Говард Ф.Лавкрафт, Огэст Дерлет. Ночное братство
Вероятно, для широкой общественности навсегда останется загадкой ряд
обстоятельств, сопутствовавших пожару, в результате которого был уничтожен
старый заброшенный дом на берегу реки Сиконк, в малолюдном районе города
между Красным и Вашингтонским мостами. Как обычно бывает в подобных случаях,
среди местных жителей нашлись несколько чудаков, предложивших полиции свои
версии происшедшего. Из числа упомянутых доброжелателей особенную
настойчивость проявил некий Артур Филлипс, отпрыск весьма почтенной
Ист-Сайдской фамилии, долгое время проживавший на Энджел-Стрит. Этот
несколько эксцентричный, но в целом пользующийся неплохой репутацией молодой
человек представил отчет о событиях, которые, по его мнению, явились
непосредственной причиной пожара. В ходе расследования полицией были
допрошены все лица, упоминаемые в записях мистера Филлипса, но никто из них
-- если не принимать в расчет заявление библиотекаря, подтвердившего лишь
сам факт встречи мистера Филлипса с мисс Розой Декстер в читальном зале
"Атенеума", -- не признал его утверждения соответствующими действительности.
Рукопись отчета прилагается.
Ночные улицы любого из городов Восточного Побережья являют собой
совершенно особый, причудливый и жутковатый мир, о самом существовании
которого не имеет понятия большинство добропорядочных городских обывателей.
Мир этот населен человеческими существами иного сорта -- опустившиеся,
старые, больные или же просто одинокие люди, по каким-то неясным причинам
избегающие дневного света, с наступлением темноты покидают свои убежища в
полуподвальных этажах и старинных мансардах и блуждают по улицам в поисках
себе подобных, либо же просто надеясь отвлечься от своих мучительных мыслей
и воспоминаний. Среди них нередки люди, не оправившиеся после жестоких
ударов судьбы, искалеченные физически и морально; встречаются и такие, кого
влечет в этот мир интерес к таинственному и запретному -- подобные вещи
неизменно присутствуют в тех местах, с которыми была связана жизнь хотя бы
нескольких человеческих поколений, однако увидеть их можно лишь в темное
время суток, в определенные дни и часы и при определенном стечении
обстоятельств.
В детстве я, часто болея, не имел возможности полноценно общаться со
своими сверстниками и, будучи предоставлен самому себе, рано приобрел
привычку к ночным бдениям - сперва я покидал дом лишь ненадолго, бродя по
улицам, прилагающим к Энджел-Стрит, но со временем начал увеличивать
продолжительность прогулок, заходя во все более отдаленные районы
Провиденса. Иной раз я даже предпринимал вылазки за городскую черту или --
когда позволяло здоровье -- с двумя достаточно близкими приятелями устраивал
игры в так называемом "клубе", сооруженном общими усилиями в перелеске
неподалеку от города. Еще одним моим увлечением были книги, я мог часами
сидеть в огромной библиотеке своего деда, читая все подряд -- от греческих
философов до истории английской монархии, от секретов древних алхимиков до
новейших открытий Нильса Бора, от расшифрованных египетских папирусов до
сочинений Томаса Харди. Надо сказать, что мой дед, имея чрезвычайно широкий
круг интересов, составлял свою библиотеку без какой-либо четкой системы и
нередко при выборе книг руководствовался самыми неожиданными мотивами или же
просто сиюминутной прихотью.
Со временем ночные прогулки стали неотъемлемой частью моей жизни;
подолгу болея, я был лишен возможности регулярно посещать школу, что делало
меня еще более замкнутым и одиноким. Я и сам не смог бы толком объяснить,
чем именно привлекал меня полуночный город, что я искал в темных проулках
между Бенефит-Стрит и улицей По, местонахождение которой не ведомо
большинству коренных жителей Провиденса, и почему я с такой надеждой
вглядывался в лица редких ночных бродяг, торопившихся проскользнуть мимо
меня„ чтобы тотчас исчезнуть в темноте подворотен и проходных дворов.
Возможно, я таким образом хотел отвлечься от унылых реальностей дневной
жизни и одновременно дать больший простор своей любознательности и богатому
от природы воображению.
Окончание средней школы практически не отразилось на моем укладе жизни.
По состоянию здоровья я не смог поступить в Браунский Университет, как
рассчитывал первоначально и, будучи предоставлен самому себе, начал
проводить за книгами вдвое больше времени и с каждым разом все увеличивал
продолжительность ночных прогулок, нередко ложась спать уже на рассвете. При
всем том я еще умудрялся ежедневно общаться с матерью, к тому времени уже
овдовевшей, и не обделять вниманием своих теток, также поселившихся в нашем
доме. Былые товарищи по детским играм, повзрослев, отдалились от меня, но
мне повезло в другом -- я встретил Розу Декстер. Эта милая черноглазая
девушка принадлежала к одному из самых уважаемых семейств Провиденса, ее
предки значились среди первых поселенцев, основавших некогда этот город.
Вскоре она стала уже неизменной спутницей всех моих ночных прогулок. Вдвоем
мы подолгу бродили по темным пустынным улицам, вновь осматривали мои прежние
находки и не упускали случая сделать новые интересные наблюдения.
Впсрвыс я познакомился с Розой в старом здании "Атенеума", и с той поры
мы встречались там каждый вечер, чтобы от крыльца начать свой
очередной поход в ночь. Сперва она сопровождала меня просто из любопытства,
но понемногу тоже вошла во вкус, и мы с ней составили превосходную пару
бродяг-полуночников. Роза -- надо отдать ей должное -- не была склонна к
пустой болтовне и неумеренным проявлениям эмоций, так что мы очень быстро
научились понимать друг друга почти без слов.
Прошло уже несколько месяцев со времени нашей первой встречи, когда
однажды ночью на Бенефит-Стрит к нам обратился незнакомый джентльмен в
длинном плаще с капюшоном, небрежно накинутом поверх старого, порядком
изношенного костюма. Я заметил его еще издали, как только мы вышли из-за
угла -- он стоял на тротуаре далеко впереди; когда же мы сблизились почти
вплотную, лицо этого человека показалось мне странно, тревожно знакомым.
Где-то я уже несомненно видел эти глубоко посаженные глаза, эти усы и
живописную шевелюру -- голова его была непокрыта, и длинные волосы
беспорядочно путались на ветру. Мы уже прошли мимо него, когда человек,
сделав несколько шагов, дотронулся до моего плеча и заговорил:
-- Прошу прощения, сударь, -- сказал он, -- вы не могли бы указать мне
дорогу к старому кладбищу, которое посещал некогда Эдгар По?
Я объяснил ему, как туда пройти, а затем, неожиданно для самого себя
вызвался его проводить; в следующую минуту мы шли по улице уже втроем. Все
произошло очень быстро, но от меня, однако, не ускользнул тот внимательный
-- я бы сказал, оценивающий -- взгляд, каким этот человек одарил мою
спутницу. Во взгляде его, впрочем, не заключалось ничего оскорбительного --
он был каким-то отстраненно-критическим, без малейшего намека на
чувственность. Я в свою очередь также не упускал возможности получше
рассмотреть незнакомца в те редкие моменты, когда нам случалось проходить
через круги света, отбрасываемого уличными фонарями. С каждым разом я все
больше убеждался в том, что уже видел этого человека прежде, не помню только
- когда и где.
Одет он был во все черное, сели не считать белого воротничка рубашки и
старомодного галстука; костюм был давно не глажен, однако сравнительно чист.
Лицо его, с высоким крутым лбом, из-под которого на вас пристально смотрели
темные, почти неподвижные глаза, постепенно сужалось книзу, заканчиваясь
небольшим, чуть скошенным подбородком. Волосы его были гораздо длиннее тех,
что принято носить у людей моего поколения, хотя сам он вряд ли был старше
меня более чем на пять лет. Но особенно необычной мне показалась его одежда;
при ближайшем рассмотрении я убедился в том, что она была сшита не так уж
давно -- во всяком случае, материал выглядел совсем новым и не потерся даже
на сгибах. Первоначальное же впечатление заношенности создавалось скорее
всего из-за фасона костюма, который вышел из моды как минимум несколько
десятилетий тому назад.
-- Вы, должно быть, недавно приехали в Провиденс? - спросил я его.
-- Недавно, -- кратко ответил он.
-- Интересуетесь Эдгаром По?
Он кивнул.
-- И много вы о нем знаете?
-- Очень мало, -- сказал мой собеседник. -- Быть может, вы меня
просветите?
Уж тут я не нуждался во вторичном приглашении. По возможности сжато
пересказав биографию своего любимого писателя -- родоначальника детективного
жанра и непревзойденного мастера по части таинственных и ужасных историй --
я более подробно остановился на его романтической связи с миссис Сарой Хелен
Уитмен, поскольку здесь дело касалось Провиденса и их совместной прогулки на
то самое кладбище, куда мы в данный момент направлялись. Я заметил, что он
слушает меня с сосредоточенным вниманием и как будто пытается запомнить
каждую мелочь из сказанного, хотя по его бесстрастному лицу было трудно
понять, нравится ему или нет то, что я говорю.
В свою очередь Роза чувствовала его интерес к себе, но не была смущена
этим обстоятельством, не видя в поведении незнакомца никаких намеков на
непристойность. Я, наверно, так и не догадался бы спросить его имя, сели бы
он не обратился с аналогичным вопросом к Розе Декстер. Сам же он
представился как "мистер Аллан"; в эту минуту мы как раз проходили под одним
из фонарей, и я увидел, как Роза едва заметно улыбнулась.
Узнав наши имена, он больше ни о чем не спрашивал, и всю остальную
дорогу до кладбища мы проделали в полном молчании. Я полагал, что мистер
Аллан захочет пройти внутрь, за ограду, но он не выразил такого желания,
заявив, что хотел лишь установить местонахождение кладбища с тем, чтобы
прийти сюда уже в дневное время. Решение это было вполне разумным, ибо -- я
знал это по собственному опыту -- ночью здесь трудно было найти что-либо
действительно интересное.
Пожелав друг другу спокойной ночи, мы расстались у кладбищенских ворот.
-- Где-то я уже видел этого типа, -- сказал я Розе, едва мы отошли на
достаточное расстояние. -- Но никак не припомню, где именно. Возможно, в
библиотеке?
-- Разумеется, в библиотеке, -- подхватила Роза с характерным для нее
гортанным смешком. -- Вспомни портрет на боковой стене.
-- Не может быть! -- вскричал я.
-- Ты наверняка заметил сходство, Артур! -- она тоже повысила голос. --
Возьми хотя бы его имя. Он выглядит точь-в-точь как Эдгар Аллан По.
Она была совершенно права. В тот же миг я восстановил в памяти все
детали хорошо знакомого мне портрета и, не долго думая, причислил мистера
Аллана к разряду вполне безобидных фанатиков, обожающих Эдгара По и
старающихся во всем, вплоть до покроя платья, быть похожими на своего
кумира. Таким образом, мы познакомились с еще одним оригинальным
представителем ночной жизни Провиденса.
-- Пожалуй, эта встреча была самой странной из всех, что у нас
случались за время совместных прогулок, -- сказал я.
Ее рука крепко сжала мою.
-- Послушай, Артур, тебе не показалось, что этот... что здесь... что-то
не так?
-- То же самое можно сказать практически о каждом любителе ночных
прогулок, -- усмехнулся я. -- В известном смысле все мы не очень-то
нормальны.
В тот момент, когда я еще договаривал эту фразу, я вдруг понял, что
именно она имела в виду -- мистер Аллан был изначально, в самой сути своей
неестественен. Какой-то налет фальшивости присутствовал во всем облике этого
человека, и, прежде всего, в его речи, начисто лишенной интонаций, почти
механической. Ни разу за все время разговора он не улыбнулся, выражение его
лица оставалось неизменным, а голос звучал отчужденно и равнодушно,
существуя как бы сам по себе, независимо от своего хозяина. Даже тот
интерес, который он проявлял к Розе, не имел ничего общего с обычным мужским
интересом к женщине -- в нем было нечто сугубо практичное, если угодно,
клиническое.
Я открыл было рот, собираясь высказать вслух результаты своих
наблюдений, но вместо этого переменил тему разговора и, взяв Розу под
локоть, зашагал по направлению к ее дому.
Вероятно, наша повторная встреча с мистером Алланом была неизбежна. По
крайней мере я ничуть не удивился, когда две ночи спустя увидел его, стоящим
в нескольких шагах от дверей моего дома.
Я приветствовал его весело и дружелюбно, как старого знакомца; он
отвечал мне в том же тоне, но при этом лицо его -- я специально заметил --
оставалось неподвижным, как маска: ни тени улыбки, ни одной живой искры во
взгляде. Присмотревшись к нему теперь, я убедился в его разительном сходстве
с портретным Эдгаром По; у меня даже, признаюсь, промелькнула мысль, не
является ли он его родственником, а может статься -- кто знает -- даже
прямым потомком.
Разумеется, это все было не более чем забавным совпадением; к тому же
на сей раз мистер Аллан и не пытался заводить разговор о покойном классике
или каких-то событиях, связанных с его пребыванием в Провиденсе. Он вообще
был на редкость немногословен, предпочитая слушать мою довольно бессвязную
болтовню. Возможно, он просто пытался найти новые точки соприкосновения
наших интересов -- по крайней мере, однажды, когда я упомянул о своем
сотрудничестве с местной еженедельной газетой, где я вел колонку
астрономических наблюдений, он заметно оживился и наш разговор, носивший до
сих пор характер монолога, быстро превратился в диалог.
Как я сразу же убедился, мистер Аллан не был новичком в астрономии.
Внимательно следя за ходом моих рассуждений, он то и дело дополнял их
своими, порой крайне оригинальными репликами. Мимоходом, как совершенно
очевидную и не требующую доказательств, он высказал мысль о возможности
космических путешествий и о том, что некоторые планеты нашей Солнечной
системы, а также бесчисленное множество миров в других звездных системах,
населены живыми существами.
-- Человеческими существами? -- переспросил я не без скептической
усмешки.
-- Разве это так обязательно? -- в свою очередь спросил он. --
Уникальна сама жизнь в целом, но уж никак не человек, являющийся всего лишь
одной из ее форм, которых, кстати, на одной только этой планете можно найти
предостаточно.
Я поинтересовался, не приходилось ли ему читать труды Чарльза Форта.
Оказалось, что нет. Он вообще ни разу не слышал об этом ученом, и я по
его просьбе вкратце пересказал некоторые из теорий Форта, упомянув также
фактические сведения, которыми тот оперировал в качестве доказательств своей
правоты. Неоднократно по ходу рассказа я замечал, как мой собеседник слегка
кивает головой, словно соглашаясь; при этом лицо его оставалось абсолютно
бесстрастным. Только один раз он, не удержавшись, вставил короткое
замечание:
-- Да, верно. Этот человек знает, что говорит.
В тот момент речь шла о неопознанных летающих объектах, замеченных над
морем у берегов Японии во второй половине прошлого века.
-- Как вы можете утверждать это с такой уверенностью! -- вскричал я.
В ответ он разразился пространной фразой, суть которой сводилась к
тому, что, мол, всякий ученый, достаточно глубоко проникший в тайны
астрономии, не может не понимать того факта, что наличие жизни на Земле
отнюдь не является чем-то исключительным; если же допустить, что на
некоторых планетах существуют хотя бы примитивные формы жизни, то почему не
пойти дальше и не признать, что на каких-то иных, возможно, более отдаленных
планетах, могут существовать формы жизни, намного превосходящие по уровню
развития земные, и что они могут, освоив межпланетные полеты, установить
постоянное наблюдение за живыми существами на Земле или в иных обитаемых
мирах.
-- Но с какой целью? -- спросил я. -- Чтобы нас завоевать?
-- Высокоразвитым цивилизациям нет нужды прибегать к столь простым и
грубым формам вмешательства, -- сказал он. -- Они наблюдают за нами точно
так же, как мы наблюдаем поверхность Луны или пытаемся уловить радиосигналы
из космоса. Отличие состоит только в том, что масштабы и уровень их
исследований намного превосходят наши.
-- Вы говорите об этом так, будто знаете все из первых рук.
-- Просто я не сомневаюсь в своей правоте. Уверен, что когда-нибудь и
вы придете к сходным заключениям.
-- Может быть, -- сказал я.
-- Вы, судя по всему, считаете себя человеком без предрассудков?..
Не понимая, куда он клонит, я на всякий случай кивнул.
-- ...и сможете отнестись серьезно к некоторым доказательствам, если
они будут вам предъявлены?
-- Само собой разумеется, -- сказал я, но уже с ноткой недоверия,
которая вряд ли ускользнула от его внимания.
-- Отлично, -- сказал он тем не менее. -- В таком случае, если вы
позволите мне и моим братьям посетить ваш дом на Энджел-Стрит, мы беремся
убедить вас в существовании космической жизни -- разумеется, отличающейся от
человека по своему внешнему облику и многократно превосходящей его
интеллектуально.
Уверенность, с которой он говорил, порядком меня позабавила, но я ничем
не выдал своих чувств. Мистер Аллан, как и всякий человек, одержимый
какой-либо бредовой идеей, безусловно, должен был стремиться обратить иных
людей в свою веру -- такова уж психология всех этих чудаков, которых я
немало повидал за время ночных странствий по городу.
-- Заходите, когда вам будет угодно, -- сказал я. -- Хотя нет, лучше
попозже, когда моя мать уже будет в постели. Я не хотел бы ее пугать разного
рода экспериментами.
-- Ночь с понедельника на вторник вас устроит?
-- Договорились.
После этого мой спутник вновь замолчал, предоставив мне говорить все,
что взбредет в голову -- вероятно, ничего особенно интересного мистер Аллан
больше не услышал, ибо через три квартала он, коротко распрощавшись, свернул
в боковую аллею и вскоре исчез в темноте.
"Неплохо было бы узнать, где он живет", -- подумал я и, ускорив шаг,
обогнул квартал и укрылся в тени домов, откуда хорошо был виден выход из
аллеи.
Не успел я перевести дух, как появился мистер Аллан. Вопреки моим
ожиданиям, он не проследовал дальше по аллее, а свернув, направился вниз по
улице в сторону реки. Я пошел за ним, держась на приличном расстоянии, что
впрочем, было не столь уж необходимым, ибо он ни разу не оглянулся -- время
давно уже перевалило за полночь, и я не сомневался, что он возвращается к
себе домой.
Еще в детстве я часто бывал в этом районе города и сейчас без труда
ориентировался в переплетениях узких улочек. Немного не доходя набережной
Сиконка, мистер Аллан поднялся на вершину пологого холма и исчез в дверях
стоявшего на отшибе давным-давно заброшенного дома. Я подождал еще несколько
минут в надежде увидеть свет в одном из окон, но тщетно -- видимо, мой
ночной приятель улегся в постель, не утруждая себя возней с керосиновой
лампой.
Последнее предположение, как вскоре выяснилось, было ошибочным.-- по
счастью, я все это время стоял в тени, иначе не избежать бы мне столкновения
нос к носу с мистером Алланом, который, по всей вероятности, воспользовался
черным ходом и, успев обойти вокруг квартала, вновь приблизился к дому с той
же стороны, что и накануне. Он прошел мимо, не заметив меня, и скрылся в
доме; окна так и остались неосвещенными.
Простояв в своем укрытии еще минут пять, я решил, что ждать здесь
больше нечего, и зашагал по направлению к Энджел-Стрит, чувствуя себя вполне
удовлетворенным, поскольку был уверен, что мистер Аллан в прошлый раз точно
так же выслеживал меня до дверей моего дома и наша нынешняя встреча не была
случайной. Теперь я отплатил ему той же монетой.
Представьте себе мое удивление, когда уже на подходе к Бенефит-Стрит
увидел идущего мне навстречу -- кого бы вы думали? -- все того же
вездесущего мистера Аллана! Пока я стоял в полном остолбенении, силясь
сообразить, каким образом сей джентльмен умудрился, сделав немалый крюк,
оказаться на этой улице раньше меня, он преспокойно проследовал мимо, даже
не показав виду, что узнает меня.
И все же это был он, я не мог ошибиться -- то же лицо и тот же нелепый
старомодный наряд, тщательно скопированный с портрета Эдгара По. Я уже готов
был его окликнуть, но сдержался и долго молча наблюдал, как он удаляется
вниз по улице, не поворачивая головы, ровным спокойным шагом -- даже походка
его, вне всяких сомнений, была той же самой. Превосходно зная все здешние
улицы и проходные дворы, я вновь и вновь прокручивал в голове возможные
варианты его маршрута и с каждым разом все больше убеждался в том, что он
мог меня опередить только проделав весь путь бегом; но вот вопрос -- зачем
он это сделал? Ради того только, чтобы, повстречавшись, разойтись со мной
без единого слова или хотя бы кивка головы? Все это выходило за рамки моего
понимания.
Как бы я ни был заинтригован событиями этой ночи, но еще больший
сюрприз ждал меня сутки спустя в "Атенеуме", куда я отправился на очередное
свидание с Розой. Она пришла раньше обычного, и, едва я показался в дверях,
поспешила навстречу.
-- Ты нынче виделся с мистером Алланом? -- были первые ее слова.
-- Да, прошлой ночью, -- сказал я и только было собрался продолжить, но
она меня опередила.
-- Я тоже, представь себе! Он проводил меня от до самого
дома.
Тут я решил повременить со своим рассказом и сперва послушать ее. Дело
обстояло следующим образом: когда поздно вечером она вышла из "Атенеума",
мистер Аллан стоял на ступенях крыльца. Он вежливо поздоровался и,
удостоверившись, что меня нет поблизости, предложил ей свои услуги в
качестве провожатого. В течение часа они вместе гуляли по улицам, почти не
разговаривая, если не считать нескольких поверхностных замечаний об
архитектуре некоторых старинных зданий и о прочих вещах, так или иначе
связанных с историей Провиденса. Расстались они у самых дверей ее дома.
Выходит, мы с Розой в одно и то же время общались с этим человеком в двух
удаленных друг от друга районах города - и никто из нас ни на секунду не
усомнился в том, что имеет дело с подлинным мистером Алланом.
-- Я видел его после полуночи, -- сказал я. Это была только часть всей
правды, но я не хотел вдаваться в подробности, поскольку Роза и без того
казалась чересчур взволнованной.
Несомненно, у этого парадоксального совпадения была какая-то логически
обоснованная разгадка. Я вспомнил, как мистер Аллан мельком упомянул о своих
"братьях" - следовательно, у него вполне мог быть близнец. Но вот зачем им
понадобилось затевать столь хитроумный розыгрыш? В любом случае кто-то из
этой парочки был не тем мистером Алланом, с которым мы беседовали в первый
раз. Но кто именно? Если говорить о моем спутнике, то он не дал мне ни
малейшего повода для сомнений.
Небрежно, как бы между прочим, я вновь завел разговор о мистере Аллане,
надеясь, что по ходу его Роза упомянет какую-нибудь незначительную на первый
взгляд подробность, уцепившись за которую, я смогу изобличить в ее
провожатом ловкого притворщика. Однако здесь меня ждало разочарование --
Роза была искренне убеждена в том, что оба раза встречалась и беседовала с
одним и тем же человеком, который, вдобавок, без конца ссылался на свои
впечатления от предыдущей прогулки. Впрочем, у нее и не было особых причин
сомневаться, поскольку я ни словом не обмолвился о своих подозрениях.
Несомненно, у братьев в отношении нас были какие-то особые, пока неясные
намерения, не имевшие ничего общего с любовью к ночным прогулкам и интересом
к тем сторонам городской жизни, которые становятся заметны лишь с
наступлением темноты и бесследно исчезают на рассвете.
Мой спутник, однако, договорился со мной о следующей встрече, тогда как
человек, сопровождавший Розу, ничего подобного ей не предлагал. Какова же
была его цель? Внезапно до меня дошло, что ни один из "мистеров Алланов",
виденных мною в ту ночь, не мог быть спутником Розы -- достаточно было
сопоставить время наших встреч и расстояние оттуда до ее дома. Мне стало
как-то не по себе. Выходит, братьев было трое -- или, может быть, четверо?
-- и все на одно лицо. Нет, четверо -- это уж слишком. Без сомнения, второй
мистер Аллан являлся одновременно и первым; что же касается третьего, то
здесь вероятность повторной встречи все с тем же человеком была уже чисто
теоретической.
Итак, несмотря на все старания, мне не удалось сколько-нибудь
существенно приблизиться к разгадке. Оставалось ждать еще двое суток -- до
ночи с понедельника на вторник, когда у меня дома должна была состояться
назначенная мистером Алланом встреча.
В течение этих двух дней я неоднократно возвращался мыслями к
волновавшей меня проблеме, но, когда пришло время, оказался плохо готов к
визиту братьев. Они появились в пятнадцать минут одиннадцатого; моя мать
только что ушла в свою спальню. Я предполагал увидеть максимум троих, но
крупно просчитался -- их было семеро, и все похожи друг на друга, как
горошины из одного стручка. Я так и не смог определить среди них того
мистера Аллана, с которым дважды гулял по ночным улицам Провиденса, и, в
конце концов, вполне произвольно выбрал на эту роль самого активного и
разговорчивого из братьев.
Они всей гурьбой прошли в гостиную и, расставив стулья полукругом,
расположились в ее центре. М-р Аллан пробормотал что-то о "сущности
эксперимента", но я все еще не оправился от потрясения при виде семи
абсолютно идентичных людей, каждый из которых, к тому же, был вылитым
Эдгаром Алланом По, и поэтому не смог должным образом воспринять сказанное.
Присмотревшись к гостям при свете газовой лампы, я отмстил еще несколько
интересных особенностей. Так, лица всех семерых имели тот бледный восковой
оттенок, какой бывает характерен для людей, страдающих определенными
заболеваниями -- малокровием или чем-нибудь в этом роде. Затем я обратил
внимание на их глаза -- очень темные и совершенно неподвижные, они были
лишены всякого выражения и казались незрячими, однако никто из пришельцев не
испытывал каких-либо затруднений с ориентацией в незнакомой им обстановке.
Чувство, которое я испытал в первые минуты общения, нельзя было в полной
мере назвать страхом; скорее здесь следует говорить о любопытстве с большой
примесью недоумения, ибо я имел дело с чем-то несовместимым не только с моим
прежним жизненным опытом, но и -- тут нет преувеличения -- с самой сутью
человеческой природы вообще.
Все эти мысли промелькнули в моей голове за то время, пока гости
занимали места по периметру полукруга, в центре которого, лицом к себе, они
поместили восьмой стул.
-- Не присядете ли здесь, мистер Филлипс? -- предложил мне тот, кого я
отметил за главного.
Последовав его совету, я немедленно оказался в фокусе четырнадцати глаз
-- именно в фокусе, а не в поле зрения, поскольку все они были направлены не
на меня, а в какую-то одну точку, находившуюся внутри моего тела.
-- Мы собрались здесь, -- сказал мистер Аллан, -- для того, чтобы
предъявить вам определенные доказательства существования внеземной жизни.
Постарайтесь расслабиться и следите внимательно за всем, что сейчас будет
происходить.
-- Я готов, -- сказал я.
Признаться, я ожидал, что они попросят притушить свет, как это обычно
делается во время спиритических сеансов, но ничего подобного не произошло.
Несколько минут мы сидели в полной. тишине -- если не считать тиканья
стенных часов и последних слабых шумов засыпающего за окнами города, -- а
затем послышалось то, что я с некоторой натяжкой мог бы назвать пением. Это
был низкий однообразный гул, постепенно набирающий силу и перемежаемый
членораздельными сочетаниями звуков, которые напоминали слова какого-то
незнакомого мне языка. И сама песня, и манера исполнения -- в минорном
ключе, с тональными интервалами, аналогов которым я не встречал ни в одной
из известных мне мелодических систем -- были явно чужеродными, хотя порой в
них смутно угадывалось нечто экзотически-восточное.
Еще не успев как следует вслушаться в звуки неведомой музыки, я вдруг
ощутил сильнейшее головокружение и слабость во всем теле, лица сидевших
напротив людей поплыли; перед моими глазами и слились в одну огромную
неподвижную маску. По всей вероятности, я был подвергнут своеобразному
гипнотическому воздействию, что, впрочем, не так уж сильно меня встревожило;
в целом мои ощущения нельзя было назвать неприятными, хотя в них постоянно
присутствовал какой-то диссонирующий элемент -- словно пространство,
лежавшее за пределами видимых мною объектов, таило в себе нечто иное,
холодное и неумолимо враждебное. Понемногу стены комнаты, горящая лампа и
все прочие знакомые детали обстановки расплывались и исчезали, и хотя я
по-прежнему сознавал, что нахожусь у себя дома на Энджел-Стрит, одновременно
перед моим мысленным взором все явственнее проступали контуры чужого
далекого мира, отделенного от меня чудовищной бездной пространства и
времени. Наконец, настал момент, когда я как бы балансировал на грани --
казалось, еще немного, и фантастические образы возьмут верх над реальностью,
после чего мое обратное перемещение на Землю станет уже невозможным. Я
сказал "на Землю", потому что открывшийся мне пейзаж был явно не земного
происхождения. Зрелище было воистину величественным, однако оно не вызывало
восторга; из всех испытываемых мною чувств преобладающими являлись страх и
инстинктивное, органическое отвращение.
В самом центре открывшейся мне гигантской пространственной перспективы
располагалась группа однообразных кубической формы сооружений, растянувшихся
по краю глубокой пропасти, на дне которой медленно вращалась светящаяся
фиолетовая масса. Между этими сооружениями сновали фигуры более чем странных
живых существ -- их громадные, переливавшиеся всеми цветами радуги
конусообразные тела достигали высоты десяти футов при столь же широком
основании конуса, толстая складчатая кожа была покрыта подобием чешуи, а из
верхушки конуса выступали четыре гибких отростка, каждый толщиною в фут,
имевших ту же складчатую структуру, что и сами тела. Отростки эти могли
сжиматься почти до минимума и вытягиваться, достигая десятифутовой длины.
Два из них имели на концах нечто вроде огромных клешней, третий оканчивался
четырьмя ярко-красными раструбами, а последний нес желтоватый шар диаметром
примерно в два фута, по центральной окружности которого располагались три
громадных, темно-опаловых глаза. Когда я получил возможность поближе
рассмотреть этих существ, которые, судя по всему, выполняли какие-то работы
по обслуживанию кубических сооружений, я заметил на их головах тонкие серые
стебельки с утолщениями, напоминавшими по виду цветочные бутоны, а чуть
пониже их -- восемь гибких бледно-зеленых щупальцев. Эти последние
находились в непрестанном движении, изгибаясь, вытягиваясь и сжимаясь --
причем, функционировали как бы сами по себе, вне всякой видимой связи с
деятельностью остальных органов и частей тела конусообразных монстров. Вся
эта более чем странная картина была освещена тусклым красноватым светом
угасающей звезды, которая по яркости заметно проигрывала фиолетовому
излучению, исходившему из глубины таинственного провала.
Сказать, что я был глубоко потрясен открывшимся мне видением, значило
бы не сказать ничего -- у меня возникло ощущение моего личного присутствия в
ином временном и пространственном измерении, в чужим умирающем мире, перед
обитателями которого -- я осознал это совершенно отчетливо -- стоял выбор:
либо покинуть планету, либо обречь свою цивилизацию на полное исчезновение.
В этот миг я как будто начал понимать истинный смысл той угрозы, что доселе
присутствовала где-то в глубине моего сознания и вот теперь стала
стремительно выдвигаться на первый план. Последним усилием воли я все же
успел вырваться из объятий гипноза, и, преодолев оцепенение, с диким
протестующим воплем вскочил на ноги. Позади меня с грохотом опрокинулся
стул.
Все фантастические видения рассеялись, как дым; я вновь находился в
своей комнате, а передо мной молча и неподвижно сидела семерка гостей --
вылитых Эдгаров Алланов По.
Понемногу я приходил в себя, пульс успокаивался, дыхание стало ровнее.
-- Только что вы наблюдали картину жизни иной планеты, -- сказал мистер
Аллан. -- Она расположена очень далеко отсюда -- в другой вселенной. Вас это
не убедило?
-- Я видел вполне достаточно, -- слова пока еще давались мне с трудом.
Лица гостей не выражали ни удовольствия, ни разочарования -- никаких
чувств вообще. Они разом поднялись со стульев.
-- Тогда, если вы не возражаете, мы удалимся, -- промолвил, слегка
кивнув головой, мистер Аллан.
Молча, один за другим, они перешагнули порог и исчезли в ночной
темноте.
Признаться, я был совершенно сбит с толку -- безусловно, все увиденное
мной являлось лишь галлюцинацией; но с какой целью был устроен столь
необычный сеанс гипноза? Я размышлял над этим, машинально приводя в порядок
гостиную, и не находил ответа. Нечто сверхъестественное было уже в самом
появлении передо мной семи абсолютно идентичных людей. Пять близнецов, хотя
и крайне редко, но все же встречаются в природе, однако о семи близнецах мне
слышать не приходилось. И уж совсем невозможным казалось наличие семи
братьев, родившихся в разное время -- пусть даже с минимально допустимым
интервалом, поскольку на вид все они были одного возраста -- и обладающих
идеальным внешним сходством.
Много непонятного было связано и с характером моих галлюцинаций.
Каким-то образом мне стало известно, что кубические сооружения на деле
являлись живыми существами, для которых фиолетовая радиация создавала
необходимую среду обитания, а конусообразные монстры играли роль охраны или
прислуги -- в чем конкретно заключались их функции, я так и не успел
разобраться. Вполне допуская, что подобная картина могла быть порождена
высокоорганизованным сознанием и затем передана мне телепатическим путем, я
никак не мог уяснить реальный смысл эксперимента. Нельзя же было и впрямь
считать видения, возникшие под действием гипноза, доказательством
существования внеземных цивилизаций.
Осознавая всю нелепость происшедшего, я в то же время не мог отделаться
от какого-то тревожного чувства; этой ночью сон мой был беспокоен и очень
недолог.
Как ни странно, утро не принесло облегчения -- я буквально не находил
себе места. Казалось бы, привычка к разного рода странным знакомствам, каких
у меня случалось немало во время ночных прогулок по Провиденсу, должна была
сказаться и на моем теперешнем состоянии, однако мистер Аллан и его братья
целиком завладели моими мыслями, не давая сосредоточиться ни на чем другом.
В конце концов я отложил все свои дела и решительно направился к дому
на прибрежном холме, собираясь напрямик поговорить с его обитателями. Уже
издали мне бросились в глаза приметы запустения; некоторые из окон были
закрыты ставнями, в других виднелись выцветшие полуистлевшие шторы. Я
постучал в дверь и стал ждать.
Никакого ответа. Я постучал снова, на сей раз громче.
Из глубины дома не донеслось ни звука.
Я попробовал ручку, дверь легко подалась под нажимом. Прежде чем войти,
я огляделся по сторонам -- вокруг не было видно ни души, соседние дома
казались необитаемыми; если даже за мной и велось наблюдение, то никаких его
признаков я не обнаружил.
Войдя в дом, я несколько мгновений стоял неподвижно, ожидая, когда
глаза привыкнут к полумраку, а затем осторожно миновал вестибюль и оказался
в небольшой комнате, по углам которой скромно ютилось то, что еще пару
десятилетий тому назад можно было бы назвать мебелью. Судя по всему, в этом
помещении давно уже никто не жил, однако люди здесь, несомненно, бывали -- я
заметил дорожку следов, пересекавшую пыльный пол комнаты и, двигаясь по ней,
прошел через гостиную прямо на кухню. Здесь также наблюдалось полное
запустение -- никаких съестных припасов, многолетний слой пыли на кухонном
столе -- но зато на полу и на ступенях ведущей наверх лестницы я увидел
множество следов ног.
Самые же удивительные открытия поджидали меня на задней половине дома,
где находилась только одна большая комната -- впрочем, некогда их явно было
три, но перегородки между ними были разобраны, остались лишь отметины в
местах стыка со внешней стеной. Мельком оглядев комнату, я сразу устремился
к тому, что находилось в ее центре и являлось источником разливавшегося
вокруг мягкого фиолетового свечения. Это был длинный стеклянный ящик,
который вместе с другим точно таким же, но несветящимся, ящиком стоял в
окружении приборов и механизмов самого невероятного, прямо-таки
фантастического вида.
Я старался двигаться как можно тише, опасаясь, что мое непрошеное
вторжение будет вот-вот раскрыто, однако в комнате никого не оказалось.
Подойдя к светящемуся стеклянному ящику, я прежде всего обратил внимание на
большой, в натуральную величину, снимок человека, лежавший на его дне --
снимок Эдгара Аллана По, озаренный, как и все вокруг, пульсирующим
фиолетовым светом, источник которого я так и не сумел обнаружить. Только
рассмотрев хорошенько портрет, я перевел взгляд на то, что, собственно, и
составляло содержимое ящика. В тот же миг вопль изумления и ужаса едва не
сорвался с моих губ -- там, поверх Эдгара По, стояла уменьшенная копия
одного из конусообразных чудовищ, пригрезившихся мне накануне во время
гипнотического сеанса! И волнообразные движения щупальцев на его голове -
или как там она называлась -- совершенно недвусмысленно указывали на то, что
существо это было живым!
Я попятился прочь, успев только краем глаза взглянуть на второй ящик,
соединенный с первым множеством металлических трубок; этот второй ящик был
пуст. Затаив дыхание, я проскочил в обратном порядке череду комнат,
отделявших меня от входной двери -- после всего увиденного здесь у меня
почему-то пропало желание встречаться с братьями, которые,
видимо, отдыхали где-нибудь на втором этаже. Никто меня не окликнул и
не попытался задержать; уже удаляясь от дома, я оглянулся и заметил, как
что-то похожее на портретный облик По на миг показалось в одном из верхних
окон и тут же исчезло за шторой. Ни разу не остановившись, я бегом пересек
весь район города, лежащий между реками Сиконк и Провиденс, и замедлил шаги
уже на многолюдных центральных улицах, не желая привлекать к себе внимание
прохожих.
На ходу я попытался привести в порядок свои мысли. Интуитивно я
чувствовал, что тайна, с которой мне довелось соприкоснуться, несет в себе
какую-то страшную угрозу; однако суть ее была темна и недоступна для моего
понимания. По складу мышления я не был человеком науки; обладая кое-какими
познаниями в астрономии и химии, я в то же время не мог хотя бы
приблизительно представить себе назначение сложных приборов и механизмов,
находившихся в той комнате. Мне даже не по силам было описать чисто внешние
детали их устройства; единственное -- да и то на редкость неудачное --
сравнение, которое мне пришло в голову, было сравнение с динамо-машиной,
однажды виденной мною на местной электростанции. С определенной долей
уверенности я мог утверждать только то, что все эти странные аппараты были
подсоединены к стеклянным -- если, конечно, это вещество было стеклом --
ящикам или контейнерам, один из которых был пуст, а в другом под лучами
фиолетовой радиации шевелилось покрытое морщинами коническое тело
невиданного на Земле существа.
В любом случае члены этого ночного братства, появляясь на улицах
Провиденса в обличии Эдгара Аллана По, руководствовались совершенно иными
мотивами; нежели те, что побуждали меня покидать свой дом с наступлением
темноты. Не думаю, чтобы их так уж интересовали особенности ночной жизни
города; скорее всего, темнота просто была для них более привычной средой,
нежели дневной свет. Намерения их были неясными, но определенно зловещими.
Что же касается моих дальнейших действий, то здесь я пребывал в полной
растерянности. Что я мог предпринять?
Дойдя до ближайшего перекрестка, я повернул в сторону -- мне
пришла в голову мысль поискать ключ к разгадке этой тайны на ее полках. Но и
тут меня постигла неудача. Я просидел в читальном зале до вечера,
пересмотрел году литературы, включая даже все сведения о посещении Эдгаром
По нашего города, и не обнаружил ничего -- ни малейшей зацепки, ни одного
достойного внимания намека.
В тот же вечер я вновь как бы случайно повстречался с мистером Алланом.
Я не был уверен, знал ли он что-нибудь о моем дневном визите в его дом --
ведь лицо в окне наверху вполне могло померещиться мне с перепугу -- и
поэтому нервничал еще больше. Однако, в его отношении ко мне, по крайней
мере, внешне, не произошло никаких изменений. Лицо его, как обычно, было
лишено всяческого выражения - ни насмешки, ни гнева, ни недовольства нельзя
было обнаружить в этих застывших, как маска, чертах.
-- Надеюсь, вы уже оправились после нашего эксперимента, мистер
Филлипс, -- сказал он после дежурного обмена любезностями.
-- Да, я в полном порядке, -- сказал я, погрешив против истины, и
добавил что-то о внезапном приступе головокружения, столь некстати
помешавшем проведению сеанса.
-- Вы видели лишь один из внеземных миров, -- продолжил мой собеседник.
-- Обитаемых планет очень много, десятки и сотни тысяч. Разум, вложенный в
телесную оболочку человека, отнюдь не является исключительной привилегией
Земли. Жизнь на других планетах порой принимает формы, которые людям
показались бы просто невероятными. Точно так же обитатели этих миров
воспринимают представителей человечества.
На сей раз мистер Аллан был на удивление разговорчив; мне лишь изредка
удавалось вставить слово в сплошной поток его речи. Чувствовалось, что он
искренне убежден в существовании других обитаемых миров; особенно подробно
он остановился на тех формах жизни, которые, находясь в непрерывном поиске
новых планет с подходящими для их проживания природными условиями, научились
изменять свой внешний вид и принимать облик, привычный для жителей этих
планет.
-- Та звезда, которую вы мне показали, -- вмешался я, выждав, наконец,
паузу, -- была умирающей звездой.
-- Да, -- ответил он односложно.
-- Вы тоже ее видели?
-- Я тоже видел ее, мистер Филлипс.
Я почувствовал некоторое облегчение. Не допуская и мысли о том, что
человек может в действительности наблюдать жизнь, происходящую на иных
планетах, я в то же время не исключал возможности групповой галлюцинации,
возникающей одновременно у нескольких людей во время сеанса гипноза. Хотя
данное объяснение показалось мне слишком уж простым и поверхностным, за
неимением лучшего я решил пока остановиться на нем.
Вежливо попрощавшись с мистером Алланом, я сразу поспешил в "Атенеум",
надеясь застать Розу Декстер; однако ее там не оказалось. Подойдя к
стоявшему в холле телефонному аппарату, я набрал ее домашний номер.
Трубку подняла сама Роза, что, должен сознаться, очень меня обрадовало.
-- Ты видела сегодня мистера Аллана? -- спросил я.
-- Да, -- послышалось в трубке, -- но только мимоходом, по дороге в
библиотеку.
-- И я тоже.
-- От пригласил меня как-нибудь вечером зайти к нему домой, чтобы
принять участие в эксперименте, -- продолжала она.
-- Ты не должна туда ходить, -- быстро сказал я.
Пауза на другом конце провода затянулась.
-- Почему бы и нет? -- услышал я наконец; в голосе ее прозвучали
вызывающие нотки.
-- Не ходи в этот дом, так будет лучше, -- повторил я настойчиво.
-- А вам не кажется, мистер Филлипс, что в некоторых случаях я могу
обойтись и без ваших советов?
Я начал сбивчиво оправдываться, уверяя, что я вовсе не собирался
ограничивать ее свободу действий, но что участие в этих экспериментах может
оказаться далеко не безопасным.
-- Почему?
-- Это будет трудно объяснить по телефону, -- сказал я, прекрасно
понимая всю неубедительность такого аргумента.
Но не мог же я, в самом деле, говорить сейчас о вещах столь необычных и
фантастических, что в них все равно не поверил бы ни один здравомыслящий
человек.
-- Хорошо, я об этом подумаю, -- сказала Роза почти безразлично.
-- Когда мы увидимся, я попробую тебе все объяснить, -- пообещал я.
Она отрывисто попрощалась и повесила трубку, оставив меня наедине с
моими опасениями и недобрыми предчувствиями.
Не без колебаний приступаю я к изложению финальной части этой
удивительной истории, предвидя почти неизбежные обвинения в пустом
фантазерстве, а то и прозрачные намеки на мое якобы душевное нездоровье. И,
тем не менее, я продолжаю утверждать, что события, свидетелем и
непосредственным участником которых я являлся, могут в будущем роковым
образом повлиять на развитие всей человеческой цивилизации.
На другой день после своего не слишком удачного телефонного разговора с
Розой Декстер я попытался было заняться работой, но в конце концов не
выдержал и ближе к вечеру отправился в библиотеку, где обычно происходили
наши встречи. Устроившись за столом напротив входа в читальный зал, я
прождал ее более часа, после чего решил, что она сегодня может вообще не
прийти, и вновь направился к телефону. Мне было необходимо с ней увидеться и
поговорить обо всем этом деле начистоту.
Однако на сей раз трубку сняла жена ее старшего брата и сообщила, что
Роза недавно ушла.
-- Перед тем к ней заходил какой-то джентльмен, -- добавила она.
-- Вы не знаете, кто это был? -- спросил я.
-- Нет, мистер Филлипс.
-- И не слышали, как Роза называла его по имени?
Нет, она этого не слышала. В сущности она лишь мельком видела гостя,
когда она открывала ему дверь, но после моих настойчивых расспросов
припомнила-таки, что у этого человека "кажется, были усы".
Мистер Аллан! Теперь я в этом не сомневался.
Повесив трубку, я минуту-другую простоял в нерешительности. Возможно,
Роза и мистер Аллан просто отправились на вечернюю прогулку по
Бенефит-Стрит. Но с таким же успехом они могли быть сейчас в том самом
таинственном и зловещем доме. Одна только мысль об этом привела меня в
сильнейшее волнение.
Выбежав из , я что было сил помчался по направлению к
Энджел-Стрит. Около десяти часов я достиг дверей своего дома; по счастью,
мать уже отошла к сну, и мне удалось незаметно пробраться в отцовский
кабинет и завладеть его старым револьвером. Теперь путь мой лежал к холму на
берегу реки; одинокие ночные прохожие шарахались в стороны, завидев бегущего
по улице явно невменяемого человека, но сейчас меня мало заботили их
удивленные взгляды - я сознавал страшную опасность, нависшую над Розой, да
и, пожалуй, не только над ней одной.
Когда я приблизился к дому, угрюмая темнота и безжизненность его фасада
несколько охладили мой пыл. Я остановился в тени, чтобы перевести дух и
немного успокоиться, а затем крадучись двинулся в обход дома к его задней
стене. Здесь также не было видно ни малейшего проблеска света, но зато до
моих ушей донесся низкий вибрирующий звук, напоминавший гудение натянутых
проводов во время сильного ветра. Вскоре у самого дальнего конца стены я
заметил слабое свечение, однако это был не обычный желтоватый свет лампы, а
какое-то бледно-лиловое излучение, исходившее, казалось, от самой
поверхности стенной кладки.
В памяти моей вновь ожила картина, увиденная накануне внутри этого
здания. Но теперь уже я не собирался ограничивать себя ролью пассивного
наблюдателя. Возможно, Роза как раз сейчас находилась в большой комнате, где
стояли два стеклянных ящика, окруженных неведомой мне аппаратурой.
Быстро вернувшись к главному входу в здание, я поднялся по ступеням
крыльца и толкнул дверь. Как и в прошлый раз, она была не заперта. С
револьвером в руке я шагнул в вестибюль и здесь задержался, прислушиваясь к
отдаленному гулу; теперь я различил на его фоне знакомые звуки песни - той
самой, под которую начинался гипнотический сеанс в моем доме.
Все это могло означать одно -- мистер Аллан и его братья проводили
очередной эксперимент, и на сей раз объектом его была Роза!
Не теряя более ни секунды, я устремился вперед и, ворвавшись в комнату,
застал картину, которая отныне уже никогда не изгладится из моей памяти. М-р
Аллан и все его двойники, расположившись прямо на полу вокруг стеклянных
ящиков, старательно выпевали свое сатанинское заклинание. Позади них к стене
был прислонен огромный портрет Эдгара По, который я прежде видел лежащим под
стеклом. Однако причиной испытанного мной в этот миг ужасного нервного
потрясения были отнюдь не эти многократно повторяющиеся усатые лица --
гораздо страшнее было то, что я увидел внутри стеклянных ящиков!
В одном из них, озарявшем комнату яростно пульсирующим фиолетовым
излучением, лежала Роза, полностью одетая и абсолютно неподвижная -- она
явно находилась под воздействием гипноза. На груди ее, активно манипулируя
всеми своими конечностями, восседало омерзительное конусообразное существо
-- то, что в прошлый раз сидело поверх снимка Эдгара По. А рядом, в другом
стеклянном ящике -- даже сейчас я не могу вспоминать об этом без содрогания
-- в той же позе лежала точная копия, стопроцентный двойник Розы Декстер!
Дальнейшие события я помню довольно смутно. Потеряв контроль над собой,
я разрядил револьвер в стеклянную поверхность и, видимо, нанес повреждения
одному или обоим ящикам. Во всяком случае, фиолетовое сияние погасло и
комната погрузилась в кромешную темноту, из которой доносились испуганные и
тревожные крики мистера Аллана и компании. Затем последовала серия взрывов в
аппаратуре, среди которых я наощупь добрался до ящика и, схватив тело Розы
Декстер, выбежал с ним на улицу.
Оглянувшись, я увидел за окнами дома яркие языки пламени, после чего
его северная стена раскололась, и некий объект -- я не смог определить, что
это было такое -- вырвался из горящего здания и стремительно исчез в вышине.
С Розой на руках я бросился бежать вниз по улице, подальше от проклятого
холма.
Придя в себя, Роза начала биться в истерике, но вскоре мне удалось ее
успокоить, и она, затихнув, больше не проронила ни слова. Я доставил ее
домой и, хорошо представляя, какие страхи ей довелось пережить, решил
отложить объяснения до того времени, когда она окончательно оправится. В
течение следующей недели я несколько раз ходил к дому на холме, пытаясь
выяснить что-либо о судьбе его обитателей. Однако выдвинутое против меня
обвинение в поджоге -- основной уликой при этом был револьвер, брошенный
мною во время бегства из дома -- заслонило в глазах полиции все остальные,
куда более важные вопросы. Напрасно я умолял их подождать, пока Роза Декстер
выздоровеет и сможет подтвердить правоту моих слов. Эти полицейские чины
попросту не принимали меня всерьез.
Они утверждали, что обгоревшие останки, найденные на пепелище -- по
крайней мере, большая их часть, -- не могли быть останками человеческих тел.
Но что они ожидали увидеть? Семь трупов Эдгара Аллана По? Я объяснял им, что
существа, населявшие этот дом, были пришельцами из другого мира, с далекой
умирающей планеты, обитатели которой стремятся захватить нашу Землю,
принимая с этой целью облик самых обычных людей. Безусловно, только по
чистой случайности первой моделью для них послужил портрет Эдгара По -- они
ведь не могли знать, что этот весьма характерный образ плохо подходит для
конспирации. То, что полиция обнаружила под развалинами дома, не было телами
людей именно потому, что материалом для этих дубликатов послужила живая
плоть уродливой инопланетной твари, которая все это время обитала в
излучающем фиолетовый свет прозрачном контейнере. По словам полицейских, они
не смогли идентифицировать находившийся внутри дома аппарат или комплекс
аппаратов, поскольку от них после взрыва уцелели лишь отдельные разрозненные
детали. Не думаю, что они преуспели бы в этом больше, останься устройство
неповрежденным -- ведь назначением его было не что иное, как трансформация
живой материи конусообразного существа в телесную оболочку человека!
"Мистер Аллан" сам дал мне ключ к разгадке, хотя в тот вечер я еще не
мог до конца понять, что он имел в виду, когда на мой вопрос, не собираются
ли инопланетяне завоевать. Землю, ответил: "Высокоразвитым цивилизациям нет
нужды прибегать к столь простым и грубым формам вмешательства". Разве эти
слова недостаточно проясняют цель появления "братьев" в заброшенном доме на
берегу Сиконка? Теперь я уже не сомневаюсь в том, что странные видения,
посещавшие меня во время эксперимента, представляли собой реальную картину
жизни далекой планеты -- родной планеты моих ночных гостей.
И, наконец, последнее -- я понял, зачем им нужна была Роза Декстер.
Воспроизводя себя в образе обычных мужчин и женщин, они смогут медленно и
незаметно -- в течение десятилетий, а то и веков -- смешиваться с жителями
Земли, подготавливая почву для массового переселения этих существ еще до
того, как их старый мир окончательно прекратит свое существование.
Бог знает, сколько их уже теперь находится здесь, среди нас!
Р.S. За все время, прошедшее с той жуткой ночи, я еще ни разу не имел
возможности поговорить с Розой. Вот и сейчас я сижу перед телефоном и не
решаюсь набрать ее номер. Меня терзают страшные, мучительные сомнения. Вновь
и вновь я восстанавливаю в памяти обстановку той комнаты, фиолетовый свет,
неподвижные лица "ночных братьев", затем выстрелы моего револьвера, хаос и
кромешный мрак. Я пытаюсь и не могу найти ответа на один страшный вопрос:
где гарантия того, что в те безумные минуты я вынес из объятого пламенем
дома настоящую Розу Декстер? Сегодня вечером все должно решиться. Если я
тогда допустил роковую ошибку -- да смилостивится Господь над моим городом и
над всем нашим несчастным миром!
Нижеследующая заметка была опубликована в номере "Провиденс Джорнел" за
17 июля того же года:
Роза Декстер, дочь мистера и миссис Элайджа Декстер, проживающая в доме
# 127 по Беневолент-Стрит, вчера ночью, обороняясь от нападения, убила
молодого человека, который, по ее словам, внезапно набросился на нее посреди
безлюдной улицы. Когда мисс Декстер была задержана на площади перед собором
св. Иоанна, она находилась в состоянии близком к истерике. Нападение
произошло неподалеку от примыкающего к собору старого кладбища. Нападавший
был опознан, им оказался знакомый девушки, некто Артур Филлипс...
Рассказ опубликован во 2-ом томе полного собрания сочинений Г.Ф.
Лавкрафта (МП "Форум" совместно с фирмой No2 "Техномарк", Москва, 1993).
Перевод В. Дорогокупли