Юрий Мамлеев.
Свадьба
Семен Петрович, сорокалетний толстоватенький мужчина, уже два года страдающий раком полового члена, решил жениться. Предложил он свою руку женщине лет на десять моложе его, к тому же очень любившей уют. Он ничего не скрыл от невесты, упирал только на то, что-де еще долго-долго проживет. Свадьбу договорились справлять лихо, но как-то по-серьезному. Всяких там докторов или шарлатанов отказались взять. Набрали гостей по принципу дружбы, но, чтобы отключиться от нахальства и любознательности внешнего мира, место облюбовали уединенное, за городом, на отшибе. Там стоял только домишко родственника Ирины Васильевны, а кругом был лес. Ехали туда хохоча, на стареньком автобусе, ходившем раз в два дня. Домишко был действительно мрачноват и удивил всех своей отъединенностью. - Первый раз на свадьбе в лесу бываю, - заявил Антон, друг Семена Петровича. - Для таких дел все-таки повеселее надо было место сыскать, - заметил насмешник Николай, школьный приятель Ирины Васильевны. - Окна в нем и то черны, - удивилась Клеопатра Ивановна, сотрудница Семена Петровича по позапрошлой работе. - А мы все это развеселим, - сказал толстяк Леонтий, поглаживая брюшко. Туг как тут оказалась собачка, точно пришедшая из лесу. Народу всего собралось не шибко - человек двадцать, так как задумали, - и все быстро нашли общий язык. Закуски было видимо-невидимо: старушка Анатольевна, родственница Ирины Васильевны, еще заранее сорганизовала еду. Начали с пирогов и с крика: "Горько, горько!" Семен Петрович сразу же буйно поцеловал свою Ирину, прямо-таки впился в нее. "Ну и ну", - почему-то подумала она. Шум вокруг невесты и жениха стоял невероятный. Ирина робко отвечала на поцелуи. Вообще-то, она была безответна, и ей все равно было, за кого выходить замуж, лишь бы жених был на лицо пригожий и не слишком грустный. Грустью же Семен Петрович никогда не отличался. Молодым налили по стакану водки, как полагается. После первых глотков особенно оживился толстяк Леонтий. - Я жить хочу! - закричал он на всю комнату, из которой состоял этот домик. В углу были только печка и темнота. - Да кто ж тебе мешает, жить-то? - выпучил на него глаза мужичок Пантелеймон. - Живешь и живи себе! - Много ты понимаешь в жизни, - прервала его старушка Анатольевна. - Леонтий другое имеет в виду. Он хочет жизни необъятной... не такой. И она тут же задремала. Звенели стаканы, везде раздавались стуки, хрипы. Было мрачно и весело. Свет - окна были махонькие - с трудом попадал внутрь домика, а электричества здесь не любили. - Молодым надо жить и жить, пусть Сема наш хворый, это ничего, кто в наше время здоров! - завизжала вдруг старушка Анатольевна, пробудясь. Ее слушали снисходительно. Круглый резвый подросток лег четырнадцати, непонятно как попавший на эту свадьбу, плюнул ей в затылок. И сказал, что он еще, например, и не родился. Его сурово оборвали. Часа через два-три веселье стало почему-то потише и посмиреннее. Толстячок поглаживал себе брюшко, а Антон, друг Семена Петровича, рассказывал: - Я, когда со своей женой разошелся, все куклы ее поленом угробил. Откуда у вашей жены были куклы? Сколько ей было лет? - чуть-чуть разинула рот от удивления Клеопатра Ивановна, сотрудница Семена по позапрошлой работе. - Как хошь, так и понимай, - оборвал ее Антон. - Я повторяю: всем ее куклам я головы разбил. Лучшую выбросил на по мойку: пусть детишки поиграют. На другом конце стола началось неестественное оживление. Николай, школьный приятель Иры, обнимался с девушкой, до странности похожей на него, как будто она была его двойник, но только в женском виде. Собачка норовила пролезть куда-то между их рук и помешать. На левом конце стола, возле Семена Петровича, поднялся, желая произнести тост, высокий седой старик. Но тост не произнес, и только вымолвил: - Пропали! Внезапно Семен Петрович умер. Это случилось мгновенно, он просто опустил голову и онеподвижел на своем кресле, точно стал с ним одним существом. Не все сразу поняли, что случилось, но неподвижность увидели все. Тот самый круглый резвый подросток лет четырнадцати подбежал и дернул Семена Петровича за нос, чтобы тот подскочил. Но Семен Петрович не подскочил и даже не пошевелился. Только Ирина Васильевна распознала сразу, что муж умер, и заревела, глядя прямо перед собой. Полная растерянность и вместе с тем остолбенелость наконец овладели всеми. Нашедшийся все-таки среди гостей полудоктор подтвердил, приложившись, что Семен Петрович умер. Водки и закуски оставалось еще на столе необычайно, к тому же уходить никто не хотел. Да и куда было уходить? За окном дикая темень, телефона нет, автобуса долго не будет. С трупом Семена Петровича тоже ничего нельзя было придумать. В домишке лишнего помещения, куда его можно было бы положить, не существовало, невеста же была запугана, и мысли мешались в ее мозгу. Ей вдруг опять стало казаться, что Сема, напротив, жив и только так присмирел около нее. Антон предложил вынести Семена Петровича во двор, но его никто не поддержал. - Кому охота такого тащить! - плаксиво заверещала одна женщина. - Да и зверье может съесть, - подтвердила Клеопатра Ивановна. - Его ведь хоронить надо потом. - Какое же тут зверье может быть?! - донельзя испугался толстяк Леонтий. - Что вы людей-то зазря с ума сводите, - набросился он на Клеопатру Ивановну и даже чуть не ущипнул ее, для верности. - Что же делать с трупом? - раздавались кругом голоса. Кто-то даже выпил стакан водки с горя и предложил другому. - Да пусть сидит, кому он мешает, - вдруг громко высказался один из гостей и встал. Эти слова неожиданно были поддержаны - и почти единодушно. - Действительно, чего заздря человека толкать, - добавил мужичок Пантелеймон. - Сидит себе и сидит. - Мы сами по себе, а он сам по себе, хоть и жених, - вмешалась полная дама. - А как же невеста?! - Пущай как было, так и останется, - отрезал один угрюмый гость, - пускай невеста рядом так и сидит... - Тебя не спрашивают об этом, - накинулись на него. - Что невеста-то думает? Невеста думала, что Семен Петрович еще не совсем мертвый, но что трогать его не надо - умрет. Она сказала, что надо продолжить свадьбу, ну, если не свадьбу, то чтоб было, как было. - А если Семен Петрович умер, а не в обмороке, то я на его похороны не приду, - заплакала Ирина Васильевна, но как-то смиренно. - Мне мертвые женихи не нужны, я не монашка какая-нибудь... Вдруг истошно залаяла собачонка и цапнула Семена Петровича за ногу. Тот не пошевелился. - Какой... в обмороке, доктор же сказал: умер, - вмешался кто-то из молодых. В ответ Ирина Васильевна расстегнула воротник у Семена Петровича и брызнула на него водой... целым графином: но безрезультатно. Между тем веселье опять понемногу стало вступать в свои права, а мрачноватость, того и гляди, отступать, Сначала веселье, правда, было робкое, недетское. Да и ветер стал шуметь по крыше. Антон, однако, жалел друга, и ему стало так невмоготу, что он лег на печь. Оттуда он и смотрел опустошенными глазами на пиршество. Двигались тени, люди, потом все уселись и смирились. Клеопатра Ивановна рассказала даже анекдот, правда смущенно поглядывая на труп Семена Петровича. Но Пантелеймон заметил этот ее взгляд и устыдил. - Ведь он не слышит, дурочка, - каркнул он на Клеопатру Ивановну. - Ты ему хоть в ухо ори - все равно ничего. - Неприличный анекдот, может быть, и услышит, - задумчиво сказал в ответ Николай. Его оборвала девушка-двойник. - Хватит о потустороннем, - сказала она. - Лучше давайте поживей веселиться. Что такие вялые стали, ребята? Ее никто не поддержал, но перелом наступил, когда невеста запела. Вообще, в своей жизни Ирина Васильевна никогда не пела - до того была робка и тиха. А сейчас, после всего, взяла и запела. Песня была детская, шуточная и ни к чему как бы не имела отношения. И тут-то все началось. Николай прямо-таки сорвался с места и поцеловал невесту. Поцеловал раз, другой, а на третий поцеловал мертвеца. Тут же получил оплеуху от девушки-двойника: а за что, непонятно было. - К кому ж она его ревнует теперь, - прошипел сквозь зубы ее молодцеватый сосед. - Наглая! Глаза его огненно при этом покраснели, не то как у волка, не то как у воплотившегося духа, и на него страшно было смотреть. Но нос его был испитой. Один толстячок Леонтий вел себя не в меру истерично: он подскакивал и все время кричал, что он теперь еще больше жить хочет... Антон с печи успокаивал его. Впрочем, среди начавшегося всеобщего крика и тотального звона стаканов его особенно не замечали. - Ты долго, долго проживешь, - сказала сидящая рядом с Леонтием лихая бабенка. - Я это чувствую, я экстрасенка... Леонтий прямо-таки подпрыгнул от радости, сразу поверив ее словам. Потом грузно плюхнулся на свое место, и тут же его белая пухлая рука потянулась к вину и ветчине. С аппетитом опрокинув в себя стакан вина и закусив ветчиной, он довольно нахально обнажил свое брюшко и стал его нежно поглаживать для двойного удовольствия. Его лицо разблаженничалось, как оживший вдруг блин. - Когда оно, вино и теплынь, проходит внутрь по каждой нутряной жилочке в животе, надо извне животик поглаживать, чтоб наслаждение усилить... - шептал он, закрыв даже глазки, чтобы не ощущать ничего, кроме себя и своего наслаждения. А между тем лихая бабенка-экстрасенка бормотала своей соседке с другого боку: - Помрет толстун-наслаждун лет через пять всего... Я его жалею, потому и сказала, что долго-долго проживет... Я как на ладони вижу: конец не за горами. Толстун хохотал сам в себя. Водка лилась непрерывной рекой, заливая скатерть, рты и раскрасневшиеся глаза. А невеста все пела и пела. Вдруг та самая пришедшая Бог весть откуда собачонка, совершенно ошалев, подбежала и, подпрыгнув, цапнула мертвеца за ухо, разразившись потом совершенно непонятным лаем. Как будто на ухе у мертвеца висело что-то невидимое, но увесистое и заманчивое. Старушка Анатольевна тут окончательно взъярилась. - Да что же это такое? - заорала она во всю мочь, заливаясь слезами, так что все остальные притихли. - Когда ж это безобразие кончится?! Что ж это за тварь такая?!! Душа Семена Петровича сейчас мытарства проходит, терзается, кипит, а этой поганой собачонке хоть бы что! Да разве животное, хоть и самое дикое, может себе такое позволить перед покойником? Зверье, оно разум и уважение насчет покойников имеет. А эта тварь и не собака вовсе поэтому, а оборотень! Я в деревне жила, я их насквозь вижу! Собачонка в ответ залилась. - Убить ее! - заорал вдруг мужик, вставший из-за стола и весь покрасневший как рак. В руке у него был стакан водки, точно он хотел произнести тост. Собачонка между тем опять злобно накинулась на мертвого Семена Петровича, бросившись ему чуть ли не на грудь. - Ненормальная какая-то, - испуганно пробормотала Клеопатра Ивановна. - Нечистое дело, нечистое, - шепнул Пантелеймон. Но тут старушка Анатольевна (и откуда только в руке появилось полено) хрястнула со всей силы по башке этой непонятной собачке. Собачка тут же испустила дух, или ушла на тот свет, если угодно. - Не будет теперя покой мертвых нарушать, - раздался голос из-за стола. Мужичок Пантелеймон посмотрел на лежащий на полу собачий труп и совсем озадачился. - Самого Семена Петровича теперь нужно хряпнуть по башке - может, он, наоборот, оживет, - поучительно сказал он. Его чуть не прибили. Собачонку так и оставили лежать на полу. И когда вроде бы стали налаживаться отношения и в разговорах обозначился даже некоторый лиризм, толстячок Леонтий поднял бунт. - Убрать надо трупы, убрать! - завизжал он, чуть не взобравшись на стол. - Хватит с нас трупов! Достаточно для одной свадьбы довольно, - его голос перешел прямо-таки на бабий визг. - Что ж мы тут веселимся, а они лежат... Не хочу, не хочу! Убрать в землю! Немедленно! Пантелеймон чуть не крикнул, указывая на Леонтия: - Вот кого надо в морду! Ишь ты, в землю! А может быть, они с нами хотят! Пировать! Но многие поддержали Леонтия. - Собачку можно оставить, она никому не вредит, а Семена Петровича давно пора куда-нибудь вынести, поди уж смердит, - промяукала одна молодая дама слева. - Да не поди, а уж точно, - оборвали ее. - Сколько мы тут часов пьем и пьем, а он что ж, такой неприкосновенный? - А кто выносить будет?! - закричал Антон с печи. - По жребию, по жребию, - отвечали ему. Девушка-двойник одиноко ходила в стороне. - Бросаем жребий! - закричала экстрасенка. - А куда ж выносить в темень, на Луну, что ли? - орали в углу. Вдруг в дверь бешено застучали. Все остолбенели и замолкли. Остолбенение прервали два удара. - Кто это? - тихо спросили. - Лесник я, открывайте! - раздался уверенный голос за дверью, точно человек там расслышал этот полушепот. Антон и прыткая старуха Анатольевна пошли открывать. Толстячок Леонтий упал под стол. - Раз лесник, то откроем, - бодро сказал Антон. Открыли. На пороге стоял огромный, недоступного роста мужчина в тулупе, хотя на улице стояло лето. Беспорядочные волосы как бы обвивали его лицо. - Милости просим, начальничек, - залебезила старушка Анатольевна, подпрыгивая вокруг. - У нас тут свадьба. Чичас поднесем вам стакан-другой водки, штрафной. Мы люди хлебосольные, чем богаты, тем и рады. - А это кто? - вдруг сразу спросил вошедший, ткнув огромной ручищей в сторону мертвого Семена Петровича. - Этот кто? - А это у нас жених, - заверещала Клеопатра Ивановна. - Только он приуныл. Но старушка Анатольевна уже подносила леснику стакан водяры. - Не пью, - угрюмо отстранил тот и пошел прямо к мертвецу. - Унылых я не люблю, - угрюмо сказал он. - Убрать! Как ни странно, словно по команде, Антон и Николай перенесли тяжелое тело Семена Петровича на печь, словно ему там будет теплее. Тишина воцарилась в этом избяном зале. Лесной человек давил всех одним своим присутствием, в глаза его, в которых зияла тьма, побаивались смотреть. - А это кто? - взглянул он на Ирину. - Невеста она у нас, - оживился Пантелеймон. Ирина притихла. - Собачку-то кто прибил? - равнодушно спросил лесной. - Попрыгун он был. Все на мертвецов прыгал! - завизжала от страха старушка Анатольевна. - Пущай бы и прыгал, - строго ответил незнакомец. Его уже все прозвали между собой лесным, не лесником, а именно лесным. Правда, Пантелеймон осторожно тявкнул: - Фамилия-то как ваша, имя, отчество? Но его устыдили: у таких, мол, не спрашивают. - Ну, ежели он начальство, тогда конечно, - бормотнул Пантелеймон и выпил. Потихоньку обстановка разрядилась. Только Клеопатрушка периодически взвизгивала: - Я жить, жить хочу! Очень хочу! Толстяк Леонтий глядел на нее влюбленными глазами. А невеста плакала. Вдруг, среди опять возникшей мертвой тишины, незнакомец, посмотрев на пол, сурово проговорил: - Ирина, давай я на тебе женюсь. Будем в лесу или где-нибудь еще жить. У меня семь жен было, и все померли. Выходи за меня, далеко-далеко пойдем. Я тебя уму-разуму научу. Все ошалели. А Ирина, заплаканно взглянув на гостей, внезапно закричала: - Согласная! Согласная! Хочу замуж! - Иринушка, ты што? - ахнул Антон. - Ты погляди, как он страшен! Антон сам испугался своих слов. Но все и так видели, что незнакомец - страшен. Страшен не только своей формой и ростом, взглядом - темным, пригвождающим, а еще более страшен - духом. Но на замечание Антона незнакомец, оглядев всех и покачав головой, ответил спокойно: - Ох, ребята, ребята. И девочки. Страшных вы еще не видали. Жалею я вас. Да разве я страшен? На том свете вы, что ли, не бывали? Жути не видели? Дурачье, дурачье. Разве я жуток? И лесной даже захохотал, указывая на себя: - Ирок, разве я страшен? Ирина Васильевна покраснела. - Да они хотят моему счастью поперек стать! Да вы милый, пригожий!! - и она даже слегка потрепала незнакомца по щеке, при этом у того во рту обнажился большой зуб, скорее похожий на клык. Но глаза чуть-чуть помягчели в выражении. - Ты что, Ирка! - взвизгнула Клеопатра. - Жениха своего забыла? Он еще, может быть, живой! - Какой же он живой? Он весь раковый! - чуть не завыла Ирина, плеснув в Клеопатру водкой из рюмки. - Что же мне прикажешь, за мертвеца выходить?!! В гробу медовый месяц справлять?!! Да?!! - Она зарыдала. Потом очнулась, всхлипывая. - Никто не хочет понять нашей горькой женской доли, нашего терпения! - заплакала она опять. - Конечно, хоть в гробу, да не одна. Все правильно. Но вот же живой сидит. - И она обернулась лесному. - Хороший, милый, простой, красивый. Что же мне, век замуж не выходить? Сколько можно ждать?!! Выхожу за него, выхожу, пусть берет! - истерически закричала она и поцеловала волосатую большую руку незнакомца. - Дело сделано! - гаркнул лесной. - По рукам. Продолжаем свадьбу. Девчаты, ребяты! Пьем за счастие! Чтоб и на том свету нам быть счастливыми! - Чтой-то вы тот свет все время поминаете, - пискнула старушка Анатольевна. Но свадьба заполыхала с новой силой. - Ох, до чего же мы дожили у нас в Советском Союзе - опять закряхтела старушка Анатольевна. - Я теперь больше на свадьбы - ни-ни. Сумасшедшие все какие-то. Не иначе как конец света приближается. Но ее никто не слушал. Лились самогон, квас, наливки. Все пели, хохотали, целовались. Улыбалась и девушка с золотыми волосами, нечеловеческой красоты, которую раньше почему-то никто не замечал. - Все сбудется, - говорила она. Как призрак ходила вокруг стола девушка-двойник. Николай плакал в стороне. Трое из гостей уже лежали на полу. Незнакомец поглядывал то на потолок, то на время. Кричала птица. К столу подошел мертвец, при жизни Семен Петрович. - И мне налейте, - сказал он. Незнакомец, подземно и дико захохотав, похлопал его по плечу. - Ну, наконец-то. Я ожидал этого. Давно пора. Присоединяйтесь! Свадьба продолжается! - крикнул он в остолбеневшее окружение. -------------------------------------------------------------------- "Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 14.02.2003 14:43
[X]