Виктор Колупаев.
Волевое усилие
-----------------------------------------------------------------------
Сборник "Фантастика 69-70".
OCR & spellcheck by HarryFan, 24 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
- Нанни, - сказал руководитель Совета, - сейчас придут директор
Института и еще... из комитета по внутригалактическим проблемам. Вызови
двух специалистов по середине двадцатого века.
Нанни, начальник отдела в Институте Времени, не стал спрашивать, что
случилось. Очевидно, случилось что-то страшное, если они все - сюда. Он
перебрал в уме своих сотрудников. Что ж, пожалуй, Сантис. Ну, Александр
Тихонович Самойлов. И его друг Эрд.
- Желательно, чтобы ты, Нанни, понимал их без слов и чтобы они так же
понимали друг друга. Здесь важен общий образ мышления.
Нанни кивнул. В комнату вошли еще трое. Кроме своего директора, Нанни
никого не знал. Он хотел было встать из-за стола, но руководитель Совета
остановил его:
- Решим, тогда будем знакомиться. Дело в следующем. Время - 1970 год.
Вот город. Название организации. Нужно выполнить их план. Точнее - план
одного отдела.
- Вы знаете, что это такое - вторжение в чужое время? Что это может за
собой повлечь? Ведь у нас все в стадии эксперимента.
- Знаем. Туда нужно послать человека, разбирающегося в радиоэлектронике
двадцатого века. А здесь оставить человека, знакомого с нашей аппаратурой.
В дверях появились Сантис и Эрд.
- Начнем сейчас же, - сказал руководитель Совета. - Поэтому я и пришел
сюда сам. В дальней звездной системе потерпел аварию корабль "Вызов",
вылетевший с Земли сто лет назад...
Засунув руки в карманы осеннего пальто, Самойлов шел на работу. Каким
образом его оформили на должность старшего инженера, ему самому так и
осталось неизвестным. Поднялся на третий этаж инженерного корпуса.
- Ха! Новенький явился! - Таков был первый возглас в ответ на его
негромкое приветствие.
- Где работал? Что кончал? Что новенького? - Вопросы градом сыпались на
слегка растерявшегося Самойлова.
- Здравствуй, Александр Тихонович! - галантно раскланялся начальник
отдела. - Верещагин... Верещагин Юрий Юрьевич.
Самойлов промычал в ответ что-то нечленораздельное.
Начальник лаборатории, в которой предстояло работать Александру,
запросто похлопал его по сутуловатой спине, причем для этого ему пришлось
слегка приподняться на цыпочки.
Остальные, гурьбой обступив новичка, вразнобой называли свои имена и
фамилии. Александр смущенно кивал головой.
Постепенно все отошли от Самойлова, но шум не умолкал. Техник
Свидерский ни с того, ни с сего начал рассказывать грустную историю из
собственной удивительно невезучей двадцатилетней жизни. Его излияния
перебили довольно бесцеремонно. Ведущий инженер Вырубакин заявил, что
"Пахтакор" все-таки войдет в десятку сильнейших. Ему возразили - горячо и
со знанием дела. Нашлись и союзники. Через минуту спорил весь отдел.
Самойлов не знал, что он должен делать, и не имел ни малейшего
представления о турнирном положении "Пахтакора". Он отошел к окну и
посмотрел вниз. У проходной несколько человек с воплями и улюлюканьем
гонялись за опоздавшим. Тот никак не давался им в руки и все время
закрывал лицо шляпой.
Оторвавшись от увлекательного зрелища, Александр увидел, что весь отдел
коллективно решает легендарный этюд Куббеля. Соблазн был слишком велик, и
новичок тоже погрузился в многоходовые лабиринты шахматной мысли.
Потом, когда подтянутый и опрятный Стрижев блестяще решил этот этюд,
разговор перекинулся на местные темы: погоду, природу, охоту, рыбалку.
Коллективная беседа шла легко и непринужденно, часто прерываясь бурными
вспышками смеха.
Паяльники бурно чадили расплавленной канифолью. Синие, красные, зеленые
глазки вольтметров, осциллографов и генераторов весело подмигивали друг
другу. Клубы табачного дыма застилали потолок. Начальник отдела Верещагин
уныло ходил в дальнем углу помещения. Ему очень хотелось принять участие в
задушевном разговоре своих подчиненных. Да и интересных историй он знал
немало. Но... не позволяло служебное положение. Наконец Верещагин не
выдержал... и пошел поговорить в конструкторский отдел.
Время до обеда прошло быстро и незаметно.
После обеда успевшие остыть паяльники и приборы были включены вновь.
Самойлов навел порядок на выделенном ему столе и осмотрелся. Часть
инженеров листала технические журналы, часть возилась с настройкой
макетов, но без заметного энтузиазма. Самойлов не мог понять, почему в
отделе такое затишье.
- Опытных образцов нет, - пояснил Верещагин. И по выражению его лица
стало ясно, что очередной срыв работ начался уже давно и закончится
неизвестно когда. - Сидим. Баклуши бьем! А потом ночевать здесь будем.
Планировали, планировали - и все зря.
Самойлов сел за свой стол и стал просматривать бумаги. "В чем
заключается моя функция? - с тоской подумал он. - Ничего толком не
объяснили. "Нужно только твое присутствие". А если я сейчас кулаком
трахну? Что тогда будет?"
- Парни, - раздался голос, - у меня что-то с головой. Ничего не
соображаю. Усилитель возбуждается. Посмотрите кто-нибудь, - вскакивая со
стула и взлохмачивая густую черную шевелюру, просительно проговорил
инженер Гутарин.
Это заурядное событие сразу всколыхнуло отдел. Посыпались вопросы и
советы. Самойлов тоже подошел поближе и через чье-то плечо попытался
посмотреть на экран осциллографа.
На столе лежала плата с кое-как припаянными конденсаторами,
сопротивлениями и транзисторами. Рядом валялась схема. Самойлов мельком
взглянул на нее. Схема была довольно проста. Прикинув в уме, он подумал,
что такой усилитель, пожалуй, не должен возбуждаться.
- Сорвалось! Возбуждение сорвалось! - радостно закричал Гутарин. - И
ничего не делал. Само сорвалось.
- Ну, а чего же ты панику наводишь, - все стали нехотя расходиться.
"А-а, - подумал Самойлов. - Возможно, дело в том, что обратная связь
была слишком глубокая".
- Опять возбуждается, - поникшим голосом сообщил Гутарин. - Кто здесь
колдует? Сознавайтесь!
- Это я, - прошептал Самойлов. - Сейчас я скажу: "Усилитель
возбуждается". Ну что? Возбуждается? А теперь колебания сорвутся.
Правильно? - Лицо Самойлова слегка осунулось. Он был напуган своими
сверхъестественными способностями.
Техники, инженеры и начальники, нервно переговариваясь, окружили стол
Самойлова. Верещагин осторожно задал вопрос:
- А еще что-нибудь умеешь делать?
- Не знаю. Не пробовал никогда.
- А что ты чувствуешь при этом?
- Ничего особенного. Небольшое волевое усилие. Я мысленно представляю
себе, что усилитель работает нормально.
- А ты можешь сейф поднять? - робко спросила Любочка.
- Нет, не могу, - немного помедлив, ответил Александр. - Я не могу себе
этого представить.
- Подумаешь, - заиграл мускулами старший инженер Палицин. Подойдя к
сейфу, он шутя приподнял его, покрутил в воздухе и снова поставил на
место.
- Что ты делаешь! - заорал Сергушин. - Там же спирт!
- А говорил, что спирт кончился, - сердито засопел Гутарин.
Разинув рты, все ошеломленно Смотрели то на Самойлова, то на Виктора
Палицина.
- А второй раз не поднимешь, - спокойно сказал Александр.
- Я таких два подниму, - с достоинством ответил Виктор, но сейф
приподнять не смог. Лицо его покраснело от натуги и покрылось каплями
пота.
- Брось. Все равно не поднимешь. Это я сделал волевое усилие.
- Но ты же не можешь мысленно приподнять сейф, - удивилась Любочка. -
Как же так?
- Не могу, - согласился Самойлов. - Но зато я очень образно
представляю, как я не могу поднять его.
- Это что-то сверхъестественное. Мистика. Должно же быть какое-то
объяснение? - сказал Сергушин.
Самойлов недоуменно пожал плечами.
- Сделай еще что-нибудь! - просили его.
- У меня триггер не запускается, - радостно заявил инженер Кулебякин. -
Может быть, попробуем? А?
Самойлов осмотрел монтаж, некоторое время молча изучал принципиальную
схему. Отметил про себя, что не мешало бы изменить параметры
дифференцирующей цепочки и номиналы запоминающих емкостей, и произнес
вслух:
- Готово.
Кулебякин щелкнул тумблером. Триггер работал нормально.
- Вот это здорово!
- И теперь он всегда, этот триггер, будет работать нормально? -
осторожно спросил Кулебякин.
- Ничего я не знаю! Честное слово, ничего не знаю!
До конца рабочего дня весь отдел гурьбой ходил от стола к столу за
Самойловым и с восторгом отмечал, как начинают генерировать генераторы,
запускаются триггеры, устойчиво работают усилители. У всех было
возбужденное состояние. Перед самым уходом с работы начальник отвел
Александра в сторону и три раза повторил, чтобы тот берег себя и не
переходил улицу в неположенном месте.
Самойлов обещал вести себя осторожно.
Перед самым общежитием его остановила толпа ребятишек и потребовала,
чтобы он показал фокусы. "Откуда они могли узнать?" - удивился Александр,
но отказать не смог. Он слабо разбирался в этом древнем искусстве и
сначала показал фокусы, вызывавшие у несовершеннолетних зрителей лишь
слабую презрительную улыбку. Но потом фантазия его разыгралась, и
ребятишки хохотали от души. Наиболее экспансивные сорванцы бегали вокруг
него и кричали:
- Цирк приехал! Цирк приехал!
Из окон стоявшего напротив общежития дома выглядывали удивленные
жильцы. Запустив напоследок разноцветного воздушного змея и тем самым
усыпив бдительность ребятишек, Самойлов поспешно ретировался.
В комнате общежития он встретил Кулебякина и Гутарина, собиравшихся в
столовую, и решил составить им компанию. Но тут в дверь настойчиво
постучали. Александр открыл. На лестничной клетке стояла делегация жильцов
соседнего дома.
- Кхы, кхы, - откашлялся председатель домового комитета. - Мы,
собственно, по делу. Вы, Александр Тихонович, не могли бы нам столбики
поставить?
- Какие столбики? - удивился Александр.
- Да белье во дворе негде вешать.
- И столики со скамейками, - вставил председатель спортивной комиссии
домового комитета. - Блиц в домино проводим, а играть негде.
- Гм... Пошли... - ответил Самойлов и про себя чертыхнулся: "Уже все
узнали. Здорово здесь поставлена служба информации".
Вкапывание столбов проходило при огромном стечении народа. Самойлов
взмок. То ямы получались мелкими, то столбы слишком толстыми. Наибольшее
количество советов давали возбужденные происходящим женщины. Мужчины
вначале подходили, опасливо оглядываясь: как бы и их не заставили копать
ямы. Потом, осмелев, начали помогать женщинам.
Самойлов уже окрашивал усилием воли последний столб, когда сквозь
заслон уставших зрителей прорвался Гутарин, схватил Александра за рукав и
потащил в столовую.
- У тебя для чего такие способности? Столбы им вкапывать?
- А веревки кто будет натягивать? - неслось им вслед.
- От работы увиливает! Ишь ты, феномен!
- На черта ты связался с ними? Для этого, что ли, у тебя волевое
усилие? Сейчас интереснее придумаем.
- Подожди, - остановил его Самойлов. - Как ты сказал?
Гутарин удивленно остановился.
- Для чего у меня волевое усилие? - закричал Самойлов.
И только сейчас он понял все.
- Наконец-то, - устало выдохнул Нанни. - Я уже начинал отчаиваться. -
Его седые волосы слиплись и серыми сосульками упали на лоб. Глаза глубоко
запали. На лице явственно проступали сотни морщинок. Ему нужно было
поспать, только никак не удавалось. Мысли его текли ровно и спокойно, но
будто стороной.
"Те двое с "Вызова" послали одно-единственное сообщение. Его принял
автомат - прокалыватель пространства. За один рабочий цикл автомат обходит
около полутора тысяч звезд, неся аварийную патрульную службу и записывая
электромагнитные сигналы, если в них есть информация. На планете около
одной из этих полутора тысяч звезд сейчас дожидаются спасения или смерти
два пилота. Автомат не записал шифра ни звезды, ни планеты. Значит, на них
не были еще установлены радиобуи. Автомат принес только сообщение... Но
откуда? Если бы вместо него был человек! Автоматы не программируются на
исчезающе малые по вероятности процессы и события. Кто мог знать?"
- Нанни, почему Сантису ничего не сказали? Ни цели, ни методов? -
спросил Эрд, почувствовав, что старик не спит.
- Все должно быть очень естественным. Ненаигранным. А он плохой артист.
Ему нужно было войти туда без всякого всплеска. А потом он создаст целый
водоворот... бурю. Но это уже ни для кого не покажется странным. Странное
явление удивило - и все. Его последствия кажутся логичными.
"Сейчас десяток перехватчиков шарит по окрестностям тысяч планет. Но
это поиск вслепую. На всякий случай. А вдруг повезет. Никто не верит в
благоприятный исход этих поисков, потому что второго сообщения с "Вызова"
не будет. Нет энергии, чтобы запустить громадину аварийного передатчика. А
портативный передатчик на "Вызове" не установили, потому что какое-то
маленькое СКБ не успело их сделать. Не выполнило план. И все же поиск
ведется. Может быть, для очистки совести? Чьей? Тех, кто жил сто лет
назад? Их уже нет. Своей? Но мы ни в чем не виноваты. Просто это один шанс
из тысячи. И Сантис должен повысить эту вероятность ровно в тысячу раз".
Напряженная тишина взорвалась шквалом вопросов, когда утром Самойлов
переступил порог отдела. Он не слышал отдельных фраз, не понимал, что ему
говорят. Начальника отдела вытеснили на периферию, и он никак не мог
пробиться к Александру.
Толпа напирала и требовала. Неуверенно улыбаясь, Самойлов подошел к
стене и волевым усилием вбил в нее гвоздь по самую шляпку. Шум на
мгновенье стих, а потом еще более усилился. Пришлось вбить второй гвоздь.
А через десять минут на стене красовался контур цветка, какие обычно
рисуют в детских садах, выбитый гвоздями. Потрясенные зрители несколько
успокоились. Теперь Верещагин довольно легко смог пробиться в центр толпы.
- Самойлов, ты не устал? - озабоченно спросил он.
- Чуть-чуть, совсем немного, - ответил Александр.
- Дело есть. Поговорить надо. - Очевидно, начальник отдела тоже немало
передумал за ночь. - План работ сорван ко всем чертям.
- А что нужно сделать?
- Двадцать пять образцов нужно настроить в этом месяце. Вот ты и помоги
их выдать из макетной мастерской.
- А по плану? - сдавленным голосом спросил Самойлов.
- По плану пятьдесят, - всхлипнул Верещагин и, вытирая уголки глаз
платочком, добавил: - Хоть бы двадцать пять. А?
- Нет, - твердо сказал Самойлов.
- То есть как нет?
- Пятьдесят.
- Двадцать пять.
- Пятьдесят - и точка. Это мое последнее слово, - заключил Самойлов.
- Ну хорошо, - устало согласился Верещагин. - Так уж. Из дружеских
чувств. Согласен на все пятьдесят.
Руководство отдела электроники искало начальника макетной мастерской
Пендрина Иммануила Гаврииловича. Искало на токарном, слесарном, фрезерном
и прочих участках, в отделах, секторах, группах и в приемной. Пендрин был
неуловим. Самойлов уже слышал о странном начальнике макетной мастерской и
теперь окончательно убедился: рассказы о том, что Иммануил Гавриилович
может становиться невидимым, имеют под собой реальную почву. Запыхавшись
от бесплодных поисков, руководство отдела электроники и Самойлов вернулись
на слесарный участок. Веселые слесари делали скребки для копки картофеля и
тем самым выполняли план по валу. Немногочисленные детали будущих
портативных радиопередатчиков сиротливо лежали в ячейках металлического
стеллажа.
- Придется самим, - с досадой сказал начальник отдела, обращаясь к
Самойлову. - Ну, начинай, Саня. Сейчас на помощь ведущий конструктор
придет.
- С богом! - поддакнули начальники двух лабораторий. - Начинай!
- Я сейчас, - ответил Самойлов и полез разбираться в чертежи.
Через несколько минут пришел конструктор Сомов. Он схватил чертежи и
забормотал: "Ерунда все это. Здесь не так, а здесь вот так".
Механический карандаш летал над чертежами. Самойлов старательно следил
за действиями ведущего конструктора, стараясь вникнуть в их смысл.
Через два часа на верстаке уже стояли два опытных образца,
изготовленных усилием воли. Они, конечно, были не люкс, горбатые, с
ободранной краской и к тому же имели мало общего с чертежами. Самойлов с
удивлением смотрел на печальные результаты своего труда. Начальники тоже
приуныли. Слесари делали ехидные замечания. И только ведущий конструктор,
ласково поглаживая бока приборов, умиленно охал:
- Ах! Это чудо природы! Как это тебе удалось все втиснуть в такие
габариты? И нигде не заедает. По какому классу точности делал? Сделаем
новые чертежи по этим образцам.
- Вы находите, что образцы на уровне? - спросил Верещагин, удивленно
вытаращив глаза.
- Чудо! Чудо! Только поверхности отрихтовать надо. И вот здесь немного
переделать.
Из душного пыльного воздуха неожиданно материализовался начальник
макетной мастерской Пендрин Иммануил Гавриилович. Кивнув присутствующим
головой и громогласно заявив: "Я же говорил! Макетная никогда не
подведет!" - он снова растворился в воздухе, не оставив никакого
материального следа.
Самойлов и Сомов корректировали чертежи. Остальные присутствующие,
окружив работников отдела плотным кольцом, загораживали свет, без
передышки курили и давали чрезвычайно стоящие советы. К обеду два образца
в металле были отработаны до предела.
- На уровне мировых стандартов! - заявил ведущий конструктор Сомов и
пошел к проходной.
- Здорово это у тебя получилось! Ничего не скажешь. Только уж очень
медленно, - грустно сказал Верещагин.
- Понятно, это же в первый раз.
- Завтра надо сделать половину образцов. Отдадим в монтаж и начнем
настраивать. Впрочем, монтаж тоже сделаешь ты.
Сразу же после обеда в макетную мастерскую началось паломничество
сотрудников других отделов. Все хотели увидеть Самойлова. А увидев, все,
как один, просили забить гвоздь в стену с помощью волевого усилия.
Самойлову никого не хотелось обижать, и он исколотил гвоздями целую стену.
Через двадцать минут паломничество прекратилось. Кончилось время,
отведенное для нелегального послеобеденного перерыва.
Отдел электроники получил экстренный приказ - подготовиться к настройке
опытных образцов.
Производительность труда после обеда была гораздо выше. Изредка
появлялся начальник макетной мастерской, чтобы тут же растаять в воздухе.
Работники макетной побросали свою работу и, выбрав удобные позиции, с
некоторым удивлением и умеренным негодованием взирали на работу Самойлова.
Причина негодования заключалась в том, что их якобы никто не учил таким
совершенным и производительным приемам труда.
А Самойлов творил. Взглянув на чертеж детали, он мысленно представлял
себе, как она должна выглядеть, учитывал соосность отверстий,
параллельность плоскостей, чистоту обработки и класс точности. Там, где
знаний явно не хватало, он действовал по интуиции.
Отчетливо представив себе деталь, Самойлов делал волевое усилие,
небольшое или значительное в зависимости от сложности детали, и деталь
появлялась на столе. Александр не сидел на месте и не делал
глубокомысленный вид. Он бегал около верстака, заглядывал в чертежи,
что-то лепил и строгал из воздуха, на секунду задумывался, бормотал,
разочарованно качал головой и весело смеялся. Словом, вел себя крайне
удивительно и непонятно. К вечеру еще пять собранных образцов красовались
на верстаке.
Руководство отдела электроники осторожно перетаскивало опытные образцы
в помещение отдела. Самойлов пытался им помочь, но его вежливо оттерли.
Эту наиболее ответственную часть работы начальники не могли доверить
никому.
К концу второй смены Самойлов закончил монтаж. Семь образцов были
готовы к настройке.
На улице заметно похолодало. Александр поднял воротник пальто и засунул
руки в карманы. Голова понемногу светлела. "Интересно узнать, - думал он,
- кто виноват в том, что план трещит по швам? Верещагин ведь говорил, что
спланировано все было хорошо. Потом заело в одном месте - конструкторам не
выдали вовремя схемы из лаборатории; во втором - в лаборатории не смогли
вовремя составить схемы, потому что макетная задержала макеты. Макетная
опоздала потому, что конструкторы долго корректировали чертежи.
Конструкторы... и все сначала. А тут еще снабжение. Транзисторы, кнопки,
скрепки. Все наворачивается друг на Друга. Ком растет... А для чего
система сетевого планирования? Для чего научная организация труда?"
Почти все окна в общежитии и в доме напротив были темными. Никто не
кричал: "Цирк приехал! Цирк приехал!" Никто не просил показать фокус и
вкопать столбы. Тишина.
В комнате все спали, кроме Гутарина. На столике горела ночная лампа.
Гутарин спросил:
- Есть хочешь?
- Немного, - ответил Александр, и тут в его животе что-то неожиданно
заурчало.
- Ну если немного, то пошли.
- Куда это еще?
- К Аграфене Ивановне, хозяйке общежития. У меня и бутылочка есть.
Жалко ей тебя почему-то... Приглашала... Пошли, что ли?
Комната Аграфены Ивановны находилась здесь же, в конце коридора.
- Заходите, голубчики, заходите. Вот сюда, на кухню. В комнате-то у
меня старик. Намахается метлой за день. Придет и спит, - захлопотала
старушка. - У меня все горячее. Садитесь.
"Странно, - подумал Александр. - С чего это она? Может быть, ей
что-нибудь надо сделать?"
- А жалко мне тебя просто, - сказала Аграфена Ивановна, словно отгадав
его мысли. - Жалко. Надсадишься ты. Хоть ты и жилистый, а все не
семижильный. Слышала все. Видела, как ты вчера столбы вкапывал. И на
работе. С первого дня и уже работаешь до утра. Много есть любителей сесть
на шею и ножки свесить. Всех повезешь?
- Так надо, Аграфена Ивановна, - сказал Самойлов. - Надо.
- Тогда делай. Делай, - сказала она со старушечьей иронией. - Дети
есть?
- Нет.
Хозяйка общежития оказалась расторопной старухой. Она живо расставила
тарелки, нарезала хлеб, поставила подогреть чайник, мимоходом толкнула в
угол таз с известью, закрыла форточку, поправила платок и еще сделала
десяток необходимых приготовлений, успевая при этом говорить.
"Эх! - подумал Самойлов. - Что бы ей сделать приятное. Может быть,
стены побелить? Это же очень просто".
Уплетая жареную утку, помидоры и запивая все это сухим вином, Самойлов
мысленно белил стены и даже умудрялся разговаривать с Аграфеной Ивановной
и Гутариным. Гутарин в основном выражал свои мысли кивками головы.
Аграфена Ивановна вышла из кухни и ахнула. Стены комнаты были
разрисованы отличными натюрмортами из дичи, овощей и вина. Ни один
натюрморт не повторял другой. Каждый был шедевром в стиле Рембрандта.
Увидев, что он наделал, Самойлов хотел все убрать, но Аграфена Ивановна
остановила его. Красиво. А закрасить никогда не поздно.
Когда тарелки были пусты, старушка без лишних слов вытолкала обоих за
дверь, приговаривая:
- Ноги вымойте или под душ сходите. Спать легче будет.
Александр уснул мгновенно.
Утром прибавилось хлопот с настройкой. Руководство отдела электроники
спешило. Не сегодня-завтра необычным спуртом на финише отчетного квартала
заинтересуется начальник СКБ. Не сегодня-завтра необычайный феномен
заинтересует ученых.
Впрочем, Верещагин в первую очередь не щадил себя. Отвечать за что-то
всегда труднее, чем делать.
В отделе все бросили курить. Временно. Никого не интересовало турнирное
положение "Пахтакора". Временно. Все, все, все было забыто. Все, кроме
настройки.
Штурм! Битва! Эпопея!!!
"Это вам не щи лаптем хлебать!" - думал подтянутый и опрятный Стрижев.
А ведущий инженер Вырубакин вообще ничего не думал. Он работал. Техник
Свидерский поминутно трогал кончиком языка, не перегрелся ли паяльник.
Инженер Гутарин самостоятельно устранял возбуждение усилителей. Пылали
щеки и паяльники. Мигали внезапные озарения и сигнальные фонари приборов.
Глухо гудели силовые трансформаторы и надсадно сопели носоглотки.
Спали по очереди на двух свободных столах. Ели урывками. Штурм! Штурм!
Штурм!!! Сквозь густую завесу усталости и нервотрепки работники отдела
замечали друг у друга в глазах искры отчетливо выраженной радости. Штурм -
это действие! Штурм - это движение! Штурм - это рукопашная с планом по
валу и номенклатуре. Штурм - всегда победа! Иначе не стоит и штурмовать.
Все календарные графики и тематические планы сдаются перед всесокрушающей
силой штурма... в конце года. Но не в конце третьего квартала. Это уж
неестественно.
Представьте, что часть армии начала штурм укреплений противника, когда
основные силы еще не готовы к бою. Не подошли обозы с осадной артиллерией,
не хватает пороха и снарядов, не сделаны остроумные подкопы под
министерство, не отосланы все необходимые письма в главк с рассказами о
нерадивых субподрядчиках, контрагентах и прочих объективных причинах...
Противник разобьет горстку смельчаков и перейдет в наступление по всему
фронту.
Штурмовать надо вовремя. Никому ведь не приходит в голову начинать
штурм плана в самом начале года.
Нанни и Эрд, по очереди сменяя друг друга, выполняли мысленные
распоряжения Сантиса, транспортируя в прошлое все, что он требовал. Это
была адски трудная работа. И их никто не мог заменить, потому что найти
еще хотя бы одного человека, мыслящего в унисон с Нанни и Эрдом, было
очень трудно. Во всяком случае, на это ушло бы очень много времени.
Когда Сантис там, в специальном конструкторском бюро, свалился с ног и
заснул на полчаса, Эрд спросил:
- Нанни, почему у них так получалось?
Нанни искренне рассмеялся.
- Ты думаешь, на этот вопрос можно дать короткий и исчерпывающий ответ?
Наверняка у них проводились различные собрания, заседания, совещания. Они
тоже пытались выяснить: почему? Я не верю, чтобы кто-то сознательно мог
срывать им план. Это получалось само собой.
Нельзя ведь составить план действий так, чтобы предусмотреть все на все
сто процентов. Это был бы уже не план. Поэтому и резервируются всякие
обходные пути, время, люди, деньги, материалы. Но резерв должен быть
минимальным. Если он будет чрезмерно раздут, то это будет тоже не план. И
сейчас планировать трудно. А они в то время почти не пользовались
математическими машинами. Во всяком случае, в таких мелких организациях.
Очень трудно учесть, например, болезни ведущих специалистов, умственные
способности, взаимоотношения каждого со всеми и всех с каждым, погоду,
наконец. И вдруг оказывается, что руководитель не пользуется никаким
авторитетом, не может помочь в нужный момент подчиненным, у начальника
лаборатории нет организаторского таланта, ведущий инженер - специалист в
совершенно другой области, хотя и очень умный человек. Вступают в силу
симпатии и антипатии. Кто-то оказывается не на своем месте. Главный
инженер по вечерам пишет музыку и приходит на работу невыспавшимся и
усталым. Да и вообще она его не очень-то интересует. А без музыки ему не
жизнь. Происходили тысячи и миллионы маленьких трагедий, потому что
человек занимался не тем, чем хотел. Хотя об этом в большинстве случаев не
подозревали даже близкие, а то и он сам.
Взамен есть, конечно, схемы, приближения, находки, озарения, удачи. В
общей массе, как в объеме газа, все идет близко к среднему нормальному
уровню. Но бывают и всегда будут отклонения. Вверх и вниз. Нам сейчас
попало то, что отклонилось вниз. Будь это системой, было бы ужасно. Нас с
вами не было бы, дорогие товарищи.
По отделам, лабораториям и конторе ползли упорные слухи: отдел
электроники намерен выполнить план трех кварталов в срок. Это было
предательство. Нож в спину.
Начальник СКБ срочно вызвал к себе в кабинет Верещагина.
Руки начальника с быстротой пианиста мелькали над многочисленными
бумагами, папками и приказами. Бледное, с резкими чертами и высоким лбом
лицо упрямо склонилось над столом, будто бросая вызов стихийным силам.
Лохматые широкие брови сурово сошлись на переносице.
- Ну!.. Что скажешь? - произнес начальник СКБ.
Верещагин смущенно пожал плечами.
- Спать зверски хочется.
- Спать! Хм... Рассказывай, что у тебя в отделе творится?
- Работаем... Спать хочется... Всем спать хочется.
- Ну вот что, - в голосе Волкова проскользнули высокие, металлические
нотки, как бы склепывающие речь. - Шутки шутить будем позже. Десять дней
назад ты говорил, что дай бог выполнить полугодовой план. Так?!
- Говорил, - еле ворочая языком, ответил Верещагин и, прикрывшись
ладонью, зевнул.
- Ходят слухи, что отдел пытается выполнить план трех кварталов.
Правильные слухи?
- Правильные.
- Ишь куда замахнулся. Что же получается?
- Спать хочу. - Верещагин снова широко зевнул и стал медленно клониться
грудью на стол. Начальник СКБ медленно закипал. Верещагин очнулся и чуть
слышно проговорил: - Выполним... Только все спать хотят. Особенно утром...
Потом проходит... Кофе черный пьем.
- А кто дал приказ выполнять план? - взорвался бас начальника СКБ. -
Кто? Кто, я вас спрашиваю?!
Сон мгновенно слетел с Верещагина.
- Согласно оперативно-календарному графику и тематическому плану, Петр
Владимирович.
- Согласно плану, - язвительно передразнил Волков. - Умные вы ребята,
но ни черта не понимаете! С меринами легче работать.
Начальник СКБ схватился руками за голову и тупо уставился затравленным
орлиным взглядом в стол.
- Письмо в министерство готово, а они решили ни с того ни с сего план
выполнить, - разговаривал он сам с собой и вдруг, встрепенувшись, вперился
взглядом в Верещагина.
- Ты же знаешь, что у нас нет площадей, станков не хватает, кадров
мало, комплектующие задерживаются. Нам сейчас легче объяснить перед
министерством невыполнение плана, чем выполнение. Что я буду говорить в
главке? Условия одинаковые, а один отдел из четырех, несмотря на это,
выполняет план. Ты хоть понимаешь, что натворил?! Без ножа зарезал. -
Начальник СКБ снова замолчал, уставившись в стол. Верещагин мужественно
боролся со сном, с трудом переваривая речь своего шефа. - Да, кстати...
что, этот Самойлов действительно?..
"Вот оно, - подумал Верещагин. - Началось. Теперь прощай, Самойлов.
Отберут. Все равно отберут". - И, понурив голову, сказал:
- Действительно, Петр Владимирович.
- С него все началось? - строго спросил Волков.
- С него, - Верещагин чуть не плакал.
- Срочно... ко мне в кабинет... Самойлова... из отдела электроники, -
отдал приказание начальник СКБ миниатюрной секретарше.
Минут через десять привели Самойлова. Он был чрезвычайно бледен и худ.
Давно нечесаные волосы торчали в разные стороны. Костюм был помят и залит
каплями канифоли.
В кабинет постепенно набивались большие и маленькие начальники. Главный
инженер - человек среднего роста с непроницаемо твердым лицом, с резкими,
всегда точными движениями. Начальник патентного бюро, начальник
технического отдела, инспектор по кадрам, начальник отдела снабжения,
начальники отделов, лабораторий и ответственные руководители тем.
Самойлов снова забивал гвозди. Просьбы сыпались со всех сторон. Забей в
стену, в потолок, в пол, в подоконник, в дверь, в косяк. Самойлов забивал.
Забивал параллельные, перпендикулярные и зигзагообразные. Забивал по
одному и целыми пачками. Забивал виртуозно, красиво, талантливо.
Чувствовалось, что это не ремесленник. Это был артист. Великолепный
артист! В кабинете начальника СКБ стоял сдержанный гул восторга и
удивления. Все стояли. Лишь один Верещагин, уткнувшись щекой в стол,
сладко спал. Спал мирно, уютно, не вздрагивая и не всхлипывая. Ему снилось
что-то приятное.
- Молодец, Самойлов, - ласково приговаривал начальник отдела снабжения.
- Молодец! Хоть и дурак, а молодец! В цирк иди. Греметь будешь! Или ко мне
на комплектацию... или по черным металлам. На сто тридцать... А?..
Молодец!
- А как насчет патентоспособности? - спрашивал главный инженер. -
Патентная чистота явления проверена? Запатентовать надо обязательно.
- Ох и хитрец ты... Знал, а молчал, - неслось в адрес Самойлова.
- Ну! Поговорили - и хватит! - раздался зычный голос начальника СКБ. -
Рассаживайтесь.
Это было самое короткое заседание расширенного техсовета за всю историю
СКБ. Оно длилось всего четыре часа. Повестка дня была сформулирована в
несколько общих и туманных выражениях: "О возможности предоставления
старшему инженеру отдела электроники тов. Самойлову А.Т. права выполнить
план работ СКБ за три квартала текущего года в сжатые сроки".
Начальник СКБ, взявший слово первым, очень сожалел, что сложилась вот
такая неприятная ситуация. Уже написано письмо в министерство об
уменьшении объема работ. Все шло хорошо, спокойно. И вдруг... на тебе!
Один отдел выполнил план. Почти выполнил. Все полетело к черту! Хочешь не
хочешь, надо выполнять план или всему СКБ, или... сами понимаете...
- Но, - закончил свою речь Волков, - меня все-таки радует одно
обстоятельство. Я, как начальник, ошибаться не могу. Иначе наше СКБ второй
категории с кадрами из лучших инженеров города никогда не выберется из
бездны отстающих организаций. Я всегда интуитивно придерживался волевых
методов руководства. Я пр-р-реклоняюсь перед величием и могуществом
человека! И вот то, к чему я всегда стремился в своей деятельности, нашло
блестящее подтверждение в отделе электроники. Выполнение плана с помощью
волевого усилия! Я всегда "за".
Председатель месткома весьма кстати напомнил об уплате членских
взносов. Редактор потребовал фотовспышку для стенной газеты... Самойлов и
Верещагин спали. Момент был подходящий, и не воспользоваться им было бы
просто глупо.
К концу третьего часа, когда положительное решение по повестке дня было
принято подавляющим большинством голосов при одном воздержавшемся (им
оказался похрапывающий Верещагин), на Самойлова вылили стакан воды и
предложили приступить к работе. Лица у всех присутствующих были добрые,
ласковые и чуть-чуть настороженные. Мокрый Самойлов не отказывался, но
чистосердечно признался, что не знает, как и с чего начать. Как и с чего
начать, не знал и никто из присутствующих.
Гениальное мероприятие готово было умереть в зародыше. Расширенный
техсовет заволновался. И тут чья-то светлая голова предложила вызвать
изобретателя Кобылина, известного всем автора ста десяти заявок на
изобретения и одного авторского свидетельства.
Кобылин сразу взял быка за рога.
- Сколько дней тебе потребуется, Самойлов, чтобы выполнить план СКБ за
три квартала?
Самойлов тяжело вздохнул и ответил, что не менее месяца. Надо ведь
вникнуть во все чертежи. Представить себе все детали, узлы, схемы,
химические реакции. А это для него дело новое. Особенно химические
реакции.
Изобретатель Кобылин минут пять пристально смотрел на Самойлова и
изрек:
- Так дело не пойдет!
Все согласно закивали головами: "Не-ет. Так дело не пойдет".
Кобылин погрузился в сложнейшие размышления. В кабинете начальника СКБ
стало заметно теплее. Это умственная энергия изобретателя превращалась в
тепловую энергию, грозя, если так пойдет и дальше, тепловой смертью всей
вселенной. Энтропия есть энтропия! И когда сидеть от жары стало уже почти
невозможно, Кобылин обвел присутствующих ясным взглядом, и все поняли, что
проблема решена.
Идея, как и все гениальные идеи, была гениально проста.
- Надо мыслить широко, - начал изобретатель Кобылин. - А Самойлов
мыслит узко, кустарно, однобоко. Чтобы сделать какой-нибудь завалящий
прибор, он сначала вникает. Вни-ка-ет! На это уходит время. На сборку
прибора волевым усилием тоже нужно время! А на монтаж! А на настройку! Это
же уйма времени! Не технологично, не производительно. Пусть представит
себе не то, как сделать прибор самому, а то, что нужно было бы сделать,
чтобы прибор был изготовлен вовремя, по плану. Не было комплектующих?
Значит, товарищ Волков своевременно не объявил выговор Балуеву, начальнику
отдела комплектации. Волевым усилием, мысленно объяви ему выговор. Не
хватало людей? Отдел кадров... Схема не настраивается? Разработчик...
- Правильно он сказал, - кивая в сторону изобретателя, проговорил
Самойлов. - Можно попробовать.
- Хи-хи-хи! Балуев выговор получит, - заливался начальник патентного
бюро. - Хи-хи-хи!
- Я-то что. Вот Иммануил Гавриилович наверняка получит, - парировал
начальник отдела снабжения, показывая на внезапно материализовавшегося из
пустоты начальника макетной мастерской.
- Макетная не подведет! - заверил Пендрин, не слышавший предыдущего
разговора, и снова ушел в подпространство.
- А что, действительно выговор может быть? - испуганно спросил
начальник конструкторского бюро.
- Вину чувствуешь, хи-хихи, - заливался начальник патентного бюро. -
Вину!
- Может быть, кто против? Воздержался? - спросил Волков. - Или боится
кто-нибудь? Виноват?
Присутствующие молчали. Верещагин посвистывал носом и протяжно храпел.
- Тогда с богом! - угрюмо закончил начальник СКБ заседание техсовета.
АлекСАНдр ТИхонович Самойлов - Сантис - закрыл на ключ массивную
деревянную дверь испытательной лаборатории. Открыл люк звуконепроницаемой
герметичной камеры, сбросил туда толстую кипу тематических планов,
оперативно-календарных графиков, квартальных отчетов, докладных, заявок,
приказов, спрыгнул сам и завинтил люк изнутри на все гайки. Для
концентрирования волевого усилия была необходима идеальная тишина. В
камере было тепло и сухо. Сантис разложил на столе принесенные с собой
документы, закурил, с минуту посидел, ни о чем не думая, затушил папиросу
и начал сосредоточивать свою мысль на первой по списку теме. До конца
третьего квартала оставалось восемь часов...
Кабинет начальника СКБ был полон. Незначительные разговоры, нервные
смешки, шарканье ног, попытки рассказать смешной анекдот. Томительное
ожидание. Работы в СКБ были приостановлены. В их продолжении уже не было
смысла.
Лишь отдел электроники продолжал действовать. Собственно, остались
только два ненастроенных образца. Около Гутарина и Палицина собрались все,
кто не спал. Настройка должна была вот-вот закончиться. Ведущий инженер
Вырубакин с достоинством заявил, что "Пахтакор" войдет в десятку
сильнейших. Ему никто не возразил, и Вырубакин немедленно обиделся. Техник
Свидерский рассказывал печальную историю из своей жизни, и все вокруг
хохотали до слез. Любочка отпечатала последний протокол и запорхала между
столов. Оживление усиливалось.
- Готово! - заорал Палицин. - Можно пломбу ставить.
- У меня тоже! Все, парни! - радостно заявил Гутарин и с хрустом
потянулся. - Ну, вы когда меня жените-то?
- Скоро, Гена, скоро, - успокоил его всегда подтянутый и опрятный
Стрижев.
- А не выпить ли нам по поводу окончания работ по стаканчику? -
протирая заспанные глаза, сказал Сергушин.
- По стаканчику? - внезапно проснулся второй начальник лаборатории. - А
не мало ли? А?
- Хватит! Закругляйтесь!
- А Верещагина с Самойловым все нет и нет, - жалобно сказала Любочка и
капризно надула губы.
- Стружку, наверное, снимают с них, - ответил тяжеловес Палицин.
- Ну да! Стружку! Премию делят! Точно вам говорю, - немедленно возразил
техник Свидерский.
- А может быть, опять где-нибудь?
- Сейчас - в магазин, а потом в общежитие, - скомандовал Сергушин. -
Самойлов с Верещагиным наверняка туда придут.
Через минуту свет в отделе погас.
В кабинете начальника СКБ царила зловещая тишина. Прошло уже часа три,
как Самойлов заперся в лаборатории испытаний. Что происходило в камере,
никто не знал. И это было плохо. С одной стороны хорошо, если план будет
выполнен. Премия! А с другой - вдруг выговор или еще что. Так что,
пожалуй, было больше плохо, чем хорошо.
Внезапно в кабинет влетела испуганная чертежница Пронюшкина.
- Сдобников пропал! - завопила она.
- Как пропал? - испуганно спросило сразу несколько человек.
- Пропал... Они с Захаровым вышли на минутку, а когда возвращались,
Сдобников пропал... Исчез - и все!
- Не может быть такого!
- Может, может! Пропал Сдобников!
- Что он, сквозь землю про... - начал было ответственный исполнитель по
теме номер один и вдруг исчез. Исчез без шума, без треска, без теплого
прощального слова.
В кабинете начальника СКБ забеспокоились. Испуганные голоса спрашивали
друг друга: "Где он? Где он?" Атмосфера накалялась и становилась
угрожающей. Случай был из ряда вон выходящий. До сих пор мгновенно мог
исчезать только Иммануил Гавриилович Пендрин.
Главный инженер вдруг вскочил с места, бегом спустился по лестнице,
вылетел через проходную, выхватил у ошалевшего от неожиданности дворника
метлу, сразу же успокоился и с упоением начал подметать тротуар.
Размеренно, с толком, не поднимая лишней пыли. Чувствовался солидный опыт.
Дворник сказал: "Э-хе-хе. Всегда бы так. Позаседали бы да помели", - и
пошел в проходную посмотреть, не сварилась ли картошка. Он очень любил
картошку. Особенно если она была с маслом, помидорами и перцовкой.
Начальник СКБ до боли в суставах сжимал столешницу своего рабочего
стола. Только что, прямо на его глазах, исчез еще один ответственный
исполнитель. Это было ужасно. Начальник отдела снабжения плакал навзрыд.
Ему не было страшно. Он плакал из любви к искусству. Как выяснилось
позднее, в это время он уже был руководителем драматического кружка и учил
кружковцев искусству сценического перевоплощения.
- Это он! - раздался истошный вопль. - Это Самойлов! Надо остановить
его!
Все вскочили. Длинный стол для заседаний перевернулся. Верещагин чуть
не упал со стула и проснулся. Удивленно посмотрел вокруг. На правой его
щеке рдел огромный красный с разводами пролежень.
- Остановить! - кричали вокруг. - Он нас всех к чертовой бабушке
пошлет.
Человек тридцать-сорок толпой кинулись к дверям, выдавливая друг друга
в коридор, и галопом спустились вниз, к дверям лаборатории испытаний.
- Ломай! На приступ! - раздался боевой клич.
Неумолимый рок ежесекундно вырывал из рядов атакующих опытных,
закаленных в сражениях бойцов. Они, как и предыдущие, исчезали бесследно.
Кто-то принес лом, и дверь пала. Взять с ходу камеру было труднее.
Атакующие загрустили. Их осталось совсем мало: инспектор по кадрам,
бухгалтер, начальник патентного бюро, Верещагин и еще несколько человек.
Некоторое время все не дыша смотрели друг на друга. Никто не исчезал.
- Неужели все? - робко спросил кто-то.
- Кончилось. Не успели.
- Он давно там сидит? - спросил Верещагин, сообразив, в чем дело.
- Часа четыре.
- Он же задохнулся. Курил, наверное, все время, - метался Верещагин,
корчась от боли и хватаясь рукой за правую щеку. - Спасать надо. Резать
автогеном!
Несколько человек бросились искать автогенщика. Кто-то звонил в "Скорую
помощь".
- В тюрьму его надо за такие штучки, - сказал начальник патентного
бюро.
- Сами же ведь просили.
- Кто мог знать? А вдруг и план остался невыполненным? Тогда что? Кто
будет отвечать?
- А... Кому теперь отвечать...
Из пустоты, как всегда внезапно, материализовалась голова начальника
макетной мастерской Пендрина и лихо подмигнула:
- Ну, как тут у вас? Кончилась заварушка?
- Пендрин! Голубчик! Живой! А ты не знаешь, где наши? - лопотал
начальник патентного бюро.
- Не знаю, но догадываюсь.
- Где же?
- Да живы они, живы. Видел, как через подпространство неслись. Волков -
в главк, а остальные кто куда.
- Сам-то ты как?
- Знал я, что что-нибудь здесь будет, вот и отсиживался в
подпространстве. Ну, привет! Я еще немного посижу, на всякий случай, - и
Иммануил Гавриилович исчез...
Не успели еще остыть рваные края оплавленной дыры на том месте, где
раньше был люк, как Верещагин спрыгнул в камеру.
Самойлов лежал возле канцелярского стола, нелепо раскинув руки, в
расстегнутой мокрой рубашке и уже не дышал. Во всяком случае, Верещагин не
услышал его дыхания, как ни старался. Стол был завален подписанными и
утвержденными квартальными отчетами, папками готовых технических отчетов,
протоколами испытаний. На полу стояли макетные и опытные образцы по всем
темам.
План третьего квартала был выполнен. Поверх всех бумаг лежал приказ
министерства о выплате работникам ЦКБ квартальной премии...
Врачи определили у Самойлова невероятное истощение нервной системы.
Очнулся он лишь через неделю. В палате было светло и тихо. Откуда-то
издалека доносилась медленная незнакомая музыка. Самойлов вздохнул и
глубоко заснул.
Здоровье его быстро шло на поправку. Посетителей к нему еще не пускали,
а в записках запрещалось писать о производственных делах.
Наконец настал день, когда к Самойлову впустили посетителей. Первой
вошла Аграфена Ивановна, хозяйка общежития. За ней Верещагин, два
начальника лабораторий, ведущий инженер Вырубакин, техник Свидерский,
Стрижев, Палицин, Гутарин и Любочка. Палата сразу наполнилась гулом и
оживлением.
- Сашенька ты наш. Заморили тебя окаянные, - запричитала старуха.
- А я тоже лежал неделю в больнице, - с восторгом сообщил Верещагин. -
Понимаешь, пролежень на щеке никак не заживал. Даже уколы делали.
- А у нас Гутарин-то ведь женится!
- А я... хм... первое место по штанге... хм... занял по городу...
Сантису было хорошо. Он с восторгом переводил взгляд с одного лица на
другое и молчал.
- А ты гвоздь можешь вбить в стенку? Тут к тебе делегация ученых целую
неделю прорывается, - сказала Любочка.
- Нет, не могу. Пробовал, ничего не получается, - ответил Сантис и
весело добавил: - Секрет утерян! Ребята, а почему меня всегда просили
забить гвоздь? Ведь я мог сделать что-нибудь и поинтереснее.
- Уж очень наглядно получалось, - ответил техник Свидерский, и все с
ним согласились.
- И хорошо, что утерян, - подхватила Аграфена Ивановна. - Научишься
молоточком. - Ей все время хотелось всплакнуть, но она не решалась.
- Ну, а как в СКБ дела? - спросил Сантис.
- Все нормально, - ответил Верещагин. - Волкова перевели в министерство
сельского хозяйства. Он же по образованию-то был, оказывается, ветеринар.
А главный инженер дворником работает. Не простым, конечно, а бригадиром. У
нас на территории сейчас такая чистота!.. Ну и еще некоторых кое-куда
порастаскали. Всего, кажется, человек около сорока. Всем место нашлось по
душе. У нас много новых. А Пендрин отсиделся. Так и числится начальником
макетной мастерской. Боится только все время чего-то.
Начальники двух лабораторий после каждой фразы Верещагина согласно
кивали головами и в один голос говорили: "Правильно... Тоже верно...
Правильно..."
- А тебя, понимаешь, в ведущие инженеры не переводят. Просил я, да,
говорят, испытательный срок у тебя еще не кончился.
Время свидания подошло к концу. Прощание было не менее шумным, чем
встреча.
Самойлов всем кивал головой, поднять руку он был еще не в силах.
Через несколько часов после возвращения Сантиса с "Вызова" послали
второе сообщение. Потом третье. Автомат - прокалыватель пространства
принял их. Спасательная экспедиция тронулась в путь.