Александр КАМЕНЕЦКИЙ
НЕОЖИДАННЫЙ ПОКОЙНИК
"Что со мной случилось?" - подумал он.
Франц Кафка "Превращение"
Проснувшись однажды утром и сладко потянув в постели все свое длинное
тело, наблюдатель за звездами Тимофей М. случайно обнаружил, что внутри
него кто-то умер. Тимофей не испугался и не огорчился нимало, как
следовало бы человеку в его положении, напротив, это вызвало в нем
возмущение сверх меры. Так всегда, раздраженно думал он, кутаясь до
подбородка в одеяло, как ни стараешься, а неприятности тут как тут. Ведь я
столь разумно устроил свою жизнь, чтобы в ней не возникло даже и щелочки,
куда могут просочиться неприятности, а вот на тебе! И добро бы
какая-нибудь бытовая неурядица - с ними-то всегда приходится мириться, но
даже что похуже я, в конце концов, снес бы без ропота, например, если бы
меня вдруг понизили по службе, или назначили работу, которую я не в
состоянии выполнить, или даже если бы я вдруг тяжело захворал, - такое
ведь случается с каждым, тут хоть будь ты семи пядей во лбу, никуда не
денешься, однако, это уже совсем несносно. Эдакие фокусы способны сбить
тебя с толку, запутать и закружить голову - того и гляди, натворишь
глупостей, а там и бед на свою несчастную башку. Труп! Подумать только!
Ведь если бы я, например, встал, привел себя в порядок, позавтракал, выпил
кофе, надел галстук, как подобает приличному человеку, сделался ко всему
готов, и тут явился бы посыльный и сказал: "Вам письмо из суда. Вы
совершили оплошность и теперь будете находиться под стражей", тогда я еще
худо-бедно сумел бы снести и не пасть духом. Однако же, теперь, едва успев
проснуться, в теплой постели принять на себя груз такой невероятной
новости - простите, это непорядочно и несправедливо. Кем бы ни был
покойник, объявившийся так некстати, но он просто выскочка и беспардонный
человек. Допустим, он жил во мне, пользовался без спросу моим еще
достаточно молодым и здоровым телом, ни в чем себе не отказывая, - что ж
он потом взял и поступил так по-свински? И что мне теперь прикажете делать?
Тем временем пробежало уже с четверть часа; приближался рабочий день, и
следовало скорее вставать, чтобы приступить к обычным дневным
обязанностям. Через силу выбравшись из-под одеяла, Тимофей поднялся и с
удивлением обнаружил неожиданный прилив сил и бодрости во всех членах,
словно его отпустила давняя болезнь. Ему, например, впервые за много лет
захотелось вприпрыжку спуститься во двор, сделать гимнастику, обливаясь
горячим приятным потом, затем обежать несколько кругов около дома, принять
после холодный душ и во всем остальном повести себя так, как, наверное, и
должен себя вести здоровый полноценный мужчина его возраста. Удивившись
своим новым телесным ощущениям и охваченный неясной эйфорией, Тимофей
успел наскоро почистить зубы и побриться, но когда дело дошло до кофе,
проклятый труп снова напомнил о себе, и вся прежняя живость мигом пропала,
а на сердце стало и темно, и душно.
Что же делают люди в таких случаях? Наверное, нужно позвонить куда-то и
сообщить, иначе ведь могут подумать черт знает что. Еще возьмутся писать
какие-нибудь бумаги, позовут соседей, а это уже совсем никуда не годится.
Того и гляди, сыщут тебе вину, и поди потом докажи, что никакой твоей вины
здесь нет, - нипочем не докажешь. Уж я-то знаю этих проходимцев, желчно
думал Тимофей, с ними лучше не связываться, они тебя в два счета обведут
вокруг пальца и заставят плясать под свою дудку. Однако, куда же звонить?
И стоит ли? Бумаги бумагами, но если посмотрят на дело с другой стороны?
Вот тогда точно конец. Упекут в желтый дом, и поминай как звали. Нет, надо
срочно что-то придумать, срочно, и чем скорее, тем лучше.
Между тем, Тимофей обнаружил себя бодро шагающим к автобусной остановке.
Тело его, невесть чему обрадовавшись, весело исполняло обычные
утомительные функции, не спрашивая соизволения ума, занятого своими
хлопотами. Так, например, оно вприпрыжку побежало за автобусом, легко,
гораздо легче обычного, протиснулось всередину и даже ухитрилось занять
одно-единственное пустовавшее место, вызвав, разумеется, всеобщие
нарекания. Такое, очень несвойственное, поведение озадачило и огорчило
Тимофея, начавшего уже всерьез опасаться случившейся с ним перемены.
Стараясь придать своим мыслям строй и порядок, он уставился в окно, за
которым сплошной стеной стояли одинаковые серые строения хранилищ и
складов, и принялся рассуждать. Перво-наперво, кто он такой, этот невесть
откуда взявшийся мертвец? Не с неба же он свалился. Значит, до
сегодняшнего утра он жил во мне, хотя я его совсем не знаю. Вот незадача!
Крайне неосмотрительно так себя вести, когда внутри живет некий постоялец,
способный неизвестно на какие проделки. Мало ли, что у него на уме. В
таком свете даже хорошо, что он умер, положив тем самым конец всякому
беспокойству, которое могло от него исходить. Однако его внезапная смерть
тоже не сахар!
И Тимофей окончательно потерял самообладание. Все от того, думал он, что я
неудачник, и все в моей жизни шиворот-навыворот. Но разве я, зная об этом,
не сделал все возможное, чтобы облегчить свою участь? Разве я не понял еще
в юности, что главное - это покой, и разве я недостаточно трудился над
тем, чтобы окружить себя покоем? Ведь если ты знаешь о своей
неудачливости, о том, что слава, борьба, подвиги, отчаянные порывы и
сильные чувства не для тебя, единственное, что восполняет отсутствие их
всех, - покой и бестрепетное созерцание окружающих бурь, стоя у окна, за
которым шумит ливень. Потому-то я и служу наблюдателем за звездами - дело
это тихое, мирное и отнюдь не волнительное, ибо светила движутся согласно
вселенским законам, сознавать которые - одно удовольствие. Хотя
наблюдателем меня можно считать с большой натяжкой, на самом деле время
мое протекает в тесной, пыльной, пускай и уединенной комнате у
вычислительной машины, которая рассчитывает траектории движения небесных
тел. Большую их часть можно увидеть разве что в очень сильный телескоп,
которого у нас в конторе отродясь не бывало, так что наблюдаю я за
колонками цифр, которые изрыгает печатное устройство. Конечно, в таком
занятии нет никакой романтики, и платят мало, однако, выгоды здесь
совершенно очевидны. Значение моей работы ничтожно: программируют машину
из комнаты 207, а расшифровывают цифры в комнате 209. Мне, по большому
счету, и делать-то на службе нечего, но я держусь уже много лет и пережил
кое-кого из тех свистунов, что слишком уж много о себе мнят. А причина
проста: моей комнатой 208 никто не интересуется, в ней не происходит
ничего такого, что заслуживало бы пристального внимания, а там, где нет
пристального внимания, нет и происшествий. Конечно, я не лишен кое-каких
амбиций: например, неплохо было бы перейти в комнату 209 (поскольку в
207-ю я не гожусь) или даже в 210-ю, где и объем работ побольше, и задачи
посерьезнее, но я обуздываю себя, памятуя, что важнее. Стало быть, пять
раз в неделю в течение восьми часов мне обеспечен полный, нерушимый,
гарантированный покой, и это славно. Дома все тоже рассчитано до мелочей:
живу я, слава Богу, один, ем немного и не привередлив, спать ложусь рано,
телевизор и вовсе не смотрю. Конечно, никто не может застраховать себя на
все сто процентов: иной раз, скажем, случайно разобьешь чашку, или
ошпаришься кипятком, или всю ночь напролет за окном будет выть собака, или
подхватишь простуду. Однако, этот труп! До чего же некстати он объявился,
каких дел задал, каким беспокойством наградил! Беда, просто беда...
Тимофей вошел в свой рабочий кабинет, постаравшись остаться никем не
замеченным, тщательно запер дверь на ключ и уставился в колонки цифр, за
которыми и был приставлен наблюдать. Там, за этой абракадаброй,
открывались такие бездны, которые нормальный человек вообразить просто не
в состоянии: он измеряет жизнь своими мерками, его век - шесть или семь
десятков лет, предельно возможное расстояние, которое он способен
представить, - восемь часов лету от Москвы, скажем, до Сиднея, самое
огромное, что способен он увидеть своими глазами, - гора Эверест. И как,
скажите на милость, может с этим сравниться период обращения галактики
АК3480855 в несколько миллиардов световых лет? Никак. Она, галактика, -
обыкновенная фикция, условность, повод, чтобы загрузить работой несколько
десятков ученых прохвостов и обслуживающего их персонала. Все трудятся,
все заняты, все потеют - а зачем? Не есть ли это образчик всего, к чему
стремятся люди? Иные лоб себе расшибают из-за того или этого, другие
предпочитают своему лбу чужие, а результат? Результата ищи на кладбище -
ищи, хоть обыщись.
Вот так мысли Тимофея, сделав сложный виток, вернулись к окаянному трупу.
Да чтоб он провалился, в конце концов, чтоб ему пусто было! Но внезапно
налетевший гнев вдруг сменился чувством совершенно противоположным, и
Тимофей схватился за голову. Почему это, скажите на милость, у вас внутри
кто-то умер? Значит, вы создали ему невыносимые условия существования,
плохо кормили, не добавляли в пищу витаминов, злоупотребляли курением и
вином. Неизвестно еще, было ли ему внутри вас достаточно места и вообще,
не тюремной ли камерой стал для него ваш организм? Ах, воскликнул Тимофей,
это правда! Питался я и впрямь скверно, но ведь при моих доходах в
ресторан не пойдешь. Табак и алкоголь - да, бывало, но ведь совсем не
часто и не в таких количествах, как вы тут себе навыдумывали. Конечно,
следовало бы наладить свой быт, посещать спортзал и прочее, но ведь тысячи
людей живут точно так же, и ничего, никто внутри них не умирает, а
досталось одному мне!..
Но все доводы были бессмысленны, и слезы раскаяния заливали уже
раскрасневшиеся тимофеевы щеки. Я, я убил, лепетал он, как в горячке, я
уничтожил ни в чем не повинное существо, я посягнул на чужую жизнь, и нет
мне прощения. Убийца, убийца! Теперь тебе век жить с этой болью, с этой
невыносимой мукой, поскольку некому ее доверить, некому сознаться в
содеянном зле, и впереди ждут тебя ад и адское пламя... Так горевал
Тимофей долго, но образумился. С какой это радости стану я убивать
невинного человека, сказал он. Нет, тут все не так просто. Что нам
известно насчет этого типа? Ничего. Жил тихо, как мышь или крот, носа не
казал наружу, а разве свойственно такое поведение человеку, имеющему
чистые помыслы? Конечно, нет. Зачем ему прятаться? Что скрывать? Вот
именно, выходит, было что, и смерть его не такая уж случайность, как может
показаться на первый взгляд. Не иначе, он что-то затевал против меня,
вынашивал планы, что-то продумывал, а тут я возьми и опереди! Тело первым
почуяло опасность и выработало особый яд, чтобы прекратить любые
поползновения раз и навсегда. Поделом ему, мерзавцу! Лежит теперь падаль
падалью, а я жив и здоровехонек.
Внезапно вычислительная машина, до тех пор спокойно урчавшая, издала
треск, задрожала и остановилась, а у Тимофея волосы встали дыбом. Как
можно было забыть? Ведь одной из немногих непременных его обязанностей
было нажимать каждые 15 минут особую клавишу, без чего машина не желала
спокойно рассчитывать движение светил. Теперь все пропало! Уже тарабанили
в дверь и в стену! Тимофей поспешно отворил и побелел от ужаса: на пороге
стоял никто иной, как сам инспектор из комнаты 300, которому вздумалось
зачем-то совершать утреннюю проверку.
- Что вы себе позволяете, очковтиратель? - выпалил он и затопал ногами. -
Не для того ли вас здесь держат, как ученую обезьяну, чтобы выполнять
простейшую работу, к которой вы, оказывается, тоже не способны! Отвечайте
немедленно, что случилось?
- Я... я болен, - пролепетал Тимофей онемевшими губами. - У меня кружится
голова.
- Ах, бездельник! - воскликнул инспектор. - Какую нелепую ложь вы себе
позволяете. Если у человека кружится голова, он идет к доктору, а не на
службу, а вы - вы совсем не больны. Немедленно отправляйтесь вон, не то я
вышвырну вас отсюда своими собственными руками.
- Я не виноват! - рыдая и прижимая ладони к груди, бормотал Тимофей, а
затем упал перед инспектором на колени. - Я тут ни при чем. Это все он...
мертвец... он меня с утра мучит и не дает покоя. Разве я когда-нибудь
допускал ошибки? Ведь нет же, нет... А теперь вот допустил, потому что все
время думаю о нем, без конца о нем думаю...
Инспектор многозначительно переглянулся с окружавшими его слугами.
- Выходит, вы и впрямь больны, - сказал он Тимофею. - Это вас извиняет.
Идите-ка поскорее домой и примите успокоительных таблеток. Пожалуй, я
распоряжусь, чтобы вам дали небольшой отпуск.
Вне себя от горя, Тимофей поплелся домой. Боже, думал он, за что Ты меня
так караешь? Чем заслужил я Твой гнев, чем оскорбил или обидел Тебя? Ведь
если человек просыпается себе утром, а внутри у него покойник, тут есть от
чего сойти с ума. Не успеваешь даже толком понять в чем дело, а
неприятностей уже пруд пруди, да еще каких! Ведь инспектор, пожалуй, этого
так не оставит, у него власти будь здоров сколько, и выгнать меня - плевое
дело. Конечно, за меня вступятся мой начальник и коллеги, ведь я сотрудник
со стажем и всегда честно трудился, и люди меня уважают. Я не ябедник, не
сплетник, никому не делаю зла и веду себя смирно, а в таком змеином
гнезде, как наша контора, это незаменимое качество. Если бы, к примеру, я
старался кого-то подсидеть или обскакать, тогда только держись, а в моем
случае все как раз совсем наоборот. Хотя, с другой стороны, я повел себя
ужасно глупо: эти разговоры о мертвеце ума мне не прибавляют. Решат еще,
пожалуй, что я рехнулся, или у меня нервный срыв, или депрессия, а разве
можно такого человека подпускать к вычислительной машине? Ох, как глупо...
Дадут неделю отпуска, а потом фить! - и на улицу. Ищи потом себе работу
где хочешь или ложись и умирай с голоду. Кто станет разбираться, из-за
чего весь сыр-бор? Теперь точно не миновать беды, это еще только самое
начало...
Но что же делать, черт возьми? Вот что: немедленно избавиться от трупа!
Дело не терпит отлагательств, а то ведь поди знай, чем все это может еще
обернуться. Однако, каким же образом? Конечно, лучшим выходом была бы
немедленная операция, но попробуй объясни доктору, чего ты от него хочешь,
да и страшно ложиться под нож. Остаются домашние методы. Вернувшись в
квартиру и охваченный предчувствием скорого избавления, Тимофей с охотой
принялся за дело, но оно тотчас застопорилось. Прежде всего, неизвестно
было, в каком именно месте помещался мертвец. Собственно, он, подлый,
нигде конкретно не помещался, а просто был внутри, и размеры его тоже не
поддавались описанию. Тимофей не знал, что и думать, поэтому для затравки
решил дело по-простому, напившись слабительных капель. Целую ночь он
провел в сортире, измучившись и изойдя жидкостью, но труп оставался там
же, где и был раньше. Соснув пару часов, чтобы набраться сил, Тимофей
встал с отчаянной мрачной решимостью. В ход пошел самый жуткий рвотный
эликсир, который только удалось найти в аптеке... увы! Тимофей сам едва
вынес это испытание, но покойник даже не тронулся с места. Попытавшись
уморить его почти неразбавленным спиртом и чудом оставшись в живых,
Тимофей окончательно утвердился в мысли, что обычными средствами врага не
возьмешь. Оставались, конечно, еще необычные, из области мистики и
ворожбы, но идти к какой-нибудь старой ведьме он не рискнул, ограничившись
посещением литургии. Впрочем, это тоже не подействовало, а если и
подействовало, то совсем некстати, потому что труп вдруг выкинул такую
штуку, от которой Тимофею сделалось совсем уж дурно: он начал пахнуть.
Обыкновенно, так всегда и происходит: все мертвые пахнут, поэтому в доме
их держат совсем недолго, но как же его вынести из собственного тела?
Вначале запах был несильный, и даже как будто приятный: пахло плесенью и
слегка гнильцой, как в бабушкином погребе, где хранятся всяческие вкусные
вещи и куда вход тебе накрепко заказан, но через пару дней от бабушкиного
погреба не осталось и следа - явно несло разлагающейся плотью. Сперва
Тимофею казалось, что смрад идет изо рта; едва ли не каждый час он бегал
чистить зубы, но это не помогало. Спустя некоторое время выяснилось, что
никакого особенного источника у запаха нет - он, скорее всего, выделяется
сквозь поры кожи, и тут уж ничего не поделаешь. Тимофей пробовал
натираться одеколоном с головы до пят, расходовал ароматические масла,
мылся с грубой мочалкой, но запах никуда не исчезал, а только усиливался,
приобретая все новые и новые оттенки. Он него не было спасения нигде,
поскольку ощущался запах не носом, а чем-то другим, быть может,
обонятельным центром мозга. В квартире стояла невыносимая вонь, не
помогали даже распахнутые день и ночь окна, и оставалось только дивиться,
почему безмолвствуют соседи. Их пренебрежительное равнодушие, вежливые
холодные кивки на лестнице, взгляды, скользящие прочь, - все это
раздражало и пугало до коликов. Разве что однажды маленькая девочка,
встретив Тимофея на лестнице, как-то слишком внимательно посмотрела на
него, а затем охнула и стремглав кинулась прочь. Размышляя о таком
странном поведении, которое никаким насморком объяснить, конечно, нельзя,
Тимофей всерьез заподозрил, что запах во всем мире чует он один и
называется это, скорее всего, шизофренией.
Вот ты и докатился, дружочек, вот теперь все с тобой ясно! Пытался жить по
уму, а схлопотал душевную болезнь. Собирай корзинку и ступай куда положено
- там обретешь ты настоящий покой, езжай, пока не поздно, пока не
повезли... Но ведь до чего же несправедливо устроен мир! Допустим, человек
вынашивает грандиозные планы и идеи, рвется куда-то изо всех сил, пытается
перехитрить судьбу, а она его макает лицом в грязь, - это еще понятно,
поскольку всяк сверчок знай свой шесток, чем выше забираешься, тем больнее
падать. Но ведь я вел себя совершенно иначе, выбрал как можно более тихий
угол, сознательно отгородившись от всего, за чем может последовать
жестокое разочарование, и вот на тебе! Чего я хотел? Обыкновенной,
маленькой и очень частной жизни, без непомерных тягот и хлопот, с такими
скромными и неброскими радостями, о которых и говорить-то не стоит. И
добро бы я еще скрывал ото всех какой-нибудь тайный порок или преступную
мысль, подтачивающую изнутри основание моей души, так ведь нет! Попробуй
найти душу более чистую и невинную, нежели моя...
И тут Тимофей опомнился. Вот оно что, догадался он с горькой радостью, вот
в чем мой истинный грех! Разве не впал я в ужасающую гордыню, стремясь
убежать от той обычной, порочной и гадкой жизни, которую ведут все вокруг?
Разве не возомнил я себя бог весть кем? Иной человек запросто барахтается
в луже, и все сходит такому с рук, а все потому, что грязь ему
свойственна, она неотделима от его натуры, без грязи он чувствует себя как
голый среди одетых. А я вознамерился было сделаться эдаким аскетом,
поставил себя выше людей, изобрел свою собственную идею как жить, но эта
идея противоречит естественному, как движение звезд, ходу вещей. Поэтому и
получил я по заслугам, и поделом мне.
Он долго плакал навзрыд, понимая, что жизнь его кончена, и скоро вместо
одного трупа будут два, и мучил себя горьким сожалением. Кто знает, кем он
был, этот умерший, всхлипывал Тимофей, вполне возможно, совсем не злым и
загадочным типом, а как раз наоборот. Может, стоило бы с ним иметь дело,
наладить какие-нибудь отношения, поближе выяснить, кто он и что он, и чего
ему вообще нужно, а там, глядишь, и сошлись бы накоротке. Ведь если не
знаешь человека совсем, есть шанс, что он может оказаться гораздо лучше,
нежели ты склонен думать, шанс этот ничтожно маленький, но все же нельзя
его отрицать совсем. А вдруг - тут Тимофей содрогнулся всем телом - во мне
жил настоящий, сильный и полнокровный человек, такой, которым я мечтал
когда-то стать, да не стал? Вдруг он действительно был богат и светел
душой, обладал разнообразными талантами и способностями, замечательный
собеседник и верный товарищ? Вот кто наверняка сумел бы скрасить мое
одиночество, которое не столь уж мило, хоть я его и превозношу, дать
толковый совет; глядишь, он смог бы направить мою жизнь в нужное русло,
рассеять малодушие и скуку, указать на сияющие высоты, к которым по зову
сердца надлежит стремиться каждому, сколь ничтожны ни были бы его силы...
Однако же, нынче он труп, и воняет, и проку от него никакого.
Уложив все, на его взгляд, необходимые вещи и документы в большую сумку,
Тимофей тяжко вздохнул, мысленно попрощался со своей уютной квартирой, с
профессией наблюдателя за звездами, с коллегами по службе и даже с самим
инспектором, поплотнее затворил окна, отключил электричество, несколько
раз все тщательно проверил, а затем вышел на улицу и поплелся в
направлении больницы. Стоял, как назло, ясный и солнечный день, взад и
вперед сновали по своим делам хорошо одетые люди, девушки щебетали, а дети
поедали мороженое. Со всем этим Тимофею предстояло расстаться навсегда, и
он, проходя мимо, мысленно кланялся каждому из восхитительных и пестрых
проявлений жизни, словно бы прося у них прощения за то, что не в состоянии
разделить всеобщей радости бытия, а вынужден теперь брести своей унылой
дорогой, чтобы напялить грубую больничную пижаму с застиранным номером на
груди и созерцать мир из-за решеток и чугунных заборов дома скорби. Ах,
как несправедливо!.. Неужели нет никакого выхода?
"Бежать!" - ослепительно полыхнуло в голове, и по телу пронеслась
волнующая электрическая дрожь. Бежать сию же секунду, не медля, куда глаза
глядят. Ведь я за многие годы, стыдливо сознался Тимофей, скопил небольшую
сумму на черный день - теперь, кажется, самое время пустить эти деньги в
ход. Бросить все и бежать прочь отсюда, подальше от всех знакомых, в
какую-нибудь дикую и прекрасную страну вроде Парагвая или Полинезии,
прибыть туда инкогнито и сразу затеряться в непроходимых джунглях, в
песках пустынь, в высоких травах рыжей саванны. Давнее, детское, почти
забытое чувство всколыхнуло Тимофея. Он вспомнил и ночные разбойничьи
вылазки в соседский сад за сочными твердыми яблоками, и пиратский грот,
сооруженный их ватагой у озера, и ледяную горку, с которой летишь на своем
портфеле, так что дух захватывает и не помнишь себя от восторга, и особый,
ни с чем не сравнимый вкус нечаянной свободы, когда вместо скучного урока
ты шагаешь по улице, и до вечера уйма времени, и всего хочется, все можно
успеть, и глаза разбегаются, и надо скорее расти, расти, и вырасти,
наконец, и взвалить на мощные плечи настоящую мужскую ношу, и нести, и
гордиться... На один короткий миг Тимофей сделался совершенно живым и
обновленным. Что это я так расклеился, бодро сказал он себе, что это со
мной случилось? Так не пойдет; я забрел совершенно не туда, основательно
сбился с курса, но надо выбираться. Довольно малодушничать: за все эти
годы ты не приобрел ничего, кроме мозолей на ягодицах, вот до чего довели
тебя твои завиральные идеи! Торопись, время не ждет, тотчас делай
что-нибудь!
Забыв обо всем на свете, Тимофей рванулся бегом вдоль по проспекту, но
вдруг остановился у перекрестка, запыхавшись и бессмысленно поводя глазами
кругом себя. Куда же это я пойду с трупом? Ведь он воняет и разлагается,
он отравляет меня своими миазмами, и куда бы я ни бежал, хоть в Парагвай,
хоть в Панаму, хоть вообще на край света, он будет оставаться со мной и
отбирать у меня силы. Нет, бежать некуда; уж если отправляться в
путешествие, то налегке, да не про меня это сказано. Лучше делать что
положено, покуда не отнялся разум, то есть идти в клинику, ибо я болен. В
конце концов, медицина не так уж слаба, особенно если не скупиться на
деньги и подарки, и как раз ту сумму, которую я собирался было выбросить
на бессмысленную поездку, следует уплатить знающему и опытному доктору,
который, несомненно, во всем разберется и сделает надлежащие выводы.
Пожалуй, если так пойдет дело, то меня не запрут, а если и придется
некоторое время полежать в клинике, то выделят отдельную палату и будут
хорошо ухаживать. В конце концов, не так уж плохо провести в тепле и
чистоте пару месяцев, ровным счетом ничего не делая, зато наслаждаясь
любезным вниманием со всех сторон. К тому же, найдется время основательно
собраться с мыслями, крепко обо всем подумать, взвесить, и уж если
принимать какое-либо важное решение, то, конечно, на трезвую голову. Да,
это самое мудрое, что только можно предпринять в моем положении!
Ноги сами вывели его куда следует. Тимофей с опаской, оглядываясь по
сторонам в просторном вестибюле с колоннами, потоптался на месте, не зная,
что бы предпринять, затем решительно хмыкнул, поднялся по лестнице и
постучал в первый попавшийся кабинет. Дверь ему отворил симпатичный
румяный доктор в белоснежном колпаке, старомодных круглых очках и с такой
же старомодной седой бородкой клинышком, как будто его держали здесь
сугубо для того, чтобы успокаивать, вселять надежду и укреплять
расшатавшийся дух. И впрямь вид его настолько свидетельствовал о полнейшем
благорасположении, что Тимофей тотчас успокоился и даже задумал
предпринять кой-какие меры, чтобы не сразу открыть свой недуг.
- Здравствуйте, друг мой, - произнес доктор, ласково оглядывая Тимофея
маленькими цепкими глазками мышиного цвета. - Проходите же, не
стесняйтесь. Здесь вы находитесь в полной безопасности.
- Спасибо, - сердечно ответил Тимофей.
- На что жалуетесь?
Тимофей помедлил немного и сказал как можно более решительно и твердо:
- Мне нужен рентген.
- Зачем? - искренне удивился доктор.
- Я... я... - замялся Тимофей, - у меня внутри... В общем, я проглотил
кольцо с бриллиантом.
- Вы уверены? - лукаво переспросил доктор. - Именно с бриллиантом? Может,
это был фианит, кварц или горный хрусталь?
- Нет-нет, - тотчас заверил Тимофей, - именно бриллиант чистейшей воды.
Двадцать пять карат. Я хорошо заплачу, если вы обнаружите его. Я даже,
может быть, подарю кольцо вам.
- Идет, - согласился доктор, и они прошли в дальнюю комнату, где за
тяжелой дверью из свинца Тимофея основательно просветили рентгеновскими
лучами.
- Ну, что же вы? - доктор разглядывал снимок так и этак, вертя головой. -
Где ваше кольцо? Здесь нет ничего подобного. Быть может, пардон, вы успели
уже сходить в туалет?
- А что там еще видно? - нетерпеливо перебил его Тимофей. - Нет ли чего
необычного?
- Нет, друг мой, абсолютно ничего. Разве что печень слегка увеличена, но
мы ее вам подлечим, можете не беспокоиться. Это плевое дело.
- У меня внутри труп! - вдруг выпалил Тимофей и закрыл лицо дрожащими
руками. - Он воняет. Если его не видно на рентгене, значит, я сошел с
ума...
- Ага, вот оно что! - весело рассмеялся доктор, как будто только и ждал
чего-нибудь подобного. - Так бы сразу и сказали, а то водите за нос. И что
же вам угодно?
- Не знаю, - пролепетал Тимофей, чуть не плача, - не знаю, как мне жить
дальше.
- Пустяки, - доктор уверенным жестом снял очки и протер их мягкой
тряпочкой. - С вами в первый раз такое?
Тимофей кивнул.
- В первый раз всегда тяжело, а потом привыкаешь, - доктор ободрительно
похлопал Тимофея по плечу. - Вы вот - натура чувствительная, заметили
сразу, а некоторые, я вам доложу, вообще ничего не замечают, даже запаха.
Грубые души. Хотя бояться здесь особенно нечего, и уж тем более не следует
предпринимать необдуманных поступков. Ваш стресс, друг мой, вызван ничем
иным, как обыкновенной неосведомленностью, слабостью нашей медицинской
пропаганды, на которую, увы, вечно не хватает средств. Медицина в подобных
случаях рекомендует на некоторое время покой, диетическое питание, а еще
лучше - сгонять на пару недель куда-нибудь к морю.
- И все? - изумился Тимофей. - Как же так?
- Да, больше ровным счетом ничего не требуется. Такое происходит
практически с каждым из нас, но некоторые люди все равно пугаются и сильно
переживают, а, между тем, смею вас заверить, гепатит или дифтерия гораздо,
гораздо опаснее! - доктор со значением поднял указательный палец. -
Кстати, рекомендую немедленно сделать прививки. Что же касается трупа...
взгляните-ка сперва на мой.
Тимофей подошел и взглянул. Труп у доктора походил на отлично
сохранившуюся египетскую мумию, завернутую в плотный кокон; запах, который
источала мумия, был, несомненно, очень благородным.
- Прелесть! - похвалился доктор. - Лучшее украшение моего внутреннего
жилища, к тому же прекрасно дезинфицирует воздух. По вечерам, особенно
когда сильно устаю на работе, любуюсь на него часами и не могу оторваться.
Он успокаивает, вливает в меня новые силы, заставляет верить в свое
предназначение. Представьте: я очень его люблю и ни за что не променял бы
на какой-нибудь другой. Конечно, довелось изрядно потрудиться и попотеть,
но зато видите, какая красотища?
- Как в музее, - с завистью сказал Тимофей.
- Погодите, и у вас будет такой же, - заверил его доктор. - Все приходит
со временем, а вы еще молоды, у вас все впереди. Ступайте домой, попейте
чаю, лягте в постель и ни о чем таком больше не думайте.
Тимофей поблагодарил, вышел на улицу и вдруг всем сердцем понял, до чего
же прекрасна, в сущности, жизнь.
--------------------------------------------------------------------
Данное художественное произведение распространяется в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения целостности и неизменности текста,
включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое
использование настоящего текста без ведома и прямого согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 04.07.2003 12:21