СТРАЖ

     

      Джефри КОНВИЦ

     

     

      ПРОЛОГ

     

      Iа столе лежала папка, в правом верхнем углу которой печатными буквами было выведено:

      ЭЛИСОН ПАРКЕР.

      Холеная рука, державшая листок бумаги с подробным жизнеописанием Элисон Паркер, открыла папку и вложила туда листок.

      Поверх папки Паркер легла еще одна — с надписью ТЕРЕЗА. Настольная лампа погасла.

     

        Глава 1

     

      Oакси катилось по 1-й авеню мимо здания ООН, мимо моста на 59-й улице, мимо многочисленных баров. Погруженная в свои мысли, она склонила голову на стекло. Неужели это действительно произошло? Или сейчас раздастся звонок будильника, она проснется, щурясь от солнечных бликов на закопченных окнах, и в тот момент, когда будет сбрасывать в себя одеяло и вытирать испарину со лба, осознает, что все четыре последних месяца были лишь кошмарным сном. Все, что она перенесла и увидела за это время больница, похороны, страдание и отчаяние, ожидание, а порой и желание смерти отца, — все рассеется, подобно миражу. Это было уже однажды, семь лет назад, когда она ушла из дома, как ей казалось, навсегда. Она усмехнулась. Нет, как ни тяжело в это поверить, все произошло в действительности. Закрыв глаза, она размышляла о Нью-Йорке. Не такое уж и плохое место, если привыкнуть. Здесь она была счастлива. Если на то пошло, она и помыслить не могла о возвращении в Индиану тогда, в июле. Выскочив из душа, задыхаясь, она сняла телефон        ную трубку и услышала умоляющий, плачущий мамин голос: «Он умирает. Приезжай». Можно было отказаться? Наверное. Каждая клеточка ее тела противилась этой поездке. Но если бы она тогда оставила маму одну, она в жизни бы себе этого не простила. Она должна была вернуться, плюнув на все. Даже на Майкла. И нечего часами перебирать в памяти все последующие события. Она выжила — физически и духовно — и это главное. Все позади.

      Такси свернуло на 71-ю улицу и подъехало к современному тридцатиэтажному зданию.

      Дверь распахнулась, появился привратник.

      — Мисс Паркер! — радостно воскликнул он.

      — Здравствуйте, Джордж, — сказала Элисон, улыбаясь.

      Она была красива. Высокая и стройная. С шелковистой кожей и длинными темными волосами, струящимися по плечам до середины спины. С изящным носиком и необычайно синими глазами. Элисон выглядела моложе своих двадцати шести лет.

      — Как вас долго не было, — сказал Джордж.

      — Да, долго, — улыбнулась она. Джордж всегда так любезен и искренне внимателен. Он нравился ей. — Почти четыре месяца. — Элисон вышла из машины и пошла по направлению к дому. — Ну, как вы здесь поживаете? — спросила она.

      — Прекрасно, — ответил привратник, наклоняясь над багажником.

      — Как ваша семья?

      — Хорошо, очень хорошо. — Он принялся вынимать ее багаж. — Я часто спрашивал мистера Фармера о вас.

      — Надеюсь, он говорил только хорошее?

      — Самое что ни на есть лучшее, — улыбнулся Джордж; его мощные мускулы напряглись под тяжестью багажа.

      «Надо не забыть дать ему хорошие чаевые, — подумала Элисон, — просто в знак дружеского расположения. И поблагодарить Майкла за столь несвойственное ему проявление нежности и благоразумия».

      — Мистер Фармер дома? — спросила она. Конечно же, он дома. Ждет. Ведь сегодня день ее возвращения.

      — Нет, он вчера уехал из города.

      — Как? — Когда они в последний раз разговаривали по телефону, он даже не упоминал об этом.

      — Он оставил для вас записку. И велел передать, что вы можете жить в его квартире.

      Они вошли в дом. Джордж опустил багаж на пол, вернулся к машине, принес два оставшихся чемодана, поставил их рядом с предыдущими и скрылся за дверью В маленькой комнатке. Мгновение спустя он появился с конвертом в руках.

      — Мистер Фармер велел, чтобы я лично передал это вам. — Он поклонился, явно довольный своей исполнительностью.

      Элисон с благодарностью улыбнулась и взяла конверт. Быстро надорвала его, вынула записку и прочла:

     

      Элисон!

      Прости, что не смог встретить себя. Вынужден был в пятницу уехать в Олбани. Дела. Буду во вторник. Увидимся.

      Майкл.

      Р. S Позвоню вечером в субботу.

     

      Она сложила листок и спрятала в сумочку. Да, это в духе Майкла — исчезнуть именно тогда, когда она больше всего нуждается в нем. И оставить записку, больше напоминающую телеграмму. Коротко. Ясно. Без малейших эмоций. В этом он весь. Пытаться изменить его бесполезно, да и не нужно. Если бы Элисон задумалась на эту тему, то скорей всего пришла бы к выводу, что именно в этой манере общения — деловой, лаконичной — и заключен секрет обаяния Майкла. И как приятно порой заставлять его сбрасывать маску и обнажать свои столь тщательно скрываемые чувства. Помолчав с минуту, Элисон обернулась к Джорджу.

      — Поможете мне с багажом?

      — Конечно, мэм, — ответил он, легко подхватил чемоданы и пошел по направлению к лифту. — Мистер Фармер говорил, вы съехали со своей квартиры.

      — Да, ведь я не знала, на сколько уезжаю. Так было удобнее. — Помолчав, Элисон добавила: — Завтра утром собираюсь начать искать новую. Хорошо бы, в каком-нибудь старом доме.

      Она нажала кнопку лифта и наблюдала, как огонек перемещается по шкале вниз от цифры «7».

      — Погода стояла плохая, — сказал Джордж. — Дожди лили, и холод как на Северном полюсе.

      — Я знаю.

      — Вам повезло, что вас здесь не было.

      — Да, — согласилась Элисон, хотя дома было, пожалуй, еще дождливее и холоднее.

      Они вошли в подъехавший лифт. Кабина мягко поднялась на десятый этаж. Джордж отпер дверь квартиры 10-Е.

      Элисон щелкнула выключателем.

      — Положите все просто на пол. Я разберусь. Он поставил багаж и принял от нее пятидолларовую бумажку.

      — Спасибо Если что-нибудь понадобится, позвоните.

      Джордж вышел, Элисон заперла за ним дверь и тяжело вздохнула. Она устала. Сегодня был долгий день: прощание, полет, унылый путь до Манхаттена. Опершись ногой о чемодан, Элисон огляделась. Прямо перед ней располагалась гостиная. Справа — столовая. В меблировке чувствовалась милая небрежность, присущая холостяку. Никак он не выбросит свой линялый диван, и этот коврик, и дурацкий портрет Наполеона Бонапарта. Надо непременно поговорить с ним об этом.

      Элисон сняла жакет и туфли, повесила одежду в стенной шкаф. С удовлетворением отметила про себя, что к ее вещам, аккуратно сложенным несколько месяцев назад, никто не прикасался. Затем повернулась, ухватилась за два чемодана, проволокла их по коридору, мимо кухни, в спальню и поставила на черный мохнатый коврик перед ночным столиком. Включила настольную лампу и скинула с кровати белое меховое покрывало. Оно красиво свернулось на полу.

      Кровать выглядела пустой без него. Но что поделаешь? В записке сказано, что он не вернется до вторника Элисон разделась, приняла душ, залезла в постель и лежала, глядя на мерцающие в окне огни, заставив себя не думать о Майкле. Выключила лампу и стиснула пальцами висящее у нее на шее распятие. Она прижала крест к губам и погрузилась в воспоминания.

     

      ***

     

      Элисон решила не идти с похоронной процессией на кладбище и возвратилась в старый дом. Она неважно себя чувствовала Это началось еще в больнице, за час до того, как он умер. И ей становилось все хуже и хуже. Головная боль переросла в мигрень; казалось, будто внутри ее черепа молот бьет по наковальне. Головокружение привело к полной потере ориентации в пространстве. Она пропустит похороны. Так же, как когда-то давно пропустила церковную службу, категорически отказавшись идти в церковь. Никакие правила приличия сейчас не имели значения. Все поймут. История семьи ни для кого не была секретом. Элисон нуждалась в отдыхе. К тому же это был удобный случай для того, чтобы вернуть себе распятие. Дом будет пуст. Она беспрепятственно нарушит владения своего прошлого, повинуясь этому странному порыву к искуплению, преследовавшему ее с самого возвращения домой, все мучительные дни, наполненные ожиданием смерти отца.

      Она молча постояла на крыльце, прежде чем открыть дверь. Затем вошла внутрь и, поднявшись по лестнице, очутилась в тускло освещенном коридоре, упиравшемся в глухую серую стену. Справа от нее находилась тяжелая дверь. Когда-то это была спальня родителей. В течение семи лет дверь оставалась наглухо запертой.

      Вставив в замочную скважину ржавый ключ, Элисон повернула его и, слегка надавив, открыла дверь. Скрип несмазанных петель разнесся по всему дому. Охваченная ужасом, Элисон шагнула внутрь и огляделась.

      Обстановка в спальне была самой простой. В центре располагалась старая деревянная кровать. Над ней — распятие. Слева — старинный туалетный столик. Справа — шкаф. На всем лежал толстый слой пыли, мебель была затянута паутиной.

      Элисон шла, еле передвигая ноги. Слабея при воспоминании о своем бегстве через эту комнату много лет назад.

      В памяти оживали мертвые голоса.

      Их смятение.

      Полиция.

      — Элисон, скажи нам, что случилось. Мама плачет.

      — Что случилось? — Мама спрашивала снова и снова, пока слова не превращались в полную бессмыслицу.

      — Я не знаю.

      — Скажи мне. Слезы.

      — Пожалуйста, скажи мне. И, наконец, — правда. Доктора.

      — Почему ты выбросила распятие, Элисон?

      — Потому что.

      — Потому что.., что?

      — Оно было грязным. Все было грязным.

      — Но это не так, Элисон.

      Молчание.

      — Ты же знаешь, что это не так. Давай еще раз поговорим об этом. Поговорим обо всем этом еще раз.

      — Нет.

      — Да.

      — Я не могу. Я хочу умереть.

      Элисон услышала свой собственный плач в тот момент, когда лезвие разрезало запястье. Дальше — ничего. Она огляделась. В комнате было тихо, голоса смолкли, на мгновение возродившееся прошлое умерло снова.

      Она подошла к туалетному столику, уставленному фотографиями в рамках. Взяла несколько, быстро просмотрела и поставила на место. Шаря по столу, Элисон наткнулась на какую-то коробочку за фотографией Багля, их черного ньюфаундленда, который умер много лет назад. Открыв ее, она увидела лежавшее на кусочке ткани распятие размером с серебряный доллар. Охваченная дрожью, Элисон осторожно достала его. Как давно она держала его в руках в последний раз! Распятие выглядело таким же. Фигурка Христа не повреждена, цепочка цела. Немного, быть может, потускнело, но это немудрено, ведь семь лет прошло.

      Шаря глазами по пустой комнате, Элисон повесила цепочку на шею и принялась было застегивать ее, но помедлила.

      «Отец мертв», — сердито сказала она самой себе.

      Затем щелкнула застежкой и посмотрелась в зеркало. Распятие легло именно так, как нужно. Приятно было ощущать его на себе.

      Сейчас, в безопасных пределах спальни Майкла, это было еще приятнее.

      Элисон повернулась на бок, зарывшись лицом в мягкие, манящие подушки. Чувство неотвратимости искупления не покидало ее. Оно — отчасти подсознательно — возвращало Элисон в прошлое. Смерть избавила ее от самого страшного позорного клейма. Остались другие Попытка самоубийства. Гибель жены Майкла Карен со всем ее невыразимым ужасом. Реальность, от которой она стремилась убежать. Пришло время примирить свое прошлое с будущим? Да. Это должно случиться. Пусть не сразу. Но это неизбежно. Независимо от нее самой Намеренно или случайно. Сейчас, в тиши спальни, или совсем скоро, когда-нибудь и где-нибудь…

      Сжимая в руке распятие, она провалилась в сон.

     

      Глава 2

     

      Объявление, расположенное в самом низу страницы под рубрикой «Чердаки и складские помещения», гласило:

      Сдается уютная квартира в частично реконструированном старом особняке. Занимает весь этаж. 5 комнат. С мебелью. Телефон агентства по операциям с недвижимостью — 986-1452. Спросить мисс Логан насчет квартиры 3-А.

     

      ***

     

      Странно, почему объявление поместили на этой странице, а не под рубрикой «Жилье». Если бы его напечатали там, где нужно, Элисон не пришлось бы терять целый день, мотаясь от дома к дому, от агента к агенту. Доставая из сумочки десятицентовик для телефона-автомата, она убеждала себя не обольщаться. Квартиру могли уже сдать. Или она не подойдет ей, как и прочие сегодняшние «прекрасные» варианты.

      День начался неудачно: она слишком поздно проснулась. Хотя спала не так уж много. Ночью Элисон два раза вставала: один раз, чтобы сходить в туалет. Другой — поискать что-нибудь от изнурительной тяжести в висках. Нервное напряжение, явившееся причиной жутких мигреней и головокружения, только лишь начинало ослабевать, и Элисон была готова к тому, что время от времени будет плохо себя чувствовать. Как ни странно, аспирин почти не помог. Боль преследовала ее во сне, усилилась к утру и немного успокоилась, лишь когда она вышла на улицу. К полудню боль исчезла, и от нее осталось лишь воспоминание к тому моменту, когда Элисон, найдя в аптеке телефон-автомат, набрала указанный в объявлении номер и после краткой беседы с мисс Логан пошла по направлению к 74-й улице, где располагалось ее агентство. Она открыла входную дверь, прочла табличку — других контор тут не было — и поднялась по покосившейся лестнице на второй этаж. Увидев раскрытую дверь кабинета, заглянула внутрь. За столом сидела женщина, погрузившаяся в изучение стопки документов. — Мисс Логан? — спросила Элисон.

      — А вы — мисс Паркер, — отозвалась та глубоким контральто. Одета она была опрятно, но старомодно. Как и подобает почтенной старой деве. Прямая осанка; прическа, каких давно уже не носят; пресное лицо, лишенное всякого выражения. — Садитесь, пожалуйста, — пригласила она. Наклонилась вперед, убрала со стоящего рядом стула какие-то бумаги и положила их на уже заваленный стол.

      — Спасибо, — поблагодарила Элисон, входя и присаживаясь.

      Мисс Логан торопливо раскладывала документы по стопкам.

      — Я уже собиралась уходить, когда вы позвонили. Не люблю засиживаться здесь по воскресеньям, так что хочу поскорее навести порядок. Надеюсь, вы не возражаете?

      — Разумеется, нет. Я не слишком…

      — Что вы, что вы, все в порядке.

      — Все равно, спасибо, что задержались ради меня. Описание квартиры в объявлении выглядит заманчиво. Я не хотела ждать до понедельника из-за боязни упустить ее.

      — Понимаю.

      — По телефону ваш голос звучал неуверенно. Квартира действительно неплохая?

      — Надеюсь.

      — Надеетесь? — изумилась Элисон. Мисс Логан пожевала губами.

      — Хозяин собирался прекратить печатать объявление. Ни один из претендентов ему не понравился. Мы уверяли, что сумеем найти подходящих жильцов, но он заупрямился и решил вовсе отказаться от сдачи квартиры.

      — Может, он передумал?

      — Позвольте мне взглянуть на объявление. Элисон протянула мисс Логан газету. Та прочла объявление и кивнула.

      — Значит, можно взглянуть на квартиру?

      Мисс Логан пристально посмотрела на Элисон.

      — Почему бы и нет? — Помолчав, она добавила: — Дом находится в западной части города, на 89-й улице. Довольно старый, но все еще в хорошем состоянии. — Она пошарила среди бумаг на столе, извлекла какой-то документ и торжествующе улыбнулась: — Вот вопросник. Мы хотим знать ваши анкетные данные — надеюсь на ваше снисхождение. А вот условия договора, который вы должны будете подписать. — Она подала Элисон бумаги с едва заметным поклоном. — Заранее вас благодарю. Да, когда вы закончите, мы поймаем такси.

      Элисон достала из сумочки ручку и погрузилась в изучение вопросов. Мисс Логан продолжала наводить порядок на столе. Несколько минут в комнате царила тишина, затем она повернулась на стуле, откинулась на спинку и заявила:

      — Вы со Среднего Запада.

      — Да, — подняла голову Элисон.

      — Чувствуется по вашему выговору.

      — Не думала, что так заметно растягиваю слова.

      — Вовсе нет, но что-то такое есть, не всякий сможет уловить. Я сама из Пеории, это в Иллинойсе, но я уже утратила акцент. Пятнадцать лет здесь живу.

      Элисон улыбнулась и вновь принялась писать.

      — Вы только приехали в Нью-Йорк?

      — Нет.

      — Не похоже. — Мисс Логан вытягивала шею, стараясь прочитать ответы на вопросы анкеты. — Будете жить одна?

      — Да, — ответила Элисон, раздражаясь, что ее постоянно отвлекают. — Ко мне будут приходить.

      — Я живу одна. Элисон подняла глаза.

      — Это чудесно, — заметила она.

      — Мне нравится. Свободы больше. Делаю, что пожелаю. Одиночество — хорошая штука, когда шесть дней в неделю общаешься с людьми по десять часов подряд.

      Элисон безразлично кивнула, затем закончила заполнять анкету и прочла условия договора.

      — Где я должна расписаться?

      Мисс Логан показала. Элисон поставила свою подпись и вернула ей бланки. Та примялась просматривать их.

      — Фотомодель, — читала она вслух. — Очень интересная профессия. Слава, блеск. Двадцать шесть лет. Не замужем. Родственников в городе нет, зато имеются хорошие рекомендации. — Она ободряюще улыбнулась. — Уверена, хозяин дома останется доволен. — Она взглянула на часы. — Ну что, идем?

      Элисон встала и проследовала за хозяйкой кабинета к двери, где та сняла с ржавого крючка старомодное твидовое пальто.

      — Вы уверены, что ходить по этой лестнице безопасно? — поинтересовалась Элисон лишь наполовину в шутку.

      — Абсолютно, — ответила мисс Логан, надевая пальто. — Разве что страшновато немного. Но без риска жизнь скучна. — Она вышла вместе с Элисон и захлопнула дверь. — Я здесь уже пять лет, и хотя частенько кажется, что лестница эта вот-вот развалится, она достаточно крепкая. — Ступени заскрипели у нее под ногами, и она ухватилась за перила. — Я подумывала о ремонте второго этажа, и лестницы тоже, но это слишком дорого. Скорее всего я когда-нибудь перееду отсюда, но, знаете, как трудно покидать насиженные места. Ведь контора — это второй дом.

      — Понимаю, — сказала Элисон, — я сама такая.

      — Все мы такие, со Среднего Запада. У нас сильно развито чувство дома, мы сентиментальнее Ньюйоркцев. Их, по-моему, вообще ничего, кроме секса и денег, не интересует.

      — Ну, без этого тоже нельзя обойтись.

      — Каждому свое, — уклончиво ответила мисс Логан, распахивая входную дверь.

      Они вышли на улицу, испещренную пятнами солнечного света, проникающего сквозь редеющую листву деревьев.

     

      ***

     

      Это был типичный нью-йоркский особняк. Пятиэтажный. Очень старый. Изрядно потрепанный временем и непогодой, что придавало ему особое очарование.

      Элисон расплатилась с водителем, и они вышли из такси.

      — Это один из красивейших и зеленых кварталов Нью-Йорка, — сообщила мисс Логан, приступая к своим профессиональным обязанностям.

      Элисон окинула взглядом узенькую улочку, вдоль которой выстроился ряд особняков. — И к тому же весьма удобно расположенный, — добавила мисс Логан. — На 96-й улице есть станция подземки, еще одна — на Бродвее. Здесь ходит много автобусов и легко поймать такси. И, как видите, парк рядом.

      Они начали подниматься по каменным ступеням крыльца.

      — Вон там, за углом — супермаркет. Неподалеку — химчистка и хозяйственный магазин.

      Элисон прилежно внимала уроку географии, и мисс Логан широко улыбалась: судя по всему, сделка состоится.

      — Мы становимся рабами удобств, — вставила Элисон.

      — Нью-Йорк вынуждает.

      — К сожалению.

      — Зайдем? — Мисс Логан распахнула дверь. Элисон шагнула вслед за ней внутрь. Стены прямоугольного холма были обиты деревянными панелями. На одной из них висело большое зеркало. В центре располагалась подставка для велосипедов. — Можете оставлять здесь велосипед, — сказала мисс Логан, — хотя, возможно, удобнее делать это в подвале.

      Элисон рассеянно кивнула. Чем больше она здесь оглядывалась, тем больше нравился ей этот милый старый дом.

      Они начали подниматься по деревянной лестнице. На полпути Элисон остановилась, схватилась за перила и энергично потрясла их. Ничего, крепкие. Удовлетворенная, она преодолела оставшиеся до первой лестничной площадки сорок две ступеньки.

      Второй этаж, точно так же, как и первый, был обит панелями из старой грязноватой древесины. Тем не менее в углу был участок, абсолютно лишенный полировки. Начинаясь на высоте примерно четырех футов от пола, он тянулся до самого потолка, высота которого была футов восемь. Элисон внимательно осмотрела абсолютно новую древесину, потрогала ее и отошла, не забивая себе голову мыслями о происхождении светлого пятна среди однообразно обшарпанных стен.

      Освещение здесь было необычайно тусклым, в туманно-волокнистом воздухе мало что можно было разглядеть. Элисон продолжала следовать за мисс Логан, полагаясь на нее больше, нежели на свои глаза. Они пересекли холл, миновали квартиру 2-А и поднялись по лестнице на третий этаж, столь же темный и неприветливый, сколь и предыдущий. Все освещение состояло из двух маленьких желтых лампочек — по одной в каждом конце холла. Мисс Логан достала из кармана связку ключей и вставила один из них в дверь с табличкой 3-А. Они вошли внутрь.

      Квартира, как и было сказано в объявлении, занимала весь этаж. Сразу после входа располагалась большая прямоугольная гостиная, обставленная роскошной старинной мебелью в викторианском стиле и больше напоминавшая лавку древностей. Здесь все было необыкновенным: от самой крошечной пепельницы до внушительных размеров напольных часов по обеим сторонам камина. Особенно понравилась Элисон софа, стоявшая между двумя тяжелыми антикварными лампами перед низеньким книжным шкафом. Мраморный камин был чист, видимо, им давно не пользовались. Повсюду стояли изящные резные кресла с выгнутыми спинками. Про себя Элисон отметила, что кресло у окна составляет пару с креслом у стены. Если удастся купить к ним подходящий кофейный столик, получится необычайно уютный уголок. Она улыбнулась про себя, идя по пушистому восточному ковру, разглядывая замысловатый узор обоев на стенах и зеркала в рамах ручной работы, Подошла мисс Логан и забубнила:

      — Старинная мебель смотрится здесь великолепно, я надеюсь, вы согласны со мной.

      Еще бы не согласна! Но вслух Элисон ничего не сказала, а продолжала бродить по комнате, разглядывая всякие мелочи. До чего же много здесь безделушек!

      — Как я понимаю, все это прилагается к квартире?

      — Думаю, да. Но могу уточнить прежде, чем мы придем к окончательному решению.

      — Я была бы вам очень признательна. Элисон раздвинула шторы на окнах, впустив в комнату мягкий свет позднего дня. Выглянув из окна, она заметно кивнула с одобрением, задвинула шторы и, обернувшись к нетерпеливо ожидающей мисс Логан, спросила, можно ли осмотреть спальню.

      — Разумеется, — ответила та.

      Они прошли по узкому коридору, футов пятнадцать длиной. Располагавшиеся друг против друга двери вели на кухню и в ванную. Элисон заглянула туда — здесь все было стандартно — слушая бесполезные объяснения мисс Логан об отделке и предназначении каждого предмета, включая унитаз. Затем они вошли в спальню. Элисон присела на кровать с пологом и огляделась. Обшитые полированным деревом стены. Золоченые металлические ручки. Потолок, украшенный ручной резьбой.

      — Кто это сделал? — недоуменно спросила Элисон, глядя наверх.

      — Предыдущий жилец.

      Было странно видеть такой потолок в помещении, сдающемся внаем. Вряд ли кто будет подобным образом улучшать свое жилище, не собираясь задерживаться в нем надолго.

      — Вы были знакомы с ним?

      — Нет.

      Элисон пожала плечами и хлопнула рукой по покрывалу. В воздух поднялась пыль, танцуя в бледном луче света и исчезая в темноте. Она встала и пошла обратно вдоль по коридору. Мисс Логан заспешила следом.

      — Мне подходит эта квартира, — заявила Элисон, едва они достигли светлой гостиной. Напольные часы пробили и продолжили мерное свое тиканье. — Это именно то, что мне нужно. Именно то.

      — Я в этом не сомневалась.

      — Сколько, вы сказали, это стоит?

      — Я ничего пока не говорила. — Голос старой девы дрогнул, она, похоже, занервничала. — Четыреста пятьдесят долларов в месяц. Нормально, по-моему.

      — Интересно, — произнесла Элисон после продолжительной паузы. — Но, боюсь, у меня другие представления насчет того, что нормально, а что — нет. Мисс Логан улыбнулась.

      — Квартира большая, с мебелью.

      — Ив районе восьмидесятых улиц, — вставила Элисон. — Не самый лучший район города.

      — Я бы не сказала.

      — А я бы сказала. Четыреста пятьдесят — это немыслимо! Если вы не сбавите хотя бы сотню, нам остается лишь поблагодарить друг друга за компанию и распрощаться.

      Мисс Логан нервно покусывала губу.

      — Вам подходит эта квартира? Элисон кивнула.

      — Честно говоря, триста семьдесят пять в месяц — не так уж много для Нью-Йорка.

      — Вы сказали — четыреста пятьдесят. Мисс Логан подняла брови.

      — Неужели? Я ошиблась. Это со мной часто бывает.

      — Не сомневаюсь, — усмехнулась Элисон. — У вас не найдется ручки? — спросила она.

      Мисс Логан вытащила из кармана пальто дорогую шариковую ручку и положила на раскрытую ладонь Элисон. — Пятьдесят долларов задатка будет вполне достаточно.

      Элисон нацарапала цифры и передала ей чек.

      — Вы сделали прекрасный выбор, — заявила мисс Логан.

      — Надеюсь, — отозвалась Элисон, выходя следом за ней. Через несколько мгновений они уже ступили из дома в свет клонящегося к закату солнца.

      Мисс Логан прислонилась к пилястре.

      — Посмотрю, что можно сделать, чтобы улучшить освещение на лестнице и в холлах. Не хочу, чтобы вы упали и сломали себе что-нибудь. Надеюсь, что хозяин позаботится об этом.

      — Спасибо.

      — Кстати, о хозяине, не забывайте, он должен еще одобрить вашу кандидатуру. Пока он отвергал всех желающих, но, кто знает, может, ему надоест привередничать. Что толку от пустующей квартиры?

      — Надеюсь, что вы скоро дадите мне знать об этом. Я хочу как можно раньше начать устраиваться.

      — Понимаю. В любом случае до завтрашнего вечера я с вами свяжусь.

      Женщины пожали друг другу руки и вышли на улицу.

      — Подбросить вас до Ист-Сайда? — предложила мисс Логан.

      — Нет, спасибо, — отказалась Элисон. — Я немного пройдусь.

      Мисс Логан улыбнулась и пошла прочь. Элисон отступила на несколько шагов и еще раз окинула дом оценивающим взглядом.

      — Мисс Логан, — позвала она через несколько секунд.

      — Да, — обернулась та.

      Элисон продолжала смотреть на окна.

      — Да, — нетерпеливо повторила старая дева.

      — Если я не ошибаюсь, — начала Элисон, — кто-то смотрит на меня сквозь штору из окна пятого этажа.

      — Полагаю, на вас смотрят нередко, — хохотнула мисс Логан.

      — Да, — ответила Элисон, — но…

      — Это отец Галлиран, — не дала ей договорить мисс Логан. — Мэтью Галлиран. Он священник. Живет здесь уже много лет. Насколько я знаю, он не выходит из своей комнаты, слишком дряхл, да к тому же слеп. Но он совершенно безобиден. Все время сидит у окна.

      — Звучит довольно зловеще, — заметила Элисон, все еще находясь под впечатлением от смутного видения, промелькнувшего в окне.

      — Я вам завтра позвоню. — Махнув рукой на прощание, мисс Логан заспешила прочь.

      Элисон проследила, как та скрывается за углом, затем снова задрала голову. Может быть, ей удастся получше разглядеть священника. Нет, шторы были слишком плотными, а освещение слишком слабым. Она перешла улицу в надежде, что оттуда будет видно получше. Но не тут-то было. Свет предзакатного солнца отражался в стекле, делая невидимым лицо за окном.

      Еще мгновение Элисон простояла на месте, силясь различить хоть какое-то движение, но ничего не увидела. Тогда она поймала такси и укатила, довольная с пользой проведенным днем.

     

      Глава 3

     

      Проникавшее в комнату солнце еле-еле освещало ее.

      Элисон кивнула на окно.

      — И что вы скажете? — спросила она, отхлебнув из чашки растворимое кофе.

      Электрик медленно пересек спальню и выглянул из окна. Никакого вида ему не открылось; задняя стена соседнего здания располагалась не далее чем в шести — восьми футах. А нависающие крыши обоих домов образовывали узкий колодец, куда с трудом проникал солнечный свет.

      — Я могу установить еще одну розетку в стене, — сказал он с сильным немецким акцентом, — и протянуть провод по потолку — для верхнего освещения. — Электрик помолчал, почесал лысеющую голову и окинул взглядом стены. — А возможно, там уже есть провод. Это намного облегчит мою задачу.

      — Делайте все, что считаете нужным, — заявила Элисон, — но, пожалуйста, поосторожнее с резным потолком. — Она надела поверх блузки кожаный пиджак и отнесла на кухню пустую чашку. — Я не привыкла, что в спальне так темно. В моей старой квартире окна выходили и на запад, и на восток. Там всегда было много солнца. Я даже могла определять, который час, следя за перемещением солнечных лучей по узору ковра.

      Электрик хмыкнул.

      — Купите часы, — сказал он без тени иронии в голосе, — а Томас Эдисон позаботится об освещении.

      Она тихонько рассмеялась, вытряхивая в ведро мусор.

      Электрик прошел мимо кухни в гостиную. Элисон проследовала за ним.

      — Вы проведете свет в стенные шкафы? Он кивнул.

      — И установлю розетки там, где вы пометили.

      — Прекрасно. — Элисон надела отороченную мехом куртку и взяла свою черную папку.

      — Захлопните дверь, когда будете уходить. И спасибо вам.

      Электрик вернулся к работе, а Элисон, улыбаясь, вышла из квартиры и принялась спускаться по знакомой уже теперь лестнице.

      Напротив квартиры 2-Б она неожиданно остановилась. Оттуда доносились женские голоса. Две женщины о чем-то спорили. Элисон подошла ближе, прислушиваясь. За дверью шел спор насчет десерта. Одна из женщин хотела испечь к обеду ванильный торт с шоколадной глазурью, в то время как другая настаивала на печенье, мотивируя это тем, что от него меньше толстеют. Похоже, первая меньше заботилась о размере своей талии, судя по всему, в споре должна была победить она Это было первое знакомство Элисон с соседями. Как ни странно, до сих пор ей не довелось никого встретить, хотя пару дней назад она слышала, как кто-то поднимается по лестнице. Но, по правде сказать, ей и самой не хотелось ни с кем знакомиться, так что в собственной изоляции она была повинна сама. Все что от нее требовалось — это нажать кнопку звонка и объявить о своем присутствии. Но пока еще она не пришла в надлежащее расположение духа. Может, немного погодя. Наверное, лучше всего положиться на случай.

      Элисон вышла из подъезда и пошла вдоль особняков по направлению ко входу в парк. Было холодно и пасмурно. Самая подходящая погода для прогулок. Элисон пребывала в чудесном настроении: она возвращалась к работе. Всю неделю она жила в ожидании щелканья фотокамеры; но была настолько занята, что успела лишь заскочить в агентство, сообщить о своем возвращении и забрать папку с фотографиями. За час до этого ей позвонила мисс Логан и сообщила, что все улажено. А еще через час Элисон уже погрузила все свои вещи в два такси и назвала им адрес своего нового жилища. И началась неделя (сегодня снова был понедельник) суматохи и хлопот. Элисон надеялась на помощь Майкла, но он позвонил вечером в воскресенье и виноватым голосом сообщил, что дела займут больше времени, нежели он предполагал, — возможно, еще несколько дней. После чего он захотел знать, с какой стати ей понадобилось снимать квартиру, когда она спокойно может жить у него. Элисон, конечно, расстроилась, и у нее не было ни малейшего желания в очередной раз обсуждать вопрос о замужестве. Затем он позвонил в четверг — лишь для того, чтобы сообщить, что не вернется до следующего четверга.

      Вопреки ожиданиям его отсутствие сказалось на делах Элисон весьма благотворно. Без него она сумела полностью сосредоточиться на квартире. Нельзя сказать, что ей не нравилась мебель или еще что-то. Но здесь перед ней открывался такой широкий творческий простор, что она не могла удержаться от применения своих дизайнерских способностей. Первым делом она заменила — без согласования с мисс Логан — стоявшие в столовой стол со стульями на тяжелый дубовый гарнитур. Следующей ее покупкой явилась картина в тяжелой деревянной раме. Как ни странно, рама заинтересовала ее куда больше, нежели сама живопись. А принеся картину домой, Элисон обнаружила, что она сильно напоминает Наполеона Бонапарта Майкла. Только не это! В панике она немедленно решила заменить холст, но до тех пор самым подходящим местом для картины явился стенной шкаф в спальне. После покупки картины Элисон стала поосторожнее. Она купила часы в спальню, несколько безделушек, две новые «старинные» лампы, «пиратский» сундучок и множество разнообразных приспособлений для кухни и ванной.

      Хотела она купить и еще кое-что, например, кофейный столик в гостиную, но решила как следует обдумать этот вопрос. Это должно стать самой важной ее покупкой, а впопыхах можно и ошибиться. Надо подождать, пока вернется Майкл, и маляры закончат окраску кухня, ванной и дверей.

      Другим важным событием недели было известие о предстоящей ей новой работе. Элисон узнала об этом в пятницу вечером. Она будет работать со своим любимым фотографом Джеком Туччи. И со своей лучшей подругой Дженнифер Лирсон. Она пыталась дозвониться до Дженнифер всю неделю, но лишь в четверг сообразила спросить о ее местонахождении в агентстве. Оказывается, Дженнифер на неделю уехала из города на съемки и вернется лишь в воскресенье вечером. Создавалось впечатление, будто все ее близкие друзья улетучились из Нью-Йорка к ее возвращению. В воскресенье вечером она снова позвонила Дженнифер. Они проболтали около часа и условились назавтра пообедать вместе перед тем, как идти в студию.

      Так что вполне понятно, почему у Элисон было такое хорошее настроение, когда она покинула парк у отеля «Плаза» и вошла в ресторан на 3-й авеню, где Дженнифер уже поджидала ее за столиком у двери, который они заказали накануне.

      — Элисон! — закричала Дженнифер, не обращая ни на кого внимания и давя сигарету в пепельнице.

      Элисон пробралась сквозь толпу, обняла подругу и села.

      — Слишком много куришь, — заметила она с укоризной, кивая на переполненную пепельницу.

      — Слишком много для туберкулеза, — улыбнулась Дженнифер, — но вполне достаточно для рака и инфаркта. — Она рассмеялась, откинулась на спинку стула и поинтересовалась, рада ли Элисон своему возвращению.

      — Необычайно, — отозвалась та, снимая пальто. Дженнифер достала еще одну сигарету из лежащей на столе пачки.

      — Даю тебе две недели — и ты начнешь жаловаться, что перегружена работой, что тебе не доплачивают, что все фотографы — бабники, а руководители агентства — болваны, и ты непременно найдешь себе более интересное и полезное занятие. — Она рассмеялась. — Ни разу еще не видела фотомодели, чье чувство долга не напоминало бы траекторию полета лопнувшего воздушного шарика.

      — Я не спорю с тобой, — согласилась Элисон, — но пока позволь мне потешиться иллюзиями.

      — А я вовсе не собираюсь возвращать тебя на грешную землю. У тебя есть полное право заблуждаться ровно столько, сколько ты пожелаешь. — Дженнифер подняла глаза на официанта, склонившегося над покрытым красно-белой клетчатой скатертью столом. — Две Блади-Мэри, — заказала она, бросив взгляд на Элисон, которая согласно кивнула.

      Элисон взяла папку с фотографиями Дженнифер и принялась листать ее.

      — Новые снимки? — спросила она после паузы.

      — Так, продукт истерии межсезонья.

      — А ты неплохо потрудилась.

      — Такова моя тяжкая доля.

      — А чего бы ты хотела? — Элисон улыбнулась. — Все трудятся в поте лица.

      — Да. Портной, сапожник и пирожник.

      — Именно так.

      — И даже Майкл?

      — Так мне по крайней мере говорили.

      — Кто?

      — Он сам.

      Элисон покачала головой.

      — Он ищет сочувствия.

      — А у тебя он его не находит.

      — Все как-то не было удобного случая. Я уезжала, если ты помнишь.

      — Ну а сейчас он дождется от тебя сочувствия?

      — Посмотрим. — Что «посмотрим»?

      — Просто — посмотрим. — А он тебе сочувствует?

      — Мне это не нужно. Дженнифер кивнула.

      — Очень романтично.

      — Что именно?

      — Разлука. Она воспламеняет сердца любовью.

      — Другое место она воспламеняет.

      — Какое? Печень?

      Они рассмеялись.

      Вскоре принесли напитки, которые стояли нетронутыми, пока подруги обсуждали некоторые подробности вчерашнего телефонного разговора. Затем они быстро пообедали, поймали, выйдя из ресторана, такси и направились в Вест-Сайд. На 26-й улице такси остановилось, и девушки вошли в обшарпанное здание. Еще одна фотомодель дожидалась в вестибюле лифта. Они познакомились — ее звали Луиз — и поднялись на седьмой этаж, где располагалась студия Джека Туччи.

      Съемка длилась несколько часов. — Еще чуть-чуть, — объявил, наконец, Туччи с легким европейским акцентом.

      Камера защелкала — раз, два, три.

      Перейдя в другое место, Джек поменял ракурс, стряхнул капли пота со своей аккуратной бородки, снова поменял ракурс. Его гибкое тело перемещалось по студии быстро и элегантно. Опытный. Уверенный в себе. Самолюбивый.

      — Чуть левее, — скомандовал он, для наглядности махнув рукой. — Выше подбородки! Слишком высоко! Вот так!

      Камера защелкала.

      — О'кей. Объявляется перерыв на обед. Затем займемся черно-белыми снимками.

      Щурясь от яркого света, девушки сошли с подиума и осторожно пробрались через провода и прожекторы к креслам в дальнем углу студии.

      Джек установил камеру на треногу и присоединился к ним.

      — Сигареты есть? — спросила Дженнифер, Джек достал пачку из кармана рубашки и бросил ее на стойку бара.

      Элисон уютно устроилась в старом кресле.

      — Кому еще? — предложил Джек, протягивая сигареты. Не получив ответа, спрятал пачку обратно в карман, пошарил в шкафу и извлек оттуда стопку фотографий.

      — Хочу знать ваше мнение. — Он передал снимки Дженнифер перед тем, как исчезнуть за дверью.

      Спустя мгновение он появился с подносом, на котором лежало несколько сандвичей, стояли банки «Кока-Колы» и бутылка белого вина.

      — Черный хлеб — с языком, — объяснил Джек, — белый — с ростбифом. — Он улыбнулся и принялся раздавать еду. — Элисон? — спросил он, когда две другие девушки взяли себе по сандвичу.

      — Чуть попозже, — отозвалась она, безвольно свесив руки с подлокотников, и вытянув усталые ноги.

      — Ну и как? — Джек кивнул на снимки.

      — Ничего, — ответила Дженнифер. Она достала из сумочки очки и водрузила их на свой изящный носик. — Что это за девушка?

      — Ты ее не знаешь.

      — Фотомодель?

      — Нет. Так, одна знакомая. — Он хитро подмигнул.

      — Качество потрясающее.

      — А до чего все естественно!

      — Весьма. Как тебе это удалось?

      — Ax, — на его губах заиграла сладострастная улыбочка, — естественное освещение и вуайеризм. Кажется так называется половое извращение, заключающееся в наблюдении за половым актом? Камера — великий сексуальный маньяк. Когда снимаешь обнаженную натуру, необычайно важна фактура объекта, но если она догадывается о присутствии камеры, натуральная прозрачность тела неминуемо теряется. Взгляни на ее лицо. Смог бы я достичь этой чистоты, этой нежности, знай девчонка, что я щелкаю фотоаппаратом? Смог бы я уловить этот бесстыдный нарциссизм? — заметил он, не скрывая восхищения.

      И принялся обсуждать вопросы преломления света в фотографии.

      Тут-то все и произошло.

      Элисон продолжала сидеть в кресле, небрежно перелистывая номер «Вог». Первым делом у нее заболела голова. Почти мгновенно, словно боль была с ней всегда, но лишь не прорывалась наружу. Она сконцентрировалась где-то в глубине черепа. Сначала Элисон удивилась, потом испугалась. Всю неделю она великолепно себя чувствовала. Да-да, последний раз голова у нее болела в то утро, когда звонила мисс Логан. Да это и болью-то нельзя было назвать, так какое-то тупое давление в висках, которое Элисон отнесла на счет нервного перенапряжения. А сейчас что? Всему виной, наверное, многочасовое пребывание в слепящих лучах прожекторов. Но будь это просто мигрень, Бог с ней. Что-то творилось с ее спиной, словно к коже прижали кусок сухого льда. Она в испуге выпрямилась, отшвырнула журнал, подошла к окну и взглянула поверх крыш. Луна в последней четверти, дымовые трубы — вот все, что открылось ее взору. Элисон тряхнула головой, тщетно пытаясь избавиться от боли, затем повернулась к бару и прислушалась.

      — Ты уверен, что не смог бы достичь подобного эффекта, снимая профессиональную фотомодель? — спрашивала Луиз. Звуки доносились до Элисон, словно сквозь толстый слой ваты. Они превращались в неясный гул.

      И исчезли совсем.

      Элисон пошатнулась назад. Оконное стекло задрожало и треснуло.

      Все в изумлении обернулись и уставились на нее.

      — Я.., я… — бормотала Элисон, и миллионы крошечных иголочек поднимались вверх по ее рукам, распространяясь по всему телу и уступая место более грозному ощущению: полному онемению кожи. Она начала ожесточенно тереть руки друг о друга.

      Джек перемахнул через стойку, подхватил ее как раз в тот момент, когда она начала падать, и отнес к креслу. Дженнифер затушила сигарету и поспешила на помощь.

      — Элисон! — кричал Джек. — Что случилось?

      — Я не знаю, — с трудом проговорила она, цепенея от ужаса.

      — Льда принесите! — велел Джек. Луиз достала из морозилки несколько кубиков льда, завернула их в шелковый шарф и протянула Джеку. Он прижал узел ко лбу Элисон, вытерев с него пот.

      Элисон терла руками шею. Пульс постепенно успокаивался. Она, сощурившись, оглядывала комнату, расплывшиеся во время приступа боли очертания обретали четкость. Несколько минут она молчала, не обращая внимания на суетящегося вокруг Джека. Затем подняла глаза, глубоко вздохнула и откинулась на спинку кресла.

      — Прошло.

      — Что прошло? — спросил Джек.

      — Точно не знаю, — произнесла Элисон, глядя прямо перед собой. Она еще не совсем пришла в себя, но щеки ее немного порозовели. — Мигрень, — сказала она. — И такое ощущение, будто руки и ноги ничего не чувствуют.

      Джек пристально вглядывался в нее.

      — Сможешь сама держать лед?

      Она кивнула и положила руку на шарф.

      — Лечь хочешь?

      — Нет. — Элисон решительно замотала головой. — Мне гораздо лучше.

      — Ты уверена? — спросил Джек, озабоченно склоняясь над ней.

      — Да, — ответила Элисон. Ей действительно стало лучше. Как ни странно, она чувствовала себя почти так же, как несколько минут назад. Но разве могут мигрень и онемение кожи пройти так быстро? С другой стороны, и появилась боль практически мгновенно. Неудивительно, что так же мгновенно она и исчезла. Если, конечно, и боль, и потеря чувствительности не померещились ей из-за духоты и переутомления.

      — Я хочу, чтобы ты посидела еще пару минут, — сказал Джек.

      — Да, пожалуй, — согласилась Элисон.

      Она сидела, а Джек стоял рядом, время от времени подходя к разбитому окну и кляня немыслимую духоту в студии.

      Спустя несколько минут он спросил, как она себя чувствует. Элисон ответила:

      — Прекрасно.

      Он спросил, ела ли она. Элисон сказала, что куснула пару раз гамбургер за обедом. Джек решил, что пища пойдет ей на пользу, и потащил ее к бару, где Элисон принялась за один из остававшихся сандвичей.

      Она медленно жевала. Странно, она вовсе не голодна, хотя не ела ничего с обеда. А на аппетит Элисон никогда не жаловалась. Может, она заболевает гриппом? Он всегда начинается в самое неподходящее время и с самых неожиданных симптомов. Возможно, этим все и объясняется. Наверное, не надо было так резко впрягаться в работу. Для начала достаточно было бы и часовой съемки. Завтра тоже предстоит напряженный день. К тому же надо будет купить продуктов и приготовить ужин для Майкла. В среду у нее тоже несколько съемок, а на четверг назначен показ мод. Какой тут отдых! До выходных об этом и думать нечего, если, конечно, она не заболеет и все придется отменить.

      Джек убрал целлофан и салфетки, поставил поднос в низ стойки. Он подошел к Элисон, нежно положил руки ей на плечи и принялся массировать напряженные мышцы спины. Он провел рукой по ее шее и затылку, ее густые тяжелые волосы заструились у него меж пальцев. — Ты же у нас красавица, — ласково произнес он. Элисон улыбнулась.

      — Я должен быть уверен, что с тобой все в порядке прежде, чем начинать. Если нет, мы подождем. Она извернулась и чмокнула его в щеку.

      — Я чувствую себя замечательно.

      Он приподнял ее с кресла, шлепнул пониже спины и подвел к Луиз и Дженнифер, которые уже стояли у подиума.

     

      ***

     

      Элисон смотрела, как Луиз и Дженнифер заворачивают на 5-ю авеню и скрываются за углом.

      Она взглянула на часы. Уже поздно, одиннадцать. Съемка продлилась больше, нежели она предполагала, Элисон устала. Но несмотря ни на что, первый рабочий день (если забыть об «обмороке») прошел удачно.

      Элисон вышла из здания и повернула голову в сторону 6-й авеню, которая отсюда представляла собой лишь скопище мерцающих вдали огней. Она медленно побрела вдоль по улице, стараясь держаться подальше от темных и грязных подворотен. Ей было не по себе, хотя за последние несколько лет она ходила здесь по ночам много раз. И научилась справляться со страхом. Но сегодня почему-то она боялась. Может, просто успела отвыкнуть от Нью-Йорка?

      Пройдя полквартала, Элисон остановилась. Она услышала звук шагов, эхом раздававшийся среди нависавших громад зданий. Она резко обернулась, но, как ни напрягала зрение, ничего не увидела. Шаги прекратились. Элисон стиснула кулаки. Опять это чувство. Оно возобновилось с той же внезапностью, с какой охватило ее в студии. Она ощутила, как какая-то волна поднимается вверх по рукам, затем вовсе перестала что-либо ощущать, словно ей разом прижгли все нервные окончания. Охваченная ужасом, Элисон озиралась, пытаясь обнаружить источник шагов, надеясь, что вот-вот появится Джек и снова приведет ее в чувство. Неприятное покалывание вдруг исчезло. Элисон топнула ногой, злясь на себя, что сумела так расклеиться за последние несколько недель, хоть и выдались они достаточно напряженными.

      Успокоившись немного, она сделала несколько шагов и снова остановилась. Вновь раздалось эхо. Элисон быстро перебежала через улицу, съежилась в тени мебельной фабрики и оглянулась. Шаги не прекращались, но теперь они звучали по-другому. Они более не приближались; похоже было, что человек либо пошел обратно, либо завернул в переулок. Элисон не двигалась с места, чувствуя, что опасность еще не миновала, моля Бога, чтобы больше не возвращалось это ужасное покалывание. Затем, с трудом взяв себя в руки, вышла из своего укрытия и со всех ног бросилась бежать. Задыхаясь, достигла наконец освещенного участка улицы — и тут чья-то рука обхватила ее и крепко сжала.

      Оцепенев от ужаса, Элисон обернулась, позади нее стоял какой-то человек.

      — Полегче, дитя мое, так и убить кого-нибудь можно, — мягко произнес он.

      Элисон дрожала от страха, незнакомец не отпускал ее Судорожно глотая воздух, она вцепилась пальцами в колечки седых волос, покрывавших веснушчатую кожу, и тут только заметила крохотную монахиню с четками в руках, пытавшуюся укрыться за его спиной от холодного ночного ветра.

      Священник немного ослабил хватку и с сочувствием глядел на Элисон, приподняв густые седые брови.

      — С вами все в порядке? — спросила монахиня. Элисон кивнула и отвернулась.

      — Что случилось? — поинтересовался священник. Она замялась, пытаясь пригладить свои растрепавшиеся волосы. Какое счастье! Это всего лишь священник с монахиней. До чего же ей повезло! Она быстро обхватила пальцами распятие и сжала его.

      Затем обернулась и окинула взглядом улицу. Никого. В полном смущении она подняла глаза на священника.

      — Мне так неловко, отец мой. Но мне показалось, будто кто-то идет за мной. Я пыталась убежать.

      — Дайте-ка я взгляну. — Священник отступил на шаг и какое-то время вглядывался в темноту. — Ничего не вижу, — покачал он головой. — Побудьте минутку с доброй сестрой.

      И удалился, чтобы обследовать подъезды и подворотни.

      — Сестра, извините меня.

      — Вам не за что извиняться, дитя мое, — сказала монахиня. Ее щеки блестели в свете фонарей, глаза излучали теплоту и участие. — Если что-то и напугало вас, — продолжала она, — в том нет вашей вины. Не следует ходить здесь одной в столь поздний час.

      — Но раньше ничего подобного не случалось, — запротестовала Элисон.

      — Плохому достаточно случиться и один раз. — Монахиня взяла ее за руку. — Успокойтесь, дитя мое. Теперь вас никто не тронет.

      Две-три минуты они простояли молча в свете фонаря.

      На звук шагов обе обернулись ; из темноты вышел священник.

      — Никого, — сказал он, отирая пыль со своих больших ладоней.

      — Простите меня, — еще раз повторила Элисон. — Не знаю, право, что на меня нашло.

      — Я бы не винил себя, дитя мое. Здесь очень темно, а эхо любого, самого тихого звука разносится далеко'. Неудивительно, что вы напугались — Куда вы идете? — спросила монахиня. — Мы можем проводить вас, если недалеко.

      — Нет, спасибо. Мне нужно на 89-ю улицу. Но я была бы вам очень признательна, если бы вы подождали, пока я поймаю такси. Мне все еще немного не по себе.

      — Конечно, — сказал священник. Они перешли через улицу. Через несколько минут подъехало такси.

      — Еще раз спасибо, — поблагодарила Элисон, усаживаясь.

      — Не за что, — ответил священник. — Держитесь подальше от темных улиц. — Он закрыл дверцу.

      Элисон обернулась и посмотрела сквозь стекло. Сзади приближалась какая-то машина, освещая фарами улицу. Вот она скрылась за углом, и Элисон откинула голову на спинку сиденья.

      — Угол 89-й и Централ-Парка, пожалуйста.

      Таксой тронулось с места.

      Она снова обернулась и посмотрела сквозь грязное стекло. Священник и монахиня медленно брели вдоль квартала. Элисон благодарно улыбнулась, но улыбка тотчас же сползла с ее лица. Она ненавидела себя. Идиотка! Трусиха! Параноик! Лестные названия проносились у нее в голове. Разве можно так себя вести! Надо следить за собой; что-то странное с тобой происходит. Это онемение рук и ног. Шаги какие-то. Головные боли. Все чепуха.

      Элисон пообещала себе, что больше это не повторится. И еще она пообещала себе, что ничего не расскажет Майклу.

     

      Глава 4

     

      — Ой, горячо-то как! — закричала Элисон, выбегая из тесной кухоньки.

      Она протискивалась по коридору с двумя круглыми фарфоровыми посудинами в руках. Осторожно поставила их на стол, сдвинула крышки, чтобы проверить в каком состоянии овощи, отступила на шаг — обозреть плоды своего труда и поправила сверкающие на белоснежной скатерти приборы. Она достала два бокала на длинных ножках и поставила их рядом с каплевидным графином и бутылкой самого дорогого французского вина, купленного утром, в соответствии со строгими инструкциями Майкла.

      Бросив взгляд на напольные часы, Элисон всплеснула руками и понеслась обратно в кухню. Через несколько мгновений она вновь появилась с горячим блюдом в руках. Теперь она была спокойна. Оставались еще кое-какие дела, но по крайней мере в царившем здесь два часа назад хаосе начал вырисовываться хоть какой-то порядок.

      И тут раздался звонок в дверь. От неожиданности Элисон подпрыгнула на месте и снова метнула взгляд на часы. Девять тридцать. Майкл явился на полчаса раньше. Что же он с ней делает? Да он в жизни никуда не приходил раньше назначенного срока!

      — Иду! — крикнула она.

      Подбежала к зеркалу и оправила свой костюм. Не то чтобы это было необходимо, но первое, что всегда делает застигнутая врасплох женщина, — проверяет, в порядке ли ее одежда и макияж. Элисон пригладила волосы, нахмурившись при виде нескольких выбившихся прядей и спрятала под блузку висящее на шее распятие. Звонок раздался снова.

      — Иду, Майкл!

      Она взялась за ручку двери, отодвинула цепочку и начала было поворачивать ключ, как вдруг остановилась. Майкл не звонил снизу по домофону. Как он сумел попасть внутрь? Разве что кто-нибудь из соседей вошел одновременно с ним. Элисон распахнула дверь.

      — Чейзен меня зовут. Чарльз Чейзен, — произнес стоявший за дверью тщедушный человечек со сморщенным, похожим на чернослив личиком. Над ушами у него вились жидкие седые волосики. Пара огромных перекошенных очков чудом удерживалась на кончике острого носа. Впалые щечки были необычайно румяными, что, по всей видимости, объяснялось либо ирландским происхождением, либо состоянием крайнего смущения. В целом лицо его являло собой композицию из линий, впадин и расщелин, очень старых и асимметричных. Но улыбка старичка была весьма располагающей.

      — Я ваш сосед из квартиры 5-В, — сообщил он.

      Одет мистер Чейзен был в потертый на сгибах бесформенный серый пиджак. Верхние две пуговицы так же, как и пуговицы на рукавах, отсутствовали, хотя ниточки от них все еще торчали. Из петлицы у него свисал увядший цветок.

      — А это — Мортимер, — произнес он, кивая на золотисто-зеленого попугая, который восседал на его правом плече.

      Птичка что-то прочирикала.

      — Да-да, ты прав, — сказал Чейзен. Элисон озадаченно смотрела на попугая.

      — Очень умная птица. Необычайно. К сожалению, ни слова не говорит по-английски, так что, если вы не сильны в птичьем языке, боюсь, вам не представится возможности насладиться глубиной его интеллекта.

      — Я.., э… — бормотала Элисон. — Боюсь, что нет.

      — Тц, тц, дорогая. Как-нибудь я научу вас. На самом деле это довольно просто. — Он помолчал, бросил взгляд на попугая и продолжал: — Я надеюсь, вы любите птиц?

      — Да, конечно.

      — Он из Бразилии. Бывали там? « — Нет.

      — Говорят, чудная страна.

      — Да, я слышала, — Эдисон неуверенно затопталась на месте.

      Чейзен стоял, выпрямившись, почти по стойке «смирно», вытянув левую руку по шву. А на его согнутой правой руке устроилась глуповатого вида черно-белая кошка с прозрачными зелеными глазами. Такой взъерошенной, клочковатой шерсти Элисон не видела еще ни у одной кошки.

      — А это — Джезебель. Она говорит на чистейшем английском, — произнес Чейзен, заглядывая в кошачьи глаза. — Поздоровайся с милой леди, душа моя. — Кошка ничего не сказала. — Ну же. — И снова кошка ничего не сказала. — Да, что-то она неразговорчива нынче вечером. Возможно, у нее расстройство желудка.

      Элисон находилась в полном замешательстве. Она ожидала увидеть Майкла, а вместо него появился этот чудаковатый сосед со своим мини-зверинцем. — Меня зовут Элисон, — представилась она. Мистер Чейзен широко улыбнулся и протянул руку, — Очень рад познакомиться. Оччпррятно… Очень, рчень рад. — Он прижал к подбородку кошку. — Ведь правда, нам очень приятно? Конечно, приятно, мои ангелочки!

      Кошка чихнула.

      Чейзен нахмурился.

      — Неужели моя девочка подхватила мерзкую простуду? — Он пощупал кошкин нос, затем все ее четыре лапы по очереди, после чего убрал выражение отеческой заботы с лица и снова улыбнулся Элисон.

      — Я тоже очень рада познакомиться с вами, — произнесла Элисон, пожимая руку Чейзен. — Я все ждала, когда же наконец встречу кого-нибудь из соседей.

      — Да-да, конечно. — Старичок вместе с животными проскользнул в квартиру. — Идемте, дети мои, — сказал он.

      У него была смешная походка, как у Чарли Чаплина: носки смотрели в разные стороны, ноги не сгибались, а тело при ходьбе раскачивалось из стороны в сторону. Не хватало лишь черного котелка, бабочки и трости.

      Кошка подпрыгивала у него на руках, голова ее покачивалась в такт шагам ив стороны в сторону. Видно было, что она привыкла к такому способу передвижения.

      — Прелестная квартирка, — заметил он, снуя кругом, словно на распродаже имущества с молотка. Через несколько минут он уже досконально изучил все, что находилось в гостиной. — Мортимер одобряет декор, — добавил он после короткого совещания с птицей.

      — Спасибо, — отозвалась Элисон.

      Чейзен просеменил к камину, окинул его беглым взглядом, затем его внимание привлекли напольные часы, которые он и осмотрел тщательнейшим образом.

      — Ах, что за милые старинные безделушки! — воскликнул он, шаря глазами по каминной полке, уставленной камеями и фотографиями в рамках. Он потянулся и взял одну из них.

      — Герберт Гувер, — объявил он. — Великий Президент.

      Насколько Элисон знала, ни камеи, ни фотографии с изображением Гувера на камине не было. Ей стало любопытно, и она подошла поближе.

      — По-моему, совсем на него не похоже.

      — А я говорю: похоже. И сомнения быть не может. — Чейзен энергично покивал головой. — Ценю ваш патриотизм, — добавил он, подразумевая, что только что Элисон продемонстрировала полное его отсутствие. — Я прекрасно помню этого человека. — Он горделиво выпятил грудь. — «Я отправлюсь в Корею», — это его слова. Я голосовал за него.

      — Вы говорите про Эйзенхауэра.

      — Про Эйзенхайэра? Неужели? — Мгновение он размышлял. — Да, наверное. Вот забавно. Я думал, это был Гувер. Так что же тогда сказал Гувер?

      Элисон пожала плечами.

      — «Спроси, не что твоя страна может сделать для тебя, спроси…»

      — Нет.

      — Нет? — Он приподнял одну бровь и с вызовом спросил: — А кто же это сказал, по-вашему?

      — Кеннеди.

      — В самом деле?

      — Да.

      Чейзен посмотрел на попугая.

      — Но Гувер должен был что-то сказать!

      — Не сомневаюсь.

      — Что бы это могло быть? — озадаченно пробормотал он себе под нос. Элисон улыбнулась.

      — «Свобода или смерть».

      — Точно! — вскричал он. — Великий был человек! Элисон с сомнением покачала головой. Чейзен поставил камею обратно на полку, прошелся по комнате, прислушиваясь к торопливому чириканью Мортимера, затем облокотился о диван и поскреб подбородок.

      — У вас исключительный вкус, моя дорогая. Как-нибудь я непременно попрошу вас помочь мне в переоформлении моей квартиры.

      — Спасибо, но я боюсь не оправдать ваших надежд. Все примерно так и было, когда я въехала сюда.

      — Нескромность — не порок, когда таланты налицо. Это слова Аристотеля.

      Элисон рассмеялась. Ну, раз Аристотель это сказал, наверное, так оно и есть. Хотя, помнится, он говорил также, что Земля — центр Вселенной…

      Чейзен продолжал прогуливаться по комнате, проявляя необычайный интерес ко всем предметам, находящимся в пределах его досягаемости. Неожиданно он остановился.

      — Ах, — укоризненно произнес он, — я же прервал ваш ужин.

      Элисон посмотрела на празднично накрытый стол.

      — Нет, я еще не начинала.

      — Это успокаивает. Я бы чувствовал себя весьма неловко, если бы помешал невольно… Прием и переваривание пищи должны проходить без вторжения праздной болтовни. Вы не согласны?

      — Почему бы и нет? — сказала Элисон. — Я, например, жду джентльмена к ужину. Его зовут Майкл, — добавила она, обдумывая, как бы повежливее выпроводить соседа.

      — Вы замужем?

      — Нет.

      — Помолвлены?

      Она покачала головой.

      — Ах, просто друзья, — заключил он. — Но цветы дружбы порой приносят неожиданные плоды. — Он ухмыльнулся. — Определенно так!

      Элисон нахмурилась. Давно не слышала подобной пошлости.

      Чейзен, широко улыбаясь, прохаживался вокруг стола, оглядывая безделушки с видом знатока. Затем он уселся во главе стола.

      — Спасибо за приглашение, — проворчал он.

      — Приглашение? — переспросила Элисон, не совсем понимая, что он имеет в виду.

      — О да, да. Я чувствую, когда мне хотят предложить присесть. По опыту. Я уже не молод, знаете ли. Так что я просто сэкономил ваши усилия, заранее поблагодарив вас. — Чейзен помолчал, погладил кошку и продолжал: — Три дня я собирался заскочить к вам, но как-то все не получалось до сегодняшнего дня.

      — Я очень признательна, что вы сумели выкроить время.

      — Да, — согласился Чейзен, поправляя свои покореженные очки. — Я так люблю новых соседей. Старые, правда, мне тоже нравятся. Но новые соседи — это так прекрасно! Они напоминают мне о моей первой квартире, которую я снимал в двадцатые годы… Или нет, о моей второй квартире, которую я снимал в тридцатые… Впрочем, неважно. Это было так давно, что я точно не помню когда, но с новыми соседями мы неплохо проводили время.

      — Могу я вас чем-нибудь угостить? — прервала его воспоминания Элисон. — Хотите вина или, может, что-нибудь из закусок?

      — О нет, время ужина еще не подошло, а в моем возрасте необходимо соблюдать режим.

      — А животным?

      — Они питаются вместе со мной, — важно заявил старичок.

      Элисон подавила смешок. Странный какой-то разговор. Но сосед был забавным, и она почувствовала расположение к нему. Элисон присела и погладила Джезебель, кошка замурлыкала.

      Чейзен довольно улыбнулся.

      — Мортимер любит, когда его гладят по животику, — поведал он.

      Элисон протянула руку и дотронулась до птички.

      — Сладострастное создание, — хихикнул Чейзен, и щечки его зарумянились. — Сладострастие и мудрость — редкое сочетание в любом животном, включая человека.

      — Я согласна с вами.

      — Я тоже, — отозвался Чейзен, — я тоже. Элисон улыбалась, не зная, что ответить.

      — Вы с кем-нибудь еще из соседей знакомы?

      — Разумеется, — отвечал он. — Я здесь всех знаю, очень милые люди, хотя, — он жестом пригласил Элисон наклониться, чтобы он мог шептать ей в самое ухо, — живет здесь один священник, на моем этаже, так, по-моему, его место — в психушке. У него не все дома! — Старичок поднял глаза на потолок, словно раскаиваясь, что позволил себе столь резкое суждение. — Бог меня простит, — проговорил он. — Но у него действительно с головой не все в порядке. Целыми днями сидит у окна.

      — Агент по сдаче квартир упоминала о Нем. — В самом деле? Элисон кивнула.

      — Он наблюдал за нами, когда мы выходили из дома.

      — Понятно, — Чейзен помолчал. — Но не бойтесь, он никогда никуда не выходит, и он очень тихий. Да, есть здесь еще такая квартира 4-А.

      — А там кто живет?

      — Никто. В том-то все дело. Ее никогда не сдавали. А прочий народ здесь вполне приятный, и я… Хотя нет, постойте, чуть было не забыл о тех двух женщинах со второго этажа. В них — зло. Они достойны проклятия.

      — Вы довольно строго судите, — заметила Элисон.

      — О! — ответил он.

      — Простите? — переспросила Элисон, не совсем поняв смысл его реплики.

      — Не спорьте! Зло, я сказал. Элисон была немного ошарашена. Откинувшись на спинку стула, она ожидала его дальнейших откровений.

      — Так о чем я говорил? — спросил старичок. — Дайте вспомнить.

      — О соседях? — подсказала Элисон.

      — Нет, что-то другое. До того. Нет. Ах, брак! Никогда не связывал себя узами брака. Скажу по секрету, я всегда относился к женщинам со страхом и подозрением. Без обид, моя дорогая.

      — Я и не думаю, что вы хотели меня обидеть.

      — Нет-нет, разумеется нет. Дайте вспомнить. Должен признать, у меня есть ужасные слабости. Когда я был ребенком, моя бедная мамочка пыталась…

      Элисон украдкой бросила взгляд на часы в то время, как он Продолжал монотонно что-то бубнить, словно заезженная пластинка. Уже десять, пора бы Майклу и появиться. Но, конечно, он, как всегда, опоздает. Элисон начинала сердиться. Неужели он не может хоть раз в жизни прийти вовремя, чтобы избавить ее от экскурсов в историю жизни Чейзена?!

      Рассказ старичка был исполнен драматизма. Голос его дрожал, он выпячивал грудь, стремясь набрать в легкие как можно больше воздуха, чтобы подольше говорить без передышки. Элисон мало что слышала. Мысли ее блуждали где-то далеко, а звук голоса Чейзена лишь убаюкивал ее.

      Где-то посреди его речи она вдруг уловила несколько слов. Снова взглянула на напольные часы справа от камина. Неужели он вещает уже сорок пять минут? А она почти все пропустила мимо ушей! Была там какая-то чепуха о Бронксе, пара баек о Великой Депрессии, перечисление его жизненных достижений и бесчисленных мест работы, которые он сменил. Вот и все. Элисон забеспокоилась. А что если он захочет знать ее мнение насчет важнейших вех своей жизни? Ей придется промолчать. И скорей всего на этом их знакомство закончится. Впрочем, если произнесение речей относится к числу его любимых занятий, это, может быть, не так и плохо, — усмехнулась Элисон про себя.

      — Так что, как видите, дорогая моя Элисон, Джезебель и Мортимер — единственные мои верные друзья. Конечно, я поддерживаю приятельские отношения с миссис Кларк из квартиры 4-Б, но лишь животные способны на истинную преданность — или привязанность, как вам угодно. Я делюсь с ними самым сокровенным, а, как вы догадываетесь, в жизни старого человека много сокровенного.

      Элисон откинулась на спинку стула и улыбнулась. Рассказ подошел к концу. Чейзен взглянул на часы.

      — Боже мой, — засуетился он, — им давно пора в постель. Вы знаете, что от недостатка сна кошачья шерстка становится клочковатой, а перышки у птичек слипаются?

      — Век живи — век учись, — промолвила Элисон с ноткой сарказма в голосе.

      — Как это верно! Как верно! Что ж, я собирался лишь заглянуть к вам на пару минут, а проторчал целый час. Весьма эгоистично с моей стороны! Вам же необходимо подготовиться к приему друга, так что я откланяюсь. — Он снял кошку со стола. — Наша маленькая беседа доставила мне истинное наслаждение. Жаль, что Джезебель неразговорчива сегодня. Может, в следующий раз вам повезет больше.

      — Не сомневаюсь, — сказала Элисон. Чейзен поднялся и направился к дверям.

      — Не беспокойтесь, я сам открою. Если вам понадобится какая-либо помощь, не стесняйтесь, стучите в мою дверь в любое время.

      — Спасибо за предложение.

      — Тц, тц, не стоят благодарности. Мне это лишь доставит удовольствие.

      — Мистер Чейзен, у меня есть одна просьба. Могу я воспользоваться вашим телефоном в случае необходимости? Телефонная компания никак не подключит мой.

      — Будь у меня телефон, я бы с радостью… Но у меня его нет. Мне некому звонить.

      Элисон сочувственно покивала головой.

      — Спокойной ночи, моя дорогая, — сказал он и предостерег: — Ешьте и пейте в меру.

      — Спокойной ночи.

      — Я чуть не забыл. — Чейзен приподнял кошку. — Скажи «спокойной ночи», Джезебель. — Кошка ничего не сказала. — Не знаю, что на нее сегодня нашло. Может, простудилась. — Он покачал головой, пожал плечами, вышел и закрыл за собой дверь.

      И Элисон снова осталась одна. Она повернула ключ в замке, накинула цепочку и вернулась к столу. Посмотрела на сгоревшие уже на четверть свечи и заключила, что, несмотря на то что в голове у Чейзена полный сумбур, его визит доставил ей удовольствие.

      Элисон взяла в руки вилку и начала постукивать ею по краю тарелки в унисон с тиканьем часов, оглядывая празднично накрытый стол. Неожиданно она остановилась и склонилась над столом. Рядом с солонкой лежала маленькая, десять на четыре, фотография в скромной рамке. С черно-белого глянцевого снимка на нее смотрел Чейзен в черном костюме, черном галстуке, с букетом роз в руке. Он улыбался во весь рот. Элисон покрутила фотографию в руках. Странно, что она не заметила, как он оставил ее. И почему он ничего не сказал об этом? Может, это подарок к новоселью? Или у него такая визитная карточка? Как бы то ни было, это довольно мило. Элисон подошла к камину и поставила фотографию точно посредине. Старику будет приятно, когда он увидит ее, зайдя в следующий раз. Элисон отвернулась и нахмурилась. Она начинала терять терпение. Где же Майкл?

     

      Глава 5

     

      — Истерия может вызывать различные заболевания, — заключил Майкл, когда Элисон закончила описывать свое самочувствие во время похорон, — Но я не истеричка! — запротестовала она. Он поправил манжеты рубашки, звякнув блестящими золотыми запонками с инициалами М. С. Ф. — Майкл Спенсер Фармер. Они были очень красивы. Четырнадцать каратов золота. Подарок Элисон ко дню его рождения в том самом июле.

      — Внешне нет, — согласился он. — Но мы-то с тобой знаем, а?

      Он проследил за ее реакцией. Элисон сидела, выпрямившись на стуле, и наблюдала за игрой отблесков пламени свечи на его смуглом лице. Взгляд его живых темно-карих глаз был испытующим, каким-то даже гипнотическим. Майкл казался таким же, как всегда, а Элисон между уходом Чарльза Чейзена и его появлением замучила себя вопросами до умопомрачения Не переменился ли он? А она сама? Даже после того, как он вошел в дверь, вопросы продолжали терзать ее. Она лишь кивнула головой в знак приветствия, решив, что так будет лучше всего. В конце концов у нее есть причины сердиться: он опоздал на полтора часа, и это после того, как на полторы недели задержался в своей Албании. Он не заслужил нежной встречи, он заслужил равнодушие. К тому же равнодушие — отличный способ скрыть собственные сомнения. Но сейчас, после обмена подарками, экскурсии по квартире, чудесного ужина, Элисон решила, что тревожилась зря. И ей сразу стало хорошо и спокойно.

      — Я всегда говорил, что стресс оказывает влияние на весь организм в целом, — продолжал Майкл. — Человек отгораживается от внешнего мира и сосредоточивается на своих переживаниях до тех пор, пока это не перерастает в настоящую болезнь или симптомы мнимой. — Он приподнял наполовину наполненный бокал вина, оглядывая заставленный посудой стол с остатками ужина. — Ты могла бы заполучить и что-нибудь похуже мигрени.

      — Возможно.

      — Что говорят врачи?

      — Ничего.

      — А после возвращения ты хорошо себя чувствовала? — задумчиво спросил он.

      — Да, — ответила Элисон, опустив эпизод в студии Джека Туччи. Она посмотрела в сторону окна и подумала, что надо купить кое-что из мебели, чтобы закончить оформление той части гостиной. Завтра, после ночи с Майклом, у нее будет самое подходящее для этого — немного сумасшедшее — настроение.

      Майкл откинулся на спинку стула и зевнул во весь рот, запрокинув голову и закрыв лицо руками.

      — Устал? — спросила Элисон.

      — Нет, но изрядно захмелел, — признался он, нежно поглаживая бутылку вина. — К тому же столько впечатлений за один день…

      — Каких именно?

      — Эта волшебная атмосфера — особенно свечи, твоя новая квартира. — Краешком глаза он уловил ее улыбку. — И ты. Я совсем не бесчувственный.

      — Я знаю, — согласилась Элисон, беря его за руку. — Все так и было задумано. Чтобы ты растаял, нужно просто немножко потрудиться.

      — Немножко?

      — Да нет, пожалуй, как следует. Майкл улыбнулся.

      — А ты неплохо меня знаешь.

      — Я давно тебя знаю.

      Он коснулся губами молочно-белой кожи ее руки.

      — Слишком давно.

      — Это как понимать?

      — Достаточно, чтобы научиться управлять моими эмоциями.

      — А у меня это получается?

      — Вполне.

      Они посидели молча. Тишину нарушало лишь тиканье часов да потрескивание поленьев в камине.

      — Странно, — заговорила Элисон, — с того момента, как самолет приземлился в нью-йоркском аэропорту, я не могла вынести даже мысли о доме. А сегодня вспомнила все четыре месяца. И осталась совершенно спокойной.

      — Ничего удивительного в этом нет.

      — Почему?

      — Ты просто успокоилась. Я это чувствую. Она прикрыла глаза.

      — Когда я прочитала твою записку, я очень расстроилась. И разозлилась. Я вся была погружена в мечты о нашем воссоединении после разлуки. Очень романтично, между прочим.

      — И полезно. Встреча со мной немедленно сняла бы нервное напряжение.

      — Да.. Но тебя не было.

      — Прости. Я ничего не мог поделать.

      — Дела, — пробормотала она. Майкл кивнул.

      — Возможно, это даже хорошо, что я уезжал. У тебя было время как следует подумать.

      — О чем?

      — О своей жизни. Она ничего не ответила.

      — О том, что значит для тебя смерть твоего отца, — жестко добавил он. Элисон похолодела.

      — Я достаточно передумала. — Она резко отвернулась. Наступила длинная пауза.

      — С этим кончено! — закричала она. Она схватилась руками за голову, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Затем улыбнулась, всеми силами изображая, что ничуть не взволнована.

      — Все! Хватит!

      Сидя неподвижно, Майкл наблюдал за ней и думал о чем-то своем. Затем вдруг помрачнел.

      — Что-то не так? — спросила Элисон, заметив, как он переменился я лице, хотя ответ был очевиден. Но он тем не менее ответил:

      — Все в порядке.

      — Единственное, чему ты так и не научился, Майкл, это лгать мне. Что не так?

      Он поднял на нее глаза и спросил:

      — Перечислить все?

      — Не понимаю.

      Майкл поднялся со стула и не спеша, с бокалом в руке прошелся к камину. Пошевелил кочергой поленья. Огонь разгорелся ярче.

      — Хороший огонь, — сказал он. Наклонился и бросил в камин еще одно полено Несколько минут он простоял, согнувшись, глядя на пламя. Элисон спросила, о чем он задумался.

      — О разном, — отозвался он. — О людях и домах, о пути к твоему полному возрождению. — От него не ускользнуло ее замешательство. Часы, стоявшие позади него, отбили время, примерно через шесть секунд им вторили часы справа от него. Майкл отметил про себя расхождение. — Твой отец мертв, — с нажимом произнес он, словно совершая открытие, и снова замолчал на несколько минут. — Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос — Он снова сел за стол и пристально смотрел на нее.

      — Пожалуйста, — сказала Элисон. Она знала, что этого не избежать, и лишь удивлялась, что Майкл не начал пытать ее раньше. Она готовилась к этому весь вечер.

      — Почему ты ушла из дома?

      Элисон вопросительно взглянула на него.

      — Ты знаешь, что я имею в виду! Элисон блуждала взглядом по комнате, избегая встречаться с ним глазами.

      — Я хотела стать фотомоделью, а Нью-Йорк — самое подходящее место для этого. — Заметно побледнев, она нервно накручивала локон на палец.

      — Это мы уже проходили. — Майкл подался вперед. — Я хочу знать настоящую причину. Причину, по которой ты ВЫНУЖДЕНА была уйти из дома. Почему за семь лет ты ни разу не навестила свою семью? Почему не позволила мне поехать вместе с тобой в июле? Мне продолжать?

      — Я хотела стать фотомоделью, — монотонно, словно под гипнозом, повторила Элисон. Он тяжело вздохнул.

      — Отец сделал твою жизнь дома невыносимой.

      — Да, ты знаешь это.

      — И поэтому ты ушла из дома.

      — Если тебе угодно. — Она отвела глаза. — Что ж, скажем так: благодаря этому мне легче было покинуть дом Я никогда это не скрывала.

      — Есть что-то еще. Какая-то душевная травма. И на этот раз ты скажешь мне все — Майкл скомкал салфетку и швырнул ее в салатницу. — Твой отец умер, и таиться больше незачем — Он помолчал, ожидая ответа Элисон сидела с каменным лицом.

      Он продолжил:

      — Что-то сделало тебя фригидной! Мы сумели решить проблему в том, что касается физиологии, но мы так и не добрались до сути вопроса.

      Она закосила губу.

      — В тысячный раз говорю тебе: я хотела стать фотомоделью, — мягко произнесла она, но в голосе ее чувствовалось напряжение. Эдисон и сама не знала, зачем она отпирается и почему не расскажет ему правду. Но с другой стороны, она столько раз уже повторила ложь, что та как бы приобрела статус правды. Элисон поморщилась. Впервые вранье вызвало у нее отвращение. Она многим обязана Майклу; он с ней намучился, прежде чем сумел разрушить психологический барьер, мешающий ей получать удовольствие от нормальных отношений с мужчиной.

      — Что ж, не хочешь, как хочешь, — сказал он.

      — Не понимаю, почему тебе не дает это покоя.

      — Ты все прекрасно понимаешь. До тех пор, пока ты не расскажешь мне правду, между нами что-то будет стоять, и ты не сможешь до конца избавиться от своего прошлого. Но раз ты еще не готова, я приму версию, будто ты хотела стать фотомоделью. Но с одной оговоркой: на самом деле я этому не верю.

      — Ты всегда остаешься юристом, — сказала Элисон, в очередной раз убеждаясь в неспособности Майкла вести разговор, не впадая в риторику.

      — Тем и интересна профессия адвоката: берешь факты, перемешиваешь их, добавляешь немного соли и перца и приходишь к выводу, что основной ингредиент как раз и отсутствует.

      — Или изобретаешь что-нибудь, чего там и в помине не было. — Элисон взяла со стола веточку сельдерея и начала с ожесточением рвать ее на части.

      — Никогда, — резко ответил Майкл. Он сидел, выпрямившись, и барабанил пальцами по скатерти. — Я не терплю домыслов. Логика, только логика.

      — И все же тратишь девяносто процентов времени на пустые размышления.

      — Я никогда не размышляю впустую. — Майкл достал из кармана тонкую сигару и закурил, откинувшись на спинку стула. Он пристально смотрел на Элисон, его правое веко дергалось, выдавая волнение — Противно смотреть на то, как ты лжешь самой себе.

      — Майкл, я…

      — Да? Говори.

      — Мне нечего говорить, — отрезала она. — Не надо больше вопросов, пожалуйста. Не мучай меня.

      Несколько минут он смотрел на нее. Затем взял ее за руку, лицо его потеплело.

      — Забудь все, что я сегодня говорил, — попросил он. Но в голосе его еще звучали обвинительные нотки.

      — Хорошо, Майкл, — сказала Элисон и отвернулась.

      — Я говорю серьезно. — Майкл взял бутылку вина, встряхнул ее, чтобы проверить, осталось ли там что-нибудь, разочарованно поставил обратно и побрел на кухню.

      Он возвратился с новой бутылкой бордо и со штопором.

      — Знаешь, который сейчас час? — спросил он, вытаскивая пробку из бутылки.

      — Нет, — ответила Элисон, не желая смотреть на часы.

      Майкл разлил вино по бокалам.

      — Три часа, если верить правым часам. — Он виновато улыбнулся. — И примерно три пятьдесят девять и пятьдесят четыре секунды, если верить левым. — Он сделал глоток из своего бокала и замолчал.

      — Не знаю уж почему, но я люблю тебя, — прошептала Элисон, поднимаясь со стула. Она подошла к Майклу, присела к нему на колени и ласково обняла его. — Черт тебя побери…

      Он бросил выразительный взгляд в сторону спальни, она, улыбаясь, смотрела на него, затем встала и медленно пошла по направлению к двери. Майкл взял со стола бокалы и бутылку и подошел к камину разворошить дрова, чтобы они быстрее прогорели.

      — Кто это? — спросил он, снимая с полки фотографию.

      — Брат Герберта Гувера, — рассмеялась Элисон. Поднеся снимок ближе к глазам, он покачал головой и произнес:

      — Не будь смешной. Это вовсе не брат Герберта Гувера.

      — Это зависит от угла зрения, — ответила она, расстегивая пуговицы на блузке.

      — Кто это?

      — Чарльз Чейзен. Он поднял брови.

      — Сосед сверху. Из квартиры 5-Б. Нанес мне визит вместе с кошкой и попугаем перед самым твоим приходом.

      Майкл продолжал изучать снимок.

      — Какую-то кошку я видел, — сообщил он, облокачиваясь о каминную полку.

      Элисон вопросительно посмотрела на него.

      — Черная с белым. Она бежала вверх по лестнице.

      — Это Джезебель, — сказала Элисон. — Странно, что Чейзен разрешил ей разгуливать по зданию одной. Он так трясется над ней и над птицей.

      — Сколько ему лет?

      — Думаю, под восемьдесят, плюс-минус пять лет.

      — Немного не в себе?

      Она с сожалением кивнула.

      Майкл разглядывал фото со всех сторон.

      — Его физиономия здорово смахивает на чернослив. Рассердившись, Элисон подошла к камину.

      — Очень смешно, — проворчала она, отнимая у него фотографию. Языки пламени тотчас же заплясали на стекле. — Все, что нужно, он соображает. — Она поставила снимок обратно на полку. — Он просидев у меня целый час, рассказывая историю своей жизни. Рассказ, как ты догадываешься, был весьма содержательным. Жалкое зрелище: маленький старичок, у которого ничего не осталось, кроме кошки, птицы и воспоминаний.

      — Бывает и хуже.

      — Не хотела бы, чтобы моя жизнь пришла к такому финалу: просыпаться по утрам лишь затем, чтобы ждать, когда, наконец, наступит вечер. И коротать дни за беседой с кошкой. — Элисон протянула руку, коснувшись плеча Майкла, и сняла с полки камею. — Он думал, Это Герберт Гувер. И я не смогла разубедить его, — Она погладила рукой резную поверхность. — И знаешь, я даже рада, что мне это не удалось.

      Майкл тихонько взял ее за подбородок и поцеловал в переносицу.

      — Почему бы нам не поговорить о нем как-нибудь в другой раз, — предложил он и принялся расстегивать рубашку.

      Элисон улыбнулась и пошла вслед за ним в спальню.

      В комнате было темно. Майкл стоял перед большим зеркалом, висевшим позади кровати. Смутное отражение было почти неподвижным. Лишь редкое мерцание уличных огней и грациозные движения тела Элисон нарушали покой неясных очертаний и глубоких теней. Элисон повесила блузку в шкаф справа от кровати. Никогда еще ее тело не казалось ему столь желанным и чувственным, как сейчас, в полутьме зеркала.

      Он снял рубашку, сложил ее и повесил на спинку стула. Подошел к окну и начал опускать штору.

      — Не надо, — тихо проговорила Элисон, — здесь некому подглядывать.

      Майкл выглянул наружу, кивнул и отпустил веревку.

      Элисон сбросила с кровати покрывало и легла.

      — Ты счастлива? — спросил он.

      — Очень.

      Майкл снял последнее, что на нем оставалось — коричневые носки, — и осторожно пробрался к кровати. Обвив рукой ее плечи, он прижал ее к себе и нежно целовал ей уши и гладил грудь. Внезапно он остановился. Зажег ночник и нащупал висящее у нее на шее распятие.

      — Что это? — спросил он, тяжело дыша.

      — Распятие.

      — Вижу. Откуда оно у тебя? Элисон перевела дыхание.

      — Из комнаты моего отца.

      — Не знал, что ты католичка.

      — Разве?

      Он покачал головой.

      — И давно?

      — Всю жизнь. — Элисон помолчала, щурясь на свет ночника, затем протянула руку и выключила его. — Тебе обязательно разговаривать со мной при свете?

      — Элисон, ты никогда… Она не дала ему договорить:

      — Последние несколько лет я почти отошла от всего этого. Совсем отошла.

      — Это очевидно.

      — Но в детстве я верила.

      — А почему перестала?

      — Майкл, прекрати. Поговорим на эту тему потом.

      Он решительно замотал головой, снова включил свет и повторил свой вопрос.

      — Давай так: я просто утратила веру, — сказала она, прекрасно Понимая, что такой ответ не устроит его. Она глубоко вздохнула.

      — Это как-то связано с тем, что ты ушла из дома?

      — Нет. — Элисон пыталась держать себя в руках, но раздражение прорывалось наружу.

      — Не идет тебе это, — произнес Майкл, помолчав. Она прижала распятие к губам.

      — По-моему, оно очень красивое.

      — Оно-то красивое. Католичество тебе не идет.

      — Почему бы не предоставить мне самой судить об этом?

      — Я лишь высказываю свое мнение.

      — Ты просто не можешь допустить существование чего бы то ни было, что чуждо тебе!

      — Ты сама не веришь в то, что говоришь!

      — Да это ясно как день!

      — Я с пониманием отношусь к любой религии. Но если память мне не изменяет, ты была убежденной атеисткой.

      — Люди меняются.

      — Судя по всему, да. Она отвернулась.

      — Я протестую против допроса в подобной обстановке. Ты находишься у меня в постели, а не в зале суда.

      — Я не допрашиваю тебя.

      — Ты занимался этим весь вечер. Не успел в дверь войти.

      Майкл сел и уткнулся головой в колени.

      — Все. Хватит, — произнес он, с трудом сдерживая ярость. — Я не желаю тратить время на дурацкие споры.

      — Начал ты. Я рта не раскрывала. Все, что я сделала — это надела свое старое распятие — подарок отца. И что с того?

      Он кивнул головой.

      — Прости. — Он снова прикоснулся к цепочке. — Хочешь носить эту штуку — хорошо. Хочешь ходить в церковь по воскресеньям — хорошо. Я просто немного удивился.

      «Удивился», — подумала Элисон, лишь сейчас осознав, что и сама была удивлена не меньше в тот день, когда вернула себе распятие.

      Они молча смотрели друг на друга. Слова были ни к чему. Затем Элисон зажала в руке распятие и поудобнее устроилась на подушке, не глядя на него.

      — Выключи, пожалуйста, свет, — попросила она.

      Майкл продолжал пристально на нее смотреть, никак не реагируя. Она с раздраженным видом повернулась к нему спиной, потянулась и выключила свет.

      «Я была крайне удивлена», — подумала она.

     

      Глава 6

     

      Элисон взбежала по каменным ступеням крыльца, прижимая к себе пакеты с продуктами, купленными в супермаркете на улице Коламбус — именно там, где и говорила мисс Логан. Она устала. Хотя сейчас едва перевалило за полдень, она успела уже съездить на Фоли-Сквер — послушать речь Майкла в уголовном процессе, провести два часа в редакции «Космополитэн», и, наконец, зайти в супермаркет — а мало что Элисон так ненавидела, как хождение по магазинам.

      Среди небывало мрачной осени вдруг выдался погожий денек. С начала октября стояла сырая и холодная погода. Город постепенно впадал в зимнюю спячку. Но не сегодня! Элисон ощутила прилив оптимизма. В конце концов должно когда-нибудь наступить бабье лето!

      Она заглянула в почтовый ящик и, ничего там не обнаружив, открыла входную дверь и пошла по устилавшему холл мягкому ковру, приглушавшему звуки. Начала подниматься по лестнице и остановилась на полпути, чтобы потрясти перила. Она неукоснительно придерживалась этого ритуала с того самого дня, как впервые вошла сюда в сопровождении мисс Логан. Перила не шелохнулись, они по-прежнему были крепкими.

      Элисон добралась до площадки первого этажа. Дверь в квартиру 2-А была приоткрыта, в холл проникал луч света. Она остановилась и с любопытством заглянула в щелку, но почти ничего не увидела. Тогда она придвинулась ближе и просунула голову внутрь, приоткрыв дверь пошире. Взору ее открылась гостиная.

      Элисон стояла, не двигаясь, не решаясь входить без приглашения.

      — Хэлло! Есть кто-нибудь дома?

      Она подождала ответа, Тишина.

      Квартира выглядела абсолютно пустой. Разве можно оставлять дверь открытой! Хозяева рискуют недосчитаться по возвращении некоторых предметов обстановки.

      Элисон шагнула в комнату и огляделась. Мебель была ухоженной и чистой. В квартире стояла какая-то неестественная тишина, воздух был странно неподвижен. Элисон с опаской озиралась, втянув голову в плечи.

      — Хэлло, — неуверенно повторила она, перехватив поудобнее пакеты. — Есть здесь кто-нибудь? Тишина.

      Элисон пожалела, что слишком честна. Будь она хоть капельку клептоманкой, здесь можно было бы кое-чем поживиться. Эти вещи куда лучше смотрелись бы в ее квартире, нежели в этом царстве эклектики. Взять хотя бы эту старинную лампу. Или плетеные кресла. Никто никогда не узнает. Хотя нет, огонь в камине еще как следует не разгорелся, поленья почти нетронуты, их явно положили совсем недавно. Видно, хозяин вышел на минутку и скоро вернется.

      Элисон смотрела на тяжелые жалюзи; судя по их виду, открывали их нечасто.

      — Есть кто-нибудь дома? — повторила она в последний раз, подбадриваемая разгоравшимся огнем. Отблески его весело заплясали на черном экране, стоящем перед камином.

      Никакого ответа не последовало. Эдисон повернулась, чтобы уходить.

      Прямо перед ней стояла женщина. Ростом примерно пять футов пять дюймов. Ни грамма косметики на; поразительно красивом, с идеально правильными чертами лице, Элисон не могла удержаться от восхищения. В дверях показалась еще одна женщина. Она была на один-два дюйма повыше первой. Густой слой грима покрывал остренькое личико. Кожа так обтягивала кости, словно она перенесла пластическую операцию. Но женщина не выглядела настолько старой. Элисон решила, что ей лет тридцать пять. Может, тридцать всеем»». Но не больше. Если от первой так и веяло нежностью, эта являла собой воплощение суровости.

      Элисон была озадачена. Как им удалось неслышно подкрасться? Она осторожно разглядывала хозяек, отметив, что одеты они скромно, но со вкусом. Затем взгляд ее упал на ноги женщин. Обе носили балетные тапочки. Элисон снова посмотрела на стены комнаты. Повсюду висели картины с изображением балерин и афиши, возвещавшие о представлениях Королевского Балета. Элисон вновь опустила глаза на тапочки. Танцовщицы? Возможно, именно поэтому она не расслышала их шагов. В смущении она забормотала:

      — Я.., э…

      — Чем можем вам служить? — сухо спросила та, что повыше.

      Элисон смешалась.

      — Говорите же! — приказала женщина. Она говорила, почти не разжимая губ; создавалось впечатление, будто слова за нее произносит спрятавшийся в комнате чревовещатель.

      — Я шла домой с покупками… Я недавно переехала… Увидела, что дверь открыта и решила зайти представиться. — Элисон помолчала и, поняв, что ответа не дождется, продолжала: — Уверяю вас, никаких других намерений у меня не было.

      Она с трудом выдавливала из себя слова. Женщины по-прежнему с неприязнью смотрели на нее.

      — Меня зовут Элисон Паркер, — представилась она, поразившись, что сумела вспомнить свое имя в столь напряженной обстановке.

      Высокая женщина приблизилась на шаг и уставилась ей прямо в глаза. Затем криво усмехнулась:

      — Вы уж простите нас, — сказала она, проходя мимо Элисон в гостиную.

      Дивясь неожиданной перемене, Элисон следила, как обутые в тапочки ноги мягко ступают по ковру. Без сомнения, она танцовщица или, по крайней мере, была ею когда-то.

      — У нас нечасто бывают гости. Я — Герда. Имя норвежское. А это, — она указала на вторую женщину, — Сандра.

      Элисон кивнула Сандре, которая хранила молчание и не двигалась с места.

      — Проходите, пожалуйста. Увидите, как у нас славно. — Герда размотала красный шарф и положила его на каминную полку. — Особенно я люблю камин. С ним так тепло и уютно. И вы непременно выпьете с нами кофе. — Она обернулась, ожидая ответа.

      — Честно Говоря, я…

      — Нет. Я настаиваю!

      Элисон раскрыла было рот, чтобы отказаться: она чувствовала себя здесь не в своей тарелке. Даже слова приглашения были произнесены отнюдь не гостеприимным тоном. Но несмотря на все свое желание, она не могла уйти. Что-то заставляло ее остаться и познакомиться поближе с этими не особо располагающими к себе людьми. Хотя бы для того, чтобы избежать подобных неприятных ситуаций в будущем.

      — В Нью-Йорке редко предоставляется возможность проявить гостеприимство, — сказала»Герда. — Такой уж это город. Жители его слишком подозрительны и ревнивы. И эгоистичны. — Она замолчала, достала с серебряного блюда сигарету и предложила Элисон.

      — Я не курю. : Герда кивнула, выражая свое одобрение.

      — Кладите пакеты на стол и присаживайтесь, — пригласила она, направляясь в кухню. — Я недавно поставила вариться кофе, должно быть, он уже готов. Если хотите чаю, я могу вскипятить воды.

      — Я с удовольствием выпью кофе, — сказала Элисон, садясь наискосок от Сандры, которая переместилась на потертую коричневую софу.

      — Познакомились уже с кем-нибудь в нашем доме? — донесся с кухни голос Герды.

      — Да, с мистером Чейзеном сверху. Он зашел ко мне вечером, пару дней назад, с кошкой и птицей.

      — Приятный человек.

      «Приятный человек?» — удивилась Элисон. — «Они явно не слышали, как он отзывается о них».

      — Он говорил мне о вас, — произнесла она вслух.

      — Конечно, что-нибудь хорошее?

      — Разумеется, — ответила Элисон.

      — Мы не часто общаемся с соседями. Сказывается то самое нью-йоркское негостеприимство. Люди, живущие в соседней квартире, с тем же успехом могли бы жить где-нибудь в Сибири. Я вовсе не оправдываю себя: мы тоже грешны.

      — Не думаю, что все так уж мрачно. Визит мистера Чейзена это доказывает, и не где-нибудь, а здесь, в нашем доме. — Элисон улыбнулась. — Надо просто активно искать общения.

      — Какая вы отважная, — заметила Герда с ноткой сарказма в голосе.

      Элисон нахмурилась и обернулась к Сандре.

      — Вы давно живете здесь? — В ожидании ответа она заерзала на стуле. Девушка не шелохнулась.

      — Пусть вас не смущает молчание Сандры, — раздался голос с кухни. — Она никогда не разговаривает — только со мной и лишь когда мы одни.

      Элисон переварила эту информацию и решила больше не пытаться наладить общение с девицей. Обернувшись, она увидела Герду с подносом в руках.

      — Угощайтесь, — сказала та, ставя поднос на стеклянный столик.

      — Спасибо.

      Герда вынула сигарету изо рта и затушила ее в пепельнице.

      — Хотела вас спросить, — начала она, откашлявшись.

      — Да, — отозвалась Элисон.

      — Вы носите распятие. Откуда оно у вас? Элисон опустила глаза. Так и есть: крест выбился из-под свитера. Обычно она старалась прятать его под одеждой.

      — Из дома моих родителей, — отвечала она.

      — Где оно сделано?

      — Не знаю. Это подарок. — Она засунула распятие под свитер.

      — Похоже на французское.

      — Вполне возможно. Как я сказала, я не знаю.

      — Ясно, — коротко ответила Герда. — Обожаю красивые вещи, особенно распятия. — Она достала из-под блузки свое, побольше, чем у Элисон. Судя по всему, оно было очень древнее и принадлежало эпохе большого религиозного подъема. — Я приобрела его в Венгрии. Одиннадцатый век. Работа славянских монахов. Элисон подалась вперед.

      — Оно, должно быть, стоит целого состояния.

      — Возможно, но не в денежном выражении, если вы понимаете, о чем я. Вы религиозны? Помолчав, Элисон ответила:

      — Нет.

      — А мы — да. Так что нам трудно переводить знак Христовой веры в доллары и центы. Сандра медленно кивнула.

      — Извините, — сказала Элисон.

      — Ничего страшного. В наш век, в Нью-Йорке религиозные чувства ценятся так же, как гостеприимство и понятие «соседи». Постепенно выходят из употребления. — Герда пристально смотрела на нее. Крест свисал с ее шеи.

      — Можно кофе? — спросила Элисон, нервно облизывая губы.

      — Естественно. Для этого он здесь и стоит. Элисон наклонилась вперед, выбрала себе чашку, налила кофе, добавила чуть-чуть сливок и три кусочка сахара. Краешком глаза она продолжала следить за хозяйками.

      — Мы здесь живем уже несколько лет, — заговорила Герда, отвечая на вопрос, который Элисон задавала Сандре.

      — Как хорошо, — отозвалась Элисон.

      — Да. Как хорошо, — повторила Герда с расстановкой.

      — А где вы жили раньше?

      — В Европе. Девять фантастических лет в Париже, а до этого — в Осло, где я и родилась.

      — Я тоже люблю Париж, — вставила Элисон.

      — Да что вы? Вот удивительно. Обычно американцы его не любят.

      — Почему?

      — Они признают, что город красив, еда восхитительна, но им не нравятся французы. — Герда помолчала, водя кончиком языка по губам. — И наоборот. Французы, со своей стороны, тоже не в восторге от американцев. С тех пор, как де Голль возродил французский национализм, скрытая прежде неприязнь к американцам прорвалась наружу. Все это происходило на моих глазах. — Герда явно была горда, тем, что ей довелось стать свидетелем исторических событий. Склонившись над столом, она налила себе чашку кофе — без молока, без сахара. — Но, с другой стороны, я понимаю, почему вам понравился Париж. Вы красивая женщина, а французы так галантны. — Герда сделала глоток из чашки и улыбнулась. — Кофе удался, — заключила она.

      — Вы познакомились с Сандрой там? — поинтересовалась Элисон.

      — Нет, она американка. Никогда в Европе не была. — Герда взглянула на подругу, ответившую ей еле заметным кивком головы. — Мы познакомились в Нью-Йорке, вскоре после моего приезда сюда. До этого она жила с мужчиной, который ужасно с ней обращался. — Герда матерински похлопала Сандру по коленке. — Я убедила ее избавиться от него. Она послушалась. А после переехала ко мне и теперь я забочусь о ней. — Герда и Сандра обменялись загадочными полуулыбками.

      Элисон потягивала кофе, внимательно наблюдая за ними и пытаясь разгадать зловещий смысл этих слов и причину их неестественной привязанности друг к другу.

      — Мужчины — садисты! — прокричала Герда с яростью.

      Чуть не поперхнувшись от неожиданности, Эдисон возразила:

      — Вы чересчур обобщаете. Мои знакомые мужчины, в большинстве своем — добрые и милые люди.

      Глаза Герды сузились, неясная улыбка заиграла на ее губах.

      — Понятно, — сказала она. — Тот джентльмен в коричневой спортивной куртке, что ушел от вас вчера утром, он ваш любовник?

      Элисон недоумевающе взглянула на нее.

      — Он ваш любовник? — повторила Герда свой вопрос.

      — Да.

      Герда медленно потягивала кофе, не сводя с Элисон глаз, затем поставила чашку и скрестила руки на груди.

      — Похоже, он недурен в постели.

      — А это уж не ваше дело, — вспылила Элисон. Герда потупила глазки, изображая раскаяние.

      — Пожалуйста, еще раз простите меня. Я сама человек очень откровенный и, увы, порой забываю об элементарных правилах приличия. — Она посмотрела на Сандру и улыбнулась, непослушные губы растянулись в странной гримасе. — Видите ли, мы с Сандрой ничего не скрываем друг от друга, и это уже вошло в привычку.

      — Я.., э… Я понимаю, — с трудом подбирая слова, Элисон пыталась сменить тему. — Мне очень нравится, как обставлена ваша квартира. Я тоже предпочитаю сочетание различных стилей.

      — Мы рады, что вы одобряете наш вкус, — сказала Герда, и в этот момент в спальне зазвонил телефон.

      Она поспешно извинилась и вышла. Элисон посмотрела ей вслед и неохотно повернулась к Сандре.

      За те несколько секунд, что она не глядела на девушку, выражение лица той совершенно переменилось. Теперь на нем читалось умиротворение. Напряжение исчезло, губы разжались, в глазах появилось подобие жизни.

      Элисон скользила взглядом по лицу и телу девушки. И оторопела. Засунув руку под брюки, Сандра массировала себя легкими круговыми движениями. Ноги ее напряглись, видно было, как эйфория разливается по всему ее телу. Движения становились все более энергичными, присутствие Элисон нимало не смущало ее. Она была полностью погружена в свои сексуальные переживания. Элисон смотрела на девушку, и отвращение боролось в ней с любопытством. Дыхание той становилось все глубже, губы ее подрагивали. Она достигла оргазма.

      Сандра вытащила руку, еще раз втянула носом воздух и замерла в прежней позе, словно ничего не происходило, и все лишь померещилось Элисон. Она снова была далека, холодна, неподвижна.

      Элисон замутило. Она вскочила в намерении немедленно покинуть эту квартиру. Но что-то словно пригвоздило ее к месту.

      В комнату возвратилась Герда и присела на софу рядом с Сандрой.

      — Мы гордимся нашей квартиркой, — сказала она все еще стоявшей в оцепенении Элисон. Герда обладала забавной манерой как ни в чем не бывало продолжать незаконченные разговоры и отвечать на заданные ранее вопросы. — Мы немало потрудились, чтобы обставить ее как следует. Но зато это обошлось нам недорого.

      — Это самый лучший способ, — согласилась Элисон, вновь присаживаясь. Любопытство пересилило желания бежать отсюда без оглядки.

      — И что интересно, — продолжала Герда, — большинство этих предметов мы обнаружили в самых, казалось бы, неподходящих местах. Когда ваши глаза широко открыты, вы можете найти любые сокровища.

      Элисон и Герда продолжали пить кофе, а Сандра время от времени глотала чай из дымящейся чашки. Но судя по всему, чай интересовал ее меньше всего. И без того не слишком оживленная беседа прекратилась вовсе. Все трое сидели и молча смотрели друг на друга.

      Потихоньку Сандра придвинулась ближе к Герде и взяла ее за руку. Элисон вздрогнула с чашкой в руках, пролив при этом часть кофе в молочник. Она наблюдала, как Сандра гладит руку Герды, как переплетаются их пальцы.

      Тело Сандры с упоением отдавалось очередному приливу эйфории. Глаза ее ожили, щеки порозовели. Герда оставалась бесстрастной. Сандра вновь достигла оргазма.

      — Вы… Чем вы зарабатываете себе на жизнь?. — выдавила из себя Элисон.

      — Ничем, — коротко ответила Герда.

      — Но ведь надо что-то делать, чтобы иметь деньги. Герда покачала головой, взглянула на свою плененную кисть, снова перевела взгляд на Элисон и сжала руку, заставив Сандру содрогнуться в экстазе.

      Элисон, уже не на шутку встревожившись, все еще пыталась избежать неминуемого столкновения.

      — Неужели вам не скучно? Чем вы занимаетесь? — спросила она.

      — Мы ласкаем друг друга.

      Элисон уставилась на нее, раскрыв от удивления рот.

      — Ласкаем! Гладим! — Герда говорила весьма определенно, раздраженно и резко.

      Она повернулась и потрогала грудь Сандры, тело той отозвалось конвульсивными содроганиями.

      Элисон вскочила на ноги.

      — Полагаю, мне лучше уйти, — выдохнула она. — Надо разложить покупки, и потом у меня назначена встреча…

      — А я полагаю, что это очень неприлично — поесть и сразу убегать, — сказала Герда.

      — Во-первых, я не ела, я пила, — Элисон покраснела от негодования. — И о каких приличиях может идти речь! После всей этой гадости! Мастурбация и лесбиянство прямо перед моим носом. В жизни не видела ничего подобного!

      Глаза Герды сузились, словно у кошки перед броском. Она медленно поднялась с места.

      — Ты маленькая сучка, — процедила она сквозь зубы. Элисон прошмыгнула мимо нее и принялась собирать свои пакеты; самый большой из них упал на пол. Она наклонилась, чтобы поднять его, но Герда наступила на пакет ногой и прижимала к полу. Элисон схватила ее ногу и постаралась сдвинуть с сумки. Нога не шелохнулась. Тогда она с силой вырвала пакет, Герда упала и растянулась на полу. Поднявшись, она вцепилась Элисон в волосы, та выронила пакеты и впилась ногтями Герде в запястье. Герда сморщилась от боли и ослабила хватку.

      Элисон бросилась к двери, рывком распахнула ее и вылетела в холл. Когда на пороге показалась Герда, она прижалась к перилам и приготовилась защищаться.

      Неожиданно Герда остановилась, устремив взгляд на площадку третьего этажа. Элисон подняла голову. На лестнице стоял Чарльз Чейзен и поглаживал Джезебель. Мортимер, оживленно щебеча, перескакивал с одного его плеча на другое. Исчезла приятная улыбка. Сморщенное его личико было бесстрастно, выцветшие глаза странно расширились.

      Герда задрожала. Быстро, не глядя на Элисон, она шагнула обратно в квартиру и закрыла дверь, Элисон пошатывало, она почти задыхалась. — Я предупреждал вас! Да-да! С этого момента вы будете остерегаться их. Они — это зло. — Старичок спустился с лестницы и ласково взял Элисон за руку. — Теперь идемте. Я провожу вас.

      Элисон пошла вслед за ним вверх по лестнице. Он ничего не говорил, она тоже. Мысли теснились у нее в голове. Почему Герда ретировалась, едва заметив маленького старичка? Она явно боится его. Почему? Элисон не знала. И не задавала лишних вопросов. — Советую вам выпить пару таблеток аспирина и лечь спать, — сказал Чейзен, наблюдая за тем, как Элисон лихорадочно пытается нащупать в сумке ключ. — Сон — лучший доктор. Что за неприятное происшествие. Надеюсь, вы извлечете из этого урок. Теперь будете слушаться Чейзена.

      Элисон кивнула, вставляя ключ в замочную скважину.

      — Спасибо. Прямо и не знаю, как…

      — Не стоит об этом. Идите поспите.

      Элисон поцеловала старика в щеку и затворила дверь.

     

      Глава 7

     

      — Мы готовы начинать, — объявил тощий, как карандаш, распорядитель. — Всем ясно, кто в каком порядке выходит? — Он нервно накручивал свои длинные волосы на авторучку, ожидая ответа. — В таком случае, надеюсь, вы будете точны, как часы.

      Элисон расправила брюки и сделала глоток кофе из стоявшей перед зеркалом чашки. Она была готова.

      — Вики, пожалуйста! Элисон, прошу!

     

      ***

     

      Элисон и сама не ожидала, что придет сюда вовремя. Два года она не участвовала в показах моды «живьем», не хотела делать этого и сейчас. Но она пообещала, к тому же показ был благотворительным.

      Прошлой ночью она почти не спала. За это надо было сказать спасибо Герде и Сандре. Несколько часов она пролежала в кровати, боясь закрыть глаза, боясь заснуть. Она очень плохо переносила кошмары. Еще с детства. Ничего на свете она не боялась так, как кошмаров. А сейчас у нее было такое чувство… Впрочем, она не была уверена, но, похоже, она испытывала такое же недомогание, как в детстве — недомогание, непременно предшествующее кошмару.

      Элисон испробовала все способы, чтобы заснуть. Сначала выпила чаю, потом — горячего молока. Приняла горячую ванну. Ничего не помогало. Попыталась читать, но так нервничала, что не смогла даже удержать книгу, та упала на пол. Интересно, слышали ли те двое внизу, этот звук? А что они сейчас делают? Лежат в постели и занимаются любовью? Элисон поежилась. Она встала с кровати, подняла книгу и положила ее на тумбочку. Голова у нее кружилась, она упала на колени и зарылась лицом в подушки, бессильно уронив руки. Как она устала! Единственное, чего ей хотелось — это немного поспать. Только бы все прошло! Только бы прошло! Так же твердила она в детстве и так же садилась на колени. Голова неслась куда-то, нервы были натянуты, как струны. Элисон чуть-чуть приподняла голову и сложила руки перед собой. Сейчас эта поза показалась ей странной; много лет прошло с тех пор, как она сидела так.

      — Ангел небесный, — молилась она, — мой Ангел-Хранитель…

      Она запнулась. Это же смешно. Ей двадцать шесть лет. Семь лет она не была в церкви. И каким образом может помочь этот глупый стишок ?

      — На дворе трава, на траве дрова. Аминь, — заключила она.

      И вскоре уснула.

     

      ***

     

      В десять прозвонил будильник. Пять с половиной часов сна. Голова у Элисон болела, веки набрякли, лицо было бледным. Но ей ничего не приснилось. Она улыбалась, водя ярко-зеленой зубной щеткой по своим белоснежным зубам. Нет больше привидений! Нет чудовищ! Несмотря на то, что ночь выдалась тяжелой, тот факт, что ей ничего не приснилось, заставлял забыть обо всех ночных мучениях.

      Элисон вышла из квартиры в четверть двенадцатого; времени для того, чтобы поймать такси и успеть на завтрак с Майклом, было достаточно. Элисон неслась вниз по лестнице, папка — в одной руке, спортивная сумка — в другой; на лестничной площадке она остановилась. Квартира 2-А находилась на расстоянии не более десяти футов, дверь была заперта. Элисон замедлила шаги. Она кралась, осторожно переступая, стараясь не шуметь, И не переставая наблюдать за дверью. Неужели теперь она каждый раз будет так проходить мимо нее?

      Впрочем, неважно. Главное — пройти сейчас, на следующее утро после случившегося.

      Одолев десять футов практически бесшумно, Элисон остановилась и прислушалась. Никаких подозрительных звуков не раздавалось; она вздохнула с облегчением. Капелька пота стекала у нее по щеке. Элисон вытерла ее и начала спускаться по лестнице. Как всегда, проверила перила и замерла, заслышав доносившийся снизу шорох.

      Дверь парадного отворилась. Вошел Чарльз Чейзен — без кота, без птицы. С помощью обеих рук и подбородка он с трудом удерживал огромную коробку.

      Элисон пошла ему навстречу. Он шумно отдувался, опершись о перила.

      — Доброе утро! — воскликнул он. — Прекрасное утречко выдалось!

      — Как поживаете?

      — Великолепно, милая. А вы-то как? Забыли о вчерашнем неприятном инциденте?

      Немного поколебавшись, Элисон ответила:

      — Да.

      — Вот и хорошо. Вот и правильно. — Чейзен принялся взбираться по ступенькам. — На улице промозгло. Не удивлюсь, если я простудился. Обязательно наденьте жакет.

      — Непременно.

      Он вдруг заторопился.

      — Не могу сейчас болтать. Очень занят.

      — Генеральная уборка?

      — Нет. Я вам все потом расскажу. Элисон уже спустилась в вестибюль, а он продолжал подниматься по лестнице.

      — Мистер Чейзен!

      Он остановился и взглянул вниз.

      — Да.

      — Я хочу вас кое о чем спросить.

      — Только поскорее. Элисон покусала губу.

      — Почему та женщина так испугалась вас? Улыбка сползла с его лица, глаза засверкали.

      — Зло, я сказал.

      — Это не ответ на вопрос, — не отставала Элисон.

      — Зло.

      — Но…

      Он опустил на пол коробку и поднял руку со сжатым кулаком.

      — В свое время они получили от меня вот это, — сказал старичок, потрясая в воздухе кулаком, — и я поколочу их снова, если они станут досаждать моим друзьям.

      Элисон озадаченно смотрела на него.

      — Ясно, — проговорила она.

      — Держитесь от них подальше. Тц, тц. — Улыбка вновь вернулась к нему. Он поднял коробку и продолжил свой путь.

      Элисон вышла из дома, поймала такси и минута в минуту успела на назначенную встречу с Майклом.

     

      ***

     

      — Эка невидаль: лесбиянка и ее любовница. — Рот у Майкла был набит мороженым. — Когда влезаешь в логово льва и играешь с детенышами, надо, быть готовым к тому, что тебя укусят.

      — — Сравнение хромает.

      — Почему же?

      — Я не играла ни с какими детенышами.

      — Ладно, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты должна понять, что лесбиянка, если ее спровоцировать, может быть очень опасной.

      — Да.

      — Постарайся держаться подальше от них и от их квартиры — и все будет в порядке.

      — По правде говоря, меня не столько беспокоят сами они, сколько то, что произошло на лестнице. Ты бы видел выражение лица Герды, когда она заметила старика! Я в жизни не видела человека, охваченного таким ужасом. И я ума не приложу, что за этим кроется.

      — Но судя по твоему же расскажу, старикан говорил, что они — это зло. Может, он уже имел с ними дело.

      — Может быть.

      — Это было бы вполне логично, — Да, но…

      — Но?

      Элисон на мгновение задумалась.

      — Я встретила его утром в вестибюле. Он сказал, что они получили от него вот это, — для иллюстрации Элисон помахала в воздухе кулаком.

      — Вот видишь. Он им однажды уже врезал как следует. А раз так, неудивительно, что тетка струхнула.

      — Не знаю. По-моему, дело не только в этом.

      — Элисон!

      — Что?

      — Ничего. Просто — Элисон, — сказал Майкл, строго глядя на нее.

      — Хорошо. Я обещаю, что не буду на атом зацикливаться. Возможно, ты прав. — Как обычно, — довольно хохотнул он. Элисон взглянула на часы.

      — Мне, пожалуй, пора.

      — Который час?

      — Двенадцать сорок пять.

      — Я тоже должен идти. Нужно закончить составлять судебное предписание.

      — Моя помочь понадобится?

      — Нет.

      — А что с судом?

      — Отложили до завтра.

      — Ты выиграешь дело. Майкл улыбнулся.

      — Что же ты не идешь? Я подожду, пока принесут счет.

      — О'кей. — Она потянулась через стол и очень нежно поцеловала его в лоб. — Я люблю тебя, — сказала она. Взяла свои папку и сумку и поднялась. — Ты звонил в телефонную компанию, я тебя просила?

      — Забыл.

      — Майкл, пожалуйста. Мне необходим телефон.

      — Хорошо. Днем позвоню. — Он о чем-то задумался. — Но только, если ты пообещаешь мне забыть о вчерашнем вечере и выбросить эту парочку из головы.

      — Обещаю. — Подарив ему на прощание воздушный поцелуй, Элисон выпорхнула из ресторана.

     

      ***

     

      Через полчаса она вышла из-за кулис и закрыла глаза от слепящего света прожекторов. Элисон слышала чей-то шепот и визгливый голос объявляющего. Затем она чуть-чуть приоткрыла глаза. Секунд пять-шесть, пока глаза привыкали к свету, все вокруг казалось белым Элисон медленно прошлась по сцене и скрылась за кулисами Быстро переоделась и вернулась как раз к своему следующему выходу — И снова Элисон На сей раз — в замшевом платье до пят!

      Она прошлась по подиуму, повернулась И тут жгучая боль пронзила голову. Элисон пошатнулась, но сумела удержать равновесие и продолжала идти Снова у нее кружилась голова Может, возвращается вчерашнее недомогание Или недостаток сна так сказывается.

      Руки и ноги снова потеряли чувствительность. И к этому добавился новый ужас за одно мгновение она перестала что-либо видеть и слышать. Элисон стояла посреди подиума, не в состоянии двинуться с места. Она вдруг оказалась в каком-то длинном темном зале. Она шла по нему. Быстрее. Еще быстрее. До нее донеслось чье-то невнятное бормотание Она прислушалась Но тут образ и звуки исчезли, и на глазах у потрясенной публики Элисон упала на пол.

     

      Глава 8

     

      — Беленькие таблетки — это успокоительное, — говорила Элисон. Она плечом прижала трубку к уху и слушала Майкла, придерживая норовящую распахнуться дверь будки. «Чертова телефонная компания!» — ругнулась она про себя. Если бы они выполнили свое обещание и установили телефон, ей не пришлось бы битый час рыскать по улицам в поисках исправного автомата. Тот, что на углу 89-й улицы, не работал, кто-то повредил механизм, пытаясь извлечь монетки Другой находился на Коламбус-Авеню, в шести кварталах отсюда. Как и следовало ожидать, он тоже был не в лучшем виде, весь в дырах и царапинах, отверстие для возврата монет забито слипшимися фантиками. Но, о чудо, он работал!

      — Другие — просто снотворное, — отвечала Элисон на вопрос Майкла.

      После того, как она потеряла сознание на подиуме, ее отвезли в больницу Рузвельта, где продержали целых шесть часов, подвергнув всестороннему обследованию Но никаких отклонений — кроме слегка повышенного давления — врачи не обнаружили. Ей прописали лекарства и рекомендовали, если подобное повторится, обратиться к невропатологу.

      Вместо того, чтобы идти прямо домой, Элисон разыскала телефонную будку, рассказала Майклу о припадке и теперь стояла, придерживая дверь, стараясь укрыться от холода — Все будет в порядке. Не надо приезжать — Она внимательно выслушала его и добавила: — Вчерашний эпизод не прошел бесследно.

      Да, благодарить за этот обморок нужно было Сандру и Герду. Разве не из-за них она не спала полночи? Элисон слушала Майкла, а сама пыталась вспомнить ощущение, охватившее ее перед тем, как она потеряла сознание. Головокружение и тошнота Зал, длиной в бесконечность Шепот. Бессмыслица какая-то .

      — Я позвоню, если мне станет плохо, — завершила она разговор Повесила трубку, вышла на темнеющую улицу и пошла вдоль домов, считая то ряды освещенных окон, то бетонные плиты у себя под ногами.

     

      ***

     

      К двери была прикреплена записка Элисон сняла ее Счет за доставку телевизора. Вот это радость!

      Он стоял в гостиной, в точности там, где она пометила. Цветной, изящный, двадцать четыре дюйма по диагонали.

      Элисон бросила жакет на диван, вошла в кухню и включила воду. Достала два пузырька; один — с белой крышкой, другой — с голубой. На первом было написано «транквилизатор», далее следовали сложные инструкции к употреблению. Надпись на пузырьке с белой крышкой гласила: «снотворное». Элисон внимательно прочла инструкции на транквилизаторе, достала две овальные таблетки, положила их на язык и набрала в рот воды. Никогда она не умела как следует глотать таблетки. С трудом протолкнув их в глотку, она убрала пузырьки в шкаф и вернулась в гостиную Встав на колени перед своим новым приобретением, Элисон щелкнула выключателем и отрегулировала цвет. Затем, не отрывая глаз от экрана, расстегнула блузку и сменила ее на белую футболку, лежавшую на диване. Посмотрелась в зеркало и улыбнулась, отметив, что грудь ее выглядит необычайно пышной под обтягивающим трикотажем. А увидев в зеркале отражение телевизионного экрана, она улыбнулась еще шире.

      Элисон уселась на диван перед телевизором. Что же, так вполне можно скоротать вечер. По крайней мере знаешь, что у фильма будет счастливый конец. А сегодняшний день особо счастливым не назовешь.

      Элисон положила уставшие ноги на пуфик и провела языком по пересохшим губам. Похоже, таблетки начинали действовать. Фигуры на экране блекли, движения их замедлялись…

      И тут раздался звонок в дверь. Элисон вскочила с дивана. Это точно не Майкл: он работает допоздна. И никто не может войти снаружи, не воспользовавшись домофоном. Чейзен? Лесбиянки? Кто-нибудь еще из соседей?

      — Кто там? — громко спросила она, подходя к двери. Ответа не последовало Элисон впилась ногтями в ладони. — Кто это? — повторила она. Молчание. Она топталась у двери, тиканье напольных часов сливалось со звуком ее шагов, тень металась по стене.

      — Это я, — послышался тонкий голос.

      — Мистер Чейзен?

      — Ну да, да, конечно.

      Элисон облегченно вздохнула. Открыла дверь, не снимая цепочки. Сквозь щелку она увидела старичка, одетого в мятый черный смокинг. Это был Чейзен. Ни Джезебель, ни Мортимера поблизости не наблюдалось — Ну же, открывайте цепочку, чтобы я мог войти! Элисон растворила дверь, Чейзен вошел.

      — Что вы так нервничаете? — спросил он.

      — Я не нервничаю.

      — Нервничаете, говорю я вам!

      — Видите ли, вчерашнее происшествие…

      — Ах это, — перебил он. — Забудьте об этом, словно ничего не случилось. Элисон улыбнулась.

      — У вас очень красивый костюм, мистер Чейзен.

      — Да. — Он поправил болтающийся на шее старомодный галстук и оттянул полы пиджака книзу, чтобы не было заметно, до чего он измят. — Вам нравится цветок у меня в петлице? Я сам его вырастил на подоконнике.

      — Он замечательный.

      Чейзен взял ее за руку.

      — А Теперь, моя милая, у меня есть для вас сюрприз.

      — Сюрприз? — озабоченно переспросила она. Уж чем-чем, а сюрпризами она сегодня была сыта по горло.

      — Да, приятный сюрприз. Идемте ко мне. Она ласково сжала его руку.

      — Нет, спасибо.

      — Ну, Элисон, — строго начал он. Она не слушала:

      — У меня сегодня был трудный день, и я не очень хорошо себя чувствую. Кроме TO'-O, я приняла две таблетки транквилизатора и, честно говоря, просто не в состоянии никуда идти. Может, как-нибудь в другой раз — Я настаиваю, — не сдавался он, — от моего сюрприза вам станет в тысячу раз лучше.

      — Но…

      Старик протестующе поднял руку. Спорить было бесполезно. Он просто не уйдет отсюда без нее. Элисон ничего не оставалось, кроме как согласиться. Может, и впрямь ей станет лучше от его сюрприза. Она пожала плечами.

      — Хорошо, но лишь на несколько минут. Чейзен улыбнулся, довольный, что его усилия увенчались успехом. Он вынул из-за спины правую руку, в которой оказалась большая шляпа с обвислыми полями, и водрузил ее на голову, слегка набекрень. Элисон окинула взглядом его наряд.

      — И не думайте об этом! — воскликнул он. — Идите, в чем есть. Вы прекрасно выглядите, просто сногсшибательно.

      Она снова улыбнулась.

      — Кстати, спасибо за фотографию.

      — Фотографию? Ах, за фотографию… Мой подарок на новоселье. Конечно, довольно самонадеянно было предполагать, будто вам понравится мой портрет в лучшем праздничном костюме.

      — Что вы! Он очаровательный. Я поставила его на каминную полку, рядом с Гербертом Гувером.

      — Вы так добры ко мне, Элисон. Что нужно стариковскому сердцу? Капельку тепла! — Он взглянул на фотографию. — Не правда ли, на редкость удачный поворот головы?

      Элисон кивнула.

      — Однако пора поторапливаться. — Улыбка вернулась на его морщинистое лицо. — Идемте. Мой сюрприз ждет.

      Она сняла с крюка ключ, захлопнула дверь и пошла вверх по лестнице. Старичок весело припрыгивал в двух шагах позади, мурлыкая какой-то мотивчик. Они добрались до пятого этажа и остановились напротив двери, перед которой лежал коврик с надписью «Добро пожаловать!». На двери висела рождественская гирлянда.

      — Элисон! — взволнованно вскричал он. — Я попрошу вас закрыть глаза и обещать не подглядывать, пока я не разрешу.

      — Обещаю, — неохотно повиновалась она.

      — Стойте здесь, — скомандовал он, открывая дверь Взял ее за руку и перевел через порог. — Пора!

      Элисон открыла глаза. Она стояла в празднично разукрашенной комнате. С потолка свисал серпантин В воздухе парили воздушные шарики.

      Комната являлась зеркальным отображением ее гостиной. Мебель здесь была изрядно обшарпанной Вдоль стены у входа располагались книжные стеллажи. Кое-где там действительно стояли книги, но в основном их заполняли миниатюрные растения в горшочках. И это была лишь небольшая часть коллекции Чейзена. Квартира напоминала ботанический сад, полному сходству мешала только мебель. В каждом углу возвышались пальмы, их листья распластались по стенам. Среди стульев и столов торчали какие-то кусты. Всюду — цветочные горшки, ящики с землей и цветы, цветы, цветы. И надо всем этим царил стоявший на мраморном пьедестале у окна привезенный из высокогорья Анд папоротник. Нью-йоркский климат был для него губителен, но благодаря стараниям Чейзена, он выжил. Гравированная табличка содержала подробную историю и характеристику растения. Другая табличка, пониже, гласила:

      «Руками не трогать»!

      — Сюрприз! — завопил Чейзен, швыряя в воздух серпантин.

      Общество обернулось ко вновь прибывшей гостье. На большом, покрытом белоснежной скатертью столе в центре комнаты стояло несколько бутылок вина, содовой и большое блюдо с картофельными чипсами. Между тарелками были разбросаны хлопушки и карнавальные шапочки. Посредине стола красовался огромный черно-белый именинный пирог с семью свечами, украшенный сахарными розочками. Джезебель в шапочке с кисточкой и с красной шелковой ленточкой на шее восседала во главе стола на высоком стуле, лицом к гостям: трем пожилым женщинам, одной помоложе, лет примерно тридцати, и мужчине тридцати пяти — сорока лет.

      — Сегодня мы отмечаем день рожденья Джезебель! Чейзен вел Элисон сквозь джунгли к столу.

      — Вот ваша шапочка, две хлопушки, серпантин. А вот это — ваш стул.

      — Спасибо, — улыбнулась Элисон. Такого она, конечно, не ожидала. Празднование дня рожденья кошки! Возможно, Чейзен был прав, и ей станет лучше от его сюрприза.

      — Мортимер! — вскричал он.

      Птичка чирикнула с верхней ветки папоротника.

      — Иди к папочке, — строго приказал Чейзен. Птичка замахала крылышками, спорхнула с куста и приземлилась на плече хозяина.

      — Поздоровайся с Элисон.

      Мортимер поправил несколько перышек на правом крыле и чирикнул, с достоинством кивнув гостье головой в знак приветствия.

      — Привет, Мортимер, — отчего-то смутившись, поздоровалась она.

      — Молодец, — горделиво сказал Чейзен. — Я долго готовился к сегодняшнему вечеру. Отловил Джезебель, когда она копалась в мусорном ведре. Но не думаю, что праздник удался бы без вашего присутствия.

      — Вы так любезны, мистер Чейзен. Джезебель замурлыкала.

      — Она тоже здоровается, но, в силу каких-то причин скрывает свое владение английским языком. Думаю, она простудилась. Надеюсь, вы простите нас.

      — Конечно.

      — Я хочу, чтобы вы познакомились с моими гостями. — Он положил руку ей на плечо. — Это Элисон Паркер. Она недавно вселилась в квартиру 3-А.

      Элисон окинула взглядом сидевшую за столом публику.

      — Это миссис Кларк из квартиры 4-Б, — произнес Чейзен, кивая в сторону семидесятилетней старухи, седой, горбатой, сморщенной и неулыбчивой.

      Элисон внимательно посмотрела на нее и не разглядела ни грамма косметики.

      — Очень приятно познакомиться, — сказала миссис Кларк.

      Чейзен продолжал:

      — Мисс Эмма Клоткин и ее сестра-близнец Лилиан. Они живут в квартире 2-Б.

      — Рада познакомиться, — поприветствовала их Элисон. Она пожала руку Эммы, подивившись про себя габаритам женщины: необъятных размеров грудь терялась среди складок жира, из-за пухлых щек выглядывали маленькие глазки.

      — Очень приятно, — хихикнула Эмма Лилиан была ее «маленькой сестричкой». Впрочем, по сравнению с Эммой она действительно казалась крошкой. Если в Эмме было 5 футов 8 дюймов росту, то в Лилиан — 5 футов 2 дюйма Первая весила триста пятьдесят фунтов, вторая — «всего» двести десять.

      Элисон не могла сдержать улыбки, здороваясь с «крошечной» Лилиан.

      — Очень-очень рада, — пискнула Лилиан. — Чарльз говорил мне о вас. — Нью-йоркское произношение, ярко выраженное у Лилиан, странным образом отсутствовало у ее сестры. Может быть, они воспитывались раздельно. Или Эмма брала специальные уроки — Малькольм Стиннет, — представился мужчина на Другом конце стола. — Их кузен А это — моя жена Ребекка.

      Элисон кивнула Странная пара. Ребекка была выше мужа дюйма на три Малькольм носил отлично сшитый черный смокинг, на шее — очень широкий галстук-бабочку, приходившийся строго параллельно пышным коричневым усам. В нем было нечто очень английское. Элисон так и видела его за рулем какого-нибудь «роллс-ройса» — шоферская кепочка, взгляд прикован к дороге. Доволен своей судьбой и положением.

      — Как давно вы здесь живете? — спросила Ребекка.

      — Чуть больше недели, — сказала Элисон, отвечая на улыбку женщины. У той были плохие, кривые и сероватые зубы, но, несмотря на это, выглядела она необычайно женственной и привлекательной. — В какой квартире живете вы?

      — Мы живем не здесь, — ответил Малькольм — В Ист-Сайде, в Мюррей-Хилл, Ребекке там больше нравится. Чище и спокойнее.

      — Здесь вроде бы тоже спокойно.

      — Здесь да, — вмешалась Ребекка. — Но не ближе к Бродвею, особенно ночью. Впрочем, мы так часто навещаем наших кузин, что кажется порой, будто мы здесь и живем.

      Элисон улыбнулась.

      — Мюррей-Хилл — неплохое место. Я жила там некоторое время, когда только приехала в Нью-Йорк.

      — Где именно?

      — Лексингтон-авеню, между 37-й и 38-й улицами. У меня там была большая квартира.

      — Так это рядом с нами! — с восторгом воскликнула Ребекка.

      Лилиан взмахнула хлопушкой у себя над головой. Кошка чихнула. Птица чирикнула.

      Элисон водрузила на голову золотисто-красную карнавальную шапочку. Резиновая тесемка впилась ей в подбородок. Лет пятнадцать она не надевала подобных штуковин. А то и больше. Она посмотрелась в висевшее на стене большое зеркало Смех, да и только. Элисон взяла со стола «уйди-уйди» и дунула в нее, развернув с режущим ухо звуком длинную бумажную змею.

      Все засмеялись и захлопали в ладоши.

      — Немного музыки для поднятия настроения! — прокричал Чейзен. Он подскочил к стоящему рядом патефону, 1920-го года выпуска, и поставил пластинку. Заскрежетав, старый, ржавый механизм начал вращать ее, постепенно набирая обороты, пока не достиг нужной скорости. Чейзен сдвинул старинный металлический звукосниматель, подул на изношенную иглу и установил ее на вращающийся диск. Из усилителя раздалось шипение — Полька, — нараспев объявил Чейзен. — Каждую пятницу, в течение десяти лет я плясал под нее в казино «Фоксленд» в Бронксе.

      — Помню-помню, — прокричала Эмма, заглушая громкую танцевальную музыку. — Мы с Лилиан тоже частенько наведывались туда. Но это, наверное, было немного позднее.

      — Да, эта полька будит воспоминания, — включилась в разговор Лилиан, покачиваясь в такт музыке. — В свое время это казино было очень популярным. Помните? Девушки сидели по одну сторону зала, парни — по другую.

      — А затем один из трех тамошних оркестров начинал играть, — подхватил Чейзен.

      — Точно! Дамы выбирали кавалеров и выводили их в круг. Ах, эти мелодии! Ах, эти оркестры! Я так скучаю по ним.

      — Да, было время, — с грустью произнес Чейзен. — Но почему ничто нельзя вернуть!

      Элисон с сочувствием смотрела на старичка; она была растроганна.

      — Наверное, это было очень хорошее время, — сказала она.

      Чейзен улыбнулся и возвратился к столу. Джезебель покачивала головой, словно стараясь попасть в такт музыке. Чейзен сел рядом с ней, набрал в легкие побольше воздуха и попытался, безбожно перевирая мотив, пропеть первый куплет. Он наклонил голову и, размахивая перед собой руками, дирижировал воображаемым оркестром. Рот его от уха до уха расплылся в улыбке. Он был чрезвычайно доволен собой.

      — Поют все! — вставил он между аккордами. Эмма присоединилась, полное ее тело источало громкие, сочные ноты. Она тоже перевирала мотив, но все же не так, как Чейзен. Но вместе их диссонирующие голоса рождали некую странную мелодию — далекую, конечно, от гармонии, но все же не лишенную интереса. Что-то вроде концерта Стравинского.

      Кузен Малькольм постукивал ножом по краю винного бокала и пританцовывал, сидя на стуле, в то время как его жена Ребекка кружилась позади него; ее веселья хватило бы на дюжину хмельных баварцев. — Что это за полька? — поинтересовался Малькольм.

      — «Пивная бочка», — ответствовал Чейзен. Воодушевление охватило всех. Чейзен встал и поклонился, Элисон крепко ухватилась за его протянутые руки, и они закружились по паркету. Быстрее! Еще быстрее! Элисон боялась, как бы старик не переоценил свои силы Но он оказался на удивление хорошим и, по всей видимости, неутомимым танцором.

      Наконец, она остановилась перевести дух. Озираясь по сторонам, она заметила у входа на Кухню миссис Кларк, не разделявшую всеобщего веселья и, судя по всему, отчаянно скучавшую. Лицо ее приобрело восковую бледность, уголки губ опустились, в глазах горел какой-то мрачный огонь.

      Она, не мигая, смотрела на Элисон, и это насторожило ее. Было в этой старухе что-то знакомое. Где-то Элисон уже видела ее. Но не могла вспомнить, где. «Странная она какая-то», — подумала Элисон про себя и отвернулась.

      Пластинка закончилась, гости захлопали в ладоши. Чейзен снял ее с патефона, отложил в сторону и достал стопку других. Он проворно перебирал их, понравившиеся клал на столик рядом с патефоном, а отвергнутые возвращал обратно на полку.

      — Хочу танго! — громогласно возвестила Эмма.

      — Танго! — воскликнул Чейзен. — То, что надо! Танец кабальеро. Я еще помню, как танцевал Валентине в «Крови и песке». — Он поставил новую пластинку и привел в действие механизм. Тот зафыркал, откашлялся и завибрировал; пластинка начала вращаться, комната вновь наполнилась музыкой.

      Чейзен уселся рядом с кошкой, обернулся и жестом пригласил миссис Кларк занять свое место. Поколебавшись, та подошла к столу, окинула его взглядом и села.

      — Шампанского? — предложил Чейзен, доставая из ведерка со льдом початую бутылку. Все с радостью согласились. Он наполнил бокал Элисон, затем поднялся и обошел вокруг стола с видом заправского официанта.

      — Я хочу предложить тост, — сказал Малькольм, вставая со стула и поднимая свой бокал. — За Джезебель. Долгих ей лет жизни и процветания!

      — За Джезебель! — подхватили все, подняв бокалы, Кошка замурлыкала, словно зная, что тост обращен к ней.

      — Эмма, правда очень мило со стороны Элисон, что она составила нам компанию на день рождения Джезебель, — заговорила Лилиан, сделав глоток шампанского Ее сестра кивнула. — Элисон, вы должны как-нибудь заглянуть и к нам. Я очень хочу, чтобы вы попробовали мое фирменное печенье. Мы с Эммой обожаем готовить, впрочем, это видно по нашим фигурам. — Эмма бурно расхохоталась.

      — С удовольствием, — сказала Элисон, вспомнив подслушанный ею недавно спор о десерте. — Обожаю домашнее печенье, моя мама тоже часто пекла его.

      — Вот и договорились. Приходите завтра. Чейзен встал, перевернул пластинку и вернулся к столу под аккомпанемент следующего танго. Он обернулся к Элисон и поднес бокал шампанского ко рту. — Вам нравится мой маленький праздник?

      — Очень! — Элисон покосилась на нахмурившуюся миссис Кларк.

      — Вы лучше себя чувствуете?

      — Да. Немного.

      — Верьте Чейзену!

      Она улыбнулась и чмокнула его в щеку.

      Он вскочил.

      — Настало время для пирога.

      — Отлично! — прокричал Малькольм с другого конца стола, поедая глазами трехъярусный именинный торт.

      Чейзен быстро снял с патефона пластинку и отложил ее в сторону.

      — С днем рождения тебя! — нараспев произнес он, вернувшись к столу, и поцеловал Джезебель в макушку. Подвинул пирог к себе, вытащил из-под салфетки нож и вонзил его в глазурь.

      — Ни разу не видела черно-белого именинного пирога, — улыбаясь, заметила Элисон.

      Миссис Кларк стукнула тарелкой по столу. Оживленная застольная болтовня резко оборвалась. Седая старуха медленно разжала губы, повернула голову и уставилась прямо на Элисон.

      — Черно-белая кошка — черно-белый пирог, — проскрипела она с нескрываемой враждебностью.

      Что же это такое? Элисон пожала плечами. Странная-то она странная… Где же все-таки она могла ее видеть?

      Позже Элисон лежала в темноте своей спальни, находясь где-то между явью и сном. Два часа она крутилась и вертелась в постели, пытаясь отыскать удобное положение. Она слишком много выпила шампанского и съела слишком много пирога. Голова кружилась, болел живот. И когда она наконец уснула, ее начали преследовать кошмары. Чейзен! Эмма! Лилиан! Малькольм! Ребекка! Все они танцевали и пели «С днем рожденья» кошке. Стоял ужасный шум.

      Ей приснилась миссис Кларк. Элисон металась по кровати в холодном поту, вновь ощутив ужас, который ей внушала эта женщина. Надо стараться избегать ее, как и тех лесбиянок. Но выбросить их из своего подсознания Элисон была не в силах. Она увидела Герду, голую, с пышной грудью раскинувшуюся на кровати в соблазнительной позе. И Сандра балетной походкой скользила по спальне и гладила нежную кожу подруги.

      Элисон становилось все хуже. Она корчилась на кровати, кожа ее блестела от пота. День рождения. Миссис Кларк. Лесбиянки. Образы расплывались, кружились, сменяя друг друга под аккомпанемент непрекращающегося стука и металлического лязга.

      От нестерпимого ужаса Элисон проснулась и подскочила на кровати. Внутри у нее все сжалось. Ночная рубашка была насквозь мокрой.

      Видения исчезли. Но шум остался. Она, затаившись, прислушалась, включила ночник и взглянула на потолок. Стук? Нет, шаги! В этом не было никакого сомнения. Шаги доносились из квартиры, считавшейся пустой, где уже много лет никто не живет. Элисон задрожала и посмотрела на часы. Четыре пятнадцать утра.

      Там, в пустой квартире, кто-то есть! Ходит взад-вперед, словно солдат на часах. Затем шаги стихли, но лязганье металла не прекращалось.

      Элисон набросила халат, выскочила в гостиную и метнулась к двери. Проверила замки: все в порядке.

      Она стояла, оцепенев от ужаса, она задыхалась. Шаги, шум — неспроста все это.

      Элисон повернулась спиной к двери. Силы покинули ее. Она закрыла глаза, бессильно уронила руки. В изнеможении она сползла вниз по двери и без сознания повалилась на пол, крепко сжимая в руке распятие.

     

      Глава 9

     

      — В этом доме происходит что-то странное! Обернувшись к Майклу, Элисон ждала ответа. Позади них огромная обезьяна просунула наружу сквозь прутья решетки лапы, свесившись с перекладины, и словно прислушивалась к разговору. Каждые несколько минут она оскаливалась и с одобрением рычала.

      Майкл отошел на несколько шагов, остановился у следующей клетки и перегнулся через барьер, чтобы получше рассмотреть бенгальского тигра, метавшегося из угла в угол за прочными стальными решетками. Особого интереса тигр в нем не вызвал, он отвернулся и облокотился о барьер.

      — Согласен, этот твой Чейзен немного чудаковат, остальные тоже довольно странные, так что с того? Это Нью-Йорк, и чудаки не относятся здесь к виду, находящемуся под угрозой вымирания.

      — Пытаешься острить?

      — Вовсе нет.

      — Пытаешься, и это мне не нравится.

      — А ты ожидала, что я отнесусь ко всему с абсолютной серьезностью? Да посуди сама, что мы обсуждаем! Старый дурак, одной ногой в могиле, драная кошка и щебечущая канарейка!

      — Попугай!

      — Пусть попугай. Но мне что-то не страшно. Скорее смешно.

      — Ха-ха, — мрачно произнесла Элисон.

      — А еще там есть миссис Кларк — горбунья, измученная годами одиночества и страданий. Не улыбается. Много не говорит. Груба. А чего бы ты хотела? — Майкл подождал ответа, но не получив его, продолжал — Похоже, с ней-то как раз все в порядке. Родись ты или я с горбом, мы бы тоже спрятались от окружающего мира в коробочку и заперлись бы изнутри. Две толстухи? Единственное, чего надо опасаться — это как бы они ненароком не упали на тебя. Теперь этот, как его .

      — Малькольм.

      — Да, Малькольм с женой. Чудная пара! Они абсолютно безобидны. Теперь посмотрим, что мы имеем: компания стареющих, скучающих неудачников. По-моему, ты слишком много внимания уделяешь своим гериатрическим друзьям. Что с того, что они странные!

      — Все равно, что-то здесь, Майкл, не так Что-то не складывается! — Элисон окинула взглядом аллею, посыпанную битым кирпичом, отметив про себя, что сегодня она более пустынна, чем обычно, и сказала: — Словно кто-то перемешал три разных головоломки и пытается сложить из них одну. Почему, например, лесбиянку охватил такой ужас при виде Чейзена?

      — Мы уже нашли возможное объяснение этому.

      — А что за шаги раздавались ночью у меня над головой?

      — Мыши!

      — Это были шаги человека!

      — Откуда ты знаешь?

      — Знаю! — По тону Элисон стало ясно, что спорить бесполезно.

      — Ну, хорошо, значит, ночью там кто-то был.

      — Но в этой квартире никто не живет.

      — Значит, он — кем бы он ни был — зашел по сшибке.

      — В четверть пятого утра? Майкл, давай рассуждать логически. Случайно в такой час никто в чужую квартиру не врывается. А если кто-то и ошибется, трудно предположить, что он сразу направится в спальню и будет ходить там из угла в угол.

      Майкл покусал губу, повернулся к клетке и бросил несколько зерен воздушной кукурузы давно ждущим этого шимпанзе.

      — Меня не волнуют ни привидения, ни потусторонние шаги. — Он продолжал смотреть в глубь клетки, не сомневаясь, что Элисон слушает его. — Что меня действительно беспокоит — так это твои обмороки. Твои идиотские фантазии насчет кучки старых дураков и пары лесбиянок. Ты уже не можешь справиться со своими расшалившимися нервами Согласен, последние несколько месяцев были трудными для тебя, но, Элисон, милая, ты же не ребенок. Мне страшно за тебя.

      — Я упала в обморок, потому что…

      — Потому что…

      Элисон запнулась — Не знаю, — пробормотала она.

      — Из-за переутомления.

      — Я прекрасно чувствую себя.

      — Нервного перенапряжения. Недостатка сна. И так далее. Но главное — из-за не в меру разыгравшегося воображения.

      Элисон поджала губы; ее раздражала манера Майкла все упрощать. Она знала, что в доме что-то неладно. Что бы он ни говорил, ему не переубедить ее.

      — Хорошо, Майкл. Больше спорить я не намерена. Мне все равно не докричаться до тебя.

      — Вот здесь ты неправа. Просто я слышу совсем не то, что ты думаешь.

      — А что же?

      Майкл повел ее прочь от клеток к водоему, занимавшему центральную часть зоопарка. Они подошли к заграждению и молча наблюдали за тюленями.

      Он погладил ее по голове.

      — Я хочу, чтобы ты обратилась к врачу и прошла полное медицинское обследование.

      — Меня обследовали в больнице.

      — Ерунда. Я хочу, чтобы ты пошла к настоящему специалисту, а лучше к двум, к таким, что не отпустят тебя до тех пор, пока не узнают, в чем дело, или не убедятся, что с тобой все в порядке. А если хочешь куда-нибудь уехать на время, прекрасно. Тебе нужен отдых. Надо было немного повременить, прежде чем возвращаться к работе.

      Элисон пожала плечами.

      — Возможно, тебе не помешало бы обратиться и к психиатру.

      Элисон метнула в его сторону гневный взгляд.

      — Да ты просто кретин! — крикнула она, вырываясь. Майкл облокотился о холодный металлический барьер и наблюдал, как она поднимается по ступеням к выходу из Зоопарка.

      Он удрученно потер одна о другую окоченевшие руки, задержал на несколько секунд дыхание и выдохнул. Облачко пара растянулось на несколько футов. Холодно. Чертовски холодно. И пасмурно. В сером небе оставалось несколько голубых просветов, но и они постепенно затягивались облаками. Зима не за горами. Скоро Зоопарк опустеет, облетят листья с деревьев, земля покроется снегом.

      Майкл огляделся по сторонам и, решив, что у Элисон было достаточно времени, чтобы остыть, медленно побрел в том же направлении. Он нашел ее быстро. Элисон сидела под старым кленом, прислонившись спиной к стволу, вытянув ноги. Она сосредоточенно пересчитывала зубчики кленового листа, отрывая их один за другим. Вскоре последний кусочек упал на землю, и у нее в руках остался лишь зеленый стебелек. Закрыв один глаз, она внимательно разглядывала стебелек. Затем опустила руку на колено.

      Остановившись рядом с ней, Майкл заметил, что руки ее дрожат. Последний раз он видел Элисон в состоянии такого нервного напряжения (если не считать прошлогодней поездки в отчий дом) два с половиной года назад, во время следствия по делу Карен Фармер, за неделю до попытки самоубийства. Неужели все повторяется? И она снова может потянуться к шкафчику с лекарствами? Это не слишком удивило бы Майкла. Он подозревал, что смерть отца выбьет ее из колеи. И он должен предусмотреть все возможные последствия.

      Элисон подняла голову, когда он присел рядом на корточки, но старательно избегала его взгляда.

      — Не возражаешь, если я составлю тебе компанию? Она покачала головой.

      — Что делаешь?

      Она приподняла стебелек, Майкл взял его, покрутил между большим и указательным пальцем и положил обратно Элисон на ладонь.

      — Любит-не-любит, — сказал он. — Ну и как?

      — Не знаю.

      — Ты не считала?

      — Я не играла в эту игру.

      — Ясно.

      Элисон согнула ноги и уткнулась подбородком в колени.

      — Я снимала покровы с красоты, чтобы увидеть, что же на самом деле у нее внутри.

      — Увидела?

      — Нет пока.

      Он кивнул, поворошил сухую траву пальцами и сказал:

      — Незачем было убегать.

      — Как скажешь.

      — Все, что я сделал, — предложил свою помощь. Если, конечно, ты нуждаешься в ней. Ничего другого я не подразумевал.

      — Как скажешь. Майкл опустил глаза.

      — Я помню, как однажды одна женщина уже убегала от меня. Я тогда впервые увидел ее. Она наотрез отказалась разговаривать. И я преследовал ее, как дурак. И не раскаиваюсь.

      — Очень романтично, — сухо произнесла она. Он наклонил голову.

      — Но я поймал ее, и потом все было замечательно.

      — Все?

      — Да, все. И теперь я снова поймал ее.

      — И все снова будет замечательно?

      — Совершенно верно, если ты будешь меня слушаться.

      — А если нет? — Он не ответил. — Я погибну, как Карэн?

      Майкл ударил ее по лицу. Голова ее откинулась назад, на щеке появилось красное пятно. Вскрикнув от боли, Элисон принялась тереть щеку рукой, чтобы не появилось синяка.

      Ни разу он не поднимал на нее руку. Задумайся Майкл хоть на мгновение, он сдержался бы. Но имя Карэн полоснуло его, словно мачете.

      Он смотрел на свою ладонь, потом перевел взгляд на Элисон.

      — Прости. — Он взял ее за руку, она вырвалась. — Ты должна мне верить. Не знаю, что на меня нашло. Не понимаю. Просто не понимаю. Почему Карен? Почему сейчас?

      — Потому что.

      — Зачем воскрешать то, что должно быть похоронено?

      — Должно? — еле слышно выдохнула она. Майкл подался вперед и обнял ее за плечи.

      — Прости меня.

      — Это я уже слышала.

      — Что ты имеешь в виду?

      — Ничего.

      — Не дури. Раз ты сказала, значит, что-то имела в виду.

      — Ты все время кого-то мне напоминаешь.

      — Кого?

      — Никого.

      — Перестань говорить загадками.

      — А почему тебя это раздражает? Я думала, ты любишь загадки.

      — Не очень.

      Элисон поднялась с земли.

      — Я не хочу говорить о… Взгляд его стал жестче.

      — Может, поговорим о твоей фригидности? Или о том, почему ты ушла из дома?

      — Нет.

      — Или о распятии?

      — Нет.

      — Или о том, почему Карен стала вдруг столь животрепещущей темой?

      — Я не хочу ни о чем говорить.

      — Просто кидаешь мне кусочки мозаики, чтобы я поиграл.

      — Называй это, как знаешь. Майкл пристально смотрел на нее.

      — Я прощаю тебя, — добавила Элисон. Но голос ее звучал холодно и отстраненно.

      — Я прошу тебя, никогда больше не упоминай имени Карэн. Затем мучить друг друга? Она положила стебелек на землю.

      — Нам пора возвращаться к тебе в контору. Он кивнул.

      Кабинет Майкла был таким же, как и в любой другой адвокатской конторе. Деревянные полки, уставленные книгами по юриспруденции, два диплома в рамочках на стене. Портреты знаменитых судей, карикатуры на судебные процессы в доброй старой Англии. Прямоугольный стол, заваленный бумагами. И купленные совсем недавно, сиявшие новизной два стула, диван и резной деревянный столик.

      Майкл уселся за стол и закурил сигару.

      — Если это прольет бальзам на твою душу, — начал он, — позвони мисс Логан. Хуже от этого не будет.

      Элисон присела на краешек стола и достала из сумочки листок бумаги.

      — Это приведет меня в состояние экстаза. — Она подвинула к себе телефон и набрала номер.

      Майкл принялся пускать колечки дыма, не обращая на нее никакого внимания.

      Через несколько мгновений Элисон уже поздоровалась с мисс Логан и, не вдаваясь в подробности, спросила, могут ли они увидеться. Они договорились встретиться в двенадцать часов в кофейне напротив агентства.

      — Хочешь, я пойду с тобой? — спросил Майкл, когда Элисон положила трубку.

      — Нет.

      — Хочешь, я еще раз извинюсь?

      Она обошла вокруг стола и поцеловала его в лоб. Но это не был обычный прощальный поцелуй. Инцидент в парке был все еще свеж в памяти, красное пятно все еще виднелось на ее щеке.

      — Майкл.

      — Да, — с готовностью отозвался он.

      — Позже поговорим. — Я буду здесь, — ответил он с заметным разочарованием.

      Она повернулась и поспешила к дверям. Обсидел и курил, размышляя. Встать и пойти за ней? Он не был уверен, что должен это сделать. И решил, что не стоит. Вместо этого он пошарил на столе и достал телефонную книгу. Раскрыл ее, перевернул несколько страниц, отыскал нужный телефон и переписал его. Затем поднял телефонную трубку и набрал номер.

      — Бреннер, — произнес он после паузы. — Это я. У меня к тебе дело.

     

      Глава 10

     

      Ресторан был полон: как раз подошло время обеда. Элисон прошла мимо стойки в зал и отыскала взглядом мисс Логан за столиком в углу.

      — Надеюсь, это не доставило вам слишком много хлопот, — произнесла она извиняющимся тоном, приблизившись к столику. Она сняла жакет и повесила его на крючок.

      — Нет-нет, что вы, — успокоила ее старая дева, поправляя свою старомодную прическу.

      — А то я подумала…

      — Все в порядке. Мы не могли встретиться в конторе, потому что у моей компаньонки сегодня важная беседа. А вы видели, какая тесная у нас комнатушка.

      Элисон села к столу.

      — Здесь очень мило. — Перед ней стояла дымящаяся чашка кофе.

      — Я осмелилась заказать, — сказала мисс Логан. — Надеюсь, он не очень остыл. Элисон попробовала.

      — В самый раз. В такую погоду приятно выпить горячего кофе.

      — Да, холодает. Правда, два дня назад выдался теплый денек.

      — Никогда не знаешь, в какую сторону изменится погода — и когда.

      Мисс Логан кивнула. Элисон пила кофе. Мисс Логан откашлялась.

      — Как ваши дела, мисс Паркер?

      — Прекрасно, а ваши?

      — Замечательно. Сдаю квартиры пачками.

      — Приятно слышать, что хоть чей-то бизнес процветает.

      — А у вас неприятности на работе?

      — Не совсем. Последнее время я не высыпаюсь и чувствую себя не очень хорошо, а это не может не отражаться на моей работе.

      — Очень плохо. Надеюсь, ничего серьезного. — В голосе мисс Логан слышалось искреннее участие.

      — Я не надеюсь.

      Мисс Логан ничего не ответила на это замечание. Она взяла правой рукой чашку чая и сделала глоток. Мисс Логан любила чай. Элисон поняла это сразу. Есть чайные люди, есть кофейные. Пристрастия мисс Логан были очевидны.

      — Ну-с, — начала мисс Логан, — в чем же проблема? С квартирой все в порядке?

      — Да.

      — Рабочие приходили?

      — Да, я осталась ими довольна.

      — А маляры?

      — Они тоже все прекрасно сделали.

      — Вам понравился цвет, который я выбрала?

      — Да, но… — Элисон запнулась, взглянула на мисс Логан и сделала еще глоток кофе.

      — Все.., э.., просто идеально. — Элисон подбадривала себя. Скажи ей! Что тебя останавливает? Критиковать соседей — не преступление. Никогда прежде она не стеснялась высказывать вслух то, что думает.

      — Пожалуйста, мисс Паркер, что-то ведь определенно беспокоит вас, — нетерпеливо проговорила мисс Логан.

      Элисон набрала в легкие побольше воздуха.

      — Честно говоря, да, мисс Логан. Не сама квартира, а то, что происходит в доме последние несколько дней.

      — Например?

      — Ну, — снова замялась она.

      — Я предупредила вас о старом священнике.

      — Нет, он здесь ни при чем. Его я не видела и не слышала. Но вот другие жильцы…

      Мисс Логан как-то странно взглянула на Элисон.

      — Другие жильцы? Кто, в частности?

      — Мистер Чейзен из 5-Б. Две лесбиянки в квартире подо мной. Та, что повыше, вы знаете Герда, набросилась на меня. А еще эта странная миссис Кларк из квартиры.., не помню, из какой. Толстушки — сестры Клоткин — довольно милы, но тоже, вы должны признать, немного странноваты. А прошлой ночью я слышала шаги в пустующей квартире надо мной. И потом какой-то лязг. Все это начинает действовать на нервы. И честно говоря, я побаиваюсь двух лесбиянок из квартиры 2-А. Каждый раз, когда я прохожу мимо их двери, у меня мурашки по коже бегают.

      Она выпрямилась на стуле, ожидая ответа. Мисс Логан смотрела на нее.

      — Понятно, — произнесла она, наконец. Затем вдруг встала, сняла с крючка пальто и принялась натягивать его на себя.

      — Куда вы? — оторопела Элисон.

      — Я сказала вначале, что у меня есть свободное время? Ну так вот, все изменилось. Я очень занятой человек.

      — Не понимаю.

      — Неужели?

      — Объясните, пожалуйста.

      — Моя дорогая мисс Паркер, кроме вас и старого священника, никто не живет в этом доме уже три года!

      Элисон побледнела. Она смотрела снизу вверх на мисс Паркер, руки ее дрожали. Да она шутит! Элисон встречалась с этими людьми. Говорила с ними. Прикасалась к ним. А теперь ей говорят, что никого из них не существует на свете. Это немыслимо!

      — Как понимать: там никто не живет?

      — Так и понимать.

      — Но я видела…

      Мисс Логан не дала ей договорить.

      — Если вы видели жильцов, рекомендую вам обратиться к психиатру.

      — Но я видела их, разговаривала с ними. — Элисон лепетала еле слышно.

      Мисс Логан посмотрела на нее.

      — Три года назад домовладелец решил больше не сдавать квартиры — уж не знаю, почему. В то время там жил один лишь старый священник, уже много лет. Так и получилось. Квартиры не сдавались, жильцы не въезжали. Наше агентство, по сути дела, лишь заботилось о самом здании.

      — Почему вы не говорили мне об этом раньше?

      — Вы не спрашивали.

      Элисон взяла чашку. Она задрожала у нее в руке так сильно, что почти весь кофе пролился на скатерть. Наконец, она медленно допила его, словно надеясь отыскать в жидкости какие-то ингредиенты, способные помочь ей осознать услышанное.

      Она поставила чашку и подняла глаза на мисс Логан.

      — Говорю вам, — отрывисто произнесла она» — в доме живут люди!

      Вместо ответа мисс Логан принялась застегивать пуговицы на пальто.

      Элисон вскочила и схватила ее за руку.

      — Пожалуйста, не уходите, — умоляла она, — пожалуйста.

      Мисс Логан отстранилась.

      — Не выношу, когда ко мне обращаются подобным тоном.

      — Простите. — Элисон была полна решимости во что бы то ни стало удержать ее хотя бы до тех пор, пока не выведает что-нибудь, что поможет объяснить события последних дней. — Вы же видите, в каком я состоянии.

      — Я все прекрасно понимаю, но почему нужно срывать свое разочарование на мне?

      Элисон с мольбой смотрела на нее.

      Мисс Логан помолчала и, поразмыслив немного, села снова.

      — Поверьте, в остальных квартирах никто не живет, — повторила она.

      — Когда вы последний раз заглядывали в них? — спросила Элисон.

      — С месяц назад.

      — Вы уверены?

      — Конечно, уверена.

      — Кроме вас, кто-нибудь проверял квартиры?

      — Насколько я знаю, нет.

      — Может, эти люди въехали после. Самовольно. Если никто не наведывался туда, это вполне вероятно. Мисс Логан покачала головой.

      — Это невозможно, — заявила она. — Если бы речь шла об одном человеке, пожалуй. Но пятеро или шестеро, в разных квартирах. Нет, уверяю вас, об этом и речи быть не может.

      — Тогда как вы объясните то, что я видела? Мисс Логан пожала плечами.

      — Вы разрешите мне осмотреть квартиры?

      — Это можно устроить.

      — Сейчас?

      — Боюсь, я…

      — Я должна попасть туда, — не дала ей договорить Элисон.

      — Но…

      — Пожалуйста. Сейчас?

      Мисс Логан внимательно посмотрела на нее.

      — Да, если это убедит вас в том, что там никто не живет.

      Обе женщины встали.

      — Лучшие бы вы поверили мне на слово…

      — Не могу, — сказала Элисон. — Это значит — не доверять собственным органам чувств. Разве я произвожу впечатление человека, способного на такое?

      Она взяла счет, набросила жакет, и пошла сквозь толпу к кассе. Заплатила и вышла вслед за мисс Логан.

     

      Глава 11

     

      Записка была прочтена очень внимательно.

      Она была озаглавлена: «ЭЛИСОН ПАРКЕР». В правом верхнем углу значился адрес особняка. В записке описывались события в особняке и содержалась еще кое-какая информация, охватывающая период двух последних лет. Далее следовал обширный перечень указаний, коих следовало неукоснительно придерживаться. Завершалась она лаконичным приказом уничтожить ее при прочтении.

      Прочтя текст несколько раз, Бреннер бросил листок на стол, рядом с золотой табличкой с надписью «Уильям Бреннер, частный детектив». Он взял конверт с пометкой «Доставка с курьером», разорвал его на две части и выбросил в корзину.

      После чего выключил свет.

     

      ***

     

      Элисон молча сидела на заднем сиденье такси, бессильно склонив голову, лицом касаясь стекла. Она скользила взглядом по верху серой каменной стены, окружавшей Централ-Парк, по верхушкам вязов и кленов, стараясь не смотреть на восседавшую рядом мисс Логан.

      С того момента, как она узнала, что других жильцов в доме нет, она находилась словно в каком-то тумане. Элисон твердила про себя, что мисс Логан ошибается, там живут люди. Она видела их. И она отнюдь не сумасшедшая. Логан ошибается или же лжет намеренно.

      — На дворе трава, на траве дрова, — еле слышно прошептала она.

      — Простите? — отозвалась мисс Логан. Элисон ничего не ответила.

      — Мисс Паркер, вы что-то сказали?

      — Я? — переспросила Элисон, поворачивая голову. — Нет. — Она снова отвернулась к окну и прижалась носом к стеклу.

      Мисс Логан пару раз хмыкнула и устремила взор перед собой. Они приближались к выезду из Парка.

      Наконец такси покинуло Парк, завернуло на 89-ю улицу и остановилось у особняка.

      Элисон продолжала смотреть в окно.

      — Приехали, мисс Паркер.

      Элисон слабо улыбнулась, но не двинулась с места. Мисс Логан перегнулась через нее и распахнула дверцу.

      — Я не могу терять время, — вскипела она. Ничего не ответив, Элисон неловко вылезла из машины.

      Мисс Логан расплатилась с водителем и присоединилась к ней у каменного крыльца.

      — Идем? — спросила она.

      Элисон продолжала смотреть наверх. Затем указала на окна пятого этажа. В среднем из них виднелся человек.

      К сожалению, как следует разглядеть что-нибудь было трудно. Судя по всему, человек сидел. Элисон была уверена в этом; если бы он стоял, было бы больше видно. Руки его были скрещены ниже пояса. Наверное, он что-то держал. Что именно — разобрать было невозможно. Но это был он. Так четко Элисон его еще не видела. Старый слепой священник — Старик, — произнесла мисс Логан безо всякой интонации. — Я в первый раз так хорошо его вижу.

      — И не в последний. Он, могу вас заверить, существует.

      Элисон нахмурилась.

      — Как и остальные, — сказала она, поднимаясь по ступеням.

      Мисс Логан тронула Элисон за руку, чтобы привлечь ее внимание, и указала на покрытые ржавчиной почтовые ящики.

      — Я знаю, — раздраженно сказала Элисон. — Но на ящике священника тоже нет таблички с именем. Мисс Логан пожала плечами и растворила дверь. Они прошли сквозь тускло освещенный вестибюль и поднялись на площадку второго этажа. Как обычно, Элисон проверила перила, затем остановилась напротив квартиры 2-А. Она прижала ухо к двери, прислушалась.

      — Здесь живут лесбиянки, — сообщила она. Мисс Логан чуть слышно поцокала языком, выражая свое недоверие. Затем достала из сумки ключ, отперла дверь и жестом пригласила Элисон войти.

      — Прошу вас, — сказала она, прекрасно зная, что они обнаружат внутри.

      Элисон вошла в раскрытую дверь и очутилась в гостиной.

      Здесь царили мерзость и запустение. На полу лежал толстый слой пыли. На мебели — тоже. И сама мебель отличалась от той, что она видела здесь в первое свое посещение. Тем не менее она была знакомой и удивительно напоминала ту, что стояла у Элисон в квартире. Вглядевшись пристальнее, она поняла, что обстановка — от крошечной безделушки до двух напольных часов у камина — в точности повторяла обстановку ее собственной квартиры, и лишь пыль помешала ей заметить это сразу. Элисон потянула носом тяжелый, спертый воздух и приблизилась к дивану, оставляя следы на грязном полу. Похлопала рукой по обивке, вверх поднялось облачко пыли.

      — Мебель такая же, как у меня, — сказала она, кусая губу.

      — Да. Прежний владелец — он меблировал дом — одинаково обставил все квартиры с индексом «А» и все квартиры с индексом «Б». Не могу сказать, что одобряю это, но, по-видимому, таким образом он сэкономил немало денег. — Здесь была другая мебель.

      — Помилуйте, мисс Паркер, не ожидайте, что я в это поверю. Здесь годами ни к чему не прикасались!

      Элисон бледно улыбнулась, подошла к камину и провела рукой по полке. Она была покрыта пылью. Элисон вытерла ладонь о жакет и принялась осматривать мебель и стенные шкафы в поисках чего-либо, что могло бы объяснить происшедшее. Но ничего не обнаружила. В чем же дело? Может, она была не в этой квартире? Элисон ухватилась было за эту мысль, но тут же покачала головой. Нет, она была именно в этой квартире.

      Она прошла на кухню, затем в спальню. Все то же. Пыль. Мебель, как у нее. Затхлая атмосфера.

      Она возвратилась в гостиную. Мисс Логан самодовольно улыбалась.

      — Нашли что-нибудь? — поинтересовалась она.

      — Нет, — тихо ответила Элисон. Подошла к креслу, присела на краешек и потерла глаза. Их щипало от едкого воздуха. — Откройте мне квартиру 4-А, — велела она и встала.

      Мисс Логан кивнула и, выйдя вслед за Эдисон, заперла дверь.

      Квартира 4-А не преподнесла никаких сюрпризов. Такая же мебель, столько же пыли, спертый воздух. Элисон быстро оглядела гостиную и — более внимательно — спальню. Никаких признаков жизни. Если кто-то был здесь прошлой ночью, должны остаться хоть какие-то следы. Но их не было.

      Охваченная чувством тревоги и безысходности, Элисон брела вслед за мисс Логан вверх по лестнице на пятый этаж — в квартиру мистера Чейзена. В ней вообще не оказалось никакой мебели — за исключением стоявшего посреди комнаты стула и книжных полок на стене.

      — Вы вроде говорили, что все квартиры «Б» обставлены одинаково, — заявила Элисон.

      — Говорила. Мебель отсюда вывезли примерно год назад. Она совсем износилась.

      Элисон взялась за одинокий стул и стряхнула с него пыль.

      — Остатки прежней роскоши.

      Она внимательно разглядывала стул, силясь вспомнить, не один ли он из стоявших вокруг именинного стола. С полной уверенностью утверждать это она бы не смогла.

      Элисон присела и прочистила горло.

      — С днем рожденья тебя, С днем рожденья, тебя, — С днем рожденья, Джезебель, С днем рожденья тебя.

      Эхо песенки раздавалось в глубине квартиры.

      — А где торт? — спросила мисс Логан. На лице ее читалось недоумение.

      — Это и я хотела бы знать.

      — Что ж, когда мы отыщем его, чур, первый кусочек — мой.

      Элисон не выдержала:

      — Знаете, что меня в вас восхищает?

      — Что?

      — Ваш неподражаемый цинизм.

      — Надеюсь, вы не ожидаете, что я поверю, будто целая толпа народу носилась ко этим квартирам?

      — Наверное, нет, — сказала Элисон.

      Она встала и подошла к затянутым пылью книжным полкам, украшавшим прилегающую к выходу стену. Они были уставлены заплесневевшими старинными фолиантами в ветхих обложках с полустершимися названиями. Элисон пригляделась. «Декамерон», «Левиафан», «Ипполит» Эврипида, «Илиада», «Кентерберийские сказки», «Беовульф», книги Бакона, Шекспира, Мильтона, Спинозы, Диккенса, Стендаля. Тот, кто составлял библиотеку — кем бы он ни был, — неплохо разбирался в классической литературе и политической философии.

      — Хотите верьте, хотите нет, — начала Элисон, — но прошлой ночью я присутствовала здесь на дне рождения кошки.

      — Оригинально, — заметила мисс Логан.

      — Здесь была сама кошка — ее зовут Джезебель — и целая куча народу. Чарльз Чейзен, миссис Кларк, Клоткины, кузен Малькольм с женой. А еще попугай по имени Мортимер. Почти всю ночь мы пели и плясали. Всюду висели воздушные шары и серпантин. Было очень весело. А теперь все исчезли.., кроме меня… А их словно здесь и не было… Словно их вообще никогда не существовало…

      — Жаль, что меня не было с вами, — вставила мисс Логан.

      Элисон продолжала разглядывать книги.

      — Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума.

      — Разве я так говорила?

      — Уверяю вас: это не так.

      Были здесь эти стеллажи прошлой ночью? Элисон не могла вспомнить. Она потянулась и достала книгу с верхней полки. Необычайно старую книгу. Некоторые страницы совсем истлели и рассыпались под пальцами в прах.

      Книга была написана по-латыни, ей не удалось ни прочесть название, ни разобрать что-либо в тексте. Элисон с любопытством листала ее. И уже собиралась было захлопнуть, как вдруг заметила нечто необычное. Все страницы были одинаковыми. Она принялась листать книгу заново, чтобы удостовериться в этом.

      Мисс Логан кашлянула. Элисон поставила фолиант на место, повернулась и еще раз окинула взглядом комнату.

      — Мне пора возвращаться, — заявила старая дева.

      — Да-да. Простите, что отняла у вас столько времени, — сказала Элисон Она подошла к мисс Логан, отряхивая пыль с блузки.

      — Что-нибудь еще?

      — Да, — твердо сказала Элисон, — старый священник.

      — Это пустая трата времени.

      — Старый священник, — повторила она. Мисс Логан с видимой неохотой кивнула. Старый священник жил в квартире напротив. В худшем случае они потеряют еще несколько минут. Мисс Логан повернулась и открыла дверь.

      — Знаете, что я думаю, — сказала Элисон, проходя мимо нее. — Я думаю, кто-то затеял некую игру — или задумал глупый розыгрыш. И, по-моему, объектом этого розыгрыша являюсь я.

      Мисс Логан воздержалась от комментариев. Она подошла к двери старого священника и постучала. Ответа не последовало. Еще раз. Снова никакого ответа.

      — Старик, наверное, не слышит, — сказала она. Элисон шагнула к двери и стукнула еще несколько раз, посильнее. Ответа опять не последовало.

      — Вы когда-нибудь видели его, разговаривали с ним?

      — Нет.

      — А кто-нибудь еще?

      — Откуда мне знать?

      — Но кто-то же должен был.

      — Возможно. Я не в курсе.

      — Он когда-нибудь выходил из квартиры?

      — Этого я тоже не знаю.

      — Послушайте, мисс Логан, если он не выходит из квартиры и ни с кем не встречается, то как же он живет?

      — Не знаю. Спросите у него самого.

      — Именно это я и собираюсь сделать. Мисс Логан отвернулась от двери.

      — Меня волнует лишь одно — чтобы квартплата вносилась вовремя.

      — И как? Вносится?

      — Да, очень аккуратно.

      — Кто платит за квартиру?

      — Архиепископат Нью-Йорка. Элисон помолчала и сказала:

      — Я хочу попасть внутрь — немедленно!

      — Нет уж, извините. — Мисс Логан решительно замотала головой.

      — Почему?

      — Потому, что я не вправе впускать кого-либо в чужую квартиру тем более в присутствии жильцов — Судя по ее тону, дальнейшие препирательства были бесполезны. — Идем? — добавила она.

      Элисон побрела к лестнице.

      — Вы не находите странным, — спросила она, обернувшись, — что человек живет в такой изоляции?

      — Нет, — ответила мисс Логан. — Предпочитаю не мерить на свой аршин то, как живут другие. — С ничего не выражающим лицом она начала спускаться.

      Они остановились у квартиры 3-А.

      — Надеюсь, вы убедились, что никто там не живет?

      — Спасибо, что провели меня по квартирам, — сказала Элисон, игнорируя вопрос. Она вставила ключ в замочную скважину.

      — Возможно…

      Элисон не дала ей договорить:

      — Я должна извиниться, что доставила вам столько хлопот.

      Мисс Логан холодно кивнула, храня молчание. Элисон отворила дверь.

      — Простите, но мне нужно срочно позвонить по телефону.

      — Возникнут еще какие-нибудь проблемы — обращайтесь.

      — Еще проблемы? Пока одной более чем достаточно!

      — Полагаю, я…

      — Спасибо, — сказала Элисон, — я дам вам Знать, если снова увижу кого-нибудь из этих людей. — Она вымученно улыбнулась, вошла в квартиру и захлопнула дверь.

      Она облокотилась о косяк, чувствуя, как ее охватывают усталость, слабость, страх. Закрыла глаза и потерла лоб рукой. Голова побаливала, возможно, снова начинается мигрень.

      Элисон прошла на кухню. Нашарив рукой выключатель, щелкнула им, взяла пузырек с транквилизатором, достала три таблетки — на одну больше, чем полагалось по рецепту — и проглотила их, ничем не запивая. Таблетки застряли в горле. Элисон задыхалась и судорожно сглатывала, пытаясь протолкнуть их. В отчаянии она открыла воду и глотнула воды прямо из-под крана. Таблетки скользнули вниз по пищеводу.

      Она пошла в гостиную, как следует заперла дверь и присела на диван, чтобы собраться с мыслями. Но вместо этого разрыдалась.

     

      Глава 12

     

      На улице стемнело. Дождь, начавшийся около семи часов, хлестал по стеклянным стенам телефонной будки так, что из нее все выглядело расплывчатым, краски казались блеклыми и приглушенными Элисон было неудобно, тесно, с мокрого зонтика капало на пол. С тех пор, как мисс Логан подвергла сомнению ее психическую нормальность, грудь ее словно чем-то сдавило.

      Слава Богу, угловой телефон починили. Сама мысль о том, чтобы под ледяным дождем идти на 85-ю улицу, приводила ее в ужас.

      Прижав трубку к уху, она набрала номер конторы Майкла и ждала, нервно облизывая обветренные, потрескавшиеся губы Выглядела Эдисон неважно: цвет лица стал изжелта-бледным, глаза покраснели от слез и усталости С самого полдня она была охвачена страхом и, если бы не необходимость позвонить Майклу, она заперлась бы в квартире, опустила шторы, легла в постель и надежно бы спряталась под теплым одеялом Но Элисон нуждалась сейчас в Майкле, в его спокойствии, уверенности. В его холодном, трезвом уме.

      Телефон звонил у него в конторе. Один, два.., десять раз Никого. Элисон со злостью швырнула трубку и вытащила монетку. Снова засунула ее в отверстие и набрала домашний номер Майкла. И на этот раз ей никто не ответил Элисон протерла запотевшее стекло и посмотрела на обсаженную деревьями дорогу и ставший теперь зловещим особняк за полквартала отсюда 89-я улица казалась сегодня темнее, чем когда-либо. Если бы этот рай он выглядел так же неприветливо в день, когда Элисон впервые увидела особняк, она продолжила бы поиски квартиры. Если бы это было так…

      Она вышла из будки, раскрыла зонт и побрела обратно, шлепая по лужам Вслушиваясь в плеск воды у себя под ногами и в отдаленный гул автомобилей на проспекте, она изо всех сил старалась сдержать обещание, данное ей самой себе несколько дней назад на такой же жутковатой улице. Наконец, Элисон остановилась, закрыла глаза, издав нервный смешок, поднялась по каменным ступеням и посмотрела наверх, на темные и негостеприимные окна пятого этажа.

      Она поужинала за надежно запертыми дверьми. Чтобы немного успокоиться, выпила дополнительную таблетку транквилизатора — между салатом по-русски и бифштексом с грибами. А еще она откупорила бутылку розового вина.

      С бокалом в руке Элисон пересекла комнату, мягко ступая по ковру под мерное тиканье часов, и присела на корточки перед стоявшим в углу проигрывателем. После недолгих раздумий она поставила первый акт «Силы судьбы» Верди.

      Пока иголка устанавливалась в бороздки, из динамиков раздавалось похрустывание. Элисон наблюдала за вращением пластинки. Удобная вещь — автоматический проигрыватель. Надо будет одолжить его мистеру Чейзену, когда он в следующий раз устроит вечеринку, чтобы у него оставалось больше времени для танцев. Элисон вернулась к дивану, легла и полностью погрузилась в музыку. Постепенно глаза ее начали слипаться. Вскоре она уже спала.

     

      ***

     

      Она открыла глаза. Не поворачивая головы, бросила взгляд на напольные часы. Стрелки лежали одна на другой — четверть четвертого. Из динамиков доносился громкий треск, пластинка продолжала вращаться.

      Элисон добрела до проигрывателя, выключила его, вышла из гостиной и, пошатываясь, двинулась по темному коридору в спальню.

      В дверях она скинула блузку. Затем на пол полетели джинсы. Кольцо и часы она положила на тумбочку, колготки бросила на вешалку.

      Она стояла обнаженная перед кроватью, в конце дорожки, образуемой сброшенной одеждой. Постель манила. Элисон скользнула в нее и через несколько секунд снова спала.

     

      ***

     

      На темной улице не прекращался сильный ливень. С порывами ветра его косые струи ударяли в стены особняка. Потоки воды переливались через края водостоков и, бурля, неслись вниз, споря с налетавшим ветром.

      Улица была пустынна. Фонари еле светили сквозь сплошную пелену дождя, не в силах рассеять кромешную темноту ночи.

      В аллее парка раздавались чьи-то шаги. Отсюда очень хорошо был виден особняк. Человек старался держаться темноты, словно прячась от кого-то. Он медленно продвигался меж теней, пока не достиг конца аллеи. Там он остановился, заслонив рукой лицо от ветра и дождя. Некоторое время он простоял неподвижно, наблюдая, что-то выжидая. Ни в одном из близлежащих домов не горел свет. Ни одна машина не проехала по улице. Никаких подозрительных звуков не раздавалось. Пара глаз оглядела улицу. Удовлетворившись, человек втянул голову в плечи и поспешил через затопленную мостовую под защиту навеса над крыльцом особняка. Там он отряхнулся и подошел к тяжелой железной двери, ведущей в подвал. На ней висел ржавый замок. Человек пошарил в глубоком кармане плаща и извлек оттуда связку ключей, самый большой из которых вставил в скважину. Замок не поддавался. Он снова пошарил в кармане и на этот раз извлек маленький тюбик Вытащил ключ, выдавил немного жидкости в скважину и, вставив ключ обратно, еще раз попробовал повернуть его. Замок открылся. Человек вошел в подвал и закрыл за собой дверь.

     

      ***

     

      Снова сон ее был беспокойным и мучительным. Элисон металась по кровати, терзая подушки.

      Возвращались видения прошлой ночи: Чейзен, лесбиянки — и все участники вечеринки Она ощущала их присутствие, слышала их голоса Раздавалось пение:

      С днем рожденья, Джезебель, с днем рожденья тебя!» Простыни были мокры от пота, от судорожного пинка ногой одеяло полетело на пол, за ним последовали подушки.

      И тут она услышала стук.

      Еле слышный вначале, он становился оглушающим.

      Элисон во сне прижала ладони к ушам, пытаясь скрыться от шума. Но все громче и громче раздавался стук, постепенно сливавшийся с лязгом металла.

      Элисон в ужасе проснулась, ничего не понимая. Включила ночник и огляделась. Никого. Напряженные ее мышцы расслабились, дыхание успокоилось.

      — Нет, — бормотала она, уронив голову На руки. — Что я такого сделала? Чем я заслужила это? Что я такого сделала? — Голос ее превратился в шепот. Она взглянула наверх.

      Медленные, размеренные шаги раздавались прямо у нее над головой. Элисон снова заткнула уши. Она не могла больше выносить это.

      Она выскочила из постели, подобрала одежду, быстро оделась и опустила штору на окне, чтобы свет ночника не был заметен снаружи.

      С трудом передвигая ноги, Элисон дошла до кухни. Осмотрелась. Тарелка с остатками ужина стояла на краю раковины, пустая бутылка из-под вина валялась на доске для резки мяса, кусок алюминиевой фольги — на холодильнике. Элисон протянула руку, схватила пузырек с транквилизаторами и отвинтила крышку, в ладонь ей скатился маленький белый шарик. Принимать таблетку или нет? Надо же успокоить нервы! Но еще важнее сейчас — собрать всю храбрость, какая еще осталась в ее слабеющем теле. Транквилизаторы в этом не помогут. И не подготовят к тому, что ожидает ее. Элисон была полна решимости раскрыть тайну исчезнувших жильцов, и она знала, что у того, наверху, кем бы он ни был, есть ключ к разгадке. В мягком желтом свете, заливавшем кухню, она пыталась придумать альтернативу. Таковой не было; надо подняться и войти в квартиру 4-А. Транквилизаторы? Бесполезно. Элисон завинтила крышку и поставила пузырек на место. Затем она выдвинула ящик стола и достала огромный кухонный нож. С ним она будет чувствовать себя увереннее. Теперь она не одна.

      Она достала из кладовой фонарь и нажала кнопку. Свет вспыхнул и тут же погас. Элисон с силой потрясла его, лампочка замигала. Тогда она отвернула крышку и поправила батарейки. После этого вновь нажала кнопку. Фонарь работал превосходно.

      Элисон, не включая света, пробралась в гостиную и посветила там фонарем. Никого. Ничего необычного. Она прислушалась. Шаги не прекращались. Эдисон глубоко вздохнула, потушила фонарь, вышла из квартиры и захлопнула дверь.

      На лестнице было темно. Ни на третьем, ни на четвертом этаже свет не горел. На ощупь, прижавшись к стене, Элисон добралась до лестницы и покрутила единственную лампочку. Та не зажглась. Тогда она повернулась и начала подниматься по лестнице. Медленно, очень медленно. Ступени страшно скрипели. Дом наполняли звуки бушевавшей снаружи бури.

      Пот струился по ее лицу, голова готова была разорваться от невыносимого напряжения.

      И вдруг она в ужасе отскочила в сторону, ударившись головой о стену. Она зажала рот тыльной стороной ладони, чтобы не закричать. Закрыв «лаза, она тихонько застонала. Она на что-то наступила.

      Элисон безуспешно пыталась взять себя в руки; тело ее била крупная дрожь. Она зажгла фонарь и осветила пол у себя под ногами. Там ничего не оказалось. Элисон направила луч фонаря выше, внимательно осматривая каждую ступеньку. Луч достиг площадки четвертого этажа. Там сидела кошка. Джезебель. Кошка, которой не существовало на свете. Покрытое клочковатой шерстью тело неподвижно застыло, зеленые глаза уставились в одну точку. В зубах она держала попугая с откушенной головой. Его изящное тельце превратилось в истекающий кровью истерзанный кусок мяса. Кругом валялись перья.

      Элисон содрогнулась.

      Ее охватило зло. Эта дура, мисс Логан, не поверила ей, ни единому ее слову. Но вот же оно — неопровержимое доказательство. Джезебель. Надменная и враждебная. Мортимер. Мертвый.

      Кошка ощерила впившиеся в мертвое тельце клыки, Элисон покрепче сжала нож и сделала шаг по направлению к ней. Кошка положила птицу на пол, выгнула спину и зашипела. Элисон сделала еще шаг. Кошка сильнее выгнула спину. Элисон приблизилась еще на два шага. Кошка выбросила вперед лапу, попятилась с угрожающим шипением, схватила попугая и прыгнула в темноту.

      И вновь наступила тишина.

      Элисон потушила фонарь, с трудом переводя дыхание, преодолела последние ступеньки и пошла по направлению к квартире 4-А. Несколько минут она простояла неподвижно, прислонившись к дверному косяку. Затем попробовала ручку двери, в полной уверенности, что там заперто. Но, к ее удивлению, замок щелкнул, и дверь распахнулась. Элисон оглянулась; судя по всему, Джезебель на площадке не было. Она бочком протиснулась в дверь и стала вглядываться в темноту. В комнате было очень темно, сверхъестественно темно. Взгляд ее словно уходил в бесконечный туннель. Элисон не видела даже ни фонаря в своей левой руке, ни ножа в правой. И если бы не натянутые, как струна, нервы, она подвергла бы сомнению самый факт своего существования.

      В квартире царила тишина, шагов слышно не было.

      Включив фонарик, Элисон посветила по стенам. Мебель та же, что и в тот день, когда они заходили сюда с мисс Логан. Она потянула носом воздух. Запах плесени усилился. Элисон потерла нос, чтобы не чихнуть и повернулась к напольным часам. Их циферблаты покрывала пыль, стрелки не двигались. Он был пуст и холоден, двери стенных шкафов нараспашку раскрыта. Они тоже были пусты, если не считать старого дырявого зонта.

      Элисон повернула к спальне. Шаги раздались вновь. Она выключила фонарь и вжалась в угол, боясь даже дышать. Казалось, комната сжимается вокруг нее. Эли-сои порывисто обернулась. Она оставила входную дверь приоткрытой. Каждая клеточка ее тела стремилась скорее убежать отсюда в безопасное место. Но она не могла сделать этого. Спальня совсем рядом. А там — шаги, ключ к ее кошмарам и, возможно, разгадка тайны исчезнувших жильцов. Сжимая нож, она осторожно, шаг за шагом, пробиралась по коридору, касаясь плечом стены.

      Шаги прекратились, раздался скрип.

      Элисон подошла к открытой двери спальни, выставив впереди себя нож. Поначалу никаких признаков жизни она не заметила» С минуту она постояла в нерешительности, затем двинулась к едва различимой кровати. Из темноты донесся слабый шорох, Элисон нажала кнопку на фонаре, тот не работал. Она с силой встряхнула его, батарейки звякнули, но лампочка не зажглась. Элисон уловила краешком глаза какое-то движение; в темноте проскользнула фигура и встала у окна, спиной к ней.

      — Эй, — позвала она сдавленным от страха голосом. Ответа не последовало. — Эй, — повторила она.

      Фигура не пошевелилась и продолжала хранить молчание.

      — Что вам от меня надо?

      Никакого ответа.

      Элисон медленно приближалась к неясным очертаниям человека, не переставая взывать к нему. Голос ее то и дело срывался на плач. Она держала в вытянутой руке нож и в отчаянии трясла фонарь. Никогда в жизни она не испытывала такого страха, казалось, еще чуть-чуть — и она забьется в истерическом припадке.

      Подойдя к незнакомцу, она тронула его «а плечо. Тот повернулся, но лица его не было видно в темноте.

      — Кто вы? — жалобно вопрошала она, слезы катились по ее щекам. Фигура сохраняла молчание и неподвижность.

      Элисон еще раз встряхнула фонарь. Яркий луч света прорезал темноту, ударив прямо в глаза.., ее отца!

      Он был бледен как полотно; лицо превратилось в мертвую маску. Глаза его едва не вываливались из орбит, губы раздулись. Синие вены струились под покрытой коростой кожей. Волосы его превратились в колтун, глаза потускнели. Лицо, шею и руки пересекали гноящиеся синие шрамы, из которых сочилась прозрачная жидкость. И он был абсолютно голым.

      Тишину ночи пронзил ее отчаянный крик.

      В ужасе отпрянув, Элисон налетела на стену, не пере ставая кричать, заметалась взад и вперед, луч фонаря плясал по стенам, описывая огромные круги. Вот он упал на разлагающееся тело отца, который упорно приближался к ней, приволакивая частично парализованную правую ногу. Она пятилась, натыкаясь на мебель. Луч фонаря, не прекращавший свое хаотическое движение, выхватил из мрака кровать, на которой развалились в непристойной позе две голые жирные женщины. И наступила темнота.

      Элисон вбежала в гостиную, налетела на кресло и растянулась на полу, выронив фонарь. Он потух. В ушах ее раздавался звук надвигающихся шагов. Кресло повалилось на нее, Элисон судорожно забилась, стараясь высвободиться.

      И тут захлопнулась приоткрытая входная дверь. Единственный путь к отступлению был отрезан: прямо перед ней стоял человек. Эдисон истерически заголосила, вскочила на ноги и бросилась к двери. Одной рукой он схватил ее за волосы, другой — уцепился за цепочку распятия. Элисон ткнула ножом куда-то в темноту. Он вонзился в крепкую грудь. Комнату наполнил душераздирающий вопль. Снова и снова она вонзала нож, по руке ее заструилась кровь. Крики перешли в предсмертный хрип. Тело упало. Элисон бросилась к двери и выбежала на лестницу.

     

      ***

     

      Входная дверь особняка распахнулась; Элисон выскочила на улицу, не переставая кричать. Слетела вниз по мокрым каменным ступеням. Нож она где-то обронила. В соседних домах загорались окна, любопытные высовывали головы, чтобы взглянуть, кто там так кричит. В ужасе вцепившись в свои спутавшиеся волосы, Элисон неслась по лужам, то и дело падая, не в силах удержать равновесие под порывами ветра. Так, падая на каждом шагу, она добежала до конца квартала.

      Высоко над улицей старый священник неподвижно сидел у окна, сложив руки перед собой.

      Дождь не прекращался. дУЛ сильный ветер.

      Дом стоял темный и молчаливый.

     

      Глава 13

     

      — Сюда, мэм.

      — Надеюсь, это не займет много времени.

      — Не могу ничего сказать, мэм.

      — Я должна увидеть ее.

      — Все зависит от человека, который сидит в этом кабинете, мам.

      Полицейский распахнул матовую стеклянную дверь с табличкой «Больница Беллевю. Полицейское дознание».

      — Спасибо, — сказала Дженнифер Лирсон, входя в комнату.

      — Посидите пока на скамье, — произнес полицейский официальным тоном.

      Кабинет был небольшим, скудно меблированным На сером цементном полу валялись куски краски, отслаивавшиеся от стен. Мебель здесь была старой и обшарпанной. Вдоль стены стояла длинная коричневая скамья, слева от нее располагался некрашеный прямоугольный стол.

      Дженнифер присела на скамью. Полицейский закрыл дверь. За столом сидел коренастый человек с остреньким личиком. У него были черные глаза, длинный нос с шишечкой на конце и необычайно тонкие бесцветные губы. Старая мятая шляпа отлично гармонировала со слишком просторным для него пиджаком. Изо рта у человека свисала короткая изжеванная сигара. Рубашка его была запорошена пеплом.

      Он улыбнулся Дженнифер, обнажив ряд острых, как у грызуна, зубов. Видно было, что над его нижней челюстью изрядно потрудился дантист. Он продолжал молча улыбаться, и Дженнифер заерзала на скамье, чувствуя себя не очень уютно в этой голой комнате под буравящим взглядом маленького хорька.

      — Меня зовут Гатц, детектив Гатц, пишется через «т», — гнусавый его голос неприятно резал слух.

      — Да, сэр, — ответила она, наблюдая, как натянутая улыбка постепенно сползает с его лица.

      — Я хотел бы поговорить с вами.

      — Да, сэр, — повторила она, нервно теребя пальцами складки на блузке.

      — Ваша фамилия — Лирсон? Дженнифер Лирсон?

      — Да.

      Он взял со стола лист бумаги.

      — Адрес: 51-я Восточная улица, дом 311. Профессия: фотомодель.

      — Да.

      — Понятно.

      — Я хотела…

      Гатц перебил се:

      — Надеюсь, детектив Ричардсон объяснил вам, в чем дело? — спросил он, бросив взгляд на рослого полицейского, молчаливо возвышавшегося рядом.

      — Очень смутно, — ответила Дженнифер, помолчав. — Понятно. Что ж, постараемся вместе прояснить ситуацию. Полагаю, вы знакомы с мисс Элисон Паркер?

      — Да, сэр, но…

      — Когда последний раз виделись с ней?

      — Дня четыре назад. Не могли бы вы все-таки рассказать мне, что произошло? Я очень нервничаю.

      — Минуточку терпения. — Это прозвучало скорее как команда, нежели как просьба. — Когда в последний раз вы разговаривали с ней?

      — Четыре дня назад.

      — О чем?

      — О тряпках.

      — И это все?

      — Элисон еще говорила о какой-то вечеринке.

      — О какой вечеринке?

      — Она собиралась отпраздновать новоселье.

      — Когда?

      — Она не уточняла. Сказала просто, что собирается, и спросила, кого, я считаю, нужно пригласить.

      — Вы посоветовали ей что-нибудь?

      — Да, сэр.

      — Я попрошу вас записать имена, которые вы назвали тогда.

      Дженнифер кивнула.

      — Все они — ее друзья.

      — Хорошо-хорошо. О чем еще вы говорили?

      — Больше ни о чем. О вечеринке и тряпка».

      — А ничего необычного вы не заметили?

      — Нет.

      — Ничего странного, настораживающего?

      — Нет.

      — Вы уверены?

      — Да!

      Гатц взял другой лист бумаги, пробежал его глазами и сообщил:

      — В доме на 89-й улице она проживала неделю.

      — Почти две, — поправила Дженнифер. Он внес изменения в свои записи.

      — Вы видели ее квартиру? Бывали в том доме?

      — Нет.

      — А кто-либо из ваших знакомых?

      — Только ее друг. Гатц ухмыльнулся.

      — Понятно, — произнес он, и в голосе его прозвучало неодобрение.

      Дверь снова отворилась, вошел Майкл. Кивнув Дженнифер и, не замечая детектива Гатца, подошел к скамье и уселся на нее.

      Завидев Гатца, он вскочил, щеки его пылали.

      Тот спокойно улыбался, тихонько постукивая ногой по цементному полу.

      — Сядьте! — велел он, и в глазах его засветилась ненависть, не уступавшая презрению, написанному на лице Майкла. — Сядьте же!

      — Что…

      — Сесть, я сказал! — грубо оборвал его Гатц. Майкл нехотя повиновался.

      — Что вы здесь делаете? — выдавил он из себя, наконец.

      — Если вам угодно, знать, это — моя работа.

      — Но в городе есть и другие сыщики.

      — Совершенно верно! Но меня это дело заинтересовало. Я, когда поступил вызов, как раз сидел в участке, знаете ли. Похоже было, что снова объявился какой-то маньяк-убийца Я уже было собрался отправить туда кого-нибудь. Психи не очень-то меня интересуют. Люблю убийства, совершаемые умными злодеями. Вам, впрочем, это известно. Ну, так вот, я уже собрался было сделать всем ручкой, как услыхал имя девицы и парня, чью визитную карточку нашли у нее в кармане. И что бы вы думали? Я пулей вылетел из участка, ибо понял, что дело это окажется чертовски грязным, раз в нем замешаны вы.

      — Что случилось с Элисон? — спросил Майкл, пропустив оскорбления мимо ушей. Гатц нахмурился.

      — Как звали вашу жену — ах, бедняжка — Карен? Майкл вцепился пальцами в скамейку, с трудом удерживаясь от того, чтобы не броситься на Гатца и не впечатать того в стену.

      Гатц улыбался. Он уливался бешенством Майкла, — Что случилось с Эдисон? — стиснув зубы, повторил Майкл.

      — Элисон Паркер? — Гатц явно измывался над ним, пытаясь вывести из себя Осознав намерения детектива, Майкл разжал впившиеся в скамейку пальцы и спокойно ответил:

      — Да, сэр. Элисон Паркер.

      Игра окончилась. Развалясь на стуле, Гатц размышлял.

      «Дело Карен Фармер». Шесть месяцев он копался в нем, пока начальство не приказало ему закончить следствие. После этого его перевели в другой участок, понизив в звании. Но он ни на миг не забывал об этом, так же, как не сомневался в том, что был прав, когда все остальные ошибались. И вот сейчас перед ним Майкл Фармер собственной персоной, но как бы ему ни хотелось, прошлое ворошить нельзя. Сейчас он ведет «Дело Элисон Паркер», и прежде всего надо докопаться до сути здесь. И лишь потом, если повезет, можно будет раскрыть тайну гибели жены Майкла Фармера.

      — Я и сам толком не знаю, что произошло. По моим сведениям, никого, пока ни в чем не подозревают. Включая и вас, Фармер. Как я говорю, пока вина не доказана, человек не виновен.

      — Это вы сами придумали?

      — Не горячитесь, мой друг, — предостерег его Гатц, вставая. Стул покачнулся назад Детектив Ричардсон протянул руку и удержал его. Гатц с одобрением взглянул на помощника и принялся шагать по комнате.

      — На мой взгляд, нечто странное произошло прошлой ночью. Некая Элисон Паркер носилась в истерике по улицам и вопила, что только что зарезала собственного отца.

      Майкл чуть не поперхнулся. Он оцепенел, как и Дженнифер, затем с трудом произнес:

      — Это невозможно! Ее отец скончался от рака несколько недель назад.

      Гатц посерьезнел. Он взял со стола блокнот, вынул очки в роговой оправе и, аккуратно водрузив их прямо над шишечкой на носу, еще раз с удвоенным вниманием изучил свои записи.

      — Вы уверены? — спросил он.

      — Абсолютно! Можете позвонить ее матери, если… — Майкл осекся. — Нет, лучше не надо. Боюсь, она этого не перенесет. Позвоните в полицейское управление городка. Они подтвердят.

      Гатц достал из кармана рубашки простенькую авторучку, оставившую там темное чернильное пятно, с силой встряхнул ее и, скрипя пером, записал имя и адрес отца Элисон, рядом с которыми вывел слово «мертв». Затем он снова уселся на стул и пристально взглянул на Майкла.

      — Давайте начнем сначала. Итак, ваши отношения с мисс Паркер?

      — Я ее друг. Гатц неодобрительно поцокал языком.

      — Близкий друг, — поправился Майкл, Гатц цинично осклабился и обернулся к Дженнифер.

      — А вы ее подруга?

      — Вы это уже знаете.

      — И вы знакомы друг с другом? — Вопрос не требовал ответа; Гатц заметил их молчаливое приветствие, когда Майкл появился в комнате. Кивнув, он снова поднялся и принялся мерить шагами пол. Сигара по-прежнему свисала у него изо рта. Она стала чуть короче. Он откусил кусочек изжеванного ее кончика и выплюнул его. Остановился и прислонился к стене под зарешеченным окном. С подозрением уставился на обоих пленников. — На одежде Элисон Паркер была обнаружена кровь, но она оказалась ее собственной — из царапины на руке. Мы обследовали квартиру, где, по ее словам, она зарезала своего старика, но не нашли ни тела, ни крови.

      — Какую квартиру? — спросил Майкл.

      — 4-А. Бывали там?

      Майкл опустил глаза в пол. Квартира 4-А. Та, о которой говорила Элисон. По спине у него пробежал холодок.

      — Мало того, мы вообще не обнаружили там каких-либо следов борьбы.

      — В квартире?

      — Во всем здании!

      — Вы разговаривали со старым священником?

      — Старикан глух, слеп и давно выжил из ума.

      — Ас Чейзеном? С остальными жильцами?

      — С кем?

      — С жильцами дома! Чарльз Чейзен, миссис Кларк, две сестры-толстушки, не помню их имен, кто-то там еще…

      — Фармер, предупреждаю вас, без выкрутасов!

      — Минуточку, приятель. Я пытаюсь выяснить, что случилось с моей девушкой, и считаю, что не мешало бы полиции, а тем более столь дотошному сыщику, как вы, побеседовать с соседями, которые могли что-нибудь видеть или слышать.

      Гатц с ожесточением пожевал сигару, и в животе у него забурчало.

      Майкл озадаченно смотрел на него.

      — Последние шесть часов я занимался тем, что обходил квартиры особняка, — начал Гатц, — и ни в одной из них не обнаружил ни малейших признаков жизни. Кроме мисс Паркер и старого священника, никто не жил там в последнее время.

      — Что? — вскричал Майкл, снова придя в состояние шока от услышанного. — Это невозможно! Элисон их видела! Говорила с ними! Бывала у них в гостях!

      — А вы? — поинтересовался детектив, на которого все это не произвело ни малейшего впечатления.

      — Я — нет.

      — А кто-нибудь из ваших знакомых?

      — Нет.

      — Что ж, любопытно.

      Гатц отвернулся, вынул сигару изо рта и вытряхнул часть табака в пепельницу. Дженнифер поежилась;

      Майкл уставился сыщику в спину, ожидая продолжения фразы. Гатц некоторое время не шевелился, о чем-то размышляя, затем обернулся к хранившему молчание полицейскому, терпеливо стоявшему рядом.

      — Пусть Риццо поищет сведения о Чарльзе Чейзене, этой, как ее, миссис Кларк и, — он вопросительно взглянул на Майкла.

      — Сестрах… Клоткин, вспомнил. Еще там была парочка лесбиянок, не помню, как их зовут… Ричардсон колебался:

      — Но там никто не живет, это же ясно как день.

      — Знаю, но все равно необходимо проверить. Может, они и не живут там, но зачем-то околачиваются в доме.

      Полицейский кивнул.

      — Как зовут домовладельца? Вылетело из головы.

      — Карузо. Дэвид Карузо, — ответил Ричардсон.

      — Велите Риццо проверить, нет ли какой связи между ним и всеми этими людьми.

      — Слушаюсь, сэр, — сказал полицейский и вышел, оставив их втроем.

      Гатц поправил шляпу и снова зашагал по комнате.

      — Когда можно будет увидеть Элисон? — спросил Майкл.

      — Медсестра сообщит. А пока можем немного поболтать, прямо как в старое доброе время. Майкл удержал себя в руках.

      — Так вы говорите, ничто не указывает на то, что в доме что-то произошло?

      — — Да, так я говорю. — Гатц ехидно улыбнулся и обернулся к Дженнифер. — Как давно вы знакомы с мисс Паркер?

      — Два года.

      — Случались с ней прежде подобные припадки?

      — Нет. Элисон — очень рассудительный и сдержанный человек.

      — Да неужели? — скептически усмехнулся Гатц, по его тону можно было заключить, что он уверен в обратном.

      — Недавно она перенесла нервное потрясение, — вмешался Майкл.

      — Какое именно?

      — Из-за отца. Болезнь его длилась почти четыре месяца. Со дня его смерти Элисон находилась в постоянном нервном напряжении. Никак не могла прийти в себя. Плохо ела и спала. Ее мучили кошмары. А два дня назад она потеряла сознание во время показа.

      — Понятно. Возможно, этим все и объясняется. Кошмар. Галлюцинация. Или еще что-то в этом роде. — Последовала долгая пауза. — А возможно, и нет!

      — Ищите тогда труп.

      — Если он существует — а в этом я не сомневаюсь — мы отыщем его. А уж затем я позабочусь, чтобы веревочка, идущая от него, затянулась кое на чьей шее. И уж во второй-то раз я не оплошаю.

      Майкл даже не шелохнулся.

      — Где вы находились этой ночью, с трех до пяти?

      — Дома. — Майкл побагровел от гнева.

      — Не уверен, — с нажимом произнес Гатц. Майкл взорвался:

      — Послушайте, вы! Мне не нравится тон, каким .

      — Нет, это вы послушайте! Некая особа заявляет, что только что убила своего отца, заколола его ножом. Факты, а я люблю факты, говорят, что это невозможно. А что если она убила кого-то другого, думая, что это — ее отец? Это уже больше похоже на правду. Конечно, может случиться и так, что у особы этой просто не все дома и место ее в психушке. Но что-то говорит мне, что в этой мышеловке может оказаться большая жирная крыса, — наживка в ней так хорошо пахнет! Неужели бы вы на моем месте не сочли нужным задать несколько вопросиков? Тем более что действующие лица этой истории уже привлекались разок по подозрению в убийстве. И тем более, что крысой-то может оказаться небезызвестный Майкл Фармер.

      Майкл промолчал. Гатц был прав по крайней мере в том, что касалось процедуры следствия. Но Майкл знал, что на самом деле было у того на уме. Независимо от того, каким честным и справедливым, каким бескорыстным хотел казаться Гатц, Майкл знал, что у него на уме.

      — Как только появится возможность, я собираюсь получить у мисс Паркер некоторую информацию, благодаря которой вся эта история приобретет некий смысл.

      Гатц принялся жевать очередную порцию Табака из измусоленной сигары; он был доволен собой. Он сделал все, что мог — пока тело не найдено и пока девица из 211-й палаты не в состоянии связно говорить. Но есть вероятность, что ни тела, ни свидетельств преступления не окажется. И тогда Фармер снова ускользнет. И он вновь упустит шанс прижать этого адвокатишку. Нет, этого допустить нельзя. Неважно, что все происшествие кажется лишенным всякого смысла. Легче отыскать здесь смысл, нежели признать, что человек может быть замешан в двух таинственных убийствах и оставаться чистым перед законом. Многолетний опыт Гатца подсказывал ему это. И еще — острая, режущая боль в кишечнике. Нет, Фармер убил свою жену и теперь затевает что-то еще. Гатц добьется успеха на этот раз — иначе быть не должно. Он будет действовать медленно, но наверняка.

      И собрав всю необходимую информацию, прыгнет, подобно леопарду, на свою жертву. Он улыбнулся своим мыслям.

      Зазвонил телефон. Гатц снял трубку.

      — Да, Гатц у телефона. — Он внимательно послушал и положил трубку на место. — Она проснулась, — сообщил он. Снова сел и принялся изучать свои записи. — Можете навестить ее.

      — С ней все в порядке? — спросила Дженнифер, все это время с интересом наблюдавшая за поединком между Майклом и Гатцем.

      — Спросите у доктора, — сухо ответил сыщик. — Палата номер 211. Спуститесь в вестибюль, первый поворот налево. А после мы продолжим нашу беседу.

      — У меня нет времени, — сказал Майкл, поднимаясь со скамьи.

      — Весьма польщен, — ответствовал Гатц. Майкл повернулся и вышел вместе с Дженнифер.

      — Что все это означает? — начала она, спускаясь по лестнице.

      — Да так, ерунда.

      — Не похоже. Он явно что-то имеет против тебя.

      — Говорю тебе, ерунда. Это все было слишком давно, чтобы о чем-то беспокоиться.

      — Как давно?

      — До того, как ты приехала в Нью-Йорк.

      — Когда? Некоторое время они спускались в молчании.

      — Достаточно давно, — произнес наконец Майкл. Его это начинало раздражать. Дженнифер умолкла и тихо шла за ним к одному из боковых коридоров. В отличие от центрального вестибюля он был практически пуст. У входа стоял большой стол, за которым восседала сотрудница полиции.

      — Чем могу вам помочь? — спросила она.

      — Нам нужна палата 211, — ответил Майкл.

      — Как ваши фамилии?

      — Фармер и Лирсон.

      — Идите вон туда, где сидит полицейский. Это и есть 211-я палата.

      Майкл ваял Дженнифер за руку и повел ее вдоль по коридору. Женщина повернулась и махнула рукой полицейскому, глядящему на нее в ожидании указаний. Он встал и открыл дверь.

      На пороге появилась медсестра.

      — Как она? — спросил Майкл.

      — Немножко вялая — это от большого количества лекарств Но в целом все нормально.

      — Можно забрать ее домой?

      — Пока нет.

      — А поточнее?

      — Поговорите с врачом. Он скажет больше, чем я. — Она помолчала и, улыбнувшись, добавила: — Думаю, еще дня два-три, пока она не оправится от шока и не улучшится общее состояние. У девушки жесточайшая ангина. Надо предотвратить возможные осложнения. Надеюсь, вы понимаете, насколько это может быть серьезно.

      — Да.

      — У вас всего пять минут. Доктор говорит, ей нужно как можно больше отдыхать.

      — Спасибо, — сказал Майкл.

      — Не обижайтесь, пожалуйста, — снова улыбнулась медсестра.

      Майкл кивнул и вошел в палату. Дженнифер — за ним Они замерли в неловком молчании, устремив взгляд на больничную кровать.

      Элисон вытянулась под одеялом. Лицо ее было бледно Губы распухли, глаза ничего не выражали. Тело неподвижно застыло, словно окоченев. Майкл никогда не видел ее такой. Жизнь, казалось, едва теплилась в ней.

      Они с разных сторон приблизились к кровати.

      Майкл взял Элисон за руку. Она никак не отреагировала.

      — Элисон, — прошептал он.

      Взгляд ее был по-прежнему устремлен в потолок. Он снова позвал ее, погромче, но она не отвечала.

      — Элисон, это мы: Майкл и Дженнифер, — сказала Дженнифер, склоняясь над кроватью.

      Губы Элисон разжались. Пузырек слюны задрожал на нижней губе и лопнул. Челюсть медленно опускалась: она пыталась заговорить. С трудом Элисон перевела взгляд на Майкла, глаза ее расширились, она узнала его. Глаза выражали одну лишь боль, в них нельзя было прочесть, что же произошло.

      Дженнифер приблизилась и наклонилась к ее уху.

      — Ты слышишь, ты понимаешь меня, Элисон? Та шевельнула рукой. Снова безуспешно попыталась разжать губы. Никаких слов не последовало, лишь еще один пузырек слюны лопнул на губе, как и его предшественник.

      Майкл взглянул на Дженнифер.

      — Нет смысла задавать ей вопросы, — сказал он. — Она не может говорить.

      Дженнифер не унималась.

      — Элисон, — звала она, — ответь мне. Элисон перевела взгляд с Майкла на нее.

      — Что случилось ночью?

      Зрачки Элисон расширились от ужаса, из горла вырвался сдавленный стон, бесцветные губы разжались, тщетно силясь произнести хоть слово. Майкл пытался вообразить, что же произошло.

      Дверь растворилась, и вошел детектив Гатц. Захлопнул ее и прислонился к стене.

      Майкл недовольно передернул плечами.

      — Да, выглядит она неважно, — заметил сыщик, — хуже даже, чем тогда, когда выпила те таблетки. — Он метнул в сторону Майкла гневный взгляд. — Помните? Любимая жена «покончила жизнь самоубийством», перерезав себе вены, а вскоре после этого любовница попыталась избавиться от мук совести с помощью таблеток. Неплохой сюжетец!

      — Можем мы побыть одни? — поинтересовался Майкл, еле сдерживая ярость. Детектив помотал головой.

      — Меня одолело любопытство. Не возражаете, если я поприсутствую и, возможно, дам какой-нибудь квалифицированный медицинский совет?

      — А подслушивать нечего, — с презрением произнесла Дженнифер. — Элисон не может говорить.

      Гатц пожал плечами. Плевать он хотел на их нежности. Он останется. Пациенты такого рода охотнее разговаривают с теми, кого хорошо знают. Это факт. А на всем белом свете не существовало вещи, которую детектив Гатц любил бы больше фактов. — Знаете, — заговорил он, — а мисс Паркер похожа на вашу бывшую жену. Да-да, Паркер ее мне напоминает. К счастью, есть и различия Мисс Паркер не умерла при попытке самоубийства. И не собирается сейчас. — Он взглянул на Майкла. — Была ли гибель Карен Фармер самоубийством? Одни говорили: «да». Она оставила эдакое аккуратное письмецо, в котором прощалась со всеми А я утверждал: «нет!». Это не было самоубийством!

      — У вас все? — отрывисто спросил Майкл.

      — А вам не нравится мой рассказ?

      — Предупреждаю вас, господин сыщик. Прошлое умерло и похоронено. И ежели вы попробуете воскресить его, я позабочусь о том, чтобы вас вышвырнули из полиции.

      — Вот так штука, — беззлобно произнес полицейский. Он вынул изо рта сигару, изучил ее изжеванный конец и сунул на место, между зубами. Он сказал достаточно. Пока хватит и этого, ибо Фармер прав. Он может потянуть за ниточки, и Гатц получит хороший пинок под зад. Так уже было однажды. Если он собирается вновь принюхаться к делу о самоубийстве Карей Фармер, надо делать это параллельно нынешнему расследованию. И крайне осторожно.

      Дверь снова отворилась, вошла медсестра.

      — Пять минут истекло, а указания доктора Блейфера должны исполняться неукоснительно. Мисс Паркер необходим отдых, и как можно больше.

      — Где можно найти доктора?

      — Он должен прибыть в больницу через пятнадцать минут.

      — Мы сможем еще немножко поболтать, пока вы ждете его, — сказал детектив. — А стоит ли? — спросила Дженнифер, которой назойливость Гатца начинала уже действовать на нервы.

      Тот слабо улыбнулся.

      Сестра подошла к постели и потрогала лоб Элисон. Затем измерила давление и пощупала пульс. Гатц и Майкл обменивались недобрыми взглядами. Сестра сняла висевший на спинке кровати листок и внесла туда данные. Повесив его обратно, подошла к двери и, обращаясь к посетителям, кивнула на нее. Первыми вышли Майкл и Дженнифер. Гатц помедлил мгновение, чтобы взглянуть на Элисон, покачал головой и проследовал за сестрой.

      Когда они заворачивали за угол, из-за двери 211-й палаты донесся еле слышный звук. Кто-то всхлипывал.

      Двадцать минут спустя Майкл и Дженнифер вышли из лифта. Гатц не отставал. Они направлялись к выходу из больницы.

      — Не забудьте, вы не можете покидать город без моего ведома.

      Майкл не счел нужным обернуться. Вместо того он взял Дженнифер за руку и вышел на улицу.

      Прижав лицо к стеклянным дверям, Гатц наблюдал, как они идут по направлению к 1-й Авеню, ловят такси. В тысячный раз за этот день он вытащил изо рта сигару и рассмотрел ее изжеванный конец. Хватит. Сегодня он неплохо потрудился и заслужил новую. Гатц зашвырнул окурок в кусты, прямо рядом с табличкой «Не сорить!», покопался в кармане и достал сигару. Осторожно стянул целлофан, затем со скрупулезностью ювелира изучил бумагу, в которую был завернут табак, остался доволен формой и оценил по достоинству аромат.

      Сунув сигару в рот, он развернулся и вошел в больницу.

     

      Глава 14

     

      События кошмарной ночи стояли у Элисон перед глазами. Снова и снова оживали в памяти страшные мгновения на лестнице, битва с «отцом», нож, пронзающий его истлевшую плоть. Вновь и вновь перебирала она свои воспоминания, сомневаясь, надеясь и в конце концов признавая, что объяснение может быть только одно. Непросто заставить мозг поверить в невероятное — чтобы, окончательно измучившись, прийти к совершенно нелогичному выводу, порождающему еще больший ужас Она лежала в кровати Майкла, натянув до подбородка одеяло Справа, на тумбочке, стояло множество баночек и пузырьков со всевозможными прописанными ей лекарствами. Многие из них были уже наполовину пустыми. Элисон сжимала в кулаке распятие. Из проигрывателя лилась мягкая музыка.

      Вышел с вымученной улыбкой на лице Майкл, неся в руках поднос, накрытый салфеткой. Под ней оказалась чашка дымящегося куриного бульона, два кусочка подогретого хлеба и маленький медный чайник.

      — Где Дженнифер? — спросила Элисон, беря ложку и приступая к бульону.

      — В ванной.

      — Занимается тем, о чем не принято говорить вслух, — заключила она без тени улыбки.

      Майкл присел, взял с тумбочки пульт переключения программ телевизора и нервно крутил его в руках.

      Открылась дверь, вошла Дженнифер.

      — Еще раз привет. — Она пересекла комнату и остановилась у кровати. — Я позвонила в агентство, сказала, чтобы в ближайшее время они на тебя не рассчитывали, и попросила выслать все чеки, по которым тебе задолжали.

      — Спасибо, — ответила Элисон. — Вообще-то ты могла позвонить и отсюда, но тогда было бы нельзя сказать все то, что ты им наговорила.

      — Не понимаю.

      — И не надо.

      — Все передают тебе привет. Элисон откусила кусочек хлеба.

      — Поблагодари их от меня, — безразлично проговорила она. Меньше всего ее сейчас волновала работа.

      Майкл и Дженнифер обменялись тревожными взглядами. Он положил пульт обратно на тумбочку.

      Эдисон продолжала пить бульон.

      — Можно воды? — попросила она. Майкл наполнил стакан.

      — Выпей вот это, — велел он, достав две цилиндрические капсулы из пузырька.

      Элисон с трудом удерживала стакан. Она выпустила из правой руки распятие и взяла таблетки, которые с отвращением забросила в рот. Опять лекарство. Казалось, за последнюю неделю она смела все таблетки с лица земли. Но их не становилось меньше. Элисон поморщилась, глотая капсулы. И снова сжимала рукой распятие.

      — Ты вроде уже не такая бледная, — заме! ила Дженнифер.

      — Правда?

      — Да.

      — Ценю проявление чувств. Тебе, надеюсь, знакомо выражение «чушь собачья»? Так вот именно это ты и сказала.

      — Денек-другой отдыха — и ты станешь как новенькая.

      — Конечно! Сомнения быть не может! Майкл встал.

      — Садись на мое место.

      — Нет, — сказала Дженнифер. — Пора домой. Майкл облокотился о буфет, вслушиваясь в напряженную тишину, повисшую в комнате.

      — Можем все вместе съездить в горы, — сказал он, наконец, — на эти выходные.

      — Это было бы замечательно, — произнесла Элисон безо всякого воодушевления.

      Майкл задумчиво поскреб подбородок.

      — На гору Медведь, например. Поселимся в домике на день, приготовим что-нибудь вкусненькое, намешаем море грога с ромом. — Он выжидательно улыбался. Взгляд Элисон не выражал ничего.

      Дженнифер робко проговорила:

      — Я утром снова приду. Принести wo-нибудь?

      — Нет.

      — Точно?

      — Совершенно.

      Дженнифер смущенно улыбнулась и обернулась к Майклу.

      — Куда ты дел мое пальто?

      — Оно в стенном шкафу.

      — А книги?

      — Там же.

      Она снова посмотрела на Элисон.

      — Отдохни немного. И не переживай ты так. Все будет хорошо.

      Элисон вяло улыбнулась.

      — Я провожу тебя, Дженнифер, — сказал Майкл. В гостиной он схватил ее за руку.

      — Похоже, она совсем расклеилась, — прошептал он, косясь на дверь спальни. Достал из стенного шкафа пальто и книги, протянул их Дженнифер.

      — Она очень враждебно настроена.

      — Это страх. Плюс депрессия. — Он помолчал. — Сочетание не из приятных.

      — Что мы можем сделать?

      — Не знаю.

      — Вели я буду нужна…

      — Я знаю, где тебя искать. — Он поцеловал ее в щеку. Они улыбнулись друг другу. — Спасибо.

      Майкл тихонько закрыл за ней дверь и бросил быстрый взгляд в сторону спальни. Тишину квартиры ничто не нарушало. Майкл, торопясь, достал из кармана рубашки маленькую записную книжку, на цыпочках подошел к телефону — в спальне не было параллельного — и осторожно набрал номер. Прислушался к гудкам. Двадцать раз прозвонил телефон где-то вдалеке. Затем раздался голос автоответчика. Хозяина нет дома. Он раздраженно швырнул трубку и вернулся в спальню.

      Поднос стоял на коврике у кровати. Тихо играла музыка. Комната дышала покоем и умиротворением. Именно такую атмосферу Майкл стремился создать вокруг Элисон. Как можно больше тишины, как можно больше сна.

      Он поднял поднос с пола и поставил его на буфет. Затем уселся в кожаное кресло. Он с любовью смотрел на ее закрытые глаза, следил, как поднимается и опускается ее грудь, отметив, что дыхание ее стало легче, нежели в последние три дня, когда порой казалось, что легкие ее вот-вот лопнут, словно слишком сильно надутые воздушные шары.

      Элисон открыла глаза.

      Они пристально смотрели друг на друга.

      — Думаешь, я схожу с ума, — нарушила долгое молчание она.

      — Я этого не говорил!

      — А говорить незачем! Снова повисло молчание.

      — При всей твоей хитрости и тщательно культивируемом спокойствии тебя можно видеть насквозь.

      — Неужели?

      Она кивнула.

      Майкл потер виски. Взгляд его блуждал по стенам, от картины к картине. Абстракции. Ломаные линии. Хаос цвета и форм.

      — Элисон, — начал он и замолчал, обдумывая продолжение фразы.

      — Да, — отозвалась она.

      — Хорошо. Я действительно считаю, что смерть твоего отца явилась причиной возникновения в твоем мозгу невероятных фантазий.

      — То есть ты считаешь, что я сумасшедшая.

      — Вовсе нет.

      — А что еще это может означать? Он замялся.

      — Только то, что я сказал.

      — Ясно, — протянула она, хотя ясно ничего не было.

      — Хочешь поговорить об этом?

      — Да.

      — Ты уверена?

      — Абсолютно.

      Тяжело вздохнув, он поднялся и зашагал по комнате. Выключил проигрыватель и заговорил:

      — Давай посмотрим, что мы знаком о событиях той ночи. Тебе в очередной раз приснился кошмар, от которого ты долго не могла прийти в себя. Накануне ты падала в обморок, да еще обнаружила, что в доме никто не живет.

      — Но…

      — Дай мне закончить! Преисполненная, храбрости, ты решаешь пойти наверх выяснить, кто же там шумит. Даже нож с собой прихватила. Что говорить, перетрухала ты здорово! И вдруг ты наступаешь на какую-то кошку.

      — На Джезебель!

      — На какую-то кошку! В обстановке, которая кого угодно напугала бы до смерти, ты входишь в квартиру и вступаешь в драку со своим… — Он замолчал и тряхнул головой. Все это было нелепо. С ее отцом!

      — Продолжай.

      — О'кей. Твой отец лежал в постели с двумя женщинами. Голыми. — Он подошел к окну и смотрел на крыши.

      — Ну?

      — Темнеть стало раньше.

      — Это иногда- случается зимой.

      Майкл наблюдал за машинами, ползущими по улице. Время от времени внизу вспыхивали мириады красных тормозных огней. Он прислушался. Шум улицы почти не доносился сюда, за исключением редких гудков автомобилей.

      Он обернулся.

      — Позволь мне задать один вопрос.

      — Задавай.

      — Что сделало тебя фригидной? Она взорвалась:

      — Это, что, имеет какое-то отношение… Майкл перебил ее:

      — Почему ты ушла из дома? Эдисон крепче сжала распятие.

      — Почему в той квартире ты увидела своего отца с двумя голыми женщинами? Лицо ее исказила гримаса.

      — Почему ты пыталась убить себя после смерти Карен?

      Помолчав, он спросил:

      — Хочешь, чтоб я тебе сказал? — Элисон хранила молчание. — Я могу, потому что знаю.

      — Я хотела стать фотомоделью.

      — Ив этом причина твоей фригидности?

      — Вполне возможно.

      — Хватит пороть чушь. Ты же говоришь со мной, Элисон.

      — Я знаю, Майкл. Как я могу спутать тебя с кем-то?

      — Осмелюсь предположить, ты любишь меня?

      — Люблю.

      — Тогда давно надо было все мне рассказать. К чему таиться? Тем более что обо всем прочем ты мне рассказывала.

      Она прикрыла глаза.

      — Майкл, мы все это уже проходили…

      — Но на этот раз я все знаю.

      — Откуда?

      — Это мое дело. Все что угодно можно выяснить, если очень хочешь и можешь за это хорошо заплатить.

      Комната погрузилась в тишину. Он стоял, прижавшись лбом к оконному стеклу; она лежала, обложенная подушками, бессильно свесив с кровати руки.

      — Что ты знаешь? — спросила Элисон, свыкнувшись с мыслью, что ему что-то известно.

      — Все, — мягко ответил он. Выдвинул ящик шкафа, достал картонную папку и вынул из нее Несколько документов. — Здесь отчеты психиатров и полицейские протоколы. Еще кое-какие бумаги. Весьма познавательно. Вот, например. Запись, датированная 12 марта 1966 года:

     

      ***

     

      Папа подарил мне распятие на день рождения, когда мне исполнилось десять лет. Во время обеда. Оно было красивое. Я надела его прямо за столом. Я никогда не снимала его.

      — А вот другая, от 9 апреля 1966 года:

     

      ***

     

      Я всегда думала, что мама с папой счастливы. Я ошибалась. Они стали очень холодны друг с другом. Постоянно происходили скандалы. Он приходил домой пьяным и бил ее. Она заявляла, что у него другая женщина. Он вопил, как сумасшедший, называл ее «пуританской католичкой». Я бежала вниз по черной лестнице и пряталась в чулане. Однажды он нашел меня там и тоже избил. Я вся была в крови. Я была очень религиозной. Он — нет. Тем не менее он требовал, чтобы я постоянно ходила в церковь. Я не видела в этом смысла. Я запуталась.

      Вот еще. 16 октября 1966 года.

      Я ненавидела его. Я была в ужасе, когда он проходил мимо меня. Мой собственный отец. Он убил моего щенка. Пнул ногой в живот и Багль умер.

      — Продолжать? — спросил он. Элисон безразлично кивнула.

      — Полицейский протокол, 1966 год. Точной даты нет. Знаешь, что это? Она снова кивнула. Майкл читал:

      Мы с мамой уехали на выходные отдыхать на озеро, примерно в тридцати милях от города. Мы собирались возвратиться лишь в понедельник, но я обгорела на солнце и решила уехать на день раньше. Я доехала на автобусе до почты и остаток пути шла в гору пешком. Было десять часов вечера. Я вошла в дом, поднялась по лестнице на второй этаж, повернула к своей комнате, но остановилась. Из родительской спальни доносился смех. В доме никого не должно было быть. Отец уехал из города по делам. Я подошла к приоткрытой двери, потянула ее на себя и заглянула внутрь. Отец, голый, лежал в кровати с двумя голыми женщинами. Все они были пьяны. Они ласкали друг друга. Меня стошнило. Отец скатился с кровати, он был испуган и взбешен. Он начал бить меня по голове. Я подняла руки, пытаясь защититься, но он схватил меня за горло и начал тянуть за цепь, на которой висело распятие. Я задыхалась. Он швырнул меня на пол, туже и туже затягивая петлю. Разодрал мне кожу на шее. У меня остался шрам. Я ударила его ногой в пах. Он остановился. Я пыталась дышать, но меня снова вырвало. Затем я взглянула на цепь, которую держала в руке; я смотрела, как он корчится от боли и хрипит. Я швырнула цепочку с распятием в него и попала в подбородок. Цепь и крест упали на пол. Я никогда больше не носила распятие. Я ни разу не была в церкви; Мама заколотила дверь спальни. Я уехала из дома в Нью-Йорк.

     

      ***

     

      — Звучит знакомо?

      — Да.

      Она закрыла глаза. Подумала: «Наконец-то», ненавидя себя за то, что ей не хватало духу рассказать ему об этом самой. Или дело было не только в этом?

      Майкл взял в руки еще какой-то документ.

      — Полицейский протокол. Тоже 1966 года. Здесь описывается попытка самоубийства, вскоре после твоего столкновения с отцом. Ты пыталась перерезать себе вены. Неудачно. Ты никогда не говорила мне об этом.

      — Я все бы рассказала тебе со временем. — Но не раньше, чем он умер. — Да.

      — Ты могла бы рассказать мне на прошлой неделе. Он был уже мертв. — Да, я знаю.

      Майкл подошел, взял с подноса кусок хлеба и присел на край кровати.

      — Семь лет назад ты пыталась убить себя из-за чувства вины, ненависти, одиночества, подавленности. Затем, после смерти Карен, попыталась снова, чувствуя себя виноватой, что была частью этого любовного треугольника.

      Элисон ничего не ответила, лишь наклонила голову.

      — Как насчет кошмаров? — спросил он.

      — Кошмаров?

      Майкл ваял еще один документ и зачитал:

      — «Меня мучают ужасные кошмары'». — Он взглянул на нее, ища подтверждения. Элисон снова кивнула и сказала:

      — Да.

      — Ты признаешь, что та ночь снилась тебе в кошмарах?

      — Да.

      — Часто?

      — Да. ;

      — И это может повториться?

      — Возможно.

      — Что и случилось дождливой ночью на прошлой неделе.

      — Нет! Нет! Нет!

      — Ты не допускаешь такую возможность?

      — Нет.

      — Ты говоришь, не думая.

      — В этом нет необходимости. Я была там. Я в состоянии отличить явь от сна.

      — Но…

      — Нет!

      Он поднял руку.

      — Ну хорошо, хорошо. Позволь мне продолжить. Ты бежала от него, он тебя поймал, как и много лет назад, и ты заколола его ножом, который взяла с собой.

      — Правильно.

      — Но там не обнаружили ни крови, ни тела. К тому же довольно сложно заколоть ножом человека, который умер три недели назад.

      — Сложно, не сложно, но я это сделала. Майкл помолчал, обдумывая ее слова, и возразил:

      — Полицейские обыскали квартиру, точнее, весь дом, и не нашли ничего, никаких следов борьбы.

      — Здание проверял Гатц!

      — Там были и другие. Гатц бы один не справился.

      — Разве?

      — Уж чего-чего, а прятать свидетельства преступления, в котором замешан я, Гатц не будет.

      — От него можно ожидать, что угодно, он способен на все.

      — До известных пределов. Элисон судорожно закашлялась и вытерла рот левой рукой, в правой продолжая держать распятие. Оно придавало ей силы.

      — Позволь задать тебе один вопрос, — начала она.

      — Задавай, — осторожно ответил Майкл.

      — Официально установлено, что в том доме никто, кроме меня и старого священника, не живет. Так?

      — Так.

      — Тогда кто такой Чарльз Чейзен и откуда он взялся?

      — Не знаю. Я его не видел. Никто его не видел.

      — А все остальные?

      — Могу повторить то же самое. Вполне вероятно, тебе кажется, что ты видела лесбиянок, потому что те две женщины в постели ласкали друг друга.

      — Чепуха.

      — Я…

      — Ты видел на лестнице кошку, в точности соответствующую моему описанию.

      — Я видел какую-то кошку, вовсе не обязательно, что именно эту.

      — А фотография, Майкл! Фотография! Ее-то ты видел! Портрет Чейзена в маленькой золотой рамке! Он покусал ногти.

      — Это единственное, чему я не могу найти объяснения.

      — Единственное, что ставит под сомнение твое убеждение, что у меня не все дома?

      — Возможно. Но фотография могла находиться в квартире и раньше, а в твоем утомленном мозгу родился образ этого человечка.

      — Ну и кто из нас изобретает сомнительные версии и пытается игнорировать совпадения? — Ему ни за что не убедить ее с помощью своих хитроумных гипотез. Это был его излюбленный трюк, надо сказать, довольно успешный обычно. Особенно хорошо он проходил с людьми, легко поддающимися внушению. Но она будет стоять на своем, чего бы ей это ни стоило.

      — Чейзен, Кларк, Клоткины и все остальные существуют, она видела их. И там, где произошло убийство, в ту ночь был ее отец. От одной этой мысли Элисон задрожала и начала читать про себя молитву.

      — Так мы ни к чему не придем, — сказал Майкл.

      — Отчего же? Надо только попытаться найти ответ на два вопроса.

      — И что это за вопросы?

      — Чейзен и прочие существуют. Где они? Имеют ли они какое-то отношение к тому, что произошло той ночью?

      — Не знаю. Я ничего не знаю. Но я беспокоюсь за тебя. — Майкл подался вперед и обнял ее. — Меня не волнуют ни Гатц, ни твой отец, ни кто-либо другой. Только ты и твое здоровье.

      Элисон обвила руками его шею. Цепочка распятия лежала у него на плече. Элисон взглянула на фигурку Христа и крепко зажмурилась.

      — Ты больше не вернешься туда, — сказал он, — с этим покончено.

      — Разве, Майкл? — Отстранившись, она враждебно взглянула на него.

      — Да.

      — Ты уверен?

      — Да.

      Она рассмеялась.

      — В чем дело? — спросил Майкл.

      — Порой ты бываешь очень наивным, — ответила она и снова засмеялась.

      — Почему?

      — Потому что ничего еще не кончилось.

      — Откуда ты знаешь?

      — Просто знаю. Подобные вещи не кончаются никогда.

     

      ***

     

      Элисон уже час находилась в одиночестве. Слава Богу. Майклу пришлось вернуться в свою контору, чтобы закончить составление апелляции. Она более не была в состоянии выслушивать его рассуждения и логические объяснения всему на свете. Все же вместо того, чтобы заставить себя думать о чем-нибудь другом, Элисон размышляла. О всей своей жизни, о последних двух неделях. Она читала записи психиатров и полицейские отчеты, погрузившись в воспоминания. Она начала формулировать свои собственные логические объяснения и проводить напрашивающиеся параллели между событиями.

      И наконец, уже доведя себя до состояния полного изнеможения, она порыскала в картотечном ящике в шкафу в коридоре, извлекла оттуда старую газетную вырезку и положила ее на стол в гостиной. Включила настольную лампу и принялась читать.

     

      ОСНОВНОЙ ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ -МУЖ УБИТОЙ

     

      Шеф полиции Морис Лазерман заявил сегодня, что полиция разработала альтернативную версию дела Карэн Фармер. В первичном заключении причиной смерти двадцатишестилетией представительницы высшего света было названо самоубийство. Тем не менее, по словам шефа полиции, вполне возможно, что Карен Фармер не покончила с собой в ночь на двадцать второе марта, а явилась жертвой тщательно продуманного изощренного убийства.

      «Хотя вначале мы пришли к выводу, что здесь налицо самоубийство, — сказал Лазерман, — недавно обнаруженные факты и противоречивые показания свидетелей заставили нас изменить мнение и принять во внимание возможность убийства».

      Капитан полиции Томас Гатц, непосредственно ведущий расследование, подтвердил заявление своего начальника, но отказался пояснить свои слова о том, что муж убитой — юрист Майкл Фармер — главный подозреваемый. Любопытно, что Лазерман в более раннем выступлении допустил возможность того, что Фармер имеет отношение к смерти жены. Как показало последующее расследование, он находился в любовной связи с Другой женщиной — фотомоделью Элисон Паркер, и, судя по всему, мисс Паркер не подозревала о том, что Фармер женат.

      Было также установлено, что за Две недели до так называемого самоубийства Майкл Фармер попросил у жены развода. Согласно показаниям их общих, друзей, миссис Фармер в ответ рассмеялась и заявила, что никогда не даст ему развода и ему, чтобы от нее избавиться, остается лишь убить ее.

      У мистера Фармера вначале было железное алиби, но в нем обнаружились некоторые изъяны, по крайней мере так считает детектив Гатц. Он сказал также, что любовница Фармера Элисон Паркер, которая находилась в отъезде, полностью свободна от подозрений.

      Майкл Фармер — адвокат. До того как заняться частной практикой, он был в течение нескольких лет всеми уважаемым сотрудником прокуратуры Манхеттена. Небезынтересны отношения между детективом Гатцем и мистером Фармером. Фармер заявил, что между ними существует давняя вражда — со времени его работы в окружной прокуратуре, и что детектив мстит ему. До сих пор ни одно из этих обвинений не подкреплено доказательствами.

      Шеф полиции Лазерман и детектив Гатц обещали, что черва несколько дней будут сделаны новые заявления по этому делу. Какова будет суть этих заявлений, остается неясным, ибо точки зрения двух полицейских чинов не совпадают.

     

      Элисон еще раз перечитала статью, затем сложила вырезку вдвое и спрятала обратно в шкаф.

     

      Глава 15

     

      Кабинет был крошечным, с зарешеченным окном и доской объявлений на стене. Рядом стоял старый обшарпанный письменный стол. Кроме телефона на краю стола, готового в любой момент свалиться, старого сломанного стула и вешалки для одежды, ничего примечательного в комнате не было.

      — Дальше, — велел Гатц. Он сидел за столом, не отрывая взгляда от экрана, на котором сменялись слайды. Изо рта у него свисала неизменная сигара. — Дальше В руках он держал длинный проволочный крюк, который отломал от вешалки у входа. Гатц поднес его к стоявшей на столе раскрытой мышеловке и ловко выхватил оттуда кусочек сыра, так, что ее челюсти не успели Защелкнуться. Снял сыр с крючка, положил его обратно и подготовил мышеловку к очередной попытке.

      — Вернитесь к фотографии гостиной, — он щелкнул пальцами.

      На экране появилось изображение.

      — Нет, перед этим. Вот оно! — Гатц взял список и просмотрел его. — И то, что перед этим, — сказал он, листая страницы.

      Слайды сменяли один другой.

      — Как, по-вашему, похоже на то, что в этих комнатах кто-то живет?

      Человек, стоявший у проектора, обернулся.

      — Нет, — ответил он уверенно.

      — Интересно, — бормотал Гатц, — в доме развал и запустение, но все-таки во всем этом что-то есть. — Он порылся в своих записях. — Увеличьте этот снимок.

      При ближайшем рассмотрении ничего нового не обнаружилось. Гатц, развалясь на стуле, размышлял, покручивая проволочный крюк между пальцами. Затем открыл лежащую на столе папку и достал протокол Быстро просмотрел его, так как уже раньше ознакомился с ним в деталях. Взглянул на человека у проектора, который молча сидел, ожидая дальнейших указаний.

      — Как вас зовут? — спросил он.

      — Хоган.

      — Давно служите?

      — Год.

      Гатц испытующе смотрел на него.

      — Когда я поступал в полицию, нам не позволяли носить усы и длинные волосы.

      Хоган непроизвольно пощупал пышную растительность у себя под носом.

      Гатц пожевал сигару.

      — Ночью в участок доставили женщину, которая заявила, что убила своего отца после того, как обнаружила его в кровати с двумя голыми женщинами, и он пытался задушить ее. Все это якобы произошло в одной из квартир дома, где она проживает. Но там не оказалось никаких следов борьбы. Никакого трупа. И нам известно, что к моменту означенного «убийства» отец этой женщины уже три недели как скончался. Нам также известно, что у нее есть склонность к самоубийству, она дважды пыталась покончить с собой. — Гатц взял со стола протокол. — И мы выяснили, что семь лет назад эта женщина застала своего отца в спальне с двумя женщинами — аналогичная ситуация — и он пытался задушить ее.

      Хоган увлеченно слушал.

      — Что же произошло на самом деле — вот в чем вопрос.

      Гатц приподнял бровь, ожидая ответа.

      — Может, это был сон или галлюцинация? Гатц кивнул.

      — Или она зарезала кого-то другого, приняв его за отца. Возможно, это было подстроено.

      — Возможно.

      Хоган в раздумье потер рукой лоб.

      Гатц улыбнулся.

      — Или она выдумала всю эту историю по каким-то неизвестным нам причинам.

      — Да.

      — Может быть… — мрачно произнес Гатц, качая головой.

      Несколько минут в комнате царила тишина. Гатц изучал протоколы и свои записи, время от времени и посматривая на увеличенный вид гостиной квартиры 4-А.

      — Черт с ним совсем! — наконец заявил он, швыряя документы на стол. — Хватит. Я позову вас, если понадобитесь.

      — — Оставить аппарат здесь?

      — Да.

      Хоган кивнул и вышел.

      Гатц откинулся на спинку стула и курил, задумчиво покачивая головой. В дверь постучали.

      — Кто там еще? — недовольно спросил он.

      — Риццо, — ответил глубокий баритон.

      — Входи.

      Дверь растворилась, вошел детектив, держа в руках несколько листков бумаги и фотоснимок. Он прикрыл дверь и встал по стойке «смирно».

      — Ну? — буркнул Гатц.

      Риццо сделал шаг вперед и протянул Гатцу бумаги и фото. Затем снова отступил назад, приглаживая свою редеющую черную шевелюру.

      — Значит, на Чейзена ничего нет? — спросил Гатц, просматривая бумаги.

      — Абсолютно.

      Гатц вернул Риццо документы, но фотографию оставил.

      — Ты искал эту физиономию в архивах?

      — Да. Но там тоже ничего нет. Я даже подверг анализу саму бумагу, пытаясь установить ее происхождение, но это ничего не дало.

      — Черт! А как с остальными?

      — То же самое. Ничего. Он помолчал и добавил:

      — Тело папаши было эксгумировано.

      — И?

      — Разлагается, как и положено трупу.

      — Вы побеседовали с агентом по сдаче квартир?

      — Пытаемся разыскать ее.

      — Плохо пытаетесь. — Гатц недовольно поморщился. — А что говорит домовладелец?

      — Он подтверждает, что в течение трех лет никто, кроме священника и мисс Паркер, там не жил. Чем больше я этим занимаюсь, тем больше убеждаюсь, что у девчонки просто крыша поехала. Никого в том доме не было. И, возможно, никого там не убивали.

      — Я не уверен.

      — Почему?

      Гатц покачал головой и взглянул на своего помощника.

      — Почему? — повторил он. — Что-то здесь воняет, вот почему. Все за то, что у девчонки не все дома, это-то мне и не нравится. Тем более что в деле замешан Фармер. Здесь кроется что-то еще. Может, под всей этой навозной кучей есть потайной лаз. Мой нос говорит мне: что-то здесь не так. И как я уже тысячу раз повторял, мой нос никогда не ошибается!

      — Но в чем заключается преступление, даже если все, о чем она говорит, произошло на самом деле?

      — Не знаю, Риццо. Для начала мы поиграем в сыщиков и раздобудем факты. Затем, возможно, разберемся и с преступлением. Ты согласен?

      Риццо неуверенно кивнул.

      — Ты слишком нетерпелив, — сказал Гатц, — слишком быстро опускаешь руки. Чуточку терпения!

      — Да, сэр.

      — Два с половиной года я ждал удобного случая уцепиться за Фармера. Все жилы он из меня вытянул! Вот что значит настоящее терпение. Без этого ты на всю жизнь останешься детективом третьего класса.

      Риццо переминался с ноги на ногу, выслушивая нравоучения шефа. Гатц взял портрет Чейзена и принялся разглядывать его.

      — Глупый вид у этого старого хрена, а?

      — Да, сэр, — согласился Риццо.

      — Похоже, он здорово налакался перед тем, как фотографироваться.

      Риццо кивнул. Он пошуршал бумагами, достал из кармана еще одну и протянул Гатцу.

      — Здесь список имен, который составила для нас Дженнифер Лирсон.

      Гатц взял его, быстро пробежал глазами и вернул Риццо.

      — Что-нибудь есть?

      — Нет. Никаких данных. Никого, кто мор бы что-нибудь иметь против девчонки Фармер» — Далеко не убирай. Список может понадобиться.

      — Сэр…

      — Да?

      — Может, снова вызвать Паркер и Фармера на допрос? Может, выплывут какие-нибудь несоответствия, если как следует надавить на них…

      — Пустая трата времени. Не стоит. Пока не найдено тело, у нас нет ничего. Обшарь дом сверху донизу, еще раз опросите жителей соседних домов. — Да, сэр.

      — И ты должен набраться терпения.

      — Да, сэр.

      — И раздобыть мне факты.

      Риццо бочком протиснулся в дверь и тихонько прикрыл ее за собой. Гатц довольно хмыкнул: приятно быть начальником. Он подвинул к себе телефон и набрал номер.

      — Ричардсон, принеси мне папки с делом Карен Фармер, а также протоколы с последнего заседания суда, на котором выступал Фармер. Два дня назад…

      Он положил трубку. Взял проволоку и еще раз выхватил сыр из мышеловки.

      Крутил кусочек сыра в руках и размышлял. Главное — найти труп. Нет трупа — нет дела.

     

      Глава 16

     

      Лестница была знакомой. Крутая, покосившаяся, расшатанная. Сегодня почему-то она казалась еще более ненадежной, чем в тот день, когда Элисон впервые поднималась в контору по сдаче квартир. Возможно, конечно, это чисто нервное: Элисон с каким-то ужасом ожидала предстоящей стычки с мисс Логан. Накануне она решила, что пора бы той дать ответ на некоторые вопросы, и раз она не подходит к телефону в конторе, а адреса ее невозможно отыскать ни в одной телефонной книге, придется отправиться туда самой.

      Несколько минут Элисон простояла, задрав голову наверх. Затем подтерла густой слой грима, скрывавшего ее бледность, и поднялась по лестнице. Подергала дверь кабинета мисс Логан. Та оказалась незапертой, и Эдисон вошла внутрь. Все здесь оставалось таким же, как она запомнила, но ни мисс Логан, ни кого-либо другого в комнате не оказалось. Судя по слою пыли на столе, здесь никого не было уже несколько дней. Странно. Непохоже было, чтобы мисс Логан могла оставить дверь незапертой, а комнату — неубранной. А что случилось со знаменитой компаньонкой? Если она вообще существует. Теперь Элисон не была уверена в этом. Серьезные сомнения обуревали ее и по поводу прочих заявлений старой девы.

      Календарь на столе был раскрыт на дате десятидневной давности, последняя запись в ежедневнике была помечена этим же числом. Совпадение? Как раз десять дней прошло со дня ее веселенькой прогулки посреди ночи в квартиру 4-А. Элисон пошарила среди бумаг на столе, не нашла ничего, заслуживающего внимания, кроме листка с номерам телефона, рядом с которым было написано: «Джоан Логан». Она набрала номер, но в трубке раздался механический голос: «Телефон отключен». Элисон швырнула трубку и потерла постоянно теперь болевшие глаза, еще раз огляделась, вышла и начала нерешительно спускаться по лестнице.

      Выйдя на улицу, она заметила рядом вход в цветочный магазин. Подошла и заглянула в окно. Пожилая женщина в платье в горошек улыбнулась ей. Элисон вошла.

      — Чем могу вам помочь? — спросила женщина Элисон взглянула на витрину в глубине магазина.

      — Я хотела бы купить розу.

      — Красную?

      — Да.

      — У меня есть великолепные розы, только что получила, — гордо произнесла женщина. Повернулась и достала из шкафа розу на длинном стебле. — Одну минуточку.

      Элисон, прислонившись к стене, наблюдала, как она выбирает зеленые ветки, чтобы добавить их к цветку.

      — Вы знаете агентов по сдаче квартир, их контора по соседству с вами? — спросила она как бы между прочим.

      Женщина подняла глаза:

      — Мисс Логан? Элисон кивнула.

      — Не очень хорошо. Она заходит довольно часто, чтобы купить цветов для конторы. — Женщина подозрительно сощурилась. — А в чем дело?

      — Просто интересуюсь. Я их клиент. Пыталась отыскать Мисс Логан, но, похоже, она уехала из города.

      — Понятия не имею, — сказала женщина. — Нет, подождите. Я не видела ее, наверное, с неделю, а то и больше. — Она отрезала от рулона кусок зеленой упаковочной бумаги.

      — Ее компаньонки тоже нет.

      — Компаньонки? Впервые о ней слышу! Элисон подняла брови.

      — Мисс Логан говорила мне о ней, я точно помню. Цветочница пожала плечами.

      — Вполне возможно. Но я ни разу — за те два года, что я здесь, не видела мисс Логан с кем-либо еще.

      — Вы случайно не знаете, где она живет? Женщина покачала головой, заворачивая розу в бумагу.

      — Вот, пожалуйста. — Она протянула Элисон цветок.

      — Сколько с меня?

      — Пятьдесят центов. Эдисон положила деньги на стол и взяла розу. Женщина протянула ей гвоздику. Элисон с удивлением взглянула на нее.

      — Приколите себе на лацкан, — сказала та. — Я вижу, вы не очень хорошо себя чувствуете. Это поможет.

      Элисон пощупала щеки, затем посмотрела на свои пальцы. На подушечках остались следы румян. Она слабо улыбнулась, взяла гвоздику и обернулась.

      — Спасибо.

      Выйдя на улицу, она бросила взгляд в сторону агентства, поймала такси и уехала.

     

      ***

     

      Майкл не соглашался:

      — Еда абсолютно нормальная!

      Он положил две таблетки аспирина на стол рядом с графином, в котором стояли роза на длинном стебле и белая гвоздика.

      Протест. Она ожидала его в той или иной форме. С того момента, как они встретились в ресторане, Майкл еще ни разу не возразил ей. Элисон не могла не замечать его искренних усилий быть предупредительным и жизнерадостным, но она знала, что рано или поздно он сорвется и спровоцирует ссору. Так он вел себя с самого своего возвращения из Албании — или откуда там… И напряжение между ними ничуть не убывало, по правде говоря, оно лишь нарастало с того момента, как Элисон выписалась из госпиталя.

      — Еда была безвкусной! — упрямо повторила Элисон. Ему не удастся заставить ее защищаться. Едва войдя в ресторан, она сообщила, что с мисс Логан что-то случилось, и после этого была агрессивно-равнодушна ко всему. И даже его напряженное молчание не могло поколебать ее.

      Еда кажется ей безвкусной? Майкл ничуть не был удивлен. К длинному списку добавился еще один симптом. Он перечислил их про себя. Головная боль. Тошнота. Головокружение. Потеря равновесия. Резь в глазах Ухудшение слуха (на это она жаловалась накануне) Обмороки. И вот теперь — потеря вкусовых ощущений. Казалось, список будет продолжаться бесконечно. Майкл уже свыкся с тем, что она становится все более нервной Перенесенный ею шок не мог пройти бесследно. Он, как и ее лечащий врач, ожидал и ухудшения физического состояния. Но как ни странно, доктора, подвергнув Элисон целому ряду утомительных обследований, никаких серьезных отклонений в ее нервной системе не нашли. Их: диагноз гласил: психосоматическое заболевание. Майкл не мог с ними спорить, да и не хотел. Но с другой стороны…

      Элисон протянула руку, взяла таблетки и проглотила их с не свойственной ей решительностью. Одним махом. Без воды. Поморщившись, она снова взглянула на него.

      — Ты доволен? — спросила она, имея в виду аспирин.

      — Да, — ответил Майкл. И аспирином, и ужином тоже. Он предложил сходить в ресторан днем, когда позвонил, чтобы задать некоторые вопросы относительно финансовых дел ее отце. Он как раз получил завещание и некоторые другие официальные бумаги и раз он собирался представлять ее финансовые интересы — в случае если ни одна из заинтересованных сторон не воспротивится, необходимо было предварительно выяснить некоторые вопросы. Как и следовало ожидать, она вышла из себя при одном лишь упоминании об этих документах, и Майклу пришлось отложить дальнейшие расспросы. Но главная цель звонка заключалась в том, чтобы вытащить ее из квартиры. Ужин и прогулка не повредят, а, возможно, и пойдут на пользу, рассудил он, в отличие от кучи таблеток, которые она принимала. Как бы то ни было, вечер, проведенный вне дома, хоть немного смягчит, депрессию, которая начинала столь же, серьезно беспокоить Майкла, как и ее физическая слабость. Она погрязала в жалости к себе, и в конце концов это стало раздражать его. Необходимо было покончить с ее депрессией, особенно если диагноз «психосоматическое заболевание» вереи.

      Уютный ресторан казался ему наиболее подходящим местом для начала действий.

      — Все это чепуха, — заявил он своим обычным, н» терпящим возражений тоном.

      — Что именно?

      — Эти твои странные недуги. — Слово «недуг» выглядело более подходящим, нежели «болезнь». Под ним подразумевалось нечто таинственное и неопределенное.

      — Неужели? — в голосе, ее звучало раздражение.

      — Да.

      — Почему же?

      — Да потому, что все они воображаемые! Ты же неглупый, грамотный человек, зачем тебе это надо? Ты принимаешь сильнейшие транквилизаторы и болеутоляющие таблетки, которые могут иметь самые непредсказуемые побочные эффекты. И плюс ко всему ты физически ослаблена, что может усугубить любой из этих побочных эффектов. Ты переохладилась, у тебя переутомленный и слишком впечатлительный ум. К атому я ничего не могу добавить. — Что ж, довольно интересный поворот, и с логикой все в порядке, но почему-то он сам не верил себе.

      — Психосоматические иллюзии не относятся к числу моих пристрастий.

      — Элисон, — строго предупредил он, — если ты не станешь бороться, у тебя всегда будет болеть голова, тебя всегда будет тошнить. В конце концов ты можешь просто умереть!

      — Аминь.

      Он прикоснулся к ее крепко зажатому кулаку.

      — Хоть на пять минут можешь ты оставить это чертово распятие в покое? Элисон! — Майкл потянул за цепочку, но она не пускала ее. — Элисон! — рассердился он. — Ее пальцы соскользнули с креста, и Майкл засунул распятие ей под блузку.

      Она сидела прямо, сжав губы, глядя перед собой широко раскрытыми немигающими глазами. Майкл не в силах был больше скрывать разочарование. Прошло десять дней с событий в особняке, с событий, которые он не в состоянии ни понять, ни объяснить. Это так, как бы он ни старался успокоить ее. Тем не менее в его мыслительных способностях она была уверена больше, чем в своих собственных.

      Элисон было не по себе. Точно сказать, почему, она не могла. Конечно, перенесенный ею шок имел к этому отношение: она теперь находилась в состоянии постоянного напряжения. Но было и нечто другое. Что-то изменилось. Может, всему виной появление Гатца, воскресившего прошлое, а с ним — образ Карей Фармер. Может быть, а может быть, и нет.

      — Пойдем прогуляемся, — нарушил молчание Майкл. — Это пойдет тебе на пользу.

      Элисон зевнула, подождала, пока он заплатит но счету и, не проронив ни слова, вышла вслед за ним на улицу.

      — Еда была восхитительной, — сочла она нужным заметить, словно забыв о том, что говорила до того.

      Майкл нашел это довольно забавным, но смеяться не стал, Вечер был ясным и холодным. Они прошли квартал, завернули и через несколько минут достигли Таймс-Сквера. Несмотря на то что у Элисон все еще болела голова, она решила смириться с попытками Майкла развлечь ее и покорно следовала за ним сквозь ряды салонов и магазинчиков. Затем они покинули пассаж и бесцельно бродили по улочкам, время от времени останавливаясь прочесть афиши и светящуюся рекламу на стенах темных театров. За несколько минут до полуночи Майкл остановился у входа в музей восковых фигур и заговорил с сидевшим в будочке у входа карликом.

      — Зайдем, — предложил он.

      Элисон нахмурилась и с отвращением отвернулась.

      — Ну же, — подбадривал он.

      — Не будь смешным.

      — Там интересно.

      Элисон бросила взгляд на свои наручные часики и поднесла их к его носу. — Уже почти полночь. Я устала. Майкл посмотрел на будку у входа, ища поддержки.

      — Для леди — билет за полцены, — сказал карлик. Колокольчики на его разрисованной шапочке зазвенели в ночи. Он поднялся со стула и манил Элисон своими коротенькими ручками.

      Она пригляделась к нему. Карлик смутно напоминал ей кого-то. Уродливое создание, которому лучше бы оставаться в прошлом. Она так и слышала, как он произносит: тц-тц-тц. День рождения. Джезебель. Чейзен. Клоткины. Музейный карлик прекрасно вписался бы в эту компанию. Неужели мир для нее превратится в серию сменяющих друг друга образов той ночи? И даже самые обыденные события станут частью гениального плана, задуманного, чтобы свести ее с ума? Она взглянула на Майкла. В его глазах светилось неукротимое упрямство Чарльза Чейзена. Видно было, что он ни за что не отступится: они вместе пойдут в музей. Элисон передернуло.

      — В чем дело? — спросил Майкл.

      — Я должна объяснять элементарные вещи?

      — Если хочешь, — улыбнулся он.

      — Десять дней назад я пережила кошмар. С тех пор плохо себя чувствую. И сейчас я плохо себя чувствую. Я не хочу, чтобы мне стало еще хуже. И трудно придумать более неподходящее средство для поправки здоровья, чем прогулка по этой омерзительной выставке человеческих пороков. — Ты развеешься.

      Элисон метнула в него гневный взгляд.

      — Да что ты! В самом деле?

      — Да. В самом деле.

      — Майкл, ты не представляешь… Тихонько кашлянув, Майкл перебил ее.

      — Ты что, собираешься избегать темноты до конца своих дней? Жить, боясь чудовищ, притаившихся за каждым углом? — Он замолчал, губы его дрогнули. — Я не позволю тебе этого! Я намерен вернуть тебя в нормальное состояние. Я сказал тебе уже об этом в ресторане, и так оно и будет!

      — Да-да, — неожиданно пропищал карлик.

      Элисон подняла на Майкла глаза и кивнула.. Он положил деньги в протянутую руку человечка, получил взамен два билета и, взяв Элисон за руку, повел ее через дверь вниз, по устланной ковром лестнице.

      Вход в музей озаряли красные лампы. Поя ними располагался план выставок. Дальше — темнота.

      Они вошли внутрь.

      Музей являл собой переплетение коридоров, небольших залов и закутков, каждый из которых был посвящен определенной теме. В залах царил полумрак, на экспонаты падали косые лучи света. Эффект получался потрясающий: фигуры казались живыми.

      Бывала ли она здесь? Что-то подобное Элисон припоминала. Но это было очень давно. Наверное, когда она только приехала в Нью-Йорк. Этим, возможно, н объясняется охватившее ее чувство, будто все здесь знакомо, словно она идет сквозь повторившийся сон.

      Она прислушивалась к звуку их одиноких шагов в бесконечной тишине. Наблюдала за тем, как постепенно они погружаются в сумрак. Неторопливо шагая, они вторгались в мир воображения.

      У каждого экспоната Майкл останавливался, чтобы прочесть пояснения. Элисон слушала молча, никак не реагируя.

      Затем вдруг услышала, что он смеется.

      — Напоминает Гатца, — сообщил Майкл. Она подняла глаза. Безобразный кавказец возвышался над ней с безумной улыбкой на устах.

      — Как приятно лишний раз вспомнить о нем, — сказала Элисон. — Меня всегда потрясало то, как здорово ты умеешь сопрягать тему с местом и временем. Будь мы в булочной, ты принялся бы обсуждать освобождение Аусшвица.

      — Перестань изощряться в остроумии. — Майкл двинулся дальше, внимательно читая таблички. Достигнув конца коридора, они вернулись в центр музея и углубились в другой вал, посвященный методам пыток.

      — Славные игрушки, — заметил Майкл.

      — По-моему, отвратительны.

      — Это история.

      — Я не желаю смотреть на эту гадость

      — Элисон…

      — Хватит семантики и риторики, Майкл, — оборвала его она. — Я хочу уйти.

      Пожав плечами, он повел ее к выходу по темному коридору. Пройдя сквозь центральный зал, они углубились в следующий. Элисон подняла глаза и прочла:

      «Знаменитые убийцы и их жертвы». Она взорвалась:

      — Чего ты ждешь от меня, Майкл? Крови?

      Он ничего не ответил.

      Она могла бы много чего наговорить сейчас, но все было бы без толку. Лучше не спорить, закрыть глава и идти. И пусть делает, что хочет. Дура она, что позволила завести себя в этот музей. Надо было поймать такси, поехать домой и забраться скорей в постель.

      Собрание фигур было типичным: Джек-Потрошитель, Лиззи Борден, Бостонский душитель и прочие губители невинных душ.

      Майкл шел не спеша, Элисон брела за ним, склонив голову, изредка исподлобья взглядывая на экспонаты. В любой момент она готова была услышать пронзительный визг Джезебель и ощутить под ногой округлое мохнатое тельце. Краешком глаза она следила, не появится ли где ее отец, или Чейзен, или другое какое создание ее кошмара. Дурацкие страхи? Возможно. Эдисон завернула за угол. Над ней нависала женская фигура.

      Она истошно завопила. Майкл взглянул на высокую фигуру. Пожал плечами. Очередная убийца, ну и что? Вовсе даже не страшная. Так, старушенция с топором.

      — В чем дело? — Он обнял Элисон за плечи. Она стояла в оцепенении, не в силах двинуться с места, тело ее била дрожь, взгляд был прикован к фигуре.

      Табличка под стеклом гласила:

      МИССИС АННА КЛАРК, УБИЙЦА, КАЗНЕНА НА ЭЛЕКТРИЧЕСКОМ СТУЛЕ В ТЮРЬМЕ СИНГ-СИНГ В ОССИНИНГЕ, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК, 27 МАРТА 1948 ГОДА. ЗАРУБИЛА ТОПОРОМ СВОЕГО ЛЮБОВНИКА И ЕГО ЖЕНУ. КАК ПРЕДПОЛАГАЛИ, ЕЕ ЛЮБОВНИК СТЭНТОН РИДЖЕР НАОТРЕЗ ОТКАЗАЛСЯ ОСТАВИТЬ ЖЕНУ, С КОТОРОЙ ПРОЖИЛ ДЕСЯТЬ ЛЕТ. МИССИС КЛАРК ОТОМСТИЛА. ПОЛИЦИЯ НАЗВАЛА ЭТО УБИЙСТВО САМЫМ ЖУТКИМ И ЗВЕРСКИМ ЗА ВСЮ ИСТОРИЮ ШТАТА. СУПРУЖЕСКАЯ ЧЕТА БЫЛА ЗАРУБЛЕНА В КРОВАТИ ВО ВРЕМЯ ПОЛОВОГО СНОШЕНИЯ.

      Миссис Кларк, приятельница Чарльза Чейзена, ее исчезнувшая соседка, канувшая в небытие несколько дней назад, уже двадцать пять лет как мертва! Убийца! Элисон вырвалась из объятий Майкла и бросилась в темноту, снова спасаясь бегством, не разбирая пути, мечась по коридорам, истерически голося.

      Когда она появилась, наконец, в центральном зале, Майкл схватил ее.

      — Элисон! — кричал он. Глаза ее закатились. — В чем дело?

      Она закашлялась и ее вырвало. Он стоял, не зная, что предпринять, и держал ее за плечи. Губы ее посинели, на лбу выступил холодный пот. Майкл достал носовой платок и принялся утирать рвоту.

      — Не трогай меня! — визжала она. Он поморщился от запаха.

      — Но… — бормотал он.

      — Убирайся! — закричала она снова, судорожно пытаясь вырваться из его рук.

      В отчаянии он отвесил ей звонкую пощечину. Потом еще одну.

      В темноте отворилась маленькая дверца, и из нее выступил приземистый человечек в форме с фонарем в руке. Служитель музея.

      — Что здесь происходит? — спросил он.

      Пересек зал и, заметив рвоту на полу, воскликнул:

      — О, господи!

      — Ничего страшного, — сказал Майкл. — Моя под-друга просто испугалась.

      — Давайте отведем ее в мою комнату.

      — Правильно. — Он обернулся к Элисон.

      — Нет-нет, — быстро проговорила та. — Все будет в порядке. Она высвободила руки и принялась приводить себя в порядок.

      Служитель осторожно спросил:

      — Вам точно лучше?

      — Да, я уже почти пришла в себя. Не могли бы вы принести мне какую-нибудь влажную тряпку — вытереть лицо?

      Человечек засуетился и скрылся за дверью. Через несколько секунд он возвратился с мокрым полотенцем.

      — Вы уверены, что все в порядке? Может, посидите у меня в комнате, а я вызову врача?

      Элисон схватилась руками за колонну, чтобы не упасть.

      — В этом нет необходимости, — проговорила она, вытирая лицо.

      Майкл стоял в некотором отдалении, весь мокрый, не зная, что сказать, как поступить.

      — Уйдем отсюда, — наконец, предложил он. Элисон кивнула и пошла вслед за ним вверх по лестнице, вон из музея. На улице он взял ее за плечи и повернул лицом к себе.

      — Что там случилось? — спросил он. Она не отвечала.

      Майкл попытался взять ее за подбородок, но она вывернулась и прислонилась к кирпичной стене.

      — Элисон, ты должна рассказать мне, что там произошло.

      Она порывисто обернулась.

      — Какого черта ты спрашиваешь, если… Нет, сейчас не время для обвинений, хотя, она знала, ему небезразличны ее мысли. Потом.

      — Там была скульптура старухи, — произнесла она. — Она была на дне рождения Джезебель. — Вот почему ей казалось, будто она видела «миссис Кларк» прежде.

      — Я должен был догадаться, — сказал Майкл. — Наши мысли снова в том доме.

      «Как он мог?» — не переставала спрашивать себя Элисон. Неужели она могла так ошибаться? Во всем? Она подняла глаза и резко заявила, сжимая в пальцах распятие:

      — Что я должна делать, черт побери? Что говорить? Что ничего не произошло и я никогда не видела той женщины? Хорошо, я скажу: ничего не произошло, и я никогда не видела той женщины. Но я лгу. Я сказала это и солгала.

      — Эта женщина была казнена двадцать пять лет назад. Ее не могло быть на том; дне рождения. Ты что, не понимаешь? — Он помолчал. — Может, кто-то похожий на нее, но…

      — Ее представили мне как миссис Анну Кларк.

      — Возможно, тезка.

      — Перестань! — закричала она. Он с шумом выдохнул.

      — Майкл, — сказала Элисон, — я хочу побыть одна.

      — Зачем?

      — Просто так. Пожалуйста.

      — Я отвезу тебя домой и на время уйду.

      — Нет. Я хочу побыть одна.

      — Элисон, я не могу позволить тебе этого, особенно после того, что только что случилось.

      — Не думаю, что у тебя есть выбор. Майкл растерялся.

      — Элисон, — сказал он.

      — Нет. Я еще раз прошу тебя. Я хочу побыть одна. Иди домой. Я хочу взять такси и покататься. Я буду через час. Я просто хочу побыть одна и подумать.

      Майкл попытался возразить. Она подошла к краю тротуара и ждала такси, пропуская мимо ушей все его доводы. Наконец машина остановилась, и Элисон забралась на заднее сиденье. Он попытался последовать за ней. Она захлопнула дверь у него перед носом и нажала кнопку.

      Разозлившись, он отступил. Такси тронулось с места. — Черт бы ее побрал! — в сердцах крикнул он. Такси завернуло за угол и скрылось из виду.

     

      Глава 17

     

      — С вами все в порядке? — Таксист, обернувшись, смотрел на нее сквозь пластиковую перегородку. — Мисс!

      Машина свернула на оживленную улицу, и водитель сосредоточил внимание на движении.

      — Я мог бы отвезти вас в больницу, — предложил он.

      — Ведите машину. Больше от вас ничего не требуется, — произнесла Элисон слабым голосов. — Что ж, деньги ваши, — заметил он и взглянул в боковое стекло. — Мы проезжаем здесь уже шестой раз.

      — Да поезжайте же вы! — взорвалась Элисон.

      — Хорошо, мэм, — сказал водитель.

      Остановившись на красный свет, он поднял глаза на зеркало заднего вида, чтобы еще раз взглянуть на свою пассажирку, лежавшую на сиденье. Он покачал головой и пожал плечами. Похоже было, что девушка вот-вот умрет Отсутствующее выражение ее запавших глаз внушало ему ужас.

      — Я хочу, чтобы вы ездили по Вест-Сайду, между 41-й и 100-й улицами, — велела она, сев в машину.

      Именно этим он и занимался в течение последнего часа. Девушка нездорова, ей нужен врач. В этом нет никакого сомнения Того гляди испустит дух, скорчившись на заднем сиденье.

      Зажегся зеленый свет, такси тронулось с места. Весь этот час она ужасно чувствовала себя. Элисон неподвижно лежала на заднем сиденье, мокрая, как мышь, не в силах посмотреть в окно, не в силах что-либо делать Она задыхалась. Глаза словно жгло огнем, голова налилась свинцом. Прерывисто дыша, она безжалостно царапала ногтями кожу головы, то и дело возвращаясь мыслями к Майклу. Он не мог не знать, что там была фигура старухи. Иначе он не настаивал бы так на походе в музей. В таком случае он должен знать, что случилось с Чейзеном, лесбиянками и всеми остальными. И что произошло той ночью. Но зачем ему это? Чем больше Элисон размышляла, тем сильнее запутывалась и тем хуже ей становилось.

      Она с трудом приподнялась и прижала лицо к стеклу. Ряды зданий сменяли друг друга во тьме. Машина ехала быстро, слишком быстро, чтобы можно было что-либо разобрать.

      — — К тротуару! — неожиданно закричала она.

      — Что? — переспросил водитель.

      — К тротуару! Я хочу здесь выйти.

      — Здесь?

      — Да, остановите машину. Раздался визг тормозов, такси остановилось. Водитель окинул взглядом темную улицу и повернулся к ней:

      — Неподходящее это место, чтобы выходить здесь, мисс. Бандитский пуэрто-риканский район. Не думаю…

      — Сколько с меня? — перебила Элисон. Таксист покачал головой и взглянул на счетчик.

      — Девятнадцать долларов десять центов. Элисон достала из кошелька двадцать долларов. — Сдачу оставьте себе.

      Рывком открыла дверь машины и шагнула на тротуар перед старым обшарпанным двухэтажным зданием Водитель приоткрыл дверь.

      — Мисс, вы действительно плохо выглядите, — осторожно начал он. — Почему бы вам не вернуться в машину, а я отвезу вас к доктору, в больницу. — Он помолчал. — Вы слышите меня?

      Она все слышала, но ничего не ответила. Терпение его кончилось, он хлопнул дверце» и рванул с места.

      Элисон наблюдала, как скрывается в темноте такси, затем опустила глаза на свои дрожащие бескровные руки. Она двинулась вдоль по тротуару, то и дело моргая, словно у нее был нервный так. По бетонным плитам несся коричневый бумажный пакет, гонимый порывами ветра с Гудзона. Шелудивая дворняга рылась в мусорном ящике; улица была безлюдна. Предназначенные к сносу, дома зияли пустыми окнами. Повсюду валялась сломанная мебель. Тут и там попадались рытвины. Стены украшали надписи на английском и испанском языках.

      Элисон закашлялась и схватилась руками за голову, словно пытаясь унять кружение. Улица расплывалась перед глазами, становясь словно нереальной. Она напряженно щурилась, пытаясь обрести равновесие. Затем повернулась к старому зданию и прочла над входом надпись: ЦЕРКОВЬ НЕПОРОЧНОГО ЗАЧАТИЯ. Выбитые в камне крупные буквы полустерлись, их острые очертания округлились. Элисон увидела надпись краешком глаза еще в такси, когда изо всех сил старалась выпрямиться на сиденье — и та поразила ее. И сейчас какая-то необъяснимая сила заставляла ее сделать то, чего она не делала уже много лет. Подобное странное чувство она испытала, когда, повинуясь внутреннему Приказу, зашла в отцовскую спальню и забрала распятие.

      Войти в храм. Почему-то сейчас эта мысль не вызвала в ней протеста. Элисон поднялась по разбитым ступеням и очутилась во внешнем вестибюле церкви. Справа находилась мраморная чаша со святой водой, над ней — статуя Мадонны.

      — О, Пречистая Дева, — бормотала она, устремив глаза вверх. Слова были странными, но произносила она их с восторгом, удивляясь, что за столько лет не позабыла. — О, Святая Дева Мария, заступись за нас грешных, сейчас и в час нашей смерти. Аминь.

      Охваченная дрожью, она погрузила руку в святую воду, перекрестилась и вошла в двери церкви.

     

      ***

     

      Пробежав почти весь коридор, Майкл, наконец, отыскал кабинет главного редактора.

      — Вы поможете мне? — спросил он, закрывая за собой стеклянную дверь.

      — Возможно, — ответил редактор. Перегнувшись через свой захламленный стол, он включил настольную лампу.

      Майкл сел и с наслаждением вытянул ноги. Он устал. Весь последний час он бродил по улицам и размышлял.

      — Мне нужна кое-какая информация, — начал он. Достал из кармана десятидолларовую купюру и положил на стол.

      Редактор надел очки и с выражением живого интереса посмотрел на деньги.

      — О чем? — с любопытством спросил он.

      — Три недели назад, в воскресенье, вы напечатали объявление о сдаче квартиры. Я хочу знать, кто поместил его. Сколько раз его публиковали. И мне нужна любая информация о Джоан Логан, агенте по сдаче жилых помещений.

      Редактор протянул Майклу блокнот и ручку.

      — Укажите адрес.

      Майкл улыбнулся; возможно, здесь удастся кое-что разузнать. Он нацарапал адрес и положил блокнот обратно на стол. Редактор взглянул на листок, поднял очки на лоб, подвинул к себе телефон и набрал номер.

     

      ***

     

      В церкви было пусто. Царила гробовая тишина. Кромешную тьму прорезал лишь свет крошечных свечек, горевших на небольших алтарях по обеим сторонам зала.

      Элисон неуверенно брела по проходу между скамьями, затем преклонила колени, перекрестилась. Села на скамью, сжимая в руке распятие. Она огляделась. Что теперь? Что она должна делать? И зачем она здесь? В этом чужом месте. В мире, который покинула навсегда. Элисон сложила ладони и склонила голову. Вспомнит ли она слова? «Отче наш, царящий на небесах. Имя Твое священно». — Да, это они. Эти слова она повторяла ребенком миллионы раз. «Придет царствие Твое. Утвердится воля Твоя…» Тьма. Головокружение. Мигрень Но от слов этих становилось так хорошо. — «…на земле и на небесах». — Элисон собиралась молиться и никакие Майклы ей тут не указ. Она возвращалась. Комната отца. Распятие. Теперь церковь. — «Дай нам хлеб наш насущный». — Она очень долго шла. — «И прости нам прегрешения наши, как мы прощаем врагам нашими — Ей почти казалось, что ничего плохого и не было Вовсе. — «Не введи нас во искушение, а сохрани нас от всякого зла. Аминь». — Элисон повторила молитву три раза.

      Сжимая распятие во влажной руке, она поднялась со скамьи. Мягкий свет пылающих фитильков лился на нее. Она пошарила в кармане и вынула десятицентовик. Монетка была холодной; серебро вобрало в себя прохладу стылого ночного воздуха. Она бросила деньги в ящичек, взяла тоненькую свечку и, плача, поставила ее за упокой души своего отца. Но молиться за него не смогла. А стояла в каком-то оцепенении, уставившись на мерцающие огоньки.

      Холодок пробежал у нее по спине, словно где-то распахнулось окно и подул ветер. Она взглянула на свечи; но язычки пламени не отклонились, воздух был неподвижен Но она что-то ощутила; возможно, так проявлялся подсознательный страх перед грядущим откровением. Кожу ее покалывало иголочками. Тьма вокруг сгущалась Элисон чувствовала, как та давит на нее. Она не вынесла бы подобного ужаса полнейшей пустоты, будь это где-нибудь еще, не в церкви. Страшась этой пустоты, она, осторожно переступая, побрела к исповедальне.

      — Святой отец! — позвала она. Голос ее отражался от сводчатых перекрытий. — Святой отец!

      Никакого ответа не последовало. Элисон подошла ближе, едущая, как сливается звук шагов с повисшим в воздухе звенящим эхом ее голоса.

      Еще шаг. Снова по спине пробежал холодок. Она должна исповедаться.

      — Святой отец. Нет ответа.

      — Отец.., отец.., отец…

      Элисон постояла молча перед исповедальной кабинкой. Отодвинула штору. Внутри было мрачно: затертые дубовые панели, маленькая обтянутая бархатом скамеечка. Встав на колели, она склонила голову, сложила руки и скорбно прошептала:

      — Я согрешила, отец мой.

      — Когда в последний раз вы были на исповеди, дитя мое?

      Элисон вздрогнула, сердце ее бешено заколотилось Она судорожно глотнула воздух.

      — Когда в последний раз вы были на исповеди? — Голос был глубоким и властным.

      Элисон буквально задыхалась, не в силах опомниться от внезапного вторжения. Голос шел с другой стороны зарешеченного оконца, оттуда, где должен сидеть священник в отведенное для исповедей время — но не в глухую полночь, в пустынной темной церкви. И когда она звала, он не ответил.

      В панике Элисон вцепилась в решетку.

      — С вами все в порядке, дитя мое? Она колебалась:

      — Святой отец…

      — Да, дитя мое, продолжайте. Элисон отодвинула штору, готовая в любой момент выскочить из исповедальни.

      — Вы священник?

      — Конечно, дитя мое, — ласково произнес он. — Продолжайте.

      — Я.., э.., но как…

      — Я здесь для того, чтобы выслушать вас. Не бойтесь.

      — Я боюсь, отец мой. Очень боюсь!

      — Потому я и здесь — потому, что вы боитесь. Я здесь для того, чтобы избавить вас от страхов, выслушав вашу исповедь.

      Элисон прижала голову к стене рядом с зарешеченным окошком. Священник ли он? Можно ли ему верить? Она должна поверить. Она должна покаяться и получить отпущение грехов. Но почему он не Отвечал, когда она звала его?

      — Я восемь лет не была на исповеди. — Она замолчала.

      — Да? — отозвался он.

      — Не могу поверить, что так долго. — Голос ее дрогнул, — Зачем я здесь? — выдохнула она.

      — Чтобы быть услышанной, — отвечали с той стороны перегородки. — Я здесь, чтобы слушать. Элисон всхлипнула.

      — Я грешна, отец мой. Я восемь лет не была в церкви. Я все отрицала. Я отрицала Христа. Я хочу возвратиться к вере и к нему. — Элисон запнулась. — Я должна рассказать все, что долгие годы таила в себе. — Не в силах продолжать она заплакала.

      — Почему вы покинули церковь, дитя мое?

      — Почему? — переспросила она, словно не поняв вопроса.

      Снова воцарилось молчание, и наконец, глотая слезы, Элисон рассказала священнику о своем детстве, о былой своей преданности Богу, о начале сомнений и отрицаний. О том, каким ужасным человеком был ее отец. О его любовницах и пьянстве. Как он бил ее и мать. Как рушилась семья. И она рассказала о той ночи.

      Затем, уронив голову на руки, она зашлась в душащем приступе кашля.

      — Это все, дитя мое? — глухо спросил он.

      — Нет, — отрывисто бросила она сквозь решетку.

      — Так расскажите мне.

      — Отец мой, я совершила прелюбодеяние! Я не знала, что он женат, когда познакомилась с ним.

      — Да?

      — Я подозревала, но боялась обнаружить, что люблю человека, Который поступает по отношению к Другой женщине так же, как мой отец поступал с моей матерью. — Она судорожно сглотнула, слюна обожгла горло, словно кипящая лава. — Его жена покончила жизнь самоубийством.

      — Правда? — неожиданно спросил священник. — Именно это и произошло?

      — Да, — пробормотала Элисон. Почему он сомневается? Он не верит ей? Или знает что-либо, что доказывает обратное? Нет! Это невозможно. — Только после самоубийства Карен Фармер я узнала о ее существовании. — Она снова замолкла в ожидании.

      — Что-нибудь еще, дитя мое?

      — Еще?

      — Да, дитя мое.

      — Нет.

      — Нет, есть! Расскажите же мне! — Он словно ожидал услышать нечто конкретное. Элисон затаила дыхание.

      — Я пыталась убить себя, — в отчаянии выпалила она скороговоркой, словно надеясь, что слова ее не будут поняты. — Дважды. Первый раз, когда обнаружила отца с двумя женщинами в постели. Второй раз — после смерти Карен. Я виновна, я ношу в себе зло.

      — Кроме этого! — Он повысил голос. — Еще! Скажите мне!

      Кроме этого? Он не желает больше слушать о самоубийствах? Или он все знает? Но это невозможно!

      — Расскажите мне обо всем! — властно велел он.

      — Я пребываю в состоянии ужаса. Я совершенно одна. Я больше не могу терпеть боль. — Она заикалась. — Кто-то хочет мне зла.

      — Кто хочет вам зла, дитя мое?

      — Не знаю, святой отец. Возможно, человек, который, я думала, любит меня. Майкл. — Она подождала ответа; он ничего не сказал. — Я видела людей в доме, где я живу, потом обнаружила, что их на самом деле не существует, и однажды ночью я…

      Элисон замолчала. Нет, об этом она не сможет рассказать, даже нуждаясь в прощении.

      — Что произошло той ночью?

      — Я испугалась шагов и убежала прочь из дома, — И?

      — Я заболела. — Элисон вспомнила больницу. — Сегодня Майкл повел меня в музей. Там была фигура женщины, которую я видела в доме. Она мертва, да, она мертва. Майкл наверняка знал, что она там! Я ничего не понимаю.

      Элисон провела языком по потрескавшимся губам и сказала:

      — А потом я пришла сюда.

      — Это все?

      — Да.

      — Есть же еще что-то! — вскричал он. — Расскажите мне!

      Элисон сквозь решетку могла чувствовать его дыхание.

      — Что еще произошло той ночью, когда мы выбежали из дома? Расскажите мне!

      Стены будки задрожали от громовых раскатов его голоса.

      — Расскажите мне! — громко повторил он.

      — Нет, — умоляла Элисон. Пот струился по ее лицу.

      — Говорите, дитя мое. Расскажите все, что вы должны рассказать.

      — Я видела своего отца, — с трудом выдавила она из себя.

      — Да, — подбадривал священник. — Да! — Голос его был почти радостным.

      — Я заколола его ножом! Но он был уже-мертв!

      Молчание обволакивало темные стены, словно паутина гигантского паука.

      Послышались рыдания.

      Бессильно запрокинув голову, Эдисон утирала слезы. Рассказ о грязи и страданиях дался ей нелегко. Она чувствовала себя словно воздушный шар, из которого выпустили воздух.

      — Это все, дитя мое?

      — Да, святой отец.

      Казалось, прошла целая вечность прежде, чем он заговорил вновь.

      — Вы ощущаете себя заблудшей, дитя мое. С тех пор, как покинули церковь и Христа, вы потерялись без духовного пастыря. И сейчас вы должны вернуться к пастырю своему, что вы и сделали сегодня. Грех таит в себе неисчислимые опасности, дитя мое. Он порождает чувство вины, так и должно быть. Но грех нераспознанный, грех непрощенный может порождать подозрения и ложь. Ведь вина остается скрытой. Он вызывает к жизни страхи и пороки, существующие лишь на задворках сознания. Вот так вы вызвали все эти ужасы. Ибо жили в грехе, продолжая погрязать в нем. Вы должны искупить свою вину. И после этого вы вновь воспримете Христа в сердце свое. И рассеятся подозрения, и исчезнут пороки, и боль, о которой вы говорите, больше не будет терзать вас. Вы должны возвратиться к Христу и уверовать в него. Ибо он есть добро и, отвергая его, вы впускаете в свою душу зло. Вы должны снова уверовать в Господа нашего. Открыть ему свое сердце. Отринуть подозрения и самообман. Открыто принимать любовь своих любимых и видеть в любви лишь любовь, очистив ее от подозрений. И вернуться в лоно церкви Христовой.

      Вы сказали, что-то заставило вас прийти сюда. Пути Господни неисповедимы, нам не дано их уразуметь — вот почему должны мы иметь веру, верить, что Бог наставит нас на путь истинный. Лишь когда вы искорените грех, воспримете Христа в сердце свое и уверуете вновь, исчезнут страхи и ужасы, и улетучатся сомнения. Забудьте о прошлом и уверуйте. И Он дарует вам силы бороться со злом, окружающим вас.

      Чтобы направить вас на этот путь, я хочу, чтобы вы ежедневно читали молитвы, перебирая четки, начали снова посещать Храм Божий, приняли участие и уверовали в Господа. Как только вы почувствуете страх или сомнение, не колеблясь, идите ко мне.

      Теперь я отпущу вам грехи ваши и дарую вам прощение.

      Элисон склонила голову и начала читать молитву. Священник сидел, прижавшись спиной к стене. В темноте виднелись его густые волосы и брови. На лбу его выступили капельки пота. Он вытер лоб веснушчатой рукой в колечках седых волос.

      — Это невозможно! — вскричал Майкл. Редактор сел и, поправив очки, потер переносицу.

      — Возможно ли, невозможно ли, — начал он, — но такого объявления никто не помещал. И никто за него не платил. — Он протянул Майклу газету. — Как видите, ничего подобного тут нет.

      Элисон вышла из ворот старой церкви, еще раз взглянула на надпись над входом и скрылась в темноте.

      Двадцать минут спустя она открыла дверь квартиры Майкла, сняла пальто, повесила его в шкаф и прошла в гостиную.

      Майкл сидел за письменным столом с бледным, окаменевшим лицом, подперев подбородок руками.

      Элисон кашлянула, положила сумочку на кофейный столик и присела на диван.

      В комнате царила тишина. Он был погружен в свои мысли, она — настороженно внимательна.

      Майкл поднял глаза.

      — Привет, — сказал он безо всякой интонации в голосе, сидя неподвижно, в странном оцепенении.

      — Привет-привет, — ответила Элисон. Он взглянул на часы.

      — Прошло два часа. Она кивнула.

      — Я прошу прощения.

      — Я волновался. — В голосе его зазвенело напряжение.

      — Да, я вижу.

      — Неужели?

      — Я не слепая, Майкл, и не сумасшедшая, как ты думаешь.

      — Я никогда этого не говорил.

      — Можем поспорить на эту Тему.

      Он отвел глаза и, глядя на льющийся сквозь незашторенное окно лунный свет, спросил:

      — Как ты себя чувствуешь?

      — Получше.

      — Голова болит?

      — Прошла.

      — А тошнота?

      — Тоже прошла.

      — Хорошо.

      Их бесстрастные голоса вторили друг другу, словно каждый ожидал, когда Другой не выдержит и сорвется.

      — Тебе не стоило убегать. Ты была в таком состоянии. Мало ли что могло случиться.

      — Такова, значит, моя судьба.

      — Ты поступила неразумно.

      — Не я первая начала, не так ли? Майкл неохотно пробурчал:

      — Так.

      Эдисон сняла туфли и зашвырнула их в угол.

      — Можно попить воды?

      — Зачем ты спрашиваешь?

      Она встала, пошла на кухню и быстро возвратилась со стаканом в руке.

      — И куда ты направилась?

      — Каталась на такси.

      — Два часа?

      — Нет, я зашла в церковь.

      Он нахмурился.

      — За каким, интересно…

      — Помолиться. Если когда-нибудь в своей жизни я действительно нуждалась в молитве, так это сейчас.

      — Ты уверена?

      — Да. Я исповедалась, и священник, отпустил мне грехи. Голова прошла и меня больше не тошнит. Сначала была комната отца, потом распятие, и вот теперь это. Словно я возвращаюсь к себе. Словно все эти годы я была кем-то другим.

      — Ерунда.

      — Слово «ерунда» часто заменяет слово «я не понимаю».

      — Кто же любил меня в таком случае? Царица Савская?

      — Вполне возможно.

      — Элисон! — Голос его звучал сурово, словно он вот-вот набросится на нее. Он замолчал, подумал и снова опустился в кресло. Посидел молча и прошептал:

      — Ты же знаешь, как много ты для меня значишь. Она кивнула и отвернулась.

      — Пока тебя не было, — я размышлял, — сказал он.

      — Я тоже.

      — О том доме?

      — Нет, о тебе.

      — Интересно? — спросил Майкл.

      — Да, — сказала она:

      Он перегнулся через стол.

      — У меня тоже возникли кое-какие интересные мысли. Может, я был не прав. И все, что случилось, тебе вовсе не померещилось.

      Элисон снова обернулась к нему, удивившись, что он, наконец, допустил такую возможность. Но все равно подозрение с него не снято. Восковая фигура миссис Кларк не забыта. В ушах у нее зазвучали слова священника: «Верьте, особенно тем, кто любит вас».

      — Я в полном замешательстве, — произнес Майкл. — Я непрерывно думаю об этом, и что-то все время не дает мне покоя. Пора мне пойти взглянуть на этот злосчастный особняк поближе.

      — Сейчас?

      — Нет.

      — Когда?

      — Завтра. Утром. Если что, я разнесу там все. Элисон внимательно смотрела на него.

      — Я хочу пойти, с тобой.

      — Нет.

      — Майкл.

      — Нет. Для тебя это — запретная зона.

      — Я сказала, что хочу идти. — Голос ее был необычайно тверд. — И тебе меня не остановить.

      Майкл поднялся, подошел к окну и разглядывал Мерцавшие до самого горизонта яркие огни.

      — Я подумаю об этом ночью. Больше ничего обещать не могу. Если я решу, что ты со мной не идешь, ты останешься дома. Это будет мое последнее слово. — Он подошел к ней. — Все ясно?

      — Да, — отвечала Элисон, протягивая ему пустой стакан. Они стояли, глядя друг на друга. Лицо ее было уже не столь искаженным от боли. Впервые за много дней на нем читался некий покой, и физический, и душевный. Но что-то было не так. Глаза. Майкл протянул руку и осторожно, кончиком пальца, потрогал веко. Кожа была шершавой, как наждачная бумага. Доктор говорил ему об этом еще утром. Но стало еще хуже. Надо будет завтра позвонить врачу.

      — Пойду куплю газету и чего-нибудь поесть. Хочешь со мной?

      — Нет. Я устала. — Элисон зевнула.

      Он прошел мимо нее, затем повернул назад.

      — После того, как ты сбежала, я не вернулся сразу сюда, — Он замолчал на мгновение, что-то обдумывая. Она подняла глаза. — Я пошел в редакцию «Нью-Йорк Тайме» и просмотрел номер газеты, с помощью которого ты нашла квартиру. Там нет объявления о сдаче квартиры в особняке. Ничего похожего.

      .Лицо Элисон исказила гримаса ужаса.

      — Такого объявления никто не помещал! Но ты же что-то увидела там! Еще одна галлюцинация? Эдакое большое жирное неудачное совпадение? Обман? Я не знаю. Но собираюсь выяснить.

      — Я показывала объявление мисс Логан. Она видела его.

      — Видела? — Майкл помедлил. — Или сделала вид, что видит?

      — Я не знаю, — задумчиво произнесла Элисон.

      — После того, как я обшарю дом, я намереваюсь поговорить с ней.

      — Если сможешь ее найти, — добавила Элисон.

      — Да, — согласился он. — Если смогу ее найти.

      — Мисс Логан говорила, что объявление поместил домовладелец.

      — Его имя Карузо. Есть у тебя договор о найме квартиры?

      — Нет, мне ничего не давали.

      Он покусывал губу, быстро соображая.

      — Завтра я разыщу его. Наверняка он что-то знает. Погруженный в размышления, он повернулся и вышел из квартиры.

     

      Глава 18

     

      Гатц залез в автомобиль и хлопнул дверцей.

      — Холодно, черт побери, — сказал он.

      — Я включил обогреватель, — отозвался Риццо.

      Гатц потирал руки, чтобы побыстрее согреться.

      Риццо вывел машину из гаража.

      Гатц достал из кармана плаща целлофановый пакет. Положил его на колени и развернул. Там , оказался сандвич с сыром и ветчиной, обильно политый горчицей.

      — Кто-нибудь хочет кусочек? Никто не выразил желания.

      — Он не отравлен.

      — Мы ели, — признался Риццо.

      Гатц недовольно нахмурился и, развалясь на сиденье, принялся тихо жевать. Машина катила по вест-сайдским улицам мимо полуразрушенных жилых зданий и второсортных магазинчиков, вдоль грязных раздолбанных тротуаров, овеваемых стойким запахом гнили. Гатц ненавидел этот район. Большая часть его жизни прошла здесь. — - Что вы думаете обо всем этом? — спросил Риццо.

      — Не знаю. Сначала надо взглянуть. У тебя с собой список пропавших без вести?

      — Он у меня, — сказал Ричардсон, похлопав себя по нагрудному карману.

      — Прекрасно. — Гатц обернулся к Риццо. — Кто там сейчас?

      — Джейк Берштейн.

      Гатц улыбнулся. Берштейн — хороший полицейский.

      Риццо припарковал автомобиль в середине квартала, позади другой полицейской машины, стоявшей напротив пиццерии, где уже собралась толпа зевак. Они вышли из автомобиля и двинулись по пустырю, шагая по кирпичам и шатким доскам — остаткам снесенного здесь несколько лет назад здания. Слева располагался двор, усыпанный мусором и отслужившей свое кухонной утварью. Справа — кладбище автомобилей, освещенное лучом установленного неподалеку прожектора. Несколько полицейских копались в ржавом хламе. На скамейке у пиццерии расселась группа подростков. Гатц подошел к человеку в форме, невозмутимо стоявшему в самом центре этих дебрей.

      — Том, — сказал тот, завидев Гатца.

      — Джейк, — узнал его Гатц.

      — Хочешь взглянуть?

      — Да.;

      — Зрелище не из приятных.

      — Как обычно.

      Гатц пошел вслед за офицером в круг прожектора, ярко отражавшегося от хромированных поверхностей автомобилей. Из раскрытого багажника одной из машин свисала изуродованная рука. Внутри него лежало истекающее кровью тело.

      — Страшная смерть, — произнес Джейк, качая головой.

      — Не страшнее, чем любая другая, — небрежно бросил Гатц, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть труп. — Личность не установлен»?

      — Нет.

      — При нем ничего не обнаружино? Визитные карточки? Записки?

      — Нет, — сказал Джейк. — Ребята сняли отпечатки пальцев.

      Гатц пошевелил крышку багажника, она громко заскрежетала. Он нагнулся и принялся разглядывать одежду жертвы. Плащ и серый пиджак были изодраны в, клочья. Черная спортивная рубашка пропиталась кровью. Гатц достал фонарик и осветил им рваные глубокие раны на груди и лице трупа.

      — Сколько всего ранений?

      — Трудно сказать.

      — А предположительно?

      — Пятнадцать, может, двадцать. Это уже неважно.

      — Возможна.

      Джейк облокотился о машину.

      — — Он пролежал здесь довольно долго.

      — Как долге?

      — С неделю по крайней мере. Может, и дольше. Труп сильно разложился.

      Гатц провел; рукой по лбу жертвы, потер пальцы друг о друга и разглядывал их в свете фонаря.

      — А следов грима на теле не обнаружено?

      Джейк непонимающе уставился на него.

      — Грима, косметики, — раздраженно повторил Гатц. — Объяснить, что это?

      — Нет. Никакого грима не обнаружено. Гатц пожал плечами.

      — Кто его нашел?

      Джейк указал на самого высокого из сидящих на скамейке парней.

      Ребята играли в прятки. Он попытался залезть в багажник. Тот оказался запертым. Он все-таки раскрыл его, и оттуда вывалилась рука.

      — Да, коробочка с сюрпризом.

      — Вроде того, — усмехнулся Джейк. — На улицу ведут следы крови. Хочешь взглянуть?

      — Попозже.

      Они отошли, чтобы не мешать полицейскому фотографу. Берштейн бросил взгляд в сторону своих помощников, копавшихся в мусоре.

      — Пустая трата времени. В этом дворе столько хлама. Даже, если убийца и обронил что-нибудь… Гатц махнул Риццо и обернулся к Джейку:

      — Когда можно будет узнать группу крови?

      — Очень скоро, пробы уже взяли. Подошел Риццо.

      — Собери всю имеющуюся по атому делу информацию, — велел Гатц, — чтоб сегодня же утром все лежало на моем столе.

      Риццо кивнул и поспешил, прочь.

      Джейк покусал губу.

      — Не похоже на ограбление или сведение счетов между гангстерами.

      — Да, не похоже, — согласился Гатц.

      — Может, какой-нибудь маньяк?

      — Вот это самое вероятное.

      — Есть в городе сбежавшие психи?

      — Официально? — переспросил Гатц. — Нет. А так Нью-Йорк кишит ими. — Он окинул взглядом двор. — Ножей там не нашли?

      — Нет.

      — Ведь именно нож является орудием убийства?

      — Да, и большой.

      — Заточен с обеих сторон?

      — С одной.

      Гатц принялся прохаживаться вдоль ограды. Он размышлял. Итак, еще одно убийство. Ну и что? Не такая уж это редкость в Нью-Йорке, Но он ощущал ту самую резь в кишечнике, свидетельствовавшую, что за всем этим нечто кроется. Он наклонился и поднял сломанную куклу. Встряхнул ее, и голова куклы отвалилась. Он попытался приладить ее на место, но ничего не вышло. Тогда он отбросил обезглавленное тело в кусты и побрел по грудам пивных банек, уверенный, что непременно отыщет нечто важное. Не найдя ничего, достал очередную сигару, сунул ее в рот и поспешил к свету.

      Подошел Риццо со списком пропавших без вести в руках.

      — Несколько человек подходят по описанию. Гатц кивнул.

      — Проверь их. Достань фотографии. — Он помолчал. — Но я почему-то уверен, что о пропаже этого типа никто не заявлял.

      Он подошел к скамье у пиццерии и опустился на нее рядом с высоким мальчиком, обнаружившим труп. Достал из кармана фотографию Майкла Фармера.

      — Сынок, — сказал он, — ты часто здесь играешь?

      — Да, сэр, — ответил тот, заметно смущаясь. — Несколько раз в неделю, это уж точно.

      — В какое время?

      — — Когда как. Сегодня мы собрались около одиннадцати.

      — Замечал ли ты здесь каких-нибудь людей? Не хозяев лавок. И не детей. Ты понимаешь. Посторонних людей.

      — Да, сэр. Они приносят вещи на свалку. Гатц протянул ему портрет Майкла Фармера.

      — Этого человека видел здесь?

      Мальчик всмотрелся в снимок и помотал головой, — Ты уверен?

      — Да.

      Гатц передал фотографию остальным парням; никто из них не видел этого человека. Он улыбнулся и встал.

      — Держитесь, ребята, подальше от старых автомобилей, — посоветовал он. — Это опасно. — И присоединился к Джейку и Риццо, стоявшим в отдалении.

      — Сколько на ваших часах?

      — Два двадцать.

      — Хочу есть. На ветчине с сыром долго не протянешь. — Он затянулся сигарой. — Риццо, останешься с Джейком.

      — Может, взглянешь на следы крови, — предложил Берштейн.

      Гатц кивнул, и они пошли по направлению к выходу со свалки.

      Джейк указал на бурые полосы, тянувшиеся до середины улицы.

      — Их восемь, — сказал он. — Возможно, что все пятна оставил наш приятель из багажника. Мы проверяем это. — Он посмотрел на кровавую дорожку, качая головой. — Трудно поверить, что он был еще жив, когда его привезли сюда. — Он принялся натягивать перчатки и хитро улыбнулся Гатцу. — Похоже, у тебя есть на этот счет какие-то соображения?

      Гатц улыбнулся в ответ.

      — Всего лишь одно, и совершенно дикое. Скажу тебе утром, если дополнительная информация, которую мы получим, подтвердит его.

      Он повернулся и помахал Ричардсону. Подойдя к машине, спросил:

      — Видел лицо этого покойника?

      — Издалека.

      — Он страшно кончил. Здоровый, крепкий мужик, а умер, охваченный ужасом.

      Ричардсон пожал плечами, не зная, что ответить. Гатц начал было открывать дверцу автомобиля, но еще раз оглянулся взглянуть на пустырь.

      — Не просто испуганный, а охваченный ужасом, — повторил он.

      Они залезли в автомобиль и уехали.

     

      ***

     

      В восемь утра Гатц проснулся у себя в кабинете с затекшей спиной, чувствуя себя разбитым. Но все же это было намного лучше, нежели мчаться домой и, наспех вздремнув, нестись обратно на службу.

      Он сунул ноги в ботинки и побрел в туалет умыться и побриться. После чего налил себе чашку черного кофе и вернулся в кабинет.

      Он почти расправился с чашкой, когда появился Риццо с результатами лабораторных исследований и прочими данными, касающимися потерпевшего. Гатц с нетерпением углубился в бумаги. Он и мечтать не мог о более интересной информации, что было слишком здорово, чтобы оказаться правдой.

      — Знаешь этого парня? — спросил он.

      — Нет, — ответил Риццо.

      — Зато я знаю, — сказал Гатц. — Убийца не смог бы отыскать более достойную жертву. Риццо невольно отшатнулся.

      — Не думаете же вы…

      — Думаю? — оборвал его Гатц. — Я знаю. Но мне нужны факты. Ты должен раскопать все, что касается этого человека. Если потребуется, используй наших осведомителей, но выведай все.

      — Да, сэр, — сказал Риццо и вышел. Гатц ладонью припечатал листок к столу. И, улыбаясь, откинулся на спинку кресла.

     

      Глава 19

     

      — Тот человек стоял спиной к тебе, вот так?

      — Правильно.

      — А потом что? — спрашивал Майкл.

      — Я подошла к нему сзади.

      — Где были женщины?

      — Наверное, в кровати.

      — Наверное?

      — Я не видела их, пока не стала удирать из комнаты.

      — Хорошо, покажи мне, как это происходило. Эдисон протянула вперед обе руки: в одной она как будто держала нож, в другой — фонарь. Она шла, стараясь в точности повторить свои движения, шагая осторожно, как и в тот раз.

      — Я тронула его за плечо, — сказала она, — и снова встряхнула фонарь, он зажегся. Человек обернулся, я увидела, кто это, и очень испугалась. Бросилась обратно, пытаясь убежать, и вот здесь, в углу, упала.

      Майкл подошел, ступая по пыли и паутине. Провел рукой по полу, оставив на нем следы всех пяти пальцев. — Полицейские так натоптали здесь, что если и остались какие следы, различить их невозможно, — задумчиво произнес он. — Слушай, я хочу, чтобы ты в точности повторила каждое свое движение, до тех пор, пока ты не покинула квартиру.

      — Я не уверена, что все помню.

      — Постарайся.

      Элисон неуверенно кивнула, подошла к Майклу и села на пол.

      — Кажется, я упала как-то вот так. — Она вытянула одну ногу, а другую поджала под себя. — Когда увидела, что он приближается, я вся сжалась и пыталась вырваться отсюда. Луч фонаря метался, как сумасшедший, вот тогда-то, наверное, я и увидела тех женщин на кровати. — Она двинулась обратно по направлению к коридору. — Когда я наконец поднялась, то со всех ног бросилась в коридор, несколько раз налетала на стены в потом как-то очутилась в гостиной.

      Майкл остановился, внимательно осмотрел пол и стены и присоединился к ней у входа в гостиную.

      — Ничего здесь нет, — заключил он. — А что произошло потом?

      — Он гнался за мной, я слышала его шаги. Я отпрыгнула, врезалась в кресло и полетела на пол. Кресло свалилось на меня. Я услышала, как хлопнула дверь — я оставила ее приоткрытой, — я увидела, что он стоит вот здесь. — Элисон показала, где. — Я выбралась из-под кресла, вскочила на ноги и побежала к двери, но в центре комнаты столкнулась с ним. — Она встала посредине ковра. — Вот здесь.

      Майкл подошел и занял место «отца».

      — Он вцепился мне в волосы, а затем схватил распятие и начал меня душить. Я не знала, что будет дальше, не понимала, что делаю. Все кружилось у меня перед глазами.

      Замолчав, она опустила голову и затем неясно пробормотала:

      — Я боролась за свою жизнь. Он кивнул, нервно покусывая губу.

      — Я втыкала и втыкала в него нож. Помню, как лезвие опускалось и поднималось. Помню ощущение, как оно вонзается во что-то. А потом раздался страшный крик. Я почувствовала, что падаю, — и все. Больше ничего не было. Следующее, что я помню, — это больница.

      Встав на колени, Майкл тщательно ощупывав пол.

      — Будь здесь хоть какие-то следы крови, полицейские отыскали бы их.

      — А если их отмыли?

      — Нет. С помощью химических анализов можно обнаружить мельчайшие частицы.

      Майкл ловко вскочил с колен, подошел к креслу и сел. Прикинув мысленно размеры комнаты, попытался вычислить недостающее звено в ведущей к разгадке цепи. Затем снова встал, углубился в ведущий в спальню коридор, повернулся и медленно пошел по направлению к входной двери, внимательно считая шаги. Проделал то же самое, пройдя от двери к креслу, и снова сел.

      — Вот что меня озадачивает. Ты говоришь, он приближался к тебе очень медленно и ему трудно было идти.

      — Да.

      — У него была частично парализованная нога?

      — Да.

      — Покажи мне, как он шел.

      Элисон немного помялась на месте, затем, приволакивая правую ногу, сделала три или четыре вымученных шага по комнате.

      — Очень медленно и неуклюже.

      — И ты хочешь сказать, что к тому моменту, как ты, налетев на кресло, упала, он успел дохромать до комнаты, пересечь ее — а это примерно двадцать шагов — и захлопнуть дверь?

      — Я так думаю.

      — Да нет, чепуха. Во-первых, к чему закрывать дверь в необитаемом доме? А во-вторых, он не мог так быстро добраться до двери, согласно твоим же словам. Это и для меня непросто, я, конечно, не очень подвижный, но все же не мертвый.

      — Очень остроумно, Майкл. Обхохочешься.

      — Я вовсе не собирался острить. Допустим, что кого-то убила. Скорее всего он вошел в квартиру во время твоей схватки с «отцом». Я сказал: «допустим». Нет ни тела, ни следов крови. Если и был кто-то в другой комнате — и снова я говорю «если» — ты убила не его.

      Элисон выслушала его и медленно кивнула, вполне допуская такую возможность.

      — Но от этого случившееся не становится более ясным, — сказала она, присаживаясь на пыльную софу.

      — Может, и станет, если мой вывод верен.

      — Каким образом? Майкл закусил губу.

      — Пока не знаю.

      — Предположим, я зарезала eiai-oi, кто вошел с улицы. А как тогда быть с той фигурой и женщинами в спальне?

      Обдумывая ответ, Майкл пожал плечами. Затем встал и зашагал по комнате. Подошел к камину и провел рукой по облицовке. Посмотрел на свою ладонь, сдул с нее пыль и вытер руку о штаны.

      — О чем ты думаешь? — спросила Элисон.

      — Нет ни тела, ни крови, ни следов борьбы. Никаких признаков того, что кто-то здесь недавно был. Никаких намеков на пребывание в доме Чейзена или лесбиянок. Зато у нас есть предположение: ты убила кого-то, кто вошел в дверь. Но где в таком случае труп? Если рассуждать логически? Кто-то его вынес, уничтожил каким-то сверхъестественным, неизвестным науке способом следы крови и покрыл все вокруг слоем пыли. — Он посмотрел на Элисон и улыбнулся. — Кто мог вынести тело? Воображаемые люди из спальни?

      — Они были настоящими, — заявила Элисон.

      — Или настоящие люди из спальни? Эдисон подалась вперед.

      — А если они были настоящие, то куда же они делись? — Она встала. — Давай посмотрим, можно ли попасть в квартиру Чейзена.

      Они поднялись по лестнице на пятый этаж и потрогали дверь квартиры 5-Б. Заперто. Майкл достал из кармана связку ключей, вставил в замочную скважину отмычку и открыл дверь.

      — Какая роскошь! — воскликнул он с шутливой ноткой в голосе, свидетельствующей о жестоком разочаровании. Майкл топнул ногой, подняв столб пыли, дошел до середины комнаты и сел на единственный стул.

      — Не слишком удобная библиотека. Море книг и лишь одно сидячее место.

      — Мебель где-то здесь, — сказала Элисон, проходя мимо него. Посмотрела в окно, заглянула на кухню. — Люди, возможно, тоже. Вот здесь был стол. — Она показала. — Там — патефон. Повсюду росли цветы. Затем книжные полки. — Она напряженно сощурилась. — Полки были там. — На этот раз она вспомнила. — Их почти сплошь покрывали растения.

      Элисон подошла к книжным полкам и сдула пыль, осевшую на лежавших в третьем ряду книгах с того дня, как они с мисс Логан здесь побывали. Протянула руку и достала книгу в голубом переплете. «Пармская обитель» Стендаля. Очень старое издание, 1839-го года, еще прижизненное. Она осторожно взвесила ветхий том на руке и швырнула на пол, под ноги Майклу.

      — Наслаждайся.

      Она вытягивала старинные книги с полок и бросала на пол, едва взглянув на них, нимало не заботясь об их состоянии. Некоторые вываливались сами.

      — Вот самое интересное. «Техника пыток» Аларда. Майкл поймал книгу на лету и принялся листать. Элисон достала очередной тяжелый том и, придерживая разлетающиеся страницы, раскрыла его. Быстро пролистала.

      — Возьми вот эту, для разнообразия. Тебе должно понравиться.

      — Дай взгляну.

      Она кинула ему книгу.

      Майкл взглянул на обложку.

      — Что ты имеешь в виду под «разнообразием»? — поинтересовался он.

      — То, что все страницы одинаковы, — отвечала она. Майкл раскрыл книгу. Та казалась совершенно обычной, страницы последовательно пронумерованы, на каждой — разные слова и фразы.

      — Ну как? — спросила она. Он недоуменно уставился на нее.

      — Не нахожу ничего странно о.

      Элисон подошла и выхватила книгу у него из рук.

      — Что ты хочешь этим сказать?

      — Только то, что сказал.

      Она еще раз сверила друг с другом абсолютно одинаковые страницы.

      — Они все похожи как капли воды! — крикнула он-», возвращая ему книгу.

      Майкл полистал том, захлопнул его и положил на колени — Очень интересно, — произнес он, глядя на разоренные полки. — Очевидно, один из нас либо видит то, чего на самом деле нет, либо попросту лжет.

      Элисон почувствовала, как кровь бросилась ей в голову. Как это на него похоже — признаться в чем-либо и тут же это отрицать! Судя по всему, ее подозрения оправдываются. До сих пор его вину еще можно было объяснить простым совпадением.

      — Интересно получается, — осторожно начал он. — Ты видела объявления о квартире, а в газете ничего на оказалось. Может, то, что ты видишь сейчас, — еще одно проявление того же феномена?

      — Мне не нравится слово «феномен», — сказала Элисон. — Под ним подразумеваются естественные явления.

      — Называй это как хочешь.

      Он достал из кармана рубашки ручку, вырвал из какой-то книги титульный лист и протянул ей.

      — Я хочу, чтобы ты переписала все, что видишь, — слово в слово.

      Элисон продолжала смотреть в пространство, затем подошла к одинокому стулу и села. Взглянула на первую страницу книги, сравнила ее со следующими и принялась сосредоточенно переносить буквы на бумагу.

     

      ***

     

      Майкл постучал.

      Подождал немного и постучал снова. Ответа не последовало. Темно-коричневая дверь с табличкой «5-А» не открывалась.

      — Меня не покидает ощущение, что между священником, нашими исчезающими друзьями и твоими «галлюцинациями» существует какая-то связь. — Он снова поднял кулак, замер в нерешительности и слабо ткнул им в дверь. Элисон прислушалась и облокотилась на перила, нагнув голову, уверенная, что этот небрежный зов останется без ответа.

      — Может, он знает, что кто-то здесь есть, но не может подойти к двери, — предположила она.

      — Может быть, — сказал он. — Но скорее всего он просто не хочет чтобы его беспокоили. — Он достал из кармана отмычку.

      — Майкл, — тревожно прошептала Элисон, давая понять, что ей не нравится эта его затея.

      — Тихо, — велел он. Всунул отмычку в скважину, повернул, но ничего не произошла. Качая головой, Майкл вынул ее и положил обратно в карман.

      — Кто-нибудь навещает его, заботится о нем?

      — Никто, — ответила она. — За квартиру платит архиепископат Нью-Йорка — вот все, что я знаю.

      Майкл кивнул и повел ее по направлению к лестнице. Они принялись медленно спускаться в окружении таинственных безмолвных квартир, взявшись за руки, не отрывая взгляда от ступеней, ожидая, что вот-вот в aнетущей тишине раздадутся чьи-то шаги.

      Элисон отдала дань традиционным ритуалам, заведенным несколько недель назад. Остановилась напротив двери квартиры 4-А, со страхом, глядя на нее, и быстро добежала до безопасной лестницы, ведущей на третий этаж. Квартира 2-А. Она поколебалась прежде, чем двинуться дальше, в ужасе, что в любой момент могут появиться лесбиянки. Но с ней был Майкл. Сейчас ничего случиться не может, независимо от того, замешан он во всем этом или нет. Так что колебания ее длились мгновения, и она продолжала спускаться по лестнице. Перед тем как ступить на кафельный пол вестибюля, Элисон остановилась и по привычке проверила крепость перил.

      На улице Манкл достал из кармана белый носовой платок с монограммой и высморкался.

      — Возвращайся ко мне домой и жди, — велел он. — Попробую перевести это. — Он помахал в воздухе листочком, на который она переписала буквы из книги. — Затем постараюсь разыскать мисс Логан и домовладельца.

      — Почему бы мне не пойти с тобой? Он покачал головой.

      — Отдохни. Я скоро вернусь, сразу, как покончу с делами.

      Он ласково потрепал ее по щеке. Она не откликнулась.

      — Давай я поймаю тебе такси.

      Они подошли к краю тротуара и через несколько минут остановили машину. Майкл поцеловал Элисон в щеку и распахнул дверцу.

      — 71-я улица, дом 17.

      Водитель кивнул. Такси тронулось с места.

      Эдисон следила, как фигура Майкла исчезает вдали. Прищурившись, она задрала голову, глядя на окна пятого этажа. Без сомнения, там что-то было. Силуэт. Старый священник. Он сидел точно так же, как и… Элисон не знала, как долго он так сидел. Отец Мэтью Галлиран. Какое-то отношение к происходящим в доме событиям он, без сомнения, имеет. Но вот какое? Элисон продолжала смотреть в окно, и вдруг что-то сверкнуло в лучах солнца, какой-то металлический предмет. Но лишь на одно мгновение.

      Такси завернуло за угол.

     

      Глава 20

     

      Путь до Колумбийского университета был недолог. Майкл расплатился с водителем и прошел через главные ворота в университетский городок. Сверившись с листочком бумаги, он повернул налево, к той стороне прямоугольного двора, которая не прилегала к Бродвею, и двинулся по направлению к большому зданию, выходившему на Амстердам-Авеню. Он вошел внутрь и остановился перед застекленным списком, над которым было начертано название факультета: «Литература и иностранные языки». Майкл вновь заглянул в свой листочек и отыскал в списке преподавателей имя: Грегор Рудзински. Оно было почти в самом конце. Скорее всего поляк. Адъюнкт-профессор.

      Он поднялся по лестнице, нашел 217-ю аудиторию, открыл старинную дверь и очутился в небольшой полутемной комнате.

      За письменным столом сидел неряшливо одетый человек лет тридцати. По виду — типичный профессор, какими их изображают в кинофильмах.

      — Войдите, — сказал Рудзински.

      — Спасибо, — ответил Майкл, присаживаясь.

      — Судя по всему, вы тот самый джентльмен, что мне звонил.

      — Да.

      — Очень интересно.

      — Что именно?

      — Вы. У меня есть одно хобби, в котором я стал уже профессионалом.

      — И что это за хобби?:

      — Пытаюсь по голосу определить внешность человека. Вы именно такой, каким я вас себе представлял, просто удивительно, даже одеты так, как я думал. Но… — он замолчал.

      — Но?..

      — По вашему лицу я вижу, что дело, с которым вы пришли ко мне, не терпит отлагательств. По телефону я этого не услышал. Вот что странно.

      — Вы так уверены в серьезности моей просьбы? — спросил Майкл, потрясенный проницательностью Рудзински.

      — Да, — с важностью ответил тот.

      — А что еще вы можете увидеть? Рудзински улыбнулся.

      — Хотите чаю? Он почти готов. — Он повернулся на вращающемся кресле и потянулся за чайником.

      — Нет, спасибо, — отказался Майкл. -Вы обязательно должны попробовать. Это очень редкий сорт, с юга Китая. Исключительный вкус и аромат. Точно не хотите попробовать?

      — Я никогда не был большим любителем чая. Тем не менее спасибо.

      Рудзински кивнул головой на чайник:

      — Новы не возражаете, если я?..

      — Что вы! — воскликнул Майкл, изумившись, что человек спрашивает разрешения попить чаю в собственном кабинете. Хотя эти европейцы помешаны на правила хорошего тона. Интересно, что бы он стал делать, если бы Майкл возражал?

      Рудзински осторожно наливал чай через ситечко.

      — Насколько больше хлопот, чем с самоваром, — заявил он, поднимая дымящуюся чашку. — Восхитительно. Что-то есть в этом чае, что успокаивает нервы и проясняет ум. — Он поставил чашку на стол, достал пачку «Пэлл-Мэлла» и предложил Майклу. — Курите.

      — Нет, спасибо, я не курю.

      — Вообще не имеете вредных привычек?

      — : Не совсем так. Я просто не курю.

      Рудзински повертел в руках наполовину пустую красную пачку и отшвырнул ее в сторону. Раскрыл ящик стола, вытащил оттуда ручной работы трубку, набив ее, поджег и откинулся в кресле.

      — Так что я могу для вас сделать? Вы, помнится, говорили что-то о переводе.

      — И вы сказали, что сможете его выполнить.

      — Да, если я правильно вас понял. Можно взглянуть?

      Майкл залез в карман и извлек изрядно помятый листок бумаги, на который Элисон переписала буквы. Положил его на стол, разгладил ладонью и передал сгоравшему от любопытства профессору. Тот подвинул поближе лампу и пробежал текст глазами.

      — Очень интересно. Форма ранней латыни, употреблявшаяся за 300 — 400 лет до правления Цезарей. Ее можно обнаружить лишь в очень древних рукописях.

      «Откуда Элисон выкопала это?» — изумился про себя Майкл, а вслух спросил:

      — Вы сможете перевести это? Рудзински явно оскорбился и с возмущением ответил:

      — — Естественно. По сравнению с другими древними языками и диалектами это довольно просто. На самом деле, если у вас найдется несколько свободных минут, я могу сделать это прямо сейчас. Это недолго.

      — Я располагаю вечностью.

      Рудзински извлек из ящика стола желтый блокнот, отточил карандаш и с энтузиазмом принялся за работу. Внимание его было абсолютным, он склонялся над столом, словно близорукий монах над священными текстами, глаза его находились в шести-семи дюймах от бумаги, рука с карандашом зависла наготове. Эта скрупулезность вселила в Майкла уверенность, что профессор сделает все возможное, чтобы перевод был как можно более точным. Несколько раз ученый вычеркивал какое-то слово или фразу, вновь перечитывал написанное и подбирал более подходящий английский эквивалент. Каждый раз он бормотал: «Нет, нет, неверно», — а после раздумий восклицал: «Вот так лучше! Гораздо лучше!» Вся работа заняла у него около десяти минут, в течение которых Майкл неспокойно ерзал на стуле, разглядывая корешки книг, которых не то что не читал, но Даже и не знал об их существовании, чиркая что-то на листке бумаги, который выдал ему Рудзински, заметив, что он рисует на столе.

      — Готово? — спросил Майкл через некоторое время.

      — Да, еще одно слово.., думаю, вот так.., и все! Остальное является повторением первого куска.

      Майкл в нетерпении подался вперед. Рудзински зачитал :

     

      «Судьбою предначертано тебе

      Блаженный край сей неустанно охранять

      От Зла вторженья или приближенья»

     

      — Это все? — спросил Майкл.

      — Да, — отвечал профессор.

      — Но страница была… Рудзински перебил его:

      — Фраза повторяется пять раз.

      — Понятно. — Майкл кивнул. — «Блаженный край», — задумчиво повторил он.

      Рудзински начал прибираться на столе.

      — Что это означает? — спросил Майкл.

      — Не знаю, — пожал плечами профессор. А помолчав, добавил: — Но меня не оставляет ощущение, что это мне знакомо.

      — Да?

      — Возможно, это отрывок из какого-то литературного произведения, по крайней мере так говорит мой внутренний голос.

      — Из какого произведения?

      — Вот этого не могу вам сказать. Я лингвист, а не историк и не литературовед.

      — Спросите у внутреннего голоса.

      — У американцев своеобразное чувство юмора, — заметил Рудзински без тени улыбки на лице. — По правде говоря, я читаю крайне мало из того, что написано не на латыни, древнегреческом, древнееврейском или китайском. А этот отрывок явно взят не из произведения, с которым я хорошо знаком.

      — А кто может это знать? Кто-нибудь с факультета литературы?

      — Может быть. Но скорей всего вы там сейчас никого не застанете; пятница. Подождите минутку. — Он заглянул в список. — Мистер Шеффер или мистер Паулсон могут быть в курсе. — Он повернулся и взял телефонную трубку. Набрал номер, подождал iaiiiai, набрал еще раз, снова подождал, затем повесил трубку, убедившись, что нужного человека на месте нет. Снова заглянул в список и набрал другой номер. Там тоже никого не оказалось.

      Майкл встал и принялся шагать по комнате.

      — Откуда вы взяли этот текст? — поинтересовался профессор.

      — Откуда? Из одной старой книги.

      — Можно взглянуть?

      — У меня нет ее с собой.

      — Жаль. Это могло бы пригодиться. А почему бы нам не поступить так? Оставьте перевод у меня до понедельника, а я поговорю с кем-нибудь, кто сможет определить, откуда взят отрывок, если это действительно кусочек какого-либо литературного произведения. И я вам позвоню.

      Майкл кивнул. Выбора у него не было, хотя перспектива ждать ответа до понедельника не особенно ему улыбалась.

      — А вы не знаете, у кого еще можно было бы спросить? Это очень важно.

      Профессор покачал головой.

      — К сожалению, нет.

      Майкл взял перевод и переписал его Затем сложил листок втрое и вместе с оригиналом положил в карман — Спасибо за помощь. Вот мой телефон. Если что-нибудь выясните в понедельник, позвоните, пожалуйста.

      Рудзински положил листок с номером в карман. Когда Майкл повернулся, чтобы уходить, он улыбнулся и произнес:

      — Рад был оказаться вам полезным.

      Выйдя в коридор, Майкл спустился по лестнице во двор. Мысли его хаотически блуждали. Он вынул из кармана перевод и снова перечел его. Интересно, не бессмысленно. Впрочем, озадачивало его не столько значение текста. Элисон! Как ей могла привидеться такая белиберда?! На древней латыни. И ведь нет никакой связи между этим и последними событиями или ее рассказами. Но с другой стороны, должно же это иметь хоть какой-то смысл!

      Он прочитал текст еще раз. Кто должен охранять? Она? И что это за «блаженный край»? Явно; не одно из тех мест, в которых они побывали за последнее время. Особняк? Глупо. А что за зло имеется в виду? Ответов он не находил. Каждый вопрос влек за собой лишь новые загадки.

      Майкл вышел из университетского городка, отыскал телефонную будку и набрал номер. Подождал немного, затем раздался щелчок, и записанный на пленку голос произнес: «Это Вильям Бреннер. Меня сейчас нет дома, но я скоро вернусь. Пожалуйста, оставьте ваш…» Он нажал на рычаг и позвонил в агентство мисс Логан. Там никто не подходил. Тогда Майкл позвонил в справочную, чтобы узнать адрес и телефон Дэвида Карузо, домовладельца. Ему ответили, что сведениями не располагают. Майкл повесил трубку и в раздумье прислонился к стеклянно-металлической стене будки. Он хотел поговорить с мисс Логан, но она оказалась недосягаемой. Он также был не прочь побеседовать с Дэвидом Карузо. Но для этого нужен адрес домовладельца. Можно, конечно, обратиться в полицию, но они скорей всего ничего не скажут, а если и скажут, то возникнут ненужные вопросы. Майкл вышел из будки, заключив, что адрес домовладельца придется добывать окольными путями.

      Он пересек Бродвей, доехал на подземке до Фоли-Сквер и отыскал Бюро патентов. Там он изучил патент Джоан Логан. Все оказалось в полном порядке, ничто не указывало на то, что дело здесь нечисто. Не нашел он и никаких упоминаний о компаньонке. Затем Майкл заскочил в управление налогов, где сумел раздобыть адрес Дэвида Карузо. Оттуда он направился в контору мисс Логан. Убедившись, что дела обстоят именно так, как и говорила Элисон, он поехал обратно, через Парк, к Дэвиду Карузо — для того лишь, чтобы услышать от привратника, что тот уехал вскоре после визита детектива Гатца.

      Весь последний час Майкл провел словно в лихорадке. Он глубоко вздохнул, решив повторить попытку поговорить с домовладельцем позже. Шансы были невелики, но вдруг он что-нибудь знает и охотнее расскажет об этом ему, нежели полиции.

      Майкл побрел по улице, но вдруг остановился как вкопанный, пораженный внезапной мыслью. Он тряхнул головой, но видение не отступало.

      Отец Мэтью Галлиран.

     

      Глава 21

     

      Не успело такси выехать из Парка на 79-ю улицу, как Майкл приказал водителю остановиться. Несколько минут он просидел, погрузившись в раздумья, а счетчик продолжал работать, и таксист даже забеспокоился; тогда Майкл сказал, что передумал, и вместо дома № 17, по 71-й улице велел везти себя на угол 50-й и Мэдисон-Авеню.

      Пока такси снова проезжало через Парк, Майкл обдумывал возможные варианты. Анализируя имеющиеся в наличии факты, он то выстраивал их в цепочку, то вновь перемешивал, надеясь выработать стройную теорию, способную объяснить все события последних дней. Но не преуспел в этом. Доведя себя до полного изнеможения, он не смог даже решить, откуда следует начинать. Мысли его неизбежно возвращались к священнику. Если что-то здесь и впрямь нечисто, старик не может быть не замешан в этом. Зачем и как, Майкл не знал. Но то, что он замешан — это точно!

      Такси остановилось на углу 50-й улицы. Майкл вышел, хлопнул дверцей и поднял глаза на массивное старое здание, занимающее целый квартал между 50-й и 51-й улицами. Золотые буквы над входом слагались в слова:

      «Управление Нью-йоркской епархии».

     

      ***

     

      Церковь была совсем небольшой.

      Священник преклонил колена пред алтарем, сложив руки и наклонив голову.

      Если не считать тихого его бормотания, в зале царила тишина. Священник полностью сосредоточился на молитве. Даже звук открывшейся и закрывшейся входной двери не нарушил его внимания.

      Майкл подошел к передней скамье и сел.

      Священник проговорил последние слова молитвы, перекрестился и встал.

      — Монсеньер Франкино? — спросил Майкл. Священник кивнул.

      — Чем могу быть полезен, мистер Фармер?

      — Я пришел попросить вашей помощи, — ответил Майкл и, помолчав, добавил: — Надеюсь, я не помешал вам?

      — Нет, — уверив его священник. — Меня предупредили о вашем приходе.

      — Вас довольно сложно найти. Я опросил с дюжину человек прежде, чем меня отвели сюда.

      — Я весьма занятой человек. К тому же люблю уединенность. Предпочитаю, чтобы мое общение с Господом происходило без свидетелей. — Священник подошел к скамье и мягко коснулся руки Майкла. — Может, пройдем ко мне в кабинет? — предложил он.

      Они покинули церковь, поднялись по ступенькам на первый этаж и пошли по заполненному народом коридору. Здесь царили оживление и суматоха, словно на бирже или какой-нибудь крупной фирме, но уж никак не в Управлении епархии.

      — Церковь поддерживает многих своих служителей, покинувших по тем или иным причинам приходы или монастыри, — пояснил монсеньер Франкино. — Помогать людям, посвятившим свою жизнь служению Господу нашему Иисусу Христу, — наш долг. — Я понимаю, — сказал Майкл, невольно восхищаясь этой кипучей деятельностью.

      Монсеньер остановился напротив кабинета. Открывая дверь, он спросил:

      — Кто конкретно вас интересует?

      — Отец Мэтью Галлиран.

      Франкино подошел к столу, обернулся и задумался. Судя по всему, имя это ни о чем ему не говорило.

      — Отец Мэтью Галлиран?

      — Да, Галлиран. Г-А-Л-Л-И-Р-А-Н.

      Священник подвинул кресло и сел. Он жестом пригласил Майкла занять стоящий напротив стола изящный стул.

      Майкл сел.

      Кабинет был большим, роскошно обставленным, именно таким, какой подобает человеку с чином и положением монсеньера Франкино. На стене висело красивое резное распятие. С одной стороны от него располагался портрет Папы, с другой — кардинала. Сходство между ними было поразительным, словно Господь вырезал лица служителей своих, руководствуясь неким единым образцом. Даже лицо Франкино чем-то… Майкл тряхнул головой. Он явно отвлекся, видно, здешняя атмосфера повлияла. А между тем сейчас ему необходимо быть как никогда собранным. Он быстро завершил осмотр комнаты. Еще три стула, журнальный столик, картотечные ящики и массивный несгораемый шкаф справа от стола — судя по всему, запертый на два замка.

      — Галлиран? — переспросил священник. — Нет, это имя мне незнакомо.

      — Его адрес: дом № 68 по 89-й улице, он живет на пятом этаже.

      — Я загляну в картотеку.

      Монсеньер Франкино поднялся — у него была подтянутая спортивная фигура — и подошел к шкафам. Достал папку с буквами А — Г. Вернулся к столу, просмотрел ее содержание и извлек нужный документ.

      — Мэтью Галлиран, — зачитал он. — Да, что-то я припоминаю. Его делами я занимался много лет назад. Видите ли, большинство расчетов производится не здесь. В этом кабинете они лишь систематизируются и хранятся, так, чтобы вся работа могла выполняться автоматически. Так, дайте взглянуть… Мэтью Галлиран. Проживает в доме 68 по 89-й улице, квартира 5-А. Очень милый человек, насколько я помню.

      — К сожалению, не знаю, — сказал Майкл. — Никогда его не видел. Так же, как и агент по сдаче квартир, и теперешний домовладелец.

      — Мистер Фармер, ваши клиенты должны стараться поддерживать хоть какой-то контакт с жильцами.

      — Лишь в том случае, если жильцы сами стремятся к этому. Святой отец, похоже, предпочитает общению открывающийся из окна вид.

      — Ясно. — Монсеньер Франкино вновь заглянул в папку. — Но это должно быть несколько затруднительно для него. Согласно документам, отец Галлиран — слеп.

      — Я хотел сказать, что он сидит у окна сутки напролет.

      Священник кивнул, удовлетворенный поправкой. Он продолжал просматривать записи.

      — Родственников не имеет. Был пастором в церкви Ангела Небесного во Флашинге, Куинз, в течение многих лет; покинул службу в 1952 году, после того, как приход был распущен, а церковь снесена. Судя по всему, его решение было вызвано частичной потерей подвижности, следствием паралича. Вот поэтому он и вынужден сейчас вести сидячий образ жизни. Отец Галлиран прожил трудную жизнь.

      Франкино порылся в столе, достал компьютерную распечатку, внимательно проглядел ее и обвел что-то красным карандашом.

      — Как видите, этот документ позволяет заключить, что ваш клиент ошибся. — Он передал лист Майклу. — Все платежи за квартиру внесены исправно.

      Майкл бросил взгляд на бумагу, — Но в принципе ошибка возможна? Франкино покачал головой.

      — Вряд ли. То есть абсолютно исключена. Как я уже говорил, наша работа великолепно отлажена.

      — Не представляю, как домовладелец мог так ошибиться. — Майкл вернул ему лист. — Примите мои извинения, право., мне очень неловко.

      Монсеньер Франкино улыбнулся с деланной сердечностью.

      — Что вы, что вы. Домовладельцы часто не слишком аккуратно ведут счета. Но Господь Бог заботится о том, чтобы ошибки были исправлены.

      — Не сомневаюсь, — согласился Майкл. — Могу я на секунду взглянуть на досье священника?

      Франкино заколебался, затем передал ему папку. Майкл откинулся на стуле, прочел документ и вернул его монсеньеру.

      — Вы не располагаете больше никакой информацией об этом человеке?

      — Нет. Но даже если бы и располагал, зачем она вам?

      — Обыкновенное любопытство. В течение многих лет я тесно связан с домовладельцем и с особняком, но ничего не знаю об этом давнем жильце.

      Майкл озирался по комнате. Могут ли эти картотечные ящики содержать нужную ему информацию? Что-то, что скинет покров тайны с отца Галлирана? Но вряд ли можно ожидать, что монсеньер Франкино поделится этой информацией с Майклом.

      — Нет, у меня ничего нет, — прервал его раздумья монсеньер.

      Майкл поднялся.

      — Я прослежу, чтобы счета были исправлены, — сказал он.

      — Буду вам очень признателен, — отозвался Франкино.

      — Спасибо. — Майкл чувствовал себя неловко.

      — Не стоит благодарности. Позвольте, я провожу вас. — Монсеньер вышел из-за стола и направился к двери.

      — Ох, чуть не забыл, — сказал Майкл. — Вы не знакомы с человеком по имени Чарльз Чейзен? Священник на мгновение задумался.

      — Нет. А что, я могу его знать?

      — Возможно.

      — Кто это, если не секрет?

      — Сосед отца Галлирана. Он живет напротив, в квартире 5-Б.

      — Как я уже говорил, последний раз я встречался с отцом Галлираном много лет назад, не говоря уж о его соседях.

      — Вам стоит посоветовать святому отцу подружиться с мистером Чейзеном, если он до сих пор этого не сделал. Необыкновенно приятный пожилой джентльмен. Общаться с ним — одно удовольствие. — Ценю вашу заботу. Я оставлю распоряжение своим служащим. А теперь — до свидания. Майкл колебался.

      — Есть еще одна вещь, я хотел бы просить у вас совета.

      — Да.

      Он пошарил в кармане.

      — Вот эту фразу я перевел с латыни. — Он развернул листок. — И я подумал, что это может быть вам знакомо — отрывок из какого-то религиозного текста или что-то в этом роде. — Он протянул листок Монсеньеру.

      Монсеньер Франкино взял бумагу и поднес к глазам. Он побледнел и стиснул губы. Узнал! Без сомнения, узнал! Но священник быстро совладал с собой. Но что-то определенно БЫЛО. И, возможно, ключ к разгадке находится в этом кабинете.

      — Нет, это мне не знакомо.

      — Вы уверены?

      — Абсолютно.

      — Судя по стилю, это что-то религиозное.

      — И да, и нет. Скорее всего нет. В любом случае, прежде я этого никогда не видел.

      — Что ж, — сказал Майкл, уходя. — Простите за беспокойство.

      Священник запер дверь и застыл на месте. Он нервно пощипывал колечки седых волос на тыльной стороне своих веснушчатых рук. Затем его охватила дрожь. Он перекрестился и отступил назад.

      Лицо его исказила гримаса страха.

     

      Глава 22

     

      Погруженный в мысли об отце Галлиране и монсеньере Франкино, Майкл быстрым шагом пересек холл и отпер дверь своей квартиры.

      — Я тут зашел… — Он осекся, в глазах его сверкнула ненависть. — Что вы тут делаете? — разгневанно спросил он.

      — Неплохая квартирка, — заметил Гатц. Он стоял у письменного стола Майкла и крутил в руках золотую авторучку. Рассмотрел ее со всех сторон, прочитал название фирмы и положил на место.

      — Вы не ответили на мой вопрос.

      — Мне нравится цвет обоев. Стиль мебели. Я как раз говорил мисс Паркер, что после того, как столько лет живешь в пансионе, а я, знаете ли — полицейский, ищейка, к тому же в свое время меня чуть не турнули со службы, так что особо iiiai я не зарабатываю и не могу себе позволить большего. Так вот, когда попадаешь в такое место, то это, поверьте, впечатляет.

      — Что вам надо?

      Гатц поковырял в зубах пластмассовой зубочисткой.

      — Я рад, что вы вернулись. Я терпеливо ждал вас целых, — он взглянул на часы, — целых полтора часа, которые оплачиваются городской казной. Сказать по правде, я уже собирался уходить. — Он сунул зубочистку в карман рубашки.

      Элисон, сгорбившись, застыла на кушетке.

      — Я вас не держу, — сказал Майкл. Он бросил ключи па обеденный стол и прошел в гостиную.

      — Но сейчас я не собираюсь уходить. Это было бы признаком дурного тона.

      — Пожалуйста. От вас никто не ожидает демонстрации светских манер. Я даже провожу вас к лифту.

      — Вы так внимательны и чутки, что порой я просто восхищаюсь вами. — Гатц обернулся. — А это детектив Риццо. По-моему, вы незнакомы.

      — К счастью, нет, — сказал Майкл, взглянув на бесстрастно стоящего в сторонке детектива.

      Риццо переложил пачку бумаг из левой руки в правую и протянул ее Гатцу.

      — Не сейчас, — отмахнулся тот.

      — Что вам надо? — нетерпеливо спросил Майкл.

      — Да ничего особенного. Хотел немного поболтать. Чисто по-дружески. — Гатц вынул из кармана судейский молоточек и стукнул им по столу. — Хорошее дерево, — заметил он и, обойдя стол, уселся в кресло, задрав ноги на ореховый стол. — Сегодня утром мы с Риццо были в Томбсе, и я не мог не вспомнить об отважном адвокате, у которого в свое время было очень много друзей за решеткой. Его грязные делишки до сих пор попахивают. Помните запах? Помните-помните!

      — Уберите свои ноги с моего стола! — оборвал его Майкл.

      Гатц помедлил, достал сигару и лишь затем опустил ноги.

      — Риццо, я никогда не рассказывал тебе о мистере Фармере? В свое время знаменитому адвокату не понравилось то, как полиция содержит зверей в клетках. Судя по всему, ему вообще не нравилась полиция. Ох, как выступал этот парень на суде! Он умел быть крутым — после того, как кто-то другой делал за него всю грязную работу. Да, он был добросовестным и, несомненно, честным, если забыть о том, что он брал взятки у всякой шантрапы. — Гатц растянул губы в улыбке. — Так и не удалось мне доказать существование этих взяток. — Он обернулся к Майклу. — Но это дело прошлое. Майкл Фармер прошел долгий путь! — Гатц поднялся, обошел вокруг стола и встал посредине комнаты. — Неудобное кресло. Надеюсь, вы не будете возражать, если я постою.

      — Я не буду возражать, если вы умрете.

      — Как-то вы однобоко мыслите. Смерть да смерть… Это опасно для здоровья. — Гатц ткнул пальцем в сторону Майкла. — Вам надо думать на более спокойные темы. Тогда не влипнете в дурную историю.

      — Оставьте свой идиотский юмор! Говорите, что хотели и убирайтесь или просто убирайтесь, ничего не говоря !

      Гатц, пятясь, поднял руки, словно защищаясь.

      — Я просто хотел немного поболтать, вот и все. — Он обернулся к Риццо. — Разве не так?

      — Да, сэр.

      — Так говорите же!

      — Хотел я поболтать на некоторые темы, представляющие на сегодняшний день некоторый интерес… К примеру, о повышении платы за коммунальные услуги. Или о забастовке медиков. Вам интересно?

      — Нет.

      — А может быть, — Гатц прижал к нижней губе указательный палец, — о трупе, найденном на пустыре в верхней части Вест-Сайда. Вам интересно?

      — Нет, — Ну что вы? На мой взгляд, это необыкновенно интересная тема! Что может быть интереснее мертвеца? Майкл молча смотрел на него. Гатц продолжал:

      — Частный детектив Вильям Бреннер. Семнадцать ножевых ранений. Представьте себе, совершенно мертв! Жутко изуродован.

      — И что из этого?

      — Именно это я и сказала, — вмешалась Элисон. — Не понимаю, какое отношение это имеет к нам!

      Гатц улыбнулся. Подошел к бару и налил себе виски. Добавил немного содовой. Положил два кубика льда.

      — Ваше здоровье! — поднял он стакан. Затем глотнул виски, наблюдая за их реакцией. Он внутренне смеялся. Он знал, о чем думает Фармер. Вонючая полицейская ищейка! Влез в мой бар и хлещет без разрешения виски! Представлять бешенство Фармера было крайне приятно. Главное — не забыть еще раз наполнить стакан.

      — Насколько мне известно, — начал Гатц, — мистер Бреннер занимался какими-то странными делишками. Контрабанда наркотиков. Поджоги. Убийства. Довольно редкое призвание, вы не находите?

      Он хрустнул пальцами. Риццо вытащил из пачки фотографий одну и передал ее ему. Гатц подошел к Майклу и ткнул снимок ему в лицо.

      — Обратите внимание на характер ранения. Они произведены ножом, заточенным с одной стороны. Убийца — правша. Взгляните на лицо жертвы. Он не умер от удовольствия! Вы знали его, не так ли?

      — Нет, — сказал Майкл.

      — Конечно же, нет! Что может быть общего у экс-помощника окружного прокурора с парнем, которому полиция пытается прищемить хвост в течение пяти лет!

      — Вы разочарованы? — спросил Майкл.

      — Само собой. — Гатц нахмурился. — Рано или поздно его бы поймали. Какая неприятность, что кто-то успел шлепнуть его до того. — Он обернулся к Элисон. — Вы слышали когда-нибудь имя Бреннера?

      — Нет.

      — Вы уверены?

      — Да, я уверена.

      Гатц сделал шаг к кушетке и протянул ей фотографию. Едва взглянув, она с отвращением отвернулась.

      — Риццо, — сказал Гатц, возвращая ему снимок, — береги это, как зеницу ока.

      — Да, сэр.

      Гатц сделал внушительный глоток виски и снова зашагал по комнате.

      — Кровь мистера Бреннера первой группы, РОЭ — отрицательный. Не правда ли, интересно?

      — Вы неправильно выбрали профессию. Вам следовало стать вампиром.

      Не обращая на Майкла внимания, Гатц продолжал:

      — А будет еще интересней, когда проведут ее полный анализ и сравнят с той кровью, которая была найдена на мисс Паркер.

      — Я не могу больше ждать, — заявил Майкл. Гатц подходил к кульминации своей речи.

      — Давайте рассмотрим некоторые факты. — Он достал из кармана пиджака мышеловку и поднял пружину. — Мы все знаем историю мисс Паркер. Она до сих пор не отказывается от своих слов. Правильно?

      — Да, — сказала Элисон.

      — Теперь давайте сопоставим это с подноготной не которых действующих лиц и добавим главный ингредиент, которого до сих пор не хватало, — труп. Как вы думаете, что получится?

      — Я и за тысячу лет не догадаюсь.

      — Убийстве!

      — Чепуха.

      — Убийство. Или что-то вроде этого.

      — Что-то вроде этого? Например? Езда на красный свет или парковка в неположенном месте?

      Гатц заглянул в пустой стакан, снова подошел к бару и наполнил его, налив на этот раз побольше виски, поменьше соды и бросив туда кусочек лимона.

      — Я одобряю ваш выбор напитков, — сказал он в продолжал:

      — Теперь обратимся к особе по имени Джоан Логан. Довольно симпатичная. Как мне говорили, не лишена сексуальной привлекательности На любителя, знаете ли.

      — На очень большого любителя, — добавила Элисон.

      — Она была агентом по сдаче жилых помещений.

      — Была? — переспросила Элисон.

      — Была, — отрезал Гатц.

      — Объясните же! — потребовал Майкл. Потирая подбородок, Гатц сообщил:

      — Похоже, мисс Логан исчезла с лица земли. Нет никаких свидетельств ее существования. За исключением регистрации агентства в бюро патент». Судя по всему, она жила в вакууме и в один прекрасный день решила исчезнуть — или была удалена насильно.

      — В какой день? — спросила Элисон, заранее зная ответ.

      — Скорее всего в тот самый день, когда в нашем общем друге Бреннере кто-то понаделал дырок, — ответил Гатц.

      Майкл присел на кушетку рядом с Элисон, обняв ее за плечи, прижал к себе, стараясь унять ее дрожь. Растерянная, потрясенная, она, не мигая, смотрела на Гатца.

      Тот опустил пружину мышеловки и убрал ее обратно в карман. Достал из бара спичку, чиркнул ею о подошву ботинка и поджег давно потухший огрызок сигары. Он глубоко затягивался, зловонный дым клубился в воздухе, зависая под потолком — Это совпадение, — сказал Майкл. — В этом городе каждый день кто-нибудь исчезает.

      — Факты говорят: никакого совпадения, а факты никогда не лгут. Они подобны сверкающим солнцам в ночи.

      — Меня тошнит от вас, — с омерзением произнес Майкл.

      — Какая жалость, — отозвался Гатц. Лицо его посуровело. — Как и почему исчезла мисс Логан? Почему так легко объяснить раны детектива с помощью истории мисс Паркер? И почему столь добропорядочный джентльмен, как вы, в очередной раз оказывается вовлеченным в историю, связанную с убийством и таинственным исчезновением?

      Майкл вскочил.

      — Ваша ссылка на нашу давнюю дружбу была явно преждевременной, а болтовня ваша становится утомительной. Если вам больше нечего сказать, поставьте виски обратно в бар и убирайтесь. У вас нет никаких доказательств, а я не хочу больше видеть в своей квартире вашу физиономию.

      Гатц ухмыльнулся. Он допил виски, поставил стакан, взял с кресла шляпу и подошел к Майклу. Тыча пальцем ему в лицо, проговорил:

      — Вы правы. У меня нет никаких доказательств. Пока. Я еще не знаю, каким образом складывается эта головоломка, но мой нос говорит мне, что она складывается. А, как я говорил уже тысячу раз, мой нос никогда не ошибается.

      — Один раз ошибся.

      — По моим сведениям, ни разу.

      — Убирайтесь!

      Гатц помахал рукой Элисон, прощаясь, и пошел к двери. Риццо последовал за ним.

      Элисон неподвижно сидела на кушетке. Очередная новость. Джоан Логан пропала. Почему? А этот детектив? Неужели это она его убила? И это он вошел в дверь, по версии Майкла? Тогда как он оказался на пустыре? «Отец» и две голые женщины отвезли его туда? А что он делал в особняке посреди ночи? Ни на один вопрос ответа не было; каждый из них порождал лишь новые вопросы.

      — Куда могла исчезнуть мисс Логан и почему нет никаких свидетельств ее существования? — еле слышно спросила она.

      — Не знаю, — ответил Майкл. Нервы его были на пределе.

      Элисон задрожала, но не от жалости к старой деве, а потому, что не могла больше этого выносить.

      — А тот детектив, как он…

      Майкл не дал ей договорить:

      — Тот детектив не имеет никакого отношения к делу. — Он сел и нежно погладил ее по голове.

      Элисон безучастно смотрела на него, не уверенная, что он не является участником жуткого заговора, задуманного, чтобы свести ее с ума. Она подняла руки и уткнулась лицом в ладони.

      — Я не перевел текст, — сказал Майкл, чтобы отвлечь ее, — но в понедельник я поговорю с человеком, который поможет. — Это была ложь, но он до сих пор не знал, что означает эта надпись, и счел за лучшее скрыть то немногое, что узнал.

      Он поцеловал ее в лоб.

      Она разрыдалась.

     

      Глава 23

     

      Майкл посмотрел по сторонам: ни со стороны 50-й улицы, ни со стороны 51-й никто, не приближался. Тогда он открыл коричневые железные ворота и скрылся за ними. Было очень поздно, около четырех. В свете молодого месяца предметы отбрасывали Короткие и почти незаметные тени.

      Тихонько крадясь вдоль здания, Майкл поднял глаза на окна первого этажа. Их украшали надежно вмурованные в стену тяжелые железные решетки. Он, озираясь, остановился, любуясь шпилями собора Святого Патрика, необыкновенно красивыми на фоне звездного неба, и вновь продолжил путь. Его не покидала мысль, что именно за то, чем он сейчас занимается, он лично отправил в тюрьму бессчетное множество преступников. Подумать только: его, Майкла Фармера, схватят с поличным во время кражи со взломом, и не где-нибудь, а в Управлении Нью-Йоркской епархии. Он подполз к четвертому окну, достал из кармана зубило и безуспешно попытался расковырять цемент у основания решетки. Но прутья вдавались слишком глубоко в стену: придется поискать другой путь в здание. Майкл взглянул на окна второго этажа; они располагались футах в восьми над землей. Нужное окно находилось непосредственно над его головой. Он встал ногами на нижний выступ стены, уцепившись за карниз Переступил на следующий выступ и подтянулся на руках; теперь окно было в пределах досягаемости, подбородком он уперся в карниз Просунув зубило под нижний край рамы, Майкл принялся ожесточенно расшатывать ее. Стекло задрожало, посыпалась краска. Рама потихоньку поддавалась; подняв ее до половины, он вжался в стену, спрятал зубило и залез внутрь. Затем закрыл окно и задернул шторы Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, достал из кармана фонарь и направил его луч на стену. В круг света попала часть распятия: сейчас оно выглядело более грозным, ощущалась исходящая от него мистическая энергия. Майкл замер. Фигура Христа была божественно-прекрасна, но в то же время он был словно Большой Брат, следящий за каждым его движением. Он повернул фонарь, рассмотрел еще раз портреты Папы и кардинала, затем на цыпочках подошел к картотечным ящикам, откуда Монсеньер Франкино доставал днем папку. Они не были заперты. Майкл отыскал ящик с буквами А — Г, быстро открыл его, изучил содержание и вынул папку со сведениями об отце Галлиране. Еще раз перечитав бумаги, он не нашел ничего интересного и убедился, что ничего нового с сегодняшнего утра там не прибавилось. Он положил папку на место и пролистал несколько стоявших рядом. В конце концов он пришел к выводу, что если и есть в кабинете Монсеньера Франкино какой-либо имеющий отношение к делу материал, он должен быть спрятан в более надежном месте, возможно, в несгораемом шкафу позади стола. Майкл тихонько задвинул ящик и на цыпочках пересек комнату. Достал из кармана тряпочку и обернул ею ручку зубила. Вставил зубило рядом с двойным замком, схватил со стола тяжелое пресс-папье и несколькими сокрушительными ударами разнес хитроумный механизм.

      Шкаф был тоже заполнен папками, снабженными табличками и, по всей видимости, не имевшими отношения к делу. На одной из них, лежавшей у самой стены, было написано «Вильям О'Рурк/Мэтью Галлиран».

      Майкл вынул папку, положил на стол и, усевшись в кресло Франкино, раскрыл ее. Она состояла из двух отделений. Первое было посвящено Вильяму О'Рурку, второе — Галлирану. Майкл решил ознакомиться сперва с материалом об отце Галлиране. Он ничем не отличался от сведений, содержащихся в уже виденной им папке, за исключением того, что в левом верхнем углу там была приклеена фотография сухонького старичка, видимо, самого слепого священника. Майкл как следует осветил снимок фонарем. На него смотрело изможденное морщинистое лицо. Особенно жуткое впечатление производили глаза: прозрачные и круглые, они обладали каким-то странным выражением. Майкл внутренне содрогнулся. Что-то сомнамбулическое сквозило в их напряженном взгляде. Но не только. Было еще что-то, чему он не мог подобрать названия, что-то ужасное. Он перевернул страницу, чтобы не видеть фото, и перечитал написанное. Да, слово в слово то же самое, что и в папке, показанной Монсеньером Франкино. Биография священника с 1952 года — и никакой информации, относящейся к более раннему времени.

      Наморщив лоб, Майкл взял бумаги О'Рурка. Решил было бегло просмотреть их, но остановился, потрясенный. В этих бумагах излагалась история жизни Вильяма О'Рурка, учителя из Бостона, родившегося в Броктоне, штат Массачусетс, в 1891 году. Ничего необычного за исключением подробного описания попытки к самоубийству. Настораживала конечная дата. 1952 год. Был там и полицейский документ, датированный 12 июля 1952 года, сообщающий об исчезновении человека по имени Вильям О'Рурк. И фотография. Хотя изображенный на ней человек был молод, румян, с живыми выразительными глазами, роскошной светлой шевелюрой, без всякого сомнения, именно он был изображен и на портрете отца Галлирана. Это было одно и то же лицо.

      Майкл размышлял, еще не понимая всего значения и важности информации, которую только что узнал. Он вытащил из папки еще один листок бумаги. Документ, удостоверяющий право владения Дэвида Карузо на дом № 89. Без сомнения, Франкино знал его или о нем и, без всякого сомнения, он знал, что Майкл не является поверенным домовладельца, так что вся их беседа была спектаклем.

      Майкл еще раз быстро перелистал двойную папку, положил обратно документ и убрал ее в ящик. Затем погрузился в чтение остальных. Первая была озаглавлена «Эндрю Картер/Дэвид Спинетти». Все повторялось. Биография отца Спинетти, священника-иезуита, от июня 1921 года по 9 июля 1952 года — дня начала биографии отца Галлирана. Во втором отделении папки — обширное досье на человека по имени Эндрю Картер. Родился в 1863 году, большую часть жизни был профессиональным военным; участвовал в Испано-американской войне, в первой мировой войне в качестве офицера французской армии, а еще раньше был наемником во время русско-турецкой войны, сражался на стороне турков. Ко дню своего исчезновения, 25 декабря 1921 года, ушел в отставку и работал инструктором в военной академии. Кроме этого, в папке были две фотографии — отца Спинетти и Картера, которые определенно являлись одним и тем же лицом, а также подробное описание предпринятых Картером двух попыток самоубийства.

      Майкл отложил папку в сторону, открыл следующую. На ней было написано: «Мэри Торен/Мэри Анжелика». И вновь та же история. Мирянка, превратившаяся в монахиню. Попытка самоубийства.

      Значит, пришел к выводу Майкл, через определенные промежутки времени люди исчезают с тем, чтобы возродиться с полностью сфабрикованными церковными биографиями. Вопрос в том: зачем? И почему эти документы столь надежно спрятаны?

      Он вновь обратился к папкам. Следующая была на французском языке, которого он не знал. Затем — несколько штук на немецком, снова на французском. Единственная информация, которую он смог оттуда выудить, — это даты. Они восходили по крайней мере к 731 году нашей эры.

      Майкл торопливо собрал папки и водрузил их на место. Закрыл шкаф, пощупал сломанный замок и снова открыл его, поняв, что прятать их смешно. Франкино, несомненно, поймет, что кто-то здесь рылся. Майкл достал самые недавние папки и положил их на стол, собравшись уходить.

      Он пошарил лучом фонарика по комнате в надежде отыскать еще что-либо, представляющее интерес. Ничего не обнаружив, открыл один за другим все ящики стола. Тоже ничего. Но средний ящик справа был почему-то заперт. С помощью зубила Майкл вскрыл его. Кроме картонной папки, похожей на те, что лежали в несгораемом шкафу, в ящике ничего не было. Майкл взял ее в руки и остолбенел от ужаса. Надпись на папке гласила: «Элисон Паркер/Тереза». Дрожащими руками он раскрыл ее. В отделении, посвященном Элисон Паркер, содержалась ее биография вплоть до 19 декабря 1973 года, включая подробный рассказ о попытках самоубийства, ее отходе от церкви, описание событий, сопутствующих смерти Карен Фармер — все необычайно точно — и отчет о его собственных действиях в течение последних Трех лет. В отделении, посвященном Терезе, была история жизни монахини, начинавшаяся 19 декабря 1973 года.

      Сегодня 18 декабря. Майкл внимательно изучил документы и рассмотрел приложенную к ним фотографию Элисон. Затем закрыл папку и положил поверх остальных. В комнате вдруг стало душно. Сидя в кресле, уставившись в одну точку на потолке, он постепенно осознавал, что обнаружил нечто очень важное. Нечто ужасное. Но до конца понять, что происходит, он не был в состоянии. И откуда им известны все подробности?

      Церковь связана со старым священником, она связана с Эдисон — и нечто дьявольское замышлялось против нее. Пачему? Этого он не знал. Где? Это он знал. В особняке на 89-й улице. Когда? Это он тоже гнал. Завтра. Возможно, Чейзен и все остальные вовсе не померещились ей. Возможно, они являются частью этого чудовищного плана. Католическая церковь! И способна на такое злодейство! Даже в его, насквозь атеистическом мозгу, это не вмещалось. Майкл поднял глаза на распятие и подавил в себе порыв сорвать его со стены и разнести в щепки.

      Он уткнулся лицом в ладони; что бы ни произошло, он обязан помешать этому. И ради спасения Элисон, и, как он мог заключить из прочитанного, ради своего собственного спасения.

      Он потушил фонарь, схватил папки, на ощупь пробрался к окну и выпрыгнул в темноту.

     

      Глава 24

     

      Утро выдалось безоблачным и по-зимнему сверкающим, что довольно редко случается в Нью-Йорке в эту пору года. Майкл торопливо пробирался сквозь толпу, щурясь от ослепительных бликов, отражающихся от поверхностей автомобилей и стеклянно-металлических стен небоскребов. Он дрожал от холода: на нем был только легкий пиджак. Одной рукой он постоянно потирал плечи, чтобы хоть как-то согреться, в другой — крепко сжимал ручку «дипломата».

      Мысли его путались; он остановился напротив окруженного садом дома, ощупал кейс, чтобы убедиться, что тот в целости и сохранности, и открыл заиндевевшую дверь. Некоторое время на ее поверхности оставались отпечатки его руки, подернутые морозной дымкой.

      Майкл сверился со списком жильцов и нажал кнопку квартиры 3-Р. После второго звонка в домофоне раздался щелчок:

      — Алло.

      — Это Майкл.

      Домофон отключился. Дверной замок зажужжал, Майкл повернул шарообразную ручку и очутился в холле. Вошел в открытый лифт, наполненный мешками с мусором, собранными с лестничных клеток. Поморщился — запах здесь стоял отвратительный — и нажал кнопку третьего этажа. Пока лифт поднимался, он еще раз продумал, какую информацию он сейчас сообщит и какой план действий предложит. Он нуждался в помощи, обычные пути ему, к несчастью, были заказаны. Поскольку на карту поставлена жизнь Элисон, он мог рассчитывать, что она в точности выполнит все его указания и не проболтается. Ведь она — лучшая подруга Элисон.

      Майкл вошел в квартиру, торопливо поздоровался с Дженнифер, стоявшей в дверях, выложил содержимое кейса на обеденный стол, вкратце рассказал о происшедших в особняке событиях и быстро объяснил, сколь велика важность этих документов. Она слушала с недоверием.

      Майкл повторил все еще раз, чтобы до нее дошла вся серьезность ситуации. Затем откинулся на стуле и приготовился выслушать, как он предполагал, несколько вопросов, ответить на которые будет несложно.

      Как оказалось, он ошибался.

      — А кого же она все-таки зарезала? — спросила Дженнифер, приближаясь к нему из дальнего угла роскошно обставленной гостиной. Она остановилась у высокого книжного шкафа, достала с полки сигарету, нервно затянулась и подошла к нему.

      — Я не знаю, — сказал Майкл, прекрасно зная, что этим несчастным, продырявленным, как решето, был не кто иной, как Бреннер, не вовремя вошедший в квартиру. — Я полагаю, ей померещилось убийство. Не забывай, она была на грани истерики с того момента, как проснулась и услышала шаги. — Что ж, звучит вполне правдоподобно. В самом деле, этот чертов Бреннер не смог справиться с простым заданием! Любой бы сумел это сделать, но Бреннер не мог не влипнуть в историю! И теперь этот болван мертв — неважно почему — и из-за этого маленький ублюдок Гатц снова висит у Майкла на хвосте. Будто у него без этого проблем не хватает! Хотя, по совести говоря, винить в этом нужно только себя: рискованно было снова обращаться к услугам Бреннера.

      — Почему бы нам не пойти в полицию? — предложила Дженнифер.

      — Нет-нет, — торопливо возразил он.

      — Почему нет? Ведь никто из нас закон не нарушает. Даже если Эдисон и зарезала кого-то, это же не было настоящим убийством!

      Да, не было. Скорее это можно назвать несчастным случаем. Но Майкл не мог идти в полицию. Бреннера опознали, страшно подумать, что будет, если полиция обнаружит связь между ним и трупом. И Боже упаси, если они узнают об информации, хранящейся в папках Франкино.

      — Никакой полиции, — твердо заявил он.

      — Ты поступаешь нелогично, — сказала Дженнифер.

      — Полицейские станут расследовать это дело точно так же, как какое-нибудь рядовое ограбление, — и непременно наломают дров. Тогда ничто не спасет Элисон. Если мы не поступим по-моему, она погибла. — Он пристально посмотрел на Дженнифер.

      — Но…

      — Нет!

      — Но мы имеем дело с чем-то непонятным, — сказала Дженнифер.

      — Если нам непонятно, то полицейские тем более ничего не поймут. Нет, в полицию я не пойду — это мое последнее слово. — Майкл перебирал лежащие на столе бумаги. — Давай попробуем на минутку поверить во все это. — Он взял в руки несколько документов и покачал головой. — Элисон перестанет быть самой собой и превратится в кого-то другого.

      — В сестру Терезу?

      — Да в кого бы то ни было!

      — В монахиню, — уточнила Дженнифер. Майкл кивнул. В монахиню или не в монахиню, ситуация не становилась от этого менее абсурдной. Но раз он решил поверить во все это, придется принимать правила игры, какими бы нелепыми они ни казались.

      — А Галлиран? — снова спросила Дженнифер.

      — Судя по всему, он тоже исчезнет, а Элисон в обличье сестры Терезы займет его место.

      Дженнифер глубоко затянулась сигаретой. Майкл подвинул к себе перевод и зачитал:

     

      «Судьбою предначертано тебе

      Блаженный край сей неустанно охранять

      От Зла вторженья или приближенья».

     

      Несомненно, это обращено к Элисон. Ее готовят к участи какого-то стража. Отец Галлиран, если продолжать следовать нашему допущению, — тоже страж.

      Они молча перелистывали папки.

      — А как насчет ее отца и всех остальных, кого она видела в том доме?

      — Думаю, это были видения. Возможно, их вызвала к жизни ее давняя ненависть к отцу.

      — Возможно.

      — Сцена их борьбы явилась отражением событий прошлого. Другого логического объяснения я не нахожу. Что это было? Галлюцинации? Кошмар? Помешательство? Выбирай. Я не знаю, как это назвать. А что касается Чейзена и компании… Я думаю, они действительно там были, и это дело рук Управления епархии. — Он помолчал, глотнул кока-колы, которую налила ему Дженнифер, и продолжал:

      — Ее могли загипнотизировать. Это много может объяснить. Вот как она увидела слова в книге. Вот как она нашла объявление в газете, в которой никакого объявления не было.

      Дженнифер вытащила из стопки бумаг документ на право владения домом.

      — Я отправился к домовладельцу, чтобы задать ему несколько вопросов, но его не оказалось дома. Монсеньер Франкино не мог не знать, что я врал, когда представился как поверенный мистера Карузо. Возможно, инквизиторы уже собрались и решают, как со мной поступить.

      — Майкл, — сказала Дженнифер, — все это прекрасно, но каким образом ты собираешься остановить их?

      — Пока не знаю, но я сделаю это. Согласно бумагам все произойдет завтра. Я намерен занять пост у особняка, начиная с двенадцати ночи.

      — Но…

      Он не дал ей продолжать.

      — И будь я проклят, если позволю кучке религиозных фанатиков уничтожить Элисон! — Он резко повернулся и принялся шагать по комнате. — И нечего ударяться в панику от всяких там мистических штучек-дрючек! Мы имеем дело с весьма реальными персонажами, никакими не волшебными. Вопрос лишь в том, что они затеяли.

      — Все-таки, я думаю, надо позвонить в полицию.

      — Нет. В последний раз говорю тебе: нет!

      — Пожалуйста.

      — Я даже обсуждать это не собираюсь. Никакой полиции.

      — Почему? Ты боишься их? Значит, то, что я узнала о твоем прошлом, — правда?

      — Я не думаю…

      Теперь Дженнифер перебила его:

      — Сейчас неважно, что ты сделал тогда. Элисон в беде, и если ты действительно беспокоишься за нее, то прежде всего должен думать о ней, не страшась, что твои прошлые грехи выплывут наружу.

      — Я думаю о ней прежде всего.

      — Нет, Майкл.

      — Нет? По-твоему, я влез во все это ради собственного удовольствия?

      — Честно говоря, я не знаю, как и зачем ты влез во все это. — Помолчав, Дженнифер продолжала:

      — А может, ты подделал все эти документы. Может, ты нарочно затащил Элисон в музей полюбоваться на ту старуху. Может, ты заодно со всеми этими своими священниками. Может, никаких священников и нет. А я нужна тебе для алиби, чтобы ты мог убить ее, как Карен, и оставаться чистеньким.

      Майкл схватил Дженнифер за волосы и потянул вниз. Она вырвалась, ничуть не испугавшись.

      — Никогда не произноси имени Карен, — предостерег он. — Запомни раз и навсегда: Карен убила себя, потому что я бросил ее.

      Дженнифер поправила прическу.

      — Знаешь, Майкл, я всегда подозревала, что под твоим внешним спокойствием скрываются необузданные страсти.

      — Я все же настаиваю на своем плане.

      — И что у тебя за план? — скептически спросила она.

      — Сегодня вечером я приведу ее сюда. — Он помолчал, обдумывая что-то, и продолжал:

      — Ты устроишь вечеринку. Сядь на телефон и пригласи всех, кого только можешь. Зови гостей к десяти, чтобы к нашему приходу здесь уже было полно народу. Я хочу, чтобы все время, пока я буду в особняке, Элисон окружали люди. — По лицу Дженнифер он понял, что она согласна. — И проследи, чтобы она никуда не выходила! Что бы ни случилось, держи ее здесь!

      — А если ей станет плохо?

      — Я оставлю тебе телефон врача. Он сразу же приедет.

      Дженнифер неуверенно кивнула, выбора у нее не было.

      Майкл обнял ее и зашептал ей в самое ухо:

      — Что бы ты ни думала, я люблю эту девушку, и никто не причинит ей зла! Никто! — Столь бурное проявление чувств с его стороны было удивительно. — Я знаю, что говорю.

      Дженнифер отстранилась.

      — Надеюсь, что это так, — проговорила она, недружелюбно глядя на него.

      Майкл собрал бумаги и сложил их в кейс.

      — Может, они побудут пока у меня? — предложила Дженнифер.

      — Зачем?

      Она опустила глаза. — На всякий случай.

      — Нет. Я предпочитаю носить их с собой, — сказал он. — Могут понадобиться.

      Он открыл дверь и вышел, прижимая к себе «дипломат». Не слишком ли много он рассказал ей? Он не был в этом уверен. Он даже не был уверен, что ей можно доверять. Возможно, в эту самую секунду она звонит в полицию. Но выбирать не приходилось. Сегодня ночью рядом с Эдисон должен быть кто-то. Кто-то, имеющий представление о том, что может произойти.

      Майкл брел по Мэдисон, не обращая внимания на сверкающие витрины, затем свернул на 71-ю улицу и остановился на углу, глядя на серую каменную ограду Централ-Парка. Никого. Лишь пожилой согбенный джентльмен в шляпе сидел на скамейке с тростью в руках.

      .Майкл поворошил ногой опавшие пожухлые листья. Роль героя не для него. Он произнес про себя:

      — Мистер Гатц, я хочу, чтобы вы умерли. Затем завернул за угол и вошел в дом.

      — Добрый вечер, — поздоровался привратник.

      — Хэлло, Джордж. — Майкл торопливо шел по вестибюлю.

      — Мистер Фармер!

      — Да!

      — Только что к вам в квартиру поднялся какой-то человек.

      — Кто?

      — Не запомнил его имени.

      На мгновение задумавшись, Майкл отрывисто спросил:

      — Как он выглядит?

      — Эдакий коротышка с огрызком сигары в зубах.

      — Черт бы вас побрал! Зачем вы пустили его?

      — Мисс Паркер велела, — растерялся Джордж. Майкл покачал головой и повернул к лифту. Остановился и оглянулся через плечо.

      — Его фамилия Гатц. Детектив Гатц.

      — Да, сэр.

      — Запомните это имя. И никогда больше не позволяйте ему входить сюда без моего согласия.

      — Да, сэр. Я понял.

      Майкл нажал кнопку с надписью «Вверх». Подождал. Двери лифта раскрылись, и оттуда вышел Гатц.

      Завидев Майкла, он остановился и шагнул обратно в лифт.

      Майкл замер в нерешительности. Подошел другой лифт, двери его раскрылись. Он проскользнул внутрь мимо выходящего маленького мальчика. Гатц выскочил из своего лифта и ловко сунул руку меж закрывающихся дверей. Двери вновь разъехались.

      — Скотина! — заорал Майкл, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься на сыщика.

      — Как невежливо, — осклабился Гатц в ответ. Майкл попытался проскользнуть к дверям, но Гатц быстро среагировал: он закрыл собой дверь, схватил Майкла рукой за горло и затолкал его обратно.

      Лифт дрожал, казалось, что тросы вот-вот оборвутся, Детектив приблизился к Майклу.

      — А теперь уйми свою задницу!

      — Ордер у вас есть?

      — Нет.

      — Тогда уйми свою.

      — Разве для беседы нам нужен ордер? Майкл попытался нажать кнопку открывания дверей, но Гатц ударил его по руке и плечами загородил панель.

      — Успокойся, приятель, — посоветовал он.

      — Сам успокойся и убери руки. — Майкл отодвинулся от него. — Что вам надо от Элисон?

      — Ничего.

      — Тогда что вы здесь делаете?

      — Вас хотел повидать.

      — Чтобы поболтать по-дружески?

      — Как вы догадались?

      — Мне неинтересно болтать с вами.

      — Еще как интересно! — Гатц повысил голос. Деваться было некуда; он будет говорить с Майклом, независимо от его желания.

      Майкл бросил на него злобный взгляд и опустил занесенный кулак.

      — Не могу устоять перед вашим обаянием, — наконец выдавил он из себя.

      — С того самого момента, когда я впервые услышал, как вы мелете своим длинным языком, я не переставал подозревать вас, — начал Гатц. — Ни на минуту. У меня есть несколько фактиков — и никаких доказательств. Я могу лишь догадываться, что и зачем вы собираетесь делать. Но мой нос говорит мне…

      — А ваш чертов нос никогда не ошибается. Я слышал это уже тысячу раз.

      Гатц ткнул пальцем Майклу в лицо, почти коснувшись его.

      — Я предупреждаю вас.

      Двери лифта открылись. Вошла пожилая женщина с маленьким белым пуделем в одной руке и подарком в яркой обертке — в другой.

      Гатц поднял руку.

      — Попрошу вас воспользоваться другим лифтом.

      — Простите?

      Гатц залез в карман, достал свой бумажник и раскрыл его, показав ей полицейский значок.

      — Полиция. Идите в другой лифт. — Он не просил. Он приказывал.

      Женщина смерила взглядом маленького детектива и обернулась за разъяснением к Майклу. Тот отвернулся, и ей пришлось выйти. Двери закрылись.

      Гатц пожевал сигару и продолжал:

      — Я нашел завещание Эндрю Паркера. Большое состояние — и почти все он оставил горячо любимой доченьке. Аппетитная сумма. Словно большой кусок сыра. — Он вытащил из кармана мышеловку и вертел ее в руках. — Это, конечно, любопытно, но ведь люди довольно часто получают от отцов крупные суммы денег в наследство.

      — И что из этого?

      — Что из этого? Это очень интересный факт. Может, именно поэтому вы хотите избавиться от девчонки или напугать ее до смерти?

      — В жизни ничего более нелепого не слышал! Если бы я затеял нечто подобное, то для начала женился бы на ней. А теперь, дружище, я выхожу из лифта.

      — Как бы не так!

      — Вы хотите, чтобы я снова воспользовался своими связями?

      — Это ваше право.

      — По-моему, вы забыли, что…

      — Нет, — сказал Гатц, и глаза его злобно сверкнули. — Можете быть уверены. Но вы меня выслушаете и ответите на мои вопросы, а уж после этого звоните кому угодно, хоть самому Президенту Соединенных Штатов. Но только после того, как я закончу. Майкл заскрипел зубами, а Гатц продолжал, — Я не мог до конца разобраться в этом деле, пока мне не позвонил наш осведомитель. Я просил его осторожно навести справки о прошлом Бреннера. Как следует покопавшись в грязи, он отыскал именно то, что мне было нужно. В феврале 1969 года мистера Бреннера попросили кого-то убрать. Ему хорошо заплатили. Если мне не изменяет память, именно тогда миссис Фармер убила сама себя?

      — Заткнись ты, придурок. Сюда тебе лучше не соваться! Что, козел, снова захотел в Бруклин гонять со скамеек дрыхнущих бродяг?

      Гатц улыбался, слова Майкла ничуть не задели его.

      — Мои ребята так и не выяснили, ни кого должны были убить, ни с кем он заключил сделку. Но я это знаю.

      — Ничего вы не знаете.

      Гатц спрятал мышеловку в карман.

      — Да знаю же, знаю. Мой осведомитель выяснил, что недавно то же самое лицо вновь наняло Бреннера для проведения некоего «расследования». Какого рода «расследования», он пока не знает, но пытается выяснить. Обычно типы вроде Бреннера оставляют какую-нибудь информацию о том, чем они занимаются, на случай если их обманут. Просто понадобится время, чтобы найти ее.

      — Меня не интересуют криминалистические изыски.

      — Сразу видно блестящего юриста!

      — И я не понимаю, о чем идет речь.

      — На мой взгляд, я достаточно ясно выразился.

      — Боюсь, что ваши способности к дедукции так ослепили меня, что я не сумел ухватить сути обвинения.

      От возмущения Гатц подпрыгнул на месте так, что чуть не пробил головой потолок лифта. Он вытащил изо рта сигару и швырнул ее в угол.

      — Что ж, объясняю. Вы убили свою жену, наняв для этого Бреннера. Вот откуда ваше безупречное алиби. Но я насквозь видел все ваши козни, я и сейчас вижу их насквозь, только более четко.

      — Я не знаю, о чем вы говорите. Не знаю я никакого Бреннера и никогда никакого Бреннера не знал.

      — Заткнитесь, я еще не закончил. Вы избавились от своей фены не только потому, что она не давала вам развода. Она пригрозила, если вы бросите ее, рассказать полиции о крупных взятках, которые вы брали. Затем вы обнаружили, что папаша вашей подружки Элисон Паркер богат. И что собирается оставить ей почти все, до последнего цента, так как свою старуху терпеть не может. Жадные люди никогда не меняют своих решений. Вы придумали, как завладеть деньгами. Вам нужен был человек, которому можно доверять, и вы вновь обратились к Бреннеру.

      — Теперь все? — спросил Майкл.

      — Нет еще! Бреннер появился в доме; выглядел он, как мертвый папаша, и мисс Паркер, которая, как мы знаем, находилась в состоянии тяжелого нервного расстройства, зарезала его кухонным ножом. Видите, она оказалась не столь беззащитной, как вы ожидали. Затем она принялась с воплями носиться под проливным дождем, а вы проникли в квартиру, вымыли кровь, спрятали тело и объявились на следующий день в качестве заботливого друга, надеясь, что неожиданный поворот событий рам не повредит. Так бы оно» наверное, и было, если бы не одна закавыка.

      — Какая?

      — Я. Вы не могли предположить, что к делу подключусь я.

      — Вы, по-моему, спятили, — сказал Майкл. — Нельзя так много смотреть телевизор.

      — Зря вы так. Телепередачи бывают порой крайне познавательны, — ухмыльнулся Гатц. Он был доволен, что ему удалось припереть Фармера к стенке.

      — Позвольте задать один вопрос, мистер Гатц, — сказал Майкл. — Вы прекрасно знаете, что информация вашего осведомителя не может быть представлена в суде, а это означает, что никаких доказательств у вас нет. Одни лишь домыслы, раздутые до немыслимых размеров, и до краев набитые чепухой. Фантазии вашего чертового «я», которое никогда не ошибается! Вы будете последним безумцем, если предъявите мне официальное обвинение, и сами это понимаете.

      — Я найду ниточку, за которую можно потянуть, и обмотаю ее вокруг вашей шеи, пока вы не задохнетесь. Сообщаю это для вашего сведения.

      — Я полагаю, теперь у вас все.

      — Да.

      Майкл нажал кнопку открывания дверей.

      — Смотрите не заработайтесь, — предупредил он, Гатц вышел из лифта; Майкл поднялся на десятый этаж. Распахнул дверь квартиры и прокричал:

      — Говорил я тебе не пускать эту чертову ищейку на порог? Ты что, ни черта не понимаешь?

      Элисон, дрожа, вскочила с кушетки и замотала головой. Заметив, как она бледна, Майкл понизил голос. Последние несколько дней она выглядела немного получше А что сейчас? Неужели рецидив?

      — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, кладя ей руку на плечо. Хотя вопрос был излишним.

      — Ужасно, — сказала она.

      — В чем дело?

      — Я не знаю.

      — Голова опять болит?

      — Да, и кружится, и меня тошнит. Такое ощущение, словно я уже не могу управлять своим телом. — Она покачала головой. — Словно я уже вообще ничего не могу.

      Майкл насторожился. Неужели это начало?

      — Утром это было?

      — Нет.

      — А когда началось?

      — Днем. — Элисон замялась, словно хотела что-то сказать, но не находила сил. — Я потеряла сознание, когда ты ушел.

      — Что? — Он не смог удержаться от крика.

      — Я потеряла сознание, — повторила она.

      — Как долго это продолжалось?

      — Час.

      — Ты вызвала врача?

      — Нет.

      — Почему?

      — Я боялась. — Она снова села на кушетку. — Я боюсь всего, кроме смерти. — Ее затрясло. — Как ни смешно, но этого я не боюсь.

      Майкл обнял ее, стараясь ничем не выдать охватившую его ярость.

      — Все будет хорошо. — Он посидел несколько минут, прижав ее к себе, затем встал, подошел к бару, налил себе немного виски и залпом выпил.

      Элисон смотрела на него, моля взглядом не то о жалости, не то о понимании.

      — Когда я находилась без сознания, мне привиделся старик, сидящий у окна.

      — Отец Галлиран?

      Она кивнула.

      — Не кричи на меня. Я знаю, ты не хочешь, чтобы я думала об особняке и о священнике, но…

      — Я не буду кричать на тебя. Померещился тебе священник, так померещился, ничего страшного. — Майкл налил себе еще виски. — Не нравится мне, как ты выглядишь. — Он снова подошел к ней, встал на колени и нежно поцеловал ее в лоб. Поднял руку, провел пальцем по ее векам и щекам. — Больно?

      — Да.

      — А здесь?

      — Да.

      — Глаза по-прежнему жжет?

      — Да.

      Он вглядывался в ее лицо. Теперь кожа стала сухой и безжизненной не только вокруг глаз, но и на щеках, и на кончике носа. Тончайшая сетка морщен затягивала лицо Элисон, врезаясь в нежную кожу. Это выглядело ужасно. Майкл понял, что битва началась и ему пора вступать в нее. Больше некому.

      Элисон потянулась и обняла его.

      — Я люблю тебя, — шепнула она с горечью. Сказать ей? Нет! Пусть она остается в неведении как можно дольше. Главное — не позволять ей смотреться в зеркало.

      — Майкл, помоги мне.

      — Не волнуйся. Я не намерен позволять этому продолжаться. — Элисон всхлипнула. — Сегодня мы с тобой пойдем к Дженнифер. Ты останешься там, ночевать будешь тоже там. Она позвала гостей. Будет очень весело.

      — А ты?

      — Я буду занят.

      — Чем занят?

      — Собираюсь провести одно расследование. Элисон задрожала еще сильнее.

      — Майкл, — проговорила она хриплым, срывающимся голосом. — Ты пойдешь в особняк?

      — Нет. Просто надо кое с кем повидаться.

      — Майкл, голова болит!

      — Я принесу аспирина, сейчас все пройдет. Ты должна выслушать меня и поступать, как я велю, не задавая вопросов. Элисон кивнула.

      — На всякий случай, я оставлю Дженнифер координаты доктора Штенберга. Пожалуйста, попытайся, пока меня не будет, принять участие в вечеринке. Выброси все из головы и думай о чем-нибудь другом. Обещай мне, что постараешься. Это очень важно.

      — Я обещаю тебе. — И снова она была похожа на беспомощного ребенка, и лишь от него зависело ее состояние, а возможно, и жизнь.

      — Попробуй поспать часок-другой. И начнем собираться.

      Ничего не ответив, Элисон встала и неверной походкой побрела в спальню.

      Майкл налил себе еще виски и поднес стакан к губам, сжимая его рукой сильнее и сильнее, пока тот не треснул. Большой кусок стекла впился ему в ладонь. Он был так взбешен, что не почувствовал боли. Вытащил осколок, обвязал залитую кровью ладонь носовым платком, наполнил еще стакан, одним глотком осушил его и пошел вслед за Элисон в спальню.

     

      Глава 25

     

      — Привет, — сказал Майкл.

      — Опаздываете.

      — Это я виновата, — еле слышно произнесла Элисон. — Слишком долго одевалась.

      — Ничего страшного. Мы еще не приступали к еде, — сказала Дженнифер. Майкл бледно улыбнулся.

      — Входите же! Гости собрались в комнате, а не на лестничной площадке. — Дженнифер закрыла дверь. — Давайте я повешу ваши пальто.

      — Холодно на улице. Как бы снег не пошел. — Майкл ждал, пока Элисон разденется. — Позволь, я помогу тебе. — Он снял с нее жакет. Не в состоянии скоординировать свои движения, она запуталась в рукавах.

      Дженнифер отвела взгляд. Майкл поморщился.

      — Ты действительно думаешь, что может пойти снег? — спросила Дженнифер лишь для того, чтобы не молчать.

      — Нет! Им просто пахнет в воздухе. — Майкл взглянул в сторону гостиной. Когда они вошли, оттуда доносился шумный гомон. Но сейчас в заполненной людьми комнате повисла неестественная тишина, лишь изредка раздавались отдельные голоса и смех.

      Дженнифер повесила пальто в шкаф, повернулась и молча смотрела на Майкла и Элисон.

      — Уберешь заодно мой кейс? — попросил Майкл, Протягивая его Дженнифер. Она положила кейс на полку, мгновение помедлила и снова уставилась на них.

      Гости по-прежнему сидели притихшие. Дженнифер замялась.

      — Элисон, — осторожно спросила она, — ты хорошо себя чувствуешь?

      Она ожидала, что та будет выглядеть поникшей и измученной. Но не такой! Элисон была вся высохшая! Без кровинки в лице! Ей определенно стало гораздо хуже со дня их последней встречи.

      — С Элисон все в порядке, — с нажимом произнес Майкл. — У нее болит голова и ее слегка мутит — вот и все.

      — Да, — глухо вторила ему Элисон, бесцельно блуждая взглядом по стенам.

      — Майкл, я… — забормотала Дженнифер, не в силах оправиться от потрясения.

      — Умолкни, — быстро шепнул он. И, повысив голос, добавил:

      — Вечеринка, похоже, удастся на славу!

      — Да, — произнесла Элисон бесстрастно. Майкл нахмурился, взял ее за руку и повел в гостиную.

      — Идем, выпьешь чего-нибудь, — сказал он, пробираясь вместе с ней сквозь толпу гостей. Налил ей темного эля, бросил кубик со льдом в стакан виски для себя, помог ей дойти до дивана и оставил ее с друзьями. Как ни тревожился он за Элисон, необходимо было заставить ее вести себя естественно. Майкл застонал от злости, завидев, что к ней приближается своей танцующей походкой Джек Туччи. Вот уж кого он меньше всего хотел бы видеть сейчас рядом с ней! Но что он мог поделать?

      Майкл отвернулся и со стаканом в руке прошел в дальний угол комнаты, откуда можно было наблюдать за гостями, не опасаясь, что кто-нибудь к нему привяжется. Вспомнив о том, что ему сегодня предстоит, он улыбнулся и продолжал смотреть на Дженнифер, порхавшую от одного гостя к другому.

      Допив виски, Майкл с отвращением уставился в пустой стакан и вернулся к бару.

      — Не могли бы вы передать мне виски? Ему протянули початую бутылку. Он налил себе полстакана, добавил воды, льда и поставил бутылку обратно на стол.

      — Простите. — Он пробрался к окну и приоткрыл его. Внимательно посмотрел на Эдисон. Отсюда он не мог слышать, что она говорит, но видел, что ей трудно даже шевелить губами.

      — Можно тебя на минуточку? — раздался голос Джека Туччи. В одной руке он держал стакан, в другой — изящную, ручной работы, трубку, источавшую сладкий дымок с ароматом вишен.

      — Как поживаешь? — холодно спросил Майкл.

      — Прекрасно. А ты?

      — Лучше не бывает.

      — Чего не скажешь об Элисон, — сухо добавил Джек.

      — Почему? — поинтересовался Майкл, словно не замечая того, что было очевидно для всех.

      — Я несколько раз звонил тебе на работу на этой неделе. Почему ты не перезвонил?

      — Мне ничего не передавали. Нет, правда, — добавил Майкл, увидев, как сузились глаза Туччи. — Моя секретарша так необязательна.

      — Майкл, ты со мной говоришь, я а не с каким-нибудь яйцеголовым кретином. Я надеялся, что ты допускаешь у меня наличие интеллекта, позволяющее понять, что меня старательно избегают. Так что не будем. — Он взял Майкла за руку и затащил в угол. — Что с Элисон?

      — Она больна.

      — Чем?

      — Почки.

      — А поконкретней?

      — Джек, если тебе требуется подробное медицинское заключение, позвони ее врачу.

      — Я сейчас разговаривал с ней, и она смотрела сквозь меня. Она словно в каком-то трансе. Болезни почек так не проявляются.

      — Что бы ты хотел от меня услышать?

      — Правду. Элисон больна, но дело тут не в физическом состоянии. Что-то не в порядке с ее психикой. Я должен все знать, чтобы помочь ей.

      Майкл бесстрастно смотрел на Туччи.

      — Я уже сказал, Джек, это — почки.

      — Ты принимаешь меня за идиота!

      — Если угодно.

      Джек схватил Майкла за руку.

      — Я…

      Майкл стряхнул его руку.

      — Что бы с ней ни происходило, это не твое дело. Извини за резкость.

      — Значит, это исключительно твое дело?

      — Совершенно верно.

      — По какому такому праву? Вас связывают священные узы брака?

      — Нет. Но Элисон — моя. И я сверну шею любому, кто сунет нос не в свое дело. Я не желаю продолжать этот спор. Элисон больна. Почки, знаешь ли, барахлят. — Он пошел прочь, злясь на Джека, злясь на себя за то, что не сумел сдержаться. Он подошел к стене и уселся на пол. Разглядывал народ, затем вновь проверил, как там Элисон. Она по-прежнему разговаривала с кем-то, совершенно механически. Майкл попытался представить себя на ее месте, ощутить страдание, боль и страх, которые испытывала она, вкупе с перенесенным недавно ужасом, перевернувшим всю ее жизнь. Но не смог. — Привет, — сказала Дженнифер, усаживаясь рядом с ним. — Брезгуешь нашим обществом?

      — Да, — холодно ответил он.

      — Уже двадцать минут двенадцатого. Майкл взглянул на часы и кивнул.

      — Через пять минут пойду.

      — По-моему, неплохая вышла вечеринка, — заметила Дженнифер, зная, что ему это столь же безразлично, сколь и ей самой.

      — Вечеринка как вечеринка. Постарайся, чтобы после моего ухода Джек Туччи не подходил к ней.

      — А в чем дело?

      — Он может задать слишком много вопросов, а она сейчас в таком состоянии, что может и ответить.

      — О'кей.

      — Кто-нибудь еще не в меру любопытный здесь есть?

      — Не думаю.

      — Ты должна не думать, а знать!

      — Есть! — с раздражением ответила она, — Не спускай с нее глаз. И держи их от нее на расстоянии. Или, на худой конец, пусть болтают о всякой ерунде. Никто не должен говорить с ней о ее здоровье!

      — Я прослежу, не беспокойся.

      — Сегодня днем я пообщался с Гатцем. — Он помолчал. — Если он снова придет ко мне и не застанет меня дома, он запросто может заявиться сюда. Спрячь ее куда угодно, заслони ее спиной, засунь под кровать. Но его к ней не подпускай.

      — Хорошо.

      Майкл вложил ей в ладонь листочек бумаги.

      — Здесь телефон врача. Если ей станет плохо, позвони. Он сразу же приедет.

      Дженнифер кивнула.

      Он поднялся на ноги, отряхнул пиджак и пошел через комнату, опустив голову, чтобы никто не пристал к нему с праздной болтовней.

      Элисон подняла глаза, Майкл взял ее за руку.

      — Прошу меня извинить, — сказал он, поднимая ее с места и ведя через комнату. Она бессильно прислонилась к стене. — Как ты себя чувствуешь?

      — Нормально, — ответила Элисон. Губы ее еле двигались, голос звучал словно откуда-то издалека.

      — Хуже не стало?

      — Нет.

      — Я сейчас ухожу, — сказал он, избегая ее глаз. Глядя в них, он ощущал тревогу и угрызения совести. Постараюсь вернуться до того, как закончится вечеринка. Если не успею, спи здесь, а я постараюсь появиться как можно скорее.

      — Куда ты идешь?

      — Я сам еще точно не знаю.

      — Но если…

      — Никаких больше вопросов. — Он пошарил взглядом в толпе. — Дженнифер, — позвал он.

      — Уходишь? — подойдя, спросила та.

      — Да. Позаботься об Элисон.

      Майкл открыл шкаф, снял с вешалки свое пальто и перебросил его через руку. Затем взялся за ручку черного кейса и вытащил его.

      — Что там? — спросила Элисон, только что заметив его.

      — Ничего. — Майкл повернулся к двери.

      — Майкл, — сказала Дженнифер, — будь осторожен. Элисон быстро взглянула на нее, затем прижалась к Майклу всем телом. Он обнимал ее, гладя ее волосы, затем мягко отстранил и легонько подтолкнул к Дженнифер.

      — Позволь мне пойти с тобой, — еле выговорила Элисон.

      Майкл не ответил. Он открыл дверь и ушел.

     

      Глава 26

     

      Майкл подышал на побелевшие вт холода руки. На ходу снова натянул перчатки, завернул за угол и медленно побрел по 89-й улице.

      Людей поблизости видно не было, стояла почти полная тишина. Казалось, жизнь покинула этот район, где сегодня должно было произойти нечто сверхъестественное.

      Мимо Майкла проскочили две машины. Он остановился и посмотрел вперед. Особняк был совсем уже близко.

      Майкл вглядывался в подъезд и чернеющие окна, и вдруг порыв внезапно налетевшего ветра ударил его в спину. И окружавший его мрак словно еще более сгустился, и ужас, охватывающий его при мысли о том, что ему придется в одиночку войти в таинственный дом, усилился.

      Он начал было переходить улицу, но остановился я поднял глаза. Теперь он видел неясную фигуру, маячившую в окне пятого этажа. Священник. Отец Мэтью Галлиран. Или Вильям О'Рурк? Интересно, он на самом деле слепой? Узнав о существовании заговора, Майкл сильно засомневался в этом. Возможно, слепота — лишь уловка, прикрытие, позволявшее старику целыми днями сидеть и безнаказанно пялиться в окно.

      Сообразив вдруг, что его могут заметить, Майкл метнулся к тротуару. Достал из кармана связку ключей, тихонько поднялся по каменным ступеням крыльца и нырнул в подъезд. Здесь его никто не мог видеть, но вряд ли он был в безопасности. Майкл был готов вскоре встретить кого-нибудь, и, если он не переоценивал своих противников, они поджидали его.

      Поставив кейс на пол, он достал из кармана куртки фонарь и проверил, как тот работает. Затем достал револьвер и внимательно его оглядел. Заряжен, в полной боевой готовности. Майкл сунул револьвер за пояс.

      Он выглянул из подъезда и, никого не заметив, взял кейс, вставил ключ Эдисон в замочную скважину и открыл входную дверь. Очутившись внутри, он поднял глаза к потолку, где тускло горело несколько ламп; создавалось ощущение, что холл залит лунным светом Майкл вынул фонарь и направил его луч на стену. Проку от этого оказалось мало. Тогда он спрятал фонарь обратно в карман и начал медленно продвигаться вперед, сжимая в руке револьвер.

      Неожиданно вздрогнув, он начал целиться в пространство. Там что-то промелькнуло… Его собственное отражение в огромном зеркале! Майкл изобразил на лице гримасу беззвучного смеха и бросил перчатки на столик. Не отрывая взгляда от темнеющего второго этажа, он, собрав все свое мужество, заставил себя начать подниматься по лестнице, которая, казалось, уходила в бесконечность. В одной руке он сжимал револьвер, другой — вцепился в перила.

     

      ***

     

      Элисон кричала, стиснув голову руками, она пошатнулась и упала бы, не подоспей вовремя Джек.

      — Принесите льда, кто-нибудь! Элисон еле держалась на ногах. Все обернулись в их сторону.

      — Быстрее же!

      Махнув правой рукой, Элисон с трудом восстановила равновесие. Прижав ладони ко лбу, она пролепетала:

      — Сейчас все пройдет.

      Веселье замерло. Никто не двигался с места. Дженнифер бросилась к ней.

      — Что с тобой? — встревоженно спрашивала она.

      — Все в порядке, — неуверенно отвечала Элисон.

      — Иди сюда. — Дженнифер, не слушая возражений, подвела ее к дивану и усадила. — Я принесу лед.

      — Не нужно. Сейчас все пройдет. Оставьте меня на несколько минут.

      — Но, Элисон…

      — Пожалуйста!

      Дженнифер подчинилась и встала. Тридцать пар глаз — испуганных, растерянных — было приковано к ним.

     

      ***

     

      Майкл достиг лестничной площадки и прислонился к обитой панелями стене. Свет здесь не горел. Он достал из кармана фонарик и зажег его, осветив пустой холл. Справа от него располагалась квартира 2-Б, в глубине — квартира 2-А. Подойдя к двери с табличкой 2-Б, он повернул ручку. Заперто. Майкл нащупал на стене выключатель и щелкнул им. Никакого результата. Он покачал головой. Кем бы ни были его противники, они позаботились о том, чтобы ночь ужаса проходила в соответствующей обстановке. Двери заперты, свет отключен. Он посветил фонариком на стену и заметил участок, обитый совершенно новыми панелями, лишенными полировки. Это выглядело довольно странным. Майкла так и подмывало обследовать стену, но он решил отложить это на потом. Вначале нужно обыскать квартиры. Он не оставит там камня на камне, но ключ к разгадке отыщет во что бы то ни стало.

      Майкл решил начать с квартиры номер 3-А. В уютном гнездышке Элисон он все перевернул вверх дном. Сорвал обивку с мебели в гостиной, опустошил все шкафы и выпотрошил ящики в поисках скрытых микрофонов, громкоговорителей и прочих технических приспособлений. Подобная участь постигла и спальню, здесь Майкл постарался даже еще больше, ведь в основном таинственные звуки раздавались именно в этой комнате. «Где бы я спрятал микрофон?» — спросил он себя перед началом поисков. Но никакого микрофона он не отыскал, Единственной добычей явился слой пыли и штукатурки, покрывший его с головы до ног, отчего он стал похож на привидение.

      Выйдя на лестничную площадку, Майкл взглянул на часы: двенадцать сорок пять. Он обдумывал план дальнейших действий. Можно подняться в квартиру священника, а можно остановиться где-нибудь посередине. Первое казалось более целесообразным, но на положительный результат здесь вряд ли можно было надеяться. Старик прежде ни разу не открывал дверь, вряд ли он откроет теперь — Майклу по крайней мере. Есть еще две представляющие интерес квартиры: 4-А и 5-Б. «Начнем с 4-А», — решил Майкл.

      Элисон прижимала ко лбу пузырь со льдом. Гости вернулись к столам с напитками и закусками.

      — Тебе лучше? — спросила Дженнифер.

      — Да, гораздо, — еле слышно ответила Элисон. Это не было заметно по ее виду.

      — Подержи лед еще чуть-чуть. А чуть попозже я постелю тебе в спальне.

      Подошел Джек. Несколько мгновений он вглядывался Элисон в лицо, склоняясь над нею, затем сел и положил руку ей на бедро.

      — А не позвать ли нам доктора? — обратился он к Дженнифер.

      — Я…

      Элисон перебила, отчаянно замотав головой.

      — Элисон.

      — Не надо, пожалуйста. Не надо доктора, — пыталась выговорить она. Слова звучали невнятно, словно губы и язык не слушались ее.

      Джек смотрел на нее, не зная, как себя вести. Элисон силилась улыбнуться. Затем вдруг вскрикнула:

      — Голова!

      Леденящий душу вопль наполнил комнату.

      — Я.., я не могу больше! Я…

      Пузырь со льдом повалился на пол. Со всей силы сжимая руками голову, Элисон не переставала кричать, а Джек и Дженнифер пытались удержать ее бьющееся в судорогах тело. Рот ее конвульсивно открывался и закрывался, в уголках губ образовалась пена, язык проваливался в глотку. Она задыхалась.

      — Разожми ей зубы и достань язык, — велела Дженнифер среди общего замешательства.

      Джек засунул руку в рот Элисон, ее зубы тотчас сомкнулись на его пальце.

      — Дайте мне ложку, быстро!

      — Там на столе!

      Двое мужчин бросились за ложкой. Схватившись пальцами за нижние зубы Элисон, Джек тянул ее челюсть вниз. Другой рукой он нащупал язык.

      — Готово! — закричал он, вставляя ей в рот ложку и вынимая кровоточащую руку.

      Неожиданно тело Элисон перестало содрогаться, она застыла и повалилась на пол, лицом вниз.

     

      ***

     

      Гатц и Риццо неторопливо шагали по пустому коридору полицейского участка. Время от времени из-за плотно закрытых дверей доносился смех. Гатц отпер дверь своего кабинета, подошел к столу и швырнул шляпу на кипу деловых бумаг. Затем развалился в кресле и задрал ноги на стол. Чиркнул о подлокотник спичкой и поджег замусоленный огрызок сигары. Гатц глубоко затянулся, наслаждаясь вкусом табака. Поскреб щетину на подбородке: он не брился с раннего утра, почти девятнадцать часов прошло. Он зевнул. Зевнул еще раз.

      — Риццо, спустись к Мак-Гайру и принеси мне чашку кофе.

      Риццо кивнул и поспешил исполнять поручение. Гатц потер глаза и закрыл их.

      — Сэр? — послышался от двери голос детектива Ричардсона.

      Гатц выпрямился в кресле.

      — Что такое?

      Ричардсон положил на стол отпечатанный на машинке лист.

      Гатц прокашлялся и углубился в чтение. Через минуту он вскочил, вне себя от радости.

      — Где ты это раздобыл?

      — В тайнике, в одном из ящиков стола Бреннера. Гатц ударил кулаком по столу.

      — Теперь он у меня в руках! — в восторге завопил он. — Спасибо, — обернулся он к Ричардсону.

      Детектив вышел, Гатц нажал кнопку селектора.

      — Мак-Гайр, Риццо еще у вас?

      — Да, — раздался глубокий баритон.

      — Риццо, слышишь меня?

      — Да.

      — Доставь сюда Фармера.

      — Будем допрашивать?

      — Нет. Арестовывать.

      Он отпустил кнопку селектора и снова развалился в кресле. Гатц широко улыбался, но в улыбке его сквозила одна лишь ненависть. Настал час, когда он перебьет хребет этому подонку.

      Гатц подвинул к себе телефон и набрал номер.

      — Инспектора Гарсиа, — попросил он. — Мы разгрызли орешек, — произнес он, когда на том конце провода раздался ответ. — Ричардсон только что притащил подробную записку об Элисон Паркер, доказывающую необходимую нам связь. Ее нашли в кабинете Бреннера. Нет-нет. Я уже отправил его, Фармер будет здесь не позднее, чем через полчаса.

      Гатц положил трубку, пошарил по столу и извлек из-под бумаг мышеловку. Поставил ее перед собой, поднял пружину и тихонько просунул внутрь проволочный крючок. Мышеловка захлопнулась, зажав проволоку. Гатц не стал ее вытаскивать.

      — Попался, словно крыса, — внятно произнес он.

     

      ***

     

      Комнату наполнял шепот.

      Элисон вытянулась на кровати с ледяной грелкой на лбу. Ей не становилось лучше. Похоже было, что она находится в коматозном состоянии; она то бессмысленно стонала, то полностью лишалась чувств. Дженнифер сидела рядом с ней и тихонько разговаривала по телефону. Джек, заслоняя собой кровать, приподнял грелку, пощупал лоб Элисон и велел принести еще льда. Молодая девушка протиснулась сквозь толпу, взяла грелку с растаявшим льдом и заменила ее новой. Дженнифер положила трубку и сказала:

      — Доктор уже в пути. — Она достала из мятой пачки сигарету и нервно затянулась. — Он говорит, надо выгнать всех из комнаты. Ей может стать хуже оттого, что рядом столько народу. Джек одобрительно кивнул.

      Она встала и, раскинув руки, словно сгоняя овец, провозгласила:

      — Я буду всем очень признательна, если вы вернетесь в гостиную.

      Любопытные удалились. Дженнифер закрыла дверь.

      — Заметил, какая кожа у нее на веках и щеках? — спросила она, когда Джек поднял на нее глаза.

      — Да, — ответил он.

      — Словно наждачная бумага или сухое дерево. Что-то высосало из нее всю жизнь. Никогда не видела ничего подобного.

      Джек осторожно потрогал кожу Элисон, затем выпрямился и расстегнул воротничок рубашки.

      — Где Майкл? — спросил он.

      — Не знаю.

      — Не знаешь? — В голосе его звучало недоверие. — А ты знаешь, что он самый настоящий идиот? Почки барахлят! Я не знаю, что с Элисон, но будь я проклят, если это имеет какое-то отношение к почкам. — Он напрягся. — Я заткну этому идиоту в глотку его гнусные зубы.

      — Не сейчас, я надеюсь? Посиди с ней, я выйду.

      — Хорошо.

      Дженнифер улыбнулась, нежно коснулась его руки и вышла из комнаты. Ей было тревожно за Элисон. Но в то же время ей не давала покоя мысль о Майкле, который не потерпит, чтобы кто-то догадался об истинном состоянии Элисон.

     

      ***

     

      Освещая себе путь фонарем, Майкл крался по коридору, мимо кухни и ванной в гостиную. За поясом у него были отвертка и зубило, которые он прихватил с кухни Элисон.

      Он устало присел на софу. Поиски ничего не дали. Достав из-за пояса отвертку, он вонзил ее в обивку, выдернул клок ваты и швырнул его на пол. С каким наслаждением он разнес бы здесь все в щепки — но он сдерживался. Силы могли еще пригодиться.

      Майкл пошарил фонариком по комнате.

      — Черт побери, — шептал он. — Проклятое логово.

      В этой гостиной произошла роковая ошибка, стоившая Бреннеру жизни. Вряд ли необходимо снова обследовать ее, скорее всего он ничего не найдет. Но это единственное, что он может сделать. Пока.

      Майкл встал и принялся выворачивать ящики и разбирать паркет. Но ничего не нашел.

      Он прошел в коридор и взглянул на часы, их тиканье громко раздавалось в тишине. Час сорок одна. Он уже почти два часа в особняке. Может, он ошибся и ничего не произойдет? Может, они все отменили? Поняв, что он слишком до многого докопался Испугавшись, что он придет сюда с подкреплением Майкл начал подниматься на пятый этаж. На полпути он остановился, засомневавшись, стоит ли взламывать дверь в квартиру священника и заявлять о своем присутствии. Хотя старик не может не знать, что он здесь. Выбора у него практически не было, но тем не менее ему хотелось отложить конфронтацию с отцом Галлираном. Так что он повернулся и принялся спускаться И тут услышал скрип двери.

      Майкл оцепенел от страха, покрывшись холодным потом. Он кожей ощутил, что позади него находится нечто зловещее, ужасное. Надо бежать. И он уже не спускался, а будто бы падал с лестницы, набирая с каждой ступенькой скорость, подгоняемый враждебной неизвестностью сверху, притягиваемый темнотой внизу. Все его чувства были напряжены; в малейшем скрипе половиц ему чудились вопли притаившегося чудовища. Он несся все быстрее и быстрее, скользя вниз по ступеням, держа в одной руке фонарь, в другой — револьвер, будучи готовым в любой момент нажать на курок. Эхо торопливых шагов раздавалось в темноте. Вот они проносятся мимо квартир 3-А и 3-Б. Бешено колотится сердце. Майкл потерял ощущение времени, устремляясь прочь от таинственной опасности сквозь угрожающе-спокойную прохладную утробу дома.

      И тут он остановился.

      Резко повернулся и направил луч фонаря вниз. Ничего. Он глубоко вздохнул, пытаясь восстановить дыхание. Его оцепеневший от ужаса мозг пронзила мысль: а вдруг он сам выдумал этот тянувшийся с древних времен заговор кучки старых дураков и полоумных попов?

      Он посветил фонариком на дверь с табличкой 2-А. Прислушался. Все тихо. Он перестал дрожать. Повернулся и осветил холл, лестницу, стены. Луч нащупал неисправную лампочку и заплясал на новой деревянной панели.

      Новая панель! Майкл подошел ближе. Да, выглядит довольно странно, надо проверить, что скрыто под ней. Задрав голову наверх, он оглядел края плиты, постучал по ней кулаком. Судя по раздавшемуся звуку, слой дерева был тонким и неплотно прижатым к стене. Возможно, он нашел место, где спрятаны громкоговорители или что-то еще в этом роде. Майкл и сам не знал, чего он искал.

      Он вонзил зубило сбоку от панели и, пользуясь им как рычагом, принялся раскачивать ее.

      Он с громким треском взламывал дреки и отшвыривал их в сторону. Затем отошел полюбоваться плодами своего труда в свете фонаря, который он положил на пол, на пистолет, так, что луч падал непосредственно в центр панели. После чего с ожесточением принялся отламывать оставшиеся доски, пока, наконец, под градом пыли и опилок последние куски дерева не полетели на пол, обнажив то, что скрывалось под ними.

     

      ***

     

      Дженнифер тихонько открыла дверь и на цыпочках вошла в комнату. И закричала. Джек лежал на полу с проломленным черепом. Из раны над правым ухом на пол стекала струйка крови. Лампа, стоявшая прежде на тумбочке у кровати, валялась рядом — в виде груды больших и маленьких осколков, залитых кровью.

      Кровать была пуста, окно, ведущее на пожарную лестницу, — распахнуто.

      Гости столпились за спиной Дженнифер.

      — Что случилось? — спросил кто-то.

      Ответа не последовало.

      Она подошла к телу Джека и опустилась на колени. Он шевельнул рукой, он был еще жив. Дженнифер всхлипнула. Ей было страшно. Ей было очень страшно. Слишком много она видела. Слишком много слышала. Хватит играть в Шерлоков Холмсов! Джек лежит на полу без сознания, истекшая кровью. Кто следующий? И куда скрылась Элисон?

      Она схватила с тумбочки телефон и набрала одну цифру. Слезы текли по ее лицу.

      — Соедините меня с полицией. Это очень срочно.

     

      ***

     

      Майкл истерически захохотал. В этом звуке — глухом и далеком — было что-то невыразимо ужасное. Он разносился по пустому дому, поднимался к пятому этажу, где сидел у окна слепой священник, опускался к первому, окутанному таинственной дымкой. Он нес с собой разочарование, неверие, гнев; одно сменяло другое, покуда эхо ревущего звука не достигло самых отдаленных глубин дома и не смолкло.

      Он стер годами копившуюся пыль, окутавшую представшую перед его взором поверхность, стряхнул паутину с засохшими насекомыми. Отошел, поднял с пола фонарь и направил его луч на буквы, вырезанные в дереве. И, начав читать надпись по второму разу, он снова разразился тем же жутким хохотом.

      Майкл читал:

     

      Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ.

      Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН.

      Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ.

      БЫЛ ПРАВДОЮ МОЙ ЗОДЧИЙ ВДОХНОВЛЕН:

      Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯ,

      И ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЕН.

      ДРЕВНЕЙ МЕНЯ ЛИШЬ ВЕЧНЫЕ СОЗДАНЬЯ,

      И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ.

      ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.

     

      Хохот его не прекращался, покуда хватало воздуха в легких. Затем он прошептал: «Спасибо, Данте», — поднял руку, снял с головы воображаемую шляпу. И снова разразился хохотом. Он уже бился в конвульсиях, до него доходила вся смехотворная нелепость его открытия. Подумать только: особняк на 89-й улице, в самом центре Нью-Йорка, является входом в преисподнюю! Где-то неподалеку, значит, и река Стикс!

      Майкл затих. Как ни смешно все это звучит, но это — часть чего-то зловещего и вполне реального. Связанного с Элисон. Связанного с церковью и насильным устранением людей в течение многих лет.

      Он встал на колени. И похолодел. Кто-то стоял сзади. Дышал ему в затылок, часто и сдавленно, словно умирающий от пневмонии в последней стадии. Майкл наклонился и, шаря по полу в поисках пистолета, ощущал, что фигура позади него ждет. Гладкий ствол скользнул ему в ладонь. Он осторожно перехватил пистолет поудобнее, осторожно установил указательный палец на курке. Затаив дыхание, обернулся, светя себе фонарем, выставив вперед револьвер, держа палец на курке.

      Прямо перед ним стоял отец Галлиран. Лицо было таким же, как и на фотографии в папке. Обтягивающую череп сухую кожу прорезали глубокие морщины. Черные и синие крапинки — на месте лопнувших сосудов — усевали щеки и лоб. Бровей не было. Как и ресниц. Бесцветные вены и артерии раздувались под разлагающейся кожей, казалось, они вот-вот лопнут от непосильного напряжения. Завершали ужасный облик блеклые свалявшиеся волосы, покрытые комьями грязи, словно старый священник только что восстал из могилы, для чего ему пришлось продираться сквозь шесть футов сырой земли.

      Майкл глотнул ртом воздух и обратил внимание на глаза священника. Без зрачков, без радужной оболочки. Глаза старика покрывали два огромных бельма.

      Отец Галлиран был одет в длинную черную мантию; застежка под кадыком поддерживала складки его иссохшей плоти, свисавшие с шеи. Мантия окутывала его всего, включая ноги. Руки с острыми, как у хищной птицы, когтями он сцепил на уровне груди, сжимая ими золотое распятие. Отраженные от него лучи фонаря били Майклу в лицо. Он сощурился и передвинул луч с сверкающего металла.

      Священник не двигался. Майкл не вставал с колен. Глаза их были прикованы друг к другу. Майкл смотрел с вызовом. Священник ничего не видел перед собой, но тем не менее продолжал глядеть вниз, словно бы мысли Майкла были открыты для него, а будущее Майкла находилось в его власти.

      Священник разжал губы. И издал еле слышный то ли стон, то ли свист. Видимо, омертвелые мышцы его челюсти не способны были более образовывать слова. Голова его начала медленно раскачиваться взад и вперед Он явно обращался к Майклу. Он заметил посетителя и чувствовал к нему жалость и, возможно, раскаивался в чем-то. Еле заметными движениями своей увядшей головы отец Галлиран хотел сказать очень многое, но самое главное — предупредить, что ужас еще не начался и что остановить его наступление не может никто.

      Старик вновь застонал, повернулся и побрел, держа крест перед собой, обратно к лестнице, по которой только что спустился.

      Майкл взял себя в руки. От внезапного появления священника у него едва не остановилось сердце. Теперь, спустя несколько мгновений, оно бешено колотилось. Несмотря на охватившую Майкла панику, решимость, с которой он вошел в дом, не исчезала. Главное — не терять самообладания, уметь смирять первобытные инстинкты, противопоставив им способность мыслить логически и принимать взвешенные решения. Размышляя так, Майкл устремился за священником. Он твердил себе, что тот — самый обычный человек, хотя сам всеми фибрами души сомневался в этом, да и события последних дней свидетельствовали о том, что вступил он в схватку с некой сверхъестественной силой.

      Майкл настиг отца Галлирана на первых ступеньках лестницы. Схватил его за руки и направил луч фонаря в лицо, тщетно пытаясь развернуть его. Но старый священник сопротивлялся с неожиданной силой. И продолжал медленно, ступенька за ступенькой, подниматься, держа крест, устремив перед собой взгляд остекленевших глаз.

      — Хорошо, приятель, — сказал Майкл, — пора тебе и меня принять в свою игру.

      Старый священник слегка повернулся в его сторону, вырвал руку, словно отгоняя назойливое насекомое, и отвернулся, полностью игнорируя присутствие Майкла. Он начал что-то тихо напевать на латыни.

      — Я хочу знать, что здесь происходит! Кто за этим стоит? Кто является объектом всей этой вашей игры? Что вам надо? И, клянусь, если я не выясню этого, я сломаю крест о твою башку!

      Священник добрался уже до третьего этажа. Он не обращал внимания на крики, на цепляющиеся за него и колотящие по нему руки, на искаженное лицо у своего правого плеча. Он неуклонно продвигался к цели.

      Майкл орал:

      — Говори же, ублюдок! Говори, или я проломлю тебе череп! — Ярость почти ослепила его. — Почему те люди играли в прятки? Чейзен! Миссис Кларк! Все остальные! Откуда вы все знаете об Элисон? О ее отце? Обо мне? Из отчетов психиатров? Вы видели их?

      Он снова тряхнул священника за плечи. Старик остановился и медленно повернул голову. Широко раскрытые глаза его сверкали, их невидящий взгляд пронизывал до мозга костей. Если они действительно выражали его чувства, он был сумасшедшим.

      Майкл отступил, не выдержав этого взгляда.

      Священник кивнул, снова с жалостью, и стал подниматься на четвертый этаж. Майкл наблюдал за ним, пока тот не скрылся во тьме, потоптался на месте, затем, освещая путь фонарем, бросился вверх по лестнице и схватил уже сворачивающего к своей квартире старика за шиворот.

      — Хочешь поиграть со мной? — грозно выкрикнул он. — Тогда позволь мне кое-что сказать! Я только что прочитал, что это местечко является входом в преисподнюю. А ты, значит, местное привидение. Поздравляю. Надеюсь, в вашей лавочке неплохая пенсия. Если нет, я обговорю условия. — Майкл сознавал, что несет ахинею, но он исчерпал запас разумных слов. В любом случае, что бы он ни говорил, это было бесполезно.

      Галлиран продолжал петь.

      — Скажи же что-нибудь, ради Бога! — прокричал Майкл во всю силу своей глотки.

     

      ***

     

      Гатц выскочил из подъезда участка и поспешил вниз по ступеням. Лицо его было серьезно. Движения — решительны. Следовавший за ним полицейский раскрыл заднюю дверцу автомобиля и сел. Гатц расположился на переднем сиденье рядом с Риццо.

      — Куда еще они могли пойти, кроме как к Лирсон, как ты думаешь? — спросил Гатц.

      — Не знаю…

      — Телефон прослушивается?

      — Да.

      Гатц сосредоточенно кивнул. Машина заурчала, взревела и сорвалась с места.

      — Где она живет?

      — В районе пятидесятых улиц.

      — Езжай через парк, — велел Гатц.

      — Хорошо, сэр.

      — Риццо, — проговорил Гатц со значением, — у меня такое ощущение, что сегодня ночью что-то произойдет.

     

      ***

     

      Не переставая петь, отец Галлиран растворил дверь, которая все это время была столь надежно закрыта.

      И пошел по направлению к окну, у которого обычно сидел. Перед окном стояло старинное деревянное кресло. Выглядело оно крайне неудобным: острые углы, жесткое сиденье. Должно быть, для страдающего артритом старика было пыткой сидеть час за часом на твердом дереве, не меняя положения. Но, посветив вокруг фонарем, Майкл понял, что священнику не приходилось выбирать: другой мебели в комнате не было.

      Стоя посреди гостиной, он направил луч фонаря в сторону спальни. Сквозь открытую дверь тоже не было видно никакой мебели. Значит, здесь он сидел, здесь спал, здесь ел. Майкл поежился. Ничего похожего на кухонную утварь или пищу он тоже не заметил.

      Старик, держа в руках крест, сел и уставился в окно.

      — Ублюдок! — заорал Майкл. — Ублюдок! Я сверну тебе шею голыми руками. Я вытрясу из тебя все, что хочу знать.

      Он обошел вокруг кресла и обхватил шею священника холодными бескровными пальцами. И начал сжимать их. Старик продолжал что-то напевать на непонятной латыни.

      — Ублюдок! Говори же, ублюдок! — выходил из себя Майкл.

      Галлиран, задыхаясь, продолжал петь, лишь немного сбившись с ритма. Как бы сильно Майкл не сжимал его горло, он не защищался. В своих трясущихся, руках он сжимал крест.

      Кресло упало. Майкл и священник распластались на полу.

      — Я убью тебя! — кричал Майкл, не выпуская старика. — Ублюдок! Ублюдок!

      В сочившемся сквозь сероватое окно мягком свете показался вылетевший из темноты какой-то тяжелый предмет. Снова и снова он с силой опускался на череп. Кровь заливала голый пол. Послышался звук: чье-то тело волокли по деревянной поверхности. Стоны. Кровь. Тишина.

     

      ***

     

      Элисон открыла глаза.

      Она тряхнула головой. Ее била дрожь. Где она была? Где сейчас она? И как она сюда попала? Дул ледяной порывистый ветер, а она была без пальто. Она замерзала.

      Элисон огляделась и вздрогнула, увидев стоявший на той стороне улицы особняк. Темный, тихий, враждебный.

      Мозг ее пронзила мысль: там же Майкл. Она ступила на мостовую и остановилась, почувствовав слабость в дрожащем от холода и ветра теле. Губы ее безудержно стучали, она терла друг о друга руки. Затем, собрав все силы, перебежала через улицу и вошла в дом.

      Наверху по-прежнему горел свет, наполняя воздух туманной мглой.

      Эдисон подошла к зеркалу, взяла со столика пару перчаток и внимательно их рассмотрела. Это были перчатки Майкла. Значит, он где-то поблизости, он может услышать ее. Она отвернулась от зеркала, хранившего ее неясное отражение и крикнула:

      — Майкл!

      Звук ее голоса, многократно отразившись от стен, замер где-то наверху.

      — Майкл, где ты? — повторила она громким, срывающимся голосом.

      Ответа не последовало.

      — Зачем ты пришел сюда? — уже тише произнесла она. — Зачем?

      И снова крикнула:

      — Майкл!

      Она вертела в руках тонкие кожаные перчатки. Надо подняться туда, в темноту, и обследовать каждую квартиру. Может, он не слышит ее за толстыми стенами. Или по какой-то ужасной причине не может ответить. Элисон бросила перчатки обратно на стол.

      — Майкл, пожалуйста, ответь мне, — еще раз крикнула она. Подождала немного, но ответа не последовало. Вцепившись рукой в перила, она начала подниматься по лестнице. По мере того, как она преодолевала старые деревянные ступени, желтый туман улетучивался. На полпути Элисон остановилась и подергала перила. Прочные, как и всегда. Хоть на что-то в этом доме можно положиться. Еще раз тряхнув их, она шаг за шагом преодолела расстояние, оставшееся до площадки второго этажа.

      Элисон шла по холлу, мимо еле видной надписи на стене.

      — Майкл! — звала она.

      Она подняла глаза на лестницу, ведущую на третий этаж, и с облегчением вздохнула, увидев, что в конце ее горела, освещая ступени, маленькая желтая лампочка. Элисон шла медленно, помня, как наступила на кошку в ту кошмарную ночь.

      Она добралась до третьего этажа и остановилась, как вкопанная, заметив на полу большое круглое пятно и еще какие-то пятна и полосы, поменьше, тянущиеся вдоль по коридору. Удивившись, Элисон присела на корточки и потрогала их, ощутив под пальцами что-то жидкое, вязкое и теплое. Она понюхала кончики пальцев, потерев их друг о друга и тут поняла, что это кровь.

      Дрожа от страха и отвращения, Элисон смотрела на маленькие лужицы и струйки. Похоже было, что здесь куда-то волокли мертвое тело. Следы обрывались в центре холла, как если бы тело подняли и вышвырнули вон из дома. Элисон похолодела от ужаса.

      — Майкл, пожалуйста, помоги мне! Где бы ты ни был, пожалуйста!

      Она упала на колени, не в силах больше стоять и в изнеможении ползла к двери в свою квартиру, в единственное безопасное место во всем здании.

      Привстав, чтобы вставить ключ в скважину, она вдруг нащупала рукой что-то твердое и холодное на полу и, подняв, поднесла это к глазам. Тусклый кусочек желтого металла. Запонка. Четырнадцать каратов. С инициалами «М. С. Ф.» Майкл Спенсер Фармер. Залитая кровью.

      Элисон вскрикнула и сжала ее в кулаке, другой рукой судорожно нащупывая на груди распятие. С трудом она вставила ключ в замочную скважину, плясавшую у нее перед глазами, толкнул дверь и скрылась за ней. Прижавшись к стене, она закрыла глаза и произнесла, задыхаясь:

      — Майкл! Нет!

      Она вцепилась руками себе в волосы, словно пытаясь вырвать их.

      — Помогите! Помогите!

      Но никого не было рядом. Одна лишь тьма.

      — Я каюсь! Я согрешила! — кричала она. — Согрешила. Оставьте меня! Кто бы вы ни были, оставьте меня в покое! — Элисон забилась в истерике, царапая себя ногтями.

      Пронзенная внезапной мыслью, она быстро заперла дверь, задвинула засов, накинула цепочку. Затем, силясь что-либо разглядеть в темноте, подбежала к старинной напольной лампе и попробовала ее зажечь. Ничего не получилось. Элисон щелкнула выключателем на стене, он тоже не работал. Тогда она бросилась через комнату к кофейному столику и нажала кнопку маленького светильника. Он осветил комнату. Она была одна.

      Вся дрожа, Элисон вернулась к двери и еще раз проверила замки. Затем ринулась в ведущий в спальню коридор, по пути заглянула на кухню и в ванную. Пусто. Свет на кухне не горел, но в ванной лампочка зажглась. «Что происходит с освещением?» — терялась она в догадках. Тихонько прокравшись в спальню, Элисон попыталась включить верхний свет и, когда это не удалось, включила бра. Здесь тоже никого не оказалось. Элисон находилась в безопасности — здесь, в квартире. Но была ли то настоящая безопасность? У нее нет телефона. Нет каких-либо других средств связи с внешним миром. Рано или поздно придется выйти из квартиры. А в любое время суток на лестнице будет темно, как ночью. Что делать? Некоторое время она озиралась по комнате в поисках выхода, затем вдруг бросилась в гостиную. Окна выходят на улицу! Можно открыть их и кричать. Плевать, что поздно. Кто-нибудь обязательно услышит и вызовет полицию. Она торопливо обогнула диван, пробежала мимо напольных часов, камина. Яростно раздвинула шторы и оцепенела. Вместо окна она увидела прочную стену. Элисон издала жуткий вопль.

      — Нет! — Она колотила кулаками по стене. Костяшки пальцев ее распухли, сухие глаза нестерпимо жгло. Она дрожала. Другое окно выходит на глухую стену. Ее криков никто не услышит. Она в ловушке.

      Элисон отпрянула от окна.

      — Мамочка, — всхлипнула она. Перед глазами предстал родной дом. Как бы она хотела, чтобы рядом сейчас оказалась мама. Элисон принялась шагать по комнате, не в состоянии собраться с мыслями. К жестокой головной боли, нарастающей с того момента, как она очутилась на улице, присоединились головокружение и тошнота. Она здесь совершенно одна. Отгорожена от всего мира. Кем? С какой целью? А Майкл? Бедный Майкл. Элисон зашагала быстрее. Она нуждалась хоть в какой-то поддержке. Тут она остановилась, взгляд ее упал на телевизор. Да, на него можно положиться. Элисон щелкнула выключателем. Настройка! Она переключила канал. Музыка. Еще раз. Ничего. Еще раз. Наконец-то! Ночное шоу. Она вжилась глазами в экран. Он был живым, настоящим, наполненным шумом и движением. Сознание ее утонуло в мириадах пляшущих разноцветных точек. Она продолжала прохаживаться по комнате, не отрывая взгляда от экрана. Пока, наконец, в изнеможении, не в силах более держаться на ногах, не побрела в спальню. И, упав перед кроватью на колени, уронила голову на дрожащие руки. Она не ощутила прикосновения собственных пальцев к лицу.

      — Ангел Небесный, мой Ангел-Хранитель, — отрешенно молилась она. Если бы можно было вернуться в ту церковь и вновь исповедаться. Тогда она, быть может, единственный раз в жизни, ощущала мир в своей душе. Элисон потерлась лбом о кровать, несколько мгновений сидела неподвижно и вдруг начала дико озираться. Она услыхала шаги. Опять? Как и прежде, кто-то ходил взад-вперед. Раздался стук. И тут она осознала, что шаги доносятся вовсе не сверху.

      Телевизор замолчал. Элисон вскочила. Шаги раздавались в гостиной. Вдруг наступила тишина. Кто-то есть в квартире! Она зажала рот рукой. Это невозможно! Она же проверяла. Дверь она заперла на засор, а вместо окон теперь стена. Тут Элисон вспомнила о стенном шкафу в гостиной, в который не заглянула. Кто бы ни был в соседней комнате, он скорее всего затаился за его створками и выжидал. Раздалось еще два шага. Послышалось тяжелое дыхание.

      Элисон озиралась в поисках спасения. В отчаянии скользнула в стенной шкаф и захлопнула дверцу. Придерживая ее правой рукой, она спряталась среди висящей одежды. И замерла.

      Тяжелые шаги раздавались уже в коридоре. Медленно, но неуклонно они приближались к ней и чем громче они становились, тем большее отчаяние охватывало ее. Он, кто бы он ни был, знает, что она здесь, и найдет ее. Шаги остановились у входа в спальню. Со всей силы вцепившись в ручку двери, Элисон вдыхала запах нафталина, оберегавшего одежду от моли; от него щипало в глазах и першило в горле. Она поднесла руку к груди. Сердце билось ожесточенно и неравномерно. Такое впечатление было, что оно в любой момент может выпрыгнуть из груди и покатиться по полу.

      Шаги послышались вновь. Человек побродил по комнате, несколько секунд помешкал у окна и направился к стенному шкафу.

      Она еще сильнее сжала ручку двери. Шаги приблизились к кровати.

      Элисон затаила дыхание, боясь издавать какие-либо звуки, предпочитая задохнуться, но не быть обнаруженной. Она вытерла об одежду потную руку и вновь вцепилась в дверь. В другой руке она сжимала распятие.

      Человек обошел вокруг кровати и двинулся по направлению к стенном шкафу. Она замерла. Теплая жидкость заструилась по ее ногам. Моча. Она взглянула вниз и в проникающем сквозь щелку свете увидела, что лужица медленно вытекает наружу. Элисон съежилась и напрягла мышцы, надеясь прекратить поток. Это оказалось невозможным. Она зажмурилась при мысли о том, что моча вытекает в спальню и вот-вот выдаст ее присутствие.

      Человек остановился перед дверцей шкафа. Она могла видеть тень, падающую от его ног. Вот оно! Ее охватил мучительный ужас, с новой силой возвратились головокружение и тошнота. Ручка двери медленно поворачивалась, она вжалась в стену.

      Дверь приоткрылась на дюйм. Непрошенный гость глубоко вздохнул и резко распахнул ее.

      Элисон в ужасе раскрыла рот.

     

      Глава 27

     

      — Майкл! — закричала она.

      — Что ты делаешь в шкафу? — ошеломленно спросил он. Элисон буквально упала в его объятия и обвила своими бессильными руками его шею.

      — Майкл, Майкл, Майкл, — стонала она, уткнувшись носом ему в плечо.

      — Все будет хорошо. Я же здесь.

      — Я не могу…

      — Успокойся. Я держу тебя. — И он сильнее прижал ее к себе, чтобы дать ей почувствовать, что она в безопасности.

      — Я видела кровь, запонку.

      — Все будет хорошо, — повторил он. — Все-все-все.

      — Голова болит! — вскрикнула она, сжимая руками виски, где бешено пульсировала кровь. — Мне так плохо.

      — Знаю. И я знаю, почему тебе плохо. Скоро все пройдет, и ты будешь прекрасно себя чувствовать. Он перенес ее на кровать и присел рядом.

      — Успокойся, тебя никто не обидит, — мягко сказал он, словно и не было никогда никакой опасности.

      — Как это, Майкл?

      — Скоро, скоро, — сказал он.

      — — Ты здесь.

      — Да, и мне многое нужно объяснить тебе.

      — Объяснить?

      — Да. За последние несколько часов я раскрыл тайну этого дома. Знаю, в чем заключается роль отца Галлирана. — Элисон вздрогнула при упоминании о таинственном священнике. — Пойми, человеческий мозг просто не в силах это усвоить.

      Элисон озадаченно смотрела на него.

      — Я расскажу тебе все, но сначала ты должна взять себя в руки и успокоиться. Ты вся дрожишь.

      — Со мной все в порядке, — сказала она. — Я хочу знать все. Говори.

      Майкл взглянул на нее, сомневаясь, готова ли она услышать то, что он собирался сказать, и начал:

      — В это просто невозможно поверить!

      — Во что?

      — В это. — Он вытащил из кармана листок с переводом Рудзински. — Ты когда-нибудь читала это прежде? Элисон пробежала глазами текст.

      — Нет, — уверенно заявила она.

      — Читала, только на латыни, в книге. Видишь, я сделал перевод. Но этих слов не было в той книге, хотя ты определенным образом получила их через нее.

      — А где же они были?

      — Латинский вариант фразы внедрили в твой мозг, так что когда ум твой освободится от всей прочей информации, в нем останутся только эти слова. Это команда.

      — Майкл, я…

      — Пока тело твое и мозг очищались, тебе постоянно было плохо, у тебя болела голова, тебя мутило.

      — Но…

      — Я все объясню. Наберись терпения. — Он поднялся с кровати, подошел к шкафу и, достав оттуда книгу, возвратился. — Знакомо тебе это произведение?

      — Смутно.

      Майкл раскрыл на коленях «Потерянный Рай» Мильтона. Найдя нужную страницу, протянул книгу Элисон.

      — Ну и что ты скажешь?

      Элисон опустила глаза в книгу и прочла: «Книга четвертая».

      — Но Майкл, это нелепо! Я никогда не читала «Потерянный Рай» ни по-английски, ни по-латыни.

      — Это отнюдь не нелепо. Отнюдь. — Майкл встал и с книгой в руке прошелся по комнате, словно профессор перед аудиторией. — Данная цитата является предупреждением ангела Урйила ангелу Гавриилу, охраняющему Рай. Урйил узнал, что злой дух бежал из преисподней и направляется к Эдему. После его предупреждения Гавриил отправил двух ангелов к Адамовой куще. Они обнаружили там Сатану, который, оборотясь жабой, прикорнул над ухом Евы, и вышвырнули его из Эдема. Но Сатана под видом; вечернего тумана вновь проникает в Рай с коварной целью и вселяется в спящего Змия. После этого произошло грехопадение человека. Интересно?

      — Да, — ответила Элисон, пораженная блеском его эрудиции.

      Майкл заглянул в книгу.

      — Сторожевые ангелы покидают Рай и возвращаются на небеса, — сказал он и зачитал:

      Отряды Ангельские, торопясь, На Небо из Эдема воспарили, Супругам соболезнуя, грустя Безмолвно, ибо ведали уже О их грехопаденье и безмерно Дивились: как незримый Враг проник Украдкой в Рай?

      — Бог простил их и послал Своего Сына судить ослушников. Грех и Смерть, до сих пор сидевшие у врат Ада, последуя Сатане — их властелину, — стремятся проникнуть в обиталище человека.

      — Это смешно, Майкл.

      — Ш-ш-ш, — он прижал палец к губам. — Слушай. Элисон кивнула, сморщилась от боли и снова кивнула. Майкл улыбнулся, подошел к окну, держа раскрытую книгу перед собой, и продолжал:

      — Сатана вернулся к своим легионам и поведал о своей победе, о новом мире и призвал их следовать за собой в новое царство. Вместо рукоплесканий в ответ раздается соединенный свист и шипение всего собрания, обращенного, вместе с Сатаной, в змиев, согласно приговору, произнесенному в Раю.

      Майкл закрыл книгу и поставил обратно в шкаф.

      — Мне плохо. Уедем отсюда, пожалуйста.

      — Я не закончил.

      — Потом закончишь.

      — Нет, сейчас!

      — Но Майкл, какой в этом смысл? Он строго взглянул на нее.

      — Смысл есть. Я пытаюсь объяснить тебе, что здесь происходит и кто ты есть.

      Элисон вздрогнула и пристально уставилась на него.

      — Кто я есть?

      — Ты страж, — холодно произнес он. — Ты сменишь отца Галлирана, который был им до тебя. А до него были другие, целая вереница стражей, восходящая к ангелу Гавриилу.

      — Что?

      — То, что ты слышишь!

      — Нет. — Она покачала головой. — Я ничего не понимаю.

      — Когда человек был изгнан из Рая и поселен на Земле, Сатана поклялся, что вернется со своими легионами. Так что Богу пришлось поставить часовых и в новом мире. Но он решил, что ангелам не подобает охранять этот мир, ибо в утрате Рая не было их вины. Грехопадение совершил человек, человек и был поставлен на стражу. Как Гавриил… Как отец Галлиран… И вот теперь ты. Все стражи своим избранием обязаны собственным прегрешениям. Все они пытались убить себя. Они призваны не только охранять Царство Божие, но и искупить свои грехи против самих себя и спастись от вечного проклятия!

      — Это смешно!

      — Разве?

      Элисон рассмеялась, превозмогая боль.

      — Если бы Бог захотел выбрать часового, он никогда не выбрал бы меня. — Она снова рассмеялась. — После всего, что я… И кем я была…

      Он криво ухмыльнулся.

      — Пути Господни неисповедимы. Эти же слова Элисон слышала совсем недавно в церкви.

      — Знаешь, каким образом ты попала в этот дом?

      — По объявлению в газете, которого ты не смог найти.

      — Тебя заманили. Никакого объявления в газете не было. Его внедрили в твой мозг так же, как и фразу из книги. Тебе просто было приказано прийти сюда и дождаться момента, когда отец Галлиран передаст тебе распятие и ты займешь его место. Управлял всеми действиями, обеспечивал твою безопасность бдительный священник. Компаньон мисс Логан. Монсеньер Франкино. Он убрал тело убитого тобой сыщика. Которого, кстати, нанял я, чтобы он обыскал здание и подтвердил или опровергнул все то, о чем ты рассказывала. Франкино отдавал приказания мисс Логан, тоже агенту церкви. Он организовал ее исчезновение, когда страсти слишком накалились.

      Этот дом — мост, перекинутый через Хаос. Он связывает Врата Ада с границей этого света. Здесь сиди! Страж, ангел Божий на земле и наблюдает за силами зла. — Голос Майкла звучал все громче и громче. — Здесь будешь сидеть ты, когда завершится превращение. Это произойдет сегодня ночью — если никто не помешает. Ты избавишься от всех своих знаний и способностей, станешь дряхлой и страшной, тебя невозможно будет узнать. И ты навсегда усядешься в кресло. Чтобы наблюдать и ждать.

      — Что значит «если никто не помешает»?

      — Могут помешать. Тебя пытаются уничтожить, заставив отречься от самой себя. Отказаться от собственной жизни. Повторить свой главный грех. Это сложная задача. Вот почему цепь никогда не прерывается. Миссис Кларк, лесбиянки, прочие, кого ты видела, твой отец — все они солдаты легионов Сатаны. Они уже попытались помешать однажды — в ту ночь, когда ты встретилась со своим отцом — и сегодня они попытаются вновь. И если им это удастся, адские орды ринутся на Землю.

      — Прекрати это! Прекрати! Чего ты добиваешься? Чтобы я сошла с ума? Бред какой-то.

      Майкл бросился к ней и порывисто обнял ее.

      — Успокойся. Я же здесь, значит, все будет хорошо. Я остановлю их, но ты должна поверить мне.

      — Майкл… Я… — бормотала Элисон, схватившись руками за голову. — Как можно в это поверить?

      — Поверить можно, потому что это — правда. Теперь пошли. Я покажу тебе кое-что.

      Элисон начала с трудом приподниматься на кровати, но остановилась и как-то странно взглянула на него. Она прижала руку к губам, мгновение подумала и спросила:

      — Почему ты не отзывался?

      — Я ничего не слышал.

      — Но я просто надрывалась.

      — Двери в квартирах толстые.

      — Какая разница: ведь я была в гостиной.

      — Что-что? — переспросил он, не совсем понимая, о чем идет речь.

      — Ты не мог не услышать меня, сидя в стенном шкафу в гостиной!

      — Мог, — тихо ответил он.

      — Майкл! — взорвалась она. Он нахмурился:

      — Я вовсе не был в стенном шкафу. Элисон судорожно глотнула воздух.

      — Дверь была заперта на засов. Как ты вошел? И откуда ты все это знаешь?

      Майкл глубоко вздохнул и уже открыл было рот, чтобы ответить, как Элисон вдруг вскрикнула. В темноте, у двери стояла, выгнув спину и округлив глаза, кошка. Джезебель.

      — Кошка! — кричала Элисон, забираясь обратно на кровать и прижимаясь к спинке, чтобы как можно большее расстояние отделяло ее от кошмарного животного.

      Кошка зашипела и приблизилась на дюйм.

      — Убей ее!

      — Нет. Мне интересно, чего она хочет, — сказал Майкл.

      — Убей ее! — истерически визжала она. Кошка прыгнула на кровать, подкрадываясь к добыче.

      Элисон вжалась в спинку, оцепенев от ужаса. Майкл взял ее за руку, пытаясь успокоить. « — Убей ее!

      Кошка пробиралась по кровати и наконец замерла прямо перед ними, приготовившись к нападению. Она злобно зашипела на Элисон и прыгнула… Майклу на колени. Уютно свернулась в клубочек и еще раз злобно прошипела в сторону Элисон.

      Элисон перевела дыхание и вопросительно взглянула на Майкла.

      — Майкл, я не… — бормотала она, буквально каменея от страха перед маленьким исчадием ада.

      — Ты не понимаешь? — невозмутимо спросил он, поглаживая кошку.

      — Нет! — закричала она. Выскочила из кровати и бросилась к окну. — Я ничего не понимаю, но я чувствую, что ты — это зло!

      — Что ты, я добрый! — Он разразился смехом, который становился все громче и громче с каждым разом, как он набирал в легкие воздух. Что-то странное появилось в нем, отчего волосы на голове у Элисон зашевелились. Это было по-настоящему страшно. Майкл кричал:

      — Меня убил священник Франкино, когда я пытался задушить отца Галлирана, и я проклят во веки веков за свои прегрешения! За то, что нанял Бреннера для убийства своей жены Карен! — Он продолжал хохотать, тело его содрогалось. — Я из легионов Сатаны!

      На ее глазах дух его, ласкающий кошку, становился прозрачным, бесцветным, казалось, он мог развеяться от малейшего дуновения ветерка. Смех и звук его голоса словно исходили откуда-то издалека, из царства греха и зла.

      Элисон метнулась из комнаты вдоль по коридору к выходу. Запутавшись в замках, слыша медленно приближающиеся шаги, она поняла, что не сможет победить. Если победит он, она будет уничтожена. Но и в случае своей победы она исчезнет, приговоренная к вечному сидению у окна во искупление своих грехов. Но когда, наконец, ей удалось повернуть ключ в замке, отодвинуть засов и снять цепочку — в это самое мгновение она решила, что раз суждено ей быть побежденной, пусть победителем будет Бог. И она станет сидеть и смотреть и превратится в стража его, и спасет себя от проклятия.

      Элисон распахнула дверь, бросилась вниз по лестнице на второй этаж, мгновение помедлила перед дверью квартиры 2-А, пробежала через холл и, замерев спиной к надписи, которую все еще не замечала, взглянула вниз. Она пошатнулась и схватилась за перила, чтобы удержать равновесие. Сзади раздавались шаги. Элисон понеслась вниз, спотыкаясь, падая и на этот раз позабыв проверить прочность перил. Она пробежала мимо висящего на стене зеркала и остановилась как вкопанная.

      — Добро пожаловать домой, — ласково проговорил Чарльз Чейзен. Он стоял в дверях, одетый так же, как и в тот вечер, когда впервые появился у нее. — Не бойтесь, — сказал он. — Я ждал вас. Я прямо-таки мечтаю о том, как мы вместе произведем перестановку в моей квартирке. У вас такой тонкий вкус. А сами вы такое милое дитя. Я просто млею от восторга, когда вы рядом.

      Элисон медленно пятилась назад.

      — Джезебель была счастлива, что вы пришли поздравить ее с днем рождения, хотя и не нашли времени купить подарок… В следующем году я дам вам знать пораньше. Непременно!

      — Нет! — вскрикнула Элисон.

      — Тц-тц, зачем так громко, моим старым ушкам больно. Такое хрупкое дитя и столько шума! — Он начал приближаться к ней.

      Элисон похолодела. Она увидела свое отражение в зеркале. Что случилось? Она выглядит старухой, в сотни раз хуже, чем когда вошла в дом. Она закричала и закрыла лицо руками.

      А Чейзен продолжал неумолимо приближаться мелкими, аккуратными шажками — Да, — снова произнес он. — Добро пожаловать домой. — Неожиданно уныние улетучилось с его лица, взгляд его посуровел, рот искривился от ярости. Он напрягся, воздел вверх руки, словно проповедник, обращающийся к пастве, и принялся извергать изо рта громовые мольбы. Стены здания задрожали. — Я преуспел в задуманном превыше всех надежд, и воротился, чтобы с торжеством вас вывести из адских недр, — кричал он, словно помешанный, — проклятой, мерзостной юдоли бед, застенка нашего Тирана.

      В глазах у Элисон потемнело.

      — Мир обширный достояньем вашим стал, немногим хуже отчины небесной, в опасностях великих и трудах, добытый мною.

      Она продолжала пятиться назад, а он медленно надвигался, раскинув руки в предвкушении добычи.

      — Долго б повелось повествовать о том, что претерпел, пучину невещественную, хлябь безмерную, где правит искони разлад ужасный; ныне Грех и Смерть соорудили там широкий мост, дабы ваш славный облегчить исход.

      Отступать стало более некуда, Элисон начала подниматься по лестнице, понимая, что попала в ловушку.

      — А что теперь вам, боги, остается, как не встать и поспешить в блаженную обитель!

      Он стоял, подняв руки.

      Элисон ощутила вибрацию у себя под ногами. Обернулась и увидела, что лестница и холлы заполнены бесцветными неясными фигурами.

      Каждая клеточка ее тела горела, словно ее уже жгли адским огнем. Она не знала, куда идти. Назад? В эту толпу? Или вперед? Она неохотно двинулась назад. Назад! По холлу второго этажа, вверх по лестнице, на третий этаж, где на полу была кровь Майкла и лесбиянки Сандра и Герда, совершенно голые, смотрели на нее и ласкали друг друга. А рядом стояли Малькольм с женой. Идти дальше некуда. Сзади по лестнице поднимался Чейзен.

      Дико озираясь, Элисон прошмыгнула в дверь квартиры 3-Б и вскрикнула. На полу лежало истекающее кровью тело Майкла. Бескровные его губы посинели.

      Она подбежала к стене и оглянулась. Из спальни вышла миссис Кларк. Вслед за ней выплыли огромные сестрицы Клоткин, их отвратительно колыхающиеся тела внушали ужас. Появился детектив Бреннер. Все они остановились в нескольких ярдах от Элисон и замерли в ожидании.

      — Оставьте меня! — закричала Элисон. — Дайте мне умереть! — Из груди ее вновь вырвался вопль. В противоположном конце комнаты неподвижно стоял ее отец. Она всхлипнула. Он не шелохнулся. Он ждал чего-то.

      Дверь распахнулась и вошел Майкл. Остановившись у своего мертвого тела, он обернулся к двери. Вслед за ним появился Чейзен — на плече у него подпрыгивал Мортимер. Он прошел в центр комнаты и поднял руки; голоса его паствы смешались в невообразимом режущем ухо крещендо. Не переставая шипеть на Элисон, к хозяину подбежала Джезебель.

      Чейзен опустил руки и шум мгновенно прекратился.

      — Ты избранница Господа Бога, Тирана и нашего врага, — обратился он к Элисон. — Ты призвана защищать и охранять вход на Землю. Ты призвана получить знак власти Господа от предыдущего стража и занять его место. Таково твое предназначение, и ты будешь уничтожена, если мы победим. Настал час решительных действий. — Он повернулся к своей Армии. — Мы выполним предначертанное и превратится она в одну из нас и восстанем мы и поспешим в блаженную обитель и предадим весь мир в добычу Смерти и Греху! — Он снова обернулся к Элисон, потрясая скипетром. — Ты сама предашь себя проклятию!

      Чейзен вновь поднял руки и вновь пение, бряцание оружия и отзвуки самого Ада заполнили здание. Элисон начала медленно оседать на пол, содрогаясь всем телом. Изо рта у нее текла кровь, ее рвало, она не принадлежала больше самой себе, и она жаждала смерти.

      Монсеньер Франкино распахнул дверь квартиры 5-А. Рядом с ним в дверном проеме стоял отец Галлиран. В протянутой руке он держал крест, другую руку прижимал к измученной своей груди. Он двинулся вперед, даже дыхание давалось ему с огромным трудом. Он должен был разыскать Элисон и передать ей распятие, дабы не разорвалась цепь и не расчистился путь греху и злу.

      Армии ночи восстали, звеня оружием и доспехами. Они бросались на крест, но высшая сила сокрушала их. Легионы выходили на бой со старым священником. Но он шел сквозь всю эту суету. Он шел. Он шел. Отыскивая в толпе своего преемника. Избранника Божьего, Стража.

     

      Глава 28

     

      — Все назад! — Полицейский обернулся. — Вторую установите вон там!

      Любопытные глаза выглядывали из темноты.

      — Всем выйти за заграждение или встать на тротуар!

      Множество ног зашуршало по щебенке.

      — К вам это тоже относится.

      — Пресса.

      — Какая пресса?

      — «Дэйли Ньюс».

      — Пропуск есть?

      — Да. — Человек вынул из кармана плаща карточку, которую протянул офицеру.

      Полицейский внимательно изучил удостоверение.

      — Можете остаться, — разрешил он.

      — Спасибо, — поблагодарил репортер, входя за заграждение и направляясь к центру событий — особняку, находившемуся на расстоянии примерно в сто ярдов. Полицейский оглядел столпившихся позади барьера людей. Прислушался к недовольным голосам, сплюнул на землю и перевел взгляд на прожекторы, освещавшие особняк.

      Две полицейские машины прибыли сюда минут сорок назад. Первая доставила Гатца, Риццо и еще трех детективов. Вторая — врача и Дженнифер Лирсон в сопровождении нескольких полицейских. Гатц и Риццо немедленно вошли в здание, оставив девушку снаружи.

      Они пробыли внутри десять минут, затем Риццо с одним из офицеров покинул здание, переговорил с остальными и сделал вызов по установленной в машине рации. Через несколько минут улицу заполонили полицейские автомобили. Привезли прожекторы и заграждения, чтобы сдержать собравшуюся толпу.

      Что произошло внутри дома, оставалось неизвестным. Оттуда больше никто не выходил. Напряжение становилось невыносимым. И в довершение всего пошел снег. Наконец, парадная дверь медленно растворилась, показались Гатц и Риццо. У крыльца сразу столпились репортеры. Гатц остановился, взглянул на них и обернулся к Риццо:

      — Позвони в лабораторию, пусть кого-нибудь пришлют.

      Тот кивнул и бросился к полицейским автомобилям. Гатц снова взглянул на томящихся в ожидании журналистов. — Пока никаких заявлений для прессы. Произошло убийство. Больше ничего сказать не могу. Как только инспектор Гарсиа даст добро, мы вас позовем и обо всем поговорим. А сейчас я попрошу вас посторониться.

      — Кто убит?

      — Позже, я сказал. А теперь шевелитесь. — Он махнул рукой стоявшему позади репортеров Ричардсону. — Поставь здесь заграждение и всех за него выгони. — Он обернулся к другому офицеру: — Который час?

      — Три сорок пять.

      Гатц высунул руку на улицу ладонью вверх и поймал несколько снежинок. Похоже, надвигался сильный снегопад. Он слепил из них крошечный снежный шарик и бросил его на землю.

      — Холодная ночь, сэр.

      — Да. И гораздо холоднее, чем вы думаете.

      — Почему?

      — Почему? — Гатц улыбнулся. — Долго объяснять. — Он вышел из подъезда — в лицо ему сразу ударил мокрый снег — и обернулся к полицейскому. — Никого не пускать, кроме оперативной бригады.

      — Слушаюсь, сэр.

      Он бодро спустился по ступенькам, окинул взглядом заполненную народом улицу и подошел к пустой патрульной машине. Облокотись о капот, поправил шарф и оглядел особняк сверху донизу.

      — Специалист по крови и дактилоскописты уже в пути, — сказал Риццо, приблизившись к начальнику.

      — Отлично.

      Риццо развернул листок бумаги и передал Гатцу.

      — Здесь адрес женщины, вызвавшей полицию.

      — Из какого она дома?

      — Вон из того. — Риццо указал на желтое здание на другой стороне улицы.

      — А где она сейчас?

      — В участке. Ее не будут допрашивать до вашего приезда.

      — Ты говорил с ней?

      — Нет.

      — А кто говорил?

      — Джейк.

      — И?

      — Это была Паркер. Описание полностью совпадает. Женщина смотрела в окно — она страдает бессонницей — и увидела, как девушка вошла в особняк. Как вы думаете, куда она направлялась? — спросил Риццо.

      — Пока не знаю, но мы найдем ее. Лирсон знает?

      — Я только что рассказал ей.

      — Переживает?

      — Да. Доктору пришлось дать ей успокоительное. Гатц сплюнул на тонкий слой снега, покрывший холодный асфальт, и пристально посмотрел на подъезд особняка.

      — Скажи, приходилось тебе когда-нибудь испытывать настоящее разочарование — когда волком выть хочется?

      — Да.

      Гатц взглянул на Риццо и стиснул кулаки.

      — А почему вы спрашиваете?

      — Приятно осознавать, что ты не одинок.

      — Не понимаю.

      — Похоже, я допустил ошибку, Риццо. Ужасную ошибку. А ведь не сомневался ни капельки!

      — Но и сейчас нельзя еще быть уверенным.

      — Ты прав, нельзя. Но это чувство у меня в животе…

      Гатц был сам не свой: задумчивый, мрачный. Бесконечные часы, проведенные в размышлениях, предпринятые им усилия — все оказывалось ненужным после этой ночи.

      Подошел Джейк Берштейн.

      — Врач осмотрел старого священника, — сказал он. — Судя по всему — остановка сердца.

      — А что за пятна у него на шее?

      — Следы рук и ногтей.

      — Удушение?

      — Возможно. Но не оно явилось причиной смерти.

      — Это точно?

      — Нет. Надо подождать результатов вскрытия. Но насчет сердечного приступа врач уверен. Гатц кивнул.

      — При Фармере обнаружили что-нибудь?

      — Нет.

      Гатц покачал головой.

      — Я показал девушке черный атташе-кейс, — сказал Джейк.

      — Она опознала его?

      — Да, и спросила, где бумаги.

      — Какие бумаги?

      — Не знаю. Она, похоже, помешалась. Когда я спросил о них, она лишь твердила, что у Фармера в кейсе были какие-то бумаги.

      — Ничего не нашли? Джейк покачал головой.

      — Пусть обыщут все здание. Мне надо поговорить с ней.

      Джейк отошел было, но обернулся.

      — Не вешай нос, Том.

      — Риццо, — позвал вдруг Гатц.

      — Да?

      — Достань ордер на арест Элисон Паркер.

      — Какие обвинения?

      — Попытка убийства фотографа. Подозрение в убийстве Майкла Фармера. Подозрение в соучастии в убийстве Карен Фармер.

      — Да, сэр, — послушно ответил тот. Мгновение он пристально смотрел на шефа, затем повернулся и ушел.

      Гатц снова облокотился об автомобиль и потер затянутые в перчатки руки одна о другую. Вот и все. Боже, как он устал! Он подумал об Элисон Паркер. Ведь он полностью освободил ее от подозрений во время расследования «дела Карен Фармер». Неужели он ошибался? И она была виновна, а теперь убирает соучастников? Он ударил кулаком по дверце машины, потянул носом холодный ночной воздух и взглянул на особняк.

      Тяжелая дверь растворилась, ее придерживал полицейский в форме. Через несколько секунд показалась облаченная в белое фигура, за ней — носилки с покрытым простыней телом и еще несколько человек. Носилки поместили в подъехавшую санитарную машину и захлопнули дверь. Водитель завел мотор, автомобиль объехал заграждения и скрылся в ночи.

      Гатц швырнул сигару в снег. Дверь парадного вновь отворилась и появилась еще одна группа полицейских с носилками, на которых лежало еще одно тело. Белая простыня пропиталась кровью.

      Гатц отвернулся, отыскивая взглядом Дженнифер, чтобы расспросить ее о содержимом кейса.

     

      ***

     

      Детектив Гатц завершил сбор свидетельских показаний, большинство из которых принадлежало Дженнифер Лирсон. И хотя показания эти больше смахивали на бред, он все же решил нанести визит в епархию.

      Кардинал изумленно смотрел на него.

      — При всем уважении к властям и к вашему расследованию, — начал он, — могу сказать лишь одно: то, о чем вы поведали, немыслимо. Это вне сферы реальности, хотя, безусловно, силы Господа и силы Сатаны находятся в непрерывной схватке.

      Гатц почтительно кивнул.

      — Уверяю вас, — продолжал кардинал, — что истину следует искать где-то еще, Гатц поднялся.

      — Я ни в коем случае не допрашиваю Ваше Преосвященство, но прошу Вашего позволения задать еще один вопрос.

      Кардинал кивнул.

      — В деле замешан священник — Монсеньер Франкино. Я пытался отыскать его в Управлении епархии, но безуспешно.

      Кардинал встал и снисходительно улыбнулся.

      — Неудивительно. Под моим началом нет человека с таким именем. — Он обернулся к секретарю, который в подтверждение его слов кивнул. — И никогда не было.

      — Понятно, — сказал Гатц. Он покраснел, отчего-то смутившись. — Простите, что отнял у вас время, — вежливо добавил он, повернувшись к выходу.

      Через несколько мгновений он забрался в патрульную машину и сел рядом с Риццо, направляясь на последнюю назначенную на сегодня встречу — с Дэвидом Карузо.

      Карузо встретил их у дверей в инвалидной коляске. Они с Гатцем обменялись любезностями, после чего он повторил, что сказал уже все, что мог, и не представляет, какой еще полезной для полиции информацией он располагает.

      — Всего несколько вопросов, — настаивал Гатц. Карузо пригласил его присесть.

      — Вы слышали что-нибудь о мисс Логан? — спросил детектив. Карузо покачал головой.

      — Вы смогли отыскать ее домашний адрес?

      — Я уже говорил вам, у меня его никогда не было. Гатц бросил взгляд на Риццо.

      — Вы когда-нибудь слышали о священнике по имени Монсеньер Франкино?

      Карузо мгновение помедлил и произнес:

      — Нет.

      — Имели ли вы какие-нибудь дела относительно покойного отца Галлирана с представителями Нью-Йоркской епархии?

      — Вы уже спрашивали меня об этом пять раз.

      — Скажите снова.

      — Нет. Прежний владелец заключил договор с церковью. Я купил у него дом перед его смертью. Мисс Логан ни с кем из моих знакомых связей не имела. Мы получали чеки с подписью: М. Лефлер, инспектор.

      Гатц покачал головой, затем поблагодарил мистера Карузо за потраченное время и за терпение.

      — Идем, — велел он Риццо и, когда они покинули квартиру, добавил: — Отложи пока заявление Дженнифер Лирсон.

      За дверью Дэвид Карузо перебрался к окну. Он наблюдал за тем, как Гатц и Риццо залезают в машину и уезжают прочь. Затем покачал головой и пощипал колечки седых волос на тыльной стороне своих веснушчатых рук. Он был спокоен. Разорванная цепь замкнулась, и правда навсегда похоронена.

      Он опустил штору, встал а инвалидной коляски и отошел от окна.

     

      ЭПИЛОГ

     

      Iа панели загорелась цифра «5».

      — Обычно в лифтах играет музыка. К сожалению, сейчас система не работает, но дня через два-три ее непременно починят.

      Мужчина улыбался супружеской паре. Молодожены, только что из колледжа. Идеальные жильцы.

      — Недавно приехали в Нью-Йорк?

      — Да. Компания перевела меня сюда из Чикаго.

      — А в какой компании вы служите?

      — «Юнайтед Эрлайнз».

      — Вы летчик?

      — Не совсем. Я работаю в отделе рекламы. Мужчина снова улыбнулся. Хорошая компания. Хорошее положение. Они определенно ему нравились, эти молодожены.

      — Когда появится маленький?

      — Еще не скоро. Через три месяца. — Девушка похлопала себя по выпирающему животу и улыбнулась.

      На панели загорелась цифра «20». Лифт остановился, двери разъехались в стороны. Агент одернул свой недорогой коричневый пиджак и вышел вслед за супружеской четой.

      Стены холла были оклеены роскошными обоями, пол устилал толстый ковер.

      — На каждом этаже пятнадцать квартир, — рассказывал агент. — Мусоросжигатель — рядом с лифтами. — Он достал из кармана ключ. — А вот и квартира 20-Л. — Он вставил ключ в скважину и отпер крашенную серой краской дверь.

      Они вошли в небольшую прихожую и, повернув направо, очутились в огромной гостиной. Мебели не было, в квартире явно недавно произвели ремонт.

      — Как видите, здесь большая гостиная..

      — Можно сказать, слишком большая, — отозвалась молодая женщина. Она прошлась по комнате до окна и обратно. — У нас не хватит мебели, чтобы ее заполнить.

      — Купим еще, если понадобится, — ответил ей муж. Он обернулся к агенту. — Меня интересуют кладовые. Не станет ли нам тесновато, когда появится ребенок?

      — Я понимаю. Взгляните-ка сюда, — Агент отпер дверцу в прихожей. — Это кладовка. — Он включил внутри свет. — Как видите, довольно вместительная. Сюда вполне можно ставить детскую коляску.

      Девушка с одобрением кивнула и прошла на кухню, оснащенную наисовременнейшим оборудованием.

      — Мы платим за газ и электричество?

      — Нет. Только за электричество, Она кивнула, подошла к холодильнику. Открыла дверцу, заглянула внутрь.

      — Прекрасно. Спальню можно посмотреть?

      — Разумеется. Сюда, пожалуйста. Миновав небольшой коридор, они очутились в спальне.

      — Мне нравится, — сказала девушка. — Хотелось бы, конечно, жить в особняке, но, думаю, здесь будет даже лучше. Удобнее и безопаснее.

      — Без всякого сомнения. Хотя, не могу с вами не согласиться, встречаются на редкость привлекательные особняки. Были они и здесь, в этом квартале, но их снесли пять лет назад, когда возводили это здание.

      — Если мы принимаем ваше предложение, когда можно въезжать? — спросил муж.

      — Завтра, если угодно.

      Молодой человек обернулся к жене:

      — Что скажешь?

      — Скажу, что нам это подходит.

      — Вот и прекрасно. Теперь давайте спустимся и заполним необходимые документы. Договор должен быть одобрен владельцами дома, но, думаю, здесь проблем не возникнет. Надеюсь, сегодня мы все успеем оформить.

      — Здесь всегда так тихо? — спросила девушка.

      — Это основное требование, которое мы предъявляем к жильцам. Живите и давайте жить другим! Но этот этаж, пожалуй, самый тихий.

      — Почему?

      Агент пожал плечами.

      — Так уж сложилось.

      Прибыл лифт. Первой вошла молодая женщина, следом — ее муж.

      — А что представляют собой соседи? — спросила она.

      Агент на мгновение задумался.

      — Ваши соседи? Так, дайте вспомнить. Во-первых, мистер Дженкинс из квартиры «М». Милейший человек. Играет на скрипке в нью-йоркском симфоническом оркестре.

      — Надеюсь, дома он не репетирует?

      — Нет. Вы не услышите ни звука.

      — А квартира «К»? Она пуста?

      — Нет. — Он замялся. — Наверное, я должен все рассказать, ведь вам здесь жить. Женщина из квартиры 20-К — затворница. Она монахиня и, насколько я знаю, слепая. Можете увидеть, как она сидит у окна, если внимательно посмотрите с улицы. Она поселилась здесь, едва был построен дом. Вот уж кто вас точно не будет беспокоить, так это она. Никогда не выходит из квартиры. И вы не услышите оттуда ни малейшего шороха, даже если будете специально прислушиваться.

      — Звучит зловеще, — сказала девушка. Муж ее улыбнулся:

      — Думаю, для наших душ будет полезно пожить рядом с монахиней.

      Они рассмеялись.

      День был в разгаре, когда молодая пара вышла из дома, покончив со всеми необходимыми формальностями. Они пересекли улицу и направлялись к Централ-Парку, чтобы сесть там на автобус.

      Женщина остановилась.

      — Смотри, — проговорила она. Муж повернул голову в указанном направлении и глядел на последний этаж ультрасовременного здания.

      — Что там?

      — Окно. Предпоследнее. Видишь что-нибудь? Он прищурился.

      — Вроде бы да.

      — Слепая монашка?

      — Трудно сказать. Но если верить агенту, то да.

      — И что ты думаешь?

      Он заглянул ей в глаза и улыбнулся.

      — Об этом можно будет написать домой. — Чмокнул ее в щеку и оба зашагали вдоль квартала, довольные, что нашли квартиру.

      В комнате было темно. Никакой мебели, кроме деревянного кресла с высокой спинкой, стоявшего у закрытого окна, задернутого полупрозрачной занавеской. На сиденье располагалось человеческое существо, совершенно обезображенное годами. Выпученные глаза, покрытые жуткими бельмами. Морщинистая кожа, изборожденная трещинами, словно сухая земля. Синие тонкие губы. Свалявшиеся волосы. Восково-бледное лицо.

      Существо хранит неподвижность, лишь время от времени вздымается грудь. Застывшие безжизненные руки крепко держат золотое распятие.

Книго
[X]