---------------------------------------------------------------
Источник: http://www.kulichki.net/inkwell/hudlit/ruslit/limonov.htm
---------------------------------------------------------------
Сэра назначила мне встречу в Си-Порт в шесть часов. Я явился туда в пять.
Мне нечего было делать, я хотел посмотреть на Си-Порт, пошляться среди
развалин и заборов. Сэра же сообщила мне, что на старом пирсе, подальше от
народных взглядов, пришвартован корабль с красным флагом.
-- Я не знаю, Эдвард, советский ли это корабль, -- сказала она, -- но
флаг -- красный. Может быть, это китайский корабль...
Я доехал в IRT subway до 14-ой street и зашагал к воде. Осень 1977-го
года была ясная, народ Манхэттана и в конце октября бегал еще в пиджаках.
Дабы замаскироваться и слиться с пейзажем, я надел самый грязный плащ из
трех имевшихся в наличии. Район Си-Порта в те времена был запущен, безлюден
и напоминал город, куда упала нейтронная бомба. Из провалившихся тротуаров
росла трава. Здания зияли выбитыми окнами. В глубине почерневших от времени
помещений заводского типа видны были непонятного назначения старые машины
или ржавые корыта для индустриальной обработки рыбы. Когда-то здесь
располагался оживленный рыбный рынок. Дабы прогуливаться по этому кварталу
в 1977-м, даже в дневное время, требовалось известное мужество. Или
безрассудство. Сейчас, спустя десятилетие, там, говорят, сияет огнями
цивилизации торговый центр и комплекс ресторанов, но тогда только я,
сумасшедший Савенко, несколько чаек, несколько ворон и два пуэрториканских
хулигана, проскочивших на старом велосипеде, оживляли набережную. Вода,
если подойти и заглянуть, лежала далеко внизу замасленная, покрытая никогда
не исчезающим слоем закисшего вонючего мусора. Трубы городской канализации
денно и нощно выкачивали в нее человеческие отходы. Корабль с красным
флагом я обнаружил ловко спрятавшимся за железобетонное месиво лестниц и
бессмысленных мостов. С уровня океана он был отлично виден, но с
набережной, высоко поднятой в этом месте (под ней, на уровне корабля
пролегал скоростной highway), рассмотреть его было невозможно. Я
облокотился на перила и посмотрел вниз на корабль.
Он был небольшой. Красный флаг развевался рядом с трубой. На флаге я
обнаружил Серп и Молот. Множество сложных антенн различной формы окружали
флаг. Из двери под трубой вышел матрос в темном комбинезоне и резиновых
сапогах. Взглянул на меня. Я поднял руку и помахал ему. Он спокойно ответил
мне тем же и подняв с палубы шланг, стал поливать палубу. На меня он больше
не взглянул. Что ему до нью-йоркского бродяги в грязном плаще до пят. Он
себе мыл палубу на своей советской территории. Сами советские так
спрятались или их спрятали хозяева? Для сухогрузного торгового судна
корабль был слишком мал. И у любого корабля должно быть название.
Обыкновенно оно написано на теле корабля ближе к носовой части. Но обоих
бортах. У этого же почему-то был выписан номер "G-16". На палубе появился
второй матрос.
За собой я услышал звук останавливающегося автомобиля. Я обернулся. Из
автомобиля выпрямлялся в полный рост тип в сером костюме. Второй был виден
за рулем. Выпрямившись, серый пошел на меня. Он был коротко острижен,
спортивен, не различая еще его лица, лишь общий пружинистый силуэт, я
подумал что это или полицейский в гражданском или тип из FBI.
-- Looking for troubles? -- Сказал тип, улыбаясь. Блондинистый еж с
сединой, нейлоновая рубашка, темно-серый галстук. И неожиданно -- акцент.
Не канадский, или, скажем, южных штатов, что было бы объяснимо, но
иностранный. Твердый. Знакомый.
-- Вы русский, да? -- спросил я по-русски.
Он этого не ожидал. Будь я прилично одет, он наверняка так не удивился
бы, связав бы меня тотчас с эмиграцией в Америку. Но перед ним стоял
манхэттанский бродяга, заросший лохмами, падающими на очки (одно стекло
расколото), и в плащике, он шедевр в своем роде, этот плащик цвета асфальта
в мазутных пятнах... И башмаки, растоптанные, грубые, вроде ван-
гоговских... Один шанс против десяти миллионов найти под такой личиной
человека своего племени в пол-глобусе расстояния до ближайшей границы Союза
Советских. Он даже побледнел.
-- А что Вы тут делаете? -- Спросил он растерянно.
Он уже жалел, я думаю, о своей развязности, о том, что задел меня первым.
-- Захотел посмотреть на советский корабль. Моя подруга проезжала и
увидела. Флаг с highway отлично видать. А что, нельзя посмотреть?
-- Можно. Как вы здесь любите говорить, вы в свободной стране. Смотрите
сколько угодно. А Вы почему... русский?
-- Бывший, -- сказал я.
-- Ну, -- он расстегнул пиджак и чуть подтянул брюки, -- русским вы на
всегда и останетесь. Можно сменить место жительства, но кровь-то все та же.
Вы что, еврейский русский или русский русский?
-- Русский русский украинец, -- сказал я, следуя его стилю.
Он улыбнулся.
-- А я капитан этой посудины. -- Он указал на корабль. -- Вот в госпиталь
ездил. У меня матрос свалился с желудком. Операция потребовалась. Пришлось
просить аварийного захода в пору. Видите, куда ваша власть определила нас
на стоянку.
-- У меня с ними отношения сложные, -- сказал я. -- Я тут три года, а
документов не дают. В FBI в феврале вызывали. Так что и наша, и ваша
власть, но все не моя.
-- Очевидно, плохо себя ведете. -- Он засмеялся. -- Я сразу увидел, что
Вы looking for troubles.
Оставшийся за рулем тип, между тем, загнал автомобиль на тротуар, плотно
к перилам.
-- Это мой американский друг, -- пояснил капитан, проследив за моим
взглядом. -- Приехал из Бостона специально, чтобы повидаться со мной.
-- Почему у вашего корабля нет имени, капитан?
-- Поскольку мы научно-исследовательское судно. Геодезическое. Нас какое-
то количество рассыпано по всем широтам, потому нам, выполняющим одну
задачу, имен не дают, но номера.
-- Как шпионам.
-- Да-да, именно за шпионов нас всегда и принимают, -- радостно
согласился он. Его американец рылся в багажнике автомобиля.
Матрос внизу продолжал мыть палубу. Пара чаек кричала в светлом осеннем
небе. -- Скажите, а почему Вы в таком, -- он замялся, -- виде?
-- В классовом капиталистическом обществе, -- начал я нарочито
учительским тоном, -- нескольким процентам населения принадлежит большая
часть национального богатства, а нижний слой общества влачит жалкое
существование. Вспомните положение русских рабочих до Великой
Октябрьской...
-- Я серьезно, -- сказал он, -- мне интересно. У Вас что, нет денег на
одежду? Кстати, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Строков. А вас?
-- Эдуард Савенко.
-- Чем вы занимаетесь, Эдуард?
-- Безработный.
-- Шутите?
Я разозлился. Мне всегда было ясно, что они там на самом деле их любят.
То-есть советские втайне обожают американцев. Особенно технари-ученые вроде
него, капитаны, инженеры и академики. За технический прогресс, за
небоскребы, компьютеры, длинные автомобили и 27 каналов телевидения. Что
касается меня, то, не будучи ни технарем, ни ученым, я видел в "Masters of
the Universe" аррогантную и жестокую нацию бывших бедняков, вампирами
сосущих небо и землю. Оптимистично-скалозубые, они верят в прогресс, как
германцы накануне войны, только нацисты не были ханжами.
-- Вас бы в мою шкуру, капитан! В мой бы Вас отель. В комнате слева живет
черная проститутка, а в комнате справа -- алкоголик в тяжелой форме. 278
долларов в месяц -- пособие, из них 160 выплачиваю за комнату. Вы умеете
жить на 118 долларов в месяц?
-- Кто заставлял вас уезжать? Сидели бы дома... У Вас какая профессия?
-- Никакой. Я плохо учился в школе. -- Мне захотелось сказать ему что-то
очень резкое. И уж вовсе не хотелось объяснять, что я только что написал
свой первый роман. И что нью-йоркским издателям не понравилась рожа их
общества в моем зеркале.
-- Без профессии, -- он помедлил, -- чего же Вы хотите... Любому обществу
нужны полезные члены.
-- Полезные, как Вы, капитан? Вы, разумеется, учились хорошо. Подошел его
друг, и оказался одного с ним роста. Капитан лишь был суше бостонца. Этот
был пухловато-влажен и черняв. Они затоптались рядом со мной, выше меня на
полголовы оба.
-- Ваш друг, разумеется, так же, как и Вы, был примерным учеником? --
съязвил я. Странный сборный отряд из двух ворон и нескольких чаек покружил
над нами, каркая и визжа, и улетел в направлении Баттери-Парк.
-- Судя по тому, что он написал несколько интересных книг о магнитном
поле Земли... -- капитан улыбнулся своему другу, но не сделал даже попытки
представить меня и не перевел своих слов.
-- Я предполагаю, что между вами двумя куда больше общего, чем у меня и у
Вас, -- сказал я. -- Вы оба первые ученики, выросшие в полезных членов, а я
-- плохой ученик в грязном плаще. Мы можем иллюстрировать моральную притчу.
Вы -- столпы общества, я, так сказать, несчастливый случай его.
-- Мне пора на корабль, -- капитан, может быть для того, чтобы не подать
мне руку, сунул руки в карманы. Стал поворачиваться. -- Желаю Вам найти
работу. И вообще, удачи...
-- Могли бы пригласить соотечественника на борт. У меня есть полчаса.
-- Не могу, -- сказал он. -- Исключено. Политрук настучит.
-- А его можно?
-- Его можно. Он член международного Геодезического общества и вообще
друг нашей страны.
Полезные члены общества повернулись и, пройдя десяток метров вдоль
набережной, стали спускаться к пирсу. Там, оказывается, была лестница.
Сэра явилась в такси с двумя сумками, набитыми камерами, объективами и
фильмами. Мы отыскали в развалинах нужное нам здание с забитыми железными
листами окнами. Постучали в забитую железным листом дверь. Внутри дом
оказался очень живым и сумасшедше красным. И стены и потолки. Все два
этажа. Целую ночь Сэра и десяток ее друзей фотографов из "New York School
of Visual Art" снимали нескольких беременных моделей (одна была с обритой
головой), курили марихуану, жевали сэндвичи и пили пиво. Мероприятие
называлось "Photo session". Беременные постепенно разделись. Животы их были
похожи на спелые сардели. Я бродил в этом сюрреалистическом хаосе,
накурившись сильнее всех и приставал к работающим с бессмысленным для них
вопросом: "Какое у тебя образование?" Нет, они не были первыми учениками.
На рассвете, уезжая с Сэрой в такси, я попросил водителя проехать по
набережной. На палубе корабля никого не было. Утренний бриз бодро
пощелкивал красным флагом.