----------------------------------------------------------------------------
Перевод М. Рудницкого
Aphorismen 1935-1937
M89
Роберт Музиль. Малая проза. Избранные произведения в двух томах. Роман.
Повести. Драмы. Эссе. / с нем., пред. А. Карельского, сост. Е. Кацевой
- М.: "Канонпресс-Ц", "Кучково поле", 1999. Том 2.
Бычков М.Н. mailto:[email protected]
----------------------------------------------------------------------------
(17 ноября 1935)
К понятию гения. Не следовало бы говорить: гений на столетие опередил
свое время. Людям такое очень неприятно слышать, это заведомо настраивало их
против всего гениального. И плодило все новых дураков, укрепляя их в своем
самомнении. К тому же это ведь еще и неправда, по меньшей мере отчасти: ибо
именно в гениальных личностях воплощается дух их времени - пусть и против их
воли, без их ведома. Вероятно, правильней, да и более педагогично было бы
говорить, что средний человек на столетие от своего времени отстает.
Новый дух явился? Не так давно подобное утверждение было всего лишь
лозунгом отдельных художественных групп; сегодня оно - предмет гордости
марширующих масс. Как тут не сказать: дух-то всегда, пусть и во всей своей
противоречивости, один и тот же - просто в современниках его у кого больше,
у кого меньше!
Герою, дабы проявить себя, позарез нужны злосчастья. Беда и герой столь
же неразлучны, как болезнь и
Много говорить о себе считается признаком глупости. Однако человечество
весьма своеобразно обходит этот запрет - благодаря поэтам!
Человечество вообще любит в порядке исключения позволять себе то, что
само же и запрещает. Так, например, когда один человек восхваляет самого
себя, это считается признаком дурного тона, если не глупости; однако стоит
людям объединиться в массу, партию, религиозную общину, нацию или еще во
что-то, они принимаются восхвалять себя с полнейшим бесстыдством. Они
начинают восхвалять себя, как только вместо "я" могут сказать "мы". Дескать,
только мы стоим за правое дело, осенены Божьей милостью или призваны
историей, - это еще самое скромное из того, на что они горазды; и считают,
что это не только позволительно, но еще и добрый знак!
Примечательно, что во времена возобладания подобных настроений поэты
оказываются либо вообще не нужны, либо считаются презренными слабаками.
Весьма своеобразная шкала ценностей вот какая: когда говорят "Он
человек дельный" - это считается безусловной похвалой. "Он человек добрый"
тоже считается похвалой, но иногда уже как бы с некоторой оговоркой в том
смысле, что добрый - он же и глупый. Тогда как дефиниция "он человек
интеллигентный" - что вообще-то означает всего лишь: деликатный, тактичный,
внимательный - в определенных кругах считалась подозрительной еще задолго до
появления формулы "интеллигентская бестия" - смотри, например,
"интеллигентишка" и "западник" у Достоевского. Таким образом, по нашей
оценке: лучше плохой, чем глупый, но лучше добрый, чем интеллигентный. К
сему следовало бы еще добавить, что эта ниже всех поставленная
интеллигентность как раз и представляет собой тот тип ума, который
предпочтет скорее считаться плохим, чем глупым. Одним словом, как говорится,
тяжелый случай.
Солнечный писатель: он восхваляет не сам себя, он прославляет доброту
Господа, его сотворившую. Это его форма тщеславия.
Молодость склонна переоценивать все самое новое, ибо чувствует себя с
ним ровесницей. Вот почему несчастье двукратно, ежели это новое оказывается
еще и плохим.
Успех у публики: Принято думать, что гораздо труднее распознать истинно
значительное, нежели, даже распознав его, суметь отличить от него
незначительное. Опыт искусства, как, наверное, и всеобщий опыт, снова и
снова учит нас обратному: гораздо легче убедить определенное число людей в
значительности чего-то, нежели удержать их от того, чтобы они при первой же
возможности не путали его с незначительным.
Прикладная словесность: есть "прикладные" науки, которые во многом
отличаются от "чистых" наук, на которых они базируются, оставаясь при этом
науками - как то прикладная математика, прикладная психология или
технические науки. Отнюдь не на подобных правах существует и прикладная
словесность. К ней относятся все писатели и поэты, ощущающие себя глашатаями
и распространителями мировоззрения либо мироустройства, не ими самими
созданного. Далее, многими ступенями ниже, располагаются все те, кто пишет
ради публики, в поисках публики, силясь приноровиться к нуждам театра или
иным нуждам и ссылаясь на то, что писать надо для своих современников, а
посему на них и равняться. Таковые были всегда, и они в большинстве. К
полному размежеванию их - сугубо на прикладные нужды направленных -
воззрений от воззрений "чистой" словесности стремиться не следует: его и не
существовало никогда; однако когда подобные воззрения начинают задавать тон,
а коренное отличие одного от другого не только не учитывается, но и
демонстративно игнорируется, как это снова и уже давно имеет место в наши
дни, литература впадает в неудержимое запустение.
В "Метафизике музыки" у Шопенгауэра сказано, что в музыке нам еще раз
явлен целый Все можно сказать через музыку, этот "...всеобщий язык,
отчетливость которого превосходит даже отчетливость видимого мира". Только
на этом языке возможно полное взаимопонимание между людьми. - Если бы этот
великий, в данном - исключительном - случае к тому же оптимистический
пессимист еще и до кино дожил! Вот бы интересно было послушать, как он
объяснит, по какому такому недоразумению его аргументы с той же
неопровержимой легкостью распространяются и на кино!
К мужскому и женскому вопросу. Конечно, отнюдь не бесспорно рассуждать
о душе или о "психологии" мужчины и женщины так, словно это две разных души
и две разных психологии. Однако в жизни и в самом деле нет более
существенного, более принципиального различия, нежели различие между более
грубым и более нежным типом конституции. В конце концов, мы произошли от
животного вида, где самка, пусть и в ограниченной мере, господствует почти
во всех видах деятельности самца-мужчины, - а душа созвучна деятельности. По
этой же причине следует заключить, что вместе с характером деятельностей
меняется и душа, а это значит, что душа женщины должна была измениться
больше, чем душа мужчины; но поскольку душа никогда не меняется полностью и
ни с чем не расстается всецело, нас не должно удивлять, что женщина
сохранила в себе естественную, природно-исконную психологию наряду с той,
что выпала на ее долю позднее, - чуть было не сказал: сохранила подлинную
свою сущность наряду с мнимой. К примеру, вид женщины, изрыгающей проклятия,
считается отталкивающим; но иногда он может быть и трогательно естественным
- а именно, когда она думает, что за ней никто не наблюдает, что она наедине
со своим создателем.
(31 мая 1936)
Народ переводчиков. Мы прославляли себя открытым народом, потому что мы
так рьяно переводим, а переводы занимают столь важное место в нашей
национальной литературе. Зачастую из этого факта выводили даже весьма
причудливую психологему, которая выглядела примерно так: поскольку мы,
немцы, географически проживаем в центре Европы, нам самой судьбой назначено
быть носителями европейского духа. В связи с чем мы все ужасно гордились,
как будто нет иного, куда более прозаического объяснения, которое сейчас
снова подтверждается: немецкая литература никогда не знала недостатка в
своих значительных писателях, но их снова и снова затирали и затаптывали
всякие другие писатели, тоже свои, но другие. В последний раз - лет этак
тридцать-сорок назад - немецкая литература оправилась уже с трудом, по
необходимости опираясь на русскую, скандинавскую, французскую литературу,
потому как сама напрочь была заполонена родными сорняками, которых ее
естественная, невыкорчеванная почва неизменно производит в куда большем
количестве, нежели культурных растений. Кого-то внуки наши будут переводить?
Что говорит Лихтенберг? "Мне кажется, немец особенно силен в тех
оригинальных произведениях, где до него уже как следует поработал
какой-нибудь другой чудак; или, иными словами, немец в совершенстве владеет
искусством оказываться оригинальным в подражании." Почти полтора века прошло
с тех пор, как это написано! Но ведь это означает: не раса, а судьба!
Никакой ошибки. В собрании автографов один из поэтов оставил такое вот
изречение: "Высшее искусство: самые глубокие вещи говорить гладко". Но
гладко - это ровно, плоско, то есть тут, очевидно, описка - или все же
нечаянная правда? Ибо сочетание глубины замысла с гладкостью исполнения
издавна считается у немцев критерием истинной поэзии. Об этом еще много
всего можно было бы написать; но не трудись понапрасну: то, что "гладко"
наряду с "ровно" и "плоско" имеет еще и второе, чреватое подобными вот
двусмысленностями значение в смысле: "просто", "ясно", "понятно",
"неухабисто", "близко к земле" - все это выражено в самом слове!
О несущественности в литературе, ее неплодотворности и о корнях этого
недуга написано, хотя и по совсем другому поводу, еще у Томаса а Кемписа, в
его "Imitatio Christi" {"Наследник Христа" (лат.).} в главе о том, как
избегать лишних слов: "Но отчего мы так любим говорить и рассказывать друг
другу, ежели, впадая в молчание, мы столь редко не тревожим нашу совесть? Мы
оттого так любим поговорить, что уповаем взаимными речами утешить друг
друга, желая облегчить наше сердце, утомленное всякими мыслями. А паче
других любим мы говорить и думать о тех вещах, которые любим очень, к
которым вожделеем, или о тех, которые противны нам. Но увы! Как же часто
напрасны и тщетны наши речи. Ибо сие внешнее утешение есть немалый вред
утешению внутреннему, божественному". Все это вполне приложимо и сегодня к
литературе подлинной и литературе мнимой, хотя о них тут ни слова не
сказано.
Об эклектике и исторической справедливости. То, что эклектика, эта
вторичность вкуса, играет в искусстве столь заметную роль, кажется почти
ребусом, если поставить вопрос следующим образом: "Отчего так получается,
что плохие художники любой эпохи в качестве образцов для подражания из
предыдущей эпохи неизменно избирают хороших художников, а не плохих?" Ребус
этот, похоже, легко разгадывается, если подметить, что в этой формуле вместо
слова "хороших" могло бы стоять и другое слово: "признанных". Ибо эклектик
прежде всего зависим от всеобщего признания, больше того - он сам есть
выражение этого признания. Однако основной вопрос тем самым отнюдь не решен,
поскольку эклектика помимо этой зависимости безусловно содержит в себе еще и
компонент избранности. Ибо то, чему подражает эклектик, должно быть не
только признанным, но и хорошим искусством. Таким образом, вопрос об
эклектике с неизбежностью приводит нас к другому. Как получается, что успех
после жизни выпадает только на долю действительно значительных художников?
Как получается, что переоцененные липовые мастера с обновлением времени
теряют свою притягательность, а естественный соблазн, которым одна
посредственность привлекает другую, вдруг преодолевается чем-то иным? Все
это прямо-таки вынуждает нас предположить, что дурной вкус изменяется раньше
хорошего. Более того: вынуждает предположить, что он делает это сам по себе,
примерно так же, как проступает на небе свет звезд после захода ослепительно
яркого солнца, на чем так часто зиждились набожные упования человечества.
Короче говоря: это так называемая историческая справедливость, которая
должна установиться потом, в конечном счете.
Так значит, она есть? Отчасти, конечно, она всего лишь изобретение
историков, которые пугали ею тиранов, выдавая всемирную историю за всемирный
суд - по крайней мере во времена, когда тираны еще сами не становились
писателями. В те добрые, древние времена политика и культура еще стояли друг
к другу в оппозиции. С другой же стороны, не приходится сомневаться и в том,
что некий постоянно действующий процесс прояснения во времени все же
происходит - его-то в определенной мере и можно назвать исторической
справедливостью и поумнением.
И на обычное истолкование этого процесса, - дескать, причину тут
следует искать в "удаленности от событий", - тоже вроде бы возразить нечего.
Всякий знает, что это такое - посмотреть на одно и то же дело с разных
сторон, из разных времен, из разных настроений и жизненных ситуаций:
суждения наши при этом утрачивают скоропалительность, обретают некоторую
зрелость. По образцу этого опыта и образовано представление об удаленности,
дистанции, с помощью которого мы предполагаем в наших потомках зрелость
суждения. Однако здесь, при перенесении личного опыта в сферу всеобщего,
следует помнить об одном маленьком различии. Ибо это вовсе не некий
абстрактный дух, в котором зреет верность суждений, но люди духа, которые
способствуют их формированию, а историческая дистанция означает лишь то, что
им у нас обычно дозволяется сесть за стол только после того, как все живущие
наелись. Следовательно, историческая справедливость устанавливается главным
образом за счет того, что здоровых, живых людей не волнуют мертвецы и их
прошлые дела. Именно этим мы и обязаны той свободной деловитости, с которой
искусство вычленяет из времени свои шедевры; пожалуй, можно даже сказать,
что в нетленных, вневременных творениях культуры выражено вовсе не их время,
а то, до чего это время своими злободневными вожделениями не досягнуло, -
они несут в себе забывчивость своего времени, его рассеянность.
В таком случае эклектику следовало бы определить как нечто среднее и
посредничающее между духом и вожделением.
Забывчивость жизни. Еще и сегодня есть немало людей, живших в одно
время с Шопегауэром и все еще живущих в наши дни, рядом с нами. Шопенгауэр
же обменивался письмами с Гете по поводу его учения о цвете. Многое вытерпел
от Фихте. Вагнер посылал ему свое "Кольцо Нибелунгов". Ницше посвятил ему
целый гимн - гимн Шопенгауэру как воспитателю. И родился он еще до Великой
Французской революции. Все эти густые переплетения сегодня - как разорванная
ткань. И парочка, выходящая из кино с вопросом: "Чему еще мы посвятим этот
вечер?" - разве не достойна того же почитания, что и наши библейские
прародители?
Успех мужчины у женщины начинается с того, что он, к ее восхищению,
оказывается в состоянии съесть три куска торта, или рассмешить ее тем, что,
когда другие мужчины с пеной у рта спорят, спокойно заявляет: "Мне по этому
поводу сказать нечего".
Из жизни общества. Что можно ответить, когда женщина говорит: "Раньше я
в Азию всегда хотела, а теперь мне Африка больше нравится!"?
(1937)
Невинность твари
Где кончается невинность твари? Там, где врожденный для всего Данного
животного вида способ действования начинает допускать и выказывать
индивидуальные отклонения; то есть с первыми же проблесками свободы,
ответственности и разумности!
Начало и конец
То, что с течением десятилетий умное начинание оборачивается глупостью,
как это случается в любом народе, повредило немецкому духу куда меньше, чем
то, что благодаря его трудолюбию иное глупое начинание со временем
худо-бедно умнело. Слишком уж твердо мы убеждены, что так оно всегда и
будет.
Литература
О несущественности в литературе, ее неплодотворности и о корнях этого
недуга написано, хотя и по совсем другому поводу, еще у Томаса а Кемписа, в
его "Imitatio Christi" в главе о том, как избегать лишних слов: "Но отчего
мы так любим говорить и рассказывать друг другу, ежели, впадая в молчание,
мы столь редко не тревожим нашу совесть? Мы оттого так любим поговорить, что
уповаем взаимными речами утешить друг друга, желая облегчить наше сердце,
утомленное всякими мыслями. А паче других любим мы говорить и думать о тех
вещах, которые любим очень, к которым вожделеем, или о тех, которые противны
нам. Но увы! Как же часто напрасны и тщетны наши речи. Ибо сие внешнее
утешение есть немалый вред утешению внутреннему, божественному". Все это
вполне приложимо и сегодня к литературе подлинной и литературе мнимой, хотя
о них тут ни слова не сказано.
Жестокость
Не учит ли нас жизнь, что жестокость человечества возрастает в той же
мере, в какой жестокость отдельного человека идет на убыль? Мы долгое время
превратно истолковывали жестокость диких народов; теперь известно, что
жестокость эта по большей части коренится в их религиозных представлениях
или суевериях. Однако тем необъяснимей оказывается куда более свирепая
жестокость на стадии цивилизации. Может, настоящая-то жестокость благодаря
окультуриванию и цивилизации только и возникает? Дикий зверь не жесток, он
действует целесообразно, он убивает, когда голоден или когда чувствует
угрозу, а в своих боевых действиях заходит дальше необходимого лишь в той
мере, которую можно объяснить возбуждением. И лишь когда инстинкт перестает
служить нужде, он разворачивается во всей своей необузданности и возрастает
неимоверно. Самая свирепая жестокость - у сытой кошки, самая свирепая злоба
- у собаки за забором.
Солнечный писатель
Он восхваляет не сам себя, он прославляет доброту Господа, его
сотворившую. Это его форма тщеславия.
Бывает ли глупая музыка?
Вопрос о том, бывает ли глупая музыка, всю свою щекотливость
обнаруживает лишь в отрыве от того, что в этой музыке поддается изучению и
заучиванию. Одному этот вопрос представляется вполне естественным: почему
нет, ведь бывает же музыка глубокая, даже глубокомысленная; другому, однако,
он кажется совершенно невозможным, поскольку бессмысленно прилагать
определение "глупый" к форме и чувству. Обоим можно порекомендовать
маленький и безобидный фокус - перевернуть вопрос и спросить себя: а может,
сама глупость музыкальна? Бесконечные повторы, своенравное упрямство, с
которым талдычится один и тот же мотив, раздувание собственных находок,
движение по кругу, весьма ограниченные отклонения от однажды постигнутого,
пафос и энергия вместо духовного озарения - глупость без ложной скромности
могла бы заявить, что все это - излюбленные свойства и ее натуры! Однако,
чтобы завершить дело миром, скажем так: вопрос о том, боится ли великая
богиня щекотки под мышкой - это вопрос не для праздных любопытствующих, а
только для пылкого поклонника.
Молодость
Молодость склонна переоценивать все самое новое, ибо чувствует себя с
ним ровесницей. Вот почему несчастье вдвойне, ежели это новое оказывается
еще и плохим.
Успех у публики
Принято думать, что гораздо труднее распознать истинно значительное,
нежели, даже распознав его, суметь отличить от него незначительное. Опыт
искусства, как, наверное, и всеобщий опыт, снова и снова учит нас обратному:
гораздо легче убедить определенное число людей в значительности чего-то,
нежели удержать их от того, чтобы они при первой же возможности не путали
его с незначительным.
Раздел "Афоризмы" настоящего издания полностью воспроизводит
одноименный раздел полного собрания сочинений писателя в 9-ти томах, Т. 7.
Он состоит из трех (частично повторяющихся, хотя и с небольшими
текстуальными разночтениями) собраний фрагментов, подготовленных в свое
время автором для печати, и основного корпуса - "Из черновой тетради.
Наследие" - куда, наряду с текстами более или менее отшлифованными, входят
заметки и наброски, сделанные наспех, вчерне, явно для себя. Афоризмы Музиля
создавались в тридцатые годы, когда в соседней Германии все большей
влиятельностью пользовалась идеология национал-социализма, а с 1933 г.
установился фашизм. Влияние этих событий и идеологических тенденций на
внутриполитическую жизнь Австрии ощущалось постоянно, угроза тоталитарного
"нажима" на культуру и искусство была вполне реальной. Поэтому многие из
заметок Музиля неспроста, конечно же, носят зашифрованный характер - по
большей части эти зашифровки касаются актуальных политических событий и
политических деятелей той поры, частично же за ними скрываются деятели
культуры, коллеги по писательскому ремеслу, в оценке творчества которых
Музиль почти всегда был весьма строг и не всегда справедлив. Многие тексты
снабжены к тому же авторскими пометками, определяющими их адрес - то есть к
каким темам и собственным произведениям автора, к каким папкам его архива
они относятся.
На русском языке "Афоризмы" публикуют впервые.
Заметки. - Это первое собрание афоризмов, подготовленн Музилем для
печати. Оно было опубликовано 17.11.1935 в газете "Националь Цайтунг"
(Базель, Швейцария).
Всяческие неясности. - Второе собрание афоризмов, подготовленное
автором для печати. Опубликовано в венской газете "Дер Винер Таг"
31.05.1936.
Из черновой тетради. - Это собрание афоризм Музиля, напечатанное в
ежегоднике "Ди Раппен" ("Черновики", Вена, 1937), долгое время считалось
вообще единственным, опубликованным при жизни.
Солнечный писатель. В дневни Музиля есть запись от 17.11.1930:
"Штеф. Гроссман восхваляет не сам себя, он прославляет доброту Господа, его
сотворившую. Впечатление от чтения его книги: "Я был восхищен".
Материал 88-2-4, с отсылками (черн. к III) - зашифрованная запись
Музиля, обозначающее место данного текста в черновиках романа "Человек без
свойств".
Черн. , 33 - см. предыдущее примечание.
(С 3 - "Судьб. людск." 2 - прим.) - зашифровка: соображение 3 к
"Судьбам людским" 2, примечания.
Ч. Ч. - 169-155 - зашифровка: черновой лист к чистовику романа "Человек
без свойств".
II В. Ч. 29, 1 - зашифровка: сравни: Вопросы к чистовику
"Человека без свойств", том II.
Бляй, Франц (1871-1942) - австрийский писатель, эссеист, переводчик.
Вся эта заметка Музиля посвящена автобиографической книге Бляя "Рассказ об
одной жизни" (1930)
Суинберн, Алджернон Чарлз (1837 - 1909) - английский поэт.
Браунинг, Роберт (1812-1889) - английский поэт.
Кардуччи, Джозуэ (1835-1907) - итальянский поэт.
Георге, Стефан (1868-1933) - немецкий поэт, один из самых
последовательных адептов "чистого искусства".
Борхардт, Рудольф (1877-1945) - немецкий поэт.
...и незримо присутствует "Мейстер". - имеется в виду знаменитый "роман
воспитания" Гете "Годы учения Вильгельма Мейстера" (1796).
"Все - выдумки..." ("На дне", 88). В пьесе Максима. Горького "На
дне" (акт третий) странник Лука сперва рассказывает про "праведную землю", а
затем объявляет, что таковой нет. В ответ на это Бубнов угрюмо и произносит
цитируемую Музилем реплику.
Тут и вправду *крочва" еще сгодится. - Крочва - зашифрованное
сокращение слов "кровь и почва", которыми обозначалось исконно-национальное
направление в немецкоязычной словесности (по-немецки: "Blut und Boden" -
"Blubo").
"Таг" - название венской ежедневной газеты.
Фюрст в качестве примера упоминал Земпера. - Фюрст, Бруно - друг
Музиля, один из основателей венского "Общества друзей Роберта Музиля",
которое вплоть до 1938 г. (когда Австрия была "присоединена" к гитлеровскому
рейху) оказывало писателю материальную помощь, позволявшую тому продолжать
работу над романом "Человек без свойств".
Старые заметки о Шарлемоне... - венский художник, отец Алисы (Клариссы
из "Человека без свойств").
Штера, Кольбенхейера недооценивают... - Герман Штер и Эрвин Гвидо
Кольбенхейер - обласканные официозом писатели в фашистской Германии.
"Фелькишер Беобахтер" - партийная газета нацистов.
Австрия как общество Вильдганса. - в этой заметке находит выход досад Музиля, который весьма критически относился к австрийскому поэту и
драматургу Антону Вильдгансу (1881-1932).
При чтении Джорджа Мередита, - "Эгоиста... - цитируемый Музилем
немецкий перевод вышел в 1925 году.
Франк II - Ганс Франк (1900-1946), один из видных функционеров
национал-социализма, в 1939-1945 гг. был гитлеровским наместником в
оккупированной Польше. В подоплеке этой заметки Музиля - раздраженная
реакция гитлеровской внешней политики на очередную "блажь" Муссолини: в
противовес гитлеровской идее присоединения Австрии к германскому рейху тот
вдруг призвал к более тесному сотрудничеству Австрии и Венгрии.
...глава земли Ра.. - Иозеф Райтер, политический деятель
христианско-социалистической крестьянской партии, до 1938 г. глава земли
Нижняя Австрия. Долльфус Энгельбрехт, канцлер Австрии в 1932 - 34 гг., в
феврале 1934 г. подавил восстание австрийских социал-демократов и
коммунистов.
Век лицедея, как сказал Ницше. - Имеется в виду статья Ницше "Падение
Вагнера", в которой автор утверждал, что "наступает золотой век для лицедея"
(1902).
как господин Мезер.. - см. "Человек без свойств", часть III, гл.
35, "Правительственный советник Мезеричер".
a l. h. - a l. b. - a la hausse - a la basse, см. "Человек без
свойств", глава 91, "Игра a la hausse - a la basse на бирже духа".
...идею генерального секретариата... - "Человек без свойств", гл. 116,
"Два древа жизни и требование учредить генеральный секретариат точности и
души".
Читая П. А. - Петера Альтенберга (1859-1919), австрийского писателя,
известного в первую очередь своими импрессионистскими миниатюрами.
"Во сне нередко видят люди будто / Спят с матерью..." - цитата из
Софокла по-русски дается в переводе С. Шервинского (строки 956-957).
"Тампико" - роман американского писателя Джозефа Хергесхаймера
(1880-1954), вышел в 1926 г., в немецком переводе - в 1927 г.
"Миф XX ст." - вышедшая в 1930 г. книга Альфреда Розенберга (1893 -
1946), одного из вождей национал-социализма, претендовала на программный
документ этого движения по части культуры и искусства. Автор к тому же с
1925 по 1945 гг. был главным редактором официозной партийной газеты
"Фелькишер Беобахтер".
"На Вареньке она поняла..." - Л. Толстой, "Анна Каренина", книга
вторая, глава XXXIII.
Линднер - профессор Август Линднер, персонаж "Человека без свойств",
часть II.
...с обычаем... секты... - в дневниках Музиля это же изречение
встречается в заметках по поводу романа Флобера "Искушение святого Антония".
...в связи с этим Томас Манн "Страдания и величие мастеров"... -
сборник эссе Томаса Манна, вышедший в 1932 г. Имеется в виду место из статьи
"Писательская карьера Гете", где Томас Манн переносит антитезу поэт-писатель
в сферу внутреннего мира художника слова.
...музей жертв Маттерхорна... - Маттерхорн - трудновосходимый горный
пик в Тессинских Альпах (4477 м.).
Сверхлитератор "Человек без свойств", часть II, гл. 95, 96. В
дневниках Музиля 1930-1932 гг. определение "сверхлитератор" иногда
прилагается к Томасу Манну, иногда - к Герману Гессе.
Краус, Карл (1874-1936) - видный австрийский писатель, сатирик,
эссеист.
Ауэрнхаймер, Рауль А. (1876-1948) - австрийский литератор, редактор
венской газеты "Нойе Фрайе Прессе". Керншток, Оттокар (1848-1928) -
австрийский поэт ура-патриотической ориентации, автор текста национального
гимна Австрии в период 1934-1938 гг.
Гетц, Рихард (1896-1943) - редактор газеты "Таг"; Штессль, Отто (1875 -
1936) - шеф отдела культуры газеты "Винер Цайтунг", литер Шенвизе,
Эрнст (род. 1905) - поэт. Брох, Герман (1886-1951) - австрийский писатель.
Бюхман 148 - Изданная Георгом Бюхманом антология "Крылатые слова".
Музиль цитирует заключительные строки сатирических куплетов Вильгельма фон
Мекеля времен революционных событий 1848 г. в Германии.
Якоби, Йоланда (1890-1973) - известный врач-психотерапевт, сотрудница
Юнга, вице-президент Австрийского Культурбунда - добровольной общественной
культурно-просветительной организации; "Зольной" (Paul Zsolnay) - известное
австрийское издательство; Конкордия - венское объединение писателей и
журналистов; госпожа Малер - Анна Малер-Верфель (1879-1964) - вдова
композитора Густава Малера, затем жена писателя Франца Верфеля, хозяйка
известного в Вене литературного салона; Академия - Немецкая Академия
словесности (секция словесного искусства Прусской академии искусств); в
январе 1932 г. предложение Теодора Дойблера принять туда Музиля было
отклонено; Герман Райхнер - владелец одноименного венского издательства.
Польгар, Альфред, наст. имя - Альфред Полак (1873-1955) - австрийский
писатель, эссеист, журналист. По случаю его 60-летия в газете "Дер Винер
Таг" (17.10.1933) была опубликована статья Оскара Мауруса Фонтаны, которую
Музиль здесь неодобрительно цитирует.
Пэхт, Отто - искусствовед, друг Музиля, основал вместе с Бруно Фюрстом
венское "Общество друзей Роберта Музиля"; Шрайфогль, Фридрих (1899 - 1945) -
австрийский литератор, эссеист; Нюхтерн, Ганс (1896-1962) - литератор, в
тридцатые годы - влиятельный австрийский радиожурналист.
Излюбленная мысль - заметка по поводу опубликованной в газете "Дер
Винер Таг" (27.10.1935) подборки (три репродукции, фото и сопроводительная
статья Ганса Ф. Крауса), посвященной жизни и творчеству французского
живописца Анри Руссо (1844-1910).
Пример: Гюнтер - Линней, Фегелин - заметки... Гюнтер, Ганс Ф. К.
(1881-1968) - один из создателей "теории рас", сильно повлиявшей на
идеологию нацизма. Линней, Карл (1707-1778) - великий шведский
ученый-естествоиспытатель, автор знаменитой системы классификации
растительного и животного мира. Фегелин, Эрих 1901) - социолог,
политолог. Музиль конспектировал в ту пору его работу "Идея расы в духовной
истории от Рая до Каруса".
Буркхард, Якоб (1818-1897) - швейцарский историк и философ культуры.
...последний его представите М... - Роберт Музиль, ...до него
Дузе, Элеонора (1858-1924) - великая итальянская актриса. ...оно снизошло на
Г. - на Гитлера.
ульштайнизация - имеется в виду практика немецкого издательства
"Ульштайн" ("Ullstein"), известного своими дешевыми массовыми изданиями.
См. философия истории в "Войне и мире". - на 1934 г. приходятся
особенно интенсивные занятия Музиля произведениями Л. Н. Толстого: "Войной и
миром", "Анной Карениной", "Воскресеньем", автобиографической трилогией.
По поводу замечаний обо мне О. - кого имел в виду Музиль, не
установлено.
...потом ВПК... - Военной пресс-квартире, что-то вроде отдела
пропаганды в Австро-Венгерской армии, где во время Первой мировой войны в
так называемой редакционной группе трудились мобилизованные писатели, в том
числе, с марта 1918 г., и Музиль.
Уоллес, Эдгар (1875-1932), как и Конан Доил, один из признанных
мастеров в жанре детектива.
Лерке, Оскар (1884-1941) - немецкий поэт, в 1917-1943 гг. работал
редактором в известном немецком издательстве "Фишер".
Унсет, Сигрид (1882 - 1949) - норвежская писательница, лауреат
Нобелевской премии по литературе 1928 г. Читая ее романы, Музиль
признавался: "Я ненавижу эту женщину, но в ней есть нечто гомеровское".
Принцип, Гаврило (1895-1918), застрелил 28.06.1914 в Сараево
австрийского престолонаследника принца Франца Фердинанда и его супругу
эрцгерцогиню Софию. Это покушение стало поводом к началу первой мировой
войны.
Вилсон, Томас Вудро (1856-1924) - президент США в 19131921 гг.
Клемансо, Жорж (1941-1929) - премьер-министр Франции в 1906-1909 и
1917-1920 гг.
Единое включение... - Нацистский лозунг времен первых месяцев
пребывания НСДРП у власти, он означал тотальное и стремительное подчинение
всей общественно-политической жизни нацистской идеологии.
После 24.12.35... - день пресловутого поджога рейхстага,
использованного гитлеровцами в качестве предлога для преследований
коммунистов.
Торглер, Эрнст - глава фракции коммунистов в германском бундестаге,
наряду с Георгием Димитровым был одним из главных обвиняемых на этом
процессе.
М. Рудницкий