РОБЕРТ МАК-КАММОН

                              СИНИЙ МИР

    Глава 1

    Его ковбойские  ботинки глухо  цокали  по сырой  мостовой.  Потоки

неоновых огней струились вокруг, словно адские реки.

    Туман  стелился  над  Сан-Франциско,  закрывая  звезды.  Вслед  за

туманом с океана натянуло  морось; мельчайшие капли воды  бриллиантами

переливались на его коротко стриженных светлых волосах. Он двигался по

Бродвею на восток, в самый центр крикливо-пестрого Гнезда порока, мимо

улыбающихся японских бизнесменов, провинциальных ротозеев и  туристов,

желающих приобщиться к жизни природы.

    А приобщиться тут было к чему. Неоновые вывески и броские мигающие

рекламы, расхваливающие  свой  товар,  напоминали врата  в  иной  мир,

скрытый в темных глубинах. Мужчина в ковбойских ботинках  остановился;

полы его  длинного,  до  колен,  коричневого  хлопчатобумажного  плаща

колыхнулись от ветра.  Темно-карие, глубоко  посаженные глаза  изучали

вывески. Девушки  и Юноши  Живьем на  Сцене! Властные  Самки в  Черной

Коже! Стайка Горячих Девиц! Все Размеры! На Все Вкусы!

    На  его  гладком,   бледном  лице  у   внешних  углов  глаз   были

вытатуированы по три маленьких  красных капельки, словно ему  довелось

плакать кровавыми слезами.

    Он  отправился  дальше,  мимо  открытых  дверей,  откуда  слышался

барабанный грохот рок-музыки,  мимо японцев,  глазеющих на  все это  с

разинутыми ртами.  Он  засунул большие  пальцы  рук за  пряжку  богато

инкрустированного ремня  и  замедлил  шаг. После  притона  с  вывеской

"Сплошная Нагота! Милашки-простушки!" он  обнаружил то, что искал.  На

витрине  под  надписью  "Порнокоролевы  Ждут  Встречи  с  Тобой"  были

выставлены глянцевые фотографии весьма  привлекательных, хотя и  густо

накрашенных молодых  женщин.  Некоторые из  них  - с  подписями.  Таша

Нотти, Китт Кэттин, Изи  Бризи, Паула Баньян. Мужчина  неопределенного

возраста, лет  примерно  около тридцати,  некоторое  время  оценивающе

рассматривал  фотографии.  Потом  поглядел  на  подоконник,  усыпанный

дохлыми мухами. Одна еще трепыхалась.

    Именно сюда ему и нужно.

    Он толкнул красную дверь и оказался в коридоре. В билетной  кассе,

напоминающей клетку,  сидел  тучный чикано  <американец  мексиканского

происхождения, живущий  в США  (chicano, англ.)>  и читал  комикс  под

названием "Лихой мародер".

    - Десять баксов, - устало  произнес чикано, не поднимая головы.  -

Желаете кого-нибудь конкретно?

    - Да. Изи Бризи, - ответил ковбой сквозь зубы. Этот змеиный  шепот

вынудил парня  оторвать  глаза  от книжки.  Он  уставился  на  красную

татуировку.

    - Тебе что-то не нравится, амиго?.

    - Нет, нет-нет,  друг. -  Чикано покачал головой  и сел  попрямее.

Коротко стриженный парень был высок, шесть футов с двумя, а то и тремя

дюймами, и выглядел как человек, с которым лучше не связываться. - Да,

Изи сегодня здесь. Хочешь пригласить поужинать?

    - Возможно. Изи снималась в фильме "Суперплут", верно?

    - Она в куче фильмов снималась, друг. Она - звезда!

    - Я знаю. Я видел ее в "Суперплуте". - Он бросил взгляд в  сторону

другой красной двери, из-за которой доносились тяжелые басовые  ритмы.

- Я хочу ее видеть.

    - Проходи и  садись, друг. Наслаждайся  шоу. Если Изи  на сцене  -

нажмешь кнопку  с ее  номером.  Если нет  - появится  через  несколько

минут. Десять  баксов. Годится?  -  И парень  нетерпеливо  побарабанил

пальцами по столешнице.

    Ковбой извлек  из внутреннего  кармана своего  пыльника  бумажник,

раскрыл его, достал  десятидолларовую купюру и  просунул в окошко.  На

костлявом лице появилась легкая испарина.

    - А чаевые, друг? - произнес чикано. - Изи - не дешевка.

    - Я тоже, - едва  заметно усмехнулся ковбой. Улыбка была  ледяной.

Она направился к двери. Чикано  поспешил отпереть ее нажатием  кнопки.

Ковбой вошел внутрь, и дверь плотно захлопнулась за спиной.

    Динамики, укрытые в  обтянутых красным  бархатом стенах,  излучали

равномерную барабанную дробь.  Три ряда  потертых театральных  кресел,

обращенных к большой  застекленной витрине. В  густом табачном дыму  -

четыре мужские фигуры. За стеклом изгибались три обнаженные девицы,  у

каждой между грудей -  бирка с номером. Изи  Бризи среди танцующих  не

было. Ковбой уселся в последнем ряду, закинул ноги на спинку переднего

кресла и приготовился ждать.

    Спустя  некоторое  время   один  из   посетителей  нажал   кнопку,

вмонтированную в  подлокотник. Звонок  прозвенел пять  раз.  Худенькая

рыжеволосая с  номером "пять"  изобразила  улыбку, больше  похожую  на

жалкую  гримасу,  вышла  в  зал  к  избравшему  ее  мужчине  и  повела

ухмыляющегося туриста с пивным брюшком в другой конец зала.

    - Желаю удачи! - выкрикнул ковбой, прежде чем за ними захлопнулась

дверь.

    Танец продолжился. Еще  двое мужчин, точнее  - мальчишек,  видимо,

студентов  колледжа,   вошли  в   зал  и   сели,  нервно   хихикая   и

перешептываясь. Ковбой не  обратил на  них ни  малейшего внимания.  Он

спокойно сидел в своем кресле, разглядывал болтающиеся сиськи и ждал.

    Из служебного  помещения за  сценой выпорхнули  еще две  девицы  и

присоединились к  произвольным танцам.  Той, о  которой думал  ковбой,

среди них не было. От гулкого ритма, красных стен, скудного  освещения

его потянуло в сон. Он чувствовал себя как в гигантской утробе. Но  не

прошло и пяти минут,  как он сбросил ноги  с кресла и подался  вперед,

улыбаясь со вновь возникшим интересом.

    К  танцовщицам  присоединилась  стройная,  симпатичная  блондинка.

Движения ее были весьма энергичны. На шее болталась карточка с номером

"два". Но не успел он протянуть  руку к кнопке, как в зале  прозвенели

два звонка.  Ковбой  с удивлением  огляделся  и увидел,  как  один  из

студентиков робко встал со своего кресла.

    Прежде чем Изи Бризи вышла из своего стеклянного аквариума, ковбой

уже был на  ногах. Шагнув  вперед, он  опустил тяжелую  руку на  плечо

мальчишки и веско бросил:

    - Изи - моя, парень. Ты посиди.

    У того кровь отхлынула  со щек. Он  торопливо плюхнулся обратно  в

кресло. Ковбой послал Изи Бризи свою самую лучезарную улыбку.

    Она даже не  прикоснулась к нему,  лишь настороженно улыбнулась  и

жестом пригласила следовать за  ней. Они вошли в  дверь и оказались  в

освещенном красными лампами  коридоре с кабинками  по обеим  сторонам.

Из-за закрытые дверей  доносились стоны и  влажные чмокающие звуки.  В

коридоре возник здоровенный бритый наголо парень со связкой ключей.

    - Двенадцатая и тринадцатая, -  произнес мужчина, кивая в  сторону

дверей.

    - Послушай, - заговорила Изи, обращаясь к ковбою. Откуда-то достав

тюбик с кремом, она  выдавила немного на палец  и провели по губам.  -

Понимаешь, я  немного  устала.  Такое ощущение,  что  у  меня  челюсти

сводит.

    - Очень жаль это слышать, Изи, - сочувственно откликнулся ковбой.

    Ее  светло-голубые  глаза  блестели,  словно  стеклянные.   Взгляд

кокаинистки,  как  у  пластмассовой   куклы.  Она  продолжала   мазать

бальзамом свои и без того ярко-красные губы.

    - Предлагаю полцены за полсеанса. Пятьдесят долларов затри минуты.

Годится?

    -  Три  минуты  -   большой  срок,  -   ответил  ковбой  и   выдал

бритоголовому две купюры по двадцать и две пятерки.

    - Вот и хорошо. А то я совсем выдохлась. Как тебя зовут?

    Он бросил быстрый взгляд в сторону бритоголового, который удалился

в свой закуток в  конце коридора. Там, куда  он ушел, на стене  висела

табличка "выход".

    - Трэвис, - сказал он. - Как того парня в "Аламо".

    - В каком Аламо? - переспросила Изи. Он не ответил. - Мне нравится

твоя татуировка. Очень сексуально.

    - Я тоже так думаю.

    Она кивнула ему на кабинку с номером "двенадцать", закрыла за  ним

дверь и сама вошла в соседнюю.

    Теперь  их  разделяла  тонкая  картонная  перегородка  с   дыркой,

прорезанной на уровне паха.

    - Тебе  помочь?  -  спросила  она.  В  ее  кабинке  были  мусорная

корзинка,  стул,  песочные  часы  на  цепочке  и  пачка  гигиенических

салфеток "Клинекс". Она перевернула часы.

    - Нет,  я  готов. -  Ковбой  расстегнул молнию,  спустил  штаны  и

придвинулся к отверстию.

    Изи уселась  на стул  и принялась  за работу,  параллельно  изучая

обломившийся ноготь.

    - Тебе доводилось  видеть мои фильмы,  Трэвис? -  поинтересовалась

она, не прекращая облизывать.

    - Я видел "Суперплут", ты там была великолепна.

    - Спасибо.

    Изи помолчала, занятая делом, потом спросила:

    - А что тебе больше всего понравилось?

    - Когда ты была с тремя парнями. Класс!

    - Ага,  мне тоже  это нравится.  Трэвис, а  тебе нравится,  что  я

сейчас делаю?

    - Конечно.  -  Он улыбнулся,  прижимаясь  щекой к  перегородке.  -

Продолжай.

    Она бросила взгляд  на часы. Боже,  в этой дыре  время ползет  как

черепаха! Ну ничего, это  все временно. В  пятницу она возвращается  в

Лос-Анджелес. Агент нашел  для нее фильм,  три дня съемок,  а потом  -

самолет на  Гавайи, где  ждет  богатый араб.  От этих  арабов  немного

воняет, но зато они любят порно, потому что у них в Арабии такого нет.

Во всяком случае, у арабов куча  денег, которые они швыряют направо  и

налево, и  она знает  двух актрис,  которые вышли  замуж за  шейхов  и

уехали туда жить. Изи пыталась представить себе, что это за жизнь -  в

странах, которые похожи на  один сплошной пляж Малибу.  Удовлетворяешь

прихоти какого-нибудь араба и  живешь в замке. У  нее тоже может  быть

такое. Все возможно.

    - Кусни, - попросил Трэвис. - Сильнее. Давай. Изи. Сильнее!

    Она трудилась, поглядывая на часы.

    - Я твой большой поклонник, Изи, - сказал Трэвис. - Месяц назад  я

видел тебя в "Шлюхе". Сильней! Это же не укус! Я видел тебя в "Шлюхе".

Классная картина! Мне бы такую работку, чтобы снимать такие  картинки!

Я бы справился!

    Она хмыкнула. Секунды ползли.

    - Я видел тебя в "Трех Крестах", в Лос-Анджелесе, - продолжал тот.

- Ты раздавала автографы. Ты на моем билете расписалась?

    ?то-то  с  часами,  решила   она.  Потом  почувствовала,  что   он

вздрагивает, и приготовила "клинекс".

    - Я люблю тебя, Изи, - сказал Трэвис. - Подожди минутку. Постой. -

Он отодвинулся от дыры. - Я тебя люблю, слышишь?

    - Конечно,  - откликнулась  она. -  Давай, Трэвис,  завершим  наше

дело.

    - Обязательно. Только  подожди. - Он  достал из расшитой  серебром

кобуры "кольт"  сорок  пятого  калибра.  С  изысканной  гравировкой  и

перламутровой рукояткой.  На  поясе  -  патронташ  с  тремя  десятками

патронов, как минимум. - Ты мне столько раз снилась. Такие яркие сны!

    - Ну давай, Трэвис! -  Она услышала металлический "щелк". Что  еще

придумал этот псих? - Давай, парень!

    - Держи шире,  - сказал он  и сунул в  отверстие дуло "кольта".  -

Чери Дэйн я тоже любил, - добавил он. С той стороны послышался рвотный

спазм.

    И спустил курок.

    Гулко грохнул выстрел. "Кольт" дернулся в руке.

    Он услышал, как  упало со стула  ее тело. Он  вытащил револьвер  и

увидел, как с окровавленного дула капает.

    Затем быстро застегнул штаны и пнул ногой в дверь кабинки.

    Хлипкая дверь слетела с петель. Бритоголовый уже вскочил -  этакая

потрясенная гора плоти. В какой-то  из кабинок распахнулась дверь.  Из

нее выскочила  девица восточного  вида, увидела  "кольт",  истерически

завизжала и  захлопнула дверцу  обратно. Из  другой выглянул  мужчина;

скуластое лицо исказила гримаса ужаса.

    Трэвис выстрелил. Пуля попала мужчине в ключицу и сшибла с ног. От

падения тела кабинка сложилась, как карточный домик. Трэвис с горящими

глазами двинулся  в сторону  выхода,  по пути  наобум стреляя  во  все

кабинки.  В   тесном  пространстве   выстрелы  звучали   оглушительно;

картонные стенки  разлетались на  куски.  Начался настоящий  бедлам  -

отовсюду  слышались  вопли,  визги,   проклятия,  призывы  к   Богу...

Бритоголовый сунул руку в карман. Блеснуло лезвие.

    - Не надо,  - спокойно произнес  Трэвис и выстрелил  ему в  горло.

Вышибала повалился  на  спину,  нож  выпал  из  руки  и  покатился  по

линолеуму. Трэвис отпихнул с дороги окровавленную тушу и уже взялся за

ручку двери, как чья-то рука ухватила его за волосы и рванула назад.

    - Ах ты,  скотина! - рявкнул  мужчина. Глаза его  пылали гневом  и

яростью. - Я убью тебя, грязный ублюдок!

    Пальцы Трэвиса  нащупали  потайную кнопку  на  рукоятке  "кольта".

Из-под  перламутровой  накладки  на  рукояти  выскользнул  голубоватый

четырехдюймовый зазубренный стальной нож. Трэвис ткнул его в  мясистую

щеку и с силой рванул на себя, раздирая рот.

    Мужчина взвыл и повалился на колени, схватившись обеими руками  за

лицо.

    Трэвис выскочил в переулок. Запах крови и пороха ударил по  нервам

и пронзил  до  костей, как  грубый  наркотик. Он  вытер  окровавленное

лезвие подвернувшимся пакетом от "королевского бургера", нажал кнопку,

и нож скользнул  обратно в  тайник. Затем  с изяществом  профессионала

крутанул револьвер вокруг пальца и убрал его в кобуру.

    Он пустился бежать,  застегивая на ходу  развевающийся плащ.  Лицо

было бледным, потным, а взгляд - ленивым и удовлетворенным.

    Он бежал, быстро удаляясь от криков за спиной. Ночь и туман укрыли

его.

    Глава 2

    Иисус плакал.

    Вневременная  реакция,  думал  худощавого  сложения  светловолосый

мужчина, погрузившийся в чтение избранного  им на сегодня учебника  по

философии. Иисус плакал почти две тысячи лет назад, и нынче  наверняка

бы лил слезы в три ручья. Но мужчина знал - слезы сами по себе  ничего

не изменят. Если бы Иисус,  обладая безграничной духовной властью  над

миром, просто  расплакался,  признал  свое поражение  и  отказался  от

человечества как от безнадежного дела, тогда действительно - и миру, и

человечеству грозило бы сгинуть во мраке.  Нет, речь идет не только  о

слезах. Должно быть еще и мужество.

    Он дочитал  абзац, закрыл  книгу  и отложил  ее в  сторону.  Яркое

послеполуденное солнце пробивалось  сквозь неплотно задернутые  шторы;

лучи высвечивали кусок  бежевой стены с  укрепленным на ней  распятием

Христа. Рядом стоял книжный шкаф, доверху заполненный научными трудами

на такие темы,  как искупление  грехов, логика  религии, католицизм  и

Третий мир,  искушение.  Рядом со  шкафом  - портативный  телевизор  с

подсоединенным видеоплейером и  коллекция кассет,  среди которых  были

"Победа над грехом", "Задачи городского духовенства" и "Путь борца".

    Он встал с  кресла и  вернул книгу  на место.  Потом посмотрел  на

часы: без двенадцати три. Ровно в  три он должен быть в  исповедальне.

Но время  еще  есть.  Он  прошел в  маленькую  кухню,  налил  себе  из

кофейника чашку остывшего кофе, заваренного утром, и отнес ее с  собой

в кабинет.  Часы вежливо  тикали на  каминной доске.  В углу  кабинета

стоял мужской спортивный велосипед, десятискоростной. Переднее  колесо

крепилось  в  специальной  раме,  что  давало  возможность  заниматься

тренировками не выходя  из помещения.  Он подошел к  окну и  раздвинул

шторы,   подставляя   лицо   солнцу.   Взор   его   устремился   вдоль

Вальехо-стрит.

    У него были мягкие черты лица мальчика из церковного хора, кроткие

темно-голубые глазам длинные тонкие светлые волосы, зачесанные  назад.

Ему было тридцать три года,  хотя на вид можно  было дать лет на  пять

меньше. В  уголках  глаз  наметились маленькие  морщинки;  чуть  более

глубокие  складки  обрамляли  рот;  длинный,  аристократический   нос,

твердый квадратный подбородок. Ростом не  меньше шести футов и  одного

дюйма. Кожа лица бледноватая, поскольку на свежем воздухе  приходилось

бывать нечасто, но благодаря жесткому спортивному режиму,  включающему

занятия  велосипедом  и  джоггинг  <спортивный  бег  трусцой  Cogging,

англ.).>, вес удавалось поддерживать примерно на уровне ста семидесяти

фунтов. Будучи  человеком дисциплины  и  организации, он  был  глубоко

уверен, что во  внешнем мире  с разладом,  беспорядком и  необузданным

хаосом жить ему  было бы  гораздо труднее. Он  рожден для  размеренной

жизни священнослужителя, с  ее ритуалами и  умственными страстями.  Он

уже был священником более  двенадцати лет, а  до того прилежно  изучал

все полагающиеся священнику дисциплины. Над приземистым серым  зданием

ему был  виден большой  красный  "X" -  символ, укрепленный  на  крыше

одного из домов Бродвея. И край другой вывески - с надписью "Девушки и

юноши". На  утреннем собрании  монсеньер Макдауэлл  сказал, что  вчера

вечером в  одном из  этих приютов  греховной плоти  была стрельба,  но

подробности пока неизвестны. Молодой священник никогда не был на  этой

улице, начинающейся в квартале от собора Святого Франциска; сама мысль

об этих притонах похоти и коррупции вызывала жжение в желудке.

    Что ж, каждый в этом мире волен выбирать свою судьбу. Такова часть

величественной красоты  Божественного творения.  Но молодой  священник

часто задумывался, почему Бог  допускает существование такой похоти  и

греха. Безусловно, человечество  стало бы гораздо  лучше, если бы  все

подобные места  были  сведены  под  корень.  Он  еще  некоторое  время

посмотрел на красный "X", кашлянул, покачал головой и отвернулся.

    Допивая  кофе,   он   бросил   взгляд   на   недостроенный   паззл

<картинка-загадка, собирается  из отдельных  кусочков (jigsaw  puzzle,

англ.).>,  разложенный  на   столе.  Головоломка  представляла   собой

картинку  из  тысяч  разноцветных  веселых  горошинок,  и  он   упорно

складывал ее  уже в  течение  двух недель.  Теперь  он нашел  еще  два

подходящих кусочка и присоединил их к уже имеющимся.

    Вот сейчас  уже пора  идти. Он  зашел в  ванную, почистил  зубы  и

прополоскал рот  специальной жидкостью.  Потом надел  темную  рубашку,

белый пасторский воротничок, подошел к  платяному шкафу и облачился  в

черную сутану. На верхней полке шкафа лежало не меньше дюжины  коробок

с паззлами, часть  из которых  даже еще не  распечатана. Он  поцеловал

четки, наскоро  сотворил  молитву  перед  распятием,  сунул  в  карман

пакетик леденцов и покинул свою комнату. Над нагрудным карманом у него

была укреплена пластинка, сообщающая, что он - отец Джон Ланкастер.

    Он прошел по  коридору, соединяющему  жилое помещение  приходского

священника с административным  крылом церкви, где  располагался и  его

собственный  кабинет.  Отец  Дэррил  Стаффорд,  брюнет  лет  сорока  с

небольшим, вышел из своего кабинета к питьевому фонтанчику.

    - Привет, Джон. Почти вовремя, а?

    - Почти. - Джон взглянул на наручные часы. Без двух три. -  Боюсь,

немного опаздываю.

    - Ты? Опаздываешь?  Быть того  не может!  - Стаффорд  снял очки  и

протер линзы белым  носовым платком. -  Я получил почти  окончательные

цифры предварительного  бюджета.  Если  хочешь  познакомиться  с  ними

завтра - мое время в твоем распоряжении.

    - Отлично. Допустим, в девять ровно?

    - Ровно в девять. Договорились. - Стаффорд вернул очки на законное

место. У него были большие совиные умные глаза. - Слышал про вчерашнее

происшествие?

    - Слышал. И  только. -  Джон сделал  пару шагов  по направлению  к

следующей  двери,  чувствуя  некоторое  внутреннее  напряжение   перед

принятием исповеди.

    Но отец Стаффорд жаждал общения.

    - Сегодня  утром  я разговаривал  с  Джеком. -  Джек  Клэйтон  был

сотрудником полиции, курировавшим тот район. - Он сказал, двое убиты и

один ранен. Какой-то  лунатик открыл  стрельбу в одном  из борделей  и

скрылся через заднюю  дверь. И  исчез. Впрочем,  Джек сумел  раздобыть

довольно подробное описание этого человека. Одну копию он  предоставил

мне. Хочет,  чтобы  мы  обратили внимание...  -  В  глазах  священника

мелькнула хитринка. - В  общем, имей в виду  - мужчина с  татуировкой,

красные капли на щеке, как слезы.

    -  Хорошо  хоть  никого  раздевать  не  придется  ради  такого,  -

откликнулся Джон, открыл дверь и поспешил в церковь.

    - Полностью с тобой согласен, - крикнул в спину ему Стаффорд.

    Колокольный звон возвестил о начале исповеди. Каблуки Джона звонко

промокали по мраморному полу; он шел не поднимая головы, тем не  менее

смог заметить,  что в  зале находится  несколько человек.  Он вошел  в

конфессионал,  закрыл  дверцу  и  сел  на  скамью,  покрытую   красным

бархатом. Потом отодвинул решетку, отделяющую его кабинку от соседней,

положил в рот леденец и  принялся ждать окончания колокольного  звона.

Затем снял с руки часы и положил на полочку перед собой, чтобы следить

за временем. Исповедь заканчивается в четыре тридцать, в пять тридцать

назначен деловой ужин с советом мэрии по проблемам бездомных в районе.

    Как только отзвонили колокола, в соседней кабинке появился  первый

человек. Он опустился на колени, в решетчатом оконце показались  тубы,

усы и борода, и мужской голос с испанским акцентом произнес:

    -  Простите  меня,   отец  мой,  ибо   я  согрешил.  Джон   ожидал

продолжения, которое последует за ритуальной фразой. Бородатый мужчина

оказался алкоголиком, он украл деньги у собственной жены, чтобы купить

спиртного, а потом избил ее, потому что она пожаловалась. Джон  кивал,

приговаривая время от времени  - "да-да, продолжай",  - но взгляд  его

был сосредоточен  на циферблате  наручных  часов. Мужчина  закончил  и

ушел, получив  в напутствие  указание молиться  Деве Марии,  а на  его

месте появилась пожилая женщина.

    - Да-да,  продолжайте,  -  повторял  Джон,  глядя,  как  шевелятся

красные губы по ту сторону решетки.

    Когда женщина  ушла,  Джон  положил  за  щеку  очередной  леденец.

Следующий прихожанин, с  жутким свистом в  легких, оставил после  себя

сильный запах немытого  тела. Затем  возникла пауза минут  в десять  -

двенадцать, после которой  возник еще один  мужчина. Джек  прикидывал,

успеет ли до назначенной встречи  забрать из чистки другой костюм,  но

потом все-таки сделал усилие над собой и постарался сосредоточиться на

бессвязной истории об изменах и невостребованных страстях. Джон  хотел

слушать. Искренне хотел.  Но, видимо,  от того,  что скамья  оказалась

слишком жесткой, а  бархатная ткань  - слишком  тонкой, стены  кабинки

начали сходиться над головой, а в желудке забурчало от холодного кофе.

Спустя некоторое время ритуал становится привычен - как любой  ритуал.

Джон будет произносить "да-да,  продолжайте", а пришедшие на  исповедь

будут длить  перечень грехов  и страданий,  которые постепенно  станут

ужасно,  печально  однообразными.  Он  чувствовал  себя  перегруженным

людскими болезнями, зараженным  пониманием добра  и зла.  Складывалось

впечатление, что  миром  правят исключительно  Грех  и Дьявол  и  даже

церковные стены уже начинают потрескивать, не в силах противостоять их

пугающему напору.  Но Джон  клал в  рот очередной  леденец,  складывал

ладони и говорил: "Да-да, продолжайте".

    - Я все сказал,  отец, - произнес мужчина  и вздохнул так,  словно

исповедь сняла у него с плеч тяжесть фунтов в пятьдесят.

    - Ступай с Богом, - откликнулся Джон, и грешник вышел.

    Прошло еще  несколько человек.  На часах  было четыре  пятнадцать.

Джон ждал, обдумывая доклад, который он собирался произнести на совете

мэрии. Нужно пересмотреть его еще раз, убедиться, не напутал ли что  в

цифрах. Проползли еще две минуты. Никто не появлялся. Джон поерзал  на

скамье, пытаясь  устроиться  поудобнее.  Несомненно,  можно  придумать

гораздо более комфортабельный способ...

    Дверца кабинки открылась. Кто-то вошел и преклонил колени.

    Джон ощутил запах  мускуса и корицы.  Приятный аромат,  отбивающий

последние  следы  запаха  тела   третьего  посетителя.  Джон   глубоко

вздохнул,  наслаждаясь  дорогой  парфюмерией.   Никогда  ему  еще   не

приходилось сталкиваться  с чем-либо  подобным. -  Есть кто-нибудь?  -

раздался молодой женский голос. Длинный полированный ноготь,  покрытый

красным лаком, нетерпеливо постучал по оконцу.

    - -  Да-да,  продолжайте,  - сказал  Джон.  Повисла  пауза.  Потом

женщина возмущенно воскликнула:

    - Продолжать? Черт побери, да я же еще и начинала!

    - Прошу не богохульствовать, - жестко отреагировал Джон.

    - Кто богохульствует? -  Женщина опять помолчала некоторое  время.

Затем послышалось:

    - Дебби, черт побери, все-таки ты полнейшая дура, если решила, что

от этого может быть какая-нибудь польза.

    Она разговаривала сама с собой. Джон решил не обращать внимания на

то, что с языка ее опять слетело ругательство. Дэррил, например, то  и

дело чертыхался, да и сам монсеньер имел к этому склонность.

    - Польза может быть, - откликнулся Джон. - Если вы искренни.

    -  О,  искренность!  -  негромко  хохотнула  женщина.  У  нее  был

хрипловатый голос  курильщицы с  непонятным акцентом.  - Святой  отец,

искренность - мое второе имя!

    - Я слушаю, - напомнил Джон.

    - Понятно. А Бог слушает?

    - Уверен, что да.

    - Вам хорошо.

    Джон ждал.  Некоторое время  женщина снова  молчала. Собирается  с

мыслями, подумал  он.  В голосе  действительно  чувствовалась  сильная

горечь, внутренний  надрыв.  Ей  необходимо  исповедоваться.  Судя  по

акценту, сообразил он, женщина - южанка, откуда-то с крайнего юга,  из

Джорджии, Алабамы,  Луизианы. Кем  бы  она ни  была, очень  далеко  ее

занесло от дома.

    - Мне не в  чем каяться, -  внезапно сказала она.  - Я в  порядке.

Дело в  том, что...  В общем,  как-то все  сложнее получается,  чем  я

думала.

    - Не  торопитесь,  -  посоветовал он,  непроизвольно  взглянув  на

часы.

    Женщина еще помолчала, затем выдавила:

    - Я потеряла подругу.

    Джон  никак   не   отреагировал,  поощряя   ее   своим   молчанием

продолжать.

    - Ее  убили.  Я говорила,  чтобы  она перестала  работать  в  этих

вонючих коробках. Сколько раз говорила! Черта с два! Джени никогда  не

слушала, что ей говорят! Черт, только ты скажешь ей - не делай  этого,

так ей еще больше этого как раз и надо. - Она хрипло хохотнула. -  Вот

дьявол, послушать меня  - кто-нибудь подумает,  что я действительно  с

кем-то разговариваю.

    - Продолжайте, - негромко вставил Джон.

    - Джени была  личностью. Черт  возьми, она  была кинозвездой!  Она

как-то снялась в пяти фильмах за  две недели, и будь я проклята,  если

это  не  рекорд!  В  прошлом  году  мы  поехали  с  ней  в  Акапулько,

познакомились там с  двумя мексиканцами-телохранителями.  Джени мне  и

говорит - Дебби,  давай устроим мексиканский  двухэтажный бутерброд  и

покайфуем как следует!

    Джон в изумлении  вскинул брови. Девушка  за стенкой  исповедальни

опять рассмеялась - на этот раз мягче, явно во власти воспоминаний.

    - Джени любила жить, - продолжала она. - Стихи писала. По  большей

части -  ерунда, конечно,  но некоторые...  Про некоторые  можно  было

сказать, что очень хорошие, и не покривить душой. О Боже...

    Ему показалось, что  в ней что-то  надломилось. Что-то  хрустнуло,

как  раздавленная  ракушка.  Девушка  зарыдала.  Это  были  сдавленные

рыдания  потерявшегося  ребенка,  от  которых  защемило  сердце.   Ему

хотелось  успокоить  ее,  протянуть  руку  в  окошко,  погладить,  но,

разумеется, это запрещено. Еще  один всхлип, потом щелчок  открываемой

сумочки, шорох и хруст вскрываемой упаковки "Клинекса".

    - Черт побери, тушь  потекла, - пробормотала  она. - Измазала  вам

тут всю эту белую...

    - Ничего страшного, - поспешил Джон.

    - На вид дорогая. Похоже, вы, святые парни, умеете тратить деньги,

а? - Она явно старалась не зарыдать снова.

    - Я бы не стал называть себя святым, - откликнулся Джон.

    - А как же?  Вы же на  прямой связи с  Господом, верно? Если  нет,

значит, выбрали себе не ту работу.  Он не ответил. И на часы  смотреть

перестал.

    - Какой-то козел убил мою подругу,  - негромко повторила она. -  Я

позвонила предкам  Джени. Они  живут в  Миннесоте. И  знаете, что  мне

сказал этот сукин сын? Он сказал: у нас нет дочери! И швырнул  трубку.

Я позвонила, даже не дожидаясь льготного тарифа, а он мне такое выдал!

- Она опять умолкла, борясь с приступом слез. Потом заговорила жестко,

яростно:

    - Ее будут хоронить за счет округа. Она столько работала, а  агент

ее сказал,  что  все  это  - чушь,  выброшенные  деньги.  Можете  себе

представить?

    - Нет, - ответил  Джон. - Не могу.  Она высморкалась в салфетку  и

фыркнула:

    - Дерьмо. Грязное вонючее дерьмо!

    - Когда  скончалась ваша  подруга?  Я могу  посмотреть  расписание

погребальных церемоний, если вы...

    - Джени ненавидела католиков, - перебила женщина. - Не обижайтесь.

Ничего личного. Она просто считала, что вы своим запретом контроля  за

рождаемостью  всех  затрахали  почем  зря.  Так  что,  как  говорится,

спасибо, нет.  - Она  хлюпнула носом.  - Ее  убили вчера  вечером.  На

Бродвее. Джени работала. Какой-то козел пристрелил ее. Это все, что  я

знаю.

    Джон охнул.  Гибель этой  Джени моментально  связалась в  мозгу  с

информацией о стрельбе  в порноклубе.  А если Джени  работала там,  то

девушка, которая находится  сейчас в исповедальне,  должно быть,  тоже

вовлечена в этот бизнес. Сердце забилось немного чаще; в ноздри  опять

ударил мускусный аромат.

    - Я там никогда не был, - произнес Джон.

    - Советую вам как-нибудь заглянуть на стриптиз. В  образовательных

целях.

    -  Не  уверен,   что  нуждаюсь   в  знаниях   подобного  рода,   -

непроизвольно выпрямил спину Джон.

    - Но вы же мужчина, черт побери? А секс правит миром.

    - Не моим миром:

    - Появилось чувство, что ситуация грозит выйти из-под контроля.  И

ощущение влажного тепла в районе копчика.

    - Миром каждого, - не унималась женщина. - Иначе почему священники

проводят целый  день зарывшись  в книги  и принимают  холодный душ  по

десять раз на день? Бог создал этот мир, так? Значит, и секс - тоже.

    - Мисс... - Джон не знал, что сказать, он только хотел  остановить

ее. - Хватит об этом. Она рассмеялась:

    - Слишком горячо, да? Я так и думала. Все вы слишком слабы на  это

дело.

    Неужели голос  успел  его  выдать? Джон  ощутил  внезапный  прилив

жуткого чувства стыда. Вероятно, запах ее парфюмерии подействовал  как

наркотик, потому что шестеренки в мозгу явно заклинило.

    Она придвинулась лицом к отверстию. Он ясно увидел ее полные, чуть

приоткрытые красные губы - того же оттенка, что и ногти.

    -  Если  вас   когда-нибудь  спросят,  -   заговорила  она   своим

прокуренным голосом с интонацией много повидавшего в жизни человека, -

можете рассказать,  что  встречались с  настоящей  живой  кинозвездой.

Дебра Рокс. Это я. Снимаюсь  в фильмах со стриптизом. Расскажите  всем

вашим друзьям.

    Он увидел, как ее розовый влажный язычок медленно облизнул  нижнюю

губу, и понял, что она  таким образом вполне откровенно искушает  его.

Осознание этого  разозлило его,  но  в то  же время  включило  часовой

механизм, который не  в состоянии остановить  ни молитвы, ни  духовная

литература, ни философские умствования. Пах пронизала нервная дрожь.

    - Прошу прощения, - произнесла она, отстраняясь от окошка. - Это у

меня  в  крови.   -  Голос  моментально   изменился,  стал  мягче.   -

Послушайте... Я вот что хотела узнать... Вы не могли бы  помолиться...

Или что-нибудь такое.., за Джени? Можно?

    - Разумеется,  -  ответил Джон.  Голос  прозвучал так,  словно  он

наглотался стекла.

    - Теперь я себя значительно лучше чувствую, - произнесла  женщина,

вставая. Джон услышал, как открылась и закрылась дверь кабинки.  Потом

- звук каблучков по мраморному полу. Она шла быстро, вероятно, куда-то

спешила. А может,  просто торопилась покинуть  церковные своды. Вот  и

перезвон колоколов - время исповеди окончено.

    Джон сидел  весь в  поту; внутри  полыхало, как  в доменной  печи.

Сейчас она, вероятно, у самой двери. Сейчас выйдет на улицу.  Перезвон

продолжался. До окончания ему не полагается покидать исповедальню. Это

произойдет ровно в четыре тридцать. Но рука сама легла на ручку  двери

и застыла в  таком положении.  Болезненные спазмы  в паху  становились

почти невыносимыми; он думал, что уже забыл о такой боли.

    Он посмотрел на часы. Секунды скакали слишком быстро.  Колокольный

звон продолжался.

    Джон повернул ручку и вышел из кабины.

    Стройная девушка с  распущенной гривой  темно-каштановых волос,  в

облегающем  красном  платье  была  уже  у  самой  двери.  В  следующее

мгновение  дверь  открылась,  в  глаза  ударил  яркий  послеполуденный

солнечный свет, Дебра Рокс вышла на улицу и закрыла дверь за собой.

    Еще два удара колокола. И тишина.

    Джон глубоко  вздохнул. Сердце  стучало. Все  еще чувствовался  ее

запах. Видимо, впитался  в одежду.  Ладони были  липкими от  холодного

пота. Ему  почудилось,  что  сейчас  упадет  в  обморок,  но  организм

оказался сильнее.  Черные обтягивающие  брюки  встали дыбом  в  районе

паха, и стало ясно, что следует  немедленно идти в ванную и  принимать

ледяной душ.

    - Да поможет мне Бог, - прошептал он и ринулся прочь из храма.

    Глава 3

    Запах возник,  когда он  меньше  всего этого  ожидал. Он  сидел  в

рыбном ресторанчике  Скапарелли  на  Норт-Бич,  вместе  с  монсеньером

Макдауэллом по правую руку и первым помощником мэра - по левую.  Запах

исходил почему-то от чесночно-розмаринового соуса. Почувствовал он его

в тот  момент, когда  зачитывал свой  доклад и  перечислял  количество

бездомных  и  суммы,  которые   необходимо  выделить  из  бюджета   на

организацию бесплатных обедов. Он  быстро обнюхал свои пальцы,  сделав

вид, что решил почесать нос. Ее запах был повсюду - и нигде конкретно.

Постепенно до него дошло, что  этот запах попросту запечатлелся в  его

сознании.

    Помощник мэра начал что-то объяснять, но в этот момент в зал вошла

темноволосая  женщина  в  красном  платье.  Внимание  Джона  полностью

переключилось. Он следил, как женщина идет под руку со своим спутником

- приятелем  или супругом,  как они  приближаются к  столу и  проходят

мимо. Она о чем-то говорила с мужчиной. Голос ничем не напоминал голос

Дебры Рокс.

    - Понимаете, что я  имею в виду?  - заканчивая, произнес  помощник

мэра, мрачного  вида  человек  по фамилии  Вандерфолк.  Джон  согласно

кивнул, хотя ничего из сказанного не только не понял, но и практически

не слышал.

    - Нет, мы  не понимаем, что  вы имеете в  виду, - быстро  возразил

Макдауэлл, растянув губы в улыбке, при этом морщины на его  старческом

лице стали  еще глубже.  - Либо  мы получаем  необходимые суммы,  либо

будем вынуждены сократить всю  нашу деятельность вдвое.  Вот так. -  И

сверкнул ледышками своих голубоватых глаз в сторону Джона Ланкастера.

    Дискуссия продолжалась и становилась  все горячее. Внимание  Джона

рассеивалось. Он пытался сосредоточиться. Но, отхлебнув красного вина,

он опять почувствовал  ее запах.  Он сложил руки  и увидел  ее губы  в

окошечке. Послышался женский смех, и он обернулся так быстро, что отец

Макдауэлл обратил внимание.

    - Джон, черт возьми, да что с тобой сегодня, сынок?

    - Нет, ничего. Извините.  Просто задумался на  минутку о своем.  -

Когда отец Макдауэлл сердится, с ним шутки плохи.

    - Лучше  думай о  деле, -  резко бросил  монсеньер, возвращаясь  к

дискуссии, в которой принимали участие, кроме Вандерфолка, еще трое.

    Джон  постарался.  Но  это  оказалось  непросто.  Краем  глаза  он

заметил, как  в зале  мелькнуло что-то  красное, и  тут же  отключился

снова. Вернувшись домой, он принял три холодных душа - один за другим,

бам - бам - бам. Потом, не  вытираясь, роняя капли и дрожа от  холода,

присел к  столу и  попробовал сосредоточиться  на паззле.  Он  воткнул

четыре кусочка  не  на  свои  места, прежде  чем  отказался  от  этого

занятия. А после этого, как во сне, обнаружил себя стоящим перед окном

- голым, покрытым  гусиной кожей,  - уставившимся  на большой  красный

"X", полыхающий в небе.

    "Я снимаюсь в фильмах со стриптизом", - сказала она.

    - Вы согласны,  отец Ланкастер? Джон  испуганно вздрогнул,  увидев

перед собой внимательный взгляд монсеньера.

    - Согласны? - повторил Макдауэлл. В глазах мелькнула угроза.

    - Да, сэр,  безусловно, - поспешил  согласиться Джон, и  Макдауэлл

удовлетворенно улыбнулся.

    -  Обсудим  проблему  порнографии  в  другой  раз,  -   проговорил

Вандерфолк. - Как вам хорошо известно, джентльмены, мэр прилагает  все

усилия, чтобы очистить этот квартал.  Но у этой публики очень  шустрые

юристы. Чуть что, они принимаются размахивать у вас перед носом Первой

поправкой, как раскаленной сковородкой!

    - Значит, найдите  более шустрых юристов!  - рявкнул Макдауэлл.  -

Заплатите им больше! Я уже двадцать  пять лет вынужден сидеть на  краю

этой клоаки и  наблюдать, как она  расползается, как раковая  опухоль!

Как вам известно, буквально  вчера вечером кто-то сошел  с ума и  убил

там несколько  человек.  Не  исключаю, что  к  этому  его  подтолкнула

какая-нибудь, извиняюсь за выражение, шлюха с моралью портовой  крысы.

Когда мэр собирается убрать эту грязь из моего прихода?

    Джон подцепил кусок белой рыбы, но замер, не донеся вилку до  рта.

Он внимательно  посмотрел  на  Макдауэлла. Смотрел  на  него  долго  и

внимательно, -  старый монсеньер  все продолжал  кипятиться по  поводу

порноквартала. Такого бессердечного  равнодушия, которое мелькнуло  на

этом старческом  лице,  ему  никогда  раньше  видеть  не  приходилось.

Макдауэлл  грохнул  кулаком  по  столу.  Серебряные  приборы   жалобно

звякнули.

    - Она была личностью, - произнес Джон.

    Макдауэлл замер с  открытым ртом, уставился  на него и  недоуменно

переспросил;

    - Что?

    Джон не  соображал,  что  делает. Его  трясло  внутренней  дрожью.

Бросив вилку с куском рыбы на тарелку, он с горячностью повторил:

    - Она была личностью!  То есть я  хочу сказать -  у нее тоже  была

душа, у той девушки, которую убили.

    - Что ты об этом знаешь? - с вызовом спросил Макдауэлл.

    Настало время рассказать им про  Дебру Рокс. Самое время. Но  Джон

потянулся к бокалу с вином, и момент был безвозвратно упущен.

    - А я говорю - погрузить их всех на баржу с мусором и отправить  в

открытое море, - продолжал бушевать Макдауэлл. - Может, на корм  рыбам

сгодится.

    Джон почувствовал легкую тошноту. Наверное, от вина, подумал он. А

все из-за запаха Дебры  Рокс. Кто-то через два  столика от них  открыл

красную папку меню. Джон почувствовал,  что потеет, что воротник  стал

слишком тесным и  режет шею. Вслед  за этим -  с пугающей скоростью  -

перед глазами возник  образ Дебры Рокс,  без лица, и  образ еще  одной

девушки,     тоже      безликой,      в     компании      с      двумя

мексиканцами-телохранителями.   Эта   картина   прочно   заняла    его

воображение, и он подумал, совершенно спокойно: Я схожу с ума.

    - Что вы сказали? - переспросил Вандерфолк.

    - Я говорю... Наверное, мне хватит  вина. - Он не подозревал,  что

произнес вслух  предыдущую фразу.  Этот новый  провал в  самообладании

испугал его на глубинном, первозданном уровне. Он чувствовал себя  как

часы без  стрелок. Все,  что  происходило в  душе,  на лице  никак  не

отражалось. Во рту ощущался сильный чесночный вкус. Внезапно он  понял

всю  абсурдность  происходящего  -  мужчины,  обсуждающие  возможность

внебюджетного финансирования  организации  питания для  бездомных,  за

столом с  голубым китайским  фарфором и  блюдами по  цене от  двадцати

долларов.  Какое-то   в  этом   извращение,  как-то   это  все   очень

неправильно, и  это понимание  вкупе  с ярким  образом Дебры  Рокс  на

залитом солнцем пляже создало у Джона впечатление, что он может просто

провалиться сквозь землю.

    - Куда им деваться? - с усилием произнес Джон.

    -  Кому  им?  -  переспросил  монсеньер,  вытирая  корочкой  хлеба

тарелку.

    - Женщинам  из  порноквартала.  Куда они  денутся,  если  тут  все

закроют?

    - Не "если". Когда. -  Макдауэлл нахмурился; между его  кустистыми

светлыми бровями набухла складка. - Странный вопрос, Джон.

    - Возможно.  - С  чувством неловкости  он оглядел  собравшихся  за

столом. -  Но, по-моему,  это  честный вопрос.  Что станется  с  этими

женщинами?

    - Их заставят найти себе приличную работу, - ответил Макдауэлл.  -

Это во-первых. Но гораздо важнее, что эта грязь исчезнет с наших улиц,

по которым ходят школьники и могут ежедневно наблюдать все это.

    - Я понимаю, это важно, но... - Джон сделал паузу, стараясь  найти

нужные слова.  - Мне  кажется...  Мне кажется,  что нам  следовало  бы

обратить внимание  на  женщин  -  да и  мужчин  тоже,  -  которые  там

работают. Видите ли... Одно дело - сказать, что их заставят найти себе

приличную работу, и  совсем другое -  полагать, что они  действительно

захотят  ее  искать.  Сомневаюсь,  что  город  найдет   дополнительные

средства для  переквалификации  проституток и  ресторанных  танцовщиц,

большинство из которых, не исключено, сидят на игле. - Он посмотрел на

Вандерфолка.  Тот  сидел  с  каменным  выражением  лица.  Потом  -  на

Макдауэлла. Монсеньор застыл с куском хлеба во рту. - Сомневаюсь,  что

они в один миг превратятся в добропорядочных католиков. - Он попытался

улыбнуться, но лицо было как резиновое. - Я полагаю, сэр... В общем, я

пытаюсь сказать, что... Если мы выгоним их, то кто приютит их?

    За столом повисла тишина. Макдауэлл запил свой непрожеванный кусок

большим глотком вина.

    - Твой вопрос...  - наконец  произнес он.  - Ты  считаешь, что  ты

более милосерден, Джон? Эти люди сами выбрали свой путь, и мы не несем

за них ответственности.

    - Не несем? - воскликнул  Джон в полном смятении. Его  захлестнула

волна недоумения и боли.

    - Нет, - подтвердил Макдауэлл и опустил на стол бокал. -  Кажется,

мы обсуждали проблему бездомных. Почему мы вдруг об этом заговорили?

    Никто не  осмелился заметить,  что он  сам отвлекся  в сторону  от

главной темы. Ужин и  разговор продолжились, но  с этого момента  отцу

Ланкастеру вопросов не задавали, чему он был бесконечно рад, поскольку

сосредоточился  на  своем  вине  и  попытке  -  вполне  безуспешной  -

вытравить из воспаленных мозгов голос Дебры Рокс.

    Я снимаюсь в фильмах со стриптизом.

    Глава 4

    Джон проснулся часа в два ночи в липкой испарине.

    Он лежал  очень спокойно,  словно пойманный  в ловушку  тела,  над

которым уже  был  не  властен.  Он  снова  начал  молиться,  но  почти

одновременно со стороны Бродвея донеслись завывания сирен  полицейских

машин.

    На этот раз молитва не помогла.

    Он попытался  сосредоточиться на  тексте из  книги, которую  читал

днем. Иисус плакал. Иисус плакал. Иисус...

    Жестокая книга это Священное Писание.

    Он наблюдал  за бликами  света на  потолке от  фар проезжающих  по

Вальехо автомобилей.  Библия -  жестокая  книга. О,  конечно,  великий

революционизирующий труд, несомненно. Чудо языка и восприятия. Но  тем

не менее жестокая.

    Они просто  обошли тот  период, когда  Иисусу настало  время  жить

сексуальной жизнью. Они  просто опустили  эту сторону  жизни Иисуса  и

продолжили с того момента, когда Иисус уже понял свое предназначение и

осознал то,  что ему  надлежит совершить.  Они опустили  все  моменты,

когда Иисус мог чувствовать неуверенность  в себе, или мог  испытывать

нужду в женском  обществе, или мог  интересоваться чем-то иным,  кроме

спасения души.

    И это очень странно, потому  что Иисус, конечно, мессия, но  Иисус

также и человек. И почему человеческая раса лишена ответов на вопросы,

которые должны были приводить в смятение даже мессию?

    Он знал, что  во имя Христа  было развязано больше  войн и  больше

невинных жизней принесено  в жертву, чем  по какой-либо иной  причине.

Правдой было и то, что религия, - по крайней мере религия в том  виде,

как ее интерпретировало  человечество -  создала цепи,  контролирующие

сексуальные устремления.  Священное  Писание говорит  о  сексуальности

очень  возвышенно,  да,  но  как   же  быть  с  реальным  миром,   где

обыкновенные люди вожделеют, страдают, просыпаются  по ночам в поту  с

мыслью о прикосновении к запретной плоти? Библия говорит - надо  ждать

законного брака. Никакого прелюбодейства. Будь сильным. Имей  совесть.

Не пожелай жены ближнего своего. Прекрасно. Все это Джон понимал.

    Но что говорит Библия о желании тела порно-звезды?

    Он был  девственником. Первое  время воздержание  было  тягостным.

Постепенно он подавил все желания  путем чтения книг, занятий  наукой,

собирания паззлов. Он посвятил душу своему призванию.

    Но  теперь  нечто  иное  неудержимо  манило  его  к  себе,  нечто,

возникшее в темной глубине подсознания. Нечто запретное и очень, очень

сладкое.

    - Боже милостивый, - прошептал он, - избавь, меня от этих  мыслей.

Молю тебя... Пусть они исчезнут! - Он знал, что Бог делает Свое  дело,

но каждый должен идти Ему навстречу. Он попробовал сосредоточиться  на

прочитанном, но  нужные страницы  не всплывали  в памяти;  вместо  них

всплывало другое  - полные  красные губы  и влажный  язычок,  медленно

облизывающий нижнюю губу с манящим вызовом.

    Он не мог спать. Не мог  даже притвориться, что спит. Он встал,  в

одних пижамных штанах направился  к своему велосипеду,  сел в седло  и

принялся яростно крутить педали.

    Он  обливался  потом.  Зачем  на  такую  мощность  было   включать

обогреватель? Он  еще приналег  на педали.  Но во  время этой  бешеной

гонки в никуда  взгляд его  был прикован к  гигантскому полыхающему  в

ночном небе знаку "X".

    - О  Боже,  -  прошептал  он,  опустил  голову  и  снова  принялся

молиться. На этот  раз он решил  читать литанию Деве  Марии. Но  когда

спустя некоторое время снова поднял голову, красный "X" сиял на том же

месте.

    Он никогда раньше не обращал  внимания, насколько большой и  яркий

этот знак. Может быть, в те  моменты, когда он смотрел на него,  некий

люк в сознании был  крепко-накрепко заперт и  ни одна темная,  грязная

мысль не могла выскользнуть на поверхность. Но сейчас болты этого люка

оказались  сорваны,  и  оттуда   полезли  твари,  совсем   недостойные

священника. Недостойные! Недостойные! Так  он кричал про себя,  крепко

зажмурившись и давя  на педали  до тех  пор, пока  не начал  струиться

градом пот и не заболели легкие.

    В половине  третьего ночи  Джон  метался по  комнате, как  тигр  в

клетке. О том, чтобы прикоснуться к себе и сбросить дикое  напряжение,

не могло быть и  речи. Мастурбация - один  из самых тягчайших  грехов.

Нет-нет, на это он не  способен. Он присел к  паззлу, но не высидел  и

двух минут. По телевизору -  ничего. Все видеокассеты пересмотрены  по

несколько раз.  Книги  -  черствые незнакомцы.  В  душе  боролись  два

чувства - стыда и злости. Он стыдился своего вожделения и злился,  что

не в силах  от него  избавиться. Оно  нарастало стремительно,  вызывая

горячую тяжесть в паху.  Я же священник -  с ужасом напомнил он  себе.

Затем: я - мужчина.  Но священник - прежде  всею. Нет, прежде всего  -

мужчина... Священник... Мужчина...

    Как бы в подобной ситуации поступил Иисус?

    На это ответа попросту не существует.

    Примерно около  трех утра  Джон решил  одеться и  пойти на  улицу.

Прочь от этой спертой, давящей жары.

    Он надел черные брюки, черную рубашку и белый воротничок. Затем  -

темно-синий свитер и бежевую куртку. Прогулка вокруг квартала будет на

пользу, даст время подумать.  Может, подвернется местечко, где  подают

приличный кофе. Вот и  отлично. Джон вышел  из своей комнаты,  миновал

библиотеку, конференц-зал и комнату, где мирно спал Дэррил, оказался у

двери на улицу, отпер  ее своим ключом и  вышел. Потом запер за  собой

дверь.

    Утренний ветерок  оказался  довольно  свеж. Джон  спрятал  руки  в

карманы и, низко склонив голову, торопливо поспешил прочь от  нависшей

белой громады собора.

    Он  направился  по  Вальехо  на  восток.  Каблуки  постукивали  по

влажному тротуару. Со стороны  океана все затянуто тончайшим  туманом.

Он прошел  мимо  ночного  кафе,  но  настроения  выпить  кофе  еще  не

появилось. Нет-нет, лучше не останавливаться.

    Глубоко в душе он уже знал конечный пункт своего маршрута.

    Он повернул на юг,  на авеню Гранта. Порыв  ветра ударил в лицо  и

промчался дальше. Джон сжал пальцы в  кулаки. И оказался на углу,  где

его тень стала пульсировать.

    Джон поднял голову к вспыхивающим неоновым рекламам. Теперь  перед

ним  простирался  Бродвей  с   его  веселыми  зазывающими   вывесками,

открытыми дверями,  музыкой, приглушенной  в этот  час, но  все  равно

рыкающей откуда-то изнутри, словно спящий зверь. Он почувствовал,  как

запылали щеки.  Довольно  долго он  простоял  на углу,  вглядываясь  в

огнедышащую даль территории, на которую опасались ступать даже ангелы.

    А затем,  примерно  через квартал,  он  увидел это  -  театральную

вывеску, одну из многих, но  именно она привлекла его внимание.  Афиша

Тихоокеанского кинотеатра  для взрослых  объявляла -  крупными  яркими

буквами: "Животная страсть". В главных ролях - Дебра Рокс, Эрик  Бурк,

Лиза Делав. Премьера!

    Иди домой, сказал  он себе.  Ради Господа нашего  Иисуса Христа  и

Пресвятой Девы Марии - иди домой!

    Но ноги не подчинялись голосу разума.

    Они уже несли  его вперед.  Редкие прохожие все  еще попадались  у

книжных лавок с литературой для взрослых и других кинозальчиков. Но их

было немного. Один  из них увидел  его воротничок, встряхнул  головой,

словно не  веря  своим глазам,  и  быстро двинулся  в  противоположном

направлении. Двое мальчишек в  черных кожаных куртках заорали  что-то,

обращаясь к Джону,  но тот  не обратил  на них  никакого внимания.  Он

замелил шаги; Тихоокеанский кинотеатр приближался слишком быстро.

    В  билетной  будке  дремал  мужчина  средних  лет.  Тут  же   Джон

обнаружил, что нет никакой необходимости заходить внутрь, поскольку  в

большой стеклянной  витрине был  размещен рекламный  плакат  "Животной

страсти".  Он   только  посмотрит,   как  выглядит   Дебра  Рокс,   и,

удовлетворив свое любопытство, пойдет домой. В этом-то все и дело,  не

правда ли? Чистое любопытство!  Он молил Бога,  чтобы у нее  оказалась

физиономия, от которой зеркало треснет.

    Но плакат не  дал ему  увидеть лицо  Дебры Рокс.  На плакате  была

изображена стройная, длинноногая женщина  с густыми черными  волосами,

распущенными по  плечам.  Она  была снята  со  спины,  в  обтягивающем

купальнике  леопардовой  раскраски,  дающим  возможность   рассмотреть

практически весь зад. У ее ног трое распростертых мужчин тянули к  ней

руки, охваченные безумной страстью.

    Как я, подумал Джон.  Он узнал податливые  формы тела Дебры  Рокс,

которые успел  разглядеть днем  в церкви;  изгиб талии  и абрис  бедер

напомнил ему  виолончель, созданную  рукой чувственного  мастера.  Это

впечатление  усиливалось  цветом  загара,   таким  ровным  и   пышущим

здоровьем, что казался нарисованным. Он некоторое время  поразглядывал

плакат, потом сделал несколько шагов в сторону, словно изменение  угла

зрения могло дать трехмерное изображение. Он бросил взгляд на билетную

кассу. Табличка извещала,  что вход стоит  пять долларов. Он  осмотрел

дверь. Дверь не представляла собой  ничего особенного, но он  понимал,

что будет  проклят,  если посмеет  войти  внутрь. Хотя..,  если  одним

глазком... Пять минут. Максимум - десять. Он сгорал от желания увидеть

лицо Дебры Рокс - просто чтобы  иметь перед глазами образ, на  который

можно было бы поместить  эти пухлые красные губы.  В ушах зазвучал  ее

голос -  мерцающий как  негасимое  пламя: Бог  создал этот  мир,  так?

Значит, и секс - тоже.

    Совершенно верно.

    Может, это окажется  не так плохо,  как он думает.  Может, и  нет.

Может быть, все эти фильмы - чистое притворство.

    Он должен увидеть. Должен.

    Он достал из бумажника пятидолларовую  бумажку, подошел к кассе  и

постучал в окошко.

    Мужчина вскинул голову, с трудом очнулся от сна, затем взгляд  его

сфокусировался на белом воротничке Джона.

    - Должно быть, вы шутите, - произнес он.

    - Один билет, - дрогнувшим голосом ответил Джон.

    - Вы правда священник? Или просто оделись под него?

    - Билет, пожалуйста, - повторил Джон.

    - Это что, шутка такая? Скрытая камера? - Мужчина повертел головой

во все стороны, ухмыляясь, словно рассчитывал увидеть Аллена Фанта.

    - Я бы хотел  купить билет. - Внезапно  Джона окатила новая  волна

страха. За  ним  в  очередь  встал  мужчина  в  сером  пальто.  Может,

кто-нибудь из тех, кто знает его? - Побыстрее, пожалуйста.

    Мужчина хмыкнул и покачал головой:

    - Ну,  это, уже  запредел! Впрочем,  священнослужители  пользуются

правом бесплатного  прохода, так  что можете  идти так.  - Он  показал

пальцем на дверь, - Толкайте, падре.

    Джон все-таки  просунул деньги  в окошко  кассы и,  подрагивая  от

ночного ветра, быстро вошел в помещение Тихоокеанского кинотеатра  для

взрослых.

    Не успел он дойти до буфетной стойки, как услышал протяжный  сгон.

От этого звука, как и от запаха подгорелого попкорна, его замутило. Но

он двигался дальше в  темноту, пока не  остановился в проходе,  словно

наткнувшись на стеклянную стену. На огромном экране показывали  нечто,

на первый взгляд более всего напоминающее экспериментальную  хирургию.

Это медицинский фильм, с изумлением подумал он. Но в следующую секунду

камера отъехала,  показывая обнаженную  женщину верхом  на  обнаженном

мужчине;  она  была  спиной  к  зрителям.  Тело  изгибалось  дугой   в

неистовстве страсти.

    - Прошу прощения,  - пробормотал  человек в сером  пальто, и  Джон

едва не упал, уступая ему дорогу.

    Постепенно глаза Джона привыкли к  темноте. Он увидел, что в  зале

сидит  еще  восемь   или  девять  мужчин,   все  полностью   поглощены

происходящим на экране.  Он сделал несколько  шагов вперед по  липкому

полу, каким-то образом нашел  кресло и уставился на  экран, как и  все

остальные.

    Девушка, у которой были черные до плеч волосы, красивая  загорелая

кожа и  тело как  изящная виолончель,  продолжала двигаться  в том  же

ритме. Вдруг  она быстро  повернулась  к камере  в  профиль и  тут  же

отвернулась обратно.  Джон  не  успел разглядеть,  как  она  выглядит.

Сердце гулко  стучало, легким,  казалось, не  хватает воздуха,  голова

кружилась. Потом справа в камере появился еще один обнаженный мужчина.

В руках он держал кусок чего-то, напоминающего тающее сливочное масло;

он втирал  это вещество  в ладони.  Пока девица  продолжала стонать  и

делать свое дело, мужчина с масляными пальцами подошел к ней сзади.

    Внезапно над спинкой кресла  показалась чья-то голова. Видимо,  до

этого момента мужчина сидел сгорбившись. Он сверкнул глазами,  крякнул

и проговорил:

    - Пожарче, чем в аду, однако!

    Нервы Джона не  выдержали. Он  вскочил, развернулся  и помчался  к

выходу. На задыхающийся  стон Дебры желудок  отреагировал как на  удар

кулаком под дых.

    - Эй!  - крикнул  кассир, увидев,  как Джон  выскочил на  улицу  и

помчался по тротуару. - Что, не понравилась киношка, падре?

    Лицо Джона пылало. Правда  - ужасная правда  - заключалась в  том,

что ему понравилось.

    Он перешел  на шаг,  лишь  оказавшись на  другой улице.  В  голове

гудело, словно ему только что проломили череп. И сотня холодных  душей

не сможет остудить  его -  равно как  и вернуть  ощущение чистоты.  От

ощущения, что зараза проникла в  самую душу, хотелось плакать; в  паху

тяжко пульсировала кровь, и не было никаких сил остановить этот мощный

ритм.

    Посередине  следующего  квартала  Джон  опять  остановился.  Слева

оказался  магазин,  чьи  витрины  были  закрыты  алюминиевой  фольгой.

Табличка гласила: Вик. Книги для взрослых. Сотни видеокассет в формате

VHS  -  beta.  Супружеская  помощь.  Новинки  для  взрослых.  Карточки

"Мастеркард" и "Виза" принимаются.

    Это место притянуло его  к себе как  магнитом. Теперь, когда  этот

нездоровый аппетит  разыгрался  не на  шутку,  от него  так  просторно

избавиться.

    Он вошел в магазинчик.

    В следующую секунду  он понял, что  настоящий ад, царство  горящих

пещер, находится отнюдь не под  землей. Ад расположен в магазине  Вика

"Книги для взрослых", на Бродвее, в одном квартале о г собора  Святого

Франциска.

    Стопки журналов демонстрировали всевозможные виды половых актов  и

извращений; до сего момента Джон даже не представлял, что некоторые из

них просто физически  возможны. Лишь  при одной мысли  о некоторых  он

должен быть низвергнут в геенну огненную на веки веков, в этом он  был

абсолютно уверен. А на прилавке, за которым жирный парень с сигарой  в

зубах смотрел переносной телевизор, располагался обширный  ассортимент

, aпрочем, есть  лишь один  способ описать  это: искусственные  члены,

всех  цветов   и   размеров,  ребристые,   бородавчатые,   скрученные,

сморщенные, гладкие. Джон в изумлении на них уставился; то, что  любой

может воспользоваться такими предметами, потрясло его до глубины души.

Повернувшись, он  обнаружил еще  одну  витрину, точнее,  целую  стену,

уставленную видеокассетами.

    -  Помочь,  приятель?  -   поднял  голову  любитель  сигар.   Джон

обернулся, парень увидел  белый воротничок,  но не  моргнул глазом.  -

Что, отче, на промысел вышел?

    - Нет-нет, я... - Он энергично  покачал головой. От всего, на  что

попадал взгляд,  хотелось стошнить,  но  он заставлял  себя  смотреть.

Заставлял свои  глаза  пресытиться  запретными  картинами.  Он  сделал

нетвердый шаг к стеллажу с видеокассетами.

    И тут  же  увидел  это.  Прямо Перед  собой.  Немного  правее,  на

четвертой сверху полке:  "Сырые алмазы".  В главных ролях  Пам Эшли  и

Дебра Рокс.

    Рука сама потянулась к полке.  Пальцы схватили кассету и  вытащили

из обоймы. На обложке была изображена смазливенькая, улыбающаяся рыжая

девица с полной  горстью необработанных алмазов.  Ее обнаженные  груди

выглядели просто  огромными.  На  ценнике  стояло  -  тридцать  девять

девяносто пять. У него в бумажнике оставалось лишь тридцать  долларов,

а воспользоваться кредитной карточкой и тем самым обнаружить свое  имя

Он бы ни за что не посмел.

    - Сегодня пятьдесят процентов  скидка. Распродажа, - заметил  Вик,

не вынимая сигары изо рта. - Скидки до субботы.

    О  Господи,  подумал  Джон  и   потер  ладонью  взмокший  лоб.   О

Господи...

    - Неплохая  вещь.  Живая  и вполне  миленькая.  -  Продавец  вновь

погрузился в телевизор. - Не смотрите "Доктор Рут"? Полный отпад!

    Джону хотелось поставить  кассету на место.  Хотелось вымыть  руки

соляной кислотой. Но пальцы не разжимались, и он подошел к кассе. Лицо

было бледным, глаза блуждали.

    - Скажем, ровно пятнадцать  баксов, - заявил  Вик. - Мне  нравится

быть добрым бизнесменом.

    - Положите в пакет, пожалуйста. - Ясное дело. - Вик взял двадцатку

и выдал Джону пять  долларов сдачи. Потом  опустил кассету в  бумажный

пакет с  надписью "Вик.  Книги для  взрослых". И  повернул  маленькое,

написанное от руки объявление, чтобы Джон мог получше рассмотреть его:

    Специальное субботнее шоу!  С двух тридцати  до трех ровно!  Дебра

Рокс собственной персоной!

    - Она  в "Сырых  алмазах", -  пояснил Вик.  - Настоящая  красотка!

Рекламирует свой  новый фильм,  как  раз начинается  в  Тихоокеанском.

Знаете, она  ведь  живет  здесь, в  Сан-Франциско.  Серьезно!  Но  где

именно, не знаю.  Если бы знал,  я бы  не торчал тут  с "Доктор  Рут",

можете не сомневаться!  - Он  оглушительно расхохотался,,  и с  сигары

посыпался пепел.

    Джон  дрожащими  руками  взял  пакет  и  сунул  под  мышку.  Потом

опрометью выскочил из магазина и позволил себе перевести дыхание  лишь

в тот момент, когда холодный воздух немного остудил лицо.

    Вик услышал стук каблуков. Звук раздавался со стороны  внутреннего

коридора, оттуда, где  обычно устраивались пип-шоу  <варьете с  голыми

девушками или стриптизом (peep-show, амер.).>.

    - Слушай, парень, ты  просто не поверишь! -  крикнул он. - У  меня

только что был священник! Настоящий священник! Без дураков!

    Коротко стриженный  светловолосый  мужчина  в  длинном  коричневом

пыльнике подошел  к  прилавку. Он  уже  видел объявление  о  субботнем

выступлении Дебры  Рокс, но  тем  не менее  уставился на  бумажку  как

завороженный.

    - Я  видел  ее в  "Суперплуте",  - мечтательно  произнес  он.  Его

темно-карие  глаза  с  красными  каплями  татуировки  по  обеим  щекам

пристально уставились в  полное лицо  Вика. -  Я люблю  ее, -  добавил

мужчина.

    - Отлично! Ты, а  также еще десять тысяч  рогатых ублюдков. -  Это

совсем другое дело, - мягко возразил Трэвис. - Она меня тоже любит.  -

После этого он развернулся и вышел в ночь.

    - Псих, - буркнул Вик и прибавил громкости телевизору.

    Глава 5

    Наваждение.

    Да, именно так, думал Джон, доставая из пакета видеокассету. Пакет

сам по себе служил  тяжкой уликой и должен  был быть порван на  мелкие

клочки, прежде чем найти свое место в мусорной корзине. Руки  дрожали,

пока он открывал коробку и вынимал кассету.

    Наваждение.

    Впрочем,  нет,  тут  же  поправил   он  себя.  Нет,  это   простое

любопытство. Ему хочется увидеть лицо Дебры Рокс, только и всего. Если

бы он мог  увидеть ее  лицо, он  бы не  задумываясь вышвырнул  кассету

прочь. Один внимательный взгляд на ее  лицо - и его любопытство  будет

удовлетворено.

    Он  включил  телевизор,  убавил  громкость  и  вставил  кассету  в

приемник. Прибор включился автоматически. На фоне похотливо  танцующей

пышногрудой рыженькой  пошли титры  "Сырых алмазов".  Если  кто-нибудь

сказал бы  ему,  что когда-нибудь  на  его домашнем  телевизоре  могут

появится такие кадры, он бы  счел говорившего попросту сумасшедшим.  И

тем не менее это произошло, происходило у него на глазах,  происходило

наяву, хотя изображение и  было зернистым и не  очень четким. Да,  так

оно и было, и Джон уже думал, как будет искупать этот грех.

    Внутренне содрогаясь, он придвинул кресло  поближе к экрану и  сел

смотреть.

    Фильм был без сюжета. Нет, что-то там крутилось вокруг похитителей

необработанных алмазов, но, в общем,  никакого значения это не  имело.

Освещение было ужасным,  камера дрожала, звук  не синхронизирован.  На

экране  так   и   эдак  вертелась   рыженькая,   демонстрируя   группе

предполагаемых похитителей алмазов все свои прелести во всех  мыслимых

и немыслимых ракурсах. В  конце концов трое потенциальных  похитителей

бросали  свои   алмазы  и   громоздились  на   рыженькую  с   той   же

решительностью, как бродяги - на проходящий мимо товарняк.

    Поначалу Джон решил, что от лицезрения всего этого коловращения он

должен завопить, вылезти из шкуры вон и в таком виде бежать в  церковь

сломя  голову.  Но  спустя  минут  пятнадцать  его  охватило  странное

летаргическое состояние.  Он  больше  не видел  во  всем  этом  людей,

занимающихся сексом;  он видел  только  сталкивающиеся куски  мяса.  В

какой-то момент ему даже показалось, что они просто спят, потому что и

трое мужчин, и рыженькая все делали  с закрытыми глазами, а их  чресла

двигались, как автоматы. Даже  оператор, казалось, заснул, потому  что

камера  перестала  трястись  и  продолжала  находиться  в  неподвижном

состоянии достаточно долгое время.

    Джон с блестящими глазами и полуоткрытым ртом продолжал пялиться в

экран телевизора.  Трое  мужчин  завершили  свое  дело  -  к  большому

удовлетворению наблюдателя. Рыженькая потягивалась и улыбалась, словно

только что познала  нирвану. Джон  заметил, что  у нее  под мышками  -

волосы.

    Кошмар, подумал  он. Это  совершенно несексуально.  Он  потянулся,

чтобы нажать кнопку перемотки вперед.

    Сцена изменилась.

    Загорелая девушка  с черными,  ниспадающими  на плечи  волосами  и

телом,  способным  довести  до   слез  ангела,  склонилась  на   грудь

обнаженного мужчины. Они оба лежали в постели. Ее лицо было  повернуто

от камеры, но  она о  чем-то разговаривала  с мужчиной,  и Джон  снова

напрягся. Это был тот самый прокуренный, невероятно чувственный  голос

Дебры Рокс.

    Она медленно  потянулась  к  паху  мужчины.  У  Джона  перехватило

дыхание, и он в очередной раз взмолился - О Боже!..

    Дебра Рокс повернулась к камере.

    Верхнюю часть ее лица  закрывала блестящая, с заостренными  краями

полумаска. Как у Марди Грае, подумал Джон. Но он мог различить цвет ее

глаз - темно-серый, цвета древесного угля, подернутого пеплом.  Волосы

густыми черными волнами  омывали загорелые  плечи... А  ее груди...  О

Боже, ее груди были так прекрасны, как и мечтал - и боялся - Джон.

    И тем не менее маска не давала возможности как следует рассмотреть

ее лицо. А ее полные красные губы устремились непосредственно к  паху,

и  Джон  подумал,  что  сейчас  небеса  должны  разразиться  громом  и

молниями, снести потолок  и поразить  его в его  нечестивые глаза.  Но

потолок остался на месте.

    Красные губы двигались  с размеренной  страстью. Мужчина  выдохнул

"о'кей"  в  камеру  и  улыбнулся  столь  сладострастно,  что  у  Джона

появилось непреодолимое желание заехать  ему кирпичом по голове.  Если

бы им только удалось встретиться. Нет-нет,  он не способен на это.  Но

зачем же ему так улыбаться?

    Джон  придвинул  кресло  еще  немного  поближе.  Губы  Дебры  Рокс

заполнили весь экран.

    Я умру, подумал Джон.  Прямо здесь и сейчас.  Утром сюда войдут  и

обнаружат тушку, лежащую в маленькой вонючей луже...

    В этот момент Дебра Рокс подняла голову и произнесла, обращаясь  к

мужчине:

    - Я хочу тебя побрить.

    Мелкие  капли  пота  выступили  на  верхней  губе.  Струйки   пота

покатились по  шее.  Дебра Рокс  взяла  баллончик с  мыльной  пеной  и

обрызгала пах. Взбила пену, потом взяла опасную бритву и...

    Джон подпрыгнул, словно ощутил на загривке горячее дыхание  самого

дьявола. Было такое ощущение, что обогрев в здании включили на  полную

мощность и из вентиляционных отверстий на потолке поступал раскаленный

жар.

    Дебра Рокс, если когда-нибудь  решит бросить карьеру  порнозвезды,

сможет стать первоклассной парикмахершей.

    Когда процесс  завершился, Джон  поставил об-:  ратную  перемотку.

Посмотрел еще  раз.  И  перемотал заново.  И  нажал  стоп-кадр,  чтобы

разглядеть лицо Дебры Рокс, скрытое полумаской.

    Ее прекрасные серые глаза с  вызовом смотрели в камеру. Губы  чуть

приоткрылись, шепча.  Джон бесконечно  долго всматривался  в ее  лицо.

Сердце стучало, тело было мокрым от пота.

    А затем сверкнула ослепительная мысль: я люблю ее.

    Полная нелепость,  естественно.  Он  ее даже  не  знает.  Впрочем,

сейчас он  ее уже  знает.  Может быть,  даже  более интимно,  чем  тот

ухмыляющийся свежевыбритый подонок. Я люблю ее, повторил он про себя и

прижал ладони ко  лбу. Следующей  мыслью было поставить  на место  все

болты того потайного люка, пока окончательно не сошел с ума. Он  нажал

кнопку перемотки вперед. Дебра Рокс больше не появилась.

    Он перемотал кассету  до самого начала  и выключил аппаратуру.  За

окном начали розоветь облака. Ночь близилась к концу.

    Он стоял в полумраке у окна и смотрел на большой красный "X".

    Iн  чувствовал  себя  опустошенным,  выжатым  как  лимон,   словно

промчался на велосипеде  сотню миль по  неизведанной дикой  местности.

Самое странное  в  этом было  то,  что дикая,  неизведанная  местность

располагалась всего лишь  в квартале от  его собственного жилища.  Там

находился иной мир - в  квартале пешком, но на неизмеримом  расстоянии

от белых стен церкви.

    Если монсеньеру Макдауэллу станет об этом известно, самые страшные

пытки каленым железом покажутся детскими игрушками по сравнению с тем,

что произойдет на самом деле.

    Но тем не менее Джон до сих  пор так и не смог увидеть лица  Дебры

Рокс. Он думал, что сойдет с ума, если не увидит его, но если увидит -

сойдет еще быстрее.

    Он вспомнил объявление в магазине Вика: Специальное субботнее шоу!

С двух тридцати до трех ровно! Дебра Рокс собственной персоной!

    С половины третьего до трех, повторил Джон. Нет, днем ноги его  не

будет и быть не может в этом  районе. Завтра - четверг. Что ж, пора  с

этим заканчивать. В субботу Дебра Рокс будет в магазине Вика, до  него

- рукой подать, но на этом - все, конец.

    Конец.

    Джон лег в постель  и попытался заснуть,  забыв раздеться. Но  как

только пред мысленным взором предстали полные красные губы Дебры Рокс,

сон покинул его.  О, прикоснуться  к ее  коже, запустить  пальцы в  ее

волосы цвета  вороного крыла,  поцеловать  эти губы  и забыться  в  ее

теплых объятиях... О, это было бы божественно.

    Но постепенно сон взял свое, и мысли растаяли.

    Глава 6

    Он резко поднялся, одурманенный сном, и сразу понял, что опоздал.

    Солнце светило слишком  ярко. Половина одиннадцатого,  а может,  и

одиннадцать. Встреча  с отцом  Стаффордом  назначена на  девять.  Джон

поморгал, сгоняя  пелену с  глаз, и  посмотрел на  часы. Десять  сорок

восемь. Он выпрыгнул из постели, метнулся в ванную, по дороге ударился

о косяк и рассадил плечо. Бриться некогда. Глаза как вареные яйца.  Он

почистил зубы, прополоскал  рот и поспешил  на служебную половину.  На

полпути он вспомнил, что даже  не запер дверь своей комнаты.  Впрочем,

ничего страшного, никто не собирается у него ничего воровать.

    Задыхаясь, он  влетел в  офис Дэррила.  Секретарша миссис  О'Миэрс

сказала, что  отец  Стаффорд  ушел  примерно  пятнадцать  минут  назад

готовиться к  встрече  с  католическим  клубом  садоводов  Норд-Бич  в

конференц-зал номер  два. Миссис  О'Миэрс сказала,  что отец  Стаффорд

обещал вернуться в офис примерно в половине двенадцатого.

    Второй конференц-зал располагался на- первом этаже. Джон  понимал,

что ему  придется  как-то  объяснить,  почему  он  пропустил  утреннюю

встречу, но, поймав на себе странный взгляд миссис О'Миэрс, сообразил,

что в таком помятом и небритом виде лучше вернуться домой, принять душ

и вообще привести себя в порядок, пока не попался на глаза монсеньеру.

Он поблагодарил миссис О'Миэрс и заторопился назад.

    Вернувшись, Джон прямиком направился в  ванную. На ходу он  бросил

взгляд на видеомагнитофон, этот черный ящик искушения.

    Сердце остановилось.  Он мог  поклясться, что  оно остановилось  и

было готово лопнуть, как раскаленная печь.

    Магнитофон исчез. Исчез.

    Вместо него  остался листок  бумаги. И  на нем  - несколько  слов,

написанных чернильной ручкой. Записка от Дэррила.

    Доброе утро, соня! Жаль, не  удалось встретится. Решил, ты  чем-то

занят. Реквизировал видик  временно, в конференц-зал  номер два.  Меня

ждут тридцать восемь пожилых леди,  которые желают посмотреть фильм  о

крокусах. Пришлось позаимствовать твою технику. Дверь была не заперта,

так что полагаю, ты не возражаешь. За мной - гамбургер на ленч. D.

    Листок выпал из потерявших  чувствительность пальцев. Джон  замер,

словно  пораженный  громом.  Он  не  вынул  кассету  из   магнитофона!

Магнитофон начнет мотать  пленку, как  только Дэррил  воткнет вилку  в

сеть. И тридцать восемь любительниц садоводства увидят такие  цветочки

и такие побеги, на которые совершенно не рассчитывали...

    О Боже! -  чуть ли не  вслух воскликнул Джон.  Кровь отхлынула  от

лица.  Несколько  секунд  он  чувствовал  себя  как  тот  персонаж  из

мультфильма: ноги изобразили некое подобие  бешеного бега на месте,  а

затем тело, словно выпущенное из катапульты, ринулось к двери.

    Ему доводилось слышать  выражение "рвать задницу".  Но никогда  не

думал, что  оно может  иметь прямое  значение. Он  почти пролетел  все

ступени до коридора и ринулся к закрытой двери второго конференц-зала.

    Он поскользнулся,  едва не  растянувшись на  линолеуме,  рикошетом

отлетел от стены и наконец с  такой скоростью ворвался в зал, что  все

тридцать восемь седых, голубых и белых голов моментально обернулись  в

его сторону.

    В передней части комнаты отец Стаффорд присоединял видеомагнитофон

к большому цветному телевизору.  Телевизор уже работал, палец  Дэррила

завис над кнопкой включения магнитофона.

    - Стоп! - вскрикнул Джон так, что пожилые леди подпрыгнули в своих

креслах.

    Палец Дэррила замер менее чем в дюйме от кнопки "пуск".

    - Спешите, отец Ланкастер? - произнес он, вскидывая брови.

    - Да!  То есть  нет, не  спешу. -  Джон попытался  выдавить  некое

подобие улыбки в  сторону любительниц садоводства,  с большинством  из

которых был знаком лично. - Доброе утро, леди.

    - Доброе утро, отец Ланкастер, - ответили дамы.

    - Надеюсь, вы нашли мою записку?  - спросил Дэррил. - Полагаю,  не

возражаете?

    - Я? Возражать? Ничуть! - Он улыбнулся чуть шире, но лицо при этом

было готово треснуть пополам.

    - Вы тоже хотите посмотреть этот фильм? - ласково поинтересовалась

миниатюрная пожилая леди с голубыми крашеными волосами.

    - Думаю, отец Ланкастер его уже  видел, - заметил Дэррил. У  Джона

перехватило дыхание,  потому что  одновременно  с этими  словами  отец

Стаффорд громко щелкнул кнопкой "пуск".

    На экране появились титры:  Крокусы. Весеннее чудо природы.  Текст

читает Перси Веллингтон.

    Экран  заполнили  разноцветные  цветы.  Джон  оставался  в  полном

оцепенении.

    - Кажется, я должен тебе кое-что отдать, - тихо проговорил Дэррил,

подходя к своему  приятелю. -  Леди, желаю приятно  провести время,  -

мило улыбнулся он дамам и увлек Джона за собой в коридор.

    Отец Стаффорд расстегнул  пиджак и достал  из внутреннего  кармана

видеокассету с надписью: "Сырые алмазы". Фирма "Кавальера". Фильмы для

взрослых.  Держа   ее   двумя   пальцами,   как   дохлую   крысу,   он

поинтересовался:

    - Ничего не напоминает?

    Первым желанием Джона было сказать,  что никогда в жизни не  видел

подобной гадости.  Но  понял, что  зашел  слишком далеко  и  отрицание

только усугубит тяжесть на душе. Он взял кассету, прислонился к  стене

и вздохнул:

    - Слава Богу, ты не показал это любительницам садоводства.

    - Да,  пожалуй,  это  сильно  оживило  бы  их  сборище.  -  Дэррил

усмехнулся, но глаза оставались серьезными. Затем улыбка исчезла. - Не

хочешь мне что-нибудь объяснить, Джон?

    - Я... - С чего начать? Он  помолчал, собираясь с духом. - Я...  Я

сегодня ночью гулял  по Бродвею. Часа  в три. И  в одном из  магазинов

приобрел эту кассету.

    - Понятно. Продолжай, - кивнул Дэррил, глядя в пол.

    - А еще заходил в кино. В кинотеатр для взрослых.

    - Полагаю, ты смотрел не Уолта Диснея.

    - Но пробыл там каких-то пару минут. И потом ушел.

    - Пару минут? Ты  успел увидеть... Ну, сам  понимаешь, - решил  не

досказывать Дэррил.

    - Да. И  на кассете  тоже. Дэррил, мне  в самом  кошмарном сне  не

могло присниться,  что  я на  такое  способен! Может,  я  наивный  или

глупый,  но..,   зачем  в   мире  существуют   места,  где   продаются

искусственные половые члены длиной по два фута?

    -  Полагаю,  все  к  этому  стремятся,  -  с  невинным  лукавством

откликнулся Дэррил. - Ты так не думаешь?

    - Я не  об этом! -  Джон сделал несколько  шагов в сторону,  потом

вернулся обратно. - Это же.., это же совсем иной мир! Все продается  -

все, буквально! - Он сокрушенно покачал головой. - Просто не  верится,

что такое возможно!

    - Тебе понравилось? - спросил Дэррил.

    - Что?

    - Тебе понравилось?  - повторил  Дэррил. - Хочешь  пойти туда  еще

раз?

    - Нет! Конечно же, нет! -  Джон потер пальцами лоб. Правда  должна

быть высказана, даже  если она  может оказаться губительной.  - Да,  -

тихо сказал он. - Мне понравилось. - В глазах стояла мука. - И я  хочу

вернуться туда.

    - О-о, - протянул Дэррил. - Кажется, дело обстоит несколько хуже.

    Снова появилась возможность поведать  кому-нибудь про Дебру  Рокс.

Джон  уже  почти  решился,  он  искренне  хотел  этого,  но   внезапно

почувствовал, что не желает делиться ею ни с кем. Да и в конце концов,

существует же тайна  исповеди. Как  он смеет пренебречь  тем, что  для

нее, безусловно, имеет огромное значение?

    - Как бы ты поступил на моем месте? - спросил Джон.

    - Видишь ли, - мгновенно откликнулся Дэррил, прислонясь к стене, -

не  могу  сказать,  что  сам  не  прошел  через  подобные   искушения.

Понимаешь, я всегда мог бы сказать, что хочу спасти заблудшие души.  Я

мог бы заходить в эти кинотеатры и магазины, высоко поднимая над собой

распятие,  словно  отгоняя  вампиров.  Но  я  не  делал  этого.  И  не

собираюсь. Я священник,  но в то  же время  - мужчина, и  я знаю  свои

возможности. Короче говоря, я  не намерен подвергать себя  искушениям,

Джон.

    - Хочешь сказать, что эти места сильнее, чем твоя сила воли?

    - Не обязательно, - покачал головой  Дэррил. - Просто дело в  том,

что... Я посвятил свою жизнь служению Богу и приучил себя  подчиняться

велению разума, а не.., прости за грубость, члена. Мои половые  органы

большую часть  времени  пребывают  в сонном  состоянии,  но  время  от

времени все-таки просыпаются. И  в этот момент  сообщают, что я  самый

последний идиот на  белом свете.  Но я принимаю  холодный душ,  читаю,

изучаю книги, молюсь,  но никогда не  подвергаю себя искушению,  Джон.

Это исключено.

    - Но это же люди нашего прихода, - проговорил Джон. - Кажется, нам

следовало бы ходить туда.

    - Зачем? Раздавать духовную  литературу? Читать молитвы на  углах?

Заходить в порноклубы  и пытаться спасти  пропавшие и сгоревшие  души?

Нет, эти люди зашли слишком далеко, чтобы прислушаться к тому, что  мы

можем сказать  им. Там  правят его  величество доллар  и наркотики,  и

Христа там не жалуют.

    - Мы должны попытаться. Я имею  в виду... - Он замолчал, не  зная,

что сказать дальше.

    - И сами погрязнем в грехе и пороке, - заявил Дэррил. - Мы  сойдем

с ума от увиденного.  О, сатана прочно окопался  в этих местах,  Джон!

Сатана знает, что эти  люди не собираются  идти к нам,  и мы не  можем

пойти к ним без того, чтобы.., не подвергнуть себя страшной опасности.

    - Хочешь сказать, это грозит мне? Страшная опасность?

    - Да, - невыразительно ответил Дэррид. И Джон понял, что его  друг

говорит правду.

    - Что же мне делать?

    - Во-первых, выбросить  эту пленку  в мусорный ящик.  Вырви ее  из

кассеты и затолкай  как можно глубже.  И упаси тебя  Бог попасться  на

глаза монсеньеру. Потом отправляйся в свою комнату, прими, ледяной душ

и начни от руки переписывать Библию.

    - Переписывать Библию? Зачем?

    - Не  знаю,  -  пожал  плечами  Дэррил.  -  Но  монахам,  говорят,

помогает.

    Джон вышел из здания и направился к зеленому мусорному баку. Он  с

яростью принялся выдирать пленку  с катушек, стараясь прояснить  мозги

путем физического  уничтожения  свидетельства греха.  Потом  пришло  в

голову, что одновременно он  уничтожает единственное имеющееся у  него

изображение  лица   Дебры  Рокс,   и  движения   замедлились.  Но   не

прекратились. Он рвал ее  на куски. Потом бросил  в бак и закопал  под

грудой мусора.

    И под левой рукой, слипшаяся с картонной коробкой из-под свинины с

бобами, откуда ни  возьмись вынырнула  голубая листовка.  На ней  было

написано: Специальная субботняя  программа. Магазин Вика  - книги  для

взрослых. Пятидесятипроцентная скидка на все кассеты! Сотни фильмов. С

двух  тридцати  до  трех  часов   -  эротическая  звезда  Дебра   Рокс

собственной персоной!

    "Эротическая звезда", подумал Джон. Это все-таки звучит  несколько

лучше, чем "королева порно".

    Он вытер  листовкой  пальцы,  испачкавшиеся в  бобах,  и  с  силой

захлопнул крышку мусорного бака.

    Глава 7

    Наступила суббота. Начиная  с четверга в  ванной Джона  Ланкастера

очень часто лилась  ледяная вода  из душа. Он  прекрасно отдавал  себе

отчет в том, что можно уничтожить и выбросить пленку, но все те кадры,

которые  бесконечно   продолжали   крутиться   в   мозгу,   уничтожить

невозможно.

    Он пообедал вместе с  монсеньером Макдауэллом и отцом  Стаффордом.

Потом монсеньер отправился  с приятелем  на рыбалку,  а отец  Стаффорд

уехал навестить свою матушку в Окленд.  Джон сидел в своем кабинете  и

изучал тему божественного вмешательства; он вчитывался в каждое слово,

в каждую строчку  с такой тщательностью,  словно пережевывал пищу,  но

понимал, что не в  состоянии обмануть ни себя,  ни Бога. Через  каждые

несколько минут он поднимал голову и смотрел на каминные часы, стрелки

которых неумолимо приближались к половине третьего.

    В два пятнадцать он закрыл книгу и склонил голову, погрузившись  в

молитву.

    А когда  открыл  глаза, первым  делом  взглянул на  велосипед.  Ну

конечно  же!  -  мысленно  воскликнул  он.  Вот  оно,  решение!  Снять

стационарное устройство,  превратить его  снова в  машину для  уличной

езды, прыгнуть в седло и отправиться куда-нибудь подальше - в сторону,

противоположную магазину Вика.  Да! Вот  выход, который  он так  долго

искал!

    Джон почистил  зубы и  переоделся.  Для велосипедной  прогулки  он

выбрал поношенные  джинсы, клетчатую  рубашку и  коричневый  шерстяной

свитер. Воротничок надевать нет необходимости; его можно даже не брать

с собой. Можно позволить себе кратковременный отпуск, на  какой-нибудь

час - полтора.  Он надеялся, что  Господь не разгневается  на него  за

столь незначительную передышку. Дэррил вернется минут через тридцать -

сорок, так что  церковь без присмотра  не останется. Все  складывается

как нельзя  лучше. Джон  натянул свои  старые кроссовки  "Найк",  взял

гаечный ключ  и  отсоединил  струбцины  от  переднего  колеса.  Теперь

велосипед вполне  годится  для улицы.  Он  - тоже.  Осталось  накинуть

бежевую ветровку, застегнуть  молнию и запереть  за собой дверь.  Джон

вышел в холл и бросил взгляд на часы.

    Два двадцать семь.

    На Вальехо-стрит он сел в седло и покатил в западном  направлении.

Потом свернул  на север.  И  снова на  запад.  День выдался  свежим  и

солнечным - великолепный октябрьский денек. Складывалось  впечатление,

что множеству людей одновременно  пришла в голову та  же мысль, что  и

Джону. Во всяком случае, улицы были битком забиты машинами. То и  дело

возникали пробки. Но Джон  протискивался между машинами, ветер  трепал

волосы, велосипед уносил его все дальше и дальше от Дебры Рокс.

    Он посмотрел на часы. Два тридцать девять. Наверное, она уже  там.

Раздает автографы. Разговаривает с мужчинами своим прокуренным голосом

с южным акцентом. Улыбается им.  Он приналег на педали. Впереди  снова

образовалась пробка. Он свернул на север; дорога пошла немного в гору.

Два сорок две. О да, она наверняка уже там, улыбается и разговаривает.

Может, на ней это обтягивающее красное платье. Она посылает  воздушные

поцелуи. Может, облизывает нижнюю губку, чтобы свести с ума еще одного

дурака. О  Боже,  подумал  Джон. Очень  хотелось  надеяться,  что  Вик

все-таки убрал  с  прилавка  все  эти  гигантские  фаллосы,  чтобы  не

оскорблять ее.

    Джон  сам  рассмеялся  собственной  глупости.  Но  смех  получился

напряженным. Дебра Рокс  прекрасно знакома со  всеми этими  кошмарными

предметами. Возможно, она... Да, вполне  возможно, что она знает,  как

ими пользоваться.

    Он продолжал крутить  педали. Наручные часы  показывали два  сорок

четыре.

    Какой прекрасный день.  Как раз для  велосипедной прогулки.  Ветер

чистый и  свежий.  Он вбирает  полную  грудь этого  сладкого  осеннего

воздуха и...

    И чувствует  ее  запах,  отчего  едва  не  врезается  в  бордюрный

камень.

    Два сорок шесть.

    Сердце уже  стучало  как бешеное.  Не  гони, сказал  он  себе.  Не

торопись, ты так погубишь себя.

    И в следующий  момент с  жестокой ясностью понял:  если не  увидит

Дебру Рокс до трех часов дня, то никогда в жизни ее больше не  увидит.

И всю оставшуюся жизнь -  всю оставшуюся жизнь будет обречен  метаться

по ночам, сбивая  простыни и  мучительно пытаясь  представить себе  ее

лицо, обрамленное густыми черными волосами.

    - Это недостойно! Недостойно! - крикнул он себе. Глаза были  полны

слез. Он едва не врезался в пешехода, и мужчина вынужден был совершить

невероятный прыжок, чтобы не попасть  под колеса. - Это недостойно!  -

еще раз яростно выкрикнул он.

    Его сила воли исчезла - и не то чтобы просто рассыпалась на куски,

она исчезла  как  песочный замок  на  берегу моря,  смытый  гигантской

волной. Ее просто больше не существовало.

    Без десяти три.

    Джон одним  рывком  развернул  велосипед и  лихорадочно  погнал  в

сторону Бродвея.

    Он задыхался. В груди болела. От пота он уже был мокрый как  мышь.

Но ноги по-прежнему крутили педали. Быстрее. Еще быстрее. Он промчался

на красный  свет,  услышал за  спиной  свисток полицейского,  но  лишь

пригнулся к рулю и полетел дальше.

    Без семи три.

    Движение впереди застопорилось.  Он вернул  в переулок,  промчался

мимо ухмыляющихся пьянчуг  и выскочил  на Филбер-стрит.  Он мчался  на

запад, потом свернул на восток, лавируя между машинами и пешеходами.

    Без четырех три.

    "Я не успею,  - подумал  Джон. -  Никак не  успею. Слишком  далеко

заехал,  чтобы  вернуться.  Слишком  далеко  забрался..."  Он  пересек

Вальехо в трех кварталах к западу от церкви. Мелькнули дорожные  знаки

- "Бродвей" и "Тэйлор". Он яростно повернул руль и помчался по Бродвею

на восток; впереди  в небе  уже полыхал большой  красный "X".  Быстрый

взгляд на часы. Без двух три.

    Вдруг прямо перед ним оказалась женщина с большими  хозяйственными

сумками.

    - Берегись! -  заорал он  и вывернул руль,  пытаясь увернуться  от

столкновения. Велосипед занесло. Пришлось  ударить по тормозам,  чтобы

избежать   непосредственного    контакта   с    витриной    китайского

ресторанчика.

    Тормоза сработали, Джон совладал  со своей двухколесной машиной  в

считанных дюймах от витрины - еще чуть-чуть, и его тело,  искромсанное

осколками тяжелого стекла, оказалось бы в компании с копченой дичью  в

витрине.  Но  на   этом  он  потерял   набранную  скорость.   Пришлось

наверстывать  заново.  Улицы  были  забиты  автомобилями,  тротуары  -

пешеходами.

    Наручные часы показывали одну минуту четвертого.

    В этот момент  он остановился  напротив магазина  Вика "Книги  для

взрослых".

    Прерывисто дыша, он отер рукавом мокрый лоб. Если бы не регулярные

занятия велосипедом  последние два  года,  он бы  ни  за что  не  смог

совершить это.  Из  распахнутых  дверей  магазина  вываливалась  толпа

мужчин;  они  оглядывались  и  сконфуженно  улыбались.  Из-за  них  он

совершенно ничего  не  мог  разглядеть. Тронь  с  дороги!  -  мысленно

приказал он. Прошу вас, расступитесь!

    И толпа вдруг разделилась надвое, расступилась. Из открытых дверей

магазина на улицу вышла молодая женщина в темных очках и белом платье,

на  котором   переливались   бриллианты.  Походка   ее   была   ужасно

сексуальной.

    У Джона перехватило дыхание.

    Она шла с полным сознанием того, что находится в центре  внимания,

и  наслаждалась  этим.  Белое  платье  было  столь  облегающим,   что,

казалось, могло в любую секунду лопнуть по швам. Черные волосы волнами

спускались на плечи. Белизна  платья выгодно оттеняла красивый  загар.

Женщина  была   стройной,   полногрудой,  с   длинными   ногами;   она

перемещалась в пространстве с  грацией человека, хорошо знающего  свою

цель. Даже с противоположной стороны улицы Джон мог хорошо  разглядеть

ее темно-красные пухлые губы.

    Она собирается перейти улицу, подумал  Джон. Она перейдет улицу  и

пройдет совсем рядом с ним!

    Но в этот момент к  тротуару подкатил белый "роллс-ройс".  Крупный

мускулистый парень  в коричiевой  кожаной куртке  распахнул перед  ней

дверцу машины. Послав прощальную  улыбку и помахав рукой  провожающим,

женщина села  на заднее  сиденье. Мускулистый  парень нырнул  в  салон

следом за  ней. Еще  один  мужчина в  хлопчатобумажном пиджаке  сел  в

машину. "Роллс-ройс" резко взял с места и растворился в потоке  машин,

неторопливо текущем на восток, в сторону залива.

    Мужчины перед  магазином  Вика  все еще  стояли,  махали  вслед  и

улыбались как дети. Потом они разошлись. Дебра Рокс исчезла.

    Не совсем, подумал Джон. Еще не совсем. Он нашел взглядом  длинный

белый автомобиль. Тот уже попал в дорожную пробку, вполне обычную  для

субботнего вечера. Джон отбросил все  мысли, кроме одной: догнать  эту

машину и  увидеть хотя  бы  мельком лицо  Дебры  Рокс. И  приналег  на

педали.

    "Роллс-ройс" свернул на Монтгомери-стрит в направлении  Койт-тауэр

и прибавил скорость. Джон  потерял его из  виду, но продолжал  крутить

педали и через два  квартала нагнал его,  опять застрявшего в  пробке.

Затем автомобиль свернул на запад, на Юнион-стрит. Джон тоже прибавил,

стараясь не выпустить его из виду.

    Проехав один квартал,  Джон увидел, как  вспыхнули тормозные  огни

"роллс-ройса".  Он  свернул   на  автостоянку.   Джон  притормозил   и

прислонился к стене.

    Из машины  вышли  двое мужчин  и  Дебра Рокс.  Они  направились  к

другому  автомобилю  -  темно-зеленому  помятому  "фиату"  с  откидным

верхом, прикрепленным к корпусу серебристой лентой. Мужчина в  обычном

пиджаке закурил сигарету  и передал  ее женщине.  Затем второй  достал

портмоне, вынул пачку банкнот, отсчитал  четыре бумажки и вложил их  в

ее ладонь.  Пока Дебра  Рокс  укладывала деньги  в сумочку,  парень  в

коричневой кожанке потрепал ее по щеке.

    Не лапай ее, скотина! - мысленно вскрикнул Джон.

    Дебра  Рокс  отстранилась,   перехватила  парня   за  запястье   и

решительно отвела его руку.

    Потом  она  что-то  произнесла,  мужчины  рассмеялись,  распахнула

дверцу "фиата". И скользнула за руль. На мгновение жадному взору Джона

предстало ее  загорелое бедро.  Джон  услышал чихание  и  пофыркивание

двигателя. Мотор заработал, хотя явно барахлил. Мужчины направились  к

своему "роллсу", а Дебра Рокс нажала на газ и вылетела со стоянки.

    Джон моментально  покинул свой  наблюдательный  пункт и  налег  на

педали.

    Она оказалась лихим  водителем, к  тому же  прекрасно знающим  все

повороты узких улиц. Джон  наверняка потерял бы ее  в тесноте жилых  и

муниципальных зданий района Норт-Бич, если бы "фиат" не остановился  у

газетного автомата. Она вышла, купила себе "Кроникл", затем снова села

за руль и покатила  дальше, на сей раз  медленнее, явно приближаясь  к

конечной точке своего маршрута.

    Наконец она подъехала к темно-красному с белой отделкой кирпичному

четырехэтажному зданию  и остановилась  у  тротуара. Джон,  следуя  на

расстоянии, тоже притормозил и  сделал вид, что обеспокоен  состоянием

переднего колеса велосипеда.  Дебра Рокс вылезла  из "фиата",  заперла

дверцу и вошла в здание.

    Очевидно, она здесь живет, решил Джон. От собора Святого Франциска

пара миль, максимум - две с  половиной, но ноги гудели так, словно  он

проехал все двадцать пять. Он постоял  пару минут, все еще делая  вид,

что изучает колесо, а потом  направился к темно-красному зданию,  ведя

велосипед за руль. На всех этажах, не считая первого, в квартирах были

эркеры. Как раз в тот момент, когда он поднял голову, в одном из  окон

четвертого  этажа  раздвинулись  бамбуковые  шторы.  Весь   подоконник

оказался уставлен крупными колючими кактусами.

    Джон взял немного ближе к стене дома, чтобы не попасться на  глаза

тому, кто мог бы  выглянуть в окно.  Шторы остались раздвинутыми.  Его

пробрала дрожь. Сердце  гулко колотилось  в груди. С  того места,  где

находился Джон,  была  хорошо  видна голубая  гладь  залива  с  яркими

парусами прогулочных  яхт. Сильно  запахло морем.  Он поймал  себя  на

мысли, что  даже  не  понял,  каким  образом  пришла  в  голову  мысль

проследить за Деброй Рокс до самого ее дома.

    Он уже стоял на ступеньке крыльца. Сделав этот шаг, не  оставалось

ничего иного, кроме как пройти  все остальные и оказаться в  маленьком

вестибюле здания. На стене висели почтовые ящики с фамилиями  жильцов.

Шесть ящиков, шесть квартир. Взгляд скользнул по наклейкам: Р. Риджли,

Дуг и Сьюзен Макнабб, Дж. Мейер,  Двейн Младенич, К, и Т. Кэ-нэди,  Д.

Стоун.

    Д. Стоун.

    Дебра Рокс?  <Стоун и  Рокс -  прозрачная синонимия;  оба слова  в

английском языке имеют  значение "камень".> Д.  Стоун жила в  квартире

номер шесть. Квартира должна находиться на четвертом этаже,  вероятно,

как раз там, где только что распахнулись бамбуковые занавески. Пока он

размышлял над  этим фактом,  сверху послышался  стук каблуков.  Кто-то

спускался вниз.

    Джон быстро  выскочил  на  улицу,  схватил  велосипед  и  поспешил

укрыться в подворотне соседнего здания так, чтобы не потерять  подъезд

из виду.

    Это была  она.  Но уже  не  в своем  белом  нарядном платье,  а  в

облегающих голубых  поношенных джинсах,  в грубых  ботинках и  толстом

красном свитере. Волосы были убраны в длинный хвост. И снова  половину

лица закрывали  темные очки.  Но Джон  все равно  был слишком  далеко,

чтобы рассмотреть черты ее лица. Он ждал, что она сядет в свой  "фиат"

и опять  помчится куда-нибудь,  но на  этот раз  она спрятала  руки  в

карманы свитера и деловито направилась в противоположном направлении -

вниз по улице, ведущей к заливу.

    Он отпустил ее на приличное расстояние,  после чего сел в седло  и

неторопливо покатил следом.

    Она  свернула  на  юг  по  Бейли-стрит.  Пошла  гулять,  что   ли,

недоумевал Джон.  Или с  какой-то  конкретной целью?  На плече  у  нее

болталась видавшая виды кожаная сумка  на длинном ремне. Джон  обратил

внимание,  как  изменилась   ее  походка.   Сексуальности  ничуть   не

убавилось, но теперь это выглядело совершенно естественно. Она  никому

ничего не демонстрировала,  и это  волновало его еще  больше. Она  шла

размашистым шагом  -  походкой женщины,  всегда  и во  всем  привыкшей

полагаться исключительно на себя и свои силы.

    На  следующем   углу   оказался  небольшой   местный   продуктовый

магазинчик с вполне соответствующей вывеской: "На углу у Джиро".  Джон

проследи, как девушка открыла дверь и скрылась внутри.

    Вот он - его единственный шанс. Вполне возможно, что это первая  и

последняя  возможность  оказаться  рядом  с  ней  в   непосредственной

близости. Все, что ему нужно, - просто пройти мимо, бросить мимолетный

взгляд, может, вдохнуть запах ее духов напоследок. И он сразу уйдет, и

на этом все кончится. Он пройдет рядом,  и она, конечно же, ни за  что

не догадается, что это он находился  в той будке для исповедей,  когда

она оплакивала свою  погибшую подругу.  Это займет  не больше  минуты.

Одной минуты. И все.

    Он  оставил  велосипед  на  стоянке  перед  магазинчиком  и  вошел

внутрь.

    Это оказалось  небольшое,  тесное помещение:  кассовый  аппарат  у

самого входа  и  стеллажи  с  продуктами.  Пахло  итальянским  хлебом.

Видимо,  у   них  была   собственная  пекарня.   Деревянные   половицы

поскрипывали под ногами Джона. Седовласая женщина с миловидным лицом и

голубыми глазами улыбнулась ему и произнесла:

    - Заходите, заходите!

    - Спасибо, - ответил Джон,  оглядываясь по сторонам. Той,  которая

ему нужна, нигде не  было видно. Узкие проходы  чуть ли не до  потолка

были уставлены ящиками с консервами,  коробками и бутылками. На  глаза

ему попался написанный от руки плакатик с текстом: Ежемесячный конкурс

Джиро! Победителем  можете стать  Вы!  И толстым  красным  фломастером

выведенное число: 764.

    Aжон двинулся  по  центральному  проходу в  глубину  магазина.  Он

протиснулся мимо  пожилой  даме  в коричневом  пальто  с  сеточкой  на

волосах; парочка  бритоголовых  панков  в  кожаных  косухах  оживленно

обсуждала сравнительные  характеристики  представленных вин.  Джон  не

сразу сообразил, что  это парень  с девушкой, и  постарался не  пялить

глаза. В любом случае  его интересует кое-кто  другой. Он повернул  за

угол и краем глаза в просвете между штабелями коробок заметил знакомый

хвост. Значит, туда.

    - Марша!  - возопил,  обращаясь к  кому-то, плотный,  широкоскулый

мужчина в спортивной  фуфайке с  эмблемой "Сорок девятых".  - Нашел  я

наконец маринованные огурцы, будь они неладны!

    Джон  свернул  в  очередной  проход  и  увидел  ее  на  расстоянии

каких-нибудь десяти футов,  по-прежнему в  солнцезащитных очках.  Джон

застыл как вкопанный.  Она выбирала  персики. Потом  подняла голову  и

машинально взглянула в его сторону. Джон судорожно схватил с  прилавка

первое, что подвернулось  под руку. Это  оказался огромный огурец.  Он

тут же  бросил  его  обратно  и  сделал  вид,  что  присматривается  к

консервированным баклажанам.  Дебра  Рокс положила  четыре  персика  в

пластиковую корзину и двинулась к концу прилавка, где были картонки  с

яйцами.

    Джон   вздохнул   полной   грудью.   Он   почувствовал   тревожное

головокружение и понял,  что перестает  себя контролировать.  Вдобавок

еще этот легчайший оттенок парфюмерии  с ароматом корицы, который  так

подействовал на него тогда,  на исповеди. Впрочем,  может, это и  есть

сама корица, поскольку  пучки ее  он увидел  на полке  непосредственно

перед собой. Когда он осмелился взглянуть на нее снова, она исчезла.

    Слышен был только стук ее каблуков по деревянному полу. Чуть более

поспешный. Направляется к кассе? Он  торопливо пошел по проходу в  том

же направлении  и  наткнулся  на бритоголовых  панков,  которые  ловко

обтекли его  с разных  сторон. В  просвете между  коробками  мелькнуло

красное. Он ускорил шаги. Послышался голос кассирши:

    - Нашла все, что хотела, Дебби?

    - Да, вполне, - ответила девушка.  От звука ее голоса у Джона  все

перевернулось внутри.  - Впрочем,  минутку. Забыла  пророщенных  зерен

прихватить.

    И в следующее  мгновение Джон,  спешивший на всех  парах к  кассе,

вошел в непосредственный контакт с Деброй Рокс.

    Глава 8

    С сумкой в одной  руке и упаковкой яиц.  - в другой она  врезалась

прямо в  него. Он  даже  не успел  остановиться. От  столкновения  они

разлетелись в разные стороны.

    - Тьфу,  черт! -  воскликнула девушка  и выронила  картонку.  Яйца

шмякнулись  на   пол.   Из   корзинки   выпала   пластиковая   бутылка

растительного масла "Вессон" и покатилась по проходу.

    Джон Ланкастер, пытаясь устоять на ногах, судорожно раскинул  руки

и смахнул стеллаж с дешевыми книжками в бумажных обложках. Другая рука

в поисках  опоры  наткнулась  на  стопку  сигаретных  пачек.  Сигареты

посыпались вслед за книжками. В результате он и сам оказался на  полу.

Красный как рак, он глядел, на нее снизу вверх и хлопал глазами.

    - Ты, кретин несчастный! -  возмутилась Дебра Рокс. - Смотри,  что

ты наделал! Я из-за тебя все яйца разбила!

    - Извините,  - промямлил  он, чувствуя,  как горят  щеки. -  Прошу

прощения. Извините. Я не хотел...

    - Да  ладно, -  нетерпеливо  отмахнулась она  от его  извинений  и

бросила быстрый взгляд  в сторону  кассы, где толклись  двое панков  с

шестью бутылками вина. За ними  в очереди пристроилась пожилая дама  с

сеточкой на волосах. - Я из-за тебя свою очередь пропустила!

    Поскольку она по-прежнему была  в темных очках,  он не мог  видеть

выражение ее глаз, но, может, это было и к лучшему, потому что ее гнев

мог попросту разбить ему сердце.

    - Пожалуйста... Разрешите помочь вам! - Он протянул руку и  поднял

с пола коробку с яйцами, из которой потекли желтки.

    - К черту, - бросила она, подхватила свое масло, сунула обратно  в

корзину и поспешила за другой упаковкой яиц.

    Джон остался  сидеть  в  окружении  сигаретных  пачек,  заляпанных

разбитыми яйцами. Он машинально обратил внимание на название сигарет -

"Лаки страйк" <Lucky Strike - неожиданная удача (англ.).>. Хм, да  уж,

воистину удачный день, подумал Джон. Сначала гонялся за  порнозвездой,

затем расколошматил ей картонку яиц и вызвал на себя ее проклятия.  От

всего этого  ему стало  физически плохо.  Он чувствовал  отвращение  к

самому себе. Ну что ж, пора вставать и отправляться домой. Ему удалось

встретиться с Деброй Рокс, и этого достаточно.

    Мальчишка-латиноамериканец, появившийся,  чтобы  навести  порядок,

бросил на него  осуждающий взгляд.  Джон поднялся,  отряхнул джинсы  и

направился  мимо  кассы,  где  в   этот  момент  Дебра  Рокс   сердито

выкладывала  на  прилавок  свои  покупки.  Он  не  осмелился  еще  раз

взглянуть на нее, зато она презрительно бросила:

    - У тебя яйца на заднице!

    Сгорая от стыда и низко опустив голову, он выскочил на улицу.

    - Видали, а? -  обратилась она к Анне,  жене Джиро. - Устроил  тут

черт знает что и даже ничего не стал покупать!

    - Наверное, наркоман, - ответила  та. - Лучше не связываться,  чем

сцены устраивать.

    - Да, в этом районе много всяких подонков ошивается, - согласилась

Дебра. Изучив чек, она достала  бумажник, чтобы расплатиться. На  того

подонка, который понуро поплелся вверх по Рафаэл-стрит; ведя за  собой

велосипед, она больше и смотреть не хотела.

    - Как твои съемки? - поинтересовалась Анна, отсчитывая сдачу.

    - О, прекрасно. Надеюсь получить одну роль в мыльной опере. Может,

в следующем месяце поеду в Нью-Йорк. А еще недавно в рекламе снялась.

    - Правда? В какой же?

    -  М-м...  Вот  как  раз  в  этой,  -  показала  она  на   бутылку

подсолнечного масла "Вессон". - Впрочем, меня там особо и не видно.  Я

там.., ну, просто сижу за столом, рядом - муженек, детишки, и все меня

нахваливают, какая  я  хорошая хозяйка.  Смех  один, -  добавила  она,

кивнув на полдюжины замороженных ужинов, которые Анна укладывала ей  в

сумку.

    - Обязательно посмотрю,  - оживленно  заметила Анна.  - Кстати,  в

ближайшие выходные  к нам  приезжает  племянник Джиро  из  Сакраменто.

Помнишь,  я  показывала  тебе  его  фотографию?  Симпатичный  мальчик,

правда?

    - О да, очень симпатичный.

    - Могу  вас  познакомить,  если захочешь.  Он  пользуется  большим

успехом у дам.

    - В  эти  выходные?  -  На  лбу  Дебры  появилась  морщинка.  -  К

сожалению, я должна буду уехать  в Анахайм, выступать на автошоу.  Два

месяца назад договорилась. Ничего не поделаешь.

    - Не расстраивайся! Я найду способ познакомить вас с Джулиусом.  У

такой симпатичной молодой девушки просто должен быть надежный друг!

    - Да, - согласно кивнула  она, собирая покупки. - Разумеется.  Ну,

пока.  До  встречи.  -  Она  сделала  два  шага  и  толкнула  короткий

металлический пруток,  который перегораживал  выход. На  табло в  этот

момент были  цифры 763.  Пруток щелкнул,  цифры поменялись  на 764,  и

зазвенел звонок.

    Дебби вздрогнула от неожиданности и чуть не чертыхнулась вслух, но

тут же одернула себя. Она уже поняла, в чем дело, хотя никогда в жизни

не выигрывала никаких конкурсов и не очень на это надеялась.

    - Эй! Ты только посмотри! -  радостно воскликнула Анна. - Ты же  у

нас выиграла! - Женщина  выключила звонок и взяла  в руку микрофон.  -

Джиро! У нас есть победитель! И  ты знаешь, кто это? Наша милая  Дебби

Стоун!

    - Никогда в  жизни ничего  не выигрывала!  - все  еще в  некотором

ошеломлении проговорила девушка. - Честное слово! Никогда!

    - Значит, у тебя сегодня  удачный день! - Анна выдвинула  кассовый

ящик и  достала  призовые -  сто  пятьдесят долларов.  Джиро,  толстый

мужчина с густыми седыми кудрями, вышел из служебного помещения, держа

в руках "Полароид".

    - Дебби, давай-ка становись сюда! - показал он на белую простыню с

логотипом  магазина,   прикрепленную  к   стене.  На   простынке   уже

красовались   фотографии   победительниц   предыдущих   конкурсов.   -

Становись! Сейчас сделаем великолепный снимок!

    Дебби выглянула в окно. Тот парень, который столкнулся с ней,  уже

был почти на вершине холма. Она увидела, как он приостановился и начал

разминать икры,  словно их  свело от  усталости. Если  бы не  пришлось

возвращаться за новой коробкой яиц  вместо тех, которые он разбил,  не

видать ей приза как своих ушей.

    -  Становись  здесь,  Дебби,  -  указал  Джиро  на  красный   "X",

намалеванный на полу перед простыней. - И сними очки! Да улыбнись  как

следует!

    - У меня глаза болят от вспышки, - сказала она, не решаясь открыть

лицо.

    - А  никакой вспышки  не будет!  - радостно  заверил ее  Джиро.  -

Давай! Гордись своей красотой!

    Девушка медленно  подняла  руку  и сняла  очки.  У  нее  оказалось

загорелое  миловидное  лицо   со  скульптурно  вылепленными   высокими

скулами, узкая  переносица  и восхитительные  темно-серые,  с  синевой

глаза, горящие внутренним огнем. -  Улыбочку! - повторил Джиро.  Губы,

слегка тронутые  бледной  помадой,  нехотя  изобразили  некое  подобие

улыбки.

    - Подумай о чем-нибудь смешном! - подсказала Анна.

    Я тебе могу так улыбнуться, подумала Дебби, что аппарат  вдребезги

разлетится. Но ей нравились и Джиро, и его жена, поэтому конфузить  их

не хотелось. Поэтому легкая полуулыбка так и осталась на губах. Джиро,

как профессиональный фотограф, повторил - "чи-и-и-з!", камера щелкнула

и зажужжала.

    -  Джулиус  просто  влюбится  по  уши,  как  только  увидит   твою

фотографию! - взволнованно воскликнула Анна.

    Дебби опять  поискала  глазами  нелепого  велосипедиста.  Тот  уже

перевалил  гребень  холма  и  скрылся  из  виду.  Она  ощутила  легкое

сердцебиение.

    - Ну  ладно, -  проговорила она,  пряча в  карман джинсов  полторы

сотни баксов.  - Мне  пора.  Пока. Будьте  здоровы.  - И  поспешила  к

выходу.

    - Не  трать  все деньги  сразу!  -  крикнул ей  вслед  Джиро.  Она

прихватила сумку с продуктами,  помахала рукой и покинула  магазинчик.

Едва не переходя на бег, она поспешила вверх по Рафаэл-стрит.

    - Какая милая  девушка, -  заметила Анна. -  Хорошая жена  кому-то

достанется.

    - Например, Джулиусу, хочешь сказать.  Ну ладно, посмотрим, что  у

нас тут имеется. - Джиро принялся перебирать стопку журналов,  которую

час  назад  доставил   разносчик.  "Новости   матери-земли",  "Все   о

единоборствах", "Атлантический ежемесячник"...

    - А этот мусор мы зачем берем? - произнесла Анна, с  брезгливостью

указывая на один из журналов. - Потому что они продаются, вот  почему.

- Джиро отложил в сторону шесть экземпляров "Обозрение  порнофильмов".

На  обложке  крупными  буквами  значилось:  "Ярчайшие  звезды   нашего

времени! Санни Хоникатт! Дебра Рокс! Жизель Пэрисс!"

    ***

    Занятия аэробикой, которым  Дебби уделяла внимание  по пять раз  в

неделю, оказались как нельзя кстати. Поднявшись на вершину холма,  она

увидела светловолосого  мужчину  с велосипедом  всего  в  каких-нибудь

шестидесяти футах впереди.

    Судороги уже перестали  сводить ноги  Джону. Из-за  этой гонки  за

"фиатом" икроножные мышцы  просто окаменели. Теперь  будут болеть  как

минимум несколько дней. Он сделал еще несколько шагов и решил сесть  в

седло. Дорога домой представлялась  сплошным мучением. Что ж,  видимо,

он заслужил  эту  боль. Может  быть,  сам Господь  Бог  таким  образом

напоминает ему  о  необходимости вести  праведный  образ жизни.  И  не

заниматься непристойностями. Он чувствовал,  что готов разрыдаться.  О

Господи, непристойно...

    - Эй ты! Погоди!

    Ее голос. Теперь он  безошибочно узнает его  в любой ситуации.  Он

оглянулся и увидел, что она быстро нагоняет его.

    - Вы.., мне? - единственное, что он смог выдавить.

    - Никого больше тут не вижу, - откликнулась девушка. На носу у нее

снова были темные очки. Длинный хвост  метался за спиной из стороны  в

сторону. Вот она уже рядом.

    Ему  показалось,   что  время   остановилось.  Застыло,   как   на

фотографии, и  если ему  суждено  прожить хоть  сотню лет,  отныне  он

никогда не  забудет облик  приближающейся к  нему в  золотистых  лучах

октябрьского солнца Дебры Рокс. Их разделяло уже не больше  пятнадцати

футов. -  Хочешь  рогалик?  -  Ему показалось,  что  ее  вопрос  гулом

отдается в ушах, как удары колокола, сердце бешено колотилось.

    - Что?

    - Что слышал. -  Она подошла вплотную и  запустила руку в  глубину

сумки. - Рогалик, - повторила она, протягивая сладкую булочку.

    Он не мог сказать, покраснел или  побледнел от этого ее жеста,  но

каким-то образом смог выдавить из себя "спасибо" и взять предложенное.

    - Самые мои любимые, - заметила она. - Раньше мне больше нравились

миндальные, но теперь орехи  какие-то не такие  стали. Вкус совсем  не

тот.

    Во всем этом было что-то нереальное. Джон чувствовал, что покрылся

потом не только  снаружи, но  даже изнутри.  Ноги по-прежнему  Дрожали

крупной дрожью. Он сомневался, что  сможет проехать те несчастные  три

квартала, которые отделяли его от  церкви. Она наблюдала, как он  снял

обертку с рогалика и нервно откусил кусочек.

    - Как тебя зовут?

    - Джон, - ответил он, не успев ни о чем подумать.

    - Ох, еще один  Джон, - вздохнула она,  скорее про себя, и  слегка

улыбнулась. Тоненькие  складочки,  словно созданные  пером  художника,

появились вокруг губ. - А дальше?

    - Э-э... -  Действительно, как дальше?  Пока его оцепеневший  мозг

лихорадочно  подыскивал   вариант   ответа,  перед   глазами   всплыли

рассыпавшиеся в  магазине  пачки сигарет.  -  Лаки, -  вырвалось  само

собой.

    Улыбка ее стала чуть-чуть шире.

    - Ты шутишь.

    - Почему? Разве плохо звучит?

    - Джон Лаки, -  повторила она. Потом  подумала немного и  покачала

головой. - Какой удивительно странный день!

    - Не могу не согласиться.

    - Лаки,  - еще  раз произнесла  она. -  Мне нравится.  Тебе  идет,

верно?

    Джон пожал  плечами, испытывая  странное ощущение,  что ее  глаза,

скрытые за  темными  стеклами, внимательно  ощупывают  его,  проникают

насквозь, через кожу,  и всматриваются  в саму  душу. Он  ждал, что  в

любое мгновение она спросит, уточняя: Ты Sice - священник, верно?

    Но вместо этого Дебра Рокс сказала:

    - Я живу в квартале отсюда.  - И показала рукой в  соответствующем

направлении. Потом повернулась  и пошла  прочь. Он сидел  в седле,  не

двигаясь с места. Через пару  секунд она остановилась и обернулась.  -

Ты идешь, Лаки?

    Он знал,  что в  жизни бывают  такие моменты,  когда от  принятого

решения может зависеть  вся дальнейшая жизнь.  Иногда успеваешь к  ним

приготовиться, и  тогда все  происходит относительно  просто. Но  чаще

происходит  так,  как  сейчас:  без  предупреждения,  внезапно.   Тебе

предлагают  один  только  раз,  и  в  случае  отказа  никто  повторять

приглашение не собирается.  Вопрос повис в  воздухе как спелый  фрукт.

Его окатила волна стыда.  Я видел твои половые  органы, подумал он,  и

это  показалось  ему  ужасно  непристойным,  словно  подсматривать   в

замочную скважину. Ну что ж, подумал он, я действительно подсматриваю.

Тайком. Грязно, бесчестно...

    - Если  хочешь  зайти -  пожалуйста,  - проговорила  она  и  пошла

дальше.

    Через несколько  секунд  она  услышала -  и  не  сомневалась,  что

услышит - шелест велосипедных шин и его догоняющие шаги.

    Глава 9

    Дебра Рокс отперла дверь своей квартиры на четвертом этаже, и Джон

Ланкастер переступил порог. Квартира не выглядела ни сомнительной,  ни

подозрительной и  вообще  отнюдь  не напоминала  лачугу  из  картонных

коробок. На  самом деле  она  смотрелась вполне  симпатично.  Гостиная

небольшая,  но  вся  мебель  -  диван,  кресла,  журнальный  столик  -

чистенькая и  подобрана со  вкусом.  И стены  не увешаны  плакатами  с

кадрами из  порнофильмов. В  аккуратных рамочках  несколько  пейзажных

фотографий  -  рассветы,  закаты,  океанские  виды.  Из  окна  комнаты

виднелась полоска залива. Красное закатное солнце отражалось в гладкой

воде. Ощущался  сильный  запах  пряностей.  Похоже  на  запах  ладана,

подумал он.  Или  ароматические  свечи,  поскольку  повсюду  виднелись

декоративные подсвечники.  Но больше  всего удивило  Джона  бессчетное

количество горшков с кактусами. Они  располагались не только по  всему

широкому подоконнику  эркера,  словно  стройные  колючие  часовые;  не

меньше пятнадцати штук стояло просто на полу в разных местах комнаты.

    Она  прошла  на   кухню  и   поставила  сумку   с  продуктами   на

бледно-зеленый кухонный столик.

    - Ты уже догадался, что я люблю кактусы? Он молча кивнул.

    - Они очень выносливые, - продолжала  она. - Растут сами по  себе,

даже  если  никто  о  них  не  заботится.  Хочешь  цепь  с  замком?  -

поинтересовалась девушка, выкладывая на стол покупки.

    - Прошу прощения?

    - Цепь  с замком.  Для твоего  велосипеда. -  Двухколесную  машину

пришлось оставить в вестибюле. - Лучше пристегнуть его, а то наверняка

кто-нибудь стибрит. - Она подняла темные очки на лоб, и Джон уставился

ей в лицо.  Сердце опять  сжало. О, какое  лицо! Она  бросила на  него

беглый взгляд и принялась рыться в ящиках стола. Потом извлекла тонкую

цепочку, замок и ключик  и протянула ему.  - Советую спуститься  прямо

сейчас и пристегнуть как следует.

    - Да, - согласился Джон. - Конечно. - Он протянул руку. Их  пальцы

на  мгновение   соприкоснулись.   Ему  показало,   что   ощутил   удар

электротоком. Нетвердой походкой он направился к двери.

    - Ты близко живешь. Лаки? - спросила она, укладывая в  морозильник

продукты.

    - Да, неподалеку.

    Похоже, это  ее  удовлетворило.  Джон, испытывая  сильную  боль  в

мышцах, спустился вниз и замер у велосипеда с цепью и замком в  руках.

Тени на улице  стали заметно  длиннее. Вечереет. Завтра  рано утром  -

месса, и ему следует  молиться и духовно готовить  себя. Пора -  давно

пора! - покинуть это место и вернуться обратно в церковь.

    Она ждет наверху. Тремя пролетами выше. Ждет его. Да, его  одного.

Теперь в кинотеатре больше  никого нет. Только он  и она, и к  съемкам

этого фильма еще не приступали.

    Прекрати, одернул  он себя.  Прекрати, дурак  несчастный! Если  ты

посмеешь заняться с этой женщиной любовью, ты обречешь и себя, и ее на

вечные, неизбывные адские муки!

    Но внезапно его  посетила мысль о  том, что жизнь  сама по себе  -

страдание, постоянное  блуждание  по холодной,  бездушной  земле.  Нет

никакого сомнения,  что и  он,  и Дебра  Рокс  - уже  обитатели  этого

темного царства.

    Джон прислонил  велосипед к  перилам, обмотал  цепь вокруг  них  и

вокруг велосипедной рамы,  просунул в звенья  дужку замка и  защелкнул

его. И затем пошел к ней наверх.

    Он нашел ее на кухне. Она открыла банку консервированного тунца  и

выкладывала содержимое в плоскую коричневую миску.

    - У вас еще кошка живет?

    - Нет, кошек я терпеть не могу. Такой чих нападает, чуть голова не

отрывается. Единорог, иди  сюда! - крикнула  она в направлении  другой

комнаты, спальни,  как  он  мог  предположить. -  Ужин  готов!  -  Она

поставила миску с  тунцом на пол.  - Ну  что ж, -  вздохнула Дебби,  -

поест, когда проголодается.  А ты  что хочешь  на ужин  - ветчину  или

индейку? Все замороженное, я разогрею в микроволновке. Пара минут.

    - Дебр... - Он запнулся в самый последний момент. Женщина-кассирша

называла ее  Дебби.  -  Дебби,  - повторил  он,  -  почему  ты  решила

пригласить меня в гости?

    Она мгновенно затвердела лицом. В серых глазах полыхнуло пламя.

    - Откуда ты знаешь, как меня зовут?

    - Та  женщина  в  магазине...  Мне  показалось,  она  к  тебе  так

обращалась.

    Некоторое время она пристально его рассматривала, затем  выражение

лица  смягчилось,  но  некоторая  настороженность  -   настороженность

зверька, остерегающегося ловушки, - осталась.

    - Ладно, допустим. - И снова внимательно посмотрела ему в глаза. -

Ты не намерен меня обидеть?

    - Нет, что ты! Ни в коем случае!

    -  Хорошо.  -  Похоже,  его  интонация  ее  убедила.  Она  заметно

расслабилась и вынула руку из ящика, где хранились кухонные ножи.

    - Я все-таки хочу понять. Почему ты меня пригласила? Ну... Мы ведь

совершенно незнакомы.

    Дебби открыла упаковку с ветчиной для себя и такую же - для  него,

поскольку он не выказал предпочтений.

    - Наверное, интуиция, - пожала она плечами.

    - Интуиция? Как это?

    - Я  оказалась  победительницей  ежемесячного  конкурса  Джиро,  -

пояснила девушка.  -  В первый  понедельник  каждого месяца  Джиро  из

большого барабана вытаскивает какой-нибудь номер. Если ты оказываешься

таким же  по  счету посетителем,  получаешь  сто пятьдесят  баксов.  Я

четыре года  хожу  к Джиро,  и  до  сегодняшнего дня  никогда  еще  не

выигрывала.

    - А  какое это  имеет ко  мне отношение?  Она сняла  темные  очки,

закинула руку за голову и  распустила волосы, которые черными  волнами

заструились по плечам. Джон опять чуть не задохнулся от этого зрелища.

    - Видишь ли, если бы ты не наткнулся на меня, я бы не выиграла.  Я

бы просто  купила  все, что  собиралась,  и ушла.  Выиграл  кто-нибудь

другой. Но мне  пришлось вернуться за  новой коробкой яиц,  и когда  я

оказалась у  кассы, выигрышный  номер оказался  моим. Понятно?  -  Она

улыбнулась, сверкнув  белозубой улыбкой,  еще более  ослепительной  на

фоне загара.

    - Понятно.

    - А кроме  того, тебя  зовут Лаки. По-моему,  это.., это  какой-то

знак, согласен?

    - Знак чего?

    -   Знак,   -   повторила    она,   явно   разочарованная    такой

несообразительностью, -  того, что  отныне у  меня все  будет  хорошо.

Поэтому я и догнала тебя. Я не могла допустить, чтобы ты взял вот  так

просто и ушел  навсегда из моей  жизни. И убедилась,  что была  права,

когда ты сказал, как тебя зовут.

    - О-о, -  протянул Джон,  чувствуя новую  тяжесть в  груди. -  Вот

как...

    Она открыла холодильник - проверить, достаточно ли белого вина.

    - У меня день рождения третьего ноября. А у тебя?

    - Одиннадцатого марта, - ответил он  и подошел к окну, пытаясь  не

потерять контроль над событиями, которые разворачивались со  скоростью

света.

    - Вот видишь! Я чувствовала, что ты не случайно оказался у Джиро!

    - Что? - обернулся он.

    - Мы с тобой - родственные  души! - воскликнула она. - Скорпион  и

Рыбы!  Два  водных  знака.  -  Она  слегка  нахмурилась,  увидев   его

недоуменный взгляд. - Ты что, не знаешь свой гороскоп?

    - Не знаю.

    - Так вот, мы с тобой  - родственные души. Можешь мне поверить.  -

Она достала из серванта два своих самых лучших бокала.

    Следующий вопрос  он  не  мог  не  задать.  А  задав,  моментально

возненавидел себя за это.

    - Дебби... Чем ты занимаешься?

    - Работой, ты имеешь в виду? - переспросила она, наполняя бокалы.

    - Да, кем ты работаешь?

    - Я актриса, - без колебаний ответила она. - В рекламе снимаюсь  и

так далее. Ну и как модель тоже.  - Он очень хотел, чтобы она на  этом

остановилась, но та продолжала как ни в чем не бывало:

    - Еще  я  много снимаюсь  на  телевидении. Вот  это  вино,  кстати

сказать, тоже рекламировала. "Галло". Поэтому его и пью.

    Сердце сжало тоскливой болью, гораздо более сильной, чем когда  бы

то ни было. От ее фальшивого радушия у него едва не брызнули слезы.

    - Ну, будь здоров! - кивнула она, поднимая свой бокал.

    Он тоже пригубил, не смея взглянуть  на нее - из страха того,  что

может  увидеть,  или  того,  что  могло  невольно  проявиться  на  его

собственном лице.

    - Знаешь, а  я скоро  буду сниматься в  кино. Честное  слово! -  В

голосе ее теперь звучало неподдельное волнение. Джон подумал, что  это

по  крайней  мере  очень  похоже   на  правду.  -  Мой  агент,   Солли

Сапперстайн,  он   из  Лос-Анджелеса,   после  первых   проб   получил

подтверждение, что я прошла. Они хотят, чтобы я приехала в четверг  на

повторные пробы. Студия  "Брайт стар  пикчерз", у  них есть  несколько

нехилых картин. Смотрел "Путь к гибели"?

    - Я редко хожу в кино, - признался Джон.

    - Слушай, ты точно с  другой планеты свалился! - рассмеялась  она.

Смех был как  журчание ручека  по камешкам. Она  посмотрела, как  Джон

поднес к  губам  бокал,  и  восхитилась  его  профилем.  -  А  ты  чем

занимаешься?

    - Я... - он запнулся. Скажи ей правду, ты, трусливый сукин сын!  -

Я... Связи с общественностью, можно так сказать.

    - Ага, ну, я примерно тем же самым. - Она встала и пошла на кухню.

- Хочешь, поужинаем прямо сейчас?

    - Да, конечно. Было бы неплохо.

    - Жаль,  готовить я  ни  черта не  умею.  Могу только  сунуть  эти

гребаные  мороженые  куски  в  микроволновку,  и  все.  Вкуса,   блин,

никакого, но...

    - Не  богохульствуй, пожалуйста,  - сказал  Джон. Дебби,  держа  в

каждой руке по порции ужина, замерла,  стоя спиной к Джону. Что-то  ее

зацепило в этой его фразе, но  она никак не могла понять, что  именно.

Кажется, от кого-то недавно она ее  слышала? Где это могло быть?  Нет,

не вспоминается. Кокаин напрочь  отшибает память. Да  черт с ним!  Она

обернулась. Он стоял в мягких золотистых лучах закатного солнца,  тень

протянулась по всей комнате.

    - Ты странный, -  только и сказала  она. Послышался легкий  частый

стук. Джон  взглянул  в  сторону кухни.  Сухопутный  краб  размером  с

обеденную тарелку перемещался по полоскам линолеума к миске с тунцом.

    - Это и  есть мой  маленький Единорог! -  пояснила Дебби.  Отложив

замороженные  порции  ужина,  она   подхватила  с  пола  это   крупное

членистоногое и  звонко поцеловала  его  в панцирь.  - Я  называю  его

Единорогом, потому что он всегда рогатый! - Она рассмеялась, но  Джон,

похоже, не  уловил соли.  - А  мне кажется,  это смешно.  Ну ладно,  -

продолжила она, спуская краба обратно. - Иди, питайся, детка!

    Когда их ужин поспел, они устроились на кухне за круглым  столиком

и принялись за  еду. Она  ела быстро, словно  боялась, что  кто-нибудь

может отнять пищу. Он  смотрел, как шевелятся ее  губы, и опять  начал

испытывать боль в паху, потому что невольно вспомнил, что вытворяли ее

губы в "Сырых  алмазах", когда  лицо ее было  прикрыто полумаской.  Он

поерзал, пытаясь устроиться поудобнее,  и спросил, из каких  конкретно

южных краев она приехала.

    -  Из  Луизианы.  Есть  там   такой  городок  -  Дериддер.   Между

Мерривиллем и Шугартауном. - Судя  по интонации, ей не очень  хотелось

продолжать эту тему.

    Он опять  поерзал.  Опять начали  болеть  ноги. Он  потер  икры  и

поморщился.

    - Давай, -  сказала она, как  только с едой  было покончено и  они

перешли в гостиную, - займемся этим не откладывая.

    - Чем займемся?

    - У тебя же  мышцы ног болят, верно?  Слишком много на  велосипеде

катался. Давай-давай, подъем! Он повиновался.

    - Снимай штаны, - скомандовала она и вышла в кухню.

    - Нет,  послушай...  Погоди...  - Она  уже  вернулась  с  бутылкой

"Вессона". - Что ты собираешься делать? - Его голос дрогнул.

    - Сделать массаж твоим мышцам, - пояснила она не моргнув глазом. -

Снять напряжение. Ну давай, снимай штаны. Можешь лечь прямо на  ковер.

- Она  сняла подушку  с дивана  и положила  на пол.  Потом присела  на

корточки в позе ожидания.

    - Да у меня  все нормально, - с  трудом сглотнув, ответил Джон.  -

Честное слово.

    - Ничего подобного. Я же вижу - тебе больно. Мне это известно.

    Он посмотрел на  ее сильные загорелые  руки, потом -  на бутыль  с

маслом. Убирайся  отсюда немедленно!  - приказал  он сам  себе. Но  не

двинулся ни на шаг, а просто сказал:

    - Не надо.

    - Я так хочу, - парировала Дебби и похлопала ладонью по подушке. А

затем, прежде чем Джон  успел отреагировать, потянулась и  расстегнула

молнию на  джинсах.  Он  дернулся,  словно  от  огня.  Дебби  негромко

рассмеялась и с ноткой удивления спросила:

    - Да ты никак стесняешься, а?

    - Слушай... Это нехорошо. Я должен сказать тебе...

    - Это я должна сказать  тебе, - перебила девушка, расстегивая  ему

брючный ремень. - Это - хорошо!

    Он стоял  крепко  зажмурившись, пока  она  не спустила  джинсы  до

колен. Теперь  от вечного,  иссушающего  душу проклятия  его  отделяли

только спортивные трусы.

    - Ложись и клади сюда голову, - снова похлопала по подушке  Дебби.

Отвинтив крышку, она вылила на ладонь немного масла, отставила бутылку

и  растерла  масло   между  ладонями.  Джон   почувствовал,  как   все

внутренности сжались в тугой клейкий комок. Его сила воли была  водой,

а  ее  -  огнем.  Сочетание  должно  произвести  пар.  Но  мышцы   ног

действительно  болели.  Что  такого  особенного  произойдет,  если  он

согласится на массаж, который продлится  две, максимум три минуты?  Он

вполне способен  себя контролировать;  он вполне  может обуздать  свои

чувства.

    Он на это надеялся.

    Он лег на живот и устроил голову на подушке.

    - Симпатичная  попка,  -  хмыкнула  она  и  принялась  неторопливо

разглаживать  сведенные  мускулы  теплыми,  скользкими  пальцами.   От

первого прикосновения от чуть не подпрыгнул, и она снова  рассмеялась,

приговаривая:

    - Расслабься, расслабься!

    Пальцы нащупали  самые  болевые  точки; несколько  минут  боль  не

утихала, но  ее умелые  руки упорно  делали свое  дело, и  болезненные

ощущения сменились приятными.

    Она чувствовала, как  Джон вздрагивает от  ее прикосновений.  Нет,

действительно очень странный парень. С такими, как он, ей еще  никогда

не приходилось  сталкиваться. Очень  симпатичный, но  отчего же  такой

застенчивый?  Гей,  может  быть?  Нет,  в  этом  она  разбиралась.  Ей

понравилось, как  он сказал  "прошу прошения?"  вместо обычного  алло,

когда не  понял  ее  фразы  насчет цепи  с  замком.  Он...  Боже,  как

старомодно это  ни звучит,  но  Лаки -  просто джентльмен.  Она  редко

встречалась с такими; эта порода людей почти вымерла.

    - Лаки?  -  спросила  она, продолжая  усердно  трудиться  над  его

мышцами. - Ты не мог бы снять мне свитер? А то у меня руки ,в масле.

    Джон медленно повернулся  и сел. Дебби  подняла руки. Его  пальцы,

прикоснувшиеся  к  красному  свитеру,  вспыхнули,  словно  от  жгучего

пламени. Торопливо, боясь  передумать, он задрал  свитер и стянул  его

через голову. Под  свитером ничего не  было, кроме черного  кружевного

бюстгальтера. Взгляду  его  открылся  плоский,  мускулистый  загорелый

живот. И живот, и плечи слегка вспотели от усилий.

    - Спасибо,  - кивнула  Дебби.  Джон, внутренне  простонав,  улегся

обратно. Ее пальцы продолжили свое  дело. - Расслабься как следует,  -

напомнила она. Хрипловатый голос прозвучал  почти нежно. - Ты  слишком

зажатый какой-то.

    О Боже, подумал Джон. О Боже, Боже, Боже...

    Дебби, помогая себе всем своим весом, с силой разглаживала мышцы.

    Джон закрыл глаза. Нет,  он больше не  в состоянии этого  вынести.

Господи, это невозможно! Но не стал просить ее прекратить, равно как и

не  сделал  попытки  встать.  Ее  руки  были  такими  нежными,   таким

успокаивающими; удовольствие уже достигло коры головного мозга.  Мышцы

восстанавливали былую эластичность. Если  это не райское  наслаждение,

то, как минимум, ближайшее к нему состояние, которое можно достичь  на

земле. Даже  воспоминания о  порносценах начали  улетучиваться из  его

памяти; сознание  тоже расслабилось.  Он полностью  отдался во  власть

ощущений  -   чистого,   беспримесного  наслаждения   теплой   плотью,

разминающей его податливую плоть.

    Он открыл глаза.

    И не почувствовал на себе ее рук.

    Он поднял голову  от подушки -  и увидел прямо  перед собой  морду

здорового краба, если можно назвать мордой то, что находится впереди у

этого бронированного  создания. Он  резко сел,  недоумевая, а  краб  в

испуге  метнулся  под  диван  и,  почувствовав  себя  в  безопасности,

продолжал разглядывать его оттуда, поблескивая бусинками глаз.

    Джон посмотрел  в  окно.  Стемнело.  На  улице  горели  фонари.  В

квартире Дебби тоже горел  свет. Он ощутил  запах ванили и  земляники.

Его  испускали  зажженные   ароматические  свечи.  Проморгавшись,   он

посмотрел на  часы. Без  семнадцати девять!  Он проспал  почти  четыре

часа!

    Он попробовал  встать  и  грохнулся  на  пол,  потому  что  джинсы

по-прежнему были спущены ниже колен.

    - Лаки! - послышался голос из другой комнаты. - Ты В порядке?

    - Да-да, все нормально.  - Он подтянул  штаны, застегнул молнию  и

брючный  ремень.   Это   безумство!  Полное,   совершенное   греховное

безумство! Необходимо срочно выбираться отсюда!

    Он огляделся и  увидел на  полу красный свитер  Дебби, ее  голубые

джинсы, шерстяные носки и ботинки, в которых она ходила на улицу.

    - Лаки, ты не зайдешь ко мне на минутку? - iозвала она.

    Он стиснул лицо ладонями.  Краб, победив страх, перевалился  через

его ступню и поковылял на кухню, видимо, доедать своего тунца.

    - Лаки? - повторила она.

    Он находился  как  раз посередине  между  дверью в  ее  спальню  и

коридором. Он сделал два  шага в сторону выхода  - и остановился.  Его

трясло, словно схватился рукой за обнаженный электрический провод.  По

крайней мере надо хотя бы попрощаться с ней. Нельзя же вот так убегать

украдкой,  как  тать  в  ночи.  Развернувшись,  он  пошел  в  спальню,

остановился на пороге и прислонился к дверному косяку.

    Дебби сидела перед  туалетным столиком  и красила  глаза, глядя  в

зеркало. На  ней  были все  тот  же кружевной  черный  лифчик,  черные

трусики и  черный пояс  с  подвязками, украшенный  черными  розочками.

Свеженакрашенные губы  полыхали  ярко-красным,  щеки  покрыты  густыми

румянами, скрывающими загар.

    - Привет, - сказала  она, откладывая в сторону  тюбик с тушью  для

ресниц, и повернулась  к нему. Один  глаз еще был  не накрашен. -  Ты,

наверное, очень устал.

    - Да. - Собственный голос показался ему незнакомым.

    - Дала тебе поспать. Решила, так лучше.

    - Да, спасибо. - Он бросил взгляд на ее грудь и почувствовал,  как

снова запылали щеки.

    - Танцевать любишь?

    - Прошу прощения?

    Опять то же самое. Тоненькие морщинки вокруг ее губ стали резче.

    - Танцы, понимаешь? Или  в твоем мире никто  не слышал, что  такое

танцы?

    - Нет... То есть... Я не танцую.

    - Ну ничего,  можешь сымитировать. Хочу  тебя кое-куда сводить.  -

Она вернулась к  прерванному занятию.  - Клуб  "Небесная миля".  Всего

пара кварталов отсюда.

    - Клуб? Нет... Правда! Я не посещаю клубы.

    - Лаки, ты гей? - вынуждена была спросить Дебби.

    - Нет. - Сказано было достаточно твердо.

    - Бисексуал?

    - Нет.

    Остается третье, самое худшее.

    - Кастрат?

    Он помолчал некоторое время.

    - Может быть, - наконец услышала она.

    - Нет, ты смеешься  надо мной! Такой  симпатичный парень не  может

быть кастратом! Черт побери, это было бы слишком несправедливо!

    Она закончила красить ресницы, взяла  щетку для волос и  принялась