Перевод В.Ковалевского
---------------------------------------------------------------
Этот файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
---------------------------------------------------------------
Лет шесть назад, когда я только возвратился из путешествия, однажды
поздним вечером ко мне пришел какой-то человек и оторвал меня от писания
мемуаров.
- Господин Тихий, - заговорив он, едва появился в моем кабинете, -
вероятно, к вам приходят всевозможные вымогатели, мошенники и безумцы и
пробуют надуть вас или
увлечь своими россказнями, не так ли...
- Верно, - отвечал я, - бывает и такое... Но что вы от меня хотите?
- Среди множества таких персон, продолжал непрошеный
гость, - время от времени может оказаться, скажем, один на тысячу,
какой-нибудь в полном смысле слова непризнанный гений. Это вытекает из
неумолимых законов статистики. Так вот, господин Тихий, такой человек перед
вами. - Моя фамилия - Декантор. Я профессор сравнительной онтогенетики.
Никакой кафедры я сейчас не занимаю, потому что на преподавание у меня
просто нет времени. Но дело, однако, не в этом. Я был занят проблемой,
решению которой посвятил сорок восемь лет своей жизни, прежде чем, вот
сейчас, не подошел к финалу.
- У меня тоже мало времени, - отвечал я. Этот человек мне определенно
не нравился. Он показался мне скорее наглецом, чем фанатиком, я же
предпочитаю фанатиков, если только у меня есть возможность выбирать. Кроме
того, было ясно, что он потребует от меня помощи, а я скупец и не боюсь
признаваться в этом. Это не значит, что я не могу поддержать своими
средствами какое-нибудь предприятие, но всегда делаю это неохотно, с
большими раздумьями.
Тем не менее, я добавил спустя несколько секунд:
- Может быть, вы объясните, в чем дело? Разумеется, я ничего не могу
вам обещать. Меня поразила одна из фраз, произнесенных вами. Вы сказали, что
посвятили этой проблеме сорок восемь лет, но сколько же вам тогда лет,
скажите, пожалуйста?
- Пятьдесят восемь, - спокойно ответил он.
Он все еще стоял, держась за спинку стула, словно ожидая, что я
приглашу его сесть. Я пригласил бы, разумеется, но он явно показывая, что
ждет приглашения, и это слегка возмутило меня, к тому же я уже сказал, что
он показался мне весьма антипатичным.
- Проблемой этой, - продолжая он, - я занялся, будучи десятилетним
мальчишкой. Дело в том, господин Тихий, что я не только гениальный человек,
но был также и гениальным ребенком.
- Слушаю вас. - Если бы ледяной тон слов мог понижать температуру в
помещении, то после нашего обмена фразами с потолка могли свисать ледяные
сосульки.
- Я изобрел душу, - проговорил Декантор, глядя на меня искоса. Он
произнес это так, как сказал бы, что придумал новый вид старательной
резинки.
- Вот оно что! Скажите, пожалуйста, душу, - отвечал я почти сердечно.
Масштаб его наглости начал меня вдруг забавлять. - Интересная вещь! Впрочем,
я уже где- то слышал об этом раньше. Может быть, от кого-либо из ваших
знакомых?
Необычный посетитель, смерив меня взглядом и тихо сказал:
- Господин Тихий, давайте заключим соглашение. Вы постараетесь
удержаться от острот, скажем, в течение пятнадцати минут. Потом можете
острить сколько угодно. Согласны?
- Согласен, - ответил я, возвращаясь к прежнему нарочито сухому тону. -
Слушаю вас.
"Это не пустомеля", - такая мысль появилась у меня в голове. Его тон
был чересчур категорическим. Пустомели не бывают такими требовательными.
"Пожалуй, он просто маньяк", - подумал я.
- Садитесь, - пробурчал я в его сторону.
- В сущности, все элементарно заговорил человек, назвавший себя
профессором Декантором. - Люди тысячи лет верят в существование души:
Философы, поэта, священнослужители приводят всевозможные аргументы в
доказательство ее существования. Согласно одним религиям, это некая
нематериальная субстанция, сохраняющая после смерти человека его
индивидуальность; согласно другим, это некое особое, вечное жизненное
начало, лишенное черт личности. Однако вера в то, что человек не исчезает с
последним вздохом, что нечто в нем способно существовать и после его смерти,
много веков бытовала в представлениях людей. Мы, живущие сейчас, знаем, что
никакой души нет. Но есть сеть - нервных волокон, в которых происходят
определенные процессы, связанные с жизнедеятельностью человеческого
организма. То, что ощущает при этом человек, его сознание - это, собственно,
и есть душа.
Декантор помолчал несколько секунд и затем заговорил снова:
- Хорошо известно, что существует потребность в бессмертной душе,
желание жить вечно, стремление, чтобы существование личности во времени было
бесконечным, наперекор изменениям и распаду всего остального в природе. Это
сжигающее человека желание настолько сильно, что невольно напрашивается
вопрос: а нельзя ли его удовлетворить?
Сначала я рассмотрел возможность сделать человека бессмертным
физически, телесно. Но, этот вариант я затем отбросил, ибо, в сущности, он
был лишь продолжением обманчивых призрачных надежд. Ведь бессмертные тоже,
могут гибнуть в результате, например, несчастных случаев, катастроф. А,
кроме того, это повлекло бы за собой массу сложных проблем, таких, как
перенаселение! Короче, говоря, ряд соображений привел к тому, что я решил
изобрести душу. Только душу. Почему, говорил я себе, нельзя ее создать, как
удалось создать, например, самолет? Ведь и самолетов когда-то не было, были
лишь мечты о полете - и вот они осуществились.
Подойдя к проблеме с этой стороны, я, в сущности, разрешил ее. Все
остальное было лишь вопросом соответствующих знаний, средств и достаточного
терпения. Всем: этим я обладал, и поэтому сегодня могу заявить вам:
искусственная душа существует, господин Тихий. Каждый может ее иметь,
бессмертную. Могу изготовить ее для каждого человека индивидуально, с полной
гарантией. Моя душа, вернее, душа моей конструкции, сможет существовать, по
крайней мере, столько времени, пока не погаснет Солнце и Земля не
превратится в ледяную глыбу.
Душой, о которой идет речь, я могу одарить любого
человека!.. но только живого. Мертвому дать душу я не в
состоянии. Это лежит за пределами моих возможностей. Живые - другое дело.
Эти могут получить у профессора Декантора бессмертную душу. Не даром,
разумеется. Ведь она продукт сложной технологии, длительного и трудоемкого
процесса и стоит поэтому немало. При массовом производстве цена ее будет
ниже, но пока стоимость ее значительно превышает стоимости самолета, скажем.
Однако, принимая во внимание, что речь идет о вечности, полагаю, что цена
относительно низкая.
Декантор снова помолчал, а затем раскрыл свои карты:
- Я пришел к вам потому, что изготовление первого экземпляра души
полностью исчерпало мои средства. Предлагаю вам основать акционерное
общество под названием "Бессмертие" с тем, чтобы вы финансировали
предприятие, получив взамен сорок пять процентов чистой прибыли...
- Прошу извинения, - прервал я его. - Не соблаговолите ли вы сообщить
мне сначала некоторые подробности о вашем изобретении...
- Конечно, - ответил он. - Но пока мы не подпишем договора в
присутствии нотариуса, господин Тихий, я смогу поделится с вами лишь
информацией общего характера. Дело в том, что у меня нет денег даже на
уплату пошлины...
- Хорошо. Мне понятна ваша осторожность. Но вы, надеюсь, догадываетесь,
что ни я, ни любой другой не поверит вам на слово.
- Естественно, - вздохнул изобретатель, вынимая из кармана завернутую в
белую бумагу небольшую коробку. - Здесь находится душа... одной особы.
- Могу ли я знать, кого?
- Да, - ответил мой необычный гость после минутного колебания. - Моей
жены.
Я смотрел на эту перевязанную шнурком и запечатанную коробку с огромным
недоверием я все-таки под воздействием его энергичного и категорического
тона испытал что-то вроде содрогания.
- Вы не откроете? - спросил я, видя, что он держит коробку в руке, не
прикасаясь к печатям.
- Нет. Пока нет. Моя идея, господин Тихий, в очень упрощенном
изложении, таком упрощенном, что оно стоит почти вплотную к искажению
истины, заключается в следующем. Что такое наше сознание? Когда вы смотрите
на меня, в этот момент, например, сидя в удобном кресле, я ощущаете аромат
хорошей сигары, которую Вы не сочли необходимым мне предложить, когда вы
колеблетесь, не зная, за кого меня принять: за мошенника, сумасшедшего или
необычайного человека, - когда, наконец, ваш взгляд улавливает все краски и
тени окружающих предметов, а нервы и мускулы беспрерывно посылают "срочные
телеграммы" о своем состоянии в мозг, - все кто вместе и составляет,
собственно говоря, вашу "душу". Для нас с вами было бы лучше, вероятно,
сказать, что это просто активное состояние вашего разума. Да, признаюсь, что
употребляю слово "душа" в силу некоторого присущего мне упрямства, но меня
оправдывает то, что это простое слово понятно всякому, говоря точнее, каждый
полагает, что знает, о чем идет речь, когда слышит это слово...
- Обратите внимание, что наша, материалистическая, точка зрения не
признает существования не только души бёссмертной, нетелесной, но и такой,
которая не была бы лишь минутным отпечатком вашей личности, а некоторой
неизменной, вневременной и вечной категорией - такой души, вы со мной
согласитесь, никогда не было, никто из нас ею не обладает. Душа юноши и душа
старца, хотя и имеют сходные черты, если речь идет об одном и том же
человеке, - эти состояния сознания совершенно различны. Моя синтетическая
душа представляет собой зафиксированный навечно отпечаток человеческого
сознания в какой-то определенный момент. Как я это делаю? Беру субстанцию,
весьма подходящую для этого, и с максимально возможной, ювелирной точностью,
атом по атому, молекула во молекуле, воспроизвожу конфигурацию живого мозга.
Копия эта уменьшенная, в масштабе один к пятнадцати. Поэтому коробка,
которую вы видите, такая маленькая. При желании можно было бы размеры души
уменьшить еще больше, но я не вижу для этого никакой, веской причины,
стоимость же производства при этом возросла бы неимоверно. Душа, которую я
запечатлеваю в этом веществе, - это не модель, не мертвая сетка нервных
волокон... как это у меня случалось в самом начале работы, когда я
производил эксперименты на животных. Здесь скрывалась самая большая и, в
сущности, единственная трудность. Дело ведь заключалось в том, чтобы в этой
субстанции было сохранено живое, чувствующее, способное к неограниченному
полету воображения, во сне и наяву, вечно изменяющееся, вечно чувствительное
к ходу времени сознание, и чтобы одновременно оно оставалось
самим собой, чтобы материал неизменно сохраняя свои качества... Были
моменты, господин Тихий, когда эта проблема казалась мне неразрешимой в
такой же степени, в какой, по-видимому, кажется она неразрешимой вам сейчас,
и единственным моим утешением была вера в свое упрямство; А я
очень упрям. Потому-то мне и удалось добиться своего...
- Минуточку... - прервал я, ощущая всю необычность разговора, - так вы
утверждаете... здесь, в этой коробке,
находится некий материальный предмет, так? Который заключает в себе сознание
живого человека? Каким же образом он может общаться с окружающим миром?
Видеть его? Слышать и... - Я замолчал, потому что на лице Декантора
появилась откровенная усмешка.
- Вы сказали "общаться с миром"? Даже если бы эта душа общалась с миром
лишь раз в сто лет, то спустя миллиард веков она должна бы, чтобы вместить в
своей памяти воспоминания об этих общениях, приобрести размеры, сравнимые с
размерами континента, а спустя триллион веков - сравнимые с размерами
земного шара. А что такое триллион веков в сравнении с вечностью? Мыслящая
личность, живой человек растворился бы в океане памяти, как капля крови
растворяется в море, и что стало бы тогда с гарантированным бессмертием?..
- Как... - пробормотал я, - вы утверждаете, что... значит полная
изоляция...
- Разумеется! Разве я сказал, что в этой коробке весь человек? Мы ведь
говорили только о душе. Вообразите себе, что с этой секунды вы перестаете
получать всякую информацию из окружающего вас мира, что ваш мозг удален из
тела, но продолжает существовать во всей полноте жизненных сил. Вы, станете,
разумеется, слепым и глухим, в определенном смысле, парализованным,
поскольку не будете иметь в своем распоряжении тела, однако целиком
сохраните внутреннее зрение, то есть ясность разума, полет мысли, вы можете
сколько угодно думать, развивать воображение, фантазировать, переживать
надежды, печали, радости, вызванные изменениями душевного состояния. Все это
дано и душе, которую я кладу на ваш стол!
- Это ужасно! - не выдержал я. - Слепой, глухой, парализованный... на
века.
- Навечно, - поправил он меня. - Я сказал вам уже столько, что могу
добавить лишь одно: в коробке, находится кристалл - искусственный, не
существующий в природе, субстанция, не вступающая ни в какие химические
соединения, физически устойчивая... в непрерывно вибрирующих молекулах ее и
заключена душа, которая чувствует и мыслит...
- Вы чудовище, - произнес я тихо и спокойно. - Отдаете ли вы себе отчет
в том, что сделали? А впрочем, - неожиданно успокоился я, - ведь сознание
человека не может быть повторено. Если ваша жена живет, ходит, думает, то в
этом кристалле заключена в лучшем случае, некая копия ее души, - но отнюдь
не сама душа...
- Нет, - возразил Декантор, глядя на коробку. - Видите ли, господин
Тихий, вы совершенно правы. Невозможно создать душу кого-то, кто живет. Это
была бы чепуха. Бессмертную душу можно создать человеку лишь в момент его
смерти. К тому же процесс знакомства, с детальным строением: мозга человека,
которому я изготовляю душу, губит этот живой мозг...
- Послушайте... - прошептал я. - Вы... убили свою жену?
- Я дал ей вечную жизнь, - отвечал он, выпрямляясь. - Впрочем, это не
имеет отношения к делу, которое мы обсуждаем. Если хотите, это вопрос между
моей женой, - он положил ладонь на коробку, - и мной, судом и полицией.
Поговорим о чем-либо ином.
Несколько минут я не мог произнести ни слова. Затем вытянул перед собой
руку и кончиками пальцев прикоснулся к коробке, завернутой в толстую бумагу;
она была такой тяжелой, словно в ней был свинец.
- Ладно, - сказал я, - пусть будет по-вашему. Поговорим о чем-либо
ином. Предположим, я дам вам средства, которые вы просите. Неужели вы
настолько безумны, чтобы полагать, будто найдется хоть один человек,
согласный дать себя убить только для того, чтобы его душа бесконечное
множество веков страдала от невообразимых мук, лишенная даже возможности
самоубийства?
- С самоубийством действительно есть определенные трудности, -
согласился после непродолжительного раздумья Декантор. - Но ведь можно,
по-видимому, рассчитывать на таких людей, как неизлечимо больные, как
утомленные жизнью, как старцы, дряхлые физически, но ощущающие в себе
огромное количество духовных сил.
- Смерть не самый худший выход для них, учитывая недостатки бессмертия,
которое вы им предлагаете, - пробормотал я.
Декантор усмехнулся:
- Скажу вам нечто такое, что, быть может, покажется вам забавным. Я сам
никогда не испытывал ни потребности обладать душой, ни потребности
существовать вечно. Но ведь человечество живет этой мечтой тысячи лет! Все
религии всегда твердят одно: они обещают вечную жизнь. И вот я даю эту
вечную жизнь. Даю человеку уверенность в существовании
и тогда его тело сгниет и превратится в прах. Разве этого мало?
- Да, этого мало! Вы ведь сами говорили, что это будет бессмертие души,
лишенной тела, его силы, его удовольствий, его ощущений...
- Можете не продолжать, - прервал он меня. - Если хотите, я познакомлю
вас со священными книгами всех религий, с грудами многих философов,
трактатами теологов, молитвами, легендами - в них нет ни слова о вечности
тела. Телом пренебрегают, его даже презирают. Душа понимается как
противоположность и противопоставление телу. Как освобождение от их
страданий, от всевозможных опасностей, от болезней, старческого увядания, от
борьбы за все то, чего при своем медленном горении требует постепенно
разрушающаяся печь, мы называем организмом. Никто никогда не провозглашал
бессмертия тела. Только душа может быть сохранена и спасена. Я, Декантор,
спасаю ее. Спасаю для вечности. Я нашел способ воплощения мечты. Не моей
мечты. Мечты всего человечества...
- Понимаю, - прервал я его. - Господин Декантор, в некотором смысле вы
правы. Но в каком? Своим изобретением вы показали - сегодня мне, а завтра,
быть может, всему миру - ненужность души! Показали, что бессмертие, о
котором говорят: проповедники религии, человеку не нужно. Больше того:
каждый человек перед лицом вечности, которой вы готовы его одарить, - будет
чувствовать, уверяю вас,
отвращение и страх. Мысль, что бессмертие, о котором вы
говорите, может стать моим уделом, наполняет меня ужасом. Да, господин
профессор, вы доказали, что человечество тысячи лет обманывало себя. Вы
развеяли эту ложь...
- Так вы думаете, что моя душа никому не будет нужна? - спокойным, но
каким-то мертвых голосом спросил этот человек.
- Я уверен в этом! Ручаюсь вам... Как вы можете думать иначе? Неужели
вы сами желали бы этого? Ведь вы тоже человек!
- Я уже говорил вам... Сам я никогда не испытывал потребности в
бессмертии. Но я полагал, что представляю в этом отношении исключение раз
человечество думает иначе. Я хотел успокоить стремления людей, а не свои.
Началось с того, что я искал для себя какую-нибудь невероятно трудную
проблему, сложность которой лежала бы у границ моих возможностей. Я нашел
такую проблему и разрешил ее. В этом смысле это было моим личным делом, но
только в этом; по существу, меня интересовала научная проблема, которую
требовалось разрешить. Я поверил тому, о чем писали величайшие мыслители
всех времен. Ведь и вам приходилось об этом читать... об этом страхе перед
исчезновением, перед затуханием сознания в тот момент, когда оно обладает
такими богатствами, когда готово еще творить... Мечтой людей было общаться с
вечностью. Я создал возможность такого общения. Господин Тихий, быть может,
этого хотят выдающиеся личности? Гении?
Я покачал головой:
- Попробуйте! Но я не верю, чтобы хотя бы один... Нет!
- Как, неужели вы полагаете, что это... ни для кого не представляет
ценности? Что никто этого не захочет? Может ли такое быть?!
- Да, - отвечал я.
- Не выносите суждения так поспешно, - возразил он. - Послушайте, ведь
все еще в моих руках. Я могу приспособить ее, внести изменения... могу
снабдить душу синтетическими чувствами... правда, это лишит ее возможности
существовать вечно, но если чувства для людей так важны... уши... глаза...
- Люди не стремятся к бессмертию, - продолжал я, выждав немного, - Они
лишь не хотят умирать раньше того, как исчерпают весь запас своих духовных и
физических сил. Они хотят жить, профессор Декантор. Хотят чувствовать землю
под ногами, видеть облака в небе, любить других людей, быть с ними и думать
о них. Все, что утверждается сверх того, - ложь. Я сомневаюсь даже, найдутся
ли среди людей такие, которые согласятся выслушать вас так же терпеливо, как
я... не говоря уже о... желающих...
Несколько минут Декантор стоял недвижно, всматриваясь в белый пакет,
который лежал перед ним на столе. Затем он взял его и, кивнув в мою сторону,
направился к двери.
- Декантор! - окликнул я его.
Он задержался у порога.
- Что вы собираетесь сделать... с этим?..
- Ничего, - холодно ответил он.
- Вернитесь. Минуточку... Так этого нельзя оставить...
Не знаю, был ли он большим ученым, но большим дельцом он был наверняка.
Я не хочу описывать торга, который у нас с ним разгорелся. Я не мог
позволить ему исчезнуть. Пусть дажё потом приду к выводу, что он разыграл
меня и все, что он говорил, было от начала до конца ложью, тем не менее на
дне моей души... на дне моей телесной, живой души будет тлеть мысль о том,
что где-то в заваленном хламом столе, под ненужными бумагами заточен
человеческий разум, живое сознание этой несчастной женщины, которую он убил.
И - словно этого мало - одарил ее самым ужасным даром из всех возможных,
повторяю, самым ужасным, ибо нельзя представить ничего худшего, чем вечное
одиночество!
Речь шла, разумеется, об уничтожении кристалла. Сумма, которую он
потребовал... впрочем, подробности ни к чему. Скажу только: всю жизнь я
считал себя скупцом. Если сегодня я сомневаюсь в этом, то только потому,
что... Одним словом, я отдал ему все, что имел. Мы долго считали эти
деньги... а потом он попросил, чтобы я выключил свет. И вот в темноте
зашелестела разрываемая бумага... На светлом фоне (это была подстилка из
ваты) возник драгоценный камень. Он слабо светился... По мере того, как я
привыкал к темноте, мне казалось, что он все сильнее излучает голубоватое
сияние, и тогда, чувствуя за спиной неровное, прерывистое дыхание, я
нагнулся, взял приготовленный заранее молоток и одним ударом...
Знаете, я думаю, что он все-таки говорил правду. Потому что, когда я
наносил удар, рука у меня дрогнула, и я лишь слегка задел овальный кристалл,
и тем не менее он погас. В ничтожное мгновение внутри него произошло что-то
вроде беззвучного взрыва - мириады фиолетовых пылинок закружились в вихре и
исчезли. Стало совсем темно. И в этой тишине раздался мертвый, глухой голос
Декантора:
- Не надо больше, господин Тихий... Все кончено.
Он взял у меня из рук кристалл, и тогда я поверил в то, что услышал от
него. Затрудняюсь сказать, почему, но я чувствовал, что все было так, как он
говорил. Я щелкнул выключателем, мы посмотрела друг на друга, ослепленные
ярким светом, как два преступника. Потом он набил карманы сюртука пачками
банкнот и вышел без единого слова.
...Больше я никогда не видел его и не знаю, что с ним было дальше - с
этим изобретателем бессмертной души, которую убил.