Вэс КРАВЕН и Брюс ВАГНЕР

      ВОИТЕЛИ СО СНОВИДЕНИЯМИ

      Глава 1

      На улице Вязов было темно и пустынно. Кристен стояла перед заброшенным домом, наблюдая за группой ребят, игравших на лужайке. Мальчики были в костюмах, а девочки в вечерних платьях. Они прыгали через веревочку и пели мрачную песенку.

      «Раз, два, Фредди идет за тобой, Три, четыре, запри-ка лучше дверь».

      Охваченная смутной тревогой, Кристен подошла к маленькой девочке, сидевшей на красном трехколесном велосипеде у входной двери.

      — Здравствуй, — сказала девочка. — Тебя как зовут?

      — Кристен. А тебя?

      Девочка хихикнула, смущенно улыбнулась, но не ответила. Кристен посмотрела на дом: «Что это за место?»

      Внезапно поднялся и завыл ветер. Под его порывами зазвенели колокольчики над входом. Кристен взглянула на колокольчики и увидела, что это длинные бритвы. Она ахнула от изумления. Входная дверь со скрипом отворилась.

      — Мне нужно идти, — печально сказала маленькая девочка. — Пока.

      Бренча звонком на руле, она скрылась в темноте за дверью.

      — Подожди! — закричала Кристен. — Не езди туда!

      Борясь со страхом, Кристен вошла в дом. Он выглядел ужасно. Трухлявые стены, разбитые окна… По пыльному полу шурша скользили сухие листья. Кристен слышала треньканье велосипедного звонка и хихиканье девочки, легким эхом раздающиеся где-то в глубине дома.

      Кристен вошла в длинный, не правильной формы зал в тот момент, когда маленькая девочка исчезала за углом. Она осторожно последовала за девочкой, отметив про себя какие-то красные полосы на стенах.

      Повернув за угол, Кристен оказалась перед тяжелой стальной дверью, которая закрылась с глухим металлическим клацаньем. Эта металлическая дверь на заклепках выглядела неуместной в трухлявом деревянном доме.

      Кристен медленно открыла дверь, за которой оказалась металлическая лестница, ведущая куда-то вниз, в темноту. Она осторожно спустилась по ступенькам и оказалась в темной мрачной комнате, заставленной старинными заржавевшими котлами, холодными и безмолвными.

      Тут мягкое звяканье привлекло внимание Кристен. Маленькая девочка выкатилась на велосипеде из темноты и остановилась около нее.

      — Вот здесь он нас забирает, — сказала девочка.

      Внезапно Кристен услышала скрежет металла. Она резко повернулась и увидела, как заржавевшая дверца топки одного из котлов распахнулась. Внутри в груде холодной золы лежали обугленные кости. Там же лежал трехколесный велосипед, такой же, как у маленькой девочки, только обожженный огнем. Кристен помертвела от ужаса.

      В этот момент металлическая дверь громко захлопнулась. Послышались бухающие приближающиеся шаги.

      Маленькая девочка посмотрела на Кристен печальными глазами.

      — Пришел Фредди, — сказал она с мрачным спокойствием.

      В топке котла вспыхнуло ревущее пламя. Пламя было таким сильным, что краска на велосипеде пузырилась и горела.

      Кристен схватила девочку в охапку и, охваченная ужасом, бросилась бежать. Оглянувшись через плечо, она увидела тень Фредди Крюгера, нависшую над котлами. Его зловещий хохот эхом отдавался в наполненном дымом зале.

      Кристен сломя голову бросилась в другую комнату, все ещё с девочкой на руках. Здесь её глаза широко раскрылись от ужаса: сотни человеческих тел свисали с потолка, подвешенные как туши.

      Кристен посмотрела на маленькую девочку в своих объятиях и увидела, что та превратилась в обугленный хрупкий трупик. Неожиданно её крохотный ротик раскрылся, издав душераздирающий вопль.

      Кристен подскочила в кровати и села, задыхаясь от страха. Посмотрев вокруг себя, она наконец поняла, что находится в своей комнате.

      Немного успокоившись, Кристен встала с постели и нетвердой походкой направилась в ванную комнату. Включив свет, она посмотрела на себя в зеркало. Все ещё дрожа от пережитого, она напустила воды в раковину и обмыла лицо, пытаясь успокоиться.

      От слишком горячей воды начал подниматься пар. Кристен попыталась закрыть кран, но давление все росло. Пар окутал всю комнату.

      Нахмурившись, Кристен возилась с краном. Когда она повернула его, он ожил и схватил её за руку.

      Кристен ахнула и подняла глаза. Лицо Фредди усмехалось ей из зеркала. Затем ещё один кран начал изгибаться и вытягиваться, превращаясь в клешню Фредди с когтями-лезвиями.

      Кристен закричала, пытаясь освободиться. Клешня поднялась, готовясь раскроить запястье Кристен. И вот лезвия нанесли удар.

      Внезапно дверь ванной комнаты распахнулась. Это была мать Кристен. Пар исчез, а зеркало и раковина приобрели нормальный вид.

      Кристен повернулась к перепуганной матери, медленно освобождаясь от кошмара. В руке она держала окровавленную бритву. Ее запястье было разрезано.

      — Мамочка? — произнесла Кристен изумленно и потеряла сознание.

      * * *

      Расположенная в уединенном месте психиатрическая больница «Уэстин Хиллз», была построена в двадцатых годах католической церковью. Ее центрам была звонница, где смыкались несколько беспорядочно построенных крыльев. Первоначально клиника для душевнобольных, эта государственная больница была недавно переоборудована. Обширный участок окружала железная изгородь.

      В то утро главный санитар больницы Макс, большой и сильный негр, медленно совершал свой обычный обход, толкая перед собой тележку с различными лекарствами. Пересекая зал, он слушал ведущего программы новостей по маленькому портативному радиоприемнику, висевшему на тележке:

      — Из местных новостей: умерли ещё два подростка, в обоих случаях самоубийство. Официальные лица органов здравоохранения графства не в состоянии объяснить эту тревожную тенденцию…

      Состроив гримасу, Макс переключился на радиостанцию музыкальных программ в тот момент, когда тридцатитрехлетний врач Нил Гольдман нагнал его. Читая на ходу результаты обследования своих пациентов, он недовольно произнес:

      — Ни единого приятного сообщения, чтобы начать день.

      — Послушайте, док, — сказал Макс. — Я придумал новую теорию обо всех этих самоубийствах.

      — Только не скрывай её от нас, — шутливо проговорил Гольдман. — Нам нужна вся помощь, какую мы только можем получить.

      — Беспорядочные хромосомы, дружище, — ответил Макс. — Подумайте-ка об этом. Ведь все эти родители баловались ЛСД в шестидесятых.

      — Это противоречит теории доктора Симмс, — улыбнулся Гольдман. — Она считает, что причина лишь в сексе, наркотиках и рок-н-ролле.

      Макс повернул в другой зал, а Гольдман продолжил свой обход. К нему подошла девочка-подросток.

      — Доброе утро, Дженнифер, — поздоровался Гольдман.

      — Доброе утро, доктор Гольдман.

      — Как твоя рука?

      Дженнифер протянула ему кисть руки со следами ожогов от сигарет.

      — Вот этот от ментоловых, этот от обычных, а этот от самых легких, — указала она на три разных рубца.

      — Они хорошо заживают, — констатировал Гольдман.

      — Я веду себя хорошо. Когда я получу разрешение на сигареты?

      — Лучше дыши полной грудью, — отшутился Гольдман.

      Дженнифер пожала плечами и отошла в сторону.

      Навстречу шла другая девочка-подросток. С темными кругами под глазами, она выглядела изможденной.

      — Привет, Тарин, — сказал Гольдман. — Ты выглядишь нездорово, детка. Спишь ли ты вообще?

      Тарин не обратила на него никакого внимания и прошла мимо.

      — Не думаю, — пробормотал Гольдман, делая пометку в своих бумагах.

      Он остановился у изолятора и посмотрел в маленький глазок, забранный сеткой. Кинкайд, огромный и сильный на вид семнадцатилетний парень с остриженной головой, сидел в углу белой комнаты, обитой чем-то мягким, уставившись в никуда. Гольдман сделал ещё одну пометку.

      Неожиданно рядом с ним появилась главный врач больницы Элизабет Симмс.

      — Как он себя чувствует? — спросила она.

      — Остывает, — ответил Гольдман.

      — Если такие срывы будут у него и дальше, мне придется держать его в изоляторе постоянно.

      — Не беспокойтесь, до этого дело не дойдет. В этот момент Кинкайд тихонько запел:

      «Мне больше не снятся сны, У меня нет больше снов, Всю ночь напролет я пою свою песню, Потому что мне больше не снятся сны». Гольдман и Симмс посмотрели друг на друга и пошли дальше.

      — Я прочитал информацию о новом штатном сотруднике, — сказал Гольдман.

      — И что вы об этом думаете?

      — Откровенно говоря, не понимаю, почему нужно носиться с какой-то выпускницей школы как с опытным профессионалом, — бросил в ответ Гольд-май.

      — Она проводит исследование по наиболее типичным ночным кошмарам, — сообщила Симмс.

      — Элизабет, нам не нужна помощь со стороны. Я знаю этих ребят и не хочу, чтобы какая-нибудь горячая голова экспериментировала с ними ради публикации.

      Гольдмана прервало сообщение по местной системе радиовещания:

      «Доктор Гольдман, немедленно в приемный покой!»

      Гольдман и Симмс бросились бежать через зал в приемный покой. Там буйствовала Кристен, отбиваясь от медицинских сестер и санитаров, которые пытались схватить её и положить на каталку. Мать Кристен, Элен, была на грани истерики. Она во весь голос поносила медсестру.

      — Давайте без этого! — кричала она. — Она лишь хочет привлечь к себе внимание, вот и все! В её маленькую игру я больше не играю!

      Совершенно ошалевшая медсестра обернулась к Гольдману.

      — Попытка самоубийства, — сказала она. — Ее только что привезли из центральной больницы графства.

      — Как её зовут? — спросил Гольдман.

      — Кристен Паркер. Она вела себя прекрасно до того, как мы попытались ввести ей успокаивающее средство.

      Кристен с искаженным ужасом лицом пиналась, кусалась и царапала санитаров, пытавшихся схватить её.

      — Кристен, — закричал Гольдман, — мы хотим помочь тебе!

      Неожиданно в приемный покой вошел Макс. Он отстранил санитаров, легко скрутил Кристен, заведя ей руки за спину. Она попыталась сопротивляться, но Макс был слишком силен для нее. Кристен обмякла.

      — Успокойся, сестренка, — произнес сострадательно Макс. — Хватит этой ерунды.

      Гольдман взял у сестры шприц и медленно подошел к Кристен:

      — Кристен, я — доктор Гольдман. Я не причиню тебе боли. Я лишь хочу ввести тебе кое-что, чтобы помочь заснуть.

      В то же мгновение Кристен пнула Гольдмана в живот. Макс потерял равновесие и повалился на свою тележку. Медицинские инструменты рассыпались по полу.

      Кристен схватила хирургические ножницы.

      — Назад! — закричала она и забилась в угол, готовая пронзить любого, кто к ней приблизится. Обстановка в приемном покое накалилась.

      — Кристен, — сказал Гольдман, — положи ножницы. Никто не сделает тебе ничего плохого!

      Держа перед собой ножницы, Кристен стала покачиваться взад и вперед, напевая:

      «Пять, шесть, возьми распятие, Семь, восемь, не спи-ка лучше допоздна, Девять, десять, никогда.., никогда…»

      Кристен заколебалась, так как не могла вспомнить продолжение.

      И тут из зала раздался голос:

      ».., никогда не засыпай снова!»

      В приемном покое воцарилось напряженное молчание. Глаза всех обратились к Нэнси Томпсон, стоявшей в дверях. Сейчас это была молодая красивая женщина. Однако белая прядь в её волосах все ещё напоминала о ночном кошмаре на улице Вязов много лет тому назад.

      — Кто научил тебя этой песенке? — спросила она.

      Глаза Кристен были прикованы к Томпсон. Нэнси подошла к девочке, взяла из её рук ножницы, и Кристен упала в её объятия, захлебываясь от рыданий.

      * * *

      В тот же день Гольдман и Томпсон обедали в пустынном кафетерии.

      — Расскажите мне о детях, — попросила Томпсон.

      — Вы увидите их всех завтра, — сказал Гольдман. — В каком-то смысле это.., уцелевшие. У всех ужасно нарушен сон. Бессонница, нарколепсия, недержание мочи…

      — Но ночные кошмары — общее для всех?

      — Именно. У них у всех какая-то групповая мания преследования каким-то «злым духом», более точного определения пока нет. Они так травмированы, что делают все что угодно, только бы не спать.

      — Все что угодно, — повторила Томпсон.

      Гольдман сидел, уставившись на свою кофейную чашку. — Около месяца тому назад мы потеряли одного. Не знаю, где он достал бритву. — Он помолчал. — Вы когда-нибудь работали с ветеранами войны?

      Томпсон покачала головой.

      — Эти ребята ведут себя так, будто у них синдром заторможенного стресса. Если бы я не знал всего, мог бы поклясться, что они участвовали в тяжелых сражениях.

      — Я бы не сказала, что не участвовали, — заметила Томпсон.

      — Что вы имеете в виду?

      Томпсон пожала плечами и не ответила.

      — Между прочим, — сказал Гольдман, — с этой новой больной все было сделано великолепно.

      — У меня есть некоторый опыт по части типичных ночных кошмаров, — обронила Томпсон.

      — Да, мне говорили. У вас это какая-то навязчивая идея.

      — Называйте это страстью, — откликнулась Томпсон, смотря на свои часы. — Мне нужно идти.

      — Не забудьте заглянуть к Максу, — предупредил Гольдман. — Он введет вас в курс дела.

      Собирая свои вещи, Томпсон нечаянно уронила кошелек, и его содержимое высыпалось. Среди прочего был и пузырек с пилюлями, Гольдман помог ей и поднял пузырек с надписью «Гипносил».

      Томпсон взяла пузырек и положила его обратно в кошелек:

      — Спасибо. До встречи утром.

      Она уже перешагнула порог, когда Гольдман позвал:

      — Мисс Томпсон!

      — Зовите меня Нэнси.

      — Если только вы будете звать меня Нил, — сказал Гольдман. — О чем была та песенка?

      — Это кое-что из того, что поют дети, чтобы отпугивать «злого духа».

      Когда Томпсон поворачивала за угол, в конце зала появилась монахиня в белом одеянии. Казалось, она смотрела на Гольдмана. Группа людей заслонила её, затем отошла в сторону, но монахиня уже исчезла.

      Гольдман нахмурился, но потом выкинул этот случай из головы, допивая свой кофе.

      Глава 2

      На следующее утро Томпсон приехала в дом Кристен, чтобы встретиться с её матерью, которая должна была подписать целую кучу больничных бланков. Элен была тщательно одета в дорогой костюм для тенниса.

      — Миссис Паркер, — спросила Томпсон, — было ли в поведении Кристен что-то необычное? Не заметили ли вы чего-нибудь странного перед тем, как она сделала попытку покончить с собой?

      Элен нахмурилась:

      — Странности — это её хобби. Я потратила тысячи на психиатров.

      — У неё всегда были ночные кошмары?

      — С ними стало ещё хуже, когда я забрала у неё кредитные карточки.

      — Я говорю серьезно.

      — Послушайте, мисс Томпсон, я не знаю, что вы от меня хотите.

      — Всего лишь несколько ответов. Это касается и других детей, не только Кристен. Все это хорошие, умные дети.

      — Сожалею, но специалисты вы, а не мы. Если бы я что-нибудь знала, поверьте, я бы поделилась с вами.

      — У меня нет на этот счет сомнений, — сказала Томпсон.

      Элен встала:

      — Прошу извинить, но мне необходимо ехать в клуб.

      — Мне нужно взять вещи Кристен, — напомнила Томпсон.

      — Горничная положила все в чемодан.

      — Я захвачу его. Не беспокойтесь, я сделаю это сама.

      — На втором этаже, по лестнице, — сказала Элен.

      Томпсон поднялась наверх в комнату Кристен и нашла чемодан с вещами, лежащий на постели. Поворачиваясь к двери, она неожиданно увидела дом из папье-маше на чертежном столе.

      Нахмурившись, она подошла к столу, и тут её глаза вспыхнули от изумления. Это была модель её старого дома на улице Вязов.

      * * *

      Ночью Гольдман сидел за компьютером в своем кабинете. Он подсоединил модем к телефону и получил доступ к памяти головного компьютера. Экран засветился, и он выдал команду.

      Бесконечный список лекарств появился на экране. Наконец он нашел нужное:

      «Гипносил. Согласно классификации Управления по контролю за качеством пищевых продуктов, медикаментов и косметических средств — экспериментальное лекарство. Эффективно при лечении психических расстройств. Может быть использовано как снотворное в случаях, когда сон без сновидений считается оптимальным средством, а также для подавления чувства ужаса во сне».

      Гольдман выключил компьютер и откинулся в кресле.

      * * *

      Той же ночью Томпсон сидела у себя дома, углубившись в историю болезни Кристен. Домик из папье-маше стоял на столе рядом.

      Девушка устала и стала клевать носом.

      Тем временем в больнице, лежа в постели, Кристен рисовала углем в блокноте дом на улице Вязов.

      Ее глаза моргали все чаще по мере того, как её все больше тянуло в сон. Затем она услышала отдаленное зловещее треньканье велосипедного звонка. Ее глаза медленно открылись.

      В ужасе Кристен увидела, как в палату как бы сам по себе вкатился трехколесных велосипед, оставляя на полу следы от шин. Он остановился, а затем начал накаляться докрасна и плавиться, искривляясь и уменьшаясь, словно от страшного внутреннего жара.

      Кристен выбралась из постели, стараясь обойти подальше ужасный плавящийся предмет, и бочком выскочила из палаты.

      Тут она обнаружила, что находится в доме на улице Вязов! Внезапно дверь захлопнулась, и Кристен оказалась в западне.

      Она попыталась открыть дверь, но та была заперта. Кристен металась из стороны в сторону, ища путь к спасению, и вдруг услышала слабое жужжание.

      Она вошла в столовую. Жужжание стало громче. Стол бил накрыт для торжественного обеда. На большом блюде лежали остатки запеченного поросенка, покрытые мухами.

      Внезапно поросенок вскочил с громким визгом.

      Кристен бросилась в гостиную. Она имела зловещий вид и была почти пустой. В дальнем конце комнаты под ковром вдруг появился бугор и, двигаясь зигзагами, стал приближаться. Кристен отпрянула назад.

      Длинное шлангообразное существо, покружив вокруг девушки, поползло вверх по стене, свободно передвигаясь под поверхностью стены. Огромное и извивающееся существо повернуло к ковру и исчезло под полом.

      Кристен в страхе оглядывалась по сторонам. Внезапно чудовище вырвалось из-под пола прямо под ней, сбив с ног и осыпав дождем деревянных обломков.

      Теперь Кристен увидела, что у гигантской змеи было лицо Фредди. Его слюнявые челюсти все время двигались.

      — Нэнси! — закричала Кристен.

      Глаза Томпсон открылись, когда ей послышался слабый голос Кристен. Она настороженно прислушалась, но все было тихо.

      Объятая беспокойством, она поднялась со стула и замерла, вновь услышав голос, исходящий, казалось, из потустороннего мира.

      Девушка обернулась и увидела домик из папье-маше. Звук, похоже, доносился оттуда!

      Вдруг крохотная входная дверь домика тихо отворилась. Томпсон схватилась рукой за голову, так внезапно и сильно она закружилась. Нэнси опустилась на стул и.., её тут же куда-то понесло.

      Она влетела в гостиную дома на улице Вязов, пробив зеркало. С трудом поднявшись на ноги, Нэнси смотрела на происходящее с ужасом, не веря своим глазам.

      Фредди в облике отвратительной змеи готовился проглотить Кристен.

      Томпсон отломила длинный заостренный осколок зеркала, поранив при этом ладонь правой руки. Она бросилась к змее и вонзила осколок в её глаз.

      Змея отпустила Кристен, затем отпрянула, готовясь броситься на Томпсон.

      — Ты! — раздался разъяренный голос Фредди, узнавшего своего старого врага. Затем змея завопила и бросилась на девушку.

      Томпсон и Кристен с трудом увернулись от змеи и проскочили в дверь. Нэнси быстро захлопнула её и закрыла на замок.

      — Ты втянула меня в это дело, не так ли? — спросила Томпсон.

      — Думаю, что да.

      Змея стала ломиться в дверь так, что полетели щепки.

      — Вызволяй нас отсюда! — закричала девушка. Кристен попыталась сосредоточиться. Змея нанесла новый удар, от которого дверь выгнулась.

      — Ну же, Кристен! Делай это немедленно!

      — Проснись, проснись, проснись, — бормотала Кристен.

      Дверь внезапно разлетелась на куски. Кошмарное лицо Фредди ринулось к ним.

      Томпсон подскочила на стуле так, что чашка с кофе отлетела на другой конец комнаты. Она дрожала от ужаса и растерянности, кулаки были сжаты.

      Постепенно Нэнси поняла, что это был всего лишь ночной кошмар, и стала успокаиваться. Но, открыв правую ладонь, она увидела свежую кровоточащую рану.

      Глава 3

      На следующее утро Томпсон вбежала в больницу с домиком с улицы Вязов под мышкой. Она быстро прошла по коридору мимо Гольдмана, не сказав ни слова.

      — Вы опоздали, — заметил он.

      — Я почти не спала, — ответила Томпсон. Она повернула за угол и побежала к палате Кристен. В ней никого не было.

      В конце коридора появился Макс и направился к Томпсон.

      — Макс, где Кристен? — спросила она.

      — Она ждет у вашего кабинета с завтраком. Девушка бегом повернула за другой угол и остановилась. Кристен терпеливо сидела в коридоре перед её кабинетом.

      — Я жила в этом доме, — сказала Нэнси, поднимая перед собой изделие из папье-маше.

      — Но это дом, который мне снился, — удивилась Кристен. — Он снится мне все время.

      Войдя в кабинет вместе с Кристен, девушка плотно закрыла за собой дверь.

      — Ты когда-нибудь делала это раньше? — спросила она. — Вовлекала кого-нибудь в свои сны? Кристен задумалась на мгновение:

      — Когда была маленькой. Три или четыре раза. Если у меня был кошмарный сон, я приводила папу. Сон тогда становился лучше. — Она улыбнулась. — Он всегда рассказывал мне о нем на следующий день — он думал, что это были его сны.

      — Когда это прекратилось?

      — Когда я была ребенком. Мои родители развелись. Через некоторое время я стала думать, что все это вымысел. А может быть, нет.

      — Это потрясающий дар, — сказала Томпсон.

      — Человек в моих снах реальный, не так ли? Томпсон пристально посмотрела на нее:

      — Он реальный.

      * * *

      В тот же день все ребята из подросткового отделения собрались в палате групповой терапии. Кристен было немного не по себе. Она была новенькой и не знала, чего ожидать.

      Томпсон вошла в палату и села рядом с Симмс и Гольдманом.

      — О'кей, заседание открыто, — сказал Гольдман. — Давайте поговорим, но только откровенно.

      — Сегодня я хочу начать с представления нашего нового штатного сотрудника, Нэнси Томпсон, — произнесла Симмс.

      Послышался хор приветствий.

      — Итак, — сказал Гольдман, — мисс Томпсон уже встречалась с Филиппом, Кинкайдом и Кристен. Почему бы и остальным не рассказать Нэнси о себе? Уилл, не будешь ли ты первым?

      Сидя в своей коляске, Уилл опустил глаза:

      — Меня зовут Уилл Стэнтон, и гм, со мной случилось небольшое происшествие, как вы видите.

      — Происшествие, это ничего не говорит, — сказала Тарин. — Я думала, что здесь действительно будет откровенный разговор.

      — Ну и что, он прыгнул, — возразил Кинкайд. — По крайней мере, он не кололся в компании каких-нибудь подонков.

      — Потише, Кинкайд, — предостерегающе сказала Симмс и посмотрела на Дженнифер. — Дженнифер?

      — Меня зовут Дженнифер Кофильд. Когда я отсюда выйду, поеду в Лос-Анджелес, чтобы стать актрисой. Я собираюсь работать на телевидении.

      — Вот-вот, стиль жизни богатых и психопатов, — сказал Кинкайд.

      Дженнифер нахмурилась, затем посмотрела на Джо:

      — Это Джо. В школе он любил ораторствовать, но сейчас не очень разговорчив.

      Джо смущенно улыбнулся Томпсон, качнув головой в знак согласия.

      — Меня зовут Тарин Уайт, — сказала Тарин. — Я приехала сюда только потому, что здесь все-таки получше, чем в школе для трудновоспитуемых. И ещё из-за того, что со мной сейчас происходит что-то странное.

      — Твои сны? — спросила Томпсон.

      — Да, здесь у всех плохие сны, — ответила Тарин.

      — Можно мне здесь кое-что пояснить? — спросил Филипп. — Чтобы не тратить попусту время.

      — Давай, Филипп, — сказал Гольдман.

      — По мнению наших милых хозяев, наши сны представляют собой групповой психоз. Своего рода сдержанную массовую истерию. Тот факт, что до встречи здесь мы все видели в снах одного и того же человека, ни на кого, кажется, не производит впечатления.

      Вся группа возгласами выразила согласие.

      — Таким образом, мы ходим по кругу, добиваясь минимального прогресса с максимальными усилиями, — заключил Филипп.

      — А вы и не сможете добиться прогресса до тех пор, пока не станете воспринимать свои сны так, как это есть в действительности, — заявила Симмс.

      — Что они такое? — спросила Томпсон.

      — Побочный продукт чувства вины.

      — Расскажи нам, Нэнси, — сказала Кристен. — Расскажи им, что в действительности происходит.

      — Да, расскажи нам, Нэнси, — присоединился Гольдман.

      — Я могу только сказать, что само по себе это не исчезнет, — сказала Томпсон. — Всем вам придется столкнуться с ним и бороться. Если вы готовы работать вместе, готовы противостоять самым жутким своим страхам, я думаю, мы с ним справимся.

      Лица подростков отразили смешанные чувства надежды и страха. Они были под впечатлением. Все, кроме Кинкайда.

      — Больше всего я боюсь выслушивать эту новую чушь, — заявил он.

      * * *

      Вечером того же дня Томпсон и Гольдман пошли пообедать в мексиканский ресторан.

      — Очень уютно, — отметила Томпсон.

      — Вы не бывали здесь? — спросил Гольдман.

      — Он, должно быть, открылся, когда я училась в школе.

      — Наилучшая мексиканская кухня в Тейлорвилле, — сообщил Гольдман, — что, конечно, ни о чем не говорит. — Он помолчал. — Ваши родители все ещё живут в этих местах?

      — Моя мать умерла, — сказала Томпсон. — Умерла во сне. Отец и я.., наша семья, пожалуй, распалась.

      — Похоже, трудные времена.

      — Были, — ответила Томпсон и замолчала. — Нил, вы верите в существование другого мира?

      — Я был в Питтсбурге. Это идет в зачет?

      — Я говорю серьезно, — сказала Томпсон.

      — О'кей, я верю в существование разных уровней сознания и тому подобное. Но если вы имеете в виду НЛО или Атлантиду, То тут я пас.

      — А если бы я сообщила вам, что сны ваших пациентов представляют для них реальную физическую опасность?

      — Это что-то новое. Этому вас учат сейчас в Станфордском университете?

      — Это то, что я знаю.

      — Ночные кошмары — это ничто иное, как симптомы их реальных проблем, — изрек Гольдман.

      — Хорошо. Тогда давайте устраним эти симптомы на некоторое время.

      — С помощью гипносила?

      — Именно.

      — Вы хотите, чтобы я прописал экспериментальное средство группе подростков, покушавшихся на самоубийство?

      — Только до тех пор, пока мы овладеем ситуацией.

      Гольдман покачал головой.

      — Возиться с проблемой устранения сновидений — дурацкое занятие. И вам я не советую его принимать.

      — Я была в их положении, Нил. Я знаю, каково им приходится.

      — Я тоже знаю, — отрезал Гольдман.

      — Да? Вы сказали, что это уцелевшие, и это действительно так. Но сколько ещё они проживут, зависит от нас.

      — К сожалению, Нэнси, мой ответ отрицательный.

      * * *

      Филипп и Кинкайд спали на своих кроватях. Филипп начал тихонько постанывать, потревоженный сновидением.

      Внезапно одна из его кукол-марионеток, висевших на залитой лунным светом стене, подняла серую взлохмаченную голову. Грубая глиняная фигурка задвигалась и стала превращаться в нечто похожее на Фредди. Когти-бритвы выросли из неуклюжих глиняных пальцев. Кукла нанесла несколько ударов по веревочкам, на которых висела, и разрезала их. Приземлившись на пол подобно кошке и встав во весь рост, она стала быстро расти.

      Филипп заворочался и открыл глаза.

      Фредди, окутанный зловещей пеленой, стоял у него в ногах.

      Филипп открыл рот, чтобы закричать, но Фредди приложил палец к губам, требуя молчания. Филипп ловил ртом воздух, внезапно парализованный. Сдернутое с постели одеяло открыло бечевки, привязанные к его рукам и ногам. Бечевки натянулись, и Филипп был поднят с постели в воздух.

      Кинкайд открыл глаза, когда Филипп выходил из палаты. Он выглядел как лунатик.

      — Эй, Филипп, — позвал Кинкайд, — проснись, дружище.

      Филипп не мог ничего ответить: все его поступки совершались под действием чужой воли.

      Кинкайд повернулся на другой бок:

      — Хорошей прогулки тебе, парень.

      Филиппа, как марионетку, медленно вели по коридору. Слезы градом лились по его щекам, а глаза лихорадочно искали спасения от кошмара. Но он ничего не мог сделать, не владея своим телом. Филиппа подвели к внешней стене, и он, растворившись, прошел через нее.

      * * *

      Джо сидел у окна в темной палате. Был его черед нести вахту, пока другие спали.

      Внезапно его глаза уловили какое-то движение, и он посмотрел на звонницу. Его глаза расширились от ужаса, когда он разглядел маленькую светлую фигурку Филиппа, Стоявшего наверху на краю выступа.

      Джо бросился вытаскивать Уилла из постели. Тот нетвердо стоял на ногах и ничего не соображал.

      — Ты что, спятил? — бормотал он. — Что ты делаешь?

      Не в силах вымолвить ни слова, Джо подтащил Уилла к окну и показал на звонницу.

      Уилл посмотрел и увидел Филиппа на краю выступа. Объятый холодным ужасом, он закричал:

      — О нет! На помощь!

      Джо ринулся в комнату медсестер, размахивая руками. Он лихорадочно метался, знаками приглашая медсестру идти за ним.

      — Джо, в чем дело? — недоумевала она. Джо схватил металлический поднос со стола и побежал по залу, ударяя им по стене. Ничего не понимающие ребята высыпали из своих палат. Сотрудники побежали в палату Уилла, который дубасил по раме, вопя во весь голос. Джо вбежал в палату, за ним остальные.

      — Филипп, проснись! — кричал Уилл.

      * * *

      Филипп стоял пошатываясь на выступе. Он взглянул вверх молящими и мокрыми от слез глазами. Гигантская просвечивающая фигура Фредди маячила в ночном небе. Он нависал над звонницей сзади, как будто это была сцена кукольного театра, и демонически смеялся, дергая за бечевки, идущие к Филиппу.

      Фредди вытянул свою руку с когтями, полоснул ею по бечевкам и разрезал их. Филипп издал душераздирающий крик, взмахнул руками и упал с выступа.

      Подростки видели, как тело Филиппа камнем летело вниз. Раздался ужасный глухой звук, когда оно ударилось о землю. Некоторые ребята кричали, другие плакали. Все были невыразимо испуганы. Взрослые беспомощно взирали на этот кошмар.

      Глава 4

      На следующий день все собрались в общей комнате. У ребят был угрюмый, изможденный, растерянный вид, вид потерявших надежду. Даже Гольдман выглядел побитым и менее самоуверенным, чем обычно.

      — Я хочу, чтобы мы обсудили происшедшее прошлой ночью, — начал он. — Скажите, что вы все об этом думаете.

      Группа некоторое время сидела молча, затем Кинкайд заявил:

      — Филипп был слабаком. Поэтому он пришел к своему концу, вот и все.

      — Вот и все? — переспросила Дженнифер. — Ты так думаешь?

      — Он не мог с этим бороться и проиграл, — упорствовал Кинкайд.

      — Ну конечно, ты-то крутой парень, — сказала Тарин. — Только как долго ты продержишься?

      — Дольше, чем любой из вас, — заявил Кинкайд.

      — Ну так иди и сражайся, — сказала Кристен. — Именно этого он и хочет.

      — Кто? — спросил Уилл.

      — Ты знаешь, кто, — сказала Дженнифер, глядя на Кристен. — Чего он хочет?

      — Натравить нас друг на друга, чтобы ослабить, — ответила Кристен.

      — Чушь, — буркнул Кинкайд.

      — Нет, она права, — подтвердила Томпсон. Симмс бросила на неё неприязненный взгляд. — Я полагаю, все мы отходим от сути дела, — сказала она. — Смерть Филиппа вызвана несчастным случаем во время лунатического сна и ничем иным.

      — Я ясно видел его там, наверху, — тихо сказал Уилл. — Его лицо. Сна у него не было ни в одном глазу.., когда он падал.

      — Тогда это было самоубийство, — возразил Гольдман. — Филипп вышел из игры. Он сдался.

      Джо покачал головой. Волнение все больше овладевало им.

      — Джо говорит, что это не было самоубийством, — вмешалась Дженнифер.

      — Послушай меня, Джо! — заговорил Гольдман значительно. — Филипп убил себя сам. Это акт трусости. Бессмысленности. Он изменил сам себе. Он изменил всем нам.

      На глазах Джо выступили слезы.

      — Это было убийство, — закричала Тарин. — Как вы не можете этого понять? Чудовище убило его!

      — Никогда не знаешь, когда оно появится, — вымолвила Дженнифер. — Иногда его нет в течении многих дней.., а затем. — С меня довольно, — сказала Симмс. — Когда же, наконец, вы наберетесь духу посмотреть правде в глаза? Сколько ещё вы будете продолжать возлагать вину на свои сны, а не на собственную слабость? События прошлой ночи больше не повторятся. Начиная с этого момента во время сна двери ваших палат будут закрываться на ключ. Вечером мы начнем давать снотворное — всем.

      Чувство ужаса овладело ребятами. Томпсон выразительно посмотрела на Гольдмана, качая головой.

      — Нет, вы этого не сделаете! — вскричал Кинкайд. — Никому не дам накачивать меня лекарствами!

      Разъяренная Симмс поднялась со стула:

      — Только что, мистер, вы приобрели право провести ночь в изоляторе. А теперь, сидеть! Спокойно!

      — Нет, это вам нужно сидеть! — возразил Кинкайд.

      Симмс нажала на кнопку, вызывая санитаров. Гольдман поднялся, чтобы в случае чего защитить Симмс. Макс и ещё один санитар вошли в комнату.

      Кинкайд пинком швырнул стул в их сторону.

      — Никто не заставит меня спать! — взревел он. Санитары скрутили Кинкайда и вытащили его за дверь. Симмс последовала за ними. Гольдман и Томпсон присоединились к ней.

      Красная и разгневанная, Симмс смотрела, как уводили Кинкайда. Повернувшись к Томпсон, она сказала:

      — Начнем давать снотворное сегодня вечером и начнем с него.

      — Вы не должны этого делать, — возразила Томпсон. — Тогда они будут беззащитны против ночных кошмаров.

      — Это именно то, что им нужно, — сказала Симмс. — Сон будет продолжительным, и это позволит избавиться от негативной энергии.

      Томпсон посмотрела на Гольдмана:

      — Нил, пожалуйста.

      Гольдман заколебался, не зная, чью сторону принять.

      — Элизабет, я прописываю им гипносил, — сказал он наконец. — Он подавляет сновидения. Симмс смотрела на него в ужасе:

      — Я знаю этот препарат и не могу поверить тому, что слышу. Как ей удалось уговорить вас?

      — Дело не в ней, — возразил Гольдман. — Это мои пациенты и мое решение. Я хочу прекратить сновидения, пока мы не получим некоторые ответы.

      — Я не разрешаю этого делать, — заявила Симмс.

      — Если нужно, я пойду прямо к Карверу, — настаивал Гольдман. — Или он поддержит меня, или примет мою отставку.

      Симмс помолчала:

      — Если что-нибудь стрясется, я приложу все усилия, чтобы вы понесли ответственность, полную ответственность! — Она резко повернулась и ушла.

      — Не могу поверить, что я это сделал, — сказал Гольдман.

      — Как вы думаете, сможем мы получить гипносил к завтрашнему дню? — спросила Томпсон.

      — Мы попытаемся.

      Гольдман повернулся и пошел прочь, затем остановился и посмотрел на нее:

      — Надеюсь, вы понимаете, во что вы нас втягиваете.

      * * *

      Тем же вечером Дженнифер сидела в телевизионной комнате, борясь со сном. Она нажимала на кнопки пульта дистанционного управления и остановилась на программе Дика Каветта, который интервьюировал Салли Келлерман.

      — В этом заключается «великая американская мечта», не так ли? — спросил Каветт. — Приехать в Лос-Анджелес и стать телевизионной звездой?

      — Да, пожалуй, так, — ответила Келлерман. Дженнифер заморгала глазами, когда изображение на экране затянуло снегом.

      — Актер должен учиться, изучать явления, — добавила Келлерман. — Я думаю, это самое важное.

      — Кого заботит, что ты думаешь? — вмешался торжествующий голос Фредди.

      Глаза Дженнифер широко раскрылись, она замерла, уставившись на экран.

      Ничего, кроме снежной метели.

      Нахмурившись, она поднялась и слегка стукнула по стенке телевизора, пытаясь вернуть изображение. Но это не помогло.

      Внезапно с обеих сторон телевизора выросли две руки, которые представляли собой комбинацию из конечностей Фредди и телевизионных трубок и проводов.

      Сверху на телевизоре появилась и начала расти голова Фредди с двумя антеннами, напоминающими заячьи уши, и похожая на какое-то отвратительное насекомое. Дженнифер закричала.

      — Вот так, Дженнифер, — сказал Фредди. — Это твое грандиозное появление на телевидении.

      Телевизор взорвался, превратившись на миг в облако электрических разрядов и разбивающегося стекла.

      * * *

      Несколькими днями позже Дженнифер и Филипп были похоронены на кладбище на склоне холма. Легкий дождь кропил группу людей у двух могил, вырытых рядом. Среди них были Симмс, Макс и Томпсон.

      Гольдман стоял выше по склону под прикрытием большого дуба, но тоже уже промокший. Он смотрел вниз на могилы, убитый горем, и его слезы скрывал дождь.

      — Не стыдитесь слез, молодой человек, — сказал мягкий женский голос. — Это место печали.

      Гольдман обернулся и увидел монахиню, стоящую рядом. Она выглядела старой, но держалась с бодростью, скрывавшей её годы. Гольдман вытер слезы.

      — Какую религию вы исповедуете? — спросила монахиня.

      Гольдман выдавил из себя с горьким смехом:

      — Полагаю, что науку.

      — Печальный выбор, — сказала монахиня.

      — Временами она не предлагает большого успокоения, — признал Гольдман. — Я видел вас ранее, сестра?..

      — Мария Хелена, — представилась монахиня.

      — Вы добровольно работаете в больнице?

      — Я прихожу время от времени, когда во мне есть необходимость.

      Гольдман посмотрел на похороны, поглощенный своим горем.

      — Я мог бы их спасти, — пробормотал он.

      — Только одна вещь может спасти детей. Неугомонный дух должен обрести покой. Он ненавидит Бога и человека.

      — Простите, я не понял, — произнес Гольдман.

      — Нил! — внезапно позвала Томпсон. Гольдман повернулся и подошел к краю бугра, куда приближалась Томпсон. Все закончилось, и люди расходились.

      — Что вы здесь делаете? — спросила девушка.

      — Я только что говорил с.» — он обернулся, но не увидел монахини.

      — С кем?

      — Неважно, — сказал Гольдман, пожав плечами.

      — Пошли, — сказала Томпсон, — надо спрятаться от дождя.

      Когда они уходили, на вершине холма появилась монахиня. В руках она держала венок из роз и шептала молитву, следя за ними глазами.

      Вечером Гольдман и Томпсон сидели в её квартире перед камином, заканчивая обед, взятый из китайского ресторана. Гольдман был внутренне спокоен. Он обратил внимание на украшенную орнаментом куклу из бусинок на кофейном столике.

      — Что это такое? — спросил он.

      — Это малайзийская кукла для снов, — ответила Томпсон. — Она приносит счастье и, как говорят, добрые сны.

      — Я бы хотел увидеть такие сны сейчас, — сказал Гольдман.

      Томпсон протянула ему куклу:

      — Вот, возьмите.

      Гольдман устало улыбнулся:

      — Ну что вы. Я пошутил.

      — Я действительно хочу, чтобы вы взяли её. Гольдман взял куклу. — Спасибо. — Он встал, подошел к окну и уставился на дождь за окном. — Я думал, что смогу что-то сделать для ребят-, что-то изменить.., но они проскальзывают у меня сквозь пальцы.

      — Вы делаете все, что в ваших силах, Нил.

      — Да? У меня больше нет ответов. Больной в состоянии сомнамбулического сна уходит из охраняемой палаты на башню, куда невозможно забраться. Девочка, находясь одна в комнате, умирает, врезаясь в телевизионный приемник. Ни в чем больше нет никакого смысла.

      — Тогда, возможно, вы готовы. Гольдман обернулся озадаченный:

      — К чему?

      — К правде.

      — Испытайте меня. Томпсон заколебалась:

      — Только если вы согласны отставить в сторону все что знаете, и довериться мне. Способны ли вы на это?

      Гольдман подумал:

      — Способен.

      Глава 5

      На следующий день Томпсон закрыла на ключ изнутри дверь палаты групповой терапии и, обернувшись, посмотрела на оставшихся подростков — Кристен, Кинкайда, Уилла, Тарин и Джо. Гольдман сидел тут же с блокнотом на колене. Симмс многозначительно отсутствовала.

      — О'кей, здесь говорим только откровенно, — сказал Гольдман.

      — Мы являемся группой? — спросила Тарин.

      — Гм, неофициально, — ответил Гольдман.

      — Довольно скоро нас будет недостаточно, чтобы называться группой.

      — Внимание, — сказал Гольдман, — у Нэнси есть кое-что сказать нам. Томпсон выдержала паузу:

      — Я знаю, кто стремится убить вас. Он носит грязную коричневую шляпу. Он страшно обожжен, на правой руке у него бритвы.

      Все смотрели на Томпсон.

      — Кто он? — выдавила из себя Тарин.

      — Фредди Крюгер, — ответила Томпсон. — Он был детоубийцей, пока не умер. Но после смерти он стал ещё хуже. Шесть лет тому назад Фредди убил моих друзей. Он чуть не убил меня. Я думала, что избавилась от него, но, пожалуй, он оказался слишком силен.

      Вся группа смотрела на неё с изумлением, не зная, верить или сомневаться.

      — Почему он преследует нас? — спросил Уилл.

      — Да-а… — вступила Тарин. — Что мы такого сделали?

      — Дело не в том, что сделали вы, — сказала Томпсон. — А в том, что сделали ваши и мои родители. Они сожгли его живьем. Мы платим за их грехи. Вы последние из детей с улицы Вязов.

      Ребята смотрели друг на друга в полном замешательстве.

      — Мама и папа? — спросил Уилл. — Это невозможно. Они никогда не говорили…

      — Ну конечно, — вмешалась Тарин, — именно о такого рода вещах родители рассказывают своим детям. Спокойной ночи, радость моя. Не забудь помолиться. Между прочим, прошлой ночью мы с папочкой сожгли тут одного маньяка.

      — Итак, что нам делать с этим чудовищем? — спросил Кинкайд.

      — В прошлый раз я схватилась с ним, — сказала Томпсон. — В одиночку я бы не справилась. Ключ в руках Кристен. У неё особый талант, удивительное качество.

      — Я не могла этого делать с тех пор, как перестала быть маленькой девочкой, — сказала Кристен.

      — Но ты сделала это на днях, — возразила Томпсон.

      — Это совсем другое дело.

      — Такой дар никогда не исчезает, — заявила Томпсон. — Можно только забыть, как им пользоваться. Ну как? Ты попытаешься?

      Кристен кивнула в знак согласия.

      — Каждый из вас обладает внутренней, силой, чем-то особенным, чем вы обладали в самых прекрасных своих снах. Вместе мы можем научиться пользоваться ею, если.., попытаемся.

      — О'кей, сейчас мы испытаем небольшой групповой гипноз, — сказал Гольдман. Он повернулся к электронному маятнику, стоявшему на столе, и включил его. Маятник медленно качался из стороны в сторону, в то время как крохотный луч очень яркого света ритмично пульсировал. Все смотрели на маятник.

      — Следите глазами за движениями маятника. Забудьте все, кроме этого маятника ничего не существует.

      — Возьми нас с собой туда, Кристен, — тихо сказала Томпсон.

      — Дышите глубоко, расслабьтесь, — наставлял Гольдман. — Продолжайте следить за маятником.

      Вся группа пристально смотрела на маятник, постепенно поддаваясь гипнозу.

      — Вы чувствуете себя усталыми, — произнес Гольдман. — Сейчас нет ничего лучшего, чем хороший, продолжительный, глубокий сон.

      Глаза Кристен закрылись.

      — Я буду считать с пяти в обратном порядке, — сказал Гольдман, — и когда закончу, вы все заснете. Пять-, четыре.., три…

      Томпсон смотрела на маятник, убаюканная им.

      — Два.., один…

      Глаза Кристен открылись, и она посмотрела вокруг. Все выглядело по-старому.

      — Мне очень жаль, — сказала она. Все были разочарованы.

      — Мы можем попытаться снова, — сказала Томпсон.

      — Все заснули на счете «пять», — сообщил Гольдман.

      Некоторые ребята встали, чтобы размяться.

      Гольдман подошел к Томпсон и отвел её в сторону.

      — Послушайте, я согласился на это ради спокойствия ребят. Однако нужно реально оценивать ситуацию.

      Тем временем Джо напился воды из охладителя и задержался около него, услышав ритмичное повизгивание колесиков тележки. Забавная Марси, продавщица сладостей, подошла к двери со своей тачкой. Она увидела Джо и остановилась. Джо улыбнулся ей.

      Марси оглянулась по сторонам, убедилась, что кругом никого нет, улыбнулась и жестом пригласила Джо выйти в коридор.

      Он посмотрел вокруг и выскользнул незамеченным в дверь.

      В это время Гольдман с отсутствующим видом играл металлическими шариками на своем столе.

      — Нил, давайте попробуем ещё раз, — попросила Томпсон. — Если не получится, то обещаю…

      Гольдман в этот момент поднял один из шариков и выпустил его. И вдруг все они начали плавать в воздухе.

      Ошеломленная Томпсон смотрела, как они проплывают мимо её головы.

      Все, кто был в комнате, замерли, уставившись на летающие металлические шарики.

      — Мы здесь, — сказал Уилл. — Где здесь? — спросила Тарин.

      — Да, — сказала Кристен, — мы находимся в мечте.

      Гольдман смотрел на шарики как зачарованный. — Нет, мы не ., мы в группе.

      — Во сне я могу ходить, — сказал Уилл. — Сейчас я чувствую в ногах силу.

      Все повернулись, наблюдая, как он встает, высокий и прямой. Его коляска исчезла. Уилл взял один из летающих шариков, подержал в кулаке, а затем дунул в него. Из кулака вылетела стрекоза.

      — Мы добились своего, — воскликнула Томпсон. — Нил, мы добились!

      Гольдман пригнулся, когда стрекоза пролетела мимо него:

      — Но это невозможно. А если возможно, что, черт побери, я здесь делаю?

      — Попробуй что-нибудь сделать, Кристен, — попросила Томпсон. — Что ты можешь делать в своих снах?

      Кристен отошла на несколько шагов назад, а затем с разбегу продемонстрировала серию превосходных сальто-мортале с поворотами через всю комнату.

      — Великолепно! — закричал Уилл. — Толпа вне себя от восторга!

      Кинкайд схватил металлический стул и растянул его, как скрепку для бумаг, голыми руками:

      — Вот так!

      Затем все обернулись к Тарин. Она превратилась в ошеломляющего панка — блестящие платиновые волосы, откинутые назад как у индейского племени могаук, а одета она была в обтягивающий костюм из черной кожи с серебряными цепочками.

      — В моих снах я красавица, — сказала она. Внезапно лампочки потускнели и замигали. Все стояли неподвижно, беспокойно оглядываясь.

      — Что происходит? — спросил Гольдман.

      — Он где-то поблизости, — сказала Кристен.

      — Фредди? — спросила Томпсон.

      — Он уже бухает в залах, — ответила Кристен.

      Тарин оглянулась вокруг.

      — Где Джо?

      У Кристен глаза полезли на лоб:

      — Фредди схватил его! Мы должны ему помочь! Гольдман подбежал к двери и попытался открыть её, но тут же отдернул руку. Дверь была раскалена докрасна. Затем она стала деформироваться и шипеть от страшного жара, который сделал воздух в комнате невыносимо горячим.

      — Комната меняется! — закричал Уилл. Стены начали сближаться. Вся группа отступила в центр комнаты, так как она приняла цилиндрическую форму — наподобие топки. На стенах появились заклепки, потому что теперь они представляли собой обгоревшие стальные плиты. Гольдман отступил назад:

      — Это сумасшествие! — Он посмотрел вниз и увидел, что его ноги топчутся в дымящейся золе.

      Кинкайд попытался поддеть дверь снизу и выбить её, но отскочил назад, размахивая обожженными руками.

      Все беспомощно озирались, а дым тем временем все сгущался. Языки ревущего пламени плясали вокруг них.

      Внезапно дверца топки распахнулась. В совершенно нормальном больничном коридоре стояла Симмс. Воцарилось молчание.

      — Что здесь происходит? — спросила она. Гольдман, Томпсон и другие сидели на своих местах и медленно поднимали головы, приходя в себя. Они дико озирались, все ещё в состоянии смятения.

      — Что случилось с Джо? — спросила Симмс. Джо лежал без сознания по полу у своего стула. Симмс подбежала к нему. — Он не дышит!

      Оттолкнув её, Томпсон склонилась над Джо и начала отчаянно вдувать воздух ему в рот.

      Глава 6

      Вечером того же дня Джо лежал в состоянии комы в реанимационном отделении. Различные приборы и респиратор были подсоединены к его телу. Вокруг стояли техники и нейрохирурги.

      Гольдман и Томпсон, вне себя от тревоги, наблюдали за происходящим. Доктор Карвер, главный врач «Уэстин Хиллз», кипя от сдерживаемого гнева, находился тут же. Здесь была и Симмс с самоуверенным выражением лица.

      Наконец из палаты вышел нейрохирург и покачал головой:

      — Он находится в состоянии глубокой комы. Мы ничего не можем для него сделать. Карвер повернулся к Гольдману:

      — Этому не может быть никаких оправданий.

      — Эксперимент не был разрешен, — сказала Симмс. — Он нарочно проводился без моего ведома.

      — Требовались необычные шаги, — возразил Гольдман.

      — Именно это что ли я должен сообщить родителям молодого человека? — огрызнулся Карвер. — Как я понимаю, вы прописали сугубо экспериментальное лекарство?

      — Доктор Карвер, — сказала Томпсон, — Джо находится в коме не из-за гипносила.

      Карвер пристально посмотрел на Томпсон:

      — Юная леди, ваше мнение меня совершенно не интересует. Более того, по мнению доктора Симмс, вы сеете панику среди пациентов.

      — Это не соответствует действительности, — сказал Гольдман.

      — Доктор Гольдман, — произнес Карвер, — за последние четыре дня у нас произошли два самоубийства. Сейчас мальчик в коме. Я думаю, будет справедливо сказать, что ваш подход провалился полностью. Вы оба освобождены от своих обязанностей. Я хочу, чтобы вас здесь больше не было. Сегодня же.

      — Мне жаль, Нил, — сказала Симмс, — но вы навлекли это на себя сами.

      — Пожалуйста, Элизабет, — попросил Гольдман, — постарайтесь помочь детям. Прислушивайтесь к ним.

      — Конечно, — сказала Симмс и удалилась.

      — Что нам теперь делать? — спросила Томпсон.

      — Мы ничего не можем теперь. Теперь это не в наших руках.

      Той же ночью Гольдман укладывал личные бумаги в багажник своего автомобиля, поставленного у стены больницы. Он наткнулся на фото пикника, на котором он был заснят вместе с Дженнифер и Филиппом, и печально задержал на нем взгляд. Затем он захлопнул багажник и случайно бросил взгляд на неиспользуемое крыло больницы.

      Это была старая, неухоженная и ветхая часть здания. В окне верхнего этажа стояла белая фигура.

      Гольдман ахнул от изумления, узнав монахиню. Прежде чем он успел позвать её, она повернулась и исчезла из виду.

      Гольдман чуть подождал, а затем подошел к зданию. Он попытался открыть двойные двери, но они были перехвачены ржавой цепью, запертой на висячий замок.

      Гольдман приблизился к сломанному окну и посмотрел сквозь доски, которыми оно было забито. Перед ним был длинный главный зал. Затем он увидел очертания фигуры монахини в дальнем конце, сходящей по лестнице. Она повернулась на лестничной площадке, чтобы направиться в цокольный этаж.

      — Сестра! Сестра! — закричал Гольдман, колотя по доскам. Одна доска отскочила, и он вошел в здание.

      Гольдман оказался в заброшенном пыльном коридоре, стены которого были покрыты облупившейся краской и пятнами сырости. В его дальнем конце виднелась приоткрытая ржавая железная дверь с забранным решеткой небольшим окошком. Оттуда слышалось слабое жужжание, то усиливавшееся, то ослабевавшее.

      Гольдман подошел к двери:

      — Прошу прощения. Сестра?

      Никакого ответа, лишь новое жужжание. Гольдман толкнул дверь, которая громко заскрипела. Он вошел в огромное темное помещение, напоминающее подземную тюрьму. Осыпающиеся цементные столбы стояли, задрапированные паутиной. На полу валялись заржавевшие остатки кроватей и обломки дерева. Жужжание стало громче, затем заглохло.

      — Эй! — позвал Гольдман.

      Рядом с ним зажглась спичка, что прозвучало как выстрел в тишине. Внезапно появилась монахиня. Гольдман открыл рот от изумления.

      — Здесь все началось, — печально сказала монахиня. Она повернулась и зажгла свечу перед статуей Девы Марии в крохотном алькове. Затрещал тусклый огонек.

      — Это крыло было закрыто в течение многих лет, — сказал Гольдман, оглядываясь вокруг. — Что здесь было?

      — Чистилище, созданное руками людей, — ответила монахиня. — Изуродованные, потерянные души, худшие среди сумасшедших с криминальными наклонностями были заперты здесь подобно животным.

      — Это заведение было закрыто в сороковых годах, не так ли? Был какой-то скандал… Монахиня кивнула в знак согласия:

      — Молодая штатная сотрудница была случайно заперта здесь во время праздников. Заключенные ухитрились скрывать её в течение многих дней. Ее сотни раз насиловали. Когда её обнаружили, она была едва жива и беременная. Это была Аманда Крюгер. Ее дитя…

      — Фредди! — вскрикнул Гольдман.

      — Сын сотни маньяков. Некоторые утверждают, что он был убит, но тело его так и не было обнаружено.

      Гольдман насторожился, когда снова услышал жужжание. Мимо него в темноте пролетела муха.

      — Вы что-то говорили.., о том, чтобы похоронить его?

      — Вы должны найти его останки, — сказала монахиня, — и похоронить их в освященной земле. — Она повернулась и пошла вверх по лестнице.

      — В освященной земле? — повторил вопросительно Гольдман.

      Монахиня остановилась на верху лестницы:

      — Если ваша единственная вера — наука, доктор, то, возможно, именно вам нужно его похоронить.

      Монахиня ушла, и дверь начала медленно закрываться за нею, погружая помещение в темноту. Гольдман быстро поднялся и схватился за ручку двери до того, как она закрылась. Он прошел в коридор и огляделся. Монахиня исчезла.

      * * *

      Томпсон сидела у постели Джо, смотря на него, такого спокойного и хрупкого. Она говорила шепотом, но голос её был полон ненависти:

      — Оставь его в покое, ты, чудовище! Внезапно короткие разрезы начали появляться на ночной рубашке Джо. Ужас охватил Томпсон. Тут в палату вошел Гольдман и встал рядом.

      Разрезы образовали слова: «ИДИ И ВОЗЬМИ ЕГО».

      Томпсон и Гольдман в ужасе смотрели друг на друга. Затем Гольдман схватил девушку за руку и потащил к своей машине.

      — Вы не должны вмешиваться в это дело, — сказал Гольдман. — Именно этого он и хочет. Пока вы принимаете гипносил, он не может до вас добраться. «»

      — Не думайте, что я этого не знаю, — возразила Томпсон. — Но у меня нет выбора.

      — Если вы погибнете, это не принесет детям ничего хорошего. И к тому же выбор у нас есть.

      — Если поверить, что ваша загадочная монахиня права.

      — Я слышал и более невероятные вещи на этой неделе, — сказал Гольдман.

      — Ладно, кто бы она ни была, признаю, что, похоже, знает побольше моего о Крюгере.

      — Вопрос в том, — сказал Гольдман, — что произошло с телом Фредди?

      — Они сожгли его заживо в котельной, — сказала Томпсон, — но догадались спрятать его останки.

      — Кто может знать, где они были спрятаны?

      Томпсон задумалась:

      — Есть только один человек.., и время говорить для него наступило.

      Гольдман въехал в пользующийся самой дурной славой район города и затормозил у бара «Маленький Немо». Они вышли из машины и вошли в здание. За стойкой бара маячила темная неряшливая личность, тупо уставившаяся в одну точку. Его тяжелое озлобленное лицо носило следы старых невзгод. Одет он был в грязную мятую униформу ночного сторожа.

      — Хэлло, отец, — сказала Томпсон. Дон Томпсон медленно поднял глаза от кружки с пивом и робко улыбнулся:

      — Это не моя ли маленькая девочка приехала навестить своего папочку?

      — Прошло уже много времени.

      — Да-а, но ты пришла. За что мне такое счастье? Я думал, что ты стараешься забыть, что я ещё живой.

      — Мне нужна твоя помощь, — сказала неуверенно Томпсон.

      — Ее отец удовлетворенно хихикнул:

      — Фред Крюгер мертв. У тебя всегда были маленькие трудности в понимании этого, принцесса.

      — Ты знаешь, что он делал, — сказала Томпсон. — Он делает это опять.

      — Она говорит правду, — вмешался Гольдман. Томпсон сверкнул глазами на Гольдмана.

      — Я не припоминаю, чтобы мы когда-нибудь встречались, дружище, — сказал он угрожающим тоном. — И я не думаю, что это ваше дело.

      — Я полагаю, мы сможем остановить его на этот раз, — вмешалась Нэнси, — и остановить навсегда. Но нам нужно знать, где были спрятаны его кости.

      — Я уже слишком много потерял из-за этого, — сказал Томпсон. — И я завязал.

      — Люди все ещё умирают, хотя прошло столько времени, — продолжала Нэнси. — Нельзя больше убегать от этой проблемы. Пожалуйста, папа, не заставляй меня просить. Это твой долг мне.

      Томпсон посмотрел дочери в глаза, затем отвел взор в сторону:

      — Очень приятно видеть тебя, бэби. В следующий раз не пропадай настолько.

      Со слезами на глазах Нэнси вскочила из-за стола. Гольдман пристально посмотрел на Томпсона и поспешил за ней. Они остановились в алькове, ведущем в гостиную.

      — Нэнси… — произнес Гольдман.

      — Со мной все будет в порядке, — сказала девушка. — Всего одна минута.

      Внезапно заработал звуковой сигнализатор Гольдмана. Он взглянул на вызывающий его номер и, подойдя к телефону-автомату, набрал его.

      — Доктор Гольдман? — послышался взволнованный голос.

      — Это ты, Тарин? — спросил Гольдман. — В чем дело?

      — Приезжайте немедленно. Из-за Кристен. У неё была страшная истерика, когда Симмс сказала нам, что Нэнси и вас уволили. Симмс засунула Кристен в изолятор на целую ночь, и они напичкали её снотворным. Ей ввели так много, что она не сможет бодрствовать долгое время. Она одна там, совсем одна. Фредди с ней разделается!

      Гольдман побледнел:

      — О'кей, никакой паники, сохраняй хладнокровие. Помощь сейчас будет. — Он повесил трубку.

      — Мы должны немедленно ехать туда, — сказала Нэнси.

      Гольдман вытащил ключи от автомобиля и протянул ей:

      — Поезжайте вы.

      Девушка нахмурилась, глядя на него.

      — Мне нужно добыть останки, — пояснил Гольдман.

      — Это бесполезно, Нил. Вы же его видели.

      — Я поговорю с ним. А вы немедленно в больницу. Сделайте все, чтобы Симмс поняла.

      — Она никогда не поймет. Мне как-то нужно будет пробраться к Кристен.

      — Будьте осторожны, — предупредил Гольдман. На долгую напряженную минуту их глаза встретились, а затем они потянулись друг к другу и страстно поцеловались. Нэнси повернулась и молча ушла.

      Гольдман подошел к Томпсону. Тот не обратил на него никакого внимания. Внезапно Гольдман схватил Томпсона за воротник и ударил его о стенку. Затем развернул к себе лицом.

      — Послушайте, — сказал он, едва сдерживая ярость. — Не знаю, имеет ли для вас значение, будет ли жить Нэнси или умрет, но для меня имеет. — Он прижал Томпсона к стене. — Сейчас мы с вами отправляемся на небольшую охоту за падалью.

      * * *

      Кристен бесцельно бродила по маленькой комнате изолятора, плача от бессилия и отчаянно пытаясь не заснуть.

      — Пожалуйста.., пожалуйста, — молила она. Кристен споткнулась и уперлась в стенку, удержавшись на ногах чисто случайно. Она оттолкнулась от стенки, шатаясь из стороны в сторону. Все её движения стали резкими и некоординированными.

      — Не заставляйте.., меня.., спать…

      * * *

      Старый, весь во вмятинах «додж» мистера Томпсона остановился перед входом в небольшую церковь в бедном районе.

      — Какое у нас здесь дело? — спросил Томпсон.

      Гольдман выключил зажигание и вынул ключи. Тут он увидел маленькую бутылку виски, высовывающуюся из кармана пиджака Томпсона. Гольдман выхватил бутылку, прежде чем хозяин смог отреагировать. — Я скоро вернусь.

      Он вылил содержимое бутылки на тротуар и поспешил в церковь.

      Трое прихожан сидели на скамьях, ища успокоения в молчаливой молитве. Гольдман нашел чашу со святой водой на стене и опустил туда бутылку, наполнив её.

      Закрывая бутылку колпачком, Гольдман прошел по проходу к алтарю, где ставили свечи. На стене над ним висело распятие фута в четыре длиною. Гольдман ухватился за крест и попытался снять его с крюка. Крест снялся с громким лязгом.

      Чувствуя себя в центре внимания, Гольдман повернулся и оказался лицом к лицу со священником.

      — Вы соображаете, что делаете? — произнес священник.

      — Послушайте, я извиняюсь, но мне это очень нужно. — Он вытащил свое портмоне, но денег в нем не оказалось. — Клянусь, я все возмещу. На самом деле. Вот, возьмите мое водительское удостоверение. Я скоро вернусь.

      И Гольдман выскочил из церкви, оставив священника в полном недоумении.

      * * *

      Томпсон вошла в больницу и быстро пошла к изолятору. Но тут появился Макс и преградил ей путь.

      — Макс, — сказала она, — я должна видеть Кристен!

      Макс отрицательно покачал головой.

      — Да поймите же вы, — закричала Нэнси. Макс успокаивающе поднял руку:

      — Не тратьте попусту силы, мисс Томпсон. Доктор Симмс дала мне специальные инструкции. Никто не должен видеть Кристен и особенно вы. Она выразилась на этот счет недвусмысленно.

      — Но, Макс, я ей нужна. Это может означать жизнь или смерть. Макс задумался:

      — Послушайте, я думаю, что вы действительно хотите добра. Но мои ребята умирают один за другим. Если бы я даже не получил приказаний от Симмс, я бы все равно не пропустил вас. Ни в коем случае.

      — О'кей, Макс, я понимаю. Могу я попрощаться с остальными? Это для меня последняя возможность, пожалуйста.

      Наконец Макс кивнул:

      — У вас пять минут.

      Томпсон направилась в спальные палаты. Повернув за угол, она увидела Тарин, Уилла и Кинкайда, нетерпеливо ожидавших её.

      — Что вы делаете, намечаете сцену действия? — спросила Тарин.

      — Сейчас не до этого, — прошептала Томпсон. — Пошли.

      — Куда? — спросил Уилл.

      — Туда, где собиралась наша последняя группа.

      Глава 7

      Гольдман привел «додж» мистера Томпсона к огромному кладбищу автомобилей на окраине города. Башни из поставленных друг на друга автомобилей поблескивали в лунном свете, как кости на кладбище динозавров. Это был потрясающий запутанный лабиринт.

      Гольдман остановился у ворот. В свете фар можно было прочитать выцветшую вывеску на высоком металлическом решетчатом заборе: «Братья Пенни.

      Автомобильная свалка».

      — Это здесь, — сказал мистер Томпсон. — Владелец Чарли Пенни. Мы знали, что здесь никто и никогда ничего не найдет. Даже я сам не уверен, что найду то место.

      — Как нам туда пробраться? — спросил Гольдман.

      — Они обычно держали запасной ключ. Томпсон вышел из машины и подошел к крыльцу дощатого сооружения, которое служило конторой свалки. Он пошарил под крыльцом, затем вошел в свет фар и открыл заржавленный висячий замок. Он повернулся и жестом пригласил Гольдмана въехать на свалку. Гольдман проехал через ворота и притормозил в самом начале автомобильного лабиринта.

      Томпсон запер ворота и вернулся в машину:

      — Так, хорошо. То место находится в глубине свалки. Поехали.

      Гольдман нажал педаль газа, и машина медленно тронулась с места.

      * * *

      Томпсон закрыла дверь палаты групповой терапии и повернулась к ребятам. Они смотрели на неё в ожидании.

      — Ну что ж, здесь говорим только откровенно, — сказала она.

      — Что насчет Кристен? — спросила Тарин.

      — Мы не можем пробраться к ней, — сообщила Томпсон. — Я пыталась. — Она затемнила свет и подошла к маятнику. — Я надеялась, что у нас будет больше времени научиться использовать сновидения, но Джо уже там. И Кристен тоже там окажется, с нами или без нас. Мы им нужны.

      — Вы хотите сказать, что мы попытаемся войти туда с ней? — спросил Уилл. — Чтобы объединиться?

      — Или сейчас, или никогда, — сказала Томпсон. — Я не шучу. Это так опасно, насколько это выглядит. Если вы умрете во сне, то это будет настоящая смерть. Никто не должен ввязываться в это дело, если не хочет.

      Ребята замолчали. Их лица отражали противоречивые эмоции.

      — Я иду, — решил Уилл.

      — Я тоже, — сказала Тарин.

      — Давайте устроим этому негодяю взбучку по всей стране сновидений, — добавил Кинкайд.

      Томпсон включила маятник и села вместе с ребятами.

      — Помните, — сказала она, что бы ни случилось, держитесь вместе. Это единственный способ победить его.

      Все не отрывали глаз от маятника.

      — Очистите свой ум от всего, — тихо напомнила Томпсон.

      Один за другим они впадали в состояние транса.

      * * *

      Гольдман медленно завернул за угол на узком пятачке и остановился на небольшой свободной площадке в центре автомобильного лабиринта. Вместе с Томпсоном они вышли из машины, фары которой освещали груды ржавого металла вокруг.

      Томпсон внимательно огляделся вокруг и наконец сказал:

      — Вот этот «кадди».

      Задняя часть разбитого «кадиллака» выпуска тысяча девятьсот пятьдесят девятого года торчала из-под огромной кучи автомобильных каркасов, его ржавые задние плавники походили на хребты доисторических чудовищ.

      Гольдман подошел к автомобилю и провел рукой по ржавой поверхности багажника. Он попытался поднять крышку, но она была на замке.

      Томпсон посмотрел на свой «додж», затем нервно уставился в темноту.

      Гольдман нашел металлический ломик для надевания шин и просунул его под крышку багажника. Наклонившись к багажнику, он изо всех сил надавил на ломик.

      Наконец замок открылся.

      Гольдман смотрел на древний, заскорузлый дерюжный мешок, лежавший в полутемном багажнике. Вдруг он увидел, что Томпсон садится в свой «додж».

      — Вы куда-нибудь едете? — спросил Гольдман.

      — Я показал вам, где находится эта чертова штука. Я не обещал, что буду тут сшиваться. Гольдман кинул Томпсону лопату:

      — Нам придется поработать.

      — О чем это вы говорите? — спросил Томпсон.

      — Сейчас вы будете присутствовать на похоронах — с ними очень запоздали.

      * * *

      В изоляторе Кристен забилась в угол. Она уже не могла больше сопротивляться и начала засыпать.

      — Нэнси, — прошептала она.

      В следующее мгновение глаза её широко раскрылись. Томпсон и ребята были вместе с ней в изоляторе. Кристен не могла насмотреться на своих друзей, плача от радости.

      — Я знала, что вы придете, — сказала она.

      — Ты ведь не думала, что мы отпустим тебя одну? — спросила Томпсон.

      — Нет, — ответила Кристен, — ведь мы одна команда.

      Кристен вытерла слезы:

      — Мы нужны Джо. Я чувствую это.

      — Как же нам пробраться к нему, Кристен? — спросила Томпсон.

      Внезапно четыре огромные бритвы прорезали стену вместе с обшивкой. Клочья ваты полетели во все стороны. Все сдвинулись к центру палаты.

      — Что бы ни произошло, стойте вместе! — закричала Томпсон.

      Ватная обшивка стен изолятора клочьями плавала в воздухе, потому что бритвы снова и снова прорезали их. Изолятор превратился в белое пространство, где резали и разрывали, в ужасный водопад клубящейся ваты.

      — Держитесь за руки, — кричала Томпсон, прикрывая глаза. — Найдите друг друга!

      Охваченная паникой, вопящая от страха, Кристен металась из стороны в сторону, потерявшись в ватной метели.

      — Нэнси! — позвала она.

      И вдруг ватная метель улеглась. Кристен осмотрелась, словно приходя в себя после сна. Она сидела за чертежным столом в своей комнате дома. Модель дома на улице Вязов из папье-маше стояла перед нею, так и не законченная.

      Ничего не изменилось. Она все ещё дома, в безопасности. Кристен начала спрашивать себя, не был ли это всего лишь дурной сон.

      Мать Кристен вошла в комнату. На ней было красивое вечернее платье.

      — Чем ты здесь занимаешься? — спросила она. — Ведь уже больше часа.

      — Я хотела подождать тебя, — сказала Кристен.

      — Ну теперь-то я дома, так что давай поскорее в постель, мой ангел.

      Элен сняла покрывало. Кристен забралась в постель и обняла мать руками за шею.

      — За что ты меня так? — спросила со смехом Элен.

      — Я рада, что ты дома.

      Элен поцеловала дочь и заботливо укрыла её. Затем она подошла к двери и потянулась к выключателю.

      — Мамочка, — позвала Кристен.

      — Что такое?

      — Мне приснился такой ужасный сон.

      — Элен! — раздался снизу мужской голос. — Где ты держишь ржаное виски?

      — Я сейчас приду, — отозвалась она и снова посмотрела на Кристен. — Крис, у меня гость.

      — Но можем мы поговорить хотя бы минуту?

      — Разве нельзя это отложить до завтра?

      — Пожалуйста, мамочка, я не хочу оставаться одна.

      Внезапно Элен исчезла, а в дверях стоял Фредди, одетый в безукоризненный вечерний костюм:

      — Нужно слушаться маму, Кристен. Фредди бросился на нее, но Кристен скатилась с постели. Она стремительно выскочила из комнаты и помчалась по темному грязному коридору. Обернувшись назад, она увидела стоявшего и страшно усмехавшегося Фредди, угрожающе поднявшего свои когти-бритвы.

      Кристен закричала и выскочила в окно, разбив при этом стекло. Внезапно она увидела, что падает через застекленную крышу в гостиную дома на улице Вязов. Девочка упала на пол поцарапанная и в ссадинах. Оглянувшись вокруг, потерянная и одинокая, она позвала:

      — Нэнси!

      — Кристен, — послышался слабый голос Томпсон.

      Кристен повернула за угол и увидела Томпсон в дальнем конце зала.

      — Нэнси!

      Они бросились навстречу друг другу, но остановились, услышав странный треск.

      — Что это? — прошептала Кристен.

      — Не знаю, — ответила Томпсон.

      Звук раздался снова — страшный треск и хруст. Стена стала выгибаться. Кто-то пытался пробить её, чтобы отделить их друг от друга. Томпсон и Кристен отошли назад.

      Внезапно целый водопад деревянных обломков и штукатурки обрушился на пол, и в образовавшуюся дыру прошел Кинкайд.

      — Ух! Мне показалось, что я слышу ваши голоса.

      Томпсон и Кристен восторженно завопили. Кристен обняла его:

      — Кинкайд, я готова тебя расцеловать.

      — Так что же тебя останавливает? — спросил он.

      Кристен запечатлела целомудренный, но искренний поцелуй на его щеке.

      Кинкайд усмехнулся:

      — Прохладный поцелуй. А где Джо?

      — Не знаю, — сказала Кристен. — Ведь это место похоже на лабиринт.

      — Тогда пришло время отставить догадки в сторону и поставить все вверх дном. — Он возвысил голос. — Фредди, где ты прячешься? Ты очень грозный с маленьким бессловесным ребенком. Посмотрим, как ты справишься со мной!

      В то же мгновение лампы стали мигать и тускнеть. Затем послышался вибрирующий грохот металла. Они смотрели в глубину зала, когда огромная двустворчатая железная дверь в котельную медленно распахнулась, открыв лестницу, ведущую вниз. Оранжевое пламя трепетало у её подножия.

      Томпсон, Кристен и Кинкайд прошли через двери и медленно спустились по лестнице. Перед ними оказались огромные ворота.

      — Это здесь, — сказала Томпсон. — Вы готовы?

      Кристен и Кинкайд кивнули.

      Томпсон открыла ворота, и они вошли в котельную, воздух в которой был красноватым от жара. В дальнем её конце на троне из черепов и костей сидел Фредди. Джо был тут же — он висел над ямой, в которой горел костер.

      — Смотри, Джо, — сказал Фредди низким кудахтающим голосом, — несколько маленьких поросяток пришли домой.

      Джо посмотрел на своих друзей перепуганными умоляющими глазами и раскрыл рот в безмолвном крике.

      — Отпусти его, — сказала Томпсон.

      Фредди усмехнулся и согласно кивнул:

      — Ваше пожелание для меня приказ.

      Веревка на левом запястье Джо развязалась, и пламя в яме приблизилось к мальчику. Другие узлы, державшие Джо, тоже стали сами собой развязываться.

      Томпсон бросилась к яме, в то время как Фредди злорадно хохотал. Она схватила Джо за руку, не давая ему упасть в огонь.

      Разъяренный Кинкайд схватил Томпсон за пояс и вытащил её вместе с Джо из огненной ямы. Затем он выломал шестифутовую трубу и бросился к трону. Вертя трубой над головой, Кинкайд нанес Фредди удар по спине, бросивший его на колени.

      Кинкайд поднял трубу для второго удара, но Фредди с рычанием подскочил и схватил Кинкайда, высоко подняв над головой.

      * * *

      На автомобильном кладбище Гольдман вытащил мешок из багажника «кадиллака» и бросил его на землю. В мешке забренчали кости. Затем Гольдман начал копать могилу.

      * * *

      Все ещё держа Кинкайда над головой, Фредди вдруг вздрогнул от боли. Он оглянулся в страхе, внезапно почувствовав, что кто-то потревожил его кости. Но вскоре выражение страха на его лице сменила зловещая хитрая усмешка, и он исчез.

      Сопротивляющийся и уже задыхающийся Кинкайд ещё некоторое время оставался в воздухе, а затем с шумом упал на землю.

      Гольдман выбрался из неглубокой могилы и отбросил лопату в сторону.

      — Что это такое было? — прошептал Томпсон, оглядываясь вокруг.

      — А что такое? — спросил Гольдман.

      — Послушайте.

      Гольдман услышал слабый звук автомобильного гудка и доносимый ночным ветерком заунывный вой.

      — Кто-то ещё находится здесь, — произнес он.

      — Нет, — сказал Томпсон, — мы одни. Послышался ещё один гудок, затем другой. С растущим страхом Гольдман и Томпсон наблюдали, как оживали груды мертвых автомобилей вокруг них. Машины начали вибрировать и качаться, загорелись разбитые фары. Дворники бешено скребли ветровые стекла, цепляясь за трещины. Гудки сигналили. Оказавшаяся снаружи лопасть вентилятора вращалась, как пила.

      Томпсон попятился назад, затем повернулся и бросился бежать. Но груда автомобилей рухнула перед ним, перекрыв путь к отступлению.

      — Все здесь оживает, — сказал он хриплым шепотом.

      Мужчины обернулись, чтобы посмотреть на мешок. В нем что-то слегка шевелилось. Гольдман подбежал и схватил его, чтобы бросить в могилу. Внезапно рука скелета с когтями-бритвами прорезала ветхий мешок и схватила Гольдмана за запястье. Мешок разлетелся на куски, и обугленные кости Фредди обрели новую жизнь, превратившись в отвратительный неуклюжий скелет, вопящий от ярости.

      — Это действительно ты, — все ещё не веря своим глазам, произнес Томпсон.

      Скелет повернулся и зловеще усмехнулся. Томпсон схватил кусок трубы и бросился на скелет с криком:

      — Я отправлю тебя обратно в ад, где тебе надлежит быть!

      Скелет не дрогнув встретил нападение Томпсона, отбросив трубу и сбив его с ног. С невероятной силой он кинул Томпсона в воздух, и тот врезался в «кадиллак». Затем он медленно сполз на землю и больше не двигался.

      Гольдман схватил лопату и замахнулся на скелет. Тот увернулся, вырвал из рук Гольдмана лопату и свалил его в могилу. Отвратительно хохоча, он начал закидывать Гольдмана землей.

      Вдруг скелет отбросил лопату в сторону, поднял вверх руки и издал ужасающий вопль.

      Избитые и хромающие Томпсон, Кристен, Кинкайд и Джо вышли из котельной.

      — Кристен, — спросила Томпсон, — можешь ты вытащить нас отсюда?

      — Меня накачали снотворным, — ответила Кристен. — Придется торчать здесь, пока оно не перестанет действовать.

      В поисках Уилла и Тарин они пошли дальше и вошли в комнату, полную манекенов и трехстворчатых зеркал. Внезапно перед одним из них появился прерывистый свет, а затем и сам Фредди.

      — Простите, что заставил вас ждать, — сказал он. — Возможно, стоит позаботиться, чтоб меня было больше.

      Фредди побежал по комнате, сопровождаемый рядами своих зеркальных отражений. Комнату наполнили десятки Фредди.

      С боевым кличем Кинкайд врезался в толпу наступавших врагов, раскидывая их направо и налево. Боязливый Джо спрятался за манекенами.

      Все больше Фредди врывались в комнату. Одна группа загнала в угол Томпсон.

      Дрожа от волнения при виде своих друзей, отступающих под напором превосходящего врага, Джо открыл рот и издал невероятный, оглушительный вопль:

      — Н-е-е-т!

      Джо наконец-то осуществил то, что делал во сне.

      Вдруг все зеркала стали превращаться в блестящие осколки, взрываясь один за другим. Томпсон, Кристен и Кинкайд закрыли уши, стараясь приглушить ужасный грохот вокруг них. Настоящий Фредди закричал, когда его зеркало завибрировало, деформировалось и наконец взорвалось.

      На автокладбище скелет Фредди вдруг рухнул. Череп упал на край могилы и скатился вниз, остановившись около неподвижного тела Гольдмана.

      В полном молчании Нэнси, Кристен и Кинкайд поднялись из этого хаоса потрясенные, но живые. Они с недоверием смотрели на Джо.

      — Ух, — тихо сказал Джо, — я ведь это произнес?

      — Да ещё как, — бодро ответил Кинкайд. — Ты его сдул прочь!

      Томпсон обняла Кристен.

      — Все закончилось, — сказала она со слезами в голосе. — Все закончилось. — Повернувшись, она увидела бегущего к ней отца. — Папочка!

      — Я переступил порог, принцесса, — сказал он.

      — Переступил порог.

      — Я не мог уйти, не сказав тебе, как я сожалею обо всем, что я сделал. Я тебя люблю и всегда буду любить. До свидания, принцесса.

      Томпсон обняла отца:

      — Я всегда буду любить тебя, папочка. Она не закончила фразу, увидев, что лицо отца исчезает и появляется лицо Фредди. Его рука с когтями-бритвами готовилась нанести удар.

      — Нил! — закричала она в отчаянии. Но было уже поздно.

      Фредди повернулся к Кристен, когда Томпсон ещё сползала на пол:

      — Теперь ты, моя маленькая свинка!

      Справившись с шоком, Кинкайд и Джо бросились к Кристен. Но дверь в котельную захлопнулась у них перед носом, отрезав мальчиков от остальной части помещения.

      Фредди навис над Кристен. Он высоко поднял свою смертоносную руку, направив когти-бритвы на её лицо. Он ухмылялся.

      В этот момент на него сзади кинулась Томпсон, схватив его за руку.

      — Ты её не получишь! — кричала она.

      Гольдман открыл глаза, услышав крик Нэнси. Едва способный двигаться, он выбрался из могилы, смел туда все кости Фредди и начал возиться с бутылкой со святой водой, пытаясь отвинтить пробку одной здоровой рукой.

      — Молю тебя, Боже, — хрипло шептал он, — ради детей, ради Нэнси.

      Наконец Гольдман отвинтил пробку и направил струю святой воды на кости.

      Фредди вырвал свою руку у Томпсон и теперь преследовал Кристен. Томпсон отчаянно пыталась задержать его, борясь за каждый дюйм.

      Вдруг Фредди выгнулся всем телом назад и заорал. Целые россыпи дырок появились на его теле. В них возникли яркие языки пламени, сменившиеся затем детскими лицами — это были души его жертв, ставших наконец свободными.

      Дырки все расширялись, пожирая тело Фредди, крик которого потряс это царство сновидений. Столбы огня слились в один раскаленный шар, взорвавшийся с оглушительным грохотом.

      Фредди больше не было.

      Кристен баюкала Томпсон в своих руках. Девушка умирала.

      — Его больше нет, — сказала Кристен. — Все закончилось. Пожалуйста, не умирай, Нэнси. Пожалуйста.

      — Я горжусь всеми вами, — прошептала Томпсон. — Скажи Нилу, что я… — Она скончалась на руках Кристен.

      — Я не позволю тебе умереть, — сквозь слезы сказала Кристен. — Нет, не позволю. Я превращу тебя в прекрасный сон, который будет всегда. — Она закрыла глаза и крепко обняла тело Томпсон.

      Несколько дней спустя Гольдман и подростки стояли у могилы Томпсон. Он обнял их, когда её гроб опускали в землю.

      В этот миг Гольдман заметил движение на вершине холма. Это была монахиня. Она повернулась и пошла прочь, исчезая из вида.

      Гольдман отошел от могилы и направился вверх по холму. Добравшись до дерева, где он впервые встретился с ней, Гольдман мельком увидел, как она исчезла за часовней:

      — Подождите, сестра!

      Он обошел часовню. Монахини нигде не было видно. На краю поля стоял простой надгробный камень.

      Гольдман подошел ближе и прочитал надпись:

      ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ АМАНДА КРЮГЕР

      ЕЕ ИМЯ ВО ХРИСТЕ

      СЕСТРА МАРИЯ ХЕЛЕНА

      РОДИЛАСЬ В 1907 Г. — УМЕРЛА В 1968 Г.

      — Ты была его матерью!

      Глава 8

      Наступило другое время года. Покрывало свежевыпавшего снега окутало дом Гольдмана.

      Вместе с Кристен он заканчивал свой ужин. Волосы Кристен стали короче, а Гольдман выглядел похудевшим и чуточку усталым.

      — Я рад, что у тебя так сложились дела, — сказал он.

      — Я думаю, Нью-Йорк — это именно то, что мне нужно, — ответила Кристен. — Там много людей. Я никогда не чувствую себя одинокой.

      Гольдман улыбнулся:

      — Что ты будешь делать теперь?

      — Не знаю. Я занята в школе. Новые друзья. Но я никогда не забуду старых.

      Гольдман проводил Кристен до двери.

      — Чудесно, что я тебя повидал, — сказал он. — Я рад, что ты заглянула. Кристен неуверенно спросила:

      — Вы все ещё видите друг друга?

      — Да, — ответил Гольдман, быстро усмехнувшись. — Я собираюсь увидеть её сегодня вечером. Думаю, поэтому мне так хочется поскорее лечь спать.

      Кристен улыбнулась:

      — До свидания.

      — Спокойной ночи, Кристен.

      Гольдман закрыл дверь и выключил свет. Потом он медленно поднялся вверх по лестнице и приготовился ко сну.

      Ему не понадобилось много времени, чтобы погрузиться в мирный сон.

      Домик из папье-маше с улицы Вязов стоял на его письменном столе. Он выглядел сейчас совсем по-другому — чистым, опрятным и приветливым.

      Вдруг в одном из его окон зажегся свет. Они были там вместе.