Луис Ламур. Верхом по темной тропе


---------------------------------------------------------------
   Louis L'Amour "Ride the Dark Trail"
   Перевод с английского А. Савинова
   Изд: "Центрполиграф", М., 1993
   , Spellcheck: Max Levenkov, [email protected], 13 Jul 2001
---------------------------------------------------------------
                                                        Посвящается
                                                        дядюшке Дэну Фримену
                                                        из Сент-Клауда


1


   Старый дом  стоял на гребне холма в  двухстах ярдах  от  ворот. Обзору не
мешали  ни кусты,  ни деревья, а  в  пределах полумили ни  норы, ни  другого
укрытия.
   Дом был обветшалый, побитый непогодой и ветрами, давно  не крашенный.  По
ночам в окнах не светился огонь, и днем двор казался  пустынным, но тех, кто
наблюдал за домом, провести непросто.
   -  Она  точно  там. Дотронься до  ворот -  узнаешь.  Засела  в  комнатах,
стрелять умеет.
   Позади дома вздымались  горы  -  крутые,  зазубренные склоны,  изрезанные
уступами и осыпями, покрытые непролазными зарослями и буреломом. Почти сразу
за  домом находился  вход в  каньон: над крышей  виден разворот его  верхних
уступов.
   - Старый Тэлон строил дом на совесть. Когда  закончил,  у  него  оказался
самый красивый дом  от Нового  Орлеана  до Фриско.  На  него тогда  работали
тридцать крепких парней... целая армия.
   - А сколько у нее сейчас? - спросил Мэттью.
   - Двое или трое,  не больше. Самая лучшая ее земля и все родники - позади
дома, но туда не попасть кроме как через ранчо. Однако эта старая  ведьма не
дает пройти никому.
   - Ей ведь надо спать? - спросил Брюер.
   - Конечно,  спит, но узнать бы когда. Дотронься до ворот, - вмиг разнесет
тебе тыкву.
   - Говорят, старый Тэлон понимал, что когда-нибудь придется держать осаду,
потому запас столько пороха и жратвы, что хватит на всю жизнь.
   Трое  мужчин  не  сводили   с  дома  глаз,  раздражение   смешивалось   с
восхищением. Затем они принялись за кофе, тот кипел на маленьком костре.
   - Фланнер прав.  Единственный выход - тормошить ее днем и ночью. Рано или
поздно заснет, тогда прорвемся.  За  домом  в  каньонах  самая лучшая в мире
земля, ее поят горные ручьи и защищают склоны гор. Чертова  старуха не имеет
права держать такую землю  за собой, не  говоря уж о  сотне тысяч  акров  на
равнинах, которые может объявить своими.
   - Как получилось, что у них так много земли?
   - Тэлон был первым белым, который поселился в этих краях.  Когда приехали
с напарником, тут  не  было ничего, кроме индейцев и  диких тварей. Напарник
охотился за мехом, но Тэлон увидел  это место и сразу прикипел к нему, зная,
что сотня тысяч акров ничего не значат без воды с гор.
   Тэлон с напарником построили хижину и здесь перезимовали, напарник забрал
весь  мех, а Тэлону достались  дом и  земля.  Весной  напарник пошел дальше.
Тэлон  остался, дрался с индейцами, охотился на  бизонов,  промышлял мехом и
поймал несколько одичавших лошадей...
   Прошло несколько лет, и через эти места пошли караваны с переселенцами. У
Тэлона  была  еда.  Он  растил  зерно  и  вялил  оленину  тоннами,  менял  у
переселенцев выдохшийся скот на еду.
   Скот  держал   в   каньоне,  где  не  нужны  помощники,  чтобы   за   ним
присматривать,  и  на  этой  траве,  да  с  такой водой быстро получил  кучу
приплода.  А между тем он смотался на Восток  и  взял себе женщину с  холмов
Теннесси. Как я слышал, она какая-то родственница его старого напарника.
   - Тэлона нет в живых?
   - Говорят, убили из засады. Никто не знает, кто.
   - А правда, что это она разбила коленки Фланнеру?
   - Ага.  Когда ее старик умер, Фланнер решил, что  жена Тэлона  Эм уедет в
Штаты, но она так и не уехала. Больше того, она думает, что это Фланнер убил
Тэлона.
   Фланнер приехал, чтобы выгнать ее отсюда, а она дала подойти ему поближе.
Когда  он был  в  сотне  ярдов, Эм  остановила его  пулей  по ногам, а потом
сказала, кто он есть... или что она о нем думает.
   Она сказала,  что  не будет его убивать, а  хочет, чтобы он жил сто лет и
каждый день жалел о том, что сделал. Потом всадила в него пулю 50-го калибра
и  раздробила оба колена.  С тех пор  Джейк Фланнер не  сделал  ни  шагу без
костылей.
   Задул сильный ветер,  и трое  мужчин начали  ставить  навес. Ночь обещала
быть дождливой.
   Время от времени они оборачивались, чтобы  посмотреть на большой  мрачный
дом, стоящий на далеком открытом всем ветрам  холме,  -  унылый,  одинокий и
суровый, как женщина, что ждала внутри.
   Эмили  Тэлон  прислонила  длинноствольную  винтовку к дверному косяку  и,
щурясь,  поглядела на улицу  через ставни.  С  потемневшего  неба лил  косой
дождь.  Так им и  надо, мрачно  подумала  она, у них будет жалкая ночка. Она
вернулась, чтобы разжечь огонь и подогреть чай.
   Время  от времени Эм  подходила к окну и вглядывалась вдаль. Неплохо было
бы, чтобы кто-нибудь ее подменил. Но последний из помощников умер. Она  сама
похоронила его и теперь осталась одна.
   Эм была очень старой и уставшей. Если бы только вернулись домой мальчики!
Очень хотела,  чтобы  приехали оба. И говорила себе,  что она несправедливая
старуха,  так  как  больше  надеется  на  возвращение   Майло.  Майло  умеет
обращаться  с  револьвером  и не  знает жалости. Сейчас  ей  нужен  жестокий
человек, чтобы помочь укротить эту шайку, и Майло может это сделать.
   Младший  сын  пошел в нее.  Тэлоны были  сильными, работящими  и  поумнее
многих  других. Они  были с характером, рисковые все как  один - те, которых
она знала или о которых слышала, - но Майло был еще и безжалостным.
   Всякий, кто переходил  Майло  дорогу,  шел на  риск. Он  никому не  давал
спуску.  Если  кому-то  хотелось  поссориться  с  Майло,  то  ему  следовало
хвататься за револьвер безо всяких там разговоров.
   Эм Тэлон была высокой и худой. Девушкой  она  жалела лишь  об одном:  что
немножко не  дотянула  до шести  футов. Все  ее братья  были ростом за шесть
футов, и ей хотелось, чтобы и она была такой  же высокой,  но ей  не хватило
четверти дюйма.
   Платье  у  нее  было  старое,  серое,  бесформенное.  Туфли  принадлежали
покойному мужу, но, хотя и были ей велики,  на ногах сидели удобно. Эм Тэлон
было 67 лет, и 47 из них она прожила на ранчо "МТ".
   Давным-давно она  одна жила в хижине в Кумберлендах, когда Па подъехал  к
ее двери. Он был красивым, видным мужчиной, в одежде, купленной в  магазине,
в высоких  сапогах, на гнедом коне, который ступал,  как танцор. За оградой,
недалеко от того места, где она срезала цветы, он натянул поводья.
   - Меня зовут Тэлон, - сказал он, - и я ищу Эм Сакетт.
   - На что она вам?
   - Я  приехал свататься. Ее двоюродный брат  был моим  напарником далеко в
сверкающих горах. Она задумчиво оглядела его.
   -  Я  Эмили  Сакетт, -  сказала она,  -  а  сидя на  лошади вы  много  не
насватаете. Слезайте и заходите в дом.
   Тем  летом ей  исполнилось двадцать,  по меркам горцев  она  стала старой
девой. Уже через две недели  они поженились и хорошо провели медовый месяц в
Новом Орлеане.
   Потом она рядом с Тэлоном приехала в страну бизонов и индейцев. Когда они
подъехали к  ранчо, Эмили не поверила своим глазам. Такого большого дома она
не видела нигде,  даже в Новом Орлеане... а  в сотне миль отсюда не  было ни
одной хижины или землянки, а городок - за две сотни или больше. Ее  называли
Эм, а имя Тэлона  начиналось  с "Т",  поэтому  для клейма они выбрали  буквы
"МТ", и их ранчо стало известно всем как "Эмпти".
   Теперь Па  не стало,  но они  прожили вместе много замечательных лет.  Па
умер, а человек, который убил  его, сидел там, в городе,  с двумя перебитыми
коленями  и  сердцем, изъеденным  ненавистью к женщине,  сделавшей  из  него
калеку. Фланнер возненавидел Тэлона с  того самого момента, как повстречался
с ним.  Ненавидел  его и завидовал,  потому что  у Тэлона было то,  чего всю
жизнь  добивался  Фланнер.  Джейк  Фланнер  решил,  что  самый легкий способ
получить желаемое - отнять его у Тэлона.
   Вначале  он пытался запугать  хмурого старика, но  у того не было страха,
Поэтому он  убил его или нанял  убийц, уверенный, что  после смерти мужа  Эм
уедет. Ни один человек не посмеет стоять у него на пути... но она стояла.
   В  большом  старом  доме  было  холодно,  а  в  комнатах  темно.  Остатки
последнего закатного  света  пробивались сквозь тяжелые  ставни.  В  спертом
воздухе висела пыль. Когда  женщина стоит  на  часах,  у нее нет времени  на
домашние  дела. Та,  у  которой был самый аккуратный домик на Кумберлендских
холмах, теперь могла жить только на кухне.
   Тэлон, как и его предки всю жизнь строил. Его предшественники приехали из
Французской  Канады,  чтобы построить  здесь речной пароход. Первый  из  его
рода, поселившийся  к западу  от Атлантического побережья,  был  корабельным
плотником, и с тех пор все они остались корабельными плотниками, строителями
мельниц и все работали с деревом.
   Па  построил несколько кораблей и речных пароходов,  с дюжину  мельниц  и
мостов и,  наконец,  этот дом. Он  все делал  своими руками,  и добротно. Он
валил лес, сушил его и разделывал  каждый ствол. Он  сам заложил фундамент и
выложил его массивными камнями. Он готовился к любой неожиданности.
   Выглянув в окно, Эм увидела, что мужчины сжались под брезентовым навесом,
избиваемые  ветром и дождем.  При вспышках  молний  она видела  кое-что еще:
каждая скала - по меньшей мере дюжина  скал - на той стороне, что обращена к
дому, раскрашена белым с  отчетливо  выписанными черными цифрами. Эти  цифры
обозначали  расстояние  в  ярдах  от  двери  до  той  самой  скалы.  Па  был
предусмотрительным человеком и предпочитал стрелять наверняка.
   Но теперь Па не  стало,  и она одна, а ее сыновья  не знали, как отчаянно
нужны ей.
   Она выдохлась. Ее кости болели,  и когда садилась, то вставала с усилием.
Даже  заварка чая  давалась  ей  с  трудом, а  иногда, усаживаясь  в  кресло
отдохнуть, она думала, что хорошо бы просто остаться сидеть и никогда больше
не вставать.
   Это было бы легко, слишком легко, а ей никогда ничего не давалось просто.
   Она  растила  детей,  не выпуская  из рук  винтовку.  Эм на своих  плечах
принесла на ранчо двух ковбоев - обоих раненных в живот и стонущих.
   Первым человеком,  которого  она  убила, был  отбившийся от племени киова
бандит-индеец, последним  - подручный Джейка Фланнера.  Между этими было еще
несколько, но она не считала сколько.
   Они выиграют.  Она не  вечна,  и Джейк Фланнер мог нанять много людей. Он
мог  держать их там, за окнами, пока она не выдохнется окончательно и вместе
с ней - ее желание победить.
   Пока  она умудрялась хоть немного  вздремнуть, и ей этого хватало -  ведь
старики спят меньше,  чем молодые. Но однажды она вздремнет чуть дольше, чем
следует, и они поднимутся к дому и прикончат ее.
   Они подожгут дом. Для них  это самый простой выход. Потом скажут, что дом
загорелся случайно, а она погибла в огне. Объяснение будет правдоподобным, и
кто  бы  ни  приехал  разбираться  - если  вообще кто-то  приедет  - захочет
поскорее все закончить и уехать.
   Ближайший  представитель закона жил за много миль  отсюда, а тропы  здесь
нелегкие.
   У  Эмили Тэлон  оставалась  единственная  надежда: ее  мальчики  вернутся
домой. Ради этого она и жила, ради этого боролась.
   - Береги ранчо для детей, - всегда говорил Па.  Знал ли он, как долго это
продлится?
   Когда умер Па,  из сыновей оставались в живых только двое.  Самый старший
погиб в шестнадцать  лет на  него упала  лошадь,  а второго убили индейцы на
равнинах Западной Небраски. Третий скончался всего через четыре недели после
рождения, а четвертый  умер  в  перестрелке  с бандитами, пытавшимися угнать
скот, прямо здесь, на "Эмпти".
   Двое оставшихся были  совсем разными - и в годах, и в поступках. Барнабас
с самого начала хотел  уехать учиться в Канаду;  он так и сделал. Когда  его
обучение почти закончилось, он поехал  доучиваться  во Францию  и жил  там у
родственников. Сейчас служил во французской армии или где-то еще.
   Майло  был  на  восемь лет моложе.  Если Барнабас  спокойный, вдумчивый и
прилежный, то Майло - порывистый, энергичный и вспыльчивый. В пятнадцать лет
он выследил и  убил бандита, застрелившего брата  на  "Эмпти". Через  год он
убил  разбойника  на границе Техаса и Оклахомы. В семнадцать лет  вступил  в
армию  конфедератов,  дослужился  до  сержанта, затем до  лейтенанта.  Война
закончилась, и они больше не слыхали о нем.
   Не  приходило  вестей  и  от Барнабаса. Его  последнее письмо  пришло  из
Франции несколько лет назад.
   ...Эм  Тэлон подбросила веток в огонь, потом  прошаркала в  передний холл
поглядеть  в окно. Беспрерывно  сверкала  молния,  и она  не  увидела  и  не
услышала ничего, кроме дождя.
   Эм боялась дождя, потому что в грозу и дождь она хуже видела и слышала. А
ее "наблюдатели" зарылись в норы под скалами.
   Фланнер и его  люди еще не знали о ее "наблюдателях". Рядом с воротами во
дворе было насыпано несколько куч камней и хвороста, и в них жили сурки. Они
не  раз  предупреждали ее, когда  рядом появлялось что-то  незнакомое, и она
воспринимала их свист как сигнал тревоги.
   Вернувшись  к креслу,  Эмили осторожно  опустилась  в  него и  со вздохом
откинулась на спинку. Было время, когда она скакала по этим  самым равнинам,
свободная, словно ветер, скакала рядом с Тэлоном, чувствуя, как бьется ветер
в волосах, как солнце греет спину.
   В первые, самые тяжелые  годы она работала на  лошади с  лассо, как самый
настоящий ковбой. Она охотилась, чтобы накормить семью,  помогала натягивать
на ограду первую  проволоку, привезенную на ранчо, и ворочать лебедку, когда
Па копал колодец.
   Теперь она стала старой  и уставшей. После длинных и бессонных ночей  она
дрожала, но  страха не было.  Эм надеялась только на одно  -  когда  в конце
концов они придут за ней, она проснется вовремя и успеет выстрелить.
   Раньше ее ничто не пугало, но тогда рядом был Па, а теперь его не стало.
   Мало-помалу ее усталые мускулы расслабились. За окном грохотал гром, и за
щелями  ставней коротко блистала  молния. Скоро надо  опять проверять  двор.
Скоро.
   Ее глаза закрылись... только на минутку, сказала она себе, только на одну
короткую, благословенную минутку...


2                                    


   Мне не надо было напоминать, что пора искать место, где можно укрыться от
дождя  и   поесть  чего-нибудь   горячего  и  вкусного.   Может,  и  выпить.
Длинноногий, костлявый чалый подо мной убегался и шел уже с трудом. Мы с ним
хорошо проехались. Кажется, на этот раз я сбежал от неприятностей, но делать
прогнозы поостерегусь, пока не увижу, какие карты сдала мне судьба.
   Сверкнула молния, и  в стороне в ее свете блеснули мокрые от дождя крыши.
Холодная капля скользнула с шеи на спину. Я выругался.
   Я не имел понятия,  чей  на  мне дождевик, но был рад, что захватил его с
собой, а не оставил вместе с владельцем. Во всяком случае, несколько дней он
будет лечить головную боль от моего удара, и ему лучше побыть в постели.
   Впереди  был городок,  это  точно.  Или то, что  в этих  краях сходило за
городки.
   Невдалеке  стояло  шесть-восемь домов, которые могли быть  магазинами или
салунами, а также хибары, где жили люди. В одном из домов свет горел сразу в
четырех окнах, и над двумя из них висела вывеска "Отель", поэтому я повернул
к конюшне.
   Там  никого не было, и я нашел свободное стойло, разнуздал лошадь, протер
ее сухим  сеном  и,  забрав  с  собой  винтовку и седельные сумки,  пошел  к
воротам. И  вдруг  из-за угла, стелясь  по земле, вынеслась упряжка. Я в это
время  собирался  перейти  Дорогу  и  едва  успел отскочить,  чтобы меня  не
переехали.
   Поравнявшись с отелем, ездок натянул вожжи, спрыгнул с повозки и оказался
худенькой девушкой в промокшем насквозь платье, которое прилипало к довольно
приличной фигурке. Она привязала лошадей и вошла в салун.
   Когда я  открыл  дверь  и  тихо вошел,  она стояла  посреди  комнаты, вся
вымокшая, в дорожной грязи, и была в центре внимания.
   В  салуне  толпились  человек  пять-шесть.  Большой  белокурый мужчина  в
красной рубашке с гадкой ухмылкой стоял у бара.
   - Это та приблудшая, что взялась работать на Спада Тейвиса, - говорил он.
- Похоже,  она  сбежала и  бросила беднягу Спада, а  он ведь столько от  нее
ждал.
   - Я хотела бы поговорить с хозяином этого заведения, - сказала девушка. -
Пожалуйста, скажите, где он. Мне нужна работа.
   -  Недостаточно  толста  на  мой  вкус. - Говорящий был невысоким крепким
брюнетом. - Я люблю пышненьких, чтобы было за что подержаться. А эта слишком
костлявая.
   Я  тихонько прикрыл дверь и остановился. Сцена мне не очень нравилась, но
я  не  искал  приключений.  Трое  из  присутствующих  старались  не обращать
внимания, но видно было, что происходящее им не по нутру. Мне тоже.
   Никто не  говорит, что Логан Сакетт герой.  Я  всю жизнь мотался по диким
тропам и уводил то здесь, то там пару лошадей, да и скот тоже. Мне случалось
скакать вместе с  жесткими ребятами, и время от времени  по моим следам  шли
люди с веревкой, но я никогда не беспокоил женщин.
   - Эй ты, - сказал ей блондин, - иди-ка сюда.
   - И не подумаю.  - Она  была испугана, но держалась молодцом. - Я честная
девушка,  Лен  Спайви,  и  ты это  знаешь.  Он  рассмеялся,  потом  медленно
выпрямился:
   - Ты идешь или мне к тебе подойти?
   - Оставьте ее в покое, - сказал я.
   На  секунду  все замерли.  Можно было подумать, будто  я разбил окно  или
что-то в этом роде - так все вдруг остановились и повернулись ко мне.
   Смотреть-то, правда, было  особенно не на что. Я  -  крупный парень, вешу
фунтов 215 и большая часть их расположена на груди и плечах. У меня обвислые
усы и трехдневная щетина. Стригся не помню  когда, в моей замызганной  шляпе
дырка  от пули,  которую  схлопотал не так  уж  давно.  Дождевик расстегнут,
кожаные штаны намокли, а сапоги такие стоптанные, что большие калифорнийские
шпоры подволакиваются по полу.
   - Что вы  сказали? - блондин смотрел на  меня  так, словно  не  мог  себе
поверить. Кажется, еще никто не мешал ему делать то, что он пожелает.
   - Я сказал, оставьте ее  в покое. Не видите, леди промокла, устала,  и ей
нужна комната.
   -  Не  лезьте не в свое дело, мистер. Если ей нужна комната, может занять
мою - вместе со мной. Я повернулся к ней:
   - Не обращайте внимания на эти  разговоры,  мэм. Садитесь вон туда,  а  я
побеспокоюсь, чтобы вам принесли поесть и попить.
   Блондину я не очень-то понравился.
   - Незнакомец, - сказал он,  -  лучше поостерегитесь.  Это  чужой  для вас
город. На вашем месте я бы оседлал то, на чем приехал, и смотался бы отсюда.
   Мы, Сакетты с гор Клинч, не отличаемся вежливостью.  По моему  разумению,
если человек достаточно  большой, чтобы открыть рот, он  достаточно  большой
для того, чтобы отвечать за последствия, а от разговоров я уже устал.
   Подойдя к свободному столику, я выдвинул стул.
   - Садитесь сюда, мэм. - Я  подошел к бару и сказал человеку за стойкой: -
Приготовьте девушке тарелку горячего супа и кофе.
   - Мистер,  - он положил обе руки  на  стойку. Выражение лица  у него было
таким же неприятным, как у остальных, - я не буду готовить этой...
   Терпение - вещь не вечная. Я  перегнулся,  схватил  бармена  за  грудки и
рванул его на стойку так, что он наполовину перелетел через нее.
   Вместе с рубашкой мне в руку попало и горло, и  я  подержал и  потряс его
как  следует  раз или два. Когда лицо у  него  стало  синеть, отшвырнул  его
обратно.  Он грохнулся  о  стенку так, будто его  лягнул  мустанг. От  удара
несколько бутылок упали и разбились.
   -  Приготовьте суп,  -  сказал я как бы между прочим, - и  разговаривайте
прилично, когда находитесь в одной компании с леди.
   Этот  Лен Спайви, он  так и стоял,  вроде как удивленный. Я  про него  не
забыл и про других тоже. Жизнь меня научила особенно не полагаться на людей.
   - Ты, кажется, не понял, - сказал блондин. - Я - Лен Спайви!
   По-моему, в каждом захудалом коровьем городишке есть свой герой-бандит.
   - Ничего, сынок, - сказал я, - если ты об этом забудешь,  я обещаю никому
не говорить.
   Больше всего  на свете ему хотелось снять  с меня шкуру,  но почему-то он
вдруг разуверился  в успехе.  Легко изголяться, когда  кругом местные, когда
знаешь, что можно  с ними  сделать и чего от них  ожидать. Но когда в  город
въезжает незнакомый человек, тут вроде случай другой.
   - Лен Спайви, - сказал брюнет, - самый быстрый стрелок в наших краях.
   - Края у  вас не очень-то велики, -  заметил я. Бармен принес суп и очень
осторожно поставил его на стол, затем на шаг отступил.
   - Ешьте, - сказал я девушке,  которая  выглядела лет на шестнадцать, если
не меньше. - Я выпью кофе.
   Завязался разговор,  и, кажется, никто не обращал на нас внимания, но это
только на первый взгляд. Я и раньше бывал в чужих городах и  знал, что будет
дальше.  Рано или поздно  одному из  них  придет в голову  проверить меня на
прочность.  Я  их  оглядел,  и мне стало все  равно, кто это  будет: все они
выглядели как стадо никчемных телков.
   - Тут есть приличное женское общество? - спросил я ее. - То есть женщины,
которые не боятся этого сброда?
   - Здесь есть только Эм Тэлон. Она не боится никого и ничего.
   - Доедайте, и я отвезу вас к ней.
   - Мистер,  вы  не представляете,  о  чем  вы говорите.  Эта  старуха  вас
пристрелит, прежде чем  вы откроете  ворота.  Она  уже припечатала несколько
человек, вот! - Девушка пару  раз черпнула ложкой, потом посмотрела на меня.
-  Она  ведь ранила  Джейка Фланнера, хозяина салуна и гостиницы! Раздробила
ему оба колена!
   - Кто-то назвал мое имя?
   В  боковой  двери за баром, опираясь на костыли,  стоял мужчина.  Он  был
огромных размеров, крупный, но не  слишком толстый,  с налитыми  мускулами и
большими кистями рук.
   Он обогнул бар,  опираясь на  один костыль  чуть  больше,  чем на другой.
Симпатичный мужчина лет сорока или  около того, он носил  револьвер в кобуре
под сюртуком.
   - Меня зовут Джейк Фланнер. По-моему, нам надо поговорить.
   Наверное, никто  не  подозревал,  что у него наплечная кобура. Они только
появились, да к  тому  же револьвер  был  маленьким, и на таком широкогрудом
мужчине, как Джейк Фланнер, его трудно заметить.
   Калеки  обычно не носят оружие. Мало кто нападает на калеку, и на Дальнем
Западе  нет  более верного способа обеспечить себе  веревочный  галстук, чем
напасть на  калеку. Поэтому,  если  он увешан железками,  значит, на то есть
причины.
   Что-то насчет  этих костылей  не  давало  мне покоя, а также то,  что  он
опирался на один больше, чем на другой. Чтобы схватиться за оружие, ему надо
бросить один костыль.
   - Можно присесть?
   - Валяйте... только  не попадите под  пули, если кто-нибудь решит начать.
Мне не хочется убивать случайно.
   - Вы здесь новый, - сказал он, опускаясь на стул. - Проездом?
   - Скорее всего.
   - Это  необычно, когда проезжающий  вступается за местную девушку.  Очень
галантно... на самом деле очень галантно.
   - Не  знаю, как  насчет галантности, -  сказал  я,  -  но  леди дозволено
выбирать себе  компанию, и с  ней должны обращаться как с леди,  если только
она не даст понять, что ей это не нравится.
   - Конечно. Я уверен, что мальчики не имели в виду ничего неуважительного.
-  Он внимательно посмотрел на меня. - По-моему,  вы давно путешествуете,  -
сказал он, - а судя по виду вашей лошади, вы путешествуете быстро.
   - Когда я покидаю какое-либо место, я покидаю его навсегда.
   - Конечно, - он помолчал, набивая трубку. - Мне может пригодиться хороший
человек. Человек, -  добавил  он,  -  который умеет обращаться с  оружием. Я
подозреваю, что у вас были трудности.
   - Все было. И я много чего повидал, если  вы это имеете в виду.  Объезжал
лошадей, пас  скот  и  всякое  такое.  Свежевал  бизонов,  охотился  и жил с
индейцами, так что на пилигрима я не похож.
   - Вы тот, кто мне нужен.
   -  Может,  да,  а  может,  нет. Выводите  свои  уговоры, погоняйте их  по
корралю, а там посмотрим, что у них за клеймо.
   Во  Фланнере мне мало  что  приглянулось, но когда человек в бегах и есть
куча мест, куда он не может вернуться, ему не  до того, чтобы привередничать
насчет работы.
   - Я  слышал, эта молодая леди упомянула Эмили Тэлон.  Она  владеет  ранчо
"Эмпти"  и  кое-что мне должна.  Она  подлая старуха, и ковбои у нее подлые,
поэтому я хочу, чтобы вы получили с нее долг.
   - А чем плох Спайви? Он похож  на человека, который надкусил маринованный
перец больным зубом. Ему в самый раз иметь дело со старухами.
   Спайви грохнул бутылкой о стойку:
   - Слушай, ты! - Он так разозлился, что от ярости брызгал слюной.
   - Спайви, - сказал  я, - тебе  придется подождать. Сейчас у  меня желание
выпить кофе, и я очень доволен тем, что сижу под крышей, а не под дождем. До
тебя дойдет очередь, но не раньше, чем я буду в настроении.
   - Даю пятьдесят долларов, - добавил Фланнер, - и вам не придется стрелять
первым  - только в ответ.  Я даже вручу вам шерифскую  звезду,  так  что все
будет официально.
   - Сейчас мне нужно поспать, и я не собираюсь лезть обратно в  седло, пока
не наступит утро. Далеко отсюда?
   -  Около семи миль.  Большой  старый дом. Самый  большой  и  самый старый
здесь, - глаза  Фланнера  ничего не выражали. -  Если согласитесь,  получите
дармовые пятьдесят долларов, - он помолчал. - Кстати, как мне вас называть?
   - Логан... Логан сойдет.
   - Ладно, Логан, увидимся утром. Мальчики, - он с трудом поднялся на ноги,
- не трогайте мистера Логана. Мне надо поговорить с ним утром.
   Джейк отошел, опираясь  на костыли. Однако, несмотря на хромоту, двигался
очень  легко.  Калека он  или нет, но был  очень  опасен, это я могу сказать
точно.
   - Не  смейте  помогать им, - прошептала девушка. - Они хотят убить старую
женщину.
   - А я думал, вы ее боитесь. Боитесь к ней ехать?
   - Она стреляет. У нее есть "Шарпc" 50-го калибра, и она не промахивается.
Они  хотят отнять  у  нее  ранчо.  Он  и  эти  переселенцы.  Пришли  на  все
готовенькое и хотят занять  землю старой леди только потому, что она старая,
одинокая и у нее лучшая земля в округе.
   - А сами вы отсюда?
   -  Не  совсем.  Мой отец был  переселенцем. Па был честным  человеком, но
ничего не добился. Похоже, что все, к чему он прикасался, тут же приходило в
негодность. А деньгами он совсем  плохо распоряжался  и к тому же никогда не
работал больше положенного.
   В  семье  осталось  двое.  Па выбрал  кусок  земли  в прериях  и хотел ее
обрабатывать,  но то, что он  вспахивал, уносилось ветром, дождей не было, и
отец стал прикладываться к  бутылке.  Однажды  ночью он возвращался домой  и
упал с лошади, а утром у него началось воспаление легких.
   Я нашла работу - убирала дома у Спада Тейвиса. Только оказалось, что Спад
искал себе  не горничную для детей, а всего лишь женщину. Он стал приставать
ко мне - поэтому я села в повозку и приехала в город.
   - Сколько вам лет?
   -  Шестнадцать. Мистер Логан, - сказала она тихо,  чтобы ее слышал только
я, - пусть  так говорить нехорошо, но, если папе и суждено  было умереть,  я
довольна, что это случилось именно тогда. Па хотел что-то продать Фланнеру.
   - Это касалось "Эмпти"?
   -  Па знал, как туда попасть.  Когда  мы только-только  поселились в этих
краях, отец нанял ковбоя, который раньше работал у Эмили Тэлон. Он испугался
и уехал отсюда, потому что его донимали люди Фланнера. Но прежде чем уехать,
он как-то вечером рассказал  папе о дороге,  по  которой  можно  проехать  в
"Эмпти" с другой стороны.
   Это индейская тропа. Он наткнулся на нее, когда искал отбившихся от стада
бычков. Год  назад  по ней ездили раз или  два - он нашел следы и догадался,
что это, наверное,  сынок Тэлонов, тот самый, у которого репутация убийцы...
Майло.
   - Майло Тэлон? Он родственник той старухи?
   -  Сын. Есть еще  один  сын, только он уехал  за границу. Кажется,  у них
родственники в Канаде или Франции. Тот ковбой оказался разговорчивым, к тому
же они с па знали друг друга по Западной Вирджинии.
   -  Ваш  отец  знал  о  тайной  тропе на "Эмпти"?  Он  говорил  что-нибудь
Фланнеру?
   - По-моему, нет. Он  считал, что  нам надо двигаться  дальше, и ему нужны
были деньги на дорогу. Он думал, что получит за это сто долларов и мы сможем
уехать в Калифорнию или  Орегон,  но папе никогда  не везло. Лошадь сбросила
его, он заболел и умер.
   - А куда подался тот ковбой? Она пожала плечами.
   - Уехал. Месяцев шесть-восемь назад.
   - Как тебя зовут, девочка?
   - Меня зовут Пеннивелл Фармен.
   - Пеннивелл, с деньгами у меня не густо. Я никуда не могу тебя отправить,
но попробуем добраться до ранчо этой Эм Тэлон. Ей может пригодиться девушка,
которая время от времени будет ей помогать.
   - Мы туда не попадем. Она подстрелит вас, мистер. Эти люди хотят отобрать
у нее ранчо, поэтому она никого не подпускает к дому.
   Я оглядел комнату, но, кажется, никто  не обращал на нас внимания. Тем не
менее  я  чувствовал,  что нас  хотят  подслушать и что  о  нас  не  забыли.
Пеннивелл  принялась за  суп, а  я подумал  о  той переделке, в которую  она
попала.
   Сам-то я бродяга и здесь  ничего  не потерял.  Я надеялся  перезимовать в
Браунс Хоул. Мне надо избавиться от этой девушки, оставить ее в каком-нибудь
безопасном месте.
   Я не собирался принимать предложение Фланнера. Просто  тянул время, чтобы
избежать возможных  осложнений, дать передохнуть себе и лошади.  Похоже, наш
единственный шанс - это старая леди.
   - Пеннивелл, что ты делала, когда тот ковбой разговаривал с твоим папой?
   - Спала.
   - Послушай,  Пенни, я тебе помогу, но  ты тоже  должна  мне  помочь. Я не
хочу,  чтобы меня убили,  а ты можешь  оказаться полезной  для  старой леди.
Вспомни, что говорил ковбой о тайной тропе.
   Она внимательно и задумчиво посмотрела на меня:
   -  По-моему,  вы хороший  человек, мистер  Логан,  иначе бы я  ничего  не
сказала. Кажется, я смогу найти ту тропу.
   Вдруг  дверь  на  улицу  распахнулась и  в  проеме  остановился  огромный
мужчина. Лен Спайви повернулся в его сторону и улыбнулся.
   - Ищешь свою девицу, Спад? Вот она... с чужаком.
   Когда  вошел этот  здоровяк, я  понял, что начались неприятности. Он  был
явно на взводе, и вид у него был такой, словно хотел сокрушить все на свете.
Он был огромным, он был промокшим, и он был сумасшедшим.
   - Эй ты! Как ты посмела угнать моих лошадей? У меня есть желание посадить
тебя за это в тюрьму. А ну, поднимайся и иди в повозку. Я сейчас выпью, и мы
поедем домой. Тебя нужно хорошенько выпороть!
   - Я от вас ушла!  -  твердо сказала Пеннивелл. -  Я нанялась ухаживать за
вашими детьми, Спад Тейвис, и готовить для них и для вас,  и больше ничего -
вы это знаете. Вы не имеете права меня преследовать!
   - Клянусь господом Богом, я тебе покажу!
   - Вы слышали, - мягко сказал я. - Леди от вас ушла. Вы ей не родственник,
и у вас нет никаких прав, поэтому оставьте ее.
   Он потянулся к девушке, а я вроде как хлопнул его по руке. Спад не ожидал
удара и,  чтобы не потерять равновесие, сделал шаг назад. Затем остановился,
лицо покраснело  от  гнева,  и  он повернулся ко мне. У  него  был огромный,
толстый,  волосатый кулак, и  он  развернулся,  чтобы ударить, но, когда  он
ступил вперед, я сделал подсечку. Он пошатнулся и с грохотом упал на пол.
   Поднялся он быстро. Вскочил и бросился на меня.
   Я даже  не  приподнялся, только подцепил носком сапога  ножку  свободного
стула. Он кинулся ко мне, а  я ногой швырнул  под  него стул.  Споткнувшись,
Тейвис распластался на полу.
   - В чем дело? - спросил я. - Вы вроде как нетвердо ходите.
   Он встал помедленней, зажав в кулаке ножку от сломанного стула.
   - Лучше прижмись к стене, - сказал я Пеннивелл, -  сейчас дело пойдет  не
так гладко.
   На сей раз здоровяк был осторожней. Он  медленно пошел на  меня, сжимая в
правой  руке  дубинку.  Поднял  ее  на  высоту плеча и приготовился бить. Но
теперь я был на  ногах. Он  не знал, как дерутся  на палках,  и хотел  разом
проломить мне череп. Блокируя его удар левым предплечьем, правой я скользнул
в захват к левому  запястью. Он был мой, однако жалости я  не  чувствовал. Я
усилил нажим, кулак его разжался, ножка от стула упала, а он закричал.
   Спад  стал  опрокидываться, я освободил  его руку,  и он упал.  Я чуть не
сломал  ему руку.  Но  этого  было мало,  и  он поднялся,  опять  замахнулся
поврежденной  рукой.  Мне вдруг все надоело. Я  ударил его  левой на  четыре
дюйма выше  пряжки,  затем  заехал  в  ухо правой. Он снова упал, ловя  ртом
воздух.
   -  Не умеешь драться - не  берись. Можно  сказать, что тебе повезло. Я не
переломил твою дурацкую шею.
   Взяв Пеннивелл под локоть, я направился к выходу.
   - Я отведу девочку в приличный дом. Но обязательно вернусь.
   Спад Тейвис медленно приподнимался.
   - Тейвис, - сказал  я, - Пеннивелл  говорит, что у вас есть дети. Советую
вам ехать домой и  присматривать за ними. Если же вы  опять побеспокоите эту
молодую леди, ответите передо мной. В следующий раз я  не собираюсь играть в
игрушки.
   На улице дождь с ветром хлестали в лицо,  полосуя струями воды деревянные
тротуары и  фасады зданий. Мы  добежали до конюшни, где я оставил  Пеннивелл
под навесом, а сам с револьвером в руке вошел внутрь.
   В конюшне никого не  оказалось. Я  оседлал лошадь, которая  сразу грустно
поникла головой, посадил девушку, и мы тронулись в  путь. На окраине городка
заметил, что кто-то стоит на тротуаре и смотрит нам  вслед. Затем свернули с
поля на узкую тропинку, ведущую в горы.
   Тропа, скользкая от дождя и стекающей воды, начиналась у разбитой молнией
сосны и змеилась круто  вверх между скалами. Поднявшись футов на пятьсот, мы
подъехали к огромному камню, нависающему над тем, что называлось тропой.  На
первые полторы мили у нас ушло почти два часа, но потом дорога выровнялась и
шла по лесу в паре тысяч футов над прериями.
   Мокрые  ветви  цеплялись за одежду, а  за  ворот стекали холодные  капли.
Несколько  раз  лошадь  споткнулась на  мокрой земле. Лошадь у меня  сильнее
многих, но она несла двойной груз. Через  некоторое время я спешился и повел
ее на поводу.
   Логан Сакетт, сказал я себе, у  тебя  уникальная  способность попадать во
всякие неприятные переделки.
   Вот,  пожалуйста,  иду по собственной воле к  тому, что  может  кончиться
пулей в моей дубовой башке, и все из-за какой-то никчемной бродяжьей дочки.
   Дом,  когда  я его увидел, показался мне довольно большим. В таких домах,
говорят, водится  нечистая сила.  Он стоял на  вершине холма, свысока озирая
округу.
   За ним было  длинное сооружение, скорее всего барак  для  ковбоев. Там же
находились  пара амбаров,  сараюшки  и  несколько  корралей. В  яме с  водой
отражался огонек. Это, должно быть, приличное хозяйство, когда все в сборе и
работают как надо.
   Мы спустились по  пологому холму  за  домом, и,  вспоминая  эту дорогу, я
понял, почему никто не пробовал здесь пройти. Она  шла по краю утесов и скал
высотой двести-триста футов, по которым почти невозможно проехать верхом.
   Я завел лошадь  в сарай и расседлал ее. Сарай стоял пустой, пахло пылью и
запустением. Мы осторожно  прошли  к бараку, я  открыл дверь, вошел  и зажег
спичку. Он тоже был пуст. Ни  одеял, ничего. Несколько старых,  потрепанных,
заскорузлых башмаков, ремни упряжи, куски веревок, пыльный пиджак на гвозде.
   Мы прошли через двор и медленно поднялись по заднему  крыльцу. Дверь сама
открылась.
   Везде было  темно и тихо. Стоял затхлый запах давно  закрытого помещения.
Сверкнула  молния, осветив кухонный чулан.  Мы  на  цыпочках  прошли  мимо и
приоткрыли дверь в кухню.
   В печке горел огонь, пахло теплом и кофе.
   Пол поскрипывал.  Когда я  дотронулся  до двери, то  почувствовал, как по
спине бегут мурашки.
   По всем  правилам нам в  лицо должно было  уткнуться дуло ружья, но мы не
услышали ни звука. Может, старая леди умерла?
   Я  осторожно открыл дверь.  За  ней была  просторная темная комната. Свет
молнии  блеснул сквозь ставни и в  маленьком окошечке над дверью. И при этой
вспышке  я обнаружил, что смотрю в черное  дуло большого револьвера, который
держала старая леди.
   Вспышка, затем темнота. Все. Голос был твердым:
   - Может, я и старая, но слух у  меня как у  кошки. Если  вы шевельнетесь,
буду стрелять, и точно говорю, мистер, что попадаю в любую цель.
   - Знаю, мэм. Со мной леди, мэм.
   - Хорошо. Справа  от  двери лампа.  Там должно остаться немного керосину.
Снимите колпак и зажгите спичку, но только очень-очень осторожно.
   - Мы не враги, мэм. Мы совсем недавно повздорили с некоторыми ребятами из
города.
   Я осторожно приподнял плафон, зажег спичку  и коснулся ею  фитиля.  Затем
опустил плафон на место, и комната озарилась мягким светом.
   - Лучше отойдите от лампы, - спокойно сказала старуха.  - Эти бездельники
уже расстреляли мне две или три штуки.
   - Да, мэм. Меня зовут Логан Сакетт. А эту девушку - Пеннивелл Фармен.
   - Не родственница ли Дика Фармена?
   - Он мой отец.
   -  Не знаю,  как насчет  отца,  но  ковбоем он был никчемным.  Никогда не
отрабатывал деньги, которые ему платили.
   - Похоже на него, - мягко сказала Пеннивелл.
   Рука,  державшая револьвер, ни  разу  не  дрогнула. Это  был один из  тех
старых кольтов,  который пробивает в человеке  дырку величиной с кулак. Мой,
например.
   - Что вы здесь делаете? - спросила старуха.
   - Мэм,  эта молодая леди взялась готовить для детей Тейвиса. Спад  Тейвис
стал к ней приставать, поэтому она сбежала и  приехала  в город. Она зашла в
"Бон Тон" спросить у босса, нет ли у него работы, а некоторые из той банды -
Лен Спайви,  к примеру,  - они с ней  плохо разговаривали. Ей нужна женщина,
чтобы  научить тому, что  ей  нужно знать. Ей  шестнадцать,  и  она  хорошая
девушка.
   - Вы  меня за  дуру принимаете? Конечно, она хорошая девушка. Я это вижу.
Но хочу знать, что вы за человек. Вы с ней вместе?
   - Нет, мэм. Я плохой. Плохой и злой, как скунс, только я не думал быть  с
ней вместе, лишь хотел  помочь. И привез  ее сюда. Я собираюсь ехать дальше,
как только отдохнет лошадь.
   - Ехать дальше? - Ее голос окреп. - Куда?
   - Я  точно не знаю. Дальше.  Просто дальше.  Я работал во  многих местах.
Майло Тэлон ваш сын, мэм? В комнате вдруг стало тихо.
   - Что вы знаете про Майло Тэлона?
   -  Мы встречались  в Чихуахуа, давно уже, но я  понял  так, что  все  его
родители умерли.
   - Вы ошибаетесь, я его мать. Где сейчас Майло?
   -  Скитается,  наверное.  Мы  одно  время вместе бродяжничали и попали  в
перестрелку возле Ларидо.
   - Майло всегда хорошо стрелял. И быстро.
   - Да, мэм, иначе меня  бы не было в живых.  Он прежде меня  увидел, что к
нам  подбираются, и  начал  стрелять. Да, Майло Тэлон может стрелять. Но  он
сказал, что его брат стреляет еще лучше.
   -  Барнабас?  Может  быть,  по  мишени или  из  винтовки,  но  в стрельбе
навскидку и во всяких потасовках ему далеко до Майло.
   В комнате воцарилось молчание.
   - Мэм, там у вас стоит кофе. Нельзя ли  нам по чашечке? Эм встала, вложив
револьвер в потертую кобуру на бедре.
   - И о чем я только думаю? У меня так давно не было гостей, что я  забыла,
как принимать.  Конечно,  мы  попьем кофе.  -  Она направилась  к  двери, но
остановилась: - Молодой человек, я могу попросить вас выглянуть наружу? Если
вы увидите, что кто-то подбирается, стреляйте в него... или в нее.
   Уверенно, по-хозяйски зажгла  на кухне  вторую  лампу,  затем принесла из
передней еще одну.
   - Никто не идет, мэм. Похоже, они спрятались от дождя.
   -  Дураки!  Могли  бы застать  меня  врасплох.  Я уснула.  Услышала,  как
скрипнула половица,  когда вы уже вошли на кухню. Они  все  ленивые. Бандиты
совсем не те, что были раньше. Было время, когда нанимали бойцов, но те, что
у Фланнера, - это жалкое зрелище.
   Она повернулась  - высокая старуха в вылинявшем сером платье и поношенном
коричневом свитере, оглядела меня с головы до ног и фыркнула:
   - Мне бы следовало догадаться. Клинч Маунтин, верно?
   - Что такое? - вздрогнул я.
   -  Я  говорю, что вы из Сакеттов с  Клинч Маунтин, так ведь? Это на  тебе
прямо написано, мальчик. Ты, наверное,  один из  бестолковых сыновей Тарбила
Сакетта?
   - Внук, мэм.
   - Я  так  и  думала. Я знала  всех твоих родственников,  всех до единого.
Никчемушные они все, но задиристые и гонят самогон.
   - Вы из Теннесси, мэм?
   - Из Теннесси? Можешь быть  уверен, что я из Теннесси! Я сама из Сакеттов
с  Клинч Маунтин! Вышла замуж за Тэлона  и переехала с ним сюда. Дело в том,
что мой двоюродный брат помог основать это  место, а он был Сакетт. Потом он
ушел в горы и не вернулся.
   Был бродягой вроде тебя, все  искал какое-то  золото  - поверил  дурацкой
сказке. А дома в Теннесси оставил сыновей и жену, которая слишком хороша для
него.
   Ну ладно, иди садись, сынок, ты ведь попал домой!


3


   В старой  кухне я  почувствовал себя уютно,  и пусть она старая, но такая
аккуратная и  опрятная.  Пол был выскоблен, а медные кастрюли  ярко отражали
свет керосиновых ламп.
   Кофе пах великолепно. Хотя я выпил чашку в "Бон Тон",  этот мне показался
лучше, и намного.
   - В городе говорят, что у вас есть помощники, - сказал я ей.
   Она рассмеялась:
   - Я  на  это и рассчитывала.  Вот уже  с год живу совсем  одна. Билл Брок
получил  пулю в последней стычке с теми людьми и умер.  Я похоронила его вон
там.  - Она кивнула  головой в сторону гор. -  Придет время, перенесу его  в
настоящую могилу.
   Налив нам кофе,  она  взяла чашку и села. На ее лице было столько морщин,
что  их хватило бы  на двух-трех проживших свою жизнь людей, но глаза у  нее
были ясные, с огоньком.
   - Ты - Логан Сакетт! Надо же! Ты ковбой!
   -  Я - все, что требуется. Да только проку  от меня мало, тетушка Эм. Мне
слишком нравится путешествовать и стрелять. Даже лошадь, на которой приехал,
не  моя. Когда в  последний  раз  покидал город, у меня не было ни  времени,
чтобы купить лошадь, ни  денег для покупки. Эта стояла в удобном месте, ну я
сел в седло и уехал.
   Она кивнула:
   - Пару раз я такое видела. Утром пойдешь в сарай и выпустишь лошадь. Рано
или поздно она найдет дорогу домой даже если  прошло много времени. Здесь  у
нас в "Эмпти" полно лошадей.
   - Я не думал...
   -  Не  волнуйся. В  доме хватит  комнат, чтобы разместить  армию генерала
Гранта, и есть еще барак.  Еды достаточно, хотя иногда не  мешало  бы добыть
свежего мяса. Можешь окопаться здесь, пока не потеплеет.
   - Спасибо, мэм. Только я хотел бы поехать в Калифорнию. Я был там раз или
два,  к тому же, когда  подходит  зима, у меня от холода  сыпь появляется. Я
думал отправиться в Лос-Анджелес или, может, во Фриско.
   -  Я  буду тебе  платить, - сказала  тетушка  Эм.  -  Об этом  можешь  не
беспокоиться.
   - Что вы... Просто я...
   - Логан  Сакетт, помолчи! Ты не двинешься  отсюда, пока не станет  тепло.
Если ты беспокоишься  насчет  тех  ребят,  забудь об  этом. Я  с  ними  сама
справлюсь - поодиночке или со всеми сразу.
   - Да я... просто...
   - Ну вот и хорошо. Значит, договорились. Пойду принесу тебе одеяла.
   Похоже,  с  Калифорнией  придется обождать.  С  этой  старой  леди тяжело
разговаривать. У нее  свое  мнение, она все знает наперед. Во всяком случае,
мне интересно было поглядеть на тех, что засели перед домом.
   - Если я остаюсь, - сказал я, - то сейчас буду дежурить.  А вы двое идите
спать.
   Когда они ушли, я снял  с  кровати матрас  и постелил его на  полу, потом
принес одеяла и устроил себе удобное ложе.
   По крыше  и стенам  старого дома  бил  дождь, снаружи вспыхивала  молния,
освещая все, что делалось у ворот и дальше. Но только ничего не происходило.
Совсем ничего.
   Я оставил лампу  на кухне, чтобы она не освещала меня сзади, когда я буду
смотреть  в окно.  Немного понаблюдав, я  решил,  что сегодня  никто  ничего
предпринимать не будет, поэтому  вернулся,  подбавил дров  в  печку и подлил
воды в кофе, чтобы подольше хватило.
   Из  гостиной  дверь  открывалась в комнату,  которая,  наверное,  служила
кабинетом старому Риду Тэлону. Там было больше книг, чем я видел за всю свою
жизнь, и висели  вроде  как  рисунки зданий  и мостов с написанными  на  них
цифрами измерений. Некоторые  я  не мог  разобрать, хотя  другие были совсем
простыми.  Разглядывая  рисунки,  я подумал,  как  чувствует  себя  человек,
который построил мост, или лодку, или церковь, или еще что-нибудь. Наверное,
здорово было бы  отойти, посмотреть и  думать, что  это сделал  ты.  Намного
разумней, чем мотаться по стране, сидя верхом на лошади.
   Время от времени я задремывал. Тогда бродил по дому, а пару раз накидывал
дождевик и выходил наружу.
   Дом окружала широкая крытая веранда с приличным парапетом или даже стеной
высотой фута в четыре.  Тэлон  проделал в  этой  стенке бойницы, из  которых
можно стрелять. Все было продумано и надежно.
   Вернувшись, я налил себе кофе, а потом услыхал шарканье старых ботинок, и
в комнату вошла Эм Тэлон.
   - Ну, Логан, приятно снова повидать Сакетта. Давненько ни с кем из них не
встречалась.
   - Говорят, кто-то из них переехал к Шалако, в Западное Колорадо, - сказал
я. - Я знаю, что там живут несколько семей. Сакетты из Кумберленда - хорошие
люди.
   - У человека, который помогал па, в  Теннесси  остались сыновья.  Я часто
думаю, что  с  ними стало. - Она  налила себе кофе. - Его  старшего мальчика
звали Уильям Телл.
   - Знаю его. Хороший  парень, а  с револьвером ему равных  нет. Никогда не
отступает.
   - Ни один из  Сакеттов, которых  я помню,  никогда не отступал. Наверное,
были и такие, которые поджимали хвост, - ведь в семье не без урода.
   Она  была  старуха с головой,  и мы сидели  с  ней,  пили  кофе, время от
времени  выходили посмотреть,  не подбирается ли  кто.  Мы  говорили о горах
Клинч Маунтин, округе Кумберленд Гэп и о людях,  которые двинулись на  Запад
за землей.
   - Тэлон был хороший человек, - сказала она.  - Раз  я  говорю, что удачно
вышла замуж,  значит,  так  оно и есть.  Когда  он впервые  подъехал к  моим
воротам, я поняла: вот мой мужчина, и больше никого мне не надо.
   У  всех Тэлонов золотые  руки, они чувствуют дерево,  а  когда муж брал в
руки дерево, он ласкал его, словно влюбленный.
   Она поглядела на меня:
   - Это как у вас, Сакеттов, с оружием.
   - Я слышал, вы сами тоже умеете стрелять.
   - Приходилось. Па иногда отлучался, а вокруг жили индейцы. Я не похожа на
других.  Многие  теряли  близких  в  стычках  с   индейцами,  и  поэтому  их
ненавидели.  А я -  нет. Для меня  индейцы -  силы природы, с которыми  надо
бороться, как с бурей, понесшимся табуном, засухой и саранчой. Раз или два я
видела, как  она  налетала  такими  тучами,  что закрывала солнце,  а  землю
объедала, будто чума. - Эм смотрела в пространство, словно заново  переживая
в  памяти все события. - Умею ли я стрелять... Наверное,  умею. В  молодости
заряды  для  ружей  были  большой  ценностью,  и  когда   кто-нибудь  уходил
охотиться,  он или она  должны были принести добычу на каждый взятый с собою
заряд.
   Она долила кофе мне и себе:
   -  Логан, я должна  найти Майло. Это место  принадлежит мальчикам,  ему и
Барнабасу.  Я  уже  не такая молодая  и однажды ночью засну, а те, на холме,
ворвутся и прикончат меня. Мне нужна помощь, Логан.
   Я поерзал, чувствуя себя виноватым. Здесь мне ничего не надо. Рассчитывал
поехать в Калифорнию, к тому же нужно утрясти ту ссору в городе.
   - Я могу остаться на несколько дней, - сказал я. -  В  Калифорнии меня не
ждут.  И  вообще  нигде  не ждут, -  добавил  я,  раздумывая  над сказанным.
Наверное, с тех пор как умерли мои родители, никто меня не ждал и обо мне не
беспокоился. - Да, этот Фланнер. У него револьвер в наплечной кобуре.
   - Правда? Ну,  один-то точно  носит. Он убил несколько человек. Ему никто
не перечит. - Эм вдруг испытующе посмотрела на меня. - Ты видел Иоганна?
   - Не знаю такого. В салуне сидело несколько  человек. В "Бон Тоне".  Но я
не знаю...
   - Там он бывает редко. Иоганн Дакетт. Он какой-то родственник Фланнеру, и
у  него, по-моему, не  все в порядке  с головой. Или просто странный.  Но он
по-снайперски стреляет из  любого оружия... из засады. Ему все равно, откуда
стрелять - впереди, сзади или сбоку. Он убирается в конюшне.
   - Я никого не видел.
   - Значит, был там.  Когда он занят, его  всегда кто-то подменяет, а когда
Иоганн там, ты его не увидишь, пока он сам того не захочет.
   Через некоторое  время Эм ушла спать, а я немного посидел, потом прошелся
по  двору.  Скоро спустилась  Пеннивелл,  чтобы  сменить меня,  и  я  удобно
устроился на матрасе.
   Когда  проснулся,  за  ставнями  уже  светило   солнце.   Женщины  чем-то
занимались на кухне. С крыльца я видел ворота и местность за ними и вдруг ни
с того ни с сего начал злиться.
   Так издеваться над старой леди! И стрелять в нее, чтобы она не смела носа
высунуть из собственного дома...
   Сидя  в тени крыльца, я  осмотрелся  и решил, что  с наступлением темноты
надо  будет самому побродить  вокруг.  Хоть  Калифорния солнечная и красивая
страна, я  не собирался  уезжать, пока  здесь  сидят  те  ребята и  тревожат
тетушку Эм.  Зайдя за дом,  я принес зерна для своей  лошади  - наверное, ее
никогда так хорошо не кормили.
   Эм  Тэлон  оказалась права. На  огороженном пастбище за  амбаром  паслись
неплохие лошадки,  поэтому  я оседлал свою, заарканил полдюжины  и  по одной
привел  их в  корраль. Затем снял  упряжь со  своей взятой напрокат лошади и
отпустил ее.
   Она  немного отбежала и  стала щипать траву между  теми ребятами и домом.
Наконец у нее появилось желание попутешествовать, и она двинулась прочь.
   Опершись о  жерди корраля, я оглядел лошадей.  Особенно  мне  понравились
светлый чалый и серый жеребец с умным взглядом.
   Лошади хорошие, но они, наверное, не были  под седлом несколько  месяцев.
Объезжать их - тяжкий труд, но необходимый.
   Тем временем я раздумывал о Майло. Мне обязательно  надо его  найти...  а
это нелегко.
   Майло -  такой  человек, который  не сидит на месте. В Браунс  Хоул могут
знать, где он ошивается. От меня требовалось только  пустить слух по  тропе.
Это будет долго, но в конце концов Майло его услышит.
   Однако дел у меня не убавлялось. Я обкатал тех полудиких лошадок, которых
завел  в корраль,  и  они постарались  показать, на что способны. И  дабы не
испытывать нужды в лошадях, если что-то случится, я объездил еще несколько.
   Ворота корраля покосились, а на заднем крыльце  отошла доска, пришлось их
укрепить.  Такие дела мне не очень-то по душе, как и всякая работа,  которую
нельзя выполнить верхом.
   Я внимательно изучил двор.  Старик Тэлон,  переехавший сюда в те времена,
когда индейцы проводили столько  же времени на тропе войны, сколько у себя в
вигваме, строил с умом. Поэтому  ребята Фланнера тут и завязли -  он  строил
так, что к нему никак не подберешься.
   Больше того, каждое  здание он построил  как  форт, и  из одного в другое
легко можно пройти, не попав под винтовочный огонь снаружи.
   В горах  полно мест, где небольшие долины и  каньоны выходят на  равнины.
Тэлон выбрал как раз такое место и обстроил его таким образом, что прохода в
каньон не было,  кроме как через ранчо.  Это  позволяло  ему  контролировать
пастбища на нескольких  маленьких, но  не  очень  красивых долинах  и лугах,
глубоко врезавшихся в горы.
   Он  обнаружил большую  часть троп в  каньон  и блокировал их  взорванными
скалами  или  поваленными  деревьями.  Это была  изрезанная  местность диких
каньонов, бушующих потоков и иззубренных горных хребтов.
   Я еще не  видел такого  места, куда  нельзя было бы пробраться или откуда
нельзя  выбраться, хотя часто это нелегко,  но никому не хочется разведывать
горные тропы в непроходимой местности, где легко можно раскроить себе череп,
карабкаясь по каменным осыпям.
   По-моему,  Тэлон  остерегался  индейцев,  но, наверное,  думал  и  о  тех
дикарях, что  носят  одежду,  купленную  в магазине.  Во  всяком  случае, он
приготовился - иначе его вдова давно лежала бы в земле, а ранчо уже поделили
или захватил бы Фланнер.
   Тем временем  подступала  ночь.  Просто  для  того,  чтобы  посмотреть на
результат,  я нацепил на  палку одеяло и,  стоя  за дверью,  помахивал им  в
полутьме крыльца.
   Конечно же бухнул выстрел, и одеяло прошила пуля. Они не видели, кто это,
но различали двигающийся силуэт.
   Вечером,  когда  легли длинные тени и вглядываться стало  трудно,  я взял
свой винчестер и вышел через кухню.
   Меня остановила Пеннивелл:
   - Вы куда?
   Эм обернулась от плиты:
   - Ужин готов, садись.
   - Я скоро вернусь. Те парни могут вас окружить.  Хочу взглянуть, чем  они
занимаются.
   На дворе нырнул в тень. Все называли Сакеттов с Клинч Маунтин жестокими и
подлыми, и мы  с моим  братом Ноланом научились  жестокости.  Я  никогда  не
просил об одолжениях и никогда, насколько  помню, их не делал, если речь шла
о драке.
   Сакетты с малолетства росли вместе с индейцами. В основном  с чероки,  но
мы знали  и охотились с племенами крик, чикесо, чакто и шоки. То, что сделал
я,  сделал  бы  любой  из них,  но,  кажется, сделал  не хуже. Я двигался по
открытой местности, как бы растворяясь в вечерней полутьме.
   У  костра  сидели  трое. Они  заметили  меня, когда я был совсем  близко.
Воспользовавшись этим, я опрокинул кипящий котелок на ближайшего бандита.
   Человек,  сидящий ко мне спиной, начал было  приподниматься, но я толкнул
его  в костер.  Затем размахнулся и  заехал  третьему  прикладом в живот. Он
упал. Не давая им опомниться, бросился на них.
   Я уже  говорил, что у меня крупное сложение, но это не  самое  важное. На
моих  руках  и плечах  есть  мясо от  возни  с лошадьми  и быками, от  рубки
деревьев и  вязки плотов  на Миссисипи, и  я не  чувствовал жалости к шайке,
которая подняла руку на старую женщину.
   Тот парень,  что  попал  в  костер, вскочил  и  обернулся, схватившись за
револьвер. Ну, если он хочет играть  в эту  игру  - пожалуйста. Я лишь повел
дулом ружья, которое держал в правой руке, и выстрелил ему в третью пуговицу
рубашки. Если он захочет пришить эту пуговицу, ему придется отскребать ее от
позвоночника... если он его найдет.
   У человека, на которого я опрокинул котелок, хватало своих неприятностей.
Он как  сумасшедший прыгал вокруг  костра, и  было видно, что я испортил ему
личную жизнь на  много-много  лет  вперед.  Он  здорово обварился  и вряд ли
теперь сможет ездить верхом. Или вообще ездить.
   Еще один, задыхаясь от боли, стоял на четвереньках. Ногой я опрокинул его
на спину и приставил дуло к лицу:
   - Ты когда-нибудь был в Вайоминге? Или в Монтане?
   Он молча  уставился на меня  с выражением  таким  же  трусливым,  как его
душонка.
   -  Так  вот,  когда  встанешь  на   ноги,  поезжай  в  ту  сторону  и  не
останавливайся. Если появишься здесь еще раз, мне это не понравится.
   Собрав винтовки, я разбил их о ближайшую скалу,  а обломки кинул в костер
вместе  с  патронами  и брезентовым  навесом.  Потом  отступил  в темноту  и
направился к дому.
   Тетушка Эм  стояла на  крыльце вместе  с Пеннивелл, наблюдая  за тем, что
происходило у костра. Подойдя к ним, я спросил:
   - Ужин не остыл, мэм?
   -  Еще нет. Положи ему, Пеннивелл. Когда я сел за стол, тетушка Эм ничего
не сказала, а Пеннивелл, сгорая от любопытства, спросила:
   - Что там случилось? Что вы сделали?
   - Как Самсон, я  направился к филистимлянам  и  наказал их, чтоб знали. -
После хорошего глотка кофе я усмехнулся и сказал: - Один уже знает.


4


   Дождь  вымочил  землю  и ушел  дальше. Погода явно налаживалась. Когда  я
посмотрел за  ворота, там ничего не было,  кроме  горизонта. Ребята Фланнера
убрались, и хотелось надеяться, что они не вернутся.
   На ранчо меня ждала  работа. Ни один  Сакетт с Клинч Маунтин не годился в
починяльщики. Наши  дома на  высоких  холмах  всегда выглядели  так,  словно
готовы  вот-вот развалиться, только никогда не разваливались.  Однако сердце
сжималось, когда я видел, до чего  же заброшено  это прекрасное ранчо. Кроме
того, нужно быть на месте, если вдруг объявятся ребята Фланнера.
   Два  дня  было  все спокойно, и я отправился  в каньон раздобыть  свежего
мяса.
   Каждая следующая долина находилась  чуть выше  предыдущей,  и всего здесь
было  с тысячу акров хорошей плодородной земли, на всем протяжении  которой,
от конца до конца,  текли ручьи.  Рядом  с разбросанными тут  и  там кучками
деревьев  лежали  хорошие  пастбища.  Они  простирались  до  самого верха  и
упирались  в  отвесную стену, напоминавшую мне утесы  Эрмоса  Клиффе на краю
долины Энимал Вэлли в Дуранго.
   Старик  Тэлон  знал, чего  хотел, когда  приехал сюда.  У него были вода,
трава  и  тень, сено  и лес.  Выше  расположились  другие  луга,  окруженные
осиновыми рощицами. У  него было  все, что нужно: бревна для строительства и
укрытия от непогоды.  И что ценнее всего, закрытая со всех сторон земля, где
требовалось очень мало пастухов.
   Ниже ранчо лежали тысячи акров прерии,  полностью зависимые от воды с его
горных  владений. Здесь могло пастись множество  голов, но  все эти огромные
акры были совершенно бесполезны для скота  без воды. Тот, кто держал в руках
"Эмпти", держал в руках огромные пастбища.
   Вначале  я  не  думал  об  охоте. Время  от времени  замечал  оленей,  но
пропускал  их,  занятый осмотром местности. Свежие следы  человека  и лошади
нигде  не  встречались,  а ради этого  я и  отправился  на  охоту,  так  как
сомневался,  что есть  на  свете такое  ранчо,  куда  не  мог  бы проникнуть
человек.
   Всю дорогу меня грызло предчувствие, что пока  Фланнер шел  самым  легким
путем.  Теперь ему надо придумать  что-то  новое, и  мы  должны быть начеку.
Объезжая и разглядывая местность, я заарканил вот какую мысль.
   Майло  Тэлон  подолгу путешествовал, и,  скорее  всего, он где-нибудь  на
Воровской тропе. У него нет  любимых  мест, он  просто ехал дальше и дальше.
Майло  стройнее меня,  сухощавый  и  крепкий, как высушенный  ствол  дерева,
одинаково  хорошо  управляется  с лошадью,  лассо  или  револьвером, и  даже
довольно симпатичный.
   Браунс Хоул застряла у меня в голове, к тому же до нее недалеко. Если там
его нет, то именно оттуда можно послать весточку по диким тропам. И если мне
придется отсюда уезжать, то надо, чтобы приехал он.
   Барнабас? Кажется, он жил во Франции. Я ничего не знал о Франции и других
местах,  куда нельзя  проехать  на лошади. Фланнер хочет  заполучить ранчо и
может  купить  людей,  готовых  на  все.  Человек,  который,  не  колеблясь,
натравливает убийц на старуху,  не остановится ни перед  чем. Если  он будет
продолжать свое черное дело,  он добьется, что я стану таким же бешеным, как
гризли с больным зубом. Когда меня совсем выводят из себя, я теряю голову, а
ведь за мной и так охотятся в некоторых городах.
   Когда живешь  на природе, сам  становишься как бы животным: учишься жить,
как они, убиваешь только то, что необходимо для жизни, и не трогаешь других.
Я никогда не убивал без повода... людей тоже.
   Дома,  в  Клинч Маунтин  в  Теннесси,  очень  мало  плодородной земли, по
крайней мере там, где  живем мы, Сакетты. Однако красота тех мест  дополняет
недостаток богатства. Мама говорила, что у нас больше пищи для души, чем для
желудка. Поэтому мы, мальчишки из  рода  Сакеттов, привыкли жить  с ружьем и
капканом, но никогда не брали больше того, чем положено природой. Мы ставили
западни на  ручье или  протоке год  или два,  затем  уходили  с того  места,
оставляли  его  в  покое  и  охотились  на  другом,  чтобы дать  возможность
восстановиться  первому. Мы многого не знали, об учебе речь почти не шла, но
с раннего детства научились одному:  если хочешь иметь воду  на своей земле,
нужно,  чтобы в  горах жили  бобры. Они строят плотины, чинят их и держат  в
запрудах  воду, которая иначе  быстро стекла  бы в море. Я никогда не  видел
моря, но говорят, оно где-то дальше внизу.
   Папа  говорил, что мы опекуны над землей. Что мы  и наши сыновья на много
поколений  вперед  пользуемся  и  будем  пользоваться  ею  до тех пор,  пока
содержим ее в порядке.
   Эта же земля была неухоженная, иззубренная и скрученная,  как смятый лист
бумаги, с остроконечными хребтами, лишь слегка затупленными ветром и дождем.
Чтобы ее  обследовать,  нужно несколько месяцев - все эти  каньоны и обрывы,
поднимающееся выше  и выше, к  зеленым лесам, хвойному  редколесью и к серым
одиноким вершинам в небе, по-моему, невозможно изучить и запомнить.
   Да, вот это, скажу я вам, земля!
   Скот, который мне попадался по дороге, был хорошо откормлен,  несмотря на
то что пасся высоко, на тех  пастбищах, которые Тэлон,  наверное, приберегал
для жаркой погоды. Обычно в это время года скот  пасется внизу  на равнинах,
но из-за козней  Фланнера сейчас его держали в  каньоне, а это означало, что
потом корма будет меньше.
   На обратном пути я убил оленя, освежевал его и поехал к ранчо.
   Моему возвращению очень  обрадовались.  Тетушка Эм выглядела посвежевшей.
Пеннивелл  вроде как заигрывала, когда смотрела в мою сторону, но я держался
подальше.   Отворачиваясь,  она  каждый   раз  покусывала  губы,  чтобы  они
покраснели, и я видел,  как она пощипывала щеки, чтобы появился румянец. Это
было уже лишнее. Румянец и так был у нее на славу.
   Если  ей хотелось меня завлечь, то  она попусту тратила  время. Я  старый
зверь и в первую же западню не попадусь, к тому  же сам ставил слишком много
ловушек.
   Мы сели  за  стол, и еда  оказалась ужасно вкусной.  Я  так  и заявил,  а
тетушка  Эм  сказала,  что  готовила  Пеннивелл.  Конечно,  они сговорились.
Никакая девчонка не смогла бы так вкусно приготовить.
   Обычно, когда  девушка  приглашает  кавалера  на ужин,  угощение  готовят
сестра, мать  или  подруга. Сама же  нацепит маленький  фартучек, размером с
почтовую марку,  накроет на стол  и раскладывает еду по тарелкам, делая вид,
будто все приготовила сама.
   С каждым часом я раздражался сильнее и сильнее. Мог бы быть уже в Аризоне
или почти в Аризоне, на пути в Калифорнию, к  этому  морю-океану. Я и раньше
там бывал, но никак  не доезжал до места, откуда его видно. На этот раз  все
будет по-другому.
   Здесь  не  было  ничего, кроме  тишины и  пустынной прерии. Мне  нравится
тишина, однако я надеялся, что они наконец решатся на нас напасть. Вот тогда
бы разделался с ними и спокойно уехал.
   Мне никогда не  нравилось ждать, если  только  я  не охочусь,  потому что
начинаю злиться. И я не люблю, когда меня загоняют в угол.
   Снова  пришла мысль о Браунс Хоул. Это колоссальная котловина посреди гор
с  несколькими входами  и выходами.  Одно время она служила  местом  встречи
трапперов, затем  укрытием для  бандитов, хотя  некоторые скотоводы  уводили
туда гурты на зимовку.
   Там между набегами отсиживались конокрады и скотокрады. Там укрывался Тип
Голт.  Для бандита  он был  честным  парнем,  и я его  уважал. Чего  не могу
сказать о Мексиканце Джо. Обычно я лажу с мексиканцами. Некоторое время  мне
пришлось жить в Соноре - а оттуда вышло много отличных  наездников и ковбоев
и вообще хорошего народа. Но Мексиканец Джо  был совсем другого сорта. Как я
слышал,  его  выкинули  из  Мексики за  все  его  дела.  Он  довольно  ловко
пользовался и револьвером, и  ножом, предпочитая, однако, последний. Я видел
его раз или два, и он меня тоже, но до сих пор мы не сталкивались лбами.
   Мне нужно было  смотаться  в Браунс  Хоул и обратно, постараясь  уехать и
вернуться незамеченным, так, чтобы Фланнер этого не обнаружил. В Браунс Хоул
могли предполагать, где сейчас  Майло, но, вероятнее всего, знали о  нем Тип
Голт и Айсон Дарт. Они и передадут Майло, что ему необходимо  срочно прибыть
на ранчо.
   Шайка Голта в основном воровала лошадей и скот. Делом этим они не слишком
увлекались. Просто доставали деньги, чтобы время от времени закатить пирушку
да разжиться едой.
   Дарт тоже был конокрадом, но более осторожным. Незадолго до этого он чуть
было  не потерял скальп, а в другой раз чудом спасся от веревочного галстука
и  поэтому стал  осторожнее.  Его,  бывшего раба,  освободила  война,  и  он
переехал на Запад под другим именем. Дарт знал всех на Воровской тропе и мог
передать весточку любому. Где бы  ни находился  Майло Тэлон, рано или поздно
он ее получит. Мне хотелось верить, что рано. Но еще больше хотелось верить,
что Майло пережидает холода в Браунс Хоул, и там знают, где его искать.
   - Тетушка Эм, - сказал я после ужина. - Мне нужно отъехать.
   - Снимаешься насовсем?
   -  Нет,  мэм. Надо передать весточку  вашему  сыну.  Кажется,  это  можно
сделать через одного человека, но мне придется вас ненадолго покинуть.
   Эм только посмотрела на меня. Эта старая  женщина знала, о чем идет речь:
долгое время она жила под страхом смерти и поэтому хорошо понимала жизнь.
   - Собираешься в Браунс Хоул?
   -  Ну... - я заколебался, не желая врать. -  По-моему,  это лучший в мире
передатчик слухов.
   - Хочешь сказать об Айсоне  Дарте?  Скажи ему,  что ты мой друг. Однажды,
когда его ранили, мы его выхаживали.
   - Фланнер что-то готовит, и мне страшно не хочется уезжать, но надо.
   Мы поговорили об этом за кофе, обдумывая, какую дорогу  выбрать.  Тетушка
Эм однажды была там вместе с мужем, правда, очень давно.
   Пеннивелл говорила мало. Она  сидела напротив  и  смотрела на меня широко
открытыми глазами. Я  чувствовал  себя  неловко. Когда разговорчивая женщина
молчит, лучше всего глядеть в оба и держать поблизости оседланную лошадь.
   В старом доме веяло теплом и покоем. И так не хотелось никуда выходить! Я
взял  винтовку, спустился  с заднего  крыльца и,  держась  поближе к  стене,
подошел к воротам. Оглядевшись вокруг, ничего подозрительного не заметил, да
и навряд ли сейчас можно ожидать нападения.
   Некоторое  время постоял,  вслушиваясь,  но  не услыхал ничего  лишнего и
вернулся в конюшню, принес сена лошади, осмотрел ее. Затем пошел  в барак  и
подобрал старые, выброшенные кем-то сапоги, принес их в дом.
   -  Мэм, - сказал  я Пеннивелл.  - Поносите их. Она поглядела на сапоги, а
затем на меня:
   - Они очень большие и очень старые. А потом, у меня есть ботинки.
   -  У вас нет  ботинок,  которые оставляют  мужские следы, а  это  то, что
нужно.
   Она  надела  сапоги, и мы  прошли за  ворота к тому месту, где был лагерь
бандитов Фланнера. Мы  походили вокруг, оставляя следы.  Они поймут: большие
следы - мои, но подумают, что на ранчо есть еще мужчины.
   Позже я вынул  из  седельной сумки  мокасины, надел их и снова вышел. Эти
следы они тоже увидят.
   Сакетты - горный народ, а это значит, что сначала мы жители леса, а потом
уже наездники. Все мы выросли среди  индейцев и научились носить мокасины. В
них человек чувствует под ногами сухую ветку и никогда на нее не наступит. В
сапогах или ботинках не так-то просто ходить без шума.
   Вернувшись, решил поспать  час или два.  Проснулся, когда солнце начинало
клониться к западу. Быстро оделся и прошел на кухню.
   Там хлопотала Эм Тэлон, а на печи стоял горячий кофе:
   - Я  подумала,  что  ты  собираешься уезжать. Ничто так не настраивает на
дорогу, как кофе.
   - Спасибо. Тетушка Эм, вы великолепная женщина.
   - Я всегда мечтала быть выше ростом, - сказала она. - Все мои братья были
за шесть футов, и мне хотелось быть такой же высокой. Но так и не доросла.
   -  Вы достаточно высоки для любой компании. Жаль,  что я не  знал  вашего
мужа.
   -  Рид  был  мужчиной... самым настоящим мужчиной.  Он жил  сильно, думал
правильно,  ни  один  человек не выходил  из  нашего дома голодным,  будь то
индеец, негр или белый. И он ни от кого не терпел унижений.
   - Тэлон разбирался в земле и в женщинах.
   - Нам  с  ним  было  хорошо, - тихо промолвила Эм. - Мы прожили спокойную
жизнь  и никогда друг другу  не  жаловались. - Она  помолчала.  -  Просто  я
смотрела на него, он на меня, и знали, что чувствует другой.
   Да, они были счастливы.  Вряд  ли смогу найти себе такую же женщину. Хотя
мужчины и утверждают обратное,  нет ничего  лучше мужчины  и женщины, идущих
рядом. Когда они идут вместе,  для них не существует ни  длинных  дорог,  ни
темных ночей.


5


   Через час резвая лошадь уже несла меня в Браунс Хоул.
   Севернее  протянулась железная дорога Юнион  Пасифик, а  за ней  пролегал
трансконтинентальный  путь  в  Калифорнию.  На тихоокеанской стороне  Южного
перевала этот путь разветвлялся, и северная его часть становилась дорогой на
Орегон.
   Шайки, орудовавшие в районе Браунс Хоул, процветали, воруя скот на  одной
дороге и  продавая его на другой. Иногда  воры пригоняли сюда скот для того,
чтобы  продать  его  в  следующем  году. Трава  здесь была  хорошая,  а зимы
довольно теплыми.
   На  северо-востоке находится местность, известная  под  названием  Дыра в
стене,  а к  западу от нее  - горы Крейзи Маунтинз,  откуда уже недалеко  до
канадской границы. На юго-востоке от Браунс  Хоул, в  штате  Юта,  лежит Сан
Рафаэль  Свелл, знаменитый  своим  Разбойничьим  гнездом,  а  к  югу,  около
Прескотта, - Долина конокрада, за ней, в штате Нью  Мексико,  возле  городка
Альма,  одинокое  ранчо.  Вся эта обширная  территория называлась  Воровской
тропой.
   На самом деле это был лабиринт троп, широко известных и тайных. Владельцы
ранчо и поселений здесь дружелюбно относились к бродягам, не задавали лишних
вопросов и не рассказывали о своих и чужих делах незнакомцам.
   Большинство троп было известно индейцам и трапперам. Они всегда  находили
убежища,   недоступные   постороннему   взору.   Бродяга   мог  проехать  от
мексиканской границы до Канады и быть  уверенным  в  том,  что ему  не будет
отказа в еде и крове и что по пути он сможет поменять лошадей.
   Однако  те, кто путешествовал по Воровской тропе, не всегда скрывались от
закона. Одни были крутыми ковбоями или бродягами, у которых место жительства
менялось вместе с временем года  и у кого были друзья  среди  лихих  ребят с
Тропы.  Другие  занимались  воровством,  уводя несколько  голов скота, когда
подворачивался случай, и живя в ладу с законом остальное время.
   Майло Тэлона на Тропе знали. Так как по Тропе беспрестанно путешествовали
взад-вперед, лучшим способом связаться с ним было приехать в Браунс Хоул.
   К рассвету "Эмпти" осталось далеко позади, а я  ехал по  тропе, змеящейся
среди сосняка и опушек осиновых рощ.  Утро было свежим и ясным, чисто умытым
после дождя, и на каждом листочке еще серебрились его капли.
   У  меня и моего коня  было одинаковое  настроение. Мы не  спешили, дышали
свежим  воздухом,  на  всякий случай поглядывая по сторонам,  и наслаждались
путешествием. Далеко внизу  я  увидел  темное  пятно:  скорее  всего бизоны.
Большую часть их  перебили, но здесь маленькие стада еще скрывались в горных
долинах.
   Неожиданно выехали  на  травянистый склон, круто  спускавшийся  в долину.
Прямо и чуть выше лежал густой осинник. Повернув коня, мы поехали по опушке,
пока не нашли подходящее  место. Отпустив лошадь пастись, собрал сухие ветки
и кору, разжег костер.
   Я  нарочно  обогнул рощицу.  Если  смотреть  снизу,  то на фоне беловатых
стволов  и серо-зеленой  листвы  дымок незаметен. Рядом с  осинником  журчал
между камнями  и сбегал в долину ручеек, местами такой маленький,  что почти
скрывался в траве. Зачерпнув воды, поставил котелок на огонь, засыпал кофе и
стал ждать,  пока он  закипит. У меня  были  кофе,  немного вяленого  мяса и
свежеиспеченного хлеба.
   Нет  на свете  места  красивее, чем осиновая  рощица. Лоси и бобры  любят
горьковатую кору  осин, и их почти всегда  можно найти там, где они  растут.
Никакое дерево не дает животным столько пропитания, сколько осина.
   Обычно  там есть и хворост.  Вытягиваясь  к солнцу, осина быстро растет и
сбрасывает нижние ветки. Они быстро сохнут и отлично горят.
   Хотелось как можно быстрее возвратиться на ранчо, но у меня вовсе не было
желания рисковать из-за этого скальпом. Остановка давала лошади отдых, а мне
- завтрак  и возможность осмотреться и понаблюдать за тропой, которую только
что прошел.
   Я надеялся, что выехал с "Эмпти"  незамеченным, но,  полагаясь только  на
надежду, можно легко оказаться убитым. Если  кто-то  шел по моему следу, то,
прежде чем съехаться, следовало увидеть его... или ее.
   Сидя  на солнышке  в  ожидании  кофе,  пока наслаждался прекрасным утром.
Когда  еду  один,  никогда  не тороплюсь. Мне  нравится  не  спешить, дышать
воздухом, чувствовать его... Я люблю ощущать его свежесть, его вкус.
   Вскоре кофе закипел. Он  оказался  крепким - такой сдерет шкуру  с  быка.
Парень,  с которым однажды пас  коров в Соноре, говорил, что моим кофе можно
снимать  рога:  капнешь -  они и растворятся. Конечно, неправда, но что-то в
этом есть. Дремоту словно рукой снимает.
   Прожевывая  мясо, я  прихлебывал  кофе,  прислушивался ко  всем  звукам и
поглядывал на  коня. Он был диким, а у дикой лошади  чувства  как  у оленя и
намного больше соображения.
   Вдруг чалый  поднял голову, насторожился и  раздул ноздри.  Я  пододвинул
винчестер и  скинул  ремешок  с рукоятки  револьвера, придерживающий  его  в
кобуре. Сам не ищу приключений, хотя мне случалось хоронить тех, кто искал.
   Их было двое.  Они ехали, изучая следы на тропе, и  поэтому  не  заметили
меня. Я медленно встал с винчестером в руках. В этот момент мой конь заржал,
и они одновременно резко повернули головы, словно те сидели на одной шее.
   - Вы  что-то ищите,  ребята? - Винчестер  легко  лежал  в моей  ладони. Я
никогда не целюсь, а просто смотрю туда, куда стреляю.
   Им  это не понравилось.  На  вид они были тертыми калачами. Оба сидели на
лошадях  с  клеймом "Восемь-лесенка-восемь" моргановской  породы. Прекрасные
животные, и притом переклейменные, что сразу видно невооруженным глазом.
   -  "Восемь-лесенка-восемь",  -  сказал  я  с  иронией,  -  и  к  тому  же
моргановские. В здешних краях не так уж много моргановских, но умелый парень
с  кольцом  от  подпруги  и  при  помощи  жаркого  костра  может  переделать
"Шесть-четыре-шесть" в "Восемь-лесенка-восемь", почти не стараясь.
   - Ты думаешь, мы их украли?
   - Вы или кто-то еще, но на вашем месте я бы от них избавился, и поскорее.
   - Почему? - спросил один из них.
   - Вы слыхали про Голландца Бранненбурга?
   - Не он ли гнал тех ребят от Монтаны до Техаса?
   - Ага. Тот самый.  -  Я усмехнулся. - Вы, может,  и не знаете,  но это он
зарегистрировал клеймо "Шесть-четыре-шесть". Вы сидите на его лошадях.
   Мне показалось, что их лица под загаром слегка посерели.
   - Ты шутишь, - сказал один из них. - Да мы!..
   -  Заткнись, чертов дурак! - Тот, что  постарше,  был  так  же зол, как и
испуган. - Я тебе говорил, это было слишком легко!
   - А теперь он, наверное, едет  прямо за вами. Я слыхал, Голландец времени
даром не  тратит. Так что пока ездите,  учитесь молиться. Голландец гордится
своими лошадьми.
   Они развернулись и понеслись прочь. Ну а я допил кофе, затянул подпругу и
собрался уже сесть в седло, когда услышал, что кто-то приближается.
   Голландец показался  мне жестким  мужиком.  У него  было  квадратное злое
лицо. На вид можно дать лет пятьдесят, и выглядел он таким же широким, как и
высоким,  но каждая унция его  веса - это хорошо продубленная кожа и железо.
Их было девять. Они подскакали и тут же охватили меня  полукругом. Я встал к
ним лицом, крепко сжимая винчестер.
   Они сразу оглядели и оценили меня и коня.
   - Эй ты! - крикнул Голландец. - Здесь проезжали двое, ты их видел?
   - Не приглядывался, - сказал я в ответ.
   Он двинул на меня лошадь. О  Голландце ходило  много слухов, и ни один из
них мне не  нравился.  Он хозяйствовал  на ранчо,  но хозяйствовал как дикий
бык. Попробуй его  раздразнить - и ты  труп.  Говорили,  что как-то  раз  он
поймал двух скотокрадов и поджег их.
   - Тебе лучше не умничать  и отвечать, когда тебя спрашивают. Мне кажется,
ты один из них.
   - Врешь. Ничего такого  тебе не кажется. Он схватился было за свою пушку,
но винчестер уже смотрел прямо на него.
   - А вы,  ребята, сидите смирно,  - бросил  я остальным. - Если кто-нибудь
дернется, я убью вашего главаря.
   - У тебя не хватит духу, - нагло сказал Голландец. - Убейте его, ребята.
   - Босс, - сказал сухой жилистый человек. - Это Логан Сакетт.
   Дурная репутация может  причинить немало  вреда, но иногда  она помогает.
Голландец Бранненбург вроде как обмяк и облизал губы. Пересохли, наверное.
   - Ты знаешь следы своих лошадей  и можешь их читать, поэтому не закидывай
лассо слишком далеко. Твоя шкура дырявится точно так же, как у других.
   Он натянул поводья:
   - Смотри, Сакетт, ты мне не понравился.
   - Смотрю, - сказал я, - но когда  ты отправишься за  моей шкурой, советую
прихватить людей побольше.
   Он повернул лошадь и выругался, глухо и злобно пробормотав:
   - Мне не нужны люди, Сакетт. Я сам с тобой справлюсь... в любое время.
   - Так я здесь.
   - Босс! - умоляющим тоном крикнул худощавый человек. - Те воры уходят все
дальше. Голландец развернулся к тропе:
   - Верно, уходят, - и пустил лошадь вскачь.
   "Это  подлый  человек,  -  сказал  я  себе.  -  Человек,   которого  надо
остерегаться.  Я  раздразнил  его,  вынудил  отступить,  заставил  выглядеть
мельче, чем он хотел казаться перед своими людьми.
   Логан, ты нажил врага. Ну, ничего, у меня их хватает. Одним больше, одним
меньше..."
   Тем  не менее  решил  держаться  подальше  от Голландца  Бранненбурга.  И
теперь, и на будущее.
   Он пришел  на эти земли, не  отличаясь  от сотен  других  переселенцев, и
выбрал  место там,  где надо  было драться, чтобы отстоять  его. Но  он стал
слишком  полагаться на силу, зная, что она защищает его от врагов. И поэтому
сила  стала для  него  самым главным в жизни. Ему нравилось, что о  нем идет
молва как о жестоком, безжалостном человеке. Ему нравилось, что его называют
крутым хозяином. Он трудом заработал  землю и  самостоятельность,  но теперь
плечом прошибал дорогу  в жизни,  отбрасывая  с  нее себе подобных. С самого
начала он жил правильно,  но потом поверил в свою исключительность,  в  свою
способность  жить только  правильно.  Стал сам решать, кто преступник, а кто
нет, и вместе с бандитами кравшими скот и лошадей, убил несколько невиновных
поселенцев и бродягу-ковбоя.
   Я повстречался у него на пути и не уступил, а этого он простить не мог. И
если бы не моя осторожность, приговор был бы вынесен тут же.
   Дорога  потеряла  былую  привлекательность.  Я  двинулся  в  горы, огибая
осинники и петляя между разбросанными тут и там елями. Где-то впереди лежала
старая индейская тропа, которая протянулась на  многие  мили  в горных лугах
над лесом. Подумал, что Бранненбург ее не знает.
   Ранчо Голландца лежало  внизу  на  равнине, и  я  решил,  что  он  не тот
человек, чтобы  путешествовать по горам, если  это от  него не требуется или
если он за кем-нибудь не охотится.
   Я нашел  тропу - едва  заметную  ниточку,  извивающуюся по  заболоченному
ярко-зеленому лугу.
   Дважды видел оленей - по дюжине  в стаде,  а  один раз на дальнем  склоне
лосей. Все время попадались сурки, а большой орел кружил надо мной все утро.
То ли  он надеялся, что я кого-нибудь подстрелю и поделюсь с ним добычей, то
ли ему просто было одиноко.
   Меня окружали серые  и иззубренные скалистые  вершины, и только кое-где в
тени  еще белел  снег.  Пустынность пейзажа  подчеркивала тишина, нарушаемая
лишь мягким стуком копыт да редким звоном подковы о камень.
   По таким  тропам  я  ездил не  раз,  и всегда  с осторожностью. Это  была
одинокая тропа, давно позабытая с тех пор, как ее проложили индейцы. Но я не
сомневался, что их тени до сих пор бродят вдоль склонов.
   Один  раз в  молодой  поросли на краю леса заметил  гризли.  Он встал  на
задние  лапы, чтобы получше  рассмотреть меня, -  громадный  зверь  весом  в
полтонны или больше. Гризли был ярдах в ста и не испугался. Конь всхрапнул и
немного заартачился, но не остановился.
   На  тропе встретились следы  пумы.  Она  всегда  выбирает самую  легкую и
прямую дорогу, даже если ей что-то  мешает. Но  я ее не  видел:  пума  знает
запах человека и сторонится его.
   Наступил уже полдень, когда  решил сделать  второй  привал. Нашел  ручей,
вытекающий  из-под  снежной  шапки  на  горном хребте,  и  покинутую  хижину
золотоискателя, в  которой  давно  никто  не жил.  В  теле горы  был  прорыт
туннель, а в хижине обнаружил тачку.
   Я попил  воды  из  ручья и решил  оставить хижину в покое, потому что  не
хотел  попасть  в  западню  из  четырех  стен:  первым делом любой  проезжий
заглянет  туда.  А отъехал  в сосновую рощицу  и разжег костер, дым которого
растворялся в вечнозеленых ветвях.
   Кофе   получился   вкусным.  Поев,  долго  смотрел  на  тропу  и  долину,
открывающуюся в горах и окутанную легкой дымкой.
   Остальной путь был спокойным.
   Через два дня я добрался до места.
   Длина Браунс Хоул - мили тридцать три - тридцать четыре, а ширина - шесть
миль. Округу поят река Грин Ривер и несколько ручьев, берущих начало на горе
Даймонд  Маунтин и  впадающих  в Грин  Ривер. Здесь густо  растут  шалфейные
кусты, а в окружающих горах - сосны, ели, повыше - кедры.
   Я  искал Айсона  Дарта -  так он себя  называл. По-настоящему  его  зовут
Хаддлстон, по-моему, Нед. Он чернокожий и ездил с  шайкой  Типа  Голта, пока
рейдеры из Хэта не отставили их от дел.
   Я рассчитывал остановиться в хижине Мексиканца Джо Эррары на берегу ручья
Вермильон Крик. При въезде в  Браунс Хоул повстречал человека, перегонявшего
несколько коров. Когда я  спросил его про Дарта, он внимательно посмотрел на
меня, а потом сказал,  что  его можно  найти в хижине Эррары,  но чтобы  был
поосторожнее. Если Мексиканец Джо разозлится и начнет точить нож, меня могут
ждать неприятности.
   От неприятностей я  не бегал, но  что касается Джо,  то уже слыхал  о нем
кое-что и не беспокоился, разозлится он или нет.
   У домика Мексиканца Джо никого не было. Я натянул поводья и спешился.


6


   Привязывая  коня  к  изгороди  корраля, незаметно  поглядывал  в  сторону
хижины. Люди, живущие  в Браунс Хоул, без сомнения, слышали, как я подъехал,
и сейчас наверняка прикидывали, кто я и что из себя представляю.
   В те времена сюда не заезжал ни один представитель закона. Большинство из
них даже не знали, где находится  Браунс  Хоул и как туда попасть. К тому же
здесь  их  ожидало  мало приятного,  хотя  в этой  округе  уже  обосновалось
несколько порядочных скотоводов.
   Поправив оружейный пояс, решительно направился к двери. Когда я ступил на
плоский камень, служивший крыльцом, дверь неожиданно открылась, и  на пороге
встал мексиканец. Это был не Эррара - не такой крупный и не такой злой.
   - Добрый день, - сказал я, - кофе уже готов?
   Он взглянул на меня и отступил в  сторону. В комнате находились трое. Джо
Эррару  я  узнал  сразу:  высокий, свирепого вида мексиканец, но  не слишком
смуглый. За  столом  с  ним  сидел белый, видимо,  американец,  который явно
хватил  лишку.  Он не был похож на наездника - слишком мягкотелый. В углу на
корточках примостился еще один мексиканец.
   - Проезжал мимо, - заметил я. - Думал, может, у вас найдется кофе.
   С минуту  все  молчали.  Эррара уставился  на  меня немигающим  взглядом.
Наконец белый сказал:
   - У нас есть кофе и, если хотите, немного бобов. Вам положить?
   Он подошел  к стоявшей в углу печи, взял котелок и налил кофе. Я выдвинул
стул и сел. Высокий белый принес мне тарелку бобов с мясом и кофе.
   - Голландец Бранненбург не проезжал? Эррара удивленно спросил:
   - Ты работаешь у Голландца? Я рассмеялся:
   - Мы с ним и не виделись толком. Недавно встретились, но не  поладили. Он
охотился за двумя ворами и направился  в эту  сторону. Воры белые, - добавил
я, - но он вешает всех подряд.
   - Тебя не повесил, - сказал Эррара, не отрывая взгляда.
   - Мне эта идея пришлась не по  душе. А учитывая ситуацию, он решил, что с
повешением можно повременить.
   - Ситуацию? - спросил белый.
   - Мой винчестер  вроде  как смотрел  в  его сторону.  Его предложение  не
приняли к сведению, как говорят в суде.
   - Он едет сюда?
   - Их девять, и они смахивают на драчунов. По-моему, они едут с севера.  В
окрестностях Лайм Стоуна я следов не нашел.
   - Ты приехал той дорогой? Я пожал плечами:
   -  Джо,  мне пришлось  побывать  здесь два-три раза еще  до  того, как ты
сбежал из Саут Пасс.
   Это ему не слишком понравилось. Мексиканец Джо убил там одного или  двух.
И после того как ему устроили веселую жизнь, он решил убраться восвояси.
   Впервые  я  попал сюда  длинноногим  юнцом.  Пришлось  махать кувалдой на
строительстве  железной дороги,  затем  угодил  в  перестрелку  на  головном
участке.  У  тех, которых убил, были друзья, а у меня  нет, кроме нескольких
ирландских работяг, не умевших лихо и метко стрелять. Поэтому я тоже вовремя
убрался.
   - Вы в бегах? - вопрос задал белый.
   -  Да  вроде, -  сказал  я. - Из Небраски  послали  погоню.  Она  сейчас,
наверное, уже возвращается обратно. Здесь надеюсь встретить Айсона  Дарта...
Мне нужно передать весточку по Тропе.
   - Какую такую весточку? - тон у Эррары был явно воинственный.
   Мексиканец, как и остальные, много выпил. Он был в плохом настроении, а я
-  чужак,  на которого  он  не произвел  должного  впечатления.  В  Соноре и
Чихуахуа тоже жили люди, на  которых он не  произвел  должного  впечатления,
потому-то он и оказался здесь.
   -  У меня  есть друг, Майло Тэлон,  и я хочу передать ему, что он нужен в
"Эмпти",  к  востоку  отсюда,  и  что   он   должен  ехать  туда  с  большой
осторожностью.
   - Я передам Дарту, - сказал американец.
   Эррара не  сводил с меня глаз.  Я знал, что он сволочь и  уже  нескольких
прирезал. У него была привычка:  вытащит нож и начинает его оттачивать, пока
тот не становится  как бритва.  Потом вдруг с  криком прыгает на человека  и
начинает его  резать.  Весь  спектакль был  нацелен на  то,  чтобы  запугать
жертву, прежде чем изувечить ее. Хороший трюк, и обычно он срабатывал.
   Он достал из кармана точильный камень и хотел было вытащить нож, но я уже
держал в руках свой.
   - Вот хорошо! Как раз то, что мне надо. - И не успел он опомниться, как я
перегнулся, взял у него камень и стал точить свой нож.
   На  Мексиканца  надо  было  посмотреть.  Вначале   Эррара  опешил,  потом
разъярился. Он сидел с пустыми руками, а я спокойно правил лезвие, которым и
так можно было  бы бриться. Попробовав остроту на волоске, остался доволен и
отдал ему брусок.
   - Спасибо, - сказал я вроде  как по-дружески. - Никогда не знаешь,  когда
пригодится острый нож.
   Нож у меня особенный.  Похож на охотничий, но делал его Жестянщик.  Никто
не делал ножей  лучше Жестянщика. Он был  цыган, бродячий торговец, время от
времени появлявшийся у нас в горах в Теннесси. Он продавал очень мало ножей.
   Секрет стали,  из которой сделан мой нож, пришел из Индии, где тысячу лет
назад  люди  ковали лучшую  в  мире сталь.  Ведь материал  для  великолепных
дамасских  и толедских  лезвий  привозили  из  Индии,  и там  есть  железная
колонна, простоявшая две тысячи лет, без единого следа ржавчины.
   Я показал им нож.
   - Этот нож, - сказал я, - сделал Жестянщик. Он режет все, включая ножи, а
человека может разрубить от плеча до пояса одним ударом.
   Засунув нож обратно за пояс, я встал:
   - Спасибо за еду. Поеду дальше. Не хочу оказаться в четырех  стенах, если
вдруг появится Голландец.
   Никто не проронил ни слова, когда я вышел.
   Подтянув подпругу,  уже  приготовился сесть в седло. Но  в  это время  из
хижины вышел американец.
   - Вы его здорово наказали, - сказал он. - Хоть  я и дружу с Джо несколько
лет, но должен  признать, он  это заслужил. Он не  знал, что и  думать. Да и
сейчас не знает.
   - Вы ведь получили образование? - спросил я.
   - Да. Я изучал закон.
   - Юристы здесь нужны. Мне самому когда-нибудь может понадобиться адвокат.
   Он пожал плечами, потом отвернулся:
   -  Мне  надо  уезжать. Я  и сам не знаю,  как  сюда  попал.  Кажется, все
бессмысленно.
   -  Если  бы я  знал  законы, то повесил бы вывеску  со своим  именем. Это
молодая страна. Никогда не знаешь, где можешь оказаться.
   -  Наверное,  вы  правы. Господь свидетель: я  много  над этим  думал, но
иногда затягивает, словно в водоворот.
   Я  сел на коня  и прислушался. Из хижины больше никто не вышел.  На тропе
тихо.
   - У  Айсона Дарта дом  вон  там, - показал американец. - Он чернокожий, и
при этом с головой.
   - Мы с ним знакомы.
   - Они  спросят, кто вы, - он взглянул на меня: - Мексиканцу Джо редко кто
не уступает.
   - Фамилия моя Сакетт... Логан Сакетт, - сказал я и отъехал.
   Когда через  некоторое  время  обернулся,  он  смотрел  мне  вслед, потом
медленно зашагал к хижине.
   Я верил  этому  белому.  Я о  нем  и  раньше слышал.  Он получил  хорошее
образование,  но его,  казалось,  ничего  не  интересовало,  кроме пьянок  с
Мексиканцем и болтовни с проезжающими.
   Браунс  Хоул было тайное место, хотя индейцы давно о  нем  знали. Со всех
сторон оно  окружено  непроходимыми  холмами  и скалами.  На  моей родине  в
Теннесси есть подобные места, хоть и не такие хмурые и большие.
   Мысли  снова вернулись  к  Эмили  Тэлон.  Она из  рода  Сакеттов. Она моя
родственница,  и уже поэтому я должен ей помочь. У нас древняя семья с очень
старыми традициями. Давным-давно мы приплыли  из Англии и Уэльса, но наш род
еще старше и  ведет начало от древних кельтских  племен. Семейные традиции у
нас  в крови,  и они должны жить в крови каждой семьи, повсюду. Я не завидую
тем,  у  кого  их нет. Когда беда  бродила рядом, мы просто шли  и помогали.
Обычно мы справлялись  с бедой без посторонней помощи, кроме одного раза или
двух, как в Тонто Бейсик, когда Телла загнали в угол.
   Когда  человек  едет  по  незнакомой  пустынной  местности,  его  чувства
свободны. Однако мозг не забывает, что надо делать, и поэтому одна его часть
как  бы  остается  настороже,  а  другая  где-то  витает.  Мысли  все  время
возвращались к Эм Тэлон и "Эмпти".
   Эта старая женщина  осталась одна, если не считать девчушки. И мог биться
об  заклад,  что  Джейк  Фланнер  ищет  способ выманить  ее  с ранчо.  Почти
наверняка он думает,  что я все еще  там, но если  узнал,  что меня нет,  то
решит, что уехал насовсем.
   Ну, если смогу найти Майло Тэлона, то так оно и будет.
   Больше  всего  на  свете мне хотелось сейчас встретить  Майло, однако  не
забывал, что в Браунс Хоул мне может грозить опасность. Люди, обосновавшиеся
здесь, терпели тех, кто был вне закона, если сами  не были таковыми, до поры
до времени.
   Часто съезжал с тропы в кедровые заросли, оглядывал путь, который прошел,
и изучал следы. Я намеревался увидеть Дарта, но здесь были и другие, которых
мне совсем не хотелось видеть.
   Вдруг послышался приближающийся топот копыт. Это оказался Дарт на  гнедом
мерине.  Дарта  называли  чернокожим, и он  действительно  был рабом, но  не
слишком черным.
   Он увидел меня в тот же момент:
   - Привет, Логан. Ты что тут делаешь?
   - Ищу тебя.  Мне необходимо передать  весточку для Майло Тэлона. Он нужен
на  "Эмпти".  Его  мамаша  жива,  но  попала  в переплет.  Ехать ему  надо с
осторожностью, а в городе лучше вообще не появляться.
   - Я знаю, о чем ты говоришь,  Логан.  Хоть он сейчас может быть за тысячу
миль, я передам. Я собрал поводья:
   - Тебе бы стоило самому забраться в нору. Бранненбург ищет скотокрадов.
   - Я в его края не заезжаю.
   - Не имеет значения. Голландец думает, что стал  всемогущим. Если  ты  не
банкир и не богатый скотовладелец, то ты для него - вор.
   Никто в здравом уме не поедет обратно  той же  дорогой, если  у него есть
враги или же он находится на индейской территории.
   Попрощавшись с Дартом, я направился к Грин Ривер, переплыл ее и поехал по
береговым зарослям кустарника,  петляя,  чтобы  запутать любого, кто  шел по
моим следам. Я сделал несколько кругов, пересекая свой  путь, снова переплыл
реку и некоторое время ехал по воде вдоль берега.
   Затем  свернул в  густую  кедровую  рощу,  двинулся  на восток  к  хребту
Лаймстоун.  Повернув  на север,  я  направил  коня  в каньон Айриш.  Проехал
немного,  опять поменял  направление  на  восток,  пересек Вермильон Крик  и
поехал в сторону лощины Вест Бун Дроу.
   Чтобы  быть менее  заметным  на  фоне  неба,  старался  ехать  понизу, по
высохшим руслам или по кедровнику и кустам. Я  не видел и не  слышал  ничего
подозрительного, однако у меня появилось странное чувство.
   Иногда едешь  в холмах и  знаешь, что ты один, и тем не менее уверен, что
за тобой наблюдают. Вероятно, это  тени древних, тех, кто пришел сюда еще до
индейцев. Наверное, они до сих  пор путешествуют по старым  тропам, отдыхают
под старыми деревьями или слушают ветер на высокогорье, потому что даже  нет
такого одиночества, такой красоты и величия, как в горах Сан Хуан, Тетон или
в тех местах, по которым я проезжал сейчас.
   Я  чувствую,  что с гранитными  откосами  скал или с  сучковатыми ветвями
кедров меня  роднит больше,  чем с  людьми. Ма  всегда говорила,  что  мы  с
Ноланом рождены для одиночества. Мы близнецы, но пошли по жизни каждый своей
дорогой, и, кажется, судьба  уже никогда  не сведет нас,  да  и нам этого не
хочется. Между нами  нет  вражды, просто знаем, что в одно и  то же  время в
одном и том же месте вполне хватает одного из нас.
   Выехав  из  кустарника,  долго смотрел в сторону лощины Ист  Бун Дроу.  Я
впитывал в себя атмосферу этой местности, но она мне не совсем нравилась.
   В  Браунс Хоул чувствовалось что-то тревожное. Может, из-за того,  что не
мог выбросить из головы  Бранненбурга. Голландец крепкий парень... каменный.
Вместо мозгов  у него  выточенный  самомнением  кусок гранита,  и в  них  не
оставалось места ни для новых идей, ни для воображения, не было там ни капли
сострадания, милосердия и даже страха.
   Он не знал никаких оттенков эмоций, ему были чужды рассуждения о правоте,
жалости  или  прощении. Чем больше я думал, тем сильнее  убеждался, что  сам
Голландец не считает,  что он есть зло,  более  того, удивится, если ему так
скажут.  Но  удивится  только  на  мгновение,  а потом  отвергнет  идею  как
абсурдную. Потому что самый заметный  след у него в голове выточила  мысль о
собственной правоте. И это меня пугало.
   Такой человек опасен. Даже стало не по себе от того, что он где-то рядом.
Может, потому, что считал себя виноватым, а он это чувствовал.
   По дороге часто встречался скот с богатых ранчо. Они клеймили все подряд,
но  стоило  новоприбывшему  или  любому  ковбою  сделать то же самое,  и  он
оказывался скотокрадом.
   Я никогда не клеймил чужой скот. Никогда не  калил  подпружное кольцо или
проволоку, чтобы передать  клеймо. Бывало, я ставил свое клеймо на годовалых
бычках на  равнине, но они никому  не принадлежали. Теперь их,  должно быть,
набралось за тысячу, и все бесхозные.
   Неожиданно я устал от Браунс Хоул. Пора уезжать, и побыстрее.
   И в этот момент понял, что кто-то идет по моему следу. Кто-то охотится за
мной.
   Когда  был мальчуганом, часто уходил в лес  и ложился в тени  на траву. Я
верил, что  земля сделает меня  мудрым, но  ошибался. Тем не  менее  кое-что
узнал о животных  и  убедился,  что  стремление  не отступать  -  не  всегда
мужество.  Часто  это  глупость.  Иногда  нужно  быть  смелым,  а  иногда  и
рассудительным.
   Нет человека более опасного, чем тот, кто не сомневается в своей правоте.
Давно  в  детстве  слышал,  что  справедливый  человек  всегда  сомневается.
Голландец Бранненбург не сомневался.  И собрал  вокруг себя таких же  людей.
Они  были  не  преступниками,  а  просто  жесткими,  хладнокровными  людьми,
преданными  хозяину  и клейму  и  считавшими,  что любой  новопоселенец  или
бродяга-ковбой если не явный вор, то потенциальный.
   Потеряв след конокрадов, они решили, что я им  помогал,  а потому  вместо
них намеревались повесить меня.
   Останься я на тропе, и они бы меня схватили, а это были именно они.
   Девять крутых парней  с веревкой - и  я один, с женщинами, которые  ждали
меня по ту сторону горы.
   Передо мной в кустах, скрывавших всадника  с головой, открывалась лощина.
И я свернул в нее, моля  бога, чтобы  она не  оказалась тупиком. Коня пустил
шагом, стараясь экономить силы.
   Позади,  не более чем  в четверти мили, они искали мой след. Конечно, они
найдут его.  Я хорошо замаскировал тропу,  но  те, кто  шел  за  мной,  были
охотниками за людьми и закаленными в стычках с индейцами. Каждый  из них мог
прочесть любой след.
   Неожиданно  каньон  разветвился.  Ярдов  двести  ехал по меньшему,  потом
поднялся по откосу в кедровник.
   Гряда лежала в полумиле впереди, и я направился к ней, петляя и используя
малейшее укрытие, стараясь держаться  пониже, чтобы быть  не таким заметным.
Мой  конь  был в  прекрасной  форме. Ему  она  еще пригодится  -  я довольно
тяжелый, а путь предстоял долгий.
   У  Эм  Тэлон хватает своих  неприятностей.  Поэтому и повернул в  сторону
глухих безлюдных  мест.  Когда проедешь  по диким  тропам  столько,  сколько
проехал я, начинаешь  чувствовать и понимать природу. За той  грядой  лежали
бесчисленные хребты,  каньоны  и ложбины -  целый  лабиринт в стране  скал и
утесов. За пятьдесят  ярдов до перевала оглянулся. Они вываливались на  край
каньона, и далекий торжествующий крик дал понять, что меня видят.
   Они понеслись во весь опор и поступили по-дурацки.
   Когда человек слишком сильно чего-то  хочет, торопливость может помешать.
Они  скакали  вверх  по  склону,  а  это  гибельная  вещь для лошади.  Я  не
торопился, потому что  берег коня и  хотел показать им, что  о преследовании
вроде бы и не догадываюсь.
   По вершине гряды  шла скалистая выемка.  Проехав по  ней ярдов пятьдесят,
выбрался на  другую  сторону и  начал  спускаться в тот  момент,  когда  они
показались на дальней стороне выемки.
   Я пустил коня рысью. Жалея его, гнал только пока не скрылся в ельнике,  а
там снова  повел  шагом,  с полмили  или около того  крутясь среди деревьев,
спускаясь на несколько ярдов, потом снова поднимаясь и направляя его в такие
густые заросли,  то приходилось вынимать  ногу из  стремени,  чтобы проехать
между деревьями. Несколько раз проезжал по голым скалам, меняя направление и
возвращаясь назад.
   Если те ребята  приготовили мне петлю, то им  вначале  придется  немножко
освежиться.
   Моя  лошадь  проявила  больше  способностей,  чем  я  рассчитывал.  Тэлон
выращивал лошадей так же хорошо, как строил. У  Тэлона, конечно, был талант.
Во время одного из наших разговоров Эм рассказала, что он скрещивал жеребцов
моргановской  породы  с лучшими  дикими кобылами.  Наверное,  поэтому  чалый
сочетал  ум моргана и знание  природы  мустанга.  После смерти Тэлона лошади
паслись в горах, и чалый вел себя очень уверенно.
   Сейчас было важно, чтобы он  шел туда, куда я правил, и он доказывал, что
лошади, которых я знал до него, не шли с ним ни в какое сравнение.
   Подъехав к густому кедровнику, обернулся. Они были футов  на тысячу  ниже
и, судя по пути, который им предстояло преодолеть, с полмили позади. Вдруг я
увидел  огромный  валун, он  весил, должно  быть,  с полтонны, нависший  над
звериной тропой, на которую я поднялся.
   Валун свалился  с  гряды, и его  поддерживали два булыжника -  каждый  не
больше моего кулака. Он, вероятно, скатился сюда во время последней грозы, а
может быть, и раньше. Если его освободить, камень покатится прямо на них.
   Я спешился, нашел длинную жердь - сломанный ствол молодой ели - и рычагом
надавил  на  булыжники. Валун  закачался.  Я  еще раз нажал,  и  он,  хрустя
галькой, двинулся вниз по склону.
   Он медленно и величаво  перевернулся один  раз, потом  второй -  быстрее.
Сразу под ним находился  уступ футов шести,  а  за ним - крутой склон холма.
Валун перекатился через уступ, тяжело  ударился и начал набирать скорость на
склоне, увлекая за собой тысячи мелких камней и осколков, размером от кулака
до человеческой головы.
   Внизу  показался Бранненбург со  своими людьми. В  какое-то  мгновение  я
подумал, что они его  не  увидят, но тут Голландец посмотрел наверх. И в это
время  валун  подпрыгнул, ударился  о  землю  и  подскочил  вверх  футов  на
тридцать.
   Я услыхал вопль Голландца - как раз вовремя.
   Одна лошадь ударилась о скалу и вместе с наездником покатилась по склону,
другая упала в то время,  когда валун вместе с массой камней пролетел мимо и
застрял в деревьях.
   Я  никого не хотел убивать.  Просто  пытался  задержать  их вынудить быть
осторожнее. Они были потрясены.
   Одного скинула  лошадь, и  он, поджимая  ногу, поднимался с земли. Лошадь
убегала  с  болтающимися  стременами.  Другие боролись  со своими  лошадьми,
старались успокоить их, но  не у всех  это получалось. А я обогнул холмик  и
галопом поскакал по длинному зеленому лугу к краю котловины.
   Прежде чем перевалить  через  нее, проехал широкий,  выдающийся над краем
уступ,  зная,  что  конь  оставит царапины  на скалах, но их будет  мало,  и
Бранненбургу придется здесь задержаться,
   С уступа  в  котловину, лежащую  чуть ниже  лугов,  вела крутая змеящаяся
тропа.  На южном склоне котловины поднимались редкие ели и сосны. Я отпустил
поводья и позволил чалому самому выбирать дорогу.
   Высоко на  противоположном  склоне  заметил  полдюжины  снежных  баранов,
наблюдавших за  мной. У них  очень острые  глаза: они все  видят. Из  кустов
вылетела сойка и, перелетая с ветки на  ветку, последовала за мной, надеясь,
что оброню немного еды. Но у меня не было  времени останавливаться  и что-то
искать в седельных сумках.
   Некоторые не  выносят  соек,  а мне нравятся. Часто  они  составляли  мне
компанию в долгие дни одиночества, к тому же эти птицы привыкают к человеку.
Они могут  стянуть еду  прямо из-под носа. Но кто я такой, чтобы критиковать
образ жизни какой-то птахи? У нее свои принципы, у меня свои.
   Я ехал по высокогорью - той земле, на которой чувствую себя уверенно. Мне
нравится  местность, где деревья исполосованы ветром, где под  ногами растут
осока и луговые цветы, где горы вгрызаются в небо серыми твердыми зубами, со
снежной пеной, собравшиеся в расщелинах.
   Все время  держал путь  на восток, стараясь измотать  преследователей или
скинуть их со следа, но с каждой милей приближался к "Эмпти" и Эм Тэлон.
   Этой ночью  я  не разводил костер. Пожевал  вяленого  мяса  с шиповником,
собранным  по  дороге,  съел  оставшийся  кусочек  хлеба и  полдюжины  диких
луковиц.
   Расседлав чалого, с винтовкой в руках  обследовал все вокруг. Мой  лагерь
был незаметен со стороны, если только не подойти совсем  близко,  а  подойти
беззвучно невозможно.
   Устроился на  ночлег на опушке осиновой  рощи, выбрав единственное ровное
место на пологом склоне.
   Тронулся в дорогу  еще  до  рассвета, не  пытаясь  скрыть следы.  Наверху
клубились тяжелые тучи, и скоро проливной дождь смоет все.
   Еды совсем не осталось,  и  мне  мучительно хотелось  выпить  кофе, когда
показалось незнакомое ранчо, дымившее трубой в дождевые облака. Прежде всего
я  остановился за деревьями и внимательно осмотрелся. Дом стоял в полумиле и
пятьюстами футами выше.  Его окружал луг, по которому, огибая ворота ранчо и
россыпь  осин на холме, пролегла тропа. Объехав  вокруг, остановился и минут
пять сидел среди деревьев, внимательно глядя на дом. Наконец решил, что, кто
бы там ни был, это не преследователь, и въехал во двор.
   Шагом  подъехал к дому и позвал. Через  несколько секунд дверь открылась.
Вышедший на мой крик человек был вооружен:
   - Поставьте лошадь в конюшню и проходите в дом.
   Я  завел  коня  внутрь.  Там уже стояли четыре лошади: три сухие, а  одна
мокрая. Вытерев чалого пучком соломы,  накидал в ясли сена. Поискав вокруг с
зажженной лампой, нашел мешок овса и засыпал порцию в кормушку.
   Я  начинал  чувствовать беспокойство,  но чалому  необходимо  отдохнуть и
поесть,  да и мне тоже. Сняв кожаную  петлю с рукоятки  револьвера, пошел  к
дому. Как только поравнялся с крыльцом, дверь распахнулась.
   На  пороге стояла  рыжеволосая  девчушка лет семнадцати. На  носу  у  нее
рассыпались  веснушки, и я  ей  улыбнулся. Она смутилась,  но  улыбнулась  в
ответ.
   В комнате сидели трое, все с револьверами в кобурах. У одного - высокого,
костлявого,  сутулого парня - ноги от колен  и  ниже вымокли. Он  скакал под
дождем в накидке.
   - Путешествую, - сказал я. - Кончилась кормежка.
   - Садись к столу. Вот мясо, а вот кофе.
   Все кивнули мне, человек с промокшими ногами - последним.
   Ничего  в окружающем, кроме рыжей  девчонки, мне не  нравилось.  Конечно,
ездить верхом никому не запрещается, но то, что мужчины в доме в присутствии
женщины  не  сняли  оружие, было необычно... если  только они не  собирались
вскоре выехать.
   Человек, которому,  видимо,  принадлежало ранчо, был  плотным  мужиком  с
ржаво-рыжими волосами, темнее, чем у девушки. Похоже, они родственники.
   - Меня зовут Уилл Сканлан,  - сказал ржавый. - Этот -  Поплавок Миллер, а
вон тот - Бентон Хэйз.
   Ни о Сканлане, ни о Миллере я не слыхал. Бентон Хэйз  в моих  кругах  был
человек известный. Охотник  за скальпами...  а если  по-другому - охотник за
вознаграждением. У него была  репутация умеющего  стрелять, но  особенно  не
раздумывающего, в кого стрелять и зачем.
   - А леди? - спросил я.
   - Она? - Сканлан удивился. - А, так это Зельда. Моя сестра.
   - Похожа, - и добавил: - Меня зовут Логан. Я работаю к востоку отсюда.
   Кофе  был  вкусным  до  невозможности, но  я  уже думал,  как  бы  отсюда
повежливее убраться. Никакой путешественник в здравом уме не  подумает взять
и уехать из теплого, сухого дома в дождь  и темень,  и если скажу, что  надо
ехать, это вызовет подозрение.
   Тем временем  я  укладывал  мясо туда, где  оно принесет большую  пользу.
Зельда подала приличный кусок кукурузной лепешки и стакан молока в придачу.
   - К востоку много мест, где можно работать, - сказал Хэйз. - Где именно?
   Мистер Хэйз мне явно не нравился.
   - В "Эмпти", - ответил я. - Я работаю у Эм Тэлон.
   - Тэлон? - Бэнтон Хэйз нахмурился. - Слыхал это имя. Ах, да! Майло Тэлон.
Он же в списке.
   - В списке? - я старался показаться простачком.
   - Он в розыске. За него объявлена награда.
   - Майло? Он никогда не нарушал никаких законов.
   - Все равно он в списке. Кому-то этот парень нужен, и нужен мертвым.
   -  Ну,  -  сказал  я,  улыбаясь вроде  как  по-дружески,  -  не  очень-то
рассчитывайте получать награду. По-моему Майло Тэлон здорово стреляет.
   - Мне  все равно, - сказал Хэйз,  -  Таких тоже можно взять. Любого можно
взять.
   - Уверен, он  не станет нарушать  закон,  - сказал я, все еще улыбаясь. -
Майло хороший парень. Может, он нужен еще кому-то, кроме закона?
   -  Откуда я  знаю.  За него  объявили награду -  пятьсот  долларов.  - Он
пролистал какие-то замусоленные бумажки, достав их из внутреннего кармана. -
Вот...  Джейк Фланнер,  мэр Сиваша. Он заплатит  за него или  за его  брата,
Барнабаса.
   - Кто  бы мог подумать, - сказал  я, а  потом  зевнул: - Пожалуй,  лягу в
амбаре. Не хочу беспокоить вас, ребята.
   - Можешь спать здесь, - прежде чем сказать это, Сканлан стрельнул глазами
на остальных, и мне показалось, что  он озабочен.  - Зельда, постели мистеру
Логану  в другой комнате, - он взглянул на меня. - Ложись спать, мы  тебе не
будем мешать своими разговорами.
   Я  взял винтовку и пошел за молодой леди в комнату, где стояла кровать. В
комнате не было окна, только дверь, через которую я вошел.
   Зельда   поставила  лампу  на  стол,  потом  быстро  глянула  на  меня  и
прошептала:
   - Будьте осторожней. Этот мистер Хэйз мне не нравится. Я ему не доверяю.
   - Я  тоже.  Но вы  мне нравитесь, и  если  утрясу  все свои дела, то могу
вернуться.
   Она серьезно посмотрела на меня:
   - Мистер, мне нравятся люди оседлые, а не те, что шляются по ночам.
   - Вы правы на сто процентов. А вы умеете готовить колечки?
   - Колечки? А, пончики... Конечно, умею.
   -  Вот и  приготовьте. И держите их под  рукой. Когда я приеду свататься,
угостите меня целым блюдом пончиков.
   Она вышла, а я быстро осмотрелся. Тот, кто строил этот дом, строил его на
совесть. Он также соорудил чердак и люк на чердак в этой комнате.


7


   Я  поставил колено на кровать, чтобы она заскрипела, потом бросил  на пол
книгу, надеясь,  что они подумают,  что это сапог. Через секунду я  опять ее
бросил.
   На цыпочках прошел к люку и встал на стул.  Очень  осторожно двумя руками
чуть  приподнял  крышку люка.  Посыпалась пыль. Чердак давно  не  открывали.
Скорее всего, о нем забыли.
   Сдвинув крышку, одной рукой уцепился за край, второй положил  винтовку  в
лаз, подтянулся и протиснулся на чердак.
   Там было  тихо,  темно  и  пахло пылью. На  другом конце чердака светлело
окошко. Я осторожно направился туда. Возле трубы меня остановил голос:
   - Он на самом деле ездит с клеймом "МТ", а это клеймо Тэлонов.
   - Я вам говорю, - произнес Поплавок, - это за ним охотится Бранненбург. Я
разговаривал с его людьми  у Хоев: они на него злые как  черти. Этот паренек
совсем умотал их и удрал.
   - А  Бранненбург  заплатит?  Я слыхал, с ним трудно иметь  дело, - теперь
говорил Хэйз.
   -  Лучше  сначала  поехать и  узнать, - это  Сканлан. - Все  равно его не
заставишь платить за то, чего он не собирался покупать.
   - Поплавок, - сказал  Хэйз. - Поезжай ты.  Он  теперь  у Макнери.  Узнай,
сколько  он даст за шкуру этого парня.  Если уговоришь его на хорошую сумму,
поделимся: пятьдесят мне, по двадцать пять вам.
   - Почему не по одной трети? - захотел знать Поплавок. Голос Бентона Хэйза
прозвучал холодно:
   - Потому что убью его я. Все, что требуется от вас, - ждать и смотреть!
   Я  чуть  было не вернулся,  чтобы  дать ему  возможность тут же  попытать
счастье, но их было трое. К  тому же Голландец  отошлет гонца  и обязательно
последует за ним. Голландец любил сам  убивать свои жертвы... или наблюдать,
как их убивают.
   Они  еще  немного  поговорили, и  Поплавок  вышел.  Тяжелой  походкой  он
прочавкал к конюшне, а через некоторое время раздался топот копыт.
   Я  не  знал, сколько  ему  ехать  до Макнери,  и выяснять  не  собирался.
Попытался  открыть  окошко,  но  оно  не  поддавалось.  Тогда  вытащил  свой
знаменитый нож  и  начал резать раму. Собака не успела  бы пару раз  махнуть
хвостом, как окошко уже было выставлено.
   Протиснувшись наружу,  осторожно  спрыгнул и с минуту постоял  под окном.
Потом пошел в конюшню и оседлал чалого. Затем отвел его на опушку осинника и
остановился.
   Этот Бентон Хэйз... Он  твердо решил меня убить,  если ему заплатят.  Ну,
я-то жадным не был.
   Я прошагал обратно  к  задней двери  дома.  Тихонько приоткрыв ее, увидел
Зельду, которая широко открытыми глазами смотрела на меня.
   - Позовите сюда брата, - приказал я. Она на мгновение заколебалась, потом
подошла к двери в комнату:
   - Уилл, можно тебя на минутку? Сканлан вышел и закрыл за собой дверь:
   - Ты что, не видишь, что занят? Неужто такое срочное дело?
   - Срочное, если хотите жить, - прошептал я.
   Он взглянул на меня, на револьвер в моей руке и сглотнул.
   -  Мистер Сканлан,  - тихо  сказал я, -  у вас  прекрасная сестра,  но вы
вращаетесь в  ужасно плохой компании. Дайте сюда револьвер, а потом садитесь
вон там и не вздумайте двигаться, пока я не уеду... поняли?
   Он кивнул, отдал мне  револьвер и  бочком протиснулся к стулу.  Я засунул
его револьвер за пояс, а свой - в кобуру.
   - Он хочет снять с меня шкуру? Посмотрим, как это у него получится.
   Затем  открыл дверь и вошел в комнату. Бентон Хэйз поднял глаза. Его лицо
вроде как вытянулось, когда он увидел, что в дверях стою я.
   -  Мистер Хэйз, минуту  назад вы говорили, что собираетесь  за  несколько
долларов  продать мою шкуру. Вы обещали убить меня сами. Ну  вот, оружие при
вас, валяйте.
   Он встал. Вначале очень удивился и испугался, но теперь страх прошел:
   - Давай-давай. Мне все равно, как тебя убивать, Логан.
   - Фамилия моя Сакетт. Логан Сакетт.
   Его  перекосило,  как  будто  я  лягнул  его  в живот.  Он  всегда убивал
наверняка, уверенный, что  подготовлен лучше, чем жертва. Но сейчас, похоже,
сомневался.
   Ошибка его была в том, что он уже потянулся к револьверу.
   Хэйз  начал первым.  Поэтому я  выхватил  свою  старую железяку  и  пошел
палить. Он  получил  две пули  в среднюю  пуговицу на жилетке, и, на  всякий
случай,  я положил еще  одну  в кисет  с  табаком, лежавший у  него в  левом
кармане рубашки.
   Затем  вынул  из-за  пояса револьвер  Сканлана  и разрядил  его. Медленно
положил револьвер на стол и сошел с крыльца.
   Чалый  ждал меня. Я  сел в  седло и удрал. То есть, хочу сказать,  уехал.
Если Голландец  захочет приехать, пусть ищет добычу в другом месте. Мой отец
всегда повторял, что  нельзя позволять врагу выбирать место для стычки. "Вот
что,  парень, - говорил  он, - никогда не отказывайся от  драки. Но  время и
место выбирай сам".
   Я  поехал  напрямую через горы в сторону "Эмпти". Добрался до  ранчо  уже
ранним утром, после ночи, проведенной в седле. Чалый совсем выдохся, но шел,
зная, что дом рядом.
   Мы подъехали со  стороны  каньона, я  спешился  и  прислонился  к  двери,
измученный до предела.
   Пеннивелл выпорхнула из дома, бойкая, как синичка, но очень перепуганная,
увидев меня.
   - Ой! Логан, вы ранены! - она подбежала и схватила меня за руку.
   А  мне  вдруг стало  стыдно,  что она так смотрит,  да еще Эм  глядела из
двери.
   - Не ранен, - голос мой, может, звучал немного резковато. - Долго ехал.
   - Кофе готов, - сказала Эм, как всегда практичная. - Проходи, садись.
   Я разнуздал коня, обтер его, дал  напиться и зашел  в дом.  Перво-наперво
прошел к передней двери и выглянул.
   Ничего.
   И это меня обеспокоило. Ведь Джейк Фланнер не из забывчивых.
   Мы сели за стол, и я рассказал о поездке, о встрече  с Бранненбургом и  о
том, что Фланнер назначил награду за головы ее сыновей.
   Эм разъярилась. Глаза сделались жесткими:
   - Где ты это слышал?
   - От человека по имени Бентон Хэйз... охотника за скальпами.
   - Он охотится за моими мальчиками? Да?
   - Нет, мэм, ни за кем он уже не охотится. Он бросил это дело.
   Она видела меня насквозь:
   - Вот как? Ты почитал ему из Библии?
   - Понимаете,  мэм, у него были бумаги -  имена людей и суммы,  которые за
них назначены,  и я слышал,  как он  говорил остальным, что Бранненбург и за
меня может заплатить.
   Так  вот,  он мог  бы подстеречь в любой момент, когда я занимаюсь делом:
объезжаю  лошадей или чиню изгородь, или  еще что-нибудь.  Поэтому  и решил:
если ему нужен мой скальп, пусть забирает и не тратит зря времени.
   - И что?
   - Он  не  был  готов, мэм.  Он просто не  был  готов, -  я  допил чашку и
потянулся за кофейником. - По-моему, в такой молодой стране, как наша, очень
много  людей выбирают  себе  не  ту  профессию.  Если  бы  он еще чем-нибудь
занялся, может, и стал бы специалистом получше.
   Три дня пролетели,  словно их  и не было. Я работал  на  ранчо  с утра до
темной ночи. Даже  вспахал  огород  на полуобъезженных дикарях, которым и  в
голову никогда не приходило что-нибудь подобное.  Здорово  намучился на этой
самой земле, но посадил  маис, тыкву, лук, редис, дыню, фасоль,  горох и еще
всякую всячину. А я вам не фермер.
   Да,  я не занимался  этим с тех пор, как уехал из отцовского дома. Там, в
холмах   Теннесси,   земля   такая   каменистая,  что  растениям  приходится
расталкивать  скалы,  чтобы  пробиться к  свету. Мы забивали колышки рядом с
дынями, чтобы  они  не  скатывались к  соседям.  Я  слышал об одной ферме  в
Теннесси, которая принадлежала двум братьям. У каждого из них одна нога была
короче  другой  -  у  одного левая, а у  другого правая.  Но  они  прекрасно
приспособились: один  вел плуг в одну сторону, длинной  ногой вниз, а второй
ждал на другой стороне и начинал пахать оттуда.
   На третий  вечер  мы сидели за столом  - Эм, Пеннивелл и я - вспоминали о
домашних вечеринках.
   В холмах все были бедняками, но  жили весело. Кто-нибудь, всегда приносил
кувшин-другой "горной молнии", и к утру обязательно случалась  добрая старая
потасовка.  Иногда она  перерастала в настоящую и парни хватались за ножи. В
основном  дело сводилось  к  шуткам и подначкам у  колодца в  перерыве между
танцами. Все, что нам  было нужно, - это скрипач. А когда его  не  было,  мы
сами  танцевали  и пели, например "Привет,  Сьюзан Браун" или  "Зеленый кофе
растет на высоких дубах".
   Когда взошла луна,  я взял винчестер и  вышел  понюхать  ветер. Подойдя к
воротам, прислушался. Было  тихо-тихо.  Лишь шелестела высокая трава.  Потом
вдруг что-то показалось. Я лег и приложил ухо к земле.
   Всадники на тропе! Я проверил запор на воротах, затем исчез в черной тени
дома.
   Вскоре  они  подъехали.  Их  было  много. Остановились  у  ворот,  громко
заспорили.
   Вдруг  скрипнула половица,  и  я повернул голову.  Там стояла  Эм Тэлон с
тяжелой "Шарпс-50". Она сказала:
   - Логан, иди в дом. Эти люди не от Фланнера,
   - Откуда вы знаете? Она не ответила на вопрос.
   - По-моему, явился Голландец Бранненбург по твою голову.
   Мы услышали, как загремели запертые ворота. Эм подняла винтовку и пустила
пулю в их сторону. Кто-то выругался.
   - Иди  спать, Логан,  - сказала  Эм. -  Я старая  женщина,  но  управлюсь
быстро. Тебе в последние дни здорово досталось.
   - Это моя драка, - начал было я.
   - Нет, не твоя.  Ты много  делаешь для меня.  Я знала Голландца, когда он
только-только  здесь  появился. В  то  время он не  мнил  себя  великим, как
сейчас. Человек чувствует себя королем равно столько, сколько ему позволяют.
Оставь его мне.
   Эм  Тэлон  не  та  женщина,  с  которой  можно  спорить. Поэтому решил ее
послушаться и пошел спать. Кроме того, я знал, что они, скорее всего,  будут
ждать  утра.  Одно  дело  повесить  бродягу, а  нападать  на  ранчо  с такой
репутацией, как у "МТ", - совсем другое.
   Впервые  за долгое время я  крепко проспал всю ночь и  проснулся,  только
когда сквозь ставни уже било солнце. Открыв глаза, прислушался. Было тихо. Я
встал, надел  шляпу и оделся. То, что увидел  в зеркале,  имело  жалкий вид,
однако я наточил бритву на кожаном поясе и побрился.
   Кто-то постучал в дверь. Это была Пеннивелл.
   - Идите скорей, - сказала она. - Там беда.  Я набросил на бедра оружейный
пояс,  подтянул  пряжку,  сбросил  кожаную  петлю  с  револьвера  и  вышел в
гостиную.
   - В чем дело?
   Пеннивелл кивнула головой на дверь и приложила палец к губам.
   Через открытую дверь увидел на крыльце Эм Тэлон и подъезжавших всадников.
Затем услышал ее голос:
   - Голландец Бранненбург, чего ради ты сюда приехал? Ты  никогда  умом  не
отличался, а теперь и подавно. Ты  что это себе позволяешь? Въезжаешь, как к
себе домой, и охотишься за моими людьми?
   - Мне нужен этот Логан, миссис Тэлон, и нужен сейчас же.
   - Зачем он тебе?
   - Он подлый вор. Его надо повесить.
   - Что он украл? Твоих лошадей? Бранненбург заколебался:
   - Он заодно с теми, кто  украл у меня лошадей. Мы шли по следу двух воров
и наткнулись на него, он...
   - Когда у тебя украли лошадей?
   - Дней десять назад, и...
   - Логан работает у меня несколько недель и не уезжал с ранчо, кроме как в
Браунс Хоул.
   - Он убил  человека, - начал возражать Голландец.  - К западу  отсюда  он
убил человека.
   -  И правильно  сделал, - голос Эм Тэлон был  холодным.  - Я все знаю про
Бентона Хэйза, трусливого убийцу, который заслужил смерть еще  несколько лет
назад. Если бы Логан не пристрелил его, я сама бы это сделала.
   А теперь, Голландец,  поворачивай своих лошадей и убирайся вон.  Если  ты
еще раз тронешь ковбоя с "Эмпти", я приколочу твою шкуру к воротам.
   Я помню, как ты  впервые  приехал  сюда,  и помню, как  ты в  первый  раз
клеймил свой скот. Сейчас ты зазнался и воображаешь себя большим  человеком,
но если  хочешь  ворошить прошлое,  Голландец, я могу  рассказать  несколько
историй.
   Бранненбург покраснел:
   - Видите ли, миссис Тэлон, я...
   - Убирайся, Голландец, или я сама тебя пристрелю.
   Голландец  был  зол.  Ему противостоит женщина! Но эту женщину он  хорошо
помнил, и если она заведется - берегись!
   - Мне нужен Логан, - настаивал Бранненбург. - Он вор.  Почему же иначе он
от нас убегал?
   -  Ты бы тоже  убегал от тех,  кто хочет тебя линчевать, Голландец. - Она
поглядела  на  него  с крыльца,  а  потом  неожиданно  сказала:  -  Тебе  он
действительно нужен? Тебе в самом деле нужен Логан?
   Почувствовав неладное,  Бранненбург внимательно поглядел на нее, стараясь
отгадать, что она задумала.
   - Мы за этим и приехали, - упрямо повторил он. - Мы приехали за ним.
   - Я все знаю про то, что ты линчуешь скотокрадов или тех, кого принимаешь
за них, и я слышала, что двоих ты поджег. Ладно, Голландец, тебе нужен Логан
- ты его получишь.
   - Что? - Бранненбург уставился на нее. - Что такое?
   - Логан  Сакетт, - спокойно  сказала  она,  -  мой родственник. Мы  одной
крови. Я из клана  Сакеттов, как и он. И  я  знаю своих родственников. А вы,
ребята, верите в честную игру? - обратилась она к всадникам.
   - Да, мэм. Конечно, мэм. Да, мэм.
   - Ладно,  Голландец. Тебе нужен Логан  Сакетт.  Я слышала, что ты  о себе
высокого мнения и не боишься стрелять.  Ты уже несколько лет ходишь королем,
потому  что большинство из этих  парней живут  здесь  не  слишком долго и не
знают, Каким ты был  в самом начале. Сойди с  лошади. Тебе нужен Логан - так
возьми  его. Возьми его  голыми руками вот тут, перед крыльцом, а первый  из
твоих парней, кто захочет помочь, получит пулю в лоб.
   Я вышел на крыльцо и остановился:
   -  Как тебе это предложение, Голландец?  Если хочешь  меня взять, сделай,
как говорит Эм. Возьми меня сам, своими руками и без помощи.


8


   На  него  стоило  посмотреть,  можете  мне  поверить.  Он  разъярился  до
сумасшествия, но ему ничего не оставалось делать - только драться. Голландец
сидел на лошади  и знал, что другого выхода у него нет. Эм Тэлон приготовила
ловушку,  и он не мог  ее избежать,  не  потеряв лицо перед своими людьми, а
этого не может позволить себе ни один хозяин ранчо.
   Он спешился и  бросил поводья на  землю.  Затем  снял  оружейный  пояс  и
повесил его на луку, а сверху пристроил шляпу.
   Тем  временем я отстегнул револьвер и нож и спустился с крыльца. Когда он
повернулся ко мне, я понял,  что мне придется несладко.  Я выше  его, но  он
толще и плотнее и весил фунтов на пятнадцать больше. Он ниже, но  сильнее, и
поэтому сразу же двинулся вперед, работая руками.
   Я  пошел на  него, может быть, слишком  уверенный в  себе, но  он  быстро
охладил мою уверенность. Он неожиданно рванулся вперед, пригнувшись и нанося
удары  обеими руками.  Одной заехал в мое  левое  плечо, и  впечатление было
такое, словно хорошо ударили кирпичом.
   Я  сразу  понял, что,  кем  бы  ни был Голландец, за эти годы он научился
драться. Он нырнул  под  удар, боднул  меня головой, поставив  подножку, и я
упал на спину.  Я перекатился на живот,  а он, прежде чем я успел подняться,
двинул меня ботинком по ребрам  и глубоко поцарапал шпорой, разорвав рубашку
и оставив кровавую  полосу на груди. Я  вскочил,  но он рванулся ко мне. Да,
это не просто драка. Он хотел меня убить.
   Думаете, такое  невозможно?  Я сам  с полдюжины раз видел, как  в  драках
убивают людей, к тому же  Голландец не знал  жалости, и его парни тоже. Да и
Эм Тэлон, раз уж зашла об этом речь.
   Он рванулся ко мне  напропалую, бодаясь,  напирая,  нанося удары руками и
ногами,  полосуя щиколотки шпорами и подошвами. И мне понадобилось несколько
секунд, чтобы прийти в себя.
   Голландец дрался как  бык. У него под рубашкой были  мощные плечи,  и  он
стремился сойтись  вплотную, бодая меня в подбородок. Я отпихнул  его. Но он
снова кинулся вперед.  Мне  удалось въехать  ему  по ребрам, но он, напирая,
знал, что сможет победить  только вблизи, где я со своими длинными руками не
имею преимущества.
   Он нанес несколько тяжелых ударов в живот, а я  локтем двинул его в лицо,
раскроив  мясо до  кости.  Когда  у него  полилась кровь,  Голландец потерял
голову. Это  было  все  равно что ловить торнадо с помощью лассо. Он  бил, и
каждый удар отзывался болью. Он дрался,  чтобы убить. Я оттолкнул его, попав
кулаком в лицо, а потом ударил встречным правым.
   Этот  удар  потряс  и  остановил  его. Я  двинул левой,  затем, когда  он
пригнулся, попал правой по ране на щеке, разбив ее еще шире.
   Он пару раз ударил меня по ребрам, бросился головой вперед, и я оступился
и упал. Голландец упал на меня, стараясь схватить за горло. Я  перехватил по
диагонали его  плечо,  дернул,  он скатился на  землю,  и я  успел  вскочить
первым. Я кинулся на него, когда он начал переворачиваться. Он хотел двинуть
меня обеими ногами в живот, и  я еле успел увернуться, но он-таки рассек мне
шпорой запястье. Голландец вскочил, и я ударил его в рот.
   Этот удар размазал ему губы по зубам. Он снова рванулся ко мне, а я левой
разбил ему ухо,  наполовину развернув его. Он схватил меня  за руку и  хотел
бросить через плечо, но я пошел вместе  с броском и  коленями  ударил  его в
спину. Он тяжело  упал,  я  на него. Воткнув его лицом  в  пыль,  я  чуть не
задушил его, но потом отпустил и отскочил. Я хотел избить его, но не убить.
   Он,  шатаясь, поднялся  с земли  с трудом, увидел  меня и вновь рванулся.
Левой я ударил его в лицо, а ладонью правой - под подбородок, запрокинув ему
голову.
   Надо отдать Голландцу  должное: он не хотел сдаваться. Он был  силен, как
бык, и крепок,  как  железо, и его удары в живот пользы мне  не приносили. Я
оттолкнул его,  нанес сокрушительный  удар правой, когда он  снова попытался
сблизиться, и, чуть развернувшись, бросил через бедро. Он тяжело грохнулся в
пыль.
   - Голландец, - сказал я. - Ты прекрасно  знаешь, что я не воровал у  тебя
лошадей. И ты знаешь, что те двое мне незнакомы.
   Не обращая  внимания, он  встал на  четвереньки, затем  прыгнул,  пытаясь
схватить  меня за  ноги. Я ударил его  коленом  в  лицо, он  упал,  но опять
перекатился на живот и встал.
   -  Ты  хорошо  дерешься,  Голландец, но  чтобы  стать большим  человеком,
недостаточно  иметь много коров.  Вешая всех подряд  или  тех, кто  тебе  не
нравится, ты не станешь никем, кроме убийцы. Ты станешь ниже, чем те, за кем
охотишься.
   Он рукавом утер  кровь и  уставился на  меня. Его щека была рассечена  до
кости, губы висели лохмотьями. Над одним глазом набухла большая серая шишка,
но он стоял, сжимая и разжимая кулаки, со свирепой ненавистью в глазах.
   - Если хочешь еще, Голландец, подходи - получишь.
   - В следующий раз, - сказал он, - я буду с оружием.
   Ему  было мало.  Я избил его, но не остановил. Ему слишком  нравилось то,
что он о  себе  вообразил. Ему нравилось  чувство  власти,  нравилось твердо
ступать по деревянным тротуарам скотоводческих городишек, нравилось, что его
сопровождают крутые наездники, что ему уступают дорогу.
   Большинство уступали  дорогу из вежливости, но он считал,  что из страха.
Голландец  любил запугивать  людей, принимая их за  быдло. И он не собирался
меняться из-за того, что проиграл в драке.
   Один из его всадников заговорил:
   - Когда он еще придет за тобой, Сакетт, он будет не один. Мы все придем с
ним. И захватим веревку.
   - Валяйте, ребята. Ему понадобится много людей. Никто не будет лишним.
   Они развернули  лошадей и  уехали. У выезда с  ранчо  один  из  всадников
спешился, открыл  ворота и, когда остальные проехали, закрыл и запер их. Это
скотоводческая привычка. Никто не оставляет  ворота открытыми, если их можно
запереть.
   - Спасибо, Эм, - сказал я. - Могло обернуться хуже.
   -  Вряд  ли.  Да для меня это  не впервой. Когда  Рид  бывал  в  отъезде,
случалось, что меня навещали индейцы.
   - Логан, - Пеннивелл дергала меня за рукав, - давай я тебя умою.
   Лицо у  меня было в синяках, хотя и без порезов. Голландец  оказался куда
ловчее  в  драке,  чем я  рассчитывал, и  здорово  исколошматил  меня. Я  не
произнес ни слова, когда Пеннивелл умывала меня, хотя было очень больно.
   Позже, вытянувшись на кровати, я тихо выругался. У Эм Тэлон хватало своих
неприятностей.  А я ей добавил еще Голландца  Бранненбурга.  Он  и  сам  был
мстительным,  а  его ребята  -  пожестче, чем  обычная  команда  ковбоев  на
коровьем  ранчо.  Любой  ковбой  не  подарок,  а  эти   -  просто   искатели
приключений. Многие  из них были и преступниками, и ковбоями для убийств,  и
вообще кем придется... совсем как я.
   Вся штука в том, что я сам привел их к Эм Тэлон.
   Заглядывать  вперед  не  умею. Я знаю людей, которые  садятся  и начинают
думать, пока не рассчитают заранее все свои шаги, но я не такой. Я сильный и
жестокий, но не знаю другого пути,  кроме  прямого, и другого способа, кроме
как взять быка за рога. Сидеть и думать для меня муторно. Мне  нужны простые
задачки:  вроде как выйти и помахать кулаками. Нолан, тот больше думал, а  я
люблю действовать, и это как раз то, что мне надо.
   К нам подбиралась беда.  Куда бы  я ни  взглянул, везде,  словно грозовые
облака вокруг черных  вершин, сгущались  неприятности.  Джейк Фланнер что-то
готовил, а теперь к нему прибавился Голландец.
   Именно тогда я решил, что лучше сам займусь ими, чем буду сидеть и ждать,
пока меня не прихлопнут.
   В  таких  положениях  иные  предпочитают бежать. Некоторые  думают,  что,
поступаясь  малым,  отведут беду.  Но такой способ  никогда не срабатывал. Я
проехал по всей Рио Гранде, Моголлонам, Мимбрес, Ла Плата и Меса Верде и то,
что видел, послужило уроком.
   Там жили хорошие индейцы. Индейцы, которые выращивали себе еду. Они очень
долго  жили в  мире  и  никого не трогали, а потом  с  севера, по  восточным
склонам  Рокки Маунтин, стали  спускаться племена навахо  и апачи. Они нашли
дорогу на запад, не переваливая через хребет. Миролюбивые племена  вдоль Рио
Гранде исчезли с земли. Одних перебили, другие убежали на запад в утесы, где
строили себе дома, но нельзя убежать, убегая. Навахо шли за  ними, убивали и
уничтожали.  Если бы они собрались все вместе под хорошим вождем, они смогли
бы сдержать  навахо. Однако, как только появлялась опасность, одна семья или
группа семей тут же снимались с места, пытаясь убежать от беды, а оставшихся
было явно недостаточно, чтобы сражаться с врагом.
   В конце концов почти всех  убили.  Дома  на утесах превратились  в руины.
Начатые  ими системы орошения  пришли в негодность. Дикие племена  из прерий
снова выиграли битву с оседлыми... как всегда.
   Я проезжал по той земле. Видел черепки разбитых горшков и руины деревень.
Дальше на запад  их еще больше. Иногда находил места, где индейцы собирались
в группы, но везде было то же самое: вместо  того, чтобы сопротивляться, они
уходили  и  смотрели, как рушится все,  что  они построили,  как  убивают их
соплеменников, как рассыпается их мир.
   Пару раз, скрываясь в каньонах, находил их обиталища в утесах. Я никому о
них не рассказывал, потому что мне все равно бы не поверили. Для большинства
белых индеец ездит  на  лошади  и сидит в вигваме,  завернувшись  в  одеяло.
Однако я несколько раз останавливался в их жилищах среди утесов, пил воду из
их источников, находил одичалые остатки их кукурузных полей.
   К этим людям я испытывал теплые чувства и даже ночью иногда долго думал о
них, лежа там, где лежали  они. Один раз проснулся от ужаса.  Быстро встал и
выглянул в проем,  служивший окном, на залитые лунным светом  каньоны, и мне
показалось, что  слышу, как идут  из далекой  глуши навахо, чтобы напасть на
мирные деревушки. Тот ужас, что почувствовал я, был, наверное, их ужасом, и,
даже когда они покидали родные места, они знали, что их  гибель - это вопрос
времени.
   Иногда через  каньоны пробирались  всего лишь несколько воинов и  убивали
земледельца или  его жену, убегавшую к дому по лестнице с ребенком в  руках.
Но они покорно ждали,  пока нападавших появлялось все  больше  и больше. Они
сидели наверху и  ждали, глядя,  как уничтожают их посевы,  зная,  что скоро
воины  придут во  множестве  и  их  скальные  убежища  потемнеют  от  крови.
Некоторые  из  них  перевалят  через  утесы  и  спасутся бегством, некоторые
попытаются сопротивляться и будут убиты.
   Совсем  как  у  Эм Тэлон. Ее  мужа убили,  ковбоев  убили  или  запугали.
Мало-помалу  они ушли,  пока  она не  осталась одна против  всех  -  высокая
старуха, живущая одна в старом большом доме. Она тоже ждала дня, когда у нее
не останется сил поднять "Шарпс".
   И вот приехал я - человек без репутации, если не сказать больше,  дикарь,
скиталец. Совсем не похож на оседлого индейца. Я - бродяга, человек, живущий
законом револьвера. Но я остался. Время расплаты пришло.
   Я ждал достаточно. И не собирался больше сидеть и смотреть, как они будут
резать  меня со старухой. Я пойду  к ним навстречу. Я  их  выкопаю, выкину и
сожгу или умру. Просто не по мне было сидеть и ждать.
   Как уже говорил, не умею заглядывать вперед. Мой способ: переть напролом,
а потом уж  глядеть, какие выпали фишки. Тем не менее я обдумал, как попасть
в город незамеченным и как  из него выбраться, когда все кончится... если от
меня что-то останется.
   Даже мышь  делает несколько выходов в норе, поэтому я устроился поудобнее
и вспомнил город, расположение домов и корралей. Незаметно подкрался сон...
   За завтраком Эм разговорилась. Она поднялась  перед  рассветом, выглянула
за ставни, внимательно осмотрела землю.
   - Ты бы видел ее, когда мы с Тэлоном приехали сюда. Здесь не было никого,
совсем  никого. До этого Тэлон поднимался на пароходе по Миссури и по Платту
так далеко, как только можно. Он охотился за  бизонами,  убил пару гризли, и
жил, и кочевал с индейцами, и дрался с ними тоже.
   Когда  мы ехали на Запад, он много рассказывал об этом месте. Я выросла в
горах, и  равнина не давала  мне покоя: там ничего не двигалось, кроме травы
под ветром и одинокой антилопы или стада бизонов на горизонте.
   Потом мы увидели, увидели издалека  - наша земля возвышалась посреди моря
трав,  а сзади  поднимались  горы.  Тэлон  оставил  здесь  в хижине  четырех
человек, но они не понадобились.
   Вначале  индейцы  приезжали просто посмотреть,  поглазеть  на трехэтажный
дом,  возвышающийся над прерией.  Они  назвали его  деревянным вигвамом  и с
удивлением глядели на это чудо:  ведь когда  строился  дом, они  уходили  на
ежегодную охоту на бизонов.
   Когда приехали шайены, Тэлон  вышел их встретить.  Он провел их  по дому,
все показал - от огромного пространства прерии, видимой с крыши,  до бойниц,
через которые можно стрелять, не опасаясь пуль.
   Он знал,  что  все  это станет  известно, и хотел, чтобы  они поняли:  их
увидят задолго до того, как они подъедут к  дому, и что  по нападающим можно
стрелять из любой точки дома.
   - Но у вас так много мебели! - воскликнула Пеннивелл. - Как же вы ее сюда
доставили?
   -  Что-то смастерил Тэлон.  Я говорила,  он  умел  плотничать.  Остальное
привезли. Тэлон охотился за мехом, нашел немного золота  в  горных  ручьях и
заказал то,  что ему хотелось.  Мы привезли с Востока  целый  караван вещей,
потому  что  Тэлону  нравилось жить  хорошо,  а  это  та  штука,  к  которой
привыкаешь очень быстро.
   Сидя в удобном кожаном кресле, я представлял  то, о  чем рассказывала Эм.
Видел  индейцев,  проезжающих  по  своей  земле, на которой  они  всю  жизнь
кочевали  вслед  за  бизонами,  видел их  изумление,  когда  они  обнаружили
огромный дом, наблюдавший за прериями большими глазами окон.
   Для   них  это  было   волшебство.  Дом   построили  быстро.  Тэлон  умел
распоряжаться, этого у него не отнимешь,  а четверо  горцев, помогавших ему,
были  не  те  люди, чтобы  подолгу сидеть на  одном месте,  ничего не делая.
Сколько  человек  ему  помогало, Эм не  говорила, но  она упомянула четырех,
которые остались жить в хижине, пока  Тэлон ездил на Восток  искать невесту.
Их могло быть и больше.
   Возможно,  Тэлон с Сакеттом уже сделали большую часть работы до того, как
прибыли помощники, и, несомненно, план постройки он придумал,  когда работал
на реках или строил для других хозяев.
   Сидя с полузакрытыми глазами,  слушая  старый горный  теннессийский говор
Эм, я вдруг  опять почувствовал нетерпение. Никто  не имел права отнимать  у
нее то, что построила она с мужем.
   Я-то, наверное, никогда  ничего не построю. Никчемный  бродяга вроде меня
оставляет в  жизни  такой же след, который остается  в воде,  когда  из  нее
вынимаешь палец. Каждый должен что-то  оставить в жизни. Должно быть, мне не
дано строить, но, без сомнения, могу сохранить то, что построили другие.
   Я  поеду в  Сиваш  и устрою им веселую жизнь. Поеду и  вышвырну вон  Лена
Спайви и ему подобных. Я поеду сегодня вечером.


9


   Никогда не утверждал, что у меня много мозгов. Большую часть из того, что
узнал  за  свою жизнь, вколотили в  меня тем или  иным  образом. Выучился на
совесть лишь одному - как остаться в живых.
   Моя стихия - оружие, лошади, удары  и броски,  но многому можно научиться
просто глядя на мир. К тому же, хотя не привык ложиться спать с книгой, умею
слушать других.
   Люди, живущие  уединенно:  ученые, учителя,  владельцы магазинов, - редко
понимают,  что  они теряют, не разговаривая с  себе  подобными. Самые лучшие
разговоры, и самые умные, я слышал у костров, в салунах, ковбойских бараках.
   Странствующий  видит многое, а знание  -  это  возможность  сравнивать  и
делать выводы.  Более  того,  в  любой  шайке  бродяг есть  люди, получившие
прекраснейшее образование, и  люди,  просто повидавшие и умеющие сложить две
двойки.
   Часто у костра я слышал разговор о городах, и как они появились, и о том,
что большинство городов стоит на  слиянии рек. Люди встают лагерем возле рек
и речушек, чтобы вода была  рядом. Переправиться через большую  реку -  дело
трудное,  поэтому они разбивают лагерь и отдыхают  после переправы. Но после
переправы  отдыхают люди бывалые. А  те, кто разбил  лагерь, чтобы  пересечь
реку утром,  часто  ждут по нескольку недель,  потому что за ночь вода может
подняться на несколько футов.
   Рим,  Лондон, Париж, все  возникли у переправ,  и  обычно тут же крутился
какой-нибудь пройдоха, который за переправу  требовал денег. Если есть люди,
сильно желающие что-то сделать, всегда найдется ловкач, который будет за это
брать с них деньги.
   Когда  люди  останавливаются   у   переправы,   они   разбивают   лагерь,
осматриваются,  и, держу пари,  что кто-то уже поставил магазинчик, где есть
все, что им нужно.
   Городок Сиваш возник так  же. Река, конечно,  не  ахти  какая,  но  рядом
оказался хороший  источник, и один парень, проезжающий мимо, остался и  стал
разводить овец.  Через несколько  месяцев  на  него набрел другой  смельчак,
собиравшийся  за золотом в Колорадо. Он увидел это место и, зная,  что  вода
иногда дороже золота,  подождал, пока овцевод  повернется  к  нему спиной, а
потом топором раскроил ему голову, похоронил и посеял кукурузу и дыни.
   Этот древний конфликт  -  конфликт между фермером и скотоводом - начался,
наверное, во времена Каина и  Авеля. Каин, по Библии,  был не  только первым
фермером. Он построил первый город, о котором говорится в священной книге. И
вот наш фермер, его тоже звали Каин,  увидев, что люди часто останавливаются
попить у его источника, открыл лавочку и стал торговать кукурузой и овощами.
   Со временем все бы у него наладилось, если бы не появился карточный шулер
с ревматизмом в натруженных  пальцах. Шулер приехал  в  городок и  некоторое
время  наблюдал,  как  идут  дела.  Он  послушал шелест  тополиных  листьев,
журчание родника и тем же вечером вынул засаленную колоду карт.
   Ревматизм в пальцах означал для него конец карьеры,  но эти пальцы все же
сумели сдать три дамы для Каина.
   Каин уже долго не видел женщин, поэтому, когда сразу три дамы появились у
него  на  руках,  он  на  радостях  переоценил  свои  возможности.  А  когда
шулер-ревматик показал ему  четыре туза, он понял, что больше не фермер и не
владелец лавки.  Шулеру не хотелось,  чтобы  его бывший  партнер  по  покеру
мозолил  ему  глаза,  поэтому подарил ему лошадь. Когда же  Каин взял топор,
его, должно быть,  предупредил  какой-то  дружелюбный призрак, шулер не стал
поворачиваться к нему спиной. Каин опять стал бродягой,  а  шулер - хозяином
магазина и владельцем полей.
   Он назвал  это место Сиваш. Никто не знал почему, включая  и его  самого.
Шулеру пришло в голову это имя, и он им воспользовался. К тому времени шулер
уже продавал припасы в "МТ" и  в нескольких других хозяйствах, расположенных
по соседству.
   Сиваш не был большим городом. Человек со здоровыми ногами мог  обойти его
за пять минут.
   Шулер с ревматическими пальцами все еще жил здесь, но пальцы у него стали
намного хуже. Руки,  которые не могли сдать  штучку снизу или  собрать внизу
колоды нужные карты,  не  могли  совладать и с  револьвером.  Поэтому  самый
старый гражданин Сиваша стал также самым миролюбивым.
   Когда  появился  Джейк Фланнер и начал  потихоньку все прибирать к рукам,
шулер начал было подумывать,  как бы  его пристрелить,  пока  не увидел, что
случилось  с некоторыми гражданами  Сиваша,  вынашивавшими ту  же  идею.  Он
улыбался Джейку, но на всякий случай держал оружие под рукой.
   Тем не менее шулер не испытывал к Фланнеру добрых чувств. Он хотел, чтобы
Фланнер убрался отсюда, и не только потому, что тот стремился стать в городе
хозяином. Шулера звали Кон Веллингтон, и с такими руками он не желал ничего,
кроме покоя. Однако даже дурак понимал, что там, где появился Джейк Фланнер,
спокойствием и не пахнет.  Кон Веллингтон выжидал, и, поскольку все  новости
рано  или  поздно  доходили  до него, он  узнал, что Эмили  Тэлон  с Логаном
Сакеттом накрепко остановили Фланнера.
   Логан был ему знаком. Они не были друзьями и вообще, можно сказать, почти
не встречались. Как-то раз Логан сидел  за  одним  карточным  столом с Коном
Веллингтоном, чьи руки в то время еще не знали ревматизма. Кон многое знал о
Логане Сакетте и сдавал карты с чрезвычайной осторожностью.
   Он раздумывал,  как бы передать весточку Логану, чтобы об  этом не узнали
фланнеровские шпионы, когда услышал стук в окно.
   Кон быстро прикинул,  кто  бы  это мог быть. Джейк Фланнер или его ребята
подошли бы к  передней двери. Поэтому,  если  кто-то  подошел к окну, то это
враг Фланнера, а враг Фланнера - желанный  гость в его доме... пока не узнал
сам Фланнер.
   Он на дюйм приоткрыл окно.
   - Кто там? - Кон внимательно осмотрел улицу и двор, поскольку боялся, что
кто-нибудь  прячется и наблюдает за  его  лавкой, одновременно служившей ему
жилищем.
   - Откройте дверь, - сказал я и услышал, как он что-то пробормотал.
   Внутри послышалось шевеление, затем открылся темный проем двери:
   - Входи же да побыстрей.
   Как только я вошел, Кон Веллингтон засветил лампу:
   - Так и думал: кроме тебя, ко мне за полночь никто не заявляется.
   Он сел на кровать, оставив для меня стул.
   - Ты  же  пришел  насчет Фланнера,  -  вдруг  сказал  он.  -  Пойми  меня
правильно:  он  оставил меня  в  покое.  Конечно, зарабатываю я сейчас вдвое
меньше, но, как видишь, жив, чего не могу сказать о других.
   Он открыл коробку с  сигаретами и, прежде чем пододвинуть ее ко  мне, сам
взял одну. Затем поднял руки, обезображенные ревматизмом:
   - У  меня  не меньше решимости, чем у других, но  с  такими руками одного
этого  мало.  Я  могу нажать  на  курок,  если  в  моем  распоряжении  будет
достаточно времени. Я до сих пор могу охотится за  бизонами. Но стреляться с
человеком? У меня не будет ни единого шанса.
   - Тебе не оружие надо. У меня на уме другое. Веллингтон резко взглянул на
меня:
   - Логан, ты связался с Эм Тэлон... Какой тебе с этого прок?
   - Мы родственники. Перед тем, как она вышла за Тэлона, она звалась Сакетт
с Клинч Маунтин.
   - Может, для тебя это что-то значит, а для меня - ничего.
   - Ни для кого не  значит, кроме нас. Мы дорожим родством.  У  всех у  нас
свои  неприятности, но  когда кому-нибудь из наших грозит беда, помогут все,
кто только может.
   Веллингтон закурил сигару:
   -  Жаль, что  у  меня не  такие  родственники. Они были бы  рады от  меня
избавиться.  У  нашей  семьи  есть  деньги,  образование,  фамильная  честь.
Поэтому, когда я  потерял  весь свой капитал и начались трудности,  они меня
выкинули.
   -  Бывает,  - я тоже закурил сигару. Она оказалась дорогой. - Кажется, ты
не слишком хорошо относишься к Фланнеру. Мне нужно, чтобы ты не вмешивался.
   - Больше ничего?
   - Он нам с Эмили  надоел. Скоро должен  вернуться ее  сын,  но как скоро,
никто  не знает, поэтому пора действовать.  Я собираюсь  выгнать Фланнера из
города.
   - Ты? А кто еще?
   -  Мне никто не  нужен. Я  подумал, что ты  знаешь  его  друзей.  Мне  не
хочется, чтобы пострадали невиновные.
   Некоторое время он изучал меня долгим задумчивым взглядом.
   -  Знаешь, я  начинаю верить,  что тебе  это удастся. -  Он посмотрел  на
длинный столбик пепла на сигаре и осторожно стряхнул в блюдце. - Большинство
Фланнера  не любят, но сейчас в городе всего двадцать-двадцать пять человек,
не считая его банды.
   Он назвал их, сказал, где можно найти, а некоторых описал:
   -  Отель,  салун, конюшня  и барак - вот где  они бывают.  Фланнер больше
околачивается в отеле.
   - А что насчет того, другого?
   -  Иоганн Дакетт? - Веллингтон прищурился. - Он может быть в любом месте.
В эту секунду может стоять под окном. Он ходит как призрак.
   Нельзя недооценивать здешний народ. Хоть Джейк и далеко закидывает лассо,
их  он  не трогает. Часто  появляется  на танцах, благотворительных  ужинах,
много делает, чтобы в город приезжал священник. Они его не очень любят, но и
не жалуются.
   Они думают, что отношения с Эмили -  это его  дело. Мало  кто  из здешних
знал Тэлонов. Они жили замкнуто,  а когда  убили старика, Эм стала приезжать
еще реже... а потом вообще перестала.
   Некоторые  из них завидуют.  В  конце концов у  Тэлона огромное поместье.
Многие приехали сюда недавно, и  ни один не представляет, каких трудов стоит
сколотить большое ранчо,  особенно в  те  времена, когда Тэлон только-только
сюда приехал.
   - Значит, они не будут вмешиваться?
   - Надо думать. Естественно, могу обещать только за себя.
   Каким должен быть  следующий шаг, я просто не знал. Рассчитывать шаги  не
умею.  Я  просто  начинаю  действовать,  а   потом  все  идет  своим  ходом.
Единственное,  что  планирую,  если  можно  так  сказать,  -  это  чтобы  не
пострадали невиновные.  Именно поэтому и рисковал головой, пробираясь к Кону
Веллингтону.
   Неожиданно у меня возникла мысль. Я не буду возвращаться той  же дорогой.
Если этот Иоганн Дакетт ждет  меня  в засаде, то только сзади, поэтому решил
выйти через переднюю дверь.
   Веллингтону все не очень понравилось, но он согласился, что Дакетт  может
ждать в темноте с тыльной стороны дома.
   - Если они узнают обо мне и спросят,  скажи, что я сам не свой от страха,
но мне нужен был  табак. Я  не такой  уж любитель покурить, но  они этого не
знают. Сколько раз видел, как за одну затяжку люди рисковали шкурой.
   Веллингтон принес два кисета с табаком.
   - На всякий случай, - сказал он.
   Петли были хорошо смазаны, и я беззвучно выскользнул на тротуар. В четыре
прыжка пересек улицу, нырнув  в пространство между двумя домами, и осторожно
направился к тому месту, где привязал лошадь.
   Приблизившись, остановился и  выглянул  из  кустов. В этот момент увидел,
что из-за  деревьев  подле дороги вышел человек. Он  оглянулся по  сторонам,
затем пошел  дальше.  Незнакомец  увидел  лошадь, и  я  услышал приглушенное
восклицание. Затем он отвязал поводья и уже закинул было ногу в седло, когда
раздался выстрел.
   Лошадь вздыбилась, и незнакомец упал в  траву.  Лошадь отбежала  с высоко
поднятой головой и с поводьями, волочившимися по земле.
   Сзади и слева от меня послышалось движение. Я ждал. Затем из-за  деревьев
вышел  высокий  худой  человек  и  подошел  к  убитому.  Он зажег  спичку  и
выругался.
   - Опять не тот, Дакетт? - крикнул я в темноту.
   Одним плавным  движением  он повернулся  и выстрелил, но опоздал.  Дакетт
стрелял на звук, однако промахнулся на волосок. Моя  пуля ударила во  что-то
металлическое и с рикошетным визгом пропала в темноте.
   Я  бросился  между  деревьями  к  дороге,  чтобы  постараться перехватить
лошадь.
   Больше не прозвучало ни  выстрела. На тропу лег  первый  лунный свет, и в
воздухе пахло  пылью.  Пройдя  с  четверть  мили,  наткнулся на  лошадь. Она
подошла на мой голос, и некоторое время я гладил и успокаивал ее, прежде чем
сесть в седло.
   Когда вернулся на ранчо, светало.


10


   Пеннивелл не спала и, когда я вошел, принесла чашку кофе.
   - Эм спит, - сказала она, - наверстывает упущенное.
   Она внимательно смотрела на  меня.  Я выглядел уставшим.  Поймав  лошадь,
решил, что  не нужно скрывать следы  "Эмпти", поэтому  поехал прямо по тропе
через главные ворота Ранчо.
   - Похоже, вы побывали у них, - прокомментировала она. - Как говорит Эм, я
хмурюсь.
   Объясняя, что произошло, я добавил:
   -  По-моему, Дакетт заметил меня, когда я въезжал, и устроил засаду возле
лошади. Кто-то из фланнеровских парней увидел меня в городе -  как я  входил
или выходил из лавки - и обогнал меня, решив  сначала угнать лошадь, а потом
заняться мною.
   - Но вы ведь застрелили Дакетта?
   - Только стрелял в него. Судя по звуку, пуля попала в винтовку. Вряд ли я
его  ранил, однако  он чуть  не  прошил меня  насквозь.  Этот  человек умеет
стрелять, и притом быстро!
   -  Может,  он  отучит  вас шляться по ночам. Подождите,  пока они сами не
придут.
   - Я  не умею ждать.  По мне  лучше начать самому и показать, что у каждой
палки есть два конца.
   - Думаете, этого достаточно?
   -  Ну, - протянул я, - кажется,  теперь  они дважды  подумают, прежде чем
выходить на улицу. Они знают, что я тоже за ними охочусь, а это может внести
беспокойство.
   Прошло  два длинных, медленных дня. Я съездил  в горы, застрелил  лося  и
привез свежего мяса. Побывал и на лугах, захватив  с собою  клеймо, поймал и
заклеймил пару годовалых бычков.
   Здесь  долго   никто   не  работал,  и  теперь  вокруг  паслось   столько
неклейменных  бычков,  что ранчо  превратилось в мечту  скотокрада.  Я решил
возить клеймо постоянно.
   Иоганн Дакетт не походил на парня, который позволил бы стрелять в себя за
просто так. Я знал, что мы еще встретимся  - в  присутствии Фланнера или без
него,  и также догадывался, что он устроит мне  засаду. От  него всего можно
ждать, в том числе выстрела в спину, поэтому предпочитал ездить по низинам и
опушкам рощ. Я не имел понятия, как и откуда последует нападение.
   Тем не менее хотелось еще  раз наведаться в  Сиваш.  Эм  дежурила,  когда
увидела едущего к нам всадника. Она повернулась ко мне:
   - Логан? Что ты о нем думаешь?
   Он ехал по дороге шагом, направляясь  к воротам. В бинокль я увидел,  что
незнакомец сидит на усталом гнедом.  Это  был маленький  человек в узкополой
шляпе, пестрой рубашке  и жилетке. По  отблеску солнца  я  понял, что  он  в
очках. На нем висел шестизарядник, и была винтовка в чехле.
   Подъехав к  воротам, всадник  вдруг пришпорил гнедого,  и будь я проклят,
если тот не  перепорхнул  через ворота  из шести досок пяти  футов высотой и
сделал это как бы между прочим, особенно не стараясь.
   Эм подхватила  свой  "Шарпс",  и ее  старое  ружье бухнуло, брызнув пылью
прямо у ног лошади.
   А  всадник  только  высоко  поднял  шляпу   и  низко  поклонился.  Но  не
остановился.
   Я поправил кольт и  вышел вперед.  Он был один, и  я  рассчитывал  с  ним
справиться, кем бы он ни был.
   Незнакомец шагом подъехал футов на пятьдесят, натянул  поводья и  оглядел
дом. Глядел  долго, потом опустил глаза на меня. Один глаз у него был покрыт
белой пленкой, и, похоже, им он не видел.
   - Вы, вероятно, Логан Сакетт? Я приехал присоединиться к вам.
   - Зачем?
   Человек улыбнулся:
   -  Ходят  слухи,  что  вас собираются выгнать. Фланнер вербует наемников.
Меня  зовут Альбани Фулбрик,  и  мои  предки тысячу лет  дрались  не на  той
стороне, что нужно. Не вижу причины изменять традиции.
   - Вы можете драться?
   - Любым оружием... без исключения.
   - Ладно, время ужинать. Входите, садитесь за стол, там и поговорим.
   Это был странный человек со странным именем, но чем-то он мне понравился.
За  столом у  него обнаружилась  способность  уминать еду за обе  щеки  и  в
больших количествах, хотя он был на треть меньше меня.
   - Как вас угораздило получить такое имя? - спросил я его.
   - Имя  зависит  от  того,  с  какой  стороны  на него посмотреть. Мое имя
кажется смешным вам, ваше смешно мне. Сакетт... вы когда-нибудь вслушивались
в эти звуки? Подумайте над этим, мой друг.
   Он потянулся за говядиной.
   -  Возьмем мое  имя. Мои предки  с  обеих сторон  пришли  из  Нормандии с
Вильгельмом  Завоевателем. Один  из  них  был  оруженосцем  у  сэра  Хью  де
Мальбисса, а второй служил у Робера де Бью.
   Каждый  из  них  не  имел  ничего,  кроме  крепких  рук  и   желания  ими
пользоваться. Один был из рода Альбани, другой из рода Фулбрик, и вы найдете
их  имена в  книге Страшного суда. Это были  смелые люди,  и мы, их потомки,
гордимся, что не запятнали славных имен.
   - Они были рыцари? - спросила Пеннивелл.
   - Нет,  не рыцари. В перерыве между войнами они были  простыми  людьми  -
кузнецами и тому подобное. Один из них осел в  Йоркшире вместе с  сэром Хью,
второй ушел в  Шотландию. А  один из нашей семьи помог впоследствии посадить
на трон Шотландии Брюса, хотя ни тому, ни другому это на пользу не пошло.
   Я  ничего не знал об иностранных  войнах и о других землях вообще, и если
разговор идет не о  лошадях, коровах,  бизонах или оружии, мне трудно за ним
уследить.  Но  в  голосе  Альбани  звучала  какая-то  магическая  нота.  Мне
нравилось его слушать. Имена для меня ничего не значили, совершенно ничего.
   - Я слышала эти имена, - сказала  Эм.  -  Тэлон о них говорил.  Его семья
родом из Франции, и по всем меркам задиристый был род: они строили корабли и
плавали на них по  белу свету, чаще всего пиратами. Это чудо, что их всех не
перевешали.
   - А со скотом вы умеете работать? - спросил я.
   - Да, умею. С  лассо могу посоревноваться с любым, и конь у меня приучен.
Я отработаю и еду, и любую плату.
   Лошадь, на которой я приехал, с виду  ничего  не  стоит. Но  это только с
виду. Мы с ней побывали в разных переделках, а иногда и вместе воевали. Если
я заарканю какое-нибудь животное, она с ним справится, пусть даже с бизоном.
   Сидя  на коне, я не побоюсь заарканить техасский торнадо и перевязать его
тоже.  Он  будет прыгать  по  скалам  там,  куда не доберется  горный баран.
Однажды,  когда  меня  продырявили из  винчестера,  он  нес  меня  по  снегу
пятнадцать миль, а потом стучал  копытом по крыльцу, пока хозяева не вышли и
не сняли меня.
   Можете  называть меня хоть псом, сэр, но если вы плохо  отзоветесь о моем
коне, я влеплю вам пулю.
   -  Никогда  плохо  не отзываюсь  о  лошадях,  - сказал я  искренне. - Мне
приходилось ездить на таких, да и у нас на "Эмпти" есть похожие.
   Если  Альбани хорошо управлялся с едой,  то  еще  лучше  он  управлялся с
работой. Мы за одно утро отловили и заклеймили четырнадцать бычков, очистили
от оползня  родник и  съездили  на верхние луга  проверить  траву. Он хорошо
пользовался инструментами, но я все-таки был настороже. Он не  сказал о себе
почти ничего, только распространялся про своих предков, которые пришли... не
помню откуда.  Я  никогда  не слыхал о  Нормандии, пока Пеннивелл, она много
читает, не сказала, что это  во Франции, а нормандцев раньше звали северными
людьми или викингами и что они селились там, где находили хорошую местность.
Ну,  это я еще могу понять. Большинство  из нас, кто пришел на Запад, хотели
то же самое.
   Оказалось, что Эл - так мы стали его  называть - хорошо чинил изгороди. И
за следующие несколько  дней  мы  где нужно  подтянули  проволоку,  заменили
несколько  прогнивших столбов  и  заклеймили  несколько  десятков голов.  Он
работал  в Монтане и  в обеих Дакотах, а пришел на запад из  Иллинойса,  где
работал на строительстве железной дороги.
   От Майло  Тэлона известий не  было, и  я целыми  ночами  гадал, что может
предпринять Фланнер. За завтраком мы с Эм поговорили об этом, а Эл внес свою
долю. В  результате я  вывел пару, приученную к тягловой упряжке, впряг их в
плуг и пропахал двенадцать противопожарных борозд чуть пониже вершины холма,
отделяющего нас от города.  Эл сделал то  же  самое  с  другой стороны.  Это
заняло несколько дней.
   В  лесах   позади  дома  мы  объездили  каждую  тропинку,  кое-где  нашли
поваленные  деревья,  кое-где   свалили   сами,   чтобы   устроить   завалы,
непроходимые для всадника, а иногда  и  для пешего. В завалах устроили лазы,
знали  о  них только мы. Это было похоже  на  лабиринты. Если  человек  знал
дорогу в завалах, то мог  проехать достаточно быстро, а если  нет,  то лучше
пусть не пробует: все равно не проберется.
   Больше всего в  доме боялись пожара.  Мы расставили бочки  возле амбара и
барака  и наполнили их водой. К тому же  заготовили и навялили много мяса на
случай новой осады.
   На  третью  ночь я проснулся от звенящего крика. Кто-то стучал в дверь  и
вопил  "Пожар!" Я схватил шляпу и брюки,  натянув  первую  на уши и второпях
залезая  во вторые. Забил ноги  в сапоги, схватил оружейный пояс и  рванул в
дверь.
   Весь горизонт был объят пламенем. Огонь на хорошей скорости летел на нас.
Я кинулся к корралю  и услышал стук копыт. Это  в  бешеной  скачке мимо меня
промчался  Эл  Фулбрик. Он был в кальсонах с пристегнутым оружейным  поясом,
размахивал винтовкой  и орал, как индеец команчи. В седле перед ним высилась
куча старых мешков и лопата.
   В  пару секунд я оседлал чалого, схватил несколько мешков из кучи в углу,
на ходу прихватил лопату и умчался вслед за Элом.
   Мы подскакали к  нашей противопожарной полосе за несколько минут до огня.
Можете мне поверить, если бы не полоса, пожар  смел  бы нас с лица земли, но
поскольку она пролегала  по нашей стороне холма, Фланнер  даже не подумал  о
ней.
   Мы спешились и, оставив лошадей в  стороне, стали  мешками сбивать пламя.
Еще некоторое время  продолжали  бороться с огнем, затем  отошли и  разожгли
встречный  пожар,  который   выжег   траву   до  нашей  полосы  и  дал   нам
дополнительные пятьдесят футов.
   На сторону  ранчо  перелетело всего  несколько искр, но мы  сбили огонь и
закидали его землей.
   Пеннивелл и Эм работали рядом. Вдруг я повернулся:
   - Дом! Они уже в доме!
   Мы на бегу вспрыгнули в седла - Эм не хуже остальных - и  рванули вниз по
склону.
   Когда  подъехали к  задней двери, около передней уже сгрудились несколько
человек. Эм вбежала первой, я за ней, а Эл свернул в боковую комнату.
   Там стояли Лен Спайви, Меттьюз и еще кто-кто. Лен усмехался:
   - Теперь вы у нас в кармане! Джейк знал, что делал.
   Все держали в руках револьверы,  их было  восемь, нас - двое. Кое-что они
предугадали, что-то - нет. Например, Эмили Тэлон.
   - Карман-то у вас дырявый!  - и она спустила на  них всех собак... только
это были не собаки, а пули из тяжелого кольта.
   Бандиты  оцепенели.  Они были уверены, что  неприятностей  надо ждать  от
меня, поэтому не  обращали  внимания  на женщин.  И не  подозревали,  на что
способна Эм.
   А  она  просто  подняла револьвер и выстрелила.  В  этот  момент из двери
спальни выпрыгнул Эл Фулбрик с ружьем,  а мой шестизарядник каким-то образом
оказался у меня в руке и во весь голос поддержал их.
   Нам помогло оцепенение противников. Не зная  до конца, что за женщина  Эм
Тэлон, они  не  ждали такого  расклада. Первый выстрел  Эм  попал в стоящего
ближе всех Меттьюза, отбросил и  развернул  его. Меттьюз выстрелил,  но пуля
вошла в пол, потому что он уже падал, а Эл добавил ему из двухстволки.
   Меттьюз упал, еще один человек сполз на пол, цепляясь за дверной косяк, а
Лен Спайви бросился в дверь, чуть не сломав себе шею.
   Мы выбежали за ними. Один  было повернулся, чтобы  выстрелить на бегу, но
моя пуля  прошлась ему вдоль ключицы. Он пошатнулся  и  вскрикнул, я увидел,
как пуля прорезала рубашку, и послал вторую прямо в грудь.
   Они  оставили  своих.  Меттьюз  лежал  и  умирал. Человек, цеплявшийся за
косяк,  получил  заряд  дроби  с расстояния двенадцати футов и скончался  на
месте. Третий лежал на траве перед дверью.
   Как и  было задумано, они выманили  нас пожаром, но  не приняли  в расчет
Эмили Тэлон.
   Я, может быть, и сдержался бы из-за страха, что  в перестрелке пострадают
женщины,  но у Эм  и  в мыслях не было  сдерживаться. У  Пеннивелл тоже. Она
выстрелила дважды. Я потом  видел, как она перезаряжала. Бледная как смерть,
дрожащими пальцами затолкала два патрона в  револьвер  и была готова драться
опять.
   Черт возьми, вот это женщины!


11


   Во мне горела злость. Нам повезло:  одна  пуля оцарапала Эм - и  этим все
потери ограничились.
   Огонь уничтожил  часть  пастбищ, но весенние дожди и зимние снега помогут
вырасти новой  траве.  Пожар обезопасил  нас с той  стороны, потому что сжег
все, что могло гореть.
   Они взломали окно рядом с передней дверью. Пробовали выбить дверь, но она
оказалась не  такой  уж хлипкой. Поэтому разбойники оторвали ставни, разбили
стекло и проникли внутрь. Эта задержка и спасла нас: мы примчались вовремя.
   Сидеть  сложа руки  я  просто не мог, поэтому вышел и,  никому ничего  не
сказав, поскакал в  город. Я остановился  в тени амбара, увидел их лошадей у
привязи возле отеля-салуна, перешел улицу и поднялся  по ступенькам. Они все
были  там, ругались, потели и  пили. Когда  я вошел,  все  разом обернулись,
думая, что это Фланнер.
   Не сказав ни здрасьте, ни до свидания, просто нажал на курок. Первая пуля
попала в Лена  Спайви, когда  его рука ложилась на  рукоятку револьвера. Она
опрокинула его на стойку бара, а вторая продырявила ему горло.
   Еще  один  человек  упал,  прежде  чем пуля  ударила  меня  в  ногу  и  я
покачнулся. Цепляясь ногтями  за стену, я расстрелял остаток патронов, затем
начал вынимать из барабана пустые гильзы.
   От  черного пороха комната наполнилась дымом, и откуда-то со стороны бара
резануло пламенем. Меня еще раз ранили.
   Я не упал  и продолжал заряжать  револьвер,  затем приготовил  его, чтобы
снова  сразиться с ними. Дым уже  начал подниматься к потолку.  Скользнув по
стене на колено, я увидел пару ног и всадил две  пули  на четыре фута  выше.
Человек упал.
   Я подполз к двери, сумел открыть ее и вывалиться наружу. Мне не надо было
говорить,  что  раны тяжелые, что  сделал чертовски глупую  вещь: приехал во
вражеский лагерь и открыл пальбу.
   Мне нужно было добраться до лошади, которую  оставил чуть выше  на улице.
На  стороне  отеля  открылась  и  очень  тихо закрылась дверь.  Я  сполз  по
ступенькам на улицу и, уцепившись за коновязь, поднялся на ноги.
   С револьвером в руке пятился к амбару, когда из-за угла отеля на костылях
вышел  Джейк  Фланнер.  В  одной руке он держал  шестизарядник,  а  вес тела
перенес на другой костыль и  поднял револьвер. В тот же момент я увидел, что
из  дверей салуна с ружьем  в руках  вышел  Брюер. Он  выбирал место, откуда
удобнее стрелять.
   Подняв  револьвер, я сделал  шаг назад, и  тут под  каблук  попал камень.
Каблук подвернулся, я пошатнулся и  упал в  тот момент, когда прогремели два
выстрела, за которыми сразу последовал третий.
   У  последнего был совсем  другой звук -  резче, чем  глухой выстрел сорок
четвертого калибра. Я увидел,  как Брюер  зашатался, упал и  пополз за угол,
скрывшись из виду.
   Фланнера не было. Мгновение назад он стоял здесь и вдруг исчез.
   Я начал подниматься и почувствовал, что мне помогают.
   - Потише,  потише. - Голос был  незнакомый,  но глаза застилал  туман,  и
когда я хотел на него посмотреть, он сказал:
   - Тебе  придется  идти  самому.  Я  не  могу  нести тебя  и  одновременно
стрелять. Пошли!
   О последних  минутах у меня остались  смутные воспоминания. Я чувствовал,
как  меня сажали в седло, и очень сильно чувствовал движение  лошади, потому
что каждый раз, когда она ставила ногу, меня прошибала жуткая боль.
   Горел костер. Была ночь, и  наверху собрались звезды. Я  видел  их сквозь
ветви деревьев.  Голова болела и не хотелось шевелиться, поэтому долго-долго
лежал и смотрел на звезды.
   Я, наверное, опять отключился, потому что когда  вновь открыл глаза, небо
было  серым  и на нем  осталась только  одна звезда. Некоторое  время просто
лежал  и  смотрел  на  нее,  а потом мой взгляд остановился  на  костре.  Он
прогорел до углей и серого пепла, а за ним я услышал чудесный звук -  лошади
щипали траву.
   Ничего не  двигалось. Я не знал, что со мной и  где я. Затем почувствовал
какой-то запах и увидел почерневший кофейник на углях.
   Хотелось кофе. Мне  ужасно хотелось кофе, но не был уверен, что смогу  до
него добраться. Некоторое время еще лежал,  слушая ветер в соснах, и наконец
дошло,  что  ранен...  Как  я  выбрался  из   города?  Вспомнил   скачку   и
придерживающую меня руку.  В конце концов меня привязали к седлу... но где я
сейчас?
   Когда  попытался  двинуть  правой рукой, то  почувствовал, что она как-то
привязана. Левая была свободной.
   Вытянув руку, что-то нащупал... револьвер!  По крайней  мере мне оставили
оружие.  Рядом со мной кто-то спал. Голова его лежала на седле, сам завернут
в одеяло и часть подстилки. Но подстилка  незнакомая. Затем увидел лошадей -
недалеко впереди в редком осиннике. Они были стреножены и паслись.
   Меня  ранили в правую  руку. Перекатившись  чуть влево, попробовал сесть.
Лошади поглядели на меня. Их было четыре, одна из них - мой чалый.
   На  траве аккуратно сложены снаряжение и пара  седельных мешков.  Значит,
этот парень - бродяга.  Но  его снаряжение выглядело в несколько раз  лучше,
чем у обычных бродяг, с которыми я встречался, и на сапогах  у него были  не
шпоры, а их подобие... и сапоги у него не западного шитья.
   Неловко  повернулся.   И  меня  прострелила  такая  боль,   что  невольно
вскрикнул. Спящий человек проснулся.
   Он оказался высоким, не старше тридцати и довольно красивым. Он был одним
из самых  хорошо  сложенных  мужчин, которых  мне  приходилось встречать.  И
выглядел очень  аккуратно. Хотя я не мог определить марку его винтовки,  она
явно стоила дорого.
   Незнакомец сел и посмотрел на меня:
   - Не пытайтесь двигаться, не то у вас опять откроется кровотечение. Мне с
трудом удалось его остановить.
   - Вы откуда?
   Он сухо рассмеялся:
   -  Какое  это имеет значение?  Я  же  вовремя  появился.  Так что же  там
случилось?
   - Подрались.  Они на  нас здорово напирали, вот я  и решил дать сдачи.  И
сделал, что решил.
   - Вы кого-нибудь убили?
   - Двух внутри. И, по-моему, одного снаружи и кто-то еще мне помог.
   - Это я. Стрелял  в  человека на костылях,  но промахнулся.  Наверное,  к
лучшему. Не хотелось бы убивать калеку.
   - Если он хромой, то вовсе не значит, что он хороший. Это самый сволочной
из всех. Это Джейк Фланнер.
   - Из-за чего драка?
   - Тут есть  ранчо, - сказал я, - называется "Эмпти", потому  что клеймо у
них "МТ". Там хозяйкой старая леди... человек что надо... зовут Эмили Тэлон.
Эти,  в  Сиваше, хотят  согнать ее  с  земли,  а  я ввязался  в драку... Они
налетели, пытались сжечь нас,  но мы спасли ранчо, а потом расстреляли  их в
доме. Однако им все равно мало. Они пришли бы опять. Ну я и  разозлился, что
они так обращаются со старой леди... и приехал в город.
   - Один?
   -  Почему  бы  нет?  Их  не так уж много. Я не  хочу играть  по правилам,
которые мне навязывают.
   - Вы кого-то мне напоминаете.
   - Видели, наверное, мои портреты  с наградой за  поимку. Меня зовут Логан
Сакетт.
   -  А  меня - Барнабас Тэлон.  Эм  - моя мать.  Я внимательно посмотрел на
него. В нем было что-то тэлоновское, это точно. Он похож на Эм, но больше на
Майло.
   - Слыхал, вы были в Англии?
   - Уже вернулся.  Я получил известие,  что мама умерла. Сообщалось  также,
что все дела улажены. Причин возвращаться не было, и я остался.
   Несколько  месяцев назад я разговаривал со своими английскими  друзьями о
Колорадо,  и они  сказали, что видели дом, наш дом, и что там живет одинокая
старуха.
   Вначале  подумал, что это чепуха, но известие  меня взволновало. Я сел на
корабль и поплыл в Штаты. В Новом  Орлеане пошел к старику, бывшему адвокату
папы. Он сказал,  что  в суде дело о  наследстве не слушалось и что не далее
как два месяца назад он получил письмо от мамы. Ну и поехал домой.
   Барнабас налил в кружку кофе и протянул ее мне.
   - Очевидно,  кто-то прислал письмо  с определенной целью.  Приславший его
хотел заставить меня забыть Колорадо и все, что у нас там есть.
   Тот, кто имел такие намерения, не обрадовался бы, узнав о моем появлении.
Поэтому я  вернулся  тихо и, когда  доехал  до Денвера, навел справки. Никто
ничего  не  мог  сказать  точно,  пока я  не  проконсультировался  с  бывшим
заместителем шерифа, моим знакомым. Он рассказал, что человек по имени Джейк
Фланнер нанимает головорезов.
   В последнем письме к адвокату мама упоминала имя Фланнера, и мне пришлось
выдать  себя  за горного  инженера. Пару раз  получал  предупреждение, чтобы
сменил направление, так как в районе Сиваша зреют неприятности.
   Я  въезжал  в  город  в  тот  момент, когда началась  стрельба.  Когда ты
появился  из  салуна, я понял, что  ты ранен и хромаешь, но все еще в  деле.
Затем  вышел  Брюер  и  приготовился  стрелять.  Его  я убрал быстро,  потом
выстрелил в калеку.
   - Как ты нашел моего коня? - спросил я.
   - Ты сам мне сказал.
   Ничего не помню. Кажется, ему еще кое-чего говорил.
   - Надо смотреть на тропу  за спину, - предупредил я его. - Они просто так
не сдадутся.
   -  Ты забыл, что я здесь  вырос. Я  знаю в этих холмах такие убежища, что
они не найдут нас несколько лет. Мне известны места, о которых даже  папа не
ведал. Только я и Майло.
   - Я послал ему весточку. Если он на Воровской тропе, ему передадут.
   Он удивленно посмотрел на меня:
   - Майло? Вор?
   -  Да  нет,  не  совсем.  Просто  его  все  знают.  И  он  здорово  умеет
пользоваться шестизарядником.
   Лежа рядом  с ним у  костра,  я рассказал  об  Эм, Пеннивелл,  о ранчо. Я
рассказал ему также об Альбани Фулбрике, полностью посвятив его в наши дела.
   К концу я совсем выдохся. Выпив еще кофе, поудобнее устроился на одеялах.
К этому времени совсем рассвело и стало заметно, что Барнабас обеспокоен.
   -  Будет лучше, если ты сядешь в седло и поедешь в "Эмпти", - сказал я. -
Они знают, что я получил порцию свинца, и постараются пробиться на ранчо.
   - Не могу  тебя бросить, - ответил он, сидя рядом на  корточках. - Логан,
ты  очень тяжело  ранен. В  тебя  попали три раза. Одно  сквозное ранение  в
бедро, вторая пуля  сидит  в мышцах правой руки, но  самая тяжелая рана -  в
теле. Ты  потерял много крови. -  Он запнулся.  - Я не врач, но много знаю о
пулевых  ранениях,  так  как  был  офицером  во  французской  армии во время
франко-прусской войны. Я не могу тебя бросить.
   - Лучше поезжай. Ты нужен Эм. А я как-нибудь выкарабкаюсь.
   Барнабас долго глядел на меня, потом  подошел к мешкам, вынул кофе, еду и
сложил  все  возле меня. Он наполнил  мой  патронташ  и  распечатал  коробку
патронов сорок четвертого калибра.
   - К счастью, я купил их на всякий случай. Думал, пригодятся на ранчо.
   Он снова присел возле меня.
   - Ты в шести или семи милях позади ранчо,  но короткой  дороги здесь нет.
Чтобы попасть туда, придется потратить почти весь день.
   Вон там протекает ручей. Твоя фляжка полная, я оставляю и свою. В котелке
много кофе. Пришлю помощь, как только разберусь с делами на ранчо.
   Я посмотрел  на окружавшие нас холмы. Место напоминало старый кратер или,
как  мы говорим, "висячую долину", то есть акров в триста большая выемка,  с
трех сторон защищенная утесами. В ней росло много деревьев и, возможно, было
озеро... в таких местах озера не редкость.
   Барнабас оседлал лошадь, в последний раз посмотрел на меня и ускакал. А я
остался один.
   Солнце стояло высоко, и тени осиновых листьев плясали на траве.  Я ослаб,
поэтому просто лежал и отдыхал.
   Какой  след  оставил Барнабас? Можно  прекрасно  управляться с  лошадью и
оружием  и  тем  не менее оставить  такой  след, что  по  нему сумеет пройти
новорожденный. Скрывать следы - искусство,  и далеко  не простое.  Я слышал,
что некоторые заметают  следы ветками. Это смешно: след от ветки - уже след.
Все должно  делаться тщательно,  как  будто по  земле давно никто  не ездил.
Следопыт   редко  находит  четкий  след  человека  или  животного,   который
преследует. Только признаки следа.
   Ручей тек в  тридцати  ярдах от меня. Но ровного места, где можно лежать,
ближе не было. Только камни. Я  продремал весь день с винтовкой  под рукой и
конем, щиплющим траву неподалеку. Вечером добавил  несколько веток в костер,
налил воды в оставленный Барнабасом котелок, настругал туда  вяленого мяса и
еще всякой всячины и поставил на огонь. Затем опять лег.
   И  знаете  что? Я  боялся. Никто меня  не  мог испугать -  ни  зверь,  ни
человек,  когда я  стоял на ногах и имел две  здоровые руки, но теперь лежал
слабый, как котенок, да к тому же с раненой правой рукой.
   Потом  немного  поел и  стал  думать.  Нет никакой гарантии, что Барнабас
Тэлон  вернется.  Он собирался  вернутся,  но он  нужен дома,  и  его первая
обязанность  - защитить мать.  Что же  касается  меня,  то  выбора нет:  или
выбирайся сам, или помирай. Поэтому я прикинул, что можно предпринять.
   Если люди Фланнера выйдут на мой след,  то у меня не  останется ни одного
шанса, а погоня, безусловно,  будет. Что бы ни говорил Тэлон об  убежищах, я
не сомневался - меня  найдут, значит, надо найти другое -  еще лучше... там,
где я действительно смогу спрятаться.
   Раненым нужна  вода, и  это привязывало меня к ручью. Я  стал внимательно
осматриваться вокруг,  выискивая надежное  место. Ниже  по  ручью  виднелось
скопище валунов с разбросанными среди них сухими ветками и прочим мусором.
   Я  доел  похлебку -  ох,  и вкусной  она  была, попил воды  из  фляжки  и
почувствовал себя лучше.
   И все же меня мучило беспокойство. Я был  очень  слаб и  знал, что худшее
еще впереди:  могу ослабеть настолько, что потеряю сознание и начну бредить.
Мне приходилось видеть  людей с  огнестрельными ранами,  и я не  рассчитывал
выжить,  если  вдруг  в  моем  теперешнем  состоянии  попаду  под  дождь.  А
неожиданные дожди в высокогорье случаются почти каждый день.
   Я не видел ничего, что могло бы помочь. Ни пещеры, ни закрытого от ветров
угла... ничего.
   А  что, если заползти в  седло  и попытаться доехать  до ранчо?  Нет,  не
доеду. К тому же конь не оседлан, я никак не смогу его оседлать. И  все-таки
должен быть выход.
   Собрав вещи,  я скатал одеяло,  допил остатки  кофе и с  помощью винтовки
сумел  кое-как встать,  цепляясь  за  ствол  осины. Дюйм  за дюймом осмотрел
местность. За свои  годы  я узнал о  деревьях, кустарниках и скалах все, что
может пригодиться для убежища, но здесь не нашел ничего.
   И  все же что-то не давало мне покоя,  какая-то вещь,  которую я упустил,
как будто  кто-то напоминал мне  о чем-то, а  я  не  понимал  его. Я обшарил
каждый закоулок  памяти,  влез на кручу каждой идеи и обследовал там  каждый
камешек. Ничего.
   Но когда ковылял от дерева к дереву к своему чалому, до меня дошло.
   Я слышал шум водопада.


12


   Эм Тэлон вглядывалась через прорези ставен. Никого.
   Логан уже должен  был вернуться. С его стороны глупо  уехать  вот так. Но
она понимала состояние своего  помощника и  тоже придерживалась теории,  что
если враг попятился, его нужно дожимать.
   - Не дать им опомниться, - пробормотала она.
   Небо было в тучах, в воздухе ни дуновения. Угрюмые облака грозили дождем.
   Она прошла от окна к окну, проверяя запоры  на ставнях.  Пеннивелл лазила
на крышу смотреть, что делается вокруг.
   - Никого, тетя Эм. Дорога до города пустая.
   - Он должен уже вернуться. - Эм говорила наполовину для себя.
   Что  он сделал, въехав в город? Она  знала,  потому  что сделала бы то же
самое.  Он  пошел  на них в открытую, лоб в лоб. Может, Логан и не был самым
умным из Сакеттов, но он был злее загнанного в угол волка и не умел стрелять
в спину.
   Она мысленно нарисовала город и попыталась представить, что бы он сделал.
А если он ранен?  Он убежит в горы. Логан постарается увести их, как раненая
куропатка уводит от гнезда.
   Он  уедет  в горы, разыщет убежище и будет ждать, пока не наступит время,
когда можно вернуться. Если сможет вернуться.
   Это  было  самое  мучительное,  потому что Логан  мог прятаться  в горах,
нуждаясь в  неотложной помощи. Вся беда в том, что напасть на его след можно
только от Сиваша.
   От Пеннивелл на тропе никакого толку. Кроме того, девушка  сама нуждается
в помощи.  Она еще молодая, и ей не пристало бродить по холмам, когда вокруг
шатаются такие люди, как у Фланнера.
   Эл?  Эмили заколебалась. Наверное, он хорош на тропе, но в  их местах еще
новичок, а идти по следу - это не только отыскивать следы.
   Она знала  местность.  И  ходила по  следу  так же  хорошо, как  и  любой
знакомый ей Сакетт, что означало лучше, чем большинство остальных.
   Эм Тэлон решила,  а когда Эм Тэлон решила, ей не оставалось ничего, кроме
как готовиться. Фактор времени тоже был важен.  Ей следовало выехать с ранчо
незамеченной. Она поедет в холмы и найдет Логана.
   За завтраком Эм сказала:
   - Меня  не будет день  или  два. Эл, ты  остаешься  за  хозяина и  будешь
присматривать за Пеннивелл.
   - Мэм, - запротестовал Эл Фулбрик, - вам никак нельзя этого делать. Вы же
не молодая леди, а эти горы здорово крутые.
   - Конечно,  крутые! Потому-то и люблю их. Сынок,  я родилась и выросла  в
горах. Ставила капканы и ловушки еще до того, как родилась твоя  мама. Ну, а
что  касается этих холмов, то  тут я не раз  убегала от  индейцев. Знаю, где
можно спрятаться, и знаю, как ведет себя преследуемый Сакетт.
   Мы убегаем  не так, как  остальные,  и  я  догадываюсь, что будет  делать
Логан. Оставьте его мне. Только поймай и оседлай мне того мула...
   - Мула?
   - Точно. Мы с ним вместе воевали и сможем повоевать еще разок.
   - Как скажете, мэм. Только мул ведь не очень быстрый.
   - Я тоже. Но я знаю этого мула. Он отвезет меня туда и  привезет обратно.
А это то, что нужно в моем возрасте, мистер.
   - Да, мэм. В любом возрасте.
   Эл вышел через заднюю дверь в корраль. Он  с сомнением посмотрел на мула,
а мул посмотрел на него.
   - Мне бы хотелось все уладить по-хорошему, - сказал Эл. - Это старая леди
придумала, а не я.
   Мул заложил уши, а Эл приготовил лассо. Он уже пробовал арканить мулов, и
в  конце  концов  у  него это получилось... через  некоторое время.  У мулов
просто божий  дар избегать  петли. Он зашел в корраль, таща за собой лассо и
прикидывал ситуацию.
   Сзади он услышал голос Эм Тэлон:
   - Тебе не понадобится лассо. Коли, поди сюда!
   Мул  без  колебаний  пошел  прямо к  ней. Она  угостила его  морковкой  и
накинула уздечку в то время, как Эл Фулбрик собирал в кольцо лассо.
   - Как это вы его назвали?
   - Коли... Колеус, а  коротко  -  Коли.  Имя ему  дал Тэлон, а Тэлон любил
читать классику.  Он говорил, что Колеус с  острова  Самос первым из  греков
выплыл из Средиземного моря в Атлантику.
   - Ну и ну! А для чего ему это было надо?
   - Кажется,  другой  народ - финикийцы, по-моему, родственники филистимлян
из Библии  -  закрыли ту часть Средиземноморья.  Они  объявили его  своим  и
никого не пропускали.
   Этот  Колеус сказал им,  что  его занесло штормом,  во всяком случае,  он
прошел Геркулесовы столбы и выплыл в Атлантику. А потом доплыл до Тартесса и
нагрузил корабль серебром. За одно путешествие стал богачом.
   Тэлону он нравился, потому  что мой муж сделал то же самое. Ему говорили,
что он сумасшедший, если хочет жить на земле, которая нужна только индейцам.
Коли все время отыскивал новые пастбища, вот Тэлон и назвал его так.
   -  Мне  это  нравится.  -  Эл Фулбрик  сплюнул в  пыль. -  Такой  человек
заслуживает доверия.
   -  После того путешествия доверие  ему  было  ни к чему. Он расплачивался
наличными.  Тем  не  менее вот  так Коли получил  свою  кличку,  а мы с  ним
пережили достаточно, этот  мул  и я.  Мы прошли сквозь огонь  и  воду,  и он
дрался со всякой ходячей тварью.
   - Этот мул?
   -  Этот  мул, как ты его называешь, когда-то был настоящим мужчиной.  Его
кастрировали, но забыли об этом сказать. Поэтому не стоит его трогать, иначе
можешь лишиться куска мяса.
   Эм Тэлон взяла седло  и, прежде чем  Эл  успел помочь ей,  кинула  его на
мула,  затем стала затягивать подпругу. Она сунула винтовку в чехол на седле
и повернулась к нему:
   -  Эл, иди  занимайся  делом. Я  поеду  на нем по-мужски,  чего не должна
делать  ни одна приличная женщина, но  меня  никто не увидит. Ты иди в дом и
смотри в оба. Они придут, особенно если взяли Логана.
   Эл выругался, еще раз сплюнул в пыль и зашагал к дому. Подойдя к крыльцу,
он оглянулся. Эм ехала к воротам и действительно сидела в седле по-мужски, и
был  виден  красный  краешек  панталон  в том месте, где  они заправлялись в
сапоги.
   Он покраснел  и пристыженно  отвернулся. Когда Эл вошел  в дом, Пеннивелл
разливала кофе.
   - Не пойму я ее, - сказал он. - Никак не пойму. Я бы поехал...
   - Она бы вам не позволила, и единственная вещь,  которую я твердо знаю об
Эм  Тэлон, это то, что с  ней невозможно  спорить.  Она не против  идей,  но
только  если они ее собственные. Когда она  что-то решит, лучше держаться от
нее подальше.
   Эмили Тэлон была немолода,  но  в ее сухом,  крепком теле  не угадывалась
старость. Во всяком случае, она никогда не мерила жизнь годами. Человек есть
то, что  он есть.  И  многие  сорокалетние  мужчины  на  самом деле думают и
чувствуют себя как шестидесятилетние, а многие - как двадцатилетние, и им не
суждено перешагнуть этот рубеж.
   Маленькой девочкой Эмили помогала отцу и братьям ставить силки и капканы,
а  когда  ей исполнилось десять лет, ей выделили  участок леса. С его жизнью
она была  знакома больше,  чем  с жизнью  людей, и, отъезжая от ранчо, вдруг
почувствовала себя свободной, намного свободней, чем все последние годы.
   Эм  разведала  территорию между Сивашом и холмами. Раненый и преследуемый
Логан  обязательно  направится в  горы. Она хорошо знала  характер Сакеттов,
потому что была одной из них. Он поедет в горы, и поедет далеко.
   Когда уже смеркалось, Эм нашла следы, только это были следы двух лошадей,
а не одной. Озадаченная, она снова прочла  следы.  Одни  следы  принадлежали
чалому, и его вели в поводу.
   Эм недоверчиво осмотрела отпечатки, затем  огляделась. Все было  тихо, за
ними  никто  не  охотился,  однако  в  городе,  должно  быть,  они  устроили
переполох.
   Проехав  чуть  дальше, Эм наткнулась на следы группы из семи  или  восьми
всадников, которые не преследовали этих двух, но искали их.
   Ей  нужны сведения,  поэтому она направилась в  город. Наступила  ночь, и
вряд ли ее смогут увидеть в темноте, к тому же она знала, куда едет.
   Было время, когда  из-за Долорес Аррибас мужчины  убивали друг друга,  но
прошли годы, и она не заметила, как очутилась в конце тропы в Сиваше.
   В ее венах кровь Андалусии, но текла там и индейская кровь, кровь народа,
который возводил грандиозные  каменные  постройки,  когда Испания  была  под
властью мавров.
   Долорес стирала для гринго, но не позволяла себя унижать. Яростно гордая,
она жила в городе обособленно. Ее никто не трогал, а некоторые даже боялись.
   Эмили Тэлон  знала,  что  из  жителей  Сиваша  Долорес  лучше  всех  была
осведомлена о том, что случилось, и будет рада поделиться новостями.
   Мул осторожно  прошел по переулку и обогнул неосвещенную сторону конюшни.
Эм не  спешилась, потому  что Долорес  Аррибас сидела на  ступеньках  своего
дома, глядя на звезды.
   -  Вы выбрали позднее  время для  визита, миссис Тэлон. - Она говорила  с
едва различимым акцентом.
   - В городе была перестрелка?
   - Да. Двое  убитых, двое раненых.  Один, наверное, умрет.  - Она говорила
как бы между прочим, потом добавила: - Они люди Фланнера.
   - А тот, кто стрелял?
   -  Их было двое... Один из  них -  Логан  Сакетт. Но  Джимми Брюера  убил
другой - незнакомец с винтовкой, высокий, элегантный мужчина.
   - Логан ранен?
   - Да... тяжело ранен... и не один раз. Второй его увез.
   - Я должна их найти.
   - Думаете, вы одна? Фланнер тоже их ищет. По крайней мере, его люди.
   Они помолчали, потом Долорес предложила:
   - Не желаете чашку чая? Вам предстоит долгий путь.
   - Наверное. Да, я хочу чаю.
   Она спешилась, что-то тихо сказала  мулу и вошла в дом  вслед за Долорес.
Дом был маленький, и даже в темноте почувствовалась его аккуратность.
   - Я не буду зажигать свет. Чайник горячий.
   - Спасибо.
   Они уселись в полутьме, и Долорес разлила чай:
   - Где ваши сыновья?
   - Если бы я знала. Майло где-то путешествует, а Барнабас уехал в Европу и
живет, как я слышала, на широкую ногу. Я всегда думала, что так оно и будет,
но  удивлялась,  почему он не писал. Потом узнала. Кто-то передал ему, что я
умерла, а ранчо продано за долги.
   - Он такой. От него всего можно ожидать.
   - Фланнер?
   - Конечно. Теперь они  могут не  беспокоиться,  что он вернется. Что  ему
делать в Сиваше? Что делать всем нам, у кого нет денег, чтобы уехать?
   Некоторое время они молчали, потом Эмили сказала:
   - Если только деньги...
   - Я сама зарабатываю себе на жизнь.
   - Я  просто  подумала, что  если вы хотите  уехать и вопрос  упирается  в
деньги, я могу вам одолжить.
   - Спасибо. Не стоит.  Я  подожду. Скоро  у меня  будет достаточно,  тогда
уеду. - Она  помолчала. - По крайней мере, вы никогда  не были в  числе тех,
кто настаивал, чтобы я уехала.
   -  Нет, никогда... и  Тэлон тоже.  - Эмили замялась. - Дело в том, что вы
были слишком популярны и чертовски женственны. Они боялись, что вы  отнимете
у них мужей.
   - Они мне не нужны. - Она повернула голову и в темноте посмотрела на  Эм:
- А вы не боялись?
   - За Тэлона? Нет. Ему всегда хватало одной женщины. Собственной.
   - Вы правы. А за сына?
   - За Майло? Вы имеете в виду Майло?
   - Нет, не Майло.
   - За Барнабаса? Мне казалось, что это не для него.
   - Он хороший человек, прекрасный человек. Мне он нравился. Он джентльмен.
   - Спасибо. - Эм поднялась. - К рассвету мне нужно быть далеко в холмах.
   -  Будьте  осторожны.  Джейку  Фланнеру  наплевать,  что  вы  женщина.  И
большинству из тех, кто сейчас с ним. Они мразь.
   - Я слышала про Лена Спайви. Я...
   - О нем не волнуйтесь. Его с ними не будет.
   В двери Эм задержалась:
   - А что с Леном Спайви?
   - Логан убил его. Первого.
   Эм  тихонько  сошла с  крыльца, затем огляделась.  Наконец она подошла  к
мулу, стоявшему на  другом конце маленького дворика. Долорес Аррибас, стоя в
дверях, услышала, как скрипнуло седло.
   - Миссис Тэлон, я всего  не видела,  но из того, что мне  передали,  могу
поклясться, что сегодня  здесь  был Барнабас. Эмили молчала, не зная, верить
ей или не верить.
   - Барнабас?
   - Он приехал вовремя. Они убили бы Сакетта.  Он дрался  по-настоящему. Но
его тяжело ранили, и сам Джейк Фланнер  собирался  в него выстрелить,  как и
Брюер.
   - А Барнабас спас его?
   - Да. Он убрал Брюера, потом развернулся к Фланнеру, но тот уже сбежал.
   - Это похоже на Джейка. В этом весь Джейк Фланнер.
   - Да, миссис Тэлон. Так что будьте осторожны. Ведь им нужны  вы. И только
вы.
   Эмили Тэлон повернула мула в сторону гор. Барнабас вернулся. Ее сын снова
дома.


13


   Эм Тэлон была рассудительная женщина. Теперь она размышляла о Барнабасе и
его положении. Он ехал в горы с  раненым в поводу.  Ему необходимо убежище и
лекарства для Логана. Самым логичным было бы направиться в "Эмпти", но  если
бы  они попытались поехать дорогой, которая  связывала  ранчо с  Сивашом, то
наверняка погибли бы.
   Значит, они должны ехать в горы, чтобы как можно скорее затеряться.
   Барнабас, несомненно, постарается попасть  на ранчо, но он не знал горные
тропы  так,  как Майло,  а  Логан был не  в  состоянии помочь ему. Очевидно,
Барнабас не пострадал в перестрелке, но она могла только предполагать.
   Ее муж охотился  в  этих  горах задолго до  первого переселенца,  и часть
времени  Эм проводила с ним.  Она знала тайные тропы в таких местах, которые
казались непроходимыми и по которым кочевали на горные луга бизоны.
   Когда Барнабасу  исполнилось десять лет, она  взяла его  в горы  показать
искореженную молнией  сосну, служившую им знаком  начала тропы  на  вершину.
Возможно,  он  помнил  дорогу,  потому что это было их  первое путешествие в
горы, его  первое путешествие  в высокогорье. Мул много раз ходил  по тропе.
Поэтому как только Эм повернула его к ней, он понял, что от него требуется.
   Конечно,  тропа изменилась.  Заросли  кустарника, скрывавшие  ее  начало,
стали  гуще,  и молодая поросль  осинника  превратилась  со временем  в рощу
крепких  деревьев.  Но тропа  осталась, и Эм  без  труда следовала  по  ней.
Забравшись  глубоко в лес, она спешилась,  зажгла спичку  и осветила вокруг.
Здесь прошли две лошади, одна, возможно, в поводу.
   Она  не  пыталась управлять  мулом.  В  лесу  было  слишком темно,  чтобы
разглядеть дорогу,  а  на мула  она могла положиться. Местами проезжали  над
самым краем каньона - глубокой пропасти. Они уверенно поднимались вверх.
   Наконец, зная, что не сможет ехать дальше, не видя тропы,  она спешилась.
Ей и раньше приходилось  устраиваться  здесь на ночь. В этом укромном  месте
было   в  достатке  дров,  и  звуки  со   дна  каньона   легко  долетали  до
остановившегося.   Расседлав  мула,  она  оставила   его  пастись,  а   сама
завернулась в одеяло, примостившись у ствола дерева.
   Долгое  время  не  могла уснуть, глядя на  звезды сквозь  ветви деревьев,
заставляя усталые  мускулы расслабиться  и  приглашая сон. Это  было не  так
просто, как раньше. Она постарела, ее мышцы  деревенели очень быстро. Где же
может остановиться Барнабас?
   Проснувшись,  долго  смотрела  на лес,  увидела  бурундука, который  грыз
найденное  семечко.  Она  тихо  сидела,  наслаждаясь  серыми предрассветными
сумерками.  Воздух был сырой, и  Эм с удивлением  заметила, что ночью прошел
легкий дождь, а она даже не проснулась.
   Она медленно встала, отвела мула к струйке воды, вытекающей из-под утеса,
и набрала воды для чая. Вернувшись, разожгла костер, заварила и выпила чашку
чая  и оседлала мула, прислушиваясь к звукам, доносившимся  со  дна каньона.
Она ничего не  услышала, да  и  не надеялась  услышать. Если  они организуют
погоню,  то  отправятся  утром,  а  сейчас еще завтракают  и  спорят, что же
произошло вчера вечером. Это даст ей еще один час форы.
   Теперь Эм двигалась, изучая тропу, с большой  осторожностью. Раньше умела
видеть следы издалека: тут отпечаток, там сломанный лист. Эти двое двигались
медленнее. Барнабас явно искал место для ночевки.
   Часом позже она въехала в котловину. Солнце уже  отмерило половину своего
утреннего  пути.  Она нашла это место  как раз на  границе  растительности и
голых скал, где зелень травы и деревьев мешалась с обломками камней, упавших
с  обвалившихся,  нависающих  над  котловиной утесов. Эм  обнаружила  траву,
общипанную лошадьми, и примятые одеялами дикие цветы и траву.
   Один всадник уехал, покинув  второго.  Это Барнабас поехал в "Эмпти", что
было достаточно трудным делом, если не знать каждого излома тропы.
   Но где же Логан?
   Он  ранен, а человек  в  таком состоянии будет  искать  убежище, нору. Он
захочет остаться незамеченным, но  ему  нужны вода и  укрытие для лошади. Эм
Тэлон  обыскала всю округу и нашла несколько возможных мест,  однако все они
оказались пустыми.
   Логан Сакетт исчез.
   Мог  он  пойти  за Барнабасом?  Вполне  вероятно.  Она оставит  множество
следов,  чтобы те, кто  ищет  Логана, не догадались, что  он  прячется, а  в
последнем она была уверена.
   Тем не менее крутые стены котловины исключали возможность  выхода из нее,
кроме  как вниз  по склону  горы.  Снова оседлав мула, она поехала в сторону
открытой части котловины и повела его по еле заметной тропе в каньон.
   По обеим ее  сторонам стояли белые тонкие осины, их светло-зеленые листья
слегка  трепетали.  Благодаря  то  ли колебаниям температуры,  то ли  особым
потокам ветров  эта рощица поднималась  по горному  склону значительно выше,
чем  обычно. В осиннике  во множестве лежали  давно  упавшие  стволы  старых
деревьев - остатки прошлого оползня или снежной лавины. Эм далеко углубилась
в рощу, когда услышала лошадей.
   Натянув поводья, она  прислушалась.  Где-то внизу преследователи нашли ее
следы и теперь идут по тропе.
   Вскоре  они появились. Всего  их  было восемь человек,  по виду крутых  и
тертых. Мужчину во главе  звали Чоуз Диллон.  Он был иногда ковбоем,  иногда
преступником и всегда - зачинателем беспорядков. Они ехали по тропе не далее
ста пятидесяти ярдов  вниз напрямую, по склону слишком  крутому,  чтобы  его
смогла одолеть  лошадь. Им  придется ехать по петляющей тропе, что не меньше
полумили.
   Эм  подняла винтовку  и послала  пулю  в  ноги  лошади Диллона. Почти все
всадники ехали  на  едва объезженных мустангах -  на это она и рассчитывала.
Неожиданное "чпок!" пули и гром выстрела,  отразившийся от нависающих  скал,
сделали свое дело.
   Лошадь Диллона встала на дыбы и столкнулась с лошадью заднего всадника, и
все разом, на узкой тропе,  они заиграли под седоками,  пытаясь их сбросить.
Одна лошадь  не  удержалась и вместе  с  всадником  полетела вниз, в поросль
молодых осин и нагромождение старых полусгнивших стволов.
   Двое выхватили свои шестизарядники и выстрелили в деревья, где скрывалась
Эм,  но  не  попали. Стрельба  только добавила сумятицы.  Эм  Тэлон спокойно
поехала  дальше,  оставив позади  обозленных,  пытающихся успокоить  лошадей
преследователей.
   Ширина  тропы  не  превышала  четырех-пяти  футов.  Сзади  кто-то  открыл
стрельбу из винтовки, решив бросить  вызов тропе,  но никто из них не  хотел
быть первым.
   Не  проехав и с четверть мили, Эм  обнаружила  первый  след:  белый шрам,
оставленный ударом подковы, и совсем свежий! Она попыталась услышать лошадей
преследователей, но вокруг все было тихо, кроме гула близкого водопада.
   Эм Тэлон это место не понравилось.  Она  не любила, когда посторонний шум
заглушает звуки.  Ей хотелось  слышать, ей  необходимо  слышать. Водопад был
шириной  футов  восемь  -  довольно тонкая полоса воды,  - и только внизу он
разбивался  о валуны, превращаясь  в  кипящий взрыв пенящейся  воды, которая
потом срывалась по склону серией крутых каскадов.
   Над потоком склонялись деревья, а в самом начале водопада скопилась масса
упавших  стволов,  вымытых с корнями и прибитых сюда  потоком и образовавших
настоящий лабиринт.
   Эмили  обдумывала  свое  положение. Где-то позади  ее  преследовали  люди
Фланнера, а внизу - Барнабас, ее сын, которого она не видела несколько  лет,
возвращался  на  ранчо  или пытался  вернуться. Ни Пеннивелл, ни  Эл  его не
знали, а потому могли встретить выстрелами.
   Неожиданно Эм решила, что ей остается единственное. Она спустится  с горы
и  вернется  на  "Эмпти". Если  Логан где-нибудь  рядом, он хорошо  укрылся,
слишком хорошо, чтобы его искать в то время, когда за ней охотятся. С минуту
еще колебалась, но мул тянул вперед, спеша спуститься вниз, и она уступила.
   А ведь Эм была  меньше чем  в  семидесяти футах от Логана  Сакетта, и  он
глядел  прямо  на  нее,  пытаясь позвать.  Но его  хриплые крики  не  смогли
перекрыть грохот водопада. Эм Тэлон уехала.


14


   Я лежал, слабый, как слепой котенок, и едва мог передвигаться. Видел, что
Эм остановилась и взглянула в  мою сторону. Она смотрела прямо мне в  глаза,
только я лежал за  водопадом, и она не заметила. Пробовал кричать, но у меня
вышло хуже, чем у лягушонка, и Эм ничего не услыхала.
   Конечно, она искала меня.  Однако она все время  оглядывалась, и это меня
насторожило.  За  некоторое  время  до  приезда Эм  я  спал, и  что-то  меня
разбудило.  Это  могло  быть  выстрелом,  хотя за  шумом  воды даже  выстрел
прозвучал бы приглушенно. Тем не менее ее что-то беспокоило, и она уехала.
   Я  постарался скрыть  все следы и, сдается  мне,  сделал  слишком хорошо.
Может случиться  так, что  здесь придется помереть, и тогда никто не узнает,
что произошло. Ладно, я не первый и не  последний. Многие в те дни уезжали и
не возвращались. Случалось всякое, даже если не считать индейцев, ганменов и
им подобных.
   Человека могла сбросить лошадь, он мог умереть от жажды, утонуть в  реке,
оказаться в сухом русле во время грозы, упасть  с горы,  пораниться топором,
его могла укусить гремучка или зараженный бешенством  скунс. Многие в те дни
путешествовали и работали поодиночке, и если  происходил  с  ними несчастный
случай, дело обычно кончалось смертью.
   То место, что я нашел, было не единственным в мире. Когда с уступа падает
вода, часть ее ударяется о стену, и через годы эта вода стачивает ее, быстро
или  медленно  - зависит от  силы  падения  и  твердости камня. Иногда  вода
подтачивает стену настолько, что поток прорывается вниз и оставляет арку.
   Пространство  за  водопадом  часто бывает маленькое, но  в моем случае до
обвала  дна  реки  осталось,  должно  быть, меньше  года. Мне  повезло.  Там
оказалось значительно больше места, чем я думал.
   И не я  обнаружил его первым. Здесь  побывали  крысы и, судя по засохшему
калу,  одно  время  обитал медведь. Главное было попасть внутрь. Мне удалось
провести коня по  лабиринту поваленных деревьев, сломанных веток  и  намытых
стволов.
   Вначале  коню пещера не понравилась, однако скоро он успокоился. Я совсем
устал,  поэтому  перетащил вещи  в  угол  и  улегся.  К  вечеру  меня  стало
лихорадить. Я чувствовал жар и  сухость  во  рту. Положение было незавидное,
совсем незавидное.
   Я все еще смотрел в ту сторону, куда поехала Эм, когда появился первый из
всадников. Они здорово осторожничали, их было восемь. Один из них взглянул в
сторону водопада, но не заинтересовался.
   Преследователи  немного постояли  и  поехали дальше. Я попил, добрался до
одеяла и отключился.
   Когда пришел  в себя, уже наступила ночь,  но я не  услышал ничего, кроме
шума водопада.  Долго  лежал, глядя в темноту.  Во  рту  пересохло, отчаянно
хотелось пить, но сил,  чтобы добраться до воды, не было. Возможно, пролежал
бы так целую  вечность, однако меня заставила двигаться  мысль о  коне.  Его
надо было отпустить. Он много часов не ел и, если я умру, он так и останется
привязанным.
   С трудом перекатившись на живот, встал на четвереньки и дополз до воды. Я
пил, пил и пил, а потом подполз к коню, ухватился за стремя и, подтянувшись,
отвязал поводья. Потом привязал их к луке седла.
   - Иди, мальчик, - хрипло сказал я. - Иди домой.
   И знаете что? Он не хотел уходить! Он стоял, пока я не отвел его к выходу
на  тропу и  не  хлопнул по крупу. И даже тогда он задержался, но я упал без
сил. Последнее, что успел, - снять седельные сумки.
   После этого заполз на одеяла и забылся. Когда снова открыл глаза, сочился
серый  свет  раннего  утра.  Надо  что-то  делать.  Вначале  необходимо  все
обдумать, потом  распределить  силы. Перво-наперво  следует развести костер,
затем  вскипятить воду, промыть раны и  сварить кофе. Седельные сумки на вид
были почти пустыми, однако в них может оказаться что-то стоящее.
   Дров у меня  хватало.  Первое,  что попалось под руку,  -  сухое крысиное
гнездо. Собрав его в кучу, я поднес спичку и разжег огонь. На душе потеплело
от одного его вида, и некоторое время я лежал и просто смотрел на него.
   Потом залез в сумку и достал  старую  оловянную  кружку, которую таскал с
собой несколько лет. Налил  туда воды, положил кофе  и вскипятил. Когда вода
прокипела,  я стал отхлебывать кофе маленькими глотками, чтобы не  обжечься.
Кофе пришелся кстати, это точно, и я начал оживать. Опорожнив кружку,  опять
вскипятил в ней воды и занялся честно заработанными ранами.
   Я был здоровым, крепким и мог переносить боль, как и всякий другой, может
быть, даже лучше. Сейчас прежде всего надо было проверить, не воспалились ли
раны. Похоже, не воспалились. Я хорошенько промыл их, как мог, перебинтовал,
а затем лег и заснул.
   Проснувшись, почувствовал себя  лучше.  Тревожила  мысль  об Эм  Тэлон. Я
боялся, что она не доедет домой, и беспокоился, что те восемь человек смогут
отыскать  мое убежище  по  следам коня.  Когда он  прискачет  на  ранчо, они
наверняка  подумают, что  я мертвый. Барнабас знал,  где меня оставил, но Эм
была здесь и ничего не нашла.
   Я  проверил  оружие  и приготовился к  любым неприятностям. Мое положение
сильно  походило на то, когда неприятности кусают человека за пятки и  могут
закусать до смерти.
   В   пещере  было  холодно  и   сыро.  Некоторое  время  лежал,  обдумывая
случившееся.  Я чувствовал сухость во  рту и  жар, и, хотя мне стало немного
лучше,  сил не было даже на то,  чтобы  разжечь костер. Мне  оставалось лишь
лежать  и спрашивать себя, выберусь ли  отсюда живым. В тот момент  я  бы не
поставил на это ни цента.
   Слышался  только шум падающей  воды, и вскоре я опять задремал. Проснулся
от  жуткого холода.  Мой  костерок давно погас. Но я сложил вместе несколько
веточек, снял  с одной из них кору и, растерев  ее в пальцах, зажег спичку и
раздул пламя.
   Подкладывал в  костер  ветки  до тех  пор,  пока  не осталось  достаточно
угольев, чтобы вскипятить  кофе. Приятно  было  почувствовать  внутри что-то
горячее.
   Теперь почти все должны считать меня мертвым. Я  прикинул, что пролежал в
пещере  двое  суток, хотя,  возможно,  и  больше.  Надо  выбираться  отсюда.
Хотелось на солнце и свежий  воздух,  да и желудок  давал о  себе знать. Без
коня придется  туго,  но постараться стоит. Если  уж  умирать, то  на свежем
воздухе и под деревьями.
   Хотя работа заняла много времени, мне все-таки  удалось  свернуть одеяла,
собрать оружие и доползти до выхода, волоча за собой вещи.
   Когда выбрался наружу,  все выглядело не так, как представлял. Было утро,
а я был  уверен, что  сейчас ближе  к вечеру. Где-то я потерял... день?  Или
два? Хотя мог пробыть в своем убежище и неделю.
   Я  посмотрел  на тропу, по  которой  попал в  пещеру,  и не нашел никаких
следов. С  тех пор, как залез, несколько раз шел дождь. Меня это не удивило,
так как высоко в горах дождь может идти каждый день в полдень, как по часам,
и чаще всего  так оно и бывает.  На тропе  не было никаких следов - ни Эм на
муле, ни тех, кто ее преследовал, ни моих.
   Опираясь  на дерево, осторожно, чтобы не открылись раны, поднялся на ноги
и  не  спеша побрел  по тропе.  Мне  просто  хотелось идти. Куда  -  не имел
понятия, но куда-нибудь пониже, где можно разжиться едой.
   Я много отдыхал, однако  за час прошагал не  меньше полумили. Река была с
левой стороны,  а  справа, пробиваясь к ней,  вытекал ручеек. Я остановился,
лег на траву и напился. Потом захромал дальше.
   Один раз вдалеке заметил оленя, изредка взлетали  тетерева или похожие на
них птицы. И  конечно, возле  каждой  россыпи  камней  сидели суслики. Через
какое-то  время  почувствовал, что не могу идти  дальше, поэтому углубился в
лес, расположился на  краю полянки и вытянулся на солнце. Отдохнув, тронулся
дальше, держась  поблизости от  тропы и не  особенно  торопясь.  Мало-помалу
доковылял до верхних лугов, находившихся позади ранчо.
   Самым легким было бы спуститься в каньон по крутому склону. Я не мог идти
подолгу без  отдыха,  а  в  каньоне меня  никто не  увидит, если  только  не
заглянет специально. Постепенно склоны стали  намного круче,  и я  спустился
вниз к потоку, текущему на дне каньона.
   Мне повезло,  потому что скоро склоны  превратились  в сплошные  каменные
откосы,  тут и  там рассеченные глубокими  трещинами,  по  которым в  каньон
сбегала  вода. Ручей протекал почти от стены до  стены, но оставалась  узкая
кромка песка и гальки.  По ним кое-как можно было пройти,  и только пару раз
мне пришлось на несколько шагов войти в воду.
   Дождевыми  потоками здесь нанесло много  сучьев,  бревен. Я стал  здорово
уставать, но негде было присесть. Неожиданно передо мной возникла вроде  как
щель  в  стене. Она заросла кустарником  и деревьями,  но за ними  разглядел
зеленую траву, которая могла оказаться лугом.
   Пробравшись  через  кусты к  расщелине,  увидел  перед собой большой луг,
однако прежде чем  добраться до сухой земли, мне пришлось проковылять  через
болото.
   Сил совсем не  осталось.  Бок болел, а слабость была такая,  что хотелось
упасть и больше не  вставать. Мне нужен был отдых, но в таком состоянии, как
мое,  трудно даже осмотреться  и выбрать место. Огромные  облака поднимались
высоко  над горами, ловя последние отсветы солнца. Я медленно начал отдирать
от бревна, на  котором сидел, сухие куски коры,  затем с  трудом поднялся  и
начал разжигать костер.
   Прислонив  винтовку к дереву,  стал рубить лапник для подстилки.  Тяжелый
револьвер на бедре мешал работать. Пришлось  его снять и повесить  на ветку.
Затем,  срубив  еще  несколько  ветвей  и  сделав подобие  шалаша,  с трудом
дохромал до костра и  нагнулся, чтобы  подбросить веток в огонь. Я присел на
колени, тяжело дыша и чувствуя, как голова наливается свинцом. Вдруг услышал
шаги по мху и начал было поворачиваться, когда меня что-то ударило.
   Я  упал, пытаясь схватить револьвер, но его  не оказалось. Сквозь  пелену
боли увидел ноги нескольких лошадей...
   - Ну-ка, дай ему, - это был голос Джейка Фланнера. - И как следует.
   Что-то  опять меня ударило. На этот раз  я  плашмя упал на траву  и сухие
листья. А они били и били. Но теперь боль не  чувствовалась - только тяжесть
сильных ударов. Первый удар оглушил, выбив все чувства.
   Кто-то ударил сапогом  в бок,  и  я  ощутил  теплую струю крови  там, где
открылась рана. Протянул было руку, но уцепиться было не за что, и я потерял
сознание.
   Меня привел  в  чувство  дождь. Ужасный  ливень,  низвергавшийся  с  неба
потоками. Он возвратил  мне сознание и боль, но двинуться с места  я не мог.
Только лежал под дождем, как бы впитывая его, а потом снова отключился.
   Они подумали,  что на сей  раз  прикончили меня. Это была первая мысль, и
она осталась со мной. Может, они правы. Может, я уже умер, а это - ад?
   Я промок насквозь, но ночь уже кончалась. Близилось утро, хотя солнце еще
не  взошло.  Постепенно я  стал  что-то вспоминать. Они  стреляли в  меня...
Припомнил гром выстрелов и жгучую колющую боль. Стреляли по меньшей мере три
раза... Странно, как я это запомнил.
   А  если все  так,  то  почему  я  еще  жив? Как  вообще  мог хоть  что-то
соображать?  Чувствовать?  А  я  чувствовал.  Чувствовал  боль,  смертельную
усталость, чувствовал, что мне хочется умереть, не вставая.  Но  вся штука в
том, что я упрямый. Слишком многие желали моей смерти, чтобы  вдруг  взял  и
угодил   им.   Я   открыл   глаза   и   долго   лежал,  глядя  на   вымокшие
коричневато-зеленые листья и влажный ствол.
   Неважно,  что  они  сделали или  пытались  сделать, -  я  все  еще живой.
Человек, способный ощущать, способен драться. Не по мне было помирать здесь,
как собака в кустах,  не взыскав долги. Джейк Фланнер  сам пришел за мной. С
помощниками,  но сам. А теперь я пойду за ним. Хотелось знать,  как  дела  в
долине,  в "Эмпти". Но в  эту минуту забыл обо всем на  свете. Я  чувствовал
себя животным, борющимся за  жизнь, и попытался перекатиться и опереться  на
руки.
   Я  это  сделал, хотя было очень  трудно. С одного бока  не мог двигаться,
поэтому осторожно повернулся на другой. Оперся на одну  руку и подтянул  под
себя колено.
   Когда я  поднялся  на него, то понял, что рубашка  в том месте, куда меня
ранили в первый раз, приклеилась к телу. Туда ударили ногой, прямо в рану, и
она сильно кровоточила. Ну и  ладно, пусть  потерял много крови. Терял ее  и
раньше. Я не девица, которой впервые пускают кровь.
   Ухватившись за дерево, подтянулся.  К этому  времени  так посветлело, что
мог разглядеть, что же со  мной сотворили, а сотворили они прилично. Грудь и
бок рубашки затвердели от крови. Слева обнаружил  новую рану - пуля прошла в
том  месте,  где рубашка слегка  оттопыривалась, и прошла насквозь,  немного
задев бок. На плече кровила  свежая царапина, а тело посинело от  ударов. На
голове нащупал глубокую ссадину и пару шишек.
   Да,  они  хорошо постарались, только  я лежал на  земле  и  мягкой траве,
которая  пружинила,  отбирая силу  ударов. Однако все  равно  мне  досталась
большая их часть - поэтому снаружи болело не меньше, чем внутри.
   Если они искали в темноте мое оружие, то не нашли его. Винтовка,  которую
прислонил  к дереву,  упала  в  траву,  а револьвер так  и остался висеть на
ветке, еще больше прогнувшейся под его тяжестью.
   Голова гудела, как  большой барабан, желудок  выворачивало, и  сам я  был
очень  слаб,  но внутри разгоралось такое бешенство, какого  мне  никогда не
приходилось  испытывать.  Поглядев  по  сторонам,  заметил  несколько  давно
сломанных веток, хорошо  просушенных  и оттого  твердых.  Соорудив  из одной
костыль,  чтобы  поберечь   раненую  ногу,  с  шестизарядником  на  поясе  и
винчестером в здоровой руке я пошел по следу, оставленному всадниками.
   С одного  взгляда  было ясно,  куда они  направлялись. Они  спускались  к
"Эмпти"  сзади, со стороны гор, и ехали убивать.  Бандиты меня опережали, но
не намного. Где прошли они, там пройду и я.
   Вид у  меня был еще тот. Но  я собирался не на конкурс  красоты и поэтому
шел вперед. На лице запеклась кровь вперемешку с грязью.  В волосах  - тоже.
Где-то по  дороге  потерял  шляпу,  а  залитая кровью рубашка была порвана в
нескольких местах, но я был злой, как загнанный кабан, и искал крови.
   Там, где  Фланнеру и  его  людям верхом  приходилось петлять по тропе,  я
просто садился и съезжал, экономя время и силы.
   К полудню, судя по  следам, стал их  нагонять. Они останавливались, чтобы
подождать до рассвета,  так как  не знали ни  тропы,  ни дороги -  значит, я
опять немного выиграл. Когда добрался до ближних лугов, рассчитывал услышать
выстрелы, но  ничего не  услышал. И это  меня очень обеспокоило.  Я  не  мог
думать  о том,  что Эм Тэлон умерла, хотя  знал, что только этого им и надо.
Если они  убьют ее, то не захотят оставлять и свидетелей. Заодно застрелят и
девушку,  которую я  привел сюда в надежде на  защиту.  Это  была моя драка,
только моя!
   Костыль  впивался  в  подмышку, причиняя боль,  но  выбора не было.  Пока
сползал  и карабкался между скалами около ранчо, выстрелов так и не услышал.
Я  разглядел корраль, лошадей в нем,  своего чалого. Значит, он нашел дорогу
домой! И лошадь Барнабаса тоже была там. Он дошел живым... по  крайней мере,
лошадь была здесь.
   Я добрался  до скал  позади  и чуть  сбоку от  ранчо. Это  был изрезанный
каменистый  хребет,  покрытый кустарником  и одиночными соснами. Здесь можно
укрыться  в  тысяче  мест  и  наблюдать  за  двором  и  корралем,  оставаясь
незамеченным...
   Солнце мирно освещало  двор. Тени лежали там, где им и положено лежать, а
лошади отдыхали в коррале. Ни одного следа чужих лошадей.
   Я ничего не понимал.
   По всем расчетам,  Фланнер  со своими людьми должен был  давно  появиться
здесь  и атаковать  ранчо.  Тут должна  полыхать  драка... или  Фланнер  уже
завладел домом? Но где же их лошади?
   Время  было полуденное,  и  во дворе должен  был  работать  кто-нибудь из
оставшихся на ранчо. Однако никого не увидел.
   Я лежал в кустах и изучал каждое возможное укрытие. Может, парни Фланнера
захватили дом, а теперь, вроде меня, сидят и ждут кого-то?
   Затем я кое-что увидел. На заднем  крыльце,  в  том месте, куда не падала
тень, темнело пятно. Вода давно бы испарилась за то время, что я здесь лежу,
или по крайней мере большая ее часть. Вода бы испарилась, но не кровь.
   Это было пятно крови.
   В боку жгло так, что я сморщился. Другой бок онемел, и все тело болело. Я
спрятался за скалы и иногда оглядывался по сторонам. В такой ситуации нельзя
быть слишком осторожным, говорил я себе, держа винтовку наготове. И все-таки
никакого движения.
   Они убиты?  Все убиты? Вряд ли. Но,  может, люди Фланнера сейчас в доме и
издеваются над Эм и остальными? Я решил спускаться. Допустим, они нарочно не
показываются, потому что кого-то ждут.
   Меня?
   Но они посчитали, что я мертв, и бросили.
   Тогда кого?
   Или  я ошибаюсь, ошибаюсь во всем?  И пока  я жду, кто-то внизу  умирает,
надеясь на мою помощь.
   Он может не умереть, если я сумею добежать до крыльца и вбежать в дом, не
получив пулю в голову.
   Надо идти.
   Надо.


15


   У вороного коренастого индейского коня с  белой отметиной на правом бедре
был легкий танцующий шаг. Даже пройденные мили не  убавили  ему бодрости,  и
он, вскидывая голову и кусая удила, готов тотчас же рвануться и понестись.
   Всадник сидел прямо, легко  держа поводья в руке, - темноволосый красивый
юноша, чья бесшабашная улыбка резко контрастировала с холодностью глаз.
   Перемены  были заметны. Даже издалека он  увидел, что Сиваш разросся.  Но
несмотря на легкость посадки,  юноша  внимательно осматривал местность. Вряд
ли его здесь помнят: прошло слишком много лет.
   Как  занесло  сюда  Логана  Сакетта? Он, конечно, бродяга,  а такие могут
очутиться где угодно. Странно иногда получается на  белом свете, подумал он.
Они с Логаном были друзьями, а теперь, оказывается, к тому  же родственники.
В  мыслях  он  всегда называл маму Эм или миссис Тэлон, но забыл, что она из
Сакеттов.
   Ему передали, чтобы он не заезжал в Сиваш, а ехал прямо на ранчо. Но если
неприятности начались отсюда, будь он проклят, если проедет мимо.
   Молодой  человек остановился в низине, где  тропа  пересекала лощину,  и,
спешившись, тщательно поправил  одежду. Он причесался пятерней,  стряхнул со
шляпы пыль и решительно сел в седло.
   Несколько  человек видели, что он въезжал  в  Сиваш, среди  них - Долорес
Аррибас и Кон Веллингтон.
   Долорес  лишь раз  взглянула на  него и  узнала. Кон посмотрел один  раз,
потом другой и тихо выругался про  себя.  Вначале Логан Сакетт, теперь Майло
Тэлон. Похоже, в  городке грядут изменения, и  он опять может  оказаться при
деле. Любой из них - не подарок. Пусть даже Логана и убили, как рассказывают
в  городе,  но оставался еще стройный  молодой  парень с  винтовкой, который
вызволил Сакетта, а теперь еще и этот.
   Не стоило Джейку Фланнеру связываться с "Эмпти".
   Иоганн  Дакетт  увидел,  как Майло въехал  в городок,  проехал  мимо  его
конюшни, подъехал к салуну и привязал лошадь у коновязи. Дакетт долго глядел
на него. Никакой ковбой не мог  себе  позволить роскошь  иметь такого  коня.
Даже здесь, где много лошадей, такого не купить ни за какие деньги.
   Всадник  спешился  и вошел  в салун,  открыв  дверь  левой рукой. Иоганн,
знавший многих  с Воровской тропы по имени, нахмурился  в  задумчивости. Кто
это? И  почему  он здесь? Любой  чужак мог оказаться  человеком, за  которым
послал Джейк. И  то,  что  он пошел  прямо  в  салун,  не поставив лошадь  в
конюшню,  говорило  в  пользу этой догадки. Но все  могло повернуться совсем
иначе.  Иоганн Дакетт  взял винтовку  и  пересек  улицу к салуну. Он вошел и
подошел  к бару, держа чужака слева.  В правой  руке  он сжимал  винтовку. У
Дакетта  были  большие сильные  руки.  Он мог стрелять  из винтовки,  как из
револьвера, что часто и делал.
   Майло Тэлон подошел к бару:
   - Ржаного, - сказал он мягко, - настоящего ржаного виски.
   Бармен глянул на него и сменил под стойкой одну бутылку на другую:
   - Пожалуйста, сэр. Хорошее ржаное виски. Лучше не бывает.
   Он подождал, пока Майло Тэлон пробовал напиток, потом спросил:
   - Путешествуете?
   - Проезжаю, - вежливо ответил Майло. - По дороге в Дыру Брауна.
   - Знаю это место, - бармен задумался. - Поздненько вы туда направляетесь.
Все ребята уже разъезжаются или готовятся к зиме.
   - Может,  я  сделаю  то  же самое,  - он  опрокинул  виски, затем показал
средним пальцем на  стол. - Все,  что у вас есть из еды, ставьте туда. Самое
лучшее.
   - Да,  сэр,  - бармен посмотрел  на него, потом на стойку, где  не увидел
денег,  немного  поколебался  и сказал:  - В такие  времена,  если я не знаю
клиента, хозяин требует, чтобы расплачивались сразу.
   - И правильно делает, - Майло снова указал средним пальцем на стол. - Вот
туда. Я голоден.
   Он вышел, подошел к месту,  где стояли бочка с водой, умывальник, и вымыл
руки. Когда он вернулся, бармен ставил еду на стол.
   Майло сел, глянул на высокого человека с винтовкой у бара.  Он ничего  не
заказывал. Он просто стоял и, казалось, ни на что не глядел.
   Открылась  дверь.  Вошли  два запыленных всадника  и  сразу направились к
бару:
   - Хозяин велел, чтобы ты приготовил корзину с едой. Дня на два.
   - Ладно.
   Бармен посмотрел  на Майло, который спокойно ел,  не  выказывая  никакого
интереса к происходящему. Майло оторвался от еды.
   - Лучше приготовьте на неделю, - сказал он. - Когда человек путешествует,
да к тому же привык хорошо питаться, он быстро соскучится  по хорошей еде. А
ему ведь далеко ехать.
   В  салуне стало  тихо. Все  смотрели на Майло, который  как ни  в чем  не
бывало продолжал есть.
   - Что такое? - обернулся Чоуз Диллон. - Кто в тебя опустил монетку?
   Майло Тэлон улыбнулся:
   - Я же советую по-хорошему,  от души. Когда человек надолго уезжает,  ему
надо подготовиться к путешествию. Я слышал, что  Джейк Фланнер любит  пожить
хорошо. Упакуйте ему этот окорок и не забудьте немного еды для ребят.
   - Ты что, шутишь с нами? Майло опять улыбнулся:
   - Конечно нет, но для долгой дороги...
   - Никто  ничего  не  говорил  про путешествие! -  раздраженно  воскликнул
Диллон.
   -  Да нет же, говорил. Вы не слушали.  Я  говорил о долгом путешествии, -
Майло допил кофе  и осторожно  поставил чашку.  - Я  же советую по-хорошему.
Путешествовать сейчас стали больше.  И  мой совет вам,  джентльмены, мистеру
Фланнеру и остальным заинтересованным:  начинайте путешествовать... подальше
и как можно скорее.
   Они не знали, что и думать. Диллон чувствовал,  что  должен рассердиться,
но незнакомец говорил мягко и,  казалось, даже дружелюбно. И все же что-то в
нем было... Он явно не желторотый юнец...
   - Не понимаю, на что ты намекаешь. Болтаешь много, а говоришь мало.
   -  Тогда  я скажу прямо,  - голос  Майло был  спокойным. -  Вы  затеяли с
"Эмпти" плохую  игру, нам это не  нравится. Шутки кончились, и  вы все,  кто
живет на деньги мистера Фланнера, уносите отсюда ноги.
   Дакетт  смотрел  в  свой  стакан  и молчал. Диллона  поразило  и  немного
испугало спокойствие незнакомца. Вначале один спас от смерти Логана Сакетта,
а теперь этот... Сколько их  еще? Когда Джейк  Фланнер  нанимал его,  обещал
легкую работу, никаких неприятностей, никого, кроме старухи.
   Диллон повернулся к Майло:
   - Вы много на себя берете, мистер. Кто вы такой?
   - Майло Тэлон. Эм - моя мама, а вы, ребята, не даете ей житья.
   Чоуз Диллон  забеспокоился. Он  не  был  наемным головорезом, хотя ему  и
приходилось участвовать в нескольких перестрелках. То тут, то там он пытался
затеять дуэль на револьверах, но в основном с  новичками-поселенцами. Здесь,
однако, пахло совсем другим.
   -  Ты тут  один, - сказал Чоуз, надеясь сблефовать.  -  Ты играешь против
крапленой колоды.
   - В крапленой колоде могут оказаться совсем не те карты, -  тихо произнес
Тэлон, - особенно когда  у  меня все тузы. Я приехал  не проигрывать и, если
припомните, первый начал игру. Конечно, - он выпрямился, - если вам, ребята,
хочется  узнать, что у меня на руках, то ход ваш, а вместо фишек у вас будут
пули... сорок пятого  калибра.  Я ставлю  на то, что могу раздать их быстрее
вас, и  могу  сказать  не  хвалясь:  с  такого  расстояния  еще  никогда  не
промахивался.
   Бармен стоял на линии огня. Он не делал ставок в этой игре. Он работал на
Фланнера, и тот хорошо платил, но трупу деньги не нужны. Бармен откашлялся:
   - Чоуз, Майло  Тэлон  не  врет.  Делайте,  что хотите, дело ваше, но этот
человек настоящий дьявол. Я о нем слышал.
   Чоуз  решил не  перегибать  палку.  Он подождет:  наверняка  представится
другой  случай.  Это  работа Иоганна  Дакетта, а не для него или  остальных.
Дакетт сможет ее сделать, он так ему и скажет.
   Взгляд Майло Тэлона  был непроницаемо-холодным. От него Чоузу становилось
не по себе,  потому что этот взгляд явно не соответствовал беспечной улыбке.
Чоуз  Диллон  был  упрямым, но  не  бесшабашно смелым. Он был опасен,  когда
чувствовал свое преимущество или когда его загоняли в  угол. Но не  дожил бы
до своих лет, если бы не знал людей, и если  правильно понимал Майло Тэлона,
тот  был  человеком, который не только умеет быстро стрелять, но  и при этом
смотрит противнику в глаза, улыбается и нажимает на курок.
   - Я не собираюсь с тобой тягаться, - сказал Диллон. - Это  дело Фланнера,
пусть и разбирается, если  хочет. Когда он пошлет меня против тебя, я пойду,
но пока что мне никто ничего не говорил.
   - Он  про меня не знал. Джейк Фланнер сделал ставки, не зная, какие карты
на руках  у Эм, - Майло рассмеялся. - Да мама уложит вас всех, с оружием или
без.  Радуйтесь,  ребята,  что  ей  надо  присматривать  за  ранчо. Будь она
посвободней,  она бы вам  показала. Когда я еще ходил  под стол пешком, мама
отправила восвояси банду индейцев... и они унесли с собой убитых.
   Он оторвался от бара.
   - Жаль, что нет времени подождать Джейка Фланнера, но я еще вернусь, - он
помолчал. - Кто-нибудь из вас видел Логана Сакетта?
   -  Он мертв, - с удовлетворением  сказал Диллон. -  Его убили  вон там на
улице. Сакетт пошел один против целого города. И он мертв.
   - Где его похоронили? Улыбка Диллона пропала.
   - Подъехал еще один парень и отвез Логана в горы, но в нем сидело столько
свинца, что им можно  потопить линкор. Кстати, тот парень был похож на тебя,
только одежда у него из магазина, вроде как у новичка.
   - Он не новичок, - ответил Майло, пятясь к двери. - Он мой брат Барнабас.
Я видел, как он за двести ярдов отстрелил мочки ушей у одного парня.
   Он снова улыбнулся.
   - Ну и  ну! Барни вернулся! Сдается  мне,  вы заимели кучу неприятностей,
оптом и по  дешевке. Я вам правильно  советовал,  - добавил он  от  двери. -
Путешествие укрепляет здоровье.  Убирайтесь сами, ребята, не то мы вернемся,
чтобы повесить тех, кого не достала пуля.
   И  вот  еще  что, - закончил он. - Не надейтесь, что убили кого-нибудь из
Сакеттов, пока сами его не  закопаете. Я видел, как однажды Логана буквально
нафаршировали свинцом,  а он остался жив. Чего не могу сказать о тех,  кто в
него стрелял.
   Он вскочил в седло,  все время глядя на дверь,  затем быстро  посмотрел в
обе стороны. На улице, наблюдая за происходящим, стоял Кон Веллингтон. Майло
помахал ему рукой и поскакал прочь.
   Майло Тэлон был не дурак. Он  знал, что  затевал Фланнер, какая ненависть
кипит  в нем  и что просто  так тот  не  сдастся.  Численность  всегда имела
значение. Фланнер мог  себе позволить терять  людей и вербовать новых. Таких
легко отыскать, к тому же были еще индейцы, отколовшиеся от своего племени -
худшие из всех.
   Если Логан Сакетт ранен и укрылся в горах, он должен  найти его. Несмотря
на его  утверждение,  мать не  смогла бы  долго выдержать одна. Именно Логан
спас ее и спас ранчо.
   Дорога к "Эмпти" немного изменилась. Майло с нетерпеливой надеждой ожидал
первого взгляда на  дом,  и,  когда  тот  появился,  он глубоко  и  радостно
вздохнул,  счастливый, что снова видит  его. Он  слышал, что мать умерла,  а
земля перешла к новым владельцам. Но теперь понимал: этот слух распустил сам
Фланнер в попытке не дать братьям причины возвратиться.
   Иоганн  Дакетт  стоял у бара  очень тихо и даже не отхлебнул налитого ему
пива. Он слушал,  отводя глаза  от Майло.  Когда тот,  пятясь, вышел,  он не
последовал  за ним,  потому что  вспомнил  о своих  первых  днях  с  Джейком
Фланнером.
   Фланнер не  нанимал Дакетта, а только предложил ездить вместе, и  Дакетт,
одинокий  человек,  согласился.  Фланнер умел  говорить  - говорить  легко и
непринужденно. Большинство своих схваток он выиграл языком. Каким-то образом
у Фланнера всегда  водились деньги, и Дакетт,  живший от  случая  к  случаю,
обнаружил,  что ему легче с Фланнером. Скоро тот начал  предлагать, а Дакетт
выполнять. Иногда Фланнер говорил:  "Послушай, тебе, наверное, нужны деньги.
Вот,  возьми",  -  и  отдавал  ему двадцатку,  полдюжины  двадцаток или  еще
сколько-нибудь. Иоганн Дакетт стал жить лучше, чем когда-либо, и  всегда при
деньгах.
   Фланнер  не замечал  -  ему было безразлично,  что у  Дакетта  почти  нет
запросов. Но он  удивился бы,  узнав, какую  сумму  скопил Дакетт. Человек с
минимумом потребностей и постоянным источником дохода может собрать неплохую
сумму.  Иоганн Дакетт  скопил  несколько  тысяч долларов, о которых никто не
знал. Тем более никто не знал, где Дакетт их прятал.
   Дакетт был спокойным незаметным человеком. Некоторые считали его дураком.
Другие, знавшие  его  лучше, так не считали. Правда заключалась  в том,  что
мысли Иоганна Дакетта текли всего  по  нескольким узким руслам. Он  не видел
особенной разницы между добром  и злом,  но имел  привязанности и  привычки.
Никакие деньги или уговоры не заставили бы его убить ребенка, однако женщину
он убил бы без колебаний, и нескольких убил. Он не имел понятия о морали или
религиозных  чувствах и  не  смог бы объяснить, почему делал так, как делал.
Просто  ему  так же  легко  было  убить человека, как  выстрелить в змею или
койота.
   Он не испытывал привязанности к  Джейку  Фланнеру,  хотя  тот  верил, что
Дакетт сопровождает  его от  избытка лояльности. Джейк лишь  представлял для
Дакетта   спутника   и   компаньона,   который   ему   нравился.   Нравилась
непринужденная манера  речи  Фланнера,  нравилось,  что  с  Фланнером  легко
живется.  Дакетт также знал, что Фланнер очень хитрый.  В  жизни  ему всегда
везло. И Дакетту хотелось быть поближе к такому человеку.
   Теперь в первый раз он сомневался.
   Сомнения начались, когда он увидел большой  дом на "МТ". Он поразил его и
внушил благоговение и трепет. Он казался неприступным. То же самое он ощущал
при встречах с Эмили  Тэлон в Сиваше  или  на тропе. Когда эта  сухая старая
женщина  смотрела  на  него,  Дакетт  отводил глаза.  Если  бы  она  взялась
отчитывать его за что-то, он молча стоял бы и терпел.
   Тем  не  менее  Дакетт  не  возражал  Фланнеру. Был бы тот меньше увлечен
своими  планами, он заметил бы, что  Иоганн  колеблется.  Но война началась,
время шло, а Дакетт все еще не пришел ни к какому решению.  Время от времени
в городе сплетничали о Майло Тэлоне и его брате. Неясная тревога  проникла в
глубокие, узкие русла мыслей Дакетта, и впервые он ощутил беспокойство.
   - Ты когда-нибудь бывал на западной  стороне гор? - как-то раз спросил он
Фланнера.
   -  Что? Нет,  не был.  - Джейк был раздражен.  -  А что такое?  Почему ты
заговорил об этом?
   - Говорят,  хорошие  места. Есть там городок  Анимас-сити.  В лесах возле
реки Анимас.
   -  У нас и здесь  работы хватает,  - ответил Фланнер. -  Зачем уезжать от
верного дела?
   - А оно верное?
   Джейк  Фланнер вздрогнул. Он так привык  к тому, что Дакетт с готовностью
принимает любые его идеи, что это замечание привело его в замешательство.
   -  Конечно,  верное.  Как  только  выгоним  оттуда  старуху, у нас  будет
прекрасное поместье. Мы повеселимся и...
   -  Теперь их больше. Там девушка,  там Логан Сакетт, а  теперь еще тот, с
винтовкой, что спас Логана, к тому же ребята говорят, появился еще один.
   -  Слушай,  Дак, меня бы здесь  не было, если бы я не был  уверен, что мы
выиграем,  и выиграем по-крупному. Придет время, и эта девчонка уедет или ее
увезет кто-нибудь из ребят. А Логан  Сакетт мертв. Ни один человек не сможет
набрать  столько свинца и остаться в живых. Его  ранили семь или восемь раз.
Что касается того, другого, по-моему, ему тоже досталось.
   - Ты хочешь убить старую леди, потому что она перебила тебе колени.
   Фланнер покраснел от гнева. Он не мигая смотрел на Дакетта.
   -  Ладно, - сказал он.  - Ты прав.  И я убью ее. Но  не  это главное. Нам
нужно ранчо.
   Дакетт слушал, но думал о своем  - о  Майло Тэлоне. Иоганн мало  говорил,
много  слушал и  знал  о  Майло Тэлоне  гораздо  больше, чем любой  другой в
Сиваше. Знал,  например, что  Майло одиночка,  что он  удивительно быстро  и
метко стреляет и что даже люди, считающиеся опасными, избегают его.
   Их  шансы  ухудшались. С этого дня  каждый выстрел  лишь увеличивал риск,
потому что теперь на  выстрел тоже отвечали  выстрелами.  Ход мыслей Иоганна
Дакетта был простым. Он знал, что два плюс два - четыре. Он также знал: если
сначала на ранчо была одна старуха - хотя некоторые утверждали, что там были
и ковбои, - то теперь там две  женщины и, возможно, четверо мужчин, четверо.
Он ни на секунду не  сомневался, что Логан Сакетт жив. Ранен, но жив. Иоганн
Дакетт подсчитывал павших, когда видел их трупы.
   Шансы ухудшались, и кто сказал, что они улучшатся? Сакетты принадлежали к
одному  из теннессийских кланов. И кто может  быть уверенным, что  не придут
другие Сакетты?
   Впервые  Дакетт  ставил  под  сомнение  дальновидность  Джейка  Фланнера.
Впервые  он задумался о  припасенных деньгах. На них можно  прожить  год или
два,  а два  года  представляли для  Иоганна Дакетта, привыкшего  жить одним
днем, что-то неизмеримое.
   - Я уезжаю, - сказал он себе.
   Сформулированная идея нашла свое русло и стала углублять его.
   Джейк  Фланнер  удивился  бы,  узнав, что  для Дакетта он, Джейк Фланнер,
значит не больше, чем  лошадь, на которой когда-то  ездил.  Все эти годы  он
представлялся удобным компаньоном, но не более.
   Фланнер  думал,  что  Дакетт  будет  верен  ему  до   смерти.  Дакетт  же
рассматривал Фланнера как источник прибыли, а теперь этот источник иссякал.
   И конечно, его ждали западные склоны Рокки Маунтинз.


16


   Во рту пересохло,  а голова  просто  горела -  спуск вниз  по горе  отнял
немало сил. Я  притаился  в скалах и кустарниках,  осматривал  двор, ранчо и
ничего не понимал.
   Пятно  на заднем крыльце  - кровь, это точно. Кто-то там схватил  пулю. Я
молился, чтобы это оказались не Эм  и не Пеннивелл. Сколько ни искал, не мог
увидеть  ни  одного  прячущегося человека, но  их  трудно увидеть, если  они
неподвижны... и если они там.
   Чувствовал я себя намного хуже, чем надеялся. Пару раз глаза заволакивало
пеленой,  и  все виделось как бы через дымку. Нагнувшись,  положил голову на
камень. В горле хрипело. Меня тошнило.
   Внизу  ничего  не  двигалось,  и  я,  должно  быть,  на  несколько  минут
отключился. Когда очнулся, ничто не изменилось: голова лежала  на камне,  но
мне показалось, что могу умереть. И это привело меня в ярость.
   Умереть? В то время  как старая леди  в беде?  И  эта девушка,  которую я
привел в дом и тем самым подверг опасности...  может, ее сейчас убивают? И -
да, надо быть честным с собой - основное, что заставляло меня сопротивляться
смерти, - это Джейк  Фланнер.  Я снова услышал, как он командует, чтобы меня
прикончили. Ладно, Джейк, сказал я себе.  Ты хочешь  увидеть  Логана Сакетта
мертвым. Но если ты хочешь увидеть его мертвым, тебе придется постараться.
   Усилием  воли поднял  голову  и  устроился поудобнее, чтобы  сквозь кусты
наблюдать за  домом. Подо мной между грудами камней виднелось начало старого
оползня. Он  был слишком крутым для спуска, но если лечь на спину, то  можно
соскользнуть футов на пятнадцать - двадцать вниз.
   Я извернулся и вытянул ноги. С винтовкой в одной руке и костылем в другой
пробрался  между двумя  кустами  и  под  нависшей  скалой  и съехал, тормозя
винтовкой и костылем.  В конце спуска крепко ударился коленями, но, что хуже
всего, поднял пыль, по которой меня могли заметить.
   Теперь  я  стал  ближе  к  дому.  Проверив  оружие,  ощупал  патронташ  и
обнаружил,  что осталось всего  одиннадцать  патронов для револьвера,  да  в
карманах нашел еще два для винтовки. Эта перестрелка не будет долгой.
   Несмотря на туман в голове, все же сумел повнимательнее рассмотреть дом и
двор и увериться, что там все-таки есть  чужие, а Эм и остальные или  убиты,
или схвачены. Иначе кто-нибудь давно бы вышел через эту дверь.
   А  может  быть,  кто-то  сидит  в  холмах позади  меня.  Над этим  стоило
подумать.  Возможно, сзади меня уже взяли на мушку. Повернув голову, оглядел
склон  и  понял: если  они  наверху, я им  не  виден. Внимательно осмотрелся
вокруг и вдруг заметил какое-то пятно,  которое с  прежней позиции видеть не
мог.
   Напротив барака раскинулся плашмя человек - мертвый или живой, я не знал.
Отсюда не мог его разглядеть, но, кажется, похож на Эла Фулбрика. Кто бы это
ни был, здесь явно случилась перестрелка. Если это Эл, а я был почти уверен,
что это он, то за ним кто-нибудь должен прийти.
   Солнце сильно пекло, но я не чувствовал ничего, кроме собственного жара и
ран. Дом и коррали, казалось, колыхались в  воздухе, как в пустыне. Время от
времени ощупывал винтовку. Она была реальностью, тем, что  я знал и понимал.
Сощурив  от  солнца  глаза, вглядывался вниз. Кто-нибудь  обязательно должен
выйти из дома.
   Вдруг я уловил движение на дороге.
   Это была  лошадь. Коренастый индейский вороной конь. Только  один человек
мог  так сидеть на лошади,  только  один  конь был похож на этого. Далеко от
меня,  так далеко, что едва  был  виден, Майло Тэлон направлялся в  ловушку.
Направлялся  к  смерти от  револьверов, что ждали внутри.  Его  нужно как-то
предупредить, ему нужно как-то сказать.  Я не  имел представления,  кто ждал
внутри и сколько их, но не сомневался, что слишком много. В этой группе, что
напала на  меня, было  восемь человек,  включая Фланнера. Восемь вооруженных
мужчин, ожидающих Майло или меня.
   Если  выстрелю,  то  вполне  вероятно,  что  здесь и  умру.  Единственная
причина, по которой я еще жив, -  они об этом  не догадывались.  Стоит  себя
обнаружить, и со мной все будет кончено. Но я уже знал, что выстрелю, потому
что   Майло  мой  друг,  и  не   собирался  смотреть,  как  его,  ничего  не
подозревающего, хладнокровно расстреляют из засады.
   Не  подозревающего?   Может,  и  нет.  Майло  всегда  ездил,   готовый  к
неожиданностям. Он, как и я, в любой момент готов вступить в драку.
   Ему  оставалось ярдов триста, и,  вероятно, он уже был на мушке. Я поднял
винтовку и  выстрелил в воздух. Майло пришпорил  коня, перегнулся, скрываясь
за его боком, и ускакал, осыпаемый пулями.
   Мне  не надо говорить, что я  спускаюсь в ад,  и  не  надо  говорить, что
скалы, за которыми скрывался, через секунду измельчат пулями. Если и суждено
умереть,  то  лучше с револьвером  в  руке и  лицом  к смерти. Поэтому,  как
сумасшедший, я полусбежал, полускатился с горы.
   Откуда взялось второе дыхание? Я приземлился  каблуками  вперед,  смягчив
удар согнутыми в коленях ногами, а вокруг визжали пули. Вне себя  от ярости,
бросился  к двери  и  изо  всех сил  ударил  ее плечом.  Уже  говорил, что я
здоровый и сильный, и даже со своей слабостью сорвал дверь с петель и влетел
на кухню. Прямо напротив меня стоял русоволосый мужчина  с двустволкой, и я,
не целясь,  выстрелил  и бросился на  него,  поддев  дулом винтовки. Дуло не
попало  ему  в  горло,  но  размозжило  нос,  и  он  испуганно  завизжал.  Я
развернулся, ударил  прикладом,  и  он  с  тяжелым стуком  упал.  В соседней
комнате раздался сильный грохот, кто-то  кричал. Перебросив винтовку в левую
руку, а правой прихватив ружье, я кинулся туда.
   Там  стояли четверо, а  в  углу лежали Эм Тэлон и Пеннивелл. У Пеннивелл,
кажется, была разбита  губа. Я  развернулся и нажал  оба  курка с расстояния
двенадцать футов. Ружье бухнуло не  хуже пушки, а комната сразу  наполнилась
дымом  так,  что защипало  глаза.  Голова  закружилась,  коленей  вообще  не
чувствовал - вот-вот упаду, - но, работая затвором, посылал заряд за зарядом
в сторону тех четверых.
   Какой-то  человек  с  револьвером  в  руке, без  шляпы,  с всклокоченными
волосами,  бросился сквозь дым. Я стоял  справа  от него. Он целился  в меня
шестизарядником.  Швырнув  ружье  ему в лицо,  ударил  его всем  телом.  Про
винтовку я забыл. А просто двинул ему с правой прямо в широко открытый глаз.
Он начал падать, а  я, схватив винтовку обеими руками, изо всей  силы махнул
прикладом  ему в живот. Человек сложился пополам, и когда упал на  колени, я
заехал сапогом ему в лицо.
   Зашатавшись, повалился вслед за ним. Я попробовал подняться и тут увидел,
что в переднюю дверь ворвался коренастый мужчина в рубашке в красную клетку,
с револьвером в  руке. Он увидел меня и прицелился. Ну все, конец. Я смотрел
в  черное дуло  и знал, что мне не выбраться. Все, что  почувствовал, -  это
желание встать и броситься на него, но знал: не успею.
   Позади грохнул выстрел, потом еще  один. Тот человек вытянулся на носках,
револьвер выпал  из одеревеневших пальцев,  и  он кулем свалился  на пол.  Я
повернул голову и увидел Эм Тэлон  со своим большим  старым кольтом, который
она запрятала где-то в складках платья.
   В следующую секунду рядом очутилась Пеннивелл, оттащила меня к стене, и в
комнате стало тихо.  И вдруг тишину нарушил стон... мой  стон.  Затем кто-то
прошептал:
   - Не стреляйте! Ради бога, не стреляйте! - И мимо меня, шатаясь, пошел  к
двери окровавленный, умирающий человек.
   Отворили окно, и  дым стал рассеиваться. На  полу лежали трое. Надо  мной
склонилась Эм:
   - Ты поспел вовремя, мой мальчик, очень вовремя. Они связали  Барнабаса и
ранили Эла.
   - Здесь Майло. Я стрелял, чтобы предупредить его.
   - Майло? Тогда им пора прятаться.
   Они  даже не  пытались меня перенести. Мне  положили  под голову подушку,
обмыли раны  и  напоили  бульоном. Отчасти слабость  объяснялась  голодом  и
большой потерей крови.
   Из троих на  полу двое были мертвыми. Один получил полный заряд из ружья,
а второго двумя пулями убила Эм.
   Человек, которого  я  ударил  прикладом,  был  еще  жив,  но  очень плох.
Остальным так или иначе удалось выбраться, и что с ними стало,  мы не знали.
Однако они сбежали, а Фланнера вообще никто не  видел.  Он был  здесь, но  -
калека или нет - убрался до того, как закончилась перестрелка.
   Эм рассказала, что трое ждали Майло у бойниц на  веранде.  Кто-то  из них
знал, кто такой Майло,  и  Фланнер приказал убить его. Разбойники надеялись,
взяв  Эм  и Барнабаса,  заставить кого-нибудь  из них  подписать откупную на
"Эмпти".
   Три  недели  я  лежал.  За  мной ухаживали Эм  и Пеннивелл. Три  недели я
валялся,  не в силах  пошевелиться,  и  думал  даже, что  мне  пришел конец.
Барнабас,  Майло  и  Эл  Фулбрик  ездили  в  город,  но  все  люди  Фланнера
разбежались.
   Альбани  Фулбрика ранили,  к тому же он получил сотрясение мозга, но этим
все и кончилось, а рана в мышцах быстро зажила.
   С возвращением Барнабаса и Майло дела вошли в обычную колею. Эл несколько
дней отдыхал, а  потом  взялся  за работу  так, как и положено ковбою  с его
сноровкой.  Только я  лежал  в  постели.  Дней десять вообще не понимал, где
нахожусь и что со мной делается.
   В  присутствии  Тэлонов  дом  стал совсем  другим. Никто не осмелился  бы
сказать,  что он  для  них  слишком велик. Они  пели,  дурачились,  шумели и
рассказывали,  что с ними произошло за  те годы, что  не виделись.  Барнабас
путешествовал  по Европе, служил во  французской  армии и  стал образованным
человеком.  Я   слушал  его  непринужденный  разговор   и  впервые  в  жизни
позавидовал.
   Когда  был мальчишкой и  жил в горах, до школы  надо  было идти или ехать
несколько миль. Случалось, нас задерживала  дома  работа, а  часто ничего не
задерживало, но  некому было заставить  учиться.  Мы, молокососы,  старались
пропустить занятия,  как  только  представлялась возможность,  а теперь было
стыдно, что есть юнцы, которые  знают гораздо больше  меня  и которые  умеют
читать и писать лучше меня.
   Раньше никогда об  этом не думал, но  тут мне пришло в голову, что такие,
как  я, - а я  могу  работать не хуже остальных, - кончают жизнь, ничего  не
имея, в то время как у  других  всего  навалом. Барнабас  много учился, даже
Майло  прилично  занимался.  Я же  не знаю ничего,  кроме  как  пользоваться
шестизарядником, ездить на лошади и выслеживать дичь... или людей.
   Джейк Фланнер  исчез. Иоганн Дакетт тоже.  Их никто  не видел,  а все эти
крутые  парни,  которых  нанял  Фланнер,  быстренько  распрощались  с  нашей
округой.  Салун  и  отель  Фланнера  перекупила Долорес  Аррибас, а  у  Кона
Веллингтона торговля шла полным ходом.
   Однако от нечего делать я размышлял и, подумав, совсем не был уверен, что
эти  двое сбежали. Человек, так  горящий  желанием отомстить,  как  Фланнер,
человек, который  много  потрудился  и много  вложил  в это  дело, не так-то
просто сдается, даже когда проигрывает. Что касается Дакетта, то он, похоже,
готов сделать все, что захочет Фланнер.
   Пеннивелл  с  удовольствием хлопотала  по хозяйству.  Она  сделала  новую
прическу и строила глазки всем нам троим, хотя, пожалуй, больше  Тэлонам. Эм
наблюдала и посмеивалась. Барнабас, казалось, относится к ней так  же, как и
к  любому другому человеку, а Майло,  я подметил,  пару раз  заинтересованно
посмотрел на нее.
   Эм  съездила  в  город,  купила материал  и сшила  себе обновки.  Мужчины
подремонтировали  ранчо  и выпустили скот на равнину,  чтобы  не пропала  та
трава, что еще не выгорела. Я валялся в постели, смотрел в потолок и думал о
будущем. Прежде  такие мысли меня  не  посещали, но  теперь, когда появилось
много  времени, пока  заживали  раны,  стал об этом  размышлять, к  тому  же
заметил, как изменилась жизнь этого большого дома и людей в нем. Между Майло
и Барнабасом ощущалась сильная привязанность, хотя они были совсем не похожи
и по внешности, и по характеру, а, судя по рассказам, в детстве дрались, как
кошка  с собакой. Все же приятно было видеть братьев вместе. Они  составляли
хорошую пару, и в их руках "Эмпти" стала приходить в норму.
   Наверное, я  лежал  чуть дольше, чем следовало. Просто очень  не хотелось
покидать  этот  огромный  дом, Пеннивелл,  Эм  и  всех остальных. Моя  семья
распалась рано: каждый пошел своей дорогой.  У нас очень сильные родственные
чувства,  но  семью  тем  не менее раскидало в разные  стороны. Даже Нолана,
своего брата-близнеца, не видел тысячу лет.
   Пришло  время уезжать.  И в одно прекрасное утро я выкатился из постели и
надел шляпу. Кажется, в коровьих краях ковбой первым делом надевает шляпу. Я
скользнул в  джинсы. Ох и  видок у  них,  хотя и Пеннивелл,  и Эм  старались
привести их в божеский вид. Мою рубашку они заштопали. Эм  пыталась дать мне
рубашку кого-нибудь из сыновей, но никакая  не  подошла: я  слишком широк  в
плечах и груди.
   Я уже  застегивал оружейный  пояс, когда вошла Пеннивелл. Она кинула один
только взгляд и позвала:
   - Эм! Миссис Тэлон! Логан встал!
   Вошла Эм Тэлон и долго смотрела на меня:
   -  Я так и знала -  ни  одного Сакетта нельзя удержать в постели надолго.
Спускайся, сынок, и позавтракай. Для крови тебе нужно побольше мяса, ты ведь
много ее потерял.
   - Да, мэм, - сказал я и пошел.


17


   Три дня я ничего  не делал  - только сидел на крыльце и смотрел в сторону
Сиваша.  На "Эмпти"  все  изменилось:  скот  пасся  в  прерии, куда  его  не
выпускали с тех пор, как появился Фланнер, ранчо обновилось, а Эм впервые за
долгое время покинула тревога.  Она теперь спала  по ночам и не волновалась.
Пеннивелл тоже.
   Большую часть времени братья Тэлон проводили на пастбищах, клеймя телят и
выискивая  по  ущельям  отбившихся и  заблудившихся коров.  Некоторые гуляли
годами - с тех пор, как за "Эмпти" перестали как следует ухаживать.
   А я сидел на крыльце и старался отгадать,  что на уме у Джейка Фланнера с
Иоганном Дакеттом.  Тем не менее все чаще вспоминал Калифорнию. Скоро совсем
поправлюсь  и смогу  уехать. Больше  меня здесь  ничего  не  держало.  Парни
вернулись. Теперь  никому в голову не придет отнимать у Эм Тэлон ранчо, даже
если  с ней останется один Майло. Я пару раз  наблюдал, как он расправляется
со своими врагами.
   За эти три  дня сидения на крыльце не увидел ничего, что могло бы вызвать
беспокойство. По правде  говоря,  я не  видел ничего, кроме травы,  коров  и
белых  облаков,  медленно  плывущих  по  небу.  На  четвертый  день  встал и
направился в корраль, где братья обычно объезжали лошадей. Я  больше  не мог
сидеть на одном месте. Скоро растолстею как боров.
   Я  взял  лассо,  вытряхнул  петлю  и  поймал своего  чалого.  Он  немного
попрыгал, но,  почувствовав  на  шее  лассо,  успокоился.  Я  приласкал его,
поговорил,  угостил морковкой и набросил  седло. Он чуть  выгнул спину, но к
тому  времени  мы уже подружились, поэтому он не особенно  сопротивлялся. Во
всяком случае, отношения выяснили: он знал, кто из нас хозяин.
   Во двор вышла Пеннивелл, вытирая руки кухонным полотенцем:
   - Логан, вы, должно быть, сошли с  ума,  если хотите прогуляться верхом в
вашем состоянии. Немедленно привяжите коня и идите сюда!
   - Подошло время  ехать  дальше  по тропе,  мэм.  Я нигде  не задерживаюсь
надолго, а здесь побыл достаточно.
   - Катучий камень мхом не обрастает, - нахально съязвила она,
   - Я видел  мох только  на мертвых деревьях  да вросших в землю камнях,  -
сказал я, - и, между прочим, пчелка много летает - мед собирает.
   - Много у вас меда!
   - Вы  его не видите, потому  что засмотрелись на Майло. Но я не обижаюсь:
он намного симпатичней меня.
   - Смотря  для кого,  - сказала  она. Пеннивелл увидела,  что  я развернул
коня:
   - Вы куда? Эм уехала в город. Она расстроится.
   - Кто с ней поехал? Она одна или нет?
   - Так ведь все разъехались. Барнабас уехал в горы на охоту,  а перед этим
они с Майло и Элом разведывали верхние луга. Эм может сама за себя постоять.
   Я  собрал свои  седельные  сумки  и перекинул их через  седло, затем взял
винтовку:
   - Скажите ребятам, что я попрощался. С Эм увидимся в Сиваше.
   Вскочив в седло, взял галопом по тропе к Сивашу. Я испугался, но,  может,
оттого, что  болен?  Эм  поехала  одна.  Именно  этого ждал Фланнер.  Ребята
думали, что  он  уехал  отсюда, но  я  не  соглашался. Он по натуре  человек
мстительный.  Эм его искалечила. Ко всему прочему,  заставила отступиться от
ранчо. Возможно, он и уехал, но я так не думал.
   Чалый долго не выходил из корраля  и  был  готов скакать куда угодно.  Мы
направились к Сивашу.
   Я сразу же  нашел следы мула. Эм  вела его шагом и,  похоже, ни на что не
обращала внимания. Во  всяком  случае, судя по  следам,  она позволила  мулу
самому выбирать шаг. А он никуда не спешил.
   Тем  временем  осмотрел  дорогу до  Сиваша.  Никого  и ничего. Ни облачка
пыли... Наверху,  как обычно, по  чистому  небу плыли кудрявые облака -  как
белые  ягнята  на  голубом  пастбище. Чалый  пронес  меня  через лощину, и я
проехал несколько сот ярдов, прежде чем до меня дошло, что следов нет... они
пропали.
   Проехал чуть  дальше,  изучая тропу, но ничего не обнаружил. Этот мул  со
старухой  вдруг перестал оставлять  следы. До городка оставалось  с полмили,
поэтому дал чалому шенкеля и влетел в город.
   Первая, кого встретил, была Долорес Аррибас.
   - Вы не видели Эм Тэлон? - спросил я.
   - Ее нет в городе. Она зашла бы ко мне.
   Кон Веллингтон в рабочем переднике вышел к двери.
   - Ее здесь не было, - сказал он. - Я ее жду.
   - Найдите ее.  Найдите  ее, если  она  в городе.  Ищите  в  каждом  доме.
Убедитесь  наверняка,  что  ее нет,  потому что когда  вернусь, буду  искать
по-серьезному.
   Я развернул чалого  и погнал его обратно по тропе к тому месту, где исчез
след. Нашел  его на дне  неглубокой  лощины, но по  другой стороне  следа не
было.
   Эм исчезла, как  будто превратилась в призрак или еще  во что-нибудь.  Он
нее этого можно было ожидать, но не  от  мула. Мул животное привередливое, и
просто так он не испарился бы... по крайней мере до обеда.
   Разведка вверх  по лощине  ничего не  дала. Ни  одной примятой  травинки,
ничего. Я вернулся на тропу и стал осматривать местность. Люди просто так не
исчезают.  Кто-то как-то заставил Эм  исчезнуть... но как? На этот раз искал
не только ее следы, надеялся найти хоть какие-то приметы.
   Я прошелся по местности раза  два или три, прежде чем увидел черту в пыли
под дикой грушей, на дне лощины.
   Ну и кто  же прочертил  эту  линию?  И  зачем? Я внимательно изучил ее  с
седла, но так и не додумался. Сойдя с коня и кинув поводья, стал осматривать
землю.  Мой взгляд привлекло  место примерно двенадцать на  двадцать  ярдов,
где, кроме отпечатков копыт моего коня, следы вообще отсутствовали.
   Повернув  вниз  по  лощине,  я  остановился и, прежде  чем  сделать  шаг,
осмотрел дно. Песок,  несколько камешков и кусты - ничего, что привлекало бы
внимание.  Однако трава была примята, некоторые листья сломаны.  Что прижало
их к земле?
   Пройдя  примерно  сотню  ярдов, обнаружил в некоторых местах полосы,  как
будто  кто-то заметал  следы.  Ну, я и сам пару раз так  делал, но  хорошего
следопыта  это не обманет. Он тут же спросит,  а откуда  взялись полосы, или
царапины, или что-то  там еще? Чтобы идти по следу, не нужны явные отпечатки
копыт или ног. Все, что нужно, - это след.
   Лощина  вливалась  в другую - пошире. И  за поворотом я нашел  место, где
были  привязаны  лошади.  По  моим  подсчетам, три.  Там  валялось несколько
окурков. Кажется, один из бандитов или держал лошадей, или сторожил их.
   А  дальше  я  обнаружил  то, что  искал,  - отпечатки  следов  мула среди
лошадиных. Можно  было предположить, что  мула  вели  под уздцы.  Другому бы
могло показаться, что это вьючный мул,  но  я  знал,  что Эм Тэлон уехала на
муле, и видел его следы.
   Подведя носок сапога к отпечаткам  копыт, один за  другим измерил их. Для
хорошего следопыта  следы животного или человека все равно, что его подпись.
Пройдя еще немного, я уже знал каждую  из этих лошадей. На одной из них ехал
Джейк Фланнер, когда приказал меня убить и бросить в горах.
   Я возвратился к своему коню, собрал поводья и сел в седло.
   Дорога  обещала быть  длинной.  Они  не  убили Эм. Должно  быть,  бандиты
собирались  ее  пытать  или  потребовать  выкуп  или  еще  что-нибудь.  Зная
Фланнера, отчетливо понимал, что Эм не выбраться от него живой... и она тоже
это понимала.
   К счастью, я наткнулся на их следы раньше, чем они надеялись. Мне слишком
долго  приходилось  ездить по  темным  совиным тропам, чтобы  не  знать всех
уловок сбить  со  следа.  Мне  не  составляло  особого труда  угадать,  куда
направляются  бандиты.   Как  я  себе   представлял,  они   надеялись,   что
преследование начнется к ночи, когда Эм не возвратится на "Эмпти".
   Солнце уже садилось, но, кажется, я отставал от них не больше чем на пару
часов, а по следу, который они оставили, можно было ехать галопом. Их лошади
шли быстро, но мул доставлял немало трудностей.  Он отставал, и я  надеялся,
они не пристрелят его. Эм очень ценила это животное.
   Теперь  их  путь  вышел  из  лощины  и  пролегал  по  равнине,  все более
приближаясь  к холмам.  Здесь  мне еще  не  доводилось бывать.  Я  все время
смотрел  вперед,  понимая,  что  они  могут  показаться в  любую  минуту или
устроить засаду.  Облаков пыли не видел, вообще ничего не видел. Через час я
их почти догнал. Следы были свежие,  но приближался закат,  а в темноте могу
их потерять. И ночь к тому же даст Джейку Фланнеру возможность заняться Эм.
   На  ранчо,  конечно,  уже начали  волноваться  за  Эм и меня,  потому что
пришлось уехать внезапно. Пеннивелл знает,  что я испугался  за Эм, и ребята
приедут  в город, чтобы узнать,  в чем  дело. Самое позднее на рассвете  они
поедут по моим следам, а я их не маскировал.
   В одном  был уверен. Бандиты направлялись  к месту, которое знали. Теперь
они ехали прямо  к холмам, не кружа в поисках въезда в горы, но  направляясь
прямиком к  известному им месту. А я здесь был впервые. Их  след указывал на
холмы. И  точно, когда я подъехал  ближе, свои челюсти навстречу мне раскрыл
каньон. Вряд ли они  здесь свернули  направо или налево, поэтому я заехал  в
каньон и остановился, прислушиваясь.
   Здесь хорошо слышен любой звук, а мне не хотелось, чтобы меня обнаружили.
Я  вел себя очень тихо, вслушиваясь в ночь.  Ничего... совсем ничего. Где-то
вскрикнула ночная птица, и опять наступила тишина. Я поискал дым от костра в
сером небе  с первыми  звездами на  нем,  поискал отблески  костра на стенах
каньона.
   Ничего.
   От всего этого  почувствовал легкую тревогу. Из каньона шла  прохлада, но
никакого запаха  дыма.  Через некоторое  время, проехав  еще с дюжину ярдов,
остановился  перед местом,  где  каньон  сужался.  Я спустился  с  лошади  и
осторожными пальцами едва коснулся песка. Дюйм за дюймом ощупал расстояние в
узком просвете  между  стенами  вперед,  затем  назад.  На  песке  следов не
оказалось.
   Ведя коня в поводу, вышел  к устью каньона и пошел по  правому  уступу. Я
вглядывался вверх, ища  щель в темной стене деревьев. Иногда ее хорошо видно
на фоне неба, но на сей раз ничего не заметил.
   Поиски следов тоже  ничего не  дали, пока не уловил легкий запах чего-то,
что отличалось от сырой прохлады зеленой травы, кустов и деревьев.
   Пыль...
   Я взялся  за луку седла, положил на него голову и немного постоял так.  Я
устал...  ужасно  устал. Верхом поехал  впервые после ранений - рановато мне
было пускаться в долгое трудное путешествие по горам.
   Взобравшись  в  седло,  отпустил  поводья.  "Ну-ка  посмотрим,  куда  они
поехали. Давай, мальчик, ты должен мне помочь".
   Чалый пошел по тропе. Я  знал, что он чувствует тех,  других лошадей, а у
них ведь сильный стадный инстинкт, поэтому мог положиться на своего коня: он
выведет без ошибки.  Моя задача - лишь поставить его на правильный след.  Он
быстрым шагом шел  по  тропе. Я высвободил винтовку  из чехла и снял петлю с
револьвера. Где-то там впереди  эти люди держали захваченную врасплох старую
женщину, родную  мне  по  крови. Родство  было дальнее, но  мы с  ней  много
разговаривали, вместе пили кофе и бок о бок дрались с врагами.
   Тропа стала подниматься, и я быстро перевел коня ближе к внутренней стене
расщелины,  боясь,  что  мой  силуэт  будет  виден  на  фоне  неба.  Впереди
раскинулся  луг,  высокая  трава  серебрилась под  светом  восходящей  луны.
Серебрилась, но не вся: всадники, сбив  с травы ночную росу, оставили четкий
темный след. Я пустил коня рысью, зная, что стук копыт по мокрой траве будет
не слышнее скрипа седла.
   Впереди  расположилась  большая  осиновая роща. Я  подъехал  к  опушке  и
остановился у белых стволов, призрачных в лунном свете. Мы забрались высоко,
выше не росло ничего, кроме елей и сосен.
   Что-то  не давало  покоя, и я  никак  не мог  догадаться что. Мы проехали
приличное расстояние  от Сиваша, миль двадцать. Я выдохся, чалый  тоже начал
уставать.
   Взглянув вверх, увидел, что примерно в  тысяче футов надо мной начинается
хвойный лес, с россыпью елей в промежутке. Там росла одна старая раскидистая
ель, чем-то ужасно знакомая, только как будто смотрю я с другого угла. Вот в
чем дело - местность выглядела вроде как задом наперед! Я узнал ее!
   Это  была  округа  старой  шахты  Фиддлтаун.  Она  служила  убежищем  для
преступников  почти  с  того времени,  как  ее  начали  разрабатывать.  Есть
несколько шахт с таким названием. Эту назвали по имени  одного арканзасского
бродяги,  который  в  драке  возле Черри  Крик  зарезал  человека.  Он решил
спрятаться  в  горах и  нашел  там  золото.  Золота  оказалось  немного.  Но
местность  была  красивая,  так что  Джек Фиддлтаун построил  себе  хижину и
разрабатывал  потихоньку  жилу,  откладывая  золото  к тому  времени,  когда
возвращение станет  безопасным. Иногда  вместе  с ним прятался кто-нибудь из
его дружков. Одного, пытавшегося  найти, где  спрятано добытое золото,  Джек
убил. Самого Джека прикончил напарник неудавшегося вора.  После случившегося
это  место показалось страшным даже преступникам, хотя время  от времени там
кто-нибудь скрывался. Я сам провел  на шахте три недели, но  это было давно,
несколько лет назад. С тех  пор о ней ничего  не слышал. Находилась она чуть
глубже в горах, поэтому вначале даже не вспомнил о ней.
   Через  несколько  сотен ярдов остановил коня  и спешился. Когда спрыгнул,
колени  у  меня  подогнулись  так, что  я  испугался,  что падаю,  но  успел
ухватиться  за   ветку   дикой  яблони  и   переждал   приступ   слабости  и
головокружения.
   Я  привязал  коня, оставив  длину  поводьев  достаточной,  чтобы  он  мог
пощипать с кустов листья, а сам, прихватив винчестер, индейским манером стал
пробираться через осиновую и еловую поросль к хижинам.
   Там  стоял  барак, рядом начинался туннель в шахту,  неподалеку находился
погреб,  в  котором  Фиддлтаун  хранил  свой  самогон,  и  еще  пара  старых
бревенчатых  хижин,  обвалившихся под тяжестью снежных завалов. Здесь  часто
насыпает сугробы в четырнадцать-пятнадцать футов,  а в  низинах еще  больше.
Это высокогорье: больше десяти тысяч футов.
   Перво-наперво отыскал лошадей. Надо узнать,  сколько  их.  Я  намеревался
освободить  старую леди, но  если  меня  убьют,  то это  ей  совсем даже  не
поможет.
   Три лошади  и мул в  коррале за  бараком, но подходить  к ним не  стал, а
сосчитал издали.
   Три лошади... одна вьючная?  Тем не менее всадников в  лощине  было трое.
Держась  подальше  от корраля  - лошади ржанием  могли предупредить  их  - я
подобрался к бараку. Вдоль стены под  низким навесом крыши прокрался к окну.
Оно было такое грязное и затянутое паутиной, что не сразу разглядел Эм.
   Я приободрился, едва увидел ее. Она сидела на стуле, прямая и высокая. На
щеке  темнел огромный  синяк, который она скорее  всего  получила,  когда ее
схватили  несколько часов назад. На  губе  - запекшаяся  кровь. Наверное, ей
очень больно, но глаза у нее горели, а в них лишь презрение к похитителям.
   Внутри было тихо, и я не увидел ни одного, за кем  охотился. Не зная, где
находится  каждый  из  них, не  осмеливался  даже  пошевелиться.  Я  не  мог
ворваться  в дом, где Эм окажется на линии  огня,  потому что тогда ее точно
убьют, а возможно, и меня вместе  с ней. Самое худшее , что один  из них мог
сторожить где-нибудь снаружи. Если войду, он застрелит меня сзади. Переложив
винтовку в левую руку, проверил, на месте ли револьвер. На месте.
   Согнувшись,  прополз под окошком и  заглянул в комнату с  другой стороны.
Окошко,  видимо, не мыли  никогда.  И  я едва разглядел одного,  сидящего на
противоположном конце  стола от Эм. Он разговаривал с  кем-то еще, кого я не
видел. Значит, Двое.
   Похоже,  пока  опасность Эм  не  угрожала.  Я  не  слышал  ничего,  кроме
неразборчивых голосов,  но не мог  себе представить, чтобы они  ее долго тут
держали. Фланнер был не такой  дурак,  чтобы думать, будто братья Тэлоны его
испугаются. Даже  если он попытался бы заставить их передать ему ранчо из-за
страха за мать, то потом все равно пришлось бы иметь дело с ними.
   То, что он хотел сделать, сделает здесь.
   Я попятился от  барака и подошел к конюшне. Дюйм за  дюймом начал искать,
где находится  третий. Мне необходимо  узнать, снаружи ли он. В  окно его не
разглядел.
   В конюшне  никого не было. В  туннеле  тоже. Я  потихоньку обшаривал  все
вокруг, двигаясь, останавливаясь и прислушиваясь и снова двигаясь.
   В  доме была только одна дверь и одно окно. Присев на  россыпи камней,  я
обдумывал ситуацию.  Надо выманить их оттуда.  Другого пути не было. А когда
они  отойдут  от двери, придется  стрелять.  Не  шутка  справиться  с  тремя
крепкими мужиками.  Поэтому  нельзя  оставлять им  больше  шансов,  чем  они
оставили бы мне. Я не сомневался, что  в моем избиении принимали участие все
трое. Они же бросили меня  в горах, приняв за мертвого, так что я  и за себя
чуток рассчитаюсь.
   У них горел очаг, потому что на такой высоте ночи холодны. Если забраться
на крышу...
   Нет, невозможно. Они  тут же услышат  и  изрешетят меня, прежде чем успею
пристрелить хотя бы одного. Они  не дураки, чтобы выбегать и  смотреть,  кто
там  ходит.  Они сразу начнут стрелять через крышу. Раз  или два я и сам так
делал. Пуля сорок пятого калибра пробивает шестидюймовую  сосновую доску,  а
эта крыша - просто жерди, покрытые травой и глиной.
   Я пошел в конюшню, нашел  там веревку и сделал на конце петлю. После чего
тихонько пробрался обратно, собрал веревку в кольцо,  отступил и  этим лассо
заарканил трубу. Затем посильнее дернул, она сломалась, и внутри послышались
крики. Я попятился в темноту и кинулся бежать к двери.
   Барак  уже наполнился  дымом, и  эти ребята  поспешно выскакивали оттуда.
Первым выбежал человек, которого я уже видел, но не знал, как его зовут. Это
был  широкогрудый мужчина  с  маленьким животиком над  оружейным  поясом. Он
выскочил с револьвером  в руках, готовый стрелять в первое, что попадется на
глаза.  Я тоже  не  терял времени зря. Подняв  свой  винчестер, одновременно
взведя  его, выстрелил ему  в живот. Он  услышал щелчок затвора  и выстрелил
прежде, чем подумал, но моя пуля отшвырнула его на шаг, а вторая прикончила.
   Свет внутри погас, из дома выбежал второй. Я быстро выстрелил  в  неясный
силуэт  в  дверях,  но  промахнулся, и  две близкие  пули  прошили  кусты. Я
бросился  к бараку, думая об Эм. На бегу услышал, как пуля с  глухим  стуком
вошла в бревна, но успел заскочить внутрь. Все  было заполнено дымом. Сквозь
завесу увидел Эм, старающуюся разорвать связывающие ее веревки.
   Острым как бритва ножом разрезал их.
   - Берегись! - хрипло прошептала она. - Снаружи Фланнер, Дакетт и Слим.
   Я рассчитывал увидеть троих, а их оказалось четверо.
   - Эм, вы можете ползти? - прошептал я.
   Она упала на пол и поползла к двери. Они  будут ждать напротив. Я схватил
стул, швырнул его в дверь, затем выскочил и стал поливать кусты огнем, чтобы
прикрыть Эм.
   Прозвучала пара  выстрелов,  затем наступила тишина,  и я увидел,  что Эм
бежит к корралю. Никто не стрелял. Поэтому я попятился, пытаясь одновременно
видеть все вокруг.  Над  склоном  горы показалась  луна, но мы  спрятались в
темноте возле жердей корраля.
   - Будь осторожней, Логан, -  сказала Эм.  -  Теперь я тоже  могу  за себя
постоять. - Она показала мне свой  старый кольт,  который успела прихватить,
убегая из хижины.
   Луна уже освещала половину поляны. Перед дверью лежал человек, в которого
я стрелял. Он еще не умер, но наверняка уже жалеет об этом. Я видел раненных
в  живот людей,  им тяжелее всех. Больше ничего не двигалось. Я посмотрел на
луну и  решил, что  мы в  безопасности до  тех пор,  пока сидим  неподвижно.
Прислонив винчестер к жердям, вынул свой шестизарядник и стал ждать.
   Стояла  мертвая тишина.  Было  слышно журчание воды в  ручье, протекающем
где-то поблизости, да время от времени в коррале переступала лошадь.  Понял,
что огонь в бараке погас, так  как дым больше  не валил из двери. Она стояла
открытой  -  черный  прямоугольник,  который  звал  войти  туда,  где  можно
выдержать  осаду.  Я предпочитал  открытую местность,  где есть  возможность
передвигаться.
   И  знаете  что?  Ночь  была  прекрасной и такой тихой, что  я слышал, как
ласкаются  под вздохами ветерка  осины.  Луна  была  широкой  и просвечивала
сквозь  листья. А наверху  столпились  темные серьезные ели,  словно  группа
монахов  в  черных  сутанах, которые  застыли  в  молитве.  И старые здания:
обвалившиеся хижины,  бревенчатый барак,  черная  дыра  туннеля.  Вскрикнула
птица.  Не  было  слышно ничего, кроме шелеста осин, перешептывающихся,  как
стайка школьниц. И я с револьвером в руке, и Эм у моего плеча.
   Вдруг  послышался голос - низкий голос. Не дальше  десяти ярдов. Я слышал
его только раз, но знал, что это Иоганн Дакетт.
   - Логан Сакетт?
   Вовсе не  собирался ни отвечать ему, ни  стрелять,  пока  не выслушаю  до
конца. Определил, где  он находится, в ту  же секунду, как он заговорил,  но
уже давно научился не стрелять второпях и без причины. Поэтому ждал.
   -  Это Иоганн  Дакетт. Я  ухожу.  Мне  надоело.  Мне  никогда не хотелось
стрелять в Эм Тэлон, и я не буду этого делать. Это драка Джейка Фланнера.
   Последовало   минутное   молчание.  Я   тщательно   вслушивался,  пытаясь
определить, не отвлекают ли они этим внимание, стараясь подобраться поближе.
   - Ухожу. Не стреляй.
   Я  ничего не ответил, а он начал двигаться назад, в лес. Звуки постепенно
стихли ниже по склону, и опять наступила тишина.
   Двоих нет. Я  медленно  встал  и  прислонился к  столбу корраля,  который
находился выше меня.
   Неожиданно  в бараке  вспыхнула спичка, зажгли лампу. Раздался тихий звон
плафона,  который  установили на  место. В  доме задвигался  человек,  и  мы
услышали стук костыля, затем звук отодвигаемого  стула и его скрип, когда на
него сел тяжелый, крупный человек.
   - Эм, - прошептал я, - он в хижине.
   - Не делай ничего необдуманного, мой мальчик.
   - Здесь есть еще один, Эм. По-моему, он где-то рядом.
   - Делай, что задумал, сынок. Я буду следить за вторым.
   - Джейк Фланнер любит разговаривать. Мне  кажется, он хочет поговорить со
мной. Не думаю, чтобы он попытался убить меня, пока не выговорится.
   - Иди.
   Я  повернулся  и зашагал  по  открытому пространству к бараку.  Револьвер
держал в руке, но когда вошел, вложил его в кобуру. Снаружи не доносилось ни
звука.
   Джейк Фланнер стоял, опершись  на костыли, и как всегда - на один больше,
чем  на другой. Из его кобуры выглядывал револьвер, и я знал, что у него под
сюртуком  есть  еще  один.  Он  двинул рукой,  дав  мне возможность  увидеть
рукоятку спрятанного револьвера.
   Зачем? С  обострившейся настороженностью  я ждал.  Он любил поговорить. Я
устал,  смертельно  устал. Я  стоял  перед ним  с  расставленными  ногами  и
свободно висящими руками и чувствовал себя слабым и разбитым. Если быстро не
поправлюсь,  то  так  и не  попаду в Калифорнию.  Вдруг тишину нарушил голос
Джейка:
   - Ты  причинил мне массу  неприятностей,  Сакетт. Жаль, что в тот  первый
день отказался на меня работать.
   - Я ни на кого не работаю с оружием.
   - Но почему ты против меня? Я тебе ничего не сделал.
   - Мне не понравилось, что твои парни стали издеваться над девушкой.
   -  Над ней? Правда? Но ведь  она  никто, Сакетт. Она  дочка разорившегося
поселенца, который жил на чужой земле.
   - Для меня все - кто-то. Может, она никто с твоей  точки зрения, Фланнер,
но у нее есть право выбирать себе мужчину, а не быть униженной.
   Он засмеялся, его глаза заблестели:
   -  Я  слышал, ты  жестокий  человек, Сакетт,  так оно и оказалось.  Я  бы
никогда не заподозрил тебя в рыцарстве.
   - Я не знаю, что это значит,  Фланнер. Бедная девочка пришла с дождя, вся
вымокшая, испуганная, а твой Спайви...
   - Но с этим  покончено, Сакетт. Спайви мертв. Почему ты  заступился за Эм
Тэлон?
   - Эм Тэлон из рода Сакеттов. Мне не нужно другой причины.
   Он   переместился,  еще  больше  освободив  правую  сторону.   Это   меня
насторожило. Не знаю почему, наверное, потому, что я вообще подозрительный.
   - Жаль, Сакетт. Мы бы составили неплохую команду - ты, Дакетт и я.
   - Дакетта нет.
   Это его потрясло. Он уставился на меня:
   - Что ты хочешь сказать? Ты убил его? Но я не слышал выстрела!
   - Он просто уехал. Ему надоело, Фланнер. Он сказал, что  никогда не хотел
идти против Эм Тэлон. Он уехал. Ты один, Фланнер.
   Тогда он улыбнулся.
   - Да? Ладно, если так получилось. Не возражаешь, если я сяду? - Он слегка
развернулся. - Эти костыли...
   Джейк Фланнер чуть наклонился. Вдруг один из костылей взметнулся вверх...
   Я  выхватил револьвер так же быстро и чисто, как всегда,  и в тот момент,
когда  этот костыль  завис над  столом -  Джейк  Фланнер как будто собирался
положить его,  -  выстрелил ему в живот. Второй выстрел  перебил  ему  руку,
держащую костыль, он упал на стул и вместе со стулом повалился на пол.
   -  Ты  убил  кале... - его голос  стих,  однако не исчез  блеск в глазах.
Костыли упали, но его правая рука подкрадывалась к спрятанному револьверу.
   Снаружи раздалось - бабах! Это мог быть только старый кольт Эм.
   - Здесь все нормально, Логан, - сказала она. - Я вывела этого из игры.
   Я стоял над Фланнером с револьвером в руке,  глядя, как он  сжал рукоятку
своего.
   - Джейк,  меня всегда интересовало,  почему ты оставляешь  свободной  эту
сторону, теперь я догадался.
   Левой рукой  поднял  костыль. По его длине разместилось дуло винтовки,  а
курок   был  вделан  в  ручку.  Ему  оставалось  только  поднять  костыль  и
выстрелить. Я слышал про всякое потайное оружие, но этому равных не было.
   Он уже вынимал свой револьвер.
   - Хочешь еще, Джейк? Ты уже мертвый, зачем же вредить самому себе?
   Он взглянул на меня:
   - Будь ты проклят, Сакетт.  И будь проклята эта старуха, прокляты на веки
вечные, она...
   - Джейк, ты выбрал  себе врага не по силам. Никакой желторотый новичок не
станет  связываться с такой  женщиной. Она сделана  из железа, Джейк, вся из
железа, а ты никогда не был никем, кроме дешевого мошенника.
   Эм вошла и встала рядом со мной:
   -  Прости меня за колени,  Джейк Фланнер, но ты  убил моего мужа. Ты убил
Тэлона, человека в десять раз лучшего, чем ты.
   - Будьте вы прокляты, - прошептал он. - Я...
   Он испустил дух и лежал перед нами. А меня поразила одна вещь: как он мог
стать причиной смерти  человека, который  был гораздо ярче,  больше и лучше,
чем он, - такого человека, как Тэлон.
   -  Эм,  -  сказал  я. - Нам  здесь  больше  нечего  делать.  Ребята будут
беспокоиться. Давайте по седлам и обратно на "Эмпти".
   - Ты выглядишь довольно бледно, сынок. Доедешь?
   - Если вы сможете доехать,  то  я тоже смогу, Эм. Поехали. И мы двинулись
обратно по тропе, Эм и я, а по дороге встретились с ребятами.