Алан Александер Милн. Река
---------------------------------------------------------------
© Copyright Alan Alexander Milne "The river"
© Copyright перевод Виктор Вебер
Email: [email protected]
---------------------------------------------------------------
"Объявленная ранее свадьба мистера Николаса Динса и мисс Розмари Патон
не состоится".
Я знал их обоих. Хорошо помню их и теперь, как и то августовское утро,
которое изумило меня сообщением в "Таймс". Я зачитал его Мэри, мы как раз
завтракали, и она воззарилась на меня.
- Никки и Рома? - воскликнула Мэри. - Дорогой, я просто не могу в это
поверить! Они же месяц назад сидели здесь, переполненные любовью! Что
случилось?
Этого я не знал. Шел 1937 год. Возможно, если бы я был в курсе, мы с
Мэри смогли бы что=то предпринять. Но о том, что произошло, нам стало
известно лишь два года спустя, когда началась Вторая мировая война, а
Розмари вышла замуж за молодого Уэйна. Я все это помню, потому что за
завтраком тем утром мой глаз зацепился за два абзаца. В одном сообщалось о
награждении летчика, погибшего смертью героя. Во втором, последнем,
сообщалось, что свадьба между командиром эскадрильи А и мисс Б не состоится.
Никки участвовал в битве за Британию, дослужился до командира эскадрильи,
получил массу наград и погиб в бою. Я словно перенесся на два года в
прошлое. Напротив сидела Мэри, не постаревшая ни на день. Тот же стол, та же
посуда. Я буквально услышал ее вскрик: "Никки и Рома! Дорогой, я просто не
могу в это поверить!"
1
Семья Мэри проживала в замке Крэддок не одну сотню лет. Ее отец
происходил из действительно древнего рода, основателей которого каким=то
образом проглядели, когда первые короли производили своих верных вассалов в
бароны, а уж гордость не позволила им принимать титулы от этих выскочек
Плантагенетов и сменивших их династий. Так что Джордж Крэддок мог держаться
на равных с любым из так называемых пэров, а на большинство смотреть
свысока. Когда он стал моим тестем, я, конечно, узнал его получше.
Восхищался им, любил его, но и немного побаивался. Мэри, как это принято у
жен, частенько говорила, что он обо мне самого высокого мнения. Не знаю,
соответствовали ли ее слова действительности, но он и впрямь всегда
благоволил ко мне. Особенно, когда его поставили в известность, что Мэри и я
любим друг друга. Никто, разумеется, не мог составить Мэри достойную пару,
но он, возможно, подумал, что скромный, но с университетским дипломом,
представитель среднего класса куда как лучше какого=нибудь новоиспеченного
графа. С другой стороны, Мэри всегда умела добиться своего, даже в таком
важном вопросе, как замужество.
В те дни я был очень молодым архитектором, остаюсь им и поныне, только,
разумеется, уже не хожу в "очень молодых". К 1914 году Джордж Крэддок с
неохотой, но пришел к выводу, что безлошадный транспорт станет элементом
повседневной жизни. Ни у кого, разумеется, не могло возникнуть желания
путешествовать по стране в этих самоходках, но они могли принести пользу
человеку, живущему в десяти милях от станции, послужить для перевозки
багажа, а может, и гостей, из точки А в точку Б. Поэтому фирма, в которой я
работал, получила заказ на переоборудование старого амбара, примыкающего к
конюшне, в гараж, с комнатами для шофера на втором этаже. Мой шеф поехал в
поместье, провел там день, произвел необходимые замеры и, вернувшись,
принялся за чертежи. А потом, к счастью для меня, заболел, и реализовывать
его замыслы на месте пришлось мне. Так я попал в замок Крэддок и встретился
с Мэри.
Мы женаты уже тридцать четыре года и, полагаю, ныне я в большей степени
достоин ее руки, чем прежде. Я про то, что за это время сумел многого
добиться на профессиональном поприще, да и любой мужчина стал бы лучше и
добрее, прожив столько лет бок о бок Мэри. Глядя на нее, я по=прежнему
удивляюсь, как мне хватило духа попросить ее руки. Она была такой молодой и
такой зрелой, такой наивной и такой мудрой, такой беззаботной и такой
серьезной, такой близкой и такой недоступной. Я по=прежнему помню, как
мучился, когда со всей ясностью осознал, что безумно влюблен в нее. Я
представлял себе, как признаюсь ей в любви, видел ее добрую, жалостливую
улыбку, слышал пренебрежительный смех старшего Крэддока, читал в следующем
номере "Морнинг пост" сообщение о ее помолвке с герцогом Таким или графом
Этаким, и горько смеялся над собственной глупостью. Только безумцу могли
прийти в голову такие мысли. Однако, скорее всего, я бы попросил ее выйти за
меня замуж и и не прибегая к помощи Николаса Динса. Но я не уверен, что без
его активного участия она ответила бы согласием.
Все произошло, когда я в последний раз приехал в поместье по делам, в
последний день, когда я еще мог делать вид, что без меня никак не обойтись.
Как обычно, в замке хватало гостей, но в то утро мне каким=то образом
удалось уединиться с Мэри. Мы пошли на прогулку. Предыдущую неделю лил
дождь, но аккурат к утру небо очистилось от облаков и яркое солнце пригрело
землю. И я бы, конечно, радовался жизни, если бы не безнадежность ситуации,
в которую попал. Но сосновому лесу мы вышли к реке. Обычно веселая и мирная,
а в жару практически пересыхающая, во всяком случае, человеку,
предпочитающему активный отдых, не составляло труда перебраться на другой
берег по торчащим из воды валунам, она превратилась в бурлящий желтый поток,
и лишь кое=где из пены на мгновение выглядывала вершина валуна. Я сказал
себе, что, случись Мэри упасть в воду, тут же брошусь за ней и мы оба
утонем. Тогда, если она никого не любила, мы соединимся вновь на Небесах и
навеки будем вместе. Конечно, это ужасно, если Мэри вдруг утонет, продолжал
рассуждать я. Нам следовало взять с собой одного из щенков. Если бы он упал
в воду, я бы прыгнул за ним и утонул. Все лучше, чем та несчастная жизнь без
Мэри, которая ждала меня после отъезда из поместья. А если бы произошло чудо
и мы со щенком живыми вернулись бы на берег, возможно, часть заботы, которой
Мэри окружила бы щенка, досталась и мне. Она бы даже могла... ну, вы
понимаете, в каком я был состоянии. Абсурдные, романтические, героические
мысли роились у меня в голове, но, откровенно говоря, отнюдь не
романтический героизм заставил меня броситься в реку, когда в воду упал
маленький Николас Динс. Я бросился, не задумываясь, можно сказать,
автоматически. Да и кто поступил бы иначе, оказавшись на моем месте, если в
пятидесяти ярдах выше по течению, заламывая руки, вопила мамаша, а рядом
стояла любимая девушка, которая, к тому же, начала расстегивать юбку,
наивная дурочка. Я оттолкнул ее в сторону и прыгнул в воду.
По чистой случайности пути Николаса Динса и мой пересеклись, потому что
в противном случае я бы ничего не смог сделать. Я схватил его и тут со всей
очевидностью осознал, что по=прежнему не могу ничего сделать. Попытался хоть
как=то повлиять на происходящее левой рукой, но закончилась это лишь тем,
что вода с силой припечатал ее к одному из торчащих над поверхностью камней.
Если возможно одновременно испытывать абсолютное счастье и не менее
абсолютные злость и страх, то я оказался именно в таком положении. Разве что
счастье на грудь обходило злость и страх. Я был счастлив, осознавая, что
теперь Мэри никогда не забудет меня. Злился на реку, которая так беспардонно
обходилась со мной. Боялся, потому что готовился к встрече со смертью и не
знал, как она будет выглядеть. Признаюсь, что о маленьком Николасе я
совершенно не думал.
Но тут река сделала неожиданный поворот, нас вынесло на мель и мы
сумели выбраться из воды. Мэри уже подбежала к нам, тогда как миссис Динс,
она все кричала и заламывала руки, отстала на добрую сотню ярдов. Мэри не
стала восклицать: "Мой герой!" Не стала спрашивать: "Ты ранен?" или "Он
мертв?" Взяла Николаса Динса у меня из рук, положила на живот и сказала: "У
моста ты найдешь таверну "Крэддок Армс". Скажи им, что случилось, и попроси
позвонить к нам домой. Они знают, что надо делать. Потом возвращайся, чтобы
помочь мне. Захвати с собой одеяло".
Мне в тот момент совершенно не хотелось бежать, более того, по моим
ощущениям меня следовало уложить в постель, но я побежал. Бегом и вернулся,
с одеялом, с двойной порцией бренди в желудке, и все никак не мог взять в
толк, почему моя левая рука так странно выглядит. Мэри, которую, похоже, с
детства готовили к кораблекрушению и последующей жизни на необитаемом
острове среди диких животных, склонилась над маленьким Николасом и весьма
профессионально делала ему искусственное дыхание. Мать мальчика она уже
отправила на холм, откуда та могла видеть замок и махать руками, привлекая
внимание тех, кого выслали на подмогу. На берегу она только мешала бы своим
кудахтаньем.
- Могу я что=нибудь сделать? - спросил я.
- Следи за мной, - выдохнула Мэри, - потому что скоро тебе придется
меня сменить.
- Я в этом сомневаюсь, - ответил я и отключился.
* * *
Мне полагались две недели отпуска, и я провел их в замке Крэддок.
Первые несколько дней в постели: особой необходимости в этом не было, но я
не спорил, потому что Мэри ухаживала за мной. Как мы обручились, для меня до
сих пор тайна. Она потом утверждала, что сделала мне предложение, но я
крайне сурово отказал ей и в тот момент она поняла, что любит меня. По моему
разумению, истина открылась ей не в тот момент, когда я вежливо отозвал ее в
сторону, а по приходу миссис Динс, молодой и красивой вдовы, которая
бросилась мне на грудь, обвила руками шею и впилась в губы. И на следующие
утро, услышав некие звуки, мало чем отличающиеся от шума воды в трубах, а на
самом деле - мою робкую просьбу выйти за меня замуж, она ответила: "Дорогой,
я согласна, с радостью". Наверное, поэтому, в последующие дни мы очень часто
виделись с миссис Динс, до того совершенно незнакомой нам женщиной, а теперь
ставшей лучшей подругой. Но тут началась Первая мировая война и жизнь скоро
сбилась с привычного ритма. Миссис Динс, напоследок засыпав нас словами
благодарности, умчалась в Лондон. Двухлетний Николас ничего не сказал. Я
женился на Мэри, а после короткого, но безмерно счастливого медового месяца,
вернул ее отцу и ушел в армию.
2
Моя мастерская располагалась на Берфорд=с Над ней у нас была
квартира, которой я пользовался по необходимости, а Мэри и дети - по
минимуму, отдавая предпочтение нашему коттеджу в Кенте. Она приехала на ночь
в июле 1935 года, чтобы мы могли отпраздновать грядущую годовщину нашей
помолвки. Мы давно уже взяли на вооружение девиз: главное - желание
отпраздновать, а повод найдется. Как всегда перед нами встала сложная
дилемма, пообедать до театра или поужинать после спектакля, а может, и
пообедать, и поужинать, но она разрешилась приглашением на коктейль=пати в
отель "Савой", что нас очень даже устроило. Созывала гостей миссис Патон,
дальняя родственница Мэри. Я практически никого там не знал, уже заскучал,
когда наша хозяйка подвела ко мне женщину средних лет и познакомила нас.
Даму звали миссис Феллоуз.
После того, как мы поболтали о пустяках, она мило улыбнулась и
спросила: "Вы меня не узнали?"
Я не узнал, в чем честно и признался. Мог бы добавить, что не узнал бы
и на следующий день, если бы встретил на улице. Такие лица, как у нее, не
запоминались.
- Да, с прошлой нашей встречи прошло много лет, и у меня теперь другая
фамилия.
- И платье, наверное, тоже, - сострил я. - Одежда, знаете ли, меняет
человека.
- Тем не менее, я вас узнала, хотя тогда вы были в пижаме.
- Выходил из ванной? С губкой в руке?
- Лежали в кровати, - уточнила она.
Разговор ей, определенно нравился. Мне - нет. И она, и коктейль=пати
начали действовать мне на нервы. С языка едва не сорвалось: "Вы приносили
мне утренний чай?" Но, разумеется, я не из тех, кто грубит женщинам.
- Извините, я сдаюсь.
- Тогда меня звали миссис Динс.
- Фамилия знакомая, но, клянусь, я не помню, где и когда слышал ее.
Миссис Динс, - повторил я, в надежде, что память мне поможет.
- Как я понимаю, вы регулярно бросаетесь в реки и спасаете людей? - с
некоторой обидой спросила она.
- Господи! Ну, конечно!
Я вспомнил ее. Вспомнил, как она целовала меня в губы, как приходила в
мою спальню попрощаться и еще раз поблагодарить за спасение, ее или сына?
Сына или дочь? Нет, точно сына.
- Как он? - спросил я, таким тоном, словно мальчик еще не оправился от
купания в холодной воде. И вот тут память включилась в работу. - В смысле,
Николас.
За памятливость меня вознаградили ослепительной улыбкой.
- Вон он, - указала она в сторону молодого человека и девушки, которые
стояли у сервировочного столика. - Хотели бы встретиться с ним?
- Очень, - кивнул я, потом, помявшись, добавил. - Как я понимаю, вы ему
ничего не говорили?
- Он даже не знает, что упал в воду. Я подумала, что так будет лучше.
- Я уверен, что вы правы. Давайте и впредь ничего ему не говорить.
Так я вновь встретился с Николасом Динсом. Разговаривал он с Розмари
Патон. Их только что познакомили.
3
Миссис Феллоуз, к счастью, жила с мужем где=то на севере. Никки -
Лондоне, готовился к сдаче экзаменов на адвоката. Он и Рома решили
пожениться в один из уик=эндов в нашем коттедже. Мы с Мэри при этом не
присутствовали, но все равно радовались тому, что хоть в чем=то
содействовали его счастью. Мы любили Никки и, думаю, он любил нас. Дети его
обожали. Рома была очень милой девушкой, но...
Забавный нюанс. В то время, если я думал, говорил или писал, что Рома -
очень милая девушка, к этому всегда добавлялось "но..." А потом мысль, фраза
или строка обрывалась. Потому что я никак не мог понять, что же должно
последовать за этим "но". Действительно, девушка красивая, интеллигентная,
ценящая и понимающая шутку. Умеющая ездить верхом, плавать, играть в гольф и
лаун=теннис получше многих. Я никогда не слышал от нее дурного слова о
ком=либо. Но... но что? Я не мог объяснить, однако что=то не складывалось.
Мне казалось, что нам показывают лишь ширму, за которой скрывается настоящая
Рома? А хотелось увидеть именно настоящую. Пожалуй, другого объяснения моего
"но..." я найти так и не сумел.
Никки был высок ростом, черноволос, энергичен, с тонким чувственным
лицом. Челка постоянно падала ему на левый глаз и он с тем же постоянством
откидывал ее. Казалось, он всегда находится в поиске или на грани открытия
чего=то чрезвычайно важного и интересного. Когда мужчина и женщина женаты
двадцать лет, даже если они по=прежнему любят друг друга, их совместная
жизнь приобретает некую монотонность. Никки превращал заурядный уик=энд в
приключение, не только для себя, но и для нас. Даже слуги, а Мэри всегда
вела себя со слугами так, словно они - члены семьи, радовались, когда им
сообщали о приезде мистера Динса.
На каникулах, когда дети возвращались домой, мы могли принять только
одного гостя. И только после пасхи 1937 года Рома и Никки смогли приехать
вместе. Они вновь встретились в Лондоне несколькими неделями раньше, и ни у
кого не могло возникнуть сомнений, что они безумно влюблены друг в друга.
Поэтому, когда в воскресенье, во второй половине дня, они вернулись с
прогулки и объявили, что решили пожениться, мы несколько удивились.
Почему=то нам казалось, наверное, отстали от жизни, что они давно уже
помолвлены. Более того, мы бы восприняли, как должное, скажи они нам, что
для них этот уик=энд - медовый месяц. Друг к другу они относились с очень уж
трогательной нежностью, не замечая никого вокруг, даже нас.
Что ж, мы поняли, что на какое=то время Никки для нас потерян. В
следующий раз они приехали в конце июня и вновь вели себя так, словно нас не
существовало. Более того, и у меня, и у Мэри начало складываться
впечатление, что помолвленная пара - мы. Они собирались пожениться в
октябре, а в августе - вместе отдохнуть в гольф=клубе.
Они попрощались с нами в понедельник утром. Потом прислали нам обычные
благодарственные письма. И больше мы ничего о них не слышали, пока тем утром
я не раскрыл "Таймс" и не прочитал о том, что намеченная свадьба не
состоится.
- Дорогой, это безумие! - воскликнула Мэри. - Что это означает?
- Должно быть, какая=то глупая ссора.
- Знаешь, о ссорах не дают объявление в "Таймс", чтобы днем позже
сообщить, что отношения вновь наладились.
Я не мог не признать ее правоты. Разумеется, речь шла не о временной
ссоре, а об окончательном разрыве.
- И что положено делать в таких случаях? - полюбопытствовал я. -
Отправить письмо и посочувствовать? Но кому? Кому=то из них оно согреет
душу, кому=то нет. Кто из них доволен такому исходу, а кто горько сожалеет?
- Мы не можем не откликнуться, - покачала головой Мэри. - Я, конечно,
могу написать Маджори, - она говорила о миссис Патон, - но, возможно, она
знает о причинах разрыва не больше нашего.
Мы погрузились в раздумья.
- Я напишу Никки, а ты - Роме, - наконец, предложил я соломоново
решение. - Мы скажем, что очень сожалеем о случившемся, и, если они хотят
выговориться, полагая, что это поможет, всегда готовы их выслушать. Если не
хотят - мы поймем. В таком вот аспекте.
Так мы и поступили. Рома ответила: "Большое вам спасибо, но я не хочу
об этом говорить". Никки: "Очень признателен за доброту и сочувствие, но мне
нечего вам сказать, за исключением того, что я ее недостоин и именно я стал
инициатором разрыва".
Что сие означало, мы не имели ни малейшего понятия.
4
Мы не видели Рому до апреля 1939 года, когда Мэри пошла на свадьбу, а я
отказался, сославшись на дела. Я не знал, что там у них произошло, но
оставался на стороне Никки. Рома же приходилась Мэри очень дальней
племянницей, а Крэддоки очень ценили родственные связи.
- Как она выглядела? - спросил я.
- Сияла от счастья, прекрасная, как всегда.
- Обрадовалась, что вновь увидела тебя?
- Не думаю, что слово "вновь" пришло ей в голову. Прошло два года и
тогда она собиралась замуж за Никки.
- Гм=м, - только и ответил я, как бы говоря: "Не знаю, что бы это
значило, но я совершенно не понимаю эту девушку".
Никки мы не видели. Он увлекся авиацией, не стал сдавать экзамены на
адвоката, пошел работать пилотом=испытателем в какую=то авиастроительную
компанию где=то в Центральных графствах. Время от времени он писал нам, но в
Кент больше не приезжал. Хотя мы постоянно приглашали его.
А потом, за неделю до начала войны, он сам напросился в гости. Я
встретил его на станции.
- Я считал себя обязанным повидаться с вами до того, как начнется шоу,
- сказал он. - В военной форме я стану таким красавцем, что вы меня не
узнаете.
- Будешь, разумеется, летчиком?
- Само собой.
- Хорошо. Мы по тебе соскучились?
- Мартин закончил школу?
- Нет, ему учиться еще год, слава Богу. Элизабет хочет стать
медсестрой. Война, что поделаешь.
- К сожалению, она неизбежна.
Мы провели прекрасный уик=энд, почти как в прежние времена. А в
воскресенье вечером, отправив детей спать, засиделись допоздна. И тут он
неожиданно предложил: "Пойдемте в садовую беседку".
- А мы не замерзнем? - обеспокоилась Мэри.
- Так возьмите плащ, - нашелся он.
- Я думаю, я тоже возьму, - я встал. - На всякий случай.
- Между прочим, на улице очень тепло, - крикнул он нам вслед.
Мы вышли в тихую ночь. Я - с сигаретой в руке. Внезапно яркая вспышка
вырвала его лицо из темноты: он раскуривал трубку. Какое=то время все
молчали. Наконец, он тяжело вздохнул.
- Я хочу облегчить душу, - начал он, - прежде чем... - окончание фразы
он опустил. - Вы мне очень дороги, только вам я могу довериться, и я хочу,
чтобы вы знали обо мне самое худшее.
- Выкладывай, - подбодрил я его. - И увидишь, что все не так страшно.
- Страшно, - ответил он.
Я не увидел, а почувствовал, как Мэри коснулась его руки.
- Так вот. Думаю, мы говорили вам, что собираемся поехать к нашим
приятелям в Девоншир, ваши родные места, не так ли, Мэри, и поиграть в
гольф. Я отвез Рому на автомобиле. Первые три дня и три ночи дождь лил, не
переставая. Нам с Ромой никак не удавалось побыть вдвоем, и это ужасно
нервировало. На четвертое утро небо внезапно очистилось от облаков. Все
рванули на поле для гольфа, но нам их компания изрядно надоела, поэтому мы
сели в машину и уехали. На ленч остановились в таверне "Крэддок армс"
Наверное, вы там не бывали...
- Один раз я выпил в этой таверне бренди, - ответил я.
- Правда? Значит, реку вы видели.
- Видел.
- Но не такой, как в тот раз. В таверне мне сказали, что за последние
двадцать с небольшим лет такое случается впервые. Она превратилась в ревущей
поток и торчащие посередине валуны то и дело скрывались в пене. С нами был
Дункан, вы помните шотландского терьера Ромы? Всю дорогу он чинно просидел
на заднем сидении, поэтому, в ожидании пока приготовят ленч, мы взяли его на
прогулку, чтобы он поразмял лапы.
Он замолчал. Ночь выдалась на удивление тихая. Мы ждали.
- Вас никогда не пугало собственное воображение? Я хочу сказать, вам не
случалось видеть то, чего не было, так ясно, словно все это происходило с
вами и ужасно напугало? Так вот, мне частенько снился сон, в котором я видел
ревущую реку, дрожал от страха и думал: "Господи, а вдруг я свалюсь в нее?"
И это случилось. Как я себе и воображал.
Он вновь замолчал, чтобы раскурить погасшую трубку. В пламени спички мы
с Мэри переглянулись.
- Мы шли вверх по течению. Рома отпустила мою руку и побежала за
Дунканом. Пес неловко повернулся и упал в реку. Рома взвизгнула: "О,
дорогой!" А теперь скажите мне, что здравомыслящий человек не рискует жизнью
ради маленькой собачонки. Давайте. Скажите мне.
- Не рискнул бы, - ответила Мэри. - Это чистый идиотизм и
сентиментальность.
- Правильно. Он не рискует. Это чистый идиотизм и сентиментальность.
Люди вам не маленькие собачонки. Их жизни гораздо ценнее. Не так ли? Если уж
кого следует спасать, так это людей?
- Это так, - подтвердил я.
- Это так. Вот я ничего и не сделал. Стоял, как столб. Более того,
спокойно сказал себе: "Никто не будет рисковать жизнь ради маленькой
собаки". Я показал себя здравомыслящим человеком. Реалистом. Никакой
сентиментальности. Никакого идиотизма. Не... - он замолчал, потом едва
слышно добавил. - Повел себя совсем не так, как Рома.
Мэри ахнула.
- Святой Боже, ты хочешь сказать, что Рома прыгнула в реку?
- Скинула юбку и молнией бросилась за Дунканом. Рома! Девушка, которую
я любил. А теперь спросите меня, что с сделал. Давайте! - выкрикнул он. -
Спросите!
- Хорошо, - кивнул я. - Что ты сделал?
- Ничего, - печально вымолвил он. - Ничего, - и поник головой.
Опять нас окружила тишина. Вновь он поднес спичку к трубке. Еще раз мы
с Мэри переглянулись. Она покачала головой, как бы говоря: "Еще не время".
- Я говорил себе... я притворялся что говорил себе: "Ты ничего не мог
поделать". Рома, по крайней мере, прекрасно плавала, в отличие от меня, так
что действительно она могла бы помочь мне, а я ей - нет. По, разумеется,
причина моей неподвижности заключалась в другом. Меня охватил ужас. Вы,
конечно, читали о людях, которые от страха не могли пошевелить ни рукой, ни
ногой. Такое произошло и со мной. Вот и все. Я бы не прыгнул в реку и за
миллион фунтов. Глупости, конечно. Рома для меня была гораздо дороже
миллиона фунтов. Но я бы не прыгнул, даже если бы на следующее утро меня
расстреляли за трусость. Не смог бы прыгнуть. Я не контролировал свое тело.
Я не жду, чтобы вы мне поверили, но... - он не договорил, печально покачал
головой, не понимая, как такое могло произойти.
- Ну что ты, дорогой, мы тебе верим, - попыталась успокоить его Мэри. -
Расскажи нам, что случилось с Мэри.
- Она схватила Дункана за загривок, вы знаете, что в воде она чувствует
себя, как рыба. К счастью, они находились недалеко от берега, где не был
камней и вода неслась не так быстро. Русло в том месте поворачивало и их
вынесло в заводь. Когда опасность миновала, я развил бурную деятельность.
Побежал к ее юбке. Поднял с земли, бегом принес Роме. Рискуя замочить
брючины, помог им выбраться из воды.
- Так ты замочил брючины? - озабоченно спросила Мэри.
Никки рассмеялся.
- Милая Мэри, как я люблю вас обоих, - и продолжил историю, уже более
связно, без отступлений.
- Итак, мы все вновь оказались на берегу. Дункан стряхивал воду с
шерсти, Рома выжимала волосы. я не знал, что сказать иди сделать. А потом,
надев юбку, она сказала: "Дорогой, побежали в таверну. Я лягу в постель,
пока они высушат мою одежду и мы попросим принести ленч наверх, если ты
позволишь мне щеголять в домашнем халате хозяйки, Хороший у меня будет
наряд! А может, лучше без халата? Ты так не думаешь, дорогой?" - она одарила
меня взглядом, полным любви, и сжала мою руку. Я словно и не присутствовал
при случившемся. Подошел к ним, когда она уже вытащила песика на берег.
- Бедный Никки. Как тебе было тяжело.
- Не то слово. Рома же проявила редкую тактичность. Ничем не показала,
что заметила неадекватность моего поведения, вела себя так, словно ничего
неординарного и не произошло. С одной стороны, я понимал, что она изо всех
сил старается пощадить мои чувства, с другой предпочел бы, чтобы она
высмеяла меня и назвала трусом.
- Она не могла дойти до такого, - вступился я за девушку, которую,
мягко говоря, недолюбливал.
- Должно быть. Но я просто с ума сходил. В последующие несколько дней я
чуть ли не убедил себя, что в реальности ничего такого и не было, мне вновь
приснился преследующий меня ко Но однажды утром услышал, как она
сюсюкала с Дунканом: "Ты упал в реку для того, что твоя хозяйка вытащила
тебя, не так ли?" Или что=то в этом роде. То есть Рома=таки прыгнула в реку,
когда я стоял столбом.
- И ты расторг помолвку.
- Да. Потому что эта трагедия висела бы над нами дамокловым мечом. Не
может же девушка выходить замуж за труса. Тем более, такая храбрая, как
Рома. Эта река... если бы вы ее видели! Не я не мог бы после этого жить с
ней, а она - со мной. Как только мы вернулись в Лондон, я написал ей.
И тут Мэри задала очень странный вопрос. Во всяком случае, я подумал,
что вопрос странный.
- Рома поняла, что ты ей хотел сказать в своем письме?
- Видите ли, я уже не мог любить ее так же, как и раньше. Я постоянно
думал об этом происшествии. Нельзя ухаживать за девушкой, когда твоя голова
занята другим. Рома подумала, что у меня появилась новая пассия. Даже
назвала ее. Мы поссорились из= за девушки, с которой я разве что перекинулся
парой слов. В письме я просто указал, что после случившегося мы не можем
быть счастливы. Она, возможно, подумала, что я имел в виду нашу ссору.
- Я в этом уверена, - кивнула Мэри. - А как ты сейчас относишься к
Роме?
- Вы спрашиваете, люблю ли я ее, как и прежде? Отнюдь. Чувство ушло.
- Это хорошо. А теперь, Никки, Джон хочет тебе кое=что рассказать. Но,
прежде чем он начнет, я хотела бы поговорить о Роме. Только недавно я
окончательно поняла, что она за человек, и признаюсь, пришла к
неутешительным выводам. Ты вот думал, что Рома проявила удивительный,
необыкновенный такт. Ни в коем разе. Тактичность - эта забота о чувствах
другого человека, а Рома никогда этим не отличалась. Розмари Патон -
суперэгоистка. Она постоянно находится в центре собственной сцены, все
остальные для нее всего лишь зрители. Когда Дункан упал в воду, они видела в
тебе не участника действа, а зрителя. Мысль о том, что ты - трус, не
приходила ей в голову. Ты не мог сыграть в великой мизосцене спасения
собаки, поэтому у нее не было оснований судить, храбр ты или труслив. Для
нее ты практически всегда находился вне сцены, за исключением любовных
эпизодов, когда обойтись без тебя она просто не могла. Весь мир Ромы - это
Розмари Патон, тебе там места нет.
Слова Мэри многое разъяснили. Я понял, откуда бралось "но" в моих
рассуждениях. Рома жила в коконе собственного мирка.
- Рискну сказать, что вы правы, - в голосе Никки слышалось безразличие.
- Такая Рома и есть. Но для меня это ничего не меняет.
- Подожди, дорогой, сейчас Джон расскажет тебе о том, где ты побывал
двадцать пять лет тому назад. Мы тебя слушаем, милый.
Я знал, что деваться мне некуда, и лихорадочно искал слова. Потому что
мужскую дружбу сохранить невозможно, если становится ясным, что один спас
жизнь другому.
- Хорошо. А теперь слушай внимательно, Никки, потому это очень важно,
хотя и просто. Ты вот говорил, что тебя всю жизнь преследует один и тот же
кошмар: бушующая река. Ты даже принял реальную реку за ту, что тебе снилась.
И считал, что не бросился в воду из трусости, так?
- Да.
- Что ж, это естественно. Когда тебе было два года, ты упал в ту самую
реку, более того, на том самом месте, и река была точно такой же, как день
вашей прогулки с Ромой. Страшной, пугающей.
- Вы сошли с ума!
- Нет, это факт. И, если ты еще не успел этого заметить, скажу, что мир
- очень маленькое местечко или, если хочешь, совпадения возможны самые
удивительные.
- Откуда вы это знаете?
- Твоя мать рассказала об этом в тот день, когда мы с тобой
познакомились.
Он повернулся к Мэри.
- Это правду?
- Разумеется, Никки.
- Почему моя мать заговорила об этом?
Я не дал Мэри раскрыть рта.
- Потому что Мэри при этом присутствовала. Твое тело всплыло в той
самой заводи. Ты умер, Никки. Наверное, ты этого не знаешь, но Мэри выросла
в замке Крэддок. Она вытащила тебя из воды и вернула к жизни.
С губ Мэри сорвался истерический смешок.
- Не болтай ерунды, Джонни. Разумеется, он не умирал.
- Кто знает? - пожал плечами я. - Кто знает, что происходит, когда
человек тонет, а потом его оживляют?
Никки громко выдохнул, словно гора, которую он два года таскал на своих
плечах, свалилась в реку.
- Ты понимаешь, когда твоя мать после стольких лет вновь встретилась с
Мэри, когда меня представили ей, она не могла не рассказать о том
происшествии. Собственно, ни о чем другом мы и не говорили. Она еще сказала
мне, что решила ничего тебе не говорить. А я, как дурак, в этом ее
поддержал. Но разумеется, мы поступили неправильно. Эти ужасные
воспоминания, оставшись в подсознании, грызли тебя изнутри, а ты не понимал,
в чем дело. Поэтому, дорогой Никки, и думать забудь о том, что ты трус. Или,
если ты на том настаиваешь, ты должен привести более весомые доказательства.
Мы долго, очень долго молчали. То ли стало светлее, то ли мои глаза
привыкли к темноте, но я стал различать лицо Никки. Он пристально смотрел в
небо, словно вновь, как и в прежние времена, находился на пороге какого=то
очень важного открытия.
Потом повернулся к Мэри.
- Я вас тогда поблагодарил или был еще слишком мал?
- Мал, Никки.
- Тогда искупаю свою вину. Большое вам спасибо, дорогая, - он взял ее
руку, поцеловал, отпустил. - Вот увидите. Я вас не подведу.
Он не подвел. Не подвел.
Перевел с английского Виктор Вебер
Переводчик Вебер Виктор Анатольевич
129642, г. Москва Заповедная ул. дом 24 Тел. 473 40 91
ALAN ALEXANDER MILNE
THE RIVER