В.Коломеец.
Критическая масса
...Он шел сквозь горячий воздух по серой земле и ощущал, как
останавливается время. До этого события развивались нереально быстро:
вертолеты уже давно залили бетоном останки дома и сада, а улицы городка
покрылись защитной пленкой. Те, кто оставался позади, сделали все
необходимое... А он продолжал идти, но шаги теперь давались с трудом,
словно солнце давило сверху на плечи.
Сухие губы что-то прошептали, а он даже не прислушался к ним: завладело
иное - не страх, который был и прошел, а что-то другое, похожее на боль.
Он подумал: "У меня болело сердце. Болела печень... А что болит сейчас?"
И недодумал, пошел дальше, уже не считая шаги.
В спину нанесло стрекотанье вертолетов, и что-то хрипло заорали
армейские динамики. Почему-то вдруг представилось, что впереди - стена, а
за спиной - стволы карабинов и замершая на чужих губах последняя команда.
Он поспешно глянул вперед, увидел вершину холма, плавающие в мареве купола
Ядерного центра, а тут проломилась преграда, не пускавшая в сознание всю
правду. Он забыл сделать очередной шаг, и сразу вокруг задымилась трава. А
его затрясло - так ясно увиделась вся цепочка событий, начавшихся отнюдь
не вчера. Где-то в самом начале этой цепочки стоял он сам, и сознавать
такое оказалось тоскливее всего...
Приехав вчера вечером в родной город, он увидел мать, и была радость
нового узнавания когда-то привычного. Он специально оторвался на неделю от
своих хронических забот, чтобы всласть повспоминать, и все задуманное
прекрасно удалось. Только старший брат, его умница брат, дежурил до утра в
Ядерном центре, и разговор двух бывших мальчишек пришлось отложить.
Впрочем, это его почему-то даже обрадовало...
Стояло обычное сухое лето родной земли, и маленький семейный совет
решил: хорошо выспаться ему можно только в саду, под старым навесом. После
обычных хлопот позднего вечера мать уже в темноте пожелала ему приятного
сна, и последние бодрствующие звуки истаяли среди старых яблонь.
Он умиротворенно поскрипел раскладушкой и счастливо уставился в клочок
звездного неба, светившийся там, где когда-то они мальчишками выломали
кусок доски, чтобы вот так ночами смотреть на звезды.
Сейчас все казалось прежним: навес, старая раскладушка и вечный запах
яблок. Но что-то изменилось в нем самом: он, так желавший себе волнения от
встречи с детством, неожиданно быстро уснул.
Глубокой ночью где-то очень далеко рассыпался угрюмый звук, похожий на
гром, и неожиданная яркая вспышка полоснула по саду, раскроив пространство
на свет и тьму. Он проснулся... Первым ощущением явилась невнятная глухая
тревога, потому что он видел молнию и теперь ждал грохота с неба, но
тишина продолжалась, и только вдали странно светились купола Ядерного
центра.
Посидел чуть, сонно морщась в темноту, и представил отчего-то брата,
сидящего за пультом и проводящего какой-то наисложнейший опыт. Потом лег и
подумал, что неплохо бы вдвоем с ним повозиться в их старой "лаборатории",
вспомнить наивные эксперименты, и сразу уснул... А утром открыл глаза,
потянулся и... обнаружил у себя на коленях кошку.
Он пошел чуть медленнее, вспомнив кошку и то, с какой гадливостью
швырнул прочь еще теплый трупик. А дальнейшее размылось в памяти, и
помнилось только острое беспокойство и навязчивое видение - молния,
рассекающая пополам сад и его самого. Желая избавиться от тревоги, полез в
сарайчик, набитый электрической рухлядью, которую они гордо именовали
аппаратурой и надеялись с ее помощью соорудить бомбу по новому принципу...
Конечно, из этой детской игры ничего не вышло, но брат стал ядерщиком.
Он-то, разумеется, забыл все их тщеславные мысли и вырос другим человеком,
но помнил, как включаются эти железные коробки.
Включенные приборы (они - удивительное дело! - работали) дружно и
как-то равнодушно обвинили его самого в радиоактивности. Сначала он
хмыкал, переключая диапазоны и меняя настройку, но уже через несколько
минут ему бешено захотелось курить, хотя не курил много лет. "Вот это
да!.." - подумал он и растерялся. Такого поворота событий никто не мог
ожидать от самой обычной поездки домой.
Пришлось прекратить беготню от приборов и обратно, потому что на его
глазах происходило что-то не совсем понятное. Откуда радиация? Какая?
Почему? Страшно не было, его занимало другое: что же случилось? Он сидел,
задавая себе один и тот же вопрос, и никак не мог на него ответить.
Солнце, поднимаясь над высоким каменным забором, высветило, как, желтея
на лету, падают с яблонь мертвые листья. Он сидел, таращил на листья
глаза, так и подмывало расхохотаться и смехом покончить с тем, чего быть
не могло. Грудь уже глубоко вздохнула, губы приготовились растянуться в
усмешке, и тут его позвали...
- Коротышка, привет! - с улыбкой сказал брат, готовый шагнуть к нему с
порога дома.
- Стой! - крикнул он и засуетился с дозиметром. - Стой на месте!
Смотри!..
Наконец дозиметр включился, и сигнальная лампочка налилась полновесной
алой тревогой. Брат перестал улыбаться и потянул из нагрудного кармана
какую-то миниатюрную штучку, и эта штучка, видимо, показала такое, что
брат совершенно иным тоном спросил:
- Ты это когда заметил?
- С час назад. И, знаешь, она, кажется, нарастает...
Они еще немного бестолково и как-то буднично поговорили о радиации и
умолкли. Он смотрел на брата с надеждой и ждал ясных и простых слов, после
которых нужно будет что-то сделать - и все разрешится благополучно...
- Чертовщина... - сказал брат, неподвижно глядя на миниатюрное табло
своего приборчика, и потом каким-то профессиональным голосом приказал
через плечо матери:
- Никого сюда не впускай! - и добавил очень зло: - Не подходи сюда!..
Снова повисла тишина, и в ней вдруг с треском загорелась листва под его
босыми ногами. Долгие секунды он ошалело смотрел на жалкий и невероятный
костерчик и только потом с воплем отпрыгнул в сторону, поняв, что не
чувствует боли от огня.
У брата остановился взгляд.
- Что ты привез с собой?
- Ничего. Я привез только себя... - сказал он жалко и закусил губу. -
Ты видел ночью молнию?
- Молнию? - сухо удивился брат. - Откуда? Уже месяц ни капли дождя.
- Молния... - замотал он головой. - Она прошла здесь; оттуда, от вашего
центра...
- Черт меня побери... - шепнул брат, но он его услышал. - Какая молния?
Тебе приснилось... Стой на месте! - властно крикнул он снова. - Ты
излучаешь! Господи, Коротышка, что у тебя в карманах?!
Он замер на полпути от раскладушки к брату - невысокий, может, даже
симпатичный, крепкий тридцатипятилетний сын и брат в этом старом доме.
Замер, как замирает пациент у врача перед неприятной, но обязательной
процедурой, и услышал тоненький вой приборчика в пальцах у брата. Увидел
его старое лицо и подумал: "Неужели и я так же могу быть немолодым?"
- Господь с тобой... - сказал он в отчаянии. - В этих брюках даже нет
карманов!..
...Когда оба поняли, что индикатор разжигается его телом и ничем иным,
обоих одновременно поразил абсурд положения. Они только сейчас заметили,
как что-то невидимое очертило смертельный круг с ним в центре. В его руках
мгновенно умирал и рассыпал лепестки цветок, в муках бился и затихал
голубь, жутковато занимался огнем клочок газеты.
- Ты пышешь жаром... - без интонации сказал брат, когда закончились эти
зловещие эксперименты.
- Я ничего не чувствую.
Он солгал, потому что испугался невероятного. Оно не могло появиться в
его жизни, но все ж появилось и даже успело доказать свое существование.
- Оставайся здесь! - приказал брат, медленно утирая пот с потемневшего
лица. - Я буду звонить в Центр...
Через час, наполненный тягостным ожиданием и краткими диалогами с
матерью через стену, вокруг особняка развернулись радиационная команда
Ядерного центра и части армейской поддержки.
По-старому саду между тлеющими от нестерпимого жара деревьями почти
бегал растерянный человек и не чувствовал, не чувствовал, не чувствовал
ничего...
- Внимание! - сказал мощный радиоголос после предварительного
покашливания. - Оставайтесь на месте!
- Коротышка! - тут же позвал его голос брата. - Мы, кажется, влипли
немного... Вокруг тебя высокая радиация и приличная температура. Сам
видишь: деревья горят. Давай думать, как выбраться... Но ты же ничего не
чувствуешь! - голос сорвался в недоумении и тут же выровнялся. - Сейчас мы
включим дезактиваторы, а ты будь спокоен...
Когда над забором возникла серо-зеленая маска первого смельчака,
загорелся дом. Маска тотчас пропала, и долго молчал радиоголос, только
беспомощно перекликались невидимые люди.
В голове играли в бильярд металлическими шарами, те сталкивались, глуша
все мысли. Он терпеливо ожидал, когда придет брат, приедет доктор,
позвонит жена, начнется дождь, включится реклама, взорвется вулкан,
откроет совещание начальник, - черт возьми, что-то должно начаться,
отменив нелепость, окружившую его.
- Коротышка... - позвал брат. - Мы пока ничего не выяснили, но город
эвакуируется. Потерпи...
Он замычал в ответ, сдавливая ладонями грудную клетку, потому что не
знал, что именно терпеть, когда все так нестерпимо, даже голос брата,
сказавший: "Потерпи!.."
Потом он кричал что-то через забор.
Потом на нем сгорела вся одежда, и не было у него даже испуга.
А еще позднее была попытка выйти через горящий дом, но дом рухнул, и
он, страшный и голый, залез на забор, чтобы потрясенно увидеть все...
Город пустел, покрываясь безжизненными клубами выхлопных газов, а улицы
заполняли люди в фантастических защитных костюмах. Они хлопотали над
приборами, осторожно прячась за углами домов. Прячась от него! И солнце
равнодушно светило на эту картину...
Он спрыгнул с забора и пошел по улицам, не понимая своей наготы. От
него разбегались защитные костюмы, что-то говорил, кричал голос брата. А
там, где он проходил, дымилась трава на аккуратных газончиках, которыми
так восхищались гости городка...
Он медленно прошел город насквозь и очутился у подножия холма, откуда и
начал свой уже спокойный путь к его вершине.
"Почему они не стреляют?" - с мимолетным любопытством подумал он, и его
мысли вновь вернулись к тому, ради чего случилась эта поездка в родной
дом. Все-таки не только для сладких воспоминаний отложил он все срочные
дела. Что-то иное потянуло, привело сюда и бросило... Что?
Они делали бомбу и хотели овладеть всем на свете, держа в секрете
великое, конечно, открытие. Открытие в руки не давалось. Ядерная война в
грезах представлялась самой интересной войной на свете. Жестокость не
называли жестокостью, она была игрой, обычной детской игрой без правил и
последствий. А вот сейчас появилась робкая уверенность: началось все
именно тогда. Игра не закончилась вместе с юностью - она сменила игроков,
он стал чьим-то партнером и проиграл.
"Интересно, я уже поседел или нет - вдруг коротко щипнуло слезой глаза.
Слезой в сотни рентген. Или уже в тысячи?
- Внимание! - завопил с неба голос, подвешенный к вертолету. Голос
подкрался незаметно. - Одно уточнение, дружище! Вам нужно взять влево!
Запоминайте: влево! И ни в коем случае не останавливайтесь! Сейчас вам
сбросят еду и воду! Мы продолжаем работать! Кстати, вас снимают на пленку!
Крепитесь! Но, ради бога, только влево!..
Свистнула турбина, и легкая машина, бросив тень на его пути, ушла вбок.
Улетел и голос, так и не сказав чего-то главного...
Вслед вертолету смотреть не хотелось. Вода и еда. Вода станет паром, а
еда - углями. А почему влево? Они хотят увести его в пустыню? Дурачье...
Надеются, видимо, вскрыть его труп и что-то понять. Дурачье.
Он понял, что факт скорой смерти стал для него бесспорным, и даже
ощутил превосходство над суетливыми потными парнями там, внизу, у экранов
мониторов и осциллографов. Они в растерянности, потому что недодумались
еще до исхода... А рентгены растут, и его путь отмечает не просто
почерневшая, а горящая трава...
Значит, им всем нужно, чтобы влево... Там его взбесившийся организм
испустит критические нейтроны, и будет взрыв. Пустыня превратится в
тривиальный полигон, где пройдет испытание первого в мире живого ядерного
устройства. Ах, какая сенсация! А какие заголовки в газетах!.. Он в
бешенстве сжал кулаки и увидел, как после неуловимой вспышки медленно
встает вонючий наглый гриб, ветер жадно соберет атомную пыль, и тогда...
Он оглянулся назад и сразу понял, что сделал это в последний раз,
потому что увидел за собой всю огромную жизнь, которую почему-то не
замечал раньше. Там осталась могила отца, остались мать, брат, люди со
знакомыми именами и еще миллиарды, безымянные для него. Он пришел сюда от
них, но теперь он - это не они. Когда-то свершилось невиданное
предательство, и все вернулось к нему.
"Но почему?! - родилась в нем изумленная злоба. - Почему не один из
тех, кто сидит за кнопками, а я? Чего не простила мне жизнь? За что все
будут жить, а я... Господи! Как ты обернул все жестоко и несправедливо!.."
В нем возникло резкое, как удар, желание вернуться вниз и вломиться в
ряды машин с камуфляжем на бортах - чтобы только осколки брызнули... Но он
пошел дальше, потому что его начинала тяготить нагота под огромным пустым
небом.
"Только не сейчас... - подумал он, словно заглянув в сотни глаз,
наблюдавших за ним сейчас. - Только не сейчас. Не надо..."
Он не стал поворачивать влево, вспомнил о каменоломне на вершине холма.
Хорошее место для него. Самое замечательное место. Будет меньше выбросов,
а их Центру все равно придет конец...
Позади нахраписто выли вертолеты, хорошие машины с неиспользованным
боезапасом. Сейчас они вспомнят об этом. Куда, интересно, подевался
вертолет с динамиком? Крикнул бы кто-нибудь с неба: "Эй, Коротышка! Как
дела?", а он бы срывающимся голосом ответил, что все прекрасно, и, может
быть, даже улыбнулся...
- Кретины! Идиоты! Тупицы! - хрипло кричал он в пространство перед
собой, изнемогая от усилий ускорить время. - Поняли, да? Попробовали на
вкус? Берите, берите, мне не жалко! Вот я! Сюда смотрите! Ну, что же вы?!
Гибель все же не наступила - его пропустили. Вертолеты разом ушли,
словно в них догадались, что будет дальше. Если так, то теперь никто не
прикажет стрелять в него. Поздно... Все поздно делать... Уже тогда, в
"лаборатории" двух сопляков, было поздно.
Он увидел себя глазами камеры, которая наверняка продолжала съемку:
одинокий нагой человек, в муках голода, жажды и совести идущий по земле. А
земля горит, горит только под ним одним во всем белом свете.
Его тело уже окутало шипящее, прозрачное в дневном свете пламя, когда
впереди открылась дыра в скале.
- ........ - далеко позади хрипнули динамики и смолкли.
С территории Центра поспешно взлетали тяжелые грузовые вертолеты. Он
нашел в себе силы усмехнуться на это жалкое бегство и взял в руку ржавый
обломок металла, который тут же потек огненной струйкой наземь, не оставив
на ладони даже боли.
Он додумал все, что ему полагалось, и не стал оборачиваться в последний
раз. Штольня вела во тьму. Когда-то здесь брали камень, брали так давно,
что дома из этого камня стали развалинами. А пустота осталась, едва
поддерживаемая истлевшими подпорками. Он шел, а позади ухала оседая порода
и навсегда запирала вход.
Потом он лежал в центре большой выработки, и потолок высоко над ним
постепенно светлел и становился прозрачным. Ему виделось во всех
подробностях хитроумие слепой и жуткой силы, скрутившей миллиарды лет
назад мягкий камень в невообразимую головоломку. Глаз он не закрывал и
даже старался пореже моргать, чтобы в остаток времени было больше света,
чем тьмы.
Ему было просто тепло и хорошо, когда его тело мгновенно стало
критической массой. Он перестал существовать с мыслью, что умирает и
смерть его увидят все, кому это нужно, кто еще не поверил в угрозу
критической массы безрассудства. И еще он успел пожалеть свое
человечество, столь безжалостное к самому себе.
Сквозь камень, отпрянувший в страшную даль, он увидел голубое небо в
черных трещинах и не успел закрыть глаза.
Из-под скалы брызнуло атомное пламя, и все кончилось. Чуткие датчики,
рассеянные по всему миру, бесстрастно зафиксировали ядерный взрыв
мощностью в несколько килотонн.
Писали и говорили разное...
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 30.08.2001 15:43