ДЖОН МАКДОНАЛЬД

                        МЕНЯ ОСТАВИЛИ В ЖИВЫХ

    Я лежал на голубой холстине,  натянутой на палубный люк, когда  ко

мне медленно приблизилась эта  глупая девица из рекламного  агентства.

Маленький усталый кораблик  упрямо продвигался  средь бегущих  куда-то

волн Тихого океана,  а я  размышлял о  том, что  никогда, наверное  не

устану  наслаждаться   палящими  лучами   солнца.  Калькуттский   врач

ухмылялся словно  сытый кот,  когда  говорил мне,  что я  вполне  могу

считать последний год проведенным в могиле и поздравлял с возвращением

с того  света. Мне  было о  чем подумать,  а от  болтовни  приставучей

красотки у меня начинала болеть голова. Четыре дня я что-то ворчал  ей

в ответ, пока, наконец, не заявил:  мне очень жаль, что она леди,  так

как именно  по этой  причине я  не могу  рассказать ей  о сути  своего

ранения. Девица замерла,  выпучив глаза, а  затем так резво  помчалась

прочь с палубы, что чуть не вылетела за борт.

    Когда шла война я  старался всюду поспеть. А  они посылали меня  в

самые неожиданные места. Потому что  я специалист в своем деле.  Потом

разбился, а когда они нашли  меня в горах Тибета,  уже шел 1946 год  -

война закончилась. Все крупные военные базы обезлюдели, и Восток вновь

стал погружаться в свое обычное состояние медленного умирания.

    Я  располагал  достаточным  запасом  времени  для  раздумий,  пока

корабль  неспешно  возвращался  домой.  Меня  и  отправили  на   таком

тихоходном судне как раз потому, что здесь будет вдоволь дней и  ночей

дабы окончательно восстановить подорванное здоровье.

    Я грелся на солнце и вспоминал.

    Командир  самолета  выглянул   из  кабины  и   сказал,  чтобы   мы

пристегнули ремни. Шел апрель 1945-го года. Полет проходил в  гористой

местности. Я протер стекло  иллюминатора и с  ужасом увидел как  много

льда налипло на крыле нашего  старенького самолетика. Это был один  из

редких ночных полетов,  производимых Китайской Национальной  Воздушной

Компанией, ребята  из которой  предпочитали подниматься  в небо  днем,

желательно в облачную погоду, чтобы при малейшей опасности моментально

юркнуть в тучи.  Однако, летать  этим пацифистам  приходилось в  любую

погоду и в любое время суток.

    Двигатели как-то  странно взревели  и весь  корпус содрогнулся.  Я

понял, что мы врезались в скалы, и что наступает конец. В уши ворвался

невыносимый треск, ремни лопнули  и меня отшвырнуло к  противоположной

стене самолета. И я провалился в черноту.

    Когда я  очнулся  небо  уже серело:  приближался  рассвет.  Вокруг

возвышались коричневатые скалы, присыпанные  снегом. Ветер с  Гималаев

бросал острые холодные льдинки прямо в лицо. Все тело болело.  Фюзеляж

самолета валялся среди скал. С одной стороны его почти занесло снегом.

Кругом валялись обломки  крыльев и хвостовой  части. Я сильно  замерз.

Так замерз,  что охватило  сомнение: смогу  ли подняться.  Наконец,  я

попытался встать. Правая нога подогнулась, я упал и рассек подбородок.

Кое-как я  подполз  к  самолету  и  потрогал  двигатель.  Холодный.  Я

спрятался за обшивкой машины и, обхватив ноги руками, стал  дожидаться

пока окончательно рассветет.

    Остальным  повезло  гораздо  меньше.   Командир  и  второй   пилот

неподвижно  распластались  в  своих  креслах,  неестественно  вывернув

головы под  странным  углом.  У двух  пассажиров  оказались  раскроены

черепа. Еще  одного члена  экипажа  я обнаружил  футах в  тридцати  от

самолета. Его кровь уже давно замерзла на коричневатых камнях.

    Я пытался развести костер, но не смог. Тогда я забрался в самолет,

но у меня ужасно  тряслись руки. Наконец,  мне удалось вылить  немного

топлива  и  огонь  враз  разгорелся.  Я  хотел  вытащить  погибших  из

самолета, но пламя росло слишком быстро, и у меня не хватило сил. Да к

тому же, особого смысла в этом не было. Я выбрался наружу через дыру в

обшивке и  отполз  в сторону.  Когда  самолет уже  сгорел  наполовину,

взошло желтое солнце, и ревущее пламя померкло в его лучах.

    Я немного согрелся от жара костра, пожирающего самолет. Еды у меня

не было. Кругом простирались безлюдные  дикие скалы и слепящий снег  -

при том, что всего  лишь в ста милях  отсюда стояла такая жарища,  что

там можно запросто получить тепловой  удар. Единственное, что я  знал:

мы упали где-то в горах Тибета.  Было ужасно холодно, и я понимал  что

должен  двигаться,  если  не  хочу  замерзнуть  окончательно.  Самолет

врезался в склон горы. И я не имел выбора: необходимо спуститься вниз.

    Я умер, прежде чем достиг подножия горы. Так, по словам доктора, я

должен  воспринимать  происшедшее   со  мной.   Спотыкаясь,  падая   и

переворачиваясь, с  посиневшими от  холода руками  и онемевшим  лицом,

переполненный единственным желанием  - заснуть,  опуститься в  теплую,

манящую пучину сна,  и зная, что  смерти тогда не  миновать, я полз  и

кувыркался дальше, вниз. Ледяные  острия коричневых камней жалили  мое

замерзающее тело,  и  я  лишь  глупо удивлялся,  почему  же  так  мало

вытекает крови. А потом я ничего не помню. Вплоть до мая 1946 года.

    Очень солидный маленький англичанин с лицом, похожим на сморщенный

ботинок, сел рядом с моей койкой в калькуттском госпитале и рассказал,

как они нашли меня. Тогда им  еще не удалось установить мою  личность.

Новости там  распространяются не  очень-то быстро  - от  одной  горной

деревушки  к  другой.  Англичанин  пришел  к  выводу,  что  я  прополз

двенадцать миль. Видимо, нашли меня  на перевале, где пролегала  тропа

из одного  поселения в  другое. Горцы,  наверное, сильно  удивились  и

погрузили меня,  словно мешок  с зерном  на одного  из своих  косматых

пони. Со временем стало известно,  что в одной из отдаленных  деревень

находится больной белый человек.

    Я лежал на солнце и вспоминал глупую медсестру, что стояла у  моей

постели, стараясь отвлечь меня, в то время как врач менял мне повязки,

и я не возражал ей.

    Я вспоминал горячую пищу,  которую запихивали мне  в рот, так  что

приходилось проглатывать ее, чтобы не задохнуться. Я вспоминал горький

дым, заполняющий маленькую хижину и обжигающий глаза. Крупных людей  с

широкими тяжелыми лицами,  что-то хрипло говорящих  на своем  странном

языке. Меха, от которых исходило зловоние.

    И каким-то образом я остался в живых.

    Возвращение к жизни  в госпитале  походило на  второе рождение.  Я

разучился говорить  -  слова застревали  в  горле. Белая  простыня  на

постели казалась мне  самой замечательной вещью  на свете. Помню,  как

проведя по ней  левой рукой,  я заметил,  что с  моей рукой  произошло

нечто странное.

    Я долго разглядывал руку и разум мой никак не хотел примириться  с

очевидностью. Эта рука совершенно не походила на мою. Она была  худой,

с выступающими жилами и костями. Затем я понял, что с пальцами  что-то

случилось. Их  не  хватало.  Исчезли  два  крайних  пальца  и  фаланга

среднего. Но это не  имело значения. Важно  было ощущать мягкую  ткань

простыни под моими пальцами. Помню, что  тогда я даже не посмотрел  на

свою правую  руку.  Потом  пришло  время  сна.  Я  знал,  что  во  сне

выздоравливаю. Возвращаюсь обратно в мир живых из небытия и смерти.  В

тот день я понял, что нахожусь в госпитале.

    Я помню день, когда  молодой врач с  заострившимся лицом и  умными

усталыми глазами присел ко мне на кровать.

    - Ну, человек с гор, вы уже можете вспомнить, кто вы такой?

    -  Вспомнить?  Почему  нет?  Говард  Гарри.  Капитан.   Инженерные

войска.

    - Я задавал вам этот вопрос в течении трех недель.

    - Я  не помню  ваших вопросов.  - Вы  сегодня молодец,  Гарри.  Вы

помните, когда вы попали в горы?

    - В начале апреля.

    - Какого года?

    - Этого года. 1945-го.

    - Сожалею, Гарри. Сейчас  1946-й. Май. Война закончилась.  Большая

часть ваших сограждан уже вернулась домой.

    Когда я снова  поднял глаза, он  уже ушел. Мне  нужно было  время,

чтобы все  как  следует  обдумать. Тринадцать  месяцев  вычеркнуто  из

жизни. Война закончилась.  С этого  дня мое здоровье  быстро пошло  на

поправку.

    Я помню, как  была взволнована  медсестра, когда  сказал, что  мне

некого уведомлять о  моем спасении. Только  Военное Ведомство. Что  не

имею ни родственников, ни жены, ни детей. Я хотел попросить, чтобы они

разыскали Дэна Кристоффа и  сообщили ему, что со  мной все в  порядке.

Потом решил: будет гораздо  лучше, если я  просто предстану перед  ним

живым и  здоровым. Меня  выписали из  госпиталя только  в сентябре.  И

посадили на этот корабль. Говард Гарри, воскресший из мертвых. Ну,  не

весь, конечно. Раньше  я весил  сто восемьдесят фунтов.  Теперь -  сто

сорок два. На левой руке не  хватало двух с половиной пальцев.  Легкая

хромота. Большая серебряная пластина в правом колене, заменившая часть

изъеденной инфекцией  кости. Большой  шрам через  всю правую  щеку.  И

каждый день в течении нескольких минут я не понимал где нахожусь и что

делаю. В это  время мое  сознание отключалось.  Мне рассказывали,  что

когда такое со мной происходило, я стоял недвижимо, бессмысленно глядя

перед собой. Затем сознание медленно возвращалось.

    Я хотел вернуться в Штаты и  найти Дэна Кристоффа. Мы всегда  были

очень близкими друзьями. Работали вместе. Напивались вместе. И  вместе

пережили немало забавных приключений.

    Я стал на год старше. Тридцать три. Значит Дэну - тридцать четыре.

Перед войной мы оба работали  инженерами на фирму Сэггерти и  Хартшоу.

Фирма обслуживала  весь средний  запад и  имела заказов  на  прокладку

дорог и возведение  мостов больше, чем  две любые другие  строительные

организации  вместе  взятые.  Сэггерти   и  Хартшоу  добились   такого

количества  контрактов  не   столько  вытесняя  конкурентов,   сколько

благодаря своим низким ставкам. Они имели отличное оборудование и, как

всегда говорили мы с Дэном, они нанимали лучших специалистов. Сэггерти

и Хартшоу понимали, что Дэн и я могли великолепно работать вместе. Я -

высокий, стройный брюнет, вдобавок довольно вспыльчивый. Не  проходило

недели, чтобы  я не  устроил  скандала со  своими подчиненными  или  с

начальством. Я  всегда  лучше  всего  работал  в  сложных,  стрессовых

ситуациях. Я  мог спать  всего четыре  часа в  сутки и  питаться  лишь

черным кофе.

    Дэн совсем другой.  Он среднего роста,  но плотного  телосложения,

широкоплечий. Рыжеватый  веснушчатый  парень с  приятной  улыбкой.  Он

медленно двигался и говорил тоже  медленно. Дэну требовалось не  менее

десяти минут,  чтобы  не  торопясь набить  трубку,  которую  он  курил

непрерывно. Он очень остроумный, намного остроумнее чем я. Дэн  всегда

себе на уме, но  в нем нет  ни злобы, ни  ханжества. Тогда, давно,  до

войны, мы  управляли  людьми и  техникой,  вынашивая новые  планы.  Мы

строили мосты, и они стояли крепко.  Фирма делала на нас деньги, но  и

мы в обиде не оставались.

    Дэн женат. Но когда пришло время, нас призвали вместе. И вместе мы

проходили переподготовку.  О, мы  были неслабыми  ребятами с  золотыми

петлицами. Специалисты высшей квалификации!

    Мы и в армии умудрились оказаться вместе. В какой-то момент я даже

был его командиром, и Дэна это страшно злило.

    Потом мы получили назначение в ЦРУ и, по непонятным причинам,  нам

поручили какую-то  бумажную  работу  в  Дели.  Там  служило  несколько

приличных ребят,  но мы  с  Дэном, находясь  вдали от  театра  военных

действий, стали потихоньку загнивать. Каждый из нас выражал протест по

своему.  Я  ругался,  скандалил,  бился   головой  о  стену  и   писал

бесчисленные рапорты с просьбами о переводе.

    Только не подумайте, что мы были мальчишками, мечтающими  поиграть

с пушками  и гранатами.  Дело отнюдь  не в  этом. Мы  страстно  желали

убраться подальше  от этих  прекрасно  устроившихся парней  и  начать,

наконец, что-либо  строить.  Не так-то  просто  все объяснить.  Сам  я

никогда не смогу понять, как можно получать удовольствие от работы  за

столом. За любым столом.  Вот если вам  удалось перекинуть даже  самый

маленький мостик через пересохший речей, вы можете через год или через

двадцать лет вернуться  туда и он  там будет. Вы  можете наступить  на

него и  потрогать  его. Плюнуть  на  него  или спрыгнуть  с  него.  Он

осязаем. Он существует.

    Дэн протестовал иначе.  Он просто набивал  трубку и часами  сидел,

прислонившись к  стене  рядом с  кабинетом  полковника. И  всякий  раз

завидев полковника  Дэн улыбался.  Полковник знал,  о чем  думал  Дэн.

Через какое-то  время  полковник  устал. Устал  от  Дэна  подпирающего

стенку, устал от его трубки.

    Он вызвал нас с Дэном в один и тот же день, в одно и то же время.

    - Гарри?

    - Да, сэр.

    - Вот ваш приказ. Вы полетите через перевал Ченгуду и поступите  в

распоряжение  майора  Кэстла.   Совершите  небольшое  путешествие   по

Транс-Иранскому Торговому пути в Китай. Вы вернетесь, составив  рапорт

о состоянии, в котором находятся все коммуникации.

    - Да, сэр.

    - И Кристофф. Вы отправляетесь  на Цейлон "название государства  и

острова  Шри-Ланка  до   1972  года",  в   распоряжение  лорда   Луиса

Маунбаттена.  Ему   необходим  специалист,   который  сможет   оценить

возможность строительства  из местных  материалов плавучего  дока  для

вторжения с моря, которое он готовит.

    Похоже, нам  удалось  добиться своего.  Мы  переглянулись,  весело

усмехнувшись, и вновь  сделали серьезные  лица. Затем  отдали честь  и

собрались уходить.

    - Минуточку, джентльмены, - сказал полковник. Мы остановились. - Я

должен учитывать репутацию своей части. Я не могу прислать  экспертов,

если они не выглядят  подобающим образом. Вы  оба представлены мною  к

званию капитана. Сегодня днем вы  должны получить приказ о  присвоении

очередного звания и отправиться в путь. Вы мне оба до смерти  надоели.

Счастливого пути.

    Выйдя из  кабинета, мы  ударили друг  друга по  рукам и  исполнили

маленький победный танец.  Дэн щелкнул меня  по макушке, а  я чуть  не

отбил себе руку об его плечо. После чего мы выпили с ним пива, и с тех

пор я его не видел.

    Так что теперь мне хотелось найти старого друга, выпить с ним пива

и поболтать о событиях последнего года. Правда, мне и  рассказывать-то

особо нечего.

    Я  перевернулся  на  спину.  Длинные  серо-голубые  волны   плавно

покачивали корабль. Припекало солнце. Я  поднял голову и посмотрел  на

ноги. Они  выглядели хуже  всего.  Дряблые мышцы.  Загар,  покрывающий

отвисшую кожу. Полное истощение.

    ***

    Путешествие продолжалось  сорок шесть  дней. Наконец,  мы вошли  в

длинный канал  Лос-Анджелеса. По  обоим берегам  канала  располагались

фабрики. Наступил  октябрь. По  дороге, идущей  параллельно каналу,  я

увидел автомобиль, с роскошной блондинкой за рулем.

    Картер, бывший бухгалтер из Филадельфии,  один из тех парней,  что

возвращались последними, так как инвентаризировали военное снаряжение,

подошел и встал рядом со мной,  держась за леер. Мы с ним  подружились

за эти сорок шесть дней. Он не болтал зря, не задавал лишних  вопросов

и не навязывал своего сочувствия.

    - Да, никто не встречает нас с оркестром, Гарри. Мы, черт  побери,

слишком поздно возвращаемся домой.

    - Меня  тошнит  от  оркестров.  - Веселенький  денек,  а?  Что  ты

собираешься делать, вернешься на работу? Построишь мост или  выкопаешь

где-нибудь для себя канаву?

    - Вернусь,  если компания  захочет взять  меня назад.  А ты  опять

будешь складывать свои цифры?

    - Хорошая чистая работа.  Кстати, а не засунут  ли тебя обратно  в

госпиталь? Ведь ты же еще не окончательно поправился, а?

    - Лучше и не пытаться. Я  могу отжаться от пола двадцать пять  раз

подряд. Двадцать медленных глубоких  приседаний. Меньше хромаю. И  вес

теперь сто шестьдесят три фунта. Осталось набрать всего семнадцать.

    - Ты  отлично выглядишь,  Гарри. Пойду-ка  я собираться.  Увидимся

как-нибудь.

    Он  стал  спускаться  с   палубы.  Круглый  маленький   человечек,

наделенный недюжинным хладнокровием  и удовлетворением от  собственной

деятельности. Я  завидовал ему.  Меня  не покидало  какое-то  странное

беспокойство, ощущение приближающейся  беды. Я не  понимал откуда  оно

взялось. Наверное,  из-за целого  года,  вычеркнутого из  моей  жизни.

Нельзя рассчитывать,  что мозг,  бездействовавший больше  года,  будет

после этого нормально функционировать.  Вы оставляете поле  вспаханным

под пар, и  оно само накапливает  вещества, необходимые для  растений.

Мозг же, в аналогичной ситуации, накапливает сомнения,  неуверенность,

нерешительность... Вы начинаете ждать ужасных неприятностей за  каждым

поворотом, а когда  пытаетесь сопротивляться  этому, ничего  у вас  не

получается. Мои сны служат ярким тому подтверждением. В среднем каждую

третью ночь я просыпался от захлестывающего меня ужаса, среди  влажных

от пота  простыней.  Мучил  не какой-то  определенный  кошмар,  просто

черная пустота начинала смыкаться вокруг меня. Иногда я оказывался  на

гребне какой-то серой скалы  - тропинка сужалась до  тех пор, пока  не

вынуждала остановиться.  Тогда  серая стена  начинала  надвигаться  на

меня, и я знал, что  она столкнет меня вниз  и я полечу, кувыркаясь  и

переворачиваясь во  влажном  воздухе  все дальше  и  дальше  в  черную

пустоту. Маленький  калькуттский доктор  оказался совершенно  прав.  У

него была  привычка  высовывать  кончик  розового  языка  и  аккуратно

увлажнять обе половинки тонких черных усов. Он сказал мне, что я  умер

на целый год. Я был мертв, и в холодном аду волосатые демоны рычали на

меня и запихивали мне в рот обжигающую пищу...

    Механизм выхода в отставку напоминал глупый анекдот. Система  была

рассчитана на миллионы, и ее использование для нескольких сотен  людей

выглядело просто смешным.  Но придерживались ее  строго. Мне  пришлось

заполнять все  формы и  выполнять все  параграфы дурацкой  инструкции.

Скучающий сержант  отсчитал  причитающиеся мне  пять  тысяч  восемьсот

долларов - плату  за год.  Они сказали, что  все положенные  документы

вышлют по  почте. Потом  мне был  определен трехмесячный  оплачиваемый

заключительный отпуск,  название которого  носило какой-то  неприятный

оттенок. Кроме того я получил пожизненную пенсию в пятьдесят  долларов

в месяц. Как раз на пиво и сигареты. Ну и, изредка, на кино. Некоторое

время я прикидывал: не купить ли мне на все эти деньги дом  где-нибудь

подальше в лесу, чтобы жить там на мои пятьдесят долларов в месяц.  За

год или два я окончательно  приду в себя. Тело  мое уже в порядке,  но

вот мозг представлялся незаживающей раной.

    Есть такой маленький городок Беннетвилль, с населением около  двух

тысяч человек. Он находится в пяти милях от демобилизационного  пункта

в штате Огайо. Это очень чистый  и спокойный городок. Я остановился  в

его единственном  отеле.  Несмотря  на  то, что  я  имел  багаж,  меня

заставили  уплатить   за   неделю  вперед:   в   Беннетвилле   военные

располагались часто. Так что здесь имели горький опыт.

    На поезде я добрался  до ближайшего крупного  города, и уже  через

несколько часов стал обладателем  скромного гардероба. Я переоделся  в

новый  костюм,  выбросив  опостылевшую  до  смерти  военную  форму.  Я

подержал в руке маленькую золоченую пуговицу с орлом, разглядывая  ее.

И, уверяю  вас, во  мне  совершенно не  было  горечи. Я  абсолютно  не

чувствовал себя разочарованным и обманутым.  Просто я не желал  больше

носить все это. Я знал, что увидев пуговицу люди моментально свяжут ее

с моей хромотой,  отсутствием пальцев  и шрамом  на лице.  Я не  хотел

становиться профессиональным ветераном. И  выбросил пуговицу вслед  за

формой.

    Порыскав на  стоянке подержанных  автомобилей,  я в  конце  концов

нашел маленький  "Плимут" сорокового  года с  приличным двигателем.  Я

заплатил за него  тысячу долларов  и зарегистрировал  новые номера.  В

полночь я  уже  находился в  своем  номере беннетвилльского  отеля.  Я

устал, но зато  чувствовал себя вполне  гражданским человеком.  Быстро

раздевшись, улегся в постель и спал крепко, без сновидений.

    Утром я заказал  разговор с  Дэном Кристоффом  из Йонгтауна,  штат

Огайо. Я пил утренний кофе, с нетерпением ожидая разговора.

    Наконец, телефон зазвонил и я схватил трубку.

    - Мистер Гарри? Это телефонистка. Мистера Дэниеля Кристоффа нет по

этому номеру. И его прибытие не ожидается. Что мне делать?

    - Тогда соедините меня с его женой, Дороти Кристофф.

    Подождав несколько минут, я вновь услышал голос телефонистки:

    - Сожалею, мистер Гарри, но миссис Кристофф не хочет разговаривать

с вами.

    - Что, черт возьми, это значит? Ведь оплачиваю разговор я.

    - Да, сэр, но она отказывается взять трубку.

    - О'кей, аннулируйте разговор, - я бросил трубку на рычаг, вскочил

и принялся метаться по комнате. Я  выкурил сигарету почти до конца,  и

она обожгла мне пальцы. Я отшвырнул ее  со всего размаха в окно. Я  не

мог понять, что происходит. Похоже,  Дэн и Дороти разошлись.  Какая-то

бессмыслица: они созданы  друг для  друга. Я  помнил высокую  стройную

девушку с темно-рыжими волосами, серо-зелеными глазами на нежном  лице

и быстрой широкой улыбкой, которая делала ее похожей на мальчишку. Это

был абсурд.  Мы  всегда  хорошо  относились друг  к  другу.  Я  спешно

побросал вещи в новую, только  что купленную сумку, и спустился  вниз.

Заплатив еще за  неделю вперед,  я забрался  в автомобиль  и выжал  из

маленького "Плимута" все, на что тот был способен. Он только  обиженно

визжал на поворотах. Как  же все-таки объяснить  ее отказ говорить  со

мной?

    Я проехал миль двести,  прежде чем пришел  в себя. Мне  необходимо

было сбавить скорость, так  как если я вдруг  почувствую, что на  меня

опять надвигается чернота, у меня останется лишь несколько секунд  для

остановки машины. Я тщательно перебрал все возможные варианты  ответа.

Ни один из  них не имел  ни малейшего смысла.  Это просто нечестно.  Я

хотел увидеть ее  и я  хотел повидать сына  Дэна. Ему  было три  года,

когда мы  ушли  в  армию. Билли  Кристофф.  Кругленький,  серьезный  и

крепкий парнишка.

    Я не стал  останавливаться, чтобы перекусить.  В пятнадцать  минут

пятого я подъехал к маленькому коттеджу на теневой стороне улицы,  где

мы с Дэном устроили прощальную вечеринку перед отправкой на Побережье.

В моих  воспоминаниях  дом  казался мне  значительно  большим,  краска

белее, деревья  зеленее. Пошел  холодный дождь,  когда я  поднялся  по

ступенькам на  крыльцо. Я  нажал кнопку  звонка и  стал ждать.  Секунд

через тридцать она открыла дверь. Ее глаза чуть расширились, когда она

увидела меня.

    - Я знала, что ты придешь, но не хотела тебя видеть. Я не  думала,

что ты появишься так скоро. Наверное, я должна пригласить тебя в дом.

    Она повернулась и  повела меня  внутрь. Дороти  осталась такой  же

стройной, но  ее  плечи  были  опущены.  У  меня  в  голове  вертелось

множество вопросов,  но  я  понимал, что  нужно  дать  ей  возможность

повести разговор так, как ей того захочется.

    Мы вошли в так хорошо знакомую мне гостиную. Мебель стояла немного

по другому,  но  все остальное  не  изменилось. На  каминной  полке  я

заметил большую фотографию Дэна. Он был в гражданском.

    Когда она присела на  диван, свет от  окна упал на  ее лицо. В  ее

глазах я  не  увидел жизни,  черты  лица заострились.  Это  было  лицо

человека, потерявшего  последнюю  надежду.  Появились  новые  морщины,

глаза опухли.  Она  сидела и  некоторое  время разглядывала  ногти  на

руках. Потом посмотрела на меня.

    - Дэн мертв, ты знаешь.

    Я не  знал. Я  даже не  рассматривал такого  варианта. Дэн  всегда

казался мне  неуязвимым. Таким  прочным, неизменным,  точно он  и  его

трубка будут  существовать  вечно.  Я взглянул  на  фотографию,  потом

опустил глаза вниз и принялся изучать узор на ковре. Я достал сигарету

и очень  внимательно  ее осмотрел.  Там,  где написана  марка,  бумага

слегка примялась. Я достал спички, на них было написано: "Гараж Уорта.

Кузовные  работы".  Я  оторвал  спичку  с  зеленой  головкой  и  зажег

сигарету. Глубоко затянувшись, я выдохнул густую струю дыма к потолку.

Дым стал таять в неподвижном воздухе.  Дэн мертв. Ты давно уже  мертв.

Что там говорил Хемингуэй? Когда смеешься,  смейся как в аду - ты  уже

давно мертв.  Что-то в  таком духе.  Твой друг  Дэн давно  уже  мертв.

Аллитерация. Дэн мертв. Односложные слова.

    Я, наконец, справился с собой. И  посмотрел на нее. Ее глаза  были

по-прежнему угасшими.

    - Это точно, Дороти? Ты уверена?

    - Его тело нашли через несколько дней. Прибило к берегу.

    - Во время боя?

    - Нет.  И  даже не  при  исполнении долга,  согласно  официальному

сообщению. Они  обозначают  это  НПИСО. Не  при  исполнении  служебных

обязанностей. Если бы он случайно не утонул, то против него  возбудили

бы уголовное дело.

    - Что-то я не могу в это поверить.

    - Я  покажу  тебе письмо.  -  Она встала  и  со вздохом  вышла  из

комнаты.

    Я сидел  и ждал.  Она вскоре  вернулась и  протянула мне  конверт.

Длинный и засаленный. Читанный множество  раз. Я открыл его и  вытащил

письмо.

    "Дорогая миссис Кристофф!

    Обычно мы не  пишем подобных  писем, но  я полагаю,  что мой  долг

сообщить Вам все обстоятельства гибели Вашего мужа. Вы, без  сомнения,

станете расспрашивать других  людей, которые  были тогда с  ним, но  я

полагаю будет лучше, если Вы получите официальный отчет о случившемся,

а не субъективные  рассказы очевидцев. Ваш  муж был назначен  временно

исполняющим обязанности командира сторожевого корабля, приписанного  к

порту  Коломбо  "главный  экономический,   культурный  центр  и   порт

Цейлона", Цейлон. Он не  имел необходимой подготовки для  командования

подобным кораблем  и его  назначение являлось  временным, до  прибытия

замены прежнего капитана корабля.

    Кристофф не только вышел в море ночью, нарушив устные  инструкции,

но и  взял в  качестве  пассажиров двух  гражданских лиц  из  Коломбо.

Корабль попал в шторм, его  смыло за борт и  он утонул. Его тело  было

обнаружено позже и опознано перед похоронами.

    Если бы  он  не  утонул,  то,  без  сомнения,  предстал  бы  перед

военно-полевым  судом  по  возвращении  на  берег.  И  одного   только

нарушения  правил  безопасности  было  достаточно,  чтобы  лишить  его

офицерского звания. А все вместе должно было повлечь за собой позорное

изгнание из армии.

    Его смерть отнесена к  НПИСО командиром дивизии,  и поэтому Вы  не

получите его полугодовалое жалованье и пенсию.

    Пожалуйста поймите, что писать Вам такое письмо крайне тяжело  для

меня. Ваш муж до этого печального инцидента имел прекрасный  послужной

список. Я должен был сообщить Вам все эти печальные факты.

    Искренне Ваш К.К.Аргдеффер.

    Полковник пехоты."

    Я сложил  письмо и  убрал  обратно в  конверт. Подошел  и  положил

письмо ей на колени.

    - Я не верю в это, Дороти.

    Она пожала плечами.

    - Зачем же тогда он написал это?

    - Он ошибается. Он должен ошибаться. Дэн совсем не такой. Конечно,

он любил выпить, но он никогда не совмещал выпивку и дело, гражданское

с военным.  Он всегда  очень серьезно  относился к  своей работе.  Это

какой-то глупый трюк. Он не мог этого сделать.

    - Я думала  точно так же,  как и ты.  И как его  отец. А потом  мы

получили другие письма.

    - Еще!

    - Нет, не такие. Отец Дэна нашел нужных людей в Вашингтоне, и  они

раздобыли ему список фамилий и адресов всех членов команды корабля.  И

он написал каждому  из них. Попросил,  чтобы они честно  ему обо  всем

рассказали.

    - Что же произошло дальше?

    - Стало еще хуже. Некоторые  совсем не ответили. Другие  написали,

что они не  хотят вспоминать об  этом. А остальные  написали, что  Дэн

пришел на корабль пьяный в десять часов вечера с мужчиной и  женщиной,

которые были  в гражданском.  Сообщали,  что первый  помощник  пытался

отговорить Дэна, но Дэн даже слушать  его не стал. Он настоял на  том,

чтобы выйти в море, он еще говорил, что это будет "лунный круиз".  Они

отплыли и он утонул. Ну, чему я теперь должна верить?

    Я сидел и обдумывал то, что  рассказала Дороти. Все это совсем  не

похоже на моего друга,  но с другой стороны,  кто знает? Иногда  самые

серьезные люди откалывают еще и не такие номера...

    Я ударил кулаком о левую ладонь и сказал твердо:

    - Они  ошибаются, Дороти.  Я  уверен. Дэн  не мог  этого  сделать.

Где-то произошла ошибка. И я найду виновных.

    Я не был  до конца уверен  в собственных словах.  Но выражение  ее

глаз... Она снова гордо подняла голову, и на мгновение опять стала той

женщиной, что я знал раньше. Ее глаза вновь заблестели.

    Потом прежнее выражение  безнадежности вернулось  на лицо  Дороти.

Она вежливо улыбнулась мне.

    - Это очень мило  с твоей стороны, Говард.  Я уверена, что Дэн  по

достоинству оценил бы твои слова.  А теперь, извини, у меня  множество

дел по хозяйству.

    Она проводила меня до дверей. Я неуверенно постоял некоторое время

на пороге. Она положила руку на мое плечо и взглянула мне в глаза.

    - Я  знаю,  что  это  безнадежно, Говард,  но  я  хочу,  чтобы  ты

попытался. Для  себя самого.  Если  ты этого  не сделаешь,  то  будешь

жалеть  всю  жизнь.  Но  постарайся,   чтобы  это  тебя  не   сломало.

Пожалуйста. Дело не в  том, что я  потеряла веру в  Дэна. Совсем не  в

этом. В конце концов каждый может  допустить ошибку. Я думаю, так  оно

все и было. Меня  убивает пятно, которое теперь  падает на всю  семью.

Что будет с  Билли, когда он  вырастет и прочитает  это письмо?  Какое

прошлое получит парень в наследство? Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Я ненавижу это письмо! - Она отвернулась, закрыв лицо руками.

    У меня  не  нашлось  мужества,  чтобы сказать  ей  хоть  слово.  Я

выскочил на улицу, сел в машину и поехал прочь. Дождь заливал ветровое

стекло. Мне казалось я  вижу мокрое плотное тело  Дэна на белом  песке

пляжа. Волны набегали на берег и толкали его в плечо...

    ***

    Мистер и миссис  Кристофф сидели  напротив меня в  кабинке кафе  в

Кливленде. Они сильно постарели с тех пор, как я видел их в  последний

раз. В  глазах  миссис  Кристофф застыло  выражение,  напомнившее  мне

пустоту в глазах Дороти. Но у них был еще один сын. Мистер Кристофф  с

шумом допил свой кофе и, стукнув чашкой о толстое блюдце, поставил  ее

на стол.

    - Черт возьми, Говард, на  что ты рассчитываешь? Почему бы  просто

не забыть всю эту историю? Не будите спящую собаку.

    - Я не хочу казаться упрямым. Я уже говорил вам, мистер  Кристофф.

Я не верю в это.

    Он повернулся к жене и, насмешливо глядя на нее, развел руки.

    - Мы получили восемь или  девять писем, в которых говорилось,  что

Дэн напился и  вывел корабль  в море ночью,  не имея  на это  никакого

права. Восемь или девять писем, в которых написано одно и то же, а  он

не верит. Миссис Кристофф подняла свой маленький подбородок и покачала

головой. - Оставь  его в  покое, Карл.  Он пытается  помочь. Иногда  я

просыпаюсь ночью и думаю о том, что, может быть, все написанное в  тех

письмах - неправда. Возможно его накачали наркотиками. Кто знает.  Дай

ему список с адресами. - Она повернулась ко мне и голос ее  смягчился.

- Что ты собираешься делать?

    - Постараюсь встретиться и поговорить со всеми свидетелями.  Затем

сравнить все, что  они расскажут и  посмотреть, нет где  противоречий.

Они обязательно найдутся.

    Мистер и миссис Кристофф сидели и смотрели на меня через стол,  на

лицах  их  надежда  боролась  с  привычным  отчаянием...  и   отчаяние

побеждало.

    - В  газете напечатали  небольшую заметку  об этом,  ты знаешь,  -

сказала миссис Кристофф. - В Кливлендской газете. Так что многие знают

обо всем. И  они до  сих пор  говорят нам,  что они  сожалеют. А  ведь

произошло все год назад, но им нравится приносить свои соболезнования,

- она посмотрела на дно своей кофейной чашки.

    - Ты мне нравишься, Говард, -  сказал мистер Кристофф, - и  всегда

нравился. Я рад, что ты сохранил верность Дэну. Но я не хочу, чтобы ты

сейчас тратил силы на эту историю.  Тебе и так крепко досталось, -  он

засунул руку во внутренний карман и достал список фамилий с  адресами.

Чистый, заново  отпечатанный  список.  Он  толкнул  его  по  мраморной

поверхности стола. - Здесь  все фамилии. Но  не торопись, обдумай  все

как следует. Может  быть, лучше, чтобы  у тебя осталась  хотя бы  тень

сомнения... возможно, ты  пожалеешь о своих  усилиях, если  убедишься,

что  Дэн  все-таки  совершил  ту  ужасную  ошибку.  Обдумай  все   это

хорошенько.

    Я не стал смотреть список, а сразу засунул его в карман.

    Миссис Кристофф повернулась к мужу:

    - Может отдать ему письма, которые сослуживцы Дэна написали тебе?

    - Это невозможно, Мэри. Я  их разорвал. Не хотел,  да и не мог  их

хранить, - он посмотрел на свои толстые, узловатые руки. Потом  поднял

на меня глаза и улыбнулся кроткой улыбкой. Улыбкой Дэна. - И давай  не

будем устраивать панихиду. Расскажи нам о себе.

    Мы просидели около часа, пока я негромко рассказывал им о  высоких

безлюдных горах, об обжигающем холоде  Гималаев. Первый раз я  кому-то

излагал свои приключения.  Я пропускал  то, что им  было бы  неприятно

слышать.  Пока  я  говорил,  неожиданно  вспомнил  эпизод,  о  котором

совершенно  забыл.   Маленькая  темная   комнатка,  слабо   освещенная

мерцающим неверным пламенем. Два коренастых человека,  рассматривающих

мою руку и негромко переговаривающихся между собой. Тяжелый деревянный

брусок и вспыхнувшее лезвие  ножа. Я не  почувствовал боли, когда  они

отрезали  отмороженные  пальцы.  Затем  яркая  вспышка  боли  и  запах

обгорелой плоти, когда они прижгли чем-то мою многострадальную руку...

    Я почувствовал, что наступила полная тишина, а кабинка кафе и  два

бледных лица  напротив меня  погрузились в  черноту. Я  снова  блуждал

высоко в горах, и  никак не мог укрыться  от обжигающего лицо ветра  и

колючей ледяной крошки.  Некоторое время  я стоял  неподвижно и  вдруг

услышал какое-то  бормотание.  Два  лица вынырнули  из  мрака,  начали

медленно расти передо мной, и снова я оказался в кабинке кафе, а глаза

старика с испугом  смотрели на  меня. Моя  правая рука  с такой  силой

сжимала бокал,  что  он лопнул,  и  темная кровь  текла  по  мраморной

поверхности стола.

    Со мной  вновь все  было в  порядке. Мы  нашли аптеку,  и там  мне

перевязали руку. Но после этого миссис и мистер Кристофф уже не  могли

себя чувствовать непринужденно в моем обществе. Я проводил их домой  и

обещал рассказать все, что мне удастся узнать о Дэне, какой бы тяжелой

не оказалась правда.

    Я вернулся к машине  и медленно поехал  по широким улицам  ночного

города. Красная неоновая вывеска - "Гриль-бар Мика". Я поставил машину

между двумя другими и  вошел в бар.  Сев у стойки  я заказал бренди  с

водой.  Достал  список  и  принялся  изучать  его.  Рочестер,  Бостон,

Уотербери, Скрэнтон,  Харисберг,  Джерси-Сити,  Сан-Франциско,  Сиэтл.

Большая часть на западе. Тем лучше.

    В баре  было шумно.  Я  сидел и  в  одиночестве пил  свое  бренди,

отделавшись от двух  пьянчуг, что пытались  завести со мной  разговор.

Пока я  так  сидел от  меня  постепенно стал  ускользать  смысл  моего

предстоящего расследования.  Каждый  может  совершить  ошибку.  Почему

этого не могло  произойти с  Дэном? Да и  семья должна  верить в  него

больше, чем друг. Кровь не вода. Однако, они же поверили письмам.  Они

старались забыть обо  всем, приспособиться к  возникшей ситуации. А  я

опять буду бередить старые раны. Он мертв. Что тут поделаешь? Брось ты

это дело.  Я заказал  еще бренди  и опять  достал список.  Несколькими

движениями я могу разорвать  его на маленькие  кусочки и выбросить.  Я

аккуратно сложил список и засунул его обратно в карман.

    Я поехал назад в Беннетвилль и собрал свои вещи, чтобы выехать  из

отеля. Портье, нагло улыбаясь, заявил:

    - Мне очень жаль, мистер Гарри, но мы не можем вернуть вам деньги,

которые вы уплатили за девять дней вперед. Это совершенно невозможно.

    Я положил обе руки на его  конторку и взглянул на него. Я  смотрел

на его  маленькие бледные  глазки,  веселенький галстук,  белые  руки.

Улыбка медленно сползла с его лица.

    - Вы же понимаете наше положение?

    И опять я ему ничего не  ответил, а только смотрел на него.  Тогда

он снова улыбнулся, но  я заметил, что он  немного подался назад  так,

чтобы быть уверенным - я не смогу до него достать.

    - Я  думаю, мистер  Гарри, что  в вашем  случае мы  можем  сделать

исключение. Мы вернем вам деньги за неделю.

    Я кивнул.

    Этот случай озадачил  меня. Что  увидел в  моем взгляде  маленький

наглый клерк? Я зашел в туалет  и уставился в зеркало. Впервые за  все

это время я внимательно осмотрел себя. Мне не так уж и нужны были  эти

деньги за номер, но  я знал, что меня  обманывают. Из зеркала на  меня

смотрело длинное мрачное лицо со шрамом, пламеневшим через всю  правую

щеку. Глаза  казались  ввалившимися, темными  и  слишком  блестевшими.

Глубокие морщины  пролегли от  ноздрей  к уголкам  рта: я  походил  на

человека, способного на насилие. Я смотрел на себя и начинал понимать:

мое лицо, даже когда я спокоен,  было лицом человека, в котором  кипит

гнев, готовый  в любой  момент  вырваться наружу.  Мне это  совсем  не

понравилось. Даже обеспокоило.

    По телефону я договорился о встрече с Сэггерти и поехал в  Чикаго.

Он ждал  меня  сидя за  своим  столом.  Он посмотрел  на  меня  долгим

изучающим взглядом. И тут я вспомнил, что раньше он всегда так  делал,

чтобы я почувствовал  неуверенность. Я понял,  что пора отплатить  ему

той же монетой.  Я уставился на  его неуклюжую фигуру,  на торчащие  в

разные стороны седеющие волосы, понимая  теперь, что таким образом  он

самоутверждается в собственных глазах.  Я внутренне усмехнулся,  когда

заметил, что  сейчас  это  сработало  против  него.  Теперь  некоторая

неуверенность охватила Сэггерти. Он взял  карандаш и постучал себя  по

носу тем концом, на котором была резинка.

    - Значит,  Гарри,  ты хочешь  вернуться  на работу.  Похоже  ты  в

приличной форме, только похудел.

    - Вам нужен инженер или грузчик?

    - Не обижайся, сынок. Мы рады, что ты вернулся. У нас море  работы

и притом срочной. Я как раз вспоминал, как вы с Кристоффом работали на

пару. Я промолчал.

    - Странная история  вышла с  Кристоффом. Он  всегда казался  таким

серьезным парнем. Мы здесь никак не ожидали такого поворота событий.

    - Ну, если вы так считаете...

    - Ты можешь выйти на работу с завтрашнего дня. Я скажу Буну, чтобы

он подыскал для тебя подходящий объект.  Поговори с ним. А как  насчет

оплаты? - Как  насчет оплаты? Я  стал почти на  четыре года старше.  И

ровно на столько же опытнее и  умнее. Меня устроит то, что вы  платили

мне раньше плюс полторы тысячи.

    - Это слишком много.

    Я взял свою шляпу со стола  и встал. Сэггерти посмотрел на меня  в

упор, и я  не отвел глаз.  Потом повернулся  и пошел к  дверям. Он  не

сдавался, пока я не открыл дверь. Только тогда он кашлянул.

    - О'кей, Гарри. Я согласен. Завтра выходи на работу.

    Я кивнул и закрыл за собой дверь.

    Бун дал мне самую обычную  работу. Сорок миль двухполосного  шоссе

нужно  было  превратить   в  четырехполосную  магистраль.   Спрямление

поворотов и прочая рутина. Не хватало оборудования и квалифицированных

рабочих. А  те, что  имелись, хотели  лишь денег  и улучшения  условий

труда. От нас требовалось успеть сделать как можно больше, прежде  чем

из-за буранов и  метелей работы будут  прекращены. Остальное  придется

заканчивать уже весной.

    Несколько недель я работал с удовольствием. Практически все  время

я проводил  на работе  и спал,  как  убитый. Но  вскоре между  мной  и

работой  встал   Дэн.   Когда   возникала   какая-либо   проблема,   я

останавливался и  смотрел в  сторону далеких  голубых гор.  Как бы  ее

решил Дэн? Я видел  его неподвижное лицо  и медленную улыбку.  Слышал,

как он говорит: "Зачем  ты все время  бегаешь, Гарри? Потише,  парень,

расслабься. Можно  использовать  щебень вон  с  того холма.  Мы  будем

выгадывать пятнадцать минут на каждом грузовике". Потом я мог  сделать

ему подножку и мы покатились бы,  поднимая тучи пыли, ругаясь друг  на

друга,   а   рабочие   бы   стояли   вокруг,   довольные    бесплатным

представлением, которое устраивали для них глупые инженеры. Время шло.

Дэн стал появляться в моем сознании все чаще и чаще.

    Ранним холодным  осенним утром  я ждал,  что он  вот-вот  появится

из-за далекого  поворота дороги.  И дело  не  в том,  что он  был  мне

необходим для работы: она-то как раз шла нормально. Казалось, он так и

остался непохороненным, и душа его  не знала покоя. Я чувствовал  свой

долг перед ним, и я знал,  что он, оказавшись на моем месте,  выполнил

бы его.

    Я вернулся в Чикаго и переговорил с Буном. Потом пошел к Сэггерти.

Поначалу он занял жесткую позицию.

    Однако, я не стал слушать его возражений и, подняв руку, остановил

его.

    - Мистер Сэггерти, мне нравится моя работа, мне нравится  работать

с вами. Поймите  правильно, и  давайте не будем  фехтовать словами.  У

меня есть обязательства. Обязательства перед погибшим другом,  которые

я не могу не выполнить. Я пытался отказаться от них, но это выше  моих

сил. Если я останусь  здесь и продолжу работу,  компании все равно  не

будет от меня никакого проку. Дайте мне довести дело до конца. Я прошу

отпуск без содержания. Я вернусь. Я уже договорился с Буном, с работой

все в порядке.  У него есть  новый инженер, которого  зовут Брент,  он

сможет меня заменить.  За несколько  дней я введу  его в  курс дела  и

уеду.

    Некоторое время у  Сэггерти было такое  выражение лица, словно  он

глотнул прокисшего молока. Но потом он улыбнулся и протянул мне  руку.

Я удивился, но потом, когда все как следует обмозговал, понял, что  он

никогда бы не добился  таких успехов, если  бы не обладал  достаточной

гибкостью. Нельзя быть мелочным во всем и занимать высокое положение.

    Я провел пару дней с Брентом, дав ему несколько советов о том, как

лучше завершить работу. Потом вернулся в город. Собрал вещи и погрузил

все в автомобиль. Затем достал список и определил в каком порядке буду

встречаться со свидетелями.

    ***

    - Досани? Да, вы можете поговорить  с ним. Он там, в дальнем  углу

гаража, - сказал мне управляющий.

    Я подошел. Досани как раз  начал тестировать двигатель. Он  увидел

меня и приветливо помахал рукой.  Это был высокий, стройный парень  со

смуглой кожей и черными блестящими волосами, спадающими ему на лоб.  В

руках он держал провод от аккумулятора.

    - Где ваша машина?

    - Я совсем  по другому  поводу. Ваш  менеджер сказал,  что я  могу

отвлечь вас на пару минут.

    - Послушайте, мистер. Я не  собираюсь платить, пока это  проклятое

радио не будет работать. Ясно?

    - Да я  не об  этом. Я  хочу поговорить  о том  времени, когда  вы

служили на Цейлоне, на сторожевом корабле. Тогда еще капитан утонул.

    Он сердито взглянул на меня.

    - Я давал показания по этому  поводу пока не посинел. Меня  тошнит

от этой истории.

    Я подождал несколько секунд и сказал:

    - Досани, я говорю с  вами неофициально. Капитан был моим  другом.

Моим лучшим другом. Я просто  хочу узнать, как все произошло.  Кстати,

что такое сторожевой корабль?

    Он успокоился.

    - Конечно,  в  таком  случае я  расскажу,  что  помню.  Сторожевой

корабль имеет  очень прочный  корпус.  Команда состоит  из  тринадцати

человек. Два авиационных мотора,  которые работают на  высокооктановом

бензине. Вооружение  довольно слабое.  Два крупнокалиберных  пулемета,

сорокамиллиметровая    пушка    и,    иногда,    на    корме    ставят

восьмидесятимиллиметровый   миномет.   Обычно   сторожевые   кораблики

используются для вывоза раненых из береговой зоны. Делается все  очень

быстро. Команда набирается из военнослужащих.

    - А чем вы занимались?

    - Внизу,  ухаживал  за  этими  проклятыми  моторами.  Меня  обычно

начинало тошнить в ту минуту, когда мы отходили от берега.

    - Что произошло той ночью?

    - Я мало что знаю об этом. Капитан Кристофф поднялся на борт около

десяти часов вечера с  двумя людьми - мужчиной  и женщиной. Мы  знали,

что это против правил, но он командовал кораблем. Я слышал как  Квинн,

первый помощник капитана, попытался спорить с ним, но ничего у него не

вышло. Нам пришлось  бросить партию  в покер, и  выполнять приказ.  Мы

вышли из порта Коломбо, держа курс в открытое море. Квинн вел корабль.

Я слышал, как Кристофф и пассажиры  пошли на нос. Пройдя миль  десять,

Квинн стал  разворачивать  нашу  посудину  и  через  несколько  секунд

корабль повернулся бортом на волну. Как  раз в этот момент, по  словам

гражданских,  Кристофф  попытался  вернуться  на  мостик.  Для   этого

необходимо было пройти через узкий проход рядом с низкой частью борта.

Он поскользнулся и выпал за борт, и прошло еще некоторое время, прежде

чем  пассажиры  смогли  докричаться  до  Квинна.  Так  что  обнаружить

Кристоффа было уже просто невозможно.  Мы кружили там около  получаса.

Поговаривали, что Кристофф был  крепко пьян и  поэтому сразу пошел  ко

дну.

    -  А  что  говорили  другие?  Может  кому  запомнилось  что-нибудь

необычное? Он  почесал нос,  оставив грязный  след на  щеке и  покачал

головой.

    - Ничего. Кристофф  просто нарушил правила  и попался. Он  казался

симпатичным парнем и его  назначили командиром по чистой  случайности,

на несколько дней, до прибытия  настоящего капитана. Он не должен  был

выходить в море, поскольку совсем  не разбирался в кораблевождении.  Я

думаю, что  он  просто  напился,  и  эта  костлявая  британская  сучка

обработала его. Увеселительная прогулка.

    - А что случилось с вашим первым капитаном?

    - Ужасно дурацкая история. Пошел купаться, а какой-то идиот  решил

в это время глушить рыбу. И бросил в воду пластиковую мину. Феннер как

раз нырнул, а тот его  и не видел. Феннер  погиб на месте. Мы,  честно

говоря, не очень-то  о нем  горевали. Он  все делал  по инструкции,  а

строгий был, что дьявол. Наверное, думал, что он адмирал.

    Больше от Досани ничего существенного узнать не удалось. Я  видел,

что  ему   не  терпится   вернуться  к   прерванной  работе.   Поэтому

поблагодарил его, мы пожали  друг другу руки и  я ушел. Его фамилию  я

вычеркнул из списка.

    ***

    Штенвиц сидел  на крыльце  перед домом  в рубашке  и брюках  цвета

хаки, когда я пришел поговорить с ним. Продавец из соседней бакалейной

лавки подробно  описал мне  его. Это  был толстяк  с белыми  руками  и

пухлым веснушчатым лицом. Он хмуро уставился на меня.

    - Вы Штенвиц, я не ошибаюсь?

    - Угу.

    - Меня зовут Говард Гарри, и я хочу задать вам несколько  вопросов

о той истории в Коломбо, когда утонул капитан Кристофф.

    - А почему вас это интересует?

    - Я был другом Кристоффа.

    - Ясное дело, вы были его другом. - Он встал и, подойдя к  ограде,

сплюнул в кусты.  Потом он  повернулся и направился  к входной  двери.

Напишите мне письмо, - сказал он, - я занят.

    Я сделал несколько  быстрых шагов,  схватил его за  плечо и  резко

повернул к себе, когда он уже он почти вошел в дом. Я взял его за руку

и потянул к себе. Он сделал шаг вперед и ударил, целя мне в голову.  Я

увернулся. Тогда он  попробовал еще  раз, пыхтя как  паровоз. И  опять

промахнулся.  Штенвиц  стоял  тяжело  дыша,  наклонив  вперед  круглую

голову. Его маленькие глаза-пуговки тонули в море плоти.

    - Отвали отсюда. А не то я вызову полицию. Это частные владения.

    Я не пошевелился, и тогда он попробовал ударить меня в третий раз.

Я сделал шаг в сторону, и его кулак пролетел в нескольких  сантиметрах

от моего  лица.  И тогда  я  нанес  ему хороший  апперкот  правой.  Он

согнулся пополам, а его  лицо позеленело. Я подтолкнул  его к стулу  и

аккуратно усадил. А сам  присел на ограду и  закурил. Я ждал, пока  он

отдышится. Что-то клокотало у него в горле.

    - Ну, Штенвиц, теперь мы можем спокойно поговорить. О'кей?

    - Я ничего говорить не буду.

    - Вы ведете себя так, словно это именно вы столкнули Кристоффа  за

борт.

    - Чепуха. Он напился, как свинья, и сам вывалился в море.

    - Почему же вы так странно себя ведете?

    - Я просто не люблю, когда мне задают слишком много вопросов.  Вот

и все. А теперь сойди с моего крыльца.

    - Не сразу. И давайте-ка поговорим по-хорошему, а то я вижу одного

раза вам  явно  недостаточно.  Мне  нечего  терять,  Штенвиц.  Где  вы

находились, когда все это произошло?

    Он мрачно посмотрел на меня. Я слез с ограды и сделал шаг вперед.

    - На корме, сворачивал канаты, - быстро сказал он.

    - Вам видно было Кристоффа и двух пассажиров на носу?

    - Нет. Ни  черта было не  видно. Слишком темно.  Да и  капитанский

мостик нас разделял.

    - Когда вы узнали, что Кристофф упал за борт?

    - Когда Квинн развернул корабль и начал звонить в колокол.

    - А где в это время находились пассажиры?

    - Не знаю.

    Он ничего не мог добавить  к тому, что уже  сказал. А я больше  не

смог придумать ни одного толкового вопроса. Я задал ему еще  несколько

бессмысленных вопросов,  на  которые  он  отвечал  мрачно,  но  прямо.

Наконец, я повернулся  и пошел к  машине. Когда я  уже садился в  свой

"Плимут", то  напоследок  взглянул на  Штенвица,  так и  сидевшего  на

крыльце. На его лице играла странная улыбка.

    ***

    Через два дня я  зашел в бар в  Рочестере, штат Нью-Йорк и  выбрал

себе место у стенки, так чтобы на нее можно было опереться плечом.

    Я заказал бренди с  водой и, когда  худой бледный бармен  поставил

передо мной бокал, спросил:

    - Вас зовут Стэн  Бенджамин, не так ли?  Кок на "Бэтси", когда  вы

служили на Цейлоне.

    Взгляд его сразу перестал быть отстраненным, а улыбка сделала  его

лицо симпатичным.

    - Точно, но я вас не знаю. Вы тоже там были?

    - Нет, но там служил мой лучший друг - капитан Кристофф.

    - Ясно. Я его  помню. Он был командиром  всего несколько дней.  Не

повезло парню. Вы специально пришли сюда, чтобы поговорить со мной?

    - Если только это не помешает вам обслуживать других  посетителей.

Мне бы хотелось услышать, что же тогда произошло.

    - В это время народу всегда немного. Мы играли в покер, когда  ваш

друг поднялся  на  борт вместе  со  своими гостями:  тощей  британской

куколкой, которую он  называл Конни и  огромным краснолицым парнем  по

имени О'Делл.  Было заметно,  что Кристофф  успел крепко  выпить.  Они

прошли на  "Бэтси"  через  палубы нескольких  британских  кораблей,  к

которым мы  были  пришвартованы.  Квинн  и  Кристофф  стали  о  чем-то

спорить, но я не слышал о чем. А потом Квинн спустился в трюм и сказал

нам, чтобы расходились по местам, что мы выходим в море. Он был  злой,

как черт.

    Сначала мне нечего было делать, но потом Кристофф и его гости сели

в кают-компании. Кристофф достал бутылку виски и попросил меня смешать

им коктейли. Это  тоже было против  правил, но приказ  есть приказ.  Я

выпил немножко сам  и смешал для  них коктейли в  три высоких  бокала,

разведя виски водой. Пока готовил выпивку, я видел, как они сидели  за

столом: Кристофф  с одной  стороны,  а О'Делл  с девицей  -  напротив.

Кристофф казался пьяным.

    - О чем они говорили?

    - Мне  не очень-то  хорошо было  слышно. Разговор  шел о  каком-то

клубе, из которого они только что пришли. Кристофф еле шевелил языком.

Его гости  выглядели получше.  Но  они казались  немного  напряженными

из-за того, что  "Бэтси" вышла  в море.  Как только  мы покинули  порт

началась небольшая качка.  Я налил  им еще  по бокалу,  и тогда  Конни

сказала, что она  хочет подняться наверх  и посмотреть океан,  залитый

лунным светом. Правда, к тому времени луна уже скрылась за тучами. Они

пошли наверх.

    - Вы можете вспомнить что-нибудь еще?

    - Вы вероятно уже слышали все остальное. Как мы кружили там  более

получаса, а  у женщины  случилась истерика.  Мы не  сумели его  найти.

Когда я снова спустился вниз, то увидел как краснощекий О'Делл допивал

остатки виски. Я остановился и посмотрел на него. Он поставил бутылку,

вытер губы тыльной стороной ладони и взглянул на меня. Я пошел к  себе

в кубрик. Потом мы вернулись в порт и началось расследование,  которое

продолжалось несколько  недель. Квинн  вроде  бы должен  был  получить

повышение, но эта маленькая увеселительная прогулка все ему испортила.

    Бармен  угостил  меня  бокалом  бренди,  а  потом  я  угостил  его

напоследок.  Он  нырнул  за   стойку,  чтобы  выпить  незаметно.   Мне

понравился этот невысокий парень.  Я угостил его еще  раз и его  глаза

весело заблестели.

    Потом я спросил:

    - А что вы думаете о Штенвице?

    -  Угрюмый  тип,  угрюмее  не  бывает.  Его  никто  не  любил.  Он

единственный из всей команды находился на палубе, когда Кристофф  упал

за борт.  Однако,  он утверждает,  что  ничего не  видел.  Он  страшно

бесился, когда  впоследствии  мы  приставали  к  нему  с  расспросами.

Странный человек. За все время службы он ни с кем не подружился. Ни  с

кем.

    Обедая в отеле, я вычеркнул фамилию Бенджамина из списка. Пока что

мне не  удалось узнать  практически  ничего нового.  И не  видно  было

особого смысла  продолжать. В  Штатах осталось  четверо свидетелей,  с

которыми я еще не разговаривал: Бейкер, Ружжерно, Дженсон и Квинн.

    ***

    Через  две  недели  я  остановился  у  автозаправочной  станции  в

пригороде Сиэтла. Остался только Квинн. Вилмерт Л.Квинн.

    Я заплатил за бензин  и давил на педаль  газа, пока около  четырех

часов не въехал  в город.  Я пошел по  записанному у  меня адресу,  но

оказалось, что  Квинн  переехал. Женщина  не  знала, куда  именно,  но

думала, что он по-прежнему  живет в городе. Я  остановился у аптеки  и

попытался  найти  Квинна  по   телефонной  книге.  Потом  позвонил   в

справочное и выяснил, что ему еще не успели зарегистрировать номер. Но

адрес они  мне дали.  Без десяти  пять  я подъехал  к новому  дому  на

окраине города. Дом был  самый обычный. Белый,  с зелеными ставнями  и

длинной трубой из красного кирпича,  с большой буквой "К" из  кованого

железа.

    Я нажал  на  кнопку звонка.  Дверь  открыла девушка,  на  вид  лет

восемнадцати. Среднего  роста, с  волосами цвета  выгоревшего льна,  в

дешевом готовом платье, слишком для нее тесном. У нее был влажный  рот

и  глаза,  которые   светились  равнодушным  автоматическим   весельем

женщины, вышедшей из дверей на вечернюю шумную улицу.

    Она хихикнула прежде, чем я успел открыть рот.

    - Что бы ты ни продавал, братишка, я что-нибудь у тебя куплю.

    - Сегодня я ничего не продаю. Я хочу видеть мистера Квинна. Вы его

жена?

    - Ага. Я его совсем новая жена, практически невеста. Заходите.

    Она отошла в сторону таким образом, что когда я проходил мимо нее,

она чуть повернулась и я был  вынужден ее задеть. Я почувствовал,  что

от нее пахнет виски.

    Гостиная оказалась маленькой и  почти идеально квадратной,  мебель

яркой и уродливой, цвета слишком резкими, линиям не хватало изящества.

Я остановился у порога, а она прошла мимо меня, подчеркнуто  покачивая

бедрами. Она села на диванчик и указала мне место рядом с собой.

    - Его еще нет. Расскажите мне о своем деле.

    Я пересек  комнату и  сел на  серое кресло  с алыми  пуговками  на

подушках сидения. Она обиженно посмотрела на меня и сказала:

    - Не очень-то ты дружелюбный, а? Я ведь тебя, дружок, не съем.

    - Когда он приходит домой? Может я пойду погуляю и приду позже?

    - Не  торопись.  Он придет  примерно  через полчаса.  Хочешь  пока

выпить? Я  кивнул,  и она  выскочила  из комнаты.  Потом  вернулась  и

сказала:

    - Помоги мне.

    Я встал и пошел за ней на  кухню. На грязном столе стоял поднос  с

тающими ледяными кубиками, начатая бутылка дешевого виски и четыре или

пять маленьких бутылочек имбирного пива.

    Она села на подоконник и скрестила ноги.

    - Угощайтесь, мистер.

    Я подошел к столу и налил себе немного виски. Потом открыл бутылку

пива. Оно оказалось теплым, и, пенясь, потекло из горлышка бутылки.  Я

подошел к раковине и дал пиву стечь. Она соскользнула с подоконника  и

встала совсем  рядом  со  мной,  касаясь  меня  бедром.  Я  возмущенно

повернулся к ней, но  она прижалась ко мне,  обхватив двумя руками  за

шею, и впилась своим влажным ртом в мои губы.

    Я бросил бутылку в раковину и попытался оторвать ее руки. В  ответ

она только захихикала.  От нее  исходил запах  какой-то нечистоты.  Я,

наконец, ухватился за кисти  ее рук и оторвал  девушку от себя.  Вдруг

она соскользнула на  пол и вырвала  свои руки из  моих ладоней.  Потом

вскочила и с размаху ударила мне по уху. В голове у меня загудело. Она

сделала шаг назад и закричала:

    - Ты что  это, черт побери,  себе вообразил? Как  ты посмел  войти

сюда и начать меня лапать?

    Усталый голос за моей спиной произнес:

    - Заткнись, Дженис. Я видел гораздо больше, чем ты думаешь.

    Я повернулся.  За  мной стоял  среднего  роста человек  с  жестким

усталым лицом.  Он влепил  ей звонкую  оплеуху, так  что она  отлетела

назад и ударилась  спиной о  стену. По ее  подбородку потекла  струйка

крови.

    - Ты не имеешь права бить меня, Уилл, - закричала она.

    - У  меня  для  этого  есть  все  права,  малышка.  Но  сегодня  я

прикоснулся к тебе  в последний  раз. Собирай свои  вещи и  проваливай

отсюда.

    Она открыла рот, чтобы возразить ему.  А он стоял и молча  смотрел

на нее. Тогда она бочком проскользнула мимо него и выскочила из кухни.

Я услышал, как ее каблуки застучали по лестнице.

    Он повернулся ко мне. Ему было около тридцати, хотя выглядел он на

все сорок.

    - Извини, друг.  Всегда думал, что  она такая, но  никогда не  мог

получить доказательств. Для тебя это немного неприятно, извини.

    Собственно, зачем ты ко мне пожаловал?

    - Не очень  подходящий момент я  выбрал, мистер Квинн,  но я  хочу

услышать от вас, как утонул капитан Кристофф. Он был моим другом.

    Он внимательно посмотрел на меня, и я постарался ответить ему  как

можно более искренним взглядом.

    - Надеюсь, вы не какой-нибудь ловкий адвокатишка, который пытается

открыть дело? Я больше не желаю давать показаний. Из-за этой истории я

и так не получил повышения, которое бы мне совсем не помешало.

    - Я все  понимаю и  приношу вам  свои сожаления.  Может быть,  мне

лучше зайти завтра, когда вы не будете так расстроены?

    - Ничего, со мной все в порядке. С кем еще вы успели поговорить?

    Я рассказал  ему  о моем  маленьком  расследовании. Мы  перешли  в

гостиную и услышали всхлипывания, доносившиеся сверху. Казалось, Квинн

не обратил на них ни малейшего внимания.

    - Тогда я расскажу вам то, что остальные знать не могли. С чего же

лучше всего начать? Наверное с того, как он взошел на борт. Я сидел на

корме, свесив ноги  вниз, и  курил трубку.  В порту  царила тишина.  Я

слышал, как в трюме шла азартная игра в покер. Сзади послышались шаги,

и на корабль вошел капитан Кристофф.  Я вскочил на ноги. Вместе с  ним

пришли еще двое. Кристофф представил  нас. Мисс Констанция Северенс  и

мистер О'Делл. Девушка была в вечернем платье, О'Делл в белом  костюме

с бордовым галстуком. Девушка была стройной и невозмутимой, как и  все

англичанки, принадлежащие к высшим кругам общества.

    Я знал,  что  гражданским  лицам  запрещено  подниматься  на  борт

корабля. И я сказал,  что хочу поговорить  с капитаном наедине.  Может

быть, ему неизвестны инструкции,  подумал я. Мы  пошли вперед, а  наши

посетители остались ждать на корме.

    Я рассказал Кристоффу об инструкциях, а он сказал, что хочет взять

их на короткую  морскую прогулку. Я  заявил, что категорически  против

этого, а  Кристофф  ответил,  что  я должен  верить  ему  и  выполнять

приказы, потому что он знает, что делает. Я продолжал его уговаривать,

тогда он поставил меня по стойке "смирно" и приказал готовить  корабль

к выходу в море. Я ничего не мог сделать. Я выполнил его приказ.

    - Казался ли он пьяным?

    - Позднее - да. Но не в момент этого разговора.

    - Что произошло потом?

    - Они спустились вниз. Когда  мы прошли шесть миль, они  поднялись

на  палубу  и  направились  к   носу  корабля.  Там  они  уселись   на

спасательные жилеты,  что  привязаны  к бортам.  Когда  я  вставал  на

цыпочки,  мне  удавалось  их  увидеть.  Я  стоял  у  штурвала.   Ветер

усиливался. Кристофф приказал выйти в море на десять миль. Как  только

мы проплыли десять миль я сделал поворот на сто восемьдесят градусов и

повел корабль назад. Через пару минут О'Делл начал что-то кричать мне,

размахивая руками. Я никак не мог понять, чего он от меня хочет. Тогда

он поднялся ко мне на мостик и  сказал, что Кристофф упал за борт.  Мы

повернули назад, но так и не смогли найти его.

    - А не увидели ли вы в этой истории чего-нибудь странного?

    Прошло несколько минут прежде чем Квинн ответил мне. Наморщив лоб,

он смотрел вниз на уродливый коричневый ковер.

    - Я много думал об этом. Конечно, неожиданный разворот мог застать

его врасплох.  Он же  ведь  не моряк.  Я пытался  объяснить  офицерам,

которые вели расследование, что Кристофф  не походил на человека,  зря

нарушающего инструкции, но ведь и знаком  я с ним был всего  несколько

дней, так что обращать особого внимания на мои слова они не стали.  Уж

слишком много нарушений  допустил Кристофф. Посетители,  выход в  море

без разрешения, спиртное на борту. Если бы он не утонул, они бы живьем

содрали с него шкуру и зажарили.

    - А  никто  из  других  членов  экипажа  не  заметил  каких-нибудь

странностей?

    - Никто. Если бы  хоть кто-то меня  поддержал, я бы  сопротивлялся

подольше.

    Я подождал,  и  Квинн рассказал  мне  всю историю  снова,  гораздо

подробнее. Но время  от времени  он посматривал на  потолок. Когда  он

начал рассказывать в третий раз, я прервал его и сказал, что мне пора,

большое  спасибо,  прошу  извинить  за  все  неприятности,  которые  я

причинил, рад был услышать вашу версию...

    Он проводил  мня до  дверей. Я  сел в  "Плимут" и  уже отъехал  на

восемь или девять кварталов, когда вспомнил, что забыл спросить его  о

Штенвице. Ничего конкретного. Я просто хотел, чтобы Квинн начал о  нем

говорить. Что-то в поведении Штенвица беспокоило меня.

    Я развернулся и поехал назад к его дому. Я подошел к дверям и  уже

собрался нажать на кнопку звонка, когда услышал странные глухие звуки,

будто кто-то выбивает  пыль из ковра.  Сквозь звуки ударов  доносились

усталые крики о пощаде.

    Я вернулся в  машину. Миссис Квинн  не собиралась никуда  уходить.

Она никогда  не покинет  этого дома.  Она будет  продолжать  болтаться

здесь и периодически получать колотушки еще лет тридцать. Я усмехнулся

и поехал прочь, забыв о своих вопросах.

    До Чикаго было довольно  далеко. Я старался особенно  ни о чем  не

думать. Я ехал,  шины шуршали,  мотор выводил свою  басовую арию.  Дэн

мертв, а мне ничего не удалось  узнать. Не то чтобы совсем уж  ничего,

но близко  к  тому. Небольшие  сомнения  у Квинна  все-таки  были.  Да

необъяснимое сопротивление Штенвица. Две  эти детали, плюс  совершенно

не характерное для Дэна поведение.

    Я ехал прямо в Чикаго, делая лишь короткие остановки чтобы  поесть

и вздремнуть.  В  Чикаго я  остановился  в дешевом  отеле  и  захватил

бутылку бренди к себе  в номер. Я собирался  проспать весь день, а  на

следующее утро  пойти на  работу. Чтобы  заснуть, проехав  перед  этим

семьсот миль  без длительных  остановок, мне  требовалось как  следует

выпить.  Я  сидел  на  краю  постели  в  одном  нижнем  белье  и   пил

разбавленный бренди из стаканчика, взятого  в ванной. Пил и  обдумывал

все разговоры, которые  я вел с  членами экипажа "Бэтси".  Я не  винил

Дороти и родителей  Дэна за  то, что они  потеряли надежду.  Я сам  ее

почти потерял.  Казалось  нет  ни  одной  ниточки,  за  которую  можно

ухватиться. Но все-таки что-то  здесь было не так.  Я пожал плечами  и

плеснул себе  еще бренди.  В конце  концов это  не мое  дело. Я  начну

работать и  забуду обо  всем этом.  Или, по  крайней мере,  постараюсь

забыть. Я вспомнил как однажды мы с Дэном сидели в засаде на уток. Как

раз на уток-то  мы и не  стали обращать никакого  внимания, а  выпили,

чтобы  согреться,   наверное  половину   всего  бренди,   что   только

существовало в  мире.  Дэн  был  отличный парень.  Вдруг  я  застыл  в

неподвижности,  почти  перестав  дышать.  Потом  тихонько   прищелкнул

пальцами.

    Через десять минут меня соединили  с Дороти. Она взяла трубку  еще

не до конца проснувшись.

    - Привет, Говард. Что случилось?

    - Пока я просто  размышляю, Дороти. Может  быть, я кое-что  нашел.

Постарайся вспомнить, часто ли напивался Дэн?

    - Пару раз, а что? Похоже, ты сам немало выпил, Говард.

    - Может быть, немного. Послушай,  Дороти, как он себя ведет  когда

напьется? Физически - как он реагирует?

    - Он никогда не показывает, что он напился, я имею в виду  никогда

не показывал. Почему ты говоришь о нем в настоящем, Говард? Это больно

слышать.

    - В чем же все-таки это выражалось?

    - У него просто отказывали ноги.  Он сидел и казался трезвым,  как

епископ, и единственное, чего он не  мог сделать - встать на ноги,  не

говоря уже о том, чтобы ходить. Пожалуйста, скажи мне почему ты хочешь

знать об этом?

    - Так происходило каждый раз?

    - Насколько мне известно - да. Почему ты не можешь забыть об этом,

Говард?

    - Не  сейчас,  малышка.  У  меня есть  одна  идея  и  я  собираюсь

проверить ее до конца. И пожалуйста, Дороти...

    - Что такое?

    - Пожелай мне успеха.

    - Удачи тебе, Говард, - ее голос был тихим, а потом я услышал, что

она повесила трубку.

    Я допил остатки бренди и улегся спать.

    ***

    На получение паспорта у меня  ушла неделя. Я зарезервировал  билет

на "Сиам  Экспресс",  отплывающий из  Лос-Анджелеса.  Корабль  отходил

через шесть дней в двадцативосьмидневное плавание до Рангуна  "столица

Бирмы".  Времени  оказалось  достаточно,  чтобы  спокойно  доехать  до

Лос-Анджелеса и продать мой "Плимут" на пятьдесят долларов дороже, чем

я сам платил за него.

    Я набил полный саквояж одеждой,  бутылками с бренди, сигаретами  и

романами. Утром  я  пришел  на  причал и  нашел  свое  место  в  каюте

туристского класса. Моим соседом по каюте оказался хитрый гражданин по

имени  Даквуд.  Он  утверждал,   что  отправляется  в  Рангун,   чтобы

возглавить там рекламное агентство  одной из крупнейших киностудий.  У

него  были  светлые  волосы,  складки  под  маленьким  подбородком   и

отвратительный запах изо  рта. Я  решил оставить его  одного до  конца

поездки, купил шезлонг и приготовился проскучать двадцать восемь  дней

на палубе.

    Днем мы отплыли. У меня ушло три дня на то, чтобы привыкнуть есть,

спать, читать и делать зарядку  по расписанию. Я не старался  избегать

людей, но и сам на знакомства не напрашивался. Таким образом я большую

часть времени проводил в одиночестве. "Сиам Экспресс" оказался  вполне

приличным  кораблем,  правда,  имел  небольшую  тенденцию  к  качке  в

ветреную погоду.  Кормили недурно,  и я  с удовольствием  съедал  свою

порцию. За моим столом, кроме меня самого, обедали также Даквуд и  две

напыщенные школьные  учительницы из  Канзаса, которые  вынуждены  были

просидеть в Штатах пять военных лет и теперь получили годичный отпуск.

Они имели очень привлекательную привычку - есть с открытым ртом. Я  их

обеих нежно любил, впрочем имен их мне так и не удалось запомнить.

    Через десять дней мне  стало совсем скучно.  Я старался спать  как

можно больше.

    Утром двадцать пятого дня я узнал, что корабль опоздает в  Рангун,

поскольку возникла необходимость зайти  в порт Тринкомали на  северном

побережье Цейлона.  Я  зашел поговорить  с  начальником  интендантской

службы по  поводу  прекращения  моего путешествия.  Он  заупрямился  и

сказал, что это невозможно.

    Я вернулся в каюту и собрал свои вещи. В два часа дня мы  медленно

подходили к огромной  Британской военной базе  в Тринкомали.  Поросшие

лесом  холмы  круто  спускались  к  голубой  гавани.  Вокруг  портовых

строений извивалась  дорога, и  вдалеке по  ней, в  клубах пыли,  ехал

грузовик. Я взял  саквояж с  собой на палубу  и поставил  его рядом  с

пассажирскими сходнями. Матрос, который приготовился сбросить трап  на

причал, удивленно посмотрел  на меня. Я  старательно игнорировал  его.

Мой расчет на суматоху, что начинается, когда большое судно заходит  в

порт, полностью оправдался.

    Как только трап  оказался спущен,  я проскользнул  мимо матроса  и

стал спускаться  вниз.  Люди  на  причале  и  на  палубе  бессмысленно

уставились на меня. Кто-то закричал:

    -  Остановите  этого  человека!  -  наверное,  это  был  мой  друг

интендант. Я  пошел по  причалу  к берегу.  За моей  спиной  раздались

чьи-то торопливые шаги. Я остановился и повернулся. Передо мной стояли

интендант и толстый матрос.

    - А теперь, друзья, послушайте меня, - сказал я. - Цейлонская виза

у меня есть и, если хотя бы один из вас протянет ко мне свои обезьяньи

лапы, я вчиню  вашей компании иск  на сто тысяч,  а вы останетесь  без

работы.

    Я сошел на  берег, а  эти двое все  еще продолжали  орать друг  на

друга. Я обернулся. Интендант махал рукой в мою сторону, а матрос -  в

сторону корабля.

    В Тринкомали  не  имелось  американского  представительства,  и  я

телеграфировал о  своем прибытии  на  остров американскому  консулу  в

Коломбо. Англичане были очень любезны, когда производили досмотр моего

багажа  и  меняли   часть  моих  долларов   на  цейлонскии  рупии.   Я

поблагодарил их, они  поблагодарили меня, а  я снова поблагодарил  их.

Короткие  поклоны  и  крепкие  рукопожатия.  Все  очень  приятно.  Они

улыбнулись и спросили, что я собираюсь делать на острове. Я  улыбнулся

и сказал, что я  турист, который собирается  написать книгу. Когда  же

они улыбаясь  спросили  о  заглавии моей  будущей  книги,  я  улыбаясь

ответил: "Британские сферы влияния, или Железный кулак над миром". Они

перестали улыбаться  и  кланяться, и  я  благополучно отбыл  по  своим

делам.

    На ночь я остался  в Тринкомали. В сто  рупий мне обошлось  нанять

машину до Канду. Узкая, разбитая  дорога изгибалась среди джунглей.  В

асфальте полно было выбоин шириной в фут и дюймов по шесть глубиной. Я

трясся на кожаном заднем сиденье старого автомобиля и дважды  прикусил

себе язык. Шофер не спускал босой  коричневой ноги с педали газа и  не

обращал ни  малейшего внимания  на  состояние дороги.  После  особенно

чувствительных ударов он оборачивался ко  мне и смущенно улыбался.  На

нем  была  бледно-зеленая  европейская  рубашка  и  цветастый   саронг

"мужская и женская  одежда народов Юго-Восточной  Азии: полоса  ткани,

обертываемая вокруг бедер или груди и доходящая до щиколоток".  Дорога

выровнялась лишь непосредственно перед въездом в Канду. Шофер  высадил

меня перед Королевским отелем. На ужин я съел карри "острое  индийское

национальное блюдо" и на такси  доехал до вокзала, чтобы успеть  сесть

на поезд, идущий в Коломбо.

    До  прибытия  на  остров  моя  задача  казалась  совсем   простой:

разыскать О'Делла  и Констанцию  Северенс и  узнать, что  же  все-таки

произошло в действительности.  За долгие дни  путешествия я много  раз

представлял себе эти  разговоры. В  моем воображении  все должно  было

происходить в  уединенном  номере  отеля, где  каждый  из  них  охотно

расскажет о том, как и почему погиб Дэн.

    На острове же  все оказалось иначе.  Я сидел в  купе и смотрел  на

возвышающиеся  вокруг  меня  горы,  а  маленький  поезд  скрежетал  на

поворотах. Когда я плыл на корабле  я совершенно не думал об  острове.

Было в нем что-то теплое и буйно зеленое, что делало все  происходящее

каким-то таинственным. Длинноногие обитатели острова сильно отличались

от жителей Индии, к которым я  привык за время службы. Это был  остров

сочных  цветов,  острых  приправ  и  драгоценных  камней.  Все   планы

серьезных разговоров с О'Деллом  и Констанцией Северенс улетучились  у

меня из головы.  Я потерял уверенность.  Вернулись старые сомнения.  И

что я вообще делаю здесь, на Востоке?

    Я приехал в Коломбо еще  до закрытия американского консульства.  Я

поднялся наверх на  старом скрипящем  лифте, и сидел  у стола,  ожидая

пока молодой блондин изучит мой  паспорт. Я смотрел в окно,  выходящее

на большой порт: ряды кораблей,  стоящих на якоре, маленькие  лодочки,

лениво плавающие вдоль длинного причала  от одного корабля к  другому.

Воздух в  офисе был  теплым и  влажным. Лопасти  вентилятора  медленно

кружились у меня над головой. У молодого вице-консула на верхней  губе

выступили капельки пота. Шум проезжающих машин доносился с улицы через

открытое окно.

    Наконец, он протянул мне мой паспорт назад.

    - Как долго вы планируете пробыть здесь, мистер Гарри?

    - Трудно сказать. Может быть, неделю. Может быть, месяц...

    - У вас есть... э... достаточные фонды, я полагаю.

    - Вполне.

    - Здесь  очень часто  воруют. Не  хотите ли  оставить часть  ваших

средств в сейфе?  В Коломбо даже  с чеками вы  не сможете  чувствовать

себя спокойно. Я отсчитал  три тысячи долларов и  положил на край  его

стола. Он занес сумму в книгу и дал мне расписку. Затем я спросил  его

насчет отеля и он порекомендовал  мне "Галли Фейс". Позвонив прямо  из

офиса, я  получил  номер.  "Галли Фейс"  находился  в  конце  длинного

усыпанного роскошным белым  песком пляжа, недалеко  от центра  города.

Высокая стена отгораживала  пляж от  города. По верху  этой стены  шла

дорожка для прогулок.  А параллельно пролегало  асфальтовое шоссе,  по

сторонам которого  высилась  зеленая изгородь  деревьев.  Недалеко  от

шоссе располагался клуб "Коломбо", пристанище ленивых плантаторов. Мой

номер был на четвертом этаже, с  окнами, выходящими на море и парк.  Я

мог сидя  на  постели  видеть целую  милю  пляжа,  наблюдать  парочки,

прогуливающиеся  по  дорожке  на   стене  или  следить  за   лошадьми,

галопирующими в парке.

    Посыльный сказал, что зовут его Фернандо. Он обещал служить честно

и являться по первому моему зову. Я дал ему пять рупий, дабы закрепить

сделку, и его  ухмылочка при этом  стала такой широкой,  что ее  можно

было завязать у него на шее, как салфетку.

    Разложив вещи по различным шкафчикам, я принял душ и переоделся  в

более легкую  одежду.  Спустившись  в большой  холл,  я  стал  листать

телефонный справочник. В  нем далеко не  всегда соблюдался  алфавитный

порядок, поэтому  я нашел  фамилию О'Делла  лишь минут  через  десять.

Кларенс Дж.О'Делл,  Галле Роуд,  31. Затем  я не  торопясь пообедал  в

огромном зале ресторана.  Еда показалась вкусной,  но порции могли  бы

быть и побольше.

    Когда я  уже  заканчивал  обед, маленький  оркестрик  поднялся  на

эстраду и начал  играть нечто,  что сами  исполнители считали  музыкой

Шопена. Я вышел из  отеля и немного  постоял на ступеньках.  Наступали

сумерки и прибой, казалось, шумел громче, чем днем. Звон колокольчиков

рикш был гораздо приятнее музыки в ресторане. Отмахнувшись от швейцара

с белой бородой, который предложил мне поймать такси, я прогулялся  до

угла и обнаружил, что как я и предполагал Галле Роуд начинается  почти

от отеля.

    Я прошел почти целый квартал, прежде  чем увидел два номера: 18  и

20. Значит  я двигался  в нужном  направлении. Это  был  фешенебельный

район больших бунгало, стоящих далеко за высокими заборами и  зелеными

лужайками. Я пересек улицу и нашел 31-й номер. Номер был нарисован  на

воротах при въезде. Я вошел в ворота и направился к дому. Я не ожидал,

что О'Делл живет в  таком шикарном доме. Я  бросил сигарету в траву  и

она, прочертив огненную дугу, рассыпалась маленький фейерверком  искр.

Впереди золотые овалы света падали на  газон из больших окон. Когда  я

подходил к  крыльцу,  из-за колонны  выступил  человек и  стоял,  явно

поджидая меня.  Я всмотрелся  в  него и  оказалось, что  это  сингалец

"нация, основное  население  Цейлона;  язык  сингальский,  по  религии

буддисты" в белой униформе.

    - Кого вы хотите видеть? - вежливо спросил он.

    - О'Делла. Кларенса О'Делла. Меня зовут Говард Гарри и он меня  не

знает.

    - С кем, дьявол  тебя раздери, ты там  болтаешь, Перейра? -  голос

прозвучал так близко, что я  вздрогнул. Круглый высокий человек  стоял

на крыльце, выделяясь  силуэтом на  фоне окна. Он  казался гигантом  -

такой он был огромный и толстый.

    - Меня зовут Говард  Гарри, я хотел бы  поговорить с вами,  мистер

О'Делл. Если вы сейчас заняты, я могу зайти завтра.

    - Ничем я не  занят, - проревел  он, - я  никогда не бываю  занят.

Заходите. Заходите  и садитесь.  Давайте  выпьем. Перейра!  Дай  этому

человеку то, что он захочет. Виски, бренди, пива - что пожелает.

    Я попросил немного бренди с содовой и стал разглядывать О'Делла. В

нем было по меньшей мере шесть футов  и пять дюймов росту и сильно  за

триста фунтов весу. Он был  обнажен - только большая голубая  турецкая

простыня обернута вокруг  мощной талии.  Он имел  очень много  лишнего

веса, но под жировыми складками еще перекатывались бугры мышц. Лицо  и

руки - кирпично-красные, все  остальное тело мертвенно белое,  широкий

жирный торс абсолютно лишен растительности.

    В его лице  что-то мне показалось  странным. Я продолжал  довольно

нахально рассматривать его, пока не понял, в чем тут дело. Чертам  его

лица не хватало  грубости, свойственной таким  огромным людям. У  него

был деликатный маленький нос,  а губы по  форме напоминали женские.  Я

решил, что  его  хриплый  голос  и грубоватые  манеры  были  для  него

способом доказательства собственной мужественности.

    - Что  вас привело  ко мне?  Давайте, выкладывайте.  И покончим  с

этим.

    - Вы здесь один, мистер О'Делл?

    - Совершенно, если не считать четырех или пяти слуг. Никак не могу

разобраться с ними. Жена и дочь в Южной Африке. Отвратительное  место.

Лучше уж быть здесь, а?

    - Я хочу поговорить с вами о том, что произошло около года  назад.

Вы поехали кататься на американском корабле. Совсем небольшом. Капитан

Кристофф упал  за борт  и  утонул. Я  прошу  вас рассказать,  как  это

произошло. -  Господи,  да  я  уже  несколько  раз  рассказывал  вашим

офицерам. Все, что только мог. А теперь еще и вы пришли сюда  морочить

мне голову. У  меня из-за  этого неуклюжего  бедолаги и  так уже  было

немало неприятностей. Вам-то что за дело? Кого вы представляете?

    - Никого. Только себя. Я был его другом.

    - Предположим, я скажу, что  повторю эту историю только  человеку,

наделенному  официальными  полномочиями,  а  не  всякому   любопытному

американцу, неизвестно откуда взявшемуся.

    - Тогда я скажу, что  вы грубы и неприятны.  Я спрошу вас, что  вы

теряете, если расскажете  мне эту  историю. Не похоже,  чтобы вы  были

чем-то сильно заняты.

    О'Делл  откинул  голову  назад  и  громко  расхохотался,  так  что

казалось от этих  чудовищных звуков стены  заходили ходуном. Потом  он

вытер глаза и пролитое на колени виски.

    - Прямой парень, а? Разве  вы не знаете, что плантаторы,  вышедшие

на покой,  никогда не  выглядят занятыми?  Мы для  того и  выходим  на

покой, чтобы  ничем не  заниматься. Что  вы от  меня хотите?  Чтобы  я

рассказал всю историю с подробностями?

    Я расслабился,  когда  слуга принес  мне  высокий бокал  бренди  с

водой. Попробовав, я убедился, что воды там было чуть-чуть.

    - Расскажите  все  с  самого  начала  и,  пожалуйста,  поподробнее

остановитесь  на  главном.  Если  у  меня  возникнут  вопросы,  я  вас

остановлю. Он допил свое виски, и Перейра, заметив это, поспешно подал

другой бокал с серебряного подноса.

    - У меня  была назначена  игра в  бридж с  Констанцией Северенс  в

Январском клубе. Она  была знакома  с Кристоффом. Он  часто заходил  в

клуб. Я...

    - Минуточку. Кто такая Констанция Северенс?

    -  Девушка,  которая  здесь  живет.  Работает  клерком  в  конторе

Королевского Флота. Из хорошей семьи. Она живет в отеле "Принсесс".

    - А что это за Январский клуб?

    - Бридж и теннис.  В полумиле отсюда. Очень  хорошее место. Как  я

уже говорил, мы встретили там Кристоффа и все вместе немного выпили. А

потом он  стал  предлагать  нам  покататься на  его  корабле.  Мне  не

очень-то понравилась эта затея, но Конни загорелась. Ну, мы и поехали.

Потом выпили еще, уже  на корабле, и пошли  на палубу. Там было  свежо

после душной каюты.  Брызги, ветер.  Ночь стояла  темная. Посидели  на

палубе на каких-то круглых желтых штуках. Кристофф сильно набрался. Он

шел  вдоль  борта   как  раз   в  тот  момент,   когда  корабль   стал

разворачиваться. Констанции  показалось, что  она что-то  услышала,  и

побежала вслед за ним. Его  нигде не было. Она  прибежала ко мне, и  я

стал кричать рулевому, но он меня не слышал: шум волн заглушал  крики.

Он никак  не мог  понять, чего  я  от него  хочу. Тогда  мне  пришлось

подняться на мостик и прокричать ему в ухо. Мы повернули назад, но так

и не  смогли  отыскать его.  А  когда  мы вернулись,  нас  недели  две

донимали страшно дурацкими вопросами.

    - Где была мисс Северенс, когда вы ходили на мостик?

    - Пошла  вслед  за мной.  Но  потом  осталась на  палубе  когда  я

поднялся на несколько ступенек, чтобы этот парень смог меня  услышать.

Его, кажется, звали Квинн.

    У меня кончились вопросы. Я сидел молча, переживая примерно те  же

чувства, что и человек бежавший по темной аллее и с размаху налетевший

на глухую стену. О'Делл поднял бокал и посмотрел сквозь него на  свет.

В этот момент мой собеседник стал похож на белую монолитную глыбу.  Но

заговорил он удивительно мягко:

    - Проклятая война уже давно закончилась, янки, а вы все  копаетесь

в пепле. Давно пора все забыть. Похоже, вы стараетесь оправдать своего

дружка - найти  какую-нибудь таинственную причину,  по которой  кто-то

столкнул его в воду. Ничего не  выйдет. Он напился и утонул. Все  было

совсем просто. Почему бы не забыть эту историю? Зачем изводить себя? А

кроме того, я  ведь был  там. Если бы  произошло что-нибудь  не то,  я

сразу бы поднял шум. Я  вообще люблю устраивать скандалы. Люди  теперь

даже ждут этого от меня. Уже больше тридцати лет я нарушаю спокойствие

в этом городе.

    Я просидел, потягивая  бренди, еще около  часа, пока он  хвастался

своей репутацией скандалиста здесь, в Коломбо. Из рассказов О'Делла  я

понял, что в разное  время его выгоняли из  всех городских клубов.  Он

разглагольствовал, а я все  больше мрачнел. Похоже, мое  расследование

закончилось ничем. Наконец, он начал  зевать и путаться в словах.  Его

большая голова наклонилась вперед, подбородок уперся в гладкую  грудь.

Я встал и на цыпочках  двинулся к выходу. Слугу  я больше не видел.  Я

вернулся по Галле Роуд в отель, уставший и потерявший надежду.

    Спал я плохо. Утром почувствовал какую-то отвратительную  вялость.

После завтрака я позвонил в Штаб Королевского Флота и через  некоторое

время нашел  мисс  Констанцию Северенс.  Я  сказал ей,  что  знаком  с

О'Деллом и мы  договорились встретиться в  семнадцать тридцать в  баре

отеля "Принсесс", где она жила.

    Она опоздала. Я  пил уже  второй коктейль, когда  она впорхнула  в

крошечную залу. Констанция была довольно высокой, но издалека казалась

изящной и хрупкой. Я вскочил, она заметила меня и улыбнулась.  Девушка

подошла ко мне, и  мы сели за маленький  столик. Вблизи она  выглядела

отдохнувшей, свежей и  отнюдь не  хрупкой. У нее  были очень  красивые

серебристые волосы,  светло-серые  глаза,  слегка  желтоватая  кожа  и

хорошая фигура,  но ее  одежда,  казалось, предназначалась  для  того,

чтобы скрыть этой факт. Я решил, что ей должно быть года тридцать два.

В  ней  угадывалась  какая-то  скрытая  чувственность.  Вероятно,  это

ощущение возникало из-за каких-то маленьких несоответственностей в  ее

внешности: слишком широкая челюсть,  чересчур пухлые пальцы, а  тонкий

рот казался чрезмерно влажным. Когда она садилась, я обратил внимание,

что ноги у нее немного коротковаты, да и, пожалуй, слишком толсты  для

ее фигуры. В общем, она мне не понравилась.

    Я заказал для нее коктейль, и когда официант ушел, она повернулась

ко мне и сказала:

    - Вы ничего не чувствуете? Нашу встречу окутывает какая-то  тайна,

интрига. Может быть, это из-за того, как вы выглядите.

    Это встряхнуло меня.

    - А как я выгляжу?

    - Теперь вы выглядите обиженным. Я  имела в виду, что у вас  такая

необычная  и  таинственная   внешность.  И  этот   шрам  от  ножа.   И

настороженные глаза.

    - Возможно, здесь  действительно есть интрига,  мисс Северенс,  но

я... - Называйте  меня Конни, как  этот ужасный, сумасшедший  ирландец

О'Делл. Если  он может  себе это  позволить, то  вы-то уж  тем  более.

Кстати, а как я должна называть вас?

    - Говард или Гарри, на выбор.

    - Тогда Гарри. А теперь, Гарри, друг мой, что вы хотите?

    Я повернулся и  взглянул на  нее. Мы  сидели с  ней бок  о бок  на

диванчике, который шел вдоль стены. Глядя ей прямо в глаза, я спросил:

    - Кто утопил капитана Кристоффа?

    Напоследок, я решил  изменить свой подход.  Я дал О'Деллу  слишком

много времени, чтобы прийти вы  себя и подготовиться к моим  вопросам.

Если Констанция в чем-то виновата, что-то скрывала, я хотел застать ее

врасплох.

    Она ответила  мне прямым  открытым взглядом.  Но у  меня  возникло

ощущение, что она не сфокусировала глаза. Казалось, они слегка косили.

Я вспомнил старый школьный трюк: если ты играл с кем-то в  "гляделки",

не надо было смотреть в глаза, а уставиться сопернику на переносицу. Я

понял, что Констанция именно так и  делает. Она даже не моргала. В  ее

глазах начисто отсутствовало всякое выражение. Я перевел взгляд на  ее

руки, лежащие на краю стола.  Ее ногти были покрыты бесцветным  лаком.

Она так  крепко вцепилась  пальцами  в стол,  что  у нее  под  ногтями

образовались белые полуокружности. Заметив, что  я смотрю на ее  руки,

она сразу расслабила пальцы и белые полуокружности исчезли. Потом  она

рассмеялась на низкой музыкальной ноте, фальшивой, как плохая реклама.

    - Почему вы смеетесь, Конни? Что вас так рассмешило?

    -  Вы,  Гарри.  Вы  сами  себе  придумали  романтическую   сказку.

Настоящий  друг  находит  истинные  причины  позора  своего  погибшего

товарища. Вы хотите превратить  глупую смерть неуклюжего неудачника  в

сюжет, достойный  Эдгара Уоллеса  "современный американский  писатель,

автор ряда бестселлеров".

    - Вы только что сделали ошибку, моя дорогая.

    Она недоуменно взглянула на меня.

    - Откуда вы знаете, что он  был моим другом? Как вы можете  знать,

что я не произвожу официальное расследование? - Я снова взглянул на ее

руки. Вновь появились  белые полуокружности. Она  убрала руки себе  на

колени и опять рассмеялась.

    - Не будьте таким скучным, Гарри. Знаю я официальных следователей.

Они  заполняют  сотни   дурацких  бессмысленных  бумажонок   маленьким

огрызком карандаша, который  все время лижут.  И без конца  спрашивают

ваше имя, хотя уже давным-давно оно им известно.

    - Не говорите ерунды. Это О'Делл звонил вам. Почему?

    Официант принес ей  коктейль. Она  взяла бокал  рукой, которая  не

дрожала, и отпила немного.

    - Вообще-то  я  должна была  бы  послать вас  подальше.  Вы  дурно

воспитаны. Но я  не слишком  сложная натура. Я  поехала покататься  на

корабле с пьяным  американским офицером, и  он упал за  борт. Я  очень

сожалею о случившемся, но это произошло так давно. Если вы  перемените

тему и перестанете быть таким угрюмым, я прощу вас и разрешу  заказать

мне еще один коктейль. А иначе мне придется проститься с вами, Гарри.

    Я пожал плечами. Я не мог  заставить ее говорить. Но в первый  раз

за все время я почувствовал азарт  охотника. Она что-то знала. Но  она

хитра. Я должен  вынудить ее  сделать следующий ход.  Я улыбнулся  как

можно доброжелательнее и сказал:

    - Извините, Конни. Возможно,  я действительно слишком уж  серьезно

отнесся к этой истории. Дэн был  моим лучшим другом, ближе не  бывает.

Наверное, ни с кем  нельзя общаться так  тесно. Простите мою  излишнюю

агрессивность, ладно?

    - Выпьем за  это, -  потребовала она. Мы  чокнулись, и  Констанция

залпом выпила коктейль, пристально глядя мне в глаза. Несмотря на  все

ее  хладнокровие   и   самообладание,   в   ней   ощущалась   какая-то

напряженность и скрытая злоба.

    Мы посидели  с  ней  еще  полчаса и  приятно  провели  время.  Она

сплетничала о высшем обществе Коломбо. Я спросил ее о Январском клубе.

    Она слегка скривила губы.

    - Ну, это далеко  не лучший клуб  Коломбо. Уж очень  разношерстное

общество  там  собирается.  Белые,  евроазиаты,  сингальцы.  Бридж   с

высокими ставками и неуклюжий теннис. К тому же чересчур острая кухня.

Почему вы спрашиваете о нем?

    - О'Делл сказал,  что в тот  злосчастный вечер вы,  он и  Кристофф

находились в  Январском  клубе  перед  тем  как  отправиться  в  порт.

Поэтому-то меня и заинтересовало это заведение.

    - Да-да.  Я познакомилась  с капитаном  на вечеринке.  А потом  он

оказался в Январском клубе, где мы с О'Деллом играли на пару в  бридж.

Насколько я помню, мы выиграли, и решили прокатиться на корабле, чтобы

отпраздновать наш выигрыш.

    Ей подошло время переодеваться к обеду, и я проводил ее до  лифта.

Прощаясь, она протянула мне руку. Рука была теплой и влажной. Я  вышел

на улицу  с  ощущением,  что Констанция  одновременно  нравится  и  не

нравится  мне.  Она   показалась  мне  привлекательной,   но  в   этой

привлекательности чувствовалось  что-то  неуловимо нечистое.  Я  нашел

скамейку в уединенном месте,  присел и поразмышлял. Мое  расследование

подошло к концу. Больше я  ничего не мог сделать.  И все же, теперь  я

еще сильнее  чем раньше  был уверен,  что за  смертью Дэна  скрывается

какая-то  тайна.  Я  понимал,  что  повторные  разговоры  с   О'Деллом

бесполезны, он  слишком хитер  для меня.  Констанция тоже  мне  больше

ничего не скажет.  Ясно, что если  я не смогу  устроить им  каких-либо

неприятностей, чтобы они выдали себя, то мне остается лишь отправиться

домой.  Я  хотел   получить  доказательства.   Я  хотел   официального

оправдания Дэна, но  не представлял как  этого добиться. Я  чувствовал

себя бездарным, упрямым дураком.

    Стоя под прохладным  душем в  своем номере,  я старался  придумать

осмысленный план, когда  вспомнил, как в  начале разговора  Констанция

упомянула про интриги.  Интрига -  вот, что мне  сейчас необходимо.  Я

быстро вытерся и  поспешил к столу.  В ящичке я  нашел писчую  бумагу.

Взяв бритву, я вырезал  два небольших квадратика  со сторонами в  пару

дюймов, следя, чтобы на них не оказалось фирменный знаков моего отеля.

Найдя огрызок  карандаша,  я  написал  на  первом  листочке  печатными

буквами: "ТЫ ДАЛА ЕМУ СЛИШКОМ МНОГО ИНФОРМАЦИИ". На втором квадратике,

также печатными  буквами,  но не  такими  крупными, вывел:  "ОН  ЗНАЕТ

СЛИШКОМ МНОГО. ЧТО ТЫ РАССКАЗАЛ ЕМУ?"

    Я быстро оделся и на  рикше отправился к отелю "Принсесс".  Быстро

темнело,  солнце  как  раз  завершало  свое  стремительное  падение  в

Западное море. Я  попросил рикшу,  чтобы он  остановился в  пятнадцати

ярдах от входа в отель. Я  рассчитывал, что Констанция еще не ушла,  и

что она со своим кавалером не собирается обедать в отеле. Над входом в

отель зажглись огни. Прошло почти  полчаса, прежде чем она  спустилась

вниз. Я  сразу узнал  ее по  стройной фигуре  и светлым  волосам.  Мне

попался  толковый  рикша.  Он  хитро  усмехнулся,  когда  я  дал   ему

инструкции, и мы последовали за ее рикшей на почтительном  расстоянии.

Я неожиданно сообразил,  что дуракам везет:  если бы Констанция  взяла

такси, я бы остался с носом. Босые ноги рикши шлепали в ночной  тишине

по еще теплой от солнца мостовой. Он бежал легко, и я видел, как ходят

по бронзовой коже мышцы его плеч.

    Наше  короткое  путешествие  заняло  минут  пятнадцать.  Ее  рикша

остановился на Галле Роуд, напротив ярко освещенного здания. Сначала я

подумал, что это частный дом, и что все мои планы нарушены. Но тут  же

заметил надпись:  "Гостиница "Китайское  море". Множество  машин  было

припарковано на стоянке  около гостиницы.  Я заплатил  своему рикше  и

осторожно пошел к зданию. Констанции  нигде не было видно. Я  понимал,

что рискую, поднимаясь по ступенькам,  так как она могла стоять  сразу

за дверью.  Тем не  менее я  поднялся и  посмотрел в  широкое окно.  В

небольшой зале стояло множество  маленьких столиков, только  несколько

из них оставались незанятыми. Из динамиков на стенах ревела музыка.

    Я встал  в  дверях  и  быстро  осмотрелся.  Сначала  я  не  увидел

Констанции. Слева располагалась ведущая наверх лестница. Над ней висел

знак, что там есть  еще один зал. Это  усложняло дело. Помещение  было

слишком маленьким и ярко освещенным. Если наверху такой же зал, как  и

внизу, Констанция сразу заметит меня, стоит мне появиться в дверях.  И

опять я решил рискнуть.  Если она увидит меня  - придется делать  вид,

что это случайная встреча, и  подождать с выполнением своих планов.  Я

нащупал в кармане  листок бумаги  тот, который приготовил  для нее.  Я

скрестил пальцы на удачу и поднялся по лестнице. К моему облегчению  я

оказался в небольшой  комнате, из  которой, по  всей видимости,  можно

было попасть в  маленькие обеденные  залы второго  этажа. Мимо  быстро

скользили официанты с дымящимися подносами.

    Я увидел Констанцию. Она сидела одна за столиком, сервированным на

двоих, сразу у входа в первую комнату. По счастью она смотрела в меню.

Я быстро прошел в комнату напротив и сел там за свободный столик.  Она

не могла меня заметить,  но я, наклонившись вперед,  видел ее плечо  и

часть лица. С моего места отлично просматривался пустой стул  напротив

нее.

    Ко мне  подошел  официант. Я  заказал  молочные бобы,  цыпленка  в

кисло-сладком соусе и фруктовый напиток. У мня был план, как  передать

ей записку.  Все  в нем  зависело  от  точного расчета  и  немного  от

везения. Я видел, как  она сделала заказ. Опять  я скрестил пальцы  на

счастье. Она встала и  пошла в промежуточную  комнату, а я  подвинулся

подальше в угол. Она прошла мимо моей двери и стала спускаться вниз. Я

достал из кармана серебряную рупию и  катнул ее в комнату напротив,  а

сам пошел за ней, одновременно толкнув монету ногой в сторону  столика

Констанции. На сей раз  она закатилась как раз  под него. Я оперся  на

стол рядом  с  ее тарелкой,  когда  наклонялся за  рупией,  и  засунул

записку под тарелку. Подобрав монету, я вернулся за свой столик и стал

ждать. Через несколько минут Констанция вернулась. Сразу вслед за этим

и ей, и мне  принесли обед. Она не  заметила записку. Я подумал,  что,

наверное, слишком далеко засунул ее под тарелку.

    Я бросил  взгляд на  ее столик,  и от  удивления чуть  не  выронил

вилку. За ее столиком  сидел мужчина. Он  как-то незаметно занял  свое

место. Я ожидал, что  это будет О'Делл.  Но напротив Констанции  сидел

незнакомый мне человек. Он был невысок, с редкими волосами, прилипшими

к его овальному черепу. У него было лицо цвета слабого чая, в  который

добавили слишком много сливок. Глаза тонули в складках жира. Он что-то

говорил ей активно жестикулируя, при этом резко выделялись подложенные

плечи его белого пиджака.

    Я ел, не спуская с  незнакомца глаз, избегая лишь моментов,  когда

он смотрел  в мою  сторону.  В основном  говорил  он. Мне  не  удалось

расслышать ни единого его слова. Когда мужчина наклонялся вперед,  мне

становилось видно,  как Констанция  кивает ему  головой. Казалось,  он

дает ей какие-то  инструкции. Я старался  придумать способ узнать  его

имя.  И  тут  сообразил,  что  выбрал  не  самое  удачное  место   для

наблюдения. Нужно было попытаться сесть так, чтобы я мог уловить  хотя

бы часть  разговора.  Ведь  именно разговор  с  Констанцией  Северенс,

напомнил я себе, окончательно убедил меня, что со смертью Дэна связана

какая-то тайна.

    Она закончила обед раньше меня. Я видел, как она положила вилку  и

ждала, когда официант заберет ее тарелку. Я увидел, как она взяла  мою

записку и развернула ее. Потом она поднесла бумажку ближе к глазам, ее

руки напряглись. Она читала: "ТЫ  ДАЛА ЕМУ СЛИШКОМ МНОГО  ИНФОРМАЦИИ".

Наверное, она что-то сказала сидящему  напротив нее мужчине. Я  видел,

как его черные глаза округлились, и он схватил записку. Он прочитал ее

и смял  бумагу в  своей  маленькой хрупкой  руке. Потом  посмотрел  на

Констанцию, как  смотрят  на  обезображенный труп,  отодвинул  стул  и

встал. Он ничего ей не сказал, бросил несколько смятых банкнот на стол

и ушел. Когда  он подходил к  лестнице, я услышал,  как она  окликнула

его:

    - Гай! - в ее голосе звучали нотки испуга.

    Он даже не обернулся.

    Через минуту она встала и ушла вслед за ним. На мгновение я увидел

ее лицо. Она шла, закусив губу.

    Я  поджидал  Констанцию  в  вестибюле  отеля  "Принсесс".  Заметив

девушку я встал, и она остановилась.  Встреча со мной не доставила  ей

никакой радости.

    - Привет,  Конни.  Я  думал мне  придется  ждать  гораздо  дольше.

Свидание не состоялось?

    - Что вы хотите?

    - На сей раз  у мня нет никаких  скрытых мотивов. Обычный  мужской

интерес. Вы единственная девушка, которую я  знаю в Коломбо, и я  хочу

назначить вам свидание.

    Она прошла мимо меня,  а я схватил ее  за рукав. Она сбросила  мою

руку со своей и повернулась ко мне. От злости ее глаза сузились.

    - Не дотрагивайтесь  до меня!  Я даже  не хочу,  чтобы нас  видели

вместе. Она снова повернулась  и почти побежала к  лифту. Это был  уже

второй ее промах.

    Я подошел  к  столику  портье. За  ним  стоял  шоколадный,  гладко

выбритый Панчо Вилья "Вилья  Франсиско (настоящее имя Доротео  Аранго,

известен также под  именем Панчо  Вилья) (1877  - 1923),  руководитель

крестьянского  движения  на  севере  Мексики  в  период   Мексиканской

революции 1910 - 1917 годов". Я достал из кармана десять рупий и встал

перед ним, сложив банкноту в маленький, аккуратный квадратик.

    - У мисс Северенс много поклонников? - спросил я.

    - Очень много, господин.

    - Может ли ревнивый американец узнать их имена?

    - Их слишком много.

    Я вынул  из кармана  еще  одну банкноту  в  десять рупий  и  начал

оборачивать ее вокруг первой.

    - Меня интересует только один - маленький человек по имени Гай.  У

него черные редкие волосы.

    - Скорее всего, господин, вы  говорите о человеке, которого  зовут

Гай Венд. Он хозяин небольшой  резиновой плантации в нескольких  милях

южнее Коломбо. Больше я ничего о нем не знаю.

    Я протянул ему деньги и они моментально исчезли.

    - Если мисс  Северенс узнает,  что я  задавал вам  этот вопрос,  я

сломаю вам нос. Честное слово.

    Он улыбнулся и поклонился. Я ушел.

    ***

    Он даже не встал, когда  я вошел в свой  номер. Он сидел на  стуле

перед окном  и улыбался  мне. Он  был одет  в измятый  белый костюм  с

пятнами на  пиджаке.  Его небольшая  лопатообразная  бородка  казалась

жесткой,  как  серая  стальная  проволока.  А  красное  круглое   лицо

лоснилось от  пота.  Его улыбающийся  розовый,  похожий на  бутон  рот

выглядел глупо  над наглой  бородкой.  Но бледно-голубые  застывшие  и

немигающие глаза его были совсем не глупыми.

    - Кто вы, черт возьми, такой? - спросил я.

    - Ван Хосен. Я  хотел встретиться с вами.  Прошу простить мне  мою

бесцеремонность. Я подкупил  посыльного, и  он впустил меня.  - В  его

высоком и резком голосе слышался слабый акцент.

    - Чего вы хотите?

    -  Просто  немножко  поболтать,  мистер  Гарри.  Ничего   особенно

серьезного. Я пишу для местных  газет. Очерки. Можно сказать и  просто

интервью. Я  люблю разговаривать  с  людьми, приезжающими  на  остров.

Записываю их впечатления, а потом использую в своих статьях.

    Я присел на  край кровати и  постарался сделать равнодушное  лицо.

Возможно,  что  он  действительно  местный  журналист.  Но  столь   же

возможно, что он связан с О'Деллом, Северенс и Вендом.

    - Давайте,  задавайте  свои  вопросы и  постарайтесь  покороче.  Я

устал.

    - Что вы делаете на острове, мистер Гарри?

    - Я турист.

    - Как вам здесь нравится?

    - Красиво.

    - Вам нечего добавить?

    - Нечего.

    Он  почесал  свою   лопатообразную  бородку.   Посмотрел  на   мою

обезображенную руку. Я накрыл ее правой рукой.

    - Мистер Гарри,  обычно мы получаем  гораздо больше информации  от

собеседников. Туристы говорят о  великолепии, о завесе тайны,  которая

окутывает остров еще  со времен конкистадоров.  Вы знаете, Цейлон  был

отторгнут  от  веддов  "нация,  коренное  население  острова   Цейлон"

сингальцами. Им владели  португальцы, датчане  и, наконец,  англичане.

Полинезийцы и макронезийцы приплывали сюда, преодолевая море на  своих

лодках. Мусульманские  пираты  вместе с  абиссинским  гарнизоном  одно

время командовали в Коломбо. Интриги, восстания и переговоры. Заговоры

и контрзаговоры.  Убийства и  назначения  наместников. Неужели  вы  не

ощущаете всего этого в самом воздухе Цейлона?

    - Не могу сказать, что у меня появились подобные ощущения.

    - Тогда, мистер  Гарри, вы  редкое исключение.  Вы знаете,  многие

туристы поддаются таким чувствам. За каждым кустом им чудятся странные

тайны. Они придумывают заговоры,  которые никогда не существовали.  Мы

считаем их очень глупыми, но с другой стороны, мы невероятно  гордимся

своим прошлым. Вы можете  считать мои слова предостережением.  Человек

со злым  лицом,  который  косо  посмотрел на  вас  в  кафе,  вовсе  не

собирается украсть ваши деньги  и отнять вашу  жизнь. Скорее всего  он

намеревается сбыть вам подержанный автомобиль.

    - Я не думаю о заговорах. Наверное, мне не хватает воображения.

    Он что-то  проворчал,  поднимаясь  на ноги.  Стоя,  он  производил

странное впечатление.  У  него  оказались слишком  короткие  ноги  для

такого длинного торса. Он выглядел уставшим, старым и слишком небрежно

одетым. Я встал и открыл ему дверь.

    - Значит,  у  вас  нет  для  меня  никакой  истории.  Извините  за

беспокойство, мистер Гарри.

    Я закрыл дверь и заходил взад-вперед по комнате. Уж больно вовремя

он пришел. Осторожное предупреждение. Туристы здесь - обычное явление.

Нет никакой необходимости брать у каждого интервью. Это было такое  же

предупреждение, как и те, что сделали мне О'Делл и Констанция,  только

в более прямой форме. След  становился все теплее. Предположим, что  я

слишком много  узнаю.  Они без  колебаний  убили Дэна.  Теперь  я  был

абсолютно уверен, что его убили. Я прекратил свое бесцельное  хождение

и сел за стол.

    Я написал записку американскому консулу:

    "Дорогой сэр.

    В апреле  1945 года  капитан  американской армии  Дэниел  Кристофф

утонул в  десяти милях  от  порта Коломбо.  Официальное  расследование

установило виновность капитана Кристоффа.  Я пытаюсь выяснить, как  он

был убит и почему. Если со мной что-нибудь случится, в этом  наверняка

будут замешаны некоторые из следующих людей: мисс Констанция Северенс,

мистер Кларенс О'Делл, мистер Гай Венд (?), и человек, который  выдает

себя за репортера  и представляется  как Ван Хосен.  У него  небольшая

лопатообразная борода.  Полагаю, для  начала этого  будет  достаточно.

Проследите связи между этими людьми. Найдите, что ими движет."

    Я поставил свою подпись и запечатал письмо.

    Утром я отнес письмо в консульство. Я боялся, что могут возникнуть

трудности и клерки в консульстве будут слишком официальны. Однако, они

очень спокойно отнеслись к моей просьбе вскрыть пакет, в случае,  если

со мной  что-либо  произойдет.  Я пешком  вернулся  в  отель,  который

находился совсем рядом с консульством. Из всех перечисленных в  письме

людей, Констанция казалась  мне наиболее слабым  звеном. Я решил,  что

самое время  назначить  ей  еще  одно  свидание.  Я  позвонил  в  штаб

Военно-морских сил, и  мужской голос  сообщил мне,  что мисс  Северенс

сегодня утром на  работу не  вышла. Он  повесил трубку  прежде, чем  я

успел задать другие вопросы. Я взял рикшу и поехал к ней в отель.

    Войдя в  узкий вестибюль,  я  остановился перед  столиком  портье.

Панчо Вилья улыбнулся мне широкой улыбкой радушного хозяина.

    - В каком номере живет мисс Северенс?

    Панчо Вилья потер руки, и его улыбка стала еще шире.

    - Я очень сожалею, господин, но вы не сможете поговорить с леди.

    - Она дала вам какие-то инструкции?

    - Нет, дело не в этом. С леди произошла неприятность.

    - Что вы имеете в виду?

    - Если  вы  войдете в  ту  дверь  в конце  вестибюля  и  повернете

направо, вы  увидите  ее около  кабинок.  Она утонула  сегодня  ранним

утром, когда пошла поплавать в море. Полиция до сих пор там, господин.

    Я посмотрел на него. Он продолжал улыбаться от смущения. Потом  он

захихикал. Я повернулся и вошел в дверь, которую он мне указал.

    Я вышел наружу и оказался на белой кафельной дорожке. В пятнадцати

футах впереди находились кабинки. Я пошел к ним. С левой стороны  была

широкая  белая  полоса  пляжа.  Голубые  волны  с  длинными  неровными

гребешками набегали на  берег и  разбивались о песок  с мягким  ровным

шумом. Впереди я увидел группу людей и ускорил шаги.

    Она лежала на  спине на  горячем кафеле  у входа  в кабинки.  Двое

сингальцев в  полицейской  форме стояли  и  смотрели на  нее.  Высокий

человек с длинным белым лицом что-то писал в записной книжке.  Изящный

английский офицер стоял  рядом с  ней на коленях  на белом  квадратике

носового платка и, наклонившись, внимательно рассматривал Констанцию.

    Светло-голубой купальник  подчеркивал  великолепие  тела,  которое

скрывалось платьем. Ее  посиневшие, распухшие  губы выступили  вперед.

Глаза были  широко  открыты.  Ко лбу  прилип  тонкий  зеленый  обрывок

морской водоросли, часть которой закрывал один из ее зрачков. Плечи  у

нее были поцарапаны.  Пока я смотрел  на нее, мне  показалось, что  ее

кожа начала  еще больше  синеть. Я  заметил, что  у обоих  полицейских

мокрые до колен  ноги. Я  сообразил, что  они заходили  в море,  чтобы

вытащить тело  на берег.  Человек с  длинным белым  лицом взглянул  на

меня.

    - Вы ее друг?

    - Знакомый. Как это произошло?

    - Ее понесло течением. Администрация отеля не рекомендует купаться

здесь в  это  время года.  Только  прекрасные пловцы  могут  себе  это

позволить. Она, видимо, таковыми качествами не обладала.

    Стройный английский офицер встал и поднял носовой платок,  которым

он стал  стряхивать несуществующие  пылинки со  своей  безукоризненной

формы. Он тщательно вытер  платком руки и начал  убирать его в  задний

карман. Затем  импульсивно  наклонился и  накрыл  платком  неподвижное

лицо. Высокий  человек  продолжал  писать. Офицер  подошел  ко  мне  и

произнес:

    - Как ужасно. Конни была такой милой.

    - О, вы ее хорошо знали?

    - Да. Это удар для меня. Давайте зайдем в бар и выпьем.

    Я с удовольствием согласился. Они убрали самое слабое звено  цепи.

Они лишили меня отправной точки - в этом я был уверен.

    Мне нравилось, как выглядел офицер,  если не считать того, что  он

был слишком красив:  ровный бронзовый загар,  правильные тонкие  черты

лица и  ресницы,  которым позавидовала  бы  любая девушка.  Я  заметил

маленькие морщинки в уголках глаз и вокруг рта и понял, что он старше,

чем это кажется на первый взгляд - где-то около тридцати трех лет.

    Пока мы шли по кафельной дорожке, я протянул ему руку и сказал:

    - Говард Гарри. Я турист.

    - Очень приятно, а меня зовут Питер Кеймарк.

    Мы вошли в бар, и я,  следуя его примеру, заказал джин с  тоником.

Мы взяли  бокалы и  сели за  столик около  окна. Он  вздохнул и  одним

глотком сразу выпил половину бокала.

    - Откуда вы знаете Конни, мистер Гарри?

    - Она знала моего друга, он  служил здесь во время войны.  Капитан

Дэн Кристофф. Вы, наверное, о нем ничего не слышали.

    - Почему? Я его помню. Парень, который утонул. Тут по этому поводу

было много шума. Конни жаловалась несколько недель.

    Я сходил  к стойке  и принес  нам по  второму бокалу.  Мы еще  раз

выпили, и лейтенант Кеймарк немного раскраснелся. Мы немного  посидели

молча. Я размышлял о  том, о чем думал  бы любой мужчина, увидев  труп

красивой женщины. Какая бессмысленная утрата!

    Когда мы допивали по третьему бокалу, он поднял на меня глаза.

    - Может быть,  мне не  стоит так сильно  расстраиваться. Теперь  я

могу вычеркнуть ее из своего списка. Списка людей, за которыми  должен

наблюдать. Эта проклятая  разведка вечно дает  слишком большие  списки

подозреваемых лиц. За каждым углом им чудятся вражеские агенты.

    - Вы служите в разведке?

    - Уже пять лет. Если бы я  рассказал вам это во время войны,  меня

вполне могли бы расстрелять. Но теперь меня уже тошнит от этой работы,

мне бы  хотелось перевестись  куда-нибудь.  Все время  одно и  то  же,

делать нечего. Скучно.

    Я обдумал ситуацию.  Человек с превосходной  квалификацией. И  как

вовремя мне подвернулся. Слишком хорошая возможность, ее никак  нельзя

упустить. Я поставил  локти на  стол и, наклонившись  к нему  поближе,

сказал, понизив голос:

    - А не хотите ли вы, лейтенант, развеять хандру?

    Он пожал плечами и улыбнулся.

    - Конечно, что за вопрос? - Казалось, мои слова позабавили его.

    - Допустим, я  скажу вам, что  предполагаю будто капитан  Кристофф

был  убит?  Что  Конни  тоже  убита?  Предположим  тот  факт,  что  ее

подозревали в вашем ведомстве, связан со всем этим воедино?

    - Ну, это уж слишком, - он улыбнулся мне так, словно я  заслуживал

сожаления.

    - Не смейтесь надо мной, лейтенант.

    И начиная с бесед  со всеми членами  экипажа "Бэтси", я  рассказал

ему все, стараясь не упустить ни одной детали. Он слушал меня с  вялым

интересом, пока я не добрался до своей встречи с Констанцией Северенс.

Тогда он насторожился и стал  слушать внимательно. Его волнение  стало

еще больше,  когда  я  рассказал  о том,  что  произошло  в  гостинице

"Китайское море",  о  Гае  Венде  и записке.  Когда  я  закончил  свою

историю, поведав о визите Ван Хосена,  он откинулся на спинку стула  и

вздохнул.

    - Это  последнее доказательство,  Гарри. Все  сходится. Ван  Хосен

тоже есть в  моем списке. Он  родился на Яве.  Когда японцы  захватили

Яву, он исчез оттуда при таинственных обстоятельствах. Утверждает, что

ему удалось спастись.  Он пишет небольшие  статейки для разных  газет.

Венд тоже в  моем списке.  Отвратительный, скользкий  тип. Всегда  был

связан с  радикалами. Настоящий  заговорщик. А  вот насчет  О'Делла  я

удивлен. Никогда бы не подумал, что  он может быть замешан в  подобных

делах. И все прекрасно связывается с Конни.

    - Значит, Питер, вы полагаете, что я прав? Вы считаете  возможным,

что Дэн Кристофф оказался замешан в каких-то интригах или наткнулся на

агентурную сеть, слишком о многом узнал, и поэтому его убили?

    Кеймарк покрутил в руках бокал и рассудительно произнес:

    - Я уверен, что вы  правы, Гарри. Вы уже  сделали все, что было  в

ваших силах. Теперь разрешите мне  заняться делом Кристоффа. Мы  будем

работать вместе.

    Я был доволен. Впервые за все время моего расследования я  получил

реальную поддержку. Мне не  придется больше сражаться  в одиночку и  в

темноте.

    - С чего мы начнем?

    - С  Январского  клуба.  Они  открываются  в  полдень.  Мне  нужно

написать отчет  о  смерти  Северенс.  Давайте  встретимся  в  клубе  в

двенадцать тридцать. Я член клуба. Пришлось вступить, так как  слишком

многие подозреваемые лица собирались там во время войны.

    Когда мы выходили из отеля, он остановился перед огромным зеркалом

в вестибюле  и  стал  тщательно поправлять  форму:  поддернул  рукава,

разгладил шевроны, проверил стрелки брюк.  Потом он достал из  кармана

маленькую щеточку  и расческу,  почистил  форму и  тщательно  расчесал

волосы. Сделал шаг назад - бросил на себя последний взгляд.  Улыбнулся

своему  отражению.  Мы  вышли  на  улицу,  взяли  каждый  по  рикше  и

разъехались в противоположных направлениях.

    ***

    Я приехал в Январский клуб раньше, чем Кеймарк. Это было невысокое

здание  с   оранжево-желтыми   отштукатуренными  стенами   и   красной

черепичной крышей. Он  стоял в  стороне от дороги  за плотной  зеленой

стеной тропической растительности. Когда я поднимался по ступенькам, я

увидел двойной ряд теннисных кортов: что-то около двадцати.  Некоторые

из них  были  уже  заняты.  Улыбающийся  служитель  в  белой  униформе

встретил меня  у дверей,  проводил в  маленькую прохладную  комнату  и

предложил мне  подождать  лейтенанта Кеймарка.  На  небольшом  столике

лежали "Лондон Таймс"  и "Нью-Йорк Таймс".  Последний номер  "Нью-Йорк

Таймс"  оказался  всего  девятидневной  давности.  Я  успел  прочитать

половину первой страницы, когда поднял глаза и увидел улыбающееся лицо

Кеймарка.

    Мы прошли в приятную солнечную обеденную залу и заказали  выпивку.

Я  разглядывал  немногочисленных  членов  клуба,  сидящих  за  другими

столами, и вздрогнул, когда увидел  человека по имени Гай, сидящего  в

одиночестве за угловым столиком. Я показал головой в его  направлении,

и Питер, обернувшись,  посмотрел туда.  Потом он повернулся  ко мне  и

кивнул.

    - Портье был прав, Гарри. Это Венд.

    Остальные лица были  мне незнакомы. После  превосходного карри  мы

перешли в  комнату для  бриджа. За  двумя столами  игра уже  началась.

Когда мы вошли старик с морщинистым лицом оторвался от карт и сказал:

    - Хей, Питер! Слышали о Конни?

    - Я ее уже видел. Нездоровое это, знаете ли, дело - тонуть.

    - Мне говорили, что этот способ так же хорош, как и любой  другой,

- он усмехнулся и вернулся к игре. Его партнер не отрываясь смотрел на

него, пока старик говорил.

    Мы некоторое  время понаблюдали  за  игрой. Я  всегда  наслаждался

бриджем, хотя и не знал всех тонкостей торговли "в бридже существенной

частью является торговля; существует несколько достаточно сложных схем

при торговле;  изучить  их  довольно трудно".  За  столом,  где  сидел

приятель Питера, играли в медленный, осторожный бридж. Я посмотрел  на

другой стол и увидел, что карты сингальца, сидящего ко мне спиной,  не

рассортированы. Шел  ход по  червям,  а он,  хотя  у него  полно  было

червей, сбросил короля  пик. Его  противник не  заметил этот  странный

ход, а  партнер перехватил  мой удивленный  взгляд и  что-то  негромко

сказал. Сингалец тут же опустил карты, так  что я не мог их видеть,  а

через несколько секунд  игроки побросали карты  на стол. На  следующей

сдаче человек, сидящий ко мне спиной, рассортировал карты как следует.

Я последил  за их  игрой. Теперь  они играли  совершенно нормально.  Я

кивнул головой Питеру, и мы вышли в коридор. В нем никого не было.

    - Питер,  вы  когда-нибудь  обращали внимание  на  то,  как  здесь

играют?

    - Что  вы имеете  в виду?  Я могу  себе позволить  понаблюдать  за

игрой, но сесть за стол... Ставка  - рупия за очко. Примерно  тридцать

центов.  Если  проиграть  совсем  немного,  очков  двести,   получится

шестьдесят долларов. -  Я имел  в виду  совсем другое.  Вы никогда  не

замечали ничего странного в самой игре?

    - Нет.

    Я объяснил, что мне удалось заметить.

    - Предположим, что это ядро большой агентурной сети. Какой высокой

эффективностью будет обладать  такая система!  Скажем, нужно  передать

две тысячи  рупий.  И  дать определенные  инструкции.  Они  запоминают

какой-нибудь несложный код. В латинском алфавите двадцать шесть  букв,

а в масти тринадцать карт. Любой красный туз - буква "А", любой черный

- "B". Красная двойка - "C", черная - "D". Красная тройка - "E" и  так

далее. Таким образом обеспечивается  точность, а ход легко  запомнить.

Они сдают снова и снова, пока информация не будет сообщена. А в  конце

игры  пишется  фальшивый  счет  и  происходит  совершенно   безопасная

передача нужной суммы денег.  Никто не сможет  их подслушать. Они  вне

подозрений.

    - А что произойдет, если кто-то случайно что-то заметит?

    - Они, наверное, были гораздо осторожнее во время войны, когда  их

могли повесить или расстрелять за шпионаж. Ну а кроме того, даже  если

я и заметил  что-то странное,  то ведь у  меня все  равно нет  никаких

доказательств. - Знаете,  Гарри, это вы  здорово придумали. Мне  такое

даже в голову  не приходило,  - он  вытер нижнюю  губу чистым  носовым

платком. - Можно  сделать дыру в  потолке, организовать наблюдение  за

игрой и раскрыть  код. Правда,  трудно это  сделать в  тайне от  слуг,

которые могут  предупредить игроков.  - Почему  бы вам  не  арестовать

одного из слуг под каким-нибудь  предлогом и не попытаться  обработать

его?

    -  Мы  уже  пробовали,  но  ничего  не  вышло.  Моему  начальнику,

полковнику Рису-Ли, не нравятся подобные методы. Он говорит, что таким

образом мы выдаем и дискредитируем себя.  Да и кроме того, они  всегда

молчат. Они слишком  напуганы. Все,  что мы можем  сделать -  угрожать

тюрьмой. А  наш противник  может пообещать  содрать с  каждого из  них

шкуру, дюйм за дюймом. Это звучит убедительнее.

    Мы проговорили в  коридоре около  получаса. Он  не смог  придумать

никакого  конструктивного  плана.  Я  предложил  сразу  несколько,  но

лейтенант отклонил их, как совершенно неосуществимые. Кеймарк  заявил,

что я не  дал ему  достаточно улик, на  основании которых,  он мог  бы

задержать Ван Хосена, Венда и О'Делла.

    - Дайте мне попробовать одну вещь,  - сказал я наконец. - Вам  это

никак не повредит.

    - Что именно?

    - У  меня есть  приличная сумма  денег.  А для  слуг она  и  вовсе

покажется огромной.  Я  оставлю  сидящему у  входа  слуге  записку,  в

которой напишу, что если он хочет заработать, ему нужно зайти ко мне в

номер в "Галли Фейс". Если он придет, возможно я смогу предложить  ему

достаточную сумму, чтобы  он, сделав  заявление в  суде, смог  бросить

работу и уехать из города. Конечно,  может случиться, что он не  знает

ничего, что стоило бы купить, но попробовать можно.

    Кеймарк согласился. Я сел  за столик и  написал записку. Когда  мы

уходили, я вложил  ее в  коричневую ладонь молодого  слуги. В  записке

было написано, чтобы он пришел ко  мне после дежурства, как бы  поздно

не было. Мы вышли на улицу.

    - Хотите, я помогу вам его допрашивать? - спросил Питер.

    - Нет,  спасибо.  У вас  слишком  много официальных  запретов.  Не

исключено,  что   мне  придется   припугнуть   его,  чтобы   он   стал

поразговорчивее. Вы идите домой, а завтра утром я расскажу вам о  том,

что мне удастся узнать.

    Мы расстались,  и  я  пошел  в  отель,  приготовившись  к  долгому

ожиданию. Я ожидал  прихода слуги  с часа  ночи. К  трем он  так и  не

пришел. Я прицепил к наружной стороны двери записку "Стучите громче" и

лег спать. Когда  я проснулся,  солнце уже ярко  светило над  океаном.

Записка так  и висела  на  дверях номера.  Я  решил, что  он  оказался

слишком запуган, чтобы  прийти ко мне.  Нам придется придумать  другой

подход,  попытаться  с   другим  слугой.   Только  теперь   необходимо

действовать   осторожнее,    потому    что   он    мог    предупредить

заинтересованных людей о наших намерениях.

    Я вызвал посыльного. Я хотел  заказать завтрак в номер, перед  тем

как принять душ. Он вошел, и круглое лицо Фернандо выглядело  мрачным,

а большие широко раскрытые глаза блестели. Он наклонился и сказал:

    - Большие неприятности в отеле, господин Гарри.

    - Неприятности?

    Он облизал  губы  и весь  засветился  от удовольствия,  что  может

первым сообщить мне такую новость.

    - Прошлой ночью у  входа в отель  зарезали парня, господин.  Может

быть, в час, а может в два часа ночи.

    Он провел толстым пальцем по горлу и издал булькающий звук.

    Я постарался, чтобы мой голос звучал без особого интереса.

    - Полиция уже увезла труп?

    - Нет,  господин. Полиция  у  нас очень  современная. У  них  есть

фотоаппарат.  Они   дождались   восхода  солнца   и   сфотографировали

покойника. Он еще лежит на траве рядом с отелем.

    Я не стал заказывать завтрак и обошелся без душа. Быстро одевшись,

я спустился вниз и медленно подошел к окну. Большая группа  любопытных

широким  кольцом  окружала  что-то   лежащее  на  траве.   Создавалось

впечатление, что зеваки уже давно так стоят. Зная восточное равнодушие

к смерти, я заподозрил, что они смотрят на что-то очень впечатляющее.

    Я протиснулся сквозь толпу и обнаружил, что оба моих предположения

оправдались. Это оказался тот самый молодой слуга, которому я  передал

вчера записку. Его горло рассекли ударом такой страшной силы, что  все

жилы и мышцы были перерезаны до самых шейных позвонков. Без  поддержки

мышц шеи при падении от  удара позвонки сломались. Голова была  откину

далеко назад, открывая рассеченные вены. Вокруг головы натекла большая

черно-красная лужа крови. Губы в мрачной усмешке обнажали белые зубы.

    Я выбрался из  толпы. Мои  противники действовали  быстро, умно  и

беспощадно. Я  понимал,  что теперь  бессмысленно  пытаться  подкупить

кого-нибудь другого.  Они  опять  оставили меня  у  разбитого  корыта.

Всякий раз,  как  только я  придумывал  следующий шаг,  когда  у  меня

появлялся шанс получить информацию, они наносили предупреждающий удар,

после которого все приходилось начинать с начала.

    Я выпил чашку отвратительного кофе в отеле и, поднявшись в  номер,

позвонил Питеру Кеймарку по номеру,  который он мне оставил.  Служащий

сказал, что  лейтенанта  Кеймарка  нет  и  что  неизвестно,  когда  он

появится. Я позвонил  до полудня еще  трижды с тем  же результатом.  В

полдень я слегка перекусил в номере и, взяв рикшу, поехал в  Январский

клуб.

    ***

    У входа  в клуб  сидел новый  портье. Я  внимательно посмотрел  на

него, но  не заметил  никаких изменений  в выражении  его лица,  когда

сказал, что хочу видеть лейтенанта Кеймарка или мистера О'Делла,  если

они в клубе.

    Он проводил меня в небольшое  помещение с занавешенными окнами.  В

прошлый раз я ждал Кеймарка совсем в другой комнате. Слуга сказал, что

постарается найти указанных  джентльменов или,  если их  нет в  клубе,

соединит меня с ними по телефону, который стоял на маленьком  столике.

Я поблагодарил его и он ушел. В маленькой комнатке было жарко и душно.

Пахло плесенью и пылью.

    Я сел на край  потертого стула, лицом  к занавескам. Комната  была

плохо  освещена.  Почему-то  я  чувствовал  себя  неспокойно.  Мне  не

пришлось долго  ждать. Неожиданно  несколько человек  выскочило  из-за

занавесок. Они двигались  столь стремительно, что  я успел  разглядеть

только, что это здоровенные сингальцы. Они набросились на меня, и стул

стал падать назад.  Я постарался лягнуть  одного из них  в голову,  но

другой нападающий тяжело упал мне на колени. Я коротко взмахнул правым

кулаком и услышал, как  противник вскрикнул, когда я  попал в цель.  Я

попытался упасть  на бок  и  откатиться в  сторону, но  они  оказались

слишком быстрыми. Грубо перевернув меня на живот, они связали мне руки

чем-то жестким. Почувствовав, что они принялись связывать мне  колени,

я начал кричать.  Тогда они перевернули  меня на спину,  и стоило  мне

открыть рот, чтобы снова закричать, как один из них засунул мне  между

зубов   толстый   кусок   ткани.   Чтобы   я   не   смог    вытолкнуть

импровизированный кляп языком, они привязали его еще одной веревкой.

    Двое  из  них  подняли  меня,  а  третий  осторожно  заглянул   за

занавески. Затем  он махнул  рукой и  они потащили  меня вперед.  Один

держал меня за плечи, другой за колени.

    В ярком свете коридора я  смог получше разглядеть пленителей.  Все

трое были здоровенными амбалами, одетыми в яркие саронги,  подтянутые,

чтоб не стесняли движений. Выше пояса все трое были обнажены.

    Они быстро перенесли меня по коридору и стали подниматься вверх по

узкой лестнице.  Я  больно  стукнулся  головой  о  перила,  когда  они

поворачивали. Сингальцы  торопливо  пересекли  холл и  внесли  меня  в

маленькую  комнатку.  Там  они  бросили  меня  на  пол  лицом  вниз  и

перерезали жесткие веревки на  шее, запястьях и щиколотках.  Последний

из них  успел  выбежать за  дверь,  когда  я вскочил  на  ноги.  Дверь

захлопнулась, и  я  услышал  как щелкнул  хорошо  смазанный  замок.  Я

остался один  в пустой  комнате, размерами  примерно футов  десять  на

десять, с  одним крошечным  зарешеченным окном,  без единого  предмета

мебели. Я выглянул в окно,  в небольшой закрытый двор, и  прислушался.

Дом располагался так  далеко от  дороги, что  я не  услышал даже  шума

проезжающих автомобилей. Из клуба тоже  не доносилось ни звука. Я  сел

на пол рядом с дверью, прислонившись спиной к стене.

    Я  должен  был  бы  испытывать   страх,  или,  по  крайней   мере,

беспокойство. Но  ничего  похожего. На  меня  напали -  первое  прямое

действие,  направленное  против  меня.   Все  остальное  было   просто

предположениями. Что бы ни произошло, я смогу хоть что-нибудь  узнать.

Маски  сняты,  клинки  обнажены.  Прошел  час  прежде  чем  что-нибудь

произошло. Когда замок щелкнул, я вскочил на ноги. Мое колено болело в

месте, где веревка прошлась по шраму, оставшемуся после операции.

    Дверь открылась, и  вошел О'Делл.  Вслед за  ним сразу  последовал

один из моих пленителей. О'Делл усмехнулся, а его боевик закрыл  дверь

и встал, прислонившись к ней спиной и сложив на груди руки.

    -  Вот  мы  и  снова  встретились,  мистер  Гарри.  Разрешите  мне

прокомментировать  вашу   настойчивость.  Вы   оказались  упрямы,   но

недостаточно сообразительны. Мы не  станем вас долго задерживать.  Вам

только нужно сделать для нас одно  маленькое одолжение, - он вынул  из

внутреннего кармана белой куртки листок бумаги с гербом "Галле Фейс" и

протянул его мне.

    Я взял листок, он был пустой.

    - Я знаю, Гарри, что у вас есть ручка. Мне очень жаль, что в нашей

комнате для  гостей нет  стола. Вам  просто придется  сесть на  пол  и

написать записку американскому консулу,  в которой вы  уполномочиваете

отдать подателю этой записки конверт, который вы оставили там. Один из

наших людей работает в консульстве  клерком. Он рассказал мне о  вашем

послании. Он стоял, толстый,  улыбающийся и уверенный  в себе. На  нем

была белая куртка, белые шорты и высокие белые шерстяные носки. Он вел

себя как человек, рекламирующий доходные акции.

    - Ну, а если  я откажусь? Если скажу,  что как только вы  получите

конверт,  меня  утопят  или   переедет  машина,  или  произойдет   еще

какой-нибудь несчастный случай.

    - Дорогой  мой  мальчик. Я  не  буду  вам лгать.  Конечно  с  вами

произойдет несчастный случай, но я могу гарантировать, что смерть ваша

будет легкой. Вы доставите нам некоторые неудобства, если нам придется

заставлять вас подписывать записку. Вы же знакомы с лечением водой? Мы

подвешиваем вас за пятки и накачиваем  в живот воду под давлением  при

помощи автомобильного насоса. Когда ваш живот будет готов лопнуть,  мы

прекращаем качать дальше. А потом  пара рослых мужчин начнет  колотить

вас палками  по  брюху.  Самое  удивительное,  что  обычно  при  таком

"лечении" люди не теряют сознания. Тогда-то вы и напишите записку.

    Впервые я почувствовал, как холодок страха пробежал по моей спине.

Не могу сказать, что я такой уж бесстрашный человек. Я ненавижу, когда

мне причиняют боль. Боль пугает меня.  Боль в любых формах. О'Делл  не

походил на лицедея, разыгрывающего мелодраму. Скорее, он был похож  на

человека, со вкусом рассказывающего, как  он загонял мяч для гольфа  в

очередную, особенно трудную лунку.

    - Дайте  мне немного  времени для  размышления. Скажем,  час, -  я

немного приподнял руки и заставил их затрястись.

    О'Делл смотрел  вниз, и  я увидел,  как он  улыбнулся, увидев  мои

трясущиеся руки.

    - Хорошо, Гарри. И не расстраивайся. Это нечто большее, чем ты или

я.  Ты  чуть   было  не  помешал   созданию  Новой  Зоны   Процветания

Юго-Восточной  Азии,  если  это  послужит  тебе  утешением.  Ты,   эта

слабовольная дурочка и  болтун-слуга. И Кристофф,  если тебе от  этого

станет легче.

    Он повернулся  и здоровенный  сингалец  открыл ему  дверь.  О'Делл

вышел, и, к моему разочарованию, я остался вдвоем со своим  обидчиком,

за закрытой дверью.

    Я отошел к противоположной стене и посмотрел на могучую  бронзовую

грудь  охранника:   настоящий  громила.   Я  вспомнил   грубые   руки,

ощупывающие мою одежду в  поисках оружия, которого у  меня не было.  Я

должен как-то перехитрить своего сторожа.

    Зарешеченное окошко -  мой единственный шанс  к спасению. Я  стоял

рядом с  ним и  старался  хоть что-нибудь  придумать. Я  понимал,  что

драгоценные минуты  уходят. Я  сделал  вид, что  стараюсь  действовать

незаметно. Не глядя  на стража,  я засунул руку  во внутренний  карман

пиджака. Боковым зрением я увидел, что он развернулся в мою сторону. Я

быстро вытащил руку  из кармана  и, держал  пальцы так,  словно в  них

зажат  какой-то   небольшой   предмет,  вроде   таблетки.   Я   бросил

воображаемую таблетку в рот и  начал сползать по стене вниз,  хватаясь

за горло.  Я уже  лежал на  полу, издавая  странные булькающие  звуки,

когда он подбежал ко мне. Я закатил глаза и, задержав дыхание,  застыл

в неподвижности.  Он  наклонился надо  мной,  испуганно глядя  на  мое

замершее тело.  Я знал,  что через  несколько секунд  он повернется  и

начнет барабанить в  дверь. Тогда я  изо всех сил  двинул левой  ногой

прямо ему в челюсть. Удар получился такой силы, что на мгновение  нога

у меня онемела. Его  подбросило в воздух, и  он тяжело упал на  спину,

стукнувшись головой об  пол. Я вскочил  на него и  дважды ударил  его,

прежде чем сообразил, что это уже совершенно ни к чему. Он валялся без

сознания, его тяжелая челюсть была сломана.

    Я быстро осмотрел окно. Прутья были примерно в полдюйма диаметром,

а расстояние между ними дюймов пять. Всего пять вертикальных  прутьев,

которые уходили в деревянный подоконник, но вид у них был такой, точно

они проходили сквозь подоконник  и стену насквозь.  Я уперся ногами  в

стену и потянул один из  прутьев максимально напрягая все мышцы.  Прут

поддался, но лишь чуть-чуть. Я взглянул на него сбоку и убедился,  что

он слегка согнулся. Некаленый  металл, скорее всего сварочное  железо.

Это дало  мне идею,  в которой  я так  нуждался. Я  снял свой  толстый

кожаный ремень и застегнул  его так, чтобы он  охватывал три прута.  Я

обвел помещение  глазами в  поисках чего-либо  твердого, что  смог  бы

использовать в качестве рычага. В комнате не имелось мебели, которую я

мог бы сломать. Единственное, что  можно было использовать - обувь.  Я

носил тяжелые башмаки двенадцатого размера с толстой подошвой. Я  снял

один ботинок и засунул  его в ремень. Положив  одну руку на каблук,  а

другую на носок,  я стал с  силой поворачивать башмак.  Чуть спустя  я

заметил, что прут справа  начал медленно сгибаться.  Я стал давить  на

башмак еще сильнее. Прут сгибался до  тех пор, пока почти не  коснулся

среднего. Я нажал из последних сил и прут, расщепляя дерево,  выскочил

из нижнего гнезда. Я потянул прут  вниз, и он выскочил совсем.  Скорее

всего я протиснулся бы в образовавшуюся  дыру, но я не мог  рисковать.

Используя выскочивший прут, как более  удобный рычаг, я быстро  согнул

прутья с  обеих сторон  образовавшегося  отверстия. Мне  повезло,  что

прутья стояли  самые обычные,  и  группа негодяев,  в лапы  которых  я

попал, не озаботилась заменить их на что-либо более прочное. Сперва  я

просунул ноги и, держась за  прутья, повис на внешней стороне  здания.

Оттолкнувшись здоровым коленом от шершавой штукатурки, я спрыгнул вниз

и ударился о земли так сильно, что стукнулся подбородком о собственное

колено.

    Не теряя времени  даром, я  прихрамывая побежал  к стене.  Верхний

край стены, утыканный битым стеклом, находился на уровне моей макушки.

Я сорвал  с себя  пиджак,  набросил его  поверх стекла,  схватился  за

верхний край стены и стал подтягиваться. Мне так не хватало потерянных

пальцев! Стекло  сквозь пиджак  врезалось мне  в руки.  Я  перевалился

через стену и сдернул пиджак.  Передо мной простиралось широкое  поле,

на дальней стороне  которого стоял  дом. Направо,  через другое  поле,

только маленькое, шла знакомая дорога. Я  побежал к ней изо всех  сил.

Правое колено с каждой секундой болело все сильнее.

    Я надел пиджак  и быстро пошел  прочь от клуба.  На перекрестке  я

немного постоял, пока не  увидел свободного рикшу, пробегавшего  мимо.

Через  несколько  минут  мы  уже  мчались  к  моему  отелю.  Я  сидел,

откинувшись на  черное кожаное  сиденье, тяжело  дышал и  рассматривал

порезанные руки. Я  пообещал себе,  что мистер О'Делл  заплатит мне  с

процентами.

    В рваном  пиджаке  и испачканными  кровью  руками я  прошел  через

вестибюль отеля. Поднявшись в свой номер, я позвонил Кеймарку. Когда я

произнес первые  два  предложения,  он  сказал,  что  приедет  ко  мне

немедленно. Я  с  трудом перевязал  себе  руки и  попросил  посыльного

принести тазик с холодной водой для моего больного колена.

    Питер появился через пять минут. Когда я закончил свой рассказ, он

некоторое время потрясенно сидел в неподвижности, а потом сказал:

    - Мы должны вернуться туда, Гарри. Прямо сейчас.

    - А как насчет того, чтобы взять с собой несколько ваших людей?  Я

могу теперь вчинить О'Деллу  иск и засадить в  тюрьму на долгие  годы.

Кеймарк покачал головой.

    - Не обязательно. Кроме того, вы забываете, как здесь относятся  к

форме английского офицера. Они  не посмеют ничего  со мной сделать.  К

тому  же   у  меня   есть  это,   -  он   показал  рукоятку   большого

автоматического пистолета, частично  вытащив его из  кармана, а  затем

засунув  обратно.  -  Как  только  вы  почувствуете  себя   достаточно

хорошо...

    Через несколько минут мы уже сидели  в такси, которое несло нас  к

Январскому  клубу.  Когда  мы  остановились  перед  входом,  лейтенант

сказал:

    - Теперь предоставьте все мне. Ничего не говорите.

    Мы вошли, и опять лицо слуги осталось бесстрастным. Питер  спросил

про О'Делла, и портье сказал, что его можно найти в баре. Кеймарк  шел

впереди, а я хромая бред вслед за ним. В баре клуба мне бывать еще  не

доводилось. Он размещался  в задней  части здания,  под рестораном,  и

выходил прямо в  сад. О'Делл  сгорбившись сидел за  столиком, рядом  с

открытыми в сад дверями. Когда мы  вошли, он взглянул на нас с  кривой

улыбкой. У  столика  стояло еще  три  свободных стула.  Мы  находились

достаточно далеко от стойки,  и не опасались,  что бармен услышит  наш

разговор.

    - Вы вне игры, О'Делл, - сказал Питер, когда мы уселись за  столик

без всякого приглашения.

    - Просто небольшая шутка, Питер, -  ответил тот. - Боюсь, что  наш

американский друг воспринял ее слишком серьезно.

    - Больше того. Вам придется многое рассказать. Вы все повязаны. Вы

и Ван Хосен, и Конни, и Венд.  Смерть Конни и смерть портье из  клуба.

За все придется отвечать.

    - Но не мне, сынок. Я здесь ни при чем. Мне ничего не известно.

    Тут вмешался я:

    - Ну  уж одну-то  вещь вы  должны были  знать, О'Делл.  Я  слишком

упрям, что  бы  вы  не  пытались  со  мной  сделать.  Вы  должны  были

предвидеть это. О'Делл угрюмо взглянул на Питера.

    - Тогда, какого дьявола, было брать...

    Я  наблюдал  за  ним  и  увидел,  как  глаза  его  расширяются.  Я

повернулся к Питеру как раз в  тот момент, когда его тяжелый  пистолет

выстрелил. Выстрел  прозвучал оглушающе  в тихой  комнате. Со  стороны

стойки послышался звук бьющегося стекла.

    Я снова  перевел взгляд  на О'Делла.  Пуля прошла  сквозь  верхнюю

губу, превратив рот в кровавую  дыру. Я видел кусочки разбитых  зубов.

Несколько мгновений  он  цеплялся  за  край  стола,  затем  его  глаза

уставились куда-то  далеко  над  нашими  головами.  Он  стал  медленно

клониться влево,  и  его огромное  тело  с грохотом  рухнуло  на  пол,

перевернув стол и стул, на котором только что сидел. Мы встали.  Питер

казался постаревшим и очень усталым.

    Он повернулся ко мне и прочитал в моих глазах вопрос.

    - Нельзя было рисковать, Гарри. Я заметил, что он напрягся и  явно

решил что-то предпринять...

    Я подумал про огромные размеры  и мощь О'Делла. Его  действительно

было бы  очень  трудно  остановить.  Когда  стол  перевернулся,  бокал

О'Делла разбился и часть его содержимого выплеснулась на брюки Питера.

Лейтенант  убрал   пистолет  в   карман  и   достал  носовой   платок.

Наклонившись, он  тщательно промокнул  пятно. На  шум выстрела  в  бар

вбежали слуги. Они  стояли в десяти  футах от нас  и широко  открытыми

глазами смотрели на огромное распростертое тело старого плантатора.

    Старший из слуг сделал шаг вперед и спросил:

    - Господин Кеймарк, нужно ли мне позвонить в полицию?

    - Нет, Ратмани, я  сам позвоню. - Питер  повернулся ко мне. -  Вам

лучше остаться у тела, пока я позвоню по телефону. Они возьмут все его

деньги, если надолго оставить их здесь одних.

    Я поднял упавший  стол, когда он  вышел из бара.  Я поставил  стул

так, чтобы сидя на нем я имел возможность не поворачивая головы видеть

покойника. В комнате стало очень тихо. Человек был мертв, но его  тело

продолжало чуть-чуть шевелиться. Свежие  трупы иногда кажутся  живыми,

но через несколько  минут они  как-то оседают вниз  и приобретают  тот