Алистер Маклин. Дорога пыльной смерти



---------------------------------------------------------------
     Alistair McLean "The way to dusty death"
     Перевод и изд-во: фирма "Фидес", Н.Новгород 1993
     &: The Stainless Steel Cat ([email protected])
---------------------------------------------------------------



Глава 1


      Харлоу неподвижно  сидел на краю трека. День был жаркий и безоблачный;
свежий ветерок ерошил длинные волосы  Харлоу, временами закрывая их  прядями
его лицо. Но он ничего не  замечал, лишь крепко  сжимал в  руках  золотистый
шлем,  словно пытаясь раздавить  его. Руки в автомобильных крагах дрожали, а
тело порой сводило судорогой.
     Перевернутая гоночная машина, из  которой Харлоу в последний  миг чудом
выкинуло живым и  невредимым, валялась теперь по иронии  судьбы на смотровой
яме  фирмы  "Коронадо" вверх  колесами, и  колеса  еще продолжали крутиться.
Мотор, залитый  пеной  огнетушителей, слегка дымился,  хотя  ясно  было, что
уцелевший бензобак уже не взорвется.
     Алексис Даннет,  первым  оказавшийся возле  Харлоу,  заметил,  как  тот
оцепенело глядит не на свой собственный  попавший в катастрофу автомобиль, а
туда, где в  двухстах ярдах  от него догорали в  белом пламени погребального
костра  человек  по имени  Айзек  Джету  и останки  того,  что  еще  недавно
называлось великолепной гоночной  машиной "Формула-1",  идущей  на Гран При.
Пылающие  обломки  давали  поразительно  мало  дыма,  возможно  оттого,  что
магниевый сплав  колес выделял  громадное количество  тепла,  и когда  порыв
ветра разрывал высокую завесу  огня, можно было видеть Джету, сидящего прямо
и  неподвижно на водительском месте,  единственном уцелевшем  островке среди
массы  искореженной стали. Даннет знал, что это  Джету, но узнать его в этих
обугленных человеческих останках было бы невозможно.
     Тысячи людей безмолвно застыли на трибунах и вдоль всей линии трека, не
веря  происшедшему  и  не  отрывая  взоров от  горящей  машины. Заглох мотор
последней из  девяти  участвовавших  в  гонках  на  Гран При  машин,  когда,
отчаянно  размахивая флажками, дежурные на трассе дали сигнал к  прекращению
соревнований. Всеобщего оцепенения не  смогли нарушить даже голос диктора  и
завывания  сирены "скорой помощи", с визгом затормозившей поодаль от  машины
Джету,  - свет  ее фар словно растворился  в белом  пламени  пожара. Команда
спасателей  в  алюминиево-асбестовых  огнеупорных одеждах ворочала  огромные
огнетушители  на колесах,  ломиками и  топорами  безуспешно пыталась вскрыть
останки машины, чтобы вытащить обугленный труп, но жаркое неукрощенное пламя
заставляло их всякий раз отступать, словно издеваясь  над тщетными  усилиями
людей. Попытки их были  так  же нелепы и  бесполезны, как и появление машины
"скорой  помощи".  Джету  уже  был  там, где человеку не  надо ни помощи, ни
надежды.
     Даннет огляделся и слегка потряс  за плечо Харлоу, но тот не обратил на
это  никакого  внимания.  Руки  его,  все  еще  сжимавшие  золотистый  шлем,
по-прежнему  дрожали,  а  глаза, устремленные  на  пламя,  пожиравшее машину
Айзека Джету,  казались глазами ослепшего  орла. Даннет спросил, не ранен ли
он:  руки и  лицо  Харлоу  были  в  крови - и  неудивительно, зная,  что  он
несколько раз перевернулся вместе с машиной, прежде чем вылетел из нее.
     Харлоу   шевельнулся,  бессмысленно  взглянул  на  Дан-нета  и  покачал
отрицательно головой.
     Два санитара с носилками торопливо подбежали к ним, но Харлоу, опираясь
на руку Даннета, с трудом поднялся  и  отказался от  их помощи. Однако он не
отверг помощи  Даннета  и  вместе  с  ним  направился  в  сторону  павильона
"Коронадо", все  еще  разбитый и,  судя  по  виду,  до конца  не  понимающий
происшедшего.  Высокий, худой, черноволосый, с  прямым пробором,  с  темной,
словно  очерченной  по  линейке,  полоской  усиков,  Даннет   был  похож  на
идеального  бухгалтера,  но  паспорт  его  свидетельствовал  о  том, что  он
журналист.
     Мак-Элпайн  в испачканном габардиновом костюме и с огнетушителем в руке
встретил их  у входа в пункт обслуживания. Джеймсу Мак-Элпайну, организатору
и  владельцу фирмы  "Коронадо",  руководителю  команды  гонщиков,  было  лет
пятьдесят пять; это был грузный человек, с массивным подбородком, изрезанным
морщинами лицом и впечатляющей гривой черных с проседью волос. Сейчас за ним
маячили главный механик Джекобсон и два его  рыжеволосых помощника, близнецы
Рэфферти, которых неведомо почему именовали Твидлдам и Твидлди. Они возились
возле  перевернутой  машины  "Коронадо",  а еще дальше  за ними двое в белых
халатах занимались  своим не  менее сложным  делом,  приводя в сознание Мэри
Мак-Элпайн,  черноволосую двадцатилетнюю дочь Джеймса, лежавшую на  земле  с
неизменным  в руках  карандашом  и блокнотом, куда  она  вносила  результаты
каждого заезда. Врачи, склонившись над ней, осторожно разрезали ножницами от
лодыжки до  колена ее левую  белую брючину,  которая сразу же  потемнела  от
крови.  Мак-Элпайн   взял   за   руку  Харлоу,  стараясь   заслонить   собой
бесчувственную  дочь,  и  повел  к  маленькому павильончику,  расположенному
позади смотровых ям станции обслуживания. Деловитый,  не теряющийся  в самых
трудных обстоятельствах, твердый, как и положено быть миллионеру, сейчас  он
проявлял доброту и чуткость, которые мало кто мог подозревать в нем.
     Там, в  глубине  павильона,  находилась  деревянная  коробка  наподобие
портативного  бара.   Большую  часть  ее  занимал  холодильник   с  запасами
сельтерской,  безалкогольных напитков и малого  количества пива, хранящегося
специально  для механиков,  работа которых под  изнурительно жарким  солнцем
вызывала сильную жажду. Тут были еще две бутылки шампанского на случай, если
пятикратный победитель  гонок на Гран При,  хотя подобное  практически  было
мало  возможно,  выиграет  и  в  шестой  раз.  Харлоу открыл  крышку  ящика,
игнорируя  содержимое холодильника,  достал  бутылку  коньяка  и налил  себе
полстакана, хотя  горлышко бутылки так колотилось у него в руке, что большая
часть  влаги  пролилась мимо  стакана.  Ему  даже  пришлось обхватить стакан
обеими руками, чтобы поднести его ко рту, и стекло звонко застучало о  зубы.
Он  сделал  глоток, но  часть напитка  тонкими  струйками все же  потекла по
испачканному кровью подбородку на белый комбинезон, оставляя на нем такие же
пятна, как и на брючине пострадавшей  девушки. Харлоу бессмысленно уставился
в стакан, опустился на скамейку и опять взялся за бутылку.
     Мак-Элпайн взглянул на  Даннета  без всякого  выражения. Харлоу за свою
карьеру автогонщика трижды  попадал в аварии. Последняя из них случилась два
года назад и чуть  не  стала  для него роковой: тогда,  почти  в  агонии, он
улыбался,  пока его  укладывали  на  носилки  "скорой  помощи"  и вносили  в
самолет, чтобы доставить  в Лондон, и левая его  рука была тверда, а большой
палец поднят  вверх как  знак победы,  хотя  правая была переломана  в  двух
местах. Однако более тревожным было то, что Харлоу, до этой минуты, как всем
было известно, не бравший в рот спиртного, за исключением глотка шампанского
после очередной одержанной им победы, сейчас сидел с бутылкой в руках.
     "Все  они приходят к этому рано или  поздно,  - говаривал Мак-Элпайн, -
все  они  приходят  к  этому. И тут не имеет значения степень  хладнокровия,
смелости и таланта, - все они приходят к этому, и чем сильнее у них выдержка
и самообладание,  тем быстрее они  теряют  контроль  над собой".  Мак-Элпайн
любил делать  обобщения,  хотя знал,  что  существует небольшая, даже  очень
небольшая часть замечательных гонщиков, победителей  соревнований  Гран При,
которые покинули гонки, сохранив свои физические и духовные силы, тем  самым
опровергнув целиком и полностью это его утверждение. А с другой стороны, кто
не  знал  гонщиков-виртуозов,  так  уставших   от  -  нервных  и  физических
перегрузок, что от них осталась  лишь внешняя  оболочка, кто  не ведал,  что
даже среди теперешних двадцати четырех претендентов на Гран При есть четверо
или пятеро  таких, кому  уже  больше не выиграть  ни одной  гонки,  ибо  они
потеряли  самое главное  -  волю  к  победе, желание побеждать  и продолжают
участвовать  в гонках исключительно ради одного - стремления сохранить фасад
давным-давно опустевшего  обиталища гордыни. Но в мире гонщиков имеются свои
правила,  и  одно  из  них гласит:  нельзя  вычеркнуть  человека из славного
племени людей, борющихся за Гран При, потому только, что у него сдали нервы.
     И все же Мак-Элпайн, к сожалению, был чаще прав, чем не прав, и об этом
убедительно говорил вид  дрожащей фигуры, сидящей на скамейке. Уж если кто и
одолевал препятствия, достигая самых высоких вершин, минуя  бездну распада и
погибели,  то таким  человеком  был,  вне  всякого сомнения,  Джонни Харлоу,
золотой парень среди гонщиков на Гран При и до  сего часа, несомненно, самый
выдающийся  из  них,  а  по мнению многих,  самый выдающийся  гонщик  нашего
времени и  даже всех времен. В прошлом году он стал чемпионом и  лидировал в
половине заездов  нынешнего года, а  потому по всем резонам  мог снова стать
победителем  Гран При. Но, судя по всему и у Харлоу  нервы и  воля  к победе
оказались окончательно подорваны. Мак-Элпайн и Даннет  хорошо понимали,  что
обугленный  призрак  Айзека  Джету  теперь  будет  мешать   его  карьере   и
преследовать его до конца дней, проживи он еще хоть сто лет.
     Нет  сомнения,  что всякий  внимательный  глаз  мог  и  раньше заметить
кое-какие признаки  надвигающейся катастрофы,  а  у гонщиков и механиков  на
этот счет наблюдательности хватает.  Такие признаки  обнаружились  уже после
второй  гонки  этого сезона на  Гран  При, когда Харлоу легко  и убедительно
выиграл заезд, не зная еще, что его  младший брат, тоже блестящий гонщик, на
скорости более ста пятидесяти миль в час был оттеснен с трассы и врезался  в
сосну. Не будучи общительным, никогда  не участвуя в шумных компаниях, после
этой  катастрофы  Харлоу  стал  еще  сдержаннее и молчаливее.  Он  все  реже
улыбался, а если улыбка и появлялась на его лице, то пустая, как у человека,
не  находящего в жизни ничего из того, что  стоило  бы  улыбки. Обычно самый
хладнокровный  и  педантичный   гонщик,  сторонник  безопасности,  противник
лихачества, ставка которому человеческая  жизнь, он стал понемногу отступать
от  собственных  правил  и  все  меньше  заботился о  безопасности  в  своих
триумфальных заездах на автодромах Европы. Теперь его  путь  к  рекордам,  к
завоеванным один за  другим  трофеям Гран  При был путем рискованным как для
его собственной жизни, так и для жизни его товарищей. Его начали побаиваться
другие  гонщики.  При  всей  своей  профессиональной  выучке  они  больше не
оспаривали у него повороты, как обычно делали прежде, а притормаживали, если
видели  в  зеркале  заднего  обзора  появившийся  бледно-зеленый  "коронадо"
чемпиона. Откровенно говоря, подобное случалось редко, ибо Харлоу неколебимо
был верен простой и четкой формуле - выскочить вперед и лидировать.
     Все чаще и чаще слышались громогласные заявления, что его дикая езда на
гоночных треках  - не состязание с равными соперниками, а сумасшедшая борьба
с самим собой за победу. Становилось все  несомненнее,  что эту единственную
гонку, единственное сражение он  никогда не выиграет;  и последняя отчаянная
ставка  против  собственных  сдающих нервов  не  даст ему  ничего:  настанет
момент, когда удача изменит ему.  И вот  это пришло, это случилось с Айзеком
Джету и с Джонни  Харлоу: на глазах у всего  мира он проиграл свою последнюю
битву  за  Гран  При на треках  Европы и Америки. Возможно, конечно, он  еще
останется  на  треке,  возможно,   будет   опять  стартовать,  но  одно  уже
становилось  несомненным:  лучшие дни  его прошли,  это  было ясно  и самому
Харлоу.
     В  третий  раз  Харлоу  потянулся  к  бутылке   с  коньяком,  руки  его
по-прежнему  дрожали.   Бутылка  опустела  уже  на   треть,  но  лишь  часть
содержимого попала по назначению - слишком неверными были движения  гонщика.
Мак-Элпайн мрачно  поглядел  на  Даннета,  не то  обреченно,  не то принимая
неизбежное,   пожал   неуклюже   плечами   и  выглянул  наружу   из  станции
обслуживания.  Машина  "скорой помощи" как  раз в  этот  момент забирала его
дочь, и  Мак-Элпайн  оставил  Харлоу  на  попечение  Даннета. Тот  заботливо
обмывал лицо гонщика  губкой, обмакивая ее в  ведро с водой. Харлоу никак не
реагировал на это. В данной ситуации только полный идиот не  догадался бы, о
чем он  думает, потому  что все  его внимание было сосредоточено  на бутылке
мартеля.  Казалось,  одно  чувство  владело  им  -  желание  совершенного  и
моментального забвения всего.
     Хорошо, что ни Харлоу,  ни Мак-Элпайн не видели в этот момент того, кто
стоял снаружи  у самой двери,  чей вид яснее ясного  говорил о том, как  ему
хочется,  чтобы Харлоу провалился поскорее в преисподнюю. Это был Рори,  сын
Мак-Элпайна,   смуглый  кудрявый  подросток,   отличавшийся  дружелюбием   и
доброжелательностью. Сейчас он с немыслимым для него злобным выражением лица
глядел на Харлоу, хотя уже несколько лет и  даже всего несколько минут назад
считал его  своим идолом. Рори поглядел на машину "скорой помощи", в которую
внесли его окровавленную сестру,  и бросил еще один  взгляд на Харлоу: в нем
было  столько страстной  ненависти,  сколько  может  ее выразить лишь взгляд
шестнадцатилетнего подростка. Что ж, мальчишку можно было понять.
     Официальное  расследование  сразу после  несчастного  случая  не  нашло
ничего из  того, что могло бы  быть непосредственной  причиной происшествия.
Официальные расследования, как правило, никогда не  обнаруживают конкретного
виновника, достаточно вспомнить хотя бы случившееся в Ле Мане, когда погибло
семьдесят три человека,  а виновных  не оказалось, несмотря  на то, что всем
было ясно, что причиной  трагедии явился один и только один человек, теперь,
по прошествии времени, тоже покойный.
     Виновных  в происшедшем  не оказалось и  на  этот  раз, но  две или три
тысячи зрителей  без всяких колебаний обвинили именно Джонни Харлоу.  Против
него   было   и  бесспорное  свидетельство   ролика  телезаписи,   полностью
запечатлевшего  драматическое  событие.  Небольшой  и  замызганный  экран  в
маленьком  зальце,  где  шло  расследование,  достаточно  отчетливо  отразил
происходившее   на  трассе,   а  звук   придал   живость   и  реалистичность
изображаемому.  Фильм длился всего  двадцать  секунд, но  повторяли его пять
раз. Снятые  телевиком с переменным фокусным расстоянием линз кадры показали
три машины  гонщиков  на Гран  При,  приближавшиеся к  пункту  обслуживания.
Харлоу  в  своем  "коронадо"  сел  на  хвост  лидирующей  машине  - старому,
зарегистрированному частным лицом "феррари", оказавшемуся впереди только  по
той причине,  что  он  отстал на целый  круг. С  еще большей  скоростью, чем
машина    Харлоу,    шла,    держась    противоположной    стороны    трека,
зарегистрированная заводская машина - огненно-красный "феррари", который вел
бесподобный калифорниец  Айзек Джету. Двенадцатицилиндровый  двигатель Джету
на прямой имел значительное преимущество  перед восьмицилиндровым двигателем
Харлоу, и ясно было,  что Джету захочет  его  обойти. Харлоу,  пожалуй,  это
понял,  потому  что  включил  стоп-сигнал,  собираясь  сбросить  скорость  и
пристроиться за  медлительным  "феррари",  чтобы Джету  мог проскочить мимо.
Неожиданно  совсем  огни машины Харлоу  погасли,  и его  "коронадо" с  силой
метнулся  в сторону,  словно в последний миг  водитель  решил обойти  идущую
впереди машину в  надежде  проскочить  вперед раньше, чем его обгонит Джету.
Если  он на самом  деле  принял  такое  безрассудное  решение,  то  это было
величайшей глупостью  его жизни, потому что машина его встала на пути Айзека
Джету, шедшего на прямом отрезке пути со скоростью не менее ста восьмидесяти
миль  в  час  и  не  имевшего в  ту ничтожную  долю секунды  возможности  ни
затормозить, ни отклониться в сторону, что в  данном  случае только и  могло
спасти его.
     В момент  столкновения  переднее колесо  машины Джету ударило  сбоку  в
самый  центр   переднего  колеса   машины  Харлоу.  Для  Харлоу  последствия
столкновения  были,  можно  сказать,  серьезными:  его машина превратилась в
неуправляемый волчок, а вот Джету это принесло гибель. Даже сквозь какофонию
ревущих  моторов, скрежет  и визг шин  оглушительным выстрелом прогремел  на
стадионе звук лопнувшей шины переднего колеса машины Джету, и в  тот миг для
Джету  уже было все кончено. Его "феррари", полностью потерявший управление,
превратился   в  бездушного  механического  саморазрушающегося  монстра.  Он
ударился  о предохранительный барьер, опоясывающий трек,  отлетел в сторону,
изрыгая красное пламя и черный  маслянистый  дым, врезался в противоположный
ба Затем "феррари", вращаясь, пролетел вперед,  перевернулся  несколько
раз  и  замер  на  исковерканных  колесах,  а  Джету так и остался сидеть на
водительском месте - заклиненные двери превратили машину в ловушку. Пожалуй,
он был уже тогда мертв. И вдруг красное пламя превратилось в белое.
     Харлоу  был непосредственным виновником смерти Джету,  это  несомненно.
Однако Харлоу с его одиннадцатью победами на Гран При за  семнадцать месяцев
считался по очкам и  рекордам  лучшим  в  мире гонщиком.  А кто  же  решится
осудить лучшего в мире гонщика?  Это не в порядке вещей.  Потому трагическое
событие  определили  как  "Божий  промысел" и,  потихоньку  опустив занавес,
закончили эту драму.


Глава 2


      Французы обыкновенно  и в спокойном состоянии ни в малейшей степени не
сдерживают своих чувств, густая же толпа  в  Клермон-Ферране была в тот день
чрезвычайно возбуждена, и потому, когда  Харлоу свесив  голову плелся  вдоль
трека из зала, где расследовался инцидент, в направлении пункта обслуживания
"Коронадо",  свист,  шиканье  и  яростные  выкрики,  сопровождаемые  типично
галльскими  жестами,  были  не только  яростные,  но  просто угрожающие.  Не
очень-то  приятная  сцена. Казалось, достаточно было малейшей  искры,  чтобы
вспыхнул  пожар и  начался  самосуд,  расправа возбужденной толпы над Джонни
Харлоу. Именно этого  и опасалась  полиция, следовавшая  за  гонщиком, чтобы
помешать этой расправе.  Но  симпатии полицейских  были  скорее  на  стороне
бушующей толпы, чем Харлоу, на которого они старались даже не глядеть.
     В нескольких шагах от Харлоу, вместе с Даннетом и Мак-Элпайном, шел еще
один человек,  чувства которого были те же, что у  полицейских и у зрителей.
Резко подергивая ремешок своего шлема, Николо Траккиа шагал в точно таком же
комбинезоне,  как  и  Харлоу.  Он считался фактически  вторым  номером среди
гонщиков  команды  "Коронадо" и слыл записным красавцем.  Темные волосы  его
вились, а зубы  сияли так, что любой владелец завода зубной пасты счел бы за
большую удачу использовать их изображение как рекламу своего товара, и загар
его  был таков, что все  остальные рядом с ним казались бледно-зеленоватыми.
Сейчас  он  выглядел, правда, не особенно жизнерадостным,  потому  что сразу
бросалась  в глаза  злобная  гримаса -  особая  черта  легендарного Траккиа,
которую  никто  не  воспринимал  равнодушно,  но  всегда  с   почтением  или
откровенным  страхом, а иногда даже и с примесью ужаса. Траккиа  смотрел  на
людей  свысока,  а   товарищей  по  гонкам  на  Гран  При  называл  попросту
недоносками.
     Само собой разумеется,  что  вращался он в узком обществе. Однако самым
скверным  было то, что каким бы хорошим гонщиком Траккиа ни считался, он все
же  не  дотягивал  до мастерства Харлоу  и,  как бы  он ни  старался, не мог
сравниться с  ним, что он и  сам  отчетливо  понимал. Разговаривая сейчас  с
Мак-Элпайном, Траккиа не  пытался даже понизить  голос, хотя в данном случае
это не имело  никакого значения: из-за рева толпы Харлоу все равно ничего не
слышал. Правда, Траккиа не понизил бы голоса в любом случае.
     - "Божий промысел"! -  с горечью в голосе произнес он. - Иисус Христос!
Вы  слышали,  как определили все  эти кретины? "Божий промысел"! Я бы назвал
это убийством.
     - Нет, парень, нет. - Мак-Элпайн положил свою руку на плечо Траккиа, но
тот  в  раздражении  сбросил ее. Мак-Элпайн вздохнул. - Это непреднамеренное
убийство. Ты  судишь  слишком  строго.  Сам  ведь  знаешь,  сколько  погибло
гонщиков в  соревнованиях на  Гран При за последние четыре  года из-за того,
что машины оказывались неуправляемыми.
     -  Неуправляемыми?  Неуправляемыми! -  Траккиа  не  мог слов  найти  от
возмущения, состояние  ему не  свойственное. Он закатил глаза, будто  ожидая
ответа свыше. -  Боже мой. Мак, все это показали  на экране. Целых пять раз.
Он снял ногу с педали  и преградил дорогу Джету. "Божий  промысел"! Конечно,
конечно, конечно! Это дело Божьего промысла, потому что  у него  одиннадцать
побед  на Гран При за  семнадцать месяцев, потому что в прошлом году он стал
чемпионом и конечно станет чемпионом и в этом году.
     -. Что ты хочешь этим сказать?
     - Будто  вы  сами  не знаете!  Если снимете  его  с трека, то  снимайте
спокойно за ним и  всех нас. Он же  чемпион! И  уж если так плох чемпион, то
каковы остальные? Так думают все. Мы-то знаем,  что  это не так,  но как еще
думать  публике?  Такова  игра. Все  знают кумира. Многие  влиятельные  люди
хотели  бы запретить гонки на Гран При, им только нужно найти предлог, чтобы
благополучно выйти из дела. И  если убрать  кумира,  то  отличный  повод для
этого  появится  сам собой. А нам нужны наши Джонни Харлоу, не так ли,  Мак?
Даже если они убивают людей.
     - Я думал, он твой друг, Никки?
     - Конечно, Мак. Конечно, он мой друг. Как и Джету.
     На  эту  реплику Мак-Элпайну  нечего  было  ответить, и  он  промолчал.
Траккиа высказался и  умолк, сохранив злобную  мину на  лице.  В молчании, и
безопасности - полицейский  эскорт  к тому времени  значительно возрос - все
четверо дошли до пункта обслуживания "Коронадо". Не глядя ни на кого, Харлоу
без  единого  слова отправился прямиком  в маленькое сооружение за основными
постройками. Никто из присутствующих - здесь были Джекобсон и двое механиков
- не попытался заговорить с ним, никто не попытался остановить его, никто не
обменялся даже многозначительными взглядами: все и так было ясно.
     Главный  механик Джекобсон, худощавый, высокий и очень крепкий, гений в
своем   деле,   подошел  к   Мак-Элпайну.  Смуглое,  морщинистое,  вытянутое
неулыбчивое лицо его выражало непреклонность.
     - Харлоу, конечно, оправдан, - сказал он.
     - "Конечно"! Я этого не понимаю.
     -  Нам  ли  хитрить с вами?  Осудят Харлоу  и, как нам всем ясно, спорт
отбросят  на десять  лет  назад.  От  вложенных в гонки  миллионов  никто не
откажется. Или это не так, мистер Мак-Элпайн?
     Мак-Элпайн задумчиво поглядел на него, промолчал, скользнул взглядом по
озлобленному  лицу  Траккиа,  отвернулся  -и  подошел  к побитой,  опаленной
"коронадо" Харлоу, которую к тому времени уже подняли и поставили на колеса.
Он задумчиво  оглядел ее,  постоял  у водительского  места,  крутнул рулевое
колесо и выпрямился.
     - Ладно.  Это все любопытно, - произнес он. Джекобсон  холодно взглянул
на  него.  Его  глаза  выражали  сейчас  недовольство,  но  не  трудно  было
догадаться,  что могли  повторить с такой  же выразительностью  и  злобность
взгляда Траккиа.
     - Эту машину готовил я, мистер Мак-Элпайн, - сказал он.
     Мак-Элпайн пожал плечами и долго ничего не отвечал.
     - Знаю,  Джекобсон, знаю. Я  также знаю, что вы делаете это лучше всех.
Мне также известно,  что вы  так давно здесь, что не скажете ерунды. С любой
машиной подобное может произойти. Сколько времени вам потребуется?
     - Хотите, чтобы я сразу начал?
     - Именно так.
     -  Четыре часа, -  сухо ответил Джекобсон, обиженный и расстроенный.  -
Самое большее шесть.
     Мак-Элпайн кивнул, взял Даннета под  руку, хотел было уйти, но внезапно
остановился.  Траккиа  и  Рори  тихо разговаривали между собой, их  не  было
слышно,  но  угрожающие жесты  и красноречивые злобные  взгляды,  посылаемые
обоими   в  сторону  павильона,  где   сидел  Харлоу  с  бутылкой   коньяка,
свидетельствовали  достаточно  ясно  о предмете разговора. Мак-Элпайн, держа
Даннета под руку, отвернулся и вздохнул.
     - Друзей у Джонни сегодня не прибавилось, не так ли?
     - Их не прибавлялось и все последние  годы. Но я увидел друга, которого
он потерял сегодня.
     -  О,  Иисус!  -  Вздохи, судя  по всему,  становились  второй  натурой
Мак-Элпайна. - Нойбауэр, кажется, тоже что-то замышляет.
     Фигура в  небесно-голубом  комбинезоне, шагавшая к пункту обслуживания,
выглядела и в самом деле так, что сразу  заставляла  насторожиться. Нойбауэр
происходил  из Австрии, он был  высок,  светловолос, имел нордический облик.
Гонщик под номером первым в команде "Гальяри", носивший имя Гальяри на груди
комбинезона,  он  завоевал  блестящими  победами на треках  Гран  При  право
называться  крон-принцем гонок  и  наследником Харлоу.  Он  так  же,  как  и
Траккиа, был холоден, недружелюбен, не терпел болванов, каковыми считал всех
вокруг. Как и у Траккиа, его друзья и приятели были немногочисленны.  И хотя
оба   были  постоянными  соперниками   на   гоночных   треках,  между  собой
поддерживали дружеские отношения.
     Нойбауэр, сжав  губы и холодно поблескивая бледно-голубыми глазами, так
и  кипел от  гнева, и юмора у него не прибавилось,  когда путь ему преградил
массивный Мак-Элпайн. Нойбауэр  помимо  своего желания  остановился:  хоть и
крупный он был человек, но Мак-Элпайн оказался еще массивнее.
     - Прочь с дороги, - произнес он сквозь зубы.
     -  Вы  что-то  сказали?  -  Мак-Элпайн   поглядел  на  него  с  кротким
удивлением.
     - Простите, мистер Мак-Элпайн. Где этот бастард (*1) Харлоу?
     - Оставьте его. Он и так скверно себя чувствует.
     - И Джету тоже. Не  понимаю, отчего все носятся с  этим  Харлоу, просто
ума не приложу.  Он же маньяк, свободно разгуливающий на свободе. Бешеный. И
вы это знаете. Мы все это знаем. Сегодня он дважды оттеснял меня с трассы, я
также мог  сгореть заживо,  как  и Джету. Предупреждаю, мистер Мак-Элпайн, я
подниму вопрос в ассоциации гонщиков и добьюсь, чтобы его сняли с дистанции.
     -  Вы  последний  из  тех,  кто  может  поднять  такой  вопрос,  Вилли.
-Мак-Элпайн положил  руки на  плечи Нойбауэра.  - Вы последний из  тех,  кто
может указать  на Джонни пальцем.  Если Харлоу уйдет, кому  достанется место
чемпиона?
     Нойбауэр  изумленно уставился на него. Его злость мигом  улетучилась, с
удивлением и недоверием он смотрел на Мак-Элпайна. Когда же немного пришел в
себя, то голосом, понизившимся до шепота, спросил:
     - Вы думаете, я действительно так поступлю, мистер Мак-Элпайн?
     -  Нет,  Вилли,  я так не думаю. Просто  хочу предупредить,  что другие
могут так подумать.
     Наступила долгая  пауза,  за время.которой ярость Нойбауэра,  казалось,
совершенно улетучилась.
     -  Он ведь убийца.  Он может еще  кого-то убить, - спокойно  сказал он,
потом  мягко снял руки  Мак-Элпайна  со  своих  плеч, повернулся и вышел  из
станции обслуживания. С задумчивым видом глядел ему вслед Даннет.
     - Возможно, он прав, Джеймс. Конечно, конечно, он одержал четыре победы
на Гран При, но когда погиб его брат на гонках в Испании, вы знаете...
     - Четыре  победы на Гран При?  И вы хотите меня убедить, что  его нервы
никуда не годятся?
     -  Я ни  в чем не  собираюсь  вас убеждать.  Я  только знаю, что  самый
осторожный  гонщик  стал  беспечен  и  опасен для  других,  его  настырность
фанатична,  и  другие  гонщики  его  боятся.  Они  просто  дают ему  свободу
действий, чтобы остаться в живых, не желая выигрывать у него хотя бы ярд.
     Мак-Элпайн  внимательно  посмотрел  на  Даннета  и  сокрушенно  покачал
головой. Он, Мак-Элпайн, а не Даннет, признанный знаток людей, сейчас больше
понимал  происходящее,  но Мак-Элпайн  относился к  Даннету  и его  мнению с
глубоким  уважением.  Даннета он считал незаурядным,  тонким, интеллигентным
человеком и исключительно талантливой личностью. Он был уже весьма известным
журналистом,   когда   сменил  профиль  своей   работы   и  превратился   из
политического обозревателя в спортивного комментатора из того  лишь простого
резона,   что  стал  находить  политику  весьма  скучным  занятием.  Твердую
принципиальность  и  способности трезвого  аналитика,  которые  сделали  его
серьезной личностью на сцене Вестминстера, он с успехом теперь использовал в
своих   обозрениях   с   мировых   гоночных   трасс.   Являясь    постоянным
корреспондентом газеты Британского национального обозрения  и двух  журналов
по автомобилизму,  британского и американского, кроме  того  выполняя  много
других  работ,  он  быстро приобрел  репутацию  одного  из  ведущих  в  мире
журналистов по автогонкам.  Всего  за два  с небольшим  года  он, бесспорно,
добился  незаурядного положения.  Успеху  его завидовали многие  из  пишущей
братии, а кое-кто из неудачников открыто злобствовал в  его адрес по всякому
поводу.
     Не прибавило ему во мнении  многих и  то обстоятельство,  что он  тесно
сошелся с  командой "Коронадо",  чем  вызвал  еще  большие нападки  на себя.
Вообще на этот счет не было никаких законов, писаных  и неписаных, но так не
поступал  еще  ни один вольный  журналист. И его коллеги теперь брюзжали  по
этому поводу. Его и их работа заключалась в добросовестном и беспристрастном
изложении всего, что связано с машинами и гонщиками, борющимися за Гран При,
утверждали они, на что он  вполне  убедительно отвечал, что  именно  этим  и
занимается. Но недовольных оттого не уменьшилось.  На самом деле  недовольны
они были тем,  что с трека Даннет первым получал  сообщения от "Коронадо", а
эта компания  в  спортивном бизнесе процветала  и  делала  огромные  успехи.
Трудно  было оспорить и  тот  очевидный  факт,  что написанные  им  статьи о
команде "Керонадо"  и  большей частью о Харлоу могли  составить внушительный
том. Подогрела страсти и созданная Даннетом совместно с Харлоу книга.
     -  Я боюсь, что вы правы, Алекс, - сказал Мак-Элпайн.  - Даже убежден в
вашей  правоте, но самому себе в этом  не хочу признаться. Он  всех заставил
бояться себя. Даже меня.
     Оба  взглянули одновременно  в  сторону  павильона, возле  которого  на
скамеечке сидел  Харлоу. Не придавая никакого  значения тому обстоятельству,
что его могут видеть, он  в  очередной раз наполнил стакан уже из  следующей
коньячной  бутылки.  Можно было на  расстоянии  разглядеть, что руки его при
этом по-прежнему дрожали. Хотя протестующие крики поутихли, но разговаривать
в таком шуме было все еще нелегко, а вот как стекло выбивает дробь о стекло,
было даже очень  слышно.  Харлоу сделал  приличный  глоток,  уперся руками в
колени и бездумно уставился на свой искалеченный автомобиль.
     - Еще пару  месяцев назад он  ни за что  в  жизни  не притронулся бы  к
рюмке. Что вы намерены предпринять, Джеймс? - спросил Даннет.
     - Сейчас?  - Мак-Элпайн слабо  улыбнулся. - Я собираюсь повидать  Мэри.
Надеюсь, мне позволят увидеть ее. - Он окинул взглядом станцию обслуживания:
Харлоу вновь  поднимал стакан,  у  близнецов  Рэфферти  был почти  такой  же
подавленный  вид, как и у  Даннета, Джекобсона, Траккиа и Рори. С  одинаково
недобрыми лицами они бросали  гневные взгляды в сторону чемпиона. Мак-Элпайн
в последний раз уныло вздохнул, повернулся и тяжело направился к выходу.

     Мэри Мак-Элпайн шел двадцать первый год. Большие карие глаза ее, черные
как  ночь блестящие зачесанные  назад  волосы, бледное,  несмотря на то  что
девушка подолгу пребывала  на солнце, лицо с обаятельнейшей улыбкой из всех,
когда-либо  сиявших на гоночных  треках  Гран При,  были очаровательны.  Все
члены команды, даже молчаливый  и неприязненный Джекобсон не  могли  устоять
перед ней  и  были влюблены в нее, не говоря о многих других поклонниках, не
менее примечательных  людях,  не  входящих в команду. Мэри  понимала  это  и
принимала как  должное, без  всякого апломба,  насмешки и снисходительности,
чуждых   ее    натуре.    Восхищение   собой   она   принимала   с   детской
непосредственностью как само собой разумеющееся признание ее достоинств.
     Этой  ночью,   лежа  в  безупречно   чистой,  стерильной  палате,  Мэри
Мак-Элпайн выглядела  даже моложе, чем всегда, что, учитывая ее  болезненное
состояние, было вполне понятно. Цвет лица ее был бледнее обычного, а большие
карие  глаза, выражающие  боль,  она открывала  с  трудом  и неохотой.  Боль
отразилась и в глазах Мак-Элпайна, едва только  он взглянул  на дочь и на ее
забинтованную левую ногу, лежащую поверх простыни.  Мак-Элпайн  наклонился и
поцеловал Мэри в лоб.
     - Выспись сегодня получше, дорогая. Спокойной ночи, - сказал он.
     -  После всех  этих таблеток,  какие  мне дали? Да,  я  постараюсь. Но,
папочка...
     - Что, дорогая?
     -  Джонни  не виноват. Я знаю, что  не виноват.  Это все  его машина. Я
уверена в этом.
     - Мы во всем разберемся. Джекобсон занимается машиной.
     - Ты увидишь. Ты попросишь Джонни, чтобы он повидал меня?
     - Не ночью же, дорогая. Мне кажется, он не совсем в порядке.
     - Он... он не совсем...
     -  Нет,  нет.  Шок.  -  Мак-Элпайн  улыбнулся.  -  Его  тоже  напичкали
таблетками, как и тебя.
     - Джонни Харлоу? В шоке? Я не верю в это. Трижды попадал  в смертельные
ситуации и никогда...
     - Он  видел тебя, видел, что с  тобой, моя дорогая.  -  Мак-Элпайн сжал
руку дочери. - Я еще вернусь попозже.
     Мак-Элпайн вышел из палаты и отправился в регистратуру. Доктор у стойки
разговаривал  с медсестрой.  У  него  были седые волосы, лицо  аристократа и
очень утомленные глаза.
     - Вы наблюдаете мою дочь? - спросил его Мак-Элпайн.
     - Мистер Мак-Элпайн? Я доктор Шолле.
     - Она выглядит очень скверно.
     - Нет, мистер Мак-Элпайн. Ничего сложного. Она  просто находится сейчас
под воздействием обезболивающих лекарств. Это чтобы снять боль, понимаете?
     - Я вижу. И как долго она будет...
     - Две недели. Возможно, три. Не больше.
     - Еще вопрос, доктор Шолле. Почему вы не сделали ей вытяжение?
     - Думается, мистер Мак-Элпайн, вы не из тех людей, кто боится правды.
     - Почему вы не сделали ей вытяжение?
     -  Вытяжение применяют при переломах,  мистер Мак-Элпайн. Ваша  дочь не
просто  сломала  лодыжку левой  ноги,  а - как  это сказать по-английски?  -
лодыжка у нее раздроблена, да, размолота в порошок, и никакая  хирургическая
операция здесь не поможет. Будем собирать и соединять осколки кости.
     - Значит, она больше никогда не согнет лодыжку. -  Шолле  утвердительно
кивнул. - Всегдашняя хромота? На всю жизнь?
     -  Вы  можете  созвать консилиум, мистер  Мак-Элпайн.  Вызвать  лучшего
специалиста-ортопеда из Парижа. Вы имеете право...
     - Нет. Все  это ни  к чему. Все и так  ясно,  доктор  Шолле. От  правды
никуда не денешься.
     - Я глубоко сочувствую вам,  мистер Мак-Элпайн. Она прекрасная девушка.
Но я только хирург. Чудо? Нет. Чудес не бывает.
     - Благодарю, до Вы очень добры. Часа через два я приду снова?
     -  Лучше  не надо.  Она проспит не  меньше двенадцати  часов.  Или даже
шестнадцати.
     Мак-Элпайн понимающе кивнул.

     Даннет  отодвинул тарелку, так  и не притронувшись к  еде, взглянул  на
тарелку   Мак-Элпайна,   тоже   нетронутую,   затем   посмотрел  на   самого
задумавшегося Мак-Элпайна.
     - Я не предполагал, Джеймс, - сказал он, - что мы не такие крепкие, как
думали о себе.
     - Возраст, Алекс. Он дает о себе знать.
     - Да. И, кажется, очень сильно. - Даннет, придвинув тарелку, сокрушенно
поглядел  на еду и опять решительно отодвинул ее. - Ладно, я думаю, что это,
черт возьми, все-таки лучше ампутации.
     - Это так. Это так. - Мак-Элпайн поднялся. - Давай-ка пройдемся, Алекс.
     - Для аппетита? Не поможет. Мне, во всяком случае.
     - И мне не поможет. Я  просто подумал: стоит поинтересоваться, не нашел
ли Джекобсон что-нибудь.
     Гараж  был  длинный, низкий,  со  стеклянным потолком, сияющий от света
висящих ламп, очень чистый  и пустой. Джекобсон  возился в  дальнем углу над
изувеченным  "коронадо"  Харлоу,  они  увидели  его  сразу,  как  только  со
скрежетом   открыли  металлическую  дверь.  Он   выпрямился,   поднял  руку,
показывая,  что заметил  Мак-Элпайна  и  Даннета, и  снова  занялся осмотром
машины. Даннет притворил дверь и спросил спокойно:
     - Где же остальные механики?
     -  Вы  бы уже должны знать, - ответил  ему Мак-Элпайн, - что  Джекобсон
занимается  работой  над пострадавшими  машинами  всегда только в  одиночку.
Слишком низок уровень  остальных механиков, считает он. Говорит, что они  не
заметят причину аварии или, еще хуже, уничтожат ее своей грубой работой.
     Оба  прошли  вперед и  стали молча  наблюдать, как Джекобсон  возится с
поврежденной  тормозной  гидравлической системой. Но не только они наблюдали
за ним.  В открытой  раме крыши, прямо над ними,  незаметный для находящихся
внизу,  поблескивал  отраженным   светом  мощных  ламп  некий  металлический
предмет. Это была восьмимиллиметровая кинокамера.  Держащие  эту камеру руки
сейчас  вовсе не тряслись.  Это  были  руки  Джонни  Харлоу.  Лицо  его было
бесстрастное и совершенно трезвое.
     - Итак? - спросил Мак-Элпайн. Джекобсон выпрямился, потирая поясницу.
     - Ничего. Ничего нет.  Подвеска, тормоз, двигатель,  трансмиссия, обода
колес, управление - все о'кей!
     - Однако управление...
     - Косое усилие. Перелом под давлением.  Иного ничего не могло быть. Все
было в порядке, когда он  загородил дорогу  Джету. И  не  говорите, что в ту
секунду у него  отказало  рулевое управление,  мистер Мак-Элпайн. Совпадение
есть совпадение, но такое бывает не часто.
     - Значит, мы блуждаем впотьмах? - спросил Даннет.
     - Все ясно  как божий день, я настаиваю на этом.  Водительский просчет.
Старейшая причина.
     - "Водительский просчет". -  Даннет покачал головой. - Джонни Харлоу не
допустил бы этого ни за что в жизни.
     Джекобсон улыбнулся, но глаза его оставались холодными.
     - Хотел бы я знать, что сказал бы на этот счет дух Джету.
     -  Все это нам  не  поможет,  -  проговорил  Мак-Элпайн.  -  Пошли-ка в
гостиницу.  Вы  даже  не  поели, Джекобсон.  -  Он  взглянул  на Даннета.  -
Стаканчик  в  баре  перед  сном,  думаю,  нам необходим, потом  наведаемся к
Джонни.
     -  И  только напрасно потеряете  время,  Он  в полной отключке,  -
уверенно сказал Джекобсон.
     Мак-Элпайн внимательно  посмотрел на него, потом очень  медленно, после
долгой паузы произнес:
     - Он еще чемпион мира. Он еще номер первый в команде "Коронадо".
     - Так, значит, все еще так?
     - А вы хотите, чтобы было иначе?
     Джекобсон  направился  к  умывальнику,  чтобы  вымыть  руки.  Не  сразу
повернувшись, сказал:
     - Вы здесь босс, мистер Мак-Элпайн.
     Мак-Элпайн ничего не  ответил. Наконец Джекобсон вытер  руки, все  трое
вышли в  полном молчании из гаража и закрыли  тяжелую металлическую дверь за
собой.
     Наполовину высунув голову из-за конька крыши, Харлоу видел, как они шли
по ярко освещенной дорожке,  и,  как только скрылись за углом, он сразу  же,
держась за  V-образный изгиб  крыши, осторожно скользнул к  раскрытой раме и
протиснулся  внутрь, нащупывая ногой  металлическую балку  фермы  гаража. Он
повернул к углу,  балансируя, подошел ближе  к стене,  достал из внутреннего
кармана  фонарик  и   направил  его  свет  вниз.  Потом  устроился  прочнее,
внимательно  осмотрелся.  Джекобсон,  уходя,  выключил  освещение,  так  что
прыгнуть с высоты девяти футов было делом достаточно трудным.
     Харлоу присел, ухватился  руками за  балку, повис на ней и разжал руки.
Приземлился он  легко и бесшумно, потом  подошел  к распределительному щиту,
врубил освещение  и направился к своему "коронадо". Он имел с собой не одну,
а  две камеры:  восьмимиллиметровую  кинокамеру и миниатюрный фотоаппарат со
вспышкой.
     Джонни взял ветошь, начисто протер подвески,  систему подачи  горючего,
карбюратор    и   гидравлическую   систему    управления.    Несколько   раз
сфотографировал каждую  протертую  деталь, потом  вымазал  тряпку  маслом  и
грязью и быстро затер все вычищенные детали, а тряпку бросил в металлическое
ведро для мусора.
     Подойдя  к двери, он  подергал  ручку,  но  она не  открывалась.  Дверь
запиралась снаружи, и конструкция ее была такова, что прилагать  усилия было
бесполезно:  Харлоу не желал оставлять  следы своего  посещения. Он  еще раз
быстро осмотрел гараж.
     Слева от него к стене была  подвешена деревянная лестница, которая,  по
всей видимости, предназначалась  для мытья окон. Под ней в углу он обнаружил
моток веревки.
     Харлоу  прошел  в  угол, снял лестницу,  закрепив  веревку  за  верхнюю
перекладину, поднял  и надел лестницу на металлическую балку, потом вернулся
к двери и  выключил свет. Подсвечивая себе карманным фонариком, он без труда
взобрался по  лестнице на балку. Оттуда после нескольких попыток ему удалось
снова зацепить  за  крюки  на стене  лестницу нижней  перекладиной. Отвязать
канат,  небрежно  смотать его  в  бухту и бросить на  прежнее место  уже  не
представляло труда. Балансируя, он поднялся на балке во весь рост, дотянулся
до открытой  рамы, сделал усилие, просунул сначала  голову  и плечи в окно и
растворился в ночной темноте.

     Мак-Элпайн  и Даннет  долго сидели за  столом в опустевшем баре,  молча
потягивая  шотландское  виски.  Мак-Элпайн  поднял  свой стакан  и улыбнулся
невесело.
     -  Итак,  мы пришли к  концу этого  прекрасного дня.  Господи, как же я
устал.
     - Значит, вы окончательно решили, Джеймс. Харлоу остается.
     - Это из-за Джекобсона. Он поставил меня в безвыходное положение.
     Харлоу  бежал по ярко освещенной  улице. Внезапно он остановился. Улица
была пустынна и хорошо ему знакома, но неожиданно впереди него замаячили две
фигуры: два  высоких  человека, идущих ему навстречу. Он  помедлил  немного,
потом быстро  огляделся  и  нырнул в нишу перед  входом  в магазин. Он стоял
неподвижно,  прижавшись  к зданию, пока  те  двое проходили  мимо:  это были
Николо Траккиа и Вилли  Нойбауэр, поглощенные серьезным и важным разговором.
Как  только  они прошли  мимо, Харлоу  вышел  из  своего укрытия,  проследил
настороженно, когда Траккиа и Нойбауэр скроются за углом,  и снова  бросился
бежать.

     Мак-Элпайн  и  Даннет  выпили  по стакану,  и Мак-Элпайн  вопросительно
взглянул на Даннета.
     - Хорошо, я считаю, что иной раз необходимо принимать подобные решения,
- сказал тот.
     - Я решился,  - ответил Мак-Элпайн. Они поднялись и, кивнув на прощание
бармену, вышли.

     Харлоу  бежал в  направлении  неоновой  рекламы отеля. Замедлив шаг, он
миновал главный  вход, свернул  вправо на аллейку, прошел по ней до пожарной
лестницы  и начал  подниматься  сразу  через  две  ступеньки. Его шаги  были
твердыми   и  уверенными,  координация  замечательной,  а  лицо   совершенно
бесстрастным. Но  глаза  блестели, выражая удовлетворение.  В  них светилась
решимость все предусмотревшего человека, знающего, что ему предстоит.

     Мак-Элпайн  и Даннет  остановились  перед  дверью  с номером  412. Лицо
Мак-Элпайна выражало тревогу и озабоченность одновременно. Лицо Даннета, как
ни странно,  было спокойно.  Костяшками пальцев Мак-Элпайн громко постучал в
дверь. Никакого ответа. Мак-Элпайн со злостью посмотрел на занывшие суставы,
взглянул на  Даннета и еще яростнее набросился на  дверь. Даннет воздержался
от комментариев, слова в данном случае были излишни.
     Харлоу быстро  поднялся  на площадку четвертого этажа, перемахнул через
перила и  благополучно влез в открытое окно. Номер  был маленьким.  На  полу
валялся брошенный им открытый чемодан и все его содержимое. Возле кровати на
тумбочке  стояла  настольная лампа, тускло  освещавшая комнату, и наполовину
пустая бутылка виски. Харлоу закрыл  окно и  осмотрел  его под аккомпанемент
непрекращающегося стука в дверь. Голос Мак-Элпайна был высоким и злым:
     - Откройте! Джонни! Откройте, или я разнесу эту чертову дверь!
     Харлоу  сунул  обе  камеры  под  кровать. Сорвав с  себя черную кожаную
куртку и черный пуловер, отправил их следом за камерами,  плеснул на  ладонь
немного виски и протер им лицо.
     Дверь  распахнулась, и  показался ботинок Мак-Элпайна, которым он вышиб
замок. Затем  появились и Мак-Элпайн с Даннетом. Они вошли и замерли. Харлоу
как был - в сорочке, брюках и ботинках - валялся на кровати, растянувшись во
весь  рост и  находясь, по  всей видимости, в стадии совершенного опьянения.
Его левая рука свешивалась  с кровати,  а правой  он все еще сжимал горлышко
бутылки с виски. Мак-Элпайн  с мрачным лицом, словно не веря глазам, подошел
к кровати, склонился над Харлоу, с  отвращением принюхался  и вырвал бутылку
из  бесчувственной  руки  Харлоу. Он  посмотрел на Даннета, тот  ответил ему
бесстрастным взглядом.
     - И это величайший гонщик мира! - произнес Мак-Элпайн.
     - Извините,  Джеймс, но вы  же сами говорили: все они приходят к этому.
Помните? Рано или поздно их всех ожидает это.
     - Но Джонни Харлоу?
     - И Джонни Харлоу...
     Мак-Элпайн кивнул, повернулся, и они вышли из номера, кое-как притворив
за собой сломанную дверь. Тогда Харлоу открыл глаза, провел по ним ладонью и
передернулся от отвращения.


Глава 3


      Суетливые недели после гонок в Клермон-Ферране,  на первый  взгляд, не
внесли  ни  малейших изменений  в  жизнь  Джонни Харлоу.  Всегда  собранный,
сдержанный и замкнутый, он таким  и  остался,  разве  только стал еще больше
одиноким и отчужденным. Как и в лучшие свои дни, когда он находился в полном
расцвете сил и купался в лучах славы, умея оставаться  при этом феноменально
спокойным и сохранять  контроль над собой, так и сейчас он был необщителен и
на все глядел ясными, бесстрастными глазами. Руки у него больше не  дрожали,
как  бы  подтверждая,  что человек  находится в мире с самим  собой. Но  так
считали не многие. Большинство было уверено в закате звезды Джонни Харлоу. И
крах его  прямо связывали с  убийством Джету и  трагедией Мэри. Блеск  славы
первого гонщика тускнел - это чувствовали и друзья и враги.
     Две недели спустя после  гибели Джету Харлоу в своей родной Британии на
глазах  явившихся во множестве  зрителей, готовых вдохновить своего  кумира,
опороченного  французской  прессой, на новые  победы  у  себя дома,  пережил
тяжкое  унижение, сойдя  с трека  в самом первом  заезде.  Сам  он отделался
легко,  но  "коронадо"  разбил основательно.  Лопнули обе передние  шины,  и
многие  считали, что одна из них вышла из строя  на треке,  иначе бы  машина
Харлоу не влетела в рощу, но другие подобного мнения не разделяли. Джекобсон
в   застолье  энергично  высказывал  близким   ему  людям  свое   объяснение
происшедшего,  слишком  часто  повторяя  при   этом  излюбленную  фразу  про
"водительский просчет".
     Еще  две недели спустя в Германии  на гонках Гран  При - пожалуй, самых
трудных из  всех  гонок  в  Европе,  на  которых  Харлоу был  общепризнанным
лидером, - настроение уныния и подавленности,  словно грозовая туча, окутало
станцию обслуживания "Коронадо". Это  было почти  физически ощутимо  - будто
эту атмосферу можно было пощупать руками.
     Гонки уже заканчивались, и  последний  их участник исчез  за поворотом,
уходя на последний круг, чтобы остановиться  затем на  станции обслуживания.
Мак-Элпайн глядел куда-то сквозь  Даннета  и  о  чем-то  тягостно размышлял.
Даннет, почувствовав этот взгляд, опустил глаза и прикусил нижнюю губу. Мэри
сидела  рядом  на  легком складном стульчике. Ее левая нога была в гипсе,  к
спинке  стула стояли прислоненные  костыли.  Она  сжимала  в  руке блокнот и
секундомер и,  едва сдерживая  слезы, покусывала карандаш от досады, не умея
скрыть обуревавших ее  эмоций.  Позади выстроились Джекобсон, два механика и
Рори. Джекобсон, должно быть,  прилагал немало усилий,  чтобы придать своему
лицу безразличное выражение, и тем не менее оно то и дело искажалось злобной
гримасой.  Рыжие близнецы Рэфферти были образцом покорности, а  на лице Рори
застыла маска холодного презрения.
     - Одиннадцатое место из двенадцати финишных! Вот так водитель!  Чемпион
мира - действительно ему есть чем гордиться, так я считаю.
     Джекобсон поглядел на него задумчиво.
     - Месяц назад он был для вас кумиром, Рори.
     Рори глянул искоса  на  сестру. Она, все такая же поникшая,  покусывала
карандаш. Слезы  застилали  ее  глаза. Рори  перевел взгляд на  Джекобсона и
произнес:
     - Так это было месяц назад.
     Светло-зеленый "коронадо" подкатил к станции обслуживания, затормозил и
остановился, тарахтенье двигателя смолкло. Николо Траккиа  снял шлем, достал
большой шелковый платок,  вытер им свое рекламно-красивое  лицо  и  принялся
снимать перчатки. Он выглядел, и вполне резонно, довольным собой, потому что
финишировал  вторым, уступив всего  на  корпус лидирующей машине. Мак-Элпайн
подошел к нему, одобрительно похлопал по спине.
     -  Прекрасный заезд, Никки.  Ваши  лучшие показатели -  и еще  на таком
тяжелом маршруте. Взяли три вторых места из пяти. - Он улыбнулся. -  Знаете,
я начинаю думать, что мы сделаем из вас настоящего гонщика.
     - Дайте мне время! Уверяю, Николо Траккиа не гонялся еще по-настоящему,
сегодня  он  просто  попытался улучшить ход одной из  тех машин, которые наш
шеф-механик ломает между гонками. - Он улыбнулся Джекобсону, и  тот  ответил
ему тем же: несмотря на разницу натур и интересов, между  этими двумя людьми
существовало что-то  общее. - Итак, когда мы через  пару недель доберемся до
гонок  по Австрии на Гран При, я рассчитываю вас  разорить на  пару  бутылок
шампанского.
     Мак-Элпайн опять улыбнулся, но ясно было, что виновник этой вынужденной
улыбки вовсе не  Траккиа.  За один этот месяц Мак-Элпайн, который был всегда
представительным  человеком,  заметно  сдал, похудел,  лицо  его  осунулось,
морщины стали глубже, в импозантной его шевелюре прибавилось серебра. Трудно
было представить, что такая  драматическая перемена  произошла с  ним  из-за
внезапного и неожиданного падения его суперзвезды, но в существование других
причин верить было еще труднее.
     - Мы не должны забывать, - сказал Мак-Элпайн, - что в Австрии в  гонках
на Гран  При  будет  выступать и настоящий  австриец. Я  имею в  виду  Вилли
Нойбауэра, вы, надеюсь, не забыли о нем?
     Траккиа остался невозмутимым.
     -  Возможно,  Вилли и австриец, но гонки на Гран При  в Австрии не  для
него. Его  лучший результат - четвертое место. Я же  второе место держу  уже
два  последних  года.  -  Он  взглянул  на еще  один  подошедший  к  станции
обслуживания "коронадо", затем  снова посмотрел на  Мак-Элпайна. - И я знаю,
кто придет там первым.
     - Да, я тоже знаю. - Мак-Элпайн не спеша повернулся и пошел осматривать
другую машину, из которой вылез Харлоу. Держа шлем в руках, тот поглядел  на
автомобиль и огорченно  покачал головой.  Когда  Мак-Элпайн заговорил, то  в
голосе и в лице его не было ни горечи, ни гнева, ни осуждения.
     - Ну, ладно, Джонни, не можешь же ты всегда выигрывать.
     - Могу, но не с такой машиной, - сказал Харлоу.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Нет силы в моторе.
     Подошедший Джекобсон с бесстрастным лицом выслушал претензии Харлоу.
     - Прямо со старта? - спросил он.
     - Нет. Ни в коем случае не принимайте это на свой счет, Джек. Знаю, что
вы тут ни при чем. Чертовски странно: мощность то появляется, то исчезает. В
какие-то моменты я выжимал из мотора все, что можно. Но не очень долго. - Он
повернулся и снова  мрачно-изучающе  оглядел машину.  Джекобсон  поглядел на
Мак-Элпайна, и тот ответил ему быстрым всепонимающим взглядом.

     Уже  в  сумерках на опустевшем гоночном  треке,  когда  ушли  последние
служители,  Мак-Элпайн, одиноко  и отрешенно, засунув руки глубоко в карманы
габардинового  пиджака,  недвижно,  в  глубокой  задумчивости   стоял  возле
павильона обслуживания  "Коронадо".  Однако он не был так  одинок,  как  ему
могло  показаться. В  стороне от обслуживающей станции "Гальяри",  за углом,
притаилась еще  одна фигура,  в черном обтянутом пуловере  и черной  кожаной
куртке.  Джонни  Харлоу   обладал   исключительной  способностью  оставаться
неподвижным долгое время  и нередко этим пользовался в нужный момент. Сейчас
на треке все казалось безжизненным.
     И  вдруг послышался рокот мотора гоночной  машины. С включенными огнями
показалась  она  на  расстоянии,  сделала  вираж  и,  притормозив  у  пункта
"Гальяри",  остановилась  возле  станции  обслуживания.  Джекобсон  выбрался
наружу и снял шлем.
     - Итак? - спросил Мак-Элпайн.
     -   Чертовщина  все,  что  было  сказано  о  машине.  -  Его  тон   был
безразличным,  но в глазах светилась ярость.  - Она летит птицей. Ваш Джонни
слишком впечатлительный человек. Здесь нечто другое, чем просто водительский
просчет, мистер Мак-Элпайн.
     Мак-Элпайн  колебался. Тот  факт,  что Джекобсон  отлично, с прекрасной
-профессиональной сноровкой прошел круг, еще ни  о чем  не  говорил,  ибо он
никогда не смог  бы идти  на  таких  скоростях,  на  каких  ходят  настоящие
гонщики.  И  естественно,  он  не  мог   развивать  такие  сверхскорости  на
"коронадо", с какими ходил  Харлоу. Мотор  мог  также  давать сбои  и тогда,
когда  предельно нагревался,  а  сейчас такого тоже  не  было, ибо Джекобсон
сделал всего один круг. А может быть, скоростные и очень капризные  гоночные
двигатели  стоимостью  до  восьми  тысяч  фунтов  вообще  очень  своенравные
создания, которые  по собственной прихоти могут приходить в  расстройство  и
восстанавливаться  без  всякого  вмешательства  людей?   Джекобсон  посчитал
молчание размышляющего Мак-Элпайна за полную солидарность с ним.
     - Вы тоже пришли к такому выводу, мистер Мак-Элпайн? - спросил он.
     Мак-Элпайн не ответил на его слова ни согласием, ни несогласием.
     - Оставьте пока машину. Мы пошлем Генри и двух парней  с  транспортером
забрать  ее.  А  пока  идемте-ка  обедать.  Мы заработали  это.  И  выпивку.
Стаканчик  не помешает.  Слишком много накопилось  всего за последние четыре
недели.
     - Не буду возражать, мистер Мак-Элпайн.
     Голубой  "остин-мартин" Мак-Элпайна  дожидался их  возле  самой станции
обслуживания.  Молча  сели  они  в  него  и  поехали  по  треку. Шум  мотора
постепенно стих.
     Харлоу проводил машину взглядом. Если его и тревожили выводы Джекобсона
или  возможная поддержка  этих  соображений Мак-Элпайном, то  это  никак  не
отразилось  на его  поведении. Он спокойно подождал, пока машина скроется  в
сумерках,  огляделся вокруг и,  убедившись  в полном  безлюдье, направился к
станции обслуживания "Гальяри". Здесь  он открыл парусиновую сумку, висевшую
на плече, достал карманный фонарик с меняющимся  стеклом, молоток, отвертку,
слесарное зубило  и разложил  все это  на крышке ящика.  Вначале он  осветил
фонариком ящик и станцию обслуживания "Гальяри". Одно движение  рычажка  - и
белый свет заменился темно-красным.  Харлоу  взял  в руки молоток,  зубило и
принялся за работу.
     Большая часть ящиков и коробок не были закрыты, ибо в них не  хранилось
ничего из того, что  могло заинтересовать даже  самого  неприхотливого вора,
взгляд его просто запутался  бы в этой  коллекции  частей двигателей, гаек и
других предметов, вполне понятных только знатоку. Если бы вор и  взял что-то
отсюда, то  наверняка не  смог  бы  этим  воспользоваться.  Те же  несколько
ящиков, что Харлоу пришлось распечатать, он открывал чрезвычайно осторожно.
     Медлить  было  нельзя, и Харлоу осмотрел  их  за минимальное время. Тем
более что он,  очевидно, знал о  что  ищет. В  некоторые ящики и коробки  он
просто заглянул, на другие тратил не  больше минуты, и через полчаса  он уже
закрывал все проверенные  ящики  и коробки,  стараясь  не оставлять при этом
каких-либо следов.  Потом он сложил  в сумку  молоток  и другие инструменты,
сунул  туда же  фонарик  и, словно растворившись  во  тьме,  покинул станцию
обслуживания  "Гальяри".  Харлоу редко  проявлял  эмоции,  поэтому  и сейчас
невозможно было понять, удовлетворен ли он результатами своих поисков.

     Четырнадцать  дней спустя  Николо  Траккиа получил,  как  и предполагал
Мак-Элпайн,  свой  большой приз  - предмет  вожделений  всей  его жизни.  Он
выиграл Гран  При  в  Австрии.  Харлоу, на  которого, впрочем,  никто  и  не
надеялся, не выиграл  ничего. Более того, он даже  и не добрался  до финиша,
он, можно  сказать, лишь начал гонку, сделав на четыре круга больше,  чем  в
Англии, где вообще сошел с первого же круга.
     Но  начал  ее  хорошо. По любым стандартам, даже по его собственным, он
блестяще провел старт,  вырвался далеко вперед  и сошел на пятом круге.  Уже
через  несколько  минут после  этого  его  "коронадо"  оказался  на  станции
обслуживания. Когда  Харлоу  вылез из машины,  то выглядел вполне нормально:
ничего тревожного, никаких отклонений от нормы. Но руки у  него были глубоко
засунуты в карманы комбинезона и крепко сжаты  в кулаки - в  таком положении
не определишь, дрожат они или нет. Он вытащил руку с раскрытой ладонью всего
лишь  на  миг  -  чтобы  отмахнуться  от  обслуживающего  машину  персонала,
проявлявшего излишнее  участие, отмахнулся от всех, кроме  сидящей в  кресле
Мэри.
     -  Не надо  паниковать. -  Он тряхнул головой.  - И не  спешите. Выбило
четвертую скорость. - Он стоял, мрачно поглядывая на трек.
     Мак-Элпайн внимательно посмотрел на  него,  потом  на Даннета,  который
кивнул, будто не замечая этого  взгляда Мак-Элпайна и  не  сводя глаз  с рук
Харлоу, спрятанных в карманах комбинезона.
     - Мы попробуем  снять Никки. Вы  можете взять  его машину, -  предложил
Мак-Элпайн.
     Харлоу медлил с ответом.  Услышав рев  приближающейся  гоночной машины,
кивнул в сторону трека. Другие тоже увидели машину на прямой. Светло-зеленый
"коронадо"  в  стиле Харлоу  промчался  мимо и устремился  дальше по трассе.
Только через пятнадцать  секунд появилась наконец голубая королевская машина
Нойбауэра,  принадлежащая клубу "Гальяри".  Харлоу повернулся и посмотрел на
Мак-Элпайна. На обычно спокойном лице его было подобие удивления.
     -  Снять его? Боже мой, Мак, о чем вы говорите? Пятнадцать убедительных
секунд,  выигранных  Никки, когда я  сошел с  круга.  Вы подумайте,  чего он
лишается. Наш синьор Траккиа никогда не простит ни  мне, ни вам, если вы его
отстраните от гонок именно сейчас.  Ведь это будет его  первый  Гран  При, о
каком он так мечтал.
     Харлоу  повернулся   и  пошел   прочь   с  таким  видом,   словно   это
обстоятельство  вполне примирило его с собственным  проигрышем. Мэри и  Рори
смотрели,  как  он уходит:  она  -  со  скрытым  состраданием,  а  он  -  со
злорадством  и нескрываемым презрением. Мак-Элпайн замешкался  с ответом, но
вдруг тоже повернулся и  зашагал прочь, только в другом направлении.  Даннет
сопровождал его. Оба остановились возле станции обслуживания.
     - Итак? - сказал Мак-Элпайн.
     - Что "итак", Джеймс? - переспросил Даннет.
     - Пожалуйста, не надо. От вас я подобного не заслуживаю.
     - Вы интересуетесь, заметил ли я то же самое, что и вы? Его руки?
     - Они дрожали. - Мак-Элпайн покачал сокрушенно головой и надолго умолк.
- Я утверждаю: они к этому приходят все. Независимо от хладнокровия,  отваги
или блеска славы.  Я утверждаю:  они все к этому  приходят!  А когда человек
обладает  хладнокровием  и  железной выдержкой  нашего Джонни,  то  крушение
особенно быстрое.
     - И когда же наступит окончательное падение?
     -  Довольно  скоро, думаю. И все-таки  я постараюсь дать ему еще  один,
последний шанс на гонку за Гран При.
     - А знаете ли вы, что он сейчас сделает, а затем ближе к ночи, попозже,
- он стал очень хитрым.
     - Думаю, что этого я знать не хочу.
     - Он пойдет к своей любимой бутылке.
     Голос с  сильным  акцентом  выходца  из  Глазго  неожиданно прервал  их
разговор:
     - Ходят слухи, что она и в самом деле стала его любимой подружкой.
     Мак-Элпайн  и Даннет обернулись. Перед  ними будто из ниоткуда появился
маленький  человечек  с  очень морщинистым  лицом  и  пышными  седыми усами,
которые так особенно выделялись из-за контраста с монашеской тонзурой на его
голове. Еще  более странной казалась  длинная  и  тонкая сигара, торчащая  в
уголке  добродушного беззубого рта. Человечка звали Генри, он был  старейшим
водителем  транспортера.  Сигара  была  его  отличительной   чертой.  О  нем
говорили, что он и ест с сигарой во рту, и спит.
     - Подслушивал, что ли? - спросил, не повышая голоса, Мак-Элпайн.
     - Подслушивал! - Трудно было определить  по тону Генри, удивлен  он или
возмущен  таким предположением.  -  Вы  знаете  отлично, что  я  никогда  не
подслушиваю,  мистер Мак-Элпайн.  Я просто случайно все слышал. А это совсем
другое.
     - И что же вы хотите нам сказать?
     - А я уже  все  сказал. - Генри был все так  же олимпийски спокоен. - Я
думаю, что он гоняет машину как  ненормальный и все другие гонщики как черта
боятся  его. Факт,  боятся.  Нельзя  его  выпускать  на трассу.  Он  человек
пришибленный,  вы  это  видите.  И  в  Глазго  о  таких  пришибленных  людях
говорят...
     - Мы знаем, что там говорят, - возразил Даннет. - Я думал, вы его друг,
Генри?
     - Ага,  я  им и остаюсь. Самый замечательный джентльмен из всех, кого я
знал, прошу прощения у обоих джентльменов. Я потому и не хочу ему смерти или
судебного дела.
     - Вы лучше занимайтесь своей  работой, следите за транспортером, Генри,
а  я примусь за свои  обязанности и буду  заниматься  командой "Коронадо", -
дружески посоветовал Мак-Элпайн.
     Генри  кивнул  и  повернул  обратно,  походкой и каждым  жестом выражая
неодобрение. Мак-Элпайн с таким же мрачным лицом потер щеку и произнес:
     - Он, скорее всего, прав. Я действительно имею все основания думать так
о гонщике.
     - Что такое, Джеймс?
     - Сломался. Кончился. Как сказал Генри, пришиблен.
     - Пришибло кем? Или чем?
     - Его  пришиб парень по  имени Бахус,  Алексис. Парень,  действующий не
битьем, а выпивкой.
     - И у нас есть доказательства?
     -  Не доказательства того, что он пьет, а отсутствие доказательств  его
трезвости. Мне хочется просто выругаться.
     -  Простите,  не понимаю.  Сдается  мне,  что  вы  слишком мудрствуете,
Джеймс.
     Мак-Элпайн  кивнул  и  коротко  рассказал  об  ошибке  в  линии  своего
поведения. Уже в день гибели Джету,  когда  Харлоу потерял выдержку до того,
что даже не  мог ни налить из бутылки, ни  выпить стакан коньяку, Мак-Элпайн
впервые догадался,  что он начал прикладываться  к  бутылке.  Само собой, не
было  никаких  откровенных  попоек,  потому что тогда  гонщик  автоматически
исключается  из  состава  соревнующихся  на  треках  мира,  не  было  шумных
компаний, все было скрытно  и  хитро. Харлоу предпочитал пить в одиночестве,
выбирая для этого  места укромные,  где  его никто не  мог застать. Про  это
Мак-Элпайн  узнал со  временем,  наняв  для слежки  за  Харлоу  специального
человека, ходившего  за  ним  по  пятам.  Однако, обнаружив слежку по  своей
проницательности или от  везения, он ловко избавлялся от  наблюдения, всякий
раз исчезая  из виду, поэтому  следившему удалось только раза три пройти  за
ним   до  маленького  винного  погребка,  затерянного   в  окружающих  треки
Хоккенхайма и Нюрбергринга лесах. В этих трех случаях Харлоу просто пробовал
спиртное, деликатно, с завидной умеренностью потягивая содержимое маленького
стаканчика, что для гонщика  "Формулы-1" вовсе  недостаточно, чтобы потерять
свои спортивные качества. Но то,  что  он  так успешно и  тщательно старался
отделаться  от слежки,  для Мак-Элпайна было доказательством душевной смуты,
неустойчивости  и  скрытного  пьянства  Харлоу.  И  в  довершение  ко  всему
Мак-Элпайн  поведал,  что  в  последнее время появилось еще  одно  тревожное
подтверждение   постоянного   пьянства  и  пагубного  пристрастия  Харлоу  к
шотландскому виски.
     Даннет ничего не говорил, пока не убедился,  что Мак-Элпайн, видимо, не
намерен распространяться на этот счет.
     - Подтверждение? - спросил он. - Какое еще подтверждение?
     - Обоняние - вот какое.
     - Я ни разу не почувствовал запаха, - помолчав, сказал Даннет.
     - Это потому, Алексис,  - доброжелательно объяснил Мак-Элпайн, - что вы
совершенно  не  чувствуете  запахов.  Вы  не  чувствуете  запаха  масла,  не
чувствуете запаха горючего,  не  чувствуете запаха горящих  шин.  Как же  вы
можете почувствовать запах шотландского виски?
     Даннет склонил голову в знак полного согласия.
     -   А   вы   ощутили  какой-нибудь  запах?  -  спросил  он.  Мак-Элпайн
отрицательно покачал головой.
     - Отлично, так в чем же тогда дело?
     -  Он избегает меня теперь, - сказал Мак-Элпайн, - а ведь мы дружили  с
Джонни и довольно крепко. Теперь же всякий раз, как он оказывается рядом  со
мной, от  него  несет  ментоловыми  таблетками.  Разве  это  вам  ничего  не
подсказывает?
     - Ерунда, Джеймс. Это не доказательство.
     - Возможно, и нет, но Траккиа, Джекобсон и Рори подтверждают то же.
     - Ну и нашли беспристрастных свидетелей. Если Джонни заставят уйти, кто
выдвинется в команде "Коронадо"  в  гонщики номер  один  с хорошими  шансами
вскоре выйти в чемпионы?  Кто, как не наш Никки.  Джекобсон и Джонни никогда
не  были  приятелями  и  в  хорошие времена,  а  нынче их  отношения  вообще
ухудшились: Джекобсон недоволен поломками его машин, а  еще более  недоволен
заявлениями Харлоу о  том,  что механик  здесь ни при чем, потому что  сразу
возникает вопрос о его хорошем знании машин. Ну а  что касается Рори, так он
возненавидел Джонни, если говорить откровенно,  потому, что  злится на  него
из-за Мэри,  из-за  его  отношения к ней, а больше оттого,  что  после  всех
событий она  нисколько  не изменила своего  отношения  к нему. Я подозреваю,
Джеймс, что ваша дочь единственная из всех, кто безраздельно верит в  Джонни
Харлоу.
     - Да,  я знаю. - Мак-Элпайн помолчал и  добавил  проникновенно: -  Мэри
была первая из всех, кто заговорил со мной об 

этом.


-

 О, Иисус!  - Даннет сокрушенно  оглядел  трек  и  опять  повернулся к
Мак-Элпайну.  -   Значит,   выхода   нет.  Вам   придется  удалить   его.  И
предпочтительно сегодня.
     - Нет, Алексис. Разница между  нами в том, что вы узнали все это только
сегодня, а  я уже какое-то время размышлял  над  этим. Так  что  имел  время
разобраться. Я дам ему еще одну попытку выступить на Гран При.

     Станция  машин  в  сумерках  походила на  последнее прибежище бегемотов
доисторических  времен.  Огромные транспортеры для перевозки по всей  Европе
гоночных  машин, запасных частей и  передвижных ремонтных  мастерских, будто
фантастический образ всеобщей гибели техники, застыли во  мгле. Безжизненное
скопление неосвещенных  машин. Таким был бы  парк машин, если бы не одинокая
фигура, бесшумно проскользнувшая в ворота.
     Джонни  Харлоу  не  скрывал  бы  своего  присутствия  от глаз  случайно
увидевшего  его  здесь,  если  таковой  оказался  бы.   Помахивая  маленькой
парусиновой сумкой,  он  пересек  автомобильную стоянку и остановился  возле
одного  из  огромных "бегемотов",  на котором сзади  и с боков было выведено
слово "Феррари". Он  даже не  стал торкаться  в  дверь транспортера, а сразу
извлек  из сумки связку ключей самой  причудливой  формы и  через  несколько
секунд  отомкнул замок. Он  влез внутрь, и дверь за ним мгновенно закрылась.
Минут пять Джонни терпеливо наблюдал в одно и другое окошки, расположенные в
боковых стенках транспортера, друг  против друга, не видел  ли  кто-либо его
незаконное вторжение. Судя по всему, его никто не видел. Убедившись в  этом,
Харлоу извлек плоский карманный  фонарик из полотняной  сумки, включил свет,
остановился возле ближайшего  к  нему  "феррари" и принялся  внимательно его
обследовать.

     В тот вечер в вестибюле гостиницы собралось человек тридцать. Среди них
были Мэри Мак-Элпайн  и ее  брат, Генри и двое рыжих близнецов Рэфферти. Все
оживленно и громко обменивались мнениями.
     Гостиницу отдали, на  уик-энд командам - участникам международных гонок
на  Гран При,  и  гонщики особо  не  стеснялись  в  выражениях. Все уже  - и
гонщики,  и  механики - сняли свою рабочую одежду и переоделись  в  вечерние
костюмы, - как  и полагается к  обеду, до которого было не так далеко. Генри
среди них  особо выделялся,  наряженный в  серый крапчатый костюм  с красной
розой в петлице.  Даже его всегда торчащие усы  были расчесаны. Мэри  сидела
рядом с ним и с Рори, который их несколько сторонился и читал или делал вид,
что  читает, журнал. Мэри сидела безмолвно, без улыбки,  машинально сжимая и
вертя  одну из тростей, заменивших ей костыли.  Неожиданно она повернулась к
Генри.
     - Куда исчезает Джонни вечерами? После обеда мы почти не видимся с ним.
     - Джонни? -  Генри поправил цветок в петлице.  -  Не представляю, мисс.
Может быть, он  завел себе другую компанию. Может быть, предпочитает есть  в
другом месте. Может быть, что другое.
     Рори  намеренно закрыл журналом  лицо. По тому, как неподвижны были его
глаза,  можно  было  с  уверенностью сказать,  что  он  не  читал  его, весь
превратившись в слух.
     - Может быть,  дело вовсе не в том, что где-то лучше готовят, - сказала
Мэри.
     -  Девушка,  мисс?  Джонни  Харлоу  не  интересуется девушками. - Генри
хитровато глянул  на нее и  принял  вид  несколько манерный, какой,  по  его
пониманию, и должен иметь джентльмен. - Исключая одну известную мне особу.
     - Не прикидывайтесь  дурачком.  - Мэри Мак-Элпайн не всегда  была розой
без шипов. - Вы знаете, о чем я спрашиваю.
     - Так о чем вы спрашиваете, мисс?
     - Не хитрите со мной, Генри.
     Генри принял скорбный вид непонятого человека.
     - Я не так умен, чтобы хитрить с другими, мисс.
     Мэри  посмотрела  на  него  проницательно  и  сразу  отвернулась.  Рори
поспешно   отвел  глаза.  Он   смотрел   очень  сосредоточенно,  но  облачко
задумчивости не скрывало того, что мысли у него не самые добрые.

     Харлоу,  чтобы  не  устраивать  иллюминации,  вынужден был пользоваться
темно-красным  светом фонаря, обследуя  глубокие ящики с запасными деталями.
Внезапно  он выпрямился, поднял  голову, прислушиваясь, выключил  фонарик и,
скользнув к окну,  выглянул в него. Вечерние  сумерки сменились непроглядной
ночью, но желтоватый  полумесяц, иногда  появлявшийся  из-за  разрывов  туч,
позволял  видеть окружающее. Два человека, пробираясь между  транспортерами,
направлялись  к  стоянке машин "Коронадо", расположенной в двадцати футах от
места наблюдения  Харлоу.  В  них  легко  можно  было узнать  Мак-Элпайна  и
Джекобсона.  Харлоу  осторожно  приоткрыл  дверь  транспортера,   так  чтобы
оставить  себе  путь  к  отступлению  и  чтобы  в  поле  зрения  была  дверь
транспортера "Коронадо". Мак-Элпайн  вставлял в этот  момент ключ в замочную
скважину.
     - Так, нет никакого сомнения, -  сказал он. - Харлоу не  придумал  это.
Четвертая скорость выведена из строя?
     - Совершенно.
     - Значит, он  может быть оправдан? - спросил Мак-Элпайн почти умоляющим
голосом.
     - Это можно сделать разными  способами. - Тон Джекобсона оставлял очень
мало надежды.
     - Это так. Я понимаю. Что же, пойдемте взглянем на эту чертову коробку.
     Оба вошли внутрь, и сразу в транспортере зажегся свет.  Харлоу с редкой
на  его  лице  полуулыбкой кивнул,  прикрыл  дверь  и  продолжил  ос Он
действовал с той же  предусмотрительностью, как  и  на  станции обслуживания
"Гальяри", аккуратно вскрывая ящики  и коробки и  с величайшей осторожностью
все  закрывая, не  оставляя за  собой никаких следов.  Он  работал быстро  и
внимательно   и   остановился  лишь   раз,   когда  снова  услышал   снаружи
подозрительные звуки.  Он убедился, что  это Мак-Элпайн и Джекобсон вышли из
транспортера  "Коронадо"  и  направились  прочь  из  парка  машин,  и  снова
возвратился к своему занятию.


Глава 4


      Харлоу вошел  в гостиницу,  когда вестибюль, служивший одновременно  и
баром,  был  полон.  Группа  мужчин  теснилась  возле стойки.  Мак-Элпайн  и
Джекобсон сидели за одним столом  с Даннетом. Мэри, Генри и Рори по-прежнему
оставались на своих местах. Харлоу закрыл  дверь, и в это время прозвучавший
гонг призвал всех к обеду. В старом отеле был заведен добрый обычай  обедать
всем одновременно в строго  установленное время, либо не  обедать вовсе. Это
было  громадным  удобством  для  обслуживающего   персонала  и  не   слишком
устраивало гостей.
     Гости как раз поднимались  со  своих мест, когда  Харлоу проходил через
вестибюль к  лестнице. Ни одна душа  не  поприветствовала его  тепло  в этот
вечер, иные только холодно кивнули. Мак-Элпайн, Джекобсон и Даннет вообще не
заметили  его. А  Мэри  бросила  короткий взгляд,  прикусила  губу  и быстро
опустила  глаза.  Два месяца  назад Джонни  Харлоу понадобилось бы не меньше
пяти  минут, чтобы добраться до первых ступенек лестницы. В  этот вечер ему;
никем не  замеченному, понадобилось  для этого всего  десять секунд. Но если
тревога  и  досада были  у него на душе, то свое огорчение он умело скрывал.
Лицо его оставалось бесстрастным, как у лесного индейца.
     В  номере  он  быстро  умылся,  причесался,  извлек  из  шкафа  бутылку
шотландского виски, прошел с нею в ванную, отхлебнув, прополоскал с гримасой
отвращения рот и выплюнул. Оставив  почти  полный стакан на  умывальнике, он
вернул бутылку в шкаф и спустился вниз, в столовую.
     Он пришел  последним. Но любому постороннему  уделили  бы здесь  больше
внимания,  чем  Харлоу.  Он был  личностью,  которой  теперь сторонились.  В
маленькой  столовой оказалось людно, если не сказать тесно. За столом сидели
по  четверо, одна  компания  кое-как  разместилась за  двухместным столиком.
Только возле одного  двухместного столика было  свободное  место. Там  сидел
Генри. Губы Харлоу невольно дрогнули, но это осталось никем незамеченным, он
уверенно прошел через зал к столику Генри.
     - Разрешите, Генри? - спросил он.
     - Буду  рад,  мистер  Харлоу.  -  Генри  просиял  от  удовольствия.  Он
оставался радушным на протяжении всего обеда,  болтая  о  разных пустяках  и
малозначащих предметах. Харлоу почти не слушал его. Генри  был не ахти каким
интеллектуалом,  скорее  наоборот,  натурой  посредственной,  поэтому скупые
односложные  ответы Харлоу вполне его  устраивали.  Говоря по правде,  самое
лучшее,  чего  хотел  бы Харлоу сейчас,  -  так  это  чтобы  Генри находился
где-нибудь  на расстоянии  нескольких  ярдов от него,  но  вместо этого тот,
придвинувшись к нему почти вплотную,  вдохновенно делился своими проблемами.
Генри придавал этой встрече  особое, только ему понятное значение. Он  знал,
что особенно презентабелен и фотогеничен именно в таком ракурсе.
     Благочестивая  тишина  кафедрального  собора,  пожалуй,  не  могла   бы
соперничать  с полным  безмолвием, воцарившимся  в  столовой после появления
Харлоу. Генри с удовольствием вслушивался в свой голос, когда жаловался, что
его  подарки  жене никак  не  способствуют восстановлению  нормальных  с нею
отношений.  Так что с окончанием обеда Харлоу  облегченно вздохнул про себя,
никак не проявив этого внешне.
     Он встал последним  из-за стола и  с  безразличным видом послонялся  по
вестибюлю. Остановился в нерешительности посреди зала, с полным равнодушием,
ленивым взглядом окинул  все вокруг. Увидел  Мэри и  Рори, потом  его взгляд
задержался на Мак-Элпайне, который о чем-то переговаривался с Генри.
     - Итак? - спросил Мак-Элпайн.
     - Запах как от винной бочки, сэр, - убежденно заявил Генри.
     - Как уроженец Глазго, вы, должно быть, хорошо  разбираетесь в подобных
вещах. Я присоединяюсь к вашему мнению, Генри, - кисло улыбнулся Мак-Элпайн.
     Генри кивнул удовлетворенно.
     Харлоу отвернулся от этих двоих. Он не слышал произносимых ими слов, но
ему и не нужно было их  слышать,  чтобы понять,  о  чем  шла  речь. Внезапно
приняв  решение,  он  направился к  выходу.  Мэри  видела,  как  он  уходил;
оглядевшись,  она  проверила, не наблюдает ли  кто  за ней, поднялась  из-за
стола и, опираясь на трости, направилась вслед за ним. Рори, в свою очередь,
выждал секунд десять после ухода сестры и с безразличным видом вышел.

     Пять минут спустя  Харлоу уже входил в кафе, он выбрал свободный столик
и сел так, чтобы видеть дверь и улицу перед ним. Подошла молодая официантка,
сразу  восторженно  распахнула  глаза   и  обаятельно  улыбнулась.  Молодежь
узнавала пятикратного чемпиона Европы, где бы он ни появлялся.
     - Тоник и воду, пожалуйста, - улыбнулся в ответ Харлоу.
     - Прошу прощения, - Глаза ее еще больше раскрылись.
     - Тоник и воду.
     Официантка, мнение которой  о чемпионе мира среди гонщиков, само собой,
сразу же  изменилось, принесла напиток. Харлоу так и  сидел с  ним,  изредка
поднимая глаза на входную дверь. Он нахмурился, когда она открылась и Мэри с
выражением явной тревоги  вошла в  кафе.  Она заметила Харлоу сразу, хромая,
прошла через зал и присела к столику.
     - Хэлло, Джонни, - сказала она неуверенным голосом.
     - Я рассчитывал увидеть кое-кого другого.
     - Ты... что?
     - Ждал кое-кого другого.
     - Я не понимаю. Кого?..
     -  Не  имеет значения. - Тон Харлоу был резок,  как и его  слова. - Кто
поручил тебе шпионить за мной?
     Харлоу терял остатки выдержки.
     - Ты ведь уже должна знать, что означает слово "шпион".
     - Ох, Джонни! - В больших карих глазах Мэри отразилось чувство обиды, и
в ее голосе тоже. - Ты же знаешь: я никогда не буду шпионить за тобой.
     - Тогда как ты оказалась здесь? - Харлоу несколько смягчился.
     - Тебе неприятно видеть меня?
     - Я не об этом. Чего тебе понадобилось в этом кафе?
     - Я просто шла мимо и...
     - ...и ты увидела меня и вошла. - Он внезапно отодвинул стул и встал. -
Кто здесь еще?
     Харлоу  направился прямо к двери, открыв ее, вышел  наружу  и несколько
секунд  глядел  на дорогу, по которой пришел.  Потом  повернулся и посмотрел
вдоль улицы.  Однако заинтересовало его совсем другое направление - парадное
через улицу, где он  заметил фигуру, скрывающуюся в глубине подъезда. Сделав
вид, что ничего не увидел, Харлоу вернулся в кафе, закрыл дверь и занял свое
место.
     - У тебя глаза как  рентгеновские лучи,  - сказал он.  -  Всюду матовые
стекла, но ты видишь меня даже сквозь них.
     - Ладно, Джонни. -Девушка  выглядела очень усталой. -Я шла за  тобой. Я
беспокоюсь. Я очень беспокоюсь.
     -  С  кем  не  бывает.  Посмотрела бы ты на  меня во время  гонки. - Он
помолчал. А  потом вдруг спросил без всякой связи с предыдущим разговором: -
Рори был в гостинице, когда ты уходила?
     - Да. Я видела его. - Она озадаченно нахмурилась, взглянув на Джонни.
     - Он видел тебя?
     - Что за странный вопрос!
     - Я  вообще  странный человек. Спроси  любого  гонщика на треке. Так он
видел тебя?
     - Конечно. Почему... почему ты так настойчиво спрашиваешь про Рори?
     - Я просто беспокоюсь: не хотелось бы, чтобы парнишка таскался ночью по
улице и подхватил простуду. К тому же его вполне могут и ограбить. - Харлоу,
задумавшись, умолк. - А впрочем, ерунда! Пришло на ум.
     - Остановись, Джонни! Остановись! Я знаю, да, знаю, что он с ненавистью
смотрит на тебя с тех.. с тех..
     - С тех пор, как я покалечил тебя.
     - Ох, Боже  мой! - По ее лицу было видно, как сильно она взволнована. -
Он  мой брат,  Джонни,  но  ведь он не я.  Что  я могу сделать... Ты  и  сам
понимаешь, чем  вызвано  его  недоброжелательство, ведь  ты же самый  добрый
человек в мире, Джонни Харлоу...
     - Добротой ни за что не расплатишься, Мэри.
     -  И  все же это так. Я знаю, ты таков. Можешь ты его  простить? Можешь
так поступить с  ним?  В тебе так много доброты,  больше, чем нужно.  Он еще
совсем мальчик. А ты мужчина. Разве он может навредить тебе?
     - Ты бы видела, как опасен мог быть девятилетний мальчишка во Вьетнаме,
когда в его руках оказывалось оружие.
     Мэри  попыталась  подняться  со стула.  В голосе ее  были  слезы, слезы
блестели и в глазах.
     - Пожалуйста, прости меня, - сказала она. - Я не собираюсь тебе мешать.
Доброй ночи, Джонни.
     Он нежно взял  ее руку  в  свою,  и  она  так и замерла  с застывшим  в
отчаянии лицом.
     - Не уходи, - попросил он. - Я просто хотел убедиться.
     - В чем?
     - Странно, но это уже не важно. Забудем о Рори. Поговорим о тебе. -  Он
подозвал официантку. - Повторите то же, пожалуйста.
     Мэри посмотрела на его наполненный стакан.
     - Что это? Джин? Водка? - спросила она.
     - Тоник с водой.
     - Ох, Джонни!
     - Что  это ты заладила:  "Ох, Джонни, Джонни". - Невозможно было понять
по его голосу, было это  сказано с раздражением или нет. - Ладно. Ты просишь
не беспокоиться, а  сама все делаешь, чтобы вывести меня из  себя. Хочешь, я
угадаю  причину  твоего  беспокойства,  Мэри?   У  тебя  есть  пять  поводов
волноваться:  Рори,  ты  сама,  твой  отец,  твоя  мать  и я.  - Она  хотела
возразить,  но  он  остановил ее  жестом.  -  Можешь забыть  о  Рори  и  его
ненависти. Через месяц ему все это покажется дурным  сном. Теперь  о тебе...
Только не вздумай отрицать, что тебя  не беспокоят наши  взаимоотношения: со
временем и в них  все  встанет на свои места. Затем о твоих отце и матери и,
конечно, здесь опять речь идет обо мне. Как, все правильно?
     - Ты со мной давно так не говорил.
     - Ну так что, я прав?
     Вместо ответа она молча кивнула.
     -  Твой  отец. Я  знаю, он  выглядит  не  очень  хорошо, даже  похудел.
Предполагаю, что  это от  беспокойства  о твоей матери и обо мне,  именно  в
таком порядке.
     -  Моя  мама?  -  прошептала она. - Откуда ты знаешь  об этом? Никто не
знает об этом, кроме эксперта Дадди и нас с отцом.
     - Предполагаю, что Алексис Даннет тоже  знает об этом,  ведь он  верный
друг, но я сомневаюсь, что  он  слишком уж верен. Мне рассказал об этом твой
отец  всего  два месяца назад. Он  доверял мне в те дни, тогда  мы были  еще
дружны.
     - Пожалуйста, Джонни...
     - Это  уже немного лучше, чем "Ох, Джонни". Он доверяет  мне и  сейчас,
несмотря  на все  происшедшее.  Только, пожалуйста,  ни  слова  ему о  нашем
разговоре. Я ведь обещал ему никому ничего не рассказывать. Обещаешь?
     - Обещаю.
     - Твой отец не очень-то общителен последние два месяца. Причина ясна. В
моем положении я не могу задавать ему вопросы. А тебе задам. Что вы знаете о
ней с тех пор, как она уехала домой в Марсель три месяца назад?
     - Ничего. Ничегошеньки, - проговорила Мэри, положив свою руку на его. -
А ведь раньше она звонила по телефону ежедневно, писала каждую неделю...
     - И твой отец уже все испробовал?
     - Папа  милли  Неужели  ты  думаешь, что  он  не  использовал  все
возможности?
     - Я тоже так думаю. Что я могу для вас сделать?
     Мэри   побарабанила  пальцами  по  столу  и,  взглянув  на  него,  тихо
произнесла:
     - В твоих силах устранить другую причину его беспокойства.
     - В моих?
     Мэри кивнула.

     Мак-Элпайн в этот момент очень  энергично изучал другую  причину своего
беспокойства. Он  и  Даннет остановились перед  дверью гостиничного  номера,
Мак-Элпайн вставил ключ в замочную  скважину.  Даннет с опаской огляделся  и
сказал:
     -  Не думаю,  что  дежурный  администратор  поверил  хоть одному вашему
слову.
     - Ну и что? - Мак-Элпайн повернул ключ в замке. - Я хотел получить ключ
от номера Джонни, и я его получил, не так ли?
     - А если бы вам его не дали?
     - Я бы взломал эту чертову дверь. Я уже однажды это сделал, помните?
     Они вошли в  номер,  заперли за собой  дверь и  оглядели все  сначала с
порога.  Потом  безмолвно и методично принялись осматривать комнату  Харлоу,
заглядывая  во  все мыслимые  и  немыслимые  места,  которых  в  гостиничных
номерах, как известно,  не так уж много. Три минуты, и осмотр закончился, он
был  настолько  же  успешным,  насколько  и  малоутешительным.  Двое  мужчин
удрученно  разглядывали  находки, принадлежавшие  Харлоу,  -  четыре  полные
бутылки  шотландского  виски  и пятую,  наполовину  пустую.  Они  обменялись
взглядами, и Даннет выразил коротко чувства, общие для обоих.
     - Иисус! - сказал он.
     Мак-Элпайн  только кивнул. Он вообще не смог произнести ни слова, и все
это из-за обстоятельств, в  которые сам себя поставил. Он сам принял решение
дать Харлоу последний шанс,  и  в  то  же время  сейчас  перед ним  были все
доказательства необходимости немедленного увольнения Харлоу.
     - Так что же делать? - спросил Даннет.
     -  Мы  заберем эту чертову отраву с собой - вот что мы сделаем. - Глаза
Мак-Элпайна сузились, голос звучал напряженно.
     -  Но   он  сразу  заметит   их  отсутствие.  Насколько  нам  известно,
вернувшись, он первым делом наведается к своим бутылочкам.
     - Ну так и что? Даже если он обнаружит их отсутствие? Не бросится же он
к администратору и не завопит: "Я Джонни Харлоу. И у меня  только что украли
пять бутылок шотландского виски из номера". Он ничего не сделает и ничего не
скажет.
     - Конечно, он ничего не скажет. Только что он подумает при этом?
     - А кого интересуют мысли начинающего  алкоголика? К тому  же на нас уж
точно никто  не  подумает. Ведь если бы  это  сделали мы,  то на него  сразу
должны были бы посыпаться наказания. Так что же  нам делать дальше?  Пока мы
не  скажем ему ни слова.  Поэтому  он  будет  считать,  что  кражу  совершил
случайный   Может,  даже  кто-то  из  команды,  где  найдется  кое-кто,
способный на мелкую кражу.
     - Значит, ему уже нельзя помочь ни в малой степени?
     - Маленькие поблажки закончились. Будь он трижды проклят!

     - Поздно уже, милая  Мэри, - сказал Харлоу. -  Я  больше не  могу  быть
гонщиком. Джонни Харлоу сошел. Спросите любого.
     - Я не об этом прошу. Ты знаешь. Я о твоем пьянстве.
     -  Моем пьянстве? - Лицо  Харлоу  оставалось бесстрастным.  -  Кто  это
говорит?
     - Все.
     - Все лгут.
     С  этой  репликой  задушевный  разговор  был  окончен.  С  ресниц  Мэри
сорвалась слеза, упала  прямо на ее  ручные часы,  но Харлоу не произнес  ни
слова. Мэри попыталась взять себя в руки.
     - Я сдаюсь. Глупо было стараться, - сказала  она. - Джонни, ты идешь на
прием к мэру?
     - Нет.
     - Я рассчитывала, что ты пойдешь со мной. Пожалуйста.
     - И выставить тебя страдалицей? Нет.
     - Почему ты не  ходишь  ни на  какие приемы? Ведь там встретишь каждого
третьего гонщика.
     -  Я не каждый третий гонщик. Я  Джонни Харлоу. Я изгой, отверженный. У
меня деликатная и утонченная натура, и я не люблю, когда делают вид,  что не
замечают меня.
     Мэри положила обе руки на его ладонь.
     -  Я  буду разговаривать  с тобой, Джонни.  Ты  знаешь,  я буду с тобой
всегда.
     - Знаю. - Харлоу сказал это без горечи и без иронии. - Я искалечил тебе
жизнь,  а  ты  будешь  со  мной  всегда  разговаривать. Лучше  быть  от меня
подальше, юная Мэри. Я бомба.
     - Некоторые взрывы я с удовольствием принимаю.
     - Нам пора  уходить. Тебе уже нужно переодеваться к вечернему приему. Я
провожу тебя в гостиницу. - Харлоу сжал ее руку и покраснел.
     Они вышли  из кафе  под руку. Другой  рукой  Мэри опиралась на  трость.
Харлоу  нес  вторую, приноравливая свои  шаги  к походке  девушки.  Они  еще
медленно шли по улице, когда Рори  Мак-Элпайн  выскочил из  своего укрытия в
неосвещенном  парадном  напротив  кафе.  Он  посинел и дрожал  от  холодного
ночного воздуха. Но,  судя по выражению его  лица, был вполне  удовлетворен:
мысли  его  были  заняты  чем-то  более  приятным,   нежели  размышления   о
температуре. Он последовал по другой  стороне улицы за удаляющимися Харлоу и
Мэри,  держась  на  почтительном расстоянии от них.  У  первого  перекрестка
свернул направо и побежал в обход.
     Он  вернулся в гостиницу  мокрым от пота и страшно запыхавшимся, потому
что  ни разу  не остановился  за  всю дорогу.  Бегом  миновав вестибюль,  он
поднялся  по  лестнице  в  свой номер,  умылся,  причесал  волосы,  поправил
галстук, какое-то время постоял у зеркала, примеряя  выражение покорности  и
печали, и,  когда -удовлетворился результатом тренировки, отправился в номер
отца. Он постучал, услышал что-то вроде разрешения и вошел.
     Апартаменты   Джеймса   Мак-Элпайна  были  самыми  комфортабельными   в
гостинице. Будучи миллионером, Мак-Элпайн  не  видел резона стеснять себя  в
чем-либо.  Но сейчас  он не мог  позволить себе расслабиться. Откинувшись  в
удобном  и мягком кресле,  символе комфорта, он сидел, углубившись в  одному
ему ведомые размышления, и оторвался от них,  когда его  сын закрыл дверь за
собой.
     - Так в чем дело, мой мальчик? Неужели нельзя было подождать до завтра?
     - Нет, папа, нельзя.
     - Тогда выкладывай побыстрее. Как видишь, я занят.
     - Да,  папа, я понимаю. -  Вид  Рори был печальный и покорный. -  Но  я
должен  кое-что  сообщить  тебе  срочно.  -  Он  нерешительно  умолк,  будто
собираясь с духом. - Это о Джонни, папа.
     - Свои  мысли о Джонни  Харлоу  всегда  держи  глубоко при  себе.  - За
внешней строгостью в словах отца промелькнул интерес и любопытство. - Мы все
знаем, что ты думаешь о Харлоу и как относишься к нему.
     - Да,  папа. Я об этом подумал, прежде чем решил повидаться с тобой.  -
Рори  опять нерешительно умолк. -  Ты знаешь,  что говорят  о Харлоу? Всякие
истории о том, как он пьет, о его пьянстве.
     - Так что? - Голос Мак-Элпайна никак не изменился.
     Рори  с  трудом удавалось  сохранять на лице  выражение  смирения:  его
посещение оказывалось не таким уж и легким делом, как он рассчитывал.
     - Это действительно так. Он пьет, я думаю. Я видел его пьющим в пабе.
     - Спасибо, Рори, можешь идти. - Мак-Элпайн помолчал. - Выходит, ты тоже
был в пабе?
     - Я? Шел мимо, папа. Я был снаружи. Я видел все через стекло.
     - Шпионил, малыш?
     - Я проходил  мимо. - В голосе сына зазвучала обида.  Мак-Элпайн махнул
рукой.  Рори  повернулся,  чтобы  уйти,  но,  посмотрев  отцу  в  лицо,   не
удержавшись, сказал:
     - Может быть, я и не люблю Джонни Харлоу. Но зато я люблю Мэри. Я люблю
ее, может,  больше всех в мире. - Мак-Элпайн кивнул, он знал, что это так. -
Я не хочу видеть, как ее обижают. Она тоже была в пабе с Харлоу.
     - Что? - Лицо Мак-Элпайна потемнело от гнева.
     - Даю голову на отсечение.
     - Ты уверен?
     - Я уверен, отец. Совершенно уверен. У меня хорошие глаза.
     -  А я не очень  уверен, - машинально  сказал  Мак-Элпайн. Понемногу он
начинал успокаиваться, гневный блеск исчез из глаз. - Ничего не хочу об этом
слушать. И запомни: я терпеть не могу, когда шпионят.
     - Это не шпионство, отец. - Сознание собственной правоты порой выходило
у Рори за обычные рамки. - Я поступил,  как настоящий детектив. Когда доброе
имя команды "Коронадо" ставится на карту...
     Мак-Элпайн поднял руку, обрывая поток слов, и тяжко вздохнул.
     - Хорошо, хорошо, благородный маленький  мо Скажи Мэри, что я хочу
ее видеть. Но не говори для чего.
     Пять минут  спустя  на  месте  Рори  уже стояла  Мэри.  В  предчувствии
неприятностей вид у нее был настороженный, взгляд строптивый.
     - Кто тебе сообщил об этом? - сразу спросила она.
     - Это как раз и неважно. Важно, так это или нет?
     - Мне двадцать  лет, папочка. - Она  была  спокойна. - Я  бы  могла  не
отвечать на такие вопросы. Я вполне уже могу сама за собой приглядеть.
     - Ты можешь? Ты можешь? А если я выброшу тебя из команды  "Коронадо"? У
тебя нет денег, и, пока я жив, они не появятся. У тебя нет жилья. У тебя нет
матери, по крайней мере ты  ничего о ней не знаешь. У тебя нет квалификации.
Кто  возьмет на  себя такую  ответственность -  брать  на работу  калеку без
квалификации?
     - Хотелось бы мне, чтобы ты повторил все эти ужасные слова, сказанные в
мой адрес, при Джонни Харлоу.
     - Замечу, между прочим, что я не стану реагировать  на все это. Я  тоже
был независимым  в свои  молодые годы  и так же, как ты, не ценил  авторитет
родителей.  -  Мак-Элпайн   помолчал   и  спросил  с   ничем   не  прикрытым
любопытством: - У тебя что, любовь с этим парнем?
     - Он  не просто парень. Он Джонни Харлоу. - Мак-Элпайн удивленно поднял
брови,  услышав  страстную силу ее  голоса. -  А на.твой вопрос я бы в  свою
очередь спросила: имею ли я право хотя бы на малую толику свободы, на личную
жизнь?
     - Хорошо, хорошо, - вздохнул Мак-Элпайн. - Согласен. Ты ответишь на мои
вопросы, а я скажу, почему спрашиваю тебя. О'кей?
     Она кивнула.
     - Одним словом: верно это или нет?
     - Если твои шпионы считают это фактом, папа,  то  зачем  еще спрашивать
меня?
     - Придержи  свой язык.  - Напоминание  о шпионах задело  Мак-Элпайна за
живое.
     - Извинись за выражение "придержи свой язык".
     -  Иисус! - Мак-Элпайн с  удивлением  глядел  на  дочь,  решительную  и
одновременно раздраженную  и  восторженную. - А ты,  как я  посмотрю,  вся в
меня. Я извиняюсь. Он пил?
     - Да.
     - Что именно?
     - Не знаю. Что-то прозрачное. Он сказал, что тоник с водой.
     - И ты еще водишь компанию с этим лгуном. Тоник и чертова вода! Держись
от него подальше, Мэри.  Если  не будешь слушаться, то отправлю тебя обратно
домой, в Марсель.
     - Почему, папа? Почему?
     - Потому, видит  Бог,  что у  меня достаточно неприятностей, а  тут еще
единственная дочь  связывается  с  алкоголиком,  который обречен  на  верную
гибель.
     - Джонни? Алкоголик? Послушай, папа, я знаю, он пьет совсем немного...
     Мак-Элпайн жестом оборвал ее речь и схватил телефонную трубку.
     - Говорит Мак-Элпайн. Не могли бы вы попросить мистера Даннета зайти ко
мне?  Да. Ладно. -  Он повесил  трубку. -Я обещал  тебе объяснить,  почему я
задаю тебе эти вопросы. Я сделаю это. Я вынужден это сделать.
     Вошел  Даннет,  плотно прикрыл за собою дверь. Он выглядел  так,  будто
несколько  минут  назад  был  на  королевском  приеме. Когда Даннет  уселся,
Мак-Элпайн попросил холодно, даже неприязненно:
     - Расскажи ей, Алексис, о нем, пожалуйста.
     - Почему это должен сделать я, Джеймс? - Даннету было явно не  по себе,
вид у него в одну минуту стал недовольный.
     -  Так  будет  покороче.  Она  не  поверит мне,  поэтому я  прошу  тебя
рассказать, что мы обнаружили в номере у Джонни.
     Мэри с недоумением переводила взгляд с одного на другого.
     - Вы посмели обыскивать номер Джонни? - догадалась она.
     - С  лучшими намерениями, Мэри, - ответил  Даннет, глубоко вздыхая, - и
слава Богу, что мы так сделали. До сих пор я сам  себе не могу поверить.  Мы
нашли пять бутылок шотландского виски в его комнате. Одна наполовину пустая.
     Мэри  подавленно смотрела  на  него.  Ясно  было.  она поверила.  Когда
Мак-Элпайн заговорил вновь, голос его звучал очень проникновенно.
     -  Сожалею.  Мы  все знаем  о  твоем отношении к нему,  Мэри. Мы, между
прочим, забрали и унесли эти проклятые бутылки.
     - Вы унесли бутылки? - В безжизненном голосе ее слышалось недоумение. -
Но вы тем самым выдали себя? Там появится полиция.  Найдут отпечатки пальцев
- ваши отпечатки пальцев. Тогда...
     -  Неужели  ты предполагаешь,  - перебил ее Мак-Элпайн,  -  что  Джонни
Харлоу скажет хотя бы одной живой душе хоть слово о том, что держал у себя в
номере пять  бутылок  виски? Иди-ка,  детка, переодеваться. Нам пора на этот
чертов прием, через двадцать минут выходим и, кажется, без твоего бесценного
Джонни.
     Мэри  продолжала оцепенело сидеть,  лицо  ее будто окаменело,  глаза не
мигая смотрели на отца. Напряжение прошло, и он мягко улыбнулся ей.
     - Сожалею. Все это было совершенно неожиданно, - сказал он.
     Даннет придерживал дверь, пока она выходила из номера. Оба проводили ее
взглядами, полными сочувствия.


Глава 5


       Для  всемирного братства  гонщиков  на Гран  При,  как и для завзятых
путешественников,  гостиница -  это  все.  Она место  для сна, еды,  отдыха.
Сегодня  для  тебя, завтра для следующего  безвестного  бродяги. Но  недавно
отстроенная  вилла-гостиница   Чессни   на   окраине   Монца  совершенно  не
соответствовала этому трюизму. Превосходный замысел,  превосходная постройка
и великолепный ландшафт,  огромные, с  массой воздуха  номера,  со вкусом  и
удобно обставленные,  прекрасные  легкие балконы, роскошная еда  и  отличное
обслуживание - все заставляло думать о гостинице как о лучшем пристанище для
миллионеров.
     Она и должна была стать им в недалеком будущем. Пока же вилле-гостинице
Чессни еще только предстояло обрести свою клиентуру,  свой стиль, репутацию,
традиции. Для достижения этих желанных целей и нужна была  реклама,  которая
одинаково  важна  и  для  первоклассной  гостиницы и  для любого  захудалого
ларька.
     Поскольку ни один спорт  в мире не привлекает к себе  столько внимания,
сколько  международные  гонки,  то  владельцы гостиницы сочли  благоразумным
предоставить за очень малую плату виллу-дворец лучшим гонщикам  на Гран При,
пока  они  проходили  трассу   по  Италии.  Лишь  немногие  из  гонщиков  не
воспользовались приглашением,  никто из них не раздумывал об особых причинах
такого внимания: для всех было достаточным знать, что вилла-гостиница Чессни
удобнее  и  дешевле  всех  тех австрийских гостиниц,  которые они  с большой
благодарностью покинули двенадцать дней  назад. Через год, вполне  возможно,
им не позволят даже переночевать здесь, но это будет еще только через год.
     Была пятница, последняя в  августе,  и был  теплый вечер, еще вовсе  не
требовалось включать  кондиционеры, которые  тем  не  менее  вовсю работали,
добросовестно охлаждая воздух до прохладной температуры. Этим как  бы лишний
раз подчеркивалась престижность гостиницы. Чессни была местом отдыха высоких
гостей.
     Мак-Элпайн и Даннет  сидели рядом, но почти не видели друг друга  из-за
высоких  спинок плюшевых  кресел.  Оба были заняты мыслями более серьезными,
чем   рассуждения   о   погоде  и  температуре   помещения.  Они  почти   не
разговаривали, а если и  обменивались репликами, то без всяких эмоций: ничто
не могло их воодушевить. Даннет завозился в кресле.
     - Наш загулявший парень все еще не вернулся с трассы.
     - У него есть оправдание, - ответил Мак-Элпайн. - Я надеюсь, по крайней
мере, что оно у него найдется. Все-таки  он добросовестный в работе человек.
Он  думал сделать несколько  кругов  на  больших скоростях, чтобы  проверить
подвески и переключение скоростей на своей новой машине.
     -  По всей  видимости,  передать  это Траккиа было нельзя?  - помрачнел
Даннет.
     - Само собой  разумеется,  Алексис,  и  я  это  знаю.  Так  положено по
протоколу.  Джонни не  только номер первый в команде  "Коронадо",  но вообще
первый  гонщик в мире.  Наши покровители весьма чуткие  и очень  оперативные
люди.  Они  очень прислушиваются к мнению  общества.  Единственная  причина,
почему  они пишут названия  фирм  на наших машинах, заключается в том, чтобы
шире  продавать повсюду  свою  продукцию.  Гонщики для них - не предмет  для
благодеяний, они  хотят  исключительно  рекламы. Девяносто девять  и  девять
десятых процента их  интересов лежат вне спорта, они знать ничего не хотят и
посылают  к  черту  все,  что  в  нем  происходит. Их касается лишь то,  что
привлекает  внимание. А сейчас все  внимание привлечено  к  Харлоу, к одному
ему. И потому Харлоу получит самую лучшую и новейшую  машину. Если он ее  не
получит, публика потеряет веру в Харлоу,  в  "Коронадо" и  в нашу рекламу, и
вовсе не обязательно, что она будет терять веру в такой последовательности.
     -  Ну  что  же, может быть, еще не настал день чудес  для нас.  В конце
концов, ведь никто не  видел  и никто не знает, что он пил  в эти двенадцать
дней. Может  быть, он всех  нас еще  удивит. До гонок  на Гран При по Италии
осталось всего два дня.
     - Тогда зачем ему эти  бутылки виски, которые  мы совсем недавно унесли
из его номера?
     - Я бы  сказал, что  он испытывал себя  на моральную устойчивость, но я
уверен, что в это вы не поверите.
     - Но верите ли вы?
     - Откровенно, Джеймс, нет. - Даннетом опять овладела черная меланхолия.
Он помолчал и спросил: - Какие новости сообщают ваши агенты с юга, Джеймс?
     - Никаких. Мне  кажется, Даннет,  что больше  никаких надежд у меня  не
осталось. Четырнадцать недель прошло со  дня исчезновения Марии. Это  много,
это слишком много для меня. Случись с ней несчастье,  я бы уже знал об этом.
Произошло бы с ней непредвиденное, я бы точно знал об этом. Если бы это было
похищение ради выкупа, хотя это смешно, меня бы уже поставили в известность.
Она просто исчезла. Пропала, утонула... понять не могу.
     - Мы с тобой часто говорили об амнезии.
     -  Но  я  также часто говорил  вам  без ложной  скромности,  что  Марию
Мак-Элпайн  слишком  хорошо знают, чтобы не отыскать ее  в  кратчайший срок,
если бы у нее и случилась потеря памяти.
     - Понимаю. Мэри очень переживает происшедшее?..
     - Особенно последние двенадцать дней. Это и из-за Харлоу тоже. Алексис,
вы разбили ей сердце... Простите,  это я разбил ее сердце, еще в Австрии. Не
знал, что все так далеко зашло. Но у меня не было выбора.
     - Она едет с вами на вечерний прием?
     - Да. Нужно  отвлечь ее  от  душевной  смуты  - вот что я себе  пытаюсь
внушить, а может, просто  стараюсь успокоить свою совесть? Все перепуталось.
Возможно, я совершаю еще одну ошибку.
     - Сдается мне, что этот распрекрасный Харлоу немало здесь дров наломал.
Но  это  его  последний  шанс,  Джеймс.  Еще одна бешеная  гонка,  еще  одно
поражение, еще одна попойка... и конец. Не так ли?
     -  Именно  так.  -  Мак-Элпайн  кивнул в сторону  входной  двери. -  Вы
считаете, ему нужно сказать об этом сейчас?
     Даннет  посмотрел  туда  же. Харлоу поднимался  по ступеням каррарского
мрамора. Он был,  как обычно, безупречно одет  в свой  безукоризненный белый
гоночный комбинезон. Молодая и  очаровательная именно  этой  своей свежестью
девушка-дежурная улыбнулась  ему, когда  он проходил мимо. Харлоу бросил  на
нее спокойный  взгляд и ответил вежливой улыбкой. Он шел через  вестибюль, и
сотни присутствующих умолкали, когда  он  приближался к ним. Харлоу вроде бы
ни на кого не глядел особо  - ни направо, ни налево, но  его  проницательные
глаза  ничего не упустили,  это  можно  было понять  по тому, как  он  круто
повернулся  и  направился  вдруг  к  сидящим Мак-Элпайну и  Даннету, даже не
поглядев в их сторону.
     -  Ни шотландского виски,  ни  ментола, все ясно.  Иначе он избегал  бы
меня, как чумы, - проворчал Мак-Элпайн.
     - Наслаждаетесь тихим вечером, джентльмены?  - спросил Джонни без  тени
иронии или сарказма.
     -  Угадали,  -  ответил  Мак-Элпайн. -  И думаем, что удовольствие наше
увеличилось бы, если бы мы узнали, как ведет себя новый "коронадо" на треке.
     -  Приводим в норму. Джекобсон, большая  редкость, согласился со  мной,
что  нужны  лишь небольшие изменения в  регулировке скоростей  и  укрепление
задней  подвески,   остальное  в  полном  порядке.   Все   будет  сделано  к
воскресенью.
     - Никаких претензий с вашей стороны?
     - Нет. Это прекрасная машина. Лучший  из производственных "коронадо". И
скоростной.
     - Какова же скорость?
     - Я до конца пока не выяснил. Но на круге мы дважды перекрыли рекордное
время.
     - Отлично, отлично. - Мак-Элпайн взглянул на часы. - Что же, пора идти.
Нам остается всего полчаса на сборы.
     - Я  устал. Пойду приму  душ,  посплю часа два, затем пообедаю.  Я сюда
приехал ради Гран При, а не для того, чтобы вращаться в высшем обществе.
     - Вы решительно не хотите пойти?
     - Я ведь отказывался и раньше. Так что прецедент создан, я надеюсь.
     - Но это необходимо.
     -  Для  меня  слова  "обязательно"  и  "принудительно"  звучат  все  же
по-разному.
     -  Там  будут  три или  четыре  очень  значительных  человека,  которые
приехали специально с вами повидаться.
     - Знаю.
     Мак-Элпайн помолчал перед тем, как задать следующий вопрос.
     - Откуда вам это известно? Об этом знали только Алексис и я.
     - Мэри сказала мне. - Харлоу повернулся и пошел прочь.
     - Неплохо. - Даннет прикусил губу. -  Просто молодой ублюдок.  Подошел,
чтобы сообщить, что  дважды на тренировке  превысил рекордную  скорость. Так
оно и есть, я верю ему. Именно поэтому он остановился, не правда ли?
     - Он дал понять мне, что остается лучшим в работе. Но это лишь половина
того, что он  хотел сообщить. Он  сказал также,  что его не  интересует этот
чертов прием. Что он будет говорить с Мэри, даже если это мне не нравится. И
наконец, продемонстрировал, что у  Мэри от него  нет никаких  секретов. Черт
возьми, куда девалась моя непутевая дочь?
     - Все-таки интересно.
     - Что вам интересно?
     - Сможете ли вы узнать, что таится в ее сердце.
     Мак-Элпайн вздохнул и еще глубже погрузился в кресло.
     - Тут вы правы, Алексис, да, правы. С каким бы удовольствием я столкнул
их молодыми головами.

     Харлоу принял душ, надел махровый белый банный халат, вышел из ванной и
открыл  дверцу платяного  шкафа.  Он достал  отличный  костюм и  пошарил  на
верхней полке. Ясно, что он не нашел того, что искал, и его  брови поднялись
вверх в удивлении. Он  заглянул  также в буфет, но с  таким же  результатом.
Тогда он остановился посреди комнаты, задумался и вдруг широко улыбнулся.
     - Так, так, так, - прошептал он. - Вынесли вон. Умно поступили.
     Застывшая улыбка на его лице тем не менее свидетельствовала, что Харлоу
не очень  верит своим  собственным словам. Он приподнял матрац, заглянул под
него,  извлек оттуда  полбутылки виски,  осмотрел и сунул обратно.  В ванной
комнате он проверил бачок, вытащил из него бутылку гленфиддиха, на две трети
опорожненную,  поставил ее обратно и закрыл крышку бачка,  сделав это весьма
небрежно. Потом он  вернулся в спальню, надел светло-серый костюм и принялся
завязывать галстук,  когда услышал снаружи  мощный  рев автомобиля. Тогда он
выключил свет, раздвинул занавески, открыл окно и выглянул наружу.
     Вереница разодетых к приему гостей вытягивалась от гостиничного входа -
гонщики,  менеджеры, синьоры  механики  и журналисты,  которые  должны будут
давать официальный отчет  о гонках,  спешили занять свои  места  в автобусе.
Харлоу  увидел  и   тех,  чье  присутствие   поблизости   сейчас   было  ему
нежелательно: Даннет, Траккиа,  Нойбауэр, Джекобсон и Мак-Элпайн,  последний
вел  опирающуюся  на его руку  Мэри. Наконец все вышли  из гостиницы,  дверь
закрылась, и автобус, урча, покатил в ночь.
     Через пять минут Харлоу был  уже у  стойки администратора,  за  которой
сидела все та же хорошенькая девушка, на которую  он совсем недавно, проходя
наверх,  не обратил  никакого внимания. Он широко улыбнулся  ей  -  коллеги,
увидев  это, не  поверили  бы своим глазам, -  а она, покраснев,  но  быстро
преодолев  смущение,  так  и  засветилась  радостью, обнаружив еще  и  такую
сторону натуры Харлоу. Для всех, кто не имел отношения к  автогонкам, Харлоу
оставался по-прежнему гонщиком номер один.
     - Добрый вечер, - приветствовал ее Харлоу.
     - Добрый вечер, мистер Харлоу, чего желаете, сэр? - Улыбка исчезла. - К
сожалению, ваш автобус только что ушел.
     - У меня имеется свой транспорт.
     Улыбка снова сияла на лице девушки.
     - Конечно,  я  в  курсе,  мистер  Харлоу.  Простите меня.  Ваш  красный
"феррари". Я могу быть вам полезна?..
     -  Да, пожалуй. Я назову  вам  четыре  фамилии  - Мак-Элпайн, Нойбауэр,
Траккиа и Джекобсон. Я хотел бы узнать, какие номера они занимают?
     -  Непременно,  мистер  Харлоу.  Однако   мне  кажется,  что  все   эти
джентльмены сейчас в отъезде.
     - Я знаю об этом. Я этого как раз и ждал.
     - Не понимаю, сэр?
     -  Я  просто хочу перед  сном  кое-что подсунуть им  под двери.  Старый
обычай гонщиков.
     - Ох уж эти гонщики  и их вечные розыгрыши. - Бедняжка,  несомненно, не
видела гонщиков  до  нынешнего вечера, но это  ей  не  помешало поглядеть на
чемпиона со всепонимающим лукавством. - Их номера 202, 208, 204 и 206.
     - Это в той последовательности, в какой я называл их?
     - Да,
     - Благодарю вас. - Харлоу  приложил палец к губам. - Конечно, никому ни
слова.
     -  О!  Я  ничего  не  знаю,  мистер  Харлоу. -  Она  улыбнулась  ему  с
таинственным  видом  и  проводила взглядом.  Харлоу  достаточно  реалистично
оценивал  силу  своей известности,  чтобы понимать, что молчание  ее вряд ли
продлится до конца недели.
     Он  возвратился  наверх  в свой  номер,  вытащил кинокамеру  из  чехла,
отвинтил  крышку,   старательно  поцарапав  при  этом  черную  металлическую
поверхность, поднял ее и вынул маленькую миниатюрную фотокамеру, размером не
больше пачки  сигарет.  Положив  ее в  карман, он  привинтил стенку  большой
кинокамеры на прежнее место, сунул ее в  чемодан и  с  сомнением поглядел на
маленькую холщовую сумку с  инструментами, лежащую там же. Пожалуй,  сегодня
он обойдется  и без них: там,  куда он  собирался идти, он найдет  все, если
понадобится.  Однако,  подумав,  он  все же  взял  сумку с собой и  вышел из
номера.
     Он  прошел  по  коридору   к  двести  второму  номеру   -  апартаментам
Мак-Элпайна.  Харлоу  не  было нужды,  в  отличие  от  Джеймса  Мак-Элпайна,
прибегать  к хитростям,  чтобы  получить  ключ  от номера,  -  он располагал
отличным  набором ключей.  Попробовав  один  из  них, другой, он наконец без
труда открыл дверь. Заперев ее за собой, разобрался сначала со своей сумкой,
потом поставил  ее  на  верх шкафа и принялся  методично осматривать  н
Ничто  не осталось  без его  внимания - ни одежда Мак-Элпайна, ни содержимое
шкафов и чемоданов. Наконец он наткнулся на маленький чемоданчик, размером с
кейс  для  бумаг, замкнутый  очень крепкими,  необычными по виду замками. Но
Харлоу  имел ключи и к самым маленьким и самым  необычным кейсам. Чемоданчик
открылся сразу.
     Содержимое являло собой  дорожный  офис с  массой разнообразных  бумаг,
накладных, квитанций,  чековых книжек и  контрактов: владелец "Коронадо" вел
сам всю свою документацию. Харлоу не стал смотреть бумаги, внимание свое  он
сосредоточил  на  перетянутой  резинкой пачке  чековых.  книжек.  Он  быстро
просмотрел  их  и  задержался  на  одной из  страниц  со  всеми  выписанными
расходами. Он  тщательно изучил  ее,  с  явным  удивлением покачал  головой,
поджав  губы от  расстройства, вытащил  из кармана миниатюрный фотоаппарат и
сделал  восемь снимков, по два на каждую страницу. После этого  он заботливо
привел все в прежний вид и вышел из номера.
     Коридор  был пуст. Харлоу  дошел до номера 204, занимаемого  Траккиа, и
открыл дверь  тем  же  ключом,  каким  открывал  дверь  номера  Мак-Элпайна:
гостиничные  ключи имеют, как  правило,  самые  незначительные  отличия, для
удобства все номера открываются одним служебным ключом, который фактически и
был сейчас в распоряжении Харлоу.
     В комнате Траккиа вещей было гораздо меньше, чем у Мак-Элпайна, поэтому
осмотр занял  немного  времени.  Харлоу  здесь  также особенно заинтересовал
маленький кейс для бумаг. Открыть его ему стоило минимальных усилий. Деловые
бумаги,  обнаруженные  в  кейсе,  почти  йе  заинтересовали  Харлоу,   кроме
небольшой красно-черной  записной книжки, содержащей,  похоже, зашифрованные
адреса.  Каждый  адрес, если  только это были адреса, был помечен буквой, за
которой  располагалось  две  или  три  линии  непонятного письма.  Это могло
оказаться интересным, или, наоборот,  не  имеющим никакого значения.  Харлоу
поколебался, потом,  недоуменно пожав плечами,  все  же извлек фотоаппарат и
сфотографировал и эти страницы. Номер Траккиа он оставил в таком же порядке,
как и номер Мак-Элпайна.
     Через две минуты Харлоу уже сидел на кровати Нойбауэра с его кейсом для
бумаг на коленях. Миниатюрная фотокамера  его  неустанно  щелкала: тоненькая
красно-черная  записная книжица в  его руках была точной  копией той, что он
обнаружил у Траккиа в номере.
     Наконец  Харлоу  добрался  до  последнего из  намеченных им  объектов -
номера  Джекобсона. Видимо, Джекобсон оказался не таким предусмотрительным и
не таким хитроумным, как Траккиа или Нойб Он имел две чековые книжки, и
когда  Харлоу открыл  их,  то  опешил  от неожиданности. Из  зафиксированных
доходов   было  очевидно,  что  для   получения  подобных  сумм   Джекобсону
понадобилось бы  раз в двадцать  больше времени, нежели  при  том  заработке
шеф-механика, которым он располагал. В одной из книжек был список адресов на
английском  языке,  с  географией  почти всей  Европы.  И  эти детали Харлоу
тщательно зафиксировал своим маленьким фотоаппаратом.
     Он уже сложил бумаги в кейс и, поставив его на прежнее место, собирался
уходить,   когда   вдруг   услышал   шаги   в   коридоре.   Харлоу  замер  в
нерешительности.  Шаги приближались и стихли  возле  самой  двери  номера, в
котором он  находился. Джонни  вытащил на  всякий случаи из  кармана носовой
платок,   чтобы  завязать  им  лицо  вместо  маски,  и,  когда   ключ   стал
поворачиваться в  замке, успел  проскользнуть в спальню,  нырнуть в платяной
шкаф и тихо закрыть за собой дверцу. Дверь в коридор открылась, кто-то вошел
в н
     Харлоу  стоял в полной  темноте.  Он слышал, как  кто-то  двигается  по
комнате,  но не мог даже представить, кто бы это мог быть и что он делает  в
номере: судя по звукам, человек занимался  тем же, чем занимался  только что
он сам.  Тогда, приладив платок так, чтобы видны были одни глаза, он завязал
узел  на затылке  и открыл гардеробную дверь. Как в  сцене из  какого-нибудь
спектакля, он оказался прямо  перед горничной с наволочкой в  руках, которую
она, вероятно,  только  что  сняла.  Столкнувшись  с человеком в белой маске
лицом  к  лицу, она  так  и окаменела от  неожиданности. Взгляд неизвестного
пронзил ее, и она беззвучно, не издав вздоха, стала медленно оседать на пол.
Харлоу выскочил из своего укрытия и подхватил ее прежде, чем она ударилась о
мраморный бордюр,  аккуратно опустил на пол и бросился  к коридорной  двери.
Закрыв ее, он сдернул с лица носовой платок и тщательно протер все предметы,
к которым  прикасался  в  номере,  включая ручки  и замки  кейса для  бумаг.
Напоследок он снял телефонную трубку и положил ее на  стол. Он ушел, оставив
дверь полуоткрытой.
     Пробежав коридор, он  не спеша  спустился по лестнице к  бару  и сделал
заказ на выпивку. Бармен поглядел на него с удивлением.
     - Вы что-то сказали, сэр?
     - Двойной джин и тоник, вот что я заказал.
     - Да, мистер Харлоу. Очень хорошо, мистер Харлоу.
     Бармен с бесстрастным лицом приготовил выпивку.  И Харлоу, взяв стакан,
устроился за столиком между двумя пальмами в кадках. Он с интересом наблюдал
за  происходящим.   Совсем   скоро   возле  коммутатора   поднялась   суета,
девушка-телефонистка проявляла  заметное нетерпение.  Сигнальные лампочки на
табло  непрерывно   мигали,  но  ей,  видимо,  не  удавалось  соединиться  с
вызываемым    номером.    Наконец    она    потеряла    терпение,    вызвала
мальчика-рассыльного и  тихим голосом что-то  сказала  ему. Тот кивнул  и не
спеша, с самым торжественным видом, отличающим всех служащих виллы-гостиницы
Чессни, направился через вестибюль выполнять ее поручение.
     Но  когда он вернулся,  у него был совсем другой вид. Он  пулей миновал
вестибюль  и  стал что-то шептать  телефонистке  на ухо. От его известия она
даже вскочила со своего места. Буквально  через секунды появился собственной
персоной и сам  управляющий. Харлоу терпеливо ждал, делая вид, что  время от
времени прикладывается к  бокалу.  Он знал,  что большинство  находящихся  в
вестибюле исподтишка наблюдали  за ним. По его  поведению они со  своих мест
вполне  могли предположить,  что  он пьет безобидный  лимонад или же  тоник.
Бармен, конечно, знал,  что  это  не  так,  он знал  и то, что, вернувшись с
приема,  Мак-Элпайн  первым делом  потребует  доложить ему о  выпивке Джонни
Харлоу  и показать счет, невероятный  для чемпиона по тому напитку,  каковой
был в его руках.
     Управляющий вновь появился с невозмутимым выражением лица. Он коротким,
сдержанным шагом продефилировал к пульту и взялся за телефон. Весь вестибюль
к  тому  времени уже был  заинтересован происходящим.  Харлоу воспользовался
тем, что  внимание  присутствующих переключилось с него  на  место дежурного
администратора,  и поспешил выплеснуть содержимое своего стакана в  кадку  с
пальмой.  Затем  он  не торопясь  поднялся и  направился  через вестибюль  к
выходу. Ему нужно было  пройти как раз  мимо управляющего. Харлоу задержался
возле него.
     - Какие-то затруднения? - спросил он доброжелательно.
     - И очень серьезные, мистер Харлоу. - Управляющий в ожидании соединения
держал телефонную трубку возле уха, но был явно польщен тем обстоятельством,
что Джонни Харлоу нашел время поговорить с ним. - Взломщики! Убийцы! Одна из
наших горничных подверглась жестокому нападению.
     - Господи Боже! Где?
     - В номере мистера Джекобсона.
     - Но ведь он только наш главный механик. У него же нечего красть.
     - Ага! Может быть, мистер  Харлоу. Но взломщик мог и не знать об  этом,
не так ли?
     -  Надеюсь, она сможет опознать  нападающего, -  спросил  как  бы между
прочим Харлоу.
     -  Невозможно.  Она  видела только,  как  гигант  в  маске  выскочил из
гардероба и напал на  нее.  Она еще утверждает, что  он был с дубинкой. - Он
прикрыл трубку рукой. - Извините меня. Полиция...
     Харлоу с облегчением вздохнул и пошел прочь, толкнув вращающуюся дверь,
повернул от выхода направо,  еще раз направо, вошел в гостиницу через другие
двери  и, никем не замеченный,  поднялся  в  свой  н  Здесь он  вытащил
кассету  из своего  миниатюрного  фотоаппарата,  заменил  ее  новой,  вложил
фотоаппарат  в большую кинокамеру, завинтил заднюю крышку,  добавив при этом
на   ее   черной   металлической   поверхности   еще   несколько"   царапин.
Использованную кассету он положил в конверт, написал на нем свое имя и номер
занимаемого гостиничного номера,  отнес  его вниз дежурному  администратору,
где к  этому времени все уже успокоилось, и, попросив положить пакет в сейф,
вернулся в н
     Около  часа Харлоу, сменив свой  парадный  костюм  на  закрывающий  шею
темно-синий  свитер  и  кожаную  куртку, сидел, терпеливо  ожидая,  на своей
железной кровати. Затем он услышал внизу тяжелый гул дизельного  мотора, тут
же мелькнул в  ночной тьме свет  Харлоу  выключил  свет, открыл окно  и
выглянул  вниз.  Это возвращались с  приема гости. Тогда  он задернул шторы,
включил свет, вынул из-под матраца бутылку, прополоскал виски рот и вышел.
     Он оказался  внизу  как  раз тогда,  когда  первая  группа  вернувшихся
входила в вестибюль. Мэри,  опираясь одной  рукой  на трость, другой держала
под руку отца, но как только Мак-Элпайн увидел  Харлоу, то сразу  передал ее
руку  Даннету.  Мэри  спокойно взглянула  на Харлоу, выражение  лица ее было
безразличным.
     Харлоу попытался пройти мимо, но Мак-Элпайн встал на его пути.
     - Мэр был очень раздосадован вашим отсутствием, - сказал он.
     Харлоу абсолютно не заинтересовало настроение мэра.
     - Он наверняка был единственным,  кто заметил мое отсутствие, - ответил
он.
     - Вы не забыли, что у вас с утра первый заезд на треке?
     - Я хорошо помню, кто за кем стартует на тренировке. Разве я когда-либо
нарушал график?
     Харлоу сделал еще одну попытку пройти, но Мак-Элпайн снова заступил ему
дорогу.
     - Куда вы идете? - требовательно спросил он.
     - Так, пройдусь.
     - Я запрещаю вам...
     - Вы не можете запретить мне то, чего нет в контракте.
     И с этими словами Харлоу спокойно вышел. Даннет взглянул на Мак-Элпайна
и принюхался.
     - Воздух стал ароматнее, не так ли?
     - Что-то  мы все-таки просмотрели,  -  сказал Мак-Элпайн.  -  Это  надо
уточнить.
     Мэри взглянула на одного, потом на другого.
     -  Значит, вы обыскивали его комнату, пока он был  на треке. И не успел
он  уйти,  как вы опять беретесь  за  свое.  -  Она  выдернула  руку из руки
Даннета. - Не дотрагивайтесь до меня. Я сама смогу подняться в свой н
     Хромая, она пошла дальше без них.
     - Это более чем неразумно, - обиженно заметил Даннет.
     - Такова любовь, - вздохнул Мак-Элпайн.

     По ступенькам парадной лестницы Харлоу сбежал мимо Нойбауэра и Траккиа.
Как обычно, он не  перебросился с ними ни одним словом, будто не заметил их.
Те, повернувшись, с интересом посмотрели  ему вслед. Харлоу  шел напряженно,
так идут не вполне  трезвые люди, которые стараются изо всех сил скрыть это.
Все  внимание  его,  казалось,  было  сосредоточено  на  собственных  ногах.
Нойбауэр  и  Траккиа понимающе  переглянулись и  кивнули  друг  другу. Тогда
Нойбауэр вошел в гостиницу-виллу, а Траккиа двинулся следом за Харлоу.
     Теплый  воздух  к  ночи стал  холоднее,  начал накрапывать  дождик. Это
устраивало Траккиа. Обыватели обычно не выносят никаких атмосферных осадков,
и,  хотя  гостиница-вилла  Чессни была расположена практически  в  маленькой
деревне, прохожие  постарались  при  первых  же каплях  дождя спрятаться под
крышу: возможность потерять Харлоу в  людской  толпе таким образом  исчезла.
Дождь  продолжал  моросить, и неожиданно для  самих себя  Харлоу  и Траккиа,
идущий  следом за ним, остались одни на улице. Для преследователя Харлоу это
представляло  некоторую  опасность,  потому  что  тот  мог  в  любой  момент
неожиданно оглянуться и заметить его, но здесь решающим  было то, что Харлоу
торопливо  и целеустремленно шел своей  дорогой, не глядя по сторонам. Поняв
это,  Траккиа смело  сократил расстояние, разделявшее их, до десяти ярдов. В
поведении  Харлоу между тем  обнаружилось нечто загадочное.  Он вдруг  начал
спотыкаться,  шел  по кривой  и даже стал покачиваться. Когда  они проходили
мимо дверей магазина,  Траккиа  успел заметить  в витрине отражение закрытых
глаз и  трясущейся головы Харлоу. Но внезапно он приободрился, будто одернув
себя,  и продолжал  свой  путь  хоть и  нетвердой поступью,  но  решительно.
Траккиа  подошел на  еще меньшее  расстояние, лицо  его выражало презрение и
отвращение. Выражение это усилилось, когда Харлоу опять потерял контроль над
собой, налетел на угол дома и по кривой его занесло влево.
     Оказавшись вне видимости Траккиа, за углом, Харлоу, однако, утратил все
явные признаки опьянения и быстро юркнул в  первую же подворотню. Из кармана
он  извлек вещь, которую обычно  не носят  с собой гонщики - переплетенную в
кожу дубинку  с петлей  для руки, нечто вроде кистеня. Харлоу сунул  руку  в
петлю и затаился.
     Он ждал  совсем недолго.  Едва Траккиа свернул  за угол, как  его  лицо
утратило   презрительное   выражение,  потому   что   он  увидел   пустынную
слабоосвещенную улицу.  В  замешательстве  он  ускорил шаг и буквально через
мгновение оказался возле подворотни, где поджидал его Харлоу.
     Гонщик  на  Гран При  должен обладать чувством времени, аккуратностью и
глазомером. Все это у Харлоу было развито в высшей степени. К тому же он был
в отличной  форме. Траккиа сразу потерял сознание. Даже не взглянув на него,
Харлоу  перешагнул  через распростертое тело  и бодро  продолжал  свой путь.
Только теперь  его  маршрут изменился. Он прошел  в обратном  направлении  с
четверть мили,  повернул влево и оказался на стоянке транспортеров. Так что,
когда Траккиа  придет  в  себя, он  наверняка  не  будет иметь  ни малейшего
представления о том, куда шел Харлоу.
     Джонни  свернул  к ближайшему  транспортеру.  Даже  теперь, в  дождь  и
темень, на нем без труда можно было  прочитать надпись "Коронадо", сделанную
двухфутовыми  золотыми буквами. Он  отомкнул дверь, вошел  внутрь и  включил
сильный свет, которым пользовались механики  при  работе с  точной техникой.
Здесь  не  было необходимости  использовать  красный  свет, осторожничать  и
опасаться: ведь никто не  стал бы возражать против права Харлоу находиться в
транспортере,  ему  принадлежащем.  Тем не менее  он замкнул дверь и оставил
ключ  в замке  повернутым  на  пол-оборота, чтобы никто не мог  отомкнуть ее
снаружи.  Потом  он прикрыл от  посторонних  глаз  дощечкой  окно  и, только
проделав все это,  подошел  к полке  с набором  инструментов,  чтобы выбрать
нужные.

     Мак-Элпайн и Даннет не впервые уже  тайно осматривали номер  Харлоу,  и
каждый  раз их  находки  не  доставляли  им  ни  малейшей радости.  Находка,
сделанная на этот раз в ванной  комнате Харлоу, была  из того же числа. Пока
Даннет  держал  в  руке  крышку  сливного бачка,  Мак-Элпайн вытащил  оттуда
бутылку солодового виски. Они какое-то  время еще  безмолвно глядели друг на
друга, затем Даннет сказал:
     - Находчивый  парнишка  наш Джонни. Может  быть,  он и под водительское
сиденье своего  "коронадо"  сунул корзину  с выпивкой.  Но,  я думаю,  лучше
оставить бутылку там, где мы ее нашли.
     - Это для чего же? Какой в этом прок?
     - С ее помощью мы  узнаем его дневную норму. А если мы  отсюда  заберем
бутылку,  то он будет  пить где-нибудь еще -  ведь  вы знаете,  как он умеет
исчезать на своем красном "феррари". И тогда мы вообще ничего не узнаем.
     -  Может быть,  может быть. - Мак-Элпайн смотрел  на  бутылку  почти со
слезами. - Вот как поступает теперь лучший гонщик нашего  времени, возможно,
лучший  гонщик всех времен. Вот к чему он пришел. Почему же никто не  мешает
опускаться таким людям, как Джонни  Харлоу, Алексис?  Потому что все боятся,
что они доберутся до самых высот.
     - Поставьте бутылку на место, Джеймс.

     Всего  только через две  двери от них, в  другом номере,  был еще  один
несчастный  человек  - недавно следивший за  Харлоу Траккиа,  который сейчас
массировал  с гримасой  боли  свой  затылок.  Нойбауэр  наблюдал за  ним  со
смешанным чувством сочувствия и возмущения.
     - Ты считаешь, что это работа негодяя Харлоу? - спросил он.
     - Уверен. Не из моей же сумки выскочила дубинка.
     - Это было легкомысленно  с его стороны.  Думаю, что мне  надо потерять
ключ от своего номера и попросить общий, рабочий.
     Траккиа сразу забыл про свой больной затылок.
     - Что ты задумал?
     - Увидишь. Подожди здесь. Нойбауэр  вернулся через две минуты, вертя на
пальце кольцо с ключом.
     - Решил пригласить  дежурившую внизу блондинку на  воскресный  вечерок.
Думаю потом попросить у нее ключ от сейфа, - сказал он.
     -  Вилли,  сейчас  не  время  ломать  комедию, -  произнес  Траккиа  со
страдальческим видом.
     -  Извини.  - Нойбауэр открыл  дверь, и  они проскользнули  в  кор
Кругом была тишина.
     Десять секунд спустя они уже были в номере Харлоу.
     - А если Харлоу неожиданно вернется? - спросил Траккиа, закрывая дверь.
     - Кто сильнее, как ты считаешь? Харлоу или мы?  Несколько минут они все
осматривали, вдруг Нойбауэр воскликнул:
     -  Ты был полностью прав, Никки.  Наш дорогой Джонни допустил маленькую
оплошность.
     Он показал Траккиа кинокамеру с царапинами  вокруг винтов, закреплявших
заднюю крышку, извлек из кармана маленький складной нож, отвинтил ее и вынул
минифотоаппарат.
     - Может, возьмем это?
     Траккиа  мотнул  головой,  и  сразу   его   лицо  скривилось  от  боли,
причиненной резким движением.
     - Нет. Он сразу узнает, что здесь кто-то был.
     - Так, значит, остается только одно для него, - сказал Нойб
     Траккиа кивнул  и опять сморщился  от боли.  Нойбауэр  вытащил кассету,
размотал пленку и приблизил ее к настольной лампе, потом не без труда вложил
пленку обратно  в кассету, кассету поместил в  мини-фотоаппарат и вложил его
снова в камеру.
     - Это  еще  ничего  не  доказывает.  Связаться  с  Марселем?  - спросил
Траккиа.
     Нойбауэр кивнул, и они вышли из номера.

     Харлоу отодвинул "коронадо" на фут и внимательно осмотрел секцию  пола,
подсвечивая себе карманным фонарем и стоя на коленях. На одной из продольных
планок он обнаружил две поперечные линии, прорезанные насквозь на расстоянии
около  пятнадцати дюймов друг от друга. Харлоу провел по  линии промасленной
тряпкой  и  убедился, что  это тонкая,  сделанная очень острым  инструментом
щель.  Шляпки  двух  гвоздей,  скрепляющих  эту   планку,  блестели  ясно  и
отчетливо,  будто новые. Харлоу подсунул  в щель  стамеску,  и  планка очень
легко поднялась, открыв  отверстие. Он  сунул  туда  руку,  чтобы определить
глубину и длину открывшегося тайника. Слегка приподняв брови, он только этим
выразил свое удивление размерами тайника. Вынув из него руку, он поднес ее к
лицу  и принюхался. А затем вернул планку  на  место,  закрыл тайник, слегка
стукнул стамеской по шляпкам гвоздей и грязной, промасленной тряпкой замазал
щели и планку.

     Сорок  пять  минут  прошло   с  того  времени,  как  Харлоу   вышел  из
виллы-гостиницы Чессни, до его возвращения. Просторное фойе теперь выглядело
полупустым, в  действительности же  в  нем все  еще  находилось  около сотни
человек,  вернувшихся  с  официального приема и, вероятно,  ожидающих обеда.
Первыми, кого увидел Харлоу, были Мак-Элпайн и Даннет, сидевшие в стороне за
отдельным маленьким  столиком. Через два столика от них одиноко примостилась
Мэри с напитком в стакане и журналом  на  коленях, судя по всему, совершенно
забытым. Вид  у  нее  был  отрешенный.  Харлоу  удивился  происшедшей в  ней
враждебной  перемене по  отношению  к себе. Он заметил  также, что неприязнь
появилась и в отношении  Мэри к  отцу.  Рори нигде не было видно. "Наверное,
опять шпионит за кем-нибудь", - решил Харлоу.
     Эти трое тоже  заметили Харлоу, как  только он  вошел. Мак-Элпайн сразу
раздраженно поднялся.
     - Я буду вам весьма благодарен, Алексис, если вы возьмете Мэри под свою
опеку. Я пройду в ресторан. Опасаюсь, что если я останусь здесь...
     -  Все  в   порядке,  Джеймс.  Я  понимаю...  Харлоу  оставался  внешне
спокойным, однако  верно  рассудил,  что  выражение нарочитого  безразличия,
проявившееся  даже  в  походке  Мак-Элпайна,  адресовано   именно   ему.  Он
заволновался еще больше, увидев, что Мэри пошла ему навстречу. Не оставалось
сомнений,  что ее враждебность  была направлена тоже  против  него.  Она  не
скрывала,  что  поджидала его.  Милой  улыбки,  делавшей ее  любимицей  всех
гонщиков, как не бывало, Харлоу заметил  это сразу. Он внутренне подобрался,
потому что знал наперед все, что она скажет ему.
     -  Вы  добиваетесь,  чтобы  все видели вас в  таком состоянии? - Харлоу
помрачнел. - Немедленно уходите отсюда.
     -   Так,  хорошо.   Продолжайте,   продолжайте.  Оскорбляйте  невинного
человека. Вы передо мной... Вернее, я перед вами... - сбивчиво говорил он.
     - Как это противно! Трезвый  человек не теряет  своего лица. Посмотрите
же, на кого вы похожи! Возьмите себя в руки и идите прочь!
     Харлоу демонстративно оглядел себя.
     - Ага! Превосходно! Приятных сновидений, чудная Мэри.
     Он  повернул  к  лестнице, преодолел  каких-то  пять  ступенек  и резко
остановился, столкнувшись внезапно с Даннетом. Мгновение оба глядели друг на
друга с равнодушными лицами, потом брови  Даннета удивленно поднялись. Когда
Харлоу заговорил, его голос был абсолютно трезв.
     - Идемте, - тоном приказа сказал он.
     - "Коронадо"?
     - Да.
     - Идемте.


Глава 6


       Харлоу допил свой  кофе - у него  уже вошло в  привычку  завтракать в
одиночестве у себя в номере - и подошел к  окну. Прославленного итальянского
сентябрьского солнца этим утром не было и в помине.  Тяжелые дождевые облака
закрывали небо, но земля была  сухой, а воздух прозрачный - идеальная погода
для гонок.  Он прошел  в ванную  комнату, открыл настежь  окно, снял с бачка
крышку,  вытащил бутылку  виски, открыл водопроводный кран  и  добросовестно
вылил половину бутылки в раковину. Затем поставил бутылку на прежнее место и
обильно обрызгал комнату аэрозольным освежителем.
     На  гоночный трек  он  ехал в  одиночестве -  место  рядом с  ним в его
красном "феррари" теперь  редко было занято.  Здесь уже были  Джекобсон, два
его механика и Даннет.  Он поздоровался с ними коротко, привычно облачился в
рабочий комбинезон,  надел  шлем и  сел  за руль  своего  нового "коронадо".
Джекобсон при этом окинул его своим обычным мрачным взглядом.
     -  Я  надеюсь,  что  уж  сегодня-то   вы   покажете  хорошее   время  в
тренировочном заезде, - сказал он.
     - Вот как? Я считал, что и вчера прошел круг успешно. Во всяком случае,
буду стараться, - кротко ответил Харлоу и, приготовившись к старту, взглянул
на  Даннета.  -  А  где же  сегодня  наш  милейший шеф?  Не помню,  чтобы он
когда-либо пропускал тренировочные заезды.
     - Он остался в гостинице. Занят какими-то делами.

     Мак-Элпайн  был действительно занят делом, которое  в  последнее  время
приносило ему все больше огорчений, но становилось  чуть ли не привычным. Он
тщательно замерял в этот момент  количество  оставшегося  запаса алкоголя  у
Харлоу. Едва он вошел в ванную комнату Харлоу, как сразу понял, что проверка
уровня виски  в  бутылке будет  простой  формальностью:  распахнутое окно  и
пропитанный  освежителем  воздух  яснее  ясного  свидетельствовали, что  это
излишняя  операция. Тем не менее Мак-Элпайн  проделал все, что нужно, хотя и
знал почти  наверняка,  что именно обнаружит, но  когда он  вынул  из  бачка
наполовину пустую бутылку, лицо его все-таки потемнело от гнева. Он поставил
бутылку обратно,  вышел  из номера и  торопливым шагом, почти бегом  миновал
гостиничное  фойе, сел  в свой "остин" и поехал на трек так быстро,  что его
мчащийся  автомобиль  прохожие  не успевали  рассмотреть  на  всем  пути  от
виллы-гостиницы Чессни до гоночного трека в Монца.
     Мак-Элпайн  тяжело  дышал;  когда  оказался  на  обслуживающей  станции
"Коронадо".  Первый, кого  он здесь встретил, был собиравшийся  уже  уходить
Даннет. Мак-Элпайн несколько успокоился.
     - Где  этот негодяй  Харлоу? - спросил он грубо.  Даннет  не  торопился
отвечать. Ничего не понимая, он только покачал головой, стараясь определить,
чем
     Джеймс расстроен.
     -  Ради  Господа,  где  этот  алкаш?  -  Голос  Мак-Элпайна  дрожал  от
негодования. - Он не должен ни за что выходить на этот чертов трек.
     - А судьба других гонщиков в Монца разве вас не интересует?
     - Что вы этим хотите сказать?
     - Хочу сказать, что этот записной пьяница показал сейчас на гонке время
на две.  и  одну десятую секунды лучше рекордного. -  Даннет  был  словно  в
ознобе, это по всему было видно, в голове его никак не укладывалась новость.
- Невероятно. Чертовщина какая-то!
     - Две и одна  десятая! Две и одна десятая! - Мак-Элпайн был  поражен. -
Невероятно! Только подумать! На что это похоже? Невероятно!
     - Спросите хронометристов. Они дважды проверяли.
     - Иисус!
     - Вы вроде бы недовольны тем, что узнали, Джеймс.
     -  Недоволен. Я  расстроен чертовски.  Конечно  же  он  остается лучшим
гонщиком  в мире, однако в  решающей обстановке у  него  не выдержат  нервы.
Сейчас  это  не  успех  гонщика,  а  его  мастерство. Или  простая  хмельная
храбрость. Дьявольская хмельная храбрость.
     - Я что-то вас не понимаю.
     - Он уничтожил полбутылки виски, Алексис.
     Даннет ошеломленно уставился на него.
     - Не могу этому поверить, - наконец с трудом вымолвил он. - Может быть,
он вел гонку на пределе, но ангельски  чисто. Полбутылки шотландского виски?
Он бы убил себя наверняка.
     - Хорошо еще, что на треке больше  никого не было  в это  время. Вполне
возможно, мог бы и убить кого-то.
     - Но... но принять полбутылки!
     - Желаете пойти и взглянуть на бачок в его ванной комнате?
     - Нет, нет.  Вы, надеюсь,  не  считаете, что я когда-либо  сомневался в
ваших словах? Я просто отказываюсь понимать что-либо.
     - Я тоже. Ну и где же наш чемпион мира в данный момент?
     - Он сказал, что  на  сегодня достаточно, и покинул трек. Сказал также,
что завтра будет  тренироваться на внутренней  дорожке  и  если кто бы то ни
было  займет  ее раньше него, то он прогонит любого прочь. Он сегодня  ведет
себя заносчиво, наш Джонни.
     -  Раньше он  такого никогда себе  не позволял.  Это  не  заносчивость,
Алексис, это чертова эйфория. Боже всемилостивый, опять у меня заботы, опять
проблемы!
     
-
 Вы всегда в заботах, Джеймс.

     Попади  Мак-Элпайн после  всего этого, в эту же субботу, на заброшенную
невзрачную  маленькую  улочку  Монца,  он  убедился   бы,  что  его  проблем
прибавилось  вдвое,  если не втрое. По обе  стороны  тротуара, напротив друг
друга, здесь расположились  два неприметных кафе. Своими фасадами они  очень
походили одно на  другое:  оба обшарпанные, с  потрепанными  занавесками,  с
выставленными на улицу  столиками, покрытыми несвежими скатертями; одинаково
непривлекательными были и скучные голые интерьеры баров. Как обычно в  таких
кафе, все кабинки были разгорожены и открыты со стороны улицы.
     Уютно устроившись друг против друга, у окна в одной из таких кабинок на
затененной стороне улицы
     Нойбауэр  и Траккиа сидели перед нетронутыми стаканами. Все их внимание
было  сосредоточено  на кафе,  расположенном  напротив, где,  совершенно  не
таясь, сидели Харлоу и Даннет, каждый со стаканом  в руке, занятые серьезным
разговором.
     - Ладно,  мы их выследили,  Никки.  Но что из  того? Ты ведь  не умеешь
читать по губам, не так ли? - сказал Нойб
     - Мы просто ждем и смотрим. Если бы Бог дал мне талант читать по губам,
Вилли! Как ты думаешь, с чего эти двое вдруг так подружились, если последнее
время на публике почти  не разговаривали. И  с какой стати  пришли  сюда, на
какую-то маленькую тесную  улочку, вести  задушевную  беседу? Наверняка этот
Харлоу  замыслил что-то очень нечистое. У меня  до сих  пор ломит шею, когда
надеваю на тренировке проклятый шлем. И если он, и Даннет сошлись здесь так,
то, будь уверен, оба во  что-то замешаны. Ведь Даннет только  журналист. Что
же задумали журналист и бывший гонщик?
     - Бывший! Знаешь ли ты его сегодняшнее утреннее время?
     - Сказал  тебе  - бывший,  значит, бывший. Поглядишь,  как он завтра на
треке провалится, так же как на последних четырех гонках на Гран При.
     -  Да. Тут какая-то загадка.  Почему  это он так хорош на тренировках и
сгорает на основной трассе?
     - Никаких загадок.  Все знают, что Харлоу спивается. Он алкаш -  думаю,
всем  это  ясно.  Хорошо,  если  он  пройдет  один,  может,  три  круга.  Но
восемьдесят кругов на гонках Гран При алкоголик не выдержит, для этого нужны
запас жизненных сил,  выносливость, реакция, железные нервы. Он сломается. -
Траккиа отвел взгляд от противоположного кафе и отхлебнул из своего стакана.
-  Господи, чего бы  я только не дал,  чтобы только сидеть сейчас в соседней
кабине возле этих двоих!
     Вдруг Траккиа положил руку на рукав Нойбауэра.
     - Может быть, это вовсе  и  не нужно,  Вилли. Может быть, уже есть уши,
слушающие их. Гляди!
     Нойбауэр  огляделся.  Стараясь, чтобы  его  не заметили,  в соседнюю  с
занятой Харлоу и  Даннетом кабину  пробрался Рори  Мак-Элпайн. Он развязно и
картинно  нес  в руках выпивку. Сел  он так, чтобы быть спиной  к Харлоу: их
разделяло  расстояние  всего  в  один фут. Рори поплотнее  прижался спиной к
перегородке, казалось,  затылком  даже  пытаясь  вслушаться  в  разговор  за
стенкой. Вид у него  был при этом такой, будто он  готовился сдавать экзамен
на мастера  шпионажа или  двойного  агента. Между прочим,  он  действительно
обладал талантом наблюдать и подслушивать, оставаясь незамеченным.
     -  Как  ты  считаешь,  что этот  юный  Мак-Элпайн  затевает?  - спросил
Нойб
     - Здесь и сейчас? - Траккиа развел руки. - Что угодно. Одно  ты  должен
знать  наверняка, что он не с Харлоу.  Я предполагаю, что сейчас он собирает
против  Харлоу   улики.   Или   что-то  другое.  Он  просто  непредсказуемый
дьяволенок.  Клянусь, он ненавидит Харлоу.  Вот уж в чью черную книгу мне бы
не хотелось попасть.
     - Так у нас теперь есть все, Никки?
     - Нам только  нужно  придумать  маленькую  историйку,  которую мы  е-му
расскажем.  - Траккиа  внимательно  посмотрел  через  улицу.  -  Юный  Рори,
кажется, чем-то недоволен.

     Рори  действительно  был  недоволен.  Его переполняло смешанное чувство
досады, раздражения и озабоченности, потому что  из-за высокой перегородки и
глухого  шума голосов посетителей кафе он никак не мог ничего  расслышать из
разговора в соседней кабине.
     К  тому  же  Харлоу  и  Даннет говорили очень  тихо.  Перед ними  стоял
прозрачный  напиток со  льдом  и лимоном безо всякого  следа  джина.  Даннет
задумчиво  разглядывал маленькую кассету с  фотопленкой, почти незаметную  в
его ладони, потом сунул ее в карман.
     - Фотография кода? Вы уверены?
     -  Код, я уверен. Вероятно, смешанный,  там есть иностранные  слова или
просто набор букв. Я таких штучек не знаток.
     - Я в этом тоже не смыслю. Но зато я знаю людей, которые собаку на этом
съели. И еще транспортер "коронадо". Вы в этом уверены?
     - Нет сомнений.
     -  Так  выходит, что  мы пригрели гадюку  у себя на  груди, я правильно
понимаю?
     - Несколько неожиданно, не так ли?
     - И несомненно, Генри тоже принимает в этом участие?
     -  Генри?  - Харлоу отрицательно помотал головой. - Могу ручаться своей
жизнью за него.
     - Хоть он и просто водитель, но без него  ни одна поездка  транспортера
невозможна.
     - Да.
     - Значит, Генри тоже придется уйти?
     - А что-нибудь лучшее вы можете предложить?
     -  Генри уходит временно, потому что он ничего не должен знать, а потом
возвращается  на  старое  место работы. Он,  конечно, будет огорчен, но  что
значит одно огорчение по сравнению со всей жизнью?
     - А если он откажется?
     -  Устроим его похищение,  - деловито  ответил  Даннет. - Или  каким-то
другим способом уберем, конечно безвредным. Но он пойдет на это. У меня есть
подписанная врачом справка.
     - Кто-то забыл о врачебной этике?
     - Комбинация с  пятьюстами фунтов  стерлингов -  и справка  о сердечной
недостаточности в ваших руках, а неприступная медицинская щепетильность тает
без следа.
     Двое допили свои коктейли,  поднялись  и вышли.  Сохранив дистанцию, за
ними последовал и Рори.  В кафе напротив Нойбауэр  и  Траккиа  поспешили  за
внезапно  вышедшим  Рори и  через  полминуты догнали  его. Увидев  их,  Рори
удивился.
     - Нам нужно поговорить с  тобой,  Рори.  Ты умеешь  хранить  секреты? -
спросил его доверительно Траккиа.
     Рори выглядел заинтригованным, но  от природы он был осторожен и потому
не сразу открылся.
     - Что за секреты?
     - А ты подозрительный.
     - Что за секреты?
     - Джонни Харлоу.
     -  Тогда другое дело. - Доверие Рори Траккиа сумел завоевать одним этим
признанием. - Я должен быть в курсе таких секретов.
     -  Хорошо,  только никому  ни  слова.  Никто  не должен  знать  ничего.
Понимаешь? - сказал Нойб
     -  Само собой. - Мальчишка рассчитывал узнать из разговора с Нойбауэром
фантастические подробности.
     - Ты когда-нибудь слышал об ассоциации гонщиков на Гран При?
     - Конечно.
     - Так вот эта ассоциация решила исключить  Харлоу из  гонок на Гран При
ради  безопасности  водителей и зрителей.  Мы хотим,  чтобы  для  него  были
закрыты все гоночные трассы Европы. Ты знаешь, что он пьет?
     - Кто этого не знает!
     -  Он  пьет  так много,  что  превратился  в самого  опасного гонщика в
Европе.  -  Нойбауэр  говорил проникновенно  и очень  убедительно.  - Другие
гонщики боятся, когда  выходят на трек вместе с ним. Никто  из них не знает,
не будет ли он следующим Джету.
     - Вы... вы думаете...
     - Он был тогда пьян. И погиб  хороший человек, Рори,  потому что кто-то
выпил больше полбутылки виски. Понимаешь  разницу, именно это стало причиной
убийства.
     - Нет, ради Бога, я не хочу понимать!
     -  И вот  ассоциация поручила  нам с  Вилли собрать улики. О  пьянстве,
конечно. Специально перед важным решением. Хочешь нам помочь?
     - Вы еще спрашиваете!
     - Мы понимаем, парень,  мы понимаем.  -  Нойбауэр  положил свою руку на
плечо Рори  - жест, выражающий  сочувствие  и поддержку. - Мэри ведь девушка
нам всем дорогая, слишком даже. Мы сейчас видели Харлоу  и мистера Даннета в
этом кафе. Харлоу выпивал?
     -  Я  вообще-то не знаю этого.  Я был в  соседней с  ними кабине. Но  я
слышал, что мистер Даннет говорил о джине, и видел,  что официант принес два
высоких стакана, похоже, наполненных водой.
     -  Водой!  - Траккиа  сокрушенно покачал  головой. - Пожалуй,  там было
нечто иное. Вообще-то я не верю,  что Даннет...  ладно,  кто знает. А  ты не
слышал, говорили они о выпивке?
     - Мистер Даннет? А разве он тоже в этом излишествует?
     Траккиа ответил уклончиво, хорошо  зная, что  сомнение  -  лучший  путь
возбудить интерес Рори:
     - Мне ничего не известно о мистере Даннете и его пристрастии к выпивке.
     - Они говорили очень тихо. Я  слышал совсем немного. Но  не  о выпивке.
Они говорили о кассете с фотопленкой или о чем-то таком, что  Харлоу передал
мистеру Даннету. Я ничего не понял из этого.
     - Это нас совсем не касается. Но все другое - да. Навостри глаза и уши,
понимаешь? - сказал Траккиа.
     Рори,  гордый  от сознания  значимости  своей  новой  роли сообщника, с
большим достоинством кивнул, попрощался с  обоими и пошел дальше. Нойбауэр и
Траккиа раздраженно поглядели друг на друга.
     - Силен  негодяй! Он заснял нас  на кассету  и сохранил ее. Та, что  мы
засветили, была другой, - процедил Траккиа сквозь зубы.

     Вечером того же  дня Даннет  и  Генри тихо беседовали  в  дальнем  углу
вестибюля виллы-гостиницы Чессни. Лицо  Даннета не выражало  никаких эмоций.
Генри выглядел растерянным, пытаясь  в меру своей природной проницательности
и  практичности  разобраться  в  ситуации. При  этом  он  старался сохранить
невозмутимость.
     -  Умеете  вы   все  выстроить,  мистер  Даннет,  -  заметил  он  тоном
почтительного восхищения.
     -  Если вы,  Генри, имеете в виду,  что  я  выразил свои  мысли ясно  и
коротко, тогда да, я все выстроил. Так да или нет?
     -  Господи  Иисусе, мистер Даннет,  вы не  оставляете человеку никакого
времени для размышлений.
     - Тут и думать нечего, Генри. Говорите прямо - да или нет. Согласны или
отказываетесь.
     -  Я уж и  не знаю, соглашаться ли мне, мистер  Даннет.  - Генри глядел
пытливо.
     - Почему же вам не соглашаться?
     -  Хотя вы и  не рассеяли моих сомнений, но  мне все-таки кажется,  что
здесь нет ни угроз, ни подвоха в мой адрес.
     Даннет на всякий случай набрал побольше воздуха в легкие и посчитал  до
десяти.
     -  Что  вы говорите, Генри!  Ну  какие  могут быть  угрозы  человеку, у
которого  такая чистая в спорте жизнь, как  у  вас. Ведь вам  не  в чем себя
упрекнуть, не так ли, Генри? Так ради чего я  вам буду  угрожать? И главное,
зачем? - Даннет надолго умолк. - Так или нет?
     Генри вздохнул с покорным видом.
     - Будь все проклято, да ведь я  ничего  не теряю.  За пять тысяч фунтов
стерлингов  и работу  в вашем марсельском гараже я даже родную бабушку  могу
утопить в реке... Господи, упокой ее душу.
     -  Ну, этого от вас и не требуют. Главное,  чтобы никто ничего не знал.
Вот   вам  справка   от  врача.  Она  подтверждает,  что  у  вас   сердечная
недостаточность и  вы  не  можете  больше заниматься тяжелой  работой  - ну,
скажем, водить транспо
     - Вообще-то  последнее  время я  действительно чувствую себя  не  очень
хорошо.
     - И  я не  удивляюсь этому, когда задумываюсь о вашем трудном жизненном
пути. - Даннет позволил себе улыбнуться такой фантазии.
     - Будет ли мистер Мак-Элпайн знать об этом?
     - Когда вы решите сами ему сказать. А сейчас возьмите вот эту бумажку.
     - Он не будет против?
     - Он вынужден будет примириться. У него нет выбора.
     - А можно мне узнать, зачем это понадобилось?
     - Нет.  Вам  дают пять  тысяч фунтов стерлингов,  чтобы вы не  задавали
вопросов. И не болтали. Нигде.
     - Вы очень странный журналист, мистер Даннет.
     - Очень.
     - Я слышал, вы были чиновником в Сити. Почему же ушли оттуда?
     - Эмфизема. Все мое здоровье, Генри, это из-за него.
     - Что-то вроде моей сердечной недостаточности?
     - Во времена  стрессов и страстей, Генри, первое  дело - это  здоровье,
самое важное для нас. Так что самое лучшее - пойти и переговорить с мистером
Мак-Элпайном.
     Генри поднялся,  чтобы так и  поступить.  А  Даннет  составил  короткую
записку, написал адрес на плотном конверте, пометил на нем  "Срочно и важно"
в  верхнем углу, вложил записку и  микрофильм в конверт и тоже направился по
своим  делам.  Он шел  по  коридору, когда  дверь  в соседний  номер немного
приоткрылась и чье-то лицо  выглянуло оттуда.  Внимательный взгляд  проводил
журналиста до самой лестницы.
     Это был Траккиа. Потом  он  осторожно закрыл дверь, вышел на  балкон  и
помахал кому-то рукой, подавая сигнал.  Едва различимая  фигура  подняла,  в
знак  того,  что  сигнал  принят, руку,  и Траккиа  беспечно  сбежал вниз по
лестнице. Здесь  его  встретил  Нойб Без слов они отправились  в бар и,
усевшись за столик,  заказали  напиток. Многие заметили их появление, потому
что и Нойбауэр, и Траккиа были не менее известны, чем сам Харлоу. Но Траккиа
не был бы Траккиа, если бы обеспечил свое алиби лишь наполовину.
     -  Я  жду  сообщений  из  Милана в  пять  часов.  Который теперь час? -
поинтересовался он у бармена.
     - Ровно пять, мистер Траккиа.
     - Сообщите дежурному, что я буду здесь.

     К  почтовому отделению вела узкая  аллейка. По обеим сторонам ее стояли
аккуратные типовые домики  с  гаражами. Дорога оказалась  безлюдной -  факт,
который  Даннет определил  как  примету  начавшегося субботнего  вечера.  На
протяжении  ярдов двухсот впереди  себя  он  не видел  никого,  кроме фигуры
человека в  рабочей одежде, ремонтирующего мотор автомобиля,  стоящего перед
открытым  гаражом.  По распространенной среди  французов  и итальянцев  моде
человек был в  военно-морском  берете,  надвинутом  на  глаза,  и лицо  его,
вымазанное машинным маслом и смазкой, разглядеть было делом невозможным. Вид
у   него   был  неприветливый,  и  Даннет   невольно  подумал,   что  такого
"общительного"  и  пяти  секунд  не потерпели  бы в команде  "Коронадо".  Но
работать в "Коронадо" и чинить старый "фиат-600" - разница существенная.
     Даннет  проходил мимо "фиата",  когда механик вдруг  резко  выпрямился.
Даннет  вежливо отступил,  чтобы  обойти его, но тут же увидел, как механик,
одной  ногой  упершись в бок автомобиля  для  придачи  броску дополнительной
силы, всем весом  своего тела обрушился на него.  Потеряв равновесие, Даннет
влетел  в  открытую  дверь гаража. Две  огромные фигуры,  в черных масках на
лицах  и явно не расположенные  к нежному обращению, тут же протолкнули  его
еще дальше в глубь гаража, и дверь с грохотом закрылась.

     Рори  сидел, погрузившись  в изучение  журнала  комиксов,  а  Траккиа и
Нойбауэр для  полного  алиби  просто  отбывали  в баре время,  когда  Даннет
появился в гостинице. Он привлек к себе сразу  внимание всех присутствующих.
Иначе и быть не могло, потому что Даннет не вошел, а  ввалился  как пьяный и
наверняка бы рухнул, если бы его не поддержали полисмены, сопровождавшие его
с обеих сторон. Из носа и рта у него шла кровь, глаза заплыли и в довершение
всего  на лице  зияла открытая  кровавая  рана.  Траккиа,  Нойбауэр, Рори  и
администратор одновременно бросились к нему.
     В голосе Траккиа звучала озабоченность, лицо выражало сочувствие.
     - Отец небесный, мистер Даннет, что произошло с вами? - спросил он.
     Даннет, преодолевая боль, безуспешно попытался улыбнуться.
     -  Предполагаю,  что на  меня  напали,  - сказал  он  не очень  внятным
голосом.
     -  Но  кто это сделал?..  Кто  и  зачем,  мистер  Даннет?  -  восклицал
Нойб
     Один из полицейских поднял руки и обратился к администратору:
     - Пожалуйста. Вызовите немедленно врача.
     -  Одну  минуту.  У  нас  здесь  семь  постоянных  врачей.  -   Девушка
повернулась к Траккиа. - Вы знаете номер мистера  Даннета,  мистер  Траккиа?
Если бы вы и мистер Нойбауэр взялись проводить туда офицеров...
     - Нет нужды. Мистер Нойбауэр и я сами проводим его в н
     - Сожалею. Мы должны  снять показания... -  начал было другой полисмен.
Но сразу  запнулся,  как  запнулся  бы  всякий,  увидевший  мрачную  гримасу
Траккиа.
     - Оставьте  ваш постоянный  номер этой  леди. Вас вызовут, когда доктор
разрешит  мистеру  Даннету  разговаривать, не раньше.  Сейчас  же  он должен
немедленно лечь в постель. Вам понятно?
     Они  все поняли, кивнули  и вышли без лишних слов. Траккиа  и Нойбауэр,
сопровождаемые Рори, весьма обеспокоенным этим событием, проводили Даннета в
номер,  и,  пока они укладывали  его  в  постель, появился  до  Это был
итальянец,  очень молодой,  но  достаточно  опытный,  судя по тому,  как  он
вежливо, но настойчиво попросил их покинуть н
     - Кому нужно было так расправиться с мистером Даннетом? - спросил Рори,
едва они вышли в кор Молодой Мак-Элпайн кипел от возмущения.
     - Кто  знает? - ответил Траккиа. - Грабителям,  ворам  - людям, которые
предпочитают  грабить и  калечить,  а  не трудиться  честно.  -Он метнул  на
Нойбауэра взгляд, так чтобы его заметил Рори.  - В мире очень много скверных
людей, Рори. Пусть ими занимается полиция, а не мы.
     - Вы думаете, что происшедшему с ним не следует давать ход?..
     - Мы гонщики, мой мальчик, - сказал Нойб - Мы не детективы.
     
-
 Я не мальчик! Мне скоро семнадцать. И я не дурак! - вспыхнул Рори, но
взял себя  в  руки  и  оценивающе посмотрел  на Нойбауэра. - Все  это  очень
подозрительно. А что, если в этой истории замешан Джонни Харлоу?
     - Харлоу? - Траккиа вскинул брови, показывая, что предположение Рори по
меньшей мере забавно. - Оставь это, Рори... Ты ведь сам подслушивал разговор
Харлоу и Даннета во время их конфиденциального тет-а-тет.
     - Да, но я  тогда не слышал их  разговора. Я  только видел, что они его
вели.  Может быть, Харлоу  угрожал, может быть, Даннет  поссорился с ним.  -
Рори помолчал, обдумывая  эту версию, и, убеждаясь  в ней все  больше, вдруг
заявил:  -  Считаю, что так и было.  Харлоу  расправился  с ним, потому  что
Даннет за ним следил и угрожал ему чем-то.
     - Рори, ты просто начитался ужасных детективов. Если бы  Даннет  следил
или  угрожал Харлоу,  то  зачем  это избиение  Даннета  на  дороге? Ведь  он
по-прежнему остается  в его руках, не так ли? И  он  может опять следить или
угрожать ему. Мне кажется, что здесь ты не все продумал, Рори. - Тон Траккиа
был дружелюбен.
     - Может быть,  я это еще  узнаю. Даннет сказал, что  на  него напали  в
глухой аллейке по  дороге на главную улицу. Знаете  ли  вы, что  находится в
конце  этой аллейки? Почтовое отделение! Может быть, Даннет  шел туда, чтобы
отправить нечто обличающее Харлоу. Может быть, он считал опасным оставлять у
себя что-то имеющееся против него. Тогда Харлоу сделал все, чтобы  Даннет не
попал на почту.
     Нойбауэр переводил взгляд с Траккиа на Рори. Он уже не улыбался.
     - Но как это доказать, Рори? - спросил он.
     - Откуда я знаю? - Рори опять  начинал раздражаться. - Я много думал об
этом. Попробуйте это сделать вы, вас двое, может быть, у вас меньше уйдет на
это сил?
     -  Мы подумаем над этим. - Траккиа, глянув на Нойбауэра, стал серьезным
и задумчивым.  - Но ты пока об этом никому не рассказывай, паренек. Пока  мы
не  имеем  никаких доказательств,  а в  профессиональном кругу  такие  штуки
расцениваются как клевета. Ты ведь понимаешь нас?
     - Я же говорил вам, - Рори сказал  это ядовито, - что отнюдь  не дурак.
Не очень-то вы хорошо выглядели бы, если бы кто-то узнал, что вы замахнулись
да самого Джонни Харлоу.
     - Это уж точно, - согласился Траккиа. - Плохие новости крылаты. А вон и
мистер Мак-Элпайн идет сюда.
     Взволнованный  Мак-Элпайн  и в  самом  деле  появился в эту  минуту  на
площадке, лицо его  сильно осунулось и помрачнело за последние два месяца  и
почти не меняло угрюмого выражения.
     - Это правда? Относительно Даннета? - с тревогой спросил он.
     - Опасаюсь, что да. Кто-то сильно побил его, - ответил Траккиа.
     - Боже мой, но почему?
     - Грабители, должно быть.
     - Грабители? Средь бела дня? Иисус, что стало с цивилизацией! Когда это
случилось?
     - Минут десять назад, не более. Вилли и я были в баре, когда он уходил.
Было ровно пять  часов, потому что я в это время ожидал телефонного звонка и
спросил  у  бармена  про время. Мы были еще  в баре,  когда он вернулся, и я
посмотрел на часы, посчитав, что полиции  это будет нужно  знать. Было точно
двенадцать минут шестого. За такое время он не мог далеко уйти.
     - Где он сейчас?
     - У себя в номере.
     - Так чего же вы трое... - возмущенно начал было Мак-Элпайн.
     - Но с ним до Он велел нам уйти.
     
-
 Ну  уж меня-то он не посмеет выставить! - заявил Мак-Элпайн и со всей
решительностью направился к Даннету.
     Его  и  в  самом деле  не выставили. Через пять минут появился  сначала
доктор, а еще через пять минут - и сам  Мак-Элпайн с лицом еще более суровым
и обеспокоенным. Ни с кем не заговаривая, он прошел прямо в свой н

     Траккиа, Нойбауэр и Рори сидели за столиком у стены, когда в  вестибюль
вошел  Харлоу.  Если  он  и  видел  их,  то сделал  вид, что не  заметил,  а
направился через вестибюль прямо к лестнице.  Два или три раза он улыбнулся,
отвечая на робкие приветствия и почтительные улыбки встречных.
     -  Вы должны согласиться, что нашего Джонни не особенно трогает течение
всеобщей жизни, - заметил Нойб
     -  Вы  могли бы  этого  и не  говорить. - Рори нельзя было  обвинить  в
злоязычии;  он   еще   только  овладевал  этим  искусством,  хотя  и   очень
добросовестно. - Могу  поспорить, что ему вообще на все наплевать. Даже если
бы дело касалось его родной бабушки, он бы, наверное, и тогда...
     - Рори! - Траккиа предостерегающе  поднял руку. -  Ты  не должен давать
воли  воображению.  Ассоциация гонщиков на  Гран-При весьма представительное
собрание. У нас добрая репутация, и мы не хотим от этого отказываться. Учти,
мы  считаем, что ты  на нашей стороне,  но  всякая болтовня может нам только
навредить.
     Рори злобно  взглянул на одного, потом на другого и  вышел с  обиженным
видом.
     -  Опасаюсь, Никки,  что эта наша  юная голова испытает - в своей жизни
еще немало неприятных моментов, - заметил Нойбауэр почти печально.
     -  Это  ему не повредит,  -  ответил  Траккиа. - И для  нас  тоже будет
полезно.
     Предсказание Нойбауэра сбылось удивительно скоро.
     Харлоу  закрыл  за  собой дверь  и  посмотрел на  распростертую  фигуру
Даннета, лицо которого, хотя его и обработали, выглядело все-таки так, будто
нападение случилось всего пять минут назад. Откровенно говоря, разглядеть на
этом  лице  вообще  было  мало  что возможно,  так  оно было  забинтовано  и
залеплено пластырем: нос  распух вдвое, правый глаз заплыл, на разбитые губы
наложены швы, как и на  лоб.  Словом, все красноречиво  свидетельствовало  о
превратностях жизни и  сложности времени. Харлоу  прищелкнул языком, выражая
сочувствие  пострадавшему,  в два шага бесшумно подкрался  к двери и  рывком
открыл ее. Рори влетел в номер и растянулся у его ног, на прекрасном мраморе
виллы-гостиницы Чессни.
     Харлоу молча наклонился над ним, запустил свои пальцы в кудрявые черные
волосы  Рори и рывком поставил  его на ноги. Мальчишка  издал при этом такой
пронзительный вопль, будто находился уже в  агонии. Харлоу по-прежнему молча
прихватил  железной хваткой  ухо  Рори  и безжалостно потянул по коридору  в
номер  Мак-Элпайна. Он вошел, волоча Рори за собой. От боли по лицу паренька
катились слезы. Мак-Элпайн, лежа на кровати, приподнялся на  локте: лицо его
вспыхнуло от ярости при виде того, как жестоко обращается с его единственным
сыном Харлоу, но, разглядев сцену, он сразу успокоился.
     - Я знаю, что теперь в большой немилости  в команде "Коронадо". Я также
знаю, что это ваш сын. Но если в следующий раз застану  этого  юного бродягу
шпионящим или подслушивающим под дверью номера, то обещаю задать ему хорошую
трепку, - пригрозил Харлоу.
     Мак-Элпайн посмотрел на Харлоу, потом на Рори, потом опять на Харлоу.
     - Не  могу в это поверить. Отказываюсь верить. - Голос его звучал глухо
и не очень уверенно.
     - Мне дела-нет до  того, верите вы  мне или нет. - Запал Харлоу прошел,
снова  на нем была маска безразличия. - Но Алексису Даннету вы не  можете не
верить. Что  ж,  поговорите с ним. Я  был в его  номере, когда  открыл дверь
слишком неожиданно для нашего юного  друга. Он так  плотно прижимался к ней,
что, не удержавшись, грохнулся на пол. Я помог ему встать. За волосы. Потому
у него и слезы на глазах.
     Мак-Элпайн смотрел на Рори без всякого сочувствия.
     - Это правда?
     Рори  вытер глаза рукавом, словно на экзамене, сосредоточился на носках
своих ботинок и упорно ничего не отвечал.
     -   Оставьте  его  мне,  Джонни.  -   Мак-Элпайн  выглядел  не  столько
расстроенным,  сколько безмерно уставшим. -  Приношу  извинения,  что обидел
вас... Я верю вам.
     Харлоу кивнул и  вышел.  Он направился обратно  в номер Даннета. Закрыв
дверь, он,  не  обращая внимания на то, что Даннет  пристально наблюдает  за
ним, принялся  тщательно обыскивать  комнату. Через пять минут,  недовольный
результатами своих поисков, он  вошел в ванную комнату, открыл кран и пустил
во всю силу воду, потом  оставил дверь открытой и вернулся к Даннету. В шуме
льющейся воды даже  самый чувствительный микрофон  не мог ясно  воспринимать
человеческий голос.
     Не спросив  разрешения,  Харлоу обшаривал  теперь  одежду  Даннета.  Он
наконец  уложил  обратно содержимое карманов, поглядел  на  Даннета, на  его
рваную рубаху и на светлую полоску, оставшуюся от часов на запястье.
     -  Вы  не  задумывались,  Алексис,  - наконец  сказал  он,  -  что ваша
активность кому-то пришлась не по душе,  и этот кто-то хочет вас припугнуть,
чтобы вперед вы не были таким смелым?
     -  Любопытно.  - Голос  Даннета был  едва  слышен,  так что  не  стоило
принимать  никакие меры против  возможного  подслушивания. - Почему же они в
таком случае не отбили у меня смелость навсегда?
     -  Только  дурак  убивает  без необходимости.  А  мы имеем  дело  не  с
дураками. Однако кто  знает, что может случиться в один прекрасный день? Они
выгребли все: мелочь, часы, запонки, полдюжины авторучек и ключи - абсолютно
все. Поглядеть, они работали как профессионалы, по плану, не так ли?
     - Черт с ними. - Даннет сплюнул кровью  в салфетку. - Что самое плохое,
так это пропажа кассеты.
     Харлоу как-то непонятно поглядел на него и кашлянул виновато.
     - Ладно, ничего страшного.
     Единственным здоровым местом на лице Даннета был заплывший правый глаз:
его-то после таких  слов и  обратил он со  всей  выразительностью  и большой
долей подозрительности на Харлоу.
     - Что вы, дьявол вас побери, хотите этим сказать?
     Харлоу с безразличным видом смотрел в сторону.
     - Видите ли, Алексис, я  немного виноват перед вами. Должен признаться,
что кассета, о которой вы сокрушаетесь, находится сейчас  в сейфе гостиницы.
Та, которую у вас забрали наши приятели, не настоящая, я подменил ее.
     Даннет от гнева даже потемнел лицом, насколько это можно было сделать в
его  положении.  Он  попытался  приподняться,   но  Харлоу   добродушно,  но
решительно прижал его обратно к кровати.
     -  Ладно,  ладно, Алексис, не волнуйтесь, - сказал он. - Другого выхода
не было. За мной  следили, и я вынужден был прояснить обстановку, или бы мне
пришлось все  кончать,  но,  Бог свидетель,  я не мог  предположить, чем это
обернется для вас. - Он помолчал. - Теперь же мне все ясно.
     -  В таком  деле  нельзя  быть слишком уверенным,  парень,  -  спокойно
отвечал Даннет, хотя гнев его еще не прошел.
     - Я  надеюсь на то, что когда они проявят пленку, то увидят около сотни
микрофотографий   с  чертежами  газотурбинного   двигателя  и   линий  тяги.
Обнаружив,  что я  занимаюсь простым промышленным  шпионажем и делаю на этом
свой бизнес,  они решат, что это не противоречит их интересам.  И перестанут
сильно интересоваться мной.
     - Ловкий пройдоха! - Даннет глядел с нескрываемым удивлением.
     -  Да уж,  прыток. - Харлоу  прошел к двери, открыл ее и  обернулся.  -
Между прочим, имейте в виду, что это все приписали другим людям.


Глава 7


      Спустя  некоторое  время после бурных событий  на станции обслуживания
"Коронадо" тяжело дышащий Мак-Элпайн и пострадавший от нападения Даннет вели
какую-то конфиденциальную  беседу. Лица  обоих были взволнованны. Мак-Элпайн
не старался даже скрывать владевшего им раздражения.
     -  Но  бутылка  оказалась  пустой!  -  в  гневе вскричал  он. -  Выпита
полностью, до капли. Я только  сейчас проверял.  Иисус,  не могу я выпустить
его, иначе он или сам перевернется или кого другого убьет.
     - Если вы его снимете с гонок, то как это вы объясните прессе? Ведь это
сенсация,  самый  крупный  международный  спортивный  скандал  за  последнюю
декаду.  Это  будет  убийственно  для   Джонни,  для  его  профессионального
авторитета.
     -  Пусть  лучше  он  будет  убит  как  профессионал,  нежели  дать  ему
возможность физически убивать других гонщиков.
     - Дайте ему два заезда, - попросил Даннет. - И если он выйдет в лидеры,
то  вы перестанете к нему придираться. Он не  сможет  никого угробить в этой
позиции. Если  же не будет лидировать, то спокойно снимайте  его. Что-нибудь
придумаем тогда для прессы. Между прочим, вспомните, что ему удалось сделать
вчера в таком же состоянии?
     - Вчера он был удачлив. Сегодня...
     - А сегодня слишком поздно.
     - Слишком поздно?
     Даже на расстоянии нескольких сотен футов  рев моторов двадцати четырех
стартовавших на Гран При машин, казалось, разорвал воздух ужасающим по своей
ярости звуком. Мак-Элпайн и Даннет переглянулись  между собой и одновременно
пожали плечами, однозначно выразив  тем самым свое отношение к происходящему
на  треке. Первым  гонщиком,  обогнавшим  шедшего  поначалу  впереди  Николо
Траккиа,   со  всей  очевидностью  стал  Харлоу   на  своем   светло-зеленом
"коронадо". Мак-Элпайн повернулся к Даннету и мрачно заметил:
     - Одна ласточка еще не делает весны.
     Но после восьмого  круга Мак-Элпайн  не без  оснований  засомневался  в
своих орнитологических познаниях. Он мог  увидеть, что расслабился и Даннет,
-  брови  его  поползли  вверх  в  удивлении.  Рори  не  мог  сдержать своей
озлобленности.  Только  Мэри  бурно  радовалась,  открыто   высказывая  свою
доброжелательность.
     - Уже три рекордных времени! - словно не  доверяя себе, восклицала она.
- Три рекордных круга из восьми!
     Но к  концу девятого круга  в настроении присутствующих в  этот день на
станции обслуживания "Коронадо" произошла резкая перемена.  Уже Джекобсон  и
Рори,   стараясь   выглядеть   безразличными,  не  могли  скрыть  радостного
возбуждения и блеска в глазах. А Мэри, волнуясь, грызла карандаш. Мак-Элпайн
поглядывал мрачно и вместе с тем с глубокой тревогой.
     -  Сорок  секунд опоздания! -  восклицал он.  -  Сорок  секунд! Уже все
прошли мимо, а его все нет. Что же, Господи, могло произойти с ним?
     - Может  быть, стоит позвонить  на контрольные пункты трассы? - спросил
Даннет.
     Мак-Элпайн кивнул, и Даннет принялся названивать.  Первые два звонка не
дали никакой информации. Он звонил уже в третий раз, когда "коронадо" Харлоу
подкатил к  станции обслуживания. Мотор, судя  по всему, был в порядке, чего
нельзя было сказать о Харлоу.  Когда он вылез из машины и снял очки и  шлем,
глаза его были налиты кровью, руки явно для всех дрожали.
     -  Сожалею.  Вынужден был  остановиться, потому  что  не  видел дороги.
Двоится в глазах. Не знаю, как добрался сюда.
     - Идите переодеваться,  - грозные  нотки в голосе Мак-Элпайна заставили
бы содрогнуться кого угодно. - Я отвезу вас в госпиталь.
     Харлоу  хотел  было  что-то  сказать,  но, очевидно,  передумав,  резко
повернулся и зашагал прочь.
     - Надеюсь, вы доставите его не к нашему врачу? - тихо спросил Даннет,
     -  Я  покажу  его  своему  другу.  Он  не  просто  окулист,  он  хорошо
разбирается и  во всем остальном.  Я  потребую общей  проверки состояния его
организма.  У нашего  врача такая проверка не осталась бы в секрете  даже от
механиков.
     - Проверка крови на алкоголь? - спросил Даннет как можно тише.
     - Сейчас всего один анализ крови и требуется.
     - И это будет означать конец пути для суперзвезды гонок на Гран При?
     - Да. Конец пути.

     Для  человека, переживающего сокрушительный  крах  собственной карьеры,
Харлоу выглядел  слишком уверенно.  Он спокойно расхаживал  по госпитальному
коридору и был вполне невозмутим. Странным было и то, что он курил сигарету.
Рука с сигаретой была тверда, словно высеченная из мрамора. Харлоу задумчиво
посматривал на дверь в конце коридора. За этой дверью,  он  знал, Мак-Элпайн
беседовал о нем  с  доктором, добродушным  почтенным  бородачом.  И  то, что
говорил врач, Мак-Элпайн воспринимал с недоверием и подозрительностью.
     -  Невозможно! Совершенно невозможно! Вы хотите убедить меня, что в его
крови нет алкоголя? - восклицал он.
     -  Невозможно   или  возможно,  но  я   сказал   то,  что   есть.   Мой
лаборант-коллега проверял дважды. У него  в крови нет ни капли алкоголя, так
что вы можете не волноваться о его выносливости и долгожительстве.
     - Невозможно! -  Мак-Элпайн помотал головой.  - Но,  профессор, у  меня
имеются свидетельства...
     - Для нас,  долготерпеливых  врачей, не существует ничего невозможного.
Усвоение организмом алкоголя происходит с разной степенью  скорости. С такой
неожиданной скоростью, что для вашего молодого приятеля это...
     - Но его глаза! - перебил Мак-Элпайн. - Что с его глазами? Помутневшие,
налившиеся кровью...
     - Этому может быть полдюжины причин.
     - А его зрение?
     - Его  глаза вполне в нормальном состоянии. А о его зрении ничего  пока
сказать не могу. Бывают  случаи, когда  глаза  сами  по  себе здоровы,  но в
глазном  нерве имеются какие-то  повреждения.  - Врач  поднялся. - Сделанных
анализов недостаточно. Мне нужно провести серию  проверок.  К  сожалению, не
сейчас, потому что я опаздываю. Не сможет ли он зайти позже, скажем  часов в
семь вечера?
     Мак-Элпайн  ответил утвердительно,  с  чувством  поблагодарил доктора и
вышел. Уже подходя к  Харлоу, он заметил  в его руке сигарету, вопросительно
посмотрел на гонщика, снова перевел взгляд  на сигарету в его  руке, но  так
ничего и не сказал. Так же молча оба покинули госпиталь,  подошли к "остину"
Мак-Элпайна и тронулись обратно, в направлении Монца.
     Харлоу первым нарушил молчание, спросив миролюбиво:
     - Поскольку я являюсь заинтересованным участником  этого действа, то не
могли бы вы мне сообщить, что сказал врач?
     -  Он еще не пришел к конкретному  выводу, - сухо ответил Мак-Элпайн. -
Он  хочет провести  серию анализов. Первый из  них  сегодня вечером  в  семь
часов.
     - Предполагаю, что никакой необходимости в этом нет, -так же миролюбиво
заметил Харлоу.
     - Как это надо понимать? - глянул на него с недоумением Мак-Элпайн.
     - В  полумиле  отсюда  есть  придорожная  закусочная.  Остановите  там,
пожалуйста. Нам надо поговорить.

     В семь часов вечера, когда Харлоу должен был  находиться  в  госпитале,
Даннет  сидел  в  номере  у  Мак-Элпайна.  Настроение  у  обоих было  как на
похоронах. В руках оба держали высокие стаканы с шотландским виски.
     - Иисус! Так он и сказал? Сказал, что у  него начали пошаливать  нервы,
что он  дошел  до  ручки и  просит  тебя найти  возможность расторгнуть  его
контракт? - спросил Даннет.
     -  Именно так и сказал.  Не стоит больше ходить кругами, сказал  он. Не
надо обманывать других и тем более обманывать самого  себя. Бог знает, какое
ему потребовалось мужество и сила воли, чтобы сказать так.
     - А шотландское виски?
     Мак-Элпайн  отхлебнул  из  стакана  и  надолго   вперился  взглядом   в
пространство.
     - Смешно, ты не поверишь. Он сказал, что не переносит это чертово пойло
и в действительности никогда его не пробовал, за что и благодарен судьбе.
     Настала очередь Даннета отхлебнуть своего виски.
     -  Что же теперь  ожидает  его?  Только  не считайте,  Джеймс, что я не
представляю себе, какой это для вас удар - потерять лучшего гонщика мира! Но
сейчас я все внимание сосредоточил бы на Джонни.
     - Я тоже. Я очень беспокоюсь о нем. Но что делать? Что делать!

     А  человек, заставивший всех так волноваться все это время, являл собой
образец спокойствия  и бодрости. Стоя перед зеркалом в своем номере,  Джонни
Харлоу  то насвистывал, то вдруг  умолкал,  улыбаясь  каким-то своим мыслям.
Наконец  он облачился  в  куртку,  вышел  из номера,  спустился в вестибюль,
заказал  оранжад в  баре  и сел  за  ближайший  столик. Едва он успел отпить
глоток, как  вошла Мэри. Заметив Харлоу, она подсела к нему за столик, сжала
обеими руками его руку.
     - Джонни! - воскликнула она. - Ох, Джонни!
     Харлоу посмотрел на нее печально.
     - Отец сейчас  сказал мне. Что же  мы будем теперь  делать? -  спросила
она, заглядывая ему в глаза.
     - Мы?
     Она глядела на  него долгие  секунды  без  всяких слов, наконец  отвела
глаза и сказала:
     - В один день пришлось потерять сразу двух лучших друзей.
     - Двух... о ком это ты?
     - Я думала, ты знаешь.  - И вдруг  слезы потекли по ее щекам. - У Генри
стало плохо с сердцем. Он решил уйти.
     - Генри? Мэри, дорогая! - Харлоу ответно пожал руку девушки и посмотрел
на нее в  - Бедный старый Генри! Что же теперь ожидает его?
     -  Об  этом  не  волнуйся, все  будет  хорошо, - вздохнула  она. - Папа
позаботится о нем в Марселе.
     -  Тогда все действительно  хорошо,  ведь  Генри  было очень  тяжело  в
последнее время работать.
     Харлоу несколько секунд  молчал в задумчивости, потом ласково освободил
свою руку из все еще сжимавших ее рук Мэри.
     - Мэри, я люблю тебя. Знаешь ты об этом? Подожди меня здесь немного.
     Минуту  спустя Харлоу уже был в номере  Мак-Элпайна. Он застал  здесь и
Даннета,  который, судя по  виду,  с  неимоверным  трудом  сдерживал ярость.
Мак-Элпайн выглядел  откровенно расстроенным. Время от времени он сокрушенно
качал головой.
     - Нет, ни за какие  коврижки. Нет. Ни за что не позволю. Нет, нет, нет.
Это невозможно. Чемпион мира, и  вдруг -  водитель транспортера.  Человек не
должен так выставлять себя на посмешище половине Европы.
     - Может быть, -  в  голосе Харлоу не  было слышно огорчения. - Но  зато
другая половина  ее не будет смеяться,  когда узнает реальную причину  моего
ухода, мистер Мак-Элпайн.
     - Мистер Мак-Элпайн? Мистер  Мак-Элпайн! Для  вас я по-прежнему Джеймс,
мой мальчик! И так будет всегда!
     - Не  во  всем, Вы  можете  объяснить  мой  уход состоянием  моего
зрения, можете  сказать,  что я  остался в  команде тренером.  Что,  в конце
концов,  может быть естественней? Кроме того, вам  на  самом  деле необходим
водитель транспортера.
     Мак-Элпайн решительно тряхнул головой, как бы подводя черту спору.
     -  Джонни Харлоу никогда в жизни  не будет  водителем  транспортера,  и
покончим с  этим! -  Он в  самых расстроенных чувствах  закрыл лицо  руками.
Харлоу бросил  взгляд  на Даннета, тот  кивнул  головой на дверь,  и Харлоу,
поняв его, тотчас вышел из номера.
     После  нескольких   секунд   молчания,   медленно,  подбирая  слова,  и
совершенно безжизненным голосом Даннет заговорил:
     - Так  же вы  и  со мной когда-нибудь обойдетесь.  Видно, нам  придется
проститься, Мак-Элпайн.  Время  нашего знакомства всегда было радостным  для
меня, исключая последние дни.
     Мак-Элпайн  опустил  руки,  снова поднял их  и  изумленно уставился  на
Даннета.
     - Что это вы задумали? - спросил он.
     -   Разве   не   ясно?  Я   свое  здоровье  очень  берегу  и  постоянно
расстраиваться,  когда вы  принимаете неверные решения, больше не  могу себе
позволить. Этот парень живет только гонками, это единственное, что он умеет,
и теперь ему, если  он уйдет, в целом мире не будет места.  А я напомню вам,
Джеймс Мак-Элпайн, что это его стараниями за четыре  кратких года "Коронадо"
превратился из безвестной машины в популярный и пользующийся славой гоночный
автомобиль,  выигравший Гран  При.  Да, только благодаря ему,  несравненному
гонщику, гениальному  парню, которому вы только  что указали на дверь.  Нет,
Джеймс, не вы, а Джонни Харлоу сделал "Коронадо". Но вы не можете позволить,
чтобы его провал был связан с вашим именем, и если  он стал не нужен вам, то
теперь  его  можно  выбросить  за ненадобностью. Надеюсь, вы  будете  хорошо
спать, мистер Мак-Элпайн.  Вы  можете  себе это позволить. У  вас  есть  все
основания гордиться собой.
     Даннет  повернулся,  чтобы уйти.  Но  Мак-Элпайн со  слезами на глазах,
забыв про всю свою непримиримость, остановил его.
     - Алексис, - позвал он. Даннет обернулся.
     -  Если вы  будете еще разговаривать  со  мной так, то  я разобью  вашу
проклятую  физиономию. Я  устал,  я  очень устал, и мне хотелось  бы поспать
перед  обедом.  Идите  к  нему и  скажите, что  он может брать любую чертову
работу, какая ему понравится в "Коронадо"... достаточно с ним нянчились.
     - Я был чертовски груб, - растроганно ответил ему Даннет. - Пожалуйста,
простите меня. И спасибо вам большое, Джеймс.
     - Не мистер Мак-Элпайн? - слегка улыбнулся Мак-Элпайн.
     - Я сказал: спасибо, Джеймс.
     Мужчины улыбнулись друг  другу, и  Даннет  вышел, осторожно прикрыв  за
собой  дверь. Когда  он спустился в  вестибюль, Харлоу и Мэри сидели все еще
друг   против  друга,  так  и  не   притрагиваясь  к   напиткам.   Атмосфера
подавленности,  уныния и  безнадежности, казалось,  витала  над  их  столом.
Даннет заказал виски и присоединился к Харлоу и Мэри. Широко улыбнувшись, он
поднял свой стакан и произнес:
     - За здоровье самого скоростного водителя транспортера в Европе.
     Харлоу даже не посмотрел на свой напиток.
     - Алексис, - сказал он, - сегодня вечером я что-то не настроен шутить.
     -  Мистер  Джеймс  Мак-Элпайн  неожиданно  переменил  свое  решение  на
противоположное. В итоге он сказал  следующее: "Идите к нему, пусть он берет
себе любую чертову работу в "Коронадо", я устал с  ним нянчиться". -  Харлоу
покачал  головой,  а  Даннет  закончил:  - Бог свидетель, Джонни, я  это  не
придумал.
     Харлоу снова тряхнул головой.
     - Не сомневаюсь  в ваших словах, Алексис. Я просто потрясен! Как это вы
смогли добиться? Ладно, ничего  не говорите. Так, пожалуй, будет лучше. - Он
слегка  улыбнулся.  - Я  только  не  очень уверен,  что хотел бы  заниматься
работой Мак-Элпайна.
     -  Джонни! - В глазах  Мэри  стояли  слезы, но  это уже  не  были слезы
сожаления,  на лице девушки  не осталось и следа печали. Она  встала, обняла
его за шею и поцеловала в щеку. Харлоу даже не смутился.
     - Так его, девочка, - сказал Даннет одобрительно. - Последнее дружеское
прощание с лучшим скоростным водителем Европы.
     - Что вы имеете в виду? - глянула она в его сторону.
     -  Транспортер отправляется в Марсель  нынче  ночью.  Кто-то  ведь  его
должен будет вести. Эту работу оставили для водителя транспортера.
     - Мой Бог! Это я совсем упустил из виду в нашей игре. Итак?
     - Вот именно. Дело требует срочности. Думаю, вам лучше всего  сейчас же
повидаться с Джеймсом.
     Харлоу  кивнул и поспешил в  свой н Он облачился  в темные брюки и
свитер с высоким воротником, закрывающим шею, и  кожаную куртку. На прощание
зашел повидаться  с Мак-Элпайном и застал его лежащим на кровати. Мак-Элпайн
выглядел бледным после слишком короткого отдыха.
     - Я  должен тебе сообщить, Джонни, -  сказал он, - что  только интересы
дела  заставили меня  принять  такое  решение.  Твидлдам  и Твидлди  хорошие
механики,  но  они  не  могут   водить  даже  автопогрузчик.  Джекобсон  уже
отправился в  Марсель, чтобы подготовить  все к завтрашнему дню. Я  понимаю,
что от  тебя  требую слишком многого, но мне необходимо, чтобы под четвертым
номером шла новая икс-машина, запасной мотор к ней нужно доставить в Виньоль
на трек не позже завтрашнего полудня, потому что трек нам предоставили всего
на два дня. Тяжелая для  водителя дорога,  знаю,  и спать  придется каких-то
пять  часов, тоже знаю. Но  мы должны  занять свое место  в Марселе  в шесть
часов утра.
     - Хорошо. Но как быть с моим автомобилем?
     - А... Единственный водитель транспортера в Европе, имеющий собственный
"феррари". Алексис поведет мой "остин", а я лично  доставлю завтра в Виньоль
ваш старый ржавый гремящий драндулет. Потом вы его возьмете и отведете в наш
гараж в Марселе. Только, думается мне, ненадолго.
     - Я понимаю, мистер Мак-Элпайн.
     - Мистер Мак-Элпайн,  мистер Мак-Элпайн! Вы уверены,  что  все  делаете
верно, Джонни?
     - Нисколько не сомневаюсь,
     Харлоу спустился вниз, где оставил незадолго перед этим Мэри и Даннета,
но уже не застал их. Тогда он поднялся в номер Даннета.
     - Где Мэри? - спросил он.
     - Пошла прогуляться.
     - Чертовски холодный вечер для прогулок.
     -  Не думаю,  что она в  таком состоянии  ощутит холод, -  сухо ответил
Даннет. - Эйфория - кажется, так это зовут. Повидали старика?
     -  Да,  старик.  Что  сталось  с  ним? Действительно  он превратился  в
старика. Постарел лет на пять за последние шесть месяцев.
     - Может  быть,  и  на все  десять. Конечно, это связано с исчезновением
жены. Может быть,  если бы вы  потеряли женщину, с  которой прожили двадцать
пять лет...
     - Он потерял больше.
     - Что вы имеете в виду?
     - Я  не  знаю, как это точно назвать. Может быть,  нервы, уверенноств в
себе,  энергию,  волю руководителя. -  Харлоу  улыбнулся.  -  Ну ничего,  со
временем, - думаю,  через недельку, - мы  постараемся вернуть ему  назад эти
десять лет.
     -  Такого  самоуверенного  проходимца я  еще  в  жизни  не  видывал!  -
восхитился Даннет. Когда же Харлоу ничего не ответил на это, пожал плечами и
вздохнул: - Ладно, для чемпиона мира, считаю, вы уж не так самоуверенны. Ну,
а что дальше?
     - Я  отправлюсь,  а  перед  тем  как уйти,  извлеку  из сейфа гостиницы
маленькую штуку,  которую доставлю  нашему  приятелю на улице Сен-  Это
будет надежнее прогулки в почтовое отделение. Как вы считаете, не следует ли
нам  выпить в баре  и заодно  проверить,  не проявит  ли  кто к моей персоне
повышенный интерес?
     - Кто же это может быть? Ведь они уже получили  кассету, или это должно
продолжаться?
     - Все  может  быть.  Но сейчас у них будет шанс  передумать,  когда они
увидят,  как  я забираю из  сейфа гостинлцы эту штуковину, вскрываю конверт,
выбрасываю его, вынимаю кассету и опускаю ее в свой карман. Они поймут,  что
их  обманули.  Ведь  они  уже  знают,  как  я обманул  их однажды, и  потому
постараются сделать выводы.
     С  минуту Даннет глядел на Харлоу так, будто вообще до этого никогда  в
жизни его не видел. Когда же он заговорил, то голос его был едва слышен.
     - Вы хотите  нарваться на неприятности? Ведь вы сами себя  загоняете  в
сосновый ящик.
     - Ящик будет только из лучшего дуба. С золотыми накладными ручками. Ну,
идемте.
     Они опять спустились вниз. Даннет завернул в бар, а Харлоу направился к
администратору. Пока Даннет оглядывал вестибюль,  Джонни получил свой пакет,
открыл его, извлек кассету и  внимательно ее осмотрел, прежде чем опустить в
карман своей  куртки. Когда он уже поворачивался, собираясь отойти от стойки
администратора, Даннет, будто случайно, оказался с ним рядом.
     - Траккиа,  - сказал  он тихим голосом. - У него глаза чуть из орбит не
вылезли. Он сразу бросился к телефонной будке.
     Харлоу кивнул, толкнул вращающуюся дверь, но пройти не смог, налетев на
девушку в кожаном пальто.
     - Мэри? Что это ты разгуливаешь? На улице  невозможно холодно, - сказал
он.
     - Я хотела попрощаться с тобой.
     - Ты могла бы это сделать и внутри помещения.
     - Тут слишком много людей.
     - Мы уже завтра увидимся вновь. В Виньоле.
     - Возможно ли это, Джонни?
     - О! Еще один сомневающийся в моем искусстве водить машину.
     - Не шути, Джонни,  я вовсе не  настроена  шутить.  Мне очень тревожно.
Будто случится что-то страшное... С тобой...
     -  Это в тебе говорит  горская  кровь,  - беспечно сказал он.  - Откуда
такая  обреченность? Ты все  сразу угадываешь или  уж ошибаешься  на все сто
процентов.
     - Не издевайся надо мной, Джонни. - Голос Мэри дрожал.
     Он обнял ее.
     - Смеяться над тобой. С тобой - другое дело! Над тобой - никогда!
     - Возвращайся ко мне, Джонни.
     - Обязательно вернусь, Мэри.
     - Повтори. Что ты сказал, Джонни?
     - Когда ускользну от шипов. - Он прижал  ее  крепко, быстро поцеловал в
щеку и ушел в густую тьму.


Глава 8


      Гигантский  транспортер  "Коронадо" с зажженными габаритными  огнями и
четырьмя  сверхсильными  фарами  громыхал  сквозь мрак  по  почти  пустынным
дорогам  со  скоростью,   которая  не  вызвала   бы   одобрения  итальянской
полицейской службы, бодрствуй она этой ночью.
     Харлоу выбрал ведущую на Турин автостраду, потом свернул южнее Кунео  и
теперь был  возле  Коль  де Тенде,  страшного горного ущелья с  туннелем  на
вершине, который служил естественной границей между Италией и Францией. Даже
в легковом автомобиле при дневном свете и нормальном сухом дорожном покрытии
движение требовало  здесь  большого внимания:  крутизна  подъемов и спусков,
бесконечный ряд смертельно опасных крутых поворотов  по обе  стороны туннеля
делали  путь  одним  из  самых  трудных во  всей  Европе. Но  вести  тяжелый
транспортер,  из   которого  ограничен  обзор  и  который   особенно  трудно
удерживать  из-за  его массы  на дороге  при дожде,  было в  высшей  степени
рискованно. Вряд  ли нашелся бы кто-то с другим  мнением  на этот  счет.  Во
всяком случае, двое рыжеволосых  механиков,  которые  сидели  сейчас рядом с
Харлоу, думали именно так: один из них  сжался в  комок на переднем сиденье,
рядом с  водителем, другой, вконец  измученный дорогой,  растянулся на узкой
лежанке  сзади.  Похоже,  мужество  окончательно  покинуло  их.  На   крутых
поворотах  они только испуганно переглядывались  или вовсе  закрывали глаза.
Чувство  страха,  владевшее  ими,  могло соперничать только  с  естественным
желанием  выжить, невредимым  выбраться из  этой  переделки.  Одно  механики
понимали твердо - старый  Генри водил машину совсем не так, как этот  чертов
гонщик на Гран При.
     Если Харлоу и заметил их испуг, то никак не показал этого. Внимание его
было полностью сосредоточено на управлении, он просчитывал дорогу на два или
три поворота вперед. Траккиа и возможные сообщники его знали, что он везет с
собой кассету, потому Харлоу не сомневался в том, что они попытаются еще раз
эту кассету  отнять.  Где  и  когда они  это  сделают, будет зависеть  от их
возможностей  и обстоятельств. Извилистый  подъем  к вершине  Коль де  Тенде
представлял собой идеальное место для засады. Кто бы ни были его противники,
Харлоу догадывался, что их база находится в Марселе. И потому он считал, что
вряд ли они рискнут напасть, нарушив итальянские законы и прибавив тем самым
себе  забот.  Он также был уверен,  что никто  не  преследовал его от Монца.
Можно  было предположить,  что они  не знали, и каким  путем он  проследует.
Скорее всего они будут ожидать его возле своей базы или в районе прибытия. С
другой стороны, они  могли  предположить,  что он избавится  от  кассеты  по
дороге. Так или иначе,  но по всему выходило, что не было  смысла рассуждать
об  этом  сейчас.  Поэтому  Харлоу   перестал   думать  обо  всем   этом,  а
сконцентрировал внимание на  управлении,  однако он держал себя в постоянном
напряжении. До вершины добрались без  всяких приключений, прошли итальянскую
и  французскую таможни и начали опасный и извилистый спуск по другой стороне
перевала.
     В Ла  Жиандоли ему предстояло  выбирать: следовать дальше  по дороге на
Вентимигилью,  что  позволяло пройти  по новой  автостраде  на  запад  вдоль
Ривьеры, или предпочесть более короткий,  но извилистый путь прямо на Ниццу.
Харлоу подумал  о  том,  что  по дороге  на Вентимигилью  придется проходить
итальянскую и французскую таможни еще дважды, и решил ехать коротким путем.
     Он миновал Ниццу без всяких инцидентов, прошел по автостраде мимо Канн,
проехал Тулон и повернул на дорогу номер восемь в Марсель. Они  были  уже  в
двенадцати милях за Каннами, возле виллы Бюссе, когда ожидаемое случилось.
     В  четверти мили впереди после  поворота  он увидел  четыре  огня:  два
постоянных и два движущихся. Два движущихся были красными, и те,  кто держал
их в руках, описывали ими равномерные полукружия.
     Надрывный, резкий звук мотора исчез,  когда Харлоу  сбросил скорость. И
от этого  испуганные  близнецы сразу проснулись и только на секунду  позднее
Харлоу  осознали,  что  означают  два  постоянных  огня  -  красный и синий,
мигающие  попеременно:  один означал  "Стоп", другой  -  "Полиция".  Рядом с
огнями стояло пятеро, двое из которых вышли на середину дороги.
     Харлоу  пригнулся  к баранке, глаза его  сощурились  так, что не  видны
стали  зрачки.  Он  сделал четкое  одновременное  движение рукой  и ногой, и
надсадный звук большого дизеля вдвое  уменьшился. Два  красных огня в тот же
момент  перестали  раскачиваться  и  замерли.  Очевидно,  размахивающие  ими
решили, что транспортер замедлил скорость перед остановкой.
     Но   в  пятидесяти  ярдах  от  них  Харлоу   до  отказа  вдавил  педаль
акселератора,  и транспортер,  намеренно  скорректированный на  максимальную
скорость, увеличив мощность мотора,  стал  быстро сокращать расстояние между
запрещающими  огнями.  Двое  на  дороге  отскочили в  сторону,  увидев,  что
транспортер  и  не думает останавливаться  и что маневры с  двигателем нужны
были лишь для того, чтобы ввести их в заблуждение.
     Вот когда  на лицах Твидлдама и Твидлди изобразился настоящий  ужас. Но
лицо Харлоу  оставалось  спокойным.  Сквозь нарастающий рев дизеля .раздался
звон  стекла  и   скрежет  ударов  о  металл,  когда  транспортер  опрокинул
перегораживающие путь  сигнальные огни. Харлоу проскочил уже  двадцать ярдов
вперед, когда позади  послышалась  серия  тяжелых  ударов  о  заднюю  стенку
транспортера. Проехали еще тридцать, сорок  ярдов, Харлоу бросал транспортер
из стороны  в сторону, несколько раз он переключал скорости и наконец врубил
самую  высшую. Он по-прежнему выглядел  совершенно невозмутимым, чего нельзя
было сказать о близнецах.
     -  Иисус, Джонни,  что ты задумал!  Уж  не  собираешься ли ты всех  нас
угробить?  Ведь  это  же  блокировка  поста  полиции,  парень!  -  прокричал
Твидлдам.
     - Полицейская блокировка без полицейских  автомобилей,  без полицейских
мотоциклов или полицейской формы? Зачем Господь дал вам глаза?
     - Но ведь были полицейские сигналы... - сомневался Твидлди.
     -  Я вынужден повторить, что предпочитаю верить тому, что вижу, - мягко
ответил Харлоу, - пожалуйста, не ломайте себе голову. Должен заметить также,
что французская полиция не носит масок и не надевает на оружие глушители.
     - Глушители? - воскликнули близнецы в один голос.
     - Вы же слышали глухие удары и стук по стенкам транспортера? Полагаете,
что нам вслед швыряли камнями?
     - Тогда что же? Кто это? - спросил Твидлдам.
     - Бандиты. Члены почетной и уважаемой профессии в этих местах. - Харлоу
не  мог придумать ничего  лучшего для этих законопослушных, честных и,  увы,
тугодумных  граждан Прованса. Близнецы, прекрасные  механики и  простодушные
люди, готовы были безоговорочно поверить  чему угодно, если это исходило  от
такой значительной персоны, как Джонни Харлоу.
     - Но как они могли узнать, что мы здесь проедем?
     - Они и не знали этого. - Харлоу вынужден был импровизировать дальше. -
У них связь по радио с наблюдателями на постах в километре или около того по
ту или другую  сторону  от них. Когда возникает необходимость, они  все  это
устраивают  в считанные секунды. Все очень  просто: они  получают  данные от
наблюдателя, и им нужно всего пять секунд, чтобы наладить световые сигналы и
начать действовать.
     - Ох и отсталые эти лягушатники, - подвел итог Твидлдам.
     - Тут  я с тобой согласен.  Они только и могут разбойничать на дорогах,
но еще не дошли до великих грабежей.
     Близнецы  расслабились  в  предвкушении  сна.  А  Харлоу  вел  машину и
по-прежнему тревожно и неустанно поглядывал по сторонам. Через пять минут он
увидел  в   зеркальце   заднего  обзора   пару   сверхсильных   фар,  быстро
приближавшихся  к ним. Вначале  решив  перегородить  своей  машиной середину
дороги,   чтобы,  сделав   "коробочку"  преследователю,  захватить   его  на
блокированной  дороге, Харлоу  тут же отбросил  эту мысль как негодную. Если
бандиты настроены  решительно, то им ничего не стоит прострелить шины задних
колес,  что   будет   самым  эффективным   способом  заставить   транспортер
остановиться.
     Но  человек  или  люди  в  машине,  преследующей  его,   не   проявляли
враждебности.  Однако,  поравнявшись  с  транспортером,  они  выключили  все
освещение автомобиля, спереди и  сзади,  и включили его  только тогда, когда
оказались на сотню  ярдов впереди, - таким образом сидящие в транспортере не
смогли разглядеть номер машины.
     Секундой   позже   Харлоу   заметил   другую  пару   сверхсильных  фар,
приближающихся с еще большей скоростью. Этот автомобиль не включал  световой
сигнал  обгона, потому что оказался полицейской машиной с сиреной и мигающим
синим  фонарем  на  крыше.  Харлоу  довольно улыбнулся  и  убавил  скорость,
сохраняя  на   лице   выражение  благодушия,  какое  бывает  в  предвкушении
интересного зрелища.
     Вскоре полицейская машина, мигая синей  лампой, остановилась на обочине
дороги.  Чуть  впереди  нее  Харлоу  узнал  другой  автомобиль;  полисмен  с
блокнотом о чем-то говорил с водителем его через открытое окно дверцы. Какой
именно  вопрос интересовал его, можно было легко догадаться. Предел скорости
во  Франции установлен сто  десять километров,  кроме специальных автострад;
водитель, когда обгонял транспортер, гнал со скоростью около ста пятидесяти.
Транспортер  неторопливо обошел машины, и  Харлоу  спокойно  прочитал  номер
автомобиля преследователей: Р-111К.

     Как  и во всех крупных городах, в Марселе есть  места,  интересные  для
осмотра, и другие,  не  относящиеся к  этой категории. Северо-западная часть
Марселя,  несомненно, была  именно такой. Нездоровая  и неприглядная, какими
обычно    становятся    бывшие    предместья,    застроенные   промышленными
предприятиями.  Улица  Жерар  располагалась  как  раз  в  этом  районе.  Она
возбуждала   такие   же   чувства,  как   вскочивший  на  глазу  ячмень,   -
непривлекательная  улица,  состоящая почти  сплошь из  маленьких фабричек  и
больших гаражей. Самым большим зданием, занимающим половину ее, был  гараж -
чудовищное сооружение из  кирпича и гофрированного железа  слева от проезжей
части. Над высоченной металлической дверью его буквами размером  в фут  было
начертано единственное слово "Коронадо".
     Когда Харлоу свернул транспортер на  улицу  Жерар, он не  стал особенно
останавливать свое внимание  на ее неприглядном виде. Близнецы крепко спали.
Харлоу подъехал к металлической двери гаража, та поднялась, и Харлоу свернул
на место стоянки.
     Внутренность  громадного  гаража восьмидесяти футов длины и  пятидесяти
ширины по конструкции и внешнему виду  напоминала древнюю пещеру. Но порядок
в   нем  царил  необыкновенный:  простор  и  опрятность,   что   для  гаража
немаловажно. По  правую сторону  от входа,  у  стены, но не вплотную к  ней,
стояли  всего  три машины  марки "коронадо" класса "Формула-1" и за  ними на
подставках    располагались   три   легко   узнаваемых   двигателя   системы
"форд-котсворт-8".  Возле  самой  двери сбоку  пристроился  черный  "ситроен
Д-21".  В левой  стороне гаража размещались верстаки  для  работы, полностью
укомплектованные  нужным  инструментом,  а  в  глубине  гаража  можно   было
разглядеть ящики  с запасными частями и шинами. Расположенные вверху длинные
продольные балки с роликами были предназначены для  подъема тяжелых частей и
погрузки машин на транспортеры.
     Харлоу завел транспортер внутрь и остановил его точно посредине гаража,
под  главной  продольной  балкой  -  местом разгрузки.  Он  выключил  мотор,
разбудил близнецов и  спрыгнул  на  пол, оказавшись прямо перед Джекобсоном.
Джонни  Харлоу не проявил подобающих радостных чувств от этой встречи, но  и
Джекобсон не выказывал радости. Он взглянул на часы и сказал ворчливо:
     - Два часа. Быстро прибыли.
     - Свободная дорога. Ну а что теперь?
     - Постель.  У  нас тут особого обслуживания нет - просто старая  вилла,
это  сразу  за  углом. Утром начнется погрузка, а пока  мы разгрузимся.  Два
здешних механика помогут.
     - Джек и Гарри?
     -  Они уволились. - Джекобсон выглядел мрачнее обычного. - Сказали, что
по дому  соскучились. Всегда  их тянет  домой. Не по  дому  они  скучают,  а
работать не хотят. Новые парни из Италии. Кажется, неплохие.
     Джекобсон  только   сейчас  заметил   отметины   от   пуль  на   стенке
транспортера.
     - Это что за дырки здесь понаделаны? - буркнул он грубовато.
     -  Пули.  Кто-то пытался  остановить  нас за Тулоном. Они оказались  не
очень умелыми бандитами, хотя и старались.
     -  Каким  еще  бандитам  вы  могли  понадобиться?  Что  толкового можно
получить от "Коронадо"?
     - Ничего. Может  быть, их  неверно уведомили? В  таких фургонах  иногда
перевозят  большие  партии  виски  или  сигарет.  Это миллион,  два миллиона
франков -  выгодное  ограбление. Как ни крути,  у них  ничего не получилось.
Пятнадцать минут грохота по фургону, и все благополучно окончилось.
     - Утром я сообщу об этом  полиции, - сказал Джекобсон. - По французским
законам  каждый, кто не  сообщил о каком-либо инциденте,  сам становится его
соучастником. Однако, - добавил он мрачно, - это их не заставит волноваться.
     Вчетвером вышли из гаража. Харлоу  мимоходом глянул на черный "ситроен"
у двери. На нем был номер Р-111К.

     Как и говорил Джекобсон, старая  вилла сразу за поворотом оказалась и в
самом деле  не очень оборудована.  Комната Харлоу была скверно обставлена, с
узкой кроватью и покрытым линолеумом  полом. В ней стояло  всего  два стула,
причем один  из них заменял  прикроватный  столик.  Окна  спальни,  закрытые
металлической сеткой, выходили на улицу и  не  имели даже занавесок. Свет  в
комнате  был отключен, и только слабый отсвет уличных фонарей проникал сюда.
Харлоу немного  сдвинул  сетку и  выглянул наружу. Бедная, короткая,  жалкая
улочка выходила на улицу Жерар и была совершенно безлюдной.
     Он  посмотрел  на  часы.  Светящийся  циферблат   показывал   два  часа
пятнадцать   минут  ночи.   Внезапно   Харлоу   вскинул  голову,  напряженно
прислушиваясь.  Ему  почудилось,  будто кто-то  крадется по  другой  стороне
улочки. Мягкими шагами он быстро отошел к кровати и лег на нее, растянувшись
во всю длину и возблагодарив провидение за то, что на кровати  был волосяной
матрац и пружины  не  заскрипели. По  всему судя,  дорожная  история обещала
иметь продолжение. Рука Харлоу скользнула под тощую мятую подушку и вытащила
дубинку.  Надев петлю на правую руку, он снова сунул  дубинку  под подушку и
з
     Дверь  приоткрылась  бесшумно. Дыша глубоко  и  ровно,  Харлоу смотрел,
полуприкрыв глаза. Неясная тень появилась в дверях, различить, кто это, было
невозможно. Харлоу лежал без движения, будто, в спокойном и безмятежном сне.
Через пять  секунд дверь тихо закрылась, так же  тихо, как  и  открылась,  и
Харлоу услышал удаляющиеся шаги. Тогда он сел, задумчиво потирая подбородок,
потом встал и занял наблюдательное место у окна.
     Даже в  ночное  время в  вышедшем из  дома  человеке  ясно  можно  было
различить Джекобсона. Он пересек улицу, и сразу черный автомобиль, маленький
"рено",  выехал из-за  угла и остановился прямо напротив него.  Джекобсон  о
чем-то заговорил с водителем, тот открыл дверцу  и вышел из  машины. Снял  с
себя  черное  пальто, тщательно сложил его  и  положил на  заднее сиденье. В
каждом  движении его чувствовалась зловещая уверенность. Он похлопал себя по
карманам, словно проверяя, не забыл ли чего, кивнул Джекобсону  и направился
через дорогу. А Джекобсон как ни в чем не бывало зашагал прочь.
     Харлоу  вернулся на кровать и лег  вместе  с дубинкой на  правой  руке,
засунув ее под подушку и  повернувшись с полуоткрытыми глазами лицом к окну.
Почти  сразу он увидел неясную  фигуру. Она  заслоняла свет с улицы, так что
рассмотреть ее было  невозможно.  Человек вытянул правую руку и  подкинул на
ней, словно  взвешивая,  какой-то  тяжелый  предмет -  по-видимому пистолет.
Чувство  нереальности  не покидало  Харлоу, несмотря на то, что он успел уже
разглядеть  даже некоторые детали.  Например, круглый цилиндрический предмет
на  конце оружия - наверняка  глушитель. Доли  секунды понадобились  ему для
оценки происходящего. К тому времени фигура исчезла.
     Харлоу с  необыкновенной живостью вскочил с кровати. Дубинка,  конечно,
не могла сравниться с пистолетом, но это было все, что он имел. Он перебежал
комнату и занял позицию у стены, в двух футах от двери.
     В  течение  десяти долгих секунд нервного напряжения стояла невыносимая
тишина. Потом в коридоре чуть скрипнула половица, на этой вилле полы не были
застланы коврами. Дверная  ручка  повернулась на какие-то миллиметры и снова
возвратилась в  прежнее  положение: чрезвычайно бесшумно дверь  начала  тихо
открываться. Щель  между  нею  и  косяком понемногу  увеличивалась,  пока не
достигла десяти  дюймов. На мгновение дверь замерла, и в образовавшуюся щель
осторожно просунулась голова. Появившийся  был смуглолиц, у него было худое,
с темной  ниточкой  усов  лицо и черные волосы, гладко зачесанные  на  узкой
голове.
     Харлоу покрепче уперся левой ногой в половицу, поднял правую и изо всех
сил   ударил  ею  по  двери  возле  самой  замочной  скважины,  из   которой
предусмотрительно вынули ключ. Раздался сдавленный полукрик-полустон. Харлоу
рванул  на  себя  дверь, и  короткий, в темном  костюме  человек ввалился  в
комнату.  Не выпуская оружия, он зажимал окровавленное  лицо, вернее то, что
от  него  осталось.  Нос  был  полностью  расплющен,  а  о состоянии зубов и
челюстей  можно  было  только догадываться.  Но Харлоу  это  мало  заботило.
Размахнувшись   дубинкой,   он   с  силой   опустил   ее  на   правый  висок
злоумышленника. Мгновенно человек, застонав,  рухнул на колени. Харлоу  взял
из его  безвольной руки пистолет и  обыскал обмякшее тело. Он обнаружил  еще
нож  в ножнах  и отобрал и его. Нож  был  шестидюймовой длины, обоюдоострый,
тонко отточенный и заостренный. Харлоу брезгливо сунул его в наружный карман
своей кожаной куртки,  потом  передумал,  поменял  нож и пистолет местами и,
ухватив незнакомца за черные жирные волосы, безжалостным рывком поставил его
на ноги. Так же безжалостно он ткнул  его  ножом в спину, проколов одежду до
тела.
     - Выходи, - приказал он коротко.
     Убийце ничего не оставалось, как только подчиниться. Они покинули виллу
и, перейдя улицу, оказались возле маленького  черного "рено". Харлоу толкнул
человека на место шофера, а сам проскользнул на сиденье за ним.
     - Трогай. В полицию, - сказал он.
     Человек ответил что-то маловразумительное, с трудом и приглушенно.
     - Не  могу  вести,  - судя по всему, буркнул он. Харлоу вынул дубинку и
опять коротко  стукнул его,  теперь  уже  в левый  висок. На какое-то  время
убийца отключился. Наконец он начал приходить в себя.
     - Веди. В полицию, - повторил Харлоу. Это была самая тяжелая поездка из
всех,   которые  знал  Харлоу.  Водитель  находился   в  полубессознательном
состоянии,  к тому  же  он  вел машину  только  одной рукой, другой прижимая
окровавленный платок к размозженному лицу. На счастье, улицы были пустынны и
до полицейского участка оказалось всего десять минут езды.
     Харлоу полувтолкнул, полувтащил несчастного итальянца в участок,  сунул
его  не  очень  вежливо  на скамью  и подошел  к перегородке дежурного. Двое
высоких,  могучих и не особенно вежливых полицейских -  по  форме можно было
определить  в одном  из них  инспектора, а в другом  сержанта - с  интересом
наблюдали за его действиями,  затем  с некоторым даже сочувствием  принялись
рассматривать человека на скамейке, закрывающего руками окровавленное лицо.
     - Я хочу заявить на этого человека, - произнес Харлоу.
     -  Думается,  что это скорее ему следует заявить  на  вас,  -  хмыкнув,
ответил инспе
     - Вам, должно быть, необходимо установить мою личность? - Харлоу сделал
вид, что не обратил на эти слова внимания.
     Он  вынул паспорт  и  водительское удостоверение, но  инспектор  махнул
рукой, даже не посмотрев на них.
     - Полиция знает вас в лицо лучше, чем любого преступника в Европе. Но я
полагал, мистер Харлоу, что ваш спорт - автогонки, а не бокс.
     Сержант, который все еще  разглядывал  итальянца, тронул инспектора  за
руку.
     - Так, так, так, -  сказал он. - Да ведь перед нами наш старый приятель
Луиджи  Легкая  Рука.  Правда,  сейчас  трудно узнаваемый. - Он  взглянул на
Харлоу. - Как вам удалось с ним познакомиться, сэр?
     - Он пожаловал ко  мне в гости. Прошу прощения, но пришлось применить к
нему недозволенные приемы.
     - Оправдания излишни,  - остановил  его  инспе - Луиджи  требуется
регулярно учить уму-разуму, желательно раз в неделю. Но, кажется, в этот раз
он получил вперед на месяц. А это что...
     Не произнося ни слова, Харлоу извлек нож и пистолет из своих карманов и
выложил их перед инспектором.
     - С такими доспехами ему обеспечено минимум лет  пять, -  кивнул тот. -
Вы будете предъявлять обвинение?
     - Пожалуйста, сделайте  это за меня. У меня очень много дел.  Я загляну
позже,  если позволите. Не думаю, что Луиджи пришел меня ограбить. Думаю, он
пришел меня убить. Я бы хотел выяснить, кто именно подослал его ко мне.
     -  Будьте уверены,  мы это выясним,  мистер Харлоу.  -  Лицо инспектора
исказила гримаса, не сулившая Луиджи ничего хорошего.
     Харлоу поблагодарил их, вышел, сел в  "рено" и двинулся обратно. Он без
угрызений  совести решил воспользоваться машиной  Луиджи, зная, что вряд  ли
тому в ближайшее время она могла понадобиться. Они  потратили  десять минут,
чтобы  добраться  с  Луиджи  до  полицейского  участка.   Теперь  же  Харлоу
потребовалось всего четыре  минуты тридцать секунд, чтобы поставить "рено" в
пятидесяти ярдах от высоких роликовых ворот  гаража "Коронадо".  Дверь  была
замкнута, но изнутри сквозь щели пробивался свет.
     Пятнадцать минут Харлоу  провел в  ожидании,  но  вот он резко  сжался,
пригнувшись  вперед.  Маленькая  боковая  дверь  возле   ворот  открылась  и
выпустила четверых. При  слабом уличном освещении, еще более слабом, чем  на
улице Жерар, Харлоу без  всякого труда узнал в  них Джекобсона, Нойбауэра  и
Траккиа.  Четвертого он раньше  не видел: наверное,  это был один  из  новых
механиков. Предоставив закрывать дверь другим, Джекобсон перешел через улицу
в направлении виллы.  Он  не глядел по сторонам и  не бросил  даже взгляда в
направлении  черного "рено" Харлоу -  слишком  много  таких маленьких  машин
бегает по улицам Марселя.
     Трое других,  осмотрев дверь, сели в "ситроен" и  завели м  Машина
Харлоу без света двинулась следом  за ними. На шоссе они увеличили скорость,
и  обе машины  теперь  шли  по городскому  предместью,  сохраняя  постоянную
дистанцию. Только однажды, когда повстречался полицейский автомобиль, Харлоу
отстал и  вынужден был включить  свет, но  он без  труда нагнал оторвавшуюся
машину.
     Наконец они  въехали  в лучший  район  города,  на широкий,  с  тройной
полосой движения  бульвар,  обсаженный  деревьями.  Высокие виллы  прятались
здесь  за  высокими  кирпичными  стенами  по обе  стороны дороги.  "Ситроен"
свернул  за  идеально выверенный  угол, и пятнадцать  секунд спустя  Харлоу,
включив сигнал поворота, свернул туда же.  Впереди,  ярдах в ста пятидесяти,
он увидел  "ситроен", остановившийся  возле  виллы  на  перекрестке. Один из
сидящих в нем вышел из машины - это был Траккиа,  он направлялся к воротам с
ключом  в  руке.  Харлоу  прибавил скорость  и  промчался мимо,  но  двое  в
"ситроене"  не  обратили на него  никакого внимания: как раз  в  этот момент
ворота открылись.

     Харлоу свернул в первую попавшуюся  боковую улицу  и остановился. Выйдя
из машины, он натянул на себя черное пальто Луиджи, поднял  воротник и пошел
обратно на бульвар с висящей на углу табличкой "Жорж Санд": его интересовала
вилла, в  которую заехал "ситроен". Она  называлась  "Эрмитаж", уединение, -
название показалось  Харлоу претенциозным. Стена  с этой стороны  улицы была
высотой футов  десять  и покрыта  по  верху  вмазанными  в цемент  осколками
стекла. Ворота  же оказались высоки и сверху заканчивались острыми  зубцами.
Ярдах в двадцати от ворот располагалась другая вилла, старая, в стиле короля
Эдуарда,  со  старинным балконом.  Свет  пробивался  из нее  сквозь  щели  в
занавесках.
     С предосторожностью Харлоу проверил ворота. Они  оказались замкнуты. Он
огляделся, чтобы убедиться, что бульвар пустынен, затем извлек связку ключей
на  кольце. И, изучив замок, опробовал  его своими ключами. Потом сложил  их
обратно в карман и пошел прочь. На первый раз было достаточно.
     Пятнадцать минут спустя  Харлоу  оставил  машину  на  одной  невзрачной
маленькой  улочке,  почти на пешеходной дорожке. Он поднялся от нее вверх по
ступеням  к  подъезду и  не  успел даже  нажать  кнопку  звонка,  как  дверь
открылась. Пожилой человек, толстый, с  каштановыми  волосами,  кутающийся в
китайский халат, пригласил  его внутрь.  Комната,  в которую он ввел Харлоу,
представляла  собой   нечто   среднее  между   электронной  лабораторией   и
затемненным помещением для проявления фотопленки. Она была полна внушительно
выглядевшего  самого  современного   оборудования  и   аппаратуры.   Похоже,
некоторые образцы были просто уникальны. Здесь же стояли два комфортабельных
кресла с подлокотниками. Пожилой человек указал Харлоу на одно из них.
     -  Алексис Даннет предупредил  меня,  но  вы явились  в очень неудобное
время, Джонни Харлоу. Пожалуйста, садитесь, - проговорил он.
     - Я явился|к тому же по крайне неприятному делу, Джианкарло,  и у  меня
очень  мало  времени, чтобы рассиживаться. - Он вытащил из кармана кассету с
фотопленкой. - Как долго вы будете ее проявлять и когда можно будет получить
увеличенные снимки?
     - Сколько их?
     - Кадров, вы имеете в виду? Шестьдесят. Беретесь или нет?
     - Для  меня это  немного. - Джианкарло  произнес это насмешливо. - Днем
будет готово.
     - Жан-Клод в городе? - спросил Харлоу.
     - Тце!  Тце!  Тце!  Нужен  код?  -  Харлоу кивнул. -  Да, он  здесь.  Я
постараюсь выяснить, что он может сделать.
     Возвращаясь  на виллу,  Харлоу  обдумывал, что ему сказать  Джекобсону.
Можно предположить,  что тот уже проверил его комнату. Отсутствие Харлоу для
него, конечно,  не будет  неожиданностью: ни один уважающий  себя  убийца не
оставит следов, выводящих на тех, кто его нанял, и уж тем более не оставит в
комнате рядом труп  - в Марселе хватает воды, а  грузило  достать  нетрудно,
если знаешь, где искать. Луиджи Легкая Рука, конечно, это знал.
     Но Джекобсона  хватит  легкий сердечный приступ, когда он вновь  увидит
Харлоу сегодня в шесть утра. Если он не увидится с ним до шести, то  в конце
концов  тот  начнет размышлять,  где же провел Харлоу все это время,  долгие
ночные  часы,  за кем  ходил, куда  и зачем.  И он  решил, что  лучше  будет
встретиться с Джекобсоном сейчас.
     Выбора  не было. Он  столкнулся с  Джекобсоном,  когда тот  выходил  из
виллы.  Харлоу  с  интересом  отметил  про себя,  во-первых,  связку ключей,
висевшую на  руке Джекобсона, - вне сомнения, он направлялся  в гараж, чтобы
сообщить  о  выполнении операции  своим  друзьям  и  коллегам, и, во-вторых,
выражение чрезвычайного  замешательства,  появившееся на лице Джекобсона при
виде Харлоу, представшего пред  ним, должно быть, как дух покойного.  Однако
Джекобсон довольно  быстро  пришел в  себя,  и  его  обычная  невозмутимость
вернулась к нему.
     - Четыре часа утра?  - Состояние  Джекобсона можно было заметить только
по  его неестественно громкому и напряженному голосу. - Где вас черти носят,
Харлоу?
     - А разве кто-то сказал, что вы мой хозяин, Джекобсон?
     - А  как же, черт  возьми! Сейчас я твой хозяин, Харлоу. Я ищу тебя уже
целый час. И уже собирался звонить в полицию.
     - Вот вышло бы здорово! Я как раз возвращаюсь именно оттуда.
     - Вы были... что вы сказали, Харлоу?
     -  Я  сказал,  что  возвращаюсь  из  полиции,   куда  только  что  сдал
собственными руками  одного типа, который заявился ко мне ночью с пистолетом
и ножом в руках. Не думаю, что он приходил  рассказывать мне на ночь сказки.
Он  оказался  не  очень  хорошо  подготовлен  к  своему  делу. И сейчас  сам
находится в госпитальной постели под наблюдением полицейского наряда.
     - Войдем-ка в дом. Я  хочу  поподробнее узнать об  этом деле,  - сказал
Джекобсон.
     Они  вошли,  и  Харлоу  рассказал  Джекобсону ровно  столько,  сколько,
считал, ему нужно знать, чтобы не проявлять этой ночью излишней  активности,
и закончил рассказ словами:
     - Господи, как я устал! Я усну буквально через минуту.
     Он  вернулся  в свое спартанское убежище и сразу занял пост у окна.  Не
прошло и трех минут, как на улице появился Джекобсон, по-прежнему со связкой
ключей на  руке. Он  шел  в направлении  улицы Жерар, по всей вероятности, к
гаражу  "Коронадо". Каковы были  его намерения,  Харлоу  пока не знал  и  не
особенно интересовался этим.
     Он  просто  тоже  вышел  из дома,  сел  в  "рено"  Луиджи  и  поехал  в
противоположную сторону от той, в какую направился Джекобсон. Миновав четыре
квартала, он повернул в узкий переулок, выключил мотор, проверил, заперты ли
изнутри дверцы, поставил будильник на пять сорок пять и  приготовился спать.
По  сравнению с виллой это место было не  столь комфортабельным, зато  более
безопасным. Так считал Джонни Харлоу.


Глава 9


      Когда Харлоу  и близнецы  вошли в  гараж "Коронадо",  едва рассветало.
Джекобсон  и один  из  новых  механиков  были  уже на месте.  Они  выглядели
усталыми, как и должны были выглядеть, как считал Харлоу.
     - Кажется, вы говорили о двух ваших парнях? - спросил он.
     -  Один  из них не появился.  Как  только  придет, -  проворчал в ответ
Джекобсон,  -  немедленно уволю.  Давайте начинать освобождать транспортер и
грузиться.
     Сверкающий  летний  день с приметами  недавно  прошедшего  дождя был  в
разгаре,  когда,  с  зажженными огнями,  транспортер Харлоу выполз  на улицу
Ж
     - Отправляйтесь в дорогу втроем. Я приеду в Виньоль после вас через час
или два. Нужно здесь доделать одно дело, - сказал Джекобсон.
     Харлоу не стал расспрашивать, что за  дела у него.  Во-первых, он знал,
что Джекобсон  обязательно  солжет, о чем  бы его ни спросили. Во-вторых, он
полагал, что знает и его планы:  Джекобсону необходимо успеть встретиться со
своими сообщниками из "Эрмитажа" с улицы Жорж Санд и сообщить им о невезении
Луиджи  Легкая Рука. Так что ему и не нужно было ничего говорить, он  просто
уехал.
     К  большой  радости  близнецов, поездка  в Виньоль  не была повторением
ужасного путешествия от Монца к Марселю.  Харлоу вел машину спокойно. Сейчас
у него был  запас времени. К тому же он понимал, что силы его на исходе, как
и способность быть сосредоточенным. Вдобавок, едва они отъехали  от Марселя,
пошел  дождь,  сначала  мелкий,  моросящий,  потом все более  усиливающийся.
Несмотря на это, транспортер прибыл на место ровно в одиннадцать тридцать.
     Остановив  транспортер  на полпути между стоянкой и большим деревенским
домом,  на  заросшем  возвышении,   Харлоу  выскочил  из   кабины.  Близнецы
последовали за ним.  Уже шел сильный дождь, все небо затянуло тучами. Харлоу
огляделся,  серый  - и пустынный Виньольский трек  заставил его потянуться и
зевнуть.
     -  Дом, долгожданный  приют. Господи,  как  же  я устал! И как голоден!
Поглядим, чем нас нынче попотчуют.
     Еда была самая  неприхотливая, но все трое с жадностью  набросились  на
нее. Пока они ели, закусочная постепенно заполнялась завсегдатаями - большей
частью рабочими и  служащими трека. Многие  узнавали  Харлоу, но большинство
делали вид, что не знают его. Джонни это совершенно не тронуло. Он встал уже
со своего места и направился к выходу, когда дверь неожиданно распахнулась и
вошла  Мэри.  Она  радостно  улыбнулась,  бросилась  ему  на  шею  и  крепко
поцеловала. У  Харлоу  даже  в  горле  запершило от  волнения и  нежности  к
девушке.  Оглядев кантину,  он увидел,  что  все обедающие  тоже  смотрят  с
интересом на них.
     - Ты как-то говорила, что очень замкнута, - заметил он.
     - Конечно, благодарю за напоминание. А ты неопрятен, грязен и небрит. -
Она погладила его по щеке.
     - Что  же еще можно сказать о  лице, которого не касалась вода и бритва
целых двадцать четыре часа?
     -  Мистер  Даннет  хотел  бы  тебя  повидать  в  шале,  Джонни.  -  Она
улыбнулась.  - Непонятно, почему  он не мог прийти сюда,  чтобы  увидеться с
тобой...
     - Думаю, на это  у мистера  Даннета были свои причины. Возможно,  он не
желает, чтобы его видели в моем обществе?
     Она поморщилась и, сжав его руку, сказала:
     - Я так боялась, Джонни. Так боялась.
     - И совершенно правильно, - сказал серьезно Харлоу. -  Довольно опасное
занятие вести транспортер в Марсель и дальше.
     - Джонни!
     - Прости.
     Под  дождем,  почти  бегом  добрались  они  из   закусочной   до  шале,
задержались  на секунду на  крыльце под навесом и вошли  в  холл. Едва дверь
закрылась за  ними, Мэри потянулась к Харлоу и поцеловала его. Поцелуй  этот
был отнюдь не сестринский. Харлоу так и опешил, в удивлении застыв на месте.
     - Я целую так только тебя одного. И никого больше, - смутилась она.
     - Ты, Мэри, маленькая шалунья.
     - О да! Но любящая шалунья.
     - Я это предполагал. Я это так и предполагал.
     С верхней площадки лестницы  за ними наблюдал Рори.  На лице  его  была
гримаса  лютой злобы,  но все же он счел за лучшее исчезнуть,  когда  Мэри и
Харлоу повернулись, чтобы подняться наверх. Рори  все еще с  болью вспоминал
последнюю встречу с Харлоу.

     Пятнадцать  минут спустя, побрившись и  приняв душ, после  которого  он
сразу  стал  выглядеть свежим  и бодрым, Харлоу появился в  комнате Даннета.
Сообщение  о  ночном происшествии было передано им Даннету  коротко и сжато,
однако при этом не осталось упущенным ничего значительного.
     - И что теперь? - спросил Даннет.
     - Вернусь  обратно  в Марсель на "феррари".  Посещу Джианкарло,  заберу
пленки  с проявленными кадрами и загляну  к  моему обожаемому  Луиджи Легкая
Рука.
     - Как думаешь, он запоет?
     - Подобно коноплянке. Если он заговорит,  полиция забудет, что видела у
него  пистолет  и  нож,  это  избавит  нашего приятеля  от пятилетнего шитья
почтовых   мешков,  или  дробления   камней  в  каменоломне,  или  чего-либо
подобного. Луиджи не похож на римского патриция.
     - Как вы будете отсюда добираться?
     - На "феррари".
     - Но я слышал, как Джеймс сказал, что...
     -  Что  я должен  оставить  его  в  Марселе? Я  решил оставить  его  на
заброшенной  ферме  у дороги. Полагаю,  "феррари"  понадобится  мне  сегодня
поздно вечером.  Я  хочу попытаться попасть на  виллу "Эрмитаж".  Мне  нужен
пистолет.
     Почти пятнадцать долгих  секунд  Даннет сидел  не шевелясь, не глядя на
Харлоу, потом  вытащил  из-под кровати  пишущую машинку,  открыл  ее  и снял
основную панель. Затем он последовательно  ощупал и отжал шесть пар зажимных
скоб. Под скобами оказались два  автоматических  пистолета, два глушителя  и
две  запасные  обоймы. Харлоу выбрал  меньший пистолет, глушитель и запасную
обойму. Он попробовал, как она  вставляется,  проверил пистолет и решительно
положил  его в кобуру. Рассовав  все по  карманам  куртки и застегнув  ее на
"молнию", он без лишних слов покинул комнату Даннета.
     Секундами  позднее  он  был  уже  у  Мак-Элпайна.  Мак-Элпайн  выглядел
утомленным, посеревшим  и безразличным, как обычно  выглядит  очень  больной
человек, которому поставили безнадежный диагноз.
     -  Едете  прямо сейчас?  Но вы  же не выдержите,  -  посочувствовал  он
Харлоу.
     -  Возможно, это и случится со мной, но только  завтра утром, - ответил
ему Джонни.
     Мак-Элпайн глянул  в  окно. Дождь все лил. Затем повернулся  к Харлоу и
проговорил:
     -  Погода  не  подходит для вашего  путешествия в  Марсель.  Но прогноз
обещает прояснение к вечеру. Вот тогда и разгрузим транспо
     - Я подумал, вы хотите что-то сказать мне,
     - Конечно  да. - Мак-Элпайн замешкался. -  До меня дошли  слухи, что вы
целовали мою дочь.
     -  Это бесстыдная ложь. Насколько я знаю,  это она целовала меня. Между
прочим, в один из ближайших дней я поймаю и побью вашего сына.
     - Желаю успеха, - устало  проговорил Мак-Элпайн.  - У вас какие-то виды
на мою дочь, Джонни?
     - Я не знаю пока этого. Но она, несомненно, имеет виды на меня.
     Харлоу вышел в коридор и  сразу  же натолкнулся  на Рори.  Они с минуту
молча глядели друг на друга:
     Харлоу - пытливо, Рори - тревожно.
     - Ага!  -сказал  Харлоу.  - Снова подслушиваешь. Должно быть,  из  тебя
получится хороший шпион, не так ли, Рори?
     -  Что? Из меня?  Соглядатай? Никогда! Харлоу дружелюбно  обнял его  за
плечи.
     - Рори, мальчик мой, у меня хорошие новости.  Не могу скрыть,  что твой
отец одобрил  мое желание поколотить тебя в ближайшие дни. Когда  мне  будет
удобно, понимаешь?
     Он дружески потрепал юношу за плечо, но это был, несомненно,  фальшивый
жест, потом улыбнулся и сошел вниз, где его ждала Мэри.
     - Можно поговорить с тобой, Джонни? - спросила она.
     - Конечно.  Но на крыльце. Этот  черноволосый молодой монстр, возможно,
все места приспособил для подслушивания.
     Они  вышли на крыльцо и закрыли  за собой дверь. Холодный дождь свирепо
обрушился на них, так что они не могли видеть и вполовину.
     - Обними меня, Джонни, - попросила Мэри.
     - Я обниму тебя с восторгом. Для меня это будет наградой.
     - Пожалуйста, перестань так шутить, Джонни. Я боюсь. Я теперь все время
боюсь за тебя. Что-то скверное происходит, не так ли?
     - Что происходит скверного?
     -  Ох,  ты  просто  невыносим! - Она переменила  разг  -  Едешь  в
Марсель?
     - Да.
     - Возьми меня с собой.
     - Нет.
     - Ты не очень-то со мной вежлив.
     - Нет.
     - Ну что ты такое, Джонни? Что ты задумал?
     Она крепко  прижалась  к  нему и сейчас же  отстранилась,  медленно,  с
недоумением. Сунув руку в  его кожаную куртку, она, открыв "молнию" кармана,
извлекла из него в каком-то оцепенении отливающий синевой пистолет.
     - Ничего страшного, милая Мэри.
     Она опять сунула руку к нему  в карман и достала глушитель. В глазах  у
нее появились страх и тоска.
     - Это глушитель, так? - прошептала она. - И ты можешь с его помощью без
всякого шума убивать людей.
     - Я же сказал: ничего страшного, Мэри.
     - Я верю тебе, ничего не объясняй. Но... я должна сказать отцу.
     -  Если ты  хочешь погубить своего отца, то  говори. -  Прозвучало  это
грубо, Харлоу это чувствовал, но он не знал иного пути. - Иди. Расскажи.
     - Погубить моего... о чем это ты?
     - Мне необходимо кое-что предпринять. Если твой отец об этом узнает, то
попытается мне помешать. У него сдали нервы. А я, напротив,  в очень хорошей
форме.
     - Так ты говоришь... я погублю его?
     - Я  не знаю, как он долго может выдержать такое напряжение, но если он
узнает о смерти твоей матери...
     -  Моей матери?  - Она смотрела  на него  неподвижно  в  течение долгих
секунд. - Но моя мама...
     - Твоя мама жива. Я знаю. И постараюсь узнать, где  она находится. Если
мне удастся, то я освобожу ее еще этой ночью.
     - Ты в этом уверен? - Девушка неожиданно заплакала. - Ты уверен?
     - Я уверен в  этом, Мэри,  милая.  - Харлоу  очень  хотелось, чтобы все
именно так и было.
     - Но ведь существует полиция, Джонни.
     - Я могу, конечно, кое-что сообщить им, но это рискованно для ее жизни.
     Противоречивые чувства  мучили ее. Она с ужасом глядела  на пистолет  с
глушителем в своей руке. Потом подняла  глаза  на  Харлоу. Он слегка кивнул,
забрал  у нее  оружие  и, положив  в карман,  снова  задернул "молнию". Мэри
оцепенело наблюдала за ним, сотом взяла его за рукава.
     - Возвращайся, Джонни, - сказала она тихо.
     - Конечно, я вернусь к тебе, Мэри.
     Она попыталась улыбнуться. Но ей это не очень удалось.
     Харлоу поднял воротник куртки,  сбежал со ступенек и  быстро скрылся  в
ночи, будто растворился в дожде. Он так и не оглянулся назад.

     Час  спустя  Харлоу и  Джианкарло,  сидя  в больших  удобных  креслах с
подлокотниками в  знакомой  лаборатории, перебирали  толстую пачку блестящих
фотографий.
     -  А я  оказался  хорошим фотографом,  судя  по результатам  работы,  -
заметил Харлоу.
     - Несомненно. - Джианкарло кивнул. - Ваш рассказ чрезвычайно интересен.
Понятно,  документы, взятые у Траккиа и Нойбауэра, временно сбивают с толку,
но  это-то и придает им  особый  интерес,  не так ли?  Это не  означает, что
Мак-Элпайн и  Джекобсон  не заслуживают никакого внимания. Ни в коем случае.
Знаете ли вы,  что  за последние шесть месяцев Мак-Элпайн уже выплатил свыше
ста сорока тысяч фунтов стерлингов?
     - Я догадывался  об этом... но столько! Даже для миллионера это, должно
быть, весьма ощутимо. Каковы шансы выяснить, кто этот счастливый получатель?
     - К сожалению, равны нулю. Из Цюриха счета приходят только под номером.
Но если  доказать,  что дело  это  криминальное, связанное  с убийством,  то
швейцарские банки не будут укрывать преступника.
     - Они получат такие доказательства, - пообещал Харлоу.
     Джианкарло испытующе поглядел на него и кивнул.
     -  Я  не  удивлюсь.  Что  же  до  нашего  приятеля  Джекобсона, то  он,
оказывается, богатейший механик Европы. Адреса в его книжке - это все адреса
ведущих букмекеров Европы.
     - Ставит на лошадок?
     Джианкарло снисходительно посмотрел на него.
     - Не так трудно  догадаться, по датам это хорошо видно. Вклады делались
через два или три дня после гонок на Гран При.
     -  Так,  так.   Шустрый  парнишка  наш  Джекобсон.  Открывается   новая
перспектива замечательных возможностей, не так ли?
     -  Вы  так  считаете?  Можете  взять  эти фотографии.  У  меня  имеются
дубликаты.
     -  Ну уж благодарю.  - Харлоу вернул фотографии. - Каково будет, если я
попадусь с этой чертовщиной?
     Харлоу  еще  раз  поблагодарил Джианкарло и попрощался с ним. Он поехал
теперь в полицейское  отделение. Дежурил  инспектор, с которым он  имел дело
вчера. От его доброжелательности сегодня не осталось и  следа: сейчас он был
вялым и безразличным.
     - Спел ли Луиджи Легкая Рука свою песенку? - спросил Харлоу.
     Инспектор мрачно мотнул головой.
     - Увы, наша маленькая коноплянка потеряла голос.
     - Как так?
     - Лечение на него не повлияло. Опасаюсь,  мистер Харлоу; что вы слишком
жестоко обошлись  с его  таким на первый взгляд мужественным лицом, пришлось
давать ему  болеутоляющие таблетки каждый  час. Я  приставил к нему наряд из
четырех дежурных - двое находились  в палате, Двое снаружи. Без десяти минут
двенадцать  прекрасная   молодая  блондинка-медсестра...  по  описанию  этих
кретинов...
     - Кретинов?
     - Ну, моего сержанта  и троих его  людей... Она принесла две таблетки и
стакан  с  водой и попросила  сержанта  проследить,  чтобы  дали подопечному
лекарство  ровно в  полдень. Сержант Флери с галантностью принял таблетки  и
дал их Луиджи.
     - Какое это было лекарство?
     - Цианид.

     Был уже вечер, когда  Харлоу въехал на своем  красном "феррари" во двор
пустой  фермы к югу  от аэродромного поля Виньоля. Дверь в пустой амбар была
распахнута.  Харлоу   заехал  внутрь,  заглушил   мотор  и  вышел,  стараясь
разглядеть что-либо  в окружающей  тьме.  Внезапно фигура в  маске  из чулка
возникла  перед ним. Харлоу не успел даже  выхватить пистолет,  как  человек
размахнулся  чем-то напоминающим  кирку.  Харлоу  бросился  вперед, неточным
боковым  ударом снизу  попал  плечом  во что-то  мягкое.  Удар пришелся ниже
грудной клетки налетчика, прямо в солнечное сплетение, так что он рухнул как
подкошенный, с остановившимся дыханием.
     Харлоу повалился вместес ним. Оказавшись сверху, он  успел схватить его
за горло, а другой попытался достать пистолет, но опять не успел.
     Происходящее  с ним было  похоже  на  какой-то кошмарный  сон: повернув
немного голову, он увидел в тот же миг еще одну фигуру в маске  и с поднятой
дубинкой и тут же получил полновесный удар  справа по голове. Харлоу потерял
сознание. Тогда первый из нападавших поднялся на неустойчивые ноги и яростно
дважды ударил  ногой лежащего Харлоу  в застывшее лицо. Харлоу спасло только
то,  что  нападавший был еще слаб, иначе  мог  бы прикончить его.  Компаньон
оттащил нападавшего в сторону.  Согнувшись, тот доплелся до скамьи и  сел, а
его  напарник  обыскал  недвижно  лежащего  Харлоу,  делая  это  тщательно и
последовательно.

     В  амбаре было по-прежнему темно, когда Харлоу начал приходить в  себя.
Он  шевельнулся,   застонал,  постепенно,  опираясь   на   руку,  постарался
приподнять  плечи и  тело. Некоторое время он находился  в  таком положении,
отдыхая и приходя в себя, затем неимоверным усилием заставил себя  подняться
на ноги, которые не слушались его и подкашивались, как у пьяного.  Он провел
по лицу  рукой,  и  ему  показалось,  что  оно напоминает сбитый  войлок, по
которому проехал "коронадо".  Через  минуту или  две  совершенно машинально,
стараясь думать только о том, чтобы не упасть, он выбрался наружу из гаража,
пересек двор и, спотыкаясь, двинулся неверной походкой к аэродромному полю.

     Дождь  прекратился, и  небо  прояснилось. Даннет  только что  вышел  из
закусочной, направляясь  к  шале, когда  увидел  шатающуюся  фигуру  ярдах в
пятнадцати впереди себя. Он  решил, что это какой-нибудь алкоголик болтается
возле  взлетного  поля.  Но,  присмотревшись,  замер  на мгновение  и  вдруг
бросился вперед.  Он нагнал  Харлоу через минуту, обхватил руками за  плечи,
глянул  ему в лицо,  которое  невозможно было узнать, и  ужаснулся - так оно
было разбито и рассечено  шрамами, а запекшаяся  кровь, проступавшая из ран,
превратила всю его правую  сторону  в  неподвижную  маску.  Правый глаз  был
сплошным кровоподтеком; левую сторону лица обезобразило в неменьшей степени.
Щеку пересекал шрам.  Нос кровоточил, как и  рот, губы были  разбиты, и  два
зуба выбиты.
     - Господь всемогущий! - пробормотал Даннет. - Боже дорогой!
     Даннет  полувел, полутащил бесчувственного Харлоу по  дороге, затем  по
ступенькам  и  через вестибюль шале.  Он уже поднимался  с ним по  лестнице,
когда совсем не вовремя появилась  Мэри. Она остановилась как вкопанная,  на
мгновение широко раскрыла  глаза, лицо  ее  побледнело,  и она только смогла
произнести тихим неузнаваемым голосом, почти шепотом:
     -  Джонни! - Она всхлипнула.  - Ох, Джонни, Джонни, Джонни...  Что  они
сделали с тобой?
     Подавшись вперед,  она осторожно провела пальцами по кровавой маске его
лица, содрогнулась, и крупные слезы брызнули из ее глаз.
     - Нет времени  для рыданий,  Мэри.  - Голос  Даннета прозвучал нарочито
бодро. - Теплая вода, губка и  полотенце! После этого несите аптечку  первой
помощи! Но ни слова вашему отцу. Мы будем в комнате отдыха.
     Пять минут спустя в комнате отдыха у ног Харлоу уже стоял таз с красной
от крови водой, рядом валялось окровавленное полотенце. Лицо Джонни, отмытое
от  крови,  выглядело  ненамного  лучше:  порезы  и   ссадины   обозначились
отчетливее. Даннет не жалел йода и  антисептиков, и по судорогам, искажавшим
то  и дело физиономию Харлоу, можно было догадаться, что  боль он испытывает
ужасную. В  довершение всего, он,  сунув палец в рот и пошатав  зуб, вытащил
его,  разглядел с  явным неудовольствием  и выбросил в таз. Но когда  Харлоу
заговорил, ясно стало, что дух его обрел прежнее равновесие.
     -  Думаю,  Алексис, нам  нужно  сфотографироваться  вместе.  Для  моего
семейного альбома. Кто из нас будет лучше выглядеть?
     - Оба стоим друг друга. - Даннет внимательно разглядывал его.
     - Так, так.  Сдается мне, природа поработала надо мной получше, чем над
вами.
     -  Постойте,  постойте,  о  чем  вы?  -  Мэри  опять  заплакала.  - Его
искалечили, его ужасно искалечили. Я позову врача.
     -  Не может быть  и  речи! - Ответ Харлоу был категоричен, в голосе его
слышался  металл. -  Никаких  врачей. Никаких  швов.  Позже.  Но не  сегодня
вечером.
     Мэри  глазами, полными слез,  смотрела на  стакан бренди в руке Харлоу.
Рука была каменно тверда. Она сказала без  всякого  упрека,  начиная  только
сейчас все понимать:
     - Вы всех  нас дурачили. Расстроенные нервы у чемпиона мира, трясущиеся
руки. Вы все это время всех нас дурачили!
     - Да. Но, пожалуйста, выйди из комнаты, Мэри.
     - Я обещаю никому ничего не говорить. Даже отцу.
     - Выйди из комнаты.
     -  Пускай останется, - вмешался Даннет. - Я хочу сказать вам,  Мэри, вы
должны это  знать: он ни на что не  посмотрит, если  вдруг вы проговоритесь.
Мой Бог, если  дождь,  так уж ливень.  Нападение  на  вас  - это уже  второе
событие, - обратился он затем к Харлоу. - Пропали Твидлдам и Твидлди.
     Даннет  понаблюдал за реакцией  Харлоу на  его слова,  но  тот никак не
отреагировал.
     - Они работали на разгрузке транспортера, - просто сказал Харлоу.
     - Откуда вам это известно?
     - В южном ангаре. Вместе с Джекобсоном.
     Даннет медленно кивнул.
     - Они  слишком  много увидели,  - уверенно продолжал  Харлоу. - Слишком
много. Наверное,  это получилось  случайно, почему - Бог его знает, они ведь
не отличались наблюдательностью. Но они увидели слишком много. А как все это
объясняет Джекобсон?
     - Близнецы пошли завтракать, на  утренний чай. Когда они  не  вернулись
через сорок минут, он пошел их искать. С тех пор они исчезли.
     - А были ли они в закусочной на самом деле? -
     Даннет отрицательно помотал головой. - Тогда они отыщутся где-нибудь на
дне  оврага или канала. Помните Джека и Гарри из гаража "Коронадо"? - Даннет
согласно кивнул. - Джекобсон сказал, что они ушли, потому что соскучились по
дому. Да, они якобы уехали домой, как  и Твидлдам  и  Твидлди.  Он принял на
работу двух новых механиков, но сегодня утром в гараже крутился только один.
Другого не было. Я не такой наблюдательный, однако заметил это. Почему он не
появился, могу догадаться: потому что я уложил его ночью в больницу.
     Даннет невозмутимо слушал. Мэри во все глаза смотрела на Харлоу.
     - Прости,  Мэри,  - продолжал Харлоу. -  Джекобсон  - убийца, убивающий
ради  своих  интересов. Он  переступит все ради  них. Я знаю, он  виновен  в
гибели моего брата на  первых гонках  Гран При этого  сезона.  Вот  почему я
ввязался в это дело. Алексис меня убедил.
     - Алексис? Журналист? - Мэри произнесла это с недоверием.
     Харлоу продолжал рассказывать, будто не слыша ее вопроса.
     -  Он хотел меня убить еще во Франции, на гонках на Гран При.  Я сделал
совершенно  безупречные  фотографии, доказывающие это. Он виноват и в гибели
Джету. Затем  он устроил мне ночью засаду  на дороге под  видом  полицейской
заставы, чтобы остановить  транспо  Он ответит и за убийство в  Марселе
сегодня.
     - Кого? - тихо спросил Даннет.
     -  Луиджи  Легкая  Рука.  Сегодня  в  больнице ему  дали  болеутоляющее
лекарство.  Боль у  него с  тех пор навсегда прошла. Цианид.  Джекобсон  был
единственным, кто знал о Луиджи, я сам сказал ему, что сдал его в полицию, и
он поторопился  убрать напарника до того, как  тот признается. Это моя вина,
ведь именно я сказал об этом  Джекобсону. Но в тот момент я не мог поступить
иначе, у меня не было выбора.
     - Не могу в  это поверить! - Мэри была  совершенно ошеломлена.  -  Я не
могу в это поверить. Это просто какой-то ночной ко
     -  Можешь  не  верить, это  не меняет  дела.  Сейчас  ты просто  должна
держаться  подальше от Джекобсона. Если  он что-то узнает по твоему лицу, он
заинтересуется еще и тобой. Я знаю, что он  заинтересуется тобой, помни, что
ты получила увечье из-за Джекобсона.
     Говоря  это, Харлоу  между  делом внимательно обследовал  свои карманы,
поочередно выворачивая их.
     -  Ограбили,  -  подвел  он  итог.  -   Полностью.  Бумажник,  паспорт,
водительские права, деньги, ключи от машины... Но у меня  есть запасные. Все
мои отмычки.  - Он  быстро прикинул.  - Значит, понадобятся веревка, крюк  и
кусок брезента из транспортера. И еще...
     Мэри прервала его с ужасом в глазах:
     -  Тебе ничего  не надо... Тебе не нужно  никуда идти  сегодня вечером!
Тебе нужно немедленно отправляться в больницу.
     Харлоу посмотрел на нее спокойно, безучастно даже.
     - И еще, конечно, они забрали мой  пистолет. Мне нужен другой, Алексис.
И немного денег.
     Харлоу  неожиданно  поднялся, быстро  и  бесшумно  скользнул к двери  и
рывком  открыл ее. Рори, который, очевидно, подслушивал под дверью, приложив
ухо к замочной скважине, влетел в комнату.  Харлоу  ухватил его за волосы, и
Рори, вскрикнув от боли, оказался в один миг на ногах.
     - Посмотри на мое лицо, Рори, - спокойно произнес Харлоу.
     Рори взглянул, содрогнулся и смертельно побледнел.
     - Это все по твоей вине, мальчик!
     Внезапно он сильно ударил юношу в левую щеку. Тот наверняка слетел бы с
ног  при обычных условиях, но сейчас этого не случилось - рука Харлоу крепко
держала  его за волосы. Харлоу ударил еще  раз, теперь с другой стороны,  по
правой щеке. Он повторял эту процедуру с методичностью метронома.
     -  Джонни!  Джонни!  Ты в своем  уме?  -  вскричала  Мэри.  Она  хотела
броситься на него, но Даннет проворно обхватил ее сзади. Даннет нисколько не
удивился происходящему.
     - Я буду продолжать, Рори, -  сказал Харлоу,  - пока ты не почувствуешь
на себе, на какую дорожку ты ступил.
     Харлоу ударил еще. Рори и не пытался защищаться или сопротивляться. Его
голова безвольно  моталась из  стороны в сторону, пока  Харлоу  не прекратил
этот жестокий урок.
     - Мне нужна информация,  - сказал  он наконец. - Я желаю  знать истину.
Сейчас же. Ты подслушал сегодня днем мой разговор с  мистером Даннетом и мой
вчерашний разговор, не так ли?
     - Нет! Нет! Я не подслушивал. Я не подслушивал... - Голос Рори сорвался
до визга, потому что Харлоу снова взялся за его воспитание.
     Но через пять секунд он прекратил  избиение.  Плачущая Мэри, безучастно
холодный Даннет - все это было ужасно.
     - Я  был избит теми людьми, которые знали, что я еду в Марсель за очень
важными фотографиями, - холодно  заговорил  Харлоу.  - Им очень  хотелось их
получить,  потому  что дела  у них обстоят  скверно. Они знали также, что  я
собираюсь оставить свой "феррари" в амбаре на заброшенной ферме в стороне от
шоссе. Мистер  Даннет  был  единственным  из  всех,  кто  знал  об  этом,  о
фотографиях и о заброшенной ферме. Может быть, это он им рассказал.
     - Может  быть... - Как и у сестры, по щекам Рори обильно текли слезы. -
Я не знаю! Да, да, он мог сообщить!..
     Харлоу заговорил  медленно и беспощадно, опять сопровождая каждое слово
веской пощечиной.
     - Мистер Даннет не журналист. Мистер Даннет никогда не был бухгалтером.
Мистер  Даннет - господин офицер  специального отдела нового Скотланд-Ярда и
член  Интерпола.  Он  может  доказать, что  собраны  веские  факты  о  твоем
содействии преступникам. Этих  фактов  вполне хватит, чтобы упрятать тебя не
менее  чем на пять лет в исправительную колонию  или тюрьму в Борстале. - Он
отпустил волосы Рори. - Кому ты об этом рассказывал, Рори?
     - Траккиа.
     Харлоу толкнул Рори в  кресло,  тот  сгорбился  в  нем,  закрыв  руками
красное, заплаканное лицо. Харлоу поглядел на Даннета.
     - Где сейчас Траккиа?
     - Уехал в Марсель. Так он сказал. Вместе с Нойбауэром.
     - И тот туда же? А Джекобсон?
     - Уехал на своей машине... Искать близнецов... Он так сказал.
     - Он,  несомненно, прихватил с  собой  и  лопату. Пойду-ка  я за своими
отмычками и  выведу  "феррари". Встретимся у  транспортера через  пятнадцать
минут. С пистолетом. И деньгами.
     Харлоу вышел. Рори, встав  не очень уверенно на ноги, отправился следом
за ним.  А  Даннет  обнял  Мэри за  плечи,  вытащил  носовой платок  и начал
заботливо  вытирать ее мокрое от слез  лицо.  Мэри  с удивлением глядела  на
него.
     - Вы действительно с Джонни заодно? Специальный отдел? Интерпол?
     - Да, я полицейский с офицерским званием.
     - Тогда остановите его, мистер Даннет! Остановите его!
     - Разве вы до сих пор не изучили Джонни?
     Мэри обреченно кивнула, пожала руку Даннета и спросила:
     - Он против Траккиа?
     - Против Траккиа. И еще против многих таких,  как  Траккиа.  Но главный
его противник Джекобсон. Когда Джонни говорит, что Джекобсон виновник гибели
семи  человек -  значит,  тот действительно виновен  в гибели семи  человек.
Кроме  того,  у  Джонни  Харлоу  есть  две  причины  лично  расправиться   с
Джекобсоном.
     - Его младший брат? - Даннет кивнул, соглашаясь. - А другая причина?
     - А вы взгляните на свою левую ногу, Мэри.


Глава 10


       На  объездной  дороге  южнее  Виньоля  черный  "ситроен" притормозил,
пропуская вперед  красный "феррари" Харлоу. Когда "феррари" промчался  мимо,
Джекобсон, сидящий в "ситроене",  задумчиво потер  подбородок, повернул свою
машину обратно  к Виньолю  и остановился у ближайшей придорожной  телефонной
будки.

     В кантине Виньоля Мак-Элпайн и  Даннет вдвоем заканчивали ужин  в почти
пустой  обеденной  комнате.  Оба только  что  взглядом  проводили до  дверей
уходящую Мэри.
     - Что-то моя дочь загрустила на ночь глядя, - вздохнул Мак-Элпайн.
     - Ваша дочь влюблена.
     - Я тоже так думаю. А куда делся дьяволенок Рори?
     -  Не  входя  в подробности, скажу,  что  Харлоу  опять  поймал  его за
подслушиванием.
     - Только не это! Неужели опять?
     - Да. Произошла неприятная сцена. Я при этом присутствовал. Думаю, Рори
теперь просто  боится встречаться  с Джонни. На самом деле Джонни в постели:
прошлую ночь он совсем не спал.
     -  В постели? Заманчиво.  Я тоже чувствую себя страшно усталым. Вы меня
извините, Алексис, я пойду, пожалуй.
     Он почти уже поднялся на  ноги, но сразу опустился на место, потому что
в комнату входил Джекобсон. Механик направился прямо к их столу. Выглядел он
очень утомленным.
     - Как дела? - спросил его Мак-Элпайн.
     -  Ноль. Я обшарил все на  пять  миль вокруг. Никого. Но  я  только что
получил сообщение  из полиции: двух человек видели в Боссе, похожи  по  всем
приметам на наших скверных близнецов.  Сейчас поем  и отправляюсь  туда.  Но
сначала поищу машину. У моей барахлит тормозная система.
     - Возьмите мой "остин", - Мак-Элпайн протянул Джекобсону ключи.
     - Прекрасно, благодарю, мистер Мак-Элпайн. А документы на машину?
     -  Они  всегда  в бардачке. Очень любезно  с вашей стороны,  что вы так
заботитесь.
     - Это ведь и мои парни, мистер Мак-Элпайн.
     Даннет безразлично смотрел куда-то вдаль.

     Спидометр  "феррари" показывал сто  восемьдесят километров  в  час.  Но
Харлоу  словно забыл, что предельная допустимая скорость на дорогах  Франции
на  семьдесят километров ниже, однако время  от  времени  он все-таки  чисто
инстинктивно  поглядывал в зеркало заднего обзора, хотя  знал,  что  ни одна
полицейская  машина не в состоянии его догнать. Ему бросилась в глаза связка
веревки, крюк  и аптечка  первой помощи на заднем сиденье, на  полу под  ним
небрежно валялся кусок старого брезента.
     Всего каких-то  сорок минут назад "феррари"  отъехал  от Виньоля, а уже
приближался  Марсель. Спустя  километр  "феррари"  притормозил у  светофора,
блеснувшего красным  светом. Лицо  Харлоу,  покрытое  синяками и залепленное
пластырем  до неузнаваемости, было спокойно, глаза глядели вперед уверенно и
ясно,  тело расслабилось.  И вот это-то  спокойствие оказалось разрушенным в
одно мгновение.
     - Мистер Харлоу, - вдруг раздался голос с заднего сиденья.
     Харлоу резко повернулся и увидел Рори, голова  его  высовывалась из-под
брезента, как  из кокона. Когда Харлоу заговорил, слова его звучали медленно
и недружелюбно.
     - Чего тебе здесь нужно?
     - Я подумал,  вдруг вам понадобится помощь,  не так ли. - Рори  пытался
говорить с вызовом.
     Харлоу с трудом сдержался, чтобы не ответить грубостью.
     - Я не нуждаюсь  в помощи. - Из  кармана  он вынул несколько бумажек из
денег,   которые  дал  ему  Даннет,  и  протянул  Рори.  -  Триста  франков.
Отправляйся  в  ближайшую гостиницу и  позвони  в  Виньоль,  чтобы за  тобой
прислали машину.
     -  Нет,  благодарю вас,  мистер  Харлоу.  Я  поступил очень скверно  по
отношению  к вам, я понимаю. Теперь  у меня есть  план, предложение. Я прошу
прощения у вас, однако все извинения в мире не смогут меня Оправдать. Лучший
путь извиниться - это оказать помощь. Пожалуйста, мистер Харлоу.
     - Послушай, паренек, сегодня ночью я встречаюсь с людьми, которые убьют
тебя не задумываясь. Но я отвечаю за тебя перед твоим отцом.
     Светофор  переменил цвет,  и  "феррари"  тронулся  дальше.  Лицо Харлоу
несколько смягчилось.
     - С моим отцом что-то не так, я вижу, - сказал Рори.
     - Его шантажируют.
     - Отца? Шантажируют? - Рори был совершенно растерян.
     - Он не сделал ничего плохого. В свое время я расскажу тебе все.
     - И вы хотите заставить этих людей прекратить шантаж?
     - Рассчитываю на это.
     - А Джекобсон - тот человек,  который покалечил Мэри? Я  был слеп, если
мог поверить; что виноваты в этом вы. Вы с ним тоже посчитаетесь, не так ли?
     - Да.
     - Вы не сказали теперь "рассчитываю". Вы сказали "да".
     - Так и есть.
     Рори все понял. Последний вопрос он задал с показным безразличием:
     - Вы женитесь на Мэри, мистер Харлоу?
     - Тюремной стеной покажется все, что замыкается во мне.
     - Ладно,  я ведь тоже ее люблю. По-другому, но очень  сильно.  Если  вы
преследуете негодяя, который искалечил Мэри, то я тоже хочу мстить!
     - Перестань болтать!  - перебил его Харлоу. Теперь он вел машину молча.
Наконец вздохнул  примирительно  и сказал:  - О'кей. Но если ты обещаешь  не
попадаться им на глаза и быть осторожным.
     - Я не буду попадаться им на глаза и буду осторожным.
     Харлоу  прикусил губу  и тотчас передернулся  от  боли, задев  рану. Он
посмотрел в зеркало. Сидящий на  заднем сиденье  Рори  улыбался  с довольным
видом победителя.  Харлоу покачал головой, выражая тем самым и  недоверие  и
безнадежность.
     Десять минут спустя  он остановил машину  на дорожке  аллеи в  трехстах
ярдах  от улицы Жорж  Санд,  уложил  все  снаряжение  в  парусиновую  сумку,
перекинул  ее через плечо и зашагал в сопровождении Рори.  Физиономия  Рори,
секунду назад столь благодушная,  выражала  теперь значительность  и мрачную
сосредоточенность.
     Ночным планам Харлоу явно не благоприятствовало появление на кристально
чистом,   безоблачном   небе  Ривьеры   полной   луны.  Видимость  была  так
превосходна, как бывает в зимнее послеполуденное время. Только лунные ночные
тени были намного темней.
     В одной из  таких лунных  теней и затаились Харлоу и Рори, прижавшись к
стене  высотой в десять  футов,  окружавшей виллу "Эрмитаж". Харлоу проверил
содержимое сумки.
     - Итак, все здесь. Веревка, крюк, брезент, бечевка, двойные с изоляцией
кусачки, долото, аптечка.
     - Зачем вам все это, мистер Харлоу?
     -  Первые  три  вещи  понадобятся  для  того, чтобы  преодолеть  стену.
Бечевкой можно  связать что-то для прочности. Изолированными кусачками можно
перерезать  электрическую  сигнализацию,  хотя  я   еще  не   уверен  в   ее
существовании. Долото необходимо, чтобы что-то вскрыть. А вот аптечка первой
помощи,  и  сам  не знаю, понадобится ли. Да  прекрати же ты клацать зубами!
Наши приятели услышат такой стук за сорок футов.
     - Никак не могу справиться с этим, мистер Харлоу.
     - Запомни же: ты будешь стоять  все время здесь.  Последние,  кого я бы
желал  увидеть тут,  - это полицейские,  но если я не вернусь через тридцать
минут, то ты идешь в телефонную будку на углу и вызываешь их срочно.
     Харлоу привязал  крюк к концу веревки. На этот раз лунный свет  был его
помощником.  С  первого броска  крюк  зацепился  за ветвь дерева, росшего за
стеной. Джонни осторожно подергал веревку, и крюк металлической лапой прочно
впился в  ветвь, затем он перебросил брезент  через плечо, поднялся  на пять
футов, набросил ткань на битое стекло, которым был утыкан верх стены, лег на
нее  и  внимательно осмотрел дерево,  в  которое вцепился крюк: от ветви  до
земли было около четырех футов.
     - Сумку, - шепотом сказал Харлоу Рори.
     Сумка  поднялась вверх. Харлоу подхватил ее  и  бросил на землю,  затем
уцепился за ветвь руками и в пять секунд оказался на земле.
     Ему пришлось продираться через мелкую колючую поросль. Из  окон первого
этажа  сквозь шторы  пробивался свет.  Однако массивная дубовая  дверь была,
скорее всего, надежно  заперта. Пытаться же войти через парадную дверь  было
равносильно  самоубийству.  Он  пробрался  к  боковой  стене  дома,  держась
насколько возможно в тени. Окна первого этажа в его положении ничем не могли
ему помочь - все они были надежно забраны решетками. Задняя дверь, вероятно,
тоже закрыта, а единственная отмычка, которая могла  бы отомкнуть эту дверь,
находилась внутри дома.
     Харлоу  обошел и другую сторону дома. Беспокойный  взгляд его ни на чем
не  задержался в  нижних окнах. Он поглядел выше,  и  в глаза  ему бросилось
окно,  которое при достаточной ловкости можно было легко открыть. Оно  уже и
без того было приоткрыто - немного, всего дюйма на три. Харлоу  огляделся. В
двадцати  ярдах располагались садовый  сарайчик  и оранжерея.  Он решительно
направился к ним.

     Рори между тем ходил туда и сюда вдоль стены, с сомнением поглядывая на
свисавшую веревку. Наконец он решился и полез вверх.
     В то  время как он спрыгивал на  землю по другую сторону стены,  Харлоу
поднимался по  лестнице к окну. Включив фонарик,  он  внимательно обследовал
его, разглядел внутри провода сигнализации, порылся в сумке, вынул кусачки и
осторожно перекусил провода.  Потом  поднял  фрамугу  и,  открыв  окно, влез
внутрь.
     Через две минуты Харлоу смог убедиться, что там никого нет. Парусиновую
сумку и фонарик он держал в  левой руке,  а пистолет с глушителем в  правой.
Осторожными шагами он направился в зал. Сквозь щель в двери  сюда  проникала
узкая  полоска  света, слышались и  голоса  - один,  женский, казался  очень
знакомым. Эту комнату Джонни решил оставить  на потом. А  пока он обошел все
помещения первого этажа и убедился, что в  них  никого  нет. В кухне фонарик
высветил ступеньки  лестницы, ведущей  в подвал. Харлоу  осторожно спустился
туда, освещая фонариком путь: бетонные стены, бетонные ступени, затем четыре
двери в  глухом помещении. Три выглядели вполне обыкновенными, на  четвертой
имелись две массивные задвижки и торчал  тяжелый ключ  из замочной скважины,
как  в  какой-нибудь   средневековой  темнице.  Харлоу  отодвинул  задвижки,
повернул ключ, вошел внутрь и, нащупав выключатель, зажег свет.
     Это была  вовсе  не темница, а очень современная, хорошо  оборудованная
лаборатория  непонятного  назначения.  Харлоу  подошел  к  ряду  алюминиевых
контейнеров,  приподнял крышку  одного  из них.  Затем слева от себя  увидел
висящий на стене телефон, определил по диску, что это  городской, постоял  в
нерешительности,  пожал   плечами   и  вышел,   оставив   открытой  дверь  и
невыключенным свет.
     Рори  именно  в тот  момент, когда Харлоу поднимался  по  ступенькам из
подвала, укрывался в глубокой тени  живой изгороди. Из  его  укрытия  хорошо
просматривались фасад и боковая стена дома.
     Вдруг  коренастый, крепко  сбитый, с чем-то  бычьим  в облике  человек,
одетый в черные  брюки  и черный свитер  с  высоким воротником, отделился от
боковой стены  дома. Человек,  видимо,  исполнял  обязанности патрульного  и
потому заметил следы, оставленные Харлоу. Он даже замер от  неожиданности, а
потом  бросился  к  приставленной к  стене  лестнице,  осмотрел ее и побежал
вокруг  дома, к  парадной двери. Как по волшебству, в руках у него появились
два предмета - большой ключ и очень длинный нож.

     Харлоу остановился  в прихожей, возле двери в  занятый разговаривающими
людьми  зал, прислушиваясь к  их голосам. Он  проверил  глушитель  на  своем
пистолете, сделал два стремительных  шага вперед и яростно пнул полуоткрытую
дверь ногой: дверь распахнулась, слетев со всех своих петель.
     В комнате было пятеро.  Трое удивительно похожих друг  на друга и очень
напоминавших  братьев мужчин - сильные, крепко сбитые, холеные, черноволосые
и  очень смуглые. Четвертой была очень  красивая  блондинка. Пятым был Вилли
Нойб Все  завороженно уставились на Харлоу, который со своим пистолетом
был явно нежеланным и неожиданным гостем.
     -  Поднимите  руки,  пожалуйста, - сказал Харлоу. Все  пятеро  медленно
подняли руки.
     - Выше. Выше.
     Пятеро присутствующих в комнате вытянули руки насколько возможно.
     - Что  за дьявольщину  вы задумали, Харлоу?  -  Нойбауэр очень старался
выдержать  грубоватый  и  требовательный  тон,  но  он  срывался на  высокие
истеричные ноты. - Я пришел по просьбе друзей...
     -  Это  вы  расскажете  судье,  когда  я  вас  к  нему доставлю.  Судьи
терпеливей, чем я. Заткнись! - прервал его Харлоу ледяным голосом.
     - Берегись! - вдруг послышался испуганный крик Рори.
     Харлоу,  с   истинно  кошачьей  реакцией,  как  и  полагается  гонщику,
повернулся  и  сразу выстрелил. Черный  человек, готовый со спины напасть на
Харлоу  с  ножом,  вскрикнул от  боли  и  с  недоумением  уставился на  свою
простреленную руку. Харлоу, не обращая больше на него внимания, повернулся к
остальным еще  до того, как нож  упал  на пол. Один из братьев сунул все  же
свою правую руку под куртку.
     - Вынь! - потребовал Харлоу.
     Смуглолицый   весьма  поспешно  вытянул   правую   руку  вверх.  Джонни
предусмотрительно  ступил в  сторону  и  чуть заметным  движением  пистолета
указал раненому, куда тот должен пройти.
     - Присоединяйтесь к своим приятелям.
     Постанывая  от боли  и поддерживая  левой  рукой  простреленную правую,
незадачливый охранник повиновался. В этот момент Рори тоже вошел в комнату.
     - Спасибо, Рори, - бросил ему Харлоу. - Теперь ты чист. Вынь-ка аптечку
первой  помощи  из этой  сумки.  Я  говорил  тебе, что она понадобится. - Он
холодно  оглядел компанию. - Я надеюсь,  что в  дальнейшем мне  не  придется
стрелять. - Он указал пистолетом на блондинку. - Подойди сюда.
     Она  поднялась со  стула  и медленно прошла вперед.  Харлоу  насмешливо
улыбнулся ей,  но она  была так подавлена или так  бестолкова, что не поняла
значения этой улыбки.
     - Бьюсь об  заклад, что вы  претендуете на звание  медсестры, -  сказал
Харлоу,  -  хотя покойный  и  неоплаканный Луиджи думал об  этом иначе.  Вот
аптечка первой помощи. Перевяжите-ка руку вашему дружку.
     - Перевязывай сам,  - злобно отрезала она. Харлоу не стал повторять. Он
просто сделал неуловимое движение,  и  глушитель пистолета  прошелся по лицу
блондинки. Она взвизгнула, отшатнулась и безвольно  опустилась на пол: кровь
струилась из глубокого пореза на ее щеке и изо рта.
     - Господи! - Рори был поражен. - Мистер Харлоу!
     - Довожу  до  твоего сведения,  Рори,  что  эта красотка  обвиняется  в
преднамеренном убийстве.  - Он смотрел  на блондинку,  и ни один  мускул  не
дрогнул на его лице, лишенном всякой жалости. -  Вставай на  ноги и перевяжи
руку своему дружку. Затем можешь перевязать и свое лицо. Впрочем, это не моя
забота. Остальным лечь лицом, вниз, руки за  спину. Рори, проверь, есть ли у
них пистолеты. Первый, кто шевельнется, получит пулю в затылок.
     Рори обыскал  пленных  и с  опаской поглядел на четыре выложенных им на
стол пистолета.
     - Они все были с пистолетами, - сказал он.
     - А ты  думал, что они носят пудреницы?  Так, Рори. Теперь веревку.  Ты
знаешь, что надо делать. Вяжи их крепче и затягивай потуже  узлы, не обращая
внимания на кровообращение.
     Рори принялея за дело с энтузиазмом и очень быстро и прочно связал всех
шестерых.
     - Где ключ от ворот? - потребовал Харлоу от Нойбауэра.
     Нойбауэр глянул озлобленно и  ничего не  ответил. Тогда  Джонни сунул в
карман  пистолет, поднял нож  и, спокойно приставив  его  к горлу Нойбауэра,
надавил слегка.
     - Буду считать до трех, а потом воткну его. Раз. Два...
     - В зале на столе. - Лицо Нойбауэра стало пепельным.
     - Всем встать! Все за мной! В подвал.
     Они спустились в  подвал не  без приключений: один из трех  смуглолицых
братьев внезапно кинулся на лестнице, ведущей  в подвал, на Харлоу,  пытаясь
сбить его с ног. Но это было очень глупо с его стороны, потому что он тут же
убедился  в   великолепных  профессиональных  качествах  и  реакции  Харлоу.
Отклонившись немного  в сторону, Харлоу ударил  его  по уху дулом пистолета,
спокойно  наблюдая за  тем,  как  тот,  упав навзничь,  собственной  головой
пересчитал  половину  ступенек. А по оставшимся  ступеням Харлоу безжалостно
провез его, ухватив за ногу.
     -  Побойтесь Бога, Харлоу, что вы делаете?  Вы же можете  убить  его! -
вскричал один из бандитов.
     Харлоу дотащил  бесчувственное тело  до последней  ступеньки и,  только
когда голова несчастного ударилась о бетонный  пол,  бросил его и равнодушно
поглядел на протестовавшего.
     - Что из того? Неизвестно, что еще вас ждет внизу!
     Он завел всех в подвальную лабораторию и с помощью Рори затащил туда же
бесчувственное тело.
     -  Лечь на пол! Рори, свяжи им лодыжки. Очень крепко свяжи, пожалуйста,
- приказал  Харлоу.  Рори тут же с готовностью принялся выполнять доверенную
ему работу. Когда он закончил, Харлоу потребовал: - Обыщи карманы и погляди,
нет ли удостоверений. Кроме Нойбауэра. Нашего дорогого Вилли мы знаем.
     Рори   вернулся  к   Харлоу  с  целой  кучей  документов  в  руках.  Он
нерешительно посмотрел в сторону женщины.
     - А как поступить с леди, мистер Харлоу?
     -  Не стесняйся с убийцей и не путай ее с леди. -  Харлоу тоже поглядел
на нее. - Где сумочка? - требовательно спросил он.
     - У меня нет сумочки.
     Харлоу опустился подле нее на колени.
     -  Когда я закончу работать  и  над другой стороной твоего  лица, то ни
один мужик  больше не посмотрит  на  тебя.  Правда,  теперь тебе не придется
вообще  долго  видеть  ни одного мужика, потому что ни  один судья не сможет
обойти  вниманием  показания  четырех  полицейских,  которые  признают  твою
личность,  а  также  отпечатки  пальцев  на стакане.  -  Он  глянул  на нее,
многозначительно поигрывая  пистолетом.  -  Думаю, что  и надзирательницы  в
тюрьме не будут особенно рассматривать тебя. Ну, так где сумочка?
     - В моей спальне. - В голосе ее был страх.
     - Где именно в твоей спальне?
     - В шкафу.
     Харлоу обернулся к Рори.
     - Рори, будь так 
     - Как же я узнаю, где ее спальная комната? - спросил Рори неуверенно.
     - Когда  ты увидишь в  комнате  туалетный столик,  похожий  на аптечный
прилавок,  то  можешь быть  уверенным,  что  правильно  определил,  чья  эта
спальня. И принеси заодно те четыре пистолета, которые мы оставили в комнате
наверху.
     Рори  ушел.  А Харлоу  поднялся, подошел к  столу,  на  котором  лежали
удостоверения личности, и стал их с интересом просматривать. Через минуту он
поднял глаза.
     -  Так,  так,  так.  Марцио,  Марцио   и  Марцио.  Похоже  на  солидную
процветающую фирму. И все с Корсики. Вспоминаю, мне уже  приходилось слышать
о братьях Марцио. Полиция наверняка обрадуется, получив  эти документы. - Он
сложил  обратно  бумаги,  оторвал  дюймов шесть от  катушки  липкой ленты и,
прикрепив ее к столешнице, сказал:
     - Вам никогда не догадаться, для чего это приготовлено.
     Вернулся Рори  с сумкой, похожей скорее  на небольшой  чемодан, чем  на
принадлежность дамского  туалета,  и с четырьмя  пистолетами.  Харлоу открыл
сумку,  проверил ее содержимое, посмотрел паспорт и  расстегнул  сбоку сумки
"молнию" - он извлек из кармана ее еще один пистолет.
     -  Ну, ну,  значит,  Анна-Мария  Пучелли  носит с  собой  огнестрельное
оружие. Не для того ли, чтобы защитить себя от нападений мерзких насильников
и  грабителей, покушающихся  на  ее  честь,  а  заодно и  таблетки  цианида,
которыми  она потчевала  покойного Луиджи? - Харлоу  положил пистолет  туда,
откуда его  извлек, бросил в сумку другие документы и все  четыре пистолета,
принесенные  Рори. Потом извлек из сумки  аптечку первой помощи,  вытащил из
нее очень маленькую бутылочку и высыпал белые таблетки на ладонь.
     - Как  раз к месту.  Ровно шесть. Каждому по одной.  Я желаю знать, где
находится захваченная миссис Мак-Элпайн,  и я желаю узнать это  ровно  через
две  минуты. А чтобы вам все  было понятно, Флоренс Найтингейл (*2), которую
вы все знаете, вам кое-что объяснит.
     Флоренс Найтингейл, как назвал  Харлоу Анну-Марию, объяснять ничего  не
стала. Ее лицо просто стало белее бумаги, и от страха она постарела в десять
минут на десять лет.
     - Что это такое? - поинтересовался Рори.
     -  Цианид  в  сахарной  облатке.  Очень  вкусный  на  пробу.   Оболочка
растворяется за три минуты.
     - Ох  нет!  Вы так  не поступите. -  Рори, страшно побледневший,, стоял
будто громом пораженный. - Вы этого не сделаете. Это... это же убийство!
     -  Ты  ведь хочешь увидеть  свою мать? Так вот, это  не  убийство,  это
истребление. Так  поступают со  зверями, а не с людьми. Посмотри внимательно
вокруг  себя.  Как  ты  думаешь,  что  является   конечным  продуктом  этого
прекрасного домашнего производства? - Рори с недоумением покачал головой. Он
все  еще был  в  состоянии  шока  и никак не реагировал на  слова Харлоу.  -
Героин. Подумай о  сотнях, о  многих  тысячах людей, убитых  этими. Я обидел
зверей, когда  назвал этих выродков  зверями. Они самая низшая форма из всех
существующих паразитов. Я получу большое удовольствие, когда  уничтожу  всех
шестерых.
     А между тем шестеро  связанных уже почти  лишились чувств и исходили от
страха потом, то  и дело облизывая  пересохшие губы. Безжалостный, ужасающий
своей реальностью  план Харлоу  свидетельствовал о  том,  что  он совсем  не
шутит.
     Харлоу надавил покрепче коленом на грудь Нойбауэру,  держа в одной руке
таблетку  и  пистолет  в  другой.  Он  ударил  Нойбауэра  прямо в  солнечное
сплетение. Тот невольно вскрикнул, и Харлоу тотчас сунул  в его открытый рот
глушитель  пистолета, так  что закрыть рот Нойбауэр теперь уже не  смог  бы.
Большим  и указательным пальцем Харлоу безмолвно держал таблетку перед самым
его лицом.
     -  Где  миссис  Мак-Элпайн? -  спросил  он  и вынул  пистолет  изо  рта
Нойбауэра. Тот залопотал, парализованный страхом, что-то маловразумительное:
     - Бандоль! Бандоль! Бандоль! На лодке.
     - Какого типа? Где?
     - В заливе. Моторная яхта. Футов сорок длины или около этого. Голубая с
белым сверху", Ее название "Шевалье".
     - Принеси-ка  мне  теперь  вон  тот кусочек  ленты,  сбоку на столе,  -
обратился  Харлоу  к  Рори.  Он  снова  ударил  Нойбауэра,  и пистолет опять
оказался  у того во рту.  Харлоу сунул ему в рот таблетку. - Не верю тебе, -
сказал он, заклеивая рот Нойбауэра. - Что  ж,  так ты  не выплюнешь таблетку
цианида.
     Теперь Харлоу с таблеткой в  руке направился к  тому, кто делал попытку
достать пистолет из-под куртки. Он только поставил на него колено,  как тот,
трясясь от страха, уже закричал:
     - Что вы? Что вы? Как перед Богом клянусь, он сказал правду! "Шевалье".
Бандоль. Голубая и белая. Она на якоре в двухстах метрах от берега.
     Харлоу  долгим  взглядом посмотрел на него, потом  кивнул,  поднялся  и
направился к висящему на стене телефону. Он снял трубку и  набрал семнадцать
-  вызов  полиции.  С  телеграфной  скоростью  ему  тотчас ответила  срочная
полицейская помощь. Он сообщил главное:
     - Я говорю с виллы "Эрмитаж", что на улице Жорж Санд. Да, это та самая.
В  подвальной комнате вы обнаружите наркотики. Там же  -  лаборатория по  их
производству.  В той  же комнате найдете шестерых участников  производства и
распространения героина. Они не окажут  сопротивления, они  надежно связаны.
Трое  из них  - братья Марцио.  Я забрал у  них документы,  в том  числе и у
совершившей убийство Анны-Марии Пучелли. Документы этой ночью вы получите.
     Голос  в трубке что-то  возбужденно спрашивал,  но  Харлоу это уже было
неинтересно.
     - Я не  буду  повторять,  - сказал он.  -  Я  знаю, все  звонки  у  вас
записываются  на  пленку,  так  что  нет  необходимости  уточнять  детали  и
задерживать меня  здесь.  - Он положил трубку, и Рори тотчас схватил его  за
руку.
     -  Вы получили полную информацию. Три  минуты еще не прошли. Вы успеете
вынуть таблетку изо рта Нойбауэра, - возбужденно заговорил он.
     -  Ах, это.  -  Харлоу  ссыпал  четыре  таблетки  обратно  в  маленькую
бутылочку, задержал в ладони  пятую.  - Пять гран ацетилсалициловой кислоты.
Аспирин.  Потому-то  я и  заклеил  ему  рот, что  не  был уверен, что он  не
предупредит сообщников, что это всего лишь безвредный аспирин. А я  не хочу,
чтобы для  них  это было чем-то  вроде проверки в  духе мировых вестернов, в
которых много дешевого гуманизма. Посмотри на лицо нашего красавчика: он уже
ничего не боится, он просто ошалел. Впрочем, у  них у всех такой вид. Ах да.
- Он взял сумку блондинки и взглянул на нее. - Пожалуй, это мы прихватим лет
на пятнадцать - двадцать, в зависимости от того, сколько ей присудят.
     Закрыв дверь на засов и осмотрев ее, они взяли на столе большой ключ от
ворот,  вышли  из  распахнутых парадных дверей, прошли,  не  оглядываясь, по
обсаженной  деревьями дорожке и открыли ворота. Здесь Харлоу подтолкнул Рори
в тень сосновых деревьев.
     - Как долго мы будем здесь торчать? - спросил Рори.
     - Мы должны быть уверены, что полицейские прибудут сюда первыми.
     Несколько секунд спустя они уже  слышали прерывистые  завывания близкой
сирены. Совсем скоро сирена умолкла,  и в ворота виллы проскочили мелькающие
огни двух  полицейских машин  и  крытого фургона. Резко  затормозив,  эскорт
остановился у парадных дверей, и  семеро полицейских, взбежав по ступенькам,
исчезли в открытых дверях виллы. Судя по всему, предупреждение Харлоу о том,
что преступники связаны, не очень убедило полицейских - каждый держал в руке
по пистолету.
     - Так-то лучше, - откомментировал происходящее Харлоу.

     Пятнадцать  минут спустя он уже сидел в  кресле лаборатории Джианкарло.
Просмотрев пачку документов, которую он держал в руках, Джианкарло  тяжело и
протяжно вздохнул.
     - У вас  интересная жизнь, Джон. Везде,  где бы вы  ни появлялись. Этой
ночью вы оказали нам огромную услугу. Трое, кого вы называли Марцио, братья.
Обычно их считают представителями  сицилийской мафии, но это  совсем не так.
Они  уроженцы  Корсики,  как  это  мы  установили. А корсиканцы  смотрят  на
сицилийскую  мафию  как на  шпану.  Эти  трое возглавляют  наши криминальные
списки  уже много  лет. Но  улик они не оставляют,  однако  на  этот  раз их
прихлопнули, не  выскочат.  Если  кого  обвинят  в  производстве героина  на
миллионы  франков, тому не отвертеться. Ладно, добром за добро. - Он передал
бумагу в руки Харлоу. - Жан-Клод сумел раскрыть код. Интересно взглянуть, не
так ли?
     Харлоу углубился в чтение.
     - Да. Список дел Траккиа и Нойбауэра по всей Европе.
     - Не менее того.
     - Как побыстрее связаться с Даннетом?
     Джианкарло глянул на него сочувственно.
     - Я могу связаться с любым местом Франции за тридцать секунд.

     В дежурном отделении полиции было не  менее дюжины полицейских с других
участков, когда туда  доставили  Нойбауэра  и всех  пятерых  его  преступных
компаньонов.  Нойбауэр,  не  теряя  времени,  сразу  обратился  к  дежурному
сержанту, сидящему за столом.
     - Меня обвиняют. Я хочу связаться со своим адвокатом. Я имею право?
     - Имеете. - Сержант кивнул на стоящий на столе телефон.
     - Разговор  адвоката и клиента приватный.  - Вилли указал на  телефон в
кабинке. - Я знаю, что это разрешено. Мне хотелось бы поговорить с адвокатом
оттуда. Могу я это сделать?
     Сержант снова кивнул.

     В роскошной  квартире  менее  чем  в полумиле  от  дежурного  отделения
полиции в  это  время  зазвонил телефон.  Траккиа  лежал,  облокотившись  на
подушки,  на кушетке.  Рядом  с  ним  расположилась великолепная  брюнетка в
костюме  Евы. Траккиа недовольно взял  трубку, но,  услышав голос Нойбауэра,
сразу сменил гнев на милость.
     - Мой  дорогой Вилли! - воскликнул он. -  Я  неутешен.  Мне нужно  было
неожиданно встретиться...
     - Ты один? - голос Нойбауэра был официально сух.
     - Нет.
     - Тогда останься один.
     -  Жоржет,  дорогая,  пойди  попудри-ка носик, -  проворковал  Траккиа.
Девица  недовольно поднялась и  вышла. - Теперь свободен,  - уже совсем иным
тоном сказал он в трубку.
     -  Благодари  судьбу, что задержался для встречи,  иначе сейчас  был бы
вместе  со мной  на пути  к тюрьме. Итак,  слушай.  -  Траккиа  слушал очень
напряженно, его красивое лицо исказилось от гнева, пока Нойбауэр говорил ему
о  том,  что  требуется предпринять.  - Итак,  -  заключил  Вилли, -  возьми
винтовку и бинокль. Если он  окажется  там первым и выживет  после встречи с
Паули, ты застрелишь его, когда  он  будет возвращаться. Если же  ты придешь
первым,  то жди  его  на  борту.  Пистолет  выбрось  в воду.  Кто сейчас  на
"Шевалье"?
     - Только Паули. Я возьму с  собой  Йонне.  Может  быть, мне понадобится
сигнальщик.  А ты,  Вилли,  не волнуйся. Завтра же мы  вытащим тебя  оттуда.
Общение с преступниками - еще не преступление, у них нет против тебя никаких
серьезных улик.
     - Откуда у  тебя столько самоуверенности? Откуда тебе знать, что ты сам
не запачкался? Я  бы  не удивился,  если  бы узнал, что этот  негодяй Харлоу
подкопался и под тебя. Разделайся с ним за нас, Никки.
     - Я сделаю это с удовольствием...

     Харлоу говорил по телефону из лаборатории Джианкарло:
     -  Все   аресты  произвести  одновременно  в  пять  утра.   Вся  Европа
содрогнется от страха,  когда услышит о  них  в пять часов  десять минут.  Я
очень тороплюсь, и  потому все подробности передаст вам Джианкарло.  Надеюсь
увидеться с вами следующим вечером. Заканчиваю.  Меня ожидает еще один визит
и еще одна встреча.


Глава 11


      - Мистер Харлоу, вы служите в секретном  отделе или  же вы специальный
агент?
     Харлоу мельком взглянул на Рори  и опять устремил взгляд на дорогу.  Он
вел машину быстро, но не на пределе возможностей: казалось, что это было для
него делом вовсе не обременительным.
     - Я просто безработный гонщик, - ответил он.
     - Да будет вам. Кого вы хотите обмануть?
     - Никого.  Используя твои слова,  Рори, сейчас я просто протягиваю руку
помощи мистеру Даннету. Соображаешь?
     - Разве это так, мистер Харлоу? Я думаю, мистер Даннет делает не так уж
много по сравнению с вами. Или нет?
     - Мистер Даннет  - координатор в этом деле. Полагаю, что в таком случае
меня можно назвать исполнителем.
     - Да. Но разве это справедливо?
     -  Я просто приглядываю  за  другими гонщиками  на Гран При, так  можно
сказать, и за механиками тоже - словом, мое хобби - автогонки.
     - Понимаю, - протянул Рори, хотя по виду его ясно было, что это  его не
очень  устраивает. - Прошу  простить за грубость, мистер  Харлоу,  но почему
именно вы? Почему не за вами наблюдают?
     - Правильный вопрос.  Возможно, потому, что мне очень везло в последние
два  года, или потому, рассуждают некоторые,  что я зарабатывал много  денег
честным путем, чтобы быть нечестным.
     -  Понятно.  - Рори очень  старался быть  рассудительным.  - Но  почему
вообще нужно было приглядывать за кем-либо?
     - Потому что последний год и даже больше на международных соревнованиях
на Гран  При замечена подозрительная возня.  Автомобили, которые лидировали,
вдруг начинали проигрывать. Автомобили, которые проигрывали, вдруг  получали
шанс  на  выигрыш.  На  треках  стали  происходить  непонятные  случайности.
Выигрывающие автомобили  вдруг  без всякого  видимого резона  сходили, когда
должны были бы нормально проходить трассу. Неожиданно кончался бензин, когда
его   было   вполне   достаточно.   Мистическая  чертовщина   происходила  с
двигателями, в которые не поступал бензин, или вдруг  по непонятным причинам
они  перегревались. Гонщики могли  заболеть  неожиданно в самое неподходящее
время.  Поскольку  у  нас  огромная  популярность,  слава  и  власть  как  у
профессиональных гонщиков,  значит,  автомобиль,  который  приходит  первым,
определяет и доходы владельцев гоночных команд. Поэтому  начали  думать, что
это  они  во  всей  этой   чертовщине  замешаны   из  желания  обойти  своих
конкурентов.
     - Но это было не так?
     - Не  совсем. Это  скоро выяснилось,  потому что производители  машин и
владельцы гоночных команд почувствовали, что и сами они оказываются жертвами
махинаций. Тогда они обратились в  Скотланд-Ярд, но там им ответили,  что не
могут  вмешиваться  в  международные  мероприятия.  Тогда  они  связались  с
Интерполом. В результате появился мистер Даннет.
     - Но как вам удалось выйти на людей Траккиа и Нойбауэра?
     - Очень просто. Мы круглосуточно  наблюдали  за вызывающими  подозрение
телефонными переговорами тех, кто  принимал участие в  соревнованиях на Гран
При, и проверяли  все почтовые получения  и  отправления. Таким  образом  мы
обнаружили пять гонщиков и семь или восемь механиков, которые откладывали на
свои счета больше денег, чем могли бы получать. Но так было не постоянно,  а
от случая  к случаю. Это все невозможно  было привести в систему, связать  с
каждой гонкой,  подозрения  не  подтверждались.  А  вот Траккиа  и  Нойбауэр
откладывали денежки после каждой гонки. Мы пришли к выводу, что они получают
постоянную прибыль, а  это значит,  что они  связаны  с  тем,  что постоянно
находит спрос. Таким товаром может быть только одно.
     - Наркотики? Героин?
     -  Конечно.  -  Он  кивком  указал  вперед,  и  Рори  прочитал  надпись
"Бандоль",  вспыхнувшую  в  свете  автомобильных   Харлоу  притормозил,
опустил стекло, высунул голову и огляделся. Кое-где по небу  бежали  облака,
но в основном оно было чистым и звездным.
     - Мы попадем туда не в самое лучшее время для работы, - заметил Харлоу,
снова оказавшись в кабине. - Слишком хорошая видимость. Они наверняка держат
охранника, может быть двух,  возле  твоей матери. Надежда  только на то, что
они не  будут  особенно внимательными на часах  -  твоя мать ведь  не  может
сбежать, а посторонних они не ждут,  - и потому они не готовятся  к  встрече
гостей на борту "Шевалье". Да и как они могут прознать о невезении Нойбауэра
и  его  сообщников.  Но,  с  другой  стороны,  организация   братьев  Марцио
существует так долго лишь потому, что никогда не полагается на волю случая.
     - Что же, будем считать, что там есть охрана, мистер Харлоу?
     - Будем считать.
     Харлоу  въехал  в  маленький  городок  и остановил  машину,  прижав  ее
вплотную к высокой стене строительной площадки, так чтобы ее не было видно с
аллеи-дорожки,  по  которой  они только что прибыли.  Они вышли из машины  и
двинулись, принимая все меры предосторожности, по пустынной дорбге к гавани.
Здесь они остановились и оглядели восточную часть ее.
     - Это  здесь? -  Хотя  кругом не было ни души,  Рори  понизил  голос до
шепота. - Это она?
     - Несомненно, это "Шевалье".
     Не  менее  дюжины  яхт  и  прогулочных  лодок  можно  было  увидеть  на
блестевшей   в   лунном  свете  поверхности   зеркально-гладкого  маленького
заливчика.  Но ближе  всех  располагалась  роскошная  моторная  яхта,  около
пятидесяти футов длины, с очень ясно видным голубым корпусом, белой  палубой
и белой полосой по бокам.
     - И  что теперь?  -  не терпелось  узнать Рори.  - Что мы  будем делать
теперь? - Он дрожал не  от холода и страха, который у него прошел  без следа
после событий на вилле "Эрмитаж", а от возбуждения, предчувствия предстоящих
волнений.  Харлоу задумчиво поглядел вверх. Небо оставалось  довольно ясным,
однако длинные тучи двигались теперь по направлению к луне.
     - Сначала надо поесть. Я проголодался.
     - Есть? Есть? Но... но... я думал... - Рори указал на яхту.
     - Всему свое время. В ближайший час твоя мать никуда  не денется. Между
тем если мы сейчас... позаимствуем лодку  и отправимся на "Шевалье", то могу
представить,  как  мы  будем  смотреться  в  этом  блестящем  лунном  свете.
Надвигаются тучи. Мы, пожалуй, немного их подождем.
     - Чего будем ждать?
     - Есть старая поговорка. Фестина ленте.
     - Фестина - что? - Рори смотрел на него с недоумением.
     -  Ты  и  в самом деле  большой  неуч, который не  любит  заглядывать в
книжки. Это латинская пословица: "Поспешай медленно".
     Они  двинулись вдоль берега и  наткнулись  на  прибрежное  кафе. Харлоу
сначала внимательно осмотрел его снаружи и  отрицательно мотнул головой. Они
направились  ко второму кафе, которое заметили поблизости, - оно  тоже их не
устроило. В третье кафе они вошли: оно подходило им. Они расположились возле
занавешенного окна.
     - Что тут есть такое, чего не было в другом месте? - спросил Рори.
     -  Вид хороший. - Харлоу сдвинул  оконную занавеску. И в самом деле, из
окна с этой точки обзора открывался прекрасный вид на "Шевалье".
     - Вижу. - Рори изучал меню без всякого энтузиазма. - Я не хочу есть.
     - Давай-ка все-таки попробуем чего-нибудь, - ободрил его Харлоу.
     Через пять  минут две огромные порции булабаса, тушенной  в  белом вине
рыбы, стояли перед ними. А спустя  еще  пять минут порция Рори уже бесследно
исчезла. Харлоу улыбнулся, взглянув на пустую тарелку и Рори с набитым ртом,
но тут же улыбка его исчезла.
     - Рори, гляди только на  меня, не  оглядывайся по  сторонам. Особенно в
сторону бара. Держись и говори  естественно. Только  что сюда вошел  чурбан,
которого я немного  знал раньше.  Это  механик,  который ушел  из "Коронадо"
через несколько недель после того,  как  я появился. Твой отец уволил его за
воровство. Он  был очень дружен  с Траккиа, и, если он  появился  в Бандоле,
можно ставить миллион против одного, что они остались по-прежнему друзьями.
     Маленький  черный  человечек во всем  коричневом,  худой до  того,  что
казался высохшим, сидел у стойки бара, полная кружка пива  стояла перед ним.
Не  успел он сделать первый глоток, как его взгляд  упал на зеркало, висящее
на стене бара.  Ясно разглядев Харлоу, оживленно беседующего с Рори, он даже
поперхнулся и пролил пиво из кружки. Он тут же поставил ее, бросил монету на
стойку и исчез, будто его и не было.
     - Йонни, так, кажется, его зовут, - сказал Харлоу. - Не знаю, настоящее
ли это имя.  Он, должно быть, уверен, что  мы его  не  видели или не узнали.
Если  он  вместе  с Траккиа  - значит,  тот  уже прибыл.  Возможно,  Траккиа
временно освободил его от дежурства, чтобы тот  мог выпить,  или же отправил
прочь, потому что не хочет иметь на борту лишних свидетелей.
     Харлоу осторожно откинул занавеску. Маленькая лодка с подвесным мотором
пересекала залив,  держа  курс на "Шевалье".  Рори вопросительно взглянул на
Харлоу.
     - Ишь  ты  какой быстрый парень  наш Николо Траккиа, - сказал Харлоу. -
Когда-то чрезмерная торопливость помешала ему стать отличным гонщиком. Через
пять минут он будет ожидать с пистолетом поблизости, чтобы подстрелить меня,
когда  я  буду выходить отсюда.  Беги-ка  побыстрее к  машине, Рори. Принеси
бечевку...  и клейкую  ленту. Думаю,  они  нам  понадобятся.  Встретишь меня
где-нибудь в тихом месте ярдах в пятидесяти в стороне от главного причала.
     Харлоу остался расплачиваться с официантом, а Рори отправился выполнять
задание Харлоу, стараясь не выказывать  при этом подозрительного нетерпения.
Пока  он  был  вблизи  кафе,  то  еще сдерживал себя,  но  едва оказался  на
подъездной  дорожке,  как  забыл  про  всякую осторожность и понесся вперед.
Очутившись возле "феррари", он открыл багажник, сунул в карман моток шпагата
и   клейкую  ленту,  закрыл   багажник,   поколебавшись  мгновенье,   открыл
водительскую дверцу и вынул из-под сиденья четыре автоматических  пистолета.
Внимательно их изучив, он выбрал самый маленький,  снял его с предохранителя
и,  оглядевшись, опустил пистолет  во  внутренний  карман.  Спешно  рассовав
остальное  по  прежним   местам,  он   пустился  в  обратный   путь  заметно
приободренный.
     Возле ведущей к причалу  лестницы громоздились два ряда бочек, поднятых
одна на другую. Харлоу и Рори стояли молча в их тени  с пистолетами в руках.
Они  увидели  шлюпку и  услышали  звук  шлюпочного  мотора. Вот  он замедлил
обороты и стих. Послышались  звуки  шагов  на  деревянных ступенях  причала,
затем  появились две отчетливо  видимые фигуры. Это были  Траккиа и Йонни. У
Траккиа в руках темнела дальнобойная винтовка. Харлоу выскользнул из тени.
     -  Ведите себя спокойно, -  сказал он. - Траккиа, оружие на землю. Руки
вверх  и повернуться спиной ко мне. Не в моих правилах  повторять: первый из
вас,  кто сделает  малейший  намек  на движение, получит пулю  в  затылок. С
четырех футов я  не промахнусь.  Рори, проверь, что у  твоего приятеля и его
дружка в карманах.
     Два пистолета были результатом поисков Рори.
     -  Брось  их в  воду. Подойдите оба. Немедленно за  бочки.  Затем лицом
вниз, руки за спину! Рори, займись приятелем Никки.
     Со  знанием  дела,  полученным от недавней интенсивной  практики,  Рори
связал Йонни шпагатом в две минуты.
     - Ты  помнишь, как  употребляется липкая лента? - поинтересовался затем
Харлоу.
     Рори это знал  и использовал около двух футов  липкой ленты  для  того,
чтобы Йонни на ближайшее время надежно замолчал.
     - Сможет ли он дышать? - спросил Харлоу.
     - Наверное.
     - Впрочем, это  не  имеет  значения. Мы  оставим его  здесь.  Возможно,
кто-нибудь его и найдет сегодня утром. Хотя тоже  не имеет значения. Встать,
Траккиа.
     - Но разве вы не... - заикнулся было Рори.
     - Мистер Траккиа  нам еще пригодится.  Кто  знает,  вдруг есть и другие
сторожа  на  борту  яхты? Траккиа  большой специалист по заложникам, поэтому
превосходно поймет, зачем он нам нужен в дальнейшем.
     - Это облако что-то  не очень  спешит  закрыть луну,  -  заметил  Рори,
взглянув на небо.
     -  Действительно.  Но теперь мы  можем  использовать  другой  шанс. Для
страховки наших жизней мы отправляемся вместе с ним.

     Лодка с  подвесным  мотором двигалась  по блестевшей  от лунного  света
воде. Траккиа сидел под прицелом пистолета Харлоу лицом  к нему. Рори правил
лодкой, зорко глядя вперед. До синей с белым яхты оставалась сотня ярдов.
     В рулевой рубке ее  крепкого телосложения  человек  приложил  к  глазам
бинокль,  и  лицо его исказилось от гнева. Он стиснул зубы, отложив бинокль,
достал из выдвижного ящика стола пистолет и, поднявшись по лестнице на крышу
рубки, лег на ней, став невидимым.
     Маленькая лодка  подошла  к яхте со стороны свисавшей плетеной лестницы
на  корме, и Рори надежно закрепил ее. По  знаку Харлоу первым на палубу под
дулом  пистолета поднялся Траккиа, затем Харлоу. Рори  поднимался последним.
Харлоу коротким жестом  приказал  Рори оставаться  на  месте  и держать  под
прицелом Траккиа, а сам отправился осматривать лодку.
     Минуту  спустя Харлоу, Рори  и  Траккиа, бросавший мрачные  взгляды  по
сторонам, оказались в светлом салоне "Шевалье".
     - Никого, судя по всему, -  заключил Харлоу. - Думаю, миссис Мак-Элпайн
находится  за дверью, которую мы видим  сейчас прямо перед  собой. Мне нужен
ключ, Траккиа.
     - Стоять  и  не  двигаться!  Не поворачиваться!  Бросить  пистолеты!  -
внезапно раздался глубокий голос.
     Харлоу,  не поворачиваясь и  не делая лишних движений, бросил пистолет.
Моряк стоял в дверях салона за их спинами.
     - Отлично проделано, Паули! - Траккиа блаженно улыбался.
     - Мое  почтение,  синьор  Траккиа. - Моряк подался к Рори, презрительно
толкнул его в угол на маленький диванчик,  так  что тот закачался, и, пройдя
вперед, поднял пистолет Харлоу.
     - Бросьте пистолет! Живо! - голос Рори дрожал от волнения.
     Паули  быстро обернулся,  и беспредельное удивление  отразилось  на его
лице. Двумя нетвердыми руками Рори сжимал маленький пистолет.
     - Так, так,  так. Да  это  маленький бравый бойцовый петушок,  - широко
улыбнулся Паули. Он поднял свой пистолет.
     Голова и руки Рори дрожали, как осиновая листва в осеннюю бурю. Он сжал
губы, зажмурил  глаза и  нажал на спусковой крючок.  В маленьком салоне яхты
выстрел прозвучал громоподобно, но его заглушил продолжительный рев, который
издал  от боли раненый  Паули. Замерев от  напряжения, он глядел, как  кровь
струится между пальцами из правого  его плеча, за которое он схватился левой
рукой. Траккиа таким поворотом событий тоже был чрезвычайно ошеломлен. Одной
такой перемены событий достаточно было бы, чтобы вконец упасть духом, но тут
еще  Харлоу нанес  ему  сокрушительный удар левой  рукой  прямо  в солнечное
сплетение. Траккиа согнулся вдвое. Харлоу ударил его со спины по шее, однако
Никки  оказался  крепким малым.  Он  все-таки  сумел прорваться  к  двери  и
выскочить  на палубу. Он метнулся мимо Рори, очень  бледного и обессилевшего
от всех пережитых испытаний до того, что даже не поднял пистолет. И это было
даже  к  лучшему.  Харлоу, выбежавший следом за  Траккиа, вполне  мог  стать
жертвой неумелой стрельбы подростка.
     Рори взглянул на раненого  Паули, затем на  два пистолета, валявшиеся у
его ноги, покраснел и направил пистолет на Паули.
     - Садись! - коротко сказал он, кивнув на диванчик в углу.
     Несмотря на мучительную боль, Паули с готовностью повиновался, не зная,
чего еще  можно ждать от этого шалопая. Поднявшись, он двинулся неуверенно в
угол салона. От боли и страдания, должно быть, синие и зеленые круги плыли у
него перед глазами. Рори прихватил оба пистолета и вышел.
     На палубе  между тем схватка,  со всей  очевидностью, достигла  высшего
напряжения.  Траккиа, ноги  которого  наугад молотили  по  палубе,  а  тело,
прогнувшись  дугой, лежало поперек поручня, так что половина его свесилась к
воде,  изо  всех  сил изворачивался,  пытаясь  ударить  Харлоу по  покрытому
синяками  лицу. Однако удары не достигали  цели. Харлоу, сжимая ему горло, с
непримиримым  лицом толкал его все  дальше и  дальше. Неожиданно он  изменил
тактику и,  сняв правую  руку  с горла Траккиа, подхватил  его  снизу и стал
перекидывать  через  поручень.  Траккиа  закричал  от  ужаса,  и  голос  его
напоминал малопонятное карканье.
     - Я не умею плавать! Я не умею плавать!
     Если Харлоу и разобрал этот крик, то никак  не отреагировал на него. Он
сделал еще одно резкое движение, и, мелькнув в воздухе, тело Траккиа с шумом
исчезло в воде. Худосочные тучи скрыли в этот момент остатки луны. Несколько
секунд  Харлоу,  вынув  фонарик,  вглядывался  в  черную  воду.  Наконец  он
повернулся к Рори.
     -  Возможно,  это и  правда.  Может быть,  он  и в самом деле не  умеет
плавать, - невозмутимо сказал он.
     Рори сорвал с себя куртку.
     - Я умею плавать! Я очень хорошо плаваю, мистер Харлоу!
     Харлоу цепко ухватил его за ворот.
     - Рори, в своем ли ты уме?
     Рори  посмотрел на него долгим взглядом, кивнул, поднял куртку и  начал
надевать ее.
     - Паразиты? - спросил он.
     - Да.
     Они вернулись  в  салон. Паули все еще  неопределенно качал  головой на
диванчике в углу и постанывал.
     - Ключ от каюты миссис Мак-Элпайн, - потребовал Харлоу.
     Паули  кивнул  в сторону выдвижного ящика. Харлоу вынул  ключ  и заодно
достал аптечку из зажима на переборке. Заставив  Паули под угрозой пистолета
спуститься вниз, он втолкнул его  в дверь первой  попавшейся каюты и швырнул
туда же аптечку.
     - Врач будет здесь через полчаса, - сказал он. - И учти,  приятель, мне
совершенно неинтересно,  будешь ли ты жив и  здоров.  -  И он вышел, заперев
каюту.

     А  в каюте напротив возле кровати  сидела женщина лет сорока. Бледная и
худая  от  длительного  заточения, она все  же была необыкновенно красива. И
сразу же  бросалось  в  глаза ее сходство с Мэри.  Полная апатия владела ею,
всем  своим видом женщина  выражала покорную  безнадежность.  Она  слышала и
выстрелы  пистолета и топот ног по палубе над собой, но никак не реагировала
на происходящее.
     Вдруг ключ повернулся в замке, дверь открылась, и в каюту вошел Харлоу.
Женщина не произнесла  ни звука. Он  сделал три шага к  ней,  но  она только
опустила голову, неподвижным взглядом уставившись в пол.
     - Я пришел, чтобы отвезти вас домой. Мари, - очень мягко сказал он.
     Она  медленно повернула к нему  голову,  недоверчиво,  с  изумлением  и
непониманием поглядела на его  изувеченное лицо. Затем  медленно, не доверяя
тому, что увидела,  чуть  улыбнулась дрогнувшими губами, поднялась на  ноги,
сделала несколько неверных шагов навстречу и вдруг обняла Харлоу, уткнувшись
лицом в его плечо.
     -  Джонни, - прошептала она.  - Мой дорогой,  дорогой  Джонни! Что  они
сделали с вашим лицом?
     -  Ничего страшного,  все пройдет со временем, увидите, - бодро ответил
Харлоу.  -  Все  потом,  сейчас  не  будем  обо  всем этом  говорить.  -  Он
успокаивающе погладил  ее по спине.  - Думаю, что тут найдется еще  кое-кто,
кто будет рад вас увидеть, Мария.

     Утверждавший, что  не умеет плавать, Траккиа мощно и уверенно  рассекал
воду. Довольно быстро добравшись до  берега, он выбрался на сушу и из первой
же  телефонной будки заказал разговор  с Виньолем. Он  провел не меньше пяти
минут в ожидании соединения: французское телефонное обслуживание - не лучшее
в мире. Наконец  ему удалось соединиться  с  Джекобсоном. Он был в спальной.
Сообщение Траккиа о вечерних событиях и неудачах было кратким, но могло быть
и еще короче, если бы он не сопровождал его набором пустых, но звучных слов.
     - Вот как получилось, Джек, - закончил Траккиа. -  Этот пройдоха  опять
всех перехитрил!
     Джекобсон сидел на кровати с перекошенным  от злобы  лицом, но контроля
над собой не потерял.
     - Не все  еще  пропало,  -  проговорил  он. - Ну что  ж, еще  одна наша
козырная карта бита. Значит,  нужно взять другую, не  так ли? Ты  понимаешь,
меня? Будь в Бандоле через час. В известном месте.
     - Паспорт?
     - Да.
     -  Возьми  его в спальной тумбочке.  И Христа  ради привези  мне  сухую
одежду, иначе я получу воспаление легких этой ночью.
     Траккиа  покинул телефонную будку. Довольно  улыбаясь, он пошел  занять
позицию в тени бочек, откуда можно было бы безопасно наблюдать за "Шевалье",
и вдруг чуть ли не наступил на связанного Йонни.
     - Боже мой, Йонни, я совсем забыл о тебе. - Связанный и с кляпом во рту
человек смотрел на него с мольбой. Траккиа покачал головой. - Сожалею, но не
могу помочь тебе. Этот негодяй Харлоу  с молодым Мак-Элпайном расправились с
Паули. Я только что оттуда. Через считанные минуты  оба  будут здесь. Вполне
возможно, что  Харлоу проверит, на  месте ли ты.  И если он это сделает и не
застанет тебя, то затеет погоню и поднимет шум, если же  застанет,  то самое
худшее - посчитает нужным продержать тебя еще какое-то время на холоде. А мы
от  этого  выиграем  время.  Когда  они  отсюда  уберутся,  ты  вернешься на
"Шевалье".  Найди  сумку   и  собери  все  бумаги  из  двух  верхних  ящиков
штурманского стола.  Если они попадут в  руки полиции, нам не  поздоровится!
Между прочим, деньки от  этого не станут длинней.  Все это отвезешь  на моей
машине к себе в Марсель и будешь  ждать там. Если успеешь  взять бумаги,  то
будешь спасен. Харлоу определенно не узнал  тебя:  здесь темно,  да  он и не
знает твоего имени. Понятно?
     Йонни мрачно кивнул и отвернулся в сторону гавани. Траккиа тоже кивнул,
собираясь покинуть его, но тут послышался  звук заведенного  мотора - это от
носа  "Шевалье"  отвалила лодка. Пробежав двадцать или  тридцать ярдов вдоль
берега, Траккиа затаился.
     Лодка причалила  поблизости,  первым из нее  выскочил Рори. Он закрепил
лодку у пирса, Харлоу же помог Марии выбраться на причал и  вытащил из лодки
ее   чемодан.  Пистолет   все  это  время   был  у  него  в  руке.  Траккиа,
рассчитывавший устроить засаду для Харлоу, при виде всех  троих благоразумно
отказался от этой мысли. Он знал, что у  него не было никаких шансов: Харлоу
убил бы его не задумываясь.
     Прежде всего Харлоу и в самом деле проверил лежащего Йонни. Склонившись
над ним, произнес:
     "Гляди-ка, еще держится". Потом все трое перешли дорогу, направляясь  к
ближайшей телефонной будке, из которой несколько минут назад звонил Траккиа,
и Харлоу скрылся в ней.
     Траккиа тем  временем  вернулся  незаметно  туда, где  лежал  Йонни. Он
вытащил нож и освободил  его. Йонни сел. Весь вид его выражал, что  он полон
решимости тут же громкими стонами выразить свою боль и страдания. Морщась от
боли,  он сначала растер руки: Рори ведь не очень заботился о кровообращении
в них, когда стягивал  шпагат. Постепенно руки обрели  подвижность, тогда он
сорвал клейкую ленту с лица. Он открыл  уже рот, но Траккиа тут же зажал его
рукой, предотвратив тем самым обильное излияние проклятий.
     - Тихо, -  предупредил Траккиа.  - Сейчас  перейдем на  другую сторону.
Харлоу  в  телефонной  будке. -  Он отпустил  несчастного Йонни. - Когда  он
выйдет,  я  отправлюсь  следом за ними, чтобы  убедиться,  что они  покинули
Бандоль.  Как  только мы исчезнем,  садись в лодку. Иди на веслах. Совсем не
нужно, чтобы Харлоу услышал звук мотора отходящей лодки и вернулся обратно.
     -  Мне?  Грести? -  хрипло  переспросил  Йонни. Он  подвигал пальцами и
передернулся. - Мои руки онемели.
     -  Тогда  скорее  оживляй  их!  -  Траккиа выругался. -  Или  сам скоро
онемеешь.  Вот  они! - Он опять понизил  голос до шепота.  - Харлоу вышел из
телефонной будки. Замри и утихни. Этот  пройдоха слышит падение  листа футов
за двадцать.
     Харлоу, Рори и мисс Мак-Элпайн  вдоль берега отправились вниз по улице,
завернули за угол и пропали из виду.
     - Отправляйся, - приказал Траккиа.  Он проследил, как Йонни зашагал  по
ступенькам причала,  и сам  быстро двинулся вслед за ушедшей троицей. Минуты
три  он следовал  за ними на очень  приличной дистанции, но потерял из виду,
когда они свернули влево  за угол. Он очень осторожно выглянул из-за угла и,
убедившись,  что  дальше  глухой тупик,  сразу  же  отпрянул назад,  услышав
громкий звук заведенного мотора "феррари". Траккиа бросился во тьму заросшей
аллейки.  "Феррари" выскочил из тупика и повернул в  направлении к северу от
Бандоля. А Траккиа вернулся к телефонной будке.
     Ему снова  пришлось ждать,  когда  его соединят с Виньолем. Наконец  он
услышал голос Джекобсона и сказал:
     - Харлоу только что уехал  с  Рори и миссис Мак-Элпайн. Перед  этим  он
звонил  по  телефону,  возможно,   связался  с  Виньолем,   чтобы   сообщить
Мак-Элпайну, что возвращается с его женой. На твоем месте я бы уходил  через
черный ход.
     - Не беспокойся, - уверенно ответил Джекобсон. - Я так  и сделаю,  уйду
по пожарной лестнице.  Все уже уложено  в чемоданы,  два паспорта у  меня  в
кармане. Сейчас я заполняю третий. До встречи.
     Траккиа  повесил трубку и уже открыл дверь телефонной будки, как тут же
отпрянул, застыв, словно  превратившись в камень. Длинный  черный  "ситроен"
бесшумно  скользил  с  погашенными  фарами вдоль  набережной.  Невдалеке  от
причала  машина остановилась. Это  была,  несомненно, полицейская машина без
включенных фар, без сирены, и появилась она здесь с особым заданием. Четверо
полицейских  в форме вышли из нее. Траккиа  приоткрыл дверь телефонной будки
так, чтобы выключилось автоматическое  освещение,  и забился в нее поглубже,
опасаясь, что его могут случайно увидеть. Холодный пот покрывал его.
     Четверо полицейских скрылись  за бочками, там, где только что находился
Йонни,  двое  с  карманными фонарями  в руках.  Они вернулись  секунд  через
десять, один из них нес что-то непонятное.  Траккиа  не смог разглядеть, что
же нес этот третий, но он и так знал, что это шпагат и черная  липкая лента,
которой   был  связан  и   заклеен   Йонни.  Четверо   полицейских,   быстро
посовещавшись, направились  к  причальной лестнице.  Через  двадцать  секунд
гребная лодка бесшумно отвалила от пристани в сторону "Шевалье".
     Траккиа  вышел из  будки со сжатыми  кулаками, лицо его было  мрачным и
злым, грубые  ругательства срывались с  его  языка.  Единственное  цензурное
слово,  повторяемое им при этом, было "Харлоу". Со всей очевидностью Траккиа
стало ясно, что  этот "негодяй"  звонил  вовсе не в Виньоль, а в полицейское
дежурное отделение.

     Мэри переодевалась к ужину, когда в дверь  к ней постучали. Она открыла
и увидела Джекобсона.
     - Можно ли с вами  поговорить наедине, Мэри?  Это очень важно, - сказал
он.
     Она  удивленно поглядела  на него и  распахнула дверь, жестом приглашая
механика войти. Джекобсон плотно прикрыл за собой дверь.
     - Что за важность? Чего вы хотите? - удивленно спросила Мэри.
     Неожиданно Джекобсон выхватил пистолет из-за пояса.
     -  Я попал в переделку,  и сейчас мне не до соблюдения формальностей  и
правил приличия. Мне  нужна безопасность. Соберите самое необходимое в сумку
и дайте сюда свой паспорт.
     - Вы с  ума сошли? - спокойным голосом  спросила девушка, но в глазах у
нее все-таки был страх.
     - Сейчас не до благоразумия.
     - Но почему я?
     - Начинайте собираться.
     Мэри послушно  вынула  из гардероба  маленький  чемоданчик, неторопливо
начала складывать в него необходимые вещи.
     - Почему именно я? - повторила она свой вопрос.
     - Потому что ваш возлюбленный Джонни вернется сюда через час. И с вашей
матерью. Она была гарантией моей безопасности. Теперь мне необходима другая.
     - Вы сказали, что Джонни... - Мэри недоверчиво уставилась на него.
     - Да. Он разыскал вашу мать! - В тоне и лице Джекобсона сквозила злоба.
- Он ловкий, хитрый, упорный, бессовестный молодой негодяй!
     - Слышать это от вас для меня и для него высшая похвала. Я полагаю, что
буду номером восемь.
     - Что вы хотите сказать?
     -  Восемь следует  за  семью.  Джек и Гарри,  два  механика  в Марселе,
которые  слишком  много узнали.  Близнецы Твидлди и  Твидлдам, которые  тоже
слишком много знали.  Луиджи, которого вы отравили цианидом. Джету.  Младший
брат Джонни Джим, который погиб  в Испании на  гонках  Гран При.  И  наконец
попытка  убить самого  Джонни  на  гонках  Гран  При  во Франции,  когда  вы
исправляли сломанный рычаг подвески  и поврежденные гидравлические тормозные
шланги, за чем он вас и сфотографировал.
     - Иисус! - Джекобсон был потрясен. - Кто наговорил вам всю эту ерунду?
     - Это не ерунда.  Это правда. Джонни мне все  рассказал.  Вы виноваты в
смерти  семерых.  Разве  еще  одна смерть  что-то будет значить  для вас?  -
Непослушными  руками она попыталась закрыть  чемоданчик. - Я буду восьмой. Я
это знаю. Но предупреждаю вас, мистер Джекобсон: Джонни Харлоу разыщет вас и
на краю света.
     Джекобсон подошел к кровати, нервно захлопнул замок на чемоданчике.
     - Нам лучше поскорее уйти.
     - Куда же вы хотите меня сейчас забрать?
     - В Колле. Нам надо ехать. - Он угрожающе поднял пистолет.
     - Лучше прикончите номер восемь прямо сейчас.
     - Двигайтесь скорее.  -  Голос Джекобсона  был резким, но в  нем была и
искренность.  -  Я  не  веду войну  с женщинами.  Вы  будете свободны  через
двадцать четыре часа.
     - Через двадцать четыре часа я буду мертва. - Она взяла свою сумочку. -
Можно мне пройти в ванную комнату? Меня сейчас вырвет!
     Джекобсон открыл дверь в ванную и оглядел ее. Ни окна. Ни  телефона. Он
пропустил Мэри в дверь. Она вошла и закрыла за собой дверь. Вынув из сумочки
ручку,  нацарапала несколько слов на листке туалетной бумаги, бросила его за
дверь  и вышла.  Джекобсон  ждал ее.  В  левой руке он держал чемоданчик,  в
правой, засунутой глубоко в карман куртки, пистолет.

     Доплыв  на  лодке  до "Шевалье"  и  поднявшись на  яхту,  Йонни  сложил
последние документы из штурманского столика в большой объемистый портфель и,
оставив его на диванчике, спустился в общую каюту. Минут пять он лихорадочно
запихивал  в парусиновую сумку все попадающиеся  под руку вещи. Затем обошел
другие  каюты в  надежде обнаружить  деньги  или  ценные  вещи. Поиски  были
успешными.  Найденное  он  складывал в  ту же  самую сумку.  Наполнив  ее  и
застегнув с трудом "молнию", он отправился в кают-компанию. Йонни оставалось
преодолеть четыре  ступеньки до  конца трапа, как внезапно представшая перед
его глазами картина заставила его замереть.
     Четверо крупных полисменов удобно расположились на  диванчике в салоне.
Сержант  с портфелем  Йонни  на  коленях, облокотившись на него,  целился из
пистолета прямо в сердце Йонни.
     - Решил переменить место, Йонни? - спросил он.


Глава 12


       И вновь  "феррари"' мчался сквозь тьму.  Харлоу не очень  спешил,  он
уверенно  вел  машину. Торопиться  из Марселя в Виньоль ему вроде бы не было
никакой  причины.  Миссис Мак-Элпайн  сидела  рядом  с  ним, набросив ремень
безопасности, на заднем сиденье дремал утомленный Рори.
     -  Как  видите,  в  действительности  все  оказалось  очень  просто,  -
проговорил  Харлоу.  -  Джекобсон  был тайным  руководителем этой  заурядной
операции. А  братья  Марцио - реальными исполнителями ее.  Во всяком случае,
именно у Джекобсона родилась идея делать ставки на гонках на  Гран При, и он
подставлял меня, подкупая каждый раз не менее пяти гонщиков. Плюс столько же
механиков, рисуя им будущее изобилие при условии помощи с их стороны. Он был
настолько  сообразителен,  что не стал  рисковать, предлагая мне взятки, но,
оттого что я был постоянно первым, его бизнес терпел ущерб, и очень крупный.
Вот  почему  он  хотел  убить меня в  Клермон-Ферране.  Я могу  это доказать
многими фотографиями и кинопленкой.
     Рори сонно шевельнулся на заднем сиденье.
     - Но как он мог это сделать, когда вы были на треке?
     -  Мне  или   другим.   Двумя  путями:   радиоуправляемым  детонатором,
взрывающим подвеску  колес,  или же  химикалиями,  подсыпанными в  тормозную
систему.  Предполагаю,  что от  взрыва детонатора  ничего бы  не осталось  и
случившееся  приняли бы за несчастный  случай,  а не за чей-то "подарок". На
снимках и кинопленке  ясно  видно, как Джекобсон заменяет подвеску  колеса и
тормозную систему.
     -  Выходит,  поэтому  он  и  предпочитал  один  осматривать испорченную
машину? - догадался Рори. Харлоу кивнул утвердительно.
     -  Но как...  как решились  вы пойти на то, чтобы так скомпрометировать
себя,  изображая  перед  всеми,  будто  опускаетесь?  - не  понимала  миссис
Мак-Элпайн.
     - Конечно, это было не очень  приятно. Но я знал, что моя жизнь слишком
открыта для всеобщего обозрения. Я не могу зубы почистить, чтобы об этом уже
не узнали. Тогда я решил, что должен сделать что-нибудь такое, после чего на
меня стали  бы  меньше обращать  внимания:  выйти из-под  освещения  и стать
отверженным. Все это оказалось не таким уж трудным  делом.  А вот  водителем
транспортера я стал, чтобы узнать, в самом  ли деле  они хранят  наркотики в
гараже "Коронадо" или нет. Это так и оказалось.
     - Наркотики?
     -  Пыль.  Так  называется на  европейском  жаргоне  героин. Моя дорогая
Мария, пыльная смерть уносит гораздо больше жизней, чем несчастные случаи на
гонках, где установлен контроль за всеми. Многие  добровольно идут по дороге
пыльной смерти.
     Мария содрогнулась от этих слов.
     - Дорога пыльной смерти... И Джеймс знал об этом, Джонни?
     -  Шесть  месяцев  назад  он узнал,  что  для  этой  цели  используется
транспо.. Однако, как ни странно, он никогда не подозревал  Джекобсона.
Наверное, потому, что долго работал с ним бок о бок, как я предполагаю.  Тем
или иным  путем  они должны были заставить его замолчать. Вы оказались  этим
залогом  его молчания. Его же еще и шантажировали после вашего исчезновения,
ему  приходилось платить по двадцать пять  тысяч  фунтов  в  месяц, чтобы вы
остались в живых.
     Мария задумалась.
     - А знал ли Джеймс, что я жива? - спросила тихо она.
     - Да.
     - Но он знал и про героин... все эти месяцы он знал. Только представьте
себе, сколько людей разорилось, погибло. Представьте все это...
     Харлоу взял ее правую руку и нежно пожал ее.
     - Думаю, Мария, все это произошло от любви к вам.
     Выскочившая навстречу  машина  шла  с  одними  зажженными подфарниками.
Харлоу выключил  фары дальнего  света. На мгновение идущая  навстречу машина
включила дальний свет и вновь выключила его. Водитель  ее повернулся к своей
пассажирке, девушке со связанными руками, которая сидела рядом с ним.
     - Те! Те! Те! - насмешливо произнес Джекобсон. - Молодой рыцарь едет не
в том направлении.
     А миссис Мак-Элпайн в "феррари" спросила с волнением в этот момент:
     - Джеймса могут привлечь за его... его соучастие в торговле героином?
     - Джеймс никогда не предстанет перед судом.
     - Но героин...
     - Героин? Героин? - сказал Харлоу. - Рори,  ты слышал, чтобы кто-нибудь
здесь говорил про героин?
     - Мама  многое пережила в  последнее время, мистер Харлоу. Я думаю,  ей
все просто послышалось.

     "Остин-мартин"  остановился  возле  темного  кафе на  окраине  Бандоля.
Внезапно  появился окоченевший  Траккиа,  которого до  костей проняла ночная
прохлада, по-хозяйски плюхнулся на заднее сиденье "остин-мартина".
     - Комплект со страховочным полисом, как вижу, - сказал он. - Ради Бога,
Джейк, остановись у первой же группы деревьев, когда выедем из Бандоля. Если
я немедленно не сменю мокрую одежду на сухую, то отправлюсь к праотцам.
     - Хорошо. А где же Йонни?
     - За решеткой.
     - Иисус! - Обычно флегматичный, Джекобсон был сражен этим  известием. -
Как это произошло?
     - Я послал Йонни  покачаться  на яхте, перед тем как  позвонить тебе. Я
велел  ему  привезти  все  бумаги  и  документы  из   двух  верхних   ящиков
штурманского стола. Ты знаешь, какое они имеют значение, Джейк.
     - Знаю, - в голосе Джекобсона прозвучал стальной холодок.
     -  Помнишь, я сказал тебе, что Харлоу  звонил  в  Виньоль? Это  не так.
Проходимец звонил в Бандоль,  в  полицию. Едва я отошел от телефона, как они
появились. С этим я уже ничего не мог поделать. Они отправились на "Шевалье"
и схватили Йонни на месте.
     - А как же бумаги?
     - Один из полицейских, я видел, нес с собой объемистый портфель.
     - Не сомневаюсь, что этот чертов Бандоль - очень вредное место для нас.
- Джекобсон успел обрести обычную невозмутимость.  Он  вел  машину  в  своей
обычной  показной манере, привлекая к себе внимание. Они выехали за окраину,
и  он  продолжил  разговор:  -  Вот,  значит, как  получилось.  С бумагами и
кассетой  операция  провалилась.  Термине  фине. Конец  пути. -  Он выглядел
необыкновенно спокойным.
     - Так что теперь?
     -  Операция  исчезновения. Я много  месяцев готовил этот  план.  Первая
остановка будет на нашей квартире в Кунео.
     - О ней никто не знает?
     -  Никто.  Кроме  Вилли. Но он не станет болтать.  Кроме того, никто не
знает наших имен. - Он остановился возле деревьев.  - Багажник не заперт,  в
сером чемодане найдешь все, что нужно. Мокрую одежду оставь под деревом.
     - Зачем? Новый хороший костюм и...
     - А  что произойдет,  если  при  осмотре  таможенники обнаружат  мокрый
костюм?..
     -  Ты  прав,  -  согласился  Траккиа,  выскакивая  из машины. Когда  он
вернулся через две или три минуты, Джекобсон уже сидел на заднем сиденье.
     - Ты предлагаешь мне вести машину? - удивился Траккиа.
     - Нам  ведь надо  торопиться, а  мое имя не  Николо  Траккиа. - А когда
Никки  завел  мотор,  продолжил:  -  Мы  не  должны  иметь  неприятностей  с
таможенниками и полицией в Коль де Тенде. Они получат сообщение только через
час. Вполне возможно,  что Мэри  вообще еще  не хватились. Кроме того, у них
нет никаких предположений о том, куда мы можем с ней направляться. У них нет
резона  оповещать  пограничную  полицию.  Но  во  время нашего пребывания  в
Швейцарии могут начаться сложности.
     - Как так?
     - Два часа в Кунео. Там переменим "остин" на "пежо". Возьмем кое-что из
вещей,  другие паспорта  и удостоверения. Но сначала вызовем  Эриту и нашего
приятеля фотографа.  За час Эрита превратит Мэри в блондинку, а наш приятель
очень  быстро  сделает  нам британские  паспорта. Затем двигаем в Швейцарию.
Если к тому времени уже будут  получены  наши приметы, то парни-пограничники
могут  быть начеку.  Если  только  эти кретины  вообще могут  быть начеку  в
середине ночи. Но они будут искать мужчину и брюнетку в "остин-мартине"... А
увидят  двух мужчин и  блондинку в  "пежо", с паспортами,  в которых  совсем
другие имена.
     Траккиа  теперь гнал машину на предельной  скорости, и ему  приходилось
кричать.
     "Остин-мартин"  прекрасная машина, но  мотор ее не  для  обычных машин;
критически  настроенные  знатоки  недоумевали,  каким  образом  на  ней  мог
оказаться мотор  от тракторов фирмы "Давид Браун". "Феррари" и "Ламборгини",
как  было  известно, связывали с ним  название самого  скоростного грузовика
Европы.
     - Ты очень самоуверен, Джейк, - заметил Траккиа.
     - Да, знаю.
     Траккиа взглянул на сидевшую рядом с ним девушку.
     - А Мэри? Видит Бог, мы не ангелы, но я бы не хотел, чтобы с ней что-то
произошло.
     -  Ничего и не случится.  Я уже  говорил, что  с  женщинами не воюю,  и
сдержу свое  слово.  Она для нас как страховой  полис  нашей безопасности от
погони.
     - Или от Джонни Харлоу...
     - Или от Харлоу. Когда прибудем в Цюрих, сходим по очереди в банк, пока
один  будет выписывать  и получать деньги,  другой  посторожит заложницу.  А
потом мы летим в неведомые прекрасные дали.
     - А не думаешь ли ты, что в Цюрихе у нас могут быть сложности?
     -  Никаких.  Мы  ведь избежали ареста, так что цюрихские друзья  нас не
выдадут, прикроют.  Кроме того,  у нас  же другие  имена и  номерной счет  в
банке.
     - Неведомые  прекрасные  дали?  Это  с  разосланными-то  по  телепринту
фотографиями в каждом аэропорту мира?
     - Нет, только в главных по списку аэропортах. А вокруг еще масса мелких
летных полей.  Например,  в  Клотене  есть  частный  аэродром, и у меня  там
водится дружок пилот. Он оформит нам маршрут на Женеву, и нам не нужно будет
даже предъявлять  паспорта  таможенникам. Мы  высадимся в каком-нибудь тихом
местечке по дороге в Швейцарию. В крайнем случае, он всегда  может сослаться
на то, что его  заставили угнать самолет. Десять  тысяч швейцарских  франков
свое дело сделают.
     -  Ты все  продумал,  Джейк!  - В  голосе  Траккиа слышалось  искреннее
восхищение.
     - Я пытаюсь, - Джекобсон произнес это с необычной для него скромностью.
- Я пытаюсь.

     Красный  "феррари"  остановился возле  шале в Виньоле. Мак-Элпайн обнял
плачущую жену, и все же выглядел он не особенно счастливым.
     Даннет подошел к Харлоу.
     - Каково самочувствие, парень?
     - Скверное - должно быть, переутомление.
     - У меня плохие новости, Джонни. Сбежал Джекобсон.
     - Он не уйдет. Я возьму его.
     - Но это еще не все, Джонни.
     - А что еще?
     - Он увез с собой Мэри.
     Харлоу  застонал,  израненное лицо  его  стало совершенно  неподвижным,
будто окаменевшим.
     - Знает ли об этом Джеймс? - спросил он.
     - Я только что сказал ему. И сейчас он, наверное, говорит об этом своей
жене. - Он протянул записку Харлоу. - Я нашел это в ванной комнате Мэри.
     Харлоу взглянул на листок: "Джекобсон увозит меня в Кунео". Он помолчал
немного.
     - Я отправляюсь следом, - сказал он.
     - Но это невозможно! Вы совершенно измотаны. Вы на себя не похожи.
     - Нет, ничего. Поедете со мной?
     Даннет понял безвыходность положения.
     - Уговорили. Но я безоружен.
     -  Оружие  у  нас имеется, - вставил Рори. Он быстро  достал все четыре
пистолета для подтверждения своих слов.
     - У нас? - спросил Харлоу. - Ты не едешь.
     -  Хочу  напомнить  вам,  мистер Харлоу,  - заговорил  Рори официальным
тоном, - что дважды спасал вам жизнь. А Бог любит троицу. Разве я не прав?
     - Ты прав, - сдался Харлоу.
     Мак-Элпайн и его жена, не в силах что-либо говорить, глядели на них. На
лицах  их отражалась  сейчас целая  гамма  самых противоречивых  чувств - от
радости до горькой растерянности.
     - Алексис  рассказал мне все, - произнес наконец  Мак-Элпайн со слезами
на глазах. - Я никогда не смогу отблагодарить вас,  никогда у меня не хватит
сил, чтобы  окупить все, что вы  сделали,  и вся моя жизнь слишком  коротка,
чтобы  оплатить  вам  свой  долг.  Вы  пожертвовали  своей  карьерой,  своим
положением, чтобы вернуть Марию.
     - "Пожертвовал карьерой",  -  хмыкнул Харлоу. - Глупости - будет другой
сезон. - Он невесело  улыбнулся. - Жаль только, он будет проходить без наших
главных противников. - Он  улыбнулся снова,  на этот раз  бодро. - Я привезу
Мэри. С вашей помощью, Джеймс. Вас  везде знают. Вы знаете всех, и к тому же
вы милли Есть только один путь отсюда  до Кунео. Позвоните какой-нибудь
крупной  транспортной фирме  в  Ницце.  Предложите  им десять  тысяч  фунтов
стерлингов за то, чтобы  они блокировали дорогу со стороны Франции в Коль де
Тенд. Мой паспорт забрали. Понимаете?
     - Мой  друг  в Ницце  сделает  все без  всяких оплат.  Но для чего это,
Джонни? Это ведь дело полиции.
     - Нет. Мне не по душе континентальный обычай  сначала изрешетить пулями
преследуемую машину, а потом уже задавать вопросы. Я хочу...
     - Джонни, какая разница, кто первым  их  остановит, вы или полиция. Эти
двое меня низвергнут. То, что знают эти двое, узнают все.
     - Есть  еще третий  человек, Джеймс, -  мягко  напомнил Харлоу. - Вилли
Нойб  Но этот никогда не  заговорит. За похищение человека  он  получит
десять лет тюрьмы. Вы плохо слушали меня, Джеймс. Звоните в Ниццу. Звоните в
Ниццу сейчас же. Я все сказал. Я привезу Мэри обратно.
     Мак-Элпайн  и  его  жена  еще  долго   стояли  одни,   прислушиваясь  к
затихающему вдали шуму мотора "феррари".
     - Что он имел в виду, Джеймс? Почему он сказал, что  сам  привезет Мэри
обратно? - допытывалась Мария у Мак-Элпайна.
     - Я должен немедленно позвонить в Ниццу, - вместо ответа сказал ее муж.
-  Потом мы  поужинаем и отправимся  спать. Мы  больше  ничем не  сможем  им
помочь. - Он  помолчал, потом с печалью добавил: - У  меня  тоже есть предел
возможностей. Мне не по силам то, что делает Джонни Харлоу.
     - Что он имел в виду, Джеймс?
     - То, что сказал. - Мак-Элпайн крепко  обнял жену за плечи. - Он вернул
тебя, не так ли? Он привезет и  Мэри. Разве ты не знаешь, что они любят друг
друга?
     - Что он имел в виду, Джеймс? - настаивала Мария.
     - Он имел  в виду, что никто больше не увидит  Джекобсона и  Траккиа, -
сказал Мак-Элпайн невесело.

     Ночная поездка в Коль де Тенд - эта погоня на предельной  скорости  и с
нарушением  всех  правил  -  останется, без сомнения,  на всю жизнь в памяти
Даннета и Рори. Харлоу всю свою волю  сосредоточил на управлении машиной, по
мнению  же  Даннета  и  Рори,  он  просто  выжимал  из  нее  все,  сверх  ее
возможностей.  Когда  они  мчались по  автостраде  между  Каннами  и Ниццей,
Даннет, взглянув на спидометр, заметил, что он показывает двести  шестьдесят
километров в час, то есть сто шестьдесят миль в час.
     - Можно я выскажу свою точку зрения? - спросил он.
     Лишь на секунду бросил на него взгляд Харлоу.
     - По делу.
     -  Иисус  Христос  Всемогущий.  Вы суперзвезда.  Лучший  водитель  всех
времен. Но это уж слишком...
     - Придержите  язычок,  - мягко оборвал  его Харлоу. - Мой будущий шурин
сидит сзади.
     - Значит, таков ваш жизненный путь?
     - Конечно. - Пока Даннет с отчаянием  хватался  при  резких заносах  за
любые попадавшиеся  под  руку предметы, Харлоу  сбросил скорость и под  визг
колес срезал  угол на скорости почти сто миль в час, он снизил ее затем еще,
до семидесяти  миль. - Но  вы все же  должны согласиться, что это лучше, чем
быть чиновником, - усмехнулся он.
     - Иисус! - Ошеломленному Даннету ничего не оставалось, как закрыть рот,
глаза и погрузиться в молчание. Он очень переживал.

     Автострада No  204 между Ниццей и  Ла  Жиандоль с  поворотом дороги  на
Вентилем была очень извилистой, с живописными крутыми поворотами и спусками,
подъемами до трех  тысяч футов,  но Харлоу  мчался так, будто ехал по ровной
прямой автостраде. Вскоре не только Даннет, но и Рори закрыл глаза:
     оба,  конечно, были утомлены, но больше  оттого, что им невыносимо было
глядеть на эту бешеную гонку.
     Дорога была пустынной. Прошли через Коль  де Бро, проскочили Соспель на
сумасшедшей скорости, влетели  в Ла Жиандоль, не  встретив  ни одной машины,
что  было  все же некоторым облегчением для  их  нервного напряжения.  Затем
повернули  на север через Соарж, Фонтан и наконец  въехали  в Тенд. Едва они
оставили его позади, как Деннет задвигался и открыл глаза.
     - Я еще живой? - спросил он.
     - Думаю, что так. Даннет протер глаза.
     - А что вы говорили недавно про своего шурина?
     -  После этого "недавно" уже прошло много времени. - Вид у  Харлоу стал
задумчивый. - На  мой  взгляд, семейству Мак-Элпайна  требуется  прис Я
думаю, что это надо сделать официально.
     - Вы уже сговорились? Помолвлены?
     -  Конечно  нет.  Я  еще не  спрашивал  согласия Мэри. У меня  для  вас
новость, Алексис. Машину  обратно  в  Виньоль поведете  вы, потому что я уже
сейчас засыпаю. Повезете обратно нас с Мэри.
     - Вы еще не спрашивали ее согласия, а уже  уверены,  что  привезете  ее
обратно... - Даннет взглянул на  Харлоу с  недоверием  и покачал  сокрушенно
головой.  - Вы, Джонни Харлоу, самый большой наглец из  всех,  кого я знал в
жизни.
     - Не оскорбляйте достоинства  моего будущего свояка,  мистер Даннет,  -
сонным голосом проговорил с заднего  сиденья  Popи. - Между  прочим,  мистер
Харлоу, если  я  на самом деле стану  вашим шурином, смогу ли  я  вас  звать
просто Джонни?
     - Можешь  называть  меня  как  угодно, дорогой,  - улыбнулся Харлоу.  -
Только разговаривай всегда в уважительном тоне.
     -  Да, мистер  Харлоу,  Джонни.  Я  согласен. Смотрите,  смотрите...  -
вскричал он.
     Впереди   замаячили  сигнальные  огни  машины,  петлявшей   по  опасным
поворотам дороги на Коль де Тенд.
     - Я уже давно ее заметил. Это Траккиа.
     - Почему вы так решили? - Даннет поглядел туда же.
     - По двум причинам. - Харлоу вдвое уменьшил скорость. - Из всех людей в
Европе не отыщется  и полдюжины водителей  машин,  которые  могут  по  такой
дороге вести машину так, как идет эта.  - Он еще  сбросил скорость  и прошел
поворот с абсолютным спокойствием владеющего собой человека, будто сидел  не
за рулем, а в  церкви на проповеди. - А во-вторых, подобно тому, как знатоку
искусства можно показать полсотни самых разных  картин, и он сразу определит
имена художников,  - я не  говорю о таких разных мастерах,  как  Рембрандт и
Ренуар, речь  идет о  художниках  одной  живописной школы, -  так по технике
вождения я могу определить  любого  гонщика из тех,  кто принимал участие  в
мировых состязаниях  на  Гран При. К  тому же  гонщиков  на Гран При гораздо
меньше,  чем  художников.  Траккиа всегда притормаживает перед  поворотом  и
сразу же  после него внезапно наращивает скорость. - Харлоу провел "феррари"
на  поворот  под  протестующий  визг колес  к  следующему повороту.  -  Это,
несомненно, Траккиа.

     Это был и в самом деле Траккиа. Сидящий рядом с ним  Джекобсон тревожно
поглядывал в заднее окно.
     - Кто-то движется следом за нами, - заметил он.
     - Это общая дорога. Кто угодно может ехать по ней.
     - Поверь мне, Никки, это не кто угодно.
     А в это время в "феррари" Харлоу сказал:
     - Считаю, что нужно приготовиться. - Он  нажал кнопку и открыл  боковое
окно. Потом достал пистолет и положил его рядом с собой. - Я буду весьма вам
обязан, если никто из вас не застрелит Мэри.
     - Будем надеяться, что туннель успели блокировать, - проговорил Даннет.
Он тоже достал пистолет.
     Туннель  был  действительно  блокирован, прочно  и  основательно. Очень
длинный   фургон   для   перевозки   мебели  стоял  по   диагонали,  надежно
перегораживая вход в него.
     "Остин-мартин"  сделал  последний  поворот,  Траккиа  грубо выругался и
резко остановил машину. И он, и  Джекобсон в ожидании глядели в заднее окно.
В глазах Мэри мелькнула надежда.
     -  Только  не  говори мне, что этот  чертов ящик  стоит здесь случайно!
Поворачивай машину, Никки! Господи, это они! - воскликнул вдруг Джекобсон.
     "Феррари" прошел  последний поворот и  устремился прямо на них. Траккиа
сделал отчаянную попытку вырваться  и развернуть свою машину, но его  маневр
был  разгадан  Харлоу, который  затормозил свой "феррари" сбоку от "остина".
Джекобсон, выхватив пистолет, выстрелил наугад.
     - Джекобсона! - крикнул Харлоу. - Не Траккиа! Можете убить Мэри!
     Окна обеих машин разом покрылись множеством трещин. Джекобсон пригнулся
для безопасности,  но  сделал это с опозданием. Две  пули вошли в его  левое
плечо. Одновременно  Мэри, открыв дверцу,  выскочила  наружу так быстро, как
позволяла ей раненая  нога. Никто из находящихся с ней в "остине" не заметил
ее исчезновения.
     Траккиа,  не  поднимая  головы,  каким-то  образом  все  же  исхитрился
развернуть машину и беспрепятственно помчался обратно. Четыре секунды спустя
после  того,  как Даннет  буквально втащил  Мэри в машину,  "феррари" рванул
следом  за  "остином".  Харлоу, не  чувствуя  боли,  ударом  кулака  высадил
ветровое  стекло.  Даннет  довершил эту  работу, выбивая оставшиеся  осколки
пистолетом.
     Несколько  раз за это время Мэри  вскрикивала от страха,  когда  Харлоу
бросал "феррари" в виражи на поворотах дороги к Коль де Тенд. Рори, обхватив
рукой сестру,  пытался без слов  успокоить ее. Но  чем дальше, тем очевиднее
страх  Мэри  перерастал  в  ужас.  Даннет,  стрелявший в боковое  окно, тоже
выглядел не  особенно  бодро.  Только  Харлоу  был, как  обычно, спокоен. Со
стороны  можно было подумать, что машину ведет безумец,  но Харлоу полностью
контролировал ситуацию. Под визг  покрышек на поворотах и рев работающего на
пределе  двигателя  он  спускался  к  Коль  де  Тенду так,  как  не  решался
спускаться  ни один человек раньше  и наверняка не будет спускаться  ни один
человек впредь. К шестому повороту всего только несколько футов отделяло его
от "остина".
     - Не  стрелять!  - крикнул  Харлоу  Даннету.  Ему приходилось напрягать
голос из-за дикого шума.
     - Почему?
     - Потому что это ничего не решит!
     "Остин" шел всего лишь на корпус впереди "феррари" и сделал рискованный
левый  поворот  на очередном  зигзаге  серпантина. Харлоу увеличил скорость,
вместо того чтобы  затормозить,  взял вправо,  и  машина его заняла половину
дороги,  словно ее занесло на  повороте,  так что  создалось на доли секунды
впечатление,  будто она  вышла  из-под  контроля.  Харлоу  рассчитал все  до
последней степени:  бок "феррари" с силой ударил по "остину".  "Феррари", на
миг приостановившийся  от удара,  отбросило  к средней разделительной  линии
дороги.  "Остин"  же  двигался  по   диагонали,  он   потерял  управление  и
заскользил,  крутясь,   к   самой  кромке   дороги,  за  которой  начиналась
шестисотфутовая чернеющая пропасть ущелья.
     Харлоу  выскочил  из остановившегося "феррари"  как  раз  тогда,  когда
раскачивающийся "остин" скрылся в ущелье. Джонни вместе с друзьями подошел к
его краю, вглядываясь вниз.
     Скатываясь  в  пропасть,  "остин"  все  еще  медленно  переворачивался.
Зрелище было жуткое. Минуту  спустя  он исчез  в  невидимой глубине  ущелья.
Короткий громоподобный  взрыв донесся  оттуда, и брызги  оранжевого  пламени
озарили дорогу и  стоящих на ней людей. А потом  наступило безмолвие и тьма.
Все  четверо,  замерев, стояли  потрясенные увиденным  и  пережитым.  Первой
пришла  в  себя  Мэри. Она вздрогнула, будто очнувшись,  и  спрятала лицо на
плече Харлоу. Он обнял  ее, крепко прижал  к себе, но  глаза его по-прежнему
были прикованы к бездне,  хранившей, казалось, одному  только ему  известные
тайны...

     *1 - Бастард (бран.) - помесь, ублюдок, незаконнорожденный с претензией
на голубую кровь. (Прим. переводчика.)
     *2  -  Флоренс   Найтингейл  -   английская  медсестра,  организатор  и
руководитель отряда санитарок во время Крымской войны 1853-1856гг.

     &: The Stainless Steel Cat ([email protected])