Джеймс Келли

                            Крошка-мошка-паучок

 

    

 

     Наконец после всех прошедших лет я обнаружила,  что отец мой еще жив и

украшает   собой   Строберри-Филдс.  Он  получил  по  заслугам,  решила  я.

Ретропригород годен лишь для  того,  чтобы  служить  убежищем  перепуганным

старцам.  Я всегда считала людей, населяющих подобные уголки, свихнувшимися

неудачниками.  Одно дело совершить экскурсию в выдуманный мир какого-нибудь

Диснейленда или Карфагена,  созданного Карлуччи, а вот жить там... Конечно,

и 2038 год вовсе не сахар, но сейчас все-таки лучше, чем сорок лет назад.

     Оказавшись на Блюджей-вей, возле дома 144, я отметила, что местечко-то

выглядит  много хуже,  чем мне представлялось.  СтроберриФилдс изображал из

себя  давно  позабытый  пригород  конца  двадцатого  столетия,   отличаясь,

впрочем,  стерильной монотонностью дешевого викторианского района.  Да, там

было чисто, да, там было опрятно, но все выглядело на редкость однообразно.

Потом, не в порядке был уже сам масштаб. Участки жались друг к другу, а все

дома как бы съежились - подобно мечтам своих владельцев.  Как будто  гаражи

на одну машину,  готовые модули,  отштампованные на заводе в виде ранчо, со

старинными двойными ставнями на окнах  и  разноцветной  обшивкой  стен:  то

золотой,  будто спелая рожь,  то красной,  словно трамвай,  то зеленой, как

лес.

     Конечно же,  никаких настоящих гаражей тут не было.  На таких  улочках

патрулировали  псевдо-"мустанги" и автобусы фирмы "Фольксваген".  Автомозги

их готовы в любое мгновение принять вызов от Барбары Чидли,  живущей рядом,

в   142-ом,  или  от  Гольцев,  соседей  напротив,  собравшихся  то  ли  на

Пенни-лейнс сыграть в кегли, то ли в госпиталь - помирать.

     На веранде 144-го стоял шезлонг,  покрытый голубым  нейлоном.  К  дому

вела  кирпичная дорожка,  разделявшая две полоски коврового мха,  зеленого,

словно во сне.  На всех соседних дверях  адреса  и  имена  владельцев  были

выведены крупными светящимися буквами;

     вне сомнения  в  Строберри-Филдс  случалось  много путаницы.  Этот дом

принадлежал Питеру Фэнси.  Родился-то он  Питером  Фанелли,  но  официально

принял  в  качестве фамилии свой сценический псевдоним вскоре после первого

успеха в роли принца в "Генрихе IV",  часть 1.  Я тоже Фэнси, имя оказалось

среди того немногого, что досталось мне от отца.

     Я остановилась  перед  дверью,  позволяя  ей  с ног до головы оглядеть

гостью.

     - Ты Джен, - сказала дверь.

     - Да.  - Я  умолкла,  дожидаясь,  пока  дверь  что-нибудь  скажет  или

откроется,  но так и не получила ответа.  - Дело в том, что мне хотелось бы

повидать мистера Фэнси.

     Ну и манеры у этого дома, хуже, чем у самого старика!

     - Он знает о моем визите.  Я послала  ему  несколько  писем.  Отец  не

ответил ни на одно из них, но я не стала упоминать об этом.

     - Минутку, - ответила дверь. - Она сейчас выйдет.

     Она? Мысль о том,  что здесь может оказаться другая женщина, просто не

приходила мне в голову.  Я давно потеряла следы  своего  отца...  и  вполне

сознательно.  Последний визит,  занявший целый вечер,  состоялся, когда мне

исполнилось двадцать.  Мама купила мне билет в порт Джемини,  где он  играл

Шекспира в космической программе. Орбитальная станция - штука великолепная,

однако находиться с моим родителем рядом - все равно что сидеть под  водой.

Кажется,  я  задержала дыхание на целую неделю.  После этого было несколько

случайных визитов,  пара неловких обедов,  все по его инициативе.  А  потом

молчание - целых двадцать три года.

     В общем-то я никогда не испытывала ненависти к отцу.  Когда он ушел от

нас,  я решила проявить солидарность с мамой,  порвав с  ним.  Если  Питеру

Фэнси  театр  дороже семьи,  то пусть он катится к черту.  Когда я выложила

свои чувства,  мама пришла в ужас. Она расплакалась и заявила, что виновата

в  разводе  не меньше его.  Я решила,  что это уж слишком:  в конце концов,

когда они расстались,  мне едва исполнилось одиннадцать.  В  этом  возрасте

просто необходимо оказаться на чьей-то стороне,  и я выбрала мать.  Она все

время пыталась уговорить "общую дочь" отыскать его, хотя подобные разговоры

вскоре начали бесить меня. Последние несколько лет она убеждала меня в том,

что я неправильно воспринимаю мужчин.

     Впрочем, моя матушка была умной женщиной.  Победительницей. Конечно, и

у нее случались неприятности, однако она основала три компании и к тридцати

пяти годам сделалась миллионершей. Мне очень не хватало ее.

     Звякнул замок,  и дверь отворилась.  В  полумраке  жилья  обнаружилась

крохотная  девчушка  в  клетчатом  -  белом  с  золотом - платьице.  Темные

кудряшки перехватывала лента.  На ней были короткие белые носочки и  черные

туфельки  от  "Мэри  Джейн",  сверкавшие  так,  как  может  сверкать только

пластик. На левой коленке красовалась полоска пластыря.

     - Привет, Джен. Я надеялась, что ты и в самом деле придешь.

     Голос малышки удивил меня - звучный, почти взрослый. С первого взгляда

мне  показалось,  что ей три года,  ну,  может быть,  четыре - я не слишком

хорошо разбираюсь в этом.

     Тут я сразу поняла, что передо мной андроид.

     - Ты совершенно такая,  какой  я  предполагала  тебя  увидеть.  -  Она

привстала  на  цыпочки  и  протянула вверх тоненькую ручонку.  Мне пришлось

нагнуться, чтобы пожать ее. Ладошка оказалась теплой, чуть влажной и весьма

правдоподобной  -  должно  быть,  собственность  Строберри-Филдс.  Мой отец

просто не мог позволить себе анда со столь натуральной кожей.

     - Пожалуйста,  входи.  - Взмахом руки она включила свет. - Мы так рады

видеть тебя!

     Дверь за моей спиной закрылась.

     Игровая комната занимала едва ли не половину крохотного домика.  Возле

одной  из  стен  была  устроена  миниатюрная  кухня.  У  раковины  сушились

игрушечные тарелки,  розовый холодильник едва доставал мне до груди.  Возле

обыкновенного  стола  находились  два  стула,  третий  оказался   складным.

Напротив располагалась кровать, укрытая смявшимся покрывалом с изображенной

на нем Тыковкой Патти.  Возле дальнего края матраса пристроилось  несколько

кукол и зверюшек. Я узнала почти всех: Винни-Пуха. Лунного человечка. Соню.

Фанка.  Обои тоже оказались знакомыми: Тотошка, Волшебник, Трусливый Лев на

фоне синих Жевунов.

     - Пришлось внести кое-какие изменения, - заметил анд. - Тебе нравится?

     Тут комната словно накренилась.  Я неловко шагнула вперед, и все вдруг

встало на свои места.  Мои куклы,  мои обои, шкаф с ящичками из дома бабули

Фанелли в Хайаннисе. Уставившись на хозяйку, я наконец узнала ее.

     Это была я сама.

     Мне показалось, что я получила пощечину.

     - Что-то не так?  - осведомился анд.  - Скажи, исправим. Я бросилась к

ней,  и девчонка отпрыгнула подальше. Не знаю, что бы я сделала, поймав ее.

Может  быть,  выбросила  через разрисованное окошко на клочок лужайки перед

домом или же трясла и трясла,  пока из нее не посыпались шестеренки. Но анд

ни в чем не виноват - в отличие от отца.  Мама никогда не стала бы защищать

его,  узнай она об этом.  Сукин сын.  Я просто не могла поверить: неужели я

трясусь от гнева после стольких лет безразличия.

     Внутренняя дверь   находилась   как   раз   за  полками,  уставленными

старомодными бумажными книгами.  Пройдя мимо,  я не стала смотреть на  них,

понимая, что обнаружу там Милна, Баума, Лагерлеф. На двери не было ручки.

     - Открой,   -  закричала  я.  Девчонка  не  отреагировала,  поэтому  я

толкнулась в дверь. - Эй!

     - Дженифер, - анд потянул меня за рукав. - Я должна попросить тебя кое

о чем...

     - Отстань! - Я прижала ухо к двери. Тишина.

     Я вновь толкнула дверь.

     В соседней комнате заголосил динамик:

     `...В центр Расселу, который переводит мяч Гавличку, который находится

в полном одиночестве прямо перед щитом,  он бросает...  И мяч отскакивает к

Бэйлору...`

     Эта идиотка решила заглушить меня.

     - Если ты немедленно не отойдешь от двери, - пригрозил анд, - я вызову

полицию.

     - И что она будет здесь делать?  - спросила я.  -  Давно  не  видевшая

своего отца дочь навестила его. Кстати, а какого черта ты тут делаешь?

     - Меня   приставили  к  нему,  Джен.  Твой  отец  больше  не  способен

самостоятельно справляться со своими делами. Я его официальный опекун.

     - Дерьмо!  - Я в последний раз пнула дверь,  не вкладывая,  впрочем, в

это  движение особого пыла.  Нечего удивляться тому,  что он уже переступил

эту грань. В конце концов, отцу уже почти девяносто.

     - Если хочешь,  давай присядем и поговорим,  - анд  указал  в  сторону

набивного  пуфика  банановой желтизны.  - Иначе мне придется попросить тебя

уйти.

 

     Всему виной потрясение,  которое  я  испытала  при  виде  андроида:  я

отреагировала, как задетая за живое девчонка. Однако я давно взрослая и мне

пора вести себя подобающим образом.  Я приехала сюда  не  для  того,  чтобы

Питер Фэнси вновь ужом пролез в мою душу.

     - Дело в том,  что я к вам по делу,  - сказала я,  открывая сумочку. -

Раз ты опекаешь его, значит, это тебе.

     Передав ей конверт,  я  уселась,  подобрав  под  себя  ноги.  Взрослой

женщине трудно изящно устроиться на набивном пуфике.

     Она извлекла чек.

     - От матери?  - И,  помедлив, добавила: - Как трогательно. Удивления я

не заметила.

     - Это чересчур щедро, - сообщила она.

     - Именно так я и подумала.

     - Она позаботилась о тебе?

     - Со мной все в порядке.  - Я не собиралась обсуждать завещание матери

с куклой, заменявшей моему отцу дочь.

     - Хотелось  бы  повидать  ее,  -  заметил  анд.  Опустив чек обратно в

конверт,  девчонка отложила его в сторону.  - Я  потратила  много  времени,

пытаясь вообразить мать.

     Мне пришлось  собрать  всю  волю,  чтобы  не  двинуть  ей как следует.

Конечно,  она андроид,  но однажды - если только она не сломается раньше  -

эта особа станет свободной гражданкой. Однако вместо мозгов у нее когнизор,

а сердце выращено в баке.  Как она может нарисовать  портрет  моей  матери,

располагая лишь теми небылицами, которые рассказал ей отец?

     - И насколько же он плох?

     Печально улыбнувшись, она покачала головой.

     - По-разному.  Он  даже представления не имеет о президенте Хуонге и о

землетрясении,  однако сцену с кинжалом из "Макбета" расскажет без запинки.

Я не стала говорить ему о смерти матери.

     - А он знает, кто ты?

     - Джен, я многолика.

     - У тебя мое лицо.

     - Ты - роль, которую я играю. - Она встала. - Не желаешь ли чаю?

     - Давай.  - Мне все еще хотелось узнать,  почему матушка завещала отцу

четыреста тридцать восемь тысяч долларов. Раз он не в состоянии открыть мне

причину, быть может, это сделает анд.

     Она отправилась на кухню,  открыла буфет и извлекла из него совершенно

обычную кружку. В крохотной ладошке небольшая посудина казалась ведерком.

     - Едва ли ты по-прежнему пьешь "Констант Коммент"?  Его  любимый  чай.

Я-то уже давно перешла на "Рафалло".

     - Отлично.  - Я вспомнила,  что в детстве отец заваривал нам чай одним

пакетиком, потому что "Констант Коммент" был весьма дорогим сортом. - Разве

эта фирма не закрылась?

     - Я  смешиваю  ингредиенты  сама.  И мне хотелось бы услышать от тебя,

насколько точен рецепт.

     - Выходит, ты знаешь мои вкусы? Она усмехнулась.

     - Итак, отец нуждается в деньгах? Звякнула микроволновая печь.

     - Среди  актеров  богатых  немного,  -  пояснила  девчонка.   Помоему,

микроволновок  в  шестидесятые годы еще не было,  однако на Строберри-Филдс

никогда  не  гонялись  за  исторической  точностью.  -  Особенно  тех.  кто

испытывает слабость к Шекспиру.

     - Тогда  почему он живет здесь,  а не в какой-нибудь трущобе?  И каким

образом он мог позволить себе завести андроида?

     Взяв щепотку сахара указательным и большим пальцами, она высыпала ее в

чашку.  Я  так  делаю  до  сих  пор,  но  только когда меня никто не видит.

Отвратительная привычка;  мама все ругала отца за то,  что он научил  этому

меня.

     - Я  подарок,  -  достав  пакетик  с чаем из банки в виде желудя,  она

опустила заварку в кипящую воду.  - От мамы. Девчонка предложила мне чашку,

и я приняла ее.

     - Не может быть.

     - Если хочешь,  могу солгать.  - Отодвинув от стола складной стул, она

развернула его ко мне.  - Родители не рассказали нам о себе  почти  ничего,

Джен. И я всегда гадала, почему так получилось.

     Я чувствовала  себя  полной  дурой.  Как будто бы вдруг очнулась после

тридцатилетнего сна.

     - Она подарила тебя?..

     - А кроме того, купила этот дом и оплачивала все его счета.

     - Но почему?!

     - Тебе лучше знать,  - ответил анд.  - Я надеялась услышать  ответ  от

тебя.

     Я не  знала,  что  говорить  и как реагировать.  Поскольку в руке была

чашка чая,  я отпила.  На мгновение запах чая и  апельсиновой  цедры  вновь

перенес меня к тому дню,  когда девочкой я сидела на кухне бабули Фанелли в

мокром купальнике и пила "Констант Коммент",  который отец заварил, чтобы я

не  выбивала  дробь  зубами.  Сосновые  стены  тогда глядели на меня карими

глазками,  а зеленый линолеум сделался скользким  -  с  купальника  натекла

целая лужица.

     - Ну и как?

     - Ничего,  -  заметила  я  рассеянно  и  приподняла  чашку.  - Да нет,

отлично, совсем как в детстве.

     Она захлопала в ладоши и продолжила:

     - А теперь расскажи мне, какой была мама?

     Совершенно немыслимый вопрос,  и я  попыталась  не  заметить  его.  Мы

замолчали,   высматривая   друг   друга   через   разверзнувшуюся  пропасть

пережитого. Вопрос утонул в безмолвии.

     Мама умерла всего три месяца назад. Мне вспомнилось, как после развода

с отцом она всегда отвечала на мои звонки, если только оказывалась у себя в

офисе,  даже  когда  было  уже  очень  поздно:  как  умело  надавливала  на

воображаемые тормоза,  когда я пыталась завезти ее куда-нибудь не туда: как

я была благодарна за то, что она не стала устраивать сцену, узнав, что мы с

Робом разводимся.  Вспомнилось, как в четырнадцать лет она на год отправила

меня в Антибу,  вспомнился запах ее духов на отцовских премьерах, их вальсы

в патио нашего дома в Уолтеме.

     `Уэст ринулся с мячом вперед...`

     Набивной пуфик,  на  котором я сидела,  был развернут к окну.  За моей

спиной - я услышала это - возле книжных полок открылась дверь.

     `Джонс и Гудрич идет в атаку...`

     Я оглянулась. Великий Питер Фэнси совершал свой выход на сцену.

 

     Мама когда-то говорила мне,  что отец принадлежал к тому типу актеров,

в которых просто невозможно не влюбиться. Он пользовался огромным успехом в

ролях  Стенли  Ковальски  в  "Трамвае...",  Ская  Мастерсона  в  "Парнях  и

куколках"  и  виконта де Вальмона в "Опасных связях".  Годы успели источить

его красоту,  однако не  сумели  полностью  справиться  с  ней:  издали  он

по-прежнему был хорош. Коротко стриженные волосы сохранились, только голова

стала седой.  Прекрасные скулы остались на месте, и подбородок был таким же

точеным,  как  в день первой пробы.  Серые глаза смотрели куда-то вдаль - с

легкой задумчивостью, - словно внимание их всецело поглощала. скажем, война

Алой и Белой Розы.

     - Джен. - спросил он, - что здесь творится?

     Голос отца  сохранил  прежнюю мощь и без всякого микрофона добрался бы

до любого закоулка второго яруса.  На миг мне показалось, что он обращается

ко мне.

     - У нас гости,  папуля,  - сказал анд писклявым голоском четырехлетней

девочки, полностью заставшим меня врасплох. - Это леди.

     - Я прекрасно вижу,  что леди,  моя милая,  - вытащив руку из  кармана

джинсов,  он  прикоснулся  к пульту на поясе,  и экзоноги чопорной поступью

перенесли его через комнату. Он представился: - Питер Фэнси.

     - Это миссис из Строберри-Филдс.  - выглянув из-за отца,  анд метнул в

меня  взгляд,  полностью  определивший условия моего дальнейшего пребывания

здесь: если я разрушу иллюзию, меня выставят. - Она зашла проверить, все ли

в порядке у нас дома.

     Я поднялась с пуфика,  и отец наделил меня игривой,  улыбкой,  из тех,

что были превосходно мне знакомы.

     - А как у этой миссис насчет имени?  -  Должно  быть,  он  только  что

побрился:  когда  отец  подошел  ближе,  я заметила парочку свежих царапин.

Возле уха остался клочок седой щетины.

     - Ее зовут миссис Джонсон, - объяснил анд. Фамилия моего бывшего мужа,

но я никогда не становилась Дженифер Джонсон.

     - Вот что,  миссис Джонсон, - сказал он, зацепив карманы брюк большими

пальцами. - В нашем туалете идет ржавая вода.

     - Я...  э...  постараюсь,  чтобы это исправили.  - Я уже не знала, что

говорить дальше,  когда меня вдруг осенило. - На самом деле я пришла совсем

по другому поводу.

     Андроид заметно напрягся.

     - Не знаю,  видали вы когда-нибудь наш  местный  бюллетень  "Вчера"...

Дело  в  том,  что  я  переговорила с вашей соседкой,  миссис Чизли,  и она

рассказала мне,  что раньше вы были  актером.  Нельзя  ли  получить  у  вас

интервью?  Несколько вопросов,  если у вас найдется время.  Я подумала, что

вашим соседям...

     - Был?!  - переспросил он,  сразу подтянувшись. - Когда-то?.. Мадам, я

остаюсь актером и всегда буду им.

     - Мой папочка - знаменитость,  - вставил анд. Меня чуть не перекосило:

именно так я и говорила когда-то. Отец прищурился:

     - Так как, вы сказали, вас зовут?

     - Джонсон, - ответила я. - Джейн Джонсон.

     - Значит, вы репортер? Скажите, а вы точно не критик?

     - Не  имею  к  этой  братии  ни  малейшего  отношения.  Отец   казался

довольным.

     - Питер   Фэнси,  -  он  протянул  руку.  Покрытая  пятнами  костлявая

старческая ладонь трепетала, как отражение в озере. Те чары - или искусство

хирурга,  -  что  сохранили лицо моего отца,  явно не распространяли своего

действия на его руки.  Их дряхлость настолько смутила меня, что, задержав в

своей  руке  холодную  ладонь,  я три или четыре раза пожала се.  Кожа была

суха, как листы мертвых книг. Он махнул в сторону пуфа.

     - Присаживайтесь, - попросил он. - Располагайтесь. Когда я устроилась,

он прикоснулся к пульту и подошел к разрисованному окну.

     - Барбара Чизли - сломленная старая женщина.  И я не стал бы обедать с

ней ни при каких обстоятельствах.  Сказав  это,  он  принялся  разглядывать

улицу.

     - Да, папочка, - вякнул анд.

     - По-моему,   она  голосовала  за  Клинтона,  так  что  теперь  нечего

жаловаться.  - Очевидно,  удовлетворившись тем,  что подслушивающих соседей

вблизи  не  оказалось,  он  прислонился  к подоконнику,  обратившись ко мне

лицом.

     - Миссис Томпсон,  сегодняшний день может оказаться  удачным  для  нас

обоих. Я хочу сделать заявление. - Он сделал эффектную паузу. - Я подумываю

о роли Лира!

     Анд опустился на один из небольших стульчиков.

     - О, папочка, это великолепно'

     - Единственная роль из большой четверки,  которую я не сыграл. В 99-ом

мы  должны были сниматься в Стратфорде,  штат Онтарио;  Корделию предстояло

играть Полли Мэтьюз. Вот это была актриса, умела растрогать даже камень. Но

тут  у моей жены Ханны настала очередная плохая пора,  и мне пришлось взять

на себя Джен.  И мы вдвоем засели в домике моей матери, на Мысе; весь сезон

я утюжил пляж.  А когда Ханна вышла из клиники,  она решила,  что больше не

хочет жить с безработным актером.  Тогда-то и мне пришлось затянуть ремень.

Впрочем,  наверное,  это к лучшему. Мне было тогда только сорок восемь. Для

Гамлета слишком стар,  а для Лира  слишком  молод.  Как  вы  знаете,  моего

Гамлета  приняли отлично.  Ребята с Пи-Би-Эс уже делали заходы относительно

записи,  но  тут  Би-Би-Си  решила  выпустить  шекспировский  сериал  этого

доктора...  как там его звали?..  Ах да,  Джонатан Миллер. И поэтому вместо

Питера Фэнси мы получили Дерека Якоби,  не придумавшего ничего лучшего, чем

кататься  по сцене,  с пеной у рта выкашливая строчки,  словно взбесившийся

енот!  Можно подумать,  он увидел инопланетянина, а не призрак собственного

отца...  Вот  вам и еще одна упущенная возможность,  хотя,  конечно,  я был

тогда слишком молод.  Опыт - важная штука,  правда?  Поэтому мне еще  нужно

сыграть Лира. Неоконченная работа... Мое возвращение...

     Он поклонился,  потом  торжественно повернулся,  так что я увидела его

профиль в рамке окна.

     - Где был я раньше?  Где я нахожусь?  Что это,  солнце?  -  он  поднял

трясущуюся руку и заморгал, не узнавая ее. - Что ответить? Моя ль это рука?

Не поручусь.

     Внезапно анд вскочил на ноги.

     - О.  сэр,  взгляните на меня,  -  прозвучал  ее  детский  голосок.  -

Благословите.

     - Не  смейся  надо мной,  - отец мой креп на глазах в потоке утреннего

света.- Я старый дурень восьмидесяти с лишним лет. Боюсь, я не в своем уме.

     Он украдкой  бросил  взгляд  в  мою  сторону,  проверяя   реакцию   на

импровизированное   представление.   Строгий   взгляд   остановил  бы  его,

неосторожное слово могло раздавить.  Возможно,  мне стоило заговорить, но я

боялась, что он вновь заведет речь о маме, открывая мне то, чего я знать не

хочу. И я смотрела на него, прикованная к месту.

     - Признаться,  я начинаю что-то понимать...  - он на мгновение опустил

руку на голову анда, - и кажется, я знаю, кто вы оба.

     Отец прикоснулся к пульту,  экзоноги понесли его через комнату ко мне.

Приближаясь, он словно бы сбрасывал с себя лишние годы.

     - Поймите,  я не знаю,  где я,  своей одежды я не узнаю, где я сегодня

ночевал,  не помню.  Пожалуйста,  не смейтесь надо мной! Поспорить с вами я

готов, что это - дитя мое. Корделия.

     Он глядел прямо на меня,  пронзая деланное безразличие к ране, которую

я  носила  в себе все эти годы,  ране,  так и не зарубцевавшейся с тех пор.

Тоненький и грустный голосок в душе моей пищал:  "Ты оставил меня и получил

по заслугам". Я почти дрожала.

     Анд воскликнул:

     - Это я! Я!

     Она отвлекла его. И смятение сразу же лишило его сил.

     - Что это, слезы на твоих щеках? Да, это слезы. Не плачь. Дай яду мне.

Я отравлюсь. Я знаю, ты меня не любишь. Отец умолк, морща лоб.

     - Там еще что-то о сестрах, - пробормотал он.

     - Да, - напомнил анд. - Сестры твои меня терзали без вины.

     - Нечего скармливать мне  затертые  строчки!  -  завопил  он.  -  Черт

побери, все-таки я Питер Фэнси!

     Когда она утихомирила его,  мы сели за ленч. Она позволила ему сделать

сэндвичи с арахисовым маслом и бананами,  а сама  разогрела  кэмпбелловский

суп  с томатом и рисом,  который подала в старомодной кастрюльке.  Сэндвичи

вышли нескладными:  отец никогда не умел  их  делать.  Девчонка  попыталась

уговорить  его  рассказать  мне о лилейнике.  так красиво расцветшем позади

дома,  в саду,  или о старом Бостонском парке,  или о том завтраке у  Буша.

пригласившего  их  с мамой.  Она попыталась выяснить,  что он предпочтет на

ужин - блюда,  заказанные по ТВ или мясной пирог в формочке. Однако отец не

поддался ни на одну из ее уловок. Но съел только половину тарелки супа.

     Отодвинувшись от стола,  он объявил,  что ей пора поспать.  Девчонка в

ответ учинила легкий скандальчик,  хотя было ясно,  что устал именно  отец.

Однако это представление чуточку взбодрило его.

     - Ладно,  дорогая,  - согласился он, - разок сыграем, но только разок,

иначе вечером будешь капризничать.

     Они устроились рядышком на постели девчонки.  Отец  затянул  и  девица

немедленно присоединилась.

     - Крошка-мошка-паучок забрался повыше.

     Их жесты  отражали друг друга почти как в зеркале,  только ветхие руки

отца действительно напоминали поднимающихся по ниточке пауков.

     - Хлынул дождь, и паучка тут же смыло с крыши.

     - Вышло солнышко и враз осушило лужи.  Паучок на крышу влез и опять не

тужит.

     Когда руки отца вновь взлетели, она хихикнула и прижалась к нему. Отец

опустил руки, отвечая на объятие.

     - Умница моя! Моя Дженни!

     Выражение его лица свидетельствовало: это не спектакль. Для него сцена

была столь же реальной,  как и для меня. Невзирая на все старания, я до сих

пор помнила, как мы играли вместе: папочка и дочечка, папка и дочка.

     И ждали, когда придет мама.

     Он поцеловал ее, и девчонка зарылась под одеяло. Глаза мои защипало.

     - А когда ты вернешься домой, - спросила она, - если уедешь играть?

     - Что играть?

     - Ну, эту пьесу. О короле и дочерях.

     - Дженни,  такой пьесы нет, - он взъерошил пальцами ее черные кудри. -

Есть пьеса о короле и дочери.  Но я никуда от тебя не уеду.  Не беспокойся.

Еще раз этому не бывать.

     Неловко поднявшись на нетвердых ногах, он оперся рукой о шкаф.

     - Покочи ночи, - сказала девочка.

     - Спи сладко, моя милая, - пожелал отец. - Я тебя люблю.

     - И я тебя тоже.

     Я ждала слов,  обращенных ко мне, однако отец как будто совсем забыл о

том,  что  в  комнате  находится  кто-то еще.  Он проковылял через детскую,

открыл дверь в свою спальню и вышел.

     - Прости его, - сказала девочка, - но опять почти взрослым голосом.

     - Не за что,  - отозвалась я и закашлялась:  что-то попало в горло.  -

Все отлично.

     - Обычно  он  держится  бодрее.  А  иногда  возится в саду.  - Девочка

откинула одеяло и спустила ноги с кровати.

     - Это радует.

     - Я хорошо забочусь о нем. Кивнув, я потянулась к кошельку.

     - Вижу. - Надо было идти. - Ты довольна? Она пожала плечами.

     - Он мой папа.

     - Если вам чего-то не хватает, я хотела бы помочь.

     - Спасибо. У нас все есть.

     Передо мной открылась дверь, однако я не спешила выходить.

     - А что будет... потом?

     - Когда он умрет?  Мои обязанности закончатся.  Он обещал оставить мне

этот  дом.  Я знаю,  что ты будешь оспаривать это решение,  но мне придется

продать его, чтобы оплатить двадцать лет техобслуживания.

     - Нет-нет. Все в порядке.

     Подойдя к двери,  она поглядела на меня снизу  вверх.  Крохотная  Джен

Фэнси перед женщиной, которой ей не суждено стать.

     - Ты ведь понимаешь,  что он любит тебя, - сказала она. - Я всего лишь

суррогат.

     - Он любит свою малышку,  - ответила  я.  -  Ко  мне  эти  чувства  не

относятся - мне уже сорок семь.

     - Если бы ты  сумела  принять  их...  Интересно,  не  потому  ли  мама

устроила все это? Впрочем, не знаю. Разбирайся сама.

     - Наверное, ей было просто жалко его. Мать была умной женщиной.

     - Итак,  миссис Фэнси,  надеюсь, вы когда-нибудь вновь посетите нас. -

Ухмыльнувшись,  девочка пожала мою руку.  - Папа обычно пребывает в хорошем

настроении после дневного сна.  Он  сидит  в  этом  шезлонге  и  дожидается

появления грузовичка с мороженым.  Он всегда покупает нам какое-нибудь.  Но

любимое у нас - "Желтая субмарина".  Ванильное, со одиночными завитушками и

покрытое белым шоколадом. Название странное, но вкусное.

     - Да, - ответила я. - Мне будет очень приятно.

 

     Перевел с английского Юрий СОКОЛОВ