Уильям Котцвинкл.

   Ип, инопланетянин, и его приключения на Земле

   -----------------------------------------------------------------------

   William Kotzwinkl. E.T. The Extra-terrestrial in His Adventure

   on Earth (1982). Based on a screenplay Melissa Mathison.

   Пер. - А.Санин, Ю.Смирнов.

   & spellcheck by HarryFan, 26 September 2000

   -----------------------------------------------------------------------

   По сценарию Мелиссы Мэтисон

1

   Космический  корабль  плавно  парил  над  землей,  заякоренный   пучком

голубовато-красного  света.  Окажись  кто-то  на  месте  посадки,  ему  на

мгновение могло  показаться,  будто  с  ночного  неба  скатилось  огромное

украшение для  рождественской  елки  -  корабль  был  круглый,  блестящий,

украшенный изящным готическим узором.

   Его мягкое сияние и словно припорошенный алмазной пылью корпус невольно

заставляли искать причудливо изогнутый  крючок,  на  котором  эта  игрушка

висела в отдаленной галактике. Но любоваться этим зрелищем было  некому  -

место посадки было тщательно  рассчитано,  а  управляющий  кораблем  разум

исключал  навигационные  ошибки.  И  все  же  одна  ошибка   должна   была

произойти...

   Крышка люка открылась, члены  экипажа  выбрались  наружу  и  с  помощью

странных инструментов стали ковыряться в почве - казалось,  старички-эльфы

колдуют над туманными садами в  лунном  свете.  Когда  мгла  отступала,  в

нежно-голубом сиянии корабля становилось видно, что это вовсе не эльфы,  а

существа с научными склонностями  -  они  собирали  образцы  цветов,  мха,

кустарника и молодой поросли. И все  же  при  виде  нелепой  формы  голов,

висящих плетьми рук и пухлых, словно опиленных по краям  туловищ  невольно

вспоминалась  сказочная  страна  эльфов;  случись  кто-нибудь  рядом,  это

впечатление усилилось бы от их ласкового обращения с растениями; но вокруг

не было ни души, и космические малютки-ботаники работали, не опасаясь, что

их потревожат.

   Но стоило только промелькнуть с писком летучей мыши, заухать сове или в

отдалении залаять собаке, они испуганно вздрагивали.  Дыхание  их  тут  же

учащалось, и струйки тумана сочились из кончиков их длинных пальцев рук  и

ног, окутывая малюток плотной дымкой, так что одинокий путник  миновал  бы

освещенное лунным светом  туманное  облачко,  не  заподозрив,  что  в  нем

затаился представитель вечной Вселенной.

   Укрыть корабль было не так просто. Огромные украшения с  рождественских

елок  не  каждый  день  падают  с  неба.  Нюх  военных,  радары  и  другие

сканирующие  устройства  незамедлительно  выявляют   их   присутствие,   и

гигантский елочный шар не был исключением. Никакой маскировочный туман  не

скрыл бы его от посторонних глаз ни на земле, ни на раскачивающейся  ветке

ночи. Найти его - лишь вопрос времени. И вот уже мчатся особые  машины,  и

федеральные специалисты, отрабатывая ночные часы, трясутся по  проселочным

дорогам, переговариваясь по  радио,  и  сжимают  кольцо  вокруг  огромного

украшения.

   Но крошки-ботаники не выглядели обеспокоенными, во всяком случае  пока.

Они знали, что время еще есть; им  было  известно,  вплоть  до  мельчайших

долей мгновения, когда в ушах  послышится  скрежет  и  рев  самодвижущихся

аппаратов землян. Пришельцы из космоса наведывались сюда не впервые,  ведь

Земля  большая,  растений  на  ней  великое  множество,  и   надо   хорошо

потрудиться, чтобы собрать полную коллекцию.

   Они собирали и собирали образцы, и относили драгоценные экспонаты Земли

на корабль, каждый в своем туманном облачке.

   Поднявшись по трапу, они исчезали  в  матово  сияющем  чреве  сказочной

игрушки.  Свободно  двигаясь  по   пульсирующим   коридорам,   порождениям

немыслимой технологии, они попадали в чудо из  чудес:  в  гигантский  храм

земной  растительности.  Огромная  оранжерея  была  сердцем  корабля,  его

смыслом и предназначением.  Здесь  были  цветки  лотоса  из  лагун  Индии,

папоротники из африканских дебрей, крошечные ягоды с Тибета, кусты ежевики

с американских проселков. Здесь были  собраны  по  экземпляру  все  земные

растения, или почти все - ибо работу еще предстояло завершить.

   Все цвело. Попади в оранжерею эксперт из крупнейшего ботанического сада

Земли, он встретил бы здесь растения, никогда не виданные им прежде,  если

не считать их отпечатков в угольном пласте. У него глаза полезли бы на лоб

при виде живых растений,  которыми  в  доисторические  времена  лакомились

динозавры. Бедняга лишился бы чувств, но  его  мигом  привели  бы  в  себя

травами из висячих садов Семирамиды.

   С купола сочилась питательная влага, поддерживающая жизнь  бесчисленных

видов, украшавших оранжерею, самую полную коллекцию земной растительности,

столь же  древнюю,  как  и  сновавшие  туда  и  обратно  малютки-ботаники;

морщинки в уголках их глаз, казалось, окаменели за бессчетные века работы.

   Один из них вошел в оранжерею, держа в руках растение, листья  которого

уже поникли. Он опустил его в  бассейн,  и  под  воздействием  чудотворной

жидкости растение тут же  распрямилось,  листья  ожили  и  корни  радостно

зашевелились. В тот же миг сверху из круглого отверстия заструился матовый

свет, омытое им растение уютно устроилось по соседству с  изящным  цветком

давно минувших времен.

   Подождав немного и убедившись, что все в порядке, инопланетный  ботаник

повернул к выходу. Он миновал цветущую сакуру, лианы с  берегов  Амазонки,

на мгновение остановившись перед приветливо качнувшимся  навстречу  листом

обыкновенного  хрена.  Погладив  растение,  он  покинул  храм  и,   пройдя

пульсирующий коридор, спустился из светящегося люка.

   Очутившись  на  ночном  воздухе,  он  окутал  себя  облачком-дымкой   и

отправился продолжать поиски. По дороге  он  повстречал  коллегу,  который

бережно нес корешок пятнистого веха.  Они  не  встретились  взглядами,  но

что-то запылало у них в  груди,  словно  багряный  огонь  осветил  изнутри

тонкую, прозрачную кожу там, где  находилось  сердце.  А  через  несколько

шагов, когда малютка-ботаник миновал своего товарища с корешком  и  ступил

на каменистый склон, его  сердце-фонарик  погасло.  Окутанный  дымкой,  он

пересек заросли высокой травы, скрывшей его с головой, и очутился на  краю

рощи вечнозеленой  секвойи.  Стоя  под  исполинскими  деревьями,  рядом  с

которыми казался муравьем, он повернулся к  кораблю,  обожаемой  старинной

игрушке, в которой ему довелось путешествовать столько веков. На  трапе  и

поблизости  от  него,  словно  светлячки,  мерцали   сердца-фонарики   его

товарищей. Убедившись, что убежище близко, и зная,  что  еще  есть  время,

прежде чем нагрянет опасность, он углубился в полную ароматов рощу.

   Вокруг  пели  козодои,  стрекотали  невидимые  насекомые,  а  маленький

ботаник пробирался  во  мраке,  похожий  на  лешего,  сходство  с  которым

добавлял вытянутый книзу, волочащийся по лесной подстилке живот; вообще-то

он был очень удобен  -  придавал  устойчивость  благодаря  низкому  центру

тяжести. Из-под бутылкообразного живота  торчали,  будто  росли  прямо  из

него, крупные перепончатые  лапы,  а  по  бокам  свисали  длинные,  как  у

орангутана,  руки.  Словом,  с  такой  наружностью  инопланетянин  не  мог

рассчитывать на любовь землян с первого взгляда. Робость  сознававших  это

малютки-ботаника и его коллег так  и  не  позволила  им  за  миллионы  лет

попытаться вступить в контакт с какими-либо представителями  Земли,  кроме

растений. Возможно, кто-то счел бы это ошибкой, но инопланетяне достаточно

долго наблюдали за землянами, чтобы понять, что чудесный корабль для них -

прежде всего мишень, а сами они - мечта таксидермиста, набивающего  чучела

для витрин.

   Поэтому  инопланетянин  передвигался  по  лесу  медленно,  настороженно

осматриваясь выпученными, как у гигантской скачущей лягушки,  глазами.  Он

знал, каковы шансы у такой лягушки выжить на городской улице. И  можно  ли

помышлять о том, чтобы передать свой опыт и знания землянам, появившись на

заседании какой-то их всепланетной организации, когда твой  нос  похож  на

сплющенную брюссельскую капусту, а сам ты напоминаешь раздувшуюся опунцию.

   Он крадучись ковылял вперед,  касаясь  пальцами  листвы.  Пусть  другие

выходцы из космоса, более близкие к  гуманоидам,  наставляют  их.  Его  же

интересовал только торчащий невдалеке крохотный росток секвойи, который он

уже давно заприметил.

   Остановившись  у  цели,  он  внимательно  осмотрел  побег  и   принялся

выкапывать его, бормоча на непонятном языке таинственные, неземные  слова;

впрочем, растеньице, казалось,  понимало  их,  и,  безболезненно  перенеся

тяжелую операцию, уже расслабленно лежало на крупной, изрезанной морщинами

ладони.

   Инопланетянин обернулся, разглядывая слабый дразнящий  свет  небольшого

городка, раскинувшегося в долине за деревьями; этот свет уже  давно  манил

его, а сегодня была  последняя  ночь,  когда  он  мог  удовлетворить  свою

любознательность - ведь именно сегодня завершался исследовательский  этап.

Теперь корабль покинет Землю  на  долгий  срок,  до  следующей  глобальной

мутации земной  флоры,  которая  произойдет  через  много  веков.  Сегодня

последняя возможность заглянуть в освещенные окна.

   Он осторожно выбрался из рощи и спустился к краю просеки,  прорубленной

на склоне на случай лесного пожара. Море ярких желтых огоньков  неудержимо

притягивало его. Он пересек просеку, задевая животом низкий подлесок;  ему

будет что порассказать товарищам во время  долгого-предолгого  возвращения

домой - все с интересом  будут  слушать  о  земном  приключении  одинокого

путешественника-опунции,  привлеченного  светом   земных   окон.   Древние

морщинки по уголкам глаз заулыбались.

   Он ковылял вдоль края просеки, неуклюже переставляя перепончатые лапы с

длинными растопыренными пальцами. Земля  не  самое  подходящее  место  для

таких конечностей; там, где он вырос -  другое  дело.  Там,  где  среда  в

основном  жидкая,  одно  удовольствие  плескаться  и   плавать,   легонько

подгребая лапами, а по твердой почве приходится шлепать лишь изредка.

   Внизу замелькали светлячки окон, и его сердце-фонарик запылало в  ответ

рубиново-красным огнем. Он любил Землю, особенно ее растительный мир, но и

землянам симпатизировал и, как всегда,  когда  вспыхивало  сердце-фонарик,

хотел учить и наставлять их, передавая знания, накопленные тысячелетиями.

   Впереди в лунном свете скользила его тень - похожая на баклажан голова,

нелепо торчащая на длиннющем стебельке шеи.  Что  касается  ушей,  то  они

скрывались в морщинистых складках  головы,  словно  первые  робкие  ростки

фасоли-лимы.  Ну  и  смех  поднялся  бы,  появись  он  в  зале   заседаний

всепланетного органа. Нет уж, никакой вселенский разум не  поможет,  когда

хохочут при виде твоего грушевидного силуэта.

   Окутавшись, насколько мог,  легкой  дымкой,  он  спускался  по  залитой

лунным светом просеке. В голове прозвучал сигнал с корабля,  но  он  знал,

что это предварительное предупреждение, рассчитанное на самых медлительных

членов экипажа. Ну, а он - он поочередно выдвигал одну  чудовищную  утиную

лапу, потом другую... - он быстр, за ним не угонишься.

   Конечно, по земным меркам,  он  невероятно  медлителен.  Даже  детеныши

землян передвигаются гораздо быстрее; до сих пор  страшно  вспомнить,  как

один из них ночью едва не раздавил его велосипедом. Бррр, он еле спасся...

   Сегодня ничему такому не бывать. Сегодня он будет осторожнее.

   Он остановился и прислушался. Сердце-фонарик  забилось,  приняв  второй

предупреждающий сигнал с корабля, сигнал тревоги. Сложный прибор трепетал,

призывая всех членов экипажа вернуться. Но  для  быстроногих  времени  еще

оставалось  достаточно,  и  он  припустил  к  окраине  поселка,   неуклюже

переваливаясь - левой, правой, левой, правой - и задевая  пальцами  кусты.

Несмотря на преклонный возраст,  он  был  отменным  ходоком,  немногие  из

десятимиллионолетних ботаников  с  лапами,  как  у  болотных  уток,  могли

поспеть за ним.

   Огромные круглые глаза инопланетянина вращались, внимательно  обшаривая

городок, небо, деревья и все вокруг. Поблизости никого не было, кроме него

самого, обуреваемого желанием хоть одним глазком взглянуть  на  землянина,

прежде чем его любимый  корабль  совершит  свои  прощальные  витки  вокруг

Земли.

   Внезапно его взор замер, вырвав из темноты далеко внизу движущийся  луч

света, за ним второй, и вот уже сдвоенные огни несутся к нему по просеке -

неизвестно откуда! Паника  передалась  сердцу-фонарику,  которое  в  ужасе

засигналило: "Всему экипажу вернуться, опасность, опасность, опасность..."

   Он споткнулся  и  едва  не  потерял  равновесие,  ошеломленный  огнями,

которые надвигались быстрее велосипеда,  оглушающие  и  агрессивные.  Свет

слепил его, непривычный земной свет, холодный  и  пронизывающий.  Вторично

споткнувшись, он упал в кусты, а  свет  разлился  между  ним  и  кораблем,

отрезав его от секвойной рощи и поляны,  над  которой  висела  в  ожидании

гигантская игрушка.

   "Опасность, опасность, опасность..."

   Сердце-фонарик суматошно мигало.  Он  потянулся  за  крошечным  ростком

секвойи, который уронил на просеку - корешки растеньица жалобно взывали  о

помощи.

   Вытянув вперед длинные пальцы, он едва успел  их  отдернуть,  как  мимо

пронеслась  лавина  света,  а  за  ней  ревущие  моторы.  Он  откатился  в

кустарник, судорожно  пытаясь  прикрыть  веткой  сердце-фонарик.  Огромные

глаза инопланетянина не упускали  ничего  вокруг,  в  том  числе  ужасного

зрелища раздавленной маленькой секвойи, искалеченные листья которой, как и

все ее существо, взывали к нему: опасность, опасность, опасность...

   Новые и новые огни вспыхивали на просеке, которая только что была такой

пустынной, теперь  ее  наполнили  рокот  моторов  и  яростные  и  азартные

возгласы землян.

   Он  продирался   сквозь   кустарник,   прикрывая   ладонью   трепещущее

сердце-фонарик, а холодный свет, обшаривал кусты, выискивая его.  Звездный

разум всех семи галактик не мог помочь ему двигаться быстрее в этой чуждой

среде. Как нелепы и бесполезны эти  утиные  лапы,  когда  сзади  доносятся

уверенные шаги смыкающих кольцо преследователей; и зачем только он дерзнул

бросить им вызов?

   Топот становился все громче, а холодные полосы света пронизывали  кусты

все ближе и ближе. Слышались окрики на чуждом языке, и кто-то уже  шел  по

его следу, бряцая какими-то предметами. При вспышке света  старый  ботаник

разглядел, что это связка зубов с неровными  краями  -  не  иначе  военные

трофеи, вырванные из пасти какого-то космического бедолаги и нанизанные на

кольцо, подвешенное к поясу.

   "Пора, пора, пора", - призывал корабль, подгоняя  замешкавшихся  членов

экипажа.

   Малютка-ботаник нырнул под пульсирующими огнями к краю просеки.

   Механические  колесницы  землян  расползлись  в  стороны,  их  водители

разбежались. Укрывшись защитной  дымкой,  инопланетянин  стал  пробираться

через освещенную луной просеку, над  которой  повис  отвратительный  запах

выхлопных  газов;  впрочем,  ядовитые  клубы  усилили  его  маскировку  и,

благополучно перебравшись на другую  сторону,  он  скатился  в  неглубокую

ложбинку.

   Словно  почувствовав  этот  маневр,  холодные  огни  метнулись  в   его

направлении. Он вжался плотнее  в  песок  и  камни,  когда  земляне  стали

перепрыгивать  через  ложбинку.  Взор  огромных  круглых  глаз  устремился

кверху, и он увидел свирепо ощеренную пасть звякающей  связки,  обладатель

которой перемахнул через него.

   Инопланетянин  еще  глубже  забился  в  камни  -   маленькое   облачко,

неотличимое от клочков тумана, окутывавших по ночам впадины и ложбины, где

скапливается сырость. Да, земляне, я  всего  лишь  облачко  тумана,  самое

обычное и непримечательное, не шарьте по нему своими лучами,  ведь  в  нем

прячутся длинная-предлинная тонкая шея и две перепончатые лапы с пальцами,

вытянутыми и веретенообразными, как корни булавовидного плауна. Вы  же  не

поймете, что я высадился на эту планету, желая спасти вашу растительность,

прежде чем вы ее окончательно погубите.

   Остальные преследователи тоже перескочили через  него,  возбужденные  и

вооруженные, захваченные азартом погони.

   Когда скрылся из виду последний  из  них,  крошка-ботаник  выкарабкался

наверх  и  углубился  в  лес  вслед   за   землянами.   Его   единственным

преимуществом было то, что он хорошо знал этот  чудесный  уголок,  где  он

собирал растения. Быстро вращая глазами, он обнаружил следы, едва заметные

в темноте среди спутанных ветвей, следы, оставленные им и его  товарищами,

когда они переносили выкопанные ростки.

   Жесткий безжалостный свет  кинжалом  рассек  мглу  сразу  в  нескольких

местах. Земляне были сбиты с толку, а он уверенно продвигался к кораблю.

   По  мере  приближения  к  нему  сердце-фонарик  разгоралось  все  ярче,

усиливаемое энергетическим полем товарищей; сердца его  спутников,  как  и

накопленные за сто миллионов лет  растения,  звали  его  и  предупреждали:

"Опасность, опасность, опасность..."

   Он пробрался между шарящими полосами света, держась единственной в лесу

тропинки,  нащупывая  каждый  след   длинными   пальцами-корнями,   словно

тончайшими сенсорами. Каждое сплетение листьев, каждая паутинка  были  ему

знакомы. Они нежно нашептывали, подгоняя его: "Сюда, сюда..."

   Он следовал по тропинке, задевая пальцами траву, волоча неуклюжие  ноги

и прислушиваясь к лесным сигналам,  а  сердце-фонарик  полыхало,  торопясь

слиться с другими сердцами в корабле, зависшем над лесной прогалиной.

   Холодный   свет   остался   позади,   лучи   запутались   в   зарослях,

расступавшихся  перец   малюткой-ботаником   и   преградивших   путь   его

преследователям. Ветви сплетались, образуя непроходимую чащу;  о  внезапно

вылезший корень споткнулся и упал землянин с бряцающими на кольце  зубами,

другой корень зацепил за ногу его помощника, который  грохнулся  навзничь,

ругаясь на чем свет стоит, в то время как растения призывали: "Беги, беги,

беги..."

   Инопланетянин спешил через рощу к прогалине.

   Огромная игрушка, гордость  Галактики,  ждала  его.  Он  ковылял  к  ее

прозрачному, прекрасному свету,  словно  сотканному  из  десяти  миллионов

огней. Удивительная сила  уже  концентрировалась,  испуская  мощные  волны

сияния, озарявшего все  далеко  вокруг.  Инопланетянин  продирался  сквозь

высокую траву, стараясь, чтобы его  заметили  с  корабля,  увидели  сигнал

сердца-фонарика, но длинные, нелепые пальцы запутались в сорняках, которые

не выпускали их.

   "Останься, - говорили сорняки, - останься с нами..."

   Рывком он высвободился и бросился вперед, к границе ореола  корабля  на

краю поляны. Светящаяся игрушка возвышалась среди окружавших его  стеблей,

заливая всю поляну  радужным  сиянием.  Он  разглядел  еще  открытый  люк,

стоявшего в нем товарища, сердце-фонарик которого  мигало,  призывая  его,

разыскивая его...

   - Я иду, иду...

   Он  в  изнеможении  продирался  сквозь  траву,  но   свисающий   живот,

вылепленный по законам иного тяготения, задерживал  продвижение,  и  вдруг

сознание его пронзила и захлестнула волна внезапного группового решения.

   Люк захлопнулся, лепестки сложились внутрь.

   Корабль взлетел в тот миг, когда маленький ботаник наконец вырвался  из

зарослей травы, размахивая руками с длинными пальцами. Но  с  корабля  его

уже не могли увидеть; корабль взмыл с огромным ускорением, а ослепительный

свет поглотил все окрестные предметы. Поднявшись над верхушками  деревьев,

прекрасная  рождественская  игрушка  исчезла,  чтобы  снова  повиснуть  на

отдаленной ветке галактической елки-ночи.

   Кактусообразное существо осталось стоять  среди  травы,  сердце-фонарик

испуганно вспыхивали.

   Он был совсем один, в трех миллионах световых лет от дома.

2

   Мэри сидела в спальне на  кровати,  задрав  ноги.  Она  читала  газету,

вполуха прислушиваясь к доносившимся снизу из кухни голосам двух сыновей и

их приятелей, игравших в "Драконы и демоны".

   - Да, ты добрался до конца леса, но сделал идиотскую ошибку, так что  я

вызываю Блуждающих Чудовищ.

   "Блуждающие  Чудовища,  их  только  не  хватало",  -  подумала  Мэри  и

развернула газету.

   А  как  насчет  страдающих  матерей?  Разведенных,  получающих   жалкие

алименты.  Живущих  в  одном  доме  с  детьми,  которые   изъясняются   на

тарабарском языке.

   - Неужели можно вызывать Блуждающих Чудовищ лишь за  то,  что  я  помог

гоблину?

   - Гоблин был наемником у воров, так что  радуйся,  что  придется  иметь

дело только с Блуждающими Чудовищами.

   Мэри со вздохом  сложила  газету.  Гоблины,  наемники,  орки  и  прочая

немыслимая нечисть - все они обитали из вечера в вечер  у  нее  на  кухне,

приобретавшей после этого вид развалин  с  беспорядочными  нагромождениями

бутылок из-под соков, пакетиков чипсов, книжек, калькуляторов и леденящими

душу прозвищами на приколотых  к  грифельной  доске  бумажках.  Знай  люди

заранее, каково воспитывать детей, ни за что не стали бы их заводить.

   Вот орда разразилась песней:

   Ей было лишь двенадцать, когда сорвался он -

   Глотал по горсти "красненьких" и запивал вином...

   "Ну и прелестная песня", -  подумала  Мэри,  теряя  сознание  от  одной

мысли,  что  кто-то  из  ее  любимцев  в  один  ужасный  вечер   попробует

"красненьких", или, чего доброго, ЛСД, ДМТ [наркотические средства] -  кто

знает, что они в следующий раз приволокут домой? Орка, быть может?

   - Стив - Властелин Преисподней. Он получает Абсолютную Власть.

   Абсолютная Власть. Мэри вытянула гудящие от усталости ноги и пошевелила

пальцами. Как главе дома ей бы полагалось обладать Абсолютной Властью.  Но

она не могла заставить их и тарелку вымыть.

   "Я превращаюсь в орка".

   Мэри лишь смутно представляла это чудище,  но  определенно  чувствовала

себя, как орк. Или по-орковски. Оркообразно.

   Загробные голоса внизу, под ее спальней, продолжали обсуждать  бредовые

фантазии.

   - А как выглядят Блуждающие Чудовища?

   - Как люди, - авторитетно заявил Властелин Преисподней.

   - Ха! Хуже всех. Вот их приметы:  мегаломания,  паранойя,  клептомания,

дерьмотит...

   "Дерматит, - машинально поправила Мэри, глядя  на  обои.  -  Подумаешь,

дерматит, тут вообще скоро свихнешься. Неужто я растила детей,  чтобы  они

становились Властелинами Преисподней? Ради этого я  надрываюсь  по  восемь

часов в день? Если бы еще моя жизнь была столь непредсказуемой, как у них.

Чтобы звонили нежданные поклонники". Мысленно перебрав своих  вздыхателей,

Мэри нашла, что все они похожи на орков.

   - Ну ладно, тогда я бегу впереди этих людей и выпускаю в них  свинцовые

стрелы, чтобы они гнались за мной. Мои свинцовые стрелы...

   "Мой младший сын, - думала Мэри, прислушиваясь  к  тонкому,  визгливому

голосу Эллиота. - Чадо мое. Мечет свинцовые стрелы". Мэри казалось,  будто

свинцовая стрела пронзила ей щитовидную железу  или  другой  орган,  из-за

чего ее настроение окончательно упало, глубоко-глубоко,  в  ямы,  служащие

пристанищем для орков. Боже, как ей выйти из этого состояния...

   - Я бегу  по  дороге.  Они  гонятся  за  мной.  Когда  они  уже  вконец

рассвирепели и готовы вот-вот схватить меня, я швыряю складную пещеру...

   Складную пещеру?

   Мэри свесилась с кровати, чтобы  побольше  услышать  еще  и  об  _этом_

новшестве.

   - Я залезаю в пещеру и захлопываю крышку. Гопля - и меня как не бывало!

   "Жаль, у меня нет такой штуковины,  -  подумала  Мэри.  -  Каждый  день

отсиживалась бы в ней с половины пятого".

   -  Эллиот,  в  складной  пещере  можно  оставаться  не  больше   десяти

миллираундов.

   "На работе мне Хватило бы ее и на десять минут, - мечтала Мэри. - И еще

чуть-чуть потом, в случае автомобильной пробки".

   Она рывком спустила ноги с кровати, твердо намереваясь встретить  вечер

лицом к лицу, не проявляя волнения.

   Где же романтика?

   Где настоящий мужчина, который вдохнет в нее новую жизнь?

   Он ковылял вниз по просеке. Дорога наконец  обезлюдела,  преследователи

убрались восвояси,  но  долго  в  такой  атмосфере  не  протянуть.  Земная

гравитация  его  доконает,  позвоночник  не  выдержит   тяготения,   мышцы

размякнут, а потом в какой-нибудь канаве найдут его  останки,  похожие  на

раздавленный кабачок. Достойный конец для межгалактического ботаника.

   Просека круто пошла под  уклон  по  направлению  к  огням  городка.  Он

проклинал эти огни, так фатально заманившие его и  продолжавшие  манить  и

теперь. Почему он  спускается  к  ним?  Почему  зудят  кончики  пальцев  и

трепещет сердце-фонарик? Кто ему может там помочь, в чуждом окружении?

   Просека  кончилась,  уткнувшись   в   мелкую   поросль   и   кустарник.

Инопланетянин крадучись пробирался сквозь кусты, низко  пригнув  голову  и

прикрывая рукой сердце-фонарик.  Сердце  оживленно  вспыхивало.  Ему  тоже

досталось на орехи:

   - Фонарик, - сурово закончил отповедь на своем языке  инопланетянин,  -

тебе только на велосипеде место, и то сзади.

   До странных сооружений землян было уже рукой подать.  Они  удерживались

благодаря гравитации в отличие от милых его сердцу плавучих террасок...

   Не стоило пускаться в воспоминания. Мысли о доме причиняли  мучительную

боль.

   Стремление заглянуть  в  окна-огоньки  становилось  вконец  неодолимым.

Инопланетянин выбрался из кустов, преодолел песчаный откос и направился по

извилистой  дорожке  к  домам,  нащупывая  длинными  пальцами  лап   следы

причудливой формы.

   Перед ним вырос забор, который  предстояло  преодолеть.  Такие  длинные

пальцы на руках и ногах очень хороши, чтобы цепляться за... препятствия...

   Инопланетянин, словно лиана, вполз на забор, но  потерял  равновесие  и

полетел спиной вниз, нелепо размахивая  руками.  Он  шлепнулся  по  другую

сторону забора, неуклюже разметав конечности, и покатился,  словно  тыква,

по подстриженному газону.

   "Что я здесь делаю? Совсем из ума выжил..."

   Он сумел затормозить и замер  как  вкопанный.  Дом  высился  устрашающе

близко, огни и тени  плясали  перед  глазами  испуганного  ученого.  Зачем

сердце-фонарик  завлекло  его  сюда?  Дома   у   землян   такие   нелепые,

карикатурные...

   Но что-то во дворе посылало ему слабые сигналы.

   Он обернулся и увидел небольшой огород.

   Листья и стебли смущенно подавали приветливые  знаки;  жалобно  стеная,

инопланетянин устремился к растениям и обнял артишок.

   Спрятавшись на грядке, он провел совещание с овощами. Совет заглянуть в

кухонное окно не пришелся ему по душе.

   "Всеми своими злоключениями я обязан стремлению подглядеть  в  окна,  -

телепатически  передал   ботаник.   -   Недопустимо   повторять   подобное

безрассудство".

   Но артишок стоял на своем, тихо увещевая его, и  старый  путешественник

уступил; вращая по сторонам глазами, он пополз к кухне.

   Свет из оконного квадрата лился  наружу  -  зловещий,  как  космическая

черная дыра. Весь дрожа, инопланетянин бросился в этот  ужасный  водоворот

на краю Вселенной. Задрав голову, он увидел флюгер,  изображавший  мышь  и

утку. Утка прогуливалась под зонтиком.

   За  столом  посреди  комнаты  сидели  пятеро  землян,   погруженных   в

загадочный ритуал. Они что-то выкрикивали и передвигали по  столу  фигурки

крохотных  идолов.  На  сложенных  листах  бумаги  виднелись  таинственные

письмена, которые каждый из землян пытался скрыть от остальных.

   Затем гремел и взлетал в  воздух  магический  кубик,  и  все  участники

обряда внимательно следили за падением этого  шестигранного  объекта.  При

этом  раздавались  новые  возгласы,  земляне  сверялись  с  табличками   и

передвигали идолов, все время переговариваясь на непонятном языке.

   - Надеюсь, ты задохнешься в своей складной пещере.

   - Послушай, вот еще: невменяемость, галлюцинаторный бред...

   - Угу, читай дальше.

   - При этом недуге больной видит, слышит  и  ощущает  вещи,  которых  не

существует.

   Инопланетянин отпрянул от окна в Темноту.

   На редкость загадочная планета.

   Допустят ли его к этому таинственному ритуалу,  если  он  научится  сам

бросать шестигранный кубик?

   Он  уловил  исходившие   из   дома   вибрации   немыслимой   сложности,

замысловатые сигналы и шифрованные послания. За десять  миллионов  лет  он

побывал в великом множестве мест,  но  никогда  не  сталкивался  с  такими

трудностями, как здесь.

   Ошеломленный, он пополз прочь, чтобы мозг смог передохнуть  на  овощной

грядке. Ему и прежде случалось заглядывать в окна к землянам, но не  столь

близко чтобы принять участие в причудливой работе их мысли.

   - Но они только дети, - пояснил случившийся рядом огурец.

   Древний ботаник тихо застонал. Если  это  сейчас  были  волны  мышления

детей, то каковы же они у взрослых? Какие непреодолимые сложности  ожидают

его там?

   Обессиленный, он опустился рядом с кочаном капусты и понурил голову.

   Все кончено. Пусть приходят утром и набивают из него чучело.

   Мэри приняла душ, чтобы взбодриться.  Обернув  голову  полотенцем,  она

ступила на остатки банного коврика, изжеванного псом Гарви.

   Измочаленная бахрома путалась  между  пальцами,  пока  она  вытиралась.

Облачившись в халат из искусственного шелка, Мэри повернулась к зеркалу.

   Какую новую морщинку, складочку или другой ужасный изъян обнаружит  она

на лице этим вечером в довершение депрессии?

   На первый взгляд потери казались невелики. Но  нельзя  быть  уверенной,

невозможно предвосхитить ребячьи злодейства, которые могут  разразиться  в

любой момент и ускорят ее моральный и физический распад. Наложив  на  лицо

возмутительно дорогой увлажняющий крем, Мэри взмолилась о тишине и покое.

   Покой в ту же секунду нарушил пес Гарви, который  буквально  надрывался

от лая на заднем крыльце, куда был сослан.

   - Гарви! - крикнула она из окна ванной. - Заткнись!

   Дворняжка до смешного подозрительно реагировала на всякие  передвижения

во мраке;  Мэри  порой  мерещилось  из-за  этого,  что  окрестности  кишат

сексуальными  маньяками.  Если  бы  Гарви  лаял  _только_  на  сексуальных

маньяков, был бы толк. Но он облаивал пиццамобиль - фургончик,  развозящий

пиццу, самолеты, невидимые искусственные спутники и, как ей казалось, явно

страдал галлюцинаторным бредом.

   Не говоря уже о мании пожирания банных ковриков.

   Мэри снова рывком распахнула окно.

   - Гарви! Черт возьми, да замолчишь ты наконец?

   Она с треском захлопнула окно и поспешно вышла из ванной.

   То, что ожидало ее по другую сторону коридора, совсем  не  вдохновляло,

но выхода не было.

   Она открыла дверь в комнату Эллиота.

   Та  была  завалена  предметами  любой  степени  негодности,  вплоть  до

загнивания. Типичная комната мальчишки. Вот бы  запихнуть  ее  в  складную

пещеру.

   Мэри принялась за дело.

   Разбирала,  сбрасывала,  расставляла  по  местам...  Сняла  с   потолка

космические корабли, закатила баскетбольный мяч  в  чулан.  Предназначение

украденных уличных указателей было ей непонятно. Иногда Мэри казалось, что

у Эллиота не все дома. Легко объяснимо: безотцовщина,  унылое  детство  не

могли не  наложить  отпечаток  на  характер  ребенка,  да  еще  эта  дикая

склонность каждую свободную минуту шататься с  Блуждающими  Чудовищами.  И

вообще, он даже не положительный.

   Возможно, это пройдет.

   - Эллиот... - окликнула она маленького орка.

   Ответа, естественно, не последовало.

   - _Эллиот_! - завопила Мэри, повышая тем самым артериальное давление  и

углубляя морщинки вокруг рта.

   Шаги Эллиота затопали по ступенькам, потом загромыхали в  прихожей.  Он

ворвался в дверной проем и замер на  месте  во  весь  свой  четырехфутовый

рост, чем-то даже любимый и обожаемый, хотя сейчас Мэри так не казалось  -

с таким недоверием он смотрел на то, что сталось с его коллекцией хлама.

   - Эллиот, ты видишь, на что теперь похожа твоя комната?

   - Угу, я не смогу ничего найти.

   - Никаких грязных  тарелок,  одежда  убрана.  Кровать  застелена.  Стол

чистый...

   - О'кей, о'кей.

   - Так должна всегда выглядеть комната взрослого мужчины.

   - Зачем?

   - Чтобы мы не чувствовали, что живем в мусорной корзине. По рукам?

   - Ладно, по рукам.

   - Это письмо от твоего отца? - Мэри указала на стол, на знакомый почерк

на конверте, который так хорошо знала по бесчисленным кредитным счетам.  -

Что он пишет?

   - Ничего.

   - Понятно. - Она попыталась ненавязчиво сменить тему. -  Ты  не  хочешь

перекрасить комнату? А то здесь просто свинарник?

   - Хочу.

   - В какой цвет?

   - В черный.

   - Очень остроумно. Это здоровый признак.

   - Я люблю черный. Это мой любимый цвет.

   - Опять щуришься. Ты снимал очки?

   - Нет.

   - Мэри! - донесся снизу голос Властелина Преисподней.  -  Твоя  любимая

песня!

   - Ты уверен? - она высунула голову за дверь.

   - Твоя песня, мам, - сказал Эллиот. - Пойдем.

   Из кухни  и  впрямь  слышались  звуки  мелодии,  исполняемой  ансамблем

"Персвейженс". Мэри начала  спускаться  по  лестнице  вслед  за  Эллиотом,

стараясь ступать в такт ритмичной музыке.

   - А отец не написал, когда собирается навестить вас?

   - В День благодарения.

   - Благодарения? Разве он не знает, что этот день я провожу с вами?

   А в чем и когда он был последовательным? Разве что в последних строчках

кредитных расписок, на которые извел бездну  шариковых  ручек.  Приобретал

запчасти для мотоцикла.

   Представив, как он с ревом  проносится  где-то  в  лунном  свете,  Мэри

вздохнула. Ладно...

   В День благодарения  она  поужинает  в  кафе-автомате.  Или  закажет  в

китайском ресторанчике индейку, фаршированную гормонами для кожи.

   Эллиот незаметно удрал, а Гарви начал лаять на приближающуюся машину.

   Инопланетянин  рыбкой  нырнул  и  распластался  между  рядками  овощей,

пристроив несколько листьев над самыми выступающими участками тела.

   - Не бойся, - сказал помидор. - Это всего лишь пиццамобиль.

   Не  зная,  что  такое  пиццамобиль,  инопланетянин  счел  за  благо  не

высовываться из ботвы.

   Фургон остановился перед домом. Дверь дома отворилась, и  наружу  вышел

землянин.

   - Это Эллиот, - сказала зеленая фасоль. - Он здесь живет.

   Инопланетянин  осторожно  приподнял  голову.  Землянин  лишь  на  самую

малость превосходил его ростом. У землянина были смехотворно длинные  ноги

и  живот  его  не  волочился  по  траве,  в  элегантной  манере  некоторых

высокоорганизованных жизненных форм - вопреки  ожиданию  зрелище  не  было

чересчур отталкивающее.

   Мальчик пробежал по подъездной аллее и скрылся из вида.

   - Обогни дом, - советовал помидор. - Сможешь рассмотреть его, когда  он

станет возвращаться.

   - Но собака...

   - Собаку привязали, - терпеливо пояснил помидор. - Она  слопала  ботики

Мэри.

   Инопланетянин поспешно выбрался  из  грядки  и  повернул  за  угол.  Но

осветившие двор огни  внезапно  появившегося  пиццамобиля  ввергли  его  в

замешательство; резко повернувшись, он прыгнул к забору и стал карабкаться

наверх. Одним из длинных пальцев ноги он случайно надавил щеколду ворот  и

с ужасом осознал, что его уносит назад, во двор.

   А землянин был близко и смотрел в его сторону.

   Быстро прикрыв сердце-фонарик, инопланетянин спрыгнул со створки  ворот

и нырнул в сарайчик для инвентаря, где и  затаился  в  испуге,  окутавшись

облачком.

   Он оказался в западне, но  в  сарайчике  лежали  инструменты,  цапка  -

подходящее оружие, чтобы постоять за себя. Она напоминала  инструменты  на

корабле  -  садоводство  везде  садоводство.  Инопланетянин  крепко   сжал

рукоятку длинными пальцами и приготовился достойно встретить неприятеля. С

загнанным в угол межгалактическим ботаником шутки плохи.

   - Только не проткни ступню, - предупредил плющ.

   Он поспешил взять себя в руки. Из сада послышался доступный только  ему

вскрик апельсинового деревца, с которого земной детеныш сорвал плод.

   В следующее мгновение плод просвистел в воздухе, угодив прямо  в  грудь

инопланетянина.

   Маленький древний пришелец опрокинулся навзничь, плюхнувшись на широкий

приплюснутый  зад,  а  апельсин,  отлетев,  покатился  по  дощатому   полу

сарайчика.

   Какое унижение для ботаника его ранга - пострадать от спелого цитруса!

   Он гневно схватил апельсин, взмахнул мощной  длинной  рукой  и  швырнул

плод в темноту.

   Землянин испустил крик и умчался прочь.

   - Помогите! Мама! Помогите!

   Мэри похолодела. Какой очередном сюрприз для преждевременного  старения

уготован ей?

   - Там что-то прячется! - возбужденно вопил Эллиот, врываясь  на  кухню.

Он поспешно захлопнул за собой дверь и запер ее.

   У Мэри  все  внутри  оборвалось.  Она  бросила  взгляд  на  разложенных

"Драконов и демонов", мечтая о складной пещере, достаточно  вместительной,

чтобы спрятаться там с детьми. Что ей теперь делать? Судом при разводе это

не предусматривалось.

   - Там,  в  сарайчике,  -  лепетал  Эллиот.  -  Оно  запузырило  в  меня

апельсином.

   - Уууууу, как страшно, - поддразнил Тайлер, Властелин Преисподней.

   Мальчики оторвались от игры и направились к двери, но  Мэри  решительно

загородила дорогу.

   - Стойте. Ни с места.

   - Это почему?

   - Потому что я так сказала, - она расправила плечи, отважно  встряхнула

головой  и  схватила  фонарик.  Если  там  и  в  самом  деле  какой-нибудь

сексуальный маньяк, она выйдет и как мать-куропатка попытается отвлечь его

на себя.

   В душе она надеялась, что это довольно симпатичный маньяк...

   - Стой здесь, ма, - решительно велел Майкл, ее старший сын.  -  Мы  все

разведаем.

   - Что это за покровительственный тон, молодой человек?

   Маленький Грег, из шайки, резавшейся в "Преисподнюю", схватил  нож  для

разделки мяса.

   - Положи на место! - грозно прикрикнула  Мэри,  присовокупив  к  словам

испепеляющий взгляд Абсолютной Власти. Дети бочком протиснулись мимо  нее,

открыли дверь и гурьбой высыпали наружу.

   Мэри выскочила следом, стараясь не отставать от Эллиота.

   - Что ты видел?

   - Оно там, - мальчик указал на сарай.

   Мэри посветила внутрь фонариком - горшочки, удобрения, мотыги, совки...

   - Там ничего нет.

   - Ворота открыты! - послышался голос Майкла с другого конца лужайки.

   - Смотрите, какие следы! - завопил Властелин Преисподней и со всех  ног

кинулся к забору.

   Нескладная, мудреная речь звучала абракадаброй для древнего  скитальца,

затаившегося в укромном убежище на песчаном склоне, но зато он мог их  как

следует рассмотреть. Так, пятеро детей и...

   Позвольте, а кто это экзотическое создание?

   Сердце-фонарик запылало. Он поспешил  прикрыть  его  рукой  и  проворно

заковылял по направлению к дому, чтобы лучше рассмотреть высокое, стройное

и гибкое как тростинка существо, сопровождавшее детей.

   Увы, ее нос не походил на смятую брюссельскую капусту, да и фигуре было

далеко до изящной формы мешка с картошкой, и все же...

   Он подполз еще ближе.

   - О'кей, нагулялись. Возвращайтесь домой. Грег, дай сюда нож.

   Хотя   пронзительно-рокочущие   звуки   языка   казались   ему   полной

тарабарщиной, ботаник догадался, что стройное существо - мать этих детей.

   А где отец, огромный и могучий?

   - Она его вышвырнула несколько лет назад, - пояснила зеленая фасоль.

   - Вот и пицца, - обрадовался Грег, подняв  что-то  с  земли.  -  Только

Эллиот наступил на нее.

   - Пицца? Кто  вам  разрешил  заказывать  пиццу?  -  Мэри  поднялась  на

освещенное крыльцо, и инопланетянин воззрился на нее, временно  позабыв  о

бегстве.

   Мэри загнала шумный выводок в  дом,  довольная,  что  худшее  миновало.

Очередные  бредовые  фантазии  Эллиота,  от  которых  на  лбу  его  матери

добавилось несколько морщинок. Пока она подождет  с  подмешиванием  в  его

пищу успокаивающих порошков. С возрастом он исправится.

   - Мам, честное слово, там что-то было!

   - Может, спринцовка, Эллиот? - поддразнил Тайлер.

   - Эй! - невольно вырвалось у Мэри. - Никаких спринцовок в моем доме!

   Дети стали слишком много знать. Они буквально обходят  мать  на  каждом

повороте. В лучшем случае она  может  рассчитывать  на  ничью,  но  и  это

становится все более недосягаемым.

   - Ладно, ребята, пора расходиться по домам.

   - Но мы не съели пиццу.

   - Она истоптана, - строго сказала Мэри, тщетно пытаясь добиться  покоя,

но дети, естественно,  проигнорировали  ее  мольбы  и  принялись  уплетать

полураздавленную пиццу. Мэри устало потащилась к лестнице,  чувствуя  себя

так, словно по ней прошлись сапогами. Ничего, она ляжет: положит  на  веки

примочки из трав и займется подсчетом игуан.

   Поднявшись на верхнюю ступеньку, она обернулась.

   - Прикончите пиццу и по домам!

   Преисподняя, отозвалась утробным ревом и громыханием.

   Как хорошо было, когда девятилетних детей загоняли работать на угольные

шахты. Но эти золотые времена давно канули в Лету.

   Спотыкаясь, она вползла в комнату и рухнула на кровать.

   Еще один типичный вечер из жизни счастливой разведенной женщины.

   Холодный пот, потрясения и Блуждающие Чудовища.

   Мэри наложила на веки влажные тампоны и уставилась невидящим  взором  в

потолок.

   С потолка ее тоже, казалось, разглядывали.

   Но Мэри знала, что это шутки ее измученного воображения.

   "А если проклятый пес не перестанет лаять как ненормальный, я привяжу и

оставлю его на шоссе".

   Глубоко вдохнув, она принялась считать ящериц,  которые  пританцовывали

вокруг и дружелюбно виляли хвостами.

   В детской втихомолку продолжалась игра в "Драконов и  демонов".  Играли

все, кроме Эллиота, который надулся и ушел  в  свою  комнату.  Он  заснул,

тревожимый странными видениями огромных,  уносящихся  вдаль  переплетений,

складывавшихся  в  бесчисленные   коридоры,   которые   открывались   в...

космическое пространство. Он бежал по бесконечным коридорам, упиравшимся в

новые коридоры...

   Не один Эллиот пребывал в таком  состоянии.  Гарви  наконец  исхитрился

перегрызть поводок и дезертировал  с  заднего  крыльца.  Он  прошмыгнул  в

комнату Эллиота и уселся, переминаясь с лапы на лапу. Эллиот  спал.  Гарви

полюбовался его ботинками: съесть или не съесть? Пожалуй, не стоит,  а  то

неприятностей не оберешься. Он явно был не в своей  тарелке,  нервничал  и

нуждался в положительных эмоциях.

   Даже вечерний лай на луну не доставил радости. Во двор  проникло  нечто

сверхъестественное, и шерсть Гарви встала  дыбом,  а  из  горла  вырвалось

сдавленное поскуливание, но он собрался с духом  и  залаял,  как  подобало

приличной собаке. Что там затаилось? Гарви не понимал.

   Чтобы отвлечься, он немного погонялся за хвостом  и  вознаградил  себя,

изловив нескольких блох. И вдруг снова раздался таинственный звук.

   Эллиот тоже его услышал и приподнялся на постели.

   Гарви зарычал, шерсть поднялась торчком, а глаза судорожно заметались в

орбитах. "Надо срочно покусать кого-нибудь",  -  решил  он  и  припустился

вслед за Эллиотом из спальни, вниз по ступенькам, и  из  дома,  на  задний

двор.

   Престарелый пришелец из космоса, немного  поспав  на  песчаном  откосе,

проснулся и вразвалку побрел назад к дому.

   В окнах было темно. Он нащупал щеколду калитки, надавил ее пальцем ноги

и вошел, как было принято у землян. Правда, бесформенная тень  на  залитом

лунным светом газоне напомнила, что ему еще далеко  до  этих  существ.  По

какому-то непонятному капризу эволюции животы землян не приобрели радующую

глаз округлость, как  у  его  живота,  -  такого  основательного,  приятно

волочащегося по твердому грунту. Земляне походили на волокнистую фасоль  -

так натянуты на каркас из костей и мышц, что того и гляди лопнут.

   Он  -  другое  дело.  Весь  из  себя  ладный,  хорошо  приспособленный,

рассудительный...

   Так, размышляя, он проковылял  через  двор,  чтобы  провести  еще  одно

стратегическое совещание с растениями. Он и не заметил,  как  его  большая

ступня надавила на неприметные в темноте металлические  зубья  граблей,  и

длинная палка понеслась к нему с угрожающей скоростью.

   От  жестокого  удара  по  голове  он  опрокинулся  навзничь,   испустив

межгалактический вопль, и тут же, вскочив, бросился в заросли кукурузы.  В

следующее мгновение распахнулась задняя дверь и выскочил землянин, в ногах

которого путалась дрожащая собака.

   Эллиот, размахивая фонариком, вихрем пронесся через двор к сарайчику  и

посветил внутрь.

   Холодный  свет  вырвал  из  темноты  инвентарь,  и  Гарви  бросился   в

решительную атаку. Ему удалось разорвать мешок с торфом,  что  значительно

прибавило  псу  настроения,  но  вся  морда  его  была   облеплена   мхом.

Отплевываясь и не зная, как избавиться от напасти, он ошарашенно заметался

на месте, лязгая зубами на выступающие тени.

   Инопланетянин лежал, скорчившись, на кукурузной  грядке,  с  зажатым  в

руке огурцом, готовый дорого отдать свою жизнь. Его била крупная дрожь,  а

зубы ходили ходуном от ужаса.

   Вдруг стебли над  его  головой  раздвинулись,  и  он  увидел  мальчика,

который истошно завизжал и бросился ничком на землю.

   Галактическое  существо  протиснулось   сквозь   заросли   кукурузы   и

припустило к воротам, загребая неуклюжими лапами.

   - Не уходи!

   В голосе мальчика звучала нежность,  как  у  юных  ростков,  и  древний

ботаник остановился и обернулся.

   Их взгляды встретились.

   Пес носился кругами и надрывался от лая. Из его  пасти  торчали  клочья

мха.

   "Странная диета", - подумал преклонных лет  космолог,  однако  не  стал

мешкать, чтобы в этом разобраться. Зубы Гарви сверкали в лунном свете,  но

Эллиот уже держал его за ошейник.

   - Не уходи! - снова крикнул он.

   Но древнее существо было уже за воротами и исчезло в ночи.

   Проснувшись с примочками на глазах, Мэри почувствовала, что дом  словно

как-то перекосило. Она  встала,  облачилась  в  халат  и  вышла  в  темный

коридор.

   Из детской доносились голоса. Она порой задумывалась, во что  дети  там

играли, ведь для игры были необходимы изображения полураздетых космических

принцесс.

   "Мои малютки", - вздохнула Мэри. Но приблизившись к  детской,  услышала

голос Тайлера, а потом Стива и Грега - обитателей Преисподней, которым она

приказала отправляться по  домам.  Как  всегда,  ее  не  послушались.  Как

всегда, они остались на всю ночь, а наутро появятся перед своими  матерями

с воспаленными глазами и загадочным видом.

   Можно ли это выносить!

   Затянув потуже халат, она приготовилась перейти в атаку, но увидела  за

полуоткрытой дверью  вспыхивающий  красный  свет  -  самодельное  лазерное

устройство, мигающее в такт музыке.

   "Эффект довольно успокаивающий", - признала Мэри.

   - Смотри-ка, вот это титьки! А у этой еще больше...

   Мэри без сил оперлась о стену. Как с ними бороться?  Если  она  влетит,

как сумасшедшая, и в их  памяти  запечатлеется  образ  женщины-в-халате  -

визжащей-где-то-в-ночи, не повлияет ли это на их психику? Не разовьется ли

у них какой-нибудь комплекс?

   У нее же наверняка разболится голова.

   Словно раненый  верблюд,  она  ссутулилась  и  не  успела  вернуться  в

комнату, как Эллиот затопал по лестнице и ворвался в детскую.

   - Ребята!

   - Смотри на эту, видел что-нибудь подобное?

   - Во дворе был настоящий монстр!

   - Монстр? А у меня здесь шикарная марсианка в одних трусиках.

   - Говорю же вам - там был гоблин!  Ростом  в  три  фута,  с  длиннющими

руками. Он сидел в кукурузе.

   - Закрой дверь, а то родительница проснется.

   Дверь прикрыли. Родительница медленно побрела в комнату. Не  дом  стоял

набекрень, а мозги Эллиота. Совсем спятил ребенок.

   Или  какой-то  робкий   маньяк   избрал   ее   овощные   грядки   своим

наблюдательным пунктом.

   "Почему? - недоумевала она. - Почему все  это  обрушивается  именно  на

меня?"

3

   - Он был здесь, на этом самом месте...

   Инопланетянин  прислушивался  к   голосам   землян,   которые   сновали

взад-вперед ни месте посадки. Ведя наблюдение из-за деревьев,  он  начинал

догадываться, о чем они переговаривались: здесь был диковинный аппарат, но

его упустили. Чудесный  корабль,  невиданное  диво,  приземлился  на  этой

поляне и улетел.

   - ...и выскользнул прямо у меня из-под носа.

   Их предводитель с бряцающей связкой зубов повернулся и  указал  в  одну

сторону,  затем  в  другую.  Остальные  кивали  с  глупым   видом.   Тогда

предводитель сел в машину и уехал. Все последовали за ним. Был уже день, и

место посадки опустело.

   Инопланетянин скорбно уставился на оставленные кораблем следы.

   ..._Выскользнул из-под носа_.

   Он с трудом приподнял отяжелевшую руку. Силы иссякали, да и голод давал

о  себе  знать.  Живительных  питательных  таблеток,  источников  энергии,

составлявших основной рацион для него и остальных членов экипажа, на Земле

быть не могло. Он пожевал было несколько ягод дерена канадского, но  нашел

их несъедобными и выплюнул твердые косточки.

   Вот уже десять миллионов лет, собирая образцы дикорастущей флоры, он не

удосужился выяснить, какие из них можно употреблять и пищу, а начинать это

теперь было поздно.

   Кажется,  все  бы  отдал  за  одну  крошечную  питательную  таблетку  с

живительной энергией.

   Он лежал, скорчившись, в кустарнике, обессиленный  и  подавленный,  все

тело зудело из-за опрометчиво попробованной  церопегии  щитовидной.  Конец

был близок.

   Эллиот мчался на велосипеде по улице, направляясь к отдаленным  холмам.

Зачем,  он  не  мог  объяснить.  Словно  велосипед  притягивало  магнитом,

захороненным в горах. Во всяком случае велосипед явно знал, куда ехать,  и

Эллиот отдался на его волю.

   Мальчишка был из тех, кого обычно называют шельмой.  Он  жульничал  при

игре в "Парчизи". В его голосе внезапно, как джин из бутылки, появлялись и

исчезали пронзительные, визгливые нотки, и что бы он ни говорил  в  классе

или дома за обедом, все всегда казалось неуместным.

   Он увиливал от всего, от чего только мог, зная, что Мэри или Майкл  все

сделают за него. Очки с  толстенными  линзами  придавали  ему  сходство  с

лягушкой. Словом - прогрессирующий невротик и шельма впридачу.

   Его жизненный путь вел в никуда, но если можно было бы  указать  точное

место на карте человеческой судьбы, то Эллиота  ожидали  посредственность,

скаредность и депрессия - он был  из  тех  людей,  которые  бросаются  под

колеса  поезда.  Но  сегодня  жизненный  путь  Эллиота  круто  свернул   -

прямехонько в гору.

   Велосипед доставил его на проложенную по склону  холма  противопожарную

просеку. Здесь Эллиот спрыгнул и повел велосипед  через  низкий  подлесок.

Двухколесная  машина,  покореженная  и   заржавленная   из-за   бездушного

отношения хозяина, бросавшего ее где вздумается,  сегодня  казалась  легче

пушинки. Ему даже почудилось, что она сияла  как  новенькая,  несмотря  на

слой ржавчины.

   Велосипед уверенно  вел  Эллиота  по  извилистой  тропинке  через  лес.

Очутившись на прогалине, Эллиот уже нутром знал - здесь  произошло  что-то

сверхъестественное. Казалось, все хранило память о пребывании грандиозного

корабля. Щурясь, за  толстыми  линзами  на  вмятины  в  травяном  покрове,

мальчик словно воочию разглядел его очертания.

   Сердце громко стучало, и будь оно устроено так же, как у пришельца, его

внутренний свет уже горел  бы.  Лоб  мальчика  пылал,  словно  подожженный

заревом неземной энергии, ощущавшейся над поляной.

   Затаившееся  поблизости  в  кустах  древнее  космическое  существо   не

шевелилось, чтобы не выдать своего присутствия - ведь где-то вокруг  может

рыскать эта скверная собака,  не  теряющая  надежды  цапнуть  заслуженного

ученого за лодыжку.

   Нет, похоже, что мальчик пришел один. Все равно не стоит  высовываться.

В  любой  миг  можно  испустить  дух  и  ни  к  чему  демонстрировать  это

посторонним.

   Мальчик же делал что-то  непонятное.  Достав  из  кармана  пакетик,  он

извлек из него крошечный предмет, который  положил  на  землю,  отошел  на

несколько шагов, повторил странные манипуляции, опять отошел,  и  так  еще

раз и еще, пока не скрылся из виду за поворотом невидимой тропинки.

   Старый звездопроходец, собрав остатки сил, стал выползать  из  убежища.

Любопытство было худшей чертой его характера, пытаться изменить которую  в

его возрасте было уже  поздно.  Он  на  четвереньках  выбрался  на  поляну

посмотреть, что же оставил мальчик.

   На траве лежала маленькая  круглая  таблетка,  удивительно  похожая  на

питательные таблетки из космического рациона. Старый ботаник поднял  ее  и

положил на ладонь. На  таблетке  было  отпечатано  нечто,  не  поддающееся

расшифровке: "М&М".

   Он положил таблетку в рот и подождал, пока она растает.

   Восхитительно!

   Потрясающее  ощущение!  Нигде  в  Галактике  он  не   пробовал   ничего

подобного. Со всей скоростью, на  какую  был  способен,  он  заковылял  по

оставленному следу, подбирая и поедая одну таблетку за  другой,  чувствуя,

как восстанавливаются силы, а в сердце зарождается  надежда.  След  привел

его к уже знакомому дому.

   Мэри подавала ужин. Она  приготовила  одно  из  своих  фирменных  блюд:

консервированные макароны с сыром, приправленные проросшей пшеницей. Чтобы

придать блюду окончательную утонченность, она бросила туда щепотку  орехов

кешью.

   - Ужинать, Эллиот.

   Эллиот, как всегда, сгорбился над блюдом, словно  собирался  нырнуть  в

него с аквалангом.

   "Я вырастила депрессивного ребенка".

   Воображение Мэри перенесло  ее  в  прошлое,  когда  Эллиот  был  совсем

крошкой, а она и ее муж за ужином швыряли друг в друга чем попало. От стен

отлетали жареные цыплята,  с  потолка  сталактитами  свисало  картофельное

пюре, и подливка капала прямо на неокрепшую еще головку Эллиота.  Вряд  ли

это положительно отразилось на ребенке. Она  попыталась  оживить  вечернюю

трапезу веселой болтовней.

   - Какие костюмы у нас будут на этот раз?

   Вгоняющий ее  в  трепет  праздник  Хеллоуин  [канун  Дня  всех  святых,

отмечается вечером 31 октября] стремительно надвигался. Дом заполонят орды

шумных детей, которые будут нестройно горланить, да еще  и  таращиться  на

нее.

   - Эллиот нарядится гоблином, - изрек Майкл.

   - Иди к черту! - огрызнулся Эллиот.

   - Молодой человек...  -  Мэри  не  нашла,  что  сказать,  и  растерянно

постучала вилкой по стакану Эллиота, - ...ешьте макароны.

   - Никто мне не верит, - уныло пожаловался Эллиот и с еще более  мрачным

видом уставился в тарелку.

   Мэри ласково погладила его по руке.

   - Дело не в том, что мы тебе не верим, малыш...

   - Он взаправду был там, клянусь, - Эллиот  посмотрел  на  мать  полными

мольбы глазами, неестественно увеличенными толстыми линзами.

   Мэри повернулась к самому младшему чаду, пятилетней Герти, которая  уже

настаивала на отдельной квартире.

   - Герти, душенька, а кем ты будешь на Хеллоуин?

   - Бо Дерек [американская киноактриса, исполнительница роли возлюбленной

Тарзана в известном кинофильме].

   В измученном воображении Мэри тут же всплыл  образ  ее  малютки-дочери,

голышом разгуливающей под дождем по кварталу. Ковыряясь в  макаронах,  она

попыталась подумать о чем-то другом, но тут Майкл опять пристал к Эллиоту.

   - А может, - задумчиво протянул он покровительственным  тоном,  которым

всегда обращался к младшему брату, - это была игуана?

   Мэри мысленно простонала.

   - Хоть бы моих игуан не трогали, - тихо сказала она орехам кешью.

   - Сам ты игуана! - огрызнулся Эллиот.

   -  А  почему  бы  и  нет?  -  стоял  на  своем  Майкл.  -  Говорят,   в

канализационных трубах водятся аллигаторы.

   "Аллигаторы - как раз то, чего мне не достает, - подумала Мэри. - Начну

считать аллигаторов. Все-таки веселее".

   Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором тут же возник  клацающий

зубами аллигатор. Великолепный экземпляр.

   Она повернулась к Эллиоту.

   - Эллиот, Майкл просто хочет сказать, что тебе это померещилось.  Такое

случается. Нам всем вечно что-нибудь кажется...

   "Вот мне грезится, что на  распродаже  случайно  затесалось  платье  от

Диора - за два доллара! В каком сногсшибательном виде  я  появилась  бы  в

закусочной Макдональда!"

   - Такое не может померещиться, - упрямо возразил Эллиот.

   - Быть может, ты видел сексуального маньяка? - предположил Майкл.

   - Ради бога, Майкл, не говори так при Герти, - взмолилась Мэри.

   - Мамочка, а кто такой маньяк?

   - Просто дяденька в плаще, милая.

   - Или испорченный ребенок, - добавил Майкл.

   - Майкл! - прикрикнула Мэри строгим голосом.

   И почему в головы ее детей  вечно  лезут  какие-то  извращенные  мысли?

Всякий раз одна и та же история! Неужто  нельзя  за  едой  (а  она  подала

второе блюдо - жареные рыбные палочки) вести утонченно-шутливую беседу...

   -  Послушай,  -  не  унимался  Майкл,  игнорируя  просьбу  матери,  как

игнорировал и любые другие ее приказы, - а вдруг это  был  эльф  или  даже

гном?

   Эллиот швырнул вилку на пол.

   - Иди к черту, кретин!

   Кретин? Мэри почувствовала, что ей становится дурно. Как в ее маленький

семейный круг проникло такое выражение?

   - Эллиот, не смей больше произносить это слово за столом.  И  вообще  в

нашем доме!

   Эллиот угрюмо уткнулся в тарелку.

   - А вот папа поверил бы мне.

   - Так позвони ему и расскажи, - предложила Мэри, а про  себя  подумала:

"Если у него еще не отключили телефон за неуплату".

   - Не могу, - сказал Эллиот. - Он в Мексике, вместе с Сэлли.

   Мэри сама не знала, как  ей  удалось  сохранить  присутствие  духа  при

упоминании имени ее бывшей подруги, а теперь лютого врага. Она только ниже

пригнулась к тарелке с рыбными палочками.  "Как  жестоки  бывают  дети,  -

подумала она. - Особенно Эллиот".

   - Если увидишь _это_ снова, что бы оно ни было, не приближайся.  Позови

меня и я распоряжусь, чтобы за ним приехали и увезли отсюда.

   - Кто? Собаколовы? - поинтересовалась Герти.

   - Именно.

   Гарви тихо зарычал на заднем  крыльце,  дожевывая  коврик,  на  который

давно покушался.

   - Но ведь его подвергнут лоботомии, - сказал Эллиот, -  или  используют

для каких-нибудь опытов.

   - Ну и что? - ответила Мэри. - Это отучит его лазить по чужим грядкам.

   Тем временем _это_ выползло из леса и приближалось к  спящему  городку.

Оно не слыхало о лоботомии, но имело  основания  опасаться,  что  из  него

набьют чучело.

   Перепончатые лапы  существа  далеко  не  первой  молодости  уверенно  и

бесшумно несли его к  дому  мальчика.  Инопланетянин  спустился  с  холма,

оставляя за собой след, как от большой дыни, которую волокли два утконоса.

В доме рыло темно, свет виднелся лишь в одном оконце.

   Инопланетянин осторожно заглянул поверх забора, осматриваясь  огромными

выпуклыми глазами по сторонам. Собаки не было видно.

   Надо  только  дотянуться  пальцем  ноги  до  задвижки,  как  принято  у

землян... и тебя внесет внутрь.

   Чудотворные  "М&М"  возвратили  его  к  жизни.  Удивительные  таблетки!

Корабль прилетит через тысячу лет; если таблеток хватит, возможно, удастся

продержаться...

   Перестань мечтать, старый тупица!

   Тебе никогда не вернуться _туда_.

   Он возвел глаза к небу, но сверху повеяло такой грустью, что он тут  же

потупил взор. Никакие "М&М" не спасут его, лишившегося любви товарищей  по

экипажу.

   Почему они бросили его?

   Неужели не могли еще хоть чуть-чуть продержаться?

   Он захлопнул калитку ногой, как это делал мальчик. Ничего не  попишешь:

хочешь сблизиться с землянами - изволь усваивать их обычаи.

   Он на цыпочках прокрался через  задний  двор  и,  к  своему  изумлению,

наткнулся на мальчика,  который  лежал  в  спальном  мешке  возле  овощной

грядки.

   Дышал мальчик  спокойно.  Легкий  пар  выходил  изо  рта  -  ночь  была

прохладной.

   Инопланетянин  тоже  дрожал,  над  ступнями  заструилась  дымка,  дымка

беспокойства, страха и замешательства.

   Внезапно глаза мальчика открылись.

   Эллиот посмотрел вверх прямо в огромные глаза, глаза - словно медузы  с

неясными щупальцами, источавшими  энергию,  глаза,  в  которых  укрывались

страшные  знания,  накопленные  за  тысячелетия,   глаза,   которые,   как

рентгеновские  лучи,  просвечивали  его  насквозь,  вплоть  до  мельчайших

атомов.

   Инопланетянин  в  свою  очередь  разглядывал  мальчика,  не   в   силах

оторваться от уродливо торчащего носа,  безобразных,  ничем  не  прикрытых

ушей, и от самого жуткого зрелища - крошечных темных глазок-бусинок.

   Но вот крохотные, глубоко посаженные детские глазки заморгали, и  ужас,

отразившийся в них,  растрогал  старого  ученого.  Он  приветливо  вытянул

вперед длинный палец...

   Эллиот завизжал и попятился, прикрываясь спальным мешком: инопланетянин

рванулся в противоположную  сторону,  запутался  в  собственных  ногах  и,

падая, испустил ультразвуковой крик, на который из темноты к  космическому

страшилищу  спикировала  летучая  мышь.  В  следующее  мгновение  насмерть

перепуганный рукокрылый летун уже улепетывал в  ночь,  хлопая  крыльями  и

стуча зубами от страха.

   Зубы Эллиота тоже клацали, коленки ходили ходуном, а волосы на  затылке

встали дыбом.

   Где же ты, спаситель Гарви? Гарви - защитник домашнего очага?

   Здесь, на заднем крыльце. И у бедного дрожащего пса зубы громко лязгали

от ужаса, а  шерсть  стояла  дыбом.  Обезумевшее  от  страха  животное  то

вжималось в крыльцо, то прыгало на дверь, отлетало от нее и  хватало  себя

за хвост,  пытаясь  избавиться  от  неведомого,  леденящего  душу  запаха,

таившего в себе ароматы немыслимых галактик, исследовать которые не придет

в голову ни одной здравомыслящей собаке. Гарви прижался к  порогу  -  лишь

кончик морды торчал через дверную щель; в нос ударила новая волна  запаха,

и потерявший голову пес, забившись в угол,  от  волнения  принялся  грызть

щетку.

   Существо из космоса сделало еще  одну  робкую  попытку  приблизиться  к

Эллиоту. Глаза мальчика испуганно расширились, и он попятился еще  дальше.

Остатки мужества улетучились бесследно, он вспомнил про  массу  неотложных

занятий и поручений, несделанных уроков -  миллион  дел,  но  лишь  бы  не

это...

   Чудовищные глаза пронизывали его насквозь; Эллиот буквально чувствовал,

как электромагнитные зонды копошатся в его организме, взвешивая,  вычленяя

и анализируя. Губы  кошмарного  создания  сложились  в  свирепую  гримасу,

маленькие острые зубки ощерились. Что нужно этой образине? Внезапно Эллиот

осознал, что уродец хочет вступить в контакт.

   Престарелый скиталец протянул вперед руку и разжал кулак.  На  огромной

чешуйчатой ладони лежала последняя "М&М", уже начавшая подтаивать.

   Эллиот посмотрел на маленькую конфетку и  перевел  взгляд  на  монстра.

Страшилище ткнуло длинным пальцем в направлении ладони, а потом указало на

свою пасть.

   - О'кей, - тихо сказал Эллиот. Он распахнул куртку,  достал  пакетик  с

"М&М"  и,  медленно  пятясь,  начал  выкладывать  продолжение  дорожки  из

шоколадных пастилок. Колени  мальчика  все  еще  дрожали,  а  зубы  громко

лязгали, нанося серьезный урон дорогой работе ортодонта.

   Преклонных лет путешественник брел следом, подбирая  одну  таблетку  за

другой и жадно их заглатывая. Пища богов, царей,  завоевателей!  Если  ему

суждено выкарабкаться из этой истории, то он непременно  принесет  образец

чудодейственной пищи капитану корабля - ведь  с  такими  таблетками  можно

осваивать новые вселенные, смело пускаться в сверхпродолжительные полеты.

   Шоколад стекал по уголкам губ; пальцы космического ботаника  тоже  были

перепачканы шоколадом. Инопланетянин жадно  слизывал  его,  чувствуя,  как

восстанавливаются силы, как  животворное  вещество  разносится  по  венам,

питая таинственной энергией мозг, в котором зарождаются импульсы радости и

надежды. Теперь он понял назначение жизни на Земле: десять  миллионов  лет

эволюции, чтобы создать вершину творения - "М&М".

   Чего еще желать от этой планеты?

   Хватая одну таблетку за другой,  он  быстро  пересек  газон  и  сам  не

заметил, как очутился в доме землянина.

   Охваченный ужасом ботаник бешено вращал глазами.  Со  всех  сторон  его

окружал враждебный мир, каждый угол в котором, каждый предмет, каждая тень

были сокрушительными ударами для сознания  инопланетянина.  Но  он  должен

пережить и это, если хочет заполучить магические "М&М".

   Подбирая таблетки,  он  вскарабкался  по  ступенькам  и  проковылял  по

коридору в комнату мальчика.

   Ребенок вознаградил его целой пригоршней "М&М". Почтенный ученый  уплел

их в один присест. Безрассудство,  быть  может,  но  кто  знает,  что  ему

уготовано завтра?

   Голосовое устройство мальчика зазвучало:

   - Меня зовут Эллиот.

   Кваканье какое-то,  ничего  не  разобрать.  Впрочем,  любой,  способный

поделиться своими "М&М",  заслуживает  полного  доверия.  Инопланетянин  в

изнеможении растянулся на полу. Его заботливо укрыли одеялом, и он уснул.

   Эллиот   долго   лежал,   не   решаясь   заснуть.   Страшилище   спало,

распростершись на полу -  несуразной  формы  фигура  под  одеялом.  Откуда

взялось это пугало? То, что не с Земли, Эллиот знал наверняка.

   Он силился понять, но тщетно. Комнату заполнили мощные флюиды  силового

поля - различимые, как бывает зримо виден зной в пустыне, - пульсирующие и

взлетающие вверх, словно в  ритуальном  танце.  За  магическим  мельканием

шевелился могучий разум; Эллиот подумал,  что  даже  во  сне  таинственное

существо охраняет часовой, бдительно всматривающийся в комнату, в окна, во

мрак ночи.

   Слабое поскуливание поведало Эллиоту, что Гарви опять удрал  с  заднего

крыльца и жмется за дверью. Было слышно, как собака грызет дверной косяк и

колотит по полу хвостом.

   "Что там происходит?" - казалось, задавал себе вопрос  сбитый  с  толку

пес, нервно мусоля деревяшку.  Мелькание,  которое  видел  Эллиот,  теперь

исследовало Гарви, зондируя спутанные мысли в собачьей  голове.  Дворняжка

жалобно скулила, скреблась в дверь, разрываясь между желанием проникнуть в

комнату и страхом перед  заполонившим  ее  _нечто_,  пульсирующим,  словно

мозговая кость, отборная, лакомая, но пугающая кость... попробуй - тронь!

   Эллиот повернулся  на  бок  и  сунул  руку  под  подушку.  Несмотря  на

стремление бодрствовать и следить за происходящим, его неудержимо  клонило

ко сну. Смеженные веки налились свинцом, и он провалился в  колодец,  летя

все глубже, глубже, глубже...

   Он упал прямо на доску для игры в "Парчизи", в которую вечно  плутовал,

и ноги увязли в ней по щиколотку. Он заметил  дорожку  из  сверкающих  как

золото конфеток "М&М", которые сам разложил для своего  пугающего  на  вид

друга; за дорожкой открылась прекрасная аллея через весь мир, и он зашагал

по ней.

4

   На следующее утро инопланетянин проснулся, не сразу осознав,  на  какой

планете находится.

   - Вставай, тебе нужно спрятаться.

   С помощью жестов и тычков космическое существо бесцеремонно затолкали в

чулан и захлопнули дверцу-жалюзи.

   Через несколько минут пробудились остальные домочадцы.  Старый  ботаник

услышал голос старшего мальчика, а потом и матери.

   Вот она вошла в комнату, и космолог сжался в комок в углу чулана.

   - Эллиот, пора в школу.

   - Я заболел, мам...

   Инопланетянин осторожно припал к дверным прорезям. Мальчик уже лежал  в

постели и, похоже, о чем-то просил высокое, стройное и гибкое  как  ивовый

прутик существо. Мать засунула ребенку в рот какую-то трубку  и  вышла  из

комнаты.  Мальчик,  не  теряя  ни  секунды,  поднес  трубку  к   световому

устройству над головой, разогрел жидкость внутри и только возвратил трубку

в рот, как вернулась мать.

   Старый ученый с пониманием покачал  головой.  Хитрость  -  известная  в

Галактике.

   - У тебя высокая температура.

   - Мне тоже так кажется.

   - Ты, должно быть, караулил всю ночь  на  дворе,  не  появится  ли  эта

штука?

   Мальчик кивнул.

   Гибкое существо повернулось и шагнуло к чулану. Инопланетянин  отпрянул

в угол, но увидел только руку, которая нашарила стеганое одеяло  на  полке

над его головой. Мать набросила одеяло на сына.

   - Думаешь, ты выживешь, если я пойду на работу?

   Мэри подозревала, что Эллиот  водит  ее  за  нос,  но  ведь  у  ребенка

выдалось подряд несколько тяжелых ночей; хотелось  только  надеяться,  что

перемены в его поведении  не  связаны  с  потреблением  каких-то  средств.

Правда, глаза стали какие-то странные, но и у его отца зрачки  были  часто

расширены, когда ему мерещилось  то  одно,  то  другое.  Наследственность,

должно быть.

   - Ладно, - сказала она, - оставайся дома. Только  никакого  телевизора,

понятно? Не хочу, чтобы ты рассыпался в прах перед этим ящиком.

   Она повернулась, чтобы уйти, но на пороге остановилась, глядя  вниз  на

дверной косяк.

   - Опять эта дрянная псина глодала дверь? Погоди, я велю поставить  тебе

на зубы резиновые коронки.

   С этой угрозой  Мэри  решительно  двинулась  по  коридору,  но,  сделав

несколько шагов, пошатнулась, будто  захлестнутая  волной.  Заставив  себя

выпрямиться, она пощупала лоб. Какая-то легкая  зыбь  пробежала  по  телу,

словно  от  прикосновения  волшебных  пальцев.   В   следующее   мгновение

необъяснимое ощущение исчезло.

   Мэри открыла дверь в комнату Герти.

   - Восстань в блеске!

   Девочка села, ошарашенно моргая, потом радостно свесила ноги.

   - Мамочка, а мне приснился маньяк!

   - Ну да?

   - Такой потешный - с длинной-предлинной шеей и глазищами,  выпученными,

как у лягушки...

   - Он был в плаще?

   - Он был ни в чем.

   "Может, и впрямь маньяк", - подумала Мэри, - но не стала развивать, эту

тему.

   - Пора завтракать. Помоги Майклу на кухне.

   Она прошествовала в ванную для  утреннего  омовения  чудовищно  дорогим

мылом, таявшим как лед; от куска, купленного два дня назад, остался жалкий

прозрачный обмылок в ноготь толщиной. Но подруга  уверяла,  что  это  мыло

предохраняет от морщин, пятен, прыщиков и бородавок.

   Мэри намылилась, и обмылок исчез на глазах. Вот так, еще шесть долларов

вылетели в сточную трубу.

   Она вытерлась, и в ее затуманенном с утра сознании  всплыл,  словно  во

сне, образ какого-то коротышки с огромным волочащимся животом  и  нелепой,

переваливающейся поступью.

   Маньяк, должно быть.

   Завтрак, как всегда, промелькнул незаметно, и Мэри выскочила из дома на

подъездную аллею, где Майкл, упражняясь в вождении, задним  ходом  подавал

машину к улице.

   - Садись, ма, - сказал он, вылезая из машины.

   - Спасибо,  милый,  -  поблагодарила  Мэри,  заняв  место  за  рулем  и

вцепившись в него  с  обычной  мрачной  решимостью;  она  резко  отпустила

сцепление, нажала на акселератор, и машина рванулась вперед под улюлюканье

Майкла.

   Услышав звук отъехавшей машины, Эллиот выпрыгнул из постели и распахнул

дверь чулана. Инопланетянин отпрянул назад, вжавшись в стену.

   - Эй, вылезай-ка отсюда, - позвал Эллиот, протягивая руку.

   Старый  уродец  нерешительно  прошлепал  в   комнату   и   остановился,

оглядываясь.  Взгляду  его  открылось  великое  разнообразие   причудливых

предметов,  большей  частью  пластмассовых.  Он  сумел  распознать  только

письменный стол, да и тот был слишком высок для обладателя таких  коротких

ног, как его собственные. Впрочем, зачем ему стол - не  собирается  же  он

писать письмо на Луну?

   - Как же мне тебя называть?

   Эллиот посмотрел в  огромные  блестящие  глаза  страшилища,  в  которых

искорками вспыхивали, распускаясь  и  увядая,  крохотные  цветки  энергии?

Существо осматривалось  по  сторонам,  и  Эллиот  посторонился,  чтобы  не

мешать.

   - Ведь ты инопланетянин, верно?

   Чудище моргнуло, и Эллиот понял, что выпученные глаза каким-то  образом

отвечают ему, но ощутил лишь неясное  жужжание  в  голове,  словно  в  нее

забралась муха.

   Эллиот открыл дверь в коридор. Инопланетянин отскочил назад - за дверью

исходила слюной зловредная  маленькая  тварь,  земная  собака,  с  глупыми

любопытными глазами и враждебностью в голосе.

   - Гарви! Веди себя прилично! Не кусайся и не нервничай... Хороший  пес.

Хороший Гарви...

   - Гыыррррррррррр... Гггыыырррррррррр...

   Речь собаки по межгалактическим стандартам общения принадлежала  к  еще

более низкой категории, чем речь  мальчика,  и  напоминала  шум  двигателя

космического крейсера, попавшего в аварию.

   - Видишь, Гарви? Он хороший. Он тебя не тронет. Он не кусается.

   У пальца ноги неземного существа возникло полупрозрачное облачко. Гарви

поспешил сунуть в него нос, и перед не подготовленной к  этому  собакой  -

словно в другом измерении - возникла огромная, сотканная из света  суповая

кость; сверкая и переливаясь, она летела в  ночи  с  воющим  звуком,  эхом

раскатывающимся по древним космическим закоулкам.

   Бедный пес съежился, припав к полу, сознание его помутилось.  Из  пасти

вырвался жалобный стон. Поджав хвост, он стал пятиться назад.

   Уродец шагнул вперед.

   - Ты умеешь разговаривать? - для вящей  убедительности  Эллиот  сжал  и

разжал кончики пальцев, изображая говорящий рот.

   Престарелый ученый снова мигнул и в  свою  очередь  начертил  кончиками

пальцев узоры  и  хитросплетения  галактического  разума,  высшие  формулы

космического выживания, выведенные за десять миллионов лет.

   Эллиот недоуменно хлопал ресницами, не успевая следить за  рассекающими

воздух пальцами, выводящими изящные орбиты,  спирали  и  изломы  важнейших

физических законов.

   Осознав бесплодность своих усилий, ветеран  галактических  путешествий,

совсем было отчаявшись, опустил руки, но вовремя вспомнил, что  перед  ним

десятилетний мальчуган.

   Что же делать? Умудренный годами ученый проанализировал  ситуацию.  Его

интеллект настолько опережал мыслительные возможности ребенка, что даже не

придумаешь, с чего начать.

   Беда в том, что он слишком сложно  устроен.  Впрочем,  постойте,  может

быть...

   Он попытался низвести себя до  примитивного  уровня  путаного  мышления

землян, но дальше бесцельных манипуляций пальцами дело не  пошло.  Как  он

мог надеяться донести до их сознания смысл великих уравнений,  грандиозных

открытий,  порожденных  блуждающими  гиперзавихрениями  времени?  Он  едва

научился просить "М&М"!

   Эллиот подошел к транзисторному приемнику и включил его.

   - Тебе нравится такая музыка? Рок-н-ролл?

   Из  приемника  полились  звуки,  подобных   которым   межгалактическому

страннику слышать не приходилось; в  голове  возник  телепатический  образ

камней, лавиной несущихся вниз  по  склону.  Он  поспешно  прикрыл  руками

чувствительные к шуму ушные клапаны и скорчился в три погибели на полу.

   Эллиот огляделся по сторонам в поисках других предметов,  о  назначении

которых необходимо знать пришельцу из космоса. Он выудил из копилки монету

в двадцать пять центов.

   - Вот кое-что из наших денег.

   Инопланетянин смотрел на мальчика, силясь разобрать смысл его слов,  но

артикуляция землянина не поддавалась расшифровке.

   - Видишь - это четвертак.

   Инопланетянину предложили  плоский,  с  блестящим  покрытием  кружочек,

отличавшийся по оттенку  от  таблеток  "М&М",  но,  по  всей  вероятности,

превосходивший их по энергетической ценности.

   Он попробовал откусить кусочек.

   Ну и гадость!

   - Ты  прав,  -  сказал  Эллиот,  -  это  несъедобно.  Неужто  ты  опять

проголодался? Я и сам голоден, пойдем состряпаем чего-нибудь.  Гарви...  -

пригрозил Эллиот собаке, - не путайся под ногами.

   Гарви жалобно заскулил, но освободил дорогу, потом  уныло  поплелся  за

Эллиотом и кошмарным чудовищем вниз, на кухню. Распластавшись у миски,  он

всем своим видом намекал Эллиоту, что для успокоения нервной системы остро

нуждается в баночке консервов "Алпо", которые уплетет в один  присест.  Но

Эллиот прикинулся, будто не понимает собачьих страданий, и Гарви  пришлось

утешиться обгрызанием края миски.

   Тем временем Эллиот открывал ящик за ящиком, доставая  все  необходимое

для своего излюбленного завтрака.

   - Вафли - мое фирменное блюдо, - похвастался он, замешивая бездрожжевое

тесто. - Пробовал когда-нибудь?

   На  глазах  у  видавшего  виды  ботаника  один  за   другим   возникали

таинственные предметы, не имевшие  отношения  к  космическим  полетам.  Он

наблюдал,  и  огромные  глаза  вращались,   фиксируя   детали   загадочных

приготовлений, в итоге  которых  образовалось  длинное  щупальце  клейкого

месива, протянувшееся с полки буфета до самого пола.

   Гарви быстрехонько, словно  влажной  шваброй,  слизал  языком  разлитое

тесто, остатки которого Эллиот пытался запихнуть в вафельницу.

   - Ну вот и все. Уже печется.

   Космическое  чудище,  поводя  носом,  прошлепало  к  вафельнице.  Пахло

восхитительно, словно от гигантской "М&М".

   Эллиот извлек испеченную вафлю и пооткрывал остальные ящики и дверцы.

   - Вот сироп, масло, консервированные фрукты... А не  полить  ли  сверху

взбитыми сливками?

   Ботаник так и подскочил на месте - внезапно сильно запахло озоном, а из

баллончика в руках мальчика изверглась белая струя.

   - Не бойся, это вкусно. Пальчики оближешь.

   Эллиот  украсил  взбитые  сливки  лепешечкой  "М&М"  и  протянул  вафлю

многомиллионнолетнему скитальцу во времени.

   - А вот вилка. Умеешь такой пользоваться?

   Древний исследователь внимательно посмотрел на сверкающие зубцы. Лучший

образец механической работы из всего, виденного им  в  доме.  Он  вспомнил

матовое  сияние  корабля.  Верно,   предмет   с   четырьмя   отростками...

прикрепленными... К чему же? На какой-то миг в сознании мелькнул  и  исчез

образ готового устройства, которое его спасет.

   - Эй, этим едят. Видишь? Вот так, как я...

   Изрядно помучившись, инопланетянин наконец выковырял  "М&М".  Проглотив

конфетку, он  приступил  к  белой  массе,  пробуя  неожиданные  химические

соединения, формулы которых тут же, по мере  того  как  ученый  углублялся

вилкой в эфемерное, точно  пена,  лакомство,  расшифровывались  внутренним

анализатором. Потрясающий, поразительный эффект...

   - А как насчет молока? Вот, держи стакан.

   Жидкость заплясала, выплескиваясь на пальцы; форма  рта  инопланетянина

не была  рассчитана  на  земные  стаканы,  поэтому  большая  часть  молока

пролилась ему на грудь, ручейком стекая над сердцем-фонариком.

   - Эх, какой же ты недотепа!

   Тыкая вилкой в хрустящее угощение,  старый  путешественник  не  отводил

глаз от зубцов. Четыре острых отростка, звенящих "вжик, вжик, вжик..."

   - Что случилось? Мне вдруг стало так грустно из-за тебя.

   Словно  неведомая  могучая  волна  подхватила  и   закружила   Эллиота.

Необъяснимые  чувства  переполняли  мальчика,  будто  он  лишился  чего-то

несказанно прекрасного, что должно было всегда принадлежать ему.

   "Вжик, вжик, вжик..."

   Древний натуралист, закрыв глаза, погрузился в пучину  Высшего  Знания.

Отыщется ли в бескрайней  Вселенной  ухо,  которое  прислушается  к  песне

четырех зубцов? И как это  осуществить?  Не  может  же  такой  миниатюрный

инструмент  исторгнуть  волны,  пересекающие  галактики.   Ученый   горько

сожалел, что в свое время не  прислушивался  к  разговорам  навигаторов  и

связистов, которые смыслят в этом куда лучше чем он.

   - Пора повеселиться, - сказал Эллиот, стряхнув  нахлынувшую  грусть,  и

взял жутковатой наружности пришельца за руку. - Пойдем...

   Длинные, похожие на корни пальцы переплелись с  его  пальцами;  Эллиоту

показалось, что рядом с ним совсем маленький ребенок, но тут его накрыла и

понесла на гребне новая волна,  волна,  в  которой  было  все  -  и  тайны

мироздания, и космические законы, - и Эллиот осознал,  что  пришелец  куда

старше его, несравнимо старше. Что-то изменилось  у  него  внутри,  слегка

покачнулось,   будто   гироскоп,   который   непонятным   образом   всегда

возвращается к исходному положению в пространстве; мальчик заморгал, не  в

силах постичь пронизавшего его вдруг ощущения, что он тоже  дитя  звезд  и

никогда-никогда никого не обижал.

   Он увлек неуклюже переваливавшееся существо к  лестнице.  Гарви  трусил

следом, зажав в пасти свою миску на случай,  если  по  дороге  подвернется

что-нибудь достойное того, чтобы запустить в него зубы.

   Эллиот привел  процессию  в  ванную  и  остановился  перед  зеркалом  -

интересно, видело ли нелепое существо со стороны свое отражение?

   - Видишь? Это ты!

   Ветеран-звездопроходец посмотрел на свой облик в примитивном отражающем

стекле  землян.  Его  гордости  -   сложнейшего   и   хитроумного   органа

установления контакта, радужным нимбом сияющего и  переливающегося  вокруг

головы, _не было видно_! В результате лицо полностью утратило красоту.

   - Смотри, вот  это  рука...  -  Эллиот  подрыгал  верхней  конечностью.

Галактическое  создание  последовало  его  примеру,  расчленяя  сложнейшее

движение на простые  составляющие,  выводя  мелькающими  пальцами  формулы

сверхскоростных полетов, кратчайших межзвездных маршрутов  и  космического

прорицания.

   - Тебе бы фокусы показывать... - Эллиот изумленно  хлопал  глазами,  на

медленный манер землян, следя за пальцами  вместо  того,  чтобы  постигать

тайный  смысл  их  жестикуляции.  "Да  он  глупее  огурца",  -  подумалось

многомудрому звездопроходцу.

   - А отсюда берется вода, - изрек Эллиот, поворачивая  краны.  -  Вот  -

горячая. Теперь - холодная. Здорово,  да?  Там,  откуда  ты  взялся,  есть

водопровод?

   Архаичный естествоиспытатель зачерпнул пригоршню воды и поднес к  лицу.

Переключив зрение на режим микрофокусировки, он по привычке стал созерцать

мир крохотных водных существ.

   - Ну как, нравится? А теперь смотри -  это  вообще  шикарно!  -  Эллиот

начал наполнять ванну и жестом указал инопланетянину, чтобы тот залезал. -

Давай сюда, не бойся.

   Реликтовое создание  наклонилось  над  ванной,  которая  напомнила  ему

лабораторные  резервуары  на  Великом  Корабле,  где  любой  ученый   мог,

расслабившись, предаться изучению  водного  микромира.  В  порыве  грусти,

вызванной воспоминанием, он опустился в воду.

   Раздался звонок. Ботаник подскочил в ванне - во  все  стороны  полетели

брызги. Уж не для того ли его  посадили  в  воду,  чтобы  тайком  изучать?

Неужели это лаборатория для регистрации излучаемых им волн?

   - Успокойся, это всего лишь телефон...

   Эллиот выскочил из ванной,  и  ученый  с  головой  погрузился  в  воду,

убаюкиваемый обволакивающим  потоком,  умиротворенный  зрелищем  танцующих

микроорганизмов. Переключив дыхательный аппарат  на  водную  среду,  он  с

наслаждением вытянулся на дне. Потом сфокусировал зрение на атомном уровне

и  углубился  в  изучение  молекул  воды,  наблюдая  за  скрытой  тепловой

энергией. Может ли она пригодиться для его спасения?

   Гарви осторожно приблизился к ванне. Едва ли не худшие воспоминания его

жизни были связаны с ней, когда раз в году  его  подвергали  унизительному

мытью шампунем от блох; пес украдкой покосился  через  край  на  нынешнего

обитателя ванны, которому, судя по  всему,  пребывание  в  ней  ничуть  не

претило. Он напомнил Гарви  крупную  и  ужасно  кусачую  старуху-черепаху,

которой пес однажды вознамерился задать изрядную  трепку;  дело  кончилось

тогда трагически - Гарви отделался болезненным укусом в нос. Этим и только

этим объяснялось, что вместо того, чтобы  как  следует  куснуть,  или,  на

худой конец, облаять нежившегося в воде  монстра,  Гарви  только  боязливо

посматривал на него. Уготовил ли Эллиот мытье шампунем этому типу?

   Эллиот вернулся, заглянул в ванну и рывком выдернул образину из воды.

   - Эй, так и утонуть недолго!

   Гарви разочарованно вздохнул - мытье шампунем не состоится. Как  видно,

блох у страхолюдины не было.

   - А может, ты гном-амфибия? - спросил Эллиот.

   "Кто угодно, лишь бы не кусачая черепаха", - подумал  Гарви  и  бережно

прикрыл лапой нос - так, на всякий случай.

   - Вот полотенце, умеешь им пользоваться?

   Странник, повидавший на своем веку не  одну  сверхновую,  в  недоумении

уставился на предлагаемый предмет -  его  собственная  кожа  была  покрыта

водозащитной пленкой. Он взял  полотенце,  осмотрел  его  и  вопросительно

воззрился на мальчика.

   - Ну, вытирайся же, дурья башка!

   Мальчик  дотронулся  до   него.   Пальцы   землянина   с   целительными

компонентами доставили облегчение ноющей спине. Спасибо, молодой  человек,

очень вам признателен.

   - У каждого из нас собственное полотенце. Это мое, - указал  Эллиот,  -

это Майкла, это Герти, а вот мамино. А это когда-то принадлежало папе.  Он

теперь в Мексике. Ты туда летал?

   Старый ученый мигнул, уловив волну грустного чувства на диапазоне связи

с мальчиком. Эллиот подступил ближе и растопырил руки, словно крылья.

   - Ты ведь везде летаешь на корабле, да? Где твой корабль?

   В сознании космического существа всплыл матово сияющий  облик  корабля,

корпус  которого,  залитый  голубовато-красным  светом,  украшали  древние

письмена. Сердце-фонарик тоже замерцало в ответ, и вот уже грусть молодого

землянина стала его собственной.

   - Пусть это будет твое полотенце, - сказал Эллиот. - Мы сделаем на  нем

метку "И.П.",  инопланетянин.  -  Он  снова  прикоснулся  к  удивительному

созданию,  поражаясь  странной  коже.  Новая  волна  прокатилась  по  телу

Эллиота, и он понял, что стоявшее рядом существо старее Мафусаила,  старее

самой старости. - А кожа у тебя, как у змеи, приятель. Да и сам ты  не  от

мира сего!

   Ученый чувствовал, как энергия  мальчика  растекается  по  каналам  его

тела: "лум, лум, лум..."; занятно устроены биополя землян  -  примитивные,

но добрые, если научиться ими пользоваться.

   Он снова принялся жестикулировать, объясняя  пальцами  строение  атома,

любовь звезд и происхождение Вселенной.

   - Ты опять проголодался? Хочешь печенья?

   Гарви радостно завилял  хвостом.  Что  касается  его,  он  согласен  на

печенье - конечно, едал он кое-что и  повкуснее,  но  псу,  обгладывающему

деревянные щетки, привередничать не пристало.  Он  схватил  зубами  миску,

намекая Эллиоту на готовность принять участие в  трапезе,  но  тот  прошел

мимо, ведя за собой кошмарную страхолюдину.

   "Дудки, - решил Гарви, - я все равно не отстану".

   Он затрусил за  ними  через  коридор  в  комнату  Эллиота,  где  пугало

угостили печеньем. Гарви негодующе зарычал и призывно постучал  миской  по

полу.

   - Сгинь, Гарви, ты и так толстый.

   Это он толстый? Пес повернулся боком, демонстрируя ребра. Но на сей раз

провести Эллиота  не  удалось  -  баловнем  стал  уродец.  Гарви  поплелся

проверить, не остались ли съедобные куски в недогрызенном ботинке Эллиота.

   Эллиот открыл дверь чулана и обратился к космологу:

   - Давай поселим тебя  в  чулане?  Переоборудуем  его,  как  космический

"Шаттл". Достанем все, что тебе необходимо.

   Престарелый   межзвездный   скиталец,   задрав   голову,    разглядывал