-----------------------------------------------------------------------
Пер. со шведск. - Ю.Поспелов.
В кн.: "Пер Лагерквист. Избранное". М., "Прогресс", 1981.
& spellcheck by HarryFan, 2 October 2001
-----------------------------------------------------------------------
Мое имя Юхан, но все называют меня Спасителем, потому что я спасу людей
на земле. В этом мое предназначение, и потому меня так называют. Я не
такой, как другие, и никто здесь в городе не похож на меня. В моей груди
господь зажег огонь, который никогда не гаснет, я чувствую, как он горит
во мне, горит день и ночь. Я знаю, что должен спасти людей, что ради них я
буду принесен в жертву. Моя вера, вера, которую я им проповедую, принесет
им освобождение.
Да, я знаю, как сильно я должен верить, верить за них, за всех, кто
сомневается, кто алчет, и жаждет, и не может насытиться. Я должен укрепить
их. В тоске и горе взывают они ко мне, и я, будто мановением доброй и
ласковой руки, освобожу их от всех бед - и не будет больше ни забот, ни
тревог.
Да, я спасу людей на земле. В четырнадцать лет я понял, что в этом мое
предназначение. С тех пор я не такой, как другие.
Я даже одет не так, как все. На куртке у меня два ряда серебряных
пуговиц, вокруг пояса - зеленая лента, а на рукаве - красная. На шее у
меня висит на шнурочке крышка от сигарной коробки, на которой нарисована
молодая и красивая женщина - что это такое, я уже не помню. Вот так я
одет. А на лбу у меня звезда, которую я сам вырезал из жести, звезда сияет
на солнце, ее видно издалека, она сверкает так, что все обращают на нее
внимание.
Когда я иду по улице, люди смотрят мне вслед. Они удивляются.
"Смотрите, Спаситель", - говорят они. Они знают, что это я. Знают, что я
пришел, чтобы спасти их.
Но они меня не понимают. Они верят не так, как нужно верить. Не так,
как верю я. В них не пылает огонь, как во мне. Поэтому я должен говорить с
ними, учить их верить, поэтому я должен пока быть среди них.
По-моему, это очень странно: они видят своего Спасителя, слышат его, он
живет среди них, и все-таки они его не понимают. Но когда-нибудь глаза у
них раскроются, и они увидят его таким, каков он есть.
Сегодня базарный день. Я был на площади и проповедовал, как обычно. Там
были крестьяне со своими телегами. Все собрались вокруг меня. Я говорил им
обо всем том, что ношу в себе, о слове божием, которое я должен возвестить
миру, и о том, что я пришел освободить их, что я помогу им обрести покой.
Они слушали внимательно, я думаю, их утешили мои слова.
Я не знаю, почему они смеялись. Я не смеюсь никогда. Для меня все
серьезно. И когда я стоял, глядя на всех этих людей, и думал, что у
каждого из них есть душа, которую нужно спасти от гибели, я чувствовал,
сколь велика и серьезна моя задача. Как это чудесно - говорить и видеть,
что тебя слушают. Мне даже показалось на миг, что передо мной неисчислимые
толпы людей, среди них и те, кто не пришел сегодня меня послушать (ведь
когда базар небольшой, народу бывает не так много), показалось, что я вижу
всех людей земли, всех алчущих и жаждущих покоя, и я несу им спасение. Это
был миг блаженства, я никогда его не забуду.
Мне кажется, сегодня я говорил вдохновенно и они понимали меня.
Когда я кончил, один из них выступил вперед и от имени всего собрания
вручил мне кочан капусты. Я взял его с собой и дома сварил удивительно
вкусный и сытный суп. Уже давно я не ел горячего. Боже, благослови этого
доброго человека.
Как жаль людей! Все они несчастны, все страдают, все в отчаянии.
Булочник Юханссон несчастен оттого, что лишился покупателей, с тех пор как
рядом открылась другая булочная. Хлеб у него все такой же хороший, он мне
часто дает кусочек. Хлеб всегда хорош. Полицейский Экстрем, с которым я
часто разговариваю, несчастен потому, что жена у него плохая хозяйка и
совсем перестала о нем заботиться. Даже городской судья и тот несчастен,
потому что потерял своего единственного сына.
Только я счастлив. Во мне ведь горит огонь веры, который никогда не
гаснет, который будет гореть и гореть, пока не сожжет меня. Я не знаю ни
забот, ни тревог, я не такой, как они. Таким мне быть нельзя.
Нет, мне нельзя отчаиваться. Ведь я должен верить за них.
Они взяли меня на казенный кошт, чтобы я мог посвятить себя своему
делу, ни о чем больше не заботясь. Мне здесь хорошо, нас кормят два раза
каждый день. Все здесь бедные и несчастные люди, мне их очень жаль. Они
добрые и тихие, кажется, еще никто не понимал меня так хорошо, как они.
Они тоже называют меня Спасителем и очень уважают.
По вечерам я им проповедую. Они слушают меня с благоговением, каждое
слово западает им в душу. Как сияют их глаза, когда я говорю! Они
хватаются за меня, за мои слова, как за свою единственную надежду. Да, они
понимают, что я пришел их спасти.
После ужина я всегда собираю их вокруг себя и вдохновенно говорю о той
вере, которая может преодолеть все, которая превратит этот мир в
счастливую обитель, дарованную нам господом. Начальник говорит, что это
можно, что это разрешается. Он мной доволен. Потом мы идем отдыхать. В
комнате нас четверо. Над моей постелью висит звезда, она сияет надо мной
всю ночь, она бросает свет на мое лицо, когда я сплю. Я не такой, как
другие.
О страшное отчаяние в моей душе! Отчаяние и тоска душат нас всех!
Исчезла звезда, звезда спасения, которая одна только может указать нам
путь! Утром, когда я проснулся, гвоздь, на который я ее повесил, был пуст.
Никто не знает, куда она пропала. Тьма поглотила нас, я ищу луч света, но
не нахожу ничего, не нахожу пути из этой ужасной тьмы. Все убиты горем,
весь город погружен в печаль. Из окна нашего дома мы видим, каким серым и
мрачным стало небо, кажется, будто дома и улицы посыпаны пеплом, нигде ни
огонька.
Как же нам быть? Как избавиться от отчаяния, охватившего нас?
Все с надеждой смотрят на меня. Но что я такое, раз над моей головой не
сияет звезда и небесный свет не ведет меня? Теперь я - ничто, такой же
бедняк, как все.
Кто же тогда спасет нас?
Все уладилось, все хорошо. Я целый день благодарил господа.
Старый Энук спрятал ее. Мы нашли ее у него под матрацем. Теперь все
счастливы и спокойны. После этого испытания моя вера окрепла еще больше.
Это была только шутка, я не сержусь.
Иногда я чувствую такое одиночество и пустоту вокруг. Мне кажется, что
люди не понимают, зачем я послан к ним. Я сомневаюсь в своей власти над их
душами. Сумею ли я освободить их?
Они всегда так хорошо улыбаются, когда я проповедую, их лица светлеют,
едва они завидят меня. Но верят ли они в меня по-настоящему?
По-моему, очень странно, что они не понимают, кто я такой, не чувствуют
огня, пылающего во мне, неземного вдохновения, сжигающего мою душу. Ведь
сам-то я хорошо это чувствую.
Иногда во время проповеди мне вдруг кажется, будто я совсем один, хотя
вокруг толпятся люди, много людей, слушающих меня. Я - как пламя, которое
вздымается все выше и выше к небу, становясь все чище и ярче. Но никто не
греется возле него...
О сомнение, которое хочет сломить меня! Ты, только ты и повинно в том,
что мы так несчастны и униженны.
Сегодня я был в гостях у птиц и цветов. Они были рады, что я пришел.
Жаворонки пели, фиалки и одуванчики выглядывали из травы. Я проповедовал
им в полной тишине. Все слушало. Жаворонки повисли над моей головой, чтобы
послушать. Какой душевный покой чувствовался в природе, здесь все так
хорошо понимают меня.
Если бы люди были цветами и деревьями, они бы тоже поняли меня. Да, они
были бы куда счастливее!
Но они привязаны к земле, хотя и не принадлежат ей. Они как растения,
вырванные с корнем, и солнце палит их, и земля ждет, когда они сами станут
землею. Ничто не может сделать их счастливыми, ничто не может их спасти,
кроме слова божьего, которое я им несу. И тогда все станет на свои места,
и земля станет пахнуть лилиями, и люди обретут покой.
Когда я вечером возвращался домой, возле пивных было много народу, и
все звали своего Спасителя и хотели, чтобы я проповедовал. Но я отвечал,
что говорил с моим богом и теперь должен идти домой, чтобы обдумать то,
что он мне сказал.
Может быть, я поступил неправильно, но я чувствовал себя чужим среди
них и с печалью в сердце пошел домой.
О сердце, как мне тяжело жить! Как тяжко бремя, которое я несу!
Сегодня, когда я, погруженный в свои мысли, шел по улице, я попал вдруг
в толпу детей, выходивших из школы. Они окружили меня. "Смотрите,
Спаситель идет, - кричали они, - Спаситель идет!" Их было много, и мне
пришлось остановиться. И тогда один из них раскинул руки и закричал:
"Распятый! Распятый!" Я думаю, кто-нибудь подучил их, потому что остальные
тоже раскинули руки и вокруг меня зазвенели детские голоса: "Распятый!
Распятый!"
Меня будто ударили ножом. Я почувствовал, как остановилось сердце,
холодный пот выступил на лбу. Под их крики и шум я кое-как выбрался из
толпы. Я вошел во двор столяра Лундгрена, сел и заплакал.
Я люблю детей. Никто их так не любит, как я. Когда я смотрю в их чистые
глаза, я чувствую радость, которую не может дать ничто другое на свете. Я
хотел бы, чтобы они ко мне приходили. Я сажал бы их на колени, гладил бы
по голове, и они прижимались бы щекой к моей щеке...
Я часто видел, что так делает маленький сын булочника Юханссона, когда
сидит по вечерам на пороге со своим отцом: он гладит отца по щеке и
обнимает за шею, и так они сидят долго-долго, не тревожась ни о чем на
свете. Как часто мне хотелось, чтобы детская рука вот так же ласкала и
меня...
Но тот, кто послан на землю, чтобы спасти людей, бредет в одиночестве,
он как чужой среди них. У него нет очага, нет земных радостей, нет и
печалей. Он - изгой, ибо в нем пылает огонь, который испепелит их. Кто он,
непохожий на остальных?
Распятый! Распятый!
Только верить и верить! Верить за них всех! Каждый вечер я прихожу
такой усталый, будто прожил тысячи чужих жизней. Я свертываюсь клубочком,
как зверь, и засыпаю. Лишь звезда горит надо мной, смертельно усталым,
горит, чтобы я снова проснулся и верил еще сильней.
Почему такое предназначение выпало именно мне? Часто, когда я сижу у
окна и смотрю сверху на город, мне кажется странным, что именно я призван
спасти их. Ведь я такой ничтожный, многие в мире обладают большей силой и
большей властью, чем я. Призвание давит меня, как ноша, для которой я
слишком слаб, и я падаю на колени. В такие мгновения мою душу наполняет
отчаяние и страх...
Но разве Спасителю дозволено упасть? Разве дозволено ему чувствовать
страх?
О, почему я, самый слабый из всех, должен верить за них!
Сегодня, когда я шел по площади, я встретил судью. Он кивнул мне.
- Здравствуй, Юхан, - сказал он.
Я даже остановился...
Он не назвал меня Спасителем!
"Здравствуй, Юхан", - сказал он только... Только Юхан, больше ничего.
С той поры, когда я был еще ребенком, меня никто так не называл. Теперь
я вспомнил, что так звала меня мать. Она сажала меня на колени и гладила
по голове... Теперь я вспомнил, я только подумал немножко и вспомнил...
"Здравствуй, Юхан..."
Она была такая добрая. По вечерам она приходила домой, зажигала лампу и
готовила ужин, а потом я забирался к ней на колени. Волосы у нее были
совсем золотые, а руки красивые и белые-белые, потому что целыми днями она
мыла полы... Теперь я вспомнил... Я обнимал ее за шею... Я помню...
"Здравствуй, Юхан..."
Как хорошо мне стало, когда судья сказал это. Тепло и хорошо. И в душе
сразу как будто все успокоилось - ни тревоги, ни тоски.
Только Юхан, больше ничего.
О, если бы я мог быть таким, как все! Если бы мог снять с себя бремя
своего предназначения, стать одним из них, таким, как они. Жить спокойно и
безмятежно своими земными заботами, как все, день за днем, и вечерами
приходить усталым от будничных дел, которые сделал как нужно, усталым от
них, а не от веры, одной только веры...
Может быть, я сумел бы помогать столяру Лундгрену. Или, если бы это
оказалось трудным, подметать двор.
И я бы стал таким, как они. И огонь не жег бы меня больше. И не терзало
отчаяние.
Только Юхан, больше ничего... Они бы все знали, кто я, видели бы каждый
день, что я занят своим делом. А, Юхан, это который подметает двор у
столяра!..
О, зачем я избран спасти их, я, самый жалкий и слабый из всех! Я,
который хотел бы только тишины и покоя, благодарный за то, что мне
позволено жить на земле. Как пришелец, опустившийся на колени перед
богатым столом, как едва заметный росток.
О господи, отец мой, если можно - пусть минует меня чаша сия!
Нет, нет. Мне нельзя сомневаться. Нельзя покинуть их.
Что же смущает мою душу? И толкает меня низвергнуть их в пропасть, во
тьму, покинуть их?
Это ужасно! Неужели я не верю больше?
Нет, нет! Я верю, верю, как никогда раньше! Я спасу их. Я, только я
должен спасти их!
Я иду и иду в ночи, иду не останавливаясь. По улицам, потом по дороге,
далеко в лес и обратно... Дует ветер, несутся облака... Где я?.. Голова
горит... Я так устал...
Нет, я верю. Я верю. Я спасу их, я буду принесен в жертву ради них.
Скоро, скоро...
Но почему тогда я чувствую такую тоску? Разве можно Спасителю так
тосковать и отчаиваться?
Нет, нет...
Я, кажется, снова в лесу. Слышится шум деревьев... Зачем брожу я здесь?
Почему я не там, не с людьми, которые ждут и ждут...
Но ведь они меня не понимают.
А как им понять меня, который весь - отчаяние и тоска? Как им поверить
мне, который бродит во тьме, не зная покоя?
Нет, не могу я спасти их! Не могу!
Да, их Спаситель в тоске и страхе. Он как птица, что кричит высоко в
небе над их головами. Они слышат ее крик там, в поднебесье, но не знают, о
чем она кричит им, потому что птица так высоко. И пока она, истекая
кровью, замертво не упадет на землю, они не поймут. Только после этого они
поймут, потом они смогут верить.
Распятый! Распятый!
Да, меня принесут в жертву.
Они освободятся ценой моей крови, моей бедной крови...
Скоро, скоро случится это...
Спите спокойно в ночной тиши - все цветы, все луга, все деревья, все
люди на свете! Обрети покой, милая сердцу земля. Я освобожу тебя. Я ночью
не сплю над тобой. Вся твоя тоска - моя. Ты не будешь страдать, не будешь.
Ведь я отдам за тебя жизнь.
Как тихо в лесу... Я иду по опавшей листве... Моих шагов не слышно...
Много цветов и листьев гниет осенью, и под деревьями так мягко идти...
Пахнет гнилью...
Колокол бьет в городе... Раз... Два...
О, я так устал, так устал... Мне нужно домой.
Я пойду и прилягу, я не могу больше. Они ведь ждут, удивляются, куда
это я пропал.
Вот я, кажется, на дороге. Какая вязкая глина... Наверное, вчера шел
дождь... А какой ветер!
Нет, колокола бьют и бьют. Воздух дрожит... Кажется, произошло что-то
ужасное... Много колоколов, они звенят, они стонут, как в день Страшного
суда. Что это? Нужно бежать.
Это пожар! Пожар! Бушует пламя, небо стало кроваво-красным. Это горит
город! Это горит мир, все гибнет!
О боже, я должен спасти их. Я должен. Они ждут меня - он не идет,
почему он не идет?
Но я бегу, я бегу! Я спасу вас! Только глина мешает, но я ведь бегу!
Горит земля, горит небо - целое море огня! Я должен спасти их, я должен
спасти их!
Сердце, не бейся так сильно, не надо, сердце, родное мое, не надо! Ведь
я не смогу бежать, а я должен спасти их! Ты же знаешь, я должен спасти их!
Сплошное море огня. И грохочет шторм. Пылающее небо обрушивается на
землю и поджигает ее.
Я встречаю людей - все бегут туда же.
- Мир гибнет! - кричу я им.
- Э, - отвечают они, - это всего-навсего богадельня.
Да, всего-навсего богадельня. Все эти несчастные, алчущие и жаждущие,
потому что они не в силах верить, - они в огне. Они гибнут! Только я могу
их спасти.
Сердце, не бейся так, не делай мне больно, я скоро добегу, уже скоро,
скоро...
Бьются языки пламени, дым застилает улицу, я чувствую жар...
И вот я у цели.
Начальник здесь, и много народу собралось.
- Я спасу их! Спасу! - кричу я.
- Там некого спасать! - кричат они, пытаясь меня задержать. Они не
понимают. Я бросаюсь в огонь.
Дым душит меня. Нет, я не упаду, нет, их Спаситель не может упасть. Я
проберусь - вот прихожая... коридор... комната...
Здесь пусто. Их нет. Они наверху.
Дым на лестнице душит меня, огонь слепит... Нет, я не упаду... Я спасу
их... Всех... Всех...
Где они?
Я ощупью двигаюсь вперед, как во сне. Плотная стена дыма. Языки
пламени. Очень трудно устоять на ногах.
Где они?
Старый Энук, который сам уже не ходит... И Антон - он хромой, и старуха
Кристина - она ничего не понимает, совсем как ребенок, и Самуэльсон, и
Манфред...
Я не вижу их - их нет...
Я ползу по полу - пламя ползет за мной... Кругом шумит... ревет...
рушится... Где они?.. Тут нет ни столов, ни кроватей - ничего, пусто и
холодно... будто никто не живет здесь и не жил... Где они? Здесь их нет...
Здесь только я... только я...
Кругом горит, горит! Рушатся балки, бушует пламя... Я мечусь в огне...
Где они? Где они? Все несчастные люди... Я не нашел их, их нет - только
огонь, только пламя, только я, только я...
О мое сердце, это ты горишь? Может быть, это только ты? Я чувствую, как
ты сжигаешь мое тело, мою грудь, скоро не останется ничего, кроме тебя!
Сердце, поглоти все! Я хочу быть только тобою, только тобою, сердце,
алчущее и жаждущее, только тобою, огонь, сжигающий меня!
Ничем другим... ничем другим... только тобою...
Нет, я не могу больше... не могу... это - конец... Да, я падаю...
Падаю... Это конец...
О господи, прости, что я не нашел людей, которых должен был спасти! Я
не нашел их... Прости, сердце, которое горит... горит, пылая жаждою
принести себя в жертву... умереть... умереть...
Я знаю, ты простишь меня... Ты простишь, сердце, которое сгорело ради
тебя... Во имя тебя... Это ты любишь... Да, это ты любишь... Ты позволишь
ему сгореть... Сгореть... Позволишь обрести покой... Покой...
Распятый! Распятый!