Любовь ЛУКИНА
                              Евгений ЛУКИН
                              
КАНИКУЛЫ И ФОТОГРАФ                                    1
                              
За "Асахи Пентакс" оставалось выплатить немногим больше  сотни.  Стоя
  над огромной кюветой, Мосин метал в проявитель листы фотобумаги. Руки  его
  в рубиновом свете лабораторного фонаря казались окровавленными.
       Тридцать копеек, шестьдесят копеек, девяносто, рубль двадцать...
       На семи рублях  пятидесяти  копейках  в  дверь  позвонили.  Мосин  не
  отреагировал. И только  когда  тяжелая  деревянная  крышка  опустилась  на
  кювету с фиксажем, скрыв от посторонних глаз левую продукцию, он распрямил
  натруженный позвоночник и пошел открывать.
       - Мосин, тебе не  стыдно?  -  с  порога  спросил  инженер-конструктор
  Лихошерст.
       Мосин хлопнул себя по лбу, но затем, спохватившись, переложил  ладонь
  на сердце.
       - Валера! - страстно сказал он. - Честное слово, фотографировал.  Но,
  понимаешь, пленку перекосило.
       - Голову оторву, - ласково пообещал Лихошерст.
       Мосин обиделся.
       - Правда перекосило... - И, понизив голос,  поинтересовался:  -  Тебе
  пеньюар нужен?
       - Не ношу, - сухо ответил инженер.  -  И  не  заговаривай  мне  зубы.
  Завтра утром стенгазета должна быть на стенде!
       Мосин открыл "дипломат" и достал оттуда фирменный целлофановый пакет.
       - Розовый. Английский, - сообщил он с надеждой. - У твоей жены  какой
  размер?
       Лихошерст насмешливо разглядывал неширокую мосинскую грудь, обтянутую
  бледно-голубой тенниской, на котором  жуткая  акула  старательно  разевала
  пасть, готовясь заглотить безмятежную красавицу в темных очках.
       - Растленный ты тип, Мосин. Наживаться за счет редактора стенгазеты -
  все равно что грабить вдов и сирот. Если не секрет, откуда у тебя пеньюар?
       Мосин смутился и пробормотал что-то  о  родственнике,  приехавшем  из
  Караганды.
       - В общем, работай, - не дослушав, сказал Лихошерст. - И чтобы  после
  обеда фотографии были, а то утоплю в проявителе.
       Мосин закрыл  за  ним  дверь  и  с  минуту  неприязненно  смотрел  на
  фирменный пакет. В списке тех, кому он собирался сбыть пеньюар,  Лихошерст
  стоял последним. Надо же - так  промахнуться!  Интуиция  говорила,  что  с
  руками оторвут, а вот поди ж ты...
       Мосин меланхолично перебросал снимки в промывку и - делать  нечего  -
  пошел выполнять задание. Нужно было сфотографировать двор НИИ, причем так,
  чтобы беспорядок у дверей склада сразу бросался в глаза.
       Он  отснял  пару  кадров  с  близкого  расстояния,  потом  попробовал
  захватить широкоугольником весь двор. Для этого пришлось  отойти  к  самой
  стене и даже влезть в заросли обломанной сирени.
       Где-то неподалеку задорный  молодой  голос  что-то  лихо  выкрикивал.
  Звук, казалось, шел прямо из середины куста.
       Мосин раздвинул ветки и  обнаружил  в  стене  дыру.  Кричали  на  той
  стороне. Он заглянул  в  пролом  и  увидел  там  босого  юношу  в  розовой
  кружевной рубашонке до пупа и защитного  цвета  шортах,  который,  ахая  и
  взвизгивая, рубил кривой старинной саблей головы репейникам. Делал он  это
  самозабвенно, но неуклюже. Метрах в  сорока  высилась  рощица  серебристых
  шестов разной высоты и торчали какие-то многоногие штативы. Мосин ахнул.
       ЗА СТЕНОЙ, ПО СОСЕДСТВУ  С  НИМ,  РАБОТАЛА  КИНОГРУППА!  И,  СУДЯ  ПО
  ОБОРУДОВАНИЮ, ИНОСТРАННАЯ.
       Парень с саблей явно не  репетировал,  а  развлекался.  Предположение
  оказалось верным: на рубаху раздраженно заорали. Тот обернулся на крик и с
  индейским воплем принял оборонительную  позицию.  Тогда  к  нему  подбежал
  технический работник в серебристой куртке и отобрал саблю.
       Мосин рассмеялся. Легкомысленный статист ему понравился.
       К сожалению, досмотреть, чем кончится конфликт, было  некогда.  Мосин
  вернулся в лабораторию, проявил пленку и решил,  что,  пока  она  сушится,
  стоит побывать за стеной.  Поправил  перед  зеркалом  волосы  и,  зачем-то
  прихватив "дипломат", вышел.
       Вынув несколько расшатанных  кирпичей,  он  довел  пролом  до  нужных
  размеров и пролез на ту сторону.
       Киношники работали на обширном  пустыре,  зеленом  и  ухоженном,  как
  футбольное поле. Везде было понатыкано  разной  зарубежной  техники,  а  в
  центре, как бы для контраста, громоздилась мрачная  замшелая  изба,  возле
  которой отсвечивала медью огромная старинная пушка художественного  литья.
  Видимо, снимали что-то историческое. Между двумя  арбузными  горами  ядер,
  нервно оглаживая раскидистые усы, вышагивал длинный иностранный киноактер.
       Мосин не интересовался историей. Но даже ему стало ясно:  что-то  они
  здесь напутали.
       Во-первых, на иностранце был фрак, на  антрацитовых  плечах  которого
  горели алые эполеты с золотой бахромой. Под  правый  эполет  был  пропущен
  ремень вполне современной офицерской портупеи,  на  которой  непринужденно
  болтался обыкновенный  плотницкий  топор.  Черные  облегающие  брюки  были
  вправлены в яловые сапоги гармошкой.  Когда  же  киноактер  снял  кивер  и
  солнце  приветливо  заиграло  на  его   смуглом   бритом   черепе,   Мосин
  окончательно разинул рот и начал подбираться поближе. "Комедию снимают", -
  догадался он.
       Его хлопнули по плечу. Мосин вздрогнул и обнаружил, что стоит рядом с
  давешним статистом в розовой кружевной рубашонке.
       - Денис Давыдов! - восхищенно  поделился  парень,  кивнув  в  сторону
  актера. - А?!
       Сказано это было без акцента, и Мосин заморгал.  Неужели  переводчик?
  Он в смятении покосился на рубашонку и заметил  в  пальцах  у  собеседника
  тонкую  длинную  сигарету  с  черным  фильтром.  Это  уже  был  повод  для
  знакомства, и Мосин выхватил зажигалку. Со  второго  щелчка  она  высунула
  неопрятный коптящий язычок. Парень вытаращил глаза.
       - О-о, - потрясенно сказал он и робко потянулся к зажигалке,  но  тут
  же, отдернув руку, по-детски трогательно прикусил кончики пальцев.
       Мосин смутился и погасил огонек. Киношник вел  себя  несолидно.  Ему,
  видно, очень хотелось потрогать зажигалку. Может, издевается?
       - На, посмотри, - неуверенно предложил Мосин.
       Киношник  бережно   принял   вещицу,   положил   большой   палец   на
  никелированную педальку и умоляюще взглянул на владельца.
       - Йес... то есть си, - великодушно разрешил тот.
       Иностранец нажал и радостно засмеялся.
     "Пора знакомиться", - решил Мосин.
       - Сергей, - представился он, протягивая руку.
       Иностранец расстроился и, чуть не плача, отдал зажигалку.
       - Ноу! Ноу!.. - испугался Мосин. - Это я Сергей. - Он стукнул себя  в
  грудь костяшками пальцев. - Сергей.
       До иностранца наконец дошло.
       - Тоха, - печально назвался он, глядя на зажигалку.
       Что он в ней нашел? Дешевая, даже не газовая, в магазине таких полно.
       - Итыз прэзэнт, - отчаянно скребя в затылке, сказал Мосин. - Ну не фо
  сэйл, а так...
       Когда ему  удалось  втолковать,  что  зажигалку  он  дарит,  киношник
  остолбенел. Потом начал хлопать себя по груди, где  у  него  располагались
  карманы. Отдариться было нечем, и лицо его выразило отчаяние.
       - Да брось, - неискренне сказал  Мосин,  -  не  надо...  Давай  лучше
  закурим.
       Иностранец не понял. Сергей  повторил  предложение  на  международном
  языке жестов. Иностранец опять не понял. Тогда Сергей просто ткнул пальцем
  в сигарету. Парень очень удивился и отдал ее Мосину.
       Тот сразу же уяснил ошибку:  это  была  не  сигарета.  Цилиндрическая
  палочка, на две трети - белая, на  треть  -  черная.  На  ощупь  вроде  бы
  пластмассовая, а на вес вроде бы металл. Но возвращать ее уже было поздно.
       - Сэнькью, - поблагодарил Мосин. - Грацио.
       Иностранец  в  восторге  пощелкал  зажигалкой  и  куда-то  вприпрыжку
  побежал. Потом  вспомнил  про  Сергея  и  приглашающе  махнул  ему  рукой.
  Несерьезный какой-то иностранец. Тоха... Видимо, Антонио.
       И  Мосин  последовал  за  ним,  вполне  довольный  ходом  событий.  С
  сигаретообразной  палочкой,  конечно,  вышла  накладка,  но  зато  удалось
  завязать знакомство.
    
                                    2
  
     В  коммерческие  контакты  с  иностранцами  Мосину  вступать  еще  не
  приходилось. Его сфера - знакомые и знакомые знакомых. Есть бедра, и  есть
  фирменные джинсы, которые на эти бедра не лезут.  "Хорошо,  -  соглашается
  Мосин, - я знаю такие бедра.  Сколько  просить?"  К  примеру,  столько-то.
"Хорошо", - говорит Мосин и просит на червонец дороже. И все  довольны.  А
  вот иностранцы...
       Тоха  привел  его  к   наклонно   натянутому   тенту,   под   которым
  расположились два парня и молодая... актриса, наверное.  Для  технического
  работника девушка выглядела слишком эффектно.
       - Сергей, - представил его Тоха.
       Девушка и один из парней с интересом посмотрели на гостя.  Третий  из
  их компании лежал на спине и даже не пошевелился,  только  приоткрыл  один
  глаз.
       - Реликт, - мрачно бросил он и снова зажмурился.
       - Сам ты реликт, - ответил ему Тоха на чистейшем русском языке.
       Девушка рассмеялась, а Мосин оторопело раскланялся и тоже  присел  на
  травку, положив "дипломат" рядом. Какого  же  тогда  черта  он  изъяснялся
  одними жестами и восклицаниями! Неужели наши? Откуда они такие? И  что  на
  них? Парни  были  одеты  почти  одинаково:  тонкие  серебристые  куртки  и
  легкомысленно-радужные шорты. На девушке было что-то отдаленно похожее  на
  платье, клубящееся у плеч и струящееся у бедер.
       Между тем они так бесцеремонно рассматривали Мосина, что  можно  было
  подумать, будто именно он вырядился бог  знает  как.  Вообще-то,  конечно,
  майку с акулой встретишь не на каждом - в городе их всего четыре:  одна  у
  Мосина, одна у Алика и две у Зиновьева из филармонии, но он их,  наверное,
  уже кому-нибудь толкнул...
       - Визуешься? - на каком-то  невообразимом  жаргоне  полюбопытствовала
  девушка.
       Кажется, спрашивали о роде занятий.
       - Н-нет, - отозвался он неуверенно. - Я - фотограф.
       Все так и покатились от хохота, как будто Мосин  выдал  первоклассную
  остроту.
       - А! Знаю, - сказала девушка. - Он из института.
       И кивнула в сторону не видимой из-за тента стены.  Это  предположение
  вызвало новый взрыв веселья, хотя Мосин, например,  юмора  не  понял:  ну,
  работает человек в институте, и что тут смешного?
       - А вы откуда?
       - С Большой.
       - И... как так? - растерявшись, спросил он.
       - Много.
       Похоже, над Мосиным все-таки издевались.
       - Это не репродуктор! - внезапно удивилась девушка.
       Все повернулись к ней.
       - Это... чемодан, - выговорила она, завороженно  глядя  на  мосинский
"дипломат".
       В ту же минуту молодые люди  оказались  стоящими  на  коленях  вокруг
"дипломата". Потом разом уставились на Мосина.
       - Музейный похититель, - с уважением предположил один из парней.
       - Что ты им делаешь? - Кажется, этот вопрос волновал всех.
       - Ношу, - буркнул Мосин, начиная злиться.
       - Архачит, - пояснил Тоха.
       Рука девушки неуверенно потянулась к замку.  Красивая  рука.  Тонкая.
  Смуглая.
       - Эврика,  -  укоризненно  одернул  мрачный  малый,  которому  Мосин,
  кажется, не понравился с первого взгляда.
     "Эврика"! Ну и имечко! - подумал Сергей. - Из мультика, что ли?"
       Но тут  девушка  испуганно  взглянула  на  него,  и  делец  в  Мосине
  скоропостижно скончался. Она была совершенно не в его вкусе: узкие  бедра,
  едва намеченная  грудь  -  фигура  подростка.  Но  это  сочетание  светлых
  пепельных волос,  загорелого  лица  и  огромных  серых  глаз  уложило  его
  наповал.
     "Можно?" - спросили ее глаза.
     "Да! - ответили им мосинские. - Да! Конечно!"
       Эврика откинула оба замка и осторожно подняла крышку,  явив  взглядам
  присутствующих фирменный пакет.
       Никто сначала не понял, что перед ними. И только когда пеньюар, шурша
  кружевами, выскользнул из пальцев растерявшейся Эврики, когда, расправив и
  разложив его на зеленой траве, все отступили на шаг, возникла такая пауза,
  что Мосину стало не по себе.
       - Денису показывал?
       - Это... Давыдову? - удивился Мосин. - Зачем?
       - И правильно, - поддержала Эврика. - Я приложу?
       - Да, - сказал Мосин. - Да. Конечно.
       - Равнение на институт! - радостно скомандовала Эврика.
       Парни с ухмылками отвернулись к полотну тента, и  Мосин  почувствовал
  обиду за свое учреждение, хотя сам о нем обычно отзывался крайне нелестно.
       Наконец Эврика разрешила обернуться.
       - У-у-у!.. - восхищенно протянул Тоха.
       Эврика была в пеньюаре. Но Мосин смотрел не на нее -  он  смотрел  на
  брошенное в траву голубое платье! Девушка  не  расстегнула,  она  попросту
  разорвала его сверху донизу и отшвырнула, как тряпку.
       Такую вещь!..
       Он перевел глаза на Эврику. А та, чем-то недовольная,  сосредоточенно
  смотрела на свои сандалии. Потом решительно сбросила их и, собрав вместе с
  платьем  в  одну  охапку,  подбежала  к  приземистому  синему  автомату  с
  множеством кнопок и вместительной нишей. Запихнув все в боковое отверстие,
  девушка на секунду задумалась, затем начала нажимать кнопки. Выхватила  из
  ниши пару ажурных розовых туфелек, обулась и с торжествующей улыбкой пошла
  прямо на Мосина - так, во всяком случае, ему показалось.
       - Сто рублей, - с трудом выговорил он, презирая сам себя.
       Ответом на его слова был очередной  взрыв  хохота.  Все  были  просто
  потрясены мосинским остроумием.
       - Можно мануфактурой, -  уже  умышленно  сострил  он,  но  с  меньшим
  успехом.
       - Пойди... и нащелкай, - обессиленно простонал Тоха.
       Спустя секунду до  Мосина  дошел  смысл  предложения:  ему  разрешали
  воспользоваться автоматом, из которого только что  на  его  глазах  вынули
  розовые ажурные туфельки - вещь явно импортную и недешевую.
       - А можно? - искренне спросил он.
       - Два дня как с Сириуса-Б, -  обратился  мрачный  к  Эврике,  как  бы
  рекомендуя ей Мосина. Причем сказал  он  это  вполне  добродушно.  Значит,
  Сергей ему  в  конце  концов  все-таки  понравился.  Да  и  как  может  не
  понравиться человек с таким сокрушительным чувством юмора!
       - Хорошо, я нащелкаю! - поспешно сказал Мосин, и тут  у  него  сильно
  зазвенело в ушах.
     "Теряю сознание?" - испуганно подумал он, но  быстро  сообразил,  что
  источник звука вовсе не в его голове,  а  где-то  на  съемочной  площадке.
  Ультразвук какой-нибудь. Оказалось - всего-навсего - сигнал  об  окончании
  перерыва.
       Ликующая  Эврика  расцеловала  Мосина  в  обе   щеки,   и   вся   эта
  жизнерадостная  стайка   взрослых   ребятишек   куда-то   унеслась.   Тоха
  задержался.
       - А ты?
       - Да я... не отсюда, - замялся Мосин.
       - Как же ты сюда попал без допуска? - встревожился Тоха.
       Он порылся в нагрудных карманах и высыпал на ладонь какие-то болтики,
  проводки, стеклянные  брусочки.  Поколебавшись,  выбрал  неказистый  шарик
  размером с черешню.
       - Вот возьми. Если Денис прицепится, предъявишь ему  и  скажешь,  что
  это условный допуск.
       Тоха убежал вслед за остальными.  И,  только  оставшись  один,  Мосин
  понял, что пеньюар он подарил, увеличив свой долг  за  "Асахи"  на  добрую
  сотню. Потому что не бывает автоматов, выдающих бесплатно  и  кому  угодно
  импортные вещи. Мосин был готов бить себя по голове. Как он мог поверить?!
  Правда, Эврика вынула из автомата туфли...
       Он стоял перед этим синим, с разинутой пастью, кубом и злобно смотрел
  на блестящие прямоугольные кнопки, числом не меньше  пятидесяти.  Сломаешь
  что-нибудь, а потом отвечай... Обуреваемый сомнениями, он наугад нажимал и
  нажимал кнопки, пока в автомате что-то не хрустнуло. Заглянул в нишу.  Там
  лежали стопкой четыре плоских фирменных пакета.
       Следует сказать, что вещь в пакете сбыть гораздо легче, чем  саму  по
  себе. Фирменная  упаковка  притупляет  бдительность  покупателя  и  подчас
  очаровывает его больше, чем сама вещь.
       Поэтому сердце Мосина радостно дрогнуло. На жемчужном квадрате пакета
  сияли загаром изумительно красивые женские ноги, внутри которых  почему-то
  видны были контуры костей и суставов. Более оригинальной рекламы Мосин еще
  не встречал. Он взялся за ниточку и осторожно вспорол пакет.  Внутри,  как
  он и думал, оказались колготки, и какие!.. Ажур был настолько  тонок,  что
  напоминал дымку на раскрытой ладони Мосина и,  самое  удивительное,  менял
  рисунок, стоило лишь шевельнуть пальцами. В упаковке ли, без упаковки,  но
  компенсацию за пеньюар Сергей получил.
       А что если еще раз попытать  счастья?  На  этот  счет  ведь  никакого
  уговора не было! Мосин сложил пакеты в "дипломат" и приступил.
       Теперь он вынул из ниши полированную рукоятку. В недоумении осмотрел,
  ощупал. Внезапно из рукоятки выплеснулось изящное длинное  лезвие  опасных
  очертаний. "Ну так это совсем другое дело! - обрадовался Мосин. -  Это  мы
  берем..."
       Третья  попытка  оказалась  менее  удачной:  автомат  одарил   Мосина
  сиреневым стеклянным  кругляшком  неизвестного  назначения.  Сергей  хотел
  засунуть его обратно, как это сделала Эврика со своим платьем, но,  обойдя
  аппарат, не нашел даже признаков отверстия или дверцы.
       Пора было остановиться, но Мосин опять  не  удержался.  "В  последний
  раз", - предупредил он себя, утапливая кнопки  одну  за  другой.  Хотелось
  что-нибудь из обуви, но в нишу вылетел маленький темно-фиолетовый пакетик,
  на одной стороне которого было изображено красное кольцо с  примыкающей  к
  нему стрелкой, а на другой - такое же кольцо, но с крестиком.
       Разочаровавшись, он даже не стал  его  вскрывать,  засунул  в  карман
  джинсов и пошел через пустырь к сирени, росшей и по эту сторону стены.
       Возле одного из механизмов Мосин увидел  мрачного  друга  Тохи.  Лицо
  парня выражало крайнее недоумение, и был он чем-то подавлен.
       - Знаешь, какая утечка? - пожаловался он, заметив Мосина.
       - Нет.
       - Пятьсот! - Парень потряс растопыренной пятерней.
       - Пятьсот чего?
       - Мега.
       - Ого! - на всякий случай сказал Мосин и отошел.  Тронутые  они  все,
  что ли?
       Однако надо  было  поторапливаться.  Не  далее  как  вчера  начальник
  вызывал его "на ковер" за постоянные отлучки. Что за  народ!  Из-за  любой
  ерунды бегут жаловаться! Не  дай  бог,  еще  кто-нибудь  из  верхних  окон
  заметит его на территории киноплощадки.
       Мосин поднял глаза на учреждение и похолодел.
       УЧРЕЖДЕНИЯ НАД СТЕНОЙ НЕ БЫЛО! Не было и  соседних  зданий.  Не  было
  вообще ничего, кроме синего майского неба.
       Истерически всхлипнув, Сергей бросился к дыре,  как  будто  та  могла
  спасти его от наваждения. Вепрем проломив сирень, он упал  на  четвереньки
  по ту сторону, угодив коленом по кирпичу.
    
                                    3
  
     ...Здание было на месте. Фрамуги во всех  этажах  открыты.  По  двору
  разворачивался вымытый до глянца институтский "жук".
       Ослабевший от  пережитого  Мосин  вылез  из  кустов  и,  прихрамывая,
  затрусил в сторону гаража, к людям.  Но  тут  его  так  затрясло,  что  он
  вынужден был остановиться. Необходимо было присесть. Запинающимся шагом он
  пересек двор и опустился на один из ящиков у дверей склада.
       Плохо дело: дома исчезать начали.  Может  быть,  перегрелся?  В  мае?
  Скорее уж переутомился. Меньше надо по халтурам бегать.
     "Да перестань ты трястись! - мысленно заорал на себя Мосин. -  Вылези
  вон в дыру, разуй глаза и успокойся: на месте твой институт!"
       Он взглянул на заросли сирени и почувствовал, что в дыру  его  как-то
  не тянет. Неужели  что-то  со  зрением?  Сидишь  целый  день  при  красном
  свете...
       Мосин поднялся и, сокрушенно покачивая головой, пошел к себе.
       Возле дверей лаборатории его поджидали.
       - Вот он, красавчик, - сообщила  вахтерша,  с  отвращением  глядя  на
  бледно-голубую мосинскую грудь с акулой и купальщицей.
       Мосин терпеть не мог эту вахтершу. Она его - тоже.
       - Что он мне, докладывается, что ли? Махнет штанами - и нет его.
       - Бабуля, - с достоинством прервал ее Мосин, - вы сидите?
       Та немного опешила.
       - Сижу, а что же? Не то что некоторые!
       - Ну и сидите!
       И, повернувшись к  ней  спиной,  украшенной  тем  же  душераздирающим
  рисунком, Мосин отпер лабораторию и пропустил оробевшую заказчицу внутрь.
       - Молод еще меня бабулей называть! - запоздало крикнула вахтерша,  но
  Мосин уже закрыл дверь.
       Заказчице было далеко  за  тридцать.  Блузка-гольф,  кетоновая  юбка,
  замшевые туфли со сдвоенными тонкими ремешками вокруг щиколоток. "Вещь", -
  отметил про себя Мосин.
       Впрочем, ногам заказчицы вряд ли что могло  помочь.  Сергей  вспомнил
  стройную Эврику и вздохнул.
       - Какой номер  вашего  заказа?  -  рассеянно  спросил  он,  перебирая
  фотографии.
       - Давыдов сказал, что у вас есть пеньюар...
       - Денис? - поразился Мосин.
       - Да нет... Слава Давыдов, друг Толика Зиновьева.
       - А-а, Слава...
       Мосин  успокоился  и  сообщил,  что  пеньюара   у   него   уже   нет.
  Посетительница с недоверием смотрела на "дипломат".
       - А что у вас есть? - прямо спросила она.
       - Колготки, - поколебавшись, - сказал он. - Импортные. Ажурные.
       И раскрыл "дипломат".
       - Ну,  колготки  мне...  -  начала  было  посетительница  и  онемела.
  Фирменный пакет был неотразим. Да,  действительно,  колготки  ей  были  не
  нужны, но она же не знала, что речь идет о таких колготках...
       Желая  посмотреть  рисунок  ажура  на  свет,  она  сделала   неловкое
  движение, и раздался леденящий душу легкий треск.
       Мосин содрогнулся и проклял день, когда он вбил этот подлый гвоздь  в
  косяк.
       - Ой, - сказала женщина, не  веря  своим  глазам.  -  Они  что  же...
  нервущиеся?
       - Дайте сюда, - глухо сказал Мосин.
       - Вот, - ошалело сообщил он, возвращая женщине колготки. - Импортные.
  Нервущиеся. Семьдесят рублей.
       Когда посетительница ушла,  Мосин  вскрыл  еще  один  пакет,  зацепил
  нежную ткань за гвоздь и потянул. Она эластично подалась, но  потом  вдруг
  спружинила, и Мосин почувствовал такое сопротивление, словно это  была  не
  синтетика, а стальной тросик. Возник соблазн дернуть изо всех сил. Мосин с
  трудом его преодолел и кое-как запихнул колготки обратно - в пакет.
       В этот момент зазвонил телефон.
       - Где снимки? - грубо осведомился Лихошерст.
       - Зайди минут через двадцать, - попросил Мосин.
       - Нет, это ты зайди минут через двадцать. Хватит, побегал я за тобой!
       Лихошерст бросил трубку.
       Мосин  заглянцевал  левые  снимки,  отпечатал  пару  фотографий   для
  стенгазеты  и  в  пяти  экземплярах  карточки  каких-то  руин  для  отдела
  нестандартных конструкций.
       Во время работы в голову ему пришла простая, но интересная мысль:  не
  могли киношники снимать избу на фоне семиэтажки! Так,  может  быть,  синее
  небо, которое он увидел  над  стеной  с  той  стороны,  -  просто  заслон,
  оптический эффект, а? Осваивают же в городском  тюзе  световой  занавес...
  Догадка выглядела если не убедительно, то во всяком случае успокаивающе.
       Длинно заголосил  входной  звонок.  Всем  позарез  был  нужен  Мосин.
  Пришлось  открыть.  Дверной  проем  занимала  огромная  тетка   в   чем-то
  невыносимо цветастом.
       - Колготки есть? Беру все, - без  предисловий  заявила  она,  вдвинув
  Мосина в лабораторию.
       - Сто рублей.
       Маленькие пронзительные глазки уставились на него.
       - А Тамарке продал за семьдесят.
       - Это по знакомству, - соврал Мосин.
       - Ага,  -  многозначительно  хмыкнула  тетка,  меряя  его  любопытным
  взглядом. Выводы насчет Мосина и Тамарки были сделаны.
       Не торгуясь, она выложила на подставку увеличителя  триста  рублей  и
  ушла, наградив Мосина комплексом  неполноценности.  Он  почувствовал  себя
  крайне ничтожным со своими копеечными операциями перед таким размахом.
       - Спекулянтка, - обиженно сказал он, глядя на дверь.  Спрятал  деньги
  во внутренний кармашек "дипломата" и подумал, что надо бы купить Тохе  еще
  одну зажигалку. Газовую.
       И снова звонок в дверь. Мосин выругался.
       На этот раз заявилась его бывшая невеста. Ничего хорошего ее визит не
  сулил - раз пришла, значит, что-то от него было нужно.
       - Привет, - сказал Мосин.
       Экс-невеста чуть-чуть  раздвинула  уголки  рта  и  показала  зубки  -
  получилась  обаятельная  улыбка.  Оживленная  мимика  -  это,  знаете  ли,
  преждевременные морщины.
       - Мосин, - сказала она, - по старой дружбе...
       На свет появились какие-то чертежи.
       - Позарез надо перефотографировать. Вадим оформляет диссертацию,  так
  что сам понимаешь...
       Вадимом звали ее мужа, молодого  перспективного  аспиранта,  которому
  Сергей не завидовал.
       Экс-невеста ждала ответа. Мосин сдержанно сообщил, что может  указать
  людей, у которых есть хорошая аппаратура для пересъемки.
       Нет, это ее не устраивало. Другие могут отнестись без души, а  Мосина
  она знает, Мосин - первоклассный специалист.
       Сергей великолепно понимал, куда она  клонит,  но  выполнять  частные
  заказы за спасибо, в то время как  "Асахи"  еще  не  оплачен,  -  нет  уж,
  увольте! Кроме того, он твердо решил не переутомляться.
       Однако устоять перед железным натиском было сложно. Мосин  отбивался,
  изворачивался и наконец велел ей зайти с чертежами во вторник, точно зная,
  что в понедельник его собираются послать в командировку.
       Внезапно  экс-невеста  кошачьим  движением   выхватила   из   кармана
  мосинских джинсов фирменный фиолетовый пакетик - углядела торчащий  наружу
  уголок.
       - Какой вэл! - восхитилась она. - Вскрыть можно?
       В   пакетике   оказался   лиловый   легкий   ремешок   с   золотистой
  пряжкой-пластиной.
       - Сколько?
       - Для тебя - червонец.
       Экс-невеста, не раздумывая, приобрела вещицу и, еще раз напомнив  про
  вторник, удалилась.
       Такой стремительной реализации товара Мосин не ожидал. Но его  теперь
  беспокоило одно соображение: а если бы он воспользовался автоматом не три,
  а четыре раза? Или, скажем, десять?
       Он заглянцевал обличительные снимки гаража и склада и поехал с ними в
  лифте  на  седьмой  этаж,  где  в  актовом   зале   корпела   редколлегия.
"Удивительное легкомыслие, - озабоченно размышлял он,  -  оставлять  такую
  машину без присмотра! Да мало ли  какие  проходимцы  могут  проникнуть  на
  территорию съемочной площадки!"
       Он отдал снимки Лихошерсту и высказал несколько критических замечаний
  по номеру стенгазеты. Ему посоветовали не путаться  под  ногами,  и  Мосин
  отошел к окну  -  посмотреть,  как  выглядит  пустырь  с  высоты  птичьего
  полета...
       ЗА СТЕНОЙ БЫЛ  СОВСЕМ  ДРУГОЙ  ПУСТЫРЬ:  маленький,  захламленный,  с
  островками редкой травы между хребтами мусора. С одной стороны его  теснил
  завод, с другой - частный сектор. Нет-нет, киношники никуда не  уезжали  -
  их просто не было и быть не могло на таком пустыре!
       Мосин почувствовал, что если он сейчас же, немедленно, во  всем  этом
  не разберется, в голове у него что-нибудь лопнет.
    
                                    4
  
     Вот уже  пять  минут  начальник  редакционно-издательского  отдела  с
  детским любопытством наблюдал  из  окна  за  странными  действиями  своего
  фотографа.
       Сначала Мосин исчез в сирени. Затем появился  снова,  спиной  вперед.
  Без букета. Потом зачем-то полез на  стену.  Подтянулся,  заскреб  ногами,
  уселся верхом. Далее - затряс головой и ухнул  на  ту  сторону.  С  минуту
  отсутствовал. Опять перевалился через кирпичный гребень во двор и нырнул в
  сирень.
     "А не выносит ли он случаем химикаты?" - подумал начальник и  тут  же
  устыдился своей мысли: разве так выносят!
       Нет, постороннему наблюдателю было не понять всей  глубины  мосинских
  переживаний. Он только что сделал невероятное открытие: если  заглянуть  в
  дыру, то там - съемочная площадка, Тоха, Эврика, "Денис Давыдов".  А  если
  махнуть через забор,  то  ничего  этого  нет.  Просто  заводской  пустырь,
  который он видел с седьмого этажа. А самая жуть, что там и дыры-то  нет  в
  стене. Отсюда - есть, а оттуда - нет.
       Мосину было страшно. Он сидел на корточках, вцепившись в  шероховатые
  края пролома, а за  шиворот  ему  лезла  щекочущая  ветка,  которую  он  с
  остервенением отпихивал плечом. Обязательно нужно  было  довести  дело  до
  конца: пролезть через дыру К НИМ и посмотреть поверх забора с ИХ  стороны.
  Зачем? Этого Мосин не знал. Но ему казалось, что тогда все станет понятно.
       Наконец решился. Пролез на ту сторону. Уперся  ногой  в  нижний  край
  пролома и, подпрыгнув, впился пальцами в кирпичный гребень.  И  обмер:  за
  стеной была степь. Огромная и зеленая-зеленая, как после дождя. А на самом
  горизонте  парило  невероятное,  невозможное  здание,  похожее  на  связку
  цветных коробчатых змеев.
       И в этот момент  -  чмок!  Что-то  шлепнуло  Мосина  промеж  лопаток.
  Легонько. Почти неощутимо. Но так неожиданно, что он с треском сорвался  в
  сирень, пережив самое жуткое мгновение в своей жизни. Он почему-то  решил,
  что с этим негромким шлепком  закрылась  дыра.  Лаборатория,  неоплаченный
"Асахи", вся жизнь - отныне и навсегда - там, по ту сторону стены,  а  сам
  он - здесь, то есть черт  знает  где,  перед  глухой  стеной,  за  которой
  бредовое здание в зеленой степи.
       Слава богу, дыра оказалась на месте. Тогда что это было? Мосин  нашел
  в себе силы обернуться.
       В сторону площадки удалялись плечом к плечу два молодца в серебристых
  куртках, ненатурально громко беседуя. То ли они чем-то в Мосина  пульнули,
  то ли шлепок ему померещился от нервного потрясения.
       Потом  Сергей  вдруг  очутился  посреди  институтского   двора,   где
  отряхивал колени и бормотал:
       - Так вот она про какой институт! Ни-че-го себе институт!..
       ...Руки у Мосина  тряслись,  и  дверь  лаборатории  долго  не  желала
  отпираться. Когда же она, наконец, открылась, сзади завопила вахтерша:
       - На спине, на спине!... А-а-а!..
       Мосин  захлопнул  за  собой  дверь.  В  вестибюле  послышался  грохот
  упавшего телефона, стула и - судя по звону - стакана. Что-то было  у  него
  на спине! Сергей содрал через голову тенниску и бросил на пол.
       Ожил рисунок! На спине тенниски жуткого вида акула старательно жевала
  длинную ногу красавицы, а та отбивалась и беззвучно  колотила  хищницу  по
  морде темными очками.
       В этой дикой  ситуации  Мосин  повел  себя  как  мужчина.  Ничего  не
  соображая, он схватил бачок для пленки и треснул  им  акулу  по  носу.  Та
  немедленно выплюнула невредимую ногу красавицы и с интересом повернулась к
  Мосину, раззявив зубастую пасть.
       -  В  глаз  дам!  -  неуверенно  предупредил  он,  на  всякий  случай
  отодвигаясь.
       Красавица нацепила очки и послала ему воздушный поцелуй.
       Они были плоские,  нарисованные!..  Мосин,  обмирая,  присмотрелся  и
  заметил, что по спине тенниски растеклась большой кляксой почти  невидимая
  пленка вроде целлофановой. В пределах этой кляксы и резвились  красотка  с
  акулой. Он хотел отодрать краешек пленки, но  акула  сейчас  же  метнулась
  туда. Мосин отдернул руку.
       - Ах, так!..
       Он  зачерпнул  бачком  воды  из  промывочной  ванны  и   плеснул   на
  взбесившийся рисунок, как бы  заливая  пламя.  Пленка  с  легким  всхлипом
  вобрала в себя воду и исчезла. На мокрой тенниске было прежнее неподвижное
  изображение.
       Долгий властный звонок в дверь.  Так  к  Мосину  звонил  только  один
  человек в институте: начальник отдела.
       Вздрагивая, Сергей натянул  мокрую  тенниску  и  открыл.  За  широкой
  спиной начальства пряталась вахтерша.
       - Ты что же это пожилых женщин пугаешь?
       Внешне начальник был грозен, внутренне он был смущен.
       -  Ты  на  пляж  пришел  или  в  государственное  учреждение?  Ну-ка,
  покажись.
       Мосин послушно выпятил грудь. Рисунок начальнику явно понравился.
       - Чтобы я этого больше не видел! - предупредил он.
       - Да вы на спине, на спине посмотрите! - высунулась вахтерша.
       - Повернись, - скомандовал начальник.
       Мосин повернулся.
       - А мокрый почему?
       - Полы мыл в лаборатории... Т-то есть собирался мыть.
       Начальник не выдержал и заржал.
       - Мамочки, - лепетала вахтерша. - Своими же глазами видела...
       - "Мамочки", - недовольно повторил начальник.  -  То-то  и  оно,  что
"мамочки"... В общем, разбирайтесь с завхозом. Разбитыми телефонами я  еще
  не занимался!..
       Он вошел в лабораторию и закрыл дверь перед носом вахтерши.
       - Пожилая женщина, - поделился он, - а такого нагородила... Ну давай,
  показывай, что там у тебя на сегодняшний день... "Мамочки", - бормотал он,
  копаясь в фотографиях. - Вот тебе и "мамочки". А это что за раскопки?
       - Это для  отдела  нестандартных  конструкций,  -  ломким  от  озноба
  голосом пояснил Мосин.
       - И когда ты все успеваешь? - хмыкнул начальник.
       - Стараюсь...
       - А через забор зачем лазил?
       На секунду Мосин перестал дрожать.
       - Точку искал.
       - Какую точку? - переспросил начальник. - Пивную?
       - Для съемки точку... ракурс...
       Начальник наконец бросил снимки на место и повернулся к Мосину.
       - Ты в следующий раз точку для съемки в учреждении ищи. В учреждении,
  а не за забором, понял? Такие вот "мамочки".
       Закрыв за ним дверь, Мосин без сил рухнул  на  табурет.  Какой  ужас!
  Куда он сунулся!.. И, главное, где - под боком, за стеной, в двух шагах!..
  Что ж это такое  делается!..  Перед  глазами  парило  далекое  невероятное
  здание, похожее на связку цветных коробчатых змеев.
       - Тоха! Это Григ, - невнятно произнес сзади чей-то голос.
       - А?! - Мосин как ошпаренный вскочил с табуретки.
       Кроме него, в лаборатории никого не было.
       - Ты Дениса не видел?
       Сергей по  наитию  сунул  руку  в  задний  карман  джинсов  и  извлек
  сигаретообразную палочку, которую выменял на зажигалку у Тохи. "Фильтр" ее
  теперь тлел слабым синим свечением.
       - Не видел я его! - прохрипел Мосин.
       - А что это у тебя с голосом? - полюбопытствовала палочка.
       - Простыл! - сказал Мосин и нервно хихикнул.
    
                                    5
  
     Многочисленные фото на стенах мосинской комнаты охватывали весь  путь
  его становления как фотографа и как личности:  Мосин  на  пляже,  Мосин  с
"Никоном", Мосин-волейболист, Мосин, пьющий из горлышка шампанское, Мосин,
  беседующий с Жанной Бичевской, Мосин в обнимку с Лоллобриджидой  (монтаж).
  Апофеозом всего была фотография ощерившегося  тигра,  глаза  которого  при
  печати были заменены глазами бывшей невесты Мосина. А из  тигриной  пасти,
  небрежно облокотясь о левый клык, выглядывал сам Мосин.
       Хозяин комнаты ничком лежал на диване, положив подбородок  на  кулак.
  Лицо его было угрюмо.
     "Иной мир"... Такими категориями Сергею еще мыслить  не  приходилось.
  Но от фактов никуда не денешься: за стеной  был  именно  иной  мир,  может
  быть, даже другая планета. Хотя какая там другая  планета:  снимают  кино,
  разговаривают по-русски... А стена? Что ж  она,  сразу  на  двух  планетах
  существует? Нет, вне всякого сомнения, это Земля, но...  какая-то  другая.
  Что ж их, несколько, что ли?
       Окончательно запутавшись, Мосин встал и начал бродить по квартире.  В
  большой комнате сквозь  стекло  аквариума  на  него  уставился  пучеглазый
"телескоп".  Мосин  рассеянно  насыпал  ему  дафний.  Родители,  уезжая  в
  Югославию, взяли с Сергея клятвенное обещание, что к их возвращению  рыбки
  будут живы.
       А вот с вещами за стеной  хорошо.  Умеют  делать.  Научно-технический
  прогресс и все такое... Так, может быть, дыра просто ведет в будущее?
       Мосин замер, чем-то напомнив пойнтера в стойке. А  что?  Зажигалка  и
"дипломат" для них музейные реликвии... Цены вещам не знают... Хохочут над
  совершенно безобидными фразами, а сами разговаривают бог  знает  на  каком
  жаргоне.  А  Институт!  Он  теперь,  наверное,  будет  Мосина   по   ночам
  преследовать.  Висят  в  воздухе  цветные  громады,  и  все  время   ждешь
  катастрофы. Да  ладно  бы  просто  висели,  а  то  ведь  опасно  висят,  с
  наклоном...
       НЕУЖЕЛИ ВСЕ-ТАКИ БУДУЩЕЕ? В сильном  возбуждении  Сергей  вернулся  в
  свою комнату,  нервно  врубил  на  полную  громкость  стерео,  но  тут  же
  выключил.
       ...Да, стена вполне могла сохраниться и в будущем. Потому  и  затеяли
  возле нее съемки, что древняя... Но вот дыра... Сама она образовалась, или
  они ее нарочно проделали? Скорее всего, сама... Но тогда выходит,  что  об
  этой лазейке ни по ту, ни по другую сторону никто ничего не  знает.  Кроме
  Мосина.
       Он почувствовал головокружение и прилег.  Да  это  же  золотая  жила!
  Нетрудно представить, что у них там за оптика. Приобрести пару объективов,
  а  еще  лучше  фотокамеру...  пару  фотокамер,  и  "Асахи"   можно   смело
  выбрасывать... То есть загнать кому-нибудь. А  главное,  он  же  им  может
  предложить в обмен такие вещи, каких там уже ни в одном музее не найдешь.
       Мосин вдруг тихонько засмеялся. Обязательно  надо  попросить  у  Тохи
  нашлепку, от которой ожил рисунок  на  тенниске.  Если  на  пляже  ляпнуть
  кому-нибудь на татуировку... А здорово, что лазейку обнаружил  именно  он.
  Наткнись на нее та спекулянтка,  что  перекупила  колготки,  или,  скажем,
  бывшая невеста, - страшные дела бы начались. Ни стыда ни совести у  людей:
  не торгуясь, - триста рублей за три пары! За сколько же она их продаст?!
       ...А он им и кино снимать поможет.  Будущее-то,  видать,  отдаленное,
  раз у них топоры на портупеях болтаются. Все эпохи поперепутали...
       Сергей нашел в отцовской библиотеке книгу Тарле "Наполеон" и принялся
  листать - искал про Дениса Давыдова. Читал и сокрушался: надо же!  Столько
  пленки зря потратили!
     "Кинолюбители они, что ли?  -  недоуменно  предположил  он,  закрывая
  книгу. - Придется проконсультировать. А то трудятся ребята,  стараются,  а
  правды исторической - нету".
       ...Долго не мог заснуть - думал о будущем. Удивительно, как быстро он
  с ними подружился... Вот его часто обвиняют в легкомыслии, в пристрастии к
  барахлу, в несерьезном отношении к работе. А Тоха не легкомысленный? Или у
  Эврики глаза не разгорелись при виде пеньюара?  Не  хипачи,  не  иждивенцы
  какие-нибудь - люди будущего...
     "Все-таки у меня с ними много общего, - думал Сергей, уже засыпая.  -
  Наверное, я просто слишком рано родился".
       ...Что-то  разбудило  его.  Мосин  сел  на  постели  и  увидел,   что
"сигарета", оставленная им на столе, опять светится синим.
       - Спишь, что ли? - осведомился голос, но не  тот,  с  которым  Сергей
  разговаривал в лаборатории, - другой.
       - Ты позже позвонить не мог? - спросонья буркнул Мосин.
       - Во что позвонить? - не понял собеседник.
       Сергей опешил.
       - Разыщи Грига, скажи, что пироскаф я сделал. Завтра пригоню.
       - Сейчас побегу! - огрызнулся Мосин и лег. Потом снова сел.  Вот  это
  да! Словно по телефону поговорил. Хоть бы удивился для приличия...  Сергей
  взбил кулаком подушку.
       ...И всю  ночь  Тоха  передавал  ему  через  дыру  в  стене  какие-то
  совершенно  немыслимые  фирменные  штаны,  а  он  аккуратно  укладывал  их
  стопками в "дипломат" и все удивлялся, как они там умещаются.
    
                                    6
  
     Утром, отпирая дверь фотолаборатории,  Мосин  обратил  внимание,  что
  неподалеку стоит женщина, похожая на  Тамарку,  которой  он  продал  вчера
  нервущиеся колготки. Сергею очень не понравилось, как она на него смотрит.
  Женщина смотрела преданно и восторженно.
     "Ну вот... - недовольно подумал он. - Раззвонила родственникам. Что у
  меня, магазин, что ли!"
       - Вы ко мне? - негромко спросил он.
       У Тамаркиной "родственницы" расширились зрачки.
       - Вы меня не узнаете?
       - Проходите, - поспешно пригласил Мосин.
       Это была не родственница. Это была сама Тамарка. Только  что  же  это
  она такое с собой сделала? Сергей взглянул на ноги посетительницы да так и
  остался стоять с опущенной головой.  Глаза  его  словно  примагнитило.  Он
  хорошо помнил, что ноги у нее, грубо говоря, кавалерийские. Были.
       - Вы понимаете... - лепетала ошалевшая от счастья  Тамарка.  -  Я  не
  знаю, как благодарить... Я их вечер носила... И вдруг за ночь... Прелесть,
  правда? - доверчиво спросила она.
       - А почему вы, собственно, решили... - Мосин откашлялся.
       - Ну как "почему"? Как "почему"? - интимно зашептала  Тамарка.  -  Вы
  сравните.
       В руках у Мосина оказался знакомый пакет.  На  жемчужном  фоне  сияли
  загаром изумительные женские  ноги,  внутри  которых  были  видны  контуры
  костей и суставов.
       - Вы сравните! - повторила  Тамарка,  распахивая  плащ,  под  которым
  обнаружилась самая хулиганская мини-юбка.
       Мосин сравнил. Ноги были такие же, как на пакете, только  суставы  не
  просвечивали.
       - Действительно, - проговорил  припертый  к  стене  Сергей.  -  Забыл
  предупредить. Понимаете, они... экспериментальные.
       - Понимаю, - конспиративно понизила голос женщина. - Никто ничего  не
  узнает. С сегодняшнего дня  я  числюсь  в  командировке,  вечером  уезжаю,
  вернусь недели через три. Что-нибудь придумаю, скажу: гимнастика,  платные
  уроки...
       Тамарка замялась.
       - Скажите, докт... - Она осеклась и испуганно поглядела на Мосина.  -
  Д-дальше они прогибаться не будут?
       - То есть как?
       - Ну... внутрь.
       - Внутрь? - обалдело переспросил Мосин.
       Судя по тому, как Тамарка вся подобралась, этот вопрос и был  главной
  целью визита.
       - Не должны, - хрипло выговорил Сергей.
       Тамарка немедленно начала выспрашивать, не нуждается ли в чем  Мосин,
  может быть, пленка нужна или химикаты, так она привезет  из  командировки.
  Он наотрез отказался, и вновь родившаяся Тамарка ушла, тщательно застегнув
  плащ на все пуговицы.
       Мосин был оглушен случившимся. С ума сойти: за семьдесят рублей  ноги
  выпрямил! Это  еще  надо  было  переварить.  Ладно  хоть  выпрямил,  а  не
  наоборот. Так и под суд загреметь недолго.
       Да, с будущим, оказывается, шутки плохи  -  вон  у  них  вещички  что
  выкидывают. Ему и в голову такое прийти не могло. С виду  -  колготки  как
  колготки, нервущиеся, правда, но это еще не  повод,  чтобы  ждать  от  них
  самостоятельных выходок.
       - Ой! - сказал Мосин и болезненно сморщился.
       Вчера он продал своей бывшей невесте  ремень  с  золотистой  пряжкой.
  Если что-нибудь стрясется, она экс-жениха живьем съест...
       Впрочем, паниковать рано. Улучшить что-либо в фигуре  бывшей  невесты
  невозможно, фигурка, следует  признать,  у  нее  точеная.  "Обойдется",  -
  подумав, решил Мосин.
       Он созвонился с заказчиками,  раздал  выполненные  вчера  снимки;  не
  запирая лаборатории, забежал к начальнику, забрал вновь поступившие заявки
  и, вернувшись, застал у себя Лихошерста, который с  интересом  разглядывал
  нож, приобретенный вчера Мосиным на той стороне.
       - Здравствуй, Мосин,  -  сказал  инженер-конструктор.  -  Здравствуй,
  птица. Вот пришел поблагодарить за службу. Склад у тебя на  этот  раз  как
  живой получился...
       Он снова занялся ножом.
       - Импортный, - пояснил Мосин. - Кнопочный.
       Клинок со щелчком пропал в рукоятке. Лихошерст моргнул.
       - Купил, что ли?
       - Выменял. На зажигалку.
       - КАКУЮ зажигалку? - страшным голосом спросил Лихошерст, выпрямляясь.
  - ТВОЮ?
       Мосин довольно кивнул.
       - Изолировать от общества! - гневно пробормотал  инженер-конструктор,
  последовательно ощупывая рукоять. Вскоре он нашел нужный выступ, и  лезвие
  послушно выплеснулось.
       - Слушай, - сказал он другим голосом. - Где у тебя линейка?
       Он сорвал с гвоздя металлическую полуметровку и начал прикладывать ее
  то к лезвию, то к рукоятке.
       - Ты чего? - полюбопытствовал Мосин.
       - Ты что, слепой? - закричал инженер. - Смотри  сюда.  Меряю  лезвие.
  Сколько? Одиннадцать с половиной. А теперь рукоятку. Десять ровно. Так как
  же лезвие может  уместиться  в  рукоятке,  если  оно  длиннее  на  полтора
  сантиметра?!
       - Умещается же, - возразил Мосин.
       Лихошерст еще раз выгнал лезвие, тронул его и отдернул руку.
       - Горячее! - пожаловался он.
       - Щелкаешь всю дорогу, вот и разогрелось, - предположил Мосин.
       - Идиот! - прошипел Лихошерст, тряся пальцами. - Где отвертка?
       Он заметался по лаборатории. Мосин  понял,  что  если  он  сейчас  не
  вмешается - ножу конец.
       - А ну положи, где взял! - закричал он, хватая  буйного  инженера  за
  руки. - Он, между прочим, денег стоит!
       Лихошерст с досадой вырвал у Мосина свои загребущие  лапы  и  немного
  опомнился.
       - Сколько? - бросил он.
       - Валера! - Мосин истово прижал ладонь к сердцу. - Не продается.  Для
  себя брал.
       - Двадцать, - сказал Лихошерст.
       - Ну Валера, ну не продается, пойми ты...
       - Двадцать пять.
       - Валера... - простонал Мосин.
       - Тридцать, черт тебя дери!
       - Да откуда у тебя тридцать рублей? - попытался урезонить его  Мосин.
  - Ты вчера у Баранова трешку до получки занял.
       - Тридцать пять! - Лихошерст был невменяем.
       Мосин испугался.
       - Тебя жена убьет! Зачем тебе эта штука?
       Лихошерст долго и нехорошо молчал. Наконец процедил:
       - Мне бы только принцип понять... - Он уже скорее обнюхивал нож,  чем
  осматривал. - Идиоты! На любую др-рянь лепят фирменные лычки, а тут - даже
  запрос не пошлешь! Что за фирма? Чье производство?
       - Валера, - проникновенно сказал Мосин. - Я пошутил насчет зажигалки.
  Это не мой нож. Но я могу достать такой же, - поспешил он добавить,  видя,
  как изменился в лице инженер-конструктор. - Зайди завтра, а?
       - Мосин, - сказал  Лихошерст.  -  Ты  знаешь,  что  тебя  ждет,  если
  наколешь?
       Мосин заверил, что знает, и с большим  трудом  удалил  Лихошерста  из
  лаборатории. Ну и денек! Теперь - хочешь не хочешь - надо идти  к  Тохе  и
  добывать еще один. Или отдавать этот. Конечно, не  за  тридцать  рублей  -
  Мосин еще не настолько утратил совести, чтобы наживаться на  Лихошерсте...
  Рублей за пятнадцать, не больше.
    
                                    7
  
     Перед тем, как пролезть в пролом,  Мосин  тщательно  его  осмотрел  и
  пришел к выводу, что дыра выглядит вполне надежно. Не  похоже,  чтобы  она
  могла когда-нибудь закрыться.
       Киношники толпились возле избы. Тоха стоял на старинной медной  пушке
  и озирал окрестности. Мосин подошел поближе.
       - Где пироскаф? - потрясая растопыренными  пальцами,  вопрошал  Денис
  Давыдов. - Мы же без него начать не можем!
       - Сегодня должны пригнать, - сообщил Мосин, вспомнив ночной разговор.
       - Летит! - заорал Тоха.
       Послышалось отдаленное тарахтенье, и все обернулись  на  звук.  Низко
  над пустырем летел аэроплан. Не самолет, а именно аэроплан,  полотняный  и
  перепончатый. Мосин неверно определил границы невежества потомков. Границы
  эти были гораздо шире. Хотя - аэроплан мог залететь и из другого фильма.
       Полотняный птеродактиль подпрыгнул на четырех велосипедных колесах  и
  под  ликующие  вопли  киношников,  поскрипывая  и  постанывая,  въехал  на
  съемочную площадку. Уже не было никакого сомнения, что летательный аппарат
  прибыл по адресу: из  сплетения  тросов  и  распорок  выглядывала  круглая
  физиономия с бармалейскими усами. Пилот был в кивере.
       Этого Мосин вынести не смог и направился к Денису,  которого,  честно
  говоря,  немного  побаивался:  уж  больно   тот   был   велик   -   этакий
  гусар-баскетболист.
       - Аэроплан-то здесь при чем?
       - Аэроплан? - удивился Денис. - Где?
       Странно он все-таки выглядел. Лихие черные усищи в сочетании с нежным
  юношеским румянцем производили совершенно дикое впечатление.
       - Вот эта штука, - раздельно произнес Сергей, - называется аэроплан.
       Денис был озадачен.
       - А пироскаф тогда что такое? - туповато спросил он.
       Что такое пироскаф, Мосин не знал.
       Тем  временем  круглолицый  субъект  с  бармалейскими   усами   успел
  выпутаться из аппарата и спрыгнул на землю,  придерживая,  как  планшетку,
  все тот же топор на портупее.
       - Похож? - торжествующе спросил аэрогусар.
       - До ангстрема! - подтвердил Денис.
       - На что похож? - возмутился Мосин. - Не было тогда аэропланов!
       Гусары переглянулись.
       - А почему тогда эскадрон называется летучим?  -  задал  контр-вопрос
  Давыдов.
       - Сейчас объясню, - зловеще пообещал Сергей.
       Тут он им и выдал! За все сразу. И за топор, и за портупею. Вытряхнул
  на них все сведения, почерпнутые вчера из книги Тарле  "Наполеон",  вплоть
  до красочного  пересказа  отрывка  из  мемуаров  настоящего  Д.Давыдова  о
  кавалерийской атаке на французское каре.
       Гусары пришли в замешательство.  Денис  оглянулся  на  окружившую  их
  толпу и понял, что пора спасать авторитет.
       - Это ведь  не  я  придумал,  -  терпеливо,  как  ребенку,  начал  он
  втолковывать Мосину. - Так компендий говорит.
       - Кто такой Компедий?  -  пренебрежительно  поинтересовался  Мосин  и
  вздрогнул от массового хохота.
       На шум из избы выскочили еще трое. Им объясняли,  что  секунду  назад
  Сергей блистательно срезал Дениса. Одной фразой.
       - Тоха! Григ! - метался униженный  Денис.  -  У  кого  компендий?  Да
  прекратите же!
       Ему передали крохотный - вроде бы стеклянный - кубик и  прямоугольную
  пластину. Денис загнал в нее кубик и принялся трогать кнопки. На  пластине
  замелькали рисунки и тексты. Наконец он нашел, что искал.
       -  Аэроплан,  -  упавшим  голосом  прочел  Денис.  -  А  ты   говорил
"пироскаф", - упрекнул он гусара-авиатора. - А век не  указан,  -  победно
  заявил он Мосину.
       Началась полемика, смахивающая  на  рукопашную.  Давыдов  повел  себя
  подло. Вместо того чтобы возражать по существу, он придрался к  формальной
  стороне дела, заявив, что Мосин - неясно кто, непонятно  откуда  взялся  и
  вообще не имеет права находиться на территории.
       - Кто это не имеет? - кричал Тоха. - Мы ему допуск дали!
       - Кто это "мы"?
       - Мы - это я.
       - А как это ты мог дать ему допуск?
       - Я дал ему допуск условно.
       - А условно - недействительно.
       - Это почему же недействительно?..
       Поначалу Мосин забеспокоился, как бы его в самом деле  не  выставили,
  но, заметив, что Денис с аэрогусаром остались в меньшинстве,  сделал  вид,
  что спор его совершенно не трогает, и занялся аэропланом.
       Этажерка, насколько он мог судить, была скопирована  здорово,  только
  вместо мотора  имела  тяжеленную  на  вид  болванку,  которая  на  поверку
  оказалась полой. Внутри металлической скорлупы на вал  винта  был  насажен
  круглый моторчик. Из вала под прямым углом торчал гибкий стержень, который
  при  вращении  должен  был  ударять  по  небольшому  чурбачку,   производя
  тарахтение, необходимое для  полного  счастья.  А  сам  моторчик,  видимо,
  работал бесшумно.
       Подошел хмурый Денис и, не глядя на Мосина, предложил принять участие
  в эксперименте.
       - Не понял, - сказал Сергей. - Какой эксперимент? А как же кино?
       Денис обрадовался.
       - А вот здесь ты не прав. В девятнадцатом  веке  кино  не  было.  Оно
  появилось в начале двадцать первого.
       - Погоди-погоди... - пробормотал Мосин. - Что за эксперимент?
       Денис лихо сдвинул кивер на затылок и заговорил терминами - явно брал
  реванш за недавнюю мосинскую лекцию по истории. Сергей  не  понял  из  его
  речи и  половины,  но  даже  того,  что  он  понял,  ему  было  более  чем
  достаточно.
       - Да вы что! С ума сошли?  -  закричал  Мосин.  -  Вы  что,  серьезно
  собрались туда? В восемьсот двенадцатый?
       Похоже, Денис обиделся.
       - Это, по-твоему, несерьезно? - спросил  он,  указывая  почему-то  на
  пушку. Затем лицо его выразило досаду, и он погрозил кому-то кулаком.
       Мосин  оглянулся  и  вздрогнул.  Его  лучший  друг   Тоха,   небрежно
  облокотясь о воздух, развалился в метре над землей.
       - На меня не рассчитывайте, - твердо  сказал  Сергей.  -  Туда  я  не
  полезу.
       - "Полезу", - передразнил Денис.  -  Туда  не  лазят,  а...  -  Он  с
  наслаждением выговорил жуткий, похожий на заклинание глагол. - Да  тебя  и
  не допустят. Или ты хочешь быть Исполнителем?
       - Нет! - убежденно ответил Мосин.
       Денис стремительно подался к собеседнику.
       -  Слушай,  давай  так,  -  заговорщически  предложил  он,  -   я   -
  Исполнитель, Григ - Механик, а ты - Историк. Давай, а?
       Мосину захотелось потрясти головой - не в знак отказа, а чтобы прийти
  в себя.
       - Я подумаю, - очень серьезно сказал он.
       Денис посмотрел на него с уважением.
       - Подумай, - согласился он. - Если будешь искать, то я в срубе...
       И зашагал к избе, длинный, как жердь, и нелепый, как пугало.
    
                                    8
  
     Все изменилось. От элегантных пластмассовых кожухов и  полупрозрачных
  пультов веяло опасностью. И  он  смел  на  ЭТО  облокачиваться!  Смел  ЭТО
  фамильярно похлопывать, не подозревая, что  прихлопнет  он,  допустим,  не
  слишком  приметную  клавишу  -  и  доказывай  потом  какому-нибудь   Ивану
  Третьему, что ты не татарский шпион!
       Сергей прогулочным шагом двинулся в сторону знакомого многокнопочного
  автомата. Возле него было как-то спокойнее - механизм  понятный  и  вполне
  безобидный.
       Из окошка избы снова высунулся Денис и в  последний  раз  предупредил
  Тоху, который в легкомыслии своем  дошел  до  того,  что  начал  осторожно
  подпрыгивать прямо в воздухе,  как  на  батуте.  Денису  он  издевательски
  сделал ручкой. Тогда тот выбрался из избы, с ликующе-злорадным  выражением
  лица подкрался за спиной Тохи к какому-то проволочному  ежу  и  отсоединил
  одну из игл. Тоха с воплем шлепнулся на траву.
       Будь воля Сергея, он бы этих  друзей  близко  не  подпустил  к  такой
  технике. Непонятно, как им вообще могли все  это  разрешить.  Без  особого
  интереса он прошелся пальцами по кнопкам, и автомат  выбросил  жевательную
  резинку. Сергей в задумчивости положил ее в карман.
       Хм, Историк... А соблазнительно звучит, черт возьми! "Скажите, кем вы
  работаете?" - "Я - Историк Эксперимента. Денис - Исполнитель, этот...  как
  его?.. Глюк - Механик, а я - Историк".
       Может, правда попробовать? А то они без него такого  тут  натворят!..
  Между прочим, к обязанностям он уже приступил -  проконсультировал  насчет
  аэроплана...
       Вот и плохо, что проконсультировал. Самое правильное - пойти сейчас к
  Денису и прямо сказать: нужен тебе Историк? Тогда рассказывай, что вы  тут
  собираетесь учинить. Лицензия есть? Или как это у вас  теперь  называется?
  Вот ты ее предъяви сначала, а потом поговорим.
       ...Кстати, а  почему  он  "Давыдов"?  Неужели  подменить  надеются?..
  Нелепое желание возникло у Мосина: вылезти в дыру, сбегать в  отделение  и
  привести милицию - пусть разбираются... Милиция  здесь,  конечно,  ни  при
  чем, а вот знают ли  в  Институте,  что  тут  затевается?  И  Мосин  решил
  взобраться на стену - посмотреть, так ли уж далеко до феерического здания.
       Возле сирени его  окликнула  Эврика.  Она  была  в  пеньюаре.  Сергей
  взглянул в ее светло-серые сияющие глаза и почувствовал, как  стремительно
  испаряются все его сомнения. Кто он вообще такой, чтобы совать нос в столь
  высокие материи? Да и не выйдет у них ничего. Если бы вышло, об этом  было
  бы написано в учебниках истории.
       Мосин, обаятельно  улыбаясь,  свернул  с  намеченного  пути  и  пошел
  навстречу  девушке,  но  тут  откуда-то  вывернулся  худенький  паренек  в
  кольчуге не по росту.
       - Историк!.. Ты Историк?
       Эврика с интересом посмотрела на Мосина. Тот приосанился.
       - Да-а, - солидно подтвердил он. - Я - Историк.
       - Денис спрашивает: а мотоинфантерия тогда была?
       - Минутку, - проговорил Мосин. - Сейчас скажу.
       И сделал вид, что вспоминает. Ничего подобного ему  даже  слышать  не
  приходилось, но по первой части слова вполне можно было сориентироваться.
       - Нет, - уверенно сказал он. - Не было. Если "мото",  -  значит,  уже
  двадцатый век.
       - Я передам, - пообещал подросток и убежал, погромыхивая кольчугой, а
  Мосин самодовольно покосился на Эврику. Та решила, что он задается.
       - Подумаешь! - сказала она. - А меня Денис в Исполнители зовет.
       - Тебя! - ужаснулся Мосин. - Туда?
       Он отказывался понимать Дениса. Ну ладно,  допустим,  ты  -  фанатик,
  допустим, тебе жить надоело, - вот сам  и  отправляйся.  Пускай  тебе  там
  настоящий Денис Давыдов в два счета  усы  сабелькой  смахнет.  Как  явному
  французу и подставному лицу.  Но  рисковать  другими...  Тем  более  такой
  девушкой, как Эврика!
       - А зачем ты хотел туда залезть? -  понизив  голос,  спросила  она  и
  поглядела на кирпичный гребень.
       Вопрос Мосину  не  понравился.  Значит,  он  шел  к  забору  с  такой
  решительной физиономией, что  за  пятнадцать  шагов  было  видно:  человек
  собрался лезть на стену.
       - Проверить, - попробовал отшутиться он, - на месте ли Институт.
       Эврика встревожилась.
       - А что - собирались перекинуть?
       - Кого перекинуть? Институт?
       - Ну да, - с досадой ответила она. - Ищи его потом... за Магистралью!
       Сергей  отчетливо  представил,  как  к  парящему   огромному   зданию
  подкатывает трактор типа  "Кировца",  цепляют  всю  эту  музыку  тросом  и
  буксируют по зеленой степи в поисках приятного пейзажа.
       - Н-не слышал, - сразу став осторожным, выговорил он. -  При  мне  не
  собирались. Я - так, взглянуть... на всякий случай... Мало ли чего...
       Несколько секунд Эврика вникала в его слова.
       - А ведь правда, - ошеломленно сказала она.  -  От  самого  Института
  можно подойти незаметно. А Денис даже охрану не выставил.
       Сбывались худшие опасения Мосина.  Эксперимент-то  подпольный!  Чуяло
  его сердце.
       В странном он находился состоянии. С одной  стороны,  на  его  глазах
  заваривалась авантюра, которую даже сравнить было не с чем.  Разве  что  с
  испытанием ядерной бомбы частными лицами.  С  другой  стороны,  ему  очень
  нравилась Эврика.
       - А чего ты ждешь? - снова понизив голос, спросила она.
       Сергей очнулся. Глупо он  себя  ведет.  Подозрительно.  Объявил,  что
  залезет на стену, а сам стоит столбом.
       Мосин разбежался, пружинисто  подпрыгнул  и  ухватился  за  кирпичный
  гребень. Мысль о том, что  на  него  смотрит  Эврика,  сделала  из  Сергея
  гимнаста: руки сами вынесли его по пояс над стеной.
       Прямо перед ним оказалось огромное человеческое лицо. Живое. Размером
  оно было с мосинскую грудную клетку, не меньше.
    
                                    9
  
     Они оторопело смотрели в  глаза  друг  другу.  Потом  массивные  губы
  шевельнулись,  складываясь  в  насмешливую  улыбку,  и   огромная   голова
  укоризненно покивала Мосину.
       Нервы Сергея не выдержали, и он  совершил  непростительную  глупость:
  спрыгнул со стены, но вместо того чтобы нырнуть через дыру к себе, во двор
  родного НИИ, бросился наутек в сторону избы. Он начисто забыл о  свойствах
  своей лазейки. Здравый смысл подсказывал, что если Сергей нырнет в пролом,
  то неминуемо уткнется головой в ноги ЭТОГО, за стеной.
       Мосин улепетывал, размахивая руками и вопя что-то  нечленораздельное.
  На площадке все в недоумении повернулись к нему, а потом, как по  команде,
  уставились на стену. Сергей влетел в толпу и встал за одним из механизмов.
  Бежать было некуда - между ним и стеной уже стояли ЭТИ. Их было двое.
       Из избы выглянул Денис и увидел пришельцев.
       - Дождались!
       Он сорвал с бритой головы кивер и с  досадой  треснул  им  об  землю.
  Ситуация была предельно ясна. Никаких  поправок  к  учебникам  истории  не
  предвидится - нелегальный эксперимент накрыли. И Мосина вместе с ним.  Как
  соучастника.
       Рядом Сергей заметил Тоху. Глаза у того были круглые и виноватые.  На
  матерого авантюриста, пойманного с поличным, он не походил. Да и остальные
  тоже. Экспериментаторы сбились в испуганный табунок, и вид у них был,  как
  у ребятишек, которых взрослые захватили врасплох за шалостью...
       Вселенная  Мосина  пошатнулась  и  начала  медленно   опрокидываться.
  Ощущение было настолько реальным, что он, теряя равновесие,  ухватился  за
  механизм.  Сколько  им  лет?  Шестнадцать?  Четырнадцать?  А  может  быть,
  тринадцать? А может быть... И Сергей понял наконец: все может быть!
       ДЕТИ!  Легкомысленные,  непоседливые  дети  нашли   склад   списанной
  техники, сбежали от воспитателей и затеяли игру в  Эксперимент,  в  Дениса
  Давыдова, роль которого бесцеремонно  присвоил  самый  старший  из  них  -
  длиннорукий нескладный подросток.
       А ТЕПЕРЬ ПРИШЛИ ВЗРОСЛЫЕ!
       Мосин боязливо выглянул из-за своего  укрытия  и  замер,  зачарованно
  глядя, как они идут через пустырь. Взрослые  были  чудовищны.  Нет,  ни  о
  каком уродстве не могло идти  и  речи:  правильные  черты  лица,  стройные
  фигуры атлетов, но рост!.. Не меньше двух  метров  с  лишним!  Они  шагали
  легко,  неторопливо,  и  не  было   в   их   движениях   жирафьей   грации
  баскетболистов. Иные, вот в чем дело! Совсем иные.
       - Здравствуйте, отроки, -  насмешливо  пророкотал  тот,  что  повыше.
  Кажется, это с ним Мосин столкнулся над стеной.
       Отроки нестройно поздоровались.
       - А хорошо придумано, Рогволод, - повернулся он ко второму. -  Мы  их
  собираемся искать за Магистралью, а они рядом.
       Рогволод, хмурясь, оглядел  площадку  и,  не  ответив,  направился  к
  молочно-белому сплюснутому шару на паучьих ножках.
       - Во что играем? - осведомился первый. -  Впрочем,  не  подсказывать,
  попробую  угадать  сам.  Та-ак.   Это,   несомненно,   должно   изображать
  темп-установку...  Что  ж,  местами  даже   похоже.   Чуть-чуть.   А   где
  темп-установка, там десант в иные времена. Денис, я правильно рассуждаю?
       Денис со свирепой физиономией отряхивал кивер.
       -  Денис  говорит,  что  правильно,  -  невозмутимо  объявил  гигант.
  Послышались смешки. - Ну и куда же вы собрались?.. Ничего  не  понимаю,  -
  после минутного раздумья признался он. - С  одной  стороны,  кулеврина,  с
  другой - самолет.
       Отроки смотрели на него влюбленными глазами.
       -  Тогда  поглядим,  во  что  одеты  Исполнители.   Денис,   подойди,
  пожалуйста.
       Мрачный Денис плотно, со скрипом натянул кивер и вышел вперед.
       Взрослый рассматривал его, посмеиваясь.
       - Слушай, Денис, а ты случайно не Давыдов?
       - Давыдов, - выдали Дениса из толпы.
       - Серьезно? - поразился гигант. - Что, в самом деле Давыдов?
       - Это условно, - нехотя пояснил Денис.  -  Имеется  в  виду  один  из
  отряда Давыдова.
       - Ну что ж, отроки,  -  сказал  взрослый,  -  мне  нравится,  как  вы
  проводите каникулы. В историю играть надо. И надо,  чтобы  у  каждого  был
  свой  любимый  исторический  момент.  И,   наверное,   надо   сожалеть   о
  невозможности принять в нем участие.
       - Почему о невозможности? - буркнул "Давыдов".
       - Потому что момент этот не твой, Денис. Он принадлежит другим людям.
  Как твое время принадлежит тебе. Я знаю, ты сейчас думаешь: "Игра игрой, а
  гусары бы приняли меня за своего". Мне очень жаль, но в лучшем случае  они
  приняли бы тебя за ненормального. С чего ты взял,  что  топоры  носили  на
  портупеях?
       Денис с уважением  покосился  на  Мосина.  К  ним  подошла  Эврика  и
  непринужденно поздоровалась со старшими.
       - Смотри-ка, и Эврика здесь! А платье в музее взяла?
       - Мне подарили, - насупилась девочка.
       - Эврика! - Сказано это было с мягкой укоризной.
       - Подарили, - упрямо повторила она.
       - Да что ты? И кто б это мог такое подарить?
       Эврика, закусив губу, рассматривала свои розовые ажурные туфельки.
       - Я подарил, - сипло сказал Мосин и вылез из-за механизма.
       Это не было подвигом. Просто запираться не имело смысла.
       - Меня зовут Ольга, - негромко представился гигант. Мосин решил,  что
  ослышался: "Ольга? Не может быть! Ольгерд,  наверное..."  -  А  как  зовут
  тебя? И почему я тебя не знаю?
       - Меня зовут Сергей, - полным предложением,  как  на  уроке,  ответил
  Мосин. - Я тут неподалеку... отдыхаю... у папы с мамой, - поспешно добавил
  он.
       - А как ты сюда попал?
       - У меня допуск.
       - Какой допуск?
       - Условный, - Мосин поспешно предъявил шарик.
       Огромный Ольга (Ольгерд?) вгляделся и фыркнул. Отроки с  любопытством
  сгрудились  вокруг  Мосина  и  тоже  засмеялись.  Копающийся  в  одном  из
  приспособлений Рогволод поднял голову.
       - Ну и что? - обиженно сказал  Тоха.  -  Почему  это  не  может  быть
  допуском? Условно же!
       Мосин  поспешно  спрятал  шарик.  "Ольга",  прищурясь,   рассматривал
  бледно-желтую мосинскую тенниску, на которой  было  изображено  ограбление
  почтового поезда.
       - Это тоже из музея?
       - Из музея, - признался Сергей.
       - Слетай и верни, - сказал "Ольга" и больше на него не смотрел.
       Мосину бы сказать: "Хорошо, я сейчас" - и двинуться к дыре, но он еще
  не верил, что пронесло.
       - Ну а теперь объясните мне вот что...  -  "Ольга"  сделал  паузу,  и
  наступила тревожная тишина. - Зачем вы подвели к вашей игрушке энергию?
       - Чтобы все по-настоящему, -  невинно  объяснил  Тоха.  -  А  то  как
  маленькие...
       - А вы и есть маленькие, - впервые заговорил Рогволод, причем голос у
  него оказался,  против  ожидания,  довольно  высоким.  -  Взрослые  должны
  понимать, что с энергией не играют.
       - Верно, - согласился "Ольга". - Кто у вас Механик? Григ, конечно?
       Толпа  зашевелилась  и  пропустила  вперед  высокого   мальчугана   в
  серебристой куртке, того, что обозвал Мосина реликтом.
       - Григ, ты же видел: началась утечка. Почему не отключил установку?
       Григ опустил голову и беззвучно пошевелил губами.
       - Ничего не понял, - сказал "Ольга". - Ты громче можешь?
       - Я пробовал отключить, - еле слышно проговорил Григ. - Она почему-то
  не отключается.
       Кажется, взрослые испугались.
       - По всем правилам, - озадаченно сказал Рогволод, - этот лом работать
  не должен.
       - А он работает? - тревожно осведомился "Ольга".
       Рогволод подошел к нему и протянул что-то  вроде  обрывка  прозрачной
  микропленки.
       -  Цикл!  -  пробормотал  "Ольга",  рассматривая  ленточку.   -   Без
  преобразователя? От него же корпус один!
       - Да что преобразователь! Они его для красоты пристроили, - с досадой
  пояснил Рогволод. - Вот где узел!
       Он  указал  на  аппарат,  отдаленно  напоминающий  кефирную   бутылку
  метровой высоты с красивой и сложной крышкой.
       - Это что же такое?
       Взрослые подошли к "бутылке".
       - Я тоже не сразу понял, - признался Рогволод.  -  Это  они  напрямую
  состыковали списанный "Тайгер-З" и серийную "Тэту".
       - Позволь, что такое "Тэта"?
       - Игрушка. Для старшего и среднего возраста.
       - А последствия? - быстро спросил "Ольга".
       - Веер предположений! -  раздраженно  ответил  Рогволод.  -  Половина
  связей в "Тайгере" разрушена, и во что он превратился с этой приставкой, я
  не знаю... Последствия... Микросвертка, видимо...
       - Но отключить-то ты его сможешь?
       - Цикл, - напомнил Рогволод. - Пока не вернется в нулевую  точку,  не
  стоит и пробовать.
       Отроки и Мосин напряженно вслушивались в этот малопонятный  разговор.
  Взрослые посовещались, потом Рогволод принялся объяснять ситуацию кому-то,
  на пустыре не присутствующему, а "Ольга" повернулся к ребятам.
       - Тебя можно поздравить, Григ, - невесело усмехнулся он. -  Не  знаю,
  правда,  каким  образом,  но  ты,  кажется,  собрал   действующую   модель
  темп-установки.
       У отроков округлились глаза, причем Григ был ошарашен больше всех.
       - Мне хочется, чтобы каждый понял, что произошло. Во-первых,  это  не
  просто утечка. Это прокол. По счастью, игрушка ваша крайне примитивна, так
  что диаметр, я полагаю, невелик - микроны, в крайнем  случае,  миллиметры.
  Но давайте  представим  на  секунду,  что  все  не  так.  Представим,  что
  установка  работает  на  неизвестном  нам   принципе,   и   прокол   можно
  использовать для коммуникации. Скажем, один из вас... - "Ольга"  подождал,
  пока каждый осознает, что речь идет именно о нем, - ...ушел. Ушел ТУДА.  И
  не вернулся. И не вернется.
       На детских лицах отразилось искреннее раскаяние. Никогда в жизни  они
  не будут больше состыковывать списанный "Тайгер" с серийной "Тэтой" и  тем
  более подводить к установке энергию. Однако "Ольга" продолжал, и  довольно
  безжалостно:
       - Или противоположный вариант: кто-то  с  той  стороны,  причем  даже
  неизвестно откуда, проникает сюда...
       Он строго оглядел ребят и вдруг встретился глазами с Мосиным...
    
                                    10
  
     ...Еще ни разу в жизни Сергей не делал такого стремительного  спурта,
  и все же ему казалось, что он никогда не добежит до  сирени,  что  "Ольга"
  легко, в два прыжка, догонит его и ухватит за шиворот. Но за ним никто  не
  погнался, только что-то предостерегающе крикнули вслед.
       Мосин телом пробил сирень и вылетел во двор  учреждения.  Сначала  он
  бежал по кратчайшему пути к дверям служебного входа, потом в нем  сработал
  какой-то инстинкт, и Сергей резко  изменил  направление  -  видимо,  хотел
  запутать следы. Остановиться он сумел, только свернув  за  угол.  Загнанно
  дыша, вернулся, выглянул  во  двор.  Сирень  уже  не  шевелилась,  но  ему
  мерещилось, что вот раздвинут ее сейчас огромные лапы и из листвы выглянет
  суровое лицо "Ольги".
       Потом он сообразил, что ни Рогволод, ни "Ольга" в дыру не полезут,  а
  детям тем более не разрешат.  Прокол-то,  оказывается,  опаснейшая  штука.
"...и не вернется", - ужаснувшись, вспомнил Мосин слова "Ольги".
       И вдруг ему стало нестерпимо стыдно. С  кем  связался?  С  кем  обмен
  затеял? С малышами! Мосин был убит, опозорен в собственных глазах.
       Сирень  не  шевелилась,  и  Сергей,  страшно  переживая,  поплелся  в
  лабораторию.
       Там он достал из кармана "условный допуск". Что же это они ему  такое
  подсунули? Ладно  еще,  если  какую-нибудь  пробку  от  бутылки...  Сергей
  скрипнул зубами и с силой швырнул шарик в угол.
       Хорош, нечего сказать! И кино помог снять, и оптикой разжился! А ведь
  не так уж трудно было убедить Дениса, что гусары без фотокамеры из дому не
  выходили...
       Мосин извлек из "дипломата" сиреневый кругляшек, к которому  когда-то
  отнесся столь пренебрежительно. Вот тебе и вся оптика. Черт его знает, что
  за штуковина.
       Посмотрел через кругляшек на свет. На стекло от очков не похоже, да и
  что толку от одного стекла. Ага, тут еще какие-то металлические бугорки на
  ребре. Сергей ухватил ногтями один из них и осторожно сдвинул. То  ли  ему
  показалось, то ли кругляшек в самом деле изменил цвет.
       Мосин подсел к увеличителю и, держа стекляшку на фоне чистого  листа,
  принялся гонять бугорки по всем направлениям. Наконец отложил кругляшек  и
  выпрямился.
       - Спасибо, - сказал он. - Не ожидал.
       Ему в руки попал изумительный по простоте и  качеству  корректирующий
  светофильтр для цветной печати.
       Мосин выдвинул из корпуса увеличителя металлический ящичек, вложил  в
  него кругляшек. Маловат, болтается... Убрал верхнее  освещение  и  включил
  увеличитель. На белом листе зажегся  интенсивно  малиновый  прямоугольник.
  Мосин ввел в луч растопыренную пятерню, пошевелил  пальцами.  Вне  всякого
  сомнения, - фильтр. Вытащил, передвинул бугорки. Теперь прямоугольник стал
  бледно-лиловым. Мосин полюбовался кистью руки в новом освещении и выключил
  увеличитель. И настроение упало. Хорошо, займется  он  "цветом".  Добьется
  популярности. Посыплются на него заказы. Так ли уж это важно?
       А вот интересно, отключили они установку или прокол еще существует? А
  что, если пойти посмотреть? Осторожно, а?
     "Сиди! - вздрогнув, приказал он себе. - Даже думать не смей! А  вдруг
  они там ждут, когда преступник вернется на место преступления? Цап -  и  в
  дыру!"
       Сергей достал жевательную резинку, машинально распечатал и отправил в
  рот. Вкус у нее оказался довольно неприятным.
       Мосин  расхаживал  из  угла  в  угол  в  жидком   полусвете   красных
  лабораторных  фонарей.  Да,  наверное,  не  в  оптике  счастье.   Нахватал
  какого-то барахла, каких-то безделушек... Правда,  "Асахи"  оплачен  почти
  полностью, но ведь он бы  и  так  его  оплатил,  без  всяких  межвременных
  проколов. Даже и не поговорил ни с кем как следует... А с кем говорить?  К
  взрослым даже подходить страшно, а на отроков Мосин в обиде - они ему  два
  дня голову морочили.
       В  таком  случае   из-за   чего   он   расстраивается?   Откуда   эта
  подавленность? Сергей в задумчивости провел ладонью по лицу и  тихо  взвыл
  от ужаса: лица коснулось что-то мягкое и пушистое.
       Бросился к выключателю. Лампы дневного света  на  этот  раз  верещали
  особенно долго, словно нарочно изводя Сергея. Вспыхнули, наконец. И  Мосин
  отказался узнать кисть правой руки. Она теперь напоминала лапу игрушечного
  тигренка: вся, включая  ладонь,  обросла  густой  и  мягкой  яростно-рыжей
  шерстью. Имелись также две серовато-фиолетовые подпалины.
       - Нет! - глухо сказал Мосин. - Я же... Она же...
       Он хотел сказать, что это бред, что  десять  минут  назад  рука  была
  чистой. Именно десять минут назад он рассматривал ее в  луче  увеличителя,
  когда любовался тонами светофильтра. Тут до него  дошло,  что  как  раз  в
  светофильтре-то все и дело, в том дьявольском кругляшке, который он принял
  за светофильтр.
       Сергей остолбенело смотрел на свою мохнатую лапу, потом ухватил  клок
  шерсти и несильно потянул,  надеясь,  что  он  легко  отделится  от  кожи.
  Получилось больно.
       Но ведь не бывает же, не бывает такого невезения!
     "Не бывает? - с неожиданной едкостью спросил он себя.  -  Очень  даже
  бывает!  Как,  например,  удалось  Денису  отрастить  на   своей   розовой
  физиономии гусарские усы? И каким же надо быть дураком, чтобы до  сих  пор
  ничего не понять!.."
       Кстати, где резинка? Он ее  жевал,  а  потом...  Проглотил,  что  ли?
  Совсем весело...
       Да бог с ней, с резинкой! Ну, проглотил и проглотил - переварится.  С
  шерстью-то что делать?!
       И Мосиным овладело бешенство. "Растопчу! - решил он. -  Вдребезги!  В
  мелкую крошку!.."
       Он  двинулся  к  увеличителю,  и,  если  бы  не  телефонный   звонок,
  хитроумному изобретению потомков пришел бы конец.
       - Поднимись, - сказал начальник. - Есть разговор.
       Более удачного времени он, конечно, выбрать не мог.  Мосин  попытался
  натянуть  на  правую  руку  резиновую  перчатку,  но  это   было   слишком
  мучительно. Может, просто держать руку в кармане? Нет, неприлично.  Сергей
  открыл аптечку и принялся плотно бинтовать кисть.
    
                                    11
  
     "Зачем вызывает? - тревожно думал он, поднимаясь по  лестнице.  -  Не
  дай бог что-нибудь всплыло..."
       Нелепая, но грозная картина возникла в его горячечном  воображении  -
  открывает он дверь, а у начальника сидит огромный "Ольга" и  рассказывает:
  так, мол, и так, ваш сотрудник обманом проник на  нашу  детскую  площадку,
  выманивал у ребятишек ценности, дурно на них влиял...
       Вадим Петрович был один.
       - Что это у тебя с рукой? - спросил он.
       - Обжег химикатами.
       - У врача был?
       - Что я, псих, что ли? - вырвалось у Сергея. - Я  содой  присыпал,  -
  поспешил добавить он.
       Начальник подумал и счел тему исчерпанной.
       А в организме  Мосина  тем  временем  явно  шел  какой-то  непонятный
  процесс. В горле побулькивало, потом стали надуваться щеки.
       - В общем, добивай, что  там  у  тебя  осталось,  и  настраивайся  на
  командиров...
       Начальник оборвал фразу и уставился на  Мосина.  Тот  не  выдержал  и
  разомкнул губы. Тотчас изо рта его выдулся  красивый  радужный  пузырь,  в
  считанные секунды достиг размеров  футбольного  мяча,  и  Мосин  испуганно
  захлопнул рот. Пузырь отделился от губ и поплыл. В кабинете стало тихо.
       Над столом пузырь приостановился, как бы поприветствовав  начальство,
  и направился к форточке.
       Вадим Петрович откинулся на спинку стула и перевел очумелые глаза  на
  Мосина.
       - Ты что, мыло съел?
       Сергей замотал надувающимися щеками.
       - Резинку... жевательную...
       Слова  прозвучали  не  совсем  разборчиво,  так  как  в  этот  момент
  выдувался уже второй пузырь, краше первого, но начальник расслышал.
       - С рук, небось, покупал? - сочувственно осведомился он, и  вдруг  до
  него дошел весь комизм ситуации. Начальник всхлипнул, повалился грудью  на
  стол и захохотал. Остановиться он уже не мог.
       Мосин выскочил из кабинета и помчался по коридорам и  лестницам,  при
  каждом выдохе производя на свет большой и красивый пузырь.
       В лаборатории он бросился к крану и залпом выпил стакан  воды,  чего,
  как выяснилось, делать не следовало ни  в  коем  случае.  Теперь  изо  рта
  Мосина вылетали уже не отдельные пузыри,  но  целые  каскады,  гирлянды  и
  грозди великолепных, радужных, переливающихся шаров.
       Лаборатория выглядела  празднично.  Было  в  ней  что-то  новогоднее.
  Просвеченные лампами пузыри плавали,  снижались,  взмывали,  сталкивались,
  иногда при этом лопаясь, а иногда слипаясь  в  подобие  прозрачной  модели
  сложной органической молекулы.
       А выход из этого кошмара был один: сидеть  и  терпеливо  ждать,  пока
  мнимая резинка не  отработается  до  конца.  В  ящике  стола  Мосин  нашел
  завалявшуюся  там  с  давних  времен  полупустую  пачку  "Примы"  и  долго
  прикуривал желтоватую, хрустяще-сухую сигарету - мешали вылезающие изо рта
  пузыри. Наполненные табачным дымом, они напоминали теперь мраморные  ядра,
  к потолку не взлетали - гуляли в метре над линолеумом.
       Глядя на них влажными от переживаний глазами, Мосин надрывно думал  о
  том, что с чувством юмора у потомков дела обстоят неважно. Ну кто  же  так
  шутит? В чем юмор?
       А почему он уверен, что резинка изготавливалась специально для  того,
  чтобы кто-то кого-то разыграл? А вдруг Вадим Петрович был близок к истине,
  когда спросил про мыло? Какое-нибудь особое, детское, для пузырей...
       Мраморные ядра колыхались над самым линолеумом. Мосин вскочил и начал
  их пинать. Шары лопались, оставляя после себя клочки дыма. Сорвав бинт, он
  молотил их обеими руками, пока не обессилел окончательно.
       Потом в мрачной апатии  сидел  и  курил,  брезгливо  кося  глазом  на
  очередной выдувающийся  пузырь.  Давал  ему  отплыть  на  полметра,  затем
  протягивал мохнатую лапу с тлеющей сигаретой и безжалостно протыкал.
       Начальник  не  звонил  -  скорее  всего,  отвлекли  дела.   Шаров   в
  лаборатории поубавилось - "резинка" выдохлась.  Пора  было  подумать  и  о
  руке.
       Мосин встал и, задумчиво поджав губы, повернулся к увеличителю.  Если
  с помощью кругляшка можно  выращивать  волосы,  то,  наверное,  с  его  же
  помощью их можно удалять. Череп Дениса был, помнится,  слишком  уж  гладко
  выбрит... Но не вышло бы хуже...
       - А хуже быть не может, - процедил Сергей и выключил свет, но руку от
  выключателя не отдернул - не  решился.  Слова  его  не  были  искренни:  в
  глубине души он сознавал, что может быть и хуже.
       Все может быть.
       И тут в лаборатории произошла  ослепительно-белая  холодная  вспышка.
  Светом брызнуло из увеличителя, из неплотно прикрытого "дипломата", и  еще
  полыхнуло в углу, куда Мосин в бешенстве зашвырнул "условный допуск".
       Пальцы  судорожно  щелкнули  выключателем,  Сергей  издал   невнятный
  горловом звук,  и  новорожденный  радужный  шар  затанцевал  перед  ним  в
  воздухе. Да прекратится это  когда-нибудь  или  нет,  в  конце-то  концов!
  Сергей отмахнулся от мыльного пузыря и, подбежав к  увеличителю,  выдвинул
  рамку для светофильтров. Пусто. Как он и думал. А что  могло  вспыхнуть  в
"дипломате"? "Сигарета"-передатчик! Мосин  откинул  крышку.  "Сигареты"  в
"дипломате" не было. Не было там и ножа. Значит, шарик в углу тоже  искать
  не стоит...
       И Сергей понял: где-то по ту сторону  стены,  за  сотни  лет  отсюда,
  хмурый неразговорчивый Рогволод дождался  нулевой  точки  цикла,  отключил
  установку и ликвидировал прокол. Дыра исчезла,  и  вместе  с  ней  исчезли
  предметы, которым по каким-то не известным Сергею  законам  не  полагалось
  существовать в ином времени.
       Предметы исчезли, а последствия?
       Последствия, судя по рыжей шерсти на руке Мосина, исчезать не думали.
       - Та-ак, - протянул он, присаживаясь. - Ну что ж...
       Потом вдруг вскочил и бросился к двери. Через двор бежал, как бегут к
  электричке, которая вот-вот тронется.
       Невероятно: ДЫРА БЫЛА НА МЕСТЕ! Отчетливо понимая, чем рискует, Мосин
  просунул в нее голову.  Глазам  его  представился  маленький  захламленный
  пустырь с островками редкой травы между хребтами мусора. Справа его теснил
  завод, слева - частный сектор.
       - Не успел, - медленно проговорил Сергей, поднимаясь с четверенек.  -
  Ах ты, черт, не успел...
    
                                    12
  
     Уронив голову на стол и свесив руки почти до  полу,  Мосин  сидел  за
  увеличителем и тихонько скулил, как от зубной боли.
       Что  там,  впереди?  Снова   белые   кафельные   стены   лаборатории,
  красноватый  полумрак  и  маленькие  хитрости  с  левыми  фотоснимками,  и
  фирменное барахло, и конспиративный шепоток клиентов, и грохот ресторанной
  музыки по вечерам, и ни просвета, ни намека на что-то иное,  ненынешнее...
  Какая несправедливость: приоткрыть эту лазейку всего на два дня!
       И Мосин с ужасом увидел себя во всей  этой  истории  со  стороны.  Он
  увидел,  как  неумное  суетливое  существо  с  простейшими   хватательными
  рефлексами проникает не куда-нибудь - в будущее - и там, даже  не  пытаясь
  понять, что происходит, начинает по привычке хапать, хитрить, химичить.  А
  они-то решили, что он валяет дурака! Им и в голову не  могло  прийти,  что
  так можно всерьез...
       Мосин поднялся и побрел по лаборатории. Остановился  перед  агрегатом
  для просушки снимков. Из зеркального барабана на него глянуло его  лицо  -
  сплюснутое и словно растянутое за щеки. Мосин взвыл и больно  ударил  себя
  кулаком по голове.
       Ничего уже не исправишь. Дыра закрылась. Хоть кулаком по голове, хоть
  головой об стену - поздно.
       Забыть обо всем и жить  по-прежнему?  Невозможно.  Смотреть  в  глаза
  собеседнику и утешаться: "А ведь ты, лапушка, бывшая моя  невеста,  повела
  бы там себя еще хуже... А про тебя, тетка, я вообще молчу..." Да,  но  чем
  утешишься, глядя в глаза Лихошерсту, который  наверняка,  не  задумываясь,
  все бы отдал, чтобы попасть туда хоть на пять минут,  хоть  одним  глазком
  взглянуть...
       Ах, если бы Сергей успел вернуться туда до того, как дыра  закрылась!
  Он бы крикнул им: "Это недоразумение! Поймите, я просто  не  сразу  понял,
  где я!.." И пусть бы он потом превратился в холодную  белую  вспышку,  как
"условный допуск"  или  "светофильтр",  но  за  это  хотя  бы  можно  было
  уважать...
     "Я начну новую жизнь, - подумал Мосин. - Я обязан ее начать".
       Видно, происшествие сильно расшатало ему нервы. Только спустя полтора
  часа Сергею удалось взять себя  в  руки  и  выйти  из  этого  странного  и
  совершенно несвойственного ему состояния.
     "Ну-ка, хватит! - приказал он себе. - Расхныкался!.. Все. Дыры нет. О
  настоящем думать надо".
       Руку он побреет, а потом обязательно достанет  мазь  для  уничтожения
  волос. Что еще? Пузыри? Мосин выдохнул и с удовлетворением отметил, что  с
  пузырями покончено.
       Колготки... Вот тут сложнее,  если  учесть,  что  все  они  наверняка
  исчезли. Со вспышкой! Хотя днем вспышку могли и не заметить. За Тамарку он
  спокоен - она ему теперь по гроб жизни благодарна. А вот та спекулянтка...
  А спекулянтке он скажет: "Нечего было рот разевать. Следить надо за своими
  вещами..." Ну да, а если они прямо на ней пропали? Все равно пусть рот  не
  разевает. И вообще, какие такие колготки?..
       С экс-невестой разговора, конечно, не избежать. Ремешок мог исчезнуть
  у нее на глазах да еще полыхнуть на прощанье.  Ладно,  в  крайнем  случае,
  придется вернуть червонец и извиниться за глупую шутку.
       Лихошерст... Ох, этот Лихошерст!.. Только бы не встретиться с ним  до
  конца недели.
       Все? Нет, не все! "Асахи" оплачен! Выходит, он на этом кошмаре еще  и
  заработал? Ну, Мосин! Ну, делец! Все-таки незаурядный он человек,  что  ни
  говори...
       Заверещал дверной звонок.
       Сергей наскоро обмотал руку бинтом и открыл.
       Это была вахтерша. Не та, с которой он все время ссорился, а новая.
       - Фотографа к городскому телефону. Фотограф есть?
       Мосин подошел к столу с треснувшим после памятного случая аппаратом.
       - Кого надо?
       Грубый и низкий мужской голос потребовал к телефону Мосина.
       - Он вышел, - соврал Сергей. - А что передать? Кто звонил?
       - Передайте этому мерзавцу, - рявкнул голос, - что звонила  та,  кому
  он продал лиловый пояс!
       - В смысле, это муж ее звонит? - уточнил Мосин.
       - Нет, не муж! - громыхнуло в трубке. -  Это  я  сама  звоню!  И  еще
  передайте этому проходимцу, что я сейчас к нему приеду! - В  голосе  вдруг
  пробились мечтательные нотки. - Ох, он у меня и попрыгает!..
  
г========================================================================¬
  ¦          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         ¦
  ¦         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" ¦
  ¦------------------------------------------------------------------------¦
  ¦        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       ¦
  ¦    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    ¦
  L========================================================================- 

  Книго
  




        

            
[X]