Татьяна Кухта, Людмила Богданова.


                                С К А З К А.


  Лето 3700 от Сотворения света -
основание Вольного Ясеня.
  Лето 3936 - появление Незримых.
  Лето 3966 - исход дружины Винара.
  Лето 4156 - Ясень начинает приносить
жертвы Дракону.
  Лето 4186 - в Ясень пришла Золотоглазая.


                                  Глава 1.


  Желтые языки пламени лениво колыхались над землей. С реки тянуло резкой
прохладой. Вдали, в темноте, пронзительно закричала ночная птица. Люди,
сидевшие у костра, невольно вздрогнули.
  - Подбрось-ка веток, Леська, - сказал приземистый, до глаз заросший
пастух. - Такие разговоры лучше бы вести при большом огне.
  Девушка в холщовой рубахе до колен, подпоясанной кожаным ремешком,
послушно встала. Широколицый юноша-подпасок проводил ее тоскливым
взглядом. Его сосед, рыжеусый силач, потянулся к стоявшему рядом кувшину,
отхлебнул порядочный глоток:
  - Разговоры как разговоры, друг Торас. А если подумать покрепче, странные
пришли времена.
  Леська бросила в огонь охапку сушняка. Пламя взметнулось, осветив лица.
Девушка, присев на корточки, жадно вглядывалась в них.
  - Почему странные, дядя Фарар? - тихо спросила она.
  Фарар обернулся:
  - А вот почему, Леська. Враг будто есть, а где - никто не знает. Так и
прежде было, но тогда наших отцов хранила мощь Ясеня. А нынче город ослаб.
С тех пор, как стал приносить жертвы Дракону...
  - И мы с ним вместе! - выкрикнул Маст, тоже усатый и лысый, как колено.
  - Верно. Город нам сейчас не защита. Так и тянет жутью, будто Незримые уже
за спиной...
  Он оглянулся, оглянулись и другие. За кругом света было мрачно и тихо.
  - Лучше уж молчать, - сплюнул Торас. - Ясеню мы не поможем, а Незримые...
Они везде. Все знают. Старый Коран проклинал Незримых и их прислужников, а
где он сейчас? И камня положить некуда. И ты, Фарар... я тебе друг, я тебя
прошу, поберегись. Леська вон, дитя неразумное, в рот тебе смотрит.
  - Отец! - подскочила Леська. - Я и сама решать умею.
  - Умеешь? В леса только бегаешь, травы сушишь, волхвом, что ли, стать
вздумала? Так ведь баб в волхвы не берут!
  Пастухи расхохотались. Леська, сжав кулаки, обвела их гневным взглядом.
  - Помолчали бы вы лучше... муж-чи-ны! - фыркнула она. - Силы в вас больше,
чем в быках стоялых, а сидите вон, как зайцы, хвосты поджавши, о врагах
шепчетесь. Во весь голос говорить разучились, еще не родившись! Правду
говорит Легенда - мужчины потеряли мужество.
  - А женщины найдут, так? - подхватил Торас. - Кто-кто, а ты, дочка, этих
поисков не увидишь. И вряд ли кто увидит. Дева-Избавительница!
Золотоглазая! Сколько лет назад сгинули в Мертвом лесу те, кто ее
предсказал, а она все не приходит. Придет ли?
  - Придет, - упрямо сказала Леська.
  - Не верится что-то, - вздохнул Маст, почесав макушку. - Легенды, они
хороши, а жизнь потяжелее будет. Вот я слыхыл на торге...
  Он не успел рассказать, что слыхал. Из темноты за Леськиной спиной
прозвучал незнакомый девичий голос:
  - Вечер добрый!
  Леська, вздрогнув, обернулась. Пастухи подняли головы. Девушка стояла
неясно освещенная вспышками пламени. Потом ступила ближе к свету.
  Она оказалась немногим старше Леськи, в белом рубке до колен,
перехваченном плетеным пояском. Подол рубка и босые ноги были густо
забрызганы грязью, волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Лицо у нее
было простое и усталое.
  Пастухи молча разглядывали ее. Первым опомнился Торас.
  - Вечер добрый, - степенно, как и полагается старшему, отозвался он. -
Далек ли твой путь?
  - Да, очень, - сказала девушка. - Можно мне погреться? Ночь холодная.
  - Отчего же, грейся, - согласился Торас, остальные закивали. - Видно, ты
во тьме в болото забрела, вон как заляпалась. Ночью, в темноте, бродить
опасно.
  Девушка присела у костра, прикрыв ноги подолом, протянула ладони к огню.
Пастухи вначале косилисьна нее, после неспешно заговорили о своем - о
дождях, больной скотине, предстоящем торге. Только Фарар молчал в глубоком
раздумье, не вмешиваясь в общий разговор, да Леська, присев на корточки
рядом с незнакомкой, глядела на нее в жадном изумлении. Та щурилась на
огонь, потом вдруг обернулась к Леське и улыбнулась. Леська засияла в
ответ, спросила шепотом:
  - Есть хочешь?
  Девушка кивнула. Леська ткнула локтем в бок темноволосого подпаска:
  - Давай лепешку, Мартин. И молоко.
  Торас мимолетно нахмурился, видя, что дочь угощает чужую, но выговаривать
не стал - скупости за пастухами не водилось.
  Лысый Маст вертелся, будто на угольях. Ему не терпелось расспросить
гостью, но он не знал, как начать. На благородную она с виду непохожа, да
и не станет благородная по ночам и без свиты бродить. Может, непокорная
дочка, сбежавшая от отца? Маст невольно вздохнул. Его единственая дочь уже
неделю грозилась сбежать с соседским сыном, если отец не даст согласия на
замужество. По совести, ее бы выдрать, но сердце у Маста было мягкое... Он
не выдержал. Придвинулся ближе и нетерпеливо спросил:
  - Издалека, видно, идешь? Устала?
  Девушка отставила кувшин и посмотрела на Маста. И то ли почудилось ему, то
ли пламя сыграло шутку - но глаза чужой вспыхнули золотом.
  - Да, - ответила она, - издалека.
  Пастухи, враз замолчав, обернулись к ней. Подорожные издавна платили
рассказами за гостеприимство, иной платы у них чаще не было. Что-то
расскажет эта?
  - Пусто здесь, - продолжала девушка. - Сколько уж иду, а первые люди, кого
встретила - вы. Дорогу не знаю, а спросить не у кого.
  - Какая же тебе дорога нужна?
  - В Ясень.
  Пастухи переглянулись.
  - Тогда тебе беспокоиться нечего, - сказал Торас. - Ты уже в пределах мощи
города. От нашей веси прямая дорога к Ясеню накатана. Сама пойдешь или
найдешь попутчиков. Скоро многие на торг тронутся.
  - А одна-то зачем бродишь? - не удержался Маст. - Одной нехорошо. Опасно.
  Чужая покачала головой:
  - Знаю, что опасно, да ведь иначе не выходит.
  - Родичи у тебя там, что ли?
  - Может, и родичи.
  - А кто? Я там много кого знаю.
  - Уймись, Маст, - велел Торас. - Разболтались мы, а уже спать пора. Устрой
гостью, Леська. Мартин, ты куда? Она тебе не жена еще.
  Пастухи захохотали. Мартин, покраснев до ушей, вернулся на место.
  Леська указала гостье шалаш и сама вползла следом. Долго вертелась,
умащиваясь на козьих шкурах.
  - Тебя как звать? - спросила она наконец.
  - Керин.
  - Какое имя красивое! А меня - просто Леська. Меня мать в лесу родила. Я с
тех пор лес люблю! А ты очень в Ясень торопишься?
  - Не знаю, - Керин приподнялась на локте, с улыбкой глядя в блестящие
Леськины глаза.
  - Не знаешь? Стало быть, не торопишься. А то поживи у нас. Отдохнешь, я
тебя в лес свожу. А?
  - А отец твой?
  - Отец? - Леська подскочила, едва не пробив головой крышу. - Отец добрый.
И он за скотом смотрит. А в доме я хозяйка! Отец позволит.
  Леська улеглась, завернулась в шкуру и прикрыла глаза. Сон не шел.
  - Керин, - шепотом позвала она. - Спишь?
  Керин молчала. Спит, подумала Леська, прислушавшись к ее ровному дыханию,
повернулась на бок и тоже заснула.
  Разбудил их шум голосов снаружи. Торас ругал Мартина за какого-то
неспутанного коня, забежавшего в тростники. Выманить его теперь оттуда
было невозможно - кони любили молодой тростник без памяти. Голос Тораса
гремел над степью, как клич боевой трубы. Керин и Леська вскочили разом,
едва не стукнувшись лбами, и выбрались из шалаша. Было совсем светло.
Пастухи сгоняли разбредшихся за ночь коней. Торас, увидев девушек, понизил
голос и отпустил ухо Мартина. Леська захохотала, взглянула искоса на
Керин, приглашая и ее посмеяться, потом вгляделась пристальней - и
пронзительно вскрикнула. Пастухи, побросав работу, кинулись к Леське:
  - Что? Что такое?
  Леська не отвечая, глядела на Керин во все глаза. Мартин затряс подружку
за плечи:
  - Что? Змея?!
  - На жабу наступила, - проворчал Торас, почесывая бороду.
  - Смотрите, - сказала Леська тихо, - смотрите... у нее глаза - золотые...
  Пастухи оцепенели. Маст открыл рот и позабыл его закрыть. Нет, ему не
померещилось вчера! В ясном свете дня стояла перед ними самая обычная
девушка, и глаза ее были золотые, как пламя.
  - Что с вами? - спросила она недоуменно. - Что случилось?
  Фарар тяжело шагнул вперед:
  - Здравствуй, Золотоглазая.
  - Золотоглазая, - шепотом повторил Мартин.
  - Пришла, - неуверенно сказал Торас. - Пришла, значит. Не уйдешь?
  Они стояли, тесно окружив ее. Керин молча переводила взгляд с одного лица
на другое. Леська крепко вцепилась в ее руку, будто боялась, что она
исчезнет.
  - Мы тебя все ждали, ждали, - сказала она. - Не уходи, пожалуйста...
Теперь все по-другому будет, правда? Все хорошо?
  Керин молчала.
  - Не знаю, - прошептала она. - Не знаю.
  - Должна знать! - Фарар придвинулся и тоже сжал ее руку. - Слишком долго
мы ждали тебя, пойми!
  Глаза Керин стали огромными. Золотое пламя билось в них, не угасая. Потом
заблестели слезы и покатились по щекам.
  Леська опомнилась первой.
  - Уходите! Уходите все! Отец! Мартин! Маст! Ну, что уставились?
  Она обняла Керин, закрывая от взглядов. Ошеломленные пастухи молча отошли.
Маст подпрыгнул, шлепнул себя по лбу и, спотыкаясь, побежал к селению.
Даже не подумав, что верхами быстрее и проще. Зато об этом подумал Торас,
а после долго выговаривал Масту за поспешность. Мало что! Может,
Золотоглазая вовсе не хочет, чтобы о ней болтали. Пусть он, Маст,
придержит язык. И другие придержат. Нашла Леська подружку, и все тут.
Меньше говоришь - больше проживешь. Так-то.

  Весь была большая. Посредине площадь с колодцем, вокруг в беспорядке
разбросаны дома. Все лето стада паслись в степи, и хозяева домой являлись
редко - помыться и отъесться. Женщины же и дети дома сидели безвылазно,
изредка только ходили в дальний лес за ягодами. Самым главным местом в
веси был колодец. Целый день, начиная с рассвета, тянулись сюда хозяйки и
девицы с ведрами. Здесь делились новостями, присуживали ухажеров,
перемывали косточки отсутствующим, и порой разгневанный муж, так и не
дождавшись ужина, волочил с площади жену за косы. Поселившись у Тораса,
Керин вместе с Леськой ходила к колодцу. Женщины вначале косились на нее,
после пытались разговорить, и наконец решили, что Леськина подружка хоть и
миленькая, но тихоня, говорит, не подымая глаз. Откуда только Торас ее
взял, как решился в дом принять, а впрочем, он богатый, может делать, что
в голову придет, баловать свою чудную дочку. Только бы эта чужая у наших
дочек женихов не увела, а другое нас не касается - так решили женщины и
успокоились.
  Торас и вправду был богат. Трижды в год гонял он на торги дойных коров и
коз, растил на продажу коней. В веси он был уважаем, от отца принял
обязанности главы общины и нес их исправно. Овдовев, Торас больше не
женился, и они с дочкой жили вдвоем. Леська росла, как хотела. Пока была
маленькая, отец во всем ей потакал, а когда выросла, возмечтал было
приструнить, да поздно. Сына у Тораса не было, и наследником должен был
стать муж дочери. Однако Леська всех женихов отваживала и охотней бродила
одна в лесу, собирая травы, чем с парнями на игрищах. И все-таки молодые
пастухи ходили за ней по пятам - Леська была красивая. Лицо смуглое, коса
толстая, рыжая, стан гибкий, руки и ноги не по-здешнему маленькие. Матери
тех, что из-за Леськи засиживались в девицах, втихомолку обзывали ее
колдуньей. Когда появился Мартин, Торас вздохнул с облегчением -
наконец-то дочка образумилась. Леська была к Мартину снисходительна, как
сытая змея к зайцу, но противу мысли стать его женой ничего не имела. По
обычаю Мартин пошел к Торасу в подпаски, чтобы отработать себе невесту,
трудился старательно, терпеливо сносил Леськины насмешки и исполнял
прихоти и медленно, но верно шел к цели. Торас уже задумывался о том, что
к осени надо готовить свадьбу.
  Все это рассказывала Керин сама Леська. Не сразу она разговорилась,
вначале только пялилась зелеными глазищами, будто не веря, что это и есть
та самая Золотоглазая из Легенды, запомненной с детства. Когда Керин
впервые взялась за ведра, Леська разинула рот. Но на второй день уже
охотно принимала помощь, а на третий повела Керин в лес, на любимые свои
полянки и овраги. Керин только улыбалась, глядя в Леськино разгоряченное
лицо. Она одобрила возню с травами и возмутилась насмешкам пастухов над
Леськиным волхвованием, после чего Леська сказала, что лучшей подружки у
нее нет и не было. Она даже открыла Керин свои тайные замыслы - уйти
вместе с ней из дома исполнять предначертание Легенды. Керин вначале
смеялась, а потом погрустнела.
  Появление ее в веси не вызвало кривотолков - все, бывшие тогда с Торасом,
держали язык за зубами. Труднее всех приходилось Масту, ничто на свете не
ценил он так, как возможность первым о чем-то поведать. Но Торас умел
убеждать и грозить, и Маст молчал, как мертвый, только изредка по ночам
молился Велесу, выпрашивая терпения.
  Так тихо прошла неделя, началась другая. Как-то вечером у колодца Леська
разговорилась с худой темнолицей хозяйкой по имени Сетт. Оказалось, у нее
болен сын, вот уже три дня, как нога распухла, ходить не может и ничего не
ест, а волхвов что-то не видно. Пастухи сами не смели лечить раны и
болезни, это делали для них бродячие волхвы, вмешаться без которых в
таинство врачевания означало навлечь на себя гнев богов. Узнав обо всем,
Керин предложила помощь. Сетт вначале испугалась безмерно, но девушки
быстро ей втолковали, что лечить будут они, а стало быть, и все беды падут
на их головы. Сетт согласилась, но поставила условием, чтобы Леська не
вмешивалась. Ворожбы чужой она боялась меньше.
  Когда стемнело, подружки пробрались в дом Сетт. Керин занялась лечением,
Леська глядела, а Сетт в углу молилась всем богам по очереди - на всякий
случай - и с ужасом прислушивалась, не заорет ли сын. К счастью, все
обошлось, через два дня мальчишка скакал, как молодой козленок, и ел за
троих, и мать втихомолку кляла ненасытное чадо, вслух расхваливая чужую
умелицу. Соседки с новым любопытством приглядывались к Керин, и наверняка
дошло бы до большего, чем простая сплетня, но тут всколыхнула всех весть о
Послах Дракона.
  Весть пришла в праздник, когда мужчины обедали, вернувшись с пастбищ.
Принес ее лесоруб из Бортной веси. Ему удалось опередить Послов на один
пеший переход. Весть быстрее огня летела от дома к дому и наконец
ворвалась во двор Тораса. Он сидел за столом с подпасками, Леська и Керин
подавали. Услыхав, Торас побледнел и со стуком уронил ложку.
  - Делать что? - задыхаясь, спросил посланец.
  Торас вскочил:
  - Как - что? Прятать немедля! Мартин, скочи в Заточную! Роден, Ярот - по
дворам, предупреждайте! Леська, собирайся, живо!
  Мартин выскочил, хлопнув дверью, за ним другие. Леська заметалась по
горнице.
  - Что случилось? - Керин схватила Леську за руку.
  - После! - Леська увязывала узел. - Бежим!
  Она схватила со стола лепешку, сунула к остальному и выбежала издому, таща
Керин за собой.
  В веси была суматоха. Хлопали двери, кричали женщины, надрывались псы. По
улице бежали девушки с узлами и плетенками, торопились налегке парни.
Леська и Керин помчались следом.
  - Что это? - крикнула на бегу Керин.
  - Послы Дракона! Молодых берут, чтоб им подавиться!
  - Зачем?
  - В жертву! В жертву Дракону! Скорее!
  Керин вдруг резко встала. Леська едва удержалась на ногах и тоже
остановилась. Их обегали с двух сторон, спотыкаясь о брошенный узел.
  - Бежим! - сердито крикнула Леська.
  - Прежде скажи толком. Что за дракон? Какие жертвы?
  - У, нечистый! - не выдержала рыжая. - Поймают, пока болтать буду!
  - Говори!
  Леська торопиво перевела дух:
  - Ладно. У Ясеня Дракон живет, слышала? Говорят, возмездие Незримых за
непокорство. Приносят жертвы, чтобы его умилостивить. Каждый год - пять
девушек и пять парней, самых красивых. Послы Дракона выбирают по всем
землям города. Поняла? А теперь бежим!
  Она с силой рванула Керин за руку.
  - Не побегу! - сказала та.
  Леська с отчаяньем оглянулась - вокруг было совсем уже пусто.
  - Керин, миленькая, - простонала она. - Ведь возьмут же...
  - Беги, - велела Керин. - Я останусь. Пусть возьмут. Все равно мне надо в
Ясень.
  - Куда я одна? Я с тобой...
  Их прервал хриплый низкий звук рога.
  - Поздно! - вскрикнула с отчаяньем Леська, указывая рукой. Керин
обернулась. По накатанной дороге въезжали в весь Послы.
  Семеро всадников в черном на вороных конях скакали впереди, поднимая
густую пыль. За ними тянулись крытые повозки, сопровождаемые стражей.
  Керин выпрямилась, отбросила волосы со лба. Леська прижалась к ней. Они
стояли молча, одни на пустой улице. Всадники приблизились.
  - Вот и первые, - усмехнулся один, наклоняясь с седла. - И хорошенькие!
  Он протянул руку и потрепал Леську по щеке. Леська молча размахнулась и
влепила ему пощечину. Всадник пошатнулся.
  - Взять!
  Стражники бросились к девушкам. Керин брезгливо отстранила их и пошла к
повозке. Леська, подхватив узел, двинулась за ней. Всадник глянул им
вслед, и его жесткое лицо вдруг сморщилось.
  - Проклятье! - пробормотал он.
  Им помогли забраться. Из полутьмы повозки глядели на них изумленные и
испуганные глаза. Одна из девушек плакала, остальные глазели на Леську и
Керин.
  Повозка тряслась по дороге и вскоре снова остановилась. Снаружи донесся
крик, втолкнули растрепанную девушку. Леська охнула:
  - Тинка!
  Тинка, всхлипнув, уткнулась лицом ей в колени. Вновь заскрипели колеса,
заглушая отчаянный женский плач.
  Долго еще ползла повозка по улицам веси, но больше, видно, Послы никого
подходящего не нашли. Тинка выплакалась и теперь молча сидела, склонив
голову на Леськино плечо. Леська искоса поглядывала на Керин. Ей было даже
и не страшно, а только удивительно легко, будто тяжкая работа осталась
позади. Керин сидела, обхватив колени руками, думала о своем.
  Наконец повозка дернулась последний раз и стала. Послышались голоса
стражников. Леська выглянула из-за полога и с изумлением узнала
собственный двор. Исполнив тяжкий труд, Послы Дракона обедали у главы
общины.
  Из дома вышел мрачный Торас, огляделся по сторонам. Леська не выдержала.
  - Отец!
  Торас обернулся, увидел дочку, и лицо его побелело. Протянув руки, он
неуверенно шагнул к ней. Стражник загородил путь копьем. Торас схватил
копье, переломал надвое и швырнул прочь.
  - Леська! - крикнул он так громко, что из дома выскочил Мартин. - Беги!
  Стражники навалилисьна Тораса, оттащили. Один из них больно толкнул Леську
в плечо. Падая навзничь, она еще успела увидеть, как Мартин подымает отца
с земли. Потом край полога упал, и стало темно.


                                  Глава 2.


  "Во имя и во утверждение мощи Вольного Ясеня..." Одетые в белое стояли на
помосте. За ними полукругом расположились старшины. Спиной к помосту,
лицом к толпе, глашатай читал указ.
  "Совет Старшинской Вежи во вверенном ему охранении покоя и мощи Вольного
Ясеня приговорил..."
Глашатай вскинул голову. Все молчали. Молчала толпа, молчали важные
старшины, молчали пять юношей и пять юниц на помосте. Тихо было так, что
слышался резкий свист крыльев пролетающих ласточек.
  "... с великой скорбью в сердцах признать неизбежным избрать из числа
жителей Вольного Ясеня и прилежащих земель десятерых, готовых совершить
искупление во имя покоя города..."
Леська ощупью нашла и сжала пальцы Керин. Керин ответила пожатием. Девушка
слева от них взглянула угрюмо. В лице ее не было ни кровинки, темные
волосы едва доставали до плеч.
  "Жители Вольного Ясеня, смотрите на лица Избранных, что призваны нас
спасти, слушайте их имена..."
Кто-то за спинами десятерых вздохнул громко и прерывисто. Они не
шевельнулись.
  "Велем из рода Астоса, житель Ясеня..."
Плечистый светловолосый парень вскинул голову и прищурился, выискивая
кого-то в толпе. Его сосед вздрогнул, услышав свое имя:
  "... Гино из веси Бортной, сын Марина..."
"Гент из веси Заставной, сын Ставра.
  Лаймон из веси Ладейной, сын Карса."
Глашатай, будто торопясь, повысил голос.
  "Мирна, дочь Сента, из веси Бортной.
  Флена, дочь Кайсара, из веси Пригорной.
  Наири, дочь Герсана, жительница Ясеня..."
Толпа дрогнула. Соседка Керин повернула голову, их взгляды встретились.
Глаза Наири остались темными и пустыми.
  "Леська, дочь Тораса, из веси Пастушьей.
  Керин из веси Пастушьей..."
Глашатай запнулся, пробежал глазами по свитку. Все молча ждали.
  "Вглядитесь в их лица, запомните их имена! Избранным для Искупления
Вольный Ясень дарует право в течение двух недель жить, где они пожелают и
как пожелают. Ни один житель Вольного Ясеня не может отказать им в
просьбе, если она не противоречит следующему запрету: покидать пределы
Вольного Ясеня и снимать знаки Избрания, которые сейчас будут даны..."
Глашатай говорил еще что-то о вечной благодарности города , но его никто
не слушал - ни те, кто благодарил, ни те, кого благодарили. На помост
поднялся кузнец. Два подмастерья несли за ним поднос и инструменты. На
подносе лежали черные с серебром браслеты в виде дракона, кусающего себя
за хвост. Каждый из десяти по очереди протягивал руку. Мастер надевал
браслет, подкладывал кусок бересты и ловко запаивал концы. Лицо его было
мрачно. Закончив работу, он молча ушел.
  Прогудели рога, возвещая конец церемонии. Люди медленно разошлись.
Спустились старшины, отошел в сторону глашатай. На помосте остались только
десять Избранных. В надвигающихся сумерках ярко белели их одежды.
  Керин и Леська сошли с помоста, держась за руки. Керин почувствовала, что
рука подружки мелко дрожит. Она остановилась, заглянула Леське в глаза и
ободряюще улыбнулась. Леська слабо улыбнулась в ответ. Их обогнала
темноволосая Наири. Она шла быстрым, почти мужским шагом, ни на кого не
глядя. Товарищи по несчастью расходились. Вскоре на площади никого, кроме
Керин и Леськи, не осталось.
  - Ну, что? - тихо спросила Керин. - Куда пойдем?
  Леська подняла на нее жалобный взгляд:
  - Не знаю. Мне страшно, Керин. Сделай что-нибудь!
  Керин обняла Леську:
  - Сделаю. Вместе сделаем. Две недели у нас, можно рыбу научить летать,
право. Ничего плохого не случится, веришь?
  - Верю, - всхлипнула Леська. - Только меня эти напугали... И вот, - она
подняла руку, - браслет. Не избавишься.
  - Избавимся. Только ты не поддавайся, понимаешь? Ты повеселись, Леська.
Была ты в Ясене?
  - Была, давно только.
  - Вот и хорошо. Весь город твой, помнишь, что глашатай сказал? Ты веселись
и о плохом не думай.
  - А ты?
  Керин рассмеялась, тряхнула головой. В глазах ее вспыхнули золотые искорки.
  - А я буду искать. Кто ищет, тот находит, верно?

  Долго бродила она в тот вечер по извилистым, тесным, как щели в камнях,
улицам Ясеня. Солнце зашло, и жизнь города постепенно замирала. Затихал в
ювелирном квартале певучий перезвон златочеканных молоточков, над улицами
литейщиков и оружейников рдели, расплываясь в смуном небе, дымы, менялы
захлопывали створки окошек в лавках, дергали, проверяя на прочность,
засовы. Улицы пустели. Почти никого не встретила Керин на своем пути. Ей
было холодно и одиноко. Хотелось, чтобы кто-нибудь большой и сильный
подошел к ней, пожалел, взял на себя ее трудное дело. Она знала, что это
невозможно. То, за что она взялась, она должна сделать сама. Город, весь
город, обязанный по закону помогать ей, ничего не мог для нее сделать. Да
она и не знала, что ей нужно. Убить Дракона? Но как? Неожиданная мысль
остановила ее. Глупая! Чтобы убить Дракона, нужно оружие, любое оружие. А
за оружием надо идти к оружейникам. Она даже улыбнулась. Конечно! Только
надо действовать тайно. Вряд ли Старшины вообще позволят сражаться. Как
жаль, что она никого в Ясене не знает. Но она найдет! Только б успеть.
  Эта ночь была беспокойной. Все пять девушек собрались в одном покое, чтобы
не было так тоскливо, но стало только хуже. Круглолицая сероглазая Мирна
расплакалась. Флена, невысокая, пухлая, с добрым лицом и толстой косой,
бросилась ее утешать и не выдержала сама. Леська послушала их согласный
плач, помянула морока и завернулась с головой в одеяло. Керин тоже
задремала. Только Наири по-прежнему сидела в углу, похожая на изваяние. За
весь вечер она не вымолвила и слова.
  Утом девушки разбрелись. При свете все казалось не так страшно, две недели
были бесконечными, а город полным сказочных соблазнов. Если б только не
черные браслеты, сомкнувшиеся на запястьях!..
  Керин не сразу пошла в квартал оружейников. Сперва она миновала рыбные
лавки, пахнущие мокрой чешуей и горячей солью, хлебные печи, стоящие прямо
на улице, мимо густого запаха застоявшейся крови из мясных склепов - вниз,
к бережку широкой и ленивой реки Ясеньки, надвое рассекавшей город. У
пустых торговых причалов колыхалась на желтых волнах солома, обрывки кожи.
Мальчишки, звонко перекрикиваясь, удили рыбу с мостков. Рыжий ободранный
кот ходил поодаль и облизывался.
  По берегу Керин вышла в садовый квартал и углубилась в узкие, с двух
сторон огороженные глухими заборами улочки. За заборами буйно зеленели
сады, пробивалась в щели неукротимая малина, ветви яблонь, не зная
преград, наклонялись к прохожим. Изредка недозрелое яблоко срывалось с
ветки и с глухим стуком падало под ноги. Одно такое яблоко подняла Керин
и, с хрустом надкусив, продолжала свой путь. Если бы кто чужой увидел ее
сейчас - позавидовал бы легким и беспечным шагам, ясной улыбке. Но
прохожих не было, только псы, дремавшие в теплой пыли у заборов, провожали
ее ленивыми взглядами.
  Солнце грело все жарче, тени будто таяли, Керин прибавила шаг. Внезапно
донеслись до нее вопль, грохот, дробный глухой перестук - и из-за поворота
выбежал мальчишка в синей мастеровой блузе. Блуза спереди была сильно
оттопырена, и он придерживал ее рукой. Мальчишка пробежал мимо Керин,
подмигнул ей и стремительно нырнул в узкий пролом в заборе. Едва он
спрятался, как появился пыхтящий от злости толстый садовник.
  - Где он? - рявунул толстяк.
  - Кто?
  - Этот морок! Этот пень болотный!Эта синяя чума!
  - Такого не видела.
  Садовник перевел дух и досадливо махнул рукой:
  - Мальчишка! Негодяй! Украсть мои лучшие груши! Где он?!
  Керин промолчала.
  - Ах несчастье! - возопил садовник. - Не догоню. Нет, не догоню.
  - А ты не врешь? - он с сомнением взглянул на девушку и вдруг заморгал: -
Так ты из Избранных? Прости. Пусть Враг возьмет этого мальчишку. Идем, я
дам тебе груш.
  - Спасибо, - улыбнулась Керин. - Не не хочется сейчас.
  - Ну так после придешь. Спроси дядюшку Сартона, тебе любой покажет. У меня
лучшие груши в Ясене. Даже этот негодяй...
  Он пошел назад, бормоча себе под нос. Когда он скрылся из виду, Керин
быстро повернулась и позвала:
  - Эй ты, грушевый воришка, вылезай!
  - Я все слышал, - из щели вынырнула белобрысая нахальная физиономия с
хитрыми глазами и сильно вздернутым носом. - Здорово, что ты меня не
выдала. Я думал, девчонки этого не понимают.
  - Чего не понимают? - невольно рассмеялась Керин.
  - Краденное слаще купленного! На, попробуй. Заслужила.
  Он вытащил из-за пазухи большую, розовато-желтую грушу. Керин надкусила.
Вкус был свежий и сильный, и обильный, немного терпкий сок мгновенно
наполнил рот.
  - Вкусно? - спросил мальчишка. Она кивнула. - То-то. Сартон - умелец.
Только нрав у него недобрый. Нет бы взять да угостить бедного оружейника!
Поневоле сам возьмешь.
  - Ты оружейник? - встрепенулась Керин.
  Мальчишка развел руками:
  - Покуда только ученик. Мой мастер ждет не дождется, пока я сам мастером
стану. Так и говорит: "И когда ты только вырастешь, Тума?" Тума - это я, -
пояснил он, запуская зубы в грушу. - Однако пошли отсюда, а то ведь добрый
дядюшка Сартон может и вернуться.
  На ходу поедая груши, Керин искоса поглядывала на нового знакомца. Хорошо,
что подвернулся этот Тума! Поможет. А он болтал без умолку:
  - Люблю груши, а ты? У Сартона они раньше всех поспевают, только он их
бережет, как болотница свою корягу. Хорошо еще, что толстый, бегать не
может, а то б шкуру содрал. Не знаю только, признал он меня или нет? Если
признал, то непременно мастеру пожалуется. Ты не знаешь моего мастера?
Оружейник Брезан - лучший в Ясене, клянусь Сварогом! Только он строгий,
ужас, до чего строгий... ну и лупит меня иногда. За дело, в общем, лупит.
Вот вчера, например, сбежал я на площадь посмотреть, как Избранных
посвящают...
  Он вдруг резко остановился:
  - Погоди. Толстяк будто сказал, что ты из них. Или я не то услышал?
  - Ты все верно услышал, - Керин показала руку с браслетом. Глаза Тумы
широко раскрылись. - Помоги мне.
  - Я? Да я у Сартона весь сад обдеру, если тебе это надо! Мне уже три года
положено в этом участвовать, - чуть тише добавил он. - Но не выбирают,
понимаешь? Не подхожу. Так что я для тебя все сделаю. А что надо?
  - Познакомь меня со своим мастером.
  Тума быстро почесал в затылке:
  - Сейчас с ним встречаться... Он еще за вчерашнее зол, а я опять работу
бросил... Ладно. Пошли! Хорошая порка еще никому не вредила. Только помни:
мастер - человек серьезный.
  Мастер Брезан действительно был серьезным человеком. Когда Тума провел
Керин во внутренний двор, где пылал огонь в огромном горне и стоял
непрерывный тяжелый звон, мастер, несмотря на шум, услышал их, передал
молот подмастерью и подошел - огромный, медно-красный и блестящий от жара,
в кожаном переднике и в коротких штанах, с пронзительным взглядом светлых
суровых глаз на закопченном лице. Он глянул на Туму, и Тума весь сжался,
даже вихры пригладились.
  - Без-дельник, - тяжело сказал Брезан и перевел взгляд на Керин. -
Удираешь от работы, как морок от волхва, шляешься невесть где, а потом
ворочаешься с девицею. Мог бы и на стороне развлечься, мастерская - не
площадь для гулянья.
  - Ма-астер... - начал быдо Тума, но Керин не дала ему досказать.
  - Мастер Брезан, он здесь ни при чем. Это я попросила. Мне поговорить с
вами нужно.
  - Поговорить? - мастер пожал плечами. - Нынче пора горячая, не то время ты
для разговора выбрала, милая девушка, после заката - пожалуйста.
  - Мастер, - вставил наконец Тума, - она из Избранных.
  В жестком лице мастера Брезана что-то дрогнуло.
  - Вон оно что, - изменившимся голосом произнес он. -Пройди в дом, девушка,
обожди в холодке. А ты, негодник, - он обжег свирепым взглядом Туму, -
отправляйся работать и смотри у меня..! Дубравка!
  Из калитки во внутренней стене выглянула тоненькая светловолосая девочка.
  - Моя дочка, - с гордостью сказал Брезан. - Дубравка, займи гостью, пока я
приду. Брысь, нечистый! Вперед!
  Он толкнул Туму в спину кулаком и пошел за ним.
  Беловолосая Дубравка провела Керин в низкий белый домик, прохладный
изнутри и тесно заставленный мебелью. Керин села за тяжелый дубовый стол,
выскобленный дочиста. Дубравка принесла ей воды в кувшине из пористой
глины и тихо вскрикнула, увидев на ее руке браслет. Пока Керин пила и
после девочка бродила по горнице меж резных шкафов и сундуков и смотрела
неотрывно на нее. Наконец Керин улыбнулась ей:
  - Что ты так смотришь, Дубравка?
  Вопрос привел девочку в замешательство. Она наткнулась спиной на стул,
ойкнула и покраснела так, как краснеют только светловолосые люди: алое
пламя вспыхнуло под прозрачной кожей. В это мгновение вошел, пригибаясь,
Брезан, девочка опрометью бросилась к нему, ткнулась лицом в руку и
выбежала прочь. Брезан сел напротив Керин и положил на стол крепкие,
темные от железа ладони.
  - Чего же ты хочешь, девушка? Проси, не стесняйся.
  - Оружия против Дракона, - сказала Керин.
  - Что?.. - мастер будто поперхнулся.
  - Против Дракона, - терпеливо повторила она.
  Брезан подался вперед:
  - Ты хочешь убить Дракона? И ты думаешь, что у тебя получится?
  - Либо я убью его, либо он меня и еще многих. Выбор невелик.
  Мастер, прищурясь, смерил ее взглядом:
  - Да ты хоть меч-то подымешь?
  - Придется! Если за столько лет столько сильных мужчин не смогли этого
сделать.
  Подняв голову, Керин прямо глянула на него. Мастер отшатнулся и замер. Они
долго молчали.
  - Вот как, - хрипло сказал наконец Брезан. - Ты знаешь, какие у тебя
глаза?
  - Знаю.
  Брезан опустил взгляд.
  - Иные думают, что легендам - лучше оставаться легендами.
  - Я так не думаю, - тихо отозвалась она. - Да и вы тоже, мастер Брезан.
  Брезан встал, прошел по горнице, едва не задевая головою потолок.
  - Вот как, - повторил он и вдруг широко улыбнулся. - Ну, здравствуй,
Золотоглазая. Прости, что так принял тебя. Не каждый, знаешь ли, день
легенда входит в твой дом...
  Он посмотрел зачем-то на свои руки, вздохнул и сел на место.
  - Так что же нужно? Меч? Сделаем, сам откую. Что еще?
  Керин улыбнулась чуть смущенно:
  - Еще нужен кто-нибудь, кто бы научил меня им владеть.
  Брови Брезана приподнялись в удивлении:
  - Не умеешь?.. А как же легенда?
  - Ладно, - кивнул он. - Приходи с утра. Гарт, мой подмастерье, станет
учить.
  - Спасибо. Только... надо, чтобы не узнал кто, - напомнила Керин.
  Мастер ударил кулаком по столу:
  - Молчать! Не забуду, не бойся. Молчать мы умеем! Ты правду сказала.
Тридцать лет никто меча не поднял, старшины запретили. Дождались, мужчины,
что девушка взялась за нашу работу! Все для тебя сделаем, Золотоглазая,
потому что стыдно перед тобой.
  Он тяжело поднялся:
  - А теперь иди. Завтра придешь, как договорились.
   
Глава 3.

  - Нет! - крикнул Гарт. - Не так! Резче нападай, резче! И не гляди на
клинок! На меня гляди! Довольно, хватит. Отдохнем.
  Он положил свой меч на подстилку у забора и сам присел рядом. Керин стояла
перед ним, опираясь на меч, и тяжело дышала. Капли пота сбегали по ее
покрытому пылью лицу.
  Прибежала Дубравка с кувшином воды. Керин протянула к нему руку, но Гарт
перехватил кувшин и отставил подальше:
  - Остынь сначала. Сядь вот, отдышись. И что за блажь в такую жару мечом
махать?
  - Времени мало, - хрипло сказала Керин. - Я не сяду, а то потом опять
подыматься не захочется. А зачем на тебя глядеть? Почему не на клинок?
  Гарт закинул руки за голову, прищурился:
  - Почему? Понимаешь, клинок блестит. Когда солнце, и ослепить может. И
потом, клинок ведь не живой. Его человек направляет. Вот ты и смотри в
глаза врага, угадывай, что он сделать хочет. Так вот.
  - И откуда ты всему этому научился?
  - Чему? А, науке меча... Так ведь я оружейник. Кто делает оружие, должен
уметь им сражаться. Так мой отец говорил. Все оружейники это умеют.
  - И мастер Брезан тоже?
  - Конечно! Он бы сам мог тебя научить, да ему, видишь, не до того, - Гарт
кивнул в глубь двора, где под навесом стоял горн. Оттуда доносились грохот
и резкие выкрики. Среди голосов выделялся густой бас Брезана.
  Керин постояла еще немного, потом положила меч и присела рядом с Гартом.
Гарт подвинулся, давая ей место. Керин вытянула ноги, прижалась затылком к
забору и зажмурилась. В глазах поплыли красные круги, правая рука заныла,
будто перебитая. Третий день Гарт учил Керин. В первый вечер она едва
смогла дойти домой от усталости. Каким тяжелым оказался старый меч,
который Брезан дал для учебы! А Гарт будто и не замечал, как ей трудно.
Объяснял, как держать рукоять, как двигать руками, занося меч для удара...
На второй день было не лучше. И сейчас тоже. Хорошо еще, что никто не
видел этого - кроме Гарта и Дубравки.
  Все подмастерья и ученики были сейчас заняты у горна, как и два
мастера-оружейника, вызвавшихся помогать Брезану. Там ковали для нее
чудо-меч, а она никак не могла справиться с обыкновенным. Керин, не
открывая глаз, пошевелила пальцами правой руки. Полуденное солнце
припекало. В тень бы сейчас, в ледяную воду...
  Она уперлась ладонями в подстилку, поднялась с усилием:
  - Хватит, пошли.
  Гарт испытующе посмотрел на нее, нехотя встал:
  - Стоит ли? Отдохни еще...
  - Нет.
  Керин сжала черен. Гарт стал напротив.
  - То же самое сначала, - велел он. - Помни про глаза. Давай!
  И снова клинки взлетели над головой, почти невесомый в его руках,
неуклюже-тяжелый - в ее. Еще семь раз заставлял ее Гарт повторять, пока не
махнул рукой: хватит. Керин положила меч, вытерла пот со лба тыльной
стороной ладони и только тогда увидела, что рядом стоит мастер Брезан и
смотрит на нее.
  - Хорошо дерешься, девушка - сказал задумчиво мастер.
  - Плохо. Гарт меня щадит.
  - Не об этом говорю. Ты в каждый бой идешь, как в последний. Нападаешь
хорошо, защищаться не умеешь.
  - Научусь.
  - Успеешь ли? - мастер вздохнул. - Послушай, может быть, не нужно?
  - Что - не нужно?
  - Тебе - убивать дракона.
  Керин не ответила. Стояла молча, разглядывая свои руки - браслет, сжавший
запястье левой, темные мозоли на правой...
  - Стыдно, - тихо продолжал Брезан. - Мужчины куют девушке меч, чтобы она
сражалась за них. Может, мы сами наконец возьмемся за это?
  - Вы возьметесь, а я? - тихо спросила Керин.
  - Снимем тебе этот браслет, - он осторожно взял ее за руку. - Следа не
останется. И уходи.
  - А как же те?
  - Кто? - не понял Брезан.
  - Остальные Избранные. С них тоже браслеты снимете? Или позволите дракону
их съесть, чтобы с ним потом было легче справиться?
  Брезан, опешив, молчал. Керин вдруг печально улыбнулась.
  - Нет, мастер. Это мое дело. Иначе нельзя.
  Она отвернулась, перехватила поудобнее рукоять меча и крикнула Гарту:
  - Начали!
  Этот урок кончился только после захода солнца. Керин готова была сражаться
и до полуночи, но мастер Брезан голосом, не терпящим возражений, приказал
ей отдыхать. От ночных занятий не будет никакого толку, сказал он, надо
набираться сил. Керин подчинилась.
  В горенке Дубравки она умылась и переоделась, попрощалась с мастером и
вышла на улицу. Солнце зашло, и уже заметно похолодало, длинные тени
заборов лежали на дороге. По запутанным улочкам Керин вышла к реке. Она
шла медленно, устало. У крайнего причала остановилась. Темная в сумерках
Ясенька текла мимо. Вода чуть слышно плескалась о поросшие скользким мхом
сваи. Керин заглянула в темную глубину, и река показалась ей бездонной.
Потом она увидела, как в волнах, почти у самого берега, мелькнуло что-то
светлое. Керин шагнула ближе. У ног ее покачивался крупный желтый цветок,
почти размокший в воде - такие цветы назывались красавками. Керин
нагнулась, ухватила скользкий стебель и едва не упала в воду. И услышала
за спиной смех.
  Девушка выпрямилась и сердито обернулась. Человек, стоявший шагах в пяти
от нее, все еше смеялся, но, натолкнувшись на гневный взгляд, замолк.
  - Прошу прощения, - сказал он. - Надеюсь, я не помешал?
  Керин в упор смотрела на него. У него было загорелое крепкое лицо с
глубокими синими глазами, длинные ровно подстриженные черные волосы и
изогнутые в усмешке губы. Он был высок, плечист и казался похожим на
воина, но одет был на купеческий лад и богато.
  - Нет, - сказала Керин, вспомнив, что он спрашивал что-то, - я ухожу
сейчас.
  И прошла мимо, зажав в пальцах тонкий стебель цветка. С желтых лепестков
падали капли, свертываясь шариками в пыли.
  Она удивилась, обнаружив, что человек идет следом. Прибавила шаг, но он не
отставал.
  - Что тебе нужно? - спросила Керин, останавливаясь и оборачиваясь к нему.
Вышло у нее резче, чем хотелось. Он будто растерялся, проговорил тихо:
  - Не знаю. Ты не уходи.
  - Я устала.
  - Ну, так я провожу.
  - Зачем? - удивилась она. - Я знаю дорогу.
  Он сдвинул широкие брови:
  - Не пойму, ты притворяешься или впрямь дурочка? Что ты бродишь одна после
заката?
  Керин стиснула дрогнувшие от обиды губы:
  - Дело мое, и не тебе о нем спрашивать.
  - Надо же! - он рассмеялся. - Подумать, какая гордячка! Подождут твои дела.
  И вдруг резко обхватил ее за плечи, притянул к себе. Керин ахнула,
вскинула руки, заслоняясь. Кровавой каплей сверкнул драконий глаз. Человек
перехватил ее руку, поднес к глазам, и вдруг его объятия ослабли. Он
взглянул с недоумением на браслет, потом в лицо Керин, потом опять на
браслет...
  - Вот оно что, - прошептал он растерянно. - Прости.
  И опустил руки. Керин наклонила голову и тяжело вздохнула. Она не очень
понимала, за что он просит прощения. И ей хотелось спать. Она вспомнила,
что все еще держит цветок, и разжала пальцы. Цветок не успел еще коснуться
мостовой, а человек подхватил его. Потом распрямился и взглянул ей в лицо.
В глазах его не было и тени насмешки.
  - Позволь мне все же проводить тебя.
  - Да, - сказала Керин.
  Всю дорогу до дома Избранных они не сказали ни слова. Только когда
остановились уже у ворот, он проговорил быстро, наклоняясь к ней:
  - Меня зовут Мэннор, запомни, мой дом за Старшинской вежей, любой укажет.
Но я и сам тебя еще найду...
  Наутро, едва Керин вышла из дому - увидела его.
  - Доброе утро, - сказала она, проходя, и вспомнила, что его имя Мэннор. Он
подошел:
  - Куда спешишь?
  - Мне нужно, - кратко ответила она, не замедляя шаг.
  - Опять дела? - он усмехнулся по-вчерашнему.
  - Дела.
  - А я в этих делах не пригожусь тебе?
  Керин на ходу искоса взглянула на него:
  - Разве ты воин?
  - Тебе, что ли, только воины нужны? - он преградил ей дорогу.
  - Пропусти, - попросила Керин. - Тороплюсь я.
  - Подождут, - Мэннор крепко взял ее за руки.
  Глаза Керин вспыхнули гневным пламенем. Резко вскинув локоть, она
оттолкнула Мэннора. От неожиданности он выпустил ее и упал. Керин и сама
испугалась того, что натворила. Она бросилась к Мэннору, который
растерянно сидел в пыли.
  - Помочь тебе? - она протянула руку.
  - Спасибо, уже помогла, - со странной усмешкой проговорил Мэннор,
поднимаясь и отряхивая плащ. - Видно, тебе и впрямь только воины подстать.
  - Я же не нарочно...
  - Еще бы нарочно! - он зло сощурился. - Откуда только взялась такая
дурочка на мою голову?
  Керин задохнулась от обиды, но смолчала, только обогнула его, как
случайное дерево, и быстро пошла вперед.
  - Да погоди ты! - крикнул Мэннор вслед, но она не обернулась. А он не стал
догонять.
  Керин пришла во двор Брезана и до заката почти не выпускала из рук меча,
сражалась с ожесточением, удивившим Гарта. А с закатом вернулась в дом и,
застонав от наслаждения, упала в чистые простыни. Леська сунулась к ней,
болтала что-то бессвязно - Керин не слышала. Заснула.
  А на следующее утро Мэннор стоял у ворот. И так недоуменно посмотрел на
Керин, будто сам не понимал, почему оказался здесь.
  - Чего ты хочешь? - спросила она, пытаясь нахмуриться.
  - Сам не ведаю. Ноги сюда несли. Должно быть, ты наворожила.
  - Я не ворожея. Леська у нас ворожит.
  - Рыжая? - он мимолетно улыбнулся, но тут же сник. - Ну да... А тебя как
звать? Я и не знаю даже.
  - Керин.
  - Керин, - он поднял на нее небывало синие глаза, - прости за вчерашнее,
погорячился я...
  - Не сержусь я, - растерянно проговорила Керин, - только мне идти надо...
  - Я провожу, коли захочешь.
  - Проводи.
  Мэннор довел ее до ворот Брезанова дома, и замыкая за собой калитку, она
все еще чувствовала на себе его странный взгляд. И ей весь день было не по
себе, будто взгляд этот мешал, меч выворачивался из пальцев, и Гарт только
дивился: "Что с тобой нынче?" На закате она вышла за ворота, оглянулась и,
закусив губу, пошла прочь. А за поворотом, у забора, под тяжелыми ветвями
яблонь ждал Мэннор.
  И будто вся жизнь распалась надвое. В одной половине были страшный
браслет, блеск меча над головой, капли пота на медном лице Брезана,
неподвижные глаза Наири, во второй - Мэннор... У них было совсем немного
времени, и каждый день утекал невозвратимо, но они этого не замечали. И
Керин даже не поняла вначале, когда Мэннор сказал:
  - Убежим.
  - Зачем?
  Мэннор взглянул изумленно, удержал какие-то слова, готовые сорваться.
Вместо них сказал тихо:
  - Два дня же осталось...
  Керин побледнела, прижала руки к лицу. Будто глухая стена остановила
радостный бег по весенней степи...
  - Убежим, - настойчиво повторил Мэннор. Она покачала головой, не отнимая
рук. Мэннор обнял ее, прошептал, целуя теплые волосы:
  - Не бойся, нас не найдут... Не бойся, ласковая моя...
  Керин отстранила его мягко, взглянула сухими блестящими глазами:
  - Мне пора.
  Она вошла во двор Брезана и обнаружила с удивлением, что там стоит
странная тишина. Ни Брезана, ни подмастерьев его не было видно. Керин
растерянно стояла посреди двора. Из садовой калитки выглянула Дубравка,
ойкнула и исчезла прежде, чем Керин успела ее окликнуть. А потом из
внутреннего двора, где была кузня, вышел Брезан, в том же кожаном фартуке,
но непривычно чистый. За ним шли мастера и подмастерья.
  - Добро пожаловать, Золотоглазая, - промолвил Брезан. Керин кивнула, не в
силах сказать ни слова. Она чувствовала, что сейчас что-то случится.
Брезан отступил, и она увидела, что два мастера, Радом и Кальм, держат на
вытянутых руках ясеневый узорчатый посох. Керин прижала руки к
застучавшему вмиг сердцу. Брезан нажал на головку посоха, сделанную в виде
цветка красавки, и посох бесшумно распался вдоль, обнажив блистающий
клинок.
  - Вот твой меч, Золотоглазая, - сказал Брезан. - Все, что можем для тебя
сделать, не посетуй, коли что не так.
  И вдруг поклонился - до земли, как Сварогу. Керин шагнула вперед,
попыталась поднять его:
  - Не надо, Брезан...
  - Ну и меч! - Тума вынырнул из-за забора. - Не меч, а штопальная игла. В
самый раз для девушки.
  Подмастерья засмеялись было, но умолкли под грозными взглядами мастеров.
Те тоже, впрочем, не сдержали улыбки. Улыбнулась и Керин. Брезан
выпрямился, нахмурясь, и поймал за шиворот Туму, который не очень и
пытался удрать:
  - Насмешки строить, бездельник? Вот я тебя...
  Тут уж рассмеялись все. Тума, повиснув в воздухе, косился хитрыми глазами
по сторонам. Брезан со стуком поставил его на землю.
  - И не попадайся мне впредь...
  Керин между тем дрогнувшими пальцами взялась за рукоять меча, приподняла
его и вскинула над головой, дивясь и радуясь его легкости. Клинок описал
огненный полукруг и замер. Тогда Гарт вырвал из ножен свой старый меч,
подставил его:
  - Руби!
  Керин с размаху опустила клинок, он прошил насквозь меч Гарта, и тот
распался надвое. Керин изумленно замерла.
  - Добрый меч! - с гордостью сказал Брезан. - В самый раз по Легенде. Мы
освятили его твоим именем, а имя ему дай сама.
  Мастера и подмастерья закивали. Гарт поднял половинки посоха и показал
Керин, как соединять их, скрывая клинок.
  - Ну, доброго пути! - с улыбкой сказал Брезан, но в глазах его таилась
тревога. Керин в последний раз оглядела их всех, стиснула в кулаке
узорчатый посох и вышла.
  Мэннор ждал ее у дома Избранных и по тому, как он шагнул ей навстречу, по
его сдвинутым бровям и хмуро блестящим глазам Керин поняла, что он задумал
что-то.
  - Бежим, - сказал он твердо, уже не моля.
  Керин покачала головой.
  - Нас не найдут. Есть конные подставы. Третьего дня будем в Ситане.
  - А здесь схватят другую. И она пойдет на смерть...
  - Кто угодно, лишь бы не ты! Что мне до других! - с яростью бросил он.
  - Мэннор! - Керин с ужасом взглянула на него. - Нельзя же так...
  - Дурочка! Святая дурочка! - Мэннор придвинулся, схватил ее за плечи. - Не
хочу, чтобы ты погибла, пойми, не хочу! Уйдешь со мной сейчас, слышишь?
  - Мэннор, - с болью проговорила Керин, не отрывая взгляда от его синих
разгневанных глаз. - Мне надо идти, я должна... Я вернусь...
  - Должна! - рассмеялся он горько. - Уж лучше скажи, что я просто не нужен
тебе! Ты и помощи от меня принять не хочешь... Как ты вернешься, глупая?
Посохом вот этим воевать будешь?
  - Откуда ты... - Керин осеклась. Из-за углового дома появилась знакомая
девушка. Девушка шагала быстро и крупно, и подол путался у нее в ногах. За
девушкой спешил, спотыкаясь, богато одетый, но седой и сгорбленный
мужчина. Мэннор оглянулся, воскликнул тихо:
  - Герсан! Скорей же, безумная! Заметит!
  Керин вырвалась из его рук и, вспомнив имя, крикнула:
  - Наири! Наири, постой!
  Та вздрогнула, остановилась так же стремительно, как шла, волосы метнулись
крылом. Керин торопливо подошла к ней. Седоватый человек замер в
отдалении, и его тяжелое лицо перекосила горькая гримаса.
  - Ты домой? - спросила Керин. - Пойдем вместе.
  Наири взглянула на нее странно, в темно-серых глазах мелькнула боль.
  - Пой-дем, - выговорила она с трудом и сильно сжала руку Керин, будто
цеплялась за ветку, выбираясь из трясины. - Пойдем скорее, ради Мокоши...
  Керин оглянулась туда, где в тени ворот стоял Мэннор. Он не двинулся с
места.
  - Идем, - горько сказала Керин.
   
Глава 4.

  Возок трясся на колдобинах, заваливаясь то вправо, то влево, и сидевшие в
нем то и дело валились друг на друга, но ни смеха, ни шуток не было. И
сердце не сжималось сладко от запаха первого сена, настеленного на дно, и
не кружил голову распахнутый простор. Может, потому, что возок окружали
конные стражники, а может, черные браслеты на руках были чересчур
тяжелы... Керин сидела у края, положив на колени посох. К плечу ее
прижалась Леська, щекотала шею пушистыми волосами и вздыхала, Керин, не
поворачивая головы, погладила ее по руке. Леська задышала чаще, но
смолчала, молчали и другие. Мирна все вытирала ладонями мокрые щеки. Флена
уткнулась лицом в плечо Гента. Наири, поджав ноги, безучастно смотрела
пред собой. Велем грыз травинку, Гино, подперев руками подбородок, шептал
что-то, не слышное никому. Лаймон и Ратма обнялись по-братски, изредка
взглядывая друг на друга и тут же отводя глаза. И другие тоже старались не
встречаться взглядами.
  А Керин вспоминала и не могла вспомнить лицо Мэннора. То видела его почти
неразличимым в тени чужих ворот в тот день, когда они с Наири, взявшись за
руки, убегали каждая от своей беды... А после, нынче утром, когда возок с
Избранными выезжал из Ясеня, ей почудилось, что в толпе мелькнуло его
лицо, но вглядеться она не успела. И сейчас казнила себя за это. И за то,
что так и не сумела передать ему свою веру, что задуманное кончится
удачей. А как она могла передать, если сама не знала, откуда в ней эта
вера... И Керин закрывала глаза от жалости к Мэннору. Она готова была
простить ему все - и обидные слова, и небрежение к судьбам других
Избранных... Он не хотел, чтобы она погибла. А Леське погибать можно? А
Наири? Велему? Мирне? Керин покачала головой, споря неведомо с кем.
Погладила посох. От него, казалось, исходила уверенная сила, холодящей
струей растворявшаяся в крови. А возок катился все дальше под нежарким
предзакатным солнцем... Было уже темно, и в руках конных запылали походни,
когда дорога кончилась, открыв взору меловой холм, над которым в бледном
небе чернели сосны. В холме зияла чернотой дыра. Конные спешились,
перебрасываясь негромкими словами, старший их подошел к возку и, пряча
глаза, сказал:
  - Вылезайте.
  Керин сошла первой, не выпуская посоха, за ней выскочила Леська и тут же
ухватилась за ее руку. Стражник протянул руку Наири, но она слезла сама и
обогнула его, будто боясь прикоснуться хоть краем одежды. Один за другим
выбирались парни, медля, как могли. Мирна, спустившись, вдруг осела на
траву. Флена громко всхлипнула и вцепилась в края возка. Стражники хмуро
переглянулись.
  - Ну... побыстрее, что ли... - пробормотал один.
  - Ничего, сожрать успеет! - огрызнулся Велем. Гент, вздрогнув, погладил
Флену по голове, мягко приподнял. Руки ее разжались. Гент взял ее на руки
и, тяжело ступая, пошел к остальным.
  Их обвязывали за пояс веревкой и опускали в дыру. Едва ноги касались
земли, хитрый узел распускался сам собой, и веревка взмывала вверх. А там
уже ждал следующий...
  Когда очередь дошла до Леськи, та с неожиданной силой обхватила Керин и
закричала, что без нее не пойдет. Пусть вяжут обеих!
  - Леська, Леська, и не стыдно тебе? - увещевала Керин.
  - Не стыдно! Страшно! Темно там!
  - Ну, я первая, а ты ко мне... Так ведь? - она обернулась к старшему
стражнику. У того лицо перекосилось, он с трудом кивнул, Керин
высвободилась, вскинула руки, чтобы легче было обвязать ее, попросила:
  - Походен нам дайте, сколько сможете. И вправду, темно там.
  Старший выдавил:
  - Дадим.
  Темнота охватила Керин, и показалось, прошла вечность прежде, чем чьи-то
руки подхватили ее, и жесткая веревка распалась.
  - Это я, Гино, - проговорили над ухом. - Не бойся, что это у тебя?
  - Посох, - Керин запрокинула голову, пытаясь разглядеть, что творится
вверху. Слабый свет едва очерчивал края отверстия. Потом он на миг
затемнился, и тут же в вышине вспыхнул красный огонь, разбегаясь бликами
по стенам пещеры.
  - Леська? - окликнула неуверенно Керин.
  - Я-а! - отозвалась та. - Походня тут. Ой, ловите!
  Ее поймали, и Гино тут же забрал походню, а Леська припала к Керин и
рассмеялась как ни в чем не бывало.
  Спустили Флену, за ней - Гента с охапкой незажженных светочей. Велем
тотчас же зажег их, раздал всем, и они взглянули друг на в этом зыбком
жарком свете - как впервые.
  С высоты донесся затихающий дробный стук копыт.
  - Ну что? - сказал Велем, - идем?
  - Куда идем? - вскрикнула всегда молчаливая Мирна. - Куда?!
  - Вперед.
  - Да, Велем, - ясно и громко проговорила Керин. - Держи походню, Леська.
Присвети.
  Она взялась обеими руками за головку посоха, нажала тайную пружину. С едва
слышным сухим треском посох распался. Как завороженные, смотрели они на
играющий алыми сполохами клинок.
  - Меч... - прошептал Гино. - Откуда?
  - А не все равно?! -воскликнула Леська торжествующе.
  Велем протянул руку:
  - Дай.
  - Нет, - сказала Керин. - Прости.
  Парень кивнул.

  Она шла первой, за ней - Велем и Леська, остальных она не видела. Ход
расширялся понемногу, меловые стены потемнели, воздух стал спертым,
застоявшимся. Вдруг тяжелый гул прокатился по пещере и затих на хрипе.
  - Что это? - вполголоса испуганно спросила Флена.
  - Дракон, что еще? - ответил Велем.
  - Не пойду я дальше! - взвизгнула она.
  - Флена, - укоризненно начал Гент.
  - А и впрямь, пусть девушки останутся, - подал голос Гино.
  - Ты и оставайся, - огрызнулась Леська на ходу.
  - Не спорьте, - сказала Керин. - Не всем же сразу идти. Флена, Мирна,
Наири...
  - Не останусь, - оборвала Наири хрипло.
  - Хорошо, - сказала Керин, помолчав. - Гент, побудь с ними, им же страшно.
  И пошла вперед, туда, откуда доносился, нарастая, скрежет и хрип. И все
сильнее становился тяжелый смрад.
  Громыхающий рев вдруг заполнил пещеру, смешиваясь с гулом сыплющихся
камней и мерными глухими ударами. А потом впереди вспыхнули два кроваво
горящих глаза.
  Дракон полз, загребая камни когтистыми лапами, вытянув шею. Оскаленные
зубы сверкали в свете походен. Костяной гребень на шее дыбился, от гневных
ударов хвоста содрогались стены. Дракон был разъярен. Он привык к
ежегодным жертвам, к их доступности и покорной беспомощности. И давно его
не оскорбляли наглым блеском огня. Он почти ничего не видел, но уверенно
полз на привычный и сладкий запах живой плоти.
  - Назад! - крикнула Керин, обеими руками взнеся над головой меч. Дракон
дернул головой. Керин попыталась дотянуться клинком до шеи, но ее
встретила оскаленная морда. Клинок попал по желтым, твердым, как камень,
зубам. Дракон втянул голову и наугад хватил растопыренной лапой. Керин,
отскочив, рубанула по ней. Дракон взревел. Его мощный хвост, вильнув,
подсек Керин ноги. И тут Наири рванулась вперед и, взвизгнув, швырнула
походню в оскаленную пасть. Керин перепрыгнула через ее бесчувственное
тело. Рубанула с размаху. Голова дракона качнулась, как у деревянной
куклы, раздался сухой хруст, и черная кровь хлынула из раны. Керин едва
отскочила. Дракон забился, дергались лапы, расшвыривая камни и роя борозды
в земле. Острый коготь задел плечо Керин, она отпрянула с криком. Тяжелый
хвост метнулся, сбив с ног Лаймона, Леська сумела увернуться, потом дракон
застыл - огромной , уходящей во тьму горой. Кровь все еще хлестала из
рассеченного горла, разливаясь шипящим озером. Они отступали, унося Наири.
По их следам ползла драконья кровь.
  В суматохе они не сразу заметили, что свернули на неверную дорогу. А когда
поняли - возвращаться сил не было.
  Они шли медленно - мешала усталость, да и путь был не из гладких: осыпи,
валуны, внезапные трещины. Гино впереди освещал дорогу. Сзади брел,
опираясь на плечо Ратмы, Лаймон, и Велем нес на руках Наири. Гент и Леська
заботливо поддерживали выбившуюся из сил Флену, а перепуганная Мирна
несла, стараясь не погасить, сразу две походни - свою и Леськину. Керин
шла последней.
  Она не смогла бы сейчас повести их за собой, выбирать дорогу, указывать,
куда идти - просто не хватило бы сил. Только двигаться, не выронить меч,
не упасть, сделавшись обузой и без того усталым товарищам.
  Они молча плелись темными запутанными ходами, не надеясь уже выбраться
когда-нибудь на свет. Зачадив, погасли походни Мирны, и дальше Избранные
брели почти в полной темноте, горел лишь светоч Гино. Надолго задержались
у высокого уступа; Гино с трудом взобрался на него и помог влезть
остальным. Керин, опершись на меч, долго смотрела вниз, в темноту; у нее
кружилась голова.
  - Мы никогда отсюда не выберемся! - вдруг крикнула Флена. - Никогда...
  И заплакала. Все остановились, будто наткнувшись на стену. Только тяжелое
дыхание слышалось в сумраке. Ушедший было вперед Гино вернулся, красный
отблеск огня упал на измученные лица.
  - Неправда! - воскликнула Леська. - Мы дойдем. Иначе слишком
несправедливо... Скажи, Керин!
  - Мы дойдем, - сказала Керин. - Мы должны дойти.
  Она протянула руку и взяла у Гино походню. Подняла, совсем невысоко,
насколько хватило сил. И Избранные пошли за ней.
  Минула, казалось, вечность, когда Гино вдруг остановился.
  - Загасите походню, - сказал он.
  - Ты спятил, что ли? - тяжело дыша, спросил Велем.
  - Загасите! - повторил Гино. - Я чую ветер.
  Керин подошла к нему, прислушалась.
  - А если ошибся? Без огня останемся...
  - Нет, - упрямо сказал он. - Я чую...
  - И я! - вскрикнула Леська. - Медом пахнет!
  Керин бросила походню, наступила на нее, и огонь, шипя, погас.
  Темнота обняла их. Кто-то вздохнул громко, как перед слезами. До рези в
глазах вглядывались они. И даже не поверили себе вначале, почти
одновременно увидав впереди блеклое пятнышко света...
  Избранные вышли из-под земли у ручья, на необъятном лугу, и упали в
траву, не в силах снести хлынувшего отовсюду света. Было раннее утро, и,
значит, они всю ночь провели в скитаниях под землей, меловой холм с
соснами казался отсюда едва заметной точкой на краю неба. Они лежали в
траве, с трудом веря, что пережили эту ночь. Первым поднялся Велем,
потянулся, оглядел остальных и вдруг захохотал. Этот хохот пробудил их,
даже Наири, очнувшись, с трудом приподняла голову.
  - Ты чего? - сердито спросил Гино.
  - Да вы на себя поглядите! - выдавил Велем сквозь смех. - Чисто мороки!
  - Колун тебе на язык! - вскочила Леська и, не выдержав, расхохоталась
сама. Очень уж и впрямь были они смешны - оборванные, закопченные, в
синяках и драконьей крови, от которой одежда вставала коробом.
  - Ну, живы, и слава Перуну, - изрек Велем. - А все ли целы?
  - Лаймона хвостом оглушило, - напомнил Ратма. - Как ты?
  - Тошно малость, - смутился Лаймон. - Да что я... Наири вот...
  - Жива? - окликнул Велем.
  Наири с удивлением оглядела себя и его:
  - Жива как будто...
  - Ну и хоробра же! - развеселился Гино. - Походней его! Дракон, небось,
мыслил, что угостить хотела...
  - А сам-то где был? - вскинулась Леська.
  - За кустиком прятался, - густым басом ответил ей Велем, - уймись, рыжая!
  - Сам рыжий!
  - Ой, подеритесь еще! - всплеснула руками Мирна. - Керин, ты-то что
молчишь?
  - В порядке я...
  - А платье чего прорвано? Ой, да ведь рана у нее! Слышите вы, неугомонные?
  Леська, взвизгнув, подбежала к Керин:
  - Рана? Откуда?
  - Когтем зацепил, - ответила, морщась, Керин, - безделица. Умыться бы...
  - Мигом!
  Керин, не дав подняться, отнесли к ручью, Наири за нею, Лаймон шел сам,
сердито о чем-то выговаривая Ратме. Их умыли и уложили в тени, под
прибрежными кустами. Леська, разглядев, что рана и впрямь нестрашная,
затянула ее полотном, оторвав подол своей рубашки, и сама побежала к
ручью, где плескались уже парни. Мирна и Флена, умывшись, сидели на
бережку, Леська наклонилась к воде. И тут ее сзади подтолкнули, а спереди
подхватили, и она очутилась по горло в воде, а рядом хохотали Велем и
Гино. От внезапности да от ледяной воды Леська завизжала так, что
вздрогнули ветви ив.
  - Ну и здорова же ты орать, рыжая! - восхитился Велем. - Всех берегинь
распугала.
  Леська молча вцепилась ему в волосы, а Гино едва не потонул от смеха,
пытаясь разнять их. Смеялись на берегу остальные. Велем вынес Леську из
воды, торжественно поставил на траву, и только тогда она его выпустила. И
кто бы видел их - не поверил, что еще вчера они ждали смерти.
  Керин, приподнявшись на локте, следила за возней и смехом. Потом взглянула
на Наири, что лежала рядом, закинув руки за голову:
  - Тебе плохо? Отчего ты не идешь к ним?
  - Не хочу, - кратко ответила Наири. В глазах ее было недоумение. Керин
отодвинулась было, думая, что разговор окончен, но та вдруг заговорила
снова:
  - Неужели правда?
  - Что?
  - Дракон убит. Убит?
  - Правда, - улыбнулась Керин и тайком погладила клинок, лежавший за
спиной.
  - Стало быть, я не расплатилась, - Наири говорила медленно, как во сне.
  - Ты о чем?
  - Ни о чем. Что дальше делать будем?
  - В Ясень пойдем, - вздохнула Керин.
  - Тебя ждут там?
  - Конечно.
  - А меня вот не ждут, - Напри села, обхватив руками колени, тряхнула
головой. - Никто не ждет нас, все нас давно оплакали.
  - Неправда! - Керин тоже села. - Ждут!
  - Старшины уж убытки посчитали, успокоились, - в голосе Наири была горькая
издевка. Керин взглянула ей в глаза и покачала головой:
  - Ты так не думаешь.
  - Тебе откуда известно? - Наири ответила ей сердитым взглядом и вдруг
запнулась: - У тебя глаза... солнце отсвечивает.
  - Нет, - сказала Керин, - не солнце.
  Наири смотрела долго, потом с трудом оторвала взгляд, опустила голову.
  - Золотоглазая... - прошептала она. - Вот как. Значит, судьба...
  Керин стало жаль эту странную девушку. Она хотела сказать что-то, но тут
от ручья прибежала мокрая смеющаяся Леська. За ней пришли Велем и Гино.
Леська болтала, отжимая косу:
  - Разбойники,ух ! Погодите, нашлю я на вас морока! - и плеснула на них
водой, собравшейся в ладошку. Велем отмахнулся, как от комара:
  - Сам заморочу!
  Наири подняла голову, обвела их темным взглядом:
  - Веселитесь...
  И голос ее как будто погасил смех. Велем нахмурился, исподлобья взглянул
на нее:
  - Ну, веселимся... Плохо, что ли?
  - Чем с девчонками шутить, ты бы лучше ей в глаза посмотрел, - Наири
кивнула на Керин и отвернулась.
  - Наири! - укоризненно воскликнула Керин. Велем озабоченно склонился над
ней:
  - Никак, плохо тебе?..
  И застыл, упершись ладонями в колени. Потом медленно сел на траву.
  - Что с тобою? - хлопнул его по плечу Гино. - Сам захворал, да?
  Велем, не отводя взгляда от Керин, толкнул его локтем:
  - Нет! Гляди лучше.
  Гино взглянул и сам застыл. Керин не выдержала этих упорных взглядов -
вспыхнула, как алоцвет.
  - Это да-а-а... - бормотал Велем. - Вот это шутка!
  Леська смеялась в ладошку:
  - А ты у ней еще меч отбирал!
  - А ты знала, ведьма? - Велем погрозил ей кулаком и вновь повернулся к
Керин:
  - Так значит, ведомо было все? Отчего ж молчала?
  - А если б не вышло? - улыбнулась Керин.
  - Так ведь вышло! Еще как вышло! - он вскочил, закричал во все горло: -
Эгей, все сюда! Все!
  - С ума сошел! - испугалась Керин, но было уже поздно. Ратма и Лаймон
спешили от ручья, за ними прибежали Мирна, Флена и Гент.
  Велем указал на Керин:
  - Глядите на нее! Хорошенько глядите! Она - Золотоглазая!
   
Глава 5.
   
- Поумирали они там, что ли?! - Гино подхватил камень и от души саданул в
ворота. Ворота отозвались железным звоном.
  - Э, ты! Кончай! - стражник с походней высунулся из скважни.- Чего
буянишь?
  - Сони проклятые! - звонко крикнул Гино. - Зови вас!
  Рядом с первым стражником появился второй:
  - А ну пошли! Вот плеснем кипяточку!..
  - Открывай, говорю! Мы что, зайцы - в траве ночевать?!
  - А им что! Они дракона не убивали! - гаркнул Велем.
  Стражник лениво зевнул:
  - Не шуми, говорю. С утра откроем!
  - Ага, легче дракона убить, чем до дурака достучаться! - Гино несильно
пнул ворота ногой.
  - Чего-чего? - страж сделал робкую попытку выпасть наружу. Второй поймал
его за штаны.
  - Я бы не "чегокал," а за наградой бежал.
  - С какой радости?
  - Так Дракон убит.
  Не иначе, стражников проняло. Заскрипел ворот, лязгнули цепи, и тяжелая,
окованная железом брама медленно поползла вверх.
  - По чести встречают, - хмыкнул Велем.
  Встречали. Шестеро стражей в кожаных, покрытых железной чешуей доспехах
перегородили дорогу. Впереди, держа руку на черене меча, высоко подняв
фонарь, стоял хмурый детина в кольчуге и бахтере. Повел широченными
плечами, нехорошо прищурился:
  - Ну?!
  - Мы это, дядя Вилько! - крикнула Наири. - Гляди!
  И протянула к огню руку с браслетом.
  Кто-то ахнул. Вилько резко повернулся:
  - Пошли. Отведу вас в Вежу. Такое Старшинам решать.
  Стражники отступили. Избранные прошли сквозь кишку ворот, миновали
караульный двор и через внутренние ворота вышли в город. По замощенным
темным улицам отвели их к Ясеньке и вдоль пристаней к Старшинской Веже.
Добудились вежевого сотника Явнута. Тот встретил гостей сурово. Да и как
иначе встречать, если на дворе середина ночи, голова трещит с недосыпу и
похмелья, а старшин будить не велено, пусть дракон хоть весь Ясень съест?
Не будь Вилько побратимом, Явнут бы и слушать не стал. И что ему браслеты,
ежли за тридцать лет из Пещеры никто живой не вернулся. А не врут - так
можно и до утра обождать.
  Стражу окоротил, чтобы город на уши не ставили, а Избранных велел
запереть. Ох и горька доля сотника - покоя ни днем, ни ночью. Поглядеть
разве из любопытства? Все в пыли, одежда грязна, изорвана, нищие какие-то,
а не победители. И тут увидел меч. Невидная из себя девка держала клинок
ясеньской работы - такой клинок - душа на части! Рука сама потянулась:
  - Дай!
  Велем и Гино шагнули вперед, заслоняя Керин. Явнут сдвинул брови.
  - Нельзя, - спокойно и твердо сказал Велем. - Она этим мечом дракона
убила.
  Сотник с треском отправил свой меч в ножны. Согнулся от смеха. Вокруг
громыхнули стражники.
  - Девка? Дракона?..
  - Сам ты... это самое! - фыркнула Леська.
  Стражники шагнули к Керин и замерли. И сотник замер, вздохнув с хрипом.
Потом схватил походню, поднес прямо к ее лицу. Керин заслонилась рукой от
жара, и черный браслет полыхнул на запястье.
  Впервые в жизни Явнут почувствовал сердце.
  - Отведите их... как есть. И - за старшинами.
  - Так ведь...
  - Выполняйте!
  Избранных увели. Вилько кликнул своих людей. Сотник вежи удержал его, взял
за локоть, спросил вполголоса:
  - Видел?
  - Что? - неохотно отозвался Вилько.
  - Глаза у нее какие?
  Вилько резким движением отогнал стражу и сказал, пристально глядя в глаза
побратиму:
  - Я не верю в легенды. Да и тебе... лучше молчать об этом. Спокойнее.

  Старшины недовольны были тем, что их побудили среди ночи. Да и тяжко было
уразуметь, в чем дело, из нелепой болтовни стражников: какой-то меч,
какие-то бродяги... День Жертвы прошел, можно и передохнуть перед Торгом,
а тут спешка, шум невесть из-за чего. Однако не все думали так. Герсан,
когда дошли вести, прибежал сам, еле одевшись, даже возка не закладывал.
Как старшину, его допустили взглянуть на виновников беспокойства. Едва
увидев Наири, он пришел в неистовство - то пытался упасть перед ней на
колени, то благодарил Велеса за счастливое избавление. Наири, сама чуть не
плача, успокаивала отца. Сошлись и другие старшины. Величавые, в тяжелых
одеждах, они с неодобрением глядели на оборванцев, помешавших их сну, не
спеша рассаживались по лавам. Герсан тоже сел наконец, не сводя взгляда с
дочери. Остальных он будто и не видел. Стражники стали у лавы, на которой
усадили Избранных, и наступила тишина. Тогда вышел вперед сотник
Старшинской вежи Явнут и кратко изложил суть дела.
  - Быть не может! Небывало! - загомонили старшины, разом теряя всю свою
величавость. - Как это - убили? Кто убил - эти?
  - С мечом в Старшинскую вежу?!
  - Не они это! Врут!
  - Дракона - убили? Лжа!
  Радный начальник колотил посохом по каменным плитам пола, пытаясь
угомонить их. Сотник Явнут, не выдержав, хохотал. Такое в этой зале
творилось лишь после большого Торга, когда делили доход. Наконец радному
удалось перестучать всех, и старшины один за другим утихомирились, сердито
поглядывая по сторонам и оглаживая меха. Потом глава ткаческого цеха
Радовит, сам похожий на веретено - длинный, с округлым брюшком -
провозгласил, не вставая с места:
  - Веры нашей им нет! Не бывало еще такого и не будет.
  - Небось сбежали!
  - А как? Помог кто?
  Все взгляды обратились на Герсана. Он молчал, стискивая зубы, выкатывая
круглые невидящие глаза.
  - Нет, - отрезал оружейный старшина Берут. - Этак вы и меня обвините, что
с чужими женами спал!
  Те, с чьими спал, примолкли, поскольку Берута боялись. Но другие орали за
двоих.
  - Да это и не они!
  - Так Герсан ведь дочку свою признал?
  - И не дочка она ему! Оборотни!
  - Лжа! - Герсан вскочил. Его едва удержали. - Что я, дочки собственной не
знаю?
  - Сами вы оборотни! - выкрикнула Леська. Стражник замахнулся было, но,
глянув Велема, опустил руку.
  - Раду оскорблять?! - взвизгнул старшина златокузнецов.
  - Тише, почтенный Старим, тише, - пробасил Берут, - рада не обижается. Тут
поважнее дела. Как докажут они, что и впрямь убили дракона?
  Все замолчали. И тут, неожиданно для рады, заговорил сотник Явнут:
  - Да простят мне честные старшины, что говорю, не испросив разрашения.
Человек я военный, хитростям не обучен торговым, однако малым своим
разумением знаю - ежели воин твердит, что убил вражеского вождя, то
повинен он доставить доказательство - оружие, пояс либо еще что. Так
велите этим, пусть докажут. Зуб драконий принесут, разве.
  Когда сотник подал голос, радные скривились недовольно, но по мере того,
как он говорил, лица их прояснялись.
  - Доброе слово молвил, Явнут, - сказал Берут. - Кто-нибудь из них и
пойдет. Ну вот хоть этот здоровила, - он кивнул на Велема. - Ему, видать,
все нипочем.
  Велем поднялся, не зная, обижаться ему на этакие слова или радоваться.
  - А с ним кто? - спросил с опаской Радовит, оглядев Велема. - Сбежит ведь!
  - Явнут и пойдет, - спокойно ответствовал Берут. - И еще двоих стражей
возьмет.
  Явнут поморщился: день в хлопотах, да еще и ночью невесть куда бегай.
  - А мы здесь будем ждать, - заключил Берут. - Все!
  Старшины заворчали недовольно. Герсан подошел к Беруту:
  - Дозволь, почтенный, дочку домой забрать. Не сбежит она, ручаюсь, явится,
как велено.
  - Которая твоя? - Берут зорко оглядел Избранных. - Эта? Ну, пусть идет -
под твое ручательство.
  Герсан подошел:
  - Наири...
  - Не пойду я, - перебила она. И пояснила мягче: - Одна, безо всех, не
пойду. Не могу...
  - Всех не пущу, - твердо сказал Берут.
  Герсан вздохнул, опустил голову:
  - Пусть так...

  Старшины сидели тесным кругом у стен, пыхтели и потели в своих меховых
уборах, но шуб не скидывали и степенства не тепяли. Старшинский круг
замыкал помостом под кручеными столбами, где зевали и маялись в дубовых
креслах радные. За спинами у них тоскливо стыли вежевые стражи в гербовых
сагумах, с уставленными в свод бердышами. В слюдяных оконцах отражался
свет походен, сажей тянуло но сине-золотым потолочным росписям. Почти
позабытые Избранные маялись у двери, на краю лавки, а то и на полу.
Привратники не сводили с них глаз.
  Время не двигалось. Кто из старшин уже клевал носом, кто-то даже
похрапывал, порой вскидывая голову и заполошно оглядываясь. Стражники
сонно щурились на огонь. Избранные тоже задремали. Спали, обнявшись, Мирна
и Леська, всхлипывала во сне Флена, дремали, привалившись к стене, Гент,
Лаймон и Ратма. Только Гино и Наири перешептывались, с тревогой
поглядывали на Керин. Она спала, поставив между колен меч, пальцы слабо
вздрагивали на рукояти.
  Двери распахнулись неожиданно. От сквозняка всколыхнулся огонь походен,
заметались тени по стенам. Спящие испуганно вскидывались на шум. Вошел
усталый, но - сразу было видно - донельзя довольный Велем, неся под мышкой
большой темный сверток. За ним в почтительном отдалении шел Явнут.
  Шум пронесся по зале, не успев перейти в осмысленные слова. Радный
начальник стукнул посохом. Его звучный голос прогудел:
  - Велем, посланный за драконьим зубом, ты вернулся. Где твои
доказательства?
  Велем шагнул к помосту, и старшины вытянули головы. Избранный опустил ношу
на пол и неспеша развернул. И тогда они крикнули и отшатнулись:
коричневая, в пятнах засохшей крови голова лежала на плаще - смердящая, с
остекленелыми выраченными глазами и зубами, изогнутыми и длинными, как
ножи.
  - ... з-зу-б-б... - выдавил Берут.
  - Да я бы рад, - пробасил Велем, в уголке рта пряча улыбку. - Только,
милостивый господине, зубы крепко сидят. Пощупайте.
  И нагнулся, точно намереваясь вручить голову радному.
  На миг померещилось, что радные полезут под лавки, Берут замахал руками:
убери!
  - Так вы ж сами просили, - уперся Велем. - Доказательство...
  Избранных разобрал смех.
  - Мы верим, верим! - заторопились радные. - Вы Избранные! Вы дракона
убили! Убери только...
  - Ну, то-то, - сказал Велем строго и завернул голову в плащ. - Придвиньте
скамью, парни. Говорить станем.


                                  Глава 6.


  Слово свидетеля. Наири.
  Я подтащила кресло к кровати, чтобы быть поближе. Я постаралась сделать
это как можно тише, но все равно чуть не разбудила ее - ее брови дрогнули
и по лицу будто пробежала быстрая тень. Затаив дыхание, я оперлась о
спинку кресла и смотрела на ее лицо. Я никогда еще не видела такого лица.
Я могла бы смотреть на него часами. Когда она лежала так, с закрытыми
глазами, чуть заметные тени на скулах, сомкнутые губы, высокий чистый лоб
- так вот, она была неподвижна, а лицо ее жило, подрагивало, как вода под
ветром, мелкие морщинки набегали на лоб и исчезали, нетерпеливо дергался
краешек рта, и настойчиво билась на виске синеватая жилка. Потом брови
вдруг сдвинулись, резче стала складка между ними, что-то скорбное
мелькнуло в опущенных уголках губ. Может, ей привиделось тяжелое? Я знала,
что не могу смотреть на нее безнаказанно, рано или поздно она чувствовала
мой взгляд и просыпалась. Так случилось и сейчас - ресницы задрожали и
взлетели вверх, и знакомый золотой взгляд обжег меня - я никак не могла к
нему привыкнуть. Тысячи выражений мгновенно промелькнули по ее лицу,
перетекая друг в друга, и исчезли, осталась одна легкая улыбка.
  - Ты уже встаешь? - сказала она. - Тебе лучше?
  - Мне хорошо, - ответила я и села в кресло, чтоб ей не надо было
напрягаться, глядя на меня. Это было для меня вовсе ново - смотреть в
глаза при разговоре, такое было не в обычае. Сейчас я заново училась
говорить, как заново училась жить - благодаря ей.
  - Мне хорошо, - повторила я, - да и что со мной могло статься? Я вовремя
лишилась чувств. А твое плечо, верно, болит?
  - Саднит, - сказала она, чуть поморщась. - Хорошо бы сменить повязку.
Леськина мазь, кажется, пошла мне на пользу.
  - Отец позвал к тебе волхва, а Леська его не пустила. И вообще никого не
пускает к тебе. Чтоб не мешали выздоравливать.
  Она тихо рассмеялась:
  - Да, Леська... Леська человек верный.
  "Я тоже", - хотела я сказать и не сказала. Не было у меня еще права на
такие слова.
  - А где остальные? - спросила она. - Те, кто был с нами?
  - Разбрелись по гостям. Их сейчас принимают с радостью в каждом доме.
  - Да, это хорошо, - задумчиво проговорила она. - Только это еще не все...
не все....
  - Что ты имеешь ввиду?
  Она, не отвечая, вновь закрыла глаза. Тогда я тихо встала и на цыпочках
вышла из горницы. Незачем ей мешать. Пусть спит.

  Леська, согнувшись над столом, растирала в ступке какое-то зелье. Услыхав
мои шаги, она подняла голову, локтем отвела со лба мокрые волосы:
  - Что?
  - Спит, кажется. Просила повязку сменить.
  Леська мотнула головой:
  - После. Вечером. Сейчас я ей отвар сделаю, выпьет, когда проснется. Тума
приходил.
  - Это кто?
  - Ты его не знаешь. Из оружейников. Ученик. Хотел к ней пройти, а я его
прогнала. А он...
  Она замолчала и с удвоенным усердием принялась за свое занятие.
  - Что же - он? - подтолкнула я ее.
  - Он сказал: "Одного дракона Золотоглазая убила, а другой под ее дверью
сторожит."
Я не выдержала, рассмеялась. Леська со стуком отодвинула ступку:
  - И вовсе незачем хихикать! Он думает, что если мы вместе по чужим садам
лазали, то ему надо мной насмешничать дозволено? Я вот его догоню
когда-нибудь!
  Нахмурясь, она вынула из ступки щепоть черно-зеленого порошка, лизнула,
сморщилась и вновь повернулась ко мне:
  - Ты ведь здесь хозяйка, да? Прикажи на кухне, чтобы воду вскипятили. Мне
уж с вашими слугами надоело ругаться. Да и оставлять ее не хочется.
  - Сколько тебе воды нужно?
  - Небольшой горшок. Вот такой, - показала она руками.
  Выходя, я вновь услышала, как застучал пестик о серебряные бока ступки.
  С порога кухни на меня пахнуло жаром. Работа кипела здесь вовсю день и
ночь - моя мать умела находить занятие для нерадивых.
  Сама я на кухне бывала редко - не подобало мне сводить знакомство со столь
низменными предметами, поэтому распаренные лица, возникавшие в клубах
пахучего тумана, были мне незнакомы. Знала я только старшую кухарку Нессу
- толстую, крикливую и самонадеянную - она подавала на стол в
торжественных случаях.
  - Несса! - крикнула я наугад в жаркий полумрак.
  - Несса! - отозвался слева чей-то визгливый голос. - Хозяева кличут!
  Как смогли различить в таком тумане? Должно быть, привычка. Мне долго
пришлось стоять на пороге, прежде чем передо мной возникла Несса. Она
тяжело дышала, по широкому лицу лился пот, толстые красные руки были
вымазаны жиром.
  - Так в чем дело? - угрюмо спросила она, вытирая ладони о передник. Я
пропустила мимо ушей это невежливое обращение - благородные амбиции моей
матери, требовавшей от слуг почтительного трепета, мне не передались.
  - Пусть вскипятят воду. Именно вскипятят, а не нагреют.
  - Это для той рыжей ведьмы?
  - Для раненой.
  - Вот что, - сказала Несса, уперев руки в бока, - пока я здесь, никаким
ведьмовским штучкам потворствовать не буду.
  Ну, это уж было слишком!
  - Вот что, - повторила я любимый материн жест - руки на груди и
испепеляющий взор, - если ты решаешься не выполнять то, что тебе хозяева
велят, Несса, так ты здесь недолго пробудешь. В Ясене есть кухарки и
получше тебя, и норова у них поменьше!
  Кажется, на нее это подействовало. Во всяком случае, голос изменился, даже
задрожал:
  - Молодая госпожа, простите, не хотела; коли эта ведьма нос во все горшки
сует! У самой зубы еще все целые, а корчит из себя лису в сарафане...
  - Ты исполнишь мой приказ или нет?
  - Исполню, госпожа, немедля исполню. Раз уж вам так хочется...
  Я вышла, не дослушав. Мне просто было не по себе - как я однако умею
кричать на людей! Никогда ведь этого не одобряла. И Леська, видно, тоже
хороша...
  Подымаясь по лествице, я услышала, что из горенки, где была Леська,
доносятся громкие голоса. Снова назойливый посетитель? Один голос,
несомненно, был Леськин, а другой... другой тоже был мне слишком хорошо
знаком! Что есть духу я взбежала вверх и ворвалась в горенку. По всем
приметам, появилась я вовремя, потому что Леська уже подступала к
незваному гостю, прицеливаясь пестиком. Он стоял спиной ко мне и,
казалось, сохранял полное спокойствие, но рука его лежала на рукояти
кинжала, висевшего в ножнах на поясе.
  - Леська, прекрати! Мэннор, что тебе здесь нужно?
  Он повернулся на голос так стремительно, будто его вызывали на бой. Леська
перевела на меня удивленный взгляд.
  - Я должен ее видеть, - сказал наконец Мэннор.
  Молча смотрела я на человека, которого отец с матерью прочили мне в
мужья. Он один знал мою тайну - если не считать верных слуг, воспитывавших
меня в Ситане. И он до недавнего времени был желанным гостем в нашем доме.
Сейчас он снова пришел. Только не ради меня.
  - Идем со мной, - сказала я. Он, кажется, колебался. - Идем.
  Мэннор пошел вслед. Леська, нехотя отложив свое оружие, проводила нас
вопросительным взглядом, но ничего не сказала, только с силой хлопнула
дверью за нашими спинами.
  - Ты уверен, что должен ее видеть? - спросила я, останавливаясь на
сходах. Мэннор стоял на две ступеньки выше, и его синие глаза смотрели
куда-то поверх моей головы. Я спросила просто так, чтобы оттянуть время, я
знала, каким будет ответ, и он прозвучал тут же:
  - Уверен.
  - Хорошо, - кивнула я и пошла вниз. Мы спустились в подвалы, где под
ногами скрипели мелкие камушки и приходилось освещать дорогу, потом молча
вышли наверх, обогнули по наружному переходу правое крыло дома, пересекли
пустые, мрачно-торжественные парадные покои. В последнем, у низкой
полукругом дверцы я остановилась. Здесь был второй вход в горницу, где
сейчас спала Керин. Мне пришлось повозиться с ключом, замок, видно,
заржавел. Мэннор терпеливо стоял рядом. Наконец дверь открылась, и он, не
дожидаясь моего разрешения, прошел внутрь. С моего места мне видна была
только спинка кровати и тонкая рука Керин, свисавшая с постели. Мэннор
подошел к кровати, сел прямо на пол, поднял эту руку и медленно прижал ее
к лицу.
  Осторожно, чтобы не скрипнула, прикрыла я дверь и пустилась в обратный
путь, не зная, смеяться мне, плакать или делать вид, что ничего не
случилось.
  На полдороге я столкнулась со служанкой. Несса послала ее сообщить, что
вода вскипела. Я передала это Леське, и она побежала в кухню, прихватив с
собой ступку, а я заняла ее место у стола. Хорошо, что она ушла, мне было
просто необходимо побыть одной. Подумать только, всего месяц назад я жила
в Ситане и ни о чем не подозревала - уж отец-то об этом позаботился.
Конечно, с тех пор, как я научилась размышлять, я недоумевала, отчего моя
семья живет в Ясене, а я в Ситане, отчего меня одевают, как мальчика, хотя
я девочка, и отчего мне велено никому об этом не говорить? Когда я наконец
осмелилась задать эти вопросы, мне ответили историей о наследстве -
запутанной и романтичной, насколько может быть романтична история с
деньгами. Правду я узнала потом. Мой отец решил спасти меня от Дракона.
Единственную дочь могли избрать в жертву, у отца было достаточно врагов,
готовых позаботиться об этом, единственного сына - не имели права. Так я
очутилась в Ситане. Мэннор был оттуда родом, его родителей отец посвятил в
тайну, их связывали крепкие торговые узы, и нет ничего удивительного в
том, что им захотелось эти узы укрепить еще больше. Был заключен тайный
договор, совершено обручение, ни у Мэннора, которому не было тогда и
десяти лет, ни тем более у меня согласия не спросили. Так делалось часто,
и редко кто осмеливался протестовать, обычаи рода и все такое, но чем
больше я подрастала, тем меньшее восхищение вызывала во мне необходимость
рано или поздно сделаться женой Мэннора. Кажется, он тоже не испытывал
особого восторга. Если б меня спросили, отчего я не люблю Мэннора,
пожалуй, я могла бы кое-что сказать об унизительной предопределенности -
не больше, была, правда, еще одна причина, но ни один суд не счел бы ее
заслуживающей внимания...
  Мои мысли прервало появление Леськи. Она торжественно вышагивала, обеими
руками держа внушительных размеров дымящуюся чашу. Присмотревшись, я
узнала любимую чашу моей матери. Как Леська только ухитрилась стащить ее
под бдительным оком Нессы? Во всяком случае, на лице Леськи было написано
явное торжество. Она проследовала через горенку и, прежде чем я успела
удержать, толкнула ногой дверь.
  К счастью, Мэннор сидел уже в кресле, как полагается достойному гостю.
Керин тоже сидела, опираясь спиной на подушки, кажется, они не сразу
заметили нас, тем более, что Леська остолбенела с чашей в руках, не в
силах вымолвить ни слова. Зато Керин подняла глаза и, как мне показалось,
спрятала досаду за улыбкой.
  - Что такое?- спросила она.
  Я бросила взгляд на небывалое чудо - безмолвную Леську - и напомнила, что
пора пить отвар.
  - Тебе лучше уйти, - обратилась Керин к Мэннору и вздохнула.
  Мэннор ничего не ответил. Улыбнулся, пожал плечами, встал. Пожалуй,
впервые на моей памяти он был так уступчив. Он подошел к Леське, взял у
нее чашу и вернулся к Керин. Тут настала моя очередь остолбенеть. Мэннор в
роли сиделки! Он никогда не болел и терпеть не мог навещать больных. А
теперь, одной рукой придерживая Керин за плечи, другой подносил чашу с
отваром. Леська широко раскрытыми глазами смотрела на такое присвоение ее
прав, потом вдруг очнулась и вылетела за дверь. Тут она наконец обрела дар
речи и шепотом, но в довольно дерзких выражениях высказала мне все, что
она об этом думает. Я посоветовала ей обратиться к Мэннору, после чего
Леська вышла, на прощание хлопнув дверью.
  А Мэннор вскоре ушел и почти у самого выхода столкнулся с моей матерью.
Та, должно быть, решила, что он приходил ко мне, и рассыпалась в
любезностях. Эта сцена, подсмотренная из-за двери, немного меня
развеселила. Но потом я вернулась в горенку; села за стол, и мне стало
совсем худо. Что делать, что? Глупо думать, что все будет идти как раньще,
скрывать уже нечего. Еще глупее думать, что я смогу жить, как живут другие
дочери и жены старшин и купцов. Теперь, когда Дракон убит, когда пришла
Золотоглазая... Я слишком хорошо знаю Легенду, чтобы в это поверить. Тогда
что же будет? Куда идти дальше?
  Вернулась Леська, и я спросила у нее об этом. Она ответила не сразу.
Смотрела на меня исподлобья, потом сказала:
  - Пойду за ней. Чтоб там ни было.
  Вот и все. Молодец Леська. Ей решать не придется. Она целиком полагается
не решение Керин. Может, и мне положиться? Нет, у меня так легко не
выйдет.
  Голос Керин мы услыхали одновременно. Сквозь закрытую дверь он доносился
слабо, но я разобрала, что зовет она меня. Впрочем, Леська не долго думая
вошла следом - условностей она не признавала. Она немедленно взбила Керин
подушки, заставила ее лечь и натянуть до подбородка перину. Выполнив свой
долг, она уселась на пол у кровати с видом верного пса, ожидающего награды
за старание. Злополучная чаша стояла в углу кресла, и я поспешно заслонила
от Леськи это неприятное напоминание. Керин смотрела на нас, и золотой
блеск ее глаз был совсем домашним, мягким.
  - Знаете, мне совсем хорошо, - сказала она. - Завтра я, наверное,
подымусь.
  - И не вздумай! - вскинулась Леська. - Ты же ранена! Надо полежать,
отдохнуть.
  - Какая же это рана, - вздохнула Керин. - Царапина.
  - От драконова когтя! А он, может быть, отравленный.
  - Звери не мажут когти ядом, - с внезапной печалью сказала Керин. - До
такого только люди додумались.
  Она помолчала немного и уже веселее добавила:
  - Вовсе он не отравленный. И рана скоро заживет. А я хочу увидеть пиры.
Правда, что сегодня вечером большое угощение?
  - Да, - кивнула я, - большой праздник в твою честь. Жаль, что тебя там не
будет. Но ведь послезавтра начинается Большой торг, и развлечений еще
будет много. А пока ты лучще потерпи. Леська права.
  - Скучно терпеть, - улыбнулась Керин. - Но что я могу поделать с двумя
такими врачевателями? Ты потом расскажешь мне, что там было, Наири?
  - Я не пойду.
  - Я тоже, - сказала Леська.
  - Почему? - Керин смотрела на нас с неподдельным удивлением. - Если из-за
меня, то не надо. Я могу побыть одна.
  - Одна... - с явным сомнением в голосе повторила Леська. И вдруг ни стого
ни с сего выпалила:
  - Наири хочет знать, что будет дальше.
  Я подскочила в кресле. Ну и Леська! То ли она и впрямь так простодушна, то
ли ломает голову над тем же, что и я. А по виду не скажешь!
  Керин озадаченно молчала. Потом прикрыла глаза, провела ладонью по лбу,
будто стряхивая невидимую паутину.
  - Не знаю, подружки, - глухо сказала она наконец. - Не знаю.
  Я не выдержала. Взяла ее руку в свою, погладила. Показалось мне или нет,
что эта рука дрожит? Керин открыла глаза и долго, запрокинув голову,
вглядывалась в потолок, будто хотела разглядеть там ответ.
  - Ты же Золотоглазая, - негромко напомнила Леська.
  - Я Золотоглазая, - повторила, как эхо, Керин. - Я есть и есть Легенда,
что же еще надо? Помните, что там сказано насчет мужества?
  "Мужчины утратили мужество, а женщины его найдут", - Легенду я знала
наизусть.
  - Будем искать мужество там, где его потеряли, - Керин резко села на
постели. - Будем сражаться.
  - С кем?
  Я знала, что она ответит, и все равно слово упало в тишине тяжело, как
камень:
  - С Незримыми.
  Предвечерние тени сгустились над нами, и мне показалось, что в натопленной
этой горнице чересчур зябко. Даже здесь, в Ясене, на вольной земле было
страшно. Леська, как подбитый зверек, съежилась на полу. Было тихо,
слишком тихо, только слышно лрерывистое дыхание Керин. И тогда я сказала
то, что давно уже должна была сказать:
  - Я умею владеть мечом и ездить на коне. Я тебе пригожусь.
  - А я умею лечить, - сказала Леська. - И все равно я от тебя никуда не
денусь.
  Губы Керин дрогнули в горькой улыбке. Часто я потом видела эту улыбку,
слишком часто! Она провела рукой по волосам Леськи и прошептала чуть
слышно:
  - Спасибо.

  - Мама, что ты там ищешь?
  Из-за откинутой крышки сундука виднелись только полотняная рубаха и
торчащие из нее босые ноги, но мать я узнала сразу. Из сундука вылетали,
кружась, разноцветные рубашки и юбки. Две служанки с каменными лицами
придерживали крышку, чтобы не захлопнулась.
  Услышав мой голос, мать разогнулась, и я едва не фыркнула, увидев ее
красное лицо, сбитый набок чепец и встрепанные волосы.
  Она гневно взглянула на меня, втянула воздух:
  - Прохиндейки, бездельницы, уховертки! Ишь, морды понаели, пальцем не
шевельнут! Кикиморы!
  Я покосилась на "кикимор". Здоровые, пышущие румянцем, они кривились от
сдерживаемого смеха, но стоило матери бросить взгляд - почтительно
застывали.
  - Смолу на вас возить! - расходилась та. - У, бесстыжие! Все самой делать,
все самой! Глаз не сомкнешь, не присядешь! Покою нет!
  Она замахнулась стиснутой в кулаке цветастой тряпкой. Девушки не
выдержали. Крышка сундука с грохотом рухнула. Мать подскочила, как
ошпаренная, и замолкла. Служанки, закрыв лица, давились подозрительным
кашлем.
  - Мама, - воспользовалась я передышкой, - так что ты все-таки ищешь?
  Мать стащила с головы чепец, вытерла им лицо.
  - Ключ, - сказала она, тяжело дыша. - Ключ я ищу. Затерялся где-то.
  - Какой ключ?
  - От покоя с заклятым креслом. Все же пир сегодня, еще сядет кто
ненароком, с медов-то...
  Кресло это было семейным преданием и проклятием. Некогда отец моего
прадеда, переезжая в новый дом, заказал мебель известному мастеру. Когда
заказ был готов, мой предок пожадничал и заплатил меньше, чем следовало. В
отместку мастер сделал заклятое кресло и отправил заказчику вместе с
остальным. Кресло из темного дуба отличали искусно вырезаные на
подлокотниках руки - мускулистые, с судорожно сжатыми кулаками. Казалось,
что кто-то невидимый сидит в нем, и видны только руки, лежащие на
подлокотниках. Мастер заявил, что никто не посмеет сесть в кресло, пока
истинный хозяин - он разумел нечистого - здесь. Так и случилось, и с тех
пор заклятое кресло стояло в отдельном покое. Оно было известно всему
городу, и порой отец водил гостей посмотреть на него, охотно посвящая их в
детали предания. Гости качали головами, поглаживали бороды, но сесть не
решались.
  Мне показалась смешной материна предосторожность. Да и к чему искать этот
ключ? Если в кресле и вправду кто-то есть, он постоит за себя сам. Я, как
умела, объяснила это матери. Она спорить не стала, велела служанкам
собрать вещи и ушла на кухню.
  Я только головой покачала ей вслед. Сколько хлопот с этим пиром! В кухне с
раннего утра дым стоял коромыслом. Служанки метались по покоям, наводя
чистоту. Во дворе тяжело бухало - выбивали парадные ковры. Мать, вскочив
ни свет ни заря, ухитрялась быть во всех местах одновременно. Именно ее
голос пробудил меня ото сна.
  Служанки закрыли сундук и удалились. Я в унынии присела к окошку. Уже не
заснуть. Лучше всего было бы сейчас пойти к Керин, но беспокоить ее не
хотелось. По совести говоря, следовало помочь маме в ее хлопотах, только в
хозяйственных делах я не понимала ничего.

  На пиру меня усадили рядом с Мэннором. Впрочем, пир - это громко сказано.
Собрались только свои: друзья отца Миклош, Трибор и Берут с женами, сотник
Явнут, Вилько, Брянчик, еще несколько не столь именитых, близкие родичи,
челядинцы из старших - совсем немного. И, конечно, Избранные. Пир-то и
устраивался из-за нас - чтобы не ударить в грязь лицом, проявить щедрость
и ум, старшинам приличные, и не оказаться хуже других, что уже попировали
с нами и в нашу честь. Нам все это уже наскучило, но Герсан, мой отец,
старшина городских ювелиров, был человек уважаемый, и отказать ему
Избранные не смогли.
  Пир длился не первый час. Немало было выпито чар, выкрикнуто здравиц
Избранным, а особо Керин - победительнице Дракона. Ее насильно усадили во
главе стола, подвыпившие старшины глядели на нее, как на диво заморское, и
всё норовили подлить вина и пододвинуть кусок пожирнее, Керин смущенно
отказывалась. Мэннор с тоской глядел на нее поверх полной чары.
  Жарко закручивался над столами хмельной чадный дух, хрустели на зубах
кости, бесшумно сновали за спинами челядники с полными ковшами и солилами,
заглядывал в глубокие оконца молодой месяц. О нас забывали, речи делались
невнятнее, оплывали восковицы, пустели блюда. Кто-то храпел в обнимку с
лагвицей, Гино и Миклош затянули песню, Брянчик запустил пальцы в мису с
патокой.
  Керин устало склонилась над столом. Я подумала с тревогой, что не стоило
ей идти сюда, первый день ведь, как встала с постели. Только вот отца
моего не захотела обидеть, а еще больше - пожалела меня.
  Вилько поднялся, шатаясь, пить "за дочку Герсана". Потом захмелевшие
гости стали упрашивать Велема рассказать, как он лазил в пещеру за
драконьим зубом. Велем упирался недолго, и хоть знали все эту историю
почти что наизусть, слушать не уставали. За разговорами никто не заметил,
как Керин исчезла. Не было и моей матери, но ей, как хозяйке дома,
засиживаться за столом было не с руки.
  - Люди, вставайте! Чудо!..
  Не помню, так ли она кричала, но крик этот поднял всех.
  - Куна, - пробормотал отел.
  Мать всплеснула руками:
  - Ишь, старшины! Расселись и не знают ничего. А ну пошли!
  Всей толпой, толкая столы и опрокидывая лавы, гости двинулись за ней. Отец
когда-то уверял, что для жены она еще как сказать, а для полководца - в
самый раз. Верно. Все бежали за матерью, ничего не спрашивая. Даже я не
сразу поняла, куда она нас ведет.
  Мы сгрудились у входа, пытаясь разобрать, что там деется. В полутьме
чувствовалось только сдавленное дыхание да чужие локти под ребрами - так
было тесно. А мать застыла с протянутой дланью, точно указывала на дело
рук своих. Покой освещен был скудно, оттого и разобрали только, что в
заклятом кресле кто-то сидит. Многим со страху примстилось, сам Хозяин.
Передние попятились, давка стала невыносимая. Но мать оказалась иных
похрабрее, подкралась на цыпочках к потолочной светильне и запалила все
семнадцать восковиц разом. И тогда мы увидели, что в кресле, обнимая
ладонями резные подлокотники, спит Керин.
  После она рассказывала мне, что очень устала и решила, никого не тревожа,
уйти к себе, однако заблудилась в темном доме и присела отдохнуть в первое
же кресло. А потом и задремала в нем. И знай она, что кресло это заклятое,
она б его за три покоя обошла. Только я ей тогда не очень поверила.
  А моя мать, когда улеглась суматоха, добавила кое-что от себя. Мол как
раз побежала она на кухню Нессе кой-что наказать, и как в сердце что
толкнуло - покой не заперт, мало ли... Прибежала и сползла по косяку,
хвала Живье, светильню не обронила, так бы точно пожару быть, упаси Перун.
Стоит на коленях, светильник держит и рассмотрела наконец: гостья их, что
Дракона убила, спит в кресле, и ее руки спокойно на руках деревянных.
Стало быть, сняла она заклятье, ущел Хозяин. Она гостью-то тревожить не
стала, а бегом насколько сил, чтобы все увидели.
  Это мы узнали потом. А тогда... не знаю, как вышло, только все, будто
неведомой силе повинуясь, опустились на колени. И застыли. Я лиц не
видела. Только знаю, что отчаянные они были и просветленные. А Керин,
должно быть, почувствовала наши взгляды и открыла глаза. Золотые -
испуганные и изумленные. И моя мать прошептала тихо:
  - Золотоглазая.... Люди, смотрите! Золотоглазая!


                                  Глава 7.


  Большой Торг обрушился на Ясень внезапно, как половодье. Город не успел
еще опомниться после смерти дракона и явления Золотоглазой - сгинуло в
одночасье многолетнее иго, ожила Легенда. Пированье и ликованье были
таковы, что первые купцы из Ситана, заранее явившиеся на торг, сочли, что
опоздали, и Торг завершился уже празднеством; их разуверили быстро, и
праздничная суматоха слилась с обычными хлопотами Большого Торга, отчего у
старшин, правящих Ясенем, головы болели вдвое. Прибыли, правда, были
велики, но и расходы... сохрани Перуне! Старшины первыми ощутили похмелье
от всех этих радостей, мало того, что Избранные остались живы и
по-прежнему были на содержании города - так еще после смерти Дракона конец
налогу "на жертвы", который платили на землях Ясеня. Дракону от этого
добра мало перепадало, почти все оседало в казне, а теперь... Да и
Золотоглазая - не благо, совсем не благо, все равно, истинная она или
самозваная. Пойдет она на Незримых - кара падет на Ясень, а не помочь -
чернь взбунтуется; и так проходу ей не дают, славят и величают, а на
старшин косятся...
  Словом, было от чего болеть старшинским головам, и когда на третий день
Торга Керин объявила, что набирает дружину, старшины воспряли духом. Пусть
девчонка собирает свое смехотворно малое войско и отправляется, куда
захочет, и там сворачивает себе голову - только бы подальше от Ясеня,
только б в Ясене воцарилось наконец спокойствие...
  Скрепя сердце и скрипя зубами, Старшинская вежа приняла на себя все
расходы по снаряжению и обучению дружины Золотоглазой. Людей же в дружину
искать не пришлось. Остались с Золотоглазой все бывшие Избранные - и
парни, и девушки - объявив себя ее свитой, а кроме них, заслышав о том,
что Золотоглазая собирает войско, бросились к ней все, кто был молод и
чтил Легенду. "Да этак она пол Ясеня за собой уведет!" - спохватились
старшины, осаждаемые со всех сторон родителями, которые требовали
угомонить непокорных чад. Керин, однако, к выбору дружинников отнеслась
очень серьезно, и многие парни ушли от нее разобиженные: надо же, не
захотела взять! Никто не знал, о чем думала она, одному отказывая, а
другого принимая, вышло, наконец, полсотни в дружине, не считая свиты и
самой Керин, и среди полусотни оказались и семь девушек, отчего старшины
едва на стену не полезли. Но... ладно, переживали многое, переживем и это.
   
В этот день, как и раньше, вся дружина Золотоглазой выехала в поля за
городом - объезжать коней, стрелять по цели, учиться науке меча. Солнце
палило, как редко в червене, рубахи взмокли под кольчугами, латы
раскалились, а шлемы казались так тяжелы, что в глазах плыли красные
круги. Но сотник Явнут, взявшийся с двумя товарищами обучить дружину
ратному делу, только покрикивал, носясь меж воинов на быстром соловом
коне. "Откуда только силы у морока берутся?" - ворчал Тума, отражая удар
Гино. Сколько Брезана уламывал, чтоб отпустил в дружину, а тут,
оказывается, еще тяжелее, чем в мастерской у мехов... "Это тебе не груши
таскать!" - явственно услышал он голос мастера Брезана и даже обернулся
испуганно, словно тот стоял за спиной, а потом, спохватившись, с такой
яростью ринулся в бой, что Гино шарахнулся и проорал: "Тронутый!"
Наконец солнце почти ушло за край леса, и красные облака сомкнулись над
ним. Явнут объявил конец учениям. Парни, радостно крича, посыпались в
траву, и через мгновение поле выглядело так, будто на нем и вправду шел
бой. Будь их воля, они бы, забыв об усталости, бросились в Ясеньку, но - с
первого дня учений так было заведено - вперед купаться шли девушки. В этом
месте Ясенька делала крутой поворот, оставляя неширокую теплую заводь.
Сбросив доспехи и одежду, девушки с визгом окунались в ласковую воду.
Парни, вываживавшие коней, с завистью прислушивались к этому визгу. Только
Керин не бросилась сразу в воду, прежде поводила Вишенку, чтоб остыла. Эта
вороная кобылка, лучшая из пригнанных на Торг, слушалась только Керин,
иных кусала и лягала. Она сама на Торге пошла к Керин, признав ее за
хозяйку, а старшины рвали бороды, услышав цену, но заплатили все... Керин
погладила Вишенку по жесткой гриве и наконец сама побежала к заводи.
  В Ясень они возвращались строем, кони шли ровно, выгибая шеи, ветер
обдувал разгоряченные лица всадников; Явнут ехал сбоку, покрикивая на тех,
кто нарушал строй. Выглядели они так внушительно, что воротная стража едва
не подняла тревогу, а разобравшись, оглушила приветственными криками, и
эти крики еще долго были слышны, когда они, перестроившись по трое в ряд,
въезжали на улицы города.
  На Торговой площади день уже кончался, закрывались лавки, отъезжали возы,
но народу было еще много. Меж людей растерянно бродил крепкий черноволосый
парень в куртке из овечьей шерсти. Он явно искал кого-то и злился, что не
находит - то стискивал кулаки, то фыркал, то раздраженно дергал пояс - и
не обращал внимания ни на толчки, ни на нелестные замечания. И тут на
площадь въехала дружина Золотоглазой.
  Заслышав стук копыт, парень встрепенулся. Тем временем Велем,
возгордившись ровным шагом своего коня, ослабил внимание и тут же налетел
на опору навеса. Навес рухнул с жалобным треском, и в рядах дружины
возникло замешательство. Воспользовавшись этим, черноволосый парень в три
прыжка покрыл расстояние между собой и Леськой, которая успокаивала коня,
и, ухватив ее за ногу, выдернул из седла.
  Оказавшись в объятиях парня, Леська замерла, а потом заорала так, что
навес мгновенно был забыт. Тума, бывший ближе всех и не остывший еще от
горячки боя, вырвал меч из ножен и с криком: "Прочь!" дважды плашмя огрел
парня по спине. Третий удар достался Велему, который сбросил с себя
обломки навеса и неосмотрительно кинулся на помощь Леське. Велем взвыл и
посулил Туму дракону. Керин, видя все это, схватилась за щеки - стыд
какой! - а потом вдруг крикнула так громко и повелительно, что сама диву
далась:
  - Стойте!
  Подчинились - больше из удивления. Керин, спешившись, подбежала к ним:
  - Что случилось?
  - Леську крадут! - выпалил Тума.
  - Дурак! - огрызнулась Леська, вырвавшись из объятий парня, но Туму это не
остановило:
  - Вот он украсть хотел!
  Керин шагнула к черноволосому, которого уже держали за плечи Гент и Ратма.
  - Мартин, - охнула она, забыв о своем командирстве.
  Мартин похлопал на Керин глазами и пробурчал:
  - А, и ты здесь.
  Велем, одной рукой почесывая загривок, несильно ткнул его в бок:
  - Как с командиром говоришь?..
  - Командир! - огрызнулся Мартин. - Чужих невест сводит.
  - Дурак! - снова крикнула Леська и влепила жениху оплеуху, опередив Гента
и Ратму.
  - Отпустите его, - приказала Керин. - Не трогайте.
  Парни разочарованно отступили. Мартин стоял злой и взъерошенный, как еж.
  - Зачем ты пришел? - спросила Керин.
  - За ней, - ответил Мартин, скрипнув зубами. - Отдай. Неча ей тут
околачиваться.
  Леська вскинулась было снова, но Керин положила руку ей на плечо и
спокойно сказала:
  - Я никого не неволю, кто хочет, сам идет. Пусть Леська решает, что ей
делать.
  Суматоха вокруг навеса затихла уже, и вся дружина стояла кругом, даже
Явнут с товарищами прислушивались, усмехаясь в усы.
  - Ее отец ждет, - упрямо сказал Мартин. - Одна она у него. Что тебе,
других мало?
  Керин чуть побледнела, но повторила спокойно:
  - Сама решит. Ну, в седло!
  И пошла к Вишенке. Леська двинулась за ней, но Керин, обернувшись, тихо
сказала ей:
  - Останься. Поговори с ним.
  - Да я... - начала Леська, но Керин, не слушая, вскочила в седло. За ней,
выровняв ряды, двинулась дружина. Леська, надувшись, поймала повод рыжей
Лисички и так стояла, опустив голову, изображая крайнюю обиду. И даже не
дрогнула, когда приблизились робкие шаги.
  - Леська, - неуверенно сказал Мартин.
  Она молчала.
  - Леська, - повторил он жалобнее.
  - Поди с глаз, - утомленно сказала Леська.
  - Я ж как лучше хотел...
  - Лучше?! - Леська сверкнула глазами. - Телок безрогий! На весь город
ославил! Здрасьте, явился - невеста ему занадобилась! А где ты был, когда
меня дракон ел?!
  Мартин хотел было сказать, что дракон ее и не коснулся, но счел за благо
не перечить - долгий опыт помог.
  - Морок! Пес желтоухий, некормленный! - кричала Леська. Потом запнулась,
перевела дух и уже спокойней сказала:
  - Ну вот что. Если ты Керин еще раз тронешь... не видать тебе меня, как с
лягушки шерсти. А уйти я от нее - не уйду.
  - Что же мне делать-то? - растерялся Мартин.
  - Возвращайся. Кобыл паси. А я воевать буду.
  - Леська! - взмолился он. - Я же за тебя... Я с тобой повсюду пойду!
  - Ах, повсюду! А в войско - сбоишься. Да тебя и не возьмут-то...
  - Возьмут, - Мартин стиснул кулаки. - Сегодня же проситься пойду!
  - Теленочек ты мой глупый! - радостно изумилась Леська и, привстав на
цыпочки, поцеловала его при всем честном народе...

  Слово свидетеля. Святилище.
  Узнав, что я уйду с дружиной Золотоглазой, отец заплакал. Я растерялась.
За эти недели я не раз уже видела его слабым, не раз он падал на колени,
пытаясь умолить меня отказаться от моих намерений, но сейчас он молчал, и
безмолвные эти слезы были страшны. А мать закричала пронзительно, как по
покойнику:
  - Приданое!.. Ждали-ждали, не нарадовались...! Одним на старости лет...?
Не пущу-у!!.
  Этот крик вернул мне пошатнувшуюся было решимость, и, вклинившись между
воплями, я повторила свое:
  - Ухожу.
  Мать закричала еще надрывней, и тогда отец, вскочив, вдруг ударил кулаком
по лаве:
  - Молчи, Куна!
  Мать умолкла и расплакалась наконец.
  - Ясонька моя, - всхлипывала она. - Зажила бы по-людски, в довольстве...
Жениха мы тебе подыскали, уж такой славный...
  - Молчи, - оборвал ее вновь отец. И добавил, не глядя на меня: - Думай,
Наири. Решай. Твое право. Только помни, ты одна у нас...
  Этим разговором все не кончилось, хватило слез, проклятий и уговоров, и
другим дружинникам было не легче, а порой и тяжелее. Белобрысый Тума, с
которым я сдружилась за время болезни Керин, жаловался мне:
  - Ну ладно, сирота я, подвалило человеку такое счастье, так что б ты
думала? Мастер Брезан не пускает. Все, мол, воевать пойдут, а кому оружье
ковать? А я же вижу, он и сам бы ушел. Ну да я его уломаю...
  Керин жила по-прежнему в нашем доме, но почти не появлялась. Может, сильно
уставала, а может, не хотела встречаться с моими родными. Мать как-то
бросилась ей в ноги, умоляла не отнимать единственную дочку. Случайно
оказавшись при этом, я едва не сгорела от стыда, а Керин растерялась,
побледнела - многие валились перед ней оземь, кто из преклонения, кто в
ожидании чуда, а она все не могла к этому привыкнуть. Отстранив неловко
мать, она убежала наверх, в свою горницу. Поднявшись следом, я увидела,
что она лежит ничком на широкой, покрытой сунским ковром лаве.
  - Керин! - вскрикнула я, испугавшись. Она вздрогнула, приподнялась на
локтях, обратив ко мне бледное горестное лицо:
  - Наири... Объясни мне, зачем это? Почему это так?
  - О чем ты? - тихо спросила я, хотя и так понимала - о чем.
  - На колени... Славят... Взвышают... Будто богам, будто... - она
задохнулась, не договорив, упала ничком в ковер. Неловко я погладила ее по
голове - только с ней я и училась нежности...
  - Не надо, - пробормотала я. Керин лежала недвижно, потом вдруг села,
глаза ее вспыхнули, словно поймав солнечный луч из оконца.
  - Я собираю войско, - громко и ясно произнесла она. - А куда я поведу его?
Куда? Мне доверились... А я не вижу пути. Знаю только, что будет
страшное...
  Оборвав себя, она обернулась ко мне и проговорила печально:
  - Наири... Может, и вправду лучше тебе остаться? Здесь покойно... А я ни
счастья, ни покоя дать тебе не смогу.
  Мне показалось, что холод сжал сердце, хотя в горнице было натоплено.
  - Ты... гонишь меня? - спросила я первое, что пришло в голову. Глаза Керин
широко раскрылись, но она молчала.
  - Что ж, - продолжала я, все сильнее ощущая ледяную боль в сердце, - гони.
Ты имеешь право на все, ведь ты спасла мне жизнь. Только лучше бы тогда
меня убил дракон.
  - Наири... - прошептала Керин и вдруг закрыла лицо руками, глухо
проговорила:
  - Я же не хотела... обидеть...
  Что-то оборвалось во мне. Невольно я обняла ее за плечи, ощутила, как они
худы и тонки под грубой курткой, и с отчаяньем сказала:
  - Керин, прости меня! Прости, сестра...
  Это вырвалось само. Керин резко подняла голову:
  - Как? Как ты назвала меня?..
  - Сестра, - растерянно повторила я.
  Губы Керин задрожали, лицо искривилось, как перед плачем. Но она не
заплакала. Только сказала:
  - Я думала, у меня никого нет. А у меня сестра...
  - Ты смеешься, да? - горько спросила я.
  - Глупая... Я так рада, что ты со мной.
  - А сама прогоняешь, - мне было хорошо от ее слов. Керин покачала головой
и сказала почти по-детски:
  - Я не буду больше...
  Мы долго сидели молча, и я чувствовала, как ее теплое плечо касается
моего.
  - Наири, - сказала она вдруг спокойно и твердо, как говорила при
старшинах, - пойдешь ты со мной в Казанное Святилище?
  Так это было внезапно, что я растерялась:
  - Да... Но только зачем? Девушек туда не пускают...
  - Пустят.
  И, помолчав, добавила:
  - Я хочу говорить с волхвами.

  Мне было жутко. Нечасто приходили сюда даже воины-мужчины, а уж женщины...
Но Керин бесстрашно шла вперед, и мне нельзя было отступать.
  Метелки травы били ее по коленям, по подолу длинной холщовой рубахи;
оттягивал пояс меч. Но она все равно будто летела, едва приминая траву
босыми ногами. Последний луч солнца сверкнул на медном головном обруче, и
Керин вступила в пахучую сырую темь, словно погасла.
  Как я испугалась за нее! Будто предвидела сердцем нашу дорогу и страшный
ее исход. Мы шли. Старые ели шуршали над нами, протягивая лапы, точно
костлявые высохшие руки. Бороды мха свисали с них, и серая разорванная
паутина качалась на ветках. Густая слежавшаяся иглица устилала землю,
изредка сверху тяжело и бесшумно падали капли. Лес был тихий-тихий, будто
спящий, и день с его звонким ветром остался сзади, словно боясь
потревожить синий мохнатый сумрак, поселившийся тут.
  Тропинка вела нас вниз, петляя между стволов, а потом исчезла,
растворилась в поросли густых папоротников, и мы увидели три костра -
негасимый огонь Перунова Яра. Темный, обомшелый, почти врос в землю
грозный бог пожаров и сеч. Оплели подножие дикие травы, растрескался,
покрылся морщинами каменный лик. Но все так же яро и давяще взирали пустые
глазницы, и губы были черны от жертвенной крови - или это сыграли шутку
блики огня?
  Мне стало зябко. Неужто Керин пришла просить помощи у древнего бога,
неужто склонится перед ним, как склоняются издавна воины, положив на
стесанный камень меч? В глубокой вмятине жертвенного камня дождевой водой
стыла кровь. И к ней прикоснется светлый клинок?
  Она прошла мимо.
  Темнота леса внезапно отступила, исчезла, и глазам открылось в сиянии
солнца Святилище.
  Здесь, у Казанного Святилища, волхвы избирали жертвы Дракону. И как ни
была я привычна принимать с усмешкой знаки слепой веры, но тоже ощутила
трепет и страх. Святилище было сложено из грубо тесанных каменных плит, и
не верилось, что человеческие руки могли сотворить это. И разве
человеческие руки изукрасили стены резьбой и знаменьем - красками, которые
не смогли одолеть ни непогода, ни время? И уж верно не человеческие руки
зажгли в нишах по обе стороны ворот негасимые костры, отражавшиеся в
темной воде озера, подобно огненным глазам божества...
  Озеро преградило нам путь, но у самого берега качался челн. Со дна его
поднялся служка, молодой еще, в серой рубахе до пят. Недоумение отразилось
на заспанном лице, когда он разглядел нас. И немудрено: мы пришли с
пустыми руками, без даров и жертв, да и женщин в капище не пускали, алтарь
Живьи был дальше в лесу, на холме.
  Прежде чем я успела задержать Керин, она легко сбежала по обрыву и
остановилась перед служкой, придерживаясь за ракитовый куст, чтобы не
упасть в воду. От ее движения по обрыву потекли струйкой мелкие камешки.
Служка проводил их испуганным взглядом. Затем так же испуганно уставился
на Керин.
  - Вы заблудились, что ль?
  - А разве это не Казанное святилище?
  - О-оно...
  - Ты перевозчик? Перевези нас туда.
  Схватившись в ужасе за щеки, я клубком скатилась к озеру. И вовремя.
Служка ошалело замахал руками, пошатнулся и с плеском рухнул в воду.
Тотчас же Керин прыгнула в челн и схватила служку за руку и пояс, едва не
отправившись за ним. Я подскочила, и вдвоем мы выволокли беднягу. Весь
вымокший, сидел он на дне челна, стучал зубами, а я взялась за весло.
  Святилище приближалось с каждым его взмахом, и хотя не видно было ни души,
мне все чудился чей-то пристальный взгляд.
  Днище заскребло по песку. Берег здесь был низкий, заросший травой. Керин
первой выбралась из челна.
  - Спасибо тебе, - сказала она вконец онемевшему пареньку. - Сними рубашку,
мы выкрутим. Нельзя же в мокром...
  Служка выскочил на берег, опять замахал руками и испуганно оглянулся на
мертво молчащее Святилище.
  - Плывите назад! Накажут!
  Я готова была последовать его совету, но Керин покачала головой:
  - Нет. Спасибо тебе.
  И ободряюще ему улыбнувшись, пошла к воротам. Ворота распахнулись сами
собой, я бросилась вслед за Керин, а служка, подобрав мокрый подол,
почему-то побежал за нами. И едва он пересек порог, ворота захлопнулись.
Стало темно, так темно, что я не различала впереди Керин. Служка посапывал
за спиной, и вдруг семь огней вспыхнули перед нами, и, заслоняя их, встали
семь темных фигур, недвижных, как изваяния.
  - Что вам надо, женщины? - прозвучал будто ниоткуда гулкий холодный голос.
  Глаза привыкли понемногу, и я уже ясно видела Керин; прояснились очертания
низких сводов и хорошо теперь были видны волхвы - рослые длиннобородые
старцы в белых одеждах. Была в них зловещая гордость и неведомая сила,
которая лишала воли и пригибала к земле. Керин перед ними казалась совсем
маленькой.
  - Я пришла спросить, - сказала она громко.
  Волхвы шевельнулись, и прозвучал тот же голос:
  - Ты явилась к богам без даров и с оружием, женщина, и еще смеешь
спрашивать?
  - Это же Золотоглазая! - крикнула я и сама убоялась своей смелости.
  - Перед богами равны все, - бесстрастно ответил голос, и только сейчас я
поняла, что говорит старый волхв, сжимавший в руке посох с рычьими рогами
наверху.
  - Мой меч, - тихо сказала Керин, но голос ее, как гром, разнесся под
сводами, - мой меч освящен кровью Дракона, чудища, которое никогда уже не
сможет убивать невинных. А дар мой - вот он!
  Она протянула руку, и черным блеском сверкнул на ее ладони тяжелый браслет
Избрания. Волхвы невольно подались вперед.
  - У какого же бога ты хочешь просить помощи?
  Керин вскинула голову:
  - Не помощь нужна мне, а знание.
  Волхвы переглянулись и, несмотря на их суровую бесстрастнось, почудилось
мне, что они растеряны и возмущены.
  - Дерзкая! - старший волхв шагнул вперед, ударил об пол тяжелым посохом. -
Ты требуешь посвящения, доступного лишь немногим!
  Волхвы качнулись, полукругом обступая нас, и мне стало страшно. В испуге я
оглянулась: служка исчез. Что делать? Кого звать на помощь?..
  И тут загудели шаги - справа, где терялся во тьме коридор. Потом выплыло и
стало приближаться блеклое пятнышко света. Шел высокий прямой белобородый
старик, неся в ладонях ярко горящую плошку. На плече у старика, часто
мигая, сидела седая сова. Да и сам он был похож на сову - круглоглазый, с
хищным крючковатым носом. Мне показалось, что он стар, как мир.
  - Остановитесь, - и услужливое эхо повторило его голос так громко, что
пламя на жертвенниках заколебалось. А волхвы, будто очнувшись, разомкнули
круг. Старец подошел к Керин, и она бесстрашно взглянула в его спрятанные
под седыми бровями суровые глаза.
  - Чего ты ищешь здесь? - спросил волхв.
  - Цели и знания.
  - Не тяжкой ли будет ноша?
  - Я понесу ее не одна.
  - Есть тяжесть, которую не разделишь ни с кем. Ты можешь еще уйти.
  Керин молчала. Колебалось пламя в плошке на ладонях волхва.
  - Не могу, - сказала Керин.
  На мгновение он склонил голову.
  - Идем.
  Керин шагнула за ним, и тут неведомая сила сорвала меня с места и толкнула
вперед:
  - Я с тобой!
  Волхв обернулся, сова завозилась у него на плече, хлопая крылом. Я
вздрогнула от пронзительного взгляда.
  - Ты разделишь с ней все, - сказал он тихо. - Даже то, что ни с кем не
захочешь делить. Но не сейчас.
  Эти слова будто пригвоздили меня к месту.
  Керин ушла вслед за стариком, и другие волхвы сгинули куда-то. В пещере
наступила гулкая тишина, такая, что, казалось, слышен был шорох пламени, и
почему-то сейчас мне стало страшнее, чем прежде. В растерянности я
оглянулась, и тут откуда-то из темноты вынырнул давешний служка.
  - Пошли, что ли, - прошептал он, озираясь. - Покуда все спокойно...
  И впрямь все было спокойно, и ни души не встретилось нам, пока он вел меня
по подземному коридору. Как облегченно вздохнула я, оказавшись наконец
снаружи! Пусть седенькие тучи затянули солнце, и холодный ветер рябил
воду, все равно это лучше было, чем ледяной жар священных огней!
  Я села на траве у прибрежных кустов. Служка устроился рядом, подобрав
осторожно полы рубахи, чтобы не испачкать. Это выглядело смешно, но я не
смеялась: эта рубаха у него, наверняка, была единственная.
  Все мои мысли были сейчас с Керин. Даже странные слова старого волхва меня
не тревожили, отошли куда-то. Время тянулось. Солнце будто застыло на
небе.
  - Однако, храбрые вы, - пробормотал служка, и я взглянула на него с
удивлением - еще здесь? Он сидел, придерживая мокрый подол на
растопыренных пальцах, и смотрел на меня с боязливым любопытством.
  - Ведь забили бы посохами, - продолжал он. - Непременно забили бы, если б
не дедуня.
  - Утешил, - проворчала я. - Это кто - дедуня?
  - Ты разве не знаешь? Он же самый старый в Святилище! Самого Винара
помнит, Сварогом клянусь! - служка оживился, замахал руками, забыв о
мокрой рубахе. Я ему не очень поверила, но перечить не стала. Спросила
только:
  - Разве он тебе родич?
  Парень опешил, разинул рот. Помотал головой:
  - Не-ет, что ты. Он меня служению учит. И... добрый он.
  - Так это ты привел его? - догадалась я наконец.
  - Угу...
  После этого парень почему-то замолк. Я пыталась его еще расспрашивать, но
добилась только одного: что имя ему Лешек. Мне надоело допытываться, и оба
мы долго молчали.
  Вдруг странный звук донесся от ворот - будто порвали струну. Служка
вскочил, я едва успела обернуться и увидела, что ворота разошлись и в
створках стоит Керин. Она сделала шаг, другой, спотыкаясь и пошатываясь,
как ослепший человек, который впервые пытается идти. Застыла. Только
ладони были чуть протянуты вперед.
  И глаза неподвижно смотрели за край леса, на солнце - не видя.
  Мы с Лешеком одновременно подбежали к ней, подхватили под руки. Она словно
и не почувствовала, что мы рядом. Осторожно, как больную, свели мы ее по
берегу к челну и усадили. Она повиновалась не говоря ни слова, и видно
было, что душа ее далеко. Лешек греб, а я придерживала Керин, обняв ее за
плечи, иначе она неминуемо выпала бы. И, когда днище зашуршало уже по
песку, Керин вдруг, склонив голову ко мне на плечо, тихо, одними губами
проговорила:
  - Не все враждебно, что черно, и Мертвый лес еще не мертв...
  - Что?! - встрепенулась я, но она уже смолкла, вновь оцепенело глядя в
никуда.
  Я хотела теперь лишь одного - увести ее поскорее отсюда.
  Мне казалось, что вдали от Святилища она быстрее очнется от этого дурмана.
Не сразу я заметила, что Лешек идет рядом, а на вопрос мой, не хватятся ли
его волхвы, он ответил сумрачно и дерзко:
  - Погодят.
  И так мы продирались втроем через чащу, то теряя тропинку, то вновь
находя ее. Путь показался мне бесконечным, а Керин все никак не могла
очнуться, и это меня больше всего пугало. Наконец мы выбрались из тени
священного леса, и солнце засияло прямо над нами. Через поле наметом
мчался в нашу сторону всадник. Когда приблизился, я узнала Туму.
  - Насилу отыскал! - крикнул он, спрыгивая в траву. - Вести есть... - и
осекся, взглянув на Керин.
  - Говори, - поторопила я.
  Тума перевел дыхание.
  - В землях Мелдена... бунт... - выдохнул он, не отрывая глаз от Керин.
  - Что?!
  - Бунт, говорю...
  И тут произошло чудо. Керин, мгновенно ожив, твердо шагнула к нему:
  - Что за бунт, Тума? Кто принес вести?
  - Купцы из Туле... - Тума перехватил повод солового. - Говорят, подвладные
взбунтовались. Наемники веси жгут...
  Керин вскинула голову, вздохнула отчаянно, будто в последний раз.
  - Вот и все, - сказала она почти беззвучно. - Вот и все. Поспешим.
  Тума отдал ей повод коня, подставил колено, и она легко вскочила в седло.
  Я оглянулась на Лешека. Он застыл, жмурясь от солнца.
  - Пошли, - сказал мне Тума. Керин пустила коня рысью. Когда мы отошли, я
еще раз взглянула на Лешека. Он вдруг топнул ногой, вцепился руками в
подол рубахи и с треском ободрал его чуть ли не до колен. Потом отшвырнул
тряпку, в три прыжка догнал нас и, не говоря ни слова, зашагал рядом. Тума
фыркнул было, но я ткнула его локтем в бок. А Керин на соловом коне была
уже почти неразличима в лучах солнца.

  Конец 1 части.


--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 01.07.2002 14:41




        

            
[X]