Джулиан Мэй — Алмазная Маска

(Галактическое Содружество-2)

Julian May. Diamond Mask (1994)

and Spellcheck: Andy Kay 30 June 2003

Мэй Д.

M 97 Алмазная Маска: Фантастический роман / Пер. с англ. — М.: АРМАДА, 1996. — 459 с.: ил.

ISBN 5-7632-0106-Х

Роман популярной американской писательницы Джулиан Мэй «Алмазная Маска» входит в трилогию «Галактическое Содружество».

Противостоять разрушительной силе зла почти невозможно. Лишь уникальные метапсихические способности дают возможность Доротее — Алмазной Маске и Джеку Бестелесному раскрыть тайну опасного союза Фурии и Гидры. Но этого мало, чтобы одержать победу в смертельной схватке с силами тьмы.

ПОСВЯЩАЕТСЯ ТАДЕУШУ

Каждая культура волшебна по-своему.

Дадлей Янг. Происхождение священного

Маска говорит нам больше, чем лицо.

Оскар Уайльд. Замыслы

Святая Иллюзия, молись за нас.

Франц Верфель. Звезда Нерожденного

ПРОЛОГ

Остров Кауаи, Гавайские острова, Земля

12 августа 2113 года

То ли ему необычайно повезло, то ли его знаменитый племянник, всеми признанный святым Джек Бестелесный, сотворил для него это диво дивное, чудо чудное, — Рогатьен Ремилард сказать не мог. Тем не менее густая морось, с утра сеявшая над Алакайскими болотами, внезапно прекратилась. Потом ветром разорвало низкую облачность — или туман? — сгустившуюся над топью, и скоро на остров во всю ширь хлынула с небес ошеломляющая, пронзительная синева. Над вершиной Ваиалеале нимбом нависла сочная радуга, и уж совсем неожиданно рядом послышалась птичья трель.

«Господи помилуй!.. Неужели она?.. После четырех дней бесплодных поисков?..»

Высокий, худой — кожа да кости — старик осторожно опустился на колени, едва касаясь ремней, скинул с плеч лямки, и рюкзак беззвучно скользнул на мокрую траву — прилег на большую развалистую кочку. Коротко выругавшись на особом диалекте жителей Канады и северной части Новой Англии, он достал из рюкзака звуковой спектрограф, трясущимися пальцами нажал на клавишу «запись». Птица, укрывшаяся в чаще, распевала во все горло. Старик ткнул пальцем в кнопку «определитель», и миниатюрный компьютер, вмонтированный в аппарат, тут же принялся сличать прозвучавшую трель с образцами 42 429 птичьих голосов, хранившимися в его памяти. Сюда входили звуковые портреты всех земных и инопланетных птах, а также всех вновь выведенных, восстановленных первобытных или созданных с помощью биоинженерных методов крылатых созданий. Наконец на маленьком экране появилась надпись:

О'о-а'а (Moho Braccatus). Место обитания — только остров Кауаи, Земля.

Старик вполголоса буркнул себе под нос:

— Кажется, ты набрел на удивительную редкость. Даже сатанинский козодой и синица-говорунья не идут с ней ни в какое сравнение. А мне удалось записать, p'tit merdeux, toi [Ты, маленькая кучка дерьма!].

Птица, издав крикливое, грубое «киит-киит», замолкла. Рогатьен замер... Что-то тускло-чернильное, подкрашенное золотистыми пятнышками, мелькнуло в скупом просвете между плотно сплетенными лианами. О'о-а'а шумно ударила крыльями и залетела в рощицу чахлых тропических деревьев метрах в двадцати. Там и замерла... Различить ее теперь стало невозможно...

У старика от обиды дыхание перехватило.

— Quel bondieu d'imbйcile [Какой же ты дурак!]. Кто тебя за язык тянул?! Да еще в телепатический эфир плеснул радостью, — видите ли, набрел на удивительную редкость!.. Синице, видите ли, с ней не сравниться. Ишь какое чуткое создание!.. — Он ругал себя отчаянно, но в четверть мысленного голоса. Наконец сумел взять себя в руки... Конечно, с его слабыми метапсихическими возможностями надеяться на дальновидение нечего. Одна надежда на камеру с инфракрасным наведением!..

Теперь надо сохранить запись с пением этой диковинки — он убрал портативное звукоулавливающее устройство, вытащил из рюкзака цифровой воспроизводящий магнитофон с инфракрасной головкой наведения и принялся сканировать деревья в рощице, где скрылась о'о-а'а.

Болото густо парило, лучи солнца жутковато и странно преломлялись в струйках тумана, поднимающихся над бочагами. Вокруг терпко пахло анисом — видно, ягоды мокиханы уже созрели. Этот аптечный аромат мешался с запахом гниющих растений. Вообще-то Алакайские топи, расположенные на острове Кауаи на высоте 1200 метров над уровнем моря, были местом мрачным, уникальным... Их можно назвать полюсом влажности — годовая норма осадков здесь превышала пятнадцать метров. Болота служили местом обитания нескольких редчайших видов птиц, и сюда со всех концов галактики бесконечными толпами стекались студенты и орнитологи.

Рогатьен Ремилард был хорошо знаком с Гавайями. В первый раз он посетил их — дай Бог памяти! — в 2052 году. Как раз в тот год, когда его внучатый племянник Джек появился на свет. По виду это был вполне нормальный младенец. Его мать Тереза Кендалл для запрещенных ей родов нуждалась в укромном уголке. Заваленный снегом заповедник мегаподов Британской Колумбии наводил на нее смертную тоску. Терезу тянуло к солнцу, к теплу.

Роги потом много раз приезжал на Кауаи. Вот и теперь он четыре дня назад отправился сюда. Где еще он мог скрыться, как не в Алакайских топях?

Наверное, решил старый Ремилард, он все-таки перебрал с жареными дикими индюшками. Уж больно вкусны... «Ты же не ребенок, — укорил себя Роги. — Да, но разве я не имею права отпраздновать завершение работы над очередной главой моих воспоминаний?.. «

Разве дело в воспоминаниях, усмехнулся старик. Обрыдли приставания лилмика, понуждающего его работать. Как проклятого!.. Роги внезапно обозлился — цены его мемуарам нет, он трудится в поте лица, а доведется ли когда-нибудь кому-нибудь из рода человеческого почитать их? Вот на какой вопрос ответьте мне, господа Генеральные Инспектора. Или эти страницы навсегда осядут в архивах правительства Галактического Содружества?

...В тот день он напился, как скунс. Но разума не потерял. Нет, брат экзотик, шалишь!.. Скорехонько собрал манатки, сунул их в свой рокрафт, задал программу роботу-автопилоту — Гавайи, остров Кауаи, — и был таков. «Теперь ищите-свищите меня, господа хорошие!.. «

Проснулся он поутру в своем похожем на яйцо аппарате и долго с похмелья не мог понять, где находится. Рокрафт парил на высоте нескольких сот метров над каким-то тропическим островом, вокруг в лазоревой дымке просвечивал океан. Чудеса! Пить начал в самый ливень в штате Нью-Гемпшир, а похмеляться придется черт знает где! Потом уже, осознав происшедшее, он начал возносить осанну, что хватило разума забросить себя на просторы Тихого океана, в родные места. Здесь проснулась его давняя страсть к орнитологии — он уже лет десять не наслаждался птичьим пением. В поселке Рогатьен обзавелся необходимым оборудованием и отправился на Алакайские болота, где, если повезет, ему впервые удалось бы увидеть и сфотографировать редкую птицу из единственного оставшегося в живых местного вида.

Теперь по собственной глупости он упустил такую возможность. Птица скрылась, и, если он начнет преследовать ее, пичуга может завести в такие дебри, из которых ему уже никогда не выбраться. В здешних топях исчезли куда более сильные операнты, чем он. Тут еще встречаются такие заброшенные и пустынные уголки! Какой позор, если он, попав в гиблое место, начнет взывать о помощи! До сих пор он соблюдал осторожность и не удалялся от пробитой через болота тропки более чем на несколько шагов...

Все, хватит причитать, нельзя терять голову. Пора заняться делом!..

Он не спеша обогнул покрытую ржавой водой бочажину — по краям ее россыпью росли белые, оранжевые и шоколадного цвета лишайники, затем, выбрав более удобный пункт наблюдения, навел тепловой видоискатель на рощу. Глазок на приборе мерцал безнадежно зеленым светом. Разве в такой чаще можно отыскать птичку размером с двадцатицентовую монету? Отчаяние охватило старика. Он повел фотокамерой в поисках цели без всякой надежды на успех, ведь пичуга могла спрятаться за стволом дерева. Вдруг зеленый блеск глазка сменился на торжествующий, алый... Роги осторожно переменил положение тела, принял более удобную позу и глянул в зрачок видоискателя.

В самом центре поля зрения была ясно видна нахохлившаяся маленькая птичка, злобно посматривающая в сторону бесцеремонного следопыта. Вид у нее был крайне недовольный, словно радость человека, отыскавшего ее в глухих джунглях, вывела ее из себя. Сидела она на тоненькой веточке, вся черная, только на длинных, крупно когтистых лапках, словно дамские панталоны, выглядывали ярко-желтые манжеты или, точнее, опушки. Птица нетерпеливо помахивала хвостиком...

Это была жемчужина местных болот, редчайшая представительница единственно сохранившегося на Гавайях естественного вида с диким для привыкшего к стандартному английскому слуха названием «о'о-а'а». Первый и третий звук человеческое горло еще кое-как могло воспроизвести, второй и четвертый с каким-то хитроумным придыханием следовало выталкивать из самого нутра.

Роги доверился автоматике, которая подправила наведение, включила телескопическую систему, выбрала параметры — раздался тихий щелчок. Сразу, не дав времени на повторный снимок, о'о-а'а вспорхнула с ветки и исчезла в направлении Ваиалеале.

Уже угасла в небе радуга, солнце спряталось за огромной покатой горой, новая облачная громада в мгновение ока затянула Алакайские топи. Как всегда, в тропиках неожиданно легли густые сумерки...

Вовремя он успел щелкнуть затвором!

Старик нажал на кнопку «печать», расположенную на боку фотокамеры, и спустя десяток секунд из длинной щели прямо в его руки выполз влажный снимок. Он жадно принялся разглядывать его — операнту даже невеликих способностей свет был не нужен. Изображение превосходное, с точной прорисовкой каждой детали, цвета сочные, даже гордое презрение, которым птица наградила фотоохотника, легко угадывалось на снимке.

Странно, удивился Роги, но он теперь никаких чувств не испытывал. Разве что усталость... Старик зевнул, спрятал снимок в нагрудный карман рубашки...

Голос, долетевший до его сознания из пропитанных туманом глухих сумерек, окликнул его:

Что, дядюшка Роги? Плоды усердных трудов нагоняют меланхолию?

Рогатьен Ремилард с удивлением огляделся, потом недовольно проворчал:

— Кучу дерьма тебе на голову, злой дух! Неужели я не могу достойно отпраздновать свое стошестидесятивосьмилетие?

Тот же голос мягко упрекнул старика:

Сколько же можно праздновать? Вот уже тебе и подарок ко дню рождения вручили...

Это как понимать? — возмутился Роги. — Уж не хочешь ли ты сказать, что специально подстроил мне встречу с этой маленькой лесной певуньей?

Конечно нет. За кого ты меня принимаешь?

— Ха-ха! Я принимаю тебя за нахального экзотика, mon cher fantome! Вот за кого я тебя принимаю. Еще неделя не прошла с того момента, как я перевернул последнюю страницу, а ты уже вновь дышишь мне в затылок. Не смей отрицать — ты следил за мной, а теперь начнешь изводить просьбами вернуться к мемуарам.

Точно, дядюшка Роги. Не смею отрицать. Крайне важно, чтобы ты не прерывал свою работу над хроникой Ремилардов. К новому году надо закончить. Убедительно прошу...

— К чему такая спешка? Видно, ты решил, что до нового года я непременно протяну ноги? Так прикажете понимать?.. Но меня тебе не провести. Я насквозь вас вижу — стоит мне закончить часть, посвященную Вторжению, как вы тут же выбросите меня в мусорную корзину... Значит, высосете мои мозги, а потом за ненадобностью вышвырнете прочь. Так, что ли?..

Чепуха! Сколько раз твердить одно и то же!.. Дядюшка Роги, ты обладаешь иммунитетом, предохраняющим тебя от старения. Твой организм, в отличие от всех остальных людей, способен самовосстанавливаться. Так же как и у любого другого представителя рода Ремилардов.

— Исключая Ти-Жана! — огрызнулся старик. — Так или иначе... никто не может быть застрахован от несчастного случая. Ты и вся ваша банда чрезмерно любопытных экзотиков, сующих носы в наши земные дела, скорехонько подстроите что-нибудь в этом роде. То-то вы и спешите...

На небе высыпали звезды, ветерок пробежал по купам деревьев, по высокой траве — ветки, стебли, метелки, цветы покорно пригнулись. Было тихо, надвигался дождь — первые капли робко зашлепали в редких разводьях, зашуршали в листве, словно со всех сторон из темноты к старику начали подбираться таинственные легконогие существа. Вот они перешли на мелкую рысь... Не их ли слаженный хор вдруг зазвучал в его сознании? Роги невольно огляделся. Он не мог избавиться от наваждения — опасность грозила со всех сторон. Наконец капли ударили ровно, гулко, победно, начали сливаться в струи, заплясавшие на болоте. Теперь он точно попал в ловушку, загнан, пойман... Роги вжал голову в плечи, закрыл глаза. Потом взял себя в руки, повернулся и пошел к тому пока еще смутно различимому месту, где оставил рюкзак. Так и зашлепал по грязи напрямую. Старался наделать побольше шума, с размаху ставил ноги — податливая почва громко чмокала в ответ, заглушая ровный гул тропического ливня.

— Чертов соглядатай! — неожиданно выругался старик. — Если уж ты сумел разыскать меня в этих топях, то помоги выбраться отсюда.

Мокрый рюкзак, который Роги за лямку поднял из лужи, тут же на глазах обсох, отлетели комки грязи, посвежел и обновился брезент, из которого сшит мешок. Теперь он был как новенький — негнущиеся кожаные ремни, еще похрустывающая материя, даже никелированные металлические замки заблестели так, как они поблескивали восемьдесят четыре года назад, в тот день, когда Рогатьен купил рюкзак в магазине туристского снаряжения в Нью-Гемпшире.

Что-то необычное произошло с верхней пряжкой. Хрупкие, темные, пластмассовые дуги вдруг стали золотыми. Две буквы «R» прорезались на украшенной гравировкой, отливающей желтоватым блеском пластине, прикрывающей дуги.

Старик рассмеялся.

— Пустил-таки пыль в глаза! Ладно, спасибо...

De rien[Пустяки (фр.).], — ответил дух. — Это мой маленький подарок ко дню рождения.

Роги нахмурился.

— Тебе все шуточки! А знаешь ли, что с того дня, как ты усадил меня за написание этих мемуаров, мой книготорговый бизнес совсем зачах. Сколько может стоять закрытым мой букинистический магазинчик? К тому же это бесконечное перелопачивание былого все больше и больше нагоняет на меня беспробудную тоску. Есть события, о которых мне не хочется вспоминать. Выкинуть бы их побыстрее из памяти... Если в тебе есть хотя бы капля уважения к старику, если ты не утратил гордость, помоги мне избавиться от этих кошмаров, а не насилуй мой мозг.

Незримое существо, известное Роги как Фамильный Призрак семьи Ремилардов, а в Галактическом Содружестве именуемое Примиряющим Координатором, или Верховным лилмиком, — некоторое время молчало. Затем в сознании старика вновь зазвучал тихий голос.

Правда о семье Ремилардов, история их рода имеют большую ценность как для Галактического Разума, так и для всей межзвездной конфедерации. Каждое разумное существо из тех, кто живет во Млечном Пути, сможет почерпнуть из твоих воспоминаний много полезного. С самого начала я пытался втолковать тебе, что ты работаешь не на меня, не на какую-то группу любителей истории, а на всех нас, на все расы, входящие в Содружество. Дядюшка Роги, твоя память уникальна. Ты знаешь о таких событиях, которые и не снились ученым, занимающимся историей нашей галактики. Ты — единственный человек, присутствовавший при рождении Фурии.

Старик хранил молчание — деловито подгонял лямки. Отсчитал пять дырочек на левой, отпустил зажим, потом на правой... Наконец он глянул через плечо в темноту и недоверчиво спросил:

— Ты, всеведущий, никогда не догадывался, как родился этот монстр?

Роги, Роги, сколько раз тебе повторять, что я не всеведущ. Не Бог я! Даже не ангел, посланный свидетельствовать о доблестях и пороках человеческих. Если в галактике меня называют существом, для которого нет тайн, то это не более чем метафора. Я всего-навсего разумная особь, принадлежащая к расе лилмиков. Когда-то я был человеком... Более того, твоим родственником... Это было шесть миллионов лет назад. Мой срок истекает, у меня остались считанные тысячелетия...

— Иисусе! — Старик от изумления широко открыл глаза — Ты!.. Неужели... Ты?..

Дождь неожиданно ударил с такой силой, что гул пошел по болоту. Трава у ног старика полегла, застонали деревья. Роги стоял, поливаемый тяжкими холодными струями, промокший, продрогший, не в силах шевельнуться, пронзенный поразившей его догадкой. Он забыл о капюшоне, вода потоком струилась по впалым щекам, по затылку, текла по спине...

— Ты!.. — наконец договорил он, — О, мой мальчик! Почему же ты не сказал об этом раньше? Помнишь, как ты явился ко мне зимой, во время карнавала? Это после стольких лет забвения... Почему ты позволял мне, старому дурню, так обходиться с тобой?

Дух ответил из ночи:

Здесь поблизости есть пещера Кеаку. Давай-ка я перенесу тебя туда.

Через мгновение старый Роги обнаружил, что находится в неглубокой, но объемистой пещере, напоминающей живописный грот. Вход был наглухо прикрыт густой порослью папоротников. Он обнаружил, что сидит на обломке выветрившейся лавы. Камень напоминал чурбан, брошенный возле небольшого костерка. Огонь лениво облизывал еще влажные сучья хапу'у. Вот язычки пламени окрепли, веселее забегали по дровам. Дождь снаружи дубасил с прежней яростью, с папоротниковых вайев стекала вода, однако в пещере было на удивление сухо и чисто. Воздух был настоян на ароматных тропических травах, особенно заметно выделялся запах аниса. В душе старика разом исчезли все печали, наступил покой, благость — естественно, не без вмешательства этого удивительного существа, которое он когда-то любил и побаивался одновременно. Он ведь следил за мной, догадался Роги, а сейчас послал исцеляющий луч...

Пещера, куда перенес его Призрак, давным-давно служила местом тайных сакральных обрядов, совершаемых колдунами племени кахуна, которые жили на острове. Местные жители-операнты, считающие себя прямыми потомками древних шаманов, до сих пор почитали эту пещеру как святилище. Они наложили табу, поставили метапсихические экраны, чтобы никто из туристов или орнитологов не смог набрести на нее.

Роги только раз до этого случая довелось побывать здесь. Это случилось сорок девять лет назад... В тот день, в конце 2054 года, сразу после того, как планета Земля получила статус полноправного члена Галактического Содружества, он и его племянник Марк, тогда совсем еще подросток, перевезли на остров Кауаи останки Терезы Кендалл. Рокрафт-катафалк встретила женщина из племени кахуна Малама Джонсон. Будучи могучим оперантом — или, если угодно, колдуньей, — она еще за год до случившегося предсказала смерть Терезы и тогда же настояла, чтобы ее прах был надежно укрыт в пещере.

В ту пору в подземном убежище, сотворенном природой в потоках лавы, тоже царило необыкновенное благоухание. Стены были увешаны гирляндами цветов, по полу рассыпаны лепестки — Малама Джонсон хорошо подготовилась к поминальному обряду.

Что было, то было!

...Старый Роги отдыхал, вновь вкушая знакомый анисовый запах мохиканы. Верховный лилмик тоже находился в пещере. Роги ясно ощущал его присутствие. В ту пору Марк был дюжий подросток, для своих шестнадцати лет настоящий верзила. Джек часто наведывался на Кауаи, проведывал старую Маламу, в конце концов он построил здесь дом, привез сюда невесту... Это место на Земле он любил более всего. Марк же с тех пор не ступал на остров,

— Ты рад? — неожиданно нарушил молчание старик. — Рад, что все кончилось?

Ответ долетел до него после долгой паузы.

Что, собственно, кончилось? Разве что действие в бесконечной драме, называемой историей. Знаешь, дядюшка Роги, случалось, что я впадал в неописуемый ужас, когда мысль о том, что мне суждено жить вечно, что я обречен увидеть конец Вселенной, овладевала мною. К счастью, это не так — мой век тоже измерен, даже если Господь Бог сочтет возможным предоставить мне право присутствовать при последнем акте. В качестве награды за все мои труды... Даже он не в состоянии наградить меня более жестоко.

— Глупости! — не выдержал Рогатьен. — Не надо впадать в самобичевание, вышибать из меня слезу. Ты в свое время искренне верил, что восстание против Содружества — вынужденная и в силу этого морально оправданная мера. Так оно и было! Вспоминая прошлое, я свидетельствую, что большинство порядочных людей испытывали серьезные опасения по поводу Единства. Вмешательство экзотических рас очень многим пришлось не по душе. Разве что не стоило затевать бунт...

Я не имел ничего против Галактического Единства. Или Галактического Содружества, являющегося его формальным — государственным — выражением. Как бы тебе объяснить... Все были уверены, что я раздул межзвездную войну потому, что Совет на Консилиум Орбе не позволил мне завершить проект создания Ментального человека. Внешне все так и было... Но причина лежала глубже. Во мне! В моем мироощущении, в ослеплении гордыней, требующей смести любое препятствие моему своеволию. Меня до глубины души возмутили попытки экзотиков навязать землянам свое видение эволюции рода. Кто они были такие, чтобы вмешиваться в наши дела! Свои личные пороки — мнительность, коварство, неистребимую жажду самоутверждения — я приписал в общем-то безвредным существам, всего-навсего желающим сохранить свое жизненное пространство, свое мироощущение, свое понимание опасности. Они и от нас хотели только одного — чтобы мы подвинулись и дали жить другим... Сами по себе они меня мало интересовали — меня возмущало их право ставить запреты людям.

Старик оторвал взгляд от огня, вперил взор в сумрак у входа в пещеру — почему-то решив, что именно там прячется Примиряющий Координатор. Потом неопределенно сказал:

— То-то и оно! Знаешь, я никогда не был уверен до конца, что все вращается вокруг проблемы Ментального человека.

Дух рассмеялся.

Так же как и мои единомышленники в штабе восставших. Они тоже кое о чем догадывались, но полной уверенности у них тоже не было. К тому же эти рассуждения тогда казались такой беспредметной философией, такими не относящимися к делу сантиментами. Если бы они знали правду, они бы никогда не пошли за мной. Вот в чем чудовищная диалектика... С одной стороны, я как бы являлся выразителем общечеловеческих интересов, с другой — любая теория, идея, любая благая весть в моем понимании не стоили и гроша, если они не позволяли мне в полную силу развернуть свое собственное «я». Понимаешь, я попал в заколдованный круг — впрочем, как и любой другой политический деятель в моем положении, и наиболее гибельным, ложным выходом из этой двусмысленности являлось бегство в практицизм. Хватит, так сказать, мудрствовать, надо дело делать!.. Болото эгоцентризма смердит не менее чем попытка подладить духовное — общее — достояние под свой липкий мелкий рассудок.

— Выходит, Ментальный человек был выдумкой? Его невозможно создать?..

Почему же... Дьявол! Ты не понимаешь... Главное, с какой целью его создавать. Если исходя из моих тогдашних внутренних побуждений, то его сотворение и цепь последующих событий грозили миру небывалой катастрофой. Если же следовать логике каких-то более широких и основательных ценностей, то Ментальный человек и с этой точки зрения оказывался ненужным. Вот в чем разлад. И так нельзя, и этак... Подмяв под собственное «я» духовную составляющую восстания, я мог создать только средство разрушения. Я был бы вынужден пожизненно вести жестокую борьбу за выживание с существом, являющимся плодом моих собственных усилий. Пожизненно для меня значит вечно...

— Но ведь этого не случилось.

Не случилось, — ответил дух. — Я не сразу понял смысл этого парадокса. Не сразу осознал, чем грозит разлад между стремлением самоутвердиться и нравственным самосознанием. А когда добрел до истины, что мне оставалось делать? Только замаливать грехи. Идеальный, провидческий разум есть нечто подобное нравственному созерцательному совершенству. Подобное свободное сознание, как бы ни были велики его возможности, никогда не попадет в ловушку самоуничтожения, поэтому я принялся наполнять разумом материю. Все окружающее эволюционирует в сторону усложнения, развития связей; самая организованная структура в природе есть сознание. Значит, все мы и все вокруг — до последней молекулы, до последнего атома, элементарной частицы — должны слиться в едином мыслительном процессе.

— Ну это ты загнул, — покачал головой старик. — Чтобы электрон начал мыслить?..

Не загнул, — ответил дух. — Электрон не будет мыслить, он должен участвовать в рождении мысли. Причем каждый электрон, позитрон, гравитон... Каждый осколок материи... Свой крестный ход я начал с путешествия в галактику Дуат. К сожалению, начатую там работу закончить не удалось, что-то злобное, мрачное внезапно объявилось в областях, граничащих с Млечным Путем. Да-а... Тысячелетия, проведенные в Дуат, были лучшими годами моей жизни, ведь рядом была Элизабет. Она лучше меня изведала мое сердце, она помогла мне понять простые истины.

— Я не согласен с тобой, — твердо сказал старик. — С подобным осмыслением восстания... В мятеже, который вы затеяли, была своя правда. Пусть даже и горькая... Джек — погубитель восставших — видел ее и считался с нею.

Дух, казалось, не слышал возражения. Он продолжал в прежнем исповедальном тоне.

Когда работа в галактике Дуат была вчерне закончена, Элизабет овладела скука. Она не знала, куда руки приложить. Потом решила, что ее предназначение в миру исполнено и пора уходить в небытие. Она говорила, что жаждет покоя — света. И меня призывала последовать за ней, но я не мог. Не имел права...

Шли годы, конца которым, казалось, не будет, я исподволь направлял развитие то одной, то другой планеты. Вся наша галактика оказалась на моем попечении. Я выводил зверей к разуму, народы к свету культуры, цивилизации к социальной справедливости. Естественно, не более чем давал толчок... Иногда, правда, собирался с силами и строил незримую стену на пути, ведущем в пропасть. Везде и всюду я способствовал усложнению материи. Я старался, чтобы островки разума ширились, сливались, пронизывали пространство по всем направлениям, чтобы мыслящая плоть заполнила собой бездну космоса.

На этом пути я совершил множество ошибок...

Роги, в состоянии ли ты постигнуть сомнения, которые изводили меня? Больше всего я боялся, что, избавившись от порока самоутверждения, попаду под пяту демона всевластья. Лик этого чудовища всегда благороден, как у ангела. Я породил вас, — значит, я имею право... Трудно сказать, какой грех мерзостнее. Вижу, ты с трудом понимаешь меня. Не возражай, дядя... Попытайся довериться. Этот зон был необычайно труден для меня. Я слишком долго молчал. С кем бы я мог поделиться, кто бы стал слушать меня, кто бы понял, если и ты с трудом постигаешь смысл. С Богом? Но он так он незрим и молчалив, как и я, как любое иное материальное образование. Сколько раз я вопрошал себя, кто дал мне право вмешиваться в эволюцию звездных систем, если мое метасердце не свободно от греховных страстей?

В нашей галактике так много планет, населенных мыслящими существами. Но, к сожалению, цивилизаций, достигших уровня, с которого можно перейти к социальному и метапсихическому совершенству, очень мало. Плачевно мало!.. Еще меньше тех, кто способен в полной мере всей популяцией овладеть полноценным оперантским искусством, что является необходимым шагом к Галактическому Единству. Таких вообще по пальцам пересчитать можно — именно эти расы основали Содружество. Но мне повезло. После возвращения из Дуат ко мне пришел первый успех. На путь будущего Единства встали лилмики — и я слился с ними. Эпохой позже за ними последовали крондаки.

И все! Затор!.. Никакая другая цивилизация за очень долгий срок не смогла преодолеть порог в общем-то доступного для всех уровня метапсихического искусства. Будущее Млечного Пути опять подернулось дымкой неопределенности. Я был в отчаянии — неужели все мои усилия пойдут прахом, и косный, мертвящий мрак овладеет пространством, раскинет свои щупальца во времени. Шли столетия, и вот Господь сыграл со мной незамысловатую шутку — самые нелепые созданья в галактике, раса гии, вдруг стали бурно осваивать метапсихическое мастерство (крондаки, помнится, до глубины души были оскорблены подобным развитием событий), и очень скоро очаровательные полтроянчики тоже созрели для участия в организации галактического метаединства. Потом в члены Содружества была допущена цивилизация симбиари, хотя к тому моменту они еще не в полной мере отвечали требованиям галактического метасогласия.

Во Млечном Пути произошло нечто, подобное взрыву разума, и все большее количество планет начали стремиться к вершинам Единства. Одной из наиболее странных — если не сказать больше — планет в этой группе была Земля.

Когда мне удалось добиться принятия решения о Вторжении, я уже тогда отдавал себе в этом отчет. Если бы ты знал, как страстно мне доказывали, что земляне еще не полностью вышли из стадии дикости, что среди них пока слишком мало полноценных оперантов, а прочее население смотрит на обладающих даром неодобрительно, считая их по меньшей мере колдунами... А то и слугами дьявола! Тем не менее я настоял на своем. Во избежание худших бед следовало немедленно дать почувствовать землянам, что разум в галактике не дремлет, что мы ждем их в своем Содружестве. Результатом нашего Вторжения в конце концов явился вселенских масштабов бунт. Но беды, обрушившиеся на галактику, со временем обернулись миром и спокойствием. Никогда доселе в Содружестве не было более стабильной, более благополучной обстановки.

— И это говоришь мне ты?! — не выдержал старик.

Да, — сухо подтвердил дух. — А теперь мы стоим на пороге неумолимо надвигающихся событий. Нас ждут великие испытания...

— Ты и об этом собираешься поведать мне?

Пока я не имею права. Моя роль в этой исторической драме подходит к концу. Я уже не способен проникать взглядом в твердь будущего. Мне осталось совсем немного, но за это время я обязан подвигнуть тебя на завершение воспоминаний. У галактического Разума своя судьба, и она немыслима без истории.

Они долго сидели в тишине. Старик время от времени подбрасывал сучья в огонь, Верховный лилмик тоже хранил молчание. Дым костра свивался струйками и, словно повинуясь излому невидимой трубы, аккуратно вытекал в отверстие в стене папоротников, загораживавших вход в пещеру. Тусклый мерцающий свет дробно ложился на выглаженные временем каменные стены, и в этом чередовании золотистых бликов старый Роги боковым зрением внезапно уловил едва посвечивающий, неясный контур.

— Что теперь, Призрак? — наконец спросил он. — Ты собираешься совершить d-переход в Нью-Гемпшир? Помнишь, как мы когда-то путешествовали через лимбо на Денали?

Ты бы не хотел продолжить работу над Алмазной Маской здесь, на Кауаи?

Роги опешил.

— Знаешь, это неплохая идея. Помнится, Ти-Жан с невестой провели тут медовый месяц.

Однако имей в виду, что ты можешь подвергнуться нападению Гидры. Она обитает где-то поблизости.

Старик вскинул брови.

— Проклятье! Зачем ты напомнил мне об этой твари!.. — Он расстегнул боковой карманчик на рюкзаке и вытащил металлическую фляжку в кожаном футляре. Открутил крышку и сделал глоток. Запах виски тут же вплелся в букет ароматных благовоний, смешался с горьковатым духом, идущим от костра.

— Чтобы исчерпывающе воспроизвести юность Доротеи, — наконец сказал старик, — я должен сначала поведать о тех несчастных ублюдках, извращенцах до мозга костей, оказавшихся составляющими Гидры. От одной мысли о них у меня все внутри переворачивается. — Он сделал еще один глоток.

Я могу помочь — пищеварение у тебя будет первый класс. Я лечу более успешно, чем виски, конечно, если ты позволишь проникнуть в твое сознание.

Роги коротко, нервно рассмеялся, потом словно пролаял ответ:

— И по ходу дела ты попытаешься снять мои ночные кошмары? Защитить от ублюдков?

Мысленный голос сухо ответил:

У меня есть опыт в этом вопросе, можешь мне поверить. Я могу поставить в твоем мозгу защитный экран.

— Ну так давай! Минуту я готов потерпеть.

Ты не понял. Все может быть сделано только во сне, ты ничего не почувствуешь. То, что тебе дорого, оставлю нетронутым, но защитный экран я могу поставить лишь с твоего разрешения. С моей стороны будет верхом неблагодарности, если после окончания работы я позволю тебе вновь запить. Я обещаю, ты больше никогда не будешь страдать от ночных кошмаров. Мы, лилмики, самые искусные целители в галактике.

— В самом деле? Тогда куда же ты смотрел в прошлом году, когда Фурия и ее подручные вцепились в меня? Когда чертики за мной гонялись? Из-за каждого угла выглядывали!.. Рожи строили... Ух, какие мерзкие рожи они строили!..

В тот момент мое вмешательство было бы преждевременным. Кошмары, подобные тем, что мучили тебя, являются необходимым звеном в психической эволюции мозга на его пути к высшей реальности. Здесь уместна аналогия с Метапсихическим Восстанием. Нарыв должен созреть...

— Плевать мне на твою высшую реальность! И на низшую тоже!.. — Старик еще раз отхлебнул из фляжки.

Роги!..

— Хорошо, хорошо! Соберись с силами и укрепи мои мозги. Надеюсь, ты не вставишь мне затычку? Мне не придется работать день и ночь? Дай слово, что не будешь использовать свои лилмикские хитрости.

Смутный контур, цеплявшийся за стены у выхода из пещеры, теперь словно придвинулся к огню, и в перемене света и тьмы, рождаемой угасавшим костром, внезапно проступили черты лица — вернее, отразились на густом дымке, потянувшемся вверх, до излома незримой трубы. То ли Рогатьену померещилось, то ли начал действовать алкоголь, только старик невольно затаил дыхание — он знал человека, чей образ время от времени мелькал на сизых дымных прядях. Любил его... Роги вскочил на ноги, выкрикнул имя, попытался обнять странное, смутное видение. Там было пусто — дымок, жар от угольев, игра теней. Глаза защипало, старик выхватил платок, принялся утирать слезы. С трубным звуком высморкался. Сел на прежнее место.

Ах, добрый мой дядюшка! Радость ты моя!.. Прости, но пусть все останется по-прежнему. По крайней мере, до момента окончания твоих мемуаров. Тогда, может, я вернусь в мир.

— Кто бы мог подумать, что меня еще можно разжалобить! Во всем виновата беспутная шальная фантазия и страсть к алкоголю. В этом меня еще Дени и Поль упрекали. Дерьмо собачье!.. Твое лицо произвело на меня куда большее впечатление, чем вся космическая софистика, которой ты кормил меня здесь. Только вот что непонятно — я прожил на свете сто шестьдесят восемь лет, а ты за свои семьдесят пять более шести миллионов. Чудеса, да и только! Ну ладно, это пустяки, я рад, что вновь повидал тебя.

Если тебе так приятнее, то считай, что сегодня мы встретились случайно.

— Я сам решу, что мне приятно, — тихо пробормотал Роги, потом громко спросил: — Как считаешь, где бы мне остановиться? В доме старых Кендаллов в Поипу?

Как насчет домика Элен Донован недалеко от Похакумано? Он расположен достаточно высоко, тебе не придется страдать от жары. К тому же никто из Ремилардов не отдыхает в тех краях, так что хлопот с гостями у тебя не будет. Если кто и приедет, то устроится на побережье. Домик находится в уединенном месте, условия там отличные, сама Элен не бывала здесь уже много лет. Там куда лучше, чем в Хановере в летнее время.

— Элен? — Роги словно окаменел. — Я не знал, что у нее есть домик на Кауаи. Она ведь приходилась Терезе бабушкой.

Я могу перенести сюда твой персональный компьютер и все необходимое оборудование из Нью-Гемпшира. Даже твою кошку Марсель, если пожелаешь.

— Не... думаю, что мне будет удобно в доме Элен.

Память о ней до сих пор не дает тебе покоя?

— Нет... Уже нет...

Тогда соглашайся. Она бы не стала возражать.

Старик вздохнул.

— Хорошо. Как скажешь. Тащи сюда компьютер, тащи старую мою пушистую приятельницу... Привези также запас хорошей еды и питья.

Он поднялся, размял затекшие руки и ноги. День выдался длинный, трудный, обильный на приключения... Сильный дождь по-прежнему усердно поливал горное плато.

— Слушай, может, мне провести ночь здесь? Ты не будешь против?

Если тебе так удобней...

Роги кивнул.

— Мне здесь хорошо. Сверхбезопасно! Как-нибудь попрошу Маламу Джонсон поподробнее рассказать мне об этом капище. Вот что интересно — помнишь, после поминальной мессы в соборе Святого Рафаэля Малама, казалось, решила, что тебе уже приходилось бывать в этом месте.

(Смешок.) Кахуны слишком много знают. Все они относятся к аномальному типу оперантов — так считают знатоки из крондак... Слушай, не пора ли тебе поужинать и баиньки? Время уже позднее... У меня есть еще дела. Утром вернусь, и мы займемся переездом.

— Поступай как знаешь, — ответил Роги и откинул верхний клапан рюкзака. Метачувство подсказало ему, что теперь он один в пещере. Значит, можно устраиваться основательно. Он достал миниатюрную микроволновую печь и сухие полуфабрикаты, которые при мгновенном нагреве превратились в аппетитную, зажаренную в чесночном соусе куриную ножку, рис особого приготовления, пирог с ананасовой начинкой — от него еще исходил ароматный парок. Из той же печи, переключив режим, он вытащил стакан крепкого холодного пунша. Ужин удался на славу... Потом, уже забравшись в спальник с похрустывающим, свежайшим вкладышем, он долго, с помощью телепатического луча рассматривал фотографию редчайшей на земле птички. Любой любитель-орнитолог позавидует ему...

То-то бы Доротея Макдональд обрадовалась!

Ведь только из-за нее он сбежал на остров — его сюда тянет постоянно, желает он того или нет. Он-то, может, и не сознает этого, но где-то в глубине бессознательного накрепко засело — Доротея, Кауаи... Кауаи, Доротея... Боже, что за глупые мысли! Но такие милые... Ее образ вновь возник в памяти — женщина, которая всегда прятала лицо за маской.

Костер скоро совсем погас — бледным пятном светилась в темноте горка пепла, ларец стоял на возвышении, снаружи лил дождь, воздух в пещере был пропитан ароматами цветов. Горелая горечь уже совсем развеялась... Вот что странно — запах ягод мохиканы теперь удивительно напоминал духи «Бал в Версале».

«Почему ты так решил? — лениво, сквозь дрему спросил себя Рогатьен Ремилард. — Может, колдуны-кахуны принялись за дело? Или Фамильный Призрак в компании с Доротеей затеяли игру в салочки в моей голове?»

Спустя несколько минут он уже спал, кошмары — Фурия, Гидра — теперь не мучили его. Даже Алмазная маска не пугала холодным блеском... Ему снилась женщина... Глаза ее сверкали, золотистые волосы отливали земляничным цветом. Он поцеловал ее на вершине горы Вашингтон, что в штате Нью-Гемпшир. Это случилось за год до того, как на Земле узнали, что за пределами Солнечной системы существует Галактическое Содружество.

Утром после пробуждения он напрочь забыл о своем сне.

1

Из мемуаров Рогатьена Ремиларда

Галактическое Единство!

Боже, как мы, земляне, страшились его!.. Вопреки всем убедительнейшим доводам, вопреки всему, в чем горячо убеждали нас Поль, Ти-Жан и Доротея. Я тоже был в числе сомневающихся. Теперь — спустя годы и годы — вся оппозиция Вторжению представлена в моем лице — я единственный оперант, не охваченный материнской заботой межзвездного Единства.

До сих пор я горжусь тем, что принимал участие в восстании. Я — последний из тех, кого добрым дядям-попечителям не удалось заставить переменить веру. Вот вам нос, незваные гости!.. Видали?.. Вот и ладушки!.. Плевать я хотел на все ваши чудесные мистические, спиритуалистические игрушки, которыми щедрое Галактическое Содружество поделилось с туземцами-землянами — теперь все мои одаренные метаспособностями однопланетники с ликованием слились с Галактическим Разумом и с восторгом, продав душу, занялись мифологическим психотворчеством по установлению рая в космосе. Даже эти странные молодые люди — среди них есть и мои родственники, — что когда-то сбежали в эпоху плиоцена, теперь поют осанну новоиспеченным доброжелателям. Пусть их!.. От меня вам этого не дождаться... Никак нет, ваши величества!.. Я человек маленький, живу скромно, образ жизни, простите, веду честный и тем горжусь. Идеалов не предавал-с!.. Не испытываю потребности-с...

Так что не пытайтесь переманить меня на свою сторону. Надзирать — надзирайте — вы же все это время, до той поры, пока на Землю не вернулся Фамильный Призрак, глаз с меня не спускали. Потом, вероятно, решили: что нам старика опасаться, оперант он мелкотравчатый, пьет, ковыряется в своей книжной лавке... Нет, он положительно безвреден. Согласен с вами, ребята, я — букашка... пока меня не загонят в угол.

Я сам стараюсь избегать такого развития событий.

Совсем недавно я неожиданно прозрел и до тонкостей уловил смысл той игры, которую вы ведете со мной. Все эти ухищрения — безнадзорность, мемуары — часть задумки его величества Верховного лилмика. Он же главный генеральный Надзиратель, что само по себе смешно. Мне позволено уклоняться от вступления в ваше паучье космическое метасогласие только потому, что в этом случае любой проступок, с моей стороны, можно до поры до времени скрывать от глаз и ушей широкой общественности, тем самым статус-кво, установившееся на Земле — некоторые называют его миллениумом, — будет оставаться незыблемым и всеобщим. В противном случае уже при вступлении все грязное белье, тщательно сохраняемое в моей башке, этаким вороньем разлетится по всей Вселенной. Что тогда прикажете со мной делать? Немедленно приводить приговор в исполнение? Но я нужен, я вам очень нужен...

Эдак с полсотни годков назад со мной церемониться бы не стали. Сразу после разгрома восстания никто против изливающего свет на людскую червь Разума и пикнуть бы не посмел. Тогда бы меня в момент подвели под общий знаменатель. Хотя вряд ли!.. Я же Ремилард — а это особая статья. Не всякому позволено хватать и тащить нас в объятия добродетельного Единства. Любой из Ремилардов — даже погибший, даже отодвинутый в сторону — представляет слишком большую ценность во всей этой игре, чтобы доверить решение их судеб случайным и корыстным исполнителям.

Теперь пришло время, когда можно говорить все что угодно. Трясти самыми испачканными подштанниками. Причем чем публичнее, тем лучше... И меня к этому призывают. Дудки! Я долго не мог понять зачем? Оказывается, причина в том, что любезному моему сердцу Фамильному Призраку жить-то осталось с гулькин нос. Вот вам и Примиряющий Координатор, Верховный лилмик, основатель Галактического Единства! Грех мне ерничать по этому поводу, смерть всех уравнивает, но в любом случае крайне важно, чтобы любое из биллионов разумных существ во Млечном Пути могло из первых рук узнать правду о восстании.

Последствия, которые ждут меня после окончания воспоминаний, меня не интересуют. Будь что будет. Пусть все черные кошки будут извлечены из семейного погреба.

2

Хановер, Нью-Гемпшир, Земля

9 мая 2062 года

За девятнадцать дней до злодейского убийства, которое должно было случиться в Шотландии, в третьем часу ночи, во вторник, Фурия проникла на территорию студенческого городка Дартмутского колледжа.

...Случайный автомобиль промчался по шоссе, огибающему кампус с севера, свет фар шаркнул по верхушкам старых кленов и вязов, выбежавших гурьбой к самой дороге — учебные корпуса, общежития были разбросаны по склону лесистого холма, — стих вдали шум мотора, и снова на площадке перед входом в административное здание сгустилась дремотная тишина. Свет старомодных стандартных светильников едва сочился сквозь густую листву — тусклой цепочкой огней обозначились проходы между строениями, аллеи, спортивные площадки. Два окна горели в служебном корпусе и чуть выше, на холме, в церебральноэнергетической исследовательской лаборатории, основанной на щедрые пожертвования, внесенные в семейный фонд Ремилардов (источник их был неясен), — тоже еще работали.

Мгновения хватило Фурии, чтобы изучить местность. Когда-то, задолго до Вторжения, здесь размещались соляные амбары. Их намечали к сносу, но вскоре городские власти после недолгой проволочки разрешили вновь открывшемуся колледжу строиться на холме. С той поры много воды утекло — расширился и приобрел вес в государственных структурах департамент метапсихологии, с ростом его значения перестраивался и колледж, и если его преподаватели сначала стыдливо отводили глаза и чувствовали себя несколько неуверенно среди других своих коллег, то со временем неловкость и чувство второсортности совершенно исчезли. Теперь Дартмутский колледж считался одним из самых престижных и солидных учебных заведений, готовящих специалистов-оперантов для работы в проектах, осуществляемых Галактическим Содружеством.

Может быть, поэтому колледж стал объектом пристального внимания Фурии. Чудовище не раз заглядывало сюда, не спеша облетало служебный корпус, наведывалось в лаборатории... Сегодня на прогулку времени не было. Незаметно просочившись сквозь стену, Фурия проникла в административный корпус. Никто: ни обычный человек, ни оперант-дальновидец или психокинетик, ни сложная система электронной защиты, ни даже роботы из службы безопасности — не мог уловить ее присутствия.

В единственном кабинете, где горел свет и куда через закрытую дверь проникло таинственное существо, за столом, положив голову на скрещенные руки, мирно похрапывал девяностолетний почетный профессор метапсихологии, живая легенда, столп психоэнергетических наук Дени Ремилард. Во сне он улыбался — видно, погрузился в воспоминания детства, а может, сладкие сны навеяла готовая глава его новой книги «Оперантское сознание: опасность преступного помешательства», к редакторскому оригиналу которой он прижался щекой. Последние пять лет профессор неотрывно трудился над этой книгой — Фурия была прекрасно осведомлена о причинах подобного рвения.

«Жду ответа, жду ответа... « — время от времени высвечивалось на экране включенного дисплея. Возможно, профессора безуспешно пыталась вызвать его жена, Люсиль Картье? Милый, не пора ли домой, в кроватку... (Люсиль была важной персоной, тем не менее она бы никогда не осмелилась потревожить своего дражайшего супруга телепатическим вызовом.) Фурия ради любопытства проникла в сны, наблюдаемые старым Ремилардом, и фыркнула от негодования — ничего интересного в них не было. Профессору пригрезились экзотические сорта орхидей, которые он лелеял в своей оранжерее.

В другой раз Фурия с наслаждением вторглась бы в сновидение Дени Ремиларда, поразила бы его таким кошмаром, чтобы он на практике проверил выводы, к которым пришел в своей пустой, многословной книге.

Но не сегодня!..

Сегодня надо спешить! На ходу ознакомившись с наукообразной бредятиной, которую автор с нескрываемым пафосом излагал в написанной главе, незримое чудище погрузилось в недра профессорского компьютера и оттуда свободно просочилось в память большого искусственного мозга колледжа. Этому трюку и многим другим штучкам подобного рода оно научилось, наблюдая за перемещениями Джека Бестелесного. В ячейках памяти Фурия отыскала предназначенный для служебного пользования список последних работ в области метапсихических наук и сразу наткнулась на искомые имена. Вот они — Роберт и Виола Страчан и Ровен Грант.

Так, так, так...

Фурия внимательно изучила конспективное изложение их последней работы и едва не взорвалась от ярости. Черт бы их побрал!.. Они слишком быстро и последовательно двигались в верном направлении. Результаты, полученные ими, уже начинали внушать опасения. Если эти шотландские ребята опубликуют свою статью, можно с уверенностью сказать, что проект Марка Ремиларда под кодовым названием Е-15 тут же прикроют. Никто ничего не станет объяснять. Заявят только — в целях обеспечения безопасности, и все!

Подобного исхода надо избежать во что бы то ни стало!..

Можно, например, стереть или подправить наиболее опасные данные. Можно спрятать конспект между вполне безопасными и никому не нужными работами, но в этом случае трудно рассчитывать, что шотландцы не разберутся что к чему. Они поднимут такой шум!.. Ну и пусть!

Конечно, для начала действительно необходимо притормозить работы над Е-15.

Уничтожив все следы незаконного проникновения в память главного компьютера, Фурия кинула прощальный, полный презрения взгляд на мирно посапывающего профессора — лицо-то у него какое моложавое, видно, ни разу не пропустил очередь на посещение оздоровительного автоклава, — монстр выскользнул из административного корпуса и мгновение спустя очутился в церебральноэнергетической лаборатории, где в небольшой комнатушке, забитой письменными столами и стеллажами с различными приборами, находились два человека.

Первый, более старший, долговязый, крепко сложенный молодой человек двадцати четырех лет, — знаменитый Марк Ремилард. Тот сладко похрапывающий профессор, засидевшийся в административном корпусе, приходился ему дедушкой.

Марк заведовал кафедрой церебральных усилительных процессов имени Марии Магдалины Фабре в Дартмутском колледже и неофициально считался самым могучим оперантом из всех землян как в области дальновидения, так и в качестве психосокрушителя и метасозидателя. Его кандидатура была выдвинута на присуждение звания Магната и Великого Магистра. Никто не сомневался, что официальное признание его метаспособностей не за горами...

Марк Ремилард — вот загадка из загадок, подумала Фурия. Кто он — вероятный противник или потенциальный союзник? Какое место следует уготовить ему в грандиозном замысле?..

Между тем человек, вызвавший лавину сомнений, страха, надежд, спокойно сидел за пультом последней модели аналитического микроманипулятора Ксианга. Взгляд его устремлен на экран дисплея, где бежали голографические изображения. Головные телефоны, с помощью которых он управлял машиной, были полностью скрыты в гриве длинных, непричесанных, спутанных волос. Да, вид у будущего магната и члена Галактического Консилиума был, прямо скажем, неважнецкий. И саржевая рубаха не первой свежести, потертые — местами дырявые! — джинсы от Леви, стоптанные башмаки... Две тонкие антенны, торчащие над головой, придавали этому неопрятному верзиле сходство с юным Мефистофелем. Но Фурии стало не до шуток, когда она незримо заглянула в глаза Марка — был бы у нее язык, она тут же прикусила бы его. Взгляд серо-стальных, с изумрудинкой, глаз Ремиларда кого угодно мог настроить на серьезный лад. Глубоко посаженные в глазницы, они смотрели холодно-доброжелательно — или, вернее, пронзительно-дружески. Тяжелый у Марка взгляд... Веский!.. Впрочем, под стать и характерному для этой беспутной семейки орлиному носу. Как и украшение на клапане нагрудного кармана рубашки — зацепленный за изломистую, длинную, тончайшую ногу искусственный гигантский черный комар (серия восемнадцатая).

Все-таки лучше иметь этого грязнулю потенциальным союзником...

Вот сосед его — отъявленный вражина! Великий Враг!.. Он приходится Марку младшим братом — сидит на высоком стуле и время от времени пытается объяснить старшему Ремиларду, что свою ошибку признает полностью. Марк совершенно игнорирует его объяснения...

Джек Ремилард, чудо-ребенок десяти лет от роду, по общему признанию обладает самым мощным интеллектом среди всех разумных существ, населявших Млечный Путь. Он, как и все Ремиларды, тоже мутант. О возможностях его разума ходили легенды; в глубине проникновения в суть проблем, способности блистательно справляться с трудностями равных ему нет, исключая представителей расы лилмиков, но те обладали таким своеобразным мышлением, что сравнивать их просто невозможно. Однако Марк и другие родственники, вопреки общему мнению, до сих пор не могли разобраться — то ли действительно Джек необычайно способен, то ли глуп как осел, и мозг его всего лишь упакованная в биоткань необыкновенно производительная счетная машина? Что касается Фурии, то она бы не задумываясь уничтожила своего самого опасного врага. За ценой бы не постояла...

Рядом со стулом, где разместился Марк, лежали два длинных, сколоченных из досок ящика. Братья, по-видимому, явились в лабораторию сразу после вечерней рыбалки — то-то Марк до сих пор не снял наживку с рубашки.

Объектом их изучения — Фурия мысленным взором проникла в недра прибора — являлся так называемый СВУ — синорганический внутримозговой усилитель. Размером менее миллиметра, это искусственное создание представляло из себя одновременно и микрокомпьютер, и эндокринный стимулятор умственной деятельности. Оно было сконструировано так, что, будучи заряженным энергией, могло вводиться в черепные полости. СВУ способно резко усиливать мыслительные процессы. Несведущие люди называли это устройство «мыслительным толкачом», а специалисты — церебральноэнергетическим усилителем.

Заинтересовавшись, Фурия всплыла над головами обоих братьев и принялась внимательно следить за голограммами, возникающими на экране дисплея. Собственно, это был не экран, не плоскость, а скорее объем, серовато-голубое пространство, где возникали до жути реальные трехмерные образы. Изображение увеличивалось в двести раз. СВУ напоминало собой ветвистый, лишенный листьев куст или пучок хвороста, а еще точнее — ежа. Это было несимметричное, округлое скопище длинных иголок. Оно висело среди дюжины многоцветных, непонятных пленок, чем-то напоминающих вырезанные из цветной бумаги гирлянды. Вот изображение изменилось, с правой стороны появился предмет, похожий на пасхальное яйцо Фаберже. Тончайшие зонды и другие квазиживые инструменты, направляемые с помощью мысли, загнали ежа в раскрывшееся яйцо. Тут же сбоку на экране поплыли графики и колонки цифр, с помощью которых можно было проанализировать результаты опыта. Марк набрал на клавиатуре сложный код, и вновь созданный СВУ поплыл в сторону металлически блеснувшего щупа, посредством которого можно было замерить нейростимуляторный эффект.

— Одним внешним осмотром нельзя в полной мере оценить последствия тех изменений, которые ты внес в мою программу СВУ, — дрожащим голосом произнес десятилетний мальчик. — Взгляни, что происходит с мозговой тканью. Под воздействием твоего усилителя ее ответная реакция начинает выходить из нормы. Функции сознания не только усиливаются, но и искажаются. Видишь, цвет в нейроцепях поплыл.

— Ferme ta foutue queulle, ti-morveux! — грубо ответил Марк. — De m'en branle de ton opinion [Заткни хайло, сопляк! Колебал я твое мнение!].

Мальчик на мгновение оскорбился, потом как ни в чем не бывало заинтересованно начал теребить брата за рукав рубашки. Глаза его загорелись.

— Что ты сказал? Как ты собираешься поступить с моим мнением? Будешь «колебать» его?.. Это действительно звучит крайне вызывающе. Марко, повтори! Или открой мне свое сознание, чтобы я мог запомнить.

Марк ехидно рассмеялся.

— Ишь чего захотел, паразит!

Между тем другой частью сознания он продолжал управлять действиями манипулятора.

— Ну, пожалуйста. Ты слыхал, какое самое последнее увлечение сразило всех студентов Дартмута? Как эпидемия... Ругань или, как говорят ребята из России, «мат», исполняемый на одном из древних языков. Для меня очень важно быть в курсе всех ругательств на французском. Знаешь как хочется, чтобы окружающие тебя уважали. Или замечали... Все без конца называют меня сопляком и отсылают на горшок. Обидно же!

— Поинтересуйся у дяди Роги. Я набрался этой гадости от него.

— Да-а, он не станет учить меня таким словам. Знаю я его! Скажет: подожди, сопляк, пока не повзрослеешь. А подкрасться к нему и заглянуть в его мозги я никак не могу. Вот загадка — он же полный слабак в оперантском искусстве, а проникнуть с помощью исцеляющего метазонда в его нейронные сети мне никак не удается. Сокрушающую силу я же применить не могу...

— Это точно! Я сейчас закончу с этой чертовой штукой. Еще пара испытательных тестов...

— Закончить-то ты закончишь, только не надейся, что СВУ будет работать так, как было намечено. Ты слишком далеко зашел, внося изменения в мою основную программу. Я тебе уже битый час твержу, что параметры на выходе теперь заметно отличаются от расчетных.

— Я был вынужден подправить твою программу — теперь у нас куда более эффективно работает обратная связь. Сейчас эти двадцать три крючочка так вцепятся в живую плоть, что их нельзя будет отодрать. Ага... вот мы какие капризные... Ну-ка, ужмись чуть-чуть. Готово...

— Но, Марко.

Старший Ремилард не обратил внимания на возглас младшего брата. Он мысленно приказал машине: соединить и закрепить все узлы. Открыть проход для входа в ткань. Зарядить энергией. Подготовить для контрольных измерений... Давай работай, ты, металлический ублюдок!

Теперь игольчатое яйцо, появившееся на объемной голограмме, неожиданно начало вращаться, по его изломистым ветвям побежали разноцветные пульсирующие сигналы — СВУ начал действовать. Мальчик, с мрачным видом наблюдавший за экраном, недовольно покачал головой.

— Обратная связь у тебя что надо, однако с управлением полная неразбериха. Смотри, как только СВУ включается в нейроцепи и начинает накачивать мыслительные процессы дополнительной энергией, структура ближайших областей мозговой ткани начинает изменяться. Система под воздействием СВУ теряет устойчивость. Видишь, как поплыли цвета? Ты же знаешь, что конфигурация в модели Е-15 уже предельна для сознания операнта, а ты дал добавочный толчок. Даже не толчок, а ударил булыжником по тончайшей взвеси.

— Не каркай, черт тебя побери! Эта штука начала работать.

После трехминутного наблюдения за работой сокрушающего цепь за цепью усилителя, который воистину напоминал волка в стаде ягнят, Марку тоже стало ясно, что складывающаяся на экране картина деятельности биоэлектронного аналога человеческого мозга все более и более напоминала взрывным образом прогрессирующую шизофрению. Этак и до эпилептических припадков недалеко.

Фурия с досады неслышно выругалась.

Марк прочистил голос и бесшабашно заявил:

— Добро пожаловать в город безумцев.

— Я же говорил тебе, — сказал Джек. — Смотри, он принялся крушить направо и налево. Твой клоп совершенно обезумел.

Марк прервал опыт, снял головные телефоны, с помощью которых телепатически управлял испытаниями, и начал массировать виски.

— Похоже, козявка, ты был прав. Я захотел получить слишком много и слишком быстро... Что же, вернемся к первоначальному описанию, выдуманному тобою сегодня на берегу реки. Вывод — пока не будем вносить в оригинальную конфигурацию программы никаких серьезных изменений, изучим ее до тонкостей. Жаль, что пять часов работы пошли коту под хвост!

— Для начала придется отступить, — подхватил мальчик. — Уничтожь этот опытный образец. Придумаем что-нибудь новенькое. Здесь задействовано около тридцати различных граничных условий — неужели мы с ними не справимся?! Не сумеем, что ли, совладать с этим гломиком?! Тоже мне, СВУ нашелся!.. Глом — он и есть глом. Общее направление поисков в целом ясно, и программа у нас есть...

Марк между тем вскользь глянул на наручные часы и даже подскочил на стуле.

— Бог ты мой, уже полтретьего! У тебя завтра три семинара! Если бабушка Люсиль узнает, что я опять держал тебя в лаборатории всю ночь, не сносить мне головы. Ну-ка кончай разговоры и беги в общежитие. Сможешь прошмыгнуть мимо надзирателя?

Лицо мальчика скривилось от обиды.

— Марк, мне очень хочется убедиться, что эта штука способна работать. Я и так сплю больше, чем положено. Можно я сяду за манипулятор? Я куда ловчее обращаюсь с этой штуковиной, чем ты. Ну, пожалуйста!..

— С ума сошел?! Разве ты не знаешь, что тебя нельзя подпускать к аппаратуре? Официально ты пока только наблюдатель. Если олух Том разрешает тебе делать в лаборатории все что угодно, это не значит, что ты имеешь право прикасаться к оборудованию.

— При чем здесь дядя Том? Что мы с тобой дурного делаем? Обычная научная практика, которую обязаны проходить все студенты.

Марк колебался, а Фурия в этот момент во весь неслышимый голос проклинала молодого ученого за излишнюю приверженность к пуританским традициям и невыносимую гордыню — ему, видите ли, стыдно признать, что сопляк прав. Чудовище не менее Джека было заинтересовано в положительном завершении эксперимента. Прорыв в этом направлении полностью вписывался в далеко идущие планы Фурии. Ей было крайне важно оснастить свою помощницу Гидру новейшим мощным церебральноэнергетическим усилителем. Если эти двое добьются успеха в разработке модели Е-15, заветная ее цель станет куда ближе.

Может, воздействовать на Марка сокрушающей силой? Он очень утомлен, защитный экран его ослабел — мозг сейчас уязвим как никогда. Стоит только чуть-чуть подтолкнуть... Великий Враг никогда не садился за пульт управления микроманипулятором, и все равно ясно, что лучше его никто не справится со скользким гломом.

Фурия послала ласковый телепатический импульс.

Доверь Джеку управление манипулятором.

Марк неожиданно мигнул, невнятно выругался и протянул головные телефоны младшему брату, потом потягиваясь начал подниматься со стула.

Ребенок издал радостный вопль, соскочил со своего табурета, жестом остановил брата:

— Сиди, сиди. Оставайся на месте. Я дематериализуюсь... Мне так удобнее. В бестелесном состоянии я чувствую себя куда более уверенно.

Марк опустился на место и, не двигаясь, бесстрастно следил, как его младший брат Джон Ремилард, прозванный Джеком Бестелесным, начал растворяться в воздухе. Его тающее мальчишеское лицо буквально светилось от радости...

Джек родился вполне нормальным ребенком — этакий толстенький пухлый младенец с милыми складками на ручках и ножках, агукающий, непоседливый, но уже к трем годам в его организме закончилась удивительная работа по перестройке генного аппарата. То, к чему остальному человечеству еще было шагать и шагать, то, что в ходе эволюции должно было занять несколько миллионов лет, — маленькому Джеку досталось от рождения. Нелепая, чудесная комбинация генов — и вот результат: неограниченные возможности перемещения в пространстве, способность принимать любую форму, концентрировать огромное количество энергии... Марк всерьез иногда называл брата Ментальным человеком. Никто: ни Марк, ни любой другой исследователь — не мог понять, каким образом творилось подобное чудо. Джек всегда честно отвечал на вопросы, но его объяснения мало что давали, а проникнуть внутрь его сознания не удавалось — ментальная защита мальчика была непробиваема. За пределами семьи Ремилардов можно пересчитать по пальцам тех, кто был в курсе случившегося с Джеком. Его берегли как зеницу ока и не оставляли без надзора.

Рос он послушным, добрым, увлекающимся мальчиком. И очень сообразительным... Материализуясь, он никогда не позволял себе явиться без одежды. Это был не просто акт соблюдения приличий — Джек инстинктивно хотел подчеркнуть, что он во всем человек. Не чудище, не насмешка обезумевшей природы, не злобное, отделившее себя от других, подобное Франкенштейну, существо. Он — человек!

Взрослел Джек быстро, явно обгоняя своих сверстников. Очень любил шутить, но позволял себе расслабиться только в присутствии обожаемого старшего брата Марка и эксцентричного дяди, брата его дедушки — Рогатьена. Рядом с ними он становился самим собой. То есть ничем!..

Сколько раз Марку доводилось быть свидетелем этого жуткого, завораживающего преображения! Сколько сил он потратил на то, чтобы разобраться в механизме подобного чуда! Как, в каком соотношении психоэнергия взаимодействовала с предметным миром? Каким образом его младший брат становился бесцветным, не воспринимаемым органами чувств облачком метаплазмы?..

Ответа не было.

Фурия в свою очередь считала подобный способ избавления от плоти отвратительным — в особенности в сравнении с той бесхитростной процедурой, какой пользовалась она.

— Твоя задача, — предостерегающе заметил Марк, — не упускать из виду быстролетучие сернистые соединения — их процентное соотношение должно выдерживаться очень строго. В пределах допуска... — Он вздохнул, потом с брезгливой миной добавил: — Только, ради Бога, не устраивай на полу грязную лужу. И еще — не вздумай при дематериализации опорожниться! Знаю я тебя, напустишь здесь зловонных пузырей!.. Мы должны оставить лабораторию в том же виде, в котором она была.

— Я все сделаю аккуратненько. Обещаю...

Одежда Джека, сотворенная с помощью психокинетической силы, начала медленно растворяться в воздухе. Рубашка, брюки таяли в одном темпе с псевдоплотью. Светлая кожа, веснушки, темные короткие волосы, ногти — одним словом, все, что только что представляло из себя симпатичного десятилетнего мальчика, теперь возвращалось в небытие. Все это было создано из подручных средств: воздуха, пыли, водяного пара, скреплено потоками укрощенной энергии.

Все возвращалось в первоначальное состояние — и Джек Ремилард тоже. На глазах он превращался в бесформенный сгусток прозрачной биоплазмы — нечто подобное плотному, сгустившемуся облаку. Сизые, бесплотные, туманные струи еще двигались внутри него, свивались, скручивались в спирали, распускались... Последним растворилось лицо — голубые глаза не скрывали радости... Вот поблек и погас нос, какое-то мгновение в воздухе висела довольная ухмылка...

Спустя несколько секунд Джек полностью избавился от всего материального, из чего было слеплено его тело, и превратился в упругий, подрагивающий, пульсирующий розоватым светом, плазменный сфероид размером с грейпфрут. То, что осталось от ребенка, представляло скорее нечто таинственное, увлекательное, а не отталкивающее зрелище — самодовлеющий, живой, блистающий мозг великого операнта, его обнажившаяся духовная сущность, способная посредством метапсихических сил перевернуть мир. В подобном состоянии Джек мог общаться с окружающим пространством только телепатически, его обнаженные метаспособности могли быть задействованы напрямую, особенно по каналам психокинеза и метасотворительной функции. Марк не раз отмечал, что в подобном состоянии его брат мог бы служить незаменимым учебным пособием для будущих оперантов. Если еще высветить для наглядности работающие в тот или иной момент участки мозга!.. Жизненные процессы Джек поддерживал, питаясь разлитой в пространстве энергией. Он поглощал ее в любой форме. Все шло в дело — поток фотонов, переменные электромагнитные поля, гравитация, разность температур... Энергии хватало на поддержание жизнедеятельности и, главное, на создание мощной защиты. Джек Бестелесный неуязвим для любого физического воздействия, он не страдал от хвори, от голода и жажды, мог воплотиться в заранее заданную форму — как в живое существо, так и в материальный бездуховный предмет. В ручей, облако, обернуться котом, деревом — это была его любимая игра.

При всем желании Фурия не могла нанести сопливому супероперанту никакого ущерба, о чем она страстно мечтала. Преодолеть его защитную метапсихическую оболочку было невозможно ни прямым силовым ударом, ни используя тонкий целительный луч-пробник. Фурию радовало то, что, если эксперимент братьев закончится удачно, это будет первым шагом к уничтожению ее Главного Врага. Глупцы, они даже не подозревают об этом!..

Уже почти невидимый плазменный шар коснулся поверхности пульта управления микроманипулятором. Марк услышал нервное веселое хихиканье, затем в телепатическом эфире прозвучало:

Для начала мы оботрем его, успокоим, затем хорошенько ущипнем.

Проникнув в рабочую камеру, Джек принялся за дело. Тут же изменилась объемная картинка, высвечивающаяся на экране дисплея. Квазиорганическое существо затрепетало — десятки тончайших игл погрузились в его плоть. Работа пошла с огромной скоростью — Марк уже не мог уследить, как изменялась структура СВУ. Микроскопический объект, теперь представлявшийся на экране чем-то бесформенным, сотрясаемым внутренними силами, вдруг задвигался. Казалось, незримые кулаки колотили его изнутри, выпуклости то возникали, то гасли на упругой поверхности. Иглы, торчавшие из этого подобия ежика, то обламывались, то протыкали оболочку в самых неожиданных местах. СВУ, словно обезумевшая бактерия, метался по экрану...

Марк недоверчиво следил за происходящим, потом к изумлению, ясно проступившему на его лице, стала подмешиваться зависть — работа, на выполнение которой ему требовались часы, была выполнена за двадцать минут. Это чувство совсем недавно поселилось в душе старшего брата. Родилось оно из очень простенькой мысли. Все жалели Джека, и вот такое беспардонное сострадание чем дальше, тем больше раздражало Марка. Зачем сюсюкать? Разве он, лишенный тела, несчастен? Разве перед ним не открылись двери Вселенной? Бросьте, не смешите!.. Кому нужен этот набитый всякой ненужной требухой — печенью, селезенкой, сердцем, какашками — атрибут, если на работу, которая занимает десяток минут, он, Марк, тратит часы! Разве способность напрямую подпитываться энергией может вызвать какое-либо иное чувство, кроме восхищения? Или зависти!.. Джеку для сна требовалось очень мало времени, большинство процессов жизнедеятельности совершалось автоматически, так же автоматически они контролировались, исправлялись. Это значило, что Джеку не грозила никакая инфекция или расстройство внутренних органов. Облачившись в физическое тело, он ел и пил, как все его сверстники, но поступал так, только чтобы не выделяться из их среды. Он не знал, что такое усталость. Даже взбалмошные половые клетки не могли нарушить покой его могучего рационального сознания.

Испытывать сострадание к человекобогу! Или богочеловеку? Глупо!! Надо попытаться стать таким же, как он.

Джек подал мысленный голос:

Я закончил. Давай попробуем перейти ко второй фазе модуляции, как мы и предполагали.

— Хорошо, — ответил Марк. — Действуй. Только сначала проведи полный комплекс испытаний переформированного СВУ. — Далее он перешел на внутренний код. — Если все пройдет удачно, считай, что церебральный генератор у нас в кармане или что-то подобное такой же дьявольской штуке.

Целью Марка являлось создание специальной машины, способной резко усиливать мощь оперантского воздействия в любой области метаискусства: дальновидении, психокинезе, психосокрушении, психосотворении, а также в сфере метаисцеляющего воздействия. Имелось в виду, что оперант с помощью подобного генератора энергии сможет эффективно переливать ее в нужном направлении, при этом резко усиливая степень воздействия. Вот почему проблема обратной связи в момент активной деятельности синорганического внутримозгового стимулятора приобретала решающее значение. От этого зависело безопасное использование квазиорганических объектов. Задача заключалась в передаче импульсов от соответствующих областей мозга микроскопическим частичкам, которые в свою очередь будут управлять подаваемой к генератору энергией, канализировать ее, усиливать или уменьшать степень воздействия. При этом обратная связь должна была работать бесперебойно...

Общая схема использования ЦГ заключалась в следующем — чепец протыкался тончайшими, острейшими зондами — между собой ученые называли их «короной из колючек». Концы их должны были попадать в соответствующие центры каждого из полушарий, а также мозжечка и других отделов мозга, при этом оперант не испытывал особых неудобств и боли, потому что с помощью специальных процедур ощущение боли устранялось. На следующем этапе приводились в действие двадцать шесть внутримозговых стимуляторов, которые под контролем двух запараллеленных устройств СВУ, должны проникнуть через проделанные отверстия в нужные области мозга. Всеми этими операциями командовал специальный прибор СВУ КОМЕКС, датчики которого должны развернуться в затылочной части черепа.

Когда все устройства получали подпитку энергией, мощь метафункций операнта должна была вырасти многократно. К несчастью, гладко было на бумаге, а в реальности всякое увеличение мощности приводило к необратимым изменениям в мозговой ткани, используемой для эксперимента, причем степень физиологических нарушений возрастала прямо пропорционально увеличению мощности.

...Тем временем Джек закончил проверку переформированного единичного микростимулятора.

Марк. Нейрометрические измерения показывают, что изменения в мозговой ткани в норме.

Джек. Нейронные цепи о'кей, на этот раз оба полушария действуют согласованно. Марк, дай полную мощность, ПОЖАЛУЙСТА!

Старший Ремилард послушался, довернул лимб с делениями, и голографическая картинка резко изменилась. Оттуда ударили потоки света — ударили согласованно, в какой-то странной таинственной гармонии, с повторами, вариациями. Шесть минут длилось представление — вся аппаратура работала слаженно, без перебоев. Ментальные характеристики подопытной искусственной биоткани по-прежнему находились в допустимых пределах. Эксперимент проводился в канале метасозидательной функции, и теперь на выходе телепатическая творящая сила хлестала бурно, неудержимо.

Оно работает! — восторженно выкрикнуло сознание мальчика.

— Да, — вслух ответил Марк. — Определенно работает. На опытном материале все в норме. Пока... — Он с недоброй ухмылкой, перекосившей его лицо, следил за экраном. Затем убрал мощность и выключил источник энергии. — Да, конструкция работоспособна. Теперь соберем окончательный вариант установки, оттестируем, настроим, и можно испытывать на живом мозге.

Сколько времени это займет?

Марк пожал плечами.

— Месяцев семь, может, меньше. Подопытной свинкой стану я сам.

ЯТОЖЕМАРКПОЖАЛУЙСТАМАРКЯТОЖЕ.

— Не сходи с ума. Ты можешь помочь в разработке портативного пульта управления. Мы его задумали выполнить в виде шлема. Вот и займись этим в свободное время — больше ни-ни. Испытания этой аппаратуры — вещь далеко не безопасная, здесь хиханьками да хаханьками не обойдешься, а у тебя еще ветер в голове гуляет. Руководство колледжа все более настороженно наблюдает за нашим проектом. А если я впутаю тебя...

Но!..

— Никаких но!.. Джек, ты еще ребенок, можешь ты это понять или нет? Ты, конечно, парень не без способностей, но пока несмышленыш, и, по мнению закона — тем более администрации Дартмутского колледжа, — тебя и близко нельзя подпускать к такому сложному оборудованию. Давай-ка выбирайся из рабочей камеры. Пора домой.

В те минуты, когда Джек вновь облачался в плоть, созидал одежду, обувал грязные башмаки — единственные подлинные предметы в его гардеробе, — Фурия уже была далеко. Мчалась в восточном направлении над Атлантическим океаном. Настроение у нее было прекрасное.

До сегодняшнего дня вопрос практического применения ЦГ не занимал летящее к рассвету чудовище. Что толку в этих игровых приставках, которыми увлекались земляне. Уже более полувека церебральные генераторы широко применялись в индустрии развлечений. Принцип их работы примитивен и основывался на использовании метапсихической силы. Применение приборов для организации досуга ограничивалось огромным количеством официальных инструкций и запретов. Например, детям было категорически запрещено пользоваться подобными стимуляторами — так что никому не приходило в голову использовать их для чего-то большего, чем, скажем, обучение или игра.

Способ усиления метафункций с помощью ЦГ пока находился в зачаточном состоянии. Сначала люди — особенно правительственные органы — решили, что посредством таких устройств Земля сможет ускоренным темпом достичь уровня развития пяти древних рас, основавших Галактическое Содружество. Те в свою очередь с нескрываемым интересом — и страхом! — следили за попытками homo sapiens с ходу впрыгнуть в метапсихическое Единство. В Содружестве существовало устойчивое мнение, что от землян всего можно ожидать — они вполне могут посягнуть на порядки, которые уже не один миллион лет обеспечивали стабильность в галактике. Шли годы, а церебральные стимуляторы оставались не более чем игрушками. Кое-где их использовали в медицине для проведения уникальных метапсихических операций, в генной инженерии — для устранения наследственных дефектов. С их помощью психокинетики иногда ускоряли ход макромолекулярного синтеза. В последнее время их взяли на вооружение физики для изучения мира элементарных частиц. Здесь они теоретически считались очень перспективными инструментами для изучения подпространства и для проверки фундаментальной теории, утверждающей, что мироздание есть всего лишь комбинация трех матричных полей, которые и являются краеугольными камнями континуума.

Все используемые в этих областях машины, стимулирующие и увеличивающие мощь метаопераций, находились под строгим контролем властей Галактического Содружества, которые следили за правильным и законным их применением.

Последнее обстоятельство особенно заинтересовало Фурию.

Марк Ремилард не испытывал сомнений, что будущее в части усиления метатворческого потенциала человечества — за церебральными машинами. Он экспериментировал с различными типами подобных устройств, продолжал с нарастающим упорством трудиться в этой области, которую многие, более консервативные коллеги сочли неперспективной. Его работы были осенены ореолом респектабельности, присущей Дартмутскому колледжу, и носили откровенно академический характер, так что до поры до времени он мог надеяться, что бдительное око Магистрата минует его. Он публиковал статьи, привлекающие всеобщее внимание, в которых старался скрыть полную картину, а тем более перспективу исследований. И все же некоторые влиятельные члены коллегии Метапсихологического Директората уже давно с тревогой следили за проектом Е-15, а в последнее время даже попытались обвинить Ремиларда в высокомерии и недоброжелательном отношении к коллегам. Они резонно — или ложно патетически? — вопрошали: можно ли доверить человеку, не обладающему строгими моральными принципами, исследования в такой чрезвычайно острой области? Что случится, если он случайно — или намеренно — распахнет ящик Пандоры?

Марк с презрением относился к подобным критикам — считал, что им в принципе не дано понять смысл и значение его работы. Овладеть этой могучей силой могло только незаурядное сознание. Стоит ли обращать внимание на вопли завистливых зоилов? Только сильный разум, в деле доказавший свою высокую квалификацию и готовность, мог стать достойным кандидатом для овладения новой технологией. Конечно, этого вслух не скажешь, и в публичных выступлениях, ответах на распространяемые домыслы Марк Ремилард утверждал, что этические проблемы, поставленные именно в такой, обвиняющей его лично форме, говорят скорее о лицемерии так называемых защитников нравственных ценностей, чем о желании разобраться в сути вопроса. Где они были, вопрошал Ремилард, когда исследования только начинались? Далее — сколько ни выдвигай софизмов, невозможно скрыть тот факт, что проект Е-15 находится в русле научно-технического прогресса. Увеличение мощности метапсихических операций — неизбежное завтра. Вопрос заключается только в том, как использовать полученные результаты. Вот здесь контроль общественности просто необходим. В случае с СВУ мы имеем дело с много раз повторяющейся моделью общественного восприятия. Вспомните хотя бы исследования в области ядерной энергии. Или обратимся к самой метапсихологии... Разве эти научные открытия не ставили моральных проблем? Разве тогда не кричали о необходимости полного запрещения всяких разработок в этих сферах?

Когда Джек Бестелесный был тайно подключен к проекту Е-15, он тоже испытывал большие сомнения, но авторитет старшего брата, его доводы убедили мальчика. Он поверил брату, что все находится под контролем. К тому же что он, мальчишка, может понимать в таких вопросах? Добро и зло! Можно — нельзя!.. Любой, даже самый могучий, интеллект свихнется на этом.

Когда странная парочка взялась за дело, им хватило года, чтобы от голой идеи, еще не разработанной научно догадки, дойти до конкретного практического результата. Теперь они трудились день и ночь, ведь сногсшибательное открытие было совсем рядом.

Фурия гордилась братьями, их энтузиазмом, хотя они оба были ей крайне несимпатичны. Ремиларды не подозревали, что их работа краеугольным камнем ложилась в основание ее грандиозной схемы.

Если бы она сама могла использовать разработанную придурками технологию! К сожалению, это невозможно. Как живое существо Фурия еще более бестелесна, чем лилмики. Вот Гидра — подручная Фурии — другое дело. Сколько лет она таилась, пока не повзрослела, не накопила силенок — вот ей и предстоит освоить новую технологию...

Любой человек — даже не оперант, — научившийся пользоваться новым ЦГ, сразу обнаружит, что его возможности неизмеримо возросли. Он сможет применить свои силы в любой области, достичь любой степени профессионального умения, заняться перестройкой окружающего мира, исходя из человеколюбия или ненависти — все равно! Он будет способен противостоять любому насилию, с ним нельзя будет справиться. Мастер-метапсихолог, обладающий природной скрытой силой, — как, например, Гидра, — будет подобен Богу. Взаимные превращения материи и энергии для него детские шалости. Трудно даже представить — если верить шотландским недоноскам, — какой мощности лазерный луч он сможет послать в цель...

Еще немного, и Гидра окончательно сформируется, все ее составные части сольются в единое целое — тогда будет просто необходимо вооружить ее этим аппаратом. Наконец, придет пора приступить к исполнению великого замысла — разрушению сложившейся галактической конфедерации и основанию нового межзвездного объединения, иного Содружества...

Тем не менее надо спешить — тучи сгущаются над головой Марка. Последние, откровенно подстрекательские и провокационные статьи в газетах свидетельствуют о том, что кое-кто в правительстве всерьез подумывает о запрещении исследований в области искусственного увеличения мощности метапсихического воздействия. Как назло, предстоит доклад этих шотландцев. Стоит его опубликовать, и судьба Е-15 будет решена.

Запутыванием данных проблемы не решить, авторы всегда смогут восстановить их в полном — совершенно недопустимом — объеме. Хорошая работа предстоит Гидре.

Да-а, Гидра — единственная родная душа... Самое безобидное существо в этом отвратительном трехмерном, решетчатом континууме материи (энергия + пространство) и времени.

Все надо сделать тонко. Только не в окрестностях Эдинбурга. Там густо понатыкано оперантов. Куда ни плюнь — везде отменный метапсихик. Кельтская наследственность сказывается... Один неверный шаг — Гидра еще так молода, так неопытна — и может случиться непоправимое!

Если Гидра погибнет!.. Об этом даже помыслить страшно. Без нее Фурия в сфере материальных предметов окажется позорно беспомощной. Все рухнет! Ей опять придется погрузиться в долгую бесцельную спячку, вновь ждать момента, когда можно будет ринуться в атаку. Не надо робеть — еще есть время хорошенько подготовить Гидру.

Умненькая, прелестная Гидрочка! Ей только двадцать — два годика недавно исполнилось. Она у меня еще слабенькая, так что разделаться с ублюдками из Эдинбургского университета следует осторожненько... Чтобы комар носа не подточил. Придет пора, и Гидру без страха можно будет выпустить против Галактического Содружества.

Все отрепетируем заранее. Этих троих шотландских ученых следует выманить из университетского логова. Исчезнуть они должны бесследно. После покушения придется подправить их выводы. Марку не избежать встречи лицом к лицу с грозными противниками. Они безусловно будут иметь негласную поддержку в правительственных структурах, однако после доработки доклада у них будет выбита почва из-под ног. Работы по изучению различных схем церебральных генераторов продолжат. И здесь, на Земле, и, главное, на освоенных планетах...

Чудище, словно черное облако в ночи, плыло над Ирландией. Наконец оно бросило клич...

Гидра, крошка моя, ласточка моя, ты меня слышишь? Есть замечательные новости.

Фурия?.. ФурияФуриядражашиаяФурия! Какдолгонеслышалимытвоегоголоса...

Да-да, моя радость, это я.

Что случилось три года ни единого словечка теперь звонкий клич!

Так надо. Ты тоже была занята, училась, училась...

Но три года три долгих бесконечных года я думала ты забыла обо мне/нас думала твои планы рухнули и все по милости главного недруга думала он мог победить думала дядя Фред/ты могла на самом деле погибнуть...

Помолчи! Я никогда не умру и всегда буду любить тебя и заботиться о тебе. Только слушайся и точно исполняй то, что тебе будет приказано. Твое бегство и мое молчание были необходимы, но теперь пришел конец разлуке. Наступил срок заняться устройством второй реальности, второго разумного Галактического Содружества!!

Расскажи мне/нам!!

Обязательно! Более того — скоро у тебя будет большой праздник. Праздник посвящения в великие операнты. Открой свое сознание слушай запоминай...

3

Гебридские острова, Шотландия, Земля

25 — 26 мая 2062 года

За время короткого перелета на рокрафте из Эдинбурга на западное побережье Шотландии пятилетняя девочка, гордо называющая себя Ди, тщательно изумила стереоскопическую морскую карту, которую ей вручила бабушка Гран Маша. Далее путешествовать они — мама, старший брат, дядя Роби и тетя Ровен и, конечно, бабушка — собирались самым удивительным образом. Вместо того чтобы воспользоваться привычным воздушным безынерционным автобусом, их ждало древнее, сшитое из металлических листов, громоздкое судно, которое все называли паром. Годков этому парому было явно поболее сотни.

Сверху судно казалось странной забавной игрушкой — раскрашенный кораблик, что-то сродни пластмассовым саблям, щитам, рыцарским шлемам... Его очертания терялись за рваными клочьями тумана, наползавшими на фиорд из-за прибрежных скал. Наконец рокрафт, напоминавший крапчатое яйцо гигантской перепелки, приземлился в порту, и Ди завороженно принялась разглядывать диковинное «морское транспортное средство», как между собой называли теплоход родители. Он был огромен, его размеры поражали воображение, теперь паром не казался игрушечным. Забавными можно было считать прогулочные яхты и катера, что стучали бортами у причалов в гавани Грентон возле их дома в Эдинбурге. Корабль вблизи ничем не напоминал эти юркие, со стремительными обводами суденышки, как Эдинбургский замок не похож на кварталы современных домов.

Когда они приблизились к сходням, Ди завороженно смотрела на покрашенную в алый цвет трубу, на черно-белый корпус — громко вскрикнула сирена, ее отчаянный вопль эхом отозвался в скалистых берегах широкого фиорда. Пассажиры восприняли этот рев как команду поспешить и, сбившись в кучу, начали быстро подниматься по трапу.

Мама вела Ди за одну руку, тетя Ровен — за другую. Неожиданно динамик, установленный на пароме, хрюкнув и как бы откашлявшись, заиграл народные мелодии, и под звуки волынки толпа еще сноровистей и веселей покатилась на борт. Высокая представительная Гран Маша, одетая в шикарный темно-зеленый дорожный твидовый костюм, тянула за руку Кена, старшего брата Ди. Дядя Роби тащил чемоданы.

— Значит, судьба такая, — тяжело вздохнул Кен, когда все они поднялись на мокрую, продуваемую насквозь верхнюю палубу. Разноцветные вымпелы на низкой мачте отчаянно хлопали на ветру, пассажиры смеялись, подшучивали над доисторической дырявой посудиной, фотографировались...

— Возможно, — глубокомысленно добавил Кен, — это путешествие нас порадует.

Мама закатила глаза.

— Разумный, любознательный человек, — обратилась она к сыну, — тем более такой, как ты, везде способен отыскать хорошее. Он никогда не будет скучать...

— Это становится забавным, — оглядев палубу, объявила Гран Маша.

Она выпустила руку мальчика и ободряюще сжала плечо Ди, которая вздрогнула от повторного рева сирены теплохода. Последний автомобиль въехал по пандусу в недра грузового трюма, створка люка дрогнула и поползла вверх. Тут же были убраны сходни, и, качнувшись, причал начал плавно отодвигаться от борта. Земля неспешно поплыла назад.

Пассажиры — в основном люди и маленькая группка туристов-экзотиков — по-прежнему стояли на верхней палубе. Здесь были открыты бары, где предлагались закуски, комнаты с игральными автоматами, просторные салоны, откуда можно наблюдать за морем. Были здесь и маленькие магазинчики сувениров, даже небольшие каюты со спальными местами. Они предназначались для тех, кто следует на Внешние Гебриды. Эти острова были исполосованы на карте Ди тонкой сеточкой красных светящихся линий, указывающих маршруты рокрафтов. Паром ходил по Северному проливу, и его курс отмечен более жирным черным пунктиром.

Их путь лежал к острову Айлей...

Сразу после отплытия дядя Роби и дети совершили экскурсию по теплоходу, потом присоединились к женщинам, которые пили кофе и оживленно беседовали в переднем салоне. Скоро паром оставил спокойные воды фиорда Вест Лох Тарберт и вышел в открытое море. На крутой волне палуба судна начала крениться то в одну, то в другую сторону, заскрипела обшивка... Огромные, подернутые клочьями пены валы принялись накатываться на паром. Мелкая изморось, которая встретила путешественников на западном берегу, сменилась сильным ровным дождем. Крупные капли забарабанили в окна салона, словно где-то на небесах включили исполинский душ.

Кен решил, что качка вполне подходящая, и с надеждой просил у матери:

— Мам, а эта старая калоша не может дать течь? А пойти ко дну? — Он подумал, потом с надеждой добавил: — Тогда, мам, нам разрешат воспользоваться спасательными шлюпками?..

— Кеннет, не смеши людей, — отрезала мать. — Паром не может потонуть.

Ди затаила дыхание — уверенный тон мамы ничуть не успокоил ее. Что, если сбудется заветное желание брата? У него такой бойкий язычок, всегда что-нибудь напророчит!.. Девочка покрепче вцепилась в подлокотники кресла, и тут содержимое желудка вдруг подступило к горлу. Этого еще не хватало — в ее-то годы и так опозориться! Она задержала дыхание, нахмурилась, но страх не отступал.

Кен беззаботно поинтересовался, сколько им быть в пути?

— Около двух часов, — ответил Роберт Страчан. — Здесь около пятидесяти километров — от морского вокзала в Кенакрейге до Порт-Эскейга на восточном побережье Айлея. Мы там причалим.

— Надеюсь, дождь к тому времени прекратится? — пробормотала Ровен Грант. Как и ее муж, она была в модном водоотталкивающем спортивном костюме — только ее наряд был винного цвета, а у дяди Роби — голубого, королевского оттенка, с белыми полосами на рукавах и штанинах. Маленькая Виола Страчан была одета еще более элегантно — серые шерстяные слаксы, черная шелковая блузка...

— Прогноз обещает к полудню «ясно», — сказала Маша.

— Я хочу посмотреть карнавальное шествие, — заявил Кен. — Как в елизаветинскую эпоху!

Мать тут же сунула ему кредитную карточку.

— Этого вполне достаточно, — сказала она. — Пойди погуляй с Доди, купите себе что-нибудь... Или почитай путеводитель, который взял с собой. Нам, взрослым, надо поговорить.

— Здорово! — обрадовался мальчик. — Я как раз голоден как волк. Пойдем, Ди.

Девочка еще сильнее перепугалась — она и подумать не могла о еде — и отрицательно покачала головой. Кен тут же, едва удерживая равновесие, помчался в бар.

Как только брат покинул салон, грустные мысли овладели пятилетней девочкой. Хорошо, что взрослые не заметили, как ей не по себе. Это радовало... Было бы невежливо беспокоить их, когда им предстоит такой важный разговор. Она перебралась из своего кресла в другой конец салона, там тоже устроилась в большом, обитом кожей кресле. В сумочке у нее лежала дискета с двумя книжками — в одной из них содержалось описание острова; другая, озаглавленная «Птицы Айлея», рассказывала о мире пернатых, обитавших на Внутренних Гебридах. Ди любила птичек, хотела все знать о них, особенно о кречетах и пустельгах, а также о соколах-сапсанах. Этих птиц она видала в окрестностях Эдинбурга. Гран Маша сказала, что на острове — если им повезет — они могут повстречаться с морским орлом. Надо быть готовой к этому, и девочка всю последнюю неделю жила с мечтой о чуде. Кроме того, на Айлее обитают гагары, тупики, даже жуткие, противные поморники...

Чем дальше, тем сильнее печаль и отчаяние охватывали маленькую девочку. Крикливые чайки носились над самыми верхушками огромных волн, ловко увертывались от брызжущей пены, срываемой ветром. Правда, язык не поворачивался назвать горы, что ходили по морю из края в край, волнами. При виде этих зеленовато-серых перекатывающихся водяных глыб сердечко совсем сжалось. Сначала она ждала, что один из валов в конце концов рухнет на их суденышко, накроет его до верхушки трубы, и Кен тогда сможет прокатиться в спасательной шлюпке. Но лучше бы так не случилось!.. Лучше плыть дальше — пусть глупый паром скрипит, но не разваливается, пусть вот так же, как сейчас, прокладывает дорогу к месту назначения.

Так лучше...

«Все-таки я умру, — вздохнула девочка. — Или, что еще хуже, меня вывернет наизнанку, и все поймут, что не умею вести себя в обществе. Что я еще совсем ребенок! О, мой ангел, помоги!..»

Она вцепилась в подлокотники — руки ее побелели от напряжения. В горле стоял противный привкус, ей стало совсем плохо.

«Я не хочу! Не хочу, не хочу...»

Внезапно она увидела перед собой Кена, который держал бокал имбирного лимонада.

— Ну-ка выпей, — приказал он. — Гран Маша сказала, что это поможет тебе успокоиться.

— С моим... с моим животиком все в порядке, — едва выговорила Ди. — Ведь правда, только плохие дети все время жалуются и ноют.

— Возьми и сделай глоток, — нахмурился Кен. — Ты, наверное, заплакала, и вот те трое экзотиков — видишь, они все гии, — пришли и сказали маме, что их дочка сейчас похвалится завтраком. Такие противные!.. Маша позвала меня по наручному переговорнику и попросила принести тебе лимонад.

Ди с трудом глянула в ту сторону, куда указал Кен. Действительно, в том углу, недалеко от мамы, сидели три длинношеих причудливых существа. Заметив, что девочка обратила на них внимание, они дружно помахали ей тонкими, покрытыми перьями передними конечностями и глупо заулыбались.

Озабоченность промелькнула в темных детских глазах.

— Их вовсе не касается, как я себя чувствую. Что за существа, вечно суют носы в чужие дела!

Обитатели планеты Гии радостным клекотом приветствовали девочку.

Кен отвернулся и строго заметил:

— Эти, в перьях, очень чувствительны к излучаемым эмоциям. Возможно, ты вышла на волну их внутреннего кода. На, выпей...

Брат на два года старше Ди. Одет он в вельветовые брюки, штанины заправлены в туристские ботинки с ребристой подошвой, теплый свитер. Куртку с капюшоном Кен оставил возле родителей.

Ди сделала маленький глоток — ей стало совсем плохо. Ее чуть не вырвало, но она сумела взять себя в руки.

— Если бы только паром не раскачивался, — жалобно вымолвила она, — тогда все было бы хорошо.

— Это разве волнение. — Кен ткнул пальцем в окно, где по-прежнему гигантскими стадами разгуливали темно-зеленые горы. — В миллион раз хуже, когда приходится на сверхсветовом межзвездном лайнере преодолевать суперповерхностную пленку. Ты, конечно, не помнишь... Маша говорила, что ты визжала, как поросенок, когда летела с Каледонии на Землю.

— Я была тогда совсем маленькая. Спорим, что ты тоже кричал, будто тебя резали?

Кен пожал плечами и снисходительно улыбнулся.

— Послушай, — сказал он, — я тут вычитал, почему тебе так нехорошо. Это все происходит в твоей голове. Такие маленькие серые клеточки — они растерялись от качки и посылают неверные сигналы в животик. Ты должна показать им, что ничего не боишься и сохраняешь присутствие духа. Что ничего особенного не происходит...

— Я не могу, — ответила несчастная девочка. — Я уже пыталась. Ты же сам знаешь, что моя внутренняя сила очень слабая.

Кен наклонился поближе.

— Это неправда. Мы оба станем могучими оперантами, даже если наши способности еще не проявились. Я слышал, дядя Роби беседовал с мамой... Иногда это может сработать — если мы очень захотим. Особенно когда позарез надо исцелиться... Я точно знаю, мне однажды здорово помогло.

Ди недоверчиво посмотрела на брата.

— Когда я еще был маленьким, — продолжил Кен, — мне было очень трудно дышать. Это болезнь такая... называется астма. Помнишь?

Девочка отрицательно покачала головой.

— Да, ты тогда была еще совсем кроха. Это впервые случилось, когда мы прилетели на Землю. Мама повела меня к врачам, пришли и к мастеру-целителю. Ничего не помогало! Доктор сказал, что сбой произошел где-то глубоко в моем сознании, а где, никто не мог сказать. Знаешь, как это угнетает, когда у тебя астма! Я не мог бегать с ребятами, не мог играть. Однажды ночью — мне тогда тоже было пять лет — я вдруг проснулся от того, что чувствую: совсем задыхаюсь. Мои глаза, уж не знаю как, отделились от меня, воспарили, я увидел мелькающий лучезарный свет в вышине, а тело оставалось там, внизу, в постели. Вздрагивало, ходуном ходило... Страшно!.. Я даже попытался закричать, но никакого крика не получилось.

— И что потом?

— Я начал умирать.

Подбородок у Ди задрожал, она почувствовала, что у нее тоже перехватило дыхание. Она совсем забыла о страдающем животике.

— Почему ты так решил? — прошептала она.

— А у меня уже ничего не болело, — также шепотом ответил брат, — Я парил в небесах, словно воздушный змей. Я мог видеть себя в кровати, но меня там уже не было. Это было здорово! Потом я вспомнил, что назавтра мы с дядей Роби собирались на матч по регби. Мне вовсе не хотелось умирать, не сходив на стадион. Тогда я так напрягся, разозлился и приказал себе — ты можешь дышать. Ничто не может помешать тебе. Ну ее, эту проклятую астму!..

— Что дальше?

— Я увидел, что тело мое тяжело вздохнуло — это было так трудно, и биться перестало. Потом — я уже сидел в самом себе, и в голове что-то гулко булькнуло. Я начал дышать. Полной грудью. Столько, сколько хотел... Это было так здорово! Мама и Гран Маша сказали, что я «подверг себя самоисцеляющему воздействию». Вот как они сказали. — Он ткнул Ди пальцем в живот. — Ты тоже так можешь, сестренка. На самом деле. Попытайся...

Ди потрясла головой, закрыла глаза — ей было страшно. Кен теребил ее... Взрослые всегда пытались заставить ее проявить свои скрытые способности. Даже старались проникнуть в сознание, чтобы силой понудить стать оперантом. Ди послушная девочка, с которой у матери не было особых хлопот, но ломиться в ее мозги! Она была решительно против. Все, что там спрятано, принадлежит ей, и только ей, даже если там и прячутся кое-какие скверные вещи. Например, жуткий страх... единственное, что спасало — это уверенность, что никто не сможет прочитать ее тайные мысли.

Она вдруг представила, что в голове есть темная таинственная комната, или чуланчик, заставленный несчитанными, сложенными в каком-то замысловатом порядке коробками. Или, точнее, сундучками... Каждый из них мог открыться только в том случае, если скажешь заветное слово. Стенки сундучков изготовлены из какого-то странного дымчатого стекла. В них хранились духи или вызывающие благоговейный страх демоны. Их-то мама и психотерапевт тщетно пытались вызволить. Упрятанные в ящиках духи окрашены в разные цвета — голубой, золотистый, зеленый, фиолетовый, розовый. Они непрерывно метались и вертелись в своих тесных убежищах и, подобно ужасным морским чудищам, пытались вырваться на волю, при этом жутко выли, бились о стенки, старались сорвать крышки.

Только ангел, живущий в каморке, помогал Ди справиться с чудищами. Она ни разу не видела его, но точно знала, что где-то в уголке сознания есть добрый страж. Она ощущала его присутствие, сердцем понимала, как тяжело ему усмирять Духов, сидевших взаперти. Потом она с ним совершенно случайно подружилась... В тот день, когда ей было особенно плохо, когда взрослые попытались проникнуть в ее разум, он шепнул ей заветное слово, и Ди выпустила на волю духа, окрашенного в голубой цвет. Небесное сияющее облако быстро расползлось по сознанию Ди, по телу, и с той поры никакая чужеродная сила не могла проникнуть в ее голову.

За эти месяцы девочка сжилась с этой способностью, которую очень удивленный врач-метапсихолог назвал разновидностью метасокрушительной функции. Ди привыкла к ней, охотно призывала на помощь, когда какой-нибудь грубый телепатический призыв, оклик, наглое принуждение пытались вломиться в ее сознание. Она случайно подслушала разговор взрослых, которых приводило в изумление различия в проявлениях метапсихической силы у брата и сестры. Кен в постановке защитного экрана был крайне слаб, защитную завесу Ди пробить было невозможно. Это верный призрак ее могучего телепатического потенциала... Только бы Бог поспособствовал его пробуждению.

Ди вздохнула — она-то знала, что ее внутренние способности не просто велики. Они безмерны... В этом знании и таилась причина страхов, смущающих маленькую девочку. Она боялась выпустить демонов на свободу, да и ангел часто нашептывал ей — будь осторожна, будь осторожна... Рассудительно взвесив все «за» и «против», Ди решила, что в таком случае с ними лучше совсем не связываться. Пусть сидят под замком. Ей совсем не нравится быть оперантом, как мама, и никто не сможет заставить ее сделать то, чего она не хочет.

Особенно мама!..

—... ты глупа, как подушка!

Голос Кена вернул ее к действительности.

— Она даже не узнает, — вытаращив глаза, тихо сказал Кен. — Никто не узнает. Сделай все сама. Открой сундучок, где хранится целебная сила, и выпускай ее потихоньку... Крышку придерживай...

Ди едва не вскрикнула от ужаса и изумления. Кен прочитал ее мысли?

— Должен я как-то помочь тебе или нет? — требовательно спросил он. — Должен? И не реви!

Она открыла глаза. Брат сидел рядом с ней на самом краю кресла, лицом к сестре. Зрачки его глаз, черные, пронзительные, были совсем рядом. Он теперь знал о каморке, о ящичках, знал, как она закрылась от взрослых, когда они с помощью змеюг-ментальных зондов попытались проникнуть в ее голову. Что еще ему было известно?

Она мысленно вскрикнула: Не смей подглядывать и подслушивать! Я хочу, чтобы ты оставил меня! Я хочу, чтобы ко мне никто не смел приставать.

Кен даже отшатнулся, услышав, что сестра вполне членораздельно и сознательно заговорила на внутреннем коде.

— Хорошо, хорошо! Я, что ли, виноват, что твой защитный экран дал трещину. Я вовсе не собирался подслушивать.

— А теперь ты можешь прочитать мои мысли? — шепотом заинтересованно спросила Ди.

— Нет, так же, как и ты мои. Мы — неправильные люди, сестричка! Мы с тобой ничевоки! Наши способности начинают проявляться, когда этого совсем не ждешь или когда сильно волнуешься, а не когда надо. — Он встал и пошел к выходу.

Доротея внимательно наблюдала за ним. Брат сказал правду. Он, конечно, любил подразнить ее, но никогда, в отличие от взрослых, не старался вломиться в ее сознание. Он был Старший Брат Кен, иногда грубый, иногда — и очень часто — раздражительный и заносчивый. Но он никогда не причинял ей боль.

С величайшей осторожностью — тошнота все еще заставляла ее страдать — она вновь погрузилась в заветную каморку, поздоровалась с ангелом, который уже не прятался от нее, долго любовалась тусклым разноцветным свечением, пробивавшимся из сундучков.

Кен был прав! Если она откроет тот самый, расцвеченный нежно-розовым светом ящичек, дружественная голубая сила не будет протестовать? Никто не обратит внимания, если она чуть-чуть постарается излечить себя. Ну, может, только эти уродцы гии. Им, собственно, какое дело, кроме того, она плотно закроется защитным экраном.

...Я буду в безопасности, не так ли, мой ангел?

Он не ответил. Он всегда молчал, хотя Ди была совершенно уверена, что он ее слышит. Что ж, придется все сделать самой.

Она глубоко вздохнула, потом еще раз обратилась к ангелу:

Я попытаюсь. Больше не хочу боли, не хочу этого страшного врача-метапсихиатра... Больше никаких слез! Даже если ударюсь или обдеру коленку. Все, хватит! Раз ты не хочешь отвечать, я сама открою ящик, и эта розовенькая новая сила поможет мне. Какая же я была глупая раньше! Когда тебе уже пять лет, ты не можешь позволить себе быть такой легкомысленной. Ты сама должна побеспокоиться о собственном будущем, пусть даже взрослые назовут это чудом.

Она мысленно приблизилась к воображаемому ящику, внутри которого перемешивалось и бурлило что-то светло-алое с прожилками нежнейшего зоревого цвета, и, вздрагивая от страха, коснулась пальчиком его стеклянной стенки. В то же мгновение к ней явилось заветное слово, словно ждало, когда же его позовут. Его не надо произносить, его надо явить в мысленной форме — и все!

Она так и поступила. Алое дымчатое облачко тут же выскользнуло из заточения. Радость его была безгранична, облачко нежно прильнуло к девочке, потом вдруг резко увеличилось в объеме и превратилось в прекрасный цветок с сияющими лепестками. Ди утонула в этом излучающем розовый свет мареве. Оно вдруг сгустилось, обернулось жидкостью и разлилось озером...

Его чистые воды окончательно смыли боль. Она барахталась в цветных волнах — это было такое счастье. Ди даже зажмурилась от удовольствия. Сквозь опущенные веки до ее сознания долетели все те же, навевающие покой волны алого цвета, потом в гамме красных тонов начала пробиваться струйка белого... Она больше не испытывала страха — его поглотил белый цвет. Она почувствовала бодрость, прилив сил. Как после купания. Это и было купание, рассудительно поправила себя маленькая девочка — купание в самой себе... Чудесная необычная сила теперь полностью ей подвластна. Это просто здорово!

Она открыла глаза, увидела свои ноги, едва касающиеся носками туфелек ковра на полу. Ди с легкостью соскочила с кресла, позволила этой новой, наполнившей ее силе справиться с качкой и для закрепления успеха отдала приказ самой себе:

Ушки, слушайте! Я прекрасно держу равновесие, чувствую себя замечательно. Ты меня слышишь, разум? Займись моим животиком, погладь его, успокой. Все хорошо. Мы же все вместе едем отдыхать на остров Айлей, там будет праздник, карнавал...

Ты слышишь меня, сознание? Я не слышу ответа. Почему молчишь?

В то же мгновение всякие неприятные ощущения в животике исчезли, словно их и не было.

Кен вошел в салон, вопросительно глянул на сестру. Ди с достоинством, не спеша кивнула. В дальнем углу трое покрытые перьями, щебечущие и посвистывающие гии время от времени с удивлением оглядывались на нее. А вот мама и Гран Маша все так же сидели с натянутыми лицами. В любом случае, когда им казалось, что дети устраивают сцену, они сидели вот так же — как истуканы. Дядя Роби и тетя Ровен удивленно вертели головами, только понять, в чем дело, тоже не могли. Ну и пусть!.. Она никогда и никому не расскажет, что с ней сегодня произошло. Только Кен в курсе, но если он когда-нибудь кому-нибудь проговорится, она возненавидит его на всю жизнь.

Девочка неторопливо направилась к ближайшему выходу из салона, открыла дверь и вышла на палубу.

Дождь прекратился. Группа из шести или семи человек стояла у перил.

Солнечные лучи победно посверкивали в разрывах туч, открылась даль... Впереди были ясно видны два больших острова. Один из них скалистый, угрюмый, с двумя остроконечными пиками — располагался поближе и справа. Тот, что слева, уже издали радовал взгляд широкими, ярко-изумрудными пятнами лугов, покрывавших его холмы.

Непонятно, задумалась Ди, какой же из них обозначен в ее голографическом путеводителе как Айлей?

Гидра, притаившаяся в своем убежище, в который раз до мелочей продумывала план действий. Все должно быть исполнено без сучка и задоринки.

...В тот день, когда профессор Маша Макгрегор-Гаврыс вернулась домой после полугодового пребывания в оздоровительном автоклаве, где омолаживались клетки любой биоткани, ее защитный экран еще не успел слиться в единое и непреодолимое целое. Именно тогда Гидре тонким разрушительно-целительным лучом удалось проникнуть в ее сознание и внушить мысль о коротком — недельном? — отдыхе в родных местах на Гебридах.

С того момента чудовище шаг за шагом, осторожно руководило всеми действиями Гран Маши.

Несколькими днями позже профессор устроила небольшую вечеринку в собственном доме, расположенном в одном из районов Эдинбурга Виллобро, куда она пригласила ближайших родственников: сноху Виолу Страчан с детьми — Дороти и Кеннетом — брата Виолы Роберта Страчана и его жену Ровен.

На вечеринке, невидимая и неслышимая, также присутствовала и Гидра.

Маша приготовила для гостей сандвичи, испекла пышный пирог с кремовой начинкой и вкуснейшие ржаные лепешки, которые были намазаны маслом и малиновым джемом. Устроились они возле камина, где живо приплясывали язычки пламени, потрескивали дрова. За окном шуршал дождь, пошевеливал листву на платанах, стучал по крыше подземного гаража Бентли, находившемся по ту сторону сквера, — там в надежном схороне притаилась Гидра, с помощью дальновидения проникшая в дом уважаемого профессора.

Как только распахнулась дверь, дети открыли рты от изумления — улыбающаяся на пороге тетя чем-то, может, и напоминала бабушку, но сходство, если честно, было весьма отдаленное. Когда они в последний раз виделись с Гран Машей, та была совсем старуха — пятьдесят два года! — а теперь выглядела моложе мамы. Она больше не казалась усталой, вечно замотанной — наоборот, энергии в ней было хоть отбавляй. Все наряды оказались велики для этой молодой красивой женщины. Ее волосы цвета меди блестели, словно полированные. Ни единой седой пряди!.. Идеальная фигура!.. Прежними остались только ровный сухой голос и пытливые зеленые глаза.

Как всегда, Ди и Кеннет сначала рассказали бабушке, как идут дела в школе. Гран Маше все было интересно, ведь она целых шесть месяцев не встречалась с внуками. Кен получил приз за сочиненный им рассказ — он прочитал его вслух, излишне старательно выговаривая слова... Затем, понукаемая матерью, Ди сообщила, что начала заниматься музыкой — уже освоила скролло. Виола продолжала подталкивать дочь, и той пришлось развернуть инструмент и исполнить «Залив Ломонд». Когда взрослые захлопали, девочка, чтобы скрыть смущение, убежала в ванную.

Маша взглянула на Виолу.

— Я надеялась, что она успела избавиться от этой дурной привычки?

Сноха только руками развела.

Бабушка нахмурилась и налила Виоле чай.

— Как проходит курс метатерапии? — спросила Гран Маша.

— Пока ничего утешительного. Доктор Кроуфорд сказал, что не видит никакого прогресса. Заниматься мы продолжаем по-прежнему, но, по его словам, Доди вряд ли станет хорошим оперантом. Ее суперэго определенно обладает большим потенциалом, очевидно, девочке не хватает силы воли, чтобы разбить оковы и стать одной из нас.

— Послушай, Ви, — вступил в разговор ее брат. — Ты слишком рано складываешь руки. Положение не такое безнадежное.

Роберт был невысок и очень ладно скроен. Чуть-чуть повыше сестры... У него черные глаза, волосы зачесаны назад, чуть-чуть вытянутая вперед нижняя часть лица делала его похожим на охотничью собаку. Он был экстраординарным профессором психофизики в Эдинбургском университете и одновременно исполнительным директором проекта по разработке мер безопасности при осуществлении метапсихического воздействия, в котором участвовали и его сестра, и жена.

Виола окинула его холодным взглядом и горько улыбнулась.

— Ты, как всегда, прав, Роби. Случается, что дети такого склада, как Дороти, под влиянием физической или психической травмы могут стать оперантами. Но разве это желанный путь? Неужели я должна мечтать о том, чтобы моя дочь попала в автомобильную аварию?

— Ви! — резко сказала Гран Маша и показала глазами на жадно прислушивающегося к их разговору Кена. Обе женщины замолкли — теперь разговор велся в телепатическом эфире.

Мальчик сделал вид, что разговор взрослых его совершенно не интересует. Тетя Ровен решила привлечь его внимание рассказом о тех чудесах омолаживания, которые теперь творят посредством специального оздоровительного автоклава.

— Однажды твоя мама, дядя Роби и я тоже станем юными. Это все благодаря успехам генной инженерии, — торжественно заявила она. — И твой черед придет — не скоро, конечно. Если с кем-нибудь из нас что-нибудь случится, нас могут вернуть к жизни, поместив в этот чудесный аппарат.

— Ну и что из этого, — пробормотал Кен. — Нам рассказывали об этом в школе. А детям нельзя пользоваться автоклавами, пока им не исполнится то ли двенадцать, то ли тринадцать лет. Даже если меня или Ди поместят в такой бак, мы все равно не станем хорошими оперантами.

— К сожалению, не сможете, — подтвердила тетя Ровен. — Что поделать, если технология восстановления клеток тела не в состоянии помочь тем, кто не обладает скрытыми метаспособностями. Человеческий мозг слишком сложный объект, мы еще далеко не разобрались, как он работает. Но ты зря изводишь себя подобными мыслями. Мой хороший, в будущем все изменится. Наступит день, когда мы сможем сделать оперантом каждого человека. Ну, а ты будешь омолаживаться каждую сотню лет, пока наука не добьется успеха.

— Ага, — мрачно отозвался Кен, — а до той поры мы будем пустоголовыми ослами.

— О нет! Конечно нет!.. — На плоском лице Ровен Грант отразился ужас. — Кто наговорил тебе такую чепуху? Никогда больше не повторяй подобную глупость, Кен, и никому не позволяй разносить эти грязные сплетни. Каждый из нас — оперант или нормальный человек — представляет огромную ценность для Содружества. Ты же знаешь, что мы все очень любим и тебя, и твою сестричку. Какая разница!..

Кен отвел взгляд в сторону. Он ничего не ответил, оставил в покое истерзанный им сандвич, положил на свою тарелку кусок пирога и принялся выковыривать из него крем. Увесистая капля жидковатой шоколадной массы шлепнулась на ковер. Виола тут же заерзала в кресле, только успокаивающий взгляд Гран Маши заставил ее скрыть раздражение. Она поджала губы, поднялась и, раздельно выговаривая слова, сказала:

— Я пойду посмотрю, что случилось с Доди. А ты, Кеннет, возьми салфетку и вытри ковер.

— Побыстрее возвращайтесь, — попросила ее Гран Маша. — Я хочу объявить вам кое-что забавненькое...

Когда Виола и Ди появились в комнате, Гран Маша с доброй улыбкой обратилась к присутствующим:

— Если бы вы знали, хорошие мои, как приятно вновь обрести молодое, сильное тело, однако считать себя в полной форме я пока не могу. Прежде всего мне бы хотелось устроить небольшие каникулы. Вместе со всеми вами... Хочется узнать, что творится в мире, ведь полгода я словно проспала. Давайте-ка завтра вылетим куда-нибудь на уик-энд. Что вы думаете о моем предложении?

После непродолжительной паузы взрослые одобрительно зашумели.

— Куда мы отправимся? — робко спросила Ди.

— Куда пожелаете, — ответила Маша. — Дороти, ты у нас самая маленькая. Тебе и предоставим право выбрать место. Мне в этом вопросе пока доверять нельзя.

Все четыре составные части Гидры, до сей поры с тревогой подслушивающей долетающий из гостиной разговор, вздохнули с облегчением. Теперь можно было не сомневаться в успешном осуществлении плана, придуманного Фурией. Уж если известный оперант, профессор университета поддалась на уловку Гидры, то сознание пятилетней девочки пустяк для такого могучего метаобъединения, каким являлась Гидра. Вообще, с этой компанией приятно иметь дело — они сами заглатывают наживку.

Маша достала стереоскопическую карту Британских островов и развернула ее на полу перед камином. Затем вручила серебряную, со светящимся кончиком указку Ди и попросила:

— Ну-ка, милая, закрой глазки. Я тебя сейчас поверну несколько раз, потом ты ткнешь указкой в карту. Куда попадешь, туда мы и отправимся.

— А вдруг Ди выберет что-нибудь ужасно неинтересное? — заволновался Кен. — Например, Данди или Вулверхемптон...

— Тогда мы все проявим творческую изобретательность и придумаем что-нибудь стоящее, — возразила Виола.

Ди взяла указку, закрыла глаза — изо всех сил она старалась скрыть волнение. С ней часто случалось, что воображаемые картинки, которые возникали перед ее мысленным взором, вдруг оживали и складывались в захватывающий фильм, рождающийся как бы помимо ее воли — это было так интересно! Ее несколько раз повернули — один оборот, другой — и перед глазами поплыли картинки из детских книжек и мультиков: древние английские замки, ирландские конные заводы, магазины игрушек в Париже. Она их видела въявь, не с помощью дальновидения, которым обладают операнты, а как бы по тридивизору. Вот мелькнуло знаменитое карнавальное шествие в Нью-Кенилворте — здесь мечтал побывать Кен; Диснейленд и Букингемский дворец, огромный зоопарк в Глентруле — там собраны самые экзотические животные с освоенных землянами планет. Во всех этих достопримечательных местах они уже успели побывать, но было бы неплохо посетить их еще раз...

Неожиданно ее остановили.

— Теперь ткни указкой, — попросила Гран Маша.

Все части Гидры слились в метасогласии...

В сознании маленькой девочки вдруг замелькали изображения какой-то неизвестной дикой страны, потом кадры замедлились, стали видны стыки между ними — это было так удивительно. У девочки перехватило дыхание — с ней никогда раньше такого не происходило.

Вот картинки совсем остановились — четко проявился и закрепился в сознании пейзаж: широкие луга, полевые цветы, поодаль зеленые холмы, берег моря, широкий залив — посреди на маленьком скалистом островке средневековый замок. Она никогда ранее здесь не бывала, но почему она видит так четко, ясно? Бухта, скалистый остров, замок — они действительно существуют?

— Ну же, Дороти!.. — В голосе Гран Маши послышалось нетерпение.

Ди медленно, не открывая глаз, опустилась на колени, повела рукой — она почувствовала, что ее вроде бы осторожно подталкивают под локоток — и опустила указку.

— Вот и здорово! — провозгласил дядя Роби.

Мама тоже сказала: «О-о!» — однако в ее голосе послышалось разочарование.

Ди открыла глаза. Мама, бабушка сидели с удивленными и явно разочарованными лицами. Кончик указки оставил светящуюся отметину на маленьком острове возле западного побережья Шотландии, почти прямо на запад от Эдинбурга.

Маша засмеялась.

— Что ж, я сама виновата, что решила довериться ребенку.

Виола попыталась исправить положение.

— Доди может попытаться еще раз.

— Нет, — решительно возразила Маша, — мы туда и поедем. Детям необходимо ознакомиться с местами, где когда-то правили их предки. Там ведь родились их прапрапрадедушка и прапрапрабабушка.

Кен внимательно изучил карту и, растягивая звуки, прочитал название острова.

— А-а-ислей... Ди ткнула в остров Айслей, — где кто правил?

— Ты произносишь неправильно, надо Айлей, — ответила Гран Маша. — Здесь в четырнадцатом веке жили правители западных островов. Оттуда они за два столетия расселились по всем Гебридам. Это были твои предки — клан Дональдов.

— Ну да?.. — Кен был явно заинтригован и глянул на сестру с некоторой опаской. — Наши предки?..

Их отец Ян Макдональд был таинственной личностью — и мама и бабушка редко вспоминали о нем. Жил он на очень далекой планете, называемой Каледонией [Шотландия (поэтич.).]. К каждому Рождеству и на каждый день рождения на имя Кена и Дороти из большого эдинбургского магазина игрушек детям привозили замечательные подарки. На них всегда была надпись от руки: «С любовью. Папа».

Кену было три года, когда его родители, жившие в ту пору на Каледонии, развелись. Отца он помнил очень смутно. Ди родилась уже на Земле. В их доме в Эдинбурге не было ни кусочка тридипленки с изображением отца, ни единого портрета... Правда, Кену повезло, и он отыскал потерянную мамой стереофотографию, на которой был изображен высокий, сильный, улыбчивый человек — сердце тогда забилось у Кена гулко, тревожно. Он перевернул снимок — на обороте стояли инициалы Я. М. и дата — 2055 г. Мальчик спрятал портрет в мамином письменном столе, в нижнем ящике, где хранилась всякая всячина. Случалось, он доставал фото, показывал сестре... Снимок был любительский, плохонький — отец, молодой, веселый, в поблескивающем скафандре со шлемом в руках, стоял возле какого-то непонятного летательного аппарата. Пейзаж вокруг был незнакомый, мало похожий на земные дали, и дети решили, что снимок сделан на притягивающе-таинственной планете Каледония.

— Айлей — прекрасное место для отдыха, — одобрительно улыбнулась тетя Ровен. — Там мало что изменилось за прошедшие века. Все так же дико, просторно... Разве что реконструировали замок правителей острова, и, должна заметить, очень умело, со вкусом. Теперь там располагается местный музей. Ваш прапрадедушка Джеймс Макгрегор был первым оперантом на Айлее. Он там родился, впрочем, как и ваш дедушка Кайл. Остров является заповедником для птиц. Я думаю, там есть что посмотреть.

Ди выглядела совсем расстроенной.

— Но мама не хочет туда...

Виола резко поднялась и принялась собирать на поднос чашки, из которых пили чай.

— Дети, помогите мне убрать со стола. Потом мы вместе поищем в библиотеке, что бы вы могли почитать про Айлей, — предложила бабушка.

Когда Гран Маша с детьми покинула гостиную, Виола обратилась к брату:

— Что-то жуткое творится с Доди. Я, откровенно говоря, начинаю сомневаться в диагнозе доктора Кроуфорда. Такое впечатление, что она на глазах становится скрытым оперантом.

Роби поднялся из кресла и положил полено в камин.

— Ты слышишь, Роби?.. Когда Доди указала на Айлей, я как раз вспоминала родину, подумала о Кайле Макдональде...

— Она вряд ли могла прочитать твои мысли, Ви. Ты же полноценный оперант, взрослый человек... Даже если девочка является скрытым оперантом, то и в этом случае ей не под силу проникнуть в твое сознание. Как бы она смогла преодолеть защитный барьер?

— Но...

— Кстати, я тоже почему-то вспомнила наш остров, — вступила в разговор Ровен. Ее глаза были широко раскрыты. — Только я сказала себе — вот замечательное местечко, там жил Джеймс Макгрегор. Как нам теперь быть?

Роби нахмурился.

— Черт побери! У меня перед глазами тоже мелькнула что-то подобное. Хотя не было никакой причины вспоминать об этом острове... — Он задумчиво, с настороженным лицом помолчал, потом брови у него полезли вверх. Он засмеялся. — Маша!.. Ну конечно же!.. Вот кто все это проделал. Она только что вышла из автоклава и пока еще находится как бы в подвешенном состоянии. Сама не знает, что хочет, но хочет страстно, вот невольно и внедрилась в наши сознания. В качестве подсказки, что ли... Она и девочке могла внушить...

Ровен кивнула.

— Все, что в бессознательном Маши ассоциируется с ее мужем, воплотилось в мощный метапсихический заряд. Ее суперэго старается никогда не вспоминать об этом человеке — и вот результат! Все вырвалось наружу.

— Думаю, ты прав, — согласилась Виола. — Это единственно возможное объяснение. Но... все дело в том, что я как раз была решительно против того, чтобы мы отправились на остров.

Но вы все-таки поедете туда, усмехнулась Гидра. Игра состоится!

От гаража Бентли отъехал автомобиль и направился в дорогую гостиницу Джордж Хотел. Фурия настояла, чтобы Гидра надела личину богатых туристов и путешествовала первым классом, на что все четверо, составляющие это преступное метаединение, ответили радостным согласием.

Паром медленно двигался по проливу, разделявшему два острова. Люди на палубе налево и направо щелкали стереокамерами, некоторые снимали открывающиеся пейзажи на видеотридикодеры. Дождь прекратился, большинство туристов и членов команды вышли на верхнюю палубу, кое у кого в руках были мощные бинокли. Ди стояла у самых перил, сверяя свои впечатления с картинками, плывущими по экрану путеводителя. Когда она вставала на цыпочки, ее роста хватало, чтобы заглянуть поверх перил. На нее оглядывались — она была очень хорошенькая... Этакий маленький серьезный взрослый человечек в красной куртке с натянутым капюшоном, шерстяных клетчатых, расцветки клана Макдональдов, слаксах. Менее всего Ди походила на ребенка пяти лет...

Смутное беспокойство, вызванное видом таинственного острова, где, оказывается, когда-то жили ее прапредки, не оставляло ее — Ди никак не могла справиться с сосущим тревожным ожиданием. Это состояние вовсе не походило на морскую болезнь. С ней она научилась бороться... Хорошо, что на палубе не было противных гии, которые смогли бы уловить смятение, охватившее девочку. Кругом только люди...

Паром теперь взял круто на север. Слева лежал остров Айлей, справа — Юра. Поверхность моря поблескивала в солнечных лучах. Ди, сверяясь с изображениями и описанием, приведенным в путеводителе, внимательно изучала вздымавшиеся по левому борту вершины.

— Бейн Урарад, Бейн Бейгейр, Глас Бейн, Бейн на Камх, Сгор пам Фаолейн... А вот Граничная гора, Серая гора, Старуха, ага, а это обрыв Чаек...

Мужчина, стоявший поблизости, повернулся к девочке.

— Ты здорово овладела шотландским!..

Он был одет совсем по-городскому и мало походил на других туристов, принарядившихся в пестрые куртки, джинсы, свитера, вязаные шапочки. На палубу он и его дама поднялись раньше других. Правда, незнакомец был без шляпы, и его светлые волосы трепал свежий ветерок. Вообще-то вид у него странный — накрахмаленная белая рубашка, красный шелковый галстук, черный вечерний костюм — пиджак с вельветовым воротником и обшлагами, надраенные до зеркального блеска туфли. Он еще раз дружески улыбнулся девочке — что-то кошачье проступило в его лице. Зубы у него ровные и белые-белые!.. Глаза холодного, зеленовато-льдистого цвета. Он безусловно оперант. Ди стало не по себе, когда мужчина попытался — очень осторожно — тронуть ее сознание пробным лучом. С такой мощью девочка еще не встречалась — мужчина, правда, не стал прикладывать метаусилий. Но все же... почему такая сила?

— Ты слыхала, — продолжил незнакомец, — что старуха, в честь которой названа вон та вершина, на самом деле была великой богиней, которой поклонялись древние люди, жившие на острове?

— Нет, я не знала, — вежливо ответила девочка. — Спасибо, что сообщили мне об этом. Мы решили провести здесь уик-энд, потому что тут жили мои предки.

— Это интересно. У меня дом на Айлее. — Мужчина окинул взглядом затянутые клочьями тумана холмы. — Надеюсь, ты не пожалеешь, что посетила наш остров, увидишь много любопытного. Восстановленный замок Финлагана, раскопки древних поселений, Кидалтон-кросс, который датирован девятым веком. А еще живописные обрывы над морем. Знаешь, сколько нор наделали там птицы! Надо обязательно посетить огромную пещеру Болса. У нас поговаривают, что там обитает злой дух. Те, кому довелось встретить его, бесследно исчезают. Это, конечно, сказки...

— Я бы хотела их послушать. — Ди позволила себе чуть-чуть улыбнуться. — Я люблю подобные истории. Только, пожалуйста, не думайте, что я испугаюсь. Мне всего пять лет, но я очень разумная для своего возраста.

Мужчина громко рассмеялся, и его спутница, оторвавшись от созерцания моря, с любопытством глянула на девочку. Женщина была красива, кожа на лице цвета яичной скорлупы, губы ярко накрашены. Глаза голубые, редкого — сапфирового — оттенка, тонкие брови. Ее черные волосы отсвечивали необычным красноватым, почти малиновым светом. Ее головной убор представлял из себя алый тюрбан в восточном стиле. На ней было короткое пальто, из-под которого выглядывал подол длинной юбки одного цвета с тюрбаном. На руках перчатки...

— Как тебя зовут, очень разумная для своего возраста, маленькая мисс? — спросила женщина и улыбнулась. Голос ее срывался, в нем время от времени звучали визгливые нотки.

— Доротея Мэри Страчан Макдональд. А вас?

Мужчина вновь расхохотался — пролаял? — и в этот момент Ди почувствовала, что его интерес был направлен совсем не на ее скромную персону. Ментальный выпад, куда более сильный, чем тот, с помощью которого он пытался проникнуть в ее сознание, ударил в его соседку. Глаза у женщины мгновенно расширились, она вдруг, как равной, кивнула Ди. Голос ее смягчился — его словно смазали, она начала напевно выговаривать слова:

— Я — Магдала Маккендал, а это мой муж Джон Квентин.

— Здравствуйте, — сказала девочка. — Вы бы не смогли рассказать мне историю о Злом духе?

— Что ж, присядем, и я поведаю эту жуткую, захватывающую повесть.

Ди сразу уселась в одно из плетеных кресел, стоявших на палубе. Мужчина и женщина устроились по обе стороны от нее.

— Люди, — сказала Магдала, — давным-давно появились на этом острове. Были они гордые и храбрые воины. Около полутора тысяч лет назад трудные времена наступили для владетельных лордов Айлея. Они утратили независимость и признали власть королей Шотландии. Вот тогда и появился на острове злой гном, которого звали Даб Сит, известный также под именем Черный Колдун. Тело у него было хилое, ножки слабенькие, только руки могучие, цепкие... Волосы на его голове срослись в косматую, до бровей, гриву, пол-лица было скрыто под косматой черной бородой, огромный нос торчал вперед.

Даб Сит жил в северо-западной части острова среди непроходимых болот и обширных, поросших вереском пустошей. Эти места люди прозвали Килнавской округой. Островитяне очень боялись гнома, ведь тот был прекрасным стрелком из лука, никогда пущенная им стрела не пролетала мимо цели. Существовал он на то, что обменивал добытую дичь на хлеб и одежду. На жизнь хватало, ведь северо-западная оконечность острова была райским местом для лебедей, гусей и прочей водоплавающей живности.

Случилось так, что вышла размолвка между кланом Макдональда и кланом Маклинов с острова Мул. Маклины заявили, что на Айлее есть принадлежащие им земли, и в 1518 году глава их рода, Верзила Лачлан, решил, что наступил удобный момент совершить набег на соседей и силой взять то, что Маклины считали своим. Колдуньи с острова Мул проведали о его замысле и предрекли вождю победу. Однако для этого следовало выполнить два условия: в поход можно отправляться в любой день, кроме четверга, и ни в коем случае нельзя утолять жажду из родника, что бьет из земли в заливе Грунарт.

Верзила Лачлан не внял советам ведьм — он был гордый человек. Паруса поднял как раз в четверг, к берегу причалил возле Арднава, что расположен в заливе Грунарт на северном побережье острова Айлей.

День тогда выдался душный, солнце палило нещадно. Воины Лачлана выстроились на берегу и по килнавскому тракту двинулись маршем на юг. Добравшись до знаменитого своей чудесной водой источника, Верзила Лачлан забыл о пророчестве и устроил здесь привал. Все воины отведали вкуснейшую воду, почувствовали себя бодрее и вновь зашагали по дороге. Шли они шли, и вдруг перед взором Лачлана предстало диковинное существо, примостившееся на верхушке обломка скалы. Это был гном Даб Сит. Неказистый, с шапкой как бы надвинутых на глаза густых волос, с нечесаной черной бородой, маленького роста гном дружелюбно заговорил с предводителем Маклинов:

— Привет тебе, Верзила Лачлан. Куда путь держишь? Слыхал, наверное, я — лучший стрелок на Айлее и мог бы помочь тебе.

Вождь ростом был настоящий великан, и предложение Даб Сита так насмешило его, что он едва не лопнул от смеха.

— На что ты годишься, коротышка! Исчезни с глаз моих, пока я не спустил на тебя своих собак.

В то же мгновение гном слился с вереском и исчез. Тайными подземными ходами он скорехонько пробрался к выходу из ущелья Грунарт и нашел здесь войско сэра Джеймса Макдональда. Воины стояли в боевом порядке, готовые отразить наступление неприятеля.

Гном представился сэру Джеймсу и сделал ему то же самое предложение.

— Послушай, приятель, — ответил Макдональд. — Видишь, сколько нас, мы вряд ли устоим против напора Лачлана. Значит, получить награду у тебя шансов почти нет. Но если ты так настаиваешь, то я с охотой найму тебя. Только как ты будешь сражаться — в строй тебя не поставишь...

Эти слова были заглушены хохотом сподвижников лорда Джеймса, однако гном спокойно ответил:

— Об этом я сам побеспокоюсь. Теперь прощай — до тех пор, пока сражение не будет выиграно, ты меня не увидишь.

Между тем вдали показалась дружина Маклина, и скоро началась битва. Три раза захватчики бросались в атаку, и каждый раз воины Макдональда вынуждали их отступить. Тогда-то сэр Джеймс и заметил, что все больше и больше врагов гибнет от черных стрел, посланных незримой рукой. Ни одна стрела не пролетала мимо...

Скоро и Лачлан обратил внимание, что кто-то насмерть поражает его бойцов. Стрелы попадали то в горло, то в глаз — по рядам воинов побежала пугающая весть, что это сам дьявол, обратившись в невидимку, шлет им гибель. Кое-кто уже готов был поклясться, что слышал неподалеку раскатистый смех... Постепенно страх охватил воинов из рода Маклинов. Вот когда пришло время вспомнить о пророчествах колдуний.

Оставшиеся в живых потребовали трубить отход.

Верзила Лачлан проклял все на свете — и ведьм, и мерзкого гнома, и своих людей, оказавшихся презренными трусами. В этот момент черная стрела пробила ему горло, и он рухнул в заросли цветущего боярышника.

Вдруг оттуда, из самой чащи, выпрыгнул гном и с ликующими криками принялся прыгать вокруг тела погибшего вождя. Тогда все поняли, где он прятался...

К концу дня войско Макдональдов одержало полную победу, более трех сотен вражеских трупов осталось лежать на поле брани. Остальные начали отступать вниз по ущелью, стремясь как можно скорее добраться до берега, где стояли их корабли, но в это время разразилась страшная буря, все суденышки повыбрасывало на скалы. Последние из Маклинов нашли убежище в старинной церкви, построенной на берегу. Даб Сит сумел отыскать место, где спрятались враги. Он принялся стрелять зажигательными стрелами и в конце концов поджег крышу.

Несмотря на то что накрапывал дождь, огонь разгорался все сильнее и сильнее, а маленький уродец-гном веселился и танцевал от радости, пока все враги не сгорели заживо.

Наконец до пепелища добрались воины сэра Джеймса. То, что они увидели, повергло их в ужас.

— Теперь пришел черед расплатиться! — закричал гном, обращаясь к вождю Макдональдов. — Я хочу получить столько золота, сколько вешу я сам. Я в одиночку победил Верзилу Лачлана и шесть десятков его лучших богатырей. Я имею право на награду!

— Зачем ты осквернил храм Божий? — спросил сэр Джеймс. — Зачем ты погубил людей, готовых сдаться? Христиане так не поступают. Обратись к своему покровителю Сатане, пусть он вознаградит тебя.

Два верных человека сэра Джеймса схватили гнома, скрутили его по рукам и ногам и уже совсем было собрались бросить в огонь, как Даб Сит вскричал ужасным голосом:

— Если вы убьете меня, тоже погибнете. Все погибнете!

Сэр Джеймс дал знак, и воины через распахнутое окно швырнули связанного гнома в бушующее внутри церкви пламя. Страшный вопль вырвался из огня, эхом отозвался в прибрежных скалах.

Но Даб Сит не погиб.

Прошло уже четыре с половиной века, а кое-кому из людей, оказавшихся на северной оконечности острова, случалось видеть в вересковых зарослях маленькую уродливую черную фигурку. Местные жители называют его духом Килнава, но самое удивительное заключается в том, что стоит кому-нибудь повстречаться с привидением, как он вскоре исчезает, и только спустя некоторое время находят его обуглившиеся останки.

Некоторые полагают, что несчастные гибнут от удара молнии, другие же уверены в существовании Даб Сита. Они рассказывают, что он до сих пор обитает в непроходимых болотах, бродит по подземным ходам и время от времени выбирается на поверхность, подстерегая очередную жертву.

— Ди-и! Ну, что ты все спишь?! Паром уже подходит...

Девочка открыла глаза и увидела Кена. Он стоял рядом с креслом, на лице его горел энтузиазм первопроходца.

Ди вытянула ноги. Неужели она в самом деле заснула? Ей казалось, что в ушах до сих пор звучит мелодичный голосок женщины, которая назвала себя: Магдала Маккендал. Она вспомнила яркие, захватывающие воображение сцены, которые сопровождали ее рассказ: битва в ущелье Грунарт, бородатые воины в доспехах и шлемах, Лачлан Маклин, огромный, чудовищно высокий, его непокрытая голова, ругань, которую он рассыпал вокруг, призывы, требующие ударить сильнее, ударить дружнее; цветущий куст боярышника — в переплетении его густых ветвей прятался маленький отвратительный уродец, темная дождливая ночь, полыхающая церковенка...

Все та же необъяснимая тревога сжала ее сердечко — теперь, однако, куда цепче, плотнее. Неужели древняя легенда навеяла такой страх? Чем она была хуже тех обычных тридифильмов ужасов, которые километрами гнали по тридивизору. Например, таких, как «Франкенштейн», «Чужие», «Луна мертвых».

Паром между тем уже подтягивался к обшитому досками причалу. Маленький городок Порт-Эллен расположен на удивительно крутых склонах — домики из белого камня, вцепившиеся в скалы, кучно сбегали к пристани. Вот что еще поразительно: Порт-Эллен просто усыпан цветами. Каждый дом, каждая постройка утопали в море цветов.

Сначала Ди не обратила на это внимания — она испытующе вглядывалась в толпу пассажиров, уже сходящих по трапу и еще ожидавших на верхней палубе своей очереди. Женщины, одетой в элегантное короткое пальто, с алым тюрбаном на голове, и мужчины в вечернем костюме нигде не было видно.

— Пошли, — Кен потянул ее за рукав, — нас уже ждут. Не забудь свой путеводитель.

Ди удивленно глянула на маленькую пластмассовую коробочку с экраном, занимавшим почти всю верхнюю сторону, и коротким рядом мелких кнопок внизу. Это ее путеводитель? Тогда рядом чей?.. Это же книга-кассета, которую оставила миссис Магдала. Вот название — «Народные сказки, легенды и преданья, записанные на острове Айлей, Внутренние Гебриды». Ди осторожно коснулась пальчиком кнопки включения — тут же полнозвучными чистыми цветами засветился экран.

Она вывела на монитор содержание, нашла строчку «Злой дух Килнава и сражение в ущелье Грунарт», еще раз нажала кнопку. На экране поплыли кадры, которые — с удивлением отметила Ди — она видела во сне.

— Пошли! — поторопил ее Кен.

Девочка сунула в карман куртки обе кассеты. Возможно, ей посчастливится за время уик-энда повстречать миссис Магдалу и вернуть ей книгу.

4

Из мемуаров Рогатьена Ремиларда

У нее было столько имен!.. Все они как бы сливались в непроницаемую маску — одну из многих, скрывавших ее душу.

Крестили Доротею Мэри Страчан Макдональд в году две тысячи пятьдесят седьмом от Рождества Христова в тесной полутемной часовне королевы Маргариты Святой, в небольшом городке Грампиан, расположенном ближе к южной оконечности материка Бейн Биорах, что на планете Каледония — первой истинно шотландской колонии землян в космосе. Ее мать, оперант-метафизик Виола Страчан, ласково, но не без тайного умысла называла дочку Доди. Так началась нескончаемая цепь переименований, которые, по мнению матери, должны были обезопасить девочку от козней дьявольского монстра, известного в истории под именем Фурия.

Отец Доротеи Ян Макдональд любил называть дочку Дори — это имя Доротее никогда не нравилось (много лет спустя она сама призналась мне в этом). Было в нем что-то слащавое, жеманное — куда больше оно бы подошло этакой куколке с томными глазками, личиком в форме сердца и льняными кудряшками. По-видимому, ее любимому папе это имечко напоминало о женщине его мечты...

У Ди, к сожалению, были каштановые волосы — правда, очень красивые, шелковистые. Лицо обыкновенное, овальное... Глаза цвета спелого ореха-лещины; взгляд с прищуром, проницательный и в то же время несколько робкий... Ди было трудно довести до слез, а понять по ее глазам, что творится в ее душе, тоже было нелегко. Ян Макдональд, конечно, на свой манер любил дочь, однако Ди вскоре осознала, что куда больше радости доставил бы ему еще один сын — бравый крепыш, сумевший бы развеять разочарование, доставленное первенцем — хилым, болезненным Кеннетом.

Хуже того, Ян первым распознал в девочке скрытые способности, хотя сам оперантом не являлся и откровенно побаивался всех «метапсихов». Это обстоятельство тоже внесло некоторое отчуждение между любящими друг друга отцом и дочерью.

Старший брат называл сестренку Ди — так же и она начала именовать себя, возможно, потому, что по такому короткому оклику трудно было судить, кому принадлежит имя — мужчине или женщине. Ей нравилось, что в этом прозвище не было ничего индивидуально-примечательного — так, короткий возглас: Ди! Женщина, ведущая хозяйство на ферме Яна Макдональда, Джанет Финлей, звала ее Доро. Произведенный в лаборатории, нерожденный сын Макдональда дразнил ее Додо. Как попугая!.. Подобное панибратство он позволял себе только до той поры, пока Ди не подросла и ее удивительные метаспособности не стали явными. Позже, когда Доротея повзрослела и окончательно утвердила себя в звании Главы администрации Каледонии, ее иначе как «правительница» не называли.

Бабушка Ди, заметная фигура в рядах восставших, Маша Макгрегор-Гаврыс всегда именовала внучку Дороти.

Жуткие лилмики, которые одно время были ее наставниками и в конце концов канонизировавшие ее, называли ее Иллюзия. Возможно, потому, что никому и никогда не удавалось понять ее до конца. Я, например, до сих пор не могу сказать, кем же она была?..

Джек Бестелесный — сам, как известно, безумная причуда свихнувшейся природы — величал ее Алмазной Маской. Сначала в шутку, потом, влюбившись без памяти, с такой тоской и страстью, что сердце разрывалось.

Я — старомодный придурок, американец французского происхождения, упрямо цеплявшийся за языковые раритеты дорогого мне наречия, на котором говорили мои предки, — нарек ее Dorothйe, что на стандартном английском звучало примерно так — Доротея. Она как-то призналась мне, что это имя нравится ей больше других. Может, она просто решила порадовать старика, любившего ее даже в ту пору, когда она уже не решалась снять передо мной свою маску.

Хочу засвидетельствовать, что именно Фамильный Призрак семьи Ремилардов посоветовал мне начать воспоминания с рассказа о дедушке и бабушке Доротеи. Осмысливая их судьбы, я в конце концов пришел к выводу, что как раз через происхождение, через родственные связи можно будет дать ответ на вопрос — кем же на самом деле была Алмазная Маска.

Кайл Макдональд, отец Яна, был очаровательный мужик, «душка», с замашками прирожденного алкоголика, автор многочисленных фантастических романов. Писателем я бы его не назвал — скорее компилятором, ловко обрабатывавшим чужие литературные идеи. Главный его талант состоял в умении добывать деньги. На монеты нюх у него необыкновенный... Зарабатывал он их тоннами и так же легко спускал в бесчисленных ночных заведениях не только на Земле, но и на всех других обитаемых мирах. Должен заметить, что в этом деле он тоже проявил недюжинные способности.

В первый раз мы встретились в 2027 году в Австралии, в Сиднее. Кайлу тогда стукнул двадцать один годик, и он радовался, как ребенок, той волне ненависти, проклятий и обвинений, которая с головой захлестнула его после выхода в свет первого скандального романа «Прометей царствующий». В тот день, помнится, в баре отеля, где проходило заседание Всемирного общества фантастов, к нему пристали трое патриотов, оскорбленные гнусными измышлениями некоего писаки по поводу австралийцев. Называли они его не иначе как «недоносок, выдумавший этого грязного Прометея»... От слов местные любители фантастики быстро перешли к делу и принялись молотить «недоноска» почем зря. Подобная несправедливость — трое на одного — возмутила меня. Кровь у меня взыграла, и я внес посильный вклад в наказание обидчиков. Сам Кайл держался достойно, тем не менее, сразу было видно, что в искусстве мордобоя он новичок.

...Так мы познакомились и тут же отпраздновали победу тройными порциями лагавулина. Оказалось, что вкусы и объемы желудков у нас схожи, да и книжные пристрастия разнились мало. Для начала я помог ему «толкнуть» через мой букинистический магазинчик несколько ценных коллекционных собраний сочинений Роджера Желязны, доставшихся ему в наследство. Кайл жил в Шотландии, но мы часто болтали по видеофону, изредка встречались на конференциях любителей фэнтэзи и научной фантастики. Я помогал ему в его книжных изысканиях и время от времени посылал редкие старые фантастические произведения. Что он выуживал из них, можно было только догадываться.

Кайл Макдональд в отличие от меня оперантом не был. Он относился к тем двадцати шести процентам населения Земли, которые обладали латентными метапсихическими способностями, но не могли их проявить. Это означало, что его гены содержали необходимый материал для рождения человека с настоящим оперантским даром, но сам он был глух к телепатическому искусству. Иногда случалось, что представители этой группы — в результате какой-нибудь психической или физической травмы — прорывались в ряды полноценных оперантов, но чаще всего люди, подобные Кайлу Макдональду, вовлекались в новую жизнь с помощью психотерапевтов, которые использовали специальные методики, разработанные Катрин Ремилард и ее последним мужем Бретом Макалистером. В случае же с Кайлом всякие занятия и тренировки оказались бесполезны, и вся его скрытая потенция проявлялась только в сочинительстве.

Наше знакомство так бы и осталось просто знакомством, если бы не вмешался Фамильный Призрак — в 2029 году он потребовал, чтобы я непременно отправился на очередной съезд любителей фантастики, где мне вменили в обязанность познакомить Кайла с молоденькой женщиной Мэри Кэтрин Макгрегор-Гаврыс, которую мне тоже следовало пригласить на встречу фанатов от фантастики.

Из всех семей на Земле в двадцать первом веке, члены которых отличались наибольшей метапсихической силой, чаще других упоминалось: мой собственный род франко-американского происхождения, возглавляемый Дени Ремилардом и его женой Люсиль; клан Макгрегоров в Шотландии и род Гаврыс-Сахвадзе, имевший польско-грузинские корни. В то время Гаврыс-Сахвадзе жили в Англии. Мэри Макгрегор-Гаврыс, которую все называли Маша, училась в Оксфорде, где ее родители Кэтрин Макгрегор и Илья Гаврыс возглавляли важные метапсихические исследования в колледже Иисуса. Я не был знаком с Машей, но будучи Ремилардом — Дени приходился мне племянником, — хорошо знал и Макгрегоров и Гаврыс. Однажды я обратил внимание, что молоденькая, очень хорошенькая Маша увлекается фантастикой — это и решило ее судьбу. Теперь свести Кайла и Машу труда не составляло.

Несмотря на то что их сознания резко различались, молодые люди полюбили друг друга. Несравненная, могучая в метапсихическом смысле Маша, которая в ту пору ничем, кроме учебы, не интересовалась, была заворожена энергией, шокирующими воззрениями и своеобразным чувством юмора, присущим Кайлу. Он в свою очередь тоже посчитал, что встретил самую замечательную девушку в мире. Густая копна волос, их медный отлив, изумрудные глаза, страстный темперамент, с которым Маша умела управляться, — все это буквально поразило известного литератора. Он начал с того, что разбудил ее темперамент...

К ужасу своей профессорской семьи, Маша на зимние каникулы сбежала из Оксфорда с сумасшедшим писателем-шотландцем — и куда?! На какой-то дикий остров во Внутренних Гебридах!.. Следующей весной молодые люди объявили о женитьбе. Маша уже была беременна, у мальчика еще в утробе матери обнаружились метапсихические способности. Ему сразу придумали имя — Ян. И Гаврыс и Макгрегоры, сцепив зубы и придавив возмущение, выразили радость. Новобрачные сразу после рождения ребенка решили поселиться в Эдинбурге... Во всей этой кутерьме Кайл тем не менее сумел закончить свой второй сумасбродный бестселлер «Нижинский вторгается в квантованный мир».

Ян родился недоношенным, на три месяца раньше срока — младенец оказался крепеньким, и его выходили. Все, казалось, обошлось... исключая метапсихические способности, которые не превысили уровня отцовских. Разбудить их так и не удалось...

Когда стало окончательно ясно, что ее первенец никогда не станет первоклассным оперантом, Маша впала в глубокую депрессию, потеряла интерес к сыну. К маленькому Яну приставили воспитательницу, а мать с головой ушла в учебу. Курс она закончила в Эдинбургском университете под руководством своего дяди со стороны матери Дэвида Макгрегора, который позже был утвержден Председателем администрации Земли, или Главным Дирижером, как еще называлась эта должность.

В следующие пять лет у Маши родились еще трое детей — Лахлен, Энни-Лори и Диана. Все — сильные операнты. Романы мужа, сдобренные грубоватым юмором, продолжали держаться в списке бестселлеров, четыре были экранизированы на тридивидении. Наиболее популярный из них в 2036 году представили на получение Оскара, но он был отвергнут из-за происков верхушки голливудского истеблишмента, представители которого вечно кривили губы при одном только упоминании о фантастике.

Маша, окончив докторантуру по медицине и метапсихологии, решила полностью уйти в науку. Ее больше всего интересовала область скрытых человеческих возможностей. К тому времени отношения с мужем совсем разладились — трудно было ожидать чего-либо иного между людьми столь чуждыми друг другу образами мышления. Ссоры скоро превратились в громкие скандалы, особенно в тех случаях, когда Маша получала подтверждения, что самую приятную часть своей популярности — частые приглашения на вечеринки, путешествия и тому подобные мероприятия — он нередко делит с яркими, бросающимися в глаза поклонницами женского пола. К тому же все большие успехи он делал на поприще уничтожения спиртного (здесь мы с ним заработали всемирную славу). В конце концов, их семейный союз окончательно развалился — они стали жить отдельно, но официально так и не развелись.

Легкомысленный везунчик, эгоист до мозга костей, Кайл и предположить не мог, что наступит день, когда Маша бросит его и заберет детей. Его писательская карьера тоже застопорилась — через шесть лет после переезда в Эдинбург он иссяк окончательно и теперь проводил время в казино с бутылкой, с какими-то подозрительными девицами, а то вдруг в поисках вдохновения отправлялся на колонизируемые планеты, входящие в сферу Конфедерации Землян.

В 2051 году, уже совсем угасший, он все-таки заставил себя сесть за стол и написал еще один роман «Мустанги из Сомбреро-галактики». Провал был оглушительный. Кайл с трудом перенес его и, поджав хвост, эмигрировал на Каледонию, где все было устроено в шотландском духе. Здесь он начал преподавать литературу в маленьком провинциальном университете в Нью-Глазго — тем и зарабатывал себе на жизнь, а все свободное время проводил в переполненных пабах, где рьяно обличал несправедливые порядки, установленные в Галактическом Содружестве элитой оперантов — таких, как его жена; пил горькую с любителями фантастики, которые до сих пор считали за честь угостить известного писателя. Когда движение, открыто взявшее курс на отделение Земли от Галактической Конфедерации, оформилось политически, оно призвало под свои знамена не только полноценных оперантов, но и всех нормальных людей, разделявших их идеи. Кайл стал заметной фигурой в партии мятежников, автором многочисленных пасквилей, обличающих созидаемое межзвездным союзом Галактическое Единство — гигантское метаобъединение всех оперантов Млечного Пути. Так сказать, единое сознание всех мыслящих существ, прообраз неделимой вселенской духовной сущности.

Одним словом, венец творения...

Все эти годы разрыва с семьей он регулярно посылал детям на Землю очень добрые, полные любви и искренней тревоги письма, в которых заодно подробно и увлекательно описывал свои приключения в далеких мирах, а когда осел на Каледонии, то не забывал лишний раз упомянуть о ее широких просторах, требующих рисковых и смелых парней.

Ян, Лахлен, Энни-Лори и Диана выросли с верой, что их отец — необыкновенный человек, храбрый путешественник, что жизнь его, не в пример маминым будням, яркая и захватывающая легенда. Ну что интересного здесь, в Эдинбурге? Дом, университет, хлопоты по хозяйству — с тоски можно умереть!..

Трое младших Макдональдов, будущие полноправные операнты, окончили Эдинбургский медицинский колледж, старший Ян был зачислен в сельскохозяйственную школу на севере Шотландии, в Абердине. Получив степень по специальности «инопланетное земледелие», он эмигрировал на Каледонию, где жил его отец. Кайл к тому моменту получил все права на огромный участок неосвоенной территории на северном побережье материка Бейн Биорах. Там Ян и основал воздушную ферму.

Как раз в это время Кайл и Маша еще раз попытались помириться. Маша уже получила звание магната, они оба приняли участие в инагуарационной сессии — верховного законодательного органа Галактического Содружества, состоявшейся на Консилиум Орбе по случаю принятия Конфедерации Землян в полноправные члены межзвездного объединения. Все, что их разделяло, осталось в прошлом — слава, которую пережил Кайл; успешная карьера, которая, как с удивлением обнаружила Маша, мало что значила сама по себе. Они вроде бы окончательно помирились, но спустя некоторое время Маша вновь умыла руки и вернулась на Землю, а Кайл отправился на Каледонию, где снова запил.

Ян, пытаясь спасти отца, решил вытащить его со дна и пригласил потрудиться на ферме. Тот воспрянул духом и, несмотря на то что никогда не любил физический груд, кроме разве того, который доставляет наслаждение, — приехал на ферму. Два года они прожили бок о бок, и со временем Ян начал склоняться к мысли, что отец и мятежники во многом правы.

В 2054 году Ян навестил родных на Земле — прибыл на семейный праздник по случаю получения Лахленом степени магистра и на церемонии в Эдинбургском университете познакомился со своей будущей женой и будущей матерью Алмазной Маски.

Бедная Маша! Сердце ее сжалось от дурных предчувствий, когда она обратила внимание, как любезно беседует ее старший сын и только что получившая степень доктора психофизики Виола Страчан. Dйjа vu!.. Опять то же самое: блестящая умная женщина, полноценный оперант, в недалеком будущем магнат — и на тебе! — тоже потеряла голову при виде симпатичного, обладающего скрытыми возможностями, но все-таки совершенно ординарного парня. То, что парень был ее родным сыном, Маше было безразлично. Она сделала все возможное, чтобы погубить вспыхнувшее чувство, даже поделилась с Виолой интимными подробностями ее брака с Кайлом... Скажите, кто, где и когда добивался успеха в подобном деле, кто и когда смог уговорить влюбленных?..

Виолу Страчан трудно назвать красавицей, тем не менее это была живая, обладающая тайной «изюминкой» женщина. В таких обычно влюбляются по уши... Рассказы Яна о дикой природе, о полной опасностей (но не для жизни) воздушных просторах далекого мира, его неотразимый мужской шарм сделали свое дело. Скоро молодые люди обвенчались в церкви Святого Патрика в Коугейте и сразу улетели на Каледонию. Спустя несколько лет жизнь повернулась к Виоле другой стороной...

Каледония — прекрасная планета, дикая, буйная, просторная, богатая природными ресурсами, но вряд ли кто-нибудь решится назвать ее раем для колонистов. Она относится к числу так называемых «национальных» планет. Условия жизни здесь, с точки зрения землян, куда тяжелее, чем на других планетах, открытых для всех рас. Чтобы вдохнуть в жителей Земли энтузиазм, необходимый для освоения планет с тяжелыми условиями существования, Конфедерация Землян предложила тем народам, которые верили, что «дух первопроходцев еще живет в их душах», пополнять население только представителями своей национальности. В отличие от все более обезличивающихся культур, от нивелирующей всех и вся цивилизации, складывающейся во Млечном Пути, жители этих миров пытались отстоять свою самобытность, сохранить присущие для того или иного народа традиции. Например, правительство подобных планет могло увеличить продолжительность вещания на родном языке, которые теперь на Земле использовались только в отдельных местностях да и то от случая к случаю, так как стандартный английский был признан единственным официальным языком общения. На национальных планетах особое внимание уделялось становлению и сохранению традиционной культуры, народного творчества, искусства... Не возбранялась и основанная на историческом наследии специфика законодательства как в гражданских, так и в уголовных делах. Кое-где, например, допускалось многоженство, но все это при соблюдении основных прав личности и обязательных для всеобщего исполнения фундаментальных политических, экономических и социальных условий.

Понятно, что на Каледонии чаще, чем на любых других планетах, говорили по-гаэльски или на упрощенном шотландском, носили клетчатые — с расцветкой по кланам — юбки, главным видом спорта был гольф, ловля лососей являлась чем-то вроде национальной лихорадки. Здесь регулярно устраивали Хайландские игры, гнали знаменитое на всю галактику виски, в огромных количествах поглощали баранину, разводили колли, шотландских терьеров, длиннорогих горных коров и шотландских пони... Играли на волынках, чуть что исполняли «Вестеринг Хоум», который считался национальным гимном. В то же время такие национальные «традиции» как кровная месть, ненависть к туристам из Англии, обязательное для всех жителей блюдо из телячьего рубца, а также запрещение детям посещать школу — «пусть лучше руки разомнут, чем будут забивать головы всякой мутью» — были объявлены вне закона.

Когда Виола Страчан в 2054 году прибыла на Каледонию, переселение на которую началось вскоре после Великого Вторжения в 2013 году, — здесь уже жило около миллиона человек. Большинство среди первых колонистов составляли жители Гебридских островов и горной части Шотландии. Были среди них и те, кто приехал из равнинной части Британии, а также люди из Канады, Соединенных Штатов, Австралии, Новой Зеландии и из других мест. В генофонде первопроходцев значительный процент составляли гены древних кельтов, оттого, по-видимому, на Каледонии пышным цветом расцвели разного рода общества метапсихического искусства. К колдовству и мистике здесь относились с большим уважением, всячески культивировали обряды и сакральные мистерии, дошедшие до нас из глубины веков, хотя истинных мастеров-оперантов среди переселенцев было очень мало. Куда больше было тех, кто обладал латентными способностями, но не мог их проявить. Именно эти люди — к ним принадлежал и Ян Макдональд — составляли главное звено в передаче наследственных признаков. Собственно, на сохранение этого генофонда и была направлена официальная политика Галактического Содружества.

Как всегда бывает в подобных случаях, скоро среди населения планеты начало крепнуть предубеждение против тех, кого именовали оперантами. Подобные настроения казались властям Содружества, именуемым Магистратами (их штат состоял исключительно из экзотиков), не более чем досужим обывательским поветрием, вызванным незрелостью сознания большинства землян, ведь все помыслы и усилия Магистратов были направлены на то, чтобы как можно скорее ввести homo sapiens в круг Галактического Единства, распахнуть перед ними двери в светлое будущее, где человек (в широком смысле слова) может возродиться в образе богочеловека. Или человекобога? На этой тонкости очень ловко сыграли руководители восстания, разразившегося в 2083 году. Особенно мощную поддержку они имели как раз на «национальных» планетах. Когда Виола Страчан в первый раз ступила на землю Каледонии — это случилось двадцать девять лет назад, — люди, не обладающие способностями к метапсихическому воздействию (включая ее мужа и свекра), уже в значительной мере прониклись предубеждением к отличающимся от них собратьям. Те, как ни странно, ничего не замечали и продолжали восторженно твердить одно и то же: «Да здравствует Галактическое Содружество! Да здравствует Единство!»

Звезда, вокруг которой вращалась Каледония, относилась к весьма распространенному типу G2V и располагалась на расстоянии 533 парсеков от Земли. Размерами Каледония была чуть-чуть побольше, чем наша родная планета, в основном покрыта водой — всю эту огромную акваторию переселенцы назвали просто Морем. На его поверхности были разбросаны небольшие материки и острова вулканического происхождения. На близкой орбите вращался подобный Луне спутник, вследствие чего приливы на Каледонии отличались необыкновенной мощью. Горы в Северном и Южном полушарии, расположенные на материках в зонах умеренного климата, отличались невероятным обилием ледников, края которых то и дело обламывались в Море. Хорошо развитая облачность мешалась с дымовыми тучами, изрыгаемыми многочисленными действующими вулканами, так что планета по большей части была окутана толстым туманным слоем. Климат здесь был несколько холоднее, чем на Земле, однако наличие более теплого и мелкого океана смягчало его. Влажность очень высокая...

Местная флора и фауна мало чем отличалась от земной, существовавшей в эпоху мезозоя. После небольшой биоинженерной манипуляции на Каледонии разводили наши родные сельскохозяйственные культуры, рыбу и домашний скот. Наиболее многочисленные представители растительного мира, похожие на пузыри округлые создания, кочующие в небе, чем-то напоминали наших амеб и — как ни странно — крондак, которые именно по этой причине лишь изредка посещали Каледонию.

Большинство колонистов поселилось на континентах, которые в административном отношении являлись отдельными штатами. Всего их было двенадцать: Оркадия, Несси, Кайнгорм, Эрднамурчан, Этхол, Стратбог, Катрин, Эргил, Сант Эндрью, Сайтхнесс, Бейн Биорах и Клайд. На Клайде была расположена столица — Нью-Глазго и космопорт Уэстер Киллекранки.

В то время когда Виола приехала на Каледонию, экономика планеты не могла обеспечить население всем необходимым и полностью зависела от экспорта. Добывали здесь исключительно красивый жемчуг, обрабатываемый местными умельцами — ювелирные изделия из него, несмотря на умопомрачительные цены, пользовались постоянным спросом среди полтроянцев. Земные красавицы тоже охотно приобретали жемчуг. Кроме того, с помощью полностью механизированных шахт велась разработка алмазных месторождений — на поверхность поднимались промышленные камни, недорогие, разных оттенков алмазы, пригодные для изготовления украшений, волокнистый графит, редкоземельные элементы и золото. На некоторых континентах разводили овец — здесь посредством биоинженерных методов вывели особую породу, шерсть которой поставлялась на Землю. В городах развивалась промышленность, в основном перерабатывающая и строительная. Все экспортные товары в ту пору вывозились на ближайший освоенный мир Оканагон, где размещалась главная база этого сектора галактики, и далее под охраной Двенадцатого флота караванами отправлялись к местам назначения. Это были годы массовых заездов туристов с Оканагона, расположенного всего в девятнадцати световых годах от Каледонии, а также из «Японии» — такой же национальной планеты, отстоящей чуть подальше, в двадцати семи парсеках.

Наиболее интересным и оригинальным промыслом, не встречающимся нигде, кроме как на Каледонии, считалось разведение экзотических представителей местной флоры, так называемых воздушных шаров. Путем специальной обработки на фабриках из них получали ценнейшие биохимические соединения. В середине двадцать первого века выращивание воздушных шаров на фермах стало самым перспективным занятием, хотя и сопряженным с немалым риском. К тому моменту, когда Ян привез молодую жену, он уже набрался опыта в разведении этой культуры, особенно в ее сборе, наладил связи с переработчиками — одним словом, начинал вставать на ноги. Дом его располагался на северном побережье Бейн Биорах — этакая мрачная берлога посреди отвесных скал.

Континент Бейн Биорах очертаниями напоминал гантелю, с севера на юг он простирался почти на 1200 километров, а с запада на восток, в самой узкой части, — на 400. Лежал он в 9000 километров от соседнего материка (Каледония несколько больше Земли). Ближайший муниципалитет находился на южной оконечности материка — это местечко гордо именовалось «городом». Здесь же помещалось и правительство штата, химические фабрики, магазины, медицинский центр, всевозможные забегаловки, бордели и пункты восстановления, где желающие могли помолодеть сразу на несколько десятков лет. Всеми этими благами пользовались местные жители — в основном шахтеры, фермеры, сельскохозяйственные рабочие, рыбаки, проводящие уик-энд в Макл Скери и желающие вкусить плодов цивилизации. Здесь не было учебных заведений для оперантов.

Другие поселения на Бейн Биорах — всего их было двадцать — представляли из себя обыкновенные деревеньки. Жили там в основном рыбаки. Ближайшим поселком от Глен Туат, так называлась ферма Яна Макдональда и прилегающая к ней местность, был поселок Грампиан. Лежал он в трехстах километров к югу, население его не превышало двух с половиной тысяч человек.

Во время уборочной страды Ян нанимал сезонных рабочих, некоторые из них владели собственными воздушными комбайнами, так называемыми флитерами. Виола энергично взялась за дело — в ее ведении оказалось домашнее хозяйство, обслуживающие ферму роботы и расчеты с персоналом. Действовала она согласно приложенным инструкциям, местным законам, а также исходя из навеянных книгами романтических представлений о жизни первопроходцев. Особое внимание она уделяла «эстетическому обустройству фермы». Не жалея сил, Виола старалась превратить подворье в оазис изысканности и красоты.

В 2055 году родился Кеннет. К сожалению, мальчик был очень болезненный, и скрытые метапсихические способности у него никак не проявлялись.

Как и ее свекровь, Виола решила компенсировать разочарование бездарностью первенца усиленными научными занятиями. Область психофизики, по которой она защитилась, не требовала от исследователя сложной аппаратуры. Достаточно способностей, энтузиазма и постоянной связи с коллегами из университета Нью-Глазго. С их помощью она могла общаться с учеными в любой точке галактики. Виола специализировалась на статической церебральной энергетике, ее интересовали теоретические основы усиления умственной деятельности с помощью различных внешних устройств.

Ян был очень обрадован тем, что жена вновь занялась наукой. Он был готов нанять человека, который бы присматривал за хозяйством, чтобы предоставить Виоле необходимое свободное время. Жену он боготворил и никогда до конца не мог поверить, что такая высокообразованная, талантливая женщина согласилась выйти за него замуж — более того, похоронить себя в дикой глуши, растить и воспитывать его детей. Ян страстно любил Виолу, старался ни в чем ей не отказывать. Два года они были счастливы, хотя Кеннета одолевали хвори. Психотерапевт из Нью-Глазго дал заключение, что практически у него нет шансов когда-нибудь стать оперантом, хотя и не отрицал, что мальчик обладает выдающимся интеллектом.

В 2057 году родилась Доротея — совершенно здоровый ребенок, но также без всяких признаков метапсихических способностей. Конечно, девочка не безнадежна, но для пробуждения латентных данных с ней необходимо усиленно заниматься. На Каледонии возможностей для этого не было. Хорошую школу, опытных преподавателей можно было найти только на Земле.

Трудно передать, в какую депрессию впала Виола, когда узнала, что и от второго ребенка нельзя ждать осуществления ее самой заветной мечты. Как всегда бывает в подобных случаях, она начала переосмысливать прошлое и как-то раз взглянула на мужа совсем другими глазами. Ясно, что метапсихическое бесплодие ее детей напрямую связано с Яном. С той норы она стала отдаляться от мужа, от фермы, от диких скал, от плавающих в небе удивительных растений, похожих на средних размеров арбузы или гроздья картофелин. Теперь она находила их пошлыми и настойчиво, посредством своей целительной силы, принялась внушать мужу мысль о необходимости продать ферму и перебраться на Землю, в Эдинбург.

Ян сначала согласился. Дела его в ту пору находились не в самом лучшем состоянии, трудиться приходилось с утра до ночи, а результатов можно было ждать только в неблизком будущем. Он и на Земле не останется без работы, твердила жена, — всегда можно подобрать хорошую должность при университете... Но тут отец Яна Кайл, проведав о неожиданном повороте событий, примчался на Бейн Биорах и, откровенно с глазу на глаз поговорив с сыном, убедил его переменить решение.

Когда Виола узнала, что муж решил остаться на Каледонии, она устроила дикий скандал. Припомнила мужу все и, главное, — предупреждение Маши, что женщине-операнту не дано обрести полное счастье с обыкновенным мужчиной. Это она, конечно, перехватила, но ее уже понесло. Виола заявила, что больше не любит его...

Сказала — и перепугалась до смерти, потом проплакала всю ночь и наутро призналась, что это правда. Любви в сердце действительно не было. Она настояла на разводе и спустя год после рождения Доротеи вернулась на Землю. Сначала поселилась в доме свекрови, которая полностью одобрила ее поступок. К тому времени Маша стала ординарным профессором в метапсихологической клинике Эдинбургского университета, получила звание магната, вошла в состав Директората по вопросам воспитания и обучения будущих оперантов...

Спустя год Виола сняла дом. Она устроилась на факультет психофизики, где работал ее брат Роберт и его жена Ровен.

Но вот наступили роковые дни, которые изменили судьбу Галактического Содружества...

5

Остров Айлей, Внутренние Гебриды, Шотландия, Земля

26 — 28 мая 2062 года

В большой группе туристов, отправившихся осматривать древнюю крепость Дан Борейрейг, чьи развалины располагались на вершине холма, крутым склоном нависшим над Айлейским проливом, — Кен и Дороти были единственными детьми.

Руины впечатляли, тем более что их экскурсовод, студентка археологического факультета, знала свое дело. Ее рассказ был полон и захватывающе интересен. Здесь, на вершине холма, среди нарытых ям, обнаженных остатков кладки, фундаментов, был устроен небольшой музей, диорама, а в той части раскопок, где была восстановлена крепостная стена и фрагмент древнего жилища, туристов ждала прекрасная выставка найденных здесь предметов. Музей детям понравился, они и экспозицию послушно осмотрели, но вскоре им надоело глазеть и слушать — хотелось пощупать древности собственными руками. Кен был уверен, что где-то рядом хранятся спрятанные сокровища, которые ждут его внимательного взгляда. Разве можно надеяться на археологов?.. Он внимательно осматривал каждый булыжник, совал нос в любую щель, осмотрел все ямы. Ди, в свою очередь, молча тащилась за ним, потом, не в силах справиться с тревожным, не дающим покоя ожиданием беды, оставила брата, поднялась к парапету и долго смотрела на крутой склон и безмятежно играющие внизу волны, накатывающие на берег.

Ни яркое солнце, ни веселое птичье щебетанье не могли отвлечь ее от дурных мыслей. Сама атмосфера острова, постоянно затянутого туманами, хмурого, словно притаившегося, куда более мрачного, чем его сосед Юра, что лежал через пролив, цепко увязывалась в детской душе с неотвратимым несчастьем, которое ждало ее и любимых ею людей — Гран Машу, маму, дядю Роби и тетю Ровен...

Ощущение было слабое, но отделаться от него не удавалось — это больше всего и пугало. Подобное состояние она никогда не испытывала. Закрыв глаза, она попыталась вызвать на подмогу только что подчинившуюся целебную силу. Ди вновь очутилась в своей таинственной кладовой, поздоровалась с невидимым ангелом, взяла коробочку с алым облачком, открыла, позволила целительной силе охватить себя всю.

Ничто не может мне повредить, так? А маме, бабушке, дяде, тете?.. Кену?..

— Ди! Посмотри, что я нашел. Это же очень древняя вещица!..

Она открыла глаза. Кен сунул ей под нос кусок ржавой проволоки.

Сестра вскрикнула от возмущения.

— Ах ты!.. Я пытаюсь научиться использовать мою новую силу, а ты мешаешь...

Кен состроил недовольную гримасу.

— Тебя что, опять начало подташнивать?

— Нет, меня что-то постоянно тревожит. — Она искоса глянула на него. — У тебя нет ощущения, что от этого острова исходит какой-то противный зуд?

— Ничего я не чувствую. — Было ясно, что вопрос ему совершенно не интересен. — Я хочу показать эту штуковину, — он кивнул в сторону проволоки, — археологу. Наверное, очень важная находка.

Со смешанным чувством Ди посмотрела вслед брату, бросившемуся к толпе туристов с проволокой в руке. Мальчишки есть мальчишки!.. Старый ржавый кусок металла для них кажется очень важным. Такая лихость и смелость ему очень понадобятся, если с ним произойдет несчастье.

Тут ее обдало волной ужаса. Только не с Кени!.. Только не с братиком, взмолилась она. Пожалуйста, тихий ангел, присмотри за ним...

Она словно забыла о своем недомогании, крикнула:

— Подожди, подожди меня!.. — и бросилась вслед за ним.

Девочка схватила брата за рукав в тот самый миг, когда девушка-экскурсовод, изучившая находку, объявила, что это женская шпилька, изготовленная в двадцатом веке. Взрослые засмеялись, а мальчик пунцово покраснел.

— Не переживай, парень, — сказал крепкий мужчина средних лет, одетый в зеленовато-мармеладного цвета спортивную куртку и клетчатые штаны, расписанные цветами клана Бачанан. Он стоял рядом с Гран Машей и мамой.

— Глаз у тебя острый, — похвалил Кена мужчина. — Никто другой не смог углядеть эту шпильку, а ты в момент!.. Даже догадался, что она — дело рук человеческих. Эт-та здорово!..

— Вы очень добры, Дознаватель, — ответила за Кена Гран Маша. — Позвольте, я представлю вам моего внука Кеннета Макдональда и внучку Дороти... Дети, познакомьтесь — это Дознаватель Трома'елу Лек, почетный член судебного метапсихологического общества при Эдинбургском университете. Он тоже решил провести уик-энд на острове.

Ди сказала:

— Здравствуйте, — и осторожно встряхнула протянутую Леком холодную и влажную руку. Кеннет ошарашенно глянул на Дознавателя и даже не пошевелился.

— Кеннет! — Мать строго одернула его. — Что за манеры!

Мальчик протянул руку с величайшей неохотой. После того как они обменялись рукопожатием, Дознаватель подмигнул и сказал:

— Не так уж и отвратительно, правда? — затем он обратился к Гран Маше — та рассмеялась, и Трома'елу Лек тут же ушел, сославшись на то, что его ждут в местном полицейском управлении.

— Вот уж не ожидала встретить его здесь, — поделилась Ровен, когда они все вместе начали спускаться к арендованному автомобилю — голубому вместительному «ауди».

Роберт расхохотался.

— Ничего удивительного, если знать, что Айлей, возможно, самое известное место на Земле... Куда же еще отправляться старому Леку и таким, как он!

Ди внимательно следила за братом — Кен до сих пор не мог прийти в себя. Что так испугало его? Он очень сильно испугался Лека — от его безмолвного вопля у нее самой мурашки по телу побежали. Его необыкновенно крикливый наряд? Что в этом особенного. То, что он, не будучи шотландцем, начал изъясняться на местном диалекте?

— А не последовать ли нам примеру Лека? — предложил Роберт Страчан. — У нас до вечера столько свободного времени... Жаль, если мы не увезем с Айлея пару-другую хорошо выдержанных сувениров.

Потом он глянул на нахмурившуюся, поджавшую губы сестру и снова расхохотался.

— Давай сходим на экскурсию, святая ты моя Виола. Мы же, в конце концов, не дети. Почему бы нам не позволить пару рюмочек?..

— От дурной наследственности не избавишься, — вздохнула Виола. — Ладно... Если Маша пойдет, то я не возражаю.

Они, шутя и веселясь, влезли в автомобиль и тронулись... Ди тоже улыбалась, но в душе все время спрашивала себя — что же такого неладного было с этим мужчиной? К сожалению, Кен сидел впереди между мамой и бабушкой — ну никак нельзя расспросить!.. Если спросить вслух, опять такое начнется... Взрослые будут смеяться, мама поджимать губы. Нет, ни за что! Она откинулась на спинку сиденья и принялась смотреть в окно. Автомобиль двигался на юг, скоро они достигли залива Лочиндааля, глубоко врезавшегося в сушу и едва не разделившего Айлей на два острова. В это время ощущение беды оставило Ди...

Боумор — неофициальная столица Айлея — представлял из себя небольшой уютный поселок. Белые домики с покатыми крышами широко разбросаны по холмам, на центральной улице возвышалась необычного вида круглая церковь. С южной стороны городка располагался большой завод по производству виски. В той стороне виднелись похожие на «пагоды» металлические емкости. Сивушный запах висел в воздухе. Ди потеребила Гран Машу за рукав и поинтересовалась: чем это пахнет?

— Торф жгут, брагу сцеживают — ну, в общем, все это пахнет виски, — ответил ей дядя Роби. — Нашим, самым замечательным, шотландским... Мы сейчас посетим место, где делают напиток, известный во всей галактике.

Сначала Ди на Боуморском винокуренном заводе очень понравилось. Пагоды оказались оборудованными вентиляторами и работающими на торфе печами, где просушивали ячменное зерно и варили из него солод. В других зданиях в огромных емкостях солод заквашивали и получали нечто подобное жиденькому ячменному пиву. Точнее, брагу, которая и шла на возгонку.

В заводских помещениях было тихо, чрезвычайно чисто и замечательно, по мнению девочки, пахло. Просто объедение, а не запах, Группа туристов во главе с экскурсоводом остановилась возле огромных медных сосудов, похожих на шляпы гномов...

И в этот момент маленькую Ди вновь обожгла «тревога. Ее словно стегнули молодой крапивой. Нестерпимо заныло где-то в области сердца. Она замерла, уже не слышала слов гида — мама и другие взрослые стояли в нескольких метрах поодаль. Только Кен находился рядом да несколько туристов. От них никакой опасности не исходило...

Потом она заметила этих...

Они прятались среди новой группы туристов-людей, вошедшей в производственное помещение, — трое гии с парома. Она все поняла. Тревога обратилась в гнев и негодование. Сколько можно подсматривать за ней! Она постаралась забыть о них, затем пихнула кулачком брата в бок и страстно зашептала:

— Кени, посмотри! Опять эти ужасные большие птицы...

— Ну и что? — Он хмуро посмотрел на сестру. После возвращения с раскопок Кен выглядел непривычно мрачным, притихшим.

— Они стараются проникнуть в мое сознание. Они стараются все там смешать, чтобы я решила, что все происходит понарошку. Они крадутся за нами — вот что я думаю. Если они не отстанут — праздник будет испорчен.

— Почему ты решила, что гии следят за тобой? Нужна ты им!.. Или ты боишься, что они скажут маме, что в тебе открылась сила?

Ди отрицательно покачала головой.

— Нет, совсем другое. Я чувствую, что с нами случится что-то ужасное на этом острове. Я не вру — что-то все время пытается проникнугь в мою голову. И это «что-то» — оно не из настоящих людей. Кто-то другой... Наверное, экзотик...

Кен сжал ее руку.

— Тс-с-с! Заткнись!.. Ты что, не знаешь? Здесь видишь их сколько, нелюдей. А этот отвратительный профессор — или кто он там, — который разговаривал с бабушкой. Она еще заставила меня пожать его руку. Бр-р!.. Это, должно быть, он пытается просверлить твой защитный экран.

Ди повела взглядом в ту сторону, куда едва заметно кивнул брат, и увидела неприятного мужчину в спортивной куртке болотного цвета и потешных брючках. Он увлеченно рассматривал ряд гигантских медных сосудов. Выражение религиозного восторга запечатлелось на его лице.

Ди смутилась.

— Он выглядит как вполне нормальный человек.

— Нет, нет и нет! — Кен чуть повысил голос. — Он знаменитый Великий Магистр из крондак. Метасотворительное превращение... Они обычно так поступают на чужих планетах. Чтобы их не узнали...

Ди широко открыла глаза. Вот так новость! Обычный, румяный, похожий на крестьянина мужчина, на самом деле покрытый бородавками, синюшного цвета монстр, обладающий щупальцами и огромной пастью со множеством острых клыков... Неужели этот Дознаватель — представитель одного из самых древних, легендарных народов? Он — крондак?

— С какой целью крондак стал бы напускать на меня тревогу? — спросила она брата.

Тот пожал плечами. Легкая улыбка скользнула по губам.

— Может, он хочет тобою закусить. Сейчас выпьет ведро виски...

Но Ди даже не улыбнулась.

— Крондаки же не едят людей!

— Да, но только умных, а таких глупых коротышек, как ты, с большим удовольствием.

Ди принялась лупить его кулачками, потом спохватилась — что это она! Этак все увидят, что она потеряла контроль над собой, что она еще совсем маленькая... Девочка глубоко вздохнула, закатила глаза, дернула брата за рукав, Кен тут же обернулся.

— Теперь выслушай меня внимательно, Кени. Я не глупая. Что-то действительно не дает мне покоя. Мне не по себе.

Кен посерьезнел, перестал паясничать.

— Ты должна сказать об этом маме или Гран Маше.

Потом он подозрительно посмотрел на нее. Уж кто-кто, а Дознаватель был такой важной персоной, что вряд ли бы позволил себе попытку проникнуть в сознание маленькой девочки. Всем было известно, что это одно из тягчайших преступлений в Галактическом Содружестве.

— Нет. — Сестренка зажмурила глаза и отрицательно потрясла головой. — Это не он. Может, гии?

— Может, тебе все померещилось?

— Нет, на самом деле! Я чувствую на себе пробный луч, очень тонкий, очень сильный. И испускает его не человек.

— Если ты так считаешь... Я не знаю, что делать. Надо сказать взрослым

Лицо девочки стало будто каменное.

— Я буду вести себя хорошо. Кто бы это ни был, ему не удастся проникнуть в мою голову. Но...

— Что?

— Могу я взять тебя за руку?

— Ну, ты совсем трусиха! — Однако Кен сам взял ее за руку и держал до тех пор, пока они не сели в автомобиль.

До вечера они еще успели побывать в замке владетельных лордов Айлея, возвышающемся на острове в бухте Финлаган. Здесь теперь тоже открылся музей и театр под открытым небом. Представление было более похоже на праздничное торжественное шествие, в котором участвовали актеры в средневековых костюмах. Тут же располагались маленькие лавчонки, где можно отведать блюда, популярные на Айлее в четырнадцатом веке. Замок его предков Макдональдов совершенно поразил Кеннета. На Ди его величие не произвело никакого впечатления, тем более что в замке на нее опять навалилась смутная душевная тяжесть. Правда, теперь никто не пытался проникнуть в ее мысли.

За все время представления она не могла избавиться от чувства, что кто-то подсматривает за ней. Ди опять поделилась своими страхами с братом — они сразу принялись изучать толпу. Одного человека за другим... Туристы весело поглощали еду, вокруг не было ни одного гии или крондака. С каким облегчением девочка выслушала последнюю, исполненную бардом песню — наконец вся их семья вернулась на берег, и, как только машина тронулась в сторону Бридгенда, где их ждала маленькая уютная гостиница, опасные предчувствия исчезли, наступил покой...

На другой день, в воскресенье утром, они отправились на экскурсию в «Пещеру великана». Здесь была стоянка доисторических людей, затем всей компанией посетили Порт-Шарлот, где осмотрели этнографический музей. После осмотра экспозиции они разделились — Гран Маша, Виола и Ровен поехали к Килдалтонской часовне, где возле погоста возвышался древний, вырубленный из белого камня кельтский крест, а дети вместе с дядей Роби захотели посетить сельскую ярмарку, что рядом с Боумором. Здесь собралось много туристов — включая и пресловутых гии, — покупавших изделия местных ремесленников. Тут же выступал фольклорный ансамбль.

У Ди исчез всякий страх — все ей здесь нравилось: и веселая толпа, и песни, и задорные, чуть гнусавые звуки волынки, и изобилие сыров домашнего приготовления, которые выглядели так вкусно, копченостей, молочных продуктов. Особенно поразили здоровенные красавцы колли, охранявшие гурты овец, а также маленькие лохматые горные коровы и их огромные, с лирообразными рогами сестры из Айшира. Племенные животные с надменным высокомерием поглядывали на собравшихся вокруг них людишек, ахающих и охающих при виде цифр, отражающих количество и качество молока. В соседних рядах демонстрировали овец и тут же — горы шерсти, которую настригли с элитных экземпляров...

Переночевала компания в маленьком отеле в Килдалтоне, наутро Гран Маша привезла их на побережье возле Лачиндааля, где в небольшом домике в 2006 году родился их дед Кайл Макдональд. Невысокое строение с белеными стенами давным-давно принадлежало другим людям, но, по-видимому, и новые хозяева редко наведывались сюда. С улицы было видно, что двери на запоре, однако дети упросили взрослых, чтобы их выпустили из машины и позволили осмотреть подворье.

— Ладно, — согласилась Виола. — Только одна нога там, другая здесь. Гран Маша, дядя, тетя Ровен — все мы считаем, что лучше побыстрее отправиться на пикник, чем торчать здесь перед закрытыми дверями.

— Мы скоренько, — взмолилась Ди. — Мы только посмотрим на дом, в котором родился дедушка...

Они вошли во двор — сердца их забились гулко, часто. Впервые Гран Маша предстала перед ними не как важная персона, профессор университета, а как обыкновенная бабушка, женщина, жена, которая тоже была замужем, занималась хозяйством. У нее был муж, которого звали Кайл. И дети были... И ребенок Ян, их отец... Их скрывающийся на Каледонии таинственный отец. Все началось здесь... Это было так странно... Раньше Кену и Дороти никогда в голову не приходило, что все эти вещи взаимосвязаны, что их появление на свет впрямую зависело от случайной встречи дедушки и бабушки, папы и мамы, от их любви, разлук...

Они, взявшись за руки, осторожно обошли дом — жилище предстало перед ними в каком-то новом завораживающем виде. Казалось, что все здесь: каждая сосенка, каждая былинка из буйно разросшейся, наглухо забившей двор травы, небо, подернутое легкой дымкой, морская даль — знают о них, о Кеннете и Доротее, нечто такое, что доселе было скрыто завесой забвения. Время здесь обретало плоть...

— Дедушка теперь тоже живет на Каледонии. Как и папа, — тихо сказал Кен. — Он пишет книги. Мне дядя Роби говорил... Они оба — и папа и дедушка — так и не стали оперантами. — Брат еще сильнее понизил голос. — Как и мы. Поэтому мама и Гран Маша никогда не вспоминают о них.

— Я вот что думаю, — прошептала Ди. — Когда дедушка был маленький, он тоже носил клетчатую юбку?

Не дождавшись ответа, она высвободила свою руку, подошла к темному окну, заглянула внутрь. Кен снисходительно улыбнулся.

— Вряд ли. Он родился до Великого Вторжения. Дети тогда носили такую же одежду, что и взрослые. Я читал, что жители Каледонии носят клетчатые юбки. Может, он тоже в ней щеголяет... И папа тоже...

— Я вот думаю, какой он, дедушка? Наверное, хороший. Как мне хочется посмотреть на него. И на папу тоже... Как ты считаешь, нам когда-нибудь позволят?

— Глухой номер! — мрачно откликнулся Кен. — Мама никогда не разрешит. И на Каледонию нас не отпустят.

Ди печально кивнула, потом добавила:

— Она думает, что Земля — самое замечательное место.

— Не знаю. Не уверен, что так, — сказал Кен. — Когда я вырасту, обязательно отправлюсь на Каледонию и сам все посмотрю.

— Возьми меня с собой! — страстно зашептала Ди.

Кен не успел ответить — неожиданно запикал прикрепленный на запястье прибор. Мальчик нажал кнопку. Из переговорного устройства донесся язвительный мамин голос: «Немедленно возвращайтесь. Сколько можно вас ждать!»

— Кени, ну, пожалуйста... — Глаза Ди наполнились слезами. — Кени!.. Ну, поклянись, что возьмешь меня с собой на Каледонию.

— Глупая ты, — отозвался брат, потом, однако, до него что-то дошло, и голос его смягчился. — Хорошо, обещаю. Теперь пойдем к машине, пока мама не отодрала нас за уши.

Финальной сценой их пребывания на острове должен был стать пикник, организовать который предложила Гран Маша. Времени до отхода последнего парома в Шотландию было вполне достаточно, и они отправились на северо-западное побережье Айлея.

Здесь, в Грунартском ущелье и на поросших вереском низинах, было очень живописно. Чуть поодаль берег крутыми откосами обрывался к морю. В бухте, куда, широко раздвинув склоны, выползало ущелье, среди зарослей камыша и частых болотистых бочажков, был рай для птиц.

— На Айлее, — начала рассказывать бабушка, — даже в лучшие времена проживало не более пятнадцати тысяч человек. Многие из них гибли в бесконечных стычках. Нравы здесь всегда были суровые. После Вторжения, когда открылась дорога к звездам, половина жителей — не меньше — подались в далекие края. Те же, кто остался, — люди заботливые, хозяйственные, потому и остров не одичал, не превратился в пустыню.

— Те, кто уехали отсюда, поселились на Каледонии? — спросила Ди.

— Да, — коротко ответила бабушка и тут же перевела разговор на события давно минувших дней, на сражение, которое произошло возле Грунартских болот.

К этому моменту уже все — включая Кена — успели просмотреть дискету, на которой была запечатлена легендарная битва и история о злом духе Килнава. (Когда Роберт Страчан попытался с помощью местной службы «телеком» отыскать Джона Квентина и Магдалу Маккендал, ему ответили, что вышеназванные лица на острове не проживают, так что дискету возвращать было некому.) Виола с подозрением отнеслась к «выдумкам» насчет Килнавского гнома. Она выбрала время и поговорила с директором этнографического музея. Выяснилось, что нет никаких бесспорных свидетельств, что на острове существовал некий исторический персонаж, который мог бы войти в легенду в качестве гнома Даб Сита. Относительно утверждения, что всякому, кто встретит Килнавского духа, не поздоровится, он только рассмеялся и назвал эти разговоры беспочвенной болтовней.

Всей компанией они осмотрели место битвы, случившейся на острове в 1598 году. С этого места были хорошо видны разводья на блистающих от выступившей соли болотах. Ди, сверяясь со своим справочником, занялась изучением птиц. Затем они поехали по побережью на север. Через пять километров добрались до развалин старинной церкви. Здесь Ровен сделала несколько тридиснимков — всем хотелось запечатлеться на этом историческом месте.

Церковь Святого Нейва была когда-то выстроена из массивных серых плит, которые теперь густо поросли желтоватым лишайником. Рядом стоял каменный крест — вырезанная на нем надпись почти совсем стерлась, прочитать ее было невозможно. Ди здесь сразу не понравилось — пусть вокруг растут такие дивные полевые цветы, пусть вокруг тишина и прелесть... Прежний страх и ожидание беды с новой силой овладели ею. Она отказалась войти внутрь, темнота в арочном проеме, казалось, дышала ненавистью. Девочка первой влезла в машину, когда все решили, что пора отправляться в обратный путь.

После того как машина миновала Килнавскую пустошь, по обеим сторонам дороги потянулись брошенные фермы. Наконец проселок отвернул от побережья и побежал в глубь острова. У небольшого озерка, где плавало множество уток, притормозили, чтобы Ди могла определить породы. Вскоре вдали показался противоположный берег острова. Здесь, среди песчаных дюн, были устроены стоянки, где можно организовать пикник. Неподалеку виднелись еще два автомобиля — возле них сновали люди, по-видимому тоже решившие весело провести время. Небо вновь затянулось тучами, огромные волны обрушивались на берег, однако за дюнами было тепло и уютно. На ленч они собрались за гигантским столом, сбитым из толстых деревянных плах. Тут же налетели тучи чаек...

Кен было бросился за ними в погоню, но Гран Маша приказала ему вернуться и подтвердила свои слова увесистыми метакинетическими тычками, разгоняющими птиц. Ди, серьезная как всегда, тут же достала определитель и принялась сличать кружащихся вокруг чаек с появляющимися на экране изображениями. Чайка-селедочница, голубая чайка, маленькая черноспинная чайка, обыкновенная чайка...

— Замечательно, — Виола погладила дочь по голове, потом обратила ее внимание на большую темную птицу, парящую над заливом. — Знаешь, как она называется?

— Нет, мама.

— Это поморник. Очень необычный экземпляр. Найди его в своем справочнике.

Ди послушно нажала на кнопку — на экране начали сменяться картинки, изображавшие разные породы птиц...

И вдруг все повторилось!

Лицо Ди словно оледенело — тонкий силовой металуч вновь попытался проникнуть в ее сознание. До сих пор все попытки были очень деликатны, она едва ощущала чужую злую волю, теперь же кто-то пытался силой прорваться в ее мысли. От настойчивого неприятного ощупывания ее даже передернуло. Только бы мама не заметила.

— Ты нашла эту птицу? — спросила Виола. — Давай помогу.

— Нет... нет, я сама. Не могу разобрать — то ли серый алан, то ли какая-то другая порода. Ты забыла, мама, я же не владею дальновидением.

Луч начал еще настойчивей пробиваться в сознание.

О, ангел мой!.. Укрепи мою защиту...

Дядя Роби достал бинокль, протянул племяннице.

— Ну-ка, возьми эту штуку.

Ди торопливо начала подстраивать окуляры, тем временем на экране справочника появилось изображение птицы, под которым было написано: «Поморник».

— Видишь, очень похоже, — обрадовалась Виола. — Может, ты поешь?

Ленч для семейства Макдональдов был приготовлен и упакован в отеле. В большой картонной коробке лежали сандвичи с местным сыром и тонкими ломтиками мяса, помазанного горчицей. Здесь же были пучки сельдерея, морковь и твердые крупные яблоки из Новой Зеландии, а также имбирный хлеб. Дети пили молоко, а взрослые свежезаваренный чай из термоса. Когда с едой было покончено, они достали из машины уже подготовленные рюкзаки, затем Гран Маша набрала команду на приборном дисплее автомобиля и включила автопилот.

Теперь их ждала прогулка по побережью, в конце маршрута они вновь сядут в этот автомобиль — тот должен самостоятельно добраться до заранее согласованного места ожидания.

Тетя Ровен спросила Гран Машу:

— Может, заглянем на бывшую ферму Макгрегоров, когда придем в Санейгмор?

Гран Маша отрицательно покачала головой.

— Я уже справлялась сегодня утром в отеле. Ферма в чьем-то частном владении и закрыта для посещения туристами. Мы можем полюбоваться ею с прибрежных утесов, потом с дороги, из окна автомобиля. — Она застегнула пряжку уже закинутого за плечи рюкзака и объявила: — Ну, потопали...

Никто из взрослых не обратил внимания, что Ди почти ничего не съела. Она тихо надела свой рюкзачок и двинулась вместе со взрослыми. Все тот же мысленный буравчик настойчиво сверлил ей мозги.

Позже Ди не могла вспомнить ничего существенного, что бы привлекло ее внимание в первый — или около того — час их перехода. Никакие красоты, никакие птицы, причудливые скалы, ни разговоры взрослых не отложились в ее памяти — все это время она упорно боролась с врагом, и где-то на исходе шестого десятка минут ее прожгла мысль — враг ничего не может с ней поделать. Ничего! Ее голубое защитное облачко, высвободившееся из запертого ящика, окутало ее таким плотным покрывалом, что недруг — кто еще мог так безжалостно пытаться проникнуть в ее мысли! — оказался бессилен. Более того, он отступил. Сдался! Проиграл!.. Это было чудесное ощущение — радость победы охватила ее, она даже поделилась с Кеном.

— Мне только пять лет, — с гордостью заявила она брату, — но я очень сильная...

— Тогда понеси мой рюкзак, — потребовал Кен.

Девочка прикусила язык и бодро вышла вперед группы. Теперь все вокруг предстало перед ней в своем истинном милом блеске — и край земли, обрамленный утесами, и зеленые луговины, перегороженные легкими переносными изгородями, и жутко прекрасное, переливающееся серо-стальными и синеватыми оттенками море, и низкие облака... Одним словом, все, что Гран Маша и мама называли родиной...

Сердце ее запело.

Я сильная, я сильная, очень сильная...

Тропинка привела их к маленькому ручью, протекавшему в низине между нагромождений скал — что-то дернулось в груде камней и тут же замерло. Девочка оторопело глянула в ту сторону — может, зверек какой? Потом осторожно сняла с шеи бинокль дяди Роби.

Это не зверек...

Больше похоже на маленькую обезьянку... Существо юркнуло в щель между глыбами. Жаль, она только-только навела на резкость. Но разглядеть его она почему-то успела. Это был малорослый человечек — меньше Кена — с непропорционально длинными руками и коротенькими ножками. И с огромной — в две лопаты? — бородой,

Даб Сит!

Не может быть! Это же сказка... О, мой ангел!..

Кен и взрослые так и нашли ее, замершую, с приставленным к глазам биноклем. Она почти не дышала.

— Ты заметила что-то интересненькое, Доди? — спросила мама.

Девочка медленно опустила руку с биноклем.

— Я подумала... но оно тут же исчезло. Только я не поняла что... — Она вернула бинокль дяде Роберту, лицо ее ничего не выражало — Ди успела справиться со страхом.

Теперь девочка шла рядом со взрослыми и беспрестанно озиралась вокруг.

Загадочное существо больше не появлялось.

Компания во главе с Гран Машей спустилась к морю и осмотрела огромную пещеру, пробитую волнами в прибрежных скалах. Здесь гнездились тысячи каменных голубей. В небе над самой пещерой парил красавец сокол... Ди успокоилась, снова взяла у дяди бинокль и принялась тщательно изучать оперение хищника. Соколы были очень редкие птицы — она видела их на тридиснимках. Этот экземпляр напоминал тех, что живут в Гренландии — он был почти белый.

Неожиданно прекрасная птица, взмахнув крыльями, взмыла вверх и через мгновение, описав круг, вернулась в исходную точку. Здесь сокол сложил крылья и неуловимо, словно молния, ударил одного из вылетевших голубей. С неба посыпались перья, а птица, совершив еще один круг, направилась к черным скалам, острыми пальцами торчащими из воды.

Ди с трудом перевела дыхание. Разумеется, хищник обязан искать добычу, но то, что произошло на ее глазах, нагнало жестокую тоску. Печально, что на свете рождаются существа, которым на роду написано убивать, которые могут выжить, только одаривая смертью других. Что за странные шутки природы — именно убийцы почему-то бывают наиболее красивы. Жуть!.. Девочка нашла в справочнике и каменного голубя, и гренландского сокола, потом вновь вернула дяде бинокль и уже по дороге, вышагивая рядом с ним, принялась размышлять...

Люди тоже убивают животных — мы питаемся ими. Ведь тот кусочек жареного мяса на сандвиче тоже когда-то был живой плотью. Некоторые из ее приятелей в детском саду питались исключительно овощами — они говорили, что уважают священное право животных на жизнь. Это так здорово звучало, так замысловато... Когда же она попыталась поделиться своими сомнениями с мамой, та вдруг рассердилась, заявила, чтобы Доди не молола чепухи и быстрее доедала котлету из свинины. Конечно, домашние животные даже боли не чувствуют, когда их убивают — они так устроены, — но бедный голубь должен был что-то ощутить в тот момент, когда попал в когти сокола? Боль, страдание?.. Или нет?.. Ей смутно припомнилась познавательная тридивизионная программа, в которой выглядевший очень умным дядя объяснял зрителям, что хищники расправляются с жертвами мгновенно, сразу приводят их в состояние шока, так что погибающее животное ничего не чувствует. Правда ли это? Возможно, Бог в самом деле побеспокоился о несчастной скотинке — особенно когда он впервые встретился со зверями, алчущими мяса... Ему, наверное, стало жалко и тех и других...

Размышляя над этой тайной, Ди совсем перестала бояться.

В полдень они добрались до залива Санейгмор, взошли на холм. Среди зеленых полей виднелись развалины домов — там когда-то жили фермеры. Теперь картина запустения нагоняла грусть... Пока они отдыхали на вершине холма, перекусывали, Роберт Страчан рассказал о событиях, происходивших здесь в XVIII веке. В ту пору владевшие огромными земельными наделами лендлорды сгоняли крестьян с их участков и огораживали обширные угодья, чтобы разводить все больше и больше овец. Это были трагические годы. Тысячи людей лишились своих ферм, покинули родные места.

Ди долго молчала, прикидывала и так и этак, потом спросила:

— Неужели бедные фермеры ничего не могли поделать?

Дядя Роби снисходительно посмотрел на племянницу.

— Они были бессильны. В те дни закон был на стороне богатых, в нем утверждалось, что собственность куда важнее человека. Так что бедные фермеры должны были отправиться за моря, например, в Северную Америку. Сколько страданий выпало на их долю! Те же, кто остался, не испытывали угрызений совести и продолжали разводить овец. Кое-кто из них впоследствии оказался предками Джеймса Макгрегора. — Дядя Роби усмехнулся. — Значит, и вашим тоже...

Гран Маша, ни слова не говоря, указала на широкую седловину между зелеными холмами — там когда-то располагалась ферма Макгрегоров. Теперь на острове овец уже не разводили, и одинокий, сохранившийся дом служил летней дачей для своих хозяев.

В то время, пока Ди осматривала окрестности, внезапный укол страха вновь насторожил ее. Она была уверена — вот оно, это место, источник ее тревоги, ужасных переживаний, не дававших душе покоя. Она не могла объяснить, как догадалась об этом, но именно здесь, в седловине между холмами, рождались те кошмары, которые терзали ее все праздники.

Она робко обратилась к Кену, стремясь привлечь его, помочь разобраться в этом неожиданном открытии, но тот не стал ее слушать.

— Всем известно, — заявил он сестре, — что Джеймс Макгрегор был великий человек. Один из самых замечательных, что когда-либо жили на Земле. — Он даже не пытался скрыть насмешливого презрения к сестре. — Его старый дом — даже место, где он стоял, не могут внушать дурные предчувствия.

— Не дом. — Ди попыталась еще раз убедить брата. Ее губы дрожали, она не могла сдержать слезы. — Люди, которые теперь живут там!.. Это они пытаются пробить мою защиту. Не гии или крондак, а они!.. Я теперь точно знаю!..

— Ты же говорила, что твое сознание теребят экзотики.

— Да, так было. Может, в этом доме теперь живут экзотики. Вся опасность исходит от них... Я только что повстречалась с Килнавским духом, когда мы были у ручья.

— Это когда ты стояла словно каменная? С ума сходишь? — Он повернулся и бросился в сторону. Тем не менее Ди почувствовала, что брат тоже чем-то сильно напуган. Может, это она довела его своими жалобами. Издали Кен обернулся и крикнул: — Скажи маме, если ты боишься. Оставь меня в покое...

Конечно, она не могла ничего сказать маме или кому-нибудь из взрослых. Это было выше ее сил. Опять испытать унизительные расспросы, ехидные, понимающие реплики, многозначительные кивки и взгляды, которыми они будут обмениваться между собой. Нет уж!.. Она закрыла лицо руками и взмолилась, обращаясь к своему ангелу. Потом мама окликнула ее, и они направились к тому месту, где их ждал автомобиль, — к высотам Тон Мор. Гран Маша по пути сообщила, что в той стороне гнездятся кайры и, если им улыбнется удача, они могут встретить тупиков.

Черт бы побрал этого ребенка!

Я уже который час вьюсь вокруг нее, какие только уловки не использовал — все впустую. Унеенепробиваемыйзащитныйэкран. Это та поганая девчонка, которой мы вешали лапшу на уши на пароме — та, у которой вообще не было никакого экрана. Откудаподобнаясила?.. Ее мощь растет прямо на глазах. Способности в скрытом состоянии, но бьюсь об заклад, что она — единственная, кто ощущает присутствие Гидры, а все эти полноценные операнты и мальчишка — сущие лопухи.

Мади, она может представлять угрозу?

Да...

Наш план в опасности?

Какашка недозрелая! Это называется ребенок!.. Если бы она представляла какую-нибудь угрозу, Фурия бы нас предупредила.

Фурия сама могла ничего не знать.

ФуриядорогаяФуриязнает все!!

Она составляла планумненъкийплан, как она могла знать, что наткнемся на глупого ребенка, чей защитный экран оказался мощнее, чем у любого взрослого операнта. Что Гидре не хватит сил проделать в нем щель. Кто бы мог предполагать, что будет как камень... Мади и я очень мягко обошлись с ней на пароме, сразу подобрали ключик к ее мозгам... В тот момент и ключик искать не надо было.

...Парнелл (тревожно). У нас еще в запасе прощальный ужин.

Опять сработаем вхолостую. Квинто и Мади, возможно, правы. Действуем, как договорились.

Ни девочку, ни Гран Машу не надо воспринимать всерьез. Ими пренебречь.

Что еще остается! Нашей объединенной метапсихической мощи не хватит на девчонку + взрослые операнты.

Дерьмо собачье! Почему мне не позволили спрятаться на вершине холма и столкнуть с обрыва этого скверного ребенка? Не надо никаких метаобъединений — только дернуть за запястье — и дело сделано!

Заткнись, Парнелл. Тут серьезное дело, а мы не можем понять, откуда у нее берутся силы противостоять испытующему лучу. Ты уверен, что сам не полетишь в пропасть вместо нее, да еще на глазах у всей этой компании?

(Смешок.) Слишком ты с ней церемонишься!

Подожди, я сейчас поем, потом ты увидишь, как я умею церемониться.

Прекратите, вы, безмозглые ослы! Твоя идея, Парнелл, уже не актуальна. То есть она своевременна, но в другом смысле... Внимание! Все составные части Гидры, в полную боевую готовность! 2 Страчан + Ровен Грант должны быть увлечены в пещеру. При этом спеленать их так, чтобы никто не пикнул. Чтобы никаких телепатических вскриков. Не допустить вызова помощи по персональным телекомам на запястьях. Еще раз напоминаю, что согласно инструкции Фурии наша цель — трое исследователей. Остальные — исключительно... Девчонка — исключительно... Мади, готова?

Мади всегда готова взять под козырек...

Селина, разговорчики! Это будет веселая пирушка. Я жажду их плоть, я голодна...

Ну вы, чертовы дети, ну-ка, быстро в метаконцерт. Селина, помолчи! И ты, Парнелл. Убить их — непростое дело. Ни звука, полная тишина, никаких следов или других намеков, позволяющих понять истинную картину случившегося, никакого вреда другим, другие — пусть потом протирают глаза.

Что насчет мальчишки?

Мальчишка — исключительно. Повторяю приказ. 2 Страчан + Ровен Грант — включительно, остальные — исключительно.

О-о-о-о-ох-х-х-х!

Я согласен с Квинто. Если полноценный оперант Маша Макгрегор-Гаврыс останется с детьми, она прежде всего займется ими, начнет спасать щенков и с задержкой поднимет тревогу. Если она будет одна, она станет действовать куда решительнее.

О-О-О-Х-Х-Х!

Эй, Селина, не печалься, мы еще вволю погуляем здесь, на этом острове. Трое полноценных оперантов! Какая метаоргия!.. Мы развеем их прах в пределах Солнечной системы.

(Неохотное одобрение.) Я так люблю молоденьких!..

Квинто наблюдает за местностью. Никаких иных оперантов поблизости быть не должно. Никаких свидетелей. Профессор полностью под нашим контролем — не думаю, что она что-нибудь заметит. Мы поставим завесу. Однако более могучий оперант непременно что-то учует.

В окрестностях есть несколько любителей-орнитологов и пеших туристов — вон в тех скалах, что справа. Среди них только два операнта, да и те откровенные слабаки. Всего на острове шестеро сильных оперантов, в том числе трое гии. Никого из них поблизости нет.

Хорошо. Выходим на позицию.

Всем bon appйtit!

Селина, ты слишком много болтаешь...

Подъем на вершину Тон Мора, до которой, казалось, было рукой подать, занял столько времени и сил, что, когда они выбрались наверх, Ди уже не могла идти. Даже те наплывы страха, что все эти дни преследовали ее, отступили в сторону. Девочка с трудом дышала, отчаянно колотилось маленькое сердечко. Только успокоившись, она вдруг почувствовала, что источник страха совсем рядом — дьявольский экзотик тоже оказался здесь, на вершине холма с обрывистыми склонами, откуда местность, когда-то принадлежавшая Макгрегорам, была как на ладони. Домик в широкой пологой котловине, закрытый купами старых деревьев, заброшенное подворье, позаросшие травой дорожки... Девочка потрясла головой — сгустившаяся жуть, бесплотная, неосязаемая, затаившаяся, совсем рядом, между скал. Вот опять тонкий пробный луч... Сфокусированный телепатический сигнал коснулся ее головы... Теперь-то Ди была уверена, что все их приставания ей нипочем — так что можно не обращать на эти тычки никакого внимания. Можно спокойно посидеть, отдохнуть...

Взрослые — вместе с Кеном — даже не запыхались; все разом бросились к краю гигантского обрыва, стали заглядывать вниз на бьющиеся о берег морские волны, на тучи птиц, кружащихся между скал далеко внизу в густой водянистой взвеси...

Ди, восстановив дыхание, спустилась по тропинке чуть ниже — к огромному, мшистому, угловатому обломку скалы. Там и присела. Грохот разбивающихся о берег волн сюда не долетал, здесь было тихо, свежо и приятно пахло морем. Этот солоноватый дух кружил голову, его хотелось вдыхать и вдыхать... Она вообразила, что находится на палубе корабля. Такого, как в книжках, с парусами... Облака бежали над самой ее головой — завесь их к полудню обветшала, прохудилась, в ней появились прорехи. Вдали сквозь широкий разрыв солнце глядело на землю — там все сияло, сверкало...

Вот что было хорошо слышно Ди — так это крики чаек. Кен и взрослые по-прежнему стояли в десятке метров от нее на кромке обрыва. Рядом толпились люди, спешащие сфотографировать чаек, море, — их восхищенные голоса тоже долетали до Ди.

Гран Маша оглянулась, поискала глазами внучку и, заметив, что она сидит на камне, подошла поближе.

— Мы видели и тупиков и гагарок, — с довольным видом объявила она. — Пойдем, возьмешь бинокль у дяди Роби и полюбуешься.

— Я очень устала, — ответила девочка. Она попыталась придать твердость своему голосу. Гран Маша с неприязнью относилась к тем, кто позволял себе хныкать. — У меня сегодня достаточно впечатлений, мне хочется поскорее вернуться к автомобилю. Пожалуйста... Можно я потихоньку пойду — я уверена, что смогу найти дорогу. Вы только скажите кодовое слово, чтобы я смогла открыть дверцу. Я подожду вас в кабине.

Профессор нахмурилась скорее от озабоченности, чем от раздражения.

— Бедный ребенок! Совсем тебя измучили. Мы сейчас пришли на самый обширный птичий базар на Айлее — здесь столько интересного! Один господин вон из той группы людей рассказал, что в километре отсюда в прибрежных скалах он видел стаю первобытных гигантских гагарок. Твоя мама, дядя Роби и тетя Ровен собираются бежать туда.

— Гигантских гагарок?

— Ну да. Птицы, раскрашенные белым и черным, размером с пингвинов, летать не могут. Представляешь, почти в метр высотой. В последний раз их видели в тысяча восемьсот сорок четвертом году, однако генные инженеры, использовав оставшиеся части скелета и перьев, десять лет назад сумели восстановить несколько экземпляров. Их поселили здесь, и теперь популяция растет с каждым годом. Колония, правда, еще очень маленькая, но страшно любопытно взглянуть на них.

Ди отвернулась, и в то же мгновение слезы хлынули у нее по щекам.

— Бабушка, — рыдая, сквозь всхлипы выговорила она. — Мне плохо. Я не хочу никуда идти. Можно я посижу здесь и подожду вас, пока вы сходите и посмотрите на гагар?

— Нет, так нельзя, дорогая. — Гран Маша взглянула на заплаканную внучку и улыбнулась. — Не волнуйся, Дороти, я посижу рядом с тобой. Ты пока можешь вздремнуть. Поспишь и всю усталость как рукой снимет. Мне-то что, я уже видала больших гагар.

Ди пристроилась возле бабушки, смежила веки.

Ангел, мой спаситель! Я очень хочу спать, хочу забыть об этих противных страхах. И почему я так уверена, что случится беда? Может, рассказать Гран Маше о тех скверных экзотиках на пароме? Или о том, что кто-то пытается проникнуть в мою голову? Тогда все подумают, что я совсем маленькая и глупая. Я ведь только хотела спрятаться... За голубое облачко и за розовое. Я только хотела, чтобы ко мне никто не приставал. Больше ничего. Не мог бы ты выполнить мою просьбу?

Громкий голос бабушки разбудил ее:

— Нет, Кеннет. Мы подождем их здесь. Ты тоже устал.

— Я их догоню, — жалобно попросил мальчик.

— Нет, ты останешься с нами, так сказала твоя мама. Садись рядом.

Проворчав что-то невразумительное, Кен устроился рядом с сестрой, но бабушка попросила его подвинуться и села между детьми, обняла их за плечи.

— Я расскажу вам историю, которую слышала от вашего дедушки. Случилось это, когда я в первый раз приехала на остров.

Кен сразу смирился — за все время, прошедшее после выхода из оздоровительного автоклава, бабушка ни разу не была такой... мягкой, что ли. Такой доброй... Так приятно было уткнуться в ее теплый бок.

— История эта связана с огромной пещерой в Больсе, что на другой стороне Грунартского залива. Это самая большая пещера на западе Шотландии. Веками там жили люди, укрывались от захватчиков, даже овец они прятали под землей. Но глубоко внутрь пещеры они не осмеливались заходить — существовало поверье, что там, в темных провалах, начинается ход, который ведет прямо в преисподнюю.

— Это значит прямо в ад, — объяснил сестре Кен.

— Да. Пожалуйста, не перебивай. Однажды какой-то храбрый волынщик заявил, что отправится внутрь пещеры и посмотрит, что там. Он заиграл похоронный марш клана Макгримон и зашагал по туннелю. С ним была маленькая собачонка...

Ди снова закрыла глаза, совсем рядом звучал убаюкивающий голос бабушки.

Ей приснилось, что она превратилась в прекрасного белого сокола, парившего над прибрежными скалами. Заметив маму, дядю Роби и тетю Ровен, она пошевелила крыльями и полетела вслед за ними. Неожиданно три маленькие фигурки внизу заторопились. В этот момент ветер донес до сокола странную заунывную песню. Или мелодию... Жуткую, дисгармоничную... Это голоса гигантских гагарок? Сокол взмыл ввысь, сделал круг и, увидев, что путь родственникам преграждает глубокая расщелина, бросился вниз, стараясь привлечь внимание к опасности, что лежала на их пути. Однако взрослые словно обезумели — они подбежали к самому краю провала и один за другим попрыгали в бездну. Ужас сковал соколу крылья, он громко заклекотал. Не отрывая взора, птица наблюдала, как тела падали вниз — заторможенно, медленно, перекувыркиваясь на лету. Так же падают опадающие листья. Ни единого вскрика, вопля...

Они упали на прибрежные камни — и опять никакого сигнала бедствия, никто из них даже не попытался связаться по телекому. Большая волна накрыла погибающих людей, и только теперь птица заметила черный зев пещеры, открывшийся с отступлением волны. Вот море еще раз нахлынуло... Откатилось вновь...

Тогда-то из черной пасти и выскочило это существо, похожее на маленькое, намазанное дегтем чучело. Стремительно, как паук, побежало по мокрым камням...

Килнавский дух!

Сокол отчаянно закричал и бросился вниз. Услышав призыв птицы, трое лежащих внизу людей с трудом подняли головы и глянули на жуткое, омерзительное чудовище, приближающееся к ним.

— Вставайте! — закричал сокол. — Бегите!.. Вставайте, ну же!

Но взрослые были словно парализованы или, может, не слышали его криков. Сокол пролетел над самыми их головами — лица у них были безжизненно-тупы, но они были живы.

Живы!

Если бы не мертвенно-бледные лица, бессмысленные взгляды, сквозь которые едва-едва пробивалась боль, страдание, их можно было бы счесть загорающими на пляже курортниками. Тогда сокол, набрав высоту, спикировал в сторону уродца-гнома, выставившего вперед когтистые лапы... Сокол попытался клювом ударить его...

Внезапно маленькое бородатое существо необыкновенно расширилось и превратилось в огромное, больше слона, покрытое черной шерстью животное. Четыре головы были у него. Восемь глаз, отливающих холодным бледно-голубым светом — созвездие льдистых огоньков на мрачном темном пологе. Четыре алых сжимающихся и разжимающихся рта, откуда всякий раз вываливались окровавленные змеиноподобные языки... Четыре толстые лапы. Четыре гибких длинных щупальца — они опоясали дядю Роби. Приблизили... Четыре рта потянулись к нему, алые жирные губы вытянулись к человеку, впились в него, начали высасывать жизнь...

НЕТНЕТ СТОП СТОП...

Боль...

Она — птица — почувствовала невыносимую боль. Вдруг мучение прекратилось, исчез и четырехлапый монстр. Казалось, Ди влетела в просторную, просвеченную зеленоватым светом пещеру — двое мужчин и две женщины медленно шагали в глубь ее. На каменистом полу возвышались три холмика, три горки пепла, похожие на те, что обычно остаются после сжигания водорослей. Мамы, дяди Роби, теги Ровен больше не было на свете.

— Лети прочь! — одним голосом вскричали яркоглазые, со свежайшими алыми губами люди. — Лети прочь, глупая птица! Здесь для тебя нет добычи, разве что эти горстки пепла...

Вот, значит, что это за три дымящиеся кучки праха. Птица вскрикнула и бросилась на смеющихся незнакомцев, но, прежде чем она успела вцепиться в одного из них, они вновь слились в безобразное мохнатое чудище. Опять эти четыре хохочущих беззубых рта... И вновь сильнейшая боль, ярость, отчаяние...

Ди проснулась от диких визгливых криков. Кен где-то совсем близко надрывался от воплей.

Теперь она была сама собой. И боль ее была реальностью. Ее голова была укутана чем-то плотным — вокруг тесная подвижная тьма. Тугая необоримая сила сжала ей грудь — ни вздохнуть, ни выдохнуть. Девочка забилась, пытаясь освободиться; принялась царапать мягкую, намотанную вокруг ее головы ткань, но кто-то все плотнее и плотнее стискивал ее. Вдруг блеснул дневной свет — Ди зарыдала, глотнула воздух... Потом, отчаянно перебирая руками и ногами, почувствовав слабину, поползла в ту сторону. Голова у нее закружилась...

Выбравшись на свежий воздух, она на мгновение остолбенела. Не какой-то таинственный ужасный Килнавский дух пытался убить ее. Это была родная бабушка! Гран Маша!..

Она сидела опершись спиной о скалу — молодое лицо ее было страшно искажено. Она походила на обезумевшую ведьму. Веки плотно сжаты, рот искривился, губы подрагивали. Она не по-человечески стонала — скорее, ухала. Казалось, с каждым стоном жизнь покидала ее обновленное сильное тело. Рот искривлялся все больше и больше, мертвенная бледность с каким-то омерзительным гнойным оттенком залила лицо. Она яростно душила Кена — тот отчаянно вопил и колотил бабушку обеими руками, сжатыми в кулаки. Голова брата была подсунута под полу бабушкиной куртки.

Рев Гран Маши звучал в телепатическом эфире, и маленькая Ди отчетливо различила набухающие яростью слова:

Неуйдешъпопалсянеуйдешъпопалсятызлойдух.

Ди от страха шевельнуться не могла. Разве это ее бабушка?

— Отпусти! — вдруг изо всех сил закричала девочка. — Бабуля, отпусти Кена, не надо его душить. Ему больно!..

Может, Килнавский дух проник в сознание Гран Маши и овладел им? Ди крикнула еще раз, завизжала, но тут же убедилась, что не может произнести ни единого звука. Горло больше не подчинялось ей. На миг мелькнула мысль воспользоваться своим алым облачком и напустить его на бабушку — может, она опомнится? Ди сразу отвергла эту идею, вскочила с земли и, пошатываясь, выбежала на открытое возвышенное место.

— Помогите! Кто-нибудь! Помогите!..

Вокруг не было ни души. Она помчалась вниз по тропинке, к стоянке автомобилей. Крики Кена слабели, все отвратительнее хрипела и «ухала» бабушка.

— Помогите! Помогите!

Уже не разбирая дороги, она побежала к стоянке, перепрыгивая через выступающие на поверхности земли корни, обломки скал, наконец почувствовала, что горло начинает подчиняться ей, и она закричала, завопила, завизжала...

Девочка, стой!

Ее вдруг подбросило вверх, потом какая-то невидимая сила принудила остановиться — она едва не упала в обморок со страха. Не иначе это многолапое, многоглазое, многоротое чудище, ввергшее Гран Машу в истерическое жуткое безумие, теперь добралось и до нее. Схватило и держит!..

Нет, маленькая девочка! Теперь ты в безопасности. Я не причиню тебе вреда. Я — официальный представитель галактического Магистрата. Что-то вроде полицейского. Открой мне свое сознание и объясни, что случилось? Открой!

Густое, колыхающееся, цвета индиго марево поглотило ее. Вот что значит метасокрушительная сила! Вот какого она цвета!.. Ее защитный экран поглотило безбрежное сине-фиолетовое сияние — он прогнулся, но устоял. Ди на мгновение почувствовала прилив гордости, и тут же мысль о несчастной бабушке, о погибающем брате вернулась к ней. Она взглянула в лицо старика — теперь он был старик! — в яркой оранжевой спортивной куртке, стоявшего перед ней на коленях и крепко державшего ее за плечи.

— Мо-о-я... бабушка... брат... там, — язык не повиновался ей. Потом, словно опомнившись, словно только что заметила старика, тихо, шепотом выдохнула: — Это вы?

Успокойся, Дороти Макдональд. Я не причиню тебе вреда. Я обещаю помочь тебе, чем смогу. (Клянусь Всепронизывающим! Что за девочка!.. Это невозможно, но у меня не хватает сил пробить ее защиту!..)

Потом он заговорил вслух, на скверном шотландском — отвратительном, неуместном. Лучше бы он не корежил язык, пень запредельный, хрыч межзвездный! (Хрычами в детском саду называли экзотиков.)

Я не буду, я перейду на стандартный английский, но... маленький девочка... так ругаться!

Ди не поверила, что смогла изъясниться мысленно, да еще такими привычными для детсада словами... нельзя их повторять... это плохие мальчишки ими пользуются...

— Ты будешь говорить или нет, дрянная девчонка! — не выдержал Дознаватель.

Ди тут же смирилась.

— Бабушка — там! — Она неожиданно разрыдалась и уже объясняла сквозь всхлипы. — Килнавский дух овладел ею. Она хочет задушить моего брата. И меня... Там, на вершине холма.

— Подожди. Доверься. Открой сознание, так я быстрее пойму, в чем дело.

Ди не обратила никакого внимания на его просьбу, тогда Дознаватель Трома'елу Лек бросил в указанную девочкой сторону дальновидящий взгляд и тут же нанес метакинетический удар женщине, продолжающей сжимать ребенка в своих объятиях. Она уже не рычала, не ухала — молча, сопя терзала мальчишку. Опрокинутая на спину сокрушающим ударом, она внезапно словно лишилась сил, выпустила Кени, у которого хватило сил отползти от сумасшедшей. Он тут же потерял сознание.

Трома'елу Лек разинул от изумления рот — или то, что у крондак можно было назвать ртом, — узнав в обезумевшей женщине известного операнта, магната, профессора Машу Макгрегор-Гаврыс.

Теперь она, бездыханная, лежала на камнях.

— Святая сила! — выдохнул крондак. — И это полноценный оперант!.. Что случилось с ее рассудком? И эти следы, кучки пепла, запечатлевшиеся в ее сознании... Невероятно!..

Земное тяготение в два раза превышало то, какое было на его родной планете, а кислорода в воздухе было в два раза меньше, так что перемещаться по поверхности ему было трудновато. Из-за этого он и психокинезом не мог воспользоваться, то есть переместить себя в нужную точку. Оставалось только ковылять вверх по тропинке... Чтобы сберечь силы, он скинул земной облик и явился перед пятилетней девочкой в своем истинном обличье.

Ди завизжала от ужаса и тут же оборвала вопль — не стыдно ли? Она на своей земле, брат гибнет, а она разнюнилась. Ну пусть щупальца, пусть клюв, как у моллюска... Тем временем крондак, цепляясь липучими извивающимися конечностями за выступы камней, ветки кустарников, обдираясь в кровь, быстро помчался вперед. Девочка храбро бросилась вслед за ним.

Кен лежал возле бабушки — надрывно кашлял, кулаками размазывал по лицу слезы. Бабушка в свою очередь, схватившись за голову, громко стонала.

— Постой, Дороти, — сказал крондак запыхавшейся девочке, — не подходи к бабушке. Я сам займусь ею. Помоги брату, если сможешь. Дай ему воды, только смотри, чтобы он не захлебнулся.

Ди некоторое время смотрела на экзотическое чудище, потом согласно кивнула. Нашла в одном из рюкзаков бутылку воды и присела возле Кена.

Между тем экзотик целебным лучом обегал сознание Гран Маши. Одним из щупальцев он поддерживал ее голову, другим массировал правый висок. Неожиданно конвульсии прекратились — видимо, припадок заканчивался. Через несколько секунд она открыла глаза, едва слышно застонала.

— Вам легче, дорогой коллега? Это я, Трома'елу Лек.

— Лек? — Маша наконец обрела дар речи. — Слава тебе Господи. Я пыталась связаться с властями... Вы?.. Вы видели в моем сознании, что случилось? В пещере?

— Видел. — Собственный голос Лека был торжествен и нечеловечески гулок. Словно в трубу говорил, — Это очень серьезное правонарушение. Это, можно сказать, преступление... Куда более опасное, чем может показаться сначала. Мне кажется, я знаю, какое именно наделенное разумом образование могло решиться на подобную жестокость.

Потом он перешел на мысленный код.

Маша, дорогаямойдруг ты способна говорить на мысленном коде. Мне бы не хотелось травмировать детей.

Лек, я причинила боль маленькой Дороти и Кеннету. Я не понимаю, нетнетнет не понимаю, как меня ввели в заблуждение. Я решила, что они — НЕЧТО. О Боже, в тот момент, когда те трое лишились жизненной силы... Я коекак выплеснула в эфир вопль о помощи — я все видела. (Сожаление.) Я пыталась схватить эту увертливую гадость. Я думала, что она здесь... рядом... но...

(Спокойно.) Боюсь, что вы подверглись сильнейшей мозговой прокачке. Что-то похожее на принудительное душевное потрясение. Возможно, оно было вызвано смертью близких вам людей, последующим воплем в момент истечения жизненной силы. В свой крик вы вложили остаток сил. Возможно, здесь кроется какая-то другая причина... Я подлечил некоторые участки вашего мозга, прочистил нейронные цепи, местами возбуждения вошли в резонанс. Опасность еще не устранена. Позже вам придется пройти тщательное ментальное обследование. С детьми все в порядке. Я оказал им посильную медицинскую помощь.

Лек! Ради Бога, срочно вызови кого-нибудь из земного Магистрата и местного полицейского управления. Виола, Роберт и Ровен погибли, сожжены. Нет никакой надежды на восстановление... Как же это могло случиться? Ума не приложу — зачем?! Надо немедленно схватить эту пакость... НАДО НЕМЕДЛЕННО СХВАТИТЬ ЭТУ ПАКОСТЬ, ЗЛОГО КИЛНАВСКОГО ДУХА, ПРЕЖДЕ, ЧЕМ ОН СМОЖЕТ УДРАТЬ...

Я уже сообщил в местную полицию, поставил в известность оба Магистрата — и в Эдинбурге, и в Конкорде. Расследование уже начато. Главный Магнат тоже извещен.

Поль Ремилард? Но...

Случившаяся трагедия и его касается. Лично! И его семьи...

— Я не понимаю, — вслух сказала Маша. Она опять беззвучно заплакала, крупные слезы одна за другой побежали по грязным щекам. Волосы ее сбились в космы и торчали в разные стороны — уродливый, похожий на осьминога с человеческой головой, только вместо носа клюв, пришелец ласково и нежно поглаживал ее по голове.

— Гран Маша, — стоявшая рядом Ди обратилась к бабушке. — Если хочешь, попей.

— Бедные дети. — Женщина не могла смотреть на внучку. Она отвела взгляд в сторону и, не в силах сдержаться, зарыдала в полный голос. Потом, овладев собой, она спросила крондака: — Лек, вы уверены, что это именно они?..

Тот кончиком длинного гибкого щупальца коснулся ее губ — помолчи! Гран Маша закрыла глаза.

Ди подошла поближе и, робея, подергала его за конечность, лежащую на земле.

— Этот гадкий дух убежал, — твердо сказала она.

— Ты очень много знаешь, Дороти. Это замечательно, — ответил экзотик.

Казалось, Гран Маша погрузилась в целебный сон — дыхание ее стало ровнее, щеки порозовели. Ди долго стояла и смотрела на бабушку, потом перевела взгляд на теперь уже не внушающее страха чудище. Совсем наоборот, решила Ди. Теперь она испытывала доверие к странному существу — это было так важно в тот момент испытывать к кому-нибудь доверие... Тем временем крондак в мгновение ока превратился в знакомого старичка в крикливой спортивной куртке, подходившей ему не более чем корове седло...

— Мне нравится, — чуть обиженно пожал плечами чудаковатый старик

Вот только сознание его, отметила Ди, осталось прежним — чуждым и добрым. Она поджала губы и сказала:

— Я знала, что произойдет что-то ужасное. Знала, и все тут! Я не могу объяснить почему. И что произойдет, тоже не знала. Я просто испытывала страх и боялась сказать кому-нибудь об этом. Боялась, что мне не поверят.

— В метапсихологии это называют предвидение, способность проникать дальновидящим взором в будущее, то есть работать не только в пространстве, но и во времени. Вот так, Доротея Макдональд. Это свойство порой проявляется даже у таких, как ты, — у кого метаспособности находятся в латентном состоянии. Строго научно этого пока нельзя объяснить.

Ди кивнула, тем самым показывая, что она понимает, о чем идет речь.

— Видела — словно во сне, — как за мной кто-то следит. Потом я увидела монстра...

Лек кивнул.

— Полноценная иллюзия. Твое сознание, как и разум бабушки, отреагировал на смерть тех, кто был тебе дороже всех на свете. Но тебе никакая опасность не угрожала.

У Ди не было полной уверенности, что дело обстояло именно так, ведь ей довелось узреть, кем на самом деле являлся Килнавский дух. Она наблюдала все его личины, которыми пользовалось это мерзкое нечто: звериную, мифологическую, человечески-персонифицированную. С двумя составляющими этого жуткого создания она разговаривала на пароме, лики других запомнились ей в ходе превращений мохнатого зверя, обладающего восемью зрачками, четырьмя ртами... Алые, подрагивающие, сальные губы снова припомнились ей... От этого воспоминания девочку передернуло.

Кени наконец пришел в себя, робко приблизился к ним. Большие синяки, багровые следы от пальцев на шее разукрасили его так, что в этом истерзанном мальчишке трудно было узнать прежнего Кеннета.

— Однако вы — мужественные ребята, — покачал головой экзотик. Его человеческое лицо было печально. Он взял детей за руки и через соприкосновение принялся вливать в них целительную силу. — Оно вам теперь понадобится — мужество... Ваша мама, дядя, тетя — все погибли...

Кен открыл рот от изумления, потом лицо его сморщилось, он, не стесняясь, заплакал. Ди в свою очередь бросила на крондака испытующий взгляд и спросила:

— Вы знаете, кто их убил?

Дознаватель нахмурился и ответил уклончиво:

— Требуется время, чтобы проверить кое-какие версии. Мы должны быть уверены, что не ошибаемся... Я разделяю с вами ваше горе, дети.

Ди покачала головой — значит, он ничего не знает о страшном звере. Он считает, что и она ничего не видела... Очень хорошо...

Кен продолжал всхлипывать, но Ди никакого горя не испытывала. В душе у нее было пусто. Ей очень жаль маму, дядю Роби, тетю Ровен, но печаль как-то не доходила до нее. Слез не было. Может, потому что она еще маленькая? Или все уже перегорело? Определенно, этому способствовали целительные импульсы, посылаемые крондаком, но ведь она закрыла от них свое сознание. Девочка не потеряла ни присутствия духа, ни ясности мыслей — Ди, например, была совершенно уверена, что Килнавский дух исчез окончательно, теперь остров Айлей представлял из себя самое безопасное место на земле. И при всем том, удивилась Ди, она никак не могла вспомнить мамино лицо. Или дяди Роби, или тети Ровен... Она всегда будет помнить о них — тут ее хлестнула волна решимости. Это стремление и придало ей мужество, высушило глаза, отвердило душу.

Решимость!..

— Что?.. Что с ними случилось? — спросил Кен, кулаками вытирая глаза.

— Все узнаешь, — пообещал Дознаватель. — Подожди немного. Бабушка поправится и позаботится о вас. Она вас очень любит.

Ди искоса посмотрела на спящую на земле женщину. Гран Маша, конечно, любит их, но она всегда так занята. Тем более теперь, когда к ней вернулась молодость... У нее совсем не будет свободного времени. Заботиться о двух маленьких детях — это такие хлопоты. Ди никого не хотела обременять собой. Еще о Кене надо подумать, он — мальчик, ему тяжелее. Я стойкая, даже слезы не выступили, а каково ему? И все-таки есть на свете место, где их ждут не дождутся...

— Нет, — рассудительно сказала она, и крондак — в который раз за этот день — подивился на эту странную, не по возрасту разумную девочку. Она вообще подвластна каким-нибудь чувствам? Проверить невозможно — ее защитный экран непробиваем. Вот еще одна загадка... Он вздохнул и вопросительно посмотрел на Ди — Нет, мы не останемся с бабушкой. Мы полетим далеко-далеко. На планету Каледония.

ФурияФурияФурия ответьнампожалуйста ответьФурия ФурияФу...

Да. (Спокойствие.) Гидра, моя дражайшая Гидра, я здесь!! Что ты делаешь в космопорту Унст?

КчертовойматериубираюсьсЗемли. Не беспокойся, дело сделано, и три объекта включительно распылены. Однако появилась проблема. (Изображение.)

Крондак? Один из самых высокопоставленных чиновников Магистрата? Вы что, окончательно сдурели?!

Он оказался на острове инкогнито, скрыв свой истинный облик. Как мы могли догадаться? Он до сих пор в неведении, мы сразу исчезли, как только я сожрала их. Он нашел в пещере сгоревшие останки. Сразу нагнал туда толпу копов, ты знаешь, эти звери видят сквозь скалу... Потом... отпраздновав... спустя час или около того... я попыталась проникнуть в пещеру, но сочла за лучшее побыстрее рвать когти.

Дада. Понятно. Ты говоришь, что у тебя есть ментальный ключ к секретным файлам?

Да. (Короткая колонка цифр.) Я их выудила из головы Роберта Страчана. У тебя будет достаточно времени, чтобы подправить данные и замести следы так, чтобы комар носа не подточил.

Отлично... Ты считаешь, что крондак в конце концов поймет, что убийцей была Гидра?

Уверена. Это тот же самый Дознаватель, который допрашивал Марка, когда я погубила старого БретаМакалистера годы и годы назад. Он тогда взял на заметку кучки пепла, а тут еще чертеепобери ДоротиМакдоналъд со своими предчувствиями она расскажет о ферме Санейгмор они найдут мое/наше оборудование мы все уничтожили но все равно нам лучше исчезнуть с Земли.

Какая досада! Правда, никакой катастрофы не случилось. (Размышления.) Куда вы собираетесь?

Элизиум. Ты же там основала акционерное общество.

У меня есть другая идея. (Изображение.)

Туда? А ты не боишься?

Помолчи. Если все пойдет как надо, ты там будешь очень полезна. Только нельзя улетать из космопорта. Наймите челнок и отправляйтесь в Анами-о-Шима. Немедленно. Билеты я вам закажу, а после вашего отлета так перепутаю путевые листы, что ни один сыщик никаких концов не найдет. Однако непредвиденные осложнения на Айлее вынуждают нас вести себя предельно осторожно. Никакой пожирателъной активности в ближайшее время. Надеюсь, ты запаслась жизненной энергией у этих троих? Сможешь пока поддерживать существование?

Дерьмо!

...и впредь никаких «празднований» — уничтожать сразу, на месте. Понятно?

Да! Фурия, прости. Ты все еще любишь меня/нас?

Конечно. Дражайшая Гидра, одна только мысль, что я могу потерять тебя, приводит меня в ужас (имея в виду мою грандиозную идею создать второе Галактическое Содружество). Как я могу охладеть к существу, мною рожденному, взлелеянному, в которое я так много вложила... Понятно, что ты не могла предвидеть появления на острове крондака. Ты все сделала очень хорошо. Если бы ты только знала, как я люблю тебя.

Все, что у меня/нас есть, осталось в Санейгморе...

Вы ни в чем не будете нуждаться, когда устроитесь на новом месте. К несчастью, в настоящее время я не могу перепрограммировать ваши внутренние ментальные почерки, ваши отпечатки. Надо подождать... В этом пока нет необходимости. Когда вы прибудете на Анами-о-Шима в звездопорт, там вы найдете новые документы — все уже будет внесено в общеземной банк данных: эмигрантские формуляры, кредитные карточки... Деньги будут переведены в только что образованный банк. Не пытайтесь воспользоваться старыми документами, счетами в банках. Вы теперь под крылышком Лернаес Лимитед, биохимического концерна.

Как скажешь. Только, пожалуйста, больше не оставляй меня одну.

Поддерживать связь мы будем постоянно. Когда прибудете на место, я дам дополнительные инструкции. Теперь, к сожалению, у меня много дел...

До свиданья, Фурия, до свиданья...

6

Из мемуаров Рогатьена Ремиларда

Смерть породила их — Фурию и сотворенное ею существо, которое потом все стали называть Гидрой. Мне довелось присутствовать при этом событии. Случилось это в Страстную пятницу, в году 2040 от Рождества Христова, в маленьком городишке Берлин, что в Нью-Гемпшире.

С того дня, как пораженный ментальным ударом Виктор Ремилард, мой племянник и младший брат Дени, впал в оцепенение, — каждый год, согласно обычаю, введенному Дени, вся семья собиралась у постели недвижимого, безгласного, бездыханного Виктора, чтобы помолиться об исцелении и спасении его души. Я никогда не принимал участия в этих метапсихических обеднях, когда все родственники сливались в единый метаконцерт и пытались достучаться до замкнувшегося в самом себе сознания преступного гения. Но в тот год Люсиль, жена Дени, была особенно настойчива и, несмотря на то что я не считал себя обязанным вплетать свой разум в общий хор моих сородичей — к тому же во всем этом спектакле таилась смертельная угроза для каждого из нас, — мне все-таки пришлось приехать в Берлин.

Собралось нас пятнадцать человек. Все поднялись наверх, я тоже поплелся по лестнице в полутемную комнатушку, где лежал Вик — человек, чьи сатанинские страсти невольно приблизили начало Великого Вторжения. В ту пору он решился на неслыханное преступление. Виктор поднял руку на всех самых сильных оперантов Земли — на меня в том числе — и был повержен, возможно, даже мною или тем таинственным бестелесным существом, которое я называю Фамильным Призраком. Теперь этот дьявол представлял из себя жалкое зрелище — он впал в кому, оказался лишенным чувственных восприятий и возможностью пользоваться метаспособностями. Единственное, что ему оставалось — это размышлять о самом себе. Его тело, обладающее набором генов Ремилардов, самовосстанавливалось в течение двадцати семи лет. Все это время он оставался наедине с самим собою, но на этот раз должен был угаснуть окончательно.

На родовую тризну приехали все семеро детей Дени и Люсиль вместе со своими супругами-оперантами. Вся так называемая Династия Ремилардов. Старший сын Филип со своей женой Аврелией Даламбер. Она была единственной из всех женщин, которая в тот момент не носила в чреве маленького Ремилардика. Прибыл в Берлин и Морис, и его жена Сесилия Эш; Северен со своей супругой Мэв О'Нил. Приехала Анн Ремилард — она все еще не была замужем. Вскоре Анн постриглась в монахини ордена иезуитов. Прикатила Катрин Ремилард (беременная) с Бретом Макалистером, Адриен с Шери Лозье-Дрейк. И наконец, самый блистательный из всех нас Поль со своей супругой Терезой Кендалл.

Когда все собрались возле постели умирающего Вика, Дени попытался включить меня в семейное метасогласие взывающих к небесам родственников. Однако я тут же выскользнул из его метапсихических объятий. Молить Бога о спасении души Виктора? Увольте! Я никогда не был лицемером. Если бы отпевание происходило в церкви по полному обряду, в присутствии священнослужителей, я бы не устоял, смирился и вплел в молитвы, возносимые родственниками, пару слов о милосердии, о непостижимости Божьего величия. Я бы утешался тем, что, возможно, Спаситель знает о великом грешнике нечто такое, что неизвестно нам, простым смертным. И эта тайна позволит все забыть и простить...

Но подпольное метасогласие, слияние во внутреннем коде слов о всепрощении и славе Божьей, хор уединившихся родственников, более напоминающий сборище секты, вызывал во мне глухую, утомительную ненависть. Если бы дело было только во мне — хотя и во мне тоже! Как я мог обращаться к Всевышнему с просьбой о прощении человека, пытавшегося превратить меня в зомби, а когда это не удалось, он, не испытывая ни малейших угрызений совести, решил лишить меня жизненной силы. Осушить до дна, словно я был бутылкой виски.

Итак, я отдалился от толпы родственников, поставил защитный экран. Дени, чьим духовным наставником и руководителем-оперантом я являлся, несколько раз делал попытки заманить меня — и заставить силой тоже! — принять участие в этой дьявольской оргии. Но силенок не хватило! Так что я стоял в сторонке и сбоку, из-за защитного экрана наблюдал за «черной» — другого слова и не подобрать — мессой. Это была жуткая церемония выпрашивания милосердия.

Вот тогда на сцене и появилось новое действующее лицо.

Кто ты? — спросил я.

Я — Фурия!

Откуда ты пришла?

Я ниоткуда. Я неизбежность.

Что тебе нужно?

Вы все нужны мне. Нужна ваша помощь. И я получу ее. Глупый ущербный старый Роги. Ты надеешься остаться в стороне? Но и от тебя мне будет польза...

Внутреннее, мгновенно вспыхнувшее озарение подсказало мне, что в мир явился пожирающий сознания демон, и рожден он умирающим разумом Виктора. Спас меня тогда Фамильный Призрак, помешавший Фурии, заставивший ее оставить меня в покое. Это был поразительный поединок — неслышимый и невидимый. Я, в поисках защиты, прильнул к Фамильному Призраку — он предстал тогда в образе алого карбункула. Драгоценный камень неожиданно запылал таким пронзительно-обжигающим светом, что демон отступил в тень, съежился, выполз через щель...

В тот миг я догадался, что Виктор наконец скончался. Открылась мне тогда еще одна истина — у нашей семьи есть защитник, способный оберечь нас от монстра.

Тело Виктора было кремировано, и в пасхальный понедельник Дени отправился в звездопорт Антикости и там вручил маленькую, обшитую кожей шкатулку капитану галактического лайнера Саулу Миньонмену, направлявшемуся к планете Ассавомпсет. Прежде чем звездолет покинул Солнечную систему, капитан вывел останки Виктора Ремиларда в свободное пространство и придал шкатулке такую траекторию, чтобы она в скором времени упала на Солнце.

Казалось, на этом все кончилось, однако в 2051 году сотворенное Фурией искусственное существо пожрало свою первую жертву. Я, узнав об этом, впервые испытал холодок, бегущий по спине. Впечатление было такое, будто Вик ожил.

Первой жертвой Гидры оказался Брет Макалистер, муж Катрин Ремилард. От него остался только пепел. Или, точнее, кучки пепла... Расположены они были очень странно. Тело погибшего человека было едва оконтурено, на этой площади вдоль хребта и до самой головы остались зольные знаки — семь центров, похожих на неправильной формы колеса, распустившиеся бутоны цветов или жирные кляксы. Все это напоминало сакральные символы чакр. В символике Кундалини — Йога чакры олицетворяли взаимное расположение пяти главных жизненных структур — или решеток, — встроенных в человеческое тело. Если сказать проще, чакры являются экстракторами и распределителями энергии, условными энергетическими центрами человека, напрямую связанными с астральными телами, окружающими телесную плоть. Первоначально было выделено четыре центра, управляющие потоками энергии, затем с развитием других систем, объясняющих взаимосвязь человека и мира (как видимого, так и мистического), их число увеличилось.

Однако то, что случилось с Бретом, не имело отношения ни к праническому исцелению, ни к древнекитайской концепции пятеричной структуры человеческого тела. Это был акт метапсихического вампиризма, а подобными делами на Земле занимался только один человек — Виктор Ремилард.

В 2013 году я оказался свидетелем, как он расправился с Шэннон О'Коннор. Рисунок преступления был тот же самый, что и в случае с Бретом. Несколькими часами позже был убит отец Шэннон Киран О'Коннор, и опять картина повторилась. Оба — и отец и дочь — пытались помешать Виктору сорвать Вторжение.

Нас с Дени тогда спасла группа людей, причем все они не были оперантами. Так я познакомился с особо изощренным способом убийства людей, когда жизненную силу преступник высасывает из жертвы через чакры.

Следующее нападение было совершено спустя несколько лет после убийства Брета. Теперь несчастье случилось с Маргарет Стрейхорн, женой известного политика и сильного операнта Дэвида Макгрегора. Неизвестное чудовище атаковало ее в 2051 году, когда она обедала в доме президента Дартмутского колледжа Тома Спотеда Оула. Маргарет выжила, но пепельный след на затылке указывал, что действует один и тот же преступник. Имени его еще никто не знал.

Через два месяца Маргарет Стрейхорн внезапно исчезла из своей квартиры, расположенной на особой космической станции Консилиум Орб, административного Центра Галактического Содружества. Все решили, что под влиянием сильнейшего душевного расстройства Маргарет покончила с собой. Только один факт говорил против этой версии. В момент ее смерти муж уловил ужасный ментальный вопль: «Пятеро!» Дэвид сразу узнал метапсихический почерк своей жены. Он был уверен, что она вновь подверглась жестокому нападению.

На первый взгляд все эти убийства, включая гибель Брета, которая случилась через одиннадцать лет после смерти Виктора, — никак не были связаны между собой. Понять причины, из-за которых гибли именно эти люди, было невозможно. Однако после убийства Брета Макалистера дознавателям из Галактического Консилиума удалось зацепиться за тот факт, что Брет сумел убедить свою жену Катрин снять свою кандидатуру на выборах в галактический Совет, что вызвало чрезвычайное раздражение у старших Ремилардов. После гибели мужа она вновь решила баллотироваться... Все это, вкупе с определенными подозрительными обстоятельствами, связанными с убийствами О'Коннор и Маргарет Стрейхорн, позволило следователям выявить логическую цепь, ведущую от амбициозных устремлений семьи Ремилардов к серии совершенных преступлений.

Все члены семьи, включая тринадцатилетнего Марка, были добровольно подвергнуты тщательному мозговому просвечиванию, которое осуществила команда крондак-симбиари. Никаких улик не нашли. Даже намека на причастность Ремилардов к зловещим убийствам не было... Семья была реабилитирована, но экзотики — дознаватели и члены следственной группы — решили, что дело нечисто. Тем не менее трудно было поверить, чтобы семеро братьев и сестер — Марк в том числе — поставили своей целью разрушить Галактическое Единство, и с этой целью, принимая во внимание совокупную метапсихическую мощь их рода, решили создать некоего бестелесного дракулу.

Однако подозрения есть подозрения, и в Галактическом Консилиуме сложилась решительная и энергичная фракция экзотиков, потребовавшая прекращения Вторжения, свертывания всяких контактов с землянами, введения карантина с полным запрещением межзвездных суперсветовых перелетов. Эти политики указывали, что земляне стремятся любой ценой добиться верховенства в этой области Вселенной, что такая роль им не по силам — земляне еще слишком слабы в метапсихическом плане и варварски грубы в обращении с остальными разумными расами. Если бы Генеральные Надзиратели Содружества, выбираемые среди лилмиков, не наложили вето, резолюция о свертывании контактов прошла бы в Консилиуме на «ура». Скоро по всей галактике прокатилась волна слухов о появлении каких-то загадочных чудовищ — Фурии и Гидры. Это событие тотчас связали с семьей Ремилардов. Прежние страхи вновь накалили общественную атмосферу, но опять вмешательство лилмиков спасло землян. Было принято специальное решение, что полноправное вхождение расы homo sapiens в число народов, образующих Галактическое Содружество, будет проходить по заранее утвержденному плану. Что касается семьи Ремилардов, то дело против нее было закрыто ввиду отсутствия объективных улик.

Тем не менее никакое постановление не могло развеять недоброжелательного отношения к Ремилардам. Например, утверждали, что убийство Маргарет Стрейхорн напрямую связано с выборами Главного Магната Земли. На этот пост претендовали Поль Ремилард и Дэвид Макгрегор. Было естественно предположить, что Макгрегор, женившийся на Маргарет через шесть лет после смерти первой жены, скончавшейся от рака, теперь, когда погибла Маргарет, потеряет уверенность и присутствие духа. Смерть второй жены Макгрегор, глубоко религиозный человек, мог посчитать знаком судьбы. И вот еще одно занятное обстоятельство — кто-то за неделю до происшествия сообщил Дэвиду, что Маргарет ждет ребенка — такого долгожданного для четы Макгрегоров.

Могу засвидетельствовать, что в этой ситуации Дэвид повел себя мужественно. Он не ушел в сторону и хотя проиграл выборы, но сохранил уважение избирателей, и они наградили его на выборах на пост Председателя администрации Земли, или Планетарного Дирижера. Верховный лилмик тут же утвердил результаты выборов, что само по себе было удивительно, так как только Земля сохранила практику выборов. Правда, это было всего лишь формальное право, так как даже избранный кандидат должен быть утвержден Верховным лилмиком.

На этом посту Дэвид Макгрегор получил великолепную возможность дать новый толчок расследованию обстоятельств смерти Маргарет Стрейхорн и Брета Макалистера. Новые свидетельства существования заговора он обнаружил, терзая меня расспросами по поводу моего мнения насчет всех этих загадочных случаев. Он мне проходу не давал, и в конце концов я поведал ему о своей нежданной встрече в 2040 году с монстром, который назвал себя Фурией. Что еще я мог рассказать ему? О своих тайных догадках я умолчал, а вот о том, что это мерзкое создание пыталось погубить моего внучатого племянника-вундеркинда Джека Ремиларда в первые же часы после его рождения в 2052 году, тоже сообщил Макгрегору.

Я рассказал, что за это лето таинственно исчезли пятеро других членов нашей семьи — все сильные операнты, — включая старшую дочь Адриена Ремиларда. Все это случилось в непосредственной близости от имения Ремилардов, расположенного на атлантическом побережье. Характер преступления был удивительно схож со всеми предыдущими случаями. Та же бесследная пропажа, те же зольные пятна, расположенные в соответствии с древнеиндийскими рисунками чакр. Самое главное, все эти преступления были метапсихически зафиксированы Джеком. Годовалый ребенок, только что научившийся говорить, не мог понятно объяснить, чему он оказался свидетелем. Своему брату Марку он описывал убийц как Гидру, направляемую некой Фурией.

Поль Ремилард сделал предположение, что последний ментальный выкрик Маргарет — «Пятеро» — указывает на количество нападавших или на число соединившихся сознаний, которые сформировали некое образование, называемое Гидрой. Однако казалось совершенно невероятным, что пять членов семьи, — даже шесть, если считать Фурию, являются убийцами, которые каким-то образом направлялись Виктором Ремилардом.

Поль, оказавшись втянутым в эту историю, попал как кур в ощип: с одной стороны, он хотел утвердить справедливость и законность, с другой — его все более и более страшила возможная реакция Галактического Содружества на постоянное муссирование в средствах массовой информации фамилии Ремилардов. Что, если самые могучие земные сознания — могучие и по критериям галактики — предстанут перед всем миром как кучка преступных свихнувшихся маньяков? Положа руку на сердце он не мог полностью исключить такую возможность. Какое там «исключить»! Наедине с самим собой, в минуты размышлений он с неизбежностью приходил к выводу, что Фурия и Гидра существуют, и эти чудовища тем или иным образом связаны с его семьей. Почерк совершения преступлений говорил о многом...

Мое свидетельство — пусть даже данное под нажимом — позволило Макгрегору официально возобновить расследование «в связи с вновь открывшимися обстоятельствами». С этой целью было использовано открытие, сделанное в Кембриджском университете. Суть его заключалась в том, что появилась возможность искусственного усиления метапсихической мощи. В университете уже и машину создали, значительно увеличивающую пробивную силу исследовательского зонда. За подобную штуку для просвечивания мозгов испанская инквизиция не пожалела бы наград для ее создателей. С помощью такого оборудования ответы на вопросы «да — нет» обладали почти стопроцентной надежностью.

Итак, вся семья Ремилардов снова была вызвана в Магистрат. Вопросы нам были предложены следующие:

1. Являетесь ли вы существом, называемом Фурия?

2. Знаете ли вы, что представляет из себя Фурия?

3. Являетесь ли вы существом, называемом Гидрой, или частью этого существа?

4. Знаете ли вы, что представляет из себя Гидра?

5. Знаете ли вы, кто или что убило Брета Макалистера?

6. Знаете ли вы, кто или что убило Маргарет Стрейхорн?

7. Знаете ли вы, кто или что убило Адриену Ремилард?

8. Знаете ли вы, кто или что убило четырех оперантов, исчезнувших прошлым летом поблизости от вашей дачи на побережье Нью-Гемпшира?

9. Как вы считаете, Виктор Ремилард жив?

10. Вы подозреваете, что убийство Фурией-Гидрой Макалистера, Стрейхорн, Адриены Ремилард и остальных имеют какую-либо связь с семьей Ремилардов?

Все единодушно ответили «нет» на первые девять вопросов, и, как показал прибор, они говорили правду. Все женщины семьи Ремилардов ответили «нет» на десятый вопрос и сказали правду, кроме Люсиль. Она солгала. Дени Ремилард, все его взрослые сыновья и маленький Марк ответили «да» на десятый вопрос и сказали правду.

Расследование велось в глубокой тайне, ход его был полностью в руках Дэвида Макгрегора, однако Планетарный Дирижер для подстраховки проинформировал о результатах опроса Верховного лилмика и попросил дать указания: позволяют ли результаты проверки продолжить следствие по делу семьи Ремилардов? Ответ был отрицательный. Вся информация и бумаги были запротоколированы и по принадлежности переданы в Галактический Магистрат на Консилиум Орбе. В печать не попало ни строчки, однако факт существования странного и опасного симбиоза Фурия-Гидра не был тайной для наиболее влиятельных магнатов, входящих в Галактический Консилиум. В него же хорошо законспирированной группой входили и те операнты-земляне, которые впоследствии составили ядро руководства восстанием, начавшимся в 2084 году.

Эта группа тоже решила всерьез заняться поисками. Они первые пришли к выводу, что Фурия контролирует Гидру, сама же она действительно может явиться болезненной ипостасью одного из Ремилардов, страдающего раздвоением личности. Болезнь могла возникнуть на почве глубоких переживаний, вызванных смертью Виктора. Причем его или ее «нормальная» инкарнация могла не догадываться о порожденном его или ее разумом чудовище. Отсюда следовал вывод, что Фурия как таковая не в состоянии проявить себя как материальная сила — поэтому она и создала орудие — Гидру, чьими руками и добивалась возможности обеспечить свое присутствие в мире. Напрашивался и другой вывод: охота на Фурию дело трудное. Одному, даже группе оперантов, она не под силу. Требуются совместные метаусилия очень многих оперантов, и все равно поручиться за результат было невозможно.

Следующее покушение Гидра совершила вопреки строжайшему запрету Фурии. Здесь сыграла свою роль ревность — составленное из нескольких частей чудовище испытывало глубокую неприязнь к юному Марку Ремиларду, которого Фурия хотела непременно вовлечь в свои тайные замыслы. Злой дух слишком часто говорил об этом — в конце концов нервы у членов Гидры не выдержали, и они решили расправиться с Марком. Покушение оказалось неудачным. Спустя несколько лет, в 2054 году, когда Марку исполнилось шестнадцать, она повторила попытку. И вновь безуспешную — более того, одно из входящих в дьявольский метаконцерт сознаний было уничтожено. Фурия, узнав об этом, пришла в такую ярость, что свихнувшейся на зависти Гидре пришлось уйти в глубокое подполье. Фурия резко ужесточила контроль за своей подопечной.

Однако ненадолго... События развивались стремительно, и вскоре мы подошли к кульминации семейной драмы. После второго покушения на Марка только мы трое — я, Марк и Ти-Жан — догадывались об истинных причинах случившегося. Только нам удалось проникнуть в тайну монстра. Нам стало ясно, почему четырнадцатилетний сын Катрины Ремилард и Брета Макалистера попытался убить своего двоюродного брата Марка. Правда, мы ошибочно решили, что Гордон и есть Гидра. Тем не менее, все взвесив, Фурия пришла к выводу, что мы трое представляем потенциальную опасность. От нас необходимо избавиться, но так, чтобы никому не пришло в голову, что в этом деле замешана Гидра. Она и так слишком много наследила. Был брошен жребий — я оказался первым в роковом списке. Спасение пришло оттуда, откуда я не ждал. Убийц остановило только то, что к тому моменту я определил все оставшиеся головы Гидры. Ими оказались: дочь Мориса Селина, сыновья Северена и Адриена Квентин и Парнелл, а также дочь Поля, младшая сестра Марка Мадлен. Всем им было по четырнадцать лет. Позже мы осмыслили этот факт как прямое свидетельство того, что умирающий Виктор сумел каким-то образом проникнуть в утробы беременных женщин и соблазнить едва только начавшие развиваться сознания — так он подготовил страшнейшее оружие, которым предстояло воспользоваться продолжательнице его дела — Фурии.

Избежав с помощью своего друга — не будем пока называть его имя — атак Гидры и публично объявив о той информации, которой располагал, — тем самым вынудив Фурию отложить расправу со мной, чтобы не подтверждать мои сведения, — я поспешил на помощь Марку. Мы должны были сохранить жизнь Джека. Ребенок в это время находился в больнице Хитчкока при Дартмутском медицинском институте. Его лечили от рака. Фурия успела опередить нас и устроила пожар в палате, где находился малыш. Его чудесное спасение описано в предыдущем томе моих воспоминаний.

После этого четыре подростка исчезли. Председатель земной администрации приказал начать усиленный поиск этих юных свихнувшихся безумцев — через них мы собирались выйти на Фурию. Глава коллегии Генеральных Надзирателей, он же Верховный лилмик, приказал проводить поиски в глубокой тайне, чтобы не порочить Ремилардов. Общественность, поделился он, можно знакомить только с бесспорными фактами, а до того — ни-ни! Покушение на Марка было представлено как безумный акт маньяка-одиночки, а пожар в больнице — как несчастный случай.

Тем не менее всем Ремилардам — исключая маленького Ти-Жана — объявили, что расследование продолжается. Дело передали самому опытному следователю, первоклассному операнту, лучше других умевшему просвечивать мозги, крондаку Трома'елу Леку.

Все усилия Лека оказались напрасными — новых фактов добыто не было. Мы, Ремиларды, были невинны, как ягнята, дети, составившие Гидру, бесследно исчезли. На всем необъятном пространстве Галактического Содружества не отмечено ни единой, достойной внимания несуразности, ни одного странного происшествия... Это могло означать, что все составляющие части Гидры погибли... или указывало на непостижимую хитрость и изворотливость Фурии, сумевшей сменить своим подопечным личные ментальные отпечатки. У каждого ребенка, родившегося в семье оперантов, у любого другого младенца, обещавшего в будущем овладеть метапсихическим искусством, еще в роддоме снимался особый рисунок их мыслительной деятельности. Эти оттиски строго индивидуальны и не могли быть изменены. Оказалось, что могли... Единственное, что удалось добиться Леку, — это доказать присутствие четверых молодых Ремилардов вблизи всех мест преступления. Ни одного взрослого Ремиларда там замечено не было, так что вопрос об идентификации Фурии оставался открытым. И все-таки подозрение с нас снято не было даже после того, как Магистрат объявил, что дело против семьи Ремилардов прекращается. Восемь лет ни о Фурии, ни о Гидре не было ни слуху ни духу, пока не случилось несчастье с тремя исследователями, приехавшими отдохнуть на остров Айлей.

Это был прекрасный выбор — лучшего укрытия во всей галактике нельзя найти. Дело в том, что как раз эти места славились особо одаренными и сильными оперантами. Никому не могло прийти в голову, что на острове можно утаить что-то недозволенное, дьявольское. Местные операнты непременно обнаружили бы вторжение на их территорию непрошеных, источающих злобу гостей. Но на самом деле все было не так — за время, прошедшее с начала Вторжения, большинство самых сильных оперантов успели уехать с острова — места эти быстро опустели и жителей здесь оставалось всего около четырех тысяч, а стоящих оперантов и вовсе горстка. В основном это были старые больные люди, инвалиды, практически не поддерживающие связь друг с другом. Все, кто хотя бы в небольшой степени представляли для Гидры опасность, начали скоренько исчезать или умирать по «естественным», так сказать, причинам, как только четверо мерзавцев поселились на острове.

Конечно, оставалась возможность рождения ребенка с сильными метаспособностями, ведь среди жителей острова было много тех, кто имел кельтских предков, но в таком случае срабатывал закон, установленный властями Галактического Содружества: каждый ребенок с метапсихическими способностями должен получить соответствующее воспитание и образование, поэтому родителям приходилось переселяться в города, где были университеты. А множество туристов, посещавших Айлей, вряд ли могли за короткий срок определить, что телепатическая атмосфера на острове имеет явно аномальный оттенок.

Только после убийства Виолы и Роберта Страчан и Ровен Грант вспыли кое-какие подробности пребывания Гидры на Внутренних Гебридах. Тщательное расследование позволило определить, что на ферму Санейгмор Гидра прибыла из Нью-Гемпшира. Вся четверка официально поселилась на острове в середине 2054 года, хотя не исключено, что они прибыли сюда на несколько месяцев раньше. Ферма в июне 2054 года была продана некоему Фредерику Уркхарту Рамсею Янгу. Как Янг очутился на острове, никто толком объяснить не мог. В муниципалитете он представился как предприниматель, занимающийся межзвездными экспортно-импортными операциями. То, что гражданин Янг очень богат, стало ясно после того, как он отремонтировал и отделал заброшенную ферму, причем обеспечил усадьбу автономным источником энергии и самыми совершенными средствами связи, позволяющими общаться даже с наиболее далекими звездными мирами в галактике.

Утверждалось, что четверка молодых людей, назвавших себя Селиной и Магдалой Маккендал и Джоном и Артуром Квентинами, были сиротами с небольшими психическими и физическими расстройствами. Оперантами они якобы не были и находились под опекой их дяди с материнской стороны Ф. У. Р. Янга, которого звали дядя Фред. При детях состояла гувернантка и психотерапевт Филиппа Огилви (она тоже исчезла), а также двое местных жителей — Род и Джудит Кемпбел. Род был мастер на все руки, Джудит занималась хозяйством, готовила пищу. Пять лет назад они «случайно» погибли в автомобильной катастрофе.

Ни торговец, ни подрядчик, которому было поручено отремонтировать дом и оборудовать участок, ни его рабочие, ни представитель администрации острова — никто и никогда не видел дядю Фреда и мисс Огилви вместе. Когда следственная группа начала изучать материалы, обнаружилось, что не существует ни фотографий, ни тридипортретов, ни отпечатков пальцев, ни личных ментальных оттисков или каких-нибудь генетических данных об этих людях. Нигде не было обнаружено их медицинских карт! Все детали и подробности всплывали позже, на их основе уже в процессе расследования оперативная группа Магистрата конструировала образ жизни обитателей фермы. Дознаватели пользовались сколками воспоминаний, отдельными словечками и пустыми разговорами, малоценными на первый взгляд фактами. Многие люди на Айлее встречались с ними, имели с ними какие-то дела, беседовали, но никто не мог связно и более-менее подробно объяснить, кто они, как попали на остров, чем занимались... Впечатление было такое, будто люди имели дело с привидениями. С духами, на мгновение выползавшими из тени по какой-нибудь надобности и тут же вновь скрывавшимися во тьме неизвестности. Причем, расставшись с ними, собеседники сразу напрочь забывали об их существовании.

Наиболее логичным объяснением, к которому пришли следователи из Магистрата, являлось признание, что именно Фурия исполняла роль и дяди Фреда, и мисс Огилви. При этом монстр работал на расстоянии, посылая свое метапсихическое «изображение» — точную копию человека — совсем из другого места. Цель была показать островитянам, что дети-сироты не брошены на произвол судьбы, что за ними присматривают добрые и заботливые воспитатели. После долгого, тщательного осмысливания всех случившихся преступлений я тоже пришел к выводу, что Фурия никогда не ступала на Айлей, однако пока никто не может сказать определенно, кем были дядя Фред и мисс Огилви — сконструированными и внушаемыми образами или живыми людьми, которых чудище совершенно подчинило себе.

Фредерик Янг по большей части находился в длительных отлучках и лишь изредка навещал детей, что якобы было связано с его бизнесом, — естественно, коммерсанту, занимающемуся межзвездной торговлей, ездить приходится много. В те дни, когда он появлялся на острове, жители видели всю эту странную семейку в одном из лучших ресторанов Айлея, где они устраивали небольшую пирушку либо совершали пешие прогулки по болотам в северной безлюдной части острова. Дети очень вежливо приветствовали встречающихся орнитологов, ботаников, туристов, устраивали пикники — одним словом, вели себя как вполне нормальные люди...

Иногда дядя Фред появлялся в Боуморе, заглядывал в паб, выпивая рюмку-другую. Местное виски ему очень нравилось... Держался вполне естественно, разве что был слишком болтлив, при этом нес полную бессмыслицу — так о нем говаривали завсегдатаи паба. И что такого? С кем не бывает. Ничего подозрительного в нем не было, даже когда на острове начали исчезать последние операнты, когда, откуда ни возьмись, поползли слухи о Килнавском духе, никому и в голову не пришло связать эти таинственные случаи с дядей Фредом.

Еще более скрытной натурой была мисс Огилви. В город она приезжала раз в две недели, при этом молча отклоняла любые попытки местных активисток вовлечь ее в благотворительную деятельность, не говоря уже об обсуждении местных сплетен, социальных и политических проблем. Людям, постоянно сующим нос в чужие дела, на ферме делать было нечего — всякий раз, когда тот или иной любознательный островитянин появлялся на пороге дома в Санейгморе, кто-нибудь из Кемпбелов вежливо отказывал ему в приеме, ссылаясь на то, что «мисс Огилви занимается с детьми» и их ни под каким видом нельзя беспокоить.

В первые два года пребывания на острове подростки, составившие личину Гидры, занимались дома с приглашенными преподавателями. Работа была выгодная. Дядя Фред очень щедро расплачивался с педагогами. Одну из хозяйственных построек переоборудовали в маленькую, хорошо оснащенную школу. Здесь было несколько классных комнат, физическая и химическая лаборатории, гимнастический зал, комната для тихих игр, бассейн с подогреваемой водой. Преподавателей — никто из них не был оперантом — обычно нанимали в Шотландии или Англии. Их поселяли либо в Боуморе, либо в ближайших к городку селах. Утром они приезжали на ферму, проводили занятия и уезжали. По окончании курса все они отбывали с Айлея. С мисс Огилви они встречались очень редко и почти никогда с Фредериком Янгом, исключая момент найма и увольнения.

Никому из преподавателей не могло прийти в голову, что их подопечные очень сильные операнты, особенно в области метасокрушения и метасотворения. Вот что было удивительно — никто из преподавателей не отметил повышенной сексуальной нервозности, которая должна была бы сопутствовать созреванию подростков; иногда тот или иной воспитанник откалывал какое-нибудь коленце, однако добиться правдивого ответа на причины, вызвавшие подобный поступок, было невозможно. Между учениками и педагогами лежала пропасть, впрочем, как и между обитателями фермы и местными жителями.

Когда детям исполнилось шестнадцать лет, они были освобождены от домашних занятий, однако все они решили продолжать образование и поступили в различные институты. Учились они заочно, общаясь с преподавателями посредством спутниковой связи.

Результаты выпускных экзаменов, которые были устроены этой четверке в местном отделе народного образования, тоже почти не дали пищи для более точного идентифицирования личностей Янга и мисс Огилви, однако кое-какие штришки характеров четырех воспитанников можно было извлечь из результатов экзаменов, а главное — характеристик

Магдала Маккендал (она же Мадлен Ремилард, четвертый ребенок в семье Поля и Терезы Кендалл, младшая сестра Марка) наиболее яркая личность из всей четверки. С ней я был немного знаком еще до того, как эти убийцы нашли убежище на Айлее. Общее количество отпрысков Ремилардов в третьем поколении насчитывало около сорока человек, так что, когда собиралась вся семья, разобраться в этой шумной, по-щенячьи непоседливой толпе детей было невозможно. Их было так много — от грудных младенцев до вступающих в жизнь подростков, — что для меня все они сливались в одно пестрое, многоцветное пятно. А вот Мади выпадала из общего ряда. Она была исключительно расчетливым ребенком — этакая хитренькая симпатяшка, льнущая к старшей сестре Мари и брату Марку и не замечавшая, а то и нарочито жестоко обращавшаяся с младшим Люком, хилым, тихим в ту пору мальчиком. Когда Джек появился на свет, Мади первое время буквально не отходила от него, в ее интересе было что-то нездоровое, хищное — у меня создалось впечатление, что она сразу пыталась втереться в доверие к младенцу и отодвинуть всех родственников — включая отца с матерью! — на задний план. Правда, подобная навязчивость продолжалась недолго, и теперь по прошествии стольких лет я догадываюсь, что Мадлен уже тогда действовала по приказу Фурии — видно, монстр сначала хотел через сестру заняться воспитанием Джека, однако, узнав о болезни — неизлечимой раковой опухоли, чудовище на время потеряло интерес к удивительному ребенку. Повзрослев, Мадлен превратилась в настоящую красавицу — согласно рассказу одного из педагогов, который был без ума от своей ученицы, девушка представляла собой «неразбуженный вулкан». Горе-педагог должен благодарить судьбу, что «вулкан» не проснулся в его присутствии... Позже Магдала-Мадлен закончила полный курс в Гарварде и стала дипломированным юристом.

Джон Квентин (Квентин Ремилард, младший сын Северена и его третьей жены Мэв О'Нил) характеризовался учителями как совершенно аморальный тип с ангельскими золотистыми вьющимися волосами и с плотоядным огоньком в глазах. Отстающий от Магдалы по своим потенциальным способностям, он тем не менее с легкостью осилил курс психофизики и философии в Кембриджском университете и защитился на заочном отделении.

Селия Маккендал (Селина, четвертый ребенок Мориса Ремиларда и первый у Сесилии Эш), по мнению всех преподавателей, производила впечатление крайне неуравновешенной натуры. По виду она — бледная, худенькая и в то же время привлекательная какой-то запоминающейся болезненной красотой — напоминала фарфоровую статуэтку. Волосы у нее были цвета меда из клевера, глазки постоянно «постреливали», их турецкий разрез только подчеркивал ее экзотическую внешность. Вела себя Селия чрезвычайно чопорно, сидела на занятиях с неприступным видом, потом вдруг взрывалась... Все, кому довелось заниматься с ней, отмечали эти перепады в настроении, очень частые, беспричинные... Еще провалы в памяти... Все свидетельствовало о ее душевном нездоровье. Однажды одному из преподавателей довелось увидеть ее на лугу возле дома. Зрелище было жуткое — Селия, обнаженная, распалившаяся, занималась любовью с невидимым существом. Так, по крайней мере, показалось шокированному преподавателю. По его мнению, эта сцена свидетельствовала о сжигающем девушку изнутри садомазохистском комплексе. Преподаватель был тут же уволен, ему заплатили столько, что все последующие годы он держал язык за зубами и рассказал об этой истории только на допросе в полицейском управлении. Училась Селия посредственно, исключая все, что относилось к метапсихологии. В конце концов она получила диплом в Стенфордском университете в Калифорнии.

Самой слабой головой в метаконцерте, именуемом Гидрой, был Артур Квентин (Парнелл, сын Адриена Ремиларда, он поднял руку на свою старшую сестру Адриену). Все преподаватели в один голос заявили, что Артур редкий болван, его едва хватило получить специальность инженера-нанотехника. Роста он был высокого, черноволос, как и его кузен Марк, но в отличие от него, обладавшего гармоничным телосложением, Артур был мешковат, неуклюж, хотя и очень силен. Годами позже, когда Доротея телепатически показала мне его изображение, я нашел, что он здорово походил на героев тридивизионных сериалов. Его роль в метаединении самая простая — он представлял как бы мускульное усилие мысли, грубое силовое воздействие. Именно Артур был ненасытным пожирателем жизненной силы жертв; также, впрочем, и неутомимым сексуальным партнером свихнувшейся на этой почве Селии.

Когда молодым Гидрам стукнуло восемнадцать, мисс Огилви все реже и реже стала появляться в городке. Теперь молодые люди сами обеспечивали себя всем необходимым. В следующем году в автомобильной катастрофе погибла чета Кемпбелов, на их места никого не взяли. Дядя Фред тоже почти перестал бывать на острове. В 2059 году в местной газете появилась крохотная заметка: не знавший покоя бизнесмен Фредерик У. Р. Янг, владелец фермы Санейгмор и Эринис Хауса на планете Элизиум, погиб во время пожара, случившегося в отеле на «русской» планете Чернозем. Все его состояние перешло к опекаемым им детям.

Все ждали, что молодые люди тут же продадут ферму и отправятся в более веселые и многообещающие края, но они продолжали вести прежний образ жизни и не помышляли никуда уезжать.

Тогда-то на острове и появился Килнавский дух.

Когда в местном магистрате подсчитали количество жертв Гидры на Айлее, оказалось, что их двадцать девять человек. Каждый год погибали трое-четверо несчастных, причем серия исчезновений началась как раз в тот год, когда молодые Ремиларды появились на острове. Возраст, пол не имели значения, вот что было интересно: все убитые были субоперантами, то есть людьми с сильным, но так и не проявившимся метапотенциалом. Большинство из них исчезли без следа. Только от первых трех убитых остались кусочки сожженной одежды и зола.

Эти случаи дали толчок разговорам о появлении злого духа из Килнава. Составившие Гидру молодые люди решили воспользоваться старой легендой, и кое-кто из островитян, особенно дети, случалось, сталкивались в безлюдных местах с маленьким, напоминавшим гнома существом.

Местная полиция считала, что все эти слухи о привидении не более чем вздор и глупая болтовня. Однако вопреки их усилиям случаи исчезновения людей так и оставались нераскрытыми, пока не произошла трагедия с тремя учеными из Эдинбурга и делом не заинтересовались экзотики из Галактического Магистрата и сам Первый Магнат Земли.

Опять среди общественности поползли зловещие слухи о монстрах из семьи Ремилардов, однако Верховный лилмик сделал все, чтобы первая по своим метапсихическим возможностям человечества семья не потерпела ущерба. Моя хроника — единственный полный и правдивый рассказ о случившихся тогда событиях.

Спустя несколько дней после трагедии профессор Маша Макгрегор-Гаврыс была подвергнута суровому и длительному просвечиванию. Эта процедура была проведена по ее настойчивому требованию — она даже попросила использовать специальный детектор лжи, созданный в Кембриджском университете. Властям тоже было крайне важно определить мотивы преступления — было ли то случайное нападение с целью пожрать жизненную силу, как то происходило с предыдущими жертвами на острове, или Фурия, руководившая Гидрой, преследовала какую-то далеко идущую цель. Определить, что свело на узкой дорожке Гидру и трех ученых, добраться до причины преступления — значило найти решающее звено, объясняющее эти убийства.

Просвечивание, казалось, подтвердило первую версию, и все же профессор Макгрегор-Гаврыс настаивала, что, возможно, все дело в последних результатах исследований, которыми занимались Роберт и Виола Страчан и Ровен Грант. Что-то они говорили об опасной перспективе дальнейшей работы в области церебральной искусственной машинерии. По указанию Поля Ремиларда были подняты все файлы и записи погибших ученых — к его удивлению, все конечные выводы, сделанные Страчанами и Ровен свидетельствовали о том, что никаких опасных тенденций в создании машин, механически значительно повышающих мощь оперантского усилия, не предвиделось. По всем результатам выходило, что вреда от подобных устройств не более чем от ксенопланетологов или городских пожарных. Сделали еще одну проверку, подняли и задействовали все относящиеся к этому проекту материалы... Никаких зацепок! Все гладко... В конце концов Маше Макгрегор-Гаврыс пришлось согласиться с тем, что шесть месяцев в оздоровительном автоклаве не прошли для нее бесследно. Она, например, позволила чуждому сознанию вторгнуться в ее разум. Отсюда следовало, что и в воспоминаниях о последних днях своих родственников, об их разговорах она могла что-нибудь напутать, и высказываемая ими тревога по поводу развития искусственных ЦГ имела под собой иную почву.

Однако Поля Ремиларда трудно провести — он сразу понял, точнее, интуитивно почувствовал, что в этой истории с ребятами из Эдинбургского университета что-то не так. Он был не так легковерен или сражен горем, как Гран Маша, чтобы согласиться, что давным-давно ведущиеся в среде метафизиков и метапсихологов разговоры о потенциальной опасности, связанной с развитием церебральных генераторов, — всего лишь пустые домыслы. Дыма без огня не бывает, тем более когда в таком деле задействованы ведущие научные авторитеты, такие, как брат и сестра Страчаны и Грант. Что-то, безусловно, не так с последними статьями этих ученых, банальные результаты, зафиксированные на их личных компьютерах, выглядели очень подозрительно. Тем более если Маша Макгрегор-Гаврыс находилась под воздействием Гидры, которая вынудила их поехать на Айлей... Все это выглядело очень подозрительно... Естественно, в том смысле, что убийство не было ритуальным актом пожирания жизненной силы. Нет, причина лежала глубже, она имела четкое логическое обоснование. Однако Поль Ремилард ни с кем не поделился своими сомнениями. Даже с Трома'елу Леком.

Он лично со всей возможной мягкостью расспросил маленького Кеннета, но мальчик не мог сообщить ничего ценного за исключением подтверждения того факта, что его сестра Доротея испытывала дурные предчувствия и точно определила источник опасности — ферму Санейгмор. Это было серьезное свидетельство — поэтому, решил Поль Ремилард, к разговору с маленькой занудой надо подготовиться основательно. Почему он решил, что Дороти Макдональд зануда, Поль не мог объяснить. Слишком спокойна, вежлива, реакции неадекватны случившемуся — так ведут себя отличники в школе, почему-то сказал себе Ремилард. Зубрилы... Подобных типов он не любил.

Доротея все это время находилась как бы в шоке, однако она не плакала, ни каким-либо другим образом не выказывала горя. Она ушла в себя, в свое сознание никого не допускала, и следователи пришли к выводу, что пробить ее защиту невозможно — не дай Бог, погубим девочку. Она охотно, добросовестно отвечала на все вопросы, даже поработала с компьютерным художником, который с ее помощью пытался составить портреты двух подозрительных людей, с которыми Доротея познакомилась на пароме. (Дискета, оставленная ими, была разобрана по косточкам, группа специалистов ощупала каждую детальку. Результатов не было.) Девочка подробно описала всю сцену убийства, привидевшуюся ей. Потом с тем же художником они составили тридиизображения двух других членов преступной группы.

Оба — и Поль Ремилард, Первый Магнат Земли, и Дознаватель Трома'елу Лек — согласились, что, конечно, вряд ли девочка видела все это на самом деле. Просто до нее дошли какие-то метапсихические импульсы, излучаемые ее матерью и другими жертвами. Со временем изменилось и отношение к девочке. Случилось это не без влияния Поля Ремиларда. Следователи вдруг загорелись желанием подвергнуть Доротею испытанию с помощью просвечивающего луча — все они вдруг переполнились уверенностью, что свидетельница знает куда больше, чем говорит или сознает...

Поль Ремилард тоже включился в эту кампанию — он попытался доходчиво и убедительно объяснить Доротее, как важно для дознания проверить ее мозги. Он заявил, что ей дадут гипнотическое средство, она не почувствует никакой боли. Ни малейшего беспокойства.

Ди не мигая смотрела на Первого Магната — тот даже поежился (ну и девица!..), — потом спросила тонким взволнованным голосочком:

— Какое средство? То, какое метатерапевт дает больным, чтобы проникнуть в их сознания?

Ремилард покусал губы и кивнул. Доротея побледнела.

— Ни за что! — решительно заявила она, и никакие призывы Магната, дознавателей, бабушки, никакие доводы, уговоры, требования не могли помочь.

— Это средство на мне уже пробовали, — ответила девочка. — Мне было так больно!..

— Нет, это другой препарат. — Ремилард не оставлял надежду уговорить ее. — Схожий, но другой. Лучший... Я обещаю, что ты не испытаешь никакой боли.

— Нет! — На лице Ди появилось решительное и чуть обиженное выражение. — Я рассказала все, что знаю. Я ничего не скрыла...

Потом она помолчала и добавила, что ее сознание — это ее сознание, и она никому не позволит проникнуть туда...

«Кроме ангела...» — подумала она.

Взрослые примолкли — чувство собственного достоинства у этой маленькой девочки было поразительное. Есть над чем задуматься — а тут еще этот ангел. Они все трое уловили мысль, плеснувшую из ее разума. Трома'елу Лек предположил, что этот небесный страж может оказаться образом, внушаемым Фурией. Ремилард не стал спорить — просто напомнил уважаемому коллеге, что тот плохо разбирается в психологии детей-землян. Этот «ангел» не более чем выдумка, помогающая ребенку ладить с окружающим и с самим собой. Подобный персонаж, по-разному называемый, существует у всех наших ребятишек. К тому же в сознание девочки можно проникнуть, только взломав ее психоэнергетическую ауру, некое астральное тело, а никаких следов насилия при обследовании Доротеи обнаружено не было. Рабочие тесты показали, что ее сознание — это нечто!.. Совершенно непонятный комплекс скрытых возможностей, слегка деформированный из-за перенесенного ею потрясения...

Ремилард вступил на свою стезю — поговорить на тему метапсихических загадок он любил... Вы не смотрите, что она так спокойна, — внутри нее происходит нечто такое, что она и сама понять не может, а значит, осторожничает, робеет, опасается сделать какой-либо решительный шаг — например, подвергнуться просвечиванию. Для нее все это выглядит в форме советов внутреннего «ангела», который и сам пока пребывает в тупике. Все параметры ее метапсихического состояния в норме — она не может служить орудием Фурии.

Так-то оно так, согласился Лек... Хотя внутренний небесный страж, по-видимому, действительно не имел никакого отношения к чудовищу и мало чем мог помочь расследованию, тем не менее этот сгусток детской фантазии очень заинтересовал крондака.

Поль Ремилард, в свою очередь, чувствовал себя далеко не лучшим образом. Упрямство пятилетней девицы ни в коем случае не должно задерживать расследование, проводимое Галактическим Магистратом. Ведь речь шла о добром имени и чести его семьи!..

Неожиданно Доротея, внимательно прислушивающаяся к спору взрослых, ясно и твердо заявила:

— Вы не имеете права подвергать меня просвечиванию против моей воли. Таков закон.

Она была права. К ее разочарованию, существовал обходной путь для получения официального разрешения на просвечивание ребенка. Его мог дать опекун. Гран Машу и просить об этом не надо было — она охотно поддержала предложение Поля Ремиларда, однако у нее не было на это нрава. Дать разрешение мог только Ян Макдональд.

Поль Ремилард распорядился немедленно доставить на Айлей специальный аппарат космической правительственной связи и на следующий день в присутствии Лека, Гран Маши и Доротеи послал вызов на Каледонию. Как только изображение Яна Макдональда засветилось на экране, маленькая девочка невольно вскрикнула. Это был тот самый человек, чей портрет тайком показывал ей Кен, только чуть постаревший, да и седины прибавилось, однако он по-прежнему был очень представителен и силен.

Ее отец!..

Когда Поль Ремилард сообщил ему о гибели Виолы Страчан, он не выдержал и отвернулся, чтобы скрыть выступившие слезы. Потом вновь повернулся к экрану:

— Кто это сделал? Что за ублюдки посмели покуситься на жизнь Ви?.. Куда вы там смотрите на Земле? И вообще — что это все значит? Почему Первый Магнат сообщает мне эту новость?

— Гражданин Макдональд, — официально обратился к нему Поль Ремилард. — У меня нет времени входить в подробности. Вы задали столько вопросов! Придет день, и вы получите самый подробный ответ. В письменной форме... Вкратце дело сводится вот к чему: Роберт и Виола Страчан, а также Ровен Грант стали жертвами покушения. У вас есть возможность очень помочь расследованию. Ваша дочь Дороти оказалась свидетельницей преступления. Метапсихическим образом... Мы считаем, что в ее бессознательном может храниться ключик к этому загадочному убийству. Я официально испрашиваю у вас, ее законного опекуна, разрешение на исследование ее мозга с помощью специальной техники.

— Папочка, не разрешай им! — заплакала девочка. Она вскочила с места — Гран Маша не успела перехватить ее — и бросилась к экрану. — Я не хочу, чтобы кто-то копался в моей голове! Это больно!! Я боюсь. Я уже им все рассказала...

В первый момент на лице Яна Макдональда отразилось изумление, потом он пришел в ярость:

— Что ты, черт побери, задумал, Поль Ремилард? Ты хочешь сломать ребенка?.. Черт вас возьми, Дори не оперант!.. С вашей стороны это... беспардонная провокация! Надо же, добиваться у меня разрешения на подобную процедуру!

— Не совсем так. Никто не собирается причинять девочке вред. С помощью современных препаратов...

— Папочка — не позволяй!..

Доротея разрыдалась. Гран Маша попыталась оттащить ее от экрана, но девочка намертво вцепилась в пульт управления.

— Нам крайне необходимо объективное свидетельство Дороти, — продолжал настаивать Ремилард. — Ее память может содержать что-то крайне важное для расследования. Люди, ведущие расследование, уверены, что убийство вашей жены и родственников одно из звеньев длинной цепи преступных деяний некой незаконной группы. Они без каких-либо проблем получили согласие у всех других свидетелей. Речь идет о безопасности Галактического Содружества. Вашей тоже... Гражданин, вы обязаны исполнить свой долг и дать разрешение.

— Вы меня не пугайте, Поль Ремилард. Я знаю свои права и права ребенка. Не надо подсовывать мне дохлую собаку. Я официально запрещаю вам просвечивать сознание моей дочери Доротеи Макдональд. Тебе ясно, метапсих паршивый...

— Ясно, — сухо ответил Ремилард.

— Папочка! Папочка... спасибо! — Девочка с религиозным восторгом смотрела на отца. — Можно Кени и мне пожить с тобой? Мы так мечтаем об этом!

Ян Макдональд замер, губы его дрогнули — от волнения он слова вымолвить не мог. Потом, справившись с нахлынувшими чувствами, он с победным видом улыбнулся с экрана.

— Дора, обязательно приезжай на Каледонию. Как можно быстрее. Я закажу вам билеты. Тебе и Кени.

Экран погас.

Медицинский судебный эксперт, изучивший показания Доротеи и сравнивший сделанные с ее слов фотороботы с предыдущими тридипортретами четверки ментальных террористов, нашел, что девочка точно описала их внешность. Однако казалось невероятным, что беглецы рискнут сохранить свои видимые образы, тем более что с помощью современной техники очень просто изменить форму лица, цвет глаз, очертания ушных раковин. Для этого можно использовать автоклав, однако пребывание в оздоровительной ванне требовало много времени, а его у четверки убийц не было. Они могли воспользоваться наипростейшим способом — тем, которым, например, пользовались крондаки, когда приезжали на Землю. Изменение внешности для сильных оперантов проблемы не составляло, но и здесь имелись свои ограничения — изменить внешний вид метапсихическим образом можно только на достаточно короткое время. Слишком велики затраты энергии...

Чиновники Магистрата решили использовать это обстоятельство. Изображения молодых Ремилардов разослали по всем магистратам и полицейским участкам в галактике, и все равно никто больших надежд на скорое обнаружение преступников не испытывал. Они уже показали, на что способны...

Несколько недель полицейские прочесывали остров Айлей, пытаясь отыскать следы исчезнувших субоперантов. Они применили самое современное оборудование — в результате нашли множество обгорелых костей и других останков, за что потом археологи воспели благодарственные гимны доблестным защитникам законности и порядка. Они снабдили ученых уникальными материалами — от эпохи неолита до наших дней, однако доказать, что хотя бы одна находка имела отношение к преступной деятельности Гидры, оказалось невозможно.

Оперативники, дознаватели, представители Галактического Магистрата в общем-то не сомневались в подобном исходе поисков. Зола и угольки, остававшиеся от тел жертв чудовища, давным-давно развеяны по земле, тем более что убийства совершались в труднодоступных местах — особенно в пещерах, куда заманивали несчастных или переносили их в бессознательном состоянии.

Эта версия тоже нуждалась в доказательствах, а их не было, пока годы спустя уже повзрослевшей Доротее не довелось встретиться с Гидрой во время своего второго посещения Айлея.

7

Столица государства Земля Конкорд, Земля

4 июня 2062 года

Запах свежесрезанной травы... Аромат цветущих роз... Прогретый за день воздух недвижим и густ, ни единого дуновения ветерка. Редкая погода для Нью-Гемпшира в июне. Обычно в это время окрестные холмы продувает с моря так, что впору в шубе ходить.

В саду позади виллы, выстроенной для Первого Магната Земли, разбит большой цветник. Вокруг раскрывшиеся бутоны алых, белых, чайных, кремовых роз; солнце, стремящееся к горизонту, тишина, теплынь — где еще могли собраться сыновья и дочери Дени Ремиларда в ожидании отца, как не в этом чудесном месте.

— Знаешь, — заявил Поль Ремилард, отвечая на удивленное замечание старшего брата Филипа, высказанное им по поводу необычного вида лужайки, — мне не по сердцу этот искусственный генноинженерный дерн. Трава на нем выше трех сантиметров не вырастает. Конечно, ухаживать за таким газоном куда легче, я согласен. И садовникам меньше хлопот... Но что касается меня, то мне эти нынешние лужки более напоминают махровое полотенце, чем, скажем, лесную полянку. Да еще новомодные сорта травы!.. Хрустят под ногами, как гравий. А здесь старое доброе разнотравье — семена посеяли, когда я был в отлучке, на сессии Галактического Консилиума. Теперь смотрите, как все разрослось. Видишь, даже два одуванчика поднялись, там ромашки, скоро клевер зацветет...

— Но как же подстригать эту варварскую поросль? — спросила Катрин. — Ведь лазерные ножницы, которыми пользуются фермеры, не могут ее взять.

— Траву стрижет племянник Фитча с помощью древней косилки. Он ее подремонтировал, что-то там переделал... Иногда я сам берусь за дело — здорово успокаивает нервы. Ходишь взад-вперед, лезвия вращаются, жужжат, а ты вдыхаешь аромат свежесрезанной травы...

Филип засмеялся и недоверчиво покачал головой.

— Что-то не похоже на вечно занятого Первого Магната, которого мы все знаем и любим.

— Точно, — кивнул Поль, — я сам себя не узнаю. С возрастом меня все больше и больше тянет к дому. Как только мы окончательно подготовим штаты земной администрации, обучим кадры, я уйду со всех постов и начну жить по-другому. Знаешь, я даже научился готовить. Это такое удовольствие!..

— Боже мой! — засмеялся Филип.

— Не верю ни единому твоему слову! — заявила Катрин.

Все остальные члены семьи заулыбались, однако в этом веселье чувствовалась какая-то напряженность, неловкость, ожидание дурных вестей, ведь не будет же Первый Магнат после утомительной служебной командировки собирать родственников только для того, чтобы поделиться опытом стрижки газонов. Что-то случилось, и предощущение беды чувствовалось в каждой реплике, шутке, долгих паузах...

Полю только что исполнилось сорок восемь лет, но выглядел он на тридцать с небольшим. Такая наследственность выпала на долю Ремилардов — по достижении определенного возраста они как бы останавливались на этой ступени, в работу включался уникальный генный комплекс, позволяющий постоянно поддерживать организм в режиме омолаживания. У каждого Ремиларда был свой критический возраст — Рогатьен дожил до пятидесяти с небольшим, когда включился его наследственный аппарат. С Полем это случилось после тридцати, и теперь лишь мазки седины в монотонно-черных — под цвет свободного пространства — волосах и аккуратно подстриженная бородка старили его. Одет он был в темные слаксы и рубашку апаш с рукавами-фонариками. Только пестрой косынки не хватало — ну, может, трубки, повязки, наложенной на один глаз, — чтобы сойти за киношного пирата южных морей. По мнению Рогатьена, глядя на Поля, все эти флибустьерские атрибуты напрашивались сами собой, так что Первый Магнат любил в домашней обстановке расстегнуть одну пуговицу на вороте или этак бесшабашно засучить рукава...

Поговорили о лужайках, помолчали...

Только Северен и Адриен догадывались, о чем сегодня пойдет речь. Они так же, как и все остальные приглашенные, в ожидании начала разговора тщательно следили за своими защитными экранами — не дай Бог, где-нибудь обнаружатся слабости!

Между тем наступили сумерки, в померкшем небе загорелись первые звезды. Границами участка, где стояла вилла Первого Магната, служила живая изгородь из быстрорастущих мутированных вязов, орешника и редких сахарных кленов, сквозь листву которых мягко просвечивали огни непривычно высоких стратоскребов — административных зданий, расположенных в нескольких километрах от усадьбы Поля Ремиларда. Столица государства Земля, входившего в Галактическое Содружество на правах ассоциированного члена, была выстроена невдалеке от старого Конкорда, главного города прежнего штата Нью-Гемпшир, что в долине реки Меримак. В первые полстолетия после начала Вторжения из космоса все государства Земли слились в единое новообразование, управляемое из одного центра. Под властью правительства Земли находились и колонизируемые планеты. Их общее население уже составляло около девяти миллиардов человек. Одно время Конкорд начал стихийно разрастаться, однако этот процесс быстро ввели в регулируемое русло, и потребности в новых площадях удовлетворялись теперь в основном за счет подземного строительства. Недра под городом были изрыты на километровую глубину — все подземные сооружения: административные и служебные помещения, городские службы, склады, небольшое число промышленных предприятий — в обыденном общении называли «муравейником». Нижние и средние чины государственной администрации, обслуживающий персонал, рабочие жили в окрестных городках и поселках штатов Нью-Гемпшир, Вермонт и даже Мэн. Все они были связаны прекрасно спроектированной сетью автострад. Только высшие государственные чиновники имели разрешение селиться вблизи Конкорда. В их число, естественно, входил и Поль Ремилард.

В 2054 году, когда государство Земля освободилось наконец от унизительного попечительства пришедшей из космоса разумной расы, называемой симбиари, и получило статус полноправного члена Галактического Содружества, Поль Ремилард, Первый Магнат Земли, пришел к выводу, что ему необходимо иметь собственную официальную резиденцию. Старый семейный дом Ремилардов, расположенный на Ист-Саут-стрит в Хановере, маленьком студенческом городке в Нью-Гемпшире, где вырос он сам, его дети, где покончила с собой его жена Тереза Кендалл, навевал слишком мрачные, угнетающие воспоминания. Однако в то время среди высшей бюрократии не было принято обзаводиться постоянными гнездами вблизи Конкорда, поэтому Поль несколько лет снимал небольшую квартирку в столице, служившую ему местом отдыха и размышлений в те короткие моменты, когда он находился на Земле.

В отличие от прежних, привычных представлений об обязанностях главы государства, Поль Ремилард, ввиду своей занятости, был полностью освобожден от участия в торжественных церемониях и от всех прочих представительских обязанностей. Забот ему в ту пору хватало. Первые пять лет участия Земли в работе Галактического Консилиума, бурные и непредсказуемые процессы, происходившие на Земле и колонизируемых планетах, постоянно возникавшие конфликты с представителями звездных рас не давали ему ни минуты свободного времени. В те поры он и детей своих толком не видел, разве что по экрану тридикома... Они были отданы на попечение гувернанток и домработниц, обладавших оперантскими способностями. Со временем Поль Ремилард пришел к выводу, что частный колледж, дядьки, няньки, опытное педагогическое око — это хорошо, но без родных рук, без родительской ласки дети тоже не могут обходиться...

Он обратился к родителям — Дени и Люсиль Картье. Что было делать! Деду и бабке пришлось сократить свою научную и преподавательскую деятельность и заняться воспитанием внуков. Дени и Люсиль сдали свой чудесный домик вблизи Дартмутского колледжа, где они работали, и переехали в старое родовое гнездо на Ист-Саут-стрит, чтобы заменить детям отца и мать.

Также редко Поль встречался со своими братьями и сестрами — только во время месячных сессий Галактического Консилиума, которые проходили каждый год по земному счету времени. Все семеро детей Дени и Люсиль были полноправными магнатами и занимали различные должности в первых эшелонах власти Галактического Содружества. Чтобы встретиться вот так, в домашней обстановке, нужен был исключительный повод. Все знали, что изредка выпадавшие свободные часы Поль проводил с Лорой Трамбле, женой покладистого, умеющего ничего не замечать операнта-ирландца Рори Малдоуни.

В 2059 году при не выясненных до конца и весьма странных обстоятельствах Лора умерла. Как раз в тот год единая администрация Земли добилась первых успехов в установлении порядка и законности, с трудом удалось погасить постоянно вспыхивающие конфликты. Наконец-то у властей появилась возможность предвосхищать развитие событий, заранее подготовиться к возникающим угрозам, а не бегать с огнетушителем от одного разгорающегося конфликта к другому. Как-то Первый Магнат обнаружил, что его рабочий день наконец прошел без непредвиденных осложнений, потом дни начали сливаться в недели, месяцы. Он сразу почувствовал, как полегчало бремя власти. Скоро ему уже не надо было безвылазно сидеть на Консилиум Орбе. Все реже и реже возникала необходимость мчаться сломя голову с одной освоенной планеты на другую, посещать экзотические миры, чтобы на месте улаживать возникающие недоразумения и столкновения, вспыхивающие, как правило, после грубых промахов, допущенных бесцеремонными и необузданными представителями его молодой расы.

К золотому юбилею Вторжения и вступления Земли в семью галактических цивилизаций, казалось, люди-магнаты полностью освоились в мировом сообществе, научились не только ладить с соседями, ближними и дальними, но и овладели искусством проводить нужные им решения через Консилиум. Только небольшая группа фанатично настроенных оперантов, которые позже составили ядро руководства восстанием, решительно выступали против дальнейшей ассимиляции Земли среди чуждых, как они считали, рас.

К тому времени в колониях сложилась достаточно эффективная и надежная система управления, в которую входил назначаемый Консилиумом Глава администрации, с одной стороны, и местное законодательное собрание — с другой. Тем самым создавалась двойная вертикаль, дающая каждой ветви власти реальный выход в верхние эшелоны управления конфедерацией, что позволяло им успешно отстаивать свои права. Столкновения обеих ветвей гасились тщательно разработанным и закрепленным законодательно на самом высоком уровне разграничением полномочий и обязанностей. Конечно, главное, что оправдывает существование любой власти, — это способность проводить решения в жизнь и тщательно соблюдать взятые обязательства. В этом смысле очень велико значение нравственного климата в высших сферах, сохранение нормальных человеческих отношений. Ответственность, сила и терпимость — вот лозунги достойного правления. Всеми этими качествами Поль Ремилард обладал в избытке, поэтому две сессии назад Галактический Консилиум пришел к выводу, что стабильность и торжество закона в государстве Земля достигли такого уровня, что властные функции Первого Магната, ограниченные на время переходного периода, могут быть переданы главному должностному лицу в полном объеме. Народы Земли и планет-колоний в должной мере оценили усилия Поля Ремиларда, и на новых выборах он победил подавляющим большинством голосов. В этом большую роль сыграло умение Поля поддерживать добрые отношения с экзотиками, в первую очередь с представителями пяти ведущих в галактике рас, основавшими Содружество. Эти древние народы имели хорошо налаженные связи с землянами в научной и культурной областях, в сфере государственного строительства, особенно в вопросах отбора, воспитания и подготовки оперантов. К сожалению, все их усилия по налаживанию контактов с течением времени все более враждебно воспринимались значительной частью землян. Опеку считали унизительной, помощь лицемерной, а всякое вмешательство в школьные программы объявлялось попытками духовно закабалить наивных землян. Особенно усердствовали отъявленные горлопаны, фанатики и нечистоплотные политиканы...

Правда, подобные настроения пока не вышли за пределы обыденных разговоров, крикливых заявлений...

Наиболее тесно земляне сжились с полтроянцами, которые считали, что дружба с Землей — великий дар для них. Они первыми заговорили, что поиск во Вселенной иного, подобного им самим разума наконец-то завершился полным успехом. Может быть, это происходило потому, что и обликом они схожи с нами. Полтроянцы вполне человекоподобные существа, только очень маленького роста. Их психика во многом напоминала человеческую... Другие расы, например, гии, держались более обособленно. В первую очередь их занимали утилитарные возможности контакта. Гии очень интересовало наше искусство и, как ни странно, наша ненасытная страсть к наслаждениям. Люди сначала особенно недоверчиво относились к гии, похожим на больших, в человеческий рост, птиц. Со временем холодок неприязни перешел в бытовую сферу — в общем, это были безобидные создания, правда, несколько бесцеремонные в метапсихическом смысле. Они иной раз позволяли себе без разрешения вмешиваться в мысли землян — операнты, как на подбор, они были сильные.

Крондаки никогда не меняли своего церемонного благожелательного отношения к землянам. Даже во время восстания... Они, очень древняя раса, предпочитали держаться наособицу, возможно, вследствие своего чересчур экзотического вида. Что-то подобное осьминогам с головой монстра и гигантским клювом вместо носа... Однако именно они скептически отнеслись к поспешному, с их точки зрения, предоставлению Земле статуса полноправного члена Содружества.

Что касается лилмиков, которые при общении вели себя крайне непредсказуемо — могли внезапно исчезнуть, так же внезапно появиться, — с ними практически было невозможно наладить какие-либо иные взаимоотношения, кроме официальных. Понять их — имеются в виду нормы частной жизни — не было дано никому.

...После перевыборов, когда схлынула горячка служебных дел и обязанностей, Поль Ремилард всерьез задумался о строительстве нового дома-резиденции. Теперь он собирался подолгу жить на Земле, хотелось почаще видеться с детьми... Сначала он снял большую квартиру в Конкорде, потом пришел к выводу, что надо обзаводиться собственным жильем.

Но где поселиться?

Решение, связанное со старым семейным домом на Ист-Саут-стрит, отпало сразу. Там, вместе с Дени и Люсиль, жили старшие дети Поля Ремиларда Марк и Люк. Джек, принятый в Дартмутский колледж в десятилетнем возрасте, имел комнату в студенческом общежитии. Самый старший, Марк, за это время успевший получить несколько ученых степеней в самых различных областях науки, с головой погрузился в разработку церебральных генераторов. Исследования эти оплачивались из семейного фонда Ремилардов. Марк обзавелся маленьким, расположенным в уединенном месте — на холмах, к северу от Хановера — домиком, купленным на деньги, взятые из неприкосновенного страхового запаса. Все дети в общем-то были пристроены, и на семейном совете все они в один голос твердили одно и то же: папа, тебе обязательно надо строиться, и где-нибудь поближе.

В воздухе витала общая невысказанная мысль, что, может, отец в конце концов женится и тем самым положит предел бесконечным слухам о его любовных похождениях, в которые он ударился после смерти Лоры Трамбле. Однако Поль Ремилард вовсе не собирался менять образ жизни и вряд ли кто-нибудь был способен переубедить его, тем не менее дом — точнее, прекрасную виллу — он построил. Располагалась она в окрестностях Конкорда, в сотне километров от Хановера.

В то время когда Поль не заседал в Консилиуме, не участвовал в сессиях и не исполнял возложенных на него обязанностей, он становился обычным гражданином и, как любой другой магнат, был полностью свободен в выборе досуга, бизнеса и развлечений. Однако любовные похождения здорово вредили его репутации, и как частное лицо он не мог быть избран, например, в законодательное собрание Северной Америки. Одним словом, несмотря на установившийся новый, более либеральный порядок, путь на выборные административные должности был для него закрыт. Его несколько раз неофициально извещали об этом.

Поразмыслив, Поль Ремилард решил, что лучше всего, если его дом станет неофициальной резиденцией Первого Магната, практически не связанной ни с бюрократией Консилиума, ни с аппаратом Председателя земной администрации. Он хотел, чтобы любой гражданин мог переговорить с ним и получить совет. Свободное время Поль намеревался посвятить дальнейшему изучению Галактического Содружества и перспективам развития отношений человечества с иными расами...

Согласно табели о рангах Первый Магнат мог рассчитывать на роскошное житье. Попроси он — и местный Директорат, с согласия избирателей, — авторитет Поля Ремиларда был очень высок, — выстроил бы ему точную копию Версальского дворца или любого другого творения архитектуры. Его семья, коллеги решили, что Первый Магнат так и поступит — ну, может, умерит запросы и создаст что-нибудь скромное, но тоже величаво-государственное, внушающее благоговение и чинопочитающий трепет.

Вместо этого Поль дал волю своей необузданной, постоянно поглядывающей в сторону прекрасного пола фантазии.

Когда Люсиль Картье, законодательница мод и общепризнанный судья в вопросах вкуса, в первый раз увидела сооружение, возведенное ее сыном в окрестностях Конкорда, она на мгновение потеряла дар речи. Потом перевела дух и заявила ожидавшему восхищенных оханий и аханий, ликующих криков Полю, что дом представляет из себя ублюдочную помесь швейцарского охотничьего домика шале и свадебного торта.

— Ничего подобного! — заявил Поль, крайне разочарованный не столько оценкой, сколько удивленно-окаменевшим лицом матери. — Это точное повторение деревянных коттеджей, которые в середине девятнадцатого века строили в Новой Англии. Работа американского архитектора Эндрю Джексона Даунинга. Сам коттедж, на мой взгляд, образец красоты, — еще стоит в Питерборо.

— Это явная нелепица, — ответила мать.

— Но меня он устраивает, — возразил Поль. — Я создал то, о чем мечтал. Теперь у меня есть уютное гнездышко на ту пору, когда Консилиум попросит меня на пенсию.

Покрытый белой краской коттедж был достаточно вместителен; десять комнат, не считая западного крыла, где располагались танцевальный зал, несколько кабинетов, оборудованных по последнему слову техники, и жилые комнаты для домашних. За домом, на двадцати гектарах, был устроен удивительно искусно спланированный, совершенно не мешающий обозревать окружающие дали хозяйственный комплекс, включающий частную станцию метро — эта линия вела прямо в космопорт, — несколько гаражей, мастерскую и склады. Фасад украшали окна с полуциркулярным завершением, на крыльцо вынесены красивые квадратные колонны — такие же опоры поддерживали крышу на веранде с тыльной стороны. По карнизу, обегающему периметр, были пущены резные деревянные полотенца, что придавало дому нарядный и в то же время уютный вид. Конечно, некоторая эклектичность деталей бросалась в глаза — здесь было над чем позубоскалить строгим ценителям архитектурного искусства, но вряд ли кто-нибудь решился отрицать, что у дома была душа, от него как бы исходило тепло, и это могло смирить любого здравомыслящего человека.

Полы в комнатах были застелены полированными дубовыми досками, стены оклеены приятного тона обоями, мебель, собранная поштучно, являла собой смесь предметов колониальной и викторианской эпох. Спальня Поля была обставлена очень скромно, а вот на обстановку в комнатах для гостей Поль не поскупился. Приглядывали за домом роботы и несколько человек обслуживающего персонала.

Поваром у Поля служил немногословный янки, которого звали Эшел Фитч. Его кулинарное умение и пристрастия лучше всего проявлялись при приготовлении супов, салатов, курятины в винном соусе и жареной картошки. Жена Фитча Элси ухаживала за цветами, а также приглядывала за винным погребом. Надо сказать, что питие всегда служило отличительной чертой Ремилардов. Коллекция у Поля была замечательная — от редчайших вин, собранных со всех концов галактики, до известных крепких напитков. Тут же хранилось два ящика старого виски специально для дяди Роги. Съестные припасы ему поставляли лучшие фирмы, и свозились они отовсюду, даже в Куала-Лумпуре у Поля был свой агент. Если же возникала необходимость приготовить ужин для двоих — а это случалось нередко, — Фитчи получали на ночь выходной, и Поль сам вставал к плите. Его любимым блюдом был омлет. Он знал в нем толк.

В сотне метров от усадьбы, на опушке леса стоял летний домик — туда и пригласил Поль Ремилард своих гостей. Обстановка здесь была скудная — несколько плетеных кресел и диванчиков, а также всевозможная аппаратура.

— Здесь мы подождем папу, — сказал хозяин. — Вон на том вращающемся столике напитки. Если кто-нибудь желает... Это самое удобное место, чтобы поставить заслон сигма-поля. Если нам повезет, мы сможем понаблюдать за полетом ночных бабочек. Удивительное, должен заметить, зрелище...

— Сигма-экран? — Адриен вскинул брови. — Зачем? Неужели ты считаешь, что кому-то интересна наша болтовня?

Поль через плечо глянул на брата, безрадостно улыбнулся.

— Нам есть о чем поговорить без чужих ушей. Это особенно касается тебя и Севи.

— Опять то же самое! — Адриен изобразил безмятежность, однако скрыть нотки тревоги ему не удалось. Чертами лица он напоминал Поля, только выглядел менее респектабельно и вальяжно. И молодо!.. Его наследственный аппарат включил естественное омолаживание в более юном возрасте — в компании родственников он выглядел как парнишка. Что-то противоестественное было в его облике (впрочем, их отец тоже начал омолаживаться в юные лета), чуть старили его маленькие усики. —

— Снова о политике, — тяжело вздохнул Северен. — Как только ты начал обзванивать нас, я сразу догадался, о чем пойдет речь. Еще эта конспирация, словно мы нашкодившие дошколята...

— Поль пустяками не занимается, — отрезала Катрин. Она тоже не могла скрыть тревогу, но ради сохранения мира решила вступиться за старшего брата. — Чем вы недовольны? — спросила она меньших братьев. — Тем, что с вами хотят посоветоваться?

В разговор вступил Морис:

— Возможно, они недовольны успехами оппозиции на последних выборах. У них сразу прибавилось наглости, захотелось хапнуть еще...

— Позор! — заявила Анн. — Вы бы никогда не добились такого успеха, если бы не занялись откровенной дезинформацией избирателей. Заметьте, я говорю — дезинформация, не ложь.

— Какая дезинформация!! — вскипел Северен. Он картинно обратился к Адриену: — Взгляни, кто повторяет эти бредни! Синие чулки, ученые истерички, набросившиеся на папу римского и выкручивающие ему руки с требованием выпустить энциклику с благословением Галактического Разума. Они требуют, чтобы он заявил, что вселенский мета-содом не посягает на свободу воли!

— Это не так, — возразила Анн.

— Почему же? — вступил в спор Адриен. — Мы тоже можем подыскать покладистых теологов, которые устроят хорошую взбучку официальным святошам. Все они тоже будут метапсихологами! Уж они сумеют раскрыть людям глаза. Вам тесны рамки философского канала на тридивидении? Вы желаете устроить дебаты на межзвездном форуме? Прекрасно! Мы выставим раби Моргенштерна, кардинала Фудзинага, доктора Азиза Кхоури. Они вмиг поставят вас на место.

Анн поджала губы.

— Галактическое Единство — слишком серьезный вопрос, чтобы превращать дискуссию по этому поводу в подобие эстрадного шоу. Вы и ваша подпольная компашка бунтарей должны были бы понимать это.

— Очень серьезный! Слишком... — подхватил Северен. — Поэтому мы не позволим вашим метапсихам и мистикам от религии, особенно фанатикам, забывшим о своем происхождении, решать его за закрытыми дверями.

Поль, до сей поры молчавший, вмешался и попытался перевести разговор на другую тему. Для начала он поблагодарил братьев и сестер за то, что они откликнулись на его призыв и сразу приехали.

Анн насмешливо спросила:

— У нас был выбор? Попробовал бы кто-нибудь отказаться! Из-за тебя мне пришлось пропустить конгресс теологов, который начался в Константинополе. Хорошо, что мой доклад представит Анатасиус Вонг. Надеюсь, всем удастся приятно вздремнуть, когда он будет читать его.

— Ну, Анн, не надо скромничать, — заметила Катрин. — О чем там идет речь?

— «Святой Тейярд де Шарден и его концепция одухотворения природы как предвосхищение единения всех мыслящих созданий Творца», — ответила сестра.

— Да здравствуют боги и маленькие рыбки! — съязвил Адриен.

— Вселенское согласие все равно будет создано, как бы вы, заскорузлые «Сыновья Земли», ни проклинали его. Полнокровное участие в Галактическом Содружестве необходимо предполагает, чтобы мы влились в гигантское космическое созвучие разумов...

Северен насмешливо улыбнулся.

— Не спеши, дорогая сестричка. У нас есть выбор, и, черт возьми, мы не уступим вам возможность публичного обсуждения предполагаемых альтернатив этому мертворожденному взбалмошному Единству. Дискуссия должна быть проведена свободно и открыто. Человечество имеет право само решить, хотим ли мы идти на риск потери собственного лица как расы, если допустим это невообразимое, кошмарное смешение наших сознаний с разумами экзотиков.

— Конечно, дискуссия должна быть проведена гласно. Кто с этим спорит, — сказала Анн. — Но ваша фракция как-то странно понимает свое участие в ней. Зачем постоянно искажать факты, скрывать и извращать подлинные данные? Даже конкретные цифры... Давайте честно и откровенно объявим о наших целях — пусть каждый получит точную и полную информацию, на основе которой только и можно сделать ответственный выбор. Зачем нагнетать страсти? Ведь ясно же, что крикливая речь, которую произнесла Аннушка Гаврыс перед открытием сессии Консилиума была не вспышкой оскорбленного чувства собственного достоинства, а точно рассчитанным трюком...

— Ты считаешь, — вспыхнул Адриен, — она пошла на это из каких-то корыстных соображений? Тебе следовало бы покинуть башню из слоновой кости и спуститься на землю — полезно иной раз послушать, что говорит народ на улицах. Причем как операнты, так и нормальные люди. Вовсе не метапсихические способности и не люди, ими владеющие, пугают простых людей. Всех страшит, что человеческий разум попадет под власть нечеловеческого!

— Пожалуйста. — Первый Магнат умоляюще вскинул руки. — Вы еще спрашивали, зачем нужен защитный экран?

Каждый из присутствующих почувствовал, как некая мощная сила, излучаемая Полем, мягко обняла их, приглушила рвущиеся из глубины души язвительные замечания, негодующие возгласы. Они — все Великие Магистры, магнаты, члены Консилиума — вдруг как бы разом прикусили языки. Мощь брата была несокрушима...

Некоторое время они молчали, слушали тишину. Наконец Филип заметил:

— Я смотрю, ты полностью переделал розарий, Поль?

— Точно. Я украсил сад самыми модными сортами. Теперь мой питомник смотрится совсем по-другому. Что за прелесть эти новые розы! У меня есть и небесно-голубые, и черные, и пурпурные, даже лимонно-изумрудные. Есть розы, у которых лепестки украшены бахромой, есть бутоны «в горошек», «в полоску».

— Удивительный ты человек! — воскликнул Филип. — Что заставило тебя, завзятого консерватора, клюнуть на эти новомодные штучки?

Самый старший из детей Дени, Филип, на первый взгляд напоминал доброго дядюшку. Лицо у него округлое, чуть рыхлое, на лбу обширные залысины. Он склонен к полноте и выглядел лет на сорок, хотя ему в ту пору было шестьдесят пять. Филип — единственный член семьи, который за все это время даже не попытался воспользоваться оздоровительным автоклавом, чтобы исправить телесные недостатки.

— Консерватор? — Поль был удивлен подобным обвинением. — Вот уж неправда. Что касается роз, то это только розы, и не более того... Все новые сорта были выведены еще до Вторжения...

— Вот и замечательно, — сказала Катрин. — А то генные инженеры, занимающиеся выведением новых цветов, совсем с ума посходили. Они считают, что чем экземпляр необычней, тем лучше. Дело дошло до того, что появились бутоны с суповую тарелку и разукрашенные так, словно витражные окна в средневековых соборах.

— В наше время, — сказал Морис, — в моде все чрезмерное, вычурное... Одним словом, возрождение барокко. Цветы, одежда, экипажи, музыка... Некоторые известные искусствоведы считают, что такова реакция на суровую простоту эпохи, которая прошла под знаком попечительства инопланетян.

Катрин кивнула. Она была такой же высокой, как и Морис, Северен, Анн. Такие же светлые волосы, но в поведении ее не было назойливой менторской рассудительности первого, расфуфыренного щегольства второго и холодного рационализма сестры. Катрин была натура увлекающаяся, пылкая, властная, в то же время частенько впадала в черную меланхолию. Притушила ее характер — она как бы сразу заледенела — трагедия, случившаяся с ее сыном Гордоном, оказавшимся одной из составляющих Гидры. Он поднял руку на собственного отца. Он пожрал его духовную энергию. Не побрезговал... После этого открытия она долго болела, потом Поль убедил ее пройти курс лечения в оздоровительном автоклаве — поговаривали, что он силой засунул ее туда. Тем не менее Катрин ожила, воспрянула духом, с головой ушла в работу в Директорате, занимавшемся вопросами научно-технического прогресса, куда она была приписана как магнат и член Консилиума. Когда спало напряжение первых десятилетий строительства нового земного государства, она вернулась в клинику, где работала вместе с Бретом (замуж она больше не выходила), занимаясь исследованиями в области метапсихологии. Возглавляемый ею институт считался наиболее перспективным научным и лечебным заведением на Земле.

В клинике она когда-то познакомилась с Макалистером. Они очень любили друг друга...

— А мне эти новые веяния очень по душе, — заявила она. — Стоит только взглянуть на Северена — сердце радуется. Лосины из оленьей кожи, гусарские сапоги... Замечательно! Просто душка...

— Еще бы! — отозвался Северен и, чтобы скрыть смущение, ударил ногой по воображаемому мячу. Кисточки на его сапожках дернулись, взметнулись в воздух...

— Тебе следует остерегаться его, Поль, — сардонически рассмеялся Адриен. — Стоит ему разукрасить себя еще каким-нибудь экзотическим нарядом — ну, скажем, шкурой первобытного человека, — и ты тут же слетишь со своего поста.

— Да, это будет великое несчастье! — засмеялся Поль.

Северен, как ребенок, состроил обиженную рожицу.

— Куда уж нам! Поль умеет обращаться с леди, а это основа основ любой карьеры, не правда ли, малыш? Что женщины, что политика — большой разницы нет.

— Ты, кажется, обещал устроить грандиозный парад ночных бабочек? — сменил тему Филип.

Анн сразу всполошилась:

— Мне так хочется посмотреть на них!..

Она потянулась к сифону и налила себе лимонад. На вид ей было около сорока — на этой отметке она остановилась. Это была зрелая и красивая женщина. Особенно впечатляла ее фигура, сравнимая со скульптурным изображением греческой богини. Одевалась она всегда строго, кроме редких, особых случаев, как то подобает монахиням. Сегодня она принарядилась — на ней был голубой в белую полоску брючный костюм, и смотрелась она куда нарядней, чем ее сестра Катрин, которая пришла на встречу в глухом скромном темно-синем платье.

— Господин Первый Магнат, не пора ли отдать приказ этим маленьким ночным созданиям? Пора, мол, начинать, — пошутил Адриен.

Не ответив, Поль опустился в одно из кресел, поставил на стоявший рядом столик стакан с охлажденным чаем и погрузился в размышления.

Северен подтолкнул локтем Адриена. Они вдвоем устроились на одном из диванов.

— Маг священнодействует, — шепотом сказал Северен. — Шлет вызов своим подданным. Или он сейчас начнет творить их силой своего колдовства? Интересно, из чего он их создает? Из мрака и звездного света?

— Ты же бывший врач, — ответил Адриен. — Ты и должен пролить свет на его дьявольские манипуляции. Видишь, как напрягся — сейчас начнет лепить их из ничего...

Поль невольно улыбнулся.

— Должен вас разочаровать, — ответил он. — Сотворить подобных мотыльков мне не под силу, тем более когда имеешь дело с обезумевшими от похоти самцами. Управлять ими с помощью мысли значительно легче... Вот, кстати, и они...

Между тем сумерки сгустились, теперь только свет ярких, пробудившихся от дневного сна звезд проникал в домик. Легкое серебристое свечение едва различимо очертило предметы в комнате... Угасли контуры сада, растворились во мраке ближайшие деревья. Ремилардам ночная мгла не была помехой, они прекрасно видели в темноте, взоры их проникали сквозь легкие стены и крышу. Все повернулись к востоку — там висел молодой, с острыми рожками месяц, и в его скудном ровном сиянии над купами вязов и тополей прозрачными облачками начали всплывать трепещущие, чуть посвечивающие создания. Мотыльки были величиной с человеческую ладонь, бледно-бирюзовые, с бахромчатыми крылышками, исчерченными пурпурными полосками, двумя парами фосфоресцирующих глаз. Выступающие вперед усики-антенны указывали на то, что все они были самцами. Подчиняясь мысленному приказу, они начали выстраиваться в цепочки и, помахивая крыльями, через распахнутые окна начали влетать в домик. Скоро вокруг замершей, изумленной Катрин закружился призрачный бесшумный хоровод. Женщина затаила дыхание... Бабочки, словно сотворенные из лунного света, несколько раз стройными рядами облетели ее и попарно в разные окна потянулись на волю, в чистую звездную ночь.

— Чудо! — едва слышно вымолвила Катрин. — Спасибо, Поль.

— Это все выдумки нашего Джека, — негромко принялся рассказывать Первый Магнат. — Он убедил меня, что дом будет пуст до той поры, пока я не заведу домашних животных. Он набрал в лесу коконы этих мотыльков, расселил их по опушке... Слава Богу, что ему не пришло в голову поселить в моей новой хижине летучих мышей.

— Как он поживает, твой младший? — поинтересовался Морис. — Все еще живет в Дартмуте? Я подумать не мог, что нам с Сесилией доведется встретить его в феврале на дне рождения Марка. Представляете, эти двое обращаются друг с другом как коллеги. Так и окликают — коллега Марк Ремилард, коллега Джон Ремилард... Смех... При этом ведут себя очень серьезно.

— Об этом мы тоже должны сегодня поговорить, — коротко ответил Поль.

— Ага, — проницательный Филип понимающе покивал, — речь пойдет о церебральном генераторе нового типа, над которым они работают, не так ли? Марк поделился со мной впечатлением от той разносной критики, которой подвергли его в совете директоров колледжа. Он еще сообщил, что последнюю модификацию ЦГ они закончили неделю назад.

Поль неожиданно вскинул голову — он прислушался к чему-то неслышимому, идущему издалека.

— Папа приехал, — наконец вымолвил он. — Элчи Фитч направит его к нам. Теперь мы можем приступить к обсуждению одного чертовски неприятного вопроса.

Морис спросил:

— Поль, это действительно чрезвычайно важно? Я догадывался, что исследования, которыми занимается Марк, дурно пахнут. В этом есть что-то аморальное?.. Неужели с ним ничего нельзя поделать, как-то приструнить... Я считал, что партия мятежников, к которым принадлежат Севи и Ади, тревожит тебя куда больше...

— Это не самые главные беды, — ответил Первый Магнат. — Положение куда более серьезное, чем вы можете предположить. Анн, — обратился он к сестре, — приготовь мне, пожалуйста, двойной скотч. Чувствую, что холодным чаем я сегодня не удовлетворюсь.

Дени. Здравствуйте, дети.

Филип + Морис + Северен + Анн + Катрин + Адриен (шепот в ответ, невнятные приветствия).

Поль. Добрый вечер, папа. Очень рад, что ты принял мое приглашение. Что-нибудь выпьешь? Как всегда, хоуки? Пожалуйста. Прошу меня простить, я отвлекусь на минуточку — поставлю защитный экран. Так... Теперь можно начинать.

Дени. Защитный экран? Ради всех святых, зачем? Что плохого в том, что мы собрались вместе?.. Поль, я тебя не узнаю. Ты стал завзятым конспиратором...

Поль. Папа, мы собрались здесь, чтобы обсудить некоторые вопросы, касающиеся нас лично, чести и благополучия нашей семьи. Это не красивые слова — я совсем не намерен нагонять тревогу» но положение сложное... Тем более если принять во внимание некоторые глубинные настроения в Галактическом Консилиуме. Есть люди — или, скажем так, существа, — которые не постояли бы за ценой, чтобы узнать, о чем мы тут будем шептаться. Особенно Председатель земной администрации. Наш любезный Дирижер...

Дени. Дэвид Макгрегор? Но...

Поль. Папа, пожалуйста, не перебивай. Я все объясню. Я только что вернулся из Шотландии. На прошлой неделе там случились три необычных убийства. У нас есть твердые доказательства, что преступником является Гидра.

Различная реакция. (Возгласы изумления, нецензурная брань.)

Анн. Четверо исчезнувших детей?

Поль. Мои люди, специальная группа Галактического Магистрата под руководством Дознавателя Трома'елу Лека, местные полицейские собрали все, что можно было собрать об этой банде... Хочу обратить ваше внимание, что только Леку и его помощникам-крондакам известны настоящие имена злоумышленников. Исключая, правда, Верховного лилмика, которому тоже все известно... Квентин, Парнелл, Селина и моя собственная дочь Мадлен все это время — с того момента как они исчезли — жили на острове Айлей, что во Внутренних Гебридах. Да-да, с той ночи, когда было совершено покушение на дядю Роги и Джека.

Северен. Вот сукины дети!

Поль. Каждая из составляющих Гидры получила новое имя, новую личину. Можете радоваться — они закончили курс средней школы и институты, получили дипломы. Стали, так сказать, дипломированными специалистами... Помощь им оказывал какой-то неизвестный человек, который имел доступ к почти не ограниченным финансовым ресурсам. Теперь прикиньте, какой напрашивается вывод — раз после нападения на Джека, после тщательного глобального прочесывания Земли мы не смогли найти их убежище, выходит, им удалось сменить личные ментальные отпечатки? Не так ли?..

Северен. Это невозможно!..

Поль. Если исходить из нынешнего состояния науки — да! Но ведь иначе бы их поймали. Не могли бы не поймать... Факт неопровержимый... Мы пришли к выводу, что дети сами этого сделать не могли. Значит, им кто-то помогал... По общему мнению, такую работу — исчезновение, воспитание, маскировку — выполнила Фурия. Она и является главным действующим лицом трагедии. Фурия, возможно, иллюзорное существо, цель которого любым способом сохранить и вырастить детей. Никто, кроме нее, не мог устроить их бегство с Земли, да еще таким образом, что не осталось никакого следа, никакой зацепки.

Морис. Галактический Магистрат имеет полную картину случившегося?

Поль. Да. Дознаватель Лек оказался свидетелем убийства.

Северен. Дерьмо поганое!

Поль. Дознаватель как раз в эти дни прибыл на остров в отпуск. Он-то и определил, что это был modus operandi [Образ действия (лат).] Гидры, и сразу связался со мной. Вот краткий отчет о проведенном расследовании.

(Поток изображений.)

Теперь вам ясно, что контора Лека знает почти все, кроме разве что личности Фурии и мотива убийства.

Катрин. Куда же скрылись дети?

(Поддерживающие вопросы, кивки.)

Поль. Вот в том-то и дело. Вот в чем закавыка. Неужели вы не понимаете, что это бесследное исчезновение кладет гу-устую тень на нашу семью. Разве неясно, что теперь вряд ли удастся сдержать слухи... Я, по крайней мере, не представляю, как это сделать. Это же куча дерьма... Только тронь! И вот что еще страшно — любой из нас может оказаться Фурией.

Морис. Почему только из нас? Нет, ты прав... Итак, как Галактический Магистрат решил обойтись с семьей Ремилардов?

Поль, В настоящее время Лек и его ребята, как и прежде, находятся под контролем Верховного лилмика. Я предложил, чтобы мы все разом вышли из состава Консилиума. И даже был согласен на то, чтобы всех нас заключили под стражу.

(Мертвая тишина.)

Мои предложения были отвергнуты. Верховный лилмик в качестве главы института Генеральных Инспекторов настоял, чтобы мы все продолжали исполнять свои обязанности. В конфиденциальном разговоре он пообещал, что никаких ущемлений наших гражданских прав, да еще огулом, не будет. Расследование по-прежнему будет проводиться в строжайшей тайне. Можно надеяться, что скандал разразится не сразу... А может, и пронесет. Однако если обнаружится причастность одного из нас к этим преступлениям, мы будем не вправе рассчитывать на защиту, а если что-то просочится в печать, нам всем придется уйти в отставку. Подобное развитие событий наиболее вероятно. Я уверен, что рано или поздно Дэвид Макгрегор или еще какой-нибудь могучий оперант что-нибудь пронюхает. Тогда огласки не избежать.

Северен. Нам-то что делать? Сидеть и ждать у моря погоды?..

Морис. Есть ли какой-нибудь шанс избежать шума?

Поль. Гидра-дети жили в Шотландии под вымышленными именами. После этого случая они, конечно, их сменят. Охота на них будет продолжаться, теперь сеть будет мельче и шире, да еще в несколько рядов. Причем ловить станут не только молодых Ремилардов... Единственное обнадеживающее обстоятельство, что все будет происходить в глубокой тайне.

Анн. Та же самая уловка, что была использована восемь лет назад. Уже тогда обман был мне ненавистен. Я не хочу, чтобы это повторилось! Опять косые взгляды, перешептывания за спиной... Боже, спаси нас от всего этого!..

Филип. Как только Дэвид Макгрегор узнает, что в этом деле замешана Гидра, он сразу поднимет такой шум... Непременно объявит о существовании Фурии, станет утверждать, что в ее личине скрывается кто-то из нас. Ты этого хочешь? Настаиваешь, чтобы мы все разом подали в отставку? И тут же исчезнут перешептывания, люди перестанут отводить взгляды... Так, что ли?

Анн. Я настаиваю, чтобы все было честно, открыто. Иначе нам не предотвратить дальнейшие убийства... Или, Фил... Я не знаю! Почему лилмик так упорно защищает нашу семью? По логике его поведения может статься, что он и Дэвиду заткнет рот. Но самое страшное и загадочное не в этом, а в том, что понять просто невозможно — ради сохранения доброго имени нашей семьи он позволяет пяти маньякам оставаться на воле. Почему?

Поль. Бесполезно, Анн, мучиться по этому поводу, бесполезно надеяться, что открытым неповиновением, самоубийственным саморазоблачением можно чего-либо добиться. Разве подобный шаг защитит нас от позора, от заключения в тюрьму? Все это не более чем моральные, оторванные от реальных обстоятельств конструкции. Если бы да кабы!.. Нет ни одного свидетельства — понимаешь, ни одного! — что кто-то из нас является Фурией. Даже намека на подобную связь нет. Только слова, рассуждения... Вероятностные ситуации!.. Конечно, Лек опять тщательно допросит нас, но только ради проформы. Никто в Галактическом Магистрате не ожидает, что выудит из наших мозгов что-то новенькое... Если Фурия прячется внутри сознания одного из нас, то, как и восемь лет назад, она успешно выскользнет из метапсихической облавы.

Филип. Как насчет Марка?

Поль. Его тоже подвергнут допросу, ведь он великолепный оперант, и прежде на него тоже падала тень подозрения. Мы, кстати, должны заранее предупредить его, чтобы он все держал в секрете.

Морис. У Магистрата есть какие-нибудь надежные сведения, куда исчезла Гидра-дети после покушения на Айлее?

Поль. Четверка преступников, по-видимому, изменила внешность и покинула Землю. Предположительно... Таково единое мнение. Мы считаем, что Фурия как-то сумела изменить их личности, но это не самое страшное. Беда в том, что у них теперь новые документы и нигде, ни в единой ячейке памяти главной информационной машины на Консилиум Орбе никаких следов, никаких аномалий!..

Адриен. Не может быть! Ты только вдумайся, сколько файлов необходимо подправить, в скольких архивах покопаться, чтобы никто не мог ничего обнаружить! Для этого Фурия должна иметь возможность подделать анкетные данные каждого — учти, каждого! — человека в Галактическом Содружестве!! Это более семи тысяч планет. Сюда надо и экзотиков причислить, ведь эти сукины дети могут и под инопланетян перекраситься. Ты понимаешь, что говоришь? Фурия должна иметь доступ в Центральный государственный архив лилмиков на Консилиум Орбе!

Поль. Да, понимаю. Есть, правда, одна несуразность. В Женевском статистическом управлении обнаружили странную запись, введенную в компьютер в полдень следующего дня после совершения преступления в Шотландии. Почти в то же время произошел короткий сбой в приемном устройстве Центрального архива, а оттуда в каждое планетарное статистическое хранилище ушел сигнал с дефектом. Сбой занял двенадцать наносекунд. Засечь-то мы его засекли, но что проскочило во все компьютеры за этот отрезок времени, определить невозможно.

Филип. Боже мой! Неужели неясно, что произошел не машинный сбой. Это должно быть ментальное...

Поль. Вмешаться в работу компьютера в Женеве — для Фурии пара пустяков, но вот чтобы добраться до Центрального хранилища и провести через него информацию, необходим импульс гигантской мощности.

Северен. Поразительно.

Адриен. Не придавай слишком большое значение моим словам, но кто из нас, кроме тебя, Марка и Джека, способен сконцентрировать подобное количество энергии в такой короткий промежуток? Бог знает, я, например, даже ради сохранения своей жизни не смогу сформировать импульс, способный преодолеть четыре тысячи световых лет и внедриться в большой компьютер на Консилиум Орбе. Может, Фурия перехитрила саму себя? Проще простого проверить уровни наших энергетических возможностей — сразу станет ясно, кто из нас мог, а кто не мог провернуть это дельце.

Северен. Если к тому же учесть, что Марк занимается искусственными усилителями... Его штуковина позволяет увеличить мощь творческой метасилы в тридцать раз.

Катрин. Но эта, как ты выражаешься, «штуковина» не более чем проект. Она еще не действует.

Адриен. Марку не нужны никакие подпорки. Чтобы сформировать подобный сигнал, ему достаточно своих серых клеточек. Особенно если ему поможет Джек.

Поль (раздраженно). Черт побери, Джек вне подозрений! Его на свете не было, когда погибли Брет и Маргарет. Он родился спустя двенадцать лет после смерти Вика. Каким образом он мог стать Фурией?

Северен. А Марк как раз стоял у постели умирающего Вика. Он, конечно, был еще ребенок, но ведь Виктор... мог заразить его. Его сознание не идет ни в какое сравнение со всеми нашими, вместе взятыми. Если мы согласимся с тем, что эта гадина родилась в голове кого-то из Ремилардов, то Марк — самая подходящая кандидатура.

Поль. Я... Я и сам пришел к такому же заключению.

Анн. Нет. Этого не может быть!

Поль. Почему?

Анн. Вы все словно забыли, что даже после двукратного просвечивания наших мозгов с помощью Кембриджского детектора лжи, на чем настаивал Дэвид Макгрегор, с нас все равно не были сняты подозрения. Это значит, что человек может не ведать, что творит...

Катрин. Точно! Возможно, патологическое раздвоение личности!..

Анн. Я и говорю. Но в таком случае преступная инкарнация Марка вряд ли бы стала покушаться на своего носителя. А насчет Поля я вот что скажу — он постоянно на виду. Причем не где-то на отдыхе, среди толпы, а в непрерывном общении с мощными оперантами. Смог бы он скрыть импульс такой силы от окружающих его людей? Это возможно?

(Молчание.)

Анн. То же самое и в случае с Марком. Он не вылезает из лаборатории, впрочем, как и Джек...

Дени. Согласен, что объяснение, предложенное Анн, — это наиболее вероятная гипотеза. Подобным дисфункциям я посвятил целую главу в своей новой работе «Оперантское сознание: опасности преступного помешательства».

(Колонки кратких тезисов и цифр.)

Если кто-то из нас страдает подобной патологией, если у него есть двойник, то именно оборотная сторона личности может стать Фурией. Это существо всего лишь фикция, нечто выдуманное, бесплотное, внематериальное, но, насытившись метапсихической энергией, оно может явить себя миру в разрушительном аспекте куда более могучем, чем сама конкретная личность-носитель. Виктор...

Катрин. Папа, это за пределами понимания любого, рационально мыслящего человека. Каким образом личность умирающего могла бы внедриться в сознание другого здравствующего индивидуума? Фурия — это порождение страдающего разума, его реакция на какое-то неразрешимое противоречие, на страшный конфликт между тем, что «должно», и тем, что «есть».

Дени. Так-то оно так, но...

Северен. Последний на краю могилы вопль сознания Виктора оказался услышанным. По крайней мере, пятеро наших детей превратились в маньяков, в существа, лишенные человеческой основы. Кто может поручиться, что он не родил что-то еще более ужасное? Разве он не мог поразить кого-то из нас дьявольским наваждением?

Поль. Главное, найти того, кто не устоял перед его призывом.

Дени. Если бы я, старый дурень, не пригласил вас тогда! Как же я не сообразил, чем может обернуться наше метаединение возле постели гибнущего сатаны. А мы еще обратились к небесам с метамольбой о прощении грехов!.. Что помещало мне отказать ему в еде и питье, когда стало ясно, что он никогда не выберется из комы!..

Анн. Папа, что толку снова упрекать себя. Ты же верил, что так надо. Тебе не в чем раскаиваться.

Адриен. Если кто и виноват, то это только Виктор. Как подобное исчадие ада могло появиться на свет?

Анн. Появление подобных монстров — предельно безнравственных, погрязших и славящих грех — одна из самых глубоких загадок мироздания. Большинство психологов и теологов сходятся в одном: подобные чудовища не рождаются сами по себе. Их появление не случайно. Они всегда изготовлены. Кто-то или «что-то» должно приложить усилие, чтобы создать такого ублюдка. Если подобная тварь наделяется жизнью, то, по общему мнению, речь может идти именно о гнусном рукоблудстве.

Северен. Кто же или «что» же постаралось в нашем случае?

Дени. Я много размышлял об этом. Вместе с Роги пытался докопаться до разгадки. Мы припоминали малейшие детали из жизни Виктора, особенно из его детства... По дням перебирали жизнь наших родителей. Все вы прекрасно знаете, что мой бедный отец страдал «белой горячкой». Пил он потому, что считал себя непохожим на других, этаким чудищем среди людей — так, по крайней мере, он заявлял. Метасила постоянно истекала из него, Дон буквально ненавидел себя за это. Метаспособности, которыми одарила его природа, внушали ему религиозный ужас. Вся эта неврастения толкнула его к бутылке. В запои он впадал частенько — он и скончался в сильном подпитии. Сердце отказало. Я был первенцем, и мои скрытые возможности — когда выяснилось, что я тоже рожден сильным оперантом — ничего, кроме страха, у него не вызвали. Виктор был вторым ребенком в семье — отец обожал его. Виктор был в семье любимчиком. Что касается матери, то она была истовая католичка. Я подозреваю, что ее душа была насквозь пропитана греховными помыслами и вся истеричная религиозность являлась следствием внутренней борьбы. У нее было десять детей, один за другим, и каждый раз она беременела во время очередного расширенного запоя. В общем, не жизнь у нас была, а малина, причем понять, что из чего вытекало — отец пил, потому что не мог содержать семью, или не мог содержать семью, потому что пил, — мне никак не удавалось. А это было очень важно для меня, Роги, моих братьев и сестер. Кроме Виктора... Я должен был разобраться в этом клубке, потому что мне доставалось больше других. Со временем я начал подозревать, что корень зла лежал где-то глубже. У папочки была причина ненавидеть себя — что-то нестерпимо жгло его совесть. Находясь в трезвом уме, он не мог избавиться от ощущения вины.

Катрин. Боже правый! Что бы это могло быть?..

Дени. Роги утверждает, что ничего не знает. Даже приблизительно... У меня тоже не было никакой зацепки... Одно могу сказать: когда Виктор только начал ходить (это случилось поздно, где-то около двух лет), он уже был отъявленным метапсихическим разбойником. Всех младших братьев и сестер он буквально душил своей ментальной силой. Это был садист до мозга костей — одни его детские игры чего стоили! Не знаю... Если какая-то душевная травма превратила моего брата в выродка, то это случилось в самую раннюю пору... Естественно, что воспоминание оказалось придавленным, загнанным вглубь...

Катрин (задумчиво). Подобный конфликт на разных людей действует по-разному. Многие в конце концов справляются с кошмарами, отложившимися в бессознательном, и вырастают вполне нормальными людьми. Некоторым требуется помощь специалиста, чтобы высветить подполье, вывести всю эту гадость на белый свет. Работа трудная, но почти всегда успешная... Есть и такие экземпляры, которые спасаются тем, что начинают мучить других. Злоба в любом случае не является спонтанно проявляющимся чувством. Я со всей определенностью могу это утверждать, все психологи поддержат меня. Зло не врожденное качество, как, например, стремление к добру, чувство прекрасного, ощущение ритма, темпа... Сколько бы мы ни исследовали подобные отклонения, побудительные импульсы, влекущие к аномальным результатам, всегда оказывалось, что люди прекрасно сознают, что творят зло. Несмышленый ребенок, мучающий кошку, получив сдачу, начинает осознавать, что так поступать нельзя. Это воспитательный процесс, но где вы видели, чтобы муки другого существа доставляли малышу радость. Тогда бы дети не играли, а мучили друг друга. Короче говоря, злу можно научить. В любом случае перед каждым человеком, как и перед Виктором, был поставлен выбор. Пусть то наследственная болезнь или душевная травма, вначале человек должен сказать «да» злу!

(Долгое молчание.)

Филип (настойчиво). Виктор Ремилард мертв. Его грехи — ведал он о них или нет — в прошлом. Существо, называемое Фурией, кто бы и где бы оно ни было, — живо-здорово и, очевидно, недоступно для нас. Как мне видится, у нас даже нет толковой идеи, как отыскать и обезвредить монстра. Что касается Гидры — это совсем другой вопрос. Что мы собираемся предпринять в отношении свихнувшейся четверки? Будем надеяться, что Магистрат отыщет их?

Анн. Я считаю, что мы нравственно ответственны за случившееся, поэтому их поиск — наше семейное дело. Кровное...

Поль. Я тоже так считаю. Может, не по той причине, на какую указала Анн... Мои мысли долгое время занимал вот какой вопрос: должна же в долгосрочной перспективе существовать цель, которую преследует Фурия. Или скажем так: Фурия-Гидра... Понятно, что массовые убийства людей по большей части объясняются зверским аппетитом бестии. Однако уже покушение на Брета, и особенно на Маргарет, доказывают, что у бандитской шайки есть какой-то план. Есть цель!.. Что и было подтверждено последующими посягательствами на жизнь Марка, Джека, старого Роги. В случае с дядей совершенно ясно, что Фурия решила избавиться от человека, который слишком много знает. Марк и Джек? Бесспорно, наиболее могучие метадарования в галактике, если не считать лилмиков. Наконец последнее зверство в Шотландии. Убиты трое исследователей, занимавшихся теоретическими вопросами усиления метапсихической силы, границами применимости искусственных стимуляторов — в том числе и машинных, — тенденциями бесконтрольного развития подобной техники. Доклад уже был почти готов, аннотация опубликована... Нападение на них — это что? Голодную зверюгу выпустили из клетки? Или все дело в последней работе исследователей? Что-то непонятное творится с церебральными генераторами.

Филип. Которыми занимается Марк?

Поль. Точно. Вы представляете, что произойдет, если Директорат по делам научно-технического прогресса при Галактическом Консилиуме признает его проект по использованию модели Е-15 слишком рискованным и опасным для любого вида умственной деятельности?

Северен. В обзоре факультетских работ уже сделана попытка прикрыть его исследования. Если это случится, то Марк потеряет кафедру.

Поль. Если бы!.. Я просмотрел работы погибших шотландцев. Их основной вывод — использование СВУ не несет никакой опасности. И за это их убили? Чепуха! Я поговорил с близкой родственницей одной из погибших, небезызвестной Машей Макгрегор-Гаврыс, — как вы знаете, она сама ученый высокого класса и сильный оперант, — и вот что выяснилось. В частных беседах ребята из Эдинбургского университета высказывали совсем другие мысли. Они собирались бить тревогу по поводу расширения работ в области ЦГ. При этом, как они утверждали, дело не терпит отлагательств.

Анн. Выходит, маньяк из подполья спланировал убийство с целью подправить данные их доклада?

Поль. Не могу утверждать, но боюсь, что Фурия сочла работу Марка потенциально выгодной для себя. Давайте сделаем такое предположение...

Адриен. Черт!.. Если разрушительную силу Гидры можно будет повысить с помощью церебральных генераторов, эту машину для убийств никто не остановит.

Дени. Обращаю ваше внимание на целительный компонент, который при использовании в извращенной форме не менее опасен, чем сокрушающая способность. Представьте себе целительный луч огромной силы. Это же будет ментальный лазер, поджигающий все и вся, — нечто подобное проявлялось у вашей матери в молодые годы. Конечно, неумышленно... Мы, Ремиларды, от природы наделены таким даром. Кто в большей, кто в меньшей степени... Не знаю, дети, рассказывал ли вам дядя Роги, что он сам в молодости баловался подобными фокусами. Он силой мысли прожигал дырки в оконных стеклах. Мощность, конечно, была невелика, и у Роги подобные шутки получались только в моменты сильнейших душевных волнений. У меня — да и у вас, дети мои, — такая способность никак пока не проявилась, но это совсем не значит, что вы не можете испускать испепеляющий луч.

Филип (скороговоркой). Это что, тоже часть семейного наследства? Нам надо сойти с ума, чтобы она проявилась?

Северен. Очень интр-р-ригующее сообщение...

Катрин. Можно обойтись без глупых шуточек, Севи! Как у тебя язык поворачивается насмехаться над подобным ужасом! Мне уже довелось увидеть, что эти недоноски сделали с моим мужем. Я на всю жизнь запомнила кучки пепла... Вот что я хочу сказать — если мы рассудили правильно, то единственный повод к убийству Брета заключался в том, что он отговаривал меня от участия в выборах в Галактический Консилиум. С другой стороны, зачем Фурии нужно, чтобы я стала полноправным магнатом?

Морис. Если Фурия — кто-то из нас, а против этого утверждения пока никто убедительно не возразил, — он или она в безумном восторге, по-видимому, решил, что способен манипулировать нашими голосами в Консилиуме. Вероятно, не в лоб, не с помощью грубой силы, а как-нибудь косвенно, подцепив на крючок.

Катрин. Но зачем?

Поль. Чтобы господствовать в Содружестве.

Северен (со смехом). Мне кажется, что мы уже наполовину выполнили этот план. Шестеро из нас магнаты, один даже самый главный магнат на Земле — того и гляди, станет первым и в галактике. Наш уважаемый родитель, великий знаток в области патологической метапсихологии — вскоре будет избран членом Консилиума. Добавим сюда молодого Джека, чей сияющий всеми достоинствами супермозг не имеет равных во всей галактике. Вспомним и о Марке, могучем операнте и не менее талантливом ученом... Картина совершенно ясная. Ремиларды uber alles! [Превыше всего (нем.).] Даю голову на отсечение, что в следующем году Марк будет избран магнатом и получит чин Великого Магистра.

Дени (торопливо). Ты должен убедить членов Консилиума отказать мне в звании магната. Я политикой не интересуюсь. Думаю, Марк тоже.

Адриен. А я надеюсь, что Марк выставит свою кандидатуру и будет избран. Мы, несогласные, можем помочь ему.

Анн. Почему ты решил, что Марк встанет на вашу сторону? Неужели вы считаете, что ему тоже не терпится поскорее разрушить Галактическое Содружество?

Северен. Спроси его сама, уважаемая сестричка.

Анн. Обязательно спрошу!

Поль (чуть повысив голос). Факт, что Севи и Адриен, играющие видную роль в антигалактической партии, сформулировали важную проблему, которая может крайне обостриться в самое ближайшее время. Особенно в связи с появлением Фурии... Объективные наблюдатели, например лилмики, могут прийти к выводу, что диссидентское движение, с самого начала пытавшееся ставить палки в колеса власти Попечителей и обособить человечество от межзвездной конфедерации, теперь сменило тактику. А что, если они взяли курс на захват власти в Содружестве? А что, если с этой целью они решили в качестве тарана использовать семейку Ремилардов? Теперь сделаем вполне логичный вывод: не являются ли эти планы плодом размышлений Фурии? Если, конечно, монстр всерьез настроен подчинить себе Млечный Путь.

Адриен (горячо). Неужели ты и поддерживающая тебя банда экзотиков и лижущих им задницы прихвостней не можете придумать ничего умнее?! Значит, вы решили использовать Фурию, чтобы дискредитировать оппозицию? Прекрасно, господин Первый Магнат! Отличный трюк!.. Наши единомышленники не так уж сильно нуждаются в Севи и во мне, как и твоя клика не будет проливать слезы по тебе и Анн.

Северен. Не надо спешить со своей идеей, Поль. Еще до того, как человечество получило статус полноправного члена Содружества, любое неприятие метагалактического Единства объявлялось государственной изменой. В настоящее время наше умонастроение признано законным, оно оформилось в легальную партию. Да, экзотикам не нравятся наши взгляды, но они и не думают посягать на наше право иметь собственное мнение. Не в пример вам, тоже называющим себя людьми...

Адриен. Наша позиция сложилась не под влиянием момента, не вызвана исключительно эмоциональным взрывом. Чертовы инопланетяне прекрасно знают, что мы не свихнувшиеся на бомбах и терроре анархисты, пригревшиеся под крылышком сатаны. Мы — уважаемые магнаты и честные граждане. Мы только верим, что Земля принадлежит землянам и нам не следует жертвовать своей свободой и независимостью — тем более индивидуальностью — ради пресловутой «безопасности» и «светлого будущего». Мы не видим необходимости для нашей расы сливаться с другими галактическими культурами в едином ментальном согласии. Нам претит пребывание в этом чудовищном улье!

Анн. Галактическое Единство не улей.

Северен. Скажи об этом кому-нибудь другому!

Адриен. А нам заливать не надо!

Поль. Ради Бога, послушайте, вы, двое! Вы сами прекрасно знаете, что Вторжение произошло именно потому, что Галактическое Содружество предчувствовало, что следует предотвратить возможную унификацию человечества. Чистое безумие считать, что теперь мы можем порвать все связи с Конфедерацией и вернуться к прежнему состоянию. В этом вы не уступаете Фурии.

Северен. Ох ты! Через сто лет в результате нашей непрекращающейся колонизации мы будем численно превосходить все экзотические расы, исключая полтроянцев. Эти маленькие пурпурные человечки сочтут за честь присоединиться к нашей цивилизации. Из всех экзотиков они более всего напоминают людей.

Филип. Но большинство оперантов из землян не разделяют ваши взгляды, Севи.

Адриен. Но зрители, бесплатно допущенные на этот спектакль, все больше и больше восхищаются актерами, излагающими нашу точку зрения. Неужели ты стыдишься их? Мы знаем, что придет день — и наши потомки станут оперантами, но мы предпочтем, чтобы прапраправнуки оставались людьми. Чтобы им — пусть даже из самых лучших побуждений — не промывали мозги.

Анн. Человечеству впервые в истории выпала необыкновенная удача — мы были допущены в Содружество, и вы хотите наглухо перекрыть этот путь? Изменить выбор? Отказаться от будущего?! Своими руками уничтожить его?

Северен. Мы не призываем к насилию. Да, это трудная работа — убеждать людей, что правда на нашей стороне, но мы верим, что наступит день, и мы отделим себя от чуждых нам рас. Ваши пособники и приверженцы Содружества могут идти своим путем, мы же — вся Земля — своим.

Адриен. А дьявол заберет всех остальных.

(Напряженная пауза.)

Дени. Дети мои! Пожалуйста, послушайте старика. Мнение Поля по поводу отношения к партии мятежников очень весомо. Севи и Адриен безусловно честны в своем выборе и вряд ли легко поддадутся на соблазнительные приманки Фурии. Но вполне вероятно, что найдутся беспринципные политики, которые могут подпасть под влияние чудовища, стать ее орудием. Пусть неявно, незаметно для самих себя. Роги уверяет, что ему довелось присутствовать при рождении монстра. Вы, может, помните, что он так и не вошел в метаобъединение, организованное у постели умирающего Виктора. Роги спросил у Фурии, что она хочет, и чудище ответило — всех вас. Не исключено, что Роги слишком узко интерпретировал ее ответ, решив, что монстр домогается исключительно душ членов семьи Ремилардов.

Филип. Ты считаешь, что эта мразь посягает на все человечество? Но это абсурд!..

Mорис. Но не для маньяка, пораженного манией величия.

Анн (решительно). Фурия представляет опасность для Галактического Единства...

Дени. Вполне вероятно, что это существо предпочитает иной способ мысленного объединения, чем узаконенный в Содружестве и основанный на полной свободе и равноправии его участников. В качестве примера я имею в виду Гидру. Отвратительное создание! Пока только о четырех головах. Кто может сказать, сколько их вообще может быть.

Катрин. Если в эту мерзость окажутся включенными тела и разумы Ремилардов, страшилище вообще станет бессмертным!

Поль. Не буду ничего утверждать, но вот что поражает меня больше всего — необыкновенная, искусная одновременность ее действий. Никаких сбоев! Гидра может ошибаться, наследить — Фурия никогда! Никаких улик!.. Вот почему я собрал вас, вот почему поставил защитный экран. Не дай Бог, если хотя бы часть прозвучавшего здесь станет достоянием чужих ушей.

Анн. Да, мы все несхожи, по-разному смотрим на те или иные вещи, но против Фурии мы должны выступить единым фронтом.

Северен. Безусловно.

Поль. Давайте остановимся на том, что Фурия-Гидра представляет страшную опасность для всей нашей семьи, для человеческой расы, для всего Галактического Содружества. Поэтому она должна быть уничтожена!

Филип + Морис + Северен + Анн + Катрин + Адриен. Да!

Дени. Гидра — это ваши собственные дети. Фурия может оказаться одной из вас. И вы согласитесь с тем, что они должны умереть?

(Безмолвное подтверждение.)

Поль. Все мы также едины в том, что наша семья должна взять на себя ответственность за поимку и уничтожение этих тварей.

(Вынужденное безмолвное подтверждение.)

Дени. А что, если Фурия — это Марк? Его психопрофиль подходит куда более сильнее, чем у любого из вас.

Катрин. В потенциале Марк может стать великим оперантом. Если Фурия свила гнездо в его сознании, то бороться с ним способен только равный или превосходящий его по силе оперант.

Адриен. Например, лилмики?

Катрин. При чем здесь лилмики! До сих пор никто не может понять, как действуют их сознания. Их непредсказуемость исключает представителей этой расы из числа тех, кто способен помочь нам в розыске Фурии-Гидры. К сожалению, все остальные экзотики в психокинетическом плане на порядок ниже их, а из людей только Джек может овладеть метапсихическими функциями на уровне Великого Магистра. Но он так молод, ему еще расти и расти... Мы не имеем права привлекать его к этому опасному делу. К тому же всем известно, что он обожает Марка.

Поль. Марк мне сын, я очень люблю его. Но я не могу закрывать глаза на факты, а они таковы, что последнее убийство было совершено — я уверен в этом, — чтобы не допустить официального запрета на разработку церебральных генераторов. Если подобное высокоэффективное оборудование попадет в руки Фурии и ее подручных, все мы можем оказаться под властью жесточайшей тирании... Если при этом принять во внимание обстоятельства, сообщенные нам отцом насчет ментального лазера... Я всерьез подумываю об издании указа, запрещающего дальнейшие исследования в этой области. Власти у меня хватит.

Филип. Если ты поступишь подобным образом, Марк будет окончательно выбит из седла, а ты лишишь Содружество технологии, которая вполне может пригодиться нам в будущем. Я не хочу озадачивать тебя деталями, но коммерческий директорат, который я возглавляю, оценивает доходы от использования этой технологии в географической модификации в весьма кругленькую сумму. С помощью разрабатываемых Марком ЦГ мы удвоим количество планет, которые можно подготовить к заселению. И не только людьми, но и другими экзотическими расами.

Морис. Поль, Марку уготована великая судьба. Рамки ученого мужа слишком тесны для него. Из этого парня получится неплохой лидер. Может, даже сильнее тебя. Если ты заставишь его прекратить работу над ЦГ, то оттолкнешь от Содружества один из самых могучих разумов галактики.

Поль. Я вынужден поступить так, как того требуют интересы Конфедерации. Я уверен, что Марк поймет меня.

Катрин. Своим запретом ты допустишь ужасную несправедливость — он никогда не простит тебе этого. Я уверена, ты сам во всем прекрасно разбираешься, Поль. Марк верит, что ЦГ принесут огромную пользу всему Галактическому Содружеству. Я знаю его лучше других и клянусь, что он не может быть Фурией. Вспомните, тварь дважды покушалась на его жизнь!

Поль. Не забывай, что Марк склонен поддерживать партию мятежников...

Катрин. Нет, он не имеет к ним никакого отношения. Севи, скажи как на духу, без всяких дерьмовых уверток считаешь ли ты, что Марк симпатизирует вашей партии?

Северен. Спросите лучше его самого.

Катрин. Я спрашиваю тебя.

Северен. Ладно, откровенность на откровенность... Несколько раз я беседовал с ним на эту тему. Он внимательно слушал, даже кивал, словно соглашаясь, что человеческий образ мыслей — ценность непреходящая, и мы должны во что бы то ни стало сохранить его автономию, но дальше разговоров дело не пошло. От всякого участия в наших кампаниях он решительно отказывается. Если хотите знать мое личное мнение, то вот что я скажу... У него рыбий мозг, ледяной, рациональный до последнего нейрончика. Не могу представить, чтобы его могло что-нибудь взволновать или вывести из себя... Ему, если откровенно, плевать на всех и вся, кроме своих интересов, понимаемых, конечно, не в примитивном, обывательском смысле. Боюсь, что его сжигает дьявольская гордыня. Так что союзником он может быть, последователем, другом — никогда.

Морис. Ну-ну, это слишком. К Марку надо относиться объективно. При чем здесь его политические пристрастия или эмоциональные реакции? Мы, конечно, можем держать его на подозрении, но я согласен с Анн и Катрин. Все разговоры о том, что он является носителем Фурии, не более чем досужие домыслы. У нас нет никаких доказательств, что Марк и Фурия сопряжены. С психологической точки зрения невероятно, чтобы два таких противоположных и могучих сознания могли ужиться в одном разуме, и при этом Марк не догадывается, что у него есть темная ипостась? Не могу поверить!.. Если же он сознает, что является носителем Фурии, тогда цепь убийств совершенно теряет смысл. Так что обвинения против Марка считаю, с одной стороны, не доказанными, а с другой — психологически ошибочными. Любые наши действия должны исходить именно из этого.

Дени. Ты прав, Мори.

Филип. Папа, возможно, он прав, но тут есть одно процедурное обстоятельство... Этот вопрос нельзя решить простым голосованием. Поль один отвечает за все, ему и принимать решение. Он — Первый Магнат, его прямая обязанность доложить о нашем разговоре главе Генеральных Инспекторов, Верховному лилмику.

(Общее одобрение.)

Поль (после долгой паузы). Хорошо... Одно условие... Марк обязан дать слово, что, когда — и если — модель Е-15 заработает в полную силу, Галактический Консилиум проведет совещание в полном составе. Принятое решение Марк должен будет исполнить безоговорочно. Второе: с одобрения Верховного лилмика я приговариваю Фурию и четырехсоставную Гидру к смерти. Третье: каждый из нас в меру своих сил и возможностей примет участие в поимке и наказании этих тварей. Я составлю примерный план, где каждому из нас будет предписано, как действовать. План безусловно подлежит обсуждению и уточнению. Все свои действия вам необходимо координировать со мной, вы обязаны докладывать о каждом своем шаге в этом направлении, о любом успехе или неудаче, о времени и месте, где что-то случилось. Разумеется, полученные от меня сведения не подлежат разглашению.

Филип, А если один из нас определит местоположение Гидры?

Поль. Никаких самовольных поступков!

Катрин. А что, если мы обнаружим ниточку, ведущую к раскрытию тайны личности Фурии?

Поль. Доложить об этом вы имеете право только на такой же общей встрече — так безопаснее. Помните, человек, в чье сознание проникла Фурия, может ничего не знать об этом! Все свои поступки и решения я буду согласовывать с Верховным лилмиком. Видит Бог, у меня даже проблеска мысли нет, как нам приняться за дело. Надеюсь, есть способ безболезненно освободить несчастного от жуткой твари.

Дени. А что, если это невозможно? Попросим Галактический Магистрат привести приговор в исполнение, даже если человек ни в чем не виноват?

Поль. Не знаю. Я ничего не знаю!..

(Молчание.)

Спасибо всем, особенно тебе, папа, что пришли. Завтра в полдень Дознаватель Лек и его люди будут допрашивать нас. И Марка тоже. Теперь я должен уйти. У меня очень много дел. Кроме того, я должен поработать над планом поиска Фурии-Гидры. Надеюсь, к завтрашнему вечеру план будет готов. Если, конечно, вы после завтрашнего просвечивания мозгов будете способны что-либо воспринимать. Спокойной ночи.

Дени + Филип + Морис + Северен + Анн + Катрин + Адриен. Спокойной ночи.

(Поль снял сигма-поле и вышел в ночь. Последний ночной мотылек отчаянно бился в стекло. Катрин встала и выпустила его на волю. В комнате наступила долгая тишина.)

8

Борт звездолета «Друмадун Бей»

Галактический год: Ла Прим 1-382-401/422

6 — 20 июня 2062 года

Перед отправлением в межзвездное путешествие Ди очень волновалась, но совсем не по той причине, которую имела в виду Гран Маша.

Когда дети и бабушка разместились в каюте, Гран Маша сочла своим долгом успокоить внуков:

— Сейчас мы полетим на Каледонию. Сначала на досветовой скорости доберемся до Луны... Вы не смотрите, что лайнер такой большой — он очень верткий... А из окрестностей нашего спутника «Друмадун Бей» нырнет в серое лимбо. Путешествие будет недолгим, удобства такие же, как и на автобусе-рокрафте. Разве что почувствуете легкое недомогание, когда корабль будет протыкать суперповерхностную границу. Но не беспокойтесь, нынче придумали всякие хитрые способы, чтобы избавиться от неприятностей.

— Здорово! — Кен был полон энтузиазма, однако Ди промолчала.

Гран Маша показала детям красивую коробочку, в которой лежали зеленые пилюли, и объяснила, что, приняв их, дети заснут и не заметят, как их лайнер создаст отверстие в пограничной поверхностной пленке и погрузится в гиперпространство. Они поспят полчасика, а там скоро первая посадка.

— Бабушка, — загорелся Кен, — можно я сам приму? Ну, пожалуйста.

Профессор немного подумала, потом кивнула.

— Я согласна, Кени. Попробуй сам. Если все пойдет хорошо, я позволю тебе и в дальнейшем вести себя более самостоятельно... Я вас оставлю на короткое время, мне надо кое-что обсудить со старшим стюардом. Вы пока можете понаблюдать за подготовкой к старту. — С этими словами она вышла из каюты.

Кен присел на краешек мягкой лежанки и уставился на экран монитора. На большом экране, встроенном в противоположную переборку, появились изображения капитанской рубки, грузовых складов, расположенных у причала космопорта, накопителя для пассажиров, различных помещений звездолета, а на одном из отделенных тусклой рамкой экранных полей — общий вид гигантского серовато-стального яйца, расцвеченного многочисленными сигнальными огнями. Корабль располагался в самой крайней посадочной зоне из отведенных для стартов коммерческих транспортников. До взлета оставалось несколько минут. Неожиданно корабль ощутимо вздрогнул — на экране было видно, как склады поплыли назад, начала удаляться бетонная стенка, откуда производилась посадка пассажиров, потом изображения на мгновение запрыгали, и, наконец, на всей экранной площади появилась стартовая площадка. Огромный лайнер, похожий на опрокинутый набок округлый небоскреб, сползал по невероятных размеров направляющим. Многочисленные вспомогательные суденышки, инспекторские рокатера кружились вокруг него.

— Держу пари, что бабушка пошла давать еще одну телеграмму отцу, — объявил Кен. — Он ничего не ответил на первое сообщение. Помнишь, в котором она писала, что сама привезет нас с тобой.

— Кени, — с трудом выговорила девочка. — Я хочу открыть тебе один секрет.

Брат не дал ей договорить.

— Ты об этом! О том, что бабушка беспокоится?.. Мол, не дай Бог, если то место, где живет отец, будет небезопасно для детей. Его ферма расположена на диком, толком не изученном материке. Люди там начали селиться лет десять назад. — Он засмеялся. — Там, мол, действующие вулканы! Дикие звери, они жрут людей!..

— Кени, я боюсь.

— Не трусь, малявка. Папа не допустит, чтобы с нами что-то случилось. Он бы никогда не вызвал нас на Каледонию, если бы там было опасно.

— Я совсем не этого боюсь.

— Тогда чего? Бабушка сказала, что ты не почувствуешь никакой боли. Что, когда мы нырнем в гиперпространство, ты будешь спать.

— Я не хочу принимать эти пилюли. Не хочу — и все тут! Они... они разрушат мой защитный экран.

— Ну и что?

— Тогда бабушка заглянет мне в голову. Я знаю, она просто мечтает об этом. Она думает, что мне известно что-то такое, о чем сама не знаю — ну, о маме, дяде Роби и тете Ровен. И крондак-полицейский, и Первый Магнат так думают. Они мечтают просветить мои мозги. Если бабушка сможет заглянуть в мои мысли, она обязательно обнаружит мой секрет.

— Не будь дурочкой! Какой там может быть секрет? Способность к самоизлечению? Вот уж великая тайна! Это совсем не значит, что ты оперант. Масса нормальных людей обладают такой же способностью.

Ди заплакала.

— Нет, совсем не то! Совсем другой секрет. Я тебе ничего не скажу, ты злой!.. Все случилось так неожиданно, я вовсе не хотела, чтобы это случилось!..

— Что случилось? Объясни ты, ради Бога!

— Я... я могу видеть далеко-далеко. Я слышу другие мысли. Все произошло, когда мама умерла.

— Вот это да! — прошептал пораженный Кен. — Ты уверена?

Ди едва заметно кивнула.

— Мне кажется, бабушка что-то подозревает. Может, моя аура изменилась?.. Два раза она пыталась меня просветить. Когда я спала... Знаешь, как неприятно! У нее ничего не получилось, потому что я теперь умею просыпаться в гот самый момент, когда кто-то пытается прикоснуться ко мне ментальным лучом. Но если я приму лекарство, я не смогу проснуться...

Кен нахмурился.

— Это точно. Черт! Но ведь если ты действительно можешь видеть с закрытыми глазами, пусть даже недалеко, тогда закон на твоей стороне.

— Я знаю, — всхлипнула девочка. — Но сейчас что мне делать?

Кен задумался, потом на его лице заиграла счастливая улыбка.

— Вот как надо поступить. — Он наклонился к сестре и зашептал ей на ухо.

Девочка удивленно вскинула брови.

— А если бабушка узнает, что я обманываю ее?

— Тогда тебе придется выдать свой секрет.

— Хорошо, я попытаюсь. Это должно сработать.

Новый дар открылся Доротее совершенно неожиданно. Десять дней назад... Она попыталась загнать обратно выскользнувших из своих сундучков духов, но ничего не получилось.

Отдельные вспышки дальновидения и раньше посещали ее, особенно когда она играла с Кеном, но приступы ясновидения никогда не продолжались очень долго. Накатят волной чужие мысли, вызовут смущение, перепугают — и тут же отхлынут. Теперь же это было стойкое пугающее ощущение всезнания, которое пришло к ней трудной бессонной ночью, завершившей день, когда погибли мама, дядя Роби и тетя Ровен. В темноте гостиничного номера вдруг наплыли яркие, четкие — как в тридифильме ужасов — кадры увиденного несколько часов назад, но уже не ввергающие в ужас, не сжимающие сердце. Словно бы все происходило не с ней. Словно все было выдумкой, понарошку... Она немного всплакнула, помолилась, потом отчетливо — без боли и страдания — поняла: мамы больше нет. Мама больше никогда не вернется.

До этого дня Ди никогда не встречалась со смертью, никогда не испытывала страха перед неумолимой, неодолимой силой. Похороны в те времена были редки, мама никогда не брала ее с собой. Что такое смерть? Девочка лежала с открытыми глазами и размышляла. Бабушка сказала, что мамино сознание не исчезло, не растворилось ни в чем, как плоть ее, сгоревшая в ментальном пламени. Мамины мысли еще живы. Они теперь слились с необъятным разумом, который извечно пребывает во Вселенной. Слились с мыслями всех других существ, когда-либо живших на островках-планетах, в космическом пространстве. Слились каким-то непонятным, таинственным образом, согласно плану, который составил Бог. Бабушка убеждала Ди, что мама теперь счастлива. Наконец-то счастлива...

Девочка подумала, что все это трудно понять, но как не верить Гран Маше. Это плохо, это грех! Неверие... С другой стороны, что тут радостного для мамы — покинуть ее и Кени? Может, потому, что у них нет тех способностей, о которых мечтала мама? Может, мама и не любила их совсем, хотя говорила, что любит?

Как не любила! Девочка даже поерзала на кровати. «Если бы ты, — сказала она самой себе, — не была такой гордячкой и упрямицей, если бы позволила противному доктору проникнуть в свою голову — ведь мама очень этого хотела, — может, все сложилось бы по-другому».

— Правда, мамочка? — прошептала она. Крупные слезы полились из глаз, острая, пронизывающая боль охватила ее. Она больше никогда не увидит маму. Может, в этой беде есть и ее вина, ее промашка, которой воспользовался Килнавский злой дух.

Ди прислушалась к себе, надеясь получить ответ на свой вопрос.

И что-то услышала...

В сознании прозвучало слово, потом еще одно — и в голове вдруг возник мир неведомый, полный шумов, завываний, непонятных звуков, вздохов, бормотанья, длинных, непонятных, страстных объяснений, обвинений, оправданий. Ди испугалась: неужели Килнавский дух добрался теперь и до нее? Что, если он пробрался в отель и сейчас смотрит на нее из темноты? Сердце у девочки замерло, оледенело, сил не было, чтобы закричать, позвать на помощь.

Затем мало-помалу путаница звуков начала притихать, исчезли посторонние шумы, остались только слова. Как будто много-много людей собрались вместе или, как бывает на телефонной станции, одновременно происходит много-много разговоров.

Неужели это мама хочет связаться с ней — сообщить, что слилась с разумом Вселенной?

Когда речи в голове упорядочились, она поняла, что кто-то непонятно где рассказывает о маме... о ней самой... о Кене... о полиции, занятой поисками убийц... об ответственности за двух сирот... о том, что у нее столько работы в университете, поэтому придется отправить детей к Яну... о Яне — значит, о папе? — который совсем не подходит на роль воспитателя. Да это же мысли бабушки! Она лежит в соседней комнате и тоже не спит. Размышляет...

Выходит, ее посетило ясновидение? Телепатия? Но ведь она даже не пыталась открывать ящички!..

Ди напряглась.

В бабушкины думы начал вплетаться какой-то шум, потом обозначились слова... Это же мысли других постояльцев гостиницы! Одни доходили до девочки ясно и отчетливо, другие мешались, размазывались, путались, сплетались... Разобраться в этом винегрете было трудно, но постепенно Ди начала улавливать смысл — большинство людей было озабочено примерно теми же хлопотами, что и бабушка. С некоторых направлений до девочки долетали бессвязные, ритмические ментальные звуки — в этих всхлипах и вскриках ощущалась радость. Кто-то на нижнем этаже прикидывал, как бы ему съехать из гостиницы и не заплатить по счету.

Скоро растерянность прошла, Доротея попыталась отделить одну мысль от другой. Сначала у нее ничего не получилось, потом, изловчившись, представив себя направленной параболической антенной (такая, как в книжке, — Кен объяснил, что с помощью таких штук улавливают волны), она смогла выделить отдельный разговор, даже настроиться на него. Это оказалось не так трудно.

Неужели полноценные операнты без конца слушают подобную какофонию? Почему новая способность открылась ей так неожиданно, без всякого усилия или желания с ее стороны?

К сожалению, ангел не откликался, хотя Доротея догадывалась, что помалкивает он нарочно — спрятался в уголке, в чуланчике и довольно потирает руки. Ну, раз ему хорошо, то и ей хорошо...

На следующий день — до того как Гран Маша должна была отправиться в полицейское управление в Боуморе, где их ждали следователи и дознаватели во главе с Трома'елу Леком, — девочка ранним утром незамеченной пробралась в комнату отдыха в гостинице и, припав к справочному дисплею, сделала запрос насчет дально — и ясновидения. Что это за способности?

Через несколько секунд на экране монитора побежали строки. Это были выдержки из школьного учебника, рассказывающие об одной из самых распространенных мета-сил, которыми обладали операнты. Доротея поняла не много, но и этого было достаточно, чтобы догадаться, что причиной, пробудившей скрытый дар, оказался шок, испытанный ею вчера. Этим ключиком был открыт соответствующий сундучок в ее голове, никакого вмешательства психотерапевта или бабушки не понадобилось. Он распахнулся сам по себе — вот как вышло...

Из той же статьи она узнала, что существует несколько разновидностей телепатической речи. Все они различались по степени «громкости», то есть качеством восприятия окружающими мысленно произнесенных фраз. Самыми низшими уровнями мастерства считались открытая телепатическая вокализация мыслей, интенсивный командный код. Такие ментальные звуки могли быть услышаны даже нормальными людьми. Более высокой степенью овладения даром метапсихической беседы считалось умение сжимать передаваемую информацию в узкий направленный луч, кодированный на мысленное восприятие каким-то конкретным слушателем. На этой ступени качественные показатели варьировались в зависимости от расстояния. Наиболее искусные мастера умели переговариваться на расстоянии до нескольких сотен километров, а для выдающихся оперантов не были препятствием даже межзвездные дали. Очевидно, решила Доротея, ей открылась только первая стадия телепатического общения.

В конце справки на экране загорелись слова, заставившие тревожно забиться ее сердце:

«Дально — и ясновидение являются важнейшим свидетельством оперантского склада мышления».

Доротея сразу поняла, что это значит! Теперь она не обычный человек, пусть не все ее способности открылись, пусть не все силы вырвались из своих сундучков. Теперь ее поволокут по врачам, начнут изучать, пичкать специальными лекарствами, но самое страшное заключается в том, что стоит только взрослым узнать о проснувшемся даре, как ее тут же вернут на Землю. Бабушка сразу забегает — тебе надо учиться, развивать свои способности, быть достойной, ты должна овладеть! Будет твердить одно и то же: надо, надо, надо!..

И она больше никогда не увидит папу.

В полицейском участке на острове Айлей Доротея с легкостью, с помощью голубого мысленного занавеса, отбила все попытки проникнуть в ее сознание. «Открывалась» она только в том случае, когда ей задавали прямые вопросы, на которые она могла дать такие же бесхитростные ответы. Всякие наводящие, двусмысленные реплики она игнорировала, причем ни вальяжный, уверенный в себе, прекрасно одетый Первый Магнат, ни Дознаватель Лек, опять принявший образ доброго дядюшки — слава Богу, что он хотя бы теперь по-шотландски не изъяснялся, — не могли предположить, что эта малютка с честными, глуповатыми глазками, маленьким хвостиком на голове — руки Доротея держала по швам, ноги вместе, — свободно читает их мысли.

Из комментариев, обмена мнениями Доротея узнала, что сказочный страшила-губитель, злой дух Килнава, на самом деле оказался неким реальным злобным существом, называемым Гидрой. Гидра составлена из четырех ублюдочных сознаний, и Джон Квентин вместе с Магдалой Маккендал — та парочка, что рассказали ей древнюю легенду на пароме, — являлись ее неотъемлемой частью. Гидра, как она и предполагала, обитала на ферме Санейгмор. Ди узнала имена двух других особей, входящих в это чудовище, поняла, что Гидра погубила не только ее маму, дядю и тетю, но и множество других людей.

Все то время, пока проводилось дознание, она внимательно следила за собой, не расслаблялась ни на мгновение — не дай Бог, если взрослые, особенно Гран Маша, догадаются, что она слышит их мысли, однако, узнав о том, что Гидра бежала с острова и скорее всего вообще покинула Землю, Доротея от радости едва не выдала себя.

Теперь ей можно не беспокоиться: это чудище уже не сможет отыскать ее!

Вскоре им позволили вернуться в Эдинбург, и спустя два дня после возвращения бабушка повела детей в церковь. Здесь состоялось отпевание — прах несчастной мамочки, дяди Роби и тети Ровен покоился в трех, обшитых багровым бархатом ящичках.

После поминальной мессы они сели в автомобиль, — все присутствующие на похоронах тоже разместились по машинам, — и длинная вереница двинулась на кладбище вслед за катафалком. Здесь ящички, которые бабушка назвала урнами, были уложены в маленькие ямки и присыпаны землей, потом священник объявил, что все, что осталось от мамы, дяди Роби и тети Ровен, вскоре снова вернется к нам в виде каких-то химических элементов. В вечном круговороте жизни эти самые элементы займут свое законное место. Миллиарды лет атомы, когда-то бывшие мамой, дядей Роби и тетей Ровен, будут участвовать в великом хороводе природы — до самого последнего дня существования Солнечной системы, когда древняя звезда по имени Солнце взорвется, станет сверхновой ослепительно яркой звездой, и пепел, что остался от мамы, дяди Роби и тети Ровен, будет развеян по Вселенной. Все живые существа, продолжил священник, наделены телами, созданными из пыли погибших звезд, но их разумы, торжественно заключил он, не угасли, а соединились с мировой душой в ожидании момента, когда животворящий дух оплодотворит пространство-время, положив тем самым начало единой, неделимой и бессмертной Вселенной...

Мысль о том, что тела всех существ созданы из праха погибших звезд, очень заинтересовала Доротею. Когда люди, собравшиеся на кладбище и сказавшие последнее «прощай», начали расходиться, она зашептала Кени на ухо, что очень жаль, что мамины элементы будут так долго лежать в земле и служить почвой для трав и деревьев.

— Мне бы хотелось, — сообщила она брату, — чтобы после смерти мои элементы побыстрее помогли создать новую звезду.

— Какая же ты глупая, — так же тихо заявил брат. По его щекам текли слезы.

Неожиданно он наклонился, поискал что-то между выпирающих из земли древесных корней, потом выпрямился и сунул находку ей в руку.

— Вот во что ты превратишься, когда умрешь. В поросячью жратву!

— Тихо! — понизив голос, приструнила детей Гран Маша. — Ведите себя прилично.

Доротея внимательно, очень долго разглядывала желудь, потом незаметно сунула его в карман пальто.

В путешествие на Каледонию детям разрешили взять с собой очень мало вещей. Только самое необходимое... Ди доверила бабушке сложить ее одежду. Тот багаж, который она решила собрать сама, включал маленькую подушку — «думку», которую она подсовывала под голову, фарфоровую кошку Моги, являвшуюся ее талисманом, небольшую пластмассовую коробку, в которой она хранила любимые книги и дискеты; желудь — она собиралась посадить его на отцовской ферме — и, наконец, самое дорогое ее достояние — заколку с изогнутой застежкой в форме карнавальной маски (обычной принадлежностью костюма «домино»), украшенную самоцветами из горного хрусталя. Нашла ее девочка на прогулке в Эдинбурге, и хотя Кени смеялся над ней, Доротея была уверена, что камушки на маске — настоящие бриллианты. Душа замирала от мысли, что в ее руки попало драгоценное украшение из потерянного клада.

Она также попросила брата доверить ей фотографию папы. Кен долго смотрел на сестру, тогда Ди честно призналась брату, что совсем не боится межзвездного перелета. И все-таки он должен присматривать за ней, потому что она меньше его. Эта идея пришлась ему по вкусу, однако, поразмыслив, он согласился отдать портрет при условии, что ему будет позволено глядеть на него всякий раз, когда ему захочется.

Перелет должен занять четырнадцать дней — до Каледонии 533 световых года, при этом ежедневная доза «фактора деформации» не превышала обычных 40 Дф.

Четырнадцать раз звездолету предстояло входить в гиперпространство и столько же раз возвращаться в наш привычный трехмерный мир. Значит, впереди Доротею ждали четырнадцать пилюль, от которых надо избавиться в любом случае. Дай Бог, чтобы идея Кени сработала.

Спустя час полета на досветовой скорости на экране монитора появилось изображение капитана «Друмадуна Бей». Звучным поставленным голосом он предупредил, что через несколько минут лайнер войдет в серое лимбо, поэтому всем пассажирам следует приготовиться к прорыву суперповерхностной границы. Гран Маша сразу засуетилась, сунула Кену зеленую пилюлю, имеющую форму спальной подушки со скругленными уголками, которую тот прижал к виску и с силой надавил. Снотворное тут же безболезненно впрыснулось под кожу, и через несколько секунд мальчик уже спал на своей полке.

— Бабушка, можно я сама, — с невинным видом попросила Ди. — Я ни капельки не боюсь.

— Хорошо, — кивнула Гран Маша и протянула внучке облатку. — Вот с этой стороны, где белый кружок, прижми к виску и сильно надави.

Доротея улеглась на свое место и выполнила все, о чем предупреждала бабушка, — правда, к виску она прижала палец. Пилюля упала в щель между стенкой и матрасом. Она тут же нарочито энергично откинула голову и закрыла глаза. Затем погрузилась в свое сознание, открыла ящичек, где хранилось целебное розовое облачко. Ей стало легко и просто, теперь она без страха ожидала погружения в это самое нечто, называемое серое лимбо, — только в тридифильмах оно было не серое, а никакое. Если закрыть глаза, то за сомкнутыми веками увидишь, какое оно.

Гран Маша тем временем устроилась возле установленного в каюте дисплея. Доза Дф была ничтожна для взрослого человека, и, чтобы не терять даром времени, профессор решила поработать.

Неожиданно корпус корабля вздрогнул, потом до девочки донеслось негромкое, мелодичное «цанг», затем еще раз — «цанг». Следом на экране вновь появился капитан и объявил, что они успешно преодолели суперповерхностную границу и теперь следуют в гиперпространстве согласно заранее вычисленному вектору, преодолевая расстояние до пункта ближайшей посадки со скоростью, во много раз превышающей скорость света.

Ди не почувствовала никакой боли. Совсем ничего, хотя Гран Маша предупреждала, что даже самые сильные операнты ощущают недомогание во время прорыва в лимбо.

— Батюшки, Дороти! — Над ее головой внезапно раздался голос Гран Маши. — Почему ты мне ничего не сказала?

Девочка открыла глаза. Гран Маша наклонилась над ней — взгляд у бабушки был озадаченный.

— Не надо притворяться, — строго добавила она. — Я знаю, ты не спишь. Почему ты скрыла от меня?

— Что скрыла?

— Способность к самоисцелению. Ты же воспользовалась ею, не так ли? — Бабушка встала на колени у кровати. — Глупая, глупая девочка! Если бы ты приняла лекарство, твоя аура тут же изменилась бы, а этого не случилось. При этом ты не почувствовала никакой боли... Как долго ты владеешь этой способностью? Только говори правду.

— С того дня, как меня укачало на пароме, — призналась девочка.

— Как это произошло?

Доротея отвела глаза.

— Ну, я... я захотела, чтобы мне стало легче. Чтобы меня не тошнило... И все прекратилось. — Она почувствовала, что бабушка уперла в нее испытующий телепатический луч. Бабушка была куда более сильным оперантом, чем мама или врач-психотерапевт, но голубое сияние даже не прогнулось под ее энергетическим давлением. Следом до девочки долетели мысленные вопросы.

Ты воспринимаешь мои сигналы, Дороти, ты меня слышишь? Можешь ли ты излечивать других, а не только себя? Способна ли ты пользоваться другими метафункциями? Ответь мне, Дороти, ответь мне!

Девочка ничем не выказала свою способность воспринимать эти вопросы. Невинными глазками она смотрела на бабушку, потом сказала:

— Бабушка, в целебной силе нет ничего особенного. Стоит мне почувствовать недомогание, я ее вызываю, и все.

Дороти, ты меня слышишь?

Ди села на откидной полке и достала облатку, которая была спрятана в щели у стенки.

— Можно мне пойти на обозревательную палубу? Капитан сказал, что желающие могут полюбоваться на серое лимбо. А Кени скоро проснется? Он ведь тоже хотел посмотреть на иное пространство.

Дитя мое, ответь, ты слышишь мой внутренний призыв?

Да, она слышала. Страх сжал ей горло. Нельзя даже виду подать, иначе ее тут же отправят на Землю.

— Бабушка, ну отпусти меня на смотровую палубу! Мне так хочется взглянуть на серое лимбо.

Гран Маша взяла Ди за руку, ее зеленые глаза засверкали с такой силой, что сердце у маленькой девочки забилось быстро-быстро. Телепатические призывы бомбардировали ее сознание — теперь защитная голубизна буквально проминалась под стреляющими в упор вскриками.

Ответъответъответъ!

— Дороти, послушай меня. ТЫ ДОЛЖНА ОТВЕТИТЬ! — вслух сказала Гран Маша. — Если существует малейшая возможность, что ты от природы обладаешь даром операнта большой силы — а я подозреваю, что так оно и есть, — очень важно не растратить впустую свой дар. Его необходимо развивать, заниматься со специалистами. На Земле!.. Если ты не хочешь, мы больше не пойдем к доктору. Мы отправимся к Катрин Ремилард в Америку. Она — замечательная женщина, редкой доброты... Она тебе понравится. Ну, пожалуйста, дорогая моя девочка! Ты должна ответить мне. Понимаешь, должна!.. Не губи себя... Ответьмнеответъмнеответъмне!

— Я не понимаю, бабушка. Что я должна ответить?

Скажи мне правду!

Сокрушительная сила Гран Маши достигла предела.

Ответьответьответь!

Ни за что! Ангел, дай мне силы! Помоги!..

Ответьответьответь!

Защитный экран Ди выдержал и эту атаку. Ангел помог!..

Девочка невинно улыбнулась.

— Бабушка, я так хочу пожить у папы. Я совсем нормальная... Как и он. Можно пойти посмотреть на лимбо?

Гран Маша взяла ее руки в свои.

— Да, — сказала она бесцветным, разочарованным голосом. Ментальное напряжение ослабло. — Ступай. Но там ничего не видно. Нечто бесформенное. Там нет ничего сущего...

С чувством глубочайшего облегчения Ди выбежала в коридор. В узком проходе было безлюдно, на редких овальных, обшитых пластиком дверях помаргивали неоновые надписи, а на стенах — указатели. Единственный человек, встреченный ею на пути до смотровой палубы, оказался членом экипажа — высоким усатым мужчиной в форме. Он шутливо отдал ей честь и зашел в одно из грузовых помещений. Прежде чем металлическая створка закрылась, Доротея успела ухватить взглядом блистающие золотистые бока выстроенных в ряд рокрафтов, напоминающих пасхальные яйца. Они тоже летели на Каледонию, где их будут использовать в качестве воздушных такси и извозчиков. В это трудно было поверить, но «Друмадун Бей» вез много странных грузов — апельсины, ананасы и даже шоколад ящиками... Так уверяла Гран Маша. Понятно, когда на новую землю везут рокрафты, строительные машины, запасы живой ткани и органов, лекарства. Но шоколад, ананасы?.. Что ж там, на первобытных просторах Каледонии, собрались сладкоежки, а не мужественные сильные люди, которых Гран Маша называла «первопроходцы». Ну, итальянская обувь, шведские наручные переговорные устройства, даже пустые бочки из Испании — они тоже нужны на обживаемой планете. Гран Маша говорила, что на Каледонии гонят один из самых лучших в галактике сортов виски. Но апельсины?! Даже если они там не растут!

Ди поджала губы, представив бородатого, увешанного с ног до головы оружием «первопроходца», не спускающего настороженного взгляда с окрестностей и сдирающего кожуру с апельсина... Как же он будет стрелять, если в руках у него двухкилограммовый, с ее голову, ярко-оранжевый плод?..

Чудеса! Она вздохнула и поставила себе на вид собственное «незнайство». Надо более внимательно изучать окружающее, читать побольше, слушаться взрослых... И ангел в голове одобрительно закивал и следом доброжелательно добавил: только о том, что ты умеешь улавливать чужие мысли, помалкивай.

Звездолет торгового класса «Друмадун Бей» был похож на гигантское, почти правильной овальной формы яйцо. Много пришлось повидать на своем веку старому заслуженному кораблю, построенному еще в самом начале Вторжения, когда Галактическое Содружество открыло человечеству дорогу к звездам.

Обстановка на судне была спартанская — никаких особых удобств и развлечений пассажирам не предоставлялось, поэтому и билеты на «Друмадун Бей» были самые дешевые. Гран Маша пришла в ужас, когда Ян прислал ей два детских билета в общем салоне. Видно, дела у сына шли неважно... К счастью, у нее были деньги, и раздосадованная бабушка тут же обменяла полученные билеты. Теперь они путешествовали в отдельной — пусть и очень маленькой — каюте. Лететь первым классом могли позволить себе только шахтеры, биологи, инженеры-механики, археологи, врачи — одним словом, специалисты, с которыми та или иная планетарная колония заключила контракты, куда одним из пунктов было внесено условие оплаты перелета. Новых переселенцев было на корабле только шесть человек, ради экономии билеты они брали самого низшего класса. Размещались они в общем салоне, в специальных коконах, размером с телефонную будку, где спали, проводили свободное время, кроме моментов приема пищи, когда все собирались в столовых, и коротких часов — по расписанию, — проводимых в восстановительных спортивных залах и экокамерах.

Ди корабль казался огромным, таинственным и захватывающим дух сооружением. От его пластмассовых переборок, стальных дверей веяло чем-то сказочным, невероятным... Стоило только на миг вообразить, что я существую — вот я, можно пощупать, — и в то же время меня нет в том реальном мире — от этого у кого угодно закружится голова. Девочка робко отворила дверь, ведущую на смотровую палубу. Вошла внутрь... Затаила дыхание... Она не замечала ни истертого тартанового покрытия на полу, ни исцарапанных чем-то острым стен (сразу у двери было вырезано гнусно-знакомое «здесь были Коля и Меги», а ниже — Джон Перкинс, Рашид Поздняев, Ларри Макдугал, дембиль, 48 год»), ни скудости обстановки — всего пара дюжин раскладных стульев, подобных тем, что стояли на пароме, который перевез их на Айлей, — все пустые, выставленные в два ряда сиденьями к громадному, метров пять в диаметре, иллюминатору, слепо уставившемуся в... никуда.

Точнее, не гигантское окно открывало вид на пресловутое серое лимбо, а это самое ничто — бельмастое, безразличное, бесчувственное — заглядывало внутрь корабля.

Доротея застыла на пороге...

Оно не было серым, белым, черным — какой цвет или их смесь ни назови. Оно светилось и в то же время поглощало свет, излучаемый редкими овальными лампионами, установленными на смотровой палубе. Что-то похожее на полость пещеры, только без игры теней. Если смотреть долго, то это нечто за стеклом казалось совершенно бесформенным, но стоило отвести взгляд, и боковым мимолетным взором можно было уловить некое движение — скорее, дрожание, порождающее что-то вроде волн, разбегавшихся во всех направлениях. Это якобы перемещение — Ди отчетливо почувствовала его — незримо накладывалось на неуловимое частое биение, которое сотрясало лимбо. Словно у него было сердце... Где-то там, неизвестно где... Она сразу одухотворила то, что лежало снаружи. Глаза застило, навернулись слезы, потом стало больно смотреть в ту сторону, но она не могла отвести взгляд. Потом собралась с духом, позвала на помощь ангела и отважно отвернулась...

— Вот и правильно, малышка. Для первого раза достаточно.

Кто-то крепко взял ее за плечо и мягко повернул к себе — теперь это серое нечто было сзади.

Чары развеялись. Она вздрогнула, протерла слезящиеся глаза и только теперь смогла бросить взор на своего спасителя. Это был толстый, среднего роста человек, одетый в черную вельветовую куртку с серебряными пуговицами. Из-под расстегнутой куртки выглядывала ослепительно белая рубашка, темный галстук — узел широкий, чуть распущенный. Ниже, от пояса, юбка, алая в черную с золотом клетку. На плече у него болталась сумка из белой кожи с серебряными застежками. Такие же пряжки на тупоносых ботинках. Под подвязку правого высокого гетра был всунут маленький нож с драгоценным камнем на рукоятке.

Незнакомец довел девочку до стойки автоматического бара, усадил в одно из кресел и заказал в переговорное устройство чашку сладкого кофе с молоком.

— Серое лимбо, — наставительно сказал он, — опасная штука. Если долго смотреть на него, можно совсем свихнуться.

Зажужжав, открылась дверца маленького, обшитого никелем короба, и оттуда выползла маленькая чашка с дымящимся напитком. Ни блюдца, ни ложки не было. Мужчина с преувеличенной галантностью протянул чашку Ди. Лицо у него было доброе, волосы седые...

— Меня зовут Ивен Камерон, — представился он. — Я направляюсь на Каледонию повидаться с друзьями. Выпей кофе, малышка, и все пройдет. Опытные звездоплаватели знают, что нельзя долго смотреть на лимбо.

Доротея из вежливости выпила кофе, хотя не любила его, потом попросила заказать горячий шоколад. Когда еще одна чашка выплыла из шкафчика, она вежливо поблагодарила:

— Спасибо, гражданин Камерон. Я запомнила ваши слова.

— Как тебя зовут, малышка?

Доротея назвала себя. После шоколада она почувствовала себя значительно лучше. Как здорово, подумала она! Какая вкуснятина!.. Ее сосед заказал себе кофе, и, когда чашка появилась на стойке, он влил туда какую-то пахучую жидкость из небольшой металлической плоской фляжки, которую достал из кармана куртки. Ага, это бренди, смекнула Ди. Дядя Роби тоже так делал. Иногда...

— Неужели эта штука делает кофе вкуснее? — спросила она.

— Да, милая Дороти, особенно если ты старик и кости у тебя похрустывают. С бренди куда вкуснее... Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, хорошо.

— Замечательно. Теперь скажи, почему ты не воспользовалась болеутоляющими пилюлями, которыми пользуются все нормальные люди?

Она хихикнула и легкомысленно ответила:

— Я подумала, смогу ли я вместо всяких пилюль уничтожить боль? И уничтожила. Это оказалось так просто.

Ты сама себя излечила?

— Только на чуть-чуть, — быстро ответила она. — На самую малость. Я на самом деле никакой не оперант.

Ты считаешь, что быть оперантом плохо? Но в этом случае тебе придется приложить много усилий, чтобы скрыть от бабушки свою силу. Она тут же отправит тебя на Землю, если догадается, что ты владеешь метафункциями. Закон Галактического Содружества очень внимательно относится к талантливым в метапсихическом смысле детям — он дает им много преимуществ по сравнению со своими нормальными родителями. Любой взрослый оперант, установив, что ты способна воспринимать мысли на расстоянии, обязан заявить об этом властям. Тебе надо вести себя очень осторожно. Особенно в кругу таких мощных оперантов, как твоя бабушка. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да, я очень развитый и сообразительный ребенок для своих лет. Но зачем вы разговаривали со мной на внутреннем коде?

Внезапно глаза ее расширились, она только сейчас осознала, что случилось.

— Нет! — выкрикнула она и закрыла лицо ладонями.

Да! Ты же ответила мне.

Она вскочила.

— Это нечестно! Вы подловили меня!..

Она было бросилась бежать, но ноги ее, казалось, приросли к полу.

— Совершенно верно, — подтвердил он уже вслух. — Я сделал это специально, чтобы показать тебе, что ты еще очень маленькая и доверчивая глупышка. Без поддержки тебе не удастся ввести в заблуждение бабушку и остаться с отцом. Ты же хочешь остаться с отцом?

— Да! Да, да. ДА!

Он погладил ее по голове, сам смущенно улыбнулся.

— А что ты скажешь насчет ангела? Давай-ка поручим ему эту работу.

Ди была ошеломлена — внутри ее сознания, в той таинственной, заветной кладовой происходило что-то необычное. Распустилось что-то невиданное... Но это было чем-то реальным — цветком, дымкой, завесою, экраном. Что-то подобное ступеням теперь рисовалось в мозгу. Перед ней открылся путь, о котором она страстно мечтала. Следуя по этой дороге, она никогда больше не будет испытывать страх. Теперь Доротея была уверена, что никто не сможет проникнуть в ее секрет. Ангел провел ее в какое-то темное, хорошо укрытое место, и девочка догадалась, что, когда в следующий раз она сама войдет сюда, добраться до нее будет невозможно. Она больше никогда не совершит глупых ошибок — вот как сейчас, когда откликнулась на телепатическую речь гражданина Камерона.

— Это вы указали мне путь? — спросила она.

Гражданин Камерон сначала поставил пустые чашки в открывшийся шкафчик, потом, направившись к двери, ведущей в коридор, ответил:

— Тебе следует научиться осторожно вести себя при использовании внутреннего кода. Тебе придется самой определить необходимое количество сокрушительной силы. Доротея, тебе придется многому научиться самой... Я решил помочь тебе, чтобы твое пребывание у отца никто не мог омрачить и ты испытала спокойствие... Его дает только уверенность в своих силах, поэтому тебе придется много заниматься самой. Ты — девочка умная, очень развитая для своих лет, правда?

Доротея кивнула.

— Вот и учись потихоньку. Знаешь, очень важно, чтобы ты некоторое время пожила с отцом.

Она изумленно посмотрела на этого странного толстяка в юбке.

— Вы — мой ангел?

Он, уже стоя на пороге, рассмеялся.

— Только сегодня. Когда появится нужда, у тебя будет много помощников.

С этими словами он закрыл за собой дверь.

О каких помощниках он вел речь, подумала девочка. И что за «нужда» ждет ее в будущем? Что это такое — «нужда»?

Запикал телеком на запястье — Ди нажала на кнопку, и бабушкин голос произнес:

— Твой брат проснулся... Капитан приглашает пассажиров в рубку, он хочет познакомить их с кораблем. Ты пойдешь с нами?

— Обязательно! — воскликнула девочка. — Бабушка, подождите меня. Я лечу.

Она помчалась по безлюдному коридору и на бегу успела подивиться: куда же исчез гражданин Ивен Камерон?

Удивительное зрелище — прорыв кораблем суперповерхностной границы и выход его в привычное трехмерное пространство.

Редкое, захватывающее!..

Жаль, что Кени, вновь усыпленный с помощью облатки, как, впрочем, и остальные нормальные пассажиры, не мог наблюдать за ним.

В последний раз перед посадкой на Каледонию два десятка оперантов, в том числе Гран Маша и Ди, собрались на смотровой палубе, заняли места перед огромным окном в ничто.

Фосфоресцирующая, привораживающая серость за кристаллическим стеклом, привычное небытие чуждого нам мира внезапно как бы треснуло — извилистая черная молния вдруг расколола лимбо, и корабль на мгновение попал в водоворот цвета. Все дело было в психологическом восприятии происходящего за бортом, однако никто пока не мог объяснить, почему каждый наблюдатель полагает, что центр прорыва находится прямо перед ним, из какой бы точки трехмерного пространства он ни следил за этим событием. Свернутая в спираль радуга всегда раскручивалась точно перед глазами зрителя. Мелькание теплых ярких тонов, цветовой аккорд длился около полуминуты, затем перед затаившими дыхание пассажирами открылась усыпанная звездами ширь, и примерно четверть поля зрения иллюминатора занял покатый бок серовато-голубой, с частыми золотистыми бликами планеты. Яркие искорки искусственных спутников пробегали по спелому, налитому, покрытому кожурой атмосферы яблоку Каледонии. Прошло несколько мгновений, и из-за края планеты выплыла плоская, сверкающая, как новенькая серебряная монета, луна — Ре Нуад.

— Боже мой! — воскликнул один из зрителей — доктор, подписавший контракт с администрацией шотландской колонии. — Она — прекрасна!

— Пока не попадешь под местный дождь, — отозвалась женщина-инженер. — Взгляни-ка на ту тучу, что выползает из-за края планеты.

— Облачность вертикального развития, — заявил кто-то авторитетным тоном. — В основном состоит из кристалликов льда и изрядного количества вулканического пепла. Толщина слоя порядка нескольких десятков километров...

— Сколько? — раздался удивленный голос.

— Много! — отрезал тот же знаток. — Вам же сказали: все замечательно, пока не попадешь под местный дождь. Я бы добавил: и град... Солнечные лучи с трудом пробиваются через эту пелену, так что на Каледонии полгода можно не увидеть солнца...

Остальные полгода вы постоянно беспокоитесь, как бы не утонуть.

Большинство взрослых засмеялось. Доротея с трудом сдержала улыбку.

Еще на Земле она подолгу рассматривала объемные тридиизображения Каледонии, но все это не шло ни в какое сравнение с увиденным въявь. Никакого сходства со знакомой, мраморно-голубой Землей, с разбросанными по ее поверхности пятнами облаков. Новая родина шотландцев, успевшая повернуться ночной стороной, раздавшаяся вширь, казалась гигантским дымчатым опалом, уложенным на черный вельвет межзвездного пространства.

—... как раз об этом и говорил капитан, — сказал кто-то за спиной Ди. — Наш полет со сверхсветовой скоростью закончен. Сейчас запустят ро-двигатели, и мы начнем снижение.

Дымчатая паутина струек огня покрыла стекло, но через несколько мгновений звездолет вошел в тень планеты, и непроглядная матовая тьма застила округлый иллюминатор. Кое-где по подстилающему мраку то и дело вспыхивали зарницы — их словно разбрасывали горстями. Грозы, объяснил капитан, такие, что и представить невозможно, но, по каледонским понятиям, — это вполне обычное явление. То здесь, то там сквозь черную завесу просвечивали неясные буро-малиновые пятна — в тех областях действовали вулканы.

Когда корабль пробил толщу туч, в бликах частых вспышек молний глазам Доротеи открылась неоглядная даль океана. Корабль наподобие Ноева ковчега беззвучно мчался над первобытными водами. Всполохи молний слепили глаза. Капитан, сидевший возле бара, пояснил, что прокатывающиеся по планете бури, развивающиеся на высоту до двадцати одного километра, способны вдребезги разнести пассажирский рокрафт. Как будто в подтверждение его слов, совсем недалеко от «Друмадуна Бей», в океан ударил разряд — колоссальное, ярче тысячи солнц, ветвистое дерево вспыхнуло справа по курсу звездолета — зрители на миг потеряли зрение — и угасло... Ударил гром, прокатились раскаты, и только на сетчатке глаз долго светилось угольное подобие гигантской молнии.

Еще через несколько минут полета на горизонте рваным контуром огней выплыл континент Клайд. Тут же мириады крохотных золотистых и белых вспышек заполонили поле иллюминатора. Корабль как бы попал в непроглядную снежную бурю...

— Наблюдаемое явление, — раздался голос капитана, — это уникальный местный феномен. С ним можно столкнуться только на Каледонии. Свечение вызвано столкновениями со здешними формами летучих растений. Как только на корабле снимают защитное поле, сразу начинается подобная кутерьма. Мы, конечно, стараемся по мере возможности избегать встреч с полями диковинных пузырей — обычно они обитают на высоте шесть тысяч метров над поверхностью и называются «лайнух ановер» — но, случается, мы волей-неволей врезаемся в их скопления.

— Судовладельцы, естественно, скупятся на новое оборудование, позволившее бы звездолетам не снимать защитный экран до самой посадки, чтобы поберечь воздушные растения, — заметил человек, сидевший рядом с Ди. На голове у него красовался шотландский берет. Звали его Лори, его специальность считалась самой дефицитной на Каледонии. Он был биохимиком и прилетел сюда по контракту, заключенному с местной ассоциацией кооператоров.

— Воздушные растения! — встрепенулась Ди. — Мой папа их разводит, у него здесь целая ферма.

Лори глянул на девочку сверху вниз.

— Малышка, твой папа не разводит их. Он только собирает урожай. Небесная трава размножается естественным образом.

Корабль резко сбросил скорость, однако пассажиры, защищенные от перегрузок ро-полем, даже не почувствовали этого — просто пейзаж за окном почти замер, потом звездолет плавно развернулся, и впереди, по правую руку, обнажилась цепочка огней. Дрожащие отсветы легли на воду... «Друмадун Бей» вползал в обширную бухту, где ему предстояло приводниться. Местный аэропорт был еще слишком мал для безопасного приема линейных транспортных звездолетов.

— Наше путешествие заканчивается, — сказал капитан. — Сейчас нас отбуксируют к западному причалу космопорта Киллекранки. Точное время прибытия — двадцать пять часов тридцать минут по местному времени. Спасибо, что вы совершили этот перелет вместе с компанией «Макферсон лайн». Наш девиз — безопасность и экономичность!

С ударением на последнем слове.

(Смех.)

Скажи им, Том! Ни кабаре на борту этой чертовой посудины, ни плавательного бассейна люкс. Не каюты, а норы какие-то!.. Стены исцарапаны, изрезаны, исписаны... Стены-то можно покрасить?

А кухня? Кормят какой-то бурдой. Нет, в следующий раз я полечу на Юнайтед...

Ага, за свои кровные денежки? Послушайте, ребята, лучше всего лететь на Астро Джи...

— Пошли, Дороти, — заторопилась бабушка. — Больше ничего интересного не будет, нам надо еще собраться...

Гран Маша взяла внучку за руку, и они пошли к выходу.

Оказывается, это здорово слушать телепатические разговоры взрослых. Речь шахтеров, например, изобиловала множеством незнакомых слов. Они употребляли такие странные выражения — их иногда использовал Кен. То и дело из их компании доносилось «... твою мать», «пошел бы ты... «.

Бабушка между тем продолжала просвещать внучку:

— Нам еще надо пройти дезинфекцию. Ну, это просто... Мы раздеваемся, надеваем бумажные одежды и встаем под специальную лампу, ее лучи убивают всякие земные микроорганизмы на нашей коже и в волосах. Это делается для того, чтобы ни в коем случае не нарушить природный баланс Каледонии. Так же обработают нашу одежду... Потом нам предстоит таможенный досмотр — ну, это нам не страшно. Что у нас смотреть! Там еще кое-какие формальности... Тоже пустяковые... Я тревожусь насчет дождя. Неужели здесь бури развиваются на высоту в двадцать один километр? Подумать только...

Пол под ногами вздрогнул, тут же к девочке вернулось ощущение тяжести тела.

— Это включили местную корабельную гравитацию, — объяснила Гран Маша. — Здесь, на Каледонии, все тяжелее, все увесистей... Кажется, прибыли... — вздохнула она.

— Папа нас будет встречать? — спросила девочка.

— Надеюсь, — еще раз вздохнула Гран Маша.

9

Сектор 12: звезда 12-337-010 (Гриан)

Планета 4 (Каледония)

21 июня 2062 года

Движущаяся лента транспортера вынесла пассажиров «Друмадуна Бей» в верхний вестибюль звездопорта.

У одной из длинных стен огромного, вытянутого зала теснились стойки регистрации таможенного досмотра, а другая во всю длину забрана удивительно прозрачным и чистым стеклом. По местному времени было далеко за полночь, во влажном воздухе одуряюще пахло озоном.

Прежде всего маленькой девочке бросился в глаза чудовищной силы ливень — струи толщиной в руку поливали шоссе, мокрой лентой убегающее к горам; пассажиры, столпившиеся под навесами на улице, — все они были одеты в широкие и длинные до пят плащи. Вдали за полуциркульным берегом, где у причалов покачивались четыре звездолета, в том числе и «Друмадун Бей», блистали молнии — от россыпи всполохов рябило в глазах. Сплошной громовой гул изредка дробился далекими раскатами... Таким предстал перед удивленной, испуганной девочкой мир, который должен был стать ей домом.

...Гран Маша потянула уставшую, растерянную Доротею за руку — они почти одновременно ступили на бегущую ступеньку эскалатора, ведущего вниз, в зал ожидания и к месту получения багажа.

Еще одна напасть свалилась в этот момент на Доротею!

Невыносимый телепатический шум, стоявший в космопорте, буквально ошеломил ее. Громкость его была невообразима — смесь восклицаний, смеха, приветствий, обрывков фраз и других, заполнивших сознание звуков обрушилось на девочку, как только она вошла в вестибюль. Изумленная, она еще пыталась справиться с нахлынувшей какофонией мыслей, уберечься, приглушить их, однако давление на разум все возрастало. Неужели здесь ментальные голоса звучат куда громче, чем на Земле? Или на Каледонии собрались сплошь сильные операнты? Этого не может быть — даже Ди было ясно, что в любом районе Эдинбурга живет больше метапсихологов, чем на всей этой планете. Тогда, может быть, здесь происходит усиление метафункций?

Нет, просто резко возросла твоя чувствительность.

Она вздрогнула. (Хорошо, что ответ, прозвучавший в ее мозгу, совпал с ударом грома, и Гран Маша ничего не заподозрила.) Голос, похоже, принадлежал человеку по имени Ивен Камерон, встреченному ею на смотровой палубе. Девочка осторожно огляделась — этого самого Камерона нигде видно не было!..

Странно...

Эскалатор опускался в еще больший, хорошо освещенный, тоже заполненный множеством людей зал... Ди содрогнулась от ударившего в голову цунами телепатических вскриков, окликов, радостных восклицаний. С трудом ей удалось взять себя в руки... Удивительно, что до этого момента она ни разу не вспомнила о странном старике в цветастой юбке, о его неожиданном обещании помогать ей. Почему же не помогает?..

Обеими руками схватившись за поручень, Ди попыталась пронзить встречавшую толпу ментальным взором, однако все, чего ей удалось добиться, это разглядеть внутри себя маленькую бесформенную фигурку, замершую в углу каморки, где стенами служили поставленные один на другой блистающие разноцветными боками ящички. Приглядевшись, Ди разобрала, что фигура была как бы обернута двумя огромными крылами.

...Ангел? Это ТЫ?

Да. Всякий раз, когда у тебя будут возникать вопросы по поводу проявления твоих метаспособностей, тебе следует обращаться ко мне.

Вы на самом деле гражданин Камерон?

Нет. Я заранее запрограммированный ответчик с заложенным в меня психоаналитическим дискретным выбором. Теперь открой глаза — эскалатор кончается. Будь осторожнее, а не то споткнешься и упадешь на пол.

Доротея понятия не имела, что бы это значило — «заранее запрограммированный ответчик», да еще с каким-то там выбором. Что бы он мог из себя представлять? Тем не менее девочка послушно открыла глаза и с последней бегущей ступеньки перепрыгнула на уложенный плитами пол. Гран Маша повела детей в ту сторону, куда указывала большая стрелка, а под ней надпись «Выдача багажа». Здесь, в зале ожидания, чем-то легко и приятно попахивало, и Ди решила, что с такими ароматами она запросто сживется. Из скрытых динамиков лилась тихая песня. Женский голос сладостно выводил:

Каледония, ты зовешь меня.

Я пришел к тебе, словно в дом родной.

Навсегда я твой, ты — судьба моя!

Расставание — горечь общая...

Если вдруг уйду я в межзвездный мрак,

Буду помнить я Каледонию,

Потому что ты стала родиной.

Здесь земля моя,

здесь мой очаг...

От этих слов у Ди слезы навернулись на глаза — она подумала, что на этой планете живут добрые и хорошие люди. Все вокруг дышало надеждой, дружеским участием, какой-то особенной простоватой доброжелательностью. Девочка улыбнулась — она была готова подарить им все апельсины и ананасы, привезенные на «Друмадуне Бей». Задаром! Всем!.. Пусть полакомятся...

В зале, заполненном стойками, за которыми восседали представители туристских фирм, будками, где можно было нанять рокрафты; стоянками роботов и панорамными изображениями планеты, — повсюду стояли большие керамические вазоны со странными разноцветными маленькими деревцами. Они напомнили девочке колеусы, которые бабушка разводила в саду, в Эдинбурге. Такие же широкие листья самой разнообразной раскраски — на едва улавливаемом общем зеленом фоне радужные пятна, рябь, полосы пурпурного, розового, бело-розового, желтовато-оранжевого и багрового цветов.

Кен ткнул сестру под ребро.

— Видишь эти растения? Совсем такие, как на папиной фотографии. Чудные какие-то...

— Мне нравятся, — ответила девочка и продолжила тоном строгой учительницы: — Большинство деревьев на Каледонии имеют разноцветные листья. Я прочитала об этом в корабельной библиотеке. Они, как и на Земле, питаются солнечным светом, перерабатывают его с помощью хлорофилла.

Кен состроил гримасу.

— Какая ты умная!

В следующее мгновение он уже забыл о насупившейся сестре и принялся напряженно вглядываться в толпу, поджидающую появления пассажиров. По-видимому, он высматривал отца.

Толпа встречающих сплошь состояла из людей. Ди вспомнила, что экзотикам и землянам, не имеющим шотландских корней, было запрещено постоянно селиться на Каледонии. Им позволено свободно посещать планету — они даже могли наниматься здесь на работу, однако вид на жительство ограничивался тремя месяцами, после чего разрешение приходилось продлевать.

Вот что удивительно — практически все люди имели в своих нарядах что-нибудь клетчатое, однако знаменитых юбок не видно. Очевидно, из-за дождя...

Некоторые из встречающих держали в руках маленькие плакаты и таблички с именами тех, кого они ждали в космопорте. Надписи были на английском и гаэльском языках. Другие, заметив среди пассажиров знакомые лица, с радостными возгласами бросались вперед. Шум в телепатическом эфире стоял невообразимый — некоторые операнты не стеснялись переходить на открытую вокализацию мыслей, интенсивный командный код, чтобы нормальные люди тоже могли их услышать. К сожалению, отец Доротеи и Кеннета не владел метапсихическими функциями, поэтому напрасно было ждать, что он воспользуется внутренним кодом. А вдруг? Разве он не может попытаться? Вокруг столько народу... Она бы, решила Ди, обязательно подала мысленный голос. Однако шло время, а в эфире даже намека не было на то, что кто-то позвал ее, брата или Гран Машу. Тогда Ди совсем отключилась от передаваемых мыслей.

Профессор и дети подошли к одному из транспортеров и встали в очередь за багажом. Лицо бабушки было спокойно, она поставила плотный метапсихический барьер, так что прочитать ее мысли было невозможно, однако смутное беспокойство, охватившее Гран Машу, передалось и девочке.

Яна Макдональда нигде не было видно...

Кое-кто в очереди беседовал на гаэльском языке, и Доротея с радостью обнаружила, что она свободно понимает разговорную речь, тем не менее надписи, вспыхивающие на мониторах в залах космопорта, она понимала с большим трудом.

Это было странно, и она поинтересовалась у ангела, почему так получается?

Такие, как ты, люди, наделенные особыми метаспособностями, легко усваивают разговорный язык. Слова, по существу, являются символами тех или иных мысленных понятий. Когда люди беседуют, они вспоминают и оперируют понятиями, в то же время их горловые связки, язык и губы формируют звуки, и уже звуковые волны, особым образом смодулированные, доходят до твоего сознания. Когда ты беседуешь с иностранцем или слышишь разговор на чужом языке, ты можешь интуитивно определять, что хотел сказать тот или иной человек, потому что понятия в его голове по большей части имеют образную форму. Наряду с подбором символов идет череда... скажем так — картинок. А письменные знаки лишены этой ауры. Чтобы понять смысл написанного, следует сначала изучить, что означает то или иное буквосочетание, в каком порядке они согласуются — то есть надо знать лексику, грамматику, орфографию или использовать переводчик «Сони».

Я поняла. А что... я действительно страшно талантлива?

На этот раз ангел промолчал, и, прежде чем Ди решилась задать еще один вопрос, брат толкнул ее в спину.

— Слушай, неужели с папой что-то случилось?

В этот момент подошла их очередь. Гран Маша опустила в щель робота свой билет и обратилась к Кену:

— Получите багаж и постойте вон там, в уголочке. Я попытаюсь дозвониться и узнать, почему нас никто не встречает.

Она вошла в будку, где был установлен видеоком. Дети с напряженным любопытством смотрели в ту сторону. Лица человека, с которым разговаривала бабушка, видно не было, однако Гран Маша неожиданно поджала губы. Дети замерли... К сожалению, Ди не смогла мысленным взором одолеть прозрачную стенку кабины.

— Может, папу задержал шторм? — предположила Ди. — Здесь уже осень, это сезон бурь.

— Такая встреча здорово похожа на хвастовство, — пробурчал Кен. — Приезжайте! Я вас жду!.. Я по вас так соскучился!.. Слушай, значит, мне придется изучать здесь гаэльский?

— Я буду помогать тебе, — горячо предложила Ди. Ей очень хотелось рассказать брату о вновь открывшемся даре понимать чужую речь, но в этот момент в полу за стойкой открылся люк, и оттуда выплыла тележка с нагруженными на нее чемоданами и сумками. Сверху стоял большой, объемистый сундук. Механический голос монотонно произнес:

— Гражданин, получающий багаж, опустите ваш билет в щель, расположенную под красной лампочкой... Спасибо...

На передней панели тележки красный свет сменился на зеленый.

— Гражданин, я могу подвезти багаж к назначенному вами месту. Вы желаете добраться до остановки робусов? Если вы приняли иное решение, то, пожалуйста, ознакомьтесь со списком услуг, напечатанном на моей передней панели.

Кен сначала был немного ошарашен, потом пришел в себя и коротко распорядился:

— Ждать!

Робот мигнул зеленым глазком и отъехал в сторону, чтобы освободить место следующей, поднимающейся из недр космопорта тележке. Дети последовали за своим багажом. Через несколько минут к ним подошла Гран Маша — губы у нее были плотно сжаты, в глазах вспыхивали искорки. По всему было видно, что она едва сдерживает раздражение.

— Нам придется переночевать в отеле при космопорте, — ровным голосом сказала она, — завтра утром мы отправимся на ферму Глен Туат. Дело в том, что сейчас на планете творится что-то необычайное — воздушная трава необыкновенно расплодилась и дала небывалый урожай. Как сказала домоправительница вашего папочки, такой случай упускать нельзя, можно заработать кучу денег. Ян и все его работники вторую неделю не вылезают из флитеров. Завтра кончается уборочная страда, завтра мы и отправимся на ферму. Здесь, в Киллекранки нас должен встретить...

— Кто? — не выдержал Кени.

Однако Гран Маша уже повернулась к роботу и начала инструктировать его, куда следует переправить багаж. Потом она направилась к стойке и заказала номер в гостинице. Дети гуськом потянулись за ней...

— Я знаю, кто должен встретить нас, — шепнула Доротея на ухо старшему брату. — Бабушка уже думала о нем.

— Кто же, если не папа, — удивился Кен.

— Дедушка. Он прилетит сюда из Нью-Глазго. Сегодня он был занят, у него занятия в университете, завтра он освободится и утром отвезет к папе на ферму.

На следующее утро громкий стук разбудил путешественников. Ди и Кен со всех ног бросились к порогу, распахнули дверь — огромный бородатый старик загородил проем. Он опустился на одно колено и громко возвестил:

— Bhur beatha an ditaich! Вы знаете, что это значит? Это можно перевести так — добро пожаловать на мою землю. Или в мой мир... — Он протянул руки и, прежде чем дети успели опомниться, сгреб их в медвежьи объятия. — Теперь вспомнили дедушку?

— Да! Да! — пронзительно и радостно закричал Кен.

Ди удивленно взглянула на брата и тут же отвела глаза. Она знала, что он лжет — ему хотелось доставить удовольствие незнакомому мужчине, называемому дедом. На самом деле он испугался и решил сразу, так сказать, навести мосты, подластиться... Ди такими способностями не обладала — она широко раскрытыми глазами посмотрела на огромного, лохматого, с нечесаной бородой, неимоверно сильного человека... Тот, несколько смутившись под ее взглядом, поставил детей на пол. Тогда Доротея тоже улыбнулась.

До разума девочки долетели неуклюжие, грубоватые мысли дедушки.

Внучка кажется добрая и понятливая девица несмотря на ее непроницаемую мордашку не в пример пареньку врет и глазом не моргнет а тощий какой совсем бледный надеюсь у него хватит мозгов... Хватит не сомневайся... глазки какие глуповато-лукавые... Допетрит уживется...

— Кто здесь такой храбрый, что готов немедля, сломя голову ринуться на ферму Глен Туат? В края далекие, дикие... — добродушно проворчал он, — Ваш дорожный сундук, чемоданы, сумки уже уложены в мой гвардейский рокрафт, за номер заплачено, впереди нас ждут шестнадцать тысяч километров увлекательного воздушного путешествия, — без перерыва выговорил он эту длинную фразу, смысл которой мог взволновать любое, ожидающее приключений сердце. — Куда спряталась ваша бабушка? Маша, а ну-ка выходи! Где ты, моя старушка?

В ответ раздался голос профессорши, резкий, чуть высокомерный:

— Иду.

Спустя мгновение она вышла из спальни, в руках у нее были детские пуховые куртки.

Одета Гран Маша была в прекрасный, подчеркивающий фигуру, голубоватый, с искрящейся блесткой костюм. Талию подчеркивал золотистый поясок. Сверху на плечи был наброшен янтарного цвета платок из кашмирской шерсти, линованный яркими зелеными шелковыми нитями. Она и прическу изменила — вместо свернутых короной кос на грудь падали две толстые волнистые пряди. Лицо было умело подкрашено.

Ди и Кен от удивления раскрыли рты — никогда доселе им не приходилось видеть, чтобы их бабушка выглядела такой красавицей.

Глаза у дедушки расширились, и он невольно приземлился в кресло.

— Силы небесные! — едва смог выговорить он. — Неужели это ты, Мария? Помолодела... Сердце какого мужчины не забьется, когда он увидит тебя.

Она прошла мимо, даже не взглянув на его протянутые руки, и начала натягивать на детей куртки.

— Всего-навсего омолаживающая терапия, — ровным голосом сказала она. — Давным-давно применяется на цивилизованных планетах... Это безопасно, вполне по карману большинству граждан и занимает всего несколько месяцев. — Она критически оглядела мужа. — Каждому уважающему себя человеку время от времени необходимо пользоваться такой возможностью. Это элементарная норма приличия — поддерживать себя в форме. Ты, Кайл, случай особый, трудный, но генные инженеры и с тобой справятся. И омолодят, и подлечат твои внутренние органы. А то, глядишь, и от небезызвестной привычки отучат...

Старик, печально покачав головой, воззвал к внукам:

— Родненькие мои, слыхали, как дерзко ваша бабушка разговаривает со мной. Вы не думайте, это она притворяется... Все годы, что мы прожили врозь, она продолжала беззаветно любить меня. Впрочем, как и я... Вот почему она прилетела с вами на Каледонию.

Гран Маша рассмеялась.

— Я всего лишь сопровождаю детей. Всего-навсего... И пробуду здесь столько, сколько надо, чтобы убедиться: Ян способен обеспечить Кену и Дороти надежную опеку. Я не испытываю никакого желания похоронить себя в провинции, в компании шотландских варваров. Теперь, если все готово, пора отправляться в путь. Я догоню тебя, Кайл, на крыше, мне надо переговорить по субсветовой связи. Требуется получить кое-какие материалы... На ферме я не собираюсь бить баклуши.

Не обращая внимания на Кайла, который попытался взять у жены кейс, она вальяжно проплыла мимо него и уже в коридоре повернула к лифту.

Доротея вывела из задумчивости взгрустнувшего Кайла Макдональда.

— Дед, я не буду возражать, если вы возьмете мою сумку. — Она робко улыбнулась и протянула ему свой рюкзачок. — Мы с Кени так рады, что прибыли сюда. Каледония сразу показалась нам... захватывающе интересным местом.

Кен озабоченно глянул на деда.

— Все будет хорошо, не так ли? Папа ведь действительно хочет, чтобы мы пожили у него?

— Конечно, родные мои! — громко заявил Кайл, однако в сознании у него родилось нечто совершенно иное:

Ха! Да он проклинает тот день, когда, поддавшись сентиментальным чувствам, вякнул о приглашении. Теперь этот упрямый кабан, мой старший сын, ни за что не откажется от своих слов.

Кен довольно хихикнул, а Доротея почувствовала, как ее сердечко обдало волной холода.

Кайл Макдональд понизил голос и заговорил, как бы доверяя детям некую тайну:

— Послушайте меня, ребятки. Вашему папе сейчас нелегко, ему приходится очень много трудиться. Жизнь — это тяжелая штука, детишки, — хлеб насущный дается очень непросто. Места там дикие... Может, самые дикие и неустроенные на нашей планете. У него не будет времени заниматься вами. Он ждет, что вы не будете нахлебничать, а станете помогать ему по хозяйству. Что сами, без понуканий, будете хорошо учиться в школе. Это, может, горькие слова, но я думаю, что будет лучше, если вы... Кен, Дороти — вы уже большие, правда?.. Ваш отец — хороший человек, только не выносит слез, бездельников и себялюбцев. Он будет очень разочарован, если вы, встретившись с трудностями, опустите руки или, того хуже, почувствуете страх, если вам доведется столкнуться на Бейн Биорахе с каким-нибудь диким зверем. Вы поняли, что я сказал? Следует запомнить, что здесь вам по два раза повторять не будут и что вы всегда должны находиться в бодром и веселом расположении духа.

Кен важно кивнул, однако в сознании у него метались панические мысли: Со мной-то что! Со мной у папы хлопот не будет. Я даже насекомого съем и не поморщусь... Если ими нас будут кормить. А вот Ди! Она еще совсем маленькая и может так рассердить папу. У-у, пискля, если ее в конце концов отправят на Землю, то и меня заодно, как только узнают, что у нее проявилась эта чертова мета-сила, папа тотчас пошлет ее на Землю. Почему я должен страдать из-за нее, у-у, противная.

— Глен Туат — самое уединенное место в мире, — продолжал рассказывать дедушка, — однако дом там большой, удобный, много современного оборудования, так что у вас будет чем занять свободное время. Пара палеонтологов живут там, все чего-то ищут, ищут... Какие-то ископаемые останки... Вы можете ходить под парусом по заливу Лох Туат, посетить алмазные шахты, понаблюдать за извержением вулкана Бен Физгиг. Там есть и ваши сверстники, так что вам будет с кем играть — дети рабочих и трое питомцев, которых ваш отец взял на воспитание. Они, правда, постарше, но вы с ними подружитесь. Раз в несколько недель отец посещает Грампиан Таун или Макл Скери, на каникулы я прилечу за вами, и мы отправимся в Нью-Глазго или в какое-нибудь другое замечательное местечко. Когда вы станете постарше, научитесь водить флитеры — такие воздушные комбайны — и тоже будете собирать воздушную траву.

— Вот это здорово! — заявил Кен. — Держу пари, что Ди перепугается и будет плакать...

— Вы должны пообещать мне, что не будете досаждать отцу разными глупостями и капризами, как иной раз позволяют себе дети в больших городах на Земле, — продолжил Кайл. — Ваш папа не любит слабаков. У него и так забот хватает. Дай Бог, отбиться от Троун Джанет...

— Я все понял, — отрапортовал Кен.

— И я, — добавила Доротея. — Я очень взрослая для пяти лет.

— Ну что, садимся? — спросил Кайл Макдональд, дождавшись Гран Машу, и они всем семейством начали садиться в напоминающий яйцо летательный аппарат. Это был почти новенький спортивный «порше» белого цвета с двумя покрытыми жаропрочным материалом короткими плоскостями. Уже в машине Доротея уловила мысль, кольнувшую ее бабушку: откуда у него такая дорогая машина? Или он теперь получает зарплату у мятежников? Хотя о чем речь, деньги всегда сами собой плыли к нему в руки. Этого у него не отнимешь... Она вздохнула.

Кайл, устроившись на месте пилота и потрогав рычаги управления, снял кепку, и сразу на всю кабину засияло его полированное лысое темечко. Ди с удивлением уставилась на это голое место. Конечно, ей и раньше доводилось слышать, что существовали так называемые «лысые», даже на картинках их видеть доводилось — Шекспир, например, тоже был «лыс». Но чтобы вот так, вблизи, да еще у родного дедушки!.. Уже более сорока лет на Земле нельзя было найти ни одного безволосого человека — с точки зрения генной инженерии, это была совершенно пустяковая операция. Почему же дедушка не может отрастить себе новую шевелюру?

— Последняя метеосводка обещает отличную погоду на всем нашем пути. И над Клайдом, и над ББ [Материк Бейн Биорах.] всюду чистое небо, — сказал Кайл. — Так часто бывает, — бодро провозгласил он. — Этакая пауза между бурями, но нам их опасаться нечего, мы полетим выше грозовой облачности. Только на ленч остановимся в Стретбоги. За время полета, дети, я прочитаю вам небольшую, но очень, — он выпучил глаза и глянул на сидевшую рядом Ди, — интересную лекцию. Тогда вы сами сможете решить, является ли наша Каледония такой уж глухой провинцией, как недавно выразилась ваша любимая бабушка. Тем более что она никогда не бывала здесь, так что вряд ли может верно судить о неизвестном ей мире.

— Хм, — проворчала профессор. В салоне она выбрала широкое заднее сиденье, являвшееся одновременно и спальным местом. Дети устроились рядом с дедушкой.

Легкая туманная дымка, вечно висящая в небе Каледонии, подкрашивала высокий небесный свод в золотисто-белый цвет. Над головой словно бы натянули пенку, какая бывает на вскипяченном молоке. Всё вокруг — исключая разве что пеструю, разноцветную листву на деревьях — напоминало Землю. Космопорт Вестерн Киллекранки сверху, с крыши отеля, казался обычным транспортным терминалом, расположенным где-нибудь в тропиках; рядом помещались склады, промышленные предприятия, конторы — так же, как и в окрестностях Эдинбурга. Многие дома были выстроены из удивительного по красоте белого камня — между постройками топорщились гривы садов. Когда яйцо, всплывшее в высоту, повернуло на север и, увеличивая скорость, помчалось над городскими улицами, внизу замелькали привычные виды человеческого общежития: площадки для гольфа, городские кварталы, изобильные цветастой «зеленью», тенистые парки — каждый из них был окружен цепочкой прудов и маленьких озер.

— Какой красивый город! — воскликнул Кен. — Другие города на Каледонии также хороши?

— Едва ли, — с грустной ухмылкой ответил дедушка. — Космопорту и городу вокруг не более двух десятков лет — здесь все новенькое, все самое-самое... Специально планировалось в качестве витрины, представляющей нашу планету... Старые поселения — даже мой родной Нью-Глазго — куда менее презентабельны, а уж о шахтерских городках и говорить нечего. Они уродливы как наши грехи... Но планету мы, гаэльцы, содержим в порядке. Более-менее...

— Граждане здесь называют себя гаэльцами? — спросил Кен.

— Точно. В вашем шотландском «калад» означает «безопасные небеса», поэтому и планету мы часто называем Кали.

— Тогда откуда здесь можно ждать опасность, если небеса на Каледонии мирные? — поинтересовалась Ди.

Дедушка ткнул пальцем вниз и объяснил:

— Землю нашу трясет — планета молодая, вулканов — множество! Зато недра богаты, а почвы — чистый чернозем!

Ди кивнула, потом сказала:

— Местная растительность напоминает мне большой-большой шотландский плед, такой же цветной и мохнатый.

— Правильно, моя девочка, — согласился дедушка. — Только не мохнатый, а ворсистый... Сразу после начала Великого Вторжения, когда земляне приступили к освоению новых миров, шотландцы, как наиболее динамичная группа, успели побывать на трех или четырех планетах в пределах нашей галактики — уже обследованных и занесенных в реестр пригодных для колонизации. Наши посланцы выбрали Каледонию, несмотря на то что условия здесь были похуже, чем на других мирах. Природа совершенно необузданная, климат на удивление континентальный — на континентах много пустынь. Ученые объясняют это тем, что наш океан очень мелководен, не успевает запасти тепла за лето... Но стоило нашим делегатам увидеть здешние леса, осмотреть горы — знаете, какие там водопады! — степи, все в один голос заявили — планету люди полюбят, а это самое главное.

— Дешевый романтизм! — раздался голос Гран Маши. Дедушка только рассмеялся.

Как только рокрафт вышел из контролируемой воздушной зоны над городом, старый писатель принялся демонстрировать свое летное мастерство, потом, резко увеличив скорость, помчался над побережьем материка Клайд. Восхищенные дети — и Гран Маша! — припали к иллюминаторам. Самым точным эпитетом для описания диких красот Каледонии можно считать слово «грандиозный». Здесь все было «грандиозно» — край материка, откосом, высотой в километр, обрывавшийся в океан, прибрежные острова, напоминавшие бивни и клыки, торчавшие из пенистой морской лазури. Кайл снизился и лихо маневрировал между этими естественными обелисками. Брюхо яйца почти касалось спокойно легкой ряби на поверхности воды. Снаружи доносился свист рассекаемого воздуха. Кен тоненько вскрикивал от страха и радости, Доротее пришлось воспользоваться целебной силой, чтобы избавиться от головокружения, Гран Маша, решив, что достаточно насмотрелась на местные красоты, раскрыла научный журнал.

Затем Кайл поднялся на высоту в несколько километров, где попал в поле зрения следящих систем, осуществлявших контроль за воздушным движением, связался с наземным диспетчерским пунктом и, получив указания — какой коридор ему следует занять и с какой скоростью добираться до цели, — ввел эти данные в бортовой компьютер. Кен удивленно вертел головой — на всем небесном просторе можно было насчитать с десяток летательных аппаратов. Ничего похожего на воздушное пространство над Эдинбургом!.. Там небо буквально кишело от всевозможных рокрафтов, бесконечными потоками мчавшихся во всех направлениях.

Вскоре они миновали Лотианский хребет, вскинувший на высоту нескольких километров сложенные из черных и багровых горных пород дикие вершины. Большинство из них являлись потухшими вулканами, на северном склоне самого высокого пика лежал обширный ледник. Зрелище было удивительное, если учесть, что материк Клайд находится на экваторе. Внизу извивались русла рек, их долины густо поросли лесом. Золотистая, зелено-голубая листва придавала земле необычайно пестрый вид. То там, то здесь в ладонях гор посверкивали густо-голубые озера, берега их были обрамлены пушистой бронзовой каймой зарослей кустарника, кое-где ржавыми пятнами выделялись болота — о них Кайл, ткнув пальцем вниз, сказал: «Дна у них нет. Жуткая трясина!.. « Редкие дороги рассекали горную страну в разных направлениях — их сеть связывала редкие поселки. По ходу полета дедушка называл детям названия рек, вершин, населенных пунктов, рассказывал забавные истории о первопроходцах, знакомил с местным животным и растительным миром, вспоминал знаменитые цунами и извержения вулканов, случившиеся уже на памяти людей.

— Теперь, правда, здесь тихо, разве что изредка бывают землетрясения, — добавил он, потом после небольшой паузы продолжил: — Шестистепенная экологическая модификация позволила нам приспособить земные сельскохозяйственные культуры к местным условиям. У нас с овощами нет проблем...

К востоку от горного хребта тянулась широкая равнина, очевидно обладавшая более подходящими природными и климатическими условиями. Здесь уже встречались города, обширные территории, занятые ухоженными полями; в этой части материка на берегу грандиозного морского залива располагалась столица планеты Нью-Глазго. К сожалению, густая облачность лежала над городом, так что осмотреть столицу сверху детям не удалось.

Неожиданно Гран Маша что-то резко сказала Кайлу по-шотландски:

— 'S an t-ol a chuir an dunch ort!

Дедушка тоже ответил на родном языке:

— Mo mar! 'S e do bhoidhead a leon mi.

Потом они начали отчаянно спорить между собой. Кен был в полном недоумении, вертел головой, только Ди с легкостью понимала их разговор. Вида она не показывала — увлеченно рассматривала в окно россыпь живописных островов, скопившихся в горловине пролива. Бабушка бранила деда за то, что он неумеренно пьет. Тот ответил, что во всем виновата ее красота.

— Побереги свои льстивые увертки для местной простушки, — продолжала выговаривать бабушка. — Уж я-то прекрасно знаю, что ты поставил своей целью набальзамировать с помощью виски свои мозги. Потому и несешь публично всякую ахинею! Знаю я вас, алкоголиков! Тебя выдают твои же мысли!..

— Мне очень приятно, что ты не забыла материнский язык. Недаром я учил тебя. И вот еще о чем я убедительно прошу — не смей проникать в мое сознание своим дурацким лучом, тем более интерпретировать мои мысли совершенно невероятным образом. Заранее благодарю. За то, что со мной произошло, можешь винить себя.

— Еще чего! — возмутилась бабушка. — Исписался до гнусных пасквилей против Галактического Содружества. Уже который год ни одной толковой строчки — я уж не говорю о книге — не можешь накорябать, а я виновата. Большим писателем ты никогда не был, но никто не отнимает у тебя твоего таланта. Ты — прекрасный стилист, у тебя богатое воображение... Занялся бы сочинительством вместо того, чтобы обучать незрелых прыщавых юношей тайнам литературного мастерства и подстрекать массы к бунту в свободное от занятий время. Твои инвективы всем уже до смерти надоели! Проще простого обратиться к низменным чувствам обывателей, то и дело восклицать о приверженности к свободе, независимости, молоть языком всякую бредятину...

— Заткнись, ты, омолодившаяся ведьма! У меня уже кишки свело от твоих упреков! Постыдилась бы детей.

— Девочка знает только несколько слов по-гаэльски, мальчик вообще ничего не понимает. А стыдиться нужно тебе за твое неудержимое пристрастие к бутылке и бредовые идеи, которые не иначе как с похмелья донимают тебя.

— Если я, случается, излишне закладываю за воротник, то это по твоей, моя радость, милости. Тридцать лет прожили, а теперь она, видите ли, профессором стала, ей щелкоперы, бульварные бумагомараки ни к чему. Детей вырастили!.. Ох, Маша, Маша... Кто все в дом тащил, но разве тебе можно было угодить. Надо было запереть свою душу на ключ, вступить в вашу оперантскую банду, тогда ты, может быть, соизволила допустить меня к ручке. А я человек творческий... У меня душа горит, когда я вижу несправедливость, злодейский умысел экзотиков подчинить себе наши мысли. Это что касается подстрекательства. Вспомни, что сказал поэт: «Свобода и виски идут рука об руку!» Ты же сама одно время симпатизировала мятежникам. Ты же во всем была достойной дочкой своей доблестной ученой мамочки, а тут вдруг сплоховала. Госпожа Гаврыс одна из руководителей партии бунтарей, моя, так сказать, единомышленница, а дочь печется о благополучии Галактического Содружества. Не скверный ли анекдот?

— Не мели чепухи!

— В чем же ты здесь видишь чепуху? В том, что до сих пор не можешь забыть меня? Я, между прочим, тоже... Эх, Маша, Маша... Такая красивая стала...

— Глупости!..

— Как же — глупости!.. Тогда к чему эти женские уловки, ухищрения? И волосы распустила, и золотые сережки надела, и глазки подвела. До зубов нарядилась в этот потрясающий костюм. Будто не знаешь, милая, что ты мне дорога в любом наряде, а желательно без оного. Ах, Мери, Мери, единственное мое спасение — это ты! Если бы ты согрела мою постель...

— Ну, заговорил... Это не роман...

— Вот и обидно, что не роман. Если бы ты вернулась ко мне, знаешь, как бы я воспарил. Какой бы я роман сотворил, любимая... А ты взяла и помолодела!.. Вот тебе и здравствуйте!..

— Ты, как всегда, патетичен, бурлив. Ненавижу тебя!..

— Ты? Вот как раз об этом можно сказать — не мели чепухи! Понимаешь, одна моя половина все так же молода, по-прежнему жаждет тебя и готова умчаться с тобою на край земли. Ты не можешь забыть меня — это исключено. Уж кого-кого, а тебя я знаю. А вот другая, если можно так выразиться, часть каркаса... ее тоже можно починить. Если бы я знал, что будешь ждать меня... Будешь ждать и будешь готова помочь в борьбе за свободу против соблазнителей-экзотиков?..

— Слишком поздно, Кайл. Не только для нас с тобой. Мы слишком давно разбрелись. Подавляющее большинство населения Земли — как операнты, так и нормальные — верят, что...

— Земля! — Он коротко хохотнул. — Старый обветшавший мир! Ослепленный, отдавшийся, польстившийся на милости могучего Галактического Содружества. Щедрое, великодушное Содружество! Этакая задушевная тирания в лайковых перчатках. Все благообразно, законно, гуманно... Но вы, женщина, находитесь не на Земле. Здесь, среди далеких от вас звезд, складывается новое человечество, много и упорно работающее над тем, чтобы сделать свои миры такими же райскими уголками, как и Земля.

— Кайл...

— Тс-с. Мы и так достаточно долго говорили на гаэльском. Вспомни о детях. Дороти, кажется, кое-что поняла. — Он обратился к девочке на родном языке: — Ты ведь понимаешь шотландский, Дороти?

Девочка удивленно глянула на него и звонким голосочком ответила по-английски:

— Не понимаю, дедушка.

Кайл смутился. Этот двусмысленный ответ привел его в недоумение — неужели внучка настолько умна, что вложила в свои слова какой-то потаенный смысл? Догадайся, мол, сам. Не может быть... Он ласково улыбнулся ей и сказал:

— Ничего...

Гран Маша подала голос, и опять на гаэльском:

— Неужели Ян мыслит так же, как и ты?

— Он мой первенец. Он не похож на тех трех метапсихов, которых мы родили с тобой и которых ты в конце концов настроила против меня. Если ты считаешь, что способна переубедить его...

— Я обязательно попытаюсь...

— А-а, значит, вот с какой целью ты решила остаться здесь. Я и сам мог догадаться. Хочу напомнить, любимая, что нынче подобные взгляды считаются вполне допустимыми.

— Burraidh! — резко ответила Гран Маша. — Na lean orm na's faide!

Ди едва не прикрыла рот ладошкой — бабушка назвала дедушку ослом, да не просто ослом, а поганым, — и заявила, чтобы он больше не приставал к ней со своими глупостями. Потом она так же раздраженно сказала по-английски:

— Если тебе безразлична судьба своего сына, подумал бы о внуках! — И тут же добавила по-шотландски: — Что с ними будет, если с Яном случится беда. О тебе, старом придурке, я уж не говорю. Интернируют — будешь знать...

Оставив за кормой Клайд, рокрафт поднялся на высоту двадцать километров — здесь аппарат мог развить наивысшую скорость. Кен принялся расспрашивать дедушку, а Ди притворилась спящей — решила посоветоваться с ангелом.

Это правда, — мысленно спросила она, — что папочка не очень-то горит желанием увидеть нас?

Темный, неясный силуэт возник в глубине ее сознания. За его спиной мягко посвечивали многочисленные разноцветные ящички. Световые радужные тени пробегали по их передним стенкам. Словно посмеиваясь... Ди вздохнула — действительно, зачем спрашивать о том, что и так известно.

Она мысленно закричала — я не хочу подслушивать дедушкины мысли. Почему ты не хочешь помочь — мне бы век не знать, о чем они думают. Только печаль и страх навевают они своими разговорами. Вот я узнала, что папа не хочет, чтобы мы жили на ферме. Вот бабушка беспокоится — сможем ли мы здесь ужиться? Кени тоже плохо обо мне думает. Я ненавижу себя за то, что могу читать чужие мысли. Мне вовсе не нужна эта сила. Это так страшно... Пожалуйста, спрячь ее обратно. Пожалуйста!..

Ангел молчал. Ящики по-прежнему играли огоньками — три из них неожиданно раскрылись, включая большой прозрачный короб, таивший в своей глубине фиолетово-голубое свечение.

Ангел, я хочу, чтобы папочка полюбил меня. Мне так страшно без мамы. А тут еще эти дурацкие мысли взрослых... Почему они не могут жить мирно? Бабушка любит дедушку, и дедушка без нее жить не может, а лаются как собаки. Все стараются укусить друг друга. И побольнее. Ангел, скажи, как мне добиться, чтобы папочка полюбил меня?

Долгое время не было ответа — в голове стояла гулкая звенящая пустота. Ангел скрыл лицо в перьях, которыми обросли его два могучих, очень больших крыла. Сейчас он напоминал початок кукурузы в листьях. Наконец он неохотно откликнулся:

Ты должна стать такой, какой Ян Макдональд хотел бы видеть тебя. Спокойной, послушной... Не надо капризничать, плакать. Надо стать полезной! И ни в коем случае не показывай вида, что обладаешь оперантскими способностями — один только намек на это приведет твоего отца в ужас.

Перепугает? Папа — взрослый человек! Неужели он испугается метасилы. Она пугает меня, но я еще маленькая...

Взрослые тоже иногда робеют перед людьми, обладающими метаспособностями. Они считают их какими-то не такими. Чуждыми, что ли... А то, чего боишься, нельзя полюбить.

Тогда помоги запереть ящички. Навсегда, навсегда!..

Придет день, и сила, заключенная в хранилище, понадобится тебе. Этого потребуют от тебя другие люди, иные обстоятельства. Это случится не скоро, но обязательно произойдет. Когда все силы, заключенные в сундуках, вырвутся на волю, ты оставишь Каледонию и поймешь, в чем смысл твоего предназначения.

Нет, я останусь здесь навсегда. Я останусь я останусь я НЕНАВИЖУ эти огоньки я навсегда запру их...

Хватит, успокойся. Отдохни — голубая завеса надежно прикроет твои мысли. Поспи, поплавай в розовом облачке...

Я не хочу! Не хочу, не хочу!.. Ты совсем не мой прежний ангел, ты не добрый... Я не люблю тебя больше...

Усни, забудь обо всем.

Она почувствовала, как медленно погружается в мягкое, упруго-податливое розоватое свечение. Ее накрыло с головой, Ди забыла об ангеле, о человеке, назвавшемся Ивеном Камероном, слова которого — единственного во всем мире — сумели проникнуть сквозь голубую завесу... Ушли прочь тревога и печаль.

Она спала...

Доротея заснула так крепко, что даже спустя два часа, когда дедушка приземлился на ленч на материке Стретбоги, ее едва удалось добудиться.

Сели они на специальной парковке для летательных аппаратов на окраине небольшого, тесно застроенного городка, расположенного в глубине живописной бухты. Два выдающихся далеко в море мыса ограничивали ее. На акватории стояло несколько грузовых контейнеровозов, и множество более мелких суденышек скопилось у причалов. Здесь были пришвартованы рыболовецкие траулеры и каботажные парусники — никелированные узкие трапециевидные паруса сверкали на солнце — белоснежные яхты и прогулочные катера томились на тихой воде, отделенные от торгового порта саблеобразным молом. Буксиры оттягивали сразу несколько теплоходов от бетонной стенки. Огромный танкер входил в бухту, и на горизонте, за дымчатыми, плавающими в знойном мареве полосками земли был виден одинокий парус, медленно скользивший в лазоревой дали. На берегу пахло морем и соляркой, легкое облачко, висевшее над городом, сеял мелкий дождик. Следующая, уже более плотная и сизая туча плавно сползала с километра полтора высотой скальной стены, дугой охватившей городок.

Танкер миновал дальний маяк, протяжно, гулко и печально загудел. Потом все стихло.

Улочки в городке узкие, дома казались налепленными друг на друга. Все они ярко раскрашены — под стать местной растительности. «Зелени» здесь было много — каждый коттедж обнесен оградой из белого камня, за изгородями располагались забитые цветами и деревьями-колеусами палисадники. Чувствовалось, что обширные лужайки не в чести. На центральной улице разбит бульвар...

— Это Портноки, — объяснил Кайл. — Отсюда еще девять тысяч километров до ББ. Во-он туда, в южном направлении... — Дедушка махнул рукой в сторону протяжно загудевшего танкера. — И на всем протяжении ничего, кроме цепочки островов с действующими вулканами.

Он взял Гран Машу под руку — несмотря на ее неодобрительный взгляд, и направился к центру города. Прохожие на улице удивленно оборачивались им вслед.

Кайл Макдональд с важным видом вышагивал по тротуару.

— Мери, обрати внимание, — тихо сказал он, — на нас пялят глаза. Дамы, того и гляди, вывалятся из окон, а мужики сломают шеи, и все только ради того, чтобы взглянуть на нас.

Гран Маша попыталась освободиться от его руки — у нее ничего не вышло, тогда она покрепче укуталась в кашмировую шаль.

— Здесь есть отличный ресторанчик, где подают рыбу. Что-то необыкновенное... Давай отдохнем немного, позавтракаем, нам лететь еще более шести часов. К тому же скоростной маршрут отсюда до Бейн Биорах практически не обслуживается наземными службами, так что путешествовать здесь в плохую погоду небезопасно. Чем дальше от Клайда и Арджила, тем больше внимания, осторожности и расчета. Десять остальных материков Кали — это грандиозные необжитые территории.

Улицы Портноки заполняли по большей части пикапы и вездеходы. Здесь попадались «форды», тойотовские «ленд-роверы», приспособленные для езды по проселкам. Несмотря на мелкий дождик, лишь кое-где над толпой мелькал зонтик или глянцево поблескивал плащ. Одевались здесь еще более странно, чем в Клайде. И мужчины и женщины разгуливали в нарядных клетчатых юбках и пестрых штанах, у некоторых на плечах лежали свернутые тартановые накидки — к рубашкам и курткам они крепились посредством огромных кельтских брошек, украшенных аметистами, дымчатыми топазами и цветным жемчугом. Последний вызвал особенный интерес у маленькой девочки.

— Вы, наверное, слыхали, — обратился Кайл к детям, — что цветной жемчуг весьма важная статья каледонского экспорта. Портноки как раз один из центров этого промысла, кроме того, там, в горах, расположены золотые и серебряные рудники. Тут построена большая ювелирная фабрика. Давайте зайдем в один из магазинчиков и посмотрим образцы. Здесь они куда дешевле, чем в больших универмагах Нью-Глазго или в таких захолустных городишках, как Макл Скери на Бейн Биорахе. Что скажешь, Мери великолепная? Как насчет магазинчика?..

Они свернули направо и подошли к витрине. Доротея широко открыла глаза — полость, отделенная от улицы толстым стеклом, напоминала вход в пещеру Али-Бабы и сорока разбойников. С тонких жердочек свисали нити крупного, переливающегося всеми цветами радуги жемчуга. Сверкающими горками он был насыпан в декоративные позолоченные корзины. Здесь было все, что угодно душе — браслеты, серьги, свадебные диадемы с камнями размерами с вишню. На темном, сероватого тона бархате лежали жемчужины величиной с куриное яйцо. Подобные экземпляры пользовались огромной популярностью среди туристов-полтроянцев.

— Все это замечательно, — Гран Маша даже не пыталась скрыть отсутствие энтузиазма при виде сокровищ, — но вряд ли нам подойдет. Возможно, если ты постараешься, то найдешь для детей что-нибудь менее экстравагантное. Все здесь слишком... да и цены, наверное, умопомрачительные.

Кайл пожал плечами. Они направились в ресторан. Располагался он в непритязательном местечке, да и само здание особым великолепием не отличалось. Похоже оно было на первобытную хижину, стояло на сваях, выступавших из воды, но угощали здесь замечательно. Все было очень вкусно и совсем как на Земле. Маша с некоторой осторожностью попробовала местную уху, так же нерешительно отщипнула кусочек хлеба — выражение ее лица смягчилось, она забыла об экзотичности исходных продуктов и поела от души. Дедушка, в свою очередь, расправился с блюдом здешних устриц, которых он называл «айзами», при этом во время еды постоянно подмигивал женушке, а вот мысли его были до того странны и сумбурны, что Ди ничего не поняла — отметила только, что бабушка, по-видимому, тоже воспринимавшая их, несколько смущалась... Брат и сестра с превеликим удовольствием съели что-то, вкусом напоминающее крабов с подмешанными дольками сыра чеддер. Молоко оказалось розовато-желтое, а вот чай, который дедушка предложил Маше, был совершенный дарджилинг. В чашках плавали кусочки бразильских лимонов.

Просмотрев счет, Гран Маша тихо возмутилась:

— Двадцать долларов за чашку чая!! Вот тут, в меню, чай из каледонской мяты в десять раз дешевле...

— Не дороже, чем две порции — такие малюсенькие-малюсенькие — местного «деодох ладир».

Глаза у дедушки блеснули, и Доротея догадалась, что он имеет в виду виски.

— Я просто вспомнил, что ты всегда любила чай с лимоном, а у Яна ты его не получишь. Он решительно против того, чтобы Троун Джанет готовила что-то изысканное. Тем более что дамочка представления не имеет, что бы это могло значить — вкусное, хорошо приготовленное блюдо. Мадам тяп-ляп!.. Наварит какую-нибудь похлебку, в придачу твердые как камень лепешки. Зато с компьютером она обращается просто классно и за работниками, и нерожденными следит в оба глаза. Они у нее по струнке ходят...

Тут же мысленно он добавил — ей бы еще примириться с тем фактом, что Ян никогда не мечтал заняться с ней любовными утехами.

Образ, который сопроводил последнее ментальное замечание дедушки, был так необычен, так откровенен, что Доротея едва не вскрикнула. Бабушка, по-видимому, тоже кое-что поняла и сразу резко возразила по-гаэльски, но Ди тут же отключилась и не стала слушать их очередную перебранку — с нее было достаточно скандалов, секретов, похабных картинок, которые скрывают взрослые. Она наглухо защитила сознание. Еда была такая вкусная, а бабушка с дедушкой такие глупые, противоречивые... Почему Гран Маша, которая не испытывает никакой враждебности к деду, ведет себя так вызывающе? Девочка помнила, как она иногда прямо-таки с нежностью рассказывала об их совместной жизни... Теперь ругает и ругает Кайла почем зря!..

К концу ленча дедушка извинился и сказал, что ему надо ненадолго отлучиться. У него в этом городке есть дело. Встретятся они у рокрафта... Он тут же вышел — Гран Маша возразить не успела. Казалось, профессор догадалась, что это было за дело, ее лицо напряглось, в глазах мелькнула тревога. Слова, какие она использовала для выражения своих мыслей, Ди никогда раньше не слыхала.

Что это были за слова! Так, обрывки какие-то... даже смысл нельзя уловить... «Пьяница», «запойный недоносок»... Что бы это могло значить — запойный?..

Причина, по которой дедушка оставил их в ресторанчике, открылась, как только Кайл Макдональд подошел к рокрафту. В руках он держал сумку, откуда достал три пакета. Ухмыльнувшись, словно волк, он протянул один пакет Доротее, другой — Кену, третий поставил на заднее сиденье рядом с бабушкой. Потом Кайл занял место пилота — и яйцо взмыло в небо.

Дети переглянулись и раскрыли пакеты. Доротея ахнула — там лежала красивая золотая цепочка с врезанными в звенья четырьмя персикового цвета жемчужинами. Кену досталась маленькая серебряная фигурка, изображавшая гигантского о десяти ногах рака. Это чудище обитало в каледонском океане. Клешни были золотые, а шесть крупных черных жемчужин изображали его глаза.

Дети завизжали от восторга:

— Спасибо, спасибо, дедушка!

Гран Маша ничего не сказала — ее пакет долго оставался нераскрытым. В полете она все-таки не удержалась и заглянула внутрь. Доротея услышала, как она ойкнула, потом до нее долетело ее мысленное восклицание:

Кайл, ты просто осел, упрямый старый осел!

Девочка не удержалась и бросила короткий телепатический взгляд на подарок. Это было свитое из золотой проволоки ожерелье, формой напоминавшее букву «с». На концах его были впаяны головы двух драконов, смотревших друг на друга. Алые жемчужины служили глазами драконов, каждый из них держал в пасти по крупному бриллианту.

Последний отрезок пути они проделали на высоте десяти километров. Небо там было густо-фиолетового цвета, легкие прозрачные перья облаков висели в ясной, подсвеченной с земли тьме. Время от времени пассажиры рокрафта наблюдали странные воздушные явления — грандиозные радужные кольца, плывущие над сплошным облачным покровом. Кайл объяснил, что подобные явления не редкость на Каледонии. Сверху в льдистой облачной дымке вспыхивали ослепительные пятна — ложные солнца, вокруг них круги, дуги... Пятна эти называли солнечными собаками...

После полудня, когда Кен и Гран Маша дремали на заднем сиденье, а Доротея, окончательно одуревшая от передаваемых по бортовому тридивизору новостей, фильмов, спортивных программ, — тоже начала засыпать, в лежащем внизу облачном покрывале начали появляться разрывы. Они ширились, скоро сквозь эти прогалы проступила черная, с зеленоватым отливом гладь океана. По ней были разбросаны цепочки островов, покрытых буйной цветастой растительностью.

Через несколько минут полета впереди и слева показалась гигантская облачная башня, более густая и плотная, чем повисшая под рокрафтом рваная сизая завеса.

— Ой, дедушка, смотри! — встрепенулась Ди.

— Это раскаленные газы, вырвавшиеся при извержении вулкана. Видишь, они уже добрались до стратосферы, — объяснил Кайл. — Огнедышащая гора называется Стормкинг. Мы сейчас пролетаем примерно в шестидесяти километрах от островов Рикки. Все они вулканического происхождения и лежат вблизи материка Бейн Биорах. Их цепочка как бы обнимает континент с юга и по восточному краю убегает на север. В сотне километров от отцовской фермы, в архипелаге Гоблинов, есть даже один маленький действующий вулканчик.

— Разве это не опасно?

— Нет, он совершенно безвреден, разве что ветер иногда приносит с той стороны пепел. Единственное поселение в тех местах — это поселок шахтеров Даомеан Даб, им тоже не грозит опасность. Они устроились в узкой котловине и прикрылись от Бен Фризига горным хребтом. Куда более опасны другие вулканы, расположенные на юго-западе материка. Дело не в том, что они извергают лаву или посыпают пеплом огромные площади. Они начинают растапливать снег и ледники в горах. Тогда на равнину обрушиваются гигантские сели — это такие грязевые стремительные потоки, сметающие все на своем пути. Из-за действующих вулканов Бейн Биорах заселили в последнюю очередь. С другой стороны, извержения приносят много пользы. Летучая минеральная взвесь замечательно удобряет почву, кроме того, пепел и газы, вырывающиеся из-под земли, служат прекрасным кормом для небесной травы. Когда активность вулканов падает, для фермеров наступают черные дни.

— Вот так, как сейчас у папы? — тоненьким голоском спросила Ди.

Кайл кивнул.

— Он уже пять лет выбивается из сил, рвет жилы, а выбраться из нищеты не может. Ну, нищеты, наверное, сильно сказано, а из бедности точно. Каждый цент приходится считать. Даже полный штат работников не в состоянии нанять. Это были очень трудные годы, девочка. Сейчас, кажется, повезло — урожай в этом году на удивление, и уменья прибавилось, но это все не наверняка. Другое радует — даже при таком урожае цена на экстракт из летающих пузырей постоянно ползет вверх. Золотая, должен сказать, травка... Очень помогает... ну, это тебе рано знать. И в других областях медицины тоже оказалась очень полезной... Послушай, малышка, ты старайся не расспрашивать папу о тех временах. Не надо его расстраивать. Тут еще смерть Виолы. Он так любил твою мать, ты себе представить не можешь... Вот оно как вышло...

Тут же мысленно он закончил — это тоже лежит камнем у него на сердце. Настоял бы он тогда, уговорил бы Виолу остаться, глядишь, она была бы жива...

Ди прикрыла ладошкой рот, потом встрепенулась и горячо пообещала:

— О нет! Я никогда даже словом не заикнусь...

Девочка надолго задумалась — в прошлом, оказывается, столько тайн, столько страданий. Что же оно такое, это прошлое? Время от времени она поглядывала вниз на проплывающую землю. Это был материк Бейн Биорах. Сквозь частые разрывы в облаках были видны покрытые снегами высокие горы, в расселинах — ледники, нижние языки которых обламывались в океан. Частая сеточка айсбергов кружила на темно-зеленой водной глади.

На западной оконечности материка, в горной стране и на прилегающих островах вулканы попадались куда чаще, чем на юге. Большинство из них слабо курилось. Гран Маша и Кен успели проснуться и с удивлением разглядывали местное солнце, теперь вдруг заметно позеленевшее. Весь день они летели в лучах бело-голубой звезды, и вот к вечеру оно окрасилось в какой-то хищный изумрудный тон. Это оказалось лишь началом — чем ближе к горизонту, тем чаще стал меняться цвет светила. Скоро солнце окрасилось в густое, с оранжевым отливом золото. Потом его залило яркой киноварью, которая по мере падения к облачному слою у горизонта дозрела до легкого багрянца и, наконец, до насыщенного пурпура. Вот оно наполовину погрузилось в облачную подстилку...

Навигационный робот неожиданно объявил:

— Глен Туат — пять минут полета. Циро-статус одиннадцать-точка-три километра, рваные стратокумулюс ниже — два-точка-три километра с базой в ноль-точка-девять. Ниже облаков видимость двадцать один, осадков не наблюдается, ветер северный, умеренный, один-ноль, температура воздуха на уровне моря плюс ноль-восемь. Внимание! Богатые поля небесной травы расположены поблизости от архипелага Гоблинов, Даомеанских гор, над проливом Туат, Рудха Глаза, перешейком Туат между восемь-точка-три и шесть-точка-семь километрами над уровнем моря. Особую осторожность следует проявить всем незащищенным силовым полем рокрафтам, реактивным самолетам и дирижаблям с энергетическими установками на борту. Пожалуйста, выдайте данные на посадку или переходите на ручное управление. Пожалуйста, свяжитесь с пунктом наблюдения.

Кайл Макдональд сразу начал вызывать ферму:

— Глен Туат! Глен Туат! Здесь Кайл Макдональд, готов сесть вам на трубу. Со мной редкой ценности груз. Ян? Ты где, парень? Почему не отвечаешь? Дай разрешение, и я совершу посадку, как обычно.

— Здесь Джанет Финлей! Я — Джанет Финлей! — в динамике раздался скрипучий женский голос. Акцент необычный — определенно не шотландский. — Яна еще нет. Скоро будет. Он и остальные работники набрали полные трюмы, мы с минуты на минуту ожидаем их на ферме. Используйте автоматическую посадку и обязательно задействуйте, черт вас побери, защитное поле.

Глаза у Кайла полезли на лоб, однако голос его не изменился:

— Что за выражения, Джанет, милая моя! Я не собираюсь поджаривать эти плавающие водоросли. Скажи лучше, ты подготовила вкусное пойло из этой травки, чтобы нам с тобой ночь показалась короче воробьиного носа.

— Сохрани свой дубовый юмор для своих грязных книжек! — отрезала Джанет. — Глен Туат отключается.

Кайл захохотал, а Гран Маша сказала ему по-гаэльски:

— Постыдился бы своей седины! Разве можно так разговаривать с женщинами!..

Кайл добродушно ответил:

— Ох-хо-хо, бедная, бедная Джанет! Что с ней случится, если даже она и наглотается этой пузырчатой травки?!

— Перестань немедленно, здесь же твои внуки! — возмутилась Гран Маша. — Ты, старый болтун!..

В разговор бесстрастно включился навигационный робот:

— Глен Туат — одна минута полета. Пожалуйста, выдайте данные на посадку и переходите на ручное управление. Вероятность аварии возрастает.

— Вот пристал! — повысил голос Кайл. — Автоматическая посадка. Давай!

Почему они все время скандалят, спросила себя девочка. Давно не виделись? Как же им удалось прожить вместе около тридцати лет? Чуть что — и сразу переходили на гаэльский? С ума сойти... Прошлое — сплошная загадка. Таинственный лик былого исказила лукавая ухмылка — Доротея воочию почувствовала ее. Впрочем, будущее тоже терялось за дымкой неизвестности. Как папа их встретит?.. Сердце сжало тревожное ожидание. Тут простая и ясная мысль посетила девочку — она сразу успокоилась. Если папа до сих пор любит маму, значит, ему нужна поддержка. И не чья-нибудь, а именно ее. Его дочери, его кровинки... Этого добра у девочки было хоть отбавляй, и, словно одобряя ее настрой, будущее окрасилось улыбкой, подобрело прошлое, чуть заметно кивнул ангел.

— Смотрите, смотрите! — закричал Кайл. — Видите розовато-зеленые пятна. Они похожи на плавающие водоросли... Это и есть воздушная трава.

Ди и Кен прижались лицами к прозрачному пластику, расплющили носы. Однако аппарат снижался так быстро, что они в мгновение ока пронзили слой странных растений — радужное переливчатое облачко на секунду затуманило купол рокрафта. Тут же внизу открылась земля. На этот раз обошлось без вспышек — видимо, дедушка включил защитное поле, чтобы поберечь растения.

— Вон там, смотрите, что-то огромное! — вдруг объявил Кен. — Птица какая-то...

— Похоже, это «фаол па х-армалт». По-нашему — небесный волк. Трава его не интересует. Ею питаются «даоинсит», или «фейры» — этакие махонькие летающие существа. Их стада постоянно пасутся в небесных угодьях. Если перевести с гаэльского, их названия звучат так — «сказочный народец». Они очаровательны и очень опасны, особенно когда попадут в бункер вместе с летучей травой... Небесные волки не обращают никакого внимания на людей внизу. Но стоит им подняться на флитере, такое начинается... Эти твари просто звереют и начинают бомбардировать врага твердыми как камень экскрементами, а потом пытаются долбить клювами...

— Дедушка, можно спускаться чуть медленней? — взмолился Кен. — Так хочется получше рассмотреть этот народец и небесную траву.

— Нет, парень. Нас сейчас ведет навигационный робот на ферме, и Троун Джанет надраит мне хвост, если я возьму управление на себя. Ты еще успеешь наглядеться на эту травку. Когда у твоего папаши появится свободная минутка, он, возможно, возьмет тебя с собой. Вы взлетите на большом флитере и познакомитесь с представителями местной флоры и фауны.

Поколебавшись, Кен спросил:

— Дедушка, кто такая Джанет? И что значит слово «троун»?

Дед пробормотал что-то невнятное, во взгляде его засквозила растерянность. Гран Маша осуждающе глянула в его сторону и ответила:

— Это унижающее человека определение, используемое в шотландском диалекте гаэльского языка, которое ваш дедушка почему-то находит смешным. Вы, дети, пожалуйста, никогда не употребляйте его при обращении к гражданке Джанет Финлей, которая занимается хозяйством в доме вашего отца. Она... она, вероятно, весьма строгая особа. Я разговаривала с ней по видеокому. Вы должны быть всегда вежливы и уважительно относиться к ней. Ясно?

— Да, бабушка, — в один голос ответили дети. Ди, между прочим, удалось уловить истинное значение слова «троун», мелькнувшее в мыслях Гран Маши. Это значило что-то среднее между «неприятная» и «несчастная», только в более грубом смысле — вроде бы родилась она раньше срока и получилась какая-то «недоделанная». Как такое могло случиться со здоровым ребенком, Доротея не могла понять. Мрачное предчувствие охватило девочку. В своих размышлениях о будущей жизни на ферме, о людях, которые работают вместе с папой, она даже не подумала о том, что кое-кто будет внушать ей страх. И не только Джанет, над которой дедушка подтрунивал — это было ясно — только потому, что сам немного побаивался ее; но и другие — рабочие, например, или нерожденные папины дети, выращенные из клеток его тела, когда мама оставила отца и улетела с ней и Кеном на Землю. Бабушка еще на звездолете объяснила, что на Каледонии существует такой, признанный законом обычай. Когда же Ди поинтересовалась, что же они собой представляют, Гран Маша тут же сменила тему, а мысленный образ, невольно возникший у нее в голове, оказался настолько запутан и непонятен, что девочка так и не уловила смысла. Для Кена такой проблемы не существовало — он заявил, что нерожденные — это что-то вроде сирот, но Ди догадывалась, что люди, взращенные в пробирке, чем-то здорово отличаются от нормальных граждан. В библиотеке на «Друмадуне Бей» она не смогла ничего отыскать на эту тему, или ей просто по возрасту не выдали нужную литературу. Ее любопытство осталось неудовлетворенным.

Яйцо достигло слоя сплошной облачности, и уже в сумеречной влажной мгле рокрафт начал долгий неспешный разворот на сто восемьдесят градусов. Наконец они провалились ниже, и перед глазами пассажиров открылась северная оконечность материка. Яйцо продолжало быстро снижаться — теперь оно мчалось на юг, где сразу открылся длинный узкий фиорд. Стены его поражали крутизной. Отвесные скалы в полкилометра высотой тут и там были рассечены рубцами расщелин. Вспомнив карту, Ди сразу определила, что это и есть залив Туат, или на шотландском диалекте Лох Туат. По обе стороны фиорда вздымались снеговые пики — горы здесь были дикие, угловатые, неприступные... В полусотне километров к востоку возвышался вулкан Ан Теалах — вершина его терялась в облаках.

В широкую лагуну, которой завершался на глазах мелеющий фиорд, впадала речка, маловодная в это время года. В маленькой бухточке, невдалеке от устья, был построен узкий дощатый причал — там, привязанные, томились две лодчонки. Здесь же на берегу стоял ангар. Отсюда брал начало вихляющий разбитый проселок, петлявший между холмов и упиравшийся в широкую, образовавшуюся в скалах выемку, где стоял домик на колесах. Окна его посвечивали мягким оранжево-золотистым светом. Рядом с домиком располагался легковой вездеход, несколько грузовичков, под брезентом складированы какие-то ящики...

Сумерки сгущались...

— Это те самые гробокопатели. — Кайл, указывая пальцем вниз, обратился к Маше: — Логан и Маевский, они со старой Земли. Уже полгода здесь работают... Когда они уберутся отсюда, Ян планирует окончательно выровнять площадку и построить капитальный склад. По закону первыми вскрывать дерн могут только археологи, особенно в тех местах, где можно найти какие-нибудь окаменелости. Поэтому Ян пока туда не суется, иначе по судам затаскают. Этих ученых отлично снабжают, даже белое вино привозят, а мадам Логан умеет так вкусно жарить мясо, что пальчики оближешь.

Рокрафт медленно двигался вверх по течению. Ближе к горам речная долина густо поросла колеусами. Наступила осень, и деревья начали сбрасывать листву. Примерно в трех километрах от устья через речку был переброшен мост — отсюда начинались угодья Яна Макдональда. Поля были огорожены, на лугах росла настоящая сочная трава. Кое-где розоватыми пятнами проглядывали болота. На запад убегала извилистая дорога — сверху были отчетливо видны две колеи от гусениц. «Это на рудники», — пояснил Кайл и указал в сторону Даомеанских гор. Коровы, мохнатые, круторогие — сразу видно, что из горной части Шотландии, — паслись на опушке леса. Рядом, за изгородью, спокойно жевали сено маленькие черные лошадки. В каменных россыпях бродили овцы. Вдали в поблекшем жемчужном небе тянулся к северу, к океану, клин белоснежных, похожих на птиц существ. Они одновременно взмахивали крыльями...

Поселение, основанное Яном Макдональдом, состояло более чем из дюжины крепких добротных домов. Крыши крутые, двускатные — видно, снега здесь выпадало немало. Небольшая усадьба, построенная по проекту Виолы Страчан, тоже накрыта остроугольной крышей — располагалась она на вершине холма среди живописного нагромождения каменных глыб и великолепно прижившихся шотландских сосен. Стены были выкрашены светло-голубой краской; карниз, оконные рамы, дверные проемы окантованы белым. Увенчивали ее две серебристые параболические антенны и навигационный купол, а также какое-то устройство, очень напоминающее мелкокалиберную лазерную пушку. У подножия бугра четко просматривалась ровная, залитая бетоном светло-серая площадка. Там в рядок было выдавлено несколько яйцеобразных углублений. В двух из них покоились пассажирские рокрафты. За ними серебрилась крыша длинного низкого ангара. Двери его были распахнуты. С другой стороны, тоже у подножия холма, среди груды камней выделялось пестро раскрашенное строение. Из высокой трубы валил дым...

— Это фабрика для первичной обработки воздушной травы, — объяснил Кайл. — Почти все автоматизировано. За ней главный склад. А вот тот амбар — хранилище летательных аппаратов и прочей техники. Еще ниже контора, у самой реки — видите три коттеджа, — это для рабочих и их семей. Когда сюда приходит зима, они обычно перебираются в свои квартиры в Макл Скери.

— Кайл, что там за странный летательный аппарат — вон, посмотри! Он приближается к нам. Такой огромный, желтый. — Гран Маша указала на горы. Очевидно, с помощью дальновидения она еще раньше заметила его. — Рядом четыре поменьше, все разных цветов. Они едва двигаются. Я никогда таких не видывала.

— Это особого рода дирижабли, — ответил дед. — Они более известны как воздушные комбайны.

Теперь странные летательные аппараты появились и на экране тридивизора. Дети припали к экрану...

— Сверху на флитере размещена жесткая и очень прочная гондола с водородом, в которую вмонтирован бункер для сбора воздушных растений. Пилот находится в кабине, прикрепленной к днищу аппарата, однако в случае необходимости он может выбраться наружу, чтобы проверить, как работает оборудование, особенно насосы, подкачивающие водород. Но главная задача — прочистить приемное устройство. Его часто забивает воздушной травой. В таких случаях фермеры обычно используют лазеры, чтобы прожечь пробку, но случается, приходится и вылезать наверх. Сбор шаров — работенка не для слабонервных!

— Теперь и я их вижу! — закричал Кен. — Папа летит на желтом, самом большом?

— Необязательно, — ответил дедушка. — Этот аппарат слишком неповоротлив и скорее служит складом или ангаром для своих меньших собратьев. Твой папа обычно летает вон на том серебристом аппарате. Он куда более маневрен. Три других флитера ведут нанятые летчики.

— Разве нельзя летать на рокрафтах?

— Нет, парень. Существуют веские причины, почему даже защищенный сигма-полем рокрафт нельзя использовать на таких работах. Флитерами управляют при помощи струй сжатого воздуха, подъемная сила создается за счет водорода и самой небесной травой, загруженной в бункер. Эти штуки всего лишь разновидность дирижаблей. Ты расспроси папу, он лучше разбирается в этих тонкостях, чем я.

Теперь их яйцо недвижимо висело над фермой на высоте в пару сотен метров. Кайл объяснил, что груженный добычей флитер имеет преимущество перед всеми другими воздушными средствами, и, пока навигационный робот не посадит его, им придется повисеть в воздухе. Дирижабли летели красиво очерченным клином: в центре желтый грузовик, по бокам — красный, голубой, серебристый, сзади — раскрашенный в древнюю символическую клетку рода Гордонов. Они почти одновременно приземлились на гудронированной, выкрашенной в белый цвет площадке, расположенной перед воротами фабрики. Два человека встречали сборщиков урожая. На экране бортового тридивизора было отчетливо видно, как эти работники — мужчина и женщина, — не теряя ни секунды, начали присоединять гибкие толстые шланги к брюхам грузовых дирижаблей.

— Приступили к разгрузке, — объяснил Кайл. — Работать надо очень, очень осторожно, иначе — бах! Теперь и мы можем садиться.

Через несколько мгновений они под контролем автоматического штурмана тоже приземлились у подножия холма, на вершине которого возвышался голубой дом.

Ди последней вышла из рокрафта. Было прохладно и очень тихо, с гор слетал слабый свежий ветерок. Непривычный, густой, припахивающий мускусом дурман мешался с сочным смолистым, сосновым ароматом. Из-под опор, на которых стоял рокрафт, вырывались струйки пара.

Вот она, папина ферма! Постройки, хозяйственные здания, домики у реки едва угадывались сквозь пестрые, как расписной платок, заросли кустарника и редкий лесок. Только хозяйский дом победно голубел на холме. Склоны бугра облиты пышным изобилием распустившихся цветов. Те, что попадались на глаза Ди, были привезены с Земли — пурпурные астры, золотистые, белые, рубиновые хризантемы, георгины самых невероятных расцветок.

Неожиданно в расщелине, между двумя мшистыми каменными глыбами, что-то звонко щелкнуло — следом распахнулась не замеченная ранее металлическая дверь, и на посадочную площадку вышла молодая женщина в голубой мешковато сидящей юбке. На плечах у нее была наброшена куртка, из-под ворота которой выглядывала рубашка в крупную клетку и край массивного серебряного ожерелья, отделанного бирюзой, на ногах — ковбойские сапоги. Черты лица ее были резки и грубы, рыжеватые волосы коротко пострижены.

Светлого окраса терьер вертелся у ее ног — заметив гостей, он с лаем устремился в их сторону. Женщина сунула два пальца в рот и коротко свистнула — пес остановился, посмотрел на хозяйку.

— Сидеть! — приказала она, потом еще раз повторила: — Сидеть, ты, дрянная собака!..

Кайл, не глядя на нее, прошептал детям:

— Гражданка Джанет Финлей. Родом из Аризоны... — Потом он обошел стороной терьера и подошел к домоправительнице, снял кепку и низко поклонился: — Джанет, моя радость, ты, как обычно, такая же искрящаяся и обворожительная.

Мисс Финлей, не говоря ни слова, прошла мимо Кайла и, приблизившись к Гран Маше, протянула руку:

— Здравствуйте, профессор Макгрегор-Гаврыс. Меня зовут Джанет Финлей. Добро пожаловать на Каледонию и на ферму Глен Туат.

Женщины обменялись рукопожатием. Джанет Финлей, сузив глаза, внимательно оглядела нарядный костюм гостьи. В ее взоре промелькнуло едва заметное неодобрение.

— Какое счастье, что мы наконец добрались сюда, — спокойно ответила Гран Маша. — Позвольте представить: Кеннет, а это Дороти.

Джанет чуть улыбнулась.

— Привет, Кени, привет, Доро.

Потом Джанет указала пальцем на собаку.

— Его зовут Таксон. У этого пса есть еще какое-то шотландское имя — у него длинная родословная, — только я сразу забыла его. С ним пока лучше не играть. Вот когда он познакомится с вами поближе... Он пес добрый, веселый, вы с ним еще набегаетесь.

Дети молча кивнули.

— Ваши внуки устали и умирают с голода, — обращаясь к Гран Маше, добавила Джанет. — Здесь, за дверью, — она указала в сторону холма, — есть маленький электромобильчик, он доставит вас по туннелю прямо к лифту. Мы эти ходы называем норами, здесь мы храним все — ну, буквально все необходимое, и частенько укрываемся от непогоды. — Она неожиданно хихикнула. — Климат здесь не балует. Зимы куда более суровы, чем на старой Земле или в дорогом для вас Эдинберге.

Дети испуганно переглянулись, а Гран Маша со сладчайшей улыбкой поправила:

— Эдинбурге...

— Черт бы меня побрал! Спасибо, что подсказали, профессор, — радостно засмеялась Джанет. — Я была бы просто благодарна, если бы кто-нибудь свеженький, только что из Шотландии, прочистил мне уши и язык. Все, кто, как Ян, долго живет здесь, все перезабыли. Большинство каледонийцев такие же, как я, — шотландских генов хватает, чтобы прописаться здесь, но что касается Шотландии и гаэльского языка, все мы ни в зуб ногой. Жаль, что вы так скоро уезжаете, а то бы я попросила вас позаниматься со мной.

— Я могу остаться и подольше, — ответила Гран Маша. — Прежде всего я должна быть совершенно уверена, что здешние условия подходят для детей. Меня все интересует — условия жизни, школа...

— Вот и оставайтесь. Мы, чем можем, поможем, чтобы вы не бросали свою работу. — Затем ее пугающе-требовательный взгляд устремился на детей. Те замерли по стойке «смирно». — И вам, маленьким горемыкам, тоже нужна забота. Для начала вас надо хорошенько подкормить... Ну, а теперь пора домой. Элен и Хью позднее принесут ваши вещи.

В этот момент Доротея улучила момент и спросила тоненьким голоском:

— Я наконец увижу папу?

— Нет, малышка. Он сейчас занят. Ты увидишь его за ужином, когда кончится рабочий день.

Джанет резко повернулась и направилась к распахнутой, со скругленными углами, стальной двери. На ходу она наклонилась и легонько шлепнула терьера — ну-ка, домой! Собака тут же исполнила приказание.

Ди без слов умоляюще глянула на бабушку, которая стояла засунув руки в карманы — видно было, что она едва сдерживает возмущение. Дедушка тут же засуетился, схватил детей за руки.

— Еще чего! — быстро, насупив брови, заговорил он. — Что за глупости! Неужели отец не может взглянуть на своих детей!.. Полные глупости...

Он пошел с детьми по боковой, огибающей холм, бетонной дорожке. Когда они прошли с десяток метров, Кайл шутливо шлепнул их пониже спины.

— А ну-ка, вперед! Зачем меня ждать! Бегите, бегите...

Доротея вскрикнула от радости и, обогнав брата, помчалась вниз по дорожке. Кен бросился за ней следом. Скоро дети выскочили к площадке, где стояли пять дирижаблей. Теперь они показались Ди огромными, совсем не похожими на игрушечные аппаратики, которые они видали на подлете к ферме. Даже самый маленький был раза в два больше их яйца. В густеющих сумерках флитеры более напоминали чудных инопланетных животных, сгрудившихся для ночевки. В них не было ничего от стремительных, штурмующих небо машин.

Двое мужчин в рабочих комбинезонах беседовали с четырьмя другими, которые были одеты в высотные летные скафандры — в руках они держали шарообразные, лобастые шлемы. Все они заулыбались, когда к ним подбежала маленькая девочка. Ди остановилась как вкопанная, смутилась... Она почувствовала, что слова не может вымолвить, однако все собравшиеся сразу догадались, кто примчался на стоянку.

Женщина-пилот показала рукой на серебристый флитер.

— Твой папа еще там, в кабине, малышка. Поднимись по скобам, постучи ему — он спустится.

— Ян сейчас в полной отключке, — посмеиваясь, сказал другой пилот, высокий усатый мужчина. — Может, витает в облаках — размышляет, каким богатым он станет, когда продаст полуфабрикат из травки этого года. Урожай, должен заметить, необыкновенный. Поля плотные, трава густая — два раза приходилось прочищать входное отверстие-Ди торопливо поблагодарила и побежала к последнему в ряду дирижаблю, который стоял под разгрузкой. Что-то тихо жужжало и хлюпало в рукавах, по которым на фабрику подавался груз, собранный в небесах. Здесь еще сильнее пахло мускусом. Тусклый зеленоватый свет сочился из кабины — наверное, шкалы приборов отсвечивали... Наверх вели пластмассовые, припаянные к корпусу скобы. Под прозрачным фонарем угадывались очертания человеческой фигуры, лица видно не было — оно было скрыто под солнцезащитным щитком. Округлый шлем матово поблескивал в полутьме. Неужели это ее отец? Девочка осторожно проникла в его сознание.

Страшная, без единой мысли усталость придавила сидящего в кабине человека.

На мгновение — Ди завороженно следила за ним — в глубине нейронных цепей пробежал слабый электрический импульс, оформился в едва видимый образ — огромный пласт воздушной травы, засасываемой в недра флитера, — и тут же оборвался, придавленный вспышкой боли. Еще глубже, в самом подполье, Ди вдруг уловила такую бездонную печаль и обиду, яростную, все заполнившую, что в ужасе мысленно отпрянула назад.

Бедный папочка! Сколько же ему пришлось потрудиться — день и ночь без отдыха!.. Теперь все позади, страда подошла к концу, уже ночью поднимется ветер и разгонит плодоносные поля. Но это будет потом, а сейчас важно, что чудо все-таки свершилось — ферма спасена! Урожай оказался таким, что вполне можно рассчитаться с долгами и даже отложить кое-что про запас. Наконец он дома, обошлось без поломок, травм, трагедий — вся уборочная прошла как по маслу. Это многое значило... Ему было за что уважать себя, если бы не эта сокрушающая сознание боль. Лишь бы добраться до постели, рухнуть, забыться...

Его мысли поразили дочь. Если год выдался удачный, если впереди забрезжил лучик надежды, тогда почему страдание, это ледяное отчаяние? Почему он так несчастен? Может, потому что она приехала? Доротея была уверена, что где-то в тумане бессознательного хранится ответ и на этот вопрос, но она больше не смеет следить за мыслями отца.

Торопливо она начала взбираться по пластмассовым скобам, постучала в прозрачный фонарь.

— Папочка, — позвала она. — Это я, Доротея.

Наступила тишина, потом фонарь медленно пополз назад. Зеленоватый свет погас. Ди быстро спустилась на асфальт, и тут же фигура в шлеме и летном костюме выпрямилась, человек перекинул ногу через борт и начал спускаться на землю.

— Папочка? — прошептала Ди.

Человек не торопясь повернулся к ней, начал стаскивать перчатки. Его облегающий, серебристый — под цвет фюзеляжа — комбинезон местами имел выпуклости, напоминающие панцирь насекомого. Он поднял защитное стекло, нижняя часть его лица была прикрыта кислородной маской. Глаза у него были карие, как и у дочери. Когда он наконец снял перчатки, то занялся поясом на талии, затем щелкнул застежкой шлема — где-то справа, у горла. Стянул шлем и подвесил его к оставленному на одной из скоб кислородному баллону. Волосы у него были влажные и растрепанные, тонкий рубец сек поверху щеки и переносицу — здесь кислородная маска вдавилась в кожу. На подбородке густая щетина, губы сухие, обветрившиеся...

Неужели этот уставший до предела человек и есть ее отец? Это он даровал ей жизнь? Это он был изображен на фотографии? Он спас ее от ментального насилия, которому хотели подвергнуть ее в полицейском участке на Земле?

Мужчина хмуро глядел на маленькую девочку. Доротея заплакала.

Папочка? Ты...

О нет, ей нельзя пользоваться телепатической речью, тем более читать его мысли. Она должна быть очень осторожна — никаких намеков на ее проснувшиеся способности; ей следует стать примерной дочерью, тогда папочка, может быть, полюбит ее. Она будет работать по хозяйству, будет послушной и никогда-никогда не пожалуется... Она сморгнула еще одну набежавшую слезинку и, всматриваясь в его лицо, попыталась улыбнуться.

Он так сильно страдал... Это из-за мамы?..

Желание облегчить боль, помочь отцу — ведь она обладает целительной силой — было нестерпимым. Она должна помочь любой ценой — узнает он о ее способностях или нет. Ей незачем себя жалеть. Она обязана рискнуть!..

Доротея взглянула отцу прямо в глаза — ее вел инстинкт, необъяснимый дар — в самую глубину его сознания. Туда, где бродят, сплетаясь и отталкиваясь, обрывки эмоций, намеки чувств — может, там таится источник боли? Она должна нащупать его...

Точно. Вот он, неуклюжий, зловещий, нерассасывающийся сгусток боли, страдания — что-то подобное душевной опухоли, которая терзала его, мучила, и причина заключалась не в ферме. С одной стороны, его душу губили воспоминания о маме, еще раз потерянной, и теперь навсегда. С другой — укоренившаяся с детских лет обида. Почему он оказался единственным нормальным ребенком в семье? Трое его братьев и сестер родились оперантами, только его миновал перст Божий. В результате два самых дорогих на свете человека — его мать и жена — оставили его. Бросили!.. Надежда еще жила в его сознании, почти угасшая, ничем не подпитанная — едва светилась, задавленная глыбой жутких, не имеющих ответов вопросов.

Как ему помочь?.. Как?

Ящик с целительной силой, который был открыт ею на пароме, мог помочь только ей — эта способность не могла воздействовать на другого человека, на их сознания и тела. Надо порыться еще, поискать, вообразить другой спрятанный клад. Большой-большой, не умещающийся в самом объемистом сундуке... Чтобы выпущенного оттуда облака хватило на всех людей, и прежде всего для родного отца, по-прежнему молча возвышавшегося над ней. Она знает — облачко должно быть малинового цвета...

Ян Макдональд все так же недвижимо — время словно остановилось — смотрел на девочку. Понимает ли он, кто перед ним?

Папа, это я, Доротея. Твоя дочь. Пожалуйста, очнись, пусть тебе полегчает.

Расписной сундучок явился ей неожиданно. Возник в сознании — и все! Рядом ангел, торопливо принявшийся объяснять, что следует делать.

Когда поток видимого только Ди, окрашенного в малиновый цвет, ментального газа окутал голову Яна Макдональда, тот от изумления приоткрыл рот. Его даже качнуло, он неожиданно напрягся, потом обмяк, плечи у него опустились — чтобы не упасть, он должен был схватиться за скобу лестницы. Нечленораздельный горловой звук вырвался у Яна. Он вытер лоб тыльной стороной ладони. С немым удивлением посмотрел на стоявшую рядом маленькую девочку. Глаза его ожили...

Ди тут же спряталась за голубую защитную стену, опустила голову и закрыла глаза, желая скрыть внезапно охватившую ее радость...

Получилось, получилось!..

Она добилась, чего хотела. Конечно, папа далеко не исцелен, но она сумела помочь ему.

Ей открылась новая сторона дара, Доротея догадалась, что теперь уже ей никогда не удастся загнать эту малиновую взвесь в предназначенное для нее хранилище. Теперь и эту силу надо скрывать от Гран Маши. Ну и пусть! Зато папа больше не будет так мучиться. Многоногое чудовище в его мозгу заметно уменьшилось, утончилось, замерло... Начало расползаться... Теперь так будет всегда — стоит ему только выползти, Доротея будет тут как тут.

Ну и пусть, если ты не сможешь полюбить меня, папочка. Я все понимаю. Можно я останусь здесь с тобой?

Ян ничего не понял, что ему было передано на внутреннем коде. Ну и пусть!..

Отец взял ее под мышки. Она вознеслась высоко-высоко в сумеречное, ласковое, присмиревшее небо. Папины глаза ожили, потеплели... Ди неожиданно сморщилась — уж слишком густо здесь пахло мускусом. Отец посадил ее на руку, ладонью погладил по волосам. Ди боялась открыть глаза, боялась вздохнуть. Сухие, шершавые губы коснулись ее лба.

Теперь можно. Она взглянула на отца, попыталась улыбнуться, но ничего не получилось. Слезы хлынули потоком. Она обняла отца за шею...

Издали долетели голоса дедушки и Кена. Неожиданно наступила тишина — это прекратили чавкать насосы, качавшие небесные растения из брюха флитера. Опять голоса дедушки и Кена... Слезы вдруг высохли, она улыбнулась.

Отец улыбнулся.

— Маленькая ты моя, — сказал Ян Макдональд и совсем расплылся в улыбке.

Он зашагал к дому с дочкой на руках.

10

Из мемуаров Рогатьена Ремиларда

Как и большинство обычных граждан, сразу после получения Землей полноправного статуса в Галактическом Содружестве, что случилось в середине двадцать первого века, — меня особенно интересовала цивилизация лилмиков, создавшая удивительный искусственный мир Консилиум Орб. Именно оттуда во времена Попечительства исходили решения, определявшие судьбу человечества. Там рождались законы, принимались резолюции, но как это делалось — сам механизм власти, — было известно очень немногим. Земных магнатов мы в Консилиум не избирали — мнения нормальных людей по этому вопросу никто не спрашивал; поговаривали, что они там, по сравнению с экзотиками-оперантами, в унизительном меньшинстве. Сначала членами Консилиума, то есть магнатами, можно было стать только по указанию лилмиков.

С другой стороны, никто вроде бы ни от кого ничего не скрывал. В библиотеках хранились специальные дискеты, популярно объясняющие, как работает центральное галактическое правительство. Их можно было купить в любом магазине. Все знали, что магнаты — это сливки человечества, прошедшие долгий отбор под наблюдением Генеральных Инспекторов, которые состояли исключительно из лилмиков. Существа древней расы представлялись этакими полубогами, образцами мудрости и добродетели.

Все магнаты образовывали Консилиум, заседания которого проходили на волнах телепатического эфира — в этот момент все операнты открывали свои сознания и образовывали нечто, предвосхищающее Галактический Разум. Предполагалось, что в подобном состоянии невозможно солгать, утаить что-либо, лицемерить, в противном случае подобный оперант потеряет общественное доверие.

Магнаты с Земли и из других миров проводили на Орбе до трехсот тридцати четырех дней в году — это по человеческим меркам. Этот срок распределялся между сессиями и работой в соответствующем директорате, к которому был приписан тот или иной магнат. Кроме того, постоянно назначались внеочередные заседания, встречи в различных комитетах и подкомитетах, на которых членам Консилиума тоже необходимо было присутствовать.

Не существовало закона, согласно которому все эти обсуждения или принятые решения могли быть засекречены, тем не менее в первые годы Попечительства многое проходило мимо магнатов-землян, тем более что сначала они не могли занимать кое-какие важные посты во властных структурах Галактического Содружества. Скоро стало ясно, что ключ к полноправному участию в управлении Конфедерацией — это обладание информацией. Энергичные, обаятельные земляне сумели добиться впечатляющих успехов на этом поприще. Им помогали нормальные люди, которые работали на Консилиум Орбе, а также симпатизирующие представителям молодой расы экзотики. Однако все это были крохи по сравнению с тем потоком тщательно процеженных новостей, которые распространялись информационным директоратом.

Возможно, поэтому по обилию конфликтов, склок, скандалов, устраиваемых во властных структурах Содружества, землянам в галактике не было равных. Другие расы-основатели — их было пять — давным-давно, добившись взаимной безопасности и предсказуемости в общении друг с другом, не помышляли о реформировании системы. Или, скажем, об увеличении числа своих магнатов. Мы же не только не могли уняться — врожденное самомнение, граничащее с нахальством, ощущение собственной исключительности, желание захватить власть в Галактическом Содружестве толкали нас на самые безрассудные поступки. Сначала их воспринимали как свидетельство незрелости нашей расы, но со временем притязания землян — в чем-то действительно наивные и романтические — начали вызывать обоснованное беспокойство у представителей других цивилизаций. Все чаще и чаще они поднимали вопрос о преждевременности приема Земли в полноправные члены Содружества, и только благодаря нажиму всемогущего Верховного лилмика, который использовал для этого любые средства, невзирая на моральную сторону, наше государство вошло в Конфедерацию в качестве полноправного члена. Таким образом этап Попечительства оказался очень коротким...

Только спустя много лет мы догадались, почему Верховный лилмик поступил именно таким образом.

Работая над своими записками, я прежде всего ориентировался на тех обремененных повседневными заботами граждан, которые до сих пор находятся в неведении относительно обычной рутинной работы государственного механизма Галактического Содружества. Им — огромному большинству жителей нашего государства — предназначаются мои торопливые путаные наброски. Вряд ли дотошный студент, изучающий правительственные структуры Содружества, или человек, знакомый с ними по долгу службы, найдет на этих страницах что-нибудь новое. Поэтому подготовленным читателям я советую: пропустите эту главу и сразу погружайтесь в окрашенный кровью и насилием поток событий, которые случились позже.

Тысячи отдельных планет в Галактическом Содружестве никак не влияли на повседневную деятельность Консилиума. На осваиваемых землянами планетах — да и на древних очаговых мирах — высшим органом власти номинально являлись местные ассамблеи или законодательные собрания, в которые входили как операнты, так и нормальные люди. В задачу этих органов входила подгонка основных законодательных принципов к местным условиям. Таким образом и происходила наладка гигантской межзвездной государственной машины. Решения местных законодательных собраний имели рекомендательную силу — они должны были утверждаться Планетарным Управляющим, Верховным Правителем и полновластным арбитром, который имел право в порядке очередности обратиться с тем или иным вопросом в Галактический Консилиум.

Планетарный Управляющий — их также называли Дирижерами — обязательно являлся исключительной силы оперантом, способным противостоять любому чуждому влиянию. Назначались они Консилиумом с обязательным утверждением Верховным лилмиком. Как ни странно, подавляющее число Управляющих были женщины. Она — или реже он — служили непосредственными проводниками Содружества на обитаемых мирах и считались стражами государственных интересов. Они имели право открыто или тайно отменить любое решение местного законодательного собрания, противоречащее интересам Конфедерации.

Председатели администрации также исполняли обязанности высшего чиновника, рассматривающего жалобы на государственных служащих. Каждый гражданин, — не имело значения, обладает он метапсихическими способностями или нет, — имел право обратиться непосредственно к Управляющему или в его канцелярию и подать протест на любое решение, или закон, или действие, совершенное в отношении него должностным лицом. В качестве основания принималось любое объяснение, даже личное мнение гражданина, что в данном вопросе нарушена справедливость. Подавляющая часть бумаг, ежедневно поступающих в канцелярию Управляющего, касалась конкретных лиц, назначенных на ту или иную должность, или содержала ходатайства по тому или иному частному вопросу. Тем не менее Управляющий (я могу засвидетельствовать это) мог вмешаться в прохождение любого дела, даже если это могло привести к непредсказуемым последствиям.

Некоторым Управляющим нравилось подобное всемогущество, но большинство из них считало свою должность сущим наказанием.

Консилиум являлся верховным законодательным, исполнительным и судебным органом Галактического Содружества, в настоящее время состоящей из шести межзвездных рас. Каждая из них обладает необходимым числом оперантов — это главный критерий вхождения в наше Содружество. Члены Консилиума — магнаты — предварительно отбираются среди сильных в метапсихическом отношении созданий, однако, как ни странно, некоторые из земных оперантов были кооптированы в Консилиум решением Верховного лилмика.

Магнаты происходят из разных слоев общества — социальных ограничений не существовало. Некоторые из них становятся профессиональными бюрократами, однако большая часть посвящает работе в Консилиуме только часть своего времени. Многие из них продолжают работать по своей основной специальности. Сроки сессий Консилиума никогда заранее не оговариваются — все зависит от воли Верховного лилмика. Управляющие обязаны принимать полноценное участие в работе Консилиума, другие магнаты вольны в любое время покинуть Консилиум Орб.

Когда Земля получила статус постоянного члена Конфедерации, состав Консилиума был следующим:

Лилмики                       27 членов (с правом вето)

Крондаки                      3460

Гии                                430

Полтроянцы                 2741

Симбиари                     503

Земляне                         100

Итого                             7255

Наше членство в Консилиуме увеличивалось медленно. Это было нелегко, но к 2083 году — к моменту начала восстания — более четырехсот землян заседали на Консилиум Орбе.

Среди населяющих Млечный Путь разумных существ вряд ли встретишь много счастливчиков, которые могли бы похвалиться тем, что побывали на Консилиум Орбе. Туристам и путешествующим бездельникам не было доступа в центр галактической цивилизации, экскурсии там не проводились — только магнаты и их ближайшие родственники, а также служащие административного аппарата имеют свободный доступ на эту территорию. Все остальные граждане могут посещать Консилиум Орб только по личному приглашению полноправных магнатов либо по вызову государственных органов.

В 2052 году я вместе с Дени, Люсиль и другими членами семьи Ремилардов должен был принять участие в инаугарационной сессии Консилиума. В тот день магнаты Земли должны были занять отведенные им места в зале заседаний. К сожалению, в ту пору мне приходилось скрываться в лесах Британской Колумбии, где последняя жена Первого Магната Земли, Тереза Кендалл, должна была разрешиться от бремени. Ей запретили рожать этого ребенка, однако Тереза после долгих колебаний пошла на риск.

Следующая возможность побывать на Консилиум Орбе представилась мне только через одиннадцать лет — в 2063 году. Я был приглашен на знаменитую сессию Консилиума, имевшую роковые последствия для судеб всей галактики. Тогда моего внучатого племянника Марка избрали полноправным магнатом. Получив это звание, галактическая знаменитость одним махом заставила своих врагов проглотить языки. На время... Особый шик той легендарной сессии придал скандал, устроенный Рори Малдоуни. Он к тому же успел публично оскорбить Поля Ремиларда, чем окончательно испортил праздник, проводимый магнатами Полтроя. Или украсил его?.. Это с чьей стороны посмотреть...

На сессию я отправился на звездолете «Скайкомиш-Ривер», где мне довелось пообщаться с друзьями Марка, тоже сильными оперантами — Алексом Манионом, Ги Ларошем, Питером Даламбером и Шигеру Моритой. Они тоже были приглашены на внеочередную сессию.

С этими ребятами я был достаточно хорошо знаком. Они часто заглядывали в мою книжную лавку в Хановере, запросто называли дядюшкой Роги. Так поступали все мои постоянные покупатели. Все они сверстники Марка, мозги у них — надо сразу признать — неординарные. Вскоре каждый из них тоже был выбран магнатом. Манион, Ларош и Даламбер были уроженцами Хановера и знали друг друга с детства. Шиг Морита присоединился к этой компании в Дартмутском колледже, где они жили в студенческом общежитии.

С детских лет Алекс Манион был самым близким другом Марка. У меня был короткий роман с его матерью Мирандой, которая в ту пору долго вдовела. Она работала в моем магазинчике... В годы Метапсихического Восстания Алекс оказался ближайшим помощником Марка, его правой рукой, серым кардиналом руководителя восстания... Ни Клу, ни Хаген — дети Марка, вернувшиеся в двадцать второй век из эпохи плиоцена — так и не поверили, что между ними могли существовать дружеские отношения, потому что эры — или, точнее, вечности — спустя Марк и Алекс стали заклятыми врагами. Так же как и Марк, Манион был многообещающим «гением», чей IQ [Коэффициент интеллектуальности.] считался «бесконечным». Высокого роста, неловкий, стеснительный, субтильного телосложения, с массивной нижней челюстью, выпиравшей подобно бетонному блоку... Взгляд мечтательный — вероятно, пописывал стишки. У него был чудесный баритон, из поэтов предпочитал Джилберта и Сулливана. Этот парень казался куда более замкнутым в себе, чем Марк. Десять лет он сопротивлялся получению звания магната, пока товарищи из кружка революционеров не надавили на него.

Особенно силен Алекс как творец (в метапсихическом отношении), а также в дальновидении и сокрушающей способности. Его конек — исследования в области динамических полей. Здесь он вскоре стал ведущим авторитетом на Земле. После защиты докторской диссертации в Принстоне, штат Нью-Джерси, он по большей части работал в Кембридже, где познакомился с небезызвестной Аннушкой Гаврыс, матерью Маши Макгрегор-Гаврыс. В 2080 году он попал в последний перед восстанием список кандидатов на Нобелевскую премию по физике, но после разрыва с Содружеством и вступления в ряды мятежников, после публичных призывов к восстанию и организации беспорядков на Консилиум Орбе, он остался за чертой претендентов.

Семья Ги Лароша, по прозвищу Бум-Бум, относилась к тому же избранному кругу, что и Ремиларды. В жилах их представителей текла смешанная американская и французская кровь. Казалось, он был менее умен, чем другие ребята из окружения Марка. Это был крепко сбитый, сильный парень, завзятый спортсмен — лыжник, рыбак, любитель носить рубашки с короткими рукавами. Он их даже зимой надевал, чтобы все видели его пятидесятисантиметровые бицепсы. В юности лицо его, в противовес прекрасно сложенному телу, казалось вырубленным топором. Такое уродство даже сочувствие вызывало, его так и звали в нашем городке — «забавный паренек». Позже с помощью оздоровительного автоклава он изменил внешность и превратился в киношного красавца соблазнителя, но я всегда, вспоминая о нем, представляю того милого, недалекого силача-уродца. Теперь, когда на лице Бум-Бум Лароша появлялась улыбка, даже сильные, разумные мужчины готовы были пойти за ним в огонь и в воду, а самые стойкие женщины таяли, как облитый шоколадной глазурью эклер. В нем ощущалось несокрушимое обаяние тридивизионного победителя, разве что лаврового венка не хватало... Однако я не завидую тем, кто каким-либо образом сумел разозлить его. Вряд ли им удастся уйти целыми и невредимыми. Характер у него вспыльчивый.

Ги Ларош силен как творец и как сокрушитель. Выучился он на юриста и сразу после университета поступил в полицейское управление, обслуживающее Новую Англию. Взяли его на должность ведомственного инспектора. Тогда же он вступил в особый, состоящий из людей, легион при Галактическом Магистрате, где быстро зарекомендовал себя с самой лучшей стороны и через несколько лет получил звание магната. Он имел все шансы стать главой полицейской службы Земли, однако события вскоре пошли совсем другим путем.

Питер Поль Даламбер-младший — старший внук Глена Даламбера и Колетт Рой, которые входили в Группу Дени Ремиларда, члены которой стали основателями Дартмутского колледжа. Сразу после того, как Филип Ремилард ушел в отставку с поста главного исполнительного директора в промышленной группе «Ремко индастриз», на его место был назначен Питер Поль-старший. Дело в том, что Филип был выбран в Консилиум, где занял пост главы коммерческого Директората. Старшая тетка Пита, Аврелия, вышла замуж за Филипа, а младшая, Жанна, была первой женой Мориса Ремиларда.

Пит был один из тех хватких молодых парней, которые всегда умели устроиться в жизни. Правда, юный Даламбер обладал широкой натурой и частенько помогал другим и по службе, и в частной жизни. Крохобором и откровенным карьеристом он никогда не был, тем не менее жила в нем эта самая деловая жилка. Дело, за которое он брался, можно было считать выполненным. В компании Марка все проблемы, связанные с организацией и обеспечением рыбалки, турпохода, экскурсии, всегда ложились на плечи Даламбера. Управленец и организатор он от Бога — я, по крайней мере, равного ему в этой области не встречал. Пользовался успехом у женщин. Учился на факультете вычислительной математики в Дартмутском колледже, потом в школе бизнеса. Превосходный исполнитель... Мог далеко пойти... Фу-у, что еще из анкетных данных? Вроде бы все важное сказано, разве что стоит повторить еще раз — мог бы далеко пойти, если бы... Если бы Марк не пустил его таланты по другому руслу.

Шигеру Морита родился в Японии, учился в Дартмуте, университете Джона Хопкинса в Кембридже. Его метапсихический дар относился к сфере целительного искусства и сокрушения. Это тихий, не расстающийся с книгами, полностью погруженный в учение молодой человек. Вежлив и аккуратен, как все японцы. Вырос в выдающегося биофизика. Его хобби — фортепианный джаз и полеты на дельтаплане. Шиг невысок, скромен и, казалось, никак не мог поверить, что способен нравиться женщинам. Занимался он вопросами микроанатомии и электрохимическими реакциями, что в конечном счете и привело к созданию церебральных генераторов нового типа.

Именно Шиг Морита оказался тем человеком, кто убедительно доказал, что проект Ментального человека имеет под собой твердую научную базу. Более того, он первым получил конкретные практические результаты. Без его помощи Марк Ремилард никогда бы не стал руководителем восстания, не смог бы погубить более четырех миллиардов человек в развернувшейся космической гражданской войне и никогда бы не превратился в духа нашей семьи.

На пассажирском лайнере «Скайкомиш-Ривер» «фактор деформации» составлял 180 Дф, что было несколько больше той величины, которая мне по нраву, однако с помощью специальных болеутоляющих пилюль и обязательной рюмки виски — и не одной! — между прорывами в гиперпространство мне удавалось справиться с болью. Подобное незавидное положение давало мне определенное преимущество. Когда приятели Марка убеждались, что я набрался достаточно и меня «крючит» от боли, они снимали защитные экраны, и все их мысли — пустяковый, но, как оказалось впоследствии, имеющий глубокий смысл треп — становились мне доступны. Вообще, тот полет навсегда запомнился — никогда более в моей жизни приятное так гармонично не сочеталось с полезным. Плавательный бассейн, солярий, гимнастический зал, бар, устроенный с совершенным подобием земного ухоженного садика — и я с бокалом хайбола в руке... Разве это не здорово!.. Рядом веселая молодежь, чьи разговоры в основном сводились к перечислению амурных побед. Лидерами в этих гонках, конечно, являлись Бум-Бум Ларош и Питер Даламбер. На их похвальбу Шиг и Алекс Манион резонно возражали, что качество иной раз куда важнее количества.

В ту пору Марк еще был близок со мной. Делился своими бедами и тревогами... В то время его больше всего беспокоило стремление отца отговорить — или заставить? — сына от продолжения исследований в такой щекотливой области, как церебральные генераторы. Поль любыми способами пытался не допустить, чтобы в семье, кроме отщепенцев, Северена и Адриена, появилась еще одна паршивая овца. Ради справедливости следует заметить, что если я был в курсе его, так сказать, публичных дел, то в душу он меня не допускал. Как, впрочем, и никого другого... Марк по складу характера был одиночкой. Нет, он участвовал во всех развлечениях, что устраивались на борту звездолета — вечеринках, танцах, экскурсиях по этому обширному техническому чуду, девушки с высокими метапсихическими потенциалами так и увивались вокруг него. Парень он был видный — высокий, поджарый. И личиком вышел... Прибавьте незримую маску гордого, непонятого людьми борца с консерваторами и рутинерами — и вот вам готовый портрет романтического героя. Этакий Чайльд Гарольд от науки!.. Марк холодно относился к ухаживаниям и намекам, пылким взорам, заманчивому смеху — я с интересом наблюдал за ним, ожидая, когда же гаэльская кровь наконец взыграет в нем.

Я ошибся.

Пообщавшись с ним поближе, послушав их мысленные беседы, я скоро понял, что Марк и романтический герой — вещи несовместимые. Он являл собою самую худшую разновидность свихнувшегося на технике гения. Это был наивный юнец — в свои-то двадцать пять лет! — и скоро я понял, что выше этого состояния ему в жизни не подняться. Даже не юнец, а ребенок... Он, например, всерьез утверждал, что всякие там любовные увлечения — пустая трата времени и энергии. Что мозги даются человеку один раз в жизни и использовать их надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно... И так далее...

Чему, собственно говоря, удивляться?

Подобное лицемерие — точнее, «поза» — качество, присущее многим Ремилардам. Да-да, именно лицемерие — наивное, бессознательное, ведущее к тяжелым последствиям не только для конкретной личности, но и для миллионов других, окружающих ее людей. Потому что мы — Ремиларды, и с этим нельзя ничего поделать.

Марк — юнец? Кем же тогда является его дедушка Дени, мой брат, который на старости лет всерьез — я убежден в этом — как-то признался мне, что он всю жизнь мечтал принять обет безбрачия и посвятить свою жизнь науке, если бы в молодости его духовный наставник не раскрыл ему глаза и не указал на святую обязанность «продолжения рода». Оказывается, семеро детей, которых он «настругал» с Люсиль — это его крест, а в общем-то сексуальное наслаждение совсем не интересует его. Я не знал — плакать или смеяться по этому поводу. Мало того, нарожав детей, он еще и монографию по сексологии оперантов написал. Во-от такой том!.. Книга яркая, но совершенно неубедительная, я бы даже сказал, — нездоровая. Мне верить можно, ведь я являюсь пионером в этой области.

Наиболее даровитый его отпрыск Поль тоже в молодости успел пожеманничать, пока не встретил оперную примадонну Терезу Кендалл, сумевшую разбудить его. Когда их любовь угасла, для компенсации упущенного времени Поль ударился во все тяжкие. Пока ему не встретилась Лора Трамбле, он ни одной юбки не пропустил. Лора на какое-то время прочно вошла в его жизнь. Тот факт, что она была замужем за ирландцем Рори Малдоуни, позже ставшим магнатом, казалось, их совсем не интересовал. Бедный Рори относился к своим рогам со старомодной терпимостью. После неожиданной, ужасной и довольно-таки странной смерти Лоры Поль словно с цепи сорвался и в добавление к законным Марку, Матье, Мари, Мадлен, Люку и Джону он родил еще тридцать восемь внебрачных детей.

Когда Марк был подростком, он как-то признался мне, что его сводит с ума «врожденная ограниченность человеческого тела». Он так выразился... Когда наступил период полового созревания, а это оказалось для него неожиданностью и серьезным ударом, Марк заявил, что нашел способ, как побороть эту «преступную» страсть.

Я попытался вразумить его — начал объяснять, что опасно вмешиваться в естественный ход вещей, экспериментировать над гормонами; что подавление потенции может привести к самым серьезным психическим сдвигам. Он только криво ухмылялся — скоро эта усмешка стала знаменита на всю галактику. Что было делать? Размышляя о Марке, я склонен согласиться, что у сына такого отца мозги действительно должны быть набекрень, однако поверить в его врожденное отвращение к сексу я никак не мог.

Когда появится одна-единственная женщина — загадал я, — тогда посмотрим. Тогда Марк, возможно, поймет, что он такой же человек, как и все остальные.

Я дождался... Правда, ждать мне пришлось семнадцать лет.

Марк много рассказывал мне об Орбе — впрочем, так же, как и его брат Люк и сестра Мари. В подростковом возрасте каждому из них довелось побывать в этой столице в качестве — как бы сказать? — пажа при отце или тете Анн. Они исполняли мелкие поручения, там же учились, сдавали зачеты по различным дисциплинам, изучаемым в колледже, ведь сессии Консилиума иной раз затягивались на несколько недель. Самым захватывающим развлечением на этом сказочном планетоиде была возможность посещать и участвовать в различных праздниках, устраиваемых представителями той или иной расы. Всего на Консилиум Орбе было тридцать два отдельных анклава — во время той сессии, когда мне удалось побывать на Орбе, сначала даже сектор лилмиков был открыт для посещения. Также нам удалось принять участие в некоторых заседаниях, на которые допускали публику. Мне особенно запомнилась церемония выборов новых магнатов.

В конце полета большинство пассажиров-оперантов «Скайкомиш-Ривер» собрались на восьми наблюдательных палубах, чтобы не упустить мгновение, когда, прорвав суперповерхностную пленку, звездолет вынырнет в трехмерном пространстве и нашим глазам откроется гигантская космическая станция размерами с небольшую планету, вращающуюся вокруг невиданной редчайшей звезды Телонис. По глупости я решил воздержаться от приема болеутоляющих пилюль — даже не выпил ни капли в ожидании замечательного зрелища. Не дай Бог что-нибудь упустить! Век себе не прощу!.. Старый дуралей!.. В то самое мгновение, когда все собравшиеся на смотровой палубе перед распахнутым в серое, бесформенное, клубящееся бездонье иллюминатором услышали характерное «цанг», потом еще раз — «цанг», что-то или кто-то вонзил мне в темя дюжину цепких острых коготочков и принялся рвать мой разум на мелкие куски. Я едва удержался, чтобы не закричать от боли. Постановка защитного барьера была моей самой сильной ментальной способностью, и я сделал все, чтобы окружающие ничего не заметили. Однако дрожь в руках мне скрыть не удалось, Шиг Морита тронул меня за плечо и участливо спросил:

— Все в порядке, дядя Роги?

Трое его товарищей тоже озабоченно посмотрели в мою сторону.

— Конечно, ребятки, — я принял бравый, независимый вид, — так, легкое недомогание...

— В вашем возрасте надо бы использовать болеутоляющие средства, — заметил Алекс Манион. — Тем более при прорыве суперповерхностной границы... Сразу бы приняли ударную дозу...

Чертов щенок! До сих пор не может простить, что я спал с его матерью!..

— Послушай, Алекс, — сказал я. — Мне всего сто семнадцать лет, я, как и любой другой Ремилард, бессмертен. Понимаешь, я — вечен, в том числе и в смысле здоровья. Так что не надо обращаться со мной, как с баскетбольной корзиной.

Туша Бум-Бума маячила передо мной и загораживала иллюминатор. Я перебрался вперед, чтобы не упустить ни малейшей детали из потрясающей картины, которая вдруг открылась перед нами.

За толстенным кристаллическим стеклом сейчас должна заполыхать самая редкая диковинка нашей галактики — звезда Телонис.

Где же она?

Серое лимбо, разбежавшись цветными разводами, погасло, и за пределами корабля открылся все тот же черный вельвет космоса, утыканный золотистыми, серебряными, голубоватыми, багряными точками. Глубокая торжествующая пустота!.. Никакого светила, никакого планетоида!.. В те годы я вряд ли мог назвать себя опытным путешественником, однако на планетах со смешанным населением Авалоне и Оканагоне мне удалось побывать, а также на Ассавомпсете (сначала ее заселяли выходцы из Северной Америки, потом там тоже все перепуталось). Посетил я и «японский» мир Езо — вот уж чудненькое место. Более живописного мира я не встречал. Атмосфера там была необыкновенно прозрачная, оттого, может, так прекрасны там восходы и закаты. Побывал я и на «французской» планете Блуа. И каждый раз перед глазами пассажиров звездолетов являлось нечто грандиозное, пылающее, раскаленное... Ну, конечно, не совсем раскаленное — ученые Галактического Содружества еще за несколько лет до Вторжения составили каталог пригодных для расселения землян миров. Все они находились в системах, где звезды имели желтый цвет и принадлежали к спектральному классу G2 с нормальной светимостью.

Теперь же не было ничего похожего. Правда, я знал, что Телонис относится к карликам, к какому-то необычному подвиду, но так или иначе это была звезда — значит, мы должны были лицезреть нечто масштабное, впечатляющее, а не тусклый светлячок, чуть побольше других ярких пятнышек, на который указал пальцем Алекс Манион. Насчет других звезд все ясно — они располагались от нас на расстоянии многих световых лет, но эта?! Диковинка-то!.. Чудо природы!..

Когда мои глаза привыкли к темноте и поляризованному свету, пропускаемому стеклом иллюминатора, я увидел, что увеличивающийся на глазах Телонис — это миниатюрная, густо-белая, с желтоватым отливом звезда. Сверкающий пятачок по краю покрыт величаво колыхающейся бахромой багряного и оранжевого цветов. Что-то подобное ворсистой оболочке какого-нибудь земного микроорганизма... Светящаяся двойная корона окружала это карликовое солнце. Внутренний ее обод состоял из искрящихся, жемчужного оттенка лучиков, выходящих из полюсов светила и, словно магнитные линии, сбегавших к экваториальной плоскости, где они соединялись, образуя голубовато-серый, ровно горящий пояс. Еще более впечатляюще выглядела внешняя прозрачная сфера, окружавшая Телонис. Облако прозрачно-зеленоватого, с малиновыми, фиолетовыми и лазурными прожилками замерзшего газа украшало звезду. Я бы сравнил облако с пузырем, в центре которого вращалась яркая точка.

Чем дольше я смотрел на удивительное космическое тело, тем сильнее вид его привораживал взгляд.

— Боже мой! — Шиг Морита выдохнул за моей спиной. — Что бы это могло значить? В системе Тельца ему бы никогда не удалось сотворить что-нибудь подобное...

— Это же не Телец, — возразил Алекс Манион. — Звездочка была окончательно стабилизирована около шести миллионов лет назад. В ту пору она была обычным белым карликом, потом лилмики вмешались в естественный ход вещей. Теперь мы можем воочию наблюдать артефакт...

Я ничего не понял из их разговора, поэтому задал сам собой напрашивающийся вопрос.

— Зачем? — потом подумал и добавил: — И как?

— Очевидно, — ответил Алекс Манион, — чтобы оно стало таким приятным на вид. А то болталось какое-то неуравновешенное чучело, того и гляди, космическую катастрофу устроит... А сейчас любо-дорого поглядеть...

Я укоризненно посмотрел на него.

— А если серьезно?

— Если серьезно, — нахмурился Манион, — никто не знает, как им удалось. Даже крондаки... Мы с Марком сейчас работаем над теорией, однако не хотел бы утомлять вас деталями... Одним словом, возможно, она даст приблизительный ответ на ваш вопрос. Сам по себе Телонис чуть поменьше нашей Земли, а вот радиус внешней газовой сферы — вот той, зеленой, — что-то около пятисот миллионов километров. Консилиум Орб — единственное планетарное тело, вращающееся вокруг него. Некое искусственное спутниковое образование... О, мы почти достигли его северного полюса.

Я напряг глаза и только тогда заметил в сияющей вуали, заполнившей все поле зрения, почти у самого нижнего среза иллюминатора непроглядно-черный кружок. Через какое-то время он превратился в знакомую каждому первоклашке в Галактическом Содружестве сферу. Диаметр ее составлял почти полтысячи километров, по ее поверхности то тут, то там были разбросаны светящиеся пятна. Мы взяли курс на одно из таких пятен, и, когда металлический бок планеты заполнил почти все поле зрения корабельного иллюминатора, до меня наконец дошло, что мы причаливаем во входном шлюзе космопорта, построенного в анклаве землян.

Итак, мы прибыли в точку пространства, которую можно смело назвать сердцем Галактического Содружества.

Марк, одетый в расшитую цветными узорами эскимосскую парку, джинсы и модные тогда ботинки от Бина, ждал нас на металлическом пирсе. Как всегда, на его лице светилась сардоническая ухмылка — мне он тогда показался дьяволом, пребывающем в отличном расположении духа. Рядом с ним возвышалась — мне еще ни разу не доводилось встречать подобную великаншу — красивая женщина с точеной высокой шеей, замечательными волосами, зачесанными наверх и собранными в большой, волнующий сердце узел. Отдельные локоны выбивались из-под заколки и струились вдоль висков до самых плеч. Голубоглазая, с молочно-белой кожей, с выделяющимися на лице темными высокими бровями вразлет и длинными пушистыми ресницами, пухленькими губками и маленьким подбородком, — она произвела на нас ошеломляющее впечатление. Надето на ней было нечто обтягивающее — трико не трико, платье не платье — в любом случае этот наряд подчеркивал ее гибкую и тонкую фигуру.

Богиня, недоступная, завораживающая!..

Мысли ее были скрыты за плотным защитным экраном, а вот мои оказались совершенно нараспашку — читай кто хочет, что происходило в моей душе. Впрочем, и у моих спутников тоже...

Марк, казалось, не обратил никакого внимания на то, какое впечатление произвела на нас женщина — он деловито по очереди представил нас, потом назвал ее имя:

— Гражданка Лайнел Роджер. Родом с Оканагона. Она — помощник по особым поручениям недавно назначенного Планетарного Управляющего планетой. Точнее, Управляющей... Лайнел была так добра, что выбрала время, чтобы помочь мне выйти из одного очень сложного положения.

Прекрасная Лайнел на мгновение прикрыла глаза.

— Это такой пустяк, Марк Стоит ли вспоминать о нем, тем более сейчас, когда мы встретили твоих друзей и дядю Роги.

Мы все пятеро заулыбались, как обезьяны.

— Давайте-ка пройдем поближе к выходу, — предложил Марк. — По пути поговорим. Ваш багаж уже отослан.

— Вот сюда, пожалуйста, — ласково улыбнувшись, пригласила гражданка Рождер. Мы покорно, все, как один, шагнули на эскалатор, который, опустив нас на нижние этажи, плавно перешел в движущуюся дорожку. Теперь мысленный разговор пошел веселее.

Марк. Я выбрал себе жилье на Консилиум Орбе еще тогда, когда проходил первое представление на звание магната. Это в местных Альпах, так что мы сможем покататься на лыжах. Вы теперь мои гости. К сожалению, мне не хватило времени полностью обустроить жилище... Дело в том, что я получил требующее беспрекословного выполнения указание свернуть работу над ЦГ. Вы понимаете, о чем идет речь... Вот я и завертелся — ведь в отведенные для сворачивания работ сроки я решил срочно изготовить рабочую модель СВУ Е-15, чтобы доставить ее на Орб. Здесь моим домиком занимался инспектор по размещению населения из хозяйственного управления планетоида. Одним словом, доверился растяпе... Я прилетел сюда вместе с Люком, Мари и Джеком в полной уверенности, что все готово для вашей встречи... Да, на прошлой неделе... И обнаружил, что мне выделен маленький охотничий домик — что-то похожее на букву А, рассчитанный только на одного человека. Я в контору, местные чиновники только руками разводят — мол, в здешних Альпах мест больше нет.

Лайнел Роджер. Консилиум будет отмечать пятидесятую годовщину Вторжения на Землю. По этому случаю около сотни человек будут удостоены звания магнатов. Большинство из них прибыло с друзьями, так же как и полноправные члены Совета. Поэтому в земном анклаве не повернуться.

Мысленный голос Марка прозвучал холодно и строго;

Мы еще на прошлой сессии предупреждали лилмиков, что скоро здесь начнется столпотворение. Они обещали увеличить площади, отведенные жителям Земли, — и вот результат! Что теперь делать? Я рассчитывал распределить вас между моими родственниками, но и здесь возникли проблемы. Трое могут устроиться в папиных апартаментах — они достаточно просторны, к сожалению, у дяди Фила и тети Аврелии всего по одной свободной комнате. Не могу представить, что вам придется делить комнаты с их детьми в Палиули.

Лайнел одарила нас — и в первую очередь Марка — ослепительной улыбкой:

Территория Палиули очень даже неплохое местечко для тех, кто любит жариться на песочке под тропическим солнцем. Красота!.. Из кустов по границе пляжа доносятся звуки гавайской гитары... Куда ни бросишь взгляд, везде орды русских магнатов... Странное дело — они всегда устраиваются под кокосовыми пальмами и бочонками хлещут банановый ликер. И конечно, море, во всю ширь, ласковое, спокойное... Так и хочется напустить на них небольшой ураган.

Все опять дисциплинированно рассмеялись. Наконец мы сошли с дорожки и вышли на перрон местного метро. Тогда меня и кольнуло — что-то здесь не так. Что-то не складывалось в отношении Лайнел. Было в ней что-то притягивающее и одновременно пугающее. Необычная красота?.. Но она ничем не напоминала роковую женщину. Манеры, обращение вполне дружественны и приятны. Она была интеллигентна, умна, даже скромна для операнта такого высокого ранга. И все равно я не мог отделаться от беспричинной тревоги.

Распахнулись двери подскользившей к нам безынерционной капсулы — в вагончике мы оказались единственными пассажирами. Капсула мягко, незаметно тронулась и помчалась по туннелю, проложенному через внутренние помещения Орба. Окон в салоне не было. Устроившись в удобных креслах, мы продолжили беседу.

— Обещаю, что в Альпах вы скучать не будете! — объявил Марк. — Не на пляжах же Палиули торчать все свободное время!.. Конечно, можно было бы разместить вас в одном из больших отелей в центральном секторе, но там сейчас тоже такая давка. Как в Бостоне!.. Я уж было собрался построить перед моим шале громадную иглу — вот тут-то мне и посчастливилось встретить Лайнел. Она разрешила все проблемы. Через минуту-другую вы сами все увидите.

Марк и Лайнел обменялись заговорщическими взглядами.

Я спросил себя: что за чертовщина?

Ни единой мысли не вылетало за пределы их защитных экранов. Я уверен, что в тот момент никто, кроме меня, не заметил странности в их поведении. Шига Мориту интересовали исключительно подробности устройства, жизнеобеспечения, организации работы технических служб, он дотошно расспрашивал Марка о том о сем. Марк с видом знатока отвечал ему.

Может, мне привиделись эти странные, имеющие какое-то тайное значение взгляды, которыми обменивались мой внучатый племянник и загадочная красотка?

Прежде чем я смог придумать что-нибудь вразумительное, раздался мелодичный звонок. Капсула остановилась, раздвинулись дверцы. Лайнел Роджер с ласковой улыбкой пригласила:

— Сюда, пожалуйста.

Мы вышли на перрон, устроенный внутри огромного зала ожидания, — и замерли от неожиданности. На стене сверкала гигантская идеограмма, понятная всем жителям галактики, и ниже надпись, сделанная знакомыми латинскими буквами.

Территория Биритон — Полтроя

Все вокруг сияло умопомрачительной роскошью.

— Веселенькое дерьмецо! — оглядевшись, сказал Бум-Бум Ларош.

Шиг Морита хихикнул.

— По сравнению с домами полтроянцев это просто серость, — заметил Алекс Манион. В отличие от других ему уже доводилось побывать на полтроянской планете Фомирон-уу-Питон.

Даже если кто-то знаком — видел по тридивидению, слышал от путешественников — с привычками жителей этой планеты, с их маниакальным стремлением к чудовищно богатому декору, все равно ему будет интересно узнать, что представляла из себя обычная станция обычного метрополитена на территории Полтроя.

Вообразите невероятную, переходящую всякую грань разумного помесь провинциального железнодорожного вокзальчика девятнадцатого века — периода начала строительства железных дорог, с нарочито шибающей в глаза крикливостью Диснейленда и усердно преувеличенной роскошью внутренних помещений какого-нибудь восточного владыки. Представьте метры, десятки метров самой тонкой и искусной резьбы по дереву, покрытой позолотой, посеребренной, изображающей сплетения виноградных лоз и спелых кистей; балки и стропила, выполненные в виде стволов финиковых пальм; гаргольи [Выступающая водосточная труба в виде фантастической фигуры.], чье уродство буквально завораживало взгляд; оконные витражи, склеенные из мельчайших кусочков цветного стекла. Прибавьте сюда невероятных размеров печь, облицованную глазурованной плиткой и больше напоминающую волшебный фонарь; стоявшие вдоль печи скамьи из золота — сиденья обтянуты кожей малинового цвета... На стенах огромные медальоны из эмали, встроенные зеркала — свет в фасцах ломался на радужные блики, — дверные ручки тоже из золота, украшенные крупными рубинами. Наборный пол в китайском стиле...

Блеск, сияние, игра цвета — вот, граждане, что такое Полтрой! Зал был настолько роскошен, что пропадало впечатление эклектичности всего собранного здесь. Богатство не подавляло — скорее удивляло, завораживало.

На станции было жарко и душно, однако понизу ковром расстилался морозный воздух. На меховом коврике у входной двери поблескивали капельки воды.

Лайнел Роджер поманила нас к выходу.

— На улице холодновато, вы можете включить свои личные обогреватели. Если хотите... Нас уже ждут... — неопределенно добавила она, и мы гурьбой, посмеиваясь и поддразнивая друг друга, потянулись к порогу.

Дверь распахнулась, и мы вышли в морозную звездную ночь. Раздвоенный серебристый рукав Млечного Пути сиял над головами. Станция, казалось, была расположена на широкой, заваленной снегом, лесной поляне. Медные лампы скупо светили на стене вокзала, их сиянье дробилось в сосульках, свисающих с крыши, цветной рябью ложилось на похрустывающий под ногами снег.

В конце короткой расчищенной дорожки нас ждали сани — карета, установленная на гнутые, с лебедиными шеями полозья, чем-то напоминала экипаж, в котором Золушка отправилась на бал к королю.

Внутри оказалось достаточно просторно для семерых человек. В сани была впряжена четверка неизвестных мне экзотических скакунов. Рысаки как рысаки, только уши длинные, обвисшие, на головах рога и очень короткие пушистые хвостики.

— Бог мой! — не удержался Пит Даламбер. — Это же пушистые джекалопы!.. Мифические существа американского Запада... Большие кролики с рогами.

— Полтроянцы называют этих животных джинги, — объяснил Марк. — Это роботы, конечно. На их собственной планете самодвижущиеся сани и рокрафты — обычные средства передвижения. А вот джинги для них примерно то же самое, что для нас лошади. Теперь они разводят этих животных из сентиментальных соображений...

— Всем на борт! — шутливо скомандовала Лайнел. — Сейчас тронемся.

Веселая девушка, отметил я про себя, плотно прикрывшись защитным экраном. Слишком веселая... В санях было тепло, уютно и просторно, что неудивительно. Как я убедился, выше всего на свете полтроянцы ценили комфорт. Лайнел устроилась на облучке, подхватила вожжи, тряхнула ими, неожиданно свистнула, потом что-то деловито сказала в переговорное устройство. Механические джекалопы потешно взяли в галоп — все в ногу, при этом хвостики у них тоже дернулись одновременно — мы чуть не лопнули от смеха. Сани помчались по лесному проселку. Весело зазвонили под дугами переливчатые бубенцы.

Поездка оказалась недолгой. Дорога ныряла под гору, взлетала на холм, по обочинам теснились вековые деревья, на нас сыпался снег, и в прогалах между ветвями проглядывали и помелькивали звезды. Скупое сияние зимней ночи разливалось по лесу — то ли от чистого снега, то ли от древесных стволов, ведь мы ехали по редкому березняку, где вперемежку росли старые ели. Неожиданно сани выскочили на опушку, заскользили по целине, и через несколько минут мы вновь оказались под сенью темных елей. Впереди едва заметно пробивался свет. Лайнел правила как раз в ту сторону. Наконец сани подскочили к крыльцу.

Самого дома видно не было, только кое-где между деревьев посвечивали окна, однако строение было огромное — это стало ясно сразу, потому что пристройка, куда подъехали сани, сама была похожа на небольшой дворец.

Мы выбрались из экипажа. Симпатичные, покрытые шерстью роботы покорно стояли в упряжке, натуральный парок вылетал из их ноздрей.

Должно быть, Марк или Лайнел послали мысленный сигнал о нашем прибытии, потому что двери неожиданно распахнулись, и на порог выскочил миниатюрный, одетый в украшенную бриллиантами тунику полтроянец и радостно запричитал:

— Вы уже здесь!.. Боже правый!.. Вы уже прибыли!.. Тысяча приветствий... От самого сердца!.. Заходите, дорогие гости!..

Экзотик подбежал ко мне, схватил за обе руки, принялся кружить прямо в снегу. Лицо его сияло от радости.

— Роги, Роги, старикан ты мой ненаглядный!.. Ты забыл меня? Это же я, Фритизо-Пронтиналин.

— Черт побери! — воскликнул я. — Неужели это ты, старый Фред?

Конечно, я сразу узнал его. Знакомство у нас было давнее — лет десять назад по приказу Верховного лилмика этот парень спас меня, Терезу Кендалл и только что родившегося Джека Бестелесного. Он переправил нас в глухие лесные дебри Британской Колумбии. Фред был коллегой Дени, они уже несколько десятков лет переписывались между собой. Полтроянец одно время преподавал в Дартмутском колледже — по инициативе Дени был последним приглашенным профессором, ведущим курс психогеоморфологии. В то время он и его жена Мини стали самыми близкими друзьями Ремилардов. С тех пор как они вернулись на родную планету, я его не видел. Как раз во время работы в Дартмуте Фред и его жена получили звание магнатов.

Марк представил хозяину Алекса, Пита, Бум-Бум Лароша, Шига. Тот сразу начал называть их сокращенными именами, тем самым подтверждая отличное знание земного языка и знакомство с нашими обычаями. Затем он пригласил нас в дом, извинился за отсутствие Мини — ей пришлось принять участие в заседании какого-то Директората. Мы столпились в маленьком и низком в сравнении с внешними размерами флигеля фойе. Стены здесь были выложены камнем... Принялись стряхивать снег с обуви, потом, раздевшись, потянулись гуськом вслед за Фредом вверх по очень длинной крутой и узкой для нас, людей, лестнице в глубь дома, который потом, при свете дня, оказался чем-то подобным высокой скале с растущими на ней вековыми елями.

Фред не утихал — возгласы радости, безудержного ликования, ахи, охи так и сыпались с его уст. Мы не отвечали — рты пораскрыли от удивления, шеи вывернули, затаили дыхание... Алекс был прав — роскошь станции метро не шла ни в какое сравнение с тем, что открылось нам в этом доме. Византийское великолепие, совершенно ошарашивающее, искрящееся, сверкающее, переливающееся всеми цветами радуги, встретило нас во внутренних покоях. При этом здесь присутствовал весь набор современных средств коммуникации, бытовых механизмов и удобств. Правда, в помещениях царил обычный и для Земли домашний беспорядок — всюду были разбросаны книги, дискеты, кассеты, оторванные листы бумаги с какими-то цифрами...

Наконец мы пришли в себя, комплименты так и посыпались на хозяина, однако тот отмахнулся и поспешил вперед. Мы — опять же гуськом, миновали узкий коридорчик, потом вновь начали подниматься по лестнице — теперь уже, как объяснил Фред, в приготовленные для нас апартаменты. Комнатушки были маленькие, тесные, но также богато и причудливо украшенные. В каждой уже стояли наши чемоданы и сумки. Осмотрев приготовленные помещения, мы на некоторое время расстались с Фредом, который предложил нам немного отдохнуть, привести себя в порядок, потом спуститься на нижний этаж — там, в миниатюрной гостиной, нас ждал легкий ужин.

Уже собираясь уйти, Фред неожиданно обратился к Марку:

— Значит, вы, любезный друг, будете тверды до конца и не согласитесь перебраться к нам с Мини? У нас здесь не счесть свободных комнат. Мы с женой обожаем шумные вечеринки. Совсем рядом, через лесок, располагается анклав Зимний сад, там можно кататься на лыжах и коньках.

Я поддержал его.

— Действительно, Марк. Ты в последнее время слишком много работаешь.

Однако племянник отрицательно покачал головой.

— Вы очень добры, Фред. К сожалению, мне необходимо закончить наладку церебрального генератора — скоро состоится его демонстрация перед Директоратом по науке и технике. Кроме того, есть еще кое-какие вопросы, связанные с присвоением мне звания магната. Но я обещаю, что, как только вырвусь, сразу подключусь к этой банде бездельников и прожигателей жизни. Еще раз благодарю за приглашение.

— Вы всегда будете в моем сердце!.. Самый желанный гость! — Фред, как я заметил, на этот раз причитал несколько суховато. Из всех Ремилардов Марк более других сторонился экзотиков.

— Прошу меня простить, но я вынужден вас оставить, — сказал Марк. — Я хочу пригласить всех вас завтра на обед. Итак, в двадцать часов, в «Трех ступеньках», анклав Версаль. Лайнел тоже будет там, надеюсь, что и Мини придет.

Фред проводил их — Марка и Лайнел. Я быстро направился в свою комнату, подсел к персональному компьютеру и быстро выяснил, что мисс Лайнел Роджер является высокопоставленным чиновником в администрации вновь назначенной Планетарной Управляющей Оканагона Патриции Кастелайн. Она — Лайнел — молода, всего двадцать один год. Почти всю свою жизнь провела здесь, на Орбе. Блестяще образованна, успехи выдающиеся, метаспособности на самом высоком уровне. Не замужем.

Ну-ну-ну!

Вроде бы все было ясно, тем не менее смутное беспокойство не оставляло меня.

Спустя примерно полчаса все мы, кроме хозяина, собрались в сверкающей золотом и драгоценными камнями крохотной гостиной. Долгий перелет закончился, и, к своему удивлению, мы обнаружили, что находимся в загадочном волшебном дворце. Судя по первому приключению, Консилиум Орб приготовил нам много сюрпризов. Каждый из нас в те минуты — я уверен — ощущал себя немного Аладдином. Может, еще чуть-чуть Синдбадом... Что ждало нас впереди?

За окнами гостиной валил снег — и хотя снегопад был запрограммирован, все равно смотреть, как крупные мохнатые, белые хлопья бесшумно опускаются на «землю», было необыкновенно приятно.

Бум-Бум и Шиг, развалившись, сидели на блещущем золотом и небесной синевы шелком диване с резными ножками, подлокотниками и спинкой. Сидели гордые, важные — прямо-таки римские императоры! Они что-то лениво жевали — в руках у них были фарфоровые тарелочки. Рядом на божественной красоты низком столике с бесценной, наборной из редких пород полудрагоценных камней столешницей покоились большие блюда с закусками. Здесь были сыры всевозможных сортов, соленья, фрукты, сладости. В отдельной вазе — конфеты, привезенные с планеты Ди; тут же нарезанные тончайшими дольками дыни, вкусом напоминающие взбитые сливки.

Алекс Манион, насытившись, устроился на обитом золотистым шелком кресле и сосредоточенно выстукивал на подлокотнике «Цветы, распустившиеся весной». В подлокотники были вставлены крупные изумруды. Пит Даламбер, одетый в черную визитку, взял на себя обязанности бармена и для начала решил познакомиться с содержимым многочисленных бутылок с заморскими ликерами и ароматными бренди. Полтроянцы, откровенно говоря, буквально свихнулись на всяких алкогольных сиропах — им чем слаще, тем лучше.

Я прилег в углу на меховом коврике со стаканом двойного бурбона и внимательно следил за экраном тридивизора «Сони», повешенным на стенку и замаскированным под репродукцию со знаменитой картины Фра Анжело «Мадонна и дитя со святыми». Лица почтенных старцев и ангелов отливали сиреневым тоном, глаза у них были рубиновые, непокрытые лысые головы явно напоминали черепа полтроянцев. Правда, изображение было выполнено настолько искусно, что дон Анжелико, думаю, остался бы доволен.

Наконец в гостиную вошел хозяин, капнул себе в бокал каплю водки, смешал ее с лошадиной дозой какого-то ликера и подсел ко мне.

— Мини сегодня не вернется домой, — тихо сообщил он и принялся следить за голубыми хлопьями, плавающими в его непривычном водочном коктейле. — И Директорат по этическим вопросам, и подкомитет философского осмысления проблем собрались на экстраординарное заседание. Мини сообщила, что едва не дошло до скандала и взаимных обвинений. Дебатируют о моральных принципах научного исследования...

— Это касается проекта Е-15, которым занимается Марк? — спросил я.

— Да. Ти-Жан хотел было выступить в защиту разработки, но Марк решительно запретил ему. Сказал, что выступление подобного молокососа способно только раздразнить его врагов. Вероятно, он прав — сразу возникает вопрос, какое отношение Джек имеет к проекту. Представляю, что тогда начнется... Марк эксплуатирует неопытного юнца, его еще не окрепшие мозги!.. Непонятно другое — почему Марк позволяет себе так обращаться с младшим братом. Он здорово подрос, почти юноша.

Я пожал плечами.

— Ладно, — кивнул Фред, — это ваше семейное дело.

— Так как там насчет работы Марка?..

— Полтроянцы — за, симбиари решительно против, гии и крондаки склоняются к условному разрешению. Ваши земные магнаты раскололись как раз половина на половину. Как я понял, большинству землян подозрителен не проект, а личность, его осуществляющая. Ходят слухи, что Поль Ремилард два года назад лично пытался убедить Верховного лилмика не возводить Марка в сан магната, но лилмики в принципе уже решили этот вопрос.

— Вероятно, Поль опасается, что Марк в конце концов сможет объединить и возглавить оппозиционеров и всякого рода радикалов, — задумчиво сказал я. — Или здесь сыграла свою роль зависть? — вопросительно добавил я и сам себе ответил: — Ментальная мощь Марка — это явление космического масштаба. Он самый сильный оперант из всех известных на сегодняшний день. Но Поль ошибается, если считает, что Марк перейдет на сторону мятежников. Он вне политики. Его интересы сосредоточены на Е-15.

Фред глотнул свое неожиданно приобретшее золотистый цвет пойло. Меня едва не передернуло — хорошо, что я успел поставить защитный экран.

— Мини говорит, что если демонстрация опытного образца пройдет успешно и его мозг — Марка, разумеется, — не потерпит никакого вреда от внедрения в нейронные цепи модуля-усилителя, то, возможно, его исследования не будут запрещены. Все-таки это открытие сулит неограниченные возможности.

Я промолчал. Наступила тишина, в которой особенно четко прозвучала мелодия из тридифильма «Пираты Пензана». Это Алекс Манион взял в руки полтроянский музыкальный инструмент, похожий на наши цимбалы. Другие гости попивали коктейли, приготовленные Питом Даламбером, и вполголоса переговаривались о планах на завтрашнее утро.

— Что из себя представляет Марк? — мягко коснувшись моей руки, спросил Фред. — Должно быть, он замечательный человек. В такие годы и столько дерзости!

— Ты хочешь сказать — нахальства?

— Нет, именно дерзости. Наглеют, когда за душой ничего нет и приходится утверждать свою точку зрения силой. Разве это относится к Марку?.. И все равно — бросить вызов самому Галактическому Консилиуму ради спасения еще не родившегося брата!..

Прикрывшись психокинетическим экраном, я мысленно усмехнулся — Фред ничего не знает о других его подвигах. Я решил поделиться с другом.

— Было время — в ту пору Марк был еще очень молод — мне тоже хотелось понять, что представляет из себя мой внучатый племянник. Личность, конечно, неординарная, даровитая, с непредсказуемым потенциалом... Чувствуешь, как научно я выражаюсь? Все потому, что за этими определениями, похвалами в его адрес, ожиданиями, надеждами я никак не мог понять, что он за человек. Очень замкнут? Да. Раним? Безусловно. И в добавление необыкновенно умен и обладает устрашающей ментальной силой. Рос он в сложной обстановке — ни матери, ни отцу не было никакого дела до его внутреннего мира. Тереза — мягкая, добрая женщина, но типичная неврастеничка, к тому же постоянно ходившая то беременной, то с младенцем на руках. Одним словом, пташка певчая, которая рожает орлят. Поль, ты и сам его знаешь, — увлеченный человек. Это было бы хорошо, если бы его страстью не стала политика, а точнее, жажда успеха и власти. Все помыслы направлены только на это. Его любовные утехи ничего, кроме презрения, у Марка не вызывали, однако по молодости он недооценивал силу, которую набрал отец, его возможности в сфере галактической политики.

— Может быть, теперь, когда Марк сам станет магнатом, он воочию убедится, какой груз приходится тащить его отцу. Может, тогда он станет более терпимым?..

— Это могло бы случиться, если бы наш упрямец был менее самоуверенным и дерзким. Он считает, что знает ответы на все вопросы — и к черту людишек, которые без конца ошибаются, увлекаются, поддаются чувствам. В общем, не соответствуют его понятиям о человеке. Я пытался его вразумить. Когда он был ребенком, приводил в свою книжную лавку, мы беседовали на всякие интересующие мальчишек темы. Хотелось как-то согреть его, приласкать... Уже в ту пору он никому не доверял или, точнее, мало кому доверял. Я не входил в их число. Я был древний старикан! То ли дело младший братишка Джек Таков был его выбор — тут уж ничего не поделаешь. Он и грубит ему, возможно, потому, что доверяет... Любит...

Фред поджал губы — они у него были цвета спелых слив.

— Вероятно, дело в чем-то другом. Мы с Мини очень хорошо знакомы с Джеком. Братья отличаются друг от друга, как небо от земли... Младший — веселый, добрый, очень человечный мальчик. Тебе не кажется, Роги, что Марк сблизился с ним из чувства зависти — неосознанно, конечно, на уровне подкорки — и невольно, изо всех сил лезет, пыжится, пытается сравниться с младшим братом. Все-таки здесь скрыта великая тайна — каким образом Джек может жить без тела. Не исключено, что желание понять, приспособить для себя сверхчеловеческую способность и двигает Марком?..

Этот полтроянец — отметил я про себя — неплохо разбирается в человеческой психологии. Я ведь тоже так считаю, только признаться экзотику было выше моих сил. Но Фред и сам дошел до истины. Я только пожал плечами, потом добавил:

— Может быть... — Затем подумал и решил спросить о том, что весь вечер не давало мне покоя. — Фред, есть там что-нибудь между Марком и Лайнел Роджер?

Его рубиновые глаза расширились.

— Что за шальная мысль! Тебя это волнует?

Делать было нечего — пришлось объяснить полтроянцу причину трудностей, испытываемых Марком в отношениях с женщинами. Маленький, сиреневого цвета человечек понимающе пожевал губами. (Они их всегда жуют, когда погружаются в размышления, правда, делают это очень деликатно, не обидно для окружающих. Впрочем, кто как... По типу пожевывания можно многое сказать о характере экзотика.)

— Ты считаешь, что любовь поможет Марку повзрослеть, набраться жизненного опыта?

— Держу пари на твой дворец, что да! Но что-то настораживает меня в девушке. Как давно ты знаешь ее? Кто она, откуда родом?

— Мы с Мини как-то побывали на планете Оканагон. Там нам пришлось задержаться, чтобы закончить один проект. Я работал со своими студентами. Это было, если память мне не изменяет, около пяти земных месяцев назад. В ту пору на Оканагоне трагически погиб прежний Председатель администрации, и вновь назначенная, временно исполняющая его обязанности устроила грандиозный прием. Нас тоже пригласили, там мы познакомились с гражданкой Роджер, которая оказалась специальным помощником новой главы администрации. Лайнел была с нами особенно приветлива, тем более что некоторые гости выказали некоторое... э-э... неодобрение, так сказать, видом Мини. Сам знаешь, остатки ксенофобии... Потом мы встретили ее здесь, на Консилиум Орбе. Очевидно, она уже успела познакомиться с Марком, и, когда мы пригласили ее на обед, Лайнел попросила нас... как это... подсобить Марку. Наши дружеские отношения с семьей Ремилардов хорошо известны в обществе оперантов. Конечно, мы с радостью согласились. Марк мог бы и сам попросить.

— Он? Ни за что! — пробормотал я. — Вы больше ничего не знаете об этой женщине? Об ее отношениях с Марком?..

— Прости, дружище, больше ничего. Ты сам спроси Марка.

Я так и поступил. На следующий день на званом обеде, устроенном Марком в нашу честь... В ответ он криво усмехнулся и посоветовал не совать нос в чужие дела.

Так и брякнул родному дяде!..

11

Сектор 15: звезда 15-001-001 (Телонис)

Планета 1 (Консилиум Орб)

Галактический год: Ла Прим 1-382-692

17 марта 2063 года

Чтобы достойно отпраздновать день Святого Патрика, полтроянцы перестроили почти сто пятьдесят гектаров своего анклава, воссоздав в чем-то сюрреалистическую, но очаровательную древнюю Ирландию. Конечно, такой эта земля никогда не была — гостям открылась милая, выдуманная, сказочная страна. Старые дубы, чья кора изборождена глубокими трещинами, широкие луга с сочной мягкой травой, живописные огромные валуны с мшистыми влажными боками, кельтские кресты и расположенные в центрах композиций дикие обрывистые утесы — все вызывало в памяти легендарную страну Эйре. Вечернее небо украшала невозможная для этого времени года радуга. Вдали на холме возвышались романтические руины древнего замка — одинокая мрачная башня, часть полуразвалившейся стены, поросшей хмелем и вьюном... Вокруг на лужайках между дубами росли прекрасные цветы, рядом с холмом располагалась нарядная «ирландская деревушка», где и должен был состояться праздник.

Дени и Люсиль Ремиларды, их внуки Люк и Джек, вместе с другими гостями, прибывшими на станцию метрополитена, были встречены толпой хихикающих и кривляющихся полтроянских женщин в тициановых париках и наряженных так, как, по их мнению, должны были одеваться ирландки в восемнадцатом веке, — темные пышные парчовые юбки, из-под которых выбивались узорчатые края многочисленных нижних юбок, блузки из зеленоватого шелка, тисненные золотом передники и шали с вплетенными металлическими нитями. Хорошенькие сиреневокожие девицы с бутоньерками в виде трилистника, терновыми палочками, украшенными зелеными лентами, встречали гостей со словами: «Поцелуйтесь с ирландской девушкой».

Вдоволь нацеловавшись, они вели гостей к стоянке, куда одна за другой подкатывали коляски. Колеса у них были огромные, сиденья рассчитаны на четырех человек, сидящих попарно спинами друг к другу. Повозки украшали букеты цветов, среди которых преобладали бледно-желтые нарциссы. Возницы — миниатюрные полтроянчики в зеленых костюмах приветливо улыбались и выкрикивали приветствия прибывающим гостям. Считалось, что объясняются они по-ирландски.

Джек и Люк сели слева по ходу движения, дедушка и бабушка справа. Затем до смешного маленький, веселый кучер щелкнул кнутом, заводной пони повертел хвостом и мелкой рысцой тронулся с места. С ветерком до них долетала славная музыка, ноздрей касался аромат шиповника, дыма и жареного мяса...

— Клянусь громом и молнией, веселенькая предстоит вам сегодня ночка! — выкрикнул полтроянец. Седоки от смеха чуть с сидений не попадали, но возница, ничуть не смутившись, так же задорно пискнул: — Есть ли среди вас кровные дети Зеленого острова? [Ирландия.]

Люсиль Картье ответила мягко, доброжелательно:

— Нет, среди наших предков ирландцев не было, но я надеюсь, что это не помешает нам замечательно провести время. Очень хочется развеяться, заседания совсем замучили... Мы искренне благодарим Соединенное государство Полтрой за чудесный вечер.

— Хвалите богов! Вы же знаете, что наш маленький народец обожает веселье. Эти часы запомнятся вам на всю жизнь. Музыка, танцы, отличное угощенье, самые разнообразные напитки — одним словом, все, что душа пожелает! Мы пригласили на праздник настоящих барабанщиков, флейтистов, дудочников. Запаслись мясом, капустой... Одних картофельных блюд четырнадцать перемен. Зеленого пива и всякого питья — хоть залейся... исключая детей, конечно. Для ребятишек мы приготовили сдобные булочки, сладкий сидр, зеленое молоко, и главное, — кучер сделал паузу, поднял свой миниатюрный сиреневый пальчик, — это возможность поучаствовать в поисках настоящего клада. Целый мешок с золотом!..

— Здорово! — выкрикнул Джек.

— Знаете, кто почетный гость и главный маршал на параде? — продолжил полтроянец. — Вы, конечно, слышали о главе администрации Хибернии, чудесной ирландской национальной планеты, достопочтенном джентльмене Рори Малдоуни?

— Ничего себе, — покачал головой Люк.

Дени ничем не выразил своего удивления.

— Мы знакомы с этим господином, — спокойно ответил он.

В этот момент скакуны, впряженные в коляску, где сидели пернатые гии, перешли на галоп — их седоки защелкали, засвистели на разные голоса. Вели себя они слишком возбужденно, наверное, не обошлось без самогона. Гии по этой части большие мастера. Джек воспользовался шумом и тихо мысленно спросил младшего брата:

Кто этот ирландский администратор, Люк? Почему вы так забеспокоились?

Ты разве не знаешь? Малдоуни — это муж Лоры Трамбле. Она долгие годы была папиной пассией, а старый Рори смотрел на их шашни сквозь пальцы.

О-о!..

В конце концов она заставила папу дать обещание жениться на ней, однако тот не сдержал слово. Тогда она покончила с собой. С помощью ментальной силы...

(Изображение.)

Черт побери! Это, должно быть, страшно больно! Теперь Малдоуни имеет зуб на Ремилардов? Из-за того, что случилось?..

Он до сих пор ни единым словом не упрекнул папу. Малдоуни, по-видимому, все эти годы любил Лору, несмотря на то что она ему изменяла. У них было четверо детей. После ее смерти, как говорят, Рори совсем не изменился, однако во всей этой истории порядочно дерьма. Кто разберет, что у него в душе. Смотри, что впереди творится...

— Куда, куда ты, олух хвостатый! — неожиданно запищал кучер, натягивая вожжи.

Заводной пони покорно замедлил бег, свернул к другим экипажам и встал.

— Леди и джентльмены, вот мы и прибыли. Сотни тысяч приветствий по случаю нашего полтроянского праздника. Он посвящен Святому Патрику. Далее вам придется проследовать пешком, мне же необходимо вернуться за новыми гостями.

Дени и Люсиль с внуками глянули в сторону небольшой живописной деревеньки. Сельская площадь была ярко освещена. Вокруг нее разбросаны утопающие в зелени домишки. Все двери распахнуты настежь — внутри виднелись дощатые широкие столы, грубые деревянные стулья. Запах оттуда шел такой вкусный, что Джек невольно облизнулся. Флаги трех цветов — зеленые, желтые и оранжевые, изумрудного оттенка вымпелы с изображением арф, трепетали на ветру. Псевдофакелы и массивные, как бы чугунные, кованые фонари освещали заполненные народом улицы и площадь. Скульптурное изображение святого покровителя Ирландии благодушно взирало на скопище ярко и пестро разодетого народа. Небольшие оркестры то там, то здесь играли народные мелодии, тоненькие голоса звенели в вечернем воздухе. За деревьями, украшенными разноцветными фонариками, располагались три зеленые, очень ровные лужайки для танцев — древних, народных, рожденных девятнадцатым и двадцатым веками и современных. Маленькие полтроянцы в костюмах слуг сновали между гостей, подносили из огромного павильона, где готовилась еда, блюда с закусками, бокалы на подносах. Еще дальше, на размеченном бечевками лужке, играли в футбол.

— Замечательно! Просто здорово!.. — Люсиль решила польстить вознице. — Вам, наверное, пришлось много потрудиться, чтобы добиться такого сходства?

Полтроянец кивнул и в знак уважения приподнял край зеленой шляпы.

— До приемлемого подобия еще, конечно, далеко, — заскромничал он. — Мы создали Ирландию такой, какой предпочитаем ее видеть.

Он изо всех сил огрел кнутом покорного робота-пони — тот взмахнул хвостом и помчался в сторону станции метро.

— Можно я пойду посмотрю на скачки? — спросил Джек и только было собрался побежать в сторону деревни, как Люк остановил его с помощью мысленного приказа.

Подожди, я с тобой. Только сначала надо разыскать букмекеров.

Потом, не справившись с возбуждением, двадцатидвухлетний парень нетерпеливо махнул рукой младшему братишке.

— Пошли!

Дени и Люсиль некоторое время с добрыми улыбками следили за внуками, потом тоже направились в сторону деревни.

Не доходя до деревни, у пологого, поросшего вереском холма из-под земли били родники. Ручьи стекали в широкий тихий пруд, по берегам которого склонили ветви старые ивы. Тут же между деревьями возвышалась скульптура Святой Бригиты. Под ивами были расставлены деревянные скамьи. Дени, одетый в черный вечерний костюм, — на этом настояла Люсиль, присел с женой на одну из них.

— С тех пор как Джек прилетел на Консилиум Орб, Люк заметно повеселел! Забыл о своей меланхолии... А этот малыш, — засмеялся Дени, — за какие-то две недели облазил все закоулки Консилиум Орба, кроме разве что апартаментов Верховного лилмика.

— Джек всегда был близок с Марком, однако Марк... из другого теста.

Они безмолвно обменялись мыслями — Марк, сославшись на занятость, отказался посетить праздник. С каждым днем он ведет себя все более странно...

— Мне кажется, что настроение у Люка улучшилось с тех пор, как закончилась перестройка его организма, — сказал Дени. — Он никому не открывается, только мне доверил свою тайну. Знаешь, чего он боялся больше всего? Что с ним произойдет то, что случилось с Джеком. Он пугался одной только мысли, что придется расстаться с собственным телом.

— Бедный мальчик, — вздохнула Люсиль. — Надеюсь, ты объяснил, что набор генов у него во многом отличается от наследственной основы Джека?

— Конечно. Я постарался снять его бессознательные страхи, но Люк слишком хорошо запомнил те годы в детстве, которые провел как инвалид. Пока его организм не перестроился и не пришел в норму, он чувствовал свою ущербность. С другой стороны, за это время он глубоко познал природу человеческого страдания — из него, мне кажется, может выйти отличный целитель. Я рад, что он начал работать в клинике, которой руководит Катрин.

— Да, сострадания ему не занимать. При этом он очень умен, и его метаспособности достигли высокого уровня. Конечно, его поле деятельности — лечебная метапсихология.

— Я и говорю...

На Люсиль было длинное черное платье с широким воротником. Нитка замечательного каледонского жемчуга охватывала шею. Короткая стрижка, прекрасная фигура, розовый цвет лица — третье по счету пребывание в оздоровительном автоклаве пошло ей на пользу.

Дени с любовью смотрел на жену.

— Мы с тобой женаты восемьдесят шесть лет, и все равно без тебя мне как-то невмоготу. Тускло все, уныло...

Люсиль засмеялась.

— Послушай, дорогой, — сказала она, — не пора ли нам присоединиться к какой-либо компании? Что ты скажешь насчет Рори Малдоуни?

— О, Боже, конечно, да! Ну и умненькая у меня женушка!.. Хочешь проследить, как бы чего не вышло?

Люсиль рассмеялась еще раз.

Они поднялись и двинулись по дорожке к деревенской площади. Тропинка бежала мимо угрюмой, поросшей мхом скалы. Из расщелины бил звонкий родничок. Повыше неровной каменной чаши, где бурлил маленький фонтанчик, была сделана надпись: «Каждый, кто отведает воду из этого волшебного источника, имеет право загадать желание. Оно обязательно исполнится. Таково повеление добрых духов...»

Люсиль сложила ладони горсткой, набрала хрустальной влаги и отпила. Потом закрыла глаза и нараспев произнесла самое заветное свое желание:

— Заклинаю и молю — пусть никакие беды не коснутся нашей семьи и всей галактики... Хотя бы несколько лет...

Следом за женой и Дени отхлебнул из чудесного источника. Он тоже начал нараспев выговаривать слова, понизив голос:

— Пусть мне будет дано еще много-много лет поработать на пользу Содружества. Пусть у меня достанет сил исполнять свои обязанности так, как того требует Верховный лилмик. — Вдруг он отрицательно потряс головой, быстро выхватил из кармана носовой платок и торопливо вытер руку — Нет-нет, это желание не имеет силы. Я отказываюсь. Не хочу открывать свое сознание, как то вынуждены делать магнаты на своих телепатических коллоквиумах. Огромное количество сильных оперантов, собранных в одном месте, вперемешку — экзотические, человеческие... Все очень вежливы, готовы уступить друг другу — в споре ли, в обсуждении, — все пытаются найти общий подход, выработать единое мнение. Все знают все друг о друге. Все общее... Все нараспашку...

Люсиль с тревогой посмотрела на него.

— Тебя это возмущает?

— Конечно! Наши заседания, извини, чем-то напоминают сброд — никакого порядка, сплошная путаница и бестолковщина. Ничего общего с элегантной организованностью структурного метасогласия, где все понятно, где есть первый и есть последний. А у нас? Восточный базар... Я изо всех сил пытался преодолеть это чувство, не замыкаться в нем, — ничего не выходит. Возможно, будет куда лучше, если мы разделимся, например, люди и симбиари. Это совершенно различные расы — как мы можем слиться в Единстве? Если я в конце концов соглашусь стать магнатом, то, вероятно, после первой же сессии сойду с ума.

— Ничего с тобой не случится. Не думай об этом. У тебя хорошая работа, отличная репутация. — Люсиль испытующе глянула на мужа, улыбнулась. — К тому же ты можешь гордиться детьми.

Дени грустно усмехнулся, отвернулся от жены и долгим взглядом проследил за танцующими на ближайшей площадке дамами и кавалерами. Все веселились от души, только вечно унылые симбиари с будто приклеенными улыбками стояли в стороне и попивали газированную воду.

— Наши дети... — вздохнул Дени. — У них действительно все складывается замечательно. У большинства, по крайней мере.. Вон, взгляни, Филип, Морис и Адриен танцуют со своими женами, а Севи лихо отплясывает в паре с Катрин. Бесспорно, за них можно возблагодарить судьбу. Или Господа... Не знаю... Если бы не проклятая Гидра! Мы даже представления не имеем, где могут прятаться эти мерзавцы. Прибавь сюда Фурию... Вот что не дает мне покоя. Знать бы, как Виктор еще во чреве матерей сумел изменить их генную основу? Каким образом Фурия существует вне времени и пространства, вне телесной оболочки? Или это невозможно?.. Тогда почему?.. Как комбинация полей сумела осмыслить себя в качестве злого начала? Каков ее генезис? Существует ли у нее родословная?.. Что вообще представляет из себя этот дух тьмы? Вопросы, вопросы... Только вопросы. Ни на один из них я не нашел ответа. Я пытался действовать по предложенной Полем схеме. Безрезультатно... Нам остается сидеть и ждать, пока не появятся новые жертвы. И молиться, чтобы Дэвид Макгрегор или Оуэн Бланшар не нашли бы их первыми. Послушай, Люсиль, знаешь, в чем суть проблемы? В том, что нечто духовное, бестелесное, в прямом смысле слова призрачное существо нам приходится ловить с помощью все тех же конкретных рациональных действий, основанных на безусловной вере в первичную материальную основу бытия, в его упорядоченное устройство. Как было бы удобно спрятаться за мистическим покрывалом, призвать на помощь потусторонние силы, но теперь, когда ясно, что и так называемая потусторонность не более чем метапсихическая сторона действительности, остается полагаться исключительно на себя самого.

— Поль и Трома'елу Лек проследят за тем, чтобы нас никто не опередил, — успокоила его Люсиль. — Остальное все от лукавого. Когда и кого помогла поймать философия. Самое важное, что Верховный лилмик на нашей стороне. Никто не может отрицать вклад, который внесли Ремиларды в становление Галактического Содружества.

— Долго ли он сможет прикрывать нас! — возразил Дени. — Тем более что два наших сына все теснее и теснее смыкаются с противниками Галактического Единства. Теперь Марк начинает сводить счеты с отцом. Я же вижу его насквозь... Его речь при получении звания магната — прямой вызов существующим порядкам. Что за мальчишество — ради личного удовлетворения разрушить все, что созидали миллиарды других разумных существ. Ведь он совсем не симпатизирует оппозиции.

— Поль не разрешит Марку продолжать работу над своим проектом. — Хорошее настроение Люсиль совсем угасло. — Он никогда не допустит, чтобы кто-то занялся делом, к которому приковано внимание общественности. А вдруг молодой соперник добьется впечатляющего успеха. Нет, только он, Поль, может считаться самым выдающимся оперантом Земли.

— И что отсюда следует?

— А то, что Поль непременно постарается отдалить сына от настоящего большого дела. Пусть поболтается сам по себе. Марк всегда с насмешкой относился к мелкотравчатой идейной основе диссидентского движения. По существу, у них нет положительной программы. Отделившись от Содружества, мы в конце концов вступим с ним в конфликт. Так что ни о какой автономии и речи быть не может. У галактических рас нет выбора — либо жить в мире и согласии, либо погибнуть. Марк прекрасно понимает это. В то же время он верит в изначальное право человека самому принимать решение, поэтому он решительно выступил против Поля, когда тот собрался провести закон о запрещении всякого инакомыслия. Ясно, что он решил прикрыть антигалактическую фракцию. Вспомни, Марк в своей речи был неотразим, его доводы напрочь сокрушили позицию отца. Поль проиграл.

— Фурия теперь, должно быть, на седьмом небе!.. Чертов Марк! — усмехнулся Дени.

— Чепуха! Марк борется за принцип, за право разума самому решать свои проблемы. Я тоже кое в чем согласна с мятежниками. Никто из землян не обращался к экзотикам, чтобы те явились и стали учить нас жить. Содружество включило нас в их замечательную межзвездную Конфедерацию, не спрашивая нашего согласия. Нам пришлось сделать вид, что мы очень рады приглашению, более похожему на доброжелательный ультиматум. Мы были вынуждены так поступить...

— Да, — кивнул Дени. — Это как бы подразумевалось. И все же необходимость — локомотив истории. Человечество обладает слишком высоким метапсихическим потенциалом, чтобы жить наособицу. Мы действительно не можем отгородиться от Содружества железным занавесом. Люси, я посвятил свою жизнь изучению метапсихической составляющей любого разума и знаю, что говорю — мы должны полностью слиться с Галактическим Разумом, стать его частью... Если... Если мы добровольно войдем в него, я буду спокоен за будущее семьи, а следовательно, за будущее человечества. Если нет... если поступить так, как того требуют Севи, Адриен и их единомышленники, впереди нас ждет цепь нескончаемых войн, кризисов, а потом и вовсе распад, катастрофа, угасание... Даже если человечество одержит победу, что в общем-то невозможно, — мы станем другими. Раса homo sapiens выродится в пауков в банке...

— Нет, ты не прав. Галактический Разум, по определению, является целью эволюции любого разумного существа — так утверждал Тейяр де Шарден и другие философы. Галактический Разум изначально есть и цель и средство для достижения всеобщего счастья и благоденствия. Подобный феномен объединяет, а не разъединяет, сплачивает, а не подавляет, как то утверждают наши оппоненты. При этом поле для свободного развития единичного разума а priori не может сужаться, иначе это будет не метаобъединение, а извращенная форма деспотизма, его исторически обусловленная метаморфоза. Кому в голову придет назвать Фреда и Мини зомби! Боже праведный, вступление гии в Содружество только в ослепленных догмой мозгах может показаться доводом против Разума.

Люсиль неожиданно рассмеялась.

— Слышал? На прошлой неделе Роги получил приглашение от гии посетить их планету — и почти согласился.

— Не может быть!

Люсиль взяла мужа под руку.

— Это целая история. Я расскажу ее после. Сначала давай заглянем в какой-нибудь кабачок и выпьем «Блек Буш».

— Как бы тебе ни хотелось, ты не должен подгонять с помощью мысленной силы лошадь, на которую поставил. Каждый из этих скаковых роботов снабжен специальным устройством, которое срабатывает сразу, как только телепатический импульс его коснется. Скакун тут же выбывает из соревнования.

— Понятно, — кивнул Джек. Он схватил за руку полтроянского букмекера в оранжевом пиджаке и зеленой шляпе, получил у него квиток и сказал, обращаясь к брату: — Каждый, выбирая, на кого поставить, исходит из информации, сообщаемой на экране. Там приводятся данные о всех прежних выступлениях лошади, о так называемой породе, родителях, ну, и все прочие данные. Это довольно сложно, но мне все-таки удалось составить уравнение. Выиграет Типерери Тензор, хотя его шансы один к тридцати.

— Проиграешь, мудрец, — засомневался Люк. Он поставил на Шилегу Сприг.

Маленькие роботизированные рысаки с наездниками-полтроянцами уже были выстроены на старте. Ударил колокол, и под громкие крики и рукоплескания лошади помчались вперед.

...На финише Типерери Тензор на полкорпуса обошел Шилегу Сприг и Уайльда Оскара.

— Я же говорил, — невозмутимо заметил Джек.

Люк что-то разочарованно проворчал и в клочки разорвал свой билет.

— Заниматься похвальбой — по меньшей мере неприлично.

— Все очень просто, — вспыхнул Джек. — Хочешь покажу, как я вычислил победителя?

— Разве в этом дело, — сказал Люк. — Куда важнее научиться вести себя вежливо и предупредительно по отношению к старшим. — Он легонько щелкнул младшего брата по лбу. — Не имеет значения, кто ты — пусть самый умный, самый ученый человек. Но если ты ведешь себя как невежа, то люди не захотят общаться с тобой.

— Но Марк всегда так грубо ведет себя, и никто его не избегает. Люди всегда сердятся на него, но это не мешает им восхищаться нашим старшим братом.

— Марк совсем другое дело. Он из другого теста. В нем присутствует какая-то магическая сила, он как бы должен играть не по правилам. Не то что мы с тобой, пеньки...

— Что ты имеешь в виду? — Джек потребовал объяснений. — Магическая сила — это что-то вроде суперметапсихической?.. Открой мне сознание, Люк, и позволь самому докопаться до истины!

— НЕТ! Может, позже... Ты же знаешь, я завидую ему, в моей душе столько накопилось... Нет, ты еще ребенок, ты не сможешь понять.

Потом они молча, бок о бок направились к букмекеру, чтобы получить выигрыш. Тем временем толпа возле импровизированного ипподрома заметно уплотнилась. Джек дернул брата за рукав.

— Погляди, там, у Типерери Тензора, Марк со своими друзьями. Можно я порадую их, сообщу, что выиграл?

Люк тут же поджал губы.

— Говорил, что не придет на праздник — и на тебе! Он всегда поступает так, как захочет его левая нога. А ты валяй, беги, докладывай!.. Этот Бум-Бум Ларош — вульгарный дикарь, а от Пита Даламбера так и шибает самомнением. Других он в упор не видит.

— Марк собирается назначить Пита исполнительным директором своей новой лаборатории. Ты, наверное, не слышал — он решил уйти из Дартмута и открыть частный исследовательский центр, — поделился с братом Джек. — Перспективным планированием и экспериментальной частью займется Шиг Морита.

— Что?! — Люк был словно громом поражен. Он схватил брата за руки и затащил его в нишу, устроенную в ограде, которой был обнесен ипподром. — Марк уходит из Дартмута?

Джек кивнул.

— Я слышал, как он мысленно разговаривал на эту тему с друзьями. Они поставили объединенный экран, но для меня это что-то вроде тряпичной занавески. Марк решил ответить на угрозу, исходящую от руководства колледжа. Он пригласил Алекса Маниона и Бум-Бума поработать вместе с ним, однако они ответили, что не могут вот так сразу бросить свои дела. Но обещали присоединиться к группе Марка попозже.

— К какой группе? Которая будет заниматься церебральными генераторами?

— Да.

— Где же Марк собирается открыть свой исследовательский центр?

— У него денег хватает, выбор места не проблема. Он рассчитывает найти все необходимое где-то возле Сиэтла и приступить к работе сразу, как только мы вернемся на Землю. Надеюсь, он позволит мне поработать с модулем Е-15. У меня появилась сногсшибательная идея, как во много раз усилить его эффективность.

— Все это к добру не приведет, — покачал головой Люк. — И для семьи, и вообще... для окружающих. Ты только не вздумай кому-нибудь разболтать о планах Марка. Пусть он сам сделает заявление, когда сочтет необходимым. Пусть получит свою долю шишек!

У Джека вытянулось лицо.

— Не понимаю! Ну почему все твердят, что этот проект напоминает Ящик Пандоры!..

— Запомни, что я сказал. Давай-ка наконец пойдем за выигрышем. Как насчет еще одной ставки? Только теперь мы обратимся к другому букмекеру, а ты можешь продолжить свои вычисления. Думаю, раза два нам удастся сыграть, пока они разберутся, что мы в состоянии предугадать результат любого заезда.

Примиряющий Координатор, он же Верховный лилмик и глава коллегии Генеральных Инспекторов, убедил своих соплеменников посетить праздник Святого Патрика. Их появление, сказал он, станет кульминацией вечера. Конечно, лилмики могли послать свои изображения, но Верховный настоял, чтобы все инспекторы явились в материальных формах. Было решено, что они воплотятся в тела жителей Полтроя, одетых в нечто «ирландское». Пусть представители других рас потешатся, глядя на них. Итак, Умственная Гармония и Бесконечное Приближение решили стать существами женского пола, а Родственная Тенденция и Душевное Равновесие — мужского.

Сказано — сделано, тем более что физический облик полтроянцев был близок к тому строению тел, которыми обладали лилмики. Материализовавшись, они испытали что-то вроде ностальгической светлой печали.

ПРИМИРЯЮЩИЙ КООРДИНАТОР. Развлекаться — развлекайтесь, но бдительности прошу не терять. Поищите среди гостей самозванцев.

Это заявление явно озадачило четверых лилмиков. Они испытали смущение.

— Что ты имеешь в виду? — сердито спросило Душевное Равновесие.

Умственная Гармония поправила оранжевые локоны, полюбовалась золотыми сережками, потом вслух заявила:

— Подозреваю, что сегодня нам удастся кое-что выяснить. Неужели Гидра настолько самонадеянна, что осмелилась проникнуть на Консилиум Орб?

Теперь все заговорили на стандартном английском языке.

— Во имя Великой Богини, это шутка? — Голубовато-фиолетовые щечки Бесконечного Приближения еще больше побледнели.

— Если монстр проник на Орб, — заявила Родственная Тенденция, — нам следует как можно быстрее покончить с этим делом. Мы должны их обнаружить. Они, по-видимому, дьявольски изобретательны в смысле маскировки.

— Как же мы сможем выследить их, — возмутилось Душевное Равновесие, — если Верховный запретил нам вмешиваться! Безумное, должен заметить, решение, способное охладить пыл любого объективного наблюдателя, следящего за происходящим. Что за неуместные сомнения! Действуя подобным образом, мы можем утратить контроль за ситуацией.

— Ладно бы только Гидра, — зловеще изрекло Бесконечное Приближение. — В последнее время появились признаки того, что вскоре в ноосфере произойдут непредсказуемые изменения. Никто, конечно, на основе предварительного анализа не рискнет предсказывать, что надвигается нечто враждебное, тем не менее... сами взгляните. — Оно мысленно воспроизвело необыкновенно сложный график распределения вероятностей.

Родственная Тенденция, более изощренная в математических расчетах, сразу упростила представленное выражение.

— Гидра и Фурия приобрели какое-то новое качество — вот взгляните на тот участок. Они буквально впитывают энергию. Возможно, это куда более опасные твари, чем мы могли предположить. А может, и нет... Маловато информации... А мы сидим и, как говорится, ждем у моря погоды. Интересно другое — вот, обратите внимание — как следствие напрашивается вывод, что их существование куда более органично соотносится с Перспективным планом Единства, чем, например, их внезапная гибель. Они как бы являются неотъемлемой частью развития созерцающей и чувствующей материи, диалектическим отражением вектора движения...

— Слова, слова, слова, — вздохнула Гармония. — Мы обязаны всемерно доверять Верховному... Он куда старше нас, мудрее...

— И капризнее, — проворчало Душевное Равновесие. — Ладно, не пора ли нам отправляться на вечеринку?

Вскоре, добравшись до территории Соединенного Полтроя, они сразу попали в круг танцующих. Их закружили, каждому нашли пару. Вальсируя то с людьми, то с гии, то с истинными полтроянцами, идеальные сущности неожиданно обрели прежнюю лихость. Их души наполнились забытым ощущением телесной радости. Когда танец кончился, стихла музыка, лилмики вместе со всеми горячо зааплодировали. Потом они направились в одну из таверн, и, заказав сливки с привкусом мяты, Гармония заметила:

— Как странно!.. Вы обратили внимание, что ритмические энергичные движения, сопровождаемые колебаниями воздушной среды, доставляют удовольствие таким различным по конституции расам, как гии, симбиари и земляне.

— Возвращаясь в стадию лилмиков, ощущаешь некоторую бодрость, — ответило Равновесие. — Воспоминания детства всегда согревают душу, пусть даже наша субстанция представляет из себя всего лишь комбинацию динамических полей.

— Это далеко не одно и то же, — возразило Бесконечное Приближение. — Здесь работают не воспоминания или ностальгия, просто регулярные и одновременно суматошные танцевальные ритмы и движения сами по себе овладевают разумом, направляют мыслительный процесс, зовут, увлекают... Я бы сказала, облагораживают... — В рубиновых глазках лиловокожей полтроянки мелькнули искры. — Хочу отметить — вы все прекрасно танцуете...

— Просто образцовые плясуны — живые, поворотливые, ловкие, — засмеялась Родственная Тенденция.

Умственная Гармония с удовольствием попивала невероятно переслащенный ликер — в полтроянском теле и вкусы у них стали полтроянскими. Поставив рюмку на стол, она вздохнула:

— Танцы — что! Само общение с партнером другого пола, да еще под музыку, в волнующей близости — это незабываемо!..

Родственная Тенденция насмешливо посмотрела на коллегу.

— Все, сентиментальная часть окончена, — прервало их Душевное Равновесие. — Кто-нибудь засек присутствие инородного существа?

Ответы были отрицательные.

— Ни Гидры, ни Фурии?

— Нет.

— Итак, можно заключить — в целом метапсихическое поле было доброжелательным.

— На деревенской площади я заметила этого паренька, Джека, — сказало Бесконечное Приближение. — Мельтешил там вместе со своим дедом Роги. Люк в конце концов бросил его, присоединился к родне. Вот его обида и вплеталась в общее праздничное веселье. Хорошо, что семья привезла его на Орб. Мы, пятеро, сможем поближе познакомиться с ним.

— И будем немало удивлены, — заметила Умственная Гармония. — Поговорив с этим малым, невольно испытываешь некоторое замешательство. Необыкновенно могучее сознание... Он не подозревает, что мы наблюдаем за ним, что мы... совсем рядом.

— Не расстраивайся. — Родственная Тенденция погладила Гармонию по руке.

Она в свою очередь выплеснула мысленный образ — что-то всплывшее в памяти.

— Можно ли полагать, что Джек — единственное телесное существо, которое испытало многократный переход в пространстве Фа-времени, еще будучи совершенно незрелой в плане эволюции особью?

— Думаю, так и есть, — ответила Родственная Тенденция.

Бесконечное Приближение принялось с хмурым видом изучать покрытые эмалью ногти.

— Любопытно, — сказало Душевное Равновесие. — Очень любопытно. Если чувства не обманывают меня, то между новым поколением лилмиков и этим аномальным парнем нет и намека на какое-либо физическое сходство?

Гармония в знак подтверждения кивнула.

— Вот что странно: из всех представителей человеческой расы, — впрочем, это касается и всех других, — Джек больше всего напоминает одного из нас. Если судить по фундаментальным основам рассудочной деятельности, структура его мышления — почти точная копия нашего менталитета. Для примера, Доротея Макдональд равна ему по метапсихической мощи, но склад ее ума совершенно человеческий. А вот у этого парня эмоциональные реакции, поступки вполне людские, но мыслит он совсем не так, как его сородичи.

Бесконечное Приближение оставило в покое ногти и, не скрывая удивления, взглянуло на товарища.

— Ты хочешь сказать, что наше физическое существование может однажды стать похожим на бестелесную сущность Джека? Не слишком ли?

— Совсем нет, — ответила Гармония. — Дело в том, что никто из представителей нашей древней расы не может сказать что-либо вразумительное о нашем происхождении. На эту тему возможны только спекуляции. Значит, фактически у нас нет начальной точки отсчета для определения вектора развития. Следовательно, нам в процессе исторического исследования следует искать переломные моменты, критические события, которые могли бы дать ответ на поставленный вопрос. И в этой связи особого внимания заслуживает появление Джека на свет. Более резкой и оригинальной мутации природа еще не создавала. Вывод: раз такой феномен актуализировался, значит, эволюция Вселенной вошла в какую-то новую стадию. Появление Джека — первый звонок. Напоминание или предупреждение о том, что ждет нас впереди. И все остальные разумные расы... Природа как бы задала вопрос самой себе, произвела опыт и нашла ответ — да, подобное возможно. Вы считаете, что на Джеке дело закончится?

— Никто не может сказать что-нибудь определенное по этому поводу, — вздохнула Родственная Тенденция. — Настораживает другое...

Некоторое время лилмики сидели молча — изучали сознания друг друга.

Тем временем праздник набирал силу — все веселились от души. На улице было шумно. Телепатический эфир забит возгласами восторга и ликования, смехом, гулом одобрения, фривольными разговорами, нежными посланиями, ответами на них, мелодичной музыкой, звучащей в сердцах... Даже симбиари, несколько освоившись, втянулись в общее веселье — некоторые из них отважились попробовать газированной воды. Другие, робея, ступили за пределы круга соплеменников. В их тесно сплоченной компании чей-то разошедшийся разум попытался воспроизвести куплеты Мефистофеля — кем он себя вообразил — посланцем ада, золотым тельцом или Фаустом — сказать трудно, но мурлыкал он с большим усердием и чувством.

С колокольного звона, барабанного боя началось торжественное шествие, которое возглавил сам Рори Малдоуни. Он шел впереди оркестра — все музыканты были в клетчатых юбках.

Когда парад закончился, музыканты, разделившись на три группы, вновь перешли к танцевальным площадкам. На другой стороне площади, под сенью древнего дуба, в кругу единомышленников стояли Аннушка Гаврыс и Оуэн Бланшар. Ко всеобщему удивлению, Аннушка явилась на праздник вместе со своей матерью, патриархом метапсихического движения Тамарой Сахвадзе. Старушка была дряхлая, однако она решительно отказывалась воспользоваться оздоровительным автоклавом. Все почетные гости, посетившие праздник, считали за честь быть представленными миссис Сахвадзе. Даже Поль Ремилард, прибывший к концу фестиваля, первым делом отправился поприветствовать земную знаменитость. На этот раз он явился один, без подружки. Четверо лилмиков с интересом смотрели в ту сторону.

Неожиданно к их столику подошел официант-полтроянец.

— Не желаете ли еще по рюмочке ликера? — спросил он. — Мы получили богатый набор напитков — виски, вересковый эль, портер, пиво всевозможных сортов, в том числе и зеленое, а также меды. Если вы голодны, могу предложить горячие блюда. Конечно, все они доставлены из хранилищ центрального департамента по снабжению, но наши повара сумели придать им неповторимый вкус и особую пикантность. Например, сандвичи с жареным мясом посыпаны вкуснейшими нитритами, горячий дублинский суп со свежим хлебом — просто объедение. А еще соленый лосось!.. На десерт у нас сладостей не сосчитать — овсяная каша, «пегий пес», морковный мусс и многое, многое другое...

— «Пегий пес»? — удивленно переспросило Бесконечное Приближение.

Сиреневолицый официант засмеялся:

— Это такой пирог с начинкой...

— Принесите нам эля. На всех... Потом мы снова будем танцевать.

— Дядя Роги, я не хочу уходить, — запротестовал Джек. — Здесь так интересно.

— Уже поздно, Ти-Жан, — сказал Роги. — Ты уже достаточно насмотрелся, да и я тоже. — Старик потер переносицу, потом помассировал виски. Голова у него раскалывалась. — Лучше бы я не пил этот самогон! Отвратительное пойло!.. — пожаловался он внучатому племяннику. — Сначала жжет изнутри, затем будто дикий мул начинает лягать тебя в голову.

Мальчик благоразумно промолчал — чем он мог помочь старику? Разве что провести с ним курс исцеления, однако дядя Роги никому не позволял проникать в его мысли. Они миновали таверну, потом свернули к стоянке конных экипажей. Здесь Джек обернулся и дернул старика за рукав.

— Дядя Роги, угадай, кого я там увидел? Ни за что не поверишь. Четверо лилмиков танцуют возле вон той забегаловки. Замаскировались под полтроянцев.

— Черт побери! — воскликнул старик. Он обернулся, но не заметил ничего примечательного. — А ты не ошибся?

— Не-е... Я запомнил их ментальные отпечатки. Как раз эти входили в комиссию, которая устроила мне экзамен.

— Дерьмовое дельце! Как они посмели!.. Почему ты раньше не сказал?

— Это было совсем не больно. Они только проверили меня. Знаешь, было очень интересно послушать, что они говорили насчет моих метаспособностей. Там была еще одна девочка, почти такая же сильная, как я. Ее зовут Доротея Макдональд. Она еще не совсем полноценный оперант, но лилмики утверждали, что день ото дня ее мощь крепнет. Я хочу отправиться на Каледонию и встретиться с ней.

— Если будешь хорошо вести себя, то дедушка и бабушка возьмут тебя с собой.

— Я уж и так был паинькой весь вечер, — возразил Джек. — Даже не стал искать горшок с золотом — как только игра началась, я уже знал, где он спрятан и как обмануть гнома, охраняющего его. И лошадей на скачках не подгонял, просто вычислил вероятность победы и сделал нужные ставки.

Роги хохотнул, потом потрепал Джека по плечу.

— Все правильно, Ти-Жан.

На стоянке было пусто — слишком ранний час, чтобы покидать праздник, а вот на станции метро уже толпился народ. Здесь были и четверо друзей Марка.

— Куда вы собрались? Разве фестиваль вам не понравился? — спросил Роги.

— Можно я проведу сегодняшний вечер с вами? — попросил Джек.

Алекс Манион отрицательно покачал головой.

— Мы направляемся в такое место, где будут только взрослые, — объяснил Бум-Бум Ларош.

Капсула подкатила к перрону. Когда четверка друзей уехала, Джек вздохнул:

— Они поехали к Марку, а с какой целью, я никому не должен говорить. Обещал Люку.

— Ага, конспирация. Я полагаю, эта банда решила поднять восстание?

— Пока нет. Пожалуйста, дядя Роги, не задавай больше вопросов. Я действительно ничего не могу сказать, а обманывать — большой грех.

— Неужели ты решил, что я тебя испытываю! — обиделся дядя Роги. — Совсем нет, святой Джек Бестелесный.

Подплыла капсула, они устроились в салоне и отправились в дом Фреда и Мини.

Поль Ремилард с полупоклоном пожал руку Тамаре Сахвадзе. Рука была совсем иссохшая, морщинистая, удивительно маленькая, но цепкая и живая. Старушке недавно исполнилось сто пять лет, одета она была в прекрасный костюм из темно-синей шерсти, белую блузку с высоким воротником и чудесной камеей. Старомодные очки с толстыми стеклами висели на самом кончике ее миниатюрного, похожего на пуговичку носа.

Ремилард, согласно этикету, принятому среди оперантов, открыл сознание и сказал:

— Большая честь для меня познакомиться с вами, мадам Сахвадзе. Я надеюсь, вам понравилось на Консилиум Орбе?

— Пожалуйста, — попросила старушка, — называйте меня Тамарой, а я буду звать вас Поль. Это мой первый и, возможно, последний визит в столь удивительное место. Я поражена увиденным. Ваше замечательное учреждение работает как часы.

Поль засмеялся.

— Ну, не все так гладко, как кажется.

Тамара недоверчиво покачала головой.

— Меня поражает тот факт, что человечество и пять галактических рас сумели объединиться в единое государство. Понимаете ли, я еще помню крушение Советского Союза, где на основе, казалось бы, убедительной философской системы попытались соединить множество различных этнических групп и народов. Однако не получилось... Восторжествовало дурное в человеке, и даже с помощью метапсихической силы мы вряд ли бы избежали гражданской войны. Из того, что мне довелось увидеть и услышать здесь, на Консилиум Орбе, я пришла к выводу, что нам грозит нечто подобное. Ваше Галактическое Содружество на пороге бурных событий...

— Маменька, не говори чепухи, — прервал ее Дэвид Макгрегор. — Это ни в чем не похожие ситуации, тем более что история предпочитает не повторяться.

Председатель земной администрации был одет, как того требовала принадлежность к его клану, — клетчатая юбка, белая рубашка, пиджак. Его сестра Кэтрин облачилась в роскошное платье до пят — она была замужем за сыном Тамары — Ильей. Их дочь — Мэри (Маша) Макгрегор-Гаврыс.

— Всякие сомнения, непонимание, даже страхи перед Галактическим Содружеством следовало развеять еще до того, как человечество вступило в ряды полноправных его участников. И все равно окончательное решение принималось всем населением планеты. У нас было двадцать лет — мне кажется, этого времени должно было хватить, чтобы полностью прояснить вопрос и избавиться от неизвестности.

Маленькая старушка вскинула голову и в упор спросила Первого Магната:

— Вы в этом уверены?

— В чем?

— В том, что двадцати лет достаточно?

Первый Магнат помедлил, потом сказал:

— Подавляющее большинство людей-магнатов, так же как и большая часть наших оперантов, верят, что вступление в Галактическую Конфедерацию, единение с межзвездным Разумом в целом на пользу человечеству. Есть, конечно, люди, не обладающие метапсихическими способностями, которые опасаются, что операнты договорились за их счет; что, мол, такая метапсихическая разумная общность, как Галактический Разум, полностью сотрет индивидуальные отличия, лишит нас корней и тем самым поставит в зависимость от чуждых веяний и иных разрушительных идей. Так называемая фракция диссидентов, или мятежников, в среде сильных в метапсихическом смысле людей тоже противопоставляет себя Галактическому Единству. К сожалению, их ряды пополняются и пополняются... Мы же, сторонники Содружества, слишком благодушно смотрим на существующее положение дел. Пора предоставить обществу четко и убедительно аргументированную программу Единства. Правда истории на нашей стороне, и в конце концов мы одержим верх, ибо часть всегда меньше целого, а отличие всего лишь оборотная сторона сходства. Мнение, что мы сможем прожить — выжить! — сами по себе вне Галактического Содружества, беспочвенно. Это легкомысленный подход к делу... вселенского масштаба.

Тамара ничего не ответила — она перевела взгляд на танцующую поблизости парочку. Полтроянцы были наряжены в «ирландские» наряды — вид у этих лиловолицых существ был диковатый, однако Фред и Мини усердно скакали по деревенской площади.

— Вот типичные экземпляры, рожденные Галактическим Разумом, — неожиданно подала голос мадам Сахвадзе. — Это и смешно и грустно. — Она опять примолкла, потом задала вопрос в лоб: — Если дело дойдет до разрыва, позволит ли Содружество человечеству обособиться? Нас оставят в покое?..

Наступила тишина. Тамара поманила к себе Мини и Фреда и задала им тот же вопрос. Веселье тотчас угасло, их сиреневые лица вытянулись. Чтобы выиграть время, Мини заметила:

— Эта проблема еще ни разу не дебатировалась в Консилиуме.

Наконец Фред, уяснив серьезность положения, сказал:

— Определенные сомнения уже возникали, когда появилась необходимость введения человечества в круг галактических рас, освоивших метапсихические способности. Прежде чем достичь полной телепатической зрелости, ваши народы прошли долгий и трудный путь. Правда, менталитет землян еще не полностью соответствует общепринятым в галактике требованиям. Впрочем, и симбиари тоже еще не совсем готовы к той роли, которую им предстоит освоить. Однако разница в том, что эта раса изначально не так агрессивна, как люди. Они менее чувствительны и умеют контролировать свой внутренний мир, чего нельзя сказать о людях. Отсюда вытекает проблема непредсказуемости. В общении с представителями вашего мира всегда существует опасность несовместимости...

— Мы, полтроянцы, уже оказывались в подобном положении, — добавила Мини. — Подобно вам, людям, мы в прошлом тоже пролили реки крови. Только с помощью огромных ментальных усилий нам удалось преодолеть это варварское наследие. Может, поэтому мы испытываем к вам такую симпатию.

Патриция Кастелайн, только что назначенная Планетарной Управляющей — главой администрации Оканагон, резко заметила:

— Всякая дружба имеет границы. Вы так и не ответили на вопрос: что можно ждать от Галактического Содружества в случае, если Земля пойдет своим путем.

Фред и Мини совсем погрустнели. Женщина-полтроянка тем не менее попыталась объясниться:

— Единство не может быть установлено в приказном порядке, его нельзя взять и вот так запросто ввести. Это что-то вроде любви — она либо есть в душе, либо ее нет. Никакие описания, предостережения, россказни, заманивающие речи не заменят добровольного общения сознаний. Разумное существо может тосковать по нему, относиться к Единству безразлично, бояться его... Такое в порядке вещей. Но когда оно наступает, когда сливаются разумы, личность, конечно, претерпевает некоторые изменения. Глупо было бы это отрицать...

— Вот именно. — Алан Сахвадзе, внук Тамары и брат Маши Макгрегор-Гаврыс, один из лидеров диссидентов, шагнул вперед, — Вы подтвердили то, чего мы больше всего боялись. Вступив в галактическое метаобъединение, разумная личность теряет свою сущность.

— Зачем же вы так, — сказал Фред. — Мини этого не говорила... Вы даже не пытаетесь понять... Неужели вы будете отрицать, что с возрастом внутренний мир меняется? Но разве при этом фундаментальные основы личностного восприятия мира не остаются прежними?.. Любое «я», слившись с Галактическим Разумом, остается самим собой. Единственное, чего лишается разумное существо в подобном метаконцерте, — это избытка самомнения. Оно становится открытым для других, обретает смысл, находит поддержку...

— Что же предпримут люди-операнты, приверженцы Единства, если люди-операнты, его противники, вступят с ними в открытое противоборство?

— Попытаются разрешить конфликт мирным путем, — ответил Поль Ремилард.

— А если не удастся? Они предпочтут смерть в бою измене своим идеалам? — с прежней запальчивостью спросил Алан.

Первый Магнат сделал легкий поклон.

— На Земле пока еще действуют моральные нормы.

Старушка вдруг прижала ладонь к губам — рука ее задрожала, но сознание и выражение лица оставались спокойны и бесстрастны.

— Много лет назад, — сняв пальцы с губ, необыкновенно ясным и сильным голосом сказала она, — когда люди были вынуждены скрывать свои метапсихические способности, мне и моему мужу Юрию довелось выслушать лекцию, которую прочитал нам тибетский монах. Лама сказал, что агрессивность — особенно использующая телепатические возможности — с моральной точки зрения недопустима. Юрий заявил, что отказывается принимать подобную точку зрения. Слишком много вокруг зла, жизнь загажена несправедливостью — можно ли искоренить их, склонив голову? Я тоже верила, что ненасильственные методы — единственный разумный выход из тисков зла; верила до тех пор, пока перед нами, оперантами, жившими в Советском Союзе, не встал выбор: сражаться за свои жизни или стать мучениками. — Ее рука вновь задрожала. — Мы решили бороться. Мы выжили. Что в этом плохого?

Поль изучающе вгляделся в ее темные глаза. Бесконечное терпение, подобное стойкости камня, теплилось в них.

— Тамара, мир изменился. Страдания, ужас, испытанные вами, ушли в прошлое. Конечно, галактическое государство далеко от совершенства, однако с большинством форм несправедливости, принуждения, нехватки самого необходимого мы справились. Человек теперь — и оперант, и не обладающий метаспособностями — свободен раскрыть свои возможности, жить счастливой и осмысленной жизнью...

— До той поры, пока их стремление к счастью будет соответствовать идеалам, исповедуемым Галактическим Содружеством. — Алан Сахвадзе опять бесцеремонно прервал Первого Магната. — Но у человечества свое видение мира, веками складывающиеся религиозные, социальные, культурные представления, свое оригинальное ощущение жизни. Мы хотим свободно распространяться во Вселенной, а ныне даже колонизация новых планет обставлена неисчислимым рядом обременительных запретов. Более того, нас постоянно заставляют следовать заранее разработанному плану — будь то развитие в социальном, культурном, профессиональном смысле. Причем план этот составлен не нами. Его исполнение безусловно принесет пользу Содружеству. А нам? Вот и возникает вопрос, на который руководство Галактической Конфедерации и наши доморощенные апологеты сотрудничества не могут ответить вразумительно: когда мы откажемся исполнять предписанный порядок действий, нас что, заставят это сделать силой?

— Если убедить людей в необходимости тех или иных ограничений свободы, то они добровольно согласятся на это, — ответил Поль. — Чем далее развивается общество, тем все более усложняются социальные отношения, тем чаще индивидуализм должен уступать общественной потребности. Этика и мораль не есть что-то застывшее, окаменевшее. Человеческое поведение тоже изменяется в ответ на вызов времени.

А ты, конечно, являешься крупным специалистом в вопросах морали и этики, не так ли, парень?

В первый раз, с того самого момента, когда Поль подошел к Тамаре Сахвадзе, Рори Малдоуни подал голос. Мысленный вопрос прилетел откуда-то издалека, словно из потустороннего мира, хотя глава администрации «ирландской» планеты стоял рядом — вот он, в клетчатой юбке, в пиджаке с выглядывающей из-под полы рубашкой, с жезлом в руке, тихий, присмиревший, странный...

Неожиданно он поднял бокал.

— Давайте выпьем, — вслух объявил он, — за Первого Магната. Поль Ремилард — наш вождь... Верный защитник интересов нашей расы... борец за справедливость... великий мастер улаживать конфликты. Слава тебе, первому среди нас. Скоро мы с твоей помощью будем спеленуты по всем правилам Содружества. Мы будем сыты, хотим мы того или нет. Будем счастливы, хотим мы того или нет. Не правда ли, о, знаменитый муж, достойный лавров Перикла? Все освоенные планеты и сама старушенция Земля поют тебе хвалу!..

Он залпом осушил бокал, потом осторожно поставил его на постамент у ног Святого Патрика и застыл, опустив голову.

Поль выдавил смущенную улыбку.

— Рори, ты пьян, как тритон. Позволь мне подлечить тебя, чтобы ты с достоинством нес обязанности распорядителя. Чуть-чуть протрезвеешь...

Малдоуни решительно покачал головой — ни в коем случае!

— Да, Бог свидетель, я глотнул лишнего! Как иначе я мог решиться сказать правду!..

Он уже почти кричал:

— Слушайте все! Пусть все узнают, как предан интересам человечества наш Первый Магнат!.. Как чуток он к нашим чаяниям и бедам! Как отзывчив он... особенно к мольбам хорошеньких женщин.

Патриция Кастелайн решительно шагнула вперед — лицо ее напряглось, побледнело. Впечатление было такое, будто она хотела мысленно заткнуть рот пьяному Рори. Дэвид Макгрегор даже не пошевелился — легкая насмешливая улыбка угадывалась в уголках его губ. Что-то неодобрительно проворчала древняя Тамара, все окружающие нахмурились и первым делом поставили плотные защитные экраны, чтобы никто не смог догадаться, какие мысли пришли в их головы.

Рори Малдоуни не обращал внимания на эти знаки осуждения. Теперь он повернулся к толпе и, словно театральный актер, вскинув руки, во всю мысленную мощь обратился к толпе.

Музыка тут же стихла.

Позвольте поведать, уважаемые, о том замечательном искусстве, с которым этот великий человек соблазнял жен своих друзей, уводил их от мужей, детей оставлял сиротами. О, его ментальная и мужская сила всегда были неотразимы. Нам очень повезло, что во главе наших стройных рядов выступает великий человек, которому раз плюнуть разбить сердце несчастной женщине, довести ее до невозможности жить. Она тоже была Великим Магистром — я говорю о своей жене Лоре. Когда наш уважаемый Поль Ремилард бросил ее, она взошла на зеленый холм на нашей планете и по каплям выдавила из себя кровь.

Он воспроизвел перед публикой изображение, которое много лет назад запечатлелось в его памяти. Тело несчастной Лоры было словно камень.

Крики ужаса раздались в толпе, многие слишком чувствительные гии попадали в обморок.

Вот такой я нашел ее, — печально продолжил Рори. — Она остановила жизненные процессы и отвердила тело. Посмотрите, она все так же красива, но у нее теперь нет души — она отлетела. — Он неловко махнул рукой куда-то вдаль, в небо... — Наш Первый Магнат сказал, что он сожалеет. Он прислал букетик цветов...

Слезы текли по лицу Рори Малдоуни.

Никто не должен сожалеть о случившемся. Не стоит. Давайте веселиться. А этот случай не более чем игра судьбы. Любовь приходит и уходит — это так естественно. Что теперь сожалеть о разбитых сердцах, брошенных детях, окаменевшей плоти. В этом никто не виноват — ни я, ни моя Лора, ни Великий Магнат Поль Ремилард. Просто я хотел рассказать вам забавную байку, пощекотать, так сказать, ваши нервы. Вспомните, какой сегодня замечательный день, какие важные вопросы не дают покоя великим людям. Мораль, этика!.. Это все очень серьезно. Галактически серьезно! Только моя меньшая дочка все спрашивает, когда вернется мама...

В толпе кто-то всхлипнул. Рори поднял руку.

Что сказано, то сказано, теперь всем вам положено веселиться во славу Святого Патрика. Так будем же веселиться, друзья мои.

Наступила глубокая тишина, люди высыпали из таверны — потом в толпе начались перешептывания, донеслись рыдания.

Поль Ремилард — лицо у него было мертвенно-бледное — шагнул к ирландцу.

— Рори, ради Бога.

Он не договорил. Глава администрации Хиберни отвел плечо и коротко, правым боковым ударил Первого Магната в челюсть.

— Я так и знала, — вздохнуло Бесконечное Приближение.

— Ловко он его, а-а? — спросило Душевное Равновесие.

— Не надо ерничать, — менторским тоном заметила Родственная Тенденция. — Как ни прискорбно, но теперь нам надо задуматься о последствиях этого скандала. Очень серьезных последствиях.

12

Сектор 15: звезда 15-000-001 (Телонис)

Планета 1 (Консилиум Орб)

Галактический год: Ла Прим 1-382-693

18 марта 2063 года

Как Гидра и предполагала, скоро он остался один — расположился у камина с чашкой горячего рома в руке и принялся просматривать записанный на дискете журнал для охотников и рыболовов. Четверо друзей уже ушли.

Составной монстр наблюдал за ним из снегохода, притулившегося под огромной елью в сотне метров от его охотничьей хижины, построенной в местных Альпах. Маленькая бледная луна посвечивала в небе, ее печальное личико серебрило покрытые снегом холмы и дикие скалы. Окна в соседних домах были темны.

Я готова. КаксчитаешъКвинтопора?

Да, он расслабился, сейчас как никогда мечтает о ласке. Оборудование уже упаковано — все готово для возвращения на Землю. Он вылетает завтра. Однако вновь собрать ЦГ ему ничего не стоит. Если ты, конечно, убедишь его...

Не беспокойся. Я все обделаю тютелька в тютельку, он ничего не заподозрит. Он до сих пор увлечен мною — я же чувствую, — дьявол его побери!

Ооо!.. Не перегни палку, Мади!

(Вспышка раздражения.) Я бы куда ловчее прихватила его. Я более сексуальна. Почему всегда удовольствия достаются одной Мадлен.

Заткнись! С кем ты хочешь совладать? С самым блистательным оперантом в галактике? Он тебя в момент раздавит — пикнуть не успеешь. Если, конечно, тебя не поддержит наше метаобъединение, конфетка ты наша.

Прикрой свое грязное хайло!

...не размягчиться после основательной ПСИХОТЕРАПИИ, которую мы провели с ним. Идея великолепная! На это только Фурия способна. Я/мы никогда бы не додумался подобным образом разукрасить ему дорогу в ад. Твоими прелестями, Мади.

Это точно. Ты ему нравишься. Тяга к единокровному существу, тем более к родной сестре, — это великая сила... В этом смысле самцы куда более уязвимы, чем самки... Особенно у людей... Даже такая уникальная особь, как Марк, не в состоянии регулировать выделения гормонов. Если этот замысел Фурии осуществится, считайте, что Марк будет выведен из состояния равновесия. Тогда мы сможем сравнительно легко разобраться с этим ублюдком. В конце операции мы всем метаобъединением присоединимся к тебе, Мади, чтобы стереть из его памяти следы вторжения.

До того дня, покуда я не оживлю случившееся.

И покончишь с мерзавцем раз и навсегда!

Если только он не узнает меня и не догадается, откуда ветер дует. Тогда он тут же прихлопнет меня как муху.

Да, поэтому действуй очень осторожно. (Мрачное предчувствие хлынуло потоком.)

Мади, Квинто прав. Веди себя осторожно.

Если мы потеряем тебя, то ослабнем настолько, что великие замыслы Фурии потерпят значительный ущерб.

Не беспокойся, Парни. Я знаю, что вполне могу рассчитывать на нашу маленькую злобную Селию — она спит и видит, как подставить мне ножку.

Что ты болтаешь, черт тебя возьми! У меня и мыслей таких никогда не было!..

Да?.. А кто чуть было не провалил всю мою/нашу работу во время расправы с прежним главой Оканагона? Не по твоей ли милости нам пришлось взорвать корабль, вместо того чтобы пожрать его метапсихическую силу?

Это вышло случайно.

Мы больше не имеем права допускать подобные случайности.

Не можем...

Не можем...

Не можем...

Вы должны понять, если в реальном мире Фурия зависит от нас, то наше существование в полном смысле слова зависит от Фурии. Гидра не должна забывать об этом. Открой дверь, Квинто. Пришел мой час...

Когда она шла по тропинке к охотничьей хижине, то решила метнуть вперед пробный мысленный луч — потом раздумала. Общепринятые нормы общения между оперантами запрещали любое проникновение в мысли другого. Только близкие люди могли позволить себе общаться без каких-либо условностей. Не стоит заранее тревожить его. Не дай Бог, насторожится...

Во дворе перед домом высилась удивительная фигура — фантастический снеговик, огромный, со странными ветвящимися и извивающимися конечностями и множеством лап. По-видимому, все это слеплено при помощи метапсихической силы. На расстоянии... Не Марком ли?

На снегу перед крыльцом следы — обувка детского размера. Уж не Главный ли Враг находится в гостях у старшего брата? Мадлен — она же Лайнел — едва уняла дрожь...

Так, защитное поле сконцентрируем до предела. Нельзя допустить ни единой щели, ни единой слабинки. Игра пошла не на жизнь, а на смерть! Теперь можно стучать...

Марк распахнул дверь. Он был в прекрасном настроении — аура полна сердечной доброжелательности, взгляд лучится...

— Привет, Лайнел. Почему ты не на празднике Святого Патрика вместе со своими лиловыми дружками? Время еще детское...

— Вечер уже закончился. Причем грандиозным скандалом... Я решила — пусть лучше твои родственники сами расскажут тебе о том, что случилось. Я пришла пожелать тебе счастливого пути. Встреча с тобой — событие для меня очень памятное.

Марк криво, но доброжелательно, без скрытой иронии усмехнулся.

— Входи... если не боишься скомпрометировать себя общением с таким необузданным гордецом, как я.

Она засмеялась. Будто серебряный колокольчик прозвенел.

— Просто смешно, Марк. Никто, кроме нескольких замшелых архиконсерваторов не счел твою речь скандальной или необузданной. Тем более пустой. Если бы ты видел, как они завидовали, когда Верховный лилмик назвал тебя «самым блистательным оперантом Земли».

Он пожал плечами.

— Что толку в этом комплименте, если подобного звания в бюрократической иерархии не существует.

Лайнел сняла черный вельветовый, чуть запорошенный снегом берет и ответила:

— Не скажи. Когда самый могучий оперант высказывает свое мнение, к нему волей-неволей вынуждены прислушиваться все нижестоящие представители власти. Твое выступление против закона, запрещающего деятельность фракции противников Содружества, сорвало попытку Первого Магната провести этот билль через Консилиум. Председатель администрации Оканагона Патриция Кастелайн заявила, что твоя поддержка спасла их.

Марк еще раз пожал плечами.

Девушка щелкнула застежками на запястьях и сняла перчатки, затем поправила волосы.

— Я не отношу себя к партии мятежников, однако на моей планете очень много хороших людей придерживаются подобных взглядов. Они должны иметь право свободно высказать свою точку зрения. Первый Магнат делает серьезную ошибку, пытаясь законодательными мерами заставить замолчать несогласных. Этак мы опять скатимся во времена Попечительства.

На гостье было чудесное вечернее белое платье с короткими рукавами-«фонариками». В комнате она тут же скинула красные туфли и поставила их возле камина просушиться.

— Я так озябла... Когда же придет лето в местные Альпы?

— Прости, никогда. Для этого следует перебраться на другую сторону хребта, в анклав Эдельвейс. Выпьешь что-нибудь, чтобы согреться?

— Да, что-нибудь крепенькое, пожалуйста...

Марк взял две чистые кружки, положил туда масла, палочки корицы, добавил ямайского рома, потом снял с крючка чайник, подлил кипяток в обе кружки и вновь сунул его в огонь. Языки пламени лизнули его голые пальцы.

Лайнел вскрикнула.

— Берегись! Ты так кожу сожжешь!..

— Нет. — Марк усилием мысли перемешал получившийся коктейль и протянул девушке кружку.

— Надо же, — Гостья покачала головой. — Как это глупо с моей стороны. Конечно, это такой пустяк для Великого Магистра — сунуть пальцы в огонь и не обжечься. Я думаю, ты бы и горящие поленья смог переворачивать, если бы возникла нужда.

— Стоит ли об этом говорить? Просто мой младший брат случайно сжег подставку для чайника, а я забыл заказать новую. В любом случае я пытаюсь выглядеть вполне цивилизованным оперантом, а не деревенщиной, которому только и радости совать руки в огонь и пугать девиц.

— Как не стыдно, — укоризненно покачала головой Лайнел, — употреблять такие выражения. Ну, ладно, — гостья улыбнулась, — садись рядом и расскажи, чем ты собираешься заняться после окончания сессии. Здесь прошел слух, что ты оставил колледж и теперь займешься Е-15 на частной основе.

Он устроился на полу возле огня, глотнул ароматный напиток.

— В принципе, в этом нет никакой тайны. Да, я оставляю кафедру в Дартмутском колледже. Местные светила всегда завидовали мне, считали бродягой и выскочкой, который слыхом не слыхивал ни о каких правилах — ну, ты знаешь эти неписаные законы Лиги Плюща [Круг привилегированных университетов Северо-Востока США: Корнуэлл, Гарвард, Йель, Принстон, Колумбийский, Браун, Колгейт, Дартмутский.]... Они так боятся вовлеченности в политику, тем более когда дело касается столь острого вопроса, как устройства, существенно увеличивающие созидательную метапсихическую силу. Факт, что способность к творчеству наиболее фундаментальная метафункция сознания. Собственно, она включает все остальные метаспособности. Они боятся, что мой маленький Е-15, попав в руки к какому-нибудь чудовищу, окажется способным влиять на галактические процессы. Тем самым нарушит равновесие в природе.

Глаза Лайнел расширились.

— Неужели столь миниатюрная полумеханическая пилюля способна на такое?

— Едва ли. Но даже если какое-нибудь выдающееся сознание посредством такой букашки увеличит свою мощь до невероятных размеров, то будет безумием использовать ее для разрушения. Конечно, Е-15 годится и для этого, но куда важнее перспектива созидания, которая откроется с появлением этого органомеханического чуда.

— На нашей планете к тебе бы отнеслись по-другому. Патриция Кастелайн была в восторге, когда услышала об этом изобретении. Оканагон, подобно Каледонии, Есквал-Херии, относится к числу планет с большими подвижками литосферы. Кристаллические материковые плиты еще находятся в неустойчивом положении. Как я поняла, с помощью ЦГ вполне возможно стабилизировать планетарную кору и уменьшить вероятность разрушительных геологических катаклизмов. Особенно если в работе будет задействовано достаточное число сильных оперантов. Все зависит от того, в какой мере они овладеют мастерством организации метаобъединений с прибором.

— Так оно и есть. — Марк был явно поражен. — Но я нигде и никогда не публиковал статьи на эту тему. Они еще лежат на столах у главных редакторов журналов и в общем-то недоступны для посторонних.

— Оканагон не захолустье. У нас есть выдающиеся ученые, мы пристально следим за всем, что происходит на Земле. Есть вопросы, которые жизненно важны для нас. Твоя работа входит в их число.

— Я даже не подозревал, что за мной могут следить, — с улыбкой признался он.

— Здесь нет ничего смешного. Объединенная созидательная сила большого метаобъединения — это следующий шаг в развитии метаспособностей. Ведь ты же не собираешься в одиночку владеть Е-15?

— Конечно нет. Оперант класса Великого Магистра уже в настоящее время в состоянии овладеть аппаратурой. Единственной преградой может явиться неумение операнта фокусировать мысль или неправильная оценка своей степени зрелости. Однако, чтобы создать программы, способные Объединить усилия человеческого метаконцерта с ЦГ, нужны годы и годы. Люди еще толком не научились использовать эту силу, еще не в полной мере познали основные закономерности, а тут такая мощь. Согласно теории объединенная сила людей и ЦГ способна привести к синэргетическому эффекту — мощность новой структуры может оказаться куда больше, чем сумма мощностей отдельных ее частей. Но до этого еще брести и брести...

Лайнел не глядела на него — ее тревожила игра языков пламени. Через некоторое время она откликнулась:

— Да, это мне понятно.

— Но даже сами по себе ЦГ имеют большое будущее в сфере глобальных геологических проектов. Только вмешательство должно быть мягким, точечным... Никаких направленных лучей или взрывов, моментально изменяющих распределение напряженностей в теле литосферы. Такое вмешательство может стать крайне необходимым, например, для предотвращения землетрясения или извержения вулкана. Но основная задача, как ты правильно заметила, — это стабилизация и управление движениями планетарной коры.

— Надеюсь, экзотические расы никогда не получат доступа к ЦГ?

— Бог знает. Непонятно, почему они раньше не пришли к этой идее? Не хватило воображения, наверное... У меня есть особое мнение. Содружество уже достаточно перегружено заботами. Конфедерация одряхлела до такой степени, что лилмики пытаются, включив землян, вдохнуть в нее новую жизнь, вывести из состояния спячки.

Лайнел кивнула.

— Вполне вероятно. Они слишком часто заявляют, что нуждаются в нас. Но вот в чем вопрос: нуждаемся ли мы в них? В этой задумке с Попечительством есть чувствительный привкус деспотии «мягкой руки». Фракция, членом которой я имею честь состоять, считает, что Содружество не только замедлило нашу естественную психосоциальную эволюцию, но и пытается взять ее под контроль. Трудно возражать против того факта, что экзотики полвека назад спасли нас от самоуничтожения и позволили прорваться к вершинам достижений галактической науки. Но теперь, когда мы превосходим их почти в каждой области науки и техники, когда мы справились со своими социальными проблемами, когда колонизированные планеты практически встали на ноги — в смысле выживания, — является ли Содружество все той же доброй к нам силой? У меня нет ответа.

Марк долго молчал. Попивал горячий грог, посматривал на огонь.

Наконец женщина подала голос:

— Вот один из примеров непонимания Содружеством наших коренных интересов. Оканагон на первый взгляд очаровательное место. Для колонизации, кажется, лучше планеты не найти... Если только не заглядывать в ее недра... Беда в том, что геологические процессы на нашей планете настолько неустойчивы и непредсказуемы, что мы вряд ли когда-нибудь получим статус равноправного члена Конфедерации. Мы как бы обречены жить в ожидании катастрофы. Спрашивается, куда смотрела группа исследователей-крондак, зачисляя этот мир в группу планет, пригодных для заселения? Ладно, если бы это была единственная ошибка, но кроме Оканагона та же беда ждет Каледонию, Якутию, Эсквал-Херию, Сацуму. Нам, людям, и в голову не могло прийти, что представители великой галактической цивилизации способны ошибаться. Нам сказали: заселяйтесь, и мы бросились вперед. Общий взгляд на геологические процессы, происходящие в мантии, окончательно сложился к 2058 году, когда была закончена детальная съемка планеты и обработаны материалы. К этому моменту наше население перевалило за миллиард. Теперь Оканагон базовая планета Конфедерации в этой части пространства, здесь расположена главная стоянка Двенадцатого флота. Наш мир один из наиболее высокоразвитых из освоенных землянами. Уйти оттуда и начать все снова — это... это социальная и экономическая катастрофа. Никто всерьез не рассматривает такую возможность... пока. Большинство геофизиков-экзотиков считает, что вероятность катаклизма планетарного масштаба не так уж велика. Наша предыдущая Глава администрации Ребекка Перлмутер разделяла такую точку зрения и была склонна пренебрегать опасностью. Однако наиболее авторитетные ученые — все люди — пусть даже их меньшинство, считают по-другому. Патриция Кастелайн очень внимательно относится к их мнению. Я думаю, что если бы ты продолжил свои исследования на нашей планете, то условия у тебя были бы самые благоприятные, финансирование неограниченное...

— Это тебя просила передать Кастелайн?

— Да, — кивнула Лайнел. — Хотя мы ничего не знали о твоих проблемах в Дартмуте.

Лайнел поставила кружку на пол и принялась изучать пальцы на правой ноге, потом осторожно подвинула ее поближе к теплу.

— Мы пришлем тебе официальное приглашение, когда вернемся домой. Вот, собственно, с чем я пришла сюда.

— К сожалению, я не могу принять его. У меня другие планы.

— Пожалуйста, соглашайся! Марк, мы создадим тебе все условия. И никакого вмешательства в твою работу.

— Вы же знаете, что я из очень богатой семьи. У меня самого в распоряжении достаточно средств. И фонд Ремилардов один из самых мощных на Земле. — Он подумал, потом добавил: — Когда наступит момент испытать ЦГ применительно к геологическим задачам, я обещаю, что первым будет Оканагон.

— О, спасибо! Огромное спасибо!.. — Она обняла его и поцеловала в губы. Он отпрянул, потом засмеялся и мягко попытался высвободиться из ее объятий. Однако Лайнел все крепче прижималась к нему, и у Марка вдруг не стало сил сопротивляться. Потом они сидели молча и смотрели на огонь. Копна ее волос приятно щекотала кожу.

— Дорогой Марк, ты просто симпатяшка. Ведь ты же не откажешься нам помочь, — прошептала Лайнел. — Жители нашей планеты попозже выразят тебе свою признательность, а я... я бы хотела сделать это сейчас — Она погладила его бедро.

Он молчал.

— Марк, я не могу без тебя. Ты мне нужен больше, чем какой-либо другой мужчина.

— Лайнел, ты — замечательная женщина. Желанная, неотразимая, но я... не могу принять такую жертву.

Она долго смотрела на него — то ли с сожалением, то ли с некоторой издевкой, наконец убрала руку, освободила его шею и спросила:

— Ты что, «гомик», как твой брат Люк?

— Нет, я просто сам по себе. Я наособицу. У меня другие интересы. Возможно, наступит день, и я вспомню, что существуют женщины, радости физической близости — но не теперь. Сейчас у меня нет никакого желания попусту тратить жизненную энергию.

Она резко оттолкнула его.

— Великий Магистр не может испытывать волнение из-за элементарного сношения. Ты что, тратишь энергию по расписанию? Или примером для тебя является Мерлин — величайший колдун из тех, кого мы знаем. Кажется, это он потерял свою силу, как только поддался женским чарам?

Марк допил остаток грога, поднялся — при этом даже не предложил руку гостье.

— Спасибо, что пришла сказать мне счастливого пути. Я высоко ценю твои слова относительно мнения народа Оканагона о моей работе. Но никаких сантиментов.

— Никаких сантиментов?! Прости, что я повысила голос. Я думаю, что «счастливого пути» вполне допускают «au revoir» [До свидания (фр.).]. Я бы хотела встретиться с тобой на Оканагоне. Как друг.

Она, сидя на коврике, надела туфли. Неожиданно замерла, приложила палец ко лбу, словно некая мысль только что пришла в ее голову.

— Марк, не смог бы ты помочь мне в одном деле. Так сказать, утешительный приз. На прощанье.

Марк удивленно изломил правую бровь.

— Покажи мне, как ты управляешься с этим Е-15? У тебя, говорят, есть специальный шлем... Весь Орб только и судачит об этом. В нем ты демонстрировал церебральный генератор на научном Директорате. Покажи мне, как он работает?

Скажи, ты выполнишь мою просьбу?

Скажи, ты выполнишь мою просьбу!

СКАЖИ, ТЫ ВЫПОЛНИШЬ МОЮ ПРОСЬБУ!!

Взгляд Марка на мгновение застыл, глаза как бы остекленели. Потом он заговорил — ровно, с длинными паузами:

— Это... возможно... если... тебя... это... интересует...

Лайнел тут же вскочила на ноги, руки ее задрожали от волнения.

— Очень. Я просто мечтаю посмотреть, как эта штука действует. Это поможет мне составить подробный доклад нашей руководительнице.

— Это... может... оказаться... полезным.

Он машинально, словно солдат, повернулся кругом и направился в другую комнату, где был сложен багаж, приготовленный для отправки на Землю. Мгновением позже вернулся, неся в руках напоминающую кокон коробку, на которой была наклеена надпись:

«Осторожно! Под защитой правительственного сигма-экрана! Открывать только по предъявлению пароля. В противном случае содержимое будет уничтожено».

Марк поставил коробку на пол, лизнул указательный палец и сунул его в предназначенное для идентификации гнездо. Внутри коробки что-то щелкнуло, и она раскрылась, словно шелуха лопнула. Легкое облачко какого-то газа, выплывшее наружу, свидетельствовало, что аппарат был продезинфицирован.

— Смотри-ка, как ты защищаешь свое сокровище. А что случится, если кто-то, не обращая внимания на надписи, возьмет и вскроет коробку? Ты уверен, что подобным образом нельзя получить к ней доступ?

— Нет. Я все продумал. Сигма-поле запрограммировано на пятнадцать уровней защиты. Пять снимаются моим отпечатком пальца, пять соотносятся с набором генов, пять — с ментальным автографом. Кроме того, этот груз уйдет на Землю с дипломатическим багажом, так что добраться до него будет трудновато.

Лицо у Лайнел вытянулось.

Марк полностью открыл кокон. Внутри находился прототип пульта для управления ЦГ — что-то золотистое, напоминающее шлем средневекового рыцаря с вынесенными на внешнюю сторону панелями для облегчения демонстрации. В коконе также помещался миниатюрный источник энергии и устройство, напоминающее наручный компьютер. Марк сел в кресло, стоявшее у камина, приладил к шлему кабель от генератора, что-то подкрутил, добился появления на маленьких экранчиках нужных цифр, потом надел его.

— Этот чертов прототип весит, наверное, не менее тонны, — проворчал Марк. Рот его был открыт — нижняя кромка шлема прижала нос, — Когда все будет отработано, прибор станет очень удобен в обращении.

— Чем же будут заняты руки? — спросила гостья. Ее черные глаза расширились, складка отпечаталась на лбу.

— Специальным аппаратом, анализирующим поступающую информацию и выдающим команды управления блоком наведения ЦГ. Он также выполняет контрольные функции. Если я потеряю сознание или нажму вот на ту кнопку, переносной пульт сразу выключается и автоматически в вену впрыскивается специальное лекарство.

Лайнел попыталась взять устройство в руки, однако Марк мягко, но решительно отстранил ее. Оказывается, он не так уж плохо видит в каске.

— Ты готова?

— О да!

— Тогда начали. Запомни — то, что ты увидишь, это не иллюзия, которую я мог бы создать с помощью собственных серых клеточек, а реальное изменение внутренней структуры вещества, перевод его из одного состояния в другое. Я способен управлять процессами на атомарном уровне посредством направленного воздействия потоками энергии. Что-то похожее на манипуляции алхимиков, только на более высоком — научном — уровне... Теперь мне нужно сосредоточиться, а ты сядь и наблюдай.

Она послушно опустилась на пол и тут же крепко прижала руки к груди. Соски отвердели, налились болью. Она почувствовала, что тело ее как бы распухает, ее прошиб пот. Полился обильно, вызывая отвращение... Неужели он догадался и все это происходит по его воле? Женщина попыталась проникнуть в сознание Марка. Ей это не удалось, но она ощутила его ауру. Нет, он ничего не подозревает. В его сознании пылает восхищение машиной. Он слеп...

Бог мой!

Что происходило с языками пламени в камине...

В огне возникла неясная фигура — формы у нее были человеческие. Невысокая, не более полуметра... Плотью таинственного существа являлось пламя. Это был обнаженный огненный мужчина. Да-да, со всеми признаками пола... Неожиданно он чуть всплыл над горящими поленьями и с комичной важностью поклонился ей. Потом вскинул руки, словно собираясь пуститься в пляс. Самое нижнее, обуглившееся полено звонко хрустнуло, и один из обломков взлетел к дымоходу — сантиметров на десять выше рук человечка из пламени. Посыпались искры, полено вспыхнуло ярким огнем, на глазах начало менять форму. Гомункулус неуловимо ловкими и мощными движениями рук принялся мять кусок древесного угля, и когда этот черный угловатый обрубок ужался до размеров горошины, человечек взял ее в свои ручки.

— Сейчас начнется самое интересное.

Голос Марка прозвучал так неожиданно, что Лайнел вздрогнула.

Маленький человечек с искаженным от усердия лицом вдруг снова принялся сжимать горошину. Он трудился до тех пор, пока в руках у него не стало пусто. Затем гомункулус изящно поклонился и что-то положил на металлический лист, прибитый перед камином. Опять поклонился, впрыгнул в самую гущу огня и там растворился.

Все было кончено, утихло пламя. Знакомое уютное потрескивание поленьев послышалось в камине. Марк снял шлем, перевел дыхание, пригладил пальцами рассыпавшиеся длинные волнистые волосы. Поперек его лба светился налившийся кровью рубец — след от надетого на голову устройства. На полу лежал маленький кусочек стекла — в нем радужно дробился свет пылающего очага.

— Он остыл, — наконец сказал Марк. — Возьми и посмотри.

Лайнел Роджер невольно вскрикнула.

— Не может быть! Никто не в состоянии сделать это!.. — Она опустилась на колени, осторожно, кончиком пальца тронула сверкающий восьмигранник — каждый фасет был идеально отполирован. Величиной восьмигранник напоминал пшеничное зерно. — Силы небесные! — выдохнула женщина. — Это же...

Марк усмехнулся.

— Именно... Должен заметить, что у этого алмаза очень странная кристаллическая решетка — я старался, чтобы камень получился побольше. Возьми его — дарю. Если хочешь, подвергни анализу. Покажи Кастелайн.

Он снял шлем и положил его рядом с собой на пол.

— Этого не может быть! — решительно заявила Лайнел. — Как хочешь относись к моим словам, но никто — я уверена — не способен сконцентрировать столько энергии на макроуровне и, главное, с такой легкостью управлять ею.