Андрей Мартьянов, Павел Молитвин

        ВОЗРОЖДЕНИЕ НАДЕЖДЫ

    Leo's library, spellcheck Byte   

        Часть первая

        НА РУИНАХ НАРДАРА

        Глава первая

        ХМЕЛЬНАЯ ГОРА

        Многие называют Нардар угрюмой страной.

        Путник,  едущий  по  тракту  от  столицы в  Кергово,  увидит бескрайние

торфяные болота, поросшие мелким сосняком, проедет под зелеными сводами хвойных

лесов,  мимо  сопок и  скал,  пересечет множество мелких речек,  обогнет дюжину

озер...  При  дороге встретятся ему  редкие деревушки или  обособленные хутора,

населенные неприветливыми и  суровыми людьми.  Ни в  одном из двух городов этой

угрюмой провинции не  найдет он  ни  приличного постоялого двора,  ни  хорошего

трактира  —  отдаленное  владение  кониса  Юстина  редко  посещали  не  то  что

чужеземцы,  но  и  свои,  нардарские гости,  а  потому местные жители не видели

смысла в  содержании рассчитанных на  взыскательный вкус странноприимных домов.

Кабаки,  разумеется, имелись, однако предназначались они для своих — керговцев,

привыкших к тяжелым столам,  массивным глиняным кружкам и низким,  прокопченным

потолкам.   Обитателей  Кергово  в  глаза  и  за  глаза  называли  медведями  и

лесовиками,  не знающими ничего, кроме охоты, ремесла углежогов и дровосеков, а

также тяжкого,  но прибыльного труда в серебряных рудниках,  расположившихся на

отлогих склонах западной части Замковых гор.

        Саккаремцы,  нарлаки и  халисунцы,  коих  заносило в  Кергово,  сначала

ужасались,  потом  начинали  плеваться —  вот  ведь  дыра,  даже  вина  достать

невозможно,  одно пиво!  —  а затем вдруг проникались и очаровывались простотой

здешних нравов,  величественной природой,  тишиной и безмятежностью. Кергово не

меняло свой облик веками — подновлялись замки, новые дома строились точь-а-точь

как  старые:  деревянные избы из  толстых бревен под тесовыми крышами,  наречие

обитателей сохранилось неизменным едва ли не со времен Столетия Черного Неба, а

керговские комары издавна почитались в Нардаре самыми крупными и злыми.

        По  традиции,   установившейся  в   семействе  Лауров  править  Кергово

доставалось либо  провинившемуся,  либо  самому  младшему.  В  Кергово  ссылали

буянов,  заговорщиков и пьяниц,  чьи останки погребались на небольшом кладбище,

выросшем  неподалеку от  замка,  именовавшегося Хмельной Горой  или  же  Пьяным

Холмом.

        Имелись в Кергово и свои достопримечательности.  Вот хоть герб Хмельной

Горы,  в  который входили два  стоящих на  задних лапах  волка,  поддерживавших

пивной жбан.  В самом замке хранился скелет двуглавого теленка, а трон прэта, в

подражание Золотому трону саккаремских шадов,  целиком отлили из серебра.  Копи

Кергово приносили постоянный и весьма солидный доход в виде серебряных слитков,

большая часть коих, впрочем, тут же изымалась конисом на благо всего Нардара.

        Помимо комаров славилось Кергово и иными кровососами. Легенды о здешних

упырях рассказывали по  всему Нардару,  а  кое-кто уверял даже,  будто в  самой

глухомани,  на границе с Нарлаком,  стоит замок Рудна,  в котором обитает целое

семейство каттаканов — оборотней, питающихся горячей кровью.

        Отдаленная провинция вообще,  если верить слухам,  изобиловала нечистой

силой  —  тут  тебе  и  упыри из  Рудны,  и  приведения с  Ронинских трясин,  и

заброшенные города тальбов в  потаенных горных долинах...  Керговцы гордились и

откровенно хвастались перед  другими нардарцами необычностью и  таинственностью

своих  земель,  уверяя,  будто  захолустная их  провинция  —  настоящий кладезь

древних чудес и секретов.

        Может быть,  так оно и было. Кергово не знало находников с тех пор, как

места  эти  были  заселены выходцами из  Нарлака,  до  сих  пор,  в  отличие от

большинства нардарцев,  поклонявшихся Священному Огню.  Добраться  до  Хмельной

Горы  было  непросто,  торговать  здесь  считалось делом  бесприбыльным,  да  и

встречали тут редких гостей не слишком приветливо. Оно и понятно, ибо забредали

сюда в  основном люди лихие —  из добрых-то кто ж  в  этакую глухомань по своей

воле полезет?

        Так и  жили,  пока Нардар не  прекратил свое существование менее чем за

одну  седмицу.  В  течение шести дней огромное войско ная  Цурсога по  прозвищу

Разрушитель заняло все главные города и столицу.  Мергейты сожгли замок конисов

в  Сеггеде,  во  время штурма коего погиб сам  Юстин Лаур и  все  его сыновья и

дочери, и двинулись дальше на север, к рубежам Нарлака.

        Из-за  стремительности степняков о  пришествии их  в  Нардар  обитатели

Кергово узнали с  превеликим опозданием и ополчение на помощь конису послать не

успели.  Выступить в поход оно оказалось готово лишь к тому времени,  когда две

тысячи мергейтов,  посланных Цурсо-гом захватить Хмельную Гору,  уже скакали по

Сеггедскому тракту.  Здесь-то  их керговцы и  встретили,  и  приветили,  да так

жарко, что ни один незваный гостюшка назад не воротился. А население малолюдной

дотоле провинции увеличилось почти  вдвое  за  счет  беженцев из  других частей

Нардара.

        * * *

        — Господин управитель!

        —  Изыди!  — рявкнул невысокий широкоплечий толстяк с остриженными «под

горшок» седыми волосами.  Восседая за безбрежным столом, покрытым измызган- ной

скатертью,  он  грустно рассматривал гору  сваленных перед ним  пергаментов.  В

левой руке он держал серебряный кубок,  доверху наполненный пенистым пивом, а в

правой — чисто обглоданную куриную косточку.  — Войко,  дашь ты мне пожрать или

нет? Сказал же — если не степняки, меня не дергать!

        Войко, безусый стражник Хмельной Горы, коему насчитывалось восемнадцать

лет  от  роду,  замер у  дверей,  изобразив на  веснушчатой физиономии глубокое

раздумье.  Управитель провинции был человеком суровым и  запросто мог приказать

высечь надоедалу. Однако, с другой ртороны...

        —  Господин управитель,  там приехали...  Ругаются.  Пусть требуют пред

твои ясные очи...

        - Яйца отрежу и в окно выкину!  — негодующе взревел толстяк. В бедолагу

Войко  полетела  кость  от  куриного  едрышка,   но  тот  резво  увернулся.   К

вспыльчивому нраву трашара Клабуца обитатели Кергово привыкли давным-давно.  Он

управлял северной провинцией без малого четыре десятилетия,  перевидал не менее

пяти ссыльных и трех наследных прэтов, вступавших в законное владение Кергово и

тотчас же, как водится, взваливавших на него все дела, и потому чувствовал себя

полновластным хозяином этих мест.  Радости это ему приносило неизмеримо меньше,

чем  тревог,  чему лучшим подтверждением было нынешнее вторжение Бойко.  Ну  не

дадут занятому человеку даже под вечер отдохнуть от дел и заморить червячка!

        — Господин Страшар, так госпожа гостья тоже обещала яйца отрезать... Вы

уж решите между собой,  кому первенство отдать, — упорствовал Войко. — А только

господа чужаки шибко нетерпеливые.

        —  Что за господа?  —  процедил управитель.  Если опять беглецы с  юга,

особенно  высокородные,   селить  их  негде.   Пускай  едут  по  деревням,  там

устраиваются. Хмельная Гора не постоялый двор! — Войко, дурень! Язык проглотил?

Отвечай!

        —   Так  вроде  бы  госпожа  здешняя  приехала...   Асверия.   С  двумя

оруженосцами,  один  из  которых представляется Драйбеном из  Кешта,  а  второй

вообще молчит. И ноги у него голые.

        — Вельх, что ли?

        — Не! Вроде этот... аррант.

        Тут Страшар окончательно уразумел,  что поесть ему не дадут,  — надобно

пойти вниз  и  разобраться самому.  Потому как  если  на  самом деле пожаловала

высокородная госпожа Асверия Лаур  —  быть этого не  может,  опять Войко что-то

напутал! — то это такое диво, ради коего не жаль и трапезу отложить.

        Почтенному  управителю  недавно  исполнилось шестьдесят лет  —  возраст

изрядный, но из-за стола он поднялся с юношеской пружинистостью, дохлебал пиво,

утвердил на поясе короткую дубинку и скомандовал:

        —  Веди!  —  переваливаясь,  проследовал за  Войко к  лестнице замковой

башни,  предвкушая,  как всласть наорет на  самозванцев и  выставит вон.—  Так,

говоришь, госпожа из Лауров?

        — Два Лаура, — послушно ответил юный стражник. —

        Третий голоногий. Я ж объяснял!

        —  Ой,  дубина...  — вздохнул управитель.  — Тебя мамка небось часто из

колыбели роняла?

        — Во-во,  все так твердят — и десятник,  и командир стражи. Обидные это

слова,  господин управитель.  Если б я знал,  что война будет, так хоть немного

грамоте поучился бы.  А так — забрали из деревни...  Я ж бортник да пастух,  да

охотник еще.

        —  Потому что охотник —  и забрали,  — буркнул Страшар.  — Из лука бить

умеешь? Умеешь! Теперь такие люди нужны. Приучайся жить при господском доме.

        —  Я  бы с радостью,  да как приучаться,  ежели только и слышишь:  яйца

отрежем, руки отрубим. Лесовик, деревенщина, лешак глупый...

        — Не нуди, — поморщился управитель. — Показывай, где тут твои гости.

        —  За  воротами,  —  горько вздохнул Войко.  —  Десятник меня  доложить

послал. А сам их не пускает.

        Замок Хмельная Гора оседлал высокий скальный выход,  вздыбившийся среди

покрытых столетними елями холмов,  будто палец великана.  Наверх вела широкая и

удобная дорога,  но если бы по ней собрался взойти враг — тут ему и конец! Путь

от  подножия к  воротам  древнего кубообразного сооружения с  башнями по  углам

отлично простреливался из  бойниц,  проезд  всегда  можно  завалить камнями или

бревнами.  Сейчас,  пока в керговские дебри враг не совался, стража допускала к

воротам Хмельной Горы  любого,  но  была  наготове превратить крепость в  орех,

недоступный чьим-либо зубам.

        Страшар  вместе  с  вооруженным тяжелым копьем  Войко  вышел  во  двор,

небрежно-величественно  кивнул  начальствующему нынешним  вечером  десятнику  и

направился к воротам.  Створки,  конечно,  заперты. Только зарешеченное окошко,

размером в ладонь, на калитке открыто.

        —  Кого принесло на ночь глядя?!  — взревел управитель,  рассчитывая до

смерти напугать торчащих по ту сторону ворот дармоедов.  И  ведь не стесняются,

заразы!  Вместо того чтобы оборонять страну от  навалившегося недруга,  бегут в

глухомань,  надеясь тут отсидеться!  Да  только не  выйдет!  Недаром он  собрал

ополчение  из  деревень,  командирами приставил  высокородных,  дабы  оборонять

Кергово от чужеземных находников.  Всякому работа найдется — что селянину,  что

охотнику или испугавшемуся неисчислимых степных орд беглому прэту.

        —  Господин  Клабуц?  —  послышался  высокий  голос  из-за  решетчатого

окошка.—  Как же,  узнаю!  Трудно тебя не  признать!  На  любого рычишь,  будто

раненый медведь!

        —  Да  ты  кто таков,  чтоб так со мной говорить?  —  От натужного рева

управителя лошади,  стоящие  во  дворе  замка,  насторожили уши  и  попятились.

Страшар грозно глянул на  десятника,  затем на Войко,  напыжился,  покраснел по

самые  кончики ушей  и  гаркнул:  —  А  ну  открывай!  Посмотрим на  смельчака!

        —  Давно бы так.  —  (Управитель едва различил тихий хриплый голос.)  —

Асверия, у тебя в Кергово все подданные считают нужным орать на господ?

        Подчиняясь приказу  управителя,  заскрипели деревянные зубчатые колеса,

окованные  металлом  створки  ворот  поползли  в   стороны,   а   сам  Страшар,

торжественно возложив ладонь  на  рукоять  дубинки и  горделиво задрав  голову,

шагнул к  трем всадникам,  только силуэты коих и  можно было различить на  фоне

закатного неба.

        —  Узнаешь?  — подал голос один из незнакомцев,  оглядывая управителя с

высоты седла.  —  Помнишь ли,  как  в  первый мой  приезд пугал  меня,  напялив

медвежью шкуру?  А  как  водил упырей ловить?  Всю  ночь просидели,  ни  единой

потусторонней чуды не встретив...

        — Угли Священного Огня!..  — Управитель схватился за сердце, хоть и был

человеком на редкость здоровым. —

        Асверия, дитятко! Ты, что ли?

        — Нет,  призрак, — ответила собеседница, спрыгивая наземь и сбрасывая с

головы капюшон,  открывший светлые волнистые волосы и худощавое,  посеревшее от

усталости лицо. — Я это, я и никто другой. Так впустят нас или как?

        Страшар,  привыкший за  долгие годы  не  доверять никому,  всмотрелся в

сумрак,  разгоняемый огнями факелов,  рыгнул от переизбытка чувств, но все-таки

заставил себя оглядеть спутников истинной владетельницы Кергово.

        Первый ничего особого из себя не представлял. Харя кругом высокородная,

нос  с  горбинкой,  волосы длинные,  соломенного цвета.  Темный кафтан,  штаны,

сапоги,

     плащ — обычное облачение путника.

        Второй оказался поприметнее.  Осень,  холодно,  а  он  на  себя напялил

что-то вроде короткого женского платья что туникой называется.  Высокий,  сразу

видно —  силач.  На боку меч,  а  штанов не носит —  ноги обуты в  сандалии,  с

ремешками до колен. Смотрит, однако, благожелательно, хотя и настороженно.

        —  Госпожа...—  вымолвил наконец Страшар.—  Вот не  ждали...  Что ж  ты

стоишь,  будто чужая?  Войко, бездельник! Беги к стряпухам, пускай курей жарят!

Радость какая — госпожа приехала!

        * * *

        Нежданные гости въехали во двор Хмельной Горы как раз в  момент,  когда

солнце  исчезло  за  лесистыми холмами,  а  ближе  к  полуночи весь  замок  был

перевернут с ног на голову.

        Госпожа Асверия вместе с  друзьями желала немногого —  поесть горячего,

выспаться под крышей,  а  не  в  сыром лесу,  отложив знакомство с  беспокойным

керговским хозяйством до утра.  Еще очень хотелось помыться с  дороги,  о чем и

было заявлено Страшару. Пока гости утоляли голод пирожками с ягодами и грибами,

оставшимися от вечерней трапезы, запивая их темным недавно сваренным пивом, для

них  затопили баню,  и  Асверия  распорядилась,  чтобы  Страшар подыскал чистую

одежду для всех троих.

        — Дак, достославная госпожа! Ты ж, верно, из старых платьев выросла, да

и обтрепались они по времени...

        —  Для  меня  —  приличную мужскую одежду,  —  уточнила Асверия.—  Иди,

Страшар, займись делом.

        Управитель,  проклиная  собственную  непредусмотрительность и  неизящно

сквернословя,  отправился прочь.  Пока  господа  изволят смывать дорожную пыль,

придется расстараться и  показать владетельной хозяйке Кергово,  что  замок  ее

управляется радетельным, знающим свое Дело мужем.

        — Войко! — огласил Страшар двор низким, бычьим ревом. — Ты где, ленивец

этакий? Опять к девкам в портомойню удрал? Войко! Высеку!

        —  Что угодно?  — Войко,  оказывается,  не отставал от Управителя ни на

шаг.

        - Беги в  сторожевую башню к  десятникам!  Делай что  хочешь,  грози от

моего имени ссылкой в  Рудну,  но  от пива их оторви!  Пускай поднимут стражу и

построят на дворе! Да брось ты копье-то свое, что как в девку в него вцепился!

        — Не могу,— ответствовал юноша.— Твоим же указом надлежит каждому,  кто

в страже, носить копье. А ежели кто без оружия окажется, сам же ты грозил палок

всыпать да на то копье насадить.

        — Дай сюда!  — рявкнул управитель.— Сегодня ты не в страже. Будешь моим

порученцем.

        —  Так ты б,  господин,  к примеру,  не меня,  а Илжи взял...  Он год у

жрецов учился, буквы разумеет. А я-то, всем ведомо, дурень дурнем.

        —  Илжи твой хоть и  учился,  да  от  пива не просыхает!  Гнать бы его,

засранца, в шею... Что сказал — беги в башню! Уши надеру!

        В  Хмельной  Горе  было  два  внутренних  двора.   В  одном,   большем,

расположенном возле ворот, находились деревянные конюшни, колодец, кузня и куча

покосившихся пристроек:  склады,  хлева, птичники. Второй, не такой просторный,

зато  чистенький,  примыкал к  дальней стене  квадратного укрепления и  главной

башне.  Там  и  было указано собрать всех,  кто свободен от  службы на  стенах.

Разбушевавшийся Страшар  своими  руками  выгреб  из  кладовых  лучшие  припасы,

попенял стряпухам,  что  никудышно работают,  хотя  те  старались вовсю,  отдал

распоряжение конюхам почистить, накормить и обустроить господских лошадей...

        — Где ж я им возьму три спальни сразу-то? — громыхал Страшар, носясь по

замку  и  улаживая  десятки  мелких  дел,   связанных  с  приездом  Асверии.  —

Простыней-то чистых нету!  Эх,  знал бы,  где упасть,  — соломки бы постелил...

Придется  госпоже  на  шкурах  спать,  да  оно  и  мягче.  Мужиков  уложим  при

караульной,  потерпят.  Батюшки! Я ж про одежду для господ забыл распорядиться!

Бойко,  беги в  кладовую!  Самое лучшее заберешь!  Да не стой же ты ровно пень!

Одна нога здесь, другая там!

        В главной зале,  где тускло поблескивал в свете факелов трон из серебра

—  потемневшее  от  времени,  отлитое  местными  умельцами  жесткое  кресло,  —

накрывали длинный стол,  выметали подгнившую солому,  стлали вместо нее свежую,

выгоняли незнамо как забредших в увешанное старинными знаменами помещение гусей

и кур.

        У  белошвеек нашлась  чистая,  ни  разу  не  пользованная скатерть,  на

которую,  впрочем,  немедленно опрокинули блюдо с жареными утками, плававшими в

густом соусе  из  чеснока и  белых  грибов.  С  кухни  тащили все,  что  успели

приготовить:  помянутых уток, непременные грибы — соленые, вываренные, моченые,

жареные;  куриц,  копченые окорока, по-всякому приготовленные ягоды, на которые

были  щедры керговские сады,  леса  и  болота,  сушеную рыбу,  пышные блинчики,

залитые медом  и  вареньем...  Особое  нардарское кушанье —  измельченное мясо,

завернутое в  кусочки раскатанного теста и сваренное в бульоне,  — поставили на

стол  в  необъятном глиняном горшке.  В  губоких мисках  подали тушеные репу  и

морковь,  колбаски из поросятины и оленины, бычий язык... Страшар сознавал, что

несколько перестарался и  всем этим добром можно накормить человек двадцать,  а

то и тридцать,  ну да пусть.  Зато никто не посмеет упрекнуть управителя в том,

что керговцы негостеприимны и  не  умеют достойно встретить дочь кониса Юстина,

да обогреет его Священный Огонь за гранью мира...

        «Погоди-ка,  погоди!  —  ахнул вдруг про  себя Страшар.  —  Что же  это

получается? Если все семейство господина нашего кониса перебили мергейты, когда

штурмовали Сеггед...  А младшего сына Юстина,  высокородного Кенрика,  загубили

саккаремцы  во   время  битвы  при  Мельсине,   значит...   Асверия-то  наша  —

единственная наследница!  Законы  Нардара  признают право  женщины  наследовать

престол  конисов,  если  в  живых  не  осталось родственников-мужчин.  Выходит,

Асверия — светлейшая конисса всего Нардара? Беда на мою седую голову!»

        — Бойко! Войко-о!

        — Одежду я нашел и в баню отослал,  — доложил запыхавшийся юноша. — Еще

какие поручения, господин управитель?

        — Ступай в казармы,  переоденься в чистое,  а то смердишь потом,  будто

весь день за плугом ходил. Как там господа?

        — Покупались, одеваются.

        —  Переоденешься когда,  веди их  мигом на  малый Двор.  Я  сам  сейчас

спущусь. Эх, ужин-то остынет! Разве можно кушать холодное?

        — Можно, — уверенно ответил Войко. — Смотри, сколько наготовлено! Пусти

меня за такой стол,  я  бы из-за него седмицу не вылезал!  А  стражу вот только

капустой  и  кормишь  да  жирной  свининой,   от  коих  животы  в  расстройство

приходят...

        — Не твоего ума дело!  Позор для воителя брюхо отращивать! Чего стоишь?

Бегом!

        Страшар заторопился на  озаренный факельным светом малый двор,  обозрел

бравое  воинство —  десятникам удалось  собрать  полсотни человек,  половину из

которых покачивало от  пивных паров,  —  после  чего  принял надлежащую позу  и

проорал:

        — Олькуш! Рахув! Снява! Вы, вы, дармоеды! А ну ко мне со всех ног!

        —  Чего  изволишь,  господин?  —  вопросил самый  смелый  и  молодой из

десятников.

        — Ты,  Снява,  заткнул бы пасть и слушал! — надсаживал голос Страшар. —

Отчего оружие не чищено?

        — Так никто не приказывал...  Сам же ты говорил:  если придет супостат,

будем не мечом работать,  а  луком да арбалетом.  И  никакой степняк к Хмельной

Горе за перестрел не подойдет.

        — Строй подровнять! Знамя-то, знамя где? Куда, собаки, знамя подевали?

        — Так оно...— проворчал вислоусый Рахув,— в главной зале висит,  вместе

с остальными прочими. Сугубо для красоты и услаждения взоров.

        —  Ой,  лопухи!  И  как вас только прэт на службе держит!  —  простонал

Страшар,  забывая,  что  настоящего  прэта  здесь  не  видели  давным-давно,  а

заезжавшую года  три  назад на  пару  седмиц госпожу Асверию как  владетельницу

Кергово  никто  всерьез не  воспринимал.  Разве  захочет дочка  Юстина  жить  в

медвежьем углу?  Асверия тогда поохотилась, погуляла по окрестностям, забрала с

собой слитки серебра,  которые обязана была отвезти отцу в  Сеггед,  и более ее

здесь не видели.

        —  Так  тащить  знамя?  —  вопросил  Снява.—  А  то  всамделе  нехорошо

получается. Замковая стража — и без знамени

        —  Рахув!  —  воззвал Страшар.  —  Возьмешь на  большом дворе лестницу,

снимешь керговский флаг с потолка!  Не тот,  синий с полосками,  а зеленый! Это

где два волка к жбану приникли! Понял?

        Явилось знамя,  несколько пропыленное, но торжественное, прибежал Войко

в сравнительно чистой рубахе,

        Страшар  сменил  дубинку  на  фамильный  меч,  а  пятьдесят  защитников

Хмельной Горы сумели построиться в относительно прямую линию.

        Господа не приходили.

        — Что ж делается? — расстраивался управитель.— Войко!

        — Тут я!

        — Ты где госпожу оставил?

        —  На  кухне.  Может,  она в  главную залу пошла?  После мытья-то  пить

завсегда хочется.

        — Да сказал ли ты ей, что мы ее тут ожидаем?

        — Когда же сказать,  коли от меня потом разит? Я ж переодеваться побег!

А потом вот знамя помогал сымать...

        — Дурак, ой дурак! Погибель ты моя! — дурным голосом взвыл Страшар и со

всех ног кинулся в трапезную.

        Богатый стол  был  едва тронут.  Похоже,  госпожа и  двое ее  спутников

откушали пирога,  судя по нечистым ложкам,  похлебали лукового супу с  кабаньим

мясом и опустошили жбан с пивом.

        Владетельница Кергово и,  судя  по  всему,  конисса Нар-дара устроилась

между двумя мужчинами прямо на полу, возле очага. Они постелили на солому плащ,

плащами же укрылись и заснули,  так и не узнав, что для всех троих приготовлены

комнаты,  где имелись постели, пушистые медвежьи и волчьи шкуры, тазики с водой

для освежения лица и пучки сушеной полыни, притащенные исполнительным Войко.

        —  Видать,  господа устали,  — подал голос последовавший за управителем

юноша. — Не тревожить бы их, а?

        —  Помолчи,   —  ошарашенно  проговорил  Страшар.   —  Надо  же,  и  не

потрапезничали толком!  И  воинство здешнее не  посмотрели!  Кушанья же остыли,

завтра с утра разогревать — невкусно будет. Войко?  — Слушаю.

      — Значит, так... — Судя по хмурому лицу Страшара, он принимал тяжелое, но

необходимое решение. — Зови сюда десятников с подмогой. Пускай стол очистят. То

есть всю готовую еду заберут в казармы. Стражников нам тоже побаловать нужно. И

чтоб тихо у меня! Госпожу не разбудите! Понял?

        — Угу,— кивнул Войко.— А мне можно чего забрать?

        Уж больно куры соблазнительные...

        — Забирай, — огорченно вздохнул управитель.

        — А девкам в портомойню можно отнести?

        —  Да  делайте что хотите!  —  со слезами в  голосе воскликнул Страшар,

развернулся и  отправился наверх,  в  комнату,  которую он  по-ученому именовал

«кабинетом».  От  душевного расстройства ему  остро захотелось хлебнуть пива  и

завалиться спать.

        Если бы Асверия,  Драйбен и  не известный никому аррант проснулись,  то

увидели бы весьма странное зрелище.  Трое десятников, взявшие в помощники особо

доверенных стражников,  собирали с богатого господского стола снедь в мешки и в

закопченные котелки,  а один из воителей,  балансируя на неустойчивой лестнице,

вешал на вбитый в стену штырь зеленое знамя с двумя серебристыми волками.

        Нахал   Войко   с   деревенской  запасливостью  уволок  целое  блюдо  с

поджаристыми курями,  набил мешок пирогами,  прихватил под мышку бочонок пива и

исчез в полутьме.

        Рассвет он  встретил на сеновале сытым и  довольным жизнью.  Серебряное

блюдо — которое надобно вернуть в трапезную, пока Страшар не заметил пропажи, —

было завалено плохо обглоданными косточками,  а  справа и  слева от доблестного

стража Хмельной Горы почивали две ублаготворенные и  улыбающиеся во  сне девы с

толстыми длинными косами.

        * * *

        — О Богиня, где это мы?

        Драйбен проснулся первым, приподнялся на локте и осмотрел помещение. Он

сам,  Асверия и  Рей лежали на толстом слое сухой травы,  устилавшей просторную

залу.  Аррант,  как обычно,  дрых на спине,  откинув правую руку и  положив под

голову левую.  Асверия свернулась калачиком,  натянув на  себя оба служивших им

одеялами плаща.

        Сквозь  узкие,  напоминавшие бойницы окна  лился  мягкий свет  осеннего

солнца.  Драйбен подставил ладони под луч,  сосредоточился и замер,  попробовав

увидеть,  что делается вокруг,  с высоты птичьего полета.  Точнее,  увидеть мир

глазами какой-нибудь птицы.  Это получалось далеко не всегда,  но сейчас он был

полон сил и...

        ...Он   взмыл   в   пронизанное  солнцем  поднебесье  и   увидел  внизу

коричнево-бурую  коробку замка.  Здание  громоздилось на  скале,  неподалеку от

которой тянулись ввысь  лесистые отроги  Замковых гор,  меж  которыми светились

осенней листвой берез и густой зеленью сосен глубокие долины.  Тут и там вокруг

замка среди редколесья виднелись квадраты полей и  крыши деревенских домов.  На

западе же  стеной стояли беспросветные леса,  тянущиеся до халисунской границы.

На  севере чащобы казались еще  непролазней,  но  и  там  можно было разглядеть

проплешины  полей,  а  далеко-далеко  на  скале  высился  полуразрушенный замок

овальной формы. Он-то, верно, и назывался Рудной...

        Попытка взглянуть на  юг привела к  тому,  что Драйбен вновь очутился в

своем теле...

        — Драйбен?

        — Все в порядке.  Рей. Прости, что побеспокоил. Ага, похоже, эта одежда

предназначена нам. Выбирай, не стесняйся.

        —  Ужас  какой!  —  с  чувством провозгласил аррант,  разглядывая ворох

кафтанов, штанов, сапог, ремней и рубах. — И это мне предстоит носить?

        —  Не переживай,  —  утешил Драйбен приунывшего товарища.  — Твои вещи,

наверное,  взяли стирать.  Позже получишь их в целости и сохранности.  Асверия,

проснись, сколько можно дрыхнуть!

        —  Проснулась  уже...   —  Девушка  протерла  кулаками  глаза,   сладко

потянулась и зевнула. — Хвала Богине, наконец-то мы дома!

        ...Рев трубы заставил вздрогнуть не только Асверию, но и хладнокровного

арранта.  Громыхало под  окнами,  в  большом дворе.  Неблагозвучый рев труб был

поддержан боевыми  рогами,  барабанами и  пронзительными дуделками.  С  широких

каменных подоконников поднялись на крыло перепуганные вороны.

        —  Сражение,  что  ли,  начинается?  —  нахмурилась Асверия.  —  Неужто

мергейты пожаловали?

        —  Никак нет,  —  послышался от  дверей густой бас Страшара.—  Сие лишь

торжественное приветствие гарнизона замка высокороднейшей кониссе...  Соизволь,

госпожа, почтить доблестное воинство самолично, окажи милость...

        На Асверию,  озабоченно улыбаясь,  глядел вчерашний седоволосый брюхан,

разодетый в лиловый,  малость потертый бархатный кафтан.  Драйбен вспомнил, что

этот малорослый толстяк является управителем Хмельной Горы и всего Кергово.

        —  Господин Клабуц!  Страшар!  — «Высокороднейшая конисса» поднялась на

ноги,  отряхнула штаны  от  соломы и  слегка поклонилась.  Худощавая девчонка в

измятой мужской одежде,  с заспанными глазами и взъерошенными светлыми волосами

никак не тянула на столь высокий титул. — А без церемоний не обойтись?

        — Как можно! — задохнулся от праведного негодования управитель. — Ежели

порядку не требовать и  обычаев не блюсти,  так нас не то что степняки —  блохи

зажрут!  Уж ты не рушь традиций,  выйди к  гарнизону,  прими присягу!  —  Слово

«гарнизон» Страшар выговаривал словно молитву и извлек его,  надобно думать, из

глубин памяти исключительно ради высокородной госпожи.

        — Присягу? — повторила Асверия с недоумением. —

        Хорошо, раз надо — приму. Хотя мне и одеться-то не во что...

        Госпожа вздохнула,  влезла в  кафтан,  обернула босые ноги портянками и

начала натягивать сапоги.

        Страшар,  мелко  семеня,  приблизился и  развернул принесенный с  собой

сверток.

        — Надень-ка, госпожа, вот это... Тогда всяк поймет, кто нынче владетель

Кергово!

        Управитель извлек из холстины серебряную корону с  пятью зубьями в виде

листьев клевера.  Четыре зубца были украшены сердоликами, а пятый — центральный

—крупным сапфиром.

        — Ах, беда какая, — схватился за голову Страшар,

        узрев,  что корона велика и,  как ни надень, сползает на уши Асверии. —

Надо немедля приказать кузнецу обруч стянуть.  А  пока тряпицу подложим,  все ж

прочнее сидеть будет!

        Рей наблюдал за суматошными действиями Страшара с безмерным удивлением,

а  Драйбен только посмеивался втихомолку.  Все знакомо до боли!  Корона велика,

замок прокопчен до конька крыши,  пиво кислое,  гарнизон вечно выпивши,  а ночи

холодные...  Все как в детстве, в полузабытом Кеште. Интересно, успели мергейты

сжечь родовое его гнездо или старая крепостишка еще стоит?..

        Наконец    обруч    худо-бедно    утвердили    на    голове    Асверии.

Предусмотрительный Страшар обрядил хозяйку в бирюзовый плащ,  бормоча:  «Так-то

оно приличнее будет! Все-таки конисса, а не девка какая заезжая...» — и потащил

к выходу.  Асверия бросила на Драйбена с Реем умоляющий взгляд,  и те двинулись

следом.

        Видать,  управитель поднял стражников задолго до  восхода солнца.  Двор

подмели,  свиней загнали в хлева,  и впечатление портили только куры, квохчущие

на открытых насестах,  и  маленькая черно-белая собачка,  с  лаем шнырявшая под

ногами воителей.

        —  Н-да-а-а...  Давненько я  на  родине  не  был...—  протянул Драйбен,

оглядывая с высокого деревянного крыльца невеликое войско Хмельной Горы. — Рей,

как тебе тут нравится?

        —  Нравится...  кое-что,  — уклончиво ответил аррант.  — Так это и есть

доблестные защитники замка? Нардарец кивнул:

        — Выглядят неказисто, спору нет. Но учти, наша страна никогда не бывала

побеждена.  Вторгались в  нее недруги нередко,  однако же назад возвращались не

солоно хлебавши. Если возвращались. Так что вояки эти дорогого стоят.

        Между  тем  Страшар  вывел  на  верхнюю  ступеньку  крыльца  Асверию  в

съехавшей-таки в последней момент на ухо короне,  раскрыл рот и...  позабыл все

приготовленные по такому случаю слова.

        — Так...  — прочистив горло,  выдавил он после длительного напряженного

молчания.. — Госпожа, значит, изволила прибыть домой. Все поняли?

        Стражники одобряюще загудели.  Вот и хорошо, без длинных речей, коротко

и ясно.

        — Значит... Эй, Снява, куда знамя в пыль наклонил?! Подыми тотчас, чтоб

на ветру колыхалось! Вот ведь олухи... Но, клянусь Священным Огнем, госпожа вам

задаст! Уж она-то тут порядок наведет!

        —  Наведу,  —  без  улыбки согласилась Асверия.  —  Что  надобно дальше

делать? Целование знамени, присяга?

        —  Потом —  пир,  — брякнул окончательно растерявшийся Страшар.  — И...

если пожелаете — охота на медведя.

        —  Лучше уж на мергейтов,  —  проронила Асверия,  поняв,  что дело надо

брать в свои руки. — Гарнизон! Слушать меня!..

        Глава вторая

        ЛИЦА БЕЗ МАСОК

        —  «...Седьмому,  Девятому и  Двенадцатому панцирным лагиторам надлежит

войти в столицу.  Второму и Четвертому колониальным лагиторам войти в Лавалангу

и Аланиол,  перекрыв дороги,  ведущие с побережья в глубь страны.  Порт Каври и

город,  носящий  данное  имя,  передаются  в  управление гилену  флота  Постуму

Сестерону,  коему  следует силами военного флота держать Каврийскую провинцию в

повиновении.

        Гериором войск  Аррантиады назначается физол  Арра  Лурий  Витир  —  до

появления надлежащего указа за подписью и печатью Царя-Солнца.

        В случаях неповиновения военным властям,  стихийных бунтов и возмущений

арвагеты  имеют  право  употреблять  силу  без  дозволения  вышестоящих.  Любой

схваченный  мятежник,  бунтовщик  и  подстрекатель подлежит  немедленной казни,

выбор коей  оставляется на  усмотрение командиров лагиторов и  квилларий...»  —

Кэрис  прервал чтение и  выразительно покрутил головой.  —  Круто  Божественный

берет!  —  Пробежал  глазами  по  строчкам  пергамента и  продолжил  чтение:  —

«...Нанятые  у  купцов  и  торговцев суда  переходят на  содержание государства

вплоть до  надлежащего распоряжения.  Владельцы и  команды судов имеют право не

покидать свои корабли и  в этом случае считаются временно перешедшими на службу

Высочайшему Кворуму, Совету Эпитиаров и Царю-Солнцу.

        Физолам    портовых    городов    предписывается   обеспечить    запасы

продовольствия и  пресной воды для  всех нанятых судов.  Закупка продовольствия

будет   производиться  за   счет   казны  Аррантиады,   следить  за   расходами

поручается...»  Ну  это  не  важно...   Ага!  «...Дополнительные  распоряжения,

связанные с Праздником Морского Хозяина,  содержатся в свитках, вскрыть которые

надлежит после полуночи в канун указанного дня...» Н-да, забавный рескрипт... И

где же тебе удалось его добыть?

        — Это копия.  Подлинник хранится в шкатулке мужа.  Пока Тиргил спал,  я

вскрыла ее и переписала текст указа.

        — Вскрыла?

        —  Именно.  Мои приятельницы из Нижнего города научили меня справляться

заколкой для волос с самыми замысловатыми замками.

        —  Божественная,  талантам твоим  и  впрямь несть числа!  —  восхитился

Кэрис.  —  Однако я не понимаю,  зачем ты дала мне прочитать этот документ?  Он

подтверждает,  что  твой  супруг  задумал  избавить  Аррантиаду  от  дармоедов,

чрезвычайно расплодившихся,  насколько я понимаю,  из-за несовершенства здешних

законов.  А  мне-то  до всего этого какое дело?  Да и  тебе тоже?  Тебя-то ведь

Тиргил не собирается посылать пахать землю на Восточном материке?

        —  Не  собирается.  Но  мне  жаль этих людей.  —  Валерида вздохнула и,

заметив,  что Кэрис недоверчиво вскинул бровь,  торопливо пояснила:  —  Нет,  я

понимаю,  что иного выхода нет —  Аррантиада и  колонии не  могут вечно кормить

армию бездельников,  которая растет из года в  год.  Задуманное Тиргилом должно

быть исполнено.  Но это не изменит положения коренным образом,  а  лишь продлит

агонию моей страны.

        — Та-ак...— протянул Кэрис. Он давно уже догадался, что прикидывавшаяся

простушкой жена Тиргила мечтает о венце аррантского Царя-Солнца.  Несколько лет

она  изображала  из  себя  взбалмошную  дурочку,  которую  интересовали  только

развлечения и  мужчины.  Заподозри Тиргил,  что Лоллия стремится  к  власти,  и

медноволосая голова  дочери  провинциального физола  покатилась  бы  по  доскам

эшафота,  а затем украсила его собрание черепов.  Имелась у Божественного такая

слабость —  запаивать в стеклянные сосуды с оливковым маслом головы поверженных

врагов.

        Итак,  Лоллия  успешно делала  вид,  будто  ее  подташнивает при  одном

упоминании о  дворцовых интригах,  отдаленных войнах,  завоеваниях новых земель

или ценах на хлеб.  Зато не скрывала, что хорошо разбирается в ценах на алмазы,

в  стоимости отрезов  чудесных мономатанских тканей,  любит  искусно  сделанные

украшения  и  любовные  утехи.   Будучи  прекрасной  лицедейкой,  она  ввела  в

заблуждение многих, но не Кэриса, носившего человеческий облик уже две с лишним

тысячи лет.

        Стремление Валериды к  власти  не  вызывало у  него  ни  удивления,  ни

осуждения.  Это было забавно и очень по-человечески,  но сейчас, впервые за три

седмицы,  прошедшие со дня их знакомства,  у него возникло ощущение, что власть

ей нужна не ради власти, а для чего-то иного...

        — Аррантиада катится в пропасть,  — безучастно, как о чем-то само собой

разумеющемся, сказал Кэрис. — Но тебе-то чего волноваться? На твой век хватит.

        —  Вот  разве что  на  мой,  если  Тиргил и  Совет Эпитиаров,  держащий

Высочайший Кворум за горло, не изменят существующие законы, при которых богатые

становятся еще богаче, а бедные нищают.

        —  Бесценная  моя  крошка!   —  Кэрис  улыбнулся  самой  бесшабашной  и

похотливой из  своего  громаднейшего арсенала улыбок.  —  Зачем  ты  говоришь с

варваром о  столь серьезных вещах?  Тебе ли  не  знать,  что  все  мои  помыслы

сводятся к тому, чтобы запустить лапищи под твою тунику?

        — Ха! Кого ты хочешь обмануть, птенчик?! — нарочито грубо расхохоталась

Валерида. — Если бы ты был просто похотливым кобелем, коим прикидываешься столь

же неискусно, как и панцирником, так не проводил бы столько времени в дворцовой

библиотеке. Верно?

        —  Я  ведь тебе говорил,  что  через четыре седмицы у  меня с  друзьями

назначена встреча в  столице Нарлака.  И я обещал кое-что разузнать для них,  —

промямлил  Кэрис,  начиная  догадываться,  к  чему  должен  привести  разговор,

принимавший поворот, к коему он был решительно не готов.

        —  По-моему,  ты  не  понял ничего из сказанного мною!  —  взволнованно

проговорила Лоллия,  и  огромные изумрудные глазищи ее  потемнели от досады.  —

Праздник Морского Хозяина наступит через четыре дня!  Его   будет справлять вся

Аррантиада,  и  потому-то  Тиргил приурочил к  нему  исполнение своего замысла.

Четыре дня — и страна превратится в приют умалишенных, а ты толкуешь мне о том,

что  произойдет через четыре седмицы!  —  Вскочив на  ноги,  она пробежалась по

комнате,  а  затем,  остановившись перед  Кэрисом,  уперла  кулачки в  бедра  и

решительно закончила:  —  Помоги мне,  и  я  из-под  земли  добуду манускрипты,

которые вы с Фарром до сих пор не можете отыскать! Я дам вам самый быстроходный

корабль, чтобы ты оказался у нарлаков в срок. Но до этого...

        — Ты желаешь, чтобы я помог тебе занять трон Тиргила?

        —  Да!   Кто-то  же  должен  разгребать  навоз,   веками  копившийся  в

блистательной  Аррантиаде  и  превративший  ее  в  огромную,  полную  до  краев

выгребную яму!

        — А если я откажусь? — все еще улыбаясь, поинтересовался Кэрис.

        —  Я  велю  бросить тебя  в  садок с  муренами,  —  взмахнула пушистыми

ресницами Лоллия.  — Время игр и развлечений миновало.  Мне нужен помощник, и я

выбрала на эту роль тебя.

        — Ну что ж,  наверное,  мне следует поблагодарить тебя и сказать, что я

польщен,  тронут и постараюсь оправдать оказанное доверие, — удрученным голосом

промолвил  Кэрис,  а  затем,  неожиданно  широко  ухмыльнувшись,  легкомысленно

взмахнул рукой: — Если уж я взялся спасать мир, почему бы мне походя не согнать

с  аррантского престола этого  застранца Тиргила  и  не  посадить на  него  мою

любимую?

        — Вот это другой разговор! Таким ты мне нравишься не в пример больше! —

расцвела Валерида и резво скакнула на колени новоявленного спасителя мира.

        Близилась  к  концу  четвертая седмица  пребывания Фарра  атт-Кадира  и

Кэриса из  Каланмара в  Аррантиаде.  Нельзя было бы сказать,  что они потратили

проведенное здесь время впустую,  хотя и  не  достигли пока цели,  ради которой

прибыли сюда  из-за  моря.  Поначалу у  них  возникли серьезные трудности из-за

Агрика —  командира личной охраны Царя-Солнца.  Фарра от  его цепких рук спасло

заступничество Лоллии,  Кэрису же в  этом отношении повезло меньше.  Двое суток

армеды охранного лагитора искали его на  территории Хрустального мыса,  пока он

не  придумал способ,  позволивший ему  бежать  и  усыпить  подозрения дотошного

арвагета и дворцовых осведомителей.

        Ночью возле спуска к  воде,  рядом с пристанью,  где стояли прогулочные

лодки и  быстроходная галера Тир-гила,  поднялся невероятный шум.  И  без  того

задерганная стража ринулась вниз,  послали за Агриком,  но к тому времени,  как

тот прибежал к месту событий, все успокоилось. Агрик расспросил караульщиков, и

все они поведали одно и то же.  Неизвестный человек в фиолетовом плаще Третьего

колониального лагитора появился возле пристани,  будто из-под земли, ранил двух

охранников, захватил лодку и скрылся в ночном море. Лодку обстреляли из луков и

снарядили погоню.

        Преследователи,  вернувшись,  рассказали Агрику удивительную историю, а

утром Лоллия искренне хохотала над проделкой хитроумного вельха.

        Едва Кэрис прыгнул в  лодку и  перерубил причальный конец,  как морская

лошадка,  с  которой они  свели  знакомство на  пляже  Герберума,  подхватила и

увлекла  лодку  в  открытое  море.   Дождавшись,  когда  крики  преследователей

зазвучали в  двух  десятках  локтей,  дайне  и  его  отдаленный родич  устроили

маленькое,  но жуткое представление. Рядом с Кэрисом поднялась громадная волна,

принявшая вид ужасного чудища,  которое и  проглотило беглеца вместе с  лодкой.

Обломки лодки  всплыли через  некоторое время,  беглец же,  понятное дело,  был

сожран целиком и полностью, и никому не пришло в голову искать его останки.

        Морская  лошадка,  создав  для  Кэриса  воздушный пузырь,  благополучно

доставила его под водой к Герберуму, сказав напоследок, что никогда в жизни так

не веселилась. Вельх отправился прямиком к старой приятельнице Лоллии — госпоже

Элиде Гальбе,  переоделся,  одолжил несколько десятков золотых,  коня с хорошей

упряжью и...

        На рассвете к  воротам Хрустального мыса подъехал всадник на породистой

кобыле гнедой масти. Сразу видно — эпитиар из столицы. Молод, силен, золотистые

волосы схвачены на лбу изумрудным шнуром, туника белая, плащ темно-зеленый, меч

с  богатыми украшениями на рукояти и  ножнах,  за один только браслет тончайшей

аланиольской работы,  красовавшийся на правом запястье,  можно купить не меньше

дюжины рабов.

        —  К  кому,  куда?  —  хмуро  вопросили  с  вершины  надвратной  башни.

        — Кней Стабонийский.  — Кэрис снова решил использовать прежнее имя, так

как оно было распространено в Аррантиаде не меньше, чем «Фарр» в Саккареме. Все

равно  его  никто не  узнает.  Дайне имеют замечательное свойство изменять свой

облик по желанию. — К Валериде Лоллии по ее приглашению!

        Доложили одновременно и Лоллии, и Агрику, так что оба прибыли к воротам

одновременно.

        — Значит,  Кней,— высокомерно бросил арвагет Лоллии. — У тебя, госпожа,

много знакомцев с одинаковыми именами.

        —  Какое счастье,  — сквозь зубы процедила царица,  — что я знаю только

одного Агрика.

        И  не  поймешь,   оскорбление  это  или  комплимент.  Агрик  подозревал

очередной подвох,  но,  рассмотрев новоприбывшего, только плечами пожал. Аррант

как ар-рант, хорош собой, на такого Лоллия может клюнуть.

        — Кней! — взвизгнула Валерида, подпрыгнув, повисла на шее склонившегося

с  седла Кэриса,  отчего тот  едва не  свалился с  лошади.  —  Мы  так давно не

виделись!  Идем же,  идем со мной! Отдай меч почтенному Агрику — гости не имеют

права носить оружие на Хрустальном мысу.

        Кэрис  вручил  клинок старому вояке  —  меч  пришлось позаимствовать из

собрания оружия престарелого мужа  Элиды Гальбы,  —  после чего  Валерида и  ее

гость отправились в  покои царицы,  сопровождаемые хмуро-растерянными взглядами

Агрика.  Арвагет решил учинить слежку за приятелем Лоллии, но соглядатаи его не

выяснили ничего интересного.

        Валерида  развлекалась со  своим  приятелем  из  Стабонии  и  постоянно

таскала с  собой юношу-раба,  они  гуляли,  захаживали в  библиотеку,  один раз

поприсутствовали на звериных боях... Тиргил, поглощенный то поэзией, то важными

государственными делами,  обращал внимание на  нового воздыхателя своей супруги

не больше, чем на муху. Одним больше, одним меньше... Зато Лоллия такая милая и

веселая!

        Единственной странностью,  замеченной  людьми  Аг-Рика,  было  то,  что

царица  и  ее  приятель проводили слишком много  времени в  библиотеке.  Однако

ходить  в  хранилище  рукописей  никому  не  возбранялось,   а  рыться  в  арых

пергаментах отнюдь не преступление.

        Таким образом,  благодаря Лоллии друзья получили доступ к  вожделенному

собранию старых манускриптов,  вот только отыскать среди них нужные сведения им

пока что  не  удалось.  А  между тем Тиргил встречался теперь с  физолом Лурием

Витиром едва не ежедневно.  По его приказу усилили охрану Хрустального мыса. На

рейде  покачивались несколько боевых  галер,  а  неподалеку от  Герберума встал

лагерем Шестой  панцирный лагитор.  Аррантиада готовилась к  Празднику Морского

Хозяина.

        — Ты,  наверное,  бог, — без обиняков заявила супруга Тиргила. — Только

не наш, не аррантский. Наших богов мы знаем, они частенько приходят к людям под

разными обличьями.

        —  Я  —  бог?!  — поразился Кэрис.— Дорогая,  по-моему,  ты перегибаешь

палку.

        Они разговаривали в  висячем саду,  располагавшемся сразу за  комнатами

Лоллии.  Из  трех  террас,  удерживаемых мощными  колоннами  зеленого  мрамора,

выбрали самую верхнюю:  во-первых,  никто не подслушает, а во-вторых, это самая

удаленная часть дворца,  висящая над отвесным обрывом,  ведущим к морю. Десятки

изысканных растений,  пышные,  резко пахнущие цветы,  пестрые птички,  капающие

фонтаны —  и  все это залито мягким светом закатного солнца да  еще и  сдобрено

солоновато-влажным ветром, налетавшим со стороны моря. Идиллия, да и только!

        Кэрис,  впрочем,  пребывал вовсе не в  идиллическом настроении.  Прежде

всего ему ужасно не нравилось его новое обличье.  Эдакий слащавый самодовольный

красавчик  аррант,   волосы   золотистые,   глазки  голубенькие  с   длиннющими

ресницами...  За  многие  столетия жизни  среди  людей  он  привык носить облик

Кэриса-вельха,  здоровяка с  косичками и  татуировкой в  виде  бычьей головы на

правом плече.  Внешность вельха куда более соответствовала его сути,  к тому же

варварам многое  позволено и  многое  прощается.  И  охота  ему  было  аррантом

прикидываться! Хорошо теперь Лоллии хихикать и постанывать, томно гладя себя по

низу живота: «Какой милый мальчик!»                            

        Кроме того,  он подозревал,  что Лоллия вот-вот примется выпытывать его

подноготную,  и  так  оно и  произошло.  Девочка она умненькая и  раскусила еще

несколько седмиц назад, при первой же встрече, что Кэрис никакой не аррант и не

панцирник.  До поры до времени она воздерживалась от вопросов,  хотя Кэрис, сам

того не заметив, совершил несколько ошибок, способных указать знающему человеку

на  его  сущность.  Остроглазая царица,  надобно  полагать,  этих  промашек  не

проглядела и сделала соответствующие выводы...

        —  Почему бы тебе не сказать правду?  — настаивала Валерида.  — Ни один

человек, будь он самым великим магом, не может менять свою внешность.

        — Немножко грима,  краска для волос — вот и весь фокус, — пожал плечами

Кэрис.

        —  А  почему ты вырос на пол-локтя?  С помощью каких травок сменил цвет

глаз  с  серого на  голубой?  Исчез  шрам  на  животе справа,  я  прошлой ночью

заметила.  И...  как бы тебе это сказать...  кхм...  вельх доставлял мне больше

удовольствия, чем аррант.

        — В каком смысле? — невинно поинтересовался Кэрис, но тут же фыркнул: —

Хорошо, я скажу тебе правду, если ты обещаешь не пугаться.

        — Обещаю.

        — Я воплотившийся дух. Дайне. Говорит это тебе что-нибудь?

        Лоллия кивнула:

        — Да,  я подозревала нечто подобное...  Но тогда почему ты живешь среди

людей?

        —  Нравится.  Я  не  люблю  одиночество.  Мне  нужна  компания,  причем

желательно шумная и веселая.

        — А твой друг,  Фарр? — Царица от любопытства приподнялась с ложа. — Он

что, тоже?..

        — Нет,  он обычный человек. Просто хороший парень, с которым меня свела

судьба.

        — Так же как и со мной, — промолвила Валерида после недолгого молчания.

— Скажи, у меня могут быть от тебя дети?

        — Могут, — чуть более угрюмо, чем следовало, ответил Кэрис.

        —  Тогда почему бы тебе не побыть некоторое время моим мужем?  Когда мы

завершим то маленькое дельце,  которое затеял Тиргил. Внеся в него, разумеется,

кое-какие поправки.

        Кэрис промычал что-то неопределенное,  дивясь людям, считавшим Валериду

безвредной дурочкой.  Царица  умело  играла  выбранную роль,  но  в  те  редкие

мгновения,  когда она снимала личину простушки,  взор ее  ласковых зеленых глаз

превращался во взгляд рыси, завидевшей добычу. Тщательно отполированные ноготки

на  тонких  пальчиках начинали походить на  когти,  и  даже  Кэриса  охватывала

робость  перед  умной,  расчетливой и  крайне  опасной женщиной,  лишь  изредка

вспоминавшей о том, что слово «совесть» все-таки существует.

        — Что же ты молчишь,  Кэрис-дайне? Когда я предлагала тебе разделить со

мной ложе, ты был более решительным и расторопным!

        — Ложе и трон,  осмелюсь заметить,  две разные,  совсем не схожие между

собой вещи,  — буркнул Кэрис,  ощущая себя рыбкой,  слишком близко подплывшей к

зазывно извивающемуся червяку, в теле которого скрывался отточенный крючок.

        — Вот так рассуждают все знакомые мне мужчины, — ухмыльнулась Валерида,

— как развлечься,  так пожалуйста,  а как семью завести, так их и нету. Кстати,

наши дети будут людьми или... дайне?

        — Людьми,  — сухо сказал Кэрис.  — Но ты,  похоже, плохо представляешь,

что представляет собой воплощенный дух.

        — Конечно, — смиренно и заинтересованно призналась царица. — И я хотела

бы знать о тебе больше.  У тебя ведь есть и какой-то иной облик? Покажи, как ты

развоплощаешься, каков ты на самом деле?

        «Ну что,  устроим девочке маленькое представление?  —  спросил сам себя

Кэрис.  —  Если она выдержит это испытание,  то почему бы и  мне не попробовать

себя в роли Царя-Солнца?»

        — Я могу явить одно из присущих мне воплощений,  — внушительно произнес

Кэрис,  поднимаясь с  каменного ложа и  отходя на несколько шагов в  сторону по

широкой аллее висячего сада.  —  Однако,  если ты своим визгом поднимешь на уши

всю охрану Хрустального мыса, мне придется пожалеть о своей покладистости.

        —  В гавани Арра я наверняка видела вещи и пострашнее,  — легкомысленно

отозвалась Лоллия. — Не тяни время.

        Кэрис расстегнул пояс и  бросил его  на  мраморные плиты,  затем к  его

стопам лег шелковый плащ и туника, вышитая золотой нитью. Лоллия фыркнула:

        — Если ты этим собирался меня напугать, то... О, Боги Небесной Горы!

        Вокруг тела Кэриса полыхнул вихрь теплых зеленых огоньков, силуэт начал

темнеть,  изменяться,  человек уступил место  офомному комку мягкой,  словно бы

пушистой,  тьмы, в которой билась неведомая жизнь. Защелкали белые и изумрудные

молнии толщиной с шерстяную нить; разноцветные попугаи, разгуливавшие по веткам

деревьев сада, насторожились. Свечение погасло.

        Животное.  Волкоподобный пес.  Размерами с крупного коня, то есть холка

достает человеку до подбородка.  Мерцающие зеленые глаза, острые уши, длиннющий

розовый язык,  вываленный из пасти...  Да,  из пасти. Пасти, украшенной зубами,

каких нет ни у льва,  ни у леопарда. Клыки длиной почти с палец. Жесткая черная

шкура с  редкими седыми волосками по  хребту.  От  затылка по загривку и  спине

пробегают едва заметные зеленые искорки, теряясь в длинном вспушенном хвосте.

        —  С-собачка,  —  протянула Лоллия,  разглядывая своего приятеля.  —  И

впрямь кобель. Невероятно! Ты оборотень?

        Кэрис качнул массивной головой, желая, вероятно, сказать: «Оборотень? В

какой-то степени...»

        —  Умопомрачительно!  —  Увидев,  что  гигантский пес  уселся на  плиты

дорожки,  Валерида осмелела и выбралась из-за мраморного ложа. — Кэрис, если ты

можешь понимать речь... Я тут вспомнила одну старую легенду. Жила-была женщина,

возлюбленного которой  злой  волшебник превратил в  чудовище...  —  (Пес  издал

презрительное фырканье.)  — Женщина эта отыскала любимого,  поцеловала,  и чары

рассеялись. Попробуем, может, и У нас получится?

        Лоллии нельзя было отказать в смелости.  Рядом с ней находился огромный

и очень опасный по виду зверь,  но она,  переборов мимолетную дрожь,  шагнула к

нему и решительно чмокнула его в большой влажный нос.

        Диковинного пса  окружили зеленые  молнии,  и  он  начал  расплываться,

превращаясь в мохнатый сгусток черноты. Валерида отступила на два шага...

        — Молодец, не испугалась, — похвалил царицу Карие, обретая свой прежний

облик.

        —  Тунику надень,  —  посоветовала Лоллия.  —  И скажи мне,  ради Богов

Небесной Горы, почему пес?

        —  А  почему бы  и  нет?  —  вопросом на вопрос ответил Кэрис и,  желая

переменить тему разговора, могущего завести их очень и очень далеко, с невинным

видом сообщил:  — Легенда,  о которой ты упомянула,  умалчивает об одном крайне

важном обстоятельстве. Поцелуй, безусловно, способствовал снятию чар, но, чтобы

превращение стало необратимым, необходимо было...

        — Да-да,  я догадываюсь,  что ты имеешь в виду, — проворковала царица и

нарочито медленно развязала серебряную ленточку пояса.

        Глава третья

        ГДЕ ЖИВЕТ УПЫРЬ?

        Новый  день  выдался  у  Страшара донельзя беспокойным.  Он  был  прав,

посулив  стражникам,  что  прибывшая госпожа  наведет в  замке  порядок,  хотя,

разумеется,  не  мог  предугадать,  какие  последствия  повлечет  за  собой  ее

возвращение в Кергово.

        Пир  и  охоту на  медведя отменили.  Асверия потребовала от  управителя

подробнейшего отчета обо всем происшедшем за  последние седмицы как в  Кергово,

так и в Нардаре.  Спокойно выслушала неутешительные вести о гибели своей семьи,

разорении столицы и  других  крупнейших городов,  после  чего  начала  отдавать

распоряжения.  Асверия не  удосужилась объяснить Страшару,  где  и  как провела

последние два с  половиной года,  но приказывать —  ясно как день!  — научилась

здорово.

        —  Прими  мои  соболезнования.  —  Драйбен склонил голову  и  помолчал,

отдавая дань уважения погибшим при защите родной земли людям.

        —  Не с  чем поздравлять,  — ответила Асверия,  продолжая рассматривать

обнаруженный в  библиотеке Хмельной Горы подробнейший план Нардара.  Пергаменту

было лет семьдесят,  однако основные дороги,  поселки и тропы,  обозначенные на

карте, сохранились до нынешних времен.— Как удобно жить в стране, где ничего не

меняется! Что же до титула повелительницы Нардара... Представь, что произойдет,

если кто-то из моих родственников остался жив?

        — Нет-нет,  госпожа,  сведения верные!  — подал голос управитель. — Все

беженцы в один голос говорят: никто не уцелел!

        —  Пока степняки хозяйничают в  стране —  это не важно!  —  нетерпеливо

отмахнулась Асверия.  —  Но  слова твои навели меня вот на какую мысль.  Будучи

наместницей кониса в Кергово,  тебя,  Страшар,  я оставляю управителем Хмельной

Горы и командиром ополчения, собранного по деревням. А тебя, — обернулась она к

Драйбену,  —  назначаю  предводителем высокородного воинства.  В  Кергово  ныне

сбежалось множество высокородных, так надобно из них конный отряд сформировать.

У  многих из  них  свои  лошади есть,  а  остальные коней у  мергейтов добудут.

Сможешь с нашими своевольниками совладать?

         — С ними, пожалуй, совладаешь! Кто я им? Бывший прэт, бывший владетель

Кешта...

        — Ага! Это ты верно подметил. Кто у нас ныне владетелем Рудны числится,

скажика, господин управитель?

        —  Так чем же там владеть,  госпожа?  —  изумился Страшар.  —  Замок-то

давным-давно разрушен! А с деревень и хуторов ты подати получаешь.

        — Нет,  значит,  там хозяина?  Вот ты им,  Драйбен,  и будешь. И я тебе

своей волей и властью жалую титул прэта.  Ну,  благодари, кланяйся земно и руку

целуй! приказала Асверия.

        —  Вот  еще  беда  на  мою  голову,  —  пробормотал новоявленный прэт и

владетель  Рудны,  преувеличенно чинно  кланяясь  и  с  нарочитым благоговением

касаясь губами протянутой ему руки.

        —  На  твоей  совести продовольствие,  обеспечение войска и  сбор  всех

мужчин,  способных держать  оружие  в  руках,  —  заключила Асверия  и  позвала

арранта: — Рей! Тебя я попрошу занять должность помощника господина

        Страшара. Подучи-ка ты воинской премудрости здешнее ополчение да заодно

и гарнизон замка. Ты степняков в деле видел, выучка у тебя добрая, негоже добру

под спудом гнить.

        —  Неужто ты воевать собралась?  —  встревожился Страшар.  — Выходить в

чисто поле да биться?

        — Не совсем,  — терпеливо ответила Асверия. — В чистом-то поле степняки

перебьют нас за милую душу вдвое меньшим числом.

        —  И  я о том же!  — горячо заговорил управитель.— Полагаю,  как делать

надо...  Из  леса  выскочили,  мергейтов порезали,  лошадей угнали и  обратно в

трясины схоронились. Будем их хитростью давить. Всех, конечно, не передавим, но

урон  нанесем.  Засады там  всякие,  колодцы можно  потравить в  деревнях,  где

мергейты стоят.  Я  ж  говорил,  пару  седмиц назад  двадцать сотен  узкоглазых

сунулись в  Кергово по  Сеггедскому тракту.  Ну  мы  сначала их  чуток из луков

постреляли,  в  зарослях прячась,  потом  они  нас  преследовать начали...  Мы,

конечно,  в  бега.  И драпали аж до Ронинских трясин.  В коих сейчас степняки и

почили навеки.  Селяне их в кольцо взяли,  с тылу воители наши ударили. Загнали

мы мергейтов в самую топь,  дабы другим неповадно было,  ни одного не упустили.

Больше не сунутся.

        —  Сунутся еще,  —  утешил Страшара Драйбен.— Сожрут степняки все,  что

захватили в южном Нардаре, и заявятся в Кергово.

        — Встретим!  — шарахнул увесистым кулаком по столу господин управитель.

— Только чуток подготовиться надо.  Если постараться, тысяч семь-восемь мужиков

наберем. Еще высокородных сколько-то.

        — Неплохо!  — одобрила Асверия.  — Наше преимущество в том, что местные

жители знают леса,  тайные тропы в  горах и  болотах,  могут ударить внезапно и

отойти без потерь. Ищи тогда ветра в поле. Что ж, господа соратники, за работу?

        — Я могу сегодня же отправиться в Рудну,  — сказал Драйбен.  — Гляну на

хозяйство. Ежели добудем корм для людей и коней, тогда и о конном отряде придет

время  говорить.  Напиши,  госпожа,  тамошним людям послание.  А  ты,  Страшар,

выделишь мне полтора десятка стражников?

        — Забирай.  — прогудел управитель.  — Однако намаешься с ними. Только и

умеют, что пиво хлестать да за юбками бегать.

        — Ничего, Рей их быстро к порядку призовет.

        — Как скажешь, — безмятежно ответил аррант.

        —  Вот  и  отлично,—  закончила  разговор  Асверия,   поднимаясь  из-за

застеленного  картой  стола.  —  Страшар,  разошли  людей  по  деревням,  чтобы

переписали беженцев. Драйбен, буду ждать тебя послезавтра к вечеру.

        Впервые  за   много  седмиц  Драйбен  чувствовал  себя   на   дороге  в

безопасности.  Главный  тракт,  ведущий  от  столицы  Нардара к  Хмельной Горе,

обрывался у  подножия замка,  от коего звездочкой расходились в  разные стороны

полтора десятка дорог,  дорожек и тропинок. Извилистый путь от Хмельной Горы до

Рудны лошадь,  если ее  особо не  гнать,  покрывала за  день.  Плохо наезженная

дорога разрезала хмурый и  дикий лес —  огромные ели со стволом в  три обхвата,

редкие  поляны,  поросшие  молодыми елочками и  березками.  Изредка  попадались

заболоченные овраги,  покрытые багровым клюквенным ковром.  Пахло палым листом,

грибами и  хвоей  —  осенью.  Непуганое зверье  пересекало дорогу  прямо  перед

всадниками — спешащие по своим делам олени и кабаны, чудовищных размеров лось с

рогами,  напоминавшими остистую чашу,  где-то в глубине чащи взревывал медведь,

отъедавшийся к зиме пойманной на речном перекате рыбой.  Красота воды вдоволь и

ни мергейтов, ни песчаных клещей, ни стражей древних гробниц...

        Путь  от  печально  знаменитого Аласора  через  Альбаканскую пустыню  и

Халисун занял  тридцать два  дня  и  попортил Драйбену немало  крови.  К  Акко,

например,  путники подошли за  день  до  появления степняков в  виду крепостных

стен,  и хвала Богине,  надоумившей Рея настоять на продолжении путешествия, не

останавливаясь в гостеприимном портовом городе.  В Акко они в итоге задержались

лишь  затем,  чтобы продать верблюдов,  сменить лошадей и  запастись припасами,

после чего не мешкая отправились дальше.

        Вести,  как  известно,  летят  быстрее  ветра.  Особенно дурные.  Через

несколько дней  Асверия,  Рей  и  Драйбен узнали,  что  основное войско Гурцата

следует за  ними по  пятам:  Оранчи решил не штурмовать прибрежные города,  но,

пересеча Халисун,  вторгнуться в  южную провинцию Нарлака.  Случалось,  путники

утром выезжали из захолустного халисунского поселка,  а вечером того же дня его

уже занимали передовые отряды степняков.

        Шли  на   север,   постепенно  забирая  на   восток.   Пройдя  Халисун,

обескровленный и  разобщенный междоусобицами,  они уже у  самой границы Нардара

наткнулись на  разъезд  мергейтов,  состоящий из  двух  десятков  верховых.  По

счастью,  встреча произошла днем,  ибо Драйбен не умел пока черпать силу ночных

светил.  Неустанно практиковавшийся как в обычной, так и в боевой магии чародей

не  рискнул  использовать против  степняков что-то  заковыристое и  ограничился

созданием   огромного  иллюзорного  чудища.   Мергейты,   устрашенные  зрелищем

невиданной твари,  размерами превосходящей мономатанского слона и  состоящей из

туловища ящерицы, головы кабана и лошадиных ног, позорно бежали, не приняв боя.

        Это была первая встреча путников с войском Цурсога Разрушителя, шедшего

на  соединение с  тангунами Хозяина  Вечной  Степи.  Далее  пробирались лесами,

опасаясь попадаться на  глаза разъездам мергейтов и  пугая встречавшихся все же

иногда степняков иллюзорными творениями Драйбена.

        Путники обошли стороной разоренный Сеггед и  захваченные города,  возле

которых все  еще  кишели орды мергейтов.  По  отрывистым и  неполным сведениям,

получаемым от прячущихся в  лесах подданных кониса Юстина,  они поняли — Нардар

был разгромлен в считанные дни.  Маленькое государство, несмотря на героическое

сопротивление, перестало существовать.

        На  тридцать второй день  пути,  ближе к  вечеру,  Асве-рия,  указав на

темнеющие  впереди,   над  острыми  верхушками  елей,  замковые  башни,  устало

сообщила, что они наконец добрались до дома. Вот она, Хмельная Гора.

        ...Владетельница Кергово не  особо переживала из-за того,  что ее тайна

стала  известна друзьям.  В  Нардаре  женщины  всегда  пользовались уважением и

могли,  в  отличие  от  Саккарема,  занимать  любые  государственные должности.

Потому-то  конис  Юстин и  отправил свою  младшую дочь  и  ее  брата-близнеца с

посольством в  Мельсину под  видом двух  молодых людей,  дабы набирались опыта,

изучали чужеземные обычаи и нравы....

        Драйбен плохо знал  Кергово,  ибо  забредал сюда в  поисках знаний лишь

один раз, заинтересовавшись чудными слухами об упырях Рудны, однако уехал тогда

несолоно хлебавши —  древняя  земля  тщательно хранила  свои  тайны,  не  желая

открывать их чужаку,  хотя бы и  нардарцу.  Теперь же судьба распорядилась так,

что Драйбен стал полноправным владетелем отдаленной Керговской области.

        — Эй, Войко! — Он натянул поводья, чтобы лошадь шла помедленнее, голова

к голове с серым мерином,  на котором восседал вошедший в его отряд деревенский

парень,  не столь давно превратившийся в «стража замка».  Малый, впрочем, был у

Страшара на  примете,  поскольку отправил его  управитель с  прэтом  неохотно и

потому только,  что Войко родился близ Рудны,  а  иных проводников под рукой не

оказалось. — Скажи, почему Рудну называют прибежищем упырей?

        — Кто б знал,  господин прэт...  Вот ты,  верно,  человек умный, книжки

всякие читал.  Говорят,  в  книжках все  написано.  А  у  нас  в  деревне какие

объяснения,  — это я про упырей в смысле. Ну живут. И пускай их живут. Людей не

кусают, скотину не портят.

        — Значит, все-таки живут?

        — Конечно! — подтвердил Войко. — Признаться, так старосты деревень, что

ни полнолуние, собирают дань да отправляют к замку.

        — Дань? Какую же дань? Серебряные слитки?

        — Да откуда ж они у нас? — укоризненно глянул на Драйбена Войко. — Все,

что в руднике добыто,  на Хмельную Гору отправляем.  И рудник-то — тьфу! — одно

название.  А дань — корзины с едой.  Окорока,  птица битая, хлеб. Если с каждой

деревни понемножку взять, ни от кого не убудет, а нам защита.

        — Какая защита? — удивился Драйбен. — От кого?

        —  Ну как же!  Вот прошлой зимой,  —  увлеченно повествовал Войко,  — в

предгорьях землетрясение нескольких медведей из  берлог выгнало.  Лесной хозяин

голодный,  отощавший...  И начали медведи на людей охотиться. Старосты на совет

собрались,  порешили отправить посланника в  Рудну.  О  помощи просить.  Ты  не

думай, в деревнях люди многое помнят и многое знают, да не всем говорят.

        — Отчего тогда мне говоришь?

        —  Так  ты  ж  теперь владетель Рудны.  Прэт  и  слуга хозяйки Кергово.

Значит,  свой,  керговец.  Так вот,  про медведей.  И седмицы не прошло,  как о

шатунах  даже  говорить перестали.  Повывелись.  А  две  туши  медвежьих кто-то

приволок в  нашу деревню,  да причем ночью,  и положил у крыльца дома старосты.

Кто — неведомо. Следов на снегу не нашли.

        — Значит,  — рассудительно сказал Драйбен, — если ваши старосты носят в

Рудну дань,  просят неизвестно у кого о помощи в трудном положении и эту помощь

получают, в Рудне кто-то живет. Видел кто-нибудь хозяев?

        —  Не,  не видел.  Они вроде бы того...  Незримые.  Староста приходит к

воротам,  говорит,  что нужно,  и уходит.  Там же телегу с припасами оставляет.

Потом мы телегу забираем, и глядь — пустая она.

        — Ты сам в Рудне-то был?

        — Не.  Боязно.  Рядом ходил, но только днем. Старенькая такая крепость.

Две башни совсем обвалились, северную стену оползень разрушил. Ветер завывает в

камнях. Если уж люди говорят, что там упыри, значит, так оно и есть.

        —  Устами народа изъявляют Боги свою волю,  — ввернул Рей,  внимательно

слушавший Войко,  и с подозрением уставился на Драйбена,  — Надеюсь, мы туда не

полезем?  Или  ты  поведешь себя так  же,  как  в  руинах Аласора?  Асверия мне

рассказывала о вашем захватывающем путешествии.

        —  Асверия меня  туда и  затащила.  Я  вовсе не  собирался спускаться в

тамошнее подземелье и нарушать покой мертвецов.

        —  Если  госпожу  интересуют кладбища,  могу  отвести  в  замечательную

долину.   Там  сплошь  тальбы  похоронены.   Гробницы  такие  красивые,  только

разрушенные...

        — Чего-о?! — ахнул Драйбен. — Где?

        —  В  горах.  Я,  когда  с  отцом  на  кабана ходил,  видел.  Звездочки

восьмиконечные, розочки из мрамора, деревья со звездами, буквы всякие...

        Драйбен радостно расхохотался.  Вот она,  глухомань,  дебри и чащи, где

древние секреты хранятся куда  лучше,  чем  в  столичных библиотеках!  Надо же,

Войко походя назвал основные символы сгинувшего народа тальбов — дерево, звезда

и роза. И ведь не врет про кладбище-то, слишком прост, чтобы такое выдумать.

        — Прэт,  а прэт! — позвал Войко. — Сейчас на холм заедем, от него, если

смотреть налево,  как раз Рудна видна будет.  Только незнающему человеку до нее

дойти тяжело,  а то и вовсе никак.  Есть только две тропы. По одной мы телеги с

провизией туда отправляем, через гать она проходит. Лисью скалу и буковую рощу.

Вторая — для охотников. Мимо Рудны, дальше к горам ведет.

        Рей, заметив, как у Драйбена загорелись глаза, только головой покачал:

        — Не рассказывал бы ты,  парень, господину прэту про здешние чудеса. Он

ведь и сам к упырям отправится и нас с собой потащит.

        —  А  чего ж  ему не пойти?  —  недоуменно вскинул брови Войко.  —  Раз

господин Драйбен теперь владетель Рудны,  надобно ему  к  нашим упырям,  сиречь

каттаканам, наведаться.

        —  Почему ты решил,  будто в  замке живут именно каттаканы?  —  спросил

Драйбен.  Ему  самому  были  известны полтора десятка описанных в  манускриптах

разновидностей  существ,  коим  приписывались  повадки  пить  человеческую  или

звериную кровь.  Каттакан — удивительная тварь,  обликом сходная с человеком, —

был,  по  мнению  ученых мужей,  совершеннейшей выдумкой.  Однако,  если  Войко

утверждает,  что в  Рудне кто-то  живет,  недурно было бы и  в  самом деле туда

наведаться...

        Дело шло к  вечеру,  когда отряд Драйбена приблизился к самому большому

поселению Рудны.  Деревня была обнесена могучим частоколом,  в  котором имелись

лишь одни ворота с деревянной сторожевой башней.  Ввиду позднего времени ворота

были на запоре, но с башни за приезжими из Хмельной Горы пристально наблюдали.

        — Кто пожаловал,  назовись!  — В бойницу выглянула бородатая рожа.  — К

кому, зачем?

        — Прагаб, ты, что ли? — не дожидаясь приказаний Драйбена, заорал Войко.

—  Не узнаешь родного племянника?  Отпирай,  новый владетель Рудны приехал!  От

самой хозяйки Хмельной Горы! Война теперь!

        — Знаю, что война, — сердито ответили сверху. — Какой такой владетель?

        — Драйбен Лаур-Хельк из Кешта,  по приказу Асверии Лаур! Зови старосту,

я пергамент от госпожи привез.

        Драйбен сделал  знак  десятнику замковой стражи,  и  тот  поднял повыше

наскоро сшитое в  Хмельной Горе  зеленое знамя с  припавшими к  жбану волками и

двумя черными башнями Рудны.

        Ждали  недолго.  Ворота  без  скрипа распахнулись,  и  глазам прибывших

открылось целое  посольство.  Бородатый Прагаб,  высокий мужчина средних лет  и

трое старцев.

        —  Тот,  кто повыше,  и есть наш староста,  — шепнул Войко Драйбену.  —

Запомни,  прэт  деревня наша  называется Величка,  а  старосту зовут господином

Яскотом.

        Яскот не  пожелал кланяться.  Подойдя поближе,  безошибочно распознал в

Драйбене главного и  вопросительно уставился на него.  Новоиспеченный прэт тоже

не торопился начинать разговор,  разглядывая людей,  которых его приезд едва ли

мог порадовать.  До сих пор Рудна прекрасно обходилась без владетеля и, надобно

думать,  прожила бы  без него и  впредь,  но  ведь не  станешь же вот так сразу

объяснять этим мужикам, что прэт по закону обязан иметь какой-либо кусок земли,

то есть быть владетелем чего-то. И что титул прэта ему пожалован Асверией, дабы

сколотить из  высокородных беженцев  боеспособный конный  отряд,  потребный для

защиты Кергово от степняков.  А  нардарская знать,  хотя бы и  самая завалящая,

титулы чтит и  не  имеющего титула человека слушать не будет,  какие бы дельные

вещи тот ни говорил.

        —  Это вот,  дядя Яскот,  и  есть новый владетель Рудны,  прэт Драйбен,

родич Асверии,  госпожи нашей, — нарушил наконец затянувшееся молчание Войко. —

Она его к нам и послала,  а господин управитель,  Страшар значит,  дюжину людей

ему в провожатые дал. Чтобы вы, значит, не сомневались.

        — А-а,  Войко...  — узнал староста.  — Как оно теперь живется? Погляжу,

настоящую кольчугу носишь?  Здравствуй, прэт. Если приехали из Хмельной Горы от

самого господина Страшара — милости прошу.

        — Правильнее будет сказать,  что от Асверии Лаур,  — уточнил Драйбен. —

Впрочем, прочитайте-ка вы писанный ею пергамент, а потом и поговорим.

        —  И  то  верно,  —  согласился  Яскот,  обмениваясь  с  односельчанами

взглядами,  свидетельствующими о  том,  что  он  впервые слышит  о  возвращении

Асверии в  Хмельную Гору.  — Пойдем в дом.  Откушаем,  переговорим и пергамент,

писанный дочкой кониса нашего, почитаем.

        Драйбен облегченно вздохнул,  соскочил с седла и,  махнув рукой страже,

последовал за старостой.

        * * *

        Проснулся Драйбен еще  до  восхода солнца оттого,  что  Рей  толкал его

кулаком в бок.

        — Просыпайся, арвагет, не то вода согреется, а оленина остынет.

        Аррант,  как видно,  поднялся затемно,  успел умыться и даже подогрел в

открытом очаге на  угольях вчерашнюю оленину,  которой потчевал гостей староста

Яскот.

        —  Х-холодно,  —  стукнул  зубами  Драйбен,  коснувшись голыми  пятками

утоптанного земляного пола.  —  Ну какой я  тебе арвагет,  Рей?  Арвагет должен

скакать на  белом коне под  штандартом своего лагитора.  За  ним  пылит тяжелая

конница  или  же  печатают шаг  бравые  панцирники,  ревут  трубы...  А  здесь?

Бородатые мужики с  луками да мальчишки с охотничьими ножами...  Что ты там про

остывающую оленину говорил?

        —  Я  говорил,  что  оставил тебе у  колодца ведро с  ледяной водой для

умывания. Если не поторопишься, она нагреется.

        —  Богиня Милосердная!  —  Драйбен содрогнулся при одной только мысли о

ледяной воде, но прежде, чем он успел сказать еще что-нибудь, неумолимый аррант

напомнил.

        —  Ты сам желал,  чтобы я научил здешних воителей «аррантским штучкам».

Это одна из них. Очень поднимает воинский дух.

        Драйбен скрипнул зубами,  но промолчал.  Рей не издевался над ним, он и

впрямь уделял много внимания заботе о телесном здоровье. Пожалуй, даже чересчур

много, ибо во время путешествия на глазах нардарца купался в предгорных озерах,

где вода только что в  лед не  превращалась,  и  не упускал случая ополоснуться

даже  в  виду  занятой мергейтами деревни.  Каждое утро  бывший «кречет» словно

сумасшедший скакал с  оружием в  руках,  а  затем просил Драйбена встать против

него в потешной схватке. Тот соглашался, но бои постоянно проигрывал.

        Рей  почти  перестал тосковать о  своем  друге из  «Сизого кречета» или

тщательно скрывал свои  чувства.  Асверия по-прежнему подшучивала над  ним  при

каждом удобном случае,  но  аррант лишь  снисходительно улыбался,  мол,  что  с

женщины взять?  С Драйбеном же у них сложились ровные,  товарищеские отношения,

хотя каждый, как водится, считал, что приятелю его далеко до совершенства.

        — Кошмар-р!  — прорычал Драйбен, когда Рей окатил его колодезной водой.

— И чего ради я это терплю? А ну еще разок!

        — Ты вроде вошел во вкус,  — улыбнулся аррант. — Погоди, зима настанет,

среди льдов будешь плавать и похваливать!

        — Я до зимы не доживу.  Меня эти керговцы умными рассуждениями замучат,

пожаловался Драйбен.

        —  Мне  показалось,  вы  вчера  быстро со  старостой поладили.  Яскот и

мужиков по  деревням обещал  кликнуть,  и  припасами ратных людей  снабдить,  —

осторожно заметил Рей.

        — Поладить-то поладили,  но от всех этих «тодысь», «окромя», «сталбыть»

и  «вестимо» я  к концу разговора почувствовал,  что мхом порастаю и,  ежели мы

станем дожидаться тут,  когда ополченцы соберутся, заговорю по-ихнему. А потому

предлагаю прокатиться пока в Рудну, развеяться.

     — Ну вестимо. Сталбыть, упырей решил навестить.Что ж от тебя иного, окромя

этого, ожидать можно, --сокрушенно вздохнул Рей.

     —  Тодысь пошли перекусим,  и в путь,  — ухмыльнулся Драйбен и пошел в дом

одеваться.

        Вечерняя  беседа  с  Я  скотом,  старцами  и  прочим  деревенским людом

принесла свои плоды.  В отдаленной Рудне знали про нашествие степняков и меньше

всего хотели видеть их  на  своих землях.  Значит,  госпожа Асверия вернулась и

желает собрать ополчение? Что ж, поможем.

        Кликнем  бессемейных  детин,   парней,  кто  постарше,  и  вообще  всех

желающих. Глядишь, за оружие возьмутся девять или десять сотен. Керговцы тяжелы

на  подъем,  но землю свою оборонить сумеют.  С  припасами,  вестимо,  туговато

будет. Своих-то ополченцев, понятное дело, прокормим, а вот насчет высокородной

конницы...  Ну  ежели прэт  Драйбен позволит годовую добычу серебра с  местного

рудника себе оставить,  ради возмещения убытков,  значит, тогда, конечно, о чем

разговор.  И  для людей,  и  для коней припас найдется,  да еще и останется.  И

кузнецы потрудятся: оружие там и брони всякие не хуже дедовских сробят...

        Драйбен поблагодарил господина Яскота и его односельчан и советчиков от

имени  Асверии и  как  бы  невзначай поинтересовался:  нельзя  ли  заполучить в

союзники обитателей Рудны?  Замка здешнего то есть. Яскот от такого предложения

только глаза вытаращил.

        — Ну ты,  прэт,  и удумал!..  Оно,  конечно,  всяк знает,  что в старой

крепости кто-то  живет,  но  лучше бы  без  особой нужды не  соваться к  тварям

бессмертным...

        —  Если я  правильно понимаю,  — промолвил Драйбен,  тщательно подбирая

слова, — хозяева Рудны заключили с вами своеобразное соглашение: вы их кормите,

а они изредка помогают вам в беде.  Но сейчас беда, причем немаленькая, подошла

к  самым воротам вашего дома.  И  нужда в  их помощи очень даже есть.  Если ты,

господин Яскот,  остерегаешься обратиться к  обитателям замка,  то я сделаю это

сам. За спрос, как говорится, не бьют, а вдруг что получится?

        — Дело господское, — насупившись, согласился Яскот. — Поведай им то же,

что нам сказал, глядишь, что и получится...

        —  «Им»?  —  быстро переспросил Драйбен.  — Да кто же они такие?  Так я

толком и не понял.

        — Нелюди, — коротко ответил староста. — Упыри. Большего не знает никто.

Находят,  понимаешь,  охотники иногда в лесах звериные туши.  Словно бы начисто

высушенные.  Ясно,  что  кровь выпита.  Один  костяк со  шкурой остался.  Лоси,

олени...

        — Но вас они не трогают?

        —  Уже лет триста,  почитай.  Говорят,  будто в прежние времена хозяева

Рудны и  на  людей охотились,  но потом прекратили.  Вот моего прапрапрадеда со

стороны матушки,  к  примеру,  упырь  выпил.  В  нашей  глуши  помнят все,  что

происходило в  Величке с  самого ее основания.  Старухи предания из уст в  уста

передают. Такие дела.

        —  Пришла,  значит,  пора прибавить к вашим преданиям еще одно,  — чуть

слышно проворчал Драйбен, твердо решив утром обязательно отправиться в Рудну.

        Замок показался внезапно —  лошади,  вышедшие с устилавшей трясину гати

на сопку,  миновали вершину, повернули по заросшей чертополохом дороге направо,

и  глазам всадников предстала обычная для Кергово скала с рукотворным венцом на

макушке.

        — Потрясающе!  — ахнул нардарец, впервые увидевший Рудну вблизи. — Рей,

глянь только!  До чего же на крепость тальбов похожа! Немного их сохранилось со

времен падения Камня-с-Небес.

        —  Груда  камней,  —  равнодушно заявил  аррант,  —  старая,  грязная и

замшелая.  Восстанавливать этот  «замок» во  всяком случае себе  дороже.  Проще

новый построить.

        —  Ты  ничего не  понимаешь!  —  Взгляд Драйбена восторженно блуждал по

выветрившимся и  полуразрушенным стенам,  образовывавшим три  вложенных одно  в

другое кольца. Первый круг укреплений был выстроен на половине высоты скального

выхода,  второй  чуть  выше,  и  третий,  увенчанный легкой и  стройной башней,

оседлал  верхушку  утеса.   Гигантские,  скрепленные  желтым  раствором  валуны

впечатляли даже на  расстоянии.  —  Честное слово,  будто на  старинный рисунок

смотришь: сторожевая крепость тальбов.

        —  Тальбы  тут  и  жили,  —  встрял  в  разговор Войко,  которого взяли

проводником.  —  Про ихний жальник я  уж говорил.  Есть еще заброшенный храм на

Седой скале,  к северу отсюда.  Удивительное дело, скажу я вам: если постоять и

посмотреть,  во  храме изредка огни зажигаются,  будто бы сами собой.  У  нас в

деревне кто посмелее, туда ходил. Любопытства ради. Парни рассказывали, будто в

земле отвесные шахты проложены,  в  точности как на серебряных копях.  Всего их

четыре,  по  углам храма,  и  в  нужный момент оттуда с  шипением газ  выходит,

нежданно загорается и образует громаднейшие факелы. Настоящее тальбово чудо.

        — Сам видел? — поинтересовался Драйбен.

        — Не, от друзей слышал. За что купил — за то и продаю.

        «Что же у  нас получается?  — подумал Драйбен.  — Без всякого сомнения,

Кергово располагается в  землях,  где раньше было одно из крупнейших королевств

тальбов. Доказательств множество. Кладбище, о котором упоминал Войко, храм этот

странный...  Постойте,  если верить сохранившимся летописям,  где-то неподалеку

произошла знаменитая битва при Тательтуне, когда люди разгромили войско тальбов

во  время  немирья,  вызванного  переселением народов,  связанного  с  падением

Камня-с-Небес. Но Тательтун стоял южнее, рядом с нынешней нардар-ской столицей.

А вдруг в Рудне сохранились последние живые тальбы, не пожелавшие покинуть этот

мир? Но зачем бы им прикидываться упырями? Восхитительная загадка!»

        Даже  сейчас развалины Рудны  производили сильное впечатление,  недаром

керговцы опасались близко подходить к  заброшенной крепости.  Замок нависал над

незваным гостем,  будто каменный великан,  занесший кулак, готовый обрушиться с

безмерной высоты. Хмельная Гора по сравнению с обглоданной временем Рудной была

хлевом, возведенным под окнами дворца мельсинских шадов.

        — Здесь старосты обычно оставляют телеги,  груженные податью, — шепотом

сказал Войко,  потрясенный величием древнего укрепления.  — Не доходя до первых

ворот. И отсюда же забирают пустые повозки. Прэт, ты всерьез хочешь подняться?

        — Боишься — оставайся внизу. Мы с Реем скоро вернемся.

        — Лучше я с вами,  — выдавил Войко. — Втроем оно веселее. А то вдруг из

болот упырь вылезет?

        —  Упыри не  охотятся днем,  —  с  видом знаменитого охотника на упырей

ответил Драйбен,  хотя ни разу в жизни не видел иных кровососов, кроме комаров,

клещей и блох.

        Три всадника миновали арку ворот,  ведущих за первый круг стен. Прэт не

переставал  удивляться  —   над   сводом  можно   было   различить  полустертую

бесчисленными дождями, ветром и морозами восьмиконечную звезду тальбов. Значит,

догадки верны. Это не человеческое подражание зодчим тальбов, а самое настоящее

сторожевое укрепление исчезнувшего народа. Надо же, простояло не менее полутора

тысяч лет!  Сильнее всего разрушена была  восточная часть замка,  именно в  той

стороне рухнул на  землю  Камень-с-Небес.  Несколько башен было  снесено,  а  в

стенах  зияли  огромные бреши.  Интересно,  остался  кто-нибудь в  живых  после

катастрофы?

        —  Э-ге-гей!  Слышит  меня  кто?  —  крикнул  Драйбен,  заставив  Войко

вздрогнуть,  а арранта поморщиться.  — Я — Драйбен Лаур-Хельк,  новый владетель

Рудны! Я послан говорить с обитателями замка хозяйкой Кергово!

        —  Не  орал  бы  ты  так!   —  жалобно  попросил  Войко,   настороженно

прислушиваясь к  многоголосому эху.  —  А  то  всамделе проснутся,  из  укрывищ

повылезут да закусают до смерти...

        — Тихо, — отмахнулся бесстрашный прэт. — Никто ничего не слышит?

        Скептически настроенный аррант, привыкший подмечать любой шорох в лесу,

отрицательно помотал головой. Гробовая тишина.

        Драйбен попробовал использовать свои  магические способности и  зрением

«третьего глаза» обшарить крепость снизу доверху.

        Очень любопытно!  Заклинание,  безусловно, действовало. Внутренний взор

Драйбена   скользнул  по   уцелевшим  башням,   заваленным  осыпавшимся  камнем

переходам,  остаткам строений, однако ничего примечательного не обнаружил. В то

же  время «третий глаз» не  мог проникнуть в  глубины замка:  ниже уровня земли

клубился  едкий  коричневатый  туман,   разглядеть  в   котором  что-либо  было

совершенно невозможно.  Вероятно,  чарам Драйбена противодействовало куда более

сильное заклятие, либо сохранившееся издревле, либо наложенное совсем недавно.

        —  Погуляем?   —  предложил  прэт,   выбираясь  из  седла.   Лошади  не

беспокоились,  а это был добрый знак. — Бойко, отправляйся с господином Реем, а

я пройдусь в одиночестве.

        Войко покраснел и едва слышно выдавил:

        — Боязно.

        — Ничего,  Рей защитит тебя от любой напасти.  Лошадей оставляем здесь.

Вы ступайте направо, я налево. Встречаемся у ворот.

        Рей набросил поводья на  каменный выступ в  форме не  то  клыка,  не то

рога,  окликнул  Войко,  и  они  отправились вдоль  стены  осматривать северную

сторону Рудны. Драйбен, влекомый любопытством, полез наверх, к главной башне.

        ...Никто не  потерялся,  не  упал в  заброшенный колодец,  не попался в

ловушку и  не был укушен упырем.  Замок пустовал.  Драйбен и  Войко с Реем то и

дело  перекликались,  ибо  звук  голоса  разносился здесь  очень  далеко.  Прэт

тщательно обследовал основные переходы крепости,  но  ничего,  кроме черепков с

характерными для  тальбов узорами,  не  нашел.  Его  спутники просто бродили по

замку,  любуясь открывавшимся с  высоты видом  керговских лесов  или  копаясь в

каменном хламе — вдруг что интересное отыщется?

        Уезжать собрались только к  вечеру,  с  таким расчетом,  чтобы успеть в

Величку до темноты.

        —  Отыскали  что-нибудь  забавное?   —  вяло  поинтересовался  Драйбен,

встретив Войко и  Рея в  нижнем дворе Рудны.  — Я видел только паутину,  спящих

летучих мышей и осколки посуды, вымытые дождями из глины.

        — А у меня вот что есть,  — похвастался Войко,  протягивая на раскрытой

ладони  тускло  посверкивавший на  вечернем солнце  наконечник стрелы.  Драйбен

взял,  осмотрел,  подивился тому,  что не  изъеден металл ржавчиной,  и  вернул

добычу  проводнику.  Бесспорно,  тальбы знали  тайну  изготовления сплавов,  не

разрушающихся с  течением времени,  но  чего ради делать из них наконечники для

стрел? Хотя иного объяснения тому, что выглядит он как новенький, нет...

        Итак, поиски не дали никаких результатов. Пора было уезжать. Рудна либо

необитаема,  либо  хозяева не  желают иметь дел  с  незваными гостями и  хорошо

спрятались.  Например,  в  подземельях,  которые нельзя обозреть даже с помощью

магического зрения.

        Лошади осторожно спустились с  крутизны,  вышли к  болоту,  окружавшему

скалу,  и  ступили  на  гать.  Подгнившая  древесина  слегка  потрескивала  под

копытами,  хлюпали  лопавшиеся  на  поверхности застойной  воды  пузыри,  нежно

квакали  лягушки,   наслаждавшиеся  последними  теплыми  днями   осени.   Войко

облегченно вздохнул, когда мощенная стволами деревьев гать закончилась и дорога

нырнула в сухой еловый лес.

        * * *

        — Ты уверен, что мы не сбились с дороги?

        —  Обижаешь,  прэт.  Я  в тутошних лесах каждую тропинку наизусть знаю.

Видишь кривую сосну? У нее еще ветка на голову оленя похожа? Значит, до Велички

осталось всего ничего.  Ты  не беспокойся,  я  с  закрытыми глазами вас к  дому

выведу.

        — Талант,  — вздохнул Драйбен,  заметно заскучавший на обратном пути. В

Рудну он  ехал,  искренне надеясь приобщиться к  здешним тайнам,  а  нашел лишь

развалины древнего укрепления тальбов.  Ну так они и  в  других местах Замковых

гор  встречались,  эка невидаль!  Слушать трепотню Войко о  медвежьих повадках,

глухариных токах по весне или заячьих норах прискучило,  а что еще мог поведать

ему сын, внук и правнук керговского охотника?

        Рей  молчал,  предпочитая обозревать непривычные для  арранта  северные

леса,  оживляясь,  когда  дорогу важно переходил барсук или  мелькала в  кустах

черники  рыжая   лисья  шкура.   Аррант  по-детски  восхищался  окружавшим  его

невиданным и суровым миром, поначалу казавшимся ему хмурым и негостеприимным.

        Солнце,  бросив прощальные лучи на верхушки елей,  скрылось,  наступили

короткие осенние сумерки.  Лес  затих,  умолкли птицы,  и  только  в  отдалении

временами слышался протяжный волчий вой.  Драйбен поймал себя на  мысли о  том,

что  ему  становится неуютно:  темные  еловые лапы  будто  скрывали вышедших на

ночную охоту  тварей,  мелькали в  полутьме зеленые глаза  невидимых зверей,  а

хруст веток был слишком уж громким и зловещим.

        —  Бабы наши по ночам в лес ходить боятся,  — продолжал как ни в чем не

бывало чесать языком Войко.  —  Чуть что увидят или услышат —  и в крик.  Но на

самом-то  деле у  нас  в  Кергово леса чистые.  Вот  в  ельнике олень затаился,

глазами поблескивает. А они бы уж невесть что понаплели...

        — Скажи-ка,  охотничек,  — неожиданно подал голос Рей,  — а не плели ли

ваши бабы что-нибудь о людях, глаза коих в темноте золотом светятся?      

        — Плели, — захихикал парень. — От них чего только не услышишь. Но сам я

отродясь такого не видывал.

        — Ну так посмотри вперед, — посоветовал аррант, — и увидишь.

        Драйбен и Войко одновременно натянули поводья лошадей,  прэт машинально

положил ладонь на рукоять меча, а юный страж Хмельной Горы испуганно ахнул.

        Посреди узкой  дороги стоял  человек,  едва  различимый в  серо-лиловых

сумерках.  В  длинном  темном  плаще  с  капюшоном,  надвинутым  на  лицо.  Две

желто-золотые точки глаз пылали, словно огоньки свеч.

        — По-моему, он один и нападать не собирается. — промолвил Рей.

        Побелевший от страха,  Войко тихонько взвыл,  и Драйбен, протянув руку,

встряхнул его за шиворот.  Сжал конские бока коленями и выехал вперед.  Похоже,

они все-таки не зря ездили в Рудну.

        — С кем имею честь? — негромко спросил он, остановившись в дюжине шагов

от желтоглазого.  —  Желаешь с  нами поговорить или лишь взглянуть на тех,  кто

взывал к обитателям Рудны?

        Существо в  темном  плаще  вскинуло голову  и  подняло  правую  руку  в

приветствии.  Драйбен моргнул — что за диво! — незнакомец оказался вдруг в трех

шагах от морды его лошади. Переместился за мгновение!

        — Желаю здравствовать высокочтимому прэту и его спутникам.

        Очень вежливый молодой голос. И глаза почему-то светиться перестали.

        — Кто ты?

        —  Вряд  ли  настоящее мое  имя  что-нибудь  скажет господину Драйбену,

посланцу хозяйки Кергово.

        — Выходит, не напрасно я глотку в замке драл! — пробормотал Драйбен.

        — Не напрасно,  — подтвердил незнакомец.  — А величают меня обитающие в

окрестностях люди Рильгоном.  Я страшный,  древний, кровожадный упырь из старой

крепости. И до сего дня считал себя ее хозяином.

        —  Та-ак...—  протянул Драйбен,  судорожно подыскивая нужные  слова.  —

Надеюсь, я не обидел тебя, назвавшись владетелем Рудны?

        — Нет.  Я догадываюсь, что ты не намерен заявлять свои права на древние

развалины.  Может быть,  ты позволишь своим друзьям продолжить путь домой? А мы

отправимся в Рудну и потолкуем... в спокойной обстановке.

        — В спокойной оно было бы, конечно, лучше, — признал Драйбен, косясь на

трясущегося от страха Бойко.  — Хорошо.  Быть по сему.  Рей, Бойко! Поезжайте в

деревню. Я принимаю приглашение... господина упыря.

        — Ну нет! Я тоже не прочь принять участие в вашей беседе, — невозмутимо

заявил аррант. — Парень не заблудится, он родом из этих мест.

        — Н-ну в-вот еще! — лязгая зубами, возмутился Бойко. — Что ж-ж это, й-я

т-трус какой? Я прэта одного не пущу!

        —  Полно,   господа,  полно.  Вы  меня  неверно  поняли,  —  неожиданно

рассмеялся  Рильгон.   —   Я   вовсе  не  собираюсь  ужинать  вашим  товарищем.

Высокочтимому прэту ничто не грозит.  Но пока я  могу пригласить в Рудну только

его одного.

        —  Давайте не будем пререкаться.  Рей,  Войко,  прошу вас!  — взмолился

Драйбен,  приходя в  ужас  от  мысли,  что  из-за  упрямства его  друзей  столь

необходимый им разговор с обитателями Рудны может не состояться.

        —  Поезжай один,  коль  уж  он  обещал,  что  не  будет  тебя  есть,  —

ухмыльнулся Рей.

        Войко пискнул нечто невразумительное.

        —  Пусть они  отведут твою лошадь в  деревню.  Для того чтобы попасть в

замок,  она тебе не понадобится,  — распорядился упырь,  и Драйбен не колеблясь

спрыгнул наземь.  Аррант подхватил поводья и,  сделав Бойко  знак  следовать за

собой, направил коня вперед.

        Когда  всадники  исчезли  в  стремительно сгущающейся темноте,  Драйбен

снова услышал голос неизвестного:

        —   Протяни  руки.—  Рильгон  выпростал  из-под  плаща  ладони.   Почти

человеческие,  вот  только ногти длинноваты.  Стиснул руки нардарца.  —  Готов?

Отправляемся!

        У Драйбена на мгновение закружилась голова, лес превратился в смазанную

черно-зеленую полосу, затем растворился в буром тумане...

        Зал.  Огромный,  залитый  тусклым  холодным светом.  Драйбен  стоял  на

твердом каменном полу,  дышал полной грудью,  а от головокружения не осталось и

следа.

        — Добро пожаловать в Рудну.  — Рядом стоял Рильгон. — Перед рассветом я

доставлю тебя  обратно.  Если  пожелаешь,  прямо в  деревню.  А  теперь позволь

представить тебе моих близких...

        Глава четвертая

        БРАТ И СЕСТРА

        —  Божественный,  для очищения столицы мы  подготовили все необходимое.

После того как будет отдан приказ,  из  Арра не выскочит даже мышь.  Панцирники

получат самые четкие распоряжения...

        Тиргил, облаченный в темно-синюю с оранжевой каймой тогу, протянул руку

к  блюду и,  не  глядя на  Лурия Витира,  отправил в  рот  маринованную оливку.

Эпитиар предпочел более ничего не говорить, ожидая реакции Царя-Солнца.

        —  Мне  бы  не  хотелось,  —  прогудел  наконец  властитель Аррантиады,

сплевывая косточку,  —  узнать,  что  наши  доблестные воины перестарались.  Мы

выселяем на  Восточный материк только чернь.  Людей,  не  занимающихся никакими

ремеслами или торговлей.  Ты распорядился предупредить эпитиаров,  чтобы они по

меньшей мере за  день до  Праздника покинули крупные поселения и  перебрались в

загородные особняки?

        — Да, повелитель.

        —  Что слышно в  народе?  Вряд ли перепись населения,  высадка в портах

Аррантиады  колониальных лагиторов  и  перемещения  войск  по  стране  остались

незамеченными.

        — Я поощряю слухи о том,  что Аррантиада готовится к войне с варварами.

В столице только и разговоров о том, что после разгрома войска Даманхура Гурцат

повел свои орды на север,  а Нардар и Халисун пали вслед за Саккаремом.  Узнав,

что  первые  отряды степняков уже  перешли границу Нарлака,  горожане заключают

пари о том, сколь долго он сможет им противостоять.

        —  Как  люди  относятся  к  предстоящей  отправке  наших  лагиторов  на

Восточный материк?

        —  С  восторгом!  Чернь любит звон оружия.  Особенно если применено оно

будет вне Аррантиады,  —  с  ухмылкой ответил физол Арра.  —  Представляю,  как

изменятся  лица  этих  бездельников,   когда  они  услышат,  что  Гурцат  нанял

сегванские  суда  для   переброски  своего  войска  в   Аррантиаду  и   эскадра

приближается к берегам столицы!

        —  Это будет забавное зрелище,  —  согласился Тир-гил.  — Но не следует

распускать слухи об этом прежде времени.  Мне доносили,  что остатки армии шада

засели на Дангарском полуострове. А сам Даманхур так и необъявился?

        —  Увы,  скорее всего,  он погиб во время бегства с поля боя.  Дангарой

правит наследник — Ани-Бахр атт-Даманхур, а помогает ему в этом сарджен Энарек.

        — Увы,  увы.  Не ждал,  что войско наемников будет разбито столь скоро.

Оно,  впрочем,  и  к  лучшему.  Главное,  чтобы Акко  и  другие портовые города

Халисуна продержались до подхода наших лагиторов.

        — Продержатся,  — заверил Царя-Солнце Лурий Ви-тир.  — Гурцат, как мы и

предполагали, не стал их штурмовать. Ему значительно важнее нанести неожиданный

удар по Нарлаку,  и единственное,  что может грозить отсиживающимся за крепкими

стенами горожанам,  —  это  голод.  Но  наши лагиторы поспеют раньше,  чем  они

примутся есть кошек и собак.

        — А что пишет Гелмед? Оправился он от полученных на поле брани ран?

        —  Судя по тому как быстро он добрался от Аласора до дворца нарлакского

кониса,  раны  его  были  скорее  духовного  свойства,  нежели  телесного...  —

несколько витиевато начал  Лурий Витир.  Поймал предостерегающий взгляд Тиргила

и,  смешавшись, почел за лучшее скользкую тему не развивать. — Он сообщает, что

нарлаки готовятся дать  степнякам отпор,  да  только вряд ли  им  это  удастся.

Конница у них отменная, спору нет...

        —  Но  наш дружок из  Замковых гор сильнее любой конницы,  —  продолжил

Тиргил.  —  И все же я рад буду услышать доклад наших посланцев о том,  что они

вновь погрузили его  в  спячку.  Через седмицу после Праздника Морского Хозяина

они войдут в Логово... Рановато, конечно...

        — Если ты велишь, я отправлю гонца к Кердину, и он пошлет им магическое

сообщение о переносе назначенного тобой срока.

        — Нет.  Не надо тревожить отшельника.  Я думаю,  мы обойдемся без этого

чудака-чародея.   Пусть  все  идет  как  идет.   Нутром  чую:   Чужака  надобно

приструнить,  пока не поздно. Кроме того, нам же пойдет на пользу, если нарлаки

сумеют перед  кончиной пощипать Гурцату перышки.  Так  или  иначе он  разгромит

Нарлак,  даже оставшись без  помощи Повелителя Самоцветного кряжа,  и  тогда на

Восточном материке  не  останется ни  одного  сильного государства,  способного

противостоять расширению наших  колоний.  Вы  с  Илиолом уже  расписали,  какие

корабли повезут переселенцев на западное побережье, а какие — на восточное? Вот

и  славно.  Я  бы  хотел еще  раз  поговорить с  арвагетами лагиторов,  которым

предстоит загнать Гурцата в  его  поганые степи.  Пусть  соберутся завтра после

полудня на Хрустальном мысу.  И непременно приведи ко мне Илиола до их прихода.

Старый вояка  напрасно стесняется своих  манер.  Мы  тут,  слава Богам Небесной

Горы,  не  жрицы  Ясноокой,  и  неотесанность его  я  уж  перед долгой разлукой

как-нибудь перетерплю.

        — Будет исполнено.  — Лурий отступил на три шага,  коротко поклонился и

исчез за колоннами. Тиргил удовлетворенно улыбнулся и позвал:

        —  Кавиана!  Телочка моя златорогая!  Иди скорее к  своему ненаглядному

быку!

        После того  как  Валерида торжественно —  в  храме Отца  Созидателя!  —

освободила прикидывавшегося ее  рабом  Фарра  и  во  всеуслышание заявила,  что

назначает его личным писцом,  он целыми днями пропадал во дворцовой библиотеке.

Зачем царице понадобился личный писец,  коих  на  Хрустальном мысу  было и  так

предостаточно,  никто не  знал,  да  это  никого и  не  интересовало,  ибо было

воспринято как очередной каприз сумасбродной супруги Божественного.

        Таким образом,  Фарр стал приближенным Валериды, получил охранную брошь

и  мог  разгуливать  по  Хрустальному мысу  с  одним-единственным условием:  не

соваться в запретные места и не носить с собой оружия.

        Атт-Кадир сразу приступил к делу.  Его и Кэриса интересовали аррантские

летописи VI—VIII веков,  считая  от  падения Камня-с-Небес,  и  прежде всего  —

сочинение  Далессиния Коменида  из  Лаваланги.  Сей  многоученый муж  либо  сам

участвовал в походе аррантов к Замковым горам семьсот с лишним лет назад,  либо

записал  рассказы тех,  кто  побывал  в  Логове  Подгорного Властелина и  сумел

вернуться на родину.

        Поиски Фарра не привели к ощутимым результатам.

        Достославный Далессиний  действительно был  хорошим  летописцем и  даже

поэтом, и рукописи его юноше удалось найти без особого труда. Однако из хроник,

относящихся к  550—600 годам,  оказались удалены некоторые листы,  а сочинение,

упомянутое в  кадастре  библиотеки под  названием  «Величайшее чудо  Восточного

материка,   или   Пристанище  Чужака,   истинными   Богами   гонимого»,   вовсе

отсутствовало.  Смотритель  библиотеки на  вопрос  об  этом  манускрипте только

плечами пожал,  мол,  мало  ли  чего предшественники в  кадастре-то  понаписать

могли.  Когда же Фарр пригрозил ему,  что пожалуется на царящий в его хранилище

книг  беспорядок,  перепуганный смотритель сообщил,  что  «сия  рукопись изъята

приказом физола Лурия  Витира,  равно как  и  манускрипты,  привезенные прошлым

летом из библиотеки Лаваланги».

        Фарр  не  сдавался.  Он  искал упоминания о  книге Далессиния у  других

авторов,   просматривал  копии   чужеземных   летописей   и   узнал   множество

любопытнейших фактов истории семисотлетней давности,  однако с  первых же  слов

юноши  Кэрис  понял,  что  ничего  нового  по  существу занимавшего их  вопроса

нынешним  утром  от  него  не  услышит.  Попросив  атт-Кадира  рассказать им  с

Валеридой о  результатах своих изысканий,  лжевельх,  а  теперь уже и лжеаррант

догадывался,  что так оно и произойдет. Если бы парень откопал хотя бы намек на

то,  каким  образом можно обуздать Подгорного Властелина,  то  наверняка бы  не

удержался и сообщил ему.

        Тем  не  менее  Кэрис  терпеливо слушал хорошо известную ему  историю о

вспыхнувшей  более   семисот  лет   назад  войне,   вдохновителем  которой  был

пробудившийся от  многовекового сна  Чужак.  О  том,  как  была она остановлена

группой прибывших на Восточный материк аррантов, прознавших каким-то образом об

ее истинной причине и сумевших не только отыскать Логово Подгорного Повелителя,

но и заставить его вновь впасть в спячку.

        Красочные  и   правдоподобные  детали,   коими   Фарр   расцветил  свое

повествование,  свидетельствовали о тщательности его изысканий, и все же они не

увлекли  Кэриса.  Сказать  по  совести,  он  не  столько  слушал  жреца  Богини

Милосердной,  сколько наблюдал за царицей,  силясь понять,  как отнесется она к

услышанному.  Ибо по всему выходило, что получить от Лурия Витира изъятые им из

библиотеки манускрипты проще всего будет с  ее  помощью.  Вот только захочет ли

она помочь, ежели не увидит в этом собственной выгоды?

        До вчерашнего дня вопрос этот не пришел бы Кэрису в  голову — почему бы

взбалмошной,  капризной царице  не  помочь своему чудному любовнику заглянуть в

какие-то рукописи многовековой давности?  Однако после разговора,  происшедшего

давеча тут  же,  в  висячем саду,  где слугам и  рабам было строжайше запрещено

нарушать покой Валериды и  ее гостей,  отношения между ними ощутимо изменились.

Лоллии, по собственному ее признанию, необходима была помощь дайне, а когда она

узнала о его необыкновенных способностях, аппетит у нее разгорелся не на шутку.

Увидев,  как  Кэрис  превратился в  существо,  напоминавшее крупного  пса,  она

уверовала,.  что ему все нипочем и море по колено. И после недолгих размышлений

предложила — ни больше, ни меньше! — принять облик Тиргила.

        Безусловно,  это  был самый легкий,  быстрый и  почти бескровный способ

захватить власть,  и он, понятное дело, так приглянулся царице, что та попросту

не поверила словам Кэриса о  невозможности воплотить его в жизнь.  Тщетно вельх

объяснял ей,  что его возможности отнюдь не безграничны и он не может по своему

желанию принимать облик того или иного человека.  Кэрис пытался растолковать ей

это на  самом простом примере.  Он,  не  будучи художником или же  скульптором,

сильно постаравшись,  сумеет нарисовать человека.  Даже,  пожалуй,  вылепить из

глины.  Но  творение его,  сколько бы он ни тужился и  ни пыжился,  будет иметь

очень малое сходство с конкретным мужчиной или женщиной. То есть нарисовать или

вылепить человека вообще  и  сделать портрет знакомца —  это  совершенно разные

вещи.  А  ведь работать с  живой плотью значительно труднее,  чем с глиной.  До

недавнего времени Кэрис был доволен своим умением превращаться,  а это, к слову

сказать,  было не слишком-то просто и  приятно и требовало большой затраты сил.

Но  ведь до  сих пор,  сознавая пределы своих возможностей,  он и  не стремился

изобразить из себя чьего-либо двойника —  не было у  него ни желания подобного,

ни необходимости в этом.

         Использовав  магические  формулы,   он  мог,   разумеется,   сотворить

иллюзорную копию Тиргила,  то  есть  заставить,  например,  Фарра выглядеть как

повелитель Арран-тиады,  но...  Этих самых «но» было так много,  что в конечном

счете  овчинка не  стоила  выделки.  Иллюзорный облик  был  неточен,  нестоек и

годился  разве  что  для  разового  использования.  Снабдив  Драйбена в  Раддаи

иллюзорной личиной сотника халиттов,  он  рассчитывал на  то,  что в  темноте и

суматохе, вызванной Звериной Напастью, знавшие Джасура люди не заметят подмены.

Не  обратят внимания как на  неполное соответствие внешности,  так и  на полное

несоответствие внутреннее:  жестов,  голоса и  поведения двойника —  настоящему

Джасу-ру.  Но то,  что худо-бедно могло сойти на одну ночь в  Раддаи,  никак не

годилось  для  Хрустального мыса  на  сколько-нибудь  длительное время.  Однако

попробуй-ка втолкуй все это царице,  которая успела уже перекроить свои планы с

учетом «дивных способностей дайне», даром что знала о них всего ничего.

        Словом,  Кэрис был очень заинтересован в том, чтобы Фарр увлек Валериду

своим рассказом, и, судя по тому что царица забыла о стоящих перед ней фруктах,

вине  и  устрицах,  слушая  повествование о  давней войне  и  кознях Подгорного

Властелина,  юноше это удалось.  А  он  между тем,  закончив вещать о  событиях

многовековой давности, перешел к делам нынешним:

        — К несчастью,  я не нашел в старинных манускриптах указание на то, как

проникший в  Логово отряд аррантов сумел усыпить Подгорного Властелина,  лишить

его силы или же закрыть ему доступ в  наш мир.  Но то,  что нужные нам рукописи

еще  год назад были доставлены из  Лаваланги в  дворцовую библиотеку,  а  затем

вместе  с  другими имевшими отношение к  походу  Далессиния и  его  товарищей в

Замковые горы оказались изъяты Лурием Витиром,  навело меня на следующую мысль.

Не  было ли  пробуждение Подгорного Властелина подстроено Тиргилом?  Взгляните,

как удачно все складывается: на Восточном материке начинается война, арранты не

вмешиваются,   хотя  подозревают,   кто  стоит  за  спиной  Гурцата.   Мергейты

завоевывают одно за другим все государства, способные противостоять Аррантиаде,

затем  посланцы Царя-Солнца  каким-то  образом усыпляют Подгорного Властелина —

ведь когда-то  они  это уже проделывали!  Аррантские лагиторы высаживаются,  ну

хоть в  бывшем Нарлаке,  где их  принимают как избавителей,  и,  поддерживаемые

населением  покоренных  Гурцатом   стран,   начинают   теснить   степняков.   А

одновременно с  лагиторами или  сразу  вслед за  ними  на  побережья Восточного

материка  выгружают толпы  насильно перевозимых бездельников-аррантов,  которым

волей-неволей придется научиться сеять и пахать или разводить сады и огороды на

обезлюдевших из-за мергейтов землях саккаремцев, халисунцев и нарлаков.

        —  Не слишком ли хитро закручено?  —  с сомнением покачала головой явно

заинтригованная  Валерида,   пока  Фарр  наливал  себе  вина,   дабы  промочить

пересохшее от  долгой речи горло.  —  Хотя хитроумия Тиргилу не занимать,  да и

Лурий Витир горазд на всевозможные выдумки...

        — Умница!  — похвалил Кэрис Фарра, глядя на него с гордостью и любовью.

— А я-то думал,  что один такой умный,  — сообразил что к чему. Звучит все это,

конечно,   не  очень  правдоподобно,   но  в  слишком  уж  удобный  момент  для

осуществления  планов  Тиргила  пробудился  от   многовекового  сна   Подгорный

Властелин.  Такие «счастливые случайности» требуют,  как подсказывает мне опыт,

весьма и весьма тщательной подготовки.  Кстати,  Лоллия, ты хорошо знаешь Лурия

Витира?

        — Он был моим любовником полтора года назад, но мы быстро расстались, —

невинно распахнула глаза Валерида. — Сейчас у нас с ним неплохие отношения.

        — Нам нужна книга Далессиния, — настойчиво произнес Кэрис, полагая, что

настало время перейти к  тому,  ради чего,  собственно,  и был затеян весь этот

разговор. — Ты сможешь ее достать?

        — Смогу, — согласилась Лоллия, встряхнув роскошной гривой медных волос,

так,  что собеседникам показалось,  будто ее  голова объята темным пламенем.  —

После Праздника Морского Хозяина я смогу сделать для вас все, что пожелаете. Но

объясните мне  ради  Богов Небесной Горы,  чего  ради вам  беспокоиться?  Ежели

Тиргил разбудил Подгорного Властелина,  то он уже, верно, послал ученых мужей и

чародеев, дабы те его усыпили.

        Фарр поднял брови и уставился на Кэриса в полнейшем недоумении:

        —  А  ведь  и  правда!  Если  войска  и  суда  с  бездельниками покинут

Аррантиаду  через  три,  самое  позднее  —  через  четыре  дня,  то  усмирители

Подгорного Властелина должны быть уже на подходе к Логову!

        —  Верно.  Но сумеют ли они справиться с Чужаком — вот в чем вопрос!  —

проворчал Кэрис. — Я бы хотел взглянуть на записи Далессиния, на случай если...

этих  самых  усмирителей постигнет неудача.  Ибо  то,  что  сработало семьсот с

лишним лет назад,  может не подействовать ныне. Подгорный Повелитель — разумное

существо и, стало быть, способен учиться на собственных ошибках.

        — Ну что ж,  наверное, ты прав, — согласилась Лоллия. — И все же пока я

ничего более  сделать не  могу.  Подождем и  посмотрим,  чем  кончится Праздник

Морского Хозяина.

        —  В  таком  случае завтра нам,  всем  троим,  надобно ехать в  Арр,  —

промолвил Кэрис после некоторых размышлений.  —  Я помогу тебе,  как обещал уже

вчера,  заполучить венец повелителя Аррантиады. Но поверь, царствование твое не

продлится долго,  если  Подгорный Властелин не  будет тем  или  иным образом...

обезврежен.

        Лоллия торжествующе улыбнулась, и у Кэриса вдруг возникло ощущение, что

все рассказанное Фарром не явилось для нее новостью и,  сам того не заметив, он

давно уже пляшет под дудку царицы,  не менее хитроумной и изощренной в плетении

интриг,  чем ее венценосный супруг.  Однако,  странное дело, он не испытывал ни

досады,  ни разочарования и готов был признать,  что ежели Валерида займет трон

Тиргила,  то  ей  и  впрямь  удастся изменить существующие законы и  вернуть со

временем Аррантиаде былое величие.

        * * *

        В кварталах Нижнего города по-прежнему бурила жизнь,  но Холм Эпитиаров

заметно обезлюдел.  Знатные семейства одно за другим покидали Арр,  хотя обычно

как раз на зиму-то и съезжались в столицу из пригородных особняков.  Эпитиары и

торговцы выезжали из  города беспрепятственно,  людей  же  праздноживущих и  не

владеющих ремеслом стража задерживала у  ворот и,  не утруждая себя какими-либо

объяснениями,  приказывала вернуться в  Арр.  Спорить с  ними  было бесполезно,

поскольку в столице стало вдруг очень много военных,  а пешие и конные патрули,

наводнившие  площади  и  улицы,  не  слишком  церемонились  со  скандалистами и

горлопанами.

        Слухи  о  войне  и  посылке аррантского войска  на  Восточный континент

крепли  день  ото  дня.  Подтверждая их,  управитель гавани  приказал капитанам

вывести  купеческие  суда  на   рейд,   освобождая  причалы  для  вместительных

транспортных  кораблей,   предназначенных,  по-видимому,  для  лагиторов,  коим

предстояло отправиться на  Восточный материк воевать с  варварами.  Разумеется,

кое-кому из горожан приходило в голову, что кораблей в гавани собралось слишком

уж  много,  но  люди  наблюдательные  и  осмотрительные  предпочитали  о  своих

подозрениях помалкивать,  а  болтуны как-то незаметно исчезали.  У Лурия Витира

хватало осведомителей, целью которых было распространять одни слухи и пресекать

на корню другие.

        Произошли кое-какие изменения и  на Хрустальном мысу.  По заливу днем и

ночью курсировали галеры,  вооруженные жидким пламенем,  а на подходах к стене,

перегораживающей полуостров, были насторожены хитроумные ловушки. Пешие патрули

делали регулярные обходы как с собаками, так и с прирученными и натасканными на

охрану гепардами...

        ...Вскоре после полуночи Валерида осторожно,  дабы не разбудить Кэриса,

покинула широкое ложе, завернулась в тунику, набросила поверх нее темно-зеленый

плащ и выскользнула из спальни.  Спустилась по лестнице, пробежала по скользким

от  росы мраморным ступеням крыльца и  оказалась на  площади,  в  дальнем конце

которой высился храм Отца Созидателя.

        —  Как  ночка,  мальчики?  —  Лоллия  миновала караул Первой квилларии,

стоявший у  входа в  ее  покои,  но ар-меды не ответили даже движением ресниц —

нельзя.— Да, прохладно... Пойду подышу свежим воздухом.

        Воины  проводили царицу  понимающим взглядом.  Малышка  либо  собралась

навестить казармы,  либо торопится на встречу с новым воздыхателем. Хвала богам

— Тиргил не ревнив и позволяет жене иметь неограниченное количество любовников.

        Валерида  прошла  к  храму,  одаривая улыбками встречавшиеся по  дороге

патрули.   Последние  молча  приветствовали  ее   жестами,   —   если   супруга

Божественного решила  прогуляться посреди ночи,  то  это  касается только ее  и

никого больше.

        Двери храма,  как всегда,  стояли открытыми,  и  Лоллия вошла в обитель

Отца Созидателя — прародителя Богов,  восседавших где-то в вышине,  на незримой

смертным Небесной Горе.

        Храм  этот  всегда  вызывал у  царицы чувство сладостного трепета перед

чужой,  не познаваемой людьми Силой.  Архитекторы постарались придать как можно

больше значимости святилищу Отца Созидателя и  преуспели в  этом.  Изнутри храм

был  облицован  строгим  серым  гранитом,  своды  его  поддерживали  массивные,

лишенные  каких-либо  украшений  колонны.  Бронзовые  светильники  и  чаши  для

благовоний отличались благородной простотой форм,  так  же  как и  изваянная из

белого  мрамора  статуя  Всеблагого.  Могучий старец,  черты  коего  были  едва

намечены искусным резцом ваятеля,  сидел  устремив взор  в  дальние дали,  а  в

лежащих на коленях ладонях его покоился шар, на повернутой к прихожанам стороне

которого  угадывались  очертания  Центрального  материка.   В  лившихся  сквозь

отверстия в потолке лучах лунного света Отец Созидатель казался живым,  глубоко

задумавшимся воплощением силы, мудрости и величия...

        Валерида положила на  алые  уголья  одной  из  курильниц пару  кусочков

застывшей благовонной смолы и мысленно обратилась ко Всеблагому Отцу Созидателю

за советом и помощью.

        — Прости, что опоздал.

        Царица  вздрогнула,  услышав низкий  мужской голос.  Обернулась.  Своды

храма отражали голос человека и усиливали его.

        —  Я не хочу,  чтобы Отец Созидатель слышал наш разговор,  — прошептала

Божественная,  сделав несколько шагов навстречу Агрику —  злейшему,  как ведомо

было   всем   обитателям   Хрустального   мыса   и   столицы,   врагу   царицы.

        —  Пройдемся по  колоннаде,  —  предложил он.  —  Там  тихо,  и  мы  не

побеспокоим Богов.

        —   Время  настало,   —  проговорила  после  продолжительного  молчания

Валерида.  —  Скажи  своим  людям,  чтобы  были  наготове к  Празднику Морского

Хозяина.  Лучшего случая осуществить задуманное нам не представится еще очень и

очень долго.

        — Ты заручилась поддержкой Лурия?

        —  Да.  Я наобещала ему золотые горы,  венец Царя-Солнца и себя самое в

придачу.  Он заглотил наживку, ибо полагает, что у меня нет союзников. Лагиторы

пойдут за ним,  и эпитиары тоже поначалу его поддержат,  мой муженек сделал все

возможное, чтобы настроить их против себя.

        — Безусловно. Он вырыл себе могилу собственными руками, и вопрос лишь в

том,  кто  столкнет его  туда.  Мои  люди  будут готовы,  но  как  ты  намерена

избавиться от  Лурия?  Посадить его на  трон Тиргила не составит труда,  а  вот

вышвырнуть оттуда...

        — У меня заготовлена на него узда. Мой новый приятель...

        — Кней Страбонийский? — улыбнулся Агрик, и Валерида подумала, что лучше

бы  он  этого не  делал.  Даже в  полумраке колоннады улыбка его была похожа на

оскал  хищника.  —  Как  этому  пройдохе удалось  изменить свою  внешность?  Он

чародей?

        — Ммм... Некоторым образом, — неохотно ответила Лоллия. — Он будет моим

мужем и отцом моих детей.

        — Ого! Похоже, ты серьезно увлечена им!

        —  Увлечена,  —  подтвердила Валерида.  — Но еще важнее то,  что он нам

нужен.  Он сумеет заставить зажравшуюся знать принять новые законы. Он принудит

их  отдать землю тем,  кто  будет на  ней работать,  кто превратит Аррантиаду в

цветущий и  обильно плодоносящий сад.  Для осуществления наших планов нам нужна

не только поддержка лагиторов. Нам нужен острый ум и хорошо подвешенный язык.

        — Если бы ты предупредила меня, что нашла еще одного единомышленника, я

бы не рыл землю носом со всеми этими дурацкими обысками. И не получил бы

     по твоей милости два десятка ударов палками, — укоризненно заметил Агрик.

        —  Зато не смог бы сыграть свою роль столь убедительно,  —  утешила его

Валерида. — А теперь послушай-ка, братец, что надобно тебе сделать в оставшиеся

до праздника дни...

        Для Тиргила,  как, впрочем, и для наиболее осведомленных придворных, не

было секретом,  что Агрик и Валерида были сводными братом и сестрой.  Затеянная

ими пять лет назад тяжба из-за  родительского наследства разбиралась на  Совете

Эпитиаров,  и  учиненный там  Лоллией скандал привлек к  ней  внимание Тиргила.

Будучи  много  лет  арвагетом охранного лагитора  Божественного,  Агрик  хорошо

изучил характер своего повелителя и  так  удачно клеветал ему  на  свою сводную

сестрицу,  что та была приглашена во дворец, и далее события разворачивались по

заранее разработанному до мелочей плану. Валерида сделалась супругой Тиргила, а

брату  ее  оставалось потерпеть совсем  немного,  чтобы  получить высший  после

Царя-Солнца титул гериора —  командующего всеми сухопутными и морскими войсками

Аррантиады.

        Небольшой кортеж,  составлявшийся из колесницы и шестерых всадников,  с

рассветом  покинул  Хрустальный мыс.  Копыта  лошадей  прогрохотали по  мощеным

улицам еще не проснувшегося Герберума,  и  верховые скрылись в  туманной дымке,

висящей над  дорогой к  столице.  Верхом ехали  Кэрис  и  пятеро телохранителей

царицы,  сама  Лоллия правила колесницей,  запряженной парой выносливых соловых

коней.  Рядом с  ней,  судорожно вцепившись в  поручень,  стоял Фарр атт-Кадир.

Лоллия была бы  счастлива избавиться от  навязанных ей  Агриком охранников,  но

Кэрис поддержал требования арвагета.

        Кэрис,  не  жмурясь,  смотрел на  утреннее солнце,  бьющее ему  прямо в

глаза.  В  его кожаной сумке,  притороченной к поясу доспеха,  лежал пергамент,

гласящий,  что Кней из Сикиноса действительно служит в Первой квилларии Первого

лагитора под  командой арвагета Агрика.  На  нем  была  чистейшая белая туника,

высокий шлем с  гребнем из белых перьев,  бронзовый нагрудник с эмблемой самого

блистательного лагитора Аррантиады.  Лоллия позаботилась.  И  это при всем том,

что  Кэрис,  уставший от  льняных  кудряшек и  наивно-беспутных голубых  глазок

своего  «аррантского»  воплощения,  демонстративно вернул  себе  прежний  облик

вельха еще до разговора с арвагетом.  Агрик, узрев дичь, на которую старательно

охотился несколько дней, и глазом не моргнул.

        Дорога  в  Арр  оказалась на  диво  пустынной.  Отсутствовали повозки с

товарами,  ослики крестьян,  везущие в город фрукты, а редкие путники выглядели

встревоженными как упорными слухами о  близкой войне,  так и  обилием на дороге

застав  с  деревянными  рогатками  и  толстыми,  перекрывающими проезд  цепями.

Благодаря  выправленной Агриком  подорожной царицу  и  ее  спутников пропускали

беспрепятственно,   неизменно,   впрочем,  предупреждая,  что  в  столице  ныне

беспокойно и лучше бы Божественной вернуться на Хрустальный мыс.

        Чем ближе подъезжали они к городу, тем больше белело на холмах воинских

шатров,  а  парочка  панцирных квилларий разбила  лагерь  прямо  у  стен  Арра,

неподалеку от Оливковых ворот.

        Намерение царицы въехать в город вызвало среди стражников переполох.  О

нет,  они не  собирались останавливать Божественную,  но прежде,  чем двигаться

дальше,  ей  непременно надо  переговорить с  командиром,  поскольку в  столице

очень, очень неспокойно.

        Появившийся командир  почтительно склонился перед  супругой Тиргила  и,

едва  взглянув на  протянутую ему  Кэрисом подорожную,  не  терпящим возражений

голосом промолвил:

        — Без охраны ехать нельзя. Слышите, что творится?

        —  Слышим,  —  ответил за  Лоллию нахмурившийся Кэрис.  Из-за стен Арра

доносилось  смутное,  отдаленное  гудение,  будто  от  растревоженного улья,  в

который попали  камнем  из  пращи.  Со  стороны Нижнего города тянуло дымом.  —

Достаточно ли в столице войск?

        —  Помимо городской стражи в  Арр  введены Седьмой и  Девятый лагиторы.

Завтра утром к  ним  присоединится Двенадцатый,  и  они начнут очистку северных

кварталов,  сгоняя чернь в  гавань и Нижний город.  Представляю,  как это будет

выглядеть...  Я выделю вам дюжину всадников.  Они проводят Божественную куда ей

угодно. Гериор Лу-рий Витир расположился в здании Совета Эпитиаров.

        — Благодарю,  — кивнула Лоллия и жестом подозвала Кэриса: — До вечера в

Совет соваться не будем.  Поедем к  Ректине Нуцерии,  она не могла бросить свой

дом и девочек.

        —  Как пожелаешь.  — Кэрис оглядел всадников,  окруживших колесницу,  и

первым въехал в распахнувшиеся перед отрядом ворота.  Конники Седьмого лагитора

предусмотрительно обнажили мечи  и,  последовав за  ним,  оказались в  бушующем

людском море.

        — Вперед! — завопил Кэрис, наклоняясь к гриве лошади, — над его головой

просвистел булыжник.  Множество людей,  собравшихся у Оливковых ворот, пытались

выйти из  Арра,  но натыкались на непреодолимую стену заграждений,  за которыми

стояли  хмурые  панцирники и  лучники.  Рогатки  растащили  лишь  на  несколько

мгновений, пропуская всадников и колесницу. — За мной!

        В стычки не вступать!

        Двое  парней,  перепрыгнув через  рогатки,  бросились  к  закрывающимся

воротам.  Они рассчитывали,  что в суматохе стражники ослабят бдительность,  но

ошиблись.  Первого убил лучник,  всадивший стрелу в глазницу,  второго отогнала

мечами разозленная и нервничающая стража.  Далеко не все в войске понимали, что

происходит и  с чего вдруг Божественному понадобилось вводить в столице осадное

положение.

        Кэрису и  его  отряду сопутствовала удача.  Толпы  возбужденных горожан

бросались на каждого,  кто хоть немного походил на воина,  ибо толпа единодушно

обвинила армию  в  чинимых  ей  утеснениях.  Почему  нельзя  выходить из  Арра?

Большинство жителей столицы никогда не  покидали город и  не  испытывали в  том

нужды,  но  сейчас  они  вдруг  почувствовали,  что  их  свободу  ущемили диким

распоряжением Тиргила.  Свободный гражданин Аррантиады имеет  право идти  туда,

куда ему вздумается,  и запретить ему это — значит нанести тягчайшую обиду,  за

которую кто-то должен поплатиться.

        Кэрис провел отряд самой короткой дорогой,  от  ворот к  подножию Холма

Эпитиаров.  Фарр,  у  которого  недавнее  посещение  Арра  не  вызывало  добрых

воспоминаний,  только морщился при  воплях толпы и  крепче сжимал рукоять ножа.

Больше всего он боялся,  что толпа бросится на них и разорвет на куски.  Однако

он зря беспокоился:  народный гнев еще не достиг своего пика,  когда озверевшая

толпа начинает избивать кого ни попадя.

        На  Холме  Эпитиаров  было  куда  спокойнее.  Кварталы  знати  охраняли

разъезды тяжеловооруженных кавалеристов.  Они не  останавливали и  не  окликали

редких прохожих,  но, заметив непорядок, немедленно пускали в ход копья. Приказ

Тиргила гласил, что любой мародер или бунтовщик должен быть убит на месте.

        — Кэрис,  следующий поворот направо!  — крикнула Лоллия. — Как выглядит

дом, ты помнишь.

        Кэрис помнил.  Он  спешился у  мраморного портала,  ведущего в  глубины

огромного  здания,   принадлежащего  госпоже   Ректине,   заглянул  внутрь   и,

вернувшись, приказал телохранителям царицы:

        — Лошадей и колесницу — во двор.  Лоллия,  Фарр,  быстро в дом. — Вельх

сорвал с седла свой чудесный мешок,  сунул туда руку и, вытащив тяжелый кошель,

вручил его десятнику сопровождавших их  от ворот конников:  —  Возьми для своих

людей. Возвращайтесь и будьте поосторожнее.

        Десятник отсалютовал Кэрису, и отряд резво зарысил прочь.

        —  Ректина,  дорогая!  —  радостно  воскликнула  Лоллия,  едва  хозяйка

появилась во  дворе.  —  Я  так  за  тебя беспокоилась!  Умоляю,  накорми нас и

распорядись, чтобы подогрели воду для купания. От меня смердит, как от навозной

кучи!

        Глава пятая

        ОБИТАТЕЛИ РУДНЫ

        — Значит, они настоящие упыри?

        —  Нет,  хозяева Рудны не имеют никакого отношения к  упырям из сказок!

Это название не применимо к Рильгону и его семье.  Они — каттаканы, — терпеливо

объяснил Драйбен.

        — Но кровь-то эти каттаканы пьют? — настаивал Рей.

        — Они не пьют ее. Она им нужна совсем для иного...

        —  Если  кровь нужна,  стало быть,  упыри!  А  уж  для  чего она  им  —

похмеляться или изжогу лечить,— не важно.

        — Поверь,  — мягко сказал Драйбен, прихлебывая душистый пенистый квас и

расслабленно наблюдая  за  тем,  как  лучики  солнца  проникают в  избу  сквозь

затянутые бычьим пузырем окна, — господин Рильгон — очень приличный человек. То

есть не совсем человек, но все-таки...

        — До какой степени не совсем? — поинтересовался Рей, проснувшийся, едва

вернувшийся из Рудны Драйбен переступил порог дома. — Следует ли к светящимся в

темноте глазам добавить клыки с палец длиной, синюю кожу и сложенные под плащом

крылья летучей мыши?

        —  Если ты  ожидаешь от меня рассказа о  томящихся в  подвалах крепости

узниках,   заготовленных  к   пиршественному  столу,   и  подземных  коридорах,

заваленных  чисто  обглоданными  косточками  невинных  жертв,  то  должен  тебя

разочаровать.  Ничего подобного я  не видел.  И золотые чаши наполнены были,  к

счастью,  вином,  а не дымящейся кровью,  — сообщил Драйбен, кидая в рот ржаной

сухарик.  —  Рильгон и  его семья не  люди,  но это обстоятельство не делает их

чудовищами!

        —  Ладно,  ладно,  я  же шучу.  И все же,  согласись,  дыма без огня не

бывает,  и  какая-то  крупица истины в  рассказах о  здешних упырях...  извини,

каттаканах, должна присутствовать.

        — Крупица присутствует,  — согласился Драйбен. — Где Войко и остальные?

Пора нам на Хмельную Гору возвращаться. Асверия ждет.

        —  Стражники разъехались по деревням еще вчера утром — оповещать народ.

Войко ушел домой, к родителям.

        — Хорошо,  подождем его, а потом надобно будет с Яскотом переговорить —

и в путь. У меня есть потрясающие новости для Асверии.

        Прэт  не  преувеличил.  Он  действительно мог  сообщить хозяйке Кергово

удивительное  и,   главное,   приятное  известие.  У  них  появились  союзники,

обладавшие необыкновенными и весьма полезными способностями, верилось в которые

с трудом даже ему самому, несмотря на все увиденное им этой ночью.

        Драйбену,  впрочем,  поверить  в  поразительные способности каттаканов,

равно как и в рассказанную Риль-Тоном историю появления их в Рудне, было легче,

чем кому бы то ни было. Проведя много времени в книго-хранилищах и библиотеках,

он  получил  некоторое  представление  о  событиях,  последовавших за  падением

Кам-ня-с-Небес. Об открывшихся Порталах, соединивших множество различных миров,

в  которые ушли некоторые обитавшие здесь прежде племена и народы.  Существа же

из иных Реальностей в свой черед проникали в этот мир до тех пор,  пока Порталы

не исчезли столь же внезапно,  сколь и появились. Из-за этого часть оказавшихся

здесь пришельцев не сумела вернуться к себе на родину, и каттаканы были в числе

бедолаг, жестоко поплатившихся за чрезмерную любознательность...

        Как это ни  странно,  Рильгон довольно сильно походил на человека.  Две

руки,  две ноги,  голова.  Глаза желтые,  хорошо приспособленные к тому,  чтобы

видеть в темноте.  Кожа белая,  с сероватым оттенком. Пальцы несколько длиннее,

нежели у  людей,  брови отсутствуют,  тяжелые веки в  складках.  Ушные раковины

сглаженные,  очень плотно прилегают к черепу,  оконечья слегка заострены. Нос с

горбинкой,  удивительно узкий,  однако ноздри широкие и  вывернутые,  губ нету,

вместо  рта  щель.  И  совершенно одинаковые,  без  клыков,  зубы  —  острые  и

конусообразные, будто у ящерицы...

        — Тебя не пугает мой вид? — участливо поинтересовался Рильгон. — Люди с

опаской  относятся  ко  всему  необычному,   полагая,   что  чужак  обязательно

враждебен.

        Разговор происходил в  подземной части  Рудны,  куда  Рильгон  чудесным

образом  перенес  Драйбена  в  мгновение ока.  Стены  просторного,  освещенного

холодным,  голубоватым светом помещения были облицованы мрамором.  Посреди зала

стоял  круглый  деревянный  стол,  окруженный  изящными  стульями,  на  которых

восседало восемь сородичей Рильгона.  В  темных хламидах с  надвинутыми на лица

капюшонами они были неотличимы один от другого.

        —  Выпей вина,  —  любезно продолжал хозяин Рудны.  —  Это поможет тебе

восстановить ясность мысли и  собраться с  духом.  В  конце концов,  для такого

путешественника,  как ты,  встреча со мной и моими родичами не должна оказаться

слишком сильным потрясением.

        —   Откуда  ты  знаешь,   что  я  чувствую?   —  Драйбен  опустился  на

подставленное ему сиденье и принял из рук ближайшего каттакана золотую чашу.  —

И про путешествия... Ты можешь читать мысли?

        — Мы обладаем способностью чувствовать... запах мысли. Твои, к примеру,

пахнут дорогами,  кострами,  книжной пылью.  Итак, я собирался представить тебе

моих родичей... — Рильгон обошел стол, называя имена и касаясь при этом каждого

из сидящих.  — Это мой брат Сигон,  двое моих сыновей: Рингволд и Сингон... Мой

дядя Ритагон... И трое племянников-близнецов...

        — А...  — протянул Драйбен. — Могу ли я познакомиться с твоей уважаемой

супругой?

        Если у хозяина Рудны есть сыновья,  значит,  должна быть и жена. Однако

Рильгон только рассмеялся:

        — Мы не люди. И размножаемся по-иному. У каттаканов нет самок.

        — Извини, — растерянно пробормотал Драйбен. — Я не хотел тебя обидеть.

        —  Какая же тут обида?  У  кролика нет крыльев и  плавников,  и это его

ничуть не обижает.  Рыбы мечут икру, птицы несут яйца, вы рождаете младенцев, а

мы...  Мы производим на свет потомство иным способом.  Да это и  неудивительно,

ведь мы чужие этому миру. Мы здесь гости. Задержавшиеся гости.

        Судя по  всему,  на  этом странном собрании право говорить принадлежало

лишь главе семьи. Остальные желтоглазые не вымолвили пока что ни слова.

        — Гости? Откуда же вы пришли?

        Тогда-то  хозяин  Рудны  скинул капюшон,  голова под  которым оказалась

совершенно лысой,  и  поведал Драйбену о том,  что тринадцать столетий назад он

вместе со своим братом и дядей прошел через открывшийся Портал из своего мира в

этот,  да тут и застрял.  Излагая историю своих злоключений,  Рильгон неустанно

бродил вокруг стола, а нардарец крутил головой, потягивал темное, крепкое вино,

подобного коему ему отродясь пробовать не доводилось,  и дивился тому.  С какой

легкостью рассказчик повествует о событиях, происшедших более тысячи лет назад.

Порталы,  переход из мира в мир — это хоть и с трудом, но укладывалось в голове

прэта,  но тринадцать веков! Это сколько же поколений людей успело за это время

смениться?..

        —  Так что же,  вы бессмертные?  —  спросил он,  когда рассказ Рильгона

подошел  к  концу.  Спросил,  ничуть  не  усомнившись в  правдивости каттакана,

поскольку встречал уже бессмертных или почти что бессмертных существ:

        Кэриса, Подгорного Властелина, Стража гробниц...

        — Правильнее,  наверное, назвать нас долгоживущими. По вашим меркам мне

уже около четырех тысяч лет. Половина жизни пройдена.

        —  А  это твои потомки?  —  Драйбен окинул взглядом сидящих за  столом,

мысленно сравнивая услышанное от Рильгона с тем,  что говорили Войко и Яскот, с

тем, что доводилось ему читать в различных манускриптах. Ну что ж, все вроде бы

сходилось. Пришлецы из иного мира заняли пустующий замок тальбов, жили-поживали

и плодились в нем, а встречавшие их изредка селяне складывали между тем легенды

о диковинных хозяевах Рудны. Настораживало только, что легенды эти, при всей их

несхожести, дружно приписывали каттаканам любовь к свежей кровушке...

        — Потомки не только мои,  но и моего дяди и брата, — уточнил Рильгон. —

Однако тебя явно что-то тревожит.

        — Местные жители называют вас упырями и утверждают,  что вы... э-э-э...

питаетесь кровью.

        — Мы не питаемся кровью,  — промолвил после недолгого молчания Рильгон.

— И все же в том,  что о нас рассказывают,  есть частица правды. Кровь животных

или же — чего скрывать!  — человека необходима нам для продолжения рода. Однако

мы никогда...  почти никогда не использовали кровь людей.  Ребенок у меня может

появиться, только если я подселю в теплокровный организм зародыш... Через укус.

Потом   укушенный  будет  вынашивать  ребенка,   использующего  жизненную  силу

носителя. Тебе это кажется ужасным? Возможно, так оно и есть  погубить ни в чем

не  повинное  животное или  человека ради  того,  чтобы  дать  жизнь  существу,

пришедшему из иного мира... Поверь, если бы у нас была возможность покинуть ваш

мир и  вернуться к себе,  мы бы так и сделали.  Но,  увы,  я и мои родственники

вынуждены отсиживаться в подвалах заброшенной крепости, невероятно скучать и...

        —  Удивительно!  —  не  смог удержаться от восклицания Драйбен.  —  Уму

непостижимо!  Так вот откуда берутся обескровленные трупы животных,  на которые

время от времени натыкаются охотники.  А  во всех этих байках о  смертоносности

для вас серебра и солнечного света тоже есть какой-то смысл? Вы и впрямь можете

превращаться в волков и летучих мышей?

        —  Так  тебе все и  скажи!  —  ухмыльнулся безгубым ртом Рильгон.  —  А

впрочем,  почему бы и  нет?  Смотри,  я  ношу на груди серебряное украшение.  —

Рильгон вынул из-под хламиды висевший на цепочке медальон с  изображением не то

дракона,  не  то  невероятно отощавшей чешуйчатой белки.—  Нас,  по сравнению с

людьми,  довольно трудно убить,  и  в  то  же время солнечные лучи оставляют на

нашей коже ожоги.  Поэтому мы ведем ночной образ жизни. При желании мы способны

менять форму тела, на непродолжительное время разумеется.

        — Как некоторые ящерицы изменяют цвет кожи, чтобы стать неприметными?

        — Именно. Теперь тебе более-менее ясно, кто мы такие?

        — Да.  Заблудившиеся существа,  принужденные жить...  в тюрьме, которой

обернулся для вас наш мир?

        — Точнее не выразишься, — кивнул Рильгон. — Мы научились есть вашу пищу

и пить ваши напитки. Мы следим за событиями, происходящими вокруг, и попытались

сделать так, чтобы люди, живущие близ Рудны, не страдали от нашего присутствия.

        —  Тогда почему ты,  почтенный Рильгон,  открылся мне и  пригласил меня

сюда?

        —  Ты  ищешь союзника,  дабы остановить того,  кто  вольно или невольно

губит этот мир, ставший для нас второй родиной.

        — Вы знаете и об этом?  — Привстав, Драйбен едва не опрокинул позабытую

чашу с диковинным вином. — Знаете о Подгорном Властелине и о том, что я, мы...

        —  Знаем.  Минувшим днем ты  просил о  помощи,  и  не в  наших правилах

отказывать людям,  которые нас кормят. Чего ты хочешь? Я вместе со своей семьей

сделаю все, что будет в наших силах.

        — И ничего за это не попросишь? — недоверчиво прищурился Драйбен.

        — Ничего.  Все, что нам нужно, у нас есть. Нет главного — дороги домой.

Портал, находившийся когда-то в подвалах Рудны, закрыт. Ваш мир с годами стал и

нашим,  так  что мы  кровно заинтересованы в  его благополучии.  Давай подумаем

вместе,  чем  мы  в  состоянии помочь людям.  Прошу  поверить,  каттаканы могут

многое,  и  мы  возьмемся  за  любое  выполнимое  дело,  ежели  только  оно  не

противоречит нашим убеждениям...

        Прошло всего два с  половиной дня,  и все же Драйбен не узнал местность

вокруг  Хмельной Горы.  На  полянах у  кромки леса,  по  лугам,  расчищенным от

деревьев трудолюбивыми селянами,  испокон  веку  обживавшими окрестности замка,

даже на голых камнях у скалы теперь,  будто разноцветные грибы, выросли шатры и

палатки.   Прэт  насчитал  около  полусотни  шатров,   после  чего  бросил  это

бесполезное  занятие.  Кругом  перекликаются незнакомые  люди,  с  опушки  леса

доносится ржание лошадей,  где-то  пронзительно верещит свинья.  Над некоторыми

шатрами реяли стяги нардарской знати,  среди коих  Драйбен узнал знамена прэтов

Ругского и  Добрага,  владетелей Рогавы,  Ирмачей и  Гредпора.  Асверия явно не

теряла  времени даром  и  успела собрать под  стенами замка  всех  укрывшихся в

Кергово высокородных.

        Драйбена и  его спутников пропустили на Хмельную Гору беспрепятственно,

хотя меры к  ее  охране были приняты самые строгие.  Рей  заметил,  что караулы

усилены вдвое,  на башнях несут дозор лучники, а призванные из деревень кузнецы

обивают массивные ворота металлическими полосами.

        — Мне это не нравится,  — проворчал аррант и, увидев недоуменный взгляд

Драйбена,  добавил:  — Если появится враг,  палаточный лагерь у стен снесут при

первой же  атаке.  Коли уж Асверия решила укрепить Хмельную Гору,  ей следовало

устроить военный лагерь в  стороне от крепости,  в  лесах.  Не далеко,  но и не

близко. Когда начнется осада, ваши конники смогут атаковать степняков с тыла, а

затем снова исчезать в чаще.

        —   Видимо,   пока  опасности  прямого  нападения  не  существует.   По

Сеггедскому тракту расставлены дозоры,  которые загодя оповестят о  приближении

мергейтов.  Наверное,  хозяйка Кергово таким  образом поднимает боевой  Дух,  —

предположил Драйбен. — После того как степняки захватили большую часть страны и

погиб  конис,  людям  надобно чувствовать локоть товарища и  видеть,  что  хоть

где-то  поддерживается привычный порядок и  есть освященная законом и  временем

власть.

        — Тут понимать надо, — вставил Войко, — разве можно жить без господина?

Управитель —  он управитель и есть.  А хозяйка — она хозяйка.  Я вот только что

это понял и воспрял! Или воспрянул...

        — Разумно,  — признал Рей без тени улыбки на лице. Поднявшись по крутой

дороге к  воротам,  они въехали в  нижний двор и остановились,  в растерянности

озирая  толпу,  заполнившую  пространство между  стенами  и  центральной башней

замка.  На  крыльце  господского дома  надсаживался,  брызжа  слюной,  господин

Страшар:

        — Тише же,  люди! Прошу вас! У меня уж от вашего ора ухи болят! Вот ты,

господин Стубиц, отчего ревешь, будто причинное место в дверях защемил? Госпожа

никого пока не примет!  Недосуг ей!  Если чего надо — у меня спрашивайте!  И по

очереди! Чего желаешь, прэт

        Рашкар?

        Прэт,  едва  сравнявшийся возрастом с  Войко,  безусый,  темноволосый и

горячий, проорал.

        —  Пусть госпожа место для постоя определит!  У  меня девять всадников,

все,  что уцелели!  С боями сюда прорывались,  ни палаток, ни шатров у нас нет.

Избы переполнены, а на земле сколько ж можно спать?

        —  Укажу место для ночлега!  —  пообещал управитель.  И  далее в том же

духе.  Страшар охрип,  взмок и  готов был удавить любого,  кто потребует у него

продовольствия, сена или, к примеру, новую телегу. Запасы в Кер-гово небольшие,

хорошо хоть год урожайный выдался. А впереди зима, в предгорьях весьма суровая.

Как прокормить эдакую ораву пришлых?

        Новоприбывшие протолкались к конюшням,  оставили лошадей,  и всезнающий

Войко предложил проводить Драйбена и Рея в господские покои по тайной лестнице,

чтобы  не  встречаться с  управителем и  не  распихивать локтями требовательную

толпу, осаждающую главный вход.

        — По тайной? — нахмурился Драйбен. — Если лестница тайная, ты-то откуда

о ней знаешь?

        —  Так всякий знает,  —  без тени смущения ответил Войко.  —  По ней из

кухни трапезу наверх носят,  так  оно  короче.  Если угодно,  скажу,  что внизу

лестница в под земный ход уводит,  а из него можно попасть в лесную пещеру.  На

случай внезапного отступления.

        —  Понятно,  — со вздохом ответил прэт.  Удивляться тут было нечему — в

Кергово, похоже, все тайны являлись общим достоянием, и ему следовало иметь это

в виду на будущее.

        Асверию  обнаружили в  «кабинете» Страшара,  который  она  превратила в

спальню и  рабочую комнату одновременно.  Сделано это  было  как  по  настоянию

управителя,  так  и  потому,  что бывшие покои переселившегося на  первый этаж,

поближе  к  кухне,  Страшара  содержали библиотеку из  тридцати  двух  томов  и

нескольких десятков свитков,  а также целый ворох рисованных на пергаменте карт

Нард ара,  преимущественно северной его  части.  Госпожа,  восседая в  глубоком

кресле, разбирала донесения.

        — А,  Драйбен?  Привет, — рассеянно кивнула она вошедшим с таким видом,

будто рассталась с  ними  не  далее как  час  назад.  —  Здравствуй,  Рей.  Как

съездили?

        —  Благополучно,   —  ответил  прэт.  —  Деревенские  старосты  обещали

подкрепление,  продовольствие и  посильную помощь.  Оружие  приказал немедля  в

Хмельную Гору везти, все какое ни есть.

        —  Местным-то,  кроме  топоров  и  луков,  ничего  и  не  надо,  а  вот

беженцам...

        — Я велел отковать для начала пять десятков копейных наконечников. Ну и

для стрел,  сколько успеют.  А список с тем, в чем надобность возникнет, обещал

позже прислать. Какие у вас новости?

        — Плохие,  как всегда.  Рей, не стой на пороге. Устраивайся где хочешь,

наливай пива.  Если голодны — вот пироги с зайчатиной. Совсем свежие. Последние

новости таковы: Нардар разгромили передовые части войска Цурсога. Основные силы

еще  только  на  подходе.  Идущие  же  впереди  тангуны застряли у  пограничных

Нарлакских замков.  Хотя сведения не первой свежести и  сейчас они уже,  верно,

оставили их далеко позади.  Но...  Если Нардар был уничтожен тремя или четырьмя

тангунами, и это лишь небольшая часть степного войска, то дни Нарлака сочтены.

        — Разумеется,  — подтвердил прэт, у которого судьба Нарлака не вызывала

ни малейших сомнений.

        —  В  Кергово мы  не  отсидимся,  сколько бы  мужиков под наше знамя ни

встало,  тихо сказала Асверия. —

        Ежели мергейты решат всерьез за нас взяться...  Да и  не прокормить нам

всех стекающихся сюда с разоренных земель беженцев.  Сделанных запасов хватит в

лучшем случае на первую половину зимы.

        —   Отвоевать  часть  южного  Нардара,   где   еще  сохранились  запасы

продовольствия?  —  вслух подумал Драй-бен и  сам же себе возразил:  — Степняки

подтянут силы, разгромят нас и будут преследовать до тех пор, пока

        Кергово не перестанет существовать.

        —  Может быть,  следует не отвоевывать потерянное,  а вывозить хлеб под