДЗЕМНЫЙ ГОРОД
  - Прощайте, Зиновий Серапионович! - сказал Белопольский.
  - Прощайте! - ответил Баландин.
  Они были уверены, что погибли, что смерть близка и неизбежна. Как могли
они защищаться против огромных животных, тащивших вездеход в озеро?..
  Белопольский сделал последнюю попытку. Пустив в ход мотор, он надеялся,
что обитатели озера выпустят из лап захваченную машину, но гусеницы
остались неподвижными. Физическая сила "черепах" превышала мощь двигателя.
  Люди имели огнестрельное оружие. Оно было заряжено разрывными пулями и
могло оказаться действительным даже против таких гигантов, но
воспользоваться им не было времени. Прежде чем они успеют открыть окна и
пустить его в ход, "черепахи" погрузятся в воду. Она хлынет внутрь машины
и только ускорит развязку.
  Передние "черепахи" ступили в воду.
  И вдруг откуда-то сбоку вспыхнул свет.
  Одно мгновение Белопольский и Баландин отчетливо видели совсем близко от
себя головы своих похитителей, ярко освещенные лучами прожектора.
  "Черепахи" были поразительно уродливы. Три огромных глаза, казавшихся при
свете совсем черными, сильно выдающийся вперед оскаленный рот с длинными
острыми клыками, торчащими по сторонам, - больше на этом "лице", казалось,
ничего не было. Свирепая морда кровожадного зверя. Голый морщинистый череп
сразу над глазами круто уходил назад. Никакого признака лба.
  Свет прожектора, быстро возрастая в яркости, стремительно приближался.
"Черепахи", словно окаменев, стояли неподвижно.
  Оба звездоплавателя хорошо знали, что представляет собой этот светлый луч.
Им на помощь спешили товарищи.
  Пламенной искрой мелькнула надежда.
  Они увидели, как "черепахи" отвернулись от света. Баландин машинально
отметил про себя, что их глаза не имели век и не могли закрываться.
  Сквозь стенки кабины послышался быстро усиливающийся шум. Мощная машина
была совсем рядом... Еще мгновение - и она, со всего разгона, врежется в
неподвижную группу.
  Словно очнувшись, "черепахи", не выпуская добычу, бросились в воду.
Поверхность озера сомкнулась над вездеходом.
  Искра надежды мелькнула и погасла...
  Венериане быстро уходили в глубину. Тусклое освещение вечера сменилось
кромешной мглой. Глаза "черепах" вспыхнули желтым огнем.
  Белопольский выключил мотор, - все равно он был уже бесполезен.
  Герметически закрытая кабина не пропускала воду. Если "черепахи" не
сломают машину и не тронут стекла ее окон, людям не будет угрожать
непосредственная опасность.
  Они чувствовали, что дно быстро понижается. Их тащили все дальше в темную
глубину. Белопольский зажег прожектор. Луч света осветил воду далеко
впереди. Они успели заметить, как несколько "черепах", очевидно
направлявшихся к ним, бросились в сторону.
  И вдруг что-то мелькнуло перед самым окном. Страшный удар обрушился на
машину.
  - Все! - глухо сказал Баландин.
  Казалось, что действительно наступила последняя минута. "Черепахи" начали
ломать вездеход. При их исполинской силе это не должно было занять много
времени.
  Но вода, которую ждали люди, не хлынула в кабину. Удар не повторился.
  Наступившая темнота объяснила все. "Черепахи" разбили прожектор. Чем?
По-видимому, бревном. Свет мешал им, и они расправились с его источником,
не трогая машины.
  - Весьма решительно! - сказал Белопольский. - Хотя и невежливо.
  Он не решился включить второй прожектор или зажечь свет внутри кабины.
  В полной темноте люди ждали, что произойдет дальше.
  "Черепахи" по-прежнему несли вездеход по дну озера. Машина слегка
покачивалась в их лапах.
  - Почему они не плывут? - спросил Баландин.
  - Вероятно, мешает тяжесть нашей машины.
  - Мы вообще не видели плывущей "черепахи".
  - Это не земные циниксы. Может быть, они совсем не умеют плавать.
  - Возможно.
  Оба звездоплавателя испытывали гнетущую тревогу. Темнота, неизвестность,
ожидание гибели, которая могла прийти в любую минуту, - все это не могло
не действовать даже на этих закаленных людей. Человек, как бы он ни был
бесстрашен, не может равнодушно ждать насильственной смерти.
  Но минуты шли, а "черепахи" не выказывали никаких агрессивных намерений.
  Куда они несли вездеход? Почему так долго? Это становилось странным. По
расчету Белопольского, они удалились от берега не меньше, как на
полкилометра.
  Движение вперед продолжалось с прежней скоростью. Постепенно глаза людей
привыкли к мраку, и тогда они заметили слабый, но несомненный свет. Дно
озера было освещено, но чем и откуда, они долго не могли понять. Смутно,
словно при свете звезд где-нибудь на Земле, они стали различать контуры
окружающего. Они поняли, что их машину несут уже не пять, а восемь
"черепах". Их глаза горели, как желтые фонари. Но не они же освещали
воду!..
  Баландин первый заметил по сторонам дороги груды каких-то светящихся
полосок и понял, что это такое.
  - Смотрите! - сказал он. - Это бревна. Они светятся и освещают дно.
  Он не ошибся. Теперь и Белопольский видел, что свет действительно исходит
от знакомых им стволов деревьев. Они лежали всюду, беспорядочными кучами,
светясь слабым розовым светом. Машину пронесли мимо целого штабеля бревен,
и тогда люди отчетливо увидели дно, покрытое оранжевыми водорослями, и
огромную толпу "черепах", которые явно сопровождали своих сородичей,
несших плененную машину. Это было очень похоже на толпу любопытных зевак,
только этими зеваками были не люди, а звери.
  - Так вот для чего, оказывается, им нужны деревья! - сказал Баландин.
  - Да, - ответил Белопольский, - это не строительный материал, как мы
думали, а природные фонари.
  - Как жаль, что эта тайна умрет с нами.
  Константин Евгеньевич не ответил. Баландин видел, как его товарищ поспешно
достал блокнот и, наклонившись к приборам пульта, светившимся слабым
голубым светом, стал поспешно писать. Профессор понял, что Белопольский
хочет послать письмо оставшимся наверху товарищам. Но как он думает
отправить его?
  - Я закупорю бумагу в одну из бутылочек нашей аптечки, - сказал
Белопольский. - Когда мы увидим, что наступает конец, то откроем дверь и
выбросим ее. Пустая бутылка всплывет на поверхность озера, и там ее найдут.
  Профессор кивнул головой. Это действительно был единственный способ,
оставшийся в их распоряжении.
  "Черепахи" неутомимо продолжали путь. Белопольский казалось, что они
движутся по прямой линии, к противоположному берегу озера. Намерения
похитителей оставались неясными. Что им там нужно? Почему они не
расправились с людьми и машиной где-нибудь по пути?
  При розовом свете деревянных "ламп" оба пленника видели, что толпа
обитателей озера увеличивается. Машину сопровождало не меньше ста
"черепах".
  - Посмотрите вперед, - сказал Баландин, - что это такое?
  Из мрака, далеко впереди, показалось какое-то светлое пятно.
  По мере приближения оно становилось все более ярким. "Черепахи"
направлялись прямо к нему.
  Вскоре оба звездоплавателя смогли различить что-то вроде светящейся арки.
  Еще несколько десятков шагов их носильщиков - и арка встала прямо перед
глазами.
  Это были такие же бревна, какие лежали в штабелях на берегу и кучами на
дне озера. Сложенные правильным полукругом, они обрамляли вход в туннель,
по-видимому уходящий вглубь южного высокого берега озера. Стены этого
туннеля были также выложены бревнами, и он казался светящимся проходом,
ведущим куда-то в даль, скрывавшуюся в розовом сумраке. Туннель был
наполнен водой.
  "Черепахи" прошли арку и углубились в проход. Дно туннеля заметно
поднималось.
  Свет, исходивший из бревенчатых стен, окрашивал воду в красноватый цвет.
Было настолько светло, что Белопольский и Баландин могли без труда
рассмотреть самые мелкие подробности. Сопровождавшая их толпа "черепах" с
розовыми телами и красными панцирями в этом освещении стала походить на
толпу фантастических призраков. Желтый огонь их глаз погас.
  "Черепахи", несшие машину, шли на двух ногах, в вертикальном положении.
Большинство остальных передвигалось на четырех.
  Туннель был очень длинен. Машину несли дальше и дальше, а выход все не
показывался.
  - Вряд ли можно предположить, что этот туннель искусственный, - сказал
Белопольский. - Вероятно, он пробит водой.
  - Кто их знает! - ответил Баландин. - Все может быть. Но скоро мы это
узнаем.
  Впереди в розовом сумраке появилось наконец что-то яркое. Еще несколько
минут - и перед ними открылось огромное пространство, показавшееся в
первую секунду совершенно пустым.
  "Черепахи" вышли из воды.
  Исполинская пещера уходила куда-то далеко, в неразличимую глазом глубину
берегового обрыва. (Было совершенно очевидно, что их доставили к южному
берегу озера.) Над головой, примерно в пятнадцати метрах, нависал каменный
свод. Пещеру освещал слабый свет. Откуда он исходил - они не видели.
  Основание пещеры было совершенно сухо. Правильными рядами поднимались
какие-то странные кубы. Это было похоже на улицы, застроенные домами без
окон. Кубы были, по-видимому, деревянными, но бревна не светились. А может
быть, их слабый свет терялся в общем освещении пещеры.
  - Вот он где, их город! - сказал Белопольский тоном удовлетворения.
  - Похоже на то, - ответил Баландин.
  "Черепахи" шли посередине одной из "улиц". Часто мелькали какие-то неясные
фигуры. Судя по размерам, это были не "черепахи".
  Деревянные кубы казались домами неведомых жителей этого подземного города.
Но для огромных "черепах" такие жилища были довольно тесны.
  Выход из туннеля остался далеко позади. Толпа "черепах" шла все дальше и
дальше.
  Наконец они остановились. Потом подошли к стене одного из "домов" и стали
куда-то спускаться. Метров пять они шли прямо, потом поднялись и вышли уже
внутри постройки. Пройдя еще несколько шагов, осторожно поставили машину
на бревенчатый пол.
  В общей сложности они пронесли вездеход, весящий больше полутора тонн,
километра два с половиной, что лишний раз доказывало их чудовищную силу.
  Одна за другой "черепахи" вышли тем же путем, каким и вошли.
  - Вот мы и в тюрьме, - сказал Белопольский, - а я так и не успел выбросить
бутылку с письмом. Теперь это вряд ли удастся.
  Они внимательно осмотрелись.
  Помещение было совершенно пусто. Никаких внутренних перегородок в нем не
было, - одна сплошная "комната", очевидно единственная в доме без окон и
без потолка.
  Глядя с "улицы", казалось, что куб закрыт со всех сторон. На самом деле
это был не куб, а просто четыре стены, высотой метров в семь.
  Оба звездоплавателя подумали, что такое устройство домов вполне логично.
Над "городом" не было неба, ему не угрожали ни дождь, ни ветер. Потолок с
успехом заменял каменный свод пещеры. Пол был сделан из бревен. Дверь,
если можно было назвать так этот вход, помещалась в одном из углов. Стены
и пол светились розовым светом.
  Минут двадцать люди молча ждали, не появится ли кто-нибудь из венериан, но
время шло, а никто не приходил к ним.
  - На сколько времени нам хватит кислорода? - спросил Баландин.
  - Почти на двое суток. Но какое это имеет значение? Только продление
агонии.
  - Нельзя ли бежать отсюда?
  Белопольский пожал плечами.
  - Как ваши ноги? - спросил он вместо ответа.
  - Какое это имеет значение, - повторил слова своего командира Баландин, -
я забыл о них.
  - Все равно! Пока есть время, надо переменить повязку. Кто знает, что нас
ждет впереди.
  Белопольский зажег свет в кабине. Осторожно сняв повязку, он внимательно
осмотрел обожженные голени и нахмурился. По краям вздувшихся волдырей кожа
была ярко-красной, что указывало на сильное воспаление.
  "Может начаться гангрена, - явилась тревожная мысль, - как он терпит? Это,
вероятно, адская боль.
  Кроме пикриновой кислоты, никаких средств в аптечке не было. Она
предназначалась только для оказания первой помощи. Но Белопольский все
равно не знал, что надо делать при таком тяжелом ожоге.
  Он наложил новую повязку и забинтовал ноги профессора.
  Потянулись томительные минуты ожидания. Стараясь экономить энергию
аккумуляторов, Белопольский погасил свет в кабине. Свечения стен было
вполне достаточно.
  С того момента, как они очнулись после обморока, прошло уже больше двух
часов. Полчаса они находились в кубе, но ни единого звука не доносилось к
ним. Кругом словно все вымерло. Глубокая тишина царила в "доме".
  Но не принесли же их так далеко только для того, чтобы бросить в этой
бревенчатой комнате. Кто-то должен был прийти к ним. Но кто и зачем? Что с
ними сделают?..
  Белопольский открыл дверцу и вышел из машины.
  Их маленький вездеход не имел выходного тамбура. С того времени, как они
покинули звездолет, оба не снимали противогазов. Внутри машины был воздух
Венеры, такой же, как и снаружи.
  Стоять на круглых бревнах было трудно. Ноги скользили по гладкому дереву.
  Белопольский подошел к ближайшей стене и попытался найти щель, через
которую удалось бы заглянуть наружу, но бревна были пригнаны друг к другу
очень плотно. Он осторожно обошел помещение, в любую секунду готовый
броситься обратно к машине при появлении венериан. Подойдя к "двери", он
увидел, что лестницы не было. Спуск состоял из тех же бревен. Было трудно
себе представить, как могли "черепахи" с тяжелым грузом подняться по ним.
  Отверстие входа было квадратной формы и имело метра три в поперечнике.
  Закончив обход, Белопольский вернулся к машине.
  Прошло еще около часа. Никто не приходил, и это становилось странным и
угрожающим. Неужели "черепахи" бросили их умирать здесь?..
  Тишина стала казаться зловещей...
  - Если нас не перетащат опять в воду, - сказал Белопольский только для
того, чтобы прервать гнетущее молчание, - мы сможем пользоваться для
дыхания воздухом Венеры через противогазы. Это сэкономит нам запас
кислорода. Тогда его хватит дней на пять, шесть. Но у нас нет никаких
продуктов, кроме аварийного запаса, а он очень невелик. Все же я предлагаю
подкрепить силы.
  - Пожалуй, это не лишнее, - согласился Баландин.
  Но только они успели достать свой "НЗ", как услышали какой-то звук, точно
глухое топанье огромных ног.
  Белопольский поспешно запер дверцу машины.
  Они увидели, как у входа появилась уродливая голова "черепахи". Потом
появилось и ее огромное тело. Зверь ступил на пол.
  В "руках" он нес какой-то длинный и узкий предмет. В розовом сумраке
"комнаты" люди не могли рассмотреть, что это такое. "Черепаха" поставила
свою ношу и исчезла.
  Не веря глазам, Белопольский и Баландин узнали в этом предмете человека,
одетого в противогазовый костюм.
  Это был геолог экспедиции Василий Васильевич Романов.  НОЧЬ
24 июля вечер Венеры подошел к концу. Как и предполагали, сумерки длились
почти пятьдесят часов после захода Солнца.
  Уже с утра (звездоплаватели все время вели счет по земным часам) темнота
начала быстро сгущаться. К восемнадцати часам ночь полностью вступила в
свои права.
  Но эта ночь была далеко не такой темной, как ожидали. Если бы Пайчадзе не
сказал, что она наступила, они, вероятно, продолжали бы считать ее
вечером. Ничего похожего на черный мрак, который, казалось бы, должен быть
на поверхности планеты, под толстым слоем облачных масс, не наблюдалось.
Из окон обсерватории они видели реку, лес на ее берегу и даже могли
различить вдали линию порогов. Освещение напоминало земную ночь при свете
Луны в первой четверти.
  - Теоретические расчеты подтвердились, - сказал Пайчадзе. - Яркость
ночного неба Венеры, благодаря близости к Солнцу, в пятьдесят раз сильнее,
чем на Земле, и только в пять раз слабее света полной Луны. Мы не ошиблись.
  Звездоплаватели готовились к ночной работе. Программа была обширна и
разнообразна. Надо было сделать целый ряд точных фотометрических измерений
освещенности в различные моменты ночи, составить график изменений нагрева
почвы, а также и воздуха на разной высоте и опять-таки в различное время -
в начале, середине и в конце ночи. Предстояло заняться интенсивностью
падения на планету космических лучей, определением радиометодами
внутреннего строения Венеры и бесконечным количеством других не менее
важных работ, из которых часть предназначалась на эту ночь, а остальные на
следующую. Звездолет должен был находиться на планете двое венерианских
суток.
  Ни одну из работ нельзя было производить внутри корабля. Приходилось
выносить приборы и аппараты на берег и находиться возле них длительное
время. Хотя многие процессы могли проходить автоматически, ученые все же
дежурили у своих установок, не рискуя оставить их без присмотра. Жители
Венеры уже доказали, что относятся враждебно к пришельцам с другой
планеты, а ночью в любую минуту кто-нибудь из них мог оказаться вблизи.
При огромной физической силе этих существ им ничего не стоит сломать и
уничтожить хрупкие аппараты людей.
  Все меры предосторожности были приняты. В радиусе ста метров вокруг
звездолета берег заливал яркий свет прожекторов. Никто и ничто не могло
приблизиться к месту работы, не будучи своевременно замеченным. Каждого
члена экипажа, которому нужно было выйти из корабля на берег, всегда
сопровождали два товарища, хорошо вооруженные и готовые отразить нападение.
  Надо сказать, что никто из ученых не верил, что "черепахи" действительно
могут напасть на звездолет. Охрана осуществлялась на всякий случай, больше
для очистки совести.
  Поиски вездехода Белопольского в глубине озера с очевидностью показали,
что свет прожекторов является вполне достаточной защитой. Для органов
зрения подводных жителей, привыкших к темноте, этот свет, видимо, был
совершенно непереносим.
  Грозовые фронты почти не мешали работам. С наступлением ночи они стали
появляться все реже и реже и были гораздо слабее, - скорее сильные дожди,
и только.
  Когда экипаж находился на борту, прожекторы потухали, и прозрачная темнота
опускалась на звездолет. Тогда ночные бинокли и лучи радиолокаторов
устремлялись на далекую линию порогов. Возле них смутно виднелись штабеля
бревен, но никакого движения не удавалось заметить. Вид штабелей не
изменялся, и было очевидно, что обитатели озера почему-то не трогают их.
  Несколько раз звездоплаватели внезапно зажигали прожектор, направляя луч
его света на близкую опушку леса, но и там ничего не обнаруживали.
  - Они боятся нашего корабля, - говорил Мельников, - и не рискуют
приблизиться к нему. Наше присутствие мешает им производить обычную ночную
работу.
  Это было более чем вероятно. Исполинский корабль, неведомо как очутившийся
на берегу реки, неведомо откуда взявшийся и неизвестно что из себя
представлявший, должен был казаться венерианам чем-то таинственным,
непонятным и пугающим. Первобытные существа даже отдаленно не могли
вообразить истинного назначения этого чудовищно огромного предмета. Он
должен был возбуждать в них ужас.
  - Неужели, - говорил Второв, - мы так и вернемся на Землю, не имея ни
одного снимка "черепахи". Я никогда не прощу себе этого.
  У Геннадия Андреевича были все основания быть недовольным собой. Он видел
"черепах", они неподвижно стояли, ярко освещенные светом прожекторов, в
его руках находился киноаппарат, более удачных условий съемки нельзя было
себе представить, но... ни одного снимка обитателей Венеры!..
  Исправить упущение, очевидно, нельзя. Венериане не появятся возле корабля.
О том, чтобы попытаться еще раз увидеть их на берегу озера, не могло быть
и речи. Мельников, вступивший в командование кораблем, категорически
заявил, что не допустит ни одной экскурсии куда бы то ни было. До самого
старта на Землю ни один член экипажа не отойдет далеко от корабля.
  - Довольно жертв! - сказал он своим товарищам. - Их и так слишком много. С
обитателями Венеры познакомимся в следующем рейсе.
  Как ни хотелось Второву получить снимки венериан, он должен был признать,
что это решение единственно правильное. Экспедиция потеряла четырех
человек. Это действительно, слишком много.
  Случайность, которую невозможно было предвидеть и предупредить, погубила
на Арсене Леонида Орлова. По своей вине, жертвой собственной
неосторожности стал Василий Романов. Неизвестно, как Белопольский и
Баландин попали в руки венериан и были унесены ими на дно озера. Никаких
надежд на их спасение уже не могло быть.
  Вездеход исчез бесследно. Князев и Второв восемь раз погружались в озеро
на амфибии, но не обнаружили машины. Куда ее могли унести? Это оставалось
тайной. После восьмой, бесплодной, попытки Мельников приказал возвращаться
на корабль.
  - Мы сделали все, что могли, - сказал он, - больше рисковать нельзя.
  Гроза, прервавшая первый поиск, оказалась, к счастью, слабой и
непродолжительной. Но, когда она окончилась, Коржевский и Андреев с ужасом
увидели, что их товарища, не успевшего вскочить в машину, нигде нет. Стало
очевидно, что Василий Романов был оглушен ударом ливня и смыт в озеро.
  - Немедленно найти! - приказал Мельников.  Вездеход-амфибия нисколько не пострадал. Как только началась гроза, Князев
погрузился под воду, где уже не могли угрожать ни ливень, ни молнии.
Опасения, что на машину нападут "черепахи", не оправдались. Венериане,
которых оба разведчика насчитали на дне больше сотни, панически боялись
прожекторов. Как только появлялся свет, они падали на дно, прячась под
свои панцири совершенно так же, как делали это в океане. Амфибия могла
плавать под водой сколько угодно без всяких опасений.
  Узнав о исчезновении Романова, Князев немедленно приблизился к берегу и
тщательно обыскал дно. Но молодой геолог исчез так же бесследно, как
вездеход Белопольского.
  С энергией отчаяния, забыв обо всем, они, сменяя друг друга, искали
пропавших товарищей двенадцать часов подряд. Дно озера было обследовано на
всем своем протяжении.
  Напрасно!.. Ни вездехода, ни тела Романова нигде не было. Озеро оказалось
неглубоким. Они видели на его дне огромное количество бревен, лежавших
кучами, многочисленные виды водорослей и других растений, но, кроме
"черепах", не заметили ни одного живого существа, ни одной рыбы.
  - Спрятать машину там абсолютно негде, - сказал Князев. - Мы не могли не
заметить ее.
  - Где же она может быть?
  - Не знаю. Но в озере ее нет.
  Почти одновременная гибель трех товарищей угнетающе подействовала на всех
членов экспедиции.
  Вечером 24 июля Мельников записал в своем дневнике:
  "Последний срок миновал!
  До сих пор какое-то неясное чувство говорило мне, что Константин
Евгеньевич и его спутник живы. Так хотелось надеяться! Мне казалось,
против всякой вероятности, что они вернутся к нам. Сегодня эта призрачная
надежда окончательно рухнула. Даже теоретически не на что рассчитывать.
Все кончено. Запас кислорода в вездеходе исчерпан. Если они были живы до
сих пор, то сейчас, безусловно, мертвы. Им нечем больше дышать! Какая
страшная участь...
  Я хочу верить (вот до чего дошло!), что "черепахи" сразу сломали стенки
машины, разбили стекла окон, умертвили... Слишком ужасно думать, что они
жили двое суток без надежды на спасение, во власти свирепых зверей!..
  Насколько счастливее (какое слово!) судьба Романова! Если он не был убит
сразу ударом ливня, то все же умер очень скоро, запас кислорода в его
баллоне был так мал.
  Ирония судьбы! Я жалел, что прервана связь с Землей. А сейчас я
благословляю это обстоятельство. Какими словами могли бы мы рассказать о
случившемся?..
  Конечно, это эгоистично, но я думаю об Оле. Сколько томительных дней
выпало ей на долю, когда после спуска на Венеру на Земле не знали о нашей
судьбе. Известие о гибели еще трех членов экспедиции... нет, лучше не
думать об этом кошмаре!.. Куда все-таки делся вездеход? Куда исчезло тело
Романова?
  Неужели кто-нибудь сможет упрекнуть нас, что мы плохо искали? Не
попробовать ли еще раз? Нет, я не имею на это права. Василия Романова
схватили "черепахи". Это очевидно. И спрятали его тело так же, как
вездеход К. Е. Зачем они это сделали? И куда спрятали? Князев и Второв
утверждают, что на дне озера машины нет. Зловещая тайна. Неужели
"черепахи" разломали вездеход на мелкие куски? В клочья разорвали тела
наших несчастных товарищей? А может быть... жутко думать, что и это могло
случиться!..
  Что мы знаем о жителях Венеры? Ничего не знаем. "Черепахи"! Какие странные
и причудливые создания! Я хорошо помню их. Назойливо стоят они перед моими
глазами. Могли ли мы думать, когда смотрели на них из подводной лодки, что
это и есть разумные обитатели Венеры, что именно они, эти земноводные, и
есть люди планеты? Даже сейчас, когда, казалось бы, отпали последние
сомнения, я не могу верить этому.
  Коржевский утверждает, что, судя по описаниям, "руки" "черепах" не могли
создать линейку, они не способны к такому труду, это не руки, а лапы
животных. Я убежден в правильности этого рассуждения. Линейку сделал
кто-то другой.
  Может быть, "черепахи" только животные? Их поведение не похоже на
поведение животных Земли. Что из этого? Мы имеем дело с животными Венеры.
Слоны в Индии работают. Они ломают деревья, переносят бревна. Совсем так
же, как "черепахи". К тому же, мы не знаем, они ли делают это.
  Кто же тогда настоящие венериане? Где они? Как они выглядят?.. Увидим ли
мы их? Нет, в этом рейсе не увидим. Я сам запретил всякие попытки. И не
изменю этого решения. Потом! В следующем рейсе!
  Как тяжело, как трудно казаться спокойным, ничем не выказывая боли,
которая ни на минуту не оставляет тебя! Как часто приходится усилием воли
сдерживать рыдания, готовые вырваться. Иногда хочется выть, как зверю,
дать выход отчаянию. Нельзя! Любому из моих товарищей можно. Мне нельзя.
Даже наедине с собой я должен держаться. Я не принадлежу себе. Потом!
Когда наш несчастный рейс закончится..."  В ночь на 25-е дежурил Князев.
  В три часа утра он неожиданно разбудил всех звонком тревоги. Не прошло и
пяти минут, как в рубке управления собрались все восемь человек.
  - Что случилось? - спросил Мельников, первым вошедший в рубку.
  Князев молча показал на экран.
  Небо Венеры пылало заревом. Зловещий красный свет был так силен, что можно
было отчетливо видеть все, что окружало корабль. Обычно темные, тучи
сверкали всеми оттенками рубина. Казалось, что где-то за горизонтом
разгорается гигантский пожар.
  С сильно бьющимся сердцем звездоплаватели не спускали глаз с непонятной
картины.
  Что это?.. Пожар? Извержение вулкана?.. Им казалось, что кровавый свет
становится сильнее, что-то неведомое приближается к звездолету, неся с
собой угрозу.
  Мельников переглянулся с Зайцевым. Одна и та же мысль мелькнула у обоих -
не пора ли поднять корабль в воздух и, пока не поздно, уйти от неизвестной
опасности?
  Вдруг откуда-то из-за леса взметнулись к зениту и рассыпались по нему
искрящимся занавесом зеленые и фиолетовые линии. Мерцающей сеткой они
закрыли весь горизонт, переплетаясь и сверкая всеми оттенками изумрудов и
вишнево-красных гранатов.
  - Полярное сияние! - первым догадался Пайчадзе.
  - Оно вспыхнуло внезапно, - сказал Князев.
  Успокоившись, все перешли в обсерваторию и, столпившись у окон, молча
смотрели на поразительное зрелище. Второв вертел ручку киноаппарата.
  Рубиновый цвет неба сменился оранжевым, потом, пройдя всю гамму цветов,
неожиданно вспыхнул чистейшим аквамарином. Изумрудные и гранатовые линии
уступили место сверкающему потоку хрустальных нитей.
  Фантастический калейдоскоп красок непрерывно сменялся больше полутора
часов, поражая взор неистощимым разнообразием сочетаний всех цветов и
оттенков. Во всем богатстве предстала перед людьми палитра величайшего из
художников - Великой Природы.
  Уходящее все ниже за горизонт, Солнце давало прощальный спектакль.
  К пяти часам утра полярное сияние Венеры стало меркнуть. Все слабее
окрашивалось небо, все яснее проступали на нем свинцовые тучи.
  - Изумительно! - сказал Коржевский.
  - Вопрос, что! - отозвался Пайчадзе. - Изумительно не само зрелище. Оно
должно быть красочным. Венера близка к Солнцу. Изумительно другое.
Полярное сияние - в верхних слоях атмосферы, за десятикилометровым слоем
облаков. Почему мы видели его так ярко? Непонятно.
  - Что же мы могли увидеть, если бы поднялись над облаками? - спросил
Второв.
  - Скорее всего, ослепли бы, - ответил Пайчадзе.
  Взволнованные всем виденным, звездоплаватели неохотно разошлись по каютам.
  Но никто не смог заснуть сразу. И когда, не прошло еще и часу, Князев
вторично дал сигнал тревоги, все кинулись к рубке, надеясь еще раз увидеть
чудесное зрелище, которым не успели вдоволь налюбоваться. Но на этот раз
их ожидало совсем другое. Ставшая памятной, ночь преподнесла еще один
сюрприз.
  С бледным, взволнованным лицом Князев встретил товарищей непонятной фразой:
  - Они только что принесли!..
  - Кто "они"? - спросил Мельников.
  - "Черепахи".
  Все бросились к экрану. Но в мутном полусвете ночи они не увидели ничего.
  - Свет! - приказал Мельников.
  Яркий луч прожектора лег на "землю". И тогда совсем близко от корабля они
увидели маленький темный предмет, лежавший на траве.
  - Я заметил, - рассказал молодой механик, - как со стороны порогов стала
приближаться плохо различимая масса, какое-то темное тело. Сначала мне
показалось, что это огромное животное. Оно медленно подходило все ближе. Я
не стал зажигать прожектор, хотелось рассмотреть его, а свет мог его
испугать. Ведь оно не могло причинить вреда звездолету, как бы велико ни
было. Когда оно приблизилось, я узнал "черепах", совсем таких же, каких мы
видели у озера. Они что-то несли. С ними было другое животное, гораздо
меньших размеров, но я его не мог рассмотреть как следует. Не зная, что
делать, я дал сигнал. Но пока вы успели прийти, "черепахи" подошли
вплотную к кораблю и положили этот предмет на "землю". Потом они исчезли
очень быстро в сторону реки.
  - Вот тогда и следовало зажечь прожектор, - сердито сказал Коржевский.
  - Я не решился. Мне не хотелось пугать их.
  - Правильно! - одобрил его Мельников.
  Значит, обитатели озера не боялись приблизиться к звездолету. Они что-то
принесли людям. Что и зачем?
  - Товарищ Второв, - приказал Мельников, - выйдите на берег и принесите
этот предмет на корабль. С вами пойдет Андреев.
  Через полчаса таинственное приношение внесли в обсерваторию.
  Все с любопытством обступили подарок.
  Это было что-то вроде деревянного блюда, имевшего форму ромба, с загнутыми
внутрь полукруглыми краями. Оно было тщательно отделанное, гладкое до
блеска, с тремя тонкими, тоже деревянными, острыми, прикрепленными ко дну.
Блюдо было аккуратно устлано пучками оранжевых водорослей и красными
листьями. Сверху лежали восемь плоских лепешек красного цвета и... золотые
часы.
  Не веря глазам, Мельников схватил их.
  - Это часы Константина Евгеньевича, - сказал он.  ХОЗЯЕВА ПЛАНЕТЫ
Одним из самых основных факторов в жизни любого существа является питание.
Первые представления едва развитого мозга неразрывно связаны с ним. И от
нижних до верхних ступеней эволюционной лестницы все живое подчиняется
этому незыблемому закону природы.
  Все существа, наделенные разумом, независимо от степени его развития,
заботятся о питании, и не только для себя, но и для других существ,
связанных с ними. Птицы и звери добывают корм своему семейству. То же
делают люди. Хищник уступает добычу другому хищнику, если не хочет драться
с ним из-за нее. Это свидетельство миролюбия. Дикие племена в знак мира
предлагают врагу добытые ими продукты питания.
  У восточных народов сохранился обычай - не есть в доме врага. Разделить
пищу с врагом - значит помириться с ним. Предложить человеку поесть -
значит выказать к нему добрые чувства.
  Закон питания диктует нравы и обычаи. Так было, так есть, и так будет
всегда, потому что пища - основа жизни, потому что это первый закон
природы для живых существ. И можно с уверенностью сказать, что закон этот
действителен не только на Земле. Он властно царит всюду, где есть
способные хотя бы к примитивному мышлению живые существа, которые растут и
размножаются. Это закон Вселенной!
  Одинаковые представления о предмете должны неизбежно породить и одинаковые
понятия о его роли в том или ином случае.
  Что же удивительного в том, что венериане поступили так же, как на их
месте поступили бы люди Земли. Только человеческие законы меняются и могут
быть различными, законы природы всюду одинаковы. Принеся свой "хлеб" к
звездолету, жители Венеры показали этим, что хотят мира. Понять их
поступок как-нибудь иначе было невозможно.
  В этом смысле высказался биолог Коржевский, когда после детального анализа
выяснилось, что восемь лепешек, принесенных "черепахами", представляют
собой питательный продукт, изготовленный, из рыбы.
  В значении неожиданного подарка никто не сомневался. Это был знак мира.
Что же думали жители Венеры о звездолете? За что его принимали?
  - Не видя Солнца, не видя звезд, они не могут знать о существовании других
миров, - сказал Пайчадзе. - Они принимают нас за неизвестных до сих пор
жителей той же Венеры.
  Это было вполне возможно. Встречали же дикие жители островов впервые
увиденные ими корабли европейцев плодами и изделиями своих рук.
  Но зачем рядом со своим "хлебом" венериане положили часы Белопольского.
Что означает это зловещее напоминание о погубленном ими человеке? Часы не
шли, а всем было хорошо известно, что Константин Евгеньевич никогда не
забывал завести их. Что это? Предупреждение или знак раскаяния?
  Мысль, одновременно пришедшую всем, высказал Пайчадзе.
  - Они сняли часы с тела Константина Евгеньевича, - сказал он, - и принесли
нам, чтобы показать - тела у них. Почему они не принесли их сами, не знаю.
Предлагают нам это сделать. Питательные лепешки показывают, что они хотят
мира и больше не нападут на машину. Я считаю - мы обязаны нанести им
вторичный визит. Конечно, на берегу озера. Если они выйдут и пригласят к
себе, можно проникнуть в озеро на амфибии.
  Несколько минут в кают-компании, где происходил разговор, стояла тишина.
Никто не решался первым высказать свое мнение по столь ответственному
вопросу раньше, чем выскажется Мельников. А Борис Николаевич долго молчал.
Он казался всецело погруженным в свои мысли.
  - Я присоединяюсь к Арсену Георгиевичу, - решился заговорить Топорков, -
советским ученым не пристало бояться опасности.
  - Дело не в опасности, - сказал Мельников и снова задумался. - Почему
лепешек восемь? - неожиданно спросил он. - Можно ли считать это простой
случайностью?
  Все бывшие в каюте - переглянулись. В самом деле! Никто не обратил
внимания, что число лепешек точно соответствует числу оставшихся на
корабле членов его экипажа. Каждому по одной!
  - Откуда же они могли узнать? - нерешительно сказал Коржевский.
  - Вот именно, откуда? - Мельников посмотрел на товарищей заблестевшими
глазами. - Они могли узнать об этом от...
  Он не договорил, но все сразу поняли.
  Загадочное появление золотого хронометра, с которым, как они все знали,
никогда не расставался Белопольский, могло означать совсем не то, что они
думали. Он сам отдал его венерианам. Это могло означать: "На помощь!"
Неужели же Белопольский и его спутник живы?..
  - На озеро! - страстно вскрикнул Пайчадзе.
  - Да! - ответил Мельников. - Мы должны немедленно отправиться на озеро.
Возможно, мы ошиблись, но возможно, что угадали правильно. Медлить
преступно.
  Решение командира обрадовало всех. Один только Коржевский нахмурился и
покачал головой с видом большого сомнения.
  - Кому же Константин Евгеньевич мог сказать о нас? - спросил он. -
"Черепахам"? И как он говорил с ними?
  - Саша видел какое-то существо, - ответил Мельников, - это, наверное, и
был настоящий венерианин. Как бы то ни было, мы не можем пройти мимо
появления часов, что бы они ни означали.
  - Я не спорю, - согласился биолог.
  Приняв решение, звездоплаватели, не теряя времени, приступили к его
выполнению. Из ангара вывели самый крупный из вездеходов. Это была сплошь
металлическая могучая машина с двумя моторами, в две с половиной тысячи
лошадиных сил каждый, с двумя самостоятельными панелями управления. Она
могла двигаться в обе стороны с одинаковой скоростью, достигавшей ста
двадцати километров в час. Узкие окна, расположенные со всех сторон,
вместо стекол имели прозрачные пластмассовые пластины толщиной в три
сантиметра. Гусеницы были так широки, что машина могла устойчиво держаться
на болотистой почве. Передняя и задняя стенки были снабжены острыми,
расходящимися по бортам таранам, прикрывавшими гусеницы. Вездеход мог
пробираться через не проходимую для других машин чащу. Длина машины -
восемь метров - предохраняла ее от опасности опрокинуться при крутых
подъемах или спусках, вес - тридцать две тонны - защищал от участи,
постигшей машину Белопольского. Вряд ли "черепахи" могли поднять подобную
тяжесть.
  Завод изготовивший ее специально для рейса на Венеру, позаботился и об
удобствах экипажа. В вездеходе было шесть мягких кресел, которые могли
превращаться в постели. Автоматически действующие аппараты "следили" за
чистотой воздуха и его температурой. Двери были двойные, с выходным
тамбуром. Три радиоустановки - основная, аварийная и телевизионная -
обеспечивали надежную связь.
  В отличие от вездеходов, которые до сих пор употреблялись в космических
рейсах, эта машина не была безоружна. В специальной башенке, возвышавшейся
на носу, находился крупнокалиберный пулемет.
  Камов заставил Белопольского согласиться взять с собой эту вооруженную
машину, "на всякий случай".
  "Кто знает, может быть, мы жестоко ошибаемся относительно обитаемости
Венеры, - сказал он. - Сделайте это для нашего спокойствия".
  - Это тридцать две тонны лишнего груза.
  - Все равно вам нужен большой вездеход.
  Кроме пулемета, сами гусеницы, учитывая огромную мощь двигателей, были
грозным оружием. Будь машина менее мощной, Мельников, возможно, не решился
бы на опасную экскурсию.
  Когда начали обсуждать, кому участвовать в поездке, возникли горячие
споры. Каждому хотелось быть зачисленным в экипаж. В конце концов
Мельникову пришлось употребить власть командира.
  - Машину поведет Князев, - сказал он, - с ним отправятся: Коржевский, как
врач, и Второв, как кинооператор. Командовать вездеходом поручаю Князеву.
  В половине восьмого утра 25 июля по земному календарю и глухой ночью по
календарю Венеры вездеход отошел от звездолета и, миновав освещенную
прожектором полосу берега, направился на тихом ходу к порогам. Оставшиеся
на борту корабля, собрались в помещении обсерватории, следили за ним до
тех пор, пока неясный силуэт машины не потонул в темноте ночи. Но и тогда
они продолжали стоять у окна, напряженно всматриваясь вдаль.
  Минут через десять далеко-далеко мелькнул светлый луч, - их товарищи
искали вход на просеку. Потом и этот луч скрылся. Очевидно, машина вошла в
лес.
  Пять человек перешли на радиостанцию. Топорков включил экран. И тотчас же
на нем появилась лесная дорога. Телекамера, установленная на вездеходе,
работала.
  Отчетливо была видна медленно движущаяся на них панорама леса, освещенная
ярким светом прожекторов машины. Из репродуктора раздавался шорох ее
гусениц. Экипажу корабля казалось, что они находятся рядом с друзьями,
вместе с ними участвуют в этой беспримерной ночной экспедиции. Они слышали
каждое слово, которыми изредка обменивались Князев, Коржевский и Второв, и
при желании могли, включив радиосвязь, принять участие в разговоре.
  Топорков протянул руку, чтобы сделать это, но Мельников остановил его.
  - Не нужно отвлекать их внимания. Если понадобится, они сами нас вызовут.
  Он говорил так тихо, словно боялся, что экипаж вездехода его услышит. Но
передатчик был выключен.
  Пять человек молча сидели в затемненной рубке перед светящимся экраном,
всем своим существом участвуя в каждом движении машины. Они как бы слились
с ней в одно целое. Зайцев даже покачнулся в кресле, когда панорама на
экране дрогнула и пошла быстрее. Князев резко увеличил скорость.
  И вдруг...
  Пять человек стремительно подались вперед. Подавленное восклицание замерло
на всех устах.
  Из-за поворота, к которому, быстро приближалась машина, неожиданно
появилась группа обитателей озера. Их было не меньше двадцати..
  Все пятеро физически ощутили, как Князев затормозил вездеход. Картина на
экране остановилась. И так же неподвижно застыла группа "черепах".
  Несколько секунд можно было отчетливо видеть красные панцири,
бледно-розовые морщинистые тела и маленькие треугольные головы...
  А затем прожекторы машины погасли. Лес погрузился в полную темноту.
  И такая же полная темнота хлынула с экрана в радиорубку.  Встреча с жителями Венеры не была неожиданной для Князева и его товарищей,
которые в любой момент ожидали, что вот-вот покажутся хозяева планеты. Они
даже удивились, когда, подъехав к порогам, не увидели ни одной "черепахи".
Штабеля казались нетронутыми.
  Почти километр прошла машина по лесной дороге, ничего не встретив. Два
раза в самом конце "светового коридора" в луче прожектора промелькнуло
что-то живое, но это случилось так внезапно и так быстро, что они не могли
решить, действительно ли они что-то видели или им только показалось.
  - Неужели на Венере все-таки есть животный мир? - недоуменно сказал
Коржевский. - И живые существа появляются по ночам?
  И вдруг из-за поворота показались венериане.
  Князев остановил машину.
  "Черепахи" также остановились. Между ними и вездеходом было шагов тридцать.
  С этого близкого расстояния можно было хорошо ррассмотреть подробности,
которые ускользнули от внимания тех, кто видел эту группу на экране.
  На звездолете заметили только "черепах". Коржевский, Второв и Князев
увидели еще и другое. И когда убедились, что зрение их не обманывает, что
перед ними не мираж, а реальная действительность, они поняли - великая
тайна Венеры наконец раскрылась.
  Коржевский был прав: не "черепахи" были хозяевами планеты, теми разумными
существами, присутствие которых на сестре Земли звездоплаватели
почувствовали с первого же дня пребывания на ней...
  Громадные розовые тела, с уродливыми красными панцирями на спинах, со
странно маленькими треугольными головами заполнили просеку плотной стеной.
Их было очень много, и из-за поворота выходили все новые и новые. Передние
стояли неподвижно и не выказывали никаких враждебных намерений. Возможно,
что они были ослеплены светом прожекторов.
  Но все внимание трех звездоплавателей сосредоточилось не на них, а на том,
что находилось впереди "отряда".
  Не сразу различимые на фоне этой розовой массы глазам людей предстали три
странных существа.
  Для сомнений не оставалось места. Это были "люди" Венеры.
  Рядом с гигантскими "черепахами" они казались совсем маленькими, их рост
не превышал одного метра. Тело, покрытое бледно-розовой, почти белой
кожей, оканчивалось коротким толстым хвостом. Две пары конечностей были
снабжены свободными, без плавательных перепонок, пальцами. На короткой шее
помещалась голова с выдающимися вперед губами и тремя огромными глазами,
расположенными не с боков, а спереди, в один ряд. Близко посаженные друг к
другу, они казались издали черной повязкой. Гладкий, блестящий череп не
имел волос.
  Они стояли прямо, упираясь в землю хвостом и нижними конечностями, которые
можно было назвать "ногами". У этих ног не было ступней, а только пальцы,
длинные и толстые.
  Что касается верхних конечностей, то в их назначении нельзя было
сомневаться. Это были "руки" - гладкие, круглые, оканчивающиеся широкими
кистями с четырьмя гибкими пальцами.
  В руках венериане держали различные предметы.
  У одного была длинная деревянная палка, похожая на копье без
металлического наконечника. У другого - каменный сосуд в форме чаши. В
руках третьего была линейка. Совершенно такая же, как выловленная в воде
залива кораллового острова, - длинная, тонкая, деревянная линейка. Та
самая линейка, которая не давала людям покоя все это время. Теперь они
увидели ее в руках владельца.
  Несколько секунд люди молча смотрели на хозяев планеты. Коржевский
машинально отметил, что над тремя черными глазами имеется характерная
выпуклость лба. У "черепах" головы были плоскими, их глаза светились в
темноте желтым огнем, как у земных зверей они светятся зеленым.
  Еще не видя ни "черепах", ни их хозяев, он чутьем биолога понял, что
первые не могут быть разумными существами. Все, что он слышал о них,
противоречило такому заключению. И теперь он убедился, что был прав.
  То же думали Второв и Князев.
  Люди видели, как замершие на месте при неожиданном появлении вездехода
венериане (не "черепахи") несколько мгновений стояли неподвижно. Потом
каждый поднял руку и закрыл ею глаза, защищаясь от света. Но ни один из
них не сделал ни шагу назад.
  "Черепахи", как по команде, повернулись спиной к машине.
  И тогда Князев сделал то, что другой на его месте, возможно, не решился бы
сделать. Он погасил прожекторы.
  - Опасность нам не угрожает, - сказал он спокойно. И с этими словами
повернул выключатель и зажег свет внутри машины. Он как бы приглашал
венериан подойти ближе и взглянуть на людей Земли.
  - Их так много, что они могут поднять вездеход и понести его, - сказал
Второв.
  - Они этого не сделают, - уверенно заметил Князев. "Ведь они принесли нам
свой хлеб", - подумал он.  ХОЗЯЕВА ПЛАНЕТЫ (продолжение)
За окнами машины была темнота. Трое звездоплавателей молча ждали.
  Что делают сейчас обитатели Венеры, они не знали. Может быть, венериане
боялись подойти к непонятной им машине или совещались, что предпринять. А
может быть, им мешал даже относительно слабый свет лампочки внутри кабины.
  Коржевский подумал, что это последнее наиболее вероятно, и выключил ее.
Теперь внутренность вездехода освещал только слабый голубоватый свет
приборов пульта.
  И тогда они увидели движущиеся желтые огоньки. Это светились в темноте
глаза "черепах". Огоньки приближались. Громадные животные медленно и
осторожно подходили к машине.
  Люди обратили внимание, что на высоте метра от "земли" никаких глаз не
было видно. Это означало, что либо сами венериане не хотели приблизиться,
либо их глаза не обладали способностью светиться.
  Вдруг красной точкой вспыхнул на щитке сигнал вызова. Коржевский
наклонился к рации.
  - Подождите! - шепотом сказал он. - Они подходят к нам.
  Неясные тени показались совсем близко. Люди не видели их. Им казалось, что
шевелится сама темнота, окружавшая машину. Светящаяся желтым огнем цепочка
огромных глаз, словно вися в воздухе, надвигалась на них, охватывая
вездеход полукругом. Точно темная стена заслонила собой темноту леса.
  "Черепахи" находились в метре от машины. Каждое мгновение могло
последовать нападение. Князев крепко сжал в руках рычаги управления...
  Были ли с "черепахами" люди Венеры?..
  В кабине стоял голубой сумрак. 3вездоплаватели едва видели друг друга.
Призрачный свет приборов не выходил наружу, но иногда люди замечали, как
рядом с окнами мелькали смутно различимые тусклые отблески - блики света
на блестящих розовых телах. Чуть слышный шорох доносился до их
напряженного слуха - "черепахи" ощупывали машину.
  Коржевский неожиданно громко кашлянул. Сразу прекратился шорох. Желтые
огни глаз отступили назад. Темная стена отодвинулась.
  Биолог удовлетворенно улыбнулся. Венериане обладали тонким слухом. И они
боялись вездехода.
  Минуты две желтые огни глаз не приближались. Но, очевидно, полная тишина
внутри машины успокоила озерных жителей. Стена снова придвинулась. Однако
шорох больше не раздавался. Венериане не осмеивались или не хотели опять
дотронуться до вездехода.
  Князев, Коржевский и Второв понимали, что обитатели планеты внимательно
рассматривают их. Привыкшие к темноте глаза венериан должны были хорошо
видеть все подробности внутри машины. Свет приборов не мог мешать им, - он
был слаб.
  Какой-то предмет вплотную приблизился к переднему окну. Князеву
показалось, что это не что иное, как знаменитая линейка. Кто-то осторожно
и тихо постучал в стекло. Через полминуты стук повторился.
  Желтая цепочка глаз отодвинулась на несколько метров.
  - Они приглашают нас выйти, - сказал Князев.
  Коржевский и Второв молча посмотрели друг на друга.
  Выйти из машины... Оказаться в полной власти этих непонятных существ...
Правда, они не выказывают никаких враждебных намерений, но все же... Кто
их знает, что у них на уме. Может быть, они пытались поднять машину и,
увидя, что это невозможно, выманивают из нее людей.
  - Надо спросить Бориса Николаевича, - сказал Коржевский.
  - Зачем? - было видно, как Князев пожал в темноте плечами. - Мы должны
выйти, если хотим познакомиться с венерианами. Я выйду!
  - Тогда лучше я, - возразил Второв, - на звездолете ты нужнее.
  - Это еще вопрос, кто из нас нужнее. Но к чему этот спор? Никакой
опасности нет.
  - Ну так и разреши выйти мне...
  - Пустите лучше меня, - сказал Коржевский.
  Князев даже не повернул головы в его сторону. Он будто не слышал слов
биолога.
  - Хорошо, - сказал он. - Если тебе так хочется, Геннадий, то иди. Но я
считаю, что надо зажечь прожектор.
  - Это ослепит их.
  - Мы направим луч его света вверх. Иначе ты не сможешь шагу ступить в
такой темноте. Отражение света от ветвей и листьев даст тебе возможность
ориентироваться, а им не помешает.
  - Все-таки лучше посоветоваться с Мельниковым, - вторично предложил
Коржевский.
  Он не был обижен невниманием Князева, хорошо понимая, что молодой механик,
которому доверили начальство над экскурсией, боится рисковать единственным
на корабле биологом. Объем еще не выполненной работы был очень велик.
Станислав Казимирович предложил себя почти машинально и больше не заикался
об этом.
  - Я не возражаю, - ответил Князев, - Но Борис Николаевич не может не
согласиться.
  Мельников действительно ни слова не сказал против. Выслушав подробный, но
очень короткий рассказ Коржевского, он только спросил, кто выйдет из
машины.
  - Геннадий Андреевич, - ответил Коржевский.
  Несколько секунд Мельников молчал.
  - Будьте ко всему готовы, - сказал он. - Пусть один из вас находится у
прожекторов, а другой станет у пулемета.
  Пока шли все эти переговоры, венериане еще дальше отодвинулись от
вездехода. Они явно ждали.
  Второв надел на себя шлем противогаза. Князев повернул штурвал прожектора
и включил ток. Белый столб света взметнулся вверх. Высоко над головой
выступил из темноты лесной свод.
  Мгла рассеялась, - ее сменил прозрачный полусумрак.
  В двадцати шагах они увидели плотную толпу "черепах" и три фантастические
фигуры венериан. Все головы наклонились, словно приветствуя гостей. Но
было ясно, что венериане сделали это не в знак привета, а просто спрятали
глаза от блеска луча прожектора. Двое заслонили глаза рукой.
  И ни одно из этих странных созданий не двинулось с места.
  - Станьте у пулемета, - сказал Князев Коржевскому.
  Он считал эту предосторожность излишней, но так приказал им Мельников.
  Биолог поднялся в башенку. Как и все члены экипажа "СССР-КС3", он хорошо
владел всем находящимся в их распоряжении оружием.
  Второв без малейшего колебания открыл внутреннюю дверь и прошел в тамбур.
Затем он вышел из вездехода и спокойно направился к венерианам.
  Один из них двинулся ему навстречу.
  "Черепахи" ходили подобно людям, передвигая ногами. Венерианин поступал
иначе. Он не шел, а прыгал. Помогая себе хвостом, он короткими прыжками
приближался к человеку. В руках он нес каменную чашу.
  Коржевский и Князев с напряженным вниманием следили за каждым движением
венерианина. Одновременно они не выпускали из поля зрения двух оставшихся
на месте и их грозную свиту.
  Второв сделал только пять шагов и остановился. Венерианину понадобилось
больше двадцати прыжков, чтобы преодолеть оставшееся расстояние.
  Человек Земли и "человек" Венеры сошлись вплотную.
  Второв протянул руку.
  Венерианин не взял руки. Он даже отскочил на шаг назад. Потом он протянул
вперед свою чашу и, дотронувшись ею до руки Второва, выпустил ее.
  Чаша упала на землю и разбилась.
  Остальное произошло в несколько секунд.
  Венерианин отскочил и поднял руки. Это было, очевидно, сигналом.
  Пять "черепах" бросились вперед на Второва.
  Князев мгновенно повернул штурвал. Луч света, описав стремительную дугу,
ударил прямо в глаза нападающим.
  Словно споткнувшись, "черепахи" остановились.
  Молодой механик почувствовал, что через секунду Коржевский нажмет на
гашетку. Свинцовый ливень обрушится на плотную массу розовых тел, сея
смерть и увечья.
  - Не стреляйте! - крикнул он, зажигая второй прожектор.  Но и одного было достаточно. Нападавшие "черепахи" упали на "землю",
спрятав головы под панцири. Остальные повернулись спиной к машине.
Венерианин подходивший ко Второву, "на четвереньках" прыгал к своим
сородичам.
  Геннадий Андреевич наклонился и подобрал обломки чаши. Потом он отступил,
пятясь. Он не боялся повернуться спиной к неожиданным врагам - прожектор
создавал между ними непроходимую стену, а просто не мог стать лицом к
вездеходу, от которого исходил ослепляющий свет.
  Как только Князев услышал, что за Второвым закрылась дверца тамбура, он
погасил один прожектор, а луч другого направил опять вверх. Он даже не
подумал, что может следует дать задний ход и уйти от опасности. Он хотел
знать, что будут делать венериане. Он не боялся их - свет был надежной
защитой.
  - В чем тут дело? - недоуменно спросил Коржевский.
  - Что случилось? - раздался из репродуктора встревоженный голос
Мельникова. - Почему Станислав Казимирович хотел стрелять?
  Князев рассказал обо всем, что только что произошло.
  - Можно предположить, - закончил он, - что каменная чаша имела какое-то
символическое значение. Геннадий Андреевич не успел ее взять. Я это ясно
видел. Чаша разбилась. Они поняли это как отказ принять дар. Мы ведь не
знаем их обычаев. Может быть, по их понятиям это означает враждебные
намерения или даже объявление войны. Кто их знает.
  - Надо подобрать осколки и показать этим, что мы принимаем их подношение.
  - Геннадий Андреевич так и сделал.
  - А что венериане?
  - Они отошли шагов на тридцать и как будто совещаются. По крайней мере, у
них такой вид.
  - Будьте крайне осторожны.
  - Разумеется Борис Николаевич!
  - Досадный случай! - сказал Коржевский. - Если бы Второв успел взять чашу,
события могли принять чрезвычайно любопытный оборот.
  - Они и так достаточно любопытны, - ответил Князев. - Даже слишком.
  Венериане продолжали стоять на том же месте. Они не приближались к машине,
но и не уходили. "Черепахи", все до одной, повернулись спиной к вездеходу.
Трое венериан стояли тесной кучкой, и у них действительно был такой вид,
будто они совещаются.
  - Интересно! - сказал Коржевский. - Мне кажется, они думают, что наше
единственное оружие - свет. Повернувшись спиной, они считают себя в полной
безопасности.
  - И в этом они правы, - сказал Мельников. - Свет - надежное и достаточное
оружие. Применить другое - жестоко и бесчеловечно.
  - Вы правы, Борис Николаевич! - ответил Князев. - Эти существа не опасны.
Против нас они бессильны.
  Но прошло совсем немного времени, и он убедился, что ошибся в своей оценке.
  Больше десяти минут положение оставалось прежним: вездеход не двигался,
венериане тоже. Второв закончил "дезинфекционный" процесс и вышел из
тамбура.
  - Я действительно не успел взять чашу, - ответил он на вопрос Коржевского.
  - Не ожидал этого.
  - А где обломки?
  - Оставил в тамбуре. Рассмотрим на корабле. Что мы будем делать дальше? -
обратился он к Князеву.
  - Там увидим! Предоставим инициативу венерианам.
  Ожидать "инициативы" пришлось недолго.
  Где-то в задних рядах толпы красных панцирей произошло движение. Стоявшие
впереди расступились в стороны, уступая дорогу чему-то, что в первый
момент показалось людям неизвестной машиной. Вглядевшись пристальней, они
поняли, что на них движется большой деревянный щит, сделанной из бревен,
скрепленных между собой чем-то вроде веревок. Те, что его нес, были
невидны.
  - Открытие военных действий, - сказал Князев.
  - Исключительно интересно! - воскликнул Коржевский. - Становятся
очевидным, что на Венере есть различные племена и они воюют между собой.
Никакого сомнения, - война им известна.
  - Очень жаль, - заметил Второв.
  Щит приближался. Намерения венериан не вызывали сомнений. Прикрываясь
щитом от света, они хотели приблизиться к вездеходу вплотную.
  - Нельзя отказать им в смелости, - сказал Коржевский, - наша машина должна
вызывать в них страх, но его незаметно. Отчего это происходит? - Он
рассуждал словно сам с собой, и так спокойно, точно никакая опасность им
не угрожала. - Земные дикари не осмелились бы напасть на вездеход.
Венериане либо гораздо умнее их, либо, наоборот, гораздо глупее и не
сознают опасности...
  - Создавать гипотезы будем на звездолете, - прервал его Князев, - стойте у
пулемета, но без моей команды не стреляйте. Геннадий! Пересядь к заднему
пульту.
  - Может быть, лучше уйти от них?
  - Я хочу выяснить их намерения. Убежать, мы всегда успеем.
  Произнося фразу, он даже не подозревал, как скоро будет вынужден
переменить свое мнение.
  Чтобы узнать нравы, обычаи, характер и силу одного народа, другому народу
всегда нужно было время. Особенно, если они встретились впервые. Если так
обстояло дело на Земле, между родственными друг другу существами, то
насколько труднее обитателям одной планеты узнать обитателей другой.
  Между людьми и венерианами общим был только разум. Во всем остальном они
были совершенно различны. И только по внешнему виду, но, очевидно, и по
восприятию мира. Люди не могли понять, почему незначительный с их точки
зрения, случай привел к такому резкому изменению отношения к ним со
стороны хозяев планеты.
  Венериане, по-видимому, действительно опасались только прожекторов.
Понимали они, что представляют собой эти аппараты, или считали их живыми и
опасными существами, оставалось неизвестным, но свои действия они
направили именно против них. Люди поняли это слишком поздно.
  Князев не сомневался, что "черепахи" повторят свой прежний маневр -
попытаются поднять машину и унести в озеро. Он был уверен что вездеход
слишком тяжел для них.
  Но случилось иное.
  Деревянный щит приблизился и остановился в четырех шагах. Потом он упал на
"землю", открыв гигантские фигуры венерианских "воинов". В лапах "черепах"
были огромные камни.
  Люди поняли все, когда плотная мгла сменила недавний свет. Прожекторы были
разбиты или сорваны чудовищной силой удара.
  - Вперед! - крикнул Князев.
  Даже сейчас, при явном нападении, он не решился дать команду, которую ждал
Коржевский.
  Второв включил мотор. В кромешной тьме вездеход рванулся в сторону реки.
Просека была прямой, но развить полную скорость ничего не видя впереди
было нельзя. Они надеялись, что и на тихом ходу легко оторвутся от
неуклюжих противников.
  Глядя назад, Князев видел, что желтые огоньки глаз удаляются все дальше и
дальше. "Черепахи" остались на том же месте и не пытались преследовать
машину.
  И тогда ему неожиданно пришла в голову мысль, которая потом на звездолете
всеми была признана вероятной. "Венериане и не думали нападать на нас.
Первые "черепахи", которые, как нам показалось, бросились на Второва,
сильно пострадали от света, ударившего им прямо в чувствительные глаза.
Возможно, что они совсем ослепли. И, не понимая причины, не зная, зачем
нужны людям источники света, венериане отомстили прожекторам, как живым и
враждебным существам. Они уничтожили их, возможно, полагая, что этим
нисколько не вредят ни машине, ни тем, кто находится в ней. Что они знают
о нас, если само существование иных, чем на их планете, условий жизни им
совершенно неизвестно. Венерианам свет не нужен и чужд. Ведь даже луча
Солнца они никогда не видели".
  - Все, что случилось, одно сплошное недоразумение! - вслух сказал Князев.
  - Но как поправить дело?
  - Возвращайтесь на звездолет, - приказал Мельников в ответ на рассказ,
переданный по радио. - Тогда и обдумаем, как нам поступить. Поскорее!
  - Мы не можем двигаться быстро, не видя дороги.
  - Дорога видна, - неожиданно сказал Второв.
  Все, кто был в машине и на корабле, одинаково удивились, услышав эти слова.
  - Как ты можешь ее видеть? - спросил Князев.
  - Смотри сам, - ответил инженер.
  Внутренний свет в кабине, естественно, не зажигался. Вглядевшись в
переднее окно, Коржевский и Князев заметили в нескольких шагах от
вездехода слабо светящуюся полосу. Потом они увидели вторую - метрах в ста.
  - Что это такое? - удивился Коржевский.
  - Стволы, - ответил Второв, - те, что лежат вдоль просеки.
  - Да, это они, - подтвердил Князев, - так вот, оказывается, для чего они
здесь положены.
  - Это дает нам право думать, что венериане не так уж хорошо видят в
темноте, - заметил биолог.
  - Вероятно, - предположил Князев, - стволы очищены от коры именно потому,
что она мешает им светиться в темноте.
  Вскоре выяснилось назначение и тех бревен, которые лежали не одиночно, а
кучками. Они обозначали повороты дороги.
  - Это изумительно! - восхищался Коржевский. - В ботанике эти деревья
произведут сенсацию.
  - Странно, что мы не заметили свечения штабеля на берегу. Они ведь тоже
состоит из очищенных стволов.
  - Мы видели его только днем или при свете прожекторов.
  Загадочные бревна лежали на одинаковом расстоянии друг от друга. Стоило
проехать мимо одного, как вдали светлой полоской появлялось следующее.
Руководствуясь этими своеобразными указателями, Князев, сменивший Второва
за пультом управления, уверенно вывел машину из леса.
  Оказавшись на берегу реки, они легко убедились, что штабель действительно
светился. Каждое бревно испускало слабый, слегка розоватый свет.
  - Во что бы то ни стало надо захватить на Землю несколько таких деревьев,
- сказал Коржевский.
  - Ничего не может быть легче.
  Над звездолетом взвилась огненная нить ракеты. На высоте ста метров она
вспыхнула ярким светом и повисла на парашюте. По освещенному берегу
вездеход полным ходом помчался к "дому". Через несколько минут он
остановился у выходной камеры.
  - Жаль! - сказал Князев. - Наша поездка окончилась бесплодно.
  - Почему бесплодно? - возразил Второв. - "Черепахи" и венериане у меня
здесь.
  Он похлопал рукой по вороненой стенке кинокамеры.
  Через несколько часов после возвращения машины Мельников собрал совещание
в помещении центрального пульта.
  Главная цель похода не была достигнута. О судьбе пропавших товарищей они
ничего не узнали.
  - Прошу всех высказать свое мнение, - скачал Борис Николаевич.
  Первым взял слово Пайчадзе.
  - То, что случилось, непоправимо, - сказал он. - Дальнейшие попытки считаю
неразумными.
  Один за другим шесть человек сказали то же самое.
  - Присоединяюсь... - начал Мельников и вдруг замолчал, стремительно
обернувшись.
  Все услышали тихий, но хорошо им знакомый звук. Сработал один из автоматов
пульта. Они увидели, как вспыхнула красная лампочка, соответствующая
наружной двери нижней выходной камеры. Потом она погасла и загорелась
зеленая. Стрелки приборов вздрогнули и задвигались. В камере начался
дезинфекционный процесс.
  Никто не двинулся с места. С побледневшими лицами члены экипажа смотрели
на своего командира.
  Что это значит?.. Кто может быть в камере?.. Все восемь человек были на
пульте. Неужели?..
  - Это один из них, - с трудом справляясь с голосом, сказал Мельников. -
Больше некому.
  Топорков вдруг кинулся к пульту и включил экран. Путаясь от волнения в
ручках, он настроил кто на левую от корабля сторону.
  Все увидели совсем рядом с бортом темный предмет и сразу узнали его. Это
был пропавший вездеход Белопольского.  ВЕНЕРИАНЕ
- ...Я не успел вскочить в машину, - закончил свой рассказ Романов. -
Станислав Казимирович, кажется, успел. Хлынул ливень. Что было дальше, я
не знаю. Очнулся в воде. Кругом было темно. Сначала мне показалось, что я
свободно плыву, но потом почувствовал, что меня кто-то крепко держит.
Совсем рядом горели в темноте три огромных желтых глаза. Я понял, что это
"черепаха" и что именно она держит меня и несет куда-то. Я знал, что моя
рация включена и стал звать на помощь. "Черепаха" вздрогнула от звука
моего голоса, я это ясно ощутил, но не только не выпустила меня из лап, а
сжала так крепко, что у меня кости затрещали. Тогда я замолчал и стал
прислушиваться. Но ответа не было. Меня или не слышали, или, наоборот, я
не слышал ответа. Повторить попытку я не решился. "Черепаха" могла меня
раздавить, я и так еле дышал в ее объятиях. Мне казалось странным, что
вода не проникает в костюм. Оказывается, наши противогазовые костюмы
водонепроницаемы. Ни одна капля не попала внутрь, и подача кислорода шла
нормально. Но дышать было все труднее, кружилась голова. Я понял, что это
оттого, что я дышу чистым кислородом. Потом я увидел странный туннель с
бревенчатыми стенами, от которых шел розовый свет. Я убедился, что меня
действительно несет "черепаха". Она была совсем такой, каких вы нам
описывали, Зиновий Серапионович. Отвратительное создание! Неужели это и
есть венериане? Из туннеля меня пронесли в огромную пещеру, а затем сюда.
Я никак не ожидал, что увижу вас здесь.
  - Так же, как мы не ожидали увидеть вас, - хмуро ответил Белопольский. -
Плохо, очень плохо! Трое членов экипажа попали в плен. На звездолете
осталось восемь человек. Я надеюсь, что Борис Николаевич никого больше не
отпустит далеко от корабля.
  - Они, безусловно, будут пытаться найти нас или, по крайней мере, наши
тела, - сказал Баландин. - Обшарят все озеро и, в конце концов, найдут
туннель.
  - Если амфибия войдет в него, это может закончиться катастрофой. Ее
захватят. Ах, если бы у нас были личные рации! Я категорически запретил бы
всякие попытки. Позвольте, - воскликнул Белопольский, - ведь у вас,
Василий Васильевич, есть рация!
  - Я уже сказал. что она почему-то не работает.
  - Очень просто, - спокойно сказал Баландин, - не работает потому, что ее
нет.
  - Как нет?!
  Но маленького черного футляра портативной радиостанции действительно не
было. Сиротливо висел оборванный провод.
  - Проклятая "черепаха"! - сказал Романов. - Это она.
  Стало ясно, что футляр был сорван в тот момент, когда животное схватило
геолога.
  - Теперь вся надежда на Мельникова, - сказал Белопольский, - он должен
понять, что единственная его задача - это закончить программу работ и
вернуться на Землю. Знакомство с венерианами завершит следующая экспедиция.
  Константин Евгеньевич говорил таким тоном, словно его самого совершенно не
касались последствия "предложенного" Мельникову плана. Было ясно, что
Белопольский считал себя и своих двух товарищей безнадежно погибшими.
  - Нельзя ли бежать отсюда? - спросил Романов. - Наши костюмы вполне
пригодны для путешествия под водой. Мне кажется, что в этом помещении нет
запоров.
  - Зиновий Серапионович не может идти, - ответил Белопольский.
  - Только не думайте обо мне, - поспешно сказал Баландин. - Я не могу, но
вы-то можете! Не будьте сентиментальны. Лучше погибнуть одному, чем троим.
  - Все равно, это совершенно невозможно. Стоит нам показаться в туннеле или
на дне озера, и "черепахи" сразу увидят. Они тут же нас схватят, а может
быть, и убьют. Нет! Если мы хотим, чтобы наша смерть не была напрасна, то
надо действовать совсем иначе. Надо наблюдать, узнать как можно больше и
все записывать. Может быть, подвернется случай отправить письмо в
закупоренной бутылке. Когда станет ясно, что наши часы сочтены, сделаем
попытку прорваться через туннель и выбросить ее.
  - Если Борис Николаевич будет придерживаться образа действий, который вы
считаете самым разумным, то они никогда не найдут нашего послания, -
заметил Баландин.
  Белопольский посмотрел на профессора, и что-то вроде улыбки появилось на
его суровом лице.
  - Если будет... - сказал он. - К сожалению, в этом вопросе правы вы, а не
я. Боюсь, что они будут нас искать. Но даже если и не будут, у нас есть
надежда, что бутылку найдет следующая экспедиция.
  - Слабая надежда! - сказал Романов. - Я бы сделал попытку немедленно.
  Они замолчали, каждый думая одну и ту же невеселую думу. Положение было
трагическим. Оторванные от товарищей, пленники неведомых венериан, они
были совершенно беспомощны. Какую участь готовят людям обитатели планеты?
Что хотят сделать с ними?..
  Белопольский сказал: "Ничего хорошего!" Но венериане до сих пор не
причинили людям никакого вреда, и это невольно оставляло место для
какой-то надежды. И каждый из них продолжал надеяться, вопреки
вероятности. Таково уж свойство человека.
  Прошел час, второй, третий...
  Белопольский еще раз переменил повязку на ногах Баландина. Профессор со
стоическим терпением переносил боль.
  Никто не приходил.
  Они изредка обменивались короткими фразами. Говорить было не о чем. Все
было достаточно понятно и достаточно скверно.
  - Если бы нас взяли в плен на Земле, - сказал вдруг Баландин, - то любые,
какие ни есть, дикари подумали бы о нашем питании. Венериане не могут
знать, что у нас есть свои продукты. Мне это очень не нравится.
  Ни Романов, ни Белопольский ничего ему не ответили.
  Тревога, которую каждый старался скрыть от других, постепенно
увеличивалась. Окружавшая тишина становилась невыносимой. Что бы ни ждало
их впереди, они хотели только одного - чтобы скорее наступила развязка.
  Прошел еще час, потом еще...
  Неожиданно Белопольский вздрогнул и стал прислушиваться.
  - Кто-то идет! - сказал он. - И это не "черепаха". Не те шаги!
  Через открытую дверцу машины они услышали царапающие звуки. Они доносились
из угла, где находился вход в куб. Кто-то, несомненно, поднимался по
наклонной бревенчатой лестнице. Звуки не были похожи на тяжелый топот
огромных ног "черепах". Бревна не скрипели.
  Белопольский запер дверцу. Стенки вездехода были их единственной защитой.
  Трое людей молча ждали.
  Вошли два существа, до такой степени странные, что звездоплаватели в
первое мгновение подумали, что видят сон.
  Это были отнюдь не "черепахи"...
  С вытянутых вперед голов смотрели по три черных глаза, расположенных не с
боков, а спереди, в один ряд, - издали они казались черной повязкой.
Розовые тела были плохо различимы в розовом сумраке.
  Странные существа, точно сошедшие со страниц волшебной сказки, прыгали на
двух ногах, помогая себе хвостом. В руках они несли: одно существо -
каменную чашу, другое - что-то вроде деревянного блюда.
  Онемев от изумления, Белопольский, Баландин и Романов молча следили за
фантастическими фигурами. Они разглядели длинные гибкие пальцы, которыми
кончались руки, выпуклые лбы над глазами, и все трое одновременно
подумали, что видят перед собой венериан.
  Так вот как выглядят подлинные хозяева планеты!
  Венериане приблизились вплотную к вездеходу. Очевидно, они не опасались
подойти к людям, хотя их было только двое против трех. Может быть, самая
мысль об опасности не могла прийти им в голову.
  - Наконец-то! - прошептал профессор.
  Оба венерианина заметно вздрогнули. Сквозь стенки машины они явно услышали
шепот. Оба повернулись друг к другу, точно хотели обменяться мнениями. Но
плоские губы остались недвижимы. Было такое впечатление, что венериане
молча переглянулись.
  Один из них, тот, который нес блюдо, поставил свою ношу на пол и, протянув
руку, постучал в стекло. Потом оба отступили на шаг, вернее, отпрыгнули.
  Шесть темных глаз, казалось, следили за каждым движением пленников.
  - Они хотят, чтобы мы вышли, - сказал Баландин.
  - Хорошо, я выйду к ним.
  Белопольский взялся за ручку двери. Он посмотрел на Романова и прибавил:
  - Категорически запрещаю пользоваться оружием. Что бы ни случилось.
  Открыв дверцу, он ступил на бревенчатый пол. Тотчас же венерианин с чашей
прыгнул вперед. Он был не больше метра ростом, и Белопольский рядом с ним
казался огромным.
  Они стояли друг против друга, почти вплотную.
  Венерианин протянул чашу. Она была пуста. Белопольский взял ее. Чаша была
очень тяжелой, и было непонятно, как это небольшое и хрупкое на вид
существо могло держать ее.
  Венерианин чего-то ждал. Он не двигался с места и, казалось, пристально
смотрел в глаза человеку. Второй венерианин также не шевелился.
  Чего они ждали?..
  Белопольский держал чашу в руках, не зная, что делать дольше. Он
чувствовал, что от его поведения зависит многое, но секунды бежали, а
никакая спасительная мысль не приходила ему в голову.
  Положение было явно затруднительным. Как угадать, чего хотят от него
венериане?
  Каменная чаша оттягивала вниз руки. Было тяжело держать ее на весу. Прошла
минута, и руки Белопольского невольно опустились. Чаша оказалась на уровне
груди венерианина. Он взял ее обратно.
  Второй венерианин протянул деревянное блюдо, и, когда Белопольский принял
его, оба повернулись и запрыгали к колодцу входа. Унося с собой
таинственную чашу, они скрылись.
  Белопольский, недоумевая, повернулся к товарищам, все еще держа блюдо в
руках.
  Что тут произошло? Что означала эта непонятная церемония с каменной чашей?
Сделал ли он то, что нужно, или нет?..
  - Раз они оставили нам блюдо, - сказал Баландин, - значит, все в порядке.
Они хотят нас накормить. Никогда не предлагают еду, если имеют враждебные
намерения.
  Деревянное блюдо было необычайной ромбической формы, с загнутыми внутрь
полукруглыми краями. Оно было устлано мокрыми растениями, похожими на
оранжевые водоросли. На них лежали три красноватые лепешки.
  - Рассмотрим их как следует, - сказал Белопольский, - все равно нам надо
что-нибудь съесть. Голод - плохой помощник в нашем положении.
  Перед появлением Романова они с Баландиным собирались подкрепить силы, но
так и не сделали этого.
  Белопольский плотно запер дверцу и включил в работу дезинфекционную
установку. Через полчаса воздух внутри машины очистился от углекислого
газа и формальдегида. Установка была портативной, и неудивительно, что
понадобилось много времени.
  Все трое с удовольствием сняли прозрачные шлемы.
  Баландин сразу же взял одну из принесенных венерианами лепешек и поднес ее
к носу.
  - Ее запах, - сказал он, - похож на запах сырой рыбы. Но все же я не
рекомендую их пробовать.
  - Пока в этом нет нужды, - ответил Белопольский, - у нас есть свое.
Употреблять пищу венериан без крайней необходимости не будем.
  Блюдо упрятали под сиденьем. Было бы неосторожно оставить его снаружи.
Венериане могли подумать, что люди отвергли их дар.
  - Обратите внимание на водоросли, - сказал Баландин. - Блюдо тщательно
выложено ими. Я бы сказал - любовно. Пищу для пленников, которых
собираются убить, так не украшают. Это лишнее свидетельство их миролюбия и
дружеских чувств.
  - Возможно, что это так, - неопределенно ответил Белопольский.
  Снова надев шлемы, открыли дверцу вездехода. Было крайне важно экономить
кислород, да и хозяева могли в любую минуту вернуться.
  Опять потянулись часы ожидания. Венериане явно не торопились. Иногда
казалось, что они совсем забыли о своих пленниках, так медленно шло время.
  Часы Белопольского показывали двенадцать. Прошло шестнадцать часов с
начала роковой экскурсии к озеру. Всю ночь люди не сомкнули глаз. Хотя все
были сильно возбуждены, но усталость давала себя чувствовать.
  Прошло еще несколько часов без всяких перемен в положении. Наступал вечер.
Никто по-прежнему не шел к ним...
  Все трое проснулись одновременно. Они не помнили, как заснули, но,
посмотрев на часы, поняли, что проспали десять часов. Было утро 24 июля.
  На полу возле машины стояло блюдо с лепешками. Романов перенес его в
машину и поставил рядом с первым. Белопольский переменил повязку на ногах
Баландина. Потом они позавтракали и приготовились ждать.
  Часы шли за часами...
  Наконец в два часа дня послышался шум. Трещали бревна, доносился топот
огромных ног. Десять "черепах" и три венерианина окружили машину.
  Наступила решающая минута.
  Зачем из пришло так много? Что они собираются делать?..
  Один из венериан подскочил к машине и постучал в стекло. Люди уже знали,
что это означает приглашение выйти.
  Белопольский, внешне спокойный, вышел первым. За ним Романов.
  Но венерианин снова постучал. Он требовал, чтобы вышли все трое, это было
совершенно очевидно.
  Баландин не мог выйти. Обожженные ноги при малейшем движении причиняли
жестокую боль. Как объяснить это венерианам?..
  Белопольский показал рукой на ноги профессора и отрицательно покачал
головой. Но странное существо не поняло и продолжало стучать. Второй
венерианин поднял руку. "Черепахи" приблизились. Положение становилось
угрожающим.
  Баландин сделал над собой невероятное усилие и попытался выйти, но со
стоном упал обратно в кресло. Крупный пот выступил на его лице.
  - Я не могу! - сказал он. - Лучше смерть!
  Венерианин перестал стучать. Он повернул голову к двум другим, а те
посмотрели на него. Можно было поклясться, что они говорят друг с другом,
но не раздалось никакого звука, и плоские губы не шевельнулись. Если и был
разговор, то он происходил молча.
  "Обмен мыслями, что ли? - подумал Белопольский. - Или незаметная для нас
мимика?"
Венериане "совещались" недолго. Один из них запрыгал к выходу. Остальные
остались стоять возле машины, но больше не настаивали, чтобы Баландин
вышел из нее.
  Они чего-то ждали.
  Близкое соседство огромных "черепах", с их свирепыми мордами, где-то
сверху нависшими над головами людей, неприятно действовало на обоих
звездоплавателей, вынужденных оставаться на месте. Они не знали, можно ли
им вернуться в машину.
  Романов решился попробовать. Стараясь двигаться как можно медленней, он
спокойно повернулся и открыл дверцу. Ни "черепахи", ни двое оставшихся
венериан никак не реагировали. Тогда он вошел в машину и сел на свое место.
  Никакого угрожающего движения.
  Белопольский последовал за геологом и даже запер за собой дверь. Ему тоже
никто не помешал.
  "Черепахи" опустились на четыре лапы и стали поразительно похожи на земных
циниксов, только гигантских размеров. Они стояли неподвижно. Точно десять
розово-красных беседок на четырех столбах выросли на полу "комнаты".
  Двое венериан короткими прыжками обошли вездеход кругом. Казалось, они
внимательно осматривают его. Выглядевшая громадной в тесном помещении,
машина нисколько не пугала их. Потом они отошли к стене и стали друг
против друга. И снова у них был такой вид, что они беседуют. Но трое
людей, следивших за ними, видели, что их губы по-прежнему не шевелятся.
  - Если они разумны, - сказал Баландин, - а это очевидно так, то у них
должен существовать язык. Мы знаем, что они умеют делать линейки, блюда,
каменные чаши. Умеют строить дома. Все это проявление творческой мысли. А
она невозможна без обмена мыслями, то есть без языка. Они говорят друг с
другом, но как это делается?..
  Ни Белопольский, ни Романов ничего не ответили на это рассуждение. Сейчас
им было не до теорий.'
Ничего угрожающего в поведении венериан как будто не было, но людей
угнетала полная неизвестность. Зачем и куда ушел венерианин? Может быть,
они решили заставить Баландина выйти из машины.'
Чувства сострадания, жалости, милосердия не являются прирожденными
свойствами разумных существ. Все это появляется только с цивилизацией. А
какова степень цивилизованности венериан? Это было совершенно неизвестно.
  За кого принимают их венериане? За разумных существ или за неизвестных
животных? Сказал ли им что-нибудь внешний вид людей и их вездеход? Отдают
ли они себе отчет в том, сколь необычно то, что находится перед их
глазами?..
  "Не видя Солнца, они не могут знать о его существовании. Не видя звезд, не
знают о Вселенной, - думал Белопольский. - Мысль, что мы обитатели другого
мира, не придет им в голову. Что же они должны думать о нашем появлении на
планете?"
Прошло минут двадцать...
  Ушедший венерианин вернулся. Впрочем, тот ли это или другой - люди не
знали. Все венериане казались им одинаковыми.
  Короткими прыжками он подошел к двум другим и будто что-то сказал им.
Потом все трое повернулись к "черепахам".
  Никакого звука не раздалось и на этот раз, но "черепахи", как по команде,
поднялись на две ноги и, окружив машину, взялись за нее огромными лапами.
Без видимого усилия они подняли вездеход и понесли его к выходу. Венериане
направились за ними.
  - Никакого сомнения! - сказал Баландин. - Существует язык, и существует
возможность отдавать распоряжения, которые понятны для "черепах". Только
как они это делают?
  Но и на этот раз он не дождался ответа от своих товарищей. Белопольский и
Романов просто не слушали.
  Снова их пронесли через проход и вынесли на "улицу".
  Толпы "черепах", несколько часов тому назад сопровождавших вездеход,
больше не было. "Город" казался пустым. Ни одного из его жителей не было
видно.
  "Черепахи" шли быстро. Через две-три минуты они снова спустились в
"подъезд" и внесли машину с людьми в "комнату", которая была раз в десять
больше первой. Здесь также не было ни одного окна. В домах без потолков
они не были нужны: пол и стены испускали розовый свет.
  У стены, противоположной входу, стояло примерно двадцать венериан.
  "Черепахи" отнесли машину на середину помещения и поставили на пол. Потом
они удалились. Сопровождавшие людей трое венериан также вошли в дом. Один
из них постучал в стекло вездехода.
  Белопольский и Романов тотчас же вышли. Баландин остался в машине.
  Венериане ничем не протестовали против этого. Неужели они поняли, что
человек не хочет, а не может выйти? Все, что произошло до сих пор,
говорило в пользу такого предположения.
  Венериане прыгнули вперед, остановились и обернулись к людям. Смысл этого
движения был ясен - они хотели убедиться, что люди следуют за ними.
  Усилием воли звездоплаватели преодолели невольную нерешительность. Все
равно у них не было возможности не выполнить требования хозяев.
  Венериане направились к группе, стоявшей у стены. Не доходя метров трех,
они остановились и снова обернулись. Один из них сделал рукой
отталкивающий жест. Это могло значить только одно - "Остановитесь!"
Увидя, что люди поняли и не идут дальше, трое венериан смешались с
другими. Теперь при всем желании нельзя было сказать, кто именно приходил
за ними.
  Прямо напротив Белопольского и Романова, обособленно от остальных, стояли
два венерианина. Они были такими же, как другие.
  Один из них обернулся назад. Тотчас же подали каменную чашу.
  Опять на сцене появился этот таинственный символ, но люди уже знали, что
следует делать, если венериане поднесут его.
  Так и случилось. Венерианин сделал несколько прыжков вперед и протянул
чашу Романову, напротив которого случайно оказался. Молодой ученый принял
дар и протянул его обратно. При этом он поклонился.
  Венерианин взял чашу и передал тому, кто подал ее с самого начала.
Церемония прошла как будто так, как и следовало.
  Жестом руки, совершенно таким же как у людей, венерианин пригласил обоих
звездоплавателей идти за ним.  Стоявшие у стены расступились, и люди увидели вход. Это было квадратное
отверстие, ничем не завешенное. За ним виднелась другая комната.
  Оба венерианина прошли туда. Людям пришлось согнуться, так как высота
двери была только немногим больше метра. Все остальные венериане остались
в первом помещении.
  За дверью оказалась небольшая комната, также без потолка. Ее стены были
сплошь закрыты длинными ветвями оранжевых, желтых и красных растений,
сквозь которые проникал розовый свет. Это было красиво.
  Посредине находилось низкое, не более шестидесяти сантиметров высотой,
возвышение, сделанное из бревен. Его поверхность, тщательно отделанная,
была гладкой и ровной. Возвышение напоминало стол без ножек. На нем стояла
уже знакомая людям каменная чаша.
  Возле стола они увидели трех венериан. Один из них жестом пригласил
звездоплавателей подойти к столу.
  Белопольский и Романов подчинились желанию хозяев и сели возле стола на
пол. Они понимали, что готовится длительная беседа, но не представляли
себе, как она может произойти. Общего языка между ними, очевидно, не могло
быть.
  Венериане расположились стоя. Хвост давал им возможность устойчиво и,
по-видимому, удобно обходиться без каких-либо стульев.  НЕМАЯ БЕСЕДА
Несколько минут длилось взаимное рассматривание. Обитатели двух планет,
двух "сестер", внимательно изучали друг друга.
  Звездоплаватели молчали. Необычайность обстановки сжимала их сердца
никогда не испытанным чувством какого-то особого, трепетного волнения.
  Вокруг поднимались украшенные странными растениями бревенчатые стены.
Исходивший от них розовый свет делал эти растения прозрачными, стеклянно
хрупкими и почти нереальными. Высоко над головой нависал свод пещеры. На
его неровных каменных выступах светлыми бликами играли лучи белого света,
исходившие неизвестно откуда. Призрачный полусвет комнаты скрадывал
очертания предметов. Тускло блестела гладкая поверхность стола, и стоявшая
на нем каменная чаша, казалось, парила в воздухе.
  А напротив себя, совсем близко, звездоплаватели видели фантастические
головы с тремя глазами и тонкими плоскими ртами. Ни носа, ни ушей, ни
волос. Никакой одежды. Обнаженная розовая кожа их рук и плеч при каждом
движении отливала металлическим блеском.
  Человекоподобные! Жители чужого мира! Венериане!..
  Василий Романов на секунду закрыл глаза. Вот сейчас он откроет их и увидит
белые стены. госпитального отсека звездолета. Все это только плод его
фантазии, бред воспаленного мозга. Он болен, и больное воображение вызвало
перед ним неправдоподобное видение. Он откроет глаза, и видение исчезнет,
как исчезает с пробуждением кошмарный сон...
  Но "сон" не исчез, а продолжался.
  Один из венериан наклонился и достал откуда-то из-за стола несколько
пучков чего-то вроде тонкой веревки и куски дерева различных размеров. Все
это он положил на стол. Его движения были гибки и эластичны. Руки
венериан, по-видимому, не имели локтевого сустава.
  Романов встряхнул головой и окончательно пришел в себя. Фантастическая
картина была реальной действительностью. Он видел рядом сосредоточенное,
серьезное лицо Белопольского.
  Венерианин приступил к делу. На столе появилась извилистая линия,
сделанная из веревки. Параллельно ей легла вторая. Между ними он положил в
шахматном порядке три ряда маленьких деревянных кубиков. Сбоку появился
продолговатый брусок. Указав на него рукой, венерианин другую руку
протянул к людям.
  Звездоплаватели с напряженным вниманием следили за каждым его движением.
Они знали, что во что бы то ни стало должны понять смысл этих действий.
Венериане хотели вести разговор с помощью рисунка. Не понять - это
означало отказаться от надежды найти общий язык.
  Оба склонились над столом.
  Первым догадался Белопольский.
  - Это изображение реки и плотины, - сказал он, - а брусок - это наш
корабль.
  - Место, где он стоит, указано правильно, - согласился Романов.
  Белопольский положил палец на "макет" звездолета, кивнул головой и
вопросительно посмотрел на венерианина. Тот медленно наклонил голову.
Черты его лица остались неподвижны.
  Другой венерианин поставил рядом с "кораблем" три маленьких кубика. Одной
рукой он указал на них, другой сначала на Романова, потом на
Белопольского, потом на "дверь".
  И это было достаточно ясно. Три кубика изображали трех людей. Венериане
спрашивали, сколько человек находится на корабле?
  Ответить было не трудно.
  Белопольский взял несколько кубиков (их подвинул к нему венерианин) и
положил рядом с тремя кубиками еще восемь.
  "Разговор" пока что шел успешно. Пятеро венериан были понятливы. Они ясно
задавали вопросы и, очевидно, хорошо понимали ответы. Их умственное
развитие было высоким. Белопольский подумал, что это, по всей вероятности,
ученые Венеры, которые явились сюда на это озеро, когда им сообщили о том,
что захвачены в плен неизвестные существа. Становилось понятным, почему
людей так долго держали в одиночестве. Местные жители ждали "приезда
ученой комиссии". Но откуда она явилась?..
  Венериане убрали со стола "рисунок". Что они теперь спросят?
  Очередной чертеж оказался более сложным и потребовалось много времени. На
столе появилась целая карта. Река протянулась наискось через весь стол.
(Один из венериан отодвинул стоявшую на нем чашу на самый край.) Плотина и
звездолет оказались в углу. Рядом с плотиной венериане изобразили контур
озера и даже тонкой веревочкой показали лесную просеку. Она была прямой и,
очевидно, изображала не ту, которая была найдена Белопольским. В
противоположном конце стола они поместили контур другого озера, гораздо
больших размеров. Рядом появились большие куски дерева. Река заканчивалась
у этого озера.
  - Эти большие куски, по всей видимости, изображают горы, - сказал
Белопольский. - Это горное озеро, где берет начало река. Но что они хотят
этим сказать? Пока я ничего не понимаю.
  - Я тоже, - сказал Романов.
  Долго ждать не пришлось. Вскоре все стало ясно и достаточно страшно.
  Венерианин взял три маленьких кубика и положил их возле изображения озера,
где они находились. Он дал понять, что эти кубики изображают трех людей.
Потом он взял их в руку и перенес к другому, горному озеру.
  Белопольский и Романов все поняли. Это было ужасно и грозило им быстрой
смертью. Венериане собирались перетащить своих пленников к горам.
  Было необходимо во что бы то ни стало объяснить им положение.
  С лихорадочной быстротой Белопольский соображал как ему поступить.
Венериане, по-видимому, не понимают, что люди не могут дышать воздухом их
планеты. Они, конечно, видят, что на головах пленников надеты шлемы, не
являющиеся частями их тела. Но смогут ли они понять назначение этих шлемов?
  Белопольский принялся объяснять. Употребив в дело все свои мимические
способности, он старался показать, что без шлемов они дышать не могут.
Романов старательно помогал ему. Со стороны они оба выглядели в этот
момент довольно комично.
  Венериане внимательно следили за всеми их движениями. Но поняли они
что-нибудь или нет, оставалось неизвестным.
  Один из них обошел стол и, подойдя к Белопольскому, взялся за его шлем
руками. Он медленно тянул его вверх, словно желая снять.
  Белопольский отрицательно качал головой и очень осторожно оттолкнул от
себя венерианина.
  Тот не возобновил попытки и вернулся на свое место. Все пятеро повернулись
друг к другу. Их плоские губы не шевелились, но было совершенно очевидно,
что между ними происходит какой-то разговор. Все, что происходило до сих
пор, с несомненностью доказывало, что венериане обладают даром речи и
могут высказывать друг другу свои мысли. Но как и чем они говорят -
оставалось абсолютно непонятным.
  "Разговор" продолжался недолго. Один из венериан опять взял три кубика,
положил их на контур озера и снова перенес к горам. Венериане повторили
свою угрозу. Стало ясно, что они ничего не поняли.
  Белопольский усилием воли заставил себя успокоиться. Он решительным
движением перенес три кубика обратно на прежнее место. Потом перенес их к
"макету" звездолета и, взяв его в руку, вместе с кубиками, поставил у
горного озера.
  Романов повторил всю операцию.
  Им обоим казалось, что венериане не смогут на этот раз не понять их.
Просьба была достаточно ясна - они вернутся на корабль, и он со всем
экипажем перелетит к горам. Они с волнением ждали, что ответят венериане.
  Опять начался немой разговор. На этот раз он продолжался долго.
  Люди молча ждали. Их жизнь и смерть зависели от степени сообразительности
хозяев планеты.
  Наконец венериане снова повернулись к людям. Они убрали со стола "карту"
реки и стали "рисовать" что-то новое.
  - Нам необходимо вернуться в машину, - тихо сказал Белопольский, - и
перезарядить баллоны.
  Романов кивнул головой. Уже больше трех часов они не возобновляли запаса
кислорода, и он подходил к концу.
  - Мы можем просто уйти отсюда, - сказал Романов, - нас никто не держит.
  - Это опасно. Они могут неправильно понять наш поступок. Подождем немного.
Они хотят что-то спросить.
  На столе появился тот же "рисунок", который был уже один раз "нарисован",
- река с плотиной на ней, звездолет, лесная просека и озеро. Но рядом с
озером венериане на этот раз изобразили еще и пещеру. По их рисунку она
была почти так же велика, как и озеро. В пещере они положили три кубика,
которые, как уже было известно, изображали трех людей. Потом один из
венериан положил руку на каменную чашу и указал на "макет" звездолета.
  Белопольский и Романов ничего не поняли.
  - Вероятно, они говорят этим, что отпустят нас, - предположил Романов.
  - Вряд ли! Совсем не похоже.
  Белопольский взял кубики и перенес их к "макету" корабля. Венерианин
вернул их обратно и снова дотронулся рукой до чаши.
  "Разговор" зашел в тупик.
  Три раза подряд венериане повторяли одно и то же. Романов в отчаянии
посмотрел на своего командира.
  Белопольский напряженно думал. Понять было необходимо.
  Когда венерианин в четвертый раз настойчиво повторил те же движения, ему
показалось, что он уловил их мысль. Он вспомнил, как им самим два раза
подносили таинственный символ. Не спрашивают ли венериане - могут ли они
поднести чашу тем, кто остался на корабле, не встретят ли их там враждебно?
  - Скорей всего, это именно так! - обрадовано сказал Романов, когда
Белопольский поделился с ним своей догадкой.
  Константин Евгеньевич положил возле "звездолета" восемь кубиков. Потом он
указал на них и положил руку на чашу.
  Венерианин точно повторил его движения. Было ясно, что Белопольский
правильно понял вопрос и что венериане, в свою очередь, правильно поняли
его ответ.
  Так казалось и людям и венерианам.
  Привычные понятия и представления всегда выглядят простыми и
общеизвестными. Каждый разум стремится наделить другое существо разумом
параллельным.
  Люди думали, что поняли назначение каменной чаши как символ мира, как
своеобразный способ выражать дружеские чувства. Ответы венериан казались
им подтверждением этого. Люди Земли, они невольно наделяли венериан земным
разумом и придавали их поступкам земной смысл. Их ошибке немало
способствовала форма чаши, хорошо им знакомая. Не замечая, что путают
форму с содержанием, они не смогли даже заподозрить истинного назначения
каменного сосуда.
  Венериане также ошиблись, и ошиблись по той же причине. Жители Венеры, они
приписывали своим гостям привычные им самим понятия о предмете и,
по-своему воспринимая их "ответы", решили, что люди поняли их и согласны
удовлетворить просьбу, которая на самом деле осталась для людей совершенно
неизвестной.
  Но все это стало ясно только впоследствии. Теперь же как гости так и
хозяева были вполне удовлетворены достигнутым успехом. И те и другие
считали, что добились полного взаимопонимания в вопросе о каменной чаше.
  Венериане жестами пригласили людей следовать за собой и вернулись в
большой "зал" к вездеходу.
  Баландин встретил их радостно. Долгое ожидание и тревога измучили его.
Ведь он не знал, куда и зачем увели его товарищей, не знал, что с ними
сделали. Увидев обоих живыми и невредимыми, он облегченно вздохнул.
  Белопольский и Романов поспешили войти в машину. Они чувствовали, что
кислород кончается. Дышать становилось трудно. Хотя и очищенный фильтрами
противогазов от углекислого газа и формальдегида, воздух Венеры не годился
для дыхания, - кислорода в нем было недостаточно.
  Пятеро венериан окружили машину. Все остальные куда-то исчезли.
  - Они ушли сразу, как только ушли вы, - сказал профессор. - Здесь все
время никого не было.
  Зарядить наспинные баллоны кислородом было делом нескольких минут.
Венериане следили за всеми действиями людей и поминутно поворачивали
головы друг к другу, словно делясь впечатлениями.
  - Говорят они? - спросил Баландин.
  - Нет, - ответил Белопольский, - только жестами.
  Он рассказал о способе разговора и его результатах.
  - Что они с нами сделают?
  - Я уже сказал - перетащат к горам. Все наши старания объяснить, что нам
нечем дышать, не увенчались успехом. Они нас не понимают.
  - И вы примирились с этим?
  Белопольский пожал плечами.
  - Сейчас они собираются пойти к звездолету, - сказал он вместо ответа, - и
проделать церемонию с чашей. Я надеюсь, что наши друзья догадаются, как
надо поступить.
  - Может быть, возможно отправить с ними записку?
  - Именно об этом я и думаю. Надо попробовать.
  Белопольский и Романов снова вышли из машины. Ее дверцу они оставили
открытой, желая показать, что относятся к венерианам с полным доверием.
Константин Евгеньевич подошел к одному из них и жестом пригласил его
пройти в "комнату" со столам.
  Венерианин понял и тотчас же пошел туда. Белопольский захватил с собой
карандаш и блокнот.
  Подойдя к столу, он нарисовал на листке тот же план, который два раза
изображали венериане, - реку с плотиной, звездолет и озеро. Потом на
другом листке написал короткое письмо Мельникову.
  Венерианин с видимым интересом следил за его действиями. Потом осторожно
потрогал рукой блокнот и карандаш.
  Белопольский принялся объяснять, что записку надо доставить на звездолет.
Несколько раз подряд он указывал на нее и на изображение корабля. Потом
положил записку внутрь чаши.
  Венерианин замер. Он смотрел на чашу, и Белопольскому показалось, что его
поза выражает напряженное ожидание.
  Чего он ждал?..
  Так прошла минута.
  Внезапно венерианин кинулся к чаше и, вытащив записку, бросил бумагу на
стол. Этот жест мог означать презрение, негодование или просто отказ
выполнить просьбу. Может быть, человек оскорбил его, положив посторонний
предмет в священный сосуд? Как угадать, если на лицах венериан не
отражалось никаких чувств? Если они всегда были совершенно неподвижны?
  Но почему он не сразу вынул бумагу из чаши? Почему он чего-то ждал?..
  Белопольский был убежден, что попытка не удалась. Венериане не доставят
записку.
  И вдруг странное существо взяло бумагу в руки. Другой рукой показало на
рисунок и затем на чашу.
  Неужели он все-таки согласен?
  Белопольский кивнул головой и снова повторил свое объяснение. Венерианин в
точности повторил все его жесты. Снова возникла надежда, что записка будет
доставлена. Очевидно, ее нельзя было класть в чашу, и только.
  Белопольский подумал, что как бы мало ни были похожи друг на друга
разумные существа различных планет, они всегда могут найти способ обмена
мыслями.
  Венерианин еще раз показал на записку и на изображение корабля на рисунке.
Это было уже вполне убедительно - он согласен.
  Но кто доставит записку? Если "черепаха", то по пути к звездолету она
неизбежно пройдет под водой. Как оградить письмо от ее воздействия?
Стеклянная бутылка могла разбиться.
  Белопольский не колебался. Он вынул из кармана золотой хронометр. Это был
подарок его учителя - знаменитого русского астронома, - и Константин
Евгеньевич никогда не расставался с дорогой ему вещью. Но выбора не было:
приходилось рискнуть часами. Он сложил бумажку и положил ее под двойную
заднюю крышку. Часы закрывались плотно, и вода не могла проникнуть в них.
Потом он протянул хронометр венерианину.
  Но тот не взял. Он смотрел на часы и, казалось, боялся до них дотронуться.
В чем дело?
  Белопольский вспомнил, что венериане обладают тонким слухом. Не беспокоит
ли его тиканье часов? Скорее всего так. Но как остановить их? Даже
находясь в плену, Белопольский утром завел пружину.
  И снова он ни минуты не колебался. Открыв заднюю крышку, он пальцем
надавил на маятник. Рубиновый молоточек сломался - часы остановились.
  На это раз венерианин взял непонятный ему предмет. При этом он в третий
раз указал на изображение звездолета.
  Белопольский облегченно вздохнул. Записка будет доставлена, на корабле
узнают, что с ними случилось и где они находятся. Остальное будет зависеть
от Мельникова. Белопольский был уверен, что его заместитель окажется на
высоте положения.
  Они вернулись к машине.
  Часы остались лежать на столе. Там же Белопольский оставил карандаш и
блокнот. Он видел, что эти предметы очень заинтересовали венерианина.
  Романов встретил его новостью.
  - Они просят показать им наш вездеход в движении, - сказал он.
  - Что ж! - ответил Белопольский. - Это вполне понятно. Исполните их
желание. Комната достаточно велика, и машина может сделать круг. Только не
вздумайте зажигать прожектор.
  Романов сел за рули управления. Белопольский остался с венерианами и
жестом объяснил им, что надо отойти к стене. Они послушно выполнили его
указание. Язык жестов пока что с успехом заменял слова. Это происходило
потому, что основные жесты существ, наделенных разумом и руками, не могут
сильно отличаться. Они не выдуманы, а подсказаны природой.
  Вездеход двинулся вперед. На бревенчатом полу его гусеницы подняли
невероятный грохот.
  Венериане схватились руками за нижнюю часть головы, возле самой шеи.
Очевидно, именно там помещались их органы слуха, судя по всему очень
чувствительные.
  Все пятеро повернулись лицами к стене.
  Белопольский понял, что означает это движение. Он бросился к машине.
  - Остановитесь! - крикнул он Романову.
  Вездеход замер на месте. Грохот прекратился.
  - Они не могут вынести такого шума, - пояснил Константин Евгеньевич, - у
них чувствительные уши.
  Венериане снова подошли к машине. Казалось, что они осматривают ее еще
более внимательно, чем раньше.
  Один из них направился к выходу из "комнаты". Четверо оставшихся
"попросили" Белопольского войти в машину. Он повиновался, недоумевая.
  Что случилось? Куда ушел венерианин?
  Каждая перемена в поведении венериан невольно вызывала тревогу. Люди все
время находились на грани жизни и смерти. Понимая, как они думали, жесты
своих тюремщиков, они совершенно не понимали их психологии и образа
мыслей. Угадать их намерения в каждом отдельном случае было невозможно.
Как внешний облик "людей" Венеры отличался от людей Земли, так и их
поступки должны были отличаться от поступков людей. Все было неизвестно:
нравы, обычаи, восприятие окружающего, самый способ мышления, все было
таинственно.
  Минут через десять венерианин вернулся. С ним было десять "черепах".
Подняв машину, они понесли ее к выходу. Пятеро венериан остались в "доме",
и трое людей почувствовали еще большую тревогу. Присутствие хотя и
непохожих на них, но несомненно высокоразумных существ действовало
успокаивающе. С "черепахами" у людей не было ничего общего. Как-то
невольно звездоплавателям казалось, что, находясь рядом с венерианами, они
в безопасности. Это убеждение объяснялось тем уважением, которое человек
привык показывать разуму, в какой бы форме он ни проявлялся. От разума
естественно ожидать "человечности".
  "Черепахи" миновали проход и вышли на "улицу".
  Куда они несли вездеход? Это вскоре выяснилось. Через несколько минут
перед ними появился знакомый "дом". "Черепахи" поставили машину на прежнее
место, и одна за другой исчезли.
  Снова вокруг замкнулись голые стены тюрьмы.
  - Если они оставят нас здесь еще на сутки, мы погибли, - сказал
Белопольский.  ТАЙНА КАМЕННОЙ ЧАШИ
Продукты питания подходили к концу. Но, что было еще страшнее, к концу
подходили запасы кислорода. Звездоплаватели начали последний резервуар.
При самой жесткой экономии его могло хватить на двенадцать часов, если
дышать, в основном, воздухом Венеры.
  Уже пятнадцать часов они находились в "тюрьме". Ученые Венеры, казалось,
забыли о них. Никто не приходил, кроме двух венериан, которые два раза
принесли людям "рыбные" лепешки.
  Это показывало, что венериане как-то заботились о своих пленниках и не
хотели, чтобы они умерли с голоду. Но было ясно, что о самом главном
вопросе - дыхании, они нисколько не думали.
  - Сегодня! - сказал Белопольский.
  Баландин и Романов промолчали.
  Да! Сегодня все будет кончено! Раньше чем наступит ночь они будут мертвы.
  Белопольский ждал смерти с олимпийским спокойствием. Он считал, что
сделано все, что можно было сделать в их положении. Если венериане
доставили письмо, Мельников предупрежден. Звездолет вернется на Землю, и
люди узнают о том, что Венера населена разумными существами. Будет
организована большая экспедиция, которая обследует пещеру, найдет горное
озеро и раскроет все тайны. Белопольский находил утешение в этой мысли, -
их смерть будет не напрасной. Он был твердо уверен, что Мельников не
ослушается его приказания и не предпримет безумной попытки проникнуть в
пещеру. Это могло привести только к новым жертвам.
  Баландин тоже покорился своей участи, но по другой причине: обожженные
ноги причиняли ему жестокие страдания, и он почти с удовольствием думал,
что скоро избавится от мучительной боли. Пикриновая кислота больше не
помогала. Раны почернели и нагноились. Профессор находился в таком
состоянии, что не думал ни о чем, кроме близкого избавления от пытки.
  Романов, молодой и здоровый, не мог рассуждать так спокойно. Он хотел жить
и предлагал один за другим самые фантастические проекты спасения.
Белопольский выслушивал его внимательно, но неизменно разбивал все иллюзии.
  Холодная логика начальника экспедиции приводила Романова в отчаяние. Он не
знал, что Константин Евгеньевич давно обдумал и хотел осуществить
последнюю попытку спасти именно его. Для этого надо было дождаться, когда
венериане осуществят свою угрозу и отправят пленников к горному озеру.
Было вполне вероятно, что они не заставят людей выйти из вездехода, а
понесут его, как делали это до сих пор. Дорога могла быть только по реке.
  Но время шло, а венериане ничего не предпринимали. Белопольский опасался,
что его замысел не успеет осуществиться - кислород кончится раньше, и
Романову придется разделить участь их двоих. Белопольский с грустью и
щемящей жалостью думал об этом.
  Часы, вделанные в пульт машины, показывали половину десятого утра, когда
они услышали, наконец, что приближаются "черепахи". Звук их шагов нельзя
было спутать с легкими прыжками венериан.
  Вероятно, начинается путешествие к горам, - сказал Белопольский, - очень
хорошо! Это все, чего я желаю.
  Баландин не слышал, он был почти без сознания. Романов удивленно посмотрел
на Белопольского, не понимая смысла его слов. Что хорошего могло быть в
том, что вездеход или их самих потащат куда-то к далеким горам?
  В помещение вошло десять "черепах". Как всегда, без видимого усилия, они
подняли машину и вынесли ее на "улицу".
  Белопольский ожидал, что они повернут к туннелю, пройдут через озеро и
дальше направятся к реке. На ее берегу он намеревался пустить на полную
мощность двигатель вездехода и тем самым связать руки носильщикам. Романов
воспользуется этим и попытается бежать, применив, в случае необходимости,
оружие. Он сам поможет ему - работой мотора, светом прожектора и оружием.
  Шансов на успех было, правда, немного, но другого способа Белопольский не
находил. О себе и Баландине он не заботился. Профессор все равно не мог
бежать, а оставить его одного в жертву ярости "черепах" для Белопольского
было совершенно немыслимо. Если спасется самый молодой из них, то и на том
спасибо, - он думал так.
  Но "черепахи" не пошли к туннелю. Они повернули вглубь пещеры, прошли
знакомым уже путем и доставили людей в тот же самый "дом", в котором были
вчера.
  Снова они увидели большой "зал", и снова возле "двери" стояло "человек"
двадцать венериан.
  "Черепахи", поставив вездеход на пол, удалились.
  Никто не подходил и не предлагал выйти. Венериане как будто ждали.
  Не зрением, а смутным ощущением, шестым чувством, Белопольский заметил,
что венериане держатся не так, как прежде. Ему показалось, что они смотрят
на машину и на людей враждебно. Он не мог бы объяснить, отчего такая мысль
пришла ему в голову, но почему-то был уверен, что не ошибается. Что-то
случилось, и это "что-то" было неблагоприятно для них.
  Венериане не подходили.
  Белопольский решил пойти навстречу неизвестности. Ожидать, ничего не
предпринимая, было невыносимо.
  - Оставайтесь в машине, - сказал он Романову, - я постараюсь выяснить,
чего они ждут.
  Выйдя из вездехода, он прямо направился к венерианам.
  Они расступились при его приближении, открыв дорогу к "двери".
Белопольский, не колеблясь, прошел в "комнату" со столом. Трое венериан
пошли за ним.
  Ничто, казалось, не изменилось в этом помещении. Так же висели на стенах
хрустально-прозрачные растения, освещенные сзади розовым светом. Стол имел
тот же вид, но Белопольский сразу заметил, что каменной чаши на нем не
было. Не было ни блокнота, ни карандаша, ни его хронометра. На столе
лежали три каких-то обломка.
  Венериане, с помощью веревок, кубиков и брусков быстро "нарисовали" карту.
Это был все тот же "рисунок", изображавший реку, просеку, звездолет и
озеро. Рядом с "макетом" корабля они поставили восемь кубиков.
  Белопольский отметил про себя, что венериане не забыли число членов
экипажа.
  Потом один из венериан взял три кубика и перенес их на изображение лесной
просеки. У звездолета осталось пять.
  Что это значит?..
  Неужели трое звездоплавателей предприняли разведку к озеру и попали в руки
венериан?.. Белопольский почувствовал мучительную тревогу. Неужели
Мельников не исполнил его приказа?
  Венерианин указал рукой на три кубика, а другую протянул к обломкам,
по-прежнему лежавшим на столе. Внимательно приглядевшись к ним,
Белопольский понял: это были обломки каменной чаши.
  Что случилось? Что произошло на просеке, где, очевидно, венериане
встретились с тремя людьми? Почему символ мира и дружбы разбит?..
Венерианин явно хотел сказать, что чашу разбил человек.
  Белопольский не допускал мысли, что его товарищи могли намеренно совершить
такую неосторожность. Что-то крылось за этим. Было ясно, что он не ошибся,
что венериане, действительно, переменили свое отношение к людям, и
переменили именно после того, как чаша была разбита. Как разобраться во
всем и восстановить прежние отношения?
  Венериане пришли ему на помощь.
  Один из них повернул голову к двери. Он не крикнул, не издал никакого
звука. Но тотчас же, словно в ответ на неслышное приказание, из большого
"зала" появился венерианин и поставил на стол другую чашу, в точности
похожую на первую.
  Белопольский почувствовал, что окончательно запутался. Он ничего не мог
понять. Если у венериан есть несколько чаш, то почему они так разгневались
из-за потери одной? Что означает, в конце концов, этот странный предмет,
которому венериане, очевидно, придают столь большое значение?..
  Один из венериан указал одной рукой на чашу, а другую протянул к стоявшему
напротив них человеку. Его вид был очень красноречив. Он что-то
приказывал. И этот приказ относился к каменной чаше.
  Белопольский почувствовал, как на его лбу выступил холодный пот. Чего
хотят от него венериане? Что он должен сделать?
  Он вспомнил вчерашний "разговор", и ему показалось, что он по-новому понял
его смысл. Венериане и вчера могли требовать того же самого, что и
сегодня. Потом они могли согласиться, чтобы это требование было выполнено
на звездолете. И вот их постигла неудача - чаша была разбита. По чьей вине
это произошло, сейчас неважно. Они решили добиться цели у него. Но в чем
заключалась эта цель? Что им нужно?
  Белопольский привык владеть своими нервами. Он заставил себя успокоиться и
хладнокровно подумать.
  Все дело, очевидно, заключалось в каменной чаше. С ней надо было что-то
сделать. Неужели не удастся выяснить это у венериан? Ведь вчера он сумел с
ними договориться.
  "Суммируем все, что известно, - подумал он. - Два раза венериане подносили
нам чашу и принимали обратно. Это могло означать, по их понятиям, что мы
согласны исполнить просьбу. Потом они поняли нас так, что просьба будет
выполнена на корабле. Потерпев неудачу, неважно, по какой причине, они
хотят, чтобы ее выполнил я, здесь, на месте".
  Белопольский взял чашу в руки. Венериане не препятствовали ему, они ждали.
  С необычайной отчетливостью мысли Белопольский обдумывал, что делать
дальше. Вернуть чашу? Конечно нет! Взять ее в машину? Не то! Положить в
нее что-нибудь? Он вспомнил, как венерианин выбросил положенную им
записку. Опять не то!
  Что же тогда?..
  Белопольский внимательно осмотрел каменный сосуд.
  Тусклый розовый свет мешал ему. Но все же он заметил, что на внешней
стороне чаши имеются какие-то украшения, какая-то резьба.
  Он вгляделся, напрягая свое острое зрение, и увидел...
  Что это?..
  Мгновенным видением промелькнули перед ним мрачные черно-белые скалы
Арсены... Круглая котловина... Гранитные фигуры... Октаэдры, додекаэдры,
кубы...
  Именно они были изображены на каменной чаше принадлежавшей венерианам.
  Белопольский поднял голову. Напротив себя он увидел венериан. Они?.. Нет,
это было невозможно! Венериане - и межпланетный полет... Ничего общего!
  Это была случайность. Странная случайность!
  Но ведь он может спросить...
  Белопольский указал пальцем на вырезанные на чаше фигуры.
  Венерианин повторил его жест и указал на него самого. Двое других сделали
то же самое.
  Дикая мысль пришла в голову Белопольскому. Уж не хотят ли венериане
сказать, что чаша принадлежит людям? Что именно люди ее сделали?
  А если не люди, то... Да, конечно, это так!
  Ученые знают такие мгновения. В запутанном лабиринте бьется пытливая
мысль, ища разгадки. И вдруг ослепительным светом вспыхивает в мозгу
правильное решение, и все, что казалось темным и загадочным становится
ясным.
  Белопольский понял...
  Каменные чаши сделаны не венерианами. Кто-то очень давно принес их на
Венеру. Кто? Те же, кто поставил гранитные фигуры на Арсене. Из поколения
в поколение передается память о неведомых пришельцах. Венериане думают,
что чаши оставили им люди Земли, вторично посетившие их планету. Конечно,
они не знают о существовании Земли, не знают, откуда и зачем явились к ним
тогда и теперь непохожие на них существа, обладающие неведомой им
техникой. Но они хотят, чтобы им вернули то, что представляли собой эти
чаши в далеком прошлом и что, несомненно, забыто или, скорее всего,
утеряно ими.
  Для чего же служили эти чаши? Весь вопрос заключался теперь только в этом.
  Белопольский взял в руку один из обломков разбитой чаши.
  Внешняя сторона была, безусловно, каменная, но на внутренней он увидел
слой какого-то вещества. Оно было твердо, но это был не камень. Обследовав
еще раз чашу, он убедился, что и ее внутренняя полость покрыта тем же
веществом.
  Здесь, и только здесь таилась - разгадка!
  Белопольский показал, что хочет вернуться к вездеходу. Венериане поняли и
пошли за ним. Один из них захватил с собой чашу.
  Зал был полон венерианами. Вероятно, их было не менее двухсот.
  Подойдя к машине, причем венериане поспешно расступались перед ним,
Белопольский рассказал товарищам обо всем, что пришло ему в голову, и
показал захваченный с собой обломок.
  - Помогите разгадать загадку до конца, - попросил он.
  Романов взял обломок. Несмотря на молодость, геолог был опытным и
разносторонним ученым. Он сразу понял, что перед ним не природное
вещество, а искусственный сплав. Его цвет был темно-серым.
  - Это напоминает термит, - сказал он.
  - Термит!..
  Белопольскому показалось, что его оглушили обухом по голове.
  Огонь!..
  В чаше горел огонь. Огонь был оставлен венерианам неизвестными
звездоплавателями, и венериане потеряли его. Они не умели сами получить
огонь, но память о нем сохранилась у них, и они просили зажечь его снова.
  Так, именно так! Разгадка найдена.
  - Чем можно зажечь его? - спросил Белопольский, указывая на обломок.
  - Если это слой термита, - сказал Романов, - то он должен был давно
выгореть. Термит горит быстро.
  - Это вещество не земного происхождения. Возможно, что это совсем не
термит. Но оно должно гореть.
  - Термит поджигается магнием, - сказал Романов. - У нас его нет. Но у
Второва он, конечно, есть.
  - Это не термит, - повторил Белопольский, - нет ли у вас спичек?
  - Конечно нет. Но у нас есть аккумуляторы.
  - Скорее! - нетерпеливо сказал Белопольский.
  Аккумуляторы дают постоянный ток. При достаточно высоком напряжении
получить с его помощью огонь проще простого. Для этого достаточно
приблизить друг к другу два, проводника, соединенные с полюсами
аккумулятора. Между ними появится вольтова дуга. От нее легко зажечь щепку
или бумагу.
  - Осторожнее! - сказал Романов, когда в руках Белопольского ярким пламенем
вспыхнул листок из блокнота. - Если это все-таки термит, появится очень
высокая температура.
  Как только вспыхнуло пламя, венериане поспешно отошли от машины. Было ясно
видно, что они испуганы. Тот, который держал в руках чашу, быстро поставил
ее на пол и отступил вместе со всеми.
  - Они знают, что произойдет, - сказал Романов. - Ради всего святого,
осторожнее!
  - У нас нет выбора!
  Белопольский поднес горящую бумагу к чаше. Бросить ее он не решился.
Бумажка могла погаснуть, а кто знал, что последует в случае неудачи.
  Пламя бумаги коснулось внутренней поверхности чаши... Короткая вспышка!..
Облачко дыма взлетело и растаяло в воздухе...
  Над каменной чашей высоко поднялось бледно-голубое пламя. Такой огонь дает
тонкая пленка горящего спирта.
  Огонь был "холодным". Стоя рядом с чашей, Белопольский не чувствовал
никакого тепла.
  - Это не термит, - сказал Романов.
  Венериане, не отрываясь, смотрели на чашу, - пламя не ослепляло их, оно
было совсем слабым. Потом они стали медленно приближаться...
  Белопольский вошел в машину.
  Люди стали свидетелями языческого поклонения огню. Каждый венерианин
дотрагивался головой и руками до чаши и "отходил" к стене. Эта церемония
заняла много времени, венериан было не меньше двухсот.
  Но вот последний венерианин "поклонился" чаше. Возле нее осталось пятеро.
Один из них поднял чашу и понес ее к выходу. Все пошли за ним.
  Казалось, что они совсем забыли о людях. "Комната" опустела. Люди остались
одни.
  - Стоило стараться! - сказал Белопольский, пожимая плечами.
  Но не прошло и двух минут, как двое венериан вернулись. С ними было десять
"черепах".
  - Ну вот и все! - сказал Романов. - Больше мы им не нужны, и они покончат
с нами.
  - Не думаю, - ответил Белопольский, выходя из машины.
  Венериане подошли и упали перед ним на пол. Константин Евгеньевич не
удивился, - он ожидал этого. Преклоняясь перед непонятным им пламенем,
венериане должны были преклониться и перед теми, кто зажег его. Но почему
они не делали этого раньше, если знали, что люди могут дать им огонь? Это
было совсем не "по-человечески".
  "Это не поклонение, а выражение благодарности", - подумал Белопольский.
  Венериане поднялись. Они жестами попросили человека пройти с ними в
"комнату" со столом.
  Что им еще нужно?
  Белопольский исполнил их желание.
  На столе появился недавно сделанный рисунок. Венерианин поставил возле
"звездолета" восемь кубиков. Это обозначало восемь человек, оставшихся в
нем. В контуре озера он поместил пять других кубиков.
  Почему пять? Ведь пленников было трое?
  Но тут же все объяснилось. Венерианин указал на кубики и протянул руку к
Белопольскому. Потом указал на себя и другого венерианина.
  Пока что было достаточно ясно. Пять кубиков изображали трех людей и двух
венериан.
  - Что будет дальше?
  Дальше произошло такое, чего Белопольский никак не ожидал. Венерианин взял
пять кубиков и перенес их к звездолету.
  Сомнений не было - венериане хотели посетить корабль?
  Белопольский был изумлен. Выходило, что венериане нисколько не боялись
корабля. Они даже хотели осмотреть его.
  Но не только удивление почувствовал начальник экспедиции. Он окончательно
запутался в вопросе, за кого считать венериан? Кто они? Высокоразумные
существа или дикари, поклоняющиеся каменной чаше и горящему в ней огню?
Понятие о высоком развитии разума не соответствовало той картине, которую
они наблюдали недавно. А желание посетить корабль совершенно не вязалось с
представлениями о дикарях, которые должны бояться непонятного огромного
предмета.
  Простая и естественная мысль, что люди слишком мало знают о жителях
Венеры, чтобы делать выводы, почему-то не приходила в голову
Белопольского. Его раздражали эти загадки, встававшие одна за другой. Он
был до предела измучен трехдневным пленом и непрерывной тревогой. Он не
мог рассуждать сейчас с обычной ясностью мысли. Но по той же причине он не
додумался и до этого.
  Что ответить венерианам? Разумеется согласиться! Пусть посетят корабль,
если им этого хочется.
  У Белопольского мелькнула мысль, что хорошо бы захватить одного
венерианина на Землю, но он тут же с негодованием отбросил ее. Это было бы
гнуснейшим насилием, недостойным советского человека. Как могла возникнуть
подобная мысль?..
  Он повторил движения венерианина, показывая этим, что согласился на
просьбу.
  Все трое вернулись к вездеходу.
  - Чем они будут дышать на нашем корабле? - спросил Романов, когда
Белопольский рассказал о намерении венериан.
  - Это совсем просто, - ответил Константин Евгеньевич, - воздухом Венеры.  Белопольский вошел в машину. Он пригласил обоих венериан последовать за
собой, но они отказались.
  Значило ли это, что они дойдут сами? Или Белопольский снова не понял их? И
то и другое было возможно.
  "Черепахи" подняли и понесли вездеход. Венериане пошли за ними
"Город" по-прежнему казался пустым. Но люди уже знали, что это впечатление
обманчиво.
  "Жаль, что мы не видели их жилищ, - подумал Белопольский, - те дома, где
мы были, явно нежилые. У них должны быть мастерские, где изготовляются,
например, блюда".
  Белопольского и Романова пронесли мимо знакомой "тюрьмы". Они тревожно
подумали, что "черепахи" повернут к ней и оставят их на этот раз на верную
смерть. Но животные прошли мимо опасного места.
  Вот, наконец, и розовый туннель.
  Оба венерианина, сопровождавшие машину, повернули куда-то в сторону и
исчезли. "Черепахи" вошли в воду.
  Почти трое земных суток люди пробыли в плену у венериан, в подземном
"городе". Что они видели за это время? Можно сказать - ничего! Что узнали
о венерианах? Очень мало! Приключение, едва не стоившее им жизни, ни на
шаг не продвинуло вперед их знаний о жителях планеты. Загадок стало,
пожалуй, еще больше.
  Вот и дно озера, освещенное слабым светом загадочных бревен...
  Берег...
  Лесная просека...
  Снова появились венериане. Было совершенно очевидно, что они вышли из
пещеры другим, наземным, туннелем и обошли озеро по берегу. Значило ли
это, что венериане не могли находиться под водой?..
  Берег реки...
  И, наконец, в темноте ночи черной громадой возник перед людьми силуэт
родного корабля.  КОНЕЦ ПЛЕНА
Несколько минут восемь человек в каком-то оцепенении стояли перед
светящимся экраном. Радость и горе, надежда и отчаяние - чувства,
противоречившие друг другу, боролись в них, попеременно уступая место одно
другому. Они боялись поверить своему зрению и страстно желали, чтобы все
это не оказалось сном.
  То, что они видели, было слишком невероятно. Появление вездехода, который
на глазах трех членов экипажа был унесен в озеро, походило на сказку.
  Всего несколько минут назад Мельников сказал: "Если они найдут нужным, то
сами доставят тела наших погибших товарищей". И вот, словно ему в ответ,
машина стоит у двери выходной камеры. В ней должны находиться три мертвых
тела.
  Но приборы пульта решительно опровергали такой вывод. Фильтрустановка
работала. Никто, кроме Белопольского, Баландина или Романова, не мог
пустить ее в ход, не мог даже проникнуть в выходную камеру.
  Но как могло случиться, что кто-то из них остался в живых, если кислород в
резервуарах вездехода кончился еще вчера. Под водой, без доступа наружного
воздуха, его нельзя экономить.
  - Может быть, вернулся только один из них, - прошептал Мельников.
  Это было единственным и, очевидно, правильным объяснением. На одного
человека кислорода могло хватить на лишние сутки.
  Кто же из трех вернулся на звездолет?
  Один из тех, кого они уже "похоронили", находился в выходной камере,
совсем рядом. Но из восьми человек ни один не кинулся к ней. Они хорошо
знали, что внутренняя дверь не откроется раньше чем через двадцать минут.
Мучаясь неизвестностью, все оставались на месте, не спуская глаз с экрана.
  И они увидели...
  В состоянии растерянности никто не догадался включить прожектор и осветить
вездеход. В полумраке ночи он казался неясной тенью. И вот рядом появились
другие, движущиеся, тени.
  Их было три!
  Но ведь кто-то, пусть даже один человек, находился в камере. Людей возле
машины не могло быть больше чем двое.
  Но теней было три.
  Наклонившись к экрану, звездоплаватели напряженно всматривались.
  Одна из этих теней... Они узнали высокую фигуру Белопольского. Возле него
смутно шевелилось что-то... два существа, темные силуэты которых имели
странные, непривычные формы.
  - Что это?..
  - Зажгите свет! - приказал Мельников.
  - Не надо! - вдруг закричал Князев. - Это венериане!
  - Да, это они! - взволнованно подтвердил Коржевский.
  Новая и еще более поразительная неожиданность!
  Неужели удалось найти общий язык с обитателями озера? Неужели венериане
обладают развитой техникой и сумели снабдить людей кислородом для дыхания?
Но как иначе могли остаться в живых оба звездоплавателя? В выходной
камере, очевидно, находился Баландин. Белопольский почему-то оставался
снаружи вместе с венерианами.
  Из трех человек двое были живы, и хотя все искренне любили Василия
Романова и с острой болью восприняли мысль о его смерти, звездоплаватели
почувствовали огромное облегчение.
  - Мы не ошиблись, - сказал Топорков. - Рация вездехода вышла из строя. А
личных у них не было.
  - Да, - со вздохом отозвался Мельников, - это ясно. И не менее ясно, что
Василий Васильевич погиб. У него была личная рация.
  Все указывало на печальную истину. Если бы Романов был жив, связь была бы
давно восстановлена. Но он погиб, в этом невозможно было сомневаться.
Напрасная и бесполезная смерть, - оба человека, из-за которых погиб
Романов, были живы.
  - О чем мы думаем? - оказал Игорь Дмитриевич. - Почему мы не включаем
связь с камерой?
  Даже об этом они все забыли...
  - Но ведь Баландин и сам может вызвать центральный пульт. Почему же он
этого не делает?
  Топорков повернул ручку и нажал кнопку. Боковой экран вспыхнул, появилась
внутренность выходной камеры.
  Крик радости и испуга вырвался у всех.
  В камере живой и, по-видимому, невредимый стоял Василий Романов. На его
руках было неподвижное человеческое тело с бессильно повисшей головой. С
ужасом они узнали в нем Баландина.
  Геолог смотрел на приборы. На общий крик, который должен быть слышен в
камере, он никак не реагировал.
  Топорков пристально вгляделся и понял, в чем дело.
  - У него нет рации, - сказал он, - она куда-то исчезла. Сквозь шлем он нас
не слышит.
  Вернулись все трое. Это было необъяснимо!
  Как это произошло?.. Никто не хотел мучиться догадками. Пройдет немного
времени - и все станет ясно.
  Они видели, как геолог осторожно положил тело Баландина на пол. Потом он
снял с себя противогазовый костюм и начал раздевать профессора.
  Значит, он жив! Никто бы не стал снимать костюм с мертвого.
  - Василий Васильевич, - тихо позвал Мельников.
  Геолог вздрогнул и повернулся на голос. В выходной камере не было экрана,
и он не мог видеть, кто с ним говорит.
  - Я слушаю, - сказал он.
  - Василий Васильевич, дорогой! Мы так рады! Что с Зиновием Серапионовичем?
Почему Константин Евгеньевич не вошел в камеру?
  - Он остался с венерианами. Они пришли к нам в гости. Зиновий Серапионович
очень плох. Пусть Степан Аркадьевич приготовится принять его.
  Романов говорил возмутительно спокойно. Точно они трое вернулись из
короткой поездки и ничего особенного с ними не произошло.
  - Немного потерпите, - прибавил он, - мы вам все расскажем. Константин
Евгеньевич приказал, чтобы вы ни в коем случае не зажигали прожектор.
  - Мы просто забыли о нем, - ответил Мельников.
  - Очень хорошо. Глаза венериан не выносят света. Встретьте меня у двери
камеры с носилками. Процесс окончится через десять минут. Да! Еще надо
герметически закрыть все двери, кроме коридора, идущего от камеры к
центральному пульту, самого пульта и обсерватории. Но сначала надо
доставить Зиновия Серапионовича в госпиталь. И всюду уменьшить свет.
  - Зачем это?
  - Я же говорил, к нам в гости пришли венериане. Придется пустить на
корабль воздух Венеры. Иначе наши гости не смогут дышать.
  - Но как вы остались живы?
  - Об этом после.
  Пришлось сдержать нетерпение. Геолог был достойным товарищем
Белопольского. Было ясно, что он и не подумает удовлетворить их
любопытство.
  Семь человек отправились к камере. Мельников остался на пульте, чтобы
выполнить приказ начальника экспедиции. Пустить в часть помещений
звездолета воздух Венеры было нестрашно. Придется только всем надеть
противогазы. Потом, когда венериане покинут корабль, его можно будет
быстро освободить от формальдегида и углекислого газа. Фильтровальные
установки были достаточно мощны.
  Внимательно следя за всем, что происходило внутри корабля и за его бортом,
Мельников часто останавливался взглядом на высокой фигуре Константина
Евгеньевича, который медленно и, казалось, совсем спокойно прохаживался
возле вездехода. Там же виднелись трудно различимые в темноте небольшие
фигурки венериан.
  Кто бы мог подумать совсем недавно, что между людьми и жителями Венеры так
быстро возникнут дружеские отношения? Всего несколько часов тому назад это
считалось недостижимым.
  Только что все казалось потерянным, трое человек погибшими, цель
экспедиции - недостигнутой. И вот, точно по волшебству, все изменилось.
Начальник экспедиции и его спутники живы, венериане через несколько минут
будут здесь внутри корабля.
  Бурная радость, которую Мельников испытал, увидя живым учителя и друга,
сменилась спокойным и ровным ощущением счастья. И только мысль о
Баландине, который, по словам Романова, находился в тяжелом состоянии,
омрачала радость. Что с ним?..
  Мельников видел на экране, как отворилась дверь выходной камеры, видел,
как Второв и Князев приняли от Романова безжизненное тело Баландина и
бережно уложили на носилки. Потом, сопровождаемые Андреевым и Коржевским,
они понесли профессора в госпитальный отсек. Пайчадзе, Топорков и Зайцев
горячо обнимали молодого геолога.
  А немного спустя Мельников и сам обнял чудом спасенного товарища.
  - Надо торопиться! - сказал Романов. - В баллоне Константина Евгеньевича
почти не осталось кислорода.
  Мельников невольно взглянул на экран.
  Белопольский все так же медленно "прогуливался" возле машины. Было совсем
не похоже, что этот человек знает, что промедление может стоить ему жизни.
Но он, конечно, хорошо это знал.
  - Что надо делать? Говорите скорей!
  - Открыть обе двери выходной камеры.
  Почему Белопольский не входит на корабль? Неужели нельзя оставить венериан
одних на несколько минут? Нет конца выдержке этого железного человека!
  Мельников действовал быстро. Закрыть все люки и двери заняло одну минуту.
Баландина уже внесли в лазарет. Мельников предупредил Андреева, что он и
Коржевский вместе с больным будут отрезаны от остальных помещений на все
время пребывания на корабле венериан. Тревога за командира, находившегося
в смертельной опасности, заставила его забыть обо всем, и он даже не
спросил у врача о состоянии пострадавшего. Впрочем, Андреев все равно не
мог еще ничего сказать.
  - Одевайтесь! - приказал Мельников всем остальным.
  Не прошло и пяти минут, как все уже были в противогазовых костюмах.
  Мельников протянул руки к нужным кнопкам...
  Конструкторы звездолета сделали все, чтобы оградить корабль от
проникновения в него воздуха другой планеты. В космическом рейсе это было
одной из важнейших задач.
  Совершенная автоматика, установка фильтров, взаимная блокировка дверей и
окон обсерватории, термические выключатели дверных кнопок - все
подчинялось одной цели. Открыть обе двери выходной камеры случайно было
совершенно невозможно. Чтобы сделать это, пришлось бы один за другим
выключить шестнадцать автоматов.
  Усилием воли Мельников подавил в себе невольно возникшее чувство протеста.
Приказ командира звездолета должен быть выполнен.
  Погасла расположенная в центре пульта на самом видном месте, ни разу с
самого старта на Земле не потухавшая лампочка. Ее зеленый свет сменился
красным - грозным сигналом катастрофы. Спустились к нулю стрелки приборов
автоматики. Корабль лишился защиты!
  Мельников положил пальцы на последние кнопки. Укоренившееся за четыре
космических рейса, вошедшее в плоть и кровь звездоплавателя сознание, что
этого нельзя делать, против воли удерживало его руку.
  Понадобилось усилие, чтобы нажать легко поддающиеся кнопки.
  То, что казалось бы никогда не произойдет, свершилось...
  Белопольский терпеливо ждал. Он знал, что Мельников не будет медлить. Но
он чувствовал, как все труднее и труднее становится дышать. Кислород в
баллоне кончался. Резервуары вездехода были уже пусты. Люди вернулись к
кораблю буквально в последний момент.
  Может быть, ему следовало войти в камеру вместе с Романовым? Но как
отнеслись бы к этому венериане? Они могли уйти, а Белопольский придавал
огромное значение предстоящему посещению корабля жителями Венеры. Это было
столь важно, что он, не колеблясь, решился впустить в звездолет воздух
планеты.
  Оба венерианина стояли возле вездехода. "Черепахи", принесшие машину,
куда-то исчезли. Прозрачная темнота, черный контур близкого леса - все это
Белопольский видел впервые. Он знал, что сумерки уже окончились, что
сейчас ночь. Ее относительная светлость не удивляла астронома, - он ждал
этого.
  Но вот с хорошо знакомым мелодичным звоном раскрылись двери выходной
камеры. На "землю" быстро спустились трое и подбежали к нему.
  Белопольский с облегчением увидел в руках одного из них кислородный баллон.
  Кто-то сильно сжал его в объятиях. Белопольский сумел разглядеть, что это
Пайчадзе. Двое других возились за его спиной.
  - Задержите дыхание! - раздался голос.
  Белопольский вздрогнул, голос принадлежал Мельникову. Что это значит?..
  Он почувствовал, как закрыли краник на шланге. Через несколько секунд
свежая струя воздуха проникла в его грудь. Истощенный баллон заменили
новым.
  Белопольский резко обернулся.
  - Что это значит, Борис? - спросил он ледяным тоном. - Как ты осмелился
покинуть корабль, когда меня на нем нет?
  Мельников исчез как привидение. рядом стоял только Романов.
  Белопольский повернулся к Пайчадзе.
  - Это и к тебе, относится, Арсен, - сказал он.
  Не так поспешно, но и Пайчадзе немедленно вернулся на корабль. И он и
Мельников сгорали со стыда. Что бы ни случилось, они не имели права
нарушить главнейший закон космических рейсов. Оба знали, что Белопольский
долго не простит им этого.
  Люди плохо видели в темноте ночи, но венериане видели отлично.
Белопольский жестами пригласил обоих ученых Венеры пройти на корабль. Он
не сомневался, что они охотно примут приглашение, - ведь они сами просили
об этом. Но оба венерианина отступили на шаг. Это могло означать отказ.
  Белопольский, а за ним Романов повторили свои жесты, которые должны были
быть понятны венерианам.
  Тот же ответ.
  - В чем дело? - недоуменно спросил Белопольский.
  - Может быть, их смущает лестница?
  - Нет, не думаю.
  Один из венериан сделал шаг вперед. Он протянул руку к Белопольскому, а
другой указал назад, на лес.
  - Ничего не понимаю! - сказал Константин Евгеньевич.
  Из выходной камеры, находившейся над их головой, лился слабый свет
притушенной лампочки. Чтобы лучше видеть, Белопольский перешел на
освещенное ею место. Оба венерианина пошли за ним. Он еще раз пригласил их
подняться наверх.
  И снова венериане отступили на шаг. Они указали на людей, потом на лес.
  - Может быть, они требуют, чтобы мы вернулись к озеру? - предположил
Романов.
  Белопольский молчал. Он видел, что им не понять, чего хотят венериане.
Выходило, что там, в пещере, снова произошла ошибка. Ему казалось тогда,
что венериане хотят посетить корабль. Теперь становилось ясным, что они не
думают об этом. Их действия имеют другую цель, но как можно догадаться,
какую именно.
  Из корабля быстро спустился Князев.
  - Борис Николаевич спрашивает, почему вы не идете, - сказал он.
  - Я знаю это не лучше, чем он сам, - сквозь зубы ответил Белопольский.
  - Степан Аркадьевич просит вас скорее прийти. Зиновию Серапионовичу очень
плохо.
  Белопольский понял, что надо принять какое-то решение. Он сделал последнюю
попытку. Но венериане, как и раньше, ответили отказом.
  Все планы рушились. Если люди уйдут на корабль, оставив венериан одних, то
как поймут это венериане? Не поведет ли это к разрыву с таким трудом
достигнутых отношений? Что делать?
  - Попробуем поднять их по лестнице на руках, - предложил Романов.
  Может быть, действительно геолог прав, и венериане просто боятся
подниматься по лестнице? Или не могут этого сделать?
  - Попробуйте! - согласился Белопольский. - Только осторожно.
  Романов подошел к одному из венериан и, указав наверх, протянул руки,
чтобы взять его.
  Поймет ли венерианин?
  Он понял, это было очевидно. Но не менее очевидно было и то, что он не
согласен. Венерианин отступил и поднял руку, указывая на дверь камеры.
Другой рукой он сделал уже знакомый людям отталкивающий жест.
  Ответ был совершенно ясен.
  Зачем же они пришли сюда? Что они хотят от людей, отпущенных ими на волю?
Долг благодарности требовал исполнить их желание, но как это сделать, если
желания никак не понять?
  Белопольский сделал единственное, что можно было сделать в столь
затруднительном положении. Он постарался показать, что желание хозяев
планеты не встречает возражений. Он не знал, в чем состоит это желание, но
так же, как венериане, указал на лес и на себя. Потом он поставил ногу на
нижнюю ступень лестницы, внимательно наблюдая за венерианами.
  Они медленно наклонили головы, точно прощаясь. Это могло означать и другое
- согласие. Оба отступили на шаг, еще раз показывая, что не последуют за
людьми.
  Больше нельзя было медлить. С чувством досады, недоумения и разочарования
Белопольский поднялся в камеру. Романов и Князев последовали за ним. Двери
закрылась.
  Венериане остались снаружи. Что они сейчас думали о людях? Какие
последствия будет иметь то, что люди не поняли хозяев планеты?..
  Белопольский поспешно прошел на пульт. Мельников встретил его сдержанно.
Ему хотелось обнять Белопольского, выразить ему всю свою радость, но он
понимал, что командир звездолета возмущен его недавним поведением. В
глазах такого человека, как Белопольский, проступок Мельникова не мог
иметь никаких оправданий.
  Сухо кивнув головой, Константин Евгеньевич подошел к экрану. Но венериан
уже не было.
  - Пустите в ход фильтрустановки выходной камеры и обсерватории, - приказал
он. - Надо как можно скорее очистить воздух.
  Мельников молча повиновался. Ему было грустно, что они встретились так
сухо. Белопольский обратился к нему на "вы". Неужели он не может понять?
Нет, не поймет... Ведь он сам никогда бы этого не сделал.
  Белопольский соединился с лазаретом.
  - Дело плохо, - доложил ему Андреев. - Вероятно, придется ампутировать
левую ногу.
  - Сделайте все возможное, чтобы избежать этого.
  - Разумеется, Константин Евгеньевич!
  Пайчадзе и Топорков, бывшие на пульте, вышли. Белопольский повернулся к
Мельникову и молча посмотрел на него.
  - Это было в первый и в последний раз, - сказал Борис Николаевич.
  - Что ты предполагал делать?
  - Закончить те работы, на которые могло хватить людей, и вернуться на
Землю точно в срок.
  - То есть как? Разве венериане не доставили моего хронометра?
  - Доставили.
  И тут Мельников внезапно понял, что допустил еще одну непростительную
ошибку. Сомнения быть не могло, в часах находилась записка. Как же могло
случиться, что ни он и никто из его товарищей не подумали о том, чтобы
открыть их? Вторично краска стыда залила его лицо.
  - Я думал, вы поймете, - сказал Белопольский.
  - Мы считали всех вас мертвыми. Мы думали, что венериане, неизвестно
зачем, сняли хронометр с вашего тела. Мы поняли это как приглашение взять
ваши тела у озера.
  - И вы отправились туда? Вы встретились с венерианами и разбили каменную
чашу?
  Мельников с изумлением посмотрел на Белопольского. Откуда он знает эти
подробности?
  - И ты сам повел вездеход? - безжалостно спросил академик.
  Мельников вспыхнул в третий раз.
  - Конечно нет! - ответил он. - Как вы можете так думать?
  - Приходится, - пожал плечами Белопольский. - Кто же и почему разбил чашу?
  - Ее разбил Второв. Вернее, она сама разбилась. Это произошло так...
  - Подожди! - перебил его Белопольский. - надо обо всем поговорить
подробно. И вам и нам есть о чем рассказать друг другу. Отложим пока.
  Процесс очистки воздуха, как оказалось напрасно испорченного, продолжался
больше полутора часов. Все это время члены экипажа не снимали
противогазовых костюмов и почти не разговаривали.
  Наконец приборы показали, что никаких примесей в атмосфере звездолета не
осталось. Двери выходной камеры были закрыты, и автоматика введена в
действие. Привычная зеленая лампочка вспыхнула на пульте.
  Как только открылись двери, Белопольский ушел в госпитальный отсек.
Тревога за здоровье Баландина ни на минуту не покидала его.
  Профессор был без сознания. Землисто-серый, с посиневшими губами, он лежал
на койке, похожий на труп.
  - Сердце плохо работает, - ответил Андреев на вопрос Белопольского, -
положение угрожающее. Если бы он попал ко мне немного раньше...
  - Какой выход?
  - Немедленно произвести ампутацию ноги. Это единственная надежда.
  - Но вы сами говорите, что сердце слабое.
  - Если не ампутировать ногу, он не проживет и часа.
  Белопольский закрыл глаза рукой. Оплошность, в которой он и себя считал
виновным, навеки вычеркивала профессора Баландина из рядов
звездоплавателей. Константин Евгеньевич почувствовал, как к горлу
подступил горячий комок.
  - И ничего нельзя сделать.
  - Ничего. Слишком поздно.
  - Но операция спасет его? Вы уверены в этом?
  Андреев опустил голову.
  - Мы надеемся на это, - чуть слышно ответил он.
  Белопольский ничего не сказал. Он медленно повернулся и вышел.
  Началась операция.
  Весь экипаж звездолета собрался у запертой двери госпитального отсека.
Никто не проронил ни слова.
  И вот открылась дверь.
  Коржевский в белом халате с окровавленными руками появился на пороге. Он
был смертельно бледен.
  - Зиновий Серапионович скончался, - сказал он.  К БЕРЕГУ ГОРНОГО ОЗЕРА
Неожиданная смерть Зиновия Серапионовича Баландина была тяжелым ударом для
его товарищей, жестоким испытанием их мужества, воли и решимости.
Белопольский с тревогой наблюдал за членами экспедиции, опасаясь, что
трагическая развязка первой по существу попытки проникнуть в тайны планеты
подорвет в них веру в общее дело. И с глубоким чувством удовлетворения и
гордости убедился, что все девять участников космического полета на высоте
положения.
  Никто не упал духом.
  Ровно в полночь на опушке леса звездоплаватели опустили в глубокую яму
стальной гроб, изготовленный Князевым из запасных плит. Могилу тщательно
сравняли, чтобы венериане не смогли обнаружить ее. Земля Венеры сохранит
тело до следующей экспедиции.
  Нормальному и здоровому человеку не свойственно думать о смерти.
Возможность ее как-то невольно не учитывается, забывается. И при
подготовке экспедиции на сестру Земли никто не предусмотрел, никто не
подумал о том, что будет делать экипаж корабля в случае чьей-нибудь
гибели. Никаких средств сохранить тело до возвращения на Землю не было.
Положить умершего товарища в холодильник, вместе с образцами фауны и флоры
Венеры, казалось им кощунством. Пусть лучше тело Баландина ждет следующей
экспедиции, которая доставит его на родину, так же, как ждет этого тело
Орлова на Арсене.
  Похоронив Зиновия Серапионовича, звездоплаватели с удвоенной энергией
взялись за работу под общим руководством Пайчадзе, который заменил
профессора на посту начальника научной части экспедиции. Времени
оставалось мало.
  Быстро и незаметно проходили часы и сутки "ночи".
  Напряженный труд помогал забыть... не человека, а горе, причиненное его
смертью.
  Несколько раз экипаж корабля наблюдал волшебное сияние Венеры. Они жалели,
что на Земле не увидят всю несравненную красоту этого зрелища. Заснятая
Второвым кинопленка могла дать только слабое представление об этой
фантасмагории красок.
  Чем ближе к утру, тем реже появлялись и становились слабее эти сияния.
  Общение с венерианами совершенно прекратилось. Только раз жители озера
явились к кораблю целой толпой, "человек" в сто. Около часа простояли они
у опушки леса, очевидно рассматривая звездолет, но не подошли к нему ближе.
  Константин Евгеньевич был убежден, что они снова встретятся с венерианами
у горного озера.
  Все обстоятельства пребывания Белопольского и его спутников в подземном
городе, а также встречи вездехода с венерианами на лесной просеке служили
темой нескончаемых горячих споров.
  Романов высказал предположение, что венериане вовсе не собирались насильно
переправить пленников к горам, а просто предложили им самим сделать это.
Белопольский долго не соглашался с таким выводом, но в конце концов и сам
стал иначе понимать весь немой разговор, происшедший в пещере.
  Выходило, что венериане ничем никогда не угрожали людям, относились к ним
с самого начала дружелюбно. То, что в глазах людей Земли казалось насилием
- захват вездехода, трехдневный плен, - в глазах венериан могло иметь
совсем другое значение. Это могло быть даже выражением гостеприимства -
кто мог знать обычаи этого народа?
  И то, что произошло у звездолета, когда венериане отказались взойти на
корабль, после того как сами как будто изъявили желание осмотреть его,
подверглось после длительного обсуждения переоценке. Все сошлись на том,
что венериане просто проводили своих гостей "домой", а на прощание
попросили их еще раз посетить пещеру. Осматривать звездолет они не
собирались.
  Но, несмотря на столь благоприятные выводы, Белопольский не считал
возможным рисковать и на просьбу Второва разрешить посещение пещеры с
целью киносъемки ответил категорическим отказом.
  - Жесты венериан при нашем последнем свидании с ними, - сказал он, - могли
означать не просьбу посетить пещеру, а как раз обратное - запрещение.
Лучше оставим это до следующей экспедиции, которая будет соответствующим
образом подготовлена к такой экскурсии.
  Эти слова показали членам экипажа, что Константин Евгеньевич не совсем
согласен с общим мнением.
  Было ясно, что он не доверяет венерианам и боится новых жертв.
  Второву пришлось покориться, но совсем неожиданно он вознаградил себя
другими кадрами.
  Уже на следующий день после похорон Баландина звездоплаватели заметили
движение у плотины. Вскоре стало ясно, что венериане принялись за ночную
работу. Белопольский сам предложил посмотреть на нее вблизи.
  Появление у штабелей мощного вездехода не произвело на обитателей озера
никакого видимого впечатления. Они продолжали свое дело, не обращая на
него внимания. Люди благоразумно не зажигали прожекторов. Сквозь окна
Второв мог снимать сколько ему угодно, что он, конечно, и сделал.
Сверхчувствительные пленки, изготовленные специально для него, позволяли
получить достаточно отчетливые снимки даже в условиях ночи.
  Зрелище было исключительно любопытное. Ежедневно вездеход на несколько
часов отправлялся к плотине. Кроме Второва, в машине попеременно побывали
все члены экипажа. Всем хотелось увидеть фантастическую картину работы
венериан.
  Но не только интерес вызывала эта картина. Внимательное наблюдение за
процессом работы позволило сделать чрезвычайно важные выводы относительно
умственного развития жителей озера.
  Работа производилась главным образом "черепахами". С ними было несколько
венериан. Венериане, очевидно, командовали, отдавали распоряжения. Но как
это делалось, люди не могли понять. Никаких жестов, никакого звука.
Создавалось впечатление, что венериане отдают распоряжения мысленно и что
"черепахи" слышат и подчиняются мысленному приказу. Но это было явно
невозможно, тут была какая-то тайна.
  Наблюдая за "черепахами", Белопольский часто задумывался о том, как был
захвачен в плен их вездеход. Действия "черепах" в тот роковой вечер
выглядели вполне осмысленно: они взяли машину "по всем правилам военного
искусства". Единственным объяснением было то, что при этом присутствовали
венериане, хотя ни Белопольский, ни покойный Баландин не заметили их.
  Еще более сложный маневр осуществили "черепахи" при атаке на вездеход
Князева. Правда, при этом ими уже наверняка руководили венериане, но все
же то, что сделали "черепахи", выходило за пределы мыслимой дрессировки.
Земные обезьяны, слоны и другие наиболее развитые животные не были
способны на такие действия. Это имело уже характер цирковой дрессировки.
Но ведь венериане не могли заранее предвидеть встречу с вездеходом и
научить "черепах", как надо действовать при столь внезапных
обстоятельствах.
  После долгого раздумья Коржевский высказал свое предположение по этому
поводу.
  - Все, что мы узнали о "черепахах", - сказал он, - доказывает, что они не
обладают разумом и не способны, как и все животные, к логическому
умозаключению. Свое дело они выполняют механически, не понимая его смысла.
Но их действия при нашей встрече, направленные против прожекторов, нельзя
объяснить предварительной дрессировкой. Я думал, что им знакома война, это
ошибка: "черепахи" воевать не могут. Но они умеют пользоваться щитами,
подходить к чему-то под их защитой и нападать с помощью камней. Как это
объяснить? Только охотой. Существует охота на какое-то большое и опасное
животное. "Черепахи" приучены охотиться со щитами и камнями и выполнили
знакомое дело. Разницы между обычной целью и нашей машиной они не
понимали. Мы думали, что они целились в прожекторы. Это не так. Они
швырнули камни вообще в машину. То, что при этом были разбиты прожекторы,
- простая случайность.
  - Значит, - спросил его Второв, - в тот момент венериане не проявили к нам
враждебности?
  - Нисколько! - ответил биолог. - Вспомните! Они не преследовали вездеход.
Не забывайте, что их разум - это не разум обитателей Земли.
  Звездоплаватели согласились с Коржевским. Такое объяснение действий
венериан многое делало понятным.
  Работы у плотины закончились к утру. Старые штабеля были перенесены к
озеру, а на их месте уложены новые. При этом снова только один штабель
состоял из очищенных стволов, а другой из деревьев с корой и ветвями.
Коржевский придавал этому обстоятельству огромное значение.
  - Совершенно очевидно, - сказал он, - что не только "черепахи", но и сами
венериане действуют по раз навсегда установленному шаблону. Ведь можно
наверняка сказать, что эта работа производится сотни лет. Но она все же
крайне примитивна.
  Действительно, наблюдая за работой, люди видели, что многое можно было
делать более результативно и с меньшей затратой сил. Для этого требовались
только самые элементарные представления об организации труда. Но,
очевидно, венериане даже не догадывались об этом.
  Не было ни малейшего намека на технику. Все делалось руками, голым
физическим трудом. Принцип рычага, который мог оказать им большую помощь,
был неизвестен венерианам. Даже до самых простых каменных топоров,
известных людям Земли с незапамятных времен, они не додумались.
  - Очень скоро здесь все изменится, - сказал Белопольский, - мы научим их
трудиться разумно. Венериане - дикари в сравнении с нами. Но они наши
младшие братья. Долг человека Земли дать им все, что нужно, чтобы
облегчить жизнь и труд. И это будет сделано!
  - Без общего языка... - начал Коржевский, но командир корабля перебил его.
  - Это будет сделано! - повторил он. - А общий язык будет найден. Как они
говорят, пока тайна. Но эту тайну мы должны раскрыть и раскроем.
  Топорков, присутствовавший при этом разговоре, посмотрел на Белопольского
и загадочно усмехнулся.
  - А что вы скажете, - спросил он, - если мне известна эта тайна?
  - Вам?..
  Игорь Дмитриевич пожал плечами.
  - Необязательно, - сказал он, - быть биологом, чтобы раскрыть
биологическую тайну. Может случиться, что возможность говорить с
венерианами или во всяком случае обмениваться с ними мыслями люди получат
от техники.
  - Но что вы знаете?
  - Во-первых, я не знаю, а только думаю, что знаю. Это не одно и то же. А
во-вторых, я вам пока ничего не скажу. Ваше восклицание, Константин
Евгеньевич, когда вы с таким недоверием спросили: "Вам?" - относилось не
ко мне лично, я это понимаю, а к технике, которую я представляю. Вы не
можете допустить, что эту тайну откроют инженеры. Я обиделся за мою
корпорацию. У меня есть план, когда он будет осуществлен, вы его узнаете,
но не раньше.
  Товарищам показалось, что Топорков шутит. Но Игорь Дмитриевич,
по-видимому, действительно обиделся. Он так и не сказал ничего, несмотря
на все мольбы Коржевского, который в конце рассердился на Белопольского.
  - Откуда я мог знать, - чуть заметно улыбнулся академик, - что Игорь
Дмитриевич так обидчив. Да не в этом и дело. Он просто не хочет говорить,
пока не убедится, что прав.
  - В таком случае нечего было и начинать.
  - Ничего не поделаешь! Потерпите!
  Нетерпеливый биолог несколько раз возобновлял свои попытки, но ничего не
добился. Игорь Дмитриевич иногда бывал на редкость упрям. Было ясно, что
он никому не откроет своего секрета. Коржевскому пришлось покориться и
ждать.
  Все же один из членов экипажа узнал тайну раньше других, но Топорков взял
с него слово молчать. Это был Зайцев. Помощь инженера-механика была
необходима для осуществления задуманного. Но старший инженер звездолета
умел хранить то, что ему доверяли.  Наступило утро. Снова поднялось над горизонтом невидимое Солнце. Конец
ночи ознаменовался чудовищной грозой, продолжавшейся двенадцать часов
подряд. Точно после двухсотсемидесятичасовой спячки, природа Венеры
праздновала свое пробуждение.
  Звездоплаватели готовились в путь. Программа работ, намеченная на первую
ночь, была перевыполнена. Белопольский решил перелететь к горам, найти
показанное венерианами горное озеро и провести там оставшееся время.
  4 августа звездолет покинул место своей стоянки, оставив жителям озера на
память о своем пребывании сожженную полосу берега. Мельников, управлявший
кораблем, пролетел над озером, прощаясь с ним.
  Звездоплаватели взволнованно смотрели на гладкую поверхность воды. Там,
под ней, находится странный мир, освещенный розовым светом загадочных
"деревьев", ползают похожие на ожившие беседки огромные "черепахи" -
"рабочая сила" Венеры.
  А там, в недрах высокого обрыва южного берега, таится от глаз огромная
пещера - подземный город со странными домами без крыш, со светящимися
стенами. Трое людей побывали в этом городе венериан, но почти ничего не
видели в нем. Там нашел свою смерть Зиновий Серапионович Баландин.
Бревенчатые стены розового туннеля были последним, что он видел в жизни,
потому что там он потерял сознание и до последнего вздоха уже не пришел в
себя.
  Что делают сейчас жители "города"?
  Коржевский утверждал, что они спят. Для венериан день - то же, что для
человека ночь. Три недели для человека - одни сутки для венериан.
  Так ли это?
  Может быть, именно сейчас люди могли бы проникнуть в "город" и, пользуясь
сном хозяев, осмотреть его?..
  Озеро осталось позади. Под крыльями машины широкая река.
  Никаких признаков жизни, кроме растений! Неудивительно, что первые люди,
посетившие Венеру, ошиблись. Экипаж "СССР-КСЗ" мог впасть в ту же ошибку.
Ничто не указывало на то, что планета населена.
  Загадка! Закрытая книга, которую прочтут следующие экспедиции.
  Люди науки упорны. Работа экспедиции Белопольского вскоре подойдет к
концу. Звездолет вернется на Землю. Ему на смену прилетят другие. Один,
второй, третий, - сколько потребуется.
  Человек должен знать все!
  Быстро летит корабль. В водах реки отчетливо отражается крылатая сигара с
длинным огненным хвостом за кормой. Километр за километром. Вперед и
только вперед! К новым открытиям, к новым вершинам знания!
  Бесконечный, трудный, но прекрасный подъем по лестнице разума!  1957 г. 

  Книго
  




        

            
[X]