----------------------------------------------------------------------------
Date: 21 марта 2002
Изд: Н.C.Лесков. Собрание сочинений в 6 тт., т. 3. М.,
АО "Экран", 1993
: Адаменко Виталий
----------------------------------------------------------------------------
НЕСКОЛЬКО СЛОВ ПО ПОВОДУ ЗАПИСКИ
ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННОГО МИТРОПОЛИТА АРСЕНИЯ
О ДУХОБОРСКИХ И ДРУГИХ СЕКТАХ
I) Высокопреосвященный Арсений, в начале составленной им записки о
сектантах, говорит, что "тамбовская епархия, подобно другим епархиям,
довольно обильна сектантами,
если измерять обилие их не столько числом,
сколько степенью загрубелости и ожесточения их"
(Труды Киевской Духовной
Академии. - 1875. - Февр. - С. 149).
Мне кажется, что "измерять обилие" не числом, а "степенью" крайне
неудобно. Приняв такой метод измерения, весьма легко прийти к заключениям
произвольным и неправильным. Например, можно сказать:
"Васильков от Киева
очень далек, если измерять расстояние не количеством верст, а степенью
запущенности гадкой дороги".
На самом деле между этими городами все-таки
будет только 38 верст, а не более.
II) На этой же странице читаем: "Причины и побуждения, заставившие
сектантов уклоняться от господствующей веры и общественного порядка,
у
всех одинаковы
: это честолюбие, своекорыстие, плотоугодие и
самоуправство в начальниках, а невежество и бессознательная
подражательность, завлеченная и отуманенная порывом, имеющим вид
добродетели, - в толпе им
слепо верят
".
Причины уклонения не у всех сектантов одинаковы: раскольник буквенного
характера и сектант пиетистического духа уклоняются от господствующей церкви
по совершенно различным причинам и побуждениям. Блюдя краткость в моих
заметках на записку митрополита Арсения, я не могу разъяснять здесь всех
этих различий, но они хорошо известны всем, более или менее знакомым с
характером русского сектантства.
"Слепая вера"
толпы, по-моему, здесь
вспомянута тоже совсем не у места: кто слепо верит, тот не уклоняется, ибо,
не умствуя, держится того, во что
"слепо верит"
. Чтобы изменить веру,
надо прежде
окритиковать
ее так или иначе и пожелать
искать
лучшую
, чему мы и видим доказательство, например, в современных
южнорусских штундистах. Люди эти начали с того, что стали критически
сравнивать свою православную нравственность с нравственностью людей, живущих
"в колонках", и соблазнились, что
"там честнее"
. По религиозности
своей они стали
критически
сравнивать веру и впали в новое
заблуждение, найдя, что "в колонках
вера лучше, ибо учительнее
".
Теперь же мы видим в этих критиканах людей, осуждающих своих предков за то,
что они "дрались за веру", тогда как по штундистскому верованию "вера силою
не защищается и не поддерживается". Tут можно видеть, что угодно, но только
не слепоту
.
III) На стр. 150 сказано: "старообрядцы ведь и всегда сами на себя
похожи", - замечание глубоко верное: за Кавказом, в Турции, в Австрии они
"везде сами на себя похожи", и очень жаль, что этого же самого нельзя
сказать о наших церковных людях, которые очень охотно делаются "на себя не
похожи" - католичатся, немчатся и даже считают иногда безверие признаком
просвещенности.
IV) На сей же странице достопочтенный автор записки говорит, будто бы
правительство "в законных (!) постановлениях" о молокано-духоборческой ереси
"подводит ее под одну категорию с обыкновенными сектами раскольническими".
Это совсем не так: в нашем законодательстве ересь молокано-духоборческая
поставляется во многие особые условия, от которых свободны другие
раскольники. Не перечисляя всех этих особенностей, укажу лишь на то, что
еретиков духоборческого толка высылали с мест их жительства целыми
селениями, и кроме того они подвергнуты другим ограничениям; так, по IV тому
свода законов: "молоканы, духоборцы, иконоборцы, иудействующие и скопцы"
лишались права ставить наемных рекрут иначе, как из своей среды. Из этого,
кажется, ясно видно, чти положение этих еретиков отнюдь не заурядное
со
всеми раскольниками
.
V) На стр. 152 господин митрополит говорит; "молокано-духоборческая секта
имеет две стороны: одну - религиозную, а другую - политическую. Первую она
небоязненно высказывает
ибо знает, что за веру не преследуют
(?!),
хотя о некоторых более важных предметах религии, о некоторых местах в книгах
Св. писания объясняется двусмысленно загадками и иносказаниями, а вторую
(т.е. политическую) тщательно скрывают".
Во-первых, как я выше сказал, едва ли справедливо утверждать, что еретиков
молокано-духоборческой секты за веру совсем не преследуют; во-вторых,
"иносказательные" толкования книг Св. писания сими еретиками, в значительной
мере, берутся из книги "Ключ Разумения", о которой упоминал, между прочим, в
своем изъятом из обращения сочинении бывший студент киевской духовной
академии, Орест Новицкий (1*). Книга "Ключ Разумения" написана писателем
православным и даже известным борцом за православие, и нужно удивляться, что
на книгу эту, служащую пособием к своеобразному толкованию Св. писания у
русских сектантов духоборческого толка, до сих пор не обращено должного
внимания нашею духовною критикою; скажу более: при многих моих столкновениях
с представителями нашего клира я убедился, что большинство духовных лиц
даже вовсе не знают, что в сей книге заключается
. Удивительное
небрежение этого всего более непонятно там, где вокруг ходит учение
духоборцев, нередко проповедующих с прямыми ссылками на книгу "Ключ
Разумения" (2*)- И наконец, третье: у сектантов духоборческой ереси, может
быть, и есть свои политические взгляды, но я ни от одного из них никогда не
слыхал, чтобы они небрегли благосостоянием и целостию государства или
зломыслили о его верховном правителе.
(1* "О духоборцах", сочинение Ореста Новицкого (Киев. 1832. В типографии
академической, при Киевско-Печерской лавре. С.17). *)
(2* "Ключ разумения", священникам законным и свецким, от недостойного
монаха Ионакия Голятовского, ректора и игумена монатыря Брацкого 1669 года
свету поданный. Типогр. св. вел. Лавры Печерско-Киевской". По сопиковскому
описанию (часть 1, No 578)
"книга редкая"
. В настоящее время книгу
"Ключ Разумения" можно встретить только разве в некоторых избранных
библиотеках да у духоборцев, которые по ней делают многие возражения
православным священникам, а те не знают, откуда это берется, и все только
клеплют на немцев, чем сугубо
смешат
сектантов. Впрочем, что касается
книги "Ключ Разумения", то я изготовлю ее подробное обозрение, которое и не
замедлю напечатать. (Прим. автора.) *)
VI) На 160 стр. его высокопреосвященство пишет, что "причина появления и
распространения сект заключается
по крайней мере не в одних
священниках
"; но если снести эти слова с 1-ю строкою стр. 155, то
выходит нечто странное, ибо там читаем: "кто же был причиною отпадения? уж,
конечно, не священники,
по крайней мере не тамбовские
". Посредством
этой сноски, смысл приведенного положения двоится, и из всего духовенства
выделяется только как бы одно тамбовское, что совсем неблагоприятно для
репутации всего остального православного духовенства.
VII) На 161 стр. сказано: что "священники в отношении к своему содержанию
должны быть поставлены чрез производство им постоянного и достаточного
жалованья от казны, и по смерти их семействам заслуженного ими пенсиона, в
состояние независимое от воли прихожан".
Я часто слышу эти толки о поставлении священников в положение независимое
от прихожан и знаю, что это мнение разделяют очень многие, но тем не менее я
всегда слушаю его с большим прискорбием. Может быть, я неправ, но, мне
кажется, что я должен здесь высказать об этом вопросе свое мнение: пусть
более меня знающие опровергнут меня и вразумят.
По-моему, и пастырь, и пасомые должны составлять единость: паства связана
с пастырем нуждами духовными, а пастырь с паствою - материальными. Нужно
изменить только способ взимания с прихода за
обязательные
требоисправления. На правительстве лежит обязанность: а) воспитать детей
мужского и женского пола и б) призирать вдов, сирот и престарелых служителей
церкви. Все внимание должно быть обращено на эти статьи, а не на жалованье,
без коего духовенство
может обойтись, стоя на всей высоте своего
призвания
. Ежели бы указанные мною статьи были вполне обеспечены,
священник и его семейство не чувствовали бы себя совсем брошенными, а в то
же время священник не манкировал бы своими прихожанами, как может
манкировать состоящий на жалованье правительства чиновник духовного
ведомства. Завися от своего прихода, священник искал бы расположения
прихожан и заботился бы об их доброй нравственности и теплоте к церкви и был
бы "деятель достоин мзды своея" (1 Тимоф., 5, 18). Повторяю: может быть, я
ошибаюсь, но мне кажется, что в этих хлопотах о жалованье есть большая
ошибка, которая со временем когда-нибудь скажется нехорошими последствиями.
VIII) На 162 стр. митрополит киевский рекомендует в назначении "оклада на
содержание духовных принять мерою оклады служащих в каком-либо министерстве
и определенную законом соответственность чинов светских чинам духовным".
Что касается выравнивания духовных людей по ранговым линиям с чиновниками,
то этого всего более надо избегать:
это не идет
духовенству и, как
справедливо думал митрополит Платон, - это портит духовенство. А "оклады
служащих в каком-либо министерстве" отнюдь не зависят от их чинов, а даются
по должности
, - так что чины гражданские в отношении жалованья -
мерило самое неустойчивое.
Этим высокопреосвященный Арсений закончил свои указания на необходимые, по
его мнению, реформы в устройстве духовенства и затем переходит к предложению
"деятельнейших мер собственно против сект" (стр. 162), что составляет
любопытнейшую и самую замечательную часть его записки.
Вот эти меры:
1. "Обратная передача сект и сектантов под непосредственное заведывание
духовного начальства, так, чтобы как наблюдение за ними, так и дознание и
исследование производимы были лицами духовными, для большего, впрочем,
беспристрастия при депутате с гражданской стороны. Что же касается до
обращения сектантов в православие, то от одной мысли, что они снова
передаются в ведение духовного начальства,
дело сие быстро подвинется:
надзор духовный несравненно будет для них чувствительнее полицейского
"
(162 и 163).
Выписав этот пункт, я чувствую такую нравственную тяжесть, что хотел бы
лучше ничего о нём не сказать, но долг совести и любовь к вере отцов моих
понуждает меня вымолвить, что я страшусь: не заслужат ли наши архиереи и
священники всеобщее презрение обращаемых, если они станут стараться о том,
чтобы их духовный надзор был "чувствительнее полицейского".
Но этого мало: митрополит Арсений, установляя сильнейший надзор, не
упраздняет и слабейший: на стр. 164 его высокопреосвященство говорит: "само
собою разумеется, что надзор духовный не исключает и полицейского"... Кое ли
общение им приличествует?..
Вторая мера: "соединение сектантов
всякого рода
на жительство в
одном каком-либо месте, хотя бы даже внутри России, но с тем, чтобы они
далее определенной черты ни под каким предлогом не могли отлучаться; с
православными, кроме местных чиновников и духовных, не имели никакого
сообщения; торговлею довольствовались бы только внутреннею - внешнюю же
производили бы через агентов правительства.
Мера сия хороша тем, что, не
представляя собою ничего жестокого, ни притеснительного, ведет прямо к
цели
, а благодать Божия ниспошлет свою всесильную помощь и довершит
остальное".
"Если же сие предположение по каким-либо причинам не получит одобрения, то
для успеха обращения сектантов полезно: а) временное, впрочем
бессрочное
, удаление в монастыри ересеначальников и расколовожатаев и
б) воспрещение сектантам нанимать в рекруты православных" (что, - снова
замечу, - не допускалось по IV т. св. зак., а ныне, со введением новых
положений о воинской повинности, совсем не имеет смысла).
Заботясь о предупреждении новых отпадений, высокопреосвященный Арсений
предлагает следующее (стр. 165 и 166):
"а. Лишить сектантов, и преимущественно молокан, права приобретать
покупкою или брать в арендное содержание земли и лесные дачи, также владеть
мельницами и так называемыми рушалками или
крупяными машинами
,
заводами и постоялыми дворами".
"б. Тех из сектантов, которые живут в уездах и в селениях по одному или по
два семейства единственно на соблазн других, перевести в другие уезды и
селения, где их находится в большем количестве и где удобнее будет надзирать
за ними".
"в. Всем управляющим имениями подтвердить строжайше, чтобы они управляемым
ими крестьянам в один из постов давали неделю свободы, дабы последние могли
приготовиться к исповеди (и) святому причастию, а в воскресные и праздничные
дни отпускали и даже
побуждали
их ходить в церковь к богослужению".
Этим записка высокопреосвященного Арсения оканчивается.
Последний, заключительный пункт этого интереснейшего исторического
документа, появившегося в февральской книге "Трудов Киевской Духовной
Академии" за 1875 год, напечатан как бы при полном забвении освободительного
манифеста, уничтожившего крепостную зависимость, после чего, крестьяне ни от
каких управляющих имениями не зависят и те не могут ни удерживать их от
церкви, ни посылать в нее. Тому же забвению совершившихся фактов должны быть
приписаны и заботы о недозволении рекрутского найма, которого теперь более
не существует, а потому об этих двух пунктах записки говорить нечего, и мы
обратимся к другим пунктам, в коих предлагаются меры иного свойства.
Главнейшее из мероприятий, предлагаемых митрополитом киевским, есть,
конечно, выселение сектантов из среды православных и переселение их в особую
местность, с лишением права выезда и свободы деловых и общественных
соотношений с несектантами. "Мера сия, по словам всемилостивейшего киевского
архипастыря (стр. 164), хороша тем, что, не представляя собою ничего
жестокого и притеснительного, ведет прямо к цели"...
Я опасаюсь, что рассуждение о нежестокости и непритеснительности этой меры
многим покажется просто ирониею, и я не стану доказывать, что жесточе и
притеснительнее этой меры ничего нельзя выдумать, ибо выселить людей из
одного места, перевесть их в другое, поселить их там против воли и вдобавок
еще связать ограничениями в праве промысловых сношений, - это в существе
значит не что иное, как
в корень их разорить и покрыть их позорнейшим
бесславием перед всем христианским миром
. Но я не буду развивать этой
мысли, которая сама по себе ясна с первого взгляда; а я укажу лишь на
практическую сторону пересыльных операций, рекомендуемых киевским владыкою.
Во 1-х, где мы можем приготовить ссыльное место для сектантов? Место это
должно быть очень пространно, потому что у нас сектантов много, а при
усилении гонения на них число их, конечно, еще более увеличится, ибо народ
наш и на сей раз не изменит своего убеждения, что "не та истинная вера,
которая мучит, а та, которую мучат
". "Не даде бо нам Бог духа страха"
(2 Тимоф., 1, 7): они станут "в терпении стяжать души" и удивят всех и своим
характером и своим числом: место для них потребуется очень большое... Где же
оно? В средине государства такого места не выберешь: здесь и так все уже
заселено, да и притом тут неудобно надзирать за общением сектантов с
несектантами. Иначе пришлось бы закрыть проезжие дороги и оцепить границу
ссыльного места кордоном. Надо поискать просторное место для сектантов по
окраинам.
Предположим, что для них, например, отведут Архангельскую губернию; но
тогда надо же прежде подумать: куда убрать отсюда всех православных, живущих
ныне в Архангельской губернии? Всеконечно необходимо начать с того, чтобы
выселить отсюда всех православных, дабы они не смесились с сектантами,
которых погонят на их место, иначе опять произойдет смешение и на новых
местах явится то же самое, что было на старых. Стало быть, не может быть
спора, что прежде самих здешних православных надо куда-нибудь переселить...
Куда?..
Опять требуются новые местоназначения... А если эти
православные возропщут и скажут: "Не трогайте нас; мы здешние и здесь хотим
жить и умереть... За что вы нас тревожите?" Право, не знаю, что им тогда
ответят, за что их сгоняют с насиженного места на другое, отдаленное и
незнаемое? Не выйдет ли тогда, что эти люди "страдают за православную веру?"
Теперь обратимся к так называемой
политике
, которой
высокопреосвященный Арсений дает очень веское значение в оценке достоинств
сектантского учения. Допустим, что у сектантов действительно есть свои
смелые политические убеждения, простирающиеся до того, что они даже
сомневаются (стр. 153), "неужели и Закревский был поставлен от Бога". Если
это так и сектанты эти отказываются верить, что "и Закревский был поставлен
от Бога", то при каких обстоятельствах это может обнаружиться более резкими
проявлениями: тогда ли, когда все люди подобных убеждений рассеяны по лицу
всей земли вперемежку с людьми, имеющими другой взгляд на назначение
Закревского, или тогда, когда указываемых митрополитом вольнодумцев соберут
от всех концов в одно место и они представят плотное население в несколько
миллионов (положим, хоть в три) и при единстве своих взглядов скрепят свой
союз еще единением в ненависти к истязующему их правительству? Два ответа на
этот вопрос невозможны; старая политическая доктрина основательно учит, что
люди, рассеянные им и не имеющие центра действий, всегда гораздо безопаснее
для власти, чем те же люди, собранные вместе...
Но идем далее: предположим, что правительство, во уважение церковного
авторитета митрополита Арсения, по его слову двинуло бы переселение народов
России с места на место. Представляю каждому вообразить себе эту ужасную
картину повсеместного плача, сортировки людей и высылки их, по указанию
духовных лиц, а также эти перекочевки целыми группами, с детьми, скотом и
всяким скарбом... Поистине это было бы нечто вроде великого переселения
народов
под конвоем
, ибо иначе народы эти, собранные в большую
группу, пожалуй, и не дойдут по маршруту...
Но допустим, что и эта "нежестокая и непритеснительная мера" (164)
благодаря великой скромности русского народонаселения совершилась
благополучно: что же тогда? Живые люди не могут оставаться в неподвижности
сердца и мысли, и среди переселенных сектантов может начаться движение в
сторону церкви. (Имея в виду довольно частые в наше время обращения в
православие сектантов и даже иноверцев, такие случаи нельзя считать
невозможными.) И что же тогда, как быть с покаявшимися и обратившимися?
Очевидно, их нельзя будет оставлять среди коснеющих в своем заблуждении, и
надо их снова как можно скорее куда-нибудь выселить... Куда же? опять на
старые места; но там уже дом их пуст, или на селе их сеет другой. И где же
будет граница этим расселениям и когда придет им конец?.. Что за страшную и
неблагодарную работу должно будет принять на себя с этою мерою
правительство, перед которым все государство явится не в нынешнем положении
мирной страны, а в плачевном состоянии какого-то пересыльного церковного
этапа.
Но митрополит киевский и сам сознает, что рекомендуемое им переселение
народа нелегко, и на случай, "если предположение сие по каким-либо причинам
не получит одобрения" (164), он предполагает другую меру (165): "временное,
но бессрочное удаление в монастырь ересеначальников".
Бессрочное
заключение людей в монастыри то же самое, что вечное
заточение: это одно из тягчайших наказаний, каким заменяется только смертная
казнь. Предоставляю каждому судить, насколько это сообразно мере вины и
сродно евангельскому учению? Этою мерою ставится такая дилемма: "
или
измени своим убеждениям,
или ты никогда
не выйдешь из монастыря, где
все противно твоему духу и твоим мыслям!" Дилемма страшная и гораздо более
сродная римскому древнеимператорскому духу, чем духу любви евангельской.
Но посмотрим, как это может отозваться на самих монастырях?
Нельзя скрывать, что монастыри наши и в настоящее время несут на себе
много нареканий и не пользуются большим уважением; но если так относятся к
монастырям-обителям
, то как станут относиться к
монастырям-тюрьмам
, какими они рискуют явиться по мысли
высокопреосвященного Арсения? Предполагаемая киевским митрополитом мера
обращения монастырей в довечные тюрьмы согласна ли с идеею учредителей
нашего монастырского общежительства? Я утверждаю и, если об этом может быть
спор, берусь ответственно доказать, что она
несогласна
. В монастырь
сходятся люди
единомышленные
для того, чтобы воспитать свой дух в
одних правилах; какое же место между ними еретику, человеку
противумысленному
и, стало быть, для всей братии
чуждому по
вере
? Что сказать, если тот или другой твердого характера настоятель
монастыря (каковые, к чести нашего иночества, еще водятся)
не примет
еретика, дабы охранить братию от соблазна, или если сама братия потребует,
чтобы противумысленный ей еретик вышел из ограды монастырской? А такие
примеры возможны, и даже очень недавно были: многочтимый старец Иона,
строитель Троицкого монастыря в Киеве,
не хотел
взять присланного к
нему штундиста и, подчинясь этому только в силу особых давлений, все-таки не
успокоился до тех пор, пока освободился от этого гостя, а второго экземпляра
вовсе не принял и, конечно, был прав, ибо
берег братию от "духа
лестча"
.
Я опасаюсь, что предполагаемое запискою митрополита Арсения обращение
монастырей в довечные тюрьмы для сектантов нанесет последний и решительный
удар этим учреждениям; оно может отвратить от них всех людей, исполненных
христианского духа.
Но мне могут заметить: как же духовенству держать себя по отношению к
сектантам? Я считаю и себя и всякого христианина свободным от обязанности
отвечать на этот вопрос, на который есть положительный и ясный ответ в Новом
Завете; вот этот ответ: (Матфея, гл. 18): "Если же согрешит против тебя брат
твой, поди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то
приобрел ты брата твоего. Если же не послушает, возьми с собою еще одного
или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово.
Если же не послушает их, скажи Церкви, а если и Церкви не послушает, то да
будет тебе, как язычник и мытарь". В Толковом Евангелии и в Беседах Иоанна
Златоуста смысл этого изречения истолкован так: "Не считай более упорного
своим братом и прекрати с ним христиански-братское общение, чтобы не
заразиться его болезнию".
Мы наших отпадших братий
обличали
, мы возвестили о них церкви и они
ни нас, ни всей церкви не послушались, - значит,
они нам теперь по вере
люди чужие
, а апостол Павел не велит нам судить веры чужих нашей вере
людей (Посл. к римлянам, гл. 14, ст. 4): "Кто ты судяй чуждому рабу! Перед
своим Господом стоит он или падает; силен Бог восставит его". Принимая это с
верою, "мыслим убо верою оправдатися" (Рим., 3, 28).
Отпадения от церкви совершаются не в одном нашем слое русского общества:
они так же идут вверху, как и внизу:
всем ведомо
(кроме тех, которые
ничего не хотят ведать), что в Петербурге, где ежегодно собираются все наши
митрополиты, одновременно с ними прибывают из чужих краев особливые
вероучителя, "имущий образ благочестия, силы же его отвергшиеся, поныряющие
в домы и пленяющие женищь, всегда учащася и николиже в разум истины приити
могущие" (2 Тимоф., 3, 5-7). Что же сделано всем сонмом наших иерархов
против сих "поныряющих в домы и пленяющих женищь"?
Ни-че-го!
А тут, кажется, много бы можно сделать и сделать в самом христианском
духе: "учаще человецы растленны умом и неискусны о вере".
Опубликовано в газете "Гражданин" No 15-16 в апреле 1875 г. с редакционным
примечанием, что записка киевского митрополита Арсения нуждается в
"критической оценке", а поскольку за Н. Лесковым, автором "Соборян", "нельзя
не признать большого знакомства с бытом нашего духовенства", то "редакция с
удовольствием даст место его замечаниям, не стесняясь тем, что она не со
всеми из них вполне согласна".
Статья Лескова - блистательный пример чисто гражданской публицистики,
иронически выдержанной в жанре богословского прения: защита свободы
вероисповедания, яростный протест против своеволия и нетерпимости властей,
скорбь о насильственно переселяемых русских людях - под прикрытием
казуистики, стилизованной в духе того бюрократического. церковного
циркуляра, проект которого оспаривает и осмеивает Лесков. Обычно его
ратоборство с церковью представляют по широко известной книге "Мелочи
архиерейской жизни", где духовенство увидено и низведено со стороны быта.
Полемика Лескова с киевским иерархом - пример прямой борьбы с учением и
духовно-практической деятельностью церкви, каковых баталий Лесков был
большой мастер.
Стр. 157. Арсений (в миру Москвин Федор Павлович, 1795-1876) - богослов,
церковный деятель и педагог, митрополит киевский и галицкий с 1860 г.
Стр. 164. Закревский Арсений Андреевич (1783-1865) - военный деятель и
администратор, участник войны 1812 г., дослужился до поста финляндского
губернатора, затем стал министром внутренних дел. В 1831 г. уволен от
службы, в 1848-м вновь призван и назначен московским генерал-губернатором.
Вошел в легенды как человек малообразованный, решительный до самодурства и
предельно консервативный, за что и уволен окончательно в 1859 г., с
наступлением либеральной эпохи.
Л. Аннинский
Необходимо отметить, что статья эта написана была Н.С.Лесковым за
несколько лет до знакомства с Л.Н.Толстым - то есть без влияния его идей.
А также отметить, что мысли митрополита Антония нашли себе практическое
воплощение, особенно с приходом на место обер-прокурора Синода
К.Победоносцева: происходили и отнятия с помощью полиции детей у молокан для
воспитания их в православном духе, и заточения "ересеначальников" в
монастыри (См. А.С.Пругавин "Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантством",
М., "Посредник", 1906 г.), и гонения на духоборов, особенно усиливающиеся по
мере все более явного проявления ими антимилитаризма - что привело их к
эмиграции в Канаду, где уже канадское правительство отбирало у них детей для
воспитания "в надлежащем духе". Дух этой записки периодически проявляется и
в настоящее время.