ПАЛЕЦ

 

Стивен КИНГ

 

 

     В тот момент, когда послышался шорох, Говард Митла сидел один в своей квартире в Куинсе. Говард был обыкновенным бухгалтером, которых в Нью-Йорке множество. Его жена Вайолет Митла была обыкновенной медсестрой, работающей у зубного врача, которых в Нью-Йорке также немало. Дождавшись конца теленовостей, она побежала в магазин на углу за мороженным. После новостей шло "Поле чудес", которое ее не интересовало. Она говорила, что ведущий, Алекс Требек, похож на хитрого евангелиста, но Говард-то знал, в чем дело: в "Поле чудес" она чувствовала себя дурой.

     Шорох доносился ванной, которую от спальни отделял крохотный отрезок коридора. Говард сразу же определил место. На вора не похоже - он еще в позапрошлом году навесил на окна толстую сетку за свой счет. Больше походило на мышку в раковине или в ванне. Может быть, даже крыса.

     Он подождал нескольких первых вопросов, надеясь, что шорох исчезнет сам по себе, но он не прекращался. Когда пошла реклама, Говард неохотно встал и пошел к двери ванной. Она была распахнута, так что шорох слышался еще громче.

     Скорее всего мышь или крыса - как будто лапки скребут о фарфор.

     - Черт, - разозлился Говард и направился в кухню.

     В углу, между газовой плитой и холодильником стояли принадлежности для уборки - швабра, ведро с тряпками, совок с гибкой ручкой. Говард взял в одну руку швабру, поближе к щетине, а в другую совок. Вооружившись таким образом, он не спеша прошагал через маленькую гостиную к двери ванной, насторожился. Прислушался.

     Царап-царап.

     Очень слабый звук. На крысу не похоже. Но что-то внутри твердило -крыса. Не простая, а нью-йоркская - уродливая мохнатая тварь с глазками-крапинками, длиннющими, как бы проволочными усами и с громадными зубами, торчащими V-образной верхней губы. Породистая крыса.

     Звук был слабый, даже нежный, но тем не менее...

     У него за спиной Алекс Требек задавал вопрос:

     - Этого русского застрелили, отравили и задушили... и все в одну и ту же ночь.

     - Наверно, Ленин? - отозвался кто-то участников.

     - Распутин, идиот, - пробурчал Говард Митла. Он переложил совок в ту руку, что держала щетку, и свободной рукой повернул выключатель в ванной. Он быстро направился к ванне, которая приютилась в углу под грязным, затянутым сеткой окном. Он терпеть не мог крыс и мышей, вообще любых мохнатых тварей, которые пищали и бегали (а иногда и кусались), но с детства усвоил, что, если хочешь бавиться от них, лучше делать это сразу. Если сидеть на стуле и не обращать внимания на шорох, будет еще хуже: Вай выпил пару банок пива, пока смотрела новости, и, вернувшись магазина, первым делом направится в туалет. Если мышка в унитазе, она поднимет крышку... и потребует, чтобы он исполнил свой мужской долг и прогнал ее. Все равно никуда не денешься.

     В ванне не было ничего, кроме гибкого душа. Он свернулся на эмалированной поверхности, словно мертвая змея.

     Шорох прекратился, когда Говард входил в ванную, но теперь послышался вновь. Сзади. Он обернулся и сделал три шага к раковине, на ходу замахиваясь щеткой.

     Рука, державшая щетку, взлетела до уровня подбородка и остановилась. Он остолбенел. У него отвисла челюсть. Если бы он посмотрел на себя в заляпанное зубной пастой зеркало над раковиной, то увидел бы, как у него между языком и небом мерцают струйки слюны, тоненькие, словно паутинки.

     Из отверстия сливной трубы раковины высовывался палец.

     Человеческий палец.

     На мгновение он замер, будто понял, что его обнаружили. Потом снова начал двигаться, прокладывая себе путь, словно червь, по розовому фарфору. Он добрался до белой резиновой пробки, ощупал ее, опять спустился на фарфор. Шорох проводили не крохотные мышиные лапки. Это ноготь на конце пальца постукивал по фарфору, описывая круги.

     Говард дал дикий, испуганный вопль, уронил щетку и бросился он ванной. Он ударился плечом о кафельную стену, отскочил и снова побежал. Благополучно выбравшись, захлопнул за собой дверь и, тяжело дыша, уперся в нее спиной. Сердце у него где-то под самым горлом словно отстукивало морзянку.

     Вряд ли он долго стоял там - когда пришел в себя, Алекс Требек все еще вел троих участников через первый тур, - но он утратил всякое ощущение времени, не понимая, где он и кто он.

     Вывел его этого состояния пронзительный звонок, который возвестил начало второго тура.

     - Тема у нас - "Космос и авиация", - говорил Алекс. - У вас сейчас семьсот долларов, Милдред, - сколько вы ставите? - Милдред, отнюдь на выглядевшая уверенным в себе эрудитом, пробормотала в ответ что-то невразумительное.

     Говард отступил от двери и вернулся в гостиную, словно на ходулях. В руке у него все еще был совок. Он посмотрел на него и разжал пальцы. Совок упал на ковер с тихим стуком.

     - Я этого не видел, - уныло пробормотал Говард Митла и свалился на стул.

     - Хорошо, Милдред, пятьсот долларов: испытательный центр ВВС, который первоначально назывался Майрок?

     Говард уставился в телевор. Милдред, маленькая, похожая на мышку женщина со слуховым аппаратом величиной с будильник, глубоко задумалась.

     - Я этого не видел, - проговорил он чуть увереннее.

     - Авиабаза Ванденберг? - спросила Милдред.

     - Авиабаза Эдвардс, дура, - сказал Говард. И когда Алекс Требек подтвердил сказанное, Говард повторил: - Я этого вообще не видел.

     Но скоро вернется Вайолет, а он оставил щетку в ванной.

     Алекс Требек объявил участникам и зрителям, что пока еще игра открыта для всех, а через пару минут начнется суперигра, где счет может всерьез мениться. На экране появился какой-то политик и принялся объяснять, почему его необходимо брать на следующий срок. Говард неохотно встал. Теперь он в больше степени ощущал свои ноги как ноги, а не как ходули, но возвращаться в ванную ему все равно не хотелось.

     "Вот, - сказал он себе, - это очень просто, такое часто бывает. У тебя была галлюцинация, как у многих. Ты об этом редко слышишь только потому, что о таких вещах не любят говорить... галлюцинации не приняты в обществе. Говоря о них, люди чувствуют себя так, как ты, если оставишь щетку на полу, а Вай войдет и спросит, в чем дело".

     - Послушайте, - говорил политик в телеворе густым, вкрадчивым баритоном. - Если вникнуть в суть дела, все очень просто: хотите ли вы, чтобы бюро актов гражданского состояния округа Нассо возглавлял честный, компетентный человек или проходимец с севера штата, который никогда...

     - Думаю, это воздух в трубах, - сказал Говард, и хотя шорох, -за которого он направился в ванную, нисколько не напоминал шум воздушных пузырей в трубах, сам звук его голоса - разумного, снова управляемого -придал ему чуть больше решимости.

     И опять-таки - Вай скоро вернется. В любую минуту. Он встал за дверью, нащупывая путь наружу.

     - Воздух в трубах! - громко продекламировал Говард и смело рванул дверь ванной. Он нагнулся, схватил щетку и потащил ее к двери. Ему пришлось сделать не больше двух шагов в крохотное помещение с выцветшим, покоробленным линолеумом и видом на тусклое, забранное мелкой сеткой вентиляционное отверстие, и, скорее всего, он даже не заглянул в раковину. Он стоял снаружи, прислушиваясь.

     Царап-царап. Царап-царап.

     Он поставил щетку и совок на законное место между плитой и холодильником в кухне и вернулся в гостиную. Там он постоял, поглядывая на ванную. Дверь была распахнута, льющийся оттуда свет веером расходился в крохотном закутке в прихожей.

     "Надо бы пойти выключить свет. Ты же знаешь, какой Вай поднимает шум -за этого. Тебе даже не нужно входить. Просто просунуть руку за дверь и щелкнуть".

     А если что-то схватит его за руку, пока он будет тянуться к выключателю?

     Вдруг чужой палец схватит его за палец?

     Как насчет этого, дамы и господа?

     Тот звук все еще был слышен. В нем было нечто до ужаса неумолимое. Можно было сойти с ума.

     Царап. Царап. Царап.

     По телевору Алекс Требек объяснял условия суперигры. Говард подошел и прибавил звук. Потом снова уселся на стул и сказал себе, что ванной ничего не слышится, абсолютно ничего.

     Разве что воздух в трубах.

     Вай Митла была тех женщин, которые двигаются с таким яществом, что кажутся чуть ли не хрупкими... но Говард был на ней женат двадцать один год и прекрасно знал, что никакой хрупкости в ней нет и в помине. Она ела, пила, работала, танцевала и занималась любовью в одном и том же темпе - напористом. Она ворвалась в квартиру, как небольшой ураган. Правой рукой она прижимала к груди объемистый бумажный мешок. Не останавливаясь, она внесла его в кухню. Говард слышал, как мешок раскрылся, хлопнула дверца холодильника и затем закрылась. Вернувшись, она швырнула Говарду свое пальто.

     - Повесь, пожалуйста! - попросила она. - Я сейчас описаюсь! Ей богу! Фью!

     "Фью!" было любимым междометием Вай.

     - Конечно, Вай, - пронес Говард и встал с темно-синим пальто Вай в руках. Он не сводил с нее глаз, пока она бежала по коридору и через дверь ванной.

     - Электрокомпания очень любит, когда ты оставляешь включенный свет, Гови, - крикнула она через плечо.

     - Я нарочно, - ответил он. - Знал, куда ты сразу помчишься.

     Она засмеялась. Он слышал шорох ее белья.

     - Ты слишком хорошо меня знаешь - у посторонних это называется любовью.

     "Надо сказать ей - предупредить ее", - подумал Говард, зная, что не сможет этого сделать. Что он ей скажет? Берегись, Вай, там трубы раковины торчит палец, не дай ему ткнуть тебя в глаз, когда наклонишься за стаканом воды?

     Кроме того, это ведь просто галлюцинация -за воздуха в трубах и -за того, что он боится мышей. Теперь, когда прошло несколько минут, он в это почти верил.

     Как бы там ни было, он стоял с пальто. Вай на руках, ожидая, когда она завжит. И спустя десять-пятнадцать бесконечных секунд услышал:

     - Боже мой, Говард!

     Говард подскочил, еще крепче прижимая пальто к груди. Сердце, уже было успокоившееся, снова начало выстукивать морзянку. Он порывался заговорить, но слова застревали в горле.

     - Что? - наконец выговорил он. - Что такое, Вай?

     - Полотенца! Попадали на пол! Что случилось?

     - Не знаю, - отозвался он. Сердце колотилось еще быстрее, и он не мог определить, чем было тошнотворное ощущение где-то в самом ну живота -облегчением или ужасом. Наверное, он свалил полотенца, когда налетел на стену.

     - Наверное, привидения, - сказала она. - Кроме того, не хочу тебя пилить, но ты забыл закрыть раковину.

     - Извини, - пронес он.

     - Ну да, ты всегда так говоришь, - донесся ее голос. - Ты, наверное, хочешь, чтобы я туда свалилась и утонула. Когда-нибудь так и случиться! -Чавкающий звук - она сама заткнула пробку. Говард выжидал, затаив дыхание, все еще сжимая пальто.

     - У кого рекорд по количеству удалений за одну игру? - спрашивал Алекс Требек.

     - Том Сивер? - Милдред слегка откинулась.

     - Роджер Клеменс, бестолочь, - сказал Говард.

     Пш-ш-ш! - донесся шум сливаемой воды. Вот сейчас наступит момент, которого он ждет (до Говарда только сейчас дошло), пауза, казалось, длится бесконечно. Потом взвгнул кран с горячей водой (он все собирался починить этот кран и все забывал), вода потекла в раковину, и Вай начала мыть руки.

     Никакого вга.

     А откуда быть вгу, если никакого пальца нет?

     - Воздух в трубах, - более уверенно пронес Говард и пошел вешать пальто жены.

     Она вышла, оправляя юбку.

     - Я принесла мороженное, - сказала она, - вишневое с ванилью, как ты хотел. Но для начала давай попробуем пиво, Гови. Новый сорт. Называется "Американское зерно". Я о таком никогда не слышала, но оно было на дешевой распродаже, и я взяла шесть банок. Не рискнешь - не выиграешь, так ведь?

     - Точно, - сказал он, морща нос. Когда Вай принесла ему кухни стакан со своим новым приобретением, он понял, что страх прошел. Он решил, что лучше страдать галлюцинациями, чем наблюдать, как настоящий палец высовывается слива раковины - живой, указующий во все стороны.

     Говард опять уселся на стул. Когда Алекс Требек объявил тему последней суперигры - шестидесятые годы, он задумался над тем, что ему было вестно различных телепередач: галлюцинации бывают у людей, страдающих либо а) эпилепсией, либо б) опухолью мозга. И таких передач он помнил немало.

     - Знаешь, - сказала Вай, возвращаясь в комнату с двумя стаканами пива, - не нравятся мне вьетнамцы, которые держат этот магазин. И, наверное, никогда не понравятся. По-моему, они подлые.

     - Ты видела, чтобы они делали что-нибудь подле? - спросил Говард. Он и сам считал, что супруги Ла какие-то не такие... но сегодня это его мало волновало.

     - Нет, - ответила Вай, - не видела. Тем более они подозрительные. И еще они все время улыбаются. Отец меня всегда учил: "Нельзя доверять улыбающемуся мужчине. И еще он говорил... Говард, с тобой все в порядке?

     - Что он говорил? - спросил Говард, делая слабую попытку вернуться на землю.

     - Очень мило, дорогой, ты бледный, как молоко. Что с тобой? Тебе плохо?

     "Нет, - хотелось сказать ему, - мне не плохо - это слишком мягко сказано. Я думаю, нет ли у меня эпилепсии или опухоли в мозгу, Вай, -может от этого стать плохо?”

     - Наверное, заработался, - сказал он. - Я тебе рассказывал про эту новую налоговую декларацию. Больница Светой Анны.

     - А что там?

     - Клубок змей, - пронес он, что тут же вызвало ассоциации с ванной - с раковинным сливом. - Нельзя доверять монахиням вести бухгалтерские книги. Это надо записать в Библии для полной надежности.

     - Ты позволяешь мистеру Латропу садиться себе на шею, - отрезала Вай. - Так и будет, пока не научишься стоять за себя. Хочешь иметь инфаркт?

     - Нет.

     "И эпилепсии, и опухоли в мозгу тоже не хочу. Прошу тебя, Господи, сделай это одноразовым явлением. Ладно? Однажды привиделось - и чтобы больше не повторялось. Ладно? Пожалуйста. И чтоб с сахарком, ладно?”

     - Да уж, конечно, - печально заметила она. - Арлан Кац на днях говорила, что если мужчинами моложе пятидесяти случается инфаркт, им очень редко удается выкарабкаться. А тебе только сорок один. Ты должен уметь постоять за себя, Говард. Не быть таким размазней.

     - Видимо, да, - задумчиво пронес он.

     Алекс Требек задал финальный вопрос суперигры: "Группа хиппи, которые проехала на автобусе конца в конец Соединенных Штатов с писателем Кеном Ки?" Заиграли музыкальную заставку финала. Двое мужчин-участников сосредоточенно писали. Милдред, женщина с микроволновой печью в ухе, выглядела растерянной. Наконец и она принялась что-то царапать. Энтузиазма у нее явно не наблюдалось.

     Вай отхлебнула большой глоток.

     - Э-э! - воскликнула она. - Неплохо! И всего два шестьдесят семь за шесть банок!

     Говард тоже отпил. Ничего особенного, но пиво все же было влажное и к тому же холодное. Уже утешительно.

     Оба мужчины даже и блко не попали. Милдред тоже ошиблась, но по крайней мере хоть что-то знала. - "Веселые ребята?" - написала она.

     - "Веселые проказники", жопа: - буркнул Говард.

     Вай восхищенно посмотрела на него:

     - Ты все на свете знаешь, Говард, правда?

     - Если бы, - вздохнул тот.

     Говард не был особым любителем пива, но в этот вечер осилил три банки приобретения Вай. Он надеялся, что пиво поможет ему быстрее уснуть. Он боялся, что всю ночь будет ворочаться, думая о том, что привиделось ему в раковине. Но, как часто объясняла ему Вай, в пиве полно витамина Р, и около восьми тридцати она отправилась в спальню переодеться в ночную рубашку. Говард с явной неохотой проследовал в ванную облегчиться.

     Прежде всего он подошел к раковине и заставил себя заглянуть туда.

     Ничего.

     Уже облегчение (в конце концов, лучше галлюцинация, чем настоящий палец, отметил он про себя, несмотря на вероятность опухоли в мозгу), но учать слив глубже все равно не хотелось. Медная крестовина внутри, предназначенная для того, чтобы улавливать клочья волос или, допустим, булавки, исчезла много лет назад, так что слив представлял собой просто темную дыру, окруженную кольцом нержавеющей стали. Она смотрела на тебя, как пустая глазница.

     Говард взял резиновую пробку и заткнул отверстие. Так лучше.

     Он отошел от раковины, приподняв крышку унитаза (Вай всегда ругала его за то, что он забывает опускать ее после себя, но почему-то не испытывала острой необходимости делать это за собой) и наклонился над ним. Он был их тех мужчин, которые способны начать мочиться немедленно только при крайней необходимости ( а в переполненных общественных туалетах не мог вообще - мыль о том, что позади стоит очередь, мгновенно блокировала ему сфинктер), и сейчас делал то, что и всегда, в течение нескольких секунд промежутка между тем, как он настроит инструмент, и моментом, когда он начнет действовать: считал про себя простые числа.

     Он дошел до тринадцати и вот уже было начал, как вдруг сзади донесся резкий звук: тук-тук! Мочевой пузырь, опознав еще раньше, чем мозг, звук с силой выталкиваемой дыры резиновой пробки, мгновенно закрылся (с режущей болью).

     Спустя мгновение этот звук - звук ногтя, легонько постукивающего по фарфору при вращении любопытного пальца, - раздался снова. Кожа у Говарда похолодела и, казалось, съежилась так, что уже не закрывала плоть под ней. Вырвалась единственная капля мочи, плюхнувшись в унитаз, и пенис сжался у него в руке, как черепаха, ищущая спасения под панцирем.

     Говард, пошатываясь, отошел к раковине. Он заглянул туда.

     Палец вернулся. Он был очень длинный, но во всем остальном выглядел нормальным. Говард видел ноготь, не обкусанный и не чрезмерно длинный, и первые две фаланги. На его глазах палец отстукивал и исследовал путь вокруг отверстия.

     Говард нагнулся и заглянул в раковину. Труба, восходящая от пола, была диаметром никак не больше восьми сантиметров. Рука там поместиться не могла. Кроме того, труба резко гибалась там, где был сифон. На чем же держится палец? На чем он может держаться?

     Говард выпрямился, и какое-то время казалось, что голова у него просто оторвется от тела и улетит. Перед глазами у него поплыли черные пятна.

     "Я сейчас упаду в обморок!" - подумал он. Он вцепился в мочку правого уха и дернул о всех сил, как пассажир поезда в минуту опасности хватается за стоп-кран. Головокружение прошло... но палец оставался на месте.

     Это не галлюцинация, как это может быть? Он видел поверх ногтя крохотную капельку воды, а под ним - белую полоску - мыло, скорее всего -мыло. Вай мыла руки после туалета.

     "Все равно это может быть галлюцинация. Может. Если ты видишь на нем воду и мыло, это ведь не значит, что тебе это не привиделось. И послушай, Говард, - если это не приведение, то что он там делает? Как он туда попал, прежде всего? И почему Вай его не видела?”

     "Тогда позови ее, позови! - приказывал ему разум, а в следующую микросекунду отменял собственный приказ: - Нет! Не зови! Потому что если ты по-прежнему видишь его, а она нет...”

     Говард зажмурил глаза и какое-то время находился в мире, где существовали только красные вспышки света и бешено колотящееся сердце. Когда он открыл глаза, палец оставался на месте.

     - Что ты? - прошептал он сквозь плотно сжатые губы. - Что ты есть и что тут делаешь?

     Палец немедленно прекратил метаться вслепую. Он распрямился и указал на Говарда. Тот отшатнулся, прикрывая рот руками, чтобы не заорать. Он хотел оторвать взгляд от этой злой, отвратительной штуки, хотел опрометью выскочить ванной (и пусть Вай говорит, что хочет)... но на какое-то время оказался паралованным, не способным оторваться от этого розоватого чудовища, напоминавшего перископ плоти.

     Потом палец согнулся во втором суставе. Кончик его опустился, коснулся фарфора, и постукивание по кругу возобновилось.

     - Гови? - позвала Вай. - Ты что там, уснул?

     - Сейчас! - откликнулся он неестественно веселым тоном.

     Он смыл ту единственную каплю мочи, которая попала в унитаз, и направился к выходу, обходя раковину кругом. Однако заметил свое отражение в зеркале: огромные глаза, неестественно бледная кожа. Он пощипал себя за обе щеки, выходя ванной, которая всего за какой-то час сделалась самым страшным и необъяснимым местом в мире.

     Когда Вай зашла в кухню посмотреть, что он так долго делает, Говард заглядывал в холодильник.

     - Что ты хочешь? - спросила она.

     - Пепси. Пойду, наверно, к Ла и куплю баночку.

     - После трех банок пива и вишнево-ванильного мороженного? Ты же лопнешь, Говард.

     - Не лопну, - пробормотал он. - Но это проойдет, если я не отолью то, что скопилось в почках, - уточнил он про себя.

     - Ты уверен, что все в порядке? - Вай критически осмотрела его, но тон ее стал мягче - с оттенком подлинного сочувствия: - Потому что выглядишь ты ужасно. Правда.

     - Слушай, - выдавил он, - у нас в конторе грипп. Я полагаю...

     - Я тебе дам соды, если действительно нужно, - предложила она.

     - Не надо, - поспешно вмешался Говард. - Ты в ночной рубашке. Смотри, я уже надеваю пальто.

     - Когда ты в последний раз попробовал диету супа и орехов, Говард? Это было так давно, что я уже забыла.

     - Поищу ее завтра, - неопределенно ответил он, выходя в маленькую прихожую, где висели пальто. - Она, наверное, где-то среди страховых полисов.

     - Это было бы лучше. А если уж ты спятил и собрался выходить, то надень мой шарф!

     - Ладно. Это правильно. - Он надел пальто и застегивал его, стоя к ней спиной, чтобы она не заметила, как у него дрожат руки. Когда он повернулся, Вай уже скрылась в ванной. Он молча постоял в предвкушении того, что теперь уж она завжит, но тут вода полилась в раковину. Затем он услышал, как Вай чистит зубы в своей обычной манере - с напором.

     Он постоял еще и вдруг мысленно вынес себе приговор тремя простыми словами: "Я схожу с ума".

     Возможно... но это не меняет того факта, что, если он в ближайший момент не провернет кое-что, его ждут крайне неприятные последствия. По крайней мере, эту проблему он способен решить, и Говард испытал некоторое утешение. Он открыл дверь, уже было вышел, потом вернулся, чтобы взять шарф Вай.

     "Когда ты намерен рассказать ей о последний удивительных событиях в жни Говарда Митла? - вдруг решил он осведомиться у самого себя.

     Говард тут же отогнал эту мысль и сосредоточился на том, чтобы затолкать концы шарфа за отвороты пальто.

     Квартира Митла была на пятом этаже десятиэтажного здания на Хокинг-стрит. За полквартала, на углу Хокинг и Куинс-бульвара, находился работавший круглосуточно магазин "Деликатесы и удобства Ла". Говард повернул налево и дошел до конца здания. Здесь была узкая тропинка, которая вела к мусоропроводу. По обе ее стороны стояли контейнеры для мусора. Здесь бездомные, далеко не все которых были пропащими алкоголиками, устраивали себе неуютным ночлег газет. В этот вечер, кажется, никто не собирался поселиться на тропе, за что Говард был им очень благодарен.

     Он зашел в укромный промежуток между двумя контейнерами, расстегнул джинсы и обильно помочился. Сначала он испытал такое облегчение, что почти забыл недавние удары судьбы, но по мере того как напор ослабевал, опять начал обдумывать свое положение, и отчаяние опять овладело им.

     Положение его было, прямо скажем, безвыходным.

     Вот он стоит и мочится на стену дома, в котором имеет теплую, уютную квартиру, оглядываясь через плечо, не заметил ли его кто-нибудь.

     Появись здесь бандит или грабитель, пока он находится в таком беззащитном состоянии, ничего хорошего не будет, но гораздо ужаснее, если его увидит кто-то знакомых - Фенстеры, например, 23-й или Дэттлбаумы 35-й. И что скажет Вай эта языкастая Алисия Фенстер?

     Он застегнул штаны и вернулся к началу тропинки. Тщательно осмотревшись по сторонам, он зашел в магазин и купил банку пепси-колы у улыбающейся бронзовокожей миссис Ла.

     - Что-то вы сегодня бледный, мистер Митра, - пронесла она со своей неменной улыбкой. - Все в порядке?

     "О да, - подумал он. - Я действительно брежу, спасибо, миссис Ла. Просто замечательно".

     - Поймал таракана в раковине, - пояснил он ей. Она нахмурилась, не переставая улыбаться, и он сообразил, что ляпнул что-то не то. - В конторе, я имею в виду.

     - Лучше одевайтесь теплей, - сказала она. Складка на ее почти идеально гладком лбу разошлась. - Радио говорит, будет холодно.

     - Спасибо, - поблагодарил он и вышел. По пути домой он открыл банку и вылил ее в канаву. Учитывая, что ванная теперь стала вражеской территорией, ему менее всего хотелось пить на ночь.

     Когда он вошел, Вай похрапывала в спальне. Три банки пива хорошо на нее подействовали. Он поставил пустую банка на столик кухне, затем постоял за дверью ванной. Потом прижался уход к дереву.

     Царап-царап. Царап-царап-царап.

     - Вонючий сукин сын, - прошептал он.

     Он отправился спать не почистив зубы - впервые с тех пор, как мать забыла положить ему, двенадцатилетнему зубную щетку, когда отправляла в летний лагерь.

* * *  Он лежал в постели рядом с Вай и не спал.

     Слышно было, как палец продолжает свой бесконечный поиски в ванной, постукивая ногтем. На самом деле он не мог слышать сквозь закрытые двери и знал это, но представлял, как он это слышит, что было ничуть не лучше. "Нет, - говорил он себе, - по крайней мере ты знаешь, что это лишь воображение. Насчет самого пальца ты не уверен".

     Впрочем, это мало утешало. Он все еще не мог уснуть и не приблился к решению проблемы. Он знал, что не сможет до бесконечности выдумывать предлоги, чтобы выйти помочиться возле мусорных ящиков. Он сомневался, получится ли это даже на протяжении двух суток, а что будет, когда приспичит большая нужда, леди и джентльмены? Вот вопрос, который никогда не задавали в суперигре, и он не имел ни малейшего представления, как на него ответить. Не под ящиками же - тут он был совершенно уверен.

     "Может быть, - осторожно предположил внутренний голос, - со временем ты привыкнешь в этой штуке".

     Нет. Немыслимо. Он двадцать один год жил с Вай и все еще не в силах был зайти в ванную, когда она была там. Эти цепи просто замыкало от перенапряжения. Она могла весело сидеть на унитазе и болтать с ним о том, что делала на работе у доктора Стоуна, пока он брился, но он на это был не способен. Не то воспитание.

     "Если этот палец не уйдет сам по себе, значит, тебе придется пересмотреть свое воспитание, - настаивал голос, - потому что кое-что, по-видимому, нуждается в коренной перестройке".

     Он повернул голову и взглянул на будильник. Четверть третьего... и, меланхолично сообразил он, что необходимо помочиться.

     Он осторожно поднялся с кровати, миновал ванную, -за закрытой двери которой доносилось все то же непрекращающееся царапанье и постукиванье, и направился в кухню. Он придвинул табуретку к кухонной раковине, влез на нее и тщательно прицелился в сливное отверстие, настороженно прислушиваясь, не проснулась ли Вай.

     Наконец получилось... лишь когда он перебрал все простые числа вплоть до трехсот сорока семи. Рекорд всей жни. Он поставил табуретку на место и побрел обратно в постель, размышляя про себя: "Я так не смогу. Долго не протяну. Просто не смогу".

     Проходя мимо двери ванной, он оскалился.

     Когда в шесть тридцать зазвонил будильник, он вскочил с постели, прошаркал в ванную и пошел внутрь.

     В сливе было пусто.

     - Слава Богу, - прошептал он дрожащим голосом. Волна облегчения, почти священное вдохновение, охватила его. - О, слава Б...

     Палец высунулся, как ванька-встанька, словно привлеченный звуком его голоса. Он молниеносно крутнулся три раза и застыл, словно сеттер перед прыжком. И указывал прямо на него.

     Говард отскочил, давая бессвязное рычание.

     Верхняя фаланга пальца сгибалась и разгибалась, словно приманивала его. Доброе утро, мистер, рад вас видеть.

     - Сволочь, - пробормотал Говард. Он повернулся к унитазу. Решительно вознамерился помочиться... и ничего. Вдруг его охватило бешенство... жгучее желание просто наброситься на наглого пришельца в сливе, вытащить его пещеры, бросить на пол и топтать босыми ногами.

     - Говард? - сонно спросила Вай. Она постучала в дверь. - Уже?

     - Да, - ответил он настолько мог спокойным тоном. Он спустил воду в унитаз.

     Ясно было, что Вай мало интересует его тон и его вид. Она страдала от непредвиденного похмелья.

     - Чуть не напустила лужу, но могло бы быть и хуже, - пробормотала она, вихрем пронесшись мимо него, задирая ночную рубашку и усаживаясь на унитаз. Она потрогала свой лоб. - В рот больше не возьму этой дряни, благодарю покорно. "Американское зерно" - это страшное говно. Кто бы подсказал этим типам, что удобрение в хмель следует сыпать до того, как сажаешь, а не после. Три паршивые банки - и голова разваливается. Господи! Ну что ж, какова цена - таков и вкус вина. Особенно если продают такие гады, как эти Ла. будь лапочкой, дай мне аспирин, а, Гови?

     - Конечно, - сказал он и осторожно приблился к раковине. Палец снова исчез. Вай, кажется, и на этот раз его спугнула. Он достал аспирин аптечки и высыпал две таблетки. Ставя пузырек обратно, он заметил, как кончик пальца на мгновение высунулся дыры. На полсантиметра, не более, и опять как бы поднял воду, прежде чем скрыться.

     Он дал Вай аспирин и сказал:

     - Минуточку - налью тебе воды.

     - Не надо, - тоскливо пробормотала Вай и принялась крушить таблетки зубами. - Так быстрее действует.

     - Да он же тебе все кишки сожжет, - настаивал Говард. Он обнаружил, что не против оставаться в ванной, пока Вай с ним.

     - Не беспокойся, - пронесла она еще более мрачным тоном. Она спустила воду в унитазе. - Как ты сейчас?

     - Не лучшим образом, - честно прнался он.

     - У тебя тоже?

     - Похмелье? Нет. Скорее грипп, с доктором я говорил. Горло болит, и палец беспокоит.

     - Что?

     - Пятна, говорю. Пятна какие-то на щеках.

     - Знаешь что, лучше оставайся дома. - Она подошла к раковине и стала энергично чистить зубы.

     - Может, и тебе лучше остаться, - сказал он. Он, однако, не хотел, чтобы Вай была дома; он хотел, чтобы она помогала доктору Стоуну ставить пломбы и прочищать каналы, но было бы невежливо не сказать что-то.

     Она глянула на его отражение в зеркале. У нее уже появлялся легкий румянец, глаза чуть засветились. Приходила в себя Вай тоже энергично.

     - В тот день, когда я не выйду на работу -за похмелья, я брошу пить совсем, - сказала она. - И потом, я нужна доку. Мы сегодня ставим полную верхнюю челюсть. Грязная работа, но кто-то должен ее делать.

     Она сплюнула прямо в слив, и Говард восхищенно подумал: "В следующий раз он появится, весь заляпанный зубной пастой. Господи!”

     - Сиди дома, укутайся и пей побольше жидкости, - наказывала Вай тоном старшей медсестры, который следовало понимать: "не будешь выполнять предписаний - сам будешь виноват". - Почитай. И дай понять этому вонючке Латропу, что он теряет, когда тебя нет. Пусть дважды подумает.

     - Не плохая идея, - поддержал Говард.

     Она поцеловала его на бегу и подмигнула:

     - Твоя Увядающая Вайолет кое-что в жни понимает, - похвасталась она. Когда через полчаса она побежала на свой автобус, то беззаботно напевала, забыв о похмелье.

     Первое, что сделал Говард после ухода Вай, - приставил табуретку к кухонной раковине и помочился туда. Без Вай было легче: не успел он дойти до двадцати трех - десятого по счету простого числа, - как дело пошло. Уладив эту проблему хотя бы на ближайшие несколько часов, он прошел в прихожую и просунул голову в ванную. Он сразу увидел палец, и это было ненормально. Немыслимо - потому что двери он мог видеть только край раковины. А раз видел, значит...

     - Что ты делаешь, подонок? - заорал Говард, и палец, который вертелся во все стороны, как бы пробуя ветер, обратился к нему. Он был испачкан зубной пастой, как и следовало ожидать. Он огнулся по направлению у нему... но теперь огнулся в трех местах, что было уж вовсе невозможно, совершенно невозможно, потому что на любом пальце третий сустав находится на стыке с кистью.

     "Он удлиняется, - промелькнуло у него в мозгу. - Я не знаю, как это может быть, но это так - он уже выходит за край раковины о крайней мере сантиметров на восемь... если не больше!”

     Он осторожно прикрыл дверь в ванную и вернулся в гостиную. Ноги снова превратились в негнущиеся ходули. Ледокол в мозгу исчез, расплющенный под тяжестью белого ужаса и растерянности. Это был не айсберг, а целый ледник. Говард Митра сел на стул и закрыл глаза. За всю свою жнь он не ощущал себя таким одиноким, таким растерянным и бессильным. Он просидел так довольно долго, застыв в оцепенении. Всю ночь он не спал, и теперь уснул, пока все удлиняющийся палец в раковине стучал и царапал, царапал и стучал.

     Ему снилось, что он участвует в "Поле чудес" - не новом варианте с большими ставками, а в обычной дневной передаче. Вместо компьютерных экранов ассистент позади игрового стола просто выставляет карточку, когда участник называл ответ. Вместо Алекса Требека ведущим был Арт Флеминг с гладко заланными волосами и простецкой улыбкой. В центре стола сидела та же Милдред с той же спутниковой антенной в ухе, но с пышным начесом под Жаклин Кеннеди и в роскошных дымчатых очках вместо пенсне.

     И все ображение было черно-белым, включая его самого.

     - Ладно, Говард, - пронес Арт, указывая на него. У Арта был странный указательный палец в полметра длиной; он торчал неплотно сжатого кулака, словно учительская указка. На ногте засохла зубная паста. - Твоя очередь ставить.

     Говард взглянул на доску и сказал:

     - Тема "Вредные насекомые" за сто долларов, Арт.

     Сняли квадрат "100 долларов", и Арт прочел: "Лучший способ бавиться от зловредных пальцев в раковине".

     - Это... - начал Говард и запнулся. Черно-белая аудитория в студии пялила на него глаза. Черно-белый оператор наезжал крупным планом на его залитое потом черно-белое лицо. - Это... гм...

     - Быстрее, Говард, твое время истекает, - ласково приговаривал Арт Флеминг, указывая на него своим неимоверно длинным пальцем, но Говард остолбенел. Он готов был пропустить вопрос, пусть с него вычтут сто долларов, пусть он вообще окажется в минусах, пусть он совсем проиграл, пусть ему не дадут заглянуть в эту распроклятую энциклопедию...

     На улице громко фыркнул грузовик. Говард мгновенно проснулся, дернувшись всем телом и едва не слетев со стула.

     - Это жидкость для чистки раковин! - орал он. - Жидкость для чистки раковин!

     Это и был ответ. Правильный ответ.

     Он расхохотался. Пять минут спустя, все еще продолжая смеяться, он застегивал пальто и открывал дверь.

     Говард рассматривал пластмассовый флакон, который ковырявшийся в зубах продавец в магазине хозяйственных товаров "Счастливый умелец" на Куинс-бульваре выставил на прилавок. Там была нарисована женщина в фартуке. Она одной рукой подбоченилась, а другой лила струю жидкости то ли в заводской сифон, то ли вы биде фильмом Орсона Уэллеса. "РАКУШКА" -было написано на этикетке. - "ВДВОЕ сильнее лучших вестных средств! Прочищают ванны, души и раковины ЗА СЧИТАННЫЕ МИНУТЫ. Растворяет волосы и органические загрязнения!”

     - Органические загрязнения, - повторил Говард. - Как это понимать?

     Лысый продавец с усеянным прыщами лбом пожал плечами. Зубочистка перекатывалась у него во рту одного конца в другой.

     - Жратва, наверное. Но лучше не ставить этот флакон рядом с жидким мылом, если вы понимаете, о чем я говорю.

     - Что, разъедает руки? - спросил Говард, надеясь, что в его голосе слышится надлежащий испуг.

     Продавец снова передернул плечами:

     - Думаю, что не такое мощное средство, как то, что мы продавали раньше - с щелочью, но теперь запрещено. По крайней мере, я так думаю. Но вот это видите? - Он ткнул коротким пальцем в нарисованные череп и кости с надписью "ЯД". Говард внимательно рассматривал это палец. Он теперь присматривался ко всем пальцам.

     - Да, - сказал Говард. - Вижу.

     - Это, знаете ли, не для красоты рисуют. Если у вас дети, им этого никак нельзя. И сами не полощите им горло. - Он захохотал, перекатывая зубочистку по нижней губе.

     - Не буду, - сказал Говард.

     Он повернул флакон и принялся читать надпись: "Содержит гидроксид натрия и гидроксид калия. При попадании на кожу вызывает сильные ожоги". Годится. Невестно, в какой степени годится, но как узнать?

     Внутренний голос задумчиво сказал: "А что если он только взбесится, Говард? Что тогда?”

     Гм... что тогда? Он же в раковине?

     "Да... но он вроде бы растет".

     Что же все-таки выбрать? Тут голос почему-то молчал.

     - Мне бы не хотелось торопить вас с такой важной покупкой, - сказал продавец, - но я сегодня один, а мне еще обрабатывать накладные, так что...

     - Я беру это, - сказал Говард, доставая бумажник. И тут ему бросилась в глаза другая витрина с вывеской "ОСЕННЯЯ РАСПРОДАЖА". - А что там? -спросил он. - Вон то?

     - То? - переспросило продавец. - Электрические ножницы для стрижки кустарника. Мы их в июне получили две дюжины, но они почему-то не пошли.

     - Дайте мне пару, - сказал Говард Митла. Он улыбнулся, и продавец потом рассказывал полиции, что эта улыбка ему не понравилась. Нисколько.

     Говард, придя домой, выложил покупки на кухонный стол; коробку с электрическими ножницами он отодвинул подальше, надеясь, что до них не дойдет. Конечно, не дойдет. Потом внимательно учил инструкцию на флаконе "Ракушка".

     "Медленно вылить 1/4 флакона в раковину... дать отстояться пятнадцать минут. При необходимости повторить".

     Ну, до этого, конечно, не дойдет, или... а вдруг дойдет?

     Для верности Говард решил вылить сразу полфлакона. Может, даже чуть больше.

     После долгих мытарств ему удалось открутить колпачок. Потом через гостиную он с мрачным видом направился в прихожую, неся на вытянутых руках белый пластмассовый флакон - словно солдат, знающий, что в любую минуту может получить приказ подниматься в атаку.

     "Подожди минутку! - заорал внутренний голос, когда он взялся за дверь, и рука у него дернулась, - Это идиотм! Ты знаешь, что это идиотм! Тебе не нужна жидкость для раковин, тебе нужен психиатр! Тебе нужно лечь на кушетку и рассказать кому следует, что ты выдумал - да, именно так, выдумал, - будто в раковине сидит палец и растет!”

     - О нет, - твердо пронес Говард, покачав головой. - Пути назад нет. Он не мог - никак не мог - представить, как он рассказывает все это психиатру... да кому бы то ни было. А вдруг это дойдет до мистера Латропа? Может дойти - через отца Вай. Билл Де Хорн был аудитором в фирме "Дин, Грин и Латроп" уже тридцать лет. Именно он устроил Говарду прием у Латропа, дал ему блестящую рекомендацию... словом, сделал все, чтобы устроить его на эту работу. Сейчас Де Хорн на пенсии, но они часто видятся с Джоном Латропом. Если Вай узнает, что ее Гови ходил к психиатру (а как скрыть такое от нее?), то расскажет мамочке - она ей все сообщает. Миссис Де Хорн, разумеется, передаст мужу. А мистер Де Хорн...

     Говард представил, как двое пожилых мужчин - его тесть и хозяин -сидят в кожаных креслах в каком-то мифическом клубе - на обивке кресел поблескивают маленькие золотые гвоздики. Ему ясно привиделось, как они пьют шерри; рюмка с золотым ободком стоит на столике справа от мистера Латропа. (Говард ни разу не видел, чтобы кто-то них пил шерри, но в такой фантазии это был обязательный элемент). Он увидел, как Де Хорн -которому уже под восемьдесят и налицо явные прнаки маразм - доверительно наклоняется к собеседнику и шепчет: "Представляете, что делается с моим зятем Говардом, Джон! Он собирается к психиатру. Думает, что у него в раковине сидит палец, видите ли. Вам не кажется, что он пристрастился к наркотикам или что-нибудь в этом роде?”

     А может быть, не следует опасаться всерьез, что именно так получиться? Он думал, что подобное вероятно - в той или иной форме, - а если нет? Все равно он не может пойти к психиатру. Что-то в нем - очень блкое к тому, что не позволяло ему мочиться в общественном туалете, если сзади стояла очередь, - просто отрицало такое предположение. Он не ляжет на кушетку и не скажет: "У меня в раковине торчит палец", - чтобы какой-нибудь очкарик с козлиной бородкой потом донимал его вопросами. Это то же самое, что "Поле чудес".

     Он снова взялся за ручку.

     "Тогда позови водопроводчика! - отчаянно завопил голос. - Сделай хотя бы это! Не надо говорить ему, что ты видел! Просто скажи, что засорилась труба! Или что твоя жена уронила в раковину обручальное кольцо! Скажи ему что угодно!”

     Но это еще бесполезнее, чем обращаться к психиатру. Это Нью-Йорк, а не какой-нибудь провинциальный Де-Мойн. Здесь можно уронить в раковину алмаз "Шах" и все равно неделю дожидаться, пока сантехник соволит явиться. Говард Митла не собирался целую неделю болтаться по Куинсу в поисках заправочных станций, где оператор за пятерку позволил бы ему опорожнить кишечник в заплеванном туалете под прошлогодним календарем. "Тогда делай это быстро - сдался голос. - Хотя бы быстро".

     Так, два противоборствующих Говарда Митра соединились. По сути дела, он опасался, что если не станет действовать быстро, то не в состоянии будет действовать вообще.

     "Атакуй его внезапно, если получится. Сними туфли".

     Говард решил, что это действительно ценная идея. Он решил осуществить ее немедленно, снял сначала одну туфлю, потом другую. При этом он пожалел, что забыл надеть резиновые перчатки на случай, если жидкость выплеснется обратно, и подумал, лежат ли они еще у Вай под кухонной раковиной. Ладно. Деваться некуда. Если он еще пойдет искать перчатки, то утратит решимость... может, ненадолго, а может, и насовсем.

     Он распахнул дверь ванной и проскользнул внутрь.

     Ванная в их доме никогда не была особенно приятным местом, но сейчас, ближе к полудню, в ней было хотя бы более или менее светло. С видимостью проблем не будет... к тому же ничто не указывало на присутствие пальца. Пока, во всяком случае. Говард на цыпочках прошел через помещение с флаконом жидкости, крепко зажатым в правой руке. Он нагнулся над раковиной и заглянул в круглую черную дыру посреди поблекшего розового фарфора.

     Но она не была темной. Что-то копошилось в этой черноте, лезло вверх через эту узенькую дырочку, чтобы приветствовать своего друга Говарда Митлу.

     - Вот тебе! - закричал Говард, наклонив флакон с "Ракушкой" над отверстием. Синевато-зеленая жидкость полилась в дыру как раз в тот момент, когда появился палец.

     Она подействовала немедленно и страшно. Вязкая масса покрыла ноготь и кончик пальца. Он взбесился, выплясывая, словно дервиш, по краям небольшой окружности слива и разбрызгивая "Ракушку" сине-зеленым веером. Несколько капель попали на голубую рубашку Говарда и моментально прожгли в ней дыры. По их обгоревшим краям образовалось темное ожерелье, но рубашка была ему велика, и на грудь или живот ничего не попало. Другие капли обожгли правую ладонь, но он этого не почувствовал. Адреналин не просто поступал в кровь - он шел бурным потоком.

     Палец начал высовываться дыры - сустав за суставом. Он дымился, будто резиновый сапог, поджаренный на огромном вертеле.

     - Вот тебе! Кушать подано, сволочь! - вопил Говард, продолжая лить жидкость, а палец тем временем поднялся уже сантиметров на тридцать над отверстием, будто кобра корзинки укротителя. Он почти достиг горлышка пластикового флакона, вроде бы вздрогнул и вдруг мгновенно втянулся обратно в дыру. Говард нагнулся над раковиной и увидел лишь, как что-то белое промелькнуло в глубине. Столбы дыма еще валили оттуда.

     Он глубоко вздохнул, и это было ошибкой. Он втянул слишком много паров "Ракушки". Его вдруг отчаянно затошнило. Он вырвал в раковину и отошел в сторонку, все еще кашляя и тужась.

     - Я это сделал! - торжествующе закричал он. Его мутило от смешанных ароматов крепкой щелочи и горелого мяса. Тем не менее он был в восторженном состоянии. Он боролся с врагом и, благодарение Богу и всем святым, победил его. Одолел!

     - Ура! Ура, мать его так! Я его одолел! Я...

     Комок снова подступил к горлу. Он дополз до унитаза, все еще крепко сжимая бутылку "Ракушки" в правой руке, и слишком поздно понял, что Вай опустила бублик и крышку, когда утром вставала с трона. Его вырвало прямо на розовую крышку унитаза, и он рухнул без чувств прямо головой в свои собственные вержения.

     Вряд ли он долго был без сознания, потому что солнечный свет даже в разгар лета держался в ванной не более получаса - потом его заслоняли соседние здания, и помещение снова погружалось во мрак.

     Говард медленно поднял голову, ощущая, что все лицо у него вымазано липкой, вонючей дрянью. Еще лучше он ощущал другое. Царапающий звук. Он исходил откуда-то сну и приближался.

     Он медленно повернул голову, тяжелую, словно мешок с песком. Глаза у него расширились. Он захлебнулся и хотел закричать, но звук застрял в горле.

     Палец охотился за ним.

     Он достиг уже не менее двух метров и становился все длиннее. Он вытекал раковины жестокой дугой, образованной не менее чем дюжиной суставов, опускался до пола и снова загибался кверху ("Двойные суставы!" -с интересом отметил некий посторонний комментатор в его воспаленном мозгу). Теперь, постукивая по линолеуму, палец приближался к нему. Последние двадцать-тридцать сантиметров были обесцвечены и дымились, ноготь приобрел зеленовато-черный цвет. Говард подумал, что под первой фалангой должна обнажиться белая кость. Он был сильно обожжен, но никоим образом не растворился.

     - Убирайся, - прошептал Говард, и на мгновение все это чудовищное скопище суставов остановилось, напоминая картинку новогодней вечеринки, нарисованную сумасшедшим художником. Потом потянулся к нему. Последние полдюжины суставов огнулись, и конец чудовищного пальца обвился вокруг лодыжки Говарда Митры.

     - Нет, - взвгнул он, когда дымящиеся браться Гидроксиды Калия и Натрия проели ему нейлоновый носок и обожгли кожу. Он резко рванул ногу. Какое-то мгновение палец удерживал ее - он был очень силен, а потом отпустил. Говард пополз к двери; слипшаяся от рвоты копна волос застилала ему глаза. На ходу он попробовал оглянуться, но ничего не увидел сквозь этот колтун. Горло разблокировалось, и он давал какие-то лающие, жуткие звуки.

     Он не видел палец, по крайней мере временно, но слышал, как тот быстро гонится - тук-тук-тук-тук - вслед за ним. Все еще пытаясь оглянуться, он ударился левым плечом о стену. Полотенца снова свалились с полки. Он начал подниматься на ноги, и тут палец ухватил его своим обугленным, дымящимся концом за вторую лодыжку.

     Палец потащил его назад к раковине. Именно поволок назад.

     Говард дал животный вопль - такой звук никогда прежде не исходил вежливых голосовых связок аудитора - и ухватился за край двери. Вцепившись в него правой рукой, он отчаянно рванулся. Рубашка выбилась -под ремня, и шов под правой подмышкой треснул с тихим мурлыканьем, но ем удалось высвободиться, оставив врагу только обрывок носка.

     Он вскочил на ноги, обернулся и увидел, что палец снова на ощупь пробирается к нему. Ноготь на его конце сильно треснул и кровоточил.

     "Тебе нужен маникюр, дружок", - подумал Говард и выдавил смешок. Потом побежал в кухню.

* * *  Кто-то колотил в дверь. Изо всех сил.

     - Митла! Эй, Митла! Что там у вас происходит?

     Фини, сосед по лестничной площадке. Здоровенный, шумливый, вечно пьяный ирландец. Извините: здоровенный, шумливый, вечно пьяный, всюду сующий свой нос ирландец.

     - Я сам тут разберусь, мой друг болотной глуши! - крикнул Говард, направляясь в кухню. Он рассмеялся и отбросил волосы со лба. Попытка удалась, но через полминуты тот же колтун свалился на глаза. - Сам разберусь, уж не сомневайтесь! Можете пойти в банк и положить мои слова на свой счет!

     - Как ты меня назвал? - спросил Фини. Голос его, прежде подозрительный, сделался откровенно враждебным.

     - Заткнись! - заорал Говард. - Я занят!

     - Прекрати кричать или я вызову полицию!

     - Отвали! - рявкнул на него Говард. Не до него. Он убрал волосы со лба, и бац! - они снова там.

     - Я не намерен слушать такое дерьмо, тварь ты четырехглазая!

     Говард провел пятерней по склеенным рвотой волосам, а затем распустил их перед лицом небрежным, истинно галльским жестом - мне, мол, наплевать. Бесформенные оскллые куски пищи разлетелись по всем белым кухонным шкафам Вайолет. Говард не обратил на это внимания. Отвратительный палец хватал его за лодыжки, и теперь они горели, словно он прыгал через огненные кольца. Это его тоже не волновало. Он схватил коробку с электрическими садовыми ножницами. На картинке улыбающийся джентльмен с трубкой в зубах подстригал кусты вокруг родового поместья.

     - У вас там наркоманы собрались, что ли? - допытывался Фини на лестнице.

     - Проваливай, Фини, а то я тебя представлю моему другу! - крикнул Говард. Это высказывание показалось ему необычайно остроумным. Он подпрыгнул, ударившись головой о потолок кухни; волосы его торчали во все стороны острыми зубцами и илами, отблескивая желудочным соком. Он походил на человека, только что провернувшего бурное любовное дельце с тюбиком бриолина.

     - Ну ладно, - процедил Фини. - Ладно. Я вызываю полицию.

     Говард его не слушал. Деннису Фини придется подождать; нам надо поджарить рыбку покрупнее. Он достал электрические ножницы коробки, лихорадочно осмотрел их, увидел отделение для батареек и раскрыл его.

     - Сухие элементы, - со смехом бормотал он. - Прекрасно! Замечательно! Никаких проблем!

     Он с такой силой рванул один ящичков слева от мойки, что сорвал стопор: ящик перелетел через всю кухню, ударился о плиту и, перевернувшись, упал на пол с ужасающим лязгом и грохотом. Среди разной ерунды - плоскогубцы, ножи для рыбы, терки, разделочные ножи и мешки для мусора - там было и сокровище - коробка с батарейками, в основном девятивольтовыми, и сухими элементами. Все еще смеясь - видимо, он уже не мог перестать смеяться, - Говард опустился на колени и принялся разрывать эту кучу. Он успел сильно порезать ладонь лезвием разделочного ножа, когда доставал два сухих элемента, но обратил на это не больше внимания, чем на ожоги, полученные в единоборстве с пальцем. Теперь, когда Фини наконец заткнул свою ослиную ирландскую глотку, до Говарда снова донеслось постукивание. Но теперь не о раковину, хотя... нет, не там. Поврежденный ноготь стучал в дверь ванной... а может, и прихожей. Он же забыл захлопнуть дверь, вспомнилось ему.

     - Кто кого? - спросил Говард, а потом заорал: - КТО КОГО, Я СПРАШИВАЮ! Я ГОТОВ СРАЗИТЬСЯ, ДРУГ МОЙ! Я ТЕБЯ ВЫШВЫРНУ ПОД ЗАД И ПЛЮНУ ВСЛЕД ЖЕВАТЕЛЬНУЮ РЕЗИНКУ! ЛУЧШЕ БЫ ТЫ СИДЕЛ В РАКОВИНЕ!

     Он встал батарейки в гнездо, сделанное в рукоятки ножниц, и попробовал включить их. Никакого эффекта.

     - Дурак! - пробормотал Говард. Он вынул одну батареек, повернул ее другим полюсом и поместил обратно. На этот раз включенные ножницы зажужжали, щелкая в воздухе с такой скоростью, что толком их и нельзя было рассмотреть.

     Он направился к двери кухни, затем выключил прибор и вернулся к столу. Ему не хотелось тратить время на то, чтобы закрыть гнездо для батареек, когда он готовился к битве, но последний проблеск благоразумия убедил его, что иначе нельзя. Если у него соскользнет рука, когда он будет орудовать ножницами, батарейки могут вывалиться открытого гнезда, а что тогда? Все равно что идти на всю банду Джеймса с незаряженным ружьем. Итак, он попытался водрузить на место крышку для батареек, выругался, когда ничего не вышло, и попробовал повернуть ее другой стороной.

     - Эй, подожди меня! - кричал он через плечо. - Сейчас иду! Нам еще остается кое-что уладить!

     Наконец крышка стала на место. Говард промчался через гостиную с ножницами в правой руке. Волосы у него по-прежнему торчали зубцами и иглами. Рубашка, разорванная под мышками и в нескольких местах прожженная, свободно свисала с его круглого животика. Босые ноги шлепали по линолеуму. Обрывки носков болтались вокруг лодыжек.

     Фини заорал за дверью:

     - Я вызвал их, кретин! Я вызвал полицию и, надеюсь, те, которые приедут, все будут ирландцами болотной глуши, вроде меня!

     - Засунь их себе в задницу, - машинально пронес Говард, совершенно не беря в расчет Фини. Деннис Фини был в другой вселенной; только его квакающий голос едва доносился оттуда сквозь субэфирное пространство. Говард встал у двери ванной, словно полицейский телефильма...

     Только вместо "кольта" 38-го калибра кто-то по ошибке дал ему садовые ножницы. Он решительно нажал кнопку, расположенную на верху рукоятки ножниц. Глубоко вздохнул... и голос рассудка, уде едва мерцавший, в последний раз высказался, прежде чем умолкнуть навсегда:

     "Можно ли доверять свою жнь паре электрических ножниц, купленных на распродаже?”

     - У меня нет выбора, - пробормотал Говард, слегка улыбаясь, и шагнул внутрь.

     Палец по-прежнему высовывался раковины жесткой кривой, напоминая Говарду новогоднюю петарду, которая с отвратительным пуканьем бросается под ноги ничего не подозревающему прохожему, если хлопнуть по ней. Он схватил одну туфлю Говарда, приподнял ее и разочарованно поставил обратно на линолеум. По виду разбросанных вокруг полотенец Говард догадался, что несколько них палец пытался убить, пока не занялся туфлей.

     Злобная радость вдруг охватила Говарда - как будто внутри его головы, которая гудела, как с похмелья, зажегся зеленый свет.

     - Вот я, скотина! - завопил он. - Иди же ко мне!

     Палец прекратил играться с туфлей, поднялся, треща своими чудовищными суставами, и быстро поплыл в воздухе к нему. Говард включил ножницы, и они зажужжали в охотничьем азарте. Пока все хорошо.

     Обоженный, весь в пятнах кончик пальца качался перед его лицом, треснувший ноготь мистически перемещался взад-вперед. Говард бросился на него. Палец уклонился влево и обвил его левое ухо. Боль была адской. Говард одновременно ощутил ее и услышал неприятный треск, когда палец пытался отделить его ухо от головы. Он прыгнул вперед, схватил палец и, зажав его в левый кулак, начал резать. Ножницы резко дернулись, дойдя до кости, жужжание моторчика на высоких тонах перешло в нкий рев, но они и были рассчитаны на тонкие, жесткие ветки, так что ничего особенного. Абсолютно ничего. Настал второй раунд, настоящая суперигра, где счет действительно может мениться и Говард Митла загребет деньги лопатой. Кровь брызнула мелким дождиком, а потом обрубок отклонился назад. Говард следил за ним, а последние тридцать сантиметров пальца какое-то время свисали у него с уха подобно вешалке, пока не отпали.

     Палец бросился на него. Говард присел, и палец со свистом пролетел над головой. Он, конечно, слепой. В этом у него преимущество. Учитывая, как палец схватил его за ухо, - конечно, Говарда повезло. Он сделал выпад ножницами, как фехтовальщик, и отсек еще полметра пальца. Отрубленный кусок свалился на линолеум и корчился там.

     То, что осталось, пробовало втянуться обратно.

     - Нет, - запыхавшись, кричал Говард. - Нет, не уйдешь!

     Он побежал к раковине, поскользнулся в луже крови, чуть не упал, но сумел устоять. Палец исчезал в трубе, сустав за суставом, словно товарный поезд, скрывающийся в туннеле. Говард схватил его, попробовал удержать и не смог - палец скользил по его ладони, как промасленная бельевая веревка. Тем не менее он нанес удар и успел отсечь последние полметра пальца чуть выше того места, где он соприкасался с его кулаком.

     Он наклонился над раковиной (теперь затаив дыхание) и заглянул в черное отверстие. И опять увидел, как там стремительно исчезает нечто белое.

     - Возвращайся! - заорал Говард Митла. - Возвращайся, когда захочешь! Я тут буду ждать!

     Он обернулся и сделал резкий выдох. В ванной еще стоял запах средства для чистки раковин. Не до него, еще много дел. За краном с горячей водой лежал большой кусок мыла. Говард схватил его и швырнул в окно ванной; разбив стекло, мыло отскочило от мелкой сетки, установленной снаружи. Он помнил, как ставил эту сетку - как гордился этим. Он, Говард Митла, тихий бухгалтер, ПЕКСЯ О РОДОВОМ ПОМЕСТЬЕ. Теперь он знал, что значит на самом деле ПОПЕЧЕНИЕ О РОДОВОМ ПОМЕСТЬЕ. Неужели было время, когда он боялся зайти в ванную, потому что думал, что там сидит мышка и ее придется убить щеткой? Видимо, было, но то время - и тот Говард Митла - было уже древней стариной.

     Он осмотрелся. В ванной все было перевернуто вверх дном. На полу лужи крови и два обрубка пальца. Третий лежал в раковине. Мелкие брызги крови повсюду на стенах и зеркале. Ванна тоже залита кровью.

     - Ладно, - вздохнул Говард. - Пора убирать, мальчики и девочки. - Он снова взялся за ножницы и принялся резать обрубки пальца на мелкие кусочки, чтобы их можно было спустить в туалет.

     Полицейский был молодой, и был он ирландец по фамилии О'Бэннион. Когда он наконец появился, под дверью квартиры Митла и на лестнице уже толпилась кучка соседей. Кроме Денниса Фини, пылавшего яростью, вид у всех у них был озабоченный.

     О'Бэннион постучал в дверь, потом хрюкнул, а затем уже принялся колотить.

     - Ломайте ее, - предложила миссис Хавьер. - Мне на восьмом этаже было слышно.

     - Он спятил, - сказал Фини. - Наверно, убил жену.

     - Нет, - возразила миссис Дэттлбаум. - Она утром ушла, как обычно.

     - Она же могла и вернуться, - снисходительно заметил Фини, и миссис Дэттлбаум замолчала.

     - Мистер Миттер! - крикнул О'Бэннион.

     - Митла, - поправила миссис Дэттлбаум. - Через "л".

     - О черт, - разозлился О'Бэннион и поддал дверь плечом. Она распахнулась, и он вошел в квартиру, а Фини последовал за ним по пятам. -Стойте здесь, мистер, - остановил его О'Беннион.

     - Черта с два, - проворчал Фини. Он рассматривал кухню, где на полу валялись разбросанные инструменты, а шкафы были забрызганы блевотиной. Его маленькие глазки были исполнены любопытства. - Это мой сосед. И, в конце концов, я вызвал полицию.

     - Мне наплевать, хоть Москву вызывайте по горячей линии, - отрезал О'Бэннион. - Проваливайте к чертям или я заберу вас в участок вместе с этим типом Митли.

     - Митла, - поправил и неохотно вышел в прихожую, оглядываясь на то, что творилось в кухне.

     О'Бэннион отослал Фини в основном -за того, что не хотел, чтобы тот видел, как он растерян. Во-первых, раскардаш в кухне. Во-вторых, запах -за сильной вонью химической лаборатории ощущалось нечто другое. О'Бэннион опасался, что этим другим могла оказаться кровь.

     Он обернулся, чтобы удостовериться, что Фини совсем ушел, а не топчется в прихожей, где висели пальто, а затем осторожно двинулся в гостиную. Убедившись, что никто не смотрит, он выхватил пистолет кобуры. Заглянув в кухню, он убедился, что там пусто. Все верх дном, но пусто. А... что это налипло на шкафы? Он не уверен, но, судя по запаху... Звук позади него - легкое шарканье - прервал эту мысль, и он резко обернулся с пистолетом в руке.

     - Мистер Митла?

     Ответа не было, но снова послышалось шарканье. Из прихожей. Значит, либо в ванной, либо в спальне. Сержант О'Бэннион направился на звук, нацелив пистолет вверх. Он держал его точно так же, как Говард ножницы. Дверь ванной была распахнута настежь. О'Бэннион был вполне уверен, что звук доносится оттуда, как и тот подозрительный запах. Он пригнулся, затем толкнул дверь дулом пистолета.

     Ванная напоминала бойню в конце смены. Стены и потолок в потеках крови. Лужи крови на полу, широкие полосы снаружи и внутри раковины - вот где ее больше всего. Окно разбито, валяется пустой флакон средства для чистки раковин (вот откуда ужасный запах), мужские туфли в разных концах помещения. Одна них одрана в клочья.

     Когда дверь раскрылась шире, он увидел мужчину.

     Говард Митла, разделавшись с кусками пальца, забился в промежутком межу ванной и стеной. Электрические садовые ножницы лежали у него на коленях, но батарейки сели - видимо, кость оказалась все же прочнее веток. Волосы торчали во все стороны, как иглы дикобраза. На щеках и лбу запеклась кровь. Широко раскрытые глаза были совершенно пусты - такое выражение О'Бэннион всегда наблюдал у ненормальных.

     "Господи Иисусе, - подумал он. - Этот тип был прав - он таки убил жену. Во всяком случае, кого-то он убил. Но где же труп?”

     Он заглянул в ванну, но ничего там не увидел. Это было, казалось, самое подходящее место, но в то же время оно оказалось единственным, где не было ни одного пятнышка крови.

     - Мистер Митла? - спросил он. Он не целился прямо в Говарда, но дуло пистолета глядело куда-то рядом.

     - Да, это я, - ответил Говард отстраненным, вежливым тоном. - Говард Митла, аудитор, к вашим услугам. Хотите воспользоваться туалетом? Валяйте. Теперь вас ничто не побеспокоит. Думаю, эта проблема разрешена. По крайней мере на ближайшее время.

     - Гм, вы бы лучше отдали оружие, сэр.

     - Оружие? - Говард недоумевающе взглянул на полицейского, потом понял. - Вот это? - Он поднял ножницы для резки кустарника, и в первый раз дуло пистолета сержанта О'Бэнниона нацелилось на самого Говарда.

     - Да, сэр.

     - Разумеется, - пронес Говард. - Он равнодушно швырнул ножницы в ванну. Батарейки со стуком выскочили наружу. - Оно уже не действует. Батарейки сели. Но... что я говорил насчет туалета? По зрелому размышлению я вам все-таки не советовал бы.

     - Да ну? - Теперь, разоружив человека, О'Бэннион не представлял, как действовать дальше. Было бы гораздо проще, если бы существовала жертва. Он думал, что следовало бы надеть наручники на этого типа, а потом вызвать подкрепление. Единственное, что он знал точно, - ему следует убираться этой вонючей, жуткой ванной.

     - Да, - продолжал Говард. - В конце концов, подумайте сами, сержант: на руке пять пальцев... на одной руке, заметьте... а вы когда-нибудь задумывались, сколько выходов в подземный мир одной обыкновенной ванной? Считая отверстия кранов? Я насчитал семь. - Говард помолчал, а затем добавил: - Семь - это простое число, то есть число, которое делиться только на единицу и на себя.

     - Прошу подержать руки вместе, сэр, - предложил сержант О'Бэннион, отстегивая наручники от пояса.

     - Вай говорит, что я знаю всю на свете, - сказала Говард, - но Вай неправа. - Он медленно протянул руки.

     О'Бэннион присел на корточки и ловко надел браслет на правое запястье Говарда.

     - Кто это Вай?

     - Моя жена, - ответил Говард. Он уставился на сержанта пустыми, блестящими глазами. - Она спокойно идет в туалет, когда там есть кто-то еще. Она бы, наверное, и вас не постеснялась.

     Сержанта О'Бэнниона осенила ужасная, но вполне правдоподобная мысль: этот странный маленький человечек убил жену садовыми ножницами, а потом каким-то образом растворил труп жидкостью для чистки раковин - и все потому, что она не хотела убираться ванной, когда тот пытался промыть слив.

     Он защелкнул наручники.

     - Вы убили свою жену, мистер Митла?

     Говард, казалось удивился. Но тут же снова погрузился в странную, вязкую апатию.

     - Нет, - сказал он. - Вай у доктора Стоуна. Они ставят полную верхнюю челюсть. Вай говорит, это грязная работа, но кто-то же должен ее делать. Зачем мне убивать Вай?

     Теперь, когда этот тип был в наручниках, О'Бэннион более твердо ощущал почву под ногами.

     - Ну, похоже, кого-то вы все-таки убили.

     - Просто палец, - ответил Говард. Руки у него по-прежнему были протянуты вперед. Отблеск света лежал на цепочке наручников, словно капли ртути. - Но на руке не один палец. И потом, у руки есть хозяин. - Глаза Говарда бегали по ванной, уже погрузившейся в полумрак. - Я сказал, что он может приходить в любое время, но я тогда был в истерике. Я понял что... не справлюсь. Он рос, понимаете. Рос, как только попадал на воздух.

     Что-то вдруг плеснуло под закрытой крышкой унитаза. Говард скосил глаза в ту сторону. Сержант О'Бэннион тоже. Плеск повторился. Похоже, там билась форель.

     - Нет, я ни в коем случае не стану пользоваться туалетом, - твердо заявил Говард. - На вашем месте я бы крепился, сержант. Крепился, сколько мог, а потом пошел бы к мусорным ящикам.

     "Сматывайся отсюда, парень, - сказал он себе. - Держись, а то спятишь, как этот тип".

     Он взглянул на унитаз.

     - Не стоит, сержант, - предостерег Говард. - Явно не стоит.

     - Что здесь проошло, мистер Митла? - спросил О'Бэннион. - И что вы держите в унитазе?

     - Что проошло? Это как... как... - Говард напряженно искал сравнение, потом улыбнулся. Это была улыбка облегчения... но глаза по-прежнему не отрывались от закрытого унитаза. - Как "Поле чудес", -закончил он. - Вернее, как суперигра. Тема: "Необъяснимое".  Ответ последнего тура: "Потому что оно может проойти". А знаете, какой вопрос последнего тура, сержант?

     Остолбенело, не сводя с Говарда глаз, сержант О'Бэннион покачал головой.

     - Вопрос последнего тура суперигры, - пронес Говард охрипшим от бесконечного крика голосом, - таков: "Почему с хорошими людьми иногда происходят ужасные вещи?" Вот какой вопрос последнего тура. Это все следует хорошенько обдумать. Но у меня масса времени. Если только я не буду подходить... к сливам.

     Снова послышался плеск. На этот раз сильнее. Заблеванное сиденье начало дергаться вверх-вн. Сержант О'Бэннион встал, подошел туда и наклонился. Говард с интересом наблюдал за ним.

     - Суперигра, сержант, - сказал Говард Митла. - Сколько ставите?

     О'Бэннион минутку подумал... затем, схватившись за крышку унитаза, обречено сказал:

     - Ставлю все...