Юрий Краев

      Канцер.

      Дмитрий лежал на больничной койке, его тело ломило от нестерпимой боли. В груди всё сжало, как будто на рёбра положили плиту в несколько тонн. Мужчина закряхтел, не в силах сдержаться. Дмитрий, потихоньку повернулся на бок и подсунул руку под подушку. Постараться уснуть, уснуть и забыть обо всём — говорил он себе. Но это не помогало. Страшная головная боль заполнила разум, разлилась по венам, очутилась в каждой клеточке организма. Дмитрий обхватил голову руками и повернулся к стене. Месяц назад он узнал, что у него опухоль в голове. Врачи говорили, что это не страшно, небольшая операция и всё. Но как видно теперь их прогнозы не были так радужны. С резким ухудшением он был доставлен в «Склиф». А уже оттуда его перевели в онкодиспанцер, где работал один из светил в этой области — Алексей Геннадьевич Бережной. Именно этот человек и был его последней надеждой. Нейрохирург, да ещё и онколог, Алексей Геннадьевич сделал тысячи операций такого плана. Последняя надежда Дмитрия была именно на него. Бородатый, в круглых очках, с лысиной на затылке, Бережной был похож на добродушного старикана, но не на светилу медицины. Он отказывался переходить на другое место, говорил, что лечить больных можно и здесь, а именно это ему и нужно. Редко попадаются такие люди, всё чаще гонятся за деньгами, престижем. Альтруист по натуре он не требовал денег, даже наоборот, не выносил взяток. Коллеги уважали его за это, но не понимали. Дмитрий стал его тысячным пациентом. Как только Бережной посмотрел на томографию, он всё понял. Операцию надо делать немедленно, благо дело опухоль ещё не раковая, — сказал он Дмитрию при их первой встрече. Вы мужчина, сами понимаете, надо держаться, прейди вы позже, нельзя было бы нечего сделать. Но пока у нас есть шанс. Может один из миллиона, но есть. Я понимаю, — ответил Дмитрий, сопя носом. Значит, я могу умереть? Да можете, но если не делать операцию, то вы уж точно умрёте. Дмитрий тогда ужасно разнервничался. За последнее время он стал слишком импульсивен, плаксив, это опухоль давала о себе знать. Но всё же тогда он подписал согласие на операцию. В памяти всплыл деревянный стол, бланк записи, шариковая ручка с непонятным колпачком и такое доброе лицо профессора. Дмитрий накрыл голову подушкой и прижал руками. Не смотря на обезболивание, он чувствовал это нестерпимое жжение. Ощущал пульсацию в висках, видел, как медленно он исчезает. Не было больше сильного, властного Дмитрия Савельевича, владельца обувной фабрики. Сейчас в больничной койке лежал жалкий человек, похожий на других, таких же. Ну и что, пусть он лежал в боксе, пусть сёстры не отходили от него днями и ночами, всё это не делало его другим. Он превратился в разбитого недугом человека. Сестра, сестра, — позвал Дмитрий. В палату вбежала молоденькая девушка в белоснежном халате.

      — Дайте мне обезболивающего. — Но доктор сказал, что… Мне плевать, что сказал доктор, быстро неси таблетки, или что там у вас! Девушка исчезла на несколько минут и вернулась уже с капельницей в руках. Она поставила стойку рядом с кроватью, завязала жгут, затем достала вату и несколько раз протёрла место укола. Дмитрий с отвращением смотрел на всю эту манипуляцию, он не выносил вид крови. Я не хочу видеть кровь, — сказал он девушке. — Тогда отвернитесь. Неприятное ощущение в локтевом сгибе и по вене растеклось приятное тепло. Девушка, закрепила иглу и, закинув жгут на шею, вышла из палаты. Через некоторое время Дмитрий заметил, что уже не чувствует боль, ему даже захотелось спать. Он посмотрел по сторонам. Жёлто-коричневые стены бокса не задерживали на себе взгляд. Тусклый свет лампы медленно расползался, отражаясь от стен. Дмитрий вздохнул и почувствовал, что уже не может сопротивляться. Глаза медленно закрылись, будто налитые свинцом. Мышцы рук и ног расслабились. И Дмитрий заснул глубоким, спокойным сном.

      Лариса включила настольную лампу и села на стул. Работать на посту было не легко, но ничего другого ей не предлагали. Больные постоянно кричали, просили, то померить давление, то сделать укол. Свободной минуты у Ларисы почти не было, но и в эти мгновения она не сидела без дела, раскладывала таблетки, заполняла постовые журналы. И вот сейчас, когда наступил вечер и все врачи, разъехались по домам, девушка осталась последней на всё отделение. Теперь можно и расслабиться — сказала она, вытянув усталые ноги. Разве что ещё Коля Ефремов, но что с него взять — всё время пьяный ходит. Лариса взяла в руки книгу и принялась читать. Её глаза быстро скользили по длинным строкам. За окном, на пустынной дороге зажглись фонари, загорелись новогодние украшения. Девушка так увлеклась чтением, что не заметила, как в коридор вышел Дмитрий. Он держался рукой за дверной косяк, чтобы не упасть. Медленно, с трудом перебирая ногами, мужчина пошёл к посту. Лариса, услышала шаркающий звук и оторвала взгляд от книги. Куда вы Дмитрий Савельевич? — с укором спросила девушка. — Позовите доктора, скорее, мне плохо. Медсестра не понимая, что случилось, встала со своего места и поспешила к мужчине. — Врача, позовите врача! Тише, вы всех больных разбудите, — сказала Лариса. Дмитрий остановился и закрыл глаза рукой.

      — Сейчас давайте вернёмся в палату, а уж потом я обязательно позову врача. Дмитрий согласно кивнул и, не спеша, потопал обратно. В ночную дежурил молоденький врач Коля Ефремов. Его познания в онкологии были соизмеримы лишь с его знанием в ликероводочной промышленности. Не было и дня, чтобы Коля не принял, то стаканчик, то рюмочку, а то и пол литра. Его держали тут только по блату, племянник зав отделением, ничего не попишешь. Вот и сегодня он сам решил выйти в ночь, дабы спокойно выпить. Коля сидел в маленькой, но уютной ординаторской и на двоих с бутылкой распивал коньяк. Словно огонь, коричневая жидкость растекалась по глотке. Надо бы Лариску позвать, подумал он, наливая очередную рюмку. Хотя может и не стоит, всё равно она меня не выносит, и коньяка мало осталось. Тихо играло радио, по столу были разбросаны карты, бумаги на выписку, бланки анализов. Коля сгрёб всё это в кучу и закинул на стол ноги. В этой позе и застала его Лариса. — Скорее, у нас больной с кризом. Что-то не расслышал, у нас больной с клизмой? — пьяным, невнятным тоном переспросил Коля. — Горе ты луковое, а ну вставай, и мигом в седьмую палату. Какие вопросы, можешь считать, что я уже там — и с этими словами юноша попытался встать, но не удержался и упал, лицом вниз. Затем резко встал, отряхнулся и, держась за стены, пошёл в седьмую палату. Тусклые лампы освещали коридор, за окном разыгралась метель. Она гулко урчала, почти также как желудок Коли Ефремова. Ничего, сейчас я его быстро в чувства приведу, — сказал себе юноша, проходя мимо третей палаты. На горизонте показалась седьмая. Коля осторожно, дабы не задеть дверью никого из больных вошёл в палату. На койке, в полном одиночестве лежал Дмитрий. Его лицо выражало, смертельный ужал, он был бледен как саван. Коле показалось, что ничего более страшного он не видел, однако это были скороспешные выводы. Дмитрий поднял глаза, полные боли и отчаянья на вошедшего в палату врача. По спине у Дмитрия пробежали мурашки. Руки, сами собой затряслись, увлекая за собой все остальные части тела. Что тут случилось, — стараясь не дышать перегаром, поинтересовался Коля. Пациент не ответил, он всё ещё продолжал дёргаться. Ша я тебя вылечу, нет проблем! — заикаясь, крикнул Ефремов. Доктор, вы пьяный — с трудом выговорил Дмитрий. — Нет, пациент, я не пьяный, я подвыпивший. Коля склонился к самому лицу мужчины и сказал. — Ты меня ещё пьяным не видел, ха-ха-ха. Дмитрий в конец, разозлённый выходками врача, с упоением потерял сознание. В палату вбежала Лариса, в руках у неё была куча различных медикаментов, как говорится на все случаи жизни. Она скинула всё это на тумбочку и изумлённо спросила. — Что ты с ним сделал? Когда я уходила, он был ещё в сознании. Дмитрий с трудом пришёл в себя, перед ним всё ещё стоял «подвыпивший» врач. Вот видишь он в сознании, ведь так, больной! — спросил Коля. Да, да — тяжело дыша, ответил мужчина. Что вы собираетесь делать? Дело пустяковое, сейчас сделаем тебе операцию, у меня и скальпель с собой — с этими словами, Коля достал из кармана столовый нож, оказавшийся там ещё с прошлого застолья. Дмитрий опять потерял сознание, но теперь уже насовсем. Лариса в истерике, оттолкнула Ефремова от пациента и принялась проверять пульс, давление, тургар кожи, ну и всё остальное в придачу. Ладно, давай Алексею Геннадьевичу позвоним, — сказал Коля и не дождавшись ответа, побрёл в ординаторскую.

      Бережной сидел у себя дома и попивал чай, заедая пирогом. Его жена Вера, только что испекла пирог. И сейчас ворковала у плиты. Верочка, иди сюда, сядь, ты, что меня избегаешь? — чуть шутя, спросил Алексей Геннадьевич. — Да нет, что ты, сейчас приготовлю, и сядем. Вера Степановна была полновата, в летах, но у неё остался тот молодой задор, который не давал стареть, сколько бы тебе не стукнуло. Ещё студентами они с Алексеем думали, вот постареем, будим сидеть у телевизора, пить чай с пирогами и болтать не о чём, а вокруг дети, внуки. К несчастью детей у них не было, куда не обращалась Вера, всюду говорили страшную фразу. Порок развития, детей у вас никогда не будит. Прошло много лет, с момента их первой встречи. Они смерились с отсутствием детского смеха в доме, смерились со старостью, коротая, накатила незаметно, изменив их, когда-то молодые лица. Все эти сорок лет они любили друг друга, даже почти и не сорились, а если такое и случалось, то Алексей приносил жене букет цветов и всё снова возвращалось на круги своя. Бережной, был из тех мужчин, которые говорят. Если женщина не права, то надо попросить у неё прощение. После долгих лет жизни он понял, что это самый лучший выход.

      А помнишь, как мы встретились первый раз, — спросил Алексей Геннадьевич. Конечно, помню, ответила Вера. Ты был высокий, сухощавый, в круглых очках. Стоял над телом женщины, проводя вскрытие. Правда? А я думал, что мы встретились, когда я выходил из анатомички. Нет, я приметила тебя ещё тогда, на вскрытии, но боялась подойти. А потом когда ты выходил, специально столкнулась с тобой. Помню, помню, я поднял шум, что вы не смотрите куда идёте, вы мне весь халат, испачкали. Грубияном ты был, — смеясь, сказала Вера. Но знаешь, когда я увидел твои глаза, то понял, пропал парень. Хи-хи-хи — не сдержалась женщина. — Ну ладно хватит хозяйничать, садись. Женщина повесила полотенце на крючок и уселась на табуретку. Вот теперь всё хорошо, мы сидим, пьём чай, разговариваем ни о чём…. Дзинь — раздался телефонный звонок. Я подойду, — сказал Бережной и пошёл к телефону. В трубке зазвучал знакомый голос. — Алексей Геннадьевич у нас ч.п. Пациент из седьмой палаты, с ним что-то не то, сейчас он в коме…. Не дав договорить, он ответил в трубку.

      — Выезжаю! Что случилось Алёша? — поинтересовалась женщина. — Нечего серьёзного, не волнуйся, там комиссия, надо приехать, смотри весь чай не выпей. — Ах, эта твоя работа, я тебя уже дома не вижу. Скоро вернусь, ну всё пока, — сказал Бережной и вышел из квартиры.

      Через пол часа профессор был уже на месте. Он быстро вбежал по лестнице, скинул одежду и, не говоря не слова, поспешил в отделение. Длинный, пустой коридор порождал страх. И Алексей Геннадьевич шёл по этому коридору, поглощённый своими мыслями. С чего произошло обострение? Я же сам видел томографию, все снимки показывали сбалансированное развитие опухоли. Хотя конечно скачёк мог быть, но не так быстро. Опухоль она как живой организм, питается, растёт, борется за место под солнцем. Всякое бывает, за многие годы своей практики я понял, что с опухолью нельзя играть, если ядом и радиацией не взять, лучше и не пытаться, а то станет, раком и всё, пиши, пропало. Жаль, что пришлось уйти из дома, — подумал Бережной, входя в отделение. Вера, наверное, всё поняла, хотя это не меняет дела, я тут, а она дома. Самое занимательное, что именно в этот день, 16 февраля, 49 года мы расписались, — вспомнил Бережной. Мысли профессора прервала выбежавшая на встречу Лариса. — Скорее Алексей Геннадьевич, пойдёмте. — Что произошло, объясни толком. Пойдёмте, сами увидите, — взволнованно ответила Лариса и поспешила в палату. Бережной последовал за ней. Профессор почувствовал что-то неладное в её последней фразе. В палате, Дмитрия был весь консилиум, даже Астраханцев заявился, — подметил Алексей Геннадьевич. — Посмотрите, мы только что сделали снимки, на них чётко видно, что опухоль разрослась до громадных размеров. Она давит на корковую ткань, необходима немедленная операция. Каково, ваше мнение? — спросил высокий, седой мужчина. Делаем наркоз и на стол, я пошёл «мыться». — Пока не забыл, а кто будет мне ассистировать? Вперёд вышел тот самый, высокий мужчина и указал на себя. Вот и замечательно, И ещё одно раз у нас тут весь врачебный состав, то дайте им снимки, что мы сделали вчера вечером, пусть полюбуются, — сказал Бережной обращаясь к Ларисе.

      Дмитрий немного приоткрыл глаза. Он чувствовал, что его везут куда-то. Над головой проносились лампы дневного света, колёса старенькой каталки дребезжали и упирались. Не выносимая боль мучила его, вся голова трещала и гудела, а руки висели словно ватные. Наконец каталка доехала до лифта, и кабина подняла её на пятый этаж. Кафельные стены и пол радушно встретили нового гостя. Не запланированная операция грозила Дмитрию смертью, и он это понимал. Вот он оказался в одной из операционных, его словно мешок с картошкой, переложили на стол. Бережной стоял там, он был одет в зелёный, операционный халат, в перчатках, шапочке и маске. Ещё несколько людей шастали вокруг, но Дмитрий их раньше не видел. Что у нас с наркозом? — возмутился Бережной. Всё готово — ответил женский голос, и Дмитрий увидел перед своим лицом смерть. Она была одета в какие-то лохмотья, костлявые пальцы потянулись к его лицу. А пустые впадины глаз безучастно наблюдали за Дмитрием. Наконец мужчина заметил у неё в руках, нет, не косу, а наркозную маску. Не надо, уберите от меня, её — крикнул Дмитрий, но его никто не услышал, как будь-то, он кричал в пустоту. Стойте! — снова закричал он. Результат не изменился, а маска в высохших, скрюченных руках, всё приближалась к его лицу. ААААА, не надо, сгинь! Но всё было напрасно, Дмитрий почувствовал прикосновение пластика к лицу и странный запах расползся по носоглотке. Считайте, скомандовала старуха-смерть. Один два, три, четыре….. Приступим, — громогласно заявил Бережной, и взял в руки скальпель. Поле было уже обработано йодонатом, профессор без лишних слов рассёк кожу, обнажив височную кость черепа. — Сушить, ещё сушить, резак. По операционной раскатился гул работающей пилы. Окно готово, теперь пинцет, тампон, хватит. Вот она Алексей, вот она — сказал высокий. — Вижу, но только как её вытащить, ну-ка подержи так, сейчас подденем. Ещё бы немножко, постарайся Алексей, ещё. От напряжения на лбу у Бережного выступили капли пота. Над Дмитрием склонились насколько человек, они непрестанно что-то делали. Кто-то подавал инструменты, кто-то резал плоть, а кто-то подобно анестезиологу, спокойно сидел в стороне. Сушите, сушите, скорее! — почти кричал Бережной. Он методично и одновременно осторожно резал капсулу опухолевой ткани. Удалить её целиком не удалось, и пришлось резать по кускам. На марле уже появились первые сегменты. Бережной явно нервничал, дотоле спокойный, он превратился в тирана, готового уничтожить только за то, что ему вовремя не подают тампоны и инструменты. — Пульс, давление?! Пульс 55, давление 120 на 70. — Плохо, ну нечего, ещё физ. раствора. Сколько? — спросила женщина. — Двести. — Но у него уже триста стоит. — Ставь, раз сказал.

      — Успокойся Алексей, всё будет нормально, во-во здесь подержи, сейчас попробую отрезать. — Жизнь человека под угрозой, а ты говоришь, успокойся.

      Эти долгие три часа тянулись целую вечность. Коля не мог найти себе места, то сядет на диван, то снова встанет и пройдёт по отделению. Раньше бывать в таких передрягах ему не приходилось. И зачем я выпил этот коньяк, — думал Коля. Нет, всё, хватит больше ни какой выпивки, завязываю! — Если из-за меня погибнет человек, я уйду из диспансера. Ты виноват, и самое лучшее, что ты можешь сделать, так это уйти, — ответила Лариса. — Ты меня что, теперь всю жизнь будешь винить за тот аборт? — Я уйду, должен уйти, и тогда сможешь злорадствовать сколько угодно. Коля поднял голову и пристально посмотрел в окно. Пурга давно успокоилась, оставив после себя высокие сугробы. Светящиеся гирлянды, продуктовых магазинов, поражали взор, своей изящностью и красотой. Скоро новый год — вдруг сказал Коля. — Это ты с чего, совсем что ли свихнулся? — А с того, что следующий год надо прожить по-другому, ты вот меня спроси, что я в этом запомнил. Да ничего, только пил и спал, не помог никому. А пью, потому что мне тот случай так же неприятен, как и тебе. От меня одни неприятности. — Ты думаешь, раскаялся и всё нормально, чистеньким стал, нет, я некогда тебе этого не забуду? Ладно, давай закончим этот разговор, — сказал Коля и встал с дивана. — Теперь, если меня не посадят, то обязательно выгонят. И правильно сделают! — крикнула Лариса. Коля открыл дверь и вышел в пустой, тёмный коридор. В отделении было ужасно тихо, все больные уснули, даже пациентка из третей палаты утихомирилась. Утром она бушевала, требовала вернуть ей валенки, угрожала врачам медленной и мучительной смертью. Её крики доносились даже до первого этажа. А под конец дня все разговоры были только об этих валенках. Чем они только не стали: и поводом для шуток, и раздражающим фактором и, несомненно, самой интересной темой для беседы. Коля толкнул стеклянную дверь и прошёл на лестничную клетку. Сюда стекались все, от врачей до медсестёр. И главное все с одной целью. Покурить. Однако сейчас тут никого не было и Коля, в одиночестве, зажёг сигарету. Терпкий дым разом заполнил лёгкие. Маленькой струйкой он поднимался к потолку и исчезал. Коля нервно затянулся. Надо было снять напряжение, а для этого было два способа. Либо заняться любовью, либо покурить. Первое было неосуществимо, оставалось второе. Коля опять вдохнул горький дым и уставился в окно. Там, за окном он был заводилой компании, неотъемлемой частью любой вечеринки. Но нужен ли он кому, нет, не нужен. Там за окном ни кто в нём не нуждается, а здесь? Коля постарался отбросить эти мысли, ему стало невыносимо больно думать. Заскрежетала кабина лифта. Ефремов судорожно сжал кулаки, как перед боем. И пошёл к лифту. Из-за угла показалась каталка, на ней, усыплённый наркозом, лежал Дмитрий. Его голова была забинтована, а в вене торчала капельница. Каталка быстро проехала, и из лифта появился Бережной. Разгорячённый, напряжённое работой, он присел на диван. Коля набрался мужества и сел рядом. — Ну что Алексей Геннадьевич, как он? — Жить будет. Скажи мне, разве я первый раз говорю тебе о том, что надо приходить на работу трезвым? Нет не первый, — ответил Коля и опустил глаза. — А ты что в пол смотришь, на меня смотри, или стыдно? — Ещё как стыдно, только что теперь сделаешь. — Это ты, верно, подметил, раньше надо было делать, а теперь остаётся только ждать. Да и я виноват, не думал, что процесс может так быстро усугубиться. А как со мной, что будет? — спросил Коля. Пойми, — сказал Бережной, и повернулся к нему лицом. Пойми, теперь от меня ничего не зависит, ты сам выбрал свою дорогу. Неужели меня выгонят? — Да Коль, я должен это сделать. Но может….. Ни каких может, всё. Он ведь мог умереть из-за тебя, — громко сказал Бережной и, встав с дивана, отправился в ординаторскую. Я ведь умру без работы, — кинул ему в след Ефремов. Научись отвечать за свои поступки, — ответил профессор и громко хлопнул дверью. Коля посмотрел вокруг и почувствовал что он один, вокруг него пустота. Не друзей, не родных, одна пустота, заволакивающая в свои сети, из которых уже нет выхода. Коля грустно посмотрел в даль пустого коридора и, повернув за угол, вошёл в раздевалку. Он не торопясь, сел на диван, снял халат, хирургический костюм и облачился в свою обычную одежду. Пуговицы на рубашке ни как не хотели застёгиваться, да и свитер куда-то подевался. — В один момент, в один момент сломал мне жизнь, ну подожди, я тебе покажу! Трясущимися руками Коля выудил из сумки бутылку водки. В несколько глотков осушив, её он плюхнулся на диван. Сволочь! — громко крикнул Ефремов, думая в это время о Бережном. — Вот сейчас пойду и покончу с жизнью, а это будет на твоей совести. Записку напишу, так вот и так, всё из-за Алексея Геннадьевича Бережного. Как он тогда запоёт, а? Наконец Коля собрал свои вещи, запихнул их в спортивную сумку и вышел в коридор, оставив на столе маленький клочок бумаги.

      На утро Дмитрий пришёл в себя, голова ужасно болела, и отовсюду торчали трубки. Но, не смотря на это, чувствовал он себя лучше. Дмитрий как в бреду, вспоминал события последних дней. Особенно трудно ему было вспомнить операционную. Когда он начинал думать об этом, откуда-то появлялись образы, неизвестных ему людей. Но это были не врачи, скорее эти люди напоминали больных. То всплывёт лицо женщины, то залитый кровью парень. Странно, надо будет сказать об этом профессору, — подумал Дмитрий. За окном гремела дорога, шуршал ветер о стекло и Дмитрий вспомнил о Лизе. Как она там, всё ли в порядке. Шести летняя Лиза была его единственным ребёнком. Мать умерла при родах, и дочь осталась у него на руках. В начале было тяжело, но потом всё встало на круги своя, да и девочка повзрослела. Возможно, именно ради неё Дмитрий согласился на операцию. — Нельзя чтобы Лиза осталась одна, что станет с ней? В какие руки она попадёт? — думал он. Сейчас всё хорошо, я в порядке, значит, Лизе ничего не угрожает. Такая маленькая, непоседливая девочка не должна оказаться в чужих руках. Она как ярко пятно в этом сером мире. Я люблю её больше всех на свете, даже больше жизни, — сказал себе Дмитрий. И вдруг дверь в палату открылась. Не поворачивая головы, он спросил. — Кто это там? Но ответа не последовало. Алексей Геннадьевич, это вы? Опять тишина. Наконец Дмитрий собрался с силами и повернул отяжелевшую голову. В тусклом, утреннем свете он увидел того молодого врача, что приходил к нему. Он был весь бледный, как смерть, с большими кругами, под глазами. Парень ничего не говорил, он просто стоял и смотрел. Ты что опять пьяный, позови Алексея Геннадьевича. Не один мускул не дрогнул на лице юноши. — Ты что не слышишь? Позови Алексея Геннадьевича! — почти крикнул Дмитрий. Парень нечего не ответил, а лишь открыв дверь, вышел в коридор. Эй, постой! Что-то холодно стало, — сказал Дмитрий и натянул одеяло по самую шею. Послышались цокающие каблуки Ларисы. Она медленно открыла дверь и посмотрела на перевязанную голову Дмитрия. Со мной всё в порядке, — сказал он, стараясь удивить своим быстрым выздоровлением. — Вы уже пришли в себя? — Как видите, а что это у вас голос такой, Лариса, вы плакали? Девушка замолчала и закрыла руками лицо. — Что случилось, неужели операция прошла неудачно? Нет, нет, операция проведена отлично, только вот….. — Ну что такое, говорите. Помните того молодого врача, что заходил к вам вчера, он покончил с жизнью….. Девушка опять зарыдала. Постойте, я ведь видел его сегодня, он заходил ко мне, но нечего не сказал и ушёл. Лариса удивлённо вскинула брови. — Он не мог этого сделать, смерть наступила вчера вечером. — Вы что-то путаете, я своими глазами видел его. Дверь заскрипела, и в палату вошёл Бережной. — Что такое, я вижу, пациент уже пришёл в себя. — Да, всё нормально, а что случилось с тем врачом? — Кто вам сказал?! Лариса, — недоумённо ответил Дмитрий. — Разве ты не знаешь, что нельзя говорить о таких вещах с пациентами, нельзя их огорчать! Извините, — сказал Бережной и, схватив медсестру за руку, вышел с ней из палаты. До Дмитрия доносились только обрывки фраз, но и из них стало понятно, что девушке сейчас приходилось не сладко. Наконец Бережной закончил наставления и вернулся в палату. — Извините, за причинённые вам неудобства, больше этого не повториться. Нет, нет, всё нормально, — коротко ответил Дмитрий. А сейчас лягте поудобней, давайте я вас осмотрю. Дмитрий послушно повернулся. Бережной заглянул под бинты, и что-то записал в блокнот, затем подошёл к окну и сказал. — Приглядитесь и скажите, сколько я показываю пальцев. Один — уверенно ответил Дмитрий. Два. Четыре. Пять. — Отлично зрение сохранено, а слышите вы нормально? — Да прекрасно слышу. — Угу, так, а теперь постарайтесь двинуть ногой. Дмитрий без особых усилий, согнул ногу в колене. Теперь руками, попробуйте. Превосходно, а нечего странного не замечали? — Да нет, вот только…. — Говорите, говорите. — Сегодня утром я видел погибшего вчера врача, того, что заходил ко мне перед операцией. Профессор почесал затылок. Значит, говорите, врача видели? — Да, как вас, пришёл нечего не сказал и ушёл. — Вы сегодня теряли сознание или головные боли были? — Нет, я прекрасно себя чувствую. — Ладно, отдыхайте, если увидите ещё что-нибудь странное, скажите мне. Хорошо, — ответил Дмитрий[Ю1], ещё глубже зарывшись в одеяло.

      Тем временем Лариса почти успокоилась и снова занялась навалившейся работой. Она зашла в процедурную и развела пару «Ампицилина». У больного из пятнадцатой палаты опять поднялась температура. Заболевание этого больного было довольно необычным, скорее совсем необычным. Раковые метастазы были везде, начиная от внутренних органов и заканчивая кончиками пальцев, да ещё и пневмония. Так что шансы больного были равны нулю, нет скорее, минус одному. Лариса положила шприцы в лоток, накрыла простынкой и, забрав последнюю вату, из бикса отправилась к больному. Карл Иванович? — всё равно спросила девушка, уже зная ответ. — Да доченька это я. — Тогда поворачивайтесь, укольчик вам сделаю. Лариса пару раз протёрла место укола и нежно ввела иглу. Не больно? — спросила она, нажав на поршень. Нет, доченька, ничего не почувствовал, у тебя рука лёгкая. Спасибо, — ответила девушка и так же нежно выудила иглу. Карл Иванович накрылся одеялом и заснул. Лариса вышла из палаты и сбросила использованный шприц в дез раствор, не утруждая себя его промывкой. Вернувшись на пост, она заполнила лист назначений, и с нескрываемым отвращением произнесла заглавие списка.

      — Отправить на рентген. И дальше шёл длинный список фамилий. Селиванов Д.Л. пятьсот третья палата…. Лариса набралась мужества, поскольку знала кто такой Селиванов. Девушка взяла лежачую каталку и отправилась в пятьсот третью палату. В углу палаты лежал здоровенный мужчина, с явным ожирением. Вы сможете, сами перебраться на каталку, — с надеждой в голосе, спросила девушка. — Фу, нет, конечно, не смогу. — Тогда придётся мне вас туда закинуть. Одна то не сдюжишь, позови хлопца по жилистей, — ответил Селиванов. — Хорошо, тогда подождите. И Лариса отправилась в ординаторскую к новому практиканту. За большим деревянным столом, как всегда заваленным картами, сидел Степан. Молодой, не опытный, но уже с хорошим чувством юмора. За две недели он насмотрелся тут такого, чего не увидел бы даже в цирке. Особенно ему нравились акробатические номера, по перекладыванию больных с кровати на каталку. Да и больные попадались весёлые, не упускали момента, свалиться с кровати или начать бегать по отделению, бешено крича. Практикантов больные любили, именно ими можно было командовать. Пойди туда, принеси то. А сёстры другое дело, не утруждались, им проще было наплевать на больных и пойти пить чай. Единственным исключением из правил была Лариса, она всегда помогала, отзывчиво относилась и главное, всегда была на месте. Пойдём Степан, поможешь переложить, — сказала девушка, едва открыв дверь. — Что опять? — Опять, опять, пойдём. Селиванов, безвольно лежал на кровати, его толстые пятки упирались в деревянную спинку. Он с трудом поднял глаза на вошедшего в палату юношу. Ну, что давайте, переберёмся, — сказал молодой парень лет двадцати. Следом за ним вошла Лариса, и, стараясь не задеть, кровати пробралась к каталке. Степан подошёл вплотную к толстяку и подсунул руки под его поясницу. А Лариса тем временем умудрилась подогнать, неудобную каталку к самой кровати. На три, — громко сказал Степан. — Рас, два, три, пошли. Хлипкая каталка с трудом удержала массивное тело. — Ну, сама, надеюсь доедешь? Да спасибо, Степан, без тебя бы не справилась, — ответила девушка и покатила к выходу. Лифт приехал быстро, тяжёлые двери распахнулись, и из кабины показалась Марья Ивановна. Она работала лифтёршей не первый год. Пенсии не хватало, и от голода спасала только эта работа. Детей у Марьи Ивановны не было, поэтому и помогать ей было некому.

      Старость подкралась, незаметно изменив всю жизнь в корне и оставив только воспоминания. Только ими и жила, седая лифтёрша. На первый — громко, сказала Лариса. Двери закрылись, и кабину тронулась. Лифт часто останавливался, забирал новых пассажиров и ехал дальше. И вот, наконец, показался простор приёмного отделения. Стеклянные, во всю стену, окна без преград пропускали солнечный свет. И отделение становилось похожим на большой аквариум с множеством рыб, спешащим по своим делам. Врачи в голубых костюмах сновали из кабинета в кабинет. В дальнем конце коридора появились фельдшера, со скорой. Лариса медленно, дабы не растрясти ценный груз, выкатила каталку из лифта. Селиванов удивлённо озирался по сторонам, не понимая, где он оказался. Это что рентген? — спросил он. — Да это он. Девушка, прилагая не человеческие силы, всё же добралась до огромной металлической двери. За ней и располагался рентген кабинет. Не куда не уходите, — шутя, сказала Лариса, обращаясь к Селиванову. — Да уж куда мне.

      Девушка достала карту, до этого спрятанную под подушкой и пошла с ней в проявочную. А Лариса, ну кого привезла?! — радостно воскликнула полноватая женщина в свинцовом фартуке. Селиванова, вот карта — и Лариса кинула карту на стол. Как я посмотрю у вас сегодня хорошее настроение. — Угадала. Что за повод, — не отставала девушка. — Дочка завтра замуж выходит. Красавица, такое платье, такой стол. Представь, целый ресторан сняли. — Поздравляю. А муж кто? Говорит бизнесмен, но денег у него столько! — при этом женщина многозначительно подняла брови. — Ну, долго ещё! Я что здесь целый день лежать буду, — возмутился Селиванов. А мне теперь даже отдохнуть нельзя?! — грозно ответила женщина в фартуке. Селиванов злобно сверкнул глазами и отвернулся в другую сторону. — Да что ты сразу, мне ведь и, правда, нужно побыстрее, домой спешу. — Хорошо Лариса, но только для тебя. Закатывай его, сейчас всё сделаю. Через, несколько минут Селиванов опять лежал на каталке и отходил от пыток рентгенолога. Передай там от меня привет старшей, — крикнула в след Ларисе, женщина в фартуке.

      В отделении было тихо и спокойно. Солнечный свет заливал коридор отделения. Больные, зажмурив глаза, ловили каждый солнечный лучик. И до того это было приятное зрелище, что Лариса была готова лечь рядом и ни когда не вставать. Селиванов, уже сам, перебрался на кровать, поскольку постоянные ушибы и синяки при перекладывании, доставляли ему массу неудобств. Девушка выкатила каталку и пошла на пост. Где-то в кране капала вода, а на потолке прыгали солнечные зайчики. Всё было так безмятежно, так легко, сразу забывались все проблемы, и хотелось прыгать от радости. Неожиданно Ларису кто-то окликнул, девушка оглянулась и расплылась в улыбке. На пороге отделения стояла Галина Юрьевна. Женщина застегнула белый халат и пошла на встречу. Что ты так долго, мне за тебя пришлось Селиванова везти, — обидчиво выпалила Лариса. — Спасибо, уж и не знаю как бы я без тебя. Просто трамвай, на котором я ехала попал в аварию. — Надеюсь, никто не пострадал?

      — Молодой мужчина на шестёрке ушибся. Пара ссадин и сотряс. Ещё хорошо отделался. Понятно — ответила Лариса, стараясь отвязаться от разговора. Извини я спешу, в следующий раз поговорим, — сказал она и быстрым шагом отправилась в сестринскую. Там девушка переоделась и, подкрасив, обветшавший макияж, поспешила домой. На проходной ёё остановил охранник, не оставив надежды закадрить привлекательную медсестру. Но и на этот раз ему не повезло, девушка только смущённо улыбнулась и прошла мимо. В гардеробной Лариса взяла дублёнку и вышла на улицу. Снег искрился на солнце и слепил глаза. Девушка набрала полную грудь морозного воздуха и с облегчением вздохнула. На плече у неё качалась маленькая сумочка, заполненная всяким хламом, как впрочем, и у каждой женщины. Лариса, словно газель, прыгала через сугробы и так же грациозно преодолевала гололёд. Она вышла за территорию диспансера и пошла на остановку троллейбуса. Ждать пришлось не долго. Разваленный троллейбус распахнул свои двери, впуская всех желающих и, кряхтя, тронулся с места. Лариса села в конце салона, ближе к окну. И уставилась на улицу. За прямоугольными фасадами домов, вставало солнце. Оно осветило облака, придав им, розовый оттенок и этот образ прочно въелся в память Ларисы. Каждый раз, когда она вспоминала Колю Ефремова, перед её взором всплывала эта картина. Восходящее солнце, высотки, скрытые тенью и невероятного цвета облака. Вдруг девушка повернула голову, ощутив мертвецкий холод. Сзади никого не было, только пустые сиденья. Странное чувство завладело душой девушки. Будто кто-то знакомый стоял рядом и смотрел ей в затылок, но при этом ничего не говорил. Лариса ещё раз обернулась, но никого не обнаружив, опять взглянула в окно. Что это было, — подумала она. Ей на ум пришёл разговор с Дмитрием. Это был Коля, он пришёл проститься со мной, — сказала себе девушка. Опять по спине забегали мурашки и она, обхватив себя руками, прижалась к окну. Холод медленно переместился, оказавшись, теперь справа. Ларисе захотелось убежать, но она не могла сделать и шага, настолько ей было страшно. Уйди я не хочу тебя видеть, — шёпотом сказала Девушка. И странное чувство исчезло, не оставив и следа. Снова появилась уверенность, даже радость. Ой, моя остановка — сказала Лариса, посмотрев в окно. Она поправила сумочку и вышла из троллейбуса. Под ногами захрустел снег. Его ещё не успели утоптать, спешащие на работу люди. Лариса прошла мимо небольшого скверика и оказалась во дворе своего дома. Обшарпанный подъезд с исписанными стенами не отреагировал на её появление. Девушка вызвала лифт, и прислонилась спиной к двери кабины. Ноги всё ещё немного тряслись. Происшествие в троллейбусе никак не отпускало, поглотив все её мысли. — Неужели это была правда? Неужели Дмитрий на самом деле может видеть умерших людей. Но почему? Случилось ли это после операции, или ещё задолго до этого? Что стало катализатором? Кто знает, до чего меня могут довести эти мысли, — сказал себе девушка и постаралась думать, о чём ни будь более приятном. Неожиданно она услышала короткий, звенящий звук и провалилась в темноту.

      Лариса почувствовала страшную боль в локте. Она подняла глаза и увидела коричневые стены лифта, лампу под потолком, грязный пол, избитый ботинками. Лариса поднялась на ноги, отряхнулась и нажала на седьмой этаж. Кабина лифта резко тронулась с места. Перед глазами девушки начали мелькать этажи. Второй, третий, четвёртый… Наконец, томительное ожидание прекратилось, и двери лифта разъехались. Куда ключи дела? — подумала Лариса, рыща в сумочке. Прошло несколько минут и замок, наконец, приятно щёлкнул, впуская хозяйку. Лариса вошла в квартиру, скинула дублёнку, стащила сапоги и прошла в комнату. В углу помещения стоял большой, серый диван. Напротив красовался телевизор, на подвижной тумбочке. Лариса легла на диван, подсунула подушку под голову и включила телевизор.

      Дмитрий весь дрожал. Его не спасало даже пуховое одеяло, которое он натянул по самые уши. В палате было ужасно холодно. Рядом с ним, на стуле, сидела женщина в белом халате. В руках она держала молоток невропатолога и сжимала больничную карту Дмитрия. — Так вы говорите, всё началось после операции? — Ага, после операции. — А родственники ваши психическими заболеваниями не болели? — Доктор, вы что? Намекаете на то, что я псих, так вот нет, не было в нашем роду психов, так и запишите, — сказал Дмитрий и зло сверкнул глазами.

      — Хорошо, хорошо, главное не волнуйтесь, успокойтесь, давайте поговорим об этих видениях. — Послушайте, у меня нет видений, я действительно вижу людей, мёртвых людей! И вы так в этом убеждены? — спросила женщина. — Они есть, просто раньше я их не замечал, а теперь мне открылся неведомый мир, бог подарил мне эту способность. — И кого же вы видели? Не поверите, — шёпотом ответил Дмитрий. — Отчего же. Может Ленина или Сталина? — не скрывая иронии, спросила женщина. — Издеваетесь, да? Я видел парня, который умер вчера, кажется, его звали Коля. Женщина изменилась в лице, куда-то пропала беззаботная улыбка и взгляд стал жёстким. Продолжайте, — сказала она. Дмитрий повернулся на бок и ещё больше натянул одеяло. — Он сейчас здесь. Кто? — не поняла врач. — Коля, он стоит за вашей спиной. Женщина резко обернулась, но ничего не увидев, вопросительно посмотрела на Дмитрия. — Не шевелитесь доктор, он что-то говорит. Нет, не понимаю! Стой, не уходи! Подожди! — крикнул Дмитрий и затих. — Простите, можно мне побыть одному? Хорошо, к тому же я уже закончила, отдыхайте, — сказала женщина в халате и, взяв молоток, вышла из палаты.

      Бережной сидел за большим деревянным столом. Яркие лучи солнца били ему в глаза. Его запревшая спина прилипла к спинке кресла. Бережной сидел с закрытыми глазами и о чём-то думал. Сосредоточившись и окончательно отрешившись от внешнего мира. Мысли медленно плыли в его голове. Вдруг Бережной резко открыл глаза. Яркий свет ослепил его на мгновение, но, наконец, глаза привыкли. Небольшой кабинет, обитый сосной. Серые жалюзи на окнах и стол с множеством бумаг. Единственное что выделялось из общего фона, так это позолоченная табличка. Выбитая на ней надпись гласила: ;«Профессор медицины Алексей Геннадьевич Бережной». В этот кабинет он заглядывал редко, всё чаще сидел в ординаторской. Но сейчас ему нужно было подумать.

      Подумать, о том, что же он сделал там, на операционном столе. Состояние Дмитрия немного улучшилось, да и снимки показывали, что всё нормально, нейронные связи почти не нарушены. Тогда почему невропатолог так уверена в нарушение психики. Бережной сейчас не был уверен не в чём. Атипичный случай, — пришла ему на ум давно забытая фраза. Алексей Геннадьевич почесал затылок. Не разу у меня такого не было, — сказал он вслух и тут же усомнился в своих словах. — Нет, всё же было. Это случилось давно, в самом начале его врачебной практики. В больницу пришла девушка с роскошными рыжими волосами. Не влюбиться в неё было не возможно. Обследование показало наличие рака. Несколько дней Бережной ходил мимо её палаты, не решаюсь сообщить о страшном диагнозе. Но вот, наконец, в такой же солнечный день как этот, набрался смелости и огласил свой вердикт. Яркие голубые глаза девушки стали мокрыми от слёз. Она была молода и красива, умирать в таком возрасте…. Самое ужасное, что операция была невозможна, слишком далеко зашёл процесс. Сколько мне осталось, — спросила девушка, придя в себя.

      — Несколько месяцев! Но мы назначим лучевую и химиотерапию. Вы ведь лучше меня знаете, что это не поможет, — ответила она. Да знаю, но поверьте если бы я, мог сделать что-нибудь ещё, то обязательно попробовал бы. После этого разговора он больше не видел её. Как вдруг однажды наткнулся на ту самую девушку, в магазине. Даже попросил паспорт, не поверив глазам. Это действительно была она и отнюдь не мёртвая, даже весьма похорошевшая. Бережной там же в магазине осмотрел её, опухоли не было. Последующее обследование так же ничего не показало. Как вам это удалось?! — воскликнул Бережной. Девушка ни сколько, не задумываясь, ответила: — На всё воля божья.

      Тонкие лучи солнца просачивались в комнату. В полу мраке помещения они казались такими странными. Бережной вытащил из кармана пачку сигарет и не спеша, прикурил. Терпкий дым извивался, поднимаясь к потолку. В лучах света он становился желтовато-золотым. Алексей Геннадьевич глубоко затянулся, наслаждаясь этим процессом. Его морщинистые пальцы, покрытые пигментными пятнами, крепко сжали фильтр сигареты. Бережной встал с кресла и, обогнув стол, подошёл к окну. Он открыл жалюзи и взглянул на заснеженную улицу. Высокие тополя, с полосками снега на ветвях. Дома, усыпанные сотней окон, и в каждом из них отражалось солнце. Яркие, искрящиеся лучи били в глаза, но Бережному это не мешало. Наоборот, это создавало невероятное впечатление. Смесь полу теней и солнечных бликов, помещённых на фасаде дома, невидимой рукой, вот настоящая красота. Я счастлив, — вдруг понял Бережной и дотронулся ладонью до холодного стекла. Алексей Геннадьевич, вы тут? — спросила, вошедшая в комнату женщина. Профессор резко обернулся и увидел большие голубые глаза, смотрящие на него. — А, это вы? Ну что как там Дмитрий, вы его осмотрели? Да, — коротко ответила женщина и подошла к столу. Бережной непринуждённо потушил сигарету об хрустальную пепельницу. — Так и что с ним? Очень похоже на галлюцинации, но пока ещё не уверена, — ответила женщина. Говорит, что видит мёртвых людей, и разубедить его в этом мне не удалось. Понятно, — как-то отстранёно ответил Бережной. Мне конечно известно несколько случаев, такого поведения. Однако все проявления начались после перенесённой клинической смерти. А в нашем случае, ничего такого не было, ведь так? — Вы абсолютно правы, клинической смерти не было. Бережной сел на стул и о чём-то задумался. Что вам пришло в голову? — спросила женщина, усаживаясь на противоположный стул. — Да, вот подумал, а может он и правда их видит? А что, вдруг…. — Ну, знаете ли, я это ожидала услышать от кого угодно, но только не от вас. Это только предположение, — извиняясь, ответил профессор. — Ладно, в остальном с ним всё нормально. Думаю, через пару месяцев всё вернётся на свои места. Главное что он всё помнит, и нарушений речи нет. За столько лет можно было научиться резать, а не кромсать, — ответил Бережной и добродушно улыбнулся. Женщина тоже ответила улыбкой. — Мне пора Алексей Геннадьевич, если что звоните в отделение, приду. — Хорошо, так и сделаю. Женщина встала с места и, открыв дверь, выскользнула в коридор.

      Лариса с трудом открыла глаза, потянулась и, наконец, встала. Тело ломило, как будто она спала не на диване, а на камнях. Девушка посмотрела на часы и чуть не ахнула. На циферблате была половина десятого. Опять двадцать пять — сказала в слух Лариса. Не успела положить, голову на подушку как заснула. Очевидно, это был летаргический сон, раз проспала целых семь часов, — подумала она. Лариса взяла пульт и выключила телевизор. Затем одела, халат и пошла на кухню. Обои в цветочек и подстать им шторы — такой была её кухня. Около окна стоял маленький столик с несколькими стульями. Лариса набрала воду в кастрюлю и кинула туда макароны. Накрыла всё это крышкой и поставила на плету. В ближайших домах уже загорелись окна. Было видно как люди, снуют из комнаты в комнату и их силуэты отражаются на не прозрачных шторах. Вода на плите неприятно забулькала, а из-под крышки вырывался пар. Лариса вплотную подошла к балконной двери и устремила свой взор в чёрную даль. Еле различимые деревья качались, на верну, мотая ветвями. Из чёрной пустоты неба медленно падал снег. Словно пепел невидимого вулкана, он оседал на крышах домов, превращаясь из чёрных хлопьев в белый, пушистый матрас. Какой-то запоздалый водитель нёсся по пустой улице, уминая снежный покров. Макароны уже приготовились и давали об этом знать, брызгами кипящей воды. Девушка сняла кастрюля, выгребла себе все, что было, и принялась есть. А, насытившись и отяжелев от пищи, Лариса отправилась в комнату. Не успела она устроиться на мягком диване, как прогремел телефонный звонок. Лариса сняла трубку и сказала, до боле известное приветствие. — Алё, кто это? Привет Ларис, как дела? — ответил мужской голос. — Это ты Игорь? — Угадала, конечно, кто тебе ещё мож6ет позвонить как ни я. Ну, тат как у тебя дела? — Хуже и быть не может, всё так надоело, что жить не хочется. Может, заглянешь, на огонёк? Нет, извини, сейчас не могу, дел по горло — ответил Игорь. Может быть, завтра работы будет меньше. Понятно — грустно ответила Лариса. Ей ужасно хотелось видеть Игоря. Обнять его, ощутить сильное тело мужчины. Жить одной это невыносимо, нужно чтобы тебя любили, хоть и редко, но приносили цветы, говорили о том какая ты красивая. И как раз всего этого и недоставало Ларисе для полного счастья. Пусть даже он не будет богачом, это не имеет особого значения, главное чтобы меня любил и был всегда рядом. Глупые, женские мечты — сказала себе девушка. Когда же я, наконец, отрезвею от этой сентиментальности и пойму что надо жить как все, — повторила Лариса. — Что ты сказала, я не расслышал? Нет не чего, — стараясь скрыть вырвавшиеся слова, ответила она. Я ещё тебе позвоню, — сказал Игорь и повесил трубку. Девушка повесила трубку и опять улеглась на диван. Какой-то странный разговор получился, — подумала Лариса, но нечего не сказав, легла и попыталась уснуть. Минут двадцать она лежала так на диване, немного дремля. Сон ни как не шёл. Вдруг комнату огласил звон разбитого графина. Лариса резко открыла глаза и посмотрела на подоконник. Хрустальный графин, доверху наполненный водой, разлетелся на мелкие осколки. А вся вода разлилась по полу, образовав не маленькую лужу. Как это? — непонимающе сказала Лариса. И в этот момент она опять почувствовала холод. Это ощущение было очень похоже на то, что она испытала в троллейбусе. Мурашки поползли по рукам. Едва видные волоски на коже встали дыбом. Лариса схватила в руки подушку и постаралась закрыться ей от наступающего холода. Девушка мельком взглянула на окно. Оно покрылось инеем и немного закоптилось. Странное сочетание, — отметила про себя девушка, но тут же отбросила эти мысли. Поскольку неожиданно в комнате погас свет. Лариса бешено завизжала и выбежала в коридор. Странное чувство не исчезло, даже наоборот, стало ещё реальней, ещё ближе. Она отступила на кухню, забившись между столом и ближним стулом. Не подходи, хватит, — крикнула Лариса. Почти озверевшая, от ужаса девушка истерично заплакала. Глотая слёзы и борясь со сковавшим её страхом, Лариса уже не могла пошевелиться. Она услышала гулкое дыхание, сначала ей показалось, что это она так дышит. Но потом девушка осознала, что это кто-то другой. Хрипит, отплёвывается, рыщет по кухне. Лариса медленно перевела взгляд на зеркало, висевшее напротив, и увидела промелькнувшее лицо Коли. Нет, — заорала девушка, и всё пропало.

      Лариса проснулась и оглядела комнату. На стене висел старый ковёр, с потрёпанным углом, а в углу стоял телевизор и гулко шипел. Фу, — сказала Лариса, вытирая пот со лба. Это был всего лишь кошмар, а я дурёха поверила. Или….? Нет, нет, мне это приснилось, — сказала девушка, стараясь убедить саму себя. Она встала с дивана, надела юбку, тапочки и пошла в туалет. Через сорок минут Лариса уже ехала в троллейбусе, забитом под завязку. Сесть было некуда, да и стоять не очень хотелось. Однако нечего другого ей не оставалось. Пассажиры рядом с ней постоянно ёрзали, передавали билеты и пинками провожали особо ретивых. Лариса старалась держать нейтралитет, и ей это удавалось, хотя пришлось пару раз рявкнуть, на толстую бабку с хозяйственной сумкой в руках. Вот двери троллейбуса открылись и девушка, не без труда выбралась наружу и, влившись в безликую массу, пошла вниз по улице. Грязный, противный снег, приставал к сапогам, тем самым, уничтожая защитный слой гуталина. Впереди показался фасад онкологического центра. Его трудно было не узнать, поскольку более безобразной архитектуры придумать невозможно. Лариса прошла под аркой, завернула за угол и вошла в дверь первого корпуса. Опять тоже странное чувство, — подумала девушка, но постаралась не обращать на это никакого внимания. Она была на пределе, внешнее спокойствие давалось с большим трудом, а ведь внутри всё клокотало и хотело убежать, спрятаться, исчезнуть. Цокающий звук каблуков разлетался по узкому коридору, отражаясь от кафельных стен. Лариса шла по переходу, не на секунду не останавливаясь, потому что она знала. Стоит ей остановиться, и она не выдержит, — развернётся и убежит. Неожиданно Лариса опять ощутила прилив холода, он обступил её со всех сторон не давая сделать и шага. Она попыталась закричать, но не смогла, да и в коридоре больше не кого не было. Холод начал медленно заползать за шиворот, и девушка почувствовала удушье. Ей показалось, что невидимая рука сжимает её шею, старается сломать позвонки, задушить. Лариса схватилась за шею в тщетной попытке освободиться, как вдруг холод пропал. Девушка повернулась и увидела Бережного, идущего ей на встречу. Что случилось? — спросил он, взволнованный самочувствием Ларисы. Всё нормально, — ответила девушка, растирая шею. Мне уже лучше, через минуту всё будет нормально. — Учти Ларис, с этим шутить нельзя, напомни мне потом, чтобы я тебя осмотрел. Погоди, ещё кое-что. Вчера приходила милиция, спрашивали насчёт Коли, спрашивали насчёт врагов был ли у него роман с медсестрами? Я сказал, что встречались пару раз, но ничего серьёзного, так что если тебя будут спрашивать… — Всё поняла Алексей Геннадьевич. Вот и отлично — сказал Бережной и пошёл в отделение.

      Дмитрий лихорадочно что-то чертил на потрёпанном листке. Ручка быстро скользила по бумаге, оставляя после себя непонятные каракули. Вены на кисти вздулись от сильного напряжения, он Дмитрий не останавливался. Он писал и писал будто заведённый. Наконец остановился и, развернув лист, посмотрел на каракули. ЛАРИСА, ЛАРИСА, ЛАРИСА, ЛАРИСА, ЛАРИСА, ЛАРИСА, ЛАРИСА, ЛАРИСА, ЛАРИСА…..

      Что это может значить? — подумал Дмитрий. Какое отношение Лариса имеет к смерти Коли. Наверное, он хочет что-то сказать ей напоследок. Или…. Дмитрий не успел завершить свою мысль, поскольку дверь палаты открылась, и вошла Лариса. Мужчина напряжённо взглянул ей в глаза. — Как вы сегодня себя чувствуете? Всё хорошо, — небрежно ответил Дмитрий. — А помните, вы вчера говорили, что видите мёртвых людей? — Да всё так, вот только что видел Колю, кажется, он хочет мне что-то поведать. Он что говорил с вами? — удивлённо спросила девушка. — Смотрите глубже, он написал ваше имя на листке бумаги, вот он. И Дмитрий протянул ей исписанный лист. Лариса многозначительно задумалась, сев на край кровати. Затем она резко встала с кровати и пошла к двери. Не кому не говорите про то, что он вам написал, ладно? Хорошо, — шёпотом, ответил Дмитрий. Мысли его были полностью поглощены событиями последних дней. Сначала Дмитрию казалось, что это дар, данный свыше, но потом он понял, что всё наоборот. Это наказание, только вот за что? Видеть мёртвых, когда хочется смотреть на живых — это кошмар. Точно, это страшный сон, от которого нужно проснуться, — подумал мужчина. Но больше всех я боюсь, Колю, он неотступно следует за мной, пытается сказать что-то. Ещё бы немного и я бы всё понял. Всё походит на то, что он не сам сбросился с крыши, а ему помогли, но кто? И причём тут Лариса? Может она знает убийцу и боится сказать? Надо бы сказать ей, о моих мыслях, попробовать разговорить и возможно тогда она всё выложит.

      Лариса как обычно сидела на посту и заполняла бланки назначений. Ей не давали покоя мысли о Коле. Преследует меня, хочет убить, но нечего у него не получиться. Не получалось при жизни, не получиться и после смерти. А хочет пугать, пусть пугает. Неожиданно ей в голову пришла отличная идея. Надо пригласить домой священника, он то уж должен успокоить Колю. Так и сделаю, приду домой и позвоню в церковь, или зайду, кажется, по соседству есть церквушка, — подумала девушка. Вы Лариса Юрьевна Каверина? — спросил строгий мужской голос. Лариса подняла глаза и увидела высокого мужчину в милицейской форме. — Да это я. — Мне надо задать вам пару вопросов. Хорошо задавайте, — ответила она, немного дрожащим голосом. — Вы работали 16 февраля в ночную смену? — Да работала. Значит, вы можете рассказать о смерти Константина Ефремова? — всё тем же строгим голосом, спросил милиционер. Нет, к сожалению, я нечего об этом не знаю, кроме того, что он часто говорил о самоубийстве. — Как я понял, он хотел свести счёты с жизнью? Да, он винил себя за то что, чуть не потерял больного. Мне говорили, что Ефремов много пил, — сказал мужчина. Вы абсолютно правы, много пил, так что трезвым я его почти не видела. — Хорошо, на этом, пожалуй, всё, теперь мне бы хотелось переговорить с тем пациентом, из-за которого Константин решился на самоубийство. Зачем? — вдруг встрепенулась Лариса. — Это уж моё дело, зачем. Где его палата? — Вы не понимаете, он очень слаб, и разговоры его утомляют. Я получил разрешение у профессора Бережного. Он мне говорил совсем иное относительно этого пациента. Да? — удивлённо ответила Лариса. Ну, тогда, пожалуйста, он в седьмой палате. Мужчина вошёл в палату и о чём-то напряженно беседовал с Дмитрием, но слов Лариса разобрать не могла. Черед двадцать минут милиционер вышел обратно, на лице у него была написана улыбка. Что он вам сказал? — спросила Лариса. — Много интересного, причём кое, что походит на правду. Ой, да вы что поверили в его бредни, да бросьте, ведь он псих. Мужчина вдруг погрустнел, сосредоточился и сказал: Мне решать кто псих, а кто не псих и верить я буду в то, что считаю нужным! Извините, — резко ответила Лариса и отвернулась к окну.

      Кажется, он мне поверил, — подумал Дмитрий, ворочаясь в постели. Наконец он занял удобное положение и уставился в окно. А на улице бушевала вьюга. Завывала, билась об стёкла, рвалась в палату. На крышах домов набрались большие сугробы. Толстым слоем они покрывали даже козырьки подъездов.

      Стоп, — вдруг воскликнул Дмитрий. Если Колю сбросили с крыши, значит, убийца был на крыше. И это должен быть кто-то из своих, чужого охране не пропусти. А из этого следует, что у него на костюме должны быть мокрые ботинки и промокшие штаны. Думай, думай, — заставлял себя Дмитрий. Как всегда неожиданно дверь палаты отворилась и на пороге показалась Лариса. Она толкала впереди себя кресло-каталку и, войдя в палату, сказала. — Сейчас мы с вами поедем на процедуры. — Вы уверены, я ведь вчера уже, кажется ездил? Конечно, уверена, садитесь. И девушка подошла к кровати, помогая Дмитрию перебраться. Наконец когда мужчина устроился, Лариса вывезла его в коридор. Девушка везла каталку так быстро, что у Дмитрия даже немного закружилась голова. Что мы так быстро? — спросил он, когда они подъехали к лифту. Опаздываем, если не успеем, то больше не примут. Понятно, — ответил мужчина. Наконец лифт приехал, и девушка завязла Дмитрия внутрь. Уже через несколько минут они ехали по тускло освещённому коридору. Лампы дневного света практически не справлялись со своей работой, от этого коридор казался пугающим и страшным. — Знаете Ларис, а я ведь кое-что понял. Это вы о чём? — спросила Лариса, не сбавляя темп. — Коля умер не своей смертью, его убили. Девушка нервно закашлялась. — Кхе-кхе, ну и кто же его убил? Кто-то из отделения и я почти знаю кто, — уверенно ответил Дмитрий. Убийца был на крыше и должен был намочить штаны и ботинки. — Вы говорили об этом милиционеру? — Нет, пока не успел, но в следующий раз обязательно расскажу. Интересная у вас теория, — злобно сказала Лариса, прибавив темп. Коридор начал углубляться и стал мене освещённым. Дмитрий удивлённо посмотрел по стонам, раньше он некогда не бывал в этом коридоре. — Постойте, Лариса, куда мы, это не тот коридор. — Тот, что нужно, идиот! Что? — не понимающе переспросил Дмитрий. — Мы едем в морг, там тебе самое место, холодно спокойно. И Лариса стукнула мужчину забинтованному затылку. А-А-А — закричал Дмитрий, стараясь защититься, но всё напрасно. — Это ты убила его, и меня решила, ах ты…. После следующего удара мужчина потерял сознание.

      Пришёл он в себя только когда лежал на железном столе, испачканном кровью. В глазах троилось, и мучила головная боль, однако он отчётливо увидел ухмыляющееся лицо Ларисы. Медсестра крутила в руках шприц, набирая непонятного цвета состав. Тебя найдут, — пересиливая себя, сказал мужчина.

      — Не найдут не бойся, и тебя кстати тоже не скоро найдут. Заснёшь и не проснёшься, а я тебя раздену, чем не труп. — Скажи мне, зачем ты убила Колю? Ладно, так и быть скажу, всё равно больше не кому не расскажешь, — ответила Лариса. Он заставил меня сделать аборт и этого я ему никогда не прощу, будь он на этом свете или на том. Слушай, а ты его больше не видел, может он здесь сейчас? — А если здесь, что тогда? Передай ему привет, — ехидно ответила Лариса, и поднесла иглу к вене. Дмитрий ощутил резкую боль и одновременно на него накатил могильный холод. Вдруг Лариса выдернула иглу и упала на пол. Шприц покатился по замызганному кафелю, руки девушки, словно ватные обвили ножку каталки. Всё было кончено, Дмитрий увидел, как Коля посмотрел на безжизненное тело девушки и многозначительно вздохнув, прошёл сквозь стену.

      На утро Бережной, провёл Дмитрию последние анализы и подписал выписной лист на следующую неделю. Больше призраки ему не являлись, да и на поправку пошёл быстро, раньше всех из отделения оказался дома. А через много лет всё забылось, и больница и надоедливая палата и даже Бережной, но осталась в памяти страшная картина смерти молодой, красивой девушки по имени Лариса.