Владимир Клименко




                               ТЕНЬ ВЕЧНОСТИ


  ... пригорок. И шевелящаяся от массы всадников степь, словно ожила земля и
разом выгнала на поверхность, как всходы травы, людскую протоплазму и дала
ей движение. И орел, чертящий по невидимому лекалу бесконечные круги над
своими владениями, пришел в ужас и жалобно закричал, как раненный в битве.
  И пыль, поднятая сотнями тысяч копыт, висела над степью и не могла
опуститься, и меркло солнце, как в день затмения.
  Вот, что увидел Дибров перед собой.
  А на вершине холма, в окружении верной сотни, застыл в седле Тот, Кто
Знал. Он знал, как заставить людей бросить обжитые места и отправиться в
Великий Поход, он знал, как выигрывать битвы.
  Молча провожал он взглядом несметные толпы, уходящие на запад. Туда, куда
еще не ходил никто. И тяжело колыхалось в такт судорогам, сотрясающим
землю, тяжелое знамя, сшитое из шкур лис, рысей, соболей и горностаев, а
также скальпов побежденных врагов.
  Страшное знамя Чингиса.
  И топот, топот...


  Вагон очередной раз сильно тряхнуло на стыках, и Дибров проснулся. Дурной
дневной сон. Солнце доставало до самых дальних уголков купе, и духота
стояла такая, что невозможным казалось зажечь даже спичку - не хватит
кислорода.
  Нельзя спать днем. Но что еще можно делать в поезде? От чтения быстро
устают глаза - буквы прыгают, как блохи в цирке, разговаривать неохота, а
пить водку, как многие пассажиры, едва вагон отойдет от платформы, Дибров
не любил.
  - Проснулся, браток? Пивка?
  Сильно участливые попутчики хуже врагов. О своем соседе Дибров уже знал
все. Едет с сыном в Тольятти перегонять машины. И раньше перегонял, и
дальше этим заниматься думает. Дело прибыльное, но опасное. Вот и молчал
бы, не делился с первым встречным, не хвастался заработком.
  - Я лучше минералки.
  Вода в початой бутылке стала теплой, выдохлась, но Дибров демонстративно,
и все же морщась от отвращения, допил остатки.
  - Где едем?
  - Через полчаса Челябинск. Здоров ты спать.
  Дибров попытался вспомнить имя соседа и не вспомнил. До чего общительный
мужик попался. Сел в Петропавловске и сразу развил бурную деятельность.
Погнал сына за кипятком, собрал на стол, разложил копченое мясо, колбасу и
начал знакомиться. Водка, конечно, нашлась тоже. Как Владимир ни
отбивался, пришлось пригубить за встречу, за удачу, за то, что живы. Сам
сосед сидел большой, довольный. Рубаха расстегнута до пупа, на голой шее
цепь то ли из золота, то ли подделка. Сыну водки не дал - пусть пиво пьет,
мал еще, а мы повторим. Повторили.
  Дибров прикинул, что после Челябинска ему еще ехать десять часов. Спать
больше не хотелось, беседовать на общие темы тем более, и он пошел
спасаться от соседа и разговоров в тамбур.
  Как так вышло, что он не приезжал в родной город шесть лет? Был здесь
когда-то и родной дом. Но со смертью родителей все переменилось.
Замотался, некогда. Некогда или денег нет. А если случались и время, и
деньги, то мчался куда-нибудь подальше, но только не в U. И сейчас бы не
поехал, да как будто что-то ударило в сердце - надо! И повод появился.
Хотя какой это повод? Валька Дворников уже почти как год в летаргии.
Слово-то какое! Летаргия, литургия... Что это, он в самом деле! Не
покойник же! Жив. Но в летаргии...
  Что известно об этой самой летаргии? Да почти ничего. Болезненный сон,
который еще иногда называют малой жизнью или мнимой смертью. В тяжелых
случаях дыхание ослаблено, не ощущается пульс и сердцебиение можно
услышать только через стетоскоп. Иногда этот приступ продолжается до
многих дней. До многих, но ведь не до года!
  Что же такое с Валентином случилось?
  Еще врачи говорили, что погруженный в летаргию человек обычно сохраняет
сознание, воспринимает и запоминает окружающее, но не реагирует на него.
Кошмар! Лежать, как в параличе, все чувствовать и не сказать ни слова.
Заточенный в самом себе. Тюрьма, хуже которой не придумаешь.
  Поезд все чаще потряхивало на стрелках, станция совсем близко. И Урал
совсем рядом, но гор еще не видно. Примерно час после Челябинска будет так
же ровно, как и в Западной Сибири - горы начнутся где-то возле Миасса.
  Все эти места изъезжены, исхожены. Еще со школы. Потом студенческие
походы, потом вольное шатание по горам и рекам. Сплавы. Тогда еще почти
никто не знал, что в конце пятидесятых рвануло в одном из номерных ядерных
городков, заражена речка Теча, и очень удивлялись, наткнувшись в совсем
диких местах на колючую проволоку, огораживающую неизвестно что. Теперь
понятно. А тогда только гадали - ракетная часть, секретные шахты? Ну и
подлазили под проволоку, конечно, собирали грибы-ягоды.
  С Валькой Дворниковым Дибров вместе учился на историческом в университете.
Но тот еще в студенчестве увлекся археологией, таскался в каникулы по
экспедициям. Хрупкий, как девчонка, он и лицом был смазлив - сокурсницы
сохли по нему, не скрываясь. Эта же ангелоподобная внешность служила
вечной насмешкой у парней. Валентин над своей красотой не трясся, в драку
лез сразу, стоило лишь попрекнуть его женственностью, доставалось ему
крепко. Но пара шрамов, как ни странно, лишь добавила ему обаяния.
  Дворников с Дибровым редко, но писали друг другу. Последнее письмо пришло
в аккурат накануне той злополучной экспедиции, из которой Вальку в город
доставили уже вертолетом - заснул.
  Дибров вытащил сигарету и даже щелкнул зажигалкой, но передумал - в
Челябинске покурит на платформе, на свежем воздухе, стоять долго.
  Каким радостным получился бы приезд, если бы не несчастье с Валентином.
Столько друзей! Он уже позвонил по междугороднему Андрею, потом дал
телеграмму. Встретит обязательно. Андрей Тюрин тоже однокурсник. Вот бы
закатились все вместе куда-нибудь на дачу, как в старые добрые времена.
Поехали бы без жен, в чисто мужской компании, попили пива, половили рыбу,
вспомнили студенческие годы.
  Уже потом в телефонном разговоре с Андреем Дибров понял, что есть в этой
истории с Валькой какая-то недосказанность. Что-то там еще произошло,
перед тем, как наступила летаргия. Тюрин глухо намекал, что было начато
даже следствие, но потом его прекратили. Так что же случилось?
  Историки из их компании все, кроме Вальки, получились аховые. Владимир
переехал почти десять лет назад в N-ск, преподавал в техникуме - сначала
историю КПСС, пока рот не скривило от вранья, потом - новую историю. А
через какое-то время и вовсе послал эту науку подальше, засунул в самый
дальний ящик стола незаконченную диссертацию и в компании с бывшим
физиком-ядерщиком занялся разведением аквариумных рыбок. Крутым
бизнесменом так и не стал, но в общем-то на жизнь хватало.
  А сон, который ему приснился сегодня днем в поезде, снится уже не первый
месяц. Дибров к нему привык, вжился, и даже перестал просыпаться, как
раньше, с диком криком, когда в определенный момент вдруг ощущал на себе
взгляд внезапно повернувшегося в его сторону черного всадника - Чингиса.
  - Это в тебе историческое образование бродит, - вяло шутила жена. -
Переучился.
  Переучился. Не фига подобного. Историк из него не вышел никакой. А, может,
так и надо?
  После Челябинска сосед по купе угомонился, выпитое взяло свое, и, к
великой радости Диброва, уснул, так что никто не мешал глядеть в окно на
горы, мимо которых, извиваясь, как гигантский карнавальный дракон, мчался
поезд. Названия станций звучали музыкой: Миасс, Златоуст, Бердяуш,
Кропачево, Вязовая.
  Незаметно для себя Дибров стал насвистывать, а потом и негромко напевать:

  - Ты холод любишь, я жару,
Ты молча ходишь, я ору,
Ору весь день напропалую.
  Ты север любишь, а я юг,
Но все же мы с тобою, друг,
Идем на Вязовую!

  Потом быстро начало темнеть, и место крушения поездов "Адлер -
Новосибирск", "Новосибирск - Адлер" проезжали уже совсем ночью. Те, кто
еще помнил эту трагедию, когда от взрыва скопившегося газа сгорели два
громадных пассажирских состава, толпились у окон, пытаясь разглядеть
скромный обелиск погибшим, а Дибров стал собираться - до U. оставалось не
больше часа езды.


  Андрея Дибров увидел на платформе, когда поезд еще не остановился. Большая
ветка гладиолуса в правой руке, в левой - бутылка шампанского, жених да и
только. Шут гороховый. Зачем цветы, разве он дама? Да и шампанское...
Разве неясно, что всю ночь протреплются за рюмкой чего покрепче. Тюрин за
эти годы заматерел, поправился, вечные казачьи усы топорщились пышной
подковой, а вот на голове волос поубавилось - стареем.
  Первым выйти не удалось, как всегда нашлись самые находчивые, стаскавшие
заранее багаж в тамбур. Владимир только глупо улыбался, глядя через головы
скидывающих тюки парней на Андрея, и притопывал ногой от нетерпения.
  - Я уж думал, никогда не приедешь, - сразу сказал откровенный Тюрин, едва
обнялись и ритуально похлопали друг друга по спинам. - Сколько лет...
  Он почти насильно всунул гладиолус в руку Диброва и стал торопливо
обрывать фольгу с бутылки.
  - Сейчас мы...
  Дежурный милиционер хмуро посмотрел на друзей, но прошел мимо, Андрей
извлек из кармана пиджака стаканы.
  Дибров хватил шипучего вина, закашлялся, отплеснул немного из стакана на
асфальт. Все, как полагается. За встречу!
  Ничего на вокзале почти не изменилось. То же здание, да и народ тот же.
Громкая татарская и башкирская речь, вывески на двух языках - он уже отвык
от этого. Но сразу все и вспомнилось, как будто никуда не уезжал.
  Та же небольшая привокзальная площадь, забитая машинами так, что не
разъехаться, сразу же начинающийся подъем, ведущий в город.
  U. весь на холмах, улицы идут вверх, вниз, выбегают к самой реке и
замирают на обрыве, с высоты которого видно все плоское заречье -
Цыганская поляна, Затон. Ясени, дубы, клены, липы. Ах, какие здесь липы,
как пахнут, когда цветут!
  А все-таки отвык. В Сибири, где лишь тополя, сосны да чахлый березняк,
совсем не то. Но там сейчас дом, а здесь - в гостях.
  Андрей приехал встречать на "жигуленке". Сам водить так и не научился,
зато обзавелся шофером. Знакомая ситуация. Без машины любая коммерция
почти невозможна, а Тюрин также ушел из преподавателей, теперь лекарства
продает - накладные, финансовые отчеты, командировки. Ладно, об этом
попозже.
  Еще в машине Дибров стал расспрашивать о Дворникове, но ничего путного так
и не добился. Лежит Валентин в больнице, его наблюдают, даже академик
приезжал какой-то из Москвы, международное светило. Но светило укатило
обратно, а Валька остался лежать, как лежал.
  - Дома, дома обо всем, - торопливо отвечал Андрей и косился на шоферскую
спину, закованную, несмотря на жару, в кожанку.
  Однокомнатная "хрущевка" Андрея была той же, знакомой еще по университету.
Тюрин и тогда был женат, а сейчас уже во второй раз. С новой женой Дибров
был не знаком и опасался не очень радушного приема - кого обрадует
полночный гость, приехавший к тому же не на один день, - но, оказалось,
зря. И стол был накрыт, и запотевшая бутылочка нашлась в холодильнике.
  Сели на кухне - в комнате спал пятилетний сын - и Татьяна, понравившаяся
Владимиру с первого взгляда (Андрей так много о вас рассказывал) принялась
подавать, велев дружеские воспоминания оставить для чая.
  Но уже через пару рюмок заговорили все же о Валентине.
  - Понимаешь, что-то там все-таки случилось, - сумрачно сказал Тюрин и
промакнул усы салфеткой. - Я с Валькой виделся часто и всю их контору
хорошо знаю. Так вот, Ирину Лазареву помнишь?
  Владимир коротко кивнул.
  - Она еще все время с парнями с инъяза гуляла, но замуж так и не вышла -
карьера дороже. Все рвалась в начальники, но руководителем партии ее так и
не ставили. Прошлым летом она была вместе с Валькой на раскопках его
замом. Когда Дворникова привезли в город, дела у нее пошли в гору. Знаешь,
кто она сейчас? Директор института!
  - Чего? - не понял Владимир. - Она же, по Валькиным словам, кандидатскую
еле защитила, а директор - академическая должность. Ну, член-корровская в
худшем случае.
  - Точно. А ее назначили. Шума было! Но потом все улеглось. Нужны, мол,
руководители молодые, толковые, такое нынче время.
  - А ты с ней разговаривал?
  - Разговаривал, но она смеется только. Повезло, и все. А на самом деле
что-то скрывает. Это чувствуется. И лишь о Вальке хоть слово, сразу в
кусты. Ничего не знаю, ничего не ведаю. Потом водитель у них был.
Шахрутдинов. Замызганный такой паренек в кепочке. Он и на "газике", как на
лошади, ездил, а теперь владелец автомастерской, "Мерседес" под задницей.
  - Ну и что?
  - А то, что у всех, кто был тогда вместе с Валентином, в жизни произошли
резкие изменения. И у него самого в том числе.
  - Ты полагаешь, они что-то раскопали и это на них как-то повлияло? Кстати,
что они там рыли?
  - Я узнавал. Обычная плановая экспедиция. И даже неперспективная. Там уже
до них копались не один раз. Какое-то старое стойбище, нужно было лишь
уточнить описание. И не привезли они оттуда почти ничего. Так, по мелочи.
  Татьяна извинилась и ушла спать. Дибров понимал, что сидеть вот так с
Андреем на кухне до утра бессовестно, квартирка маленькая, все разговоры
слышно, но тот успокоил. Завтра договорился уже, что придет на работу
немного попозже, а если беседовать шепотом, то и семье беспокойства
никакого. Открыли окно, закурили.
  Прямо под окном чернела, почти закрывая двор, большая черемуха. Уже
отцвела, и яркий свет с кухни выхватывал из темноты крупные темно-зеленые
листья и завязавшиеся ягоды.
  - Хорошо у тебя.
  - Хорошо-то хорошо, да тесно. Всю прибыль вбухиваем в развитие. Ничего,
вот через пару годков...
  - А почему все-таки назначили следствие? Значит, были причины?
  - Вот тут-то самый гвоздь. Открыли дело, а через месяц закрыли. Хотя, что
хотели выяснить и какой искали криминал, непонятно. Допросили всех по
нескольку раз, отправили следователя в деревню, что рядом с раскопками. А
потом тихо-тихо спустили все на тормозах. Здесь есть над чем подумать, но
поможет ли это Вальке.
  Да, Вальке это не поможет. Дибров бросил окурок в окно, и огонек рывками,
скатываясь с одного листа черемухи на другой, упал в темноту. Сам-то он на
что рассчитывал, собираясь на родину? Приехал ведь не только для того,
чтобы зайти в больницу к Дворникову. Разобраться хотел. В том числе и с
самим собой. Что-то тяжеловато стало последнее время. Вроде и живет не
хуже других, и работа есть, и деньги какие-никакие водятся, а все не так.
Мог бы, конечно, и на юг махнуть. Жена очень просила. А он в U.
Замечательно, конечно, повидаться со старыми друзьями, вспомнить
молодость, да и на могиле у родителей давно не был, и все же не в этом
дело.
  - Давай по последней, - виновато предложил Андрей, - и на боковую. Мне
завтра надо быть в форме. Слушай, еще хотел спросить, а ты стихи пишешь?
  Вопрос застал врасплох, Дибров поставил на стол поднятую рюмку.
  - Отписался, - сказал он после паузы. - Иссяк.
  - А что так? - Тюрина ответ не огорчил. - Жаль. Мы ведь все думали, поэтом
будешь. Помнишь, как тебя все время в университетской многотиражке
печатали.
  - Тогда печатали, а потом перестали. Эх, Андрей, ты-то ведь тоже в
академики метил.
  - Это я сдуру, - Тюрин хрустнул свежим огурцом и неожиданно насмешливо
фыркнул. - Академиком... Это у Вальки была докторская на носу, на прошлую
осень назначали защиту.
  - Проспал, значит, он свою степень?
  - Да он всегда соней был, вечно на лекции опаздывал. Завтра договорим?
  -Договорим, - откликнулся Дибров и стал раскатывать матрац возле
холодильника. Спать предстояло на кухне.


  ... с востока дул ровный устойчивый ветер. Холмистая степь выглядела
неуютно ранней весной, лишь желтыми и лиловыми пятнами здесь и там
выделялись соцветия ирисов да краснели чашечки тюльпанов.
  Дибров ощутил себя лазутчиком, пробирающимся в расположение чужих войск,
а, возможно, так оно и было. По крайней мере он отчетливо чувствовал, что
хочет остаться незамеченным, и пока это ему удавалось.
  Он поднимался по невысокому холму, за которым угадывалась невидимая пока
река. Пологая вершина приближалась медленно, зато хорошо различалась
каждая травинка. Сухие скелетики полыни, клубки истлевших стеблей
тонконога, переворошенные ветром.
  Река открылась неожиданно и сразу. Только что перед глазами маячило лишь
небо и тут же возникло плоское пространство равнины на другом берегу.
  В глаза бросились черные купола юрт, усеивающие степь за рекой. Их было до
тысячи, а то и больше. Огромное ровное поле, уставленное юртами, как
шахматная доска шашками.
  Лагерь кипчаков.
  Несмотря на тесное скопление людей, до вершины холма не долетал шум толпы.
Фигурки мужчин в разноцветных халатах до колен беззвучно сновали между
юртами, словно дали обет молчания. Не дымился ни один костер.
  Дибров сразу понял, что это войско уходит от погони. Кого боялись воины,
вооруженные кривыми мечами и короткими копьями? Разве их сила недостаточна?
  Короткое злое ржанье, раздавшееся сзади, заставило Диброва резко
обернуться. Около сотни всадников показались у подножия холма, на который
он так медленно только что поднимался. Владимир подался в сторону, вжался
в землю, отполз. Казалось, не заметить его невозможно, но всадники, все до
одного на белых конях, верные телохранители Чингиса, сыновья знатнейших
ханов проследовали мимо, стремительно достигнув вершины и не обратив на
него ни малейшего внимания. Тут же Дибров различил и самого хагана на
светло-рыжем иноходце с черными ногами.
  Две седые, скрученные в узлы косы падали на широкие плечи. Лицом Чингис
был темен, жесткая рыжая борода обегала крутые скулы, узкие ярко-желтые
глаза смотрели прямо перед собой, не останавливаясь ни на одном предмете,
но замечая все.
  Сразу стало понятно, что кипчаки уходили от войска монголов, но то ли
остановились лагерем раньше, чем следовало, то ли были слишком усталы, -
так или иначе, но на лагерь вышел сам Чингис в сопровождении своих
телохранителей-тургаудов. Почему кипчаков не обнаружили раньше шныряющие
вокруг основного войска дозоры разведчиков, почему сами кипчаки не
выставили достаточного охранения, можно было только гадать.
  Над сотней монголов развивалось девятихвостое боевое знамя, а один из
нукеров держал в поводу неоседланного белоснежного жеребца Сэтэра, на
котором, по поверьям , ехал невидимый могучий бог войны Сульдэ.
  Группа всадников картинно застыла на вершине холма, молча осматривая
лагерь. Но их уже заметили. Внизу раздались крики: то ли команды, то ли
просто вопли ужаса. И тут же от основной группы нукеров отделился один и,
припадая к шее коня, помчался назад. Все это время Чингис сохранял
невозмутимое спокойствие.
  Дибров, все еще удивляясь, что его не заметили, подполз к вершине холма.
Весь лагерь пришел в движение. Из юрт выбегали люди, вдали виднелся табун,
который гнали к лагерю, и те, кто успевал, выхватывал из общего потока
лошадь и на ходу, не всегда попадая ногой в стремя, вскакивал ей на спину.
  Противников разделяла река. Даже организованному войску Чингиса было
трудно форсировать ее с ходу, тем более, что противоположный берег был
обрывист.
  Уйдут, подумал Дибров про кипчаков, но ошибся. За табуном показались
многочисленные всадники. Вроде бы они и не очень спешили, но так может не
спешить лишь сама смерть. Встреча Чингиса с кипчаками не была случайной.
Еще раньше немалый отряд переправился через реку выше или ниже по течению
и, зайдя убегающим в тыл, покатился теперь к лагерю мощной лавиной.
  Отсюда, с холма, все поле битвы открывалось, как на ладони.
  Надо отдать должное кипчакам, они не ударились в беспорядочное бегство, не
рассеялись по степи одиночками, которых легко загнать в ловушку и
беспрепятственно расстрелять из луков. Воины быстро разбились на два
отряда и попробовали ударить по флангам, чтобы обтечь основную лаву и
оторваться от преследователей.
  Но как четко и организованно действовали монголы! Центр мгновенно распался
на две равные части и, собравшись в два кулака, встретил удары кипчаков,
как скалы встречает волны.
  Было хорошо видно, как низкорослые мохнатые лошадки, закованные в железные
и кожаные панцири, поддерживаемые в ровном строю всадниками в таких же
железных и кожаных шлемах, встречают не уступающие им по численности
отряды кипчаков. Напор и отчаяние становились бессильными перед
дисциплиной.
  - Кху-кху-у-у! - слышался звериный рев монголов.
  Крики кипчаков распадались в разноголосье и звучали как "ах-ах-ах!".
  Монголы то рассыпались и, убегая, бросались в сторону, то внезапно
поворачивали коней и стремительно нападали, чтобы снова после этого
обратиться в бегство. Но через какое-то время стало понятно, что исход
затяжного боя неизбежен.
  Все больше коней с пустыми седлами метались по степи, обреченно храпя,
обезумев от криков и запаха крови. Все меньше оставалось кипчаков.
Некоторым из них удалось все же прорваться, и теперь их преследовали
небольшие в два-три всадника группы монголов.
  Воинственные крики уступили место жалобным стонам, сливающимся в
однотонный вой.
  Дибров так увлекся видом битвы, что осмелел, привстал на одно колено,
жадно запоминая каждую деталь, и тут же похолодел спиной от ужаса. Он
обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как желтые рысьи глаза хагана
остановились на нем, словно Чингис был Вием и ему оставалось произнести
только короткую фразу: "Вот он!".
  И земля закачалась, когда один из нукеров...


  Дался ему этот Чингис! Владимир резко привстал с постели и чуть не
ударился головой о табурет. Ах, да, он же ночевал на кухне!
  Посмотрел на часы - всего семь, значит, спал часа четыре, не больше, а
чувствовал себя совсем бодро, несмотря на кошмарный сон.
  Чингис. Тэмуджин, наводящий ужас. Бредятина какая! Другим девушки снятся,
а ему Чингис. Вот бы психоаналитику рассказать. Если врач исповедует еще и
фрейдизм, не миновать сексопаталогического диагноза.
  Семья Тюриных проснулась почти одновременно с Дибровым. Тот еще лежал,
закинув руки за голову, и рассматривал солнечное пятно, колеблющееся на
потолке вместе с колыханием листьев, когда в комнате раздался треск
будильника.
  Андрей хоть и говорил ночью, что на работу пойдет попозже, торопливо
позавтракал и помчался в офис. Татьяна повела сына в детский сад, а
Диброву вручили ключ от квартиры и велели чувствовать себя как дома.
  Оставшись один, он побродил по комнате, полистал книги со стеллажей,
составлявших основную мебель. Ни шиша Андрей не нажил за эти годы.
Библиотека, конечно, вещь хорошая, а где же все те вещи, что создают
мещанский уют - хрусталь, ковры, кожаные диваны. Да и не поместятся диваны
в однокомнатной квартире - не на балкон же их ставить.
  Дибров подумал, что как-то недоучел тот момент, что друзья окажутся
занятыми. Это он в отпуске, который сам себе и назначил, - магазинчик в
подвале остался на руках напарника, - а другие вкалывают по мере сил и
возможностей. Торчать весь день взаперти не имеет смысла, надо что-то
предпринимать.
  Господи, какой же он осел! Ведь и приехал-то, можно сказать, в основном
из-за Валентина. Так почему бы не навестить для начала Ларису, его жену?
  Дворниковы жили в старой части города. На остановке, чувствуя себя
довольно глупо, Дибров стал расспрашивать, каким транспортом туда можно
добраться. Номера автобусов и троллейбусов переменились.
  Полный и обстоятельный татарин в рубашке с короткими рукавами и в шляпе
преисполнился чувством ответственности и начал до того подробно
рассказывать Диброву маршрут, что тот совсем запутался. В конце концов,
рассмотрев на трафарете троллейбуса надпись конечной - "Телецентр", он
спасся от нежданного благодетеля бегством.
  Свернув с проспекта, троллейбус помчался под уклон, потом запетлял по
старым узким улицам, с трудом разъезжаясь со встречным транспортом. Дибров
жадно смотрел в окно.
  Вот здесь он еще школьником гулял со своей первой подружкой, ходили
забирать ее младшую сестру из детского сада, а по пути забегали в
подворотни и неистово целовались, так что потом болели губы. А вот
магазинчик "Химреактивы", остался на старом месте. Сюда он часто
заглядывал, когда увлекся фотографией. А в этом доме жил когда-то лучший
друг Славка, нелепо погибший в девятнадцать лет.
  Надо приезжать иногда на родину, подумал Дибров. Воспоминания настроили на
сентиментальный лад, он расслабился, отвлекся и в результате чуть не
пропустил нужную остановку.
  Ряд двенадцатиэтажек выстроился по правую сторону улицы, противоположная
сторона состояла из ветхих одноэтажных домов - частный сектор. Квартира
Валентину досталась от родителей, большая, четырехкомнатная. Отец у него
был профессор, преподавал в авиационном институте. Помнится, все праздники
друзья норовили встретить у Дворниковых, жилплощадь располагала.
  Дибров не сильно рассчитывал застать Ларису дома, следовало бы сначала
позвонить, но дверь открыла она сама и даже не очень удивилась, как будто
расстались на прошлой неделе, а не шесть лет назад.
  - Привет, а я гадала - заглянешь, не заглянешь. Тюрин звонил, сказал, что
приезжаешь.
  Лариса почти не изменилась. Немного пополнела, но и это ей к лицу. К браку
Вальки с Ларисой Дибров когда-то отнесся настороженно. Та, что называется,
отбила Дворникова у лучшей подруги, после чего разругалась с ней вдрызг.
Она относилась к тому типу ленивых красавиц, что всегда заставлял Диброва
смущенно отводить глаза. Такие женщины цену себе знают и скорее позволяют
любить, чем любят сами.
  Пренебрегая модой, Лариса носила длинные волосы, так и не рассталась с
косой.
  Дибров робко поцеловал Ларису в щеку, та холодно чмокнула воздух возле его
уха.
  Большая прихожая, почти холл, могла при желании послужить и пятой
комнатой. Пока Владимир втискивался в Валькины тапочки, тот носил обувь на
два размера меньше, Лариса плавно проследовала на кухню и принялась
греметь посудой.
  - Вот только не надо ничего, - крикнул ей вслед Дибров. - Я уже завтракал.
  - А кофе? И вина не выпьешь за приезд?
  - Ладно, кофе, - согласился Дибров. - И вина.
  Вместо вина нашелся коньяк.
  - Часто бываешь в больнице?
  Лариса неопределенно пожала плечами, закурила и пристально посмотрела на
Владимира сквозь струйку дыма.
  - Сначала часто, а сейчас раз в неделю. Да и что ходить, ему даже передачи
носить не надо. В прошлом году говорили, еще месяц, не больше. А потом и
сроки называть перестали. Расскажи лучше о себе.
  - Да у меня все по-прежнему, - отмахнулся Дибров. Рюмка коньяка пришлась
кстати. - А что в институте?
  - Тебе же Тюрин обо всем рассказал. Подробностей - ноль. Врачи утверждают
- нервное потрясение. А послушать Ирину, так и не происходило ничего. Лег
спать, как обычно, и спит до сих пор. Ты приехал вчера?
  - Вчера. Можно сказать, сегодня. Ночью.
  - Значит, больше никого, кроме Тюрина, не видел?
  - Откуда. К тебе первый визит.
  - Я договорилась на завтра в больнице. Пойдешь со мной?
  - Конечно! Что за вопрос? И еще я хотел бы с Ириной Лазаревой поговорить.
И с Шахрутдиновым.
  - А-а, понятно. Поговори, - разрешила Лариса.
  Она вновь ушла на кухню с пустой джезвой, Дибров остался один.
  На серванте стояла в рамке большая фотография Валькиной дочери Алены. До
чего похожа! Да и выросла как. Когда Владимир видел ее в последний раз,
только начала говорить. А сейчас - совсем взрослый взгляд. Но что-то есть
и от Ларисы: губы, подбородок.
  - Алена у бабушки, - Лариса, вернувшись, перехватила взгляд Диброва. -
Увезла ее на месяц в деревню, пусть подышит свежим воздухом. А я здесь
совсем одна...
  Верхняя пуговица широкого халата все время у Ларисы расстегивалась. Она
безуспешно боролась с ней, а потом перестала. Расстегнулась вторая
пуговица. Дибров отвел глаза.
  - Значит, не видел никого, - повторила Лариса и, внезапно подавшись
вперед, спросила напряженным голосом, - и мальчика не встречал?
  - Какого мальчика? - опешил Дибров.
  - Это я так... - Лариса смешалась, потянулась за второй сигаретой. -
Так... Много сейчас беспризорников. Трутся по подъездам, попрошайничают. -
Она пришла в себя, успокоилась и вдруг насмешливо спросила: - А ты, что,
так и будешь у Тюриных на кухне ночевать?
  - Почему бы и нет, - не нашелся сразу Дибров. - Если буду сильно мешать,
можно и в гостиницу переехать.
  - Вот так приехал к друзьям, - Лариса неестественно рассмеялась. Халат
совсем распахнулся, открыв круглые колени. - У меня вся квартира
свободная, почему бы тебе сюда не перебраться. Или ты меня боишься?
  Вопрос прозвучал хищно. Как будто Лариса уже запустила зубы в мякоть
плода, надкусила, и только не знает еще, стоит ли есть дальше.
  До Диброва начала постепенно доходить двусмысленность ситуации. Да что она
переспать ему предлагает? Он торопливо поднялся.
  - Я вечером позвоню, договоримся, в котором часу встретимся в больнице.
  В полутемной прихожей, не попадая в туфли, он неловко прыгал на одной
ноге, поправляя задник. Лариса стояла, прислонившись к стене, и даже не
сделала попытки включить свет.
  - Завтра так завтра, - сказала она на прощание и неожиданно добавила: -
Мальчику привет.
  Дверь захлопнулась.
  Дурдом! Дибров с сомнением уставился на бронированную дверь. Ничего себе,
навестил жену друга.
  Он не стал вызывать лифт и медленно спустился по лестнице.
  На улице в глаза резко ударило солнце. Молодые клены растопырили крупные
листья, прифрантились. Небо перечеркивала косая линия инерционного следа.
Дибров зажмурился, чихнул и побрел к остановке. Внезапно он, скорее
инстинктом, почувствовал на спине пристальный взгляд. Какое-то время он
еще боролся с собой, чтобы не оглянуться, но не выдержал, остановился и
взглянул через плечо.
  Метрах в двадцати за ним шел мальчик.


  - Ай-я-яй! - Тюрин потрогал лоб Владимира и тут же отдернул руку, словно
обжегся. - Совсем белый, совсем горячий!
  - Да не вру же я тебе! - возмутился Дибров. - Мальчик лет десяти, не
больше. Татарчонок. И одет не по-городскому. Голова бритая или стриженая.
  - Брито или стрижено, - продолжал паясничать Андрей.
  - Хорошо, тогда скажи, почему Лариса говорила о каком-то мальчике? Даже
привет велела передать.
  - Передал?
  - Да он меня близко не подпустил. Как волчонок. Отбежит, остановится. Так
мы с ним в догонялки и играли, пока не надоело. Но он меня все равно до
твоего дома проводил.
  - Резидент не смог оторваться от погони. Дело - труба, подумал он.
  - Тьфу! - Дибров совсем рассердился. - Не хочешь говорить серьезно, не
надо. Оставим эту тему. Завтра со мной в больницу пойдешь?
  - Лариску боишься? Не боись, не съест. А что, соблазняла?
  - С чего взял? - Дибров уже пожалел, что затеял этот разговор. - Просто
навестить.
  Андрей поскучнел.
  - Ты уж как-нибудь один, ладно? Был я у него пару раз, больше не тянет. Да
что рассказывать, сам увидишь.
  В этот вечер Дибров еще попытался, чувствуя, что все почему-то идет не
так, как задумано, позвонить Искандеру Султанову и договориться о встрече,
но Тюрин не дал - неужели не посидим по-человечески, без суеты? - и в
результате Владимир позвонил только Ларисе, условились на десять утра. О
мальчике он не сказал ни слова, но некстати уже в дружеской трепотне с
Андреем проговорился про свой повторяющийся сон.
  - Знамя Чингис-хана... - задумчиво повторил Андрей. - Свирепый был мужик.
Скальпы врагов и мех горностаев... Ты что, увлекался этой темой?
  - В том-то и дело, что нет. Если помнишь, по истории средних веков у меня
в университете тройка была. Латыпов тогда чуть под "неуд" не подвел, еле
выкрутился. Сколько лет прошло, а это я хорошо помню. Но вот почти уже год
повторяется этот сон с вариантами. Сначала пугался, а потом привык, что-то
вроде многосерийного фильма.
  - А впавшим в летаргию сны снятся? - непоследовательно спросил Тюрин.
  - Понятия не имею. Завтра у врача надо будет узнать.
  У врача хотелось узнать еще многое, но, как выяснилось, вести с ним долгие
беседы в клинике никто был не намерен. Лариса, которую он прождал на
скамеечке у входа лишних пятнадцать минут, похоже, торопилась.
  - Вместе с тобой заходить не буду, - предупредила она вместо приветствия.
  - Сейчас пройдем в ординаторскую, я тебя представлю, и побежала - дела.
  В ординаторскую она вошла привычно, сунула сестрам по шоколадке, спросила,
где Елена Матвеевна. И, лишь нашли и привели врача, скороговоркой
отрекомендовала Диброва, спросила о самочувствии Валентина - все, как
обычно, - и стремительно откланялась. Владимир остался с Еленой
Матвеевной один на один.
  - Вы дружили с Дворниковым? - дежурно поинтересовалась врач.
  - Почему это дружили! - возмутился сначала Дибров. - Он ведь жив! - но
потом урезонил себя, успокоился. - А что, есть опасения?
  - Опасения, если пациент долго находится в таком состоянии, остаются
всегда. Очень редкий случай. Хотели даже везти Дворникова в Москву, но
решили все же оставить на месте. Условия клиники позволяют его наблюдать и
поддерживать жизнедеятельность. Вы пройдете к нему?
  - Да, хотелось бы. Если можно... - неожиданно для себя замямлил Дибров.
  Елена Матвеевна выглядела очень строгой. Она была почти ровесницей
Диброва, может быть, чуть старше, но то ли присутственное место, то ли
привычка разговаривать с родственниками больных немного свысока, как с
неразумными и требующими невозможного детьми, делала ее недоступной, так
что и задавать вопросы не возникало желания.
  Без лишних слов врач кивнула Диброву, предлагая следовать за собой, и
повела по длинному больничному коридору.
  Владимир послушно пошел за ней, машинально отметив, что ножки у Елены еще
очень даже ничего, но тут же одернул себя. Он не знал, как следует вести
себя в таких случаях, окаменел лицом и, нервничая, сунул руки в карманы
халата.
  За окном, на спортивной площадке находившейся рядом школы, орали дети. Их
крики казались неуместными в здании, пропахшем бедой и лекарствами.
  Комната, где лежал Валентин, находилась на этом же этаже. Обычная дверь
без номера и какой-либо таблички. Елена Матвеевна взялась за ручку и
взглянула на Диброва, готов ли.
  Готов, молча кивнул Владимир.
  Валька лежал на какой-то непонятной кровати, которую и кроватью-то язык
поворачивался назвать с трудом. Металлическое сооружение занимало треть
комнаты, к нему тянулись шланги и проводки. Первое, что отметил Дибров,
шагнув через порог, вакуумная стерильность. Ни пылинки.
  - Ну вот, - Елена Матвеевна встала в изголовье. - Узнаете?
  Еще бы! Валька почти не изменился. Только вот лицо заросло курчавой
бородой, но на щеках играл прежний юношеский румянец.
  - Он в отличном состоянии, - горделиво пояснила Елена Матвеевна. - Можно
сказать, просто спит. Но не просыпается, - добавила она после паузы.
  - И это надолго?
  - Теперь уже трудно предположить. Раньше думали, обойдется парой недель
или месяцем, а теперь не знаем. Известен случай, когда в Англии в прошлом
веке один мужчина проспал восемнадцать лет.
  - Сколько? - ужаснулся Дибров.
  - Восемнадцать. Но это, скорее, исключение. В России описан случай
летаргии, длившейся два года. Да вы не волнуйтесь!
  Ничего себе, не волнуйтесь. Дибров хотел потрогать Валентина за руку,
лежавшую поверх одеяла, но не решился.
  - А ваш друг спит уже одиннадцать месяцев. Но сильных поводов для тревоги
нет. Все функции в норме.
  - Вывести его из этого состояния можно?
  Елена Матвеевна отрицательно покачала головой.
  - Мы хотели попытаться, но отказались от этого решения. Ни терапевтические
средства, ни шоковые здесь не годятся. Будем просто ждать.
  Ждать чего, хотел спросить Дибров, - того, что Валька тихо усопнет, так и
не очнувшись, или проснется, как ни в чем не бывало, - но лишь молча
пожевал губами.
  - А он что-нибудь слышит? - наконец выдавил он из себя. - Чувствует? Я
читал, что впавшие в летаргию все ощущают.
  - Ну, это еще не медицинский факт. В каждом случае по-разному. Пойдемте?
  Из палаты в ординаторскую возвращались также молча. Да и что говорить?
Теперь Дибров понял, почему ответы Тюрина и Ларисы звучали так уклончиво.
Многого тут не расскажешь. И помочь нельзя. Нечем помочь. Приходить каждый
день и сидеть рядом? Так ведь не разрешат.
  - Вы, наверное, ограничиваете прием посетителей к Валентину? - спросил он
уже в ординаторской.
  - Конечно! Велика вероятность инфекции. Лечение будет очень затруднено. И
вам сюда пока наведываться больше ни к чему. Ведь даже поговорить не
сможете.
  Из больницы Дибров вышел подавленным. Примчался, называется, спасать
друга. А чем он может помочь? Утешать Ларису?
  Вспомнив о Ларисе, он раздраженно фыркнул - и заходить больше не стоит. А
вот с Лазаревой встретиться надо.
  И он пошел в институт.


  Как ни был Дибров угнетен свиданием, которое и свиданием-то назвать было
нельзя, хорошая погода и знакомые с детства улицы отвлекли от мрачных
мыслей. Город, если бы можно было окинуть его взглядом с большой высоты,
напоминал гантелю. Ручкой служил проспект, соединявший старый центр и
новостройки. Из-за этого образовалось как бы два города, совсем не похожих
друг на друга. Район Черниковки, бывший когда-то отдельным населенным
пунктом, начали застраивать в годы войны, там же располагались
нефтеперерабатывающие заводы. В Черниковке почти совсем не было частных
домов. А старая часть если и изменилась со временем, то незначительно.
  Институт археологии находился в районе университета. Туда дорогу Дибров
мог бы найти и с завязанными глазами.
  Помня вчерашнюю встречу, Владимир еще поозирался по сторонам, но странного
мальчика так и не увидел. Это его успокоило - загадок он не любил. А между
тем, загадки существовали, и с одной из них он как раз собирался
разобраться.
  Удивительно, но на улицах совсем не попадалось знакомых.
  "А раньше-то, - вспомнил Дибров, - шагу не сделаешь, чтобы кого-нибудь не
встретить".
  Институт, академическое отделение РАН, раньше возглавлял
член-корреспондент Басалаев. А старика-то куда дели, подумал Владимир.
Странная история.
  История и впрямь получалась странной. Каким образом не сильно
зарекомендовавший себя в науке кандидат мог руководить большим институтом,
где в его подчинении находилось только докторов полтора десятка,
оставалось неясным. Без чертовщины тут не обошлось.
  Дибров был готов лихо, по-чекистски, ворваться в кабинет директора и парой
прямых и жестких вопросов добиться от Лазаревой правды, но все вышло не
так, как он рассчитывал. В приемной секретарша обескуражила его, сказав,
что Ирины Петровны сейчас на месте нет.
  - И не будет? - совсем упал духом Владимир. - Она в экспедиции, в отпуске?
  - Да что вы так волнуетесь? - девушка оторвалась от компьютера, на котором
до этого набирала текст какого-то документа. - Ирина Петровна сейчас в
музее. Если у вас что-то срочное, можете туда позвонить.
  - Вот спасибо, - Дибров облегченно вздохнул. - Не надо звонить, я попозже
зайду.
  Но, покинув институт, решительно направился к музею.
  Археологический музей размещался неподалеку. Валентин в свое время
предпочитал обитать именно там, а не на своем рабочем месте в институте. И
это понятно. Сил на создание этого музея Дворников отдал немало. Во многом
прекрасная экспозиция появилась лишь благодаря его настойчивости.
  Не то чтобы тогдашнее руководство сопротивлялось - музей был крайне нужен
институту, но все хотели сделать попроще, подешевле. Дворников же вложил в
эту идею душу. Нашел классных дизайнеров, отказался от рутинного
размещения экспонатов на неизменных с прошлого века стеллажах, особое
внимание уделил освещению. В результате музей получился на зависть
столичным и зарубежным гостям, которых вели сюда обязательно.
  Дибров вспомнил, как Валька, хвастаясь, водил его по небольшим, не
по-музейному уютным залам, показывал какие-то макеты, включал и выключал
лампы автономного света, а потом затащил в крохотный кинозал, где они пили
неразведенный спирт из скифских черепков, и набрались так, что Владимир
заночевал у Дворниковых, благо те жили неподалеку.
  Год спустя, вспоминая тот день, Дибров во многом неожиданно для себя
написал стихотворение:
  "Чуть тащимся весь день на самолете над степью, где ни речки, ни села, где
до сих пор летит и ищет плоти над ковылями скифская стрела. Когда мы рыли
старые курганы, казалось нам - свежи в пыли следы. Вот-вот придут хозяева,
нагрянут, и нам тогда не избежать беды. Керамика, оружие, жилища... Зачем
нам этот хлам былых времен? Так пусть не самолет, а ветер свищет над ямой
той, где воин погребен. Ушли с трофеями, но вряд ли кто вернется опять
туда, где воину стеречь под солнцем пересохшие колодцы, заржавленный в
руке сжимая меч."
Это стихотворение он Вальке так и не показал.
  Вначале в музей его впускать не хотели. Плохо понимающая по-русски
башкирка перегородила ручкой швабры вход, словно алебардой.
  - Никого нет, - упрямо повторяла она. - Закрыто!
  - Ирину Петровну, - как пароль, устало повторял Дибров.
  - Нет, нет!
  К счастью, их безнадежный спор услышал кто-то из сотрудников, Диброва
впустили.
  Лазареву он увидел и узнал сразу. Она сама направилась к нему из далекой
перспективы анфилады, и точечный стук ее каблучков звучал очень уверенно.
  - Это же Володя Дибров, - тон голоса был такой, что Дибров подумал -
действительно рада. - Сколько же мы не виделись...
  - Шесть, нет семь лет, - начал зачем-то вспоминать Владимир. - Ты еще
кандидатскую не защитила.
  Ирина поморщилась.
  - С повышением, - не удержался Дибров.
  - Да-да, но это не главное, - деловой костюмчик ладно сидел на точеной
фигурке и только движения стали более рассчитанными, значительными. -
Совсем не главное. Про Валентина знаешь?
  - Как же не знать, я как раз к тебе по этому поводу. Поговорим?
  - Поговорим, - голос Ирины напрягся, она нахмурилась, но тут же совладала
с собой, широко и приветливо улыбнулась. - Пойдем отсюда, ну, хотя бы в
кинозал.
  Маленький кинозал, мест на двадцать, не больше, был тот же самый, знакомый
еще по предыдущему посещению. Правда, обивка кресел немного обветшала,
вытерлась, а в остальном все осталось по-прежнему. Вот здесь они с Валькой
и сидели, он тогда рассказывал о предстоящей экспедиции в Оренбургскую
область, об одном очень перспективном кургане. Говорил о некой космической
идее, объединяющей кромлехи Европы и Азии.
  - Как это случилось? - Дибров не стал ходить вокруг да около, а задал
мучивший его вопрос сразу, в лоб.
  - Да я же все рассказывала, - Ирина прижала узкую ладошку к виску, как
будто у нее начался внезапный приступ мигрени. - И Ларисе, и Тюрину
твоему, и даже следователю. Абсолютно ничего такого, что стоило бы
внимания. Занимались обычным описанием, Дворников очень торопился, сроки
поджимали, а у него намечалась командировка в Англию. Ну, ты же знаешь,
как бывает. Рабочих гонял, меня, сам ночами не спал. А потом - летаргия.
Мы сначала не поняли ничего. Заснул человек крепко, так устал ведь. А
когда он уже больше суток проспал и мы не смогли его разбудить,
всполошились, вызвали врача.
  - Значит, ничего? И никаких неожиданных находок?
  - Ничего, - Ирина какое-то время выдерживала испытывающий взгляд Диброва,
потом отвернулась.
  - Не густо. Я-то надеялся что-то прояснить. Даже в клинике говорили, что
подобное может случиться с человеком, если им перенесено душевное
потрясение, или уже раньше организм поразила какая-нибудь болезнь. Но
Валька здоров, только спит.
  - Я сама очень сильно переживала. Но что тут поделаешь...
  - Ладно, - Дибров нервно постукал по ручке кресла, поднялось легкое
облачко пыли. - Но тебе, похоже, это происшествие пошло на пользу. Или нет?
  - Вот только не пойму, - Ирина опять поднесла ладошку к виску, - почему
меня все время пытаются укорить моим назначением? Я его и сама не ожидала.
Честное слово! - чуть не крикнула она, когда Дибров молча поднял
вопрошающий взгляд. - Все произошло так неожиданно. Сначала, когда
сказали, думала - в Москве не утвердят. Утвердили.
  - Повезло, значит?
  - Конечно. Один шанс на миллион. Я сначала отказывалась, понимала, что
будет не просто. Случай беспрецедентный. Но у меня, к тому же, появилась
очень интересная тема. Я сделала предварительный доклад на ученом совете в
Москве. Там от восторга за голову схватились. Если мои предположения
оправдаются...
  - Да что ты все ходишь кругами! Ведь что-то было! Потому и следствие! Не
сказала Тюрину, скажи мне, ты знаешь - не отстану.
  - А если не скажу, - взгляд Ирины обрел уверенность. - Тебе я вообще
ничего рассказывать не обязана. Кому надо, и так знают.
  - Ну вот что, - Дибров потерял терпение, разозлился. - Можешь не говорить.
Но учти, у меня и раньше были предположения, что все неспроста, а теперь
уже уверенность. Я эту вашу тайну все равно раскопаю, но тогда не жди, что
она останется между нами.
  Ирина спокойно выслушала его тираду, встала, аккуратно одернула костюмчик.
Выражение лица у нее стало скучающим, сейчас скажет, что занята, разговор
окончен.
  - И до мальчика вашего доберусь, - глухо пообещал Дибров. - Весь город
перетрясу.
  - А ты его видел? - Ирина резко повернулась к Диброву. - Мальчика видел?
  - Видел, - опешил Дибров, он не ожидал такой стремительный реакции. - Он
вчера за мной шел. А еще раньше о нем мне Лариса сказала.
  - Мальчик - это пустяки, - Лазарева взяла себя в руки, голос вновь стал
спокойным. - Это так, чепуха какая-то. Ты с ним не разговаривал?
  - Да я к нему даже подойти не мог. Он просто шел за мной. А ты про него
что-нибудь знаешь?
  - Про мальчика не знаю ничего, - Ирина облегченно вздохнула. - Но, мне
кажется, тебе можно довериться. Пошли.
  Удивляясь такой резкой смене настроений, Дибров послушно вышел вслед за
Ириной из кинозала. Они миновали коридор и уперлись в металлическую дверь
хранилища.
  - Сейчас я тебе что-то покажу, - таинственно пообещала Ирина. - Ты должен
это оценить.
  Ключ с лязгом вошел в скважину. Точно тюремная камера, подумал Дибров, и
поежился.
  В небольшой комнате бетонные стены были оголены, никто и не подумал
закрывать их декоративной отделкой. Ирина быстро подошла к одному из
массивных сейфов и вновь загремела ключами.
  - Ты пока садись, - полуобернувшись, она кивнула в сторону письменного
стола и вытянула из сейфа небольшой деревянный ящик. - Посмотри на это.
  Дибров открыл крышку. Ящик был разделен внутри на мелкие секции, в каждой
из них лежало по предмету. Наконечники стрел, железные бляшки. А это что
такое?
  - Что это? - спросил Дибров. Рука сама потянулась к круглой желтой
пластинке, находящейся в центральной секции. На пластинке был выгравирован
стремительно летящий сокол. - Это похоже на...
  - Не просто похоже, - Ирина стояла над ним, положив одну руку на бедро. -
Не ошибешься, верно?
  - Это же пайцза? Пропуск, верительная грамота Чингис-хана? Кажется, малая
пайцза, ее давали гонцам, отправляющимся с особым поручением. Существовала
еще и большая, на ней изображалась голова тигра. Золотая?
  - Золотая, - Ирина вызывающе вздернула подбородок. - Но не в этом дело.
Разве можно эту находку оценивать по стоимости металлического лома?
Настоящая пайцза. Дату хотя бы примерно определить сможешь?
  - Н-не знаю, я же не археолог. Четырнадцатый век?
  - Тринадцатый!
  - И это вы нашли там?
  - Да, - Ирина отобрала у него пластинку, подержала на ладони и положила
обратно в ящик. - Но, если тебя внезапно настигло озарение, не торопись.
Это мы нашли позже того, как Дворников уснул.
  - Значит, Валька его не видел?
  - Не только Валентин, никто, кроме меня, не видел.
  - И следствие поэтому?
  - Нет, не поэтому. О находке я доложила позже, когда сомнений уже не
оставалось. Не всем, а только Басалаеву, и еще в Москву. В этом ящике и
другие вещи не менее интересны. Вот, скажем, наконечники. Все они также
датируются тринадцатым веком. В войсках Чингиса были и кипчаки, и уйгуры.
Одним словом, они были интернациональными. Но эти наконечники, обрати
внимание на конфигурацию, могли принадлежать только монгольским лучникам.
Короче, соратникам Чингиса. А его в этих краях близко не было. По крайней
мере, так считалось раньше.
  - И следствие...
  - Далось тебе это следствие! Милиция спрашивала совсем о другом. Все
вопросы были связаны с местной деревней. Там постоянно случаются странные
вещи. Но никто не может понять почему. Пропадают люди, навсегда,
бесследно, а ведь это не город, деревня маленькая, все у всех на виду.
Опять же народ живет там чудной, словно таится или скрывает какую-то
тайну. Что-то вечно там происходит не как у обычных людей. Почти у всех
жителей деревни есть парапсихологические способности - этим занимались
даже медики, ну да ты же понимаешь какие они специалисты в парапсихологии
- естественно, объявили все выдумкой. И так далее.
  - "И так далее" меня интересует особенно.
  - Послушай, Дибров, я тебе и так уже все рассказала. Мне догадками
заниматься некогда. С Валентином, думаю, все обойдется, надо только
подождать.
  Владимир посидел какое-то время молча, подумал. Лазарева терпеливо ждала,
не торопила.
  - Хорошо, - сказал он наконец. - Спасибо. Мне кажется, надо туда самому
съездить.
  - Не советую, - Ирина улыбнулась, стряхнула несуществующую пылинку с
рукава. - Только зря потеряешь время, или еще чего.


  Стало ли после разговора с Ириной что-нибудь понятнее?
  Дибров, как выбрался из музея, прошел не больше квартала, свернул в сквер,
выбрал скамеечку, закурил. С реки дул ветер, теплый, летний. На автобусной
остановке ветер нашел обрывок газеты и теперь гонял его по асфальту,
кружил. Обрывок, как потерявшийся щенок, тыкался в ноги прохожих,
прилипал, они его брезгливо стряхивали.
  Что-то, конечно, стало яснее. По крайней мере почти с уверенностью можно
предположить, что тайна существует и Ирина недоговаривает. Но только ли
дело в пайцзе Чингиса? Дибров подумал, что эта загадка не основная.
Следственная. Почему, он и сам не знал. Интуиция?
  Если даже поднять вокруг этой находки шум, то доказать ничего будет
нельзя. Да и вряд ли такой шум поможет. Сенсаций покруче сейчас в газетах
навалом. Попробовать обратиться в милицию? Может быть, там можно отыскать
какие-нибудь концы?
  Владимир стал припоминать, какие у него есть знакомые в милиции. Так,
Родионов работает в прокуратуре, Андрей обмолвился, что сейчас он стал
помощником районного прокурора. Уже что-то. А Сергей? Как же он забыл о
Сергее Гарееве? Все-таки вместе учились в школе. Правда, отношения у них
сохранились не самые лучшие. Патологическая страсть к доносам у Гареева
проявилась еще со школы. Все знали, что он ведет записи и аккуратно
фиксирует все мало-мальски значительное, что может заинтересовать милицию.
Или КГБ. Без разницы. Знали, что в старших классах он стал в эти органы
регулярно наведываться. Стукач по призванию, но стукач убежденный - все
для наведения порядка, все для соблюдения законности. Всерьез Сергея не
воспринимали, к его увлечениям относились, как к игре. До тех самых пор,
пока Славка не раздобыл где-то старый турецкий револьвер со сточенным
бойком. Сказал и похвастался Славка своим приобретением только перед
Владимиром и почему-то перед Сергеем - на следующий день пришел тихий
человечек в штатском, представился сотрудником милиции и револьвер изъял.
Надо отдать должное Сергею, без сокрушительных для Славки последствий.
  Когда Дибров стал пенять Славе за его неосмотрительность, тот только
насмешливо прищурился и сознался, что сказал об оружии Гарееву для
проверки. Проверка удалась неплохо.
  Теперь Гареев работает следователем. Мечта сбылась.
  Обратиться к Сергею было бы лучше всего. Но до чего не хочется - порода
подобных людей всегда вызывала у Владимира почти физическое отвращение.
  На газон, чуть не под ноги Диброву, с дерева спикировал скворец. Склонив
голову набок, он внимательно осмотрел кроссовки, уверился, что опасностей
от них ожидать не следует, и прытко побежал по траве, выискивая добычу.
Дибров наблюдал за ним, потом тряхнул головой - нашел, чем заняться - и
поднялся со скамейки.
  Мальчика он увидел сразу. Бритоголовый, смуглый, тот стоял, как и вчера,
метрах в двадцати. Полосатая застиранная рубашка, каких в городе давно уже
не носит никто, отечественные мятые джинсы, сандалии. Нос пуговкой,
большие темные глаза. Дибров отметил, что смотрит на него мальчик
совершенно спокойно, ни тени страха. Почему же он тогда вчера убегал?
  - Эй! - крикнул Дибров и махнул рукой. - Мороженое хочешь?
  Мальчик продолжал испытывающе глядеть на него, но не сделал даже попытки
шагнуть в сторону.
  Владимир медленно пошел к нему, боясь спугнуть. Когда расстояние
сократилось наполовину, мальчишка предупредительно выставил перед собой
ладошку.
  - Тебя как зовут? - Дибров попытался установить более дружеские отношения.
  - Зачем за мной ходишь?
  Молчание затянулось. Прохожие огибали Диброва, тот стоял на середине
тротуара.
  - Нехорошо, - вдруг сказал мальчик и покачал головой. - Нехорошо, -
повторил он.
  - Что "нехорошо"? - растерялся Дибров.
  Голос у мальчика был тихий и низкий, но слова слышались отчетливо, как
будто он говорил совсем рядом. Еще Дибров уловил даже в одном
произнесенном слове типичный азиатский акцент. Даже не акцент, а
характерную, знакомую с детства интонацию, когда по первым звукам можно
уже определить, что собеседник говорит не на родном языке.
  - Нехорошо, - упрямо повторил мальчик. - Надо отдать!
  - Да что отдать-то? - Дибров ничего не понял и начал сердиться. - Скажи
по-человечески.
  Но мальчик вдруг стрельнул большими темными глазами в сторону, словно
чего-то испугался, и, как спринтер, рванул с места. Дибров сделал попытку
его догнать и побежал сначала тоже, потом остановился. Нет, погоней здесь
не поможешь.
  Думай, Шерлок Холмс, приказал он самому себе. Соображай!


  Дибров почувствовал, что устал. Хотя, вроде, и не делал ничего такого,
чтобы эту усталость почувствовать. Хватит, наверное, на сегодня - больше
никаких визитов. Надо вернуться к Тюриным, спокойно посидеть, подумать.
  Откуда все-таки взялся этот мальчик, почему говорит загадками? И, опять
же, о нем упоминала Лариса, да и Лазарева тоже. Значит, встречались?
  Еще эта археологическая находка. Совсем голова кругом.
  Владимир вспомнил о Шахрутдинове, нынешнем владельце автомастерской, но не
дал себе увлечься. И без этого было о чем подумать.
  Да, он же хотел вчера позвонить Искандеру. Это надо сделать обязательно.
Представить трудно, сколько будет обид, если он к нему не выберется.
  Записную книжку с собой Дибров в эту поездку прихватил старую. Ту, что вел
еще, когда жил здесь. У себя в N-ске телефоны юности могли пригодиться
вряд ли, зато сейчас им цены нет.
  Отыскав нужную страницу, Дибров пошел к автомату.
  Длинные ровные гудки означали только одно - хозяина нет дома. Да и
действительно, на что надеялся? Вчера вечером надо было звонить. Владимир
уже собрался вешать трубку, когда в мембране крякнуло, жетон провалился в
щель и он услышал знакомый голос:
  - И кто там?
  - Анадысь архангельские купцы товар привезли... - скороговоркой выпалил
Дибров заготовленную фразу, бывшую когда-то у друзей паролем. - Собираются
торговать.
  - Ну и почем фунт лиха? - немедленно последовал отзыв.
  - По рублю с денежкой!
  - Вовка, ты?
  - Вестимо, я. Черт, даже не знаю, что сказать. Приехал, одним словом.
  - Когда? - вопрос прозвучал ревниво.
  - Да вчера я приехал, вчера.
  - И до сих пор трешься неизвестно где? Ну ты и жук!
  На взаимные пререкания ушло минуты две, не меньше. Наконец Искандер
успокоился и немедленно стал командовать.
  - Зайдешь в магазин, купишь две бутылки водки. Закуски не надо, есть. Ты
откуда звонишь?
  - С Пушкинской.
  - Замечательно, это недалеко. И поедешь...
  - Ничего себе недалеко, до тебя отсюда час добираться, другой конец города.
  - Ты слушай, не перебивай. И поедешь ко мне в мастерскую, на Айскую.
  - Я же тебе домой звоню. И что за мастерская?
  - Отстал, старик, от жизни. Я мастерскую получил, там и встретимся. А дома
ты меня чудом застал, я сюда на минутку заскочил.
  Такого оборота Дибров не ожидал. Растут люди. Мастерская - мечта любого
молодого художника - доставалась не всякому. Но развивать тему не стал и
ограничился тем, что записал адрес. Искандер обещал не задерживаться, он -
на машине.
  Жилая "свечка" на углу улиц Айской и Достоевского с первого взгляда ничем
не отличалась от других домов, но, присмотревшись внимательнее, Владимир
отметил, что верхние этажи у нее сдвоенные - верный признак, что именно
там разместились художественные мастерские.
  Лифт доставил его на самую верхотуру, но Дибров поднялся еще и по
лестнице, миновал металлическую решетку, наглухо перекрывавшую доступ
праздным любопытным, и очутился перед внушительной, обитой железом,
дверью. Звонок отсутствовал, зато всю поверхность двери от ручки до глазка
покрывали рисунки и надписи - не заставшие хозяина визитеры оставляли свои
автографы.

  "Не сидит Султанов дома,
По нему скучает Тома".

  Что это, интересно, за Тома такая?

  "Старик, если сегодня появишься, жми к Ткаченко. Мы там!".

  Ну, вот это понятно. Очередная гулянка, только Искандера для полного
комплекта и не хватало.

  "Если ты продал картину,
Не минуешь магазина".

  Какой-то остряк или любитель точной рифмы в слове "магазин" зачеркнул
конечную "а" и написал "у". Но и без поправок намек понятен - сделку
следует обмыть и, конечно, вместе с друзьями.

  "Удачлив и ума палата,
Но пишешь все же хреновато".

  Явный завистник лапу приложил.
  Но самая крупная и заметная надпись размещалась на самом верху: "Искандер
- козел!" - было начертано большими корявыми буквами.
  Дибров вздохнул. Ну, как дети, ей-богу! Все в игрушки играются, а мужикам
за тридцать. Он хотел сначала деликатно постучать в косяк костяшками
пальцев, но потом не отказал себе в удовольствии и от души бабахнул в
дверь кулаком.
  - Заходи, - еле слышно донеслось изнутри. - Не заперто!
  Открывшаяся взгляду комната показалась Владимиру огромной. Да так оно и
было - квадратов пятьдесят, не меньше. Рядом с ближайшим окном одиноко
стоял пресс для оттиска гравюр, в дальнем конце - деревянный некрашеный
стол и скамейки, единственная мебель, которую удалось обнаружить. Зато
художественного хлама - навалом. Картины в рамках и без, повешенные на
стены и составленные у стен; холсты, свернутые в трубки; тюбики с краской
и стеклянные разноцветные баночки. Запах скипидара и свежего дерева.
  Искандер вынырнул из кухни, дверь в которую Дибров сначала даже и не
заметил. Долговязый, немного сутулый, все суставы, как на шарнирах, он
распахнул руки, словно намеревался отмеривать косую сажень. Дибров,
оказавшись у Искандера где-то под мышкой, вяло отбивался сначала, потом
обреченно затих и дал выхлопать всю пыль из куртки на спине.
  Когда междометия сменились наконец связной речью и Искандер поволок его
осматривать свои владения, Владимир наконец облегченно вздохнул - все
по-прежнему.
  - Мастерскую дали недавно, еще не обжился. Работай, не хочу! Ты посмотри,
какой вид из окна - Зеленую Рощу видно. Вот, а это кухня. Класс, да? Я от
матери старый холодильник приволок, а плита уже стояла. А это ванная!
  Комнатка была крохотной, так что сама ванна в нее не помещалась, сделали
специальный выступ, выпиравший в мастерскую.
  - Погоди! - попытался сопротивляться Дибров. - Дай передохнуть.
  - На! - великодушно разрешил Искандер и тут же принялся греметь бутылками,
рубить на крупные куски колбасу.
  Длинные прямые волосы, очки с невероятными диоптриями постоянно
сваливающиеся с переносицы. Дибров вспомнил, как они однажды ввязались в
драку с местной шантрапой около институтского общежития и эти очки с
Искандера с первого же удара сшибли. Он махал своими ручищами, как
ветряная мельница крыльями, пока не заехал в глаз подвернувшемуся
разнимать драку милиционеру - ночевали они тогда в участке.
  Спокойно посидеть Искандер ему все же не дал.
  - Бери стаканы, стели газету и тащи все на стол. Обычно я ем на кухне, но
сегодня случай особый.
  Перебрались в мастерскую за большой и устойчивый рабочий стол. Плаха
стола, сбитая из широких некрашеных досок, отсвечивала янтарем, из
распахнутой двери на лоджию тянул устойчивый сквознячок и слышался шум
транспорта.
  Первые полчаса ушли на не очень связные вопросы, что да как. Потом
разговор неизбежно вернулся к Валентину. Искандер и Дворникова, и Тюрина
знал исключительно через Диброва. Встречались когда-то и даже проводили
время одной компанией, но с отъездом Владимира связи порушились, так что
все, что он сейчас рассказал, было для Султанова новостью.
  - Удивительные вещи случаются в нашем королевстве, - Искандер стал мрачен,
хотя только что, минуту назад, вставлял в разговор ехидные замечания. -
Странный мальчик, странная история... И что думаешь делать?
  - Да, честно признаться, и сам не знаю. Схожу завтра к Шахрутдинову.
  - Вместе пойдем. Я тебя одного не отпущу. Не нравится мне все это. Работа
подождет.
  - Слушай, может, не надо. У тебя заказ.
  - А-а, спишу на творческие муки.
  Квадратный холст на мольберте был прикрыт тряпкой. Султанов встал,
передвинул мольберт в дальний угол комнаты, открыл. И тут же отошел в
сторону, склонил голову набок, прищурился.
  В мастерской как будто появился третий собеседник. На Диброва с холста
взглянули широко распахнутые женские глаза, в которых читалось и
настойчивое удивление, и скрытая печаль. Рука, свободно лежащая на спинке
кресла, выдвинута вперед, подбородок вздернут. Очень трудный ракурс.
  - По-моему, хорошо, - только и сказал Дибров. Портрет ему действительно
понравился. - Кто такая?
  - Да есть у нас тут один новый русский, он же татарин. Это его дочь. Я
ведь теперь, что называется, модный художник. Но, если бы не портреты,
пришлось туго. Акварели покупают, но плохо. Эту работу я почти закончил,
так что не волнуйся насчет заказа.
  Потом настал черед акварелей. Искандер ставил на мольберт одну работу за
другой. Большого формата листы были наполнены идущим от них светом:
пейзажи, натюрморты.
  - Это - любимое. Посмотри еще.
  - Не ожидал, старик, - сказал наконец Дибров. - Ты за эти годы колоссально
вырос.
  - Да уж, - Искандер в притворном смущении потупил взгляд. - Мастер, однако.
  - Мастер, мастер.
  - Таких акварелей у нас почти не пишут. Музейная работа.
  - Ты хвастайся, да в меру.
  - А я не шучу. На эту технику я убил лет пять. Все было. От полного
отчаянья до гениальных взлетов. Но, как ни странно, выручают портреты, а
не акварели. И вот, что еще. Давай-ка, переезжай ко мне в мастерскую.
Жилплощади немеряно. У меня тут есть раскладушка. Я на то время, что ты
здесь пробудешь, и сам сюда переберусь.
  - Не знаю, право. Тюрин обидится.
  - Обрадуется. Поворчит для порядка и согласится. Ему-то через тебя на
кухне перешагивать тоже не очень приятно.
  На том и остановились. Но через полчаса вместо запланированного на завтра
визита к Шахрутдинову решили на денек махнуть к Искандеру на дачу, погода
стояла чудесная.
  Андрей вначале действительно обиделся.
  - Так и будешь прыгать с места на место. Ты ко мне приехал или к кому?
  - Да я со всеми повидаться хочу. Тебе же здесь будет свободнее. А до
мастерской от твоего дома десять минут езды.
  В тот же вечер, прихватив сумку с вещами, Дибров переехал.
  Естественно, спокойно вдвоем с Искандером посидеть не удалось, в гости
зашел Равиль Усмаев, тоже художник, известный еще и тем, что играл на
гитаре когда-то в первом составе ДДТ вместе с Юрием Шевчуком. Шевчук
перебрался в Питер, а Усмаев, не сильно продвинувшись в живописи,
продолжал свою музыкальную деятельность в одиночку. Кроме бутылки водки он
принес с собой кассету с записью своего последнего концерта.
  Позже на огонек заскочил Шурик Ткаченко, график. С ним Дибров совсем не
был знаком и их представили, сразу сказав, что Шурик чемпион мира по
графике.
  - Это как? - не понял Владимир.
  - Да, - засмущался Ткаченко, - в прошлом году в Канаде проводился конкурс
или турнир, не знаю как правильно назвать, среди графиков. Я там оказался
случайно. Уже домой приехал, как вдруг передают по радио, что мои работы
заняли первое место и меня объявили чемпионом мира.
  - Вот не думал, что среди художников могут быть чемпионы, - изумленно
покачал головой Дибров. - А Рафаэль как, чемпион или нет?
  Замечание вызвало дружный хохот. Оказалось, что среди знакомых художников
есть один Рафаэль, но не Санти, а Сафиуллин. Его считать чемпионом
компания отказалась.
  Засиделись допоздна, так что и шум машин на оживленном днем перекрестке
совсем затих и развеялся смог. Звездное небо нависло над городом и
казалось далеким отражением электрических огней. И можно было бы за
хорошим разговором и негромкой музыкой просидеть до утра, как в старые
добрые времена, но Искандер безжалостно разогнал компанию по домам -
завтра на дачу.


  За последний год Искандер обзавелся не только мастерской, но и подержанной
"Нивой". С утра он послал Диброва в магазин со списком продуктов, а сам за
это же время сгонял к родителям и захватил с собой отца.
  - Старик нам не помешает, наоборот. Пока рыбачим, он и обед сготовит, и в
саду покопается.
  До дачи было езды минут сорок. Вырвавшись на шоссе, Искандер разогнал
"Ниву" до сотни, но почти сразу сбросил скорость - сверток с основной
трассы не располагал к лихачеству.
  Когда-то недалеко от Султановых была и родительская дача Дибровых. Дорога
знакомая. Да и без дачной жизни хватало более ранних воспоминаний,
связанных с этими местами. На маленькой старой пристани часто брали лодку,
переправлялись через Белую, входили в устье Дёмы и купались до мелкой
дрожи в теплой темной воде. И рыбалка всегда здесь была замечательная.
  Владимир вспомнил Аксакова, который, описывая Дёму, утверждал, что ужение,
как процесс, теряет на этой речке всякий смысл - не успеешь закинуть
удочку, клюет. Сейчас, правда, не то. Понастроили заводов, рыбы стало
мало. В самой Белой не то что стерлядь, лещи повывелись. А те, что выжили,
воняют керосином.
  Отец Искандера, Талгат Садыкович, почему-то своей невозмутимостью
напоминавший Диброву японского самурая, всю дорогу просидел молча, зато
сам Искандер не замолкал ни на минуту.
  - Шоссе до аэропорта построили - мировая трасса. Можно гнать на
предельной, лишь бы мотор выдержал. У вас в N-ске есть такое шоссе?
  - У нас хуже, - сознался Владимир.
  - То-то же! А природа! Это же красотища неописуемая! Смотри, какой лес.
  - Хороший лес, - соглашался Дибров. - Что ты мне все показываешь, я и без
тебя тут каждое дерево знаю.
  - Уехал, - ворчал Искандер. - Эмигрировал. Что ты потерял в этой Сибири?
Разве там есть такая природа?
  - Такой нет, есть другая.
  - А солнце, а воздух! - не отставал Искандер.
  Дибров облегченно вздохнул лишь тогда, когда вырулили к дачам и ухабы
поумерили у Султанова дар красноречия.
  Двухэтажный домик стоял недалеко от воды - до Дёмы метров сто, не больше.
Сад сильно разросся, яблони стали громадными, участок трудно узнать.
Прежними остались только раскидистые ивы, далеко отстоящие друг от друга
на обширном лугу между дачами и железной дорогой. Дибров вспомнил, как он
проходил мимо этих ив в утреннем или вечернем тумане, когда луг и деревья
приобретали неизъяснимую таинственность - сладко защемило сердце.
  "Ты об этом мечтал? - спросил сам себя Дибров. - Так пользуйся!"
Он бестолково побродил по участку, сунулся помогать Талгату Садыковичу, но
был отстранен от работы, как гость. На втором этаже посмотрел этюды
Искандера, пока тот возился с машиной, и через полчаса был призван для
похода на реку.
  Рыбалка, конечно, была придумана лишь как повод. Всерьез добычей рыбы
никто заниматься не собирался, но так хорошо посидеть на берегу,
посмотреть на медленно текущую воду, подумать, поговорить.
  Неожиданно клюнуло сразу, лишь только с обрывистого берега Дибров забросил
в омуток снасть. Опять вспомнился Аксаков. Вытащив полосатого ерша
величиной с указательный палец, Владимир вошел в азарт, который через
двадцать минут угас сам собой - клев прекратился.
  Искандер за все это время, так и не размотав удочку, просто тихо сидел
рядом. Вернулись ко вчерашнему разговору.
  - Думаешь, все дело в пайцзе Чингиса?
  - Скорее всего, нет, - Дибров нашел рогатинку и пристроил удилище на
вечный прикол. - Важно узнать, что вообще произошло со всеми, кто был в
экспедиции. Пока известно только об изменениях в судьбе Лазаревой и
Шахрутдинова. Завтра к нему наведаемся. И еще мне не дает покоя мальчик.
  - Мальчишку надо поймать!
  - Еще чего, разве он заяц. Охоту на него устроим?
  - Запросто. Будем ходить вместе, но не рядом. Как только появится, я
захожу с одной стороны, ты...
  - Ловко придумано. Еще ружье с собой возьми.
  - Я хотел как лучше, - обиделся Искандер.
  - А что это за Тома такая? - спросил Дибров, чтобы сменить тему. - У тебя
на двери от нее записка.
  - Тома как Тома. Тоже художница, между прочим. А разве у вас девчонки в
Сибири хорошие есть? - Искандер вновь сел на любимого конька. - Здесь у
нас...
  - У нас, у нас, - передразнил Владимир. - Седина в бороду, а бес...
  - Нет у меня никакой бороды, - находчиво ответил Искандер. - Плохо растет.
Такой вот совсем небородатый татарин. А девчонок наших обижаешь зря.
Вспомни сам подруг юности - почти все повыскакивали замуж за иностранцев.
Мы-то, дураки, их тогда не ценили.
  - Да? - удивился Дибров.
  - Точно, - Искандер стал загибать пальцы. - Люська в Штатах, двое детей
уже. Светка в Германии. Потом, Валентину помнишь? Так вот она тут еле-еле
в пединституте училась, вышла замуж за француза, уехала в Париж, окончила
Сорбонну. Эльвира тоже в Париже, правда, замуж вышла по объявлению, но
ведь устроилась. Если всех вспоминать, пальцев не хватит.
  Диброву пришлось согласиться, что их девчонок расхватали, как горячие
булочки на базаре. На том и примирились.
  Неудачная рыбалка не испортила настроение. Ерша пришлось отпустить, толку
от него никакого. Когда вернулись на дачу, Талгат Садыкович действительно
приготовил ужин, нарвал с огорода зелени и даже расставил на столе тарелки.
  Искандер предупредил, чтобы отцу Дибров наливал поменьше - сердце. Но тот
запротестовал и, заручившись обещанием, что матери ничего не скажут,
хватил сто граммов залпом.
  В сгущающихся сумерках и деревья, и река преобразились. Кроны тополей на
берегу размыли тени. Талгат Садыкович, выпив, стал вспоминать военную
молодость. Диброву про войну слушать было скучно, но он согласно
поддакивал и наливал, а потом проникся беседой и, желая что-то спросить,
неожиданно для себя брякнул:
  - Солдат Талдыкович!
  Искандер только хрюкнул, подавливая смех, а Талгат Садыкович, похоже, так
ничего и не заметил.
  Когда стемнело окончательно, все вдруг решили, что грех сидеть на веранде,
надо искупаться. Владимир бухнулся в чернильно-черную воду, отплыл
подальше - с обоих берегов небо почти закрывали ветки деревьев, оставляя
узкий прогал лишь на самой середине реки, где кривой саблей воинов Чингиса
блестел молодой месяц.


  - Я хорошо знаю эту мастерскую, - Искандер гнал "Ниву" вниз по
Революционной, поминутно чертыхаясь - движение было плотным, как будто
весь город решил внезапно пересесть на колеса. - Заведение для
богатеньких. Там сплошь одни иномарки. Ремонт, сигнализация.
  Действительно, вся площадка перед воротами мастерской оказалась забитой
"Тойотами" и "Хондами", несколько джипов, пара "Мерседесов" и "Вольво".
"Жигулей" не видно.
  - Ну вот, я же тебе говорил!
  Машин собралось прилично, но ворота оставались закрытыми. Неужели такая
очередь?
  Пока Искандер дергался по площадке, ища место, куда можно приткнуть
машину, Дибров вышел, достал сигареты. Тесновато для такого количества
клиентов, дела у Шахрутдинова идут неплохо.
  Он уже собрался пройти к воротам и выяснить, здесь ли хозяин, когда вдруг
увидел знакомую фигурку мальчика. Тот стоял, опершись на металлическую
трубу ограждения, как на деревенскую изгородь. Поза самая свободная, нога
выставлена вперед, локти отведены. Владимир от неожиданности чуть не
прижег себе нос огоньком зажигалки, но потом решительно направился к
давнему знакомцу. Мальчишка сразу убрал локти с ограждения, напрягся.
  - Не бойся, - еще издали крикнул Дибров. - Я тебе ничего не сделаю.
  Мальчишка усмехнулся. Улыбка вышла нехорошей, злой.
  - Ты - бойся! - крикнул он в ответ и ткнул в сторону Диброва грязным
пальцем с обломанным ногтем. - Нехорошо. Надо отдать.
  Тема была знакомой, но от этого не более понятной.
  Дибров уже совсем изловчился схватить своего преследователя за руку, как
тот ловко поднырнул под ограждение и уже с другой стороны, чувствуя себя в
безопасности, сказал:
  - Поедешь и отдашь. А то будет, как... - он мотнул головой в сторону
ворот, не очень спеша прошел между машинами и скрылся за углом.
  - Что, он? - только и успел крикнуть в самое ухо Диброву подоспевший
Искандер. - Догоним?
  - Остынь! Если мои догадки правильные, его все равно не поймать.
  - Есть догадки?
  - Есть, но смутные. Давай лучше наведаемся к хозяину.
  Шахрутдинова звали Робертом. Такое вполне англоязычное имя плохо
сочеталось с фамилией, но Дибров привык, что со школы его окружают Венеры,
Дианы, Марсы, Артуры и Оскары. Тяга в татарских и башкирских семьях
называть детей поизысканнее была неистребимой.
  Наиболее нетерпеливые клиенты также уже толпились возле заветной железной
калиточки - мастерская открывалась обычно в восемь, а сейчас шел уже
десятый час.
  - Это безобразие! - возмущалась яркая молодая блондинка. Ее "Вольво" стоял
к воротам ближе остальных машин. - У меня на двенадцать назначена встреча,
а я здесь минут сорок торчу впустую.
  - А вы звонили? - вежливо осведомился Дибров.
  - Звонила, не открывают.
  - Можно, я попробую? - Искандер протолкался вперед и ткнул пальцем в
кнопку звонка. - Буду держать, пока не откроют, - пообещал он блондинке.
  За воротами слышались какие-то звуки, явно указывающие на то, что люди там
есть, но открывать не спешили.
  - Так будут сегодня принимать или нет? - закричал кто-то из собравшихся.
  Вопль отчаянья возымел действие. Правда, ворота так и не открылись, но из
двери на площадку вышел мужчина лет сорока, судя по виду, мастер. Лицо его
выглядело растерянным.
  - Сегодня у нас закрыто, - сознался он. - Непредвиденные обстоятельства.
Просим извинить.
  - А раньше нельзя было предупредить? - не удержалась блондинка. - Сколько
простояли зря.
  - А завтра? - спросил кто-то.
  - И завтра, скорее всего, тоже.
  - Да что случилось-то? - Дибров стоял с мастером совсем рядом и видел, что
тот явно нервничает.
  - Хозяин вчера вечером разбился на своей машине. Сейчас в реанимации.
  Авария не выглядела рядовой. Если бы Шахрутдинов спьяну просто врезался в
столб, это еще было бы можно как-то понять. Но по дошедшим подробностям,
ночью, мчась по проспекту, он не заметил снятого ограждения, отделявшего
проезжую часть от трамвайной остановки. Его "двухсотый "мерс" благополучно
перескочил поребрик и влетел прямо в подземный переход. К счастью, из-за
позднего времени переход был пуст, но машина, так и не задев ступеней,
рухнула вниз и воткнулась в бетонную стену. Чудо, что после такого удара
шофер еще остался жив.
  - Знаешь что, - сказал Дибров, лишь только они сели в машину, - давай жми
к Лазаревой.
  - Ты это чего так испугался? Думаешь, и с ней что-нибудь может случиться?
  - Не думаю, а уверен. Мальчик предупреждал.
  Про то, что предупрежден и он сам, Дибров промолчал.
  - Мальчик, мальчик, - Искандер наконец выбрался с тесной стоянки. -
Поймать и выпороть.
  - Как бы он нас сам не выпорол, - только и сказал Владимир.
  Едва войдя в институт, Дибров сразу почувствовал, что атмосфера здесь
накалена. Рабочий день был в самом начале, но обычно пустоватые коридоры
гудели от голосов сотрудников, почему-то покинувших свои комнаты и
собравшихся группками.
  - В это невозможно поверить! - услышал Дибров, проходя мимо живо
обсуждавших свои проблемы археологов. - Что угодно, но только не это!
  Ага, началось!
  Владимир спешил к приемной, но на пути был перехвачен профессором
Шиловским, своим преподавателем по университету. Тот совсем не удивился,
встретив бывшего студента, хотя они и не виделись лет десять. Лысый, в
мятом пиджаке профессор ловко поймал Диброва за рукав и, склонив голову
набок, отчего приобрел еще большее сходство с марабу, возбужденно крикнул:
  - Какой позор для института! Сегодня в три общее собрание! Буду голосовать
против!
  Против чего или кого будет голосовать Шиловский, Дибров выяснять не стал.
Он вежливо высвободил рукав из цепких профессорских пальцев и все-таки
добрался до заветной цели.
  Приемная была закрыта. Владимир дернул ручку, потом постучал. Пробегавший
мимо юноша молча ткнул пальцем в сторону замочной скважины и только тогда
Дибров увидел, что дверь опечатана. Большая сургучная печать, листок
бумаги - не заметить этого казалось невозможным. Дибров вытер со лба пот.
  - Где директор? - переходя от одной группы разговаривающих к другой, начал
он спрашивать сотрудников, но те в основном лишь пожимали плечами.
  В отделе кадров на вопрос о домашнем адресе Лазаревой у него потребовали
документы и, внимательно изучив паспорт, отправили восвояси с отказом и
пожеланием держаться от института подальше.
  Теперь Дибров пожалел, что сбежал от профессора - надо было перекинуться с
ним хотя бы парой слов и узнать, в чем дело, не спрашивать же о том, что
произошло, у совершенно незнакомых людей. Но Шиловского нигде не было
видно.
  Выйдя из института, он подошел к машине, где его безмятежно дожидался
Искандер.
  - Все в порядке?
  - Спасибо зарядке, - мрачно отозвался Дибров. - В том-то и дело, что нет.
Даже не знаю, что делать. Последний шанс - позвонить Лазаревой домой.
Вдруг - повезет.
  Ему повезло. Трубку взяла сама Ирина.
  - Ну что, дождалась? - жестко спросил Дибров вместо приветствия. -
Подъехать к тебе можно?
  - Приезжай, - потерявшим всякое выражение голосом ответила Ирина и назвала
адрес.


  Факелы нефтеперерабатывающих заводов пылали на горизонте адскими свечками
- огни придавали уродливому индустриальному пейзажу какую-то
инфернальность, словно действие происходило уже не на земле, а в другом,
потустороннем мире.
  Изгадили город. Дибров попытался смотреть в противоположную сторону, но
факелы притягивали взгляд, не давали отвлечься.
  Миновав проспект Октября, проскочили парк Калинина, больше похожий на лес.
Дибров вспомнил, как в школе их посылали сюда собирать желуди. Пять
килограммов на брата. Работой такое занятие считать трудно. Тяжелые,
закованные в лакированную скорлупу желуди напоминали гильзы, они густо
усеивали короткую траву дубравы, и пять килограммов набирались мигом.
Остальное время бегали между деревьями, дурачились, жгли костры.
  Около нефтяного института Искандер свернул направо, в глаза сам собой
бросился номер нужного дома.
  - Вместе не пойдем, - предупредил Владимир. - Придется тебе подождать. А
можно и не ждать, чего торчать без дела. Ты поезжай, я отсюда сам выберусь.
  - Нет уж, ты иди, а я посижу. Мало ли...
  Ничем в это утро Ирина не напомнила Диброву ту уверенную в себе женщину,
которую он встретил в музее. Лишенное косметики лицо выглядело бледным;
лихорадочно блестящий и в то же время потерявший живость взгляд.
  Лазарева молча пропустила Владимира в комнату, указала на кресло и села
сама.
  - Ирина, давай поговорим начистоту, - Дибров постарался, чтобы голос
звучал мягче. - Ты ведь в музее мне не все рассказала. А видишь, как
получается. Что случилось?
  Неожиданно Ирина всхлипнула, веки тут же покраснели, плакала, видно, и до
этого. Она глубоко вздохнула и все же взяла себя в руки, вытерла глаза -
характер сильный.
  - Все началось с назначения, - глухо сказала она. Дибров не перебивал,
хотя его сейчас интересовали более ранние сроки и события. - Одним из
условий было наладить хозяйственную деятельность института. Все там при
Басалаеве валилось, зарплату не платили, экспедиции сокращались. Денег не
хватало катастрофически. Стало понятно, что, если так пойдет и дальше,
филиал придется закрывать. Я тогда предложила не только настаивать на
дальнейшем финансировании, но и зарабатывать самим.
  - Торговать, что ли?
  Лазарева подняла на Диброва изумленный взгляд.
  - Ну, да, - сказала она наконец. - Естественно. У нас накопилось немало
вещей из раскопок, дублей. Нам такое количество даже и держать было негде.
Я изложила свою программу на ученом совете, приняли на ура. Оголодали
сотруднички.
  Сначала заинтересовались Штаты. Они самые состоятельные. Я съездила в
Филадельфию, потом в Вашингтон. Сделку оформили чисто, но институту в
результате из вырученных средств перепало мало. Знаешь, как бывает.
Посредники, отчисления в Москву и так далее. Но все же какие-то деньги
появились. Потом поступили предложения из Испании и Франции. Они начали
создавать отделы в исторических музеях по культуре скифов, туда мы тоже
отправили кое-что. Ну, и в конце концов, слухами земля полнится, на меня
вышел представитель Британского музея. Предложение было оформить сделку
без посредников, без документов, вчерную. Платили наличными.
  - И...?
  - Я подумала и согласилась. Кто же знал, что мистер Джилберт окажется
темной лошадкой и засыпется на таможне.
  - Ты хоть понимаешь, что наделала?
  - Теперь понимаю, - кружевной платочек в руках Ирины превратился в
неряшливый комок. - Навалились все разом. ОБХСС, налоговая, уголовка,
таможенники. Полный крах! Сегодня в три в институте общее собрание.
  - Это я уже знаю, - Дибров не выдержал, встал, подошел к окну. "Нива"
стояла на месте.
  - Я же себе не брала ни копейки! Ты-то хоть мне веришь?
  - Что тебе от моей веры? Ты перед другими попробуй оправдаться. Время
сейчас жесткое. И все же я хотел тебя спросить не об этом. Все происшедшее
лишь следствие. Следствие того, что произошло в экспедиции, а ты мне об
этом ничего не рассказываешь. Сегодня ночью разбился Шахрутдинов, ваш
шофер.
  - Насмерть?
  - Пока в реанимации, но выживет ли, неизвестно. У него ведь тоже все круто
переменилось в жизни с прошлого лета, как и у тебя. Что тебе говорил
мальчик?
  - Мальчик? - испуганно переспросила Ирина.
  - Ну хватит притворяться! Прекрасно понимаешь, о чем спрашиваю.
  - Да, мальчик, - снова повторила Лазарева. - Он предупреждал о том, что
надо вернуть...
  - Пайцзу Чингиса?
  - Да, и не только. Все вернуть, что мы привезли оттуда. И отказаться от
просьб.
  - Каких просьб, о чем?
  - Это такой долгий разговор, - Ирина наморщила лоб, устало вздохнула. - Я
тебе не все рассказала тогда. Ну, а теперь уж все равно, - она слабо
махнула рукой. - Помнишь, говорила о деревне? Что там ненормальные все?
  Дибров молча кивнул.
  - Так вот, у местных жителей есть поверье или легенда о тени всадника.
Недалеко от деревни находится скала, вернее, скальная стенка, совершенно
ровная. Иногда на ней появляется белая тень.
  - Белая?
  - Да, не перебивай. Если ее увидишь, можешь загадывать самые сокровенные
желания - они исполнятся.
  - Боже мой, какая чепуха! - не выдержал Дибров. - Вы же не фольклор ездили
собирать!
  - Разумеется, но так, шутки ради, ходили на ту стенку смотреть. Никто из
местных не знал, когда на скале может появиться тень. Одни говорили -
только ночью, другие - днем. И описывали ее по-разному.
  - И в конце концов вы эту тень встретили?
  - Я перестану говорить, если ты будешь комментировать в том же духе, -
предупредила Ирина. - Да, увидели. И не ночью, не днем, а на закате.
Потрясающее зрелище, напоминает оживший рисунок.
  - Желания загадывали?
  - Про других не знаю, а я загадала. Вслух никто ничего не говорил.
  - Вы были втроем?
  - Втроем: я, Дворников и Шахрутдинов. Он нас туда добросил на "газике".
  - Скала от деревни далеко?
  - Не очень. Но мы же не в самой деревне стояли, лагерь был километрах в
пяти. Сами местные туда ходят редко. Они уверены, что просить ничего не
стоит - загаданное сбудется, но может повлечь за собой беду. Такая вот
компенсация. Вообще, все жители деревни странные. Почти все телепаты, я в
этом убедилась сама. С приезжими общаться не любят. Раньше, случалось,
старались никого к скале не пускать. Но то раньше, сейчас не выходит. Были
предположения, что около деревни находится магнитная аномалия.
  - Что ж, вполне в духе времени, - подытожил Владимир. - Магнитная
аномалия, экстрасенсы, общение с духами. Начитались Блаватских и
Андреевых. Раньше спьяну черти мерещились, теперь летающие тарелки. Но
что-то все же в твоем рассказе есть.
  - Когда мы зачастили к этой скале, нас предупредили, чтобы держались от
нее подальше. Но мы не придали этому значения. На следующий вечер, после
того, как увидели движущуюся тень, Дворников заснул.
  - На что хоть это видение похоже? На тень отца Гамлета?
  - Дибров, ты ведь пришел поговорить серьезно, вот и смени тон. На скале
появляется белый силуэт, словно нарисованный мелом. Всадник на коне, в
остроконечной шапке, движется по стене слева направо. С двух сторон
появляются слабые огни, а, может, просто свечение, сейчас точно не могу
сказать, видела всего один раз.
  - А мальчик? Когда ты встретила его в городе?
  - Кажется, месяца два назад. Сначала он просто ходил за мной, пока я не
обратила на него внимание. Потом сказал, что надо вещи вернуть.
  - Кстати, о находках. Откуда они?
  - Представляешь, нашли прямо под той скалой. Не в грунте, а на
поверхности. Лежали, как новенькие. Там еще монеты были, но я их тебе не
показывала. Они также хранятся в сейфе.
  Дибров задумался. Если отбросить всю ненаучность этого мистического
рассказа и принять условия игры, следовало немедленно что-то
предпринимать, пока не случилось худшего. Чего именно - можно только
предполагать. Гибели, например, Лазаревой или Шахрутдинова, ухудшения
состояния здоровья Вальки. Да мало ли, что может произойти. Вещи надо
вернуть на место? Так зачем тянуть время и испытывать судьбу.
  - Ты готова расстаться с твоими раритетами? - Дибров испытывающе посмотрел
на Ирину. - Не жалко?
  - Еще два дня назад об этом даже думать не могла. А сейчас - все равно.
Только поможет ли это?
  - Будем надеяться, что поможет. По крайней мере, сделаем попытку. Больше
тебе рассказать нечего?
  - По-моему, все. Разве что деревенские еще упоминали о том, что тень
принадлежит Чингису. Они говорили, что существует еще и черная тень. Но
она далеко, не здесь. И у той тени просить ничего нельзя. А эта, что на
скале, всего лишь ее отражение.
  - Тень тени?
  - Да. Выходит, так. И еще. Разные непонятные находки бывали и раньше.
Только в деревне ничего из тех вещей не берут. Табу.
  - Веселенькая история. Ты-то сама, что об этом думаешь?
  - Старалась ничего не думать. Стечение обстоятельств. Выпала удача,
повезло.
  - А Валентину?
  - А ему не повезло. Я же говорю, старалась не думать, и без этого дел
хватало. А тут еще мальчик начал под ногами путаться. Надо вернуть... -
передразнила Лазарева.
  - Ну он-то, похоже, просто пытался честно предупредить. Что бы там ни
было, надо действительно постараться как можно быстрее вернуть вещи на
место и забыть о бывших просьбах. Это должно сработать, если уже не поздно.
  - А если поздно?
  - Будем гадать, дождемся худшего. Ты сможешь забрать вещи, найденные у
скалы, из музея?
  - Как? - взгляд Ирины стал растерянным. - Музей опечатан. Меня туда даже
на порог не пустят. Украсть?
  - Да, прокуратуре действительно не объяснишь, что музейные экспонаты надо
вернуть туда, где нашли. Выходит, придется украсть. Они внесены в опись?
  - Конечно, в первую очередь.
  - И ключей от сейфа у тебя нет?
  - Представь себе, есть. И от хранилища, и от сейфа. Нет только от входной
двери. Да там все равно дежурят. Кроме того - сигнализация.
  - Значит, ты - пас?
  - Вист, - в глазах Ирины появился азартный огонек. Дибров отметил, что
соображает она быстро. - Возможно, это единственный шанс. Доказать, что
это сделала именно я, будет нельзя. Про копии ключей никто не знает. Я ими
и не пользовалась даже. Хранились у меня на всякий случай. К тому же,
замки не сложные, обычные гаражные. Да, если все сделать чисто, вещей
никто не хватится, по крайней мере в первые дни. За это время многое можно
успеть.
  - Главное, чтобы идея сработала.
  - А что остается делать - ждать, когда возьмут под стражу? У меня и так
подписка о невыезде.
  - Может быть, мне наведаться в управление? Кто ведет твое дело?
  - Гареев.
  - Сергей Гареев?
  - Да. Сергей Тимурович. Ты его знаешь?
  - Потрясающее совпадение. Недавно о нем вспоминал, если это именно он,
конечно.
  - Ну, тогда сходи, хотя особых удач ждать не следует. Въедливый и плюгавый
такой тип с усиками, - Ирина передернула плечами. - Все настаивал, чтобы
созналась в присвоении денег.
  - Ладно, с этим я как-нибудь разберусь. А теперь давай обговорим детали.
  Когда Дибров вышел из подъезда, Искандера в машине не было. Владимир
походил по двору, заполненному играющей ребятней, вернулся к машине.
Искандер появился со стороны улицы, в руках он держал мороженое.
  - Два часа, однако, - он постучал пальцем по циферблату наручных часов. -
Обедать пора.
  - Потом, - отмахнулся Дибров. - Сейчас съездим в областное управление
милиции. Дело есть.
  Искандер демонстративно поддернул джинсы на впалом животе, но послушно сел
за руль.
  По пути Дибров добросовестно пересказал беседу с Лазаревой.
  - Сначала отказалась идти ночью в музей наотрез. Мне же одному подставлять
шею также не очень хочется. В жизни ничего не крал. Пойди потом доказывай,
что не верблюд и все хотел сделать из лучших побуждений. Да и
ориентироваться впотьмах в незнакомом помещении... - Владимир помотал
головой. - Короче, уломал. Правда, говорят, двое - это уже группа и
сговор, дают больше.
  - А если трое?
  - С ума сошел. Тебе-то зачем впутываться? Посидишь дома. Мне не дают покоя
еще и совпадения. Который месяц про Чингиса сны снятся, здесь тоже Чингис.
Мистика и фантастика.
  - Кто знает? - философски отозвался Искандер. - Вытряхивайся, приехали.
  Парковаться частным машинам на служебной стоянке было запрещено. Лишь
только Владимир хлопнул дверцей, как Искандер тут же тронул с места.
Казенное здание с отваливающейся местами штукатуркой выглядело мрачновато.
  И куда ты лезешь по собственной воле, укорил себя Дибров, но все же
решительно направился к подъезду.
  Свободно миновать вахтера ему не удалось, хотя множество других людей
беспрепятственно сновало мимо. Рожей, что ли, не вышел? Дибров терпеливо
объяснял охраннику, что он к Гарееву по делу, но пожилой страж с лицом
хронического язвенника только отрицательно мотал головой. Повезло
случайно. Проходивший сотрудник услышал знакомую фамилию и велел
пропустить. С ним Дибров поднялся на третий этаж, где ему указали на дверь
с табличкой. "Следователь по особо важным делам. С. Гареев".
  Ничего себе, "по особо важным". Значит, у Лазаревой все обстоит намного
хуже, чем предполагалось. Зацепили крепко.
  Дверь оказалась закрытой. Не зная, что делать и у кого спросить, Дибров
потыкался по коридору, почитал таблички. Возвращаться обратно к вахтеру не
хотелось, второй раз может и не пропустить. Он решил какое-то время
обождать на лестничной площадке, но Сергей его окликнул сам из дальнего
конца коридора.
  Держа в опущенной руке папку, которой он небрежно похлопывал себя на ходу,
Гареев быстрым шагом направился прямо к Диброву и по-приятельски заключил
в объятья.
  - Вот не ожидал увидеть тебя здесь, - он отстранился от Владимира, словно
любуясь, потом опять обнял. - Какими судьбами?
  Диброву стало неловко. Никогда он не вспоминал о Сергее, как о друге, и
испытывал к нему скорее неприязнь, чем симпатию. Но радушная встреча не
оставляла сомнений, что Гареев действительно рад, и Дибров устыдился своих
воспоминаний. В конце концов люди меняются с годами, зачем ворошить
прошлое.
  - Знаю, знаю, что приехал, - Сергей загремел ключами. - Проходи. Тюрина на
прошлой неделе видел, он сказал. Разыскал, значит? Это хорошо, вечером
встретимся, поговорим. Ко мне приедешь?
  - Да я по делу, - выдавил из себя Дибров. Ехать к Сергею в гости в его
планы не входило.
  - Это по какому же? Какие у тебя здесь могут быть дела?
  - Хотел узнать про Лазареву. Она говорила, ты ведешь следствие.
  - Ах, да, - Сергей смешно встопорщил жиденькие усики. - Лазарева... Вы же
с ней знакомы, учились вместе.
  - И с Дворниковым тоже.
  - Мне это известно, - Сергей сразу стал важным, откинулся на спинку стула,
надул щеки, отчего стал похож на исхудалого хомячка. - И попросила тебя
помочь?
  - Ничего она не просила, - Дибров стал испытывать раздражение. - Я сам
заехал узнать, что да как. В какой-то степени эта история касается и
Дворникова, а мы - друзья.
  - Дворникова эта история не касается совершенно. Он в летаргии, а вот
Лазарева, став директором института, действительно развернула бурную
деятельность. Я с нее взял подписку о невыезде, но, думаю, надо бы
заключить под стражу. В интересах следствия.
  - Сергей, послушай меня, не делай этого. Поверь, Ирина Петровна ни в чем
не виновата. Ну, не совсем виновата. Не для себя же она старалась.
  - Даже если денег не брала, какое право имела разбазаривать
государственные ценности? Ты знаешь, что она продала Джилберту? Не знаешь?
То-то же! - Гареев положил на стол стиснутые кулачки. - Мое дело распутать
этот клубок, и я его распутаю.
  - Что грозит Лазаревой?
  - Это уже не мне решать, а суду. Мы еще в прошлом году, после случая с
Дворниковым, начинали следствие, правда, по другим причинам. Рядом с
раскопками находится странная деревенька, вечно там что-нибудь происходит.
Как-то пытались связать концы с концами, даже человека туда посылали, но
так ничего и не выяснили. Сейчас, думаю, мы на правильном пути. С этих
раскопок Лазарева привезла находки, способные вызвать сенсацию в
археологических кругах. И скрыла их от широкой общественности. Сообщила
кое-куда, и на этом все. Хорошо, не успела продать. Так вот, я сейчас
пытаюсь выяснить, а не было ли подобных находок раньше. Не исключаю, что
уже налажен торговый канал между отдельными местными жителями и заграницей.
  Ничего себе, куда хватил, подумал Дибров. Ведь так повернет, что дело
станет международным. Держись тогда Ирина.
  - Ты все же делать выводы не торопись, - Владимир клял себя, что затеял
этот разговор - как бы хуже не вышло. - Если что и было, то простое
головотяпство. Не подумала женщина о последствиях. Кто же знал, что
искренние побуждения могут обернуться криминалом? А в ту деревню я думаю
сам на днях наведаться, не дает покоя история с Дворниковым, может,
докопаюсь до причины.
  - Собрался ехать? - оживился Гареев. - Один или с компанией?
  - Да подбросит кто-нибудь из друзей на своей машине.
  Сергей опять надул щеки, уставился в потолок.
  - Не езди, - через паузу сказал он. - Не ввязывайся.
  - Запретить ты мне не сможешь, - спокойно продолжил Дибров. - Зачем
тратить время зря.
  - Да хватит нам говорить о делах, - Гареев широко улыбнулся и даже
отодвинул папку на край стола, словно давал понять, что официальная часть
закончена. - Соберемся у меня вечером, я Теплова Леньку позову, мы с ним
по-прежнему в контакте. Посидим, повспоминаем.
  - Нет, вечером не могу. Извини, - Дибров поднялся со стула. - Столько
всего накопилось, не успеваю.
  - Жаль, жаль, - Гареев встал тоже. - Но я не прощаюсь, надеюсь, еще
увидимся.
  - Надейся, - бурчал себе под нос Дибров, выбираясь из управления.
  Он был уверен, что больше его пути с Гареевым не пересекутся, но, как
оказалось, зря.


  - Раз пошли на дело я и Рабинович, - тихо напевал Искандер, обматывая
конец короткого ломика тряпкой. - Рабинович выпить захотел...
  - Ты еще про кондуктора спой и про колеса, - предложил Дибров. Настроение
у него было хуже некуда. В животе противно ныло, как перед экзаменом,
сулящим неминуемый провал. - А если засыпемся, в камере новые песни
разучишь.
  - Не каркай! - предупредил Искандер. - Не дергайся! Подумай, что, как в
детстве за яблоками. Стырил, и через забор.
  Лазареву договорились забрать в половине первого ночи - встретит у
подъезда. В час должны оказаться уже во дворе музея, а дальше - дело
техники.
  Проникнуть в помещение планировали классическим способом - через окно
туалета. Почему-то подсобки всегда остаются самым уязвимым местом в любом
охраняемом здании. Так и здесь. Ирина вспомнила, что хотя туалетное окно и
забрано решеткой, но она не приварена, болты можно открутить, а потом
отогнуть прутья. Форточку в летнее время там почти никогда не закрывали.
  - Как я тебе в роли домушника? - поинтересовался Дибров, облачившись в
спортивный костюм и натянув на руки нитяные перчатки.
  - Почему же домушника? - Искандер оценивающе оглядел его с ног до головы.
  - В музей лезешь, значит - музейщика.
  - Пошути у меня, - совсем не грозно предупредил Дибров.
  После некоторых размышлений пришли к выводу, что без Искандера никак не
обойтись, не такси же нанимать, чтобы водитель постоял на стреме. Да и
убраться с места преступления надо незамедлительно.
  Операция вырисовывалась без затей. Через окно в туалет, потом в коридор и
к двери хранилища. Главное - тишина. Как можно меньше шума. На вахте
дежурит, конечно, бабушка-старушка. За всю историю существования музея ни
разу не была замечена совершающей обход. Это грабителям на руку.
  - Только давайте побыстрее, - попросил Искандер, аккуратно ставя "Ниву"
перед подъездом жилого дома - музей занимал весь первый этаж.
  Во дворе, густо заросшем канадскими кленами, было темно, как в бочке
Диогена. Выбравшись из машины, Дибров помог выйти Ирине, сидевший сзади, и
плавно, стараясь не хлопнуть, прикрыл дверцу. Искандер выключил сигнальные
огни, и какое-то время Владимир постоял на месте, давая глазам привыкнуть.
  До окон добирались почти ощупью, а дальше действительно пошли, держась за
стену.
  Нужное окно неожиданно оказалось расположено выше, чем предполагалось.
Дибров вытянул руку и достал до подоконника, но что-нибудь сделать в таком
положении было невозможно.
  - Придется поискать подставку, - шепнул Дибров. - Оставайся пока здесь, а
то потеряемся.
  Он вернулся к машине, посовещался с Искандером и тот вспомнил, что в
соседнем доме есть продуктовый магазин. Служебный вход в него должен
находиться в этом же дворе.
  Друзьям повезло. Около входа валялось несколько деревянных ящиков. Правда,
крепостью они не отличались - пазы расшатаны, некоторых дощечек не
хватает, - но все же это лучше, чем ничего.
  Приволокли ящики под окно. Дибров взобрался на трепыхающуюся, как живую,
пирамиду и нащупал болты.
  - Звяк, бряк! - в тишине скрежет разводного ключа по металлу казался
оглушительным.
  Теперь занервничал Искандер.
  - Слазь! - приказал он Диброву. - Откуда у тебя только руки растут!
  Он согнал Владимира с ящиков и начал возиться, производя при этом шума
ничуть не меньше.
  Ирина стояла рядом, не вмешиваясь. Еще в момент, когда она только садилась
в машину, Дибров отметил, что Лазарева движется, как сомнамбула. Видимо,
наглоталась успокоительного.
  Все болты Искандер отвинчивать не стал. Освободив край, примыкавший к
форточке, он потребовал ломик. Крякнув, решетка послушно отогнулась в
сторону.
  - А дальше давайте сами, - виновато сказал Искандер, спрыгнув на землю. -
Я здесь покараулю.
  - Эх! - вздохнул Дибров и полез в форточку первым.
  Труднее всего оказалось спускаться из форточки вниз. Дибров выставил
вперед руки, стараясь достать до подоконника, этого сделать не удалось.
Рискуя сломать шею, он все же протиснулся внутрь и мешком рухнул на пол,
действительно больно при этом ударившись. Ирине было уже легче, Владимир
мог ее подстраховать.
  - А это какой туалет, мужской или женский? - зачем-то поинтересовался
Дибров, когда они оказались вместе.
  - Общий, - не приняла шутки Ирина. - Свет случайно не зажги.
  С собой решили не брать даже фонариков. Ирина сказала, что по коридору
идти недалеко, а где что лежит, она найдет и впотьмах.
  Ночью коридор ощущался совсем незнакомым и враждебным, хотя раньше Дибров
и проходил по нему неоднократно. Полностью доверившись Лазаревой, он взял
ее за плечо и, как слепец за поводырем, побрел следом.
  Из открытой двери зала пробивался слабый свет. То ли случайно оставили
гореть какую-то лампу, то ли включена сигнализация - Дибров не стал
спрашивать ничего. Только бы быстрее.
  - Здесь печать, - Ирина замерла перед хранилищем. - Вот, потрогай сам.
  - Нечего мне тут трогать. Оторви!
  Дверной замок открылся легко и почти без шума. Владимир шепнул в самое ухо
Ирине, что постоит в коридоре, нечего ему путаться у нее под ногами,
справится сама. Ирина послушно кивнула.
  Со своего места Дибров слышал, как внутри скрипнула дверца сейфа, слабый
шум шагов.
  - Откуда сквозняк? - громкий мужской голос раздался из зала. Владимир,
мгновенно покрывшись испариной, увидел, как там вспыхнул верхний свет.
  Дверь в туалет оставили незакрытой, вот что, сообразил он. Сейчас войдут
сюда.
  - Там люди! - отчаянным шепотом поторопил он Ирину.
  Но та уже выскочила в коридор сама и сунула в руки Диброву ящичек.
  Только бы успеть миновать дверной проем! Они побежали на цыпочках, и
пронеслись мимо освещенного пространства. Краем глаза Владимир уловил в
зале какое-то движение.
  - Воры! - тут же послышалось следом.
  Вот тебе и бабушка-старушка. Наверное, оставили охрану от милиции.
  Дверь туалета была оборудована щеколдой. Слабая защита, но все же.
  Дибров первым подбежал к окну и сунулся к форточке, но опомнился, подождал
Ирину и, запрыгнув на подоконник, рывком подтянул ее вверх.
  Зазвенело разбитое стекло - Лазарева, торопясь, ударила его коленом.
  "Все, засыпались!" - разом промелькнуло в голове.
  Дверь уже дергали, потом раздался щелчок, щеколда вылетела из пазов.
  Дибров схватился за край рамы и почти одновременно зажегся свет.
Разглядывать догонявшего было некогда. Владимир пнул наугад, почувствовал,
что попал, и протиснулся в форточку. Со двора его за плечи схватили
крепкие руки.


  До дома Лазеревой домчались, как в приключенческом фильме. В машине Ирина
расплакалась, с ресниц потекла тушь.
  - Ты на кражу собралась или на званый вечер, - проворчал Дибров и сунул ей
свой платок.
  - А если меня увидели и узнали? - Ирина никак не могла успокоиться. -
Завтра же арестуют, или сегодня ночью.
  - Тебя никто не видел, - терпеливо повторял Владимир. - Только меня, и то
со спины.
  - Представляю, какой поднимется в институте шум. И зачем я только тебя
послушалась?
  - Но ты же все поняла сама еще вчера. Вернуть надо вещи, и немедленно.
Дать событиям обратный ход. Другого пути нет.
  Ирину доставили домой, проводили до квартиры и тут же вернулись в
мастерскую. Дибров и сам не мог как следует успокоиться - картинки
случившегося мелькали перед глазами. Он подумал, как развернулись бы
события, если бы его схватили. Преследователи позже, когда Искандер уже
запустил мотор, выскочили во двор. Двое мужчин в штатском. Повезло, что во
дворе оказался второй выезд, иначе бы не вырвались, разве что напролом.
  - И больше к Лазаревой ни ногой! - предупредил Искандер. - Никого не
видели, ни с кем не встречались. Из города надо сматываться. Ирина ведь
все равно не сможет поехать с нами, у нее подписка.
  Искандер еще со вчерашнего дня увлекся идеей путешествия, рвался на волю,
в пампасы, и мечтал написать живописную скалу с движущимся на ней
всадником в стиле a la Рерих.
  - Обязательно уедем, - Дибров постарался остудить его пыл, - если органы
не прихватят. Но завтра, пожалуй, нельзя. Такой отъезд будет походить на
бегство, а зачем нам лишние подозрения. Обождем.
  В мастерской бросились искать какой-нибудь тайник, куда можно надежно
спрятать ящик и вторую шкатулочку поменьше, с монетами. Примерялись и под
ванную и за холодильник - все казалось ненадежным. Метались по мастерской
до тех пор, пока Искандер не вспомнил, что так и не видел, а что,
собственно, им удалось из музея похитить.
  Все вещи в ящике лежали на своих местах - это Дибров отметил сразу.
Искандер присвистнул, увидев пайцзу Чингиса.
  - Ты про это говорил?
  - Да. Такой находке цены нет. Тринадцатый век.
  Золотые динары среднеазиатских эмиров производили не менее сильное
впечатление.
  - Никогда не видел кладов, - признался Искандер. - И думал, не увижу. А уж
в руках подержать...
  - Налюбовался? А теперь уберем все, как было. Все равно это не наше,
отвезем, положим под скалу...
  - ...и будем ждать результатов, - закончил за него Искандер. - Дворников
проснется, Шахрутдинова откачают, Лазареву освободят и наградят медалью за
успешную коммерческую деятельность в переходный экономический период.
  - Тебе бы все шутки шутить, - отчаявшись отыскать надежный тайник, Дибров
оставил ящички прямо на столе. - А ну давай спать, утро вечера мудренее.


  Утро выдалось восхитительно нежным и теплым. Кремовые облачка
закручивались на небе в фигурные розочки и казались украшениями на яркой
глазури торта. Дибров велел Искандеру на время забыть о предстоящем
путешествии и уговорил его съездить на кладбище, навестить могилу
родителей.
  Родни в городе почти не осталось. Где-то жил с семьей брат отца, но с ним
из-за склочного характера его жены дибровская семья отношений почти не
поддерживала. К обеду вернулись в мастерскую, но Искандер не дал Владимиру
расслабиться, и они вновь поехали по магазинам покупать продукты,
выпрашивать у знакомых могущую пригодиться палатку. Потом навестили на
работе Андрея Тюрина и, не рассказывая всей правды, сообщили о своем
решении смотаться на прошлогоднее место раскопок.
  В первый момент Андрей воодушевился - и я с вами, - но потом подумал,
обмяк и благословил их в дальний путь, времени даже для трех или четырех
дней отдыха выкроить было невозможно.
  Маршрут наметили по атласу автомобильных дорог. Сначала нужная трасса была
проведена жирной красной линией, сулящей гладкий асфальт, но потом
превращалась в узенькую петляющую ниточку, которую даже при сильном
воображении назвать хорошей дорогой было невозможно.
  - Да тут на машинах, наверное, и не ездит никто, - разочарованно
предположил Искандер.
  - У тебя вездеход, - напомнил Дибров. - Дворников же туда на "газике"
доехал, доберемся и мы.
  У Диброва возникло желание позвонить Лазаревой и узнать, какие последствия
повлекла за собой ночная кража, но он вовремя остановил себя - береженого
бог бережет. Не стал наведываться он и к Сергею - пусть пока ведет
следствие, вызывает Ирину на допросы, а она потянет время. Он был почти
уверен, что все удастся исправить. Дело оборачивалось так, что к нему
очень подходила поговорка - клин клином. Мистические условия игры
требовали мистических действий.
  Он вспомнил, что со вчерашнего дня ему больше нигде не попадался на пути
мальчик. Значит, все правильно?
  Совсем уверившись в удаче, Дибров расслабился. Предстоящая дорога,
возможность увидеть горы заставили, как в юности, почувствовать
лихорадочное нетерпение. Что бы там ни было, а он вновь побывает там, куда
уже не думал вернуться никогда, и, возможно, сам убедится в наличии
мистической тени, прикоснется к неразгаданной тайне.
  Вернувшись из магазина, Дибров оставил Искандера возиться с машиной, а сам
направился в мастерскую. Уже привычно поднимаясь от лифта по лестничному
маршу, он совершенно неожиданно обнаружил у металлической двери Гареева,
увлеченно читающего на ней надписи.
  Легкомысленный джинсовый костюм Сергея ничем не напоминал строгую
костюмную пару, которую Дибров видел на нем в управлении, да и выражение
лица сменилось с официально-делового на простодушное и открытое.
  - Во, дает богема! - в руке Сергей держал полиэтиленовый пакет, в котором
легко по очертаниям угадывалась бутылка. - Не хочешь идти ко мне, так я
сам тебя разыскал. Нехорошо скрываться от друзей. Весело вы тут живете.
Стихи, картины. А нам там дело подбросили, - Гареев хохотнул, предлагая
оценить забавность ситуации. - Бомж бультерьера съел. В зоне заболел
туберкулезом, вышел - решил подлечиться. Слышал, что очень помогает
собачий жир. Ну и съел собачку. Давно, говорит, присматривал какую-нибудь
домашнюю чистую псину, не дворняжку же жрать. А хозяева - в суд.
  - Да? - Диброва дружеский визит не обрадовал, а наоборот - насторожил. -В
суд, говоришь?
  - А еще этой ночью археологический музей ограбили. Представляешь! Мало нам
головной боли с продажей ценностей, так еще самые главные экспонаты
сперли. Думаю, тут без Лазаревой не обошлось. А ты как считаешь?
  - Разгул преступности, - пробормотал Дибров, возясь с замком. На душе
стало мерзко. - На днях в Ватикане тоже чего-то украли.
  - Им тут не Ватикан! Охранники говорят, преступников было двое - мужчина и
женщина. А во дворе их ждала белая "Нива", на ней и уехали.
  - Номера заметили?
  - Не успели. Но что ты думаешь насчет Лазаревой?
  - Сам посуди, - Дибров наконец справился с замком, - зачем Ирине это надо?
Она и так под следствием.
  Владимир пропустил Сергея вперед, шагнул в мастерскую и даже похолодел от
ужаса - ящички с четко выделяющимися инвентарными номерами стояли прямо
посреди пустого стола, их было прекрасно видно от самого порога.
  Дибров, чуть не сбив Сергея с ног, бросился к столу - какой беспорядок! -
и сгреб улики в охапку, прижал к груди. Побежал на кухню, потом в ванную,
сунул ящички под раковину. Гареев, ошеломленный его прытью, остался
стоять, где стоял.
  - Да ты проходи, - крикнул ему Дибров, - сейчас сообразим на стол. Кстати,
как ты меня разыскал?
  - Тоже мне, задачка! Позвонил на работу Тюрину, и порядок. Он сказал, ты
путешествовать собираешься.
  - Собираюсь, - Дибров усадил гостя, полез в холодильник за продуктами,
поставил на плиту чайник. - Это ведь для тебя не новость. Хочу махнуть на
Урал, посмотреть на место раскопок.
  - Про Шахрутдинова знаешь?
  - А как же! Такая авария, о ней весь город говорит. Это надо же
влететь в переход.
  - Есть у меня смутные предположения, - Сергей наморщил лоб, - что вся эта
история с Дворниковым, Лазаревой и Шахрутдиновым как-то связана. Но ничего
не могу понять. А тут еще кража. Ты-то что об этом думаешь?
  - Простые совпадения, - уверенно соврал Дибров. - А что из музея украли?
  - В том-то и дело, что украли вещи, привезенные в прошлом году с раскопок,
где уснул Дворников. Больше не тронули ничего, а там было, что брать. У
твоего друга какая машина? - неожиданно жестко, в лоб, спросил Гареев.
  - "Нива", - упавшим голосом сознался Дибров.
  - "Нива" - это хорошо. Вездеход. Где угодно проедете.
  Неприятный разговор прервал Искандер. Он вошел в мастерскую, держа перед
собой перепачканные маслом руки. Увидев Сергея, вопросительно взглянул на
Диброва. Пришлось знакомить.
  О Гарееве Искандер знал со слов Диброва, поэтому на положительную реакцию
рассчитывать было нечего, но к удивлению Владимира тот отнесся к визиту
вполне добродушно. "Молодец, - подумал Дибров. - Не то, что я. Никакой
паники".
  Сели за стол, разговор все время вертелся вокруг предстоящей поездки.
Сергея очень интересовали детали, маршрут, пока наконец, как бы
расслабившись, он отчаянно ни махнул рукой и сознался в своем желании
поехать с друзьями вместе.
  - То есть как? - опешил Владимир.
  - Втроем веселее!
  - А дела, а следствие?
  - Уже взял отпуск за свой счет. Неделя ничего не решает. Прокатимся с
ветерком. К тому же, есть у меня и личный интерес - хочу все увидеть
своими глазами. А вдруг поможет?
  Такого оборота друзья не ожидали. В глазах Искандера отчетливо читалось -
влипли. Приуныл и Дибров. Стряхнуть Сергея с хвоста никак не удавалось.
  Мямлили что-то о тесноте, о том, что палатка только на двоих, что им
никуда не надо спешить и в неделю не управятся - не помогло ничего. Гареев
ушел, заверившись обещанием, что завтра в шесть утра друзья заедут за ним.


  ... не пускать! - крикнул часовой и несильно толкнул старика-просителя,
держащего в поводу двух гнедых коней, тупым концом копья.
  Старик, дергая на груди синий китайский халат, словно ему не хватало
воздуха, сел прямо на землю и вдруг заплакал. Слезы покатились по
ложбинкам морщин, собираясь на подбородке в одну большую каплю. Нукеры
засмеялись.
  Непонятно было уже одно то, как сумел проситель добраться до большого
белого шатра Чингиса. Видимо, роздал все, что мог, на еще дальних
подступах, а здесь тургауды не взяли бы даже коней.
  Мимо, не обращая на плачущего никакого внимания, быстрым шагом прошел в
шатер молодой, стремительно выдвинувшийся из простых воинов в китайской
кампании, военачальник Тохучар-нойон. Лицо его было угрюмо, конец черной
узкой бороды, заплетенный косичкой, закинут за левое ухо.
  Дибров постоял на месте, колеблясь, стоит ли последовать за ним, и вдруг
пошел, почему-то уверенный, что его не остановят. Нукеры, по-прежнему
продолжая смеяться над стариком, действительно не сделали даже попытки
задержать его.
  Миновав очистительные огни, горевшие в больших медных чашах по правую и
левую стороны от входа, Дибров вслед за Тохучаром очутился в шатре и сразу
шагнул в тень, за шелковую занавеску, скрывающую от гостей музыкантов.
Китаец-флейтист равнодушно взглянул на него и подвинулся, давая
возможность устроиться поудобнее.
  Старшие военачальники, созванные Чингисом на пир, сидели тесным полукругом
на коврах. Все они были покрыты славой побед, - неудачники давно были
скормлены псам, - и каждый из них имел под своим знаменем десять тысяч
всадников.
  Блюд и напитков еще не подавали, поэтому в основном соратники Чингиса были
пока молчаливы и ловили каждое слово хагана, который тихо диктовал что-то
старшему писцу, согласно кивающему головой на каждый звук его голоса.
  Золотой трон Чингиса, взятый как трофей из дворца китайского императора,
стоял на небольшом возвышении, но и этого было достаточно, чтобы
величественно смотреть на склоненные головы, покоящиеся где-то у его колен.
  Когда Чингис отклонялся в сторону писца, опираясь на ручки, изображавшие
двух разъяренных тигров, открывалась спинка трона в виде сплетающихся
"счастливых драконов", играющих с жемчужиной.
  Тохучар был встречен чем-то вроде подобия улыбки. Чингис указал место
молодому полководцу справа, сразу вслед за своими младшими сыновьями
Угэдеем и Тули, для чего пришлось подвинуться грузному и толстому
монголу со скрюченной рукой. Лицо его было пересечено наискось багровым
шрамом, отчего один глаз был зажмурен, а другой выпучен. Этот выпученный
глаз с ненавистью уставился на фаворита.
  - Музыку! - коротко приказал Чингис, и тут же сосед Диброва встрепенулся,
вскочил с низкой скамеечки и поднес флейту к губам. Две девушки, также
стоящие за ширмой, заиграли на свирелях.
  Рваный ритм музыки, где мелодия с трудом угадывалась европейским ухом,
подействовал на гостей, как ритм рок-н-ролла на завсегдатаев дискотек.
Монголы задвигались, заговорили, оживленными возгласами встречая каждое
новое блюдо.
  Золотые чашки с кумысом и айраном, красным персидским вином и китайской
водкой из арбузных семечек передавались из рук в руки. На больших подносах
внесли мясо молодых кобылиц, диких оленей и степных дроф. Все это
чередовалось редкими южными фруктами, привезенными гонцами, много дней
скакавшими на сменных лошадях.
  Сам хаган казался очень довольным. Западная кампания шла прекрасно. Узбеки
и кипчаки оттеснены в Персию, меркиты разбиты наголову и самый ценный
доставшийся ему трофей - молодая меркитская принцесса стала его младшей и
любимой женой, занимая место за столом по левую руку.
  Чингис сел на троне, подобрав под себя ноги. Он громко чавкал, беря с
подносов жареное мясо, и совал самые лакомые куски в рот тем гостям,
которым хотел выразить наибольшую милость. Время от времени он вытирал
жирные пальцы о полы соболиной шубы, упавшей с его плеч.
  Некрепкое вино развязало языки, шум становился все сильнее. Диброву,
стоящему за ширмой, очень хотелось пить. Он несколько раз трогал языком
пересохшее небо и облизывал губы. Надо попробовать стянуть одну из пиал,
подумал он. Но в это же время Чингис чем-то огорчился. Он даже не крикнул,
а взвизгнул, тыча пальцем в одного из гостей - Дибров скоро понял, что в
немилость попал китайский посол, церемонно ковырявшийся в поданных блюдах.
  - Или тебе не нравится мой пир! - голос Чингиса заставил всех разом
прекратить еду. - Мое вино...
  К послу подскочили слуги, подали ему большую чашу, до краев наполненную
арбузной водкой.
  Посол среди соратников Чингиса выделялся как цапля в утиной стае. Был он
долговяз и вовсе не стар, узкая, в пять волосинок бородка, казалась
приклеенной к его лицу.
  Он покорно поклонился. Видимо, вызывать гнев владыки не входило в его
планы.
  Китаец устало вздохнул и, не отрывая от чаши губ, выцедил водку, как
лекарство.
  - Вот так! - счастливо расхохотался хаган. - Еще!
  После пятой чаши посол обмяк и повалился на бок. Его тут же подхватили и
быстро вынесли из шатра на свежий воздух.
  Чингис гулял. Тохучар, преданно смотревший в его сторону, пил кумыс
мелкими глотками и скоро стал оживленно беседовать со своим одноглазым
соседом, взгляд которого утратил свирепость.
  "Сейчас!" - подумал Дибров, видя, как в шатре появился новый слуга с
большим подносом, уставленным чашами с питьем. Он высунул руку из-за
занавески и схватил самую большую пиалу, оказавшуюся с ним совсем рядом.
  И тут же все смолкли. Чингис стал сползать с трона, ловя воздух широко
открытым ртом. Его так поразила наглость пришельца, что он не мог найти
слов и только тыкал пальцем в сторону Диброва.
  В один прыжок Тохучар оказался рядом. Косичка бороды, заправленная раньше
за левое ухо, свалилась вниз и болталась на груди витым шнурком.
  - Удавить! - закричал Чингис.
  Дибров выронил чашу, она со звоном ударилась о деревянную скамеечку.
Занавеска, сорванная рукой Тохучара...


  - Уверен, он знает больше, чем говорит! - Искандер нервно запихнул сумку
за заднее сиденье. На помытой с вечера "Ниве" шариками скаталась роса,
утро выдалось прохладным. Город еще спал. - И нас подозревает. Точно
подозревает.
  - Но ведь не сделаешь ничего. Если просто сбежим, может быть только хуже.
Черт с ним, пусть едет багажом. Не будем обращать на него внимание, и все.
  - Собственного милиционера нам только не хватало для полного комплекта!
Собственного следователя. Будет всю дорогу принюхиваться да выспрашивать -
слова лишнего не скажешь.
  Как ни крути, получалось кисло. Дибров отлично понимал, что присутствие
Сергея им очень и очень помешает. Но все переговорено было еще вчера, и
затевать обсуждение по-новому не имело смысла.
  Ночной, больше похожий на кошмар сон еще не полностью отпустил его. Он
зябко повел плечами. Искандеру ничего рассказывать не стал, хватит ему и
своих переживаний. Владимир клял себя, что втянул Султанова в неприятную
историю, но отступать было поздно.
  Почти свободные от машин улицы, густо обсаженные деревьями, напоминали
бульвары. Свернули на Степана Халтурина, в глаза бросилась вывеска,
которую сначала Дибров прочитал как название китайского ресторана -
"Сэко-энд-хэнд". Потом до него дошло, что это неимоверно искаженное
английское "second hand", и он расхохотался. Тут же вспомнилась еще одна
вывеска, потрясшая его накануне - на газетном киоске крупными латинскими
буквами было выведено "Knigi" - не сразу и догадаешься, что к чему. Ох уж
эта вечная российская страсть к иностранному написанию, доходящая до
абсурда!
  Сергей одиноко стоял у своего подъезда, как стойкий оловянный солдатик.
Складывалось впечатление, что свой пост он занял еще вчера и всю ночь не
отходил от назначенного места встречи ни на шаг.
  - Навязался на нашу голову, - проворчал Искандер, но все же вышел из
машины, помог закинуть тощий рюкзачок Гареева в багажник, символически
попинал шины.
  Дибров, чтобы пропустить Сергея на заднее сиденье, выбрался наружу тоже.
Боковой силуэт "Нивы" отчего-то всегда напоминал ему собаку с поджатым
хвостом, сейчас это впечатление усилилось.
  - Добежит? - коротко спросил он.
  - С таким-то водителем! - воскликнул Искандер, получивший права в этом
году. - Долетит!
  - Вот только без полетов.
  По застроенной деревянными домами улице скатились вниз, к Белой,
проскочили мост и, вырвавшись на магистраль, взяли направление на юг.
Нужная деревенька называлась Урманово и находилась почти на границе с
Оренбургской областью. Хорошая трасса, судя по карте, заканчивалась
намного раньше. Дальнейшее путешествие целиком зависело от фантазии
водителя и возможностей средства передвижения.
  Какое-то время в машине царила полная тишина. Искандер был явно не
настроен разговаривать, Диброва также смущало присутствие Сергея. Как они
будут выкручиваться на месте - непонятно.
  На самом юге Урала Владимир бывал и раньше. Он сразу настроился на дивный
горный ландшафт и был немало разочарован, когда вместо ожидаемых вершин
вдоль дороги потянулись невысокие холмы.
  - Вроде, не так помнится, - нарушил он затянувшуюся паузу. - После
Булгаково еще километров пятьдесят и должны быть видны горы.
  - Это если на Челябинск ехать, сразу горы, а тут их отродясь не было, -
отозвался Искандер. - Может быть, дальше.
  Сергей благоразумно не подавал голос.
  Дибров знал, что, несмотря на доморощенный патриотизм, Искандер дальше
собственный дачи не выбирался никогда, поэтому не придал его словам
особого значения. И все же, когда он ездил в эти места в старших классах
школы, все ему казалось иным. Южный Урал в районе Каповой пещеры был
могуч, лесист, а здесь лысые взгорки скорее напоминали приуральский
Казахстан.
  - Так рано еще, - напомнил о себе Сергей. - Это уж подальше, за
Стерлитамаком.
  Чем дальше от города, тем реже попадались на пути КПП. На самом выезде они
удивили Диброва своей архитектурой. Возле каждой стеклянной будочки
выстроили еще и бетонные укрепления, отдаленно напоминающие детские
крепости. За ними можно было укрыться в полный рост, а прорезанные на
разных уровнях узкие бойницы позволяли вести огонь хоть стоя, хоть лежа.
Почти все гаишники на контрольно-пропускных пунктах вооружены автоматами.
  - У вас здесь что, война мафий? - не выдержал Владимир, указывая на
очередное укрепление. - У нас до такого еще не додумались.
  Но и здесь Искандер остался верен себе:
  - Чего ожидать от Сибири? Отсталая страна.
  Ровная широкая дорога то взлетала на холмы, то падала вниз. Иногда Диброву
казалось, что они мчатся на быстроходном катере. Обещавшие с утра дождь
тучи поднялись высоко и стали легкими облаками. Постепенно у
путешественников настроение улучшилось. Дибров заметил, что Искандер
перестал свирепо коситься в сторону Гареева, а сам Сергей начал
насвистывать что-то вроде марша. Но вести музыкальную тему ему Искандер не
дал, врубил магнитофон, и шум мотора полностью перекрыл пластичный голос
покойного Фредди Меркьюри.
  И час, и два почти ничего не менялось вокруг - все те же холмы, широкая
дорога. Дибров с удовольствием отметил, что Искандер зря не лихачит, на
обгон идет только тогда, когда полностью уверен, что ему ничто не
помешает. Односложные фразы попутчиков постепенно стали складываться в
отрывистую беседу.
  - До темноты уложимся? - спросил Владимир.
  - Должны успеть, если дорога не подкачает. Вообще-то, сейчас сухо.
  - Тогда давайте нигде не останавливаться. Перекусим на ходу.
  - Вам хорошо, - с завистью отозвался Искандер. - Расслабляетесь, а мне -
крути баранку. Кто-нибудь меня сменить сможет?
  Выяснилось, что сможет Сергей, но ему почему-то доверять руль Искандер не
пожелал. Дибров свои водительские права оставил дома, но ничуть об этом не
жалел, пассажиром ехать лучше.
  Небо с редкими облачками внезапно потемнело. Впечатление было таким,
словно начиналось солнечное затмение. Пока дорога шла по взгорку, сквозь
пелену еще слабо просвечивало солнце, но как только спустились в ложбину,
черный туман, и это не было преувеличением, накрыл все вокруг - деревья на
обочине различались с трудом.
  - Что это? - обеспокоился Дибров.
  - Стерлитамак, - спокойно отозвался Сергей. - Гигант индустрии. Крупнейший
в Европе содово-цементный комбинат. Ну и нефтехимия, конечно.
  До этого самым страшным городом, который ему доводилось проезжать, Дибров
считал Череповец с его разноцветными фантастическими дымами над
металлургическим комплексом и мертвым, словно лунным, ландшафтом. Сейчас
он понял, что встречаются места и похуже.
  - Боже мой, что наделали! - только и сказал он. - Как бы побыстрее
проскочить мимо.
  Но побыстрее не получалось. Видимость ухудшилась, Искандер включил фары.
  Вырвавшись из ложбины, "Нива" опять поднялась на холм, и с его вершины
Дибров увидел по левую руку город. Отсюда он казался обычным скоплением
домов, но этим видом Дибров уже не обольщался.
  Особенно сверяться по карте пока не приходилось. Никаких поворотов, жми
себе на газ, да смотри по сторонам. Но уже скоро надо было принимать
решение, как ехать дальше.
  Вариантов было два. Продолжить по шоссе движение на юг и где-нибудь после
Мелеуза взять восточнее. Но в этом случае они по кругу огибали так
запомнившийся Диброву район Каповой пещеры. Однообразные холмы надоели,
хотелось увидеть настоящую дикую природу. В случае, если путешественники
желали насладиться горным пейзажем, надо сворачивать с трассы раньше и
двигаться в сторону Мраково.
  - Не нравится мне название - Мраково, - признался Искандер. - Неприятное.
  - Зато поедем проселком, воздух свежий, вокруг деревья, - уламывал его
Дибров.
  Гарееву слова не давали.
  Красноречие Владимира возымело действие, Искандер съехал с шоссе и
направил машину по грунтовке. Пыль поднялась столбом. Срочно пришлось
поднимать стекла, в кабине становилось душно. Потом начался участок
дороги, на который вылили гудрон, предоставив машинам самим ровно
раскатать его по поверхности. Когда миновали и это препятствие, Искандер
остановился и потребовал, чтобы за руль сел Дибров.
  - Сам сюда затащил, сам и действуй.
  Крылья и дверцы "Нивы" оказались густо заляпаны каплями расплавленного
гудрона, Дибров пообещал лично оттереть их бензином, когда приедут на
место, и занял водительское кресло.
  До этого водить "Ниву" ему не доводилось. Минут пятнадцать ушло на то,
чтобы освоиться, а затем он погнал машину вперед, уверяя попутчиков, что
до Мраково рукой подать.
  Так оно и оказалось, большое село, которое при желании можно было назвать
и некрупным городком, потянулось вдоль дороги огородами. Брошенная на
обочинах сельхозтехника стояла бесполезным металлоломом, колодцы с
журавлями напоминали косо воткнутые в землю удочки.
  Владимир разогнался так, что в первый же поворот начинающейся домами улицы
мог вписаться только с трудом. Указатели сообщали, что он едет по основной
дороге, поэтому, увидев неспешно двигающийся наперерез грузовик, он не
воспринял его как помеху. Через пару секунд стало ясно, что грузовик
уступать не собирается.
  - Тормози! - закричал Искандер.
  Дибров ударил по тормозам, завизжали колодки, всех бросило вперед.
Посчитав дело сделанным, Владимир отпустил тормоз. "Ниву" опять понесло на
неуклонно приближающийся борт грузовика.
  - Тормози! - второй раз еще отчаяннее закричал Искандер.
  На этот раз мотор заглох сам. В полуметре проплыла кабина с невозмутимо
взирающим на них аборигеном.
  - Ты что, нас угробить хотел! - Искандер выскочил из машины первым. - Чуть
не завез под самые колеса.
  - Я думал, остановится, - оправдывался Дибров. - Води сам свою тачку.
  - Чтоб я еще раз пустил тебя за руль!
  Неприятное происшествие сразу всех встряхнуло. Теперь ни у кого не
возникало сомнений, что в Мраково надо остановиться, перекусить и потом
уже выяснить, как ехать дальше.
  Отыскали задрипанную столовую, в которой мух было на порядок больше, чем
блюд в меню, начали расспросы, как проехать до Урманово по непременно
живописной дороге.
  Смешливая девчонка на раздаче смущенно прыскала, глядя на путешественников
и прикрывая рот кончиком косынки. Как проехать мимо пещеры, она не знала.
  Выйдя из столовой, Сергей отловил водителя громадного колесного трактора и
начал допрос с пристрастием. Выяснилось, что надо либо возвращаться
обратно на трассу, либо двигаться по лесной дороге, по которой, как уверял
туземец, не ездят даже на лошадях.
  - Сусанин, - кряхтел Искандер, возясь под капотом. - Гор ему захотелось,
свежего воздуха. Так мы и за два дня не доберемся. Все, стоп машина,
кажется, ремень полетел.
  Поломка всех повергла в уныние. День перевалил за вторую половину, даже
если быстро отыскать мастерскую и сменить ремень, то все равно ехать
дальше будет поздно. Ночевать на обочине никому не хотелось.
  К счастью, им действительно указали дом, где жил частный механик. Самого
хозяина на месте не оказалось, но опрятная старушка, его мать, немного
подумав, впустила во двор, а когда выяснилось, что за люди и куда едут,
предложила переночевать.
  - Новый дом пустой. Я вам там постелю, а сама с внучками в старом
переночую.
  Отвыкший от подобного радушия Дибров, чувствуя себя неловко, предложил
деньги, получил отказ и в конце концов решил рассчитаться продуктами, но
только так, чтобы это не обидело хозяев.
  Первоначальный расчет ночевать уже где-то возле раскопок в палатке не
оправдался. Владимир подумал, что путешествие и впрямь мало чем напоминает
легкую прогулку. Налетом сделать ничего не получалось. Механик домой
должен был вернуться поздно вечером, другую мастерскую искать не хотелось.
Остановка в Мраково на ночь становилась неизбежной.
  Старушка призвала на помощь двух внучек-подростков и попросила отвести
гостей на речку мыться. Несмотря на протесты, она начала стелить в новом
еще не обжитом доме, выстроенном в том же дворе, чистые постели.
  - В машине переночуем, - пытался прекратить ее хлопоты Дибров.
  - Зачем? - удивлялась хозяйка. - Дом есть.
  За всеми недавними происшествиями как-то забылось, что и свернули они с
основной трассы лишь в поисках живописных мест, а между тем горы вплотную
подступали к селу, нависали со всех сторон лесистыми вершинами. На
деревенских улицах горьковатый запах дыма от топящихся печей смешивался со
сладким запахом цветущих трав.
  Внучки вприпрыжку унеслись по улице вперед, показывая дорогу, вся
компания, прихватив мыло и полотенца, пошла следом.
  Напоследок хозяйка извинилась, что не затопила баню, но на это все
отчаянно замахали руками - достаточно того, что приходится возиться с
тремя взрослыми мужиками.
  Малый Ик больше походил на ручей, в самом глубоком месте вода едва
доходила до пояса. Но течение было чистым, дно галечным, и Дибров с
удовольствием смыл с тела пыль. Берега, густо усеянные начавшим созревать
боярышником, круто поднимались вверх, а еще выше и дальше четко выделялись
на фоне неба скалистые отроги Урала.
  С реки уходить не хотелось, но когда вернулись, оказалось, что уже и стол
накрыт. Хлеб, замешанный на диком хмеле, молоко, картошка и сваренные
вкрутую яйца. Дибров поклялся, что обязательно когда-нибудь вернется сюда,
где гостеприимство еще не стало показным, и черт с ним, с городом, в
котором незнакомого человека не пустят даже на порог.


  На лесной дороге, несмотря на жаркую погоду, в колеях стояла вода. Пахло
прелыми листьями, комары в истерике бились о ветровое стекло - маленькие
злые вампиры.
  Второй час "Нива" ползла чуть не на брюхе. Ремень сменили, но сегодня ни
на какого механика рассчитывать уже не приходилось. Возможно, Искандер и
направил бы машину назад, но развернуться нельзя - только вперед.
  - Чем не "Кэмел Трофи"? - пытался поднять его настроение Дибров. -
Вернемся в город, подадим заявку на участие, или предложим пройти этот
маршрут джипам. Здесь вам не Амазонка.
  - Лучше пустыня Гоби, чем это болото, - у Искандера от напряжения запотели
очки. - Слушай после этого искателей приключений.
  Вчерашний благостный вечер, необычайно спокойный и идиллический, был
нарушен только одним происшествием, заставившим Диброва живо вспомнить,
куда и зачем они едут. Когда по деревенской улице в дома возвращался скот
и хозяйки торопливо открывали ворота, чтобы впустить коров и коз во дворы,
мимо скамейки, на которой рядком устроились, покуривая после ужина, Дибров
и компания, с хворостиной в руке невозмутимо проследовал знакомый мальчик.
На него можно было бы и не обратить внимания, здесь он не выделялся среди
многих сверстников ничем, но Владимир, заметив испытывающий взгляд,
который мальчишка бросил в его сторону, сразу напрягся, хотел окликнуть,
но не сказал ни слова. Ни Искандер, ни Сергей не заметили ничего, и позже,
уже в душной избе, маясь на проклятой, нелюбимой с детства перине, Дибров
долго не мог заснуть. Почему-то страшно было засыпать и вновь увидеть
повторяющийся в вариантах сон. Он мучился еще и тем, что неожиданная
встреча могла быть им самим придуманной, воображенной. Так недалеко и до
паранойи, подумал Дибров.
  Выехали рано, над Малым Иком висели клочья тумана, солнце еще не успело
прогреть воздух. А когда началась эта чертова дорога, то и вовсе стало
темно от закрывающих небо деревьев. Гор, конечно, никаких не было видно,
"Нива" ползла, как по траншее.
  - Ур-рр-маново, - рычал Искандер, вторя реву двигателя. - Ненормальная
деревенька. Все, как положено, и дорога туда ненормальная.
  - Нам бы только из леса выбраться, - ободрял его Владимир. - Дальше все
будет хорошо.
  Ни о какой Каповой пещере уже не мечталось. Тоже мне, втемяшил блажь в
голову. Если бы не сворачивали с шоссе, уже вчера были бы на месте. Из
леса буквально выдрались, измазанные грязью и искусанные комарами. Сухой
проселок, по которому, видимо, ездили не часто, зарос травой, но это уже
пустяки, главное можно прибавить скорость.
  Жестяной указатель на Урманово, густо изрешеченный дробью незадачливых
охотников, вначале восприняли как мираж, но потом остановились, посмотрели
еще раз карту, наученные горьким опытом общения с местными жителями,
которые при вопросе, как проехать, наугад тыкали пальцами в разные
стороны, и спустились к речке с загадочным названием Калым. Где-то совсем
рядом должна была показаться деревня.
  - И каков план действий? - подал голос Сергей.
  - Это у тебя план, - огрызнулся Искандер. - Для начала надо помыть машину,
оглядеться.
  Впервые Дибров подумал, что, очевидно, Сергей прав - никакого плана у них
нет. И еще он подумал, что вся их компания напоминает отправившихся на
прогулку зайцев, прихвативших с собой охотника. Как они будут
выкручиваться на местности, как избавятся от опеки Гареева, у которого
явно что-то на уме, - непонятно.
  В городе все казалось просто: доберутся до скалы, положат вещи на место,
где их нашли, и уедут, потому что ожидать результата здесь, в общем-то,
бесполезно. Была еще тайная мечта своими глазами увидеть тень всадника, но
это уже если очень повезет. Что, в свою очередь, собирался тут делать
Сергей, неизвестно. То ли он о чем-то догадывается и вся эта поездка
задумана только как повод, чтобы не упустить Диброва из вида, то ли у него
действительно есть какие-то соображения, с кражей из музея никак не
связанные.
  Пока Дибров занимался мытьем машины, помогая Искандеру, Гареев
прогуливался по берегу неподалеку, изредка кидая в воду камушки.
  - Сначала на место раскопок, - скомандовал было Дибров, когда все заняли
свои места в кабине.
  - Лучше в деревню, - поправил его Искандер. - Хоть спросим, где скала.
  - Какая скала? - оживился Сергей.
  - Да, так... - замямлил Дибров, со значением посмотрев на Искандера. - Это
неинтересно.
  - Отчего же. Поедем, спросим.
  Покрутили еще раз карту, уверились, что к месту раскопок дорога
обозначена, как тропинка, пунктиром, и поехали к деревне. Дибров не
ожидал, что они отыщут здесь крупный населенный пункт, и все же полтора
десятка домиков скорее напоминали разросшуюся заимку, а не деревню. На
единственной улице - ни души.
  - А тут кто-нибудь живет? - обеспокоенно спросил Искандер, притормаживая у
крайнего домика.
  - Сейчас проверим.
  Хилая изгородь окружала большой и пустынный двор - даже кур не видно.
Миновав его, вся троица подошла к крыльцу.
  В другом таком же глухом, редко посещаемом приезжими месте у машины
немедленно собрались бы все жители, здесь же на шум мотора не залаяли даже
собаки. Тишина стояла зловещая.
  - Может, тут и не живет никто? - предположил Дибров, но все же постучал в
дверь.
  Неожиданно она открылась. На крыльцо, глядя на гостей без испуга, но и без
любопытства, вышла молодая беременная башкирка. Владимир совсем
растерялся, не зная, что спросить. Выручил Искандер. Он поздоровался и с
разгона попросил попить. Женщина молча кивнула повязанной цветастым
платком головой и опять ушла в избу.
  - Не поняла? - спросил Дибров.
  Но не успел Искандер ответить, как башкирка вернулась, неся большое
эмалированное ведро с айраном. В ведре вместе с хлопьями простокваши
плавал ковшик.
  - А где остальные? Почему у вас так пусто?
  - Там, - башкирка неопределенно махнула рукой за изгородь. - Косят.
  - Так сенокос же сейчас, - почему-то обрадовался Сергей. Все-таки хоть
какое-то объяснение. - Потому и нет никого.
  - В прошлом году сюда приезжали археологи, - сказал Дибров. - Вы их видели?
  Женщина кивнула.
  - Они лагерем стояли возле реки. Потом с их начальником случилось
несчастье. Вертолет сюда прилетал.
  Никакого ответа.
  - Мы хотим остановиться на том же месте, - продолжил Дибров свои
безуспешные попытки.
  - Зачем? Опять рыть будете?
  - Нет-нет, - Дибров даже замахал руками, пытаясь как можно решительнее
опровергнуть это предположение. - Просто поживем. Места у вас красивые.
  - К скале ходить будете, - уверенно продолжила женщина. - Не надо.
  - А с кем-нибудь еще поговорить можно? - Сергей попробовал перехватить
инициативу.
  - Отчего нельзя, - башкирка поджала губы, еще раз внимательно оглядела
всех троих. - Вечером.
  После этих слов она одной рукой подхватила ведро, из которого никто так и
не отпил ни глотка, и, придерживая другой рукой большой тяжелый живот,
повернулась и ушла в дом. Дверь закрылась.
  - Содержательно поговорили, - вздохнул Дибров. - Ладно, приедем вечером.
Правда, гостеприимством здесь и не пахнет. Такое впечатление, что местные
живут, как в скиту. Чужих не любят.
  Отъехав от деревни километра четыре, нашли место прошлогодней стоянки
археологической партии. Более светлые квадраты травы, оставшиеся от
палаток; костровище с рогатинами для котелка; почерневший под дождями и
снегом стол, сколоченный из необструганных, но скобленных ножом досок.
  Река тихо шумела под небольшим обрывом. Площадка располагалась очень
удачно: подступающая к горам холмистая степь с одной стороны, круто
начинающийся уступ скалистого хребта - с другой.
  Не мудрствуя лукаво, решили остаться. Пока совещались, как быть с водой, -
из Калыма брать нельзя, очень уж мутная, - со склона послышалась песня.
  Дибров прислушался. Пели по-грузински.


  Деревянные ящички, уложенные под водительским сиденьем, не давали Диброву
покоя. Но надо для начала выяснить еще, где расположена знаменитая скала.
Ничего подходящего под описание самому обнаружить не удалось. Какое-то
время ушло на то, чтобы поставить палатку и разгрузить багажник.
  Обрывки грузинской песни, доносящиеся со склона, заставили повертеть
головой в поисках самого певца, но удалось только разглядеть пятно явно
вырубленного леса и какие-то посадки. Отложив дальнейшие изыскания на
потом, Дибров под предлогом, что кому-то обязательно надо дежурить в
лагере, уговорил для начала остаться Гареева, а сам вместе с Искандером
опять поехал на машине в деревню.
  На этот раз улица выглядела более оживленной. Миновав первый дом, где они
уже побывали, остановились чуть дальше. Владимир тщетно пытался
определить, а где же тут магазин, - естественный центр любого небольшого
поселения, - но ничего похожего так и не нашел. Где же они покупают
продукты, подумал он, но слишком зацикливаться на этой мысли не стал, ведь
как-то обходятся.
  Наблюдательный Искандер указал еще и на отсутствие столбов с проводами, не
иначе дома освещаются допотопными керосиновыми лампами.
  Ни в один из дворов заходить не стали, надеясь перехватить кого-нибудь из
местных на улице. Еще издали Дибров видел фигуры двух мужчин, переходящих
дорогу, но стоило машине остановиться, как вновь рядом никого.
  - Может, они специально прячутся? - предположил Искандер, открывая дверцу.
  - Видеть нас не хотят.
  Но тут же, словно в опровержение его слов, отворилась калитка в ближайшей
изгороди, и на улицу выглянул сморщенный старичок с редкой седенькой
бородой и в черной тюбетейке. Не говоря ни слова, он призывно махнул
рукой, давая знак, чтобы подошли.
  Повторного приглашения Дибров дожидаться не стал.
  - До чего у вас тут тихо, - поздоровавшись, сказал он. - А мы приехали
немного пожить около деревни, отдохнуть.
  - Хорошо, - сказал старичок.
  - В прошлом году к вам приезжали наши товарищи, - продолжил Дибров. -
Потом их начальник заболел.
  - Плохо, - старичок сочувствующе кивнул.
  - До сих пор не знает никто, почему заболел. Говорят, недалеко есть скала
с всадником.
  - Плохо, плохо, - похоже, других слов аксакал не знал.
  - Почему плохо? - растерялся Владимир. - Разве нельзя на скалу смотреть?
  - Всадник! - старичок поднял корявый и коричневый, словно сучок, палец. -
Батыр! Просить нельзя!
  - Никто ничего просить не собирается, - Дибров был терпелив, как учитель
начальных классов. - Просто узнать, где скала. Вернуть просьбы, - даже не
понимая, как глупо это звучит, сказал он.
  Старичок посмотрел на начавшее темнеть небо, глубоко вздохнул и плавно
прикрыл калитку.
  - Эй! - крик Диброва прозвучал отчаянно. - Нам только посмотреть!
  Он напрасно ждал ответа, улица словно вымерла. Во дворах поднимался легкий
дымок, там готовили ужин, но тишина стояла такая, как будто они находились
в деревне призраков. Ощущение ненастоящести происходящего стало настолько
сильным, что Диброву захотелось немедленно убраться подальше, хотя бы в
лагерь к реке, где все-таки было какое-то движение жизни.
  Искандер, сумрачно наблюдавший за ним, не отходя от машины, молча завел
мотор. Но лишь "Нива" тронулась с места, как из крайнего дома, куда они
заезжали днем, вышла беременная башкирка.
  - Ты спрашивал про скалу, - утвердительно сказала она, хотя из-за
дальности расстояния не должна была слышать ни слова из предыдущего
разговора. - Надо отъехать в степь и обогнуть гору. На всадника смотреть
нельзя, вещи вернуть.
  - Спасибо, - больше, чем это "спасибо", Дибров не нашелся, что сказать.
  - И быстрее уезжай отсюда. Обратно. В город.
  - Да-да, - торопливо согласился Владимир. - Обратно. А вы не скажете, есть
ли у вас мальчик? - неожиданно для самого себя спросил он. - Лет десяти.
Ну, малай, - вспомнил он, как называется мальчик по-башкирски.
  - Малай есть, кызым есть. Еще малай будет, - женщина положила руку на
живот.
  - Я не про это, я про другого мальчика. Он приезжал в город.
  - Наши в город не ездят, наши живут здесь, - женщина уже повернулась,
чтобы уйти, и вдруг спросила: - Молока надо?
  - Да, надо бы.
  - Пошли, дам.
  Во двор его не пригласили, и Дибров остался ждать за воротами. Вскоре
башкирка вернулась, неся неполную трехлитровую банку. Дибров наугад
вытянул из бумажника несколько купюр, но женщина отрицательно покачала
головой.
  - Это, - указала она пальцем на прикрепленную к внутренней стороне
бумажника фотографию жены Светланы и самого Диброва.
  - Зачем тебе? - не понял Дибров. - Возьми деньги.
  - Это, - последовал непреклонный ответ.
  Не понимая, что он делает, проще было бы отказаться от молока, Владимир
вытащил фотографию из-под плексигласа.
  - И уезжай, - добавила напоследок башкирка.
  В эту ночь Диброву приснился другой сон.


  ... шел по ночному лагерю и знал пароль. Следовало сказать: "Всадник в
пути", отзывом было: "Вселенная у ног". Но никто у Диброва пароль не
спрашивал. Часовые смотрели сквозь него, как будто он был невидим.
  Владимир так уверился в своей неуязвимости, что подошел совсем близко к
костру, около которого еще не спали. Приземистые кривоногие воины
заставляли пленного узбека играть на бубне и петь песни. Узбек выл, как
шакал, которому в бок угодила стрела, но монголы счастливо хлопали в
ладоши и подпевали низкими гудящими голосами.
  Женская тень с высокой прической скользнула совсем рядом, Дибров отвлекся
и начал искать глазами, куда она пропала. Взгляд остановился на
темно-желтом шатре, явно не принадлежащем воинам.
  "Зайду!" - решил Дибров, хотя что-то говорило ему, что этого делать не
следует.
  Посреди шатра горел костер из корней степного кустарника, сухой дымок,
закручиваясь, поднимался к отверстию круглой крыши. Дибров сразу увидел
девушку, замеченную им в лагере. Высокая, словно лакированная прическа,
удерживаемая перламутровым гребнем, совсем не походила на косички
женщин-кочевниц. Мелко семеня, девушка прошла в дальний конец юрты, где на
пестром ковре, сощурив и без того узкие глаза, сидела меркитская принцесса
Кулан-Хатун. Ее Дибров уже видел в прошлый раз на пире.
  - Ты сказала ему, чтобы пришел?
  - Да, моя госпожа. Он придет.
  Дибров сел на корточки недалеко от входа. Чуть дальше земля была застелена
коврами, а здесь валялся лишь небольшой кусок кошмы, но Владимир
чувствовал, что слишком близко к женщинам подходить не надо.
  - Это новый раб? - вновь спросила у служанки Кулан. - Он с севера?
  - Я его не знаю, - удивилась китаянка, обернувшись к порогу. - Зачем он
зашел сюда?
  - Пусть сидит, нукеры рядом, - принцессу, казалось, забавлял вид Диброва,
совсем не похожего на привычных, всегда окружающих ее людей. - Кстати, где
мои новые рабыни? Ты отобрала какую-нибудь из них? Мне нужна носительница
рукомойника.
  - Я не успела, - призналась служанка и наклонила голову так, что Дибров
подумал - сейчас лакированная башня волос непременно рухнет.
  - Какая ты бестолковая! - глаза Кулан гневно сверкнули, она капризно
изогнула губы, но вдруг резко хлопнула в ладоши. - Ладно! Веди их всех
сюда, я выберу сама.
  Китаянка, все так же мелко семеня, прошла совсем рядом с Владимиром. На
ходу она бросила быстрый испытывающий взгляд в его сторону. Глаза у нее
были темные, испуганные.
  Вот и мне бы пора отсюда, подумал Дибров. Не ровен час.
  Но, подумав, он все же остался сидеть, как сидел, только противно заныло
что-то внутри в предчувствии нехорошего.
  Принцесса тем временем, совершенно не обращая на пришельца внимания,
словно его и вовсе тут не было, взяла с персидского цветастого ковра
серебряное зеркальце и, прихорашиваясь, подняла удивленно брови,
приоткрыла зубы, а потом счастливо рассмеялась, видимо, оставшись
довольной увиденным.
  Уйду, вновь подумал Дибров. Вот сейчас поднимусь и уйду.
  Но не успел он пошевелиться, как у шатра послышались многочисленные шаги,
входной полог откинулся и внутрь одна за другой вошли гуськом четыре
девушки. Пятой замыкала процессию китаянка.
  По сравнению с нарядом служанки одежда девушек выглядела бедной. Три из
них со смоляными длинными косами явно принадлежали к монгольской расе и
лишь одна выделялась русой челкой, падающей на лоб из-под - Дибров мог бы
поклясться в этом - черного с набивным красным рисунком, изображавшим
розы, платка.
  Точно такой же платок он дарил года три назад жене Светлане, но она его
надевала редко. Лишь иногда зимой, когда задувала метель, повязывала под
меховую шапку, отчего сразу же становилась похожей на русскую боярыню.
  Девушки прошли мимо и остановились лицом к Кулан, теперь Дибров мог их
видеть лишь со спины.
  - Уй, какие уродины! - Кулан положила руки на колени и горделиво
выпрямилась. - Почему ты не дала им воды?
  Служанка вновь наклонила прическу.
  - Милости и пощады! - быстро проговорила одна из кипчакских девушек и
упала на колени так стремительно, что косы перелетели у нее из-за спины
вперед и расстелились по ковру блестящими жгутами. - Я умею делать все,
что полагается. Я умею расчесывать волосы и вышивать золотом, я умею доить
верблюдиц...
  - Верблюдиц! - смех принцессы прервал торопливую речь. - Она думает, что
понадобилась мне, чтобы доить верблюдиц!
  Кулан пришла в хорошее расположение духа. Она вновь внимательно осмотрела
девушек и, очевидно, приняла какое-то решение, потому что на этот раз
обратилась не к кипчачкам, а к той, с русой челкой и в платке.
  - А что умеешь делать ты?
  - Я? - раздался растерянный голос и Дибров от неожиданности резко качнулся
вперед, словно его толкнули в спину. Этот голос мог принадлежать только
Светлане.
  - Да, ты! - Кулан вновь нахмурилась. - Теперь у нас много северян, но они
все такие бестолковые. - Последние слова предназначались китаянке. - У них
у всех голубые глаза и светлые волосы, и все они глупые, как дрофы. Вон
там уже сидит один и вид у него, как у больного тушканчика.
  Девушка обернулась, и Дибров встретился взглядом со Светланой. Это была
точно она, потому что тоже узнала его и беззвучно прошептала его имя.
  Да что это такое! - хотел крикнуть Дибров и не смог. Не успел.
  Вновь откинулся полог и, грузно ступая белыми замшевыми сапогами, словно
стараясь продавить подошвами землю, в шатер вошел Чингис. Черная его
одежда из парусины была перетянута широким золотым поясом.
  - Ты звала меня, моя маленькая рысь? - голос его был низок, хотя он и
старался говорить поласковее. - Ты звала меня на праздник ночи, но почему
мы тогда не одни?
  Хаган недоуменно оглядел девушек, Диброва, похоже, он пока просто не
заметил.
  - Когда у меня будет вторая хорошая служанка? - Кулан откинулась назад,
опершись на прямые руки, отчего ее маленькие острые груди мягко обтек шелк
синего платья с серебристым шитьем. - Почему бы тебе не послать
кого-нибудь за ней обратно, в Китай? А пока мне не из кого выбирать. Разве
что, - проговорила она задумчиво, - взять вот эту, с севера. Но она совсем
дикая.
  - Зачем тебе северянка? - удивился Чингис. - Оставь ее прислуживать мне.
  - И ты возьмешь ее в наложницы, - сварливо возразила Кулан.
  - Володя! - тонко крикнула Светлана.
  Ее голос прервал оцепенение Диброва. Он резко вскочил и, умудрившись не
толкнуть хагана, тут же оказался со Светланой рядом. Он схватил ее за руку
и, чувствуя, как жена спотыкается, потому что не может бежать так же
быстро, как он, буквально выволок ее из шатра.
  Тут же путь ему преградили трое нукеров в синих шубах с красными нашивками
на рукавах. Перед собой они держали копья. Дибров отклонился от
направленного ему в грудь наконечника, но пробиться сразу через троих все
же не смог. Он почувствовал, как ладошка Светланы вырвалась из его руки. А
на него уже навалились, прижали к земле, и последнее, что он услышал, был
полный отчаянья голос жены: "Уберите..."


  - Уберите с меня эту пакость!
  Вопль Сергея заставил Диброва резко приподняться и сесть. Еще ничего
толком не соображая, словно по-прежнему находился в темной и тесной юрте,
он вдруг понял, что сон кончился, и солнце, мягко растекаясь по тенту
палатки, уже прогрело все вокруг.
  Одновременно с ним в другом крае палатки зашевелился Искандер.
  Сергей лежал посередине, выпростав голые руки из спального мешка. По его
предплечью неторопливо полз громадный и страшный, но, в общем-то,
совершенно безопасный для человека паук-крестовик. Гареев смотрел на
приближающееся к его лицу чудовище широко распахнутыми глазами, полными
ужаса.
  Владимир засмеялся, пошарил в кармане палатки и, отыскав в нем коробок
спичек, небрежно смахнул паука прямо на грудь Искандеру. Раздался второй
вопль.
  Застегнутый на пуговицы полог не дал всем одновременно выскочить наружу, в
палатке началась возня, перепуганный паук начал торопливо взбираться по
вертикальной брезентовой стенке, сорвался и в конце концов забился за
дюралевую стойку.
  Утро обещало быть бодрым.
  Остатки невысохшей на траве росы приятно холодили босые ступни. Владимир,
прищурившись, посмотрел на солнце - уже высоко - и начал рыться в рюкзаке
в поисках зубной щетки. Проблему с водой так вчера и не решили, в канистре
оставалось не больше половины, а в деревню после вчерашнего визита ехать
больше не хотелось.
  Где-нибудь обязательно должен быть родник, подумал Дибров. Вряд ли бы
стали разбивать лагерь вдали от источника.
  Он уже совсем было собрался произвести короткую разведку, - вчера из-за
сгустившейся темноты этого сделать не удалось, - когда увидел спускающуюся
причудливым галопом со склона горы собаку. Впрочем, собакой эту зверюгу
можно было назвать лишь условно. Густая свалявшаяся и местами вылезшая на
боках рыжая шерсть в черных подпалинах, почти медвежья голова с короткими
ушами, а рост, Владимир попятился обратно к палатке, выше его пояса.
Сожрет, не подавится.
  Он спиной ввалился внутрь, откуда его нетерпеливо попытался выпихнуть
Искандер, и начал застегивать полог. Пуговицу заело.
  - Ну, чего ты! - орал расхрабрившийся и полностью забывший о схватке с
пауком Искандер. - Чего испугался!
  - Там... - только и выдавил из себя Дибров. - Собака!
  - Собачка лаяла на дядю фраера, - придурковатым тенорком запел Искандер и
протиснулся вперед, но тут же вновь очутился за спиной Владимира.
  Сергей, сидя, натягивал на себя футболку, из-за спин приятелей ему пока
ничего не было видно, поэтому он оставался самым невозмутимым из всей
компании.
  - Ну и теленок, - прошептал Искандер, надежно утвердившись за плечом
Диброва. - И прямо в лагерь!
  Палатка и копошащиеся в ней люди собаку интересовали мало. Не обращая ни
на кого внимания, она вразвалку приблизилась к костровищу и уверенно,
словно прекрасно знала, где что находится, запустила морду в котелок с
остатками вчерашней вермишели с тушенкой. Густо усеянный репьями хвост от
удовольствия заходил во все стороны.
  - Сейчас слопает, а потом примется за нас, - все так же шепотом сказал
Искандер.
  - Да кто там, кто? - пытался понять происходящее Сергей.
  - Конь в пальто, - Дибров поискал глазами какую-нибудь палку. - Без
завтрака остались. У тебя табельное оружие есть?
  - В городе.
  Собака подняла морду от котелка и внимательно посмотрела на Диброва. Он
мог бы поклясться, что еще и усмехнулась при этом.
  - Давайте все разом, - предложил Дибров. - Выскочим и заорем.
  - Только ты первый, - предупредил Искандер.
  Унизительное положение заложника Диброву надоело. Надо же, террорист
какой, пришел и нагло жрет их завтрак, а они сиди и молчи.
  - А ну кыш отсюда! - он поднялся на ноги. - Вон! - закричал он еще громче,
видя, как псина дернулась в сторону от котелка.
  - Во-о-он! - закричала вся троица хором.
  При желании зверюга легко могла бы расправиться со всеми сразу, но
поднятый шум ей не понравился. Дибров, прихватив с земли сук, начал
заходить с одного края, с другого, держа в руке туристский топорик,
подступал Искандер.
  Не долго думая, собака схватила котелок за дужку, и рысцой направилась
вверх по склону. Дибров в отчаянье швырнул ей вслед палку. Еще минуту
рыжий мех мелькал между деревьями, а потом пропал.
  - Откуда она взялась? - Сергей, как кукла из-за ширмы, выставил голову из
палатки. - И какая здоровая!
  - С горы, - Дибров ткнул пальцем в сторону склона. - Прямо сверху. У нас
второй котелок есть?
  Второго котелка в машине не оказалось.
  - Ну и что будем делать? Кипятить чай в кружке?
  Так и не отыскав родник, компания позавтракала всухомятку и решила
отправиться по следам похитителя. Без котелка жизнь представлялась
невозможной.
  - Не будет же она таскать посуду за собой, - к Диброву каким-то образом
сами собой перешли обязанности командира и он возглавил экспедицию в горы.
- Слопает тушенку, а котелок бросит. Лишь бы каждый день приходить не
повадилась.
  - Это дикая собака, - предположил Искандер. - Она ведь не из деревни
прибежала. Недавно читал в газете, что дикие собаки нападают на людей. И
вообще, бродят стаями.
  Среди деревьев и кустов скоро обозначилась узкая тропинка. Если по ней и
ходили, то не часто. И все же она указывала на то, что здесь ступала нога
человека.
  Вышли на прогалину и, обернувшись, Дибров увидел внизу свой лагерь.
Маленькая палатка, словно лежащая на земле раскрытая книжка, и почти
игрушечный автомобиль.
  - А ведь высоко уже забрались, по-моему, и до вершины недалеко.
  Но впечатление большой высоты было все же обманчивым - вершина почти не
приблизилась, лишь склон стал еще круче.
  - Если друг оказался вдруг... - нога Искандера предательски соскользнула с
камня, и он зашатался, обретая равновесие. - И не друг, и не враг...

  - Вот опять вино играет,
Ночь весельем озаряет,--

  неожиданно донеслось сверху.

  - С Арарата лишь спустился
Ной - немедленно напился!

  Дибров остановился и предупредительно поднял руку, чтобы остальные не
мешали слушать.

  - Лишь вино удалый пьет...

  - Так ведь это тот самый певец, что и вчера, - Дибров уже увереннее повел
остальных за собой. - Только вчера он пел по-грузински, а сегодня -
по-русски.
  Тропинка завиляла зигзагом, огибая валуны, и вдруг Дибров очутился на
ровном, насколько может быть ровным на склоне, открытом пространстве.
Кое-где по краю торчали пни, указывая, где еще недавно росли деревья.
  Взгляд разом охватил невысокие шпалеры винограда, совершенно неуместные
здесь, на Урале; домик, буквально воткнутый задней стеной в гору; мужчину
в сванетке на круглой макушке перед открытой настежь дверью. На плоской
крыше домика лежал знакомый пес, насторожив маленькие медвежьи уши.
  - Ага, вот она! - Искандер обличающе ткнул рукой в сторону собаки. - А где
котелок?
  - Ца! - сказал мужчина в сванетке и поднялся навстречу. - Гамарджоба!
Давно жду!
  - Здравствуйте, - Владимир старался соблюсти приличия. - Это ваша собачка?
  - Моя, клянусь богом! - мужчина широко распахнул руки, словно пытался
заключить в объятья весь мир. - Это мой Рем!
  - А это наш котелок, - Искандер углядел недалеко от порога злополучную
посудину. - Ваш Рем его спер.
  - Ца! - огорчился мужчина, его скорбно висящие по краям рта усы опустились
еще больше.
  - Документы на собаку есть? - выступил вперед Сергей. - Она не бешеная?
  - Зачем бешеная? - глаза мужчины округлились. - Зачем документы? Пицунде
жил - давай документы. Сюда приезжал - давай документы. В горах живу -
документы. У меня паспорт есть, там моя фотокарточка. Но разве
фотокарточка лучше человека! Заходите, садитесь, буду угощать.
  - Нам бы котелок, - Дибров немного опешил от многословия. Оказавшись на
винограднике, он растерялся, ничего не понял и не нашел ничего лучшего,
как протянуть к валявшемуся на земле котелку руку. Собака тихо зарычала.
  - Фу, Рем, - сказал мужчина. - Какой бессовестный пес. Украл котелок.
  - И съел тушенку, - напомнил Сергей.
  - Ца! У Ираклия нет тушенки, - мужчина ударил себя рукой в грудь. - Есть
вино.
  - Он - псих, - тихо, так чтобы никто, кроме Диброва, его не услышал,
сказал Искандер.
  - Да погоди ты, - Владимир еще внимательнее вгляделся в лицо неизвестного.
Крупный мясистый нос мужчины круто устремлялся вниз, уравновешивая подкову
усов, круглые темные глаза были полны наивной радости. - Смотри, какой
типаж.
  - Сейчас, -Ираклий метнулся к дому, потом остановился. - Здесь! -
счастливо воскликнул он и указал рукой на скамейку около стола. - Будем
пить!
  - А лицензия на производство вина у вас имеется? - вновь строго
поинтересовался Сергей.
  - Ца? - мужчина от удивления чуть не выронил большой, литров на десять,
бидон, который вынес из дома, обхватив двумя руками. - Вино, как ребенок.
Когда делают, получают удовольствие, когда пьют - радость. Ты думаешь,
Ираклий не умеет делать вино?
  - Я думаю, нам лучше остаться и поговорить, - сказал Владимир, и,
показывая пример, первым опустился на скамейку.
  - Какой пир без разговора! - Ираклий обрадовался, что нашелся хоть один,
готовый разделить его угощение. - Сейчас!
  Он вновь метнулся в дом и вернулся с гранеными стаканами и графином. Отлив
из бидона через воронку пенящееся красное вино, он высоко поднял графин и
удовлетворенно посмотрел вино на свет.
  - Почти "Мукузани"!
  - Почти... - неуверенно повторил Искандер.
  - Ты хочешь, чтобы в этой паршивой природа рос настоящий мукузани! -
взорвался Ираклий. Но тут же смущенно улыбнулся, блеснув парой
металлических коронок. - Зима холодная, весна поздняя, но, слава богу,
солнце есть. А солнце - это виноград. - Он щедро разлил вино по стаканам.
  - Выпьем за гостей.
  Вино кислило и чуть щипало язык, но Дибров выпил стакан залпом, не
переставая удивляться чудесам, творящимся на белом свете. Грузинский
виноградник на Урале представлялся истинным чудом, а когда словоохотливый
Ираклий поведал свою историю переселения сюда, удивился еще больше.
  Из сумбурного и шумного разговора стало ясно, что после заварухи в Абхазии
Ираклий почему-то вместо того, чтобы бежать к родственникам в Кахетию,
подался на север, пересек пол-России и, оказавшись на Урале, решил осесть
в этих невысоких горах, чем-то напомнивших ему холмы Грузии. Под обломками
рухнувшего от прямого попадания снаряда дома погибли его жена и дочь, и он
больше не захотел возвращаться на пепелище, хотя и ездил после того, как
забился в этот медвежий угол, дважды на родину, привез виноградные чубуки,
выкорчевал лес и обосновался на этом южном склоне, не желая видеть никого
из людей.
  - Но без друзей и песен черствеет сердце, - Ираклий склонил голову над
стаканом, рискуя воткнуть в него свой великанский нос, как Буратино в
чернильницу. - Будем друзьями!
  - Будем! - глухо отозвался Дибров, взглянув в бледно-голубые слезящиеся
глаза Ираклия. - Выпьем за твой новый дом, за твое гостеприимство, за мир
вокруг нас.
  - Как хорошо сказал, - Ираклий вновь схватился за бидон.
  Протестовать было трудно. Все у переселенца, вроде бы, складывалось
удачно, но в своем желании уединения он действительно отыскал такое
нелюдимое место, что вскоре пожалел об этом. Редко приезжающая в деревню
автолавка привозила скудный ассортимент продуктов, да и на те денег у
Ираклия не было - пенсию он не получал.
  - Зелень есть, - перечислял он, - картошка есть, виноград есть, вино есть,
- последнее он произнес с особой гордостью. - Мяса взять негде, купить не
на что.
  - Продавай вино, - посоветовал слегка захмелевший Искандер. - Такое вино
всякий купит.
  - Ца! - Ираклий всплеснул руками. - Кому! Эти в деревне вина не пьют.
Мусульмане! Сам увезти в город не могу, не на чем. Сюда никто не ездит.
Да, - вспомнил он. - Год назад приезжали археологи. Но у друзей денег не
беру, - он счастливо оглядел компанию. - Выпьем!
  - Археологи к тебе приходили?
  - А как же. Каждый вечер приходили, пока не заболел Валентин. Такой
хороший человек. Ты его не знаешь?
  - Знаю, - Дибров оторвал перо лука и обмакнул в соль. - Затем и приехали.
Хотим узнать, что случилось.
  - Такая странная история. Тут есть скала. Говорят, она принадлежит воину.
Я думаю, Ираклию. Нет, не мне, - быстро сказал он, поймав недоуменный
взгляд Диброва. - Другому Ираклию, грузинскому царю, великому воину. Он
появляется на скале в доспехах и проезжает между огней. Вот тогда у него
можно просить, что угодно, и он исполнит.
  - Ты просил?
  - Я - нет, - твердо сказал Ираклий. - Я даже не ходил смотреть. А Валентин
ходил.
  - С чего ты взял, что этот воин - грузинский царь?
  - А как же? Кто был более велик в походах, чем он, - глаза Ираклия
загорелись. - Слушай, что писал Нико Бараташвили, я знаю и по-русски: "С
юга показались персияне. Небо в эти страшные часы изливало на поле сиянье
в блеске всей полуденной красы. Царь сказал: "Гляди, моя дружина, как
заносчив нечестивый враг. Слушай, воинство мое! Грузины, судьбы Грузии у
вас в руках. Отдадим ей все, что только можно. Я надел, как вы, простой
доспех. Ныне выяснится непреложно, кто отчизну любит больше всех". -
Ираклий вытер блеснувшую в уголке глаза слезу. - Это долгая история. Царь
бился и с персами, и с лезгинами, он сражался с врагами, шедшими на Грузию
со всех сторон, но пока он был в походах, враги напали на Тбилиси и
разрушили его, а в войсках началось предательство. И Ираклий понял, что
одной Грузии не выстоять, тогда он заключил союз с Россией.
  - И ты решил, что воин на скале - это он?
  - Да, великий Ираклий.
  - М-да, а в деревне что говорят?
  - Они говорят, что это Чингис, тоже великий воин. Но это неправда.
  Сергей, просидевший молча весь разговор, наконец подал голос:
  - Опять про скалу. Почему я ничего не знаю?
  - И не надо, - Ираклий в очередной раз потянулся к бидону. - Какая польза
от тени воина? Зачем просить милости, когда есть главная милость божья -
жизнь! Зачем смотреть на тень вина, когда есть само вино? Выпьем!
  От Ираклия вырвались часа через три, дав обещание, что непременно придут к
нему завтра вечером. Спускаясь с горы в сопровождении Рема, который
оказался очень добродушной, хотя и свирепой на вид псиной, Дибров решил,
что надо попробовать купить в деревне барана, сделать шашлык, а остальное
мясо положить Ираклию в погреб, на ледник. Сверху доносилась песня про
прекрасную кахетиночку, не желавшую любить храброго юношу.


  Если бы не желание купить барана, то в этот день Дибров ни за что бы в
деревню не поехал. Он уже убедился, что помощи от местных ждать не
приходится, а где искать скалу, он и так знал. Лишь только они вернулись в
лагерь и сходили к роднику, который и впрямь оказался совсем рядом, в
небольшой и густо заросшей кустами тальника ложбинке, Ираклий им указал
место, вся компания дружно повалилась спать. Казавшееся некрепким вино все
же порядком одурманило компанию, да и поднявшееся в зенит солнце шпарило
так, что думать хотелось только о тени.
  Спать мешали мухи. Владимир отбивался от них не хуже, чем царь Ираклий от
персов, но все равно вынужден был сдаться и открыть глаза.
  Тени от деревьев удлинились. Пронзительно крича, из невидимого гнезда на
горе вылетели два соколка. Они увидели большого коршуна, который по
сравнению с ними выглядел, как бомбардировщик рядом с легкими
истребителями. Но коршун не принял бой и, торопливо взмахивая крыльями и
сломав полет, стал отступать в сторону реки. Победно крича, соколы
вернулись к гнезду.
  - Заводи машину, - скомандовал Дибров, когда, вздыхая и позевывая, из
душной палатки вылез Искандер. - Поедем в деревню.
  В действительности в деревню он хотел заехать позже, а до этого обогнуть
гору со стороны степи и хотя бы просто посмотреть на знаменитую скалу. Не
сразу же тащить туда ящики, да и при Сергее это сделать невозможно.
  Но Гареев на этот раз не дал им уйти в отрыв.
  - И я с вами, - твердо сказал он, когда Дибров попытался оставить его в
лагере костровым. - Сегодня, вообще, не моя очередь дежурить. Я тоже хочу
увидеть скалу.
  - Мы туда не поедем, - уверенно соврал Владимир. - Мы - в деревню. Барана
хочу купить Ираклию на шашлык.
  - Я поеду с вами, - уперся Сергей.
  Начинали сбываться худшие предчувствия, что от собственного следователя
избавиться будет трудно.
  Вместо дороги в степь уходила неглубокая колея. Сначала она пролегала по
берегу Калыма, потом круто сворачивала в сторону деревни и вновь
возвращалась к реке. По широкой окружности "Нива" обогнула гору.
  Противоположный склон был также лесист, но еще более крут. Местами над
верхушками деревьев поднимались скалистые выступы - их еще часто называют
чертовыми пальцами. Калым неспешно перекатывал мутные струи, иногда
закручивая под глинистыми обрывами, испещренными норами
ласточек-береговушек, мелкие водовороты.
  Скалу Дибров увидел и узнал сразу еще издали.
  Если бы какому-нибудь режиссеру массовых зрелищ захотелось выбрать место
для исполинского кинотеатра или сцены, то лучшего придумать было просто
невозможно. Громадная, как стадион, ровная площадка подступала к берегу
Калыма, а на противоположной стороне, оставляя перед собой узкую полосу
просцениума, вертикально поднималась, словно экран, серая базальтовая
стена. Впечатление было таким, как будто здесь когда-то было задумано
строительство театра для гигантов, но потом, его так и не закончив,
бросили, предоставив времени и стихии самим завершить начатое.
  - Вот это место, - уверенно сказал Сергей. - Скала для всадника.
  - И ты веришь этим сказкам? - Дибров постарался, чтобы его голос прозвучал
насмешливо, хотя на самом деле он чувствовал себя подавленным. -
Геологический уникум, не больше.
  - Конечно, всегда появятся связанные с таким местом легенды, - пришел на
помощь Диброву Искандер. - На Кавказе или в Крыму, наверное, ни одного
камня не осталось, о котором не сочинили бы легенды. Без них отдыхающим
скучно.
  - Какие здесь отдыхающие, - Гареев выбрался из машины и подошел к самому
берегу. На фоне циклопической стены его фигурка казалась крохотной. - Нет,
это что-то другое. Посмотрим?
  Чувствуя себя идолопоклонником, Владимир уселся прямо на пыльную траву. За
его спиной, не встречая препятствий до самого горизонта, раскинулась степь
с белыми пятнами колышущегося ковыля, прямо перед глазами, перекрывая
видимость на сто восемьдесят градусов, почти в зенит упиралась скала.
Тишину нарушало лишь невнятное бормотание реки.
  - А ведь Лазарева, - тихо сказал он Искандеру, - даже не упомянула, что
скала на другом берегу. Вот курица безмозглая, как же мы теперь туда
переберемся - лодки нет.
  - Похоже, тут мелко, - Искандер, приготовивший еще в городе специально для
этого случая этюдник, даже не вытащил его из машины. - Можно вброд.
  - А зачем вам к самой скале? - подозрительно поинтересовался Сергей,
услышавший последнюю фразу.
  - Просто так, погулять.
  - Отсюда видно лучше.
  - А чего тут смотреть, - Дибров, показывая пример, поднялся. - Забавно, и
все.
  - Не скажи, - Сергей взглянул ему в глаза снизу вверх. - А всадник?
Чингис-хан?
  - Нет, ты вот сам подумай, почему именно Чингис-хан, или тот же Ираклий?
Тумены Чингиса сюда не доходили, ну, может быть, отдельные отряды
разведчиков. Главное поле битвы было на юге, в Хорезмском ханстве. Алтай,
Средняя Азия. И то после покорения Северного Китая. Потом, в деревне кто
живет? Башкиры. Они вообще в сражениях Чингиса не участвовали. Он
башкирских воинов к себе не брал. Чем-то они ему не нравились. Или
дисциплины не хватало, или бились так себе. Даже позже ни один из
монгольских военачальников не рассматривал башкир, как военную силу. Они
здесь жили и до монголов, и позже живут. Так при чем тут Чингис?
  - Говорят ведь, - сумрачно отозвался Сергей, прикусывая стебелек сухой
травы. - Что же, зря?
  - Выходит, зря. И хватит об этом разговоров. Посмотрели, и будет.
  - А как же насчет тени, появляющейся на скале?
  - Ты что, Ираклию поверил? Так он тебе еще не то расскажет.
  - Не только Ираклий, в деревне говорили тоже.
  - Дикий народ, - напомнил о себе Искандер. - У них даже электричества нет.
  Последний аргумент был и вовсе глуп, но, как ни странно, подействовал.
  - Ладно, поехали, - неохотно согласился Сергей.
  Самой деревни еще почти не было видно, но характерный запах кизячного дыма
уже чувствовался вовсю. Кизяком местные могли бы и не топить, леса вокруг
хватало, но, возможно, лень заготавливать и пилить дрова заставляла
деревенских следовать давним кочевым традициям, хотя, с другой стороны,
месить и сушить потом кирпичи из кизяка тоже занятие не из легких.
  Единственная улица была все так же тиха и малолюдна. В знакомый уже дом
беременной башкирки идти не хотелось. Дибров живо помнил ночной сон и был
почти уверен, что причиной ему отданная вчера фотография. Колдуны,
телепаты, непонятный народ. Удастся ли еще отыскать хоть одного
нормального, который согласится продать барана за обычные деньги?
  К счастью, им повезло. Почти на въезде встретился средних лет мужчина в
телогрейке на голое тело и зимней солдатской шапке, несмотря на теплую
погоду. На машину он смотрел, как Робинзон после пятнадцати лет
одиночества на приближающийся корабль.
  Мужчина терпеливо дождался, пока машина остановится, почти упершись в него
бампером, а потом неторопливо направился по своим делам.
  - Э-э, - растерялся Дибров. - Спросить можно?
  - Можно, - согласился Робинзон.
  - Мы хотим купить барана. Не продадите?
  - Не продадите? - Робинзон, казалось, попробовал вопрос, в котором
заключался отрицательный смысл, на вкус и с удовольствием повторил: - Не
продадите.
  - Почему? Я хорошо заплачу.
  - Баран далеко, в степи.
  - У них стадо сейчас на выпасе, - понял Искандер. - А сами вы чего едите?
  - Едим баран.
  - Ну, вот. Дома-то тоже бараны есть. Нам только одного. Мы заплатим.
  Как ни бестолков был разговор, купить барана все же договорились. Дибров
сам прибавил к смехотворно назначенной цене, по которой в городе нельзя
было купить на рынке и три килограмма баранины, чем озадачил мужчину
окончательно. Тот важно подумал и сказал, что надо посоветоваться с
родственниками.
  - Я же больше даю, - пытался втолковать ему Владимир, проклиная себя за
неуместный альтруизм.
  - Приезжай завтра, - сказал Робинзон на прощанье и неспешно ушел в дом.
  - Кто тебя просил набавлять? -Искандер раздраженно дергал переключатель
скоростей. - Приедем завтра, а он откажется.
  - Да кто же думал? - оправдывался Дибров, чувствуя себя виноватым.
  "Нива" уже повернула к лагерю, когда на основной дороге в клубах пыли
показался синий грузовой фургон.
  - А ведь это автолавка, - Искандер притормозил. - Давайте хоть хлеба купим.
  Фургон остановился охотно. Шофер в цветастой яркой рубашке, он же
продавец, спрыгнул из кабины на землю и с удовольствием размял ноги.
  - Археологи, - даже не спросив, кто и откуда, уверенно сказал он. - В
прошлом году здесь тоже археологи жили. Хлеб купите?
  - Вы часто сюда приезжаете?
  - Иногда раз в неделю, иногда через две. Да тут покупателей, считай, нет.
Гоняю по разнарядке, одни хлопоты. Не берут ни черта.
  - А что у вас есть еще, кроме хлеба? - поинтересовался Сергей.
  - Тушенка, вермишель, сгущенное молоко. Пельмени.
  - Пельмени? - воодушевился Сергей. - Ребята, давайте возьмем пельмени.
  Купили, вынутые прямо из холодильника, две пачки пельменей, на которых
было почему-то написано "Сибирские равиоли", и три буханки хлеба.
  - А в деревне пельмени у вас покупают? - спросил напоследок Дибров.
  - Да ты что, браток! Они же из свинины, - хохотнул шофер. - В этой деревне
свиней не едят.
  - Зачем же тогда возите?
  - Прейскурант, - загадочно ответил шофер, и фургон умчался, подпрыгивая на
ухабах, как синий мячик, который хлопает сверху гигантская невидимая
ладошка.
  Пельмени требовали немедленного ужина, хранить их было негде, пачки
становились мягкими.
  - Давайте поднимемся к Ираклию, поужинаем вместе, - предложил Владимир.
  - Не донесем, - Искандер распечатал пачку, в которой пельмени уже начали
слипаться.
  Вода никак не хотела закипать, хотя под отвоеванным у Рема котелком
развели прямо-таки бушующее пламя.
  - А водка? - вспомнил Сергей, когда пельмени уже бухнули в воду.
  - Может, не надо сегодня? - попытался сопротивляться Владимир.
  - Без водки пельмени только собаки едят, - Сергей уже шарил в своей сумке.
  Собаки, вернее собака, действительно обошлась без водки. Не успели
приступить к ужину, как с горы спустился Рем и сел рядом, словно сказочный
волк, готовый за порцию пельменей унести Ивана-царевича хоть в тридевятое
царство.


  Часов в пять утра пошел дождь.
  Решивший выспаться на свежем воздухе Дибров на сей раз проснулся не от
кошмара: холодные редкие капли падали на лицо, но освежающий душ в такой
ранний час не входил в планы Владимира.
  Чертыхаясь спросонья, он начал скатывать спальник, прикидывая, куда лучше
податься - в палатку, из которой слышался богатырский храп Искандера, или
все же в машину, когда заметил краем глаза какое-то движение у
прогоревшего костра.
  - Фу, Рем! - крикнул он на всякий случай, думая, что пес по обыкновению с
утра пораньше опять пришел в лагерь.
  - Ай, какой сердитый дяденька! - послышался нарочито испуганный детский
голос. - Приехал в гости, хозяев гонит.
  - Кто это? - встрепенулся Дибров, но тут же осекся - около костра на
корточках сидел знакомый по городу мальчик.
  - Что, испугался? - вопрос прозвучал утвердительно. Мальчишка пошвырял
прутиком потухшие угли. - Когда вернешь чужое?
  - Я бы сделал это еще вчера, - почему-то виноватым тоном признался Дибров.
  - Но не получилось. Ты ведь живешь в деревне?
  Последний вопрос ранний гость проигнорировал.
  - Пусть получится сегодня, - он неторопливо поднялся и направился прочь. -
В городе плохо, - сказал он напоследок, полуобернувшись, и Дибров так и не
понял, угроза это или предупреждение.
  Сон смыло, как тушь с бумаги. Владимир еще какое-то время смотрел в спину
неторопливо удаляющегося в степь мальчика. Тот размахивал прутиком, как
игрушечной саблей, ловко сбивая головки репейника. Кажется, он что-то тихо
напевал. Столбняк прошел только тогда, когда детская фигурка стала совсем
крохотной, почти затерявшейся в сумрачном, лишенном солнца свете.
  - Вот шайтан, а! - пробормотал Дибров и потряс головой, словно пытался
избавиться от наваждения. - Вот привязался.
  "Все, - он решительно направился к "Ниве", - нечего тут разъезжать на
автомобилях. Сейчас возьму ящички, и к скале. Пока все дрыхнут, положу
вещи, где их нашли, и завтра же, нет, лучше сегодня, домой. Хватит
экспериментов, смысла которых не понимаешь!".
  Он уже приподнял переднее сиденье, когда полог палатки откинулся и в
проеме показалось заспанное лицо Сергея.
  - Что это ты тут дверцами хлопаешь? - Сергей брезгливо ступил босой
ступней на мокрую траву. - Людям спать не даешь.
  - Прямо общежитие какое-то! - в свою очередь рассердился Дибров. -
Пошевелиться нельзя.
  - А разговаривал с кем? - спросил Сергей, позевывая.
  - Я во сне не разговариваю, - отрезал Владимир. - Иди-ка лучше в палатку.
  - Выспался, кажись, - свежий воздух.
  Проклиная все на свете, Дибров теперь уже по-настоящему громко захлопнул
дверцу.
  - Вы это чего? - тут же послышался из палатки голос Искандера. - Совсем
очумели.
  Короче, проснулись все. Дождь, скудно покапав, прекратился сам собой, и
налетевший со стороны степи легкий ветер стал рвать облака на крупные,
потом мелкие клочки, пока они не превратились в пыль. Тогда ветер дунул на
них посильнее, и они поднялись белыми хлопьями высоко-высоко, напоминая
больше уже не облака, а пух одуванчика.
  Лишь только развели костер, как с горы, запыхавшись, как будто опаздывал,
галопом примчался Рем. Не говоря ни слова, Дибров открыл банку тушенки,
содержимое которой пес проглотил в один присест.
  - Такая скотина и десять банок съест, не подавится, - не удержался Сергей.
  - Тебе что, тушенки жалко? - огрызнулся Дибров.
  Мелкие придирки и недоразумения продолжались все утро. Больше всего
Владимиру хотелось прямо сейчас, не обращая больше внимания на Гареева,
очутиться у скалы и сделать наконец то, ради чего сюда приехал. Но
объяснить, зачем он так поступает, прямолинейному следователю он даже не
надеялся. Да и не позволит тот раскидываться бесценными археологическими
раритетами из благородного металла. К тому же, подобные действия
автоматически указывали на то, кто совершил кражу из музея.
  Может, Сергея связать, безнадежно подумал Дибров. Скажу потом, что
пошутили.
  К скале поехали мрачные, как на нелюбимую работу.
  Каменную стену освещали косые лучи солнца, делая выразительной каждую
мелкую складку, и скала теперь напоминала бок исполинского дракона.
Искандер на сей раз предпочел бездумному созерцанию работу. Он отошел
подальше, утвердил на трех телескопических ножках походный этюдник и
полностью забыл обо всем остальном. Сергей терпеливо уселся на прежнее
место, а Дибров неприкаянно стал бродить от одного к другому, не зная чем
заняться. Не книжку же около скалы читать?
  Почти полдня они ждали неизвестно чего, даже самим себе не сознаваясь, что
все же надеются на появление таинственной тени. Наконец Диброву это
надоело.
  - Кончай дежурство! - бодро скомандовал он. - За бараном поедем. Ираклий
заждался, наверное.
  - Ты сюда приехал шашлык жарить, да? - съязвил Сергей.
  - А ты - на работу?
  Разгореться начавшейся ссоре не дал Искандер.
  - Все, все, хватит, - свой этюд он никому не показал. - Мы же отдыхать
приехали.
  Гареев сердито покосился на него, но подчинился большинству.
  Вчерашний Робинзон, как и в предыдущий вечер, стоял на боевом посту и
высматривал, поднеся ко лбу ладошку, в степи корабль. Лишь только машина
остановилась, он вместо приветствия немедленно спросил:
  - Баран, да?
  - Баран, баран, - боясь уже сказать лишнее, подтвердил Владимир.
  - Бешбармак будешь делать?
  - Шашлык!
  - Какой шашлык? - ужаснулся Робинзон. - Из баран бешбармак... - он
выразительно поднес к губам пальцы щепотью.
  - Бешбармак! - отчаянно крикнул Искандер, стремительно покидая
водительское кресло и незаметно от Робинзона стуча кулаком себя по лбу.
  Этот жест предназначался Диброву и тот понял, затих и больше не вмешивался
ни в торги, в которых упорно фигурировала вчерашняя до надбавки цена, ни в
поход во двор Робинзона, когда тот самолично отловил молодого некрупного
барашка и ловко связал ему веревкой ноги.
  Покорного своей судьбе барана погрузили в багажник, Искандер рассчитался и
рванул с места, казалось, на третьей скорости.
  - Еще бы одно твое слово, - нервно поправляя очки, сказал он Диброву, - не
видать нам шашлыка, как яблонь на Марсе.
  - Ну, может, ты преувеличиваешь, - осторожно ответил Владимир, но дальше
возражать не стал.
  Приехали в лагерь. С высоты горы уже слышалась песня Ираклия, сейчас она
звучала призывно.
  Долго рядились, как доставить на верхотуру барана. Сначала хотели его
нести связанным, но потом отказались от этой идеи, склон слишком крут.
Едва сняли веревки, как животное, почувствовав свободу, бодро побежало
обратно к деревне. С криками и гиканьем барана отловили вновь и, привязав
к шее что-то вроде поводка, поволокли наверх.
  На виноградник поднялись упаренные и усталые, живой еще пока шашлык задал
всем жару.
  - Ца! - воскликнул Ираклий и торжественно поцеловал по очереди всех троих.
  - Какой барашек! Будем пить!
  - Будем есть! - Дибров почесал в затылке, только сейчас сообразив, что
барана надо сначала зарезать.
  Его сомнения разрешил все тот же Ираклий. Он деликатно увел барашка в
кусты и, пока гости, отдыхая, приняли по стаканчику, успел совершить обряд
умерщвления и даже освежевать тушу.
  Как ни сопротивлялась оголодавшая компания, немедленную жарку шашлыка
пришлось отложить - Ираклий, нарезав мясо на куски, положил их замачивать
на пару часов в вино. Но хлопот хватало и без этого - надо было соорудить
какое-то подобие мангала, нарезать зеленых веточек вместо шампуров,
развести огонь, чтобы прогорел и получились угли и, конечно, пить вино,
которого у Ираклия, похоже, имелось немало.
  - Пить одному, - говорил он, поднимая очередной стакан, - только поить
грусть, а вино любит веселье.
  Но уже и так все были веселы, вернее, беззаботны. Отвлекшись от общей
суеты, Владимир услышал это застолье как бы со стороны - бессвязные
восклицанья, смех, стук стаканов, усилившееся пение птиц в лесу,
предвещающее темноту. Начавшая круглеть луна плавно поднялась над линией
горизонта и медленно набирала высоту, постепенно уменьшаясь в размерах.
  Дибров вдруг почувствовал себя как бы уже не на Урале, а в самой что ни на
есть настоящей Грузии, в которой в действительности не бывал никогда. И в
момент очередного тоста Ираклия, неперестающего улыбаться и
преисполненного добродушного гостеприимства, он вдруг воскликнул всегда
забавлявшее его слово "алаверды", и хмельной не столько от вина, сколько
от счастья, что все это происходит с ним, вдруг прочитал Мандельштама:
"Кахетинское густое хорошо в подвале пить, - там в прохладе, там в покое
пейте вдоволь, пейте двое, одному не надо пить!". И тут же, перескочив
через строфу: "Человек бывает старым, а барашек молодым, и под месяцем
поджарым с розоватым винным паром полетит шашлычный дым..."
Очевидно, и другие чувствовали примерно то же, что и он, потому что
сначала дружно захлопали, а потом полезли целоваться. Над почти готовыми
шашлыками на самом деле поднимался розоватый винный пар, и неполная луна
вполне могла сойти за месяц, то есть совпадение было полным, а при
достаточном воображении и неизвестного сорта вино Ираклия ощущалось
подлинным кахетинским.
  Вершины соседних гор справа и слева четко выделялись на фоне звездного
неба, зато степь внизу оставалась совсем невидимой, как будто склон
спускался в саму преисподнюю. Ни огонька, ни движения. Дибров старался
туда не смотреть.
  Наконец-то до отвала наевшийся Рем совсем освоился с гостями и лежал
недалеко от костра. Он дремал и, когда Владимир провел рукой по его
шерсти, сухой на голове и мокрой от росы на спине, лениво пошевелил ухом и
сладко зевнул.
  - Это настоящий сторожевой пес! - хвастался Ираклий. - Прошлой зимой
загрыз волка!
  - Да ну, - не поверил Сергей.
  - Клянусь богом, загрыз. Он его схватил - вот так, а потом - вот так, и
разорвал горло. Я думаю, и с медведем справится.
  - Ну уж, с медведем...
  - Смотри, - Ираклий растопырил руки, как медведь лапы, и медленно пошел на
Рема. - Сейчас зарычит.
  - Станет он рычать на хозяина...
  - Сейчас, сейчас...
  Неожиданно Рем стремительно поднялся и зарычал. Но он рычал не на Ираклия.


  В полной темноте - в суматохе не захватили даже фонарика - спуск больше
напоминал битву с лесными чудовищами. Ветки норовили ткнуть в глаза, камни
больно стукали по щиколоткам, а стволы казались сплошным частоколом. Тем
не менее, вся троица очень торопилась. Рем рычал не зря - внизу, около
самого лагеря, вдруг появились лучи фонариков, стали слышны голоса и
дребезжащее звяканье гитары. Недалеко от машины и палатки явно ходили
чужие люди, а вот кто и зачем, предстояло выяснить.
  - Кто там еще может быть, кроме деревенских, - Дибров продирался первым и
ему доставалось больше всех. - Только почему ночью?
  - Сейчас сопрут чего-нибудь, - уверенно предположил Сергей.
  - У деревенских гитар нет, они скорее бы на курае играли, - внес уточнение
Искандер.
  Дибров живо представил толпу деревенских жителей во главе с Робинзоном,
играющем на курае, и фыркнул, подавливая смешок. Но когда спустились вниз,
все оказалось намного проще.
  Недалеко от их палатки горел большой чужой костер. Возле него, как цыгане
в романтических театральных постановках, вольно возлежали туристы. В ведре
кипятился чай, бренькала гитара, слышался прерывистый шум голосов.
  - Кажется, у нас соседи, - больше всего Диброву сейчас не хотелось ссор. -
Будут всю ночь песни орать, под утро уснут, а завтра все по новой. И как
их сюда занесло?
  Сомнения разрешились быстро. Лишь только старожилы подошли к машине, как
от костра отделилась мощная фигура предводителя.
  - Эй! - крикнул он. - Не помешаем?
  - Уже помешали, - буркнул себе под нос Дибров, но все же сделал шаг вперед.
  Рыжая борода туриста отсвечивала в отблесках пламени красной медью, он
вразвалку приблизился к машине и, поправляя накинутую на плечи штормовку,
продолжил:
  - Плутанули малость. Сюда машины не ходят, доехали до Иргиза, а потом
пешком. Добрались до речки, смотрим - машина и палатка. Ну, мы рядом и
встали. Сейчас поужинаем и спать.
  - Странный у вас маршрут, - Дибров в задумчивости уставился на нового
соседа. - Здесь, вроде, никаких достопримечательностей. Туристы обычно
севернее ходят.
  - А вы разве про скалу ничего не знаете? Я думал, и вы сюда забрались
посмотреть аномалию.
  - Какую аномалию?
  Теперь настал черед удивляться бородачу.
  - Леня, - представился он и протянул Диброву большую мягкую ладошку. - Мы
из Челябинска сюда приехали. Как же вы не знаете про скалу?
  - Так это же все выдумки, - Дибров, понимая, что скрыть ничего не удастся,
притворялся уже по инерции. - Разве можно относится к таким рассказам
серьезно?
  - Не скажите, - Леня покачал головой. - Я прямо кожей чувствую, что
аномалия существует. Два года подряд я и моя группа ездили в Пермский
треугольник - ощущения очень похожие.
  - Пермский треугольник - это там, где инопланетяне?
  - Пришельцы там бывали, точно. Осталась зона. Я надеялся найти в ней хотя
бы космический мусор, но не повезло.
  - Господи, я думал - это все выдумки!
  Леонид потрепал в задумчивости бороду, хотел что-то возразить, но
передумал.
  Коротко познакомились и с остальными. Трое студентов из челябинских вузов,
имена которых Дибров сразу же и позабыл, две девушки - Кира и Люда.
Темноглазая Кира чем-то сразу отметила Диброва и несколько раз лукаво и
настойчиво взглядывала на него через пламя костра, но Владимир не принял
игры и ушел спать в палатку.
  Скоро угомонились и туристы.
  Дибров ворочался в тесном спальнике еще долго. Уже замолкла гитара, рядом
беспокойно дергался Искандер - то ли воевал с комарами, то ли во сне.
Владимир наконец не выдержал и зажег спичку - три часа ночи. Он вылез из
палатки и перебрался в машину. Ощущение было таким, что не хватает
воздуха, и лишь через минуту он понял, что не дает ему уснуть. Быстрее
найти ручку и бумагу!
  Первая строка легла на листок сразу, а потом Дибров, торопясь и временами
протыкая шариком страницу, стал просто записывать текст, как будто кто-то
ему диктовал, и надо было быстрее хотя бы застенографировать сказанное:

  "Очнись, Тэмуджин, золотые круги
Расступятся в небе полночном.
  Ты - беркут, взирающий с Божьей руки,
Поедем над мраком непрочным!
  Над миром, подернутым облачной мглой,
Над темным безмолвьем Сибири,
Туда, где сплошною алмазной волной
Вершины горят на Памире.
  По левую руку империя Цзынь,
Причудливый воздух измены,
Звенящий фарфор, голубая полынь...
  И смут ядовитые пены.
  По правую, в зыбкой таежной дали,
Рифейское море и горы.
  Оттуда по тропам Преданья пришли
И Боги, и скот, и баторы.
  А там за Памиром торговый Хорезм,
Мечети, дворцы и базары...
  Там розы в лазурном огне на заре
Нежнее, чем юные пары."*

  Дибров разом написал все это и на мгновение остановился. Он хотел прервать
торопливый бег пера по бумаге, но не смог. Кисть свела судорога.

  "Там блеск Самарканда и шум Бухары,
И рыбного Балха прохлада.
  Там дарят сады золотые дары
От Яркенда и до Герата.
  Там целый клубок караванных путей,
Что смотан лукавым факиром:
  Индус, армянин и кривой иудей,
Торговец рабами и мирром.
  И перс, и туркмен, и угрюмый уйгур,
Что мускус везет и каракуль,
И пылкий араб из таинственных сур..."

  Время словно остановилось. Когда Дибров очнулся, холодная розовая полоса
рассвета отторочила горизонт на востоке. Перед ним на сиденье машины
лежала кипа беспорядочно разбросанных листков.
  - Стихи? - удивился заспанный Искандер. - Всю ночь писал?
  - Всю ночь, - Дибров оставался мрачен. Он с отвращением рассматривал
небольшую мозоль на среднем пальце, оставшуюся от шариковой ручки. - Как
проклятый. Если это называют вдохновением, то я папа римский.
  - Ты же говорил, что больше не пишешь.
  - А это не я написал.
  - Не ты? - Искандер содрал очки с переносицы и близоруко уставился прямо в
глаза Диброву. - А кто же? Пушкин?
  - Лермонтов. Ладно, попытаюсь объяснить, - сказал Владимир, увидев, как
Искандер нервно стал похлопывать себя по карманам в поисках сигарет. -
Такое впечатление, что меня заставили это написать. Ну, как будто
заставили. Сначала повторяющиеся сны про Чингис-хана, потом стихи. И не
стихи это даже, а поэма. Были моменты, когда пытался остановиться, бросал
ручку, но не смог. И не думал, а просто записывал.
  - Со мной такое иногда тоже случается, - тихо признался Искандер и глубоко
затянулся. - Как наваждение.
  - Вот-вот. Догадываешься, про кого поэма?
  - Про Чингиса?
  - Точно. Хорошо, с этим разберемся попозже, - Владимир подровнял
разрозненные листки в стопку. - Соседи проснулись.
  Туристы не ставили даже палаток на ночь, легли в спальниках прямо у
затухшего костра, сейчас они начали подниматься. Дибров сунул листки в
бардачок и, убедившись, что в канистре осталось совсем немного воды,
собрался идти к роднику.
  - И я с тобой! - услышал он голос Леонида. - Сейчас позавтракаем, и к
скале.
  - Может быть, здесь останетесь? - предложил Дибров. - Около скалы лагерь
еще никто не разбивал.
  - А чего бояться? - голос Леонида был беспечен. - И не такое видели. Мы -
люди привычные.
  - Как знаешь, - только и нашелся Дибров. - А все же там не самое лучшее
место. И родника нет.
  - Перебьемся.
  Пока набирали воду и возвращались обратно, проснулся уже весь лагерь. Как
всегда, с горы спустился Рем, основательно напугав новичков, но быстро
перезнакомился со всеми, а дополнительная банка тушенки привела его в
такое хорошее настроение, что он стал валяться по траве, смешно перебирая
в воздухе лапами.
  Дибров заметил, что Кира старается держаться поближе к их палатке, как
будто желая завязать разговор, и спросил первым:
  - Неужели вы на самом деле верите, что здесь зона?
  - Неужели нет! - девушка собрала длинные темные волосы в пучок и
перехватила их лентой. - Сами-то зачем сюда приехали?
  - Мы просто отдыхаем.
  - Нашли место. Про эту зону пока не знает почти никто. Мы - первые, - Кира
встала совсем рядом с Дибровым. - Надо успеть до того, как набегут другие.
  - А что, набегут?
  - Обязательно. Так было и в Пермском треугольнике, и в Троицке. Валом
повалят. Всем охота вступить в контакт с инопланетянами.
  - С инопланетянами?
  - Да ладно вам! Леонид у нас главный специалист по уфологии. Он и на
Памире бывал, и на Алтае. Вы лучше с ним поговорите, тогда узнаете.
  Предчувствие чего-то нехорошего не оставляло Диброва. Он испытующе
посмотрел на Киру, но взгляд девушки был полон такой искренней радости и
веры, что он не выдержал, отвел глаза и, пробормотав "ну-ну", отошел к
машине.
  Леонид действительно пользовался в своей группе непререкаемым авторитетом.
Ребята быстро позавтракали, подхватили тяжелые рюкзаки и потопали по
колее, указанной Дибровым, прямо к скале.
  - А мы когда туда поедем? - напомнил о себе Сергей, остававшийся все утро
удивительно немногословным.
  - Надо бы к Ираклию наведаться, - предложил сначала Дибров, но потом
оставил эту мысль - к Ираклию можно и вечером. Закончив завтрак, вся
троица погрузилась в "Ниву" и отправилась "на дежурство", как про себя
определил Владимир ежедневные визиты к скальной стенке.
  Ласточки-береговушки, вырываясь от реки в степь, проносились перед самым
радиатором машины. Дибров боялся, что какая-нибудь птица обязательно
ударится о решетку, но каждый раз ласточка стремительно меняла направление
и, мелькнув перед ветровым стеклом, взвивалась вверх.
  Обогнув гору, увидели уже поставленные на растяжках две палатки. Сам
Леонид и его группа разбрелись по степи в разных направлениях, держа в
руках непонятные вертушки.
  Только подъехав ближе, Дибров разглядел, что это не вертушки, а рамки,
какими пользуются экстрасенсы для определения био- и электромагнитых
полей. Рамки вращались, как пропеллеры.
  - Видал? - спросил Леонид вместо приветствия. - Вот это поле!
  - Да, поле большое, - согласился Дибров, оглядывая степь.
  - Я не про это поле, - почему-то раздраженно ответил Леонид. - Ты что,
совсем темный?
  - Встречались фокусы и поинтереснее.
  - Тогда сам попробуй, - Леонид сунул Диброву в руку свою рамку на ручке.
Квадратный контур из проволоки был закреплен так, что мог свободно
вращаться.
  Но у Владимира рамка лишь слабо шевельнулась и застыла на месте.
  - Э-э, да ты не наш, - Леонид потерял к Диброву всякий интерес. - Смотри,
что у меня будет.
  Стоило ему взять рамку обратно, как она вначале медленно повернулась
вокруг оси, а потом начала вращаться все быстрее.
  - Очень сильное поле, очень. И большое. Кира вон куда ушла, и все еще не
может найти границу.
  Действительно, фигурка девушки стала совсем крошечной, но она продолжала
удаляться в степь.
  - Зачем вам это? - вяло поинтересовался Дибров. - Вам что, скалы мало?
  - Надо определить, где действие поля наиболее сильное. В этой точке и
может произойти контакт.
  - Ты в это веришь серьезно?
  - А как же! В ментальный контакт с пришельцами мне удалось вступить и в
Пермском треугольнике. Но он был такой нечеткий, просто чувствовал
постороннее присутствие. А здесь есть надежда войти в более плотное
соприкосновение.
  - Послушай, - Дибров доверительно попридержал Леонида за рукав. - Давай
без экспериментов. Вы ведь даже не знаете, что здесь на самом деле.
Рассказывают про тень воина, так при чем же пришельцы?
  - Про тень, исполняющую желания, - уточнил Леонид. - Так вот, мое желание
- вступить в контакт.
  Дибров испугался.
  - Не надо, - сказал он. - Не проси.
  - Еще чего! - Леонид воинственно вздернул вверх рыжую бороду. - Специально
ведь для этого сюда ехали.
  Желание рассказать все, что случилось с прошлогодней археологической
экспедицией, пропало само собой. Черт с ними, с этими экстрасенсами и
уфологами! Пусть потешатся. Еще неизвестно, удастся ли кому увидеть эту
тень. Надо просто постараться быстрее сделать то, ради чего сюда приехали,
и сматываться в город. Но о разговоре с Леонидом Искандеру он все же
рассказал.
  - И чего испугался? - сразу спросил тот.
  - Да как же ты не понимаешь! Ведь неизвестно, что может из такого контакта
получиться. Вспомни, что случилось с Валькой, Лазаревой и Шахрутдиновым.
  Но Искандер не разделил его опасения.
  - В каждом случае по-разному, - он вновь вытащил свой этюдник. - Ты бы
лучше за Сергеем присмотрел.
  В отличие от Диброва Сергей общался с туристами вовсю и, похоже, стал у
них за своего. Владимир увидел, как парни и девушки окружили следователя и
что-то увлеченно ему рассказывают.
  - А был такой случай, - услышал он голос Киры, подойдя ближе. - В Саянах
обнаружили странную просеку. Не просеку даже, а просто на протяжении
нескольких километров деревья оказались наклонены верхушками в одну
сторону, хотя другие вокруг росли совершенно нормально. Местные говорили,
что к этой "просеке" лучше не ходить, нехорошо там. Но изыскательская
партия геологов вынуждена была остановиться неподалеку. И вот как-то
вечером, сидя в палатке, один из геологов заметил, что наступила странная,
полная тишина. Он вылез наружу в тот самый момент, когда лайки полезли в
палатку. Это было так неожиданно. Промысловые лайки никогда не заходят в
жилье и даже не просятся их туда пустить. А тут словно ошалели от страха.
Он начал отгонять собак, они не слушались. И тут же он увидел, как
совершенно беззвучно прямо над этой непонятной "просекой" пролетели две
летающие тарелки. С зажженными огнями, как самолеты перед посадкой. Его
потом и уверяли, что он, скорее всего, видел посадочные прожектора
самолета, но он-то знал, что это не так. Не мог самолет идти на такой
малой высоте, чтобы не было слышно моторов.
  - Это еще что! - Леонид, как и полагается самому авторитетному члену
команды, говорил не торопясь, уверенный, что его будут слушать, не
перебивая. - На Северном Урале, почти в Приполярье, в шестидесятых годах
погибла группа туристов. Этот случай зафиксирован официальным
расследованием, что случается нечасто, но в данном случае дело обстояло
так.
  Вы же знаете, как трудно бывает иногда добираться до места маршрута.
Особенно в диких местах. А Северный Урал совсем не обжит, транспорта
никакого нет. Летают только на вертолетах геологи и то нечасто. Да и руки
у них до этих мест не доходят, хватает другой работы. Группа туристов
тогда подобралась классная, были среди них и геологи, и они обратились в
управление с предложением - им дают вертолет, добрасывают до точки, они
проходят свой маршрут, а по ходу дела составляют рабочую карту, берут
образцы. Потом вертолет должен забрать их обратно.
  Все так и сделали. Ребята ушли в маршрут, а вертолет вернулся, чтобы дней
через десять прилететь за группой.
  Экспедиция была хорошо оснащена, имелась рация, но в условленный день
никто на связь не вышел. Не было связи и потом, а через десять дней
вертолет в условленном месте не обнаружил никого, кто должен был его
встречать. Снарядили спасательную группу, маршрут был обговорен заранее,
так что, где искать, знали.
  Пошли по маршруту и на охотничьей заимке нашли девушку, единственную
девушку, что ушла с парнями. Она рассказала, что неделю назад подвернула
ногу, и чтобы с ней не возиться, парни оставили ее на заимке, а сами ушли,
обещая через пару дней вернуться, но до сих пор никого нет.
  А дальше спасатели обнаружили вот что, - Леонид выдержал эффектную паузу и
подергал себя за бороду. - Километрах в пятидесяти они увидели палатку и
место костра. Но когда подошли ближе, им открылось страшное зрелище.
Вокруг лежали трупы туристов, местами их уже обглодали песцы, но никаких
признаков насильственной смерти установить не удалось. Все были просто
мертвы, как будто погибли от сердечного приступа. Но что характерно, парни
пытались от чего-то убежать. Двое даже распороли заднюю стенку палатки и
выбрались из нее, но так и упали рядом. Кроме того, спасатели увидели, что
у всех трупов выжжены глаза, словно они мгновенно ослепли от невероятно
яркой вспышки.
  Спасатели связались по рации с городом, но через несколько часов на место
трагедии прилетели не геологи из управления, а военные и быстро отправили
гражданскую группу восвояси, взяв со всех подписку о неразглашении. Но
разве такую тайну утаишь? Ясное дело, что группа тогда повстречалась с
пришельцами.
  Внимательно слушавший эти байки Дибров решил наконец вмешаться.
  - Хватит пугать народ, - обратился он к Леониду. - Про такие истории
теперь во всех "желтых" газетах пишут.
  Но на него зашикали со всех сторон.
  Отчаявшись вразумить уфологов, Владимир пошел к Искандеру, которого
подобные рассказы занимали мало.
  - Они совсем сумасшедшие, - поделился он с другом. - Как бы и правда чего
не натворили. Как скала?
  - А чего с ней сделается? Стоит.
  Дибров оценивающе взглянул на почти законченный этюд, потом перевел взгляд
на скалу.
  Показалось или нет?
  - Это что за пятно? - он ткнул пальцем в холст.
  - Блик, - сочувственно отозвался Искандер. - Разве не видно?
  - Странный получается блик. На скале я его не вижу.
  - Как же, как же, - Искандер заволновался. - Что ты понимаешь в живописи?
Смотри внимательнее.
  На солнце набежала тучка, пригасив все тени. Но слева, у самого подножия
скальной стенки, явственно виднелось бледно-оранжевое пятно, как будто на
это место упал солнечный зайчик.
  Дибров перевел взгляд вправо и там тоже увидел такое же пятно, только чуть
тусклее.
  - А ведь это, кажется, огни, - прошептал он. - Помнишь, те самые, между
которыми появляется всадник. Никому ничего не говори. Смотри.
  Неожиданно пятна вспыхнули, словно их подключили к мощному генератору.
Огонь пополз вверх, трасформируясь в колеблющееся пламя.
  - Костры! - послышался истошный крик сзади. - Сейчас начнется!
  Владимир обернулся, чтобы увидеть вопящего придурка, а когда вновь
посмотрел на скалу, на ней уже появилась, словно нарисованная мелом, тень
неспешно движущегося слева направо всадника.


  - Потрясающе! - Леонид все никак не мог успокоиться и нервно ходил по
самому краю берега, рискуя свалиться с обрыва в воду. - Потрясающе! Я даже
не ожидал такого, думал - сказки. Но нет, все правда. Успели подумать о
контакте? - обратился он к своей группе.
  Девушки и парни стояли, сбившись тесной кучкой в отдалении, там, где и
раньше, еще до того как появилась тень.
  Кира отрицательно покачала головой, а один из студентов обреченно махнул
рукой - не успели, мол.
  - Ничего! - торжествующе воскликнул Леонид. - Я успел!
  Дибров ощутил резь в глазах, как будто смотрел до этого на солнце, а не на
бледное, словно меловое изображение. Стоило прикрыть веки, как вновь
вспыхивала отпечатавшаяся в мозгу фигура в остроконечном шлеме,
покачивающаяся в такт неторопливому ходу коня, но только почему-то не
белая, а черная.
  - Да это шаманство какое-то, - тихо сказал он. - Галлюцинация.
  - Пусть галлюцинация, - почему-то охотно согласился Леонид. - Пусть. Но ее
видели все. Значит, поле очень сильное, если действует не избирательно, а
на всех сразу. В том числе и на неподготовленных.
  При этих словах он вызывающе посмотрел на Диброва.
  Искандер, не говоря ни слова, снял с мольберта этюд и понес к машине.
  Разговаривать действительно не хотелось. Все еще мысленно прокручивая
увиденное, за ним побрел Дибров.
  - Мы что, за этим сюда приехали? - спросил Искандер, бережно пристраивая
этюд в багажнике так, чтобы не размазалась непросохшая краска.
  - Забыл, зачем? - в свою очередь спросил Дибров.
  К "Ниве" подбежал Сергей.
  - Вы видели, что творится? Это же совершенно ранее неизвестный науке
феномен!
  - Иди ты, - вяло огрызнулся Искандер. - И без тебя тошно.
  Ощущение подавленности не оставляло Диброва. Ни о чем, слава богу, в тот
момент, когда появилась тень, он подумать не успел. Но этот-то, "уфолог",
желание загадал.
  Странное дело, - когда ехали сюда, желание увидеть тень было ничуть не
меньше, чем оставить под скалой древние побрякушки и этим хоть чуточку
помочь Вальке, а сейчас в голове одна мысль - зачем? И правда, зачем все
это? Непонятно, что появляется на скале. Мираж, галлюцинация, какое-то
особое освещение, позволяющее увидеть то, чего нет на самом деле? И в то
же время все эти рассказы о неправильно исполняющихся желаниях, летаргия
Вальки, авария Шахрутдинова, неудачная карьера Лазаревой.
  Завтра утром, подумал он, на самом рассвете, потихоньку от всех приду сюда
и вывалю археологический хлам под скалу. Тень нам показали и, возможно,
это последнее предупреждение.
  Само по себе видение едущего неспешно всадника не производило страшного
впечатления. Обычная картинка. Лазарева сказала точно - словно мультфильм.
Белый и не очень четкий силуэт. Ничего апокалипсического. Да и не
разобрать даже, Чингис это или, скажем, тот же Ираклий. А, может, и вовсе
Македонский. Александр-Искандер. Дибров исподтишка взглянул в сторону
художника. В конце концов, с чего кто взял, что это тень великого воина.
Человек на лошади, и все, а дальше придумывай, что хочешь.
  Он сел на переднее сиденье, полез в бардачок за сигаретами и наткнулся
пальцами на неровную кипу бумаги со своими ночными стихами - привязался
Чингис проклятый, может, и правда, он.
  Как бы там ни было, но сейчас от скалы хотелось скорее уехать. Похоже,
подобное чувство испытывал и Искандер, он уже гремел брелоком с ключами и
вместо скалы мрачно разглядывал лысоватые покрышки. Зато туристы
веселились, как дети. Они собрались около своих палаток тесным кружком,
оттуда время от времени доносились взрывы беспечного хохота.
  - Знаете что? - сказал Дибров, когда уже захлопнули дверцы и Искандер
завел мотор. - Завтра, пожалуй, поедем домой. Отдохнули, и будет. -
Перехватив вопросительный взгляд Искандера, добавил: - Завтра поедем,
завтра. Все сделаю, как надо.
  Удивительно, но дурацких вопросов не задавал Сергей. Он словно погрузился
в себя, тихо сидел сзади, пощипывая щеточку усов, и иногда глухо хмыкал в
ответ собственным мыслям.
  Время двигалось к обеду, хотя казалось, что уже настал вечер. Приехали в
лагерь, и сначала Дибров хотел сразу же подняться к Ираклию, но потом
решил, что неплохо было бы вначале разобраться с самим собой. Поэтому,
когда Искандер развел костер и поставил кипятить чай, вытащил из бардачка
свои ночные записи и стал их перечитывать. Отойдя к деревьям, что-то
строчил в своем блокноте и Сергей.
  - А вот тут здорово написано! - Искандер, как показалось Диброву, неслышно
подошел сзади и заглянул ему через плечо.

  "В зловещем мерцанье плыла под луной
Халдуна вершина.
  И плач Оэлэн за пиалой хмельной
Настиг Тэмуджина:
  - С куском черной крови, зажатой в горсти,
Из чрева ты вышел!
  Но разве ты слов "пожалей и прости"
Не знал и не слышал?"

  - Я так раньше никогда не писал, - признался Владимир. - Помнишь, что было
- про погоду, про природу. С чего вдруг потянуло на эпос? Неужели что-то
настолько сильно связывало меня и Вальку, что его состояние каким-то
образом передалось и мне? Сны про Чингиса ведь тоже стали сниться почти
одновременно с его летаргией. Вот, послушай еще в конце:

  "А цель - не отдать ни травинки пустой
На пал да на ветер!
  Мы псы, сторожащие Кол Золотой,
Мы - знаки в Завете.
  В походе! в походе узнает висок
Груз зноя и стыни.
  Ведь если пустыню боец пересек,
В нем видно пустыню.
  Мы будем скакать до вечерней зари,
Забыв о палатке.
  Пусть месяц над первым нукером горит
Алмазом на шапке!
  Мы будем по звездам, как демоны, мчать,
Как тени - по долу.
  Знать, враг наш ошибся, забыв привязать
Бубенчик к подолу?
  Над конскою гривой в косматом огне
Пусть солнце восходит!
  Да здравствует юный хаган на коне
И - Купол Господен!
  Пусть стелется снова за конским хвостом
Дорожка тумана.
  Да здравствуют дали за ханским перстом
Вольней океана!"

  - Вольней океана... - почему-то повторил Искандер последнюю строчку и
присел рядом на корточки. - Издавать будешь?
  - Да ну тебя, - рассеянно отозвался Дибров. - Какие сейчас издания?
Впрочем, посмотрим.
  Про себя он твердо решил, что больше не станет тянуть и отнесет пайцзу и
прочие вещи к скале ночью, пока остальные спят. И Искандера брать с собой
не будет - справится один. Смущала переправа через Калым, но даже, если не
удастся перейти речку вброд, плыть недалеко - другой берег метрах в
тридцати.
  Неожиданно уже в сумерках в лагерь с горы спустился Ираклий, как всегда
сопровождаемый Ремом. В руках он нес неизменный бидон с вином.
  - Ца! - по своему обыкновению воскликнул он, увидев хмурые лица приятелей.
  - Что за гости были у вас вчера? Почему не пришли ко мне?
  - Туристы приехали, - коротко, не вдаваясь в подробности, сказал Дибров. -
Сейчас ушли к скале.
  - Тень смотреть будут, - уверенно продолжил Ираклий. - Как бы не случилось
чего...
  - Уже, - встрял Искандер, но замолчал, перехватив взгляд Владимира.
  Ираклий, похоже, последнему замечанию значения не придал и стал шумно
требовать стаканы.
  Вместо шашлыков на сей раз на костре разогрели тушенку прямо в жестяных
банках, по одной на брата, не забыли и про Рема. Прислушиваясь к бульканью
вина в бидоне, Дибров прикинул, что все им за вечер не осилить. Но Ираклий
пил сам, щедро подливал другим, внимательно следя за тем, чтобы посуда не
пустела. Степь и горы окутали мягкие тени.
  Засиделись допоздна. Ираклий порывался напоследок пойти и навестить
прибывших вчера туристов, но Дибров с трудом его отговорил - утром рано
вставать. О том, что случилось днем, Ираклию никто не сказал ни слова. Не
стал ничего Владимир говорить и о завтрашнем отъезде - пусть все
останется, как есть, не хотелось лишних слов и сожалений.
  К полуночи, когда Ираклий стал ощутимо покачиваться, вставая, чтобы
произнести очередной тост, Дибров настоял на окончании ужина. Он накидал в
большой полиэтиленовый пакет десяток банок с тушенкой, щедро добавил туда
и рыбные консервы. Во второй пакет свалили вермишель, крупу, и все пошли
провожать Ираклия до дома. Тот пыхтел и сопротивлялся, выхватывал пакеты
из рук приятелей, утверждая, что запросто донесет все сам, но его все же
проводили, а потом быстро, в полной уже темноте, спустились обратно и
легли спать.


  ... в ряду других воинов оцепления. Пешая охрана выглядела скорее
символической. Легкие кожаные доспехи прикрывали грудь Диброва, небольшой
круглый щит он держал в левой руке, а правой сжимал копье.
  К Чингису из города прислали старейшин.
  - Склонившаяся голова легче сохранит свою жизнь, - коротко сказал хаган,
даже не дослушав самого почтенного и самого белобородого старика в
изумрудно-зеленом халате и полосатом тюрбане, делающим его похожим на одну
из башенок собора Василия Блаженного. - Зачем вам лишняя кровь?
  - Стены нашего города крепки и высоки, - с обидой возразил посланец. -
Взять их можно только после многолетней осады.
  - Ха! - насмешливо крикнул хаган. - Не всегда мудрость приходит с годами.
Иногда годы приходят одни. Посмотри вокруг!
  Даже не оборачиваясь, Дибров знал, что сзади до самого горизонта степь
заполнена сотнями тысячами людей. Слышались конское ржанье, невнятный и
мощный гул голосов. Метательные стенобитные машины, привезенные из Китая,
возвышались над войсками, готовые двинуться на приступ.
  - И вы думаете, что сможете устоять? Хорошо, будь по-вашему!
  - Но, что будет, если мы откроем ворота?
  - Посмотрим, - высокомерно ответил Чингис. - Крепость и неприступность
стен равна мужеству и силе их защитников. Если вы сдадитесь без боя, то
приказываю открыть ворота и ждать.
  Старики ушли, о чем-то переговариваясь на ходу. Хаган резко крутнулся на
своем иноходце, развернувшись лицом к войскам.
  Тут же к нему подошел его личный астролог и советник Елю-Чу-Цай, словно
надломленный в пояснице. Он держал в руках бумагу и беззвучно жевал губами.
  - Что говорят звезды?
  - Город будет наш, - китаец вздохнул и ткнул пальцем в бумагу. - Звезды
любят хагана.
  - Хранителя печати и писца! - крикнул Чингис.
  Увертываясь от копыт коней охраны, к нему подбежали невозмутимый уйгур -
хранитель печати - и молодой писец из монголов, держа наготове яшмовый
пузырек с тушью и перо.
  - Шахришаху! Приветствие напишешь, как полагается. Дальше...
  Писец выжидающе взглянул на Чингиса.
  - Ветер дует с Востока! - сказал хаган. - Я - иду!
  - Это все, повелитель?
  Хаган пренебрег вопросом.
  - Печать!
  Уйгур уже вытащил из замшевого мешочка личную печать Чингиса, изображающую
нефритовую фигурку тигра на золотом кружке, и смочил синей краской. Хаган
выхватил ее из рук уйгура и притиснул к письму. На пергаменте появился
оттиск: "Бог на небе. Хаган - божья мощь на земле. Повелитель скрещения
планет. Печать владыки всех людей".
  В тот же момент медленно отворились главные ворота города - "Ворота
Намаза".
  Вместе с другими воинами Дибров двинулся вперед.
  Они вошли в узкие улицы. Жители, взобравшись на плоские крыши, с
молчаливым ужасом смотрели, как в город втекают войска. Тишина прерывалась
только тяжелым топотом да лаем желтых узкомордых собак, прыгающих с крыши
на крышу и не решающихся спуститься вниз.
  Посреди отборной тысячи тургаудов в город вступил и сам Чингис.
  Он ехал большой, сутулый, перетянутый кожаным поясом, на котором висела
большая изогнутая сабля в черных ножнах. Черный шлем с назатыльником,
стальная стрелка прикрывает переносицу.
  Выехав на главную площадь, он приказал:
  - Открыть амбары города! Накормить хлебом лошадей! Пусть богачи привезут
на площадь еду и питье, чтобы мои воины могли радоваться, петь и плясать!
  Далее Дибров не запомнил ничего, но вдруг ощутил себя вновь стоящим в ряду
оцепления в степи, и он понял, что это другой день, очевидно, следующий
после взятия города, а из многочисленных ворот в степь текли толпы народа.
  - Сейчас и повеселее! - кричали всадники, подгоняя идущих плетьми.
  - Веселее!
  Но не было веселья среди тех, кого изгоняли из родных домов. Плакали дети,
голосили женщины, и лишь мужчины, которые должны были защитить их, шли
молча и угрюмо.
  Многочисленные толпы выгнали в степь и заставили построиться. Затем
монголы стали объезжать ряды, спрашивая, есть ли искусные ремесленники и
какое мастерство они знают. Таких выделяли в особую толпу.
  Потом монголы стали отбирать красивых женщин, выдергивая их из рядов. Плач
и крики усилились.
  Дибров стоял, как истукан. Он все видел и не мог ничего сделать. Зрелище
казалось отвратительным и в то же время он осознавал, что сам является
частью грубой силы.
  Внезапно в стоящей напротив толпе он отчетливо различил Леонида, чья рыжая
борода и шевелюра ярко выделялись на фоне покрытых голов, троих его
студентов и Киру с Людой. Именно к ним сейчас направился богатырского вида
монгол на пегом, черно-белом коне. Он остановил коня напротив, чуть
склонился с седла и, вытянув вперед руку, грубо схватил Киру за плечо.
Девушка завизжала. Леонид сразу рванулся вперед, словно только и ждал
этого угрожающего движения, и сбросил кисть монгола с хрупкого плеча, как
хищное насекомое.
  - Хо! - удивился монгол.
  Он не стал спешиваться, а отъехал чуть в сторону и вдруг, выхватив
притороченный сбоку седла аркан, коротко раскрутил его и бросил в толпу.
Аркан упал точно на шею Леонида. Монгол понукнул коня - Леонид упал и,
хватаясь руками за петлю, поволокся по земле.
  Со всех сторон к месту происшествия уже бежали нукеры. Дальше начался
какой-то кошмар.
  Толпа мусульман раздалась, оставив посреди сбившихся в тесную кучку
туристов. Студентов похватали и мгновенно скрутили им руки за спину.
Леонид дергался на земле, пытаясь ослабить узел. Его подняли, и он встал
на подкашивающихся ногах.
  - Ты поднял руку на воина хагана, - монгол, подъехав, толкнул его носком
сапога в грудь и, если бы не держащие Леонида за плечи нукеры, он
непременно упал бы снова. - Таким смерть! И этих тоже, - крикнул монгол,
кивнув в сторону студентов. - Всех!
  Дибров зажмурился, когда в воздухе замелькали короткие кривые сабли. Он
вдруг закачался сам и оперся на копье, чтобы...


  Какой ужас!
  Дибров сам не заметил, как задремал, хотя специально остался в машине,
жалуясь на то, что Искандер нещадно храпит. Он решил выждать пару часов и
отправиться к скале в одиночку. И вот заснул.
  Какой страшный сон! А ведь это, возможно, уже не предупреждение, а прямая
угроза, подумал он. Надо быстрее идти.
  Колея белела в темноте, и была хорошо видна, но Дибров не стал
придерживаться дороги, а, спрямляя путь, пошел напрямик, ориентируясь на
слух по тихому плеску воды в реке. Кузнечики стрекотали как оглашенные,
словно южные цикады, замолкая лишь тогда, когда Дибров подходил совсем
близко.
  Небо в бледных звездах так и не приобрело той холодной черноты, что
характерна для августа и осени, но иногда Владимир все же взглядывал
вверх, в который раз безуспешно пытаясь отыскать Полярную звезду - Золотой
Кол, как называли ее монголы. Он окончательно запутался, вспоминая, откуда
надо отложить шесть расстояний - от ковша или от ручки Большой Медведицы,
прикидывал так и эдак, пока внезапно над ним, закрыв на мгновение звезды,
не пронесся бесшумно силуэт с распластанными крыльями. От неожиданности
Дибров чуть не присел, но тут же понял, что это на ночную охоту вылетела
большая сова. Еще пару раз, словно сказочная нежить, сова проносилась над
ним, невольно заставляя холодеть сердце.
  Чтобы немного успокоить нервы, Дибров начал насвистывать какой-то шлягер,
пока не спохватился, что лишний шум сейчас ни к чему.
  Гора медленно поворачивалась противоположным скальным боком, оставаясь все
время справа. Ее силуэт был монолитен - сплошная черная тень, закрывающая
пространство до самого неба.
  Пару раз Дибров оступался, проваливаясь в норы сусликов, но все же
довольно скоро различил далеко впереди неяркий огонь костра - там
остановились туристы. Можно было напрячь слух и различить отдельные слова,
уфологи еще не спали, но Владимир, не раздумывая, свернул к самому берегу.
Он решил переправиться через Калым, не доходя до лагеря, встречаться и
объяснять, зачем он оказался здесь в такой поздний час, не хотелось.
  В мутной днем и блестящей теперь воде реки слабо отражались звезды. Дибров
сел на обрыв и свесил ноги, не чувствуя опоры. Перевернувшись на живот, он
стал съезжать вниз, ощущая, как крошится сухая глина. Отдельные комки
срывались и падали, рождая тихие плески. Шкатулки, несмотря на свои малые
размеры, мешали зацепиться руками за берег как следует, Дибров уже
подумал, что нечего было таскать их с собой, следовало просто вытряхнуть
содержимое в какой-нибудь мешок, как вдруг сорвался и ухнул с обрыва,
больно ударившись при этом подбородком о глиняный выступ. Еще мгновение
спустя он ощутил себя стоящим по колено в воде.
  - Блин! - сказал Владимир любимое русское слово, способное заменить в
зависимости от ситуации длинную фразу или короткое междометие. - Приехали!
  Он посмотрел вперед, пытаясь определить, далеко ли до другого берега и
насколько здесь глубоко, ничего не понял и побрел, при каждом шаге
тщательно ощупывая дно. Через десять метров вода поднялась ему до пояса.
Чепуха, подумал Дибров, вряд ли придется плыть и на середине реки, когда
где-то в отдалении послышался неясный шум, вернее треск, словно заработал
маленький электрический моторчик. Треск раздавался сзади, на берегу,
Владимир обернулся и замер - прямо на палатки туристов спускалась
гигантская, как летающий остров Лапута, тарелка пришельцев.


  Зрелище было хоть куда!
  Дибров попытался развернуться, поскользнулся и потерял равновесие. Он
ткнулся лицом в воду, тут же распрямился, да так и застыл на короткое
время, глядя, как под днищем тарелки включились мощные прожекторы.
  Голубоватые столбы света - восемь, десять? - уперлись в землю, и овальный
корабль застыл на них, словно на опорах, прекратив на миг снижение.
  Никакая компьютерная графика была не в силах дать такое ощущение
реальности. Да и не подумал Дибров даже обо всем увиденном в
фантастических фильмах, настолько мертвенно-страшно блестел синеватый
металл обшивки, и оранжевые огни как на уличной рекламе пробегали по
периметру тарелки, то убыстряя, то замедляя движение.
  Еще минуту спустя Дибров понял, что обрыв мешает ему увидеть степь, он
смотрел вверх, как из глубокого окопа, тогда он двинулся обратно к берегу,
уже не заботясь о том, производит он шум или нет.
  А шума между тем хватало и без этого.
  Ровный стрекот сменился однотонным гулом, который скорее ощущался всем
телом, а не одним только слухом. Мелкая вибрация воздуха заставляла
дрожать свет прожекторов, и сам корабль колебался, оставаясь, впрочем, на
одном месте, словно готовый растаять, подобно миражу, но никуда не
пропадал, а становился все материальнее.
  "Неужели? - мимолетно подумал Дибров, все еще не совсем доверяя
увиденному. - Может, это мне снится?".
  Размеры тарелки не поддавались описанию. Вскарабкавшись обратно на берег,
Владимир попытался окинуть корабль взглядом.
  Взгляд зацепился за крохотные палатки, фигурки туристов и вновь уперся в
днище тарелки, сравнимое по масштабам лишь с самой степью. Ровная
металлическая поверхность, как крышка кастрюли, казалось, прикрыла
пространство до горизонта. Выше начинался циклопический обод с
разноцветными огнями, а над ним сферический купол с непонятными
надстройками и башенками.
  "Город, это целый город! - подумал Дибров, едва сдерживая себя, чтобы не
то закричать, не то завыть от непонятного ужаса, который внушал внеземной
корабль. - Дождались!"
Даже издали ему хорошо было видно все, что происходит в лагере. Леонид,
словно шаман, вскинул вверх руки, да так и замер в ожидании появления
неизвестных богов. Девушки исполнили что-то вроде языческого танца, а
парни стояли смирно, задрав головы, и лишь потом стали медленно отходить
от палаток, словно желая выйти из-под днища корабля и очутиться вне зоны
света.
  Но нельзя было найти вокруг даже клочка тени. Залитая сиянием прожекторов,
как бесконечный стадион, степь не давала возможности укрыться. Дибров
вдруг понял, что и он сам теперь хорошо виден, но никто не обернулся в его
сторону - все внимание поглощала тарелка.
  "Эх, оркестр бы сейчас, - мелькнула глупая мысль. - Грянуть марш во
исполнение давней мечты человечества!"
Но тут же подумалось и о том, что, возможно, лучше было бы уносить отсюда
ноги, но этого как раз сделать было невозможно - оцепенение разлилось по
всему телу, только усиливая ощущение нереальности.
  Неожиданно тарелка просела, метров на двадцать провалившись вниз, и
девушки взвизгнули от страха, но тут же вновь замерла, только в ровном до
этого днище появился четырехугольный люк - сейчас он четко выделялся
черным пятном на синеватой поверхности металла, как частичка беззвездного
неба. Казалось, что дыра пронизывает корабль насквозь.
  Леонид продолжал шаманствовать, мало обращая внимания на остальную группу.
Диброву показалось, что он выкрикивает какие-то слова, но какие именно,
расслышать не удалось - ровный гул поглощал остальные звуки, как вата.
  Черный до этого люк озарился внутренним светом, словно в нем заплескалась
подкрашенная купоросом вода. И немедленно после этого на землю из
зелено-голубого квадрата упал такой же четырехугольный луч, расширяясь к
основанию и захватывая палатки, фигурки туристов - весь лагерь, но не
достигая обрыва, на котором стоял Дибров.
  Можно было предположить, что следом за этим из люка опустится лестница и
по ней степенно, как и полагается старшим братьям по разуму, вниз
сошествуют космические гости, но вместо этого в проеме появился
металлический механизм, напоминающий членистоногое насекомое, и, поджав
лапки-ходули, ухнул прямо на палатки.
  "Раздавит!" - успел подумать Владимир. Даже издали было видно, что
"насекомое" намного превосходит по размерам, скажем, земной экскаватор, но
механизм на полпути плавно замедлил движение и, чуть покачиваясь в
воздухе, выбросил опоры и опустился на них, застыв, как на цыпочках.
  Ловко перебирая, словно танцуя, металлическими лапками, "насекомое" прытко
отбежало чуть в сторону, умудрившись не задеть ни одного из туристов,
мгновенно сбившихся в тесную группку. В люке показался второй механизм.
  Скоро вокруг палаток, по углам светового квадрата, замерли уже четыре
робота.
  Дибров заметил, что по металлу обшивки механизмов пробегают яркие искры.
  Похоже на оцепление. Прямо, как у Уэллса. Иллюстрация к "Войне миров".
Диброву очень хотелось крикнуть: "Да бегите же вы оттуда!", но он
почему-то молчал и лишь широко раскрытыми глазами смотрел на эту
феерическую картину, включавшую в себя степь, необъятный космический
корабль, жалкий костерок, совсем потускневший в ярком электрическом свете,
и, словно кукольные, фигурки людей.
  "Насекомые" постояли некоторое время неподвижно, а потом, раскачиваясь,
как богомолы, начали подступать ближе к палаткам.
  Дибров был настолько поглощен этим маневром, что чуть не пропустил самого
главного - в люке появились пришельцы или очень похожие на гуманоидов и
более мелкие, чем "насекомые", роботы.
  Фигуры в скафандрах, отдаленно напоминающие глубоководные водолазные
костюмы, с какими-то культяпками вместо рук, дружно повалили из люка
наружу. Стремительно падая вначале, они потом так же, как и механизмы,
плавно опускались на землю.
  Эти не стали расходиться по краям квадрата, а уверенно направились к
туристам, которых почему-то такой тесный контакт не обрадовал. Вновь
послышались женские крики, к которым присоединился мужской хор голосов, но
все это вместе никак не напоминало счастливую встречу братьев по разуму.
  Дибров непроизвольно дернулся, увидев, как рослый гуманоид грубо схватил
за руку Киру и почти швырнул ее в сторону одного из механизмов. Откуда-то
из брюха у того тут же вырвалось гибкое щупальце и, обхватив девушку за
талию, стало подтаскивать ее к сочленению ног. В брюхе у "насекомого"
разошлись сегменты, открывая что-то вроде тесной кабины.
  Леонид, как и полагается капитану, отбивался от насевших на него
гуманоидов, подобно спартанцу, противостоящему нашествию афинян. Но силы
были слишком неравны. Любой из пришельцев превосходил его в росте раза в
полтора. Удар культяпкой пришелся Леониду в голову, он сразу обмяк и упал,
как манекен. Его тут же подхватило металлическое щупальце.
  Через пару минут все было кончено. Туристов рассовали по механизмам, затем
настал черед лагеря. "Насекомые" подступили к палаткам вплотную и обдали
их пенящейся жидкостью, затем проворно подбежали к центру светового
квадрата и, поочередно поджимая членистые опоры, стали подниматься к люку,
один за другим исчезая в недрах корабля. За ними последовали гуманоиды.
  Мгновение спустя отверстие люка померкло, Дибров не заметил никакой
заслонки - люк словно исчез сам собой, а еще через минуту прекратился гул
и тарелка плавно пошла вверх. Скорость, с какой она исчезала в ночном
небе, казалась невероятной. Где-то очень высоко появилась яркая вспышка, и
тут же гигантский диск превратился в подобие крошечной звезды, даже менее
яркой, чем другие звезды.
  Все!
  - Эй! - запоздало крикнул Дибров. - Э-эй! -Вместе с прорезавшимся голосом
он почувствовал, что и тело вновь стало послушным. Тогда Владимир побежал
к лагерю. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как палатки ярко
вспыхнули, словно замедленно сработала неведомая химическая реакция.
Вспышка была такой силы, что ударом упругой тепловой волны Диброва
швырнуло в сторону обрыва и, теряя под ногами опору, он рухнул с берега в
воду.


  Следующие минуты словно слепились в ком, в котором очередность событий
перепуталась и смешалась. Дибров упал в воду, чуть не захлебнулся,
окунувшись в течение с головой, но все-таки выбрался, хватая воздух широко
открытым ртом. Он вновь бросился к обрыву и удивительно быстро сумел
вскарабкаться наверх. Лагерь пылал. Горели не только палатки, все
пространство, на котором находились разбросанные вещи и посуда, было
охвачено огнем. Потом пламя стихло, и по степи пополз вонючий угар. Дибров
закашлялся.
  Все еще не до конца веря в происшедшее, он побрел к лагерю или, вернее, к
тому, что от него осталось. Но не осталось ничего. Ровная выжженная земля.
Словно здесь горел легкий тополиный пух, подожженный мальчишками, а не
брезент и металл.
  Дибров ступил на золу, ощущая под ногами мягкую теплую пыль. Подошвы
кроссовок мгновенно нагрелись.
  Пустота!
  Он ходил по квадрату, очерченному недавно сначала светом прожектора, потом
огнем. Так и остался выжженный квадрат - единственное вещественное
доказательство состоявшегося контакта.
  До чего же глупо все получилось. А он-то сам - хорош! Ведь догадывался,
чем может обернуться загаданная встреча с пришельцами. Исполняется любое
желание, но, словно подчиненное чьей-то злой воле, исполняется
шиворот-навыворот. Криво.
  Можно только догадываться, что уставший, торопящийся успеть в срок Валька
подумал в момент появления тени о том, что неплохо было бы выспаться -
спит до сих пор. Лазарева, конечно, мечтала о стремительной карьере -
осуществилось все, но финал известен. Один бог знает, что загадал
Шахрутдинов, и преуспел, и сейчас лежит в реанимации. Если еще лежит.
  Дибров с ненавистью посмотрел в сторону скалы. Проклятое место! Проклятое
и непонятное. Как появилось оно здесь, зачем? Место для просьб и поздних
сожалений. Ну, иди сюда человек, попроси счастья и покоя - что получишь
взамен? Мефистофель просил за бессмертие душу, всадник берет малую мзду,
но все воздается при жизни.
  А раз так, то чего же он медлит?
  Шкатулки должны лежать где-то возле берега. Дибров их выронил, конечно.
Неизвестно только когда. Может быть, когда падал с обрыва, сброшенный
тепловой волной, может быть, раньше - в момент появления корабля. Неважно.
Надо найти!
  Владимир резко развернулся и оторопел. У самой реки, там, где он
вскарабкивался на берег, стоял Сергей, а еще чуть дальше виднелась
неуклюжая фигура Искандера. Он медленно шел в их сторону.
  Ну, кажется, все понятно. Сергей, видимо, последовал за Дибровым, когда
тот тихонько уходил из лагеря. А за ним увязался и Искандер.
  Глаза Сергея блуждали, взгляд выглядел безумным. Он оторопело смотрел на
шкатулки с инвентарными номерами, валяющиеся в короткой степной траве, но
не делал даже попытки поднять их. Похоже, он их просто не видел.
  "И каково впечатление?" - хотел спросить Владимир, но не сказал ни слова,
а только махнул рукой в сторону бывшего лагеря.
  Сергей кивнул в ответ и вдруг сел прямо на землю, зажав голову между
ладонями, словно не желал ничего слышать.
  Дибров подошел вплотную, поднял шкатулки. Та, что побольше, в ней
хранилась пайцза, никак не желала открываться, что-то заело, и в конце
концов Владимир грохнул ее о землю, так что крякнула крышка. Вывалившееся
содержимое он сгреб в ладонь и, размахнувшись, как при броске гранаты,
швырнул железную и золотую дребедень в сторону скалы.
  Пайцза, закрутившись пропеллером, перелетела реку, было слышно, как она
звякнула о камень, наконечники с тяжелым бульканьем посыпались в воду.
  Вторая шкатулка открылась без труда. На этот раз Дибров не спешил. Он
позвенел динарами, а потом, словно это были простые никому не нужные
камешки, перебросал их один за другим на другой берег.
  Даже отсюда было видно, как сверкают золотые блестки монет, упавшие между
камнями. Сергей смотрел на эти кощунственные с точки зрения следствия
действия безо всякого выражения и не сделал ни малейшей попытки помешать.
  Когда вслед за украденными из музея вещами Дибров выкинул в речку и
шкатулки и те закачались на волнах квадратными нелепыми поплавками, к ним
подошел Искандер. Губы у него тряслись, лицо стало серым.
  - К-как они их, - слегка заикаясь, выговорил он, словно губы перестали
слушаться. - К-как они...
  - Может быть, что-то еще можно сделать? - Сергей поднялся с земли и
уставился на выжженный прямоугольник. Потом сморщился и, совсем по-детски
вытерев тыльной стороной кисти нос, безнадежно отвернулся.
  Они еще походили по пепелищу, словно в надежде отыскать хоть что-нибудь из
вещей, не сгинувших в пламени, хотя зачем они делали это, не смог бы
сказать никто. Потом, почти не разговаривая, двинулись к лагерю.
  Стало совсем светло.
  На полпути, там, где дорога близко подходила к деревне, они увидели толпу.
Мужчины, женщины, дети. Деревенские стояли молча, как будто вышли в степь
полюбоваться каким-то завораживающим зрелищем. Никто не сделал попытки
даже крикнуть или махнуть рукой. Дибров, проходя мимо, чувствовал себя
идущим сквозь строй.
  Вернувшись, они дружно свернули палатку и сели в машину.


  Они вернулись в город другой, объездной дорогой. Управились за один день,
Искандер гнал, как бешеный. Не останавливались даже перекусить. Про еду за
весь день так никто и не вспомнил.
  Уже за Салаватом Сергей неожиданно сзади тронул плечо Диброва.
  - А я знал, что это вы украли вещи из музея, - тихо сказал он. - С самого
начала. Я и поехал только затем, чтобы убедиться.
  - И арестовать...
  - Не знаю. Ничего теперь не знаю.
  - Как поступишь с Лазаревой?
  - Разберемся. Но постараюсь помочь...
  О том, будут ли они рассказывать об увиденном, никто не заикнулся. И так
ясно, что не будут. Не смогут.
  В город въехали вечером, в легких летних сумерках. Дибров не захотел
ночевать в мастерской у Искандера - непонятно почему, но не захотел.
Боялся разговоров, но и оставаться одному казалось невыносимым. Он
попросил высадить его у дома Тюрина.
  Андрей после рабочего дня выглядел усталым, но, увидев Диброва, оживился,
стал шумно требовать подробностей. Владимир отвечал вяло, отшучивался.
  Да, поглядели, пожили. Деревня действительно странная, но не более, чем и
все другие глухие деревеньки, где жизнь застряла в начале века. Ничего
особенного не обнаружили. Лучше расскажи, как дела у Вальки.
  Поняв, что другу не до откровенных бесед, Тюрин отстал, успокоился и,
чтобы не молчать, начал рассказывать о том, как идут дела в фирме.
Владимир слушал вполслуха, невпопад кивал, а потом попросил постелить
постель.
  Холодильник через равные интервалы включался, тарахтел, но не мешал
думать. Через приоткрытое окно тянуло сквознячком; ровно, словно вода в
реке, шуршала листвой черемуха. Дибров хотел и боялся заснуть. Снова и
снова, стоило лишь прикрыть веки, возникала тарелка пришельцев. Да и
пришельцев ли? Ведь может быть и так, что воображение само создало
картину, которой в действительности не было. Но значит, тогда ничего и не
произошло?
  Дибров окончательно запутался. В конце концов, он вдруг вспомнил о доме, о
том, что пора, наверное, завершать это путешествие и возвращаться, и с
этими мыслями заснул.


  ... тянущийся обоз. Добычи досталось много. Обоз двигался в сторону
Монголии и Дибров шел между возами - чужой и свой одновременно. На нем был
надет полосатый халат, а белый пояс, он знал это, прикрывал обернутый
вокруг талии дамасский меч, застегнутый на рукоятку-пряжку.
  - Посторонись, купец! - услышал он сзади.
  Дибров подался в сторону и мимо проехал на саврасом коне начальник обоза
Дугун. Он уже удалился метров на двадцать, когда вдруг натянул поводья и
остановился.
  - Ну чего ты идешь за нами, как шакал? - он вновь обратился к Диброву. -
Ты уже набил товаром две телеги. Неужели хочешь набить третью?
  - Чингис дал мне грамоту, - смиренно ответил Дибров. - Ты не можешь
прогнать меня.
  - Наши воины берут добычу в бою, - пробормотал Дугун. - А потом приходят
такие, как ты, и просят свою долю.
  - Мне трудно управиться с моим добром одному, - признался Дибров. - Продай
рабов.
  - Рабов? - Дугун тяжело посмотрел на него. - Есть у меня несколько, скоро
протянут ноги. Выходишь - твои.
  - Зачем мне больные?
  - Как знаешь, - Дугун понукнул коня.
  - Эй, - крикнул Дибров ему в спину. - Пусть будет, как ты сказал.
  - Пойдем, - сказал Дугун.
  Еле поспевая за всадником, Дибров вслед за Дугуном обогнал несколько
неторопливо идущих возов.
  - Вот, - сказал начальник обоза. - Эти!
  Около скрипящей несмазанными осями телеги шел пожилой монгольский воин,
которому судьба определила теперь спокойную старость на родине. Воз был
тяжело нагружен, да к тому же на нем еще лежали три прикрытые, как
мертвецы, тряпками тела.
  - Отдай ему их! - приказал Дугун.
  - Пусть платит, - возразил монгол. - Мне тоже нужны рабы.
  - Это не рабы, а покойники, - сказал начальник обоза. - Отдай и лошадь
скажет тебе спасибо.
  Монгол прикрикнул, и лошадь остановилась. Дугун махнул рукой, и к телеге
подбежали двое воинов сопровождения.
  - Сгрузите этих, - приказал Дугун.
  Тела сбросили, как мешки, прямо на землю.
  - Я сделал, как ты просил, - сказал Диброву Дугун. - А теперь проваливай!
  Телега вновь заскрипела осями и двинулась вперед.
  Степь казалась вогнутой чашей с зеленым дном и голубыми краями. Сколько
хватало глаз, вокруг двигались люди. Шли без дороги. Да и зачем дорога в
степи, где можно ехать, не останавливаясь, в любую сторону тысячи
километров?
  Дибров присел перед рабами на корточки, отбросил тряпки.
  Он бы, наверное, закричал, если бы смог. Но он не смог.
  Бессильно раскинув руки, перед ним лежал Валька. Вечный румянец на щеках
сменился неестественной бледностью, но дыхание было ровным и спокойным.
Лазарева, наоборот, лишь телега немного удалилась, села и тронула руками
лицо, словно проверяя, хорошо ли она выглядит. Третьим был, очевидно,
Шахрутдинов. Дибров никогда его не видел, но почему-то был уверен в этом.
  А мимо чужой и непонятной толпой шли смуглолицые узкоглазые люди, и где-то
высоко в небе звенел невидимый с земли жаворонок...


  Знакомый уже солнечный зайчик дрожал на потолке, и лишь когда налетал
порыв ветра и пригибал ветку черемухи к окну, исчезал, чтобы через
мгновение появиться вновь.
  Дибров проснулся с ощущением свободы. Или беззаботности. Или это одно и то
же.
  Он потянулся всем телом, как в детстве, так, что пятки вылезли за матрац и
коснулись прохладного пола.
  Еще не зная, что он будет сегодня делать, Владимир привстал. Сон внушал
надежду, но постепенно бледнел, уступая место реальности.
  Позвонить в больницу и узнать, как там Валька? Нет, пожалуй, слишком рано.
Обругают за несвоевременный звонок. Ладно, это потом. Нанести визит
Лазаревой? Сходить на службу к Сергею? Зачем? И так, кажется, все ясно.
  В комнате зазвенел будильник.
  Тюрин, обрадованный изменениями в настроении друга, тоже был весел и за
завтраком стал строить планы на выходные. Надо съездить на озеро,
организовать пикничок, покупаться и позагорать - погода располагает.
  Когда все разошлись и Владимир наконец остался один, он вдруг остро
почувствовал, что ничего на самом деле не изменилось. Сон, конечно, что-то
значит, но не обманывает ли он сам себя, доверившись, словно девица на
выданье, дурацкому соннику.
  - Петух - к дождю, а поп - к несчастью, - бормотал он, роясь в дорожной
сумке, чтобы найти листки с недавно написанными стихами.
  Но не добрался до записей и замер, сидя на корточках, тупо уставившись
прямо перед собой. Неужели он настолько наивен, уверившись, что все
кончено? Неужели достаточно лишь того, чтобы выбросить из жизни и памяти
все, что произошло с ним наяву совсем недавно? Ведь скала осталась там,
где стояла. И что это за скала на самом деле? Где это видано, не в сказке,
конечно, а в самой что ни на есть реальной действительности, чтобы по
какому-то необъяснимому капризу неизвестно кого сбывались заветные мечты и
желания? Неужели он, Дибров, взрослый мужчина, весь опыт жизни которого
говорит о том, что чудес не бывает, поверил в какую-то чепуху, и мало
того, сам участвовал в языческом представлении, принося жертву
непонятному, а потому особенно страшному богу?
  А ведь можно было поступить по-другому. Не экспериментировать самому, а
обратиться за помощью к ученым, к специалистам. Пусть это не самый быстрый
путь, но ведь тогда не надо было бы маяться мыслями о том, нормален ли он
и нормальны ли другие, поверив в невероятное. Вчера все казалось правдой,
но ведь, возможно, только казалось!
  Дибров быстро собрался и пулей вылетел из квартиры, впопыхах даже не
закрыв как следует дверь, а лишь захлопнув ее на язычок замка. Он не стал
дожидаться троллейбуса, а поймал первую подвернувшуюся машину и помчался к
Искандеру.
  Надо было вчера договорить. Подумаешь, напугались! Что же теперь так и
жить с вечным чувством неизвестности - не привиделось ли чего со страху,
не пали ли они жертвой грандиозной мистификации и собственного слабоумия?
  - Ты что-нибудь понимаешь? - закричал он с порога мастерской - дверь
оказалась незаперта. - Хоть что-нибудь? Ведь если вдуматься, то все
увиденное - бред! Чушь собачья!
  Дибров патетически взмахнул рукой, не обращая внимания на то, что Искандер
едва посмотрел в его сторону. Он сидел на полу, поджав ноги, перед
мольбертом, на котором стоял этюд, написанный у скалы.
  - Ведь, скорее всего, мы сами все и придумали. А придумав, поверили. Что
ты скажешь, например, о мальчике? О том самом мальчике, что потребовал
вернуть найденное? Кто он такой, откуда? Да и был ли мальчик! - с
непонятным для себя вызовом воскликнул Владимир, только сейчас заметив,
что Искандер его почти не слушает. - Был ли...
  - Иди сюда, - тихо сказал Искандер.
  - Зачем? - Диброва неприятно поразил тон его голоса. - Что я там не видел?
  - Смотри, - Искандер кивнул в сторону этюда. - Внимательно.
  Только что громко кричавший Дибров притих. Он ведь ничего не опровергал.
Возможно, он только хотел убедиться, увериться, что нормален. Хотел
возражений, которых у него и самого было достаточно. Но Искандер не
пожелал спорить.
  Этюд стоял повернутый к свету. Дибров подошел к другу и присел рядом на
корточки. Ну, чего в этом этюде особенного - картинка как картинка! Скала,
лес, кусками прорывающийся между камнями, слабое свечение неяркого пятна у
основания - там, где через минуту появились огни...
  Пятно неожиданно вспыхнуло и потянулось колеблющимся пламенем вверх.
Владимир охнул и протянул руку, словно пытаясь погасить несуществующий
огонь, и тут же отдернул пальцы, наткнувшись на холодный холст.
  - Что это? - испуганно спросил он, но замолк, видя, как на противоположном
крае этюда появилось ответное пламя, и тут же на скале возник меловой
силуэт всадника. Он медленно, покачиваясь, двинулся наискосок и пропал.
Пропал точно так же, как там, у скалы, когда надо было загадывать
несбыточное и надеяться, что оно свершится, и бояться этого.
  Точно так же...





  * Здесь и далее отрывки из поэмы В. Берязева "Знамя Чингиса".



        

            
[X]