---------------------------------------------------------------
"О poznaniu pozazmyslowym"
Rozprawy i szkice. Krakow, 1975.
Пер. И. Левшина
---------------------------------------------------------------
В последнее время оккультизм вновь в чести почти во всем
мире. Он появился в новом воплощении, в новой классификации,
отрекаясь от титула тайного знания, потому что сам термин
"оккультизм" для многих людей мало что значит. То, что в нем
абсолютно неудобоваримо для науки, его связи с "тем светом",
подверглось незаметной ампутации. Однако отсеченная часть вместе
с источниками, питающими ее, не была выброшена на свалку, а лишь
перенята искусством, найдя прибежище в киностудиях. Там она может
пугать и морочить, доставляя сильные ощущения публике, которая
вовсе не смущена этим, потому что не воспринимает это всерьез. В
то же время препарированная оставшаяся часть на наших глазах
поспешно рационализируется. Форма изменилась основательно:
никаких трансов, медиумов, эктоплазмы, сохрани боже от духов и
спиритизма, остались только ясновидение, опирающееся на
вещественные доказательства и содержащуюся в фотоснимках
информацию, телепатическая передача, телекинез или вызывание
мыслью материальных изменений, криптестезия или, наконец,
психотроника.
Я высказываюсь по поводу этих вечно затягивающих в трясину
дискуссий и вечно возвращающихся вопросов весьма неохотно. Однако
в споре фельетонистов, подсиживающих друг друга по поводу
дневников ясновидца, публиковавшихся в "Литературе" [В середине
70-х годов в польской печати живо обсуждались опубликованные в
еженедельнике "Литература" дневники "ясновидца" Чеслава Климушко,
якобы обладающего даром сверхчувственного восприятия, который
позволяет ему находить похищенные предметы и указывать
местонахождение тела умершего, пользуясь только его
фотопортретом, снятым в любой период жизни разыскиваемого. В
своих воспоминаниях Ч. Климушко сообщал, что его необыкновенные
способности не раз помогали органам гражданской милиции при
раскрытии преступлений.], было упомянуто мое имя, призванное на
выручку поставленным под сомнение сверхчувственным явлениям.
Отсюда возникло мнение, что я не только сам не сомневался в этих
явлениях, но и осуждал тех, кто их категорически отрицает. По
этому поводу я могу сказать только, что проблема эта не для
фельетонных баталий.
Ч. Климушко я лично не знаю, его дневников не читал, но не
считаю, что можно отделаться от них (а также от других текстов
подобного рода) насмешками, ведь от этого только увеличивается
полемическая неразбериха. Но раз уже на меня ссылались, я считаю
дальнейшее молчание неуместным.
Не буду скрывать, что пишу эти слова прежде всего с
ощущением скуки. Воистину оккультизм -- это ванька-встанька
истории или же ее неотъемлемая составляющая, выражаясь на модный
философский лад. Я сам пережил эту горячку и выздоровел от нее, и
после нее остались толстые тома специальных трудов в моей
библиотеке и пачки карт Зеннера в ящике письменного стола, потому
что я сам занимался этими проблемами в послевоенном Кракове, без
малого тридцать лет назад. Всю эту литературу ни объягь, ни даже
вкратце пересказать в такой скромной попытке, как эта,
невозможно, поэтому я ограничусь анекдотом. На рубеже века
медиумизм праздновал свой триумф. Были такие знаменитые медиумы,
как Эвзапия Палладино, итальянка, крестьянка по происхождению, на
сеансах которой собирались научные светила мира и которая
обратила в оккультную веру нескольких -- говорят, выдающихся --
ученых. Потом ее изобличили в мошенничестве, но она не потеряла
всех своих сторонников; те, кто остались ей верны, утверждали,
что она обманывала только тогда, когда ослабевали ее природные
способности, чтобы не разочаровать участников сеанса. Как видно,
volenti non fit iniuria.[Нет обиды изъявившему согласие (лат.)]
Но не в этом соль анекдота. Медиумы предпочитали действовать в
полной темноте; собственно, они были лишь рупорами
эктоплазматических явлений и феноменов, которые при свете не
желали приводить столики во вращение, а также выполнять тысячу
других загадочных действий, скрупулезно записанных в бесчисленных
протоколах. На рациональную аргументацию -- например что свет --
это лишь небольшой отрезок спектра электромагнитных волн, и если
сверхчувственным явлениям не мешает инфракрасное излучение,
допустим кафельной печи, то им не могут помешать и лучи,
испускаемые лампой,-- медиумы не отвечали, упорно стоя на занятых
позициях. Что же с ними в конце концов произошло? Их было много,
буквально тысячи, как я уже сказал, и притом большую часть
таинственных явлений не удалось разоблачить как мистификации.
Произошло нечто до смешного банальное: были изобретены
ноктовизоры и другие устройства для видения в темноте, и после
этого у всех медиумов их дар как рукой сняло.
Из сказанного выше можно было бы сделать вывод, что я
решительный противник оккультизма или же психотроники, но это
вовсе не так. Конечно, я признаюсь в скептицизме, но ведь это не
то же самое, что полное и безусловное отрицание. Я привел этот
пример, чтобы показать, что речь идет об области, имеющей свою
долгую и запутанную историю, и это история надежд и
разочарований, повторяющихся периодически, благодаря чему можно
вывести свойственные ей закономерности, достойные внимания и
побуждающие к размышлению.
Я отмечаю по меньшей мере две такие закономерности и готов
вывести из них третью, как предположение и прогноз на будущее.
Первая закономерность этих явлений, рассматриваемых вдоль
оси исторического времени, основывается на том, что не только
названия, не только смысл, классификация и детальная
терминология, но и то, что можно было назвать "самим существом
дела", каждый раз диктуется всей этой феноменалистике духом
времени. Ведь сначала это было знание тайное, высшее, а порой и
единственное, потом оно ушло в подполье или же перешло в
оппозицию науке, и тогда на него начали ссылаться как на сферу
явлений, свидетельствующих, что научное познание не обладает
универсальной компетентностью, коль скоро есть нечто такое, чего
наука объяснить не в состоянии и что тем самым доказывает, ее
ограниченность. На исходе XIX века наконец появились первые
серьезные попытки научно освоить эти явления, то есть превратить
их в дисциплину, несколько обособленную, но все же принадлежащую
к области научного познания.
Немцы, за которыми следует признать неизменную
систематичность и точность в соблюдении методики, сделали на этом
поприще особенно много. Венцом их энциклопедических усилий были
объемистые тома, длиннейшая библиография, каталоги,
классификационные таблицы, таксономии и протоколы, оперирующие
красивой наукообразной терминологией, которые сейчас покрылись
уже толстым слоем пыли. Это вовсе не значит, что их авторы были
попросту сторонниками "научного оккультизма". Взять хотя бы
профессора Макса Дессуара. Психолог по образованию. он занимался
оккультизмом несколько десятков лет и, признав, что не во всем
может усматривать мистификацию, заблуждение, недоразумение или
просто мошенничество, до конца сохранил, однако, сильный
скептицизм, потому что не нашел никаких позитивных экспериментов,
способных выдержать огонь критики. Тогда не удалось ни отвергнуть
эти загадки как фиктивные, ни решить их как реальные. И это,
собственно, вторая закономерность истории оккультизма: в ней все
и всегда только предвещает, начинается, прорастает, обещает,
возбуждает надежду, но ничего не исполняется и не решается
окончательно.
Дессуар и его современники посещали спиритические сеансы,
участвовали в разговорах с медиумами, пребывавшими в трансе,
наблюдали эктоплазматическое свечение и предметы, поднимавшиеся в
воздух в затемненном помещении, ощущали левитацию стола, за
которым они сидели, положив сверху руки, а потом все это
описывали по возможности точно и дискутировали без конца, но в
тридцатых-сороковых годах под влиянием новых научных веяний по
примеру школы американца Райна экспериментаторы вместе с
исследуемыми переселились в лаборатории на яркий свет, под надзор
статистических таблиц, исследования стали проводиться в строгой
изоляции и под тщательным контролем, и с этого началась уже
математизация исследуемой области, а терминология пополнилась
понятиями вроде уровня достоверности, статистически значимого
отклонения, среднего значения, нормального распределения Пуассона
[ Автор смешивает два различных закона распределения: нормальный
закон Гаусса и пуассоновское распределение редких событий.] и т.
д.
Раин в противоположность Дессуару верил в
сверхчувствительные способности и даже в загробную жизнь, в духов
("spirits survival"), но, хотя он и писал об этом в трудах своего
института, ему не удалось создать ни экспериментальных ситуаций,
ни измерительных шкал, которые позволили бы наладить некую
спиритометрию. Зато школа Райна освежающе и новаторски повлияла
на аналогичные исследования англичан, которые проводились тогда
еще традиционными способами. Там, то есть в Англии (а было это
уже в пятидесятых годах), в "сверхчувственную веру" обратились
несколько довольно уважаемых ученых (и не только психологов),
которые ранее категорически отрицали реальность каких бы то ни
было явлений сверхчувственного познания.
Главным орудием исследователей тогда были карты Зеннера,
похожие на обычные игральные карты, но с рисунками звезды, круга,
крестика и т. д.; исследователь перекладывал карты, а испытуемый
должен был, не видя их, отгадать рисунок, причем на самом деле у
некоторых из них количество угадываний значительно превышало
ожидаемую вероятность весьма значительно, а иногда -- по
статистическим. стандартам -- их результаты были просто
ошеломляющими.
Методика опытов продолжала совершенствоваться. Уже не
исследователь тасовал карты, а машина, да и сами карты, орудие,
на первый взгляд примитивное, позволяли проверять самые различные
сверхчувственные способности испытуемого. Если исследователь
смотрел на карту, а исследуемый должен был ее угадать, речь шла о
выявлении телепатии или чтения мыслей; если экспериментатор сам
карт не видел, а только перекладывал их из одной стопки в другую,
имелось в виду ясновидение, криптестезия (терминология еще не
установилась окончательно). В конце концов оказалось, что
некоторые испытуемые отгадывают как будто бы не столько ту карту,
которую брал в руки экспериментатор, сколько следующую, которую
он возьмет затем, а это уже была премониция, предвидение
будущего, феномен еще более удивительный.
В том, что отклонения от статистического ожидания
происходили, не может быть не малейшего сомнения. Была открыта
даже своеобразная кривая протекания эксперимента. У человека,
который исключительно хорошо читал мысли (или же закрытые карты),
в начале сеанса процент угадывания был выше вероятностного, но
все же не слишком высок; примерно на середине часового сеанса
попадания учащались, а затем довольно быстро их число падало до
чисто вероятностного уровня. Некое умение как бы пробуждалось,
нарастало и усиливалось, а в конце опыта исчерпывалось словно от
утомления, вызванного постоянной сосредоточенностью.
Правда, все эти данные (а испытуемыми были преимущественно
студенты, которым платили за участие в сеансах, то есть люди
заинтересованные) не прогрессировали. Райну вроде бы удалось
однажды найти человека, который отгадывал почти 90% всех карт, а
вероятность такого чисто случайного совпадения просто
астрономически низка (если все время брать по две все время
перетасовываемые колоды и выкладывать из каждой колоды по одной
карте, то понадобилось бы ждать миллионы лет, пока по чистой
случайности карты обоих рядов совпадут на 90%). Но в лабораторных
условиях такой феномен никогда больше не повторился, и речь может
идти только об отклонениях от вероятностного распределения,
правда, отклонениях, импонирующих любому естествоиспытателю, --
порядка 1:10 000 или даже 1:100 000, но эти явления обладали бы
доказательной силой только в длительных сериях опытов. В
отдельной же серии обычно было не больше, чем 7, 8, изредка 9
угаданных карт из 25, в то время как среднее ожидаемое равно
пяти. Я так подробно останавливаюсь на этом, потому что это
единственные полностью надежные, не подлежащие сомнению научные
данные, которыми мы на сегодняшний день располагаем. Ничего более
значительного с тех пор не было продемонстрировано столь
неопровержимо. Когда студенты измучились, фонды, предназначенные
на исследования, иссякли, а вместе с ними и первоначальный
энтузиазм экспериментаторов, все понемногу распалось само собой.
Наиболее радикальную гипотезу, отрицающую существование всех
вообще сверхчувственных явлений в контексте исследований школы
Райна, выдвинул англичанин, довольно эксцентричный мыслитель и в
какой-то степени философ науки, Спенсер Браун. Он утверждал, что
то, что наблюдается в описанных выше исследованиях, вовсе не
реальные явления и не феномены сверхчувственного познания, но
совершенно пустые, лишенные какого-либо субстрата длинные
вероятностные серии. Именно такие серии, говорил Браун, имеют
тенденцию к развитию отклонений от среднего вероятностного
значения, отклонений, которые сперва появляются, а потом
исчезают. Грубо и обиходно говоря, здесь имеют место редкие
случаи или, вернее, исключительные совпадения, за которыми
абсолютно ничего не стоит, так же как ничего не стоит за
восьмикратно подряд выпадающим в рулетке красным цветом.
Пожалуй, в этой аргументации есть доля истины. Случаи,
крайне маловероятные статистически, бывают с каждым человеком, но
обращают на себя внимание только при особых обстоятельствах.
Недавно, будучи на книжной ярмарке во Франкфурте, я договорился с
одним американцем о встрече, но заблудился среди павильонов (а
это настолько большая территория, что посетителей по ней возят
автопоезда) и понял, что не найду его на условленном месте,
потому что назначенный час уже миновал. Уже не надеясь на
встречу, я вдруг столкнулся с ним почти в километре от
назначенного места. Произошло это в толпе среди многих тысяч
людей, и если бы кто-нибудь из нас появился позднее на две-три
секунды или прошел через то место с аналогичным упреждением, то
встреча наверняка бы не состоялась, а значит, это событие следует
считать крайне маловероятным, хотя вероятность эта не поддается
точному расчету.
Кстати, американец в отличие от меня не обратил внимания на
обстоятельства нашей встречи, и это я объясняю тем, что я
"натренирован" в мышлении категориями статистики. Если совпадение
несущественно, как описанное выше, его забывают, если же оно
связано с драматическим событием, таким, как чьято смерть,
болезнь, катастрофа и т. д., то сочетание случайностей выступает
в ореоле таинственности и необычайности и побуждает искать
объяснения, которые не сводятся к чистой случайности. А отсюда
один только шаг до того, чтобы заподозрить вмешательство
парапсихологических факторов.
Случайные серии имеют место также в играх (например, в
азартных) в виде так называемых "полос" удач и неудач. Поскольку
игрок заинтересован и эмоционально вовлечен в игру не меньше, чем
приверженец парапсихологии, у них обоих над тенденцией к
статистической оценке шансов одерживает верх склонность
доискиваться связи между явлениями, скрытой от непосвященных.
Тому, кто проиграл последнюю рубашку, играя в рулетку по "верной
системе", нельзя объяснить, что он пользуется ложной стратегией,
ибо шансы на выигрыш совершенно случайны; а человек, которому
приснилась смерть брата за две недели до того, как тот скончался,
никогда не поверит, что между его сном и этим событием нет
никакой связи.
Однако (я уже писал об этом в "Фантастике и футурологии")
возможно, что вещие сны и прочие формы предсказания будущего
существуют и в то же время не существуют. Они существуют в
субъективном смысле и не существуют как явления, которые требуют
обращения к чему-либо кроме статистики совпадений в численно
больших множествах. Если десять миллионов жителей большого города
каждую ночь видят сны, то весьма вероятно, что какой-то их части,
к примеру 24 тысячам, приснится смерть близкого человека. В свою
очередь, вероятно, что в течение ближайших недель у кого-нибудь
из этих 24 тысяч действительно умрет родственник или знакомый. А
у кого же нет больных родственников, и среди чьих знакомых не
случается несчастных случаев?"
Но таким -- статистическим -- образом никто не рассуждает.
Никто не смотрит на себя как на элемент численно весьма большого
множества, и, вместо того чтобы счесть сон и явь двумя
независимыми переменными, мы изумляемся тому, что предвидели
несчастье раньше, чем оно произошло.
А если кому-то в течение его жизни такое совпадение
встретится дважды, тут уже ничем не поможешь: ничем не выбить из
головы этого человека убеждения, что его посещают вещие сны. Это
касается не только снов, но и всех вообще пересекающихся
множеств, между которыми нет причинно-следственной связи. Наша
жизнь течет, если можно так выразиться, в море неисчислимых
статистических явлений, причем цивилизация играет роль механизма,
призванного реально изгнать случайность из повседневного бытия
(например, врачебной профилактикой, бесчисленными мерами
регламентации, например правилами дорожного движения или хотя бы
страхованием, служащими для сведения к минимуму последствий
случайных событий); культура же как бы устраняет случайность,
особым образом ее истолковывая. Между прочим, поэтому
онтологические воззрения различных верований обычно имеют
"бухгалтерский" характер (ничто не происходит случайно.
Провидение всему ведет счет, и за все будет награда, или
наказание на том свете).
Поэтому подозревать случайные явления в том, что они всего
лишь видимость, за которой стоят причинно-следственные механизмы,
недоступные научному объяснению, вовсе не есть нечто
исключительное для, поведения, подчиненного нормам культуры, а
скорее естественное, хотя и несколько преувеличенное проявление
этих норм.
Я не берусь утверждать, что если отцедить чисто случайные
совпадения из совокупности странных происшествий, то на дне наших
статистических сосудов ничего не останется. Но я утверждаю, что
отделение фракции таких явлений, "отягощенной сверхчувственным
фактором", от явлений пустых или просто редких (обусловленных
стечением обстоятельств) -- одна из труднейших задач, которые
можно поставить перед наукой. Я считаю также -- и это не мое
частное мнение, а скорее голос науки, от имени которой я в данный
момент выступаю, -- что все необычайные переживания, все истории,
будто бы необъяснимые в рамках известных уже законов природы,
истории, которым их рассказчики придают столь большое значение в
силу эмоционального отношения к ним, в качестве материала
исследований по парапсихологии лишены всякой ценности. Изгоняя из
области своих интересов подобные сообщения, не принимая во
внимание личность сообщившего, наука руководствуется не
доктринерством и не скептицизмом, а лишь присущим ей методом.
То, что человеческая память подвержена ошибкам, доказано
неопровержимо. Это же относится к ценности наших наблюдений.
Упомянутая уже Эвзапия Палладино произвольно манипулировала
учеными, которые как-никак были специалистами по части наблюдений
и экспериментов, вводила в заблуждение людей, которым она в
интеллектуальном отношении и в подметки не годилась.
В реальности явлений, противоречащих известным ранее знаниям
о природе, таких, как чтение мыслей или ясновидение, твердой
уверенности у нас уже нет. Если же мы сопоставим твердую
уверенность с шаткой, то будем вынуждены склониться на сторону
первой. Именно поэтому никакие воспоминания не могут считаться в
точных науках действительными фактами. Такого права наука никому
не дает, в том числе, разумеется, и ученым. Если какой-нибудь
физик сообщит, что провел эксперимент, в котором был нарушен
закон сохранения энергии, то другие физики не станут изучать ни
ученых степеней, ни диплома этого физика, а просто попробуют
повторить эксперимент, и это вовсе не значит, что ученого
подозревают в жульничестве, -- такова лишь обычная в науке
процедура. Если же опыт по каким-либо причинам повторить не
удается, то он просто не будет принят во внимание. Это необходимо
подчеркнуть: _н_е_в_о_с_п_р_о_и_з_в_о_д_и_м_ы_е_ _я_в_л_е_н_и_я_
_н_е_ _я_в_л_я_ю_т_с_я_ _с_у_б_с_т_р_а_т_о_м_ _н_а_у_к_и._
Поэтому я был удивлен, прочитав недавно в прессе запись дискуссии
по парапсихологии, в ходе которой некий ученый приводил свои
необычайные переживания в доказательство того, что "что-то в этом
есть". Воистину необычайная беззаботность. Поскольку законы
физики выполняются только статистически, то, например,
проникновение карандаша через лист бумаги при полном отсутствии
следа (дыры) в высшей степени невероятно, но не абсолютно
невозможно. Другое дело, что вероятность такого события, то есть
проявления квантовотуннельного эффекта в макроскопическом
масштабе, неслыханно мала. Космос должен был бы существовать в
миллиард раз дольше, чем в действительности, для того чтобы один
такой случай мог произойти. Все же речь идет о вероятности, хотя
и микроскопической, но не нулевой. Однако физик, которому
довелось бы наблюдать такое проникновение, не отважился бы
рассказать о нем коллегам как о факте, потому что его высмеяли бы.
Нужно понять, что существует огромное множество,
объединяющее случайные события, происходящие чрезвычайно редко,
множество, состоящее как бы из одних исключений, а нам приходится
решать, нет ли в этом множестве явлений качественно совершенно
отличных, то есть вызванных таким причинно-следственным
механизмом, который до сих пор не распознан наукой и поэтому не
признан ею официально. А из попыток ученых конструировать -- как
в рамках своей специальности, так и вне этих рамок -- гипотезы,
которые должны рационально объяснить механизм чтения мыслей,
ясновидения и т. п., до сих пор не вышло ничего такого, что
удовлетворило бы всех экспертов. Я лично считаю все, что
говорится об электромагнитной (мозг как передатчик) нейтринной
или же квантово-волновой основе телепатии, не соответствующим
реальным фактам.
Всякое излучение подчиняется своим законам, которые никому
не позволено менять для подкрепления угодной ему концепции, а
если так, то, к примеру, результаты приема передаваемых мыслей
должны быть тем лучше, чем больше количество принимающих
телепатов (которые могли бы совместно корректировать принятые
поодиночке мысли). Это очевидно даже для профана. При высоком
уровне шумов в канале связи и низкой избирательности приемников
прием сообщения большим количеством аппаратов одновременно
увеличивает шансы воссоздания оригинала сообщения, ведь, кроме
шумов в канале связи, существуют собственные шумы приемника,
причем в каждом аппарате они искажают разные фрагменты сообщения.
Между тем такого кумулятивного эффекта в телепатии вовсе не
наблюдается. Здравый смысл подсказывает провести эксперимент, в
котором зеркальце, помещенное на кварцевой нити гальванометра, мы
просили бы сдвинуть усилием воли не одного человека, а ста или
ста тысяч. Если они попробуют объединенными усилиями сдвинуть
зеркальце влево, то, казалось бы, оно должно двигаться тем
заметнее, чем больше "телекинетических атлетов" участвует в
эксперименте. Однако зеркальце и не думает двигаться.
Я в общих чертах представил две закономерности, которые
проявляются в истории сверхчувственных явлений: их подчиненность
духу времени и неуловимость. В соответствии с духом нашего
времени иррациональное тайное знание превратилось в
рационализированную психотронику, ибо явления эти всегда попадают
под опеку области знания, которой в данную эпоху присваивается
наивысший социальный статус. Genius temporis [Дух времени
(лат.).] облачал эти явления в одежды не по росту, взятые у
других явлений, которые потом неизбежно с них спадали. Так было,
например, с магией sensu stricto [В строгом смысле (лат.).], так
было потом с "животным магнетизмом" или гипнозом. "Магнетизм"
скончался естественной смертью, а гипноз унаследовала медицина.
Из-за неуловимости всех этих феноменов мы не в состоянии так их
сгустить, сконцентрировать, усилить, чтобы они удовлетворяли хотя
бы минимуму исследовательских критериев, чтобы их можно было
воспроизвести и выделить среди случайных отклонений длинных серий
хаотических по своей сути событий.
Из всего этого следует удручающий вывод, который ранее был
обещан как нечто вроде прогноза на будущее. Я считаю, хотя и не
мог бы этого доказать, что в ближайшие 50 или 80 лет ничего
принципиально важного в рассматриваемой нами области не
произойдет. Это значит, что интерес к этим явлениям будет
по-прежнему осциллировать -- то усиливаться, то ослабевать, что
новые методы исследования, возникающие по мере развития
естественных наук, будут и далее вторгаться в эту область, но
по-прежнему будут получаться неоднозначные результаты,
возбуждающие то большие надежды, то скептицизм, но ничего не
будет решено окончательно, и вся эта гора экспериментов сможет
родить только мышь. Иначе говоря, практические эффекты
исследований окажутся близкими к нулю и немногим лучше будут
обстоять дела в области теории. Все по-прежнему останется в
полумраке на границе принятия наукой и изгнания из нее, и вместе
с тем по-прежнему будут даваться самоуверенные обещания быстрого
успеха, решающего перелома, который уже близок, обещания
необычайных открытий, весьма полезных для различных областей
жизни, и по-прежнему они будут завершаться положением, которое,
не будучи ни полным разгромом, ни победой, носит в шахматах
название пата.
Но это предсказание выглядит как увертка, потому что из него
не ясно, что означает такое топтание на месте -- трудность в
доказательстве истинности парапсихологии или в доказательстве ее
ложности? Оно может означать и то и другое. Ибо неслыханно трудно
решительно доказать, что явление происходит или не происходит, в
том случае, если оно -- а именно так обстоит дело с
парапсихологией -- противоречит почти всему комплексу наших
фундаментальных знаний. При доказательстве ложности
парапсихологии нам мешает то, что научные законы всегда являются
лишь приближением к реальности, хотя порой они достаточно точно
соответствуют ей. Но и тогда нельзя утверждать, что это "почти
полное соответствие" в формулировке сегодняшнего дня означает
абсолютное и окончательное тождество теории и фактов. Это следует
как из самой природы наших теорий, так и из подбора фактов, на
которых они основываются. Это значит -- здесь мы уже совершенно
отвлекаемся от конкретной проблемы парапсихологии, -- что если мы
когда-нибудь и достигнем "вершины познания", то есть построим
такие теории, точнее и истиннее которых уже не может быть ничего,
то не будет и никакого метода, которым этот факт -- наступившей
кульминации познания -- можно было бы доказать.
Не менее плачевно обстоит дело при доказательстве истинности
парапсихологии, ибо эта задача -- согласовать существование
парапсихологических явлений с нашими естественнонаучными знаниями
-- наталкивается на непреодолимые противоречия.
Я попытаюсь показать, что эти противоречия не только не
ослабевают, но, напротив, усиливаются, и сейчас они гораздо
острее, чем 30 - 40 лет назад. Парапсихологические явления можно
расположить по степени их несоответствия с положениями науки.
Этот перечень -- впрочем, не претендующий на полноту --
выглядит следующим образом.
1. Телепатия означает сверхчувственную передачу информации от
одного интеллекта к другому. В передаче могут участвовать и
несколько интеллектов. Поскольку такая передача предполагает
существование межмозговой связи и способности одного мозга
находить в другом существенную информацию, то а priori
представляется невероятным, чтобы такая связь и такое получение
информации ("information retrieval" -- в терминологии
информатики) у разных телепатов могли осуществляться различными
способами.
Задача создания сверхчувственной связи, мгновенно
выхватывающей нужные данные из соответствующего мозга, настолько
трудна, что мы не можем даже приблизительно наметить хотя бы один
способ ее реализации, между тем из данных наблюдений следует, что
разные телепаты решают эту задачу поразному. В одном случае связь
осуществляется на языковом уровне, а в другом -- на внеязыковом
(например, на уровне символов, образов или же глубинных телесных
ощущений); в одном случае телепат контактирует с сознанием
человека, близкого ему, а в другом -- с незнакомым человеком; в
одном случае информация передается на малые расстояния, а в
другом расстояние не имеет значения. Таким образом, здесь мы
имеем не одну задачу, а множество. Ведь прочитать мысли человека,
стоящего перед нами, -- это все равно что читать, держав руках
закрытую книгу, а если неизвестно, кто знает интересующие нас
сведения, то это равносильно чтению книги, стоящей на полке в
одной из миллиона земных библиотек.
Как можно отождествлять такие задачи? Получается так, как
если бы все люди вообще не умели летать, а некоторые люди не
только бы умели, но, кроме того, каждый из них делал бы это
по-своему: один словно птица, другой как ракета, третий как
вертолет, четвертый как реактивный самолет и т. п. Известно, что,
чем труднее задание, тем меньше способов его решения. А по данным
парапсихологии, то, что мы считаем невозможным, не только можно
исполнить, но и многими разнообразными способами, причем каждый
из них противоречит нашим знаниям иначе, чем все остальные! Это
значило бы, что наши знания основаны не на одном заблуждении, а
на огромном их комплексе, что их ошибочность тем самым является
многосторонней, прямо-таки универсальной!
Следует уяснить себе разницу между тем, что кажется
необычайным и невозможным необразованному рассудку -- и науке.
Для профана самопроизвольное "срастание" на его глазах разбитого
стакана было бы чем-то необычайным, но все же не таким чудом,
каким он считает воскресение Лазаря. А для ученого нет
принципиальной разницы между обоими этими явлениями: и то и
другое как грубое нарушение законов термодинамики одинаково
недопустимо. В тридцатые годы исследователям парапсихологии,
которые ничего не знали о термодинамических ограничениях передачи
информации, чтение мыслей живущего человека представлялось
задачей в любом случае значительно более легкой, чем чтение того,
что мог знать умерший. Первую задачу они (например, Макс Дессуар)
считали явлением, в принципе объяснимым научно, причем во всех
случаях, в то время как решение второй, по их мнению, должно было
свидетельствовать о существовании загробного мира. Поэтому они
старались в каждом случае убедиться, могли ли данные, полученные
от телепата, быть известны хотя бы одному живущему человеку, или
же их мог знать только умерший. В свете же современных знаний
трудность первой и второй задач при определенных обстоятельствах
одинакова. Предположим, что кто-то из живущих знает факт, о
котором мы спросили телепата. Дессуару казалось, что если искомая
информация заключена в мозгу живущего человека, то получить ее
телепатическим путем несравненно легче, чем сведения, унесенные
кем-то в могилу. Однако это вовсе не обязательно так. Дело
выглядит следующим образом: телепат должен разыскать конкретное
воспоминание, заключенное в памяти неизвестного человека. Сначала
он должен при помощи своего сверхчувственного дара найти этого
человека среди миллиардов людей на Земле, а потом перетрясти его
память, чтобы обнаружить информацию и передать ее исследователю.
Между вопросом экспериментатора и ответом телепата иногда не
проходит и одной минуты.
Так вот с точки зрения теории информации такое достижение
представляется чудом. Сканирование миллиардов мозгов, даже
проводимое со скоростью света, потребовало бы многих часов, ведь
каждый мозг должен быть прозондирован в отдельности. Если же
скорость причинно-следственного процесса (а именно таков этот
зондаж) превышает скорость света (если световая скорость в данном
случае недостаточна), то это чудо не меньшее, чем чтение мыслей
мертвеца. О том, что телепат способен сканировать миллиард мозгов
сразу, не может быть и речи, поскольку психические процессы
независимо от того, как они протекают, подчиняются законам теории
информации. Психика -- это канал связи с определенной предельной
пропускной способностью, с определенным, выраженном в битах
пределом переработки данных в единицу времени и т. п. На это
могут возразить, что телепату вовсе не обязательно решать задачу
наведения разума на другой разум, то есть идентификации
разыскиваемого, а также проблему селекции данных (information
retrieval), потому что телепатическая связь возникает как бы
путем короткого замыкания, в котором ограничения, накладываемые
теорией информации, не действуют. Правда, это аргумент вчерашнего
дня, потому что, как уже говорилось, мы знаем, что психические
процессы точно так же подчинены законам термодинамики, как и
нервные ( в контурах, проводящих ощущения к мозгу). Однако
забудем на минуту то, что нам известно. Люди, приводящие такие
аргументы, не дают себе отчета в том, что перед нами по крайней
мере две загадки, а не одна; первая -- это механизм типичного
телепатического акта, вторая -- его чрезвычайная редкость. Это
два отдельных вопроса, ведь мы все могли бы быть телепатами и
все-таки не знать механизма этого явления так же, как сейчас.
Если психика у некоторых людей может устанавливать контакт,
освобождаясь от всеобщих законов природы, то почему не у всех? На
это, в свою очередь, иногда отвечают, что речь идет об
индивидуальных различиях, аналогичных разнице в интеллектуальных
способностях, в таланте и т. п. Но каждый нормальный человек
располагает умственными способностями, которые в усиленной
степени у некоторых людей составляют основу творческого таланта
или даже гениальности. А телепатические способности у нормального
человека всегда равны нулю.
Различие между телепатом и обыкновенными людьми имеет либо
физическую, либо сверхфизическую природу. Если это физическое
различие, различие в строении мозга, то физической должна быть и
природа телепатической связи, следовательно, она должна
подчиняться законам передачи информации. Как же иначе? Может ли
то, что по природе является физическим ("мозговой орган"
телепата), не подчиняться законам физики? Если же допустить, что
это различие не физическое, то тем. самым мы вторгаемся из
реального мира туда, где уже все возможно. Но тогда надо навсегда
отказаться от научного объяснения телепатии, подобно тому как мы
воздерживаемся от информационных замеров явления святых. Таково
reductio ad absurdum [Доведение до абсурда (лат.).] слишком
сильного постулата.
Мои рассуждения приводят к следующему положению: если
что-либо и происходит, то, во всяком случае, не в рамках
указанного выше противоречия, то есть телепат не может
одновременно подчиняться и не подчиняться законам Природы. Если
он этим законам подчиняется, то не может моментально найти
необходимые данные независимо от того, скрыты ли они в живом
мозгу или в мертвом, обратившемся в прах. Не может, потому что с
точки зрения физики и то и другое одинаково невозможно.
Невозможности не различаются по степеням. .Воскресение из мертвых
столь же невозможно, как и нарушение законов термодинамики или
действие со скоростью, произвольно превышающей световую. То, что
никогда не происходит, не происходит никогда, и все тут.
Телепатию следует поэтому признать явлением природным и тем
самым признать, что большинство высказываний об обстоятельствах
получения телепатами информации основано на ошибках опыта и
наблюдений. Я утверждаю, что хотя бы часть тех задач, которые, по
данным парапсихологических протоколов, решали телепаты, является
фикцией, которой в действительности не соответствует ничего,
кроме ошибочной интерпретации явлений. Так, моментальное
нахождение определенного человека среди миллиардов других людей
невозможно физически, тем более невозможно "выудить" у него из
головы конкретные сведения так, словно кто-то, водя магнитом по
миллиардам пылинок, выхватил бы оттуда несколько железных опилок.
Минимальное время таких поисков можно сегодня приближенно
вычислить, каков бы ни был механизм мозговой деятельности
телепата, потому что нам известны граничные возможности всякой
передачи информации и всякой ее переработки так же, как известна
граничная производительность энергетических машин, которую не
перешагнут никогда никакие машины будущего. Хотя мы по-прежнему
не знаем механизмов кодирования памяти, которым пользуется мозг,
это не имеет существенного значения: ведь речь идет об
определении верхней границы его эффективности, а не о конкретной
схеме функционирования мозга, логического автомата или другого
информационного устройства.
Таким образом, мы знаем, что в телепатии наверняка
невозможно, если подвергнуть ее рациональному рассмотрению. Но
даже при таком ограничении сфера телепатии содержит множество
задач, которые нам не по зубам. Однако из всех задач
парапсихологии эти задачи легче всего реконструировать и понять.
2. На втором месте по степени нарастающего асхождения между
сверхчувственными феноменами и научными знаниями я поместил бы
телекинез. Передатчик любого типа энергии не может осуществлять
воздействие, превышающее его собственную мощность, установленную
мощность, как выразился бы инженер. Если же он производит
воздействие большее, чем его установленная мощность, то действует
либо как спусковой механизм (то есть пускает в ход данный
процесс, а энергию для его осуществления доставляет особый
источник), либо нарушает законы сохранения энергии. Но на законах
сохранения основываются все наши знания. Ни на Земле, ни в
космосе мы не открыли ничего, что их нарушало бы. В таком случае
более вероятен вариант спускового механизма. Но откуда в таком
случае берется используемая энергия? Каков бы ни был се
конкретный источник, в опытах можно обнаружить перетекание этой
энергии как "убыток" ее в каком-то месте. Ни о чем подобном я не
слышал. Никто в парапсихологии до сих пор не высказывал
утверждения, что телекинез действует по принципу спускового
механизма, как если бы "духовный атлет" усилием воли спустил
взрыватель ядерной бомбы. Впрочем, и это представляется
невероятным, поскольку собственная мощность мозга порядка
нескольких ватт, ее не хватило бы даже на то, чтобы согнуть
шпильку, а между тем некий израильтянин [Ури Геллер. Эксперименты
с ним описаны в известной книге двух стенфордских физиков:
Путгофа и Тарга.] на Западе демонстрирует сгибание вилок волевым
актом. Это представляется абсолютно невозможным, такие сеансы
должны оказаться мошенничеством.
Остается еще микротелекинез -- дистанционное воздействие
собственной мощности мозга. Об эксперименте, который заключается
в попытке сдвинуть с места нить гальванометра, мы уже говорили:
такие опыты не дали никакого положительного эффекта. В то же
время можно было слышать об изменении динамики элементарных
частиц, вызванном усилием воли наблюдателя. И это я считаю
невозможным по следующим соображениям. Если бы это было так, то
следовало бы ожидать неумышленной фальсификации экспериментальных
данных, полученных в лабораториях такими физиками-атомниками, для
которых очень многое зависит от определенных результатов
проводимого ими эксперимента. Сторонники одной теории получали бы
одни результаты, а противники этой теории -- другие, поскольку
каждая из сторон по-своему перемещала бы траектории двигающихся в
зоне эксперимента элементарных частиц. Правда, не все физики
одарены талантом телекинеза, но трудно допустить, чтобы все
множество физиков не пересекалось бы с множеством "духовных
атлетов". Тем не менее ничего подобного не происходит. А значит,
и "микротелекинез", скорее всего, реально не существует.
3. Еще больше противоречит данным науки ясновидение, по крайней
мере в некоторых запротоколированных случаях. Поскольку
невозможно рассмотреть весь репертуар действий, входящих в
область ясновидения, поговорим конкретно о способности
устанавливать местонахождение человека, фотографию которого
показывают ясновидцу. Этот человек может находиться в соседней
комнате или на другом конце света, он может быть жив или мертв,
переодет или подвергнут пластической операции, которая изменила
его до неузнаваемости, может быть старцем, в то время как на
фотографии изображен ребенком и т. д. Уже отсюда видно, что речь
опять-таки идет не об одной задаче, а о целом множестве
несводимых друг к другу задач, не допускающих существования одной
и той же методики, которая позволяла бы решать их все. Однако
указанные различия как будто не доставляют истинному ясновидцу
особых трудностей. Как же он это делает? Только ради бога не
говорите о "психической энергии", которую испускает фотография,
потому что это сказки для детей младшего возраста. Рациональное
истолкование таких явлений предполагает ошибочность наших
фундаментальных взглядов на природу причинности, на отношение
времени и пространства, на характер всех реальных процессов, как
физических, так и биологических, одним словом, чтобы принять и
включить в себя ясновидение, науке пришлось бы переиначить себя,
начиная с самых основ, так что от нее не осталось бы камня на
камне. Печально, но ничего не поделаешь: ясновидение предполагает
не только другую науку, отличную от той, которой мы располагаем,
но и другой, очень сильно детерминированный мир, в котором не
пропадает ни один след, не происходит диссипация энергии и не
действуют законы сохранения, где не действует правило возрастания
принципиальной невосстановимости событий по мере их удаленности
во времени. В соответствии со всей совокупностью наших знаний на
небе и на Земле не существует ничего материально обнаружимого,
что связывало бы между собой старую фотографию младенца с
закопанными в лесу под деревом останками старца, который 70 лет
назад был этим младенцем. Все следы. нити, связи должны давно и
необратимо распасться до полной невосстановимости. Здесь мы имеем
дело с заведомо необратимыми процессами, подчиняющимися второму
закону термодинамики и множеству других законов, которые
составляют костяк наших знаний.
Закрывая на этом перечень, я должен пояснить, что не ожидаю
никакого перелома в парапсихологии даже через 80 лет, потому что
в течение этого времени маловероятно не появление какого-нибудь
одного революционного открытия, но такая коренная перестройка
всей науки, которая абсолютно необходима для освоения
сверхчувственных феноменов (или хотя бы только телепатии)
методами рационального познания. Я считаю, что для этого будет
мало и ста лет. Попросту говоря, нет никаких соответствий,
никаких точек соприкосновения между знаниями, которые накоплены
многовековым трудом и подтверждены бесчисленными открытиями в
технике, доказавшими свою практическую эффективность, и теми
знаниями, которые необходимы, чтобы наука ассимилировала
парапсихологию. Вот почему я считаю нынешнюю и будущую ситуацию
соответствующей пату в шахматах.
Альтернатива сказанному выше сводится к признанию: все, что
выдается за парапсихологические явления, есть следствие
жульнического сговора, фальсификации протоколов, статистических
таблиц, наблюдений и тому подобных недостойных деяний, в которых
участвуют заинтересовавшиеся этими вопросами люди с безупречной
репутацией и солидными научными достижениями. Перед нами ситуация
нелегкого выбора между всеобщим мошенничеством в науке или
чудесами в науке. Это все равно как если бы нам сказали, что мы
должны сделать выбор между утверждениями, что солнце сделано из
свеклы или что оно сделано из соломы, причем tertium non datur
[Третьего не дано (лат.).]. Мы должны либо отказаться от всякого
доверия, которое питаем к работающим на этом фронте людям науки,
либо -- почти целиком -- от самой науки. Так вкратце выглядит
реконструированная логически главная дилемма парапсихологии.
Как я уже сказал, в настоящее время наука вовсе не относится
к парапсихологии безразлично. Главным аргументом против той
природы парапсихологических явлений, которую им приписывают их
сторонники, является эволюционный принцип. Об огромной полезности
дара ясновидения для выживания вида не может быть двух мнений.
Зачем нужны чувства, когда можно путем ясновидения мгновенно
приспосабливаться к условиям окружающей среды? Польза телепатии
тоже была бы громадной, хотя, несомненно, меньшей.
Здесь следовало бы рассуждать таким образом. Главным
требованием для двуполого размножения является взаимное
отыскивание самцов и самок данного вида. Для облегчения и
обеспечения такого поиска эволюция за миллиарды лет создала
богатый арсенал специальных сигналов и способов привлечения,
снабдив животных предназначенными для этого органами, внешним
видом и т. п., что было бы совершенно излишним, если бы они имели
возможность телепатического контакта. А значит, само неслыханное
богатство сигнальных органов, присущее. миру животных, от
насекомых до антропоидов, свидетельствует против наличия у них
телепатической связи. Она не может проявляться в животном мире
даже частично, потому что, какой бы микроскопической ни была эта
способность, естественный отбор усилил бы ее, сконцентрировал и
закрепил в течение сотен миллионов лет эволюции. Эволюционный
аргумент поэтому заставляет предположить, что телепатия, если она
существует, является функцией только высокоразвитого мозга. Но
если бы она была коррелятом предчеловеческого или человеческого
интеллекта, то и в этом случае было достаточно времени для ее
усиления путем положительного отбора, Телепатия на
антропологическом уровне дает особые выгоды для выживания только
при наличии языка: что это за передача мыслей, когда нечего
передавать, ведь без языка нет логически упорядоченного мышления.
Но опять-таки язык сформировался по меньшей мере несколько
десятков тысяч лет назад, так что и в этом случае времени на
проявление результатов естественного отбора было достаточно. Даже
за историческое время порядка 10 - 13 тысяч лет прогресс этих
способностей должен быть заметен, о чем, однако, нам абсолютно
ничего не известно. Похоже на то, что хотя мы и имеем дело с
наследственной чертой, однако с такой, которая не подвержена
естественному отбору. Что это может быть за черта? Разве только
такая, которая не означает ни телепатии, то есть передачи мыслей
на расстояние, ни ясновидения, то есть сверхчувственного
познания. Отсюда напрашивается вывод: те свойства
парапсихологических явлений, которые вызывают у нас наибольший
интерес, являются в них чем-то побочным, посторонним. Я попытаюсь
показать это на следующем примере.
Гипотеза о существовании гравитационных волн пока еще не
доказана и не опровергнута. Но здесь существует следующая
дихотомия: либо эти волны существуют реально, либо не существуют,
и это будет решено в будущем. Но подобная дихотомия обязательна
не в любом загадочном случае. Неандертальский философ, получив от
путешественника во времени радиоприемник, сказал бы: "Либо в этом
ящике сидят маленькие люди, либо никто не говорит из него со
мной, потому что это только голос, сохраненный колдовским
способом". Но ни то ни другое не будет верно: людей в ящичке
действительно нет, но они говорят оттуда, находятся в другом
месте.
Вот вам простой пример неприменимой, а значит, ложной
дихотомии. Если бы этот неандерталец и его соплеменники не делали
ничего другого, как только гонялись за этим голосом, ставили на
него капканы, ловили бы его ореховыми скорлупками и т.п., то и за
тысячу лет они на волос не сдвинулись бы в решении этой загадки.
Поэтому вполне вероятно, что мы беремся за проблему
парапсихологии не с той стороны. Мы гоняемся за какими-то
вторичными, побочными явлениями, ищем средоточия тайны там, где
ничего нет.
Где же ее искать? Вне этих явлений, которые суть следствие,
а не причина, в соответствии со следующей аналогией. Чтобы
разгадать загадку радио, нужна теория, но ведь это теория
электромагнетизма Максвелла, а не теория акустических волн.
Изучая голос, исходящий из динамика, вы никогда не дойдете до
теории Максвелла. Исследуя же явления электромагнетизма, вы как
бы побочно дойдете и до техники радиопередач. С точки зрения
одной лишь теории акустики звучание радио выглядит чистым чудом.
"Акустические" теории ни в коей мере не подходят для объяснения
механизмов рассматриваемых нами явлений. Но, может быть, стоит
несколько отдалиться от них, заняться общей теорией систем -- ее
разделом, посвященным системам, которые частично изолированы от
окружения, но способны к информационным сцеплениям. Может быть,
нужно заняться базовыми категориями теории игр, такими, как
случайность, стохастика, эргодика, потому что именно из этой
области мы черпаем статистические меры для сравнения и выявления
парапсихологических явлений. Может быть, следует рассчитывать на
помощь только того поколения компьютеров, которые смогут
разносторонне моделировать функции человеческого мозга. Может
быть, тогда падут наши основные, ненарушимые до сих пор
противопоставления и вместе с ними противоположность абсолютной
случайности и абсолютной казуальности. Может быть, этим путем мы
выйдем на такой уровень явлений, на котором эти категории
придется заменить какими-то совершенно другими, которые не
допускают взаимного исключения порядка и случайности. Примерно
так (хотя и в значительно меньшей степени) произошло в физике,
когда она из классической перешла в квантовую.
Подведем итоги. Я считаю, что если парапсихологические
явления реальны, то для освоения этой реальности наука должна
коренным образом перестроиться. Но все, что происходит и будет
происходить в этой области, всегда будет недостаточным
побудительным импульсом для возведения на совершенно новом
фундаменте всего здания науки. Практические и теоретические
соображения указывают на то, что если эти феномены и будут
включены в область науки, то лишь благодаря такому переустройству
ее, которое будет проистекать из достижений, не инспирированных
самой парапсихологией и теми, кто ее фронтально атакует.
Наука, образно говоря, в своем неустанном восхождении
достигнет наконец такой высоты, с которой природа
сверхчувственных явлений выяснится как бы мимоходом, побочно, как
открытие случайное, но не единственное и не главное, не то, ради
которого развивается по восходящей линии процесс познания. Таковы
по крайней мере мои убеждения в этом вопросе. Sed tamen potest
esse totaliter aliter. [Однако в целом все может быть иным (лат.)]
1974 г.