Б. Лавренко                          
Загадки пучины                   Научно-фантастический рассказ
Шлагбаум был поднят. Машины - три тяжелых крытых вездехода, не сбавляя
  скорости, проскочили мимо часовых.
    - Прошли! - проговорил в микрофон лейтенант.
    - Принято! - прозвучало в динамике. Офицер уступил место солдату и,
  натягивая на ходу перчатки, вышел из караульного помещения.
    Над шоссе, запорошенным снегом, еще кружили белесые вихри, поднятые
  машинами. Лес вплотную подступал к дороге, и только в той стороне, куда
  она убегала, в его темную зубчатую стену клином врезалось звездное небо.
  Вслушиваясь в затихающий рокот моторов, офицер похлопал по карманам
  шинели, разыскивая папиросы... Закурить он не успел: сирена хлестнула по
  вершинам деревьев. Ее вопль заполнил все вокруг. Боевая тревога!
    Боевая тревога. Лейтенант хорошо представлял, что сейчас делается "там".
  Первый аккорд сирены - и как не бывало крепкого солдатского сна.
  Молчаливые секунды точных движений - и вот уже по бетонным плитам
  тревожный перестук сапог: расчеты спешат к своим местам. Еще несколько
  секунд - и запели, пока на холостом ходу, электромоторы исполнительных
  механизмов, шевельнулись на конвейерах многометровые серебристые акулы.
    Боевая тревога! На пункте управления голубым искристым светом разгораются
  экраны локаторов, следящих приборов, а мозг ракетной установки,
  счетно-решающее устройство, уже готовит решение сложной задачи.
    Офицер мял в пальцах незажженную папиросу. Досадно, что он сейчас не там,
  у экрана. Досадно. Но зато он увидит все это со стороны. Он ждал.
    Яркий сполох взметнулся над гребнем леса. Лес, небо - все стало оранжевым.
  Затем поднялось клубящееся облако дыма и снега, тяжелое, налитое огнем.
  Земля дрогнула, лес, глухо ухнув, зашумел. С ветвей посыпался оранжевый
  снег. Басовитый вой нарастал, становясь все неистовее. Офицер прикрыл уши
  ладонями. В темную синеву поднялся огненный столб. Вой перешел в
  пронзительный свист, постепенно утихающий, - и все исчезло.
    - Цель! - звенящим голосом выкрикнул сержант. Полковник кивнул головой и
  негромко скомандовал:
    - Вторая, к пуску!
    Исполнительные механизмы просигналили: "Готова!" На лица солдат и офицеров
  лег отблеск загоревшихся сигнальных лампочек стартового автомата.
    - Пуск! - По старой артиллерийской привычке полковник рубанул ладонью.
    Над лесом снова забушевал огненный смерч, снова вокруг загрохотало,
  завыло. Мгновение - и на экранах появилась светлая точка, упрямо
  карабкающаяся вверх. Полковник поднялся и, заложив руки за спину, зашагал
  по тесному коридорчику между приборами. Он шагал, изредка поглядывая на
  часы. Шагал до тех пор, пока снова не прозвучало: "Цель!" Тогда полковник
  подошел к лейтенанту, сидевшему у небольшого аппарата. Тот секунду
  напряженно вслушивался в работу механизмов, затем щелкнул тумблером и,
  поднявшись, протянул полковнику бланк со столбцами цифр. Полковник положил
  бланк на стол и поднял трубку телефона:
    - Докладываю. Операция "Краб" завершена. Ракеты легли в заданные точки.
  Да, в заданные точки.
      Я барахтался в темной и жаркой пустоте, задыхался и падал со страшной
  высоты. Внизу был океан, гневный, взбудораженный. Один за другим
  вздымались зеленые валы с белыми гребнями и неслись куда-то вдаль. Но
  странное дело: я падал, а волны не приближались. "Скорее бы уже..." -
  подумал и открыл глаза.
    Какое-то время, отбросив влажную и жаркую простыню, я лежал неподвижно:
  надо же, черт возьми, отделить явь ото сна. Удивительно: ощущение падения
  не проходило. И такая же плотная, душная темень обступала меня со всех
  сторон. Нет, что ни говорите, - тропики не для меня. Впрочем, я повторяю
  это не первый год.
    Я потянулся к изголовью, нащупал в темноте кнопки.
    - Время - ноль часов пять минут, - прохрипело над головой.
    Ну и голосок у этих говорящих часов! Не могли сделать приятнее... И чего
  проснулся? Ведь только лег. Надо вызвать рубку. Лукаво перемигнулись
  огоньки, и снова заскрипел металлический голос. Вот это да!
  "Океан", вместо того чтобы лежать в дрейфе, как предусматривалось
  графиком, и, запустив вглубь гроздья батометров, грунтовые трубки, теле- и
  фотоприборы, ихтиологические и планктонные сети, выуживать из глубин живое
  и неживое, несся по полуночному Индийскому океану куда-то на юго-запад.
  Несся со скоростью, какую можно было выжать на подводных крыльях
  турбореактивными двигателями. Тут уж не до сна.
    В дверь постучали, и показалась голова радиста Николая Невзорова.
    - Не спите, Владимир Владимирович?
    Кажется, об этом можно было и не спрашивать.
    - Понимаете, такое дело... - В голосе радиста было что-то заставившее меня
  прекратить возню с башмаками.
    - Ну?
    Вместо ответа Николай протянул бланк радиограммы.
    Я не ждал радиограмм ни личных, ни служебных. Предчувствие недоброго
  охватило меня. Я взял листок бумаги.
  "Получил возможность воспользоваться приглашением Али?. Через час
  погружение. Сообщи Нине. Привет всем. Евгений".
    На такое способен только Женька. Честное слово! Неделю назад радировал,
  что собирается в Северную Атлантику, а сегодня...
    Радист, не ожидая моих вопросов, подал еще одну радиограмму.
  "Назначенный срок "Ява" не поднялась. Поиски безрезультатны. Просим
  помощи..."
  Колька знал, кому нести эту весть. Эх, други, мои други, что же это
  такое?..
    Сигнал колокола громкого боя ворвался в каюту. Сунув радиограммы в карман,
  я выскочил в коридор.
    - "Ява" не поднялась.
    - Знаю. - Я старался не встречаться взглядом с Ниной - Этого еще не
  хватало...
    - Ты что?
    Я пробормотал:
    - Ничего... Мне очень жаль Раден.
    С Раден - женой Али? Чокроаминото - мы познакомились, когда гостили у
  этого крупного ученого. Было это всего два месяца назад. "Океан" бросил
  якорь в небольшой бухте на острове Ява. Еще не стих грохот якорных цепей,
  как на борту появились Али? и женщина с приветливым лицом. "Знакомьтесь, -
  сказал Али.- Раден - мой строгий судья и добрый гений".
    Раден прекрасно владела русским, и через несколько минут женщины засели в
  библиотеке. Тем временем Али Чокроаминото с горящими глазами заглядывал во
  все углы, ощупывал каждый винтик на "Океане". "Да, машина... Не то что моя
  калоша". Скажем прямо, это было с его стороны явно несправедливо по
  отношению к "Кораллу". Сверкающий белизной, с легкими стремительными
  обводами, корабль индонезийской экспедиции стоял рядом.
    Али Чокроаминото, о котором говорили, что большую часть жизни он провел на
  дне океана, был гостеприимным человеком. На следующий день мы осмотрели
  его творение - батискаф "Ява". Индонезийский ученый готовился "пройтись"
  по глубоководному желобу, открытому советской экспедицией на "Витязе"
  вблизи архипелага Чагос. Али, с которым мы были знакомы по встречам на
  конгрессах океанологов, попросил меня самым придирчивым образом проверить
  электронику "Явы". Тогда же Али попросил меня передать приглашение Евгению
  участвовать в экспедиции, но тот был занят подготовкой к испытаниям
  подводных траулеров.
    Неделю назад "Коралл" вышел в море. Перед походом к архипелагу Лагос было
  решено испытать батискаф в ближайшем подводном каньоне. Произвели первый
  пробный спуск, все было хорошо.
    Вчера Чокроаминото начал готовить батискаф ко второму спуску. Генеральная
  проверка, эта нудная процедура, заняла несколько часов. Последняя
  контрольная проверка глубин эхолотом - и "Ява", вспузырив волны, ушла под
  воду. Примерно через час поступило сообщение: батискаф на дне. Вскоре
  связь стала резко ухудшаться, а затем совершенно прервалась. Это не
  вызвало особой тревоги: бывало раньше такое. Тревога появилась, когда
  прошло время, установленное для всплытия, и когда гидроакустика и
  светофототехника не обнаружили батискафа ни на дне, где он был еще совсем
  недавно, ни в слоях воды. В воздух подняли винтокрыл, но и он ничего не
  нашел. Тогда дали сигнал бедствия.
    С экрана видеофона на нас поглядывал сухощавый молодой человек - капитан
"Коралла". Не знаю, видел ли он Нину, но имя второго члена экипажа "Явы"
  он не называл. Закончив рассказ, он спросил:
    - Может быть, посмотрите пленки и прослушаете звукозаписи?
    - Потом! - буркнул Карл Янович, руководитель нашей экспедиции. - Потом, на
  ходу. И так потеряна уйма времени.
    Капитан "Коралла" вежливо ответил:
    - Вы правы. Но задержки бывали прежде. Кроме того... Инструкция
  Чокроаминото... Вы его знаете...
    - Знаем. Но вы капитан, - проворчал Карл Янович, уже не скрывая досады.
    - Жене сообщили?
    Это спросила Нина, и мне стало не по себе: она, наверное, сейчас смотрит
  на меня.
    - Да, - наклонил голову капитан "Коралла". - Она ответила, что с мужем
  бывало всякое, но он еще никогда не пропустил завтрака.
    Я прикинул в уме жизненные ресурсы "Явы". Причин для особой тревоги пока
  нет, но Али и еще кое-кому следует поторопиться, чтобы в самом деле не
  опоздать к завтраку.
    Карл Янович несколько секунд сидел, глубоко задумавшись, затем коротко
  бросил:
    - Начинаем! По местам!
    Меня задержала Нина. Она спросила:
    - Может, бросишь играть в прятки? Что случилось?
    Вступил в силу закон "Союза неразлучных", и я достал радиограммы.
    Я смотрел, как Нина растерянно поглядывает то на одну, то на другую, а
  память услужливо листала страницы былого.
    ...Роняет листья липа в углу школьного двора. Под деревом трое: два очень
  похожих друг на друга мальчугана - Женька и я, третья - Нина, девчонка с
  большущими глазами и непокорными косичками. На зачитанном томике "Как
  закалялась сталь" мы клянемся в вечной дружбе, клянемся быть смелыми,
  правдивыми... Так родился "Союз неразлучных".
    ...На берегу пруда яростно спорят Женька и Нинка. И охота им цапаться в
  такую жару? Женька убежден, что настоящие приключения возможны только в
  космосе, Нина доказывает, что и на Земле еще много дел. Мне надоедает их
  спор, и я кричу: "К черту космос, к дьяволу Землю, да здравствует вода!" И
  бултыхаюсь в пруд. Они за мной.
    ...Прошлепало по пыльным стежкам-дорожкам босоногое детство. Пришла и нам
  пора открывать новую страну, открывать так, как ее открывали до нас и
  будут делать это после нас, - все сначала. Это была таинственная и
  великолепнейшая страна, но с тысячами широких дорог и путаных тропинок,
  бурных потоков и тихих омутов. Она называлась "любовь". Мы начали с
  выяснения, помогает или мешает любовь совершать подвиги?
    Потом однажды, в мартовский вечер, когда так сильно пахло талым снегом, я
  понял новую сущность игры "третий лишний". По законам "Союза неразлучных"
  невозможно не ответить правду на прямой вопрос. Я спросил друзей; "Вы
  любите друг друга?.."
    - Не понимаю, как он там оказался? - прервав мои думы, проговорила Нина.
Затем посмотрела мне в глаза. - Мы скоро их найдем?
  Я не сомневался.
  - Самое позднее часа через три. Али не опоздает к завтраку, а Женька лично
поздравит тебя с днем рождения.
  - Вот вы где? - В дверях стояла Иринка.- Через двадцать минут будем у
"Коралла". Карл Янович интересуется, почему ваша механика не работает?
    Но не пришлось нам встретиться через двадцать минут с красавцем
"Кораллом". Прозвенел вызов с ходовой рубки, и раздался встревоженный
  голос вахтенного:
    - Слева по курсу судно без сигнальных огней! На вызов не отвечает. Включаю
  прибор ночного видения.
    В рамке экрана появился силуэт судна. Это был небольшой двухмачтовик. И
  шел он действительно без единого огонька.
    - Паруса бы ему, и ни дать ни взять "Летучий голландец", - проговорил я,
  всматриваясь в изображение.
    - "Голландец"? Нет... - протянул Карл Янович. - Это "японец". Позвольте!
  Это... - воскликнул он удивленно. - Это "Хризантема"?! Разрази меня гром,
  это она, коробка старого плута Ихара Сейдзюро! Но, - Карл Янович снова
  бросил взгляд на экран, - дело в том, что старина Ихар давно перестал
  шнырять по морям без огней.
    Я припомнил: недавно небольшое судно проходило мимо "Океана", лежавшего в
  дрейфе на очередной станции, и его капитан, высокий седоватый японец,
  церемонно приветствовал нас. Это был Ихар Сейдзюро - старый знакомый Карла
  Яновича.
    Наш начальник в молодости охранял границу на Тихом, а Сейдзюро водил
  разного рода "Мару" к лежбищам котиков...
    Хотя на борту "Океана" было мало людей и много умных машин, спуску катера
  предшествовала традиционная суматоха. Но вот "Океан" сбавил ход, "присел"
  на опорах подводных крыльев; по левому борту, у самой ватерлинии открылся
  круглый зев, и из него скользнул на воду катер. Вздымая буруны, катер
  пронесся наперерез странному судну.
    Да, это была "Хризантема". Старый пограничник не ошибся.
    - Эге-ей! На "Хризантеме"! - рявкнул в мегафон во всю мощь своих легких
  штурман Виктор Пархоменко, когда катер подвалил к борту затемненного
  корабля.
    Не получив ответа, Пархоменко одним рывком перебросил свое гибкое тело
  через невысокий фальшборт, а затем протянул руку спутнику - бортврачу
  Короткову.
    На палубе было темно и тихо. Внизу чуть слышно постукивал дизель. Освещая
  фонариком дорогу, Пархоменко и Коротков пробрались к ходовой рубке.
    - Фу, нечистая сила! - прошептал Пархоменко, открыв дверь. В углу в
  темноте сверкали два зеленых глаза. Виктор щелкнул выключателем, и рубка
  осветилась. Навстречу, приветливо мурлыкнув, поднялся пребольшущий кот.
    - Ну, "японец", - потрепал Пархоменко трущегося о ногу кота, - веди,
  показывай свое хозяйство...
    Пархоменко и Коротков зажгли сигнальные огни, выключили главный двигатель
  и, сопровождаемые котом, начали осмотр "Хризантемы". Странное зрелище
  представляло собою судно: везде порядок, все на месте и нигде ни одного
  человека. И что удивительно, нигде следов панического бегства:
  единственная шлюпка на месте, у коек лежали аккуратно сложенные
  спасательные пояса, в трюме - груз бирманского риса.
    Они переходили из одного помещения в другое, и курносое добродушное лицо
  штурмана мрачнело.
    - Чертовщина какая-то! - бормотал он. - Нечистое на посудине дело. Что
  скажете, док?
    Николай Андреевич Коротков, высокий, угловатый, склонив голову набок,
  бросал вокруг внимательный взгляд и молчал.
    В каюте капитана был образцовый порядок. На столе лежала карта с
  проложенным курсом и раскрытый судовой журнал, рядом поблескивала
  позолотой авторучка. Запись в журнале велась на английском языке, и
  штурман прочел последнюю:
  "В 13 часов наблюдали необыкновенное явление... По правому борту в трех
  кабельтовых на море появился почти правильный круг как бы кипящей воды.
  Его диаметр в несколько раз превосходил длину "Хризантемы". Явление
  наблюдалось в течение пяти минут".
    Дальше шли цифры - запись координат. Пархоменко дважды повторил их вслух и
  присвистнул:
    - Док, посмотрите! Корабль без команды шпарит полным ходом - чертовщина
  первая, а это, - он ткнул пальцем в цифры, - вторая! Запись сделана в то
  время, когда у "Коралла" прервалась связь с "Явой", и были они совсем
  рядом с ним. Согласитесь, док, что это очень странно.
    - Ты прав, - задумчиво ответил Коротков. - Странно.
    Они снова поднялись на палубу и, привлеченные жалобным мяуканьем кота,
  заглянули на камбуз. По сравнению с другими помещениями здесь был
  невероятный беспорядок. Валялись посуда, пакеты с продуктами, жестяные
  банки, остро пахло горелым сахаром. Фонарик в руке штурмана дрогнул:
  из-под кучи картофеля, мешков и банок торчали ноги в деревянных башмаках.
    Судя по всему, это был кок - невероятно тощий молодой японец. Он лежал,
  закрыв ладонями лицо, искаженное гримасой ужаса. Все-таки на судне
  оказался человек, и Пархоменко сразу повеселел.
    - Впервые вижу такого тощего кока. Ну как, доктор?
    Коротков наклонился над телом.
    - Пока жив.
      Уже забрезжил рассвет, а мы все не могли обнаружить батискаф. Мы прошли
  над глубоководной пропастью, куда спустилась "Ява", - ничего. Потом
  просмотрели, прослушали, прощупали огромную акваторию - и опять ничего.
"Ява" исчезла бесследно. Это было непонятным, непостижимым и давало
  основания для тревоги.
    Обо всем этом и докладывал сейчас Кард Янович чрезвычайной комиссии
  Академии наук.
    Я взглянул на Нину. С окаменелым лицом она сидела, склонясь над своими
  таблицами, и что-то записывала в них. Глаза ее стали синее - единственный
  признак большого волнения.
    Что же случилось с "Явой", с этим самым совершенным глубоководным кораблем?
    Батискаф - подводный дирижабль - пришел на смену ненадежным, а главное,
  ограниченным батисферам и гидростатам. Стратонавт Пикар, успешно проникнув
  в глубины воздушного океана, обратился к осуществлению своей давней мечты
  - проникновению в глубины морей. Годы упорных поисков, напряженного труда,
  рискованных экспериментов - и корабль глубин, батискаф, родился. Вместо
  легкой оболочки, наполненной газом, - легкая, но прочная поплавковая
  камера, наполненная бензином; вместо легкой гондолы - сверхпрочный
  стальной шар, способный выдерживать чудовищные давления глубин.
    Чокроаминото создал корабль предельных глубин. Батискаф этот был рассчитан
  на проведение серьезных исследовательских работ на любых глубинах... Где
  батискаф? Что с его экипажем?
    При спуске у острова Капри Пикар едва не остался навсегда на дне: батискаф
  застрял в толстом слое ила; на нем дважды самопроизвольно срабатывал
  аварийный автомат сброса балласта, и батискаф стремительно уходил вверх.
  Могло такое произойти с "Явой"? Исключено. Ну, а вдруг "Ява" всплывает,
  всплывает значительно быстрее, чем древний батискаф, а там, на волнах,
  ничего не подозревающая "Хризантема"... Удар о киль, рваная пробоина в
  корпусе поплавковой камеры... и батискаф снова погружается в пучину.
  Навсегда... Я выскользнул из салона и зашагал к радиорубке. Вызвать
"Хризантему" было минутным делом. Но на Пархоменко мое разыгравшееся
  воображение мало действовало. Если экипаж "Хризантемы" погиб при попытке
  спасти батискаф, то почему шлюпка на месте? А потом "поцелуй" "Явы" не
  прошел бы безнаказанно для такой скорлупки, как "Хризантема". Если бы это
  случилось, то, пожалуй, ему не пришлось бы находиться на корабле. А
  главное, батискаф-то не обнаружен. Ладно, так и быть, он полезет и
  осмотрит днище. Я не удержался и позвонил в гидроакустическую.
    - Ничего нового! - сердито ответила на мой вопрос Иринка. - Неужели я
  молчала бы? Тебе делать нечего, что ли?..
    Вот так всегда Иринка со мною разговаривает. А в действительности она
  замечательная и умница большая. Она гидроакустик и гидробиолог нашей
  комплексной группы океанографической экспедиции. Вообще у нас отличный
  народ в группе, не первый год вместе выпытываем у старика Нептуна его
  тайны.
    Но куда все-таки исчезла "Ява"?
    Я возвратился в салон. Карл Янович, заложив руки за спину и чуть
  ссутулясь, медленно прохаживался вдоль мерцающего экранами приборного
  пульта.
    - Одно, - говорил он глуховатым голосом, - остается одно - начать все
  снова. Прощупать каждый метр, каждую складку дна. Но убейте меня, - он
  развел руками, - не понимаю! Как корова языком слизнула. Мы обнаруживаем
  на дне ядра, да что ядра, гайки и то находим, а батискаф не разыщем! Что
  за дьявольщина! Такая техника...
    Нина потупилась. Да, поисковая техника подвластна ей такая, о которой еще
  год назад можно было только мечтать. Но сегодня локаторы что-то "чудят":
  то и дело появляются поля невидимости - какие-то мутные пятна. Нина твердо
  убеждена, что приборы в этом не виноваты, что это помехи, так сказать,
  внешнего происхождения. Однако обидно.
    - Чем можем помочь? - спросил председатель комиссии. - У нас самые широкие
  полномочия.
    - Не представляю, - пожал плечами Карл Янович. - Нет судна, оснащенного
  поисковой техникой лучше нашего "Океана".
    Вошел Николай и положил мне на стол радиограмму от Пархоменко: "На
"Хризантеме" никаких следов столкновения..."
  - Делайте все, что сочтете необходимым. Мы тоже подумаем. Желаем успеха! -
  проговорил председатель комиссии. Экран телевизора погас.
    - "Тоже подумают"! - проворчал Карл Янович. - Володя, передай наверх:
  пусть отключат всю внешнюю связь и дадут нам спокойно поработать... Вообще
  нас нет... - И он уселся перед пультом гидролокатора.
    - Нина Васильевна! - позвал, не отрываясь от приборов, Карл Янович. -
  Дайте карту, где нанесены районы непросмотренного дна, и пригласите сюда
  Ирину Алексеевну.
    Нина не шелохнулась. Она сидела, зажав виски ладонями. Глаза ее были
  широко открыты; почти круглые, блестящие, они чем-то напоминали глаза
  раненой птицы.
    Эх Женька, Женька, друг мой!
    - Что случилось? - повернулся Карл Янович к нам. - М-да, - проворчал он,
  выслушав меня. - Ну и что ж страшного? Работать, искать надо... Я жду,
  Нина Васильевна!
    - Сейчас. Я сейчас. Одну минуту... - И, тряхнув головой, отгоняя остатки
  тяжелых дум, она пододвинула к себе карту. Ее рука с карандашом уверенно
  замелькала над столиком.
    Когда появилась Иринка, Карл Янович жестом пригласил всех поближе к себе и
  предложил:
    - У кого какая думка в голове, выкладывайте.
    - Батискаф унесло неизвестное и, видимо, очень мощное глубинное течение, -
  сказал я.
    - Почему тогда нет связи, - возразила Нина. - Я думаю, они погребены
  обвалом в каньоне.
    Ирина присоединилась к мнению Нины. И тут меня черт потянул за язык.
    - А что, если батискаф утащило возлюбленное Ириной Алексеевной чудовище
  глубин?
    Иринка бросила на меня уничтожающий взгляд, а Карл Янович неопределенно
  пробормотал:
    - Океан, океан... Искать надо.
    На небе появились первые звезды. Сгоняя тяжелую духоту, с юга потянул
  ветерок. "Океан" на самом малом скользил, пеня волны. Вся армия приборов
  трудилась непрерывно. Шуршали ленты самописцев, мигали экраны, тихо пели
  тонические контролеры. Искали всюду. В глубоких и узких подводных
  расселинах, в многометровых слоях ила, в толщах океана, наверху в волнах...
      Николай Андреевич Коротков был маг и чародей в своем деле. Не раз
  крупнейшие клиники и институты наперебой предлагали ему сменить шаткий пол
  корабельного лазарета на солидный кабинет. Он благодарил, обещал подумать,
  даже соглашался, но подходило время отхода экспедиционного судна, и
  Николай Андреевич появлялся на его борту. Говорили: если не позднее часа
  после смерти обратиться к Короткову, возвращение к жизни обеспечено. Но
  теперь, то ли это был чрезвычайно тяжелый случай, то ли что другое, ему не
  удалось привести в себя человека с "Хризантемы". Жизнь в нем медленно
  угасала.
    Николай Андреевич зашел к нам усталый и расстроенный. Он присел в кресло
  рядом с моим столиком и вытащил трубку. На мой немой вопрос отрицательно
  покачал головой.
    - Ничего. Он умрет, а я даже не смогу сказать, отчего. Только что
  закончился консилиум. У телекамеры были все светила медицины... Что это? -
  вдруг прервал он свой рассказ и кивнул в сторону экрана.
    Карл Янович мельком взглянул и поморщился.
    - То же, что и у нас, - непонятное явление, - сказал врач. - Изображение
  без всяких видимых причин начинает расплываться, и появляется вот такая
  муть. На том же месте?
    - Да, - ответила Нина.
    - На что другое, а на скуку в начавшиеся сутки не пожалуешься, - вздохнул
  Николай Андреевич. - А я так надеялся, что кок с "Хризантемы" поможет
  разгадать хотя бы эту загадку моря.
    - И много таких загадок? - осведомился я.
    Коротков посмотрел на меня.
    - Много. Неужели не знаете? Впрочем, если бы знали, не спрашивали. С
  незапамятных времен передается немало легенд о море. Одни из них просто
  вымысел, в основе других лежали, вероятно, какие-то реальные события и
  происшествия. Эти истории довольно живучи. И не удивительно. Люди вообще
  только краешком глаза заглянули в этот мир, полный тайн и неисчерпаемых
  богатств, тайн, крепко хранимых. Девушки, я закурю? Спасибо.
    Среди многочисленных историй есть и невыдуманные - это семь странных
  происшествий, которые остались неразгаданными. В 1850 году близ рыбачьего
  поселка Истон-Бич в Америке выбросило на берег парусник "Сибэрд". На судне
  не оказалось никого из команды. Последняя запись в судовом журнале была
  сделана всего в нескольких милях от Ньюпорта, куда шел со своим грузом
"Сибэрд". В 1872 году английская бригантина встретила у берегов Португалии
  шедший под всеми парусами американский бриг "Мэри Сэлист", или "Мария
  Целеста". На бриге не было ни одного человека. В 1880 году бесследно
  исчезло английское судно со всем экипажем и двумястами пятьюдесятью
  морскими кадетами. В октябре 1902 года у мексиканского побережья
  загадочная авария произошла с немецким барком "Фрейя" сразу же после
  выхода из порта и при хорошей погоде. Никого из команды поврежденного
  барка найти не удалось. В 1928 году пропало датское учебное судно
"Кобенхавн". Пропало так же бесследно, как и другие, хотя на нем была
  радиостанция. В 1948 году голландский пароход "Уранг Медан" подал странный
  сигнал бедствия. Судно быстро обнаружили спасательные корабли, но
  загадочная смерть уже скосила всех членов экипажа. На глазах команд
  спасателей пароход загорелся и взорвался. Потом в 1953 году при
  таинственных обстоятельствах исчезла команда небольшого теплохода "Хольчу".
    Сколько ни бились, так и не удалось обнаружить чего-либо проливающего свет
  на причины этих катастроф, разгадать тайну исчезновений экипажей. Вот семь
  тайн моря. Теперь "Хризантема". Меньше суток назад ее капитан, матросы
  были на судне. Где они теперь, что с ними?
    - Что удивительного, - сказал я. - Суда могли погибнуть от попадания
  метеоритов. Такие случаи зарегистрированы в истории мореплавания. А
  сколько было случаев нападений гигантских кальмаров и кашалотов, - и я
  начал приводить примеры. Меня поддержала Иринка. Она знала огромное
  количество историй о кальмарах и кашалотах.
    - Все это верно, - заговорил Николаи Андреевич, терпеливо выслушав Иринку.
  - Но чем объяснить исчезновение людей? Почему моряки внезапно бросали свой
  корабль и бесследно исчезали?
    Несколько минут было тихо, если не считать шороха приборов и стука часов.
  Ох эти часы! Потом задребезжал звонок внутреннего телефона: сперва
  несмело, затем все настойчивее, требовательнее. Карл Янович, досадливо
  махнув рукой, потянулся к трубке.
    - Что? А мне какое дело? Голубчик... - голос старика стал зловеще
  ласковым, - кажется, вы уже не грудной ребенок. Извините, ходите на
  собственных ногах. Получили сообщения и действуйте. Какая почта? Что вы
  мне "безопасность" да "безопасность"! - Старик не выдержал и сорвался на
  крик.
    - Ничего не хочу слушать! Не хочу! К дьяволу! Ко всем чертям вашу почту! -
  Он с треском положил трубку на рычаг, какое-то мгновение зло смотрел на
  нее, затем снял трубку с рычага и положил на стол. - Так лучше. Поехали,
  ребята, дальше.
    Экраны то ярко вспыхивали, то затухали. На них плыли фантастические,
  освещенные видимым и невидимым светом картины подводной пропасти.
    - Да, - нарушил молчание Николай Андреевич, - что ни говорите, а море
  умеет хранить свои тайны. - Он снова помолчал и с горечью добавил: - Если
  бы у меня был "Стимулин 1053"... Перед выходом просил, убеждал. Не дали.
  Не закончена, дескать, проверка в клинических условиях. А на днях слушал
  передачу: какой поразительный эффект! Дал радиограмму. Но что поделаешь...
  Сверхскоростному самолету и то надо не менее трех часов, чтобы долететь к
  нам. Три часа, а единственный человек с "Хризантемы" умрет через полчаса.
    Я вздрогнул от неожиданно громко прозвучавшего треска. В руке Нины
  сломался карандаш. Уронив голову на руки, она зарыдала. Я поднялся, но
  Коротков тронул меня за руку.
    - Не надо. Пусть выплачется.
    Нина плакала. Мы молчали, каждый по-своему: Иринка вертела в пальцах
  карандаш, Николай Андреевич рассматривал завитки дыма, поднимающегося из
  его трубки. Карл Янович сумрачно поглядывал на приборы. Я чертил мудреную
  схему: точка, круг, еще круг... Точка - место, откуда в последний раз
  прозвучал голос "Явы"; круг - на такое расстояние могли затянуть подводные
  течения дрейфующий батискаф за два часа; второй круг - за пять часов;
  последний круг - по настоящее время. А если не течение, то что же потащило
"Яву"? С какой скоростью? Я бросаю карандаш.
    Кто-то гулко и бесцеремонно топал, приближаясь к салону. Дверь с треском
  распахнулась. На пороге появился взъерошенный Пархоменко. Круглое лицо
  штурмана было возбужденным, в дегтярно-черных глазах прыгали бесенята.
    - А ну! - гаркнул он. - Пляшите! Все пляшите!
    Не обращая внимания на нахмурившегося Карла Яновича, штурман шагнул в
  салон, потрясая зажатыми в обеих руках пакетами.
    - Вам, док! - И в руках изумленного Николая Андреевича оказалась небольшая
  посылка.
    Виктор был балагур и весельчак, его любили за это, но сейчас... Я
  почувствовал, как во мне закипает ярость, и резко поднялся.
    - Стоп! - отскочил Пархоменко. - По техническим и психологическим причинам
  эксцентрическая румба "В объятиях спрута" в исполнении Владимира Кондакова
  переносится на девять ноль-ноль. У... глазищи горят, как у Ирода. На,
  возьми!
    Я на лету поймал пакет.
    Появись здесь сию минуту марсианин, эффект был бы менее разительным.
  Ничего не соображая, я смотрел на обложку с четкими буквами "Инструкция",
  на рисунок под заглавием. Все, все перестало для меня существовать. Я
  ринулся к Пархоменко.
    - Где?
    - Там... на палубе. - Штурман даже попятился. На талях покачивалось нечто
  похожее на гигантскую черепаху. Это был он - мечта океанографов:
  Кибернетический разведчик больших глубин модель первая, сокращенно КРБГ-1,
  или "Краб", как мы его называли в институте. Я ушел в рейс, когда "Краб"
  был в чертежах, а вот сейчас он передо мной готовый к действию.
    - Доволен? - спросил Пархоменко. - Я думал, ты будешь кувыркаться, а ты
  ледышка. Превратности человеческой натуры! Наш док, всегда такой чинный,
  когда открыл свою посылочку, заговорил каким-то нечеловеческим голосом,
  чтобы я пропал. Прижал к сердцу коробочку и помчался к себе...
    - Что там было?
    - Стимулин какой-то. Уже колет своего японца.
    - Но как? Откуда же все это?
    Штурман ткнул пальцем в небо и, протяжно свистнув, повел палец вниз.
    - Не понимаю.
    - Скажешь! - взглянув на мое недоумевающее лицо, Пархоменко довольно
  рассмеялся. - Ракета, брат. - Он взглянул на часы и сразу стал озабоченным
  и серьезным. - Сейчас будет вторая. Кладут их точно, тютелька в тютельку!
  Эту я попросил подбросить поближе. Идет! Смотри!
    По небосводу скользила, падая сюда, к нам, золотая искорка...
    - Держись! - резко крикнул Пархоменко.
    Я вцепился в поручни. Над головой дико взвизгнуло. Между "Океаном" и
  темнеющей вдали "Хризантемой" поднялся высоченный фонтан. Над нами
  появился темный купол большого грузового парашюта.
    Вторая ракета доставила прибор управления "Крабом". Истекали вторые сутки
  со времени погружения "Явы", когда все было подготовлено. "Краб"
  отбуксировали метров на пятьдесят в подветренную сторону. Ветер что-то
  разгулялся, и рисковать не следовало...
    Много, очень много интересного на дне, но "Крабу" предстояло жесткое
  соревнование с временем. "Краб" должен забыть все, что не имеет отношения
  к поиску батискафа. Я немного волновался, запуская автомат управления: не
  перепутал ли чего, перестраивая командное устройство.
  "Краб" ожил, зажглись сигнальные огни. Он двинулся вперед, все глубже и
  глубже зарываясь в волны. Вот он уже весь в воде. И, сразу накренясь,
"Краб" скользнул вниз, туда, где прозрачная голубизна переходила в мутную
  темень. Еще минута - и цветные огоньки "Краба" затерялись в пучине.
    Заработали "глаза" подводного разведчика. Они позволили видеть все вокруг
  и самого "Краба". Я направил объектив проектора на самодельный экран: Нина
  приколола к шкафу обратной стороной первую попавшуюся под руку морскую
  карту. И с какой ясностью, четкостью мы увидели то, что было скрыто от
  человеческих глаз.
    Склон глубоководной теснины круто падал вниз. Мелькали узкие и темные
  подводные ущелья, обрывистые гигантские террасы, застывшие каменные
  потоки. Местами каменные нагромождения удивительно напоминали затонувшие
  строения. Темнота вокруг "Краба" становилась все гуще и все больше
  напоминала звездное небо. Прошли считанные минуты, и внизу появилось
  желтоватое пятно. Дно!
  "Краб" остановился. Перед ним вертелась какая-то любопытная акула, поодаль
  шмыгали неясные тени, а на дне лежали вездесущие креветки. Всюду жизнь. До
  дна пятьдесят метров. "Краб" начал горизонтальный поиск. Теперь смотреть
  на экран бесполезно: робот несся над дном, словно самолет на бреющем
  полете, и на экране все сливалось...
    В подводном ущелье батискафа не было.
  "Краб" выскочил из его глубин и двинулся вокруг. Здесь он шел с еще
  большей скоростью. Вдруг, словно споткнувшись, завертелся на месте, и на
  экране заплясало дно. Там среди камней что-то темнело...
    Но "Краб" сразу же рванулся дальше. Из щели блока информации выползла
  фотография: на дне лежала сильно деформированная подводная лодка. Да,
  некоторое сходство с батискафом было. На обороте фотографии - точные
  координаты, глубина, температура, направление и скорость подводного
  течения. Придет время, и мы вернемся сюда. А сейчас вперед и вперед.
"Краб" знает свое дело. Спасибо тем, кто через материки и моря доставил
"Краба", лекарство Короткову, тем, кто превратил оружие чудовищной
  разрушительной силы в средство спасения людей, в мирный почтовый корабль.
  Спасибо людям в защитной форме, тем, кто готовил ракеты к полету, кто
  точно рассчитал их траекторию и точно за многие тысячи километров вывел их
  к борту нашего корабля. Это только первые почтовые ракеты, и отправляют их
  пока парни в защитной форме, но пройдет время, и трассы геокосмической
  связи опояшут планету, и некогда страшные баллистические
  межконтинентальные ракеты станут желанными, мирными, грузо-почтовыми
  кораблями, прибывающими точно по расписанию. Так будет. А пока...
    Луч курсографа прыгнул по шкале: робот отклонился от заданного курса и все
  больше и больше, забирая влево, пошел вниз.
    Три тысячи, три с половиной, четыре, четыре семьсот...
  "Краб" остановился. Но где же дно? Внизу какая-то мутная чернота. Но что
  это? В самом деле или мне показалось? Темнота заколыхалась, и тотчас
"Краб", словно крадучись, тихо-тихо двинулся вперед. Снова остановился и
  даже попятился назад. Из-под обтекателя выдвинулись две иглы, и их острия
  полоснули голубые трассы в темноту. "Краб" применил оружие!
    Нина часто задышала у меня над ухом. Нечто темное теперь уже явственно
  колыхнулось и стало отодвигаться, откатываться и вдруг резко отпрянуло.
    Мы увидели дно...
    - "Ява", - прошептала Нина. - Они!
    Да, это наконец "Ява". Завалившись набок, красный в белых полосах батискаф
  лежал, глубоко зарывшись в ил.
    До этой секунды меня интересовал только батискаф и ничто другое. Но вот
"Ява" найдена, и теперь все мое внимание поглотила эта "движущаяся
  темнота". Включив ручное управление, я бросил к ней "Краба". На миг
  показалось, что его усы - чувствительные антенны - коснулись чего-то
  плотного.
    - Назад! - схватил меня за плечо Карл Янович. - Назад! Разрази тебя гром!
  Нашел время!
    - Смотрите, какой след на дне! - вскрикнула Иринка. То, что я сперва
  принял за складки илистого дна, было следом неизвестного существа.
  Огромные округлые вмятины шли в два ряда. Одна вмятина слегка задевала
  батискаф. Он был крохотным камешком на пути неведомого гиганта: в одной
  вмятине легко уместилось бы три "Явы". Каких же размеров хозяин этого
  следа?
    - М-да... - потер подбородок Карл Янович. - Прежде всего давайте не терять
  головы. Прежде всего батискаф.
  "Краб" приблизился к батискафу. Левый двигатель с кожухом расплющен в
  лепешку, сильно измята рубка с надписью "Ява", начисто исчезла антенна,
  где-то под слоем ила невидимая гондола. Скверно. Я ожидал с минуты на
  минуту, что покажется пробоина в поплавковой камере - смертельная для
  батискафа рана, и, когда "Краб" закончил осмотр, мы облегченно вздохнули:
  поплавковая камера была только помята. "Краб" вытянул механическую руку и
  трижды стукнул по корпусу.
    Затаив дыхание, мы слушали. Какое-то шипение, поскрипывание и перестук
  часовых механизмов: там, на дне, в гондоле, шли часы. Робот снова
  постучал, и снова "Ява" не отвечала.
    Тогда "Краб" вытянул обе руки, пошарил около рубки. Нащупав скобу, он
  ухватился за нее и потянул. Сперва легонько, потом сильнее, потом на всю
  мощь своих двигателей. Я не верил своим глазам: батискаф даже не качнулся.
    - Стоп! - поднял руку Карл Янович. - Давай "скотинку" на дно!
  "Скотинка" опустилась рядом с батискафом.
    Неожиданностям не было конца. Под "Крабом" оказался не ил, а жесткий
  грунт, монолит. Нет, это все же был ил, непостижимым образом, судя по
  всему, мгновенно окаменевший. Вся, как говорят, фактура ила сохранилась: и
  следы каких-то подводных существ, и мягкая неровность поверхности, и
  вспученность, где плюхнулась "Ява", и длинная глубокая борозда от
  цепи-гайдропа. Смотришь, и кажется, что это зыбкое месиво... а на самом
  деле - камень. Точно циркулем, очерчена вокруг батискафа невидимая граница
  окаменелости. Дальше, метрах в тридцати, был обычный ил; "Краб",
  сунувшийся было туда, поднял целое облако. Обежав круг, он вернулся к
"Яве" и принялся выстукивать, сверлить, прощупывать окаменелый ил.
    Несколько минут мы все растерянно поглядывали на экран. Похоже, что пучина
  не собирается расставаться со своей добычей.
    - А что, если... - подняла голову Нина, и в ее глазах блеснули огоньки. -
  У нас есть взрывпакеты для сейсмических исследований.
    Я всегда говорил, что у Нины золотая головка, и согласен с нашим стариком:
"Нина Васильевна соображает, не то что некоторые".
    Предложение Нины было принято. Пока ожидали консультантов по подрывному
  делу, "Краб" успел перетащить на дно все необходимое.
    Консультантов было двое: коренастый, с пышными усами полковник инженерных
  войск и молодой высокий флотский инженер. Они вежливо приветствовали нас с
  экрана телевизора и внимательно выслушали Карла Яновича.
    Не знаю почему, но я как-то был настроен скептически. Что товарищи военные
  понимают в нашем деле? Глубина... Главное, меня раздражала их спокойная
  медлительность...
  "Краб" снова ползал вокруг "Явы". На мою язвительную реплику о некоторых
"Фомах неверующих", которые не перевелись до сих пор, усатый ответил:
    - Скажешь гоп, як перескочишь!
    Они просмотрели информацию "Краба", посовещались вполголоса и задали
  несколько вопросов. Мне казалось, слушая мои ответы, усатый ухмылялся. Они
  снова посовещались и начертили схему закладки зарядов. Оказалось, что
  зарядов требуется меньше, чем я думал, и закладывать их надо совсем не
  там, где я опрометчиво предложил. Мне пришлось пережить еще одну позорную
  минуту. Когда я раздумывал, как дать задания "Крабу" на необычные для него
  работы подрывника, усатый ласково и насмешливо проговорил:
    - Уважаемый, насколько я знаю, ваша "скотинка" понимает человеческий язык.
  Вот так. - И он четко продиктовал задание, а затем миролюбиво добавил:
    - Ничего, бывает, бывает...
      Громыхнули взрывы. Мутное облако закрыло батискаф. "Краб" нырнул в это
  облако. Подводный работяга трудился лихо: огромные рваные куски
  окаменелого ила так и летели в разные стороны. Постепенно мутная пелена
  рассеялась. Батискаф стоял на киле.
    Главное - теперь можно осмотреть гондолу... Все в порядке! Но почему
  все-таки безжизненно темны ее глаза-иллюминаторы, почему нет ответа на
  сигналы "Краба"?
    - Попробуем поднять, - говорит Карл Янович и вытирает платком испарину,
  густо выступившую на лбу.
  "Крабу" не удалось оторвать батискаф ото дна.
    Надо сбросить балласт: разгрузить из бункеров дробь, отключить
  цепь-гайдроп, на которой висели огромные глыбы окаменевшего ила. Чтобы это
  сделать, надо выключить электромагниты, которые удерживают весь аварийный
  балласт, надо разомкнуть электрическую цепь. Но размыкатель-то в гондоле...
    - Извините! - вмешался молчавший до сих пор моряк. - Если я не ошибаюсь, с
  левого борта открывается доступ к кабелю...
    Он не ошибался, этот вежливый моряк. Он просто хорошо знает устройство
  батискафа.
    Ничего не видно. Робот припал к борту батискафа, и его механическая рука
  копается где-то внутри, под обтекателем. Слышен только скрежет металла о
  металл. Я чувствую, как напрягаются электрические мускулы "Краба". Что в
  его руке?
    Трос? Кабель?
    Батискаф резко качнулся. Грохот и звон обрушивается на нас. Кажется, над
  нашими головами заплясал железный слон. Затем что-то зашипело, звонко
  лопнуло, и с экрана "Краба" исчезла "картинка". Пусто. Только нежное
  голубоватое свечение.
    - Ирина Алексеевна, голубушка, быстренько к себе, проконтролируйте лично
  показания приборов. Что делается на дне? - обратился Карл Янович к Иринке.
    Я только успел перевести командное устройство "Краба" на аварийный режим,
  как в динамике раздался взволнованный голос Иринки:
    - Идет! "Ява" идет!
    Прошло несколько минут, и батискаф попал в объективы подводных телевизоров
"Океана". Сперва это было смутно белеющее пятно. Оно быстро приближалось,
  росло, все более и более отчетливыми становились контуры корабля глубин.
  "Ява" шла, кренясь на левый борт, оставляя за собой мутный "шлейф".
  Балласт из бункеров, тяжелая платформа с аккумуляторной батареей,
  цепь-гайдроп - все это осталось на дне, и батискаф поднимался к воздуху,
  солнцу, жизни. Он шел бы еще быстрее, если бы на нем не висел мертвым
  грузом бедняга "Краб". Аккумуляторы, падая, обрушились на него, искорежив
  головные датчики, и, кто знает, что еще натворили.
    Вдруг Нина крепко сжала мою руку.
    - Смотрите! - прошептала она. - Ой, может, мне показалось? Нет! Опять!
  Смотрите! Да смотрите же все!
    На фоне темного шара гондолы мелькнул огонек, а через секунду живым огнем
  ярко вспыхнули кругляшки иллюминаторов.
    Батискаф вынырнул в полутора кабельтовых от нас. Торжествующе гудел
"Океан", заглушая наши голоса, хотя мы не стеснялись в выражениях чувств.
      У опор крыльев кипели и пенились буруны, вставали и разбегались изумрудные
  стены, за кормой оставался ураган и грохот. "Океан" мчался навстречу
  солнцу и "Кораллу".
    - ...Не могу объяснить этого, - говорил Али Чокроаминото, непривычно
  медленно, то и дело поднимая руку к забинтованной голове. - Времени у нас
  оставалось много, и мы пошли туда. И все было хорошо и правильно. Было уже
  глубоко, у самого дна. Интересное дно. Склоны, густо усеянные светлыми
  кристаллами, местами толстый слой конкреций*. Такого я еще не встречал...
  А дальше - ил. Мы брали пробы. И тут нас, понимаете, потянуло на глубину.
  Какая причина? Не знаю. Мы плюхнулись в ил. И сразу началось это... с
  головой. Какая-то противная пустота стала расходиться от головы по всему
  телу...
    Очнулся я от удара. В гондоле было темно и качало. О, как качало!.. Я
  летал, как говорит друг Женя, как это? Вверх тормашками...
    Али засмеялся. Он не в претензии. Лучше иметь немного разбитую голову и
  сидеть здесь, чем иметь целую и оставаться там. Да, наверху очень хорошо.
  Но... Он немного подремонтируется и обязательно полезет в это жилище живой
  темноты. Что с японцем?
    Николай Андреевич не спеша выколотил трубку и так же не спеша спрятал ее.
    - Будет жить.
    - Смотрите, вот уже и "Коралл".
    - А что наш уважаемый рыболов молчит? - толкнул я локтем в бок Женьку. -
  Тебя на "Коралл" тоже в ракете доставили?
    - Тише, бегемот. Последние ребра поломаешь, - поморщился Женька. - Я пока
  предпочитаю пользоваться самолетами.
    - Готова поспорить, - засмеялась Нина, - он обдумывает план подводной
  облавы.
    - Ну и, как всегда, проспорила бы. Меня интересует другое. Знаете ли вы,
  что представляет собой дно в той впадине? Да, ил. Странным образом
  мгновенно окаменевший? Нет, Володя, ты к этому не привязывай "ту тварь". И
  в том месте ил был как бы готовой к кристаллизации массой,
  высокомолекулярным веществом. Батискаф, попав туда, нарушил
  термодинамические условия - и, пожалуйста, кристаллизация. Очень
  интересно. Но не в этом дело. В куске окаменелого ила, сохранившегося
  между гондолой и камерой, оказалось столько некоторых редких элементов,
  сколько их производят все предприятия Земли за сутки. Вот так! И я думаю;
  не пора ли по-настоящему открыть океан, а нам, океанологам,
  переквалифицироваться на океанопроизводственников?
    Евгений поднялся и, прихрамывая, зашагал по салону. - Надо брать богатства
  моря. Хотя бы то, что лежит на поверхности дна. Ведь только в конкрециях,
  - он поднял черно-коричневый камешек, - миллиарды тонн высококачественной
  руды! Я уже не говорю о том, что растворено в водах океана...
      Мы тепло распрощались с индонезийскими друзьями, и вскоре "Коралл" исчез в
  бело-голубом просторе. Солнце прямо в зените, и, кажется, все дремлет,
  разморенное тропическим зноем.
    Карл Янович был неумолим, и пришлось бросить все и отправиться в каюту
  отдыхать. Как и все, я поворчал по этому поводу, но с каким превеликим
  удовольствием плюхнулся в прохладную постель.
    Меня разбудили Иринка с Ниной. Не знаю, была ли в этом необходимость, но
  они окатили меня холодной водой, а после этого еще и обругали за
  беспорядок в каюте.
    Ладно, милые мои, ругайтесь и шутите сколько хотите. Я готов все вытерпеть
  за весть, которую вы принесли: нам разрешен глубинный поиск!
    ...После ужина наш шеф переглянулся с Коротковым. На немой вопрос
  бортврача Карл Янович согласно кивнул головой.
    Николай Андреевич поднялся, вышел из кают-компании и через несколько минут
  появился снова. В руках его был магнитофон.
    - В самые последние минуты, перед отправкой на "Коралл", - сказал Николай
  Андреевич, - японец пришел в себя. Я записал его рассказ.
    ...Ночью на палубу "Хризантемы" попало несколько летучих рыб. Мураи
  пообещал команде "божественный обед" и сейчас старался это обещание
  осуществить. На сковородке в масле шипели первые кусочки лакомого блюда,
  когда на палубе началась какая-то необычная возня. Затем дизель застучал
  реже, и Мураи почувствовал, что "Хризантема" сбавляет ход. Это уже было
  интересным, и он, немного поколебавшись, выскочил на палубу. Весь
  немногочисленный экипаж "Хризантемы", даже моторист и рулевой, толпились
  на носу, переговаривались и жестикулировали. На палубе появился и сам
  господин Сейдзюро.
    Повар заглянул через плечо моториста и очень удивился увиденному. На
  поверхности воды показалась туша какого-то животного. Желто-зеленое
  студенистое тело, превосходящее по размеру "Хризантему", колыхалось в
  десяти метрах впереди судна. Оно плыло. За ним бурлила вода, а по телу
  пробегали цветные полосы. Нет, это не был кальмар, хотя неизвестное
  существо и было чем-то похоже на него.
    Сейдзюро скомандовал, и один из матросов принес из капитанской каюты
  карабин. В этот момент ветерок донес запах пригорелой рыбы. Мураи,
  проклиная все на свете, бросился к камбузу. Пока он метался по камбузу,
  наполненному сизым дымом, с палубы прозвучало несколько выстрелов и
"Хризантема" ткнулась во что-то мягкое.
    Сгорая от любопытства, Мураи высунул голову в щель двери и застыл с
  раскрытым ртом.
    Из воды поднималось и изогнувшись дугой, тянулось к "Хризантеме"
  чудовищных размеров щупальце. Нет, это скорее был страшно увеличенный
  хвост морского черта. Этот "хвост" опускался к застывшим в различных позах
  людям на носу корабля.
    Сейдзюро вскинул карабин, в то же мгновение по "хвосту" пробежала
  судорога. Мураи, цепенея от ужаса, увидел, как Сейдзюро и все, кто были
  рядом с ним, исчезли. Нет, их не схватил "хвост". Просто были люди и не
  стало их, исчезли на глазах. Это было так непонятно, страшно, что Мураи
  закричал и отпрянул в камбуз. В тот же момент его словно ударило по
  голове. В глазах потемнело, в мозгу закружилась огненная карусель.
  Задыхаясь и чувствуя, что теряет сознание, повар заметался по камбузу, а
  потом полетел в жаркую темень, наполненную ужасом...
    Еще несколько минут в тишине шелестела лента магнитофона. Затем все
  кончилось.
    - Ничего не скажешь, - проворчал Карл Янович, - щедрый нынче океанище на
  загадки. Ох щедрый. А теперь, други мои, спать. Завтра подниму на зорьке.
  
  НА СУШЕ И НА МОРЕ. 1965:
    
  * Конкреции - округлые образования в результате концентрации минеральных
  веществ из водного раствора. В огромном количестве они устилают дно
  океанов и содержат железо, марганец, никель, кобальт, медь и другие
  элементы.
  
OCR В. Кузьмин
  Okt. 2001
  Проект "Старая фантастика" http://sf.nm.ru 

  Книго
  




        

            
[X]