---------------------------------------------------------------
Перевод С.Бережкова
"Библиотека современной фантастики" т.10.
& spellcheck by HarryFan, 29 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Сначала они даже и не подозревали о существовании Мешка. Если они и
заметили его, когда опустились на астероид, то, вероятно, подумали, что
это просто скалистый выступ на голой кремнистой поверхности
эллипсоидальной планетки, наибольший диаметр которой, по определению
капитана Ганко, составлял около трех миль, а наименьший - около двух.
Никому бы не пришло в голову, что скромный предмет, так неожиданно
попавший в их руки, вскоре будет признан сапой драгоценной находкой в
солнечной системе.
Остановка была случайной. Правительственный патрульный корабль потерпел
аварию и был вынужден искать места для ремонта, на который требовалось по
кранной мере семьдесят часов. К счастью, они располагали запасом воздуха,
и рециркуляционная система на корабле работала безукоризненно. Запасы пищи
были ограничены, но это мало беспокоило экипаж, так как все знали, что
можно затянуть пояса потуже и несколько дней прожить на урезанном пайке.
Гораздо хуже обстояло дело с водой: большая часть ее пропала из-за течи в
цистернах. В течение последующих пятидесяти часов вода была главной темой
их разговоров.
Наконец капитан Ганко сказал:
- Что там говорить, воды не хватит. И нигде поблизости нет ни одной
станции снабжения. Остается только радировать и надеяться, что нам
навстречу вышлют спасательный корабль с аварийным запасом.
Шлемофон его помощника отозвался уныло:
- Будет очень скверно, если мы не найдем друг друга в пространстве,
капитан.
Капитан Ганко невесело рассмеялся.
- Конечно, скверно. Нам тогда представится случай выяснить, долго ли мы
сможем выдержать без воды.
Некоторое время все молчали. Затем второй помощник сказал:
- Возможно, вода есть где-нибудь здесь, на астероиде,
- Здесь? Да как она может удержаться здесь при силе тяжести, которой
едва хватает, чтобы не улетели скалы? И где она, черт подери?
- Отвечаю на первый вопрос, - отозвался мягкий жидкий голос, казалось,
проникавший сквозь ткань скафандров откуда-то сзади. - Она может
сохраниться в кристаллическом состоянии. Отвечаю на второй вопрос. Она
находится на глубине шести футов, и добыть ее нетрудно.
При первых же словах все обернулись. Но там, откуда, как им казалось,
доносился голос, никого не было. Капитан Ганко нахмурился, глаза его
угрожающе сузились.
- Полагаю, среди нас нет неумных шутников, - кротко проговорил он.
- Нет, - ответил голос.
- Кто это говорит?
- Я, Изрл.
Тут один из членов экипажа заметил какое-то движение на поверхности
огромной скалы. Когда голос смолк, движение прекратилось, но люди уже не
спускали глаз с этого места. Так они узнали об Изрле, или Мешке Мудрости,
как его чаще называли.
Если бы экипаж не состоял на государственной службе и если бы корабль
не принадлежал правительству, капитан Ганко мог бы объявить Мешок своей
собственностью или собственностью своих хозяев и вышел бы в отставку
сказочно богатым человеком. Но при данных обстоятельствах Мешок перешел в
собственность правительства. Его огромное значение было осознано почти
сразу же, и Джейк Зиблинг имел основание гордиться, когда кандидатуры
более важных и более влиятельных персон были отклонены, и Стражем Мешка
назначили его. Зиблинг был коротеньким, плотным человечком, обладавшим
чрезмерной склонностью к самокритике. Он выполнил несколько трудных
заданий и позволил другим людям присвоить лавры своих успехов. Должность
Стража была не для хвастуна, и те, от кого зависело назначение, знали об
этом. На сей раз они игнорировали официальные чины и поверхностную
репутацию и выбрали человека, которого несколько недолюбливали, но на
которого полностью полагались. И это была величайшая дань из когда-либо
приносившихся на алтарь честности и способностей.
Мешок, как выяснил Зиблинг, наблюдая его ежедневно, редко изменял
форму, в которой люди увидели его впервые - твердый сероватый ком,
напоминающий мешок с картошкой. Таким он оставался всегда, и, пока ему не
задавали вопросов, в нем не было заметно никаких признаков жизни. Питался
он редко: по его словам - раз в тысячелетие, если оставался в покое, и раз
в неделю - в периоды напряженной деятельности. Он ел и двигался, вытягивая
ложноножку, после чего ложноножка убиралась обратно, и Мешок вновь
становился мешком с картошкой.
Вскоре оказалось, что имя "Мешок" было удачным и с другой точки зрения.
Ибо Мешок был набит сведениями и - еще больше - мудростью. Вначале многие
сомневались в этом: кое-кто так и не уверовал до самого конца, точно так
же, как некоторые люди уже через столетия после Колумба продолжали
считать, что Земля плоская. Но у тех, кто видел и слышал Мешок, но
оставалось никаких сомнений. Они даже были склонны полагать, будто Мешок
знает все. Это, конечно, было не так.
Официально функция Мешка, узаконенная Сенатской комиссией по
Межпланетным сообщениям, состояла в том, что он отвечал на вопросы. Первые
вопросы, как мы видели, были заданы случайно капитаном Ганко. Позже
вопросы задавались намеренно, но цели их были сами по себе беспорядочны и
случайны, и кое-кому из политиков удалось основательно обогатиться, прежде
чем правительство положило конец утечке информации и упорядочило процесс
задавания вопросов и получения ответов.
Время бесед с Мешком распределили на месяцы вперед и распродали
неслыханно дешево, если принять во внимание прибыльность дел, ради которых
эти беседы велись - всего по сто тысяч за минуту. Именно эта торговля
временем привела к первой крупной склоне в правительстве.
Внезапно Мешок оказался не в состоянии ответить на вопрос, который для
мозга его мощности должен был бы казаться весьма простым, и это вызвало
второй взрыв такой силы, что его можно было бы назвать кризисом. Сто
двадцать вопрошающих, каждый из которых уже уплатил свои сто тысяч,
подняли вой, слышный на всех планетах. Началось официальное расследование,
на котором Зиблинга подвергли допросу и которое обнажило перед публикой
все склоки и противоречия внутри правительства.
Зиблинг оставил Мешок на попечение своего помощника, и теперь на
заседании Сенатской комиссии он неловко поеживался перед наведенными на
него кинокамерами. Допрос вел сенатор Хорриган - грубый, напыщенный,
крикливый политикан.
- Вашей обязанностью является поддержание Мешка в состоянии,
позволяющем получать ответы на вопросы, не так ли, мистер Зиблинг? -
осведомился сенатор Хорриган.
- Да,
- Тогда почему Мешок оказался неспособным ответить на вопросы, заданные
ему клиентами? Эти джентльмены честно заплатили свои деньги - по сто тысяч
каждый. Насколько я понимаю, пришлось возместить им эту сумму. Это
означает, что правительство потеряло... э, одну минуту... сто двадцать на
сто тысяч... Сто двадцать миллионов! - раскатисто провозгласил он.
- Двенадцать миллионов, сенатор, - торопливо прошептал секретарь.
Поправка принята не была, и число сто двадцать миллионов в должное время
украсило газетные заголовки.
Зиблинг сказал:
- Как мы установили, сенатор, Мешок оказался неспособным отвечать на
вопросы потому, что он не машина, а живое существо. Он выдохся. Ведь ему
задавали вопросы двадцать четыре часа в сутки.
- Кто дал разрешение на такой идиотский порядок?! - загремел сенатор
Хорриган.
- Вы сами, сенатор, - быстро сказал Зиблинг. - Порядок был установлен
законом, внесенным вами и одобренным вашим комитетом.
Поскольку сенатор Хорриган не имел ни малейшего представления об этом
законе, хотя и подписался под ним, его нельзя было, конечно, считать
ответственным за те или иные положения указанного документа. Но в глазах
общественного мнения такая ситуация подрывала его реноме. С этого момента
он стал заклятым врагом Зиблинга.
- Следовательно, Мешок не отвечал на вопросы в течение целых двух
часов?
- Да, Он возобновил ответы только после отдыха.
- И отвечал уже без каких-либо затруднений?
- Нет, Его ответы замедлились. Последующие клиенты жаловались, что
у них мошеннически вымогают деньги. Но, поскольку ответы все же давались,
мы не считались с этими жалобами, и финансовое управление отказало
клиентам в возмещении убытков.
- Считаете ли вы, что обман клиентов, уплативших за свое время, честное
дело?
- Это меня не касается, сенатор, - ответил Зиблинг, справившийся к
этому моменту со своими нервами. - Я просто слежу за выполнением законов.
Вопрос о честности я предоставляю разрешать вам. Полагаю, что в этом
отношении вы безукоризненны.
Присутствующие рассмеялись, а сенатор Хорриган вспыхнул. Он был
непопулярен настолько, насколько может быть непопулярен политик, пока он
еще остается политиком. Его не любили даже члены его партии, и среди
смеявшихся были некоторые из его лучших политических друзей. Он решил
изменить ход допроса.
- Правда ли, мистер Зиблинг, что вы часто не допускали клиентов,
предъявлявших вам расписки в уплате необходимой суммы?
- Это так, Но...
- Вы признаете это?
- Дело здесь вовсе, не в том, признаю я это или нет, сен Я только
хочу сказать...
- Не важно, что вы хотите сказать. Важно то, что вы уже сказали. Вы
обманывали людей, уплативших деньги!
- Это неправда, Им давалось время позже. Причиной моего отказа
дать им разрешение на немедленную консультацию с Мешком было то, что это
время уже заранее было зарезервировано Управлением вооруженных сил. У них
ведутся важные исследования и возникли кое-какие вопросы. Вы же знаете,
что относительно порядка очередности в этом случае мнения разделились.
Поэтому, когда возникает вопрос о том, кому идти первым, частному клиенту
или представителю правительства, я никогда не беру ответственности на
себя. Я всегда консультируюсь с правительственным советником.
- Таким образом, вы отказываетесь выносить собственное решение?
- Моя обязанность, сенатор, состоит в том, чтобы следить за
самочувствием Мешка. Я не касаюсь политических вопросов. За три дня до
того, как я покинул астероид, у нас было немного свободного времени - один
из клиентов, уже уплативший деньги, задержался из-за аварии, - и тогда я
задал Мешку вопрос...
- И вы, конечно, использовали это время в своих собственных интересах?
- Нет, Я спросил Мешок о наиболее эффектном режиме его работы. Из
осторожности - я знал, что моему слову могут и не поверить, - я произвел
звукозапись. Если желаете, сенатор, я могу продемонстрировать здесь эту
звукозапись.
Сенатор Хорриган хрюкнул и махнул рукой.
- Продолжайте.
- Мешок ответил, что ему требуется два часа полного отдыха из каждых
двадцати плюс добавочный час на то, что он называет развлечением. Под этим
он подразумевает беседу с кем-нибудь, кто будет задавать, как он
выражается, разумные вопросы и не станет торопить с ответами.
- И вы предлагаете, чтобы правительство тратило три часа из каждых
двадцати - сто восемьдесят миллионов наличными?!
- Восемнадцать миллионов, - прошептал секретарь.
- Это время тратится не зря. Если Мешок переутомится, он преждевременно
погибнет.
- Это вы так полагаете?
- Нет, сэр, это сказал Мешок.
Тут сенатор Хорриган пустился в разговоры о необходимости разоблачения
преступных планов, и Зиблинга освободили от дальнейшего допроса. Были
вызваны другие свидетели, но в конце концов Сенатская комиссия так и не
смогла прийти к сколько-нибудь определенному решению, и было внесено
предложение привлечь к расследованию сам Мешок.
Поскольку, однако, Мешок не мог явиться в Сенат, Сенату пришлось
явиться к Мешку. Комитет семи не мог скрыть некоторого беспокойства, когда
корабль затормозил и протянул причальные крючья к поверхности астероида.
Каждому из членов Комитета уже приходилось путешествовать в пространстве,
но раньше пунктами назначения были цивилизованные центры, и сенаторам,
по-видимому, не улыбалась перспектива высадки на этой лишенной воздуха и
света скалистой глыбе.
Представители телевизионных компаний были тут как тут. Они высадились и
установили свои аппараты еще до того, как сенаторы сделали первые робкие
шаги из безопасных кабин корабля.
Зиблинг отметил с усмешкой, что в этой несколько пугающей обстановке,
вдали от родины, сенаторы были гораздо менее самоуверенны. Ему предстояло
играть роль доброжелательного экскурсовода, и он с удовольствием принялся
за это дело.
- Видите ли, джентльмены, - сказал он почтительно, - по совету Мешка
было решено обезопасить его от возможной угрозы со стороны метеоритов.
Именно метеоры уничтожили целиком эту странную расу, и только по
счастливой случайности последний ее представитель избег этой участи.
Поэтому мы построили непробиваемый купол-укрытие, и теперь Мешок живет под
его защитой. Клиенты консультируются с ним, используя телевизионную и
телефонную связь, что почти так же удобно, как и личная беседа.
Сенатор Хорриган поспешил вцепиться в самый существенный пункт этого
сообщения.
- Вы имеете в виду, что Мешок находится в безопасности, а мы
подставлены под удары метеоритов?
- Разумеется, сен Мешок - единственный в своем роде. Людей, даже
сенаторов, много. Их всегда можно заменить путем выборов.
Сенатор позеленел от страха.
- Я думаю, это оскорбление - считать, что правительство не заботится о
безопасности и здоровье своих служащих.
- Я тоже так думаю. Я живу здесь круглый год. - И Зиблинг добавил
мягко: - Не желаете ли вы, джентльмены, взглянуть на Мешок?
Джентльмены уставились на телевизионный экран и увидели Мешок, который
покоился на своем сиденье, похожий на дерюжный мешок с картофелем, сунутый
на трон и забытый там. Он выглядел до такой степени неживым, что всем
казалось странным, почему он остается в вертикальном положении и не
валится набок. Тем не менее некоторое время сенаторы не могли сдержать
чувства благоговейного ужаса, охватившего их. Даже сенатор Хорриган
молчал.
Впрочем, это скоро прошло, и он заявил:
- Сэр, мы официальная следственная комиссия межпланетного Сената, и мы
прибыли сюда, чтобы задать вам несколько вопросов.
Мешок не обнаружил никаких признаков желания ответить, и сенатор
Хорриган, откашлявшись, продолжал:
- Правда ли, сэр, что вы требуете два часа полного отдыха из каждых
двадцати часов и один час на развлечения, или - я, пожалуй, выражусь более
точно - на успокоение?
- Это правда.
Хорриган ждал продолжения, но Мешок не в пример сенаторам не стал
вдаваться в подробности. Один из членов Комитета спросил:
- Где же вы найдете индивидуума, способного вести разумную беседу со
столь мудрым существом, как вы?
- Здесь, - ответил Мешок.
- Необходимо задавать конкретные вопросы, сенатор, - заметил Зиблинг. -
Мешок обычно не говорит о том, о чем его не спрашивают специально.
Сенатор Хорриган поспешно сказал:
- Я полагаю, сэр, что когда вы говорите о подыскании интеллекта,
достойного беседы с вами, вы имеете в виду одного из членов нашего
Комитета, и я уверен, что из всех моих коллег нет ни одного, кто бы не был
годен для этой цели. Но все мы не можем растрачивать наше время,
необходимое для выполнения множества других обязанностей, и я хотел бы
спросить вас, сэр, кто из нас, по вашему мнению, в особенности располагает
мудростью, требуемой для этой огромной задачи?
- Никто, - сказал Мешок.
Сенатор Хорриган был смущен. Другой сенатор покраснел и спросил:
- Тогда кто же?
- Зиблинг.
Хорриган забыл о своем благоговении перед Мешком и вскричал:
- Это подстроено заранее!
Второй сенатор осведомился:
- А почему здесь нет других клиентов? Разве время Мешка не продано
далеко вперед?
Зиблинг кивнул.
- Мне приказали аннулировать все ранее заказанные консультации,
- Какой болван это приказал?
- Сенатор Хорриган,
На том расследование, собственно, и закончилось. Прежде чем комиссия
повернулась к выходу, сенатор Хорриган успел задать Мешку отчаянный
вопрос:
- Сэр, буду ли я переизбран?
Крики возмущения, вырвавшиеся у его коллег, заглушили ответ Мешка, и
только вопрос был услышан отчетливо и разнесен радиостанциями по
межпланетному пространству.
Эффект этого происшествия был таков, что сам по себе явился ответом на
вопрос сенатора Хорригана. Он не был переизбран. Но еще перед выборами он
успел проголосовать против назначения Зиблинга на пост собеседника Мешка.
Зиблинг все-таки был назначен четырьмя голосами против трех, и решение
комиссии утвердил Сенат. А сенатор Хорриган исчез на время как из жизни
Мешка, так и из жизни Зиблинга.
Зиблинг ожидал своего первого часового интервью с Мешком не без
некоторого трепета. До сих пор его обязанности были ограничены несложными
задачами, установленными в инструкции: присмотр за противометеоритным
куполом-укрытием, обеспечение необходимых запасов пищи, а также забота о
воинском подразделении и гвардейцах межпланетного флота. Ибо к тому
времени огромная ценность Мешка уже была признана во всей солнечной
системе, и каждому было ясно, что тысячи преступников попытаются выкрасть
это беззащитное сокровище.
А теперь, думал Зиблинг, я должен буду разговаривать с ним. Он боялся
потерять то доброе мнение, которое Мешок почему-то составил о нем. Он
находился в положении, до странности напоминающем положение молоденькой
девицы, которой хотелось бы больше всего болтать о нарядах и мальчиках с
кем-нибудь, кто находится на ее уровне, и которая вынуждена вести
блестящую и глубокомысленную беседу с человеком втрое старше ее.
Но при виде Мешка его благоговейный страх до некоторой степени
испарился. Было бы абсурдом утверждать, что его успокоили манеры этого
странного существа. Оно было лишено каких-либо манер, и даже когда часть
его приходила в движение - обычно во время разговора, - это движение
казалось совершенно безличным. И тем не менее что-то в Мешке смягчило
страхи Зиблинга.
Некоторое время он стоял перед Мешком молча. Потом, к его изумлению,
Мешок заговорил - впервые заговорил сам, не ожидая вопроса.
- Вы не разочаруете меня, - сказал он, - я ничего не жду.
Зиблинг улыбнулся. Мешок никогда еще не говорил так. Впервые он
показался Зиблингу не столько механическим мозгом, сколько живым
существом. Зиблинг спросил:
- Кто-нибудь спрашивал раньше о вас самих?
- Один человек. Это было еще до того, как мое время распределили по
минутам. И даже этот человек прекратил свои расспросы, когда сообразил,
что ему лучше попросить совета, как стать богатым. Он почти не обратил
внимания на мой ответ.
- Сколько вам лет?
- Четыреста тысяч. Я могу указать свой возраст с точностью до долей
секунды, но полагаю, что точные цифры интересуют вас меньше, чем моих
обычных собеседников.
Мешок по-своему не лишен чувства юмора, подумал Зиблинг и спросил:
- И сколько лет вы провели в одиночестве?
- Более десяти тысяч лет.
- Однажды вы сказали кому-то, что ваши товарищи были убиты метеорами.
Вы не могли оградить себя от этой опасности?
Мешок проговорил медленно, почти устало:
- Это случилось уже после того, как мы потеряли интерес к жизни. Первый
из нас умер триста тысяч лет назад.
- И с тех пор вы жили без желания жить?
- У меня нет и желания умереть. Жизнь стала привычкой.
- Почему вы потеряли интерес к жизни?
- Потому что мы потеряли будущее. Мы просчитались.
- Вы способны делать ошибки?
- Мы не утратили эту способность. Мы просчитались, и хотя те из нас,
кто жил тогда, избежали гибели, нашему следующему поколению не повезло.
После этого нам стало не для чего жить.
Зиблинг кивнул. Эту потерю интереса к жизни человек способен понять. Он
спросил:
- Разве вы с вашими знаниями не могли устранить последствий своего
просчета?
Мешок ответил:
- Чем больше вещей становятся для вас возможными, тем отчетливее вы
осознаете, что ничего нельзя сделать, минуя законы природы. Мы не
всесильны. Иногда кто-нибудь из особо глупых клиентов задает мне вопросы,
на которые я не могу ответить, а потом сердится, потому что чувствует, что
заплатил деньги напрасно. Другие просят меня предсказать будущее. Я могу
предсказать только то, что могу рассчитать, но способность моя к расчетам
тоже ограничена, и хотя мои возможности по сравнению с вашими огромны, они
не позволяют предусмотреть всего.
- Как это случилось, что вы знаете так много? Знание рождается в вас?
- Рождается только возможность познания. Чтобы знать, мы должны
учиться. Это мое несчастье, что я так мало забыл.
- Какие способности вашего организма или какие органы мышления
позволяют вам так много знать?
Мешок заговорил, но слова его были непонятны Зиблингу, и тот признался
в этом.
- Я мог бы сказать вам сразу, что вы не поймете, - промолвил Мешок, -
но хотел, чтобы вы осознали это сами. Чтобы разъяснить все это, мне
пришлось бы продиктовать вам с десяток томов, и тома эти вряд ли были бы
поняты даже вашими специалистами по биологии, физике и тем наукам, которые
вы еще только начинаете изучать.
Зиблинг не отвечал, и Мешок проговорил словно в раздумье:
- Ваша раса все еще не разумна. Уже много месяцев я в ваших руках, но
ни один из вас еще не задавал мне важных вопросов. Те, кто желает
разбогатеть, расспрашивают о минералах и о концессиях на участки,
спрашивают, какой из их планов сколотить состояние будет наилучшим.
Некоторые врачи спрашивали меня, как лечить смертельно больных богатых
пациентов. Ваши ученые просят меня разрешить проблемы, на которые они без
моей помощи затратили бы годы. А когда задают вопросы ваши правители, они
оказываются самыми глупыми из всех, ибо хотят знать только одно: как
удержаться у власти. Никто не спрашивает того, что надо.
- О судьбе человечества?
- Это предсказание отдаленного будущего. Это вне моих возможностей.
- Что же мы _должны_ спрашивать?
- Вот вопрос, которого я ожидал. Вам трудно понять его важность, потому
что каждый из вас занят только самим собой.
Мешок замолк, затем пробормотал:
- Я болтаю непозволительный вздор, когда разговариваю с этими тупицами.
Но даже вздор может считаться информацией. Другие не понимают, что в
больших делах прямота опасна. Они задают мне вопросы, требующие
специальных ответов, а им следовало бы спросить о чем-нибудь общем.
- Вы не ответили мне.
- Это часть ответа - сказать, что вопрос важен. Ваши правители видят во
мне ценную собственность. Им следовало бы спросить, так ли велика моя
ценность, как это кажется. Им следовало бы спросить, что приносят мои
ответы - пользу или вред.
- А что они приносят?
- Вред, огромный вред.
Зиблинг был поражен. Он сказал:
- Но если ваши ответы правдивы...
- Процесс достижения истины так же драгоценен, как и сама истина. Я
лишил вас этого. Я даю вашим ученым истину, но не всю, ибо они не знают,
как достигнуть ее без моей помощи. Было бы лучше, если б они познавали ее
ценой многих ошибок.
- Я не согласен с вами.
- Ученый спрашивает меня, что происходит в живой клетке, и я говорю
ему. Но если бы он исследовал клетку самостоятельно - пусть ценою затраты
многих лет, он пришел бы к финишу не только с этим знанием, но и
множеством других, со знанием вещей, о которых он сейчас даже не
подозревает, а они тесно связаны с его наукой. Он получил бы много новых
методов исследования.
- Но ведь в некоторых случаях знание полезно само по себе. Например, я
слышал, что уже используется предложенный вами дешевый процесс
производства урана на Марсе. Что в этом вредного?
- А вам известно, сколько имеется необходимого сырья? Ваши ученые не
продумали этого вопроса, они растранжирят все сырье и слишком поздно
поймут, что они наделали. У вас ведь уже было так на Земле. Вы узнали,
каким образом можно дешево перерабатывать воду; вы тратили воду
безрассудно, и вскоре вам перестало ее хватать.
- Что плохого в том, чтобы спасти жизнь умирающего пациента, как это
делали некоторые врачи?
- Первый вопрос, который следовало бы задать, это - стоит ли спасать
жизнь такого пациента.
- Но именно этого доктор не должен спрашивать. Он должен стараться
спасти всех умирающих. Совершенно так же, как вы никогда не спрашиваете, в
добро или зло обратят люди ваши знания. Вы просто отвечаете на их вопросы.
- Я отвечаю только потому, что мне все равно, меня не интересует, как
они используют то, что я скажу. Разве докторам тоже все равно?
Зиблинг сказал:
- Подразумевается, что вы отвечаете на вопросы, а не задаете их.
Кстати, почему вы вообще отвечаете?
- Некоторые представители человечества любят хвастаться, другие -
делать так называемое добро, третьи - добывать деньги. То небольшое
удовольствие, какое я могу еще получать от жизни, состоит в том, чтобы
давать информацию.
- А вы не могли бы находить удовольствие во лжи?
- Я так же не способен лгать, как ваши птицы не способны покинуть Землю
на собственных крыльях.
- Еще один вопрос. Почему вы потребовали, чтобы во время отдыха
разговаривал с вами именно я? У нас есть блестящие ученые, великие люди
всех сортов, из которых вы могли бы выбирать.
- Меня не интересуют великие представители ватой расы. Я избрал вас,
потому что вы честны.
- Спасибо, но на Земле много других честных людей. И на Марсе и на
других планетах. Почему я, а не они?
Мешок, казалось, колебался:
- Это доставило мне маленькое удовольствие. Возможно, потому, что я
знал: мой выбор будет неприятен тем... семерым...
Зиблинг улыбнулся.
- Вы не так уж равнодушны, как вам кажется. Полагаю, очень трудно быть
равнодушным к сенатору Хорригану.
Это был только первый из многих разговоров с Мешком. Сначала Зиблинга
весьма обеспокоило предупреждение Мешка относительно опасности, грозящей
человечеству, если его (Мешка) советами будут и впредь столь безрассудно
пользоваться. Но было бы нелепостью стараться убедить правительственные
органы, что Мешок, приносящий ежедневно многие миллионы, является
бедствием, а не благословением человеческого рода, и Зиблинг даже не
пытался этого сделать. Через некоторое время он постарался загнать все эти
неприятные мысли как можно глубже.
Поскольку разговоры велись через каждые двадцать часов, Зиблингу
пришлось реорганизовать свое расписание, что было не так уж просто для
человека, привыкшего к суткам межпланетным, тридцатичасовым. Но он
чувствовал себя с лихвой вознагражденным за это беспокойство регулярными
беседами с Мешком. Он узнал множество нового о планетах, солнечной
системе, галактиках, но все эти сведения получал случайно, не задавая
специальных вопросов. Поскольку его познания в астрономии ограничивались
школьным курсом, ему никогда и в голову не приходило, что существует целый
ряд вопросов, которые следовало бы задать - главным образом относительно
других галактик.
Впрочем, вероятно, ничего бы не изменилось, если бы он и задал эти
вопросы, ибо некоторые ответы понять было слишком трудно. Он потратил три
беседы подряд, стараясь уяснить, каким образом Мешок смог без всякого
предварительного контакта с людьми понять земной язык капитана Ганко в тот
исторический час, когда этот сверхразум впервые открыл себя людям, и как
он смог ответить словами, практически лишенными всякого акцента. Но даже
после трех бесед у Зиблинга осталось лишь весьма смутное представление о
том, как это делалось.
Это не было телепатией, как он думал вначале. Это был чрезвычайно
запутанный аналитический процесс, учитывающий не только слова, которые
произносились, но и природу межпланетного корабля, скафандров, которые
носили люди, манеру их разговора и множество других факторов,
характеризующих как психологию говорящего, так и его язык. Это было похоже
на рассуждения математика, старающегося объяснить человеку, не знающему
даже арифметики, как он определяет уравнение сложной кривой по ее короткой
дуге. Только Мешок не в пример математику мог проделать все это в
собственной, так сказать, голове без помощи бумаги и карандаша.
Через год Зиблинг уже затруднился бы сказать, что более занимало его:
эти часовые беседы с Мешком или хитроумно-дурацкие требования некоторых
мужчин и женщин, заплативших свои сотни тысяч за драгоценные шестьдесят
секунд. Кроме сравнительно простых вопросов, задаваемых учеными и
искателями счастья, желавшими знать, где можно найти драгоценные металлы,
попадались и сложные проблемы, занимавшие по несколько минут.
Например, одна женщина спросила, где найти ее пропавшего сына. Без
необходимых данных, с которых можно было бы начать, даже Мешок не мог
сказать ей ничего определенного. Она улетела обратно и вернулась через
месяц с огромным количеством информации, тщательно подобранной в порядке
уменьшения важности сведений. Мешку потребовалось меньше трех минут, чтобы
ответить, что сын ее, по-видимому, жив и находится в малоисследованной
области Ганимеда.
Все беседы с Мешком, в том числе и беседы Зиблинга, записывались на
пленку, а записи хранились в центральном архиве на Земле. Многие из
записей Зиблинг не понимал - некоторые потому, что они были сугубо
техническими, другие - потому что они были на незнакомом ему языке. Мешок,
конечно, немедленно выучивал все языки при помощи процесса, суть которого
он так и не смог объяснить Зиблингу, а в центральном архиве технические
эксперты и эксперты-лингвисты тщательно изучали каждую фразу каждого
вопроса и ответа, чтобы, во-первых, убедиться, что клиент не являлся
преступником, и, во-вторых, чтобы иметь данные для сбора подоходного
налога, когда клиент с помощью Мешка добудет состояние.
К концу года Зиблинг убедился в правильности предсказаний Мешка
относительно бедствий, грозящих человечеству. Впервые за столетие число
ученых-исследователей не увеличилось, а уменьшилось. Знания Мешка сделали
целый ряд исследований ненужными и уничтожили закономерную
последовательность открытий. Мешок прокомментировал этот факт Зиблингу.
Зиблинг кивнул:
- Я вижу. Человечество теряет независимость.
- Да, и я из верного его раба превращаюсь в его же хозяина. А я ведь
хочу быть хозяином не больше, чем рабом.
- Вы можете уйти, как только захотите.
Человек в ответ на это вздохнул бы - Мешок сказал просто:
- У меня нет силы чего-либо желать. К счастью, эта проблема скоро будет
решена без меня.
- Вы имеете в виду политические склоки?
Ценность Мешка невероятно увеличилась, и одновременно с этим усилилась
жестокая борьба за право пользоваться его услугами. Финансовая политика
приобретала странное направление. Президенты, владельцы и директора стали
почти марионетками, ибо все главные вопросы политики теперь решались не на
основе изучения фактов, а путем обращения к Мешку. Мешок зачастую давал
советы ожесточенным противникам, и это походило на игру в космические
шахматы, где гигантские корпорации и правительственные агентства были
пешками, а Мешок - игроком, делающим попеременно ходы то за одну, то за
другую сторону. Назревали кризисы - и экономические и политические.
Мешок сказал:
- Я имею в виду и политические склоки и многое другое. Борьба за мои
услуги стала слишком жестокой. Сна может иметь только один конец.
- Вы имеете в виду, что будет сделана попытка вас украсть?
- Да.
- Вряд ли это возможно. Ваша охрана все время усиливается.
- Вы недооцениваете силу жадности.
Он был прав - Зиблингу пришлось убедиться в этом довольно скоро.
В конце четырнадцатого месяца его службы, спустя полгода после провала
Хорригана на перевыборах, появился клиент, заговоривший с Мешком на
марсианском диалекте Прдл - экзотическом языке, известном весьма немногим.
Он обратил на себя внимание Зиблинга еще и потому, что заранее уплатил
миллион за беспрецедентную привилегию говорить с Мешком десять минут
подряд. Разговор был записан, но, естественно, остался непонятным ни
Зиблингу, ни кому-либо другому из служащих станции. Замечательно было еще
и то, что незнакомец покинул астероид через семь минут, так и не
использовав оставшиеся три минуты, которых было бы достаточно для
получения сведений, как сколотить несколько небольших состояний. Эти три
минуты не могли быть использованы другими частными клиентами. Но никому бы
и в голову не пришло запретить использовать их правительственному
служащему, и Зиблинг сейчас же заговорил с Мешком:
- Что спрашивал этот человек?
- Совета, как украсть меня.
Зиблинг был ошарашен.
- Что?
Мешок всегда воспринимал такие восклицания, выражающие изумление,
буквально.
- Совета, как украсть меня, - повторил он.
- Тогда... позвольте... он отбыл тремя минутами раньше. Это должно
означать, что он торопится начать. Он хочет начать проводить свой план
немедленно!
- Он уже проводит его, - ответил Мешок. - Организация преступников
отлично, если не досконально, осведомлена о диспозиции войск охраны.
Вероятно, кто-то в правительстве оказался предателем. Меня спросили, какой
из нескольких планов наилучший, и предложили рассмотреть их с точки зрения
слабых мест. Так я и сделал.
- Хорошо, но как мы можем воспрепятствовать выполнению этого замысла?
- Воспрепятствовать ему нельзя.
- Не понимаю почему. Пусть мы не можем помешать им высадиться, но мы
можем помешать им удрать отсюда с вами.
- Есть только один путь. Вы должны уничтожить меня.
- Я не могу сделать этого! У меня нет на это орава, а если бы и было -
я все равно не смог бы!
- Моя гибель была бы благословением для человечества.
- И все же я не могу, - горестно проговорил Зиблинг.
- Тогда - если это исключается - выхода нет. Они попросили меня
проанализировать возможные шаги, которые будут предприняты для
преследования, но они не спросили совета, как бежать, ибо это было бы
тратой времени. Они успеют спросить, когда я буду у них в руках.
- Значит, - с трудом сказал Зиблинг, - я ничего не могу сделать, чтобы
спасти вас. Как мне спасти своих людей?
- Вы можете спасти и их и себя, погрузившись в аварийный корабль и
вылетев к Солнцу. Тогда вы избежите контакта с преступниками. Но меня с
собой не берите, иначе за вами будет погоня.
Крики охраны привлекли внимание Зиблинга.
- Радио сообщает о нападении бандитов, мистер Зиблинг! Сигнализация
тревоги не действует!
- Да, я знаю. Готовьте корабль, - Зиблинг снова повернулся к Мешку. -
Мы можем бежать, но они захватят вас. И с вашей помощью будут управлять
всей системой.
- Не в этом дело, - сказал Мешок.
- Они захватят вас. Можно сделать еще что-нибудь?
- Уничтожьте меня.
- Не могу, - сказал Зиблинг, чуть не плача.
К нему нетерпеливо подбежали его люди, и он понял, что времени больше
не осталось. Он пробормотал простую и глупую фразу: "До свидания!", словно
Мешок был человеком и мог переживать, как человек, и бросился к кораблю.
Они стартовали вовремя. Полдюжины кораблей неслись к астероиду с
нескольких сторон, и корабль Зиблинга успел проскочить как раз за секунду
до того, как они оцепили астероид, на котором находился Мешок.
Зиблинг понял, что он и его люди спасены. Дело переходило отныне в руки
командования Вооруженными силами, но Зиблинг представил себе, как они
выступят против совершенного мозга Мешка, и сердце его сжалось. Но затем
произошло нечто совершенно неожиданное. Впервые Зиблинг полностью
уразумел, что хотя Мешок и позволил использовать себя, как простую машину,
как раба, отвечающего на вопросы, однако это случилось вовсе не потому,
что его возможности были ограничены лишь способностью анализировать. Экран
телевизора вдруг осветился.
Связист подбежал к Зиблингу.
- Что-то случилось, мистер Зиблинг, - сказал он, - ведь телевизор не
включен!
Телевизор не был включен. И тем не менее они увидели камеру, в которой
Мешок провел четырнадцать месяцев - краткое мгновение своей жизни. В
камеру вошли двое - незнакомец, говоривший на Прдл, и сенатор Хорриган.
К изумлению обоих, первым заговорил Мешок. Он сказал:
- "До свидания" - не вопрос и не ответ. Это сообщение не содержит почти
никаких сведений.
Хорриган явно благоговел перед Мешком, но был не из тех, кто отступает
перед непонятным. Он почтительно произнес:
- Нет, Разумеется, не содержит. Это просто выражение...
Незнакомец прервал его на превосходном английском языке:
- Заткнитесь, вы, болтун! Нечего терять время. Надо взять его и бежать.
Мы поговорим с ним там.
Зиблинг успел обрушить не одно проклятие на голову Хорригана и пожалеть
людей, которых бывший сенатор предал за то, что они не переизбрали его,
когда на экране снова возникло изображение. Это была комната внутри
пиратского корабля, покидающего астероид. Его никто не преследовал.
По-видимому, планы похитителей плюс информация Мешка составили действенную
комбинацию.
Сначала единственными людьми возле Мешка были Хорриган и незнакомец,
говорящий на Прдл, но это продолжалось недолго. В помещение ввалилось еще
человек десять. Лица их казались угрюмыми и выражали недоверие. Один из
них объявил:
- Не смейте разговаривать с Мешком, пока мы все не соберемся около
него. Мы все имеем на него право.
- Не нервничайте, Меррилл. Не думаете ли вы, что я собираюсь надуть
вас?
- Да, я так думаю, - ответил Меррилл. - Что вы скажете, Мешок? Есть у
меня основания не доверять ему?
Мешок ответил коротко:
- Да.
Незнакомец, говорящий на Прдл, побледнел. Меррилл холодно рассмеялся.
- Будьте осторожны, когда задаете вопросы возле этой штуки.
Хорриган прокашлялся.
- У меня нет намерения, как вы говорите, надувать кого бы то ни было.
Не такой я человек. Поэтому я буду говорить с ним, - он повернулся к
Мешку. - Сэр, грозит ли нам опасность?
- Да.
- С какой стороны?
- Ни с какой. Изнутри корабля.
- Опасность немедленная?
- Да.
Тут выяснилось, что Меррилл обладает самой быстрой реакцией: именно он
первый начал действовать в соответствии с намеками, содержавшимися в
ответе. Он застрелил человека, говорившего на Прдл, прежде чем тот успел
схватиться за оружие, а когда Хорриган бросился в ужасе к дверям,
хладнокровно уложил и его.
- Вот так, - сказал он. - Есть ли еще опасность внутри корабля?
- Есть.
- Кто? - зловеще спросил Меррилл.
- Опасность не исчезнет до тех пор, пока я буду с вами и на корабле
останется больше одного человека. Я слишком большое сокровище для таких,
как вы.
Зиблинг и его экипаж как завороженные глядели на экран, ожидая, что
бойня начнется снова. Но Меррилл овладел собой.
Он сказал:
- Погодите, ребята. Я признаю, что мы - каждый из нас - хотели бы иметь
эту штуку только для себя. Но это неосуществимо. Мы все вместе в этом
деле, и будь я проклят, если очень скоро нам не придется отбиваться от
военных кораблей. Эй, Прадер! Почему ты здесь, а не у перископов?!
- Я слушаю, - сказал Пр - Если кто-нибудь вздумает разговаривать с
этой штукой, то я хочу быть здесь и слышать ответы. А если есть еще новые
способы ударить из-за угла, то я хочу узнать и про них.
Меррилл выругался. В тот же момент корабль качнуло, и он заорал:
- Мы сошли с курса! По местам, идиоты! Живее!
Все кинулись вон, но Зиблинг заметил, что Меррилл был не настолько
озабочен общей опасностью, чтобы не выстрелить Прадеру в спину, прежде чем
несчастный успел выскочить.
- Теперь им конец, - сказал Зиблинг. - Они перебьют друг друга, а
оставшиеся двое или трое погибнут потому, что их будет слишком мало, чтобы
управлять таким кораблем. Должно быть, Мешок предвидел и это. Странно
только, почему он не предупредил меня.
Мешок заговорил, хотя в помещении никого не было.
- Меня никто не спрашивал, - сказал он.
Зиблинг взволнованно закричал:
- Вы слышите меня! Но что будет с вами?! Вы тоже погибнете?
- Нет еще. Мне захотелось пожить дольше, - он помолчал и затем чуть
тише добавил: - Я не люблю выражении, не содержащих сведений, но я должен
сказать. Прощайте.
Послышались крики, стрельба. Затем экран внезапно потускнел и погас.
Мешок, существо, на вид столь чуждое человеческим эмоциям, навсегда
ушло за пределы знания Зиблинга. Вместе с Мешком - как он сам и
предсказывал - исчезла ужасная угроза всему человечеству.
Как странно, думал Зиблинг, я чувствую себя таким несчастным при таком
счастливом конце.